Белый волчара, одетый в кожаный прикид байкера, без нашивок клана, буквально ворвался в приемный покой городской больницы, когда на улице уже изрядно стемнело. Он отодвинул сунувшегося было к нему охранника, коротко рыкнул на санитарку, которая попыталась остановить нарушителя порядка, устало провел лапой по запыленной морде, сдернул с головы бандану и, шурша косухой, решительно пошагал к кабинету дежурного врача. Бригада скорой, коротавшая дежурство в приемном покое за игрой в карты только проводила его настороженными взглядами, кто их знает, этих безбашенных, может оказаться и вооруженным, может и обдолбанным в хлам, но усталые запавшие глаза успокоили мускулистых фельдшеров, а водитель кареты вздохнув опустил обратно, в карман форменной куртки, уже почти вынутый на свет божий короткий крупнокалиберный револьвер:

- Сдавай, что-ли. Этот не буянить пришел, по глазам видно. Горе у него.

- Ага, а ты Михалыч, самый умный… - охранник-питбуль подошел к игрокам, растирая плечо, на котором на секунду сомкнулись волчьи пальцы - …Вот сразу глянул и диагноз готов.

- Сарказм? Или сам ничего не видишь? – выдр-водитель усмехнулся в усы – Молодой еще, зеленый… Ничего, постоишь тут годик-другой, сам начнешь чуять. А в драку лучше не лезь - от него смертью пахнет. Зашибет и не заметит. – после чего снова уткнулся в карты.

А белый, тем временем, не обращая внимания на возмущенный писк мыши-регистраторши и прыснувших в сторону, с его дороги, молоденьких медсестер-зайчих, вышагивал по коридору, жестко вбивая ступни в мягкий ковролин покрытия. Надо было спешить. Надо! И он спешил. Уже не первый день и не первую ночь. И не успевал… Жутко хотелось задрать морду к белому потолку, залитому слепым светом ночных ламп, и завыть. Завыть так, чтобы услышала боль разрывающейся на куски души государыня Луна, что царит в ночном небе, чтобы встрепенулся Предок, на обратной, невидимой ее стороне, чтобы выплеснуть все отчаяние, которое сжигало белого изнутри. Но допустить такое означало потерять последнюю капельку надежды, которая еще оставалась в глубине сердца, потерять честь.

Больничные запахи забивали нос, заставляли морщиться и тереть свербящую мочку, а волк скользил по коридору к одному ему ведомой цели. Не видя никого и ничего вокруг.

- Стойте, батенька! – мягкая, но сильная лапа захватила волчару за запястье – Посещений сейчас нет. Вам… Ой…

Волк едва успел остановить удар в паре миллиметров от горла схватившего его за лапу кота в белом халате, с бейджиком дежурного врача на кармане.

- Извините, доктор. – голос белого был наполнен дикой усталостью, но лапа-копье, касавшаяся когтями гортани перепуганного врача была направлена очень точно и твердо – Извините… - обтянутые кожей плечи дрогнули и лапа упала вниз – Я на лапах уже пять суток… Как только узнал, что случилось… Через весь континент… Она здесь, я знаю. Что с ней? Как она? – теперь в хриплом простуженном баритоне слышались мольба и отчаянная надежда – Я должен быть рядом! Просто обязан…

- Что вы себе позволяете? – все еще не отошедший от испуга кот распушил шерсть – И вообще, покиньте больницу или я вызову… - взгляд врача наконец сфокусировался на открытых перед его носом карманных часах, которые волк держал на ладони, точнее на чем-то находящемся на их крышке – Хммммм… - тут до него начал доходить смысл сказанного – Пять суток? За мной. Немедленно! – после чего резко развернулся и, распахнув дверь кабинета, из которого только что вышел и уже через плечо прошипел – Да не стой ты столбом!

Белый защелкнул часы и шагнув, вслед за котом, через порог, закрыл за собой дверь. Внутри оказался обычный кабинет-дежурка. Пропахший дезинфектантом, бумагами и крепким кофе. Стол, несколько стульев, шкафы-стелажи для препаратов неотложной помощи и документов, пара тумбочек, белая матерчатая ширма и клеенчатая кушетка. Словом, все как везде, ведь тот, кто видел один такой кабинет, может сказать, что видел их все.

Кот, молча, ткнул пальцем в кушетку и белый, скинув тяжелую косуху, уселся на нее. Теперь врач был в своей стихии и приготовился уже высказать этому вторженцу все, что думает и ощущает, но разноцветные глаза волка умоляли, а опущенные на колени лапы, с которых тот стянул армированные перчатки-беспальцовки, слегка подрагивали.

- Так-с… - шерсть на спине кота улеглась, а хвост уже не напоминал ершик, которым моют бутылки – Что тут у нас? Мда, батенька, наморду все признаки переутомления. Убить себя желаете? Сейчас я вызову сестру, она отведет вас в палату, вкатает слоновую дозу успокоительного, а когда проспитесь… - кот довольно фыркнул - … дня через два-три, под капельницей, тогда и поговорим.

- Нет. – в глубине волчьих глаз начал разгораться мрачный огонь – Нет. Я…

- Да-да, быть рядом… - кот покачал головой, поправил очки на носу. Почему он не нажал тревожную кнопку, для вызова полиции, он и сам сейчас не понимал, но этот странный пришелец был одновременно и проблемой и загадкой, которую пытливый ум медика пытался решить - …И вообще, кто вы для нее? Родственник? И как насчет документов?

- Я? – на секунду волк смутился – Нет, не родственник. Пока. Ну, она и я… Она моя… Мы… - его правая лапа дернулась, и на безымянном пальце блеснуло широкое серебряное кольцо, покрытое сложной резьбой - …помолвлены.

Кот присмотрелся к этому, почти незаметному на белой шерсти, украшению и его янтарные глаза сузились. Он уже видел точно такое же. Только куда более изящное, и с более узким ободком, надетое на тонкий пальчик. Причем буквально полчаса назад, во время обхода. Вздохнув, он ловко подцепил задней лапой стул на колесиках и, подтянув его к себе, и уселся прямо напротив волка.

- Да уж, сударь мой, задали вы задачку. Она в коме. В стерильном боксе. И туда нельзя. Сидеть! – маленький пушистый доктор грозно рыкнул на здоровенного волка, который чуть не сорвался с места – В реанимацию никому нельзя! Даже мне. Даже вам. Все в лапах Неба. Но чтобы она дожила до утра нужно чудо…

- До утра.. – поникший было волчара неожиданно собрался и на посеревших губах появилась жесткая улыбка, а в глазах вместо боли и отчаяния зажглась мрачная решимость – Чудо… Значит, я все-таки успел…

Потом, через много лет, кот, будучи уже маститым профессором и известным хирургом, вспоминал этот разговор и сам не мог понять, как он попал под обаяние этого странного гостя и, было ли вообще все это, не приснилось ли ему, но каждый раз переводя взгляд на запертый шкаф, убеждался в реальности произошедшего.

Как ни странно, дальнейший разговор продолжился далеко за полночь. О чем он шел, что было сказано, кот уже не вспомнил, но мог поклясться, что волк не причинил ему ни малейшего вреда, вел себя смирно и лишь уши белого, увенчанные маленькими черными кисточками, постоянно находились в движении, ловя малейшие звуки, доносящиеся из коридора. Вместо усталого до последнего предела странник прямо перед ним сидел готовый к смертельной схватке воин. Воин, ждущий последнего боя. И знающий, что враг уже рядом и никуда не денется. В какой-то момент волк поднялся с кушетки, и его шерсть вспыхнула тонким прозрачным пламенем, окутавшим всю фигуру:

- Оставайтесь здесь, доктор. Это никому не угрожает, кроме меня. Он идет! – после чего даже не глянув на оставшиеся лежать на клеенчатой поверхности косуху и перчатки, вышел в коридор, взмахнув на прощание хвостом. Щелкнул замок, а кот остался сидеть на стуле, с недопитой чашкой медленно остывающего кофе в лапах. Больше он своего гостя не видел. Никогда.

Волк закрыл за собой дверь и встал посреди коридора, ведущего к реанимационным боксам. Во внезапно наступившей темноте его фигура казалась призрачной, разноцветные глаза сверкали, словно багровое адское пламя и промороженное до дна горное озеро. А от приемного покоя шествовал он. Укутанный в черный балахон с глухим капюшоном, скрывающим голову и морду, с тускло поблескивающей косой в лапе. Беззвучно и неотвратимо. Жнец, пришедший собрать предназначенный ему урожай. Только два уголька в глубине капюшона, только бесшумная поступь, только мертвенный холод… Смерть!

Белый шагнул навстречу Жнецу и поднял правую ладонь в запрещающем жесте отстранения:

- Стой. – голос волка был совершенно спокоен – Дальше дороги нет.

- Тс-с-с-ты меня видиш-ш-ш-ш-шь с-с-с-смертный… - Жнец замедлил движение, но продолжил скользить по коридору – Понятно… Мертвый глаз и древняя кровь… С-с-с-с дороги, с-с-с-смертный. Я иду за тем, что мое по праву. И заберу это. С-с-с-с дороги или учас-с-с-сть твоя будет ужас-с-с-сна. Не с-с-с-спорь с-с-с-с-со С-с-с-смертью!

Коса в лапах Жнеца угрожающе поднялась, но белый не сдвинулся с места.

- Дальше. Дороги. Нет. – левая лапа волка тоже поднялась рядом с правой – Если. Хочешь. Пройти. Сразись. Со мной!

Жнец остановился, склонил голову к плечу и неожиданно засмеялся. Его смех был дребезжащим, режущим слух, вызывающим зубную боль и заложенность в ушах:

- С-с-с-смертный, ты дурак… ЧТО ты можеш-ш-ш-шь? Чем ты будеш-ш-ш-шь с-с-с-сражатьс-с-с-ся? Голыми лапами? Я вс-с-с-се равно получу то, за чем приш-ш-ш-шел.

Серое лезвие косы вспороло воздух прямо перед выставленными ладонями волка, обдав его ледяным ветром.

- Беги, с-с-с-смертный, беги… Пока можеш-ш-ш-шь. Я ведь и за тобой приду. Но не с-с-с-сейчас-с-с-с, намного позже… Беги!

- Нет. – волчара глубоко вздохнул и уставился прямо в глаза-угольки Жнеца – Мне есть чем ответит. – его лапы внезапно расслаблено упали, а на губы вернулась жесткая, даже жестокая улыбка – Приди! Пламень, рассекающий темноту, тот, что чернее, чем сама тьма и светлее света! Пой свою песню о, Шиннен но-Хоши о Терасу!

Левая ладонь волка сжалась, но она уже не была пустой. Пальцы сомкнулись на эфесе длинной, изящно изогнутой катаны. Беспросветно черный клинок, в глубине которого мерцали клубки звезд и созвездий, поднялся, и его острие указало прямо на провал под капюшоном Жнеца:

- Мне есть чем ответить. Прими же мой вызов, синигами-сан.

- Да! Древняя кровь, я не ош-ш-ш-ш-шибс-с-с-ся. Но даже клинок душ-ш-ш-ши не с-с-с-сможет ос-с-с-становить меня. И ты это знаеш-ш-ш-шь, с-с-с-с-смертный.

- Не остановит. Ничто не остановит Смерть. Но задержит. – теперь волк улыбался во всю пасть, демонстрируя острые клыки, по его морде бежали языки алого пламени, складываясь в круг на лбу и обводку вокруг глаз – Я не смогу победить тебя, синигами-сан, но задержу до рассвета. И ты это знаешь. А если она доживет до восхода…

- Дурак… Я с-с-с-свое получу в любом с-c-c-cлучае…

- Но не сейчас. Ты не выполнишь свою миссию. Хотя, если хочешь, могу предложить тебе другой вариант, синигами-сан.

- Какой? Что может с-с-с-смертный предложить Жнецу?

- Обмен. Жизнь за жизнь, душу за душу. Ты возьмешь меня, а не ее.

- Дурак! Ты знаеш-ш-ш-шь, что это значит? – Жнец замер, всматриваясь в пылающие глаза волка. Этот сумасшедший был готов драться и битва эта была не нужна, была запретна, но волк уже перешел грань, за которой можно было повернуть назад, он сжигал оставшиеся резервы своего тела, не оставляя ничего и не сожалея ни о чем. И результат боя предсказать не мог никто. Тем более, что клинок, призванный этим бешеным, мог ранить и бесплотных и бессмертных врагов. Пока не сломлен боец, не сломается и меч, зовущийся Сиянием звездной бездны.

- Знаю. – белый мягко развернулся, принимая классическую боевую стойку кен-дзюцу – Знаю. Решай, синигами-сан. Или битва или моя душа. В обмен на ее душу.

- Дурак… - Жнец опустил косу и покачал головой - Да будет так. Ты выбрал свою участь смертный – призрак смерти внезапно перестал шипеть и плеваться во время разговора – Опусти свой меч и готовься…

- Не здесь. – клинок в лапе волка опустился и истаял прозрачным дымком, возвращаясь в иные планы бытия – Сделай это не здесь. Тут дом врачевания и милосердия.

- Хорошо. Иди за мной… - Жнец развернулся и поплыл вдоль коридора обратно к выходу из больничного здания. Волк двинулся за ним, причем уже никто в приемном покое уже не обратил внимания, просто не увидел, как он покинул больницу. Правда, позже, уже утром, охранник обнаружил у себя на бедрах тяжелый и широкий байкерский пояс, с серебряными бляхами, а водитель Михалыч извлек из кармана неизвестно как попавшую туда зипповскую зажигалку. Никто эти вещи не терял и не искал, так что остались они у новых владельцев надолго.

Жнец только презрительно хмыкал, когда белый по пути к месту казни, оставаясь невидимым для глаз простых фуррей, ведь он уже был практически мертв, да и следовал за тем, кого просто так не увидеть, расставался со своими вещами. Помоечный котенок, нацелившийся было на мусорный бак, получил легкий подзатыльник и набитый купюрами портмоне, упавший из воздуха прямо под лапы. Перед носами парочки уличных музыкантов, устроившейся на скамейке с консервными банками в лапах, материализовался складень-наваха с дамасским клинком. И так до самого глухого уголка городского парка, до заросшей густой травой и окруженной со всех сторон деревьями и кустами поляны. На поляну белый вышел уже совершенно голым, раздав тем, кого повстречал по пути, абсолютно все, кроме серебряного кольца, сверкающего на безымянном пальце правой лапы. Он остановился, поднял морду к небу и, посмотрев на диск полной Луны, улыбнулся:

- Ну что же… Делай свое дело. Я исполняя договор передаю свою жизнь и свою душу в обмен на душу и жизнь моей невесты. – волк раскинул лапы крестом, подставляя грудь под удар и замер.

- Ты еще можешь отказаться… - голос Жнеца внезапно наполнился давней печалью – Что тебе в ней? Она забудет тебя и не вспомнит больше. Тебя просто не будет. Ее жизнь может сложиться по-разному и тихая смерть во сне может оказаться для нее недостижимой мечтой. Подумай.

- Нет. Я ее люблю.

- У нее может быть очень жестокая судьба. А ты ничего не сможешь сделать. Не лучше ли просто уснуть и проснуться в лучшем мире? Ведь за ней пока нет серьезных грехов, а Судьи не так и жестоки…

- Нет. Я ее люблю.

- Ты выбрал. Какой же ты дурак… - лезвие косы со свистом рассекло воздух и крест-накрест рассекло грудь волка. Кровь залила белую шерсть и траву вокруг, а белый рухнул на колени, но все равно упрямо смотрел в глаза Жнеца – Пока еще есть возможность… Еще не поздно…

- Нет… Лю… блю… - посиневшие губы прошептали эти слова еще раз.

Костяная лапа Жнеца вытянулась из широкого рукава балахона и на ее раскрытую ладонь, проломив рассеченные ребра, вылетело из груди волка еще живое сердце, продолжающее биться.

- Ну же! Смертный идиот! Ты можешь еще все вернуть! Живи! Дыши! Ты полюбишь снова! У тебя будет семья! Щенки! Еще есть шанс!!!

Но обескровленные губы шевельнулись во все том же ответе, глаза волка закатились, а по телу пробегали судорожные волны агонии. Боль исказила морду, но даже практически мертвый он шептал лишь одно:

- Я ее люблю…

- Какой же ты дурак… - Жнец печально склонил голову и резко сжал пальцы. Сердце волка сократилось в последний раз и разлетелось кусками кровавого мяса по всей поляне, а тело дернулось и замерло, уже навсегда, бессильно завалившись на бок. А через секунду оно начало рассыпаться на мелкие искорки, на пылинки, пляшущие в лунном свете. Когда на поляне не осталось ничего, кроме примятой травы, Жнец ударил о землю рукоятью косы и, шагнув в тень, исчез.

На следующий день в больнице стоял переполох. Пациентка, которую уже отчаялись вывести из комы, неожиданно очнулась. Да не просто очнулась а, как оказалось, пришла в себя совершенно здоровой, словно кто-то влил в нее новые силы и наполнил энергией. Врачи просто не могли объяснить произошедшее и разводили лапами и лишь один из них, дежуривший в эту ночь, тихо, почти беззвучно произнес одно слово:

- Чудо… - которое было благополучно пропущено мимо ушей всеми присутствующими.

А еще через два дня внезапно поправившаяся белая волкофеня вышла на порог больницы с сумкой, закинутой на плечо, чтобы отправиться домой. Светило солнце и по небу бежали небольшие пушистые облака. Девушка легко спустилась по ступенькам и печально улыбнувшись, пошла по дорожке через больничный сад. Никто не заметил, что в тени стены, возле входа стояло две фигуры. Закутанный в балахон Жнец и одетая в длинную белую рубаху ангелица-норка.

- Идиот… Несчастный идиот… - Жнец провожал взглядом девушку - … Отдать все, ради любви… Просто идиот! Он же даже на суде повторял лишь это! И сам напросился на ЭТО наказание…

- Ну почему же, Джек? – норка мягко улыбнулась – Пожертвовать собой ради любимой и стать ее хранителем, разве это наказание? По-моему он счастлив.

- Да? Он никогда не сможет ее коснуться. Никогда не сможет ей ничего сказать. НИКОГДА! И ничего не сможет изменить. Всегда безмолвный, всегда одинокий. И будет видеть дело лап своих. И когда она полюбит. И когда родит щенков. И когда состарится. А он будет молча биться о стену между явью и навью и никогда не соединится с ней.

- И опять ты ошибаешься, бедный, мрачный мой Джек… - ангелица коснулась костяной лапы Жнеца – Он всегда будет с ней. Всегда будет оберегать ее. Навсегда останется ее защитой. И они встретятся, обязательно, на том берегу. – она снова мягко улыбнулась – Ну все, нам пора, до свидания, милый! – хлопнули белые крылья и ангелица растворилась в солнечном свете.

- До встречи, любимая моя… - прошептал Джек и шагнул сквозь тень, тоже покидая этот бренный мир. До срока, до очередного задания.

По аллее шла девушка, и на ее лапке поблескивало два серебряных кольца. Она знала, она чувствовала, что они значат и почему их два. Она встряхнула роскошными волосами, взмахнула хвостиком и вышла за больничные ворота. А за ее правым плечом неслышно и незримо вышагивал огромный призрачный волк с разноцветными глазами и алым узором на морде. Навечно любящий, навечно проклятый и навечно благословленный.