Все истории начинаются с чего? Правильно, с предыстории. Ну а раз у нас самая обычная история – то она, конечно, тоже будет иметь предысторию. Но – немножко размытую, просто чтобы дать понять, что вокруг творится, и где это вообще происходило.

Случилось это во время Дальнего Похода Пушистых, что заключался в экспедиции на северо-запад США силами одного армейского корпуса.

Сам поход даже в подготовке своей вышел делом геморройным: пришлось дезактивировать обширные коридоры в Японском море, выискивать на незаражённых территориях побережья Европейской части России уцелевшие суда, способные к океанскому плаванию, и тащить их мимо очагов заражения через уже исчезнувшую из политики, но не из народной памяти, всё ещё огромную по протяжённости страну.

А причиной ему послужил сигнал бедствия из некоего поселения выживших, транслировавшийся почти на всю планету. Хрен бы, конечно, мы напряглись после событий 2033 года, которые стоят отдельного описания, очень долгого, а потому – опустим. Но было в том сигнале кое-что, что очень нас привлекло: причиной бедствия послужило нападение неких крупных разумных животных, но не как мы – привычные уже людям «гуманоидные», как они обзываются, фурри, а четвероногий вид. Получалось, что где-то в холоде Постапокалипсиса зародилась новая новая раса – нечто вроде фералов. А так как Территория Фурри ведёт учёт и наблюдение за всеми разумными существами, что могут подпадать под определение «пушистых» - было решено, что не плохо было бы и их изучить, а то не порядок, понимаете ли.

9 июля 2045 года мы прибыли на американскую землю. Следов обитания человека не сохранилось – уж больно неприветливым было побережье на севере Штатов для тех, кому есть куда идти. Впрочем, тем, кто отсечён горами и зоной заражения идти было некуда, и они, видимо, создали себе новый дом на северо-восток от Сиэтла. Здешние жители не то чтобы привычны к очень низким температурам, ставшим обычными для этих широт, но знают, как с ними справляться. В прочем, когда мы прибыли к источнику сигнала – солидной такой крепости тысяч, наверное, на десять населения, мы нашли только залитые кровью улицы и дома в полуразграбленном состоянии: вроде, ничего и не вынесли, но поломано знатно. Вероятно, большую часть этого сотворили нападавшие, а довершили дело местные мародёры. В этом царстве разрухи мы и разместились, готовясь к разведывательной деятельности и выставив посты в окрестностях.

***

Мы сидели у костра на одной из улочек: я, тогда ещё молодой по виду корсак с белым кольцом шерсти на шее, мой зам – татарёнок Тимур, 23 года, и дежурные на этом участке лагеря – кот-немец, волк, родом с Территории Фурри, и пара человек, славяне, наций не знаю, да и не суть. Делать было решительно нечего – на постах тишина, а техника для разведки не подготовлена.

- Товарищ Первый, смотрите, что я нашёл. – Сказал Тимур.

- Сколько раз говорить, Тимур, - я протянул лапу и взял из его руки МР3-плейер, - я просто Первый, обращайся по имени, а не по званию.

- Простите… Извини, Первый. Просто неудобно: у тебя что звание, что имя. Да и вы старше, а меня учили старших уважать.

- Хех, ну и сколько мне, знаешь?

- Ну, вы…

- Ты.

- Ты родился в 98 году, двадцатого века, значит тебе – 47.

- Не верно.

- Почему? – недоумённо спросил парень, остальные нас внимательно слушали и тоже выглядели озадаченно, видимо, угадывая, от чего я считаю возраст, и каким образом.

- Ну смотри, если считать по твоему, - я загнул палец, отсчитывая первый вариант, - то мне сейчас 46, так как я родился в октябре. Если считать, сколько мне как фурри – то в январе был, получается, 29й юбилей. Когда я вернулся после третьей смерти в 33м году – мне было 16 биологических лет, значит сейчас мне, ориентировочно – 28. Вот так.

Ребята сидели, переваривая поток информации, что я только что выдал.

- Сложно? – спросил я у всех с усмешкой, - А вы думаете, почему вас этому в школах не учат?

- Первый, - оживился Влад, один из людей, невысокий, русый, голубоглазый; как сейчас помню, глядя на него вспоминал про арийцев, - а что это? – Он указал на плейер у меня в лапе.

- А ведь вы и не знаете даже. Маленькие совсем, а в наше время даже ляльки бы вам объяснили получше меня. Попробую на пальцах: музыку можно закодировать набором символов, а набор записать на информационный носитель, это понятно. Носитель назывался, как и сейчас, флешкартой. Эта карта вставлялась в МР3 плейер, который вы и нашли. С неё плейер считывал информацию по особому коду, в котором кодировалась музыка – МР3. Эта информация преобразовывалась в электросигналы, которые заставляли в определённом темпе работать динамики – наушники – и воспроизводить музыку. Вот так – ваша любимая песня на пробежке без тяжёлой техники, помех окружающих, и притеснения людей и фурри. Торжество науки.

- Прикол. А мы с ребятами на марше сами запеваем. – сказал, улыбаясь, Семён, ещё один человек, рослый, черноволосый, с карими глазами.

- Вы и маршируете не на гражданке. – ответил я.

Тут в разговор вступил Рудольф, тот самый кот, рыжий, за что и получил прозвище Барбаросса:

- Первый, а ты как в армию попал? – спросил он с заметным акцентом.

***

Немцы-фурри заслуживают отдельного упоминания, так как не знаю даже, когда ещё вернусь к этой теме: в 2037 году через заражённую территорию Европы, как было принято на Территории Фурри называть Европейскую часть России, прорвались несколько дивизий Бундесвера, которые не были эвакуированы в Африку командованием и остались в Германии, но выживать там было тяжко. Но из радиоперехватов (никто после Катастрофы в 15м году не таился особо в переговорах) они знали, что на востоке, за Уралом, восстанавливает свои силы российская армия. В итоге немцы решили идти к нам, прихватив всех желающих. Не будучи идиотами они иллюзий касательно своих сил не питали, и просто хотели влиться в российскую армию. К тому моменту, как они до нас добрались, ВС РФ слились с Силами Самообороны Территории Фурри. Естественно разворачиваться и идти домой – глупо, потому влились они уже в Армию ТФ. Понимая, что льгот не будет, германцы подучивали русский и смогли стать частью общества людей и пушистых, что у нас сложилось. Тут и начинается история пушистых немцев: сперва их реакцией на наше – фурри – существование был шок. Первыми осмелели немецкие фурри. Они убеждали соотечественников, что в пушистых нет ничего ненормального, и, в целом, это даже весело. Со временем их труды дали плоды, и немцы успокоились. Некоторые из молодых людей и девушек нашли себе пары среди нас. Для кого-то это был эксперимент, для кого-то – романтическое приключение, а для кого-то – шаг в будущее. После наладки отношений часть немцев – в основном супруги пушистых и бундесверцы, имеющие опыт общения и взаимодействия с пушистыми – изъявили желание стать такими, как мы. Так появилась четвёртая волна обращенцев, названых среди нас «пушистыми немцами». В прочем, более ничем, кроме акцента и этого шутливого имени их не выделяли.

***

- Попал? Хорошее слово. Я тогда и правда попал. Но, скорее, это армия сама ко мне пришла. – ответил я, подбрасывая досочку в костерок, стараясь не опалить шерсть на лапе.

- Нет, я не об этом. После этой Восьмидневной войны – ты ведь мог уйти на покой. Но вернулся ведь.

- А, это. Ну, у каждого свои причины. Я хотел защитить свою семью от эпидемии, и воевать – это было как раз то, что мы умели, и что помогало одновременно. В Эфиопию меня понесло потому, что хотел обеспечить сытое будущее для фурри. А потом пришлось защищать тех, кто там остался. Повоевал, короче, знатно. А сюда приехал из интереса, скорее. Надеюсь, кровь лить не придётся. А вот ты, Тёма, почему здесь? – я обратился к волку; простой, ничем не примечательный волк, который жил когда-то рядом со мной, а в 16 записался в АТФ и в неполные 18 попал в наш корпус. Хочешь увидеть мир – вступай в ряды военных.

- Я… А вы не знаете разве, дядя Первый? – всегда прикалывала эта его манера звать меня дядей; Тёма – один из тех немногих, кому я позволяю обращаться к себе на «вы» в неформальной обстановке, ибо дядя.

- Нет, Артёмка, я не в курсе. Я ж узнал-то случайно, у тебя даже проводов не было.

- У меня так по отцовской линии заведено – дед говорит: «Армия не рай, праздник на дембель замутим».

- Знаю твоего деда. Командовал мотопехотинцами, которые в нашем подразделении были, ещё в период, когда мы в ВС РФ были, и УФ цела была. – сказал я скорее для себя, чтоб освежить память, - И всё-же, ты тут, призыв с 18, а ты в 18 демобилизуешься уже.

- Ну, тут история такая… Я вашей реакции побаиваюсь, дядя Первый. Отец разозлился сильно, а деда я и вовсе дожидаться не стал – в армию мёртвых не берут. Мать благословила, только потому, что думала, что я ни в какую жопу не залезу, а вот ведь она. Я, в принципе, и сам надеялся мирно посидеть.

- Ну, не боись. Хотя, причина, видимо, такая себе, раз так родня отреагировала.

Остальные согласно закивали и продолжили слушать наш диалог.

- Ладно, тогда рассказываю. Я до армейки девчонку одну полюбил. Она, вроде, обычная самая, собачка, ростика небольшого, чёрно-белая, глаза зелёные. А что-то в ней есть. Говорить начинает – и дыхание перехватывает прямо. И добрая. И милая. И самая-самая. И… Не знаю. Нету у меня слов. Она лучшая, и всё тут.

- Они все такие! – засмеялся Рудольф.

- Моя – лучшая. Незадолго до 16го дня рождения я увидел её с другим. Вроде как, между нами и нет ничего, а я прямо не выдержал. Не выдержал и твёрдо решил: любовь эта не пройдёт, так спрячусь от неё в форме. И – ушёл в армию на следующий день после того, как мне исполнилось 16. Тихо, без шума, только забрав документы из школы. Собственно, потому и не доволен был отец.

- Ожидаемо. – ответил я, - Жертва несчастной любви – гарантированная жертва пули.

- Я не согласен, дядя Первый. Вы ведь сами говорили, что любили безответно. Ещё до Катастрофы.

- Ну ты сравнил. Я ведь без эмоций остался после Катастрофы. Да и посчитай, сколько раз я с тех пор умер!

- Все мы смертны. Вот. За день до отправки корпуса она приехала ко мне. Сказала, что даже не подозревала о моих чувствах, и, если я всё ещё её люблю – она готова меня ждать. В конце концов солдат – он не предаст, не бросит, потому что их так и учат, а другие – они другие. Я пообещал ей вернуться героем. И уехал.

- Думаешь, дождётся? – спросил Семён.

- Я, конечно, не так уж и долго в пушистом стане, - ответил за Артёма Рудольф, - но знаю, что если собака пообещала дождаться – она дождётся. Привычка у них такая. Потом – чёрт знает, но дожидаться будут до последней секунды.

- Дождётся. – сказал Артём так уверенно, что вышло не только короче, но и, будто, более ёмко, чем у Рудольфа.

- Тёма, я тебя с детства знаю, ещё маленьким совсем помню. У меня к тебе просьба – не геройствуй. Оставь подвиги тем, кому нечего терять.

- Например мне. – сказал Рудольф.

- Да, например – Рудольфу.

- А с тобой-то что? – спросил Тимур.

- Не скажу. Грустно очень.

- Хорошо, дядя Первый. Не буду.

***

В этот день пришло сообщение с одного из постов, что в городке к северу, заброшенном после Катастрофы, замечена подозрительная активность. Большие массы диких животных – по виду, пумы, только раза в два-три больше – заняли город и шастают по местности. Пост пришлось снять во избежание жертв.

Двухдневные наблюдения и анализ данных позволили сделать выводы, что это те самые фералы, о которых шла речь в сообщениях разгромленного поселения. Возникли подозрения, что разграбили его эти самые животные. Вокруг своего городка они вели непрерывное патрулирование, в самом городе они разбились на группы и поселились в различных кварталах, словно приквартированные солдаты. Сами они явно общались. Именно общались, при помощи развитого языка жестов и звуков. Владение человеческими языками, правда, установить не удалось. В целом всё указывало на разумность фералов. Ну, вернее, на то, что это и есть фералы, а не боевые животные. Нужно было как-то выяснить, кто они, и как, и что.

***

Я возглавил группу из четырёх уборов: собственно, я, Рудольф, Артём и Кирилл Глухов, снайпер, человек. Мы должны были пробраться в городок и тихо выкрасть одного ферала. Затем мы его опросим и отпустим в качестве жеста доброй воли.

За два часа мы уже вошли в город, удачно миновав патрули. Я разместил группу в здании на окраине и дал время перевести дух.

- Товарищ Первый, - спросил у меня Кирилл, - а вам не кажется, что как-то неправильно мы поступаем?

- Вот реально или нет отучить людей обращаться ко мне по званию? Что тебя смущает, Кирилл?

- Начинать знакомство с кражи одного из них – не лучший дипломатический ход.

- Логика в этом есть, но желали бы они вести переговоры – не выстраивались бы в боевые порядки. Всё, движемся. Кирилл, вон там – я махнул лапой на оконный проём – водонапорная башня. Это – твой дом до конца операции. Остальные – движемся за мной. Я – лидер, Тёма – в центре, страхует. Рудольф – за тобой тыл. Идём тихо, стрельбу не открывать ни в коем случае. Будьте готовы к рукопашной. Ну и Аллах акбар кричите. Если повезёт - испугаются.

- Юморист мохнатый. – сказал Кирилл и вылез в окно.

- Пошли. – я вышел через дверь, и, минуя улицы, повёл ребят вглубь городка.

Справедливости ради по нашим меркам этот городок вытягивает на деревню. Крупную, но деревню. Потому минут за 5 мы добрались до центра города и засели в магазинчике рядом с ратушей.

- Да ты глянь-ка, - сказал Рудольф, - они не разграбили этот магазинчик.

- Потому что у него был охранник. – ответил Тёма, философски разглядывая скелет с дробовиком за кассой.

- Интересно, а кола ещё нормальная?

- Какая кола?

- Напиток такой был, до катастрофы ещё. Я-то уже после родился, но меня отец угощал, когда я маленький был. Вкусная штука. Я был самым везучим парнишкой на Винтерштрассе.

- Где?

- На Зимней улице.

Рудольф на удивление терпелив. Он может без раздражения разжевать информацию до такой степени, что даже инфузория туфелька поймёт.

- Ребят, - обратился я к ним, - вы тут не шалите, я в разведку. Дойду до ратуши, вы всё равно оба разведчики не дай бог.

- Хорошо, Первый.

- Так точно.

За кассой я увидел подсобку, а в ней – чёрный выход. Неплохой вариант пройти незамеченным. Я вошёл туда вышел на улицу.

Морозно, свежо. Градусов 30-35, наверное. От ратуши меня отделяет одноэтажное здание. Улица пустая, но у меня странные подозрения, что не может быть так пусто тут, пускай большинство фералов и ушли в лес, видимо, на охоту.

Я отворил дверь следующего здания и услышал громкий треск сверху, а в следующую секунду я не слышал ничего, кроме собственного крика.

Я тут же пожалел о своей несдержанности: передо мной из ниоткуда возникла огромная чёрная кошка, ростом, наверное, почти с меня, мускулистая, с большими клыками.

Попытка как-то от неё отдалиться провалилась: мои хвост и лапа оказались прижаты балкой, упавшей сверху. Я приготовился к новой смерти.

Вдруг из-за меня вылетел Тёма и кинулся на ферала. Повалив пуму на снег, волк впился в её горло и держал, пока тело трепыхалось в его пасти. Обычно фурри не атакуют вот так, но устав предусматривает ведение рукопашного боя природным оружием. Тёма был полноценным фуррем, то есть относительно, например, меня, он был немного ближе к зверям: более мощные мышцы пасти, развитые когти. Ему было не трудно завалить одного ферала.

Вдруг с крыши дома спрыгнули ещё два зверя, и начали окружать волка. Он вступил в единоборство с одним из нападавших, в то время как второй уже заходил со спины.

- Тёма, дурак, беги! Я приказываю – беги! Тебе каюк! Ты ей мёртвым не нужен, сука!

Ферал прыгнул на спину Артёму и одним ударом лапы уложил волка на землю. Не было шансов. Он молод, он один. Он… похоже, уже мёртв.

Внезапно в драку ворвался Рудольф. Как берсерка ярость буквально несла его над снегом. Он тараном вбил одну пуму в стену, сбив ей дыхание, и занялся второй. Я тем временем снял с ноги балку и попытался дотянуться до упавшего автомата. Рудольф когтями пропорол брюхо пумы и откинул тело в сторону. Пускай фералы и превосходили кота по мышечной массе, но он оказался более ловок, да и служба в Бундесвере, а затем в АТФ пошла на пользу. Смерть второй кошки была, скорее, добиванием.

Я тем временем дополз до Тёмы. На его спине зияла огромная кровавая рана, из которой рекой хлестала кровь. Вопрос о выживании и не стоял. Неизвестно только, сколько он протянет.

- Первый… дядя Первый… вы здесь?

- Здесь, Артёмка, здесь. Успокойся.

- Вы…

- В порядке, Тёма, жить буду. Благодаря тебе, спасибо. – я обнял волка, пачкая шерсть и форму кровью. К горлу подступал комок.

- А я?

Я не мог ему соврать. Не имел права:

- Нет, Тёма. Ты… нет.

- Дядя Первый, вы… я не хочу… стреляйте…

- Точно, Тёмка?

- Д… Да…

Рудольф достал из кобуры пистолет и подал мне:

- Первый, тебе. Если убью я – потом сразу сам застрелюсь. – он отошёл в сторону, прижав лапами уши.

- Тёма, закрой глазки.

- Дядя Первый… подвиги… не для тех, кому нечего терять… они… для погибших.

Волк закрыл глаза. Я снял Беретту с предохранителя.

- Извини.

***

На шее волка я увидел кулон. Пабрикушка оказалась раскрывающейся, хотя и тяжело поддавалась трясущимся лапам в крови, запёкшейся на шерсти. Внутри – фотография собачки, точь-в-точь, как описывал Артём, и надпись: «Вернись. Жду.»

***

- Товарищ Первый…

- Просто Первый.

- Первый… Хорошая история.

- Самая обычная история.

- Всё равно хорошая. Но к чему?

- Ты каждый день мусолишь затёртую фотографию, а писем от девушки не приходит.

- Может, она мне вместе с родителями пишет? – насупился волк, недавно прибывший в мой разведотряд.

- Если бы она тебе писала – выслала бы новое фото. Я их знаю.

- Ну… да. Любовь безответна. И?

- Не геройствуй завтра, парень. Не хочу терять ребят на простом задании. Как видишь – подвиги становятся самыми обычными историями.