Каяла

КАЯЛА Таурон

Я приподнялся и посмотрел кого швырнули ко мне в темницу, бросив рядом на ворох соломы.

Пленница оказалась связана. Ее волчья пасть оскалена, длинные достигающие почти до пояса, волосы разметались беспорядочными прядями. Полуволчица изогнулась не в силах справится с ремнями, скрутившими напряженные руки и зашипела сквозь зубы.

Попытавшись подвинуться к ней, я натолкнулся на взгляд преисполненый ненависти. Глаза горели бешенством, сверкая как угли из под растрепанных волос.

Эта злоба во взоре… яростный оскал был так притягателен… Ненависть придает особую красоту, которая взбудоражила мою душу. Где-то в глубине себя я чувствовал родственный отклик.

-Только попытайся до меня дотронуться и я отомщу, когда будет возможность. Если только выживу… Даже если подохну, то и тогда… –прошипела она.

-Зачем тебя сюда забросили?

-Разве еще не понял? Им показалось мало пыток, они хотят еще унизить за несговорчивость. Поэтому бросили связанной в камеру к самцу, чтобы ты мог позабавится.

Я несмотря на сдавленое рычание узницы, сделал попытку прикоснуться к ее плечу.

-Сейчас я ничего не могу сделать, но потом убью, своими зубами глотку перегрызу, как только возможность представится, –предостерегающе процедила она.

Мне было известно, что здешние тюремщики бывало кого-то из непокорных узников оставляли связанным и беспомощным среди других, озверевших в этих подземельях и готовых на многое из-за длительного воздержания, чтобы те могли удовлетворить свою похоть. Так поступали не только с женщинами, которые попадали сюда редко, но и с пленниками мужского пола, которым еще позорнее стать жертвой насилия.

Узница понимала, что с ней соворят все, что захотят. Единственное, чем она могла пытаться себя защитить –это угрожать жестокой местью, которую увы, будет очень трудно осуществить, ведь для этого нужно еще суметь выжить и обрести хоть частицу свободы. Но в ответ на ее угрозы может последовать издевательский смех в лицо, ведь она беспомощна, а возмездие так далеко и призрачно.

-А за что ты сюда попала?

-Я Каяла. Обо мне многие слышали.

-Так значит тебя все таки поймали!

Да, я слышал. Она считалась дерзкой разбойницей, посягающей на сами основы государства и не желающей довольствоваться обычным грабительством на большой дороге. Каяла везде шла наперекор, казалось идя по пути наибольшего сопротивления, но ее безумные планы часто имели неожиданный успех. Если перед ней выбор нарушить ли одни закон или два, то она всегда найдет третий путь, который идет сразу против всех этих правил.

Коварство сочеталось в ней к чувствительностью к несправедливости. И не размер добычи определял, кто будет жертвой её нападения. Протест против государства заставлял ее действовать не так как поступают обычные бандиты.

Прекрасно понимая, что не стоит ограничиваться мелкими преступлениями, если все равно за них ждет казнь, она отбросила страх перед высокими чинами.

Многие наверное слышали как Каяла захватив губернатора, того самого, который подписал указ о выселении и продаже в рабство семей, которые не смогли заплатить налог за жилье, заставила его что-то выпить. Потребовав выкуп она объяснила, что это был яд, вызывающий медленную смерть. Губернатор, вынужденный в обмен за обещанное противоядие дать захватчикам скрыться, все же получил потом зелье. Но только впоследствии выяснилось, что вначале никакого яда не было, а средство, названное противоядием, оказалось отравой. Таким образом мятежница добилась сразу двух целей. И завладела деньгами и уничтожила врага.

Её оружием были и отравленный кижал и столь же острый ум, позволявший составлять дерзкие планы.

Врагом для нее были не только власти, но и воровская гильдия, давно сросшаяся с теми, кто следил за законностью. Каяла умудрилась отравить сразу нескольких лидеров городской преступности. В криминальном мире ей тоже была обещана лютая смерть. Врагов она наживать умела.

Да, Каяла вызывала мое уважение. Ее слова о мести тоже не были пустым звуком. Но в этом узилище разбойницу собирались смешать с грязью и дожить до возможности исполнить угрозу ей не дадут. И она понимала, что это всем известно.

Я заметил, что ее мех местами покрывают небольшие подпалины, явно бывшие следами прикосновения раскаленного железа. Внутренняя поверхность бедер вся была в крови.

-Что с тобой делали? –спросил я мрачно.

-У них разные пытки. Теперь я, наверное, никогда не смогу стать матерью. –ответила она, увидев куда я посмотрел. –И чтобы мне больнее было, когда насилуют.

Разбойница явно не была красавицей. Длинноватая пасть, тело немного худое, хотя очень жилистое, грудь не выделялась пышностью, но что-то в Каяле, тянуло к себе, словно магнитом. Эта злость и ненависть привлекала мою душу, и я чувствовал некое единение.

Я наклонил голову и нежно потерся нижней челюстью о кисть одной из её связанных перед собой рук. Прикоснулся пастью к серой груди разбойницы, именно осторожно дотронулся зубами, а не куснул.

-Я выдержу, чтобы выжить, –пообещала она.

Пальцем я отвел длинные волосы от лица несмирившейся узницы, приблизив свою пасть. Взял губами очень заостренное ухо, торчащее из растрепанных волос. Она снова оскалилась, обнажая клыки, словно готовясь вцепиться мне в горло или куда достанет.

Край ее пасти был окровавлен и слюна тянулась с клыков слегка красноватыми ниточками. Когда мы соприкоснулись и я провел по зубам Каялы языком, чувствуя как жар возбуждения пробежал у меня по хребту, то заметил солоноватый привкус крови. Лизнул краешек ее челюсти, где мех слипся от кровоточащей раны.

Как высказать Каяле, что я не глумливый насильник, а тот кто уважает ее и хочет любить? Сочувствие, которое испытывал к ней, не было жалостью. Она не невинная беспомощная и совсем неинтересная жертва. Каяла из тех, кто может постоять за себя. Просто иногда обстоятельства бывают сильнее даже самых неукротимых. Нет, мне хотелось драться вместе с ней, против ее врагов. Стать за одно вместе с этой мятежницей, к которой неистово влекло. Проявить ярость ради нее.

Совсем скоро Каялу могут забрать. А потом казнить или замучить. И я больше никогда ее не увижу. Так что закрадывался соблазн поддаться одолевающей похоти и воспользоваться возможностью. К ней тянуло так, что я готов был даже поступится своими принципами, предчувствуя, что с ней могу получить наслаждение еще не испытанной силы.

Её ярость, которая находит одобрение в моей душе, еще сильнее возбуждает. Оскал и взгляд, пробирающий до мурашек по спине, только распалит меня сильнее.

Но я хочу быть с ней и потом, а не только в минуты похоти. Как же я тогда смогу завоевать ее дружбу?

Я провел рукой, немного взьерошив короткую шерсть на внутреннй стороны ее бедра и заработал взгляд, приговаривающий меня к смерти.

Давно мечтал о такой подруге как она.

У нас общие враги, и эта общая ненависть еще сильнее могла бы сблизить.

-Я обещаю сделать, все что в моих силах, чтобы вернуть тебе свободу.– произнес я, склонившись и прикоснувшись пастью к кисти ее руки. Это было чересчур похоже на рыцарскую клятву, но в данный момент я не смог избежать пафоса. * * *

Построенная еще позапрошлом короле Вормунсде Кровавом в период массовых репрессий, тюрьма называемая Костяной ямой, снискала себе ужасную славу. Раньше мне и во сне не могло привидится, что здесь окажусь. Однако в нашей стране никто не мог быть уверен в своей судьбе и свободе завтрашнего дня. Кодексы намеренно составлялись так, что нормально жить, не нарушив хотя бы один-два закона просто невозможно. При желании местные власти могли найти управу на любого, кто оказался неугоден. Долги и налоги опутывали все. И многим приходилось с утра до ночи работать не ради благополучия, а просто чтобы не попасть в тюрьму или оказаться бесправным бездомным бродягой, век которого недолог.

Законы и суды защищали только тех, кто располагал немалыми деньгами. Бедняк не мог даже обратится к городскому судье, потому, что у него не хватило бы всех сбережений, чтобы заплатить чиновнику за оформление документа о жалобе.

Тюрьма представляла собой двойное кольцо стен над которыми возвышались башни лучников. Внутренний двор гораздо ниже окружающей местности, словно глубокая кирпичная яма. В нее выходили окна всех помещений. но подземелья, где оказался я были еще глубже. Говорят за всю историю никому не удавалось отсюда бежать.

Кости тех, кто пытался, наполовину вмуровывали в стены, для устрашения оптимистов, вопреки всему надеявшихся на побег. Отсюда и пошло название.

Я еще не настолько сошел с ума, чтобы пытаться карабкаться вверх по стенам, надеясь преодолеть их и ров межу ними под обстрелом многочисленых лучников. И без всяких стрелков на такую высоту не залезу.

А ведь сначала надо еще из камеры и нижних ярусов выбраться. План побега не вырисовывался целиком поэтому придется разрабатывать его в процессе действий.

У меня было много времени, и я осмотрел каждый дюйм помещения. В первую очередь дверь. Очень прочная. Непрошибаемая. Щель под ней слишком узка, чтобы просунуть пальцы. Иначе можно попытаться приподнять ее и снять с петель. Однако этому мешал свод над ней. Возможно следует попытаться его разобрать.

Но затею с дверью сделаю запасным вариантом.

В таких условиях, когда всего лишен и безоружен, приходится рассчитывать только на собственные природой данные способности. Особенно на те, которые не известны окружающим.

Я знал, что должен в какой-то мере должен обладать связью со стихией Земли как и все родившиеся осенью. Способности эти были столь слабы, что только через несколько дней я смог почувствовать, что находится за стенами каморки. Смог нащупать только пустоты не далее четырех шагов.

Под полом явно шел какой-то ход. Это мог быть нижний этаж.

Тогда я начал потихоньку разбирать пол. Каждый вынутый камень давался часами труда. Каждый раз, немного продвинувшись, я складывал вынутые камни обратно и закрывал ворохом соломы на котором лежал, чтобы не заметили, если заглянут в камеру.

Старательно изобразив симптомы морденовой лихорадки, я признался охранникам, что тяжело болен. Опасаясь заразы они больше не заходили ко мне. Заболевшему предоставили возможность попытаться выжить самому или подохнуть. Страх перед этой напастью, от которой вымирали целые города оказался по-прежнему силён. Конечно я был рад, что стражники теперь боятся даже заглядывать в дверное окошечко. Однако пищу теперь тоже не приносили.

Через некоторое время я разобрал свод и спустился в темный коридор, находящийся в самой глубине тюремных подземелий.

Мертвецкая.

Существам, произошедшим от хищников запах падали не внушает такого сильного отвращения. Ведь псам и гиенам он может даже показаться вкусным. Но совсем другое дело когда знаешь, что это гниют такие же узники как и ты.

Догадавшись, где оказался, я осторожно пошел вперед. Ибо знал, что здесь в самом низу располагалась камера пыток. И сюда же вниз уносили тела умерших.

* * *

Ее тело висело на цепях, прикрепленное к стене. Но оказавшись рядом я сразу определил, что поздно. Она уже мертва.

Неизвестно, давно ли наступила смерть. Запах падали, витавший в застенке, исходил из глубокой ямы, куда сбрасывались трупы. Вокруг Каялы вились мухи. Тело казалось еще более изможденным.

Я подошел, протягивая руку и отодвигая длинную прядь волос с лица замученной на котором так и осталось презрительное выражение. Она не сдалась.

Мне вдруг захотелось последний раз прикоснуться к ее пасти. Зубы едва сомкнуты и я, чувствуя холодный жар в своем теле, провожу языком по щели между ее челюстями.

Исполняя это странное противоестественное желание, почувствовал дрожь.

Движение было резким и настолько внезапным, что от неожиданности у меня чуть не остановилось сердце. Сверкнули клыки, ожег бешеный взгляд и мертвые челюсти мгновенно сомкнулись на моем горле.

Мертвое ожило. Говорят, что нет ничего страшнее, чем движение там, где его уже не может быть. Дернувшись, я на мгновение подумал, что это мог быть какой-то рефлекс, самопроизвольное движение мышц, которое иногда бывает у трупа.

Но тут же пришло понимание – действительно первый раз в жизни пришлось столкнуться с проявлением неупокоенности мертвых.

Да, слова Каялы, что она попытается отомстить даже если умрет, имели какую-то основу. И доказательством этому был ее оживший труп. После смерти, разбойница превратилась в нежить.

Зубы, которые казалось стали еще острее, впились в мое горло и я почувствовал, струйку крови, прокладывающую дорожку сквозь мех на шее. Почему-то я не сопротивлялся. Та, которая не нашла покоя и после смерти, упивалась моей кровью.

В такие мгновения, теряешь правильное ощущение времени, и поэтому точно не знаю, когда все закончилось. Она разомкнула челюсти. Глаза Каялы с прошлой встречи стали еще больше похожи на раскаленные угли.

Но я не оттолкнул и не разжал обьятий. Еще крепче вцепился в ее жилистые очень сильные руки, с длинными пальцами и когтями. В начале я дернулся пытаясь вырваться, но теперь ведь она закончила меня кусать. И не пытается продолжать грызть, как должно одержимое злом зомби.

-Ты живая или мертвая? –спросил я.

-Не знаю сама. –отозвалась Каяла, облизывая с клыков мою кровь. Ответные слова пробудили надежду, ведь она может говорить…

Вместо того, чтобы бежать куда подальше, я притянул к себе ее голову и наши пасти слились в поцелуе. Я чувствовал языком собственную кровь на зубах разбойницы. Ожившая сама была потрясена таким моим поведением. Но в эти минуты, как это иногда бывает в жизни, меня вело понимания, что отьныне наша судьба связана. И это мне нравилось.

Теперь понятно, почему меня так влекло даже к умершей Каяле. В ее теле все еще горел огонь неукротимой жизни, который тянул меня, вопреки внешней видимости окончательности смерти.

-Как ты стала такой?

-Хм… Когда меня пытали, я решила что когда буду умирать, прибегну к последнему средству. У меня в волосах спрятана иголка, испачканная кровью вампира. И когда стало ясно, что мне конец, я уколола себя. Как видишь, сработало…

Привыкая к новой мысли, я отошел, подбирая под лавкой у соседней стены увесистый лом.

-Значит и я… –жизнь вампира, как известно мне из книг, имеет свои недостатки и преимущества. Придется мне проверить это на себе. Ведь я только что был укушен…

-И ты.

С помощью лома я выворотил из камня скобы, к которым крепились цепи. Они повисли на руках освобожденной узницы.

Я снова заключил ее в объятия, Только безумец освобождает вампира, вместо того, чтобы дать ему по голове этим ломом, но еще и снова лезть ей почти в пасть после того как был покусан…

-Скажи, неужели ты меня и правда любишь такую? Злую, худую и полудохлую?

-Да, потому, что это ты!

Тело Каялы только ненамного холоднее живого. Это почти неощущалось из-за шерстки. Потом, когда преобразование начнет сказываться и на мне, я стану таким же и перестану ощущать разницу. А тела невампиров, будут казаться нам гораздо теплее, а их кровь горячее.

Впрочем не стоит считать нас мертвецами. Просто жизнь эта несколько иная. Нас нельзя будет утопить или задушить, мы не умрем истекая кровью от ран, хотя по нашим жилам тоже что-то струится.

Есть легенды, что существуют по-настоящему мертвые вампиры. Но эта нежить настолько далеко за завесой тайны, что многие сомневаются в их существовании.

Нет, Каялу нельзя назвать полудохлой тварью с хладной кровью. Сколько в ней энергии и эмоций! На десяток живых хватит.

Да, неплохая из нас получится парочка злодеев-вампиров. Давно мечтал о такой сообщнице. Более подходящей чем она не сыскать на всем континенте. Такие мысли переполняли меня восторгом.

В полу этого пыточного зала зияло отверстие широкого колодца, куда сбрасывались трупы. Смрад распространялся из него почти осязаемыми струйками.

Мы начали спускаться, цепляясь когтями за стыки крупной кладки. Внизу оказалась небольшая пещера, промытая водами подземной реки. Под отверстием колодца громоздилась куча костей. Верхние были еще целы, грудные клетки и позвоночники не рассыпались. Остовы различной степени обглоданости с измочаленными жилами у суставов. А нижние давно изгрызены крысами в труху.

Каяла, спрыгнувшая на эту захрустевшую кучу вслед за мной, выглядела зловеще. Я чувствовал себя безумцем. Ибо только ненормальный полезет в эти места да еще в компании с вампиршей.

Наши глаза постепенно привыкали к темноте, но пока она превращалась в сумрак, несколько мгновений мы с Каялой стояли окруженные мраком.

В душу закрадывалось опасение, что упыриха меня здесь окончательно догрызет. Но она же была единственным хотя бы отчасти живым и знакомым существом в этой ужасающей темной норе с костями. Одному лезть совсем невыносимо.

Тогда я еще не знал, что мне совсем скоро суждено умереть от зубов Каялы. Коснулся её плеча с привычным опасением, что она даст мне по рукам. Разбойница позволила до себя дотронуться, к чему я еще не привык.

Слышалось журчание. Ручеек, убегающий в темное пространство между глыбами каменного завала, привел нас к подземной реке. Для этого пришлось протискиваться в темную лазейку.

Мы оказались на узком берегу. Темная вода неспешно уходила куда-то во мрак под низким и неровным каменным сводом. Река достойная царства мертвых из древних мифов.

Выходить ли она на поверхность? Или течет в неведомые глубины недр? Возможно ли, что эти воды никогда не наполнятся солнечным светом? Черная река страшила. Пугала сама мысль о том, чтобы нырнуть в нее, понадеявшись, что этот поток где-то вынесет на поверхность.

Может быть придется провести часы в холодной непроглядной глубине, отдавшись воле течения, которое будет влачить тело по каменным тоннелям, унося все ниже и ниже.

Отсюда нет выхода. Живому нечего надеяться на удачу, моля высшие силы, чтобы путь под водой занял считанные минуты и надеяться всплыть под лучами солнца. Так бывает только в сказках.

Я почти уверен, что близкого выхода на поверхность нет. Никто еще живым не покидал этих подземелий.

Еще раз подтвеждалась истина. что никому не удавалось живым бежать из этой тюрьмы.

Зараженный укусом вампирши, я полностью преобразуюсь в упыря только когда наступит полнолуние, через неделю. Но мы не могли ждать. Ускорить мое превращение в вурдалака может только смерть, когда в теле остановится движение крови и плоть будет вынуждена перейти на другой способ жизни.

Остается только попросить Каялу загрызть меня до смерти. Утопится в реке не стоит и пытаться, ведь неизвестно куда течение унесет тело, пока буду без сознания.

Некоторое время я колебался. Ведь не каждый же день принимаешь решение прервать свою жизнь, хотя после этого существование продолжится в несколько иной форме.

Я встретился взглядом с Каялой.

-Перегрызи мне горло. Я должен как можно скорее пройти через смерть.

Она поняла. И исполнила мою просьбу.

Но пред этим, там во мраке на берегу подземной реки, мы отдались друг другу со всем неистовством, ломая оковы многолетнего одиночества. Всезжигающая страсть и похоть сильная до помрачения разума, дополнялась надеждой, что я наконец встретил именно такую подругу о которой мечтал.

Я видел, что она сейчас в такой же степени подалась желанию и это вдохновляло. Так непривычно ощущать, что этот притягательная сводящая с ума улыбка, ставшая похотливой, обращена ко мне.

Некоторая неловкость Каялы подсказывала, что знаменитая мятежница тоже, наверное, всегда была одинокой.

И мне хотелось, чувствовать на себе ее зубы. Она покусывала сначала осторожно, игриво, постепенно покалывая все сильней.

А в финале, на моем горле во второй раз сомкнулись клыки и мир погрузился в более глубокий мрак, чем под сводами самого темного из подземелий этой тюрьмы. * * *

Я приходил в себя в темноте. Моя голова покоилась на чем-то более мягком и теплом чем камни пола пещеры. Чувствую как рука Каялы осторожно провела по волосам, коснулась моего заостренного уха. Я лежу привалившьсь к ее боку.

Мир немного изменился. Но несмотря на зрение вампира, которое теперь присуще мне, здесь слишком темно даже для новоявленого упыря.

Она улыбается мне. И в груди словно зажигаются маленькие светлые огоньки ликования, ведь я совсем не привык к теплым чувствам в отношении себя. Моя любимая упыриха может быть не только злой.

Каяла на этот раз проявила выглядела заботливой. Полдня она просидела рядом с моим телом. Я очнулся, пройдя через смерть и мы снова вместе.

Но свобода еще далеко.

Неимоверный усилий стоило заставить себя войти в подземную реку.

Сколькое дно резко уходило вглубь сразу от берега. Шагнув нельзя было устоять, нога соскальзывала, не находя опоры, вода начинала медленно но неумолимо тащить во тьму.

Мучаясь нехорошими мыслями мы позволили потоку оторвать нас от берега и холодея от страха, следили как нас увлекает в темноту под понижающимся сводом.

Пришлось пережить почти все, что чувствует тонущий, хотя оказавшись под водой, мы не могли захлебнуться насмерть.

Руки успевали ощупывать скользко-шершавый потолок пещеры по которой нас тащила вода. Она заполняла тоннель полностью. Ни малейшей воздушной прослойки.

Мы ничего не видели, только изредка натыкались на стены. когда тебя уносит в неведомый мрак подземной бездны, откуда возможно нет выхода, а над головой неисчислимые груды камня, испытываешь чувства сродни тем, что переживает заживо погребенный, который одновременно еще и тонет.

А все ли подземные реки выходят на поверхность?

Я потерял счет времени, хотя его прошло не так уж и много, стало ясно, что живой уже не выдержал бы. Периодически течение замедлялось. По-прежнему мы ничего не видели. Там, где река текла спокойнее, руки вдруг наткнулись на преграждающую путь, груду чего-то похожего на скользкие ветки. Ощупав, я с содроганием понял, что это кости и части скелетов, принесенные сюда потоком. В кромешном мраке мы продирались сквозь завал, чувствуя осклизлые ребра и позвонки.

Местами река раздваивалась и снова соединялась. Приходилось думать какой поток выбрать. Но чаще течение не давало нам возможности размышлять. Наверное шли часы. И до сих пор ни единой пустоты или прослойки воздуха, скопившегося под потолком.

Однажды мы обнаружили, что щель, через которую несется поток, слишком узка и мы не можем протиснуться. Пришлось, преодолевая течение, искать обходной путь, цепляться за скользкие стены, соскальзывать, и снова упорно лезть на ощупь против потока. Это было ужасно.

Внезапно над нами не оказалось потолка. Плеск всплытия гулко отразился от свода скрытого во тьме грота, где набрался воздух.

Наверное мы первые, кто попал сюда за все время существования гор. Но мы так и не увидели сталактитов и причудливых каменных натеков на стенах, потому, что свет сюда никогда не проникнет.

В нашем теле немного тепла, но замерзшие в ледяной воде, обнялись.

Я трогал мокрый мех Каялы, длинные волосы, облепившие ее спину. Язык нашел пасть моей любимой вампирши. Ее грудь, прижатая к моей, выдавала, что Каяла дышит, хотя дыхание нам не всегда требовалось.

Это воздушный мешок оказался единственным повстречавшимся на пути, недоступном нормальному живому. Река несла нас еще долгих два дня…

В некоторые озера впадает впадает гораздо больше подземных, чем обычных надземных потоков. Мы всплыли на поверхность ряски большого заболоченного водоема, заранее заметив струящийся лунный свет.

Над страной царила ночь. Нежная, ласкающая прохладным ветерком и призрачным серебристым светом.

Совсем другая ночь поселилась в душах жителей этого мира. Не позволяюшая вырваться из сумрака страха и ненависти даже днем. Рабы страха были нужны ненасытной власти и опутавшим все воровским гильдиям.

А это значило, что мы не останемся, без дел.

Так началась наша история. Повествование о двух изгоях, осмелившихся восстать против всего мира. И оно еще не закончено.

апрель 2006 (с) Таурон.