Посвящаю эту книгу сестре, которая всегда будет читать мои истории раньше всех.

Мужу, который одновременно — мой брат-в-полете.

И маме с папой,

которые всегда знали, что это не просто хобби.

Вы — мой попутный ветер.

Спасибо вам.

Глава 1. Красный король

Свежий утренний ветер поднял над мерцающим морем облака и чаек и рано выманил из убежища юного грифона. Слишком рано, как раз перед рассветом, когда острова еще обволакивала запретная темнота.

Солнце неспешно поднималось из моря, и Скол весь напрягся в вышине, глубоко дыша и бросая себе вызов — спикировать с самой большой высоты. Под ним вращалось море. В разреженном воздухе его разум пронзило мимолетной мыслью, и он подавил панику. Кто-то сказал бы, что он взлетел слишком высоко.

Его крылья поджались и слабо расправились, словно бы отделенные от тела. Он должен был накрениться, спуститься ниже, вдохнуть более плотный воздух.

На краю разума полыхнула мысль о ночи. Снова нахлынула память о сегодняшних снах. То были кошмары о предстоящей охоте-посвящении.

«Точно, охота! А какая сейчас солнцеметка?»

Мысли о снах разлетелись прочь, как воро́ны. Не задумываясь об изяществе, Скол подогнул крылья, чтобы спикировать. Когда он, зажмурившись и ахнув, на вере бросился к морю, его мысли замерли на целых три вдоха. Под ним простиралось так много неба. Здесь можно было вволю падать, дышать, вбирать в легкие густой безопасный воздух.

Мышцы Скола свело пугающим ознобом. Охота, охота — вот что его преследовало. Во сне он опоздал, всю ее пропустил и столкнулся с изгнанием. Но, снизившись, Скол осознал, что солнце все еще отчасти затоплено морем, а рассвет мягкой рябью бежит по воде. Прошло не так много времени, как он думал.

Океан рванулся ему навстречу, и Скол наполнил утро пронзительным криком, разгоняя с пути чаек. Он ударил крыльями, хлестнул пернатым хвостом и резко завис в воздухе, что встряхнуло все его мышцы.

Гнездовой отец учил, что опасно не пикировать, а приземляться. Скол, задыхаясь, отрывисто рассмеялся, а затем развернулся, чтобы набрать высоту. Для разворота он повернул хвост под углом. Хвост был длинным, как у горной кошки, чтобы удерживать равновесие, но по всей длине его покрывали перья, и на конце они могли широко распускаться, помогая в полете.

Скол, оставаясь вдали от земли, воспарил еще выше в мягком теплом воздухе.

Легкие свежие ветерки подталкивали Скола под крылья и взъерошивали мягкие перья на его морде, принося с собой запахи со всех островов. Скол наслаждался влажным весенним ветром, чьи самые холодные порывы все еще граничили с зимними, и мчался сквозь рваные облака, что прошлой ночью пролились дождем. Он летел так высоко, что видел все Серебряные острова, собранные в форме следа задней лапы грифона. Они были одиноки в холодном море, омывающем вершину мира.

Мысли Скола пронзил орлиный крик, и в разреженном воздухе вышины он звучал совсем как его имя.

«Скол!»

Под ним перекатывался океан. Не стоило улетать так далеко и высоко, но Скол чувствовал настоящую свободу лишь на этих ветрах, и он должен был оттачивать высотные полеты, чтобы не отставать от более крупных сверстников. Он взглянул на острова. Сегодня охота на одном из них определит его будущее.

— Скол!

Да, его и правда звали по имени. И кто бы это ни был, он беспокоился.

Уши Скола дернулись, когда он подогнул длинные крылья и нырнул к гнездовым утесам с рассветной стороны огромного Острова Солнца. Не стремительным рывком, который он задумывал, чтобы освежить голову, но ровным и спокойным.

В нем шевельнулся стыд за собственную трусость. «В другой раз».

— Скол!

В этот раз он узнал голос и кинул клич в ответ. Пониже Скола кружило золотое пятнышко, похожее на огромного орла-рыболова. Но это был не орел.

Широкие бронзово-черные склоны гнездовых утесов блестели в слабом утреннем свете. Скол вытянул вперед свои орлиные когти, смеясь навстречу ветру, что отгибал его длинные оперенные уши и трепал остатки зимнего меха на боках и задних лапах. Он нацелился на золотого грифона, парящего внизу, который его и звал.

— Ты припозднился!

— Еще нет, Кьёрн! — со смехом ответил Скол своему золотому другу. И прежде, чем Кьёрн осознал, что друг вовсе не замедляется, Скол врезался в него с вышины, и столкновение унесло их обоих, сцепившихся когтями, в сторону моря.

— А ну отстань! — мотая головой и хлеща хвостом, Кьёрн заклекотал и попытался вырваться.

— А видел, как я высоко летал?

— Ага, грязью мазаный молодчина. Скол, да послушай ты!

Они падали клубком серых и золотых перьев, ударяя крыльями и щелкая клювами. Им навстречу прыгали и дробились друг о друга соленые волны. Кьёрн наконец вырвался и развернулся. Скол выровнялся в воздухе и заскользил с ним рядом.

— Ты что, забыл солнцеметку? — Кьёрн был на треть крупнее Скола, золотой, словно утро, с глазами редкой окраски: цвета летнего неба.

— Нет, — пробормотал Скол, судорожно глотая воздух. — Мне надо было освежить голову.

— Это не должно было затянуться.

Скол усмехнулся и накренился, чтобы поймать Кьёрна за крыло, но Кьёрн подтолкнул себя повыше, избегая нового поединка.

— Все уже собрались, — добавил он.

— Но до срединной солнцеметки ведь не должны были!

Кьёрн вытянул когти.

— Время сбора изменили. Ты что, не слышал?

— Нет. А твой отец уже там?

— Король-отец.

— Король-отец, — поправился Скол и навострил уши в сторону гнездовых утесов, минуя их вместе с Кьёрном.

От верха до низа скал по выступам бродили грифоны, цветные пятнышки: пробуждаясь, они сильно потягивались и кланялись утреннему солнцу. Скол с Кьёрном по упругому воздуху воспарили над скалами к самому высокому из утесов, что высился над рассветной частью моря.

— Нет, — сказал Кьёрн. — Он еще не вернулся. На рассвете он полетел вдоль берега, чтобы испросить благословления у Тира на охоту.

— Тогда я ничуть не припозднился, — но раздражение обжигало Скола под перьями, и беспокойство тоже. «Почему я не узнал, что время изменили? Может, кто-то и сказал, например, мать или Тейра, а я забыл?»

Скользя в воздухе, он отряхнулся от этих волнений.

Медный утес сиял на рассвете, как сама медь. Вершиной ему служило травянистое плато, а сам утес резко обрывался в море, и у его края в беспорядке выставилась груда валунов времен Первой Эры. Самое подходящее место для речей короля прайда.

Или суда.

Скол с Кьёрном склонились к широкому пологому лугу, что тянулся вглубь острова от подножия утеса, и приземлились вместе. Кьёрн тяжело шлепнулся на каменистый торф, а рядом с ним с соколиной легкостью опустился Скол.

Кьёрн проследил за его посадкой и взъерошился.

— Готов? Я думал, мы этим утром с тобой поборемся.

Скол сложил крылья и опустил голову.

— Мне надо было полетать, — пробормотал он. Восторг полета покинул его и заместился тревогой. Если Кьёрн плохо себя проявит на охоте-посвящении, ему грозит не изгнание, а лишь неловкость. А Скол мог все потерять. — Я готов.

«Надеюсь».

Скол оставался одним из немногих самцов в прайде, что не приходился другом или родней королю Сверину. Повзрослев, Скол мог остаться лишь если бы доказал полезность и преданность.

— Но я волнуюсь, — сказал он так тихо, чтобы услышать могли лишь Кьёрн и ветер.

— Я с тобой, брат, — Кьёрн взглянул ему в глаза, — чего бы ни случилось. Я сказал отцу, что охотиться без тебя не стану.

Скол навострил уши и вытянул серое крыло. Кьёрн счастливо распушился и накрыл его крыло своим золотым.

— Стань мне в безветрие ветром попутным…

Скол поддержал клятву брата-в-полете:

— В высоком полете ты сил мне придай.

— Избранный брат мой.

— И неотступный.

— Пусть крыльев две пары взмахнут как одна, — произнесли они хором.

— Кьёрн…

— После охоты, — сказал Кьёрн, складывая крыло, — ты покажешь мне, как ты так высоко взлетел, а еще тот быстрый нырок…

— Ага, это если я вообще здесь останусь, — попытался пошутить Скол.

Кьёрн клюнул его в ухо.

— Пошли уже.

Скол помчался вверх по склону к королевским скалам. Короля он пока еще не увидел, но под скалами уже собрались в ряд трое других молодых самцов. Один из них, медношкурый, на несколько лет моложе Скола, едва ли повзрослевший для охоты, встретил серого грифона с облегчением. Они со Сколом обменялись взволнованными взглядами, но прежде, чем Скол вспомнил его имя, юный грифон отвернулся и прошептал тому, кто стоял перед ним, тоже медно-бурому:

— А правда, что на охоте-посвящении король убил трех волков?

— Нет, — последовал ответ, прежде чем старший медный успел произнести хоть слово. Все трое взглянули на зеленого грифона, стоявшего первым в очереди.

На год моложе Скола, ярко-изумрудный, он носил имя Хальвден. Сын завоевателя. Скол прижал уши. Каждый из трех грифонов, стоявших перед ним, был крупнее его, даже самый младший, ведь каждый из них наполовину принадлежал к Аезирам, грифонам из прайда короля Сверина, родом из земель за Морем Ветров. Из всех юных зверей прайда лишь Скол был чистокровным грифоном Северных островов. Родом из меньшего покоренного прайда под названием Ванир.

Хальвден продолжал, беспечно называя короля полным именем:

— Посвящение Сверина пришлось на то время, когда он со своим отцом завоевывал Серебряные острова. Может, наша добыча и будет велика, — сказал он со знающим блеском в глазах, — но король добыл целое королевство. Привет, Скол.

Скол напряг крылья. Хальвдена все знали как хвастуна. Вот почему Скол его чаще всего избегал. Но сейчас не мог.

— Славных ветров, Хальвден.

Хальвден полностью развернулся к Сколу и остальным грифонам, будто вовсе и не беспокоясь о прибытии короля.

— Славных ветров, сын Сигрун, — он это сказал нарочно. Так звали мать Скола. Имени его отца никто не знал. — Я видел, как ты летал. Что, надеялся так впечатлить Сверина, чтобы он тебя от охоты освободил? Или ты хотел, чтобы гнездовой отец закрыл глаза на будущие твои промашки?

Под перьями Скола вспыхнул жар.

— Я охочусь не хуже тебя.

— Ага, запугал всех полевок Острова Солнца, — Хальвден махнул хвостом, лениво раскрывая все перья на его конце, чтобы похвастаться окраской.

«Даже хвост у него лучше, чем у меня», — растерянно подумал Скол.

Между ними поднялся ветерок. Донесся прохладный запах ряски с реки Бегущей-в-ночи, и Скол попробовал найти в нем спокойствие.

— Полевок и перепелок, — продолжил Хальвден, видя, что Скол не ответил на первую издевку. — Слышал, старый Кадж с твоей единогнездной сестрой заметили вепря на Острове Звезд. Не успеешь удрать от этой зверюги, как он выщиплет твои перья себе на подстилку.

— Я не стану от него удирать, — ощетинился Скол, поднимая длинные перья воротника за ушами и внизу шеи.

— Ты хоть раз-то встречал такого зверя?

— А ты-то?

Хальвден расправил крылья, делая шаг вперед. Стоявший перед Сколом юный грифон, отстраняясь с пути старших, пригнулся и уступчиво приоткрыл крылья. Старший медный грифон не сдвинулся с места, и Хальвден поднял голову — выше, чем мог бы Скол.

— Ты здесь лишь потому что принц умолял…

— А ну докажи! — Скол пригнулся, готовясь к прыжку и драке. Правда, он осознавал, что может проиграть Хальвдену.

— Хватит, — прорычал старший медный грифон и шагнул вперед: так, что его тень упала на Скола. Он был роста Хальвдена, хотя и выглядел старше. — На охоте покажешь, чего ты стоишь, Хальвден. А не здесь.

Хальвден остановился, оценивая старшего грифона. Для Скола медношкурый выглядел знакомым, но он не мог понять, почему.

В притворном внимании Хальвден вскинул уши.

— Не думаю, что я должен прислушиваться к советам твоей семейки…

— Король летит, — сказал старший грифон.

Хальвден моргнул и развернулся, и все они наставили уши в сторону королевских скал. Король, взмахивая могучими крыльями, возвратился с утреннего полета и взметнул траву, приземлившись на вершину своих скал.

Огромнейший в прайде, Сверин, сын Перра, до кончиков перьев и когтей был королем. На шее он носил золотое украшение, усыпанное изумрудами и сверкающим кошачьим глазом, а прямо над изгибами черных когтей к его передним лапам крепились золотые наручи. Трофеи, добытые дедом Сверина на войне с драконами, на дальних арктических землях за морем. Рассвет окаймлял медные бока грифона, бросал отблески на алые перья его лопаток и темно-багряную морду.

Скол поклонился, как и все остальные. Прочие грифоны, поодаль, отложили все свои утренние дела, чтобы узнать, как рассудит король.

— Хальвден, сын Хальра, — прогрохотал Сверин без всяких любезностей. Хальвден, выйдя вперед и поклонясь, позволил свеситься с лопаток своим зеленым крыльям и расправил длинные маховые перья, красиво выказывая уважение.

Скол притиснул к бокам собственные крылья, самые простые и серые.

«Тусклый как воробей, да и пользы от меня не больше. Прав был Хальвден. На что я вообще охотился, кроме мышей с перепелками?»

Сверин отнесся к Хальвдену благосклонно.

— Твой отец — славный воин и друг. Твоя мать поступила мудро, избрав его. Если сегодня ты проявишь себя хотя бы вполовину так же хорошо, как он, я с гордостью приму тебя в ряды своих соратников.

Хальвден распушился, а потом, наклонив голову, с еще большим достоинством прижал перья до полной гладкости.

— Будем надеяться, что я проявлю себя больше чем вполовину, милорд, — он опять поклонился и отошел с важным видом, в то время как король с изумленным одобрением повел кончиком крыла.

Скол снова насторожил уши, полный внимания и надежды. «Хальвдену почти ничего и не пришлось говорить. Может, не так-то это и сложно». Потом старший медный грифон, стоявший перед Сколом, выступил вперед и расправил крылья в поклоне.

Взгляд золотых глаз Сверина охладел.

— Сын Видара, — прогрохотал он.

Серебряно-островное имя. Имя завоеванных грифонов. Скол пересилил порыв сжаться в комок и притворился каменным.

— Твой отец был Ваниром с Серебряных островов. Ты долго ждал чести выступить передо мной.

— Я думал, так будет лучше, — тихо сказал меднокрылый. — Дождаться, пока все утихнет.

— Я помню твоего отца.

— Я его не помню, милорд, — голос медного грифона оставался бесцветным. — Моя мать — охотница из вашего клана. Кузина вашего отца.

И Скол вспомнил. Четыре зимы тому назад Сверин изгнал грифона за ночные полеты, запрещенные их сиятельным богом Тиром. Во все времена изгнание ставило выживание под вопрос. Но зимнее изгнание означало смерть. Тот грифон был отцом меднокрылого.

— Почему ты раньше не искал моего прощения? — король хлестнул хвостом. Большой медный грифон поднял голову, прижимая уши.

— Мой король, я не летал в ночи.

— Ты от его крови. Ты должен был искать славы. Должен был извиниться. Искупить вину, — король повысил голос; он потрескивал и отдавался эхом вниз по склону. — Или ты страшился?

— Нет, — защелкал медный, взволнованно вскинув крылья. Скол следил, чтобы его собственные перья оставались спокойно-гладкими, но увидел, как самый юный грифон отступил и почти съежился.

Король наклонил голову, сверкая золотом глаз.

— Ты трус, сын клятвопреступника, который смеет теперь зазнаваться и ожидать, что ему найдется место в прайде. В прайде мне нужны сильные. Отважные. Преданные.

— Я преданный! — но молодой грифон раскинул крылья и пригнулся, а в его голосе прозвучала угроза.

— Ты не станешь охотиться и летать в рядах моих соратников, сын Видара. Твоя кровь отравлена предательством твоего отца, пренебрежением моими законами.

Наступила тишина.

Пытаясь вдохнуть сквозь ком в горле, Скол едва подавил тревожный восклик. Значит, отказ, даже без шансов поохотиться?

Большой медный грифон взглянул на короля широко раскрытыми глазами, чьи зрачки сузились в панике, как у неразумного орла.

— Что вы сказали, милорд?

— Оставь прайд. Ты мне не нужен.

— Но моя мать, мой брат…

— Без тебя им будет лучше.

Над склоном и скалами повисла натянутая тишина, и Сколу на миг показалось, что медный грифон вот-вот рванется вперед и бросит королю вызов. Медные крылья уже дернулись. Затем взгляд медного переметнулся к юному грифону, затихшему позади. Тогда медный развернулся к королю и поклонился. От шока по коже Скола пробежали мурашки.

— К-как пожелаете, милорд. Я недостоин этого прайда.

Но Сверин больше его не слушал. Он отвернулся, глядя в небо, как если бы меднокрылый грифон перестал существовать. Скол моргнул и тоже отвел взгляд. Он расслышал, как самый юный грифон прошептал имя. Наверняка они были братьями.

— Славных ветров, — прошептал старший, а затем снялся с земли, тяжело хлопая крыльями, чтобы набрать высоту. Скол, не глядя, стиснул клюв. Его сердце перекачивало лед вместо крови, а живот охватило жаром. Он задумался: если такой прием оказали полукровке, чей отец покрыл себя позором, то как же примут его самого?

Над головой плакали чайки. Скол сперва подумал, что одна из них ранена, но затем понял, что это скорбный крик грифоницы пронзает утренний воздух. Сверин резко огляделся, и снова все затихло. Юный медный грифон отступил назад. Потом он почему-то посмотрел на Скола. Скол перевел дыхание и заставил себя подбадривающе кивнуть. Он никогда еще не видел, чтобы Сверин кого-то прогонял из прайда, не дав проявить себя в охоте.

— Второй сын Видара, — прогрохотал король.

— Я… я Эйнарр, мой король, — голос юного грифона дрогнул. Скол выдохнул, желая ему быть сильным.

— Ты слишком юн, чтобы искать славы.

— Но я ее… все-таки… — Эйнарр умолк. Что еще он мог сказать? Его отца изгнали, и брата тоже: прямо у него на глазах. Скол сделал шаг вперед, словно бы мог придать Эйнарру сил.

— Да, — пробормотал Сверин. — Представляю, — он смерил юного грифона холодным золотым взглядом. — Твоему брату стоило бы поучиться у тебя смелости, — он дернул хвостом. Его взгляд оставался неподвижен. Шум волн, разбивающихся о скалы, ворвался в тишину. — Можешь охотиться. Будем надеяться, материнская кровь в тебе пересилила отцовскую.

— Спасибо, милорд, — выдохнул Эйнарр. — Мой король.

Отвесив низкий поклон, Эйнарр развернулся и умчался с глаз короля. Скол проводил его взглядом. Один грифон изгнан. Двое — нет. И почему он решил, что это будет легко? Полеты с Кьёрном сделали его слишком самоуверенным. Да в одном хвостовом пере короля нашлось бы больше мужества, чем во всем теле Скола.

Затаив дыхание, он собрался и глянул вверх.

Сверин пристально смотрел на него.

В ожидании.

Глава 2. Говорящий ворон

Поборов страх, Скол низко поклонился и раскинул крылья. Честь матери, место в прайде, собственная жизнь — все сейчас зависело от его решимости.

— Милорд.

«Твой страх — всего лишь ветер, — однажды сказала ему мать. — Он способен сбить с пути твои крылья, но не твой разум».

— Я знаком вам как…

— Сын Сигрун.

В низком голосе Сверина Скол не мог прочесть эмоций, но король неспроста использовал имя его матери. Если кто-то и знал имя отца Скола, его никогда не произносили.

— Я ожидал, что, будучи братом-в-полете моего сына, ты окажешься первым в очереди.

«Я и оказался бы! Если бы только знал, что время сбора переменилось». Но все остальные знали. Оправдываться было бессмысленно. Скол выпрямился, скрежетнув клювом. На фоне рассвета Красный король казался огромным; утяжеленный золотом и тем оттенком угрозы в глазах, что посверкивал каждый раз, когда король смотрел на Скола. Скола овеяло легким прохладным ветерком, и он снова обрел дар речи.

— Надеюсь вновь вас сегодня удивить, милорд, — нашелся Скол и сразу захлопнул клюв. Король пригнул одно ухо, а затем удивленно хмыкнул, навострив уши.

— Ты верный друг моего сына. Его брат-в-полете. И выбор был сделан не беспечно. Боюсь, что доказывать тебе придется усерднее, чем остальным. Твой отец противился моему. Твоя мать открыто пренебрегла нашими обычаями…

— …лишь просьбой оставить меня в живых, — не удержался Скол, и у него почти что остановилось сердце. Он ведь перебил самого короля.

Зрачки Сверина сузились, и у Скола вырвались следующие слова:

— Но она избрала нового супруга, из Аезиров. Вашего брата-в-полете. Она служит вам целительницей. Мой отец сражался с вами, но это лишь означает, что он был воином. В моей крови есть мужество, милорд. И преданность. Я не знаю имени моего отца и не желаю знать. Позвольте мне доказать вам, чего я стою. Ради Кьёрна, моего брата-в-полете.

Он заострил на этом внимание, чтобы напомнить королю. Задыхаясь, как после полета в шесть лиг, Скол подумал, что лучше остановиться на этом, и поклонился так низко, что его клюв коснулся земли.

Король негромко произнес:

— Хорошо сказано.

Скол не посмел поднять глаз.

— Мой сын очень любит тебя. Ради сына я разрешаю тебе охотиться. Ради себя и своей матери ты должен доказать правдивость своих слов.

Освободившись, Скол коротко кивнул и затрусил вниз, чувствуя, как каждая мышца зовет его умчаться, подобно Эйнарру. Облегчение омыло его, как прохладная вода омывает после полета. Он больше не взглянул на короля, но чувствовал прожигающий взгляд золотых глаз до тех пор, пока не скрылся из поля зрения Сверина.

Снова подняв взгляд, Скол увидел на склоне Кьёрна, золотого, как солнце. И пустился в галоп как в бегство, выплескивая пережитый страх с каждым ударом лап.

— Он разрешил, — выдохнул Скол, врезаясь в Кьёрна.

— Еще бы не разрешил! — рассмеялся принц, отталкивая Скола взмахом крыла. — А теперь поторопись. Кадж назначил встречу на Утесе Звезд.

— Ну тебя-то Кадж подождет, — засмеялся Скол, взмывая с ним в небо.

Дневная Звезда мерцала в лучах позднего рассвета, указывая путь. Место восхода солнца отмечало рассветную четверть неба, место заката — ночную, а звездную четверть назвали в честь обитающей в ней звезды, что вечером всегда загоралась первой и последней угасала с наступлением дня. Однажды мать рассказала Сколу, что, если грифон далеко-далеко пролетит за звездой, он достигнет заледенелой вершины мира. Острейшее зрение грифонов могло различить Дневную Звезду даже в полдень. Сейчас, во время полета за звездой, Скола изумляли такие радостные мысли.

Охота! Эта мысль тоже радостно промелькнула в его голове, и Скол высоко воспарил, а облегчение и надежда смыли весь ужас от изгнания сородича. Он засмеялся и погнался за Кьёрном, пока не увидел охотников, столпившихся на Утесе Звезд. Скол насчитал лишь семерых. Собрались Эйнарр, Хальвден, четверо опытных охотниц-грифониц и, конечно же, Кадж.

— Надеюсь, его высочество вполне готов, — прогрохотал Кадж, когда Скол с Кьёрном после жесткой посадки перепрыгнули через чахлые травы.

— Мы готовы, — Кьёрн намеренно заострил внимание на Сколе. Все, кроме Каджа, низко поклонились, как только принц с ними сблизился. Кадж обошелся коротким скептическим смешком.

Кадж, ростом превышающий многих из прайда, носил на боках шрамы от бесчисленных битв с грифонами и прочими зверями. Его широкие крылья были яркими, как кобальтовое море под солнцем, а львиные задние лапы — насыщенно-золотыми. Высокочтимый брат-в-полете самого короля пренебрегал как благородным металлом, так и драгоценными камнями. В Кьёрне он, возможно, замечал не более чем очередного неуклюжего недомерка, обузу для охотников.

А Скола он вообще едва ли замечал.

— Гнездовой отец, — пробормотал Скол, склонив голову. В ответ Кадж хлестнул хвостом и перешел повыше. Он не приходился Сколу настоящим отцом, но был супругом его матери.

«Он, конечно, не против, что я пришел? Это ведь прибавит чести нашей семье и его гнезду?»

— Скол! — одна из охотниц выпрыгнула вперед со счастливым криком. Единогнездная сестра Скола. Конечно же, она поохотится вместе с ними. И, может быть, поможет Каджу вести охотников.

— Тейра!

Мех и перья дочери Каджа замерцали в утреннем свете жемчужно-лавандовым, и прежде, чем Скол успел поприветствовать ее как следует, она врезалась в него, и они вместе покатились по траве, смеясь и толкаясь, как котята. Остальные грифоны с раздражением убирались с пути их бесшабашной потасовки, пока ее не прервало короткое грудное рычание Каджа.

— Побереги силы. Дочь.

При звуке голоса Каджа Тейра вскинула голову и вновь превратилась в охотницу, аккуратную и гордую. Кадж щелкнул клювом и поднял крылья, призывая ко вниманию.

— От вепря подобной игривости не ждите.

Ярые взгляды всех грифонов обратились к Каджу, расхаживающему по краю утеса. В основном он обращался к новым охотникам-самцам, и его золотые глаза лишь изредка испытующе поглядывали на трех юных самок, но на Тейру — никогда. Ведь все грифоницы знали, чего ждать от охоты. А единогнездная сестра Скола была одной из лучших охотниц Острова Солнца. Скол с гордостью распушился.

— Этим утром мы заметили вепря в ночной части Острова Звезд. В глубине волчьих земель. Так что остерегаться вам предстоит не только вепря, но и наших врагов. Если им удастся словить грифона на земле, пощады не ждите, — и Кадж выразительно взглянул на молодых самцов. — Мне это особо известно.

На спорных охотничьих землях схваток было не избежать. В то время, как старый воин излагал стратегию по выманиванию кабана из кустистого подлеска и рябиново-сосновых рощ, взгляд Скола скользнул по шрамам на боку у Каджа. Грифонам предстояло попасть на земли, опасные для их вида, зато самые что ни на есть подходящие для вепрей и волков.

Скол слушал, полный решимости внести в победу свой вклад, пускай добыча и будет считаться Кьёрновой.

Кадж, сделав паузу, окинул всех пристальным взглядом. Оперенные уши вскинулись, ловя каждый звук. Кадж был опаснее любого волка.

— Вепрь смертельно опасен даже для сильнейшего из грифонов. Не охотился на кабана — стало быть, не охотился вовсе. Своим оружием вепри легко соперничают с нашим. Копыта их остры как лед. Клыки сильны и остры, подобно грифоньим когтям, притом втрое длиннее, — эти слова он обратил к Хальвдену, а тот сразу перестал чиститься и заморгал, показывая, что полон внимания. Кадж продолжил:

— Из-за толстой шкуры их невозможно убить с воздуха, как оленей. Требуется пробираться к ним снизу, — Кадж сжал комок торфа в черных когтях и выдавил из него дождевую воду с таким усилием, будто стискивал горло вепря. — Так что сражаться вам придется на земле. Вепри быстры. Но и глупы, что лишает их страха. Если не свалим этого зверя с ног, нам его не убить, — его взгляд остановился на Кьёрне. — Эту добычу мы сумеем одолеть только вместе.

Он удерживал взгляд Кьёрна до тех пор, пока золотой принц не опустил голову.

— А если выживете, — холодно прогрохотал Кадж, обращаясь ко всем сразу, — вы докажете, что достойны принадлежать к королевскому прайду, и, быть может, король вас в нем оставит. Так поохотьтесь же славно.

Скол переступил с лапы на лапу, с нетерпением желая сорваться с места. Следующие слова Каджа солнечным светом полыхнули в его крови:

— Во свете солнца, милостью великого Тира, во славу короля, мы охотимся, мы летим!

Кадж расправил ярко-синие крылья и со звонким криком оторвался от земли. За ним взмыли четверо грифониц. Кьёрн и Скол прыгнули в небо вместе с остальными молодыми самцами, и все последовали за Каджем в звездную четверть.

Грифоны выстроились по ветру клином: Кадж находился на острие, а Тейра — далеко на левом фланге. В лучах рассвета под крыльями сияли шесть островов, и Скол сосредоточился на Дневной Звезде. Когда все выстроились, он оказался почти в одиночестве и воспользовался этим, чтобы собраться с духом. Он должен был держаться рядом с Кьёрном, и на этом все. Отправиться на такую охоту — уже честь. А если бы ему удалось помочь повергнуть вепря и при этом умудриться не погибнуть, то почему бы… так далеко он старался не загадывать.

Острова, собранные в виде следа, скользили под крыльями. Огромный Остров Солнца играл роль главной подушечки лапы, а Остров Звезд, похожий на месяц Предел Когтя, гористая Разбросанная Галька, Воронье Крыло и Черная Скала были подушечками пальцев.

Кроме Острова Солнца, где правил Сверин, и кишащего волками Острова Звезд больше ни один остров не подходил грифонам для жизни. Они были по большей части бесплодными, охотиться там было почти не на кого, укрыться негде. Неудивительно, что многие изгнанники покидали острова.

Между облаками, все еще плывущими над островами, Скол видел почти весь Остров Солнца — самый большой из всех, грифоний дом. Его просторы покрывала травянистая торфяная степь, усеянная скалами и испещренная холмами, переходящими в гряду бесплодных гор. Сушу рассекала Бегущая-в-ночи, что скатывалась с Белых Гор и с обрыва низвергалась в море. По ее берегам рос березово-можжевеловый лес, и резвые ручейки вытекали из речки, чтобы напитать влагой весь остальной остров.

В этом лесу Скол провел почти все детство, охотясь с Кьёрном и Тейрой на жуков, а затем на зайцев и птиц. На Острове Солнца добыча водилась некрупная, и лишь на заснеженных опасных горах жили северные олени. Белые Горы, расположенные в дальней звездной части острова, приносили холодные дождливые зимы Сверинову прайду, живущему на ветровом побережье. На оставшуюся часть суши с гор спускались лютый холод и снег.

Если бы Скола изгнали, ему стало бы негде жить на Острове Солнца. Если бы он, конечно, вообще в таком случае остался на Серебряных островах. Многие изгнанники просто-напросто улетали. Никто и не знал, выживали ли они, отправляясь за море в неведомые земли. Скол подумал о медном грифоне, которого изгнали вот только что, этим утром.

Куда же отправится брат Эйнарра?

От резкого скрипучего смешка Скол чуть не выскочил из собственных перьев и быстро свернул. Ворон. Это ворон звал его в вышине. Зачем бы вообще ворону так высоко взлетать?

— Я не на охоте, — прорычал Скол. — Нет у меня никаких объедков, вредная птица!

— Нет, на охоте, — поддел его ворон. — Правда?

Скол огляделся: он хотел увериться, что никто не видит, как он разговаривает с птицей. Кьёрна бы это до того рассмешило, что он бы врезался в землю. Конечно, в отличие от меньших птиц, вороны в Первую Эру выучили грифоний язык, но лишь затем, чтобы докучать.

— Нет. На кого мне тут, в небе, охотиться? Вот и оставь меня в покое.

— Был бы ты в покое, я бы оставил тебя, сын Сигрун, — ворон посмеивался, и постукивание птичьего клюва очень сильно напоминало голос грифоницы, журящей своего котенка. Под перьями Скола полыхнул жар.

— Как ты про меня узнал?

Ворон изучал его пытливым черным глазом.

— Ты ведь Раскол, сын Летящего-в-ночи, последний Ванир, рожденный на Серебряных островах?

Скол заскрежетал клювом, и его взгляд заметался в стороны. Если только кто-нибудь заметит, как он разговаривает с вороном… но любопытство в нем так и забурлило. Он никогда ничего не слышал ни о каком Летящем-в-ночи. Ничего не слышал о своем отце.

— Ну, я Раскол. Говори прямо.

Птица лишь вновь засмеялась и спикировала к островам. На один удар сердца Скол подумал, не стоит ли ее поймать, и кончики его крыльев дернулись. Лишь мысль о том, что скажет Кадж, если он, Скол, нарушит строй в погоне за каким-то грязью мазаным падальщиком, смогла его остановить. Он следил за вороном, пока птичий силуэт не растворился в тусклой зелени Острова Звезд.

Так много репутаций следовало сберечь. Собственную, Кьёрна, матери. Даже Каджа. Скол ничего не знал об отце, об этом Летящем-в-ночи, и знал, что таков выбор матери. «И разве я только что не сказал королю, что мне все равно?»

Кадж издал клич, зовущий спуститься в лес. Клич к началу охоты.

Скол сузил глаза, сложил крылья и спикировал.

Глава 3. Под рябинами

В сыром и зябком лесу крылья Скола сводило судорогой. Если бы он попробовал их расправить, они бы ударились о деревья и запутались в буйном подлеске. После зимы еще не успели пробиться листья, и зелень была лишь на высоких соснах да древнем можжевельнике с извилистыми ветками и красной корой. Солнечный свет, достигая земли, принимал странную форму: яркие пятна пересекались извивами теней, что шевелились то ли из-за животных, то ли просто из-за дуновений ветерка. К Сколу пришло облегчение, когда он увидел, что Кьёрн тревожится не меньше него.

Остров Звезд оказался больше, чем виделся с высоты. А еще с высоты все эти темные заросли сосен, берез, подлеска и змеящаяся через них река, прерываемая низкими скалистыми утесами и водопадами, радовали взгляд. Но для грифона, спустившегося на землю, красота превратилась в угрозу.

Когда грифоны пошли друг за другом, Скол остался рядом с Кьёрном. Никто не должен был охотиться в одиночку. Впереди Тейра выслеживала добычу. Скола раздражали холодные тени, когда он крался между деревьев. Это блуждание в потемках ему совсем не нравилось.

За охотниками бесшумно следили неразумные птицы, а все прочие существа куда-то разбежались. Скол огляделся в поисках воронов, но не нашел их. Каждый раз, когда грифоны выходили на свет, Кьёрн сиял, как золото его отца. Сколовы темные перья и тусклая шерсть, похоже, получше подходили для лесной охоты.

«Но мы вообще не предназначены для наземных охот». В мыслях Скола возник образ грифоницы, бросающейся с воздуха на оленя. Охота в лесу — это вызов для воина. Король настаивал, что грифон должен уметь охотиться в любых условиях.

Впереди замерла Тейра. Скол подтолкнул Кьёрна, который как ни в чем не бывало шел вперед. Принц замешкался, опустил голову и огляделся, медленно принюхиваясь.

Скол тоже это учуял: волну мускусного запаха.

— Волки, — шепнул Кьёрн.

Скол заострил взгляд на приметах места. Вот собрались в круг бледные березы в черных крапинках, вот неподалеку струится ручей.

— Мы на их земле, — сказал Скол.

Принц метнул в его сторону яростный взгляд голубых глаз.

— На своей земле. Серебряные острова принадлежат моему отцу с его прайдом. И ты вправе охотиться везде, где только захочешь, Скол.

— Я лишь хотел сказать…

Тейра, развернувшись к ним, повернула голову набок и щелкнула клювом. Грифоны притихли, и снова они втроем стали красться вперед. Если бы кто-то из них заметил или учуял вепря, они бы издали клич, и все охотники погнали бы добычу из-под полога ветвей. А до тех пор охота должна была проходить в тишине.

Влажная упругая почва приглушала шаги, и на краю зрения Скола то и дело шевелились тени. Однако стоило ему повернуть голову, как все замирало. Березы уступили кольцу рябиновых скелетов, узловатых и темных. Осенью их ягоды полыхали по всем островам, как очаги лесных пожаров, и сейчас эти деревья усилили тревогу Скола, ведь они давали приют врагам.

— Мне кажется, за нами следят.

— Волки, — повторил Кьёрн, на этот раз презрительно. — Слишком трусливые, чтобы вступить с нами в бой. Может, они надеются умыкнуть кусок от нашей добычи. Пусть только попробуют!

— Говоришь так, будто хочешь встретить тут волков, — пробормотал Скол.

Кьёрн наклонил голову набок, сверкая глазами. Скол отчаянно захотел себе хоть крупицу от мужества своего друга.

— А почему и нет? Только представь, что мы принесем моему отцу не только лишь мясо вепря, но и волчью шкуру. Подумай, какие нам почести…

— Тихо вы, кретины, — прошипела Тейра. Что-то зашевелилось в двух прыжках впереди. Грифоны замерли и пригнулись. Тейра, подергивая кончиком хвоста, насторожила длинные пернатые уши и подняла клюв, чтобы принюхаться.

Напряжение Кьёрна ощущалось как шар огня небес, готовый взорваться и осветить леса. Его хвост дергался, а когти вцепились в подстилку из сосновых иголок. Скол с опаской наблюдал за своим принцем, надеясь, что тот придержится указаний Каджа.

Тейра подала сигнал, взметнув хвост, и, прежде чем грифоница его опустила, ее оконечные хвостовые перья распахнулись веером на долю мгновения. Она заметила вепря. Кьёрн и Скол переглянулись, а затем разделились, чтобы зайти с боков. Таким треугольником грифоны могли выгнать зверя из леса.

В ушах Скола так грохотало собственное сердце, что он удивился, как это оно не спугнуло вепря. Краем глаза он вновь заметил движение теней. Остановясь, Скол присмотрелся и усилием воли сдержал предупреждающий рык.

— Вперед! — крик Тейры вновь вовлек его в охоту.

Скол даже не видел кабана, к тому же ветер дул не в его сторону. Но он доверился Тейре, взвился на задние лапы и расправил крылья, но лишь ударился ими о два дерева. Скол топнул лапами по земле и взревел: рык молодого льва родился глубоко в его груди. Яростный клич Кьёрна ответил через лес. Между двумя грифонами зашуршал кустарник, и Скол прыгнул вперед.

Увидев промельк щетинистой серой шкуры, он зарычал и с угрозой щелкнул клювом. Кабан развернулся, чтобы напасть на Кьёрна. Скол прыгнул за ним, и в это время его позвала Тейра:

— Стой! Он нас всего лишь запугивает. Мы его погоним вон из-под тех деревьев!

Скол посмотрел туда. Впереди чаща обрывалась в скалисто-травяные просторы луга. Он услышал вопль Кьёрна и с трудом сдержался, чтобы не ринуться на помощь. Придерживаясь плана, он ожидал, пригнувшись: в готовности сразиться с вепрем, если он вернется. Впереди ярко сияла золотом Кьёрнова шерсть, и Скол следил за подлеском. До его ушей донеслось, как Тейра продирается среди подлеска и деревьев, пытаясь подобраться ближе к вепрю и выманить его куда нужно.

Скол рысцой побежал вперед. Лес оставался спокойным и безмолвным. Он поднял уши, принюхиваясь. Ветер переменился, и запах вепря ударил, как взмах крыла. Скол замер.

Зашуршал кустарник, и Скол увидел изгиб кабаньей спины. Собравшись с духом, он прорычал кабану вызов.

Из гущи зарослей вепрь вырвался прямо к деревьям, у которых пригнулся Скол. Его горло стиснулось, подавляя очередной рык. Раздвоенные копыта кабана разодрали землю. Высотой в холке он был равен Сколу и впивался в него взглядом маленьких влажных красных глаз. Мускулистое тело обтягивала толстая каменно-прочная шкура — все как и говорил Кадж. Не в силах зарычать, Скол пригнул голову и в долгом шипении раскрыл клюв, царапая влажную почву.

Вепрь взвизгнул. Скол знал, что Тейра и Кьёрн не должны были сходить с места. А перед ним встала задача отогнать зверя обратно. Но ни в одной из историй об отваге и славе охотников не предупреждали о том холоде, что стянул сейчас живот Скола.

Он с усилием сделал шаг, затем еще один, поднимая при этом крылья, чтобы казаться большим, сильным и бесстрашным, несмотря на пронизывающий ужас.

Вепрь тряхнул уродливой головой и вновь издал визг — ужасный звук, разбитый на три ноты. И в этом ужасном звуке, к трепету Скола, проявились слова:

— Я не умру ради твой славы, ворюга.

«Какая глупость, кабаны ведь все неразумные!» У Скола не было шансов справиться с потрясением. Кабан топнул и с грохотом ринулся в атаку через кусты. Он продирался через колючки и спутанные ветви, раздирая их клыками и ломая напором мощных лопаток.

Внутри Скола полыхнули замешательство и паника, и он, не раздумывая, расправил крылья и оттолкнулся от земли. Крепкая безлиственная береза поймала его крылья, и перья запутались в побегах. Гнулись и ломались ветви ближайшей рябины. Скол не мог взмахнуть, чтобы набрать высоту. Он вкогтился в стволы и ветки, как отчаявшийся грифоненок, как мелкая дикая кошка, как белка. Трус. Под его крыльями трещали все новые и новые ветки. Вепрь протаранил березу. Скол притиснулся к дереву и попытался издать рев. Ничего не вышло.

Вепрь снова ударил. На землю посыпалась кора и березовые ветки. Скол оттолкнулся задними лапами от березового ствола, прыгнул и попал прямиком на широкий корявый ствол можжевельника. До земли оставался всего лишь прыжок, но все-таки здесь кабану его было не достать. Вепрь унесся — со злобным смеющимся визгом.

На лугу между деревьями вспышками мелькали цветные шкуры других грифонов. Храбрых грифонов. Эйнарр и Хальвден уже доказывали, что они воины.

Ушей Скола достигли рык и крики грифонов. Его охватило облегчение и сменилось стыдом. Он осторожно соскользнул с дерева, оставляя на красном стволе длинные шрамы от птичьих когтей. Согнув крылья, он обнаружил, что с ними все в порядке, не считая легких ушибов, и успокоился, осознав, что все еще может летать. Сломанные лапы заживали легко. Сломанные крылья заживали лишь с помощью грифоньих целителей или вовсе не заживали, а сломанное крыло на Острове Звезд означало гибель.

Скол повернулся к лугу в готовности искупить свою трусость.

— Лишь дурак вышел бы в одиночку против старого Лепу, — произнес голос самки. Скол с шипением развернулся, но никого не увидел. — Я рада, что ты не дурак, Раскол, сын Летящего-в-ночи.

— Покажись! — он вертелся кругами и приоткрывал крылья, хотя и не рискнул бы вновь попытаться взлететь в лесу. Все остальные грифоны гнали вепря на луг. Он остался один. Его омывал мускусный древесный запах.

Волчий.

Когда Скол, наконец, замер и шевельнул лишь ушами, он услышал, откуда идет этот голос, и повернулся туда.

Она так же хорошо сливалась с лесом, как солнечный луч, листок или тень. На Острове Звезд водились волки величиной почти что с грифона. В отличие от меньших зверей, населявших рощицы на меньших островах, они могли, как и грифоны, похвастаться яркими окрасами, обладали именами и речью. Скол сумел разглядеть, что шкура волчицы красным оттенком напоминает о летнем вереске, а на свету переливается, подобно грифоньим перьям, от серого к золотому. Она стояла под самой высокой рябиной.

— Кто ты такая? Говори!

Она шагнула вперед: уши торчком, в янтарных глазах — блеск, а морда бдительная, но без угрозы. Мех на ее загривке оставался гладким, осанка — расслабленной.

— Меня зовут Катори. Зачем ты охотишься на великого вепря?

— Ради еды, — соврал Скол, а затем, подумав о Кьёрне, с достоинством поднял голову. — Чтобы добыть славную добычу и доказать, что мы достойны. Ради славы короля.

Произнося эти слова, он удивлялся, зачем ему вообще объясняться вместо того, чтобы напасть на нее или уйти к товарищам.

— Какого короля? — она стояла, неподвижная, как сосна, и загадочная, как шепот березовых веток. Скол замешкался. Ветер шелестел в ветвях берез и сосен, и казалось, он тонкоголосым эхом повторяет ее слова: «Какого короля? Какого короля?»

Бросив взгляд вверх, Скол увидел лишь голые ветки, что шуршали от шепчущего ветерка, а еще птиц. Он вновь взглянул на волчицу и сузил глаза.

— Единственного короля. Сверина, сына Перра, короля Серебряных островов.

Ее нос сморщился, и показались острые кончики зубов.

— Ты хочешь сказать, короля Острова Солнца. Короля воров. На Острове Звезд уже есть король. Грифонам здесь не место.

— Грифонам место везде, где только они захотят. Куда только смогут долететь. Если ты не согласна, сразись со мной.

Краем глаза он поймал движение и глянул вверх. На ветке сидел ворон, раскачиваясь взад-вперед и посмеиваясь. Скол подумал, не тот ли это, которого он сегодня встретил. «Он что, выследил меня, рассказал обо мне волкам и привел ее сюда?»

— У меня нет желания с тобой сражаться, — волчица вновь привлекла к себе внимание Скола. — Хотя ты и вторгся сюда, а твой король преследовал мою семью.

— Что-что, вторгся? — подумав про Кьёрна, Скол выдавил из себя дерзкий смешок. «Эти острова — наши». — А что насчет короля, Сверин охотится на волков, потому что вы мешаете нам охотиться на Острове Звезд. Сами и виноваты.

— Замкнутый круг, — она подняла голову. — Но что первым явилось, Раскол, гора или море?

Над головой расхохотался ворон и поудобнее устроился на ветке, вторя ее словам.

Скол вновь замешкался и распушился. В ее ответе не было никакого смысла, и все же с ее словами в памяти проснулся низкий гудящий голос самца-грифона. «Моего отца?»

«Что первым возникло, Раскол — гора или море? Старейший не даст ответ. Сказать он не сможет, возникла ли первой волна или бересклет».

— Что первым явилось? — и ворон перелетел на другую ветку.

Скол не помнил, чтобы он учил эти слова, но они процарапались сквозь его рассудок, и он прошептал:

— Молчанье иль песня…

— Рябина не даст ответ, — пробормотала Катори, — и дать не смогла бы, владей она речью, живи она сотни лет.

Скол отступил на пару шагов, пристально глядя на волчицу. Ему хотелось лишь раскинуть крылья и взмыть. Все это было каким-то безумием. Ему нужно было вернуться к Кьёрну.

Потом идея озарила его разум, как огонь небес. Он же может забрать этого волка в качестве личной добычи. Кьёрн же об этом сам говорил. «Какими же тогда почестями наградит меня Сверин?» Он ударил по земле когтистой птичьей лапой.

— Хватит с меня волчьих чар. Если тебе так не нравится, что я здесь — прогони меня. Дерись со мной. Я бросаю тебе вызов!

Он огрызнулся, прижал уши и распахнул крылья. Волчица не двигалась. Затем он увидел, почему. Вокруг появилось еще больше подвижных теней. Его окутал запах, а из-за деревьев его поддразнивали приглушенные взрыкивания и бормотание.

Волки окружили его. Просто он их не видел.

— Теперь ответь мне честно, Раскол, — в луче солнца засияли ее глаза. — Зачем ты охотишься на великого вепря?

Сколу не терпелось улететь, спастись, или прыгнуть и сразиться, и он шевельнулся, будучи не в силах спокойно стоять на месте. «И почему я только решил, что сумею в одиночку охотиться и сражаться?»

Прерывисто дыша, он с гневом сказал ей правду:

— Доказать, что я достоин быть воином. Заслужить место в прайде и не быть изгнанным.

— Изгнанным, — пробормотала волчица.

Скол задумался, была ли бы она такой же храброй без поддержки других волков. Он сомневался. И, увидев ворона, он заметил, что в густой мех на шее Катори аккуратно вплетены два длинных темных пера. Такую работу могли проделать лишь птичьи когти. Она была с воронами в союзе.

— Может быть, Раскол, изгнание — это не так уж и плохо.

— Прекрати звать меня по имени, — огрызнулся он. — Как ты вообще обо мне узнала?

Она развернула ухо к ворону, который с хихиканьем вновь и вновь бормотал имя Скола.

— За твою честность и ради твоей семьи я расскажу тебе, как убить вепря, — в ее янтарных глазах показалось озорство, а затем ярость и грусть. И Скол невольно насторожился. — Он прожил такую долгую жизнь, что больше его ничего уже не радует. Даже мы будем рады, если нам не придется больше терять щенков под его копытами.

Скол приподнял крылья.

— Мы знаем, как убить кабана.

Она наклонила голову.

— Точно?

Он замешкался. Возможно, это какая-то волчья хитрость, призванная отвлечь его от охоты, от помощи Кьёрну. Но что же мешает стае напасть прямо сейчас? Та волчица, что сейчас стояла перед Сколом и говорила так спокойно и убедительно, не напоминала тех свирепых волков, которых описывал Кадж. Да и того, что вепрь окажется говорящим, Скол вовсе не ожидал. Он опасался новых открытий. «Правда ли мы знаем, как убить кабана?»

И сама мысль о нападении на волчицу, знающую его имя и говорящую по-грифоньи разумно, не казалась правильной.

Сегодня на первом месте был вепрь, Кьёрн и помощь Кьёрну. Если эта волчица знала, как убить вепря, Скол должен был у нее научиться.

— Говори же то, что хочешь сказать, — он вскинул голову. Ветерок, пронесшийся по лесу, взъерошил его перья. — А потом оставь меня.

Волчица пролаяла смешок, а потом, к удивлению Скола, потянулась и склонила голову в насмешливом поклоне.

— Почему бы и нет, о великий грифон. Конечно же, мы оставим тебя заниматься твоими наиважнейшими делами.

Послышалось больше взлаиваний, а затем — смеющийся вой. От призрачных волчьих голосов в груди у Скола поселилась дрожь, а кожа под перьями вспыхнула. Затем красная волчица выступила вперед из-под рябины, и мягкий мех приглушал ее шаги, пока она не подобралась по зарослям так близко к Сколу, что он мог бы дотянуться до ее горла когтем.

Скол осознал, что она его совсем не боится. Он понял — она не боялась бы, даже если бы встретилась с ним один на один.

И близко к Сколу, отражая янтарными глазами сияние солнца, волчица рассказала, что он должен сделать, чтобы убить вепря.

Глава 4. Последние слова Лепу

Маленький луг пестрел грифоньими красками. Ярко сияли перья и мех старого Каджа и Кьёрна, небесно-голубым и солнечно-золотым. Хальвден отливал зеленью трав, Эйнарр — медью. Четверка самок стояла на страже по краям луга, оберегая отряд от волков, чьи голоса они услышали, и не давая вепрю уйти.

Лепу, так назвала его волчица. Она просила Скола запомнить это имя и сказала, что кабан на него отзовется.

Скол выпрыгнул на поляну, издав клекочущий рык, и услышал, как с облегчением отвечает Кьёрн. Самцы уже кольцом окружили вепря, и их когти почти не нанесли его шкуре никакого урона. Грифоны, тяжело дыша, обговаривали, как им дальше быть с кабаном. Они не знали то, что было известно Сколу. Не знали, что Лепу их понимает.

Он должен был сделать три вещи.

«Нельзя произносить то, чего он не должен услышать, — сказала ему волчица. — Или он узнает о твоих планах. Лепу — гордое создание, коварнейший зверь на всем Острове Звезд, и ему не ведом страх».

Обрадованный тем, что луг достаточно просторен, Скол прыгнул в воздух. Он подал Кьёрну сигнал, и тот в удивлении вскинул голову. Кадж рявкнул, чтобы Скол спускался — ведь разве он не говорил, что им не стоит и пытаться нападать сверху? Но Кьёрн прислушался. Он оторвался от земли, и Скол с тревогой увидел, что под яркими перьями на лопатке у Кьёрна сочится кровь.

«Ты должен вывести его из себя, — говорила волчица. — Его ослепляет ярость».

Скол, заглушая голосом ветер, заговорил на высоте, там, где Лепу не мог услышать:

— Послушай, Кьёрн, мой принц.

— Где ты был? Мы слышали волков!

— Со мной все в порядке. Поднимись со мной повыше. Мы убьем это чудище.

Кьёрн уставился на него, а затем, фыркнув, последовал за ним. Скол рассказал ему о том, что узнал, а Кьёрн с удивлением выслушал, и они составили план.

Скол спикировал и приземлился рядом с Тейрой на дальнем конце луга.

— Единогнездная сестрица! Как думаешь, кабан слишком тупой, чтобы помчаться к деревьям, или просто слепой? — он говорил слишком громко и заставил себя рассмеяться.

Тейра развернула к Сколу голову и на него уставилась. Потом она увидела, как вепрь Лепу крутанулся и толкнул клыками старого Каджа, стоявшего к нему ближе всех. Воин отпрыгнул с шипением.

— Что ты делаешь? — Тейра хлопнула крыльями, и Скол прочел по выражению ее морды — она знает, что Лепу их понимает. — Если он атакует, мы опять его потеряем в лесу.

Скол пригнул уши.

— Доверься мне, — и пригнулся. Лепу, значит, гордый зверь. — Эйнарр!

Уши младшего грифона вскинулись: и он не перестал прислушиваться к Сколу, даже когда на охотников прикрикнул Кадж.

«Я должен вывести его из себя. Должен вывести».

— Как думаешь, — продолжил Скол, — почему этого старика избегают все прочие жители Острова Звезд?

Глаза Эйнарра широко распахнулись, и он перевел взгляд с Тейры на Каджа, а затем вскочил на задние лапы, распуская перья на конце крыльев. Он с сомнением поймал взгляд Скола, но прощелкал звонким голосом:

— Наверняка из-за вони!

Скол рассмеялся, затаив дыхание. Лепу взвизгнул и развернулся кругом, взмахнув клыками. Выходит, грифоны принялись его оскорблять. Скол бросил ему вызов, назвал его трусом. Лепу — гордый зверь. «Ты должен вывести его из себя».

Сердце Скола выстукивало слова. «Почему я доверяю словам волчицы? Может быть, она хочет моей смерти». Но если бы это было так, волки бы просто убили его в тех зарослях, воспользовались бы численным превосходством. Однако они решили убить вепря грифоньими лапами. Они хотели избавиться от Лепу. Пока это условие было в силе, все остальное Сколу было неважно.

— Странно, а почему поблизости нет кабанят? — выкрикнул он в сторону луга и сделал четыре шага, а затем пригнулся. — Может, старый зверь чересчур уродлив. Или слишком глуп, чтобы найти подругу. Или слишком слеп.

— Шкура у него из камня, да и мозги, — отметила одна из грифониц и рассмеялась. Она клекотнула и метнулась в сторону, как только Лепу топнул и сделал ложный выпад. Тейра издала предостерегающий вопль, когда в центре поляны вепрь прорвался мимо охотников-самцов.

— Скол!

— Или у тебя не хватает сил, чтобы заделать кабанихе поросят? — внутри Скола бурлила кровь, и он распахнул крылья, дразнясь, притягивая взгляд Лепу. Другие самцы преследовали старого вепря с боков, но он уворачивался и ударял клыками, пока они не отпрянули.

Прежде, чем Скол смог придумать новое оскорбление, Лепу опустил голову, издал боевой визг, потрясший воздух, и перешел в атаку.

У Скола перехватило дыхание. Он пригнулся, пропарывая когтями землю. «Я не улечу. Не в этот раз. Я не… не улечу». Над ним промелькнуло золото. Он остался на месте, расправил крылья, опустил голову и зашипел. К его удивлению, шипение переросло в раскатистый глубокий рык, взбирающийся в грудную клетку из живота и звучащий как гром над морем.

Когда Лепу это услышал, его красные глаза сверкнули, а шаги замедлились.

«Я должен вывести его из себя».

— Что, передумал, трус?

Воздух над Сколом дрогнул и зашуршал.

— Не дождешься!

Копыта кабана взрыли землю. Их со Сколом разделяла лишь трава, и вепрь метнулся по ней к грифону.

Его запах окутал Скола. На длинных клыках Скол заметил кровь.

Блеск в маленьких воспаленных красных глазах.

«Я не улечу!»

Пернатый шар солнечного пламени врезался в вепря сбоку и прокатил его по грязи. От грохота столкновения стаи птиц сорвались с деревьев, тревожно крича.

Мимо Скола проскочила Тейра.

— Кьёрн!

Остальные помчались к добыче, пользуясь тем, что кабана сбили с ног.

Скол какое-то время стоял, вздрагивая, затем моргнул и рванулся вперед, бросаясь в атаку. «Ты должен сделать три вещи», — говорила Катори.

Три вещи.

«Нельзя произносить то, чего он не должен услышать».

Скол оттолкнул Тейру. Она отступила с удивлением, но наклонила голову и все-таки его пропустила.

«Ты должен вывести его из себя».

На пути стоял Кадж.

— Отойди! — взревел Скол и распрямил крылья, чтобы оттолкнуть синего воина. Тот отскочил от неожиданности, затем заложил уши и предостерегающе крикнул. Но Скол не рвался к славе. Он видел лишь своего друга, своего принца, золотого Кьёрна, катающегося по земле вместе с древним, покрытым боевыми шрамами вепрем, жаждущим убийства. «Ты не должен говорить о планах. Ты должен его вывести. Всего три вещи».

«И еще ты должен произнести эти слова».

А затем волчица пробормотала ему в ухо бессмыслицу. Это был язык волков, вепрей, оленей и прочих грязевых существ, привязанных к земле. Скол не понимал его. Она заставила Скола трижды повторить эти бормочущие гортанные слова, невзирая на его непонимание.

«Ты даже не слушаешь», — сказала она. Это был волчий язык. Язык земли, язык грязи — на нем не говорят грифоны, его не произносят голосами небес. Конечно же, Скол толком не слушал. И все же он выучил эти слова.

«Безумие. Мне не стоило ей доверять». Но кабан был повержен, а Кьёрн был в опасности. Выбора не осталось. Он не мог лишь дважды шагнуть по пути волчицы, а затем свернуть. Стоило довести все до конца.

Кьёрн завопил от боли, и Скол, перепрыгнув через голову Хальвдена, приземлился прямо на серо-золотом холме из Кьёрна и вепря.

— Лепу! — Скол саданул когтями по каменной шкуре. Лепу завизжал и взревел. — Услышь меня!

Кьёрн, тяжело дышащий, полубезумный от охотничьего гнева и страха, с ухом, раненным ударом клыков, что с легкостью мог лишить его глаза, бросил в сторону Скола прищуренный взгляд. Лепу хрипел, пытаясь встать на ноги. Скол соскользнул к его голове.

— Держи его, Кьёрн!

Оба грифона запустили когти в кабанью лопатку и шею.

— Лепу, — пробормотал Скол, в то время как огромный вепрь извивался, брыкаясь острыми копытами и силясь вскинуть голову, чтобы рвануть клыками.

Скол выдавил из клюва наспех выученные чужеродные слова. В его голове они смутно отдавались скрежетом камня и шелестом лап по траве, но он не смог понять их значение.

Лепу моргнул крошечными красными глазами с набрякшими веками, вздрогнул, и что-то словно бы подкосило его изнутри. Скол навострил уши и вновь произнес слова. Лепу взметнул голову, но с меньшей угрозой. К ошеломлению Скола, кабан встретил его взгляд, и в остекленевших красных глубинах Скол увидел века долгой и гордой жизни одного из самых могущественных принцев Острова Звезд, увидел, что Лепу помнит свое имя и познал мудрость. И страх — когда когти Кьёрна стиснули его горло. Бока кабана вздымались от медленных гулких вздохов, и каждый был слабее предыдущего.

Он что-то проворчал, и пена закапала с его морды. Скол поднял уши. В отличие от слов Катори, которые не очень-то и хотелось понимать, последние слова Лепу он слушал со всем вниманием, и Лепу позволил ему понять себя.

— Летящий-в-ночи, — проскрежетал он с неверием, все еще цепляясь за жизнь.

Прежде чем к Сколу вернулся дар речи, его клюв дважды щелкнул. «Ты ведь Раскол, сын Летящего-в-ночи?» — спросил его ворон. Он не был уверен, сможет ли Лепу его сейчас понять.

— Нет. Его… его сын.

— Значит, я обрел покой, — взгляд красных глаз Лепу, древних, зловещих и умных, был направлен прямо в глаза Скола. — Спасибо тебе, брат, за славную смерть.

Кьёрн, наконец, перевел дыхание и оттолкнул Скола. Но сильнее, чем этот толчок, Скола заставили пошатнуться последние слова Лепу с Острова Звезд.

— За короля, — рявкнул Кьёрн перед броском на добычу.

Скол отстранился, чтобы все остальные увидели, как принц забьет кабана. И, озираясь, Скол понял, что из всех, кто собрались на этом лугу, лишь он один понял речь Лепу. Когда Катори произносила те слова, Скол слышал лишь глухое взрыкивание, и поэтому Кьёрн не мог понять, что Скол разговаривал с кабаном.

Грифоны исторгли крики — орлиные кличи и львиный рев, эхом отдающиеся среди лесов и скал, текущие с ручьями к морю. Скол собрался с духом, прибавил свой голос к их хору и расправил крылья.

Вытерев клюв о траву, Кьёрн отступил. Взъерошенный, окровавленный, он был полон свирепого величия, как герой легенды из древнейших песен прайда.

«Спасибо за славную смерть, — произнес Лепу. — Брат». Скол сложил крылья и наклонил голову, когда принц посмотрел в его сторону.

— Скол, — шепнул он, все еще храня охотничью дикость в синеве глаз. — Он просто… умер. До того, как я вцепился, он уже был не здесь. Он просто опустил голову. Что ты с ним сделал?

Скол направил уши в сторону трупа, носившего имя Лепу. «Брат».

— Да ничего, — он отвел взгляд от своего принца в тихую темноту чащи и увидел, как птицы возвращаются в древесные кроны. — Я ничего не делал.

Ему показалось, что он заметил, как засияли в ответ янтарные глаза из леса, но, может быть, это просто солнце высветило бутон рябины, или шевельнулась тень, или там вовсе ничего и не было.

Глава 5. Вдовая королева

— И правда, кабан. Скол, передай, пожалуйста, черный мох.

Скол сидел в глубине логова своей матери, перебирая ее запасы мховых кашиц и лекарств, уменьшающих боль. Все это было втиснуто в щели стены из слоистого камня. Эта пещера была больше многих, ведь мать хранила травы в ее извилистых трещинах, укладывала щепки вдоль каменных выступов и комья глины — в вырытые впадины. С каждым поколением целительская пещера все глубже проникала в скалу.

Сигрун прогнала с пути ученицу-слетка и, быстро пробормотав благодарность, протянула когти, чтобы забрать мох у Скола. Ей не приходилось проверять, тот это или нет. Скол знал все с детства. Он вырос в окружении острых запахов — трав, клейкой глины и крови раненых. Все это впиталось в запах его матери, и само это место сразу развеивало все тревоги, убирало ощущение странности.

Эйнарр с Хальвденом уже приходили за лекарством от ушибов и растяжений, и теперь у входа стоял Кьёрн. Логово располагалось на краю обрыва и выходило на рассветную сторону моря, так что поздним вечером оно темнело и охлаждалось раньше всех. Обе ученицы Сигрун, не слишком внимательные грифоницы-слетки, принялись вычищать из логова перья, рассыпанные семена и кору. Скол медленно бродил по пещере, иногда помогая им, но по большей части мешая, ведь его мысли то и дело возвращались к охоте.

«Спасибо тебе, брат, за то, что принес мне славную смерть».

Он не знал, что это означало. Да, он понял последние слова вепря, но не те слова, что сам произнес. Что же кабан имел в виду, назвав его братом? Спросить было некого. Некого, кроме волчицы Катори. Или, быть может, кого-то из старших Ваниров. Скол украдкой глянул на мать.

— Как я понимаю, — говорила Сигрун, бережно приподнимая золотистые перья принца, чтобы приложить к его ране мох, готовый впитывать кровь, — на следующем посвящении грифонам придется лететь в Белые Горы за снежными кошками. Или за карибу. Чтобы не только со опаснейшей добычей бороться, но и с высотой и снегом. Вот уж будет веселье. Может, и волков вам придется добыть.

— Вот уж надеюсь, — прорычал Кьёрн и затем поморщился, когда Сигрун ткнула его в левое крыло. — Тебе Скол рассказывал, как они на него засаду устроили?

Ее ухо наклонилось к Сколу, но она не ответила, а Кьёрн продолжал, все больше и больше напоминая своего отца по манере речи. Они с Сигрун вежливо препирались, при этом Сигрун тосковала по куда менее опасным посвящениям прошлых лет, а Кьёрн настаивал, что посвящение должно быть вызовом. Скол помог ученицам прибраться в логове и даже сдержался от фырканья, заметив, что старшая хранит под крылом потерянное зеленое перо Хальвдена.

— Скол, — позвала младшая. — Сыграешь с нами в загадки?

Сколу на сегодня хватило загадок. Но ее умоляющие карие глаза напомнили о маленькой Тейре, и он уступил. У него, в конце концов, была новая загадка, которую они раньше не слышали.

— Что первым явилось, — пробормотал он, — гора или море? Старейший не даст ответ. Сказать он не сможет, возникла ли первой волна или…

— Скол.

Они со слетками моргнули, уставившись на Сигрун. Ее крылья напряглись, а оперенный хвост затрепетал. Показалось, что она сама себе удивилась, и ее перья медленно поднялись, распушаясь.

— Так, внимание. Мне нужна ваша помощь, — она повернулась к Кьёрну. — Ваше высочество, вы вывихнули крыло.

— Знаю, — сказал Кьёрн. — Ничего, домой доберусь. Само заживет.

— Само не заживет.

Кьёрн судорожно вздохнул. Скол трусцой подбежал к ним с Сигрун и осторожно сжал крыло Кьёрна, готовясь дернуть, в то время как мать схватилась за лопатку принца.

— Хорошо. На счет «три», — она поймала взгляд Скола, и он наклонил голову. — Раз…

Они рванули одновременно, и резкий крик Кьёрна разнесся по логову:

— Да ветром же в грязь вывеять…

— Следи за речью, мой принц, — Сигрун посмотрела на глазеющих учениц. Скол усмехнулся и боднул Кьёрна в лопатку.

Послышался шорох крыльев, тень подлетающего грифона затемнила пещеру, и Кьёрн сразу же вскочил в полный рост. Он прижал все перья, и теперь они так плотно прилегали к телу, что он выглядел аккуратно и гордо. Он даже не берег крыло.

— Вот как-то так. Мелкие ссадины и все такое, — он вытянул крылья, показывая, какой он весь здоровый, и при этом едва сдержал гримасу. — Ерунда полнейшая.

Скол взъерошился и посмотрел на вход в пещеру. Там приземлилась Тейра. В горле Скола зародился удивленный восклик, но он сумел его подавить.

— Ваше высочество, — Тейра опустила голову, и Скол заметил, что у Кьёрна в кои-то веки нет слов. Он просто приветливо поднял крылья и сразу поморщился от боли, в то время как грифоница шагнула внутрь. — Мам. Уже все перебрали?

— Да, все в лучшем виде, — ответила Сигрун, заканчивая уборку. Она послала в сторону Скола быстрый и острый взгляд, и Скол, чтобы избежать его, глянул на Тейру. Тейра оценивающе на него посмотрела, а затем обратилась ко всем:

— Тогда вот: король просил, чтобы до заката все собрались на Медном утесе. Будет слушать про вашу охоту.

— Скоро буду, — сказал Сигрун, ненавидящая спешку.

Скол заметил, что она смотрит между Тейрой и Кьёрном, а они толком не смотрят друг другу в глаза. Он не мог сказать точно, довольна ли Сигрун, что принц обратил на Тейру внимание. По крайней мере, по ее морде он этого сказать не мог. Род занятий Сигрун вынуждал ее как следует скрывать правду о серьезности ран ради душевного спокойствия подопечных, и поэтому ее выражение часто бывало бесстрастным. Однако Скол мог узнать правду по положению ее крыльев, расслабленно лежащих вдоль спины, по вспушенности кроющих перьев и по тому, как длинные маховые скользили по полу.

Она была довольна.

— Хорошо же ты нас сегодня вела, — сказал Кьёрн Тейре, когда к нему наконец-то вернулся дар речи.

Скол присоединился к матери и вовлек в работу таращащихся учениц. Глаза Тейры замерцали в последнем луче, достигшем пещеры.

— Ну. Спасибо, милорд. Что же бы тогда делала стая неуклюжих самцов без моей с сестрами помощи?

— Ничего. Но ты же, конечно же, видела, как я сшиб это чудище с ног.

— Все видели, милорд, — но прежде, чем перья на ее мордочке распушились в изумлении, ее взгляд почти неуловимо переметнулся к Сколу, наблюдавшему искоса. Она наклонила голову. — Ага, славная была победа.

Кьёрн перевел дыхание.

— Ты же с нами попируешь на высоких скалах, да? Как одна из почетных охотниц.

Тейра в поклоне расправила крылья.

— Если мой принц так пожелает.

Кьёрн распушился, и Скол стиснул клюв, чтобы не рассмеяться. Стойкая же у него сестра. Сколько юных самок просто упали бы к лапам принца? Но только не Тейра, дочь Каджа.

— Пожелает, — сказал Кьёрн. — Но это, только если ты…

— Хорошо, — прощебетала Сигрун, поворачиваясь, чтобы обозреть чистую, но полную грифонов пещеру. — Все, отправляемся?

— Пожалуйста, — сказала Тейра, затем развернулась и спикировала вниз из пещеры, прежде чем кто-то успел что-нибудь произнести.

Скол разразился смехом.

— Ты весь разгладился, как лебяжий пух, брат-в-полете.

Кьёрн, издав притворный рык, понарошку атаковал. Скол пригнулся, готовый отпрянуть.

— А можно от тебя пару советов по общению с самками?

Кьёрн лающе рассмеялся и сделал выпад. Скол ускользнул вглубь логова, оба слетка разбежались с веселыми воплями, а Сигрун пригрозила расправой за беспорядок в логове. Кьёрн выгнал Скола из пещеры и гонял его на всем пути к королевским скалам.

***

Прежде, чем помочь нелетающим ученицам взобраться по валунам на вершину утеса, Сигрун проводила взглядом молодых грифонов. «Значит, так и должно быть?» — спросила она у бледных небес. Кьёрн ухаживал за ее дочерью, а что нашло на Скола, она вовсе не знала.

«Что первым явилось, гора или море?»

Где он мог услышать эту песню?

Волки действительно устроили на него засаду. И Сигрун была уверена, что этим не ограничилось. Но раньше Скол никогда ей не лгал. С другой стороны, он и не солгал ей: пока что. По правде говоря, она осознала, что он пока еще вообще ничего не сказал. Все остальные разговаривали о случившемся, а Скол и не подтверждал, и не отрицал их слова.

— Поторопитесь, — прошептала она слеткам, в то время как под ее крыльями клубилась тревога. — Не стоит испытывать терпение короля.

***

Скол и Тейра прокладывали путь среди прочих грифонов, что устраивались в траве под скалами. Лучи заходящего солнца грели их, несмотря на холодный ветер со звездной четверти, и небо окрасилось розовато-серым. Кьёрн прилетел к скалам и сел рядом с отцом, который разместился на нижнем выступе, чтобы быть поближе к рассказчикам и прайду. Он выглядел просто — никакого золота и драгоценных камней, уши лениво отведены назад в ожидании, пока разместятся последние гости.

— Тебе бы поближе сесть, — прошептала Тейра, когда Скол приметил незанятое место и отбросил несколько голышей. — А то тебе придется пройтись, когда придет твоя очередь.

— А что мне говорить? — пробормотал Скол, переминаясь с лапы на лапу. Его крылья напряглись от одной лишь мысли. Он обратил взгляд в ночную сторону, на солнце, а затем в рассветную, где луна уже повисла на второй отметке. — Я никогда еще так много не говорил.

Тейра подернула ушами, а затем опустила голову, чтобы почистить мех на его лопатке. Скол понял, что сестра вот-вот перерастет его, как все прочие грифоницы Аезиров.

— Тогда много и не говори. Просто смотри на меня, когда будешь рассказывать, и все.

Скол в нерешительности отвел одно ухо, но прежде, чем он успел ответить, заговорил король, и его низкий голос разнесся над травами.

— Добро пожаловать, моя семья, — он не поднимался. Скол навострил уши, заинтригованный такой непринужденностью. Все притихли. Король смотрелся довольным. — До этого дня все наши мысли об охоте были лишь надеждами. Мы могли только представить, на что способны наши юные воины, — король поднял алые крылья, словно готовясь накрыть ими всех собравшихся. — Теперь они доказали!

Скола удивило поведение короля, такое расслабленное и, лучшего слова он не сумел подобрать, счастливое. Все выложились на охоте как следует, но теперь пришло время судейства — мрачное время. На свирепой красной морде Сверина застыло спокойствие. Каждую настороженную морду в прайде, казалось, озаряло светом его золотистых глаз.

— Мне известно, что многие из прежнего прайда все еще оспаривают обычаи моих предков. Что они хотят, как прежде, охотиться в море.

Внезапное острое напряжение, возникшее среди грифонов от этих слов, Скол ощутил так же сильно, как собственное во время охоты. Многие отводили глаза, шелестели крыльями, а кто-то нервно переминался с лапы на лапу, словно ощутив себя в ловушке.

Но король не гневался.

— Возможность охотиться на земле, возможность познать свирепый азарт в бою — одни из величайших даров, ниспосланных нам Тиром. А море, — он сделал паузу, и его уши отдернулись назад в редчайший момент, когда король показал опаску, — несет только холод и смерть.

Среди грифонов разнеслось тихое щебечущее бормотание.

— Он имеет в виду то, что случилось с его супругой, — прошептала Тейра и навострила уши в сторону короля.

То же сделал и Скол. Никогда еще Сверин не говорил так откровенно и спокойно, словно все, кто этим вечером лежали здесь, в травах, были его братьями и сестрами-в-полете.

— А теперь! — Сверин вытянул крылья. — Пусть каждый выйдет и расскажет о своей роли в охоте.

Среди собравшихся грифонов пробежал взволнованный шорох. Король хмыкнул, заметив эту нерешительность. Грифоны обменялись взглядами. Они еще не видели, чтобы король был так весел после большой охоты. Ведь эти истории и его судейство определят, останутся ли их сородичи в прайде или отправятся в изгнание.

— И что, после схватки с вепрем — и, как я слышал, вепрем старым, хитрым, крепким, как скала — никто не хочет высказаться первым?

— Я хочу! — Хальвден вскочил, сияя зеленью перьев.

Грифоны вскинулись и подбодрили его выкриками, когда он подошел к скалам и приостановился, чтобы склониться перед королем, а затем развернуться к прайду. Вечерний свет пылал на его крыльях, и он уже отчасти напоминал матерого воина. Скол стиснул траву когтями и подавил вздох.

— Когда мы выслеживали, я первым заметил кабана с высоты…

С поддержкой прайда Хальвден набрался храбрости, и не только смело рассказывал, но и казался тем еще храбрецом в своем описании охоты. Скол подумал, что слишком уж долго этот грифон повествует, и пришел в замешательство. «Я должен обдумать, что мне сказать». О волках он сообщить не мог. Или о словах, которые подсказала ему волчица Катори. Не должен был он произносить странных слов, чьего значения даже не знал. Скол усердно размышлял, о чем же он может сказать, да так, чтобы это звучало достойно.

«Мне придется солгать».

Он смотрел по сторонам, пока Хальвден продолжал трещать, и едва заметил, как следующий молодой грифон вскарабкался на скалу. Его ухо дернулось, когда он услышал более уверенный голос Эйнарра. Может, из него выйдет хороший певец. Все выглядели так счастливо. Скол видел братьев и сестер, что валялись вместе на траве, как они с Тейрой, и видел супружеские пары, а еще стайки слетков, уже умеющих выбираться из гнезд и карабкаться, но не доросших до полета. Все они навострили уши и приоткрыли клювы, с трепетом слушая истории.

«Каково им всем придется, когда Сверин объявит, кто останется, а кто нет?»

— Чего ты дерганый такой? — мягко промурлыкала Тейра. Скол ощутил, как она довольно прижалась к нему. — Ты же расскажешь лучшую из историй.

Он моргнул, отворачиваясь назад, к скалам.

Воцарилась тишина, когда медный Эйнарр спрыгнул со скал и занял место среди слушателей. Скол наклонил голову, и Тейра прикусила его лопатку.

— Иди!

Моргнув, он подскочил и отправился вперед, обходя грифонов, дремлющих и внимательных. Он чуть не споткнулся о старую самку, которая сердито зашипела, а потом с любопытством посмотрела на скалы. Скол проследил за ее взглядом.

Один из грифонов уже взобрался на скалы. Кьёрн. Скол застыл. По закону принц должен был говорить последним. «Король что, решил меня пропустить?» Скол, чувствуя себя одураченным, остался на месте, а потом сел, в то время как принц начал речь:

— Мы славно поохотились — столько умелых воинов, да еще и под началом опытных грифониц, — он склонил голову, и Скол, оглянувшись, увидел, что принц смотрит прямо на Тейру. Тейра взъерошилась и скромно отвела взгляд, а Скол почувствовал, как притискиваются к телу его перья в готовности к драке.

«Он признал заслуги Тейры, а мои — нет?» Кьёрн раньше никогда им не пренебрегал. Как он мог сейчас так поступить, в такой важный момент? Мышцы Скола свело от волнения, и он с усилием не дал себе расправить крылья, в то время как Кьёрн продолжил:

— Кто-то другой, включая моего достопочтенного отца, который при этом всем не присутствовал, сказал бы вам, что на той охоте я был самым смелым, больше всех рисковал, и что, конечно, именно я нанес смертельный укус. Но я знаю, и я с гордостью это признаю, что я бы ничего не добился без помощи остальных. Я не смог бы выследить и загнать старого зверя.

Взгляд его по-летнему голубых глаз освещал собравшихся, и он стоял с уверенной гордостью, опустив хвост.

— Да, я не смог бы заманить его на поляну или сбить с ног. И никакого смертельного укуса я бы и не сделал, если бы мне не помогли. Если бы рядом не было охотников и, в конце концов, моего брата-в-полете. Расскажи нам, Раскол, сын Сигрун, как это все случилось.

Никто не посмел ничего сказать после его удивительной речи, и Кьёрн забрался обратно, на скалу повыше, а затем лег, позволяя Сколу завершить историю.

«Он сделал это ради меня. Он знал — чтобы показать себя перед его отцом, мне нужен исключительный шанс. И он это сделал ради меня».

Скол в неуверенности уселся в середине луга, раскрыв клюв и притиснув к голове уши. Грифоны уставились на него со всех сторон, пока ему не показалось, что на него смотрит весь прайд. Казалось, что королевские скалы отстоят от него на множество лиг. Понадобилась бы вечность, чтобы до них добраться. И вместо того, чтобы отправиться к ним, Скол просто поднялся, проглотил непонятную сущность, сжавшую изнутри его горло, и заговорил прямо из центра луга:

— А, ну, я помог Тейре с Кьёрном загнать кабана на луг, — что едва ли было правдой. Его собственный голос звучал отдаленно и слабо. — Точнее… точнее, я хотя бы с его пути убрался.

Кто-то усмехнулся. Рядом с ним шевельнулась седая самка, и взгляд ее ярких глаз подобрел, а остальные устроились поудобнее, и многие подняли уши, чтобы получше ему внимать.

Но недостаточно рассмешить прайд для того, чтобы в нем остаться. В словах Скола витал страх. Он больше не чувствовал себя тем грифоном, что мордой к морде встретил атакующего вепря. «Ради меня Лепу склонил голову».

Он попытался встать попрямее и распахнул крылья, ловя ими остатки солнечного света.

— Кабан напал на меня, — он медленно вздохнул. К нему были обращены все морды. Те, кто раньше дремали, уже проснулись. На него смотрели даже слетки — широко раскрытыми блестящими глазами. — Мне… стыдно признаться, что сначала я попытался взлететь. Ты не узнаешь, что такое страх, — тихо сказал Скол ближайшему котенку, глазевшему на него изо всех сил, — пока он не метнется к тебе на острых копытах.

Котенок спрятался в материнских когтях, и Скол опять поднял взгляд.

— Так что кабан от меня ушел, но все остальные загнали его на луг.

Его сердце грохотало. Кожа под его перьями до того раскалилась, что ему показалось — вот-вот она вспыхнет. В отчаянии он оглядывался по сторонам, пока не поймал взгляд Тейры. «Просто рассказывай мне историю, и все». Ее уши насторожились с тем же восхищением, что и у всех остальных, а крылья слегка приподнялись в знак поддержки.

— Стая… немного волков, они меня окружили. Я вырвался и нашел охотников на лугу.

Слова, что вырывались из его клюва, казались совсем далекими. Прайд опутывало шепотами. После обмана с волками прочее далось легко. Он вынудил вепря атаковать. Он не сдвинулся с места. Вместе с Кьёрном они повергли зверя. Он не упомянул никаких чужеродных слов, и в конце, в самом конце, пришел черед убийства.

От нарастающего гудения Скол прижал уши. Нет, не от гудения. То были шорохи. Клекот. Уважительное одобрение прайда.

«Им не известно. Им не известно, что я водился с волками, что я произнес слова земли и что вепрь, которого мы убили, носил имя».

Он опустился в траву и лег на живот, радуясь, что все уже закончилось. Если у короля и было какое-то мнение насчет того, что Кьёрн передал другому право последней речи, он этого не показал. Он так и не переменил удобную позу.

— Поистине славные истории, и каждый проявил себя славно, — Сверин повернул голову, чтобы взглянуть на Кьёрна. — И я счастлив, что мой сын понимает: короля делает прайд, — в конце концов он поднялся на все четыре лапы. — Отдыхайте же. Пируйте. Наслаждайтесь победой. Мне многое еще предстоит обдумать. Скоро мы вновь соберемся, и я объявлю, кто заслужил остаться на Острове Солнца.

У Скола свело живот, и весь прайд затаил дыхание. Король еще ни разу не откладывал суд. Никогда не заставлял их ждать.

Грифоны разговаривали без умолку, поднимаясь, потягиваясь и отправляясь к заранее припасенному мясу — оленю, кролику, половине гусиной стаи. Кабана приберегли для тех, кому уготовали место на королевских скалах.

Сверин отложил судейство.

Он мог говорить что угодно о славе и о семье, но ему не удалось отвлечь Скола. Охотились они ради оценки, ради того, чтобы заслужить место в прайде. Не просто ради чести. Не просто ради мяса. Он лежал на животе в прохладной траве, глубоко зарывшись когтями в торф. Они сражались, чтобы выцарапать себе жизнь рядом со своей семьей. И он солгал о своей роли в победе.

И все-таки они победили. Скол задумался: если бы он узнал, что за колдовские слова он произнес, сумел ли бы он произнести их снова и сумел ли бы вновь преподнести прайду великий дар. Может, в его крови имелась какая-то сила, о которой он даже не знал.

Тейра с мурлыканьем боднула его в лопатку, трусцой пробегая мимо на пути к Кьёрну, королю, Каджу и Сигрун, чтобы занять с ними почетное место на скалах. Краем глаза Скол заметил Хальвдена, который вместе с родителями тоже забрался повыше, приветствуя короля и непринужденно с ним болтая. Через луг Кьёрн попытался поймать Сколов взгляд и приглашающе ему кивнул. Скол подумал, что он мог бы сесть с Кьёрном на почетном месте. Но то, как Кьёрн вскочил перед Тейрой, подсказало Сколу, что другу особо и не нужна другая компания. И Скол был счастлив оставить их вместе.

Ему все равно не хотелось есть.

На него упала тень, и он поднял взгляд, а затем вскочил в удивлении.

В вечернем свете грифоница напоминала призрака. Белизна ее перьев была не слепящей, как у самок Аезиров, но приглушенной, как пена в волнах зимнего моря. Как и мать Скола, она была некрупной грифоницей-Ваниром, коренной жительницей Серебряных островов. Она была безмолвна. Ее звали Рагна, Вдовая королева.

Скол не сдержался: он наклонил голову и слегка распустил крылья в знак уважения. Когда Красный Перр завоевал острова, она не выбрала нового супруга. Она отказалась от этого. Ее супруг, прежний король, был убит, но Перр, боясь гнева грифонов из прайда Серебряных островов, не мог убить или изгнать ее саму. Перр с сыном никогда бы не завоевали их преданность, если бы убили и короля, и любимую королеву.

Ее историю знали все, но, правда, Скол не мог вспомнить, кто первый рассказал ему об этом. Сверин запретил открыто говорить о Завоевании и о том, что было прежде. Прошлое осталось в прошлом, ведь подобная история угрожала единству прайда.

— Ты хорошо поохотился, — ее голос звучал размеренно и мягко. На памяти Скола она еще ни разу не говорила. По крайней мере, не с ним. Глаза у нее были бледными, бледно-зелеными, как осенний мох.

Скол, наконец, нашелся.

— Я… спасибо.

— Но навык рассказчика тебе стоило бы чуть-чуть улучшить, — она повернула голову набок, и Скол моргнул. Она что, пошутила? Скол попытался понять, не дразнится ли она. Его рассказ вообще с трудом можно было бы назвать стоящим.

— Спасибо. То есть — ага. Я знаю.

Они пристально смотрели друг на друга, и Сколу многое хотелось сказать, но он сдержался. Кругом трещали и смеялись грифоны, кто-то беспокоился, а кто-то уже весело боролся в траве и строил планы на завтра.

Скол ощутил, что должен рассказать ей правду, и сам не понял, почему. «Почему именно ей, она же никогда со мной даже не разговаривала?» Холодный ветерок переменился, и он поймал ее запах — запах теплого пуха и, поверх него, шалфея.

Память подбросила ему образ Сигрун, стоящей над ним и умоляющей Красного Перра оставить его в живых. Будучи котенком, он не понимал ее слов, но чувствовал отчаянность в голосе. И там был еще один запах. Тепло и шалфей. Такое далекое воспоминание — он еще полуслепой котенок, Сигрун умоляет короля. А рядом с ней стоит, как подсказывают чувства Скола, белая Вдовая королева. Он задумался, не были ли они с матерью подругами. Может, даже сестрами-в-полете? «Почему же она тогда со мной не общалась?»

Он поймал себя на том, что его клюв распахнулся и нервно глотает воздух. Он этого раньше не помнил. Но запахи не лгут.

— Я горжусь тобой, Раскол, — ее бледные глаза смотрели куда-то вдаль, в прошлое: и были они печальнее и моложе, чем прежде. — Что бы после этого ни случилось. Знай об этом, если это хоть что-нибудь для тебя значит.

Вместо гордости его снова окутал стыд. Половина его победы — лживая.

— Спасибо, — прошептал Скол.

— И еще знай… — она замешкалась, а он поднял голову и навострил уши, отчего-то жаждая услышать ее слова. Казалось, она вернулась откуда-то издалека, из многих разных мест, и свет в ее глазах смягчился. — Знаю, Сигрун не может об этом говорить. Но ты должен знать, до чего же сильно ты похож на отца.

С этими словами она склонила голову и ушла, оставив Сколу чаячью пустоту в голове.

Солнце ускользало слишком быстро, а ветер со звездной четверти принес с собой холод.

Пир растянулся до самого позднего вечера, и казалось, что все забыли его причину. Скол заставил себя проглотить три кучка крольчатины и теперь барахтался в траве со слетками, стараясь как можно тщательнее избегать Кьёрна. Он опасался, что принц задаст вопросы, на которые не выйдет ответить.

Как только солнце коснулось ночной стороны горизонта, родители отогнали котят и слетков, а потом и весь прайд отправился по пещерам. Скользя на крыльях низко над скалами к логову Сигрун, Скол увидел, что перед пещерой развалился Кадж и перекрыл проход. Скол взмахнул, развернулся и с трудом приземлился, уцепившись за камни сразу перед логовом.

— Гнездовой отец, — сказал он, в нерешительности заложив назад одно ухо. — Можно мне…

— Раз уж ты теперь взрослый воин, — пробормотал Кадж, извивая и встряхивая синий хвост, — то, думаю, ты дорос до собственной пещеры.

Скол моргнул, и крылья, сложенные у него на спине, напряглись. «Он имеет в виду, что меня оставили в прайде?» Внутри взвилась осторожная радость, но к ней добавилось замешательство. Он не ожидал, что его вот так выставят из убежища.

В голосе и взгляде Каджа не было злобы, но он не отступал. За ним Скол увидел Тейру и Сигрун: они прижались друг к другу, смеясь над историями с пиршества. Тейра почуяла его и отправила ему жалостливый взгляд, а потом отвернулась. В желудок Скола рухнул холодный камень.

— Скол, — произнес старый Кадж тихим, но твердым, как скала под его боком, голосом. — Так дело не пойдет. С тобой.

Колеблясь, но не желая устраивать разборки или выглядеть как ноющий котенок, Скол опустил голову и оттолкнулся от скалы: сперва он в свободном падении преодолел сотню прыжков вниз к зазубренным скалам, пока не ощутил поток ветра. Взмахнув, Скол поймал его и пролетел по нему вдоль гнездовых утесов, пока не обогнул их все и не очутился в звездной стороне, где все еще пустовало несколько пещер.

Отдав выбор на волю крыльев, он трижды взмахнул и нырнул в первую попавшуюся пещеру со входом, подходящим по величине для грифона. Пол испещряли старые мышиные кости и чаячьи помет. Сколу было все равно. Он пробирался во мрак, пока не нашел истлевшие останки гнезда, а затем плюхнулся туда и закрыл глаза.

Сколу не хватало грифонов, не хватало теплого дыхания Тейры у бока, подергивания материнских лап и даже огромной, пугающей, но несущей спокойствие громады Каджа: без этого всего он скорее ощущал себя не воином, прошедшим посвящение, а слетком, выпавшим из гнезда.

Но он по крайней мере знал, что они все рядом. Да и в конце концов рядом был целый прайд. А он отправился всего лишь в новое логово. Не в изгнание. Скол пристально всматривался в звездно-морской клочок сквозь пещерную тьму. Из этого логова открывался хороший вид на Остров Звезд, комок темноты под ночным небом.

«Не может быть, чтобы меня изгнали».

Ему следовало изучить, что за сила заставила Лепу склонить голову. Ему следовало узнать, сумеет ли он вновь воспользоваться этой уловкой; и узнать, почему это чуть ли не все звери, кроме него, знают имя его отца; и обладает ли он какой-нибудь силой, которой владел его отец. «Ты должен знать, как сильно ты похож на отца», — сказала Вдовая королева. Скол сказал Сверину, что отец ему безразличен, но должен же он был знать, на что способен.

Торжественный, будоражащий волчий вой докатился до его нового убежища с другого берега моря, разделяющего острова. Его уши насторожились. В тишине он понял смысл воя точно так же, как визг Лепу перешел для него в слова. Скол почуял костями, что волчья песня была не охотничьей.

К Сколу приходило понимание, и он бессонно глядел сквозь тьму. Это был плач.

После смерти Лепу волки, желавшие ему гибели, пели для него скорбную песнь, прославляя как воина. В этом не было никакого смысла, и Скол отвернулся.

Глава 6. Ахоте и Ахану

Скол летел, пока не увидел луг, где охотники боролись с Лепу. Решение было безумным. Возможно, волки на него бы напали. Скол не был уверен, сумеет ли вообще их найти. После охоты прошло много дней, почти половина месяца, прежде чем он сумел улизнуть, чтобы полетать в одиночку.

Королю еще предстояло озвучить решение, и весь прайд казался мышцей крыла — напряженной и скрученной от холода, сведенной судорогой.

Этим утром Скол покинул родной остров с первыми лучами солнца, прежде чем его отыскали бы Тейра или Кьёрн, чтобы чего-нибудь спросить или просто полететь следом. Кьёрн был занят какими-то своими делами, а Тейра, наверное, охотилась с другими грифоницами вдали от логова Скола, у побережья.

В то время, как он силился высмотреть внизу хоть какое-нибудь движение, ветра подкидывали его в воздухе. Теперь Остров Звезд казался ему больше, чем раньше: остров, полный тайн и даже, может быть, магии. Скол был уверен, что слова как раз и были чем-то вроде волчьей ворожбы.

Обрадовавшись, что никаких волков на прогалине нет, Скол опустился пониже. В лесу паслись олени. У Скола заурчало в животе. Но он пока еще сомневался, что сумеет добыть оленя в одиночку, и ему не хотелось выставить себя в дураках неудачной попыткой.

«А что будет, если меня изгонят из прайда?» Он опустился и сперва ощутил землю задними лапами, затем взмахнул, чтобы смягчить столкновение, и вонзил птичьи когти передних лап в траву и грязь.

Когда он приземлился, птицы разлетелись, возвещая тревогу среди деревьев. Олени ускакали прочь. Скол напряг каждый мускул и вскинул уши. Ветер, шуршащий высокой желтой травой, принес запах грязи, а затем — дождя и сосен. Скол решил, что дождь прольется поздно ночью или, если ветер будет сильным, обойдет острова стороной.

Весна уже неслась по островам, проявляясь в бледно-зеленых почках и растрепанных перьях грифоньей линьки. Скол уселся, чтобы как следует почесаться за правым ухом, и проследил, как клочки его собственного бледного пуха улетают по ветру. Потом он просто ждал, неподвижно и тихо. Он понятия не имел, как лучше искать волков. Никакого плана у него не было. В первый раз волки просто взяли и сами к нему пришли. Сойки и воробьи нырнули вниз, чтобы подхватить перья Скола и утащить себе в гнезда.

— Глупость какая-то, — пробормотал он, сжимая когти. Если волки придут в этот раз, они, конечно же, на него набросятся. «Если они сейчас придут, они точно набросятся. Я больше не нужен им, чтобы убить Лепу». Теперь он был просто одиноким грифоном, вторгшимся на охотничьи земли волков.

«Наши земли», — прорычал в тот раз Кьёрн. Лепу назвал Скола вором, а тот не понял, что это означало. Скол поднял голову, развернул крылья и постарался заговорить как можно увереннее, как если бы он был здешним. Он мог заметить любого волка до того, как тот подберется, а потом улететь. «Ага, улететь, как трус».

— Катори! — он наконец-то выкрикнул имя волчицы в сторону чащи, затем обернулся и снова позвал. — Катори из… из стаи Острова Звезд!

Зашелестела трава, ветер запел в деревьях, и шевельнулись тени.

— Я, Раскол, вернулся, чтобы с тобой поговорить!

Может, он вел себя по-дурацки. Нет, точно по-дурацки. А что если волки сейчас на другом конце острова? Или внизу, у моря? За много лиг отсюда они никогда его не услышат. Но Скол упрямо сел в траву, ожидая.

Сидя и прислушиваясь к ветру, он чувствовал себя чуть менее глупо. Он увидел, как птицы снова расселись по веткам. Неразумная мелкотня, должно быть, решила, что, раз уж он так долго сидит неподвижно, значит, он камень или странное пернатое дерево. Скол слушал их песни. В лесу шевельнулась тень, и Скол сосредоточился на ней, насторожив уши. Важенка. Вернулись даже олени, ведь ветер дул с их стороны, скрывая грифоний запах.

Часть его рассудка наслаждалась этой тишиной, ведь он понимал, что ему не нужно ни с кем разговаривать и что никто не придет его задирать, как делал это Хальвден. Скол мог свободно полетать, покружить над островом и над морем. Он вспомнил слова волчицы: «Может быть, изгнание — это не так уж и плохо».

Другая же часть рассудка предостерегала о голодных ночах, опасных ночах, в которых его не подстрахует слух или зрение прайда. Скол напомнил себе о том, как в пустой пещере, залитой светом звезд, он каждый раз просыпается в уверенности, что слышал голоса, которые на самом деле ему всего лишь снились.

Нет, ему не подходила жизнь в изгнании.

— Катори! — потеряв терпение, он встал, хлеща хвостом. Птицы подняли гвалт, но не улетели. Вновь ускакало оленье стадо. Скол вздохнул и поднял крылья, чтобы взлететь. Затем он увидел в зарослях тень.

— Ты!

Ворон смотрел на него, как на тень, отбрасываемую камнем. Скол вдруг засомневался, тот ли это ворон, которого он видел утром перед той охотой. Все они выглядели одинаково, как любые низшие птицы одного вида — не то что грифоны, каждый из которых имел особый окрас, особое место в глазах Тира. Все вороны были черными. Все издавали один и тот же трещащий клич. Все были равно разочаровывающими и бесполезными.

А может и не очень-то бесполезными. В конце концов, именно ворон привел к нему в тот раз волчицу. «Ну, вроде того», — подумал Скол, а потом ворон заговорил.

— Я? Эй, ты, — позвала черная птица с деревьев. — Ждешь, что волчица придет на твой зов, могучий грифон? — ворон бочком перебрался по ветке дерева в одну сторону, затем в другую, а потом остановился и повернул голову набок. — Думаешь, делать ей больше нечего?

— Что тебе известно о волках?

— Песни, песни! — выкрикнул ворон, после чего издал в сторону леса клич, и он разнесся даже дальше, чем голос Скола. По спине Скола пробежала дрожь. Что это было за слово, что за послание, если вообще это было посланием?

— Я и не думаю, что ей нечем больше заняться. Мне просто с ней нужно поговорить.

— Ха! — но ворон слетел на землю и уселся перед Сколом в пределах досягаемости когтя, ничуть не опасаясь. — Зачем?

— Зачем бы мне тебе признаваться? — Скол взъерошил пернатый воротник на шее.

— Я ведь могу позвать ее. Или провести тебя к ней, если ты смел. Я знаю волчьи песни. О да, я знаю. Знаю. Скажи же мне, что нужно высокомерному и неуклюжему небесному брату от певца, от земной сестры?

Он говорил слишком быстро, произносил слишком много слов, и слишком загадочных. Но если он все-таки говорил правду, Сколу требовалось его выслушать. С невольным уважением он опустился на землю и лег на живот, чтобы говорить наравне с черной птицей. Кьёрн умер бы от стыда.

— Это случилось в день охоты. Она научила меня словам, которые я должен был сказать Лепу. И я хочу знать, что значили эти слова.

— Слова, слова! — ворон покачал головой, а затем уставился на Скола черным глазом, блестящим, словно звезда. — Любознательный такой. Зачем? Они сработали. Они сработали. Зачем утруждать себя поисками их смысла?

— Потому что я их произнес! — хвост Скола дернулся туда-обратно. — Для меня это важно.

— М-м-м, — ворон прошел шесть шагов в одну сторону, три в другую, опять остановился перед Сколом и издал что-то вроде короткого кваканья. — Глупый, раз сюда пришел. Но смелый. Чуть-чуть. И мудрый. Многие произносят много слов. И даже зная их значение, они не знают, о чем говорят. Или не хотят знать.

— Ладно, — устало сказал Скол. — Можешь проводить меня к волкам?

— Нет нужды! Я могу рассказать тебе, что означали слова. Произнеси их.

Скол моргнул.

— Ты знаешь язык волков?

— Язык земли, язык волков, скал, камней, деревьев, памяти, да, все их я знаю. И ты должен. У тебя земные лапы. Это половина твоего наследия. Половина твоего сердца и души, сын Тира и Тьёр. Ведь говорил ты с Лепу, тогда ведь не был слеп ты.

И птица издала смешок, радуясь нечаянной рифме.

Скол неуверенно перемялся с лапы на лапу. Имя Тьёр ему было незнакомо.

— Значит, ты меня к ней не проводишь?

— К ней? — ворон взъерошил перья и каркнул, маршируя кругами перед Сколом. — К ней, к ней, к красной Катори? Или к волкам? К любому волку? К любому, кто может произносить земные слова? Я мог бы тебе сказать. Но ты не хочешь просто взять и узнать, ты не хочешь болтать с одинокой старой птицей? К ней? Боишься, что другой волк нападет на тебя? Хм? Ты умен, раз просишься к ней. Видящий сны. Видишь ли ты сны, юный Ванир?

Черная птица вновь взвилась в небо и рассмеялась.

Основания перьев Скола жгло от нетерпения, и он встал.

— Неважно, птица. Я разыщу их сам.

— Неважно! Неважно! Слишком поздно, — ворон взвился выше в небо. — Они тебя уже нашли.

Скол развернулся и с шипением отвел уши назад, когда ветер переменился и донес до него тяжелый запах волков. Глупый ворон! Не стоило ему доверять. К грифону уже направлялись двое волков, смело пересекая открытый луг. Ворон был в союзе с волками, питался от их объедков и приводил их к добыче. Стоило догадаться, что его болтовня — всего лишь ловушка, и что он подал сигнал в лесную чащу.

В холке эти волки были высотой со Скола, оба мускулистые, с покатыми спинами. Настороженные уши, внимательные золотые глаза — сперва Скол решил, что просто невнимателен, раз не может отличить их друг от друга. Но чем больше он смотрел на них, по мере того, как они приближались — хвосты вверх, загривки разглажены — он понял, что дело не во внимательности. У обоих были бледно-золотистые глаза. У обоих были призрачно-белые морды и густой мех на шеях, окрашенный в рыжий, серый и тот оттенок черного, что отливал индиговым под солнцем. Они и не отличались.

— Назад! — Скол распахнул крылья и напрягся, чтобы прыгнуть в воздух. Братья-волки остановились и переглянулись.

— Но ты звал, — сказал один из них.

— Ты звал, — поддержал другой и облизнул морду.

В ответ на этот жест Скол издал предостерегающий рык.

— Я звал Катори. Ну или пытался. Вы кто?

— Меня зовут Ахоте, — произнес первый.

— Я Ахану, — сказал второй, и Скол понял, что, если они сдвинутся с мест, он не сможет сказать, где из них кто. Первый, Ахоте, выступил вперед, опустив голову и поджав хвост, пусть при этом он и не стал пригибаться и съеживаться. Скол подумал, что так он пытается выказать уважение.

Он на это надеялся.

— Думаешь, наша младшая сестра встретилась бы с грифоном в одиночку?

— В одиночку? — вторил ему второй, Ахану. — Наша бедная младшая сестренка, да без защиты?

— Нет, ворюга, — опять это слово! Точно так же называл его Лепу. — Не встретилась бы, — Ахоте снова шагнул вперед, с гордостью поднимая голову. — Но мы тебя к ней проведем.

— Если ты смел, — Ахану показал клыки: длинные, желтоватые, острые. Оба брата-волка выглядели взъерошенно и свирепо, и зимний мех клочьями лез из их шкуры: так же, должно быть, выглядели и Сколовы перья. Скол дернул задней лапой, чтобы отпрянуть, но, втиснув в землю львиные когти, заставил себя остановиться.

— Ты смел? — поддразнил второй волк. Скол поднял голову, расправил крылья и распустил хвостовые перья.

— Отведите меня к ней, — он замешкался и встретил оба взгляда золотых глаз. — И спасибо.

Братья-волки остановились, моргнули друг другу, а затем издали двойной вой изумления. Или одобрения? И без предупреждений они помчались по лугу.

Не теряя времени на раздумья, Скол прижал крылья к бокам, бросил взгляд на ворона, наклонившего голову, и прыгнул вслед за волками в лесную чащу.

Глава 7. Предательство

Волки и грифон пробирались между искривленными можжевеловыми деревьями и соснами, в чьих иглах пел ветер. Когда они впервые метнулись под полог рябин, Скол опять подумал о красной Катори и попытался запомнить место. Сначала он пробовал отмечать путь, чтобы не забыть, откуда его привели, но потом понял, что братья-волки часто петляют и нарочно водят его кругами, чтобы запутать. Скол задумался, собираются ли они вообще вести его к Катори.

Дорога пошла в гору. Они взобрались по склону, изрезанному черными скалами, что были украшены бледным сохнущим зимним мхом и ползучим белым лишайником.

— Как же медленно! — пролаял Ахану. Или Ахоте. Скол потерял тропу и ему было все равно. Пока они бежали, он не отставал. С тех пор, как он нашел подходящий темп, его задние лапы неплохо приспособились к земле, но волки не давали ему времени.

— Если бы вы еще вели меня куда надо, — огрызнулся Скол.

Он позволил себе хлестнуть хвостом. Дал им увидеть свой гнев, дал им понять, что он не следовал за ними по-глупому вслепую. Но оба волка лишь разразились заливистым смехом, увидев, как он карабкается по каменистому холму, темному и зябкому в тени.

Скол подставил морду ветерку, все еще хранившему тепло. Звери взбирались с подветренной стороны склона, обращенного к звездной четверти, и их обдавало прохладными ветрами. Скол подумал, что здесь можно было бы неплохо охладиться на пике лета. Не то чтобы он собирался сюда возвращаться: разве что ради охоты.

— Вы собираетесь отвести меня к своей сестре, в конце концов, или так и будете водить меня кругами, пока я не грохнусь?

Устыдившись своей усталости от ходьбы, Скол ненадолго присел на широкую каменную плиту. Волки стояли прямо перед ним, чуть выше по склону. Кьёрн выдрал бы ему ухо за такую глупость. Один из братьев оскалил зубы.

— Почему ты хочешь с ней увидеться?

Мышцы Скола напряглись, и он огляделся. Волки опустили головы, насторожив уши. Скол услышал море. Они были у побережья; где-то рядом волны бурлили и разбивались о скалы. Судя по этому шуму, звери взобрались на утес, что обрывался прямиком в море.

Скол поднялся, и от беспокойства его перья плотно прилегли к телу.

— Я желаю с ней поговорить. Вот и все.

— Ха.

Братья-волки менялись местами, расхаживая туда-обратно. Сколу показалось, что именно Ахоте обнажил клыки и произнес:

— Грифоны не разговаривают с волками. Они крадут. Они убивают.

— Они убивают, — эхом вторил другой.

«Может быть, я сумею их различить, — подумал Скол, отводя уши. — Один всегда повторяет за другим, всегда смеется. Другой главнее и сильнее. Ахоте?»

— Нет, — твердо сказал он, скрежеща по скале когтями. — Она помогла мне. Она помогла нам всем убить вепря. Я хочу узнать больше. Я должен выразить ей благодарность.

— Свою благодарность.

— Мы тоже тебе кое-что должны выразить, — Ахоте обнажил длинные острые зубы, взъерошивая темный воротник на шее.

Скол напрягся и чуть присел.

— Я пришел с миром.

— А мы жили здесь с миром, — огрызнулся Ахану. — Пока вы, крылатое ворье, не пришли, и не украли, и не убили. Вы со своими королями, красными от крови драконов.

Вспыхнул боевой инстинкт. Взгляд Скола метнулся из стороны в сторону. Зверей окружали деревья. Завалы камней сковывали движения грифону, но подходили волкам, длинноногим, твердо стоящим на четырех лапах. Они выбрали поле боя, и он забрался именно туда.

— Стоило мне лучше подумать, прежде чем доверять волкам. Да что я вам сде…

Они прыгнули. Скол наполовину расправил крылья и отпрянул, и благодаря этому оказался прямо под брюхом Ахану, когда тот приземлился. Бледно-рыжеватый мех всколыхнулся над Сколом, и он перекатился на спину, выставив когти вверх. Он поймал лишь спутанный клок недовылинявшей зимней шерсти.

— Прекратите! — Скол высвободился и отшатнулся прочь от волков, испустив орлиный вопль, переросший в львиное рычание. Этот грохочущий грудной голос едва ли звучал как его собственный. — Я против вас ничего…

— Это месть, — прорычал Ахоте, подкрадываясь все ближе. Скол неловко попятился по скале, слишком поздно осознав, что волки оттесняют его вверх по склону. К обрыву? «Вот и хорошо, тогда я улечу».

— За нашего брата, — пролаял Ахану. — Наших племянников.

— За весь наш род, — зарычал Ахоте. — За всех, кто умирали и страдали в когтях твоих красных королей, воров и убийц!

Скол даже не уловил его движений, пока волк не врезался в него и они не сцепились, не свились на склоне в яростный клубок, птичьим когтем к звериному. Ахану кусал Скола за хвост, но тут же отскакивал, стоило грифону полоснуть когтями или щелкнуть клювом.

Скол заметил, что Ахоте все чаще отступает, его напор слабеет, а лапами он дерется все реже: и Скол решил, что наконец-то побеждает, и заметил кровь на рыжеватой полоске меха.

— За каждого из них, — огрызнулся большой волк, и его челюсти щелкнули в направлении горла Скола.

Скол, уворачиваясь, отскочил — и утратил почву под лапами.

Он взмахнул крыльями, издав испуганный вопль. Одно из крыльев ударилось о дерево, задняя лапа зацепилась за два валуна, и Скол вскрикнул. Оба волка, огрызаясь и щелкая зубами, прыгнули за ним, чтобы спиной вниз столкнуть его в море по острым камням.

Вдали раздался низкий вой. Братья навострили уши, пригнули головы и умчались. Скол потерял равновесие и упал, покатился вниз, обдираясь о каменистый склон. Под его когтями крошился хрупкий сланец. Его крылья ударялись о деревья и валуны. Он захлопнул их, чтобы не переломать кости, и бешено цеплялся когтями за осыпающуюся землю.

Камни и сланец соскользнули вниз вместе с ним. Скол ударился о каменный выступ, перевернулся и покатился головой вперед к краю обрыва. К нему мчались деревья. Он выставил вперед птичьи когти и зацепился за корень, но инерция швырнула его в сторону, и он ударился головой о соседнее дерево.

Прежде, чем для Скола померк дневной свет, поле его зрения затопило море, бьющееся о многочисленные камни.

***

Кьёрн низко проскользил по воздуху к своему отцу, стоящему на самом верхнем выступе Медного утеса. Взгляд короля устремился вдаль, в ветровую четверть неба, в сторону родины его отцов. Тень Кьёрна проскользнула по Сверину, и он посмотрел вверх, а затем заклекотал, когда Кьёрн опустился рядом с ним на скалу.

— Кадж говорил, ты хотел меня видеть?

Король, такой же красный, как и его отец, молча держал уши навостренными в сторону ветрового горизонта.

— Отец, — продолжил Кьёрн и остановился, когда одно из красных ушей склонилось в его сторону. Тогда он выпрямился, подняв голову и сделав глубокий вдох. — Прошло уже столько дней с той охоты, отец. Весь прайд боится твоего решения. Когда ты скажешь им, кто может остаться?

Наконец, взгляд золотых глаз Сверина обратился к Кьёрну.

— Скажи Тейре с ее охотницами принести побольше добычи. Птиц, если они смогут их добыть. Зайцев. Деликатесы. На закате у нас будет пир. Прайд услышит от меня великие речи.

Сердцебиение Кьёрна ускорилось.

— Скажешь сначала мне, отец? Скажешь мне… скажи хотя бы про Скола. Моего брата-в-полете. Ты его не изгонишь? Без него мы не добыли бы кабана.

Сын Перра посмотрел на него с яростью в золотых глазах. Затем он моргнул: как если бы глядел на что-то очень далекое и заметил Кьёрна только сейчас. Его выражение смягчилось, как всегда, ведь Кьёрн знал, что ему досталась окраска матери, и что он очень похож на нее мордой. Мать Кьёрна перенесла его через Море Ветров на Серебряные острова и умерла в первую зиму, не успев его воспитать.

Сверин наклонил голову и отвел одно ухо.

— Не сейчас. Нет. Прости, мой сын. Но даже тебе следует подождать.

Кьёрн взъерошился, затем пригладил перья и с достоинством поклонился.

— Разумеется. Я доверяюсь тебе.

— На закате, — произнес Сверин, садясь: на этот раз мордой к рассветной четверти неба. Его хвост беспокойно метался по скалам, а перья раскрывались веером и складывались снова. — Здесь, у моих скал. Передай всем. То, о чем я собираюсь говорить, должен будет услышать каждый.

— Да, отец.

Кьёрн взмыл с высоких скал и пересек в парении весь Остров Солнца, чтобы разнести по нему волю короля и рассказать Тейре о задании для ее охотничьей команды. Он передал все воинам, слеткам и велел матерям принести даже самых маленьких грифонят. Лишь одного грифона он так и не мог найти.

***

Скол смотрел, как бледно-серый грифон в одиночестве рухнул в море. Когда он ударился о воду, вокруг него заклубилась красная муть.

Вспышка небесного огня расколола голубое небо, описав дугу над просторной чужой равниной в направлении иззубренных белых гор. Рев сотряс горы, и на равнине огромные оленьи стада развернулись и бросились прочь. Сколу показалось, что вдали он заметил летящих грифонов.

Вокруг него поднялась вода, забила ему глаза и горло, потащила за крылья, а у него не осталось больше сил ни на то, чтобы взлететь, ни на то, чтобы выплыть на волю…

Ледяная соленая вода просочилась Сколу под перья и защипала кожу вокруг глаз. Придя в себя, он ахнул и попытался расправить крылья. Они свисали у него с лопаток, тяжелые, будто камни. Он тряхнул головой, чтобы избавиться от воды, и сделал несколько неспешных вдохов.

Голову Скола пронзила боль. Им овладели тревога и страх. Он попытался вспомнить, видел ли он сон, и не сумел, но в нем поселился страх, до того тяжкий, что будто бы и не свой. «Должно быть, мне снился кошмар».

Скол заозирался — медленно, оберегая пульсирующую голову. Он упал в море с обрыва. Ахоте и Ахану пытались его убить.

«Повезло, что я не утонул. Спасибо сияющему Тиру». Волны утащили его почти на лигу вглубь, в россыпь скал на одной из протяженных отмелей у Острова Звезд. Шевельнувшись, Скол почувствовал, что одна из его задних лап застряла между двумя острыми валунами.

«Наверное, это и не дало волнам утянуть меня дальше».

Вокруг простиралось море. Скол боролся с нарастающей паникой, усиливающей боль, что пронизывала ему череп. Зажатый в скалах, он попал в морскую ловушку, и его крылья пропитались водой.

Какое-то время грифон может лететь и в ливень, но Сверин со всей строгостью предостерегал насчет моря. Скол не знал, сможет ли он летать на крыльях, вымокших в морской воде. Они так сильно отяжелели. Должно быть, он провел в воде не одну солнцеметку.

Сейчас был отлив, но камни, спасшие Скола от глубины, уже в скором времени могли уйти под воду, и он понимал, что утонет, если не высвободится.

В его голове звучал низкий голос Сверина. «Море несет только холод и смерть». Сражаясь с приступом паники, Скол не удержался от отчаянного вопля.

Но солнце все еще светило, и он мог двигаться. Мог бороться. Он мог вырваться из холодной хватки набегающих волн.

Бормоча и тяжело дыша от онемения, он заставил крылья сомкнуться вместо того, чтобы бессмысленно болтаться. «Только не сломаны, пожалуйста, пусть они будут не сломаны». Он чувствовал боль от ушибов, но движения крыльев ничего не сковывало. Его окутало облегчение и разгорелось до гнева. Он так сглупил, когда доверился волкам, а потом упал.

Грифоны не падают.

Он упал, переломанный, умирающий, прямо в море.

Эта картина всплыла в его памяти. Скол втянул воздух и тряхнул головой. Лишь кошмар. Когда он без сознания лежал в воде, ему снились сны. «Сейчас это не важно. Это был сон, и у меня без того хватает проблем».

Он заставил себя пошевелить одной из задних лап, приподнял ее под водой, и, пока осматривался, возвращал ее к жизни. Потом он с осторожностью напряг мышцы лапы, зажатой между камней, и, когда боли не последовало, продолжил слегка сгибать лапу, разыскивая безопасный способ высвободить ее, так, чтобы не ободрать и не растянуть. Ободренный, Скол понял, что, как только его мышцы расслабятся, он сумеет освободиться.

«Не паникуй, как грифоненок, выпавший из гнезда». В голове Скола всплыл угрюмый совет Каджа с тех времен, когда он только учился летать. Паника заставляет грифонят бросаться с утесов, а взрослых воинов толкает на глупые ошибки.

Он сможет вытащить лапу, если сохранит спокойствие. Если он освободится как можно скорее, он сумеет вскарабкаться на высокие скалы, высушить крылья под солнцем и дождаться, когда утихнет боль в голове. Он скрежетнул клювом и ударил свободной задней лапой по валуну, ища, куда бы его лучше толкнуть. Лапу пронзила боль, и Скол вспомнил, что подвернул ее, когда падал. Он замер снова.

Мимо юркнули непуганые серебристые рыбешки. Их мелькание привлекло Скола, и он навострил уши, а затем зажмурил глаза, когда свет, отраженный водой, ослепил его, будто сокровища Сверина.

Живот Скола бурлил так же настойчиво, как клекочет грифоненок, прося еды. И еще ему хотелось пить.

— Я воин, — пробормотал он скалам, что его обступили. — Испытанный воин и охотник Серебряных островов. Я тебя не боюсь, — огрызнулся он в сторону мерцающей воды. Вокруг него продолжали поблескивать рыбки.

Это было пустяковое испытание. И он уже почти ощущал свою лапу, но по его телу то и дело прокатывалась инстинктивная дрожь. Несмотря на солнечное тепло, в любое время года море вокруг Серебряных островов оставалось холодным.

«Море — это смерть».

Он тяжело дышал от солнечного жара, обдающего морду и смешанного с ледяным холодом воды. Изогнувшись, он оперся свободной задней лапой на подводный камень и поднял передние лапы, чтобы обхватить выступающие над водой части скал. Скол потянул, борясь с тяжестью крыльев, усталостью и болью от ушибов, что пробуждалась теперь под каждой мышцей. Морская вода, подобно крапиве, жалила ссадины, полученные в драке с братьями-волками.

Чем сильнее он сопротивлялся, тем крепче, казалось, сжимались валуны, придавившие его заднюю лапу.

— Великий золотой Тир, — выдохнул он, моргая в сторону ночного горизонта. Солнце все ближе подбиралось к краю. Скоро взметнется прилив.

— Дай мне сил, — прошептал Скол, мягко стукнув надклювьем. Приготовившись к боли, он заложил уши, крепче вцепился птичьими когтями в скалы и потянул. Крылья утягивали его вниз. Валуны тащили за заднюю лапу. Опираясь на дрожащие передние, Скол сподвиг свои мышцы на твердый уверенный рывок, зажмурил глаза и с яростным рычанием ощутил, как высвободилась лапа.

На заплетающихся лапах, едва не теряя равновесие из-за крыльев, Скол уцепился за верхушки скал, невысоко торчащие над водой, и посмотрел на берег. Теперь, на свободе, он мог пробраться через скалы и море. Задняя лапа пульсировала и ныла, но крови он не заметил.

Короткий прыжок бросил его к более высокой скале. Взмах крыльев поволок Скола чуть дальше, чем он предполагал. Он вкогтился в скалу, и под ним подкосились задние лапы. Из его горла вырвался удивленный клекот, и он посильнее вцепился, вздрагивая каждый раз, когда об его задние лапы плескались волны. Слишком устав, чтобы прижимать крылья к бокам, Скол позволил им низко свеситься. Жажда обжигала живот и горло. Сильный ветер швырял в глаза соленые брызги. Выбравшись, наконец, из воды, он немного передохнул.

«Лишь немного», — подумал он сквозь головокружение и боль.

Волна окатила его морду. Просыпаясь, Скол дернулся.

— Никакая ты не опасность, — нарычал он на скалы. — Я боролся с самим вепрем.

Теперь над его головой кружили во́роны, считая, что скоро он может пойти им в пищу. Скол задумался, есть ли среди них его знакомые, и подавил нервный смешок.

На этот раз он передвигался медленней, осторожней, чувствуя тяжесть влажных крыльев, ушибы и дрожь в конечностях. Он останавливался на каждой скале, чтобы отдохнуть и перевести дыхание. Перед его глазами песчаный берег подернулся рябью.

— Почти добрался, — прорычал он. Похоже, серебристые рыбешки сопровождали Скола, как если бы их изумили его достижения. Ему стало интересно, насколько они велики и годятся ли в пищу. Он вонзил когти в воду, и стайка разбежалась. Когда он понял, что именно сделал, его накрыло облегчением из-за неудачи. Охотиться в смертельно опасном море было запрещено.

Скол фыркнул и снова обратил взгляд к берегу. Похоже, перед тем, как он застрял, его протащило на добрую дюжину прыжков от того утеса, где напали Ахоте и Ахану. Теперь предстояло достичь узкой скалистой полосы пляжа: она простиралась вглубь всего на пару шагов и обрывалась перед очередной громадой утеса. Скол понял, что, когда море поднимется, прилив проглотит этот маленький пляж. Здесь он не мог отдохнуть; ему предстояло вскарабкаться.

Последний рывок был труднейшим: пришлось ползти по острым скользким валунам, торчащим из воды, а ветер, овевающий утесы, пытался сбить с лап.

Совершив последний прыжок, короткий и слабый, Скол приземлился на скалистый берег грудой перьев и меха. Какое-то время он просто лежал, вздрагивая и зарываясь когтями в гравий. Но нельзя было здесь оставаться. Солнце висело в ночной четверти, и луна карабкалась вверх, ведя за собой прилив. Сделав над собой усилие, он поднялся и похромал вдоль узкого пляжа в поисках возвышенности. Его мучили жажда и голод, с каждым шагом его пронзала боль от ушибов, а кровавые раны щипала морская соль, и он двигался вперед на чистом инстинкте. «Вот так и ходят неразумные создания?»

С этой мыслью он вновь осознал себя. Внизу по камням скользила вода.

Внизу? Волны разбивались о берег, на море опустилась вечерняя тьма, и прилив взбирался ввысь вдоль утеса. Но Скол находился выше. Сам того не осознавая, он нашел в утесе пролом и вскарабкался на травянистую оленью тропу и широкий выступ.

Дрожа, он опустился на желтую траву, расправил крылья, чтобы ветер и уходящее солнце высушили ему перья, и после этого ничего не помнил.

Ворон, сидящий над ним на выступе, прокаркал в лес послание и спрыгнул с утеса, чтобы сделать круг и затем умчаться прочь.

Глава 8. Изгнанник

Сверин расхаживал по своей скале, направив уши в сторону прайда. Кьёрн с осторожностью проследил за ним снизу, а затем перевел взгляд на прочих грифонов. В последних лучах солнца все они сияли подобно самоцветам, которые носил король этим вечером: то были драконьи самоцветы, украденные прадедом Кьёрна. Глубоко вздохнув, Кьёрн взобрался к отцу по скалам. Сверин заговорил, не глядя на него:

— Все собрались? Каждый охотник, воин и котенок, открывший глаза?

Кьёрн склонил голову.

— Да, отец.

Рассказать Сколу о том, что сообщит отец, он мог и попозже. Конечно же, брат-в-полете снова отправился далеко полетать. «Не нужно обращать внимание отца на то, что Скола здесь нет».

Сверин взглянул на него, и в оранжевом свете солнца глаза короля сузились в сияющие золотые щелочки.

— Что-то не так?

— Нет, — Кьёрн посмотрел вверх, распушив крылья; при этом его взгляд устремлялся в ночную четверть. — Нет. Все готовы услышать твои слова.

— Хорошо, — произнес Сверин, и Кьёрн принялся спускаться со скал. — Нет, — пробормотал Сверин, и его низкий голос звучал почти мурлыканьем. — Останься со мной.

Кьёрн навострил уши, с гордостью распушился и сел рядом с отцом. Его покинули все тревоги, связанные со Сколом; он разберется с ними при необходимости.

— Грифоны Острова Солнца! — львиный голос Сверина раскатисто прогремел над собравшимися, и все притихли. Все пары ушей направились в его сторону. Даже котята, ерзавшие в материнских когтях, прислушались к этому голосу.

Красный король перестал расхаживать и повернулся к прайду, распахнув крылья, чтобы их опалило закатным огнем.

— После прошлой охоты за великим вепрем новые замечательные воины вступили в свои права. Ни я, ни мои отцы никогда не видели подобной доблести. Или подобной храбрости и преданности.

Кьёрн с любопытством наблюдал за отцом, переминаясь с лапы на лапу. Этой ночью король должен был объявить, кто из юных самцов останется в прайде. Иногда изгнанники убирались тихо, в страхе и унижении. Иногда дрались. Эти события никогда не были радостными. Король начал эту мрачную церемонию в странной манере. Но, конечно, отец знал, как лучше. Сверин взглянул на Кьёрна, сверкнув глазами, а затем вновь оглядел собравшихся.

— И благодаря этому у меня возник образ, — во время речи он взобрался на следующий скальный выступ, а затем на самый верх скал, так что всем пришлось смотреть на него снизу вверх, как на солнце. — Образ великого будущего для всех нас.

Прежде чем снова опустить свой ярый взгляд к прайду, он расправил крылья, издав в темнеющее небо пронзительный крик.

— Всем известно, что дела грифонов спорятся под светом дня или на восходе солнца, когда сияющий Тир могуч. Но грядут перемены, и поэтому я привел вас сюда.

Закат проливался огнем сквозь его распахнутые крылья, и Кьёрн пристально смотрел, зная, что таким королем ему никогда не стать.

— Сюда, — разнесся голос Сверина по скалам и равнине, — под самый красный свет Тира.

Его голос сделался глубже, и все насторожились, чтобы ничего не упустить.

— Чтобы поделиться с вами моим образом будущего, — произнес он.

***

Коготь луны низко висел в ночной четверти неба. Скол не шевелился: ему требовалось время, чтобы вспомнить, где он находится. Под ним плескались волны. Было безветренно. Он сел, одеревеневший и просоленный морской водой.

Остров Звезд.

Волки.

Он вскочил и взъерошил перья, а затем с облегчением обнаружил, что крылья высохли, и прижал их к бокам. От резкого подъема кровь хлынула ему в голову; темнота и звезды закружились перед глазами, и Скол их зажмурил. Ему казалось, что его язык присох к клюву. Голова все еще немного кружилась. Перед полетом он нуждался в воде.

— Тир, — прошептал он хриплым голосом, — направь меня. Дай мне сил.

— Думал, до рассвета проспишь, — отметил низкий грубый голос самца.

Скол развернулся, вглядываясь в темноту, и сперва ничего не увидел. Он прищурился, и тень, шевельнувшись, обозначилась повыше Скола на оленьей тропе. Можно было бы принять ее за камень. То, что должно было прозвучать как рык, вышло слабым и хриплым шипением. Грифоны могли разглядеть чайку за три лиги от себя, или птицу на ветке, или кролика в чаще — но в темноте они видели плохо.

— Ты кто? Назовись!

— Ну уж точно, что не Тир. Но, может статься, тебе хватит и меня, юный грифон.

Перья на воротнике Скола вздыбились от негодования.

— Я воин с Острова Солнца.

— Конечно, — голос прозвучал слишком весело. — Теперь-то я вижу, — этот голос, низкий и глубокий, звучал не по-волчьи, в нем слышался орлиный призвук грифоньего голоса. Но этот голос Сколу был незнаком. — Я отведу тебя к пресной воде. Пошли.

— Ты кто?

— Ты просил о помощи, — прогрохотал незнакомец. — Вот я и здесь.

Во мраке и слабом серебряном свете луны Скол разглядел, как силуэт развернулся и направился вверх по тропе. На миг Скол задержался, раскрыв клюв, прижав перья и раздумывая, есть ли у него выбор. Он не мог шарить один в темноте в поисках воды. Его могли разыскать волки. Он мог заблудиться или наткнуться на еще одного кабана.

— Подожди! — Скол шагнул вперед. Боль пронзила его заднюю лапу, и следующие несколько шагов он проковылял. — Скажи, как тебя зовут. Я отправился за волками в леса, доверился им, а потом случилось вот это, — он глубоко вздохнул, гордо подняв голову, пусть вокруг и было темно. — Расскажи, кто ты такой.

«И расскажи, как ты видишь в темноте», — хотел потребовать Скол, но важнее было другое.

Темный силуэт повернулся, и луна со звездами высветили края его перьев, изгиб крыла, крепкие мышцы кошачьих бедер. Пернатый хвост дернулся, и грифон резко вздохнул.

— Меня зовут Стигр.

— Я тебя не знаю.

— Зато я тебя знаю. Доверься мне, воин с Острова Солнца, и я приведу тебя к воде.

— Как так вышло, что меня знают столько существ, которых я ни разу не встречал? — пробормотал Скол. Но он чувствовал себя в большей безопасности, зная, что это тоже грифон, что у него есть имя и что он вроде бы относится с уважением. Жажда царапнула горло, и все вопросы высохли на языке. Стигр повернулся, и Скол неохотно, настроившись всеми чувствами на опасность, последовал за ним вверх по утесу и в лес.

Его лапа запуталась в ползучей путанице кустарниковых веток, и он, вырвавшись на свободу, вскрикнул, а затем вгрызся в клубок.

— Помедленнее, я поранил лапу.

— У тебя еще три есть. Не отставай, воин Острова Солнца.

Скола обдало жаром. Стигр, шедший впереди, остановился, но не предложил никакой помощи, когда Скол его догнал. Скол понятия не имел, как далеко они ушли, и пока еще не чуял воду. Сквозь сосновые кроны проглядывали звезды.

— Как ты избегаешь кустов? — огрызнулся он.

— Обхожу.

— Я их не могу разглядеть. Ты можешь видеть в темноте?

— Смотреть можно не только глазами, — прогремел незнакомец, старший зверь, и Скол услышал, как он развернулся и продолжил путь. — Вот и пользуйся другими способами.

Скол хромал вслед за ним.

— Какими? Ты о чем? Это что, магия?

Сухой смешок.

— О да, очень старая магия. Во-первых. У тебя есть уши, чтобы слышать. Есть обоняние. Ты заметишь, что у сосен есть запах. Есть у тебя и перья, чтобы ими чувствовать, и когти, чтобы разделять спутанные ветки. Ими и пользуйся. Не стоит тебе прорываться сквозь леса подобно вепрю, как если бы шкура у тебя была из камня. Она не из него. В своем первом бою с кустом крапивы ты поймешь это, воин.

Скол ощетинился, а затем заставил себя идти вперед, не споря. Его мысли сосредоточились на темноте и на словах незнакомца. Больше всего на свете ему хотелось воды. Но он постарался замедлиться, постарался увидеть без глаз. В темноте он расслышал, как пошевелился Стигр, огибая более густые заросли. Скол навострил уши. Продвигаясь вперед более длинными и медленными шагами, он вытянул когти и пригнулся к земле, как меньшая дикая кошка, а затем распушил перья, чтобы ощутить кустарник вокруг себя. Когда до него донесся острый запах сосны, он ускользнул в обход и из-за этого не врезался в стволы. Восторг от этого нового умения мурашками пробежал под перьями, но Скол стиснул клюв и ничего не сказал, остерегаясь насмешек незнакомца.

В полной мере это не заменило зрение, но Скол сумел избежать зарослей. А потом, когда его лапы задрожали от усталости и он полностью потерял голос из-за сухости в горле, впереди зашептал ручей. Запах, повисший в неподвижном воздухе, отозвался сладостью. Забыв о новом умении бродить по ночам, Скол ринулся вперед, ломая подлесок и цепляясь за него хвостовыми перьями. Его когти разбрызгали ручей, и он опустил клюв, чтобы напиться.

Когда он опять поднял голову, Стигр заговорил:

— Пей медленно. А не то живот заболит.

Скол заворчал в ответ, но прислушался. Старый незнакомец, как обещал, привел его к воде и помог сориентироваться в темноте. Не было никаких причин, чтобы перестать прислушиваться к его советам.

— В трех прыжках рассветнее есть луг, — пробормотал Стигр, когда Скол напился. — Можешь оттуда взлететь.

Скол вскинул голову и вздрогнул.

— Тир запрещает грифонам летать по ночам.

— И сейчас тоже? — хвост Стигра шелестнул по кустарнику. — Значит, когда ты здесь уснешь, он точно убережет тебя от волков.

Мелкий зверек метнулся сквозь заросли. Скол вздрогнул, и Стигр усмехнулся.

Скол негодующе распушился.

— Это же запрещено…

— Красные короли, — огрызнулся Стигр, — запрещают летать по ночам. За всю свою жизнь я ни разу не видел, чтобы сияющий Тир лично поразил грифона за то, что он расправил крылья в лунном свете.

Скол шевельнулся, напрягая мышцы для прыжка и полета. Он заставил себя сделать глубокий вдох. Этот грифон точно не входил в прайд Сверина. Никто не говорил так о короле. Никто не говорил так легко о ночных полетах.

«Но и остаться на Острове Звезд я не могу. Ладно, может, я разок и слетаю, раз никто не узнает. Сияющий Тир меня, конечно, простит». Вместо того, чтобы спорить, он просто сказал:

— Я никогда не летал по ночам. Я не знаю, как.

— Это проще, чем ходить по лесу, а именно это ты только что и проделал. Ориентируйся по Дневной Звезде. Но, думаю, когда поднимешься достаточно высоко, ты четко увидишь острова. В темноте больше света, чем ты думаешь.

Скол сел, чтобы передохнуть, и воспользовался моментом, чтобы стряхнуть с перьев соль, а заодно и подумать. Он не хотел удирать и рисковать заработать боль в животе, и после похода по лесу он чувствовал усталость. Он полагал, что эта местность идеальна для волков, но сам он ее ненавидел.

Стигр молча сидел, пока Скол приводил себя в порядок и прислушивался к ночным звукам: маленькие зверьки шуршали в корнях и папоротнике, а вдали прокричала сова, но ей никто не ответил.

Внезапно Скол поднял голову, и от легкого смущения его уши дернулись в стороны.

— Спасибо. Ну, в общем. Спасибо за помощь, — несмотря на все возможные разногласия, Скол и правда должен был это сказать.

В ответ он услышал негромкий признательный гул. Или старый незнакомец мурлыкал?

— Конечно, это было для меня честью — помочь воину с Острова Солнца.

Скол притиснул перья к телу, сузив глаза от резкости в голосе Стигра.

— Хватит надо мной насмехаться.

— Я не насмехаюсь, — пробормотал старый грифон. — И не стал бы. Но будь поосторожнее в жизни, юный воин. Ты считаешь, что у всех зверей понятие о чести подобно твоему. В сочетании с твоей ослепляющей гордостью это вызовет куда больше проблем, подобных сегодняшним, если ты не поработаешь над собой.

— Я пришел сюда с миром.

Стигр издал мягкий звук.

— Сейчас между волками и грифонами нет мира. Зачем ты пришел?

— Чтобы… — Скол вздохнул, разминая когти, и вкратце рассказал незнакомцу историю об охоте. Разве это могло бы навредить?

— Ясно, — Стигр издал еще один звук, низкий и любопытствующий, нечто вроде: «Мх, хм», как у размышляющего ворона.

— Слова были волшебными? Что могло заставить кабана склонить голову?

Старший грифон отчасти усмехнулся, отчасти замурлыкал.

— Это по какой же причине ты считаешь, что мне известно? Я никогда не охотился на кабанов.

Скол дважды моргнул и осекся. «Я думаю, он знает. Я думаю, он знает больше, чем рассказывает. Отчего же еще он мог бы так бесстрашно бродить по ночам по волчьему острову?»

— Ну пожалуйста. Кто ты?

— Я сказал тебе.

Ему очень захотелось увидеть морду и окраску незнакомца.

— Ты изгнанник. Никак иначе. Ты не выказываешь уважения королю, и имени «Стигр» я не знаю.

— Изгнанник? — рык ожесточил его голос. — Я Ванир и буду им всегда. Я следую старым обычаям. Я не клянусь в верности красным завоевателям из земель за ветровым горизонтом.

У Скола возникло стойкое ощущение, что старший грифон пристально глядит на него сквозь тьму.

— Если это ты имеешь в виду под изгнанником, то да.

— Ванир, — прошептал Скол, и его перья взъерошились от пробежавших по коже мурашек. — Ворон спрашивал меня…

В ночи завыли волки, очень близко. Скол напрягся, присел, и даже Стигр переступил с лапы на лапу, подняв голову. Вот и все, что смог определить Скол в темноте.

— Тебе стоит вернуться на Остров Солнца.

Без раздумий Скол подался вперед, ловя старшего грифона когтями за крыло.

— Подожди, мне надо спросить…

— Будет еще время для вопросов. Сейчас не оно, — его слова прозвучали под вой волков. Они охотились и перекликались. Стигр, казалось, замешкался, затем добавил более мягким тоном: — Если хочешь больше узнать о Ванирах, если хочешь увидеть настоящую магию, встреться со мной вновь, юный воин. Встретимся на острове Черная Скала, в срединную метку полной луны.

— Второй раз я ночью не полечу.

Стигр издал низкий звук.

— Ну. Я пойму, если ты слишком перепугался.

Скол взъерошился, не выпуская крыло Стигра из хватки.

— Я не перепугался. Ты изгнанник. Меня тоже могут прогнать всего лишь за разговор с тобой, хоть я и выложился на той славной охоте.

— Но не один лишь ты, — произнес старший грифон, мягко, как касание ветра к траве. — Ты только что рассказал. Тебе помогали, но в этом нет ничего постыдного. Аезиры из прайда Сверина обладают значительными талантами. Но и у Ваниров таланты имеются, — он согнул крыло, освобождаясь от когтей Скола. — Тебе стоит об этом поразмыслить. Подумай о том, что теперь от тебя ожидают и что ты можешь предложить прайду. Если ты не знаешь своих сильных сторон, как ты поспеешь за остальными? Я могу показать тебе, откуда ты происходишь.

— Что…

— Какой вред это может причинить на службе у твоего короля? — голос старого грифона сделался хитрым, как у ворона. Когти Скола плотнее сомкнулись у него на крыле.

— Но…

— В полнолуние, в полночь.

Это было безумием. Скол силился не слушать. Но, в любом случае, он задолжал незнакомцу еще кое-что. Стигр попытался развернуться, и Скол усилил хватку, подцепляя кожу, но не царапая и не раздирая ее.

— Подожди! Кто твои родные? Я могу послать весточку, сказать им, что ты жив, в конце концов.

— Это может быть опасно, Скол, — но его голос был мягким, хитрым. И Скол не помнил, чтобы он называл изгнаннику свое имя.

— Я это тебе задолжал. Скажи мне, кем ты был в прайде до Красного Перра, — Скол разжал когти и навострил уши. Старый незнакомец медленно вздохнул.

— Я расскажу, если только пообещаешь сказать одному грифону о том, что я здесь.

— Обещаю, — прошептал Скол, сделав шаг вперед. — Я тебя не предам.

Короткий миг тишины разорвал высокий пронзительный вой.

— Можешь сказать моей сестре, что я жив.

— А кто она?

Вновь тишина, вновь отдаленный вой.

— Твоя мать.

Клюв Скола распахнулся, и прежде, чем он успел его захлопнуть, Стигр оставил его, исчезнув в зарослях быстро, как волк. Скол моргнул, прижал уши и, развернувшись, ринулся бежать. Он прорвался сквозь подлесок на луг, о котором рассказал ему старший грифон. «Мой дядя». Подпрыгнув, он взмыл в черное звездное небо, а вокруг поднялся волчий вой.

Стигр остановился и развернулся, навострив уши, чтобы посмотреть вслед Сколу. Вой приблизился, распевая вокруг грифона о местонахождении волчьей добычи. Волки наверняка учуяли Стигра, но он их не боялся. Волки никогда не стали бы чинить ему неприятностей, ведь он никогда не охотился на Острове Звезд.

— Его кровь красна, — отметил голос, прозвучавший выше и левее грифона.

— Знаю, — пробормотал Стигр. Как следует всмотревшись, он увидел на фоне звезд силуэт Скола, летящего в верном направлении. «Хорошо».

Ворон каркнул, опускаясь в поросшее кустарником подножие леса.

— Тебя ослепляет слишком уж сильная привязанность к сыну погибшего брата-в-полете.

Крыло ударило Стигра по морде. Он догадался, что это вышло нарочно.

— Он использует твои знания лишь затем, чтобы набраться сил ради короля.

— Если дело потребует этого, — тихо произнес Стигр и встал, — мы должны сделать все, что потребуется.

— Мы, действительно, — щелкнул ворон. — Он не заменит твоей утраты.

— Нет, — пробормотал Стигр, вглядываясь в темноту. Он потерял Скола из виду, но был уверен, что он найдет дорогу. Он ведь Ванир. — Но он может ее искупить.

Глава 9. Королевский образ будущего

— Я все еще не могу понять, что ты делал на Острове Звезд, — фыркала Сигрун, изучая заднюю лапу Скола. Утренний свет согревал ее пустую пещеру.

Скол поморщился, когда ее бережные когти отыскали чувствительное место.

— Я говорил тебе. Я хотел попробовать поохотиться сам.

Ее уши прижались в раздраженном недоумении.

— И решил не взлетать, увидев волков?

В этот раз Скол не ответил. Он сделал глубокий вдох, чуя вокруг все запахи своего детства. Его успокаивали травы, сухая скала и мягкий мускус материнских перьев.

— Я думал…

— На охоте ты уже доказал свою смелость, — огрызнулась Сигрун, осторожно поворачивая его лапу. — Если тебе не надо охотиться в одиночку, ты и не должен.

— Да, мам, — пробормотал Скол. Он подумал об изгнаннике Стигре, которому как раз и надо было охотиться в одиночку. Почему он вообще остался на островах? Насколько знал Скол, все прочие изгнанники улетели. «Или умерли», — мелькнуло в его мыслях.

— Что же, — сказала Сигрун, поднимаясь. — Всего лишь растяжение и ушиб. Если бы ты ее сломал, ты бы сразу понял. Какое-то время будь с ней побережней. Если начнет слишком беспокоить, съешь листьев кипрея вместе со своей порцией.

— Ничуть не беспокоит, — соврал Скол и осторожно встал. Сигрун распушилась:

— Как знаешь.

«Можешь сказать одному грифону о том, что я здесь». Он снова услышал голос Стигра. «Если сейчас я ей не скажу, мне и дальше придется лгать». Он уже солгал об охоте, о причине полета на Остров Звезд, а теперь в его памяти зазвучал другой голос, на этот раз не Стигра.

«Сигрун не может об этом говорить». Он вспомнил Вдовую королеву. Может быть, ему удалось бы иначе подвести к разговору об изгнаннике.

— Мама, — мягко начал Скол. Сигрун, насторожив уши, подняла к нему голову, а в убежище проскользнул свет позднего утра. — После охоты ко мне подошла грифоница.

— О? — в ее голос проникла хитринка, и Скол склонил голову набок.

— Нет, ничего такого. Это была леди Рагна.

Зрачки Сигрун расширились, и она отвела уши назад в такой ярости, словно Скол вызвал ее на бой.

— Что ей было нужно?

Скол моргнул, отшатнулся и поморщился, по неосторожности наступив на больную лапу.

— Она меня просто поздравила. Она говорила, что я похож на отца. Она говорила, что ты бы мне все рассказала, если бы могла.

— Тихо, — шикнула она, дернув ушами в сторону выхода. — Об этом никаких разговоров. Я вырастила тебя. Кадж тебя вырастил.

— А правда ли я похож…

— Раскол, — огрызнулась она. — Мы не разговариваем о том, что было в прошлом. Мы прайд Сверина.

Скол уставился на нее, задумавшись о различиях между ней и Стигром. Вместо того, чтобы подтвердить страхи Скола, злость Сигрун подтолкнула его в другую сторону. К любопытству. «Все эти годы она что-то обо мне скрывала? Обладают ли Ваниры силами, которые Сверин запретил из-за страха?» Ночной полет обошелся ему не более чем жесткой посадкой, и его не поразил великий Тир. Он общался с волками. Он произнес слова, заставившие вепря склонить голову. Скол задумался, какие еще речи красных королей окажутся неправдой.

Чувствуя все меньше страха и все больше бунтарства, он махнул хвостом.

— Еще я встретил другого грифона. Изгнанника. На Острове Звезд.

— Скол, — прошептала Сигрун, затаив дыхание, и ее глаза остекленели от паники. — Что ты делаешь? Ты только что доказал преданность Сверину и принцу, своему брату-в-полете. Но, если ты ослушаешься короля, это все обесценится. Ты что, жаждешь изгнания?

— Он мне помог, — тихо произнес Скол. — Он мне помог и ничего не попросил взамен. Но я предложил сообщить его семье, что он жив, и он попросил, чтобы я сказал об этом только одному.

— Кому? Только никого больше не вцарапывай в это безумие. Ты и правда прилетел домой на рассвете, как ты мне говорил, или ты полетел ночью, и…

— Его зовут Стигр.

Казалось, что это имя лишило ее и дыхания, и боевого духа. Скол смотрел, как выражение ее морды смягчается, а затем становится холодным и свирепым. Шагнув к нему, Сигрун раскрыла крылья.

— Больше ты не полетишь на Остров Звезд в одиночку. Ты больше не заговоришь о Стигре, о своем мертвом отце и о прочем подобном вздоре. Теперь ты здесь, мой сын, ты в безопасности, ты друг принца, ты воин, прошедший испытание, а король не спускает с тебя глаз.

Скол знал, что она сказала правду. Но он говорил с волками. Говорил с великим вепрем, бродил по ночному лесу, летал в ночи, общался с изгнанником и вернулся домой в целости. Скол решил, что, если он хочет что-то предложить Сверину и Кьёрну, ему следует изучить, на что он способен.

— Ты не можешь мне ничего запрещать. Я не котенок.

— Ты мой сын! — Сигрун щелкнула клювом и, делая шаг в его сторону, широко распахнула крылья. Скол отпрянул, припомнив, что целительница была еще и воительницей, охотницей, а однажды, давным-давно, сражалась и против Красного Перра.

— Просто скажи мне, — прошептал он, забыв об обращенных к королю словах о том, что ему все равно, — правда ли я похож на отца.

— Да поможет нам Тир, если это так, — огрызнулась она. — Будь доволен.

«Я и был!» Скол уставился на нее в нарастающем свете дня. Он никогда не был так беспокоен до разговора с волками, до ночного полета и до разговора с изгнанником.

— Я просто хочу знать…

— Не нужно это все ворошить, — Сигрун сложила крылья, и выражение ее морды мгновенно стало спокойным. Может, она заметила, что своим гневом отталкивает Скола. — Это все в прошлом.

Со стороны выхода засквозило ветром, и это привлекло их внимание. Кадж тяжело приземлился и на три шага проскочил в убежище. Остановясь, он развернул уши к ним обоим.

— Мой супруг, — выдохнула Сигрун в облегчении от того, что ее перебили.

— Моя супруга, — пробормотал он в ответ, хотя смотрел при этом на Скола. — Прости, что не встретил с тобой рассвет. Я был нужен королю. Скол, это ты.

— Кадж, — Скол чуть шевельнул крыльями, но Кадж избавил его от всех дальнейших любезностей.

— Тебя разыскивает принц.

Уставший от разговора и обрадованный тем, что у него возникла причина для ухода, Скол опустил голову и вынырнул из пасти пещеры в рассветные ветра. На скалах оживились прочие грифоны: потягиваясь или поднимаясь в утренние полеты, они выкрикивали в сторону Скола приветствия. Скол глубоко втянул ноздрями утренний воздух, вспоминая, как странно все выглядело ночью — темные неузнаваемые бугры и тени, вырисовывающиеся в свете звезд. Его глаза тогда почти ослепли, но обострился слух, и он слышал каждый посвист ветра в траве и древесных кронах. После неуклюжей посадки он заснул там, где коснулся земли.

На Медном утесе он не увидел Кьёрна. Принц мог отправиться лишь в одно место, если только не полетел ловить добычу себе на завтрак, так что Скол развернул крылья к березняку, что раскинулся на дальнем краю гнездовых утесов. В этом месте сушу рассекала река, поднимающая на своих берегах деревья и кустарники по всей низменности до высоких изломанных холмов и гор позади них. Прозванная Бегущей-в-ночи, она огромным водопадом низвергалась с грифоньей холмистой равнины и падала в море с крутых утесов. Ее устье служило подходящим местом, чтобы охотиться на мелкую дичь и обучать слетков выслеживать добычу, а ближе к водопаду можно было уединиться.

Под крыльями Скола в траве кувыркались котята и слетки, в шутку боролись молодые самцы его возраста, а самки наблюдали за ними, расслабленно ожидая своей очереди отправляться на охоту. Скол вскинул уши. Почему все выглядели так восторженно? Дело было не в хорошей погоде, а в чем-то большем.

Его взгляд притянул золотой промельк между деревьями, и он застыл в воздухе, готовясь прорваться сквозь чащу и броситься на друга.

— Не нужно, — донесся снизу голос Кьёрна. — Я тебя вижу.

Скол засмеялся и изменил направление, описав узкий круг, чтобы замедлиться перед посадкой. В этот раз он не забыл поберечь заднюю лапу до того, как ее пронизало бы болью, и потрусил в лес. Утренний свет окрашивался зеленым и золотистым, просачиваясь сквозь яркие березовые почки, и мысль о весне наполнила радостью все тело Скола. Поблизости плескала и перекатывалась Бегущая-в-ночи, стылая и разлившаяся из-за горных ручьев.

Кьёрн проследил за его приземлением и вышел вперед, сузив глаза.

— Где ты был? Что с тобой случилось? А это еще что? — морда Кьёрна дернулась к Сколу, прежде чем он, пытающийся скрыть слабые царапины волчьих когтей на боках, успел ответить хотя бы на первый вопрос. Скол попятился, удивленный раздраженностью Кьёрна.

— Я… пытался поохотиться.

— На Острове Звезд? В одиночку? — Кьёрн остановился, приоткрыв крылья, прижав все перья и широко распахнув глаза. — Даже грифоницы на той земле одни не охотятся. Зачем тебе?

— Я… — Скол прижал крылья к бокам.

— Мне ради тебя пришлось лгать. Я ради тебя лгал своему отцу, — Кьёрн недовольно взъерошил перья и вновь их пригладил. — А теперь слушай. Мне нужно много чего тебе сообщить.

Кьёрн направился вперед, и Скол последовал за ним, прочь из леса и вверх по склону в сторону Медного утеса. Приятный утренний ветер шелестел их перьями, и Скол ощутил, как возвращается вчерашний мучительный голод.

— Он объявил, что все самцы, участники той охоты, могут остаться на Острове Солнца, а тем юным, кто еще не охотились, шанс предоставится даже раньше следующего года.

Забыв о голоде, Скол насторожил уши.

— Прямо вот каждый может остаться?

— Ага. Ради того, чтобы нам лучше охотилось, он хочет поселить грифонов на каждом острове, начиная с Острова Звезд, — Кьёрн перевел дыхание, и Скол заметил, как по мере пересказа слов Сверина принца все сильнее переполняет восторг.

Король собирался расширить прайд. Он не хотел никого изгонять, он хотел сберечь семьи, оставить вместе друзей, расселить их по всем островам, пока они и правда не провозгласят Серебряные острова одной землей под властью грифонов.

Скол распахнул крылья, будучи в нетерпении от восторга. Волки, море, даже загадочный Стигр — от этих новых мыслей все отметалось прочь.

В ответ он сумел произнести только:

— О.

Кьёрн рассмеялся.

— Да, вот именно! Я знал, что ты поймешь его образ будущего. Он уверен, что наш прайд благородный и преданный, и что со временем мы станем величайшими в истории Аезиров.

Скол сквозь учащенное сердцебиение обдумал эти слова и открыл было клюв, но Кьёрн продолжил:

— Это еще не все. Раз нам надо расширяться, он сказал, что ты можешь остаться и выбрать пару.

Скол застыл и уставился на Кьёрна. В лучах рассветного солнца перья принца блестели, как настоящее золото.

— Пару?

— Ага, Скол. Прайд именно так и растет. Супруги, котята и все такое. Уверен, твоя целительница-мать отлично тебе все объяснила.

Скол повернулся к гнездовым утесам. Он никогда не думал о паре. Он и не думал, что, даже если он останется, ему разрешат выбрать супругу. Многие самцы оставались в одиночестве, лишь в роли защитников-братьев, сыновей, друзей, но только ближайшим к королевскому роду или самым значимым для короля позволялось иметь семью.

— Я никогда и не думал…

— Да я знаю. Не волнуйся, — засмеялся принц. — Уверен, у Тейры полно подруг, что с радостью познакомятся с моим братом-в-полете.

Но вместо того, чтобы вселить надежду, эти слова ранили гордость Скола.

Брат-в-полете самого принца.

Они не захотели бы познакомиться просто со «Сколом, что помог убить вепря». Он был братом-в-полете принца. Грифониц не заинтересовал бы Скол, единственный переживший Завоевание котенок Ваниров, с которого не сводил глаз Красный король. Они видели в нем Ванира, проклятого кровью побежденных жителей Серебряных островов. Скол задумался, какая же грифоница выбрала бы такого в пару. Его ценили лишь из-за друзей, и Скол осознал — кто он такой, чтобы заслуживать что-то большее? Он был значим лишь благодаря Кьёрну. «Даже охотиться король мне разрешил только из-за Кьёрна».

Кьёрн перешел на рысь, а Скол понял, что остановился. Чтобы догнать друга, он пустился бежать.

— Так что, когда увидишь моего отца, обязательно его поблагодари и притворись, что был там все время.

— Не люблю лгать, — правда, Скол осознал, что ему придется солгать о Стигре. Об охоте на вепря он уже солгал. Теперь еще и это. Насчитывалось уже три лжи. «Я лжец», — осознание скрутило ему живот.

— Значит, тебе придется. Или придется признать, что мой отец чествовал придурка.

Догадавшись, куда они держат путь, Скол замер.

— Ты сказал — когда я увижу твоего отца?

— Да, — Кьёрн тряхнул головой. — И все-таки надо рассказать ему про волков, которые на тебя напали. Про волков, напавших на тебя, когда ты отправился без меня на поиски приключений, брат-в-полете.

Несмотря на новые тревоги, Скол усмехнулся, осознав, что гнев Кьёрна был в той же мере и беспокойством, и грустью из-за того, что его оставили в стороне. Кьёрн так хотел добыть волчью шкуру. В этот миг Скол подумал, что шкура Ахоте добавила бы убежищу принца особого уюта. Его лапу пронзило болью, и пришлось ее поджать.

— Зачем? Тогда он узнает, что меня не было, а ты же сказал…

— Нет, — Кьёрн решительно кивнул. — Я был неправ. Мы не можем от него это скрывать. Мы ему расскажем, что на собрании тебя не было, и сделаем вид, что ты набрался смелости после успеха на той охоте, — принц прищурил глаза. — Смелости, но и безрассудства. Он захочет узнать про волков. Идем со мной.

Прижав уши и низко опустив хвост, Скол последовал за принцем.

***

— Итак, — Красный король растянулся на выходе медноокрашенного камня на одном из своих утесов, навострив уши в сторону Скола и Кьёрна, которые почтительно растянулись перед ним клювами вниз. — Волки напали на тебя без причины, оставили умирать в море, и ты провел ночь на Острове Звезд. Я было решил, что просто упустил тебя на прошлой встрече, — он искоса глянул на Кьёрна, ведь это Кьёрн должен был собрать всех по зову Сверина, и именно он сообщил королю, что все собрались.

Скол нервно шевельнулся, когда принц заговорил:

— Прости, отец. Я не знал, где искать Скола, и не хотел, чтобы у него были неприятности. Это моя вина.

— Нет, — поспешил сказать Скол. — Я должен был сказать ему, куда полетел. Это моя вина.

— Да, — казалось, Сверин согласился с ними обоими. Наконец, он продолжил: — Ты мог бы сказать мне, сын. Не нужно тебе со мной скрытничать, — он взглянул между ними, и в груди у Скола сделалось легче при виде, что король не злится. — Или друг с другом. Братья-в-полете не должны теряться в догадках от того, где друг друга искать.

— Да, отец, — прошептал Кьёрн, в то время как Скол сказал:

— Да, ваше величество.

«Он мой король. И справедливый король. Может, он не всегда мне доверяет, но виной тому старшие Ваниры, которые с ним сражались». Сколу захотелось доказать, что он совсем другой — и преданный.

Сверин опять обратил к нему взгляд.

— Вернемся к твоему приключению. Ты спасся. Сначала от волков, затем от моря, — его длинный пернатый хвост свернулся кольцом и вновь вытянулся. — Думаю, дело в твоей Ванировой крови. Которая, в любом случае, зачем-то да пригодится.

— Да, сир, — Скол все еще низко пригибался к земле. Ни один грифон не должен был стоять выше короля. Сверин пристально на него смотрел, и его взгляд метался туда-обратно, будто определяя, не превратило ли Скола во врага смертоносное море.

— Знаю, было глупо охотиться в одиночку, но… — Скол искоса глянул на Кьёрна, а тот приподнял голову, чтобы его подбодрить. — Но после охоты на кабана я все еще чувствовал себя таким храбрым, — и это по большей части было правдой.

— Слишком храбрым, — пробормотал король.

Он не сводил золотых глаз с морды Скола. Со дня охоты Скол еще не находился так близко к королю и уже успел забыть о том, насколько он огромен. Сейчас он не носил золота и выглядел свирепо и дико, красный в свете утреннего солнца, как сама война.

— Бывают недостатки и похуже, — Сверин встал и потянулся, и казалось, в присутствии Скола ему так же уютно, как и с Кьёрном. — Надеюсь, мой сын тебя ознакомил с последними новостями.

— Да, милорд.

На мгновение установилось молчание, и Сверин выжидающе наблюдал за Сколом, пока Кьёрн не ткнул друга хвостом. В морду Скола бросился жар, и он вскочил, чтобы сделать поклон.

— Спасибо. Спасибо за высокую честь и за доверие, мой король.

Довольный Сверин взобрался повыше на свои скалы.

— Ты же знаешь, я желаю для тебя только самого лучшего, Раскол. И для моего прайда.

Его полное имя, произнесенное голосом короля, ударило, как двойная вспышка огня небес. Страх и гордость.

— Я… я желаю того же.

Скола пронзило взглядом золотых глаз. На миг он почувствовал, что король видит все, подобно солнцу, видит все его сомнения, его ложь, его крылья, распахнутые под луной. За всю свою жизнь он не знал грифона могущественнее, не слышал о подобном ни в одной из песен и не знал, кто больше него достоин служения.

— Как могу я не доверять грифону, которого мой сын выбрал братом-в-полете?

«Брат-в-полете самого принца». Но Скол встретился взглядом со Сверином и понял, что Красный король употребил это название не случайно. Это было напоминанием о том, что стояло между Сколом и изгнанием. На это у Скола не нашлось ответов, и он промолчал. Рядом с ним Кьёрн гордо выпятил грудь и подбадривающе ткнул Скола крылом в крыло.

— На самом деле на большой охоте ты настолько доказал свою состоятельность, что я решил, ты сыграешь ведущую роль в нашем предстоящем заселении Острова Звезд.

Рядом насторожился Кьёрн, и мышцы Скола напряглись.

— Во время завоевания мой отец сохранил тебе жизнь, — пробормотал Сверин. — Ты дважды встретился с волками на Острове Звезд и спасся от них, вернувшись не с увечьями, но с историями. Будь то дело в твоей Ванировой крови или просто в твоей смышлености, я не оставлю без внимания знаки великого Тира. Ты предназначен для особой роли.

Скол задерживал дыхание так долго, что у него заболело горло. Он выдохнул — совершенно опустошенный, разве что сердце бешено билось в его груди.

— Милорд?

Сверин выглядел довольным, как горный кот.

— Имею в виду, Скол, что я собираюсь основать на Острове Звезд колонию, — он с наслаждением сжал свои черные когти, и следующие его слова были одновременно благом, приказом и высылкой. — Как высокоуважаемого брата-в-полете нашего принца и как грифона, наверняка имеющего талант к выживанию, я рассматриваю тебя в качестве того, кто возглавит заселение.

***

Позже Кьёрн дождался, пока Скол не пропадет из виду.

— Этого ты мне не говорил!

— Когда я в последний раз проверял, — произнес Сверин, — королем на Острове Солнца значился я, а не ты.

— Ты разлучишь меня с братом-в-полете?

— Остров Звезд от тебя в нескольких взмахах. Ты сможешь с ним повидаться в любое время.

— Или я полечу с ним и помогу заселить остров.

— Не полетишь, — сказал король с такой непринужденностью, как будто Кьёрн был все еще слетком и заявил, что сейчас спрыгнет с Медного утеса.

— Ты нарочно это сделал, — прорычал Кьёрн, и в нем вскипело непокорство. Он обещал, что Скола никто не изгонит, обещал ему место в прайде, супругу, настоящее будущее, и одним ударом его отец это все разрушил.

— Для Скола это открывает большие возможности. Ты сомневаешься в его способностях? — Сверин смотрел на него, расслабив когти, и Кьёрн встопорщился.

— Конечно, нет. Но в этом риске нет никакой нужды. Что знает Скол о лидерстве? О поселениях? У многих куда больше опыта.

— Знаю. Я лично отобрал лучших, чтобы они давали ему советы.

— Но не чтобы они вели за собой. Не чтобы они преуспели — или потерпели неудачу, или умерли во имя великой цели, — Кьёрн с недовольством фыркнул. — Можешь говорить о чести, о славе, об этих своих особых целях, но я-то знаю, зачем ты это сделал.

— Многие куда больше заслуживают твоей дружбы, мой сын.

— Нет таких, — яростно огрызнулся Кьёрн. — Ты никогда и не утруждался, чтобы посмотреть на него моими глазами.

Сверин зашагал прочь, непринужденно запрыгнув повыше, как если бы они просто болтали о том, прольется ли дождь.

— А ты никогда не утруждался, чтобы понять, чем я занимаюсь. Будем надеяться, на Острове Звезд он докажет, чего стоит.

— Докажет? Опять? Сколько еще раз он должен доказать, отец? — Кьёрн, прижав уши, распахнул крылья в готовности прыгнуть и силой доказать свою точку зрения. Это закончилось бы плохо, но ему было все равно на исход.

До тех пор, пока отец не развернулся к нему, держа голову прямо, хлеща хвостом и расставив когти.

— Бесчисленно. Он должен будет доказывать, чего стоит, до тех пор, пока мое сердце не высохнет и я не воспарю с Тиром в Долину Солнца. В нем течет кровь Серебряных островов, и я ей никогда не доверюсь. Я не утрачу тебя так же, как утратил ее.

Кьёрн постарался подобрать слова — доводы или смелые речи — но сумел лишь встретиться взглядом с отцом и увидеть ту глубину печали и гнева, что все еще пылала в золотых глазах.

— Отец…

— Никогда не забывай, — пронзительно прозвучали слова короля, — что случилось с твоей матерью, когда она доверилась Ванирам.

Глава 10. Ветровод

Скол летел высоко, на острие клина. Позади следовали грифоны из первой волны поселения, в которую вошли охотницы-самки и самцы, прошедшие посвящение. Раньше Скол никогда еще не был ведущим и чувствовал себя так, будто каждый зоркий глаз следил за каждым нервным подергиванием его перьев.

Он фыркнул сам на себя. «Это мне-то тревожиться из-за полетов». Сигрун часто говорила, что Скол был рожден по меньшей мере затем, чтобы летать. Он рано оперился и взлетел, и он мог выполнить в воздухе почти любой трюк, на какой его подначивали.

Скол решил: со всеми этими переселенческими делами у него может не заладиться что угодно, но только не летные навыки.

Чистый, прохладный утренний воздух поднимал Скола, и он растянулся в нем, позволив своим крыльям расслабленно покачиваться от каждого порыва и восходящего потока. Однажды Кьёрн сравнил его с арктической крачкой, маленькой, но молниеносной. Желая перекувыркнуться и кругами спикировать к чайкам, парящим далеко внизу, Скол все же сдержался и оглянулся, проверяя, не отстают ли другие грифоны. Хальвден и Эйнарр, которых тоже выбрал король, гордо летели впереди прочих, прямо за Сколом, и держали темп лучше чистокровных Аезиров, чьи крылья были медленнее и шире.

Перед ними обозначился Остров Звезд, на чьей громаде зеленью полыхала весна. Полмесяца разведки, споров и спешки позволили найти на ветровой стороне острова подходящее место для гнездования — отражение гнездовых утесов на Острове Солнца.

Скол подал клич снижаться навстречу ветру и наклонился, чтобы спикировать далеко вниз, к выбранной грифонами серой скале.

Ветра успокаивались по мере спуска и совсем затихли, когда лапы Скола коснулись земли. Эйнарр опустился поближе к нему, а Хальвден — поодаль, скользящим прыжком. Охотницы-самки приземлились и встали неровным клином, ожидая приказа вместе с воинами-самцами. Последним снизился Хальр, коренастый, неуклюжий и хриплоголосый воин сине-зеленого окраса. Отец Хальвдена.

— Порядок, стало быть? — выкрикнул Хальр, обращаясь к стае. Раздалось утвердительное бормотание. Уши вскинулись в сторону леса, что раскинулся на безопасном расстоянии в десять прыжков. Теперь он зарос и выглядел даже мрачнее и глубже, чем в день охоты на кабана.

Пока все отвечали, Скол в мыслях возвращался к своим планам. За последние дни они с Кьёрном извели друг друга уроками лидерства. Брат-в-полете либо увидит, как Скол преуспеет, либо загоняет до смерти и себя, и друга.

Скол подумал, что первым делом надо бы позаботиться о логовах: вычистить их и углубить. Однако его ухо дернулось в сторону леса. В кронах промелькнул ворон, и Скол, призывая к вниманию, поднял крылья.

— Я думаю…

— Вы все, — обратился Хальр к молодым охотницам, которые тут же прислушались, — разыщите нам на ночь пищу. Остальные…

— Я думаю, — громче произнес Скол, и голос застрял у него в горле, прямо напротив сердца, — до следующей солнцеметки нам всем лучше отправиться на разведку в поле и в лес, прежде чем мы заселимся в логова. Волки могут объявиться без предупреждения.

Уши развернулись к его сторону. Хальр смотрел так, будто Скол назвал его летающей мышью. Хальр был крупнее его почти вдвое и ниже в холке, чем Кадж, но шире его в боках. Но каким-то образом Скол дважды выжил среди волков, в одиночку, и король неспроста одарил его этой должностью. Скол встретил взгляд Хальра.

— Можете начать с леса.

— Между нами и лесом полно пространства, — произнес Хальр. Скол теперь понял, откуда в голосе Хальвдена взялась легкая нотка высокомерия. — Любой волк, что попытается устроить нам засаду на этом поле, пожалеет о своей затее.

— Здесь водятся не только волки, — спокойно сказал ему Скол. — И им известны секреты Острова Звезд, которые нам еще предстоит выучить.

Ухо старшего воина дернулось, и он посмотрел мимо Скола.

— Все, что ты сочтешь нужным. Конечно, — в его голосе просквозил смех, и Скол почти согласился с воином. «Кто я такой, чтобы указывать опытному Аезиру-завоевателю?» Скол терпеть не мог задавать королю вопросы, но не был уверен, что мысль о его назначении оказалась верной.

Зато Аезиры не завоевывали Остров Звезд.

— Веди отряд в лес, — Скол вложил в приказ больше смелости, чем сам ощущал. — Исследуйте там все по меньшей мере на лигу вглубь, на лапах. Разыщите лучшую тропу к ручьям.

«Будь уверен в себе, — учил его Кьёрн. — Или хотя бы притворись таким. Если ты сам не веришь в себя, никто другой в тебя не поверит».

Скол повысил голос.

— Эйнарр, отправляйся с отрядом вдоль края утеса, — он взглянул на охотниц и выбрал ту, кто на вид меньше всех сомневалась. — А ты…

— Кенна, — она выпрямилась, сделавшись более внимательной. В свете разгорающегося солнца ее перья были глубокого фиолетового-синего цвета.

— Кенна, — сказал он, наклоняя голову. — Третий отряд веди на берег под утесами. Убедись, что никая тварь и никаким способом не подкрадется к нам в ночи на своих грязелапах.

Раздалось несколько хриплых смешков насчет его словарного запаса, и от этого Скол ощутил облегчение. Хвосты грифонов подергивались, взгляды блуждали.

— Ну? Вперед, — произнес Скол, пытаясь вспомнить, как звучал голос Кьёрна, когда тот отдавал решительные приказы. — Возвращайтесь спустя солнцеметку. Остальные — за мной, в пещеры.

Они послушались, к его облегчению и изумлению. Хальвден проследовал за отцом и еще пятью грифонами в лес, Эйнарр выбрал четверых, чтобы обследовать протяженный край утеса, Кенна слетела с отрядом на берег, и Скол повел остальных в убежища. Им всем предстояло чистить, копать и исследовать.

Впервые с того момента, как Сверин объявил о том внезапном назначении, в груди у Скола распахнуло крылья воодушевление, а не страх.

Дни плавно перетекали один в другой, принося с собой пронизывающие весенние ветра и проливные дожди. Если грифоны не проводили время, забившись в пещеры, они отдавали его охоте и учебным боям. Волки не показывались, но Скол был уверен, что они наблюдают. Вороны летали над гнездовыми утесами, которые стая поселенцев совместно решила назвать Ветроводом. Лишь водой и ветром их колония была примечательна. К спинам грифонов жались ветер, вода и лес.

Посещая Остров Солнца, Скол больше не заговаривал с Сигрун про Стигра и не задавал никаких вопросов, которые могли бы означать, что он не в восторге от мысли о завоевании Острова Звезд. На самом деле, чем больше дней грифоны там проводили без происшествий, набираясь сил благодаря теплу и легкой охоте, тем чаще Скол задумывался, что образ будущего у Сверина был замечательнее, чем кто-либо из них мог представить.

«И, — решил Скол, — почему бы грифонам и не обосноваться на Острове Звезд?» Он расслабился, и другие вместе с ним. Их патрули стали менее долгими. Блуждания по лесам — менее бдительными. В поисках добычи они забирались все дальше и дальше на волчью землю, следуя в звездную сторону.

Обломок луны вырос в крупное лунное яйцо, что парило и в дневном, и в ночном небе. Из логова Скол наблюдал за ее восходом, но перед сном каждый раз от нее отворачивался.

— Ско-о-ол, — чтобы привлечь внимание, Кьёрн расправил крыло прямо в морду друга. Примерно через день Кьёрн, Кадж и прочие прилетали с Острова Солнца на Остров Звезд, чтобы потренироваться в борьбе. — Что с тобой сегодня не так?

«Полнолуние. Та самая фаза луны, и именно этой ночью». Скол тряхнул головой и опять отвернулся от Кьёрна, в полуприседе принимая боевую стойку. Он еще не решил, лететь ему к Стигру или нет, и это сомнение сильно его отвлекало.

— Я не выспался. Вот и все, — и это было правдой. С тех пор, как Скол поселился на Острове Звезд, его выматывали беспокойные ночи с яркими снами, которые он забывал, просыпаясь. Но он был уверен, что в большей части из них шла речь о волчьих клыках и воронах, клюющих кого-то.

Золотой принц повернул голову, внимательно изучая Скола пытливыми голубыми глазами.

— Так просто ты не отделаешься. Тебе требуется больше помощи, чем многим слеткам, — он щелкнул клювом и, довольный собой, издал трель. Скол слабо фыркнул и усмехнулся, желая, чтобы это было неправдой.

Вокруг боролись грифоны. Поле, покрытое высокой желтой травой и смелыми весенними цветами, было изорвано бороздами и отметинами когтей. Наконец-то утих ветер, и день стоял сухой и теплый. На дальнем краю поля Кадж показывал движения, позволяющие отбиться от атаки сразу трех волков.

Хальр и Хальвден, бормоча, стояли в стороне. Скол насторожил уши. Наблюдая за ними, он подумал о своем отце, которого не помнил. Сигрун никогда не давала Сколу спросить, был ли его отец воином или отличным летуном, как сам Скол. Скол задумался об изгнаннике Стигре. «Мой дядя».

Хотя с поселением все и продвигалось успешно, Скол ощущал, как с каждым теплеющим днем в нем крепнет тревога. Казалось, все грифоны безмолвно спрашивали: почему до сих пор не напали волки?

За Сколом наблюдал Кьёрн, и Скол притворился, что его восхитила техника боя Каджа.

— Он поразительный, — пробормотал Скол. Кьёрн взъерошился.

— Он учил драться и отца, и меня. Когда ты улетал, он обучал других сражаться, вот и все. Тебе просто надо больше практики. Тебе стоило бы попросить его помочь.

Уши Скола прижались, и он отвернулся. Солнце почти достигло срединной отметки, и горизонт был свежим, бледно-голубым.

— Он бы посмеялся.

— Почему? Он же супруг твоей матери. Твой гнездовой отец, пускай и не настоящий, — Кьёрн сел, и показалось, он смирился с тем, что Сколу сейчас не до шутливой драки. — И еще брат-в-полете моего отца. А ты мой брат-в-полете.

— Это еще не значит, что он должен относиться ко мне как-нибудь по-особенному, — Скол вырвал когтями траву с корнем и издал вскрик, когда Кьёрн прикусил его за лопатку, чтобы он не отвлекался.

— Он всех тренирует. Если все наши воины как следует подготовятся, здешние стычки будут нам нипочем. Уверен, он был бы даже доволен, если бы ты его попросил о помощи.

Скол опять взглянул через поле на Каджа. Кружась, этот грифон сражался как кобальтовый огонь небес, очень быстрый и изворотливый для своих лет. Его младшие соперники были быстры и многочисленны, но, казалось, он еще до их атак знал, как именно они нападут.

— Он нарочно открывается, — пробормотал Кьёрн. — Он знает, как они поступят, потому что сам заставляет их так поступать. Вот, смотри, привлекает их, а потом…

Они оба вздрогнули, когда один из молодых «волков», поведясь на уловку, ринулся на незащищенный бок Каджа. Синий грифон развернулся, полоснув орлиными когтями в считанных дюймах от глаза юного грифона. Он часто метил в глаза, единственно несомненную слабость любого противника.

— Я никогда не научусь так драться, — прошептал Скол, распустив хвост.

— Ну, — Кьёрн опять встал, на этот раз с явным намерением присоединиться к группе Каджа. — Кадж никогда не научится летать как ты. Но лучше-ка ты выложись на полную, — он уставился на Скола, вздернув уши. — Я не собираюсь потерять брата-в-полете на этом проклятом острове.

Поодаль от них Хальвден и Хальр развернулись и сорвались в полет в сторону леса. Скол шевельнулся, но решил ничего им не говорить. Если им захотелось отправиться на патруль, не стоило их останавливать. Отец с сыном были лучшими воинами в их маленьком поселении, так что он точно не мог потребовать, чтобы они остались на тренировку. Они направились в ночную сторону.

Скол сузил глаза, и Кьёрн его подтолкнул.

— Скол, я тут говорил, почему бы тебе не разобраться в себе, — пробормотал принц, и его следующие слова прозвучали весело, но взволнованно. — Сегодня ты какой-то весь бесполезный.

Скол выдавил из себя смешок.

— Знаю. Я… полечу на патруль. Проследи ради меня, чтобы Кадж не слишком излупил Эйнарра. Думаю, Эйнарр тут единственный, кто принимает меня всерьез.

Не дожидаясь ответа Кьёрна, Скол сразу с места сорвался в полет, тяжело ударяя крыльями по неподвижному воздуху. Он направился вдоль стены утеса и парил над побережьем, пока утес не выродился в разломанную скалу. Длинный травянистый пляж, уходя вглубь суши, сменялся лесом.

Скол проскользил вокруг каменистого берега к излюбленному месту охоты поселенцев-грифониц. Серебряный пляж, усеянный галькой, вел к пологой низине, где в изобилии росли фиолетовые и желтые цветы. Благодаря матери Скол знал их названия и знал, на что они годятся, помимо укрывания кроликов. Весенние потоки прокладывали путь к морю сотней изломанных ручьев, и Скол догадывался, что они берут начало где-то в середине острова.

Удерживаясь на малой высоте, он всматривался вдоль побережья и глядел в лес. Тот сгорбился, темный и застывший. Скол увидел рассеянных по нему оленей, ссоры птиц за ветки и пух для гнезд, а однажды — то, что показалось ему тенью молодого вепря.

«Спасибо, брат, за мою славную смерть».

Скол сделал глубокий вдох, поднимаясь, чтобы вернуть высоту, утраченную во время долгого разворота на краю острова. Справа поднимался Остров Звезд, а слева — Остров Солнца, где Скол мог рассмотреть цветные крапинки, летающие по своим делам. Прочие меньшие острова простирались перед ним аккуратной линией, и Черная Скала, расположенная в ночной части островной россыпи, была последней из них.

Глянув на Остров Звезд, Скол подавил проблеск вины за то, что соврал Кьёрну о цели полета. Но, если бы он когда-нибудь собрался ночью на Черную Скалу, ему стоило бы все там разведать днем, а днем он смог бы туда полететь только если бы притворился, что полетел на патруль.

В его мыслях всплыли слова короля. «Братья-в-полете не должны теряться в догадках от того, где искать друг друга». Но Скол не смог бы объяснить брату-в-полете, почему ему вдруг захотелось увидеть Черную Скалу, которая раньше его ничуть не волновала. Нет. Пока что это стоило хранить в тайне.

Понадобилась целая солнцеметка, чтобы туда долететь, держась у промозглого северного побережья Острова Солнца. Было бы теплее, если бы Скол облетел этот остров в ветровом направлении, а потом в ночном, но это заняло бы больше времени, и Скол мог привлечь внимание грифонов на гнездовых утесах. Ни в чьем внимании он больше на сегодня не нуждался. Скол поднимался все выше по мере приближения, чтобы лучше увидеть, как расположен остров.

Оказалось, что ничего кроме сказанного в имени он из себя не представлял — черная скала, и все. Скол нервно сцепил когти, всматриваясь вниз. В острове не было ничего примечательного, здесь не росли леса, лишь немного чахлой травы и заросли упрямого можжевельника тут и там, но по большей части он был голым, как обвалившиеся скалы соседнего острова, Разбросанной Гальки.

Поверхность имела странный серый оттенок и шероховатость, напоминающую сланец. Горел ли остров подземным пламенем, как Разбросанная Галька? Скол ни разу не видел извержения, кроме пары медленных красных струек жидкого огня, охлаждавшихся в море.

Скол не опускался слишком низко на случай, если на острове окажется Стигр или еще какой-нибудь зверь. Сделав круг, он выяснил, что грифон сможет пересечь весь остров на лапах меньше чем за день. Он был крошечным в сравнении с Островом Солнца, чьи просторы Скол еще даже не исследовал полностью: величественные холмы за гнездовыми утесами, речки, суровые Белые Горы и пустынное побережье за ними.

Совершив облет, Скол решил, что ветровой берег Черной Скалы с подветренной стороны Острова Солнца больше всего пригоден для жизни грифона.

Если он все-таки отправится этой ночью, он начнет оттуда.

После разведки Скол развернулся навстречу ветру, рассекая воздух, чтобы набрать высоту. Должно быть, грифоны раздумывали, куда он делся. Возможно. Скол подозревал, что никто на самом деле и не замечал его отлучек, ведь грифоны едва его слушали, когда он находился на месте. Юный Эйнарр разве что пытался, и фиолетовая Кенна, но обоих легко переманивали более громкие слова Хальра.

Скол прищурил глаза, позволяя холодному высотному воздуху придать ему сил. Король назначил его на эту должность. И он увидит, что этот выбор оправдается.

Снова прилетев к Ветроводу, Скол увидел, что у края обрыва столпилось множество грифонов. Каджа и Кьёрна в поле зрения не было; похоже, учебные бои на сегодня закончились. Так что, если что-то пошло не так, Скол не мог рассчитывать на помощь грифонов с Острова Солнца. Он постарался представить себя могучим айсбергом и, быстро спускаясь, накренился, намереваясь взглянуть, что случилось.

— В сторону, — он оттеснил молодую самку и самца, а те моргнули от его тона и потрусили прочь. Остальные расступились перед ним. — Что здесь происходит? У нас для этого есть патрули и охотничьи…

Хальр стоял над окровавленным трупом молодого волка. Скол напрягся, поднимая крылья, и, когда он понял, что не узнает свирепую безжизненную морду, его окатило облегчением, смешанным с тревогой. Он кинул взгляд на Хальвдена:

— На нас напали?

К его удивлению, взгляд Хальвдена метнулся к Хальру, и старший грифон ответил за сына:

— В лесу. Мы с сыном охотились на дичь, а этот вот — на нас.

Скол попробовал вперить в Хальра такой взгляд, какой мог соперничать бы со Свериновым. Бирюзовый грифон спокойно глядел ему в глаза, пока Сколу не пришлось отвести взгляд обратно к мертвому волку. Он, бесспорно, был большим, с серебристо-голубой шерстью, в которой виднелся фиолетовый оттенок там, где мех раздувало ветром.

«Может, он и напал на них», — подумал Скол, и, когда он вспомнил, как на него набросились Ахоте и Ахану, гнев взъерошил мех у него на спине.

Но сквозь эту мысль прокралась еще одна раздраженная — и странная. «Но Хальр уходит слишком далеко вглубь волчьих земель».

Все грифоны устремили к Сколу взгляды, ожидая отклика.

— Достойная добыча, — наконец, произнес он, в то время как его взгляд прошелся по всей длине долговязого волчьего тела и скользнул вниз по лапам: к слишком большим подушечкам. «Юный волк. Глупый, наверное, он думал выгнать грифонов со своей охотничьей земли».

«Какая мне разница? — лихорадочно подумал Скол. — Юный, странный — волк есть волк, и это наш враг».

«Мы жили здесь с миром», — сказали ему Ахоте и Ахану. Но Скол не знал, было ли это правдой.

«Это месть».

«За нашего брата, — произнес Ахану. — За наших племянников, за весь наш род…»

Скол отогнал воспоминания, оторвал взгляд от мертвого волка и снова превратился в мощный айсберг.

Он поднял голову, обращаясь ко всем:

— Мы ограничимся охотой на ветровых берегах реки.

Хальр фыркнул.

— Из-за единственного волка? Разве ты боишься их, сын Сигрун?

— Нет причин, — выдавил из себя Скол, — забираться так далеко на волчью территорию. Пришла весна. Лес полон дичи, куда ни посмотри.

— Скол, — начал Хальвден, и Скол щелкнул клювом, распахнув крылья, в то время как ярость захватила его тело, подобно отдельному существу.

— Вы их на нас натравите! — голос, вырывающийся из глубин грудной клетки, как в день противостояния с Лепу, показался ему чужим. Высокий яркий Хальвден отпрянул, с удивленным вниманием насторожив уши. — Нет никаких причин, — повторил Скол, борясь со злостью, что ощущалась тоже почти чужой, будто кто-то другой присвоил его голос и мышцы. — Ни одной причины. В то время как они наше поселение не трогают.

— Скол, — прогрохотал Хальр.

Скол развернулся к нему, вскакивая на задние лапы.

— Хальр, — огрызнулся он. — Король выбрал меня. Внимай. Ограничься охотой на ветровой стороне.

— Король о твоей трусости еще услышит, — прорычал старый воин.

— Тогда и бесчестие будет моим. Не твоим, — он оглядел собравшихся и увидел, что молодые грифоны больше не стоят полукругом: одни приблизились к Хальру, а другие к Сколу. — Обращаюсь ко всем. На эту должность назначил меня король Сверин. Уважайте мои решения, или будете иметь дело с последствиями.

«Смелые слова, — насмеялся над ним щелкающий внутренний голос, почти что как у ворона. — Чем ты их подкрепишь, когда обнаружится твоя дерзость? Кто ты такой, чтобы командовать этим воином, будто бы он слеток?»

Скол не знал. Он в последний раз встретил взгляд Хальра, затем отвернулся и направился прочь, а Хальвден шагнул вперед, чтобы забрать волчье мясо и шкуру.

Скол совершенно не знал, чем подкреплять свои слова, не отсылаясь к королю, и это совершенно никуда не годилось. Он нуждался в собственных навыках. Ему нужно было что-то, чего не было у Хальра, то, о чем Хальр не знал. Он нуждался в силе.

Этой ночью ему нужно было полететь к Черной Скале и снова встретить Стигра.

Глава 11. Черная Скала

Угас последний розовый свет заката. Скол наблюдал за ним из своей пещеры, растянувшись на животе. Он собирался поспать, чтобы потом быть начеку с наступлением ночи, но сон оказался неуловимым зайцем. Навострив уши, Скол слушал, как устраиваются на ночь грифоны Ветровода. Звезды пронзали тьму. Луна уже поднялась над его местом обзора, и он заметил сияние, превращавшее черное небо в бархатно-синее.

В полнолуние, в полночь. Подергивая хвостом туда-обратно в такт дыханию, Скол ждал, задаваясь вопросом, всегда ли ночь длилась так долго.

Наверное, Скол все же уснул, ведь потом он ничего не видел, но слышал каждый звук. Катящиеся волны набегали на берег и разбивались о скалы. В пяти прыжках над ним ветер прошелестел травой, глубоко укоренившейся в скалу. Где-то огрызнулся грифон. Ухо Скола дернулось, и он открыл глаза.

По Острову Звезд разносилась песня волчьего воя. Раньше этот вой уже будил Скола. Охотничий вой.

«Ко мне, брат. Ко мне, сестра. Сюда, сюда». Скол прижал уши. Конечно же, эти слова он вообразил. Земные грязевые слова. Он заставил себя подняться и присел на краю пещеры, выглядывая наружу. Поднявшись над горизонтом, белая луна восседала высоко во тьме, как грифонья королева: белая, яркая, как обманный день. Скол даже смог различить тени морской пшеницы, что колыхались поодаль, на берегу, и вспомнил слова Стигра.

«Я ни разу не видел, чтобы сияющий Тир лично поразил грифона за то, что он расправил крылья в лунном свете».

Скол сомневался, видел ли Тир вообще чего-нибудь в этой темноте. «Увидит ли он, как я, уже не под угрозой смерти, второй раз полечу во тьме, и не отнимет ли от меня свой свет?» Другая мысль, что Стигр, наверное, прав, и что лишь законы красных королей запретили ночные полеты, отчасти умерила тревогу Скола.

— Есть лишь один способ узнать, — шепнул Скол ветерку и выскочил, расправляя крылья, чтобы поймать первый порыв ветра и воспарить выше. Воздух прорезал торжественный волчий вой. Охота удалась. Скол накренился, оставляя позади Остров Звезд.

Его трижды назвали сыном Летящего-в-ночи. Его отец летал по ночам так часто, что даже заслужил этим прозвище. Что-то замерцало внутри Скола, что-то греющее, некий уголек.

«Мой отец».

Он откуда-то родом. У него есть наследие.

Скользя по ветру, он взмывал все выше, пока острова не превратились в темные дремлющие громады среди серебристого моря. Чувствуя легкую тоску по дому, он выбрал длинный путь и отправился в ветровую сторону вдоль Острова Солнца. Он взлетел высоко над гнездовыми утесами и с высоты взглянул на свой дом. Все спали, и никто его не мог увидеть.

Луна ярко светила на Скола, и ее холодный серебряный свет был полной противоположностью солнечного: не даря тепло, он только указывал путь. Никто из его ровесников такого не видел. Кьёрн никогда такого не видел. Кьёрн не мог видеть в темноте. Хальр, Хальвден и прочие могучие Аезиры никогда бы не познали того зрелища, что открылось Сколу.

Что-то вздрогнуло в нем и вырвалось наружу смехом.

Чего они боятся? Развернувшись, он сложил крылья и спикировал, кружась в воздухе, как сосновая шишка, а потом снова взмыл и заскользил по ветру. Ему словно бы принадлежала вся эта ночь.

Ночной ветер трепал его и подбрасывал, бросая вызов; поднимал и затем опускал, лишенный тепла потоков, восходящих днем от нагретых солнцем скал.

Когда Скол обогнул Остров Солнца со звездной стороны, он увидел Черную Скалу. В темноте она выглядела огромной. Все выглядело гораздо больше, и для Скола это было непостижимо. Он прищурился, пытаясь определить, не проделки ли это тьмы и луны. Серебряные кончики волн, казалось, плескались дальше от берега, чем при обычном приливе. Скол еще ни разу не видел, чтобы они так далеко отступали. На миг сбитый с толку, Скол поднял пристальный взгляд к Дневной Звезде и скорректировал по ней полет.

Да, в лунном свете остров Черная Скала обозначился огромным и казался больше, чем помнил Скол. Не слишком хорошо зная, что из себя представляет его поверхность, Скол решил проскользить пониже и приземлиться на песчаный пляж, куда не добралась вода. Между скал шептал ветер. Когти Скола захрустели по влажному песку, смешанному с галькой. Из-за ночи его все еще била дрожь, и, когда он перевел дыхание, воодушевление прогнало тревоги.

Он навострил уши.

— Есть здесь кто-нибудь?

При таком сильном отливе обломки скал и зазубренные края маленького острова образовали в ночи мокрый черный лабиринт. Скол ощутил себя глупо. Странный старик-грифон мог быть где угодно, или вообще нигде. «Трусливый изгнанник просто решил поразвлечься».

— Стигр! Я пришел!

Кто-то шелестяще наступил на песок, но скалы закрывали путь ветру, и Скол не сумел поймать запах. В темноте с подветренной стороны скалы замерла тень, а затем отскочила прочь. Движения были не грифоньи.

— Подожди…

Скол огрызнулся и прыгнул ей вслед. Спотыкаясь о валуны и ощущая лапами покусы крошечных крабов, он наконец-то взмыл в воздух и полетел через лабиринт мокрых скал, взмахивая нешироко и стремительно. Вызов разогрел ему кровь, и он едва не рассмеялся. Существо, скрытое тенью, держалось чуть впереди, и казалось, пару раз оно задерживалось, чтобы Скол мог за ним поспеть. Это существо не могло быть неразумным.

— Мог бы уже и остановиться! — позвал Скол.

В конце концов его добыча вырвалась на открытую местность, на тропу, ведущую вверх по склону Черной Скалы к ее поверхности. Скол, раздвинув когти, ринулся вниз, чтобы поймать существо — но оно отпрянуло, слишком быстрое, на выступ пониже. У Скола не было времени, чтобы подняться, и он жестко приземлился, задыхаясь от охотничьего азарта.

Под его лапами что-то хрустело: то ли мертвая древесина, то ли хрупкий сланец. Когда он развернулся, готовясь к бою, он не утруждал себя мыслями о том, что это было.

Его добыча вернулась на вершину скалы, и в белом потоке света он отчетливо, но при этом не веря своим глазам, увидел Катори, волчицу с Острова Звезд. У Скола перехватило дыхание.

— Ты. Что ты здесь делаешь? Как ты сюда добралась?

Волки не могут плавать так далеко.

— В полнолуние я всегда прихожу к Стигру, — спокойно ответила волчица. — И я уже собиралась сказать, что рада тебя снова встретить.

— Твои братья пытались меня убить!

Она словно бы в удивлении вздернула уши, затем встряхнулась и опустила голову, направив уши вперед. Ее голос оставался таким же мягким, как если бы они все еще разговаривали в лесу под солнцем.

— Я не знала. Ты должен в это поверить.

— Я никогда не нападал на волков и никогда их не убивал, а они бы меня в тот день точно убили, — но он подумал о том, с какой радостью сразился бы с Катори в лесу, если бы она приняла вызов. Он подумал о мертвом молодом волке у Хальровых лап. — Они бы отомстили мне за чужие поступки.

— Это старая злоба, и она все растет, — тихо произнесла она, словно не замечая, как Скол пригнулся и мечет хвостом. — Теперь твой король продвинулся даже за пределы грифоньего острова. И нас устраивало, что мы находимся на звездном берегу реки.

Ее слова подбросили его, словно вихрь.

— Вы… нас нарочно не трогали?

— Конечно, — она подняла нос к ветру. — Весна в разгаре. Нет никаких причин, чтобы драться за изобилие пищи. Но если вы на нас нападете, не думай, что моя семья не нападет в ответ.

— Вы уже нападали. Один из ваших молодых охотников набросился на членов моего прайда.

Катори насторожила уши, затем опустила голову.

— Итак. Ты веришь этому заносчивому Хальру. Нет. Никто из моих охотников на вас не бросался. Они застали нас врасплох и напали, чтобы украсть нашу свежую добычу.

Скол заложил уши.

— Я тебе не верю. Грифоны не крадут еду.

— Может, ты никогда и не думал украсть, но ты охотишься лучше Хальра с его сыном, — она расхаживала по скале. Скол шевельнулся: ее слова попали в точку.

Он колебался, не будучи уверенным, правдивы ли они. Часть его все же верила, что Хальр способен искать неприятностей и убивать назло, а не защищаясь.

«Но о чем я только думаю — слово коварной волчицы против слова грифона?»

Однако, раздражаясь из-за своей неуверенности, Скол подумал, что однажды Катори ему уже помогла. «А что сделал Хальр, кроме того, что вечно во мне сомневался?»

— Я не собираюсь тебя винить, Скол, — ее глаза поблескивали в подвижных тенях жутким отраженным зеленым светом — глаза существа, способного видеть сквозь черноту. — Не в этот раз. Но правильно выбирай свой путь. Если появится возможность, моя семья будет искать мести.

— Звучит как угроза, — прорычал Скол. Часть его рвалась высказаться, сообщить, что он предостерегал Хальра, что он пытался ограничить грифонью охоту, и что он тоже считал — добычи хватит на всех.

«Но если я не только встречусь с изгнанником, но и стану общаться с волками, то я до кончиков перьев предам закон Сверина».

— Это предупреждение, — она склонила голову. — Того юного волка звали Куаху.

— Мне без разницы, — пернатый вороник Скола приподнялся, в то время как Катори нарезала вокруг грифона круги, будто ворон или дразнящий ветер.

— Его назвали орлиным именем. Когда-то он уважал грифонов.

— Хватит! Мне все равно! Он вмешался в чужую охоту и поплатился.

Теперь она остановилась у скалы, в тени.

— Я просто хотела, чтобы ты знал. Знал, что у него было имя. Ты был вполне готов выяснить имя Лепу прежде чем его убил. Что переменилось?

— Король наделил меня обязанностями, — он выпрямился. — И я не допущу, чтобы его усилия закончились неудачей. Ты тут оплетаешь меня всякими словами, стараешься меня сбить с толку, пытаешься выставить его передо мной злодеем, но даже ты должна знать, что остаются лишь сильные.

— И все же есть равновесие. Мы не относимся к Безымянным, неразумным зверям, ведомым только страхом и голодом, — ветер растрепал ее шкуру, и черные перья, ввязанные в ее мех, затрепетали. Когда облака набегали на луну, ее свет мерцал и рассеивался. — Разве она ничему тебя не научила?

— Кто? — Скол испустил отчаянный бездумный вскрик. — Как ты сюда добралась? Зачем ты ко мне прицепилась? Откуда ты знаешь Стигра?

Она рассмеялась в его сторону.

— Пришла. Я думаю, мы с тобой можем подружиться. Я вижу в тебе замешательство, а не надменность. Со Стигром мы друзья с тех пор как он помог мне, когда я была волчонком. Что ты еще хочешь узнать? Ты даже не знаешь, как я радуюсь, видя тебя по ночам, сын Летящего-в-ночи.

Он лишился дыхания.

— Я думаю, ты просто со мной играешься. И я с этим покончу. Твои братья меня бы убили за чужие проступки. Почему я должен верить, что тот молодой волк не кинулся на Хальра по той же причине?

Она сверкнула длинными белыми клыками.

— Значит, ты вернешься на пути Аезиров? Или станешь как неразумные звери? Ты сильнее. Мои братья усталые, и разъяренные, и в них иссякла способность прощать. А в тебе?

— Прощать? Они на меня напали. Что они должны были мне простить?

— Преступления твоего короля! Когда-то волки и грифоны мирно делили между собой эти острова, но теперь, после стольких смертей… Раскол, что первым явилось?

— Нет! — его крик отразился от камня и затих в ночи. — Никаких больше загадок, никаких песен, оставь меня в покое!

— Что первым явилось?

Вместе с ее голосом он услышал голос грифона в своей голове, в своей памяти — сильный и скрипучий. Скол сделал выпад, и волчица метнулась прочь, а ее голос зазвучал певуче и быстро.

— Гора или море? Старейший не даст ответ.

Она отпрыгнула от щелкающего клюва Скола, и он споткнулся, с трудом пробираясь по странной пыльной земле.

— Сказать он не сможет, возникла ли первой волна или бересклет.

Скол остановился, и она вместе с ним, вскинув уши, а затем унеслась, когда он прыгнул. Она засмеялась, словно это было игрой.

— Что первым явилось? Молчанье иль песня… Рябина не даст ответ.

— Тихо! — львиный рык сотряс его голос. Катори, пригнувшись, развернулась к Сколу, готовая к атаке.

— И дать не смогла бы, — сказала она нараспев, спокойная, как летняя ночь, — владей она речью, живи она сотни лет.

Скол пригнулся с напряженными крыльями, готовясь к рывку, но рокочущий голос разорвал между ними воздух, создав преграду не менее настоящую, чем камень. Скол осознал, что в темном забытом уголке его детства звучала оставшаяся часть песни Катори: и эти слова с ней перекликались.

— Но только в тиши зарождается ветер,

И льды породят огонь.

Мудрец нам ответит, что в древние годы никто не носил имен,

Но только когда мы познали других,

Тогда и себя обрели через них.

Скол, взглянув вверх, увидел Стигра, что развалился над ними, на каменной плите. Облака отплыли прочь от луны, и та показала окрас изгнанника, такой же запыленно-черный, как и вулканическая скала. Скол сразу понял, что в мех Катори вплетены совсем не вороновы перья. Хвост Стигра сворачивался и разворачивался ленивыми взмахами, как если бы все это время грифон лежал здесь и наблюдал.

— Дети, — поприветствовал он обоих. — Добро пожаловать. Скол. Прояви уважение. Это святая земля.

Скол снова взглянул на Катори, затем на своего дядю. Что-то в выражении морды изгнанника заставило его медленно осмотреться, к тому же теперь сиял резкий свет, и лунные тени стали отчетливее. Теперь, под белой яркой луной, он наконец-то по-настоящему заметил, на чем стоял.

По всей поверхности острова, от места, которого касался его коготь, до самых дальних краев, обрывающихся в море, были разбросаны кости и черепа грифонов.

Глава 12. Под светом Тьёр

— Что это? — сердце Скола стискивало ледяными когтями, и он опасливо переступал с лапы на лапу. Некуда было наступить, чтобы не попасть на кость. Он поерзал на месте, а потом, в спешке отрываясь от земли, бросился на скалу Стигра.

— Твои пращуры, — ответил Стигр, наблюдая за ним.

В ярком лунном свете Скол сумел отчасти рассмотреть его внешность и сдержал вскрик. На месте левого глаза Стигра изгибался глубокий шрам, а сам грифон был худощавым и жилистым, как чайка.

«Вот что происходит с изгнанниками».

Катори осталась внизу. Каким-то волшебным образом ее лапы, казалось, не тревожили ни одной кости.

— Про́клятое место, — выдохнул Скол. — Зачем ты позвал меня сюда?

— Про́клятое? — Стигр склонился, затем встал. Он на голову возвышался над Сколом, и это давало Сколу смущенную надежду на то, что он и сам все-таки сможет еще подрасти. — Это святая земля, племянник. Место, где Ваниры находят последний приют и возвращаются в землю. Мы владеем не только небом. Мы еще и земные, и мы должны отдавать земле долг. Как поступают Аезиры с покойниками? Съедают их, что ли? Носят их перья на память?

— Нельзя над ними глумиться, — Скол рассеянно потер когтями по камню, чтобы стряхнуть с них костяную пыль. — Они уносят мертвых на огненные холмы Разбросанной Гальки.

Внезапно в голове у Скола вспыхнула память о погребальном полете Красного Перра. Грифоны заполнили небо, в полет поднялся каждый грифон, способный летать, и некоторые матери несли в когтях грифонят. В то время Скол едва оперился, но он помнил, как вспыхнул старый король и красные перья сменились красным огнем. Он встряхнулся.

— Вот так, в пламени, они могут присоединиться к сияющему Тиру, и…

— Как будто в Долину Солнца взлетают кости да перья.

— Они сжигают плоть, чтобы от нее освободиться, — но Скол догадывался, что старый изгнанник найдет издевку на любой ответ. Он распушился и затем встряхнулся, стараясь держаться гордо. — Ты позвал меня сюда. Зачем? Что ты мне здесь покажешь?

Между ними беспокойно метнулся ветер.

— Разве это само по себе ничего не значит? — Стигр охватил погребальные земли взмахом черного крыла. — Все те, кто жили до тебя? Те, кто умерли еще до Завоевания и во время него? Твое прошлое тебе безразлично? То место, какого ты прежде не видел, сакральное место твоего рода, твоих предков… это ничего не значит?

От слов Стигра по коже Скола пробежал озноб, и в полых костях запел ветер, что-то нашептывая мертвецам.

Скол отвел ухо назад, прислушиваясь к этим шорохам. «До и во время Завоевания». Хотя Скол и пообещал Сверину, что отец ему безразличен, он не смог не задаться вопросом, не становятся ли пылью кости его отца где-то здесь, на этом острове.

Катори навострила уши, как если бы мертвые в самом деле могли с ней общаться, но в остальном осталась безмолвной, не мешая разговору Скола и Стигра.

— Это не мое прошлое, — наконец, нашелся Скол.

— Тогда ты Аезир в шкуре последнего из Ваниров, — прорычал Стигр. — Когда я тебя выручил, я должен был это в тебе разглядеть.

— Выручил? Ты помог, и я благодарен, но…

— Казалось, что тебе интересно учиться, — тихо произнес Стигр. — Но теперь я вижу, что ошибался, ведь ты у нас все уже знаешь.

— Ты должен был предупредить, куда я отправлюсь. Где я буду гулять. Я не… я никогда…

Стигр молча его изучал.

— Тогда, выходит, хоть что-то ты чувствуешь.

— Конечно! — Скол, тревожно притискивая перья к телу, уставился на окружающие его кости. Он сомневался, что Стигр поделится с ним знаниями, если услышит о его настоящих чувствах.

— Хорошо, — Стигр развернулся, чтобы взобраться повыше на скалу. — Тогда ступай за мной.

Катори принюхалась к земле и вскочила, чтобы последовать за ними. Не желая оставлять волчицу у себя за спиной, Скол задержался, пропуская ее вперед. Она замешкалась и отправила ему удрученный взгляд, будто понимая, почему он так поступил. Прежде, чем Скол успел произнести хоть слово, она проскочила мимо и отправилась вперед бок о бок со Стигром.

Скол подумал, что это смотрится неестественно — чтобы волк и грифон были так близки, как брат- и сестра-в-полете. Он отвлекся от подъема, и под его когтями откололся камень. Скол поскользнулся и оступился, при этом теряясь в догадках, почему бы им со Стигром просто не полететь. Но он прилежно поднялся на лапах, чтобы почтить Стигра.

— Узри, — прогремел он, отрывая Скола от размышлений. Они достигли вершины груды камней, и Скол затаил дыхание, задумавшись, какие еще священные ужасы подстерегают его на острове изгнанника.

Когда он увидел, крылья упали с его лопаток, и перья стукнулись о землю.

С этой высоты, под белой луной, привыкнув к полумраку, Скол понял, почему во время полета острова смотрелись такими странными и огромными.

Начиная с побережья Черной Скалы, море отступило от всех проливов между меньшими островами и Островом Солнца, оставив вместо них сплошную сушу. Все вместе выглядело как одна гигантская гористая местность, изрезанная утесами и ущельями. Водопады Острова Солнца обрушивались не в море, а на пустынный пляж, и мокрый песок между всеми островами отливал серебром.

— Этой ночью, — грохотал голос Стигра, — раз в период, когда сияющая Тьёр достигает пика могущества, она отгоняет приливы, показывая нам, что Серебряные острова — это один остров. Что мы все связаны.

Скол, тяжело дыша, осознал, что у него распахнут клюв. Это было прекрасно. Ошеломляюще. Он никогда бы и не подумал, что море может отступить так далеко. В лигах отсюда он увидел громаду Острова Звезд и понял, что Катори не насмехалась над ним. Она и правда пришла на Черную Скалу.

Сколу потребовалось время, чтобы обрести голос, и в этой тиши, под шепот грифоньих костей, под шорох волн, он уже не смог вспомнить, на что злился.

Наконец, он опять повернулся к Стигру.

— Кто такая Тьёр?

Стигр отступил, поднимая крылья.

— Действительно, а кто она такая. Это Тьёр управляет морем, это она приносит гром, когда Тир приносит дожди и ветер, и она направляет грифоницу в ее брачную пору. Супруга Тира. Это и есть Тьёр.

Он поднял голову, и его перья посеребрил лунный свет. Скол нерешительно повернулся, отслеживая взгляд Стигра, обращенный к луне. «Восседает в небе, как королева». Тьёр.

Он хотел поспорить, засмеяться, сказать, что ничто и нигде не может сравниться с мощью сияющего Тира в небесах, но она парила над головой. И она сотворила это с морем. Где свет, там и тень. Где тишь, там и ветер. Где Тир…

— Но только когда мы познали других, — прошептал Скол, — тогда и себя обрели через них.

Память и понимание сражались внутри него с замешательством.

— Это Песня первого света, — тихо произнесла Катори. — И под этим именем она известна и среди волков, и среди грифонов. Она напоминает нам, что мы можем узнать свою суть лишь осознав, кем мы не являемся.

— А кем станешь ты, Скол?

Стигр наблюдал за ним. Скол ухватился за свою ярость и цель. Он прилетел сюда узнать, какие заключены в нем силы, но ему следовало быть начеку. Похоже, Стигр собирался настроить Скола против Сверина и Аезиров. Волчья ведьма и старый изгнанник знали уловки, и слова, и песни, и могли устроить путаницу в его собственных мыслях. Ему стоило контролировать себя и быть сильным, чтобы не предать ни своего короля, ни Кьёрна. Ни себя. Скол медленно вздохнул.

— Я хочу у тебя учиться.

— Чему именно? — Стигр склонил голову набок, будто Скол был умоляющим котенком, будто именно он напросился сюда прийти, а не Стигр его пригласил.

— Всему Ванировому. Старым обычаям. Я хочу изучить… — он осекся, осторожно подбирая слова. «Что я хочу изучить?» — Я хочу изучить, кем я могу стать.

— Тебе почти десять, — Стигр отошел, и ветер подул против его перьев. — Слишком ты взрослый, чтобы изучать обычаи Ваниров с самого начала. И я понимаю, что тебе еще за поселением нужно присматривать.

Скол наклонил ухо к Катори, задумавшись, часто ли она общается со Стигром, или обычно они узнают новости друг о друге от воронов. Он переступил с лапы на лапу.

— Я опять прилечу ночью. Я буду прилетать каждую ночь, и встречаться с тобой на этом острове, и учить столько, сколько смогу.

Стигр, задержавшись, повернулся к нему, и Скол взглянул на шрам в том месте, где раньше у черного грифона был глаз. Как он его утратил? Может быть, Скол сумел бы узнать и это.

— Договорились.

Облака затуманили луну. Ветер повеял сквозь перья грифонов и мех Катори, и Скол склонил голову.

— А ты и не спросил меня о своей сестре.

Уши Стигра насторожились, затем он глянул в сторону.

— Не этой ночью. Не знаю, сколько еще смогут вынести мои старые кости.

Скол не совсем понял, что это значит. Стигр казался каким-то разочарованным. Скол мысленно фыркнул.

«Он не имеет права во мне разочаровываться. Я делаю все ради Кьёрна и короля». Мнение Стигра на самом деле мало что значило для Скола — вот еще, мнение изгнанника с мертвого острова.

— Тогда отлично, — сказал Скол. — Увидимся завтра в полночь.

— Славных ветров, племянник.

Скол поднял крылья, задержавшись при этом, чтобы взглянуть на Катори. Он совершенно не представлял, что ей сказать. Она не была похожа на своих братьев. Она стала бы защищаться, если бы он на нее напал, но, как осознал Скол, в этом случае драку начала бы совсем не волчица.

— Мне бы хотелось с тобой подружиться, — мягко сказала она.

Скол отступил на шаг.

— Прости, — прошептал он. — Не выйдет.

Он взмыл в небо, не дожидаясь ее ответа. Скол собирался сказать волчице, что нельзя ей рассчитывать ни на какую дружбу, что он должен быть верен королю и соблюдать его законы, но у него не было с ней никаких личных счетов. «Я уже встречаюсь с изгнанником, с Ваниром и с предателем одновременно. Но дружить с волком?»

Для Скола это было слишком. Он надеялся, что, когда он в следующий раз прилетит к Стигру, волчица не придет.

Лишь достигнув логова Скол понял, что ни разу не спросил ее о словах, переданных Лепу.

***

Стигр наблюдал за полетом Скола. Он заметил, что юный грифон выбрал самый длинный путь. От удовольствия его перья распушились. Несмотря на браваду и гордость служения Аезирам, Скол хотя бы действительно нашел радость в ночных полетах, в том, чтобы видеть, какие тайны раскрываются под полной луной. Это обнадеживало.

— Его кровь красна. Целиком и полностью, — Катори прижалась к грифону лопаткой, и ее мех донес до Стигра все запахи Острова Звезд. Чтобы его навестить, она пропустила охоту со стаей, но, правда, Стигр подумал, не было ли ей известно, что Скол сюда тоже придет.

— Забавно, что именно ты это говоришь, — пробормотал он, думая о во́роне. — Что ты еще увидела в своих снах? Как считаешь, он передумает?

— Не могу сказать. Слишком много путей, и слишком много других зверей во все это втянуто, — она опустила голову и рассеянно обнюхала землю. — Но ты верно сказал, что в десять слишком поздно учиться Ванировым обычаям. К тому же этому не учат. С этим рождаются.

— Кое-что у него врожденное, — и вместе они взглянули на Остров Солнца. — Но все это было забыто. Сожжено красным величием, и золотом, и жадностью.

Катори фыркнула и ткнулась холодным носом Стигру за ухо, чтобы отогнать от него уныние. Она поддерживала в нем юный дух, это уж точно.

— Тебе стоило родиться в волчьей шкуре. Так философски ты рассуждаешь про баланс и судьбу.

— А тебе — с грифоньими крыльями, — парировал Стигр. — Может, тогда он бы к тебе прислушался.

— Как бы мне этого хотелось.

— Прилив возвращается.

Она навострила уши и показала зубы: насколько Стигр выучил, этот жест означал привязанность.

— Прогоняешь меня, старокрылый?

— Может, тебе и хочется провести следующий лунный цикл среди мертвых Ваниров, откуда мне знать.

— Из них не такое уж и плохое общество, — спустя мгновение она вскинула уши и шагнула вперед, наблюдая за Стигром. Ветерок разворошил черные перья в ее меху. — Если ты попросишь, мой друг, я останусь.

Стигр всмотрелся в ее серьезную морду, а потом отвернулся к серебряному морю. Между ним и Катори вновь на мгновение повисло молчание.

— Ступай, — сказал Стигр, раз уж она не поняла намека. Волчица разочарованно отогнула уши. — Ступай, пируй и пой со своей стаей, живи полной жизнью юного волка. Многовато на сегодня общения для старого изгоя.

— Не такой уж ты и старый.

— А ты как раз такая вот молодая, — он расправил крылья, и одно из них нарочно едва не столкнуло волчицу. — Увидимся.

Она куснула его за крыло.

— Тогда славных ветров тебе, Стигр.

— Доброй охоты, Катори.

Больше им слов не требовалось, и она умчалась в лунную ночь.

Глава 13. Ветра меняются

Он стоял на костях мертвецов. Один горизонт сиял серебряным лунным светом, а другой — солнечным, ведь оба светила были в небе. Дневная ночь. Под этим светом восстали мертвые, и ветер смешался со светом, чтобы воссоздать их окрасы. Ветер пел в их костях, и, пока Скол проходил среди них, они называли ему свои имена.

— Я Ивар, — произнес громадный воин бледно-мшистой окраски.

— А я Фрейя, — пыльно-желтая с розовым. — Я была королевой.

Скол увидел проблеск ее жизни — и ее смерть, она утонула во время половодья, спасая детеныша. Шепоты доносили до него все больше имен. Всех тех, кто жил в давние времена. Ингра, Кор, Джаарл — бледно-синий король, что говорил с китами, а перед смертью полетел вслед за ними на вершину мира.

— Не забывай нас. Не забывай нас. Не забывай себя. Ветра меняются.

Он перешел на бег, а их имена взъерошивали ему перья, словно порывы ветра.

— Где он? Где мой отец?

«Он лежит не здесь, — пропели мертвые. — Его здесь нет. Он упал. Он упал, и его дух заточен там, среди скорби и страха».

Он оттолкнулся от земли, но мертвые вскочили на задние лапы, чтобы его поймать, и сопротивляться было так же трудно, как тянуть крылья сквозь воду.

— Не забывай нас.

Он вырвался из серебристых когтей и бросился в воздух. Собиралась гроза. И тьма.

Его ударил красный огонь небес, и он рухнул. Рухнул в море. Его морда ударилась о соленые волны, и красное пламя разлилось по воде, как кровь.

Скол перекатился, вскочил и врезался в скалистую стену своей пещеры.

С тех пор, как он стал ночами летать к Стигру, к нему все чаще приходили сны: требующие внимания, яркие и назойливые, как стаи скворцов. Его наконец-то покинул сон о мертвых грифонах, и он встал, тяжело дыша.

В последние пару ночей Скол поделился своими снами со Стигром, и изгнанник попросил его запомнить их, сказав, что иногда сны Ваниров отражают правду. Но у Скола никогда не получалось воссоздать их в точности. И он не был уверен, что ему хотелось бы вспомнить последний сон.

Скол вытянулся, встряхнулся, улучил пару мгновений, чтобы поточить птичьи когти о прочный выступ известняка у входа в пещеру, и взлетел в утреннее небо.

На островах стояла долгая ветреная весна. Кадж и Кьёрн продолжали тренировать молодых самцов. В теплое время года охотиться стало легче, и к ним присоединились самки, чтобы приобрести навыки, которые они не успели усвоить на охоте.

Скол изо всех сил старался сосредоточиться, выучиться и стать сильнее. Даже Стигр сказал, что он поступает мудро, учась сражаться как Аезиры, и Скол работал, вдобавок каждую ночь устраивая учебные бои со Стигром, чтобы выяснить, какие преимущества можно найти в малых размерах, подвижности и быстроте. Он никогда бы не подумал, что сумеет победить чистокровного Аезира в схватке. Теперь он все больше надеялся, что в силе, пусть и в иной, сможет сравняться с Кьёрном.

— Способов атаковать и защищаться столько же, сколько и существ, умеющих ходить и летать, — наставлял Стигр.

Он научил Скола избегать падения грациозными летящими движениями, что перетекали в обходные атаки. Старые секреты Ваниров. Пусть Скол и уставал, он без проблем сосредотачивался на ночных уроках.

— Поразмысли, каков воробей, — сказал Стигр одной темной лунной ночью. — Маленький, слабый, беспомощный?

Он взмахнул когтями прямо перед мордой у Скола. Скол грациозно развернулся: задние лапы твердо упирались в землю, в то время как птичьи когти взвились в воздух. Чтобы отвлечь Стигра, он распахнул крылья.

— Быстрый, как огонь небес, — огрызнулся старый изгнанник, — верткий, невидимый в кроне дерева, и, ради всех ветров, невозможно его поймать, если он метит тебе в глаза.

Скол пригнулся и метнулся вперед, бросил Стигра на землю и сжал его горло когтями.

— Хорош, — проклекотал Стигр. — Еще! Присматривайся и учись у всех существ, племянник. Поразмысли, какова лиса.

Скол в этот раз проиграл и решил, что лучше ему и дальше думать о воробьях. Он учился и дрался каждую ночь. Катори не показывалась в следующие полнолуния, но каждый раз, взмывая ночью с Ветровода, Скол ощущал на себе чей-то взгляд.

Вечерами Скол каждый раз ложился вздремнуть. Иногда ему удавалось заснуть и днем, когда охотились самки. Он стал просыпаться на закате и дожидаться прихода безмолвной темноты, а когда все остальные забывались глубоким сном, он приближался к краю убежища. Если кто-нибудь из грифонов просыпался и замечал, как Скол, готовый взлететь, стоит у выхода, Скол сообщал, что услышал какой-то звук, но решил, что это не волки. Тогда усталый грифон возвращался в логово. Скол мог дожидаться, пока все уснут, столько, сколько ему требовалось.

Потом он летел на Черную скалу.

Стигр учил его рыбачить со скал на отмелях, и Скол наедался, чувствуя в себе все больше сил и энергии от ночных приемов пищи. На перьях у него появился блеск: по словам Стигра, возник он из-за рыбьего жира и должен был помочь Сколу, если бы он снова очутился в морской воде.

В первую же ночь Стигр сокрушил его доводы о том, что охотиться в море запрещено. В конце концов Скол решил, что Стигр наверняка прав. «В конце концов, сияющий Тир не поразил ни меня, ни Стигра, который всю жизнь рыбачит».

На самом деле Скол чувствовал себя здоровее и сильнее, чем раньше. Рыбачить запрещали Аезиры. Рыбачить запрещал Сверин, чья супруга погибла в море. И Скол его понимал. Сверин не хотел, чтобы море забрало кого-то еще из его прайда. Но само по себе это не делало море злым. Сколу не нравилось сомневаться в короле, и он задумался, не совершает ли сам ошибку.

— Притом, — грубо говорил Стигр, — супругу Сверина убило не море и не рыба. Ее убили плохие навыки, падение и суровая зима.

Стигр сказал, что лишь через его труп Скол сможет испугаться моря.

— Ты последний чистокровный Ванир с Серебряных островов, — напомнил ему Стигр однажды ночью. Они виделись каждую ночь, и их встречи длились с полуночи до серого проблеска рассвета. — Если ты забудешь, кто ты такой, тогда нас и впрямь завоюют.

Стигр учил его обращаться к нежному свету Тьёр, чтобы тот направлял Скола во снах и вел сквозь страхи, так же как Тир придавал ему сил и мужества. Он показывал Сколу небесных духов, чьи контуры ткались из звезд: изгибы сияющих силуэтов пересекали пространство и могли помочь Сколу вспомнить историю и песни, могли направить его полет, если бы он когда-либо покинул Серебряные острова. Больше всего Сколу понравился Дракон: извиваясь, это длинное созвездие простиралось вдоль кромки Моря Ветров, почти что соединяя два горизонта.

— Звездного дракона зовут Мидрагур, — рассказывал Стигр. — Он родом из мифов самих драконов. Это они верят, что Земля — дитя Тира и Тьёр, и что великий звездный дракон все еще вокруг нее вьется, защищая, как драконица-мать оберегает яйцо. Однажды яйцо проклюнется, и этот день станет славным концом нашего мира.

Он стряхнул с когтей остатки рыбьих потрохов, а Скол уставился на звездного дракона. Стигр мог говорить и в ритме великих песен, но в его голосе всегда пробивался оттенок иронии, намекающий, что лучше бы оставить песни и попросту продолжить рыбачить, чем думать о вылуплении нового мира.

— Как ты узнал драконью песню? — Скол снова на него взглянул, и от трепета его глаза распахнулись широко, как у детеныша.

Ему начинал нравиться жесткий голос Стигра, его грубоватая учеба и даже подзатыльники, которые он отвешивал когтем, если Скол говорил какую-нибудь чепуху. Ему нравился даже знакомый пугающий вид одноглазой морды. Скол представил, сколько бы они провели таких звездных ночей на краю обрыва, с ветром в ушах, с рыбой в желудках, с историями до самого рассвета, если бы не Завоевание.

— Кое-что рассказали мне перелетные журавли. Альбатросы. Киты.

— Ты говоришь с китами? — уставился на него Скол. Сны полыхнули в его памяти и вкогтились в разум. Стигр усмехнулся.

— Не то чтобы хорошо. Голоса у них протяжные и медленные, и им порядочно времени требуется, чтобы что-то сказать. Но и живут они дольше любого создания, будь то в море или на земле. Если кто-то из них с тобой заговорит, надо выслушать.

— Прямо как Джаарл?

Стигр развернулся и сосредоточился на Сколе.

— Где ты услышал это имя?

Скол не собирался его произносить. Он стиснул клюв.

— Не помню. Ну, разве что однажды. Может, кто-то рассказывал историю.

— Сверин что, разрешает рассказывать о древних Ванирах?

Образы из сна вновь прилетели к нему, и в сознании Скола запечатлелся грифоний призрак. Перья призрака были тускло-синими, переменчивыми, как пасмурный океан, и Скол осознал, что грифон был настоящим, и сон был тоже правдив.

— Я не… я не помню. Он правда общался с китами?

Стигр пристально смотрел на него, и под его взглядом Скол ощутил себя мышью. Затем его дядя взглянул в сторону.

— Да. Он был великим королем во Вторую Эру, когда Ваниры еще только прибыли на Серебряные острова. Он был одним из тех, кто основал наши обычаи, устроил всю нашу жизнь на этих землях. Он общался со всеми.

— О, — прошептал Скол. Ему захотелось расспросить и о других именах, что прорывались из снов, но он не рискнул, ведь тогда Стигр стал бы расспрашивать его о снах, стал бы их поощрять. А Скол не был уверен, что такие уроки истории ему по душе. — А расскажешь мне про Ваниров?

— Про королей?

— Про любых, — шепнул Скол и, услышав смех дяди, насторожил уши.

— Ваниры существуют столько же, сколько и море, — наставил его Стигр. — Мы не такие, как прайды Аезиров на землях за ветровым горизонтом. Ваниры знают о равновесии, о гармонии и смирении. Мы учимся у своего прошлого. Нас направляют предки.

И еще он сказал:

— Аезиры ступают вперед и оставляют прошлое умирать. Ваниры же созданы из прошлого. Из всего, что было ранее, и из всего, что придет после.

Каждую ночь Стигр учил Скола видеть себя, своего отца, и отца своего отца, и всех, кто жил ранее, в каждой травинке, в набегающих волнах, в порывах ветра и в льющемся с неба дожде.

Несмотря на все это, Скол ухитрился ни разу не спросить, как звали его отца и где лежат его кости. Молчание Стигра пугающе уверяло Скола в том, что на Черной Скале их нет. Он говорил себе, что ему все еще нет до этого дел.

— Ваниры никогда не умирают, — пропел ему Стигр строчку из старой-престарой песни. — Друг в друге мы живем.

В глубине пробуждающегося сознания Скола вновь промелькнули сны, и ему стало труднее от них отмахнуться.

Летая под звездами, поедая морскую добычу, Скол понимал, что всем этим вещам его научил бы отец. Или мать, если бы только она могла.

Он сдержал данное себе обещание и ни разу не спросил про отца, про его имя, про то, был ли он бойцом, летал ли он так же отлично, как Скол. Это было все, что он мог сделать, чтобы сдержать обещание королю. Но все же, по мере того, как дни клонились к лету, уже и чужак смог бы сказать, что Скол настолько стал Ваниром, насколько это возможно под когтем у Красного короля.

Глава 14. Знамения

Вдоль берега мчались шесть благородных оленей. Скол преследовал их с воздуха, а напротив летел медный Эйнарр. Олени оказались прямо под утесами Ветровода, и Кенна, та самая фиолетовая грифоница, что поддержала Скола, созвала неожиданную охоту. В их маленькой колонии она поднялась до главной охотницы и кричала самцам, чтобы те не отставали и учились, как надо.

Самцам предстояло задуматься о зимней охоте, ведь зимой многим охотницам предстояло вынашивать грифонят.

Кенна парила далеко впереди, прямо и высоко, указывая всем путь. Рядом со Сколом летела рыжевато-желтая самка, а с Эйнарром — жемчужно-белая.

— Никаких лесов! — прикрикнула Кенна на Хальвдена, когда он, как показалось, собрался загнать оленей в чащу.

— Они неповоротливы среди деревьев, — огрызнулся Хальвден.

— Мы тоже, — прорычала рыжеватая напарница Скола.

— Хальвден! — Скол развернулся в воздухе, когда грифон к нему приблизился. — Слушай их внимательно.

Желтая самка бросила восхищенный взгляд в сторону Скола и ринулась вперед, продолжая гнать перепуганное стадо оленей. Скол откинулся назад и, удерживаясь на одном месте против ветра, пересек Хальвдену путь. Крупный зеленый грифон щелкнул клювом и разочарованно полоснул когтями по воздуху. В один напряженный миг Скол решил было, что Хальвден не развернется, а нападет. Сделав усилие, Скол остался на месте, не стал отступать. В конце концов, он встретил атакующего кабана мордой к морде. С Хальвденом было все то же самое.

В последний миг, пролетая так близко, что его крыло ударило Скола по морде, Хальвден сделал крен.

— Лишь ради них, — прорычал он и промчался мимо Скола.

Скол ринулся вниз, чтобы набрать скорость и не отстать. Его сердце все еще грохотало. Хальвден выглядел готовым к атаке. Скол никогда раньше не думал, что их соперничество, оказывается, настолько серьезное.

Он переживал, что ночи тренировок со Стигром все-таки стали мешать ему сосредоточиться. На Ветроводе все казались счастливыми. Все сыты, у всех блестят перья и мех.

«Как же можно так злиться, если ты волен изучать такие просторы, а леса здесь полны добычи?»

Взмахами крыльев Скол стряхнул с себя беспокойство. Хальвден просто разгорячился из-за охоты, да еще и захотел показать себя перед самками. Не стоило на этом застревать: забот было и так полно.

Они гнали оленей на прибрежный утес, щелкая клювами и задевая когтями. Внизу, у берега, между водой и скалами, ловить оленей было бы слишком трудно. Охотницы-грифоницы учили, что их лучше загонять на открытую местность, а потом подбираться поближе и налетать.

Мышцы Скола напряглись от охотничьего азарта. Стигр предостерегал его от охоты на Острове Звезд. Он принадлежал волкам. Грифонам следовало охотиться в море. «Но в ту первую ночь на Черной Скале Катори сама сказала, что еды здесь хватит на всех. Она должна знать, что я никакой не вор. Я стараюсь уважать речную границу».

Взбежав по тропам, олени ворвались на луг, раскинувшийся на вершине утеса. Фиолетовая Кенна издала клич. Две другие охотницы устремились вперед, чтобы вместе с ней образовать клин, нацеленный на добычу.

Скол и Эйнарр переглянулись и сблизились с Хальвденом, создавая собственный клин. Скоро они добудут мясо. В висках у Скола стучала кровь.

Краем глаза он поймал движение. И повернул голову. Из-под деревьев выбежал волк, и Скол чуть не врезался в Эйнарра, а тот заклекотал и увернулся. Под солнцем рыжеватый волчий мех отливал золотом. Этого зверя Скол не знал. Нарушитель границ. Рассудок стало распалять охотничьей яростью.

«Его звали Куаху, — прошептал голос Катори. — Его назвали орлиным именем».

Скол ума не мог приложить, зачем бы волку бежать на землю, занятую грифонами.

Еще и в одиночку? Что-то здесь не то.

В кроне мелькнуло бирюзовое. Из леса вырвался Хальр, разрывая воздух боевым воплем.

«Правильно выбирай свой путь, — отозвалось в памяти предостережение Катори. — Моя семья будет искать мести».

Не раздумывая, Скол разбил строй и спикировал в сторону Хальра.

— Стой!

Хальр замедлился: неожиданный приказ застал его врасплох. Увидев Скола, он щелкнул клювом и развернулся к волку, удирающему в сторону чащи.

— Хальр! Оставь его!

Но вместо этого Хальр позвал сына. Хальвден тут же откликнулся и устремился к деревьям, чтобы заградить волку путь.

Скол издал гневный орлиный крик и, сложив крылья, тяжело рухнул вниз. Он врезался в землю между Хальвденом и волком, после чего широко распахнул крылья.

— Я сказал — прекратить, — по-львиному взревел Скол.

Хальвден повернул, а Хальр резко оборвал полет, тяжело взметая крыльями, чтобы не врезаться в Скола. Затем Хальр приземлился прямо перед ним.

— Как ты смеешь! — Хальр вскочил на задние лапы и, вновь опустившись на все четыре, прошелся перед Сколом.

Скол расслышал, как волк проронил слово благодарности перед тем, как умчаться в лес. Сердце бешено колотилось в груди. Переполненный злостью Хальр все расхаживал, а Хальвден стоял в двух прыжках от Скола, тяжело дыша и наблюдая: будто бы он собирался выбрать, кого поддержать.

— Как смеешь ты, — прорычал Скол, чувствуя, как его пронзает страхом перед Хальровым гневом. Но большой грифон точно бы не напал. Скола ведь назначил сам король. — Не верю, что волк опять в одиночку пробрался на нашу землю. Ты его выследил и преследовал.

Хальр остановился и уставился на Скола. В ярком послеполуденном свете его глаза выглядели бледными, как пламя.

— А что если и так?

Эйнарр и охотницы приземлились и прокрались вперед, насторожив уши в сторону спорящих.

— Я просил тебя на них не охотиться. Сверин не говорил нам охотиться на волков, он лишь хотел, чтобы мы успешно здесь обосновались. Если ты натравишь волков на нас, мы проиграем.

— Ты трус, — Хальр сложил крылья и вскинул голову, высокий и яркий.

— А ты считай что клятвопреступник, — выдавил из себя Скол и, сделав усилие, не сдвинулся с места. Если бы только рядом был Кьёрн.

Да хоть кто-нибудь.

Краем глаза он увидел, как Эйнарр с охотницами подались вперед, тихо переговариваясь.

— А тебя король назначил помогать мне…

— Помогать вожаку Ветровода, — Хальр взглянул на приближающихся охотников и повысил голос. — Призываю вас во свидетели. Скол помешал мне поймать нарушителя границ. Я верен клятве, ведь я клялся королю, что буду соблюдать указания настоящего лидера, — пылающие глаза вновь обратились к Сколу. — А не этого. Не этой хилой, бледной и зайцевидной ошибки Завоевания.

— Хватит, — прошептал Скол, чувствуя, как рассыпается его решимость, будто сланец под дождем. Он отогнул уши. — Король об этом услышит.

— Надеюсь на то, сын Сигрун, — Хальр сделал шаг вперед. — Сын безымянного, трусливого, бескровного…

— Надеюсь, вы все довольны, — отрезал шелковистый голос самки. У Скола перехватило дыхание, и он поднял крылья, оборачиваясь, чтобы на нее взглянуть. В ошеломлении от того, что его перебили, Хальр заморгал, глядя по сторонам.

Ярко-фиолетовая в солнечных лучах, с перьями, отогнутыми ветром, Кенна шагнула вперед и, притягивая к себе взгляды каждого из грифонов, высоко подняла голову.

— Вся эта болтовня не добыла нам пищи. Олени сбежали. Волки сбежали. Мы с сестрами не собираемся охотиться, чтобы набивать животы самодовольным глупым самцам.

Скол затаил дыхание, и от ее смелого вмешательства его охватило такое облегчение, что он готов был рассмеяться.

Рыжеватая самка вскинула голову, быстро глянув на Эйнарра, затем на Скола, а потом, с горделивостью, в небо.

— Ага. Давайте и дальше меряться размахом крыльев. Летите и сами охотьтесь на кроликов, а потом можете похвастаться, что ловили вепрей.

С таким настроением три самки развернулись и взмыли в ветреное небо. Скол выдохнул. Хальр издал рык и, больше ничего не говоря, развернулся и прыгнул в траву. Хальвден замешкался, потом, сузив глаза, посмотрел на Скола и последовал за отцом.

Какое-то время Скол просто молча стоял.

— Почему ты так поступил?

Скол, моргнув, посмотрел на Эйнарра. Младший грифон все еще держался рядом с ним, выделяясь медной шкурой на фоне травы. Ему хватило смелости, чтобы остаться со Сколом и честно спросить об его побуждениях.

— Почему ты остановил Хальра?

Скол не мог ему довериться. Он попытался придумать какую-нибудь стоящую полуправду: так Эйнарр узнал бы именно те сведения, которые заслужил. Но лишь один ответ из тех, что пришли Сколу в голову, все еще был правдив.

— Потому что Хальр неправ. А теперь ступай, лучше бы тебе поохотиться, если не хочешь этой ночью голодать.

Скол развернулся и направился в сторону леса. У него заурчало в животе, и он вспомнил, как легко было рыбачить в приливных озерцах. Но рыбалка была под запретом. И она бы выдала Скола. После стычки с Хальром ему захотелось рухнуть от изнеможения от одной только мысли о полете на Черную Скалу и о тренировках со Стигром.

Слева показался кто-то медношкурый. Оборачиваясь, Скол остановился. К нему подбежал Эйнарр с ничего не выражающей мордой и прищурил глаза.

— Скол, — сказал он твердо, будто принял важное решение. — Я с тобой поохочусь.

Скол удивленно моргнул, и внутри него засияла благодарность.

— Ну. Хорошо. Пошли. Я чую перепелку.

«Все, что я делаю — это чтобы набраться сил ради прайда. Ради короля».

День за днем Скол мысленно повторял эти слова.

Стигр говорил ему, что, если он будет притворяться Аезиром, в полную силу ему никогда не войти. Как любимое дитя Тьёр, он должен принять ее дары — или никогда не прожить полной жизнью, не возмужать.

С поддержкой Эйнарра и негласной, но твердой поддержкой почти половины охотниц Скол позволил жизни на Ветроводе идти своим чередом и не вмешивался ни в чьи дела. Он не обратился к королю насчет Хальра, как угрожал. Но и Хальра рядом с королем видно не было.

«Мы оба блефуем», — мрачно подумал Скол. Но Хальр хотя бы больше не гонял волков на Ветровод, и Скол перестал об этом беспокоиться.

Счастливый, уверенный, но устающий за день и теряющий бдительность, он не видел проблемы в одиночных охотах Хальра. Он не слишком задумывался о молодых грифонах, что толпились рядом с Хальвденом и о чем-то с ним бормотали, или о тех случаях, когда Хальвден с Хальром возвращались с охотничьих прогулок без малейшего кролика, не утруждая себя объяснениями. Волки не погибали, так что Скол и об этом не беспокоился.

Ему самому было что скрывать.

Никто не выяснил, что он путешествует по ночам. А похорошевшее оперение, наверное, списали на жару и последнюю линьку: Сколу, как и прочим ровесникам, пришлось намучиться от выпадающих перьев и колючего нового пуха. Как и все остальные, Скол теперь выглядел счастливо — ведь новую землю осваивали успешно, а поздняя весна была щедрой.

Но, по словам Стигра, Скол был счастлив, потому что наконец-то узнал о своем наследии. Может, это и было правдой, совсем чуть-чуть. Но Сколу было лучше знать. Дело было в его успехе на Ветроводе, в том, что он развил охотничьи и боевые навыки — и все это должен был преподнести королю.

Он все еще повторял это про себя каждый раз, когда нарушал королевский закон и взлетал по ночам. Он повторял это про себя каждый раз, когда вытаскивал рыбу из моря. И каждый раз он вспоминал о волке, которому спас жизнь.

«Все, что я делаю — ради прайда и короля».

Так это воспринимали все грифоны, и Скол все еще знал, что это правда. И этого ничто не изменит.

Глава 15. Небо и земля

Ветер тревожил ночь, и облака мчались, закрывая звезды. Скол, взмывая из убежища, чуть не врезался в стену утеса, но даже сквозь неистово гнущиеся травы он выцепил взглядом какое-то движение на кромке леса. Дни становились длиннее, а ночи светлели, ведь Тир оставался лишь чуть ниже края мира. Ночь укутывало тусклой синевой.

Скол накренился и приземлился в траву. В нерешительности, с навостренными ушами, он потрусил к лесу, не желая кричать и оповещать жителей Ветровода.

— Покажись.

Ветер подхватил его слова и уволок их в ночь. Из мрака навстречу выступила взъерошенная волчица.

— Почему ты каждую ночь за мной следишь?

Она насторожила уши.

— Значит, ты меня замечал.

— Я не слепой.

Она мягко засмеялась, и до того, как облака снова скрыли луну, ее свет зародил зеленый отблеск в волчьих глазах.

— Нет. Больше нет.

— Отвечай мне, — трава хлестнула по его задним лапам. — Пожалуйста, — добавил он помягче.

— Я хотела убедиться, что больше тебя никто не заметит.

У него вырвался смешок.

— Ты что, меня защищаешь?

— Не знаю, смогла ли бы я. Но я наблюдаю. Я радуюсь, глядя, как еще один Ванир летает в ночи.

— Как Стигр? — он старался говорить не слишком резко, но из-за этой волчицы у Скола не слишком-то получалось. «Я не должен был разговаривать с волком!». — Или как мой отец? Ты говоришь так, как будто все знаешь и все видела. Но Стигр говорил мне, что ты не старше меня. Ты не больше моего видела, как летал мой отец.

— Я видела, — прошептала она, — однажды, когда была волчонком. Его последний полет.

Разочарование — больше в себе, чем в ней — опалило Скола под шкурой. «Я мог бы у нее учиться, но я не могу предавать своего короля еще сильнее. Она это знает и насмехается надо мной».

— Ты лишь делаешь вид, что много знаешь. Хватит рассказывать мне свои таинственные песни с загадками.

— Я говорю с тобой впервые за три лунных цикла, — ее голос звучал раздражающе нежно, как у Сигрун, когда она давала советы. — Какие загадки я тебе загадывала? Или ты их сам себе загадал?

Она была так близка к правде. Сны вцарапывались в рассудок и требовали внимания; накатывали на Скола, чтобы он разгадал их смыслы.

— Я хочу знать, что я сказал в тот раз Лепу. Из-за чего он просто лег и умер?

— Он лег и умер из-за своих ран.

— Ты же знаешь, о чем я! — Скол понизил голос, и волчица словно бы в замешательстве прижала одно ухо.

— Я думала, ты уже понял.

— Нет, не понял.

— Слушай, — шепнула она. И Скол, так привыкший к наставлениям Стигра и Каджа, и даже к советам Кьёрна, рассеянно послушался.

Пела трава. Кричал филин. Волны омывали берег далеко внизу. До Скола донеслись тонкие голоса, и он отмахнулся от них, не желая думать о своих снах. Где-то в ближайшей роще прошмыгнул и замер кролик.

— Ты славно сражался, брат, — прошептала Катори. — Обрети мир.

Скол, моргнув, уставился на нее.

— Ты о чем?

Что-то в этих словах было странное: то, как она их произносила, этот мягкий рычащий полутон.

— Видишь, ты можешь понять. Так мы обращаемся ко всем, кто умирает, чтобы накормить нас.

— И это я сказал Лепу?

— Да, — она встряхнулась и потрусила поближе, но остановилась, когда Скол напрягся. — Сейчас я произнесла эти слова на своем языке, как тогда, в первый раз, и точно так же, как ты сказал их Лепу. Дело не в том, чтобы их заучить, а в том, чтобы слушать. Ты по-настоящему научился слушать — и, если пожелаешь, говорить на земном языке. Это половина твоего наследия. Сын Тира и Тьёр, повелитель неба и земли. Все, что тебе нужно — это слушать, и ты даже не заметишь разницы.

— Слушать, значит. Точно так же называл меня ворон перед тем, как завести в ловушку.

— Какой ворон?

Скол пристально взглянул на нее.

— Откуда я знаю? Они все одинаковые.

Она обнюхала траву и тихо взлаяла.

— А грифоны все одинаковые, или волки? Что насчет отпечатков лап? На Серебряных островах живут два ворона, что снисходят до разговоров с грифонами и волками. Один благородный, а у другого… свои цели. Первого зовут Хугин, второго…

— Мне не нужно знать имена воронов, — фыркнул Скол.

— О? Разве нет? Разве не нужно тебе каждый раз знать, с кем ты говоришь и что произносишь? — она опять его заболтала, поймала на слове. Скол, в конце концов, и правда хотел узнать, о чем сказал кабану.

Вторя его мыслям, волчица произнесла:

— Слова, которые ты сказал Лепу, мы говорим всем, кто на грани смерти, чтобы они вспомнили себя и с честью, с именем перешли в следующую жизнь.

Скол шевельнулся, чувствуя, как его дразнит ветер. Он думал, эти слова были каким-нибудь заклинанием, из-за которого умер Лепу.

— Значит, никакой особой силы в них нет. Я не стану сильней, если буду благодарить умирающего зверя.

Ее глаза, темные в ночи, сверкнули.

— Станешь, Скол. В конце концов, ты вернул Лепу имя и честь. Есть еще песня…

— Никаких больше песен, — оборвал он, отступая. — Ничего мне не надо.

Ее уши прижались.

— Мне казалось, ты так стремишься понять. Ты ничего не усваиваешь из уроков Стигра? Или страх перед друзьями не дает тебе по-настоящему вникнуть?

— Я усваиваю достаточно. Можешь перестать за мной следить. Мне не нужна помощь, и, даже если мой прайд узнает, я его не боюсь. Я… — он осекся. Он чуть не сказал ей, что он все это делает ради короля Сверина. Она бы точно рассказала Стигру или ворону, и на этом закончились бы уроки. — Не нужна мне помощь.

Над ним сомкнулись облака, ночь помрачнела, и по внезапному холоду в голосе волчицы Скол понял, что ее загадочное терпение подошло к концу.

— Я вижу. Без сомнений, ты рассказал о своих занятиях Кьёрну, своему брату-в-полете? Раз уж ты не боишься? — между ними когтем протянулся ветер. — Или матери? А единогнездной сестре, прекрасной Тейре? Нет?

— Оставь меня в покое, — прорычал Скол. — В эту ночь, и во все следующие.

— Как пожелаешь, — шепнула она и, развернувшись, бросилась в чащу.

Даже за время долгого полета к Черной Скале Скол не смог понять, почему она так разозлилась. «Я никогда не притворялся, что хочу с ней дружить. Я в первую же ночь ей сказал, что дружить с ней не буду».

«Не забывай нас», — прошептали сны, когда он вернулся с уроков Стигра.

В этот раз в них были и мертвые волки. Древний король, согбенный и покрытый шрамами, чей мех был темным, как рябиновая кора, мчался рядом со Сколом по звездной тропе. Юный волк, убитый Хальром, преследовал грифона в ночи: все его свежие раны все еще кровоточили.

«Не забывай себя».

«Где он?»

Скол кричал, спрашивая призраков, небо, землю, но никто из них не знал, и, когда он спросил, все они умолкли. Все, кроме меньшей из грифонят: она ни разу не произнесла свое имя, но Скол знал, что ее убили во время Завоевания. Все еще слепая, она свернулась вокруг когтей спящего Скола, шепча: «Война, война, война…»

Глава 16. Поединок

— Да, — прогрохотал Кадж, шагая вдоль строя молодых самцов, что чистились и хвастались, ожидая, когда их разделят на пары для поединков. — Все вы симпатяги, ничего не скажешь.

Линька наконец-то закончилась, и Скол, стоящий сейчас в конце ряда, ближе всех к лесу, был не единственным, кто испытал облегчение. Никакого больше зуда, и перья больше не сыплются посреди разговора. Облегчение даже отвлекло грифона от собрания.

К собранию присоединились и двухгодовалые слетки: посчитав, что это скорее развлечение, они неутомимо прыгали друг вокруг друга, в то время как взрослые охотники отвлеченно болтали.

Кадж прошелся мимо и произнес с хитринкой:

— М-м. Представляю, как вы все завоюете сильных красивых супруг и у вас народятся дюжины толстых пуховых котят. И как же вы поступите зимой — заставите беременных супруг охотиться и отбиваться от волков, а сами будете валяться в пещерах?

Все рассмеялись. Кадж с рыком рванулся вперед, и его крылья сверкнули ярко-кобальтовым на фоне сланцево-серого неба.

— Уделите. Внимание!

Тишина. Скол стиснул клюв, чтобы не ахнуть от восторга. Он знал, что так будет. Вспорхнула непрошенная мысль о том, что Кадж чуть-чуть напоминает Стигра. А может, все было совсем наоборот.

Юным самкам не требовалось отрабатывать драки, и некоторые из них, включая Тейру, отдыхали поодаль, слушая истории Хальра о ветровых землях за морем.

— Скол и Хальвден, — назвал напарников Кадж, и Скол пригнул уши. — Скол, ты волк.

Это означало, что он должен прижать крылья к бокам. С весны, со времени прибытия на Ветровод, Скол еще не дрался с Хальвденом.

Более крупный грифон приблизился; его изумрудные перья после линьки сделались даже ярче, а Сколовы всего лишь приобрели насыщенность, стали мутно-иссиня-серыми, как грозовое облако, при этом маховые были светлее, будто бы их касалось солнце. Прочие самцы прибавили по дюйму в росте и в обхвате, в то время как Скол оставался низким, жилистым, хотя и закаленным после тренировок со Стигром.

Скол сдержал вздох. «Во всяком случае, это закончится быстро».

— Сейчас ты заплатишь, — едва слышно прорычал Хальвден, — за неуважение к моему отцу.

У Скола зародилось с сотню резких ответов, и неожиданно Хальвден напомнил ему мстительных братьев-волков, Ахоте и Ахану. В груди у Скола разгорелось неповиновение. Он столько всего узнал. «Я не могу просто сдаться Хальвдену. Не в том случае, если он связывает поединок с Хальром и Ветроводом».

«Поразмысли, какова лиса, — произнес в его голове голос Стигра. — Маленькая и быстрая, она запутывает следы».

Встретившись взглядом с Хальвденом, Скол перевел дыхание и заговорил так ровно, как только мог:

— Я не ссорился с тобой, Хальвден, — как он и задумывал, от этого спокойного ответа Хальвден моргнул. — Я бы хотел, чтобы мы поладили, — и это, по крайней мере, было правдой. Одно из зеленых ушей прижалось. — Так что дерись как следует, друг, — негромко продолжил Скол, пока они кружили, примериваясь. — Кенна смотрит.

Когда взгляд Хальвдена на миг метнулся в сторону фиолетовой грифоницы, Скол сделал выпад. Прежде чем Хальвден удивленно отпрыгнул, когти чуть не проткнули его зеленое ухо.

«Подумай, каков воробей».

«Нет, — пробормотал внутренний голос Скола, до странности похожий на Стигров. — В этом поединке — никаких крыльев». Непрошенная мысль посетила его разум, когда он пригнулся и развернулся, уклоняясь от ответной атаки Хальвдена:

«Поразмысли, каков волк».

Сильно прижимая крылья к бокам, Скол рысцой отбежал на несколько шагов. Он подумал про Ахоте и Ахану, о том, как они двигались во время драки.

Хальвден фыркнул, взъерошил крылья и рассмеялся слишком громко, чтобы уж точно никто не оставил его без внимания.

— Все так же быстро бегаешь, сын Сигрун.

— А ты все такой же тяжелый и медленный, сын Хальра.

Хальвден издал злобный вопль, а некоторые из зрителей — удивленные трели смеха, и все это придало Сколу заряд энергии и надежды. Может, поединок закончится вовсе не так уж быстро, как все решили.

Хальвден оттолкнулся от земли, изо всех сил хлопая крыльями: он собирался взлететь и воспользоваться грифоньим преимуществом. Скол ринулся вперед, расставив орлиные когти и распахнув клюв, чтобы поймать распушенный Хальвденов хвост. К его счастью, перья хрустнули в клюве, и Скол рванулся, резко бросаясь вперед, чтобы сдернуть Хальвдена вниз.

В голосе Хальвдена ощутились боль и ошеломление, и он сложил крылья, чтобы рухнуть на Скола. Скол резко метнулся в сторону и, дернув Хальвдена за хвост, сбил его с курса. Большой грифон ударился о землю головой вперед. Скол прыгнул на него, прежде чем Хальвден успел подняться, и в рыке зеленого воина прозвучали проклятия, когда он вскинул когтистые лапы, защищая шею.

«Я быстрее!» — осознал Скол с шальным и глупым ликованием.

Хальвден поймал его за сустав крыла и отшвырнул. Скол, перекатившись, вскочил и вновь умчался — весь в ушибах, но полный решимости использовать свое преимущество. Размеры и мышцы соперников-Аезиров раньше всегда его страшили, и он проигрывал схватки.

«Но воробьи могут прогнать ястреба с неба, а двое волков взяли надо мной верх».

На тренировках со Стигром Скол как никто и никогда раньше осознал свою быстроту, ловкость и прочие сильные стороны. Он пригнулся, притворяясь, что переводит дыхание, и, когда Хальвден неуклюже двинулся вперед, Скол кинулся бежать.

— Стой! — проревел Хальвден. — Грязный плут!

Но насмешки прочих грифонов погнали Хальвдена следом.

«Я просто веду себя по-волчьи, вот и все», — подумал Скол. Хальвден прыгнул вперед и снова поднялся в воздух. Раненый хвост уводил его в сторону, и Скол этим воспользовался: он бегал зигзагами, чтобы полет Хальвдена совсем расшатался. Впереди обозначилась кромка леса.

— А ну не смей! — предостерег Хальвден. Теперь Скол снизил скорость, подпуская Хальвдена пониже для пикирования.

— Волк как раз бы убежал!

— Дерись, трус!

— Как хочешь, — пробормотал Скол, останавливаясь и разворачиваясь к нему. Небо над Сколом, как в страшном сне, заслонил Хальвден, пикирующий для смертельного удара. Орлиные когти расставлены, клюв раскрыт в торжествующем вопле. Скол представил на его месте вепря Лепу. «Я вынудил его атаковать».

Скол расставил лапы и вскинул голову. По виду Хальвден будто бы и вправду собирался его убить.

«Это просто поединок!» Он встретился с пылающим взглядом золотых глаз, прорычал с вызовом — и затем, когда когти Хальвдена оказались так близко, что вот-вот бы вырвали глаз, Скол упал на живот и, подтолкнув себя вперед, проехался по траве.

Позади него Хальвден врезался в землю кувыркающейся грудой перьев и меха, изрыгая ругательства. Скол осторожно развернулся и снова запрыгнул на дергающуюся тушу Хальвдена, отшвырнул зеленое крыло и обхватил когтями горло соперника. Все затихли.

— Я сдаюсь! — Хальвден, огрызнувшись, опустил голову. — Довольно мне этого.

Со стороны зрителей донесся звук, в котором Скол распознал быстрый удивленный ропот.

И все они наблюдали. Поединки приостановились, слетки уставились во все глаза, и даже Хальр прекратил рассказывать.

— Оставайся на месте, Скол, — Кадж, насторожив уши, остановился и направился к ним, и его голос прозвучал даже довольно. Скол не припоминал, когда гнездовой отец был им доволен в последний раз. Когда Кадж снова заговорил, его голос звучал ровно, чтобы не показывать симпатии:

— Хальвден. Подумай. Сдаться — значит, умереть.

— Да он глумился над поединком! — от слов Хальвдена под когтями у Скола заклокотало, и Скол слегка их разжал. — Он удрал.

Кадж тихо зашипел.

— Был бы я волком, я бы тоже от тебя удрал. А если бы Скол был волком, ты сейчас был бы мертв. Реванша не будет. Что бы ты сделал, если бы драка была не на жизнь, а на смерть?

Скол не двигался, с долей удовлетворения удерживая когти на шее Хальвдена. Хальвден пошевелился, и его мышцы напряглись от гнева.

— Я мог бы взмахнуть крылом и отбросить его.

— Мог бы взмахнуть, — сказал Кадж. — Или?

Хальвден дернул задней лапой.

— Или… пнуть. Но сначала я должен был атаковать его сверху.

— Вот только он тебя взял и свалил! — завопил какой-то полезный слеток. Взгляд Хальвдена метнулся по сторонам, и зрители опять затихли.

— Ты ничего не сумел бы сделать, — сказал Скол, бросив быстрый взгляд в сторону Каджа, который, соглашаясь, кивнул. — Волки затащили бы тебя в леса, туда, где им удобнее. Тебе бы задуматься насчет приемов ближнего боя.

— Знаток нашелся, — прорычал Хальвден.

Вокруг них собрались остальные грифоны, удивленные победой Скола. Краем глаза он увидел Тейру с Кьёрном: полные гордости, они вскинули головы. Перья Скола горделиво распушились от мысли о том, что друзья видели эту схватку. Кадж наклонил голову, а затем в знак одобрения распустил хвостовые перья.

— Еще что?

Хальвден пробормотал еще пару-тройку каких-то идей, а затем:

— Я испугался, и все. Не ожидал, что он будет так драться.

— Ты не ожидал, что я буду драться так хорошо: вот что ты имеешь в виду, — тихо сказал ему Скол. — Можешь так и сказать. Я этого тоже не ожидал.

Среди собравшихся грифонов пронеслось несколько смешков и трелей.

Кадж, взглянув на собрание, щелкнул клювом, чтобы оборвать смех.

— Вы всегда должны быть готовы к тому, что следующий бой может оказаться последним. Всегда. Или именно последним он и станет. Никогда не недооценивайте противника, будь он волком, волчицей или даже волчонком, — в глазах у Каджа Скол заметил то, что редко там появлялось — одобрительный блеск. — Или другим грифоном. Дай ему встать, Скол.

Скол, склонив голову, отступил. Хальвден перекатился, взъерошился и вскочил.

Кадж приблизился к Сколу, в то время как прочие, уже потеряв интерес, начали разбредаться.

— Неплохо, Скол. Все-таки ты учишься. Если так и будешь совершенствоваться, станешь одним из лучших воинов короля.

— Спасибо, — Скол расправил крылья. Похвала могла бы озарить его сердце, как солнечный свет, но отчего-то он ничего не почувствовал. Ему захотелось, чтобы этот бой увидел Стигр. Отвлекшись, он заметил, как Хальр поднялся и отправился навстречу сыну, и они оба принялись спорить, огрызаясь и рыча.

— Сегодня ты, похоже, заслужил не только уважение Хальвдена, — пробормотал Кадж.

Моргнув, Скол огляделся и увидел, что охотницы-самки не ушли. И даже Кенна не отправилась вслед за Хальвденом. Фиолетовая грифоница наблюдала за Сколом, и, когда он взглянул в ее сторону, она навострила уши.

— О, — пробормотал Скол — и потом сбоку в него врезался Кьёрн, сбив с лап.

— Молодчина, брат-в-полете!

Скол издал вопль, и они покатились по траве серо-золотым клубком. Тем, кто на них уставились, Кадж рявкнул, чтобы они шли тренироваться, если только не собираются сразиться со Сколом или с Хальвденом, жаждущим победы.

В потасовку вовлеклась и Тейра, и немного погодя они с Кьёрном и Сколом повалились друг на друга у края обрыва, тяжело дыша и разнося по ветру свой смех. Им в морды ударил запах дождя.

— Вот теперь я почти что могу назвать тебя братом, — прощебетала Тейра, а затем почистила перья за ухом у Скола.

Скола захлестнуло неожиданной тоской по детству, по дню перед охотой, по тому времени, когда он еще не начал лгать всем вокруг. Да, бой с Хальвденом доказал Сколу, что оно того стоило. Он становился сильнее, как и надеялся. Но он не знал, как долго еще он сможет встречаться со Стигром. Тейра усмехнулась, и Скол догадался, что его молчание она приняла за смущение.

— Управляешь тут поселением, присмиряешь Хальвдена, а что следующее, интересно знать? — она развернула ухо к подругам, охотницам-грифоницам, что собрались поближе к лесу. Скол счастливо вздохнул, а затем хмыкнул и оттолкнул от себя Кьёрна.

— А раз уж мы знаем, что летаешь ты даже лучше, чем дерешься, — сказал золотой принц, — тебе просто не удастся не завоевать супругу.

— Супругу? — Скол в замешательстве отвел назад ухо. Кьёрн расправил крылья и рассмеялся.

— Скол, ты где витаешь? Завтра Дневная ночь. Мы будем петь и пировать, летать и давать клятвы.

Дневная ночь. Конечно, Скол знал, что она приближается. Дни делались все длиннее и теплее, ночное небо не становилось черным. Завтрашней ночью солнце совсем не сядет, оно так и останется висеть над горизонтом, и сияющий Тир будет наблюдать за грифонами весь длинный день и всю ночь, а они будут приносить клятвы.

«Нет, — с ослепительной ясностью подумал Скол. — Он остается не затем, чтобы за нами наблюдать. Он ищет свою супругу. На весь день и на всю ночь Тьёр разделит с ним небеса».

Наверняка именно так это воспринимали Ваниры, но не Красные короли. Те считали, что Тир следит за клятвами, за празднованием длиннейшего дня, за которым следует лето, но Скол осознал, что интересовать его будет лишь сияющая серебряная супруга.

Кьёрн прикусил ему крыло, и Скол сосредоточился на другом.

— Ты что-то сейчас говорил?

— Ха! — Тейра со смехом отскочила в сторону и распахнула крылья. — Видишь ли, он слишком был занят учебой у вас с Каджем, чтобы обо всем этом задуматься. Скол, — она потрусила обратно, и Скол чуть наклонил голову, чувствуя себя до странности неуютно. — Не надо спешить. Если тебе никакая самка еще не приглянулась…

— Немного поспешить все-таки стоит, — вмешался Кьёрн, сверкая голубыми глазами. — Если сейчас ты не найдешь супругу, следующий раз выдастся лишь в следующем году. А создавать пару вне сезона будет неумно. Тем более что с поселением еще не все ясно.

Скол тряхнул головой, думая о своем дяде Стигре, о Тейре и Кьёрне. Куда подевалась весна?

— Значит, в следующем году.

Кьёрн погрустнел. Он взъерошил перья и посмотрел на горизонт.

— Смотри по себе, Скол.

Но с этими словами он отпрыгнул, потом еще раз, и поднялся в воздух. Скол прыгнул за ним, но Тейра поймала его когтями за хвост. Остановившись, он повернул голову.

— Что с ним такое? Какая ему разница, будет у меня пара или нет?

— Ты его брат-в-полете. Вы вместе учились летать, сражаться, охотиться. Вы вместе убили вепря, — яркие глаза единогнездной сестры внимательно его изучали. — Он думал, вы все будете делать вместе.

— Мы же не можем вместе любить своих грифониц, — фыркнул Скол, но его уши прижались. Она была права. Он должен был соответствовать достижениям Кьёрна, должен был искать супругу. Но ночи тренировок со Стигром его измотали, и днем он лишь кое-как мог сосредоточиться на сражениях с Каджем. Еще ему надо было следить за Хальром. Надо было оставаться настороже из-за волков. Да, он забыл. Это ведь не было важно: по крайней мере, не сейчас.

«Может, я буду как Стигр», — подумал Скол, и ему стало чуть лучше, пока он не осознал, что понятия не имеет, остался ли Стигр без пары по своей воле.

Тейра наблюдала за ним.

— Столько всего происходит так быстро, я понимаю.

Скол изучил ее взглядом и только сейчас осознал, сколько всего упустил.

— Вы уже друг друга выбрали, правда?

Она дважды моргнула, наклонила голову и взъерошила перья.

— Да. Конечно.

На миг между ними повисла тишина, и ее разорвали крики тренирующихся грифонов.

— Это хорошо. Я счастлив, — это было правдой, хотя что-то внутри Скола сжалось от сожаления, что у него не выйдет одновременно с ними отпраздновать и свое супружество.

— Ты кого-нибудь найдешь. Если ты не против, я помогу тебе познакомиться с некоторыми…

— Нет, — пробормотал Скол, поднимая голову. — Нет, спасибо. В следующем году. Когда придет время.

— Ладно, — она уже было отвернулась, но замешкалась, изучая его взглядом. — Ты навсегда останешься моим старшим братом. Несмотря ни на что.

Скол наклонил голову. Эти слова легли ему на сердце солнечным светом.

— Несмотря ни на что?

Она кивнула. Скол пригнулся, готовясь игриво на нее наскочить, но Тейра обхватила когтями его лопатку.

— Мне нужно с ним поговорить.

Она подняла клюв к серому небу, где, будто крупинка солнечного света, кружился Кьёрн.

— Конечно, — пробормотал Скол. Тейра толкнула его в лопатку и поднялась в небо. Он смотрел ей вслед.

— Скол.

Скол подпрыгнул, сильно прижимая перья от удивления. Обернувшись, он заставил себя рассмеяться над своей же тревожностью. Смех оборвался, когда Скол увидел фиолетовую Кенну, сияющую даже под серым небом, с глазами, блестящими от изумления.

— Я просто хотела сказать, что твой поединок меня восхитил.

— О, — сказал Скол, впервые замечая, что глаза у нее серые, как соколиные перья. — Спасибо.

Озираясь, он переступил с лапы на лапу. Он ожидал, что Кадж продолжит с ним заниматься, но, судя по всему, синий грифон его больше не замечал и лавировал между дерущимися парами, выкрикивая указания. Никто на них не смотрел, и Скол подумал, что так вышло специально. Он подумал о Тейре и Кьёрне, о разочаровании брата-в-полете, и, когда Кенна заговорила, приподнял голову.

— Я как раз собиралась к ручью. Освежиться. Если тебе тоже жарко. То есть, если ты…

— Спасибо, — быстро ответил Скол, чувствуя себя глупо. «Это мне надо было ее пригласить». — Пойду.

Перья Кенны распушились от удовольствия, хотя, на взгляд Скола, она выглядела еще и удивленной. Он еще не понял, хороший ли это знак.

Грифоны прошли по высокой траве, и веселое настроение покинуло их, когда они ступили под тень деревьев, отяжеленных весенней листвой. На случай, если в тенях подстерегают волки и прочие опасности, грифоны оставались настороже. Лесной запах всегда возвращал Скола в день охоты, и он пристально всматривался в деревья и папоротник, почти ожидая, что на краю зрения промелькнет красный силуэт Катори.

Кенна тем временем говорила:

— …праздник провести на Острове Солнца, а то новорожденные котята летать еще не могут, и собраться здесь будет слишком рискованно.

— Да, — рассеянно согласился Скол. Когда они достигли ручья, он забыл попить, потому что так и вглядывался в леса. И слушал. С деревьев шептали тонкие голоса. Нет, всего лишь ветер.

— Скол.

Он моргнул и взглянул на нее, и до него дошло: они стоят так близко, что можно разглядеть, как фиолетовые перья Кенны при движении переливаются синим. Скол задался вопросом, не находится ли ее мать-Аезир в родстве с Каджем. Потом он взъерошился и отогнал от себя мысль о Кадже. Синий грифон никогда не давал ему советов о выборе супруги, кроме единственного: «Не влюбляйся в одну лишь красоту», и этим разговор и закончился, потому что Сигрун спросила, что он под этим имел в виду, и это переросло в спор, продлившийся несколько дней, а закончилось все тем, что Кадж целых полмесяца охотился в одиночестве.

— Куда ты подевался? — пробормотала Кенна, когда Скол вернулся в реальность. В лесу ветер был прохладнее, но запах дождя сгустился.

— Извини, — замешкался Скол. — Здесь так…

— Я знаю, — просто сказала она. — О многом нужно думать. Я всегда это в тебе замечаю. Уходишь в себя. Думаешь о будущем. Думаешь о прошлом. Слишком много думаешь, — она коснулась его хвостом, так, как сделала бы Тейра, но в то же время неуловимо иначе. — Думаю, это черта Ваниров.

От ее игривого касания пришло неожиданное тепло, но теперь оно остыло.

— Черта Ваниров?

Ее серые глаза оставались игривыми, но голос звучал серьезно.

— Ты чистокровный Ванир. Я думаю, из-за этого ты более вдумчивый. Ну, знаешь. Более, чем остальные. Это мне в тебе и нравится.

— Это? — Скол постарался наверстать упущенное и вспомнить, когда она вообще обращала на него внимание. Была ли она на той охоте-посвящении? Глупо, но он не мог вспомнить. Скол вспомнил первый день заселения и тот день, когда противостоял Хальру после того, как тот убил молодого волка. Оба раза Кенна о чем-то говорила, и он едва ли заметил.

— Может быть… — она замешкалась, затем выпрямилась. Она была мельче, и Скол осознал, что она, наверное, моложе его по крайней мере на четыре года. Едва ли достаточно взрослая для супружества. Охоты и ответственность сделали ее старше на вид. — Может быть, однажды мы об этом поговорим.

— О чем? — его крылья дернулись от стремления удрать отсюда, пусть даже навстречу нарастающему грозовому ветру.

— О том, каково быть Ваниром. Все-таки это половина меня. Мой отец об этом говорил с моей матерью, и она ему не препятствовала.

— Это запрещено, — прошептал Скол, уставившись на нее. Озираясь, она отступила. От разговора Скол ожидал совершенно не этого. Может, будь он сильнее, они бы поговорили о чем-то другом.

— Я видела тебя, — она навострила уши и с напряжением снова шагнула вперед. — Как ты улетал ночью. Я видела, как ты улетел, а на рассвете вернулся.

Эти слова опустошили Скола. Его желудок сковало льдом.

— Кенна, пожалуйста…

— Не надо. Это опасно, но я никому не сказала.

— Почему?

Она рассмеялась — издала трель, задержав дыхание.

— Я думала, ты знаешь.

— Знаю?

Она боднула его головой и потерлась за ухом, и все, что он собирался сказать, улетучилось с ветром.

Тревога воспрянула с новой силой. «Если она за мной наблюдала, не следил ли кто-то еще? Кто-нибудь более опасный?» Но, как подумал Скол, кто-то другой уже донес бы обо всем королю.

Кенна тихо заговорила, и тон ее голоса переменился так, что Скол никак не мог понять, чего она от него хочет.

— Никто больше не знает, Скол.

Усилием воли он вернулся в настоящее и постарался подумать, что сказал бы более опытный самец, навроде Кьёрна.

— Я просто…

— Не волнуйся.

Она рассмеялась над ним и плюхнулась у русла ручья, дергая Скола за кончик крыла и приглашая поиграть совсем как Тейра. Скол замешкался, затем пригнулся, хлеща хвостом. Кенна моргнула и принялась за ним следить, потом в ее глазах поселилась хитринка, и она собралась что-то произнести — но Скол прыгнул. Она засмеялась, и они покатились вместе в шутливой драке. Однажды они угодили в ручей и вскрикнули от холода в один голос. Это не было поединком, ведь Скол не заметил, чтобы кто-то из них старался взять верх. Они просто боролись, отбрасывали друг друга, ударяли крыльями, пока почва под ними не закончилась и они не врезались в ствол можжевельника.

Скол рассмеялся, чувствуя, как под его перьями разгорается тепло. Кенна, маленькая, но сильная благодаря охотам, прижала его к стволу. Она навострила уши, и Скол ошеломленно попытался сообразить, что же ему нужно сказать. «Должен ли я в Дневную ночь попросить ее подняться со мной в полет?»

— Как думаешь, — пробормотала она ему прямо в пернатое ухо, — когда поселение наберется сил, нам придется здесь остаться?

— Не знаю, — пробормотал Скол, отвлекаясь на запах ее перьев. Цветы? С полей, где она охотится? Или она, как Тейра, натирает себе перья цветами? Скол, сын целительницы, сумел различить ароматы цветков розмарина и шиповника, но третий все ускользал. Набравшись смелости, он потерся клювом у Кенны за ухом, намереваясь вычислить третий цветок. Потом она вновь заговорила.

— Но, конечно, раз ты брат-в-полете принца, ты сможешь выбрать, где…

— Кьёрн? — от цветочного аромата ее перьев ему неожиданно скрутило живот. Скол дернулся и оттолкнул ее. Кенна скользнула назад и, усаживаясь, моргнула.

— Я просто имею в виду, что его брат-в-полете…

— Я слышал, — тепло сменилось жгучим разочарованием. Значит, брат-в-полете принца. — Я думал, я тебе понравился.

— Это правда, Скол.

— Тогда зачем ты упомянула Кьёрна? — он встал и стряхнул с себя все обломки коры, каждую сосновую иголку.

— Мне просто было любопытно, — в ее голосе возникли нотки раздражения. — Если ты со своей супругой сможешь выбрать…

— А мы что, уже супруги? Вот так новости, — Скол узнал в своем голосе интонации дяди и направился прочь, расправляя крылья. — Или ты просто проверяла, какая во мне выгода?

— Я не это имела в виду.

— А что?

Но этого он уже не узнал. Спор перебил чужой голос:

— Ну конечно же это Скол, знаток полета и битв, и тайн Острова Звезд, — Хальвден пробирался между деревьев, весь зеленый и безупречный.

Кенна перекатилась на живот и насторожила уши, переводя взгляд с одного на другого. Скол без всякой радости ощутил, что она надеется на еще один поединок. Но Скол не мог ее этим порадовать, ведь больше ему не хотелось драться за ее или за чье-либо еще внимание. Все оказалось совсем не так, как он ожидал. Он думал, что его самка будет больше похожа на Тейру. Что все будет примерно как у Кьёрна с Тейрой, которые просто знали, что без всяких сомнений подходят друг другу.

— Кенна, — Хальвден перевел на нее внимание, раз уж Скол ему не ответил. — Я тут собирался поохотиться до грозы. Давай со мной? Мне еще нужна помощь с приемом пикирования на бегущих оленей.

Кенна прижала одно ухо, а потом выжидающе взглянула на Скола. «По идее, сейчас я должен за нее сразиться?» Он стиснул клюв, вцепился когтями задних лап в сосновые иглы и внезапно захотел остаться один. Конечно, его будущая супруга могла бы выбрать компанию, не заставляя никого драться. Но все-таки Кенна была еще юна.

Слишком юна.

— Тебе надо идти, — он наклонился к ним обоим. — Хальвдену нужна любая помощь, на какую он только может рассчитывать.

Уши Кенны прижались, и она неловко поднялась на все четыре лапы; ее милые серые глаза теперь больше напоминали о пасмурном небе.

— Тогда пойду.

— Хорошо.

Воротник Кенны взъерошился, затем она подошла к Хальвдену, и вместе они отправились к кромке леса, а затем взмыли. Скол развернулся и полоснул когтями по стволу можжевельника. «Да какая мне вообще разница!»

— Ах, — прокаркало над ним. — Юная любовь.

— Заткнись, — пробормотал Скол, и ворон со смехом ускользнул в лесную чащу.

Глава 17. Последний урок Стигра

— Берегись обиженной грифоницы, — прозвучали в ночном ветре слова Стигра, обращенные к Сколу.

Они вдвоем летели над бурным морем, и куда дальше от берега, чем когда-либо. Скол смотрел на катящиеся волны, что посылали в небо бледные соленые брызги. Стигр совсем не казался обеспокоенным.

— Нет ничего опаснее ни на земле, ни в небе, — закончил Стигр и рассмеялся.

Скол не рассказал своему дяде всего. Он сомневался, что полная история рассмешила бы Стигра.

Шторм, разразившийся ранее, сильнее всего обрушился на северные оконечности островов и стих, когда миновала четверть ночи. По словам Стигра, наступили самые подходящие условия, чтобы отработать главный прием полета Ваниров, но он пока еще не рассказал Сколу, что это за прием.

Скол не сказал ему, что Кенне известно о ночных полетах. Его крылья весили как целые бревна из-за этой тревоги, которую усугублял вид бесконечного черного океана, простирающегося под крыльями, и крошечных Серебряных островов, оставшихся позади. Но Стигр либо игнорировал, в каком состоянии Скол, либо совсем не замечал. Скол подозревал, что дело в первом.

— В любом случае, не жди слишком долго, если хочешь себе супругу, племянник. Вот мой совет. Я вот прождал, и в ту Дневную ночь, когда я собирался признаться своей избраннице, Аезиры прибыли нас завоевывать. А впрочем, на все воля сияющего Тира. Итак.

Когда он сменил тему, Скол в разочаровании щелкнул клювом. Стигр часто так делал — намекал на истории о Завоевании, о своем прошлом и изгнании, а затем перелетал на другую тему, как на другой воздушный поток. Но Скол не возражал. Иначе он узнал бы о таких вещах, о каких ему вовсе не стоило знать, согласно обещанию, данному королю.

Ветер чуть не швырнул его в воду. Скол вскрикнул и взмыл, удерживаясь в воздухе.

«Море — это смерть. Оно забрало у меня супругу…»

— Вот и славно, племянник! — проревел Стигр, заглушая ветер и плеск волн. — Не страшись. Твои крылья для этого слажены! Вижу, что ты совсем как твой отец. Аезиры так летать не могут.

Он говорил об истинном полете над морем.

Над водой кружили легкие потоки, а длинные изогнутые крылья Скола могли ловить их и по ним скользить. Иной раз ему требовалось больше усилий, и этой ночью его полет был неровным и дрожащим, а крылья слишком напряглись от нервов и страха, чтобы как следует парить. Но зато сосредоточенность прогнала у него из головы все прочие тревоги. Стигр тем временем все еще говорил об Аезирах:

— Крылья у них слишком затупленные и широкие. Совсем скоро, я так думаю, их кровь заглушит в потомках Ваниров способность к морским полетам.

Скол перевел дыхание, отбрасывая прочь все беспокойства. Он всегда летал лучше сверстников. И он намеревался усовершенствовать этот навык. Его крылья поддерживали легкие порывы ветра, и острые запахи морской соли, водорослей и рыбы с каждым взмахом достигали его ноздрей. Два грифона миновали острова и направились в ветровую сторону. При виде водных просторов из горла у Скола едва не вырвался крик, и он лишь однажды взглянул назад, чтобы удостовериться, что Серебряные острова никуда не делись.

— Если ночью ты с этим управишься, — разнесся над водой клич Стигра, — тогда днем это будет для тебя что котячья шалость. Вот теперь да, сойдет.

Слова застряли у Скола в горле, и он стиснул когти. Стигр резко накренился, в то время как Скол развернулся, избегая высокой волны, и широко распростер крылья, чтобы поймать воздушные вихри и удержаться с их помощью в воздухе.

— Зачем нам так низко лететь? — но, как осознал Скол, может, это и не было низко. Здесь, вдали от берега, волны были выше, и их пенные острия вздымались на высоту сосновых деревьев.

— Тьёр правит морем, — выкрикнул Стигр, вновь проскальзывая по воздуху к Сколу. — И море также принадлежит и Ванирам. Ты готов познать величайший полет.

Скол пристально наблюдал, как подтянулся вверх его дядя, как крылья изгнанника ловили потоки ветра, пока он не отыскал удобный поток, позволивший ему по спирали подняться ввысь. Скол последовал за ним, и его длинные изогнутые крылья ловили те же самые ветра так же легко, как и крылья чаек.

— Здесь главная хитрость, — крикнул Стигр с высоты в два прыжка над головой у Скола, — это не бояться. И ты обнаружишь, что твои крылья уже не те, что у грифона, которого волки загнали в море. Узри.

Прежде чем Скол успел спросить, чему же он учится, Стигр соскользнул с потока. Он вытянул передние лапы, поджал задние, сложил крылья и спикировал.

Живот Скола пронзило ужасом, и над волнами разнесся его удивленный вопль. Стигр не ответил на зов.

Он безумец?

— Дядя! — Скол резко развернулся, прежде чем снова взмыть выше и устремить взгляд вниз, на падающего Стигра. Затем, когда Скол затаил дыхание, темный изгнанник погрузился в холодные черные волны.

На три удара сердца Скол остался в одиночестве; ночной ветер трепал его перья, луна отражалась в колоссальных волнах. Затем яростный плеск возвестил, что его дядя жив. Скол проскользил ниже, с опаской, но Стигр издал торжествующий крик, и, приведя Скола в трепет, вырвался из воды. Он тяжело и быстро ударял крыльями, словно скопа.

— Ха! — выкрикнул Стигр в ночь, в то время как Скол дрожал и не отрывал от него взгляда. Вода лилась с крыльев Стигра серебряной завесой, и капли возвращались к волнам. — Не бойся, племянник, — Стигр, опьяненный радостью, сделал вокруг него круг. — Для этого ты был рожден. Видел я, как ты летаешь и дерешься. Приступай к этому с тем же духом, и не ошибешься.

Скол прижал уши, прошептал:

— Да, дядя, — и взмахнул, чтобы снова набрать высоту.

«Нельзя бояться. У нас другие крылья».

«Море — это смерть».

Скол старался заглушить в памяти королевский голос. Может, рыбалка на отмелях и не была кощунством, ведь Тир до сих пор его так и не покарал, но вот в опасности открытого моря Скол не сомневался.

Стигр наблюдал за ним издалека, медленно кружась. Скол подбросил себя повыше, затем проскользил, теряя скорость. Наконец, он перевел дыхание, подавил сомнения и скользнул совсем как Стигр, вытянув когти и сложив крылья.

Когда море стало для него небом, горизонт накренился. В морду ему ударил порыв соленого воздуха. Он противостоял самим волнам, его наполняли их рев и сила. Они вздымались, накатывали и вновь опускались, как горы из соленой воды. Скол закрыл глаза, задыхаясь от ветра. Раньше он уже пикировал. И часто.

Никакой разницы.

Он услышал подбадривающий клич Стигра, затем волны — полная мощь моря заполнила его чувства, от этого ударило в голову, и он подумал о стылой воде, и о тяжелых от соли крыльях, и о голосе короля. Скола охватил ужас. Страх стискивал его, слишком сильный, чтобы быть его собственным, и впивался когтями в мышцы, в сердце, в мысли. Казалось, что поверх собственного страха Скола обвился чужой, и что он проживает чью-то память. Над ним, смеясь, сделал круг громадный грифон. Стигр? Но этот грифон был красным, покрытым шрамами, жестоким королем из жаркой страны. Чужое воспоминание бросилось в рассудок Скола, в его память — или в сон.

Он падал, падал в море, навстречу смерти.

— Скол! — рык Стигра выдернул его обратно. — Прямо!

Падал навстречу своей смерти.

«Но я ведь жив!»

Мир опять закружился, когда он взлетел, хлопая крыльями и замедляясь, а затем перешел в тугую спираль, чтобы выскользнуть из пике, убраться от воды подальше. Его хвостовые перья шлепнули по волнам. Кончики крыльев зацепили воду, и Скол завопил, высвобождая свой страх, а когда он немного набрал высоту, его сердце почти разрывалось.

В парении поднимаясь выше, он втянул в себя холодный воздух ночи и, наклонив голову, направил уши к волнам. Рядом тенью замаячил дядя, но Скол на него не глядел. Все еще охваченный чужим парализующим страхом, он старался успокоить дыхание.

— Что ж, — проворчал старый изгнанник, искоса наблюдая за ним. От разочарования его голос понизился. — Что ж. Все в порядке, Скол. Все в порядке. С первого раза справляются единицы. Пробуй снова.

Скол развернулся, чтобы взглянуть на него.

— Я… я не могу.

Стигр напряг когти и прищурил глаз, словно бы готовясь поспорить с ним, толкнуть его. Между ними повисла черная тишина. Затем Стигр медленно выдохнул и заговорил тише, сменив интонацию:

— Скол. Это из-за твоего отца?

Скол моргнул и тряхнул кончиками крыльев, борясь с порывом ветра.

— Что из-за моего отца?

Стигр сжал когти и отодвинулся, когда их крылья едва не столкнулись.

— Не можешь нырять. Из-за того, как погиб твой отец, ты боишься нырнуть?

Все еще переводя дыхание, Скол постарался собраться с мыслями. Над ним с такой яростью кружил безумный призрак красного грифона, что он на всякий случай направил взгляд ввысь и не увидел ничего, кроме звезд, луны и плывущего облака. «Я не знаю имени моего отца, — говорил он Сверину. Своему королю. — И не желаю знать».

Скол постарался вновь сосредоточиться на изначальной цели — сейчас, в полуночном полете над морем. Он испугался, что странное видение и объявший его ужас все-таки могут оказаться гневом Тира, указанием, что он поступает неверно.

Он мучительно желал спросить Стигра, как погиб его отец, но отказ нарушить обещание, данное королю, морозил изнутри, и Скол заставил себя покачать головой, как если бы он все знал. Как если бы кто-то однажды ему сказал, или если бы он помнил.

— Нет. Ну, не знаю. Просто страшно, — на Скола навалилось осознание безумия всего происходящего, и его мышцы напряглись. Завтра у него все будет болеть. Но теперь он ясно осознавал, что нужно сделать. Раз уж это последняя из всех тех потрясающих вещей, которым Стигр его научил.

— Что же. Тогда в следующий раз. У каждого свои страхи.

— Дядя, — он затаил дыхание, когда они взмыли выше, прочь от коварных надводных бризов. Под ними сияющей черной равниной перекатывался океан. — Я больше не смогу прилететь.

Ранняя летняя ночь была настолько светлой, что Скол увидел, как пусто смотрит на него Стигр единственным глазом.

— Отчего?

— Кенна знает, — когда он признался, его охватило облегчение. Но больше он не смог взглянуть на изгнанника. — Слишком опасно.

Внезапно Скол ощутил ком в горле. Но он ведь не собирался сближаться со Стигром. С изгнанником.

— Ясно.

Но интонации в его голосе подсказали Сколу, что Стигр услышал совсем другой ответ.

— Я хочу, но я просто не могу.

— Не хочешь, — Стигр метнулся, стараясь уйти от Скола, но Скол летал быстрее любого грифона на этих островах, и он не отстал. — О, я знал. Я прекрасно знал, зачем ты ко мне обратился. Чтобы стать сильнее прочих порабощенных приспешников Красного короля. Но я надеялся. Я думал, если ты чему-то научишься, если узнаешь о Ванирах…

— И я рад был узнать! — Скол поймал поток ветра и пролетел над дядей, пытаясь увидеть его морду. — Правда, поверь мне, пожалуйста. Но чего бы ты потом от меня хотел?

Они достигли оконечности Острова Звезд быстрее, чем ранее от нее улетели, и опустились на утес на безопасном расстоянии от Ветровода. Стигр тяжело ударился о землю, и Скол куда легче приземлился с ним рядом. В ответ изгнанник развернулся к нему, вздыбив воротник и согнув крылья, похожие на грозовые облака.

— Что бы сделал ты, племянник? Если бы не был занят мечтами о том, как заполучить себе золотые крылья и грацию покорителей-Аезиров? Не видишь, что ли — это твой дом. А они лишь ворье и убийцы.

— Тогда что мне делать? Они моя семья и друзья, — Скол слегка пригнулся, осторожно защищаясь. Он понимал, что Стигр расстроится, но ждал от него большей грубости и отстраненности, а не этой пылкой ярости. — Поселиться с тобой на Черной Скале среди мертвецов? Проводить дни в мечтах о прошлом? Если это из себя представляют пути Ваниров, тогда я до последнего вздоха останусь с Красными королями. Они, по крайней мере, смотрят в будущее!

— Я смотрю в будущее, — прошептал Стигр, пристально глядя на Скола. — Или мне так казалось. Ты должен быть со мной честен.

— Ты все равно сказал, что все уже знаешь. Зачем я к тебе обратился. Зачем я хотел обучаться.

— Я думал, знание тебя изменит.

— И сделает кем? — Скол отошел, ударяя хвостом, и ему захотелось просто вернуться в небо. Приближался рассвет. — С тех пор, как в лесу я встретил Катори, незнакомцы называют меня по имени и намекают на прошлое, которое я не могу узнать!

— Почему не можешь?

— Потому что… — я дал обещание. — Это не важно. Все просто живут дальше. Все счастливы, Стигр! Прайд силен. Даже моя мать, о которой ты ничего не спросил. У нее новый супруг. Она родила мне сестру.

Это заглушило пыл Стигра.

— У нее есть пара? Кто?

— Кадж, — ответил Скол, и неожиданно осознал, что из всех грифонов в прайде, чьи имена он знал, это имя он произносит с наибольшей гордостью. У него поднялось настроение, когда он сравнил синего Каджа с Хальром и даже со Сверином, суровым и пугающим.

— Аезир? И именно он…

— Ну. Вот видишь. Время двигаться дальше.

— Да, — Стигр наблюдал за ним, прижав одно ухо в насмешке над словами Скола. — Хорошо, что ты так разобрался в мироустройстве. Вижу, это далеко тебя завело.

Скол сделал шаг вперед.

— Ты о чем? Сверин доверил мне поселение…

— Доверил тебе? Племянник, я лучше вижу одним глазом, чем ты двумя: ты ослеплен драгоценностями и красными перьями.

— О чем ты вообще говоришь?

— Это изгнание, — Стигр потянул крыло. — Он может все это приглаживать, называть это шансом и честью, но я вижу то, чего не видишь ты. Он отрезал тебя от брата-в-полете, от матери, от всех, кто мог бы при надобности тебя поддержать, от всех, кто мог бы открыть тебе правду.

— Это честь, — прошипел Скол, — делать все, о чем просит мой король. Но тебе не понять.

Стигр посмотрел так, словно Скол полоснул его по здоровому глазу.

— Ты даже не представляешь… — на его морде вместе с несказанными словами промелькнул гнев, и затем он выпрямился, прежде чем наклонить голову. — Если честь превратилась вот в это, тогда ты прав. Мне не понять. Прощай, Скол. Славных ветров.

— Дядя!

Стигр взмыл в небо, и, когда Скол рванулся его поймать, кончик крыла изгнанника хлестнул его по морде.

Скол ощутил себя глупо. Почему он вообще ожидал, что в конце учебы они расстанутся на веселой ноте, и Стигр просто вернется коротать дни в одиночестве на Черной Скале среди своих призраков? Он осознал холодную правду — такого бы не было.

«Я его использовал», — с горечью подумал Скол. Он никогда не думал, что так прикипит к изгнаннику. «Он знал, что я его использовал, и все равно он меня учил, надеялся… на что?» Скол все стоял на краю утеса, а рассвет перекрашивал облака в розовый и темное небо — в серый. На что бы Стигр ни надеялся, это уже не имело значения. Скол получил от него то, что хотел. И, как он сам говорил, пришло время двигаться дальше.

***

— Разве я тебе не говорил? — протараторил ворон, взмывая справа от Стигра. — Красная кровь. Пустая трата времени.

— Не думай, что я не швырну тебя в море, — прорычал Стигр. Каким он был дураком. Его сестра ошибалась, так ошибалась, когда решила растить Скола среди Аезиров, считая, что баланс достижим.

— Такой ты недальновидный, — произнес второй ворон, более плавно поднимаясь слева от Стигра. — Он врывается в этот мир, как новорожденный котенок. Цепляется за прошлое, не доверяет неизвестности.

— Вы оба уже переборщили с загадками, — пробурчал Стигр.

— Он пробуждается, — пробормотал спокойный ворон, счастливо кувыркаясь на ветру.

— Он видит оба пути, — с долей усмешки проскрежетал первый.

— Но он должен выбрать.

— Но верный выбор ему неизвестен. Он и себя-то толком не знает.

— Знает, — упрямо произнес Стигр. — Должен знать. Они бы ему рассказали.

— Не знает.

— Это ты ему должен рассказать.

— Ты должен быть с ним рядом, когда он выберет.

— Вот вы и будьте, — огрызнулся Стигр. — А на меня он больше пусть не рассчитывает.

Найдя попутный ветер, он рванулся к рассвету, чтобы оставить позади своих советников со всеми их загадками.

Глава 18. Охота в Дневную ночь

Рассвет Дневной ночи выдался красным.

Даже из своей пещеры, выходящей на ветровую сторону, Скол видел летящие с рассветного горизонта языки розового пламени: это солнце подсвечивало последние клочья ночных облаков. Все еще наполовину сонный, он тихо улегся, вспоминая о том, что произошло.

Стигр ушел из его жизни. Скол сделал многое. И он сделал выбор. Но облегчение от этого выбора слишком походило на сожаление, чтобы гордиться выученным, чтобы радоваться навыкам, которые Скол должен был преподнести королю и Кьёрну.

«Навыки Ваниров, — пробормотала часть его рассудка. — Запретные навыки». Но Скол изучил их во имя короля, ради службы Сверину. Никто не мог отрицать, что Скол стал лучше драться: и это вышло благодаря Стигру. Когда-нибудь Скол мог попытаться убедить Кьёрна, а затем и Сверина, что в скудные времена можно и порыбачить в море…

«Я думал, знание тебя изменит», — сказал тогда Стигр.

— И кем оно меня сделает? — прошептал Скол ветерку, что просочился в его убежище. Он неспешно двинулся вперед, чтобы выглянуть в утро, и застыл, различив доносимые ветром голоса, сильные, взбудораженные голоса спорящих самцов. Он навострил уши.

— …хватит с нас этого нелепого фарса. Это должен был быть Хальвден. Все так считают. Все это лишь насмешка, — это был Хальр, но с кем же он спорил?

— Я прибыл сюда не ради разговора с тобой, — Кадж.

Их голоса эхом отражались от скалы и отчетливо доносились до Скола. Он встал и выпрыгнул из пещеры, поймал утренний ветер и взлетел на вершину утеса, где стояли двое старших самцов. Прятаться от Хальра или слушать его жалобы он не желал.

— А вот и наш почтенный лидер, — с издевкой отметил Хальр, когда Скол приземлился и направился к ним.

— Славного утра, Хальр, — выдавил из себя Скол. Под взглядом Каджа он вскинул голову повыше, поднимая при этом уши. — Все в порядке? Добро пожаловать, гнездовой отец.

— Спасибо.

— Вы оба знаете, — негромко произнес Хальр с опасной интонацией в голосе, — что эта колония должна была принадлежать моему сыну.

— Скажи это королю, — ответил Скол.

— Королю, королю, — по-воронову передразнил его Хальр. — Вечно грозишь королем, потому что не можешь сам ответить за себя? Ты не сможешь бросить мне вызов, отродье.

Скол, топорща пернатый воротник, не спускал с Хальра взгляда. Но первым заговорил Кадж:

— Он может бросить тебе вызов.

Скол, моргнув, глянул на Каджа, но Хальр залился смехом, и ветер унес его смех в море.

— Проиграет.

Под шкурой у Скола распалился жар, побуждающий прыгнуть и прямо сейчас вызвать Хальра на бой.

— Я уже неплохо выступил против Хальвдена в наш последний поединок.

— Значит, поединок, — сказал Хальр.

Кадж поднял крылья.

— Это не состязание в силе, Хальр. Мы не безымянные неразумные звери. Повинуйся своему королю. Сохрани честь. Ты побеспокоил меня лишь по этой причине? Пожаловаться на свои обязанности? Я прибыл поговорить с моим сыном, а не с тобой.

«Мой сын». От этих слов у Скола по спине пробежали мурашки. Не «мой приемный гнездовой сын». А «мой сын».

— Я хотел тебя предостеречь, — огрызнулся Хальр. — Что, если твой гнездовой сын как-нибудь еще перейдет мне дорогу или вновь опозорит моего сына, он заплатит. Чистокровные Ваниры — груз, который тянет к земле этот прайд, и я это вижу, пусть и не видит король, — отвернувшись от Каджа, он посмотрел на Скола. Перья Хальра были гладкими, как змеиная кожа, а яркие глаза нацелились так, словно он собирался напасть. — Ты жив лишь потому что каким-то образом втерся в доверие Кьёрну.

— А ты, у которого нет брата-в-полете? — голос Каджа похолодел. — Тебе не понять братской любви.

Скол усилием воли пригладил взъерошенное оперение. Спокойствие Каджа его поразило. «Как ему удается оставаться таким тихим и выдержанным?»

— Никто не достоин моего особого доверия и уважения, — прорычал Хальр.

— Ты не смог добиться расположения короля, — прогрохотал Кадж, — так что решил вовсе не заводить друзей, не так ли?

У Скола пробудилось любопытство и остудило гнев. «У Каджа есть преимущество, вот почему он такой спокойный». Дело было в уверенности, Скол видел это ясно, как при ярком свете. Кадж не боялся. Внутри Скола вспыхнуло яркое непрошенное восхищение гнездовым отцом, обычно таким отстраненным.

Хальр не ответил и всем корпусом развернулся к Каджу, будто Скола уже здесь не было.

— А ты-то просто позорище. Оставил жизнь отродью завоеванной Ванировой ведьмы лишь потому что она тебя умоляла. Или она тебя околдовала?

Кадж искоса глянул на Скола и наклонил голову.

— Не я оставил Сколу жизнь.

— Тогда она околдовала Красного Перра! — Хальр топнул орлиной лапой, и Скол понял, что он хочет либо сразиться, либо улететь. — Он наше проклятие, и Тир очень скоро нам это покажет.

— Он все еще из моего гнезда, — в голосе Каджа все-таки прорезался напряженный оттенок гнева. — Навредишь ему, и я решу, что ты навредил мне.

— Я тебя не боюсь, — огрызнулся Хальр. — Ты размазня. Сидишь под крылом у своей Ванировой женушки-размазни, которую ты даже по-настоящему и не завоевал.

— Скол, — негромко произнес Кадж. — Подожди меня в лесу.

— Нет.

Кадж развернулся к нему, выше воздевая крылья.

— Я сказал, ступай…

— Нет. Я не котенок. А что значит: «Не завоевал по-настоящему»?

— У многих Аезиров, — рык Хальра оборвал их спор, — хватило сил, чтобы убить супруга желанной грифоницы. Но не у нашего нежного Каджа.

Глаза Каджа прищурились, и он замешкался, не отрывая взгляда от Скола. Скол не двинулся, и Кадж развернулся к Хальру.

— Я не убил ее мужа, значит, я не по-настоящему ее завоевал, так?

У Скола вырвался вздох. Сигрун никогда не рассказывала, кто убил его отца. Однажды, чтобы он слушался синего грифона, она сказала, что это был не Кадж, и предупредила, чтобы Скол никогда больше об этом не спрашивал. Скол всегда считал, что она обманула. Ведь так все было устроено. Прилетели завоеватели и забрали трофеи — земли, пещеры и овдовевших грифониц в жены.

— Это я и имею в виду. Почтенный Кадж. Даже завоеванные так говорят. Ты за нее даже не дрался. Лишь примчался после боя, подхватил ее в лапы, а теперь вы истинные супруги и у вас любовь, не так ли?

— Да, — пробормотал Кадж. — Именно так. Или всем нам стоило брать пример с тебя, убивать воина-Ванира нашей будущей пары прямо у нее на глазах? Затем ее котят?

— Моя супруга меня хотя бы не приворожила.

— Не собираюсь тратить на это время, — прорычал Кадж. — Идет Дневная ночь. Если собрался клясть меня еще какими-нибудь пустоветренными словами, лучше проваливай.

— Следи за своим гнездом, почтенный Кадж, — предостерег Хальр, и, когда он пронзил Скола взглядом, его слова почти превратились в рык. — Оно под тобой гниет.

Больше ничего не сказав, Хальр поднялся в рассветное небо. На миг между Сколом и Каджем витал лишь слабый ветер и сладковато-терпкий запах сосны.

— Итак, — фыркнул синий грифон, не встречаясь взглядом со Сколом. — Этим утром я прибыл поговорить с тобой. Сказать, чтобы ты был осторожен. Ты приобрел врагов. Но, думаю, это ты уже понял.

Само по себе у Скола вырвалось:

— Ты правда не убивал моего отца?

— Нет, — Кадж медленно повел хвостом. — Действительно нет.

— А тогда кто? — в этот миг Скола уже меньше заботил Хальр. — Ты видел моего отца? Ты его знал?

Кадж настороженно промолчал. Затем раздалось:

— Я видел его. Но я его никогда не знал.

— А кто его убил?

— Скол, — пробормотал Кадж. Чувствуя в его голосе сожаление, Скол не верил своим ушам. Золотые глаза Каджа пристально смотрели на него. — Разве тебе будет легче, если ты узнаешь?

— Не знаю, — прошептал Скол. Его охватило столько сожалений. Ссора со Стигром, правда о Кадже, страх насчет ненависти Хальра. — Но мне нужно знать.

— Только помни, что это все в прошлом.

— Хорошо.

Восходящее солнце окаймило синие крылья Каджа золотистым, и его низкий спокойный голос проник Сколу прямо в сердце: теперь он вспомнил, что так же было и в детстве. Кадж старался рассказывать ему истории о ветровых землях, старался научить его быть воином, но Скол предпочитал учиться в одиночестве. «Это не он от меня отдалялся, — осознал Скол. — А я от него».

— Твой отец был последним, кто дрался с нашим королем, — пробормотал синий воин. Скол уставился на него, затаив дыхание.

— Со Сверином…?

— С самим Перром, — сказал Кадж. — Помнишь, он был королем до Сверина. Он был королем во время Завоевания.

«Он что, сочиняет все это? Смерть, достойную великого воина, чтобы мой отец выглядел лучше в моих глазах ради моего спокойствия?»

Золотые глаза Каджа поймали утренний свет, и Скол понял, что Кадж говорит правду.

— Сам Красный Перр убил твоего отца, и он… — Кадж замешкался, словно бы обдумывая, говорить Сколу правду или нет. — Прайд его так любил, что его смерть завершила войну. Твоя мать молила оставить тебя в живых, и Перр понял, что, если тебя убить, бой возобновится. Так что тебе оставили жизнь.

Между ними пронеслись ветра, пахнущие морем и сосновым лесом.

— Спасибо, — оглянувшись, прошептал Скол.

— Этим утром я прибыл еще и затем, чтобы сказать, что я тобой горд, — Кадж почти перешел на шепот. Скол никогда не слышал, чтобы он говорил так тихо.

До них долетели голоса: прочие грифоны выбирались из пещер, взмывая по рассветному ветру и разминая крылья. Кто-то приветствовал Каджа, но его внимание принадлежало лишь Сколу.

— Ты хорошо здесь справляешься, и мне ясно, что управлять поселением — не то же, что летать по ясному небу. Кьёрн рассказал, что ты не создашь пару в этом году, и это правильно, Скол.

Скол моргнул ему в ответ, отвлекаясь от размышлений. По ряду причин он считал, что Кадж не обратит внимания, выберет ли он себе супругу; считал, что ему будет все равно.

— Рад от тебя это слышать.

Кадж слегка наклонил голову. Скол переступил лапами по траве, думая, что бы еще ему сказать. Он никогда так не общался с Каджем, хотя и знал, что Сигрун всегда хотела, чтобы они сблизились.

— Я мог бы стать тебе отцом, — вдруг сказал Кадж. Воцарилась полная тишина, и Скол мог только следить за метелками трав. — Но даже котенком ты бы меня не принял. Думаю, ты уже знал голос своего отца.

— Я был слишком маленьким… — даже для Скола это прозвучало слабо, и он не поднял взгляда.

Он задержал дыхание и медленно выдохнул, думая об уроках Стигра и о том, как Сигрун настаивала, чтобы он присматривался к Каджу и старался у него учиться, и об ее единственном отрицании того, что Кадж убил Сколова отца. Когда Кадж пошевелился, Скол навострил уши и поднял взгляд.

— Я сделаю все, на что способен, чтобы ты и дальше мной гордился, — прошептал он, глядя в золотые глаза, что пугали его в детстве, оценивали в возрасте слетка и теперь, как Скол осознал, сияли от одобрения.

— Тем, на что ты способен, я буду гордиться всегда, — пробормотал Кадж. — И всегда гордился.

— Я не знал, — растерялся Скол. «Это я всегда держал его на расстоянии вытянутого крыла, а не наоборот».

— Теперь знаешь, — Кадж посмотрел на него и затем отступил на шаг. Скол не нашел что сказать, и казалось, Кадж был этим доволен. — Помни и другие мои слова. Береги себя. Увидимся на пиру.

Над головой простиралось безупречно-голубое небо, выжженное ярким белым летним светом. Сегодня темнота не наступит. Все утро грифоны летали туда-обратно от Ветровода к гнездовым утесам Острова Солнца, без устали обмениваясь планами об играх и еде и сплетничая, кто с кем составит пару.

В последней четверти дня все должны были остаться на Острове Солнца, чтобы отпраздновать. Кто-то заговаривал о том, чтобы в знак грифоньей силы все-таки отправиться на Ветровод, но в конце концов даже Сверин объявил, что оставлять в одиночестве молодых матерей с котятами слишком опасно, и даже опаснее будет забрать их на Ветровод. На Острове Солнца на них могли набрести грифоны-чужаки, а если грифоны решат отпраздновать на Ветроводе, волкам выдастся подходящий случай для атаки.

Скол хотел оспорить этот аргумент. Он предполагал, что волки будут заняты собственным праздником. И, насколько он знал Катори, он не мог представить, чтобы она напала на грифонят, которым исполнилось всего несколько месяцев. Еще он не видел на островах никаких больше изгнанных грифонов, кроме Стигра, а другие изгои, что могли обитать на островах, никогда не нападали на прайд. Скол догадывался, что они могут скрываться, ведь и Стигра он не видел, пока изгнанник сам себя не обнаружил.

Из-за этого Скол задался вопросом, что же случилось с остальными, с теми, кого не убили на войне. Скол ума не мог приложить, куда они отправились, если только не спрятались где-то на Серебряных островах. Он еще столько всего не спросил у Стигра.

Когда он об этом подумал, то решил ничего не оспаривать. Все равно все бы лишь насмеялись. Вместо этого Скол продолжил разрабатывать план о пяти охотах на Острове Звезд: ради мяса для праздника Дневной ночи.

На охоту в лесу отправились два отряда с Ветровода, а три стаи с Острова Солнца рыскали в полях и на побережье. Скол присоединился к одному из лесных отрядов.

Внизу, по рыжеватым промелькам сквозь гущу зеленых крон, Скол вычислил оленье стадо и подал сигнал остальным. Скол, Хальр, Кенна и Эйнарр сомкнулись вокруг стада ромбом.

Скол раскинул крылья и спикировал: теперь у него хватало опыта в приземлении среди деревьев. У самых верхушек он поджал задние лапы, сложил крылья и снизился, сперва ударив землю передними лапами. Олени бродили впереди, в сосновом редколесье. Тени и ветер помешали им заметить, как приземлился грифон. Мелькнули цвета поярче, фиолетовый и бирюзовый, и исчезли в густом подлеске. Скол не видел, как снизился Эйнарр, ведь его окрас затерялся на фоне красных стволов можжевельника. Все олени напряглись как один, вскинув головы и подергивая ушами. Скол пригнулся, дожидаясь, пока они не успокоятся, и его взгляд принялся блуждать по стаду в поисках слабейшего.

На краю стада он выцепил старую самку, беспечную, с легкой хромотой. Кенна наверняка заметила ее первой, и вслед за ней — Эйнарр. Скол издал тихую трель. Недавно охотники стали имитировать птиц, чтобы перекликаться в лесах. На эту идею Скола натолкнуло то, как вороны имитируют и дразнят прочих птиц, и Скол до сих пор ею гордился. Охотницы-грифоницы ее обожали, а самцы, сами того не хотя, ею восхищались. Сколу ответил клич сойки. Эйнарр. Затем горлица. Кенна. Они заметили олениху. Скол навострил уши, дожидаясь Хальрова клича.

Не дождался.

— Какая жалость, — скрежетнул голос позади, и Скол испуганно развернулся. Оленье стадо вновь замерло, вздернув головы. Позади Скола к земле пригнулся Хальр, покачивая хвостом из стороны в сторону. «Почему он не на месте?» Живот Скола стиснуло от страха, и он стал озираться.

— Жалость?

— Что волки отважились подойти так близко к нашим охотничьим землям, — его низкий рычащий голос звучал почти мурлыканьем. — Когда я доставлю принцу такую весть, это разобьет мне сердце.

В тот миг, когда Скол все осознал, Хальр прыгнул. Скол перекатился, борясь с паникой. Потасовка спугнула оленей, и они умчались, разметая копытами папоротник и ветви зарослей. Остальные грифоны были слишком далеко, чтобы увидеть Хальра, оленье стадо и густой лес на его пути.

— Эйнарр! — выкрикнул Скол. Хальр развернулся, пригнулся и снова прыгнул. Скол уже успел переместиться.

Сколу ответил клич Эйнарра, но долетел он с более дальнего расстояния, чем ранее. Сердце Скола сжалось от ужаса. Эйнарр удалялся, решив, что Скол отдал ему приказ преследовать стадо. И Кенна наверняка его поддержала.

Скол отскочил от третьей атаки Хальра. «В любом случае, я все еще быстрей». Если он сможет выбраться на прогалину или разыскать Эйнарра либо Кенну, они увидят.

Но они гнались за оленем. Стук копыт уже отдалялся. Скол прорвался между деревьев, и Хальр едва за ним поспевал, дергая его за хвостовые перья.

— Да, беги, — огрызнулся он. — В этом твой род преуспевает. Вот только не возвращайся и…

Скол развернулся и врезался в крупного грифона. Хальр издал вопль и попытался отпрянуть, но Скол вскочил ему на спину и принялся клевать за уши.

Он должен был этого ожидать. Кадж ведь предупреждал.

Хальр упал на бок, придавив Скола к земле. Это вышибло из него дух, он отпустил хватку, и Хальр отшатнулся.

— На твоем месте должен быть мой сын, — прорычал Хальр.

Скол с усилием поднялся и вскрикнул, когда когти Хальра зацепили его бедро и вонзились в плоть. Хальр рванулся вперед и швырнул Скола обратно на землю, на бок. Прежде, чем он успел шевельнуться, Хальр прыгнул на него, навалился на задние лапы Скола, придавил их собой, сжал орлиными когтями крыло и свободную лапу Скола. Второе крыло и вторая передняя лапа сильно ушиблись о землю.

— Ты должен был умереть десять лет назад, — прошипел Хальр, силясь добраться до горла Скола.

Скол боролся с хваткой Хальра, пригибая голову, чтобы избежать щелкающего клюва, и бешено озираясь в поисках хоть чего-нибудь, хоть кого-нибудь.

Сквозь крону на них смотрел ворон. Он приоткрыл крылья, в танце расхаживая туда-обратно вдоль сосновой ветки.

«Поразмысли, какова лиса», — произнес голос дяди. Вес Хальра мешал дышать.

Скол бился, но не мог совладать с тяжестью и хваткой Хальра. В его ребра впивались камни и корни. Хальр ухватил его за переднюю лапу, грозя раздробить кость.

«Подумай, какова птица-мать, — сказал голос Стигра. — Она убирается прочь, притворяясь, что у нее сломано крыло».

Скол вскрикнул под напором Хальра и вновь нашел взглядом ворона. С мыслями о волках, с мыслями о Лепу, он сумел выдавить слова из своей груди и заговорить на земном языке:

— Помоги мне… брат.

Ворон со смехом сорвался с ветки и исчез в густой зелени чащи. Скол зажмурил глаза.

— Готовься встретиться с Тиром, — огрызнулся Хальр.

Глаза Скола распахнулись. Когда Хальр оттолкнул переднюю лапу, которой он пытался защитить горло, Скол повернул голову набок и уставился в чащу, будто бы что-то заметив.

— Ваше высочество?

Ему ответил грифоний клич. Хальр вскинул голову, и Скол врезал ему в брюхо задней лапой, а затем полоснул по глазам.

Ворон, подражавший грифону, упорхнул прочь. Скол освободился и вскочил. Хальр отшатнулся, и его гневный рык эхом разнесся по лесу. Оставалось лишь спасаться бегством. Скол не мог взлететь. И не мог сразиться с Хальром.

Он бросился бежать, окрепший после долгих ночных уроков со Стигром, который настаивал, чтобы Скол бегал чаще, чем летал; чтобы он лазал, бегал и прыгал. Заросли хлестали по морде, но он карабкался по корням и камням проворно, как волк.

Он обогнул заросли крапивы и врезался в Эйнарра, что бежал в его сторону с той же прытью. Они повалились, и Скол сумел встать, тяжело дыша.

— Скол! Что…

— Волки, — огрызнулся Скол. Кто же поверит, что Хальр на него напал. «Они знают, что у нас с Хальром конфликт. Они решат, что я просто пытаюсь от него избавиться». — Где Кенна?

— Впереди, — Эйнарр тяжело дышал, и его взгляд сначала блуждал по отметинам когтей на бедре у Скола, а затем переметнулся к Хальру, что неуклюже приблизился к ним.

Пульс Скола забился прямо в горле, но старший грифон на этот раз не напал. Не при свидетеле. «В конце концов, я брат-в-полете принца».

Взгляд Эйнарра метался с одного на другого.

— Мы ранили старую важенку, но она все пытается удрать.

Они побежали вперед, а затем выстроились в ряд, когда Эйнарр подал знак, что важенка впереди. Скол первым ее увидел, старую самку, ковылявшую вверх по крутому склону скалы, выступавшей из леса. Летать было негде. Не останавливаясь, Скол, наловчившийся в лазании по Черной Скале со Стигром, взобрался по склону вслед за добычей.

Когда важенка увидела, как он карабкается, она остановилась, вздрагивая, и, казалось, стала его дожидаться. Скол прыгнул, чувствуя, как былой страх наполняет его энергией, и рухнул на спину важенки. Они упали. Скол подмял ее под себя, отшвырнув так, как не смог отшвырнуть Хальра. Они врезались в землю.

Оглушенный падением, он пригнулся, впиваясь орлиными когтями в ее лопатки и ребра. Ее бока все еще вздымались и опадали, хотя она была вся переломана. Тяжелая смерть. Скол перевел дыхание, затем его взгляд встретился с ее темными глазами. Она наблюдала за ним. Смотрела на него. Как смотрел Лепу. Хальр прорычал, чтобы Скол поторопился ее забить, иначе они пропустят весь праздник. Будто бы он не пытался только что убить Скола в лесной чаще.

— Убей ее, — огрызнулась Кенна, ее голос был напряжен и полон охотничьего азарта.

До Скола сквозь время донесся голос Катори, и на миг он оказался в полумраке, на миг он снова увидел Лепу и услышал, как сам пожелал мирной смерти старому вепрю.

«Так мы обращаемся ко всем, кто умирает, — сказала Катори. — Чтобы они помнили себя».

— Ты славно бежала, — прошептал Скол важенке, прожившей долгую жизнь. Ее стекленеющие глаза не моргали. «И они с честью, с именем вступают в следующую жизнь». — Обрети мир. Сестра.

«А мы с честью продолжаем жить нашу».

Ее голова откинулась. Прежде чем Скол успел обдумать, откуда взялись последние мысли, он укусил и ощутил, как ее жизнь возвращается в землю.

«Но только когда мы познали других, — прозвучала песня в мыслях Скола, когда он пришел в себя, — тогда и себя обрели через них».

Кого-то окликнул ворон. Поднялся волчий вой, призывая на охоту.

— Разделите мясо, — у Скола пересохло в горле. — Самое время лететь на Остров Солнца.

Когда Эйнарр и Кенна направились вперед, Скол и Хальр переглянулись над телом важенки. Хальр прищурил глаза, и Скол вскинул голову, направив уши вперед.

Хальр в первый раз отвел взгляд.

Глава 19. Полет в Дневную ночь

Воды Бегущей-в-ночи катились и разбивались о скалы под крыльями Скола и стайки прочих молодых самцов. Одной из традиций Дневной ночи была гонка вдоль великой реки, и Скол в ней участвовал уже пятый раз подряд, при этом летал не затем, чтобы впечатлить избранницу. От деревьев, растущих по берегам, из-за низкого солнца падали длинные тени, и свет плескался в воде.

Скол возглавлял гонку и легко нырял в воздухе над водой, ниже и быстрее всех, срезая путь на поворотах. Летать выше деревьев считалось жульничеством. Полет развеял все беспокойства. Радость от слаженной работы мышц, от ветра и водных брызг в перьях не оставляла места для раздумий о Хальре, Стигре или волках.

Справа со Сколом поравнялся Эйнарр, и Скол засмеялся, делая резкий крен, чтобы оттеснить младшего грифона к деревьям. Эйнарр, тяжело дыша, издал смеющийся вопль, а затем взмыл вверх и в сторону, прямо под макушки деревьев. Кьёрн остался далеко позади вместе с прочими крупными самцами. Чувствуя превосходство, Скол сильно снизился, погрузил когти в воду и на миг подался назад, чтобы обрызгать остальных грифонов. Он задел хвостом по воде, и капли соскользнули с его перьев так же легко, как соскользнули бы и с утиного крыла.

Обогнув следующий речной изгиб, Скол совсем потерял остальных из виду и заострил крылья, чтобы мчаться еще быстрее. Для него это был единственный шанс, чтобы и вправду себя показать.

Он заметил лишь изумрудный проблеск впереди, среди деревьев, и сразу же из-под них к реке вырвался Хальвден. Скол развернулся, хлопнув крылом по воде, а потом, потрясенный, выровнялся в воздухе. «Он что, поджидал?»

— Жульничеством тебе не победить! — выкрикнул Скол. Но в то же время он подумал, что Хальвден, судя по прищуру и вытянутым когтям, скорее охотится, чем участвует в гонке.

Хальвден не ответил: он изо всех сил захлопал крыльями, чтобы догнать Скола, и оказался сбоку от него. Скол обернулся, но широкий поворот скрывал от него прочих грифонов. Если бы он полетел к ним, Хальвден бы его поймал.

— Сдавайся, — крикнул Скол так весело, будто это была лишь дружеская игра. — Я оторвусь от тебя в ущелье у водопада.

Река устремлялась вперед и, раздвигая заостренные камни и обломки валежника, создавала опасные заводи и пороги. А затем, распахиваясь, обрушивалась с утеса в море.

Молчание Хальвдена пугало Скола сильнее угроз. Скол прижал крылья, чтобы разогнаться над небольшими водопадами, а потом расправил, чтобы вновь набрать высоту и не шлепнуться в реку.

Его мысли бешено метались в голове, и он задавался вопросом, не набрался ли Хальвден такой ярости из-за разговора с отцом. Конечно же, он не собирался атаковать, но…

Когти вцепились ему в хвост, и Скол вскрикнул.

— Хальвден! Я не собираюсь с тобой враждовать!

Когда он попытался взмыть, его крылья хлестнули по воде. Хальвден дернул его на себя и толкнул, силясь сбросить в речку.

— Зато я с тобой враждую, — огрызнулся зеленый грифон. Половина его слов утонула в громе порогов. Никто не подлетал. «Они что, сдались, увидев, что я их так опередил?» — Твоя кровь позорит мою. И весь прайд.

— Что…

— Кенна мне рассказала.

Дикая неразумная злоба застила Сколу глаза. Он вытянул крылья, выравниваясь, чтобы не упасть в реку, не врезаться в скалу.

— Ты тоже наполовину Ванир! — Скол высвободился и сделал крен к водопаду. — Забыл?

Шум воды прорезал яростный рык Хальвдена:

— Замолчи!

— Ты должен себя ненавидеть! — Скол по-соколиному изогнул крылья и проскользнул чуть впереди Хальвдена, не умевшего летать с такой же точностью. Он-то тренировался лишь в драках.

— Забери свои слова обратно, мразь!

Скол сосредоточился на водопаде. Последний урок Стигра не покидал его мыслей. Если он нырнет вниз, прямо вниз, в море вместе с потоком, то Хальвден или врежется в воду, или вообще сдастся. Скол надеялся, что он врежется. Так было бы быстрее и проще, чем драться с ним.

— Так поймай меня и заставь их забрать!

Скол вырвался из-за деревьев, пролетел над утесом, что обрывался в море, а затем сложил крылья и спикировал. Хальвден снизился, следуя за ним.

Два вдоха. Скол уставился на водоворот в том месте, где река впадала в море. Его глаза ужалило ветром. Брызги водопада окатили его, как ливень, но соскользнули с перьев. Хальвден дрогнул.

Он смог бы это сделать. Скол стиснул когти, а затем у него перехватило дыхание, когда возник чуждый страх. Яростный грифон над ним — и море, и кровь клубится в воде. Страх проник ему в мышцы, и Скол, заставив себя перебороть его, подготовился. В море все обернется забвением. Он пикировал на большой скорости — как сокол, как камень.

Вода рванулась навстречу, и Скол вскрикнул от ужаса, который ему не принадлежал.

Он в панике взметнулся и проскользил вдоль волн. Его мышцы и сердце вновь свело холодом из-за провала. Он не мог нырять. Он не стал бы нырять в море. Оно могло убить его, а если бы он выжил после такого погружения, это означало бы, что он истинный Ванир. Это означало бы, что он предал короля и Кьёрна.

И это означало бы, что у Хальвдена есть все причины, чтобы жестоко его преследовать над волнами.

Быстро глянув назад, Скол увидел, что Хальвден спускается тяжелее и медленнее, держась на безопасном расстоянии от водопада. Разум Скола помутился от сомнений. Остановиться и принять бой? Или лететь дальше? Однажды он победил Хальвдена на земле. Но не был уверен, что сможет побить его в воздухе.

Скол полетел.

У берега громоздились разломанные каменные столбы, лабиринт из древних громад времен Первой Эры, покрытых мхом. Скол петлял между ними, и от него все сильнее отдалялись проклятия Хальвдена.

Его поразила мысль, и в то же время он осознал, насколько сглупил. Он нуждался в свидетелях. Прямо перед ним со скалистой громады слетел ворон, и Скол моргнул. Птица воспарила к Острову Звезд, а Скол развернулся к гнездовым утесам. Рядом с ними высились заброшенные скалы, где гнездились старые Ваниры.

Скол пролетел в ту сторону, и его окатило облегчением, когда он увидел прочих грифонов. «Наверное, они решили, что мы с Хальвденом просто продолжили гонку по такому пути. Просто играли. Ради забавы летали среди здоровенных столбов. И кто же мне поверит, если я расскажу им, что все было иначе, а Хальвден тогда возразит и обвинит меня во лжи?»

Кьёрн бы поверил, но потом высунулся бы Хальр с рассказами о том, как Скол защищает волков и выступает против него, и тогда пришлось бы иметь дело со Сверином.

Скол ударил крыльями, чтобы набрать высоту, и Хальвден повторил. При виде остальных он резко оторвался от Скола. Затаив дыхание, Скол проследил, как зеленый грифон взмыл в небо к сородичам так непринужденно, будто ничего и не случилось.

Вместо того, чтобы последовать за ним, Скол взмыл к старым убежищам, ворвался в одно из них и там пригнулся, прячась во мраке. Его дыхание медленно успокоилось, и до него донесся запах костей и плесени. Он прижался к скале, подергивая ушами и прислушиваясь на случай, если Хальвден вернется за ним. Затем, медленно вздохнув, Скол прислонился головой к каменной стене.

И, сам тому не веря, сквозь страх он услышал голос матери.

— …не жалуясь, сделала все, о чем ты просила.

Скол поднял голову, а затем опять прижался ухом к стене. Бормотание Сигрун отчетливо доносилось сквозь скалу из соседнего логова.

— Прайд доволен. Это все еще нужно?

— Довольна ли ты? — второй голос был знакомым, но Скол никак не мог его вспомнить, и это раздражало. Он затаил дыхание и придвинулся поближе к скале, сквозь которую доходили голоса, приглушенные, но отчетливо передаваемые камнем.

— Да, — голос Сигрун звучал раздраженно. И как-то еще. С такой интонацией, какую Скол еще не слышал в ее голосе. — Достаточно. Прайд силен.

Скол понял, что это страх. Сигрун боялась.

— И счастлив. Мы живем в мире.

— Пока правит Красный король, у нас не будет ни мира, ни свободы.

У Скола перехватило и без того осторожное дыхание. Похоже, его мать разговаривала с мятежной грифоницей.

— Тогда воззови к нему, — отрывистым голосом произнесла Сигрун. — И надейся, что видение короля было правдивым. Призови его. И пусть это случится поскорее. Поскорее, сестра-в-полете, или вовсе никогда.

Зашуршали перья: улетела Сигрун. Скол прижимался к камню, затаив дыхание. Вновь шорох и шум крыльев. Они обе удалились. Он знал голос матери. И второй был знакомым. Но чьим?

Сердце Скола сильно колотилось, и он остался в логове, не сводя глаз с замшелой скалистой стены.

На Медном утесе Скол держался рядом с Кьёрном и Тейрой и делил с ними еду — перепелку с зайцем. За его внимание боролись так много мыслей и идей. Хальр с Хальвденом точно желали его смерти, но, правда, Скол не мог предположить, как долго еще они будут его преследовать. Он подумал о Стигре, но вернуться к нему за советом было невозможно. Он подумал о Кадже, но ему не хотелось признаваться в неприятностях перед гнездовым отцом. Особенно после того, как он узнал, что все эти годы Кадж им гордился. Скол уже противостоял Хальру и Хальвдену как взрослый воин, и он не собирался терять этот статус, прося чьей-то помощи.

Глядя, как Кьёрн мягко мурлычет Тейре, он вспоминал о рассказе Каджа.

«Отец Сверина убил моего отца». Скол попытался поесть, но это было все равно что грызть камни. Значит, дед Кьёрна. Кадж просил помнить, что все это осталось в прошлом.

Он окинул взглядом собравшийся прайд: смех, веселые игры и пиршество. В собрании стольких грифонов ощущалась такая сила.

Сверин был прав. Они были сильнейшими на свете, без сомнений величайшими, и при осознании этого Скол засиял от гордости. Он оглянулся на Кьёрна и Тейру, которые этим вечером едва ли замечали кого-либо, кроме друг друга. Скол не мог держать зла на Кьёрна за поступки его деда.

Но даже при этой мысли Скол ощутил в своем сердце тлеющий уголек. Это чувство не было похоже на злость, но оно не давало покоя. Скол постарался утихомирить его хотя бы на ночь. «Все, что я делаю — это ради короля и Кьёрна».

Эти слова отозвались пустотой в его рассудке. «По этой ли причине я стал учиться у Стигра?»

Когда небо побледнело и сделалось золотистым от заката, что продлится всю ночь, и когда по нему помчались розоватые клочки облаков, Сверин взобрался на вершину нагромождения скал. Скол уставился на него, такого могучего и сильного на фоне неба, и это немного укрепило в нем преданность королю.

— Эта Дневная ночь ярко освещает нас, мой прайд. Я видел, как вы старались и становились сильнее. Нашу победу на всех этих островах я вижу так, словно она уже случилась. И да будет радостной эта ночь, — он расправил красные крылья и зарычал прямо в небо, повысив голос до орлиного крика, что прокатился над спокойным сияющим морем.

Грифоны знали, что значат эти слова. Тейра рассмеялась и вскочила, резвая, как котенок. Одним прыжком она опрокинула Скола и спрыгнула с края утеса в закатное небо. Кьёрн быстро поднялся на лапы, навострив уши.

— Сдается мне, тебе стоит быть пошустрее, — пробормотал Скол. Он наблюдал, как его смеющиеся ровесники и грифоны помладше взмывают с утеса, ловят легкий ветерок и собираются над водой в разноцветную спираль. На эту ночь он должен был отбросить все сомнения. Чтобы Кьёрн сам не пошел на попятный.

Кьёрн фыркнул.

— Ты не летишь?

— В этом году — нет, — ответил Скол, хотя и поднялся. Это решение он принял быстро, с учетом всех прочих мыслей и сомнений, с которыми пришлось столкнуться. — Всю жизнь я думал, что останусь без пары. И торопиться с выбором не собираюсь. Лети, Кьёрн. Она тебя ждет.

— Брат-в-полете…

— Ага, он самый, — Скол боднул головой золотистую лопатку принца. — И навсегда.

Кьёрн куснул его за уши, затем усмехнулся и развернулся, чтобы спрыгнуть с утеса и присоединиться к воздушному танцу. Скол подался за ним, но резко остановился и стал наблюдать, хлеща хвостом. Да, это был танец. Примерно двенадцать юных пар кружились, смеясь и выкрикивая друг другу вызовы. Скол мог только представить, какого это. Чувствовать вихри от взмахов крыльев друг друга, восторг от близкого полета. Ему не терпелось взлететь, показать себя, чтобы… завоевать подругу?

Он захлопнул крылья. Он даже не осознавал, что расправил их. Не в этом году. Сейчас он лишь смотрел. Юная грифоница, слишком юная на его взгляд, может быть, лет пяти, спорхнула вниз, трепеща крыльями, смеясь и подзывая Скола трелями. Ее бледные-пребледные крылья, сияя на солнце, напоминали бриллианты или розовый кварц из сокровищ Сверина. Скол откликнулся, но опустил голову. Он увидел, как мимо пронеслась фиолетовая Кенна, но, игриво улетая от Хальвдена, она и не взглянула в сторону Скола.

Она выдала Скола с его ночными полетами. Но Хальвден не рассказал королю. Должно быть, боялся, что, если тот узнает о предательстве Скола, то засомневается и в полукровке. Скол стоял, стиснув когтями землю.

А если бы он рассказал, Скол начал бы все отрицать.

«Потому что я лжец». Просто другого выхода не было.

Встряхнувшись, чтобы отогнать от себя разочарование, Скол насторожил уши и поднял голову в поисках Тейры с Кьёрном. Он не смог их увидеть, пока не посмотрел еще выше. Они гонялись друг за другом высоко в чистом воздухе, маленькие, как воробьи. На земле собирались еще грифоны, счастливо бормоча и издавая трели. Скол увидел, как супружеские пары, в том числе Кадж с Сигрун, вместе взмывают с утеса, чтобы присоединиться к танцу и обновить собственные клятвы.

Скол мельком взглянул на Каджа, на то, как старший синий воин летит вместе с Сигрун. Его полет был простым, сильным, прямым — никаких показательных кружений и разворотов, как у молодых самцов.

«Я мог бы стать для тебя отцом», — сказал он в тот раз. Но Сколу не суждено было увидеть полет своего отца. Он опять встряхнулся и глянул на Остров Звезд, задумавшись над тем, как празднуют волки — а затем задумавшись, какое ему вообще до этого дело. Он прижал уши и посмотрел вверх, вглядываясь в яркое небо, оранжевое с золотым, чтобы найти в нем Кьёрна и Тейру.

Он увидел, что они плотно кружат. Казалось, что Тейра уклоняется от избранника. Скол рассмеялся про себя. Она играла, но все-таки, если самец не сможет поймать свою пару, какой из него в таком случае выйдет супруг? Так что они понарошку, но все же сражались. Скол увидел, как Тейра высоко взмыла, удаляясь и выискивая выгодное положение. Но Кьёрн остался внизу, описывая все более широкие круги.

— Не сдавайся, — прорычал Скол. Но затем он понял. Кьёрн собирался проделать трюк, которому когда-то обучил его Скол — и сперва зависнуть на месте.

Тейра спикировала, издав торжествующий клич. Скол следил в надежде, что Кьёрн вспомнит движения, и его крылья приоткрылись от беспокойства.

Тейра, расставив когти, уже почти настигла Кьёрна, и в этот миг он выровнял полет, а потом перекувыркнулся назад. И, когда Тейра метнулась мимо, Кьёрн, захлопнув крылья, упал на нее. Скол и представить себе не мог, что друг так ловко справится.

Он громко рассмеялся и вприпрыжку покружил по земле. Тейра заклекотала от неожиданности, а потом по островам разнесся их с Кьёрном орлиный крик. Скол смотрел, как они боролись, вместе хлопая крыльями, пока не сцепились когтями, не сложили крылья наполовину и не упали.

Уже и другие пары успели так сцепиться и упасть, объявляя у всех на глазах о своем доверии, силе и любви, но никто из них не мог сравниться с парой Тейры и Кьёрна. Они падали с изяществом, ловя взмахами крыльев солнечный свет, вращаясь в воздухе солнечной спиралью.

«Узрите! — казалось, говорили они своим ослепительным полетом. — Узрите будущего короля и королеву».

Королеву! С этой мыслью Скол ощутил головокружительный прилив радости, как если бы отправился в такой же полет. Все прочие мысли исчезли. Стояла Дневная ночь. Время любви и радости. «Моя единогнездная сестра будет королевой». Все Сколовы сомнения потускнели. Сверин не будет править вечно. Однажды его сменит Кьёрн — вместе с Тейрой.

«А что же потом?» — спросило что-то в глубине его сути.

«Пока правит Красный король, у нас не будет ни мира, ни свободы».

Но Скол не считал, что Кьёрн так же суров, как его отец.

С утеса наблюдали все больше грифонов. Бунтуя против собственных мыслей, Скол прыгнул на край скалы и издал одобряющий рык. Присоединились и другие, даже Сверин с вершины скалы. Кьёрн и Тейра падали, пока не оказались на высоте двух прыжков от волн, а потом разорвали хватку и заскользили низко над водой.

В то время как воздушные танцоры размыкали хватку и улетали парами, другие грифоны разбредались с края утеса, чтобы убрать оставшиеся от пира кости, отдохнуть и посплетничать о парах. Кто-то улетал к Ветроводу: проверить логова, разведать обстановку или поспать. Все согласились, что не стоит оставлять поселение пустовать на всю ночь.

Скол прошелся по траве. Ему нужен был план, нужен был способ решить проблему с Хальвденом и Хальром и не выставить себя при этом трусом.

Сбоку он ощутил чье-то присутствие, приближение кого-то тихого, словно облако. Он обернулся и увидел Вдовую королеву Рагну. Моргнув, он низко наклонил голову.

— Тебе не приглянулась ни одна грифоница?

В знак уважения он направил в ее сторону оба уха. Она выглядела старше прежнего, устало, немного грустно. Наверное, при виде брачных полетов она вспоминала погибшего супруга. Прежнего короля. Скол отвел взгляд, подергивая хвостом.

— Нет. Все так неожиданно случилось.

— Всему свое время.

Казалось, она одобрила его выбор, и от этого Сколу сделалось лучше, хотя он общался с ней всего лишь второй раз в жизни. На миг между ними воцарилась тишина, затем Скол глянул в сторону: на то, как грифоны летят к своим пещерам, чтобы вздремнуть. Кто-то все еще резвился или смотрел на последние из брачных полетов.

Солнце сияющим огненным шаром повисло в ночной части неба. В рассветной стороне из-за серого моря выглянул золотисто-желтый край полумесяца. «Тир и Тьёр», — подумал Скол, глядя на брачные полеты. С Дневной ночи брало начало настоящее лето, а за ним, мелькнуло в мыслях Скола, дело медленно пойдет к осени и зиме.

В следующем году у Кьёрна может появиться детеныш! Этой мысли Сколу хватило, чтобы вновь удержаться от слов. Время пролетело незаметно.

— Когда я была молода, — пробормотала Рагна, — мы праздновали всю ночь.

— Вы чтили Тьёр, — сказал Скол, чувствуя смелость. Он поднял голову. Рагна вскинула уши, затем осторожно огляделась по сторонам.

— Ты не должен говорить о таких вещах там, где король может услышать.

— Каких вещах? — он шагнул вперед, приподнимая крылья. — Ванировых вещах? Я от крови Ваниров. Почему мне нельзя знать свои корни? Король же знает, что я ему служу.

Она наблюдала за ним со странным блеском в мшисто-зеленых глазах.

— Ты изменился с весны.

Он не ответил. Ответов не было. Конечно, он изменился, но она пристально изучала его, словно ожидая какого-нибудь ответа от Скола, или от неба, или от земли и ветра: ответа на вопрос, который она не произносила вслух.

— Все мы изменились, — наконец, произнес он с беззаботностью. — Настало славное время для нашего прайда.

— Да, — мягко сказала она, хотя ее хвост дернулся, будто бы от волнения. — Это так. Ты уверен?

— Конечно, — Скол моргнул. В его мыслях промелькнула какая-то зацепка. — Король оказал мне честь. Я счастлив.

— Хорошо, — сказала она, опуская голову и разворачиваясь. — Приятной Дневной ночи тебе, Скол.

— И тебе, — прошептал он в ответ.

«Ты уверен».

Те голоса, что он слышал в пещере не так давно. Сигрун, спорящая о чем-то, напоминающем мятеж, с грифоницей, чей голос он никак не мог определить. Спорящая о чем-то, что скоро уже будет сделано, или никогда. Спорящая с грифоницей, которую она звала сестрой-в-полете. Теперь он узнал второй голос.

Голос Рагны, Вдовой королевы.

У него над головой пронеслась небольшая тень. Ворон. Скол ума не мог приложить, почему они всегда за ним следили. Может быть, это Стигр их послал.

Потом пронеслась большая тень, темная и быстрая.

Кенна — новобрачная Хальвдена, как осознал Скол — проскользила над оставшимися грифонами и, споткнувшись, приземлилась поодаль от короля. Ранее она с Хальвденом и остальными улетела на Ветровод. Скола охватила тревога. По какой же причине она вернулась?

Грифоны, бормоча, расступились перед ней. Ее глаза дико сверкали, ее морда была ошеломленной, перья — взъерошенными.

— Милорд! — она попыталась докричаться до него через прайд, и, когда Сверин хлопнул крыльями и щелкнул клювом, все затихли.

— Ваше Величество, — задыхаясь, проговорила Кенна. — Мы вернулись на Ветровод…

— Что стряслось? — прогрохотал король.

Кенна оглянулась, посмотрела на прайд, затем на короля.

— Волки, мой король. Они устроили нам засаду. Хальр мертв.

***

Все собрались под королевскими скалами, в то время как приглушенный свет Дневной ночи клонился к восходу. Голос короля прогремел над холмистой равниной, и эхо унесло его в море.

— Это подлое беспричинное нападение на нашего достославного воина не останется безнаказанным.

Чтобы посмотреть на короля, Сколу пришлось вытянуть шею, ведь Сверин расхаживал по самой высокой из скал, и свет красного солнца бил в него с ночной части неба. Всю ночь грифоны толпились под низким солнцем и цветочно-желтой луной, ожидая слов короля. Теперь все молчали.

— Надолго я отошел от обычаев моих отцов, от обычаев Аезиров. Я старался возродить наш прайд после Завоевания, хотел, чтобы мы вновь стали одной кровью. Мы с этим справились. Мы строили великие планы на будущее для нашего прайда, но, претворяя их в жизнь, оказались слишком робки. Мы пытались делить территорию с теми, кто хотят нашей смерти, — он сделал паузу, и в то время, как его золотые глаза пронзали каждого из собравшихся, его орлиные когти сжимали скалу.

Скол глянул вниз, на свои лапы.

— Теперь пришло время вспомнить, с чего мы начинали.

Поднялся слабый ветер и расшуршал перья: его прохлады хватило, чтобы вызвать дрожь. Или ее вызвали слова короля? Скол шевельнулся от нетерпения и беспокойства.

— Аезиры, — свет набирал силу, и голос Сверина лавиной обрушился на прайд, — завоеватели. И, раз вы знаете о моем желании, чтобы вы остались на Острове Звезд, чтобы все вы стали великими охотниками и воинами, нашли верных супруг, жили в довольстве под моим началом, а затем под началом моего сына, знайте и это: мы перерастем этот остров, как и прайд моего отца перерос земли за Морем Ветров. При мне ни один из вас не будет щемиться и драться за свою жизнь до самого ее конца. Мы возьмем свое, без малейших сомнений.

Весь прайд затаил дыхание. Скол пристально наблюдал, чувствуя, как грохочет его сердце. Все, кто стоял вокруг — юные, новобрачные, посвященные воины — трепетали от восторга и обменивались сияющими взглядами.

— Гибель отважного Хальра — знак для меня, — Красный король вновь приостановился, чтобы набрать полную грудь воздуха. Вместе с ним и прайд перевел дыхание. — Знак продолжить то, что начал на этих островах мой отец. Волки не смогут нам помешать. Мы не будем сражаться за еду и выцарапывать ее у врагов до конца наших дней.

Между грифонами воцарилась тишина вместе с утренними ветрами. Скол выдохнул.

— А как это будет? — выкрикнул кто-то. Король рассмеялся:

— Проведем еще одну великую охоту. Те, кто желают показать, чего стоят, кто желают обрести почетные места в будущем, должны быть первыми в очереди. Каждый получит награду. Но на этой охоте нашей дичью будут не вепри и не олени, — его хвост метнулся, и взгляд устремился в звездную сторону, словно король мог разглядеть каждого жителя Острова Звезд. — В этот раз мы охотимся на волков.

— На всех? — недоверчиво выкрикнул какой-то грифон.

— На всех, — без тени усмешки отозвался Сверин. — Всех, кто там водятся. Я намерен навсегда избавить Серебряные острова от волков.

Тишина. В тот миг, когда Сверин это сказал, у Скола взъерошились перья от мысли о мести братьям-волкам, что пытались его убить.

Затем он подумал о Катори. «Я бы хотела с тобой подружиться». Смех под луной.

Он подумал о том, что сказал бы Стигр. «Я думал, знание тебя изменит».

Уголек в его сердце разгорелся до пламени, и Скол боролся с порывом прыгнуть в небо и умчаться от собственных мыслей. Он должен был ощутить восторг. Ликование. Это же его шанс прославиться. Шанс положить конец мелким сварам и сомнениям.

«Но только в тиши зарождается ветер, — пробормотал его рассудок. — И льды породят огонь».

Король медленно сложил крылья, и в это время его позвал робкий голос:

— Вы говорите так, будто это будет совсем просто!

— Нет, — произнес Красный король в первых красных лучах истинного дня. — Просто не будет, — его морда пылала, как раскаленный уголь. — Будет война.

Никто не шевельнулся, кроме ветерка.

Потом среди собравшихся пронесся ропот. Грифоны зашевелились, перед кем-то расступаясь. Скол, беспокойный и нервный, встал, подняв голову, чтобы заглянуть поверх лопаток и крыльев.

Сквозь толпу, вежливо сложив крылья и ступая с изяществом, медленно шла Рагна, Вдовая королева. Она приблизилась к королевским скалам, совершила поклон, и ее бледные крылья замерцали.

— Милорд.

Ее голос пронесся над прайдом, но совсем не так, как грохочущий королевский. Словно дождь. Или бриз. Скол сделал медленный вдох. Никто не двинулся, даже король. Бледная вдова подняла голову.

— Праздник Дневной ночи все еще продолжается. Время песен, время чтить сияющего Тира, — она бросила взгляд в сторону прайда, и в этом взгляде Скол прочел, какой она была королевой. На короля она посмотрела уже как одна из охотниц прайда. — И в свете ваших потрясающих новостей я прошу вашего позволения спеть одну из историй.

Глава 20. Песнь Вдовой королевы

Отойдя от удивления, король снова медленно сложил крылья. Рагна спокойно стояла в ожидании. Наконец, король поднял голову, сияя алыми перьями в утреннем свете. Все наблюдали, затаив дыхание. Скол напряг когти и выдохнул лишь когда король произнес:

— Разумеется. Какая… неожиданная привилегия. Грифоны Острова Солнца, для нас споет леди Рагна.

По прайду пронеслась взволнованная приглушенная трель. Скол огляделся и увидел, как прищурились с подозрением яркие глаза некоторых грифонов. Аезиров. Старших. Старый Кадж, как ему показалось, смотрел безразлично. Или, может быть, с любопытством. Наконец, он увидел ближе к скалам Тейру и Кьёрна. Они смотрели, насторожив уши, как Сверин спустился на скалы пониже, а Рагна степенно поднялась вверх. Ее мягко обрамлял рассвет, и солнце играло на ее перьях, как на оперении голубя.

«Ей подошел бы лунный свет», — с беспокойством подумал Скол. Имеет ли эта песня какое-то отношение к тому разговору Сигрун и Рагны?

— Я Рагна, — начала старая грифоница. — И я приветствую вас. Мы вступили в трудные времена. Теперь я предлагаю эту песню вашему вниманию. Это летняя песнь, песнь, что старше всех здесь собравшихся, старше деревьев Острова Звезд, древняя, как море и небеса.

Ее бледно-зеленые глаза изучали слушателей. Грифоны были неподвижны. Ее голос обвивал их, как паутина, мягкий, но необычайно сильный. Грифоны не пели по-волчьи, издавая долгие пронзительные ноты и мелодии. Они пели приглушенно и убаюкивающе, как волны, накатывающие на берег и убегающие, и как ветер, шелестящий деревьями. Рагна все так и стояла.

— Это песнь, которую Тир и Тьёр пели миру, когда он был юн, как слеток-грифон. Как грифоница поет детенышу о том, что ждет его впереди, так и они спели миру эту песню надежды, страха и любви.

Старшие грифоны с беспокойством заерзали: грифоны от старой крови Серебряных островов, Ваниры. Скол наблюдал за ними краем глаза и замечал, что глядят они с узнаванием. Они знали эту историю. Встревожены они или в восторге?

Скол настроился на голос Рагны, глядя на ее мягкую морду и задумавшись на миг, каким был ее супруг, каков был старый король. Он задался вопросом, что же она задумала.

Ее голос из разговорного стал напевным, и сердце Скола звучало ему в такт, а все вопросы были сметены юной звонкой мелодией, сладкой, как весенний ветер, и полной надежды.

Она пела о начале мира, о том, как Тир выковал его в огне и присматривал за ним днем, а Тьёр остудила его волнами моря и оберегала во мраке. Она пела о том, как их дети боролись за жизнь, об их страхе, отваге и ненависти. Когда история сделалась совсем мрачной, появился безымянный, чтобы возвратить всех к солнечному свету.

Стихи проникли в сердце Скола и, как корни ломают камень, разрушили остатки решимости служить Сверину. Аезиры никогда бы такого не спели.

— Он выше всех,

Он зорче всех,

Грозу порвет крылом.

Он станет Летним королем,

И грянет песнь о нем.

Скол услышал шорохи. Шепчущие голоса. Это старые Ваниры повторяли слова за Рагной. Он словно бы наблюдал, как кто-то пробуждается от глубокого сна и с восторгом видит знакомый мир. И сам он, казалось, тоже вспоминал о чем-то. Морда Скола как будто пылала. Он постарался вспомнить, почему эта песня звучит так знакомо. Он не мог извлечь из своей памяти ее слов. Но он ее знал.

Голос Рагны звенел, как вьюга. Неоспоримо и неизбежно; и лишь единожды она прервала эту песню:

— Когда он снится видящим, эти сны всегда одинаковы, — она расправила крылья, словно желая охватить всех собравшихся.

— Он видит суть,

Он — солнца свет,

Оболганным — закон.

Он станет Летним королем,

И грянет песнь о нем.

Скол затаил дыхание, украдкой оглядываясь, чтобы понять, как эту песню воспринимают другие и как он сам должен ее воспринимать. Все Ваниры, приученные тихо внимать, тщательно скрывали свои чувства. Даже Сигрун опустила взгляд, а Рагна продолжала петь:

— Летит в ночи,

Летит он днем,

Как свет в воде — его крыло.

Разумным внемлет существам,

Тем, кто не глух к чужим словам.

Придет в нужде,

Придет на зов,

Звуча как летний гром.

Зовется Летним королем,

И это песнь о нем.

Ее голос повысился, словно на переходе к следующему куплету, но затем оборвался и замолк. Скол чувствовал, что песня на этом не заканчивается, но Вдовая королева опустила голову. Над ними поднялся легкий и ровный ветер, растрепав перья и пригладив высокую траву. Скол услышал далекий шорох листвы в березовой роще.

Он тайком огляделся по сторонам, оценивая реакцию других грифонов. В тишине можно было услышать, как перо ложится на мох. Спустя мгновение Рагна стала спускаться со скал и по пути, остановившись, поклонилась королю.

Сверин встал. Все хранили молчание, напряженно следя, как король взбирается обратно на высочайшую из скал. Скол не мог сказать, разозлился Сверин или нет. Сердце билось в груди так, будто Скол летал с ветрами на самой большой высоте. Почему именно эта песня?

«Призови его», — сказала Сигрун Рагне прошлой ночью, когда Скол подслушивал. «Призови его». Кого же, задумался Скол. Безымянного Летнего короля?

Скол оглянулся и увидел, что Сигрун внимательно смотрит на Рагну. А Рагна прямым соколиным взором глядит через всех собравшихся прямо на Скола, желая встретиться с ним взглядом.

На него обрушились воспоминания. Да, раньше он слышал эту песню.

И ее пела Рагна.

Его внимание привлек красный всполох. Сверин расправил крылья, но далеко не так грациозно и многозначительно, как Вдовая королева Рагна.

— Благодарю, Рагна. Разумеется, твоя песня тронула всех присутствующих. Именно сейчас она была необходима.

Он благодарен! Скол выдохнул. Рагна просто еще раз поклонилась и отправилась обратно в толпу грифонов. Скол стоял, тяжело дыша и сдерживая порыв прыгнуть и взлететь. Она пела эту песню ему, для него, он был в этом уверен.

«Я думал, знание тебя изменит».

«Но только в тиши зарождается ветер,

И льды породят огонь», — подумал Скол.

Голос короля расколол рассветный воздух, и все прислушались.

— Однажды я уже слышал эту песнь. Возможно, вам не было известно. Но я услышал ее, когда мы прибыли на Серебряные острова. Тогда я не понимал ее смысла, но теперь понимаю.

Скол затаил дыхание, боясь, что король почувствовал заговор. Наверное, Рагна не ожидала, что он, Скол, сыграет в нем какую-то роль. «Потому что я друг и родственник и Ванирам, и Аезирам?»

«Но ведь мы уже один прайд!»

Но его предали собственные мысли. Он понял, что, сам того полностью не осознавая, уже решил поговорить с Кьёрном. Его брат-в-полете однажды станет королем. Единогнездная сестра — королевой. После этой песни, после взгляда старой Вдовой королевы, Скол осознал: он желал, чтобы в прайде нашлось место для обычаев Ваниров. Он желал перемен.

И, конечно, он не желал войны. Ни с волками. Ни между грифонами. Ни с кем.

Когда Красный король заговорил, Скол пристально взглянул на него.

— Это может вас удивить, — объявил король мурлычащим баритоном, — но я согласен с почтенной Вдовой королевой. Нам предстоят великие времена. Время взмыть выше всех. Время стать зорче всех. И вести нас должны лидеры, чьи сердца поистине велики.

Он взобрался повыше по скалам. С моря накатывали грозовые тучи, и под ними темнел красный рассвет.

— Я верю, что Летний король вполне реален, — громкое заявление Сверина заглушило все разговоры.

Вздернулись уши. Скол взглянул на него, затем на Рагну. Казалось, от этих слов поднялся ураганный ветер, но все грифоны оставались неподвижны, как лед.

— И я говорю, что он настоящий, что он уже среди нас! — король махнул хвостом, и вновь хлынул ропот. — Он видит суть, — процитировал Сверин песню. — Благодаря этому он сможет стать лидером среди себе подобных. Он — солнца свет. Крылья как свет. Лишь один из нас этому соответствует, — король окинул взглядом прайд, словно будучи в силах призвать легенду из числа собравшихся. — К Летнему королю станут прислушиваться, и в свое время он обретет величие.

Весь прайд задержал дыхание. В свете утреннего солнца Сверин расправил крылья.

— Я объявляю, что наш Летний король — мой сын Кьёрн, принц Острова Солнца, Острова Звезд и прочих островов под светом Тира, что скоро станут нашими!

Прайд был ошеломлен. Раздались удивленные, а затем одобряющие голоса, рыки и кличи: грифоны призывали принца подняться.

Когда прайд разразился орлиными криками, Скол развернулся, чтобы разыскать Кьёрна. Принц выглядел так, словно король ударил его по морде. Потом он встал, яркое пятно на скалах пониже Сверина. Рядом с ним поднялась Тейра, и ее голос присоединился к общему хору.

Скол стоял, распахнув крылья и подняв голову — но не мог произнести ни слова.

Глава 21. Последний куплет

Столбы грозовых облаков клубились все ближе, темные, как Сколовы перья, с белыми вспышками солнечной каймы.

Все еще стоял день, но грифоны, как ночью, забились в пещеры. Кроме Скола. Убедившись, что все укрылись, он вскочил и взлетел, под углом сгибая крылья, чтобы разреза́ть ими ветер.

Первый же высотный порыв чуть не разбил его о стену утеса. Скол стиснул клюв, сдерживая разочарованный вскрик, и его сердце бешено заколотилось. Только безумные или отчаявшиеся грифоны летают в шторм. Скол почти рассмеялся сам над собой. Может, он стал одновременно тем и другим.

Ударил гром. Далекие облака пронзило огнем небес. Захлопав крыльями, Скол отдалился от утесов: он решил, что лучше пролететь над самой водой, чем приближаться к скалам. Он развернулся и заскользил вдоль берега, держа курс на Черную Скалу.

Волны взметались ему навстречу, и Скол поймал быстрые, сложные завихрения штормовых потоков, чтобы они унесли его подальше. Напряженные мышцы сводило судорогами. После боя с ветрами, что казался уже бесконечным, перед Сколом возникла Черная Скала, и он ощутил облегчение от того, что достиг ее раньше, чем пролился дождь.

Скол слишком привык летать к Черной Скале по ночам и едва узнал ее днем. Чтобы сориентироваться, он попытался сделать круг, и штормовой ветер с силой оттолкнул его от берега — почти на десять прыжков. Вскрикнув от досады, Скол спикировал и ударился о черную поверхность острова.

— Стигр! — над ним клубилась тьма. — Стигр! Дядя!

Огонь небес прорезал тучи, и мгновением позже над головой зарокотал гром. Скол поспешил к выступу, туда, где скала выдавалась вперед, образуя низкую стену. С моря донесся глухой рев. Оттуда приближался дождь.

— Скол!

Он развернулся на голос дяди и увидел старого грифона внизу, на крутом выступе черного утеса, скользкого и замшелого.

— Стигр, мне нужна твоя помощь! Прошу!

— Спускайся сюда!

Скол притиснул крылья к бокам и прыгнул к краю обрыва. Ветер загнул его перья в обратную сторону, и он пригнулся ниже. Вниз вела извилистая тропа. Стоило спуститься до того, как скалы слишком заскользят из-за дождя. Скол посильнее ухватился когтями за камни и стал пробираться вниз по тропе, скребя по скале одним из крыльев. Ветер завывал, а море и небо метались, как разъяренный грифон.

Стигр дотянулся до Скола, чтобы поймать его крылья когтями и затащить его под нависающую скалу.

— Ты спятил? Лететь сюда в шторм…

— Король объявил войну, — выдохнул Скол. — Открытую войну. С волками. Я не знал, что еще мне делать.

Дядя втолкнул его поглубже под выступ, и Скол увидел зияющий вход в пещеру. Ее пол шел вверх, а затем под уклон. Это уберегало убежище от воды. Раньше Стигр его сюда не водил. Черная Скала хранила еще больше секретов, чем было известно Сколу.

Следуя за Стигром, Скол выпалил ему обо всем, что случилось, почти не замечая, что вокруг собралась кромешная тьма.

— Я не выступил против. Разве бы я сумел? Но я… я не думаю, что это все правильно. И я не могу позволить, чтобы это случилось. Волков же просто застанут врасплох.

Потом он рассказал про Рагну и про Песнь о Летнем короле.

— Она спела песнь? — уши Стигра насторожились в сторону Скола. Скол пару раз моргнул, осознав, что может рассмотреть морду Стигра. Он огляделся и увидел мягкие лишайники, растущие вдоль стен и излучающие странное сияние. — И Сверин назвал Кьёрна Летним королем?

Остров сотрясали постоянные раскаты грома, заглушая грохот дождя.

— Он заметил, что среди Ваниров растет недовольство, — пробормотал Скол, теперь осознавая все куда яснее, чем в тот миг, когда это произошло. — И он должен был что-то сделать. Думаю, из Кьёрна и правда выйдет Летний король.

— Не неси чушь, — сказал ему Стигр, и Сколу показалось, будто он вновь стал учеником своего дяди, и что никакого разлада между ними и не было. Они ступали дальше, глубже и ниже, и воздух был по-вечернему холоден.

— Но он может им стать, — настаивал Скол. — Он не такой, как его отец.

— Такой. Будет таким. Ты не знаешь всего. Аезиры — жадные жестокие завоеватели, все они…

— Они моя семья, — Скол остановился. Светящийся лишайник сгущался вдоль стен. Скол мог различить разозленную морду дяди и уродливый шрам на месте глаза, из-за которого грифон выглядел еще свирепее и старше. — Можешь ненавидеть всех Аезиров, но с Кьёрном я вырос. Он мой брат-в-полете. До сих пор. Может, Рагна и спела эту песнь для меня. Может, она и хочет, чтобы я что-то сделал, но брата я не предам.

Скол сжал когтями сухой и холодный камень. Он пах минералами. Дальше, в неподвижном и тихом воздухе, Скол учуял и воду — и услышал, как скребутся грызуны.

— Ты уже это сделал, — прошептал Стигр. — Разве не видишь? Ты стал Ваниром. Я это вижу, даже если ты еще нет. Ты сын своего отца. Ты знаешь, что с этой войной что-то не то, а он точно так же думал о Завоевании. Сверин с его родичами — вовсе не такие уж могучие завоеватели, какими они себя выставляют.

Скол наклонил голову набок. Стигр никогда еще не говорил ничего подобного.

— Это ты о чем?

— А ты не счел странным, что Аезиры, утверждающие, что совершают набеги и завоевывают, в то первое лето прибыли со своими котятами? — Стигр прошелся перед ним. — Не лучше ли сперва завоевать, а затем привести семью?

Скол, не глядя Стигру в глаз, развернулся. Грызуны прыснули прочь от их голосов, наполнив пещеру тихими шепотками.

— Ну и что?

— А то, что они удирали с земель за ветровым горизонтом. От позора или от врага. Они завоевали нашу землю, потому что потеряли свою.

Скол отвернулся.

— Без разницы. Теперь они здесь.

— Воспрянь, Скол. Сразиться можно даже со Сверином. И победить.

— Я еще не настолько окреп! — орлиные когти Скола ударили камень. — Да и всего, что я мог бы пожелать, я добьюсь, когда Кьёрн станет королем. Когда Тейра станет королевой.

— А я говорю, что он не даст тебе ничего добиться.

— Ты его не знаешь!

— Я знаю его отца. И знаю Аезиров.

Стигр приблизился было к Сколу, но тот отвернулся, отвел уши и предостерегающе вскинул крылья, ощущая себя загнанным в угол, диким и полубезумным от замешательства.

— Равновесия не будет, — продолжил Стигр. — Как и его отец, он будет и дальше завоевывать и притязать, и будет уверять тебя, что нельзя поступать иначе.

— Чего ты от меня хочешь? Чтобы я объявил себя Летним королем, бросил вызов Сверину и Кьёрну, своему брату-в-полете, перед всем прайдом? Остановил войну? — Скол выдохнул с нервным смехом. Дядя не смеялся.

— Да.

Где-то капала вода.

— Ты безумец, — прошептал Скол. «И льды породят огонь», — прозвучала песня в его голове. — Ты это все продумал. Ты меня лишил покоя, и теперь я не знаю, куда мне направить крылья.

— Но только когда мы познали других, — ответил Стигр, — тогда и себя обрели через них.

Скол стоял, тяжело дыша. Разрываясь между желаниями вырвать у дяди оставшийся глаз и вымолить у него совета, он стоял бездумно и неподвижно. Затем ни с того ни с сего произнес:

— Когда Рагна спела песню, я ощутил, что это было не все.

Стигр моргнул, после чего со всей внимательностью насторожил уши.

— Расскажи, о чем она спела.

На мгновение Скол молча замер, затем, шепча, наклонил голову.

— Он выше всех,

Он зорче всех…

Голос Скола набрал силу и вернулся к нему, отразившись от стен пещеры. И он звучал по-новому. Глубже, мощнее: по мере того, как взрослел сам Скол, повзрослел и его голос за весну и летние дни. Когда он закончил, последний отголосок донесся до него с эхом и совпал с другим голосом, звучавшим в памяти. С отцовским. Теперь Скол об этом знал. Он унаследовал этот голос. Он знал его.

— И это все, что она спела?

Сколу подумалось, что в бледном призрачном свете пещеры Стигр выглядит еще свирепее.

— Да.

— Ты прав, — старый изгнанник отошел, ударяя хвостом. — Есть еще куплет. Возможно, ей не хотелось петь его при Сверине. Но, думаю, ты несешь его в своем сердце.

Сердце Скола забилось о грудную клетку, как крылья.

— Что там?

Стигр повернулся, и под шум ливня низкий грохочущий голос грифона разнес по сияющей пещере последний куплет, который утаила Рагна:

— Со Звездным ветром он один

Взлетит к славнейшей из вершин.

В бою о нем услышат весть,

И безымянный вспомнит честь,

Лишенный речи — возгласит.

Придет в нужде,

Придет на зов,

Звуча как летний гром.

Зовется Летним королем,

И это — песнь о нем.

На мгновение все смолкло, кроме отдаленного плеска волн и перестука дождевых капель. Затем Скол шепнул:

— Что такое Звездный ветер?

Но потом они услышали скрежет по камню.

Скол развернулся и зашипел с вызовом, а его сердце бешено заколотилось. В свете открылось странное зрелище. Каким-то чудом Катори стояла здесь, в самой глубине пещеры. В то время, как Скол застыл, уставившись на волчицу, смех Стигра эхом отразился от стен.

— Как, во имя четырех ветров, ты сюда вообще попала?

Сегодня не было полнолуния. И штормовой ветер взъярил вокруг островов высокие приливы. В такую бурю ни одно обычное существо не смогло бы добраться до другого острова, даже крылатое.

Волчица моргнула Сколу, но, в отличие от Стигра, не насмеялась над ним. Вместо этого она наклонила голову и пробормотала:

— Песнь уже спели?

— Да, — сказал Стигр. Скол переводил взгляд с него на волчицу.

— Когда ее спели в прошлый раз, король пал, и наступило время войны.

— Так что, я думаю, оно наступает снова, — пробормотал Стигр и взглянул на Скола. — Когда Красный король прочертит линии боя, на чью сторону ты встанешь, Скол?

Скол, все еще ошеломленный появлением Катори, не смог ответить.

— Что такое Звездный ветер? Говори прямо. Расскажи, о чем эта песнь.

— Песня и говорит прямо, — прогрохотал Стигр. — Он выше всех. Он зорче всех. Будешь ли ты таким? Звездный ветер — это высочайший путь, путь над всеми путями; ветер, что касается звезд; бриз, несущий Тира и Тьёр, хранящий запах всей истории мира и его будущего.

— Ну, это все объясняет, — пробурчал Скол.

— Звездный ветер означает правду, — более любезно, чем Стигр, пробормотала Катори. — Летний король взлетит с ветром правды. Кем будешь ты?

Скол, затаив дыхание, не сводил с них глаз. «Моя собственная правда — в чем она заключается?» Он не знал, может ли оказаться этим Летним королем, даже если этого хочет Стигр. Скол силился найти собственный ответ — был ли Хальр прав или нет, заслуживал ли он смерти, мог ли он, Скол, остановить войну, смог ли бы он предать Кьёрна.

Он зажмурился и прислушался к спокойному воздуху пещеры, к грохоту дождя. Что-то в нем шевельнулось. Спокойный бриз. Ветер. Вроде голоса. Его собственный голос, собственные слова. «Я не считаю это правильным. Я не позволю этому произойти».

Он раскрыл глаза.

— Мы должны рассказать волкам о плане Сверина.

Морда Стигра зажглась такой свирепостью, будто Скол объявил войну Красному королю. У Скола внутри все сжалось. Он все еще не мог выбрать сторону. Он просто делал то, что должен был сделать.

— Давай пойдем на Остров Звезд, — сказала Катори, ступая вперед и внимательно разглядывая Скола. — И поговорим с моей стаей.

— Мы же не можем лететь в такой шторм.

По пещере снова прогремел Стигров смех.

— А мы и не полетим, племянник.

Глава 22. Волчий король

Кьёрн отбросил на землю очередного незадачливого слетка и прижал к его горлу когти.

— Убожество! — прорычал Кадж с другого края поля.

Ожидание войны добавило прайду энергии, да и всего остального, и слова о войне вспыхнули на Острове Солнца, как пожар, но, несмотря ни на что, синий воин, похоже, считал, что боевые навыки ухудшились у всех грифонов сразу.

— Это вам не кроликов весной загонять у Бегущей-в-ночи.

Кьёрн помог слетку подняться, а тот пискнул и вскинулся, когда Кадж подступил ближе.

— Это война. Каждая схватка сможет стать для вас последней. На зубах у каждого волка отпечатана ваша смерть.

— Кадж, — прорычал Кьёрн, поглядывая на меньших слетков. Им далеко было до посвящения. Они не могли летать и не приняли бы участия в битве. Но Сверин отпустил их всех к Каджу на уроки боя. — Они слишком юные.

Брат-в-полете отца остановился напротив Кьёрна, угрожающе расправив крылья, словно Кьёрн тоже был барахтающимся в пыли слетком.

— Нет никого, — прогрохотал он, — кто оказался бы слишком юн для смерти. Разбиться на пары!

Воины бросились в атаку. Кьёрн отступил, пропуская этот бой. Эйнарр дрался и наставлял слетков намного спокойнее, чем синий Кадж. До этого сражался Хальвден — мстительно, как если бы каждый соперник был настоящим волком, причем тем самым, что убил его отца. Теперь Кьёрн нигде его не замечал и предположил, что Хальвден вернулся на Ветровод.

Кьёрн старался держаться с гордостью. Но его крылья отяжелели. Скола здесь тоже не было. Может быть, он отправился на патруль Острова Звезд и предупредил Кьёрна, но в суматохе это забылось.

Кьёрн сощурил глаза и отвернулся от дерущихся, а потом отпрыгнул прочь и снялся со скалы. Он направился в звездную сторону.

Летний король. Он совсем не ощущал себя Летним королем. Он ощущал себя тем же самым грифоном, что и до этой песни, и не больше. Он понимал мотивы отца, но все это ощущалось ложью.

Скол всегда помогал привести мысли в порядок. И Кьёрн полетел к Ветроводу.

Там уже суетились грифоны, но на охоту это не походило. Кьёрн с удивлением прищурился, с трудом различая хоть что-нибудь в полумраке.

Два воина гоняли меньшего грифона. Кьёрн прикрыл глаза и соскользнул с теплого потока, чтобы спуститься. Он различил зелень перьев Хальвдена, но остальных не узнал.

Грифоны гнали меньшего сородича к краю обрыва, словно бы собираясь столкнуть его или ее с утеса. Заметив Кьёрна, воины его окликнули.

Второе слово, которое Кьёрн сумел различить, было: «Предательство», и, пикируя, он издал гневный звенящий клич.

***

Пещеры проходили под каждым островом. Они соединялись в лабиринт подземных залов и коридоров, вырытых за целые эпохи бурным морем: и, по словам Стигра, в древние времена их создавали и кипящие потоки подземного пламени. Изъеденный черный камень местами все еще напоминал стеклянные вулканические скалы Разбросанной Гальки. И, хотя скала была холодна, а вулканы — давно мертвы, путники все-таки избегали таких проходов.

Скол бежал, зачарованный дымчатым светом лишайников, минеральными запахами подземных ручьев и высокими скальными колоннами, что поддерживали сводчатые каменные потолки. Местами ход так сужался, что Сколу приходилось ползти на животе, царапая крылья о скалистый верх коридора.

Когда Стигр рассказал о сети пещер под островами, Скол сначала засмеялся — но потом это обрело смысл. Он ведь уже знал, что острова в действительности были одним целым.

— Катори, — проворчал он, ползя. Волчица отозвалась тихим фырканьем. — Что случилось в Дневную ночь? Что случилось по правде? Кенна вернулась и сказала, что волки на них напали.

Впереди вновь послышалось ее фырканье, и хмыкнул Стигр. Скол направил уши вперед и прислушался, но ему тут же пришлось пригнуться, чтобы избежать маленьких скальных выступов и извивов корней. «Мы у поверхности». Наконец, Катори ему ответила:

— Ты мне поверишь?

— Да, — удрученно пообещал Скол. — Хотя я и не стал тебе другом, а ты пыталась им стать для меня.

Она тихо и мягко заскулила.

— Раз грифоны решили отпраздновать Дневную ночь на Острове Солнца, мы вышли из леса всей семьей, с маленькими щенками, рожденными этим летом, и стариками. Правда, мы держались от Ветровода подальше. Мы охотились, пировали и издали наблюдали за вашими брачными полетами.

От удивления Скол остановился, а затем пополз вперед, чтобы догнать ее, но лишь врезался мордой в низко нависающий выход камня. И пробормотал:

— Вы наблюдали за полетами?

— Конечно! Такой красивый танец. У нас свои песни, но, когда мы создаем пары в сезон красных рябин, у нас такого красивого ритуала нет. Лишь большая охота и быстрый бег.

Сквозь ее слова Скол слышал ее тяжелое дыхание. Путь был не слишком долог, но утомил вечными подъемами и спусками, сужениями, поворотами и постоянной тьмой.

«Она совсем не держит на нас зла, — пристыженно подумал Скол. — А я относился к ней как к врагу».

— А что потом?

— Мы увидели, как грифоны возвращаются на Ветровод после брачных полетов, и вернулись в лес. Но Хальр улетел с гнездового утеса и стал нас преследовать. Он нашел старейших и щенков. Мы от него отбивались, — ее низкий спокойный голос ожесточился. — И некоторые из нас устали убегать. Охотиться на нас в священный день, когда мы не нападали, не нарушали границ? Это было слишком. Половина стаи погнала его обратно к гнездовому утесу, а прочие грифоны назвали это атакой.

Скол слушал, и все это проносилось у него перед глазами. Волки и их песни. Мирный радостный праздник под открытым небом. Потом — нападение.

— Вы потеряли кого-то из щенят?

— Нет, — мягко ответила она, и в ее голосе Скол различил удивленный оттенок, будто она не верила, что он это спросит.

— Хорошо. Мне жаль, что он напал.

— И мне, — пробормотала она, и они оба снова затихли.

Стигр не разговаривал, он просто тихо полз впереди и порой мог проронить раздосадованный рык или ругательство, если ударялся головой.

Наконец, весь измученный этим неестественным ползанием, Скол поймал в темноте сосновый запах. Остров Звезд. Протискиваясь вперед, он насторожил уши.

«Катори может отправиться на любой остров когда захочет. Раз острова — одно целое, значит, пещеры простираются даже до Острова Солнца?»

Но ни один волк бы так не сглупил.

Скол высвободил лопатки из узкой пасти пещеры, находящейся на склоне утеса, на полпути к морю. Не понимая, где очутился, он развернулся в поисках солнца. Еще не рассвело, но самая бледная часть горизонта подсказала, что утес вздымается на звездном краю острова. Скол еще никогда не забирался так далеко от Ветровода. На лапах — никогда.

— Сюда, — пробормотала Катори и по-быстрому обнюхала их обоих, прежде чем скрыться в лесу. Сдерживая вздох, Скол стиснул клюв. Его искушала мысль пролететь часть пути, но это было бы слишком опасно. Другие грифоны, должно быть, как раз просыпались, готовясь к охоте. Готовясь к войне.

«И вот я здесь, с врагом». Стигр толкнул его в лопатку, и они побежали вслед за Катори, вскарабкались на утес и нырнули в прохладные заросли.

Серый свет прокладывал путь даже через темнейшие чащи. Скол и Стигр следовали за Катори сквозь лес: по валунам, с которых стекали ручейки, мимо полян и даже вдоль берега, пока не углубились в лес настолько, что Скол даже больше не видел неба.

Катори привела их на мшистую поляну под темным пологом деревьев и остановилась напротив скалы, что поднималась от подножия леса. Широкую вершину низкого утеса венчала рябина, до того высокая и необъятная, что Сколу пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть ее вершину. Он попытался вспомнить, видел ли ее когда-нибудь с неба.

Иззубренная скала была разломана на части, но узловатые корни рябины, как длинные узкие когти, удерживали их вместе. Местами скалу раскалывали только узкие трещины, местами древний рябиновый корень так сильно врос внутрь и изогнулся, что раздвинул треснувший камень, образовав пещеру. Дерево притаилось — стойкое, вцепившееся в скалу и пригнувшееся, как зверь, готовый к прыжку.

Скол мгновенно осознал, что Катори привела их в самое сердце волчьих земель. В их логово. Рябина сторожила их дом.

Пока он стоял, полный трепета, неразумные птицы порхали по веткам туда-обратно, перекликаясь и смеясь над его потрясением. Белка привлекла внимание Скола к стволу, такому коренастому и широкому, что Скол не смог бы обхватить его даже обоими крыльями.

Извиваясь, ствол нес ввысь множество скрученной шероховатой серой коры и распадался на тысячу зеленых ветвей, создавая полог над головами. Теперь Скол понял, почему не видел этого места с воздуха. С высоты сторожевая рябина должна была выглядеть тысячей отдельных деревьев.

Делая шаг вперед, чтобы уловить запах, Скол хлестнул хвостом. Рядом с ним принюхался Стигр и осмотрелся в поисках других волков. Скол обернулся, чтобы поблагодарить Катори, и обнаружил, что она ускользнула. Когти задели бугорок корня, и Скол опять остановился, потрясенный тем, что этот корень змеится от огромного дерева.

Он посмотрел назад, в лесную чащу, стараясь разглядеть, как далеко простираются корни, а затем тряхнул головой и возвратил взгляд к самому дереву.

Длинный ствол покрывали шрамы от волчьих когтей и ударов молний. Мраморные коричнево-серые узоры на коре отражали историю дерева — на самом деле историю островов — засухи, погожие дни, суровые сухие зимы и короткие счастливые летние времена.

— Они зовут его Первым Древом, — пробормотал Стигр, когда они прошли вперед. — По словам волков, его корни касаются сердца мира, а само древо соединяет стаю с Тьёр, посылает волкам сны, защищает их. Прояви уважение.

Скол никогда еще не видел живое существо времен Первой Эры. Он видел реликты; горы, скалы и окаменевшие кости рассказывали собой историю. Как и это дерево. И Скол понял. Первый ветер принес семя этой рябины из Долины Солнца задолго до того, как здесь поселились звери, и оно надолго переживет всех ныне живущих.

Стигр низко склонил голову, и Скол последовал его примеру.

— А что теперь? — прошептал он, взъерошив перья и ощутив, как от беспокойства напрягается каждый мускул под кожей.

В ответ Стигр поднял голову и львиным рыком сымитировал волчий вой. Затем он произнес слова, земные слова, и Скол понял, что, если вслушается повнимательнее, сможет понять их значение.

«Этот крылатый брат приветствует вас, — с этими словами Стигр обращался в сторону пещеры. — Он здесь ради беседы с великим охотником, вашим королем».

Их окутал волчий запах. Скол настороженно обернулся, услышав слабые звуки, что-то вроде шороха меха по листьям подлеска.

— Я пришел с миром! — позвал Скол. — Чтобы с вами поговорить.

Грифонам ответил целый хор. Призрачные морды уставились из логов, из-за корней. Услышав, как позади промчался волк, Скол вновь развернулся, но его не заметил. Потом все стихло. Скол затаил дыхание. Позади шелестнуло. Стигр спокойно развернулся, раскрывая крылья, и Скол повторил за ним.

Перед ними стоял громадный волк. Высотой он был равен Красному королю Сверину, ноги у него были длинными и сильными, а лопатки — словно обломки скалы, иссеченной ветрами. Вдоль спины его серый мех темнел до черноты и при движении отливал индиговым. Скол встретил его взгляд. Старая точеная морда была бледной, как звездный свет, а яркие янтарные глаза напоминали луны.

Скол поклонился, не дожидаясь указания Стигра.

— Хелаку, — заговорил Стигр, выпрямившись и сложив крылья. — Ты делаешь нам честь.

— Вы смелы, — прогрохотал старый волк. — Раз пришли в мой дом. Моя семья не рада вас видеть. Мы слышали шепоты. Шепоты птиц. Шепоты ветров. Беда зарождается на Острове Солнца, и они думают, мы не увидим и не услышим, — его янтарный взгляд остановился на Сколе, недоверчиво оценивая грифона. — Ты глуп, раз вернулся сюда. Разве в прошлый раз мои сыновья тебя не прогнали?

— Я глуп, — сказал Скол, впиваясь орлиными когтями в землю. — Но мне нужно поговорить со всеми вами. Катори привела нас сюда.

— Считаешь, мне нравится, что моя дочь дружит с грифоньими лжецами и ворами? И что, раз уж вы снизошли до разговора с ней, это делает мне честь?

— Я не вор, — прорычал Стигр. — Я никогда не охотился на Острове Звезд, а Скол толком ничего не знал до недавних пор.

— Но ты не сумел остановить воров, — Хелаку обнажил длинные желтые зубы. — Отщепенец. Изгой. Проигравший воин. Твой народ завоеван, считай выродился, опозорен поражением и запуган Красным королем, — он нагнул голову, насторожив уши в сторону Стигра. — За одно лишь поколение вас не станет. Ширококрылые, боящиеся ночи, слепые. Я все это видел.

— Это не высечено в камне. Даже звезды могут упасть, — Стигр шагнул к волчьему королю, распахивая крылья. — Время тогда еще не пришло. Ты должен это знать.

— А теперь оно прошло, — волк наклонил голову, направив уши в сторону грифонов, и, пока он медленно ходил кругами, принюхиваясь и оценивая, его янтарные глаза блестели, как яркие драгоценности. Его голос грохотал, как камнепад. — Твой племянник вырос лжецом, вором и трусом, и, как все они, склонился перед Красным королем. Ты обещал…

— На это требуется время, — огрызнулся Стигр.

Скол заложил уши и стиснул клюв, чтобы не зарычать на волчьего короля. Пока Стигр говорил, волки выбрались из логов и из лесной чащи. Скол даже не мог вообразить себе столько волков. По мере того, как они собирались, он понял, что стая по численности может посоперничать с прайдом Сверина.

— Грифоны растут не так быстро, как волки. Его мать держала его вдали от меня. Она хотела, чтобы не только его силы возросли, но и сердце, а Сверин чересчур бдителен. У меня еще не было времени, чтобы научить его…

— Учи его сейчас, — волчий король щелкнул челюстями. — Научи его. Расскажи ему правду. Я вижу по нему, что он не знает.

— Конечно же он…

— Ты слеп, — Хелаку поднял голову быстрым охотничьим движением. — Расскажи ему все прямо сейчас. Научи его всему — прямо сейчас. Сейчас же. А потом пускай он даст ответ. И после этого я рассужу, стоит ли тебе здесь находиться.

— Великий Хелаку…

— Скажи ему! — рык почти поглотил слова волчьего короля. Скол подумал о старом вепре Лепу и о том, как его слова едва ли удавалось различить. «Больше его ничего уже не радует», — сказала в тот раз о нем Катори. Скол испугался, что и Хелаку становится таким же.

Он шагнул вперед, горя желанием узнать, на что же намекал Хелаку, но опасаясь, что дядя не решится сообщить.

— Почтенный Хелаку, — начал Скол и осекся, когда заметил краем глаза красную тень и когда запах Катори донесся до него с утренним ветерком.

Она привела его сюда. Доверилась ему. Рассвет сиял все ярче, и он был грифоном, сыном пылающего Тира. День был его стихией. Скол вскинул голову.

— То, что я должен знать, может подождать. Что бы ни случилось в прошлом, оно может подождать, ведь я пришел сюда рассказать вам, что все шепоты и слухи, которые вы слышали — правда.

Между волками пронесся встревоженный гул. Взлаивания, рыки и бормотание. Стигр опустил голову, в то время как Скол продолжил:

— Смерть Хальра слишком сильно разгневала короля.

— Этот грифон пришел в наш лес, — произнес Хелаку. — Украл нашу добычу без чести, без благодарности, ничем не возместив. Потом он охотился на нас, охотился на наших детей в священный день. Я убил его.

— Как бы то ни было, — Скол силился говорить спокойно, — Сверин собирается напасть на вас до конца лета, чтобы выгнать вас вон, — он перевел дыхание. Нет. Это была не вся правда. Он заставил себя оглянуться, встретить взгляд каждой пары строгих золотых глаз, взглянул даже на мягкие мордочки щенков. — Он собирается вас убить. Убить всех вас и забрать Остров Звезд.

— Почему рассказал? — Хелаку поднял голову, и его морда наполовину исказилась в оскале. — Ты ведь гордый воин Острова Солнца.

— И я буду сражаться за Остров Солнца, — Скол вынудил себя взглянуть в глаза Хелаку вместо того, чтобы склонить голову. Когда прозвучали эти слова, он ощутил, как дрожь пробежала у него по спине от страха перед собственным предательством. — Но вы должны быть готовы.

— Все еще поддерживаешь Сверина? — огрызнулся голос какого-то самца. Скол развернулся к нему и увидел одного из братьев-волков, Ахоте или Ахану.

— Он мой король. Моя семья. Ты пошел бы против своего отца?

Волки шевельнулись. Уверенность Скола пошатнулась. Он был почти уверен, что рычал сейчас Ахоте:

— Почему рассказал? Почему не отправился в изгнание, как твой дядя? Надеешься, мы будем молить о мире? Боишься, что твой народ проиграет?

— Нет! — Скол распахнул крылья. — Нет. Я пришел, потому что хочу, чтобы вы подготовились. Я пришел, потому что однажды вы мне помогли. Вы помогли мне убить вепря Лепу и завоевать место среди грифоньих воинов, — он снова оглянулся. — Я пришел, потому что, даже когда вы, Ахоте и Ахану, решили мне навредить, вы сделали меня сильнее.

Скол перевел дыхание, ощущая собственные нервы будто всполохи огня небес. Тяжело дыша, он открыл клюв и развернулся к Катори, чтобы закончить речь.

— Я пришел, потому что одна из вас пыталась со мной подружиться, а я должен был принять ее дружбу.

Волки молча шевельнулись.

— И когда начнется бой, — прогрохотал голос Хелаку, словно крошился камень, — на чьей ты окажешься стороне?

— Когда начнется бой, я буду сражаться так достойно, как только смогу, даже если драться придется с вами. Но надеюсь, что сияющий Тир этого не допустит.

На миг повисла тишина, а потом запела птица. Лес сиял золотом на рассвете. Скол сложил крылья. Катори запрыгнула на выступ скалы.

— Видишь, отец? Разве я не говорила тебе, что он точь-в-точь Ванир из старых легенд? Он принесет нам мир! — она подняла морду и завыла, словно луна была сейчас в небесах.

Старый Хелаку опустил голову, поворачивая уши в сторону Скола.

— Твои слова смелы. Теперь, после своего рассказа, чем ты поможешь?

— Чем смогу, — прошептал Скол, ведь задумок у него совсем не было. — Я о чем-нибудь подумаю.

Стигр прошелся рядом с ним.

— Хелаку. У него честное сердце.

— Он полон невежества. Невежественен, а так быть не должно, — пробормотал старый волк. — Теперь-то я это в нем вижу… что он сын Летящего-в-ночи.

Перья Скола встали дыбом. Теперь он нарушил все клятвы. Он больше не мог сдерживать последнее обещание.

— Кем был Летящий-в-ночи?

Стигр моргнул в его сторону и фыркающе вздохнул.

— Одно из Ванировых имен, запрещенное в прайде Сверина. Он был твоим отцом.

— Очевидно, — прорычал Скол, ударяя хвостом. — Но кем он был?

Стигр наклонил голову.

— Кем? Его звали Бальдр. Летящий-в-ночи, супруг моей сестры…

— Сигрун, — пробормотал Скол.

Стигр замолчал. Его морда озарилась радостью, а затем омрачилась, словно для него внезапно открылось многое.

— Сигрун?

Его шепот холодом проник в сердце Скола. Почему Стигр произнес это таким тоном? Старый грифон прошелся перед ним и заговорил низко, мягко, словно их вовсе не окружали волки:

— Нет, Скол. Моя сестра — Рагна, — он насторожил уши, и мышцы Скола пробрала дрожь. — Супруга Бальдра, прозванного Летящим-в-ночи. Покойного короля Острова Солнца. Это Рагна — моя сестра, белая Вдовая королева. А ты их сын, — Стигр склонился и низко опустил голову. — Принц Ваниров.

Скол лишился дара речи. Его дыхание тяжело вырвалось наружу, он прижал уши и притиснул крылья к бокам.

— Я думал, они рассказали тебе, — голос Стигра, почти что шепот, был едва слышен. — Давным-давно Сигрун сказала Красному Перру, что ты — ее котенок, чтобы он тебя пощадил. Он ни за что не позволил бы жить сыну Бальдра. Ни за что. Но я думал, по крайней мере, она бы тебе сказала, подготовила бы тебя… конечно, Рагна бы тебе сказала…

— Нет, — зарычал Скол. — Мне никто не говорил.

— Но теперь ты знаешь! — их перебил сильный голос Катори, и волчица спрыгнула к Сколу со скал. — Ты знаешь, сын Летящего-в-ночи, говорившего на всех языках, грифона, которого даже мой отец называл сильным, милосердным и достойным правителем. И ты — его наследник. Истинный король. Летний король.

Она повернулась к своему народу.

— Кто-то говорил, что это Бальдр Летящий-в-ночи был тем, кого грифоны звали Летним королем, а мы — Звездным. Да, и мы тоже поем о нем, Скол, — увидев, как он удивился, она пролаяла смешок. — Да я думаю, все, кто живут под небом, знают о нем песнь. Он выше всех. А теперь птицы шепчутся, что Красный король объявил Летним королем Кьёрна.

Она отошла от Скола, и каждый волк безмолвно следил за ней. За дочерью короля.

— Но я объявляю, что это он пришел к нам сейчас. Я говорю, что, пускай он все еще учится, он мужественен и честен. Я говорю, что он учится внимать всем разумным существам, как гласит песня. Я видела, как он летал в ночи и днем, и как его крылья напоминали свет, отраженный в воде.

— Дочь, — прорычал Хелаку. Катори не обратила на него внимания и подняла морду к деревьям.

— Я объявляю, что наш Звездный король — Раскол, сын Бальдра, Летящего-в-ночи, и Рагны Белой, принц Ваниров, истинный король Острова Солнца, и только он принесет нам мир!

Яростный гул пронесся среди волков, по самой земле. Умолкли птицы. Когда поднялись все волки, даже щенки, Скол слегка пригнулся, готовясь к атаке. Но они не атаковали.

Они вскинули морды к небу и, смеясь, пропели долгие ноты в знак согласия.

На миг Скол пригнулся в ошеломлении. Он взглянул на Стигра и старого короля Хелаку, которые лишь наблюдали. Затем оба старых воина присоединили свои голоса к остальным. Хор эхом разнесся по лесным просторам Острова Звезд, по морской воде и бушующим волнам, и долетел до всех Серебряных островов, озаренных восходящим солнцем.

Глава 23. Он солнца свет

Когда Скол улетал от волчьего логова, дули стремительные ветра. Вдоль горизонта, обращенного к ночной стороне, бродили темные тучи.

Набрав высоту против ветра, Скол посмотрел вниз и запомнил, как выглядит сверху рябина, укрывающая логово. С воздуха она и вправду казалась множеством деревьев. Неудивительно, что грифоны никогда ее не замечали.

«Он принесет нам мир», — провыла Катори навстречу утру. Напрягая мышцы, Скол поднялся повыше в небо. Холодеющий воздух ударил ему в морду. Он увидел, как вдали, над Ветроводом, кружит множество грифонов. Скол насторожил уши, уловив звуки борьбы. Воздушная схватка? Кадж не заставлял никого отрабатывать драки в воздухе вот уже…

— Скол!

Крик Кьёрна, донесшийся сверху, звучал как орлиный клич. И орел этот был разъярен. Скол скользнул в сторону и как раз успел увернуться от спикировавшего Кьёрна. Когти ухватились за перья на левом крыле у Скола, и Скол дернулся вниз, переходя в быстрый рывок. Кьёрн щелкнул клювом и накренился, чтобы сделать круг и вновь набрать высоту.

— Зачем это вдруг? — Скол глянул назад и увидел бешеный блеск в глазах у друга. Ярость. Кьёрн издал пронзительный крик и рванулся вперед: летел он мощнее, но, как всегда, неповоротливее, и Скол с легкостью уклонился вниз и в сторону, чтобы снова избежать его атаки.

— Где ты был?

— На охоте, — рявкнул Скол навстречу освежающему бризу. Лгать теперь получалось так просто.

Повеяло запахом дождя, хотя, как подумал Скол, шторм должен был разразиться лишь глубокой ночью. Два шторма в один день, еще и с разных четвертей неба, служили недобрым знамением. А теперь еще и брат-в-полете решил напасть. Скол развернулся и нырнул под Кьёрна, разыскивая подходящий поток, чтобы подняться по нему до того, как закончится пространство для маневра.

— Прекрати мне врать!

— Я никогда…

Кьёрн врезался в него сбоку, и Скол огрызнулся, стараясь уцепиться за его крыло или когти. Они ненадолго схватились, хлеща хвостами, молотя крыльями и по спирали спускаясь вниз.

— Пусти! — выкрикнул Кьёрн, бросив взгляд на несущиеся к ним древесные кроны.

— А ты выслушаешь?

Скол дернулся, оттолкнулся назад и обхватил Кьёрна крыльями, чтобы перекувыркнуться вместе с ним к лесу. Этому движению обучал их Кадж. И только Скол благодаря своему проворству мог с этим справиться — в полете перевернуть другого грифона через голову.

Когда Кьёрн прохрипел «Ага», Скол разжал когти и дал золотому принцу подняться по спирали, а затем вертикально кинуться в небо.

Скол прижал крылья к телу, чтобы снизиться, и Кьёрн взмыл над ним, набирая лучшую высоту. Не успел Скол пригнуться, принц снова атаковал его, как обезумевший, и схватил когтями за суставы крыльев.

— Кьёрн!

Деревья рванулись навстречу.

— Скажи мне правду! Скажи, зачем ты летаешь ночью, брат-в-полете.

«Кенна. Должно быть, она ему рассказала. Или Хальвден. Неважно». Скол дернулся, и его задние лапы ударились о макушки сосен и высокого можжевельника.

— Я не…

Кьёрн укусил его за ухо, и они снизились еще сильнее. Сосновая ветка хлестнула Скола по животу и морде. Кьёрн больше не мог его удержать. Ни одному грифону не доставало сил на то, чтобы тащить другого в одиночку.

— Чтобы выучить обычаи Ваниров! — ветви ломались, хлестали и кололись в морду и лапы. — Чтобы стать сильнее!

Кьёрн выпустил его, и, взмахнув лишь раз, Скол упал в древесные кроны, а спохватился только потом. Хлопая крыльями, он лишь запутался в соснах, но затем нашел ветку, от которой сумел оттолкнуться. Разъяренный, Скол взвился в воздух и попробовал цапнуть Кьёрна за хвостовые перья. Принц, огрызнувшись, развернулся и нацелился вниз, бросаясь на Скола будто орел на зайца. Они проломились сквозь лес, треща ветвями и сражаясь, пока не ударились о хвойную подстилку. Птицы бросились врассыпную, а мелкие зверьки ускакали поглубже в зеленые заросли.

Оба грифона повалились на землю и затихли.

Внезапно перепугавшись, Скол шевельнулся, чувствуя, как саднят по всему телу свежие царапины и порезы.

— Кьёрн?

Бока принца вздымались и опадали. Скол от облегчения распушил крылья. Затем Кьёрн поднял голову и уставился на Скола по-летнему голубыми глазами.

«Он куда больше похож на Летнего короля, чем когда-либо буду я», — подумал Скол. Неожиданно он возненавидел и песню, и войну, и волков, и себя самого. Он ждал, когда Кьёрн назовет его предателем.

— Ты должен был мне сказать. Почему я узнаю это от едва знакомого мне грифона?

Скол моргнул, глядя, как Кьёрн со стоном поднимается на лапы.

— Ты не…

— Да я в ярости, — прошептал Кьёрн, а затем отряхнулся от сосновых игл. — Но я понимаю.

Скола охватило странное спокойствие. Да, он должен был знать, что брат-в-полете все поймет. Конечно же, он понял. Скол раскрыл клюв, но на ум ему ничего не пришло.

— Ты не расскажешь своему отцу?

Кьёрн рассмеялся: резко, просто и твердо.

— Нет. Но тебе стоило бы прекратить. Хальвденову мать изгнали. Ты должен прекратить летать по ночам.

— Хальвденову…

— Мать, — сказал Кьёрн, разминая крылья, чтобы проверить, нет ли ушибов и переломов. Он помрачнел. — Сегодня утром она в знак оскорбления оставила рыбу у логова моего отца. Потом полетела на Ветровод сказать Хальвдену, что, раз уж она теперь свободна от его отца, ей больше нет нужды притворяться Аезиром. Она сказала: «Песнь уже спели».

Скол поскреб когтями по сосновым иглам. Об этом же Катори спрашивала Стигра. Песнь уже спели. Рагна, белая Вдовая королева, пыталась вызвать Летнего короля.

«Моя мать, — осознал он. — Она пыталась рассказать мне, кто я такой».

Кьёрн набросился на Скола, размахивая хвостом из стороны в сторону.

— Случилось предательство, Скол. Так что Кадж скомандовал нам тренироваться в битвах против собратьев на случай, если таких, как она, окажется больше. А после этого я узнаю, что ты летал по ночам.

— Чтобы… — Скол сдержался от лжи и сказал правду. — Чтобы встречаться с изгнанником-Ваниром, который помог мне выучить наши обычаи. Чтобы сделаться сильнее. Я сделал это ради твоего отца, — прошептал Скол. «Наши обычаи», — передразнил его собственный рассудок, как ворон. «Значит, я Ванир?» — Я сделал это ради тебя.

— Думаю, — пробормотал Кьёрн, находясь теперь так близко, что Сколу вспомнилось: он никогда не сравняется с ним в размерах или же в силе, — что я тебе верю.

У Скола перехватило дыхание.

— Брат, я не должен был завести это все так далеко.

Волки, и их пение, и разговор Скола со Стигром — все это уже так отдалилось.

— Нет. Но теперь ты здесь. И больше ничего не важно.

Выпрямляясь, Скол широко расправил крыло и произнес слова клятвы братьев-в-полете:

— Стань мне в безветрие ветром попутным.

— В высоком полете ты сил мне придай, — пробормотал Кьёрн и вытянул крыло, чтобы перекрыть им Сколово: однако при этом он толком не смотрел Сколу в глаза.

— Избранный брат мой.

— И неотступный.

Последние слова они произнесли вместе:

— Пусть крыльев две пары взмахнут как одна.

И, воодушевленный таким внезапным облегчением от милости Кьёрна, Скол выпалил:

— Я знаю, где у волков убежище.

Его разум мгновенно заволокло сожалением. Янтарные глаза, мордочки маленьких волчьих щенков.

«На чьей ты окажешься стороне?» — прогрохотал голос волчьего короля.

У принца засверкали глаза, и он вгляделся в морду Скола, а затем, похоже, перестал сомневаться. Он не задавал вопросов. Настоящий брат-в-полете. Настоящий принц.

«На той стороне я и встал: одной лапой на Остров Солнца, другой — в волчье логово. Предатель для обоих». Скрывать от Кьёрна или предавать доверие волков — оба решения казались неправильными.

«Должен же найтись ответ». Все это сбивало Скола с толку, и он едва расслышал голос принца.

— Идем, — с хитринкой произнес Кьёрн. — Нужно поговорить с моим отцом.

— Ты ему не расскажешь? — Скол пошел вслед за Кьёрном, что направился прочь из леса. — Что я летаю по ночам?

— Нет. Но не беспокойся, Скол. Даже если он узнает, он тебя не изгонит.

Скол навострил уши в надежде, что наконец-то в глазах короля он оказался полезным. Сверин должен был заметить, как он потрудился на Ветроводе, какие боевые и охотничьи навыки приобрел. «Он должен увидеть, что я преданный». На миг Скол подумал, что, может быть, его старые сомнения были глупостью, и наступило время отвернуться и от волчьих, и от Ванировых путей.

— Правда не изгонит? — они выбрались из-под деревьев, и в морды им ударил холодный порыв. Прыгнув вперед, Кьёрн рассмеялся.

— Конечно же нет, — он остановился, чтобы взглянуть на Скола. — Ты же мой брат-в-полете!

Принц взмыл в небо, чтобы отправиться на Остров Солнца. Скол застыл на месте, позволяя порывам ветра хлестать себя по морде. «Брат-в-полете принца. Это все, чего я могу достичь». Когда Кьёрн позвал его поспешить, он пригнулся, чтобы подняться в воздух.

Брат-в-полете принца. Сын Бальдра Летящего-в-ночи. Сын Рагны Белой.

Принц Ваниров.

Летний король.

«Кем ты станешь, Скол?» — спросил голос Стигра в его голове.

Где-то в лесах позвал ворон, ему ответил другой, и птицы разразились хором, когда Скол вслед за Кьёрном взмыл из травы.

В море бушевал шторм, сдерживаемый ветрами, что дули вокруг островов. Когда два грифона достигли Острова Солнца, Кьёрн пригласил своего отца слетать с ними в березняк. Он рассказал, что Сколу известно, как быстро закончить войну.

Пока они прогуливались под пятнистыми березами, Скол не без утайки рассказал обо всем, что случилось весной и летом. Это не было ложью, лишь полуправдой. Загадка, история сродни вороновой. Он сказал, что волки не напали на него во время охоты на вепря, а сообщили, как убить Лепу. Он сказал королю, что шпионил, и что волки ему доверились.

Он рассказал обо всем, что о них узнал, и выяснилось, что узнал он довольно мало, но никому из других грифонов со времен Завоевания не было известно столько о волках, так что король был впечатлен и благодарен.

В мыслях Скола шевельнулось сомнение, но он сделал все, что мог. «Разве я не поступаю по справедливости? Я должен служить королю. Я должен быть рядом с братом-в-полете».

И все-таки. Даже летая вместе с Кьёрном, Скол обдумывал, как бы ему исправить все, что он наделал: и, чтобы довести дело до конца, он воображал себя сильным, подобно камню.

Наконец, он рассказал королю, где укрываются волки.

«Пожалуйста, пусть это все сработает», — думал он, наблюдая за Сверином.

Грифоны остановились у ручейка. От них разбегались мелкие зверьки, и лес становился тихим и неподвижным в ожидании новой бури. Грифонов обдувал сухой прохладный ветер, принося с собой запахи дождя и моря. Король прошелся между березами, и его красные перья создали яркий контраст с бледной корой и зелеными летними травами.

— Жаль, что ты не обрел супругу. Нам не помешало бы больше таких же умных воинов, как ты, — помахивая хвостом, он остановился напротив Скола.

«Он такой высокий», — помыслил Скол, и, что странно, Сверин никого ему так не напоминал, как волчьего короля Хелаку. Золотые глаза короля напоминали солнце, и Скол испугался, что Сверин сможет разглядеть его истинную суть.

Глянув на короля в ответ, Скол увидел в его глазах лишь войну, силу, лишние завоеванные земли и гнезда, выложенные драконьим золотом. Кьёрн будет другим…

— Спасибо, милорд, — прошептал Скол, склоняя голову. Сверин оценивающе приподнял клюв и отошел прочь.

В этот миг Скол понял, что все сделал верно. Это должно было сработать. И он на самом деле никого не предаст.

— А теперь, — пробормотал король, и его глаза запылали в тускнеющем свете. — Основываясь на том, что тебе известно, расскажи мне, когда наступит лучшее время, чтобы на них напасть.

Скол встретился с его взглядом в надежде на то, что король не заметит его страха.

— Через три дня.

Три дня. Конечно же, этого хватит.

Глава 24. Летит в ночи

Этой дождливой ночью Скол отправился в полет. Весь облачный закат он точил когти, дрался и появлялся на подготовке к бою. Кьёрн наблюдал за ним с облегчением, но Скол совсем не разговаривал с принцем, боясь, что Кьёрн заметит предательство. Когда стемнело, Скол все ждал и ждал, изнывая от беспокойства, и порадовался шторму, что загнал весь прайд по пещерам, как только ночь сомкнула над грифонами крылья. Этой ночью никто не помешает. Только не в дождь. Только не тогда, когда бой так близок.

Дождь, такой приятный на земле, набросился Скола вместе с ветрами, удваивая ночную слепоту. Усталый, невыспавшийся, с крыльями, ноющими от тяжелого полета, Скол повернул в звездную четверть и нацелился на очертания черной глыбы Острова Звезд.

Однажды он заснул, хоть ветер его и подгонял, и чуть не рухнул с неба. С силой взметнув крылья, Скол вгляделся в мрачный воздух и спустился пониже. Кончики его крыльев задели колкие сосновые иглы, и он отчаянно огрызнулся, будучи не в силах разглядеть поляну или хотя бы тени деревьев. В лесу пришлось бы приземляться вслепую.

Он взмыл, завис на месте, ударяя крыльями, и опустил задние лапы, чтобы ощутить, что находится внизу. Там росло три дерева, и между ними нашлось немного пространства. Скол сложил крылья и снизился, а затем их наполовину расправил, смягчая посадку, и сильно ударился о мокрые сосновые иглы.

Он забегал по кругу, стукаясь крыльями о скалы и деревья, и издал хриплый задыхающийся смех. «Я приземлился в полной темноте, еще и в дождь! Если бы только Стигр увидел».

Одно время он слышал лишь свое дыхание и то, как колотится его сердце. Дождевая вода скатывалась с крыльев Скола, как с чаячьих. Он мог бы и снова без проблем полететь, но это было слишком опасно. Скол сложил крылья и прокрался вперед, тщательно выбирая путь и превратившись в слух.

«Так я их никогда не разыщу!»

— Помогите мне, — прошептал Скол в ночь: Тиру, что был сейчас далеко в своем дневном прибежище, и спрятанной за тяжелыми облаками Тьёр. Он поднял голову и выкрикнул в лес имя Катори: орлиный клич прозвенел и исчез в дожде. Скол едва ли знал, в какой части острова оказался, близок ли он к логову или далеко, близок ли к морю, или же попал в самую гущу леса. Он позвал Хелаку, Ахоте или Ахану, или же воронов.

«Я должен был привести Стигра. Он бы разобрался, что делать».

Чувствуя себя глупо и потерянно, тем более что план был продуман лишь отчасти, Скол переступил с лапы на лапу, а затем поднял голову, и в его груди зародился рык, который он изменил в подобие волчьего воя, как делал Стигр. Низкая и странная нота пронеслась сквозь дождь и лесную чащу.

Все затихло.

Затем в ночи и под дождем неуверенно защебетали птицы. Скол напрягся, стараясь расслышать что-нибудь, хоть что-нибудь сквозь непрерывный перестук капель по листьям и сосновой хвое.

Голоса — тонкие, шепчущие, щебечущие голоса — допорхнули до него, мягкие, словно дождь:

— Он поет!

— Он разговаривает.

— Он вор? Вор?

— Но он поет.

— Как она.

— Как та, что общается с нами.

Скол выпрямился и развернулся по кругу, вглядываясь во тьму.

— Кто здесь? Кто это говорит?

— Мы!

— Это про нас! Мы слишком маленькие, чтобы нас заметить.

— Он слеп.

— Нет, он видит.

— Он слышит.

— Разумным внемлет существам.

— Тем, кто не глух к чужим словам.

— Я видел, как он убил Лепу, — шепотки шли сверху, как легкие кружащие ветра. Скол навострил уши.

— Я видела, как он сражался с Ахоте.

— Я видела, как он упал…

— Я видел, как он летел…

— Она зовет его Звездным королем.

— Я выложила гнездо его перьями.

— Значит, твои птенцы будут сильными!

— Смелыми!

— Тогда мы его должны отблагодарить.

— Да кто вы такие? — Скол расправил крылья, ударился ими о два дерева и поморщился.

— Но он зол…

— Он молод…

— Тихо, глупые. Он Ванир.

Последний голос прозвучал ниже, размереннее, и был голосом самки, но надтреснутым от старости. И все эти голоса больше напоминали вороньи, чем волчьи. Больше напоминали грифоньи или орлиные.

«Птицы, — осознал Скол, и его сердце подпрыгнуло. — Это птицы. Нет среди них неразумных. Я их просто не слушал». Он вспомнил, как встретил Катори в первый раз, и вспомнил эти голоса, что, казалось, эхом разносили ее слова по ветру. Птицы.

Перед мордой Скола мелькнуло какое-то движение, и он отпрянул, предостерегающе зашипев. Затем он дважды моргнул и увидел сквозь темноту настоящую редкость.

Большая зимняя сова приземлилась перед ним, до того серебристо-бледная, что ее белое лицо сияло сквозь мрак. Эти создания редко спускались с высоких снежных гор Острова Солнца до прихода зимы. Она напомнила Сколу о Рагне. «Моя мать». Скол согнул передние лапы в поклоне и распустил крылья.

— Прошу тебя. Мне нужна твоя помощь. Я Раскол. Сын Бальдра, — он чуть не подавился этими словами, впервые произнося свое истинное полное имя. — Принц Ваниров. И этой ночью я должен найти волков.

Сова повернула голову кругом, и, держа ее кончиком клюва вверх, посмотрела на Скола, а затем выпрямилась и подпрыгнула.

— Вижу я сына Летящего-в-ночи, что был моим другом. За мной.

Безумно благодарный, дрожащий от изнеможения, Скол заставил себя помчаться вслед за звездно-бледной совой сквозь ночь и дождь. Низкий волчий вой наконец-то ответил на его зов издалека, и сердце Скола наполнилось ужасом и радостью. Ему казалось, что он мчался несколько часов. Мокрые заросли хлестали его по морде, он спотыкался о ветки и скалы и снова вставал, чтобы следовать за белой птицей, тихо летящей низко над землей.

А потом он мчался уже не один. Рядом с ним бежал силуэт, оттесняя от препятствий, подталкивая вперед. Дыхание Катори смешивалось с его дыханием, под дождем до Скола слабо доносился ее знакомый запах.

Она вела его в волчье логово. И белая сова улетела в дождливое небо.

Катори оттеснила его прочь от дождя в мглистую пещеру, где Скол повалился на пол. Он попытался заговорить, но волчица поставила лапу ему на крыло и мягко его прижала.

— Отдыхай, друг.

— Нет, — пробормотал Скол, вскочив. — Я должен поговорить с твоим отцом. Я знаю, когда нападет на вас Сверин.

Глава 25. Те, кто не глух к чужим словам

— Так вот каков твой замечательный план.

Волчий король Хелаку расхаживал перед Сколом. За волком, направив уши в сторону отца, сидели Ахоте и Ахану. Ранее разразилась гроза, и теперь тусклый лунный свет падал на волков, а затем — между деревьев и на облака, гонимые ветром. Катори стояла на стороне Скола.

— Я не сумел придумать иного способа.

— А может, думать об этом — не твое дело, — прорычал Ахоте.

Ахану вскинул голову:

— Не грифонам учить нас сражаться.

— Тихо, — Хелаку насторожил уши в сторону сыновей, вздыбливая мех на воротнике, чтобы выглядеть еще больше — громадной индиговой тенью. Вокруг поднялся запах мокрой земли. Прогрохотал гром: возвращалась позднелетняя гроза. Скол удерживал крылья сложенными, сопротивляясь порыву развернуть их и тем самым ощутить себя сильнее и больше.

— В звездной части твоего острова есть пещера, но днем вход в нее скрывает прилив. При отливе ты сможешь провести свою стаю…

— Имеешь в виду, я смогу удрать со своей стаей, — старый волк развернулся к Сколу, обнажая длинные клыки. Скол, подергивая крыльями, склонил голову. — Мне не нравится этот план. И не думаю, что ты сам мне нравишься. Стигр и моя дочь отзывались о тебе так высоко, в них было столько надежды, но я вижу, что сын Бальдра Летящего-в-ночи превратился в не более чем неумелого лебезящего труса.

— Я пытаюсь избежать войны!

— Иногда наступает время, когда война неизбежна. Даже твой отец сражался…

— Когда у него не было выбора. Разве ты не понимаешь? Им известно, как вы деретесь. Они знают, где ваше логово, потому что мне пришлось им сказать. Так или иначе, они придут. Через три дня.

— Это твои слова. Ты можешь нас всех обмануть и завести меня в ловушку.

— Нет, — прошептал Скол и услышал, как мягко заворчала Катори от отвращения перед упрямством своего отца. — Я пытаюсь сделать совсем не это. День вы сможете безопасно переждать в пещерах, а ночью — вернуться на острова, не столкнувшись с грифонами.

— И так навечно? Ползать по пещерам и выбираться наружу по ночам, подобно крысам? Или у тебя есть еще план помимо идеи поджать хвосты и сбежать?

— Не знаю, — прошептал Скол. В закоулках его разума звучал шепот призраков Черной Скалы. Теперь Скол осознал, что все эти мертвые короли и королевы в самом деле были его предками. Его историей. Он нес ответственность и за их наследие. — Пока что. Но я буду…

— Не нужно, чтобы грифон помогал мне вести стаю. От этого несет хитростями и трусостью.

— Значит, тогда и я пытаюсь тебя обхитрить, отец, — огрызнулась Катори, поднимая уши и хвост. — Раз я ему верю. И я ему доверяю. Мои видения…

— Твои сны, — прогрохотал Хелаку, — это фантазии, взращенные старым побежденным изгоем, живущим в прошлом. С самого твоего щенячества он использовал тебя в своих целях. Когда-то и я уважал Стигра, но ничего не осталось от него прежнего. В нем не осталось борьбы, лишь грезы, мечты и никакущая история завоеванного прайда.

— Значит, вот что осталось в тебе, отец? Лишь борьба? Станешь ли ты таким же, как Лепу: жестоким и неразумным? Позволь Сколу привести нас к безопасности, а сражаться будешь, когда придет время!

— Тихо, — Хелаку щелкнул челюстями. Шевельнулись тени. Все больше волков выбиралось из логов. Скол шагнул вперед, вспоминая, как Стигр обращался к Хелаку.

— Великий Охотник, если бы ты меня только послушал…

— Я слушал Бальдра! — от рыка волчьего короля затих весь лес. Скол недвижно застыл, ошеломленный. — Я слушал, когда Летящий-в-ночи обещал мне мир, обещал, что Аезиры не навредят волкам, что летом Ваниры воспрянут, объединив силу и честь Аезиров со старыми традициями. Да, у него, у твоего отца, видения были тоже замечательны, и я выслушал, и выжидал часа, — огромный волк подошел так близко, что его морда едва не коснулась Сколовой. — Но он умер до того, как сдержать обещание.

По спине у Скола пробежал холодок, когда он посмотрел в глаза волчьего короля. Он увидел в их отражении двух грифонов, сражающихся в небесах, и понял, о чем говорил Хелаку.

— Дед принца, которого ты зовешь братом, убил его в воздухе, и он упал в море. Я это видел. Там с ним погибли все его видения, и это я знаю точно. Ты не принц Ваниров, не Летний король. Ты ничего из себя не представляешь.

Скол ощущал его смерть. Каждый раз, пытаясь спикировать к воде, он на собственной шкуре ощущал смерть отца. Он вспомнил знание о том, что кости и дух его отца не обретаются с остальными на Черной Скале. Его тело затерялось в море. Пытаясь перевести дух, Скол боролся с двойным страхом: перед волчьим королем и переживанием чужой смерти.

— Разве ты не видишь, — взмолилась Катори, протискиваясь между ними. — Отец, Бальдр говорил не о той войне. У Ваниров бывают видения об отдаленном прошлом, о вещах, которые случатся очень не скоро. Он говорил о лете. Он говорил о нашем времени, о собственном сыне, и о прайде, что сейчас живет на Серебряных островах, и…

— Чтобы больше я этого не слышал. Никакой больше Ванировой магии, никаких больше невнятных лунных видений от моих щенков.

Старый король отошел, а оба его сына остались стоять, держа уши настороже. Когда Хелаку вновь развернулся к Сколу, он выглядел непоколебимым, словно гора, и сыновья стояли у него по бокам.

— Благодарю, что сказал нам, когда собирается ударить Красный король. Это даст мне время обезопасить щенков и устроить западню.

— Хелаку, — прошептал Скол. Он совсем не ожидал, что старый волк окажется таким безрассудным и что он не послушает даже Катори. «Мне стоило привести сюда Стигра». — Я сообщил тебе эти сведения не затем, чтобы ты использовал их против моей семьи, и…

— Но ты сообщил им, где наш дом? Полагаю, не затем, чтобы они использовали эти сведения против нас?

— Нет! — Скол рванулся вперед и расправил крылья, чувствуя себя в опасности и полным злости. — У меня был план…

— Мне не нужен твой план! Я здесь король! — Хелаку с воем вскинул голову. Вместе с ним и другие волки принялись завывать и настороженно ворчать. Катори ходила вокруг Скола, следя за своим отцом. — Я был королем на Острове Звезд дольше, чем жил твой отец, и я не сбегу.

— Ты слишком гордый, — заскрежетал Скол и в неверии затаил дыхание. Под шкурой у него кипела злость. Он развернул крылья. — Ты ничем не отличаешься от Сверина. Я лишь хотел помочь тебе…

— Взять его, — прорычал Хелаку.

Когда Ахоте и Ахану прыгнули вперед, издав двойной рык, Скол развернулся, предостерегающе взметнув крылья.

— Держите его!

Скол ринулся навстречу первому волку и схлопнул крылья, чтобы оттолкнуть Ахоте прочь.

— Я не допущу, чтобы он рассказал Красному королю о нашей западне!

Мимо Скола навстречу Ахану метнулась рычащая красная тень. Ради него Катори сражалась с собственными братьями.

Скол научился у Каджа, как драться сразу с двумя волками. Или с тремя. Но по рычащим командам Хелаку вперед выступало все больше волков, и они сжимали в челюстях крылья Скола, хватали его за лодыжки. Сам Хелаку прыгнул вперед и сомкнул челюсти на загривке Катори, чтобы выволочь ее из схватки.

В разгар драки вниз слетел ворон, и Скол выкрикнул призыв о помощи. Черная птица защелкала, засмеялась и снизилась на ветку рядом с волчьим королем.

— Прекратить! Прекратить! Величайший Охотник, Хелаку, у меня новости! У меня новости о планах грифоньего короля!

Волчий король развернулся, сверкнув зубами, и ворон подскочил от удивления.

Скол полоснул когтями по морде ближайшего волка — он подумал, что это был Ахоте — и волк отшатнулся. Он продолжил отступать, пригибаясь и разворачиваясь перед пустотой. Скол уставился на него. Затем он увидел крошечного воробья.

Вниз слетели и другие. Воробьи, скворцы, две маленькие совы.

— Иди, принц, — прощебетал скворец. Сотни птиц слетали с деревьев, кружась и киша в воздухе, чтобы сбить волков с толку и отогнать. Они расчищали путь, чтобы Скол смог спастись. — Иди!

Что знал этот ворон? Сколу хотелось спросить. Но сейчас вокруг него расчистилось пространство. Поверх волков и птиц он поймал встревоженный взгляд Катори, а затем развернулся, чтобы убежать из-под полога огромной рябины и прыгнуть в воздух.

Он полетел к Острову Солнца.

«Я проиграл».

Грифонам он сказал бы, что охотился. Или патрулировал. Солнце стояло уже так высоко, что Скол с легкостью мог сказать: в ночи он не летал. В его мысли понемногу вгрызалась усталость.

Суматоха заставила его насторожить уши. Наблюдая, он сделал круг над гнездовыми утесами. Внизу охотницы и недавно посвященные собрались у Медного утеса: они устраивали поединки и точили когти о мокрую скалу. Тревога сомкнула темные крылья над сердцем Скола.

На скалах стоял сам Сверин, полуокруженный юными и полными гордости самцами. Скол снизился и, приземлившись, скачками понесся вперед. Он увидел, как спрыгнул Хальвден с королевских скал с той же гордостью, что и после охоты-посвящения. Его передние лапы украшала пара золотых наручей, инкрустированных изумрудами. Королевский подарок. Скол рысью понесся к нему.

— Хальвден! Что происходит?

Зеленый воин остановился, смерив Скола взглядом с тем же выражением, с каким глядел бы на орущую чайку.

— Где ты был? Мы готовимся к битве.

— Но до нее же еще несколько дней.

Хальвден взъерошился, размахивая хвостом.

— По всей видимости, — промурлыкал он, — быть братом-в-полете принца не значит вовремя узнавать последние новости.

Его глаза прищурились. Неожиданно Скол задумался, испытывает ли Хальвден хоть какие-то угрызения совести из-за того, что его мать изгнали.

«Нет, — осознал он. — Это лишь черное пятно на его репутации. Он сожалеет только о гибели своего отца».

— Принц верит, что среди нас может быть шпион. Может, кто-то из старых Ваниров. Или птицы.

«Ворон, — подумал Скол, чувствуя, как растет внутри него страх. — Ворон, который обратился к Хелаку…»

Казалось, Хальвдену нравилось выкладывать новости.

— Или, может быть, в ветре носится какая-то волчья ворожба. Что бы то ни было, они с королем изменили планы.

«Но у меня же было три дня!» Оглядываясь по сторонам, Скол увидел на скалах Кьёрна. Золотой принц взглянул в его сторону, встретился с ним взглядом, а затем отвел уши и посмотрел прочь.

«Он мне не доверяет. Может, я и не заслужил его доверия». Внутренности Скола стиснуло холодом. Все прояснилось. Сверин не доверял ему. И Кьёрн ему тоже не доверял.

Никогда ему по-настоящему не стать членом прайда Красного короля.

«Он станет таким же, как его отец, — пытался предостеречь его Стигр. — Ты еще не знаешь».

«Пока правит Красный король, у нас никогда не будет мира».

— Хальвден, ты мне только скажи, сколько дней…

— Никаких больше дней, — огрызнулся Хальвден. — Мы полетим завтра же. Завтра мы атакуем с первыми лучами Тира.

Глава 26. Западня

«Но только в тиши зарождается ветер,

И льды породят огонь.

Мудрец нам ответит, что в древние годы никто не носил имен,

Но только когда мы познали других,

Тогда и себя обрели через них».

— Не покидай сегодня Остров Солнца, Скол.

Скол резко пробудился и услышал одни лишь волны. Перед его глазами мелькнули грифоньи крылья и видение просторной, травянистой, усеянной камнями равнины с красноватой землей: он не помнил, чтобы когда-либо раньше видел ее во снах.

Все грифоны заснули на Острове Солнца, и Ветровод был заброшен на всю ночь. Сон ускользнул от Скола, словно песок из хватки когтей.

Трижды за ночь он пытался сбежать и предупредить волков, однако на утесе восседали часовые, шевеля ушами и нервно, но бдительно вглядываясь в темноту. Раньше Скол никогда еще не видел ночных часовых. Он догадался, что они выслеживали мятежных Ваниров. «Или меня». Он мог только надеяться, что вчерашние вести ворона были как раз об этом нападении, и что Хелаку хотя бы успел отвести щенков в безопасное место.

— Не покидай сегодня Остров Солнца, мой принц.

Скол моргнул и повернулся, осматриваясь в сером свете сумерек. Кто бы мог так к нему обратиться? У входа в пещеру уселся ворон.

— Кто ты из них? — настороженно спросил его Скол. Ворон опустил голову и склонился.

— Тот, кем и всегда был, почтенный Ванир.

В его тоне Скол не уловил насмешки, но все-таки предпочел бы прямой ответ.

— Я уже знаю, что вас здесь двое. Двое тех, кто утруждают себя разговорами с кем бы то ни было. Я не узнавал ваших имен, а это было глупо. Назовись, пожалуйста.

У ворона довольно заблестели глаза.

— Я Хугин. У моего брата Мунина нет понятия о чести и честной игре, и сегодня он устроил неприятности. Не покидай Остров Солнца.

— Почему?

— Скол, — Кьёрн тяжело опустился на входе, чуть не раздавив ворона Хугина, а тот вскрикнул и, хлопая крыльями, умчался навстречу утру. Золотой принц взъерошился и огрызнулся ему вслед. — Штуковина неразумная. Готов поспорить, он хочет последовать за нами, чтобы урвать еды после боя.

Принц строго взглянул на Скола, и Скол поймал его взгляд, не произнося при этом тех слов, что сжимали его сердце когтями.

«Ты лгал мне. Ты никогда мне не доверял. Не так, как стоит доверять брату-в-полете. Твой отец мне никогда не доверял и никогда не будет». И Скол теперь увидел, что Кьёрн слеп. Он прогнал ворона. Он не понял, что Скол все лето изменялся у него на глазах. И кем же он стал? Раньше Скол спрашивал об этом Стигра.

Теперь он знал.

Принцем Ваниров.

— Не смотри на меня так, — прошептал Кьёрн. — Мне пришлось. Это война. Я не могу рисковать прайдом, как бы ты ни сделал выбор: сам либо же под волчьим или изгнанничьим заклинанием, заставляющим тебя вновь и вновь менять стороны.

— Я знаю, — пробормотал Скол, и его голос прозвучал так глубоко, что удивил и его самого. Он звучал будто голос призрака из его памяти. Голос отца. И голос Кьёрна — теперь Скол отчетливо это слышал — звучал как голос Сверина: который звучал как голос Перра, убившего Бальдра Летящего-в-ночи.

Скол подумал, что, даже если Кьёрн сможет стать Летним королем, он позволит себе остаться слепым. Вперед выбралось негодование. Он так верил в Кьёрна. «И он в меня верил, но теперь я вижу, что не во всем пути Аезиров правильны». Скол задался вопросом, могло ли что-то пойти иначе, если бы он с самого начала был честен с Кьёрном.

Теперь это едва ли имело значение.

— Понимаю, — тихо произнес Скол, когда ему показалось, что Кьёрн ожидает большего в качестве ответа.

Кьёрн понял это совсем иначе и успокоился.

— Тогда идем. Нам предстоит битва, брат, и мы сможем показать, чего стоим. Моему отцу. Друг другу. Будешь сражаться рядом со мной?

— Да, — пробормотал Скол, делая шаг наружу. — Я буду сражаться.

«Мы сможем показать, чего стоим».

Сверин не приготовил ни речей, ни обещаний, ни величественных боевых кличей в сторону рассвета. Утяжеленный тускло поблескивающим бронзовым нагрудником и боевыми наручами, он стоял на краю Медного утеса, пока собирались его воины, и пересчитывал их, глядя с затаенной гордостью. Некоторые, одаренные золотом, бронзой и серебром, выделялись в качестве избранных. Среди воинов были Хальвден и Кенна, Кадж и прочие — возраста Скола и старше.

Скол, простой и серый, стоял рядом с золотым Кьёрном. Некоторых на бой не призвали. Поодаль стояла Сигрун в готовности лечить раны, и ее ученицы взирали на собрание с трепетом. Такого им больше не удалось бы увидеть в ближайшее время, а может быть, вообще никогда.

Скол попытался поймать взгляд Сигрун. Ему еще не выдалось шанса расспросить ее, что сделали они с Рагной ради того, чтобы его вырастить. У Скола было чувство, что после сегодняшнего дня многое изменится, и ему никогда не удастся завершить желаемое.

Рагна встала ближе к воинам, но не затем, чтобы к ним присоединиться. Сверин не принуждал сражаться никого из тех воинов, кто был старше определенного возраста. Скол шевельнулся, нерешительно ища взгляд Вдовой королевы поверх голов грифонов, стоящих с краю. Скол ожидал увидеть в этом взгляде ярость, разочарование от того, что он отправляется на войну под началом Сверина.

Но ее бледно-зеленые глаза, такие же, как его собственные, сияли только лишь непоколебимой уверенностью. В чем она была так уверена? Скол постарался распознать, была ли это вера в то, что сделает нечто особое, или же гордость — но нет. Что-то еще переполняло ее, когда она встречалась с ним взглядом, и у Скола не находилось для этого слов. Что бы это ни было, он этого все равно не заслуживал. Его поглотил стыд за все, что он сделал в последние дни, мечась между грифонами и волками, Ванирами и Аезирами, и ему пришлось отвести взгляд.

Наконец, прибыли все воины, что собирались на бой.

В тишине король вскинул голову, взмахнул крыльями, призывая к вниманию, и прыгнул с утеса в воздух. Тучи задержали рассвет и свесили вниз лохмотья, орошая море дождем.

«Даже небо тревожится», — подумал Скол, думая о штормах, которым так просто не стихнуть.

Кьёрн прыгнул в небо. Тейра, Хальвден и Кенна взвились в воздух, и медный Эйнарр, и все остальные, вся толпа взрослых испытанных воинов. И несколько юных, неиспытанных, но нетерпеливых. Сколу хотелось крикнуть им, чтобы они остались. Но остались одни только слетки, старые самки, еще более старые самцы и пушистые весенние котята.

Колеблясь, Скол пригнулся, и его взгляд пронесся по оставшимся. Сигрун уже направилась прочь. Рагна смотрела, словно собираясь отследить весь его полет по пути на Остров Звезд. «Вдруг она всегда так за мной наблюдала, а я ни разу не замечал?»

Трава резко пригнулась под ветром, уколов Скола в морду, и он взмыл в небо.

***

Они летели высоко над Островом Звезд, и казалось, что весь лес пригнулся, сгорбился под темными рассветными облаками, и напрягся, как загнанный зверь в ожидании атаки.

«Загнанный зверь — самый опасный», — бешено пронеслось в мыслях у Скола, когда он пристально глядел вниз. Король приказал ему лететь во главе и вести прайд к древней рябине. Скол подумал о птицах, пришедших ему на подмогу. Он подумал о яром вепре. Скол испугался того, что могло случиться, если бы все обитатели Острова Звезд устали от настырных жадных Аезиров. Вступят ли в бой прочие существа?

Ворон Хугин предостерег его, чтобы он держался подальше от Острова Звезд. «Нет. Он говорил мне не покидать Остров Солнца». От тревоги полет показался более долгим, чем на самом деле.

Увидев целое множество рябиновых листьев, что возвышалось над сосновым бором, Скол накренился и снизился на добрую лигу. Приближаться они должны были на лапах.

Ни один воин не произнес ни слова. Приземлившись неровным строем, они встали клином, напоминающим внутренний изгиб крыла, и двинулись вперед, чтобы окружить логово. Скол переместился к Кьёрну и Тейре. Теперь он ощущал себя совсем не так, как во время охоты на вепря. Скол взъерошился, стараясь вытряхнуть из головы сожаление. Ворон ведь прилетел, чтобы сообщить новости волчьему королю. Скол надеялся, что он предостерег о перемене в грифоньих планах. Может, Катори убедила часть стаи сбежать. Может, даже гордый Хелаку образумился и убрался в безопасное место.

Птицы, опасаясь вторгшихся грифонов, тихо сидели на деревьях. Затихла возня мелких зверьков. Весь лес погрузился во тьму, и сквозь стволы просочился запах дождя. С ним не пришло ни тени волчьего запаха. Скол заложил уши, и напряженная тревога свела его мышцы судорогой. Впереди он мог разглядеть утес, вырывающийся из земли, стиснутый корнями рябины и испещренный норами — логовами волков.

Грифонов коснулся ветерок, и Скол, принюхиваясь, поднял голову. Свежего волчьего запаха не было. Никто не двигался. Не раздавалось ни звука.

Пещеры были пусты и черны.

Скол задышал с тяжелым облегчением. Но что-то все еще казалось неправильным. Рядом с ним напряглась Тейра. Он ощутил, как напряглись и шевельнулись грифоны среди деревьев, а затем повисла тишина, когда замерли все воины в отряде. Кьёрн развернулся и взглянул на Скола, как если бы логова опустели по его вине, а затем отправился вперед на скалистую поляну между деревьями и убежищами.

— Трусы, — прорычал он в сторону логов. — А ну покажитесь! Я, Кьёрн, сын Сверина, принц Аезиров, Летний король, будущий король Серебряных островов, бросаю вам вызов!

Красный Сверин выступил из-за деревьев. В поле зрения Скола перемещалось все больше цветов в то время, как грифоны неуверенно продвигались вперед. У него над головой прокаркал и рассмеялся ворон, и его насмешка отдалась эхом в глубине леса. Это был не Хугин, Скол точно знал. Это был другой.

— Дома некому тебя выслушать, золотой принц. Бахвалься перед воробьями, с ними и дерись, — он безумно засмеялся, но Скол знал, что большинство грифонов услышит лишь клекочущие вопли.

Кьёрн не слушал. Легкий ветерок донес знакомый Сколу запах, и все посмотрели вверх в поисках его источника. На вершине утеса, служившего домом волкам, появилась Катори: вне досягаемости грифонов, но в пределах их видимости и слуха.

— Они не здесь, — позвала она.

— Они убежали? — голос Хальвдена звенел от презрения. Скол глянул поверх грифонов, чтобы увидеть морду Сверина, и обнаружил, что его пронзает взгляд золотых глаз. Принадлежали они не Катори.

— Они узнали, — король шагнул к Сколу. — Каким-то образом.

— Нет, — между ними встал Кьёрн. — Скол всю ночь оставался на Острове Солнца, отец. Я и сам убедился. Дело в каком-то другом предательстве. Они не могли узнать. Они…

— Они не здесь, — тверже позвала Катори, единственный волк против целой армии грифоньих воинов: хотя никто, пребывая в замешательстве, не двинулся с места и на нее не напал. — Потому что ночью они пустились в путь. По пещерам. Я думала, мне удастся убедить отца этого не делать, но у меня не вышло, — ее скорбный пылающий взгляд и голос были обращены к Сколу. — Они ушли не чтобы спрятаться, но…

— К Острову Солнца, — выдохнул Скол, разворачиваясь к Сверину. — Сир, волки нападут на гнездовые утесы!

— Невозможно, — огрызнулся король.

— Они это сделают, милорд — устроят засаду! Под островами тянутся пещеры! Мы должны лететь!

Сверин взглянул на Скола, разглядел в нем правду и пригнулся.

— Я пыталась тебя предупредить, — прокричала Катори. — Я послала ворона к Стигру, а к тебе — Хугина, чтобы…

— Летим! — прорычал Красный король и оттолкнулся от земли. — Летим! Назад, на Остров Солнца! Нас одурачили! Устроили засаду!

Прочие грифоны столпились, плотно зажатые между деревьями и стеной утеса: подняться могли лишь двое или трое за раз. Скол присел, ожидая, когда расчистится место. Никто не удостоил его взглядом.

Скоро из грифонов остался лишь он один. И он разглядел, что Катори была не единственным волком. К ней подступил рыжевато-золотистый, смутно знакомый, и один из ее братьев. Скол пристально взглянул на него, раздумывая о том, что братья одинаковы и в то же время нет. Один из близнецов всегда нападал. Другой всегда за ним следовал. Однако не в этот раз.

— Ахану, — позвал Скол, и волк наклонил голову. Скол взглянул на стоящего рядом с ним рыжеватого волка. — Извини. Тебя я не знаю.

— Я Точо, крылатый брат. В конце весны ты спас меня от Хальра. И я не нападу на твою семью.

Разум Скола помутился. Он склонился перед волками.

— Ахану. Точо. Катори. Я всегда буду помнить, что вы не последовали за своим отцом и королем и не атаковали мой прайд.

Ахану вновь поднял голову.

— А мы всегда будем помнить, что ты пришел к нам, предупредил нас и попытался установить мир.

— Попытался, — прошептал Скол, а затем возвратился в небо.

Глава 27. Падение короля

Не было времени оценить травмы, узнать, кто погиб, или расслышать яростный плач грифониц, недавно ставших матерями: требовалось выбрать цель и спикировать. Отслеживая все с высоты, Скол увидел, как волк преследует спотыкающегося слетка, и поспешил к нему. Его орлиный крик смешался с криками других грифонов. С ревом, рыком и воплями. Перья, мех и кровь запятнали землю.

Пытаясь все исправить, Скол сотворил неописуемый ужас. «Меня предали мои неумелые планы и моя нерешительность».

На соколиной скорости он врезался в крупного волка и швырнул его на землю. Они перевернулись и покатились, сминая траву. Каждую мышцу Скола пронзало яростью.

Волк рванулся вверх, и Скол отскочил прочь: его лапы и сухожилия были теперь натренированы и после долгих дней, проведенных с Каджем и Стигром, работали на инстинктах. Противники стали кружить, и Скол увидел, что волк открылся. Затем он узнал соперника.

— Ахоте, — выдавил Скол его имя. — Я мог бы стать тебе другом.

Но перед ним был уже не Ахоте. В его глазах сверкала жажда крови, ярость и безумный охотничий свет. Ненависть сделала его неразумным.

И безымянным. Волк, которого знал когда-то Скол, рванулся вперед, и Скол вскинулся на задние лапы, затем схлопнул крылья, прежде чем развернуться. Они сплелись, и в какой-то миг Скол почувствовал, что по его бокам сочится тепло. Кровь.

Где-то взвизгнул от боли еще один слеток. Может быть, он умирал.

Взгляд Скола затуманило красной пеленой, и он пронзительно крикнул, разворачиваясь, чтобы оттолкнуть Ахоте, а затем грубым быстрым рывком швырнул его на твердую землю. Волк был слишком изранен, чтобы продолжать бой. Его затопила ненависть.

— Ахоте с Острова Звезд, — прохрипел Скол. Призраки шептали в его голове. «И безымянный вспомнит честь». — Остановись! Ты умираешь.

Ему навстречу сверкнули дикие золотые глаза, пена закапала с волчьих клыков, и Скол сжал когти на горле соперника.

— Ахоте. Сын Хелаку. Услышь меня. Ты славно сражался. Брат.

Волк тяжело задышал и скорчился, а затем, на последнем слове, его взгляд очистился от пустоты. Он уставился на Скола и узнал его.

— Я… должен был стать королем, после отца.

— В Долине Солнца, — прошептал Скол, — каждый из нас будет королем.

— Ты вернул мне имя, — шепнул Ахоте, и Скол услышал, как клокочет кровь у него в горле. — Верни мне честь.

«И Безымянный вспомнит честь», — шептали призраки. Голова Ахоте закатилась. Скол покончил с ним, стиснув его горло, и взглянул вверх как раз в то время, когда на него спикировала изумрудная ярость.

— Предатель!

Скол поднырнул под Хальвдена, и когти соперника вспороли воздух.

Хальвден пронесся мимо и развернулся, широко раздвигая когти, словно бы показывая Сколу на поле боя.

— Это твоих лап дело.

Скол остался на земле, привлекая внимание Хальвдена. Ему не хотелось попытать удачи в воздушном бою против большего грифона.

— Нет, — твердо произнес он, в то время как Хальвден низко кружил, разыскивая слабое место. — Я лишь всегда старался поступать верно.

Хальвден заклекотал и вновь совершил нырок. В этот раз он заметил попытку Скола увернуться и, налетев на него сбоку, поймал за крылья, чтобы перевернуть на бок. Оглушенный, Скол перекатился, чтобы вскочить на лапы, но Хальвден навалился на него тяжелой горой с когтями и клювом.

Скол свернулся клубком, защищая горло, и внутри него вспыхнула паника. Клюв Хальвдена полоснул по перьям на шее у Скола. И Скол заметил белый всполох. Хальвден удивленно огрызнулся, когда его сшиб еще один грифон. Освободившись, Скол тут же поднялся.

Это была Рагна.

Скола поразило изумление, когда он увидел, что вдова, яростная и белая, со сверкающими когтями, движется быстро, как юная грифоница, защищающая своего котенка. Своего котенка. «Меня», — подумал Скол. К нему примчался еще один грифон, пыльно-черный и окровавленный.

— Стигр! — с облегчением выкрикнул Скол. До Стигра добрался ворон Катори, и, конечно же, он прибыл Сколу на помощь.

Стигр и Рагна, брат и сестра, отбились от Хальвдена. Они были старше, медленнее, но и умнее. Зеленый грифон отступил, изрыгая ругательства, и отправился на поиски волков, чтобы сражаться уже с ними.

— Лети, мой принц! — выкрикнул Стигр. — Обезопась себя!

Скол замер, как камень. Когда ветер донес до островов третий шторм, по небу прокатился гром.

«Я не могу бежать. Но с кем мне сражаться?» Скол все еще чувствовал на языке кровь Ахоте. Он не мог напасть на собственный прайд. И, несмотря ни на что, не мог напасть на волков. Он пригнулся, отступая и озираясь. В поведении грифонов и волков не было никакой стратегии, никаких планов, никаких замыслов по нападению или защите. На поле разгорелся бездумный звериный бой. Кьёрн сражался с двумя старшими, в шрамах, волчьими воинами. Тейра и медный Эйнарр защищали плачущую стайку слетков от еще двоих волков.

«Прекратите!» — раздался крик в мыслях Скола.

Кобальтовый промельк. Кадж тяжело приземлился между Сколом и Стигром с Рагной.

— Разве я тебя уже не прогнал однажды с этого острова? — прогремел Кадж на Стигра, а тот пригнулся с шипением. Рагна сдвинулась в сторону Скола.

— Ты задолжал мне глаз.

С этими словами Стигр прыгнул, Кадж встретил его атаку, и они столкнулись с грохотом, как грозовые тучи. «Я не позволю им драться». Скол сделал два шага вперед, чтобы разнять их, но Рагна оттеснила его в сторону.

— Скол, лети на Черную Скалу, — молила она. — Я не могу тобой рисковать!

Но он едва ли ее услышал. Когда завопили слетки, Кадж вырвался и улетел. Стигр его не преследовал.

Над ними клубились тучи, пришедшие с моря. Взгляд Скола притянула вспышка огня небес. Что-то должно было все это остановить. Кто-то!

Раскат грома, словно заклинание, расколол небо, встряхнул утес, и никто из воинов не оставил его без внимания. Все как один, испытав внезапное осознание, волки и грифоны подняли головы к королевским скалам и увидели, что Сверин встретил там Хелаку.

Великий Охотник и Красный король сражались на вершине древних камней: черный мех и красная ярость сплелись на фоне чернеющего рассвета.

Мимо Скола мелькнуло золото.

— Отец!

Скол прыгнул вслед Кьёрну, сбил с пути и поймал за крыло.

— Стой, Кьёрн, взгляни на них!

К ним, тяжело дыша, бросилась бледная Тейра: по ее перьям стекала кровь, бока покрывали раны. Волки столпились, завывая и взлаивая, а несколько грифонов взлетели, наконец-то унося слетков подальше от битвы.

— Взгляни, — вновь убеждал Скол Кьёрна, удерживая его на месте.

— Они обезумели, — ахнула Тейра.

Оба короля полосовали когтями, рвали и огрызались со свирепостью диких неразумных зверей. Металл Сверина защищал его от самых лютых укусов в горло и передние лапы. Мощная шкура волчьего короля служила броней от Свериновых когтей.

— Пустите меня к нему!

Кьёрн с силой извернулся, огрызнувшись на Тейру и Скола. Они отпрянули, и принц прыгнул, тяжело взмахивая против ветра, а затем приземлился рядом с отцом. Он попытался оттолкнуть короля от Хелаку. Сверин развернулся с орлиным воплем и мощным взмахом крыльев отшвырнул Кьёрна прочь. Кьёрн утратил опору и, оглушенный, соскользнул со скал. Тейра стала карабкаться к нему, и Скол тут же последовал за ней.

Часть грифонов столпилась в поисках юных и раненых, часть улетела. Волки кружили, воем зовя своего короля, но он их не слышал. Скол увидел, что несколько раненых волков направились к лесу, к Бегущей-в-ночи.

Вход в пещеру должен был находиться у реки.

В забвении короли продолжали сражаться. Они перекатывались, брыкались, щелкали челюстями, и красные крылья Сверина рвали воздух, а рычание Хелаку звучало подобно громовым раскатам. Взмахом крыла и когтя Сверин швырнул волчьего короля на бок. Хелаку изогнулся, силясь подняться на лапы, и оставил горло незащищенным.

Скол это заметил. И Сверин тоже.

Скол с криком прыгнул вперед. Но было слишком поздно. И слишком далеко.

Последний крик старого волчьего короля заглушил гром.

Те волки, что еще не убежали, издали полные страдания крики, словно и сами пережили смерть, а затем развернулись и помчались в леса. Воины-грифоны, воспрянувшие при виде гибели волчьего короля, погнались за ними.

Сверин зарычал, переходя на орлиный крик, и его дикие золотые глаза развернулись к убегающим волкам. Хлестал дождь.

«Это должно прекратиться», — пронеслось в мыслях Скола. Волки ведь теперь хотели только спастись. Как только он об этом подумал, крик вырвался у него из груди:

— Сверин!

Красный король замер, взметнув крылья, и уставился вниз, на Скола. Скол выпрямился и расправил крылья, словно отражение короля.

— Сын Перра! Положи этому конец.

Ворон сделал круг над Сверином и мертвым волчьим королем.

— Узри, Сверин, узри истинного короля!

И, кружа и смеясь, он умчался, когда на него замахнулся Сверин. Казалось, сама битва затаила дыхание; окровавленные и тяжело дышащие волки смотрели на своего погибшего короля, а дикие глаза грифонов взирали на Сверина в ожидании приказа.

Безумные глаза Сверина обратились к Сколу, затем его взгляд переметнулся к ближайшему волку, раненому и перепуганному однолетке. Грифоны напряглись. Волки огрызнулись, и король пригнулся, готовясь к прыжку.

Скол прыгнул вперед.

— Положи этому конец. Или дерись со мной. Я, Раскол, сын Бальдра, бросаю тебе вызов!

— Скол! — прокричал Кьёрн, и Сверин в неверии рассмеялся.

— Держись от него подальше, мой сын, — золотые глаза короля грифонов пронзили мрак, чтобы опалить Скола подобно двойному солнцу. — Я ведь говорил тебе, к чему приводит доверие Ванирам.

Хлынул дождь. Король широко раскинул крылья — алые языки пламени на фоне бури.

— Я должен был это заметить. Я должен был знать, что у Ваниров есть тайна. Ночной король был слишком уж не прочь своего падения, — Сверин вскинул голову, и его смех перешел в рычание. — Бальдр Летящий-в-ночи угрожал моему отцу историями о Ванировой магии. «Мы никогда не умираем», — проскрежетал он в воздух, затем огрызнулся и пригнулся на вершине скал. Скол напрягся и вскинул крылья, готовясь к полету. Красный король хлестнул хвостом. — Я собираюсь доказать, что он ошибался.

И с клекочущим рыком он прыгнул вниз, широко расставив орлиные когти. Но Скол уклонился от королевской яростной атаки и быстро унесся в небо. Крик Сверина эхом разнесся по небу, когда он ринулся за Сколом навстречу буре.

Глава 28. Сын Летящего-в-ночи

Ослепленный мельканием темных туч и дождем, Скол изо всех сил подтолкнул себя крыльями, взмывая навстречу буре. Над морем полыхнул огонь небес, слишком близко, и перья Скола вздыбились от осознания опасности. Оглянувшись, он увидел, как приближается Сверин. Скол развернулся, напрягаясь, чтобы удержаться на одном месте хотя бы на три вдоха.

— Я тебе не враг! Если бы ты только доверял мне, милорд. Я говорил Кьёрну…

Но орлиный крик короля перебил его, и Скол захлопнул крылья, чтобы поднырнуть и избежать атаки. Когти Сверина, обагренные кровью Хелаку, зацепили его лопатки.

— Предатель-Ванир, — прокричал Сверин, складывая крылья, чтобы спикировать вслед за Сколом.

Ветер не давал Сколу дышать. Нырнув, он вскрикнул, затем подтолкнул себя вверх и накренился, пытаясь оторваться от Сверина среди ветров. По крайней мере, король мог разговаривать. По крайней мере, он не не до конца утратил рассудок.

— Сдавайся же! Теперь-то я понял. Теперь-то я понял: если я хочу, чтобы когда-либо мой прайд зажил мирно, я должен избавить острова от Ваниров и волков.

Отпрянув, он огрызнулся, когда Скол пролетел у него над головой. Затем король накренился вслед за Сколом: более медленный, но полный сил.

Скол развернулся к Сверину мордой к морде, пытаясь встретиться взглядом с королем.

— Я — твой прайд! Что бы я ни делал, это было ради служения…

— Ты ничтожество! — вопль Сверина перерос в рычание, и небо над головами грифонов разразилось громом.

Скол снова наклонился, и в этот миг король настиг его, рассекая когтями воздух, а затем и Сколову заднюю лапу. По лапе потекла теплая кровь: алый ручей, смываемый ливнем.

Внизу высоко вздымались на ветру, под ударами дождя, серебряно-черные волны.

Скол чувствовал, что его сердце готово взорваться, а каждый вдох царапает горло. С каждым ударом крыла его мышцы сводило судорогами. Он напряженно уставился в стену дождя, но едва ли мог что-нибудь разглядеть. Красный король ни за что бы не бросил его преследовать. Но Аезиры не могли беспрерывно летать под дождем. Тем временем сквозь ливень Скола преследовали яростные Свериновы крики:

— Ты ничего из себя не представляешь! Ничтожество! Сын мертвого короля, не желавшего сражаться! Ты умрешь, как умер и он!

Хелаку говорил то же самое. Звал его ничтожеством. Под перьями Скола вспыхнуло новое пламя, опаляя кожу, придавая сил в схватке с ливнем. «Я сын Летящего-в-ночи. Я сын Рагны Белой». Но Хелаку видел смерть его отца. «Он был убит дедом принца, которого ты зовешь братом. Он упал в море, и там с ним погибли все его видения».

С ним погибли все его видения.

— Нет, — прошептал Скол навстречу шторму. Он подумывал взлететь на наивысшую свою высоту, так высоко, как только пробовал, на высоту полета Аезиров — чтобы оторваться от короля. Но Сверин последовал бы с ним в любую высь. Скол задался вопросом, касается ли это и глубины.

И он развернулся к Красному королю.

Темно-красный, с промокшими перьями, вымытый ливнем от волчьей крови, Сверин пролетел вокруг Скола. Но вместо того, чтобы вновь наброситься, он взмахнул крыльями и устремился ввысь, набирая высоту. Скол сделал тесный круг и не последовал за ним.

— Мой отец жив, Сверин! — Скол следил за подъемом короля, крича, чтобы заманить его, а после лишить и почета, и титула. — Он жив во мне!

Сверин рассмеялся, заострил крылья и понесся прямо к Сколу. Его когти вытянулись, готовясь к смертоносному удару. Его острейший клюв широко распахнулся.

Скол напрягся.

Сверин врезался в него. Сомкнув когти, вгрызаясь, давя на Скола, подобно валуну, он прорычал:

— Тогда я наконец-то его убью.

Сцепившись и ударяя крыльями, они падали в воздухе. Красный король полосовал когтями и огрызался, чувствуя близость победы. Скол напрягся и извернулся, чтобы избежать смертельного укуса. Вокруг них метался ветер. Они вывернулись и опрокинулись, и на миг Скол перекатил Сверина под себя. Подходящий момент.

Скол затаил дыхание. Затем сомкнул крылья. С тем же успехом он мог стать камнем.

Такой большой вес не мог поднять даже король.

Они рухнули.

Осознав, что делает Скол, и что они вдвоем падают в бушующее море, Сверин издал пронзительный крик.

— Освободи меня! — он вскинул голову; тяжелые промокшие крылья Сверина уже с трудом выдерживали как его собственный вес, так и вес металла. — Предатель! Ты звал моего сына братом-в-полете, а потом повернулся против всех нас! Я тебя убью!

Скол высвободил одну из передних лап и стиснул горло короля, вынудив его дикие золотые глаза встретить свой взгляд.

Вокруг витал запах соли и морской воды.

Теперь грифоны слышали шум волн.

Оказавшись так близко к королю, Скол сумел прошептать:

— Ваниры никогда не умирают.

Затем он высвободил свои когти из королевских, вырвался на свободу и спикировал. Ветер забил ему горло. К нему рывком устремились волны. Промокшие крылья Сверина отчаянно били по воздуху, и Скол увидел в отдалении цветные пятна: на помощь своему королю летели грифоны.

Сверин издал вопль, полный проклятий и ярости.

Но он не последовал за Сколом, когда тот прорвался сквозь ветер, ужас и ливень, чтобы в одиночку окунуться в черное бушующее море.

***

Перед ним приземлился грифон: бледно-серый. Они стояли на берегу Острова Звезд, на настоящих скалах и у настоящих волн, как если бы Скол не спал. Рядом плескала вода, пели птицы, и у Скола дернулись уши. Он чувствовал себя легко и бодро, и он знал, что это был сон, ведь в действительности он устал, и его тело покрывали раны. Или, может быть, он погиб и оказался в Долине Солнца, навечно свободной от боли и усталости. С любопытством он ощутил, что не скорбит.

— Я горд тобой, Скол.

— Ты Бальдр? Ты мой отец?

Это не мог быть никто другой. Скол цеплялся за свое ощущение окружающего мира, пытался управлять сном и отказывался отвлекаться. Он жадно изучал стоящего перед собой грифона, Летящего-в-ночи. Своего отца. Скол понял, что представлял его оперение черным, как у Стигра, но оно оказалось не таким. Оно было серым, как дождевые облака. Грифон был подтянутым, некрупным, мельче красного Сверина и даже старого Стигра, и его львиные бедра были бледными, серебристо-серыми.

— Я та его часть, что передалась тебе. Твое мужество освободило мой дух из моря, и прежде, чем я улечу, я смогу разделить с тобой здесь мгновение.

— Значит, ты умер. И я тоже.

— Ваниры…

— …никогда не умирают, — закончил Скол вместе с ним, и они говорили как один грифон: так похоже звучали их голоса. — Скажи, что мне делать.

Бальдр расправил крылья, выглядя при этом до того живым, что Скол дернулся, чтобы шагнуть к нему. Но жизнью это не было. Либо сон, либо смерть. В любом случае, Скол был уверен, что ему не посчастливится коснуться отца.

— Лишь Летний король сможет как надобно положить конец этой войне, ведь именно его имя врезается в память всех существ. И к тому времени, как все завершится, противостояние перерастет в нечто большее, чем битва грифонов.

— Но что я должен делать? Правда ли я Летний король? Или это кто-то другой? Кто-то посильнее?

Бледный грифон медленно моргнул ему, словно бы глядя сквозь Скола.

— Если я мертв, это не значит, что я знаю больше живых. Смерть за пределами этих сфер, мой сын. Лишь жизнь, лишь твои узы с землей и небом, лишь пульс живого мира дадут тебе образ того, что грядет, или того, что было.

— Мне нужна помощь, — произнес Скол, чувствуя отчаяние. — Если не ты, то кто.

— Ты получишь помощь, — Бальдр наблюдал за ним с таким выражением, которого Скол и не подозревал увидеть у духа, или у осколка памяти, или у того, чем бы ни являлось это видение. Это была гордость. Любовь. Это почти разбило ему сердце. — Когда Аезиры только прибыли к нам, я предложил им мир, и приют, и помощь в беде. Сначала они прибыли к нам не как завоеватели.

— О том же думал и Стигр, — пробормотал Скол. Он направился вперед, и его лапы отяжелели. Его крылья свело легкой болью. Что-то тянуло его, словно волны, и пыталось оттащить от отца.

Он пробуждался. Выходит, он не умер. И отец ему приснился.

— Если ты сможешь выведать, почему они сбежали с родных земель, ты сможешь найти ответ.

— Они считают, что я умер. А Кьёрн после моего предательства никогда со мной больше не заговорит. Ты просишь о невозможном.

— Тогда возьми и сдайся, — пробормотал серый грифон. Мертвый король. Его отец. — Сдайся, утони в морских волнах и навсегда воссоединись со мной здесь, в покое.

Скол взглянул на него.

— Я так не поступлю.

Смутно знакомый звук достиг ушей Скола. Волны? Дождь? Голос, крик?

«Скол!»

Летящий-в-ночи, казалось, не слышал этого.

— Хорошо. Теперь взгляни на видение, которое пришло ко мне в канун дня, когда к нам прибыли Аезиры с золотом и котятами в своих когтях.

— Кажется, я видел во сне…

Бальдр распахнул крылья.

В небо промелькнуло красное, сразу стемнело, и они оказались на равнине, залитой солнцем. Перед ними расстилались просторы, покрытые колышущейся травой, разбитые высокими столбами и арками из выходов красного мрамора. В безоблачной синеве парил черный грифон, держа огонь небес в орлиных когтях. Скол вновь увидел белые горы и услышал рев земли, доносящийся из недр.

— Но я этого не понимаю, — прошептал Скол. На него нахлынули невидимые волны, и, чтобы удержаться, он запустил когти в песок из сна.

— И я тоже, — они вновь стояли на побережье Острова Звезд. — И это, возможно, и погубило меня.

Скола звало все больше голосов, тех, что не слышал Бальдр. Скол вцепился когтями в песок и гравий, но они начали ускользать от него, как ветер. Как вода.

— Но на следующее утро прибыли Аезиры. Перр был слишком гордым. Я предложил помощь, а он начал строить из себя захватчика, занял нашу землю и задавил наши обычаи, — в Скола впились каменно-серые орлиные глаза. — Но у меня было иное видение, мирное: в нем грифоны бегали по лесам с волками и обладали силой Аезиров и миролюбием Ваниров, слитыми воедино. Я должен был понять: это видение не должно было прийти без понимания смысла первого. И я умер ради того, что еще не могло случиться.

— Но как я смогу…

— Скол! Он здесь!

— Я не могу дотянуться…

— Скол, проснись!

Скол развернулся и никого не увидел. Его лапы скользнули так, словно бы он стоял на воде, а не на песке. Летящий-в-ночи тихо смотрел на него.

— Ты должен узнать правду. Эту войну не прекратить одними лишь когтями и яростью. Ты должен лететь по Звездному ветру.

— Как? — Скол прыгнул вперед, в то время как Летящий-в-ночи отступил и пригнулся, готовясь к полету. — И какую правду?

— Разумным внемлет существам, — пропел мертвый король, — тем, кто не глух к чужим словам.

— Прошу, подожди! Ты мне нужен! Я не знаю, что мне делать здесь одному.

— Звуча как летний гром.

Бальдр Летящий-в-ночи замешкался, сверкая глазами. Он расправил крылья, и теперь, в нарастающем свете, они выглядели скорее не серыми, а серебряными. Песок под Сколом взвихрился волнами, зеленый лес Острова Звезд раскололся от грома, и деревья заклубились облаками.

— Тир и Тьёр зовут меня в Долину Солнца. Но лучшая часть меня остается здесь, — он сиял гордостью, взирая на Скола. — Я живу в тебе, Скол. И я с тобой. В каждом месте, куда ступала моя лапа, в каждом порыве ветра, что пронесся по миру от взмахов моих крыльев, в любви твоей матери, в море. Я с тобой, Скол.

— Ты не можешь сейчас уйти!

— Так будет всегда. Славных ветров, мой сын. Теперь ты должен проснуться. Я больше не могу тебя нести. Проснись и воспрянь.

Скол метнулся вперед, когда Бальдр взмахнул крыльями — но серый грифон вспыхнул ярким светом и исчез. Под когтями Скола оказался не песок — черная вода.

Он издал яростный орлиный крик навстречу яркому свету.

Соленая вода струилась с его перьев и попадала в глаза.

— Скол!

— Лети!

Голос Стигра выдернул Скола из распадающегося сна как раз в то время, когда ему в щеку ударила черная волна и затащила под воду.

Буря. Король.

Он нырнул в море.

Круша соленую воду, Скол напряг под водой крылья, будто огромные плавники, ощущая давление целого океана на своих мышцах. Слепой и мечущийся, он был охвачен потрясением и ужасом, когда видение перешло в битву с морем.

«Проснись и воспрянь».

Эхо отцовского голоса избавило его от страха. Больше ему не придется переживать последнее падение отца. Протащив крылья вперед, Скол издал ввысь пронзительный крик, давая Стигру понять, что он может плыть. Со Стигром летела Рагна. Они вместе кружили у Скола над головой.

Скол полоснул сквозь воду крыльями и лапами, освобождая маховые перья. Он брыкнулся, оттолкнулся и с львиным рыком ринулся из воды. Море скатывалось с его крыльев, словно ветер, ставший осязаемым. Задыхаясь, заставляя себя взмахивать сквозь пронизывающую боль и укусы соленой воды, Скол присоединился в небе к матери и дяде под гром и дикий победоносный смех Стигра.

Глава 29. Видение Скола

— Никто, никто на свете не видал такого полета со времен Ивара Храброго!

Стигр рассмеялся, когда они приземлились на берегу Острова Звезд, прикрытом нависающей скалой. Дождь ослабел, ярость грозы иссякла. Стигр, поздравляя, похлопал Скола крылом по голове.

— И вряд ли подобное увидят вновь. Его прозовут Летящим-в-бурю…

— Успокойся, брат, — пробормотала белая Рагна.

Скол отследил ее взгляд, направленный к тем, кто приближались с неба и с побережья. Двое волков скачками мчались по берегу, три грифона скользили к земле. Скол напрягся, но затем увидел среди них Сигрун. Медно-коричневый самец выглядел знакомо, а самку Скол не знал. Он в ошеломлении отступил на три шага. Волки — Катори и Ахану — замедлились и прошлись кругами, обнюхивая песок и навострив уши.

— Скол, — выдохнула Сигрун, подбегая, чтобы проверить, не ранен ли он. Скол безропотно стоял перед ней, пытаясь собраться с мыслями.

— Сестра-в-полете, — проговорила Рагна. Скол взглянул на нее поверх головы Сигрун, и Вдовая королева отвернулась. Скол хлестнул хвостом.

— Что произошло? Сверин…

— В своем гнезде, — ответила Сигрун, — и залечивает раны. И тебе бы следовало.

Скол моргнул ей.

— Я не могу вернуться на Остров Солнца.

— Конечно же не можешь, — между ними встал Стигр. Сигрун, отступая, ударила хвостом. — Теперь ты останешься со мной.

— Или с нами, — пробормотала, шагнув вперед, Катори. — На Острове Звезд всегда будут рады принцу Ваниров.

— Но гибель твоего отца. Это я виноват.

— Он сам избрал свою смерть, — произнес Ахану: с поднятой головой и навостренными ушами. — Мы его оплакиваем, но никто тебя не винит.

Сколу понадобился миг для осознания, что теперь он глядит на нового юного короля Острова Звезд, на того, кто только что утратил отца и брата. Он низко склонился.

— Спасибо.

Наклоном головы Сигрун указала Сколу на его раны.

— Ты должен дать мне о них позаботиться.

На его лапе сочилась рваная рана, и отметины от когтей Ахоте, оставленные на боках, прожигала морская соль. Скол медленно вздохнул, поворачивая ухо к двум странным грифонам, которые стояли тихо, словно бы дожидаясь своей очереди на него взглянуть. «Но, конечно, они прилетели не чтобы взглянуть на меня?» Гром теперь грохотал в отдалении, и по берегу пронесся прохладный ветер, пахнущий пряной солью и песком, омытым дождем.

— Хорошо, мам, — он осекся после этого слова, и на морде Сигрун мелькнуло сожаление.

Скол наклонился, чтобы коснуться клювом ее лопатки. Свет позднего утра пробрался к ним через расходящиеся тучи, и чайки отважились отправиться на поиски пищи. Их крики слишком напоминали голоса грифонят, застигнутых битвой.

Скол взглянул на Рагну.

— Ты спасла мне жизнь.

Она смотрела на него с неудержимой любовью, с тем выражением, которого он не мог распознать, когда ее еще не знал. В нем была гордость. Любовь. Точно так же смотрел на него отец во сне.

— Ты бы отбился от Хальвдена и сам, — сказала она. — Я только помогла.

— Я о том, что случилось раньше, — прошептал Скол. — Во время Завоевания, когда ты обманула Красного Перра. Вы с Сигрун, — он перевел взгляд с одной на другую. — Это бесценно… Мама.

— Сын мой, — прошептала Рагна. — Мой принц. Иного выхода у нас и не было. Как я могла позволить тебе умереть?

Замешкавшись, Скол сделал шаг вперед и склонил голову, чтобы слегка коснуться лбом лба белой вдовы.

— Мы узнаем друг друга получше, — мягко пообещал он. — Теперь я…

— Я знаю, — пробормотала она, не отстраняясь от его ласки. — Тебя растила другая мать. Я довольна, что ты в безопасности, что ты счастлив.

— Я не знаю, как поступить, — прошептал Скол и ощутил, как она отстранилась, чтобы взглянуть на него. — Я видел его, — сообщил он Рагне. — Своего отца.

Она навострила уши, и ее глаза засияли.

— Тогда ты на верном пути. Тебя направят. Когда придет время.

— А сейчас, — твердо сказала Сигрун, — ты должен залечить раны и отдохнуть.

Скол согласно наклонил голову и затем посмотрел на Стигра.

— А ты, дядя. Ты был братом-в-полете моего отца, я прав?

В ответ Стигр просто кивнул.

— И ты остался на этих островах, жил среди мертвых, чтобы однажды меня обучить… — он смутился, подумав обо всем, от чего отказался Стигр. — Мне тебя никогда не отблагодарить.

— Ты уже это сделал.

Благодарность согрела Сколу грудь, и он взъерошил перья на крыльях. Его усталые лапы охватывало болью и слабостью.

— Нам нужно уйти под деревья, — продолжил Стигр. — На случай, если Сверин вышлет патрули.

Скол кивнул, и Катори с Ахану провели всех по склону утеса на осыпающуюся оленью тропу. В пути Скол заговорил с двумя незнакомыми грифонами. Однако каждый из них оказался в чем-то до боли знаком.

— Откуда я вас знаю?

Первым заговорил медно-бурый:

— Мы толком никогда не встречались. Я Дагр, сын Видара.

— Брат Эйнарра! — выпалил Скол. Он вспомнил день охоты на вепря. Это был тот самый медный грифон, которого изгнал Сверин. — Рад, что ты в порядке.

— Как же может быть по-другому? — Дагр наклонил голову. — Воспрял истинный принц Ваниров, а Сверин лежит униженный у себя в гнезде.

От его бодрого настроения Скол не смог удержаться от смешка. Но слишком многое еще предстояло сделать, и он задумался, что же будет значить для Кьёрна поражение Сверина.

— А ты должен знать, что с Эйнарром все в порядке. Этим летом он завоевал себе отличную грифоницу и подружился со мной.

Дагр низко наклонил голову.

— Спасибо, что присмотрел за ним, мой принц.

Удивленный такой благодарностью, Скол не смог найти ответа и лишь кивнул.

Они вскарабкались по шепчущей на ветру морской пшенице и осыпающейся грязной тропе на вершину, а там остановились, чтобы развернуть уши и прислушаться к ветру. На фоне мокрой травы ярко выделялись фиолетовые и желтые цветы горошка, и Скол сделал глубокий вдох. Он бросил взгляд на странную самку.

— А ты?

Она шагнула вперед и отвесила низкий поклон. При виде того, как ему кланяется грифон, Скол от неловкости переступил с лапы на лапу. Из-за этого он ощутил неуверенность в том, сможет ли стать настоящим принцем или Летним королем. Конечно, никто из Ваниров не верил, что это Кьёрн, но Скол также не был уверен в том, что окажется им сам.

— Я Майя, мой принц. Дочь Траджа, — в то время, как она представилась, все направились к лесу. — Ты слишком юн, чтобы знать моего супруга, ведь он погиб во время Завоевания, как и наши котята.

Стигр и Катори выбрали тропу, и все следовали за ними, усталые и осторожные, двигаясь как один, словно табунок оленей. Скол изучал взглядом Майю. Неожиданно он узнал наклон ее головы, тембр голоса и походку.

— Ты мать Хальвдена.

Она с гордостью вскинула голову.

— То, что ты знаешь меня, делает мне честь. После того, как Хальру пришел конец, я поняла, что не смогу и дальше жить под когтем красного короля. Я служу тебе, Скол, сын Бальдра, до своего последнего вздоха.

— Постараюсь не подвести, — пробормотал Скол, пытаясь представить, что бы на такое заявление ответил Кьёрн.

От мыслей о том, что ради служения своему принцу эта грифоница оставила сына и его новобрачную, что она оставила прайд и предпочла изгнание, сердце Скола забилось чаще. Если бы только остальные, тот же Хальвден, увидели сейчас возможность для примирения. Грифоны и волки мирно встали вместе, кругом.

И Скол осознал, что при виде грифонов и волков, вместе смотрящих в будущее, видит и надежду на мир: ту же, что видел и его отец.

— Что теперь? — Стигр окинул взглядом их тихое собрание. Вокруг щебетали птицы, увлеченно шепчась и слушая. Старый изгнанник посмотрел на Рагну и Сигрун. — В прайд Сверина возвратиться вы не сможете.

Глаза Сигрун сощурились.

— Мы должны. Он не позволит себе лишиться целительницы или охотницы, только не после… после потерь.

— Мама, — начал Скол, и на него одновременно посмотрели Сигрун и Рагна. Под перьями у Скола потеплело. — Я сейчас про Сигрун. Потери. О ком ты?

— С Кьёрном все хорошо, — пробормотала Сигрун. — Тейра и Эйнарр с супругой хорошо сражались. Раны у них незначительные. Убито множество котят и слетков. И стариков, — ее голос стал тихим и размеренным: сейчас она говорила как целительница.

Скол знал, как будет она горевать: но позже, спрятавшись от боли и смерти под крылом у Каджа. Он видел это в детстве, когда Сигрун сталкивалась с травмой или болезнью, которую исцелить не могла.

Сигрун искоса посмотрела на Катори и Ахану, но никто из волков не отвернулся. Скол понимал: они не нападали и оттого не стыдились.

— Кенна и Хальвден были ранены, но тоже выжили.

— Какое облегчение, — проворчал Стигр. Прежде, чем обратиться к Сколу, Рагна прикусила Стигровы перья.

— Зимой мы понадобимся новобрачным, чтобы они доносили котят до весны.

Скол собрался возразить, но Рагна, высоко держа голову, поймала его взгляд. Оспорить ее решение он не мог. Рагна десять лет прожила при правлении Сверина, и она не страшилась.

Сигрун изогнула крылья и кивнула в знак согласия.

— Надо следить, чтобы раны не заразились, и лечить сломанные кости. Я не могу бросить прайд.

Стигр пусто смотрел на нее.

— Ты с ума сошла? Он же тебя убьет.

— Мой муж меня защитит.

— Кадж?

— Кадж, — она стояла твердо, и все остальные отвели взгляды. — Что он и делал все эти годы.

На миг опять опустилась тишина, а затем в рассудке у Скола забрезжило понимание.

— Так он знал. Он знал, кто я такой и что вы сделали.

Сигрун просто кивнула. Стигр теперь дико уставился единственным глазом на белую Рагну, а она, отмахиваясь, распушила крылья.

— Я не боюсь Сверина. Как и говорила моя сестра, зимой ему понадобится каждая охотница. Прайд слаб.

— Тогда самое время разбудить его, — прорычал Стигр.

— Нет, — поспешил сказать Скол. После жестокой битвы и всех этих смертей он не смог бы называть себя принцем Ваниров, если бы вторгся и послужил причиной новых боев. Это бы значило, что он напал на собственную семью. Это бы значило, что он напал на Кьёрна. — Это не ответ. Только не так.

«Эту войну закончит лишь правда… звуча как летний гром». Слова и обещания отца накатывали, как волны, и Скол цеплялся за их смысл.

— А что же после? — Стигр развернулся к Сколу, вскидывая крылья. Прочие отпрянули на шаг; Катори и Ахану трусцой отбежали назад, настороженно вскинув уши.

— У меня было видение, — медленно произнес Скол. — И я все еще разбираюсь, что оно значит, — на мгновение повисла тишина, но Скол решил пока что ни с кем не делиться. — Дядя, ты говорил мне, есть и еще Ваниры. Те, что оставили Серебряные острова и полетели искать приют в другом месте.

Стигр наклонил голову. Вверху сплетничали и щебетали птицы.

— Да, — Стигр глянул на Дагра. — Когда твоего отца изгнали, он полетел на поиски земель за морем в ночной стороне: сразу после Завоевания туда отправились некоторые из Ваниров.

Дагр, воздевая крылья, навострил уши.

— Он жив?

— Не могу тебе точно сказать. Но ветер его смерти не прилетал ко мне с перелетными птицами.

Беспокойный, полный готовности, но неуверенный в том, куда ему самому держать путь, Скол ощутил жар в груди.

— Может, все-таки остались и другие Ваниры.

Майя распахнула крылья.

— Я знаю о Ванире, полетевшем по ветру звездной четверти, чтобы найти безопасность и мудрость на вершине мира.

Скол перевел взгляд от нее к Дагру.

— Мы должны собрать свой утраченный прайд. Это их дом, — и он замешкался. То, о чем он дальше собрался просить, было неподъемной ношей для любого грифона, и Скол не ощущал себя достойным такой просьбы. — Полетите ли вы ради меня, сына Летящего-в-ночи? Полетите ли вы и соберете ли потерянных Ваниров, во имя моего отца?

Дагр и Майя переглянулись, и Майя шагнула к Сколу.

— Мы полетим во имя тебя. Ради тебя, наш принц.

— Ради тебя, — эхом повторил ее Дагр.

В сердце Скола расправились солнечные крылья. И он низко склонил голову перед грифонами.

— А мы присмотрим за прайдом Острова Солнца, — сказала Рагна. — Чем мы и занимались все эти годы.

— А мы будем беречь тебя на Острове Звезд, — произнесла Катори и подняла голову, наставив уши вперед. — Если понадобится, мы вступим в бой за тебя, Скол.

— Ради мира, — поддержал Ахану.

— Ради справедливости, — прорычал Стигр. — А меня ты куда приспособишь, Скол? Были Ваниры, что воспользовались шансом и полетели через Море Ветров, чтобы обосноваться на великих землях, служивших домом Красному Перру и прочим Аезировым кланам.

«Оттуда Перр и сбежал», — подумал Скол. Он посмотрел на Стигра и двинулся вперед.

— Возможно, мы и пересечем море, обращенное к ветровой четверти. Но не сейчас, — слова застряли у него в горле, когда он окинул взглядом свою семью, подумал о том, что утратит Кьёрна, и об ответах, которых не знал. Скол вновь взглянул на Стигра, первого, кто показал ему его наследие.

— Но что бы ни случилось, ты со мной? Ты со мной полетишь?

— Хоть до края земли, мой племянник. Мой принц, — он поклонился.

Поклонились и прочие, бормоча:

— До края земли, до конца, мой принц.

От их силы разгорелся уголек, сияющий в сердце Скола. Когда они поднялись, он сказал:

— И я в том же клянусь и вам, как ваш брат. Как ваш принц. На Серебряных островах наступит мир.

Рагна бесстрашно вернулась на Остров Солнца. В тот же день Майя и Дагр отправились в звездную и ночную четверти, чтобы собрать пропавших Ваниров. Катори и Ахану исчезли в лесу в поисках стаи, а Сигрун задержалась ради заботы о травмах Скола и Стигра. Они отдыхали под покровом рябиновой рощи, и поблизости журчал ручей. Стигр и Сигрун оставили Скола подремать в тени. Но он поднялся и прошел вглубь леса, чтобы разыскать их.

Они сидели у ручья.

Скол замер; они вели тихую беседу. Он развернул к ним одно из ушей, хотя и понимал, что не должен их слушать. Сигрун сидела, решительно уставившись в рассветную четверть, и Стигр начал ходить вокруг нее.

— Я должен знать, — говорил старый воин. — Если бы Аезиры не прибыли в ту Дневную ночь. Ты полетела бы со мной?

— Но они прибыли, — пробормотала целительница, не глядя в его сторону. — Я ждала тебя так долго, как только могла, Стигр, но тебя занимали свершения ради короля. Потом прибыли Аезиры. Ты пропал, и бежал, и Кадж выбрал меня. Он выбрал меня. А ты выбрал изгнание.

— И ты его тоже выбрала? — резко прозвучал голос старого изгнанника.

— Он мой истинный супруг, — наконец-то она посмотрела на Стигра, чтобы он понял — это правда. — Я полюбила его в конце концов, и нас ничто не разлучит. Я люблю дочь, которую он мне подарил. Он защищал и Скола. Ты не знаешь его так же, как знаю я.

— Но если бы они не прибыли…

— Они прибыли, — повторила она и мягко отвела назад уши. — Не живи в прошлом, Стигр.

— Ты говоришь по-Аезирьи.

Она распушилась и переложила крылья.

— Иногда они в этом правы. В будущем слишком много всего, о чем стоит побеспокоиться. Спасибо за смелость, за то, что направил Скола к его наследию. Без тебя…

— Сигрун, — взмолился Стигр.

— Береги его, — она встала и осеклась. — И себя. Скол!

Скол изумленно уставился на папоротник, а потом развернулся, словно бы только что ее услышал.

«Не жди слишком долго, чтобы выбрать супругу», — говорил ему Стигр. Теперь Скол понял. В нем вспыхнули сожаление и злость за дядю, но затем угасли.

«Не живи в прошлом».

Сигрун подступила к нему и в последний раз осмотрела раны. С довольным видом она прижалась головой к шее Скола.

— Я всегда буду считать тебя своим, — прошептала она, и перья Скола распушились от счастья.

Затем он наклонил голову, борясь с печалью. Его семья распалась у него на глазах, как и его жизнь, и теперь он едва ли понимал, куда повернуть.

Он отступил от Сигрун, вскинул голову и заговорил, стараясь придать своему голосу силу:

— И ты будешь мной гордиться.

Затем Скол посмотрел на Стигра.

Сигрун мягко щелкнула клювом, а затем, к удивлению Скола, вытянула передние лапы и поклонилась.

— До свидания, мой принц.

В последний раз взглянув на Стигра, Сигрун развернулась и резво бросилась прочь, приоткрыв крылья, а затем, отыскав поляну, прыгнула в небо.

Скол и Стигр в тишине направились прочь из леса и остановились на покинутых утесах Ветровода. Ни один грифон больше сюда не вернется. Прайд воссоединялся и скорбел, все присматривали друг за другом и за своим королем. Вокруг грифонов задувал вечерний ветер, и даже несмотря на боль Сколу не терпелось взлететь.

— Когда-то я больше всего боялся изгнания, — прошептал Скол, осознав, что в какой-то мере оно с ним и случилось. — Боялся потерять место в прайде Сверина.

Стигр молчал, и Скол пожалел, что заговорил. У дяди хватало и своих проблем. Скол наконец-то осознал все его печали и сожаления. «Через меня он пытался все искупить».

— У меня было видение, но что оно значит, не знаю. Я сын Летящего-в-ночи, но я не он. А все ждут, что я буду таким же.

— Нет, — Стигр встряхнулся и твердо взглянул на Скола. — Этого никто не ждет. Они чтут его память через тебя, но летят-то они ради тебя самого. Они знают, каков ты, Скол, и склонялись они именно перед тобой. Они уважают тебя за то, что ты обрел себя, за твое смелое и честное сердце. Точно так же и я люблю тебя и уважаю.

Скол посмотрел вниз, на волны, затем в небо, надеясь на еще одно озарение, на видение, на ответ. Где-то там, за горизонтом, за бескрайними просторами синего моря, лежала родина Сверина и причина, по которой его прайд отправился к Серебряным островам. Где-то таился и ответ.

Скол сделал медленный вдох. Прайд Сверина залечит раны. Залечат раны и волки: и останутся в безопасности, а война зайдет в тупик. Что насчет прочего…

«Ты получишь помощь», — обещал ему отец.

— Может, ты и утратил место в прайде Сверина, — прогрохотал Стигр, и Скол насторожил уши. — Но настало время найти свое место в мире.

На миг Скол обратил к нему взгляд, а затем без слов спрыгнул с утеса и распахнул крылья, ловя вечерний ветер. Стигр рассмеялся и прыгнул за ним. У них будет мир. Скол в этом поклялся, хотя еще не знал, как этого достичь. Он потерял прайд, но в этот самый миг преданные ему грифоны летели на поиски пропавших Ваниров. Его мать выжила. Дух его отца обрел покой. Если Скол и не знал, каким путем лететь, он знал себя. Как и обещали песни, изучив Сверина и Аезиров, он познал свое собственное сердце.

— Но только когда мы познали других, — прошептал Скол бризу, — тогда и себя обрели через них.

Скол широко расправил крылья, купаясь в угасающем свете Тира, и насладился порывом ветра, что понес его над Серебряными островами в просторное вечернее небо.