ЛИСИЦА И ЧЕЛОВЕК

Focco

Поздним вечером в мою дверь раздался звонок. Страшная гроза с частыми росчерками молний заставила меня заинтересоваться личностью, позволившей себе прогулку сегодняшним вечером. В проеме двери, на фоне грозового неба, странный силуэт издал еле различимый стон-всхлип и рухнул через порог. Подняв на руки, закрыв ногой дверь, я перенес неожиданного, точнее, неожиданную гостью в гостиную. И только здесь удивился. Моя поздняя гостья не была человеком. Точнее, она была нечто средним между человеческой девушкой и, как это ни странно, лисицей. Ростом, чуть больше полутора метров, она, при всем при этом, смотрелась удивительно аккуратно и красиво сложенной. Словно подросток. Все пропорционально и, вместе с тем, в процессе роста. Из одежды на ней было только нижнее, по человеческим меркам, белье. Она, с ног до головы, или, точнее, до ушей, была перемазана грязью. К тому же, она вымокла до нитки, или, применительно к ее виду, до последней шерстинки на ее теле. Как мог, я постарался раздеть ее и отнес в горячую ванну.

Дождь. Нет, ливень. Гроза. Я весь день пыталась добраться хоть до каких-нибудь следов жилья и чьей-нибудь помощи. При неудачной посадке... Ха! То была не просто неудачная посадка. То была полнейшая катастрофа. Флайер разбился вдребезги. Не осталось даже аварийного комплекта, чтобы перевязать раны и позвать на помощь. Даже направление пришлось выбирать наугад. Я тащилась целый день, под проливным дождем, чувствуя, как силы медленно, по капле, утекают из меня через раны. И вот, поздним вечером, сквозь грозовые разряды, я увидела дом. Пара окон в нем светились теплом и уютом, и во мне зажглась надежда доковылять, доползти до этого уголка жизни. Позвонив в дверь, я вдруг с сожалением подумала, что не присмотрелась к окружающему миру. Здесь могли жить кто угодно. Но я настолько устала, что мне уже было все равно: кто они, жители этой планеты. Когда дверь, наконец, открылась, во мне уже не осталось сил на то, чтобы хоть как-то поздороваться и объяснить мое появление здесь. Я просто свалилась к ногам стоявшего в темноте силуэта. Очнулась я уже сидя в горячей ванне и нагой. Спасибо конечно, видимо, хозяин дома заметил, что я промокла, и решил меня согреть. Но раздеться я могла и сама. А так, кто он, чего хочет, что потребует взамен на гостеприимство? Немного поэкспериментировав, умудрившись при этом немного пролить на пол и обжечь лапу, я обнаружила, как включается вода, и каким образом настраивается нужная температура. Включив верхнюю воду, чувствуя, как тоненькие струйки вновь возвращают телу тепло и жизнь, я осмотрела большую коллекцию различных бутылочек и тюбиков на столике у зеркала. И в итоге остановилась на небольшом кусочке мыла; уже не знаю, для чего он служил у местных жителей, но я бы применила его именно для умывания.

Стоя на кухне, я размышлял над странным поворотом судьбы. В этих местах не могло водиться таких странных существ, как эта девушка-лисица. Это довольно известный старый country-club. Так сказать «только для своих». Особой охраны нет - клуб достаточно обширен, стоит на отшибе, у реки. Прийти она могла, откуда угодно. Но это Земля. Клуб, хоть и достаточно далеко, но все-таки окружен городами. А из них она прийти не могла. Так кто она и откуда появилась здесь, на Земле? Под боком деловито сопела кофеварка и жужжала стиральная машинка, пытаясь очистить белье моей странной гостьи от грязи и ледяной воды. В ванной раздалось шипение душа. Очевидно, девушка, так мне было... привычнее называть позднюю гостью, пришла в себя и сейчас приводит себя в порядок. Я заранее позаботился о большом полотенце, банном халате и различных шампунях и ароматизаторах воды. Сейчас сделаю горячий кофе с коньяком и дам ей напиться перед сном, чтобы не простыла. Аптечка! Я совсем забыл об этом. Когда я ее раздевал, под грязевыми пятнами и под одеждой я видел множество ссадин и порезов. Интересно, что с ней произошло? Может, на нее напал кто-то, или она поранилась, убегая от кого-то? Я принес из кабинета большую аптечку и поставил ее на стол в кухне: пусть будет под рукой. Рядом положил выстиранные и высушенные веши Лисички. Пока я смешивал кофе и коньяк, разливая их в небольшие чашки, в ванной смолкла вода, а затем скрипнула открывающаяся дверь. В коридор вышла, закутанная в полотенце, девушка. Ее рыжая мордочка с остроконечными ушками мило смотрелась над стройной фигуркой, обтянутой темно-синим полотенцем. «Ну что ж», - приглашающе помахал я рукой, - «проходи, садись. Давай пить кофе».

С трудом оттерев грязь со своего меха, изведя почти весь кусочек мыла, поминутно ругаясь и шипя от попавшего в раны и ссадины мыла, я завернула краны. Теперь предстоял не менее кропотливый труд - отжать и вытереть насухо все тело. Оглянувшись в поисках подходящего материала, я заметила прекрасное большое пушистое полотенце. Когда я закончила вытираться, силы вновь почти покинули меня. Я стояла нагой, посреди ванны, в чужом доме, еле держась на ногах от усталости, а только что отмытый мех вновь покрывался кровавыми дорожками и пятнами. Я оглянулась в поисках своей одежды, но ее не было. «И в чем теперь выходить? Нагой? Ну уж не дождетесь». Я снова замоталась в изрядно промокшее полотенце и открыла дверь. В доме было значительно прохладнее, чем в ванной. Пробравшийся сквозь мокрое полотенце холодок заставил меня вздрогнуть. И тут я заметила его, а может быть ее... Местного жителя. Посреди ярко освещенной комнаты, как пародия на нормальных людей, стояло некое безволосое, одетое в похожие на людские одежды, существо. Оно что-то провыло, очевидно, на своем языке и приветливо, а, может, и призывно помахало пятипалой, как и у всех людей, рукой. А вот рядом с ним, на столе, лежало мое белье. Оно было чистым и целым. Спасибо за чистку, конечно. Но вот как с переодеванием. Не при нем же мне переодеваться. Тем более что я его не знаю, он меня - тоже. И вообще, мы разные и чужие друг другу. Медленно, побаиваясь подвоха или ловушки с его стороны, я подошла к столу, и сгребла свою одежду. И вот тут-то я снова свалилась к его ногам как куча того самого белья. Силы окончательно покинули меня.

Мягко ступая по полу, едва касаясь рукой стены, девушка... прокралась, только так можно назвать ее поведение, мимо меня к столу и схватила свою одежду. Она еще успела посмотреть на меня мутнеющими глазами и снова упала на пол. Придерживаемое рукой полотенце раскрылось, и я заметил кровавые потеки на ее отмытом теле. «Горе ты мое, луковое. Ну нет, чтобы сказать, что плохо тебе, так нет же. Все сама. Все боишься», - ругался я в полголоса, зажав в зубах аптечку и неся на руках девушку в спальню. Уложив ее на кровать, я развернул совершенно мокрое полотенце; интересно, она что, купалась прямо в полотенце?; и принялся осматривать ее раны. Многое было совершенно обыденно: ссадины и мелкие порезы, что заживут уже через пару дней. Но часть внушали мне довольно серьезные опасения. Благо, в свое время я прошел курсы по оказанию помощи при катастрофах и несчастных случаях. Пришлось вспоминать азы, браться за вату, иголку и нитки. Использовать какие-либо обезболивающие или кровоостанавливающие я побоялся. Все-таки она, скорее всего, не землянка, и еще не известно, как подействуют на нее наши земные препараты. Аккуратненько зашив несколько довольно серьезных на вид царапин и порезов, протерев все ватными тампонами, я еще раз осмотрел ее и, невольно, залюбовался. Молодая девушка. Стройная, словно точеная, почти идеальная, фигурка. Длинные, сильные, красивые ноги с маленькими ступнями. Широкие, по красивому широкие, бедра. Узенькая талия. Плоский, слегка рельефный животик. Крепкие... груди. В два ряда. Верхние - большие, вполне сформировавшиеся, со скрытыми под густым мехом, но отчетливо выделяющимися сосками. Нижняя пара - поменьше, словно у девочки подростка. Крепкие руки с красивыми длинными пальцами. Забавная мордашка. Словно смесь человеческих и звериных черт. И пара остроконечных ушек. Я стоял над ней, и мне хотелось поцеловать эту мордочку, подуть в эти ушки, погладить ее спинку. Прикрыв ее теплым одеялом, я спустился в гостиную.

«И что мне с ней делать?» - размышлял я, меряя кухню шагами: «Позвонить врачу, но какому: ветеринару или педиатру? Кто поверит, что у меня дома есть девушка-лисица?» Тут мой взгляд встретился с брошенной на пол одеждой лисички. Чистое и глаженое белье теперь выдавало явные факты своего не земного происхождения. Странный материал, бесшовная кройка, эластичность и, даже, слегка теплее внутри, чем снаружи. Я отнес все это в спальню и заметил, что лисичка сбросила с себя одеяло. «Она так совсем простынет, ее мех пока еще достаточно влажен», - подумалось мне: «Придется мне тут сидеть и следить за ней». Снова накрыв девушку одеялом, я положил на край кровати ее одежду. А сам перебрался в кресло и решил провести здесь ночь.

Так я еще никогда не высыпалась, как в этот раз. Чувство полного спокойствия и безопасности. Словно в далеком детстве, в родном доме. Мне снилось, что заботливые руки мамы всю ночь поправляли мне одеяло. Она почти всегда заходила в мою комнату, поправить мне одеяло. Да, но я уже давно вне дома. Мама, милая мама уже давно погибла в одной из экспедиций. И вот тут я окончательно проснулась. Я была в чужой кровати, в чужом доме, на чужой планете. Мое тело ныло, словно после долгих тренировок. Оно и не мудрено. Сначала - аварийная посадка, затем - долгая прогулка по чужой планете, дикий ливень, а потом... Боги! Я совсем забыла, что пришлось обратиться к местным жителям. Так, первым делом - осмотреться. Небольшая комната, окно занавешено, большая кровать с теплым одеялом (под ним-то я и провела всю ночь). Мило, аккуратно и красиво, почти как у людей. Кресло напротив, а вот в нем-то и мирно похрапывал местный житель. Тот, что открыл мне вчера дверь, надо полагать. Что я видела в какой-то комнате, после моего купания. Очевидно, что я снова потеряла сознание, так как абсолютно не помню, как я здесь очутилась. И что он? Неужели он воспользовался моей беспомощностью? Что он успел сделать? Я приподняла одеяло. Простыни были скомканы. Возможно, это я всю ночь ворочалась, возможно, было что-то еще. Я - нага, как в первый день рождения. Так что он видел меня во всех подробностях. Мог он воспользоваться этим? Мог. Я попробовала пошевелить лапами и хвостом. Вроде все свободно перемещается под одеялом, ничего не сковывает мои движения. Похоже, что я не связана, значит ли это, что он не желает мне зла? Может быть. Посмотрим на его дальнейшие шаги. Встать? Но как? Я - нага, а он спит в кресле напротив. И тут я заметила свою одежду, аккуратно сложенную на уголке кровати. Придерживая тяжелое теплое одеяло одной лапой на своей груди, а дотянулась другой до одежды. При этом мне пришлось сложиться почти вдвое, естественно, обнажив спину и хвост. Когда я повернулась обратно, оказалось, что он проснулся и смотрит на меня. «Хорошие манеры вам, очевидно, не привили!» - возмутилась я, снова падая под одеяло. «Не могли бы вы выйти из комнаты или, хотя бы, отвернуться». Он что-то хмыкнул себе под нос и ретировался. Убедившись, что больше никого в комнате нет, а местный житель не собирается возвращаться, я вылезла из-под одеяла. Жаль, но при посадке почти все пропало. Осталось только то, что было на мне. А в одиночном полете как-то не задумываешься над приличиями. Мне хватало и нижнего белья: можно было, не переодеваясь, влезать в скафандр. Белье было чистым, как я успела заметить еще вчера, и целым. Что тоже вселяло надежду, что я не попала к людоедам или, того хуже, в какой-нибудь гарем с извращенцами.

Сначала следовало убедиться, что местные не воспользовались моим бесчувственным состоянием. Присев на корточки, и разведя ноги в стороны, я проверила свои... «внутренние резервы». Все было на месте и, похоже, не подвергалось «проверке». Погладила свои грудки - здесь тоже все было в порядке. Осмотрела себя - кто-то, очевидно, все тот же местный житель, обработал мои ссадины и порезы. Большое спасибо. Пора одеваться. Маленькие трусики тщательно обтягивают все выступы моего тела. Хвост пропускаем через специальное отверстие в них. Маечка, выгодно подчеркивает красоту бюста и, вместе с тем, служит хорошей поддержкой. Пора выходить. Боги, а вот теперь еще хочется в туалет.

Я задремал уже под утро. Девушка всю ночь норовила остаться совершенно нагой и простыть, не смотря на все мои усилия. Каждый раз, когда я поправлял на ней одеяло, она издавала странный, попискивающий стон/всхлип. Словно ребенок.

По утру, тихо скрипнула кровать под встающей. Я снова проснулся и заметил, с какой грацией она потягивается. Невольно засмотревшись, я забыл скрыть свое любопытство, когда она посмотрела на меня. Ее говор, словно щебетание птиц, показал, что она осталась недовольна моим вниманием. В ее глазах горел огонек, а красивый ротик продолжал грозно меня отчитывать на все том же щебечущем наречии. «Могла бы, и поблагодарить, за помощь», - буркнул я, выходя из комнаты. Но тут до меня дошло. Она - женщина, я - мужчина. Она могла совсем неверно истолковать мои действия, тем более что большую часть времени она была без сознания. И, выходя в коридор, я залился румянцем. Когда она вышла из комнаты, она была одета все в том же бикини, что был на ней прошлой ночью. Теперь грудки слились, под эластичной материей, в одну большую красивую грудь, что могла бы позавидовать любая женщина. Трусики красиво очерчивали крутой изгиб бедер и крепкую талию. Девушка была на голову ниже меня. По ее движениям, рукам, что постоянно пытались обхватить собственные плечи, но тут же соскальзывали обратно, по внимательному, словно изучающему взгляду, по, чуть виноватой, полуулыбке, чуть подрагивающему хвосту, было понятно, что она хочет извиниться за утреннее настроение. Лисичка подошла ближе, прижалась ко мне всем телом, положив мордочку мне на плечо, и обняв меня за пояс. Я даже немного растерялся. Застыл, с раскинутыми в стороны руками. Попробуй я сейчас предпринять попытки утешить ее, погладить, как она к этому отнесется. Ее запах был, сравним с запахом утренней женщины: немного терпкий, чуть мускусный, зовуще-манящий, обещающий наслаждения. Тепло ее тела ощущалось даже сквозь джинсовую одежду, что я обычно ношу в доме. Я осторожно коснулся ее спины. Она чуть вздрогнула и глубоко вздохнула. Провел вниз рукой, вызывая легкое дрожание в ее теле, сдерживаемый, судорожный вздох и еще более тесные объятия. Это длилось какое-то мгновение и вот, она уже снова стоит напротив меня: чуть виновато улыбаясь, мелко подрагивая всем телом.

И вдруг она схватилась между ног, что-то защебетала своим красивым голоском, приседая, словно ребенок, которому не терпится попасть в туалет. Ее глаза умоляли, просили, требовали помощи. «Сюда», - я открыл дверь напротив спальни. Показал, как включается свет, как закрывается дверь, как пользоваться туалетом и раковиной. Позади меня щелкнула задвижка, и я отправился на кухню, готовить завтрак. Когда по лесенке застучали коготки ее ног, кофе был уже готов, а тосты поджарены.

На кухню меня привел запах. Немного терпкий, с горчинкой, горячий и бодрящий. Комната среднего размера, хотя и значительно больше той, в которой я проснулась или той, где была вода. Огромное роскошное окно открывало вид на утренний сад. Красиво, они тоже умеют ценить природу. Большой высокий стол по середине и несколько стульев на высоких ножках вокруг него. На одном из них и сидел местный житель с чашкой ароматного напитка в руках. Вторая - стояла против того места, где, очевидно, должна была сесть я. Что ж, попробуем. Житель держал чашку в ладони, может так принято у них? Я повторила жест и... обожглась! Чашка была значительно горячее, чем я могла ожидать. Естественно, что я ее уронила, разлила все на стол и на себя. Он вскочил, принялся что-то мурлыкать себе под нос; ох уж эта их манера разговаривать; и принялся собирать напиток бумажными салфетками. Я трясла обоженной лапкой и тихо плакала про себя. Ну что мне стоило сначала проверить температуру чашки, а уже потом хвататься за нее всей ладонью. Но ведь я ему доверилась. Раз он держал ее достаточно свободно, я посчитала температуру приемлемой. Наивная. Слезы буквально полились ручьем. И тут он нежно погладил меня по руке. И естественно, я еще сильнее разревелась. Груз последних суток навалился на меня всей своей нескончаемой тяжестью.

Когда проплакалась, я обнаружила себя в его крепких объятиях. Уткнувшись мордочкой в его грудь, ухватившись крепко лапками за одежду, обвив за пояс своим хвостом, я плакала как в последний раз при отце. Местный житель крепко обнимал меня за плечи и тихонько гладил по голове, между ушей. Его голос что-то подвывал в такт моим чувствам, словно он разделял мои горести последнего времени. И, да простят меня Боги, мне нравилось прижиматься к его большой плоской груди, слышать его голос, ощущать его прикосновения, чувствовать его запах. Запах... - самца? Боги, это самец! Я даже отстранилась от него, по началу. А, затем, смутилась сама своего поступка. Он, ведь, хотел только успокоить меня, дать мне почувствовать теплоту и заботу, а, вовсе, не обидеть меня. О Боги, как, порой, жестоко вы играете! Я ведь самка, он - самец. Я живу в его доме. Я была без сознания первые несколько часов. Он мог... сотворить со мною все, что захотел... бы... Но он не стал. Я еще плотнее прижалась к нему, благодаря за его радушие и мудрость. За его тепло и ласку, за понимание и помощь. За... за сотни и сотни уже произошедших и еще только могущих произойти событий.

Все еще немного смущаясь, лисичка вошла на кухню. Взгляд ее до сих пор был просяще-виноватым. Я предложил ей кофе. Она схватилась за кружку и тут же опрокинула его на себя. Елки зеленые, я ведь совсем забыл предупредить ее, что кофе может оказаться непривычно горячим для нее. У меня даже и в мыслях не было! Она мотала обоженной рукой, а я, постоянно извиняясь, принялся убирать со стола разлитый кофе. И тут она заплакала. Тихонько, беззвучно, по капельке. Как плачут дети, сделавшие что-то ненароком, но очень испуганные произошедшим. Так прорывает плотину - маленькие слезки, превращаются в ручеек, а, затем, и во все сметающий поток. И вот, спустя какое-то мгновение, девушка уже плакала громко, навзрыд, бурно орошая мех на груди своими слезами. Я обнял ее, как обнимают маленького ребенка, постарался утешить ее. Осознавая, что она может и не понимать моих слов, я просто придал им успокаивающие интонации, и погладил ее по голове, совсем как ребенка. На что лисичка разразилась еще большими слезами, обхватив меня, как настоящий человеческий ребенок, в минуты безутешного ребячьего горя.

И, вдруг, она резко отстранилась от меня. Словно ее кольнуло что-то. Ее большие, полные слез глаза внимательно всматривались в мое лицо, словно ища что-то внутри меня, в моей душе. И вновь она обнимает меня, крепко, совсем как ребенок. И мне, даже, как-то, неловко стало, от таких объятий. Я чужой ей, она мне - тоже. Мы совершенно разные существа. Но что-то, где-то глубоко внутри, есть похожее у нас обоих. Потому она плачет как ребенок, уткнувшись носом в мою рубашку. А я, я успокаиваю ее не как существо из другого мира, а как собственного ребенка. И что-то вдруг стало так тяжело и грустно внутри, словно я принял часть ее горя на себя. Словно мы стали единым целым. Я, вдруг, до последних мелочей, понял ее чувства, до последней капельки впитал ее слезки, до последней шерстинки примерил на себя ее тело, ее душу. Успокоившись, мы снова расселись за столом, и я подал ей стакан сока, поцеловав обоженную ладошку. Словно заправский дегустатор и знаток вин, она осторожно понюхала сок, чуть отпила и долго пробовала на вкус. А потом, выпила его сразу весь, единым махом. Подмигнув ей, я выставил на стол пакет сока. А затем предложил ей листок бумаги и карандаш. Ее язык красив, но я ничего не понимаю на нем и, могу ручаться, она не понимает мой язык тоже. Рисунки же - универсальное средство во вселенной - будут понятны абсолютно всем. Начнем с простого: дом, человек, мужчина, женщина... Каждый раз, завидев новую картинку, лисичка заливалась мелодичной трелью на своем языке, называя, или, быть может, описывая вещь. И каждый раз норовила вырвать из моих рук карандаш еще до того, как я закончу рисовать. Нарисовав очередную вещь, я произносил отчетливо и ясно название, повторял его несколько раз, пока у нее не получалось похожее звучание. Затем все повторялось с точностью на оборот. Называла она - я старался повторить. Мы учились друг у друга до позднего вечера, с краткими перерывами на обед.

Самец, я все еще была обижена на него, выставил на стол новый стакан и наполнил его пахучей жидкостью. А потом, вдруг, ласково и нежно, словно мои родители, поцеловал бедную мою, обоженную ладошку. Слезы вновь навернулись на глаза. Пришлось шмыгнуть носом, чтобы вновь не разреветься. В стакане оказался сок какого-то местного фрукта или растения. Вкусный, необычный и, что самое главное, прохладный. «С этого момента, тебе придется все сначала осторожно пробовать», - сказала я сама себе: «Кто знает этих местных, может у них принято есть и запивать только горячее?»

Он положил между нами листок бумаги и стило. Странно. Если я не понимаю его, а он, соответственно, меня, то стоит ли надеяться, что надписи чем-то помогут? И тут я сообразила! Ну конечно же! Слово совсем не обязательно писать или говорить - его можно просто нарисовать. Начнем с простого: дом, лама, папа, лес, река... Он чертил, произносил слово, очевидно, соответствующее рисунку, я - повторяла. Потом я чертила, назвала, он - повторял. Мы играли как дети, отбирая стило друг у друга, до позднего вечера. Большая часть слов конечно же не запомнилась, но мы сумели найти общий язык и хоть немного поговорить друг с другом.

А вечером, вечером он привел меня в ту же комнату на верху, где я провела прошлую ночь, показал, как включается-выключается свет, как закрывается дверь (зачем?), расправил кровать и ушел. А я долго сидела в темноте и представляла его перед собой. В моих ушах все еще звучал его голос: чуть с хрипотцой, ровный, сильный. Я помнила его присутствие рядом с собой, его взгляд, его ласки, его запах, теплоту его рук. И мое тело ожило, оно хотело самца, оно требовало ласки. Пока еще осторожно и тихо, но, я знаю, оно будет требовать его все настойчивее, ярче, громче. Пока не подчинит себе мой разум. Под эти мысли я и уснула.

Поздний вечер. Моя странная гостья в комнате наверху. Должно быть, ложится спать. А я сижу на кухне и не могу забыть запах ее утреннего тела. Запах теплого женского тела. Зовуще-манящий, запах желания. Что я чувствую, почему? Она... Почему мне так хочется обнять совершенно чужое мне существо? Прижать к своей груди, утешить, приласкать, словно собственного ребенка. Нет. Как любимого человека. Я вспомнил ее улыбку: открытую, почти детскую. Выражение ее мордочки, когда она впервые встретила меня. Ее открытый детский плач на кухне, ее веселый переливчатый смех, когда мы учились разговаривать, рисуя друг другу картинки. Почему? От того ли, что она доверилась мне? От того ли, что я уже влюблен в нее? А правда. Влюблен ли я? В столь необычное, не земное и, в тоже время, такое близкое мне существо? Я... ее... люблю?

Я покачал головой. Стоит ли забивать себе этим голову? Она, быть может, уже завтра вернется к себе домой. Может чуть позже. Может статься, что завтра, вернувшись с работы, я не застану ее здесь. Могут ли быть у нас с ней какие либо отношения кроме дружеских? Может ли она любить меня так же, как я уже люблю ее? Согласна ли она провести со мною чуть больше времени, чем ей отведено здесь? Кто знает.

Завтра с утра на работу. Нужно будет объяснить ей, что я вернусь только вечером. Как поесть, как вести себя. Как... да сотни дел нужно уложить в рисунки. Взявшись за карандаш и большую стопку бумаги, я старательно выводил непривычной рукой максимально подробные и точные картинки из жизни человеческого общества. Оставил на столе в кухне, старательно размещая в порядке очередности и на самом приметном месте.

И еще пол ночи ворочался в кровати, пытаясь заснуть и выкинуть из головы все мысли о девушке в комнате за стеной. Удалось. Под утро.

Утро встретило меня тишиной. Звенящей, давящей тишиной пустого дома. Куда делся... самец? Я вдруг поняла, что так и не знаю его имени. Он меня бросил одну, в этом пустом доме, в чужом месте? Нужно его обязательно найти!

Я натянула трусишки и выскочила в коридор. Никого. Тишина. Эй! Есть здесь кто-нибудь, кроме меня самой?! Никого. Найти! Срочно!! Я не могу здесь оставаться, если он ушел! Почему он ушел?! Его что-то испугало? Кто-то увел его?! Паника поднималась во мне волнами. Дергая за проклятые крутящиеся ручки, заглядывая во все комнаты под ряд, и везде находя лишь тишину и спокойствие брошенного дома, я металась в этом пугающе огромном доме. И, наконец, только на кухне я нашла стопку изрисованных листков. Его лапа. Чуть странноватые, корявые рисунки. Поначалу я даже не могла разобрать: что на них нарисовано. Лишь пачка чуть мятых листов, изрисованных лапой... любимого? Я снова расплакалась. Горько, навзрыд. От страха, что вновь потерялась в этом странном мире, в этих ужасных пустых комнатах. Нарыдавшись, когда от слез промок мех не только на щеках, но и на груди, а рисунки превратились в жалкие комочки, глубоко вздохнув, я окончательно пришла в себя. Аккуратно разгладив мокрые и мятые листочки, я долго вглядываюсь в, ставшие едва различимыми, рисунки. Это - кухня, большой шкаф, открытый, много полочек. На полочке коробка, похожая на вчерашнюю, с соком. Вкусно, я помню. Попробовать?

Я подошла к большому шумному шкафу. На вид он почти не отличался от прочей мебели в комнате. Только пахло от него необычно, и шумел он сильнее, чем все остальное в доме. Открыла. Действительно, белый внутри, много полочек. А вот и заветная коробочка с соком. Холодная. Как открыть? Сбоку, на коробочке, заметны рисунки. Удобно. Надавить, поднять, оторвать, налить. Вкусно. Правда, вкус не похож на вчерашний, но, все равно, приятно. Хотя, что-то такое в нем есть. Не настоящее, какая-то химия. Может, я ошиблась коробкой? Открываю шкафчик повторно и долго всматриваюсь в его внутренности, пытаясь найти вчерашнюю упаковку. Шкаф начинает шуметь еще громче и, слегка, содрогаться при этом. Чего это он? Я не пугаюсь, просто не понятно. Ладно, такой же упаковки в нем нет. Закрываю дверь.

Следующий рисунок. Другая комната. В стене - картинка. Рядом - маленькая коробка (для сравнения, он нарисовал свою лапу). Одну из кнопок нужно нажать, направив коробку в стену. Пойти попробовать? Нет, не хочу. Возвращаюсь в свою комнату.

Окно, кровать, откинутое покрывало. Простыни еще хранят форму тела. Сквозь прикрытые шторы проглядывают лучики солнышка. В комнате тепло и пахнет мною. Пахнет сильно. Между ног становится неуютно, и я отправляюсь в туалет.

Интересно, а где его комната? Принюхиваюсь. Слабый, едва различимый запах из комнаты, где-то внизу. Спускаюсь, закрываю глаза и пытаюсь ориентироваться на запах. Нет. В этом доме слишком много запахов. Непривычных мне запахов. Слишком трудно отстроиться от звуков, запахов, в непривычном мире и найти тот единственный, что нужен тебе, что приведет тебя к нему. Поискать по всем комнатам, или вернуться к себе? Я в чужом месте, в чужом доме. Могу ли я, нет, имею ли я право, бесцеремонно вторгаться в его личную жизнь, искать в его комнатах? Здесь ли он? Оставил бы он рисунки в комнате, если бы сам был дома? Нет, лучше вернусь к себе. Снова ложусь под одеяло и закрываю глаза. Нет, не помогает. Спать уже не хочу, а какой-то, едва уловимый, запах заставляет тело напряженно подрагивать. Глубоко вздыхаю и расслабляюсь. Хвостик проскальзывает между ног и прижимается к груди. Начинаю мелко и методично перебирать каждую шерстинку на нем. Лапками, зажимая в зубах самый кончик. Обычно это помогает успокоиться. Но, к сожалению, не в этот раз. Снова сажусь на кровати, прогибаю спинку, хвост - в сторону. Начинаю делать зарядку, позволяя поднятому ветерку гулять в глубинах своего тела. Комната наполняется пряным запахом желания. Мускус щекочет ноздри, заставляя чаще биться сердечко. Застываю в крайней позе, ощущая, как сок желания стекает по лапам. Хорошо!

Душ, костюм, завтрак, работа. Начинается привычный недельный цикл. По дороге на работу я размышляю о событиях последних двух дней. Не привиделось ли? На самом ли деле в мой дом пришла девушка-лиса или это лишь «плод моего воображения»? По утру, боясь разбудить неожиданную гостью, я не пошел проверять в ее комнату. С другой стороны, ведь мы целый день учились говорить друг с другом. Она поблагодарила меня за приют, я угостил ее соком. С кофе неловко получилось...

Делаю пометку: «Найти об обществе...» как их?... которые со зверями... флористы? Нет, это, кажется, от флоры, то бишь, с цветами. Фуристы? Кажется так. Или это те, которые о будущем? Нет, тех, вроде, зовут футуристами. Придется потратить значительно больше времени, чем предполагалось.

Кстати, она почти не одета. Конечно, быть может у нее... или у ни... так принято. Но в нашем обществе... Надо купить для нее что-нибудь. Как подобрать? Снова делаю пометку: «Купить одежду Лисе». Надо будет заскочить, в обед, в какой-нибудь магазинчик и присмотреть ей джинсы. Потом сходим в нормальный салон и закажем одежду. Главное: не голой привезти ее в город.

Привычный круговорот дел и событий конечно же вытолкнул из головы все мысли о лисице у меня дома. И только вечером, разбирая записи, я нашел свои утренние ремарки.

- Джо, скажи, как называют себя эти... с животными которые?

- С животными?

- Ну, которые считают себя животными.

- Фуррики, пушистые, фурристы. А что?

- Да, так. Надо. А где бы я мог найти их?

- Вот чего не могу тебе подсказать, того не могу. Поищи в Сети.

М-да, легко сказать: «поищи». Ладно, начнем с малого - достать одежду.

Захожу в магазин джинсовой одежды. Удобная, модная среди молодежи, хотя и не изысканная, одежда.

- Девушка, мне нужна курточка и брюки, примерно на вас, но с большей грудью и полнее в бедрах, пожалуйста.

Молодая девушка долгим изучающим взглядом оценивает мой запрос и убегает между полок. Когда она возвращается с ворохом одежды, прошу: «Вот здесь, на уровне копчика, мне нужно отверстие в брюках. Аккуратное, крепко прошитое».

Дожидаюсь, когда ее глаза перестанут округляться и произношу: «Для пушистой». Надеюсь, что она понимает то слово, которое сам я услышал всего 10 минут назад. Через пол часа получаю джинсы и отправляюсь домой. И снова наваливаются сомнения: а не привиделось ли мне? Действительно ли дома меня ждет девушка-лисица? А если я ошибаюсь? Вот будет скандал: дома у меня обычная девушка, а я ей брюки с дырой. От таких мыслей я даже остановился. Достал брюки и еще раз внимательно осмотрел аккуратную, прошитую по кругу, дырку на копчике. Что если я ошибся?

Еще никогда я так не торопился попасть домой. С порога я позвал ее...