Дикие. Книга 1. След Первого Енота

Александр Лондон

Глава первая

Приличные домашние звери

Под Рассеченным Небом, бывало, попадались местечки, где мохнатые и пернатые твари чувствовали себя как дома. И самой печальной известностью среди таких местечек пользовался Вывихнутый переулок. Он славился по всей округе как логово воров, и жуликов, и мошенников. Честный хвост в Вывихнутом переулке попадался не чаще роз по зиме, а приличные домашние звери из порядочных домов в такую помойку и носа бы не сунули.

И все же однажды ночью, не так уж давно, тонкий как тростинка серебристый пес крался по извилистым тропкам проулка. Миниатюрный борзой изящно переступал через обломки бетона и перепрыгивал через поросшие сорняками кучи мусора. Он обогнул ржавый скелет велосипеда, бросив на него полный отвращения взгляд.

На ошейнике из тонко выделанной кожи побрякивали два жетона. Один сообщал о наличии всех ветеринарных прививок, а другой содержал адрес дома, где Люди песика кормили его и купали и приглашали спать в ногах их мягкой постели.

Пес застыл на месте, оторвав одну лапу от земли, и принюхался к поцелованному луной воздуху. Вывернув тонкую шею, он уловил мерцание желтых глаз в тени между двумя зданиями. Еле слышно брякнул крохотный колокольчик. Ему ответило позвякивание собачьих жетонов. Это был сигнал. Пес пришел куда надо.

– У тебя есть информация для меня? – спросил он сумрачную фигуру.

Тело у миниатюрного борзого было изящное, но голос низкий и рокочущий, словно динамит в шелковом кошельке.

Из теней полыхнули два желтых глаза.

– У меня? – переспросило другое существо. – Нет, у меня нет.

Пес зарычал:

– Как смеешь ты вызывать меня сюда в такой непотребный час и тратить мое время попусту?!

– Слушай внимательнее, Титус, – прошипела тварь из теней. – Я сказал, что информации для тебя нет у меня. А у него – есть.

Мелькнула ярко-рыжая лапа, и из тени в лужицу лунного света вывалилась птичка. Это оказался черно-белый дятел с красной шапочкой на темени. Крылышки у него были примотаны к телу резинкой, а клюв зажат металлической скрепкой. Один глаз у дятла заплыл, и прыгал он, заметно скособочившись.

– Пришлось его уламывать, – произнесла фигура в тени. – Но я обещал, если он заговорит, не откусывать ему голову.

Птица пискнула сквозь зажатый клюв.

– А теперь расскажи ему, что рассказал мне, – приказала фигура птице. – Нашли они Кость Согласия?

Птица отрицательно помотала головой. Пес с облегчением выдохнул.

– Но они нашли ключ, – сообщила фигура в тени. – Дятел видел, как они покупали камень у странствующего оленя. На камне были метки Азбана, Первого Енота. Это так?

Птица согласно закивала.

Пес вздохнул.

– Значит, они как никогда близки к обнаружению Кости?

– Если допустить, что Кость существует, – возразил голос из теней. – Коты не особенно верят в старые байки.

– Вы, коты, в стародавние времена были дикими, – сказал Титус. – А мы, собаки, – нет. Мы знаем, что Кость Согласия существует на самом деле. И именно поэтому не должна быть найдена. – Пес, прищурившись, взглянул на дятла. – Скажи мне, где они живут?

– Мррпм, мррм, мрррп, – произнесла птица сквозь сжатый клюв.

– Тсс, – перебил пес, – не вслух. – Он подтолкнул к птице кусок коры, так что тот лег прямо в лужицу белого лунного света. – Пиши.

Дятел склонил голову и застучал клювом по коре, «тук-тук-тук» эхом отдавалось в тишине. Когда он закончил, пес взглянул на выбитый им адрес.

– Спасибо, – сказал он. Затем обратился к желтоглазой тени. – Шестипалый, ты позаботишься о них?

Фигура в тени рассмеялась:

– Вы, собаки, никогда не говорите напрямик. «Позаботиться о них»?

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Тебе надо, чтоб они умерли?

– Я хочу, чтоб они умерли, – согласился Титус. – Никто не должен отыскать Кость Согласия. Особенно вонючие еноты, и их вонючие дети, и дети их детей… которые, уверен, тоже воняют.

Фигура выступила из тени в круг лунного света рядом с пленным дятлом. Это оказался яркорыжий с белым кот в лиловом ошейнике с маленьким колокольчиком, позвякивавшим при каждом движении хозяина.

– Мои услуги недешевы, – произнес он.

– Когда дело будет сделано, ты получишь больше, чем в силах пожелать, – пообещал Титус.

– Я способен пожелать много, – отозвался Шестипалый. – Кошачьи аппетиты бездонны.

– Ну, можешь заморить червячка этой птичкой, – предложил Титус.

Глаза у дятла округлились, а кот расплылся в улыбке до ушей. Между бритвенно-острыми зубами заплясал розовый язык.

Титус отвернулся и двинулся прочь, прокладывая путь сквозь горы мусора и высокую траву проулка, старательно выбирая, куда поставить лапу. Он терпеть не мог посещать это грязное место и ненавидел иметь дело с котами вроде Шестипалого, наполовину дикими, несмотря на ошейники и оставляемые на крыльце блюдечки с молоком. Порой неприятные союзы оказывались необходимы, даже между кошками и собаками. В конце концов, они на одной стороне, если речь идет об избавлении от паразитов Вывихнутого переулка.

Отойдя немного от кота и его жертвы, он обернулся. Жетоны на ошейнике звякнули.

– Когда съешь дятла, брось его голову, чтоб паразиты нашли! – крикнул он. – В качестве предупреждения от Безблохих. Время Диких вышло.

Глава вторая

Енот в бегах

– Беги!

Кит со всех четырех лап несся через поле к полосе деревьев. Огромное небо над головой сверкало голубизной, полыхало желтое солнце – день выдался ослепительный. Кит сладко спал у себя в норе, и вдруг его резко разбудили, а теперь у него по пятам рычит и завывает свора охотничьих псов.

Они чуяли его, все пятеро, выращенные, чтобы убивать. Они могли обогнать лису или кролика, а лесного енота вроде Кита уж точно. За ним никогда прежде не гонялись, и он не знал, что делать.

Инстинкты вопили ему двигаться, и двигаться быстро, а мозг не поспевал за телом.

В голове отдавался мамин крик: «Кит! Проснись! На нас напали! Беги!»

Легкие горели, лапы болели, но он бежал изо всех сил. Почему они гонятся за ним? И что они сделали с его родителями?

– Беги-беги, парень! – окликнул его предводитель собачьей своры. – Тем веселее будет рвать тебя на куски.

Остальные собаки радостно взвыли. Он чуял их жаркое дыхание. Все его чувства обострились, и он рискнул оглянуться через плечо.

Они его почти настигли!

Здоровенные бладхаунды в толстых кожаных ошейниках. Их уши коричневыми флагами развевались на ветру, клыки блестели от слюны. Вожак стаи щелкнул зубами и едва не отхватил Киту хвост.

От них не уйти.

Но енот он или нет?! Самый умный из зверей, как всегда говорил отец, потомок Азбана, Первого Енота, который и свет с луны умыкнул бы, возникни у него такая прихоть. Обогнать этих разбойников Киту не под силу, а вот перехитрить – вполне.

Что известно о собаках? Что он может такого, чего не могут они?

Идея хлестнула его, словно веткой по морде: он же умеет лазить.

Он резко рванул в сторону, когда стая как раз изготовилась снова его укусить. Челюсти вожака сомкнулись над пустой травой, а прочие собаки врезались в предводителя сзади и покатились рычащей сворой. Кит изо всех сил припустил к ближайшему дереву на краю луговины.

Псы опять наступали ему на пятки. Он покрыл уже половину расстояния до дерева, но стая сокращала разрыв между ними еще быстрее. Он сомневался, что успеет. Мысль о вонзающихся в мех и перемалывающих кости собачьих клыках прибавила прыти. Домчавшись до дерева, Кит подпрыгнул, уцепился когтями за ствол, взлетел наверх и распластался, переводя дух, на первой же толстой ветке.

Собаки окружили подножие дерева, заходясь лаем.

– Слезай и прими свою судьбу! – потребовал вожак стаи.

– Убирайтесь! – крикнул Кит сверху. – Оставьте меня в покое.

На это псы взревели от смеха. Один хохотал так, что упал и принялся кататься по земле, вытирая морду о траву.

– Пойми, малыш, мы ничего лично против тебя не имеем, – объяснил вожак. – Нас наняли убить тебя, вот мы и должны это сделать. Ты слезаешь, мы тебя убиваем – и все. Обещаю, мы сделаем свое дело быстро. Больно не будет… ну, не особенно.

Кит торопливо вскарабкался как можно выше, откуда собаки казались не больше мышей. Он свернулся клубком в удобной развилке и дрожал. Собаки расхаживали внизу, дожидаясь, пока он устанет. Но Кит мог оставаться на дереве хоть несколько дней подряд. А собаки скоро уйдут. У них ошейники, стало быть, это людские собаки. Они же не могут дожидаться его вечно? Да и станут ли?

Однако в мозгу бился вопрос: «Почему?»

Накануне стояла прекрасная ночь. Звезды усыпали небо гуще цветов на кустах терновника, а луна была такая круглая и яркая, что и дневное солнце устыдилось бы.

Китово семейство обитало в уютной норе с удобным входом под большим деревом и просторной комнатой, где отец с матерью работали над своими археологическими открытиями, пока Кит резвился снаружи.

В ту ночь Кит играл при свете луны с кроликами из-под соседнего дерева, показывая им, как завязывать и развязывать узлы на травинках. Кролики были в этом плане безнадежны, но им нравилось наблюдать за ловкими пальцами Кита.

Мама пекла на ужин пирог с яблочными огрызками, а отец изучал странный кусок камня, принесенный им из города под Рассеченным Небом в ходе одной из продуктовых вылазок.

Киту, рожденному под Большим Небом, не разрешалось сопровождать родителей в их экспедициях в город, где выстроенные Людьми высокие здания разбили небо, оставив только осколки, но он любил слушать тамошние байки.

– Город – место суровое и безжалостное, – объяснил ему отец. – То Люди ставят на вольных зверей ловушки и пытаются убить, то их ужасные питомцы охотятся на нас ради забавы. Даже сами Дикие строят друг другу козни и берут то, что им не принадлежит. Городская жизнь скотски жестока, Кит, и тебе лучше оставаться здесь, в лесах, под Большим Небом.

– Но ведь в городе живет дядя Рик! – возразил Кит.

– Да, брат твоей матери живет там, – согласился Китов отец. – Ему вполне уютно среди роющихся-в-отбросах-лживых-мерзавцев. А нам с твоей мамой не очень.

– Так это потому я никогда дядю Рика не видел? – недоумевал Кит.

– Он занят важной работой в городе, – сказала Киту мама. – А у нас важная работа здесь. Уверена, однажды вы познакомитесь.

Отец вернулся к разглядыванию куска камня, который держал в лапах. С одной стороны камень был идеально плоский, с рваными краями, словно его отломали от чего-то большего. На поверхности имелся отпечаток лапы; по словам родителей, так подписывались Первые Звери.

– Ты это в городе нашел? – спросил Кит.

– Не совсем. – Отец вздохнул. – Я купил его у странствующего оленя, а тот приобрел его у нервного суслика, который сказал, что выменял его у ежа в лавке под Рассеченным Небом. Я мгновенно узнал отпечаток. Азбан, Первый Енот.

– И что тут говорится? – спросил Кит.

– Понятия не имею, – отозвался отец. – Это мама у нас умеет читать по-старому.

– Ма-ам, – позвал Кит. – Что говорится на этом старом камне?

– Не знаю, сынок, – ответила мама. – Я была слишком занята ужином, чтобы как следует изучить находку. Вот если б ты научился готовить, вместо того чтобы играть с узелками, тогда у меня было бы больше времени на работу…

– Не подпускай парня к плите! – воскликнул отец. – А то нам придется питаться только желудевыми конфетами да пирогами на медовых сотах.

После ужина родители улеглись вместе с Китом в его отнорке, разгладив мягкую моховую постилку и позволив уткнуться им в мех. Мама рассказывала ему сказку, историю Азбана, Первого Енота, который перехитрил Брута, Князя Псов, в азартной игре и выиграл у него лунный свет. С тех пор людские питомцы, Безблохие, обречены на ужасный яркий свет дня. Только Дикие могут свободно носиться и завывать под прохладным лунным светом, сколько им угодно.

– Вот почему Безблохие никак не оставят наше племя в покое, – говорила мама. – Они хотят вернуть себе лунный свет. Они думают, мы отняли его обманом.

– Но ведь мы же их не обманывали, правда, мам? – спросил Кит. – Это же просто сказка, да?

– Нельзя украсть то, что раздается свободно, – отвечала ему мама. – Азбан был слишком умен, чтобы жульничать. Думаю, правда в том, что он выиграл честь по чести, а Безблохие просто ворошат старые истории в поисках предлога для ненависти к нашему племени… но не переживай по этому поводу. – Она погладила его по голове. – Тут, под Большим Небом, никаких Безблохих нет. Хорошо здесь жить, а?

– Ага, – согласился Кит и уплыл в сон, как раз когда взошло солнце, радуясь за Азбана и благословенный лунный свет…

…А затем: ВОЙ! ТРЕСК! ВОПЛЬ!

В енотье логово ворвались собаки. Отец уже сражался с ними во внешней камере, пока мама будила Кита. Она продела его лапы в рукава куртки, нахлобучила ему на голову кепку и сунула в карман кошель с орехами и семенами – аварийный запас денег. И велела бежать.

Она не сказала почему, от кого или куда.

И вот теперь он в замешательстве и страхе сидит один на дереве. Енот в бегах.

* * *

– Попал ты, парень.

Напуганный неожиданным голосом, Кит едва не свалился со своей ветки. Послышалось звяканье крохотного колокольчика.

– Да ладно тебе, – продолжал голос, – я друг по шерсти.

Кит посмотрел наверх и увидел ярко-рыжего кота со сверкающими желтыми глазами, пристроившегося на ветке над ним. На коте был лиловый ошейник с колокольчиком. От ветерка здесь наверху колокольчик тихо позвякивал. Звук его почти утешал.

Кит в замешательстве потянул носом воздух. Пахло от кота Безблохими – шампунем, и Людьми с их вычурной едой, – но в этом лесу Людей не водилось, за исключением охотников с их собаками.

– Ты… ты кто? – пролепетал Кит.

– Товарищ по лапе, друг по шерсти, коготь за коготь и все такое… – ответил кот. – Почему бы тебе не залезть ко мне, тут безопаснее, а там эти мерзкие старые собаки.

– Я не понимаю, чего они от меня хотят, – заскулил Кит. – По-моему, они… ранили моих родителей.

– Тсс, маленький друг, – успокоил его кот. – Поднимайся сюда, и мы обо всем поболтаем.

Кит бросил взгляд на воющих внизу псов, потом взглянул на странного кота наверху. Затем вонзил черные когти в кору и подтянулся.

– Приятно познакомиться, парень, – сказал кот. – Как тебя зовут?

– Кит, – ответил юный енот, смахнув полосатым хвостом слезу с темной шерстки вокруг глаз.

Кот положил лапу Киту на плечо. Кит заметил, что у кота по шесть пальцев на лапах, вместо обычных пяти. Почувствовал покалывание каждого из остро заточенных когтей на своей шубке.

– Добрая встреча, Кит, – продолжал кот. – Меня зовут Шестипалый – по очевидным причинам.

Кот улыбнулся, а Кит рассмеялся.

– Ты вроде славный парень, а ведь очень печально, когда со славными ребятами случается что-нибудь плохое, – добавил Шестипалый.

Кит кивнул.

Кот вздохнул.

– И разумеется, еще печальнее, когда все вроде бы наконец налаживается, а вместо этого становится гораздо, гораздо хуже.

Кит искоса взглянул на кота, растянувшего пасть в зловещей улыбке. Не говоря ни слова, кот спихнул Кита с дерева.

Кит падал и, падая, слышал, как в безумном злорадстве взвыли внизу псы.

– Отлично, Шестипалый! – гавкнул вожак стаи как раз перед тем, как Кит грянулся оземь и из него вышибло дух.

Глава третья

Короткое прощание

Силясь вдохнуть, Кит оглядел окружившие его кровожадные морды пяти гончих. Еще выше с дерева посматривал ярко-рыжий кот, шерсть его сверкала на фоне голубого неба, как второе безжалостное солнце. Ох, как затосковал Кит по прохладному лунному свету и безопасности семейного логова!

– Развлекайтесь, парни! – крикнул с дерева кот собакам. – Помните, мне не заплатят, пока он цел. То есть это вам не заплатят, пока вы его не порвете.

Кит содрогнулся. Собаки, утробно ворча, сжимали кольцо.

– Погодите! – крикнул кот.

Может, подумалось Киту, кот осознал свою ошибку. Может, он сообразил, что поймал не того енота, что ни он, ни его родители ничего не имеют против кого бы то ни было, не говоря уже о кучке Безблохих котов и собак. Они просто лесные еноты, живущие под Большим Небом и не трогающие никого – ни мохнатых, ни пернатых, ни клювастых, ни когтистых, ни крылатых, ни усатых. Может, теперь собаки с извинениями отпустят его домой, похлопав по спине, и к закату он с родителями уже будет смеяться над недоразумением.

– Голову не ешьте! – прокричал кот, прохаживаясь туда-сюда по ветке. – Боссу нравится оставлять головы.

Кот прошмыгнул по ветвям дерева, как по ровной дорожке, и исчез в золотисто-зеленом пологе листвы. Собаки продолжили ворчать, и сердце у Кита упало.

– Ты бы раньше слез, – сказал ему вожак. – Теперь я сделаю тебе больно. Думаю, я лично оторву тебе голову.

– А я хвост! – крикнул другой пес, бросаясь вперед.

– Перетягивание енота, перетягивание енота! – загомонили другие собаки.

Собаки, как всем известно, ничто так не обожают, как жестокую игру в перетягивание жертвы.

И как раз когда вожак стаи прыгнул на Кита, воздух наполнился вихрем серо-черной шерсти, раздался вопль, пес кувырком отлетел в сторону и брякнулся на землю вверх тормашками. Он долго бешено молотил лапами, силясь перекатиться на бок и снова встать.

– Оставьте мальчика в покое! – рявкнула Китова мама, принимая боевую стойку на задних лапах, между собаками и сыном.

– Ррррр! – заворчал вожак стаи. – Я думал, мы тебя уже убили. Отдай нам След Азбана, и мы не станем убивать твоего мальчишку, как убили мужа.

– Папа? – вскрикнул Кит из-за маминой спины.

Она не сводила глаз с собак. Для скорби время придет позже. А в данную минуту ее единственной заботой была защита сына.

– Знатно гавкаешь, – зарычала она на пса. – Спорим, кусаешься ты куда хуже.

Разъяренный пес снова прыгнул на Китову матушку. Еще двое бросились с боков.

Китова мама аккуратно от них увернулась, подцепила вожака за ошейник в момент броска и, использовав его же скорость, швырнула его в двух других. Вся троица крепко приложилась о землю и образовала свалку. Когтем задней лапы енотиха располосовала вожаку стаи лодыжку, отчего рык сменился визгом.

Кит восхитился: оказывается, мама знает лапа-джитсу. Похоже, у нее была целая тайная жизнь, о которой он понятия не имел!

– Кит, берегись! – предупредила она, когда на него пошли два оставшихся пса.

От первого наскока он увернулся и ринулся вокруг дерева. Они принялись гоняться за ним кругами.

– Стоп! – крикнул вожак.

Собаки перестали носиться за Китом. Кит перестал убегать. Он оглянулся и увидел, что мама держит вожака за ошейник. С каждым движением лапы ошейник затягивался туже, душа хозяина.

– Отстаньте от моего сына, – приказала мама, – а то ваш вожак задохнется.

Собаки колебались. Их вожак скулил.

– Предупреждаю, – продолжала Китова мама, – я вам не перепуганная деревенская мамашка. Я родилась в Вывихнутом переулке и умею драться почище любой собаки.

– Назад, парни, – прохрипел вожак, и псы отступили от Кита.

– Перекатиться на спины, – приказала мама, и собаки дружно повиновались. – И, Кит, – обратилась она к сыну, – когда я скажу, беги.

Кит кивнул.

В течение одной невыносимо тяжелой секунды все затихло и замерло, словно лес под снегом. Китова мама выкручивала собачий ошейник, пока у пса глаза из орбит не вылезли, а затем расколола смертную тишину криком:

– Беги!

Она соскользнула со спины гончака и одним прыжком покрыла расстояние до дерева, под которым стоял Кит. Схватив сына за лапу, она потянула его за собой. Вожаку стаи потребовалась минута, чтобы обрести дар речи, и еще минута ушла у растерянной стаи, чтобы перекатиться обратно на лапы, вынюхать, в какую сторону подались еноты, и выполнить приказ вожака, впрочем весьма простой: «Взять их!»

Вожак захромал следом, да и прочие собаки бежали далеко не так быстро, как прежде. Победа мамы-енотихи нанесла их гордости не меньший урон, чем шкурам, а уязвленная собачья гордость способна замедлить бег своего обладателя не хуже пораненной лапы.

А Кит с мамой мчались во всю прыть.

– Домой же не сюда, – пропыхтел Кит.

– Домой нельзя, – отозвалась мама. – Они знают, где мы живем. Мы направляемся в город под Рассеченным Небом на поиски твоего дяди.

– Дяди Рика? – спросил Кит. – Но я думал, он живет среди роющихся-в-отбросах-лживых-мерзавцев.

Мама, не отвечая, продолжала тянуть его за собой. Они бежали.

– Я и не знал, что ты оттуда, – добавил Кит.

В отдалении лаяли собаки. Они нагоняли их, но недостаточно быстро. Впереди поджидала река и нависшие над ней ветви деревьев. Еноты умеют лазить и перепрыгивать – в этом собакам за ними не угнаться. На той стороне они будут в безопасности.

Уже казалось, что у них все получится, но тут раздалось громкое ЩЕЛК!

Кит почувствовал, как мамина ладонь выдернулась из его лапы, и мама упала ничком. Она наступила на металлическую ловушку, спрятанную под кучей листьев. Это была маленькая трубочка на конце цепи, и мамина задняя лапа застряла там намертво. Она попыталась вытянуть лапу, но ловушка только крепче стиснула ее. Передние лапы дергали трубку, но не могли разомкнуть ее. А собаки выли и лаяли, все ближе и ближе.

– Мама! – Кит схватил цепь, дергал и тряс ее.

– Ты должен идти, Кит, – сказала мама. – Оставь меня. Беги.

– Почему это происходит? – спросил он. – Я не понимаю.

Мама вынула плоский камень, который изучал его отец. Камень крошился, но отпечаток енотьей лапы и мазок яркой краски на нем сохранились – обломок куда большей картины.

– Отдай это дяде Рику, – велела она. – Он сообразит, что с этим делать. Очень важно, чтобы он получил этот камень. Он может предотвратить ужасную войну. Судьба несчетного множества зверей зависит от него.

Она сунула камень сыну в карман.

– Ты отдашь его сама, мам. – Кит покачал головой, изучая механизм ловушки. – Я могу открыть его.

Он знал, что неплохо разбирается в ловушках и замках. Он проследил цепь звено за звеном до колышка, удерживавшего ее на месте. Попытался выдернуть колышек, вложив в это все свои силы, но тот оказался закопан слишком глубоко. Кит начал рыть землю вокруг колышка, но почва оказалась слишком твердой, и дело продвигалось слишком медленно. А собаки приближались. Он побежал обратно к матери и стал разглядывать ее лапу там, где она исчезала в металлической трубке. Защелкивающийся металлический рычажок замкнул ловушку вокруг маминой лапы. Если бы Киту удалось отжать рычаг, она бы выскользнула.

Собачий лай становился все громче.

Лапки Кита ощупывали рычаг осторожно-осторожно. Тот не поддавался. Надо найти что-нибудь, чем его можно было бы отжать.

– Кит, времени нет.

– Есть время! Я могу это сделать, – возразил он.

Кит нашарил палку, но та обломилась, как раз когда он воткнул ее в рычаг. Нужно что-нибудь покрепче. Он снова принялся искать.

– Нет, сынок, – сказала мама. – Тебе надо бежать. Ты должен доставить этот камень дяде. Это След Азбана, Первого Енота.

– И что? Я не могу тебя бросить, – взмолился Кит.

– Мы с твоим отцом… – Голос у мамы надломился. – Мы всегда будем с тобой. – Свободными лапами она обняла Кита. – Но ты должен разыскать дядю Рика. Ты должен помочь ему завершить начатое нами дело.

– Как я его найду? – Голос у Кита дрогнул. – Я никогда не был в городе.

Мама нагнулась и проткнула когтем одну из лаково-черных ягод, которыми была щедро усыпана лесная подстилка, и черным соком нацарапала адрес на тонкой полоске бересты.

– Будь осторожен, когда попадешь туда, – предупредила она Кита. – Соседи у него и правда сплошь роющиеся-в-отбросах-лживые-мерзавцы. Береги себя.

– Но я хочу, чтобы ты тоже… – Он поднял большую палку, которую только что нашел.

– Нет, – ответила мама. – Теперь тебе точно пора.

Собаки перевалили через гребень ближнего увала. Они остановились, обшаривая взглядом лес, и на миг замерли, учуяв Кита и его маму.

– Есть! – крикнул один пес.

– Вырасти храбрым и ловким, Кит, – умоляюще прошептала мама. – Добрым к родным и верным друзьям.

Кит колебался. Псы мчались.

– Беги! – крикнула мама в последний раз, и Кит бросил перед ней большую палку и попятился.

Прежде чем повернуться и удрать, он сомкнул кончики пальцев в форме буквы А – енотьем знаке приветствия и прощания, знаке Азбана, Первого Енота. Знаке доверия.

Мама ответила ему тем же жестом. Она доверила ему продолжать свое дело, найти дядю и расти самостоятельно. Это было прощание.

Кит отвернулся и рванул к реке, когда псы набросились на его мать. Он не слушал ни как они напали, ни ее крика: «И это все, на что вы способны, шлейколюбы блохастые!»

Он направлялся прямо в город под Рассеченным Небом, к дяде, которого никогда в жизни не видел. Мама сказала, что теперь судьба бессчетного множества зверей – в лоскутном кармане его курточки.

Он по-прежнему не понимал почему.

Часть II

Лжецы, мошенники и дядюшки

Глава четвертая

Честный малый

Небо заливали сумерки, тени опускали темную завесу над дневным миром, когда Кит добрался до Вывихнутого переулка. Он натянул кепочку поглубже на уши и поднял воротничок курточки. Ему казалось, что так он выглядит крутым парнем, таким, с кем роющиеся-в-отбросах-лживые-мерзавцы побоятся связываться, попадись они ему на пути.

Хотя бежал он день и ночь и еще целый день, пахло от него по-прежнему мхом, землей и корой. Запахами Большого Неба. Не горожанин, сразу видно, и он опасливо принюхивался к вечерним ароматам.

Ему здесь не место.

Здания по обеим сторонам переулка вырезали над головой узкую ленту, загораживая луну и звезды. Отсюда и Рассеченное Небо. А Кит пришел снаружи, оттуда, где небо было большое, насколько хватало глаз, и он никогда прежде не заходил ни в один город. Чувства его обострились.

Он уселся на задние лапы, обернув их полосатым хвостом, и принялся изучать зажатый в лапе кусочек бересты. Почерк напомнил ему о писавшем, и Кит шмыгнул носом. Он нащупал мешочек с зернами в переднем кармане и убедился, что его сбережения на месте. След Азбана он тоже переложил в кошель, чтобы не потерять. Загадочный предмет так и тянул кошель вниз, и Киту очень хотелось отдать камень дяде и выяснить, что он означает и почему Безблохие из-за него напали на родителей. Какое им вообще дело до Следа Азбана? Это енотий исторический артефакт вроде тех, что всегда собирали его мама и папа. Почему именно этот так важен?

Он нес этот странный камень сюда через все леса и людские предместья, через огромный зеленый мост, по которому неслись, бибикая, гигантские металлические машины, а сидевшие в них Люди даже не смотрели в его сторону. Не следи он за каждым шагом, его могли бы и переехать.

Люди думали, что считается только их цивилизация, и не особенно замечали происходящее в укромных уголках мира. Они не обращали внимания на шныряющих у них под ногами пушистых существ, если только не превращали их в домашних питомцев.

В старых историях Люди и звери были одной цивилизацией. Они говорили на языке друг друга и знали, кто как живет. И зрелище енота, топающего по мосту в кепке и куртке, не показалось бы странным, но теперь все друг друга забыли, и человеческая речь представлялась Киту просто смесью блеяния, хрюканья и ворчания, а их беготня ничего для него не значила.

Он высматривал таких же зверей, как он сам.

Неподвижный, как камень, он стоял возле старого металлического забора, отгораживавшего спуск возле туннеля вниз, к металлическим полосам, по которым денно и нощно с ревом проносились подземные поезда Людей.

Кит отошел от забора, не уверенный, в какую сторону податься. В земле рядом с ним имелась решетка, и под ней, где-то в темноте, журчала вода, какая-то подземная река. Запах сказал Киту, что реку заполняли стоки всего города, а под этими запахами таились другие – запахи страха и смерти. Он отодвинулся от решетки и споткнулся о ворчливого крота в каске и темных сварочных очках.

– С дороги, ты! – гаркнул крот. – В коллектор захотел?

– Я… не… я… – залепетал Кит, и тут бурый кролик в потрепанном коричневом костюме запрыгнул ему прямо на спину, отпихнув его в сторону.

– Шевелись, парень! – бросил он, не останавливаясь.

Вывихнутый переулок просыпался, начиналась ночная жизнь, и никто не стоял на месте.

В Вывихнутом переулке находили приют самые разные существа. Главное, чтобы им больше некуда было податься. Оказавшиеся на мели лисы ютились в норах рядом с полубезумными кроликами и курами-пенсионерками, а те, в свою очередь, жили над благочестивыми церковными мышами и крысами-сиротками. Ящерицы сдавали жилье, поссумы торговали бакалеей, а среди всего этого слонялись еноты в поисках легкой наживы, как поступали они со времен Азбана, Первого Енота.

Церковные мыши в сутанах раздавали брошюры, кроты спешили на длинную смену под землей – копать и чинить, а бездомные твари с нехорошими глазами высматривали неприятности или возможность таковые учинить.

Пока Кит таращился по сторонам, поссум Ансель открыл на ночь свою пекарню «Сладость в радость», заполнив переулок ароматами подслащенных желудевых галет, печенья на рыбьих костях и жареных пирожков с хрящиками. К поссуму уже выстроилась очередь, загибавшаяся за угол. Все пожирали глазами лакомый товар.

Лоснящийся удав, украшенный мозаикой из коричневых и белых чешуек, проскользнул к двери пекарни. Поссум напрягся, а остальные твари отвели глаза.

– Сссрок взноссса, Ансссель, – прошипел удав. – За безопасссность. Не хочетссся, чтобы у твоего бизнессса возникли неприятноссссти.

Поссум нахмурился, но выдал змею мешочек семян. Большой удав проглотил мешочек целиком, а затем двинулся к следующей двери, в салон «Стильная шкурка» к парикмахеру и стилисту Энрике Гало. Энрике, отставной бойцовый петух, завесил окна своей цирюльни плакатами из старых добрых деньков карьеры на ринге. Он тоже заплатил змею, а затем перевернул табличку и открыл заведение на ночь. Посмотрел, как змей уползает прочь трясти деньги из предпринимателей дальше по улице, покачал головой и молча потрусил внутрь.

Ни змея, ни поссум, ни петух не обращали на Кита внимания. Его вообще никто не замечал… никто, кроме братьев Чернохвостов, мгновенно учуявших молодого енота.

Будучи енотами сами, Шин и Флинн Чернохвосты обладали тонким нюхом и сразу замечали появление в переулке своих соплеменников.

– Этот явно из-под Большого Неба, – заметил брату Шин.

– Не знает, куда податься под нашим осколком неба с его проулками и мостовыми, – отозвался Флинн.

– Привык к лесам и травам бескрайних просторов, готов спорить.

– Тут спорить не о чем, братец. Полностью с тобой согласен.

– А согласен ли ты полностью, что новичку, нашему товарищу по лапе, могут понадобиться друзья?

– Безусловно, – кивнул Флинн. – Именно друзья этому парню и нужны, и мы вполне можем ими стать.

– Лучшими друзьями.

– Да-да, лучшими, – согласился Флинн. – В конце концов, друг познается в беде.

Братья Чернохвосты были скорлупочники – один орех, три скорлупки, а игроки стараются угадать, под которой из скорлупок спрятан орех. Угадаешь – орех твой. Не угадаешь – это обойдется тебе в орех, или семечко, или что там еще завалялось у тебя в карманах.

Многие путешественники, равно крысы и еноты, птицы и кролики, вывернули свои карманы дочиста в лапах этих братьев Чернохвостов, в чьем исполнении слово «друг» означало на самом деле «олух».

Подмигнув, Флинн Чернохвост велел брату начинать рекламу, зазывную речовку для привлечения публики, хотя старые игроки их не интересовали.

Нет, они не отрывали глаз от молодого енота – тот и впрямь выглядел настоящим «другом».

Глава пятая

Братья по шерсти

– Кому-то сегодня привалит удача! – выкрикнул Шин Чернохвост.

– Дашь пять – станет десять, простая задача! – тут же отозвался Флинн Чернохвост.

Слова они произносили громко и четко, так громко, что слышал весь переулок, но предназначались эти слова только Киту.

– Кому изобилье, богатство кому! – выпевал Шин. – Простая ставка, два к одному!

– Эй, ты, там! Славный парень! – прокричал Флинн. – Чего не подходишь? Давай!

Юный енот поглядел налево и направо, уверенный, что эти говорливые ребята на углу никак не могут обращаться к нему. Он в этом переулке никого не знал. Взглянул на зажатую в кулаке полоску бересты. Содрогнулся от воспоминания, как кинулись собаки на маму, когда он бежал, затем утер одинокую слезу и велел памяти заткнуться.

Он решил, что не будет вреда, если попросить соплеменников-енотов указать ему дорогу к дяде. Вид у них был вполне дружелюбный.

Кит вразвалочку подошел к близнецам и уселся на задние лапы, чтобы поприветствовать их сложенной из пальцев буквой А. Они ответили на приветствие, и ему было приятно узнать, что и под Рассеченным Небом еноты приветствуют друг друга так же, как у него дома. По крайней мере, хоть что-то знакомое.

Братья Чернохвосты ухмылялись уголками губ. Шин стряхнул пыль со своих щегольских брюк в полоску, а Флинн закатал рукава открытой черной рубахи.

– Как тебя звать, парень? – спросил Флинн.

– Кит, – ответил тот.

– Славное имечко, Кит, – сказал Шин Чернохвост. – Впервые под Рассеченным Небом, да, Кит?

– Ага.

– Тяжко, наверное, когда ни шкуры в городе не знаешь? – спросил Флинн.

– У меня тут дядя, – объяснил Кит. – Вроде живет где-то рядом. Я пытаюсь его отыскать.

Он протянул полоску бересты, Флинн небрежно взял ее и не глядя передал брату. Шин положил ее на свою сторону стола, придавив когтем ровно настолько, чтобы Кит не мог ее забрать.

– Ой, на дядюшек да на адреса времени хватит, – сказал Флинн. – Как насчет дружеской игры в честь твоего появления здесь?

– Некогда мне играть, – возразил Кит. – Мне правда нужно разыскать дядю.

– Но мы же практически родственники, – не отступал Шин. – Братья по лапе, все одной шерсти и так далее. Все еноты друг другу кузены да племянники. А где кузены, там и до дядюшек недалеко. Вывихнутый переулок просто кишит дядюшками.

– И вшами тоже кишит, – добавил Флинн.

– Вывихнутый? – переспросил Кит.

– Ты в нем стоишь, юный Кит! – расхохотался Шин. – В Вывихнутом переулке.

– Юный Кит не знает, где находится, – задумчиво произнес Флинн. – Поневоле задумаешься, откуда ему знать, куда он направляется.

– Нельзя, чтобы парнишка вроде Кита бродил по Вывихнутому, не зная, куда идет, – подхватил Шин.

– Его может занести куда угодно.

– Он может вообще пропасть! – воскликнул Шин.

– И впрямь, пропасть, а то и впасть, – поддакнул Флинн.

– Однако сейчас он здесь, – сказал Шин.

– И пока он здесь, мы не можем позволить ему пропасть, – согласился Флинн.

– Это было бы неправильно, – заключил Шин.

– Не по-дружески, – поправил Флинн.

– Не… безопасно, – объявил Шин.

Братья-еноты имели обыкновение тараторить так быстро, что у Кита голова кругом пошла, но он зацепился за последнее слово и перебил их бойкую трепотню встревоженным вопросом:

– Безопасно?

– Ну, – Флинн покачал головой и втянул воздух сквозь зубы, – Вывихнутый переулок небезопасен для тех, кто не знает, куда идет.

– Получил свое название от вывихивающих лапы ловушек, которые расставляют тут Люди. – Слово «Люди» Шин произнес словно грязное ругательство.

– Люди, – повторил Кит, тоже выплюнув слово будто ругательное, отчего братья Чернохвосты рассмеялись.

– Новые ловушки появляются все время, – продолжал Шин. – Люди ставят их, пока мы спим, переставляют их под покровом дня. А на следующий день, разумеется, посылают своих питомцев полакомиться тем, кто попался, да так и остался.

– Полакомиться? – Кит сглотнул.

– Сожрать! – рассмеялся Флинн. – Безблохие слопали бы нас всех, будь у них такая возможность. Разумеется, в переулке достаточно легко жить, когда есть друзья, которые, если что, прикроют.

– Которые следят, чтобы тебя не обидели, – добавил Шин.

– И мы, выдающиеся представители Бешеных Шельм, – заключил Флинн, – не хотим, чтобы тебя обидели.

Кит окончательно запутался:

– Бешеных кого?

Шин покачал головой:

– Он не знает Бешеных Шельм.

Флинн сочувственно закивал.

– Бешеные Шельмы – это соседский дозор, – объяснил он. – Мы представляем собой когорту, если угодно, существ, посвятивших себя охране безопасности и благополучия всех обитателей Вывихнутого переулка.

– Когорту?

Кит почесал в затылке. Что-то тут не так. Он знал, что слово «когорта» означает группу, но ему уже становилось не по себе от того, как братья Чернохвосты произносили это слово – будто имели в виду больше, чем говорили.

– Ну, – пожал плечами Шин, – кто-то назовет нас бандой. Но мы наезжаем только на тех, кто не ценит нашу защиту. На тех, кто угрожает безопасности нашего района.

– И его благополучию, – добавил Флинн.

– Разумеется, – продолжал Шин, – мы крайне преданы идее благополучия, как благу, так и получию.

– О да, благополучию больше всего, – подхватил Флинн. – И в интересах твоего благополучия, Кит, я предлагаю тебе держаться нас и сыграть разок-другой-третий. Готов поклясться последней крошкой, что этот твой дядя разыщет тебя еще до того, как солнце вновь поднимется над Вывихнутым переулком.

– По-моему, мне не следует… играть в азартные игры, – сказал Кит.

– Только пока дядя не подойдет, – сказал Шин. – Старая добрая игра в скорлупки притягивает дядь, как арахис церковных мышей.

Оба енота оглянулись на другую сторону переулка, где трое мышей заняли узкий проход между Анселевой пекарней-кондитерской и кучкой кур, собравшихся на вечерние посиделки со сплетнями возле петушиной цирюльни. Прохожие всех видов и мастей старались обойти мышей, но эта мелкота заступала дорогу равно коту и крысе.

– Верите ли вы, что мир возможен? – требовательно вопрошал серьезный мыш нетвердо держащегося на ногах скунса, пихая ему под нос берестяную брошюру. – Верите ли вы, что Дикие и Безблохие могут жить в гармонии? Мы верим! Нам ведом путь к миру и процветанию!

Скунс отмахнулся от проповедника, шатаясь, обогнул его и быстро исчез в темном дверном проеме под вывеской «Ларканон», где у двери дремал шелудивый пес.

– С утречком, Рокс, – сказал скунс и бросил собаке несколько зернышек. Пес, не поднимая головы, убрал их в карман и буркнул в ответ.

Мыш с брошюрой в лапках печально проводил скунса взглядом, вздохнул и занялся выкликанием других прохожих.

– Все семейства меха и пера, лапы и когтя, хищник и добыча, все могут жить в ладу! Нам не надо платить Шельмам за охрану! Нам не надо бояться Безблохих! Судьба дятла не наша судьба! Когда найдется Кость Согласия, до мира останется лапой подать!

– Эй, заткни свою сырорезку! – заорал Флинн на мыша, сверкнув клыками.

Мыш не обратил на него ни малейшего внимания.

– Что за Кость Согласия? – удивился Кит.

– Ай, забей на байки церковных мышей, Кит. – Флинн снова завладел его вниманием, расточая улыбки. – Ты знаешь игру в скорлупки?

– Я… э-э-э… – выдавил Кит.

– Найдется в кармашке твоей очаровательной курточки пара зерен?

– Ну… у меня есть зерна, но я правда не должен… я бы не хотел…

– Если бы мы все руководствовались в жизни только «должен – не должен», мы бы никогда ничего стоящего не добились! – осадил его Шин. – Зерна существуют, чтобы их тратить. А не для того, чтобы долженствовать в карманах!

Кит все еще пытался представить, как можно «долженствовать в карманах», но Флинн продолжал тараторить, заглушая его мысли:

– Положим орех за четыре зерна, годится? Более щедрых условий ты не найдешь ни в одном переулке по эту сторону Рассеченного Неба. Ну, как тебе ставка?

– Ну… – Кит нервно поежился. – Честно говоря, я вообще не понимаю, про что речь. Все это очень странно.

– Отлично сказано, юноша! – рассмеялся Флинн и похлопал его по спине. – Отлично сказано! Мы засыпали тебя странными ставками и странными сказками. Что толку в словах, когда ставки такие странные, правда? Дело говорит само за себя! Начинай, братец. Нашему юному Киту странные сказки не нужны. Но по части ставок – наше ему слово!

– Мне… что? – обалдел Кит, но Шин аккуратно подцепил ловким черным пальцем небольшой орешек и поместил его на обрывок старой картонки, положенной поверх двух пустых красных жестянок из-под газировки. Затем выложил три скорлупки от грецких орехов и накрыл орешек одной из них. Лапы его запорхали над столом, перемешивая скорлупки.

Под мелькание ловких Шиновых лап заговорил Флинн, и речь его больше напоминала песню. Он выпевал:

Где скорлупка, там орех —

Вот игра, что проще всех.

Скорлупа – залог удачи.

Все по-честному, без сдачи.

Угадаешь – повезло.

Ошибешься – все ушло.

Шиновы лапы мельтешили, скорлупки перемещались все быстрее и быстрее. Киту то казалось, что он знает, где орех, то он начинал сомневаться. Глаза не могли уследить за движением лап, но уши встали торчком. Даже сквозь весь грохот Вывихнутого переулка он слышал тихое постукивание. Это орех бился о стенку скорлупы. Если следить за звуком, можно найти орех. Вот зачем Флинн пел… чтобы отвлечь уши игроков!

Всяк енот удачу славит.

Азбан нам ее оставил!

Ты везучий или нет?

Под скорлупкою ответ!

Кит изо всех сил старался не отвлекаться на песню и слушал орех.

Шин перестал двигать скорлупки и вскинул лапы ладонями вверх. Когда он остановился, Китовы уши уловили стук ореха под самой дальней скорлупкой. Тот находился не там, где казалось Киту прежде, но ушам своим он доверял больше, чем глазам.

– Он там! – торжествующе ткнул пальцем Кит. – Под той скорлупкой.

– Ты уверен? – спросил Флинн.

Кит кивнул Флинну, а тот кивнул Шину, и Шин перевернул скорлупку, открыв орех ровно там, где сказал Кит.

– Вот везунчик, как на грех! Получай, малыш, орех! – выкрикнул Шин, и Кит ощутил прилив возбуждения.

Толпа вокруг приветственно загомонила. Он и не заметил, как она собралась.

– Неплохо, друг по лапе, – сказал Флинн. – У тебя талант к этой игре, как и у всего нашего племени. – Он катнул орешек к Киту, но остановил его кончиком пальца, как только Кит к нему потянулся. – Как насчет дать другу, родичу вроде меня, шанс отыграться?

– Не знаю, – отозвался Кит.

Ему казалось, что лучше всего бросить, пока он в выигрыше. Он поставил четыре зерна и выиграл лесной орех, который стоил гораздо больше четырех зерен. Лучше бы ему прямо сейчас отправиться на поиски дяди, вернуться к своей задаче. Он проделал такой долгий путь не для того, чтобы играть в азартные игры. У него есть цель. Только надо заполучить обратно кусок бересты.

– Предлагаю двойную ставку, – бойко протараторил Флинн. – Тройную сверх того. Выиграй пять орехов по цене одного, ты же можешь.

Шин ахнул.

– Видишь? – продолжал Флинн. – Мой брат не хочет, чтобы я так ставил, но ночь еще молода, так же как и ты, Кит. Давай продолжать игру! Это ж отличная забава, верно?

Толпа подалась вперед в ожидании ответа Кита. Деловитые кроты оставили свою деловитость и столпились у новичка за спиной посмотреть на работу братьев Чернохвостов. Горностай в сером плаще перегнулся через Китово плечо, а целая стая голубей взирала на него с темных проводов наверху. Шелудивый пес у дверей «Ларканона» открыл один глаз, а из дверей высунул голову скунс, не желая пропустить развлечение.

– Братья Чернохвосты нашли легкую добычу, а? – выкрикнул он. – Берегись, парень. Они заберут у тебя и курточку, и все остальное!

– Давай, малыш, – подначивал Кита горностай в плаще, снова напоминая об игре. – К рассвету разбогатеешь!

– «Из енотов в богачи!» – раздался голос сверху. Над игровым полем порхал воробей Китова возраста, на голове у него красовался козырек с надписью «НОВОСТИ». Еще пара молодых воробьев присоединились к первому, выкрикивая собственные версии заголовка:

– «Разоряй Чернохвостов и богатей!»

– «Орехи новичку!»

Хор давил: «Давай!», «Прославишься!», «Вперед!», «Они у тебя в кармане!».

Кит ухмыльнулся, представив, как круто было бы явиться к дядюшке богатым енотом. Похоже, в Вывихнутом переулке возможно все.

– Ладно, – сказал Кит. – Я принимаю ставку.

Разумеется, потом он об этом пожалел.

Глава шестая

Верные ставки

Как только Кит согласился сыграть снова, Флинн сунул лесной орех под скорлупку и обменялся с братом улыбкой. Снова пошел речитатив, но на сей раз Киту оказалось куда труднее следить за происходящим. Шиновы лапы и язык Флинна двигались гораздо быстрее.

Взад-вперед, туда-сюда,

Подевался, но куда?

Выбирай скорлупку, друг.

Не уверен? Ну а вдруг?

Флинн перестал распевать, и Кит снова уловил чуть слышный стук ореха по краю скорлупки.

Толпа придвинулась еще ближе и ждала, затаив дыхание. Он указал.

– Ты таки уверен? – уточнил Флинн.

Кит кивнул.

– Точно?

– Точно, – отозвался Кит, и у него тут же мелькнула мысль: а вдруг Флинн хочет, чтобы он передумал?

– По-моему, у тебя есть сомнения, – надавил Флинн.

– Нет, – ответил Кит. Улыбка старшего енота вдруг показалась ему вовсе не такой уж дружелюбной. – Я уверен.

Шин почесал за ушами. Вместо того чтобы перевернуть скорлупку, он обратился к брату:

– Я не думаю, что юный Кит так уж уверен. Он хочет передумать.

– Не хочу! – возразил Кит. – Я уверен! Это там! Орех под этой скорлупкой.

– Что ж, если ты так уверен, давай поднимем ставку, – предложил Флинн. – Все наши орехи против всех твоих зерен.

– Что? – У Кита засосало под ложечкой. – Нет… я не могу ставить все свои зерна…

– Говорил же я, что он не уверен, – встрял Шин. – Кит не такой игрок, как мы думали. Просто щенячий пушок в лоснящейся тужурке.

– Нет! – выкрикнул Кит. – Я принимаю ставку. Вот увидите!

– Ставки сделаны, – объявил Флинн так, чтобы вся толпа слышала. – Юный Кит все-таки игрок!

Толпа снова разразилась приветственными воплями, потому что ничто они так не любили, как игру с высокими ставками. Если Кит выиграет, он действительно разбогатеет. Если проиграет… ну, об этом слишком страшно думать.

Не говоря больше ни слова, Шин ухмыльнулся. Отодвинул две другие скорлупки в сторону и велел Киту перевернуть выбранную.

Кит протянул лапу, поднял скорлупку и увидел… пустоту. Ореха не было.

– Проиграл! Проиграл! Все веселье обломал! – завопил один из воробьев.

– А, полетели отсюда, Неваляшка, – закатил глаза другой репортер. – Это не новости. Просто очередной молокосос неудачно сыграл. Каждый день бывает.

Стайка воробьев улетела искать происшествия поинтереснее, оставив растерянного Кита перед игорным столом.

– Но… я же был уверен, – произнес он.

– Никогда не будь ни в чем уверен здесь, в Вывихнутом переулке, юный Кит, – сказал ему Флинн. – Азартная игра самая ненадежная вещь на свете. А теперь все твои зерна, пожалуйста.

– Я… Я… – залепетал Кит.

– Или мы можем предоставить тебе заем, – предложил Флинн. – Кредит. Ты мог бы отыграться и выплатить его нам из своего выигрыша – и всем хорошо.

– Давай, малыш, – повторил горностай в плаще, словно заученную реплику. – На сей раз ты их достанешь.

Кит заметил, как горностай и Флинн перемигнулись, словно работали вместе. Горностай даже подтолкнул Кита вперед, ближе к игорному столу.

Толпа вокруг подначивала Кита, побуждала его занять у братьев Чернохвостов, сыграть снова, удвоить ставку зернами, которых у него не было. Он оглянулся через плечо в поисках другой енотьей физиономии – дяди, которого он никогда не видел, любого друга, – но все морды, которые он видел, принадлежали другим зверям, других видов. Им было все равно, что с ним станется, они просто развлекались. Зачем мама послала его сюда? Почему она решила, что ему здесь будет безопаснее, чем в лесах под Большим Небом? Он не мог выбраться из окружившей его толпы незнакомых тварей. Их было слишком много, ему было слишком тесно, не хватало неба. Он почувствовал себя в ловушке!

– Плати или играй, юный Кит, – улыбнулся Флинн Чернохвост. – Ты должен играть, чтобы остаться. Или заплатить то, что должен, и тогда можешь идти.

– Я… Я… – Кит полез за мешочком зерен в кармане, всеми деньгами, какие у него вообще были. Выбора-то не осталось. Придется выложить. Он проиграл. Но мешочка в кармане он не нащупал. Все его зерна и орехи… все его сбережения исчезли. Хуже того, камень тоже пропал… След Азбана!

– Мой кошелек! – вскричал он. – Он… он… пропал!

Улыбки у Флинна как не бывало. Верхняя губа приподнялась, обнажив зубы, из горла вырвался острый, как нож, рык. Толпа подалась назад, почуяв опасность.

– Ты сказал, что у тебя есть зерна, чтобы поставить, – прорычал Флинн. – Ты же не пытаешься надуть своих родичей, а, Кит?

Пока Флинн говорил, Шин пошел вокруг стола, вскинув передние лапы с когтями. Стоя на задних лапах, он был выше маленького Кита почти вдвое.

– Мы тут жуликов не любим, – сказал Шин. – Ставка есть ставка, от воя до щелчка, и из честной ставки выхода нет.

– Он прав, ты же знаешь, – согласился горностай.

– Ставка есть ставка, – пробормотал крот из толпы. – От воя до щелчка.

– От воя до?..

Кит не понимал, что они говорят. Он шарил по карманам. Кошеля с зернами нигде не было. Его ограбили, он был в этом уверен.

– Ты не должен был играть, если у тебя нет зерен, – нелюбезно добавила белка в рваном котелке.

– Ты нам задолжал, – сказал Флинн, обходя стол с другой стороны. – Плати!

– Но мне нечем вам заплатить… – взмолился Кит, пытаясь отступить перед братьями Чернохвостами, и обнаружил, что толпа его не пускает. – У меня украли кошелек, клянусь, украли. Я должен его найти!

В просвете в толпе он увидел промелькнувшую белую тень, крысу-альбиноса, удирающую прочь по извилистому проулку с зажатым в передней лапе Китовым кошельком.

– Вон она! – крикнул он, протягивая лапу. – Та крыса! Та крыса украла мои зерна!

Все головы повернулись вслед крысе. Кит протолкался сквозь толпу, лавируя между лап и ног, перепрыгивая через зевак и отпихивая их, и понесся во всю прыть следом за ограбившей его белой крысой.

– Вернись, юный Кит! – вопил ему вслед Флинн Чернохвост. – Ты нам должен! Никто не грабит Бешеных Шельм!

– Стой! – крикнул Кит крысе, но та перепрыгнула через пса по имени Рокс и исчезла в широкой норе рядом с «Ларканоном».

– Берегись! – проворчал Рокс, не потрудившись шевельнуться.

У Кита не оставалось выбора, кроме как проглотить свой страх и самому перепрыгнуть через пса. Он даже не думал ни об оставшейся позади разъяренной толпе, ни о клочке бересты, на котором мать нацарапала адрес дяди в надежде, что Кит его найдет.

Ему надо было догнать вороватую крысу и вернуть свой кошель. Дело было не только в зернах. Мама сказала, что старый камень со Следом Азбана на нем способен предотвратить войну. Она умерла, защищая его. Если Кит позволит какой-то белобрысой крысе его украсть, значит родители его погибли ни за что.

Он не мог этого допустить.

Глава седьмая

Крыса в капкане

Кит нырнул в темный провал и втиснулся в узкий туннель. Проход оказался тесен, но из него енот выскочил в обширную подземную пещеру. Он покатился по гладкому полу и врезался в кучу битого кирпича. Подхватив кепку с пола, Кит отряхнул ее от грязи и пыли и напялил обратно, надвинув низко на глаза, одновременно обшаривая взглядом темноту в поисках коварной белой крысы.

В закоулках и складках пещеры устроили себе жилье самые разные существа. Две старые белки сидели на корточках под масляной лампой и играли в карты, а третья спала, накрывшись дырявой циновкой. Напротив них рыжая мама-лиса свернулась вокруг своих детенышей, из-под ее пушистого хвоста торчали их крохотные рыжие головки. Прочие белки выглядывали из дупел наверху, охраняя свои орехи от непрошеных гостей. В маленьких открытых лавочках торговались за клочки ткани или объедки поссумы и кроты. Здесь был даже – Кита аж передернуло – магазин, где пупырчатый жаб в пальто с меховой оторочкой продавал острые как бритва искусственные когти, сделанные из собранного наверху металлического мусора.

– Эй, ты! – окликнул его жаб из дверей магазинчика. – Отличная у тебя курточка.

Кит не стал отвечать.

Крысы нигде не было видно. Просить о помощи кого-либо из тех, кто попадался ему на глаза, Кит не смел. Он быстро усвоил то, что большинство здешних обитателей всосали с молоком матерей: первое правило Вывихнутого переулка – не доверяй никому, даже своим соплеменникам.

– Я сказал, эй, ты! Полосатый хвост! – снова окликнул его жаб. – Ты ж не здешний, а?

Кит упорно не обращал на него внимания.

– Тебе нужна какая-то защита, помимо зубов и когтей, думается мне, – не унимался торговец.

Киту эта жабья замануха не нравилась, он хотел, чтобы его оставили в покое и найти крысу. Он сообразил, что есть один верный путь избавиться от настырного лавочника.

– У меня нет денег, – сказал он.

Этого оказалось достаточно – жаб всплеснул языком, отвернулся и запрыгал обратно в магазин поджидать более удачного клиента.

– Пест.

Шепот заставил Кита обернуться. Но он ничего не увидел.

– Пест, – раздалось снова.

Кит опустил глаза и увидел крохотного серого церковного мыша в белой сутане. В лапках он, как и прочие виденные им церковные мыши, держал пачку брошюр.

– Заблудился?

– Ничего я не заблудился, – буркнул Кит.

– Заблудиться не стыдно, – отозвался мыш. – Все мы порой заблуждаемся.

Грызун протянул ему брошюру, которую Кит взял просто из вежливости. На обложке была нарисована комната в доме, где за столом друг против друга сидели два существа. Один был енот в длинном и роскошном плаще, расшитом разноцветными перьями, ленточками и бусинами. Другой был пес в аккуратном ошейнике и кроваво-красном жилете. На столе перед ними лежала большая кость, кость животного куда более крупного, чем оба зверя за столом. Кость покрывали крохотные отметины. Там же стояла мышь в точно такой же сутане, как у Китова собеседника. Мышь на картинке держала в лапках писчее перо с себя размером, возле нее была таких же габаритов чернильница. В окно комнаты заглядывали всевозможные существа, мохнатые и пернатые, Безблохие и Дикие.

Когда Кит открыл брошюрку, он увидел ту же картинку, но на сей раз енот и пес держали лапы знаком А – енотьим знаком взаимного уважения, – улыбались, а мышь гордо сияла, глядя на лежащую перед ней кость, подписанную отпечатками лапы каждого из зверей. Снаружи за окном, похоже, разразился великий праздник. Кошки плясали с собаками, лисы с курами, мыши, и крысы, и птицы танцевали все вместе с кружками сырного эля в лапах.

– Ты веришь, что Кость существует? – спросил мыш.

– Гм. – Кит понятия не имел, что такое эта Кость. Он как раз собирался поинтересоваться, но мыш продолжал, не дожидаясь ответа, как часто делают церковные мыши.

– Мы, мыши, знаем правду, – говорил зверек. – Мы присутствовали при подписании. Семьсот семь сезонов назад мы видели, как было дано обещание мира. До предательства Брута. Мы, мыши, несем истину всему мышиному племени.

– Я не мышь. – Кит попытался вернуть брошюру, но мыш ее не взял.

– Мы все мыши в глазах истории, – сказал он. – Все мы одного когтя, если хорошенько поскрести. Вот почему историю должно помнить! Вот во что верят мыши. Только история показывает нам путь в будущее!

– Ладно. Хорошо. Гм… мне надо идти. – Кит поспешил дальше, прочь от странного проповедника и его странных заявлений.

– Сын Азбана! – окликнул мыш. – Ты должен знать, что Кость существует! Только Кость принесет нам мир!

Кит постарался убраться подальше от безумного грызуна. Здесь так странно разговаривали. У Кита закралось подозрение, что в Вывихнутом переулке все сумасшедшие. Интересно, а дядюшка тоже окажется психом? Если, конечно, он вообще найдется.

Вдруг по пещере разнесся резкий щелчок. За ним последовал пронзительный крик.

– Ой! Ай! Помогите! Я попалась! Помогите!

– Что это? – пробормотала одна из старых белок, не поднимая глаз от карт в лапе.

– Похоже, крыса в мышеловке, – отозвалась другая.

– Жалко, – сказала первая.

– Так оно и бывает, а? – вздохнула вторая. – От воя до щелчка.

– От воя до щелчка, – согласилась первая.

Ни одна из них не шевельнулась, хотя крик продолжался:

– Помогите! Ой! Кто-нибудь, помогите!

Мама-лиса не отвлеклась от своих малышей, жаб-лавочник не выглянул посмотреть, что за шум. Никто не обращал ни малейшего внимания на вопли несчастного создания. Кит насторожил уши в сторону криков и пошел на звук вдоль изгиба стены, который привел его в очередную пещеру и новый туннель, снова идущий к свету.

Мама всегда учила его, что хуже вранья и мошенничества только услышать, что кто-то в беде, и не попытаться ему помочь. Как ему хотелось, чтобы мама была рядом и помогла ему. В конце концов, он сам в беде. Заблудившийся и ограбленный и совершенно один в месте, где полно обманщиков, жуликов и психов.

Но свои беды не оправдание.

Дорогу он выбирал очень тщательно, напрягая слух, пока не обнаружил маленький закуток слева от очередного входа в туннель. Это оказалась заброшенная лавка с потускневшей вывеской:

ЛОМБАРД ВОРЧУНА

МЫ ПОКУПАЕМ И ПРОДАЕМ

У ПРИКАЗЧИКА НЕТ КЛЮЧА ОТ СЕЙФА С ЗЕРНАМИ И ОРЕХАМИ

Вид был такой, словно кто-то большой и разъяренный учинил тут погром, разнеся лавочку в щепки. Стойка была перевернута и разломана. Все полки сбиты на пол. Даже поперек вывески тянулись следы когтей. Киту потребовалась пара секунд, чтоб отметины сложились в слова:

ЗАКРЫТО БЕЗБЛОХИМИ

На полу за разбитой стойкой Кит увидел основание ловушки, большую металлическую штуковину с плоской нажимной пластинкой и пружиной, которая защелкивала дужку, когда кто-то наступал на пластину.

– Помогите! Помогите! – вопили в ловушке.

Кит обошел стойку и увидел, что капкан защелкнулся на хвосте белой крысы, все еще сжимавшей в лапках Китов кошелек с зернами и плачущей от боли. Крыса была молодая, примерно его возраста, одетая в замасленный коричневый жилет с какой-то нашивкой. Нашивка настолько вытерлась и потускнела, что почти полностью сливалась с тканью. Сам жилет выглядел так, словно чистым не был никогда.

– Ой! Больно-то как! Помогите кто-нибудь! – верещала крыса, извиваясь в капкане.

При виде Кита она перестала завывать и посмотрела на него снизу вверх. Тон ее мгновенно изменился. Она больше не кричала.

– Хорошо, это ты, – сказала она. – Вытащи меня из этой штуки. Ты не поверишь, как больно.

Глава восьмая

От воя до щелчка

– Ты меня обокрала! – заорал Кит на застрявшую в капкане крысу. – Ты сперла все мои деньги!

– Ради твоего же блага, – отозвалась крыса. Она попробовала вывернуться и поморщилась, Кит это заметил. Как ни пытайся скрыть, видно же, что больно.

– Погоди, – вздохнул Кит. – Перестань дергаться.

Он нагнулся к пружине и внимательно ее изучил. Черная маска вокруг глаз наморщилась, Кит думал. Обеими лапами ощупав ловушку на предмет слабых мест, он отогнул одну часть и разогнул другую. Одновременно енот вытянул заднюю лапу и подцепил немножко грязи. Грязь он засунул в механизм, раздвинув витки пружины как раз достаточно, чтобы крыса могла вытащить хвост.

В мгновение ока она освободилась и замерла на задних лапках, опасливо поглядывая на Кита.

– Зачем ты это сделал? – требовательно спросила она.

– Что сделал? – не понял он.

– Вытащил меня из ловушки так быстро?

– Ты сказала, тебе нужна помощь, – пожал плечами Кит. – Вот я и помог.

– Но почему ты сначала не забрал кошелек? – Она подняла Китов кошелек с зернами повыше. – Я бы точняк никуда не делась, а ты меня выпустил прежде, чем получить то, за чем шел.

– И что? – отозвался Кит. – Я по-прежнему хочу получить обратно свой кошелек. Ты его украла.

– Я знаю, что украла, честный ты мой! – Крыса покачала головой. – Суть в том, что ты мог отобрать его у меня, пока я была в ловушке.

– Это было бы неправильно, – ответил ей Кит. – Даже если ты мелкая воровка и жулик, это не значит, что и я должен быть таким.

Крыса вздохнула и снова покачала головой.

– С такими взглядами в Вывихнутом переулке долго не протянешь. – Она взвесила кошель на ладони. – Тяжелый. Что у тебя там?

– Это мое дело, – ответил Кит.

– Сдается мне, твое дело лежит у меня на ладони. – Она принялась подбрасывать и ловить мешочек.

Кит представил, как трескается, бултыхаясь внутри, След Азбана, и напрягся.

– Ой, веселей, босс. А то у твоих блох инфаркт случится.

Крыса бросила ему мешочек и закатила глаза, наблюдая, как енот запихивает его в передний карман курточки.

– Убери его внутрь, – велела она. – Так труднее вытащить.

– Там он и был.

– Труднее вытащить любому, кроме меня.

Кит нахмурился, но сделал, как она советовала.

– Я не воровка, кстати, – сообщила крыса. – Меня зовут Эйни. А тебя?

– А меня Кит. – Он остановился и повернулся к ней. – И там, откуда я родом, если ты залез к кому-то в карман, значит ты вор.

– Я с самого начала собиралась его тебе вернуть. Говорю же, стащила его ради твоего же блага.

– Моего же блага? Как это?

– Тебе надо было убраться от этих братьев Чернохвостов. Прохвосты они, вот кто. Погнаться за мной – лучший выход. А то они бы верняк тебя закролили.

– Закролили?

– Один брат приколачивает тебя за уши к стене, а второй тем временем грабит начисто. Если сопротивляешься, гвозди растягивают тебе уши, как у кролика.

– Ужас какой. Они казались такими славными.

– Обитатели Вывихнутого переулка всегда кажутся славными. Но половина из них мошенники, другая половина карманники, а третья и то и другое сразу.

– Три половины? Что-то не сходится.

– Вывихнутый переулок – такое место, где ничего не сходится. И никогда не сходилось.

Кит нахмурился.

– И где ты научился так открывать капканы? – спросила Эйни.

Он пожал плечами:

– Дома.

– Ты из-под Большого Неба?

– Ага.

– Зачем же ты променял такой прекрасный край на здешние места? – удивилась Эйни. – Рассеченное Небо и старый грязный Вывихнутый переулок.

– Я разыскиваю своего дядю, – сказал Кит.

– И где он? Потерялся?

– Не знаю. Я с ним не знаком. Он брат моей матери. Мама дала мне его адрес на полоске бересты и велела мне найти его… но…

– Но ты проиграл эту полоску бересты братьям Чернохвостам?

Кит кивнул.

– Ты не помнишь, что там было написано?

Кит помотал головой. Он чувствовал, что вот-вот разревется.

– Ну, об этом не беспокойся, – заверила Эйни. – Ты знаешь, как этого дядю зовут? Мы просто пойдем и поспрашиваем в округе насчет старых дядюшек.

– Его зовут Рик.

– Просто Рик? Немного для начала. Может, тебе лучше всего отправиться домой.

– Я не могу этого сделать, – твердо сказал Кит. – Ты собираешься мне помочь?

– Ты помог мне, хотя и не обязан был, – ответила Эйни. – А крыса всегда возвращает услугу, так что – да, я помогу тебе. От воя до щелчка.

– От воя до щелчка? Что это такое? – спросил Кит. – Я и от других это слышал.

– От воя до щелчка?

Крыса подтянула хвост к мордочке и пососала синяк на кончике. Затем прислонилась к стене. Крысы лучше всего чувствуют себя, когда опираются спиной о стену.

– Просто присказка тутошняя. Понимаешь, ты рождаешься под этим небом с воем и чаще всего покидаешь его со щелчком капкана. Это справедливо для всех. Но то, что ты делаешь между этим воем и тем щелчком, ну, это имеет значение. Каждое твое вранье или проявление доброты. То, что ты делаешь от воя до щелчка, и делает тебя тем, кто ты есть. Уловил?

– Уловил, – кивнул Кит. – Спасибо.

Она пожала плечами:

– Пусть никто никогда не скажет, что я крыса, которая не держит слово.

– Просто такая, что лазает по карманам, – ухмыльнулся Кит.

– При необходимости. Итак, вернемся к твоему дядюшке. Что-нибудь еще о нем известно? Чем он зарабатывает на жизнь? Зерно молотит? Он лущила? Или простой старый енот-разбойник?

– Нет! – воскликнул Кит. – Он вообще не преступник! Мой дядя как мои родители. Он исторщик.

– Историк, – поправила его Эйни. – И это даже хуже. История в здешних краях – опасное занятие. – Она указала на поцарапанную вывеску старого ломбарда.

– Еж, державший эту лавочку, интересовался историей. Продавал всевозможные исторические артефакты всякому народу, а затем отказался платить Бешеным Шельмам за «крышу». Мол, история дает ему право находиться здесь, и он не собирается платить им за право, данное ему по рождению. Но без защиты Шельм Безблохие его забили, да еще помощника-дятла похитили. Лучше бы твой дядя был лущилой, чем историком. Они дольше живут.

– Что такое лущила?

– Ты там под своим Большим Небом хоть чему-то учился? Лущила – это карточный шулер. Они треплют бумажные карты и те подпрыгивают.

– A-а… понятно.

Кит подумал о дяде. Если он тоже в опасности, тогда Киту лучше бы найти его побыстрее. Нельзя всю ночь торчать здесь, в заброшенной лавке, и учить новые слова.

– Так где мы станем его искать?

– В обычной ситуации я бы сказала: «Пойдем и спросим братьев Чернохвостов», потому что они тут в курсе всего, но к ним возвращаться нельзя. Полагаю, они до сих пор в бешенстве, лучше их избегать.

– С чего им беситься-то? Это же они меня обжулили, а не я их.

– Но ведь это ты позволил себя обжулить, – сказала Эйни. – В следующий раз будь осторожнее.

– Тут что, вообще честных нет? – удивился Кит.

– Есть. – Эйни похлопала его по спине. – Ты вот!

Кит нахмурился.

– Послушай, Кит, – сказала крыса. – Честные ребята в этих краях быстро учатся не высовываться. Многие честные ребята канули в коллектор только за то, что слишком много говорили. У всякого, кто приходит сюда, есть тайна. Либо он откуда-то бежит, либо он бежит куда-то, или застревает в этом переулке, поскольку ему некуда больше идти. Это дом для тех, у кого нет дома больше нигде. Безблохие в домах вокруг мечтают избавиться от всех нас и занять переулок для себя. Они запугивают нас при каждой возможности. Поэтому Бешеные Шельмы помогают… за плату. Большинство из них сами беглые домашние питомцы, хотя не все – братья Чернохвосты, например, – ну, они умны, и злы, и опасны. Народ платит Шельмам за защиту, а Шельмы не пускают сюда Безблохих. Те, кто не платит или кто рассердил Шельм, ну… – Она обвела лапой разгромленную лавку вокруг. – С ними случается плохое.

– Зачем ты мне это все рассказываешь?

Эйни потеребила вытертую печать у себя на жилете.

– Просто чтобы объяснить тебе, что не все тут обманщики; они просто… деморализованы.

– Демо… что?

– Мораль. Деморализованы, – повторила Эйни. – В смысле, боятся рисковать, пока не припрет.

– Значит, ты не такая, как другие здесь, – сказал Кит. – Рискнула, чтобы помочь мне выбраться. Ты вовсе не такая деморализованная.

– Я? – пожала плечами Эйни. – Я просто любитель честных ребят. От воя до щелчка.

– От воя до щелчка, – повторил Кит, но совершенно неожиданно сам себя почувствовал деморализованным, даже выбираясь следом за Эйни вверх на лунный свет. – Если мы не можем поговорить про дядю Рика с братьями Чернохвостами, то кого нам спрашивать?

Эйни, выбираясь из лавочки, отозвалась через плечо:

– Ну конечно курятник!

Глава девятая

Курятник

Кит с Эйни выскочили из-под навеса как раз в узенький проулок, где по-прежнему братья Чернохвосты зазывали всяких зевак, попадавшихся им на глаза. Голоса их разносились в ночи:

Востроглазый, ловколапый,

Загребай зерно лопатой…

Кит нервно оглянулся в их сторону, но Эйни поманила его крохотной лапкой.

– Не думай о них пока.

Она повела Кита на зады курятника, где стайка кур кудахтала, обмениваясь еженощными сплетнями.

– Я слыхала, настоятель церковных мышей еженощно выпивает наперсток сырного эля, – проквохтала одна курица.

– Я слышала, скорее, два наперстка! – вскудахнула другая.

Самая крупная из всех, большая курица, восседавшая на громадной кладке яиц, пропела другим частушку:

Пусть в наперстке забулькает эль,

Бри ли, чеддер ли – лей, не жалей.

А налили, так пей. Ох, немало мышей

Сырный эль проводил в Бездну Гейл.

Остальные захихикали, а большая курица продолжала:

Знала я одного петуха,

Он от эля и не просыхал.

Сыр был очень вонючий,

и дыхание не лучше:

Лишь вздохнет – и разит наповал.

– Еще! Еще! – закричали другие куры.

– Что мы тут делаем? – удивился Кит.

Эйни закатила глаза:

– Всем известно: хочешь что-нибудь узнать, спроси у птиц. Просто держи ухо востро, потому что птицы обожают сплетничать и им все равно, правду они говорят или нет. Идем.

Когда они приблизились, большая курица шикнула на подружек и уставилась поверх очков на Эйни с Китом.

– Ну и ну, молодежь! – воскликнула она. – Что привело вас в мой прекрасный курятник в такую ночь?

– Мы кое-кого ищем, мисс Лимерик, – сказала Эйни.

– О, тресни моя скорлупа, теперь мисс, значит?! – Большая курица рассмеялась. – Мисс Лимерик я была еще до Кошачьих войн. Для тебя – «миссис», дорогая.

– Да, миссис, – отозвалась Эйни.

– А кто твой дружок? – Голова у нее повернулась вбок, шея дергалась туда-сюда от хихиканья. Желтый глаз окинул Кита с ног до головы. – Хорошенький.

Кит почувствовал, как у него вспыхнул нос.

– Ой! Ой! – вскричала миссис Лимерик. – Я и понятия не имела, что еноты умеют так краснеть!

– Должно быть, он из-под Большого Неба, – подхватила другая курица. – Братья Чернохвосты, поди, не краснеют.

– Румянец – признак воспитания, я бы сказала, – отозвалась миссис Лимерик. – Нам бы тут, в Вывихнутом переулке, не помешало побольше румянца и поменьше дерзости. – Она обратилась напрямую к Киту: – Добро пожаловать сюда…

– Кит, – подсказал Кит.

– Кит. Добро пожаловать. – (Хор несушек вторил ей эхом.) – Но следи за собой. Здесь не место делиться своим румянцем с лунным светом. Добавь к своей походке немного развинченности, и все будет в порядке.

– Я постараюсь… э-э-э… развинтиться, – сказал Кит.

– Мы ищем его дядю, – объяснила Эйни. – Проходит под именем Рик. – Эйни понизила голос до шепота. – Он историк.

– Да ну, племянник Рика? – Миссис Лимерик снова уставилась на Кита, на сей раз более задумчиво. – Хорошо. – Большая курица вздохнула. – В таком случае…

Она подняла лапу и протянула ее вниз с насеста, так что та повисла у Кита перед носом. Он в недоумении уставился на когтистую птичью ступню. Она прищелкнула пальцами и растопырила их прямо у него перед глазами. Кит не знал, что делать, поэтому хлопнул по ней раскрытой пятерней, стараясь продемонстрировать дружелюбие.

– Что ты делаешь?! – изумилась Эйни.

– Я… э-э… дал ей пять?

Эйни покачала головой и шепнула ему на ухо:

– Ей нужна взятка.

– А как же – помогать ближнему? – шепнул он в ответ.

– Ты в Вывихнутом переулке, – сказала она. – Тут никто ничего задаром не делает.

Кит прикинул, какие у него имеются варианты, затем полез за пазуху и вынул из кошелька несколько зерен, так, чтобы никто не увидел лежащий там камень. Высыпал зерна в раскрытую лапу миссис Лимерик. Она сомкнула пальцы на зернах и убрала лапу обратно под себя, взъерошила перья и некоторое время прихорашивалась, чтобы прийти в себя после неожиданного и нежелательного «дай пять» от юного енота.

– Что ж, – заговорила она наконец. – Своего дядю Рика – Рики Два Кольца, как его называют, – ты найдешь у подножия Кривого Дуба… но, по-моему, тебе не следует туда соваться.

– Почему не следует? – спросил Кит. – Я хотел сказать, почему не следует, миссис Лимерик, мэм?

Курица заквохтала:

– Он не жалует посетителей. Всего две ночи назад он прогнал стайку юных воробьев-репортеров, искавших материал по дятлу, и все знают, что в саду у него полно ловушек. Церковная мышь едва хвоста не лишилась, пытаясь подсунуть брошюру ему под дверь только сегодня вечером.

– Меня он видеть захочет, – возразил Кит.

– Ой, не сомневаюсь, – усмехнулась миссис Лимерик. – Но все-таки следи за своим хвостом, малыш. А то чего доброго придется краснеть посильнее, чем сейчас.

– Благодарим за вашу помощь, дамы, – присела в реверансе перед курами Эйни.

Это вызвало новый всплеск смеха у курятника. Кит старался не поделиться румянцем с луной снова, но чувствовал, что нос все равно краснеет.

– А теперь слушай сюда, Кит. – Большая курица поправила очки на клюве. – Следи за каждым своим шагом в переулке, парень. Не все ловушки сделаны из металла. Порой слова – самые опасные капканы.

– Э… ладно… я это запомню.

Кит не был уверен, что понял, о чем толковала курица. В Вывихнутом переулке все так занятно разговаривали. Слова были чем-то вроде игры, как в скорлупки. Ты думал, что смысл спрятан в одном месте, а оказывалось, что его спрятали совсем в другом. Выиграть невозможно, но ты вынужден играть. Кит гадал, научится ли он когда-нибудь разговаривать, как они, и сумеет ли когда-нибудь почувствовать себя здесь дома.

Глава десятая

Рики Два Кольца

– Что бы вы ни продавали, я ничего не покупаю, – прогремел низкий голос из-за деревянной двери у подножия Кривого Дуба.

Апартаменты дяди Рика были втиснуты между перекрученных корней огромного дуба, заполнявшего собой северный конец Вывихнутого переулка. Крона дерева вздымалась выше людских домов, раскинувшись от крыши до крыши. Верхние ветви заполонили птичьи гнезда и беличьи дупла и разномастные квартирки сотен других существ. Выстиранное белье шелестело на ветру среди листьев, медленно подсыхая в лунном свете. Подножие дерева представляло собой лабиринт тесных нор, где крысы, дятлы, белки и еноты снимали себе жилье от птиц наверху, оплата полностью в начале каждого сезона.

У подножия дерева валялся мелкий и крупный мусор, который Люди выкидывали в проулок, не думая о мохнатых и пернатых обитателях задворков. В землю возле двери в квартирку дяди Рика вросла громадная шина от грузовика.

Дверь дяди Рика представляла собой круглую крышку от бочки, вогнанную в изгиб корня выше Кита. Металлический засов отодвинулся ровно настолько, чтобы обитавший внутри енот выглянул наружу. Его асфальтово-черные глазки прошлись по Киту и Эйни, словно граблями.

– Я сказал, убирайтесь! – крикнул он через дверь.

– Но, дядя Рик, – взмолился Кит, – я ваш племянник Кит! Сын вашей сестры! Я ничего не продаю. Я ваша родня.

– У меня нет родни! – рявкнул дядя Рик и с грохотом задвинул засов.

– Сдается мне, не хочет он тебя видеть, – печально сказала Эйни.

Кит втянул воздух сквозь острые зубы. Он проделал долгий путь от родного гнезда под Большим Небом. Его едва не ограбили и не закролили местные рэкетиры. Он повидал мутных жаб и кур-сплетниц, и странная мышь пищала на него про кость, способную принести мир.

Он не позволит собственному дяде вот так прогнать его.

Кит стиснул черные кулачки и замолотил по двери, пока щелка снова не приоткрылась.

– У вас таки есть родня! – заорал Кит. – Я ваша родня, и я проделал весь этот путь, чтобы найти вас, и я не уйду, пока вы меня не впустите.

– Ступай домой, Кит, – прогудел низкий голос. – Возвращайся к маме и папе под Большое Небо. Город не место для таких, как ты.

– Я не могу вернуться домой, – сказал Кит. Он почувствовал, как подступают слезы, глаза сделались словно бобровая запруда, которую вот-вот прорвет. – Моего дома больше нет. Мама и папа мертвы.

Эйни потрясенно застыла рядом. Глаза в щелке двери сначала округлились, затем закрылись. В щель просочился горестный вздох. Дверь со скрипом распахнулась.

– Мертвы?

В проеме стоял дядя Рик, серый с черным енот в потрепанном клетчатом халате. У него был приплюснутый нос, длинные бакенбарды и большие черемуховые глаза, внезапно наполнившиеся грустным удивлением. У ног его лежала книга, которую он, видимо, выронил. Обложка ее распласталась, как крылья летучей мыши:

Прп. X. Мышус Домовиус III

История Торфяных войн

Том седьмой

Дядя даже не заметил, что книга упала.

– Оба?

Кит кивнул. Теперь, когда он впервые произнес это вслух, все стало реальным, слишком реальным. На протяжении всего путешествия он задвигал эти мысли подальше, но теперь не мог больше убегать от них. Они хлынули роем, словно блохи. И кусались.

Родители мертвы.

Он разрыдался. Черный мех вокруг глаз заблестел, словно усыпанный алмазами. Алмазы падали в грязь, расплескиваясь, и дядя, окинув взглядом проулок, торопливо поманил Кита и Эйни внутрь.

– Осторожно с шиной, – предупредил он, когда они протискивались мимо нее. – В ней полно капканов.

Когда все оказались внутри, дядя Рик запер дверь на три замка. Они очутились в захламленной гостиной с вытертым диваном, заплатанным той же тканью, из которой был сшит халат дяди Рика. На ломаных креслах лежали слоем бумаги и книги, странные артефакты, и колоды разрозненных игральных карт теснились на полках, на низком столе среди бесчисленных полупустых кружек горького желудевого кофе горело несколько ламп.

Дядя Рик убрал со стула какие-то бумаги и куски бересты и помог племяннику сесть. На Эйни он не обращал никакого внимания, но она и не возражала. Она и сама на себя не особенно внимание обращала. Она во все глаза смотрела на Кита, который все эти часы носил в себе такую трагедию и притом ни словом не обмолвился.

– Моя сестра? – Голос дяди Рика дрогнул. Мордочка у него обмякла, словно запутавшийся в ветвях дерева полиэтиленовый пакет. – И твой отец?

– Угу, – всхлипнул Кит. – Они отправили меня сюда… мама… она сказала, ты можешь помочь… больше никого…

– Что произошло? – спросил дядя Рик. – В смысле… э-э… если ты хочешь говорить об этом.

Кит попытался взять себя в лапы.

– Давай принесу тебе… э-э… – Дядя Рик не знал, что предложить. – У меня только желудевый кофе и сырный эль.

– Мы слишком маленькие для сырного эля, – подала голос Эйни.

– Верно… тогда желудевый кофе.

– Для него мы тоже слишком маленькие.

– Принесу воды. – И словно в полусне старый енот поспешил прочь из комнаты.

– Мне так жаль, Кит, – сказала Эйни, когда они остались одни. – Я понятия не имела…

Кит замотал головой:

– Я не хотел говорить тебе. Вообще не хотел говорить. Думал, если не говорить вслух, то это как бы не по-настоящему. Словно все это снится, и этот дом, и переулок. Даже ты.

– Я не сон, Кит. Я теперь твой друг, от воя до щелчка.

Кит утер лапой нос:

– От воя до щелчка.

– Вот тебе водички. – Дядя Рик протянул ему большую чашку с водой, такую большую, что приходилось держать ее обеими лапами. Она была розовая и сделана Людьми. Кит никогда прежде не пил из людских чашек, но поднес ее ко рту и принялся за дело. Он и не подозревал, насколько хочет пить.

Пока он пил, Эйни стояла рядом, а дядя плюхнулся на диван, выдернув из-под себя банный халат. Он смотрел на Кита, от горя мордочка у него пошла складками.

– Расскажешь? – спросил он.

Кит кивнул. Не то чтобы ему хотелось об этом говорить, но он понимал, что дядя Рик потерял сестру и имеет право знать ответ на вопрос «как?». Просто должен знать. Иначе сам Кит никогда не получит ответа на вопрос «почему?».

Кое-что за эти несколько часов в Вывихнутом переулке Кит усвоил. Никто ничего здесь не делает бесплатно. Все чего-то да стоит, и цена ответа для Кита будет такова: ему придется рассказать обо всем, что произошло в тот день, придется произнести это вслух, а значит, пережить все снова.

Порой рассказывать больнее, чем проживать, но иногда рассказ о том, что больнее всего, единственный способ выжить.

– Я не сумел их спасти, – начал Кит. – Я пытался, но не сумел их спасти.

Глава одиннадцатая

Долг платежом красен

– Собаки бросились на нее, потому что их заставил шестипалый кот. И вот поэтому я пришел сюда.

Кит завершил свою историю, ничего не опустив. Шерсть у него на щеках промокла, и глаза он утирал хвостом.

Эйни и дядя Рик молча смотрели на него, на мордочках у обоих была написана жалость. Но Кит жалости не хотел. Он хотел сдержать данное матери обещание вырасти храбрым и ловким и помочь дяде Рику закончить начатую родителями работу, в точности как она ему наказала.

Дядя Рик вроде бы понял.

– Ты принес След? – спросил он.

Кит вытащил кошель с зернами и вынул из него камень с маленьким отпечатком лапы на нем. Он передал его дяде Рику, чьи глаза осветились благоговением.

– Ну, чтоб у меня хвост облез, они и вправду его нашли! – воскликнул дядя Рик. – Подлинный След Азбана!

– Как, Азбана, Первого Енота? – Эйни подалась вперед, чтобы понюхать камень крохотным розовым носиком.

Дядя Рик кивнул.

– Ты хочешь сказать… когда я стащила кошелек… я украла… – Усики у нее обмякли, а челюсть отвисла.

Кит кивнул ей:

– Видишь, почему я за тобой погнался?

– Да он, должно быть, стоит целое состояние, – пролепетала Эйни. – Есть коллекционеры, которые заплатят, сколько бы вы ни попросили, за подлинный след одного из Первых Зверей.

– Разумеется, есть, – согласился дядя Рик.

– И поэтому моих родителей убили? Просто чтобы разбогатеть? – с отвращением произнес Кит.

– О нет, – отозвался дядя Рик. – Напавшим на твой дом собакам След был нужен не для того, чтобы его продать. Они хотели заполучить его, чтобы уничтожить.

– Смысла в этом столько же, сколько в утконосе с парашютом, – покачала головой Эйни. – Кто станет уничтожать вещь, которую можно обратить в прибыль? Народец из Вывихнутого переулка не заставишь выбросить легкую добычу.

– Боюсь, те, кто это сделал, страшно близки к Вывихнутому переулку, – сказал дядя Рик. – На самом деле Вывихнутый переулок и является центром всей этой истории. Кит, тебе известно, что означает этот След?

Кит припомнил, как мама говорила, что этот камушек способен остановить войну, но не мог вообразить как.

– Это ключ! – воскликнул дядя Рик. – Ключ, который твои родители искали всю жизнь. Это доказательство, что Азбан существовал на самом деле. И что Азбан был здесь, давным-давно. Это может привести нас прямо к Кости Согласия.

– Я слышал, как одна мышь говорила про Кость Согласия, – сказал Кит. – Она пыталась всучить мне брошюру.

– Ох уж эти мыши, – проворчала Эйни. – Вечно пытаются заставить всех читать все время. Как будто чтение когда-то кому-то помогало. – Она скрестила лапки на груди и фыркнула.

Кит удивленно наклонил голову, недоумевая, что она имеет против чтения, но в данный момент отвлекаться не хотел. В данный момент он хотел узнать, что это за Кость Согласия и почему мама верила, будто эта штука может остановить войну. Почему его родители умерли за нее.

– Кость представляет собой древний договор, – начал дядя, – между Азбаном и Брутом, Князем Псов. Некоторые утверждают, что этого договора никогда не существовало, но для тех, кто в него верит, он дает диким зверям все…

Ровно в этот момент кто-то заколотил в дверь так громко, что они подскочили.

– Кто там? – прошептал Кит.

– Тихо. – Дядя Рик подобрался и оскалился. – Я сегодня никаких гостей не жду.

Он опустил След Азбана обратно в Китов кошелек и протянул племяннику, затем выпустил когти и начал красться к двери. Дядя Рик не добрался и до середины прихожей, когда дверь выгнулась, словно ее выдавливали снаружи, а затем взорвалась, во все стороны полетели щепки.

Кит и Эйни выглянули в прихожую и, к своему ужасу, увидели в дверном проеме братьев Чернохвостов, Флинна и Шина, а за спиной у них разворачивающиеся кольца громадного удава. Это был тот же желто-коричневый удав, которого Кит видел за собиранием платы с владельцев мелких лавочек. Ряды острых как иглы змеиных зубов поблескивали в лунном свете.

– Рики Два Кольцссса, – прошипел удав. – Ссславно увидетьссся с тобой в такой вечщщщер.

– А вот и наш старый друг Кит, – с масляной улыбочкой добавил Шин Чернохвост.

– Ты хотел сказать, юный друг, братец, – отозвался Флинн Чернохвост. – Будь Кит постарше, он бы знал, что от неудачной игры не убегают, не заплатив. Даже злейшему врагу, и уж точно лучшим друзьям.

– Мы бы хотели остаться друзьями, – продолжал Шин. – И хотели бы, чтобы юный Кит стал старше.

– Разумеется, так и будет, – согласился Флинн. – Нельзя быть старым другом, если не станешь старше вообще.

– Что вам надо от моего племянника? – рявкнул дядя Рик.

– А что, неясно? – спросил Шин.

– По-моему, мы выразились совершенно ясно, – поддакнул Флинн.

– Рики Два Кольца плохо слушал, – пожаловался Шин.

– Возможно, он прислушается к Бэзилу. – Флинн щелкнул пальцами. – Бэзил. Заставь его слушать.

Удав протиснул свое большое тело мимо двух енотов, заполнив собой прихожую, и скользнул вплотную к Китову дяде. Кит и Эйни нервно вцепились друг в друга, но дядя Рик и ухом не повел и скрестил взгляды с удавом.

– Мы просто хотим получить то, что он нам должен! – крикнул Флинн с той стороны удава.

– Плюс доплату за наши неприятности, – добавил Шин.

– Ваши неприятности еще не начались, – предупредил дядя Рик и так распушился, что, казалось, перегородил собой всю прихожую, не пуская змея ни на чешуйку дальше.

– Какой же говорун этот енот, – прошипел Бэзил. – Шшшто-то мне хочетссся выжжжать из него болтливоссссть.

– Если у моего племянника есть долги, я их выплачу, – сказал дядя Рик. – Но только если это был честный заём. Мы оба знаем, что братья Чернохвосты в жизни не выиграли ни ставки по-честному.

– Клевета! – крикнул Флинн Чернохвост.

– Ложь! – подхватил Шин.

– Ложь и клевета! – резюмировал Флинн. Он поднял лапу к небу и произнес нараспев: – Клянусь перед самим Азбаном, что наши игры вдвое честней любых других под Рассеченным Небом.

– Дважды ноль все равно ноль, – ответил дядя Рик.

– Мы математику не изобретали, – не остался в долгу Шин. – Кит проиграл и убежал, не заплатив. Этот факт вернее любой таблицы умножения.

– Я не проиграл! – крикнул Кит. – Они жульничали. Я знал, где орех, но они, должно быть, передвинули его ловкостью лап.

– Ззззвучит так, сссловно твой племянник не хочщщщет платить, – сказал Бэзил, подбирая кольца и поднимая шею для удара. – Ззззвучит так, что кому-то придетсссся заплатить или кому-то придетсссся нессссладко…

– Оставьте его в покое, вы! – заорала Эйни. – Мы все знаем, что братья Чернохвосты жульничают.

Змей улыбнулся ей.

– Ням, – сказал он. – Закуссска! Кто-нибудь в курсссе, что белые крысссы более ссссолененькие, чем ссссерые?

– Если ваши ставки такие честные, – вмешался дядя Рик, – почему бы не сделать еще одну?

– Еще одну ставку? – переспросил Шин.

– На что? – спросил Флинн.

– Простить долг моего племянника, – сказал дядя Рик.

– А если ты проиграешь? – спросил Шин.

– Заплачу вдвое, – ответил дядя Рик.

– Ххххи-ххххи-ххххии, – разразился Бэзил громким змеиным смехом. Он хохотал так, что кольца его тряслись, а голова билась о потолок, засыпая прихожую пылью и землей. – Ты? Заплатишшшь вдвое? Ты должен нам больше, чем у тебя уже есть.

– За мной не заржавеет, – парировал дядя Рик, но Кит заметил, как покраснел у дяди нос – так же, как у него самого. Семейная черта. Из-за этого у всех членов семьи плохо получалось блефовать. Судя по беспорядку в доме еще до того, как змей вынес дверь, проигрывать дяде Рику было особенно нечего.

– Ты говорил, что «за тобой не заржавеет», на тараканьих боях на прошшшлой неделе, – сказал Бэзил. – И на воробьиных гонках до того.

– Ну… э-э… – Дядя Рик уставился на свои лапы, ему было стыдно, что его позорят перед племянником. Дядя Рик был игрок, и отнюдь не одаренный ни везением, ни умением.

– Мы уже усвоили, что с исторщиками пари лучше не заключать, – сказал Флинн.

– Историками, – поправила Эйни.

– Что? – не понял Флинн.

– Историками, – повторила Эйни. – Там нет буквы «щ».

– Чего? – снова не понял Флинн.

– Ты сказал «исторщик», – объяснила Эйни. – А правильно «историк». Если уж оскорбляешь соплеменника, делай это грамотно.

– Умная какая, – фыркнул Флинн.

– Слишком умная для крысы из сточной канавы, – добавил Шин.

– Что знаю, то знаю. – Эйни сложила лапки на груди.

– Тогда узнай еще кое-что, Эйни, – сказал Флинн. – Сколько времени надо удаву, чтобы съесть енота?

– Она не знает, – подхватил Шин. – Бэзил, покажи ей. Съешь Кита.

Глава двенадцатая

ОбШИНный фонд

Кольца Бэзила обернулись вокруг Кита и сдавили его. Из распахнутой змеиной пасти, куда легко уместилась бы вся Китова голова, несло гнилыми костями и сырным элем.

Кит явно был не первым блюдом в сегодняшнем меню Бэзила.

– Дядя Рик! На помощь! – взвизгнул Кит. Эйни молотила змея кулачками по чешуйчатому боку.

– Как ты смеешь врываться в мой дом, чтобы сожрать моего племянника?! – беспомощно заорал дядя Рик.

Кит осознал, что если ему суждено спастись, то делать это придется самому. Вывернуться он не мог, отжать кольца тоже. Лапы всегда позволяли ему выбираться из ловушек, но на сей раз они ему не помогут. Придется вместо этого использовать мозги.

– Дядя! Пожалуйста! – взмолился он самым отчаянным тоном. – Просто сдай им наш тайник с зернами.

– Что? – озадаченно переспросил Рик.

– Семейные сбережения! – Кит попытался подмигнуть дяде так, чтобы больше никто не заметил. – Наш обШИНный фонд.

– Наш обШИН… – начал было дядя Рик, и тут до него дошло. – О… о нет… Кит, это слишком дорогого стоит.

Флинн приподнял бровь. Шин наклонил голову. Даже Бэзил почти перестал давить.

Дядя Рик включился в игру:

– Мне очень жаль, малыш, ты славный малый и все такое, но мы же только-только познакомились. Я копил этот тайный фонд всю жизнь. Боюсь, я буду скучать по нему гораздо сильнее, чем по племяннику. Прости.

– Но… Дядя!

– Нет-нет-нет. Извини, Кит. Дави, Бэзил. – Дядя Рик поводил лапой в воздухе. – Просто съешь моего племянника побыстрее, и мы в расчете.

– Погоди минутку, Бэзил, – велел змею Флинн. – Мне бы хотелось побольше услышать об этом общинном фонде.

– Ни слова не скажу. – Дядя Рик скрестил лапы на груди. – Это наши зерна и орехи, нажитые непосильным трудом, и я ни с кем посторонним делиться ими не намерен.

– Скажи мне, Кит, – улыбнулся Шин. – Хотелось бы тебе не быть съеденным?

Говорить Кит не мог, змей давил слишком сильно, но кивнул.

– Ты знаешь, где твой дядя держит свои тайные богатства? – спросил Флинн.

Кит снова кивнул.

– Нет, Кит, пожалуйста, не говори им! – вскричал дядя Рик и в притворном обмороке рухнул на диван. На взгляд Кита, это было немного слишком, но братья Чернохвосты, похоже, не заметили наигранности. Теперь они думали только о том, как разграбить тайные богатства, и в их енотьих мозгах не осталось места ни для чего другого.

Бэзил ослабил хватку, и Кит глубоко вдохнул. Извиваясь, он подтянулся повыше по змеиной спине, чтобы взглянуть на братьев сверху.

– Ну? И где добыча? – потребовал ответа Бэзил.

– Там снаружи большая шина, – сказал Кит. – Оно спрятано там.

– Снаружи? – усомнился Шин.

– Разумеется, – ответил Кит. – Это самое безопасное место. Об ограбленных домах слышишь все время, и держи он все зерна здесь, его бы тоже ограбили. Но никто никогда не слышал, чтобы ограбили чью-нибудь шину. Шины никто не грабит.

– Верно, – добавила Эйни. – Никогда не слышала о шинном ограблении.

– А ты помолчи, – сказал ей Флинн. – И вообще, почему бы не послать на разведку тебя. Таким образом, если это обман, то попадешься на него ты, а не мы.

Эйни кивнула и двинулась к двери. Протискиваясь мимо Кита, она успела ободряюще пожать ему лапу. Остальные последовали за ней наружу – кроме дяди Рика, с удовольствием валявшегося без чувств.

Братья Чернохвосты, Кит, Бэзил и Эйни окружили шину. Пробегавшая мимо белка отвела глаза, тогда как два воробья-репортера притворялись, будто вовсе не наблюдают за ними с ветки наверху. Их маленькие головки склонились набок в предвкушении хорошей истории, о которой можно всем расчирикать. Окна в апартаментах Кривого Дуба позахлопывались, чтобы глаза крольчат, лисят, крысят и мышат не увидели уродливой сцены, которая вот-вот развернется внизу.

Кит поверить не мог: целая перенаселенная слободка видит соседа в беде, и никто когтем не пошевелит, чтобы помочь.

Но в Вывихнутом переулке все знали, что самые пронырливые имеют тенденцию исчезать в коллекторе или поскальзываться на рельсах. Лучше ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не знать и ничего не делать. Так безопаснее. Кит теперь по-настоящему понял значение слова «деморализованный», и оно ему не понравилось. Он был уверен, что если когда-нибудь увидит другое существо в столь же отчаянном положении, уж он-то деморализован не будет. Он поможет.

– Полезай! – приказал Шин Эйни.

Белая крыса вздохнула и вскарабкалась по боку шины, затем оглянулась на Кита, который взглядом пытался предупредить ее, чтобы была осторожна. Она подмигнула и исчезла внутри покрышки.

– Ух ты! – крикнула она. – Здесь слишком много, не унесешь!

– Докажи! – крикнул в ответ Флинн.

Изнутри шины вылетел кошель и приземлился прямо перед енотами. Он едва не лопался от зерен и орехов. Кит узнал собственный кошелек… Эйни снова его стащила, когда протискивалась мимо него! Как она могла так рисковать Следом Азбана?!

Кит изо всех сил скрывал удивление и панику, хотя зря он так старался. Братья Чернохвосты на него даже не смотрели. Они улыбнулись друг другу и одновременно нагнулись за кошельком. И треснулись лбами.

– Ай! – взвизгнул Флинн.

– Эй! – рявкнул Шин. – Я беру этот кошель, а ты – следующий.

– Почему бы мне не взять такую мелочь, – возразил Флинн. – Уверен, там внутри тебя ждет еще один, да побольше.

– Ах, не могу же я забрать тот, что побольше, у собственного брата, – не сдавался Шин. – Я возьму этот маленький, а ты возьмешь следующий.

– Эй, – перебил их Бэзил. – Рассссделим это на троиххх. Не на двоиххх. Я хочу свою часссть.

Глаза у Бэзила подозрительно сузились. Флинн и Шин сощурились в ответ. В мгновение ока все трое бросились к шине, ни один не доверял остальным – наверняка себе больше захапают. Троица дружно нырнула внутрь, как раз когда Эйни выпрыгнула и с улыбкой приземлилась снаружи.

ЩЕЛК! ЩЕЛК! ЩЕЛК!

Внутри шины захлопнулись три капкана.

– Ай! – вскрикнул Шин.

– Ой! – вскрикнул Флинн.

– Шшшш! – зашипел Бэзил.

Кит сложил лапы в букву А, и Эйни ответила ему тем же.

– Там жуткие капканы, – сказала она. – Хотя, если знаешь, обойти нетрудно.

– Как жаль, что эти трое не знали, а? – отозвался Кит, нагибаясь за своим кошельком.

Эйни протянула ему камень с отпечатком. Она вынула его, прежде чем бросать кошель бандитам.

– А то мало ли, попал бы в дурные лапы, – улыбнулась она.

– Ты ничего не упускаешь, да? – спросил Кит.

– Так ведь и ты, разве нет? – ответила Эйни. – У тебя острый ум.

– Ага, такой острый, что порезаться можно, – сказал дядя Рик, опираясь на дверной косяк у входа в квартиру. Одна лапа была убрана в карман, а на физиономии расплылась широкая улыбка.

– Вынимай нас отсюда, Рики Два Кольца! – крикнул Шин.

– Ты грязный трусливый жулик, Кит! – добавил Флинн.

– Шшшшш! – добавил Бэзил. Голову ему зажало капканом, и тело его билось и извивалось, так, что вся шина ходила ходуном.

– Так, и что мы с ними будем делать? – спросил Кит.

Дядя Рик окинул проулок взглядом и вытер лапы о халат.

– Ну, думаю, нам следует избавить переулок от части мусора!

Втроем они принялись расшатывать шину, а змей и еноты-близнецы осыпали их всевозможными проклятиями:

– Мы вам это припомним, предатели блохастые!

– С Бешеными Шельмами так не поступают!

– Шшшшшш!

– Готовы? – со смехом спросил дядя Рик. – Раз, два, три!

На счет «три» Кит, Эйни и Рик запустили шину вдоль Вывихнутого переулка. Кроты, и горностаи, и церковные мыши разбегались с дороги, а шина набирала скорость, вертясь и подпрыгивая, и неслась дальше. Даже шелудивый пес у дверей «Ларканона» приоткрыл один глаз, чтобы посмотреть на мчащуюся мимо шину.

– А-а-а-а-а-а-а-а! – завопили застрявшие внутри бандиты, когда шина проломила забор, перелетела через рельсы и исчезла с территории Вывихнутого переулка. Все существа на улице разразились аплодисментами, что мохнатые, что пернатые. Даже большой петух в своей цирюльне захлопал крыльями, прежде чем вернуться к подметанию шерсти с пола.

– Что ж, с этим вроде разобрались. – Дядя Рик отряхнул лапы, словно ничего особенного не произошло. – Скажем, почему бы нам не прогуляться в пекарню к Анселю и не перекусить. Он делает лучшую мусорную запеканку под Рассеченным Небом. Я угощаю!

Кит улыбнулся и облизнулся. Он умирал с голоду, и мусорная запеканка была именно тем, что требовалось после самой длинной ночи в его юной жизни.

– А пока мы здесь, возможно, я смогу рассказать вам больше об этом камне, – добавил дядя Рик шепотом. – И о том, как он может все изменить.

* * *

Пока дядя как мог ставил на место разбитую дверь, а потом вел Кита и Эйни обратно по переулку к пекарне поссума Анселя, рыжий кот наблюдал за ними из своего любимого тенечка между двумя домами. Рядом с ним ворчал миниатюрный борзой.

– Этот? – спросил пес у кота.

– Этот, который удрал, – подтвердил кот.

Титус переступил передними лапами.

– Думаешь, след у него?

– Думаю.

– Откуда ты знаешь? – проворчал пес.

– Птичка начирикала. – Шестипалый рыгнул, и изо рта у него выпало одинокое перышко. – Прежде чем я ее съел.

– Если этот ключ приведет его к Кости Согласия, у нас будут проблемы, – сказал пес.

– Так ты хочешь, чтобы я его убил?

– Убей всех троих, – рыкнул пес. – Просто для верности.

– Если Кость существует, получается, у паразитов имеются права на Вывихнутый переулок?

– Вот почему Кость должна оставаться погребенной, – ответил пес. – Их время в Вывихнутом переулке истекло, и мы проследим, чтобы этих паразитов изгнали. Никакая дурацкая сделка, заключенная кем-то из моих прапрапрапра-дедушек, не помешает мне избавиться от них.

– Брут тебе прадедом не приходится, – заметил кот, но Титус бросил на него испепеляющий взгляд.

Шестипалый зевнул. Ему было без разницы, кого и почему убивать и что на этот счет говорит история. Собаки любили территорию и готовы были на все, чтобы ее застолбить, но Шестипалый, подобно большинству кошек, просто наслаждался актом убийства. Родители юного енота были хорошим началом, но о мальце следовало позаботиться самому, а не перепоручать охотничьим псам. В конце концов, нет ничего более приятного для уличного кота, чем оборвать юную жизнь собственными когтями.

Он потянулся и крадучись ушел в темноту, только звякнул крохотный колокольчик на ошейнике.

Часть III

Игра по правилам и без

Глава тринадцатая

Китова запеканка

Вывеска снаружи пекарни Анселя рекламировала блюда дня:

Дежурная мусорная запеканка

Консервированный тунец и яблочные огрызки в шоколадной обсыпке

Говяжьи кости и муравьиное пюре с соусом из выпаренного сока апельсинов и латука

Коржик из картофельных очистков

Гарнир из жареных хрящиков или морковных стеблей (вегетарианское меню)

Когда дядя придержал для него дверь, у Кита заурчало в желудке. Внутри всевозможные существа собрались поесть. Они заполняли обшарпанные кабинки, восседали на табуретках вдоль ярко освещенной стойки и толпились в очереди через всю пекарню, пожирая глазами выпечку и прочие лакомства в переполненных витринах из ветровых стекол людских машин.

У Кита округлились глаза при виде пудинга из черствого хлебного мякиша, лимонно-медового хвороста, пирогов с червяками и бесконечных бочонков с желудевыми конфетами. Он никогда не видел столько вкусных объедков одновременно.

– Три запеканки, Ансель! – крикнул дядя Рик поверх толпы, и большой поссум за стойкой вскинул голову, красные глаза у него заблестели.

И тут он застыл совершенно неподвижно с чашкой жучино-сметанного сорбета в лапе. Он походил на статую поссума, подающего жучино-сметанный сорбет.

– Смотри, что ты наделал! – заорала белка, восседавшая на табурете в конце стойки. – Он же мертвяка играет! Мы теперь в жизни еды не дождемся!

– Я не виноват, – возразил дядя Рик, когда все посетители сердито уставились на него.

Поссум Ансель был самым популярным поваром в переулке, и народ с нетерпением ждал своей очереди попробовать его знаменитое угощение. Однако, будучи зверем творческим, Ансель имел свои причуды. Например, как все поссумы, он временами искусно притворялся мертвым.

– Эй, Пи, проснись! – Дядя Рик щелкнул когтями.

Поссум вздрогнул и очнулся. Все головы повернулись от дяди Рика обратно к Анселю. Тот сощурил красные глаза.

– У тебя хватило наглости прийти сюда, Рики Два Кольца, – прошипел поссум Ансель, разминая когти.

Из кухни в задней части помещения высунулся большой барсук. Поверх полосатой рубахи с закатанными до могучих локтей рукавами на нем красовался передник. Большая белая полоса посередине морды была забрызгана шоколадной глазурью.

– Хочешь, я выкину его на улицу, Ансель?

– Ну послушай, Ансель, Отису совершенно не обязательно это делать, – зачастил дядя Рик. – Со мной мой племянник из-под Большого Неба с подругой, мы просто хотели поужинать. Я знаю тебя, и у нас в прошлом были разногласия, но незачем прибегать к насилию на глазах у молодежи. Что бы я тебе ни задолжал, клянусь, я вскоре заплачу. Просто сейчас я немного не при зернах, но если ты подождешь…

Барсук полностью выдвинулся из кухни, загородив собой дверь. Грозный – насколько грозным может выглядеть барсук в переднике.

– Привет, Отис, старина. Неплохо выглядишь нынче… – промямлил дядя Рик.

Отис щелкнул костяшками.

– Послушай, Ансель, клянусь, я заплачу за сегодняшний ужин, – взмолился дядя Рик.

– Твои деньги здесь не годятся, – сказал поссум Ансель дяде Рику.

В угловой кабинке заворковал тощий голубь. Напряжение потрескивало, словно белка, грызущая электрический провод.

– Я… я просто пытаюсь… – У дяди Рика кончились слова.

– Потому что к твоим услугам все, что захочешь! – вскричал поссум, вскидывая лапы и разражаясь громоподобным хохотом.

Большой барсук тоже засмеялся, и все посетители приветственно завопили, и захлопали, и залаяли, и заквакали.

– Ты проучил этих гопников Чернохвостов, и я благодарю тебя за это! Раз в неделю они вытряхивают меня дочиста и никогда не платят за еду. Их враг – мой друг. Присаживайся, пожалуйста. Это твой племянник? Славный парень! А это его подружка? Садитесь! Устраивайтесь поудобнее!

Кит оглядел помещение в поисках мест, но все кабинки были заняты. Поссум Ансель тут же выпрыгнул из-за стойки и выгнал тощего голубя из его кабинки.

– Эй, тут я сижу! – возразил голубь.

– Ты уже час тут торчишь, а заказал только сырный эль и половинку крекера! – навис над ним поссум. – А эти ребята герои, и их надо покормить как следует!

– Не обессудь, Нед, – извинился дядя Рик перед голубем, проскальзывая на его место.

– Извинениями перьев не пригладишь, – проворчал голубь и, надувшись, потрусил вон из лавки.

Киту было неловко, что они отобрали у птицы столик.

– Не переживай за Сизого Неда, – сказал ему дядя Рик. – Он найдет себе другой насест. Всегда находит.

– Я пошел готовить вам запеканку, – сказал поссум Ансель, – а вы, ребята, отдыхайте. Свежего желудевого хлеба принести?

– Пожалуйста, – кивнул Кит.

Он любил желудевый хлеб, когда его пекла мама, и был рад маленькому напоминанию о доме.

– Отис, дружочек, принеси этим ребятам свежего желудевого хлеба, – попросил Ансель, и барсук вперевалку удалился обратно в кухню.

Как только они остались за столиком одни, дядя Рик нагнулся к Киту и Эйни.

– Мне надо перекинуться парой слов с Отисом, – прошептал он. – А вы пока ешьте. Закусывайте, я скоро вернусь, хорошо?

– Хорошо, – отозвался Кит, с нетерпением наблюдая за кухонной дверью в ожидании прибытия еды и радуясь, что у них есть хоть какая-то защита.

В Вывихнутом переулке правила сила, а у Кита с Эйни ума было больше, чем мышц.

Дядя Рик поспешил в заднюю часть помещения, снова предоставив Кита и Эйни самим себе.

– Это… это было здорово, – сказала Эйни.

– Это было ужасно, – сказал Кит.

– Такова жизнь здесь, в Вывихнутом переулке, – пожала плечиками Эйни. – Это дикое место. Выходишь за дверь и не знаешь, что случится в следующий миг.

– Не уверен, смогу ли я когда-нибудь к этому привыкнуть.

– Зверь ко всему привыкает. Мы же не домашние питомцы. Мы приспосабливаемся к миру, а не ждем, что мир приспособится к нам.

– Никогда не думал об этом в таком ключе, – признался Кит.

– Видишь? Ты уже думаешь по-новому, – ухмыльнулась Эйни. – Этот переулок – целое образование и еще половина!

– Догадываюсь… но разве ты не ходишь и в школу тоже?

Эйни пожала плечами:

– Моя школа – грязь и тайна жизни под Рассеченным Небом.

– В смысле, разве ты не учишься, ну, каждый день…

Эйни оборвала его взмахом лапки:

– Я не хочу об этом говорить.

– Извини, – вспыхнул Кит.

– Не переживай, – ответила Эйни. – Кстати… Мне правда очень жаль твоих родителей.

– Ага. – Кит утер глаз лапой. – Как ты сказала… Мы приспосабливаемся. Так поступают дикие звери.

Эйни кивнула:

– Ты быстро учишься, Кит.

– Приходится – теперь, когда я сирота. Но я дал матери обещание, и если я сумею сообразить, что такого важного в этом ключе, то смогу…

Как раз в этот момент его прервал громкий лязг и последовавший затем грохот. Он едва насторожил уши в сторону кухни, когда оттуда спиной вперед вылетел дядя Рик и приземлился в три полные тарелки с дымящейся мусорной запеканкой.

Секунду спустя из дверей вылетел Отис и врезался в витрину с выпечкой, смяв в кашу все ливерные кексы и мозговые печеньки.

Посетители ахнули и завопили. Поссум Ансель снова застыл на месте. Дядя Рик стонал на полу, а Отис поднялся из разбитой витрины и разминал кулаки. Затем бросился обратно в кухню.

Быстрее, чем взмах крылышек колибри, барсук вылетел обратно, причем ровно в тот миг, когда дядя Рик поднялся на ноги. В итоге большой зверь приземлился на ошалевшего енота, вдавив их обоих обратно в развалины витрины с выпечкой. На сей раз оба остались лежать в нокауте.

И тут Кит услышал позвякивание крохотного колокольчика.

Динь-динь-динь.

Кровь застыла у него в жилах. В обеденный зал, облизывая сахар для выпечки с передней лапы, проскользнул огромный рыжий котище.

Шестипалый.

Кот обвел зал взглядом и улыбнулся.

– Заведение закрыто на ночь, – объявил Шестипалый. – Все вон.

Посетители повскакали на лапы, ноги и когти и вылетели в переднюю дверь. Поссум не двигался; барсук и дядя Рик лежали рядышком на полу, а кот пригвоздил взглядом Кита и Эйни.

– Тебя, Кит, я попрошу любезно задержаться, – промурлыкал кот, хотя это мурлыканье было таким же ласковым и уютным, как мешок ржавых бритвенных лезвий.

– Ты… ты… – заикаясь, начал Кит.

– Ах, Кит, – хохотнул кот. – Как приятно повидать тебя снова. Или, скорее, съесть тебя снова. В конце концов, это ресторан, а я бы отнюдь не отказался от Китовой запеканки.

Глава четырнадцатая

Приходской писарь

Шестипалый пригладил уши лапой, сверкнув всеми шестью когтями одновременно. Эйни метнула взгляд на ресторанную дверь, затем обратно на кота, что того, похоже, развеселило.

– Попробуй удрать, и я отрыгну твои кости до того, как твои лапки коснутся пола, – предупредил он.

Кит выскочил из кабинки, прихватив с собой столешницу из крышки мусорного бака в качестве щита. Он без колебаний загородил щитом себя и Эйни.

– Отстань от нее! – рявкнул он.

Кот расхохотался.

– Хи-хи-хи, ха-ха-ха! Какое зрелище! Благородные паразиты! – Смех оборвался так же резко, как начался. – Как жаль, что благородство тебя не спасет.

Одной лапой Шестипалый сгреб с пола осколок витрины из-под выпечки и швырнул стекло в Китову щит-столешницу. Кит снаряд отбил, но открыл при этом часть левого бока. Другая кошачья лапа вылетела вперед так стремительно, что Кит еле успел отскочить, не то быть бы ему выпотрошенным на месте. Он споткнулся об Эйни, и оба растянулись на полу, при этом Кит продолжал удерживать щит над ними.

Взмах Шестипалого оставил на светло-серой шерстке Китова пуза шесть красных полос, но не успел енот почувствовать жжение в ране, как кот прыгнул. Он всем весом обрушился на щит, пригвоздив Кита к полу. Эйни удалось вывернуться, избежав риска задохнуться в шерсти друга.

Она заметила коробок людских спичек, которыми Ансель поджигал сахар на своем сладком и сытном сардин-брюле, и метнулась к нему.

Но когда она уже почти дотянулась до деревянных палочек, Шестипалый вонзил один коготь точнехонько ей в хвост, пригвоздив беглянку к месту. Продолжая при этом удерживать Кита.

– Ай! – взвизгнула Эйни.

До спичек было лапой подать.

– Думаю, огонь тебе ни к чему, крыска, – сказал ей Шестипалый. – Вам, Диким, людские вещи не положены, и я ненавижу запах паленой шерсти.

Он запустил коготь глубже в хвост, и она изо всех сил постаралась не завизжать снова, продолжая тянуться за спичками. Одним взмахом хвоста Шестипалый отбросил их прочь от крысы и переключил внимание обратно на Кита.

– Боюсь, фокусы кончились, малыш. И теперь пора умереть.

Он разинул пасть, демонстрируя клыки, такие же острые и грозные, как и его когти, но не успел он вонзить их Киту в шею, как ему попало по морде блестящим коричневым желудем.

– Что это, во имя мокрой селедки, было? – Кот обернулся как раз вовремя, чтобы получить новым желудем в глаз, а затем еще одним прямо в переносицу. – Ой! – вскрикнул он, а Кит воспользовался моментом, чтобы приподнять щит и скинуть Шестипалого.

Эйни кот тоже выпустил, поскольку ему пришлось отпрыгивать от внезапной очереди твердых желудей, нацеленных прямо ему в голову и притом на большой скорости.

– Ай! Прекратите, вы, паразиты! – орал он, выискивая укрытие за развалинами им же уничтоженной стойки и не находя его, продолжая метаться туда-сюда, поливаемый бесконечным дождем желудей.

Кит увидел источник своего спасения: шестеро мышей в ярко-белых сутанах управляли крохотными катапультами, сделанными из мышеловок. За ними до передней двери выстроились ровным рядком еще шестеро мышей – они передавали желуди стрелковому отряду, чтобы у того не кончались боеприпасы. Шестипалого загнали в заднюю часть лавки, где он припал к полу, прикрывая голову передними лапами.

Одна из мышей выступила вперед и вскинула крошечный кулак. Поток желудей прекратился, и Шестипалый сквозь пальцы взглянул на нападавшего.

– Я Мартин Церковный Мыш, Главный Писарь здешнего прихода, а ты, Шестипалый, грешник и преступник. Изыди, или узришь наш гнев!

Кит узнал мыша из подземелья. Это был именно тот, кто совал ему брошюру.

Шестипалый убрал лапы от морды и снова встал на все четыре.

– Вы и вам подобные не имеете прав на этот переулок. Он был предоставлен вам взаймы на семьсот семь сезонов, и эти семьсот семь сезонов истекли.

– Нет, – возразил мыш. – Мы знаем, что имела место еще одна сделка, между Азбаном, Первым Енотом, и Брутом, Князем Псов. Брут заключил пари и проиграл, а наши предки были писцами, скрепившими сделку на Кости Согласия. Сделка дает Диким право на эту землю на все времена.

– Существуй эта Кость, вы бы показали ее уже поколения назад, – насмешливо фыркнул кот.

– Кость существует, – спокойно ответил Мартин. – А ты не в том положении, чтобы спорить.

Желтые глаза кота уставились на мыша, колокольчик звякнул, и он сплюнул наземь.

– Чтоб тебе сыром подавиться, церковник!

Мартин опустил кулак, и на Шестипалого обрушился очередной заряд желудей.

– А-а-а, довольно, хватит! – завопил кот. – Ладно!

Мартин снова поднял кулак, и обстрел прекратился.

– Знай же, паразит! – проорал кот так, чтобы слышали даже притаившиеся снаружи звери. – Без этой Кости у вас нет никакого права находиться здесь. Любой из вас, кто останется в Вывихнутом переулке по истечении двухдневного срока, узрит гнев Безблохих. Даже ваша банда Шельм не остановит нас, мы изгоним вас отсюда навеки.

– У меня есть встречное предложение, – сказал Мартин. – Ты говоришь Безблохим, что их больше не желают видеть здесь, в Вывихнутом переулке. Ни кота, ни собаку, ни даже хомяка. Это место для Диких, и любой домашний питомец, дерзнувший потревожить нас снова, будет сочтен нарушителем древних договоров, и последствия для него будут плачевны.

– Я мышей вроде тебя на завтрак ем! – прошипел кот, однако повернулся и направился к двери, откуда и пришел. Но у самого выхода остановился. Хлеща хвостом по потолку, он проговорил через плечо: – Не всегда найдется кто-то, кто тебя выручит, Кит. Мы еще встретимся, и, обещаю, это будет больно.

– Вон! – крикнул Мартин.

Кот покинул ресторан, сладостно мурлыча на ходу, крохотный колокольчик у него на шее позвякивал.

Мыш обернулся к Киту:

– У тебя кровь идет.

– Дяде пришлось хуже, – сказал Кит. – По-моему, кот его вырубил. И Эйни не помешало бы хвост перевязать.

– Мои адепты позаботятся об их ранах, – сказал Мартин.

– Твои кто? – Кит прежде не слышал этого слова и опасался, что Мартин окажется очередным балагуром из переулка.

– А-деп-ты, – повторил по слогам Мартин. – Это означает «последователи». Они члены моей церкви, и ты можешь доверить им своих друзей.

Они не просто учились целительству по учебникам – они сами их писали. Мы, мыши, все тут пишем. Но сейчас тебе надо пойти со мной. Времени у нас мало. Если мы не найдем Кость Согласия, все наши доводы впустую. Это единственное доказательство, что наше племя имеет права на это место. Идем!

– Наше племя? – удивился Кит. – Но мы ведь не одного племени. Ты же мыш.

– Все мы мыши в глазах… – начал Мартин. – А, не важно. Я имею в виду, что все мы Дикие, поэтому все в этом деле против Безблохих. А теперь идем! – Он ухватил Кита за курточку и попытался вытащить его из пекарни.

Кит просто посмотрел на него сверху вниз, не двигаясь с места.

– Эй, мыш, – вмешалась Эйни, зажимая лапой кровоточащий хвост. – Куда Кит, туда и я. Мы поклялись. От воя до щелчка.

– Как пожелаете, барышня. – Мартин отпустил Китову курточку и отряхнулся. – Может, и к лучшему, если мы пойдем вместе. Нам предстоит повидать твоего друга… ну, одного друга, равного многим друзьям.

Эйни, кажется, поняла, что имел в виду мыш, хотя Кит не понял. Она уронила хвост, и лапки ее повисли вдоль тела.

– Ты имеешь в виду…

Мартин глубоко вздохнул.

– Мы приглашены на прием, – сообщил он.

– У кого? – удивился Кит.

– К кому, – поправила Эйни.

– К Крысиному Королю, – сказал Мартин.

– Крысиный Король не устраивает приемов, – помотала головой Эйни. – Крысиный Король не давал аудиенций уже сотни сезонов. Все это знают.

– Три сотни и двадцать четыре сезона, если точно, – сказал Мартин. – Именно тогда мой прапрапрапрапрапрапрапрапредок назначил этот прием. Так что, думаю, нам не следует заставлять его величество ждать, как вам кажется?

– Полагаю, не следует, – согласился Кит. – Но… э-э-э… кто такой Крысиный Король?

Глава пятнадцатая

Стоглавый каннибал

Крысиный Король был не совсем королем и не совсем крысой.

На самом деле Крысиный Король состоял из сотни крыс, чьи хвосты так переплелись, а шерсть была такой густой и спутанной, что вся сотня крыс невозможно слиплась друг с другом. Сотня крыс двигалась как одно тело, говорила как один голос, но видела сотней пар разных глаз.

Крысами Крысиный Король никогда не правил – да и вообще никем не правил. Никто не знал, почему его прозвали Крысиным Королем, но с незапамятных времен, а то и с еще более ранних в городе под Рассеченным Небом присутствовал Крысиный Король.

Крысиный Король зародился случайно бессчетное число сезонов назад. Две крысы дрались за кусок сгнившего фрукта и безнадежно перепутались хвостами. Они продолжали драться, но ни одна не могла ни одержать верх, ни отступить. Они бы задрались до смерти, не явись третья крыса, чтобы разнять их. И третья крыса тоже запуталась.

Драчунам стало ужасно неловко, что они впутали невинного миротворца, и они поклялись добывать еду сообща, чтобы хватало всем троим. Они привыкли жить в такой гармонии, что и другие крысы начали приходить, желая присоединиться к их путанице. Крысиный Король считался мирной, радостной, кооперативной формой жизни, и крысы со всего города спешили к нему, чтобы избавиться от борьбы за существование и вплестись в Крысиного Короля.

Дабы не допустить превращения всего крысиного племени в единую массу спутанных крыс, Крысиный Король пришел с самим собой к соглашению ограничить свою численность сотней крыс единовременно. Когда одна из крыс становилась слишком старой, ее место занимала молодая, принося в жизнь Крысиного Короля свежую энергию и идеи юности. Таким образом, Крысиного Короля составляли многие поколения одновременно, самцы и самки, молодые и старые.

– Но что происходит со старой крысой? – спросил Кит, пока они пробирались вместе с Мартином к концу переулка.

– Ее поглощает Крысиный Король, – ответил Мартин.

– Поглощает? Как?

– Можно, мы не будем об этом говорить? – рявкнула Эйни.

Тема в целом, похоже, очень ее нервировала.

– Лучше не задумываться об этом слишком глубоко, – поддержал Эйни Мартин.

– Ты хочешь сказать… старую крысу… съедают? Другие крысы? – Кит остановился на месте.

Мартин кивнул:

– В каком-то смысле, она съедает сама себя.

– Мерзость какая! – воскликнул Кит. – То есть мы собираемся навестить великанского стоглавого каннибала?

– Объективное восприятие нелегко выработать и нелегко сохранять, – объяснил Мартин. – За это нередко приходится платить ужасную цену. Крысиный Король знает, видит и помнит больше, чем любое другое существо в подлунном мире, но ради этого знания он бесчисленные сезоны переваривает сам себя.

– Это же безумие! – Кит не мог в это поверить.

– Да, некоторые полагают, что Крысиный Король спятил, – согласился Мартин. – Но во времена безумия именно мудрости безумия мы и ищем.

– Ты знаешь про этого Крысиного Короля? – спросил Кит у Эйни.

Эйни пнула камушек, затем принялась разглядывать рану на хвосте.

– Ага, – отозвалась она, не глядя на Кита. – Знаю. Все крысы знают. Это… наша культура.

– Ох, – виновато выдохнул Кит, ему было стыдно, что он назвал ее культуру мерзостью.

Эйни пожала плечами:

– Если я крыса, это еще не значит, что мне нравится все, что делают крысы. Тебе нравится все, что делают еноты?

– Я не знал, что еноты делают нечто неподобающее, пока не познакомился с братьями Чернохвостами, – сказал Кит.

– Вот и не торопись считать чужих блох, – хмыкнула Эйни. – Мир велик, и у каждой твари он свой.

– А ты юный философ! – хлопнул в ладоши Мартин. – Просто поразительно, что ты не ходишь в Академию Святого Риццо для Одаренных Грызунов.

– Хаживала я в школу, – отозвалась Эйни. – Это не для меня.

– Так ты бросила Святого Риццо? – Мыш, похоже, был обескуражен.

– Тебе-то что до этого, церковный мыш? – скрестила лапки на груди Эйни. – Школа меня бросила. Им не очень-то была нужна крыса с дурным поведением и талантом к воровству. А теперь не могли бы мы продолжить путь, или как? У нас не так уж много времени, чтоб отыскать эту Кость.

– Да-да, конечно, – пробормотал Мартин, подбирая полы сутаны и семеня вперед, явно выбитый из колеи враждебностью юной крысы. Кит мало знал о жизни в городе, но, судя по увиденному, крысы и мыши явно не ладили.

Пока они пробирались к большой Помойке в конце переулка, где шумел Мусорный рынок, различные существа высовывались из своих домов и лавок, чтобы поглазеть на Кита с Эйни и Мартином. Шепотки передавались от крота к белке и от хорька к ежу. Мелкие бурундуки показывали на них пальчиками и прятали мордочки в материнском меху, тогда как стайка воробьев-подростков в репортерских козырьках оккупировала куст у входа на рынок, чирикая вечерние новости.

– Плотоядная киска разнесла пекарню Анселя! – верещал один.

– Церковная мышь пищит, и кот позорно бежит! – не унимался другой.

– Безблохие дают две ночи до изгнания! Пора паковать пожитки? – чирикал третий.

– Спецвыпуск! Спецвыпуск! За каким енотом охотился кот? Кто заварил всю кашу? Сенсация в «Еженощном воробье»! – выкрикивал четвертый.

– Эй, приятель! – закричал первый сверху вниз Киту.

Шапочка у него была сдвинута набекрень, так что смотрел он только одним глазом. От этого вид у него был лихой и беззаботный. Кит пожалел, что у него самого нет такой уверенности.

– Как насчет интервью? Народ просто умирает как подробностей хочет. Ты правда считаешь, что сумеешь отыскать Кость Согласия?

– Я… ну, не знаю… – отозвался Кит, нервно поправляя кепочку.

– Спецвыпуск! Спецвыпуск! – заорали дружно все воробьи. – Юный енот отрицает всякую осведомленность! Что он скрывает? Слушайте все!

– Но я же ничего не отрицал, – возразил Кит. – Я ничего не знаю.

– Не обращай на них внимания, – сказала Эйни. – Они не лучше миссис Лимерик и ее курятника. Просто воробьи берут зерна за сплетни и называют их новостями. Лучше не слушать ни слова из того, что они несут.

– Ладно, – сдался Кит, продолжая путь.

Вместе они прошли мимо бурлящего Мусорного рынка, где бродячие псы подозрительно на них косились.

– Не смотри на них, – предупредила Эйни. – Они при Бешеных Шельмах, так же как Бэзил и братья Чернохвосты. И они уже все знают, что ты сделал с теми тремя гопниками.

– Я сделал? – Кит не мог поверить своим ушам. – Они обжулили меня и попытались скормить удаву!

Эйни кивнула:

– А ты их остановил. Никто не сопротивляется подобным образом Бешеным Шельмам. Тебе придется следить за своей шкурой.

– На меня ополчились коты и воробьи-репортеры, а теперь еще и стая разбойников? – заскулил Кит. – Я пробыл здесь всего одну ночь!

– По крайней мере, тебе не скучно, – хихикнула Эйни. – Ты же не станешь жаловаться на недостаток приключений, а?

Но Киту точка зрения подруги утешительной не показалась.

– Как бы то ни было, – продолжала крыска, – думаю, группа разбойников называется бандой. Банда разбойников.

– А не стая? – удивился Кит.

– Стая только для собак.

– Откуда ты все это знаешь?

– Полагаю, какой-то толк от школы все-таки был.

Мартин постучал ее по плечу и указал на дырку в заборе, отсекавшем Вывихнутый переулок от одной из людских улиц.

– Сюда!

– Разве Крысиный Король не живет здесь, в переулке? – спросил Кит.

– Город под Рассеченным Небом гораздо больше, чем один переулок, юный Кит, – пояснил мыш. – И Крысиный Король успел пожить в каждом его уголке.

Глава шестнадцатая

На прием по записи

По ту сторону забора Киту с Эйни пришлось бегом преодолеть широкий тротуар следом за Мартином, чья белая сутана сверкала, когда он пересекал лужицы электрического света. Они прошмыгнули вдоль края квадратного кирпичного здания, где Люди работали весь день, мимо гигантских металлических дверей и нырнули под большой коричневый грузовик.

Мыш остановился на краю прогнившего причала, который выдавался вперед над черной водой. Потрясенный Кит учуял соленый морской воздух. Он и не знал, что океан так близко. Перед ними высилось ограждение из колючей проволоки, но под забором был прокопан лаз, достаточно широкий, чтобы в него могли протиснуться дюжина мышей или один некрупный енот. Мартин жестом предложил Киту лезть первым, но стоило тому коснуться носом земли, как сверху заухало:

– Кто-о-о понизу идет?

Кит поднял глаза и увидел восседающую на заборе большую бурую сову. Могучими когтями она обхватила колючую проволоку, словно безобидную ветку дерева. Как сказала Эйни, Дикие приспосабливаются. На сове красовался строгий черный костюм, а большие желтые глаза моргали за темными очками.

– Кто-о-о ты тако-о-ой?

Эйни оцепенела. Широко известно, что крысы не любят сов, поскольку совы регулярно потребляют крыс на ужин.

– Э-э… гм… – начала заикаться Эйни.

Она заозиралась. Мартин исчез. Какими бы храбрыми мыши ни казались, они тоже до смерти боялись сов. Ведь мыши обычно попадают совам на завтрак.

Кит, однако, был слишком велик, чтобы пойти хоть на какую трапезу сове, и вдобавок знавал сов еще дома, поэтому поднялся на задние лапы, сложил пальцы передних в приветственном знаке и ответил птице вопросом на вопрос:

– А ты кто?

Сова повернула голову, словно на шарнире, и уставилась на Кита. Моргнула.

– Я вышибала, ты, беспардонный прохвост в маске! – воскликнула она.

Кит заметил, что она использовала слово «беспардонный», хотя могла сказать просто «грубый». Совы дома, под Большим Небом, тоже вели себя похожим образом… Всегда использовали большие слова, когда вполне могли обойтись маленькими. Как будто чем труднее тебя понять, тем мудрее ты выглядишь. Подлинная мудрость, всегда говорил Киту отец, не нуждается в прикрытии из больших слов.

Кит смекнул, что совы в городе под Рассеченным Небом такие же, как на деревьях под Большим Небом. Дай им почувствовать себя умными, и они позволят тебе делать все, что угодно.

– Я вовсе не хотел грубить, – ответил Кит. – И не понимаю те большие слова, которые вы говорите. У меня и в мыслях не было, что я «без порток»…

– Беспардонный, – поправила его сова, как Кит и предполагал. – «Без порток»? Ха! Вряд ли.

– Да-да, я так и хотел сказать, «беспардонный». – Кит опустил глаза. – Но ведь бедному еноту простительно не знать таких умных слов? Меня не особенно-то и учили, сэр.

– Воистину, «сэр»! – надулся от важности вышибала.

– Прошу прощения, что потревожил вас, – продолжал Кит. – У вас наверняка имеются более важные дела, чем разговоры с юным енотом и его подругой.

Сова крутанула головой на триста шестьдесят градусов.

– Да уж имеются! Наша совиная коллегия ждет меня, чтобы начать карточную игру.

– Что ж, мы не хотим заставлять вашу коллегию ждать, – подхватил Кит. – Видите ли, мы записаны на прием к Крысиному Королю.

Сова удивленно заухала:

– На прием? Ха! Совы несли караул для Крысиного Короля еще в те времена, когда тут были только камни да песок, а и тогда ни одного приема не было!

– Если бы вы просто уточнили, сэр… – предложил Кит.

Сова раздраженно заморгала, но полезла когтем в карман пиджака и извлекла небольшой свиток, который разматывался и разматывался, пока не достиг земли. Кит заметил, что бесконечная полоса бумаги была совершенно пуста, за исключением одной строчки наверху.

– И как твое имя?

– Кит, сэр. Полагаю, мышь записала меня на прием некоторое время назад…

Совиные глаза мучительно медленно ползли по единственной строчке наверху свитка.

– Очень хорошо, Кит, – сказала наконец сова. – Енота действительно записали на прием, хотя трудно сказать, тебя ли именно.

– Это меня, – заверил Кит.

– Это я, – поправила сова. – Ты же подлежащее, следовательно, должен использовать личное местоимение в именительном падеже, а не в косвенном.

– Есть, – отозвался Кит. – Если вы так считаете, значит – я.

– Считаю, да, – кивнула сова, и Кит улыбнулся. Сова только что согласилась, что Кит и есть енот из свитка.

– Итак? – спросил он. – Поскольку мы согласились, что я и есть енот из вашего свитка, можно, я пройду? Пожалуйста.

– Ну… – Сова почесала когтем голову, недоумевая, как именно она только что согласилась и с чем конкретно. – Возможно, ты опоздал на сотню сезонов, Кит.

– Извините, сэр, – поклонился Кит, – ничего не мог поделать. Сто сезонов назад я еще не родился.

– Отговорки, – проворчала сова и начала сматывать свиток. – Но вы двое можете войти. И прихватите своего приятеля-мыша. Он думает, я его не вижу, но это определенно не так.

Мартин медленно выпростался из-под кучи кирпичей, и вод у него был сконфуженный. Он нашел крошку от людского обеда и втихую грыз ее.

В животе у Кита заурчало, напомнив ему, какой он до сих пор голодный.

Сова, слух которой нисколько не уступал зрению, ухмыльнулась и окликнула Кита:

– Знаешь, из этих твоих друзей получилась бы отличная закуска для растущего организма вроде твоего. В грызунах масса витаминов.

Эйни пискнула, а Кит ахнул.

Там, откуда он прибыл, считалось невежливым предлагать съесть друзей, и он решил, что это верно и для города. Совы, конечно, знают массу всяких ученых слов, но, вообще-то, они всего лишь большие грубые птицы. Поэтому Кит порадовался, что беседе конец. Хотя, ясное дело: пожелай Крысиный Король отвадить незваных гостей, сова на воротах – безусловно, надежный способ этого добиться.

Кит пропустил Эйни с Мартином под забор впереди себя, оба дрожали под холодным желтым совиным взглядом.

Они прошмыгнули мимо причала и добрались до осыпающейся стены с выцветшей надписью на людском языке по длинной стороне. С одного конца высоко в кирпичной кладке темнели выбитые окна. Другой конец обрушился и открылся в море, откуда намыло внутрь всевозможный плавник и мусор.

– Пришли, – объявил Мартин.

– Что это за место? – осведомился Кит.

– Люди называли его общественным бассейном, – пояснил Мартин. – В теплое время года они приходили сюда в специальной одежде и плавали в построенном внутри фальшивом озере, прямо рядом с настоящим океаном.

– Они построили ложное озеро прямо рядом с океаном?

Кит не мог представить, зачем Людям делать такую штуку, имея возможность плавать в океане когда угодно. Но, наверное, если покрываешь мир городами из стекла и бетона, такими высокими, что с земли видно только осколки неба, об океане забываешь.

– Они забросили его давным-давно, – продолжал Мартин. – Он уже изрядное время служит домом Крысиному Королю.

– Так… это… мы просто войдем? – спросил Кит.

– Никто не входит без приглашения, – сказал Мартин. – Многие твари пытались, да никто не вышел.

– Но… – Кит сглотнул. – У нас же есть приглашение. Сова так сказала.

– Нет, – поправил его Мартин, – сова сказала, что приглашен ты, и только ты. Мы подождем твоего возвращения снаружи.

– Но я даже не знаю, почему я к нему иду.

– Крысиный Король не «он», – заявила Эйни. – Крысиный Король состоит как из мальчиков, так и из девочек.

– Но его же не называют Крысиной Королевой, – возразил Кит.

– Ну, может, и стоило бы… – отозвалась Эйни.

– Пожалуйста, дети, – перебил Мартин. – У нас нет времени обсуждать это. Кит, ты должен идти. Крысиный Король знает об отпечатке у тебя в кармане. Это наша единственная надежда отыскать Кость Согласия до того, как Безблохие вышвырнут нас из Вывихнутого. Единственный способ избежать ужасного кровопролития. Пожалуйста, иди внутрь. – Мартин жестом указал на ржавый забор, и Кит нерешительно шагнул вперед.

Эйни двинулась было за ним, но Мартин заступил ей дорогу.

– Он должен идти один, – сказал мыш. – Без исключений.

– Но я дала клятву, – возразила Эйни.

Мыш не шелохнулся. Кит оглянулся на Эйни, каждая шерстинка у него на мордочке ощетинилась тревогой.

– Я буду прямо здесь, когда ты вернешься, – пообещала она ему. – Мне еще столькому надо тебя научить. Обещаю. От воя до щелчка. – И она сложила крохотные лапки в букву А.

Кит ответил ей тем же знаком.

– От воя до щелчка, – повторил он и шмыгнул во тьму заброшенного здания.

– Ой, Кит! – окликнула Эйни. – Передай Крысиному Королю кое-что от меня.

– Что?

Кит ждал. Эйни закусила губу, подумала немного, а затем сказала:

– Скажи Крысиному Королю, что Эйни из Гнезда на Ломаном Перекрестке передает свои извинения.

Кит сложил брови домиком, озадаченный таким посланием, но волнение и смущение на мордочке Эйни подсказали ему: не расспрашивай! Эйни знает, о чем речь, и этого достаточно. Друзья, решил он, позволяют друг другу хранить необходимые секреты. Это дело Эйни – рассказать Киту, что она имела в виду. Если захочет.

Поэтому он просто откликнулся:

– Я передам Крысиному Королю… я скажу ей.

Эйни улыбнулась, и Кит крадучись ушел в темноту.

Глава семнадцатая

Крысы помнят

Воздух пах мокрой шерстью и соленой водой, канализацией и гнилыми фруктами с оттенком старых химикатов. Люди маниакально заботились о чистоте вещей, обливая свое пространство мылом и духами, пока там не оставалось ничего живого, но, разумеется, стоило Людям забросить такие места, жизнь стремительно возвращалась. По стенам вились ползучие растения, сквозь разбитые плиты пола пробивались цветы, в трещинах шныряли жирные насекомые. Это погруженное во мрак здание кишело жизнью, и у Кита снова заурчало в животе. Он прикинул, есть ли у него время остановиться и перекусить.

В голове эхом отдавались слова Мартина: «Никто не входит без приглашения. Многие твари пытались, да никто не вышел».

Он решил, что лучше не заставлять Крысиного Короля ждать дольше.

Он пробирался вдоль стены в темноте, когти его царапали плитку. Каждый шаг отдавался громким «цок, цок, цок».

Он миновал ряд ржавых металлических кабинок. У некоторых дверцы висели на петлях приоткрытыми, у других были захлопнуты и заперты на металлические засовы. Его тянуло остановиться и вскрыть один из замков, посмотреть, что хорошего там можно найти, но на стенах и на дверях кабинок были развешены знаки. Слова он прочесть не мог, однако на одной присутствовало изображение крысы, а под ним слово на людском языке, которое все дикие создания обучаются распознавать с детства: яд.

Это было опасное место, что для Людей, что для зверей.

Кит аккуратно наступил на кучу высохших листьев и услышал щелчок. Лапа его коснулась чего-то металлического, а не кафеля, и у него была лишь доля секунды, чтобы откатиться в сторону, когда из пола вокруг него выскочила железная клетка. Откатился он как раз вовремя – ловушка поймала только воздух.

Он взглянул на металлическую решетку клетки, ржавую, но толстую, и на петли, по-прежнему крепкие. Надо поаккуратнее ставить лапы. Где одна ловушка, там и другие.

Кит вошел в гигантский зал. Крыша провалилась, и в проломе виднелись звезды. Лунный луч рассек пространство и очертил на дне громадной, заполнявшей большую часть помещения ямы круг. Это было озеро, построенное Людьми внутри, но сейчас оно пересохло, и на его глубоком конце, в тени за пределами лунного света что-то шевелилось.

– Сюда, сюда, малыш, мы ждали, и ждали, и ждали тебя, – произнес голос или, скорее, сотня голосов в дружном крысином хоре.

Кит различал только общую форму, извивающуюся мохнатую и хвостатую тень, с двумя сотнями красных глаз.

– Встань так, чтобы мы тебя видели. Поспеши же, сын Азбана.

Голоса были молодые и старые, мужские и женские, хриплые и звонкие. Слитые воедино, они казались древнее лунного света.

Кит заколебался, но решил, что раз единственная встреченная им до сих пор крыса обошлась с ним по-доброму, то, может, и этой стоит доверять. Он слез по ступенькам на противоположном конце ямы и опасливо двинулся на глубину. Продвигаясь вперед, он слышал громкий жующий шум. Чем глубже он забирался, тем громче звучало жевание. Он заметил усыпавшие пол кости мелких животных. Повсюду вдоль высоких стен высохшего бетонного озера валялись скелеты крыс. Кит прикусил язык, чтобы не заорать.

Когда он добрался до лужицы лунного света, Крысиный Король велел ему остановиться, и жевание стихло.

– Оставайся на месте, юный Кит. Дай на тебя поглядеть.

Кит остановился, и шерсть у него на спине приподнялась. Странно было знать, что тебя изучают две сотни глаз. Грызущий, жующий и точащий звук вернулся, прерываемый отдельными голосами.

– Он выглядит испуганным, – прошептал голосок из массы крыс.

– Разумеется, он напуган, – добавил другой. – Он и должен быть напуган.

– Но тем не менее он пришел. Умеет преодолеть страх.

– А парень-то храбрец.

– Хочу попкорна.

Крысиный Король разговаривал сам с собой. Это было все равно что слушать чьи-то мысли, произносимые вслух одновременно.

– Я тоже! Я голоден! – добавил еще один.

– Сосредоточьтесь! Достаточно ли он храбр, чтоб отыскать Кость?

– Его родители были храбрые.

– Храбрый – это не кто. Храбрый – это что.

– Что ты делаешь, а не кто ты есть.

– Что делали его родители?

– Его родители убиты.

– Безблохие убивают равно храбрых и трусливых.

– Но убьют ли они Кита?

– Хочу попкорна!

– Извините, – перебил Кит внутреннюю дискуссию Крысиного Короля. – Я вас, знаете ли, слышу. Я как бы прямо здесь.

– Да, ты здесь. – Крысиный Король снова заговорил единым голосом. – И мы не знаем, что с тобой делать, Кит. Мы знали, что однажды ты явишься, но не знали, кем ты будешь, когда придешь.

– Вы умеете видеть будущее?

Кит попытался заглянуть во тьму, разглядеть таинственного Крысиного Короля. То есть, выходит, это создание способно прозревать будущее, а предупредить парня вроде Кита о близящейся беде ему, понимаете ли, недосуг! Раз так, этой твари придется за многое ответить. Видеть нависшую над другими катастрофу и не делать ничего, чтобы ее остановить, казалось Киту откровенной низостью.

– Мы не умеем видеть будущее, – ответствовал Крысиный Король. – Мы просто видим больше, чем остальные, и помним больше всех. В нашем сознании хранится память поколений, и поэтому мы знали, что один из вашего племени однажды придет к нам, как всегда бывает. История крутится и крутится, но будущее меняется очень мало, по сравнению с прошлым, пока не явится кто-нибудь храбрый, чтобы его изменить. Мы и гадаем, не ты ли этот кто-нибудь.

– Я бы лучше изменил прошлое, чем будущее, – сказал Кит. – Хочу вернуть родителей.

Крысиный Король вздохнул – сотня вонючих выдохов.

– Трогательно, – сказал один голосок.

– Прекрасно, – отозвался другой.

– Но невозможно, – произнес общий голос. – Прошлое такая же часть тебя, как хвост. Оно следует за тобой и позволяет держать равновесие, но не способно вести тебя вперед. Однако есть другие создания с другими родителями, которые погибнут, если война придет в Вывихнутый переулок. Ты можешь избавить их прошлое от появления таких же ран, как у тебя. Хочешь помочь этим другим?

– Конечно, – без колебаний ответил Кит.

– Он добр, – сказал один голос.

– Он храбр и добр, – отозвался другой.

– Попкорн, – произнес третий.

– Потом пожрем! – заорал еще один. – Время на исходе!

– Время для чего? – спросил Кит.

– Не перебивай нас, пока мы думаем! – гаркнул Крысиный Король.

– Извините, – сказал Кит. – Но вам правда надо перестать говорить загадками. – Он вынул из кошелька камень и протянул его в тень. – Не могли бы вы просто объяснить мне, что это такое, чтобы я мог выполнить то, что обещал маме?

Массивное тело Крысиного Короля задвигалось. Оно обступило широким полукругом край лунного света и сунуло мордочки в сияние, нависнув над Китом. Две сотни горящих красных глаз уставились на него, две сотни острых крысиных резцов сверкали на сотне ощетинившихся бурых, черных, белых и серых мордочек, и каждая из этих мордочек казалась безумной.

– След Азбана! – прошипел Крысиный Король.

– Ну да, – подтвердил Кит, чье терпение в отношении Крысиного Короля истончилось до последней щетинки. – Можете сказать мне что-нибудь, чего бы я не знал?

– Этот отпечаток оставил Азбан, чтобы отметить место, где Кость Согласия была спрятана для будущих поколений. – Король сделал театральную паузу, но Кит просто ждал. Притоптывая лапой.

– Он не охнул, – сказала одна крыса.

– Он не ахнул, – поддакнула вторая.

– Ничего не смыслит в драмах, – вмешалась третья. – Просто скажите ему остальное.

– Давным-давно, когда Первые Люди ушли и Новые Люди построили свой город, они привезли с собой своих домашних питомцев, – продолжал Крысиный Король. – Собак, и кошек, и птиц, которым по-людски удобнее, чем по-звериному. Новые Люди давным-давно позабыли наши языки, им нет дела до наших сообществ. Но их питомцы все помнили. И питомцы боялись, что Дикие, жившие людскими объедками и отбросами, разрушат их уютные жизни, восстановив Людей против животных. Поэтому они попытались избавить город от нашего племени, убивая крыс и мышей, енотов и кроликов, оленей и медведей, и кабанов, и ястребов, и голубей, и всех прочих, когда могли отыскать. Кошки вскоре присоединились к ним, и нас едва-едва не уничтожили.

Но дикие создания объединились, дали отпор, и великая битва бушевала годами, и много было павших с обеих сторон. Дикие боялись, что все потеряно, и потому подписали договор. Они могли жить в потаенных местах людских городов, в скрытых закоулках и темных углах типа Вывихнутого переулка на протяжении семисот семи сезонов. Когда семьсот семь сезонов истекут, они отправятся в изгнание и отдадут людским питомцам все земли, что лежат рядом с Людьми.

Сделку скрепили, и Дикие с Безблохими зажили во временном перемирии.

– Пока срок договора не истек, – сказал Кит.

– Да, в этом самом сезоне, – подтвердил Крысиный Король. – Но ходят слухи о тайной сделке, заключенной в давние времена Азбаном и Брутом, Князем Псов, который был гордостью людского мэра. Енот и пес играли в карты ночь, день и еще ночь и еще немного после. Два солнца и три луны играли они, Азбан ставил все, чем владели Дикие, пока наконец не предложил последнюю ставку: право на Вывихнутый переулок на вечные времена, чтобы Дикие навсегда освободились от Безблохих.

Разумеется, Брут, все время выигрывавший, согласился, и Азбан призвал мышей, чтобы скрепить договор. Они написали его на берцовой кости могучего лося, и Азбан, который с самого начала все спланировал, выиграл последнюю ставку. Брут впал в ярость, обвинил Азбана в жульничестве. Большой пес разнес комнату и едва не поубивал всех присутствовавших, да только храбрый енот удрал от наступавшего ему на пятки Брута и спрятал Кость там, где Брут не мог ее достать: слишком глубоко, чтобы копать, слишком высоко, чтобы достать, в клетке железного света и запер на тройки.

– В клетке железного света? А это-то что значит? – спросил Кит, но Крысиный Король не обратил на него внимания, захваченный потоком рассказа.

– Азбан поклялся псу, что до истечения семи сотен семи сезонов один из его племени явится и представит доказательство того, что всем зверям следует жить бок о бок в мире.

И вот почему еноты в городе всегда копались и ковырялись, ища Кость, подписанную их предком. Вот почему твои родители отдали жизнь, чтобы найти ее, и вот почему ты должен следовать за этим отпечатком туда, куда он ведет, чтобы найти Кость до того, как последний сезон истечет.

Снова воцарилось молчание, и Кит долго и крепко думал о своем предке и о родителях и о вставшей теперь перед ним задаче. Наконец он задал вопрос, который следовало задать с самого начала:

– Так куда же ведет след? Что слишком глубоко, чтобы копать, и слишком высоко, чтобы достать, что в клетке железного света и заперто на тройки?

– Никакого терпения у него, – сказала одна крыса.

– Никакого почтения к авторитетам! – сказала другая.

– Чем скорее он уйдет, тем скорее мы поедим, – сказала третья.

– Мы не знаем, что означают эти слова, – сказал Крысиный Король. – Азбан обожал шарады. Но изображение на этом камне рядом с отпечатком, это людская отметина, нанесенная молодой особью в годы не столь давние, как времена Азбана. Людской молодняк иногда метит территорию краской, как волки метят струей. Они называют это «граффити». Мы видели эту отметку раньше в наших странствиях. Она из темного и опасного места под городом.

– Под городом? – сглотнул Кит.

– Коллектор, – пояснил Крысиный Король. – Более опасного места не сыскать. Там рыщет голодная тварь, пожирая плоть всякого, кто ступит на ее территорию… но именно туда ведет этот след, храбрый Кит, и именно туда тебе придется отправиться. – Крысиный Король опасно высоко навис над Китовой головой. – Будь храбрым и измени будущее, – провозгласили все его голоса. – Или будь боязлив и повтори прошлое. Только тебе решать.

Крысиный Король быстро отхлынул в дыру в дальней стене бассейна и исчез так же внезапно, как и появился. Кит остался один в круге лунного света, среди скелетов поколений царственных крыс. Просто поразительно, как все эти крысы ухитрялись столько помнить, поразительно, как память работала, словно магия, способная вернуть к жизни отдаленное прошлое и осветить путь в будущее. Он жалел, что его собственная память не настолько хороша. Он обнаружил, что с трудом припоминает, как выглядела его собственная мать.

И еще кое-что он забыл, дошло до Кита.

– О нет! Ваше… э-э-э… величество! Я забыл вам кое-что сказать! – крикнул он в темноту. – Эйни из Гнезда на Ломаном Перекрестке передает свои извинения. – Голос его звенел эхом. Он не знал, слышал ли его Крысиный Король, да и слушал ли он вообще.

Но после долгого молчания один крысиный голос прошептал в ответ:

– Скажи ей, мама прощает ее.

– Мама? – опешил Кит.

У него отвисла челюсть.

Ну конечно.

Неудивительно, что Эйни так расстраивалась из-за Крысиного Короля. Эйнина мама присоединилась к Крысиному Королю. Вот почему у Эйни вроде бы не было семьи. Вот почему Эйни жила в убогих закоулках Вывихнутого переулка.

Он хотел задать одинокому голосу еще один вопрос, но его перебила другая крыса.

– Хочу попкорна, – сказала она, и все существо ушуршало глубоко в осыпающиеся стены, куда Кит не посмел за ним последовать.

Глава восемнадцатая

Крыса действия

У Кита в голове пылало столько мыслей, что он опасался подпалить себе мех. И как прикажете лезть в коллектор, если там водится опасная зверюга? И как, оказавшись там, найти то место, откуда откололся этот отпечаток? И самое непонятное: что он скажет Эйни, когда снова увидит ее?

Получается, Эйни такая же сирота, как и Кит, – в каком-то смысле. В самом странном из возможных смыслов. Ее мать жива, но выбрала больше не быть ее матерью. Как можно жить после такого? Кит благоговел перед Эйни. Пусть она маленькая, но силы в ней столько, что Кит и мерить не сунулся бы.

Размышляя о ней, он услышал внезапный и безошибочно узнаваемый щелчок захлопнувшейся ловушки.

– Черт! Во имя всего!.. – заорала Эйни.

Кит высунул голову из-за угла и увидел, как белая крыса обнюхивает клетку из проволочной сетки, сомкнувшуюся вокруг нее. Маленькие розовые лапки трясли дверцу скорее рассерженно, нежели испуганно.

– Помощь нужна? – предложил Кит как можно мягче.

– Нет, я обожаю попадать в дурацкие ловушки дважды за ночь, – проворчала она.

Кит ощупал окрестности на предмет отпускающего рычага. Подобные ловушки всегда имели такой рычаг, чтобы Люди могли открыть их и поставить заново после использования. Снаружи это было легче легкого. Если бы только мама попала именно в такую ловушку…

Но Крысиный Король прав. Прошлое прошло, и его не переделать.

Он оттянул рычаг обеими лапами, и дверца ловушки отпала. Эйни вышла наружу.

– Спасибо, Кит. – Она пожала ему лапу.

– Ну, я передал Крысиному Королю, что ты просила, – сказал он.

– Знаю, – отозвалась Эйни. – Я слушала.

– Карманник и перехватчик? – рассмеялся Кит. – Ну и темная ты личность, Эйни.

Эйни улыбнулась:

– Ужасно непорядочная.

– Так… твоя… мама?

– Ага. – Эйни шмыгнула носом. – Она ушла к Крысиному Королю, когда я была маленькая. Это семейная традиция. И ее мама ушла, и мама ее мамы. Я тоже училась, чтобы вступить туда, но… не знаю. Я делала это, только чтобы снова увидеть маму. Но я не такая, как она. Я не хотела быть частью Крысиного Короля. Я своя собственная крыса, понимаешь? Я не хотела быть просто одной из сотни пар глаз, одной мыслью из сотни мыслей. Мне хотелось иметь свой собственный голос.

– Ну, вроде бы круто быть частью чего-то такого древнего и мудрого, – заметил Кит.

– Мудрого? – фыркнула Эйни. – Крысиный Король не мудр. Разве толпа может быть мудрой?

– Но он знал все про Кость Согласия…

– Будь он действительно мудр, он знал бы, что с ней делать, – возразила Эйни. – Знать и делать – совершенно разные вещи. Я вот делатель. – Она смерила Кита взглядом. – И ты, по-моему, тоже.

Кит кивнул:

– Если я найду Кость и так помогу хоть кому-то не потерять родных, тогда именно это я и хочу сделать.

– От воя до щелчка, – сказала Эйни.

Кит посмотрел на разверстую ловушку перед ними.

– Ну, со щелчками ты уже разобралась… давай теперь заставим домашних питомцев взвыть.

Эйни последовала за Китом обратно через все здание, тщательно ступая след в след. Ее белый силуэт на фоне его серого казался призрачным.

Как раз перед тем, как выйти обратно на лунный свет, крыска пропустила Кита вперед. А сама обернулась в сторону дома Крысиного Короля и громко и четко произнесла в темноту, надеясь, что одна из сотни пар настороженных ушей услышит:

– Пока, мам. Я люблю тебя.

Эйни поспешила наружу и вбежала прямо в кольца пылающего жаждой мести удава.

Глава девятнадцатая

Босс заключает пари

– Как ссславно всссстретить васссс сссснова, – зашипел на нее Бэзил.

Братья Чернохвосты прижали Кита к стене вилкой, а еще двое из Бешеных Шельм, бродячие псы с Мусорного рынка, оскалив зубы, не подпускали к нему Мартина.

– Не стоило тебе кидать нас с выигрышем, – попенял Киту Шин Чернохвост. – И заманивать нас в эту шину не стоило.

– Ужасно так обращаться с родичами, – добавил Флинн. – И еще хуже обращаться так с Шельмами. Нам надо поддерживать репутацию.

– Репутацию жуликов, воров и громил, – насмешливо уточнил Мартин. – Вам должно быть стыдно – грабите своих же соплеменников, когда Безблохие угрожают нам всем!

– Да-да-да, – проворчал Шин. – Мы уже слышали твои нравоучения, мыш. Береги уловки для мышеловки.

– Лихо сказано! – Флинн хлопнул брата пятерней. – А теперь мы отведем вас к боссу и посмотрим, удастся ли сделать из вас – тебя, твоей подружки и твоего паршивого болтуна-дядюшки – пример.

– Пример? – сглотнул Кит.

– О да-а-а-а, – прошипел Бэзил. – Вывиххххнутый переулок не может сссчитать Бешшшеных Шшшельм такими сссслабыми, что иххх и детенышшшш обдурит. Нельзззя нам пакоссстить бессс поссследствий.

– А ваши последствия будут очень, очень болезненными, – сказал Шин.

– Ну разумеется, будут, – отозвался Кит, к этому моменту уже до скуки привыкший к угрозам.

* * *

Босс Бешеных Шельм обитал в конце Вывихнутого переулка в заброшенном фургоне. Давным-давно Люди водрузили его на шлакоблоки, да и забыли. Снаружи он выглядел ржавой кучей с деревянными щитами вместо окон, а крыша заросла плющом.

Однако внутри это был дворец хищников. Задрапированные лоскутьями ворованных тканей стены, роскошные гнезда для спанья, украшенные лентами, и монетами, и всевозможными крадеными штучками и безделушками.

Босс обитал в кабине за бисерной занавеской, в пластиковом бассейне, наполненном прохладной, чистой водой, натасканной из людских домов. Он нежился в воде или на песке, насыпанном вокруг бассейна. Песок также приволокли с какого-то дальнего пляжа его верные приспешники.

Никто не знал, сколько боссу лет и сколько он уже пробыл боссом вообще. На самом деле никто о нем толком ничего не знал, кроме того, что он черепаха и что первое свое состояние он сделал на договорных птичьих боях и спекуляциях. Одни говорили, что он сбежал из зоомагазина еще детенышем, другие, что он родился в коллекторе, а некоторые, что он явился из солнечной страны на юге и прибыл в город еще до того, как людские здания рассекли небо на осколки.

Но по нескольким пунктам все рассказы о боссе сходились: он был стар, тверд как камень и безжалостен. У него бывали враги, но бывали они недолго.

– Так что не пытайся умолять о милосердии, – сказал Киту Шин, подталкивая его к занавеске. – Не дождешься.

Два ярко-зеленых попугая захлопали крыльями и раздвинули занавеску, чтобы Кит мог войти. Он ступил на мягкий песок, окружавший розовый пластиковый бассейн, и увидел дядю Рика в металлической клетке для птиц.

– Не трогайте мальчика! – закричал дядя при виде Кита. – Он ни в чем не виноват!

– Не виноват? – воскликнул Флинн Чернохвост. – Он проиграл и, вместо того чтобы заплатить, швырнул нас на рельсы!

– Вы обдурили его, он обдурил вас, – ответил дядя Рик. – Таков подход Диких.

– Не… наш… подход, – медленно произнес из воды скрипучий старый голос.

Над краем бассейна показалась морщинистая черепашья голова и уставилась на Кита. Бледно-зеленая морда обвисла, глаза прикрывали тяжелые веки. Черепаха казалась сонной и не особенно зловещей.

– Это верно, – сказал Шин. – Здесь мы дурим.

А Флинн добавил:

– А нас не дурят.

– Парня придетссся проучить, – заявил Бэзил.

– Да… – согласился босс. – Он получит… урок.

– Нет, – охнул дядя Рик. – Только не урок.

– Да, – покивала черепаха. – Пора позвать… Учителя.

Эйни ахнула:

– Так нельзя. Это же не…

Бэзил сдавил ее крепче, так что больше она не могла издать ни звука, хотя рот ее сложился в крик.

– Погодите, что? – Кит посмотрела на черепаху. – А учитель кто?

– Ах, мой мальчик, я Учитель. – Из бардачка выкатился маленький дикобраз в галстуке-бабочке. На спине он нес ранец, который аккуратно снял и поставил на пол перед собой. – Счастлив познакомиться с тобой, Кит.

Дикобраз протянул лапу для пожатия, и Флинн ткнул Кита в спину вилкой, чтобы тот ответил. Енот пожал лапу дикобразу.

– Ты учитель? – удивился Кит, оглядываясь на Эйни, беспомощно извивавшуюся в кольцах удава.

Дядя в клетке свернулся клубком и тихо всхлипывал. Мартин стоял, дерзко сложив лапки на груди, но нервно стрелял глазами-бусинками по сторонам.

– Боюсь, урок для тебя будет долгим, Кит, и он тебе не понравится. Начнем?

Шин сгреб Кита сзади и заломил ему передние лапы. Дикобраз выдернул у себя из бока иглу и проверил ее остроту, затем шагнул к Киту, постукивая блестящим концом иглы по носу.

– Что сначала протыкать, уши или нос?

– Я ни за что… не позволил бы себе… указывать тебе… как делать твою работу, – отозвался босс. – Прошу лишь… чтоб его вопли… разнеслись окрест. Урок для всех… в Вывихнутом переулке… чтоб слышали… и боялись.

Кит оглянулся в поисках помощи, но увидел только безжалостные взгляды Бешеных Шельм. Здесь присутствовали и жуткая жаба, пытавшаяся продать ему оружие, и горностай, подначивший его сделать ту несчастную ставку в игре в скорлупки. Тощий голубь из пекарни Анселя, Сизый Нед, клевал крошки с тарелки и краем глаза наблюдал за Китом. Черепаха лениво выбралась из бассейна, чтобы понежиться на песке, пока Кита пытают. Дядя Рик сидел в клетке; Мартина сдерживали два оскаленных пса, а Эйни не могла пошевельнуться в безжалостных объятиях удава.

Спасать Кита было некому, кроме самого Кита.

Он почувствовал прикосновение острого конца дикобразовой иглы к мордочке.

– Начнем с носа, – сказал Учитель.

– Погодите! – воскликнул Кит. – Я знаю, Безблохие намерены вышвырнуть вас всех из переулка пинком под зад, но я могу их остановить. Я могу отыскать Кость Согласия.

Звери умолкли. Босс наклонил голову, а затем разразился смехом. Остальные Шельмы заржали следом.

– Это правда! – крикнул Кит, перекрывая их смех. – Я был у Крысиного Короля.

– Крысиный Король… сумасшедший, – сказал босс.

– Крысиный Король обладает… э-э-э… – Кит подыскивал слово. – Чувством перспективы. Он видит и помнит больше, чем кто бы то ни было!

– Хочешь бесплатный совет, парень? – отозвался босс и выдал совет, не дожидаясь Китова согласия. – Никогда не доверяй крысиному гнезду. Если сотня крыс имеет одинаковое мнение по какому-то поводу, не сомневайся, они спятили. Ничто в этом мире не может быть верно для сотни существ. Мы созданы индивидами, Кит, которые делают, что хотят, и думают, что хотят, и получают, что хотят, пока кто-то другой не заберет это у нас.

– Но если вы не дадите мне отыскать Кость Согласия, все дикие звери, кто живет здесь, пострадают.

Черепаха вытянула из-под панциря длинную шею.

– Что ж, похоже, ты будешь первым. – Босс кивнул дикобразу, чтобы тот начинал пытку.

– Шлейку, значит, любишь?! – заорал Кит.

На сей раз банда смеяться не стала. В кабине сделалось так тихо, что можно было бы услышать, как кашляет крот на другом конце света.

– Ты никак меня шлейколюбом назвал? – рявкнула черепаха.

– Ох, допрыгался ты, парень, – пробормотал Учитель и поправил галстук.

– Ты и есть шлейколюб! – снова заорал Кит. – Я мог бы доказать, что эта земля принадлежит Диким, а ты, вместо того чтобы слушать, делаешь за Безблохих грязную работу! Да ты хуже домашнего питомца. Ты старый тупой вонючий шлейколюб!

Все взгляды переметнулись с Кита на черепаху, чья бледно-зеленая морда сделалась еще бледнее и зеленее. После паузы, тянувшейся дольше зимы и вдвое холоднее, черепаха заговорила.

– Храбрые слова для такого молодого зверя. – Скорость речи у него вдруг сделалась нормальной. Вся эта медлительность была лишь маской, которая свалилась, стоило ему разозлиться. – Мне нужны доказательства. Откуда я знаю, что тебе по силам сделать то, о чем ты говоришь?

– Я рассказал тебе, что говорил Крысиный Король, – ответил Кит.

– Слова не доказательство, – возразила черепаха. – Слова дешевы как пыль и столь же бесплодны. Любой пользуется словами, чтобы говорить, что хочет. Но дела, Кит, дела – штука редкая. И дела не лгут. Сделанное дело – противовес лжи. Оставь слова мышам. Мир создан делами. – Босс откашлялся. – Предлагаю новое пари. Если выиграешь, уйдешь свободно вместе с друзьями. Проиграешь – я убью вас всех.

– Но мы и так можем их всех убить, босс, – возразил Шин. – Без всяких пари!

– Заткни пасть! – рявкнула на него черепаха. – Я не с тобой разговариваю. Что скажешь, Кит?

– А что за пари? Я не могу согласиться, пока не знаю, в чем оно заключается.

– Все просто, – ответила черепаха. – Ты спускаешься в коллектор и до рассвета приносишь мне оттуда Кость Согласия. Сумеешь – я отпущу своих друзей. Не сумеешь, ну… школа открыта.

Дикобраз постучал иглой Киту по носу и злорадно ухмыльнулся.

Черепаха ждала Китова ответа. Все ждали.

– А там правда чудовище водится? – спросил Кит.

– Разумеется, нет, – рассмеялась черепаха. – Это всего лишь Гейл.

Кит с облегчением выдохнул.

– Хотя Гейл таки аллигатор, – добавил босс. – Самый большой аллигатор, когда-либо обитавший в коллекторе под Рассеченным Небом.

– Аллигатор? – поперхнулся Кит.

– И презлющий, – заверила черепаха. – Лучше ступай, Кит… оглянуться не успеешь, как петух пропоет отбой.

Глава двадцатая

Зубастое чудище

Братья Чернохвосты вели Кита ко входу в коллектор возле рельс, всю дорогу насмехаясь над ним.

– Ты когда-нибудь аллигатора-то видел, мой юный друг? – спрашивал Шин.

– Зубы острее солнечного света, – поддакивал Флинн. – А укус так стремителен, что тебе голову отхватит, а лапы дальше пойдут.

– Не пугай парня, братец, – с издевкой говорил Шин. – Аллигаторы чуют страх. Ты же не боишься гигантских зубов, что таятся под жижей в трубах, а, Кит? Ты же не боишься громадных челюстей и ужасных клыков, правда, ты, идиот кроторылый?

Шин с братцем смеялись и смеялись.

– Заткнулись бы вы оба, а? – проворчал Кит, не сбавляя шага.

Лиловая ночь уже начинала наливаться красным, и Кит понимал, что утро не за горами. Он отнюдь не рвался спускаться в гибельное подземелье, но, по крайней мере, это избавит его от двух енотов-сквернословов.

– Глянь-ка, а Кит-то боится, – снова завел Флинн. – Ой, мамочки. Ну, теперь его точно съедят.

– Так ему и надо за то, что он с нами сделал, – подхватил Шин. – А мы-то просто пытались по-дружески сыграть с ним в азартную игру.

– Как говаривала наша маменька, – добавил Флинн, – в игре на везенье теряешь терпенье, а в игре на удачу…

– …и штаны в придачу! – закончил стишок Шин.

Кит изо всех сил старался не обращать внимания на болтовню братьев остаток пути к решетке коллектора. Это была ничем не примечательная дыра в земле. Куски мусора и листья забили отверстия решетки, и Киту пришлось разгребать гнилую кучу лапами, а братья Чернохвосты стояли и смотрели.

Расчистив просвет, достаточный, чтобы просочиться внутрь, Кит снял кепочку и положил ее возле дыры. А то еще потеряется внизу.

– Если не выберусь, не могли бы вы передать ее Эйни? – спросил он.

Шин Чернохвост навис над ним:

– Мы продадим твою кепку птицам на украшение для гнезда.

– Ну и сволочи вы, парни, – отозвался Кит и стал спускаться в дыру.

– Скажи Гейл, чтобы голову твою сберегла, – прорычал Флинн. – Нам бы хотелось повесить ее у себя на стене!

– Она бы отлично смотрелась у нас на стене, – поддакнул Шин.

– Я ж только что сказал, что нам бы хотелось повесить ее к себе на стену, – надулся Флинн. – Чего повторяешь?

Пока братцы препирались, Кит полностью пролез в дыру и, отпустив лапы, полетел вниз в сумрачные воды навстречу таившимся под их поверхностью опасностям.

* * *

В коллекторе оказалось прохладно и темно, а ласковый лунный свет остался далеко-далеко вверху. Кит втянул носом затхлый воздух. Тот пах дождевой водой, мочой, старым латуком, сваренным вместе с заношенными носками, и гниющими стоками миллионов душ, обитающих наверху. От таких ароматов иного бы наизнанку вывернуло, но для енота, обожавшего мусорную запеканку, запах неприятным не был.

Однако шерсть у Кита встала дыбом от страха. Поди пойми в этом вонючем тумане, не вынюхивает ли тебя гигантская рептилия.

Он вброд добрался до края медленно текущей воды и выбрался на каменную бровку. Пересечения труб над головой образовали целую паутину. Они несли воду из людских домов. Люди понятия не имели, что глубоко у них под ногами маленький енот в лоскутной курточке держит в своих крошечных черных лапках судьбу всех диких обитателей города.

Кит отряхнулся и выжал шерсть. Подземная река была забита листьями и илом, огромными комьями полиэтиленовых пакетов и прочим мусором. Украдкой пробираясь вдоль нее, он то и дело огибал гигантские кучи отбросов. Тут были и сломанные игрушки, и пластиковые подносы, и больше мячиков, чем он мог сосчитать. Кит походя пнул в реку футбольный мяч, и всплеск отдался у него в ушах грохотом грома.

Енот застыл, боясь, что даже малейший шум может известить аллигатора о его присутствии. Он наблюдал, как мяч выскочил на поверхность, проплыл немного, а затем безнадежно запутался в мешанине полиэтиленовых мешков и печально завис у противоположного берега искусственной реки. Кит сообразил, что мешки представляют не меньшую опасность, чем любая металлическая ловушка. Надо постараться не запутаться в них самому. Иначе он станет легкой добычей для чудища.

Кит двинулся в одном направлении, засомневался, свернул в другую сторону. Уши у него вертелись, как локаторы, силясь уловить случайный всплеск или неуместную рябь в воде, хотя он и понимал, что, когда услышит атаку аллигатора, будет уже поздно.

Он остановился и постукал пальцами по стене, гадая, как же отыскать одно конкретное место в громадной сети туннелей. Внезапно его пальцы замерли, и он взглянул вверх. Всю стену покрывало многоцветное граффити. И противоположную тоже.

Он вытащил камешек из кармана и поднес его к стене. Цвета не совпадали. Это было не то место, но теперь он знал, что искать. В одной из фресок найдется недостающее место, откуда откололся След Азбана.

Он пустился бегом вдоль реки, держа камень на весу и сравнивая его с завитками и вихрями, оставленными бессчетными поколениями юных художников, которым хватало храбрости спуститься в коллектор до него. Чем дальше он бежал, тем больше отчаивался. Ни одно из полотен не подходило к осколку у него в лапе. Лица, и цветовые пятна, и сцены, и слова, но ни единого отпечатка лапы. Кит прокрутил в голове загадку Азбана: слишком глубоко – не выкопать, слишком высоко – не достать, в клетке железного света и заперто на тройки, – но ни на шаг не приблизился к ее пониманию. Самому ему это место в жизни не найти.

Что ж, здесь точно водится зверь, который знает каждую кляксу и мазок краски в подземных краях. Просто надо придумать, как заставить это создание ему помочь, вместо того чтобы сожрать.

Кит набрал побольше воздуха и засвистел. Но ничего не произошло, тогда он запел как можно громче:

– Вот-вот-вот, вот-вот-вот сочный толстенький енот; динь-динь-динь, динь-динь-динь, здесь внизу совсем один.

Он перестал петь и прислушался. Слышалось мягкое журчание воды, кап-кап-кап из труб и неумолчный шорох полиэтиленовой путанки в течении. Острые глаза видели только реку и плывущий по ее поверхности мусор. Вот только один странный кусок мусора не плыл. Река двигалась, а он стоял на месте.

Он был коричневый и узловатый, словно отломанная дубовая ветка.

Но только никаких дубов, от которых могла отломиться ветка, в коллекторе не росло, да и у веток обычно не бывает двух желтых глаз, моргающих в темноте.

– Я вижу, что ты меня видишь, – сказала аллигаторша, поднимая голову над водой. Голос у нее был глубокий, как сам коллектор, и плавный, как вода вокруг. – Если попытаешься бежать или шевельнуть хоть волоском на хвосте, я проглочу тебя на месте. – Длинная морда расплылась в зубастой улыбке. – А теперь скажи мне, енот, кто ты и что ты делаешь здесь, внизу?

– Я… я Кит, – сказал Кит. – И я хотел тебя найти.

– Найти меня? – ахнула аллигаторша. – Никто никогда не хочет найти меня. На самом деле, когда кто-то меня таки находит, это бывает последняя находка в его жизни. Разве ты этого не знаешь? Я Смерть, Разрушение и Отчаяние!

Рептилия откинула голову, взметнув из воды гигантское тело, и разинула пасть так широко, что Кит мог бы встать на цыпочки у нее на языке, вытянуть лапы и все равно не коснуться нёба.

– Я думал, тебя зовут Гейл.

– А, ну да. Я Гейл, но еще я… – Она откашлялась и заорала так громко, что вода вокруг нее пошла рябью: – Смерть, Разрушение и Отчаяние!

– Ладно, – согласился Кит, изображая безразличие. – Однако, можно, я буду звать тебя просто Гейл? Так гораздо короче.

– Зови меня как хочешь, – ответила Гейл. – Недолго тебе звать меня.

– Недолго? Почему?

– Потому что я тебя съем!

– Меня? Ты собираешься меня съесть? – Кит указал на себя лапой. – Но меня не хватит на обед.

– Будешь закуской.

– Что-то неохота.

– Очень жаль!

Она бросилась на Кита, захлопнув челюсти на вылете из воды. Кит увернулся, и в зубах у Гейл остался лишь клочок шерсти из хвоста. Место, откуда она его выдрала, саднило, но от шерсти аллигаторша закашлялась. Кит побежал, и Гейл погналась за ним по каменной бровке вдоль реки. Он свернул за угол, а Гейл стрелой вонзилась обратно в воду.

Плыла она с невероятной скоростью. Обогнав Кита, она выпрыгнула из воды и распахнула пасть прямо перед ним. Кит резко затормозил и юркнул в ближайший проем, другой рукав подземной реки, куда аллигаторша тут же нырнула.

– Тебе не уйти, Кит! Я слопаю тебя вместе с костями!

– Пожалуйста, не надо! – прокричал в ответ Кит. – Мне нравятся мои кости. На самом деле я намерен унести отсюда на одну кость больше, чем то количество, с которым пришел.

– Многие пытались отыскать Кость Согласия! – проорала ему вслед Гейл. – Я их съела!

Кит бежал так быстро, как могли нести его четыре лапы. Он видел, что впереди река проходит сквозь металлическую решетку. Прутья отстояли достаточно далеко друг от друга, чтобы он пролез, но слишком тесно для аллигатора.

Он нырнул сквозь решетку, как раз когда челюсти Гейл попытались выхватить его из воздуха. Она врезалась чешуйчатой мордой в твердый металл, вскинула голову над водой и в бешенстве уставилась на Кита.

– Трус, – бросила она. – Вылезай оттуда и будь съеден.

Кит оглянулся через плечо на туннель за спиной. Можно бежать, но тогда он в жизни не найдет то, что ищет.

– Слушай, – сказал он, – у нас проблема. Каждый из нас обладает тем, что нужно другому. Ты хочешь меня съесть, а я хочу увидеть картинку, из которой это вывалилось. – Он поднял камень со Следом Азбана так, чтобы ей было видно.

– Ты поклонник изящных искусств? – Гейл на миг призадумалась.

– Конечно… – соврал Кит.

– Видишь ли, я, до некоторой степени, тоже ценитель художественных произведений, – продолжала Гейл. – Стены в этом коллекторе представляют собой прекраснейшее в мире собрание так называемых граффити. Но никто никогда не приходит оценить мою коллекцию по достоинству.

– Но, э-э-э… разве ты не съедаешь их до того, как у них появится шанс это сделать?

– Иногда я съедаю их потом. Думаешь, именно поэтому они перестали приходить?

– Думаю, да, – ответил Кит. – Так ты знаешь, где находится остальная часть картины?

– Разумеется, – сказала Гейл. – Но зачем я буду ее показывать?

– Ну, пока я по другую сторону решетки, тебе меня не съесть, а мне не найти эту картину без твоей помощи. Почему бы нам не договориться?

– Если я покажу тебе картину, то смогу после тебя съесть? – уточнила Гейл.

Кит ухмыльнулся – теперь хищница у него в лапах. Она была сильнее его, но он был умнее, и – спасибо братьям Чернохвостам – теперь Кит знал, что в Вывихнутом переулке никто честно не играет. Он и сам не собирался и не рассчитывал, что так поведет себя Гейл.

– Что ж, годится. Похоже, обмен справедливый. Если ты сумеешь меня прожевать. Я не хочу, чтобы меня глотали целиком.

– Конечно, я сумею тебя прожевать! – воскликнула Гейл. – Посмотри на мои зубы! Они способны прожевать сотню енотов! Тысячу!

– Не знаю, – усомнился Кит. – Не выглядят твои зубы такими уж крепкими. Может, сделка и не состоится.

– У меня крепкие зубы! Выходи сюда и посмотришь, какие они крепкие.

Аллигаторша бешено молотила хвостом, разбрызгивая воду. Она рычала и щелкала могучими челюстями так сильно, что ее дыхание ерошило Киту мех. Она кусала металлические прутья, тянула и дергала, но, к вящему Китову облегчению, решетка устояла.

– Видишь? – сказал Кит. – Как ты прокусишь енота такими хилыми зубами? Спорим, тебе даже полиэтиленовый пакет не прокусить.

– А вот и прокусить, – завелась аллигаторша.

– А докажи, – поддел Кит. – Если сумеешь прокусить вон тот мешок у тебя за спиной, тогда я выйду и ты сможешь прокусить и меня тоже – после того как отведешь к картине, откуда отвалился След Азбана.

Гейл с минуту подумала. В ее желтых глазах замерцали хитрые огоньки, и она дважды моргнула в сторону, пока размышляла.

– Принято, – объявила она.

Глава двадцать первая

Потерянное и найденное

– Ладно, – сказал Кит и потянулся так, чтобы у Гейл потекли слюни при виде его пузика. Он видел голод в ее глазах – того-то ему и было надо. Трудно мыслить ясно, когда тебя снедает животная страсть. – Попробуй прокусить полиэтиленовый пакет.

Гейл замотала головой на мощной шее из стороны в сторону и захихикала:

– Глупый малыш. Это пари станет последним в твоей жизни.

Она бросилась в воду и скрылась под поверхностью. Все замерло. Все стихло.

Спустя мгновение аллигаторша взмыла из воды, сверкая чешуей и зубами, раздирая в клочья ворох полиэтиленовых мешков.

– Фидифь? Ха-ха! – победно вопила она. – Я рафпуфтила иф на квофки… фтой… пофему я фак гофорю?

Она снова замотала головой, пытаясь когтями содрать куски полиэтилена с зубов, но лапы у нее были слишком короткие, а полиэтилен слишком запутался. Язык у нее извивался, пытаясь вытолкнуть все истрепанные обрывки мешков, но чем больше она билась, тем больше запутывалась.

– Ойф! Феперь у меня и яфык фапуфалфя! – вскричала аллигаторша.

Она ухитрилась обмотать узел из обрывков полиэтилена вокруг языка и трех зубов, и чем больше извивалась, тем туже он затягивался. Спустя несколько минут хлопанья и плеска, воплей и стонов аллигаторша печально обмякла на камнях у воды, по ту сторону решетки. Она стонала.

– С тобой все в порядке, Гейл? – спросил Кит как можно более сочувственным тоном.

– Мрмм мрммм, мррммм, – отозвалась аллигаторша.

Она так запуталась в полиэтилене, что не могла даже открыть пасть. Она выдохнула горячий воздух из ноздрей и горестно заморгала на Кита. Жалость к себе скрутила ее не хуже полиэтилена.

– Крепко ты застряла, – сказал Кит. – Думаю, я мог бы тебе помочь.

Аллигаторша кивнула, затем снова распахнула глаза и заскулила. Но Кит ей не доверял.

– Что ж, я выиграл наше пари, так почему бы тебе сначала его не уважить, – произнес он, проскальзывая между прутьями и вставая рядом с понурой рептилией. – Покажи мне картину, а затем я развяжу тебе челюсти.

Аллигаторша мрачно кивнула и зашлепала по камням, хвост грустными зигзагами волочился за ней. Она не прыгнула обратно в воду, и Кит шел рядом с ней, не спуская глаз с ее пасти на случай, если ей удастся освободиться самой.

– Не расстраивайся, – говорил он. – Это все ради благого дела. Если я отыщу Кость Согласия, то смогу показать Безблохим, что дикие звери имеют право жить, где им угодно.

Гейл моргнула, что Кит принял за проявление понимания. Он шли по длинному канализационному туннелю и остановились перед кирпичной аркой, где вода не текла. Гейл прошла в арку первой, а Кит следом за ней.

Они стояли бок о бок в обширном пространстве, походившем на давно заброшенную железнодорожную станцию. Над покинутыми много лет назад рельсами нависала платформа. У них над головой свисали с потолка три старые люстры, оплетенные паутиной так густо, что исходная их форма уже не угадывалась. Лунный свет просачивался сквозь металлические решетки наверху, а по всем стенам раскинулась огромная фреска, цветные кляксы и завитки в манере сотни разных художников. Кит поднял камень – и точно, вон на дальней стене тот самый цвет и форма. Он побежал туда и нашел выщербленный кусок стены, как раз на высоте енотьего роста.

Он прижал камень ко впадине и приложил свою лапу к отпечатку лапы Азбана. Именно это место искали всю жизнь его папа и мама. Он чувствовал, как история связывает его с родителями и через них – с Первым Енотом и всем енотьим племенем.

– Ну вот, мам, – прошептал он. – Я его нашел.

– Ыый ы, – пробормотала Гейл сквозь стянутые полиэтиленом челюсти. – Ыыы эа.

Пока он Гейл не выпустит. Он проследил След Азбана вдоль стены и увидел почти полностью замазанный ярко-розовой краской другой след, а потом еще один, куда более старые, чем покрывавшая их краска.

Он последовал за отпечатками лап на стене вокруг, вверх и вниз, из стороны в сторону, повторяя путь своего далекого предка, пока не остановился возле фрески, разительно отличавшейся от других граффити. Цвета тут были тускло-коричневые, красные и зеленые, больше похожие на те, какими мог бы рисовать зверь, а не Человек. Изображение было грубое, но напоминало картинку с собакой, енотом и мышью из виденной Китом брошюры, только в стиле «палка-палка-огуречик». Его окружали крохотные мышиные и большие собачьи следы и те же изящные отпечатки енотьих лап, что привели его сюда. Звери на фреске играли в скорлупки. Брут хмурился, Азбан смеялся, а мыши-писари раскачивались на люстрах.

– Вот здесь-то Азбан и спрятал Кость, – объявил Кит.

Он постучал по стене, но она была сплошная. Посмотрел себе под ноги, но земля тоже была сплошная. Уму непостижимо, куда тут можно спрятать кость.

Слишком глубоко – не выкопать, слишком высоко – не достать, в клетке железного света и заперто на тройки.

Кит разбил загадку на части.

– Слишком глубоко, чтобы копать, – вслух прикинул он.

Гейл что-то промычала.

– Есть! – воскликнул Кит. – Мы слишком глубоко в коллекторе, чтобы сюда можно было докопаться.

Затем он указал на люстры.

– Они слишком высоко – не достать, даже если сто енотов встанут друг другу на плечи… и сделаны из железа, как на картинке. – Он постучал по стене. – Они излучают свет. Железный свет!

– Ммм вапт ны ойк? – промычала Гейл, и Кит расшифровал это как вопрос, занимавший и его самого: «Что значит „заперто на тройки“?»

Люстр было три, так что, возможно, Кость спрятана в одной из них… как в игре в скорлупки. Осталось угадать в которой.

Однако все наверняка не так просто. Крысиный Король упомянул, что Азбан любил фокусы, а Кит по опыту знал, что игра в скорлупки просто создана для обмана. Он решил провести испытания. Подобрал с пола осколок плитки, взвесил на лапе и запустил в ближайшую люстру.

Плитка пролетела сквозь паутину и с глухим стуком ударилась о металл на другой стороне. Мгновение ничего не происходило. А затем цепь, на которой железная люстра крепилась к потолку, заскрипела и с грохотом втянулась внутрь, и железные рожки канделябров защелкнулись, словно капкан.

Вниз посыпалась керамическая пыль. Плитку просто распылило. Окажись он там, наверху, в поисках Кости, его бы распылило точно так же.

– Полагаю, эта не годится, – заметил Кит. – Видимо, Кость спрятана в одной из двух оставшихся. Думаю, надо действовать методом исключения.

Он подобрал очередной кусок кафеля и зашвырнул в следующую люстру.

Ничего не произошло.

Он подобрал новый осколок и запустил в третью. И тут ноль эффекта.

Ничего не попишешь. Вторая ловушка должна быть иной. Вариантов масса – пики, клинки, яд. А шанс у него только один, и если он ошибется, неверный выбор, скорее всего, убьет его.

Кит принялся кружить сначала под одной люстрой, потом под другой, глядя вверх и размышляя. Нужна подсказка. Нужен какой-то намек на то, которая люстра правильная, а которая – смертельный капкан.

Он снова изучил рисунок. Брут указывал на пустую скорлупку, а Азбан хохотал. И тут Кит заметил, что орех зажат у енота в развилке между большим и указательным пальцем – ловкость лап!

Кит подумал об игре в скорлупки с братьями Чернохвостами. Он был так уверен в том, под которой скорлупкой спрятан орех, потому что был прав. Но как только он выбрал, Шин ухитрился тайком вытащить орех из-под скорлупы и подсунуть под другую. Он проиграл ровно в тот момент, когда выиграл. Ореха не было ни под одной из скорлупок – он был в лапе у енота.

Кит снова посмотрел вверх на люстры. И за ними, высоко-высоко в потолке заметил решетку, пропускавшую лунный свет. Решетка была железная, как клетка! Люстры были уловкой. Кость спрятана в решетке!

Но как туда забраться?

Он оглянулся на Гейл, все еще томившуюся в ловушке из полиэтиленовых пакетов и очень мрачную по этому поводу.

– Мне нужно, чтобы ты меня подбросила, – сказал Кит. Аллигаторша удивленно наклонила голову. – Я встану тебе на хвост, а ты подбросишь меня вон к той решетке. Я привяжу к лодыжке полиэтилен, и таким образом, когда я взлечу, мешки тоже размотаются.

Она засомневалась, но кивнула. А какой у нее был выбор?

Кит приступил к возне с полиэтиленом. Распустил его в определенных местах и привязал конец к своей лапе. Покончив с подготовкой, он кивнул Гейл, забрался ей на хвост и скомандовал:

– Пуск!

Гейл подбросила его. Сила ее хвоста зашвырнула его почти под самый потолок. Полиэтилен на его лодыжке затянулся туго, но обмотанные вокруг ее морды и застрявшие в зубах мешки за время полета разошлись и освободили алли-гаторшу.

Но она забросила его недостаточно высоко. Он летел прямо к люстре. Если он за нее не зацепится, то грянется прямо о твердый бетон внизу. Если ухватится, может сработать ловушка, которая его раздавит.

В голове звучал голос Эйни: «Выходишь за дверь и не знаешь, что случится в следующий миг».

Как она была права!

Кит пошире раскинул лапы, принял люстру в объятия и закачался вместе с ней. В нос набилась паутина. И тут он услышал звук разматывающейся цепи. Эта люстра была настроена на падение.

Бросив взгляд вниз, он увидел Гейл, поджидавшую его, широко разинув пасть.

Оттолкнувшись задними лапами, он перепрыгнул с одного железного светильника на другой, ухватившись передними лапами и закинув себя повыше. Предыдущая люстра вдребезги разлетелась о бетон. Переводить дух было некогда, потому что его вес активировал и третью ловушку. По цепи поползла струйка масла и заполнила узкие канальцы в каждом рожке люстры, включая тот, за который он держался. Мелькнула искра, и вспыхнуло пламя.

– Ай! – взвизгнул Кит.

Он отчаянно забил задними лапами, чтобы заставить весь пылающий капкан раскачиваться.

Мех на лапах затлел, голые черные ладошки обожгло, но он поднатужился, качнулся и, оттолкнувшись, полетел, словно белка-летяга, к лунному свету.

Кит вцепился пальцами в металлические прутья и подтянулся. По ту сторону решетки он увидел большую кость и разглядел чернильные отпечатки лап трех зверей: мыши, собаки и енота.

Он нашел Кость Согласия, как и обещал матери. Кит протянул свою маленькую лапку – она идеально вписалась в просвет между прутьями – и схватил добычу. Существо с лапами большего размера не смогло бы взять ее, а маленький зверек не сумел бы совершить прыжок, который удался ему. Кость была спрятана в идеальном месте для енота.

– Спасибо, Азбан, – прошептал Кит лунному свету, прижимая Кость к груди. Теперь надо просто вернуться с ней к Бешеным Шельмам… и избежать съедения в процессе.

Он бросил взгляд на кружившую далеко внизу аллигаторшу. Она громко щелкала зубами, разевая и захлопывая пасть. В свете пылающей люстры она казалась гигантской танцовщицей на фоне расписанной граффити стены.

– Ладно! – крикнула она. – Кость у тебя! А теперь я хочу есть!

Надо было придумать что-нибудь более вкусное, чем он сам, и предложить ей.

– Эй, Гейл, – позвал Кит, – как насчет иной сделки?

Аллигаторша перестала кружить и выжидательно замерла.

И тут Кит изложил ей совершенно новую идею. Слушая его предложение, рептилия хищно облизывалась.

Глава двадцать вторая

Правила меняются

– Слышь, братец. – Шин Чернохвост ухмылялся во всю физиономию. – Сколько надо енотов, чтобы отыскать Кость Согласия?

– Не знаю, братец. Сколько? – принял подачу Флинн.

– Никто не знает! – радостно завопил Шин, довольный удачной концовкой шутки. – Их всех съедают при попытке.

Чернохвосты согнулись пополам от хохота, но Эйни и дяде Рику шутка смешной вовсе не показалась. Они были заперты в отдельных клетках, подвешенных на блоках под потолком фургона над приборной доской, чтобы видно было всем громилам из Бешеных Шельм и прохожим снаружи, в Вывихнутом переулке.

Дядя Рик печально наблюдал, как кроличье семейство вскидывает свои скромные пожитки на спину и направляется к выходу из переулка. Из заплечных мешков торчали зеленые хвостики морковки. За ними семенили шесть юных ежиков вместе со стайкой бельчат из приюта «Пушистый хвост». Хорек-подросток нес новорожденного кротенка. Церковные мыши, заведовавшие сиротским приютом, шныряли вокруг детенышей, следя за тем, чтобы те не разбредались на пути в изгнание из Вывихнутого переулка.

– Разве ты не видишь, что происходит? – окликнул дядя Рик черепаху. – Все уходят. Они думают, что Безблохие их выгонят.

– Семьсот семь сезонов прошли, – ответила черепаха, даже не высунув головы из панциря. – Чего ты от меня тут хочешь?

– Дайте нам помочь Киту! – выкрикнула Эйни. – Если мы отыщем Кость Согласия, то сможем доказать, что это место принадлежит нам.

В тени панциря сверкнули черепашьи глаза.

– Уговор есть уговор. Если Кит найдет Кость сам, то мы посмотрим, что можно сделать насчет Безблохих. Если не найдет… что ж…

Рик взглянул на дикобраза внизу. Тот снова и снова топорщил и прижимал иглы, проверяя их остроту. Рик содрогнулся и бросил взгляд на дверь, надеясь, что Кит вернется, и одновременно боясь, что, даже если тот вернется, черепаха все равно станет их пытать – просто назло. Он бы не пробыл так долго боссом Бешеных Шельм, проигрывая споры с юными енотами.

Сизый Нед, по-прежнему расстроенный из-за столика в пекарне Анселя, уселся на рычаг передач и следил за Эйни и Риком, словно ястреб… ну или скорее как обиженный сердитый голубь.

– Спорим, теперь ты жалеешь, что согнал меня с места, а, Рик? – насмехался он над енотом.

– Я тут такая беспомощная! – Эйни потрясла прутья клетки. – Будь здесь Кит, он бы нас вызволил.

Рик покачал головой:

– Я бы тоже мог нас вызволить, юная леди. Любой енот, достойный полосок на своем хвосте, способен вскрыть замок, но что толку? Не думаю, что кто-то из нас в силах справиться со сворой шелудивых псов, дикобразом-убийцей и удавом.

Бэзил тихо посапывал, свернувшись в углу, но ухмыльнулся, чтобы показать, что слышал, что они говорят о нем.

– Ты забыл голубя, – добавил Сизый Нед. – Вам бы пришлось драться еще и со мной.

– Это бы труда не составило, – заметил Рик, впиваясь взглядом в птицу.

– Ты, негодяй конченый, брехун помоечный! – взъерошил перья голубь. – Мне не надо дожидаться Кита. Парень не вернется! А теперь я покажу тебе, что бывает, когда связываешься с этим конкретным голубем.

Нед снялся с ручки передач, взлетел на верхушку клетки и принялся клевать Рику уши сквозь прутья.

– Ай, перестань! – закричал Рик. – Слезь с меня!

Он размахивал лапами, но Нед перепархивал с места на место и клевался, тряся клетку и сбивая Рика с ног.

– Прекратить там, наверху! – высунул голову из панциря босс. – Черепаха не может думать в таком гаме.

– Он меня дразнит, – заявил Сизый Нед. – Он должен научиться уважать такую птицу, как я.

– Уважение надо заслужить, – сказала старая черепаха. – А такая птица, как ты, ни у кого его не заслужила.

Нед дернул крыльями, но промолчал. Голубю, препирающемуся с боссом-черепахой, подрежут крылья быстрее, чем комар поджарится на электромухобойке.

– Мы подождем, пока малыш вернется или пока солнце взойдет и спор окажется проигран, – продолжала черепаха. – До тех пор Рик и его подруга-крыса наши гости. А мы не клюем наших гостей.

– Думаешь, парень вернется, чтобы отдать Кость, босс? – спросил Бэзил.

Черепаха пожала плечами.

– Нет, не думаю, что он вернется, чтобы отдать Кость. – Босс посмотрел на Рика и улыбнулся. – Не думаю, что он вообще вернется. Даже если он отыщет искомое, Гейл не позволит такому лакомому кусочку уйти из коллектора живым.

Ровно в этот момент дверь с пугающим грохотом распахнулась.

– Ошибаешься, черепаха! – объявил Кит.

Небо только начало наливаться утренним светом, и шерсть его в дверном проеме приобрела красноватый оттенок. Собаки окружили его, втягивая носами запах сточных труб, приставший к мокрой шерсти.

– Гейл – очень рассудительная рептилия. – Он поднял вверх Кость. – И я выиграл.

– Как… как ты от нее ушел? – пролепетал Шин.

– Мы заключили сделку, – ответил Кит.

– Какого рода сделку? – подозрительно прищурился босс.

– Это касается меня и Гейл, – сказал Кит. – А теперь отпусти моих друзей.

Черепаха кивнула.

– Отлично сыграно, Кит, правда отлично! – Босс сделал знак Шину и Флинну. – Выпустите их.

– Но, босс! – хором возразили братья.

– Сделка есть сделка, – ответила черепаха. – Мы, Шельмы, свои долги платим.

Кит сверлил сердитым взглядом Шина и Флинна, пока те выпускали Эйни, Мартина и дядю Рика из клеток.

– И кепочку, пожалуйста.

Флинн заворчал, но вытащил кепку из бардачка и швырнул ее Киту.

Дядя Рик коснулся лапой подписи Азбана на Кости, которую держал Кит.

– Ты и вправду ее нашел, – прошептал он, глаза его наполнились изумлением. – Родители гордились бы тобой.

Кит улыбнулся.

– Мы можем показать это Безблохим, – сказал Мартин. – Мы можем показать им, что имеем право жить здесь вечно.

– Ну, это не наше дело, – сказал Кит. – Сделка есть сделка.

Он бросил Кость на песок перед черепахой.

– Нельзя отдавать им Кость! – запротестовал Мартин.

– Может, я и не в силах заставить всех остальных присутствующих держать свои обещания, но свое сдержу во что бы то ни стало, – ответил Кит. Он оглянулся на дядю. – Ты по-прежнему считаешь, что мама и папа гордились бы мной?

– Я это знаю, – ответил дядя Рик. – Ты енот слова, храбрый и ловкий. Чего еще желать?

– Чтобы этот енот не отдавал бесценные артефакты в лапы бандитам? – предположил Кит.

– Эй, – возразил черепаха. – Мы, знаешь ли, тоже тут живем. Что толку управлять округой, если Безблохие считают, что могут выкинуть нас отсюда? Эта Кость говорит, что мы можем остаться, и именно так мы и поступим.

Китов дядя обнял племянника.

– Видишь? – сказал он. – Ты все сделал правильно. А теперь, думаю, нам надо вернуться ко мне в квартирку и устроить себе заслуженный отдых. Эйни, уверен, твои родные гадают, куда ты подевалась.

– Э-э… да, конечно… – отозвалась Эйни.

– Тебе есть куда пойти, Эйни? – спросил Кит.

– Разумеется, есть! – рявкнула в ответ Эйни. – Большинство ночей я провожу с белками в старом театре.

– С танцующими белками? – Дядя Рик покачал головой. – Это не место для такой юной крыски, как ты.

Эйни пожала плечами:

– Мне нормально.

– Клянусь своими полосками! – воскликнул дядя Рик. – Сегодня ты ночуешь у нас. У меня есть уютная кушетка с чудным покрывалом из газет, там отлично спится.

Кит заметил, что Эйни стесняется и того и гляди отвергнет приглашение просто из гордости. С тех пор как он попал в переулок, Кит слышал, как всевозможные существа лгут по самым разным дурным причинам, поэтому решил соврать во благо.

– Ой, пожалуйста, останься с нами, – взмолился он. – Ты же мой единственный друг в этом городе, и мне будет одиноко без тебя.

Сказав это, он осознал, что не так уж и соврал, в конце концов.

– Ладно, – согласилась Эйни. – Пойду с вами… раз ты так настаиваешь.

Она явно испытала облегчение.

И как раз в этот момент откашлялся Бэзил.

– Иззззззвини, босссс, – прошипел он, – у меня плоххххие новоссссти.

– В чем дело, Бэзил? – проворчала черепаха.

– Я нашшшшел новую работу, видишшшшь ли, – ухмыльнулся удав. – Мой новый хозззззяин предложжжжил мне очень комфффортное помещщщщщение в домаххххх.

– В домах? – Черепаха с прищуром уставилась на своего головореза. – Ты имеешь в виду Безблохих?

– Да, – ответил Бэзил. – И мое первое ззззадание от ниххххх вот это.

Не говоря больше ни слова, Бэзил ударил по песку перед бассейном.

Босс спрятался в панцирь. Сизый Нед заверещал, заметался, врезался в ветровое стекло и отрубился. Шин и Флинн завопили и попытались спрятаться в бардачке, а Бэзил заглотил Кость Согласия целиком и развернулся мордой к Киту.

Было видно, как силуэт кости медленно скользит вниз у него по пищеводу; говорить он не мог, но подмигнул Киту и благодарно кивнул, а затем поспешил к выходу из фургона и зигзагом устремился вдаль по переулку.

– Эй! – замахал кулачками Мартин. – Ты не можешь ее украсть!

Храбрый мыш погнался за змеем, а Эйни, Кит и Рик застыли оглушенные. Бешеных Шельм только что провели, и теперь Кость была потеряна, а с ней и всякие притязания Диких на то, что Вывихнутый переулок – их дом.

Часть IV

Битва за вывихнутый переулок

Глава двадцать третья

Песий день

Шестипалый вылизывал рыжую лапу, дожидаясь, пока песик гарцевал к нему через тротуар. Все Люди на день ушли из дома. Сейчас район принадлежал Безблохим.

Колокольчик на шее у рыжего кота поблескивал на солнце и звякал каждый раз, когда хозяин приглаживал шерсть за ушами. Он приучил всю округу вздрагивать при звуке его колокольчика. Часто Шестипалому достаточно было всего лишь позвенеть, чтобы зверек выдал ему свои самые потаенные секреты.

Разумеется, ему больше нравилось, когда жертва сопротивлялась. Тогда он пускал в ход когти.

– То есть тебе удалось заставить змея обратиться против собратьев? – спросил Шестипалый у Титуса.

– Я заставил змея вспомнить, откуда он родом, – ответил Титус. – Он начинал как сытый домашний питомец, и я пообещал ему, что он сможет вернуться к такой жизни. В обмен на Кость.

– Рептилии, – фыркнул Шестипалый. – Не доверяю я им.

– Он сделал то, чего не смог ты, – заметил пес. – Он принес Кость.

– Забавно, я думал, только собаки играют в поноску.

– Не смей оскорблять меня, ты, воняющий птицами дверной скребок! – гавкнул Титус.

Он ненавидел котов с их высокомерием. Они ели людскую еду, пили людскую воду и принимали людскую заботу, но все равно ставили себя выше остальных Безблохих, просто потому, что жили на улице. По мнению Титуса, Шестипалый был немногим лучше диких паразитов, которых так ненавидел. Какой из него домашний кот? Насколько Титусу было известно, у Шестипалого и блохи водились.

– Знаешь, Бэзил и мне подарочек принес. – Шестипалый вытащил из-за ошейника крохотный мешочек и развязал шнурок. Он вытряхнул мешочек, и на землю со стуком выкатилась мышь в рваной и грязной белой сутане. Мелкий грызун зажмурился, внезапно очутившись на солнце.

– Привет, Мартин, – сказал Шестипалый.

Мартин поднял взгляд на кота и собаку, что нависли над ним.

– Вы, воняющие шампунем чудовища! – заорал он. – Кость Согласия дает нам право остаться, и вы это знаете! Это доказательство того, что ваш предок заключил сделку с Азбаном. Вам не скрыться от истины.

Титус обошел по кругу припавшую к земле мышь.

– Хватит с меня древней истории, лицемерный сыроглот! Всем наплевать на эти быльем поросшие сделки. Мы не историки, мы животные. Наш путь – это путь клыка и когтя, наш закон – стала. Мы не торгуемся за нашу землю, – мы берем ее! Теперь, когда ваше бесценное доказательство у меня, я намерен закопать его так глубоко, что даже твой призрак не сумеет его отыскать.

– То есть ты собираешься сделать вид, будто его никогда не существовало? – уточнил Мартин.

– Кто управляет историей, управляет будущим, – изрек Титус. – Без этой штуки паразиты не имеют права называть переулок домом.

– Ты самая грязная, самая вонючая, самая лживая, самая клопоумная псина, какую я когда-либо…

Не успел Мартин закончить, как Шестипалый закатил его обратно в мешочек и крепко затянул. Мышиный голос продолжал вопить, но его заглушала ткань, и ничего было не разобрать.

– Полезный сюрпризик, – заметил Титус коту.

– Я собирался его съесть, – бросил Шестипалый.

– Сначала я хочу, чтобы ты отправил паразитам уведомление об изгнании. Скажи им, пусть покинут свои дома и лавки немедленно, или будут уничтожены. Переулок наш, и любой оставшийся в нем после восхода солнца закончит свои дни в миске с кормом в качестве последнего.

– Солнце уже взошло, – напомнил кот. – Паразиты наверняка спят.

– И что? – замотал головой пес. – Разбуди их. Уверен, друзья Мартина помогут нам в этом.

Кот улыбнулся:

– Стало быть, война?

– Война? – Пес сел и почесал за ухом. – Нет. Не война. Это, думаю, будет бойня. Приведешь уличных котов?

– Разумеется, – сказал Шестипалый. – При одном условии.

– А именно?

– Когда все будет кончено, я съем Китову голову…

– Опять ты со своими головами. – Пес снова почесал за ухом. – Ладно. Можешь съесть его голову.

Шестипалый облизнулся.

Титус подумал, что коту-убийце не помешало бы сходить к ветеринару, чтобы тот полечил его от одержимости поеданием голов, но у пса хватало более важных забот, чем думать о рехнувшемся пушистом киллере. Родители всегда говорили ему, что одни псы рождаются для величия, другим дают величие Люди, а некоторые, вроде него, должны схватить величие за шкирку и растерзать на куски.

Он ощущал вкус этого величия на кончике языка.

А может, это была вода из унитаза.

В любом случае, день намечался вкусный.

Пришла пора вести Безблохих в бой.

Глава двадцать четвертая

Листовка

Эйни с Китом помогли дяде Рику навесить новую входную дверь, разделили на троих улиточно-сникерсный сэндвич из пекарни Анселя и улеглись, подавленные, отдохнуть.

Кит свернулся клубком на диване дяди Рика, а Эйни свернулась клубочком у него на хвосте. Дядя Рик накрыл их обоих газетным одеялом.

– Ну… и что теперь? – спросил Кит. – Они же забрали Кость.

Дядя вздохнул:

– Не знаю, малыш. Просто не знаю.

– Думаешь, выкинут они нас из переулка?

Дядя Рик кивнул:

– Думаю. Но не хочу, чтоб ты по этому поводу переживал. Для енота твоих лет ты уже достаточно напереживался. Когда придет время, найдем себе где-нибудь новый дом, обещаю. А теперь поспи.

Перед тем как опустить ставень, отгородив дневное солнце, дядя Рик откашлялся, еще раз привлекая внимание юных зверей.

– Я должен спросить, Кит, какого рода сделку ты заключил с аллигаторшей во избежание съедения?

– Ты правда хочешь это узнать? – уточнил Кит. Дядя Рик кивнул. – Я пообещал ей закуску лучше, чем я… Я обещал ей шестипалого кота, убившего моих родителей.

Дядя Рик ахнул:

– Не по нутру мне эта сделка.

– Я вынужден был предложить ей хоть что-то, а то бы никогда не вернулся вызволить вас, – объяснил Кит.

– Но это обещание… – Дядя Рик покачал головой. – О таком и думать страшно. Ты же не убийца.

– Я никого не собираюсь убивать, – запротестовал Кит.

– Может, и не ты сомкнешь челюсти на глотке этого кота, – возразил дядя Рик. – Но если ты вносишь кота в меню, то и отвечаешь за это тоже ты.

Кит уставился на свои лапы. Покраснел.

– Ну, все равно, я же не смогу так просто передать кота Гейл. Я не могу позвонить в обеденный колокольчик и заказать обед для аллигатора из коллектора.

– И хорошо, что не можешь. Не стыдно испытывать гнев на Шестипалого за то, что он сделал с твоей семьей, но Дикие не мстят. Это не наш метод. Безблохие и их так называемая цивилизация помнят обиды и ищут мести, но в диком мире мы прощаем и забываем. Это единственный способ выжить.

– Ты хочешь, чтобы я забыл своих родителей? – прорычал Кит.

– Нет, – ответил дядя Рик. – Я хочу, чтоб память о них была источником радости, а не ярости. Воздавай должное времени, проведенному с ними, а не тому, как их у тебя отняли. Наша привилегия как разумных зверей выбирать, чем нас делают наши воспоминания. Хочешь провести всю жизнь, припоминая всех, кто тебе насолил, – пожалуйста, но не лучше ли быть источником добра для этого мира?

Кит разглядывал свою лапу и думал. Взглянул на Эйни.

– Это типа как ты мне говорила там внизу, да? Мы рождаемся с воем и уходим со щелчком, но важно то, что мы делаем между ними.

– От воя до щелчка, – согласилась Эйни.

– От воя до щелчка, – повторил Кит.

– От воя до щелчка, – резюмировал дядя Рик.

Кит улыбнулся и закрыл глаза. Он чувствовал, как дышит устроившаяся у него на хвосте Эйни. Поразительно, насколько быстро она уснула. Видимо, когда проводишь жизнь на недобрых тропах Вывихнутого переулка, приучаешься урывать время для сна, где только можно.

Он и сам не заметил, как уснул. Ему снилось, что мама с папой сидят за столом и играют в скорлупки с Азбаном, а тот сметает свой выигрыш со стола в пасть аллигатору.

– Но я же выбрала правильную скорлупку! – кричит мама. – Я выиграла!

– В скорлупки не выигрывают, – говорит Азбан и подмигивает. – Уж я-то знаю. Я изобрел эту игру.

– Но она нашла орех. Нельзя просто взять и поменять правила по ходу игры, – встает из-за стола отец.

Азбан поворачивается к Киту, который неожиданно оказывается перед столом, одетый в боевые доспехи. И старый енот произносит не одним голосом, но сотней голосов, как Крысиный Король:

– А кто сказал, что у нас тут игра?

БАМ! БАМ! БАМ!

Громкий стук в дверь развеял сон и резко разбудил Кита. Эйни уже стояла, натягивая жилеточку. Дядя Рик торопливо семенил по коридору.

– Кто там? – крикнул он. – Кто стучит в мою дверь посередь дня? Мы пытаемся поспать, неужели не понятно?

Распахнув дверь, дядя Рик увидел толпу дрожащих церковных мышей в белых сутанах. У стоящей впереди был подбит глаз и вся голова в шишках. Остальные выглядели не лучше.

– Они… они… они только что… – начала мышь.

– Говори же! – грянул дядя Рик. – Почему вы стучитесь ко мне в такой кошачий час? Что случилось?

Мышь выставила вперед лапку с грубо отпечатанной листовкой, и дядя Рик взял бумажку.

– Этот кот… – дрожащим голосом заговорила измученная мышь. – Он ворвался в нашу типографию, когда мы уже ложились спать. Он застал нас врасплох… Он угрожал съесть Мартина, если мы не отпечатаем это и не раздадим всем в переулке.

Дядя Рик окинул взглядом переулок и увидел кучу сонных зверей, поднятых среди дня, и перепуганных мышей с листовками у каждой двери. Энрике Галло, петух, стоял в дверях своей цирюльни со свисающей с клюва маской для сна. Перья у него встали дыбом, пока он читал зажатую в когтях листовку.

Ансель и Отис на пороге своего дома рядом с пекарней – пижамы и хмурые выражения на мордах у них были одинаковые – читали то, что принесли им мыши.

Даже воробьи-репортеры умолкли, пока читали, а Бешеные Шельмы отправились с листовкой будить черепаху.

– У нас не было выбора… – пробормотала мышь. – У Безблохих Мартин. Нам пришлось делать то, что они велели. Прости, Кит. Мы были вынуждены…

Дядя Рик взглянул на листовку в лапах. Эйни с Китом подошли сзади и читали у него через плечо.

ПОКАЗАНИЯ ПОД ПРИСЯГОЙ МАРТИНА, ГЛАВНОГО ПИСАРЯ ЦЕРКОВНЫХ МЫШЕИ

Сделано б это утро 707-го сезона

Как Главный Писарь и Хранитель Истории, я, Мартин, приходской писарь, клянусь при этих свидетелях, что такого предмета, как КОСТЬ СОГЛАСИЯ, не существует, равно как не было никогда СДЕЛКИ, дающей ПАРАЗИТАМ права и привилегии в Вывихнутом переулке.

Все притязания одного несовершеннолетнего енота, называющего себя «Кит», ложны.

Мы ОГОРЧЕНЫ, что столь юное существо может быть так РАЗВРАЩЕНО, и мы ПРИЗЫВАЕМ всех обитателей переулка ОСУДИТЬ, ИГНОРИРОВАТЬ И ОТРЕЧЬСЯ от упомянутого енота и его семьи отныне и во веки веков.

Пакуйте вещи! Покиньте Вывихнутый переулок! СЕМЬ СОТЕН И СЕМЬ сезонов истекли, и с полудня сего дня эта земля принадлежит БЕЗБЛОХИМ.

СПАСАЙТЕСЬ и УХОДИТЕ!

Удостоверено и скреплено печатью,

Мартин X. Домовиус, Церковный Мыш

Кит почувствовал, как все взгляды в переулке обратились к нему. Каждое существо присматривалось к юному еноту, пытаясь решить, что с ним делать. В этом месте, полном лжецов, обманщиков и воров, он только что стал хуже всех. С их точки зрения, он хуже чем смошенничал. Он дал им надежду, а потом отобрал ее. А это едва ли не самое страшное из того, что может сделать одно существо другому.

– Кость существует! – запротестовал он. – А вот письмо поддельное! – Он хлопнул лапой по листовке. – Мартин в жизни бы не использовал слово «паразиты» для обозначения нас! Как вы не видите! Они просто пытаются запугать вас. Безблохие хотят, чтобы вы все сдались и оставили переулок без боя! – Он взмолился, обращаясь к мышам: – Скажите им правду. Скажите им, что это ложь!

– Мне очень жаль, – прошептала в ответ мышь. – У них Мартин. – Затем она выкрикнула на весь переулок: – Это правда! У нас нет Кости; мы не можем доказать обратное! – И снова шепнула Киту: – Мне очень жаль.

Но извинения шепотом не стоят затраченного на них воздуха, а ложь уже нанесла ущерб.

Весь переулок был против Кита.

Глава двадцать пятая

Дом там, где бой

Все звери вышли из своих дверей и двинулись к квартире дяди Рика. Их утренние тени протянулись в сторону Кита, словно сотня сумрачных когтей уже вцепилась в него. Над ним нависла самая большая тень, и он увидел, что ее отбрасывает петух Энрике, трусящий по переулку, наставив на Кита безжалостный желтый глаз.

Эйни встала в дверном проеме, загородив собой друга. Испуганно улыбнулась.

– От воя до щелчка, – шепнула она, а затем заорала на здоровенного петуха и толпящихся за ним зверей: – Оставьте Кита в покое! Он единственный честный зверь, кого я встречала в жизни. Я видела Кость своими собственными глазами.

– Ты тоже врешь! – заорал в ответ еж в грязном котелке. Он уже собрал свои пожитки в мешок, подвешенный к палке. – Бросьте их на рельсы! – завопил он. – Всех лжецов привязать к рельсам!

Прочие обитатели переулка за спиной у петуха подались вперед.

– Вы все лжецы! – крикнул Энрике Галло, вскидывая вверх острые когти, и толпа у него за спиной смолкла. Он наклонился и заглянул Киту в глаза.

– В этой бумажке, однако, сказано, что ты солгал нам кое о чем важном для нас, юноша, – сказал ему петух. – Что скажешь, Кит?

Кит сглотнул. В горле пересохло, и когда он заговорил, голос его сорвался:

– Я… кхм… не лгал.

Энрике вздохнул. И шепнул Киту:

– Попробуй еще раз, малыш. Эти существа напуганы, и им надо во что-то верить. Докажи. Докажи нам, что Кость существует. Безблохие близко.

– Я… – Кит огляделся. Все звери в переулке ловили его слова. Черепаха высунула голову из фургона Бешеных Шельм. – Они видели ее! Шельмы тоже ее видели.

Все взгляды обратились на старую черепаху. Босс медленно покачал головой:

– Кто может сказать, что я видел?

– Что?! – заорал Кит. – Что ты говоришь? Ты видел ее. И спер ее твой собственный змей.

– Извини, парень, – произнесла черепаха. Затем босс повернулся к остальным Диким. – Все, кто дорожит своей жизнью, собирайтесь и уходите.

– Но ты не можешь так говорить, – возразила Эйни. – Все платили тебе за защиту.

– Чего вы от меня хотите? – пожала плечами черепаха. – Они забрали моего змея. Я не могу защитить это место без него.

– Бэзил переметнулся к Безблохим? – ахнул Ансель.

– Ох, это плохо, – сказал Отис. – Это очень плохо.

– Спецвыпуск! Спецвыпуск! – закричал один из воробьев-репортеров. – Вывихнутому переулку конец! Собирайте свои орехи и делайте лапы!

– Нет, нет! – закричал Кит. – Мы не можем просто сдаться!

– Мы ничего не докажем без этой Кости, – возразил петух. – Придется уходить.

Он отвернулся и, раздвигая толпу, потрусил обратно к своей цирюльне собирать вещи.

– Кому какое дело до этой Кости? – завопил Кит, и петух остановился. Толпа снова смотрела на него. – Мои родители погибли, чтобы я мог найти ее, а теперь я говорю: ну и что? Я не могу доказать, что нашел ее, и не могу доказать, что она дает нам право жить здесь. Ну. И. Что?! Никто, даже Крысиный Король, не может знать, что на самом деле произошло семьсот семь сезонов назад. Но мы знаем, что происходит сейчас!

Безблохие говорят, что эта земля принадлежит им, что наше время истекло. Мы говорим, что имеем право находиться здесь. Но если мы сбежим при первых признаках беды, если мы обратимся друг против друга и будем лгать друг другу, когда наше сообщество в опасности, тогда какое право мы имеем претендовать хоть на какую землю? Какое право мы имеем называть какое-либо место своим домом?

Дом не обретается в результате сделки. Это не обещание, данное кем-то давным-давно. Дом создается друзьями, которые доверяют друг другу.

Он отодвинул Эйни и гордо встал перед толпой.

– Дом создается соседями, которые делятся друг с другом в хорошие времена и в плохие, даже если они не всегда ладят. – Он кивнул братьям Чернохвостам, а затем обратился к дяде Рику. – И он создается семьей.

– Однажды я уже потерял дом, – сказал он толпе. – И семью тоже. Но, придя сюда, в Вывихнутый переулок, я нашел новый дом и новую семью, и я их не оставлю. Поэтому меня не волнует, что какая-то старая Кость говорит, что это моя земля. Это моя земля, потому что я делаю ее своей; я живу здесь, и я расту здесь. Если Безблохие не хотят делить ее со мной, тогда я буду сражаться за нее, потому что я Дикий, и моя земля там, где я сказал!

– Я с тобой, Кит, – объявила Эйни.

Толпа смотрела на них в молчании.

Эйни нахмурилась:

– Хм, я действительно думала, что это сработает. Типа приветственный клич или еще что.

– Что ж, я тоже с тобой, Кит, – сказал дядя Рик. – Ты мой родич, и, если остаешься ты, я тоже остаюсь.

– Ах ты, едрена мышь! – воскликнул поссум Ансель. – Этот Безблохий котяра мне пекарню разнес. Меньшее, что я могу сделать, это получить хоть какую-то расплату. Мы тоже с тобой, Кит!

– Мы? – уточнил Отис, вставая рядом.

– Да, – кивнул Ансель. – Мы.

Отис улыбнулся:

– Хорошо. Я задолжал этому коту ответный в челюсть.

– Если надвигается битва с Безблохими, тогда я тоже в деле, – объявил шелудивый Рокс, дремавший обычно у входа в «Ларканон». Сейчас он проснулся и встал в полный рост на все четыре лапы.

– Отлично, – сказал Энрике Галло, расправляя крылья. – Я тоже остаюсь. Есть еще порох в пороховницах.

– А вы как? – указал дядя Рик лапой на старый ржавый фургон.

Все взгляды скрестились на черепахе, ожидая решения самого могущественного существа в переулке – присоединятся Бешеные Шельмы к Диким или убегут, как того и хотели Безблохие?

Старая черепаха откашлялась.

– Я бы предпочел быть более осмотрительным в данном вопросе, – произнес босс. – Выйти в бой против могущественных врагов не шутка.

Из Кита словно воздух выпустили. Бешеные Шельмы были самыми крутыми зверями в переулке. Без них отбить Безблохих будет трудно.

– Но, – продолжал босс, – мы… присоединимся к этой битве. – Он подмигнул Киту. – Мы не шлейколюбы.

– Босс! – заныл Флинн Чернохвост. – Неужто мы станем рисковать своими шеями, чтобы помочь этому еноту, после всего, что он нам сделал?

– Он жулик и врун! – выкрикнул Шин.

– И врун, и жулик! – добавил Флинн. Шин сердито зыркнул на него.

– Именно поэтому мы ему и поможем, – ответил босс. – Потому что он жулик и врун, и его место здесь, с нами, в Вывихнутом переулке. – Черепаха с уважением кивнула Киту. – От воя до щелчка.

– От воя до щелчка, – ответил Кит.

– Не раскатывай губу, – влез Шин. – Когда все закончится, все вернется на свои места.

– Мы по-прежнему правим этим переулком, – добавил Флинн.

– Вы хотите сказать, я по-прежнему правлю переулком, – поправила их обоих черепаха.

Еноты-близнецы покраснели – впервые на чьей-либо памяти.

Кит не сдержал улыбки. Все звери вокруг него были жулики с голодными глазами, изъеденные блохами преступники и негодяйские, роющиеся в отбросах лжецы… но они были общиной. Его общиной.

– Итак, Кит, – проворковал Сизый Нед, – у тебя есть план сражения с Безблохими или только много громких слов?

Кит взглянул на свои лапы, потом оглядел переулок из конца в конец. Потом посмотрел на Эйни и дядю Рика и на большие дома Людей, где таились Безблохие, и подумал о своих родителях, и о стае собак, что гналась за ними, и о жестоком рыжем коте, который приказал им убить их, и затем кивнул.

– Думаю, есть, – сказал он. – Нам понадобится мусор. Много-много мусора. И чем зловоннее, тем лучше.

– Вонючий мусор? – переспросила Эйни. – Как это поможет нам одолеть Безблохих?

– Они считают нас ни на что не годными, грязными, гнилыми, роющимися в отбросах лжецами, – пояснил Кит. – Вот и покажем им, какими грязными мы можем быть.

Глава двадцать шестая

Пернатая уловка

Солнце взобралось в зенит в Рассеченном Небе. Как Титус и планировал, далее тени от мусорного бака не осталось, где могли бы укрыться паразиты. Он встал в стойку посреди переулка – одна лапа поднята, нос процеживает воздух. За ним собралась его Безблохая армия.

Все застыло. Только поскрипывала на ветру вывеска закрытой цирюльни Энрике Галло. Шелестели листья, задевая крышку мусорного бака, служившего ставнями для пекарни Анселя. Даже бродячий пес, охранявший вход в «Ларканон», куда-то подевался.

Неужто паразиты и правда послушались его предупреждений и покинули переулок навсегда?

Титус закрыл глаза и тщательно принюхался. Нос говорил ему гораздо больше, чем глаза.

На него тут же обрушилась вонь Вывихнутого переулка. Запах добычи едва пробивался сквозь нее. Ветерок доносил обрывки запахов белки и мыши, крысы и лисицы, хорька и скунса, но ни следа того особенного мускусного запаха енота.

А сильнее всего воняло мусором.

Тошнотворный сладковатый душок тухлого мяса и тяжелое зловоние гнилых овощей. Он почти ощущал на вкус горькую вонь ржавчины и щиплющую язык мокрость старых ковриков, слишком долго пролежавших под дождем. Еда, и отбросы, и грязь – все смешалось, и Титус затосковал по комфорту своего людского дома, с его ароматными простынями и жарящейся в духовке курицей… но нет!

Не отвлекаться! Надо сосредоточиться. Обитатели Вывихнутого переулка грязные, изъеденные блохами паразиты, и вонь только лишний раз доказывает, что их следует изгнать или уничтожить. Насколько это в Титусовых силах, они не станут больше загрязнять цивилизованные места этого мира.

Его заместитель, говорливый хомяк по имени Мистер Пиблз, стоял рядом с Титусом, зажав в лапках коробок спичек – одновременно и щит, и оружие.

– Думаешь, они удрали, Титус?

Пес улыбнулся. Поднял изящную лапку и вылизал между пальцами. Армия у него за спиной пристально наблюдала за командиром.

– Думаю, они бежали пред нами, – заявил он.

– Слышали? – закричал Мистер Пиблз. – Они бежали пред нами! Пред Безблохими!

– БЕЗБЛОХИЕ! – откликнулась армия, размахивая своим оружием.

Сборище домашних питомцев вооружилось лучшим оружием, какое они могли стащить у себя из домов. Тут был питбуль с зажатой в пасти гигантской игрушкой-жевалкой в качестве дубинки. Шетландская овчарка принесла носок с засунутым в нее бейсбольным мячом, а две сиамские кошки натянули между собой кусок яркой ленты, утыканный кнопками. Попугай приволок пакетик с перцем-чили, чтобы сыпать сверху, а большая бородатая ящерица соорудила себе духовое ружье. В когтях она цепко сжимала соломинку, а за спиной у нее висел полный колчан швейных игл.

Вдобавок ко всей этой амуниции Безблохие располагали древним оружием – когтями и зубами, прекрасно ухоженными благодаря заботливым людским ветеринарам.

– Оссссторожно, Титуссс. – Бэзил подполз к псу и зашипел ему в ухо. – Они тут ххххитрые.

– Не волнуйся, Бэзил, – отозвался Титус. – Ты теперь на стороне победителей. Отдыхай.

Титус почти жалел, что шелудивые обитатели переулка не выступили против его армии. Это было, разумеется, нечестно, но о честности пусть Люди переживают. Животных же волнует одно, и только одно: территория.

Французский бульдог нетерпеливо фыркал. Низенький тупорылый песик вооружился скейтбордом, детской игрушкой, и намеревался использовать ее как таран, не задумываясь, как эта игрушка покатится по разбитому асфальту и грунту Вывихнутого переулка.

– Может, они еще там, – предположил он. – Может, они прячутся.

Титус улыбнулся бульдогу. Склонил голову набок. Гавкнул, и Мистер Пиблз бросился песику на голову и принялся царапать ему между ушками, пока тот не свалился с доски и не взмолился о пощаде.

– Вы не задаете мне вопросов! – заорал Титус. – Вы просто подчиняетесь. Понятно?

– Да, сэр! – хором пролаяла, просвистела, проухала и прокричала армия.

– Хорошо, – сказал Титус. – Шестипалый! Докладывай!

Рыжий кот прокрался вперед, челюсти его были плотно сжаты. Встав перед Титусом, он не отдал честь и не поклонился – вообще никак не выказал уважения.

– Ну? – гавкнул Титус.

Кот выплюнул крохотного и насмерть перепуганного воробья-репортера.

– Этот трус услышал мой колокольчик и тут же вывалил мне все, а мне так хотелось самому это из него выковырять.

Титус взглянул сверху вниз на перепуганного птенца. Крылья у малыша были связаны зубной нитью, а лапки перетянуты резинкой.

– И? Хочешь пойти по стопам дятла, мелочь? Говори! Паразиты действительно ушли?

Воробей не обратил внимания на Титуса и встретился взглядом с Бэзилом.

– Чирик, чирик, чирик, – произнесла птичка, а даже домашние звери знают, что со стороны воробья это смертельное оскорбление.

Бэзил зашипел и стиснул воробьишку в своих кольцах, но Шестипалый выхватил его когтями и подвесил несчастное пернатое над своей разинутой пастью.

– Это мой завтрак, Бэзил, – сообщил он, – а не твой.

– Чирик, чирик, чирик! – взорвалась щебетом стайка воробьев, прятавшихся в дереве над ними.

– Вот и ответ, – сказал Титус. – По крайней мере, воробьи остались. – Он крикнул в сторону дерева: – Если вам дорог ваш приятель, говорите правду! Где остальные?

Воробьи смолкли. Титус в жизни не слышал, чтобы птицы-репортеры умолкли полностью. Шерсть у него на спине встала дыбом.

– Можешь сожрать воробья, – бросил он Шестипалому.

– Стойте! Я скажу, – прогулил голубь из-под треснутого перевернутого ведра, лежавшего на куче мусора. Сизый Нед вылез из укрытия и приблизился к армии. – У них тайный план, понимаете, придуманный этим юным енотом, Китом. Думает, он проворнее солнечного света, умник эдакий… но Сизый Нед его раскусил, будьте покойны.

– Чирик, чирик, чирик, – снова выругался болтавшийся над пастью Шестипалого воробьишка.

– Ой, заткнись, – отозвался Сизый Нед. – Я тебе, в конце концов, клюв спасаю. Мы, пернатые, должны держаться вместе.

– Говори, – приказал Титус.

– Ну, видите ли, я говорю не по доброте душевной, – объяснил Нед. – Я хочу себе той хорошей людской еды. Хочу сделку, как Бэзил.

– Хочешь стать домашним питомцем? – расхохотался Титус. – Люди не держат дома голубей. Вы слишком… грязные.

– Тогда хочу, чтобы мне каждый день в течение года оставляли на крыльце свежий хлеб, аккуратно нарезанный и на тарелочке… и чтобы подавал его кот в ливрее.

– Кот, подающий еду птице? Никогда! – По кошачьим рядам Титусовой стаи прокатилась волна приглушенного мяуканья, но быстрый гавк заставил их замолчать.

– Договорились, – сказал пес.

Шестипалый нахмурился.

– Ну, тогда вам нужно знать вот что. – Нед пригладил перышки. – Мне этот мелкий енот и его негодяй-дядюшка никогда не нравились, но и беззаботными домашними питомцами они не были. Они умнее вас. Они выслали вперед этого воробья, чтобы сбить вас с толку и задержать, а затем выслали вперед меня, чтобы я вас заболтал. А сами тем временем готовили на вас засаду.

– Засаду? – Титус огляделся, но не увидел никаких признаков засады. Псы из его стаи принюхались, но по-прежнему не чуяли ничего, кроме мусора.

– Ваша проблема в том, – продолжал Нед, – что вы считаете, будто Дикие все время грызутся между собой, что мы не способны действовать вместе, но ведь в общине происходит именно так, понимаете? Нам не надо любить друг друга, чтобы уживаться между собой. Вот, например, мне этот воробей тоже совершенно не нравится, но я проделал весь этот путь и рискую своей сизой шеей, чтобы спасти его коричневую, потому что он мой сосед, а соседи поступают именно так.

– Ты никого не спас, – заметил Титус.

– Пока нет, – согласился Нед. – Но теперь да!

Внезапно захлопав крыльями, Нед взвился в воздух и стремительным броском выхватил воробья из когтей Шестипалого. В тот же миг все воробьи-репортеры разом заголосили:

– Экстренный выпуск! Экстренный выпуск! Безблохие одурачены!

На крышах над переулком вокруг Неда собралась стая голубей, все они торопливо жевали крошки. За спинами у них миссис Лимерик и ее куры восседали на кучах желудей, готовые к метанию.

На шельмовском фургоне рядом с Безблохими возникло подразделение церковных мышей в камуфляжных сутанах с катапультами на резиновых бинтах и заточенными карандашами.

Прямо за спиной у Титуса, заблокировав вход в переулок, обнаружилась шумная компания разных существ – кролик, крыса, хорек, горностай, петух, жаба и шелудивый пес, а впереди этой разношерстной компании стоял Кит в согнутых из пивных жестянок доспехах и сдвинутой на затылок кепочке. Он смотрел прямо в глаза врагу.

– Но как?.. – изумился Титус.

Он не учуяли никого из них. Паразиты прятались повсюду вокруг, а он не уловил и тени запаха. И тут до него дошло… эти хитрые твари специально провоняли весь переулок. Это была уловка!

Шестипалый развязал кошель и вынул оттуда за хвост Мартина и замахал им в воздухе перед глазами Китова войска.

– Вы забываете, что у меня есть еще один заложник, – сказал он.

– Забудьте про меня! – завопил Мартин. – Мне только жаль, что у меня всего одна жизнь, которую можно отдать за мышечество!

– Он же понимает, что не все мы мыши? – шепнула Киту Эйни.

Кит пожал плечами.

– Для него мы все одной крови. – Он переключил внимание на стаю Безблохих. – Никому не придется сегодня отдавать жизнь, храбрый писарь. Сдавайтесь сейчас, Безблохие, и можете отправляться по домам к своим хозяевам. Сдайтесь и живите. Переулок большой, всем места хватит.

– Никогда! – заверещал Мистер Пиблз, чиркнул спичкой и поднял огонек повыше.

Безблохая армия взвыла в ответ. И бросилась в атаку.

Когда Безблохие ломанулись вперед, Кит едва не сорвался. Бэзил скользил по неровной земле, как рассекающая небо молния. Псы мчались, как прибойные волны, а коты кромсали воздух, словно выкидными ножами.

Кит при виде всего этого попятился, но Энни тронула его за лапу и ободряюще кивнула.

– План хорош, – сказала она. – И пора привести его в действие.

Кит кивнул. Он шагнул вперед, вскинул лапу и испустил боевой клич:

– А-о-о-о-о-о!

Битва за Вывихнутый переулок началась.

Глава двадцать седьмая

Глас битвы

Когда Безблохие атаковали плотной стеной шерсти, чешуи и перьев, белки на вершине Корявого Дуба вонзили зубы в толстый черный провод, натянутый между людскими зданиями. С величайшей осторожностью и невероятной скоростью они прогрызли его, и провод упал. Рухнул на землю перед наступающей армией, рассыпая искры и пламя.

Электрический ток побежал по земле. Провод извивался и плясал, и Безблохая атака захлебнулась. Домашние звери бросились врассыпную, уворачиваясь от шипящей проволоки. Те, кто возглавлял наступление, отскакивали с визгом, когда искры обжигали им мех, а особенно невезучий полосатый кот, нацепивший железные когти, не мог оторваться от провода.

Он шипел и визжал, а шерсть на нем поджаривалась. Питбуль с большой игрушкой-жевалкой ухитрился сбить его с провода, но попутно отправил беднягу в нокаут.

Дома, и уличные фонари, и все людские штуки, питавшиеся электричеством от этого провода, погасли. Проходившие мимо по тротуарам Люди останавливались, прислушиваясь к небывалой мешанине уханья, лая и визга, сопровождавшейся внезапным погружением во тьму.

Возможно, они сочли это причудливым вторжением природы в их городскую жизнь: а звери-то как прикольно зашумели, когда электричество вырубилось. Они понятия не имели, что по ту сторону их зданий – в запущенном переулке, куда они сами соваться не смели, – бушует битва за судьбу Диких.

Посреди вызванного электропроводом хаоса Мартин разинул пошире свои крохотные челюсти и изо всех сил укусил Шестипалого за лапу.

– Аййй! – взвизгнул рыжий кот, а Мартин спрыгнул и прошмыгнул через поле боя к своим верным последователям.

– Вперед, ударная сила! – проорал Кит. – Бей!

Увидев своего вождя на свободе, церковные мыши на фургоне привели в действие свои катапульты и засыпали паникующих Безблохих камнями и орехами.

Бородатая ящерица поднесла к пасти духовое ружье, намереваясь снять Мартина точно нацеленной иглой, но вдруг соломинку выхватила у нее из когтей вылетевшая из-под земли лапа. Земля перед ящерицей вспучилась, и наружу хлынул отряд кротов, швыряющих во все стороны камни. Первый крот обернул соломинку против ящерицы и направил ей между глаз.

– Лучше дуй отсюда, холоднокровное чудище, – сказал он.

Ящерица рванула прочь так быстро, что споткнулась о собственный хвост, застряла головой в погнутом велосипедном колесе, да так и побежала домой. Интересно, что подумают Люди, когда вечером им придется снимать с нее колесо?

– Перегруппируемся! В атаку! – Титус решил поорать на свое разрозненное войско, покуда все не разбежались с поля битвы.

– Атака с воздуха! Гнать их! – крикнул Кит, и голуби вместе с воробьями, совами и прочими птицами, уставшими от того, что их друзья и родные становятся закуской для перекормленных домашних котов, взвились в воздух.

Их помет слепил Безблохих и делал землю под их лапами скользкой от грязи.

– Гадость! – завопил питбуль с гигантской костью.

Он выронил свою кость и завертелся на месте, пытаясь слизать птичий помет с хвоста. Куры на крыше обрушили на него дождь желудей.

– На них! – скомандовал Титус, и воздушное подразделение Безблохих, составленное из разнокалиберных попугаев и одного обученного скворца взвилось в небо навстречу диким птицам. Коготь скрестился с когтем, клюв с клювом, пролилась кровь.

– Наземная атака! – крикнул Кит. – Вперед!

И звери Вывихнутого переулка бросились в бой.

Братья Чернохвосты нацелились на питбуля с большой жевалкой. Они бежали бок о бок в доспехах, сделанных из выброшенных книг в мягких обложках. Шин запасся стопкой заточенных крышек от консервных банок для метания, а у Флинна имелись нож и вилка. Они секли и рубили, обращая врагов в бегство. Большой питбуль бросился им навстречу, отвечая ударом на удар, рыком на рык.

Энрике Галло врезался в бойню, раздавая налево и направо удары бритвенно-острых когтей. Он рассек утыканную кнопками ленту, которую держали сиамские кошки, и те бросились на него и попытались вонзить когти ему в спину. Он отбился от них клювом, как раз когда Мистер Пиблз чиркнул спичкой, чтоб поджечь петуху хвост. Энрике перепрыгнул пламя, хомяк промахнулся, а дикобраз по прозвищу Учитель вонзил в коробок иглу и дернул на себя.

– Защищайся! – воскликнул он.

– И-ик! – отозвался обезоруженный хомяк.

Поссум Ансель и барсук Отис сражались бок о бок. Ансель ослепил нападавшего терьера горстью соли, а Отис уложил пса одним тяжелым ударом. Рыжий персидский кот, только что сожравший воробья, прокрался им за спину и куснул Анселя за шею, отчего тот упал и замер.

– Ты уложил моего поссума, – зарычал Отис и так сильно треснул перса крышкой от мусорного бака, что у того лапы ушли на три дюйма в асфальт. Ансель снова вскочил на ноги. А кот нет.

– Никакой пощады грязным паразитам! – орал Титус.

– Стараемся, генерал Ти! Айй! – пропищал Мистер Пиблз. Он бегал кругами от дикобраза и взвизгивал каждый раз, когда тот тыкал его иглой в зад.

Бэзил выискивал босса Бешеных Шельм и в итоге обнаружил того отдыхающим у дверей фургона.

– Изззвини, босс, – прошипел змей, – но теперь я тут босссс.

Он ударил, но черепаха просто спряталась в панцирь. Бэзил разбил себе нос о землю. Он обвился телом вокруг черепашьего панциря и сдавил изо всех сил, но без толку.

Босс из панциря спокойно сообщил ему:

– Я пережил больше змей, чем тебе доведется повидать за всю твою жизнь, Бэзил. Не следовало тебе предавать Шельм.

– Нет, конечно нет, – добавил Флинн, вдруг оказавшийся рядом с удавом.

– Воистину неудачный шаг, – добавил Шин, вставая рядом с братом.

Не успел Бэзил выпустить черепаший панцирь и перейти в атаку, как они бросились на прежнего подельника, размахивая оружием. Флинн вилкой пригвоздил хвост удава к земле, а Шин запустил ему в голову консервные крышки – одну и вторую. Бэзил уклонился, и крышки с лязгом отскочили от стенки фургона у него за спиной.

Отвлекшись на братьев-енотов, Бэзил не видел, как черепаха высунулась из панциря, и не успел увернуться. От удара в морду он растянулся на спине.

– Ухх! – хрипел удав, пока его тело наматывали на вилку, воткнутую ему в хвост. Он извивался, но высвободиться не мог. Босс встал над ним.

– Теперь у нас есть пленник… – произнесла черепаха. – Наверное, следует призвать Учителя, чтобы преподать ему урок.

– Зззззабудь! – выкрикнул Бэзил.

Отчаянным усилием он извернулся, сбросил кожу и, проскользнув под фургоном, понесся прочь из Вывихнутого переулка.

– Скатертью дорожка! – крикнул ему вслед Шин.

– И не возвращайся! – добавил Флинн.

– Молодцы, ребятки, – похвалил их босс. – А теперь бегите в бой и покажите этим надменным домашним, что такое боль.

Титус стоял за спиной своих солдат, наблюдая за тем, как разворачивается битва. Поверх поля боя он встретился взглядом с Китом. Борзой зарычал и принялся рыть лапами землю, а затем бросился прямо в сторону гнусного енота.

Хотя серый песик был некрупный и тощий, он все равно выглядел больше, чем любое другое существо, когда несся через переулок. В глазах его поселилось безумие войны. Челюсти щелкали направо и налево. Он укусил горностая и отбросил его в сторону, словно выпотрошенную мягкую игрушку. Вонзил зубы в жабу, одетую в пальто с меховой оторочкой, а затем стоптал ее, не успела та даже квакнуть.

– Парень мой! – завопил Шестипалый, увидев, что Титус бежит к Киту. Одним страшным ударом лапы кот отбросил в сторону трех кротов. – Голову мне!

– Дались тебе эти головы! – заорал в ответ Титус.

Они бежали, и пока они бежали, вокруг срабатывали скрытые ловушки, но двое зверей двигались так быстро, так ловко, что капканы успевали схватить только воздух там, где только что были пес и кот.

Щелк, щелк, щелк! – гуляло эхо между высокими домами.

Над головой орали сражающиеся птицы.

Дерущиеся звери рычали и лаяли вокруг.

– Что теперь? – спросил Кит, когда пес и кот ринулись к нему.

Эйни и дядя Рик стояли рядом.

– Ну, есть у нашего племени старинная традиция… – начал дядя Рик.

– А именно? – поинтересовался Кит, надеясь, что в нее не входит разрывание его на части псом и котом.

– Старая добрая потасовка, – сказал дядя Рик.

– Никогда не пробовал, – признался Кит.

– Ну, – вмешалась Эйни, – самое главное правило: «Не дай себя убить».

– Э… спасибо.

Кит размял пальцы. Ему в жизни не приходилось драться. Ему нравилось побеждать умом и словами. Как же хотелось придумать сейчас какие-то слова, чтобы остановить эту драку… Но ведь именно с его слов все и началось.

– Не волнуйся Кит, – поднял лапу дядя Рик. – Мы сражаемся рядом с тобой. От воя до щелчка.

– От воя до щелчка, – добавила Эйни.

– За Диких! – заорал дядя Рик и бросился вперед, навстречу серому песику, у которого челюсти намокли от слюны и покраснели от крови.

– За Диких! – крикнула Эйни, бросаясь следом.

– За маму и папу! – завопил Кит и устремился в бой, не спуская глаз с шестипалого кота.

Кровожадность, захватившая Кита на бегу, была чувством некрасивым и неприятным. Но дикие места этого мира не всегда красивы и приятны. Кит, в конце концов, был зверем и как раз собирался выпустить на волю свою дикую сторону.

Глава двадцать восьмая

Когти вверх

Пока дядя Рик с боем пробивал себе путь к Титусу, Кит лавировал между сражающимися, пробираясь к рыжему коту.

Он прошмыгнул между лапами бродячего пса Рокса, пытавшегося отнять у питбуля его жевалку. Скунс из «Ларканона» выпустил струю питбулю прямо в морду.

– Ай, гадость! – взвыл питбуль, роняя игрушку. – Сначала птичий помет! Теперь скунсова струя! Я иду домой!

И питбуль покинул битву, побитый, окровавленный и вонючий.

А Кит потерял Шестипалого из виду. Он обшаривал взглядом побоище в поисках промелькнувшего рыжего пятна, но ничего не видел. Две собаки в ярких ошейниках прижали к стене за шею лиса в костюме-тройке и по очереди лупили его головами в живот и хохотали. Мистер Пиблз уже сражался с Учителем его же собственной иглой, отвечая тычком на тычок, уколом на укол.

В прочих местах домашние коты попадали в ловушки и мыши брали их в плен. Собаки бежали под ударами кроликов, а голуби досрочно прогнали попугаев на юг. Кит не мог сказать, кто побеждает, а кто проигрывает, такая мешанина шерсти и перьев клубилась перед ним.

Но тут он увидел Эйни, высоко в воздухе, перекинутую через спину ярко-рыжего кота, который уносил ее прочь к забору и рельсам.

Кит оглянулся туда, где дядя сражался с Титусом. К нему присоединились Отис с Анселем, и втроем Дикие наседали на одного мелкого борзого, но серый песик вертелся ужом и отбивался лапами и зубами. Лягнул барсука промеж глаз, щелкнул зубами на поссума и отмахнулся от дяди Рика хвостом.

– Зря старался, паразит! – дразнился пес. – Я учился у величайших в мире мастеров лапа-джитсу.

Он подпрыгнул и толкнул Анселя на Отиса, затем опрокинул дядю Рика на спину и захохотал.

– А-ай! – донесся до Кита крик Эйни.

– Иди! – прохрипел дядя Рик, поднимаясь с земли и сплевывая кровь. – Мы займем этого урода.

– Ты кого уродом назвал, глистами траченный? – прорычал Титус. – Я чистокровный, ты хвост свинячий!

– Иди сюда! – рявкнул дядя Рик, и Титус бросился.

* * *

У забора над рельсами Шестипалый остановился. Кот старательно привязал Эйни к сетке затягивающимися узлами за запястья и лодыжки. Затем провел когтем ей под подбородком и ухмыльнулся.

– Посмотрим, как на сей раз будет выкручиваться твой дружок.

Эйни плюнула ему в морду:

– Ты, волосяной шар с клыками!

Кот моргнул желтыми глазами и слизнул плевок с носа.

– Ну а ты просто грязная белая крыса, которую забудут, как только она будет съедена. Даже твоя мамочка по тебе не заплачет.

Эйни дернулась, как от удара в живот. Порой самые страшные раны наносятся словами, а не когтями.

Кот ухмыльнулся шире.

– О да, я все про тебя знаю, – прошептал он Эйни в ухо. Его физиономия нависла над ней гигантским блином. – Старшая самочка в твоей семье всегда уходит к Крысиному Королю. Неразрывная цепь тянется от твоей матери и бабки вглубь сезонов, насколько хватает памяти. Только вот ты эту цепь нарушила. Бросила школу, отказалась вступать добровольно, ты умрешь совершенно одна… как только я прикончу этого твоего мерзкого дружка-енота.

– Ну, тогда тебе лучше поспешить, – сказал Кит, переводя дух. – Потому что я не могу ждать тебя целый день.

Кот развернулся к нему.

– Отпусти мою подругу, – потребовал Кит. – И давай разберемся.

– Мы можем разобраться, даже если я не отпущу твою подружку, – промурлыкал Шестипалый. – Ты забываешь, что тебе нечего предложить мне, кроме собственной жизни, а я и так планирую ее забрать.

– Нельзя украсть то, что отдают свободно, – произнес Кит, широко разводя лапы, словно сдаваясь. – Отпусти ее, и можешь делать со мной, что хочешь.

– Кит, нет! – воскликнула Эйни.

Кит кивнул:

– Слишком много невинных существ страдают.

– Но ты не можешь пожертвовать собой, – пискнула Эйни. – Ты мой друг.

– Я твой друг, – согласился Кит, – потому и должен. Но, пожалуйста, Эйни, когда я уйду, окажи мне услугу, ладно?

– Какую услугу? – спросила Эйни, стараясь не всхлипывать.

– Пожалуйста, держись подальше от коллектора, – сказал Кит. – Гейл по-прежнему голодна, и там небезопасно. Я сказал ей, что позвоню в обеденный колокольчик, когда придет время поесть… и до сих пор не сделал этого.

Он подмигнул Эйни.

– Так что, пожалуйста, – повторил он самым умоляющим тоном, – не ходи в коллектор.

Эйни кивнула:

– Ладно, Кит, обещаю. Не полезу в канализацию.

– Восхитительно, – фыркнул Шестипалый. – Дружба среди паразитов.

Кот отвязал Эйни, поднял за шею и прижал когтями, готовый отпустить ее.

Но не отпустил. Он засмеялся, и бубенчик у него на шее зазвенел от его смеха.

Кит напрягся.

– Видишь ли, я не хочу, чтоб ты сдался, Кит, – проговорил Шестипалый. – Я хочу трепета убийства. Я же кот, в конце концов. Именно этим я и занимаюсь. Убиваю паразитов.

Он поднял Эйни выше и занес ее над решеткой коллектора.

– Пожалуйста, Шестипалый, – взмолился Кит. – Делай что угодно, только не бросай ее в подземелье к голодной аллигаторше.

– Ой, ну если ты так просишь… – Кот расхохотался и легким движением лапы отправил Эйни в решетку водостока, в царство Гейл.

– А-а-а! – завопила Эйни, но в полете подмигнула Киту.

Кот даже не заметил, как ее быстрые лапки карманника сдернули с него ошейник. Бубенчик звякнул, и крыска вместе с ним ухнула в темноту.

– А теперь начнем наш танец, – прошипел Шестипалый.

Задней лапой он швырнул Киту в морду облако песка и тут же прыгнул на енота. Кит рухнул навзничь, кот сверху. Кит чувствовал уколы острых когтей сквозь шерсть. Он попробовал сбросить рыжего кота, но Шестипалый был слишком силен для него. Кот попытался перекусить еноту запястья, но того защитили доспехи из жестянок. Кит замахнулся и треснул Шестипалого по башке. Кот сдвинулся вбок, и Киту удалось вывернуться. Он вскочил на лапы.

Но Кит не был опытным бойцом, а Шестипалый был.

– Когти вверх, Кит! – услышал он крик воробья-репортера. – Держи когти вверх!

Но не успел Кит поднять лапы, как кот снова напал, сбив енота с ног и вдавив мордой в землю.

– Знаешь, когда я послал тех псов убить твоих родителей, я не ожидал, что ты убежишь, – подкусил Шестипалый.

Нос у Кита расплющился о землю. Он не мог дышать. Кошачьи когти вонзились глубже. Он чувствовал, как по ребрам течет струйка крови.

– Хороший сын не убежал бы. Хороший сын остался бы и сражался бы. Я был удивлен, Кит, что ты не оказался хорошим сыном. Но, полагаю, именно потому ты и кончил здесь, в Вывихнутом переулке, куда сползаются издыхать самые распоследние паразиты под всеми небесами!

Кит вывернул шею, чтобы поглядеть на кота у себя на спине. Тот теперь вырисовывался силуэтом на фоне раскаленного добела солнца вверху. Кот занес лапу, готовясь нанести удар и рассечь Киту горло. Как бы Кит ни бился, высвободиться он не мог.

Позади кота он увидел братьев Чернохвостов. Они запыхались от боя, но по-прежнему были вооружены и находились достаточно близко, чтобы помочь ему. Они никогда не будут ему друзьями, но по крайней мере в этой битве они на одной стороне.

Воздух в легких уже кончался, но Кит нашел в себе силы позвать на помощь:

– Шин! Флинн! Помогите мне!

Братья Чернохвосты посмотрели на Кита в смертельной опасности, посмотрели друг на друга и просто отвернулись.

Равнодушие было их местью.

Кит закрыл глаза. Он представил себе маму с папой в их логове там, под Большим Небом, и улыбнулся. Вскоре он снова их увидит. Пусть противоречия большого мира разрешаются сами. Он чувствовал, что жар боя покидает его. Даже солнечный свет внезапно показался прохладнее, словно уже превращался в Вечный Лунный Свет, куда уходят все еноты, когда настает их час. Кит будет скучать по своим новым друзьям из переулка, но теперь, по крайней мере, он возвращается домой.

– Давай быстро, – шепнул он Шестипалому.

– Стой! – крикнул Титус.

Кит открыл глаза и увидел, что серый песик стоит на крышке мусорного бака на другом конце забора. К основанию бака были привязаны Отис и Ансель, Рокс и дядя Рик. Энрике Галло, могучий петух, с когтями, обагренными кровью Безблохих, тоже был повержен. Он с перебитым крылом лежал у Помойки в начале переулка и дышал с присвистом. Его удерживали две немецкие овчарки-близнецы в ошейниках с шипами. Титус крикнул достаточно громко, чтобы даже птицы в небе перестали хлопать крыльями. Повсюду вокруг бой сошел на нет. Переулок стих. Только стоны и подвывания раненых нарушали тишину.

– Вы хорошо сражались, паразиты Вывихнутого переулка, – объявил Титус. – Но вы проиграли. Смотрите, вот он, ваш герой! – Он указал на распростертого на земле Кита. – Сдавайтесь, и мы позволим вам удалиться в изгнание. Покиньте это место, уходите туда, куда уходят паразиты, и никогда не возвращайтесь под Рассеченное Небо – и сохраните жизнь. Но если вы останетесь и будете драться, мы убьем вас всех так же верно, как убьем этого енота.

Титус ждал.

И тут скунс опустил хвост, повесил голову, икнул, отвернулся и, шатаясь, без единого слова побрел прочь из переулка.

Кит смотрел, как лисье семейство выскользнуло из потайной норы и удрало прочь при свете дня. Кроты посовещались на своем собственном древнем языке и исчезли в земле – рыть туннели в более безопасном грунте. Белка шепнула другой белке, шепоток передался дальше, и все белки в переулке умчались собирать свои зерна и орехи.

– А они умнее, чем кажутся.

– Довольно ждать! – взвыл Шестипалый. – Я хочу убить его сейчас!

– Сначала еще кое-что, – сказал Титус, спрыгивая с мусорного бака и гарцуя к Киту на тонких серых лапках. – Я хочу знать, Кит, ты что, правда верил, что можешь победить? Ты действительно думал, что эти мохнатые и пернатые паразиты способны жить тут вместе? Ты правда думал, что сумеешь их объединить?

Киту очень хотелось пожать плечами, но он не особенно-то мог шевельнуться под тяжестью кота. Вместо ответа он просто обвел глазами переулок. Титус проследил за его взглядом. Раненые звери, крот и мышь, голубь и крыса, в равной степени помогали друг другу собрать, что можно унести, и закрывали свои заведения, чтобы отправиться в изгнание. На поле боя раненые горностаи баюкали истекающих кровью хорьков. Миссис Лимерик, курица-сплетница, протянула лапу лису в окровавленном костюме, а сова стояла посреди церковных мышей и советовала им, как лучше всего перевязывать раны.

– Наматывайте ткань противоцентробежным движением, ребята! Противоцентробежным! – ухала сова, а мыши тем временем вежливо улыбались и притворялись, будто понимают ее.

– Мне бы никогда их не объединить, – ответил Кит. – Но, похоже, вы сделали это за меня. Попытавшись нас уничтожить, вы превратили нас в общину. Полагаю, иногда нужен злодей, чтобы показать всем остальным, как быть героем.

Титус заворчал, зарычал и оскорбленно гавкнул Шестипалому:

– Убей его! Я передумал! Убейте их всех! Пусть никто не выйдет из переулка!

– С удовольствием, – улыбнулся Шестипалый.

– Тебе следует быть менее деморализованным, – произнес Кит, потратив на это остатки воздуха.

– Демо… что? – не понял кот, но у Кита не было времени отвечать. Шестипалый взмахнул когтями.

Глава двадцать девятая

Уговор дороже денег

Но когти так и не коснулись Кита.

Раздавшийся «ЩЕЛК!» сотряс землю.

– Нет! – завопил Титус. – Как это?!

Кит поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как смачно рыгнула Гейл, хлопнувшись оземь. На спине у аллигаторши восседала белая крыса и направляла ее в самую середину орды Безблохих, помахивая ошейником с бубенчиком, ранее принадлежавшим Шестипалому.

Безблохие с визгом бросились врассыпную. – Это Гейл! – вопили они. – Она вылезла из коллектора!

Перед зубами аллигатора армия перешла в полное отступление.

– Спасибо, что сдержал обещание, Кит, – сказала Гейл еноту. – Кот был очень вкусный.

– Мне казалось, мы договорились не мстить, – заметил дядя Рик.

– А мы и не мстили, – ответил Кит. – Шестипалый сам прозвонил к обеду, когда бросил Эйни вниз.

– Умный ход, Кит, – сказала Эйни. – Заставить Шестипалого бросить меня в канализацию.

– Я умен ровно настолько, насколько умны друзья, на которых я рассчитываю, – ответил Кит. – И не помешает, если они способны стянуть ошейник с кота-убийцы.

– Ну, ты же знаешь: если надо что-нибудь стянуть, всегда можешь рассчитывать на меня, – отозвалась Эйни.

– От воя до…

ЩЕЛК!

Гейл щелкнула зубами на Титуса, который пытался ускакать прочь. Он неудачно ступил, и вокруг него сомкнулась проволочная ловушка.

– A-а! Я застрял! – заголосил он.

– Итак, Кит, – спросила Гейл, – хочешь, чтобы я съела этого пса? Он выглядит чище большинства закусок, что мне достаются.

– Нет, пожалуйста, не надо… – взмолился песик, и голос у него вдруг сделался ровно такой тонким и писклявым, какого и ожидаешь от собаки его породы. – Кит, пожалуйста… не дай ей меня съесть! Я просто хочу вернуться домой!

Кит посмотрел на дрожащего в клетке Титуса, беспомощного перед гигантской рептилией. Такого же беспомощного, какой была собственная Китова матушка перед настигшей ее стаей гончих.

– Я мог бы тебя отпустить… – произнес Кит, – если ты признаешь, что Кость Согласия дарует Диким право жить в этом переулке отныне и навсегда. И поклянешься перед писцами, что Безблохие позволят нам жить здесь в мире. Сделай это, и я попрошу Гейл не есть тебя.

Титус заскулил, но кивнул.

Гейл пожала плечами:

– Все равно я сыта.

Мартин выступил вперед, держа наготове перо и бересту.

– Писцы готовы, – объявил он, и Титус просунул дрожащую лапу сквозь прутья клетки и приложил ее, смоченную чернилами, к новому соглашению о мире между Безблохими и всеми мохнатыми и пернатыми, крылатыми и когтистыми семействами, выбравшими звать Вывихнутый переулок своим домом, с этого момента и до тех пор, пока последний лунный луч не коснется этого мира.

– Вшивая, блохами траченная выгребная яма, – бормотал Титус, ставя свою отметку. – Подавитесь. А теперь выпустите меня из клетки!

Кит словно не услышал. Пусть Люди сами вызволяют своих питомцев, решил он. Может, это научит их тщательнее следить за тем, где они расставляют свои капканы.

– Кит, не окажешь честь? – спросил Мартин, протягивая чернила ему.

Кит окунул лапу и, подобно Азбану, Первому Еноту, прижал ее к бересте, скрепляя сделку от имени всех Диких. Толпа разразилась приветственными кличами. Они подняли его, Эйни и дядю Рика на спины и прошли с ними парадом по разрушенному боями Вывихнутому переулку.

– А меня-то чего славить? – недоумевал дядя Рик. – Я ж историк. Историков не носят на спинах. Поставьте меня на землю!

Звери смеялись, и никто не обращал внимания на Титуса в его клетке.

– Выпустите меня! – орал он. – Эй!

Обитатели Вывихнутого переулка были побиты и окровавлены, но смеялись и распевали кто как умел, ухая, воя, хлопая, свистя на все голоса.

– Что теперь? – удивлялся Кит, когда они поставили его наземь.

Казалось, каждое существо под Рассеченным Небом хочет пожать ему лапу.

– Воробьи хотят взять у тебя интервью, – сказала ему Эйни. – А братья Чернохвосты тебя не простят. И кто знает, что выдумает Титус в следующий раз. Его высекли, но, готова спорить, он не побежден.

– То есть ничего не кончилось, да? – вздохнул Кит.

– Единственное, что по-настоящему кончается, это радуга и летний сон, – ответила Эйни.

– А что мы будем делать, если они вернутся? – задумался Кит. – Что, если они снова пренебрегут нашей сделкой?

– Нам не нужно их разрешение, чтобы жить здесь, – напомнила ему Эйни. – Мы Дикие. И мы стоим на своем. Вместе.

– Ага, – согласился Кит. – Стоим.

Глава тридцатая

Дикая жизнь

В Вывихнутый переулок вернулась привычная суматоха. Ансель и Отис отчистили свою пекарню, починили стойку и приволокли новые крышки от помойных баков под столешницы. И снова открылись, чтобы обслуживать голодных зверей, у кого в карманах завалялось несколько лишних зерен на глазированные кукурузные листья и желе в банановых шкурках. В честь Великой Осады Вывихнутого переулка они добавили в меню новый пункт: кисло-сладкое рагу из кошачьей лапы.

Сизый Нед при виде этой строчки в меню выпучил глаза. Отис расхохотался в кухне.

– Да ладно тебе, Нед, – сказал голубю Ан-сель. – Никаких кошачьих лап там нет. Это просто остатки кошачьего корма, который Бешеные Шельмы продают с Помойки.

– Так я и знал, – пробурчал Сизый Нед и вонзил клюв в исходящую паром миску с варевом.

В воздухе посвежело, запахло зимой, и все обитатели переулка изо всех сил старались нагулять жирок, прежде чем настанут постные месяцы. Порой они поглядывали на освещенные окна людских домов и гадали, кто оказался в выигрыше: вольные и дикие паразиты из переулка или жестокие и изнеженные Безблохие, которые проведут зиму в тепле и сытости.

Шин с Флинном снова завели свою игру, на сей раз возле Мусорного рынка, где тусовались Бешеные Шельмы, чтобы при случае иметь защиту. С тех пор как Кит призвал зверей сражаться вместе, братья Чернохвосты опасались, не кинутся ли в следующий раз на них. Играть честно они не собирались, поэтому держались поближе к кулакам.

– Желудь там, арахис тут, не зевай, а то сопрут, – распевал Флинн, хотя это была не лучшая его зазывалка, и желающих поиграть в этот вечер не наблюдалось.

Кроты шли на работу, куры сплетничали, а Энрике Галло трудился у себя в цирюльне.

Среди всего этого Кит чувствовал себя дома.

– Рад видеть тебя, Кит, малыш, – приветствовал его скунс по пути в «Ларканон». Как выяснилось, звали его Бреворт.

Рокс, служивший в «Ларканоне» привратником, в жизни доброго слова не сказал, но когда мимо проходил Кит, он всякий раз поднимал голову и фыркал, что со стороны Рокса было величайшим проявлением пиетета.

– Пи-е-те-та? – переспросил Кит у Эйни, когда та употребила это слово.

– Это как уважение, – пояснила Эйни.

– Так почему не сказать просто «уважение»? – удивился Кит.

– Потому что так скучно, – покачала головой Эйни. – Если бы все говорили только то, что имеют в виду, речь перестала бы быть эффектной.

– Речь и не должна быть эффектной!

– Кто бы говорил, – рассмеялась Эйни, и двое друзей, взявшись за лапы, направились на поиски открытого дядей Риком помойного бака, чтобы притырить «исторические артефакты».

– Исследования не прекращаются, – крикнул сверху дядя Рик. Хвост его свечкой торчал в небо, а голос приглушенно раздавался из глубин бака. – И оно дарует новые тайны ищущему их любознательному еноту! Чудесные тайны!

– Что нашел? – спросил Кит.

– Хит сезона! Мы будем зимовать, как моржи.

Дядя Рик принялся выкидывать из мусорного бака свою добычу, так что Киту и Эйни пришлось побегать, чтобы поймать добро и сложить его в принесенный с собой мешок. Тут были распустившиеся перчатки и почти целые яблочные огрызки, разномастные стоптанные туфли и фрукты, слившиеся благодаря плесени практически в единую зеленоватую масть.

– И кое-что специально для тебя, Кит, – объявил дядя Рик, подбрасывая вверх странный маленький предмет, полоску кожи с пряжкой и плоским кружком на ней, по которому шли людские надписи.

– У них это называется часы, – сказал дядя Рик. – Они используют это, чтобы следить за ходом времени.

– Они смотрят на эту штуку, чтобы определить время? – изумился Кит. – А чего просто на небо не взглянуть?

Дядя Рик пожал плечами.

– У Людей свои игры, полагаю… но в часах полно колесиков и пружинок и всяких деталек. Я подумал, тебе понравится с ними возиться.

– Спасибо, дядя Рик. Я…

Внезапно вдалеке раздался громкий щелчок капкана. Они дружно напряглись, но расслабились, когда за звуком последовал тоненький жалобный мышиный голосок:

– Помогите немножко! Эй! Похоже, я застрял в ловушке! Ау-у! Кит?

Это был Мартин, ухитрявшийся попадаться в капканы едва ли не каждую ночь. Кит завел себе небольшое дело, вызволяя зверей из старых ловушек, которые Люди так и не убрали, хотя перестали оставлять новые, после того как обнаружили своего обожаемого Титуса, скулящего и дрожащего в таком капкане в холодный день.

Китов дядя настаивал, что племяннику следует брать плату за вызволение попавшихся, но в итоге Кит обычно делал это бесплатно. Большинство обитателей Вывихнутого переулка все равно не могли ему заплатить.

– Пойду помогу мышу, – вздохнул Кит.

– У тебя доброе сердце, – сказал дядя Рик.

– Слишком доброе для этих мест, – поддакнула Эйни.

Кит покраснел. Эйни дружески пихнула его в бок.

– Как же я буду скучать по вам двоим этой зимой, – сказал дядя Рик.

– Ага, мы с то… погоди. Что? – Кит склонил голову набок и сдвинул кепочку за уши. – Почему это ты будешь по нам скучать? Куда ты собрался?

Настала Эйнина очередь краснеть. Дядя Рик взирал на нее с верхушки мусорного бака.

– Ты ему не сказала?

Крыска помотала головой.

– Но мне казалось, ты хотела… ай, кур с вами, сам скажу. – Дядя Рик откашлялся. – Кит, вы с Эйни отправляетесь в школу.

– Мы? Но…

– Академия Святого Риццо, – сказал дядя Рик. – Очень хорошее место.

– Нормально там, – проворчала Эйни.

– Но я хочу остаться здесь, – заныл Кит.

– Эйни тоже идет, – напомнил ему дядя Рик. – Вам нужно общаться со зверями своего возраста. И вам необходимо образование. Вывихнутый переулок не заменит школьных уроков.

– Но… но… – Кит не мог придумать разумного возражения, поэтому просто вскинул лапы в воздух и завопил: – Я дикий!

Дядя Рик покачал головой:

– Поговорим об этом завтра. А сейчас пойдемте к Анселю и поужинаем. Уже поздно, солнце вот-вот взойдет.

По дороге к пекарне Кит все не унимался.

– В школу? – завел он снова. – Правда?

– Поверь мне, Кит. – Дядя обнял его за плечи. – За пределами этого переулка лежит большой мир, и даже самым диким зверям еще многому предстоит научиться.