Содержание
Предисловие 4
Предисловие от переводчиков 4
Благодарности 5
Глава 1. Пролог 6
Глава 2. Обучение 7
Глава 3. Всё чего касается свет 8
Глава 4. Не время спать 9
Глава 5. Нора 12
Глава 6. Пророчество 14
Глава 7. Метка 17
Глава 8. Корбан! 18
Глава 9. Патруль 20
Глава 10. Расследование 22
Глава 11. Молоток и щипцы 23
Глава 12. Лихорадка из-за львицы 28
Глава 13. Знак власти 30
Глава 14. Неожиданные друзья 33
Глава 15. Разногласия 35
Глава 16. Церемония посвящения 38
Глава 17. Новости от Сараби 40
Глава 18. Ультиматум 42
Глава 19. Болезнь 45
Глава 20. Огонь в ее глазах 49
Глава 21. До сегодняшнего дня 51
Глава 22. Хорошую помощь трудно найти 54
Глава 23. Гость с востока 55
Глава 24. Юный Мабату 56
Глава 25. Дела сердечные 57
Глава 26. Шембек 58
Глава 27. Исход 59
Глава 28. Расплата за грехи 61
Глава 29. Самое прекрасное из бедствий 65
Глава 30. Подобно своей матери 67
Глава 31. Свести концы с концами 68
Глава 32. Одна последняя просьба 70
Глава 33. В долгий путь 72
Глава 34. Расплата 73
Глава 35. Львята Иши 73
Глава 36. Боль и страдания 75
Глава 37. Поиски Налы 76
Глава 38. Совещание клана 77
Глава 39. Новости, принесенные ветром 81
Глава 40. План Шензи 83
Глава 41. Опять этот кошмар 84
Глава 42. Инкоси ака Инкоси 86
Глава 43. Затишье перед бурей 87
Глава 44. Приглашение на танец 89
Глава 45. Исчезновение 91
Глава 46. Вдали от дома 95
Глава 47. Этот призрачный запах 98
Глава 48. Требования 99
Глава 49. На смерть 104
Глава 50. Вдали от всех 110
Глава 51. Осмысление смерти 112
Глава 52. На кусочки 115
Глава 53. Шутка-то над тобой 117
Глава 54. Яркий момент 121
Глава 55. Ожидание 124
Глава 56. Охота 125
Глава 57. Проблема 128
Глава 58. Церемония 129
Глава 59. Мы втроем 131
Глава 60. Перед всем миром 133
Глава 61. Эпилог 135
Приложение I. Львиный миф о сотворении мира (современный перевод) 137
Приложение II. История Н’га и Суфы 138
Приложение III. Миф гиен о сотворении мира 139
Приложение IV. Перевод слов и выражений 140
Приложение V. Знаете ли вы, что… 140
Предисловие
Джон Х. Буркитт:
Великолепие и красота, которые представляет собой Король Лев, пробудили во мне глубокие чувства, когда я смотрел его. В тайне я страстно желал снова встретиться с этими персонажами, одарить их бесконечной любовью, пробужденной ими, и поделиться радостью, наполнившей мое сердце.
Моя мечта воплотилась в жизнь здесь, в Хрониках. Это недолгое время я провел в компании чудесных созданий, и через бумагу пережил их радость и печаль. Я скромно дарю вам эту работу, вознося ее на руках вверх, стоя на вершине Скалы Прайда. Смотрите на мое-го сына, — потому как это поистине мой сын, а окончание работы подобно прощанию. — Асанте сана!
15 июля, 1996, Нэшвиль, Теннеси
Давид А. Моррис:
Не так давно, в 1994 году, когда я впервые увидел Короля Льва, влияние, которое он возымел на меня, было поразительным. Никогда, ни до, ни после него я не был настолько пленен повествованием, как тогда. Его очарование, великолепие поразили меня до глубины души.
В этой работе мне представилась возможность дать истории новую жизнь, выразить в словах свою любовь к истории, которая во многом так сильно повлияла на меня. Отцовские наставления Муфасы, мудрость Рафики и самоотверженная дружба Симбы — все это глубо-ко отразилось на моей жизни, и потому я намерен вернуть хоть немного магии и, возможно, узнать что-то о самом себе.
15 июля, 1996, Вильмингтон, Северная Каролина
Предисловие от переводчиков
Прохоров Александр (Athari):
Так как предисловие вряд ли многие прочтут до конца, скажу сразу: ЕСЛИ ВЫ ЗНАЕТЕ АНГЛИЙСКИЙ, ЧИТАЙТЕ ОРИГИНАЛ. Теперь моя совесть чиста, и можно переходить собственно к вступительному слову.
«Хроники Земель Прайда» — для меня нечто большее, чем просто фанфик по «Коро-лю Льву». И причина тому — ни всеобъемлемость, до сих пор остающаяся непревзойденной; ни трогательный, волнующий, романтичный, драматичный сюжет; ни изумительный стиль написания и прекрасная поэзия; и даже не то, что для многих «Хроники» стали каноном. Причина тому, что «Хроники» навсегда заняли в моем сердце особое место, равно как и сам «Король Лев» — их роль в формировании моей личности, львенок Така, в котором я узнал себя и с которым боролся всеми силами. Наверное, место «Хроник» могло бы занять другое произведение, но в нужном месте, в нужный час оказались именно они, и потому я вечно благодарен авторам за то, что я тот, кто я есть.
Этот перевод — возможность показать свою любовь к «Хроникам», свою бесконеч-ную признательность авторам. Может быть, перевод далек от идеала, но мы с Белтаром сде-лали все или почти все, что было в наших силах.
Немного о грустном. Перевод не прошел полноценной жесткой редактуры, хоть на это и возлагались большие надежды. Причина до безобразия банальная — редактор, который был готов взяться за текст, по уши занят работой. Но я все еще надеюсь на него, надеюсь, что эта версия текста — не последняя. Впрочем, если вы знаете английский, в любом случае отдайте предпочтение оригиналу: каким бы хорошим перевод ни был, оригинала ему не превзойти. Даже если ваш английский хромает, «Хроники» — хороший повод его подле-чить.
Если вы уже читали «Хроники», думаю, вам будут интересны приложения: «Перевод слов и выражений» и «Знаете ли вы, что».
Напоследок, если после прочтения перевода, первой главы или же только первого аб-заца вам есть, что сказать — не стесняйтесь писать на почту.
Добро пожаловать на Земли Прайда!
Аникин Антон (Beltar):
Впервые с «Хрониками земель Прайда» я познакомился осенью 2002 г. Впечатление от прочтения было огромным, но тогда мне и в голову не могло прийти, что я сяду за их пе-ревод. Однако год спустя случайно оброненная Димониусом фраза о том, сколько у него фанфиков и как хорошо было бы их перевести, навела меня на мысль: а почему бы и в самом деле не попробовать этим заняться? Первым стал маленький фанфик «Just Like Me», в про-цессе доводки которого удалось втянуть в это дело Атари. Когда мы начинали работу над «Legacy of Ahadi», мы знали, что за это дело брались многие, результаты были неутешитель-ные, работу просто бросали на ранних стадиях, качество же единственной завершенной за-ставляло усомниться, что переводил ее не компьютер. Мы первые, кто сумел довести эту ра-боту до конца, и мы надеемся, что вы останетесь довольны результатами наших трудов. На-деюсь также, что они напомнят о тех славных временах, когда не существовало таких с по-зволения сказать «продолжений» и «дополнений», как Simba’s Pride и The Lion King 1 ½.
Наши контакты:
Прохоров Александр (Athari): [email protected]
Аникин Антон (Beltar): [email protected]
Предисловие ко второму изданию
Аникин Антон (Beltar):
Поскольку мы с Athari относимся к племени программистов, то руки так и тянуться написать, что данная версия стала еще стабильнее и еще удобнее. :) А если серьезно, в этом издании исправлено море орфографических, пунктуационных и стилевых ошибок, и читать стало намного приятнее.
Февраль, 2007
Благодарности
Благодарим Базила (Basil), Дишку (The Dishwasher), Джона Буркитта (John Burkitt), Тигра (Tiger), Мкиву (Mkiwa) за окончательную редактуру, и в особенности Симху (Si.mha) за помощь в разрешении особо сложных вопросов, а также Mysterio и King of the Hill’а за помощь в подготовке второго издания.
Глава 1. Пролог
Свет утреннего солнца отражался в глазах королевы Акаси. Король Ахади посмотрел в их сияние и прошептал: «Любимая». Она улыбнулась, прижалась к нему и поцеловала двух новорожденных сыновей — словно лишь они вчетвером были в своем царстве любви.
Но они были не одни. Шака, брат короля, его жена Авина и их дочери-двойняшки встречали рассвет вместе с ними. И вся равнина была заполнена созданиями Айхею во всем их великолепии: статные гепарды, величественные слоны, высокие жирафы, изящные зебры с полосками пестрее самой яркой птицы. Все стояли бок о бок, ряд к ряду. И никто не обна-жил клыка, и не выпустил когтя. Они пришли славить таинство жизни, рождение нового принца. В этот день смерть не ходила среди них.
Акаси: Наша любовь, наконец, целиком воплотилась в тебе,
(Таке) Наша любовь, наконец, видна в каждом движенье твоем;
Чувства твои, и улыбка, и взор, обращенный ко мне,
Нам не оставят сомнений — мы по жизни с любовью пойдем.
О как тебя люблю! Ты в мир вошел — с тобой пришел рассвет.
Твое я имя повторять готова вновь и вновь:
Сокровище, чего ни предначертано тебе Судьбой,
Такой, как прежде, жизнь моя не будет вновь.
Ахади: Станешь великим правителем ты, всё, о чем ты мечтал,
(Муфасе) В жизнь воплотится; пока ж ты мне сын, дай тебя обниму.
Жизнь свою и все, что есть у меня, дарю вам, сыновья;
Ведь пользы что от богатств и земель, если жить одному?
О как тебя люблю! Ты в мир вошел — с тобой пришел рассвет.
И твое имя повторять готов я вновь и вновь:
Сокровище, чего ни предначертано тебе Судьбой,
Такой, как прежде, жизнь моя не будет вновь.
Через толпу шагал Македди, мандрил. Собравшиеся расступались перед ним, освобо-ждая путь; он осенял их знаками любви Айхею, касаясь как самых молодых, так и самых старых протянутыми пальцами.
Македди перебрался через валуны, что ограждали подножие Скалы Прайда — камен-ного монолита, надежно защищавшего львов от неизвестностей ночи. Все выше и выше под-нимался он по извилистой тропинке, пока не добрался до основания выступа скалы. Толпа затаила дыхание, когда Македди приблизился к сыновьям Акаси. Ахади положил лапу на маленького Муфасу и торжественно кивнул.
— Я касаюсь твоей гривы, — почтительно сказал Македди. — Инкоси ака Инкоси, великий король.
Он окропил Муфасу порошком альбы и помазал миром его чело. Затем он взял ма-ленькое сокровище и поднял над головой. Луч света прорвался сквозь утренние облака и озарил малыша. Дитя, рожденное в любви, и не знавшее за свою короткую жизнь ничего, кроме любви, смотрело на восхищенную толпу. Сквозь крики и шум собравшихся мягкий шепот прозвучал с небес:
— Македди, будешь ли ты оберегать его?
— С твоей помощью, Айхею, я справлюсь.
Собравшиеся внизу с благоговеньем чувствовали присутствие бога. Кланяясь, они припадали к земле и, каждый на своем языке, восхваляли его. Но Македди не слышал их. Взяв малыша на руки, он поцеловал его:
— Пусть ветер нежно веет тебе, пусть солнце ярко светит тебе, пусть боги полюбят тебя.
Слеза радости скатилась по его щеке.
Нехотя он вернул Акаси младенца. Маленький Така ожидающе посмотрел вверх гла-зами, полными невинного любопытства. С улыбкой, но и с некоторым сожалением Македди прижал львенка к груди и почувствовал счастливое мурлыканье.
— Он будет мудрым, — прошептал Македди. — Он мог бы стать великим королем.
Глава 2. Обучение
Ахади любил играть со своими маленькими сыновьями, но и обучению он уделял не меньше времени. Некоторые уроки были веселыми, как, например, погоня или нападение, другие не очень, но они были не менее важными.
Муфасе хорошо давались физические упражнения, и в борьбе он почти всегда побеж-дал своего брата Таку. Зато Така мог часами слушать Хроники Королей и Законы Прайда, в то время как Муфаса ерзал от скуки и следил за стадами вдалеке.
Ахади заметил тягу Таки к знаниям и, польщенный его вниманием, отводил много времени обучению. Сидя на выступе скалы, он рассказывал ему о многих чудесных и удиви-тельных вещах.
— Мудрые слова иногда тяжелее всего услышать, — говорил Ахади. — Нга и Суфа, сыновья Рамалаха, игнорировали наставления своего отца, и это довело их до беды. Отец учит, потому что любит, и отвергать то, чему он учит — значит отвергать его любовь. То же самое можно сказать и о нас, дети мои. Я не хочу, чтобы вы попали в беду… — Ахади оста-новился и посмотрел на Муфасу, который был погружен в свои мечты. Подмигнув Таке, он продолжил тем же тоном: — В это время один львенок наблюдал за антилопами гну на рав-нине, мечтая о том дне, когда не надо будет учиться. Так он наполнил свою голову сухой травой вместо знаний. Не так ли, Муфаса? — громче добавил он.
— Да, пап.
Така покатился со смеху, напевая: «Сухая трава, сухая трава, ння-ня-на-ня-ня!»
— Что смешного?! — Муфаса раздраженно посмотрел на Таку, но отец нахмурился, и Муффи смущенно опустил глаза.
— Така, о чем мы говорили? — Ахади знал, что мог положиться на него.
— О том, что были два брата Нга и Суфа. И они были очень известны. Однажды Нга подрался с Суфой из-за львицы. Не из-за простой львицы — она была белая, как облако, и обладала магической силой, и если бы кто-нибудь женился на ней, то его королевство стало бы великим. Но она была одна такая, а они оба хотели жениться на ней. Тогда они пошли к озеру — это самая крутая часть — и дрались весь день и всю ночь без перерыва. Они дрались и на второй день.
Он начал ходить вокруг Муфасы. — И весь третий день они дрались. Они даже не спали. Они дрались целых пять дней и ночей, потому что она была такая милашка, а они на-столько упрямы, что ни один не хотел уступать. И на пятый день они оба одновременно ус-нули. И пока они спали, львица убежала и вышла замуж за волшебного льва с такой же си-лой, как у нее, а Нга и Суфа чувствовали себя потом как пара идиотов.
— Молодец! — Ахади потерся о Таку носом. — И такая оригинальная интерпретация.
Муфаса выглядел удрученным.
— Иди сюда, Муффи, — Ахади притянул Муфасу лапой и также потерся о него но-сом. — Я бы охотно позволил тебе играть все время, если ты этого хочешь. Но ты должен изучить искусство быть лидером. В свое время, когда мой отец учил меня, это было особое время для нас. Наслаждайся им, пока оно не прошло, и возьми от этого как можно больше.
— Я пытаюсь. Честно.
— Я знаю. Но помни, я люблю вас не за то, что вы умные и сильные. Я люблю вас, потому что вы мои сыновья. Чем бы вас ни одарил Айхею, вы должны извлечь из этого как можно больше, в этом и состоит обучение. Понятно?
— Да, пап.
Ахади снисходительно улыбнулся.
— Почему бы вам пока не пойти поиграть?
Львята помчались прочь, но Ахади окликнул их:
— Эй! Вы ничего не забыли?
Муффи и Така быстро вернулись и поцеловали папу.
Глава 3. Всё, чего касается свет
На следующее утро Ахади поднялся раньше, чем обычно. Он бесшумно подошел к спавшим бок о бок сыновьям и легонько подтолкнул Муфасу. Львенок повернулся, но не проснулся. Ахади толкнул сильнее и на этот раз разбудил его. Муффи, немного удивленный и раздраженный, посмотрел вверх, но Ахади лапой прикрыл ему рот и молча кивнул: «Иди за мной». Заинтригованный Муффи встал на лапы и пошел за отцом к выходу из пещеры.
Така, сон которого всегда был чутким, почувствовал спиной холод там, где до этого было тепло. Он проворчал и подался в сторону брата, но там никого не было. Он сонно ощу-пал место лапой, затем посмотрел туда и понял, что может пропустить нечто важное.
На цыпочках он выбрался из пещеры и залез на платформу, служившую удобным на-блюдательным пунктом. В свете утреннего солнца сидели отец и сын. Муфаса наклонился к отцу, шерсть которого сияла золотом.
«А почему меня не взяли?» — подумал Така. Он хотел закутаться в мягкую аромат-ную гриву отца и полюбоваться рассветом. Он уже собирался устроиться с другой стороны. Но Муффи спросил:
— В чем дело, папа?
— Тс-с! Ты разбудишь Таку.
Така любил секреты, поэтому он спрятался у входа, откуда можно было видеть все, оставаясь незамеченным.
— Посмотри. Все, чего касается свет, — мягко промурлыкал Ахади, — это граница моего королевства. Иногда я сижу здесь и смотрю на все это, и это умиротворяет меня. Так много народов зависит от меня, и я должен ставить их потребности выше своих. Но это чу-десно. Всегда прекрасно быть нужным кому-то, особенно когда ты всего себя посвящаешь другим. Однажды ты познаешь это чувство, когда меня не станет, так как я выбрал тебя идти по моим стопам.
— Меня? — Муффи выглядел сильно удивленным. — Ничего себе, круто!
У Таки перехватило дыхание. «Нет! Это несправедливо!» — попытался прошептать он, но слова застряли у него в горле.
Муффи был в некотором смятении.
— Но Така всегда был самым умным. Я был уверен, что именно он станет королем. Он знает все.
— Не все, сынок, хотя он и очень смышленый. Ты тоже умен, хотя тебе надо больше внимания уделить обучению. Я привел тебя сюда в надежде, что знание того, что тебе пред-стоит, заставит тебя лучше учиться. То, что ты изучаешь, — мудрость нашего народа. Ты бу-дущий король. Если ты будешь хорошим королем, у тебя будут львицы, чтобы гоняться за гну, — Ахади глубоко вздохнул. — Решение было непростым. Пока ничего не говори Таке. С этого момента это наш маленький секрет.
— Почему секрет, папа?
— Потому что, как ты сказал, Така умен. Он старается. Он может разочароваться, ес-ли узнает, что не станет королем, и не раскроет талант, данный ему Айхею. Так же как ты собирался сделать, — Ахади глубоко, но не осуждающе посмотрел Муфасе в глаза. — Ты знаешь, что я говорю правду. Ты очень умен, когда хочешь этого, — он глубоко вздохнул. — Это решение должно быть правильным. Все же это разбивает мое сердце. Я бы охотно отдал королевство каждому из вас, но я не могу.
— Почему бы нам не разделить его пополам? Он возьмет ту половину, а я возьму эту?
— Это очень благородно с твоей стороны, Муффи, но так нельзя. В маленьком коро-левстве невозможно нормально охотиться. Ты должен принять то, что королевство принад-лежит вам обоим, но ты будешь королем, а он нет. Именно поэтому я рассказал вам историю про Нгу и Суфу. Если вы будите вечно драться и никогда не приходить к соглашению, то приз часто будет доставаться другому. Если ты любишь Таку, а я знаю, что ты любишь, то ничего не скажешь ему. Я хочу сам все рассказать, когда придет время.
— Я понимаю, — задумчиво сказал Муфаса. — Я хочу когда-нибудь стать королем, но я чувствую себя виноватым по отношению к Таке. Я не буду говорить, пока ты не ска-жешь, что можно.
Ахади улыбнулся.
— Может быть, тебе следует быть старательней на уроках, но у тебя доброе сердце. Я надеюсь оставить этот мир без волнений или сожалений. Когда я думаю, что ты будешь ко-ролем после меня, я спокоен.
В первый момент Така был в гневе, но затем гнев сменился болью. Опустив голову и прижав уши, он прокрался назад к матери.
Глава 4. Не время спать
Миншаса, белая словно облако, рожденная в сердце саванны, как воплощение любви. Кто из носящих гриву может остаться равнодушным, посмотрев на нее? Миншаса — голос, влекущий к себе. Миншаса — любимица богов. Опасайтесь ее ужасных чар, дети мои.
РАМАЛАХ, «ЛЬВИНАЯ САГА», РАЗДЕЛ «Д», ВАРИАЦИЯ 1
Акаси беспокоилась о Таке. Как львица, она чувствовала состояние своих детей и зна-ла, что с Такой не все в порядке. Он хандрил, не находил себе места. Временами избегал ее взгляда. А временами, наоборот, так пристально смотрел ей в глаза, как будто пытался что-то увидеть внутри них.
Даже Ахади чувствовал: что-то не так. Он игриво подтолкнул львенка носом.
— Что-нибудь случилось, Така?
— Нет, сэр.
— Ты можешь рассказать об этом своему папе. Придумал! Как насчет хорошей исто-рии? Знаешь, об одном Великом Короле Прошлого. Я когда-нибудь рассказывал тебе о Моко Длинной Гриве?
— Да, сэр, — Така глубоко вздохнул.
Ахади начал было что-то говорить, но Акаси тихо покачала головой: «Не надо».
Ахади нежно по-львиному поцеловал своего сына в щеку.
— Я люблю тебя, сынок. Ты знаешь, что нет ничего такого, о чем ты не мог бы рас-сказать своему папе, когда захочешь.
Така жалостливо посмотрел на него.
— Правда, папа? Ты все еще любишь меня?
Ахади прикусил губу.
— О боги. Разве ты этого не знаешь?
Глубоко потрясенный, он посмотрел на львенка, затем отошел на несколько шагов и сел, повернувшись к горам вдалеке.
Акаси была немного рассержена.
— Что заставило тебя это сказать? Посмотри, как ты обидел его! — Она несколько смягчилась: — Золотце, почему ты думаешь, что он не любит тебя?
— Ну, я… — Така мог сказать ей правду, но тогда она узнает, что он шпионил за от-цом. Какое-то время он думал, что сказать, затем проговорил: — Я только спросил, вот и все. Прошу прощения.
Така перебирал в уме секретный список глупостей, которые он когда-либо совершал, пытаясь найти ту, что обрекла его быть вторым. Может быть та, когда он убежал, не сказав маме? Или когда он сыграл злую шутку над Узури, и она так на него разозлилась? Может, она рассказала папе, несмотря на то, что он просил ее не делать этого? Решиться спросить? Нет. Конечно, нет. Ведь он не должен был ничего знать об этом. Тем более после того, как папа сказал Муффи свое решение, уже ничего не изменить.
Был почти полдень — время сна для Таки, — когда Муфаса прискакал как резиновый мячик, настолько полный детского энтузиазма, что казалось, он сейчас взорвется. Его на-строение было просто заразительным.
— Така, ты должен это увидеть!
— Что увидеть?
— Что это, сынок? — промурлыкала Акаси. — Еще один дикобраз? Или суриката ?
— Ну, это… — его хвост дернулся. — Ну да, суриката.
— Что интересного в сурикате? Мы постоянно их видим, — мрачно сказал Така. — Сейчас почти полдень. Жара такая, что у тебя, похоже, расплавились мозги, если, конечно, они у тебя есть.
— Но эта суриката особенная, — сказал Муфаса, лукаво подмигивая. Така заметил, что у Муфасы подергивается хвост — верный признак того, что он обманывает. На его лице появилась кривая зубастая улыбка.
— Особая, говоришь? — Это заставило Таку забыть про жалость к себе. — Ну, тогда пошли. Мам, ты не против?
— Только не надолго. Тебе сегодня нездоровилось.
Не успела она закончить фразу, как Муфаса и Така умчались со скоростью ветра, вспугнув по дороге стаю цесарок. Они бежали сквозь высокую траву, временами останавли-ваясь, чтобы выглянуть из нее, словно мохнатые «чертики из коробки».
Несмотря на то, что они были в высокой траве, маленькая Сараби заметила их и поня-ла, что они идут к чему-то, на что стоит посмотреть. Она пробежала по скалам, нырнула в зеленое море и вскоре, запыхавшись, догнала их.
— Что у вас? — спросила она.
— Ничего, — сказал Муфаса. — Мы учимся выслеживанию. — Его хвост дернулся.
— Каждый раз, когда у вас «ничего», — ответила Сараби, — у вас там что-то.
— Мы идем посмотреть на… сурикату, — признался Така.
— Сурикату? — недоверчиво переспросила Сараби. Она заметила, что его нос дер-нулся — верный признак того, что он врет.
— Ну, это особая суриката, — сказал Така.
— Тогда я тоже хочу посмотреть, — ответила Сараби.
— Молодец, куриные мозги, — прорычал Муфаса. Он звучно ударил Таку по щеке. Така зарычал и ответил тем же. Как и положено воспитанным львам, они не выпускали ког-ти, но бороться начали в полную силу.
Муфаса был сильнее, и его удары были действеннее. Така был стойким противником и вскоре начал кусаться за уши и за хвост. Когда драка начала ожесточаться, Сараби в отчая-нии забегала вокруг них.
— Прекратите! Прекратите немедленно! — Она негодовала. — Мы так никогда не увидим эту дурацкую сурикату, если она вообще существует!
Безрезультатно. Рычание становилось все более угрожающим. Така, как обычно, про-игрывал, но сдаваться не собирался.
— Сдавайся!
— Не раньше, чем ты — ай! — прекратишь обзываться! Если ты сильнее, это еще не значит, что ты умнее!
— Если вы не прекратите, я скажу вашей маме! — закричала Сараби. — Иногда мож-но подумать, что у вас обоих куриные мозги.
— Мы просто развлекаемся, — сказал Муфаса, сидя на Таке.
— Да. Ничего серьезного, — подтвердил Така. Он вывернулся из-под Муфасы и на-последок с силой ударил его, выпустив когти.
Осмотрев Таку, Сараби заметила след крови на его правом ухе и по-матерински при-нялась вылизывать ранку языком.
Така всегда мог рассчитывать на ее сострадание, но сейчас он хотел выглядеть взрос-лее.
— Мне не больно.
— У тебя кровь.
— Ничего серьезного. Правда.
— Ага, точно, — сказал Муфаса, самостоятельно вылизывая серьезный укус на лапе. — Ладно. Раз уж ты так сильно хочешь пойти, у леса живет медоед . Он совсем белый — бе-лее, чем облако. Помнишь как Н’га и Суфа дрались за белую львицу, потому что она была волшебная и могла исполнять желания?
— Ты имеешь в виду Миншасу? — Така на мгновение задумался. — А, да! Но ты же не можешь жениться на медоеде. Или можешь?
— Не хочу я на нем жениться. Я только хочу исполнение желания.
— Ну и чего же ты хочешь пожелать, Муффи?
Муфаса смущенно улыбнулся.
— Я потому тебя и позвал. Я хочу, чтобы ты был со мной, когда я присоединюсь к Великим Королям Прошлого. Папа хочет, чтобы я стал королем, когда он умрет.
— Я слышал. Я прятался за камнем, когда он разговаривал с тобой.
— Не хорошо шпионить за другими, — строго сказал Муфаса, но затем добавил: — Возможно, ты не будешь королем в этой жизни, но если медоед действительно исполняет желания, ты будешь королем, когда умрешь.
— Правда? — Така был в восторге. — Ты сделаешь это для меня? Прекрасная идея! — Не в силах сдержаться, он прижался к Муфасе. — Ты самый лучший! Ты сказал, что хотел бы отдать мне половину Земель Прайда. Я слышал это.
— Ага. Но раз этого не произойдет, никому не говори, что я сказал.
— Не скажу. Сейчас это уже неважно, но ты такой добрый. Ты самый лучший, Муф-фи! — Он засмеялся и несильно ударил брата. Оба бросились бороться, хихикая и извиваясь. Оба старались изо всех сил, но, как обычно, Муфаса быстро победил, прижав Таку к земле.
Муфаса в душе улыбался. Он был рад, что пожелал что-то не для себя. Продолжая прижимать Таку к земле, он сказал:
— Давай так, когда папа скажет тебе, что я новый король, притворись, что ты удив-лен. Так будет лучше. Папа хорошо выпорет тебя за то, что шпионил за нами.
— Я хочу быть рядом с Такой, — сказала Сараби. — Или я буду с Такой, или я рас-скажу о вас обоих!
— Это и будет моим желанием, — сказал Така. Он вывернулся из-под Муфасы, по-дошел к Сараби и потерся мордой. — А что ты пожелаешь?
Сараби быстро лизнула Таку в щеку.
— Увидишь.
Придя к такому решению, три львенка направились к норе на окраине рощи акаций.
Глава 5. Нора
Вход в нору представлял собой пугающую черную дыру. Муфаса попытался протис-нуться в нее, но вход был узким даже для среднего львенка. Муфаса был слишком велик для своего возраста, и у него не было шансов забраться внутрь, а о том, чтобы повернуться, нече-го было и говорить. Тогда он решил попросить медоеда выйти.
— Эй, там!
Ответа не последовало.
— Выходи, медоед. Я слышу твое дыхание и знаю, что ты там.
Они подождали некоторое время, но ничего не произошло.
— Пошли, — сказала Сараби. — Похоже, он не собирается показываться.
— Погоди. По-моему, он прячется от нас. — Муфаса закричал в нору: — Я — Принц Муфаса, однажды стану Королем, и я объявляю тебя своим пленником. Если хочешь быть свободным, благослови меня и моих друзей!
Они услышали приглушенный звук в глубине туннеля. Стены норы делали его похо-жим на шум моря в раковине — он был недолгим, требовательным и недовольным. Они не знали, был ли медоед напуган или же, наоборот, зол.
— Может быть, он глухой, Ваше Величество, — сказал Така со смехом. — Ты прита-щил меня сюда ради дырки в земле? Спорим, это кролик? Просто маленький испуганный кролик! И ты еще говорил, что у меня куриные мозги!
— Но там был белый медоед, честно! — Муфаса посмотрел на Таку, затем на Сараби. — Вы мне не верите, да? Понюхайте — разве это запах кролика?
Така старательно принюхался к норе. Он не знал, как пахнет медоед, но он точно знал, что это не кролик. Запах был странным и резким, и мог принадлежать кому угодно.
— Я притащился в такую даль, — сказал Така, — и, похоже, мне придется лезть внутрь, чтобы получить свое желание.
— Ты никогда этого не сделаешь, — заявил Муфаса, глядя на темную нору с едва скрываемой дрожью. — Он, похоже, рассержен. К тому же там темно, а ты боишься темно-ты.
— Кто это там вякает?
— Я, кто же еще! Ты вечно думаешь, что тебя хотят забрать гиены. Иногда ты не мо-жешь уснуть до высокой луны, а потом тебе снятся кошмары.
Така был глубоко уязвлен. Он часто просыпался от одного и того же кошмара — его разрывали гиены. Акаси, обладающая чутким материнским слухом, всегда быстро просыпа-лась, успокаивала его теплыми поцелуями, укладывала его голову на свой мягкий живот, и он засыпал под музыку ее дыхания. Така не знал, будил ли он при этом Муфасу. Теперь в этом не было сомнений. У Таки скрутило живот. Он посмотрел на нору и понял, что должен сделать.
Сараби почувствовала его страх и прижалась к нему.
— Не лезь туда, если не хочешь. Я бы не полезла.
— Это потому что ты девчонка, — сказал Така, но доброжелательно посмотрел на нее. Затем он посмотрел на темную нору. — Я не боюсь темноты. Я не боюсь медоеда. Я лев, а львы не боятся… — он посмотрел на Муфасу, — и не важно, что думают их братья.
Ссутулившись и наклонив голову, он полез в крутой проход. Он не переставал гово-рить все время, пока сантиметр за сантиметром спускался по темному туннелю.
— Мы тебя не обидим. Мы просто хотим исполнения наших желаний, понимаешь? Нас трое, значит три желания. — Дыхание в глубине участилось, Така тоже задышал быст-рее. — Три желания для такого, как ты, не должны быть проблемой. Хочу сказать, что такое три желания для настоящего Нисея? — Тишина. — Пожалуйста, скажи что-нибудь. Ну хоть что-нибудь.
— Эй, Така, — сказал Муфаса, — Тебе не нужно этого делать. — Он сунул голову в нору и прокричал: — Извини, что назвал тебя тупым.
— Ты сказал «куриные мозги», — поправила Сараби.
— Неважно, — огрызнулся Муфаса. — Эй, Така, выходи. Я пошутил, сказав, что ты боишься темноты, — он начал нервничать. — Така, я же сказал, что извиняюсь!!! Ты слы-шал?! А теперь выходи, а не то я маме скажу!
— Не загораживай нору, — сказала Сараби. Она внимательно прислушалась. — Что он там делает?
— Откуда мне знать? Тс-с.
Из глубины туннеля они услышали голос Таки. Он заикался, его голос был далеким и слабым:
— Мы не хотим тебя обидеть. Мой брат Муфаса будет Королем, когда вырастет, а я всего лишь его брат. Ему пришла в голову идея, что я мог бы быть с… — Затем в глубине раздался гул, похожий на рычание. — Пожалуйста, помогите! Мне страшно. Здесь так темно, — это был Така. Муфаса и Сараби не знали, с кем он говорил — с медоедом или с ними. Муфаса попытался протиснуться в дыру.
Она была слишком узкая. Поняв, что так он ничем не сможет помочь, Муфаса начал копать.
— Прекрати! — Сараби оттащила его. — Туннель обрушится!
— Но он в беде.
— Если его засыплет, то он точно будет в беде, — она посмотрела внутрь. — Така, ты в порядке?
— Это ты, Сэсси?
— Пожалуйста, вылезай. Если ты любишь меня, вылезай.
— Одну минуту.
— Никаких минут! Сейчас же!
Дыхание опять участилось. Затем донеслись звуки движения. И снова тишина. Через мгновение Муфаса посмотрел на Сараби.
— Не думал, что он сделает это. Он или очень смелый, или очень глупый.
— Он не глупый, — твердо сказала Сараби. — Если бы ты не назвал его тупым, его бы там не было. То, что он меньше тебя, не значит, что он тупой. — Она закричала громче:
— Пожалуйста, выходи! Ты меня пугаешь!
Затем раздалось громкое угрожающее рычание и крик боли.
— Я ухожу! О боги! Отпусти! Отпусти, мне больно! — Они могли слышать, как Така пытается выбраться.
Муфаса бросился неистово рыть землю.
— Така!! — земля летела из-под его лап; наконец, он смог просунуть внутрь голову. — Держись, я вижу твой хвост! Еще чуть назад. Несколько сантиметров!
Муфаса схватил хвост и потянул со всей силы. Сараби подхватила хвост Муфасы, и, пытаясь не причинять ему боли, тоже потянула. Така, пятясь, выбрался на поверхность, его лицо было в крови, а один глаз выбит из глазницы. Белый медоед вылез вслед за ним, но, встретил еще двух львят, у которых встала шерсть дыбом. Львята зарычали. Оценив свои шансы, медоед неохотно залез обратно в нору. Така лежал на земле и дрожал.
— О боги! Больно! Кто-нибудь помогите мне! Я хочу к маме.
Муфаса в шоке смотрел на невидящий, залитый кровью, глаз. Спустя мгновение он пришел в себя и был готов действовать.
— Я приведу маму… нет, лучше Македди. — Он уже было сорвался с места, но оста-новился. — Нет, ему придется вернуться сюда. Така, ты можешь идти?
Така с усилием поднялся с земли и заковылял. Кровь капала с его лица на траву.
— Я попытаюсь. Это очень далеко?
— Нет, следуй за мной.
Глава 6. Пророчество
Три вещи нельзя вернуть — пролитое вино, пущенную стрелу и сказанное слово.
Менелай Нексосский
Дорога к дому Македди была долгой. Под жарким солнцем кровь на шерсти у Таки начала запекаться, вокруг него роились мухи. Его походка была нетвердой, и, несмотря на все усилия, его мужество истощалось.
— Сколько еще идти?
— Немного, — ответил Муфаса.
— То же самое ты сказал в прошлый раз, — Така начал дышать прерывисто. — Мне больно. У него есть что-нибудь от боли?
— У него есть средства от всего, — сказала Сараби. — Не беспокойся, Така. Все будет нормально.
— Долго еще?
Сараби обогнала Таку и посмотрела ему в лицо. Его здоровый глаз смотрел в пустоту. Она поняла, что он шел на звук шагов Муфасы.
— Ты должен идти, — сказала Сараби. — Ради меня.
От потери крови и боли Така был в шоковом состоянии и плохо держался на ногах.
— Сэсси, я не думаю, что смогу…
— Ты сможешь, — сказала она, склоняясь над ним. — Така, ты слышал историю о двух гну и зебре?
— Нет.
— В общем, были двое гну, и один из них сказал другому: «Спорим, я смогу рассме-шить ту зебру раньше тебя?» Он пошел к зебре и сказал: «Смотри!» А затем встал на голову и высунул язык. Но зебра не рассмеялась. Ты знаешь, что сделал другой гну?
— Какой гну? Я ничего не вижу.
Он споткнулся и растянулся на траве.
— Вставай, Така! Пошли, ты должен идти!
Она подтолкнула его бок носом, попыталась поднять лапами и даже потянула за ухо.
— Вставай!
— Я не могу.
— Ты должен! — она ущипнула его за лапу.
— Ой! — он посмотрел прямо на нее.
— Вставай, или я тебя опять ущипну.
Муфаса подсунул под Таку морду и подтолкнул. С помощью брата, Така поднялся и опять заковылял.
— Я уже вижу его дерево. Слава Богу.
Македди, мудрый мандрил, учил своего младшего брата Рафики предсказанию буду-щего с помощью миски с водой. Гадание на воде — лучший способ предсказания будущего. Ведь вода, как известно, поднимается выше, чем летают птицы, и возвращается на Землю, заряженная энергией богов. И поэтому любой лев может увидеть свежую зелень после дож-дя.
Увидев окровавленного львенка и его друзей, Македди немедленно бросил работу.
— Рафики, приготовь припарки, быстро! — Он внимательно посмотрел на глаз Таки. — О, господин Така, что вы наделали!
Македди положил руку сначала на одну, потом на другую строну лица Таки.
— С этой стороны глаз не видит. Плохо. Очень плохо. Но, возможно, я смогу его вы-лечить.
Македди взял у Рафики смоченную альбу и размял ее на земле. Мокрый порошок стал как мазь, и он аккуратно собрал ее.
— Это следы зубов медоеда, — сказал Македди. — Даже если я не вижу его самого, я хорошо чувствую его запах. — Он покачал головой. — Скажи на милость, что заставило тебя играть с медоедами? Ты же знаешь — они опасны.
— Это был белый медоед, — сказал Така. — Я хотел исполнения желания, как Н’га и Суфа.
— Я вижу, — он нахмурился, — ты не знаешь, чем отличаются белая львица и белый медоед! Так ты хотел желание?
— Это была моя идея, — сказал Муфаса. — Я хотел, чтобы мой брат был вместе со мной с великими королями прошлого, когда мы умрем.
Македди вздохнул.
— Благородная сентиментальность. Но все живое ценно для Айхею. Он собирает всех у себя независимо от силы и храбрости, но судя по бессмертной Ка, — он вымыл руки в чашке. — Если твоя Ка полна любви и мудрости, то не важно, что ты меньше, чем твой брат, — он похлопал Таку. — Маленький храбрец.
Така стиснул зубы, закрыл здоровый глаз и прижал уши.
Македди был нежен со львенком. Холодная грязь окружила раненый глаз Таки, не причиняя такой сильной боли, какую он ожидал. Затем нажатием руки Македди поставил чудом не поврежденный глаз на место. Македди зачерпнул воды и с предельной осторожно-стью, начал смывать грязь, по несколько зерен за раз.
— Не жмурься. Это мне мешает.
Когда вся кровь была смыта, и глаз прочистился, Македди взял ветку дви’дви и раз-ломил ее. На изломе появилась капля каучукового сока, и Македди умело залил ей порез Та-ки, аккуратно сжимая рану пальцами. Он несколько раз дунул на рану, чтобы каучук застыл.
Рафики принес для Таки миску с водой. Македди добавил травы для снятия боли и улучшения кроветворения, а также щепотку корня тико для предотвращения заражения. На-конец, он добавил немного меда.
— Это не слишком вкусно, но после него будет лучше.
Така посчитал лекарство вполне терпимым; после потери такого количества крови на жаре его мучила жажда, и после лекарства ему стало лучше.
Сараби показалось, что прошла вечность, прежде чем Македди закончил с Такой. Она набралась смелости и спросила:
— Его глаз будет снова видеть?
— Рафики, — сказал Македди, — ты слышал леди. Что будет с Такой?
Рафики нервничал. Первый раз он гадал для кого-то другого. Задумчиво глядя в воду, он пытался вспомнить все, чему его учил брат. Подувший с запада ветер всколыхнул воду. Он принес с собой запах гниения. Рябь улеглась, и он раскрыл рот:
— Подождите, что-то появляется. Это говорит мне…
— Что? — нетерпеливо спросила Сараби.
Рафики смотрел в воду, как одержимый. Его голос стал низким и сдавленным.
— Дорога долгая и тяжелая. Те, кто улыбаются тебе в лицо, покажут зубы, как только ты уйдешь.
Он бросил чашку и встал перед Такой. Обвинительно показывая пальцем, он проговорил:
— Друзья придут откуда их не ждешь, а затем бросят тебя в час нужды. Тот, кто пер-вый коснулся тебя, будет определять твою судьбу, и та, что дарила тебе любовь, будет нена-видеть тебя.
— Рафики! — прокричал Македди. — Контролируй это! Это злой дух!
— Гнев — твое единственное спасение, — пробормотал Рафики, потрепав Таку за шерсть на щеке. — Вооружись беспощадной ненавистью. Возьми то, что твое, поскольку это тебе не дадут по доброй воле.
Така вскочил и попытался спрятаться за Сараби и Муфасой. Он прижался к земле и дрожал.
— Нет! Это не так! Скажи мне, что это не так!
— Прекрати! — Македди грубо встряхнул Рафики. — Прекрати это во имя богов!
Рафики смотрел, вытаращив глаза, как будто он увидел привидение. Ему понадоби-лось некоторое время, чтобы прийти в себя.
— Брат, что случилось со мной? Я не мог ничего с собой поделать. Я был палкой, ко-торой размахивала чья-то рука!
Муфаса был в ужасе.
— Это неизбежно должно произойти? И мы не можем это остановить?
Рафики обошел Муффи и Сэсси, чтобы посмотреть на съежившегося Таку.
— Не бойся, сынок, — он погладил дрожащего львенка. — О боги, это говорил не я. Это не я. Я люблю тебя. Я бы никогда не сказал такого. Ты должен любить, всегда любить так, как я люблю тебя. Прости меня. Пожалуйста, прости меня, — он зарыдал.
— Мой брат не знал, что он говорил, — строго сказал Македди. — Он не контролиро-вал воду — вода контролировала его. Чувствуете зловоние смерти в воздухе? Злые духи час-то приходят говорить, и они используют полуправду, чтобы нести беды в этот мир. Когда я увижу тебя одного, Така, я скажу тебе твое будущее и сделаю это правильно.
Така заплакал.
— Они действительно ненавидят меня?
— Нет, Така, — твердо сказал Муфаса. Он выглядел немного смущенным. — Мы все любим тебя, несмотря на то, что ты все время попадаешь в неприятные истории.
— Но что если это правда? — спросила Сараби. — Я хочу сказать, что если это полу-правда, то значит ли это, что половина сказанного правда?
— Ничего из этого не является правдой, — сказал Муфаса. Он подошел к брату и по-ложил лапу ему на плечи.
— Я — первый, кто коснулся тебя. Я твой самый что ни на есть, лучший друг во всем мире, так что можешь больше не беспокоиться.
— А я — та, что любит тебя больше всех, — громко сказала Сараби, не заботясь о том, кто еще это услышит. — Когда мы вырастем, я выйду за тебя замуж.
Не раздумывая, она лизнула Таку в лицо своим теплым языком. Вкус крови напомнил ей о ее ошибке.
— О Така, с тобой все в порядке?
Така пристально посмотрел на нее, затем повернул голову и улыбнулся.
— Я тебя вижу! Я тебя вижу обоими глазами! — он нежно прижался к ней. — Ты же никогда не обидишь меня, Сэсси?
— Никогда в жизни!
Така слабо лизнул ее.
— Мы всегда будем вместе, я обещаю. Ты именно это имела в виду, говоря, что вый-дешь за меня замуж?
— Да, Така! Это и было моим желанием.
Он улыбнулся.
—Я знаю, что дома мне попадет, но оно того стоило. Ты пойдешь со мной домой?
— Конечно, пойду, — сказала Сараби.
— Папа не накажет тебя, — сказал Муфаса. — Нельзя наказывать тех, кому больно. Тебе действительно надо было выходить, когда я звал. Может, в следующий раз ты послу-шаешься.
— Да уж, — он вопросительно посмотрел на Муфасу. — Очень заметно? Как, по-твоему, мама заметит?
Муффи внимательно посмотрел на него, как будто что-то обдумывал, но все было яс-но.
— Заметит. Я думаю, что останется шрам.
Львята убежали настолько быстро, насколько Така мог поспевать за ними. Когда они были на порядочном расстоянии от баобаба, Рафики произнес:
— Брат, я совершенно уверен в том, что я видел. Я не знаю, почему я сказал это, но я знал, что это так.
— Я знаю, — ответил Македди. — Но иногда именно разговор приводит к тому, что все сбывается. Ты не помолился перед гаданием и остался незащищенным. Злые духи ждут таких возможностей. Они высказывают то, что им нужно, наполняя маленькие невинные головы глупостями, чтобы вызвать беду. Иногда молчание — самое мудрое предсказание из всех.
Рафики склонил голову.
— Мне так стыдно. Могу я это исправить, брат? Могу ли я что-нибудь сделать?
Македди вернулся к чашке для гадания. Он посмотрел в глубину воды. Долгое время он ничего не видел, слишком уж много беспокойных мыслей было в его голове. Затем с вос-тока подул легкий бриз, он принес приятный запах дикого меда. Ветер всколыхнул поверх-ность воды, и когда она успокоилась, силы духов рассеяли туман.
Македди стоял, будто в трансе.
— Рафики, если ты хочешь услышать слова Айхею — будь внимателен. Ибо малая правда подобна малой ветви, на которой так и не вырастет плода.
Молодой мандрил пал ниц.
— Говори, Повелитель.
— Зло, которое ты освободил, ты же должен и обуздать. Всю свою жизнь ты должен стараться исправить секундную оплошность. Молоко и грязь легко смешиваются, но так ли легко они разделяются? Твои слова сделали молоко непригодным для питья, но я не остав-ляю тебя. Поскольку молоко и грязь — мои творения, я могу указать того, кого я выберу раз-делить их, и это будет сделано.
Глава 7. Метка
Было трудно, если вообще возможно, скрыть происшедшее от родителей, обладаю-щих инстинктами охотников и великолепным обонянием. Така видел боль в глазах своей матери, когда рассказывал о происшествии в норе медоеда и чувствовал смешанные печаль и радость. Странная радость, которая согревает сердце, когда слезы и симпатия исходят из любви. Она притянула его к себе, начала тереться об него мордой и целовать.
Его отец Ахади ушел рано, почти ничего не сказав. Втайне Така надеялся, что отцу было немного стыдно за то, что он сделал Муффи своим наследником, и теперь он передума-ет. Вместо этого Ахади сказал только:
— Я вернусь.
Акаси вылизывала рану Таки, держа ее в чистоте, но, несмотря на это рана начала не-меть; она пульсировала с каждым ударом сердца. Така застонал: любое движение стало бо-лезненным. Он хотел отдохнуть, но не мог нормально заснуть и постоянно просыпался.
— Сколько еще это будет болеть?
— Я не знаю, сынок, — Акаси начала снова аккуратно зализывать рану. — Я посмот-рю, что у Македди есть от боли.
— Я не могу больше терпеть, — сказал Така. — Пожалуйста, узнай, что у него есть. У меня все лицо горит. И болит голова.
— Я не знаю, где Зазу. Как только твой отец вернется, я пошлю его.
— Куда он ушел?
— Не знаю, но догадываюсь.
— Надеюсь, он скоро придет. Очень скоро.
— Я тоже.
Он закрыл глаза и опять попытался заснуть.
Пришла Сараби.
— Как он?
— Отдыхает.
— Ему больно?
— Да. Бедное дитя. Как только Ахади вернется, я пошлю его к Македди.
— Я схожу, — сказала Сараби. Она произнесла это как утверждение, и, не дожидаясь ответа, направилась к далекому баобабу.
Неглубокий сон Таки был полон сновидений. Его ноги, рот и уши дергались.
— Здесь так темно, — бормотал он. — Отпусти меня. Отпусти меня!
Акаси не знала, будить его или нет. Но решение было сделано другим.
— Сынок, просыпайся!
Така перевернулся и открыл глаза. Он увидел большие светло-коричневые глаза сво-его отца, смотрящие на него. Ахади был в пыли. На его губах были следы крови, а нос был поцарапан и кровоточил. Така вскочил.
Посмотрев вниз, он увидел белого медоеда с красным кровяным пятном.
— Он больше не обидит тебя.
— Папа, у тебя кровь течет.
— Правда? — Ахади слабо улыбнулся. — Похоже, он пришел в отчаяние, когда я на-шел его секретный выход. На носу?
— Да, — у Таки по щекам потекли слезы. — Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю. Ты мне веришь?
Така подбежал и, закутавшись в гриве Ахади, поцеловал его раненый нос и потерся мордой.
— Обещай мне, мы всегда будем друзьями. Обещаешь?
— Лучше я поклянусь, — он расплылся в улыбке. — Тебе лучше, вояка?
— Еще бы!
— Хочешь, я расскажу ту историю?
— Конечно!
В этот момент вошла Йоланда. Она посмотрела на лицо Таки и не успев прикусить язык, выпалила:
— О господи! Что с ним случилось?!
Така в ужасе спрятал лицо.
Глава 8. Корбан!
Авина всегда была вольнолюбивой львицей. Ей, как и любой львице, нравилось охо-титься вместе с другими, но она также любила испытывать судьбу в одиночной охоте, как леопард. В этом Авина была необыкновенно хороша, так же хороша, как Узури в управлении групповой охотой. Даже когда она вышла замуж за брата короля и должна была подавать остальным пример, она продолжала заниматься одиночными вылазками в саванну.
Она совершала их днем, чтобы не нарушать ночную охоту. Пропустить вечернюю болтовню с другими львицами было бы непростительно. Охота днем только повышала сложность, и, принося прайду очередную жертву, она хвасталась: «Я сделала это сама, при свете дня». Остальные не обращали на это особого внимания. Они любили хорошо поесть не меньше ее самой, Авина всегда весело кричала: «Обед!» Это было приглашение всем, кто хотел пообедать результатами ее труда.
Оставив Сараби и Эланну под надзором их тети Акаси, Авина беспечно шла в высо-кой траве, ее золотистое тело растворялось в золоте саванны. Сараби поиграет с Такой, а Муфаса может поболтать с Эланной. Хотя многие думали, что Муффи когда-нибудь женится на Эланне, между ними не было ничего подобного тому, что было между Такой и Сараби. Авина бесшумно, как привидение, продвигалась по равнине; она видела все и не была види-ма. Ее гордость своим мастерством была очевидна, и у нее были все основания им гордить-ся.
Стадо бубалов даже не услышало ее приближения, однако взять их было непросто — они время от времени останавливались и прислушивались. У бубалов был нюх на хищников, и это делало их трудной добычей.
Уши вниз, хвост вниз, ноги двигаются в такт матушки земли. Авина не спускала со стада глаз и медленно, но верно сокращала расстояние, останавливаясь, когда время от вре-мени одна из голов отрывалась от травы и поднималась, чтобы оглядеться.
Авина внутренне посмеивалась, она знала, что обязательно будет с добычей. В сторо-не от выслеживаемого стада был самец. Он был стар и явно медленнее остальных. Сконцен-трировавшись, она подкрадывалась все ближе и ближе, с каждым ее шагом напряжение на-растало.
Бубал поднял голову и увидел ее. Не дожидаясь реакции, Авина выскочила из-за ук-рытия и со всей скоростью, что дал ей Айхею, ринулась к старому самцу.
Он действительно был медленнее остальных. Стадо рассыпалось в огромный рас-крывшийся цветок, но она игнорировала все, кроме цели. Ее силы и бесстрашие нарастали, и самец был все ближе, ближе и ближе.
Бубал бросился в сторону, но она повторила маневр. Авина безупречно вписалась в поворот и даже еще больше приблизилась к цели. «Ты мой!»
Она прыгнула со всей силы, как делала это много раз. Вверх и вперед, вытянув лапы, чтобы обхватить его вокруг шеи и свалить на землю.
Но она промахнулась.
— Черт!
Жесткое копыто ударило ее по щеке. В один момент вся ее огромная сила оставила ее. Бесконтрольно перевернувшись несколько раз, она, наконец, остановилась. Оглушенная, не способная дышать, она скорчилась в агонии, схватилась за лицо и немедленно отпустила — оно горело как в огне. Она пыталась закричать, но челюсть была разбита, и все, что вырва-лось наружу, был хриплый бессловесный вопль. Гнев и разочарование быстро уступили ме-сто ужасу ее положения. Ей отчаянно был нужен друг. Хоть кто-нибудь. Но никого не было. Она лежала на земле, удивленная, что может умереть здесь в одиночестве.
«Нет», — решила она. Собрав все силы, она оторвала свое раненое тело от земли и снова поднялась.
С трудом встав на ноги, она почувствовала, как что-то течет по ее подбородку. Кровь и слюна обильно сочились с ее разбитого лица из угла рта. Она запаниковала.
Задыхаясь, она пыталась сосредоточиться. «Я должна добраться до Македди», — ду-мала она. Не зная точно, где она находится, она теряла драгоценное время, пытаясь найти на горизонте баобаб. «Айхею, абамами — Всевышний, дай мне силы».
Начался ее долгий путь по жаре. Челюсть обжигала при каждом шаге, она пыталась сфокусировать взгляд.
Один раз она потрогала место удара лапой, чтобы понять, что же именно случилось. Обломок разбитой челюсти проступал сквозь кожу. Острый кинжал, покрытый ее кровью. «О Боги, — думала она. — Мое лицо! Мое лицо изуродовано! Оно изуродовано!» Она пыта-лась понять, как теперь выглядит, и что ей делать, если боль не пройдет.
Что подумает Шака, когда увидит ее? Он по-прежнему будет любить ее, он был хо-роший и нежный лев, но теперь ее красота ушла навеки. И, скорее всего, она никогда больше не будет охотиться. Какая глупая потеря! Какую глупость она совершила! И это еще при условии, что она выживет. Все ее безрассудство, хвастовство и бравада обернулись про-тив нее. «Какая же я дура! — думала она. — Отборная дура!» Теперь она в лучшем случае будет примером, который родители будут показывать дочерям, когда те действуют безрассудно.
Она брела вперед, стараясь держать голову поднятой. Это было непросто. Ее шея бы-ла напряжена, в горле пересохло, и глаз с той стороны, куда ее ударили, слезился. «Иди, де-вочка, — думала она, — Мне нельзя останавливаться. Я должна найти Рафики. Пожалуйста, боги, пусть он будет дома!»
Солнце мучило ее. Вокруг роились мухи, но она едва поднимала лапу, чтобы шагнуть вперед, и не могла отогнать их.
Ее глаза начали терять фокусировку. Мир становился темнее, ей казалось, что деревья вдалеке плывут и раскачиваются. «Нет, я не могу умереть! У меня двое детей! Я должна вер-нуться домой! Должна!»
Кровь покрывала ее грудь и стекала по ногам. Запах крови проник ей в нос с той сто-роны, с которой она могла дышать. Без сомнения он успел распространиться далеко.
В траве вокруг нее раздались шаги.
— Кто здесь? — слова вышли практически неразборчивыми, она болезненно и мед-ленно повторила. — Кто… здесь?!
— Мы.
Это был голос гиены.
— Помогите мне. Я жена Принца Консорта, — слова жгли как огонь. — Если вы… приведете меня к Рафики… мой муж… наградит вас. Представьте… все, что вы можете съесть!
— Это то, что я вижу перед собой прямо сейчас.
— Нет! Не делайте этого! Во имя Бога!
— Ничего личного, дорогуша, — сказал голос. И как по команде, группа охотников выскочила из травы и бросилась на нее.
Глава 9. Патруль
Сегодня была очередь Шаки идти в патруль. Он не любил эту работу, но и нельзя ска-зать, что ненавидел. Она отнимала время, которое можно было провести с семьей. Шака предпочел бы играть с Сараби и Эланной, но вместо этого защищал Земли Прайда от редко появляющихся врагов.
Он развлекался, вспоминая эпизоды из Львиной Саги, которые в юности рассказал ему отец. Шака хорошо читал стихи и был ходячей энциклопедией истории и церемоний. Он пел про себя любимую песенку Сараби.
Моко Гривастый большим был котом,
Отважным и грозным притом,
Забрался он в горы, забыв обо всем,
Взглянуть на отчий свой дом,
Идет Моко в горы, и дождь все сильней,
И ветер звенит кругом…
— Эй, там внизу, привет! — прокричал Зазу. — Извините, Ваше Высочество, что прерываю вас, но на восточном лугу гиены. Они убили кого-то.
— Спасибо, — ответил Шака. — Я посмотрю.
Он хотел найти хоть какой-нибудь способ развлечься. Усмехаясь про себя от пред-вкушения того, какое впечатление он произведет на гиен. «Позволять им охотиться на Зем-лях Прайда? Пока я в патруле — никогда». Легкой трусцой он быстро приближался к цели.
Наконец он заметил их, они что-то быстро поедали.
Шака рыкнул на гиен. Те зарычали в ответ, но отступили от туши на несколько ярдов.
— Господи, это же львица! — он не узнавал ее, пока не подошел так близко, что смог повернуть лапой то, что осталось от головы. Выражение предсмертного ужаса застыло на изуродованном лице.
— Авина, — тихо прошептал он. Ее разорванное тело лежало под открытым небом, и вокруг роились мухи. — Авина! — Шака посмотрел на небо, глубоко вдохнул и завопил, — Авина!!! О господи, не-е-ет!!!
Его печаль и ярость были как два кролика, пытающихся одновременно влезть в одну нору. Наконец победила ярость. Его красные от ярости глаза захватили цель.
— Мерзкие вонючие убийцы!!! Я убью вас!!!
Он бросился за гиенами. Его ярость была ужасна. Но он был рожден для силы, а не для скорости и не мог поймать шустрых гиен, как это сделала бы львица. Несмотря на это, он все равно продолжал их преследовать.
Падальщики неслись по саванне как ласточки. Один, последний рывок и они с огром-ным облегчением пересекли границу слонового кладбища, где начинались их земли.
На секунду они остановились, чтобы посмотреть назад — глупая ошибка. Шака про-должал преследование. Он пересек невидимую линию, определяющую территорию его вла-сти и полусбежал-полускатился по склону в пыльное царство смерти. Наконец одна из гиен споткнулась о кучу костей.
Шака очень быстро оказался над ним, придавив огромным весом маленькое тело гие-ны.
— Ты убил мою жену. Ты вырвал мое сердце, и за это я вырву твое! Молись своему богу.
Не успел он осознать, что случилось, как был со всех сторон окружен гиенами. Они будто материализовались из пыли и появились из черепов и пещер.
— Отпусти его! — потребовала Амэйрак, действующая Ро’мок. — Ты на нашей земле и удерживаешь одного из наших.
— Он убийца! — Шака впился в нее глазами. — Он хладнокровно убил мою жену, и это было на моей земле! У нее было двое детей. Двое детей, к которым этой ночью не вер-нется мать. Она разорвали ее живую! Живую!
— Я разберусь. А этого я знаю. Он вечно создает проблемы, и если он виноват, я на-кажу его. Будь уверен.
— Если?! — Шака посмотрел вниз на пойманную гиену. — Я видел его рядом с те-лом. Зазу видел убийство. Ты сам скажешь ей. Скажи ей, мразь!
Пойманная гиена сжалась от страха.
— Кто-нибудь, помогите!
— Ты не можешь добиваться признания в убийстве смертельными угрозами, — Амэйрак посмотрела назад. — Это моя земля и я даю тебе слово, мы расследуем происшест-вие по нашим законам. Но сейчас ты должен его отпустить. Уходи. Сейчас же!
— Я тебе не верю
— Ты не в том положении, чтобы вести переговоры, — сказала Амэрак. — Сейчас же уходи. Я встречусь с твоим братом королем этой ночью. Мы все обсудим.
— Ты права, — сказал он. — Ты абсолютно права. Я не в том положении, чтобы вести переговоры. — Шака посмотрел на небо. — Айхею абамами! — закричал он в глубоком горе. Затем он быстро наклонил голову и с чудовищной силой укусил гиену за шею, почти оторвав ей голову. Тело спазматически дернулось и замерло, уставившись в пустоту невидящими глазами. Шепот ужаса прошелся по рядам собравшихся, а затем разъяренная толпа бросилась на Шаку.
Глава 10. Расследование
Сараби и Эланна играли с Муфасой и Такой. Но когда их мама и папа не пришли до-мой, львята начали беспокоиться. Было уже довольно поздно, и Ахади тоже начал волно-ваться.
— Может, они оставили детей на нас, а сами где-то развлекаются? — пошутила Ака-си. Но она тоже волновалась.
Прилетел Зазу с отчетом.
— Сэр, Кимоки зебра’ха уверен, что…
— Это может подождать. Мне надо знать, где Шака и Авина. Ты их видел?
— Да, сэр, Шака отправился выгонять гиен. Они кого-то убили на восточном лугу, я указал ему, где именно.
— Давно?
— Часа два. А может три.
— Два-три часа?!
— Ну, я могу ошибаться, сэр.
— Где Авина?!
— Я не знаю. Она собиралась охотиться на восточном лугу и… — Зазу замолчал. — О Господи! Это там, где труп и…
— Покажи мне это место. Сарафина, Узури, Иша! Быстро сюда!! — прокричал Ахади.
В ужасе от того, что он мог найти, Зазу повел четверку львов на восточный луг, туда, где он видел труп. Даже с воздуха он смог различить золотой цвет шкуры. Он спустился на землю и содрогнулся.
Ахади подбежал к телу, точнее к тому, что от него осталось.
— О господи, Авина!! — он отвернулся и упал в траву.
Прошло несколько ужасных секунд, в течение которых никто не мог сказать ни слова. Затем Ахади, стараясь сохранить хладнокровие, позволил Узури осмотреть тело. Несмотря на дрожь, Узури смогла выполнить осмотр.
— Ее лицо было… — она содрогнулась. — Эта рана от удара большого копытного животного, несомненно. Здесь следы крови, ведущие назад. Она шла здесь.
Узури прошлась по следу и с ужасом заметила следы гиен.
— Гиены напали на нее, когда она была жива. Бог Мой, эти мрази сожрали ее заживо!
Она вернулась к телу, а затем направилась по следам, ведущим к слоновьему кладби-щу.
— Это Шака, я чувствую его запах. Он пошёл по следу гиен.
Львы шли по слабому, но различимому следу, пока не достигла границ слоновьего кладбища. Там их ожидала большая группа гиен во главе с Амэйрак.
Львы вошли группой, обнажив клыки и внушая ужас всякому, кто осмелился бы разо-злить их.
— Где Шака? — потребовал Ахади.
— То, что от него осталось, унесли в место мертвых. — Амэйрак нахмурилась. — Он взял правосудие в свои лапы и убил одного из наших на нашей земле, без суда. Мы предла-гали провести следствие — справедливый суд по законам нашего народа, но он отверг это и убил самца, жена которого беременна.
— Так вы убили его!
— Мы казнили его. Мы не могли ждать, пока он убьет еще кого-нибудь. Он был слишком опасен, чтобы помещать его под арест.
— Не сомневаюсь, что он был опасен, после того как его жену разорвали живьем. Мы нашли улики.
— А мы нет, Ваше Величество. Мы не могли знать точно, и у нас не было времени уз-навать.
— Вот жена убитого самца, — сказала Амэйрак, выталкивая Фабану вперед. Один глаз гиены был вырван, и на его месте остался жуткий шрам. Она съежилась перед могучим королем.
— Если ты хочешь отомстить, — сказала Амэйрак, — то пусть все увидят, как ты бу-дешь честно сражаться с ней, один на один. Пусть они увидят, что ты дал ей справедливую возможность защитить честь своей семьи.
Дрожащая гиена заикалась:
— Пощадите! Пощадите! Я беременна!
Ахади посмотрел на нее с некоторой жалостью.
— Теперь ты знаешь, каково это — терять любимых. Ро’мок навлекает на себя смерть, так играя моим состраданием, но этот раунд она выиграла. Ты не пострадаешь.
Ахади сурово посмотрел на Амэйрак.
— Поскольку твой народ убил моего брата, и поскольку его жена была подло убита, вы Корбан. Вы больше не будете искать падаль на Землях Прайда, пока последний из убив-ших Авину, не будет мертв.
— Но Повелитель, мы все будем голодать!
— Возможно, несколько голодных ночей заставят тебя лучше следить за соблюдением твоих же законов, Амэйрак. Кроме того, это не самое плохое место для падальщиков. Ни-когда не знаешь, когда слону захочется умереть.
Она подняла голову и посмотрела назад.
— Ты насмехаешься надо мной, потому что ты могуч, а я всего лишь гиена. Но боги знают, что я должна быть справедлива к своему народу. Гнев ослепил тебя, он отнял у тебя мудрость и справедливость.
Ахади и львицы ушли. Кто-то должен был сообщить новость Сараби и Эланне. Ахади знал, что Сараби и Эланна теперь были его семьей, и он был тем, кто должен сказать страш-ные слова.
— Айхею абамами, — он запнулся. — Пожалуйста, господи, дай мне силу.
Глава 11. Молоток и щипцы
Муффи и Така стали на шесть лун старше. Их детские пятна давно исчезли, а сами они стали больше и проворнее. Пришло время учиться защищать королевство.
В детских играх они выработали навыки, которые послужат им во взрослой жизни. Но для серьезного боя существовали специальные приемы, которые понадобятся при защите Земель Прайда от нарушителей и соперников. Хотя Ахади стремился добавить в учебный процесс немного веселья, это была уже не игра.
Ахади прекрасно понимал, что лев должен знать свои сильные и слабые стороны. В Муфасе Ахади видел силу и выносливость. И действительно, Муфаса легко освоил фрон-тальную атаку, которой его научил отец. Подъем на задних лапах, с последующим обруше-нием на противника града ударов. Така был маленький, но быстрый, и отец учил его захвату бедра, советуя держаться ниже, чтобы вцепиться в заднюю лапу и повалить оппонента. Ко-нечно, против таких атак были защиты, которые они также изучали. Лев, владеющий только одной стратегией, недолго пробудет королем.
Йоланда, будучи сильной львицей, помогала Ахади при демонстрациях. На практике все это выглядело намного жестче, чем во время учебы. Муфаса и Така, как завороженные, наблюдали, как Йоланда и Ахади набрасывались друг на друга. Они не рычали, но даже в этой торжественной тишине была ясно видна грубая сила агрессивного боя. Конечно, Ахади и Йоланда были осторожны и не наносили друг другу травм. Они втянули когти и не впива-лись зубами, но они боролись в полную силу, и в воздухе стоял запах пота.
Сараби подбежала к Муфасе, стараясь показать, что она здесь случайно.
— Будь осторожен с ним, Муффи, — прошептала она. — Ты знаешь, что ты сильнее. Тебе не надо доказывать это, избивая его.
— Не беспокойся, Сэсси. Он мой брат.
— Тогда не дашь ему слишком плохо выглядеть?
Он улыбнулся.
— Он тебе правда нравится, да?
— Да, — она быстро лизнула его в щеку. — Спасибо, Муффи. Ты такой милый.
— И такой красавчик, — сказала Эланна, заигрывая.
Ахади и Йоланда наконец остановились перевести дух. Ахади убрал гриву с глаз и сказал:
— Конечно, … вы понимаете, … что в настоящем бою … будет победитель … и про-игравший.
Йоланда потерлась об него мордой.
— Инкоси, … я касаюсь твоей гривы.
— Я … чувствую. — Ахади глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Так, мальчики. Ваша очередь.
Два брата встали лицом к лицу. Така глубоко вздохнул и начал двигаться вокруг Му-фасы. Его голова раскачивалась, вычерчивая сложные неповторяющиеся узоры, пока он вы-бирал момент для атаки.
Муфаса пригнулся на передних лапах и двигался, стараясь держаться к Таке лицом. Скорость, с которой Така мог броситься и вцепиться в бедро, была пугающей, и Муфаса ста-рался не открывать уязвимых задних лап.
Така хмурился. «Ладно», — думал он. Он продолжал кружить с постоянной скоро-стью и ровно дышать. Затем он быстро вдохнул.
Муффи правильно понял знак и вовремя отскочил. Така приземлился на пустое место, стараясь найти точку опоры для лап.
Ахади мрачно покачал головой, но ничего не сказал.
Оглядевшись, Така увидел насмешливо улыбающегося Муффи. В ярости оскалив зу-бы, он начал бешено молотить брата. Испуганный Муфаса методично отражал один удар за другим, блокируя их передними лапами. Така застонал в панике, понимая, что, похоже, он проиграет. Опять. Он посмотрел на Сараби, пытаясь понять выражение ее лица.
Муфасе только это было и нужно. Он ударил Таку достаточно сильно, чтобы свалить его на землю. До того, как Така смог вздохнуть, огромный вес Муффи прижал его к земле.
— Проси пощады!
— Нет! — он задыхался, боролся за воздух и безрезультатно дергался. Муффи был слишком силен для него.
Така отчаянно сопротивлялся, но это было бесполезно.
— Проси пощады!
— Нет!
Така не мог вынести такое унижение, только не перед Сараби! Он увидел, что лапа Муффи в досягаемости его челюстей.
— Проси пощады!
— Я… сказал … нет! — его зубы сами погрузились в лапу Муффи. Когда Муфаса от-скочил, вскрикнув от боли, Така вывернулся из-под него и замахнулся со всей силы. Его лапа ударила Муфасу под подбородок, от чего его зубы болезненно щелкнули.
— Прекрати, Така! — Муфаса отступил, и сморщился в гневе. — Не заставляй меня быть грубым с тобой.
— Покажи мне свой лучший удар, — нагло прошептал Така. — Я знаю, что ты осто-рожен со мной. Ты действительно очень милый.
— А ты действительно дурак, — его глаза сузились. Он бросился на Таку, выполняя захват. Така попытался ударить его по лапам, но Муффи быстро отразил атаку. Продолжая кружить, Така повторил выпад с другой стороны, и опять ничего не добился. Страх охватил его, когда он почувствовал, что его силы убывают. В отчаянии он снова сжульничал, бро-сившись к лапе с оскаленными зубами.
— Ну уж нет! — Муфаса со всей силы ударил его, выпустив когти. Така растянулся на земле. — Еще раз такое выкинешь, и я снесу твою пустую голову!
Така нетвердо встал на ноги, сделал пару неуверенных шагов, затем сел и потер лицо лапой.
Сараби хотела броситься и утешить его, но она понимала, что это только ухудшит и без того неприятную ситуацию.
Муффи поймал взгляд Сараби и подумал об обещании. Он посмотрел на Таку и уви-дел ошеломленное выражение его лица.
— Така, с тобой все в порядке?
— Жить буду, — он неуверенно поднялся и тряхнул головой.
Ахади обнюхал укус на лапе у Муффи. Он посмотрел на Таку и нахмурился.
— Вот и потренировались.
— Он жульничал, — сказала Эланна. — Я видела, как он дважды сделал это.
Проигнорировав всех, Така медленно пошел прочь, морщась от боли в щеке, которая познакомилась с тяжелой лапой Муфасы. Он отбрасывал лапой небольшие камни и бормотал слова, которым мама его определенно не учила.
Обойдя лицевую часть Скалы Прайда, он улегся на свое любимое место — уступ под гранитным выступом, который давал прекрасную тень. С трепетом он поднял лапу и осто-рожно провел ей по лицу. К своему облегчению он не обнаружил следов крови.
— Така!
Он посмотрел в сторону, откуда раздался крик, и увидел Сараби грациозно подни-мавшуюся к нему.Така вяло улыбнулся.
— Привет, Сэсси.
Она подошла к нему, ее взгляд не сулил ничего хорошего.
— А вот этого не надо: «Привет, Сэсси». Как по-твоему, что ты сегодня делал?
Его улыбка моментально исчезла.
— Ты о чем?
— Тебе что, жить надоело? Дай-ка осмотрю твою физиономию. — Она начала изучать опухшую щеку под его левым глазом со шрамом, но он отдернулся.
— Не беспокойся обо мне. Я бы выиграл этот бой, если бы он не жульничал.
Она подняла брови.
— Он жульничал? Така, ты укусил его за лапу! Удивительно, что он не снес твою безмозглую голову!
Глаза Таки сузились.
— Я ценю твою поддержку, Сараби, — он насмешливо продолжил: — О, Муффи, будь с ним помягче, он не такой сильный, как ты, — он сплюнул. — Я не хочу, чтобы он по-зволил мне победить, я хочу побить его! Хоть один раз я хочу быть в чем-то лучше!
— Но ты и так в чем-то лучше, — сказала она. — Я не хочу видеть, как ты страдаешь из-за всего этого, — ее голос дрожал, когда она пыталась сдержать слезы. — Мне очень жаль, что моя любовь ссорит тебя с братом, — она повернулась и пошла прочь.
Така остолбенел.
— Сэсси, подожди!
Он смотрел, как ее фигура спускалась по тропинке.
— О господи, это случилось! — закричал он.
Така бросился за ней, обогнал и встал у нее на пути. Вздрогнув, Сараби остановилась.
— Прости меня! Пожалуйста, прости! — умолял он в отчаянии. Упав на спину, он об-хватил ее лапами. — Я люблю тебя! Пожалуйста, не бросай меня, Сэсси!
Сараби увидела абсолютный ужас в его глазах и почувствовала, как у нее встала шерсть на шее. Она забыла свою обиду.
— Я пытался победить, — бормотал он. — Ведь если я проигрываю все время, ты, на-верно, не захочешь больше любить меня. Я неудачник, Сэсси, дело не в том, что я не пыта-юсь.
— У тебя голова сухой травой набита? — Сараби лапой подняла подбородок Таки так, что бы тот смотрел ей в глаза. — Я люблю тебя, потому что ты добрый и умный и очень милый. Это не изменится оттого, что Муффи побеждает тебя в борьбе, — она поцеловала его своим теплым языком и потерлась мордой. — Все же я немного разочарована тем, что ты жульничал. Я всегда думала, что ты выше этого
— О, — он не понял, понравилось ли ему это замечание, но он любил ее. Целуя ее щеку, он произнес: — Я буду любить тебя до самой смерти. Даже дольше. Все увидят две звезды рядом и поймут, что это мы, — безо всякого стыда его глаза наполнились слезами. — Моя любовь должна быть сильнее самой судьбы, только тогда она выживет. Мое тело может быть слабым, но мое сердце сильно, Сэсси.
— Така, опять это пророчество. Когда ты научишься доверять мне? — она погладила лапой его лицо.
— Я верю в твою доброту, она так сильна, что может победить это, но ты слышала и остальное: «Тот, кто первым коснулся тебя, погубит тебя», — он посмотрел в землю. — Муффи был первый, кто коснулся меня. Он убьет меня, Сэсси.
— Бред какой-то. Он любит тебя!
— Ты знаешь, что он слишком силен для меня. Когда-нибудь мы подеремся, он со-рвется и убьет меня, — Така посмотрел в сторону безбрежной саванны, расстилавшейся пе-ред ними.
Сараби была в ужасе.
— Прекрати говорить такое, ты меня пугаешь! — подойдя ближе к нему, она нежно потерлась об его голову. — Така, может быть, у тебя голова действительно набита сухой травой. Муффи любит тебя. Ты ему нужен. Он твой брат. Рафики был не прав — даже Ма-кедди сказал это.
Така вяло улыбнулся.
— Действительно, он сказал! Ты правда думаешь, что мы можем справиться с этим? Все втроем?
Она нежно поцеловала его в щеку.
— Конечно, — она поднялась, помахивая хвостом. — Жди здесь и отдыхай. Я приду через минуту.
— Хорошо, — он медленно опустил голову на лапы и закрыл глаза.
Сараби побежала вниз по тропинке, к выступу Скалы Прайда. Пройдя по ее гладкой поверхности, она вошла в прохладное углубление главной пещеры. Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела сидящего рядом Муфасу, который осторожно вылизывал свою рану.
— Муффи, я должна поговорить с тобой.
— Пожалуйста, — он улыбнулся ей.
— Это насчет Таки.
Его лицо приняло мрачное выражение.
— Ну, я пытался быть с ним полегче, но, когда он укусил меня, я разозлился.
— Я знаю, и я не злюсь на тебя, — она вздохнула. — Опять это пророчество.
— Вы поругались?
— Нет. То есть, да, но это уже другой вопрос, — она опять вздохнула. — Ты только не беспокойся, Муффи, но ты помнишь эту историю о том, что первый коснувшийся его бу-дет определять его судьбу?
— Да. Но… — у Муфасы глаза стали вдвое шире. — О боги, только не говори мне, что он думает, будто я собираюсь прибить его?!
Она внимательно посмотрела на него.
— Ты же этого не сделаешь, ведь правда? Обещаешь?
— О, господи! — удивился он. — Конечно, я обещаю! Он же мой брат! — Муфаса покачал головой. — Что мне с ним делать, Сэсси?
— Скажи это ему. Он хочет услышать это от тебя больше, чем от кого-либо другого.
Кивнув, он пошел прочь.
Бедный Муфаса хотел попросить о помощи родителей, но все это слишком смущало его. Он решил не обращаться с Такой «как обычно». То есть, не смеяться над его капризами, какими бы смешными они ни были, а быть вежливым и напомнить ему, что его любят.
Позднее, в этот же день, ему представилась такая возможность.
Така отдыхал на конце выступа. Именно в этом месте он предпочитал дуться, когда ему казалось, что весь мир ополчился на него.
Масштабность вида помогала ему утопить свои проблемы в буйстве жизни.
— Така!
— Что? — Така даже не соизволил повернуться
— Я только что виделся с Сэсси.
На этот раз Така повернулся.
— Что она сказала?!
— Немного, — Муфаса старался держать хвост так, чтобы он не дергался. И, похоже, ему это удалось. — Она была огорчена. В общем, она выглядела немного расстроенной, и я спросил ее, что случилось.
— О боги, началось, — Така поник.
— Она наблюдала за тренировкой и подумала о предсказании. Насчет той части, в ко-торой говорится, что первый коснувшийся тебя принесет тебе смерть.
— И? — Така был весь внимание. — Что ты сказал ей?
Муфаса улыбнулся, но по его щеке покатилась слеза.
— Я сказал ей, что ты мой брат. Мне жаль, что я тебя так сильно ударил. Ты укусил меня, и я взбесился. Ты знаешь, как мы оба любим тебя, Сараби и я. Она беспокоится о тебе. Она постоянно говорит мне, что выйдет за тебя замуж, когда ты вырастешь, — Муфаса про-глотил внезапно вставший в горле ком. — Ты даже не представляешь, насколько ты счастли-вый. Я получу королевство, но ты получишь Сэсси.
Така улыбнулся ему, на этот раз по-настоящему.
— Да уж, согласен. Ну разве она не красива?
Не зная, что ответить, Муффи просто кивнул.
Така внимательно посмотрел на него.
— Так, Муффи, ты ревнуешь…
— С чего ты взял?
— Нет, действительно, — Така смущенно улыбнулся. — Боги! Ты мне завидуешь! И все это время… — Така резко вскочил, и подбежал к Муфасе. Он уткнулся в него и обхватил его плечо передними лапами. — Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедший.
— Нет. Ну, немного.
— Иногда я просто безумный, — по лицу Таки пробежала слеза. — Помоги мне побо-роть это, Муффи. Если мы все трое будем стараться, мы сможем победить пророчество. Мы можем. Ты добрый внутри; и Сэсси тоже. Мы должны быть добрыми, чтобы победить это.
Муффи тяжело сглотнул, а затем сказал:
— Не беспокойся. Мы будем по-настоящему добрыми.
Глава 12. Лихорадка из-за львицы
В начале времён Айхею Прекрасный, сотворив мир Ма’ат, принёс его в дар своим детям-духам, чтобы те нашли там свой дом. И они славили его, ибо земля та была доброй. Но в первые дни, что были названы Днями Духов, иные не были счастливы, как того желал Айхею.
«Что для нас эта земля? — спросили они. — Солнце не согревает нас. Воды не омывают нас. Ветер не приносит нам прохладу. Как можем мы назвать это своим домом, когда трава не колыхнётся под нашими стопами?»
И Айхею взял землю, и смешал ее с водой, чтобы стала она податливой. И тех духов, что желали познать удовольствие, он вложил в слепленные из земли тела, и вдохнул в их ноздри дыхание жизни — чтобы солнце могло согревать их, вода могла омывать их, и ветер мог давать прохладу, и они оставались бы частью мира Ма’ат до тех пор, пока дыхание не оставит их. Это, и многие другие удовольствия дал он им как право рождения, но вместе с тем дал и предупреждение. Ибо боль — сестра удовольствия, и те, кто рождены землёй, должен принимать равно и удовольствие, и боль.
ЛЬВИНЫЙ МИФ О СОТВОРЕНИИ МИРА, ВАРИАЦИЯ D-4-A
Рафики проснулся с болью в пояснице. В его возрасте боли по утрам не редкость, и, чтобы привести себя в норму, ему пришлось принимать лекарство. Поскольку оно должно быть свежим и влажным, ему приходилось приготовлять очередную дозу, только когда она была нужна, что означало работать больным и уставшим. Но Рафики не жаловался. Во-первых, он жил один и ему было некому жаловаться, а во-вторых, он был шаман и принимал все, что жизнь приносила ему, с такой благодарностью, на какую был способен.
Бонворт, вымоченный в сосудах из тыквы, должен придать гибкости его позвоночни-ку. Он аккуратно взял ровно столько, сколько нужно. Затем добавил кору сенофаликса и корни псамнофис геллери. Последним ингредиентом был порошок из альбы — красного цветка, который поблизости нигде не рос, и чтобы получить его, надо было потрудиться. Маленький запас этого лекарства подходил к концу, и Рафики положил его меньше, чем обычно. Он заказал некоторое количество у обезьян, которые жили в лесу, неподалеку от его баобаба.
Другие мандрилы считали Рафики немного странным. Они не понимали значимости этого цветка для Рафики, но с радостью подняли на него цену до предела, который, по их мнению, он мог заплатить. И драгоценное время, которое он мог потратить на пользу обще-ства, было потрачено на сбор пучков трав и прочей мелочевки для оплаты.
Смешав ингредиенты костью антилопы, он, морщась, выпил горькую смесь и быстро запил ее водой с медом. Лекарство не действует сразу, но от знания того, что помощь уже идет, он почувствовал себя лучше.
В ожидании облегчения он приступил к утренней молитве, которая всегда начиналась с благодарности, затем упоминалось имя каждого льва на Землях Прайда, были ли они здоровы или нет, и заканчивалась скромной просьбой «Не забывать о старом Рафики, который верит в тебя».
Завтрак был простым. Любимое им манго, за которым последовали зрелые каннабия австралоафриканус, которые он называл непроизносимым словом на языке мандрилов. Дос-тать мед было непросто, поскольку Рафики был достаточно стар, и залезать на деревья для него было проблемой. Да и в лучшие времена многое в этом деле зависело от удачи. Так что он вылил на фрукт всего несколько капель в качестве приправы и съел свой завтрак. Воз-можно, в следующей жизни у него будет достаточно меда, чтобы удовлетворить свою лю-бовь к нему, которая с годами становилась только крепче. Он чувствовал, что скоро узнает, — серебряная шерсть, отражавшаяся в чашке для гадания, подтверждала это.
Только после того, как завтрак закончился, и он прочистил зубы изжеванной веточкой акации, он принялся за ежедневную работу. Альба ожидала его — обезьяны сказали, что она будет через три дня, и время пришло. Они, конечно, были сущими грабителями, но они никогда не опаздывали. Одна, вторая и третья вязанки корней и листьев были обрызганы водой, покрыты листьями раттазии и скреплены длинными шипами акации. Товар для обмена был собран с такой заботой, чтобы быть достойной оплатой за маленькие красные цветки, которые ждали его в лесу.
Он уже собрался уходить, когда пришел Муфаса. Муффи было полтора года, и пушок вокруг его ушей и шеи свидетельствовал о нормальном взрослении.
— Я почти забыл о нашей договоренности, — Рафики отложил вязанки в сторону. — Проблемы со сном, как я полагаю? Потеря аппетита?
— Ага.
— Расстройство внимания.
— И не забудь депрессию. Я и раньше бывал не в настроении, но теперь самый на-стоящий депресняк.
— Посмотрим, — Рафики приложил ухо к груди Муффи. — Вдохни. Хорошо. Теперь медленно выдохни, — Он пару раз постучал по груди Муффи костяшками пальцев. — Еще раз, — Дыхание Муфасы, похоже, подтверждало его правоту. Он проверил пульс на шее и подмигнул. — Грива скоро вырастет, тогда мне придется проверять пульс на лапе. , — Му-фаса гордо улыбнулся. — Как Така?
— Прекрасно.
— Кашель прошел, как я понимаю?
— Да, Рафики. Я позаботился о том, чтобы он принимал все лекарства, а не прятал их под языком, а потом выплевывал, когда я не вижу.
— Как ты этого добился?
— Щекотал ему горло, пока он не был вынужден проглотить.
Рафики засмеялся.
— Он просто большой ребенок. Как Сараби?
— О, она в полном порядке.
Рафики выглядел удивленным.
— Ух ты! Твой пульс скачет как газель! — Мандрил посмотрел Муффи в глаза. — Ес-ли я не ошибаюсь, у тебя лихорадка.
— Лихорадка?
— Лихорадка из-за львицы. — Рафики провел рукой по волосам на подбородке. — И я уверен, что ты заразился ей от Сараби. Така знает?
— Нет, э-э, я так думаю…
Рафики погрозил Муфасе пальцем.
— Не строй мне невинные, как у ягненка, глазки. Уж я-то знаю. — Он посмотрел Муффи в глаза и тяжело вдохнул. — Ты по уши влюблен.
Муфаса посмотрел по сторонам.
— Должно же быть лекарство. Я не хочу предавать собственного брата. У тебя долж-но быть что-нибудь от любви.
— У меня ничего нет даже для любви. Ты мне скажи, любит ли Сараби тебя?
— Ну, она мой друг. Конечно, она любит меня.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Я говорю о лихорадке из-за льва. Она когда-нибудь давала тебе эти маленькие намеки? Ты знаешь, ощущение, будто тебя преследуют, и в лю-бую минуту она может броситься?
— Нет. Я… ну она… нет. Нет. Она так влюблена в моего брата. О, Рафики, иногда я ловлю себя на мысли, что хотел бы быть единственным ребенком. Я люблю Таку, правда люблю, но Сэсси не выходит у меня из головы. Я не могу быть слабым, не с подружкой мое-го брата. Ты уверен, что я ничего не могу сделать?
— Можешь поплавать в холодном пруду, — он похлопал Муффи по боку. — С тобой не случилось ничего такого, чего твоя совесть и немного времени не могли бы исправить. Но держи глаза открытыми. Ты должен быть также справедлив к Сараби. Что она хочет тоже важно. И я думаю, ты слишком низко себя оцениваешь, — он улыбнулся белозубой улыбкой и шепотом добавил: — Если не сможешь дать обоим то, чего они хотят, выбери львицу. То, чего она не получит, тебе тоже не нужно.
Глава 13. Знак власти
После беседы Муффи с Рафики прошло шесть месяцев. Муфаса, и Така подросли и стали сильнее. Чудо взросления становилось все более заметным благодаря своей стреми-тельности. Разница не была заметна день ото дня, но даже если раньше получалось пройти под низкой веткой, это не значит, что теперь не набьешь об нее шишку на голове. Братья, сыновья Короля, привлекали всеобщее внимание своей силой и привлекательной внешно-стью.
Горделивость Муфасы никак не сочеталась с его появляющейся клочковатой гривой, из-за которой его шея выглядела более лохматой, чем все остальное тело. Но его родители, Ахади и Акаси, гордились им, и казалось, что грива выглядела от этого более величествен-ной. Ахади утверждал, что он гордится Такой не меньше, чем Муфасой, и Така хотел в это верить.
У Таки была черная грива, что большинство львиц считало очень привлекательным. Его мать Акаси часто говорила ему, что счастье важнее, чем сила, и если есть выбор, надо выбирать счастье. Така видел в этом смысл. Он часто бывал несчастен, но он доверял своей матери и верил в ее любовь. И отчасти он верил, что Сараби любит его, хотя в последнее время они чаще ссорились, чем разговаривали.
Церемония Посвящения, похоже, была единственной вещью, о которой говорили Ахади, Акаси и все остальные. Первые следы гривы для большинства львят были знаком того, что скоро они должны будут уйти в Большой Мир, и это приносило им столько же страхов, сколько и надежд. Это было время пробуждения их интереса к львицам не только как к партнерам по играм. Для Муфасы это был очередной шаг к царствованию — принц взрослел. Все считали, что брат Муфасы не уйдет в Большой Мир, и его, как и Муфасу, будут чтить все подданные Земель Прайда как принца-консорта.
Не было никаких сомнений, что все звери будут пристально смотреть на будущего короля. Для Таки Посвящение было последней возможностью показать себя народу, а он был вынужден находиться в тени своего брата.
Погруженный в такие мысли Така сидел один на Скале Прайда и смотрел на прости-равшуюся внизу саванну: сейчас там было несколько гну, но скоро соберется большая толпа, чтобы посмотреть на своего будущего короля и поклониться ему. И на этого, как-там-его-зовут, его брата, у которого шрам еще. Лишь недавно другие львы начали разговаривать с ним, не косясь на повреждённый глаз. Времена, когда все, умирающие от желания узнать побольше об инциденте с медоедом, спрашивали: «Как ты себя чувствуешь?» или «Могу я чем-нибудь помочь?» давно прошли. Сейчас все зажило, и они это прекратили. Но вместе с тем поползли слухи, по большей части правдивые, о том, как он получил такую метку и про-звище Шрам. Что интересно, никто не обвинял Муфасу в том, что случилось с глазом Таки. Наоборот, все удивлялись, каким же тупым надо быть, чтобы первым полезть в нору к ме-доеду. Все, у кого есть хоть немного здравого смысла, знают, как поступают в таких случаях медоеды.
— Эй, Така! — сказал Муфаса, садясь рядом. — Думаешь о том, какой завтра великий день?
— Ага, точно.
— Что-то ты не выглядишь очень обрадованным.
— Все нормально, — сухо сказал Така. — Как выгляжу, так выгляжу, не могу по-другому.
— Ну да, — Муфаса изящно поднялся и сел с другой стороны, глядя Таке в глаза. — В чем дело? Это большой день и для тебя тоже. Каждый будет смотреть на твою новую гриву. Кроме того, девчонкам это нравится! Я хочу сказать, что без гривы ты всего лишь котенок.
— Ты, наверное, думаешь, что я тупой, — сказал Така. — Да кто вообще обратит на меня внимание? Половина из них даже не знает, как меня зовут. Я всего лишь котенок со смешным глазом.
— Ты помогаешь защищать Земли Прайда, — сказал Муфаса. — Это важно. И если что-нибудь случится со мной, тебе придется стать королем, — он обвел лапой пустую саван-ну. — Они все это знают. И еще они знают, что лучше им уважать тебя, а не то они ответят передо мной.
Така посмотрел Муфасе прямо в глаза так, что тому стало не по себе. Муфаса почув-ствовал, как Така пронзает его взглядом. Он искал что-то из прошлого, из тех дней невинного раннего детства, когда дружба не требовала доказательств.
— Ты будешь скучать по мне, если я умру?
— Конечно, буду, — немного раздраженно ответил Муфаса. — Что за дурацкий во-прос?
— Не называй меня дураком! Я не переношу, когда меня так называют!
— Я не называл тебя дураком, — сказал Муфаса, пятясь. — В чем дело, в конце кон-цов? Ты только и делаешь, что злишься. Ты сын короля, так что веди себя подобающе. Я не хочу, что бы ты испортил мое Посвящение, понял?
— Да, я понял. Я не хочу испортить твое Посвящение, брат.
С этими словами Така молча пошел вниз.
Сараби дремала в тени акации, когда Така проходил рядом. Ее чуткий слух был по-тревожен легким шелестом травы. Она быстро посмотрела туда, но сразу успокоилась.
— А, это всего лишь ты, Така.
— Что значит всего лишь я?
Она нахмурилась.
— Только не надо опять. У вас, львов, чуть пушок на шее вырос, так вы уже та-а-акие крутые, — она легонько толкнула его. — Скажи, Така, когда мы будем одни, ты будешь та-ким же? Улыбнись, если подумал что-то непристойное.
— Не говори глупостей.
— Улыбнись, если думаешь, что я сексуальна.
Он посмотрел в сторону:
— Прекрати.
Сладко мурлыкая, она добавила:
— Улыбнись, если думаешь, что переживешь медовый месяц.
Он расплылся в смущенной улыбке, которую попытался прикрыть лапой.
— Ты мой оптимистичный маленький дьявол, правда? — Она нежно прижалась к не-му. — Вот так намного лучше. Ненавижу, когда мы ссоримся.
— Я тоже, — сказал Така. — Наверное, я должен чаще позволять тебе настаивать на своем.
Глаза Сараби сузились.
— Я не хочу, чтобы ты мне все время уступал. По-моему, мы можем иногда расхо-диться во мнениях. Не надо опекать меня.
— Я не это имел в виду.
— А что? Ты знаешь, я не дурочка.
— Я знаю, — Така лизнул лапу и начал чистить гриву, как он всегда делал, когда нервничал. — Сэсси, давай никогда больше не будем ссориться. Я думал о предсказании. В последнее время я много о нем думаю.
— Я не верю в него, — твердо сказала Сараби. — Я думала, что мы это уже решили.
— Все равно я беспокоюсь. В смысле, мы никогда не ссорились до этого идиотского случая с медоедом, — он снова лизнул лапу и начал теребить шею с другой стороны.
— Пожалуйста, не делай так, — сказала Сараби.
— Что не делать? А… — Така опустил лапу. — Ты думаешь, что всегда будешь лю-бить меня? В смысле, Македди говорил, что мы сами выбираем себе судьбу. Если мы будем стараться, мы можем ее изменить.
Сараби прижалась к нему.
— Бывают времена, когда твоя собственная мать не может любить тебя, — сказала она. — Но не теперь. Забудь о предсказании. Ты мне нравился больше, когда верил мне.
— Я и сейчас тебе верю, — сказал Така, опять начиная чистить гриву. — Я не думаю, что ты когда-нибудь захочешь ненавидеть меня. Но что-нибудь может случиться, что-то очень нехорошее.
— Что, например?
— Я не знаю, что именно, но ты знаешь. В смысле, я могу сделать какую-нибудь глу-пость, и ты больше не будешь любить меня.
— Что ты говоришь?
— Я взрослею, в этом возрасте львы уходят в Большой Мир искать свое счастье. По-мимо еды и воды мне нужно лишь одно. Любовь, Сэсси. Конечно, мама и папа любят меня, может, не так, как Муффи, но все же. И ты тоже любишь меня, ведь правда?
— Конечно! Сколько раз я должна тебе это повторять?!
— Один, — тихо сказал Така. Он положил левую лапу ей на плечо и почувствовал ее дрожь. — Пора определить наши отношения. Я хочу тебя.
— Мы пока несовершеннолетние, — ответила Сараби, — по крайней мере, в их гла-зах. Это корбан. Они никогда этого не примут.
— Тогда не будем их спрашивать, — сказал Така. — Если ты всегда будешь любить меня, поклянись мне. Я не буду больше тебя просить, пока ты не придешь ко мне по своему собственному желанию. Мы убежим вместе. Уйдем сегодня ночью, когда взойдет луна.
— Я польщена, честно, — ответила Сараби. — Но почему ты так уверен в том, что хочешь, чтобы я была твоей львицей? То есть, мы друзья, но действительно ли ты знаешь, чего хочешь?
Он опять положил лапу ей на плечо и начал ласкать её красивое сильное тело.
— Наша любовь перевернет Небо и Землю, — обольстительно шептал он. — Она бу-дет шириться, как рябь на поверхности воды, расти, расширяться, углубляться. Ты знаешь, как я хочу тебя. Когда ты смотришь на меня, когда ты касаешься меня, я хочу тебя. Сараби, посмотри на меня. Ты знаешь, как я хочу тебя.
Она почувствовала, как их глаза встретились. Это было то, что львицы называли Взглядом.
— Я верю тебе, — она освободилась от Взгляда и опустила глаза. — Ты будешь принцем-консортом. Глупо убегать, когда то, что тебе надо, есть здесь. Здесь безопасно, а там, в Большом Мире, — нет. Мы должны подумать о наших детях.
— Я хочу только одного, — сказал Така с явно подавляемой страстью. — Перед бога-ми, перед звездами, перед всем миром я клянусь защищать, любить и заботиться о тебе все-гда, — он умоляюще смотрел на нее, как маленький ребенок, боящийся темноты. — Давай же, Сараби. Скажи это.
Она подняла лапу и протянула к нему. Ее лапа дрожала, она опустила ее. В этот мо-мент она не могла ничего выговорить.
Мучительный момент прошел. Лицо Таки изменилось так, будто он умирал.
— Я понял, — сказал он. — Ты всего лишь маленькая львица в большом мире. Как ты можешь надеяться изменить предсказание? — он печально прижал уши и поджал хвост. — Всем будет лучше, если я уйду. Я хочу, чтобы меня вспоминали с добротой, возможно, с не-которым сожалением о том, как все могло бы быть. А все могло бы быть хорошо, Сэсси.
Сараби почувствовала, что ее глаза стали влажными. Не говоря ни слова, Така побе-жал рысью в буш.
Есть в глубине души земля теней,
Где слезам нет конца,
Мечты разбитые, надежды где
Ждут своего конца.
Нет, мечты не сдаются так быстро, не уходят надежды тотчас
На кладбище грез, где спит беспробудно все то, что важно для вас!
Они не уступят, не поддадутся и будут вам душу терзать.
Пока они своего не добьются, вам безмятежно не спать.
О да, несчастным тяжело в пути:
Длинна дорога в ночь.
Как никогда луч света нужен, но
Свет поглотила ночь.
Нет, мечты не сдаются так быстро, не уходят надежды тотчас
На кладбище грез, где спит беспробудно все то, что важно для вас!
Они не уступят, не поддадутся и будут вам душу терзать.
Пока они своего не добьются, вам безмятежно не спать.
Сараби смотрела, как он убегал все дальше и дальше, пока он не стал темно-желтым пятнышком на фоне травы. Ее охватила паника, и она, наконец, смогла выговорить:
— Така! Подожди! Я согласна! — но, похоже, он слышал только то, что было у него в голове. — Така!
Он ушел, но его запах еще оставался. Слезы потекли по ее щекам.
— Пусть боги будут с тобой.
Глава 14. Неожиданные друзья
Убежав из Земель Прайда, Така не получил даже традиционного благословения. Он никогда не учился охотиться, будучи уверенным, что всегда будет жить дома. Сейчас он шел к берегу реки. Он успокаивал себя тем, что там, куда он идет, ему не понадобятся ни охотни-чьи навыки, ни место для сна. Возможно, вместе с королями прошлого, среди звезд, он смо-жет посмотреть сверху на свою возлюбленную. Выйдет ли она замуж? Будут ли у нее преле-стные львята, чьи улыбки будут согревать сердце Айхею? Будет ли она помнить его любовь спустя годы?
Наконец, он остановился на берегу реки. В преддверье смерти его кровь стремительно бежала по жилам, и сердце билось, как молот. Недалеко от него был отвесный обрыв — то место, с которого лев мог броситься вниз, разбиться без мучений о твердые скалы... и все закончится. И все, что тут думать? Будет ли больно? Успеет ли он вообще почувствовать боль? Скоро он узнает.
— Бог мой Айхею, создатель вселенной, я стою один вдали от всех, и я умираю. Про-сти мне мои прегрешения. Этой ночью душа, которую ты дал мне, вернется на небеса. — Он закончил молитву и воскликнул: — Господи, помоги мне! Я боюсь. Пусть все будет быстро. Айхею абамами!
Его лапы сжались как пружины перед последним прыжком.
В момент, когда он был готов броситься навстречу смерти, он услышал предсмертный крик газели и обернулся. Одинокая гиена, пыхтя, тащила свежую тушу. Несмотря на свое глубокое горе, он почувствовал голод. Даже если он решил умереть, не стоило уходить в мир иной на голодный желудок.
— Да поможет Айхею.
Обрадованный возможностью испытать перед смертью одно последнее удовольствие, он, оскалив зубы, подбежал к туше. Гиена подалась назад. Он смотрел на нее — первую гие-ну, которую он видел так близко. Кое-что в ней удивило его. С одной стороны ее лица были ужасные шрамы, и одного глаза не было. Така смотрел на ужасную рану, пораженный мыс-лью, что в этом она похожа на него, только слепая на один глаз. В какой-то момент он заме-тил, что гиена тоже смотрит на его глаз. Некоторое время они безмолвно стояли и смотрели друг на друга.
— У меня дети, мой господин, — наконец сказала она. — Прояви милосердие к ста-рой Фабане. Когда ты уйдешь, мы должны продолжать жить.
— Действительно, — сказал он. — Здесь хватит на всех. Я… — он не решался сказать это вслух. — Я не хотел помирать на голодный желудок.
— Что случилось с тобой? Это твой отец тебя так?
— Ты о чем?
— О твоем глазе. Вы, львы, думаете, что мы варвары, — сказала она. — Что нечего нам делать в Землях Прайда. Но мы не прогоняем наших сыновей неизестно куда. Мы лю-бим их. Скажи, незнакомец, ты хоть раз слышал о гиене, бросившейся со скал, чтобы свести счеты с жизнью?
— Думаю, нет, — он быстро переменил тему: — Ты сказала, что ты мать. Где твои де-ти? Они тоже должны поесть. Я их не трону. В последние дни я опасен только для самого себя.
— Сейчас позову. Шензи, Банзай, Эдвард. Все в порядке, идите сюда, — мягко позва-ла она.
Три щенка вышли из зарослей и посмотрели на льва. Така никогда раньше не видел детенышей гиен. Маленькая самочка выглядела так, как когда-то, должно быть, выглядела ее мать.
— Меня зовут Така, — тихо сказал он. — Не бойтесь.
Он лег в позе сфинкса. Когда он стал выглядеть не так угрожающе, щенки подошли ближе и начали с любопытством обнюхивать его.
— Так, это у нас Эдвард. Что значит это имя?
— Это имя человека. Он спас меня, когда я была щенком. Мои родители погибли во время пожара в саванне. Потрогай мою шею.
Така осторожно провел лапой по ее горлу. Он почувствовал плешь, где не было шер-сти.
— Ошейник, — сказала она. — Я была привязана веревкой к дереву. Это что-то вроде лозы, но прочнее.
— То есть он был жесток с тобой?
— Нет, зато его пес был. Один раз этот щенок счел, что оскорблений недостаточно, и сделал это со мной, — она повернулась шрамом к Таке. — Я убила его. За это человек про-гнал меня. Но я не забыла, что он спас мне жизнь и назвала своего первенца Эдвард.
— Ты спасла мне жизнь. Не думаю, что я еще раз решусь, — он с мольбой в глазах посмотрел на нее. — Пожалуйста, не прогоняй меня.
— Не так уж и плачевны твои дела, — сказала она. — Многие львы благополучно проходят через это. Когда-нибудь ты найдешь благополучие и любовь.
— Но я уже нашел, или, по крайней мере, я так думал. Ты даже не знаешь, что мне пришлось пережить.
— Расскажи, когда поешь.
Така накинулся на тушу, но после нескольких кусков, когда голод отступил, благора-зумие вернулось к нему. Он остановился, пока там оставались отборные куски, и настоял, чтобы остальное досталось Фабане.
— Мой отец Ахади, ты должна была слышать о нем.
— Он король, правильно?
— Да.
— То есть ты принц?
— Нет, принц-консорт.
— О, это многое объясняет, — она покачала головой. — Не думала я, чтобы принц решил покончить с собой. Я так понимаю, ты не можешь ужиться с братом?
— Да нет, я люблю своего брата. Он, конечно, не очень умен, но у него доброе серд-це.
Она прищелкнула языком.
— Ну, тогда остается всего одна причина. У тебя есть подружка. Держу пари, она променяла тебя на принца.
— Нет, — он быстро опроверг эту версию, хотя не считал ее невозможной. — Это не просто львица или очередная любовная проблема.
— Ну, так все говорят.
— Да, но за всем этим стоит проклятье. Злые духи. Пока Македди лечил мой глаз, его брат Рафики пытался предсказать мне будущее.
— Рафики! — она перестала есть. — Господин, ты должен мне все рассказать. Гово-ришь, злые духи? Проклятье?
Час или больше он изливал ей душу, все это время она только сочувственно кивала головой. Он заплакал, рассказывая ей свою историю, но это были слезы облегчения, и он почувствовал себя лучше.
Така ожидал услышать ее историю, но она о себе рассказала немного. Единственное, что она рассказала — Джалкорт, отец ее детенышей, был несправедливо убит за убийство принцессы Авины.
— Он начал есть, когда она уже была мертва. Он сделал много глупостей, но твою те-тю он не убивал. Когда-нибудь я должна увидеть короля и попросить его пересмотреть дело.
— Он уже мертв, чего ты добьешься?
— Он был моим мужем.
— Ты романтична, — сказал Така, целуя ее в щеку. — Будь у меня проблемы, я бы не отказался, чтобы ты была рядом со мной. Возможно, я смогу организовать встречу.
Фабана испытывала сострадание к Таке. Она сообщила ему все пароли и знаки, так что он мог беспрепятственно ходить по ее земле. Но, что важнее, она дала ему несколько со-ветов, которые могли навсегда изменить его жизнь.
— Я знаю мандрила, с которым ты говорил. Мне он тоже предсказывал судьбу. Он сказал, что я встречу друзей там, где я меньше всего жду, но они отвернутся от меня, когда мне понадобится помощь. Ты не отвернулся от меня. Мой совет, забудь предсказание — это глупость, которая может тебе дорого обойтись. Извинись перед любимой. Поцелуй мать. Пусть твой отец гордится тобой. Если ты когда-нибудь станешь королем, скажи своим детям, что у всех нас есть сердце и душа, как бы мы ни отличались внешне, — она прижала щенков к себе. — Сними запрет ради них.
Глава 15. Разногласия
Сараби была вся в слезах, когда Муфаса нашел ее. Он нежно прижался к ней и по-смотрел ей в глаза, но она отвернулась.
— Сесси, что случилось?
— Така. Он ушел.
— Что значит ушел?
— Ушел. Убежал из Земель Прайда. Он умолял меня пойти с ним, но я засомневалась. Теперь я об этом жалею. Он там совсем один, Муффи! Он такой милый и добрый, но он ни-чего не знает о жизни в Большом Мире.
Муфаса был поражен новостью, но он сразу же ей поверил.
— Он сказал, куда пойдет?
— Нет, просто убежал.
— Сесси, не плачь. Я знаю, как сильно ты его любишь. Мы все его любим. Возможно, он вернется, когда успокоится.
— Ты думаешь? Ты, в самом деле, так думаешь?
— Да. Но может пройти много времени. Он гордый лев.
Она опустила глаза.
— Что же мне делать? Я всегда думала, что буду вместе с Такой — только мы вдвоем и наши львята. Что мне теперь остается? Состариться в одиночестве, никем не любимой, как бедная Барата?
У Муфасы встал комок в горле.
— Сесси, я хочу тебе кое-что сказать, и это будет звучать ужасно при данных обстоя-тельствах, — он посмотрел ей в глаза. — Я не хотел вставать на пути у брата. Но обстоятель-ства изменились — или я скажу это, или меня разорвет на части.
— Это то, что я думаю?
— Возможно, — он нежно прижался к ней. — О боги, Сесси, каким негодяем я себя чувствую! Хуже самого скользкого червяка. Но я люблю тебя. Я всегда любил тебя. Иногда я был готов все отдать, лишь бы ты любила меня, а не Таку. Но я не хочу потерять брата, или хоть как-то навредить ему. Всю свою жизнь я разрывался между вами. Я не перенесу, если потеряю вас обоих. Не презирай меня за честность.
— Я не презираю, — она тоже прижалась к нему. — Я всегда знала о твоих чувствах. Ты не мог их скрыть.
— Может быть, ты не любишь меня, как люблю тебя я. Может, я просто нравлюсь те-бе? Я хочу сказать, что постараюсь дать тебе все, что тебе надо. Я буду заботиться о тебе. Я сделаю для тебя все что угодно, если ты выйдешь за меня замуж.
— Даже забудешь Таку?
— Не говори так. Он мой брат. Я хочу, чтобы он вернулся.
— Мне нужно время подумать, — сказала Сараби.
Муфаса кивнул в ответ:
— Конечно.
С разрешения Муфасы Сараби встала и медленно ушла. Она брела среди высокой травы саванны, погруженная в свои мысли. Когда-то все было просто. Она влюбилась, когда была львенком, но теперь она стала львицей. Львицей, выбирающей между львом, которого желает, и львом, которого жалеет.
Сейчас ей было ясно, что ее любовь к Таке была прекрасной сестринской любовью, которой чужда страсть. С другой стороны, Муфаса пробудил в ней новые чувства, немного пугающие, но прекрасные. После разговора с Рафики, Сараби ничего не говорила Муфасе, но внимательно наблюдала за ним. Она была польщена, горда и даже немного опечалена, думая о том, как он тосковал по ней, но ничего не говорил. Муфаса был нежным и добрым, и он честно признался ей в любви. Едва ли она могла сопротивляться. И едва ли хотела. Она желала его, как никогда не желала Таку, и ей было стыдно. Стыдно, что если кто и старался заслужить ее любовь, так это Така. Стыдно, что ее любовь нельзя заслужить. Стыдно, что он не выдержит, когда узнает о ее любви к Муфасе.
Ее переполняла жалость к Таке. Львица не могла понять, где кончается любовь, и на-чинается жалость. Она боялась, что ее сердце, замирающее от мысли о каждом его ушибе или царапине, не сможет биться в унисон с его сердцем. Велика ли разница — быть с одним львом или с другим? Может ли она не познать любви из-за того, что ее сердце связано клят-вами? Может ли она чувствовать его рвение и оставаться равнодушной?
Она попыталась представить Таку, идущего к ней в полумраке, в пылу ожидания брачной ночи. Она слышала его тихий голос, полный страсти: «Ты готова, любимая? Ты го-това?» Она представила, как взглянула ему в глаза, какими они были, когда он в последний раз смотрел на нее, глубокие и полные желания. «Я готова». Ее сердце быстро забилось, но от страха, а не от влечения.
— Нет, я не готова! — сказала она вслух. — Я не хочу его! Нет! О боги, он узнает!
Рыдая, она обессиленно упала в траву.
— Айхею, помоги мне, я люблю их обоих, но я не хочу замуж за Таку — лучше уме-реть!
Она посмотрела заплаканными глазами на саванну. Вдруг над ней промелькнула тень. Подняв голову, она увидела пролетающего над ней Зазу — мажордома Ахади.
Она прижалась к траве, молясь, чтобы он не заметил ее здесь, плачущую как голод-ный львенок. К ее облегчению, он пролетел мимо и направился к реке. Какая удача — его острое зрение редко что-либо пропускало.
Она уже собиралась возвращаться домой, но остановилась, задумавшись. Его острое зрение редко что-либо пропускало… даже Таку! Оживившись, она рванулась из своего ук-рытия за ним вдогонку, пытаясь не упускать его из виду.
— Зазу! Подожди!
Высоко над ней птица-носорог несся к реке, свист ветра заглушал любой звук, кото-рый только мог до него долететь. Мягко приземлившись, он подошел к берегу реки, желая начать свой полуденный ритуал. В тихом месте в тени тростника он глубоко вздохнул, рас-правил крылья и окунул одну ступню в воду. “Бр-р!” Он быстро отдернул лапу.
— Великолепно.
Зазу отошел на несколько шагов, взлетел и после нескольких взмахов крыльями сжал-ся в комок и упал в холодную воду, как камень.
— У-у-ух!
Он плескался, пока не попал в ледяное течение. Это было так приятно при сильной жаре. Он напевал и плескался, намокая от головы до кончика хвоста:
Mai-sie, Mai-sie,
Your eyes are driving me cra-zy,
Pluck a dai-sy,
Ask it if I am true.
You’ll pull off the fragrant petals,
And watch as each one settles,
I love you so, and off we’ll go,
To a paradise made for two.
Гусыня с выводком наблюдала за его развлечением. Один из гусят подплыл ближе.
— Чего делаешь?
— Кто? Что? — Зазу повернул голову и посмотрел на гусенка.— А, я просто купаюсь.
— Я думал, у тебя проблемы.
— Едва ли, — засмеялся Зазу.
Маленький комочек перьев смотрел, не моргая.
— Что-то еще?
— Ничего себе клюв! Ты кто?
— Я птица-носорог.
— Обожаю носорогов.
— Спасибо, — улыбнулся он. — Лучше отплыви, или я тебя обрызгаю. От птиц-носорогов много брызг.
Отталкиваясь лапами ото дна и хлопая крыльями, Зазу с усилием вернулся на берег. Он замахал крыльями, стряхивая сверкающие как алмазы капли воды, а затем начал с удиви-тельным мастерством чистить перья. Представление окончилось, и гусенок уплыл назад к матери рыбачить.
Уже почти настало время сообщить Ахади полуденные новости. Служба обеспечивала Зазу безопасность. Он мог собирать отборные фрукты с деревьев, где жили хищники: он был бессрочным корбан — табу — для всех, кому хотелось отведать упитанную птицу-носорога.
Когда Зазу уже почти высох, чтобы взлететь, из кустарника вышла львица.
— Зазу! Слава богу, ты все еще здесь.
— Сараби! Доброе утро.
— Оно не доброе, — огорченно сказала львица. — Когда будешь облетать Земли Прайда, поищи Таку. Он убежал, и я беспокоюсь о нем.
— Убежал, говоришь? Этот маленький противный нытик? Я не думал, что он решит-ся, — Зазу закатил глаза. — Я о нем ничуть не беспокоюсь. Вернется, когда вкусит прелести жизни в буше.
— Зазу! Я знаю, что ты его недолюбливаешь, но я-то тебе нравлюсь, правда?
— Конечно. Я высоко ценю твою дружбу.
— И тебе нравится Муфаса? — не дожидаясь ответа, она сказала: — Послушай, для нас с Муфасой важно знать, где он. Кроме того, это будет хоть одной важной новостью для короля. Акаси с ума сходит от беспокойства.
— Понял.
Зазу расправил крылья, собираясь улететь на патруль, и спустя мгновение он уже был над верхушками самых высоких деревьев.
— Удачи!
Глава 16. Церемония посвящения
На следующее утро зеленая равнина Земель Прайда была заполнена зебрами, антило-пами, слонами, жирафами и многими другими животными, толкавшимися, чтобы занять ме-сто поудобнее. Зазу, мажордом Короля, нервно расхаживал из стороны в сторону с напы-щенным видом. Раньше он никогда не выступал перед такой огромной аудиторией. Король Ахади выглядел изнуренным, но старался не подавать виду. Королеве Акаси было трудно сидеть спокойно рядом с мужем. Она отсутствующим взглядом смотрела вдаль.
Сараби и Эланна находились под опекой королевы, и были приглашены восседать вместе с королевской семьей. Для Сараби было особенно приятно быть рядом с Акаси и чув-ствовать знакомый запах своей кормилицы .
— Зазу, — тихо спросила Сараби, — ты видел Таку?
— Сожалею. Я везде спрашивал, но, боюсь, его никто не видел.
— Ох, — она опустила голову.
— Даже аист Гопа не видел его, а от него ничего не ускользает. Если хочешь, я могу слетать за границу. После церемонии, конечно.
— Не стоит.
Подошла Акаси и нежно прижалась к ней.
— Ты мое утешение. Ты была его сводной сестрой, и, когда я нянчилась с тобой, я часто думала о тебе, как о своей маленькой девочке, словно я тебя выносила.
— Я чувствовала это, — произнесла Сараби, опустив голову на плечо Акаси. — Ска-жи правду, следовало ли мне уйти вместе с Такой?
Акаси замурлыкала.
— Нет, дитя мое. Потеря сына достаточно тяжелая утрата и без потери дочери. А мне кажется, сегодня ты станешь мне дочерью.
Ахади кивнул Муфасе, и тот двинулся к краю выступа, чтобы встретить толпу. Но вначале он остановился полюбоваться на Сараби, мило прильнувшую к Акаси.
— Моя последняя мысль как львенка и первая мысль как льва будут о тебе, — сказал он. — Сесси, опустишь ли ты когда-нибудь голову мне на плечо?
Она посмотрела глубоко в его глаза, и ее подбородок дрогнул.
— Муффи, — промурлыкала она. — Любимый.
Муфаса подошел к краю. Обрывки воспоминаний, затерянные в глубинах сознания вернулись к нему. «Старый Македди, — подумал он, — неужели я был таким маленьким, что ты мог поднять меня?» Он улыбнулся и окинул взглядом толпу. Было приятно вернуться туда, где все когда-то начиналось.
— Да здравствует Принц Муфаса, сын Короля Ахади! — прокричал Зазу. Толпа по-клонилась, царапая землю. Зебры заржали, слоны затрубили, антилопы забили копытами. Они затихли, только когда Зазу развел крылья в стороны. Король поднялся к сыну, стоящему на вершине Скалы Прайда:
— Пусть все слышат, что мой сын идет по стопам своих предков. Посмотрите, на нем знак.
Акаси заняла место Ахади:
— О боги, взгляните на моего сына, ставшего теперь львом, и благословите его, — она вздрогнула, — и благословите моего сына Таку, где бы он ни был. Услышьте молитву матери и будьте милосердны к нему.
Воцарилось молчание. Зебры обменялись взглядами, слоны покачали головами. Акаси с достоинством стояла на вершине Скалы Прайда, но глубокая печаль заставила ее опустить голову. Все ждали, когда она скажет хоть что-нибудь. Одна из зебр прижалась к своему жеребенку. Леопарды склонили головы, и Бэхиту, ушастая лисица, уныло завыла. Ахади подошел, поцеловал жену, и она удалилась, чтобы уединиться в своей скорби. Зазу быстро благословил толпу, и все начали тихо расходиться — они знали, что случилось что-то скверное.
Муфаса спустился с выступа и направился назад к пещере, где провел детство.
— Так, значит, теперь я лев.
— Теперь ты мой лев, — ответила Сараби. Она вышла из тени, чтобы встретить его. Он собрался с духом и положил лапу ей на левое плечо. Она громко замурлыкала в ответ. Это могло означать только одно.
— Перед богами, перед звездами, перед всем миром я клянусь защищать, любить и заботиться о тебе до конца своих дней, — произнес Муфаса.
Она задрожала и любовно прижалась к нему.
— До последнего удара сердца, до последнего вздоха, наши жизни едины, да поможет мне бог.
— Благослови тебя бог, Сесси. Я буду любить тебя вечно.
— Пойдем куда-нибудь в уединенное место, — прошептала Сараби.
— Прямо сейчас? Ты уверена, что хочешь этого?
— Да, — она поцеловала его. — Когда-то Така нуждался во мне, но теперь он хочет от меня того, что я не могу ему дать. Надеюсь, он это найдет, — она прижалась нему и доба-вила: — позволь мне быть эгоистичной, Муффи. Позволь мне хоть раз подумать о себе. Дай мне то, что я хочу. Люби меня. Я хочу чувствовать твое дыхание на своей щеке.
— Сесси, — страстно прошептал он, — полюбить тебя однажды и умереть.
Муфаса кивнул родителям, и Ахади подмигнул в ответ.
— Развлекайтесь, детишки. В левой расщелине скалы есть красивый пруд с прозрач-нейшей водой. Можете посмотреть на рыбок.
Когда Муфаса вышел из пещеры вместе со своей робкой молодой женой, Ахади про-шептал Акаси:
— Слава богу. Сараби хорошая львица, и она сделала правильный выбор. Така хоро-ший и умный, но он такой незрелый. Кроме того, как сказал Рафики, Муфаса действительно любит ее.
— Он и тебе сказал? Эта обезьяна всюду сует свой нос, но у него сердце от бога, — она покачала головой. — Мне неприятно с тобой соглашаться, но ты прав насчет Таки, — она вздохнула. — Как ты думаешь, увидим ли мы его снова?
— Наверное, не в этой жизни, милая. Он гордый. Гордый и упрямый.
— Тогда пойди за ним, — сказала Акаси.
— Пойти за ним? Куда? Это не охота на антилопу. Его следы повсюду в Землях Прайда. Знаешь, я не бог.
— Этого ты мог и не говорить, — сказала она в вялой попытке пошутить. — Но если ты не ищешь его, то буду искать я.
— Акаси! Будь благоразумна! Я не могу позволить тебе уйти из Земель Прайда. Я уже потерял сына — и что теперь, терять его мать?
— Так пойдем вместе.
— Не думаю, что из этого выйдет что-то хорошее. Но мы должны хотя бы попытаться ради него.
В этот момент в пещеру влетел Зазу.
— Хорошие новости для всех! Ни за что не догадаетесь! — он низко поклонился, — Ваше Величество, Така возвращается! Я заметил его в зарослях, он направляется сюда!
— Это хорошая новость для нас, — сказал Ахади, — я только надеюсь, что для него тоже будут хорошие новости.
Глава 17. Новости от Сараби
Така был опустошен своей потерей. Он никак не мог поверить в произошедшее и по-стоянно искал случая встретиться с Сараби наедине. Но таких случаев выпадало немного: Муффи и днем, и ночью был рядом с ней, сраженный глубокой самозабвенной любовью. И Сараби отвечала взаимностью. Она ласкалась к нему без причины, играла с ним в прятки и догонялки, наградой в которых была страсть, и ложилась рядом с ним, зарыв голову в его мягкую гриву. Когда львицы болтали, собираясь на охоту, каждое ее слово было «Муффи то» и «Муффи это». Их влечение друг к другу было сильным, и знакомые говорили, что ско-ро в ее глазах загорится огонь.
Когда-то Сараби нравилось быть вместе с Такой. Теперь же она старалась избегать его. Однажды он повстречал ее на водопое и начал умолять пойти с ним. В другой раз он дождался, когда она вернется с охоты, и положил лапу ей на левое плечо в присутствии других львиц. Она ужаснулась, что некоторые его высказывания дойдут до ушей Муфасы, и тот попытается защитить свою честь. Така ошибочно принял предупреждения за беспокойство об «их отношениях» и стал игнорировать ее очевидное влечение к Муффи. Он был уверен, что, вынужденная вступить против воли в брак, она пыталась защитить свою истинную любовь от ревнивого мужа и оскорбленных богов.
Сараби пыталась разуверить его в этой фантазии. Така же верил в ее любовь сильней, чем когда-либо. Она, смелая, но хрупкая, предпочла бы, чтобы он полюбил другую, чем был убит родным братом. Вначале Така цеплялся за эту выдумку: благодаря ей отказ было легче перенести. Это делало Сараби еще прекраснее, еще желаннее, и он сильно страдал от этого.
Но в один прекрасный день ее любовь к Муффи приняла осязаемую форму в ее теле. В то утро она подошла к мужу, уткнулась в него носом и сказала: «папа». Со слезами радо-сти на глазах, он поцеловал ее и произнес: «мама». Следующими новость узнали Ахади и Акаси, затем Сараби пошла к Таке, сообщить, что беременна. Это было скорее обязанностью, которую надо выполнить, и она не испытывала от этого никакого удовольствия.
Сначала он молча смотрел в землю, затем поднял глаза на нее.
— Значит, ты беременна. Как быстро бежит время.
— Надеюсь, ты рад за меня.
— Я мог бы быть рад за нас.
Он поднял лапу и прикоснулся к ее плечу.
— Надеюсь, ты не будешь этого делать, — она подалась назад. — Муффи из тебя ков-рик сделает. Кроме того, я в положении, это тебе о чем-нибудь говорит? Така, между нами все кончено. Неужели ты не понимаешь?
— Потому что ребенок растет внутри тебя? Сэсси, он мог бы быть нашим. Я так силь-но люблю тебя, и так же сильно буду любить твоих львят. Я не могу так просто бросить тебя. Никто не любил тебя так, как я. Я не могу обвинять Муффи за то, что он хочет тебя. Я не мо-гу ни одного льва обвинять за это. Но ты отвечала взаимностью на мою любовь. Я ждал тебя, я молился о тебе, ради тебя я был готов отвернуться от семьи и друзей, даже от самих богов.
Она была поражена.
— Ты не боишься богов?
— Богов? — Така дерзко усмехнулся. — Если боги и есть, то они ненавидят меня. Они позволили этому проклятию съедать меня по кусочку и ничего не сделали, чтобы его остановить, — он пристально посмотрел ей в глаза. — Теперь ты мой бог. Ты и дитя внутри тебя. Я буду боготворить тебя. Я буду делать тебе жертвоприношения. Сэсси, посмотри на меня!
— Прекрати! Я никуда с тобой не пойду. Я люблю тебя как брата — избалованного маленького братишку, в котором есть что-то хорошее. Я думала, что научусь любить твое дыхание на своей щеке, но этому не бывать. Муффи — первое, о чем я думаю, когда просы-паюсь, и последнее, когда засыпаю. Когда он касается меня, я дрожу. С тобой я никогда это-го не чувствовала.
Он стиснул зубы.
— Я не хочу этого слышать.
— Ты должен выслушать. Мы любим друг друга. Я жалела тебя и хотела, чтобы ты был счастлив. Но ты надоедливый, несамостоятельный, эгоистичный и противный, и это еще не самые плохие твои качества. Если бы я вышла за тебя замуж, это не изменило бы тебя. Но, слава богам, в последний момент я все-таки избежала величайшей ошибки в своей жизни.
У Таки перехватило дыхание. Его мечты были разбиты навсегда. Он несколько секунд смотрел на нее, не в силах ничего произнести.
— Что ж, — сказал Така с горечью, — похоже, я убежал в самый подходящий момент. Надеюсь, вы будете счастливы вместе.
Он пошел прочь.
— Подожди, Така! Я не хотела говорить таких ужасных вещей.
— Каких ужасных вещей, Сараби? — он посмотрел на нее испепеляющим взглядом. — Ты сказала, что любишь меня. Ты сказала, что выйдешь за меня, когда вырастешь. И та шуточка, что я не переживу первую брачную ночь. Да, я почти ее не пережил.
Она отступила на шаг, когда он приблизился к ней.
— Пока его дыхание благоухало на твоих милых маленьких щечках, как ты деликатно говоришь, я намеревался умереть.
От ужаса она закрыла рот лапой.
— Ты же не знаешь, почему я убежал, ведь так, Сэсси? Я убежал, чтобы распрощаться с тобой навсегда. Я думал, ты стоишь прыжка со скалы. Теперь я, наконец, понял, почему не сделал этого, — он покачал головой. — Некая высшая сила спасла меня, чтобы я узнал, что ты этого не стоишь.
Она ударила его по морде.
— Убирайся!
Он повернулся и пошел прочь. Така часто уходил один, и никто в прайде не знал, ку-да. Он забрал ногу зебры и направился к слоновьему кладбищу. Гиена Фабана ждала его. Она могла такое предчувствовать.
— Фэй, как приятно снова тебя видеть.
— Что на этот раз, Шрам?
— Огонь в ее глазах. Его ребенок.
Он больше ничего не сказал: обо всем остальном она уже знала. Щенки повзрослели, и уже узнавали его.
— Чего сегодня принес, дядя Шрам?
— Зебру. Ты любишь зебру, Банзай?
— Мое любимое!
— Еда — его любимая диета, — сказала Фабана, как только щенки начали отрывать куски. — В тебе есть доброта, Шрам. Ты истинный сын Ро’каш.
— Ро’каш?
Она удивилась.
— Твоя мать ничего не рассказывала тебе о Творце?
— А, ты имеешь в виду Айхею.
Она снисходительно улыбнулась.
— Возможно.
— Скажи мне, Фэй. Почему боги позволяют глупому проклятию, произнесенному шаманом, съедать по кусочкам все, что для меня важно? Я хочу сказать, разве Айхею — или Ро’каш, без разницы — не имеют достаточно власти над злыми духами? На моем единствен-ном пути к славе и известности стоит маленький комок шерсти — и вот увидишь, он будет мальчиком — потому что боги отвернулись от меня.
— Не говори так при моих щенках, — сказала она, — нехорошо отзываться плохо о богах, даже если ты язычник.
— Извини, я не хотел. Просто иногда все выглядит именно так.
— Возможно, тебе следует помолиться. Думаю, бог слышит все молитвы, не важно, как его зовут.
— Думаешь, я не молился? На протяжении двух лун я был почти шаманом, — он приподнял бровь. — Скажи мне, Фэй. Этот твой Ро’каш. Он учит нас прощать своих врагов, или дает нам силу побеждать их?
— Что за глупый вопрос? Бог справедлив. Он покарает тех, кто вредит его детям. Ты создан по его подобию, то есть, если ты хочешь быть справедлив, уничтожь несправедли-вость.
Он улыбнулся.
— Значит, так, — Он подумал над чудовищностью этого заявления. — Какой же я ду-рак. Все это время Бог был готов помочь мне, а я раз за разом отвергал его дары! Расскажи мне больше о Ро’каше, он вполне может стать мне другом. Хватит ныть, пора начинать дей-ствовать. Добейся мне встречи со своими лидерами. Если бог на нашей стороне, то кто осме-лится идти против нас?
Глава 18. Ультиматум
На какое-то время Така перестал все время жалеть себя. По иронии, это изменение не всем понравилось: для большинства львиц беспомощность Таки была его единственной чер-той, которая их притягивала. Благодаря своей тайной вере он не нуждался в жалости, да и не внушал ее. Он бодро расхаживал с важным видом, искренне веря в свою великую судьбу.
Муфаса держался с большим достоинством. Он никогда не умолял и не упрашивал, но у него было все, чего он хотел. Возможно, именно это нравилось Сараби. Возможно, ей нравились твердая лапа и шаловливость.
Така пришел к впадине в Скале Прайда, в которой собиралась дождевая вода. До кон-ца дня он хотел удовлетворить хотя бы одно из своих желаний. Вода была кристально чистой — казалось, маленькие рыбки дразнили его, плавая рядом. Он пил, и по поверхности воды расходились круги, искажая его отражение. Все же он смог заметить темно-желтую фигуру, спустившуюся к нему. Така знал, что точно выбрал время, еще до того, как обернул-ся.
— Вода свежа, как весенний дождь, Сараби.
— Така, это ты.
Он поднял голову и добродушно улыбнулся.
— Разве ты не прекрасна сегодня.
— Ну… спасибо.
Он наклонился назад к воде и продолжил пить. Она присоединилась к нему, когда поняла, что он не собирается уходить. Время от времени он посматривал на нее. Наконец, он напился и вытер морду своей большой лапой.
— Я думал о прошлом. Ты всегда была так заботлива. Муффи всегда злило, когда ты ласкалась ко мне. Я не знал, как сильно он любит тебя. Если бы знал, то не принимал бы тебя как должное. Я относился бы к тебе лучше.
— Ну, это уже в прошлом.
— Правда? — он обезоруживающе улыбнулся. — тебе по-прежнему неприятно мое присутствие. Я соскучился по временам, когда ты смотрела мне в глаза без предчувствия, что случится что-то плохое. У тебя красивые глаза. Боже, как мне их не хватает! — он отвел взгляд в сторону. — Теперь мы почти не разговариваем — ты всегда находишь отговорки. Сэсси, мне не хватает тебя. Ты моя молочная сестра. Я просто хочу знать, что все еще нрав-люсь тебе.
— Разумеется, нравишься. Если бы ты держал себя в лапах, я бы не боялась показать это.
— Боялась?! — Така понял, смущенно улыбнулся и сказал: — почему, моя дорогая Сэсси? Нет ни одного достойного упоминания льва, у которого от одного взгляда на тебя сердце не начнет биться немного чаще. Этого не стоит бояться. Твои глаза как свежие цветы, влажные от утренней росы. Когда я смотрю на них, я чувствую себя счастливым. Я люблю твой взгляд, твой запах, твою походку. Кто не любит?
— Ты очень милый, Така, — сказала она сдержанно, — но в Прайде есть и другие львицы, не менее привлекательные. Найди себе одну. Единственную. Ты должен получше ее узнать. Я хочу, чтобы ты был счастлив, как мы с Муффи. Правда, хочу.
— Да, есть другие львицы, — мягко сказал Така. — Для кого-то, может быть, они прекрасны, как ты, Сэсси, но ни одна из них слезинки не проронила, когда мне было больно. Ни одна из них не была добра ко мне. Ни одна из них не являлась мне во снах. Только ты, всегда ты. Муффи был хорошим братом, а ты была хорошей подругой. О боги, каждый раз, когда он занимается с тобой любовью, я готов умереть. Я просто готов умереть! — он так сильно прикусил губу, что его шерсть окрасили маленькие капельки крови.
— Така! — твердо сказала она. — Возьми себя в лапы! Когда ты найдешь себе львицу, мы можем оставаться друзьями. Друзьями, Така, как когда мы были львятами. Ты пугаешь меня своим поведением. Я не верю тебе. Если хочешь, чтобы львица полюбила тебя, ты тоже должен любить ее и сделать так, чтобы она чувствовала себя единственной. Найди ту, что хочет чувствовать себя единственной, и дай ей то, что она хочет.
— Ты не понимаешь меня, да? — Така собрался уходить. — Я не могу выбросить тебя из головы. Сэсси, ты убиваешь меня изнутри.
Ища защиты от солнца, он устроился в тени холмика, и потянулся перед сном. В этот момент к нему подошел другой лев. Это был Ахади.
— Пройдемся со мной, сын.
Ахади, не произнося ни слова, шел медленно вверх по извилистой тропинке, ведущей к выступу Скалы Прайда, но вместо того, чтобы войти в пещеру, он поднялся по выступу и сел на возвышении в величественном молчании. Така подошел к нему и сел рядом.
— Положи голову мне на гриву, — промурлыкал Ахади.
Така неохотно сделал это.
— Зачем ты хотел меня видеть?
— Я твой отец. Мне нужны причины?
Очевидно, не нужны — они долго сидели рядом; легкий бриз спутывал их гривы вместе. Невесомые облака плыли по лазурному небу, и орел, повелитель небес, величественно парил на неподвижных крыльях. Мгновение два короля, каждый своего владения, смотрели друг на друга; орел качнул крыльями, и Ахади помахал лапой. Така начал расслабляться, его тревоги медленно уносились ветром. Он слышал размеренное биение сердца отца, и чувствовать, как его грудь поднимается и опускается в такт дыханию. Чувство спокойствия и защищенности пробудило воспоминания из глубин его сознания.
— Однажды я сказал, что ты можешь рассказать мне обо всем, когда будешь готов, — Ахади нежно прижался к Таке. — Я устал ждать, сынок. Я беспокоюсь о тебе, ты в ловушке собственных чувств. Доверься мне.
— Я в порядке. Правда.
— Должно быть, ужасно страдать так, как ты страдаешь из-за Сараби.
— Но, отец, я не страдаю из-за Сараби.
— Неужели? — Ахади вздохнул. — Муффи подергивает кончиком хвоста, когда об-манывает. Ты всегда морщишь нос. Отец знает такие вещи. Я спрашиваю тебя, мой голос звучит рассерженно?
— Нет, сэр.
— Но он звучит обеспокоенно, не так ли?
— Да, сэр.
— Я очень обеспокоен. Мы с твоей матерью хотим, чтобы ты был счастлив. Мы также хотим, чтобы и Муффи был счастлив. Становится все труднее угодить вам обоим: все, чего хочешь ты, принадлежит Муффи, — Ахади положил лапу ему на плечо. — Он любит тебя, сынок. Он твой брат. Я рад за него и хочу, чтобы и ты был рад за него. Более того, я хочу радоваться за тебя. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Думаю, да.
— Сынок, я люблю тебя. Ты всегда был умным и чувствительным. На ком бы ты ни женился, она будет счастлива. Она будет дорожить каждым моментом с тобой, мой сын. Ты думаешь о романтике и мечтаешь об этом, но это только иллюзия. Вернись к реальности. Са-раби говорила с твоей матерью и со мной, и мы знаем, до чего ты дошел.
Така замер.
— О боги.
— Не беспокойся. Она ни слова не сказала Муффи, и мы не скажем. Она не желает тебе зла. Сараби очень огорчена сложившейся ситуацией и чувствует себя виноватой из-за того, что разочаровала тебя. Мы с Акаси считаем, что тебе нужно как можно быстрее найти себе другую львицу.
— Но я не хочу другую львицу. Она все, что я хочу. Она была моим королевством. У Муффи было свое королевство, но теперь он забрал и мое, — Така начал плакать. — Она любила меня, папа. Она так говорила.
Ахади вздохнул и лизнул его щеку.
— В твоем возрасте тебе лучше дать выход всем этим новым, сильным чувствам. Я понимаю, как ты желаешь Сараби, но она не может быть твоей. Иди, поплачь о своей потере, но затем продолжай жить. Эланна уже давно положила на тебя глаз. Если ты раскроешь глаза, то сразу это увидишь. Может, ты захочешь поговорить с Рафики и узнать, что говорят духи — и не говори мне, что он тебе напредсказывал, не желаю даже слышать об этом, — он повернулся и посмотрел Таке в глаза. — Я даю тебе три месяца, целый сезон, чтобы ты завязал с кем-нибудь другим серьезные отношения.
— Или?
— Или мне придется оградить Муффи и Сэсси от постоянного беспокойства. Ты по-лучишь простое Посвящение, и я отправлю тебя в Большой Мир.
— Отец!
— Я не шучу. Нам с матерью будет больно, но мы должны думать не только о себе. Муффи — хороший лев, и когда-нибудь он станет Королем. Он имеет право на преданность собственного брата. Если ты не можешь дать ее, то ты должен уйти в Большой Мир, где ты или станешь ответственным, или превратишься в падаль. Така, ты уже не львенок.
Глава 19. Болезнь
Прошла неделя. Для Таки это было тяжелое время, полное трудностей и разочарова-ний. Он начал разговаривать с другими львицами, но везде встречал неприятие. Странно, что, несмотря на слова отца, он избегал Эланну. Эланна была сестрой Сараби, а между сест-рами секретов не бывает.
Он чувствовал себя неловко рядом с родителями, потому что боялся того, что они об-суждают за его спиной. Но в то время, как его мать вела себя как обычно, отец вел себя до-вольно странно, не только с ним — со всеми. Така начал беспокоиться, нет ли у его отца других проблем. Тем более некоторые львицы интересовались у него, о самочувствии Короля.
Ахади был раздражительным, то и дело ссорился. Акаси извинялась за него, говоря: «ему не здоровится». Она настаивала, чтобы Ахади сходил к Рафики, но он не придавал зна-чения ее беспокойству, говоря, что «все это пустяки», и просил ее быть «паинькой».
Така был настолько поглощен своими мыслями, что не обращал внимание на здоровье отца. Однажды он бесшумно шел по лужайке на южной стороне Скалы Прайда, когда увидел Муффи, лежащего на спине рядом с Сараби. Они не заметили его, поэтому он замер и прислушался.
— Маленький львенок, ты здесь? — спросил Муфаса. Его лапа скользнула вниз живо-та Сараби. Она дернула лапой и захихикала.
— Прекрати, ты, бессовестный лев!
— Я твой муж. Я могу трогать тебя везде, где хочу.
— А я твоя жена. Значит, я тоже могу.
Она легонько толкнула его в грудь.
— Ой! Больно же!
— Сейчас тебе станет лучше. — Она поцеловала его и начала приглаживать его гриву. — И чем я только заслужила такое счастье?
У Таки сердце было готово выскочить из груди. Он побежал прочь от лужайки, про-рываясь через кусты и высокую траву саванны. Зловещее полуденное солнце обжигало его как огонь. Все вокруг было омерзительно. Реальной была только его ненависть. Ненависть к твари, которой стал его брат. Ненависть к Сараби. Ненависть к самой жизни.
Он вспугнул кролика, пока несся. В два прыжка Така преодолел разделяющее их рас-стояние и прижал к земле беспомощное создание. В смертельном ужасе кролик уставился в красные от ярости глаза.
— О боги, — бормотал он. — О боги. Умоляю, отпусти меня! Умоляю!
— Он думает, что такой милый, лапая ее, — Така прищурился. — Я убью его. Да по-может мне бог, я убью его!
Кролик неистово дрожал в удушающих объятьях лапы Таки.
— Во мне почти нет мяса. О боги, я умру! О боги, боги! Пожалуйста, пощади меня.
— Ты знаешь, что я делаю с такими подонками? Грязным мерзавцем, укравшим то, что мое по праву?
Така почти вплотную приблизил морду к кролику. Его дыхание, насыщенное львиным запахом, окрашивало каждое его слово.
— Только дождусь подходящего момента, затем разорву их как газель.
Така сомкнул челюсти. Кролик едва успел взвизгнуть, прежде чем был разорван льви-ными клыками. Така поднял голову и отшвырнул кровавый трофей в сторону, оставив его лежать на траве.
— Как газель! Я разорву его в клочья, да поможет мне бог!
Между тем Королю становилось все хуже и хуже. На следующее утро Акаси обнару-жила Ахади в бреду.
— Прогоните их отсюда! — кричал он. — Прогоните их!
— Кого прогнать?
— Просто прогоните их отсюда!
Шатаясь, он отошел к стене и, будучи защищенным сзади, в панике огляделся по сто-ронам.
— Акаси! Встань рядом со мной, быстро! Я защищу тебя!
Акаси погладила его лицо лапой.
— Ахади, дорогой! Все в порядке! Ты в безопасности.
— В безопасности? — спросил он, у него был отсутствующий взгляд. — Где Акаси? Мне надо прогнать гиен прочь с Земель Прайда, — по его роскошной гриве покатились ка-пельки пота. — Я так устал. Гиены, они, похоже, всегда знают, когда я устал. Только рассла-бишься на минутку, и...
— Пожалуйста, приляг. Гиены убежали. Муфаса прогнал их.
— Муфаса? Он такой хороший мальчик. Где он?
Акаси подбежала к входу в пещеру.
— Зазу! Ради бога, быстрей сюда!
Зазу обеспокоенно влетел внутрь.
— В чем дело, Ваше Величество?
Ахади поднял голову.
— Мы должны немного отдохнуть. Надо найти тень — мне так жарко. Така, продол-жай без меня, — Ахади повернулся к Зазу, но его взгляд был пустым. — И о чем они только думают? Иша, твои дети опять мутят воду на водопое!
— О боже, — прошептал Зазу. — Я лечу за Рафики.
Зазу полетел так быстро, как только ему позволяли крылья. Акаси легла рядом с пы-лающим от жара Ахади и поцеловала его в щеку.
— Я люблю тебя, дорогой. Помощь уже в пути. Ты слышишь меня, Ахади? Ты узна-ешь меня?
Ахади начал часто и прерывисто дышать, но положил свою большую лапу на лапу Акаси.
— Думаю, я посплю, милая. Ты будешь рядом со мной?
— Конечно, родной! Конечно! — и шепотом добавила: — Боже, пусть они поторопят-ся. Я чувствую себя такой беспомощной. Боже, помоги.
Казалось, Рафики требовалась вечность, чтобы добраться до пещеры, хоть он и ста-рался, как мог. Рафики прибежал, запыхавшись, с маленьким мешочком порошка чи'пим и посохом.
Он набрал воды из пруда, смешал в ней листья и дал смесь Ахади, чтобы сбить лихо-радку и привести его в чувство.Затем Рафики проверил его глаза, оттянув веко. Он сунул палец в угол его пасти и пощупал. Потом он послушал его грудь. Лицо мандрила было мрачнее тучи.
Он отвел Акаси вглубь пещеры.
— У него были проблемы со сном в последнее время?
— Да.
— Онемение мышц?
— Он говорил тебе об этом?
— Нет. К сожалению, нет. Это симптомы ко’суул, — прошептал он. — Когда он при-дет в себя, отведи его через саванну к краю леса.
— Куда?
— Там будет лучше. Лихорадка отступит, и пару часов он будет в здравом уме. Но, дорогая, ты должна торопиться. Ему уже не увидеть луну этой ночью.
— О боги, нет!
— Тс-с!
— Ты шаман, — прошептала она, но так настойчиво, будто это был пронзительный крик, — ты ничего не можешь сделать? Ну хоть что-нибудь? Я не могу позволить смерти забрать его у меня! Просто не могу!
Он посмотрел ей в глаза, и осторожно оттянул пальцем веко.
— Не беспокойся, Айхею по-своему проявил милость. — Он молча провел кончиками пальцев вокруг ее правого глаза и коснулся ее под подбородком. Рафики хотел, чтобы она знала, что скоро предстанет перед Богом и назовет Его по имени. — Два, может быть, три дня одиночества. Используй это время, чтобы приготовиться.
— Ох, — она кивнула, и слезы побежали по ее щекам, — я понимаю. Айхею милосер-ден. Но я так хотела увидеть внуков. Ты должен передать им мою любовь.
Он вытер ее слезы.
— Ни с кем не прощайся, если ты действительно любишь их. Ты не должна пить из общего водопоя или реки, пока не пересечешь равнину. Ты не должна облегчаться пока не найдешь подходящее место. Мне надо будет вычистить пещеру, прежде чем она станет безо-пасной, — он поцеловал ее. — Что-нибудь передать Муфасе?
— Нет, только попрощайся за меня, — она вздохнула. — Бедный Така, мне не сужде-но высказать, что у меня на душе. Пообещай, что постараешься присматривать за ним. Он такой несамостоятельный. Пообещай, что присмотришь за ним.
— Обещаю сделать все, что в моих силах.
— Шепчешься обо мне за моей спиной, старушка? — это был Ахади, ему стало на-много лучше.
— Я просто говорила с Рафики о сюрпризе. Ты нехорошо себя чувствовал, сейчас те-бе помогло лекарство, и ты можешь прогуляться со мной, чтобы посмотреть на кое-что инте-ресное.
— Да, мне намного лучше. Меня не придется вытаскивать, и это приятный сюрприз. Не думай, что я не знал, что мои дни сочтены. Смерть подкрадывалась ко мне, теперь она делает последний бросок, — Ахади медленно осмотрел ее, — он дал тебе знак Айхею. Я так понимаю, старушка, мы уходим вместе?
— Как всегда, — она нежно уткнулась в него носом.
— Рафики, ты должен сказать Таке, что я совершил ошибку, — сказал Ахади.
— В чем?
— Однажды я убил медоеда. Это был не самец, как я сказал. У нее были детеныши, — Ахади вздохнул, — она напала на моего сына, только чтобы защитить их. Я пытался дока-зать Таке, что люблю его, и нарушил один из своих же законов. Я не могу предстать перед Айхею с этим секретом на совести.
— Я скажу ему, — слезы потекли по лицу Рафики, — я уверен, ты умрешь прощен-ным. Я касаюсь твоей гривы.
— Я чувствую. И, друг, скажи ему — пусть продолжает искать. Он поймет, что это значит.
— Скажу.
Рафики вытащил из мешочка небольшой кремневый нож. Он подошел к Ахади, взял несколько прядей его гривы, срезал их, поцеловал и положил в мешочек. Затем он поставил на Ахади метку Айхею.
— Пора.
Ахади и Акаси покинули пещеру в последний раз и спустились со Скалы Прайда. Не произнося ни слова, они выбрали самый быстрый путь, и, войдя в безмолвную траву, пошли прочь от своего жилища.
С тяжелым сердцем Рафики собрал в саванне сухую траву и сложил костер в середине пещеры. Он положил сверху папоротник и посыпал порошком альбы. Затем он взял глиня-ный горшок и извлек оттуда раскаленные угольки.
Угольки, утоляя свой голод, производили клубы дыма, которые быстро заполняли пещеру своим резким запахом. Дым стремился к небу, но, натолкнувшись на потолок пеще-ры, раскинул серые щупальца в поисках выхода. Наконец, найдя его, он начал свободно подниматься к сапфирному небу.
— Пожар! Пожар! — Така бросился в пещеру, задыхаясь и кашляя от дыма. — Есть здесь кто-нибудь?
— Ты должен уйти, — сказал Рафики.
— Ты, глупая обезьяна! Что творишь?! Ты спятил?! Когда мама с папой увидят это, они из тебя выбьют дурь!
— Они никогда этого не увидят, — ответил Рафики, — это ко’суул. Выйди. Ты здесь в большой опасности.
— Ко’суул? — Така раскрыл глаза от ужаса. — Но это же смертельно. Ты хочешь ска-зать, папа умирает? Мама знает?
— Акаси ушла вместе с ним.
— А-а! — он остолбенел, — но она была здорова. Я видел ее этим утром. Она была здорова! Что ты имеешь в виду, она ушла с ним? Ничего мне не сказав?! Она тоже заразится! Где она?!
— Ты не можешь ее видеть. Это будет смертельно для тебя. Мне жаль, но она была больна, когда я пришел сюда. Смерть уже поставила на ней свою метку.
— Но я должен ее увидеть! — он бросился на Рафики и прижал его лапами к полу пещеры. — Говори, или я из тебя душу вытрясу!
— Твоя мать взяла с меня обещание заботиться о тебе. Если ты должен меня убить, убей.
Така выглядел смущенным и опечаленным. Наконец, он отпустил Рафики, отвернулся и сел лицом к стене.
— Сэсси не любит меня. Мой брат не любит меня. Боги не любят меня. Все, что у ме-ня оставалось, было здесь. Теперь я один. Они убивают меня по частям. На этот раз они уби-ли мое сердце, — он задрожал. — Я хожу, я разговариваю, но внутри я мертв. Мертв.
— Может быть, я могу чем-то помочь, — сказал Рафики, поднимаясь.
— Ты уже предостаточно сделал.
— Это несправедливо, Така. Когда я был молодым, моя мать умерла от бе’то. Перед смертью она билась головой о дерево, пытаясь выбить головную боль. Я смотрел, как она умирала в самой страшной агонии. Тогда я понял, что должен стать шаманом. Я хотел нико-гда больше не чувствовать себя таким беспомощным.
— Почему же ты не помог им?
— Мои знания росли, но каждый ответ порождал новые вопросы. Я не могу исцелить каждый недуг. Поэтому важнее всех моих трав и навыков, знание того, чтó сказать, чтобы утешить Ка, когда тела Ма’ат умирают.
— Тогда скажи мне что-нибудь утешительное.
Он погладил гриву Таки.
— Я думаю о предсказании. Я много о нем думаю. О, я знал, где мне предстоит быть и что мне предстоит делать через год, через пять лет, через десять. Сейчас я дал обет бороться с этим. Все мои надежды и мечты были перевернуты с ног на голову. В этом мы похожи, мой друг. Время наших детских мечтаний прошло. Пришло утро, и мы проснулись, чтобы встретиться лицом к лицу с реальностью в свете солнца. Нам предстоит найти что-то важное под солнцем, что радует нас, и за что мы можем держаться. Все остальное суета.
— Ты глупая обезьяна, — сказал Така, — но даже глупец может временами говорить умные вещи.
С этими словами Така медленно направился к своему секретному месту, чтобы по-быть одному. По мере того, как его жизнь рассыпалась на части, он все чаще где-то пропа-дал. Потеря отца была ужасным ударом, но после смерти Акаси он уже никогда не был та-ким, как прежде. Мать была его другом и союзником. Можно сказать, она была для него и совестью, и добротой, и верой в богов. Всем этим и даже больше.
Прошли часы, но Таку никто не видел. Муфаса и Сараби, несмотря на свое горе, вспомнили о нем и попытались найти его уединенный мир уныния, чтобы утешить его. Они не смогли найти его; позднее Йоланда расскажет, что видела одноглазую гиену со своим вы-водком, сидящую рядом с ним вблизи слоновьего кладбища, пока он плакал как младенец. Никто не поверил ее истории: слишком уж неправдоподобной она была. Должно быть, она видела бедного Ахади. Хотя Йоланда утверждала, что видела черногривого льва.
Позже этим же вечером, когда Муфаса просил Рафики помочь в поисках Таки, вер-нулся Зазу.
— Есть новости? Ты нашел моего брата?
— Ваш отец… — Зазу замолчал, опустил голову и тяжело вздохнул. — Крепитесь, Ваше Величество.
Подошел Рафики, обнял Муфасу и прошептал:
— Пришло время.
Муфаса медленно поднялся на выступ Скалы Прайда и, достигнув вершины, остано-вился. Затем он поднял голову и зарычал. Это был печальный и устрашающий рык, разры-вающий вечернее небо, львицы подхватили его. Король умер. Да здравствует король.
В тишине после могучего рыка Муфаса услышал голос отца, доносящийся из прошло-го:
— Всегда прекрасно быть нужным кому-то, особенно когда ты всего себя посвящаешь другим. Однажды ты познаешь это чувство, когда меня не станет.
Муффи вздохнул.
— Не очень-то это прекрасно, папа. Как я хочу, чтобы ты сейчас был рядом. Мне так много надо тебе сказать.
Сараби поднялась и села рядом с ним, опустив голову ему на гриву.
— Выпусти свое горе, Муффи. Не держи его в себе.
Подбородок Муфасы дрогнул. Он попытался сохранить самообладание, но слезы на-вернулись на его глаза.
— Их больше нет, Сэсси. Их больше нет!
Муфаса прижался к ней и зарыдал.
Глава 20. Огонь в ее глазах
Тогда Ирод, тайно призвав волхвов, выведал от них время появления звезды. И, послав их в Вифлеем, сказал: пойдите, тщательно разведайте о Младенце, и когда найдете, известите меня, чтобы и мне пойти поклониться Ему.
ОТ МАТФЕЯ 2:7-8
Прошли недели, и стало заметным, что внутри Сараби зарождается новая жизнь. Дру-гие львицы баловали ее и относились к ней с пристальным вниманием, и перебирали муж-ские и женские имена. Из всех вариантов были выбраны «Шанни» для девочки и «Симба» для мальчика. Имя «Симба» было идеей Адженти и сразу же понравилось большинству. Така никогда не сомневался, что будет мальчик. Он чувствовал, что его судьба — тяжелая битва до последнего вздоха. Будет мальчик лишь назло ему.
Видеть «огонь в ее глазах» было для него мучением. Это была метка страсти Муффи — последнее оскорбление от его брата. Така отворачивался, когда она проходила мимо, только чтобы не видеть ее в таком состоянии. Однажды он хотел утопить свое горе в ночи страсти без любви, но получил решительный отказ, несмотря на то, что обещал дать супру-жескую клятву. Однажды его поймали подглядывающим за Ишей, которая любила подстав-лять себя солнечным лучам, лежа на скалах в самых привлекательных позах женской красо-ты. Его челюсть дрожала, а хвост дергался из стороны в сторону, когда он осмелился пред-ставить, как занимается с ней любовью. Йоланда, и без того подозрительно относящаяся к Таке, застала его и пригрозила рассказать об этом Ише.
— Она разорвет твое тщедушное похотливое тело на мелкие кусочки.
— Она поймет. Ты ревнуешь из-за того, что мы разошлись.
— Что?!
— Позапрошлой ночью, когда ты отпросилась с охоты.
— Я болела!
— Ты болела любовью. О, детка, про то, что ты вытворяла, мне папа не рассказывал. Что тебе больше нравится — шаловливый зайчик или месть антилопы гну?
Она глаза раскрыла от изумления.
— Ты грязный маленький лжец!
— Не хуже грязной маленькой болтуньи. Только попробуй, и тогда посмотрим, по-смею ли я.
Об инциденте с Ишей больше не вспоминали. Более того, Така взял в привычку подо-бающе вести себя при других. С приближением рождения ребенка Сараби он начал активнее вести свои ночные дела с гиенами и все больше интересовался королевской семьей.
Великий день принес для всех и печаль, и радость. Мальчика назвали Симбой, а его маленькую сестру — Шанни. Шанни была слабой и крохотной и не успела попробовать ма-теринского молока, прежде чем отдала богу душу. Симба был силен и красив, в нем было силы на двух львят. Его крупные лапы и хорошее телосложение вызывали восхищение у друзей и родственников, когда они видели его. Така тоже пришел посмотреть на львенка.
— Он так похож на своего отца, — сказал Така, и Муфаса по ошибке принял это за комплимент. — Ты проживешь интересную жизнь.
Хотя он никогда не сомневался, что львенок будет мальчиком и потому наследником трона, увидев Симбу собственными глазами, Така окончательно утвердился в своем намере-нии. Львенок был невинен и не подозревал о злобе, таящейся в сердце дяди. Он был обре-чен.
Как ни странно, только в этот день Така заметил, насколько Эланна похожа на свою сестру Сараби. Эланна одна не избегала его. Она даже могла заговорить с ним первой. Сего-дня она подошла, улыбаясь, и спросила:
— Разве он не прелесть? Я просто уверена — ты избалуешь своего маленького пле-мянника.
— Конечно, — он взглянул ей в глаза и вяло улыбнулся. — Жаль, что у него не мами-ны глаза. У дочерей Шаки прекрасные глаза.
Она смущенно улыбнулась.
— Ну, сыновья Ахади тоже неплохо выглядят.
— Ну уж! — он немного выпрямился и начал чистить гриву. Така провожал Эланну взглядом, пока она полностью не скрылась в высокой траве.
Имя Ахади вернуло жгучую боль, которая взяла верх над его хорошим настроением. Стыд начал закрадываться в глубину его сердца, когда он задумался о том, что Ахади и Ака-си подумали бы о его планах. Симба был их внуком, которого им не суждено было увидеть. Несомненно, они бы любили его. На мгновение, но только на мгновение, он задумался о ма-леньком львенке, купающемся в золоте рассвета, который хотел поделить королевство с бра-том.
— Нет, Муффи, — шепотом сказал Така, — папа был прав. На этой земле может быть только один король, — на его глаза навернулись слезы. — Отец, если бы ты только выбрал меня. Будь проклят Рафики! Будь проклята та, что вскормила его! Когда-нибудь я убью его, но не сразу. Я буду уничтожать его потихоньку, как он уничтожал меня.
Слова ненависти ужесточили его сердце, и он направился к логову гиен сообщить о рождении Симбы и плане его убийства.
Глава 21. До сегодняшнего дня
Смерть Муфасы — ужасная трагедия. Но потерять Симбу, который едва начал свой путь… Для меня это тяжелая личная утрата. И потому с тяжелым сердцем я восхожу на трон. Но мы восстанем из пепла этой трагедии, чтобы встретить рассвет новой эры, в которой лев и гиена плечом к плечу войдут в великое, славное будущее.
ЭЛЕГИЯ ТАКИ
Прошло три месяца. Симба вырос из малыша, спавшего все дни напролет, в веселого безудержного львенка. Временами он мог вывести из себя даже дерево, но у Симбы было доброе сердце, и его обаяние не призывало к любви — оно попросту требовало ее. Нала тоже была очарована и всюду бегала за ним, как щенок.
Но внезапно, как гром среди ясного неба, прибежал Шрам с обезумевшими глазами, чтобы известить об ужасных событиях в ущелье. Симба был в беде.
Мягко сказано! Така, чуть не плача, описывал маленькое растоптанное тельце, лежа-щее в пыли. Эти глаза, полные невинности и любви ко всем созданиям Айхею, безжизненно смотрящие в небо с навеки застывшим в них ужасом! Така так правдоподобно изображал искреннюю скорбь, что никто и не заподозрил его в злом умысле против прелестного ребенка своего брата. Симбу часто видели спавшим под бдительным присмотром дяди. В такие моменты даже наиболее скептически настроенные львицы смотрели на Таку с теплотой.
Нала, рыдая, жалась к Сарафине. Сараби пыталась заглянуть на минуту вперед, или хотя бы на секунду, но не видела будущего, даже следующего обеда. Она хотела свернуться в клубок, заснуть, и больше никогда не просыпаться. Но в реальной жизни все было куда сложнее, чем в желаниях.
Рафики прибежал к Скале Прайда. Увидев гиен, он не знал, что думать. Входя в пе-щеру, он спросил:
— Муфаса, я слышал плач. Кто умер? Старая Малоки?
— Нет. Не старая Малоки.
— Така? — Рафики огляделся вокруг. — Где твой брат?
— Мой брат погиб. Симба тоже. Бегущие антилопы затоптали их в ущелье.
— О боги! — от потрясения у Рафики подкосились колени. — Айхею, лучше бы я не дожил до сегодняшнего дня! — старый мандрил, спотыкаясь, вышел из пещеры. Он увидел Сараби со склоненной головой и опущенными ушами. — Сэсси, это правда? Скажи, что это не правда!
Она повернулась к нему, ее челюсть дрожала.
— Рафики, как хорошо, что ты пришел.
Он рухнул на колени, обнял ее за шею и заплакал, уткнувшись в ее плечо.
— Моя милая маленькая девочка. О, мое сердце разбито — оно разбито, хотя я еще жив!
Сараби наклонилась и коснулась языком его щеки.
— Ты обезьяна, но ты также и лев. Молись за меня, старый друг. Солнце восходит и заходит, но мое сердце лежит в каньоне. Я хотела бы оказаться там и встретить Айхею вме-сте с ними.
— Ты нужна здесь, поэтому ты осталась. Я не понимаю, я лишь признаю то, что вижу.
— Молись за меня.
— Конечно, Сэсси, — он поцеловал ее. — И утром, и вечером и ночью, — он положил руку ей на лоб. — О боги, пусть ваши сердца оттают. Будьте милосерды к ней в час утраты. Заключите ее в объятья любви и напоите кровью милосердия…
— Рафики, — сказала гиена. — Король хочет поговорить с тобой. Прямо сейчас.
Мандрил в изумлении поднял глаза. Он пытался взять себя в руки.
— Ты сказала «король»?
Он поднял посох и попытался стать прямо насколько мог, но это далось ему труднее, чем обычно. Его препроводили в пещеру, которая теперь принадлежала Шраму. Рафики предстал перед Такой и его охраной.
— Печальна обязанность, что я прошу тебя исполнить, — сказал Така. — Однажды ты сказал, что мой путь будет долог и тяжел. Теперь я король, но я не рад этому. Это обязан-ность, которую я должен исполнить, и я ищу божественного наставления, чтобы выполнять свою работу мудро и справедливо. Дай мне свое благословение.
Рафики подошел к Таке. Конечно же, он не знал, что на его лапах была кровь собст-венного брата, но посмотрев Таке в глаза, то не увидел в них печали. Они триумфально горели, и Рафики стало не по себе.
— Благословляю тебя. Пусть воздадут тебе боги по делам твоим. Пусть будет в душе твоей покой, насколько ты его заслужил. Пусть проявят к тебе милосердие в той же мере, в коей ты проявлял его, не больше и не меньше.
— Я приму это за комплимент, — сказал Така, нежно потрепав Рафики за щеку, а за-тем ударил его так, что тот отлетел к стене. — Ты изворотливая маленькая обезьяна. Это твои слова привели нас к этому. Я ненавижу тебя. Мне противно смотреть на твою разно-цветную рожу, — Така кивнул, и две гиены из охраны встали по обеим сторонам от Рафики. — Ты корбан. До конца своих дней ты не будешь отходить от своего дерева дальше, чем на двести шагов, кроме как для того, чтобы под присмотром гиен сходить к водопою, и то, только когда меня там нет. Ты распрощаешься с жизнью, если мы встретимся снова, будь уверен. Крулл, проследи за ним.
Така швырнул Рафики посох. Мандрил поднял его и встал. Покидая Скалу Прайда те-перь, похоже, в последний раз, он долго не отрывал взгляда от Сараби.
— Может быть, ты тоже помолишься за меня?
Львицы провожали его взглядом. После всех ударов судьбы его уход был особенно болезненен. Только Эланна, которая не видела в Таке зла, подумала, что для заточения Рафи-ки есть веские причины. Она кротко вошла в пещеру, легла на спину и протянула лапу к Та-ке.
— Я касаюсь твоей гривы.
— Я чувствую. Встань, дорогая.
— Ты дорог мне, даже когда твое сердце разбито.
— И ты пришла утешить меня? — Така был глубоко тронут. Он увидел в ее доверчи-вых глазах любовь, которую Сараби некогда зажгла в его сердце. Рискуя всем, он протянул лапу и коснулся плеча Эланны. Она громко замурлыкала. — Этой ночью мой брат лежит мертвым рядом со своим сыном. Наша первая ночь любви должна оставить только приятные воспоминания. Возвращайся через три дня, и я дам тебе клятву верности.
— Инкоси ака Инкоси, — сказала она, — Великий Король. — Затем прошептала: — Любимый.
Исходящие от львицы, эти слова были прекрасны словно луч света. Окружающие его гиены были полны лести и манерности. В них не было ничего, кроме страха и амбиций. Даже искренне признательные лишь изредка могли обронить небольшой комплимент. Только одну гиену он действительно любил, но этой любви было достаточно, чтобы выносить остальных.
Эланна: И почему никто не видит в нем того, кого в нем вижу я?
В нем вижу свет я, все же видят мрак, хорошего не находя.
Така: Всю жизнь я видел то лицо, сейчас, открыв глаза, увидел вновь,
И стали на тебя похожи в миг мечты, надежда и любовь.
Хор: Мы видим рожденье любви, что станет спасеньем от страшного мрака,
Оно к потерявшим надежду на помощь придет.
Подарит любовь счастье им, и будет отбита печали атака,
Удача их ждет, огорченье ни в жизнь не найдет.
Така: Далеко за холмами, сверкая нам ярко,
Солнце скоро взойдет и осветит нам путь,
И сиять оно будет как наша любовь!
Хор: Надежда рождается вновь, отчаянью места здесь нет, и не будет.
Надежда, придя, вытрет горькие слезы.
Подарит любовь счастье им, она кандалы одиночества сбросит,
Прогонит в миг все наши страхи, погрузит нас в грезы.
Эланна: И пусть солнце взойдет в полном радости свете,
Осветит лица нам и согреет сердца,
И сиять оно будет как наша любовь!
Чрезмерно старательные охранники не слишком вежливо впихнули Рафики в дупло дерева, служившего ему домом, и предупредили, что его жизнь висит на волоске. Он был слишком опечален, чтобы бояться смерти, но цеплялся за жизнь благодаря духовной силе, которую Айхею вдохнул в его праотцов.
Рафики посмотрел на рисунок Симбы.
— Бедный, невинный малыш. Теперь он погиб из-за меня. — Рафики уныло провел рукой по рисунку, смазав отметку миропомазания. — Так или иначе, я остановлю это зло. Клянусь, я буду стараться, пока смерть не остановит меня.
Глава 22. Хорошую помощь трудно найти
В третий год правления Короля Рамалаха жила львица по имени Альба верная. Она служила Королеве Шакуле со дня своего совершеннолетия, и часто Королева доверяла ей двух своих сыновей Н’гу и Суфу. Однажды, когда Шакула была на охоте, земля сотряслась, и вход в пещеру, где жила Альба, был завален вместе с двойняшками. Пять дней ушло на то, чтобы откопать их, и Шакула уже не надеялась увидеть их живыми. Но когда пещера была разрыта, Н’га и Суфа вышли живыми. Только Альба была мертва. Поскольку у нее не было молока, она вскрыла себе вены на лапах и кормила их, чтобы они могли выжить. На том месте, где она лежала, вырос первый цветок, что носит ее имя, красный, как кровь милосердия.
ЛЬВИНАЯ САГА, РАЗДЕЛ «Е», ВАРИАЦИЯ 5
Рафики страдал от заключения. Его дом, всегда казавшийся таким просторным, теперь был камерой, едва не вызывающей клаустрофобию. Он по-прежнему мог лечить раны и болезни под пристальным надзором охраны. Она не пропускала никаких гостей.
Прошло не так много времени, и на Землях Прайда началась эпидемия травм, и болез-ней. Охранники подозревали, что многие приходящие были доброжелателями, но не могли определить, кто именно. Впрочем, его иссякающие запасы трав обещали в скором времени решить эту проблему: ему не позволялось собирать растения за пределами отведенной ему территории.
Рафики пришел в отчаяние. Если Айхею не укажет ему путь, то вскоре он может ли-шиться возможности лечить и станет бесполезной реликвией, сохранившейся со старых доб-рых дней. Он взял немного охры из драгоценных остатков и нарисовал глаз Айхею на стене своего полого дерева.
— Господи, спаси и сохрани. Я знаю, что когда будет на то твоя воля, я найду реше-ние.
Только он закончил молитву, как произошло нечто, изменившее его взгляд на буду-щее. Крулл, главный из гиен-охранников, пришел с просьбой вылечить его слезящийся глаз.
— Если ты такой добрый, как про тебя рассказывают, то ведь неважно, что я гиена.
— Не знаю насчет доброты, — сказал Рафики, — но неважно, кто ты, раз ты страда-ешь.
— Почему Шрам так ненавидит тебя?
— Он тебе не сказал?
— Допустим, что не сказал. Что скажешь мне ты?
— Я скажу тебе, что есть и моя вина. Я играл с силами, которые не полностью пони-мал, и позволил возникнуть проклятию, которое снедает его.
— Ха! Какой честный, а! Полуправда как полтуши — ее можно утащить вдвое даль-ше. Расскажи мне об этом проклятье — я хочу понять его суть.
— Сами слова — корбан. Сказанные громко, они разъедят твои кости, но я могу на-шептать их.
Зайдя сзади, Рафики наклонился к его уху:
— Я делаю то, — прошептал он, — что должен делать. — Рафики быстро схватил пе-реднюю лапу Крулла и зажал один из нервов. Другой рукой он зажал ему пасть, не давая за-кричать от боли. Гиена боролась и скулила, но Рафики держал крепко. У челюстей, которые закрывались с огромной силой, были слабые мышцы, чтобы их открыть, и Крулл мог лишь приглушенно стонать. — Слушай меня, и слушай внимательно. Первое, что я хочу услы-шать, когда я отпущу твою пасть, — «Я клянусь своим богом, что буду тебе преданным слу-гой». Согласен?
Гиена опять дернулась, но жалобно застонала, когда Рафики усилил захват.
— Я ненавижу насилие. Я ненавижу причинять боль, но клянусь богом, я могу убить тебя, и убью, если ты откажешься.
Гиена немного расслабилась и снова издала стон. Рафики отпустил его пасть.
— Клянусь Айхею, что я буду тебе преданным слугой.
— Ты не веришь в Айхею. Поклянись Ро’каш.
— Клянусь Ро’каш! Ради бога, отпусти меня!
Рафики отпустил его и потер больное место на плече гиены.
— Время от времени мне нужно сопровождение. Я не собираюсь сидеть взаперти на этом дереве, как дятел, до конца своих дней. Мне нужны травы, и мне нужны средства к су-ществованию. Я должен достать альбы, чтобы лечить раненых. Если ты будешь хорошо об-ходиться со мной, то поблагодаришь Ро’каш за тот день, когда встретил меня. Я не злой. Я ничего не сделаю тебе во вред, — он взял мазь. — Теперь насчет глаза. Старый Рафики вы-лечит тебя в два счета, как и обещал.
Глава 23. Гость с востока
Така не пользовался уважением как правитель. Его плохая репутация была обуслов-лена не только приходом гиен, хотя их везде презирали. Шаткость его положения была пора-зительной, и он боролся с угрозами — и настоящими, и вымышленными — всеми силами. И, несмотря на все это, Така хотел, чтобы его любили. Иногда он нашептывал львицам нежности, ожидая лишь дружелюбного ответа, но получал в ответ грубость, или на него просто не обращали внимание. В такие моменты он был наиболее опасен: иногда разочарование и обида мгновенно приводили его в ярость. Вскоре львицы поняли, что его можно успокоить элементарной вежливостью, и начали отвечать на его приветствия и соглашаться, что погода сегодня действительно хорошая. Но глубокое презрение проскальзывало в их голосах, и, в конце концов, он бросил попытки заговорить с ними: это было лучше, чем злиться от их неискренности.
Когда исполнился год с начала правления Таки на Землях Прайда, с востока пришла львица по имени Кейко, ищущая пристанище для себя и своего еще не рожденного львенка. Така увидел в ней ту, чье мнение о нем еще не испорчено, и почувствовал, что другие льви-цы проявляли к ней симпатию. После недолгих размышлений, он разрешил ей остаться, хотя сделал это скорее напоказ.
Кейко была благодарна. Она ходила на охоту вместе с Узури, несмотря на свое далеко не идеальное состояние и большой срок беременности.
Однажды ночью, когда они охотились на антилоп гну, Кейко упала от боли. Две львицы остались с ней, остальные продолжили охоту.
Как и большинство львиц некоролевской крови, Кейко молилась о девочке. Нет раз-ницы между материнской любовью к сыну или дочери, однако дочь не становилась львом, и могла быть утешением матери в старости. Поэтому Кейко была и рада, и опечалена одновре-менно, когда Иша вылизала малыша и сказала:
— Мать, посмотри на своего сына.
Он был маленьким и мокрым, и его нос был придавленным вовнутрь, что львам не нравилось, а львицы просто обожали.
— Сюда, сынок.
Она взяла крошечного малыша и положила его рядом с собой; здесь, под звездным небом, он впервые попробовал материнского молока.
Кейко: Малыш мой, маленький, красивый,
Ты словно только распустившийся цветок.
Тебя ждут приключенья вскоре —
Ты сделал только первый воздуха глоток.
Останься ненадолго рядом
И, главное, не торопись — жизнь коротка.
Узнать тебя я не успела,
Ты мой малыш, ты дар богов, любовь моя!
Подошла Иша и лизнула малыша.
— Разве он не прелесть! Как ты назовешь его?
— Он будет Мабату, как и его отец.
Только это из ее прошлого не было скрыто за стеной молчания.
Глава 24. Юный Мабату
Така заметил, что мог разговаривать с Кейко, не опасаясь нарваться на грубость, хотя она и не была чересчур дружелюбна с ним. Так или иначе, Кейко говорила, что думала, и услышать от нее пару слов было одним из величайших удовольствий для Таки.
Когда Мабату впервые открыл глаза, первое, что он увидел, была его мать. Второе —ликующая улыбка Таки, любующегося им:
— Посмотрите на него! Он уже открыл глазки!
Все время, пока Мабату питался молоком, Така оставлял Кейко отборные куски до-бычи. Позднее он постоянно приносил Мабату лакомые кусочки. Баба, как его часто называ-ли, считал Таку больше чем дядей, для него он был как отец. Таку редко награждали любо-вью, и он жаждал получать ее от тех, кто мог ее дать. Конечно, если это было ему на лапу, он мог по-своему проявить нежность, когда хотел этого. Это покровительство пугало других львиц, которые знали, что сила его любви могла сравниться только с силой его ненависти. Тех, кто отверг его любовь, вполне могло однажды не стать.
И все же его забота о Мабату, это небольшое проявление порядочности, вызывала уважение других львиц. Они даже начали говорить с ним, когда он проходил мимо. Така был настолько удивлен, что кто-то спрашивает его «не правда ли, чудесная погода» что по-началу принимал это за шутку. Но мало-помалу львицы говорили с ним все более искренне. Если бы не гиены, он мог бы даже завести друзей.
Когда Мабату исполнилось три луны, прошли сильные дожди. О них еще долго будут вспоминать, потому что они были последними перед засухой.
Солнцу не потребовалось много времени, чтобы иссушить землю и траву. Засушли-вые периоды не были редкостью в саванне, их следовало ожидать. Первую неделю никто не беспокоился. Еще через неделю некоторые львицы упоминали это перед охотой. Но после четырех недель без дождя охота превратилась в мучение. Маленькому Бабе исполнилось уже четыре луны, и его аппетит рос вместе с ним. Его «дяде» приходилось стараться, чтобы про-кормить львенка. Однажды, когда дела были совсем плохи, Така принес ему пару больших рыб; они остались на отмели в пруду, бывшем когда-то частью реки. Когда Мабату начал воротить от них нос, Така сделал вид, что обиделся.
— Но я поймал их специально для тебя.
Баба попробовал одну из рыб, ему понравилось, и он с жадностью доел ее. Он уже со-бирался приняться за вторую, но посмотрел на Таку:
— А что ты будешь есть?
— Найду что-нибудь.
— Вот. — Мабату подвинул рыбу Таке. — Съешь вот эту.
Така посмотрел Мабату в глаза. Что-то в них напомнило ему о маленьком Симбе. На какой-то момент он ощутил если не раскаяние, то, по крайней мере, сожаление.
— Какой ты добрый, — сказал он, прижавшись к львенку. — Я люблю тебя, Баба.
— Я тоже тебя люблю.
Между Мабату и Симбой не было большой разницы. Симба тоже время от времени говорил своему дяде: «Я люблю тебя». Тогда в душе Така поклялся, что только те, кто знает зло, которое они причинили, должны умереть. Он считал, что спас Бабу, и этим смыл вину за убийство Симбы (конечно же, он был уверен, что львенок был мертв). Хотя Така сомневался в Ро’каш и отвернулся от Айхею, он по-прежнему страдал от суеверного страха перед тем, что будет с ним после того, он сделает свой последний вдох. Баба будет его искуплением. Баба должен жить.
Глава 25. Дела сердечные
Иша была очень близка к Кейко и ее сыну Мабату. Она старалась помогать им всем, чем могла. И они не забывали о благодарности.
Как-то раз, Кейко собиралась сходить к Рафики Иша пришла присмотреть за Мабату. Кейко сказала:
— Ты — сестра, которой у меня никогда не было. Чем я заслужила твою любовь?
Иша прижалась к ней:
— Я как раз думала о том же самом.
— Ты уже третий раз за месяц присматриваешь за Мабату. Должна я тебя как-то от-благодарить.
— Я люблю парнишку. Мне нравится быть вместе с ним.
Иша думала, что в отсутствие Кейко, она будет просто приглядывать за маленьким Бабой, но оказалось, что ему этого мало. Они начали бороться. Мабату был слишком молод, чтобы справиться со взрослой львицей, особенно с такой превосходной охотницей как Иша. Она старалась не слишком уж побеждать.
Мабату был проворным, если не сказать больше. Она была удивлена, поняв, что теря-ет равновесие, когда меньше всего этого ожидала. Он прыгнул ей на живот и хихикнул:
— Попалась!
Когда Баба слез с нее, Иша отряхнулась и сказала:
— Я расправлюсь с тобой в следующий раз, маленький крысеныш.
Он поцеловал ее в щеку и сказал:
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Баба широко улыбнулся:
— Ты замужем?
Иша смущенно засмеялась.
— Нет. Но, возможно, когда-нибудь я найду подходящего льва.
Мабату застенчиво произнес:
— Я хочу жениться на тебе, когда вырасту.
Она снова засмеялась.
— Пожалуйста, не смейся надо мной. Я серьезно.
— Я смеюсь не над тобой. Ты сказал такую приятную вещь. Я просто не ожидала, вот и все.
— Ты не сердишься?
— Нет. — Она поцеловала его. — Это было самое лучшее предложение из всех, кото-рые я когда-либо слышала, а слышала я их немало, — она перевернула его лапой. — Тебе пора мыться, наглец.
Мабату не сопротивлялся как обычно. Пока она чистила его шерсть, он тихо мурлы-кал.
Вечером того же дня, когда львицы собирались на охоту, Узури подошла к Ише с ши-рокой улыбкой на лице:
— Поздравляю!
— С чем?
— С большим событием. Мабату только что сообщил мне хорошую новость, — Узури засмеялась, а она нечасто это делала.
— Кому он еще рассказал? — смутившись, спросила Иша.
— Я не знаю. Но на твоем месте я бы поймала его поскорее.
— Мне надо с ним поговорить, — Иша задумалась на мгновенье, затем разразилась смехом. — Он спросил, не замужем ли я. Маленький крысеныш, я должна была догадаться, что у него на уме!
Глава 26. Шембек
Среди гиен было несколько предсказателей, но далеко не каждый мог сравниться с Шембек. Поговаривали, что у нее уши Ро’каш, и никогда не пренебрегали ее словами.
Теперь Така вместо Рафики полагался на мнение Шембек при принятии всех важных решений. Естественно, это представляло большой интерес для Шензи, которая видела в этом путь к контролю над Такой и фактическому управлению Землями Прайда.
Шембек всегда была окружена вопрошающей толпой: все хотели воспользоваться плодами ее мудрости. Но близких друзей у нее было немного. Как и большинство предсказа-телей, она никогда не была замужем. Ее ви́дение темного и пугающего будущего служило препятствием и на пути к дружбе. Для большинства гиен Шембек и будущее были неразде-лимы, как если бы что-то невидимое приняло привычную форму и ходило среди них.
Мокпил, скромная, но талантливая провидица была еще подростком. Она пришла за утешением к Шембек: собственные родители боялись ее, хотя для этого не было оснований. Таким образом, Шембек была для Мокпил и отцом, и матерью, и любила ее как до́лжно. Они обе видели будущее, и это не могло встать между ними.
Предсказание — палка о двух концах. Шензи, поначалу не способная заставить Шем-бек лгать, убедила ее говорить только ту правду, которая шла на пользу гиенам. Полуправда, как полтуши, ее можно утащить вдвое дальше.
И Шембек, и Мокпил знали, что солгавший провидец переставал быть провидцем. Боги не поделятся правдой с тем, кто не может ей правильно пользоваться. И долгое время Шензи могла только подстрекать Шембек манипулировать правдой: было бы жалко лишить-ся ее редкого дара. Так или иначе, Шензи не очень-то беспокоилась о чувствах Шембек, и та это хорошо понимала.
Но за несколько месяцев Шембек успела столько раз исказить правду, что Шензи уже могла шантажировать ее. Шензи захотела, чтобы на этот раз Шембек пришла в ее логово без Мокпил. И когда они остались наедине, сказала:
— Ты скажешь Шраму, что покидать Скалу Прайда глупо. Скажешь, что если он по-пытается уйти, то умрет в тот же день.
— Ро’мок, боги не говорили этого. Провидец — слуга Всевышнего. Лгать — бого-хульство.
Шензи робко улыбнулась.
— Богохульство, даже если ложь принесет большую пользу?
— Ты имеешь в виду, большую пользу тебе.
— Неважно, — Шензи подошла к ней и потрепала ее за щеку. — Я бы не хотела ока-заться на твоем месте, милая, когда Шрам узнает как ты искажала правду.
— Согласно твоим приказам.
— Такой милой маленькой гиены, как я? — Шензи зловеще улыбнулась. — Разве я посмею просить тебя лгать моему Королю? Как не стыдно!
— Ты не посмеешь испытывать богов, — сказала Шембек.
— Еще как посмею. Суеверность Таки — его погибель. Я верю в то, что работает, а это работает. Играй по моим правилам, и у тебя не будет причин возражать. Откажешься, и возражать ты больше не сможешь.
Шембек ответила:
— Что ж, у меня есть предсказание для тебя. Этот путь ведет к поражению. Ты не ве-ришь в богов, и пользуешься этим.
— Ты мне угрожаешь?!
— Нет. Ты угрожаешь сама себе. Мы все ответим за свои грехи, Ро’мок. Я отвечу за свои, но и ты ответишь за свои, — провидица в упор посмотрела на нее перед уходом. — Я буду молиться за тебя.
— Да ради бога. Но сначала повидайся со Шрамом.
Шембек ушла. Войдя к королю, она низко поклонилась. Ей потребовалось немало усилий, чтобы не дрожать.
— Мой Повелитель. Король Королей, мне надо сказать тебе кое-что.
— Да?
— Скала Прайда, Ваше Величество, — источник вашей жизни. Если вы уйдете, то не-минуемо погибнете.
— Что? — Така навострил уши. — Погибну?
— Да, Сэр. Добыча скудна и дождь редок, но если вы будете верить и останетесь, то дождь снова пройдет, и добыча вернется.
— Хорошо! Очень хорошо! Я только что говорил с Шензи об уходе. Ты скажешь ей то, что сказала мне, моя дорогая!
— Да, сэр.
Шембек низко поклонилась и покинула пещеру. Войдя в траву саванны, она задума-лась, что из этого могло выйти. Но она не знала. Будущее было таким же чувством, как зре-ние и слух для большинства гиен. Внезапно, она будто оглохла или ослепла, впервые в жиз-ни чувствовала только настоящее.
Чувство изоляции ужасало ее. Она посмотрела в небо и попыталась сконцентриро-ваться.
— О боги, пожалуйста, не покидайте меня! Пожалуйста, не покидайте меня! Она за-ставила меня. Она заставила!
В панике Шембек побежала к своей пещере, где ее ждала Мокпил. Как ей сказать, Шембек не знала. Но прежде чем она успела что-то произнести, Мокпил посмотрела ей пря-мо в глаза.
— Его больше нет, — мрачно сказала она. — Что ты наделала, Шембек?! Что ты на-делала?!
Глава 27. Исход
Жара была невыносима. Така стоял на выступе Скалы Прайда, пытаясь поймать лег-кий ветерок. Дождя не было уже несколько недель, и солнце нещадно выжигало землю. Словно сам Айхею был рассержен и хотел показать это. Рафики наблюдал, как высыхала земля, но он находился в заключении и мог только изредка попросить пару глотков. От во-допоя оставалась лишь грязная лужа среди иссушенной потрескавшейся земли. Но даже она была захвачена слонами, которые не слишком-то боялись львов. Они мутили воду, делая ее почти непригодной для питья.
Кимоки, инкоси зебра’ха привел свой народ пить к высыхающему пруду. Взору его предстала сплошная стена слоновьих задов.
— Кхем! — сказал Кимоки. Немного подождал, затем повторил: — Кхем!!!
Ответа не последовало.
Он раздраженно ударил копытом, затем толкнул один из задов.
— Мадам, вам не кажется, что вы могли бы отодвинуть вашу толстую серую тушу и дать мне напиться?!
Слониха зашевелилась, но когда она обернулась, на ее морде было написано что угодно, но только не понимание.
— Заткнись, мой ненаглядный.
— Вы только послушайте! — Кимоки в гневе оглядывался по сторонам. — Уинни, дорогая, ты это слышала? Мы не обязаны стоять здесь и выслушивать оскорбления! Мы с радостью найдем другой водопой подальше от этого богом забытого места.
— Правильно! — закричала одна из зебр. — Хорошо сказано, милорд.
Все покидали Земли Прайда. Уже давно не было слышно пения птиц. Те немногие животные, которые еще бродили по выжженной равнине, поднимали тучи пыли. Там, где когда-то парили фламинго и орлы, теперь кружили высматривающие падаль грифы. Дождя все не было. Не было облаков. Не было надежды.
Така ждал новостей от аиста Гопы. У Гопы не было и капли шарма или манер Зазу, но он знал все.
Подлетев с грацией раненого фламинго, Гопа поклонился и сказал:
— Ваше Величество, зебра’ха покинули Земли Прайда. Инкоси решил, что пастись будет лучше к северу отсюда, кроме того, слишком опасно находиться среди гиен и львов одновременного. Если быть точнее, Кимоки назвал их «этот чертов сброд».
— И ты не пытался остановить их?!
— Нет, сэр. Я только сообщаю новости, а не делаю их.
Еще одна мерзкая птица пополнила недлинный список Таки. «В такие дни, — поду-мал он, — я готов свернуть эту длинную шею».
Зебр больше нет. Вдобавок ушли гну, и ускакали антилопы, это делало положение незавидным.
Биса охотилась под жарким полуденным солнцем вместе с несколькими львицами. Они, рискуя жизнью, переворачивали лапами каждый камень в надежде поймать ящерицу или змею, которая позволит удержать тело и душу вместе. Иша, тяжело дыша, посмотрела в безоблачное небо. Нещадно палило солнце.
— Айхею, почему ты забыл о нас? Кажется, я схожу с ума.
От невыносимой жары видневшиеся вдалеке деревья тонули в мареве. Когда дул ве-тер, он лишь поднимал пыль, и от него не становилось легче.
Биса услышала, как в траве что-то зашуршало. Она замерла, задержав лапу, пригну-лась и прыгнула.
— Ой!
Она схватила большую крысу, которая вцепилась ей в лапу. Только когда крысиная голова была раздавлена ее сильными челюстями, она смогла оторвать от себя острозубого зверька.
— Гляньте, — сказала Иша. — Сестра что-то поймала. Это большая крыса. Смотри-ка, какая большая!
— Поправочка, — ответила Биса. — Это она меня поймала.
— Тем не менее, она достаточно велика для тебя — кхем — и, может быть, для счаст-ливой родственницы?
— Да, Иша. Счастливой родственницы вроде моей дочери. Она целиком достанется ей.
Узури сказала:
— Биса, я всегда думала о тебе как о второй матери. Не желаешь удочерить меня?
— Меня тоже, — сказала Иша. — Лучше бы ты съела ее сама. Тогда я хотя бы могла назвать тебя эгоисткой и обидеться.
Биса облизала лапу, чтобы вычистить рану. Затем она взяла крысу и рысцой побежала домой, к Скале Прайда. Ее лапа не очень болела. С божьей помощью это не отразится на ее способности охотиться.
Лисани увидела свою маму и побежала встречать ее.
— Чего поймала?
— Крысу, — гордо сказала Биса. — Она целиком твоя.
— Фи! Крыса!
— Ты должна радоваться, что есть хотя бы она. Эта зверюга попыталась меня съесть, — Биса вздохнула и сказала: — Давай так, если ты пообещаешь съесть хоть немного, я по-стараюсь сегодня ночью принести тебе что-нибудь по-настоящему вкусное. Хорошо?
— Ладно, я попробую.
Она попробовала немного, решила, что не так уж противно, и с жадностью наброси-лась на остатки. Когда она доела, не осталось ничего, кроме шкуры и костей.
— Мам, я даже не буду против еще одной крысы. Я все еще хочу есть.
— Я знаю, дорогая, — Биса начала вылизывать свою маленькую девочку. — Просто помни, если хуже уже некуда, то может быть только лучше.
Глава 28. Расплата за грехи
Узури тихо сидела, стараясь не замечать постоянное урчание в животе, и смотрела на заход солнца. Как только темно-красный диск скрылся за вершинами деревьев, она подня-лась и чуть слышно подошла к Ише.
— Собери львиц, — она с надеждой посмотрела на небо. — Сегодня ночью мы попы-таемся еще раз. Может быть, Айхею все же проявит милосердие.
Молодая львица, вставая, покачала головой.
— Но не бывать этому, пока этот недоумок держит нас здесь, — прорычала Иша.
— Тс-с! Я не уверена, что это не измена или богохульство, но попридержи язык за зу-бами. Шпионы Таки повсюду!
— Измена или нет, но это правда.
Она поплелась поднимать других львиц, ее хвост уныло волочился по пыли — пора на охоту.
Узури вздохнула, провожая ее взглядом. Проблема в том, что Иша была права. Отказ Таки разрешить львам уйти со Скалы Прайда поискать места, где охота была бы более пло-дотворной, мог стать смертельным для всех них. У некоторых львиц уже появились призна-ки истощения, их ребра выпирали сквозь шкуры, когда-то лоснящиеся и блестящие, а теперь тусклые и серые от недоедания. Покачав в отчаянии головой, она встала и побрела к месту сбора.
Сарафина встала, приветствуя ее.
— Узури, — настойчиво прошептала она, — нам надо поговорить.
— Конечно, — она с любопытством посмотрела на нее. — В чем дело, Фини?
— Мы так больше не можем. Почему мы собираемся на охоту?
— Ты есть хочешь или нет?
Сарафина фыркнула.
— Конечно хочу, но я не хочу умирать ради ужина. Все, что мы нашли сегодня утром во время патрулирования — это небольшое стадо слонов. Кому, как не тебе, знать, как труд-но отделить слоненка от стада и завалить его.
— Об этом не беспокойтесь, — твердо сказала Узури. — Охотиться на слонов — кор-бан, согласно моему постановлению.
Сарафина долго смотрела на нее.
— Что же нам тогда остается? Искать редких бродяг, которые имели несчастье забре-сти сюда? Мы не можем на это полагаться.
Узури глубоко вздохнула.
— Знаю, — изнуренно сказала она. Недостаток еды уже начинал брать свое — ее сила убывала с каждым днем. — Что же предлагаешь ты?
— Адженти! — позвала Сарафина. — Можно тебя на минутку. Расскажи Узури, что ты говорила мне прошлой ночью.
Адженти улыбалась.
— Пока мы были в разведке несколько дней назад, мне пришла в голову замечатель-ная идея. — Она замолчала, резко закашляв.
— Кстати, я не хочу брать тебя сегодня с нами, — обеспокоено сказала Узури. — У тебя ужасный кашель.
— Правда? Великолепно! — Адженти засмеялась, увидев выражение лица Узури. — Понимаешь, последние пару дней я делала вид, что кашляю.
— Зачем?
— Я притворюсь больной и останусь здесь пока вы на охоте. Я собираюсь уйти ук-радкой через пару часов, после того как луна пройдет зенит.
— И куда ты собираешься? — спросила Узури. — Есть нечего на несколько миль во-круг.
— Я не за едой, а за помощью. Я собираюсь проскользнуть мимо этих тупых гиен и повидаться с Рафики, — ее лицо стало серьезным. — Может, он попросит помощи у богов — Така точно не собирается этого делать.
Узури нервно вздохнула.
— Ты знаешь, что будет с тобой, если тебя поймают? А охранники? Как ты пройдешь мимо них?
— Может быть, если я буду плохо выглядеть, то получу указание пойти к Рафики, — ответила Адженти. — Я могу сказать о себе, что я одна из лучших охотниц, и Така постара-ется не потерять меня.
Резкий голос Таки прорезал воздух:
— Если вы закончили болтать, леди, то солнце уже давно село. Вы опаздываете на охоту.
Узури повысила голос.
— Да, сэр. — Понизив его до тихого шепота, она посмотрела на Адженти. — Оста-вайся сегодня дома. Делай вид, что больна, как и раньше, но не уходи этой ночью. Мы все обсудим, когда вернемся.
Адженти опустила голову.
— Да, мэм.
Узури и Сарафина присоединились к остальным львицам, беспокойно слонявшимся вокруг в ожидании начала охоты. Убедившись, что все на месте, Узури повела группу в пе-щеру Таки. Когда они подошли, Король лежал у входа, молча вылизывая себя. Прочистив горло, Узури сказала:
— Повелитель, мы просим вашего благословения.
Така поднял голову и кивнул.
— Да поможет Айхею. Будем благодарны Айхею.
— Да поможет Айхею, — ответила она. Она уже повернулась чтобы уйти, но остано-вилась. — Така, зачем нам продолжать этот фарс? Еды больше нет! Умоляю тебя, позволь нам уйти отсюда и найти лучшие земли для охоты.
Он строго посмотрел на нее.
— Нет! Мы остаемся здесь. Засуха скоро кончится. Провидица предсказала это.
— Если мы не уйдем в ближайшее время, шакалы будут объедаться львиным мясом! — Узури унижалась перед ним. — Така, пожалуйста, передумай. Думаешь, твой отец ставил бы слово провидицы выше стона своего народа?
— Я сказал, мы остаемся! — огрызнулся он. — Ты превышаешь свои полномочия, старшая охотница. Нечего меня сравнивать с моим отцом, упокой господь его душу. А сей-час проваливай, пока добыча не убежала.
— Да, сэр, — процедила она.
Она отвернулась и увела львиц прочь.
Детеныши слонов были объектом непрекращающихся почти самоубийственных атак львиц, так как другой еды почти не было. Наконец, под действием громких протестов со стороны других львиц Узури запретила нападать на них, поскольку риск был бессмысленный. Редко, очень редко, животные проходили через границы Земель Прайда, и львицы ловили их. Даже если им настолько везло, что они заваливали большое животное, это не стоило затраченных усилий, потому что гиены сразу же оказывались рядом.
Гиенам были не рады на охоте: они не были так искусны, как львы. Они слишком много болтали, а Узури этого не переносила. Да и сами гиены не очень-то охотились. Одной из главных тем обсуждения перед охотой было то, как избавиться от гиен. Так продолжалось до тех пор, пока львицы не начали подозревать, что шпионы Шензи повсюду, и это было не беспочвенное опасение. Один из них, Скалк, мог подкрасться практически незаметно.
Несколько часов спустя в бледном свете луны вырисовалась небольшое стадо слонов. У Бисы заколотилось сердце, когда она увидела слоненка, отошедшего слишком далеко от стада. Оценив расстояние, она решила, что сможет отрезать его от остальных. У нее слюнки потекли при этой мысли. О боги, все это мясо… Прайд, наконец, сможет нормально поесть. Она начала приближаться, и остановилась в нерешительности, вспомнив предупреждение Узури. Но вид ее дочери, грызущей тощую тушку этой мерзкой крысы, невольно встал перед глазами. Биса была поражена, поняв, что может легко сосчитать ребра своей дочери, просто взглянув на ее бок. Сомнения были отброшены.
— Да поможет Айхею, — прошептала она.
Скрывшись в высыхающей траве, она начала медленно подкрадываться к слоненку.
Узури заметила слонов чуть раньше. Она принялась тихо отдавать приказы, меняя обычное Λ-образное построение на левое косое, во главе которой встала она сама, а осталь-ные выстроились на противоположной от слонов стороне. Она повернула голову, намерева-ясь приказать Бисе встать в хвост, но увидела на ее месте только траву.
— Биса?
Малэйка в ужасе прошептала:
— О боги, Узури, смотри!
Узури обернулась, всматриваясь в то место, куда с ужасом смотрела Малэйка.
— Какого…
За спиной Бисы неслышно появилась слониха.
— Биса! Берегись! — закричала Узури.
Биса обернулась слишком поздно — она в ужасе раскрыла глаза, увидев, нападающую на нее слониху. Она вскрикнула, когда слониха подбросила ее четырехсо-тфунтовое тело в воздух, как тряпичную куклу, затем наступила на нее передними ногами; раздался хруст.
— Сомкнуться! — закричала Узури.
Отгоняя слониху, львицы подбежали к Бисе и образовали кольцо вокруг нее. Громко трубя, слониха забрала слоненка и вместе с ним присоединилась к стаду, которое с опаской отходило прочь.
— Она мне все кости переломала, — Биса тяжело дышала. — Иша?
— Биса?
— Иша!
— Я здесь, дорогая! — Иша подошла ближе, чтобы слышать слабеющие слова сестры.
— Позаботься о моей Лисани. Обещай мне.
— Обязательно, дорогая, — на глаза Иши навернулись слезы. Она прижалась к Бисе и поцеловала ее. — Обещаю. Я люблю тебя, Биса. Молись за меня.
— Хорошо, сестра.
— О, Биса, зачем ты это сделала?
— Я обещала, — ее лицо перекосилось от боли. — Ты должна принести Лисани что-нибудь особенное. Скажи ей, что это от меня, — она задыхалась. У нее пошла кровь горлом. — Иша?
— Я здесь.
Медленно, превозмогая боль, Биса подняла лапу и погладила щеку Иши.
— Береги себя.
Ее лапа упала вместе с тяжелым последним вздохом.
— О боги! — Иша смотрела на зверски изувеченное тело. — Моя сестра, — она запи-налась. — Она мертва. Что мы скажем Лисани? — Она переводила взгляд с одной львицы на другую. — Почему слон убил ее? Почему? Почему?!
Львицы стояли молча, не решаясь сделать следующий шаг, который, они знали, был необходим. Наконец Узури вышла вперед. Она наклонилась и нежно поцеловала Бису в ще-ку.
— Айхею абамами, — слеза пробежала по ее лицу и неслышно упала на шерсть Бисы. — Молись за меня, Биса.
Узури отступила, когда Малэйка вышла вперед, за ней подошла Сараби. Одна за дру-гой сестры Бисы по охоте подходили проститься с ней. Наконец, осталась только Иша. Глядя на тело своей сестры, львица стояла не в состоянии сделать ни шагу,. Она наклонилась, что-бы поцеловать ее щеку, но сжалась, рыдая, над неподвижным телом.
— О боги!
Иша подняла голову и зарычала, давая выход своему горю. Другие львицы присоеди-нились к ней, и мрачный рык отразился эхом от утесов.
Он донесся до Скалы Прайда, где его услышали гиены. Они пошли к Таке за объясне-ниями, но у него их не было.
— Это не предвещает ничего хорошего, — сказал он.
Наконец львицы вернулись, медленно плетясь и опустив полные слез глаза. Така не-уверенно переводил взгляд с одной на другую, пока они подходили.
— Узури? Что случилось? Я слышал рык.
Узури раздраженно посмотрела на него.
— Пересчитайте нас, Ваше Величество. Как вы думаете?
Она грубо оттолкнула его и села, по ее лицу было видно, что она с трудом сдерживает себя.
Лисани, вприпрыжку подбежала к охотницам. Она боднула Ишу, счастливо мурлыкая, и поприветствовала тетю:
— Иша, где мама? Что она мне принесла? Зебру? — с ее лица исчезла радость. — Опять крыса? — она увидела у Иши слезы. — Вообще ничего?
У Иши дрожала челюсть.
— Лисани, Солнышко, я хочу, чтобы ты была смелой маленькой девочкой. Очень смелой. Твоя мама… — Она начала всхлипывать. — Теперь ты будешь жить со мной
Лисани пристально посмотрела на нее, поняв, что означает выражение ее лица. Огля-нувшись вокруг, она увидела то же выражение отраженным на лицах других львиц, сидев-ших и смотревших в никуда.
— Она ранена? — она подбежала к Узури. — Тетя Узури, что случилось?!
— О мое бедное дитя!
Внезапно поняв, что случилось наихудшее, она побежала назад к Ише, уткнулась в ее теплое тело и разрыдалась.
— Я хочу мою маму! — кричала она. — Тетя Иша, я хочу мою маму!
Иша прижала ее к себе лапой.
— Мы все хотим твою маму, но ее больше нет.
К’тел, один из гиен спросил:
— Если я правильно понял, бедная Биса мертва?
— Ты правильно понял, — сухо сказала Узури.
— Что ж, значит, тело — корбан на одну луну. Закон ведь такой, правильно? — с едва скрываемым возбуждением, он спросил: — Умоляю, скажи, где тело? Мы не будем нарушать ваш обычай.
Узури оскалилась.
— Да, это точно, не будете! Поскольку, если ты тронешь ее, то станешь нашей сле-дующей закуской!
— Ваше Величество, — запротестовал К’тел, — я только пытаюсь следовать львино-му обычаю. Я не потерплю этих подлых обвинений.
— Сейчас я тебе покажу подлые обвинения! — Узури моментально прыгнула на гие-ну, прижав его к земле. Остальные гиены попытались приблизиться, но она огрызнулась: — Еще один шаг и я его убью!
— Я запрещаю его трогать, — закричал Така. — Отпусти его!
— Биса мертва, и это все его вина! Его и всего его рода! Он ее не тронет. Пусть шака-лы наедятся вдоволь, но я убью первую гиену, которая тронет ее!
— Я понимаю, ты расстроена, — сказал Така. — Я уверен, ты принимаешь все слиш-ком близко к сердцу. Мы не хотели бы войны, особенно сейчас, не так ли?
Гиены смотрели на нее. Львицы свирепо смотрели на гиен. Эта пороховая бочка была готова взорваться.
— Отпусти его, — резко сказал Така. — Мне не хотелось бы заставлять тебя это сделать.
— Хотите сказать, только вы и я? Один на один, без постороннего вмешательства? — в глазах Узури пылала ярость, от которой у Таки застыла кровь в жилах. Было ясно, что она могла выполнить свою угрозу. — Это ваши условия, Ваше Величество?
Така, очевидно, оказался в невыгодном положении. Внутри у него все сжалось от бес-плодных попыток придумать хоть что-нибудь, что он может сказать, не пожалев потом об этом.
Эланна сказала:
— Ради Бога, вы двое, уступите друг другу. Отпусти гиену, Узури. А за это мой муж не накажет тебя. — Она посмотрела на Таку и слегка улыбнулась. — Дорогой, скажи ей, что не накажешь ее. У нее есть на то основания.
Така кивнул.
— Да, да. Эланна все сказала за меня. Мы все друзья. Просто иногда мы недопонима-ем друг друга, — он пристально посмотрел на Узури. — Разве не так, дорогая?
— Да, сэр, — Узури посмотрела на все еще удерживаемую гиену и сказала: — Мы все друзья. — Она поцеловала гиену прямо в нос долгим, мокрым, слюнявым облизыванием, от которого тот чуть не задохнулся. — М-м-м. Не пытайся съесть то, что может укусить в ответ, дорогой. Можешь попасть на обед.
Когда она отпустила К’тела, тот в ужасе побежал прочь из пещеры, вытирая нос о траву и дрожа.
Глава 29. Самое прекрасное из бедствий
Обручение Таки с Эланной произошло, когда по всеобщему мнению он был в трауре по своему брату и Симбе. Но однажды в нем произошло самое чудесное, но в то же время, пугающее изменение. Когда он зашел повидаться с Эланной, та лежала в прохладе пещеры. От палящего зноя на его золотистом теле выступил пот, в глазах уже не было огня, а в сердце — радости.
И тогда случилось маленькое чудо.
— Дорогой, я знаю, еды и так мало. Но кое-кто хочет присоединиться к прайду.
— Кто-то, кого я знаю?
— Нет, пока нет.
— У нас на самом деле мало еды. Лев или львица?
— Я не знаю.
— Ты говорила с ними и не знаешь? Это был львенок или что?
— Или что, — сказала она. — Я почувствовала изменения в своем теле несколько дней назад, но сегодня я уверена. Така, ты очень умный, но ты не заметил огонь в моих гла-зах?
— Огонь в глазах? — шерсть у него на спине встала дыбом. — Хочешь сказать, что я буду папой?
— Пожалуйста, не злись на меня. Нам труднее придется с едой, но мы как-нибудь справимся.
— Злиться?! — слезы потекли по его щекам, и он прижался к ней, лаская ее уши и щеку своей большой лапой, целуя ее. — Я люблю тебя, Лэнни. Моя дорогая, любимая девоч-ка. Злиться?! Я счастлив! О боги, я почти забыл, что на свете есть смех и красота. Лэнни, я подарю тебе сыновей или дочерей. Ты наполнишь мир красотой.
Она смахнула поцелуем его слезы.
— Иди, скажи миру.
Он выбежал на конец выступа Скалы Прайда и закричал:
— Слушайте все! У Эланны будет ребенок! — Он, как львенок, прыгал от радости. — Я буду отцом!
Така чувствовал, это маленькое создание будет любить его, как он сам Ахади. Будь прокляты все Земли Прайда, это маленькое сокровище возлюбленной будет его, полностью его, и он будет боготворить это создание. Девочкой оно будет или мальчиком, львенок будет для него и небом, и землей, даже Богом. Безусловно, в сердце Таки не будет места неспра-ведливости. Если у него будут сыновья-двойняшки, королевство будет поделено после его смерти. Никогда он не причинит ему боли и страданий, которые испытал сам. Но он замыс-лил и нечто нехорошее, нечто темное и зловещее. Ради его безопасности тот день, когда Эланна подарит львенку жизнь, будет днем смерти Рафики. Он дал гиенам из охраны соот-ветствующие указания. Проклятье не будет жить в его детях.
Не было вереницы львиц, пришедших поздравить счастливую пару. Только несколько гиен пришло подлизаться, стараясь снискать его расположение. Он был раздражен этим: отсутствие львиц становилось еще более заметным.
Затем пришла Фабана. Она была в восторге.
— Я же говорила тебе не умирать, ведь говорила? Я сказала тебе, что любовь придет, и она пришла, — она встала на задние лапы, а передними обняла Таку и поцеловала его. — Я так счастлива!
Така громко замурлыкал, лизнул ее своим большим языком и нежно погладил лапой.
— Я ждал, когда ты придешь. Ты первая, кому я хочу сказать о маленьком Фабане.
— Маленький Фабана! — она снова поцеловала его. — Ну разве ты не милый!
Он хихикнул и перевернулся, как большой львенок, легко толкнув ее своей огромной лапой.
Новости задели чувствительную струнку страха у некоторых львиц. Иша и Узури по-шли к Кейко, чтобы поговорить. Неподалеку от водоема была небольшая пещера, из которой круглый год веяло холодом и сыростью. Прекрасное место, чтобы скрыться от летней жары, служило входом в таинственное подземное царство, которое было корбан для созданий мира, освещенного солнцем. Гиены ненавидели это место из-за постоянной сырости, поэтому опасность быть услышанными, была небольшой.
— Львенок может быть девочкой, — тихо сказала Иша. — А может быть и мальчи-ком. В этом случае я не дала бы и половины побелевшего черепа зебры за жизнь Бабы. Шрам или убьет его, или вышлет. Он боится достойного противника. Хе, иногда я жалею, что я не лев — я бы ему показала!
— Но он был добр ко мне, — сказала Кейко.
— Ага. Когда это ему на лапу, он может быть милым маленьким котенком. Но у этого котенка есть когти, дорогая.
Узури сказала:
— Послушай ее, Кейко. Ты для меня как младшая сестренка. Я истеку кровью изнут-ри, если твой сын погибнет. Не делай ошибок, мы хотим защитить тебя. Твой сын в смер-тельной опасности.
— Я буду внимательна, — сказала Кейко. — Это все, что мне остается. Я не могу вер-нуться домой. Правда, не могу.
— Ты дома, — ответила Иша, уткнувшись в нее носом. — Теперь мы твоя семья.
— Я тоже тебя люблю, — сказала Кейко. — Не думай, что это не так. Если у вас есть план, хоть какой-нибудь план, скажите мне. Даже если это устранение… вашей проблемы. — Она не могла сказать «убийство короля», но это было понятно. — Или мы будем жить вместе, или умрем по отдельности.
— Значит, решили, — сказала Узури. — Посмотрим, что мы сможем придумать. Да осветит Айхею нам путь.
Глава 30. Подобно своей матери
Через два с половиной месяца после того, как Эланна сказала Таке о своей беременно-сти, у нее начались схватки.
— Така!
Така влетел в пещеру
— Что случилось?
— Мне больно. Что-то не так! Совсем не так!
Така заметил кровь. Он запаниковал.
— Но ведь еще две недели! — беспомощно озираясь по сторонам, он закричал: — Акушерки! Скорей!
Сарафина и Иша прибежали быстро. Только они посмотрели на нее, их лица помрач-нели.
— Нам нужны травы. Ваше Величество, в таких случаях нам всегда помогал Рафики. Без него мы не многое сможем.
Рафики был под домашним арестом и не смог бы найти все, что ему надо, за короткое время. Но это не помешало Таке послать за ним.
Мандрилу понадобилось немало времени, чтобы добраться до пещеры. Когда Рафики показался, Така склонился перед ним, закрыв глаза.
— Неважно, как ты ко мне относишься, ты должен спасти ребенка. В какого бы бога ты ни верил, во имя его, спаси ребенка! Я сделаю все что угодно, все! Ты можешь уйти на свободу. Я позабочусь, чтобы тебе не приходилось трудиться в поте лица. О Господи, у тебя сердце из камня?!
— Как давно она почувствовала боль? — спросил Рафики.
— Около часа назад.
— Час? — он закрыл лицо руками. — О Всевышний, так мало времени, и так много мне надо сделать.
— Что тебе нужно? Я кого-нибудь пошлю тебе в помощь. Бери Сарафину и поезжай на ее спине, если нужно. Только живее!
Но, прежде чем он успел выйти из пещеры, подошла Иша, неся маленького мертвого львенка.
— Положи его! — сказал Така.
Он смотрел на крошечное тельце.
— Рафики, сделай что-нибудь! Хоть что-нибудь! Мой сын, мой сын!!!
Рафики поднял малыша и обнял его. На глаза мандрила навернулись слезы.
— Такой маленький. Такой красивый. Какая потеря, — Рафики с жалостью посмотрел на Таку, — Его душа уже с богами. Его не вернуть.
Иша коснулась языком Таки.
— Баейтэй.
Она забрала маленького мертвого львенка с собой.
Рафики подошел к Таке и посмотрел на его тихие всхлипывания.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Толку мне от тебя, — ответил тот. — Возвращайся на свое дерево.
— Я не равнодушен. Между нами нет большой любви, но я чувствую твою боль. По-зволь мне…
— Убирайся!
Сарафина с неподдельной жалостью сказала Таке:
— У тебя не будет наследников. Мне очень жаль.
— Я понял. А теперь оставьте меня. Вы все!
Какое-то время он горевал — выходил под звездами на выступ скалы. Звал своего от-ца Ахади.
— Если бы я мог поверить! —плакал он. — Если есть Бог, пожалуйста, пусть он мне поможет!
Фабана неслышно подходила к нему и садилась рядом, положив на него голову. Она ничего не говорила — слова были излишни.
Он зарычал. Львицы подхватили рык. Было понятно, что он означал.
По-прежнему чувствуя слабость в коленках, Така спустился со Скалы Прайда и по-плелся к месту, где жила Кейко, и нашел ее вместе с сыном.
— Похоже, Боги решили, — сказал Така, — что по моей линии не будет принца.
Его подбородок начал дрожать.
Кейко тихо подошла к нему и поцеловала в щеку.
— Мне очень жаль. Бедняжка… То есть, Ваше Величество.
— Кейко, ты для меня дар богов. Твоя доброта — немногое из того, что может пре-возмочь проклятие, которое снедает меня, — он вздохнул и с огромным усилием промолвил: — Мабату — мой принц и твой будущий король.
— Это честь для нас, Баейтэй.
Он посмотрел на Мабату.
— Ну, здравствуй, приятель.
— Здравствуйте, Ваше Величество.
— Теперь ты принц. Называй меня по имени, или, если хочешь, можешь называть ме-ня… пожалуйста, зови меня… папа.
Мабату подошел к нему и сел рядом, зарыв голову в гриву Таки.
— Я люблю тебя, папа.
— Я тоже тебя люблю, — он поцеловал Бабу. — Ты моя последняя надежда, сынок. Сегодня ложись спать пораньше, потому что завтра я подниму тебя на рассвете. Мне надо кое-что тебе показать.
— Что?
— Увидишь.
Глава 31. Свести концы с концами
По мере истощения запасов еды, Шензи искала все новые пути решения проблем. Среди гиен наказание есть последним, довольствуясь тем, что осталось, становилось все бо-лее и более распространенным. Рядовым гиенам казалось, что лидеры клана старались найти предлоги, чтобы избавиться от лишних ртов, и это было правдой.
Самые действенные наказания, конечно, — изгнание и смерть. Но большинство гиен не было готово по прихоти отвернуться от своих сородичей, в то же время у Амэйрак, всеми любимой бывшей Ро’мок, была дочь Такила, которая, по мнению многих, должна была быть следующим правителем, вместо Шензи. Этот подросток был причиной постоянной головной боли для Шензи и ее сторонников. Изгнание Такилы по обвинению в измене могло бы укрепить власть Шензи над кланом и означало бы для каждого один-два лишних куска мяса за обедом. Все сделанное и сказанное Такилой докладывалось кем-нибудь из шпионов Шензи. Она называла их «Хранителями Духа Клана», но каждый узнавал шпиона, когда видел одного из них.
Избавление ото льва могло бы быть более действенным, чем изгнание гиены. Но шансов придумать хорошее обвинение было немного: слишком мало было на то оснований. Львицы почти во всем держались с единством, не оставлявшим «Хранителям Духа Клана» никаких шансов. Оставались только львята-мальчики.
Один львенок рассматривался как смертельная угроза. С тех пор как Мабату стал принцем, к Таке вернулось немного юношеского рвения. Он начал строить планы дальше чем на день или два вперед, беря на себя ответственность и принимая сложные решения, ко-торые он обычно перекладывал на других. Становилось все труднее контролировать Таку, и Шензи беспокоило, что когда Така умрет, Мабату будет решительным и сильным лидером.
А он умрет. Мокпил ясно предвидела, что Така умрет молодым и не своей смертью. Предсказание было смутным, но оно убедило Шензи, что откладывать уже нельзя. Для вы-жидания не оставалось времени.
Обвинять молодого Мабату, скорее всего, значило нарываться на большие неприятно-сти. Така обожал львенка и почти наверняка бросился бы на самих богов, лишь бы защитить его. Мысль, хоть и сомнительная, что Така скорее распрощается со своей жизнью, чем забе-рет чужую, пугала Шензи. Тогда контроль над ним будет потерян.
Одним из возможных решений было убить Мабату. Но Така не успокоится, пока не докопается до правды. Даже если найдутся добровольцы, готовые выполнить грязную рабо-ту, принять вину на себя и умереть во имя величия клана Ро’каш, Така никогда не поверит, что они действовали в одиночку. Надо действовать изощренней.
Недели переходили в месяцы. За это время, хоть они и не ухитрились избавиться от Такилы, благодаря строгой дисциплине, за обедом всегда недоставало нескольких лиц.
Мабату с каждым днем становился Таке все роднее. Памятуя о пророчестве Мокпил, гиены начали беспокоиться, что слабый лидер будет замещен сильным, если они будут ждать слишком долго. Поэтому, когда Мабату исполнилось полтора года и первый пушок появился вокруг его шеи, лидеры клана организовали закрытое совещание и решили, что Мабату должен уйти.
Но как это сделать? Конечно же, надо привлечь Шембек. Знания Мокпил позволили ей сделать несколько правильных предсказаний для Таки, а этого было достаточно, чтобы прикрыть всю ту ложь, которой хотела воспользоваться Шензи.
Полагаясь на старую пословицу гиен, что полуправда как полтуши — ее можно ута-щить вдвое дальше, они решили, что ложь должна ударить мягко, но, как обычно, точно в цель.
Робко и неуверенно, Шембек стояла перед Такой, собираясь сообщить новость, кото-рая могла немедленно привести к смерти.
— Мой повелитель, ужасные вести.
— Да? — он непроизвольно прикрыл свой рот лапой. — Только не это!
— Я не знаю, как это сказать, мой повелитель. Но в этом месте злой дух. Слишком сильный, чтобы мы могли изгнать его. Если Мабату заблаговременно не уйдет, то на сле-дующий день после своего посвящения он обезумеет и убьет свою мать, затем тебя.
— Что?! — Така внезапно рванулся к ней и оказался на расстоянии нескольких сан-тиметров от ее морды. — Если ты лжешь, я разорву тебя на куски.
Несмотря на опасность, она заплакала и поцеловала его в щеку.
— Ты любишь его, ведь так?
— Да, я люблю его.
— Тогда… — она подбирала слова, — Вышли Мабату сейчас, пока его сердце чисто. Ты знаешь, что такое страдать изнутри. От этого не скрыться, — ее голос слабел. — Никто не знает, какие мучения нам причиняют душевные раны. Мы улыбаемся, а наше сердце раз-бито.
Мабату предупредили за два дня, что его посвятят во льва из народа, чтобы он мог попрощаться со всеми и духовно подготовиться. Но причины ему не сказали. Было ясно, что Така расстроен, и, несмотря на очевидное искушение, Мабату не проявил к нему ни ненависти, ни обиды. Ясно, что Така также любил его.
И Мабату, и Кейко паниковали. Баба еще не был готов — у него почти не было охот-ничьих навыков, и он не достиг зрелости. Кейко страстно молила дать еще хоть немного времени — не подождать еще луну или две, значит, обречь его на неминуемую смерть, — но Така был непреклонен.
— Он научится. Так заведено Природой. Кроме того, я буду молиться за него каждую ночь.
Глава 32. Одна последняя просьба
Ночь перед посвящением. Это время многие молодые львы старались провести со своими матерями, чтобы последний раз в жизни сказать друг другу добрые слова. Но Мабату был еще не готов, и каждая минута была на счету. Поэтому Иша не пошла на охоту, а оста-лась с Мабату, рассказывая об охоте, бое и других навыках.
В основном он предполагал выживать за счёт падали, и надеялся на то, что сможет от-гонять гиен, если ему вообще удастся выжить. Поэтому Мабату должен был знать их слабые места, и сколько их он может благополучно разогнать. Надежда, что он станет великим охотником, была невелика. Иша, как никто другой, понимала это — ее охотничьи навыки уступали только навыкам Узури. Она всегда любила Мабату и отчаянно старалась сделать все, что в ее силах.
— Ты должен обратить внимание на захваты, — объясняла она. — Укусом за лапу в это место можно обездвижить жертву, — Иша осторожно взяла в рот его лапу повыше локтя. — Ты можешь вцепиться сюда, в бок. Но захват горла один из самых важных… — она по-ложила лапу ему на спину. — Ты набрасываешься вот так и наваливаешься своим весом. — Она навалилась на него. — Важно использовать свой вес. Затем вцепляешься в горло и ду-шишь его, — она открыла рот и осторожно поласкала сильное горло Мабату.
Через мгновение она отпустила и посмотрела на львенка.
— У тебя сердце бьется, как молот. С тобой все в порядке?
Он не сводил с нее глаз. Его ноздри подрагивали от теплых потоков воздуха его вдо-хов и выдохов.
— Иша…
— Я не хотела тебя оскорбить. Извини.
— Не извиняйся. Это я оскорбил тебя.
— Глупости, — сказала она, уткнувшись в него носом.
Мабату страстно потерся об нее мордой, ущипнув за ухо, и посмотрел на удивленное выражение ее лица.
— Не злись на меня. Ты не знаешь, как долго я ждал этого. Очень долго.
— Нам надо вернуться к охоте, — запинаясь, сказала она, глядя на его дрожащий подбородок. — У нас мало времени.
— У нас мало времени, — повторил он. — Я должен охотиться сейчас. Потом у меня может не быть возможности, которой я ждал так долго. Теперь я должен оставить укрытие и броситься к тебе.
— Даже, несмотря на то, что я гожусь тебе в матери? Я польщена. Честно. Но, когда ты станешь взрослее, ты найдешь кого-нибудь своего возраста. Тогда тебе будет смешно вспоминать об этом.
— Ты знаешь, что я никогда не стану взрослее. Меня приносят в жертву ради общего блага, и ты понимаешь это.
Она была потрясена.
— Я не хочу, чтобы ты так говорил.
— Но ты не отрицаешь этого.
— Разве я могу?
— Я люблю тебя, Иша. Я всегда тебя любил. Помнишь, я сказал, что когда вырасту, женюсь на тебе. Тогда ты рассмеялась, но если ты рассмеешься сейчас, я умру. Пока жизнь удерживает мои душу и тело вместе, я буду любить тебя. Даже после смерти я буду любить тебя.
— После смерти? — она прижалась к нему. — Не думай о смерти. Ты жив.
— Разве я жив? Я никогда не жил. Если бы я только мог быть близок к тебе, пусть да-же только этой ночью, тогда бы я жил, Иша.
Она посмотрела ему в глаза, затем нежно ударила лапой. Он ответил тем же. Иша двигалась вокруг него, ища, откуда напасть.
— Если ты охотишься на большую дичь, готовься приложить усилия.
Она накинулась, обхватив его лапами вокруг шеи, и начала бороться с ним, приложив всю сноровку. Смеясь и тяжело дыша, она почти уложила его на лопатки. Он замолотил по ней лапами, но настолько нежно, что не разбудил бы даже львенка. Иша с-валила его с ног.
Мабату поднялся и набросился снова. Он попытался своим весом свалить ее, но она была тяжелее и с легкостью вывернулась. Иша обхватила лапами его плечо и стала навали-ваться на него. Его ноги начали подгибаться от напряжения. Но когда уже казалось, что львица свалит его, она остановилась. Он просунул голову под Ише под лапу, повалил ее в траву и, оказавшись сверху, посмотрел на нее.
— Попалась!
Она смотрела глубоко в его глаза. Ее челюсть дрожала.
— Вот теперь ты поймал меня, — она замурлыкала, — делай, что пожелаешь.
— О боги! — он страстно терся об нее мордой, щипая ее уши и лаская лапой ее щеку. — Иша, любимая!
Иша: Настала ночь. Мы в ласковой тени
Забудем обо всем; а сладостный момент,
Что мимолетен, мягок, нежен, пусть
Продлится до зари, и встретим мы рассвет.
Мабату: Умчалось прошлое, не знаю, что нас ждет;
Осталось только то, что я делю с тобой.
Ты к сердцу прикоснись, его тебе дарю,
Пока луны свет не будет поглощен зарей.
Вместе: Подарим теплые объятия друг другу
И, посмотрев в глаза, признаемся в любви.
Моментом насладимся, что продлится до рассвета,
Любви раскроем тайну, что в глазах горит.
В серебряном свете луны она прошептала:
— Пойдем, мой любимый, туда, где нас скроет ночь.
Он поцеловал ее и поднялся. Иша последовала за ним, прислонив голову к его совсем редкой гриве, и так, бок о бок с ним, скрылась в тени.
Глава 33. В долгий путь
Еще недавно Кейко надеялась, что ее сын однажды станет королем Скалы Прайда.
Но обстоятельства повернулись против них, и вместо пышного и торжественного ко-ролевского представления была проведена очень скромная церемония в тишине восточного луга. Здесь, окруженная великолепием цветов, Кейко познала печаль большинства львиц, имеющих сыновей. Церемония должна была быть радостной: она служила началом большого приключения, и поэтому Кейко старалась совладать со своими чувствами и тепло улыбалась.
— Куда делся мой маленький львенок? Я вижу только этого льва.
— Я всегда буду тебе сыном, — ответил Баба, и уткнулся в нее носом.
— Не забывай обо мне, — сказала она. — Когда станешь великим королем, помни, что я вскармливала тебя молоком.
— Когда ты уйдешь к праотцам, молись за меня.
Слова встали комом в его в горле. Он знал, что снова увидит ее, только когда они оба предстанут перед Айхею.
— Я буду молиться за тебя, — сказала она, и ее хвост безвольно повис. — О боги, мой сынок, мой маленький сынок!
— Не плачь, мама, — он смахнул поцелуем ее слезы. — Ты должна быть сильной ра-ди меня. Я пронесу этот момент через всю свою жизнь.
— Извини, — она шмыгнула носом и улыбнулась. — Так или иначе, мы встретимся снова среди звезд, и тогда ничто не сможет разлучить нас. — Она погладила его по щеке. — Пусть улыбается тебе Айхею. Пусть будет мягкой трава под тобой. Пусть берегут тебя вели-кие короли. Пусть будут с тобой любовь и безопасность, куда бы ты ни пошел.
— Со мной все будет хорошо, — сказал он. — Боги на моей стороне.
Подошла Иша. Она посмотрела на молодого льва, и слезы побежали по ее щекам. Это не прошло незамеченным для Кейко.
Мабату подошел к ней, смахнул поцелуем слезы и прошептал:
— Я вернусь за тобой. Если Айхею даст мне выжить, я найду место для нас. Ты бу-дешь ждать меня?
— Я буду, клянусь.
— Я всегда буду любить тебя. Если я погибну, посмотри на звезды. Я буду смотреть на тебя оттуда.
Мабату прижался к Кейко. Он хотел запомнить ощущение ее шерсти, ее запах, звуки ее дыхания. Он посмотрел ей в глаза.
— Мама.
— Мой сынок.
Она в последний раз поцеловала его.
Без лишних слов Мабату повернулся и пошел на север. Он шел, не оборачиваясь: от этого было бы только хуже. Он шел к тому месту, где кончались деревья, затем пробирался по темной тропинке бонго к тайному лугу, куда многие львы уходили умирать. Из луговой травы на него слепо выглядывал безмолвный череп — все, что осталось от старой Малоки. Мабату не обратил на него внимания, а кинул взор на дальнюю часть луга. Там была гра-ница Земель Прайда. Мабату смотрел на нее с некоторой грустью — он никогда раньше не был за пределами Земель Прайда, а сейчас стоял у границы Большого Мира. Он сделал глу-бокий вдох, задержал дыхание и медленно выдохнул. Затем он вошел в лес, и тень деревьев скрыла его подобно занавесу.
Глава 34. Расплата
Шембек из укрытия наблюдала за посвящением Мабату. Оно жалом вошло в ее серд-це.
— Из-за меня он умрет. Я не могу на это смотреть — он такой неопытный, такой мо-лодой.
Гиена пошла назад к Скале Прайда укрыться от солнца и поговорить с Мокпил. По дороге она пыталась придумать хоть что-то, что отличало бы ее от убийцы. Достаточно ли для оправдания того, что ей было приказано солгать, даже если сама Ро’мок отдала такой приказ?
Мокпил ждала ее. Как это прекрасно — видеть будущее до того, как оно наступит! С глубокой печалью и завистью Шембек спросила у Мокпил, что будущее несет с собой.
— Я вижу тебя стоящей у пересохшего русла реки, — сказала Мокпил и поцеловала Шембек. — Ты испытаешь радость.
Шембек знала мало радости, особенно в последние дни. Но каким-то образом она по-няла, что Мокпил говорит правду. Это было слабым отголоском ее былой великой силы.
Шембек поспешила из пещеры. Обычно гиены не разговаривали со львицами. Вот почему Узури была удивлена, когда Шембек обратилась к ней. Она сказала Узури, что ни она сама, ни боги не хотели заставить Таку остаться на Скале Прайда. Это было желание Шензи, как и многое другое в последнее время. То же и с Мабату. Его надо найти и вернуть домой, прежде чем смерть заберет его.
Узури была возмущена и не отнеслась к ней с доверием.
— За такие речи тебя могут убить, если, конечно, это не очередная хитрость.
— Ну да, «хитрость», — провидица горько засмеялась. — Твоя кровь превратилась бы в пыль, узнай ты хотя бы половину «хитростей», которые провернули над тобой. Моя сила исчезла. Из-за того, что я лгала, истина покинула меня, и единственное будущее, которое я могу видеть, — мое собственное.
Шембек молча побежала прочь.
Она подошла к краю ущелья, где Така когда-то убил Муфасу.
— Я признала свою вину. Позволь мне еще один раз увидеть истину своими глазами, — она плотно закрыла глаза и сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула. По ее лицу пробежала улыбка. — Да, Всевышний. Спасибо. Мэйму кофаса, Мути! Ро’каш нэй на-бу!
Она присела и прыгнула с обрыва. Несколько секунд она падала свободно, затем столкнулась со стеной ущелья и покатилась по валунам в крови и с переломанными костями, пока ее тело, наконец, не остановилось.
Глава 35. Львята Иши
Когда пришло время, Иша родила троих львят. Сына она назвала Хабусу, а дочерей-двойняшек — Джоной и Миншасой.
Некоторые львицы приходили посмотреть на них, но больше из любопытства, чем от радости. Что важно, среди них не было Кейко.
Хотя Иша и не была изгоем общества, почти не было сомнений, кто отец львят и ка-ковы обстоятельства их зачатия. Чувствовалась напряженность ситуации и неодобрение чле-нов прайда, пришедших посмотреть на львят, понюхать их, прикоснуться к ним, сказать что-нибудь приятное, только для того чтобы затем уйти посплетничать. И, несомненно, Иша с ее великолепным слухом услышала за день немало неприятных вещей.
Отношение со стороны окружающих было неприязненным.
— Она будет хорошей матерью, — сказала одна из львиц. — Она так любит детей.
Когда смущение представления, которое Иша хотела бы пропустить как можно быст-рее, было позади, пришла главная охотница.
Любовь Узури к Ише была полной и безоговорочной. В ее глазах не было ни тени осуждения, способного испортить радость принесения жизни. Она осмотрела каждого львенка, нежно понюхала их, и коснулась языком.
— Хабусу так похож на Мабату, когда тот был в его возрасте, очень красивый. Иногда я беспокоюсь о Бабе: где он, что он делает, скучает ли он по тебе. Тебе надо молиться за него.
— Я молюсь, — Иша уткнулась в нее. — Я люблю тебя, Узури.
— Почему? Что я такого сделала?
— Ничего — и в то же время все. За то, что ты есть ты.
Когда Узури ушла, Иша поднесла львят к своему теплому животу и дала им молока. Пока они сосали, она с любовью проводила по ним лапой.
— Мне все равно, что думают другие. Вы мои дети, и вы замечательные. Вы дети Ма-бату. Наши дети. — Она прикрыла глаза. — Мой маленький Мабату. Где бы ты ни был, я надеюсь, что ты знаешь, как они прекрасны.
Заглянул сам Така.
— Посмотрите на этих ангелочков, — заворковал он. — Разве они не прекрасны?
— Дети Мабату, — сказала она. — Ты ведь поэтому пришел?
— Мабату, — тихо сказал он. — Я буду до конца жизни горевать о нем. Он был мне сыном и всегда им останется.
— Тогда почему ты позволил ему уйти?
— Я не должен тебе говорить, но я скажу. Ты одна заслуживаешь знать правду, — он вздохнул. — Провидица сказала мне, что если он останется, его ждет злая судьба. Я люблю Мабату. Я люблю его настолько, что предпочел дать ему маленький шанс, чем вовсе никако-го.
Его голос звучал правдиво. Иша увидела печаль на лице Таки, когда он вспомнил своего друга.
Он посмотрел на ее сына.
— Как его зовут?
— Хабусу.
— Хабусу, ты сын моего сына. Ты будешь моим наследником и единственным истин-ным королем. Я не провидец, но я предсказываю, что тебя не будут так ненавидеть, как меня. Ты подарил мне хоть какое-то умиротворение. Это не так-то просто сделать.
— Это честь для меня, — она выглядела немного обеспокоенной. — Пожалуйста, по-ка не говори гиенам.
Когда он спросил почему, она ответила:
— Если их провидица такая хорошая, то пусть она и скажет.
Он хихикнул, изумившись.
— Да. Пусть скажет. Но разве тебе совсем не интересно, что ожидает его в будущем?
— Интересно. Вот почему я собираюсь увидеть будущее не раньше, чем оно насту-пит. Всем нам придется терпеть боль и страдания, и всем когда-нибудь придется умереть, но не лучше ли не знать, как и когда?
Така удивленно посмотрел на нее.
— Иша, да ты философ.
— Все матери философы.
Провожая его взглядом, Иша вспомнила о своей сестре Бисе. Она тоже некогда была философом. К счастью у нее был только один львенок, о пропитании которого надо было беспокоиться, — дочь по имени Лисани. Удочерив ее после смерти Бисы, Иша заботилась о племяннице, как о собственном ребенке. Как и Узури, она не делала различий, если дело ка-салось детей. Возможно, когда-нибудь Лисани полюбит Хабусу. Возможно, Айхею проявит милость и подарит им всем будущее. Затем мысли Иши вернулись к настоящему. Так она сохраняла здравомыслие.
Глава 36. Боль и страдания
Когда львята Иши подросли, и им было дозволено гулять без маминого присмотра, они обнаружили, что есть и другие львята, и у них тоже есть мамы. Но в то время как другие львята могли завязывать дружбу с кем угодно, перед детьми Иши вставали странные про-блемы, как только дело доходило до согласия родителей.
Обычно львят вежливо избегали. Гобисо вышел и сказал:
— Мама сказала, что мне нельзя играть с вами.
Поэтому дети Иши росли в убеждении, что все львята большую часть времени прово-дят со своей мамой. Эта выдумка помогала перенести боль неприятия.
Но Узури всегда приходила повидаться с ними, дружелюбно беседуя с Ишей и с лю-бовью заботясь о маленькой Лисани. Мисс Лисс, как её называли, получила прозвище Мисс Присс за утонченность и ум. Хабусу тоже был вежлив и мягок, и они с Мисс Присс прекрас-но ладили. Они были не только кузенами, но и молочными братом и сестрой. Узури всегда старалась, чтобы Хабусу чувствовал, что ему рады и его любят. В то время как его сестренки предпочитали играть друг с дружкой, Хабусу ласкался к Узури, как ко второй маме, и всюду бегал за Лисани как щенок.
Но в конечном итоге Хабусу захотел играть с другими мальчикамм. Его внимание привлекли сыновья Узури — близнецы Того и Комби. Теперь пришла очередь Иши беспоко-иться, поскольку Того и Комби имели репутацию озорников. Это знали все, кроме, конечно же, их матери.
Но, несмотря на все встреченные им трудности, Хабусу был бесконечно любим своей матерью, Узури и еще несколькими друзьями. Даже король и королева любили его.
Впервые он повстречался со смертью, когда ему было два с половиной месяца. У его сестры Миншасы, всегда слабенькой, начали проявляться симптомы дол сани; она могла бы выжить, если бы не постоянное недоедание. Иша беспомощно наблюдала за ухудшением ее здоровья. Наконец, после недели мучений, Миншаса тихо умерла во сне.
После первой смерти к львицам вернулось сострадание к Ише, хотя упрямая Тамека и сказала:
— Да, это ужасно. Но она сама напросилась.
Спустя луну, когда пневмония забрала и Джону, упрекали уже Тамеку. Возвращение симпатий и сострадания было спонтанным и искренним — все видели, как страдает Иша. Горе сделало божественными ее и без того прекрасные черты лица. Она дорожила единст-венным оставшимся у нее сыном как сокровищем, и в этой заботе все видели что-то чудес-ное, что раньше ускользало от их внимания.
Но и он начал слабеть. Така запаниковал. Он чувствовал злое проклятье, которое хо-чет лишить его того немного, что у него оставалось. Некоторые львицы помогали Ише но-сить тайком травы от Рафики, чтобы укрепить его здоровье и помочь справиться с болезнью. Даже Така позволил Ише есть из королевской доли, чтобы у нее было больше молока.
Но, несмотря на все это, у Хабусу по-прежнему было мало друзей, с которыми он мог поиграть. Хотя он был вежлив и воспитан, то, что Така или Эланна проводили с ним время, было черной меткой. Иша не знала, что с этим поделать и как это объяснить, потому что лю-била Таку не больше Узури или Сарафины.
Дети Узури, которые были старше Хабусу, играли с ним, потому что дружба их мате-ри с Ишей не позволила бы возникнуть и тени предрассудка. После смерти сестер дружба Хабусу с ними и Мисс Присс стала еще более важной для него.
Сыновья Узури, Того и Комби, были старше Хабусу и грубо обращались с ним еще с тех пор, когда он был маленьким, но он терпел это. Он перенимал их дурные привычки, ко-торые одна за другой искоренялись Ишей при помощи настойчивого, но мягкого воспитания. Единственное, что поставило под серьезную угрозу их дружбу, был тот ужасный случай, когда Того и Комби сказали Хабусу, что он незаконнорожденный.
Хабусу не знал, что это такое. Тогда они сказали ему, что его отец был всего лишь подростком, который сбежал от его матери.
— Спроси кого угодно.
Хабусу заплакал. Иша увела его в сторонку и, тщательно подбирая слова, объяснила ему, что случилось. Что она любила его папу, вышла за него замуж, и что он обещал однаж-ды вернуться за ними. Что он будет любить своего сына, и заботиться о нем. Она не знала, жив ли Мабату, но не сказала об этом Хабусу.
Той ночью она вглядывалась в небо, ища его звезду, и все гадала, нашла ли.
Она не могла добраться до Рафики и попросить его помощи, и в отчаянии пошла к Мокпил.
— Пожалуйста, будь честна со мной. Пожалуйста. Я знаю, что в прошлом мы были врагами, но не зря же боги дали тебе твой дар. Пожалуйста, используй его во благо. Не лги мне.
— Ложь стоила мне лучшего друга, — сказала Мокпил. — Она была моим единствен-ным другом. Я не буду лгать, как она.
— Я буду тебе другом, — сказала Иша.
Скептически, но с готовностью Мокпил посмотрела Ише в глаза.
— Да, в тебе есть истина. Доброта, которую я не ожидала увидеть. Дружба с тобой — честь для меня.
Мокпил не пользовалась водой для предсказаний. Она просто закрыла глаза и испус-тила слабый высокий вой.
— Я вижу. Да, твой муж жив. Но как он живет, я не знаю.
К Ише вернулась надежда, и от радости она погладила Мокпил лапой.
— Возможно, он вернется ко мне. Возможно, он потребует то, что по праву принад-лежит ему.
Глава 37. Поиски Налы
После двух лет правления короля, Засуха Таки, как ее стали называть, выпила всю кровь из Земель Прайда. В выжженной саванне стоял очередной сухой жаркий день, и льви-цы в который раз переворачивали камни и разрывали норы, пытаясь найти хоть что-нибудь. Никто не был глуп настолько, чтобы нападать на слонят — Узури позаботилась об этом. Лю-бая львица, уличенная в нарушении правил, будет отстранена от охоты на месяц, и ей при-дется полагаться на щедрость других.
Нала помнила лучшие времена, но с тех пор, как она повзрослела, охотиться стало почти не на что. Так или иначе, она не теряла надежду, что пройдет дождь, и наступит день, когда ей пригодится все то, чему мать учила ее о гну и других антилопах.
Голубые, мерцающие из-за жары лоскуты неба выглядели как прохладные озера над сухой саванной. Деревья, казалось, дрожали, на шерсти Налы выступал пот. Она часто и тя-жело дышала.
— Нала, отдохни в тени, — сказала Узури.
Это была не просьба, а приказ. Узури была строга, но только от искренней заботы о ней. На охоте она была для всех матерью, и должным образом использовала свою родитель-скую власть.
Налу оставили ненадолго, чтобы дать ей отдохнуть. Она свернулась в тени акации и собиралась вздремнуть. Жара буквально высушила ее.
Большой кузнечик забрался на вершину травинки. От отчаяния она уже собиралась накрыть его лапой.
— Не время прохлаждаться, Нала, — сказал голос.
От неожиданности Нала обернулась. На нее, добродушно улыбаясь, смотрела львица.
— Моя маленькая Нала, как ты выросла.
Лицо было знакомым, но Нала принюхалась — тщетно, у незнакомки не было запаха.
— Кто ты?
— Разве это имеет значение? — Львица легла рядом с ней. — Какой жаркий день. А ты пытаешься найти змей и ящериц под камнями. Ты когда-нибудь убивала крупное живот-ное?
— Ну-у, нет, — уж чего-чего, а наглости у гостьи хватало. — А ты?
— Большое, маленькое — какое угодно. Более того, я знаю, где ты можешь найти то, что ищешь. Я знаю все хорошие места для охоты. С моей помощью ты можешь стать спасе-нием Земель Прайда.
— Не раньше, чем ты скажешь, кто ты.
Львица нежно погладила ее лапой.
— Да ты же знаешь меня — просто отказываешься поверить в это. Посмотри внима-тельнее.
Нала слегка задрожала.
— О боги, Биса!
— Я раньше никогда не слышала, чтобы ко мне так обращались, — она весело за-смеялась. — Почему ты думаешь, что я стала противной и мерзкой? Только потому, что умерла?
— Но ты не противная, и не мерзкая.
— Так чего же ты, голубушка, боишься? — Биса коснулась ее теплым влажным язы-ком. — Скажи, что рада меня видеть. Где твое воспитание?
Нала погладила ее лапой и уткнулась в нее.
— Старая добрая Биса! Я скучала по тебе.
— Так намного лучше, — она тоже прижалась к ней. — Следуй за мной, дитя. Я отве-ду тебя в джунгли, где ты найдешь свою судьбу.
— В джунгли? Но Узури сказала, чтобы я…
— О ней не беспокойся. Она не видит ни меня, ни тебя.
Биса встала, потянулась и вышла на солнце. Нала последовала за ней через саванну в тень деревьев.
Глава 38. Совещание клана
За два года правления Землями Прайда Така нажил много врагов. Но больше всего он боялся самого старого из них. Однажды ночью, в очередной раз пойманный в удушающие объятия постоянно повторяющегося кошмара, Така начал дергаться и стонать. Даже во сне мучения ясно отражались на его лице, он скалился. Эланна зашевелилась и повернулась к нему. Его стенания привлекли ее внимание, и она принялась будить его.
— Така?
Он проснулся в леденящем ужасе, едва не укусив ее.
— Это я. Эланна. Все хорошо. Успокойся, дорогой.
— Гиены, — запинаясь, сказал он. — Всегда одно и то же. О, если бы только боги по-зволили мне бродить по земле день и ночь, не нуждаясь во сне. Я пытаюсь убедить себя, что это только сон, но не могу проснуться, и меня разрывают на куски, разрывают на куски живьем.
Он пронзительно посмотрел ей в глаза. От этого взгляда ей всегда становилось не по себе.
— Как это — спать? Просто лечь и спать без страха?
Она зевнула.
— Это чудесно. Сама хочу попробовать, — она снисходительно поцеловала его. — Завтра тебе надо сходить к Рафики и спросить, что значит этот сон.
— Рафики ненавидит меня, — сказал Така. — Он солжет, только чтобы меня убили. Как он хотел бы видеть меня растерзанным гиенами! Он бы поэтически назвал это правосу-дием. Из-за него все началось. Я не такой дурак, чтобы еще раз довериться этой обезьяне.
— Тогда почему ты не убьешь его?
— Боги защищают его. Его сила слишком велика. Еще эта Мокпил, она слишком близка к Шензи. Ей я тоже не доверяю.
— Если все против тебя, то почему ты все еще здесь? Я пойду за тобой куда угодно — ты прекрасно знаешь это. Мы все можем начать заново. Только мы вдвоем.
— Мы нигде не будем в безопасности. Истинная провидица сказала это, и я ей верю, — он прижался к ней. — Эланна, ты должна жить вечно. Ты все, что у меня осталось. По-клянись, что никогда не оставишь меня.
Она уткнулась в него, гладя лапой его напряженное тело.
— Ты все, что у меня есть. Я все бросила ради тебя. Я не могу родить тебе ребенка. Ты больше не позволяешь мне охотиться, да и не похоже, чтобы остальные выносили меня. Така, оставь свои сомнения у входа в эту пещеру. Разве ты не знаешь, что я никогда не ос-тавлю тебя?
— Я знаю, — он поцеловал ее. — Мне приходится тебе верить. Если бы ты предала меня, я бы покончил с собой. Ты единственная причина, по которой я цепляюсь за это жал-кое существование.
— Не говори так, Така. Ты знаешь, какие мучения мне это причиняет. Я хотела бы, чтобы каждый видел тебя таким, каким вижу я, — она лизнула его. — Прекрати эти глупые детские разговоры и ложись спать. Я обниму тебя лапой, и просплю так всю ночь. Если по-чувствую, что что-то не так, то сразу же разбужу тебя.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Така опустил голову, и она покровительственно обняла его, поглаживая его гриву. Скоро его спокойное, медленное дыхание возвестило о том, что он безмятежно спал.
Два глаза гиены сверкнули во тьме, и кто-то беззвучно выбрался из пещеры.
Скалк направлялся на экстренное совещание клана, посвященное Шраму. Шензи теп-ло поприветствовала его и призвала к тишине.
— Наши уши вернулись. Что они слышали?
— Не зря моя мать назвала меня Скалком, что означает «совершенный шпион». Меня никто не слышал и не видел, но я слышал все, — польщенный наступившей тишиной, он продолжил: — Похоже, нашего короля мучают кошмары, ужасные кошмары, в которых его разрывают на куски гиены. Не раз и не два, а ночь за ночью, и всегда одно и то же. Теперь я спрашиваю вас, сон опасен?
Они смотрели на него, не зная, что ответить.
— Сон очень опасен, — грозно сказал Скалк. — Особенно, если он думает, что это видение — знак!
— Ему надо быть актером, — прошептал Банзай. Шензи шикнула на него.
— Я говорю вам, Шраму нельзя верить. Он бросит нас, как только почувствует опас-ность.
— Что же нам тогда делать? — спросил Банзай.
— Мы можем напасть, когда преимущество будет у нас.
— Даже, если бы мы смогли напасть на него и победить, львицы могут встать на его сторону, только чтобы избавиться от нас.
— Логично, Банзай. Но неужели ты думаешь, что я безрассудный дурак? — его насу-пленные брови убедили Банзая не отвечать. — Он пустая скорлупа, сухая шелуха. Его жизнь висит на волоске.
— Твои речи принесут нам смерть, — выкрикнул кто-то.
— Скажи это мне в лицо, и это точно принесет тебе смерть!
Воцарилась гробовая тишина. Скалк представлял собой прекрасно сложенную маши-ну для убийства.
— Я остановился на том, что я слышал своими ушами, как Шрам говорил Эланне, что если потеряет ее, то покончит с собой.
Замечание сопровождалось несколькими возгласами удивления.
— Когда с ним будет покончено, мы сможем действовать более продуктивно. Воз-можно, львицы договорятся с нами. Мы знаем львенка-подростка, который будет более рас-положен к сотрудничеству и захочет нашей помощи. Он станет следующим королем. Он бу-дет обязан нам, но в отличие от Таки этот львенок рассудительный парень, который знает свой конец туши.
Бри возразил:
— Если мы тронем Эланну, он попытается отомстить нам, а только потом покончит с собой. Мы не можем на это полагаться.
— Согласен, но если это будет выглядеть как несчастный случай? Или как будто она ушла от него к другому льву. Это может сработать.
— Несчастный случай? — переспросила Шензи. — Он дышать ей свободно не дает, какой тут может быть несчастный случай.
— Я позабочусь об этом.
— Но разве это не измена? — спросил Бри.
Скалк: Загадкой был его рассудок, а теперь он потерял его —
Он тени собственной уже боится, лишь наступит ночь.
Мой друг, как ни прискорбно это говорить, но он сошел с ума;
Король не прав, как говорится, что воду попусту толочь.
Банзай: Тебя прекрасно понимаю — наш Король свихнулся, и давно;
Пусть временами он ведет себя, как подобает Королю,
Пять сотен фунтов весит он, опустошит он все вокруг себя
И разнесет все в пух и прах — тебе с уверенностью говорю!
Хор: Он одержим, он помешался,
Он бестолков и слаб на ум,
Он принесет нам только горе,
Он туп как мышь и тугодум.
Бри: Что такое?
Скалк: Все вверх дном, да и у Шрама с головой не в порядке.
Бри: Это измена!
Скалк: Понятное дело! И помни, что услышал об этом впервые здесь!
Банзай: Он обещал нам пир, взамен же достается страшный голод нам,
Терпения последняя же капля — помешался он!
Мурашки у меня по коже, даже если спит он — вот дела!
Настало наше время, король наш окружен со всех сторон!
Шензи: Мы слишком долго выжидали свой момент, сидя в тени…
Чего дождались? Что лишился своего рассудка наш Король.
Все, с нас достаточно. Король забыл про обязательства.
Настало время вам, мои надежные друзья, пойти за мной!
Хор: Он одержим, он помешался,
Он бестолков и слаб на ум,
Он принесет нам только горе,
Он туп как мышь и тугодум.
— Знаете, он понемногу сходит с ума, — сказал Скалк. — Он думает, что сон вещий, и, возможно, он прав.
— Вы не должны творить зла, — закричала Фабана. — Он добрый.
— Кто эта старая дура? — спросила Шензи. — Кто-нибудь заткните ее.
Она не сообразила, что это была ее мать.
— Нам помогут, — старалась перекричать гвалт Шензи. Внезапно снова стало тихо. — Несколько львиц не откажутся помочь.
Фабана сделала замечание, которое выглядело в глазах остальных вполне разумным, хотя она не была сильна в эти дни.
— Если Така должен умереть, позвольте мне убить его.
Шензи широко улыбнулась.
— Вот видите, мама хочет сдуть этот одуванчик не меньше всех нас. И этот союз был именно ее идеей.
— Это была не моя идея, — сказала Фабана. — Он много страдал в жизни. Пожалуй-ста, не вынуждайте его лишать себя жизни от отчаяния. Если Така должен умереть, сначала я сделаю так, чтобы он был счастлив. Я скажу ему все, что он хочет услышать, и когда его сердце будет радоваться, я дам ему что-нибудь от Рафики, чтобы он заснул. И когда он мир-но уснет, я придушу его. Это будет быстро и милосердно. Он заслужил это.
Шензи посмотрела на свою мать с некоторым уважением.
— Это может сработать, — она задумалась на мгновенье. — Но Эланна найдет его. Она всегда с ним, когда он спит. Извини, но этот вариант отпадает.
— Ты не понимаешь. Он маленький измученный щенок, физ’лоу, которого богам сле-довало бы забрать, пока он был невинен и питался молоком.
— Ты советуешь богам?
— Нет, я советую своей дочери. Я усыновила Таку — он мне сын, и истинный после-дователь нашей веры. Ты дашь ему такие же права, как каждому из нас. Права по нашим за-конам. Мы не можем мучить его. Если он умрет, то пусть умрет благородно. Мы должны по очереди биться с ним.
— И только из-за пустого, натянутого предлога, что король — мой брат? — она вздрогнула. — Не согласна. Я не давала таких клятв. Этот твой львенок опасен. Он бросит тебя. Тебе лучше не пытаться предупредить его, если ты дорожишь своей жизнью.
— Ты права. Он тебе не брат, потому что тогда бы ты была мне дочерью, — она по-вернулась к Шензи спиной и задними лапами отбросила немного земли. — Перед лицом Ро’каш, я отрекаюсь от тебя.
Гиены открыли рот от удивления.
Ужас Шензи быстро сменился яростью.
— Ты была моей матерью, и только поэтому ты оставалась здесь, старая надоедливая дура. Может быть, ты и Рафики усыновишь? Ты проведешь остаток своей жизни внутри его баобаба. — Шензи повернулась спиной к матери и отбросила землю в ее сторону. Перед ли-цом Ро’каш, я отрекаюсь от тебя.
Банзай и Эд были напуганы и пошли за своей сестрой, повернувшись спиной к мате-ри, хотя ничего не сказали.
— Охрана, уведите эту гиену к баобабу, да смотрите, чтобы не убежала, — ее лицо не выражало уже никаких чувств. — Так, перед тем как меня так грубо прервали, я собрала вас здесь, чтобы поделиться исключительно важными новостями. Шраму осталось недолго. Да, мы в шаге от могущества и независимости, которым все будут завидовать. У нас есть план, о котором наши дети и дети наших детей будут слагать легенды. Если мы будем действовать вместе, мы не проиграем. Совещание закрыто.
Глава 39. Новости, принесенные ветром
«Лев-чужеземец не назовет своего имени никому, кроме короля», — сказал его брат. И король Амалкоси подумал, вызов ли это, и отправился встретить незнакомца добрым словом, чтобы оценить его силу как противника. Но когда лев-чужеземец предстал перед королем, М’хиту, друг детства пропавшего принца, поклонился и воскликнул: «Смотрите, это Зарэй, который однажды пропал, и теперь нашелся. Посмотри, мой король, львенок вернулся львом». И когда король присмотрелся к нему и узнал своего сына, он заплакал.
ЛЬВИНАЯ САГА, РАЗДЕЛ «М», ВАРИАЦИЯ 5
Рафики внимательно осмотрел глаз Крулла и улыбнулся.
— Вот и все. Лечения больше не требуется.
— Нет, не говори этого, — Крулл коснулся лапой его щеки. — Никому не говори, что я здоров. Я счастлив, когда мы беседуем. Ты относишься ко мне как к брату, а не как к рабу.
— У меня нет раба — только слуга. Все живые существа подвластны Айхею. Но мне тоже нравятся эти беседы. Только благодаря твоему обществу я все еще в здравом уме. Я думал, что мне нравится жить одному, но сейчас я чувствую себя сусликом, который не мо-жет выбраться на поверхность. Я задыхаюсь под землей. Ты мой единственный луч света.
— Я польщен.
Рафики показал ему рисунок гиены на стене.
— Это ты.
— Но это же твоя стена для молитв.
— Да. Это молитва за тебя. Мне больно, когда я думаю о том, как поранил твою лапу.
— Я рад, что так вышло. Это была, как ты говоришь, кровь милосердия, так что больше не беспокойся об этом.
Крулл еще раз посмотрел на рисунок, затем ушел. Важно было не дать остальным за-подозрить их дружбу. Слух может дойти до Шрама, и тогда их обоих незамедлительно по-стигнет смерть.
Вдали от Земель Прайда Симба выслеживал бонго — редкая удача. Эти антилопы очень осторожны, и не зря: большинство львов их сильно любят. Из-за мяса. Поскольку бон-го обитают в лесах, то в основном боятся леопардов, которые несут смерть сверху. Этот бон-го увидел Пумбу и не без основания подумал, что шелест позади него должен быть вызван другим бородавочником. Ничего подобного.
В три молниеносных прыжка Симба оказался на бонго и нанес смертельный укус в горло. Пумба и Тимон с ужасом наблюдали за этим зрелищем смерти.
— Разве ты не рад, что он на нашей стороне? — сказал сурикат. — Ох! Плотоядные!
Конечно, его мнение изменилось, когда Симба предложил поесть вместе с ним. Пумба не ел много мяса, поскольку был в основном вегетарианцем. Но это мясо было свежее, нежели обычно достававшаяся ему падаль. С другой стороны Тимон не имел ничего против того, чтобы хорошо поесть.
Они провели несколько часов за едой, и ее оставалось еще на несколько дней вперед. Когда они наелись, их стало клонить ко сну, особенно Симбу. Он вычистил морду и улегся вместе с друзьями на небольшой полянке. Симба удовлетворённо улыбнулся, затем вдруг довольно бестактно рыгнул.
— Ух ты! — воскликнул Тимон. — Неплохо, Симба.
— Спасибо. Как я объелся.
— Я тоже, — сказал Пумба. — Я нажрался, как свинья.
— Пумба, ты и есть свинья.
— Ой. Точно.
Пумба разглядывал ночное небо. Часто, еще маленьким, он пытался сосчитать звез-ды, но так как был не слишком образованным, далеко не продвинулся.
— Тимон?
— Да?
— Как ты думаешь, что это за мерцающие точки, там, наверху?
— Пумба, я не думаю — я знаю.
— Правда? И что же это?
— Это светлячки. Светлячки, которые, э-э, прилипли к этой большой темно-синей штуковине.
— Вот оно что. А я думал, что это шары раскаленного газа в миллионах миль от нас.
— Пумба, у тебя везде сплошные газы.
Бородавочнику хотелось получить более содержательный ответ.
— Симба, а как ты думаешь?
— Ну, я не знаю.
— Да ладно тебе. Скажи уж, скажи, ну скажи… ну же, Симба, мы же сказали… Пожа-луйста!
Симба был в замешательстве.
— Ну, кое-кто мне однажды сказал, что великие короли прошлого смотрят на нас с этих звезд.
Пумба вздохнул.
— Правда?
Тимон был удивлен ответом, чего Симба и боялся.
— Ты хочешь сказать, что коронованные мертвецы следят за нами?
Он рассмеялся, и Симбе тоже пришлось усмехнуться в ответ.
— Кто это тебе так голову морочил? Это выдумка болвана!
— Глупо, правда?
— Ты меня просто убиваешь!
Глаза Симбы что-то искали в небе. Он словно чувствовал отца собой рядом с собой, лишь не мог учуять его запах. Это было похоже на тот момент, когда они сидели на Скале Прайда, встречая рассвет. Внезапно перед его глазами встало растоптанное тело, чья безжиз-ненная лапа в последний раз обняла его. От страшных воспоминаний у него перехватило дыхание, и, прежде чем из него вырвался полный горечи рык, он встал и подошел к обрыву.
Он смотрел на звезды, искал знак надежды, но не находил его.
— Ты сказал, что всегда будешь со мной, но тебя нет. Тебя нет!
От отчаяния он как подкошенный упал на землю, взметнув облако травинок и лепест-ков. Ветер подхватил их и понес прочь.
Рафики уже собирался приняться за свой скудный ужин, когда его обдало прохлад-ным ветром. Он дул не с той стороны, как обычно в это время суток. Самое удивительное, он принес лепестки цветов растений, которые здесь не росли. Рафики поймал их. От чего-то у него в пальцах закололо. Он просеял лепестки сквозь пальцы в черепаший панцирь и стал размешивать. Они приняли форму, значение которой мог определить только астролог, вроде него. Созвездие Амалкоси, где ярко сверкала звезда Муфасы. Он еще раз размешал, но они снова приняли форму Амалкоси. Желая узнать значение, он начал мешать в обратную сторо-ну. Они приняли форму созвездия, которое он легко распознал. М’хиту.
Благоговея, он прошептал слова старой истории: «Посмотри мой король, львенок вер-нулся львом». Он повернулся и посмотрел на рисунок Симбы. Он протянул к нему руку и прикоснулся кончиками пальцев; их начало покалывать, и его рука задрожала.
— Симба?! Он… он жив? Он жив!!! — Рафики радостно засмеялся. — Время пришло!
Стараясь справиться с дрожащими руками, он взял красную охру и торопливо намазал на рисунке гриву.
— Крулл, быстрее сюда!
Гиен прибежал через несколько секунд. Он увидел сияющее лицо Рафики и обрадова-но улыбнулся.
— Да?
— Мне нужно сопровождение, — он притянул Крулла к себе и нежно похлопал по плечу. — Слушай внимательно, — прошептал он. — Пришло время увидеть тебе силу Ай-хею, поражающую как удар грома. Ты будешь вознагражден за твои поступки, даже совер-шенные против твоей воли.
— Против моей воли? — переспросил Крулл. — Старая клятва Ро’каш ничего для ме-ня не значит. Через тебя я познал Айхею, и посвящаю ему свою жизнь. Теперь я его слуга.
Рафики сиял от радости.
— Сегодняшний день вдвойне благословенен. Они зовут тебя Круллом, что на вашем языке означает кремень, но я буду звать тебя Ухуру, что значит мир, — Рафики взял свой по-сох и сказал: — Нам предстоит долгий путь, мой друг. Мы вернемся не одни.
— Куда мы идем, милорд?
— Туда, откуда дует ветер, Ухуру. Мы идем к Королю!
Глава 40. План Шензи
Пару дней спустя все гиены-охранники знали о побеге Рафики. Но, беспокоясь о соб-ственной шкуре, они ничего не сказали остальным. Не пускали никого, даже очень больных, в связи с чем усиливалось подозрение, что кто-то тайком убил мандрила и съел его. В усло-виях нехватки еды это выглядело правдоподобно. Сын Узури, Комби, потерялся, и в течении двух самых длинных часов в своей жизни она искала его по всем Землям Прайда, ожидая найти лишь останки своего погибшего львенка. Когда Узури нашла Комби, разрывающего термитник, она шлепнула его, затем поцеловала и заплакала.
— Ты не должен больше никуда убегать. Стало опасно.
Большинство львиц придерживалось того же мнения, и теперь стали спать чутко, об-хватив своих детей лапой.
К Эланне тайно пробралась пара гиен.
— Что вы здесь делаете?
— Тс-с! — Бот’ла подошел к ней и прошептал на ухо: — Госпожа, это срочно. Но ни-чего не говори Королю.
— Что же такое должно случиться, о чем не следует говорить Королю?
— У меня есть жена, — сказал Бот’ла — Буду откровенным с тобой, мы любим наших жен и детей так же, как и вы. Мы тоже не бесчувственные.
— И что?
— А то… — его шепот стал еще ниже. — Ты одна любишь Шрама.
— Таку, — возмущенно сказала она.
— Тише, пожалуйста! — звук собственного голоса испугал его, и он вздрогнул. — Ты любишь его. Ты сердцем понимаешь, что больше его никто не любит.
— Это измена.
— Ладно, это измена. Прекрасно. Но даже если Така нас ничуть не волнует, так слу-чилось, что я с моим другом относимся к тебе по-другому. Ты заботишься о нем, ну, почти как гиена. Я думаю, ты не заслуживаешь этих мучений, поэтому я скажу прямо. Если хочешь помочь своему мужу, ты меня выслушаешь.
Эланна кивнула.
— Говори свободно.
— Это не я должен говорить. Рафики, тот мандрил, которого так ненавидит Така, мне все рассказал. Это ужасно. Он поклялся защищать законного короля, сына Ахади, и он не нарушит клятву, данную своему богу. Он трепещет от ужаса перед катастрофой, надвигаю-щейся на Земли Прайда, но никто его не слушает. Произойдет ужасное, но этого легко избе-жать, если тот, кто может повлиять на короля, будет действовать быстро.
— Что именно произойдет?
— Я поклялся не говорить о том, что видел, — сказал Бот’ла. — Произнеся эти слова, уже можно навлечь несчастье. Рафики сделал многое, чтобы победить зло, которое он осво-бодил. Ты должна стать голосом разума. Ты должна повлиять на своего мужа.
— Ты понимаешь, что ты говоришь?
— Да. Если все будет продолжаться по-прежнему, мы все умрем. Земля больна. Воды нет. Но хуже того безумие и отчаяние. Я не хочу умирать, Эланна. Я не хочу, чтобы умерла моя семья. И я чувствую, что не хочу твоей смерти.
Эланна помолчала секунду.
— Как я выберусь отсюда?
— Мы уже об этом побеспокоились. Следуй за нами, и мы проведем тебя к нему.
Она кивнула.
— Ты прав, — она заплакала. — Я думала, у нас нет друзей, но ты добр, Бот’ла. Я ви-жу милосердие бога в тебе, так как я знаю, бог должен быть.
Бот’ла вздрогнул, словно острый шип пронзил его сердце, но он быстро скрыл свои чувства. Не произнося ни слова, он вывел ее из пещеры и с крайней осторожностью повел вниз. Обойдя кругом пруд и кусты эвфорбии, они вошли в высокую траву, и пошли прочь от Скалы Прайда.
Эланна не знала, что Рафики давно ушел на поиски Симбы. Все, что она знала, — это то, что добрые души скрываются под разными шкурами. Так или иначе, эти гиены будут си-деть где-нибудь недалеко от великих королей прошлого.
Она не обеспокоилась, когда вместо двух гиен ее небольшой охраны стало четыре. Но она не знала, радоваться или бояться, когда присоединились еще двое, и внезапно их стало шестеро. У нее не могло быть так много друзей, что говорить о Таке.
За южным холмом к ним присоединилось еще четверо гиен. Тогда у нее екнуло серд-це. Ее уводили не к баобабу, и совсем не для того, чтобы спрятать от бдительного мужа. Они повернули по направлению к пустынным землям, куда бедные Ахади и Акаси ушли вместе встретить Бога. Сейчас она умрет вдали от семьи и друзей.
— Прости меня, Айхею. Прости за то, что я любила его, но — о боги! — как я его лю-била. Благослови моего бедного мужа и утешь его в час печали.
Подошла одна из гиен.
— Тс-с! Попытайся хотя бы умереть с достоинством.
— Мое достоинство перед богами чисто. Побеспокойся о своем — ты привел десять охотников, чтобы убить одну львицу.
— Молчать! — скомандовал Бот’ла. И добавил с некоторым сожалением: — Я от это-го не в восторге. Мы всего лишь пытаемся спасти себя и свои семьи. Ты можешь нас понять.
Со Скалы Прайда донесся жуткий вопль. Бот’ла оглянулся. Скала была объята пламе-нем. Львы рычали, и гиены вопили от боли и ярости.
— Война началась! — он посмотрел на Эланну, на мгновенье задумался и наконец сказал: — Теперь эта земля наша. Убирайся.
Эланна поспешила прочь от гиен. Охранники бросились назад к Скале Прайда, чтобы вступить в последнюю битву.
— Смерть или слава, парни! Покончим со львами!
Глава 41. Опять этот кошмар
В кульминации битвы за Скалу Прайда Така получил такой удар от Симбы, что был сброшен со скалы. Раненый, он упал к ее основанию, но был еще жив.
Там его ждали Шензи, Банзай и Эд. Они выглядели очень недовольными. Така попы-тался двинуться, но одна из его лап была сломана, как и его ребра.
— А-а-а, мои друзья.
— Друзья? — усмехнулась Шензи. — А я думала, он сказал, что мы враги!
— Ага, я тоже это слышал, — сказал Банзай. — Эд?
Эд засмеялся.
Така задрожал.
— Нет. Я-я-я все объясню. Нет. Вы не поняли. Нет! Я не это имел в виду… Нет. Нет! Извините, что назвал вас… Нет! Нет!
Они окружили его.
— О боги! О боги, это сон! Разбуди меня, Эланна! Опять этот кошмар!
— Разбуди меня, Эланна! — усмехнулась Шензи. — Опять этот кошмар!
Шрам замер в оцепенении, не в силах сопротивляться. Челюсти Шензи сомкнулись на его горле, выпустив из него дух. Он бился лишь секунду, затем вздрогнул, и вяло упал, едва не накрыв ее своим телом.
— Ну что за…
Шензи в изумлении выпустила его. Она укусила его за нос, но его лицо оставалось неподвижным.
— Только представь, ты испугала его до смерти, — сказал Банзай.
— Странно. Но давай убедимся.
Одним мощным рывком она вспорола ему брюхо, открывая все его внутренности.
— Он никуда не уйдет. Как он похож на гну изнутри.
— Смотри-ка, — сказал Банзай. — Теперь он точно показал свою натуру!
— Эй, да изнутри он почти такой же мерзкий, как и снаружи, — сказала Шензи. На ее лице появилась злобная улыбочка. — Знаете, поговаривали, что в нем жил маленький испу-ганный львенок. Может, мы найдем его, растащив труп по кусочкам.
— Хочешь сказать, у него был огонь в глазах?
Шензи просто заржала.
— О боги, ну ты выразился! Шрам, беременный!
Внезапно их веселью помешала Сараби.
— Убирайтесь!
— Чего?! — Шензи оскалилась на нее.
— Убирайтесь, сейчас же!
Шензи ответила:
— Я тебе прямо скажу. Думаешь, что сможешь справиться с нами тремя? Мы уже убили одного льва.
— Одного из вас я точно убью, — она обвела их взглядом. — Кто хочет им быть?
Гиены нервно переглянулись.
— Думаю, нам лучше уйти, — сказал Банзай. — Ну, все веселье испортила.
— Точно. Да кому он нужен, — сказала Шензи. — Пусть она съест его. Наверняка у него мясо испорченное.
Они повернулись и рысцой побежали подальше от этого места.
Несколько капель дождя упало на сухую дымящуюся равнину. За этими первыми да-рами исцеляющей влаги последовали тысячи и тысячи других, больше чем звезд на холод-ном осеннем небе. Очищающий ливень тушил горящую траву, смешивая пепел с землей и даруя новую жизнь высыхающим рекам и прудам.
На вершине Скалы Прайда Симба смотрел в лицо Бога и наслаждался промочившим его насквозь даром. Он глубоко вдохнул и зарычал. Его мягкий голос отражался эхом от холмов и камней. Он пронесся по посвежевшим равнинам до могучих лесов. Львицы подхватили его, разнося весть надежды. Помазанник Муфасы стал королем — да здравствует король! Молчала только Сараби. Она смотрела на оскверненные останки своей первой любви, впервые спящей безмятежно.
— Зачем ты убил Муффи? Ты когда-то любил меня. Ты любил меня, но потом разру-шил всю мою жизнь, — она погладила его гриву. — Сейчас я смотрю на тебя, и все равно чувствую жалость. Будь ты проклят! Даже после смерти ты причиняешь мне боль!
Из дождя вышла Фабана. Она села рядом с Сараби и запричитала.
— Мой сын, мой сын! Сараби, это ты убила моего сына?
— Это Шензи.
Фабана опустила голову и застонала.
— О боги, она не принесла мне ничего, кроме несчастья. Совсем как ее отец, даже хуже, — она погладила Таку по окровавленной гриве. — Така был единственным, кто по-настоящему любил меня. Он действительно любил меня, каков бы он ни был. Он любил ме-ня, — она поцеловала его и сквозь слезы произнесла: — Мейму кофаса, Така. Ро’каш нэй на-бу. Ро’каш нэй набу!
Фабана: Недолог был отдых, нелегок был путь,
Тяжелое бремя, и пища скудна,
Жестоких ты мук испытал несть числа.
Прощай, мой любимый, теперь навсегда.
Прислушайся, бьется как сердце мое,
Мы вместе, где бы ты ни был сейчас;
И стоит мне вспомнить, как любил ты меня,
Почувствуешь это всем сердцем тотчас.
Сараби: Пусть всю нашу жизнь и терпели мы боль,
Но память добро будет верно хранить;
Тебя нет в живых, но ты жив в моем сердце,
У смерти нет силы, чтоб нас разлучить.
Прислушайся, бьется как сердце мое,
Мы вместе, где бы ты ни был сейчас;
И стоит мне вспомнить, как любила тебя,
Почувствую это всем сердцем тотчас.
Сараби лапой притянула Фабану к себе, и они обе заплакали над его телом.
Глава 42. Инкоси ака Инкоси
Запах Таки еще оставался в пещере, которая некогда была его домом. Как ни непри-ятен был этот запах для Симбы, он не мог оставить Налу под проливным дождем. В той са-мой пещере, где был рожден, он дал Нале клятву любви и сделал ее своей королевой. Ра-фики объяснил Тимону и Пумбе, что пещера слишком тесна для посетителей.
— Не беспокойтесь, от дождя вы станете только свежее и чище.
— Единственный, кто здесь свеж, так это Симба, — сказал Тимон в вялой попытке пошутить. Он потупил глаза и вышел под дождь. — Ну, Пумба, пошли.
Но пока медовый месяц не предвиделся. Привлеченные вестью о триумфе Симбы, не-многие оставшиеся обитатели Земель Прайда подходили один за другим. Инкоси народа зебр первым пришел посмотреть на нового короля и низко поклонился.
— Кимоки, Ваше Величество, по велению Айхею инкоси зэйбра’ха. Я готов служить вам.
Па’хал, инкоси антилоп гну, подошел следующим.
— Я молю богов о том, чтобы вы не ненавидели наш народ.
Он поклонился так низко, что коснулся лбом земли.
— Встань, э-э… — Зазу прошептал что-то Симбе на ухо и тот продолжил: — Встань, Па’хал, и не бойся этого.
Пришли лидеры всех видов антилоп, а также Джабвил от жирафов и Бога Квиту от слонов. То были инкоси, лидеры, которые пришли с уверенностью, что их не убьют как до-бычу, пока они представляют свой народ. Обязанностью Симбы было узнать всех этих вы-мокших созданийпри встрече, правда, основное внимание на это обращали львицы.
Король Лев по обычаю не вмешивался во внутренние дела своих подданных. Он имел дело только с другими львами, и только когда считал это необходимым. Но Симба показал, что может действовать с позиции силы, когда гиена Ухуру предстал перед ним.
— Ты тот, кого мы признаем инкоси.
Этими словами Симба навязал гиенам свою волю. У гиен к инкоси обращались ро’мок (великий лидер). Так как гиены считали себя независимыми от короля, а ро’мок обладающим высшей властью практически во всем, то они были взбешены подобным вмешательством в их внутренние дела. Хотя Шензи могла попытаться продолжать удерживать гиен железной хваткой, она больше не могла представлять их перед Королем Львом. Будет тяжело заставить гиен признать Ухуру как ро’мок, поскольку их положение было хуже, чем обычно.
Симба считал, что успешно повёл дела с гиенами. Наконец, когда луна стояла уже высоко, и последний Инкоси отдал дань уважения, Симба остался наедине с Налой. Он сидел у входа, задумчиво наблюдая за дождем.
Нала уткнулась в него и нежно ущипнула за ухо.
— В чем дело, дорогой? Ты стесняешься?
— Что? — он посмотрел на нее. — А. — он поцеловал ее теплым розовым языком. — Я король, Нала. Я все время мечтал об этом, когда был львенком. Теперь это пугает меня. Надо так много сделать, а я так плохо подготовлен.
— У тебя есть друзья, — промурлыкала Нала. — Друзья, которые заботятся о тебе.
— Да, ты права…. — Он окинул взглядом бесплодный ландшафт. — Мне остается только сделать все, что в моих силах. Когда я предстану перед Айхею, он будет знать, что я старался.
— Ты станешь хорошим королем. А теперь, почему бы тебе не пойти спать, дорогой? Я буду здесь, когда ты проснешься.
— Будешь здесь, когда я проснусь? — Симба посмотрел в ее глубокие как воды Тан-ганьики глаза. — Ты будешь первое, что я увижу, когда открою глаза, — он страстно по-терся об нее и коснулся лапой ее левого плеча. — Королем я буду завтра. Этой ночью я лев.
Глава 43. Затишье перед бурей
Тишину на кладбище, когда гиены добрели до него, нарушало только шипение и бур-ление вырывающегося метана. Их некогда многочисленные ряды изрядно поредели в ужас-ной битве. Банзай прихрамывал, злобно ворча, на его бедрах остались отметины когтей; Эд, идущий за ним все время, истерически смеялся над его бедой. Изнуренная Шензи скрылась в укромной нише в скале и села. Подошел Скалк. Он навострил уши, когда Шензи тихо завор-чала.
— Этот жалкий идиот просто прихвостень! Кем он себя возомнил?! — она оскали-лась.
Скалк съежился от испуга — он никогда не видел ее в такой ярости.
— Кто? Крулл?
Она развернулась со скоростью нападающей змеи и с размаху ударила его по челю-сти. Скалк с визгом отдернулся назад.
— Конечно, Крулл! О ком я еще могу говорить, как ты думаешь? — она стиснула зу-бы так, что было видно, как напряглись мышцы. — Я всю жизнь ждала, когда стану ро’мок. А этот слабоумный король посмел отдать титул самцу?
Скалк энергично закивал.
— Конечно, тебя должны были избрать ро’мок. Ты единственный разумный выбор. Ты намного изобретательнее и сильнее, чем Крулл.
— Меня зовут Ухуру, — раздался голос. Гиены повернулись, чтобы посмотреть на нового лидера входящего на кладбище. Он подошел к Скалку на опасно близкое расстояние. — Ты можешь обращаться ко мне просто ро’мок.
Не в состоянии сдержать себя, Скалк оскалился ему в лицо.
— Ты, язычник, предатель! — крикнул он. — Мне следовало бы вбить в тебя немного уважения!
— Это вызов?
— Нет, мой дорогой ро’мок. Я не могу даже мечтать о том, чтобы бросить вызов тебе.
— Ты же хочешь вбить в меня немного уважения? — Ухуру вызывающе посмотрел на него. — Или вызови меня, или заткнись.
У Скалка отвисла челюсть. Этот львиный приспешник осмеливается предлагать ему бой! От прежнего Крулла ничего не осталось, это был Ухуру — сила, с которой надо счи-таться; ро’мок. Скалк отступил на шаг назад и со злости плюнул.
— Тьфу! Если бы я хотел вкусить крови труса, я бы пошел на охоту!
Глаза Ухуру сузились.
— На этот раз я не расценю это, как вызов чести. Но ты подстрекаешь к бунту, и по-этому будешь есть последним, пока не научишься вести себя, как подобает.
Скалк посмотрел на Шензи.
— И я должен это терпеть?
— По-видимому, да. Он бесспорный правитель, или никто не говорил тебе, что пол-вызова — это пустое место?
Скалк заскрипел зубами. Не произнося ни слова, он ушел с надменным видом, не об-ращая внимания на доносящиеся из-за его спины усмешки и хихиканье.
Шензи подождала, пока уляжется шум, затем тихо встала, быстро огляделась по сто-ронам, чтобы убедиться в отсутствии слежки и, не обнаружив наблюдающих глаз, скрылась в тени. Она прошла через арку из ребер, затем пробралась мимо шипящих гейзеров к глухо-му закоулку кладбища.
Шензи улыбнулась, когда заметила Скалка, сидящего перед огромным пожелтевшим от времени черепом, медленно подошла к нему и села.
— Ну же, Скалк. Незачем злиться.
Она тихонько хихикнула.
Его глаза устрашающе сверкали в наполняющем кладбище зеленоватом свете.
— Почему ты терпишь его выходки? — обиженно спросил он. — Почему ты мне не помогла?
— Я не могу каждый раз сражаться за тебя. Если чего-то хочешь, возьми сам. — Она раздраженно вздохнула. — Почему ты не можешь быть хоть немного как самка? — она вста-ла и уже собралась уходить, но жеманно посмотрела на него через плечо. — С другой сторо-ны, меня возбуждает, когда у тебя шерсть встает дыбом.
Перед тем, как уйти, она прошла прямо перед ним, игриво хлестнув хвостом ему по носу. Скалк замер на миг, не в состоянии двинуться с места. Наконец он вскочил и резко встряхнулся. Он медлил секунду, затем пошел вслед за ней, не сводя глаз с ее гибкого тела.
Скалк следовал за Шензи вплоть до ее логова, бывшего когда-то домом Ухуру. Здесь, в уединении тускло освещенной расщелины в скале, Скалк бросился к ней и начал ласкать ее щеку лапой. Не встретив сопротивления, он страстно поцеловал ее.
— Шензи, я горю от желания.
— Горишь? — она поцеловала его и потерлась о его тело. — Маленьким огоньком или настоящим костром?
— О боги, позволь мне показать тебе, — его дыхание было быстрым и прерывистым, в тишине расщелины она почти слышала его сердцебиение. — Ты готова?
— Готова. Готова быть ро’мок, — она с размаху ударила его лапой. — Я хотела пока-зать тебе то, чего ты не получишь, пока Ухуру всем заправляет. О, от власти я становлюсь сексуальной, очень сексуальной. Я бы воплотила самые дикие из твоих фантазий.
— Не издевайся надо мной, — сказал он сквозь зубы. — Может, когда ты будешь го-това, ты не покажешься мне очень сексуальной.
— Сомневаюсь, — она потерлась о его щеку и нежно ущипнула за ухо. — Твое сердце колотится. Ты хочешь быть со мной. Ты хочешь меня.
— Прекрати, Шензи! — он попятился в угол пещеры и задрожал. — Не води меня за нос — терпеть этого не могу.
— Никто тебя не водит за нос. Все очень просто. Когда Ухуру станет историей, мы возвратимся сюда, и будем заниматься любовью, пока у тебя сердце не остановится.
— Но как мы можем сражаться против ро’мок, выбранного львами? У нас не будет никого, кто смог бы отвечать перед королем.
— Кому нужен король? Все равно он не пускает нас на свои охотничьи земли. Ты ко-гда-нибудь задумывался об этом? Какая польза от ро’мок, который дружит со львами? — она зашептала: — Когда знаешь чью-то слабость, ты можешь ее использовать. Это как убить га-зель. Кусаешь за уязвимое место. Так как ты заставишь львов пойти на уступки?
— У них есть уязвимое место?
— Не для того, чтобы убить их, а чтобы добиться сотрудничества.
— Ну, хм-м, знаешь, они любят своих детей так же, как и мы.
— Да? И?
— Значит, если мы сможем захватить львенка…
— Они тебя убьют.
— Разумеется, если напасть открыто, но мы можем действовать хитрее. И они будут молить нас о пощаде.
— Это опять твои чудачества, или у тебя есть предложение?
— У меня есть предложение, клык даю. Я прошепчу его тебе на ухо, когда ты будешь моей. Я сделаю тебя ро’мок или погибну пытаясь, но эта ночь наша.
— Я аванса не даю, — ответила Шензи. — Просто запомни, чем быстрее устраним Ухуру, тем раньше дадим супружеские клятвы.
Глава 44. Приглашение на танец
Лучи утреннего солнца согревали Ишу, растянувшуюся на прохладной траве. Она вставала рано и всегда получала удовольствие от мысли, что остальным львицам придется греться на солнышке, лежа на твердых скалах; из-за засухи и пожара прошлой ночью оста-лось немного травы, на которой можно было полежать.
Перевернувшись, она увидела, как ее сынишка Хабусу высматривал что-то вне ее по-ля зрения. Наклонившись, она уткнулась в него мордой.
— Чем занимаешься, Хабу?
Он посмотрел на нее через плечо.
— Смотри, мам, вон Того и Комби. Можно мне с ними поиграть, пожа-а-алуйста?
Он так жалобно смотрел на нее, что она не смогла удержаться от смеха.
— Ладно, маленький бездельник! Можешь идти, только не отходи далеко от Узури — я не хочу, чтобы вы куда-нибудь сбежали.
Хабусу широко улыбнулся.
— Со мной ничего не случится!
Он стремглав побежал ко львятам. Неожиданно его сбил с ног Того.
— Эй, Хабу! Хочешь поиграть в грязесалки? — спросил Того.
Хабусу поднялся, отряхнувшись.
— Э-э-э, ну да, наверное.
Комби угрожающе улыбнулся.
— Ладно, тогда… ты водишь!
Он грубо толкнул его, и бедный львенок заскользил по склону, оказавшись прямиком в луже грязи. У Хабусу на глаза навернулись слезы, когда, вылезая из грязной воды, он ус-лышал, как эти двое смеются над ним. Не в силах больше это терпеть, он повернулся и по-бежал прочь.
За происходящим наблюдали две пары черных глаз. Шензи и Лосара скрывались за сухой травой, а рядом с ними лежал щенок Лосары Бэйшак. Нервно взглянув на свою подру-гу, Лосара покачала головой.
— Шензи, ну что мы здесь делаем? Что если нас поймают?
— Тс-с! Вон он бежит, — зубы Шензи обнажились в огромной ухмылке. — Велико-лепно. — Она посмотрела на скучающего щенка рядом с собой, и еще сильнее растянулась в улыбке.— Бэйшак, тебе весело?
— Нет, мэм, — елозя на месте от безделья, он прижался к матери. — Мам, мне скучно, — раздраженно сказал щенок.
Лосара посмотрела на него и ласково улыбнулась.
— Почему бы тебе не пойти поиграть с тем львенком? Мы ненадолго.
— Хорошо.
Бэйшак с неохотой ушел. Он не видел львенка, но зато приметил сидящую на травин-ке саранчу. Он попробовал схватить ее лапой, но она отпрыгнула в сторону. Бэйшак погнал-ся за ней, и она снова отпрыгнула. Смеясь, он сам прыгнул как саранча.
Из кустов на него с быстротой молнии набросилось что-то темно-желтое и сбило его с ног. Перекувыркнувшись несколько раз, они остановились, и Бэйшак смог отдышаться.
— Эй! Смотри куда идешь! — Бэйшак уставился на мокрое существо перед собой. — Что с тобой случилось?
Хабусу жалобно посмотрел на него.
— Ну, ничего, — он моргнул, смутившись. — Ты кто вообще?
— Я гиена, глупый. Меня зовут Бэйшак, — он удивленно всматривался в Хабусу. — А ты кто?
Хабусу гордо выпятил грудь.
— Меня зовут Хабусу. Я лев!
Бэйшак смотрел на него с широко открытыми глазами.
— Ух ты! Я никогда раньше не видел льва так близко! — он снова посмотрел на него. — С расстояния они кажутся больше.
— Это потому что я еще не вырос.
— А каким ты будешь, когда вырастешь?
— Видишь тот куст? — улыбнулся Хабусу. — Больше чем он.
— Правда? — он задумался на мгновенье. — Значит, ты будешь таким же большим, как я!
Улыбнувшись, Бэйшак прыгнул на Хабусу, и они покатились в пыли, вопя от удо-вольствия. Хабусу ловко вывернулся и, используя превосходство в весе, сбросил щенка гие-ны и повалил его на землю.
Послышались приближающиеся к кустарнику шаги. Лосара просунула голову, рас-талкивая носом ветки.
— Бэйшак, пора идти…
Она внезапно замолчала, и ее глаза сузились, когда она увидела своего ребенка при-жатым к земле лапами львенка. За ней показалась голова Шензи.
— Так, так, так… что у нас здесь?
Хабусу отпрянул, испугавшись высунувшихся голов гиен.
— Смотри, мам, — возбужденно сказал Бэйшак. — Это мой друг, Хабусу. Он лев! Только он еще не вырос.
— Я заметила, — Лосара нервно сглотнула. С натянутой улыбкой, которая, казалось, слишком велика для ее лица, она с умилением посмотрела на детей. — Пора идти домой, прямо сейчас.
Бэйшак помрачнел.
— Ну, ма-а-ам, — захныкал он. — Правда, надо?
— Да, если ты хочешь, чтобы тебе хоть что-то досталось на завтрак, — она запроки-нула голову, делая вид, что задумалась. — Если твой друг голоден, то почему бы тебе ни пригласить его? Когда вы поедите, ты можешь показать ему слоновье кладбище.
— Правда?! — Бэйшак возбужденно обернулся. — Эй, Хабусу, пойдешь?
Львенок улыбнулся в ответ.
— Еще бы! Круто!
Шензи ухмыльнулась.
— Ну так чего же мы ждем? Пошли завтракать!
Глава 45. Исчезновение
Нала сладко зевнула в свете утреннего солнца. Моргая и щурясь, она встала, потяну-лась передними лапами и зажмурилась от удовольствия, чувствуя как гудят, отходя ото сна, затёкшие мышцы спины и лап.
Выпрямившись, она тихонько подошла к тому месту, где лежал Симба. Еле заметно улыбнувшись, она наклонилась и лизнула его в нос.
— Просыпайся, дорогой.
Его нос рефлекторно дернулся, но не более. Расплывшись в улыбке, Нала наклонилась и подтолкнула его носом. Свернув губы в трубочку, она легонько дунула ему в ухо. Он резко дернулся, и отмахнулся от нее лапой.
— Прекрати, Пумба, — хихикнул он сквозь сон.
— Да неужели! — язык Налы медленно прошелся по всему его лицу. Ей было забавно наблюдать за тем, как его глаза широко раскрылись от удивления, которое исчезло, когда они сфокусировались на ней.
— Любимая, — прошептал он и мягко коснулся ее лапой. — Сколько времени?
— Солнце над вершинами деревьев.
Он зевнул, широко раскрыв пасть.
— Уф, над вершинами? О боги, должно быть, я сильно устал, раз проспал так долго.
Она красиво засмеялась.
— Ой, извини, — сказала она с притворным раскаянием в голосе. — Возможно, мне не следовало так долго не давать тебе спать.
Он улыбнулся в ответ, но прежде чем смог ответить, в пещеру ворвалась Иша. Ее гла-за были просто безумными.
— Простите мое вторжение, Инкоси, но я не могу найти сына! Пожалуйста, помогите! — Иша едва справлялась с эмоциями. — Я отпустила его поиграть с львятами Узури, но они не знают, куда он ушел, и он не отвечает на мои оклики!
— Успокойся, Иша, — Нала подошла к ней. — Где ты его видела в последний раз?
— Я лежала на траве неподалеку от северного склона. Он ушел поиграть с Того и Комби. Я сказала ему не отходить далеко от Узури, но он не послушался, — Иша впилась когтями в землю. — Я не должна была отпускать его!
Узури рысцой вбежала в пещеру, следом ее львята которые тут же прижались к ее но-ге.
— Иша, я не могу его найти. Не знаю, куда он убежал, но теперь знаю, почему, — Узури повернулась и осуждающе посмотрела на своих львят — те виновато отпрянули. — Похоже, Того и Комби играли немного… грубовато. — Она ободряюще похлопала Ишу. — Не беспокойся, может, он просто спрятался где-нибудь, обидевшись.
— Не думаю. Он всегда приходит, когда я зову его, в каком бы настроении он ни был. Он такой хороший львенок… — громко всхлипнув, она уткнулась Узури в плечо, и шерсть заглушила ее рыдания. Симба обеспокоено посмотрел на Налу.
— О боже. Я пойду к Рафики, может, он поможет. Возможно, он знает, где его искать. А ты пока организуй поиски.
Она кивнула и вывела львиц из пещеры. Симба рысцой сбежал вниз по склону Скалы. Перейдя на бег, он помчался к ближайшей акации; из-под его лап вылетали хлопья пепла, которые снова плавно оседали на обгоревшую землю позади него. Подбегая к дереву, он закричал:
— Рафики!
Добежав до ствола, Симба вгляделся в голые ветки и увидел сонно моргающего манд-рила.
— Рафики? Ты не спишь?
— Определенно не сплю. И я проснулся не от твоего рева, мой друг. Я всю ночь глаз не сомкнул, — он окинул недовольным взглядом ветки. — Одни колючки. Не понимаю, как цивилизованный мандрил может жить в таком месте. — Опустив взгляд на Симбу, Рафики нахмурился. — Так от чего же весь этот переполох?
— Хабусу потерялся. Ты можешь чем-нибудь помочь? Мы должны найти его раньше, чем кто-нибудь другой.
Рафики содрогнулся от одной этой мысли. Гиеновые собаки проходили через эти зем-ли время от времени.
— Айхею упаси. Я попытаюсь, — взяв свой посох, он осторожно слез с дерева. — Ве-ди меня, мой друг. Я побегу так быстро, как смогу.
Симба задумался на доли секунды, затем пригнулся к земле.
— Подожди-ка, я тебя повезу. Так будет гораздо быстрее.
— Я не хочу унизить этим твое достоинство, — сказал Рафики с видимым сомнени-ем.
Симба удивленно фыркнул.
— Непохоже было, что ты беспокоился о моем достоинстве в ту ночь, когда огрел ме-ня по голове, старый друг.
В замешательстве мандрил зашаркал ногами.
— То было другое, — окинув взглядом расстояние, отделявшее его от Скалы Прайда, он покорно вздохнул. — Нагнись.
Он нерешительно подошел ко льву и с неохотой забрался на широкие плечи Симбы. Когда король поднялся, Рафики стиснул в кулаке клок гривы.
— Ай! — вскрикнул Симба. — Полегче.
Рафики слегка ослабил захват. Он почувствовал, как мышцы под ним пришли в дви-жение, когда лев бросился в галоп. Мандрил смотрел по сторонам, затаив дыхание, и ветер свистел в его ушах. Так быстро он еще никогда не передвигался, и не в силах сдержать себя он закричал во весь голос.
— Я знал, что тебе понравится, — сказал Симба.
Рафики нервно засмеялся.
— Понравится? Да я напуган до смерти!
Кимоки, инкоси зэйбра’ха, резко встряхнул головой, пытаясь отогнать назойливых мух.
Но затем он увидел то, что заставило его позабыть о мухах. Прямиком на него стрем-глав мчался Симба, а верхом на нем сидел орущий во все горло мандрил.
— О, Господи!
Кимоки успел отскочить в сторону в последний момент. Он направился к своей суп-руге, которая, ни о чем не подозревая, каталась в пыли.
— Слушай, Уинифред. Я только что видел самую поразительную вещь на свете! Этот Рафики ехал верхом на Симбе!
— Что?
— Говорю тебе, Уинни, дорогая, подгнило что-то в этом королевстве. Подгнило, тебе говорю, и я не удивлюсь следующей выходке, которую выкинет эта старая обезьяна. Знаешь, он не такой, как мы.
— О Кимоки, ты случайно трокберри не объелся, а?
— Трокберри? Не говори глупостей. Послушай, это чепуха. Кроме того, еще слишком рано. Уинни, здесь что-то не так. Думаю, эта обезьяна захватит власть.
— Он?
— А почему бы и нет? Знаешь, он увлекается варварским искусством. Думаю, это еще не конец, и, ей-богу, я собираюсь быть в курсе событий. Я бы не хотел, чтобы мы оказа-лись в числе проигравших.
Не подозревая о суматохе позади себя, Рафики посмотрел вниз и увидел, как проно-сящаяся внизу земля сливается в однородное зелено-коричневое месиво. Внезапно почувст-вовав тошноту, он закрыл глаза, ощущая телом мощные мышцы, перекатывающиеся под ним с постоянным ритмом. Внезапно их темп изменился, Рафики открыл глазаи увидел быстро приближающуюся неглубокую расщелину. Симба напряг мышцы и прыгнул. Рафики с ужасом наблюдал, как мир медленно вращался перед ним, небо и земля менялись местами; он едва не перелетел через голову Симбы, оказавшись нос к носу со львом; в руке он по-прежнему прочно удерживал клочья гривы.
Симба резко дернулся.
— Рафики, ты чего творишь?! Я ничего не вижу!
Мандрил увидел янтарные глаза в нескольких дюймах и застонал. «Мамочка была права, — подумал он, — мне надо было остаться дома с братьями, а не становиться шама-ном».
Симба грациозно откинул голову, перекинув через нее мандрила обратно к себе на спину. Несмотря на протесты Симбы, Рафики еще крепче сжал кулаки, цепляясь за дорогую ему жизнь. Он забормотал благодарственную молитву, когда, наконец, увидел приближаю-щееся подножие Скалы Прайда. Не замедляя бега, Симбы рысью взбежал вверх по склону на выступ, где, наконец, остановился и позволил своему пассажиру сойти.
Рафики сполз с его спины и неуверенно прошелся вперед на ставших ватными ногах.
— Спасибо, Симба. Это большая честь для меня.
Симба пожал плечами.
— Может, когда-нибудь повторим, — он заглянул в пещеру. — Иша?
Львица с надеждой выбежала из пещеры, но ее лицо помрачнело, когда она увидела, что львенка нет.
— Иша, бедняжка, — сказал Рафики, обнимая ее за шею. — Не терзай себя. Мы най-дем твоего львенка.
Рафики взял посох и чашу для гадания, затем сел на землю, скрестив ноги. Сосуд из тыквы, висящей на посохе, был полон воды; вынув пробку, он вылил содержимое в чашу.
— Иша, у тебя есть что-нибудь, чего он мог касаться или с чем мог играть в послед-ние дни? Старая кость, например?
— Нет, он не слишком-то играет с игрушками, больше всего ему нравится играть в охоту и бороться.
Рафики нахмурился.
— Хм-м. Тогда будет сложнее. Не думаю, что смогу его найти, если у меня ничего не будет.
— Сухая трава подойдет? — спросила Иша. — Я сделала ему постель из нее.
Он задумался, поглаживая свисавшую с его подбородка белую бороду.
— Да, да. Подойдет.
Иша принесла полный рот травы, но он взял лишь несколько травинок. Она пристально наблюдала за тем, как он бросил травинки в воду, где они начали плавать маленьким кругом. Иша и Симба с интересом смотрели через его плечо, пока Рафики молился, прося у богов наставления и защиты. Наклонившись над чашей, Рафики осторожно коснулся пальцем поверхности воды, и стал внимательно изучать образовавшиеся круги, когда те, отразившись от травы, снова отразились от стенок чаши. Внезапно он склонился над чашей, глубоко вдохнув.
— Круг Макпела. Он жив.
Симба с облегчением вздохнул, а Иша опустилась на землю.
— Слава Айхею, — прошептала она. — Где он?
Рафики почесал затылок.
— Не знаю. Символы очень туманны и неотчетливы. Все мои знания говорят, что он жив, но в то же время… я вижу еще и череп. Очень странно.
Глаза Иши наполнились ужаса.
— О нет.
— Хабусу пока жив, говорю тебе. Остальное мне неизвестно, — он задумчиво по-смотрел на чашу. — Попробую еще раз.
Рафики наклонился над чашей и осторожно пустил на ней круги. Он склонился так низко, что его покрытое морщинами лицо оказалось всего в нескольких дюймах от поверх-ности воды.
— Интересно…
— Эй, Ваше Величество! — раздался визгливый голос.
От испуга Рафики вскочил на ноги, опрокинув чашу со всем ее содержимым. Симба посмотрел вниз и увидел Шензи, стоящую у подножия Скалы Прайда.
— Я обращаюсь к вам с очень скромной просьбой предоставить мне аудиенцию.
Симба подошел к краю выступа.
— Сейчас я занят. Пусть ро’мок придет позже. Я побеседую с ним.
Симба повернулся к ней спиной, намереваясь присоединится к остальным, но Шензи окрикнула его снова:
— Ах, вы такой благородный и заботливый король, а бросаете одного из ваших.
Он резко повернул голову.
— Что?!
— Наш новый ро’мок разглагольствует о сотрудничестве и взаимопонимании, — презрительно усмехнулась она, — и в то же время, когда мы предлагаем свои услуги, вы их презрительно отвергаете!
Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Ты о чем? — спросил он. — Какие услуги?
— Да помощь в отыскании пропавшего львенка.
Симба не верил своим ушам, у него отвисла челюсть. Нала метнулась в ее сторону, в ее глазах пылала ярость.
— Кто тебе сказал?! Откуда ты знаешь?!
Шензи захихикала.
— О, я держу ухо у земли, дорогая. Слухи распространяются быстро, когда король обеспокоен.
— Чересчур быстро, — отрезала Нала.
— Я пришла сюда не для того, чтобы меня оскорбляли, Ваше Величество. — Шензи злобно посмотрела на Налу. — Мы предложили нашу помощь, а вы отвечаете едва прикры-тыми обвинениями, — она издала полный горечи вздох. — Я только надеюсь, малыш не бу-дет долго мучиться, когда гиеновые собаки найдут его. Они воистину обожают разрывать свою жертву на куски живьем.
— Хватит, — возмущенно сказал Симба. — Ладно, Шензи. В духе сотрудничества мы с благодарностью примем любую предложенную тобой помощь.
— Конечно же, в духе сотрудничества, — сказала она, насупив брови. — Я даже по-думать боюсь, что могло бы случиться с несчастным, если бы мы не ладили друг с другом, не правда ли?
Симба стоял, молча обдумывая ее слова. Только подумать, жизнь их львенка зависела от доброжелательности этого существа, стоящего внизу… Симба зажмурился, и по его спине медленно пробежал холодок. Затем он посмотрел ей прямо в глаза.
— Да, — медленно произнес он, — это было бы большой трагедией… для нас обоих
Шензи до омерзения самодовольно встретила его неприкрытую угрозу. Жизнь львен-ка висела на волоске, и, в отличие от Симбы, ей было нечего терять.
Глава 46. Вдали от дома
Лосара лежала, опустив голову на лапы, и наблюдала, как Хабусу с Бэйшаком играли в догонялки, носясь взад и вперед среди костей и камней кладбища. Похоже, они оба были наделены неиссякаемым запасом энергии, и Лосаре уже приходилось портить им удовольст-вие от веселой игры, смысл которой заключался в выяснении того, кто сможет дольше про-держаться зубами на ее хвосте.
Она не смогла удержаться от смеха, уклонившись от Бэйшака, когда тот стремглав пронесся мимо нее, вопя что есть мочи:
— Ня-ня-ня, не поймаешь!
Хабусу мчался за ним попятам, но внезапно замер в неуверенности, когда щенок исчез во мраке огромного жуткого черепа. С опаской вглядевшись внутрь и ничего не увидев, он задумался на мгновение, а затем запрыгнул на череп.
Из побелевшего слоновьего черепа раздалось хихиканье, когда Хабусу, хитро улыба-ясь, начал карабкаться по нему снаружи. Он медленно косолапо прошелся вдоль отбитого бивня, слегка выпустив когти, чтобы сохранить равновесие. Плотно прижавшись к черепу, он приложил к нему ухо.
— Выходи, выходи, ну где же ты!
Из черепа снова донеслось хихиканье.
— Не выйдет! Зайди и поймай меня сам!
«Попался» — улыбнувшись, подумал Хабусу. Он посмотрел вверх, оценивая рас-стояние. Затем сжался и прыгнул, быстро выпуская когти, чтобы зацепиться за край глазни-цы. С огромным усилием он взобрался наверх. Хабусу согнул передние ноги, готовясь прыгнуть внутрь, когда прямо перед ним возникло расплывшееся в белозубой улыбке лицо Бэйшака.
— Бу!
От неожиданности Хабусу потерял равновесие и скатился по черепу, приземлившись на куче обломков костей.
— Ой!
Бэйшак прекратил смеяться и обеспокоено выглянул из глазницы.
— Эй, Хабу, ты в порядке?
Львенок сидел и, наклонив голову, осматривал кровоточащую царапину на лапе.
— Ну да, все нормально.
Из-за черепа появилась Лосара, на ее лице было написано раздражение.
— Ну и чем вы тут занимаетесь? — она заметила, что Хабусу трясет пораненной ла-пой, и подбежала к нему. — Что случилось?
— Я поскользнулся и упал, вот и все. Это всего лишь царапина, видите? — он гордо показал ей пораненную лапу. — Не больно.
Нахмурившись, она строго посмотрела на него.
— Впредь будь осторожнее.
— Да, мэм.
Хабусу беззвучно вздохнул от облегчения, когда Лосара вернулась на свое место. Он ужасно боялся, что она отправит его домой. Домой…
На его лице появилась гримаса, когда он вспомнил о маме. Он ведь опять убежал, не сказав ей ничего о том, куда пошел. Попа помнила боль еще с того раза. Услышав шорох позади себя, он обернулся и увидел Бэйшака, появившегося из пасти черепа.
Щенок смущенно поднял на него глаза.
— Извини, я не хотел тебя так пугать.
— Ты не напугал меня! — возмутился Хабусу. — Я просто, э-э, потерял равновесие.
Бэйшак засмеялся над ним.
— С такими лапами, как у тебя, удивляться нечему!
— Да, вот как? Ну, твои лапы тоже не самые красивые в мире, — внезапно он раскрыв глаза уставился на мохнатые лапы Бэйшака.
Щенок посмотрел вниз.
— Что? В чем дело?
Хабусу в ужасе смотрел на отбрасываемую щенком тень. Был почти полдень.
— О нет, мама меня просто убьет, — застонал он. — Мне пора домой.
Бэйшак помрачнел.
— Правда?
— Да. Увидимся в другой раз, хорошо?
Хабусу повернулся, чтобы уйти, но неожиданно уперся в сильную лапу большого самца гиены, преградившего ему путь.
— И куда это ты собрался?
Скалк угрюмо посмотрел на стоящий перед ним надоедливый комок шерсти. За ним, злобно улыбаясь, появилась Шензи.
Хабусу сжался от страха.
— А… я просто иду домой, сэр. Моя мама страшно рассердится, если я не вернусь домой как можно быстрее.
Он попытался обойти Скалка вокруг, но был отброшен сильным ударом лапы. За-скользив, он столкнулся с Бэйшаком, и они оба кубарем покатились по грязи. Закрыв лицо лапой, Хабусу заплакал.
— Заткнись! Как мне надоело слушать твой скулеж, — Скалк, оскалившись, зло по-смотрел на него, затем повернулся к К’телу. — Будешь охранять этот маленький комок шер-сти. Не упускай его из виду. Если он попытается убежать, останови его, но не убивай… пока. Если Шензи права, он может быть нам полезен.
Охранник энергично закивал.
— Да уж, Шензи неплохо соображает, а, Скалк? — он исступленно захихикал. — Го-тов спорить, она рассказала тебе все свои секреты, ведь так?
Скалк только молча стоял и смотрел К’телу в лицо, пока его смех не сошел на нет, и не образовалась нервная тишина.
— Я пришлю тебе еще несколько помощников. А пока не спускай с него глаз, — он приблизился к К’телу настолько, что оказался почти нос к носу с ним. — За все, что с ним случится, будешь отвечать лично. Понятно?
К’тел сглотнул так, что это было слышно.
— Д-да сэр.
Кивнув, он посмотрел на Хабусу и Бэйшака, орущих что есть силы в легких.
— Лосара, — прорычал он, — сделай доброе дело, заставь этих двух недоносков за-ткнуться! — Скалк посмотрел на Шензи. — Все идет по плану.
Шензи: Он думает, что правит кланом,
Но он не справится и с порученьем.
Он львиный прихвостень, и все тут,
Ему уж не поможет обученье.
Скалк: Тебя прекрасно понимаю —
Доверчив слишком, чтобы нас возглавить;
На вожака он не похож ни капли,
Скулить он должен, а не нами править.
Вместе: Нет власти у него, и никогда не будет,
Он навсегда останется марионеткой львов;
Возвысили львы слишком этого придурка,
Не нужно клану нашему в правители шутов!
К’тел: Что такое марионетка?
Скалк: Это тот, у кого вместо мозгов дерево.
К’тел: Это измена!
Скалк: Понятное дело!
Шензи: Наш план достоин восхищенья,
Я посмеюсь в лицо вождю-пустышке!
И силу нашу он познает,
И власть, что неподвластна коротышке!
Скалк: Хочу в лицо ему взглянуть я,
Когда придет конец его фиктивной власти.
Поспорим, вылупит глаза он,
И жалобный стон вырвется из пасти!
Все втроем: Нет власти у него, и никогда не будет,
Он навсегда останется марионеткой львов;
Возвысили львы слишком этого придурка,
Не нужно клану нашему в правители шутов!
Развернувшись на месте, Шензи со Скалком гордо удалились.
Лосара, недобро сверкнув глазами им вслед, направилась к детям.
— Тс-с, — прошептала она, прижимая их к себе лапой. Хабусу уткнулся лицом в ее грудь и продолжал плакать охрипшим голосом.
— Я х-хочу к маме!
— Я знаю, дорогой. Тс-с, все будет в порядке, — она смахнула языком его слезы. — Ты просто проведешь ночь с тетей Лосарой, вот и все.
Бэйшак поднял на нее глаза и шмыгнул.
— Мам, Скалк ведь не обидит Хабусу?
Лосара нежно поцеловала его в лоб.
— Нет, Бэйшак. Он не обидит твоего друга, — она подняла голову, со злостью по-смотрев вслед ушедшей гиене, и ее челюсти с силой сжались. — Пока я жива.
Глава 47. Этот призрачный запах
Сарафина остановилась, чтобы перевести дыхание; усталые львицы позади нее благо-дарно опустились на землю. Они искали Хабусу уже много часов подряд, солнце стояло вы-соко, и неистово обжигало своими лучами их перегретые тела, высасывая последние силы.
— Фини, — раздался слабый голос. Сарафина оглянулась.
— Да?
Йоланда некоторое время молчала, тяжело дыша.
— Сарафина, не думаю, что мы найдем его здесь. Мы слишком близко к ним, — она показала направо. В той стороне лежало слоновое кладбище, мерцающее от горячих восхо-дящих потоков.
— В любом случае, не думаю, что малыш мог забрести туда. Кроме того, гиены могут обыскать территорию куда лучше нас. Они хорошо ее знают.
— Я не собираюсь звать их искать Хабу, не важно, что наобещала эта сладкоречивая скотина. Если даже они найдут Хабусу, то каковы шансы, что они его вернут? — она фырк-нула, усмехнувшись. — Нет уж, мы будем сами решать, доверять ли нам гиенам.
Йоланда устало кивнула.
— Ты права, просто… — она замолчала и прорычала, не в силах что-либо сделать, хлестнув по земле хвостом. — Мы ищем уже несколько часов. Где он?!
Над их головами пролетел Зазу.
— Никаких новостей. Я спрашивал стервятников. Знаете, эти падальщики безжалост-но правдивы, и они сказали, что не… ну, они ничего не видели.
Адженти, простонав, встала со своего места.
— Мы не найдем его, пока будем протирать мех на задницах.
Сарафина кивнула, согласившись. Она поднялась и снова заняла место впереди ос-тальных. Построившись треугольником, они медленно прочесывали территорию, ос-матривая землю перед собой и поворачивая головы из стороны в сторону, пытаясь уловить запах.
Солнце медленно, но неумолимо клонилось к закату. Часы поиска тянулись мед-ленно, падающие тени удлинялись, скрывая от львиц маленькие ямы и трещины, что усложняло поиск. Они достигли окраины кладбища, когда на землю уже опускались су-мерки. Гиена-охранник, стоящий на карауле у границы, окрикнул их.
— Стой!!! Кто идет?!
— Львицы со Скалы Прайда, сэр, — Сарафина не желала так вежливо обращаться к этой грязной твари, стоящей перед ней, но сейчас она не осмелилась рисковать, оскорбляя их. — У вас есть какие-нибудь новости о пропавшем львенке?
Он ядовито улыбнулся.
— Нет, леди, боюсь, что нет. Но не беспокойтесь, если мы найдем его, вы узнаете об этом первыми.
Йоланда нахмурила брови из-за нехорошего предчувствия. Слишком уж вежлив был этот охранник. Выйдя вперед, она быстро ответила за Сарафину.
— Благодарю вас, сэр. Мы признательны за вашу помощь.
Легонько подтолкнув Сарафину плечом, она кивком поманила львиц в тень, где их не могли услышать.
— В чем дело? — Сарафина приподняла бровь.
— Эта гиена так и пышет любезностью. Я не верю ему. Осмотримся вокруг, ладно?
Она пошла вдоль границы кладбища. Сарафина держалась сбоку от нее, Адженти за ней.
— Хе, — Сарафина негромко усмехнулась. — А ведь именно ты хотела позвать их помочь…
Она остановилась так внезапно, что Адженти ткнулась в нее носом.
— Ой! — Адженти потерла лапой ушибленный нос. — Какого…
— Тс-с! — Сарафина нагнулась, принюхиваясь. Ее глаза сверкнули в слабом суме-речном свете, когда она подняла голову. — Я поймала его запах!
Йоланда резко обернулась.
— Что?
Не ответив, Сарафина рысцой побежала по направлению к кладбищу, почти касаясь носом земли. Адженти с Йоландой переглянулись и бросились догонять ее. Они бежали за Сарафиной до возвышенности и остановились только перед вереницей колючих кустов ака-ции.
Сарафина прижалась к земле. Проползя вперед, она легла на бок и, извиваясь, начала продираться сквозь колючки под одним из кустов. Остальные в изумлении наблюдали за ней. Около половины ее тела скрылось в густых зарослях, когда она замерла. Раздался ее приглушенный голос.
— Во имя Айхею, что за…
Адженти подползла к ней.
— Что там?
Сарафина ответила с яростью в голосе:
— Ну да, они оказали огромную помощь. Похоже, они ухитрились найти Хабусу, вот только забыли сказать об этом нам. Ниже по склону в пятнадцати шагах от меня слоновий череп. Он сидит перед ним.
В груди Йоланды зарокотало рычание.
— Так пойдем заберем его!
— Не получится. Его окружает группа гиен. Нам с ними не справиться. Их там столь-ко, будто они к войне готовятся.
У Йоланды раскрылись глаза от ярости.
— И все это для охраны одного львенка? Во имя Айхею, что происходит?
Извиваясь, Сарафина медленно выбралась из-под кустов. Поднявшись, она резко встряхнулась, очищая шкуру от земли.
— Не знаю, но нам лучше пойти сообщить обо всем Симбе.
Адженти замотала головой.
— Мы не можем его здесь оставить!
—Если нас поубивают, мы ему не поможем. Пошли. Я хочу вернуться к Скале до вы-сокой луны.
Глава 48. Требования
Прохладный ночной бриз шевелил шерсть львицы, сидящей на вершине Скалы Прай-да. Иша сидела безмолвно, смотря ничего не видящими глазами на расстилавшуюся перед ней великолепную панораму, полностью погруженная в свои мысли.
Почувствовав прикосновение к плечу, она обернулась и увидела севшую рядом Кей-ко.
— Есть новости?
Кейко покачала головой.
— Мне жаль, Иша. Никто не обнаружил ни следов, ни запаха.
Иша кивнула и продолжила вглядываться в темную поверхность земли, простираю-щуюся вдаль под ними. Ее сердце охватили невоплотимые желания. Хабу пора было принять ванну. Она жаждала обнять его, чувствовать тепло его тела. Ее мучили мысли, что он может быть напуган, ему может быть одиноко, он может быть ранен или голоден. Ему может быть холодно. Может он зовет ее. А может, молит врага о пощаде. Может быть, он уже мертв, или еще хуже — умирает в страшных мучениях. Ее челюсть слегка задрожала, и слеза, блеснув как искра, покатилась по щеке, смочив шерсть. За первой слезой последовала еще одна, она упала и разбилась о холодный камень у ее лап.
— О господи, Кейко, он не может умереть, он просто не может. Он — последний львенок, который у меня остался. Я не могу потерять его!
— Иша, нам надо поговорить.
— Не знаю, смогу ли я сейчас.
— Иша, ради Бога, я должна знать. Ты занималась этим с моим сыном, не так ли? Ведь это его сын.
— Да, и еще раз да, — отрезала Иша.
— Он был всего лишь львенком. Ты воспользовалась им.
— Он умолял меня, — сказала Иша и, обернувшись, посмотрела ей прямо в глаза. — Умолял меня, Кейко. Он весь пылал.
— Как ты можешь такое говорить?
— Он всегда хотел меня. Така отправил его на голодную смерть. Баба тоже понимал это, — по ее щеке побежала слеза. — Бедный маленький Баба. Он не хотел умирать, но един-ственное, о чем он сожалел, было то, что он не был наедине со мной. Он хотел меня так, как ни один лев не хотел, и я дала ему то, чего он желал.
— Из жалости?
— Жалости? Нет, не только из жалости, — она протянула лапу и погладила щеку Кейко. — Я люблю его. Я думала, что поддамся из жалости, и все началось именно так. Но твой сын был львом, не львенком. Когда мы занимались любовью… — ее глаза наполнились слезами. — Те слова, что он говорил мне. Как я хочу услышать их снова. Я бы все отдала, лишь бы он вернулся ко мне, — она вздохнула. — Его сын пропал. Твой внук. Ты отвергла его. Он даже не знает, кто ты. Может быть, уже слишком поздно, чтобы сказать Хабу, что ты его любишь.
— Знаю, и я печалюсь о нем и о тебе. Но — о боги! — разве надо было превращать это в грязную историю?
— Он мой муж, — твердо сказала Иша. — Я оставалась верной ему. И буду верной до самой моей смерти.
— Почему ты мне не сказала?
— А ты меня спрашивала?
Кейко глубоко вздохнула.
— Он хоть понимал, что делал?
— Я родила троих львят, ты знаешь.
— Я не это имела в виду.
— Спрашиваешь, действительно ли он любит меня? Да. Люблю ли я его? Да. Хотим ли мы опять этим заняться? Да, боги мне свидетели. Я хочу провести жизнь, делая его счаст-ливым, леча его раны, ловя для него добычу, растя его львят. О боги, чего бы я ни отдала, чтобы он был сейчас здесь. Мой муж изгнан, двое львят погибли, третий пропал, а теперь и львица, которую я считала лучшей подругой, повернулась против меня.
— Нет, Иша. Это не так, — она наклонилась к Ише и, мурлыкая, уткнулась в нее. — Ты для меня как самая дорогая сестра. Просто мне сложно думать о тебе, как о дочери, — она снова уткнулась в нее. — Я постараюсь. Обещаю. Мне нужно только немного времени.
Симба торопливо поднялся к месту, где сидели Иша и Кейко.
— Я только что заметил, что группа Сарафины возвращается. Они единственные, кто еще не доложил. Может быть, у них есть хорошие новости.
Все трое в нетерпении ждали, пока Сарафина и ее группа поднимутся на выступ. Преодолев подъем, изнуренная Сарафина подошла к ним. Она преклонилась перед Симбой, ее мышцы дрожали от усталости.
— Инкоси ака Инкоси, — выдохнула она. — Я касаюсь твоей гривы.
— Я чувствую это, — ответил он. — Фини, отдохни минутку. Отчет может и подож-дать.
Она быстро замотала головой.
— Нет времени, Ваше Величество. Мы нашли Хабу. — Сарафина стояла, тяжело ды-ша, остальные изумленно смотрели на нее.
— Где он? — произнесла, наконец, Иша. — Она обвела взглядом группу. — О госпо-ди, скажи мне, что он жив.
Нала посмотрела на несчастное выражение лица своей матери, и ее бросило в дрожь. «Нет, — подумала она, — пожалуйста, нет».
Наконец, Сарафина заговорила:
— Он жив. — Иша начала было улыбаться, но помрачнела, когда Сарафина продол-жила: — Да простит меня Айхею за мои слова, но, может, лучше бы он был мертв. Он у гиен.
Иша широко раскрыла глаза от ужаса, Симба шагнул вперед.
— Что?!
Он посмотрел на Йоланду, затем на Адженти. Те медленно кивнули.
— Мы искали около кладбища, и я поймала его слабый запах, который привел нас прямо к зарослям колючих акаций с краю от…
— Я знаю это место, — кивнул он. — Как вы пробрались внутрь?
— Ну, я пролезла под ними настолько, что могла видеть происходящее на кладбище. Я ясно видела его, Ваше Величество.
— Что еще ты видела?
Сарафина закрыла глаза, задумавшись.
— Его кольцом окружала большая группа гиен, вроде как охраняя его, или…
— …или следя, чтобы он не сбежал, — гневно прорычала Нала. — Я знала, что эта лживая собака выкинет что-нибудь подобное. Что Шензи, что Ухуру — никакой разницы.
Она посмотрела на Симбу, ожидая, что тот кивнет в знак согласия. Но Симба сидел и молча смотрел в землю. Медленно поднявшись, он подошел к концу выступа и поднял голо-ву, чтобы взглянуть на звезды, ярко сиявшие в вышине. Внезапно его лицо поникло, усы повисли и подбородок задрожал. — Я думал, что могу доверять ему. Он сказал Рафики, что верит в нашего Бога. Почему Айхею не покарает его?!
Горе Симбы было глубоко и ужасно. С минуту он сидел молча, и смотрел на звезды, затем вздохнул.
— Ухуру рисковал жизнью, чтобы помочь мне. Да поможет мне Бог, я позволю ему доказать свою невиновность. Если же он не сможет это сделать, то да поможет Бог ему! — Симба подошел к Ише и потерся об нее мордой. — Пора показать нашим друзьям гиенам, кто здесь главный, — сказал он, переходя на рык.
Он снова посмотрел в небо, глубоко вдохнул и зарычал. Рык был такой громкий, что каждый на земле, в небесах над ней и в пещерах под ней мог понять, что лев разъярен. Прайд подхватил его и нарастающий рык достиг неземной силы, способной внушить страх даже камню.
— Пошли, Иша. Заберем твоего сына.
Пока они собирались уходить, Симба смотрел на звездное небо и мысленно читал мо-литву Айхею, прося Его хранить их в предстоящей битве.
Тем временем молодая гиена вдалеке тоже смотрела на небо и молилась, но по менее благородному поводу.
— Ро’каш, пожалуйста, пусть утро наступит быстрее! Ненавижу караульную службу!
Гриз’ник, ворча, ходил взад и вперед, стараясь не заснуть. Похоже, он всю жизнь бу-дет стоять в ночном карауле. Мало того, что его заставляли стоять на страже, но ночной ка-раул? Скалк специально оставил это удовольствие для него, решил Гриз’ник.
С тех пор как этот гиен добился расположения Шензи, он ведет себя так, будто ему до всего есть дело.
— Дайте мне пять минут, и я покажу ему, кто здесь главный, — Гриз’ник остановил-ся и замолчал. Его пасть раскрылась в таком зевке, что даже кости затрещали. Осторожно оглядевшись, нет ли кого-нибудь рядом, он подошел к выступающей каменной колонне и прилег.
«Отдохну одну минутку, — подумал он. — Хороший охранник не может быть бди-тельным, если не отдохнет, как следует. Да он нарушит свой долг, если будет находиться на посту в полусонном состоянии».
Гриз’ник резко открыл глаза. Заморгав, он встал и отряхнувшись огляделся вокруг. У него екнуло сердце, когда сквозь нежно укутавший его утренний туман он увидел слабое зарево на востоке. Не увидев никого, он облегчённо вздохнул; похоже, его сон прошел незамеченным. Повернувшись, он пошел было ко входу на кладбище, собираясь потребовать смену, но услышал позади себя легкий шорох.
Резко обернувшись, он вгляделся в окутавший все туман. Навострив уши, он пытался услышать хоть что-то. Шерсть у него на шее встала дыбом, когда он услышал подозритель-ный хруст. Его глаза безумно забегали, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, но сквозь серова-тую пелену тумана виднелись лишь слабые очертания скал. Гриз’ник с опаской шагнул впе-ред, пытаясь выяснить, что происходит, когда услышал громкий треск где-то справа от себя.
Прижав от страха уши, он замер в ожидании появления чего-нибудь, но опять воцарилась полная тишина. Казалось, время остановилось, он застыл на месте, желая побыстрее увидеть свою смену, но опасался повернуться спиной к угрожающей пустоте. Солнце вставало все выше, и туман начал рассеиваться, теплые лучи начали иссушать сырой воздух. Облегченно вздохнув, он хмыкнул.
«Хорошо, что Скалк меня не видел, — сдавленно засмеялся Гриз’ник. — Трясусь, как щенок, испугавшийся темноты». Снова раздался звук, и он нервно огляделся по сторонам.
Пара сверкающих глаз выплывала прямо на него из тумана, в утреннем свете их зрач-ки горели адским пламенем. За ними появилась еще пара, затем еще… он запричитал, осоз-нав, что окружен ими, и, заморгав, разобрал нечеткие силуэты львов; слишком много, чтобы считать, их приземистые тела неслышно перемещались по влажной от росы траве.
Ближайший к нему силуэт превратился в львицу, она оскалилась и прорычала:
— Привет, дружок.
Львица поджала задние лапы, приготовившись к прыжку.
— П-п-привет, — проговорил он, запинаясь. — Охотитесь так поздно? Знаете, я как-то слышал, что гиены не входят в ваш рацион. Знаете, это хорошо. Никогда не знаешь, что мы ели. Отвратительные вещи, по правде говоря. Знаете, иногда целыми днями одну мертвечину. Иногда, знаете, от жары трупы становятся тухлыми, но падальщикам выбирать не приходится, — он смотрел в глаза, кровожадно впившиеся в него. — О господи, я умру! — Гриз’ник внезапно обрел голос: — Помогите!!! — завопил он, разгребая лапами землю в попытке убежать. Огромный вес пригвоздил его к земле, выдавливая из его легких воздух. Он почувствовал, как когти больно вонзились в плечи и спину, когда он попытался вдохнуть. Кто-то заговорил ему на ухо:
— Заткнись и не шевелись, а не то пойдешь на корм стервятникам, — разъяренно прошептала Узури. Повернув голову, она кивнула Симбе. — Сэр, я держу его. Пусть осталь-ные заходят.
Симба кивнул в ответ и дал сигнал низким рычанием, хорошо слышимым сквозь ту-ман. Львицы вереницей двинулись за ним, жаждя вступить в бой с противником. Целый хор из рычания и визга донесся сквозь тонкий туман, когда они взяли верх над гиенами у самой границы кладбища. Внезапно раздался зловещий вой: кто-то поднял тревогу
Потеряв внезапность, Симба испустил оглушительный рев, ужаснувший Гриз’ника до костей. Гиена сжалась, когда король склонился над ним со сдвинутыми от гнева бровями.
— Где львенок Хабусу? — прорычал Симба. — Скажешь, и тебя пощадят.
Гриз’ник глупо уставился на него.
— Ваше Величество, — пробормотал он. — Все, что они мне сказали, — стоять на страже. Зачем, они не сказали. Пожалуйста, отпустите меня. Если они обнаружат, что я не справился, они убьют меня. Я просто хочу убежать. Дайте мне шанс, пожалуйста.
— Отпусти его, — сказал Симба.
Повернувшись, он пошел на кладбище. Пока Симба шел среди костей, туман успел рассеяться, и солнце начало давать знать о себе, но пары все еще скрывали тени. В пределах видимости появилась нечеткая форма, когда Ухуру, зевая, появился из своей пещеры.
— Ваше Величество! — удивленно сказал он. — Какая честь, — инкоси поднял голо-ву, с удивлением глядя на зловещее выражение лица Симбы. — Боюсь, у меня нет новостей о пропавшем львенке.
Зарычав, Симба оскалил зубы и одним прыжком оказался с ним нос к носу.
— Во имя Бога, что ты сделал с нашим львенком? Думал, мы ничего не узнаем?!
Ухуру задрожал от страха, увидев огромные клыки в нескольких дюймах от своего лица.
— В-в-ваше Величество? Я не понимаю…
К ним подбежала Иша.
— Лжец! Где мой ребенок? Что ты с ним сделал?! — она яростно осматривала терри-торию. — Хабу? Хабу, это мама! О боги, ответь мне! — ее голос отражался эхом, передраз-нивая ее. Она снова повернулась к Ухуру, прижав уши от гнева. — Что ты с ним сделал?
Над ними на выступе скалы сидела Шензи, ее бока сотрясались от едва сдерживаемо-го смеха. «Ну надо же! — думала она. — Это даже слишком хорошо, чтобы быть правдой! Ухуру выглядит, как отшлепанный щенок!» Шензи прикусила губу, чтобы ненароком не рассмеяться. Через пару минут, немного придя в себя, она опять вернулась к созерцанию происходящего внизу.
Ухуру вжался в нишу, куда его загнали Симба и Иша.
— Ваше Величество, пожалуйста! Я не понимаю! Я ни в чем не виноват! Я уже одна-жды помог вам, рисковал ради вас своей жизнью!
Симба начал было говорить, но Иша прервала его.
— Ты, похоже, не понял, — прошипела она. — Сейчас я тебе все объясню. Если моего сына не приведут ко мне немедленно, я разорву тебя и оставлю на съедение шакалам.
Ухуру оскалился и зарычал.
— Что ж, прекрасно. Разорви меня. Айхею отплатит за мою невинную кровь.
Иша замахнулась лапой, но голос остановил ее.
— Погоди, погоди, моя дорогая; леди не подобает так себя вести, — Рафики мягко по-стучал посохом по ее выпущенным когтям. — Убери-ка их, пока не поранила кого-нибудь.
— А я это и собираюсь сделать, — огрызнулась она. — Рафики, разве ты не видишь, он ведь даже не признает своей вины.
Рафики приподнял бровь.
— Тогда, возможно, он невиновен, — мандрил повернулся к Ухуру. — Спокойно, мой друг. Истина будет установлена.
— Простите, Ваше Величество, — сказал Ухуру, — но, если бы ребенок был здесь, я бы, по крайней мере, показал его. Тогда бы у меня было, чем угрожать; я не могу причинить вред тому, кого у меня нет.
Сарафина вышла вперед.
— Да неужели? — возмутилась она. — Тогда что это был за львенок на северной ок-раине кладбища этой ночью? Не надо отрицать, я видела его своими собственными глазами в окружении, по крайней мере, дюжины охранников.
Ухуру был ошеломлен.
— О боги! — он замолк на мгновение, сморщив лоб в раздумье. Внезапно у него под-косились ноги, и он сел, уставив глаза в землю. — Ваше Величество, я не был готов стать Ро’мок. Вы выбрали меня из благодарности, но это не сделало меня великим лидером, — подняв глаза, он посмотрел на выступ, где в тени сидела Шензи. — Я знаю, как это могло случиться. Но если хоть что-нибудь случится с ребенком Иши, я целиком отвечаю за него. Я предлагаю свою жизнь взамен.
— Хотелось бы тебе верить, — сказал Симба. — Очень хотелось бы.
— Что есть у вас такого, что хочу я? Зачем мне похищать одного из ваших львят? Я уже ро’мок. Я могу предположить, что это завистливые соперникихотят вырыть мне яму, — он пронзил взглядом Шензи. — Клянусь богом, я помогу вам разорвать их, когда поймаю.
Симба потерся об Ухуру мордой.
— Прости меня, — затем он злобно посмотрел на Шензи. — Это твоих лап дело?
— И что, если моих, лева? Ну что ты сделаешь? — сказала она с полным презрением. — Тронь меня и твой сосунок будет сегодняшним ужином.
У Иши екнуло сердце, Симба в гневе вышел вперед.
— Чего ты хочешь?
Шензи рассмеялась.
— Тебе гну в каньоне голову копытом не зацепила? Я хочу, чтобы это жалкое подо-бие ро’мок заменили. Нам нужен кто-то более подходящий.
— Этот кто-то случайно не ты? — прорычал Симба.
Она раскрыла глаза в деланном удивлении.
— Дорогой, а я уж думала, ты никогда не спросишь. Я бы с радостью согласилась.
— Не сомневаюсь, — огрызнулся Симба и зарычал так громко, что лежащие на земле кости затряслись. — Никто не смеет диктовать мне, что делать, особенно ты. Ты помогла Шраму убить моего отца, и богом клянусь, или ты отдашь Хабусу, или я растерзаю тебя.
— Так она еще и помогала убить Муфасу? — Ухуру посмотрел Шензи прямо в лицо. — Покончим с этим здесь и сейчас. Я призываю богов стать свидетелями нашего Ши’кал. Я вызываю тебя на смертный бой.
Воцарилась гробовая тишина, и Шензи уставилась на Ухуру, открыв рот.
— Что? Ты не можешь этого сделать!
Вперед вышла Азуба.
— Но он сделал, — холодно произнесла она. — Прими вызов, или забудь о своих претензиях на титул ро’мок.
Шензи обвела взглядом остальных гиен. Вызов был сделан при свидетелях, и у нее осталось только два выхода.
— Прекрасно. Я принимаю вызов, — она плюнула под ноги Ухуру. — Дурак. Ты ли-шился бы титула. Теперь же ты лишишься жизни.
— Правда? — Ухуру пристально посмотрел на нее. — Еще посмотрим.
Глава 49. На смерть
Шензи начала медленно двигаться вокруг Ухуру, оценивая его как противника. Он не был так хорошо сложен, как Скалк, но славился своими быстротой и проворством. Одной из причин, по которым Така выбрал Ухуру охранять Рафики, была его способность быстро принимать решения в любой ситуации. Шензи столкнулась с противником, который не уступал ей в интеллекте, и это делало его вдвое опасней.
Ухуру сидел тихо, не спуская глаз с превосходящей его по размерам гиены. Он пы-тался не подавать виду, но в глубине души он ужасно боялся ее: в прошлом она уже показа-ла, на что способна. Силясь вспомнить о бое все, чему его научила мать, Ухуру держал голо-ву низко опущенной, стараясь сделать из себя как можно меньшую мишень.
Внезапно она бросилась к нему, раскрыв пасть, — рычание прорезало воздух. Он молниеносно ушел с линии атаки, и она упала на землю. Но прежде чем Ухуру успел отреа-гировать, она была уже на ногах и вне досягаемости.
— О-о-о, какие мы быстрые! — Шензи злобно посмотрела на него, тяжело дыша. — Ну и долго ты сможешь уворачиваться, прежде чем мои зубы вопьются тебе в гор… — рез-кий вопль прервал ее на полуслове — он ринулся вперед. Она повторила его маневр, отско-чив в сторону, и снова встала на ноги, готовая атаковать.
Ухуру ответил улыбкой.
— Ты увидишь, что я могу преподнести кучу сюрпризов.
Он опять напал, и его челюсти впились ей в плечо, вырвав кусок мяса и шерсти. Шензи заскрипела зубами от боли. Оттолкнувшись задними лапами, она навалилась на него и, используя превосходство в весе, повалила на землю. Ухуру извивался под ней как змея, уклоняясь от ее челюстей.Освободившись от захвата, он опять встал перед ней.
ТеперьУхуру начал кружить вокруг нее, в тусклом свете его лицо казалось зловещим. Шензи, пошатываясь, следила за ним, чувствуя, как кровь стекает по ее передней лапе; ее плечо пылало от боли.
Скалк про себя выругался, увидев ее лицо. Она стала жертвой чрезмерной уверенно-сти, что ее превосходство в весе испугает Ухуру; все было скорее наоборот, и сейчас она расплачивалась за свою ошибку. Страх на ее лице говорил, что поражение лишь вопрос вре-мени. Однако правила Ши’кала были жесткими, и Скалк не имел права вмешиваться. По-смотрев на львов, он увидел, что те полностью поглощены разворачивающимся перед ними боем. Взгляд Скалка упал на Ишу, и улыбка озарила его угловатую морду.
«Возможно, одно решение этой проблемы еще осталось», — подумал он. Осторожно оглядевшись вокруг и увидев, что всеобщее внимание приковано к поединку, он растворился в тени, и поспешил к слоновьему кладбищу так быстро, как только позволяли ему ноги.
Хотя его исчезновение никто не заметил, нельзя того же сказать о его приходе на кладбище. Бэйшак сполз с вершины черепа, где он сидел, и ринулся к Лосаре, которая сиде-ла на открытой площадке, служившей местом сбора клана.
— Мама, — закричал он, запыхавшись, — он идет!
Лосара кивнула с видимым отвращением.
— Как я и ожидала. Ты помнишь, что делать?
Он энергично закивал.
— Ага.
— Прекрасно, тогда пошли.
Щенок со всех ног рванул к дальнему краю кладбища. Лосара же неторопливо подбе-жала к входу, где и села в ожидании.
Из темноты медленно показался силуэт Скалка.
— Приветствую, Лосара.
Она поздоровалась кивком.
— Скалк? А где Шензи?
— Все идет не по плану. Я пришел, чтобы исправить ситуацию,— проскочив мимо нее, он направился к видневшемуся вдалеке черепу. — Наш великий и прославленный Ро’мок вызвал Шензи на Ши’кал, и она сразу начала проигрывать, — Скалк искоса посмот-рел на нее. — Я хочу дать львам небольшой стимул к решению нашей проблемы. Ухуру по-ручился за львенка своей жизнью. Вот мы и позволим ему сдержать обещание.
Она обогнала его, преградив ему путь.
— Что ты собираешься сделать?
— Брошу маленькую тушку прямо к ногам нашего славного Ро’мок. Затем сяду в сто-ронке и буду наблюдать за представлением, — он сузил глаза, когда Лосара опять прегради-ла ему путь. — Могу дать тебе хороший совет — уйди с дороги, милочка, — сказал он, об-нажив клыки.
— Идиот! Об этом можешь больше не беспокоиться, — она презрительно усмехну-лась ему в лицо. — То, что ты глупо выбрал охранников, уже привело к его гибели, — ее лицо поникло в печали. — О боги, разве ты не слышишь?
Он в недоумении уставился на нее, подняв одно ухо. До него донесся слабый вопль, раздавшийся с северной насыпи, где был заключен львенок. Он широко раскрыл глаза, осоз-нав, что произошло, и ошеломленно посмотрел на нее.
— Нет!!!
Слезы брызнули из ее глаз.
— Я пыталась остановить его, но он был слишком сильным, — внезапно Скалк от-толкнул ее и рванулся к видневшемуся вдалеке черепу. — Поднявшись, она тихо засмеялась. — Идиот, — отряхнувшись, она не спеша пошла за ним.
Гриз’ник стойко стоял у входа в череп, отчаянно пытаясь не замечать доносившиеся из него жуткие звуки.
— Всемогущая Ро’каш! — бормотал он, — ну почему такое всегда случается, когда я на дежурстве?
Он стиснул зубы, когда изнутри сырой полости черепа, куда был заключен львенок, вырвался пронзительный вопль. К’тел приказал ему и всем остальным охранникам оставать-ся снаружи, пока он будет «допрашивать» пленника. Судя по звукам, издаваемым львенком, Гриз’ник засомневался, что К’тел вел вежливую беседу. Сквозь череп за спиной он почувст-вовал глухой сильный удар, сопровождаемый треском кости. Изнутри донесся ужасающий крик. Охранники смотрели на череп широко раскрытыми глазами.
Гриз’ник вздрогнул и сочувственно покачал головой.
— О боги, должно быть, это больно.
Скалк несся как одержимый, вопли львенка наполняли его уши, придавая сил его и так напряженным мускулам. Прибежав к насыпи, он увидел окруживших череп охранников, лица которых отражали все эмоции от радости до отвращения. Внезапно крики внутри чере-па прекратились, и из дыры в нем появился К’тел, облизывающий от удовольствия губы.
Скалк примчавшись, немедленно встал к нему лицом к лицу.
— Ты что творишь?! — заорал он.
К’тел испуганно съежился и отступил назад.
— Успокойся, Скалк. Наш маленький гость стал слишком докучать, и я позаботился о нем, — он сильно нахмурился. — Надо сказать, львы все же слишком вредны для желудка. — Внезапно он рыгнул так, что зубы задрожали.
Скалк сунул голову в пасть черепа. Осмотревшись, он различил неясные следы крови на стенах. Опустив взгляд, он увидел маленький пучок золотистой шерсти, которая колыха-лась от его дыхания. Медленно выйдя, он свирепо посмотрел на своего товарища. Уголки его губ сжались в попытке подавить вопль.
— Ты вообще понимаешь, что ты наделал?
К’тел тупо посмотрел на него.
— А в чем дело? Только не говори, что тебе нравился этот маленький комок шерсти!
— Нет, тупица! Но, имея тело, я хотя бы мог бы доказать, что он мертв! Этим я мог решить сразу все проблемы. Теперь мне придется придумывать, как заставить их поверить в его смерть! — Скалк минуту сидел, кипя от злости, затем просиял. — Это большой риск, но, может быть, удастся ввести их в заблуждение, — сунув голову в череп, он схватил зубами львиную шерсть, лежащую на земле. Выбравшись, он грубо оттолкнул К’тела плечом, и, уже стал было ворча уходить, но вдруг остановился и посмотрел назад. — Ну ты только посмот-ри, — сказал он, пристально посмотрев на К’тел. — Быстро же ты его сожрал.
Уголки губ К’тела слегка скривились.
— Ну-у, он был очень маленьким.
Скалк неодобрительно покачал головой.
— Ну ты обжора, — сказал он с деланной обидой. — Не мог мне хоть кусочек оста-вить?
К’тел виновато улыбнулся, подыграв.
— Извини.
Скалк на секунду задержал на нем взгляд и поспешил прочь.
К’тел удерживал улыбку на лице, пока звуки шагов не растворились в ночи. Обведя взглядом оставшихся охранников, он злобно оскалил зубы.
— Ну и что смешного? Свободны! Разошлись, чтобы я вас не видел!
Поворчав, остальные медленно разбрелись. Он опасливо смотрел за ними, пока по-следний силуэт не растворился во мраке. Осторожно подойдя к дальней нише, он тихо сел и прислушался. Прошло несколько долгих секунд. К’тел с облегчением вздохнул и повернул-ся.
— Дети, можете вылезать.
Из глазницы над ним показалась голова Хабусу.
— Сработало?
— Да, малыш. Теперь слезай, поскорее.
Спустившись с черепа, Хабусу захихикал.
— Поверить не могу, что он на это попался!
Появилась черная тень и подбежала к ним. Лосара нежно потерлась о львенка.
— Да благословит тебя Ро’каш за то, что ты сделал этой ночью, К’тел. Но пока рано радоваться. Бэйшак! Пошли!
Щенок выскочил из-за валуна, за которым прятался.
— Мама, куда мы идем?
— Мы отведем Хабусу домой, сынок, — сказала она, улыбаясь. — Боюсь, ему уже давно пора спать.
Дыхание Шензи было неровным, ей уже приходилось бороться за каждый глоток воз-духа. Она тряхнула головой, стараясь прояснить зрение. Гиена пошатывалась от полудюжи-ны кровоточащих ран. Ухуру напротив нее часто дышал, глубокая рана на его груди свиде-тельствовала об отваге Шензи в затянувшейся битве. Но по нему было видно, что он полон уверенности; остальные гиены просто ждали, когда бой придет к своему логичному завер-шению. Снаружи кольца гиен начали собираться шакалы, облизываясь в предвкушении пиршества, поскольку ни львы, ни гиены не будут есть тела Избранных Ро’каш: они корбан для всех, кроме низших падальщиков.
Шензи поймала взгляд Ухуру и испустила безмолвный рык неповиновения; она не отдаст свою жизнь так легко. Она медленно собиралась с силами, готовясь к последнему прыжку. Так она становилась крайне уязвимой для атаки, но, по крайней мере, перед смер-тью она сможет вцепиться ему в горло.
Ухуру ударил Шензи в лоб, и она растянулась на земле. Лапы надавили ей на плечи, искусно прижав к земле. Она увидела, как свет звезд отразился от его клыков, когда он при-готовился вонзить их ей в горло. Закрыв глаза, Шензи молилась, чтобы смерть ее была быст-рой.
Скалк сокрушенно закачал головой, присоединившись к кольцу своих собратьев.
— Я опечален тяжелым бременем новостей, которые я принес, но я должен поставить тебя в известность, ро’мок.
Ухуру повернул к нему ухо, но не спускал взгляда с Шензи, опасаясь какой-нибудь хитрости.
— Говори, Скалк, и побыстрее. Чего ты хочешь?
Скалк сделал большой шаг вперед и выплюнул клочок золотистой шерсти перед бой-цами.
— Это все, что осталось от львенка. Один из вероломных охранников решил закусить им.
Воцарилась полная тишина, нарушаемая только рыданиями Иши. Ухуру недоверчиво посмотрел на шерсть.
— Хочешь сказать…
Скалк печально кивнул.
— Боюсь, что да, — он выпрямился и прочистил горло. — Боюсь, что как только по-единок будет завершен, вы должны быть казнены, милорд. Вы ведь поклялись своей жизнью за жизнь львенка, и я не буду врать нашему могучему королю, как Шензи.
Шензи в изумлении посмотрела на него и на ее губах появилась улыбка. «Маленький пронырливый паршивец, — подумала она. — Я и не знала, что в тебе что-то есть, — она по-качала головой. — Если бы я только знала раньше…»
Внезапно ее внимание привлекла золотистая фигура, прошедшая сквозь кольцо гиен.
— Эй, Шензи!
— Заткнись, Хабу, — прорычала она. Осознав, она замерла. — Хабу?!!
Скалк изумленно смотрел на маленького львенка.
— Что? Но он… то есть, ты?.. — его глаза засверкали от ярости, и он, зарычав, бро-сился вперед. — Не важно. Я разделаюсь с тобой сам!
— Стоять!!!
Все застыли, когда Иша протолкнулась к ним сквозь кольцо. Вклинившись между Ухуру и Шензи, Иша аккуратно, но решительно разделила их.
— Мой сын спасен, Ухуру. Нет нужды убивать ее. — Она повернулась к Лосаре и К’телу, которые стояли у львенка, готовые защитить его. Ухуру раскрыл глаза, не веря про-исходящему.
— Нарушение! — завопил кто-то из толпы. Все повернулись к вышедшему вперед шаману. — Ты не можешь вмешиваться в Ши’кал!
Гиены двинулись было к центру, но не успели они сделать и пары шагов, как в круге появилась знакомая личность.
— Погодите-ка, друзья, минутку, — Рафики предостерегающе помахал перед гиенами посохом. — Ши’кал, несомненно, неприкосновенен; никто не имеет права вмешиваться. Так или иначе, Шензи должна умереть.
У Иши кровь отлила от лица.
— Но, — задумчиво продолжил он, подперев руками подбородок. — Если Шензи признает поражение, Ухуру имеет право выбрать, как именно она умрет, не так ли?
— Так, — ответил шаман.
— Например, что-нибудь медленное, как замуровывание живьем в пещере, подходит?
— Конечно, подходит, — сказал шаман с едва скрываемым энтузиазмом.
— В таком случае, могу ли я предложить способ очень медленный и совершенно не-отвратимый?
— Безусловно.
Рафики пробрался сквозь толпу и встал рядом с Ухуру. Гиен по-прежнему прижимал к земле дрожащую Шензи.
— У меня есть предложение. Ты согласен его принять?
Ухуру посмотрел на Рафики, собираясь возразить, но заметил едва уловимое подми-гивание.
— Как ты скажешь, шаман, так и будет.
Подбежала Фабана и бросилась Рафики в ноги.
— Пощади! Пощади! Не мучай мою дочь. Позволь мне умереть вместо нее.
— Я думала, ты отреклась от меня, — хрипло прошептала Шензи. — Прости, что от-реклась от тебя. Позволь мне умереть твоей дочерью.
— Ты будешь жить. Я умру твой матерью.
— Как пожелаешь, Фабана, — сказал Рафики. — Вместо Шензи очень медленной смертью умрет Фабана — от старости, — мандрил сердечно усмехнулся. — Я избрал орудие убийства. Ты согласен, Ро’мок?
— Согласен, — сказал Ухуру, просияв от радости. — Ты воистину мудр. — Ухуру опустил взгляд на трясущуюся гиену. — Я изгоняю тебя с тем же напутствием, что ты дала Симбе. Убирайся отсюда, как можно дальше. Если ты когда-нибудь вернешься, я убью тебя. И в этом случае ты умрешь не от старости. И забери с собой Скалка. Вы оба корбан.
Шензи неуверенно поднялась на ноги. Она многозначительно посмотрела на Ухуру, затем повернулась и пошла прочь. Банзай и Эд бросились к ней и аккуратно поддержали ее с боков.
— Не беспокойся, сестра, —прошептал Банзай настолько нежно, насколько позволял его грубый голос. — Мы пойдем с тобой. Мы не поворачиваемся спиной к своей семье.
Фабана посмотрела на них, затем повернулась и печально улыбнулась Симбе.
— Да будет господь с тобой. Я касаюсь твоей гривы.
— Я чувствую.
Она неторопливо потрусила к ним. Неожиданно одна из гиен побежала вслед за ними. За ней последовали еще двое, а затем еще.
Они собрались вокруг Шензи, образовав защитное построение.
По ее лицу пробежала еле заметная улыбка, когда она увидела растущую группу. По-вернувшись к Скалку, она усмехнулась.
— С другой стороны, похоже, не все потеряно, — она понизила голос. — Слушай. Я хочу, чтобы ты…
Его холодные глаза впились в нее.
— Заткнись, — группа замерла, и все удивленно посмотрели на него, он покачал го-ловой. — Просто заткнись и иди. Это из-за твоих планов у меня такие неприятности. Отныне я буду вести дела с другими, — он украдкой посмотрел через плечо. — Если ты не заметила, большинство наших собратьев встало на сторону короля. Ро’мок милостиво позволил нам уйти, — в его голосе послышалось презрение, когда он упомянул Ухуру. — Мы все еще живы. Или ты предпочла бы вернуться и дать маленькому проныре довести до конца свое дело? — он пристально посмотрел на нее. — Могу устроить, если пожелаешь.
Банзай в гневе бросился на него.
— Только попробуй!
Скалк пристально посмотрел на него.
— Уже попробовал, — мягко сказал он. — А теперь закрой рот. — Он повернулся к Шензи, и та ответила ему нелепой улыбкой. — Ну, я жду.
Прихрамывая, Шензи подошла к нему, и они нежно потерлись щеками.
— Ах, Скалк, обожаю, когда ты мне грубишь.
Она пошла вместе с ним, прислонившись к его плечу, ее сторонники следовали за ни-ми; группа медленно уходила прочь от кладбища, негромко окликая друг друга на своем языке, пока их не поглотила ночь.
Ухуру тихо наблюдал за их неторопливым уходом, бормоча молитву благодарности. В какой-то момент он боялся, что может начаться гражданская война. Преодолевая уста-лость, он повернулся к шакалам, которые сидели неподалеку, все еще надеясь урвать что-нибудь.
— Могу я вам чем-нибудь помочь?
Шакалы угрюмо посмотрели на него, поняв, что сегодня здесь еды не перепадет. С неохотой они повернулись и ушли.
Иша с нежностью вылизывала своего сына, слезы радости струились по ее щекам, по-ка он рассказывал о своих приключениях.
— Мама! Ты должна была это видеть. Мы с Бэйшаком играли в самом большом чере-пе в мире, и мы выставили Скалка дураком перед всеми, и…
Подняв голову, Иша посмотрела на Лосару. Гиена игриво терлась мордой о своего сына, тихо разговаривая с ним и смеясь над его маленькими проделками. Она подняла глаза и поймала пристальный взгляд Иши. Львица и гиена, казалось, вечность смотрели друг на друга. Наконец небольшая улыбка прорезала лицо Иши. Она наклонилась к уху Хабусу и прошептала:
— Хабу, если я еще раз узнаю, что ты убежал поиграть с этой гиеной…
Он сокрушенно посмотрел на нее, и прижал уши.
— Да, мам?
Она посмотрела на него и улыбнулась.
— …то скажи мне, куда ты идешь, хорошо?
Улыбка Хабусу наполнила ее таким теплом, что она почувствовала слезы на лице.
— Ладно! Нет проблем.
Симба вышел вперед, и Ухуру преклонился перед ним.
— Я касаюсь твоей гривы.
— Я чувствую, — он громко замурлыкал. — Истинный мир может быть только там, где есть справедливость. Я заявляю это перед богами и великими королями прошлого: за-прет, который великий Ахади наложил на поиск падали на Землях Прайда, теперь снят. Нет причины, что мешала бы вам жить так, как завещал Айхею.
Многие гиены столпились около Симбы, ниспали перед ним на землю.
— Эбу Симба, Ро’мок ака Ро’мок!
Глава 50. Вдали от всех
Шесть месяцев прошло с тех пор, как Хабусу был спасен от Шензи и Скалка, хотя большинству львов это не показалось большим сроком.
Но за это время чудо новой жизни изменило Земли Прайда. Трава зеленела, кроны де-ревьев наполнились листвой, и в саванне вновь паслись стада. Даже Кимоки соблаговолил почтить Земли Прайда присутствием своего народа — зебра’ха.
Миша, одна из родившихся за это время львят, сидела на высоком камне рядом с пе-щерой матери. Это было ее излюбленное место, потому что отсюда было видно далеко во-круг.
Ее мама Адженти спросила ее:
— Куда это ты так пристально смотришь?
— Должна прийти бабушка. Нам пора идти на прогулку.
— Миша, пошли домой. Сегодня она слишком плохо себя чувствует, чтобы гулять. Мне жаль.
— Но она обещала. Она уже болела вчера, и позавчера тоже.
— Если любишь ее, то позволь ей нарушить обещание. То же самое будет с тобой, ко-гда будешь в таком возрасте, — объяснила Адженти.
— Когда-нибудь я буду как она?
— Да, но пройдет еще много, очень много времени.
Миша расстроилась. Она обожала прогулки с Йоландой к водопою ранним утром. Ее бабушка была энциклопедией великолепных историй о древних королях, о богах, и даже последних сплетен. И хотя эти прогулки должны были служить разминкой, Йоланда обязательно наталкивалась на что-то, что навевало ей воспоминания, и прогулка превращалась в разговор.
Мише не потребовалось много времени, чтобы понять, что ее бабушка со временем только старела. «Этот возраст» все чаще и чаще разделял их, но еще ни разу на целых три дня подряд. Она попыталась представить себе жизнь без бабушки — одна мысль об этом уг-нетала ее.
Адженти нежно ткнулась в нее мордой.
— Почему бы тебе не пойти поиграть с Танаби? Ты ему нравишься.
— Он ничего, — ответила она равнодушно.
Миша была просто без ума от Танаби, но то было совсем другое. Это было особое время, только для бабушки и больше ни для кого. Если бабушка не может прийти к Мише, она сама пойдет к бабушке. Это будет ей приятным сюрпризом.
У Йоланды было несколько любимых мест. Некоторые из самых труднодоступных, как, например, ее любимая ветка низко склонившегося дерева, в последнее время пустовали. Она предпочитала дремать на больших камнях, согретых утренним солнцем. Миша пошла к камням, но там никого не было. Не было ее и на дереве. У небольшого водоема, в котором собиралась дождевая вода, были две львицы, но ни одна из них не видела бабушку.
Симба пожелал Мише доброго утра.
— Танаби искал тебя. Конечно, если, ты не собираешься на свою утреннюю прогулку.
— Я пойду на прогулку, Ваше Величество, если смогу найти бабушку. Вы не видели Йоланду?
— Нет, боюсь, что нет.
— Я думала, вы должны знать о каждом, кто где находится. Вы же король, разве не так?
Симба весело улыбнулся.
— Конечно, король. Но я не чудотворец. Если встречу ее раньше тебя, скажу, что ты ее ищешь. Последнее время она болела. Может быть, она все еще спит.
— Я уже проверяла, — отвлеченно сказала Миша.
Не попрощавшись, Миша убежала, хотя и не знала, куда идти. Все места, где обычно бывала бабушка, пустовали. Должно быть, она не там, где обычно. Она наугад пошла вдоль тропинки, ведущей к саванне, раскинувшейся перед Скалой Прайда. Трава здесь была такая высокая, что львице не составляло большого труда скрыться в ней от самых бдительных зебр и антилоп.
— Бабушка! Йоланда! Ты здесь? — она обыскала все вокруг, что было непросто даже для взрослой львицы, не говоря уж о львенке. — Бабушка! Это я, Миша!
В тот момент, когда Миша уже была готова сдаться, она увидела Йоланду, одиноко уходящую вдаль.
— Бабушка! Это я! — Миша бросилась к ней через высокую траву. — Ну подожди же! Я везде тебя искала! Ты меня слышишь?
Йоланда ненадолго остановилась, позволив Мише догнать себя, затем медленно про-должила свой путь.
— Извини, что я не пришла на нашу прогулку. Мне нездоровилось.
— Но тебе уже лучше, ведь так? В смысле, ты же идешь.
— Дорогая, сейчас я иду, потому что нездорова. Я не хочу быть дома, когда со мной что-нибудь случится. Им придется или перетащить меня в более подходящее место, или по-зволить гиенам осквернить мою пещеру. Так или иначе, я хочу, чтобы те, кого я люблю, помнили не мою смерть, а мою жизнь.
— Ты идешь умирать?
— Все мы умрем рано или поздно. Это часть жизни.
— Не говори так. Ты знаешь, что я расстроюсь, если ты умрешь, — она убежала на несколько шагов вперед, что было несложно при темпе, с которым шла Йоланда. — Можно мне пойти с тобой?
— Полагаю, у меня нет выбора, да и будет с кем поговорить.
— Может, расскажешь мне историю? Куда ты идешь?
— К своему мужу. Твоему дедушке. Ты не знала его. Его тоже звали Симбой. Как и короля. Он был хорошим мужем. Увидев его, я снова стану молодой.
— Однако. То есть, ты хотела сказать, почувствуешь себя моложе, да? Я думала, он умер.
Йоланда снисходительно улыбнулась.
— Можно и мне его увидеть?
— Когда-нибудь, Миша. Не сейчас.
Она медленно шла через равнину, превозмогая боль. Утром у нее немели суставы, но теперь это больше походило на хромоту, что было очевидно даже для Миши.
— С тобой все в порядке?
— Сейчас это уже неважно. Я устала. Я просто очень устала.
— Тогда давай отдохнем минутку.
— Отдохнуть можно будет позже, — твердо сказала она. — Мы еще не достаточно далеко.
— Далеко от чего? А когда будет достаточно?
— Я скажу.
Она продолжила идти. От напряжения она покрылась испариной, и дышала с трудом. Она споткнулась о маленький камень подобно тому, как Миша могла упасть в нору суслика.
— Что ты ищешь? — спросила Миша. — Здесь нет ничего, кроме травы.
— Вот именно, — сказала она. — Это одно из тех мест, куда никто не пойдет без вес-кой причины.
— Почему бы тебе сейчас не отдохнуть?
— Ты устала, Миша? Ты такая молодая и сильная. А я такая… — Йоланда останови-лась. Ее зубы обнажились от боли. — О боги!
— Бабушка!
Собрав все оставшиеся силы, она спокойно сказала:
— Ты была права, Миша. Это то самое место. Мы отдохнем здесь, — она упала, как подкошенная, и застонала. — Я так устала, дорогая. Я немного посплю. Почему бы тебе ни пойти поиграть где-нибудь в другом месте и дать мне отдохнуть? Со мной все будет нор-мально.
— Бабушка? — спросила Миша дрожащим голосом. — Мне позвать Рафики? Он где-то рядом.
— Нет, дорогая. Со мной все будет нормально, — сказав это, она опустила голову на траву. — Ах, ты чувствуешь прохладный ветерок, Миша?
— Да.
Она закрыла глаза.
— Разве он не чудесен? Не так давно было очень жарко, дожди не шли, и воздух был сухой. Но, наконец, настал прекрасный день. Приятный и прохладный.
Йоланда глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Миша обеспокоенно смотрела на ее грудь, ожидая, когда она снова поднимется и опустится. Миша ждала долго.
— Проснись, бабушка! Ты не можешь здесь спать! — она взволнованно обежала во-круг тела, ущипнула ее за лапы и лизнула ее в щеку. — Не покидай меня, бабушка. Ты не можешь умереть. Просто не можешь!
Отпрянув от тела, Миша оглянулась вокруг, ища кого-нибудь, хоть кого-нибудь, кто мог помочь. Почему она ушла так далеко в кустарник? Может, Рафики сможет помочь? О боги, пусть он окажется дома!
— Есть здесь кто-нибудь?
Наконец среди высокой травы она заметила львицу и побежала к ней.
— Помогите! Помогите! Что-то с Йоландой!
— Здесь небезопасно, — сказала львица. — Ты должна уйти.
Голос поразил ее. Миша будто приросла к месту и, раскрыв глаза, смотрела на пе-чальное доброе лицо. Оно будто сияло светом изнутри, и Миша не знала, радоваться или бо-яться.
— Пожалуйста, не оставляй меня. Я хочу, чтобы ты осталась. Я сделаю что угодно. Только останься еще ненадолго, пожалуйста!
— Здесь небезопасно, — настойчиво повторила львица. — Здесь стервятники, и гиены не очень далеко. Убегай, золотце. Беги домой, быстро!
Миша была убита горем, но ей пришлось убежать до того, как начнутся жуткие похо-роны. В таком возрасте она не могла надеяться пережить встречу с падальщиками. И Миша побежала прямиком к Скале Прайда. Она бежала и бежала, как обезумевшая, и не останови-лась, пока не нашла свою мать.
Глава 51. Осмысление смерти
Когда Миша нашла свою мать и рассказала ей, что случилось, Адженти застонала, как от раны. По боковой тропинке она взбежала на вершину Скалы Прайда и испустила душе-раздирающий рев. Другим львам не надо было спрашивать, что случилось: все знали, что Йоланда должна была вскоре умереть. Они подхватили ее рык, и волна звука пронесла скорбное послание сквозь Земли Прайда. Прошло несколько секунд, а, может, несколько ми-нут — время как будто остановилось. Затем Адженти неслышно сбежала с вершины и исчез-ла в траве, известив окружающих о своем горе, она хотела скрыться от посторонних глаз. Отныне она будет обсуждать это только с друзьями и семьей, и только когда ее спросят об этом. Все понимали, что она любила мать, — этого не нужно было доказывать. А уж если бы кто-нибудь спросил, убита ли она горем, то он, вероятно, познакомился бы с ее когтями.
Все, что Миша могла сделать в течение пары часов, — свернуться калачиком рядом с матерью. Адженти нуждалась в ее маленьком теплом теле рядом с собой. Но затем пришло время, когда Адженти нужно было остаться одной. Настало ее время вспомнить, как она бы-ла львенком, и Йоланда рассказывала ей истории про древних королей и вылизывала ее теп-лым влажным языком. Для этого лучше быть в одиночестве.
Миша хотела побыть с мамой, но не упустила возможности одной убежать через са-ванну к баобабу. Ее сердце переполняли вопросы, которые ждали ответов: это была ее пер-вая встреча со смертью.
Рафики имел странную привычку разговаривать с самим собой. Он положил в миску несколько кусочков фруктов и взял в руку кость. Другой рукой он держал миску.
— Осторожнее, малыши! Сюда идет слон! — он начал смешивать фрукты в однород-ную массу. — О нет! Это просто ужасно! Как тебе не стыдно, старый слон! Хе-хе!
Он взял яйцо. В его рацион почти не входило мясо, да и то это была падаль. Яйцо бы-ло самым ценным трофеем за сегодняшний день, добытым из гнезда только сегодня утром.
— Ууу, с ним надо поосторожнее! — сказал он, прижимая яйцо к краю миски. — И раз! — сказал он, легенько ударив яйцо. — И два! — он ударил немножко сильнее и слегка повернул яйцо. — И три! — И, наконец, с улыбкой сказал: — Приступим!
— Рафики!
Скорлупа раскололась в его пальцах. Содержимое яйца вместе с осколками скорлупы потекло в миску.
— И четыре, — вздохнув, сказал он и отряхнул руки. — Кто там?
— Ты занят?
— Миша! — он улыбнулся и быстро вытер руки. — Заходи, моя дорогая! Садись! — он поцеловал ее голову и обнял. — Ты оказываешь честь моей скромной обители.
— Рафики, ее больше нет! Бабушки Йоланды больше нет!
— Я слышал рев, — сказал Рафики. Он кое-что знал о том, как львы скорбят, поэтому начал разговор осторожно. — У тебя есть вопросы к Рафики?
— Ну, да.
— Сядь рядом со мной, — сказал Рафики. Он обнял ее рукой и продолжил: — Теперь можешь спрашивать у дяди Рафики все, что угодно.
Глаза Миши наполнились слезами.
— Я не хотела, чтобы она умерла. Почему она должна была умереть? Она была такой хорошей. Ты можешь ей помочь? Почему боги дают львам умирать, если могут делать все, что хотят? Почему?
— О, маленькая леди начинает с больших вопросов, — вздохнул Рафики. — На один вопрос сразу отвечу: нет. Мне жаль, но вернуть ее не в моих силах. Если бы я мог помочь ей, то я бы помог и Муфасе. Что касается вопроса, почему существует смерть, то среди мандри-лов ходит легенда о том, как смерть пришла в этот мир. Мой отец рассказал ее мне, а он ус-лышал ее от своего отца. Я не расскажу ее тебе, потому что это неправда.
— А что — правда?
— Смерть всегда была частью этого мира. Это часть жизни. Иначе в мире не осталось бы больше места. Она освобождает место, чтобы новые поколения могли расти и процветать. Она обновляет мир. В этом ее смысл.
— Понимаю, — она глубоко вздохнула. — Но зачем тогда жить, если все равно ко-гда-нибудь умрешь? Какой смысл?
— Потому что если бы ты не жила, я бы не мог заключить тебя в объятия и беседовать с тобой, как сейчас, — он еще раз поцеловал ее. — Твоя кровь красна от земли. Почва мате-ри-земли соединяет нас в великом Круге Жизни. Когда мы умираем, вода — источник жизни — возвращается на небеса с утренней росой. Когда мы освобождаемся от земли, мы освобождаемся и от ее боли. Все принимают боль разлуки, и со временем она пройдет. Помни, даже сейчас духи благословленных смотрят на нас сверху и молятся за нас богам. Посмотри на ночное небо и почувствуй любовь, окружающую тебя. Ты поймешь, что твоя бабушка жива.
— Я видела ее, — подтвердила Миша. — Она сказала мне убегать, пока не пришли гиены.
— Ты видела ее? — спросил он так, словно поверил ей.
Миша была рада поделиться этим с кем-нибудь:
— Вокруг бабушки было сияние, как от луны. Мама говорит, что звезды — это души великих королей, но куда ушла она? Она повстречается с дедушкой?
— Звезд не счесть. Столько королей не наберется и в сотне мирозданий, — улыбнулся он. — Она звезда, как и твой дедушка, и если ее жизнь можно как-то измерить, то она будет самой прекрасной звездой на небе.
Когда чья-то душа вам мила, в том, что будет, уверены вы,
Потому что любовь будет жить в вашем сердце всегда;
Те, секреты, что вы поделили, улыбки, печаль, доброта —
Хоть не вечны они, сохранятся в душе навсегда…
Айхею любит вас, Он знает вашу боль,
И утешение, покой подарит в час ночной;
Он позаботится о тех, кто дорог вам,
В ярчайший свет он их когда-нибудь возьмет с собой.
И когда ваше сердце охватила печаль, и жизнь стала вам невмоготу,
Вы поймете — она с вами рядом, и будет всегда;
В любой час вас поддержит, обнимет и страхи прогонит она,
Проливаете слезы — ее вам поможет мольба…
Айхею любит вас, Он знает вашу боль,
И утешение, покой подарит в час ночной;
Он позаботится о тех, кто дорог вам,
В ярчайший свет он их когда-нибудь возьмет с собой.
Миша опустила голову на плечо Рафики.
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — он похлопал ее по плечу. — Ну а сейчас, как насчет не-большой закуски?
— А чего есть?
— Сладкое и отвратительное. Тебе понравится.
Рафики достал деревянную миску и хорошо размешал содержимое. Он поставил ее перед Мишей, и она с интересом набросилась на нее.
— Что это?
— Я называю это тушеным слоном.
Глава 52. На кусочки
Львята заворожено наблюдали, как пронесшиеся мимо них львицы преследовали буй-вола, тот метался и мычал в панике. Узури напала спереди, внезапно извернулась и запрыг-нула на спину животного, ее вес сбил его с ног, и оно, как мешок, повалилось на землю. Ко-нечности буйвола задергались, когда Узури вонзила зубы ему в горло, перекрыв доступ воз-духа.
— Обалдеть! — Танаби посмотрел на Мишу. — Как она это делает?
Комби, сидевший рядом с Того, презрительно фыркнул.
— Идиот. Когда станешь взрослыми, как мы, поймешь. Это легко.
Лисани подтолкнула локтем сидевшего рядом с ней Хабусу и покачала головой.
— Ага, конечно. Вы парни, такие неповоротливые, что не поймаете и Тимона.
Танаби и Миша захихикали, когда двое братьев посмотрели на Лисани. Хотя они вы-глядели неуклюжими, как и все шестимесячные львята, Лисани сохранила стройный и изящ-ный вид, которым она отличалась с детства. Миша вздохнула, посмотрев на свои передние лапы. К четырем месяцам они уже не были милыми коренастыми маленькими лапками и красиво вытянулись в длину, но она все равно считала их толстоватыми. Она молилась, что бы судьба наградила ее как Лисани, но не особо надеялась на это.
Их мысли прервал голос Адженти.
— Дети, идемте, пора есть!
Шестеро львят выскочили из травы, где им сказали прятаться, и весело смеясь, сбежа-ли вниз по склону. Однако они примолкли, когда приблизились к сраженному животному. Узури наклонив голову, погрузила клыки в шею буйвола. Убедившись, что он больше не дергается, она медленно разжала зубы, не спуская глаз с животного, на случай, если оно все еще способно сопротивляться.
Иша, принюхиваясь, прошлась вдоль бока животного, нашла подходящее место и, удовлетворившись выбором, прочистила горло в ожидании всеобщего внимания. Она опус-тила голову и остальные сделали то же самое.
— Айхею абамами, — сказала она. — Возблагодарим Айхею.
— Айхею абамами, — повторили они. Это было не просто механическое повторение, каждый лев говорил от чистого сердца, благодаря Бога за полученную еду и прося защиты от ран на предстоящих охотах. Любой львице, знавшей свое дело, прекрасно известно о злых духах, препятствующих охоте, жаждущих обернуть случайный просчет в смертельную рану.
Произнеся молитву, Иша нетерпеливо подняла голову. Ухватившись резцами за уже выбранное место, она резко потянула и распорола брюхо. Она грубо зарычала, в борьбе за место, когда ее компаньонки в предвкушении бросились на добычу.
Адженти протолкнулась, погрузила голову в тушу и, старательно работая челюстями, принялась с жадностью расправляться с добычей. Иша угрюмо неохотно отодвинулась: лю-бая львица, которая будет слишком скромничать за обедом, постоянно будет голодной. Узу-ри протолкнулась с другой стороны, умело сунула голову в тушу и, оторвав большой кусок, проглотила его целиком. Она негромко рыкнула на Того и Комби, подобравшихся слишком близко.
Два львенка, как ни в чем не бывало, продолжили потихоньку подбираться все ближе, пока не получили возможность оторвать кусок порядочного размера, с которым и убежали; каждый держал за свой конец, и при этом пытался вырвать весь кусок из пасти другого.
Адженти замерла, вцепившись в бедро буйвола, ее мускулы выступили от напряже-ния, и она с хрустом оторвала кусок от тела. Оттащив его в сторону, она положила его и по-вернулась к остальным.
— Оставим это для Налы, раз она не может прийти.
Узури кивнула.
— Хороший выбор. Жаль, что она так подвернула ногу, ей бы это понравилось, — она неохотно подвинулась и зарычала на Ишу, которая ринулась вперед и влезла в тушу по самые плечи. — Иша, что ты делаешь?!
Иша вылезла с перемазанной кровью мордой, она что-то держала в пасти и при этом триумфально улыбалась.
— Охотнику лучшее, Узури. Сердце. Ты завалила быка, так что оно твое по праву.
Узури улыбнулась ей.
— Спасибо, сестра.
Она в два счета проглотила лакомый кусочек, закрыв от наслаждения глаза.
Иша повернулась назад к туше и обнаружила Лисани, спокойно устроившуюся на ее месте и поедающую все, что только можно.
— Эй! Ты что делаешь?!
Молодая львица улыбнулась тете, но с места не сдвинулась: она нашла хорошее место и не собиралась его уступать.
Адженти усмехнулась с полным ртом.
— Иша, похоже, ты обучила ее слишком хорошо, — она подвинулась в сторону, давая львятам достаточно места. — Идите сюда, дети.
Миша с Танаби неуверенно подошли ближе. Опыт научил их ждать своей очереди, пока не наедятся взрослые, прежде чем пытаться найти себе место возле туши. Но увидев, что львицы мило беседуют, Танаби решил, что теперь для него достаточно безопасно. Он подошел к распотрошенному животному и ухватил короткий кусок кишки. Подхватив его, он, комично пошатываясь, пошел в сторону, волоча конец за собой.
Комби фыркнул, увидев его.
— Дурачок, ну ты ничего не умеешь.
Танаби остановился и сердито посмотрел на него.
— Да правда что ли? — промямлил он с набитым ртом. — Кто это говорит?
— Я говорю. — Комби потрусил к Мише, которая все никак не могла оторвать себе кусок от туши. — Смотри. — Взяв изжеванный кусок кишки, с которым Миша не могла справиться, он оторвал его с приглушенным хлопком. Львята внимательно наблюдали за тем, как он зажал ее между передними зубами. Он подождал, наслаждаясь вниманием. — Вот в чем фокус. Готовы? — Танаби с Мишей энергично закивали. Улыбнувшись, Комби скатал губы в трубочку. Он с громким хлюпаньем всосал в себя внутренности, их конец дернулся в последний раз и исчез в его пасти. Комби сел и невозмутимо начал пережевывать с выражением высшего блаженства на лице. — М-м-м.
Лисани посмотрела на него и покачала головой.
— Нахал.
Танаби и Миша с восхищением смотрели на старшего львенка.
— Оба-а-алдеть! — воскликнул Танаби. Он немедленно наклонился к своему куску и схватил его, как показывали.
— Подожди, — сказал Комби. — Секрет в том, чтобы…
Танаби не стал слушать его и всосал свой кусок, что есть силы. Внезапно кишки, словно ожившие, оторвались от земли, обмотались вокруг его головы и шлепнули по щеке.
Миша упала на спину, содрогаясь от смеха.
— Во круто! Давай еще раз!
Адженти проходя мимо, покачала головой.
— Вам бы лучше прекратить играть с едой и идти есть. Здесь не так много останется, когда придет Симба.
Иша, идущая следом, захихикала.
— Воистину так. Это лев, который любит хорошо поесть!
Хихикая, львицы недалеко отошли, удобно расположились на земле и начали вылизывать друг друга, счищая с морд пятна крови.
Отбросив обидевшие его внутренности в сторону, Танаби пошел к туше, Миша рядом с ним. Они проскользнули мимо Узури, которая все еще что-то ела, и подошли к остаткам бедра, где тихо сидел Хабусу, пережевывая мясо и задумчиво посматривая на саванну.
— Эй, Хабу, что у тебя?
Танаби игриво прикоснулся к его лицу, львенок постарше улыбнулся ему. Танаби мог ударить только в шутку, в отличие от Того и Комби, которые постоянно ощущали потреб-ность бить все, что попадало под лапу. Хабусу игриво ударил в ответ, затем повернул голо-вой в сторону огромного лакомого куска мяса, которым он обедал.
— Давайте, здесь еще много осталось. К тому же в меня уже почти не лезет.
Не дожидаясь повторного приглашения, львята жадно набросились на еду, наслажда-ясь тягучими сухожилиями задней ноги. Зевнув, Хабусу сел и начал довольно вылизывать себя. Наконец, удовлетворившись результатом, он сонно закрыл глаза и повалился на спину, расставив неуклюжие лапы в стороны.
Миша с любопытством выглянула из-за туши, когда Узури, фыркнув от отвращения, выбросила что-то в сторону. Круглый мешочек немного прокатился и замер.
— Что это?
Узури покачала головой.
— Там полно травы, дорогая. Совсем не вкусно. А вот это, — сказала она, показав ла-пой, — стоит попробовать.
Миша искоса посмотрела внутрь.
— Эта большая коричневая штука?
Узури кивнула.
— М-м-м. На, — она наклонила голову и вырвала кусок зубами. — Попробуй. — Узу-ри с интересом наблюдала, как львенок откусил маленький кусочек. — Не беспокойся, ста-рая Узури не даст тебе плохого.
Миша задумчиво прожевала.
—А это довольно вкусно.
Узури хихикнула.
— Не ешь слишком много, пока не станешь немного старше, иначе тебе станет плохо.
Миша обвела взглядом животное по направлению к задней части, где сидел Танаби, все еще поглощавший бедро. Внезапно ее лицо перекосилось от замешательства.
— Тетя Узури, а это? Это вкусно?
Узури посмотрела, куда показывает львенок, и сгримасничала.
— Э-э, дорогая, это… как тебе сказать-то? Ты должна стать немного старше.
— А? Но мне уже четыре луны…
— …и этого мало, — Узури строго посмотрела на нее. — А сейчас молчи и ешь, пока мясо не затвердело.
Глава 53. Шутка-то над тобой
Миша зачарованно смотрела на маленьких еще слепых львят, шевелящихся у живота матери.
— Они такие крошечные, — прошептала она.
Малэйка нежно улыбнулась ей. Ее родовые муки были не напрасны: три здоровых львенка у ее живота сосали молоко, их глаза были плотно закрыты от мира.
— Насколько я помню, ты была еще меньше.
— Правда?
Танаби сидел у входа в пещеру Малэйки и возбужденно ерзал.
— Ну же, Миша, пошли! Того с Комби ждут нас.
— Тс-с! — Миша строго поглядела на него. — Ты испугаешь малышей!
Танаби разочарованно закатил глаза.
— Да ну! Пошли, Миша. Ну, пожалуйста.
Она мотнула головой.
— Нет. Я хочу остаться и помочь Малэйке, — она восхищенно посмотрела на львицу. — Она покажет мне, как правильно заботиться о львятах.
Ее друг с досадой покачал головой.
— Сюсюканье. Ну и прекрасно! Сиди здесь и смотри за своими львятами! А я пошел веселиться, — он повернулся и убежал, обиженно надув губы.
Малэйка проводила его хмурым взглядом.
— Радость моя, тебе не обязательно здесь сидеть. Иди, поиграй с друзьями, я сама справлюсь.
Миша замотала головой.
— Нет. Я правда хочу помочь, Малэйка. Пожалуйста, позволь мне остаться, — она посмотрела через плечо на исчезающего из виду Танаби. — Все, что он хочет, так это поиг-рать с Того и Комби.
Танаби злобно ударил лапой по подвернувшемуся булыжнику. Он долго ждал этого дня и собирался показать Мише отличную шутку, которую Того и Комби собирались разы-грать над Узури. А теперь… он подавленно вздохнул. Поначалу шутка казалась веселой, но теперь она выглядела плоской.
— Чтоб все провалилось, — сказал он раздраженно. — Над Узури и прикалываться-то не интересно.
Он уже начал поворачиваться, собираясь пойти в главную пещеру подремать, когда что-то упало на него, сбив с ног и прижав к земле. Открыв от изумления рот, он поднялся и увидел Того, смотрящего на него отчасти весело, отчасти пренебрежительно
— Ай-ай-ай, — печально фыркнул Того. — Малыш опять попался.
Комби выбежал из-за камня, давясь от хохота.
— Сосунок! Сколько раз тебя нужно сбить с ног, чтобы ты поумнел?
— Зат-ткнись! — рявкнул Танаби, поразив их обоих. — Почему вы всегда на меня на-брасываетесь? Вы же знаете, как я это ненавижу!
— Ну, успокойся, ладно? — Комби с интересом посмотрел на него. — Из-за чего у тебя сегодня шерсть дыбом?
— Из-за Миши, — Танаби смущенно отвел глаза в сторону. — Она не придет посмот-реть на нашу шутку.
Того широко раскрыл глаза.
— Имеешь в виду ту, что мы собирались разыграть над мамой?! — он яростно замо-тал головой. — Ну нет, от такого мы не можем отказаться. Это лучшее из того, что мы когда-либо придумывали! — он обеспокоено посмотрел на Комби. — Пошли, Танаби, нам надо ее разыграть!
Танаби смотрел в землю.
— Не-а. Не хочется. Идите без меня, парни.
Комби замотал головой.
— Мы не можем, ты забыл? Ты должен отвлечь маму, поэтому мы тебя и позвали. Ты должен пойти.
— Почему бы вам не взять Хабу? Во всяком случае, он потише меня.
— Этого зануду? — Того насмешливо фыркнул. — С ним скучно. Ну же, Танаби, по-шли.
— Он не зануда, птичьи мозги, — резко сказал Танаби. — Он просто не любит так прикалываться, вот и все, — принц встал, резко отряхнулся, и собрался уходить. — Извини-те.
— Погоди минутку. — Комби наморщил лицо от раздумья, что за ним не так часто можно было увидеть. — Если бы Миша пришла, ты пошел бы с нами?
Танаби недоверчиво посмотрел на него.
— Ну да, наверное. Но она помогает Малэйке нянчить ее львят. Я уже пытался с ней поговорить, она не уйдет.
Комби улыбнулся ему.
— Нет проблем! Мы просто сделаем так, что Малэйка сама заставит Мишу уйти, то-гда она сама пойдет с нами!
Танаби закатил глаза и фыркнул.
— О, блестяще. И как, скажи, пожалуйста, мы убедим ее это сделать?
— Просто. Попросить ее.
Молодой принц покатился со смеху на спину.
— Весело, весело, нечего сказать. Это надо же было такое придумать! Ты пойдешь к Малэйке и скажешь: «Послушай, мы очень хотим, чтобы Миша пошла поиграть с нами, не будете ли вы так любезны сказать ей, чтобы она убиралась?»
Улыбка Комби превратилась в кровожадную хищную ухмылку.
— Не-а. Ты пойдешь.
— Давай проясним ситуацию. Ты хочешь, чтобы я сказала девочке, что не хочу, что-бы она мне помогала? Нелепо. — Малэйка покачала головой. — Она для меня бесценна. Кроме того, я не могу этого сделать, это разобьет ее сердце.
— Ну пожалуйста, — лицо Танаби приняло самое несчастное выражение, на которое он был способен. — Без Миши скучно играть в салки, тетя Малэйка.
Малэйка приподняла бровь.
— Ты собираешься пойти поиграть с Мишей в салки с этими двумя? Так?
— Честно в салки! Никакого обмана, — Танаби и сам был уверен в этом: их роль в проделке с Узури включала в себя ее отвлечение игрой в салки, так что формально он не лгал. Ну, почти.
Малэйка минуту-две обдумывала вопрос и, наконец, приняла решение.
— Что ж, хорошо. Я отправлю ее играть с вами.
— Ура! — Танаби поцеловал ее в щеку. — Спасибо, Малэйка! — он вприпрыжку убежал, жаждя сообщить друзьям хорошие новости. Львица провожала его взглядом с едва заметной улыбкой на лице. — Миша, дорогая, ты это слышала?
— Ага, — львенок выпрыгнул из-за спины львицы. — Я не хочу играть с Того и Ком-би — они всегда замышляют какую-нибудь гадость! Танаби всегда так хорошо относится к Хабусу и ко мне; не понимаю, почему он водится с этой парочкой.
Львица задумчиво посмотрела на нее.
— Знаешь, у меня есть идея, которая может решить все наши проблемы.
— Правда? — Миша в некотором недоумении посмотрела на нее. — Какая?
Малэйка засмеялась.
— Дадим им попробовать их же лекарство, Миша, — она наклонилась к уху львенка и зашептала.
Несколько минут спустя, Танаби смотрел на свою подругу с явным потрясением.
— Что она сказала?!
Миша безудержно разревелась.
— М-Малэйка с-сказала, что я уделяла малышам слишком мало в-внимания, что я по-стоянно уб-бегала, чтобы играть с вами, вместо того, чтобы смотреть за ними, — Миша упа-ла на землю и обхватила голову лапами. — О-она сказала, что я их больше не увижу… — ее голос превратился в рыдания.
Того посмотрел на Комби и сгримасничал.
— Упс.
Танаби обеспокоено потрепал Мишу за щеку.
— Миша, ну, успокойся. Я уверен, она позволит тебе увидеть их снова. Она просто рассердилась, вот и все.
— Но я ничего не сделала! — гневно закричала Миша. — Я смотрела за ними очень внимательно. Я делала все, как она скажет, Танаби, что я сделала не так? — она уткнулась в его грудь. Слезы пропитали его мех.
— Ну же… — Танаби злобно посмотрел на братьев, ожидая поддержки, но они нашли что-то интересное в пальцах своих лап и внимательно их изучали, избегая его взгляда. Он повернулся к Мише и успокаивающе потерся о ее щеку. — Ну, раз ты не ухаживаешь за детьми, хочешь посмотреть на нашу шутку? — он неуверенно улыбнулся. — Может, это тебя развеселит.
— Да провались ты вместе со своей шуткой! Тебе все равно, ведь так? — Глаза Миши загорелись гневом. — Что скажет мама, когда Малэйка расскажет ей, что я не могу даже присматривать за новорожденными? Я никчемная! — она отступила назад, слезы текли по ее лицу. — Я думала, ты мне друг, Танаби. Похоже, я ошибалась. — Миша повернулась и пошла прочь.
Танаби стоял как вкопанный, не в силах вымолвить ни слова, когда к нему подошел Того. Старший львенок подтолкнул его локтем и фыркнул.
— Да, парень, шуток она не понимает.
Жилы проступили на шее Танаби, и он резко повернулся к Того.
— Прочь от меня, — холодно процедил он. Того отступил назад, и Танаби бросился вдогонку за Мишей.
— Миша!
Он обежал обнажение гранита и едва не столкнулся с ней.
— Миша, подожди.
Она остановилась, но не повернулась.
— Чего ты хочешь?
Он обежал вокруг нее и встал лицом к лицу.
— Я… я должен сказать тебе кое-что, — он опустил взгляд, не осмеливаясь смотреть ей прямо в глаза. — Это… это моя вина, что Малэйка прогнала тебя
— А? — Миша приподняла бровь. — Ты о чем?
Его правое ухо начало нервно подергиваться.
— Я попросил Малэйку сделать так, чтобы ты пошла поиграть с нами, — тихо сказал он. — Я не знал, что она выкинет что-то подобное. Я думал, она просто, ну, знаешь, отпустит тебя на пару часов, или вроде того, — наконец, он поднял глаза и жалобно взглянул на нее. — Ты не никчемная, Миша, это я никчемный. Я не должен был пытаться заставить тебя делать то, чего ты не хочешь. Ты мой самый-самый лучший друг в мире, и я просто хотел провести время с тобой, вот и все, — его глаза стали влажными, и он утер нос лапой, всхлипнув. — Прости меня, Миша. Пожалуйста, не ненавидь меня.
Миша молча смотрела на его печальное лицо. Внезапно она улыбнулась, и прыгнула на него. Застигнутый врасплох, испуганный Танаби опять упал, громко ухнув, когда его ушибленная спина вновь повстречалась с твердым камнем.
— Глупый, должно быть, твоя голова набита сухой травой, — она весело засмеялась. — Конечно же, я не ненавижу тебя! Малэйка не выгоняла меня, мы это спланировали!
Танаби уставился на нее.
— Ч-что? Она знала?! — он нервно засмеялся. — Так ты провела меня, Миша, — вне-запно он нахмурился. — Это грязная шутка!
— Как и та, что ты готовил для меня, юный принц, — Танаби сжался, услышав знако-мый голос. Задрав голову, он увидел перевернутую Узури, беззаботно идущую к нему. Ее сорванцы покорно следовали за ней. Она остановилась, и ее огромная фигура нависла над ним. Танаби был совершенно ошеломлен, увидев милую улыбку на обычно строгом лице Узури. — Между прочим, это не сработало бы, Танаби. Я — старшая охотница, помнишь? Я за милю могу заметить атакующее построение, особенно, если сама его придумала, — она пренебрежительно засмеялась над своими детьми. — Нет, правда, дети, вам надо научиться придумывать собственные схемы атаки, — львица, смеясь, ушла, Того и Комби неохотно последовали за ней.
Миша положила лапу под подбородок Танаби и аккуратно закрыла ему рот.
— Мухи залетят, — тихо рассмеявшись, она потерлась о его бок. — Ты это серьезно, что хочешь провести время со мной?
— Конечно.
Она улыбнулась — он попал прямо в ее сети.
— Великолепно. Пошли. Я покажу тебе, как быть няней.
Глава 54. Яркий момент
Весенние дожди принесли на земли долины изобилие растительности; цветы ослепляли буйством красок двух годовалых львят, с веселым смехом носивщихся в аромате растений.
Укрывшись в зарослях диких желтых цветов, Танаби улыбнулся Мише, резво разма-хивая хвостом. Хихикнув, она поддалась, шагая с важным видом среди зелени, будто его не было рядом. Он выпрыгнул из укрытия и поймал ее, так что они оба покатились по пологому склону холма.
Танаби выпустил ее из лап, перелетел через подругу и упал на землю. Он встал, сме-ясь, но тут же замер, услышав, как Миша вскрикнула. Танаби посмотрел в ее сторону и уви-дел, как она появилась из плотных зарослей ежевики, неустойчиво передвигаясь на трех ла-пах.
— Что случилось?
Она осторожно потрясла лапой и посмотрела на него, в глазу блеснула слезинка.
— Танаби, мне больно вставать на эту лапу!
— Дай посмотрю, — у него живот свело, пока он подбегал к ней. Его мать подвернула ногу несколько месяцев назад, и даже с помощью Рафики она только сейчас полностью поправилась. Если у Миши то же самое, или еще хуже, перелом… Он вздохнул от облегчения, когда увидел, в чем проблема. — Это всего лишь заноза, Миша. Ничего страшного.
Она обеспокоено посмотрела на него.
— Ты можешь ее вытащить?
— Ага. Замри, — раздвинув носом шерсть, он аккуратно подцепил занозу зубами и, осторожно потянув, вытащил ее.
Миша взвизгнула от боли, а затем успокоилась.
— Спасибо, Танаби.
Он улыбнулся в ответ.
— Всегда пожалуйста, — он начал нежно, успокаивающе вылизывать ее пораненную лапу, рассеянно замечая, как она выросла за последнее время. Ее лапы, о которых она только и беспокоилась, на ее счастье довольно сильно вытянулись, теперь соревнуясь в красоте да-же с лапами старшей Лисани.
Миша сидела и молча наслаждалась тем, как Танаби очищал рану на ее лапе. Закон-чив, он поднял голову и улыбнулся ей.
— Уже лучше.
Она почувствовала прилив теплоты по отношению к своему другу. Танаби всегда был такой милый. Он никогда не играл грубо, как другие львята, а если у него было что-нибудь вкусненькое, он всегда был рад поделиться. Неожиданно для себя Миша наклонилась и поцеловала его в щеку. Танаби замер на мгновение, а затем улыбнулся.
— А вот тебе! — сказал он и поцеловал ее. Но не закончил поцелуй немедленно. На-оборот, он, балансируя на трех лапах, приковал к ней свой взгляд. — М-миша? — пробормо-тал он. — Я, э-э…
Она красиво засмеялась и толкнула его лапой, свалив на землю.
— Догоняй!
— Ах так?! — улыбнувшись, Танаби вскочил на ноги и бросился в погоню. Он гонял-ся за ней по всей саванне, а она, заливаясь смехом, виляла среди кустарника, позволяя при-ближаться ему почти вплотную, но оставаясь вне досягаемости. Они уже приближались к Скале Прайда, когда Танаби, наконец, поймал ее, изящно перехватив посреди прыжка, и они повалились в траву. Львята остановились перевести дыхание, тихо хихикая.
Танаби снова смотрел на Мишу, не в силах отвести от нее глаз. Когда она посмотрела на него и улыбнулась, солнце выглянуло из-за облака, и его яркий свет, отразившись от ее шерсти, окружил ее золотистым нимбом. У него перехватило дыхание, и он не смог вымол-вить ни слова.
Миша в недоумении моргнула.
— Танаби? Что с тобой?
Он нервно прочистил горло.
— А, ничего. Пойдем домой?
Она кивнула. Они медленно пошли к Скале, наслаждаясь теплом солнечного света и приятным ветерком, ерошившим их шерсть и порождающим волны на покрывающем землю зеленом травяном ковре.
Миша с удовольствием опустила голову на плечо Танаби, и неожиданно заметила, что шерсть его стала гуще; еще месяц назад этого не было. «Круто, — подумала она. — Интересно, как Танаби будет выглядеть с гривой?» Она попыталась представить шею своего лучшего друга, окруженную воротником гривы, как у Симбы, и тихонько хихикнула.
По пути они случайно встретили Узури. Заметив их, она усмехнулась.
— А, влюбленная парочка опять прогуливалась?
Миша прижала уши от смущения, а у Танаби на спине встала шерсть.
— Ну да… ну, то есть, нет! Мы прогуливались, но мы не…
Львица игриво шлепнула его хвостом, когда проходила мимо.
— Ну да. Я так и думала, — она улыбнулась и покачала головой. — Я всегда знала, что вы созданы друг для друга.
Танаби сжался от полного смущения.
— Узури!
Она тихо засмеялась и потерлась об него мордой.
— Я просто поддразниваю, мой мальчик. А теперь идите играйте. — Львица пошла по своим делам, все еще усмехаясь про себя.
Миша начала застенчиво вылизывать себя.
— Я, э, лучше пойду домой. Я обещала Малэйке посидеть с детьми, пока она будет на охоте.
— Хорошо.
Танаби задумчиво смотрел ей вслед. Внезапно он повернулся и рысцой взбежал вверх по склону к выступу Скалы Прайда. Увидев своего отца, он медленно пошел к нему, не зная, с чего начать.
Симба принимал отчет Зазу, когда заметил своего сына, тихо сидевшего позади него. Прервав Зазу, он с любопытством посмотрел на львенка.
— В чем дело, Танаби?
Львенок беспокойно ерзал.
— Э-э, пап, можно мне секундочку поговорить с тобой наедине?
Симба приподнял бровь.
— О чем? Сейчас я принимаю доклад. Это очень важно?
— Ну-у, пожалуй, — он смущенно дернул хвостом. — Это о… ну, моем друге.
Симба нахмурился.
— О ком. У кого-то проблемы? — он строго посмотрел на сына. — Вы опять шутили над Узури?
Танаби недовольно вздохнул.
— Нет, о Мише.
Симба губами изобразил «О-о» и повернулся к Зазу. Птица-носорог понимающе улыбнулся и прокашлялся.
— Что ж, на этом, Ваше Величество, можно считать мой отчет оконченным. Я вер-нусь позднее и поставлю вас в известность, если еще что-нибудь случится.
— Хорошо, Зазу. Спасибо. — Взмахнув крыльями, Зазу улетел, и Симба повернулся к сыну. — Ну, Танаби? Что у тебя на уме?
Танаби тревожно наморщил лоб.
— Пап, я не могу выбросить ее из головы! — беспомощно пробормотал он. — Я чув-ствую себя так странно. Я хочу играть с Хабу и остальными парнями, но я хочу играть и с Мишей и не хочу, чтобы они шли с нами. В конце концов, она мой лучший друг, но… — он замолчал, не зная как продолжить.
Симба поднял ухо.
— Но… что?
Львенок смущенно смотрел в землю.
— Я подумал, что она сегодня мило выглядит, и я… я поцеловал ее.
Отец усмехнулся.
— Она и правда милая. Ну и как, это было весело?
— Что было весело?
— Целовать ее.
— Ну, не весело. Скорее… мне понравилось. Хотя не сказать, что это было весело.
Симба прижал львенка к себе.
— Сынок, знаешь ты это, или нет, но ты растешь. Нет ничего плохого в твоем жела-нии проводить время наедине с Мишей, если это то, чего ты хочешь, — он встал, потянулся и начал подниматься по извилистой тропинке, ведущей на вершину Скалы. Танаби нетороп-ливо пошел за ним, продолжая слушать. — Танаби, возможно, тебе это трудно понять, но в твоем возрасте это совершенно нормально хотеть быть с девочкой, — Симба улыбнулся. — Я помню время, когда я думал, что девочки существуют для того, чтобы мне было над кем шутить.
— Правда?
Симба кивнул.
— Знаешь какие-нибудь хорошие приколы?
— Нет такого понятия как «хороший» прикол. По крайней мере, когда ты будешь в моем возрасте. Я люблю шутки, когда все весело хохочут и никому не обидно.
— А. Ну да.
Поднявшись наверх, два льва подошли к краю и сели.
— Это только начало, мой сын. Чудеса происходят в тебе каждый день, и саму жизнь нужно принимать как чудо, столь она удивительна. В свое время эти изменения пугали меня. У меня не было никого, с кем я мог бы поговорить об этом, и я хочу, чтобы ты помнил, для тебя я не только отец…
— А еще и король.
— Нет… То есть да, но я хочу сказать, что я для тебя еще друг.
Симба нежно уткнулся носом в него, пока они вместе смотрели на Земли Прайда.
— Сынок, знаешь день, когда ты станешь львом?
— Когда я пройду посвящение?
— В глазах Прайда, да. Но во всей твоей жизни не будет такого дня, когда ты про-снешься совершенно другим львом. Посвящение можно провести на неделю позже для удоб-ства, можно и на пару дней раньше. Это просто церемония. — Симба задумался. — Нет, не просто церемония — она очень важна — но все равно в самом моменте ее проведении, нет ничего священного, поскольку взросление — процесс, а не событие, — он похлопал Танаби по плечу. — Сынок, сейчас ты в том возрасте, когда с каждым днем ты все меньше ребенок и все больше взрослый. Это приводит к некоторым сбивающим с толку чувствам. Как, например, когда ты поцеловал Мишу. Я часто целую твою маму. Иногда это также как ты целуешь меня. Но когда ты станешь взрослым, как я, появятся другие моменты — особые моменты. Ты поцелуешь ее и почувствуешь, что должно случиться что-то еще. Будто поцелуй — это не конец, а только начало.
— Ага, — сказал Танаби. — Так и было. Я чувствовал — что-то должно произойти, — он смущенно опустил глаза.
Симба тихо сказал:
— Миша любит тебя, Танаби. Однажды, когда ты поцелуешь ее, она тоже будет ждать, когда что-то случится. И я знаю, что это за что-то.
— Комби сказал, что я должен… — он замолчал.
— Комби очень умный, но он не знает всего. Если бы он знал, то знал бы, что любовь между львом и львицей священна и прекрасна, — Симба улыбнулся. — Ну сколько раз Ком-би занимался тем, о чем рассказывал?
Танаби прижал уши и посмотрел в землю.
— Думаю, что ни разу.
— Тогда, откуда он знает, что он прав? — Симба лукаво улыбнулся. — А твой отец счастливо женился и имеет сына.
Танаби посмотрел на него и улыбнулся.
— Ну да.
Симба потерся об него мордой.
— Так кому же ты поверишь? Своему папе, вот кому. Настало нам с тобой время от-бросить то, что наболтали Того и Комби, и поговорить начистоту.
Небо над ними приняло темно-пурпурный цвет сумерек. И пока великие короли про-шлого один за другим занимали свои места на небосводе, Танаби тихо сидел рядом с Симбой и слушал о любви.
Глава 55. Ожидание
Нельзя сказать, когда Миша влюбилась в Танаби. Маленькими львятами они были лучшими друзьями, не разлей вода. Большинство членов прайда не представляло одного без другого. Адженти и Нала вместе вскармливали их, тем самым по-матерински поддерживая ростки отношений, ведь они могли однажды принести в семью Адженти сына, в семью Налы — дочь. Конечно, теперь они уже давно перешли на взрослую пищу и выглядели тоже взрослее. И вместе с этим пришла более зрелая любовь, которая углубила, но не заменила их прежние чувства.
Адженти по-прежнему сохраняла влияние над своей «дочуркой» и запрещала ей бес-печно заигрывать с Танаби, потому что она все еще не была львицей. Несмотря на свои чув-ства, Миша все еще оставалась ее львенком, и это не изменится, пока она не станет львицей в глазах прайда. Ее чувства к Танаби росли и углублялись, и она не могла дождаться посвящения и свободы, которую оно несло.
Миша грелась на солнце, лежа на камнях, когда пришел Танаби.
— Смотри, Мисси, замечаешь, что во мне что-то изменилось?
— О да! Она чудесная! Посмотри, мам, как выросла его грива со вчерашнего дня, ко-гда он спрашивал меня в последний раз!
— Не слишком-то вежливо, — сказал Танаби. — В общем я пришел пожелать тебе удачи на вечерней охоте. Слышал, она у тебя первая?
— Да ты неплохо осведомлен, — она улыбнулась. — Я говорю о ней не меньше, чем ты об этой дурацкой гриве… забудь, что я сказала, она не дурацкая. Она чудесная, как и ты.
Танаби лизнул ее в щеку.
— Завтра мое посвящение. Наверное, я слишком долго тянул с церемонией, но я от-ложил ее из-за тебя.
— Из-за меня?
— Потому что сегодня вечером у тебя первая охота. Я хочу, чтобы завтра на церемо-нии ты стояла рядом со мной. Я хочу сделать объявление. Ты будешь охотницей, а я буду охотником.
— И на кого ты будешь охотиться?
— На тебя.
— Думаешь, сможешь меня поймать?
— Поймаю, — страстно ответил он. Он задрожал и заговорил почти шепотом: — Время разговоров скоро пройдет, Мисси. Моя любовь будет больше, чем просто слова.
— Я знаю.
— Скажи мне правду. От кого исходят твои чувства - от львицы, или же от львенка? Я знаю, что ты мне подруга, но ждешь ли ты этого союза? Ты уверена, что захочешь меня?
Она прижалась к Танаби, медленно прошлась вдоль него, потершись о его бок, и в за-ключении обольстительно провела гибким хвостом по его горлу.
— Я хочу тебя прямо сейчас. Как только первая кровь будет на моей щеке, я даже не буду есть. Я вернусь сюда, чтобы найти тебя. Я дам тебе все, о чем ты мечтал — обещаю.
— Миша, — прошептал Танаби, нежно потершись об нее мордой. Его жаркое дыха-ние на ее щеке дурманило. — Когда ты убьешь жертву, насладись моментом. Ты знаешь, что я стану львом только завтра. Глупый, мимолетный проход солнца и несколько торжествен-ных слов моего отца. Ненавижу церемонии — они такие невыносимо уто-ми-тель-ные и од-но-об-раз-ные.
— И такие долгие, — сказала Миша. — Будь краток. В конце концов, на самом деле ты станешь львом, когда мы останемся наедине.
— О боги! — он снова уткнулся в нее, затем остановил себя. — Пожалуйста, оставь меня. Я сам себе не доверяю.
— Извини, Пушистая Любовь, — она быстро и сдержанно лизнула его в щеку. — Люблю тебя.
— Взаимно. Удачной охоты.
Глава 56. Охота
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем настало время вечерней охоты. Миша первая пришла к месту сбора в тени Скалы Прайда. Пока остальные львицы приходили одна за другой, она нервно расспрашивала их.
Известно, что львицы любят поболтать, когда собираются на охоту. Надо было выго-вориться вдоволь перед тем, как воцарится тишина преследования. И в результате Миша по-лучила множество советов на все случаи жизни, начиная с того, как охотиться, и заканчивая методами воспитания вежливых и послушных детей. Иша даже спросила, был ли у нее Раз-говор с матерью. Она смущенно ответила, что был.
— Иша, а на что это похоже — быть со львом?
Окружающие засмеялись.
— Радость моя, — сказала Малэйка, — если она заговорит об этом, мы этой ночью точно никого не убьем.
— Ну, я могла бы рассказать тебе несколько историй, — добавила Иша, хихикая. — Помнишь Таку?
— Таку?! Ты, с Такой?! — на этот раз смех был громче.
— Да вы что! Ни за что на свете! — она притворилась обиженной, затем шепотом продолжила. — Но как мне стало известно из надежных источников, он и Эланна частенько ускользали, чтобы…
— Думай, что говоришь о моей сестре! — Сараби немного обнажила клыки.
Иша посмотрела на Сараби и успокаивающе добавила:
— Да ладно тебе, Сараби. Неужели совсем неинтересно? Ты же сама сказала, что не знаешь, что в нем нашла Эланна. Я тоже не знала, поэтому пошла прямиком к первоисточнику. Эл’ ничего не скрывала, даже мельчайших подробностей…
У Сараби отвисла челюсть.
— Не может быть! Мне она ничего не сказала.
— Естественно. Некоторые вещи не хочется рассказывать сестре, например: «Что на этот раз, шаловливые зайчики или месть антилопы гну?»
Львицы захихикали и подошли ближе, ожидая продолжения.
— Шаловливые зайчики? — обеспокоенно переспросила Миша. — Мама мне о таком не говорила…
— Тс-с! — сказала Узури. — Миша пока еще ребенок. — Узури была старшей охот-ницей, и все сразу подчинились.
— Тебе не нужны никакие шаловливые зайчики, — замурлыкала Узури. — Любовь между львом и львицей прекрасна, когда она исходит из самого сердца. Танаби посмотрит тебе в глаза и будет умолять тебя о любви. Ты с радостью согласишься. И когда твоя любовь будет сиять, как глаза Айхею, он разделит с тобой тепло своего тела. Любви не надо бояться или стесняться.
Сараби добавила:
— Временами он будет упрямым, безответственным львенком-переростком. Он будет сводить тебя с ума своей глупостью. Ты захочешь выбить из него душу, но потом он раска-ется, и будет нуждаться в прощении, как сухая трава нуждается в дожде. И ты, не задумыва-ясь, простишь его, потому что любишь. Заниматься любовью хорошо, но есть много спосо-бов чувствовать любовь. Я часто вспоминаю, какой защищенной я себя чувствовала ночами рядом с сильным и красивым телом Муфасы. Если проснусь при высокой луне, то поглажу его гриву. Он не проснется, но мягко проурчит, — ее челюсть задрожала. — Прости. Больше слушай старую глупую львицу, живущую прошлым.
— Не говори так, — ответила Миша. — Ты не глупая.
Это была не первая охота Миши. Мать несколько раз брала ее с собой и показывала, как охотится на мелких зверей. Однажды Адженти даже поймала антилопу и на ее теле про-демонстрировала все правильные захваты.
Но это была первая охота Миши вместе с другими львицами. Жертва, у которой она должна отнять жизнь, будет бороться, стараясь прожить еще хотя бы час, хотя бы минуту. Она должна быть решительной, но по возможности быстрой и милосердной. Мысли отвлек-ли ее от Танаби достаточно, чтобы сосредоточиться перед выходом.
— Пора, сестры, — сказала Узури. — Иша, Нала, встаньте по флангам, Малэйка, ты поведешь левый фланг. Остальные за ней, кроме тебя, Миша. Ты пойдешь со мной. Теперь тихо!
С этого момента они будут говорить только шепотом и будут немногословны. Львицы развернулись веером и образовали в высокой траве фигуру, похожую на раковину моллюска.
Да и не было необходимости в обсуждении направления атаки, узурины быстрые жесты ушами, головой и хвостом говорили яснее всех слов. Она повела группу к водопою с поросшей травой стороны, держась против ветра. Довольно простой план, предназначенный для мелкой добычи, а не больших животных, которыми весь Прайд может утолить голод. Это делалось специально для Миши, так же, как это делалось на протяжении бесчисленных поколений, и будет делаться для ее дочерей.
Многое было новым для Миши. Несмотря на множество друзей, она и понятия не имела, что происходило, когда группа уходила на охоту. Даже в вынужденной тишине вы-слеживания чувствовались родство сестер и единство цели, которых она не нашла бы — и не смогла бы найти — где-то еще. Нет такой львицы, которая не могла бы вспомнить свою первую добычу, так, как будто это было вчера. Единственное, что с годами менялось в их рассказах, так это размеры и проворство жертвы. Первая добыча имела обыкновение становиться крупнее с годами.
В тихой, рассчитанной до мелочей поступи выслеживания они слышали жужжание насекомых, пение птиц, и слабый шорох травы под ногами. Миша использовала свои навыки в играх, преследовании и борьбе с Танаби в полных смеха схватках под акациями. Теперь пришло время их серьезного применения. Иногда она позволяла ему победить, потому что любила его. Теперь по той же причине она должна победить любой ценой. И все же, как сильно она ни любила Танаби, она негодовала от давления, которое чувства оказывали на ее первую охоту. «Я должна победить, — думала она. — Сконцентрироваться!»
Сквозь траву Миша едва различила газелей Томсона, на которых они охотились. Ка-кая удача! Тот же вид, что ей показывала мать! Она знала, что делать и куда бить. Боги были с ней!
Водопой притягивал всех. Большие и маленькие, слабые и сильные — все должны пить. Некоторые звери, вроде львов, принимали воду как само собой разумеющееся. Для других же она была ценным трофеем, который мог добыть только умелый вор. Газели были из лучших воров, но и они допускали ошибки. А этим вечером они как нельзя плохо выста-вили наблюдателей.
Узури постоянно меняла направление. Время от времени одна из газелей нервно под-нимала голову, осматриваясь вокруг в поисках опасности. В этот момент все львицы замирали, не дожидаясь команды. Они шли с подветренной стороны, и их не могли учуять. Они добьются успеха, если будут подкрадываться ровно столько, сколько нужно. Если медлить, то газели напьются и уйдут — животные не задерживаются у водопоя дольше, чем необходимо. Узури могла выбрать подходящий момент как никто другой, и с успехом пользовалась этим.
Напряжение было неимоверным. Миша старалась держать себя в лапах. До сигнала не должно быть резких движений и звуков. Даже погоня должна быть бесшумной, секунды и даже доли секунды, до того, как их обнаружат, могли иметь решающее значение. Миша на-блюдала за кисточкой хвоста и ушами ведущей львицы, ожидая сигнала.
Внезапно она подняла уши и хлестнула хвостом. Тотчас же несколько ракет, покры-тых золотой шерстью, понеслись к стаду, которое на миг замешкалось от неожиданности, а затем подобно огромному, мгновенно распустившемуся желто-коричневому цветку рассыпалось во всех направлениях. Земля задрожала, как живая.
Охотницы повернули направо. Газели вели себя, как один огромный зверь, держась плотным построением. Тем не менее, один самец отстал от остальных, и Узури начала пре-следовать его, избавив Мишу от принятия решения. Остальные львицы стали сосредоточи-ваться на несчастном самце, и расстояние быстро сокращалось. Затем они отступили, и Узу-ри скомандовала: «Миша, вали его!»
Сердце Миши стучало как молот, нервы были натянуты до предела — она сокращала дистанцию. Газель повернулась, и из-за этого потеряла полсекунды. Инстинктивная реакция Миши сделала свое дело — она ожидала поворот.
Миша прыгнула. Ее сильные лапы обвились вокруг шеи, впились в пушистую цель, и ее челюсти сомкнулись… не достигнув цели. Она свалилась и получила в плечо мощный удар копытом уносящейся антилопы.
Она два раза перевернулась, но мгновенно встала и продолжила погоню. Но газель была уже далеко.
— Миша, стой! Возвращайся!
Она подчинилась Узури, но злобно посмотрела назад.
— Мне нужна эта добыча.
— Ты упустила его, — сказала Узури. — Такова жизнь. — она подошла к Мише и по-смотрела на ее плечо. — Ходить можешь?
— Да в порядке я, — расстроенно сказала Миша. Она немножко прошлась. — Почти не болит.
— Крови нет, — сказала Узури. — Все будет в порядке, но мы должны возвращаться.
— Мы не можем вернуться, — в ужасе ответила Миша. — Просто не можем! Пожа-луйста, я в порядке! Правда!
— Мы пойдем на охоту через две ночи. Если ты будешь здорова, мы будем рады тебя увидеть. Все-таки это моя вина. Надо было проверить твою подготовку и больше помогать тебе. Я знаю, что тебя ждет лев, мне жаль.
В этот момент молодой кролик, у которого кончилось терпение, выскочил из кустов и побежал к своей норе. Бдительная львица прыгнула к нему и порвала его зубами.
— Могла бы дать Мише попытаться, — сердито сказала Узури. Затем выражение ее лица изменилось. — Сестры, возможно, еще не слишком поздно. — Она вымазала лапу кро-вью и сказала. — Миша, иди-ка сюда.
Миша подчинилась, и главная львица попыталась намазать ее щеку кровью.
— Пожалуйста, не надо, — ответила Миша, отходя назад.
— Они не скажут, — Узури пристально посмотрела на остальных. — Ведь правда?
— Нет, — ответили они. — Конечно, нет.
— Но я-то буду знать, — возразила Миша. — При каждом прикосновении мужа я бу-ду думать об этом. Говорят, что первая жертва не забывается, а я буду жить с этим до самой смерти. Пожалуйста, Узури, не искушай меня.
Узури задумчиво кивнула.
— Мудрые слова, — она нежно потерлась об нее мордой. — У тебя есть честь, как и у твоей матери.
Глава 57. Проблема
Уже в десятый раз за час Танаби спрашивал отца, не возвращаются ли охотницы. Он горел от желания самому усесться на выступе Скалы, но был вынужден сидеть в тишине родной пещеры, слушая наставления Рафики. Зазу плохо видел ночью, и только у Симбы было время смотреть, не показались ли на горизонте темно-желтые пятна.
— Как ты думаешь, они скоро вернутся? — спрашивал Танаби.
Симба спустился и подошел к сыну.
— Значит так, Танаби. Вот что мы сделаем. Ты дашь мне смотреть спокойно, без лишних вопросов, и когда я увижу ее, то сообщу тебе, и быстро проведу закрытую церемо-нию в кругу семьи, как только она придет. Это будет нашим маленьким секретом. Конечно, завтра будет официальная церемония, но тогда ты будешь в очень хорошем настроении. По-нял?
Симба поднялся обратно и уселся на еще не остывшее место.
— Пап.
— Ну что еще?
— Спасибо.
Симба улыбнулся.
— Пожалуйста.
Он хотел, чтобы посвящение его сына было всем тем, чем не было его собственное. Тимон и Пумба были единственными свидетелями взросления Симбы, и они сделали все, что могли, чтобы их юный друг был счастлив. Земли Прайда многие годы не видели настоящего королевского посвящения, каким оно должно быть, с тех пор как у Ахади появилась грива. Благословение было не только льву, в честь которого проводилась церемония, но и всем тем, кто летал, бегал и плавал. И поэтому те, кто боялись львов, любили и чтили Короля Льва. Он был тем, через кого приходила божья благодать. Приходящие на церемонию посвящения будут толпиться вокруг, в надежде прикоснуться к гриве и получить от нее силу, которая передастся и их потомству.
Возможно, Симба был озабочен тем, как порадовать богов и наверстать упущеное за эти годы. Но он беспокоился и о том, чтобы его сын был счастлив. Тут он заметил львиц, возвращающихся с охоты.
— Смотри, это они! — крикнул Симба, гарцуя как львенок. — Танаби, ты слышал?!
Танаби вылетел из пещеры. Два льва встретились в середине скалы и схватились как два котенка.
— Становишься слишком большим для материнского молока, а?
— Ты просто завидуешь.
— Я все еще могу заставить тебя ждать до завтра.
— Папа!
— Иди, поприветствуй ее, мой сын. Приведи ее сюда. И помни, я должен поцеловать ее первым.
Танаби сорвался с места, стряхнув с гривы пыль, и побежал со скалы. «Не могу дож-даться, чтобы сказать ей», — думал Танаби, летя сквозь траву, как корабль на всех парусах в открытом море. Глаза львиц в лунном свете сияли зеленым и золотым. Пара этих огоньков принадлежали его любимой.
— Миша! Миша, дорогая! Это я!
Узури прошла мимо него, не подняв глаз, с мрачным выражением на лице. Иша пока-чала головой, как бы говоря: «Не спрашивай». За ней, опустив голову, шла Миша, на ее рас-пухшем плече был пыльный след копыта.
— Миша?
Миша молча посмотрела на него и разрыдалась.
— Сейчас тебе лучше уйти, — посоветовала Узури. — Скоро она снова пойдет на охоту.
Когда они пришли к Скале, не было нужды говорить Симбе, что случилось.
— Я отдал Зазу приказания, — мягко сказал Симба сыну. — Он будет сопровождать вас, пока Миша не убьет свою первую жертву. Я доверяю тебе, но мы должны пресечь сплетни до их появления.
Глава 58. Церемония
Я произношу слова Айхею Прекрасного, вдохнувшего в наши ноздри дыхание жизни: «Ступайте, дети мои, растите в величии и процветании, и пусть мой дар жизни передается из поколения в поколение, пока солнце восходит и садится. И я даю вам знак, что мой дар вечен».
ЛЬВИНЫЙ МИФ О СОТВОРЕНИИ МИРА, ВАРИАЦИЯ D-4-A
Церемония Посвящения должна была пройти так, как повелось исстари. Все обычаи должны быть строго соблюдены, включая однодневный запрет на охоту, позволяющий всем животным Земель Прайда праздновать счастливую судьбу принца. Леопарды и гепарды тоже должны были воздержаться от кровопролития. Возможно, им это и не нравилось, но у них было слишком много достоинства и слишком мало силы, чтобы возражать. Миша была подавлена. Этой ночью охоты не будет, и она не сможет проявить себя. Более того, после тщательного осмотра Рафики сказал ей воздержаться от охоты, по меньшей мере, неделю.
Чтобы поднять ей настроение, Нала попросила ее сидеть рядом с ней во время цере-монии. Это место обычно предназначалось для сестры или, если бы все сложилось хорошо, для невесты. Нала знала то, чего Симба не узнает никогда, — Миша отказалась от подарка — чужой крови. Нала уважала ее и даже попросила сделать исключение, чтобы Миша могла выйти замуж в знаменательный для Танаби день. Но Симба напомнил ей, что это не просто обряд, а религиозный обычай, предназначенный для защиты молодых и неопытных.
В утро перед церемонией, место перед скалой было самым ценным. Слоны и зебры встали впереди всех, за ними буйволы и газели. Жирафы сказали, что им и позади неплохо, поскольку они высокие, но, как легко было заметить, они четверть часа пробивались вперед, пока, наконец, не оказались почти вплотную к слонам.
Зазу встал на выступе Скалы Прайда и окинул взглядом многочисленных собравших-ся. Речь, заготовленная в свое время для Муфасы, которой его научили Ахади и Македди, и повторенная с Рафики, всплыла в его памяти. Он расправил крылья, и в толпе немедленно установилось молчание. Такова была власть Короля и его представителей.
— Я произношу слова Айхею Прекрасного, вдохнувшего в наши ноздри дыхание жизни: Ступайте, дети мои, растите в величии и процветании, и пусть мой дар жизни передается из поколения в поколение, пока солнце восходит и садится. И я даю вам знак, что мой дар вечен — растроганный Зазу добавил: — Слушайте все. Знак появился на Принце Танаби — истинном сыне Короля. Через него боги напомнили о себе.
Танаби вышел вперед. При виде его новой, еще короткой гривы, толпа низко покло-нилась в полном молчании. Вид такой толпы, стоящей столь тихо, лишал мужества. На се-кунду он забыл про свои проблемы и гордо выпрямился.
Симба встал позади него, чтобы произнести благословение.
— Великий Айхею, отец всех народов. Благослови Танаби, твоего избранного слугу, кровью милосердия и дождем любви. Наполни его ветром свободы. Поставь его ступни на почву веры. Озари его светом знаний. И через него благослови всех, кто чтит тебя.
Миша тихо прошептала.
— И дай ему знать, как сильно я люблю его.
Нала легонько лизнула ее в щеку.
— Он знает, дорогая. Он знает.
Церемония, как и речь Танаби текла неторопливо. Некуда было торопиться. Но Миша не обращала внимания на происходящее. Она была подавлена. И когда все высокопарные речи и благословения закончились, она тихонько убежала. Танаби хотел было последовать за ней, но ему посоветовали оставить ее на время одну.
Этой ночью, когда толпа разошлась, и вновь воцарилась тишина, Танаби смотрел на Земли Прайда.
— Как все мирно. Только этой ночью ни в одном сердце нет страха. — он посмотрел на Симбу со слабой улыбкой. — Зебренок подошел прямо ко мне. Он спросил, что я за зверь. Ты можешь поверить — он не знал, кто такие львы?
— Он пришел к тебе в своей невинности. Запомни этот момент, — сказал Симба. — У них тоже есть мысли и чувства. Ты должен помнить этого жеребенка и никогда не охотиться ради забавы или убивать жестоко. Сын, я мог родиться зеброй или антилопой, и я любил бы свое дитя не меньше, чем я люблю тебя сейчас.
— Значит, в конце концов, это вопрос удачи, да?
— Да. Но вера и смелость может позволить нам стать выше удачи и принять вызов. Любовь Миши отважна, и со временем она преодолеет все испытания. Все, что ей нужно — вера. Ты должен помочь ей поверить в себя. Ты должен поверить в нее.
— Я не говорил о ней, — возразил Танаби, но затем глубоко вздохнул. — Кого я пы-таюсь обмануть.
Глава 59. Мы втроем
На следующий день, рано утром, Танаби появился у пещеры Миши.
— Доброе утро, Миша. Прекрасное время прогуляться — только мы втроем.
— Утром в это время и правда просто прекрасно, — сказал Зазу очень бодрым голо-сом. — Миша, ты помнишь, что Рафики сказал о твоем плече. Начнем с короткой прогулки — надо размять мышцы и вернуть живость твоей походке.
— Все что угодно отдам, лишь бы опять на охоту, — сказала Миша без воодушевле-ния. Она потянулась и слегка вздрогнула от вспыхнувшей в плече боли.
Они шли от Скалы Прайда по тропинке, ведущей к водопою. Хотя срок действия за-прета на охоту истек, большинство животных держались не очень далеко от пары словоохот-ливых львов, совершающих утреннюю прогулку. Танаби смотрел на стадо легкомысленных зебр, думая, был ли среди них жеребенок, которого он встретил вчера.
— Жалко, что мы не можем чаще устраивать перемирие.
— Например, сегодня?
— Боже, нет! — прошептал он Мише. — Каждый день без тебя подобен вечности.
— Я все время думаю о тебе, — прошептала Миша в ответ.
— Я буду ждать тебя, Миша. Столько, сколько потребуется, клянусь.
— Не давай обещаний, которых ты, возможно, не сможешь сдержать. Я могу оказать-ся совершенно никудышной охотницей, и ты забудешь меня.
— Тебе надо справиться только один раз. Я тебя никогда не забуду. Твоя любовь — все для меня.
— Ты действительно будешь ждать меня, Танаби?
— Я тебя уже столько ждал, разве нет?
— Смотрю, вы, влюбленные голубки, шепчетесь, — сказал Зазу. — Надеюсь, это не какой-нибудь план.
— По правде говоря, это план, — сказал Танаби. — План, как снова привести ее в хо-рошую форму.
Зазу слетел вниз и уселся у Танаби на спине. Зазу, сидящего, как на жердочке, качало от мягких шагов льва.
— Ваше Высочество, я вам сочувствую. У нас птиц-носорогов тоже нелепый брачный ритуал.
— Хочешь сказать, наши законы нелепые?
— О нет, Ваше Высочество. Может, я и плохо разбираюсь в львиной красоте, но на-стоящую пару я вижу издалека. Когда птица-носорог и его подруга так западают друг на друга, все что требуется — несколько взмахов крыльями и кудахтаний — не больше дюжи-ны, — чтобы добиться своего.
— Взмахов крыльями и кудахтаний?
— Ну, вроде этого… — Зазу быстро расправил крылья, тряхнул хвостовым оперением и пошел, крича: — Сквоук! Сквоук!
Миша засмеялась:
— Так вот что меня сегодня утром разбудило!
— Да ты что! — Зазу обиженно сложил крылья. — Мадам, я предпочитаю держать свою личную жизнь при себе в отличие от соседствующего сброда. Там, откуда я родом…
Уши Миши резко повернулись на звук, и она замерла.
— Что такое? — спросил Зазу.
— Тс-с!
Раздался грохот. Земля затряслась. Несколько секунд спустя группа антилоп выскочи-ла из кустарника и в панике понеслась прямо на них. Зазу изо всех сил замахал крыльями, чтобы убраться с их пути. С воздуха он увидел львиц, послуживших причиной для бегства. «Обычно такими делами утром не занимаются. Что они задумали?»
Миша и Танаби рванулись на перехват одной из антилоп. Миша была так близка к од-ной из них, что могла почти дотянуться до нее, но вдруг почувствовала боль в плече. Она начала отступать, опасаясь еще одной травмы. «Боги, помогите мне! Мне нужно чудо!»
В этот момент в морду антилопы влетели когти и перья. В панике она попыталась ос-тановиться и развернуться, но на ее морде снова оказалась птица-носорог.
— С дороги, кретин!
Сильные челюсти Миши сомкнулись на ее горле. Скоро все было кончено.
Почти сразу же подоспели остальные львицы.
— Так-так-так, смотрите-ка, кое-кто совершил свое первое убийство!
Узури намазала лапу кровью с тела, прикоснулась к своей щеке, а затем к щеке Миши.
— Берегитесь, львица вышла на охоту!
Львицы зарычали, превратив стаю фламинго в розовый хаос. Слоны протрубили от удивления и направились под защиту деревьев.
Зазу, пошатываясь, шел по земле.
— О боги, только бы меня не вырвало. — Раздался звук раздирания брюха. Зазу на мгновенье взглянул на дыру и быстро отвернулся. — Да, меня точно вырвет!
— Зазу! — подбежал Танаби. — Зазу, курицын сын! Хорошая работа!
— Хорошая? Ты называешь это хорошим? — он скорчился. — Никогда и никому не говорите, что я участвовал в этом омерзительном действе. Я никогда не признаюсь. Я всегда держусь от крови как можно дальше!
— Он пытается поблагодарить тебя, — сказала Миша. — Это было так благородно с твоей стороны, Зазу. В общем, это делает тебя вроде как… ну-у…
— Пожалуйста, не говори, что почетной львицей, — ответил Зазу, глядя на ее крова-вую щеку. — Мне не идет красное.
— Нет, героем.
— Меня? Героем? — Зазу поклонился. — Приношу извинения за свои манеры, для вас обоих всегда пожалуйста. Это самое малое, что я мог предпринять при данных обстоя-тельствах. Работа такая, знаете ли. Ну а поскольку приглядывать за вами теперь не нужно, я вас оставлю наедине. Всего хорошего.
Зазу улетел, но Танаби и Миша остались совсем не одни. Другие львицы, улыбаясь, стояли вокруг, и от этих улыбок Танаби чувствовал себя обритым наголо.
— Леди, вам разве никуда не надо? А? Найдите себе занятие. Ну! Брысь!
— О, они хотят остаться одни! — сказала одна из львиц с притворной скромностью. Среди львиц пробежался смешок.
— Посмотри-ка, какая черная неблагодарность, — воскликнула другая. — Я не обяза-на задерживаться здесь и выслушивать оскорбления. Я ухожу.
Миша смотрела, как они медленно уходили в высокую траву.
— Танаби, они помогли нам. Ты уверен, что мы поступили честно?
— Да, сладость моя. И я бы это еще раз сделал.
Она потерлась об него мордой.
— Я просто уточнила.
Глава 60. Перед всем миром
«И, когда грива становится длинной, боги ожидают ото льва определенных вещей. Он должен выдержать испытание дикой местностью, и если он докажет, что достоин уважения, то быть ему Королем»
МУДРОСТЬ ДЖАБАНИ
Похищение Хабусу вызвало у Симбы сильные чувства к нему. Кроме того, Хабусу был не просто лучшим другом для Танаби. Он был ему братом во всех отношениях, и поэто-му Симба не хотел терять его.
Тем не менее, он должен был что-то делать, поскольку у Хабусу уже выросла грива, и ему исполнилось два года.
Каждую луну Симба приносил жертвы Айхею и молился, чтобы боги дали ему еще немного времени. Но почему он делал это, и как долго это будет продолжаться, он не гово-рил.
Но однажды, после того как возбужденный Зазу прилетел с новостями из-за границы королевства, Симба собрал весь Прайд от мала до велика.
— Случилось!
— Что случилось? — спросила Сарафина.
— Увидите!
Иша вышла посмотреть, из-за чего весь переполох. Симба тепло потерся об нее.
— Иша, я хочу, чтобы ты, Хабусу и Мисс Присс пошли с нами. У нас сбор прайда на восточном лугу. И твоя семья будет сидеть рядом со мной.
— Я польщена, — она обеспокоено посмотрела на него. — Сегодня я потеряю его? Меня должны были предупредить за два дня.
— Ты никогда не потеряешь его. Клянусь.
— А боги?
— Боги будут довольны.
— Это он, да? Он вернулся за мной?
Симба широко улыбнулся.
— Угадай с двух раз.
Лицо Иши засияло от радости. Она уткнулась в него, намочив его гриву слезами.
— Благослови тебя бог!
— Ну что ты делаешь, — предостерег Симба, нежно поглаживая ее лапой. — Ты же не хочешь пахнуть другим львом, когда твой муж вернется.
Когда Прайд собрался на восточном лугу, все принялись гадать, что же должно слу-читься. До многих доходили слухи, что Симба планировал для Хабусу особую церемонию посвящения, которая редко проводилась. Другие думали, что Рафики нашел для него причи-ну остаться и, возможно, сделать его принцем-консортом. Они ожидали церемонии усынов-ления. Но все просто молча сидели и смотрели на Хабусу.
Прошло несколько минут. Симба сидел прямо и терпеливо ждал, и пока он так сидел, никто не шевелился. Несколько львят играли в траве, но поскольку они не шумели, на них не обращали внимания. Взрослые и львята постарше спокойно сидели и ждали, пока Симба что-нибудь не скажет.
Прошел час. Многие львы начали беспокоиться. Скажет ли Симба когда-нибудь «нач-нем»?
Наконец Зазу прервал монотонность ожидания.
— Вот он!
Крупный, хорошо сложенный лев с роскошной черной гривой вышел из тени.
— Разве не красавец! — прошептала одна из львиц.
Незнакомец посмотрел на Кейко и тихо сказал:
— Мама.
Кейко выбежала из группы, подбежала ко льву и, обхватив лапами его плечи, уткну-лась в него.
— Мой сын, мой сын!
Это был наследник королевства Таки, сын, который вернулся. Многие львицы, как завороженные, смотрели на того, кем стал подросток. Чудо взросления было поразительно, поскольку они не видели его развития день за днем.
Поцеловав свою мать, Мабату нежно отстранил ее и подошел к Симбе. Упав ниц пе-ред ним, он произнес:
— Я касаюсь твоей гривы.
— Я чувствую. Что привело тебя в мое королевство?
— Я пришел за тем, что мое по праву, если она все еще хочет меня.
— Да! Да! Да!!! — Иша прыгнула вперед, встала на задние лапы, обхватила передни-ми его шею, и начала гладить его лапами и тереться об него мордой. — Я твоя навсегда.
В этот момент все подобие порядка было утеряно.
— Парень, ну и ночка тебе предстоит! — кричала Сарафина.
— Я настоящая Иша! — выкрикнула Адженти. — Она самозванка! Меня возьми, ме-ня!
— В добрый путь, Иша! Если устанешь, отправь его ко мне!
— А ну прекратите, — Симба пытался восстановить порядок. — Разве не видите — им есть, чем заняться.
— Можно нам посмотреть? — спросила Сарафина.
— И не стыдно, Фини? — Симба не удержался от смеха при этом замечании.
Когда, наконец, воцарилось спокойствие, в наступившей тишине Мабату впервые увидел своего сына.
— Так значит, ты — Хабусу. Ты мой сын и единственный законный наследник, — он потерся о Хабу мордой и добавил: — Это маленькое королевство. Я делю его со старым львом, который проиграл вызов. Мы прекрасная пара, рассвет и закат. Он хороший друг, и ты полюбишь его.
Лисани вышла вперед и потерлась о свою мать.
— А это кто?
— Лисани, но мы зовем ее Мисс Присс. Дочь Бисы. Моя сестра умерла, — Иша со-чувственно посмотрела на нее. — Ну и что ты выбираешь, Мисс Присс?
— Я пойду с тобой, куда б ты ни пошла. Но прозвище остается здесь, хорошо?
Мабату улыбнулся.
— Хороший выбор, Лисани. Похоже, теперь нас пятеро.
— Ты забираешь у меня двоих лучших львиц и второго сына, — сказал Симба. — Те-бе лучше поторопиться, пока я не передумал.
— Трех твоих лучших львиц, — скромно, но эффектно сказала Кейко. — Кто-то дол-жен следить, правильно ли питается мой сынок. И моя дочь.
Так гостья с востока ушла туда, откуда пришла, унеся свою загадку с собой. Но теперь она была окружена любовью своей собственной семьи.
Глава 61. Эпилог
Гнев Думы был подобен яростному пламени, и он поклялся страшной клятвой, что Обади должен умереть. И сказал он: «Молоко и грязь легко смешиваются, но когда они смешаются, кто сможет разделить их? Эта клятва смешана с моей кровью, и только пролив кровь, я могу освободиться». Но Айхею укорил его, сказав: «Я Бог, который создал землю и материнское молоко. И тем, кого я выбираю, я даю силу отделить грязь от молока, чтобы они могли отделить правду от глупости. Какая мать поклянется давать своему ребенку грязь вместо молока? Так как же ты можешь клясться убить своего брата, когда это зло?»
ЛЬВИНАЯ САГА, РАЗДЕЛ «J», ВАРИАЦИЯ 2
Сараби разбудило прикосновение ласковой, но твердой лапы. Она открыла глаза, но, ничего не увидев в темноте пещеры, буркнула и снова закрыла их.
— Сараби, — тихо позвал лев. Она вздрогнула. — Сараби, я здесь.
Она обернулась — перед ней стояла мечта ее сердца.
— Муфаса!
Муфаса подошел к ней, потерся мордой и смахнул поцелуем ее слезы.
— Любовь моя.
— Не уходи, Муффи! Останься со мной, любимый. Останься.
— Я не могу долго задерживаться
Глаза Сараби наполнились слезами.
— Тогда насколько? На день? На час? — она перешла на шепот: — На одну минуту?
— У меня достаточно времени, чтобы забрать тебя с собой.
Она лизнула его. Он был теплым и живым, совсем не как призрачный дух.
— Будет больно?
— Повернись, Сараби. Что ты видишь?
Она посмотрела через плечо — на земле лежала спящая львица. Но это был не сон.
— Мы уже вместе, Сэсси.
Какое-то время все, что они делали, — только разделяли радость, играли как львята, терлись мордами, даря друг друга теплые львиные поцелуи. Потом Муфаса позвал львицу, лицо которой было незнакомым и знакомым одновременно.
— Шанни, это твоя мать.
— Шанни? — Сараби посмотрела на нее вблизи. — Уже такая львица? И такая пре-красная.
— Как ее мать, — сказал Муфаса с улыбкой. Но в глубине этого океана чувств, было нечто, беспокоившее Муфасу, что-то, что стало явным теперь, когда одна душа предстала перед другой и мысль стала реальностью.
— В чем дело? Ты обеспокоен, мой муж?
— Еще один старый друг ждет тебя. Тот, кто боится сказать привет.
В пещеру робко вошел лев, не настолько крепко сложенный, но необычайно краси-вый. Глубина его любви и скромности вернула ему на лицо потерянную невинность детства и смыла жестокость прежней жизни.
— Муффи, ты сказал ей обо мне?
Сараби пристально посмотрела на Таку.
— Это ты.
Уши Таки прижались и хвост повис.
— И о чем я только думал, когда шел сюда.
Он направился к выходу из пещеры.
— Подожди.
Сараби подошла к Таке и посмотрела ему в глаза.
— Посмотри на меня.
Така отвел взгляд и содрогнулся.
— Не жалей меня. Даже после смерти я не переношу этого.
Сараби поднесла лапу к его лицу и повернула голову к себе.
— Посмотри на меня.
Он поднял веки и посмотрел ей в глаза.
— Я вижу того же старого Таку, который любил дергать меня за хвост, когда я не ви-дела, — она улыбнулась. — Ты нашел покой. Я часто молилась об этом, — она уткнулась в него и поцеловала печальное лицо.
Така почувствовал, как горячие слезы потекли по его щекам.
— Посмотри, Муффи, когда она плачет, она так прекрасна. Разве она не прекрасна, Муффи?
Муфаса улыбнулся.
— Сараби, ты прекрасна. Пойдемте, друзья. Покажем ей тут все.
Айхею любит вас, Он знает вашу боль,
И утешение, покой подарит в час ночной;
Он позаботится о тех, кто дорог вам,
В ярчайший свет он их когда-нибудь возьмет с собой.
Приложение I. Львиный миф о сотворении мира (современный перевод)
Сначала был Айхею Прекрасный, первый из живущих и создатель всей прочей жизни. Он имел много детей-духов, и он делился с ними своей любовью и знанием. Это было счастливое время, но его детям-духам было не достаточно бесплотного существова-ния. И Айхею чувствовал, что его дети стремились к большему. Тогда Айхею пошел в мир Ма'ат, который тогда был совершенно темным и безжизненным. Он создал два светила в небесах: Солнце и Луну. И свет Солнца превращал воду в облака, и везде, где из облаков шел дождь на сухую землю, из нее начинали расти зеленые растения. И с этого времени мир Ма`ат превратился из уродливого в прекрасный.
И Айхею призвал своих детей-духов, чтобы показать им свою работу. Красота зем-ли была первым, что они увидели, и они остались довольны. Какое-то время они изучали мир, одни предпочли небо, другие землю, третьи деревья и четвертые воду. И все же духи еще были бесплотны: солнце не грело их, ветер не приносил прохлады им, вода не обмы-вала их, и они не могли чувствовать траву под ногами. И они спросили Айхею: «Что мы будем делать с этой землей? Мы чужаки здесь». Тогда Айхею увлажнил почву водой и своими руками вылепил первые тела. Одни были рыбами, другие птицами, третьи живот-ными, ходящими по земле и лазающими по деревьям, каждый в соответствии со своим предназначением. Когда Он вдохнул в них жизнь, они стали обиталищем для детей-духов. Так. они, наконец, стали частицей этого мира, смогли чувствовать тепло Солнца, прохладу ветра, воду и траву. Помимо этих у них было множество других удовольствий. Но они также получили предупреждение: ценой удовольствия часто бывает боль. И прошло совсем немного времени, прежде чем все они поняли, что значит боль, хотя они уверяли Айхею, что удовольствие стоит того. Это было первое соглашение, что удовольствие стоит боли.
Тела мира Ма'ат не вечны. Земля, вода и воздух могут существовать только по от-дельности. Когда они смешаны, они устают и стремятся разделиться. Именно поэтому смерть и разрушение — часть этого мира, и в конечном итоге всё в этом мире возвращает-ся к основам. Айхею знал это и предпринял ряд мер, чтобы предотвратить прекращение жизни. Он пошел к озеру Мара и превратил его воду в первое молоко. И все животные собрались, чтобы выпить молока из него.
Молоко дает жизнь животным, как дождь дает жизнь растениям, потому что оно заставляет ненадолго смешаться землю, воду и воздух. И все, кто пил молоко, получили дар производить молоко в своих телах. Молоко самца может пробудить новую жизнь в теле его подруги, а молоко самки может вскормить ее. Ведь никто из живых, кроме Ай-хею, не может создать новую жизнь из земли, просто подув на неё. Это было второе со-глашение, что Жизнь должна продолжаться вечно.
Мир был очень велик, но не бесконечен. Так что Айхею предложил своим детям два выхода. Или они сами выберут, кто продолжит род, или он сам их рассудит по спра-ведливости. Они сказали: «Суди нас по справедливости», никто из них не хотел жить один. Тогда Айхею избрал часть животных быть охотниками, а остальных быть теми, на кого охотятся, чтобы они могли поддерживать на земле равновесие. Так возникли все ви-ды, и их образы жизни, которых они придерживаются и по сей день. Это было третье со-глашение, за жизнь надо бороться.
И когда Айхею закончил, он показал им, что все это было не случайностью, а ча-стью его плана с самого начала. Циклы рождения, взросления, смерти и разрушения как четыре ноги, чтобы идти вперед, они должны работать вместе. По причине своей доброты, он хотел, что бы его дети приняли эти соглашения по своей воле.
Некоторые не приняли эти соглашения. Эти духи были первые Нисеи, это были добрые духи, наблюдающие за балансом в мире. Их часто называют младшими богами, но они самые настоящие братья животным. Старшие боги выросли из молочного озера, и все они были добрые, как Айхею, пока горилла Коко не бросил грязь в озеро и не испортил молоко. Из него появились Макеи, злые духи.
Но Коко признался в содеянном перед Айхею и был прощен. Айхею приказал ему очистить озеро от грязи, и он стал хранителем озера, пока оно не пересохло в конце пер-вой эры. Так как он каждый день пил молоко, то начал стареть, только когда оно кончи-лось, и всего он прожил двести семьдесят лет.
Я не хочу, что бы вы ничего не знали о смерти, которую Айхею приготовил для всех своих детей. Когда умирает животное, чья жизнь была угодна Богу, оно становится одним из вторых Нисеев. Они следят за благополучием тех, кто живет после них. Вели-чайшие из вторых Нисеев — Великие Короли Прошлого и те, кого Айхею благословил за хорошую службу. Коко стал одним из вторых Нисеев. А те животные, которые постоянно творят зло, присоединяются к Макеям. Они приговорены блуждать по земле без тела, пока не увидят Айхею и не заслужат освобождения. Их называют Макеи, что означает «носители слез» за то, что их страдания заставляют Айхею плакать.
Первые дети Айхею были близки и Богу, и друг другу, их души свободно бродили вместе. Но их дети, рожденные на Земле, не могли слышать слова Бога. Чтобы удержать их от полной потери связи с ним, Айхею объявил некоторых своих детей святыми, и они с рождения могут слышать его, когда он говорит. Их называют шаманами. Их прямая обя-занность донести до народа слова Бога честно и бескорыстно. Лгущий шаман хуже, чем Макей, и Айхею не будет ни плакать по ним, ни сожалеть о них.
И до тех пор, пока эта история передается из поколения в поколение, без добавле-ний и изменений, благословение Айхею будет с каждым, кто услышит ее.
Приложение II. История Н’га и Суфы
Когда Рамалах был правителем великого королевства, его жена забеременела двумя сыновьями. Это были братья Н’га и Суфа, о которых сложено много историй. Н’га и Суфа были такими смелыми, что боролись даже в животе матери, и ей приходилось есть травы, чтобы унять дискомфорт.
Когда пришло им время родиться, она назвала их Н’га и Суфа, по имени Солнца и Луны, чтобы они всегда следовали друг за другом. Хотя братья часто дрались друг с дру-гом, у них были добрые сердца и они следовали заветам Айхею. Королева Шакула узнала об их судьбе у шаманов, и была очень счастлива и опечалена одновременно. Все шаманы сошлись во мнении, что Н’га и Суфа проживут счастливые, но короткие жизни. С этого момента она ни с кем не оставляла их, кроме своей сестры Альбы, поскольку постоянно о них беспокоилась.
Однажды, когда Шакула куда-то отлучилась, Альба взяла львят спать к себе в пе-щеру. В эту ночь земля сотряслась, и вход в пещеру, где жила Альба, завалило. Когда Ша-кула вернулась, она обнаружила завал и попыталась раскопать его. Но всех ее стараний и материнской любви было недостаточно, чтобы расчистить вход. Другие львицы копали по очереди, и работа шла от восхода луны до заката солнца. День, два, три, затем четыре дня прошло, и львят все еще не могли достать. Все надежды ушли, и Шакула осталась копать одна, она была упорной и продолжала работать в пятый день, чтобы увидеть их тела в последний раз. Она была уверена, что пророчество исполнилось.
На пятый день Шакула разрыла вход в пещеру. Н’га и Суфа вышли слабые, но жи-вые. Шакула заплакала от радости и начала благодарить Айхею. Но когда она посмотрела внутрь, то увидела, что ее сестра Альба лежала мертвой. У Альбы не было молока, и она вскрыла себе вены на лапах и кормила их своей кровью, чтобы они выжили.
Тело Альбы перенесли в поле, и по пути на месте каждой упавшей капли крови вырастал прекрасный цветок красного цвета, который с этого дня называется альба в память о ней. Из этого цветка приготовляют лекарство, называемое «кровь милосердия», и оно обладает огромной силой исцелять и успокаивать.
Н’га и Суфа выросли большими и сильными, и однажды пришло время искать им жен. Как раз в это время белая львица по имени Миншаса забрела в их королевство. Н’га и Суфа были потрясены ее красотой и силами, которыми она обладала. Поскольку они оба были сильными и решительными, они дрались пять дней без еды и сна. На пятый день, оба брата заснули глубоким сном, и пока они ни о чем не подозревали, Миншаса нашла Мано, за которого немедленно вышла замуж, основав тем самым великий народ. Когда Н’га и Суфа проснулись, они очень огорчились и почувствовали себя очень глупыми, и поклялись, что не будут драться до конца своих дней.
Приложение III. Миф гиен о сотворении мира
Ро’каш (Великая Мать) была первой из живущих. В ней была сущность жизни, и через нее жизнь вошла в мир. Сначала она родила Солнце. Солнце было дитя ее силы, и оно было ярким и смелым. На это ушла большая часть ее силы, но она попыталась еще раз и родила Луну. Луна была такого же размера, как и солнце, но очень бледной и пугливой. Так Ро’каш израсходовала все свои детородные способности. Она устала и пошла на зем-лю, которая была пустынна. Там, в лунном свете, она легла спать на скале. Это закончи-лось несколько неожиданным для нее первым союзом с Ро’хим (Великим Отцом). По-скольку союз был между духом и материей, она породила потомков, которые состояли одновременно из духовного и материального. Эти дети Ро’каш были предками разных народов, что до сих пор живут на Земле.
Приложение IV. Перевод слов и выражений
Адже́нти (суах. Ajenti) имя: агент, представитель (?)
Ака́си (санскр. Ākāśe) имя: небесная
А́льба (исп. Alba) имя: утренняя заря
Ама́лкоси (Amalkozi) Великий Король
Бае́йтэй (Bayete) Повелитель, Король
Би́’тоу (Beh’to) детская болезнь, вызывающая лихорадку и пот
Дви́’дви (Dwe’dwe) вьющееся растение, сок которого — сильный естественный клей
Дол Са́ни (Dol Sani) детская болезнь, вызывающая болезненность на лице и в горле
Зэйбра́’ха (Zebra’ha) Народ Зебр
Инко́зи (Incosi) Король
И́ша (суах. Isha) имя: вечерняя молитва
Ка (ka) душа (тж. см. ма’ат)
Ко́рбан (corban) табу, запрещенное
Ко’су́л (Koh’suul) неврологическая болезнь, родственная с бешенством
Лиса́ни (суах. Lisani) имя: голос, речь, язык
Ма’а́т (ma’at) 1) земля 2) материальное тело (тж. см. ка)
Ма́джа (maja) вода
Ма́но (Mano) Принц
Мэ́йкиай (Makei) злой дух
Нисе́й (Nisei) добрый дух
Ро́’каш (Ro’kash) Великая Мать
Ро́’мок (Ro’mach) Великий Вождь
Фаба́на (суах. Fabana) имя: ласточка
Фи́з’лоу (fizh’lo) новорожденный щенок (у Гиен)
Хабу́су (суах. Habusu) имя: заключенный, узник, пленник
Чаку́ла (суах. Chakula) имя: пища, пропитание
Чи́’пим (Chi’pim) вид лекарственного растения
Айхею абама́ми (Aiheu abamami) Да поможет Айхею
Инко́зи а́ка Инко́зи (Incosi aka Incosi) Король Королей
Ме́йму кофа́са, Му́ти (Memu kofasa, Muti) Прими меня, мама (для кормления)
Ро́’каш нэй на́бу (Roh’kash ne nabu) Великая Мать, спаси и сохрани
Примечание: имя «Aiheu» правильно произносить «Э́йхью», но выбран вариант «Айхею» как наиболее распространенный. Кроме того, вариант «Эйхью» слишком непривычен для произношения в русском. По аналогичным причинам некоторые другие имена и фразы также произносятся не в максимально близком к оригинальному звучании.
Приложение V. Знаете ли вы, что…
…«Инкоси ака Инкоси», что означает «Король Королей» — титул короля Шака I, первого правителя Зулусской Империи.
…Обращение Налы к Симбе «муж» (Husband) в оригинале сорок второй главы — отражение использования этого слова в XIX веке среди сельского населения. Львы, как и сельские жители, проводят свою жизнь на свежем воздухе, не зная современных машин.
…Эвфорбия, через кусты которой проходят Бот’ла и Эланна в сороковой главе, — дикий африканский цветок, посаженный вокруг могилы Эльсы, львицы из романа «Рож-денная свободной» Джой Адамсон.
…Персонаж, представляющий Джона Буркитта в «Хрониках» — Рафики (его исто-рия рассказывается во второй части, «The Spirit Quest»). Джон Буркитт прошел через мно-гие проблемы, с которыми пришлось столкнуться Рафики, включая потерю ребенка. Если вы присмотритесь к отношениям Рафики и Узури, вы сможете многое понять о Джоне.
…Имя Скалк (Skulk) использовано в значении «искусный шпион».
…Круг Макпела, упоминаемый в сорок пятой главе — созвездие на ночном небе. Разные народы Земель Прайда называли его по-своему: «Совет Старейшин» или просто «Макпела».
…В оригинале народ зебр имеет британский говор.
…«Шаловливый зайчик» и «месть антилопы гну», упоминаемые в двадцатой главе, суть «странные» сексуальные позиции. В представлении Джона Буркитта они означают следующее. «Шаловливый зайчик» — это когда львица играет роль зайчика, а лев — бравого охотника. Он ловит свою добычу, и она предлагает ему что-то особенное, если он оставит ее в живых… При «мести антилопы гну» львица вновь добыча, но на этот раз она в доминантной роли. Не принимать всерьез — автор никогда не рисовал диаграмм и не продумывал детали.
…Имя Македди заимствовано из романа «Рожденная свободной».
…В «Хрониках» явно не упоминается, являются львы моногамными или полигам-ными, поэтому читатель может думать так, как ему больше нравится; однако партнёры, давшие друг другу клятву, берут на себя особые обязательства друг перед другом.
…Трокберри (Throckberries), упоминаемый в сорок пятой главе — дикий виноград. Если его съесть очень много, можно опьянеть. На жаргоне зебр трокберри означает пере-зревший виноград. Само слово «трок» означает «подвыпивший», соответственно, «трок-берри» — «пьяная ягода».
…Для гиен Солнце мужского пола, потому что оно горячее и яркое, и каждый день появляется на небе, а Луна — женского, потому что у нее есть месячный цикл.
…И львы, и гиены верят, что душа после смерти какое-то время остается рядом с телом, а затем отправляется в путь к восточному горизонту. На восточном горизонте она встречается с восходящим Солнцем и отправляется на небо. Поэтому гиены, когда уми-рают, просят повернуть их лицом к востоку.
Примечание: Материалы для приложения взяты из личной переписки с Джоном Буркиттом и нескольких других источников. По словам Джона, многие идеи, хоть и не упоминаются явно в «Хрониках», были использованы при написании, как-то: трокберри, пол небесных тел и другие.
{{ comment.userName }}
{{ comment.dateText }}
|
Отмена |