Иван-Царевич и Серый Волк

DirtyDreams

Жанры: Слэш (яой), Юмор, Фэнтези, AU

Предупреждения: OOC

Размер: планируется Мини, написано 13 страниц

Кол-во частей: 5

Статус: в процессе написания

Описание:

Сказка об Иване и Волке, если бы эти персонажи родились в моём больном воображении. Немного весело, немного грустно и, конечно, ХЭ))

Глава 1. Иван-Царевич и Яблоневые Сады

«И холодные же ночи нынче летом!» - думалось мне под раскидистой царской яблоней в три часа утра. Не видать ни зги, лишь средь листвы слабо поблёскивают яблочки золотые – батюшкина радость ненаглядная. Чтоб его этими плодами великолепными да по темечку разок приложило… А то подвинулось его величество разумом светлым на своих яблоньках необыкновенных, жизни не даёт, от книжек заморских интересных отвлекает! А мне, быть может, любопытно, что там дальше в водах далёких с античным героем приключится…

Призвал нас с братьями старшими третьего дня к себе пред светлы очи и как начал величать словами непечатными! Мы так даже и не сразу смекнули, в чём суть да дело. Оказалось, повадилась в его сады невероятные Жар-Птица прилетать да яблочки наливные золотые грабить. Мы с братьями глазами-то похлопали и руками развели. Ясно дело, никому ночными сторожами просиживать неохота. Только батюшка наш царь больно хитрый был, награду пообещал: «Ежели Жар-Птицу мне живую кто из вас изловит, тому ещё при жизни своей отдам полцарства, а по смерти так и все отойдёт». Такого соблазну мы, конечно, не выдержали.

Дежурить по старшинству решили. В первую ночь Димитрий отправился, но поутру, заметив на щеке у него кусок коры рельефом просматривающийся, я понял, что неудача его постигла. Средний же брат, Василий, и вовсе, сказал отцу, будто бы Жар-Птица не прилетала, хотя я готов был спорить, что половины яблочек золотых деревце снова лишилось.

И вот теперь сидел я на холоде жгучем да представить пытался, как по такой мерзлоте невозможной братья мои старшие, добры-молодцы, боями закалённые, заснуть учудили. Ветер-то северный!

Я осёкся. Откуда быть ветру в царских садах, всюду огороженных стенами каменными?.. Неоткуда. Вторя мыслям моим, вдруг посветлело вокруг, будто день наступил раньше срока. Голову свою запрокинул я медленно и увидел, как прямо надо мной, на ветке огромной, Жар-Птица сидит да батюшкину сладость любимую с наслаждением изничтожает.

Поднял я руку неторопливо, дабы чуду-юду, ярко горящую, не перепугать раньше времени, и хватанул птицу за хвост, бесстрашно ко мне опущенный. Не ожидавшая подлости такой, Жара с криком отчаянным с ветки рванула, яблоко очередное из клюва аршинного потеряв. Да с такой силой понеслась она прочь, что с места меня приподняла на пол пяди. Слегка ошалевший и воплем прилично оглушённый, хватку я слегка и послабил, что, каюсь, ошибкой моей главной было. Жар-Птица, не на шутку перепуганная, уже скрылась за стенами каменными, когда я с размаху шлёпнулся обратно на сыру землю и больно ушиб место своё мягкое, крепко сжимая в руке перо, ярким пламенем горящее.

- Ну что, сын мой, Иван, повезло ли тебе нынче в садах моих царских? – с ходу начал батюшка.

Вот вам и благодарность за спину отмороженную да шею застуженную. Не то про здоровьице справиться, утра доброго не пожелал!

- Это, как посмотреть, батюшка, - ответил я, перо окаянное из плата чёрного вынимая.

Очи свои, потерей чёткости давненько страдающие, прищурил Царь-батюшка Выслав Андронович, а потом как соскочил с трона резвенько, немощь и усталость свою демонстрируя. В два прыжка семь шагов преодолел и перо у меня злосчастное в ручки свои белые оприходовал.

- Ну, ты молодец, Иван-Царевич! – похвалил, опомнившись, родитель. – Хоть и не изловил ты Жар-Птицу мне живую, но трофей принёс в отличие от братьев своих старших.

Я вздохнул. По всему видать, что за столь малую часть птицы мне, окромя благодарности, ничего боле и не перепадёт. Если не считать, конечно, наградою два взгляда недобрых, щедро моими братьями на меня потраченных…

Захваченный скитаниями героя книжного, в водах годы свои лучшие терявшего, не заметил я, как три денька пролетели. Не видел я, как Царь-Батюшка про сады свои волшебные вспоминать реже стал, как начал он проводить всё больше времени в горнице тёмной рядом с пером пылающим, как чах над мечтами своими заветными… И вот герой мой античный как раз в доме своём тетиву натягивал, как снова призвал нас с братьями Царь-Батюшка.

- Жар-Птица в мои сады прилетать перестала, - говорит. – Больше не лакомится она яблочками золотыми. Однако ж хочу, чтоб вы существо это волшебное изловили мне и в палаты красные доставили. Тому, кто справится, отдам, что и в прошлый раз было обещано.

Братья переглянулись, глянули на меня презрительно и на конюшню со всех ног ринулись. Пожал я плечами, глянул на батюшку да обратно в библиотеку свою вернулся. Да вот только мысли мои никак книгой заниматься не хотели, всё возвращались к Жар-Птице. Словно манило меня это создание. Оттолкнув Гомеров труд решительно, отправился я отцовского благословения испросить, на путь-дорогу дальнюю.

- Нет, Иван, - внезапно воспротивился царь, - оставайся-ка ты дома, при мне. Не престало всем трём царевичам государство-то покидать. Чай, отсутствовать будете вы долго, а не приведи случится со мной беда какая, управлять царством моим и некому будет.

- Ты, Царь-Батюшка, будто наказываешь меня за что! – взмолился я, делая упор на несправедливость вопиющую. – Братьям моим возможность полцарства получить даёшь, а меня при себе держишь, не отпускаешь. Аль не я твой сын младший, любимый? Аль не я тебе перо Жар-Птицы достал?

Дрогнув под натиском доводов моих железных, сдался Выслав Андронович. Дал мне благословение своё отеческое и отправил в путь. Сердце моё ликовало, а книжка библиотечная за пазухой его и согревала к тому же.

Братья мои, до подвигов ратных падкие, всё время своё свободное на полях тренировочных проводить стремились да сталь о сталь ударять непрерывно. Мне же забавы их далеки были, всё больше науки меня влекли да книжки необыкновенные, что смех у них вызывало нередко: «Что толку от твоих книжек, ежели враг на наше Тридевятое Царство нападёт? Книжками своими отбиваться станешь?» Печально мне было от этого, да моё увлечение Царь-батюшка поддерживал и смеяться при нём не позволял.

Однако же правы были в чём-то братья мои старшие. Даже и сейчас, в дальний путь собираясь, не взял я с собой ни меча булатного, ни лука верного. Попадись на пути разбойники мне али зверь жуткий, окромя речей сладких, спастись мне и нечем будет.

Ехал я до самого позднего вечера. Солнце уже клонилось к закату, когда на пути мне встретилась развилка неожиданная, а посреди дороги валун преогромный с надписью от времени почти стёршейся: «Прямо пойдёшь – ничего не найдёшь, направо пойдёшь – коня не спасёшь, налево пойдёшь – сам пропадёшь». Задумался я крепко. Назад идти мне резону не было. Да и прямо – тоже. И так, и эдак путешествие моё становилось бессмысленным. Левая дорога страшила несколько, ведь себя защитить мог я слабо. А вот правая дорога пугала не так сильно. Хоть себя уберегу. А коня и потом достать можно будет.

Долго ли коротко ли ехал я правой дорогой, как вдруг вильнула она за гору, к лесу тёмному, в тропу чащобную трансформируясь. Конь мой шаг замедлил, ступать по сухим веткам тише стараясь. Я оглядывался оторопело, чувствуя взгляд на себе пристальный, следящий, каждое движение моё, каждый вдох подмечающий. Страшно мне стало, дико. Ссутулился я весь, словно к коню своему ближе стать хотел, чтоб защитила меня животинка верная…

Вдруг посередь тропы волк возник серый. Размером почти с коня моего верного, глазищами своими янтарными сверкает, зубья вострые скалит да челюстью клацает! Я так и обмер, чувствуя, как вся кровь от лица отливает, делая его ещё светлее и белее, чем прежде.

Конь мой заржал истошно и на дыбы поднялся, скидывая меня наземь. А я и там пошевелиться всё никак не мог, даже не дёрнулся, когда серый волк коня напополам разрывал и в чащу с дороги мясо его утаскивал.

Поднялся я на ноги, нетвёрдо меня на земле держащие, и побрёл вперёд по дороге, справедливо полагая, что более приключения меня в этом лесу не подстерегают. Долго ли шёл я, не знаю, только ночь становилась всё темнее, дорога всё более размытой, а глаза невольно закрывались. Не смог я в этот раз почувствовать взгляд на себе внимательный, не заметил за усталостью всепоглощающей. Так и уснул у обочины, прислонившись к камню невысокому…

Глава 2. Иван-Царевич и Золотая клетка

Разбудил меня звук неожиданный, да свет сквозь листву мне на лицо вдруг литься переставший. Распахнул я очи свои ясные и увидел над собою чудище склоняющееся. Смотрел на меня волк испытующе, будто задумал что недоброе. Вздрогнул я ощутимо, представив, как он интерес свой гастрономический головушкой моей буйной удовлетворить решает… Однако страхам моим постыдным сбыться не суждено было. Молвил вдруг волк человеческим голосом с говором совсем не сказочным.

- Как звать-то тебя, чудо бездумное, серым веществом обделённое?

Округлились глаза мои голубые и на волка в ужасе уставились. Где это видано, чтобы животина лесная, страшная да дикая человеческим языком сказывала?! Да только гордость моя царская, батюшкиными палатами привитая, страх-то за обидою лютой и похоронила, праведное возмущение наружу вытаскивая:

- Зато у тебя, чуда-юда проклятая, этого самого серого дюже много! Сначала у путников безвинных коней на части раздираешь, а потом именем интересуешься?! Да кто тебе право-то дал в лесах Тридевятого Царства без лицензий государственных хозяйничать да разбойничать?! Был бы ты животиной бессловесной, так нет ведь, про серое вещество разговариваешь! Ты мне, сыну царскому, Ивану-Царевичу, путь-то не загораживай, а то, не ровен час, без хвоста оставлю!

Прервался я на минуточку, дух перевести опосля речи пламенной, да так и замер на морду широченную ошарашенную глядючи. Перегнул…

- Ты, Иван-Царевич, - медленно протянул волк низким голосом, - совсем, что ли, того?.. С дубу лукоморского вниз головой не падал часом?

- Нет, - пискнул я, завороженный зубами перед самым носом моим клацающими, - прецедентов подобных не припоминаю…

- Ну, это ещё ничего не значит, - деловито заявил волк, от меня немного отодвигаясь, будто глупостью невероятной заразиться испугавшись. – Я Серый Волк…

- Зубами щёлк? - хохотнул я, нервность свою с головой выдавая. – Никогда бы не догадался!

Зверюга огромная, вопреки ожиданиям моим царским, не разозлилась совсем, только очи горе подняла да фыркнула неприязненно.

- Не паясничай, царевич, чай, не травоядный я, - мрачно напомнил Волк. – Жаль мне тебя, Иванушку-дурачка эдакого. Раз уж коня твоего извёл, помогу малость. Куда тебе надобно доехать?

- И вовсе не дурачок, - буркнул я обиженно. – Повадилась к нам в сады царские…

- Не надо мне издалека сказывать, - клацнул волк предостерегающе. - Говори по делу, куда везти-то.

Задумался я крепко. Снова. И понял, что ответить-то мне по существу и нечего совершенно. Вези туда – не знаю куда, привези то – не знаю что…

- Ты, - говорю, - Серый Волк, не знаешь ли, где Жар-Птицу изловить можно было бы, чтоб доставить моему Царю-батюшке?

- Отчего же не знать? Знаю, - вздохнул облегчённо косматый, будто бы ожидал, что я прямиком к охотникам потащу его, а тут всё так просто оказалось. - Садись на меня… тяжесть жалостливая.

- Ах ты, тварь блохастая! – снова обиделся я, на спину волку забираясь и речи горькие заслышав.

Я уж, было, по ушам заехать наглой зверюге собрался, да не дал мне волк свой протест в форме энергичной выразить, с места рванул так, что мне аж дыхание в зобу спёрло.

Долго ли, коротко ли, близко ли, делёко, высоко ли, низко, нёс меня серый волк на спине своей со скоростью страшною. Ветры обгоняли мы, горы-долины преодолевали мы, реки перескакивали. Остановился волк вдруг около речки и говорит:

- Спускайся, Иван, приехали мы.

- Как, приехали, - спрашиваю, - разве Жар-Птица около реки этой живёт?

- За рекою этой, - начал объяснять волк, наземь меня опрокидывая, - чуть за лесом, дворец стоит царя Долмата. В его-то саду, в золотой клетке, и живёт твоя Жар-Птица. Не отдаст он тебе сокровище своё даром, ночью пойдёшь, птицу из его сада и выкрадешь.

Нахмурился я мрачно, татем себя придорожным ощущая, и головой замотал отрицательно. Волк, воду из реки пьющий жадно, посмотрел на меня вопросительно.

- Нельзя так вламываться в сады чужие, нехорошо это, - молвил я.

Расфыркался тут волк, водяные брызги в разные стороны полетели. Насмехался надо мной косматый!

- У тебя, - говорит, - царевич, выбор не то что бы преогромный. Хочешь волю батюшки своего выполнить – слушай меня, Волка Серого.

Определив, что спор с самовлюблённым зверем пользы мне не принесёт, принялся я мучиться совестливыми мыслями в гордом царственном одиночестве, пока Волк Серый огонь наколдовывал да воду в котелке, непонятно откуда взявшемся, с листьями пахучими заваривал.

- Неправильный ты какой-то царевич, - заметил вдруг Волк, за мной с противоположной стороны костра наблюдая.

- Это с чего бы нет? – оскорбился я, чаю смородинового прихлёбывая.

- Лука с собой не носишь, с мечом наперевес на «волка-зверя-лютого» не бросаешься, книжка, вон, из-за пазухи умная торчит…

Смутили меня речи волчьи, будто бы братские уста их изрекали. Да только надменности, как у Димитрия, да злобы, как у Василия, не было в них. Любопытство обыкновенное да смех еле заметный, отчего-то совсем не обидный.

- Никогда меня особо не привлекали подвиги ратные да кровавые, - признался я растерянно. – Всё больше книги про страны дальние да героев заморских манят. Братья смеются, а батюшка разрешает. Я сын младший, мне армию в бой не вести. Старший царём станет, средний – воеводой, а я так при палатах красных до конца жизни и останусь.

Вздохнул Волк печально и прикрыл глаза свои янтарные.

- А на самом ли ты деле хотел так жить, царевич?

- Нет, Серый Волк, - тихо откликнулся я, ломоть хлеба белого разламывая. – Вовсе не так.

Ничего мне не ответил Волк, только дыхание его выровнялось. Уснул зверь косматый, на закатном солнышке разнежившись. Доел я хлеб свой с чаем да и пристроился к Волку под бок, чтоб теплее спать было.

- Просыпайся, Иван-Царевич, вставай, - голос волка сквозь сон пробивался. – Время - полночь, пора за Жар-Птицей отправляться.

Поднялся я не без труда, забрался Волку на спину, и понёс он меня через реку.

- Полезай через стену каменную, - наставлял меня Волк. – Иди в самую глубь раскидистого сада, хватай Жар-Птицу скорее и беги назад. Только клетки золотой не касайся, а то беды тебе, царевич, не миновать!

Кивнул я быстро и через стену полез.

Сад у царя Долмата знатный был, богатый. Всюду цветы невиданные, фонтаны с водицей чудодейственной, деревья, небеса подметающие, травы изумрудные, словно драгоценности блестящие. И чем дальше вглубь сада я двигался, тем красивее да зрелищнее природа вокруг становилася. Как вдруг предстала моему взору на пьедестале высоком клетка огромная, золотом деланная. А в клетке той, в открытой, Жара сидела да перья свои пламенеющие клювом вострым чистила.

Потянулся я, было, до клетки необыкновенной дотронуться, да вспомнил предостережение волчье. Руку аккуратно внутрь просунул и птицу волшебную доставать начал. Только Жара покидать убежище своё прекрасное вовсе не желала… Клюнула меня в руку так, что взвыл я от боли да и клетку золотую рукой враз онемевшей с пьедестала-то каменного вниз и столкнул…

Тотчас пошёл по всему саду стук, гром невообразимый! К клетке-то струны были подведены. Проснулись караульные, схватили меня с Жарою и повели к царю своему, Долмату:

- Кто ты таков да откуда явился? – грозно спросил Долмат, очами гневно сверкая.

- Я из царства Тридевятого, - говорю, - сын царя Выслава Андроновича, а зовут меня – Иван-Царевич. Повадилась твоя Жар-Птица, царь Долмат, в сад моего батюшки летать да яблочки золотые грабить, почти всё дерево попортила. Вот меня царь Выслав и отправил Жару сыскать да ему привезти.

Нахмурился царь Долмат, но ярости-то в глазах его поубавилось.

- Отдам я тебе, - говорит, - Иван-Царевич, Жар-Птицу свою да вместе с клеткою золотой. Если службу мне сослужишь, а даже не службу, а службишку. Прослышал я, что в Тридесятом царстве конь есть златогривый, привезёшь мне чудо сие от царя Афрона, я тебя и вознагражу, как полагается.

Делать нечего, пришлось соглашаться с царёвым условием.

Воротился я к Волку в печали неслыханной.

- Что же ты не весел, что голову повесил, Иван-Царевич? – протянул спутник мой серый.

Рассказал я Волку неудачу свою, засмеялся зверь лохматый над моими страданьями.

- Не печалься, горе ты моё луковое, царевич неуклюжий, - сквозь фырканье молвил Волк. – Знаю я, как достать Долмату коня златогривого. Ложись лучше спать, утро вечера мудренее.

Послушал я Волка, даже на подначку не откликнулся, слишком уж вымотанный был да расстроенный. Лёг я к костру поближе да и закрыл очи ясные. Пролежал я так с час или два, да всё не шёл сон ко мне долгожданный, всё про коня златогривого мысли меня мучили.

Слышу вдруг – шорохи неведомые на поляне раздаваться стали. Приоткрыл я глаз один незаметненько и наблюдать принялся, что же происходит такое, пока я спящим притворяюся.

Смотрю – Волк на лапы поднялся, у деревьев стоит, на звёзды смотрит, будто дорогу высчитывает. Вдруг подпрыгнул он высоко над костром, ударился оземь и превратился в юношу прекрасного. Волосы длинные, по лопатки стриженные. Чёрные, как смоль, не то, что мои белёсые. Кожа у него была смуглая, рост высоченный, одежда богатая. Повернулся он внезапно в мою сторону, и увидел я глаза его янтарные, как у волка, на его месте несколько секунд назад стоявшего. Пошёл он ко мне, я и глаза захлопнул в испуге.

Прислушался я и понял, что присел он рядом со мной тихо:

- Экий ты нескладный, царевич, - произнёс юноша голосом Волка, а потом провёл по волосам моим шёлковым. Раз, другой. А я, от ласки неожиданной разомлевший да впечатлениями на сегодня пресыщенный, наконец в сон провалился глубочайший.

Глава 3. Иван-Царевич и Золотая Узда.

Утром следующим проснулся я ранёхонько, только-только зорька на горизонте заниматься стала. Оглянулся я по сторонам, смотрю – волк лежит себе, спит преспокойненько. Закралось тут в головушку мою полусонную подозрение мрачное, будто всё, ночью произошедшее, приснилось мне да от усталости явью кажется. Где это видано, чтобы волки в молодцев обращались да ещё потом принцев нескладных лаской одаривали?!

Воображение свое яркое навью проклиная, поднялся я на ноги и к реке направился – умыться да водицы набрать для чаю травяного. А в желудке, тем временем, уже урчало немилосердно, на плотный завтрак намекая.

Охотником я, прямо скажем, был не лучшим в нашем царстве, но вот зато уж рыбку ловить Царь-Батюшка по молодости-то меня обучил. Сам он, конечно, больше пострелять всегда любил, но после того раза, как я, оступившись неаккуратно, стрелой ему в седалище нежное угодил, на охоту меня брать опасались, то на катаклизмы непредвиденные ссылаясь, то на дела государственные.

Развёл я огонь от поляны подальше, около реки самой, и поставил котелок с водой нагреваться. Пока водичка кипела, травки в неё подкидывал да удочку мастерил с ближайшей ветки.

Рыба ловилась неплохо, за полчаса на бережку горочка выросла небольшая. Оторвался я от занятия умиротворяющего и заметил, как волк за мною из кустов подглядывает. Вздрогнул я ощутимо, с непривычки взгляда хищного перепугавшись, и отомстить Серому задумал за слежку утреннюю: взял котелок с чаем остывшим да плеснул в кусты смородиновые.

Выскочил Волк из укрытия своего со вскриком обиженным, да, видать, силу прыжка не рассчитал и в речку ледяную со всего маху плюхнулся. Залился я смехом безудержным, за его отфыркиваниями наблюдая. Выбрался Волк на траву тем временем и как отряхнулся, брызгами холодными меня обдавая, сразу не до веселья стало.

Так и сидели мы, пока рыба готовилась, мрачные да злые. Я рубахи да штаны по веткам расположил, под солнышко яркое, а Волк всё с места на место переходил. Посидит-посидит, натечёт с шерсти его в лужу противную, пересядет. Там опять натечёт. Он снова пересядет.

- Ты, Иван-Царевич, Иванушке-Дурачку не родственник, случайно?

Посмотрел я на Волка недобро да молвил в ответ, возмущением праведным кипя:

- Это что за намёки такие некультурные, царского сына оскорбляющие?!

- Да есть у меня знакомый один, Конёк-Горбунок, так мамка его в своё время этому Ивану в руки попалась, а детём своим откупилась. Ох, и проблем же у Конька из-за этого Дурака было! – протянул Волк, заискивающе. – Всё для него делал, и научал, и спасал, а Иван, как только Царь-девицу себе отхватил, так про конька и позабыл совсем.

Нахмурился я, мысли волчьей не понимая, откуда параллели такие замудрёные, к делу совсем не подходящие?

- К чему это ты, Серый Волк, вдруг про то заговорил? Ты ж мне за коня помочь вызвался, а не за дружбу крепкую, разве ж можно сравнивать?

Нахмурился Волк, поднялся с места своего:

- Хоть и другой ты Иван, а дурак такой же, - молвил он тихо да ушёл обратно на поляну, за деревьями скрываясь.

Собрался я скоро, оделся да тоже на поляну вернулся.

- Поехали, царевич, до Афронова царства путь неблизкий, хорошо, если к вечеру доберёмся, - молвил Волк.

Забрался я на спину его вновь, и сорвался Серый с места. Долго ли, коротко ли, близко ли, делёко, высоко ли, низко, добрались мы до города преогромного. На краю остановились, Волк меня со спины своей спихивает:

- Приехали, царевич, дальше нельзя мне с тобой, по городам волков не любят. Пройдёшь мимо домов, до самого конца, увидишь конюшни, то царь Афрон содержит. Ты на других коней не смотри, ищи только Златогривого. И, смотри, к узде золотой не прикасайся, а то беды не миновать!

Кивнул я Волку, да направился по пути указанному.

Вечер был поздний, люд давно по домам разбрёлся, тихо на улицах, только ветер один и гулял меж листвы. Прошёл я до конюшен, так дар речи и потерял. Коней прекрасных, волшебных, видимо-невидимо. Глаза разбегаются, каждого с собой забрать так и хочется. Да вот только, как Златогривого увидел я, так и понял – вот таким, значит, конь царский и должен быть. Красивее да статнее коня не встречал ещё я.

Потянулся к нему, погладил чудо-коня по гриве золотой. Понравился и я коню, он ко мне в ответ придвинулся, да головой в грудь ткнулся. Оступился я, не ожидав такого, да спиною к стене прислонился, узду золотую, на гвозде висящую, потревожив. Тут поднялся шум, гам! К Узде-то Золотой струны были подведены. Понабежали тут же конюхи, караульные, повели меня к царю своему.

Царь Афрон на троне своём сидел в халате шелковом да курагу за обе щеки наворачивал. Бородка была у него чернявая да волос длинный, как у послов заморских.

- Кто ты таков, откуда пришёл? – проговорил царь голосом своим высоким да тягучим.

- Я из царства Тридевятого, - говорю, - сын царя Выслава Андроновича, а зовут меня – Иван-Царевич. Повадилась царя Долмата Жар-Птица, в сад моего батюшки летать да яблочки золотые грабить, почти всё дерево попортила. Вот меня царь Выслав и отправил Жару сыскать да ему привезти. Приехал я к Царю Долмату, а тот за Жару свою потребовал ему из твоих конюшен, царь Афрон, коня златогривого увести.

- Экий прохиндей! – Афрон воскликнул неожиданно. – Не смог укупить коня моего волшебного, так нашёл, кого послать за ним! Отдам я тебе Коня своего Златогривого, царевич, да только за это ты мне службу должен сослужить махонькую. Ступай в тридесятое государство да привези мне любовь мою давнишнюю, Елену Прекрасную. Чуть только царевна в моих палатах окажется – конь твой!

Согласился я на сделку таковую, а сам расстроился пуще прежнего. К Волку вернулся, рассказал про провал свой позорный да про условие новое. Вздохнул Волк тяжко, произнёс с жалостью:

- Ложись спать, царевич неуклюжий, утро вечера мудренее.

Обижаться сил моих уже не было, лёг я и задремал сразу.

Показалось мне сквозь сон, будто зовёт меня кто-то. Проснулся я сразу же, да глаза свои приоткрыл аккуратненько, почти незаметно. Глядь – снова молодец давешний. Сидит рядом, по голове меня гладит нежно, вверх, на луну, смотрит и поёт.

Песня его колыбельная была. Мягкая такая, тёплая. Укутывала меня, по имени называла. Голос у молодца дюже красивый был, будто для пения созданный.

Закончилась песня его, рука на волосах моих замерла, тут я и не выдержал:

- Волк? – молвил я, глаза совсем открывая.

Вздрогнул молодец, отскочил от меня резвенько, бухнулся о земь и снова волком сделался.

- Зачем облик свой серый вернул? – осведомился я разобижено.

Замялся Серый, замолчал пристыженно.

- Волк? – повторил я растерянно.

- Не бери в голову, царевич, то не твоя забота, - ответил серый и улёгся.

Зябко вдруг стало мне так, грустно. Поднялся я и к Волку подошёл. Лёг под бок к нему, прижался к тёплому и глаза закрыл. Неведомо, сколько времени прошло, засыпал я уже, когда вдруг обнял он меня лапой своей огромной да притянул к себе поближе.

- Откуда ж ты взялся, на мою-то голову? – сокрушённо произнёс Волк.

- Сам ко мне привязался, коня моего изничтожил, мучайся теперь, - пробормотал я и уплыл во сны беспокойные.

Глава 4. Иван-Царевич и Пигалица Превластная

- Кто такова будет эта Елена Прекрасная, что по ней цари убиваются? – мрачно выспрашивал я, с содроганием наблюдая, как волк кролика свежего, не приготовленного, поедает.

- Королевна она, - молвил волк, от занятия своего неаппетитного отрываясь. – Дюже характерец у неё интересный. Волос долог, да ум короток.

- И взаправду ли она так прекрасна, как сказывают?

Нахмурился волк, зыркнул на меня исподлобья, да так ничего и не ответил.

- Садись, - говорит, - царевич, ехать пора. А то, пока отдыхаем тут, уплывёт твоя царевна из-под самого носу. Такие на месте не задерживаются, с полцарствами отрывают быстро.

- Как-то предвзято ты говоришь о ней, Серый Волк! – воскликнул я возмущённо, за царевну с чего-то обидевшись. – Сам характером не вышел, так на других сваливаешь?

Рыкнул Волк почти злобно, закинул меня на спину и сорвался с места. Схватился я за шерсть его длинную, чуть на земь не свалившись, вскрикнул и всей грудью к спине его прижался. Вот ведь зверь неугомонный!

Нёс меня волк весь день и всю ночь, да ещё день. Привалы долгие не делал, спать отказывался, разговаривал со мной мало и невыразительно.

Поставил меня Серый на дороге широкой и промолвил:

- Иди, царевич, в чисто поле, под дуб раскидистый, столетний. Жди меня там.

И умчался волк.

- Мог бы и Иваном звать... – вырвалось горькое, да вот только услышать это уже некому было.

Дуб тот, оказалось, на холме высоком рос. Всё царство видать с него было, да царство-то совсем махонькое было. Почитай, один город, пара деревенек окрестных – вот и все владения.

Пригляделся я к палатам царским, смотрю: по саду средь мамок да нянек краса в платьях расшитых да в жемчугах прогуливается. За оградой же золотой Волк мой притаился, ждал, видать, пока королевна подплывёт к нему ближе. И вправду. Только близ него Прекрасная появилась, перемахнул Волк через оградку одним прыжком, схватил Елену, закинул на спину да назад отправился.

Не успел я и ахнуть, как Волк да королевна передо мной, около дуба столетнего оказались.

Соскочила вдруг царевна со спины волчьей, пока зверь отдышаться пытался, да как завопила на всё чисто поле голосом базарным:

- Ах, ты! – адресат речи возмущённой угадывался сложно, ибо сравнения королевны оставались расплывчаты да одинаково обидны. – Кто, голова твоя бесстыжая, грудь бессердечная, позволил тебе королевн с дому родного похищать?!

Вздрогнул я, оторопев порядком, как внезапно обернулась эта фурия дикая в сторону мою да голосом медовым пропела:

- А ты кто таков будешь, добрый молодец? На принца знатного дюже похож...

- Иван-Царевич я, - пролепетал тихо, на волка испуганно поглядывая, больно уж девка эта развязной да приставучей стала. Волк же внимания на меня никакого не казал, будто и не касается его ничто вовсе.

- Царевич, значит, - умилённо протянула девица, ручки свои вокруг шеи моей обвивая. – Что же сразу не сказал, совсем у нас другая встреча получилась бы!

Уста её красные подозрительно опасно воздух близ мох губ лобызали, еле оторвал девку, как плющ вокруг меня овившуюся.

- Вот этого не надобно! – нервно вскрикнул я, достоинство своё царское позабыв, да к волку кинувшись и за ним спрятавшись.

- Надо её побыстрее к царю Афрону доставить, - прошептал я нервно.

Усмехнулся Волк горестно и заметил, что, мол, быстро не получится, ибо двоих наездников он так скоро нести не сможет, да и отдохнуть не мешало бы.

Королевна, куда везём её, не интересовалась вовсе, будто всё для себя за нас решить успела. На ночлег устраивалась безропотно.

- Принеси мне веток кустарниковых да сена для ложа, - скомандовала Превластная, у костра рассевшись.

Зыркнув на королевну недобро, направился волк прямиком к шиповнику колкому. Еле отговорил его от деяния злобного. Не думал я, что пожалею о решении своём так скоро.

- Воды принеси, Иванушка, умыться желаю да отужинать...

Уснула царевна двумя часами позднее, под голову мою куртку захватив и оставив меня без тепла совершенно. Прилёг я на траву, к костру поближе. Хорошо пламя грело, да недолго, пока ветер ледяной не поднялся и насквозь пронизывать не принялся.

Поднялся вдруг Волк с места своего, ударился о земь и обратился молодцем добрым. Прилёг со мною рядом, руками обнял своими крепкими да к груди прижал жаркой. Вмиг согрелся я да уснул, дорогой дальнею и измотанный и чувствами защищённости и уюта окутанный.

Наутро крик поднялся невообразимый, разбудил меня, да только на ноги не поднял. Приоткрыл я глаз один. Смотрю – королевна с места вскочила и по поляне носится, перстом на меня обличающе указывая.

Удивился я, привстал легонько, да только тут и заметил, что волк нынче в свою звериную шкуру до рассвета вернуться не успел, так меня молодцем добрым по сейчас и обнимал. Прикрикнул я Пигалицу мельтешащую:

- Чего разоралась с утра пораньше, королевна ненормальная?

Замерла вдруг на месте девка, взглядом бессмысленным да пустым посмотрела... а потом как сощурилась недобро...

- Ах ты, царевич неблагодарный! Я тревогу трублю, зверушку твою зову, а ты меня ещё и словами бранными?!

- Ненормальная – слово не бранное, - волк проснулся да свои пять копеек вставить не преминул. – Чего трубить, коли вот он я? Никуда и не уходил...

- Но как же... – растерялась тут королевна вконец.

- А вот так, - фыркнул молодец. Поднялся на ноги, о земь ударился и снова в волка обратился.

- Тьфу ты, нечисть! – с чувством отплевалась царевна, в сторону ручья направляясь. – Я умоюсь да вернусь чрез четверть часа. Завтрак желаю получить вовремя.

Как только баба несносная за деревьями скрылась, обернулся я к волку и прошелестел еле слышно, надежду в голосе не скрывая:

- Быть может, отвезёшь её Афрону одну, а за мной попозже вернёшься?

- Эк ты удумал, Иван, - хохотнул волк. – Решил свою проблему с больной головы на здоровую перевесить? Я и так тебе её украл, а теперь уж сам думай, что с ней делать и как рот заткнуть.

Вздохнул я горестно, но правоту волка признал. Деваться некуда, пришлось завтрак королевне готовить.

Бежал волк весь день и всю ночь да ещё день с двумя пассажирами. Да только не так быстро да не так легко. Не успели немного до царёвых палат добраться, близ деревеньки махонькой остановились.

На закате превратился волк в человека заново, да вот только сил у него не оставалось более. Еле на ногах стоял он от усталости: кровать ему требовалась широкая с периною мягкою, печь затопленная, питьё горячее...

- Не пойду я к людям, царевич, нельзя мне этого, - молвил волк тихо. – Если заподозрят, живым не выпустят.

- Правильно, зверушка, - хмыкнула королевна. – Так тебе и надобно, твари плотоядной.

Глянул я на королевну недобро, но ничего не ответил, только волка в образе человеческом под руки поддерживал.

- Не дело это, Волк, отдохнуть тебе надо, - молвил я настойчиво, зверя твердолобого уговаривая. – Не узнает никто, я позабочусь.

- Уж ты-то, царевич, аккуратен очень, - припомнил волк ему за раз и клетку золотую, и уздечку.

Надоело мне препираться, закинул я руку Волка себе на плечо, да потащил его, слабо сопротивляющегося, в сторону деревеньки неприметненькой, а королевна семенила за нами.

Глава 5. Иван-Царевич и Обратная Дорога. Часть 1.

Село небольшое оказалось, уютное да ласковое. В первую же дверь постучавшись, в дом приветливый попали да просторный. Королевне сыскалась светёлка махонькая, мы же с волком на печи, за шторкой устроились.

- Не хотите ли пирожков с мясом отведать? – хозяйка, старушка шустрая, черепки, в ткань закутанные, доставала, песенку весёлую насвистывая.

- Нельзя мне, Иван, мяса пробовать, - прошипел волк взволнованно. – Чуть только на зуб попадёт, обращусь зверем тот же час!

Вздрогнул я внутренне, да виду не подал, что испугался. Одеяло подоткнул ему и заметил успокаивающе:

- Не волнуйся, Серый, не такая уж бабка эта и страшная. Не станет же она силой в тебя пирожки свои заколачивать?..

Зверь посмотрел на меня недоверчиво, а затем молвил с сомнением:

- Мало ты, видать, царевич, старушек сердобольных знаешь! Такая, иной раз, опаснее Яги будет…

- Тоже мне, храбрец выискался! – фыркнул я. – Зверь косматый, чудище лесное, а бабки деревенской перепугался! И не стыдно тебе, а?

Не сказал ничего Волк, только сжался весь, когда старушка пирожки свои через шторку передавала. Усмехнулся я этому да принялся уплетать с энтузиазмом. Больно хорошо старушка готовила. Вкусно да сытно.

Предлагал я и для волка теста общипать, но тот отказался, лишь молока горячего выпил, а после уснул сразу же. Вот вам и зверь плотоядный.

Закончил я с ужином, лёг да устроился поудобнее. Придвинулся волк вдруг ко мне, к самому боку. Руку свою на грудь мне закинул, ликом светлым в плёчо уткнулся… и дышит. А у меня мурашки по спине табуном как подбежали! Хотел, было, отодвинуться от него, да в лицо его взглянул мельком. Такое мирное, такое тёплое. Не стал я ворочаться, чтобы чудо это странное не разбудить ненароком. Приподнял лишь руку, в ответ обнимая, и глаза закрыл.

Разбудила нас селянка с самым рассветом. Не намеренно, конечно. Готовить принялась, печь затопила, а мы и взмокли наверху, на дворе-то лето!

- О, великий Семаргл, - простонали откуда-то снизу.

Приподнялся я аккуратненько да с волка скатился, краской малиновой залившись. Усмехнулся косматый, оскал голодный показывая. Я же ещё больше занервничал да с печи по-быстрому спрыгнул.

- С добрым утречком, - ласково улыбнулась старушка и кашу перловую в печь отправила. – Как спалось вам?

- Замечательно, - пробурчал я еле слышно. – А где умыться можно да ополоснуться?

- А выйди-ка из избы, там за домом умывальничек да полотенце на гвоздике узорчатое.

Выбравшись на крыльцо, потянулся я довольно, воздух свежий полной грудью вдыхая. Огляделся вокруг, оживлённость утреннюю замечая, и улыбнулся новому дню.

Умывшись наскоро, вернулся я в дом. Волк уже за столом сидел да поедал кашу за обе щеки. Пигалица наяривала рядом. Осмотрев картину идиллическую, смекнул я скоренько: коли буду рот разевать, так и без завтрака останусь!

- Садись, голубчик, откушай кашки, - усадила меня старушка за стол да кушанье поставила, а сама за водою ушла.

- Ну что, Иван-Царевич, - эдак вкрадчиво королевна затянула, - когда в царстве твоём будем? Свадебку на какой день планировать?

Поперхнулся я кашей да так всю её по столу-то и раскашлял. Волк в ответ смехом залился, а королевна не понимает ничего, глазами только хлопает да раздражается.

- А ну, - говорит, - Иван, отвечай!

А я ещё больше в кашель. Отсмеялся Волк, по спине бить меня похлопал и говорит:

- Ты, королевна, на чужой каравай рот не разевай, - и ухмыльнулся так, мне подмигивая.

Моё недовольство заметив да королевнено замешательство, добавил, обстановку разрядить пытаясь:

- Не для себя тебя крали, для царя Афрона. На коня златогривого обменяем.

Посмотрел я на Волка удивлённо. Только хуже сделал. Зачем же так сразу-то всё рассказывать? Возмутил лишь пигалицу и расстроил. Кабы чего не учудила...

Губами захлопала, будто рыба, на сушу выброшенная. Вскочила с места и как заверещит!

- Да вы..! Да вы..! С ума сошли! Где это видано, чтоб королевн распрекрасных и умнейших на коней меняли, пусть и златогривых! Не бывать этому! Отвезите домой меня, сей же час!

И ножкой ещё притопнула.

Хмыкнул волк, стянул занавеску с окна да и смотал в неё королевну, как в кокон.

- Так потише будет, - хмыкнул волк на мой взгляд ошарашенный. – Уходить надо, пока старушка не вернулась да царевну связанную не обнаружила. Нехорошо будет, Иван.

Кивнул я утвердительно да из избы вышел. Волк за мною, пигалицу на плечо закинув.

До царства Афронова тем же вечером добрались да отдохнуть стали на старом месте. Размотали королевну, умыли на силу, волосы кое-как пригладили. В общем, товарный вид несчастной возвратили.

Не сопротивлялась больше пигалица, сидела смирно, только глазами зыркала уморительно, будто извести нас с волком мысленно пыталась.

Повёл я королевну в палаты царские, с Афроном знакомить. А та и рада. Как убранство богатое да слуг дрессированных увидала, так враз нимфой обернулась нежной. Вздрогнул я от перемены такой своевременной да без угрызений совести девку на коня сменял, мысленно Афрону посочувствовав.

Вернулся я к Волку на поляну, привязал коня к дубу высокому да присел к костру яркому.

- Не жалеешь ли, Иван-Царевич, что красу такую на коня променял? – спросил вдруг волк вкрадчиво.

Усмехнулся я невесело спутнику своему:

- Та краса не про меня, а я не про неё. Не жалеть тут надо, только радоваться.

Расслабился зверь рядом со мною да улёгся посвободнее. Осмелел я вдруг, реакцию его заметив, опустил руку свою на холку его да погладил аккуратно. Волк лишь ухом дёрнул да чуть ко мне сдвинулся, чтоб удобнее было. Так и заснул я, решив твёрдо, подловить Серого человеком на следующую ночь.

Не забудьте оставить свой отзыв: http://ficbook.net/readfic/97878