ВНИМАНИЕ, РЕДАКТИРУЕМЫЙ ТЕКСТ!!!
Вы можете редактировать этот перевод, улучшив его качество.
Для этого нужно кликнуть курсором на фразу, которую желаете исправить, и в появившемся окне сделать это, подтвердив изменение нажатием кнопки "ОТПРАВИТЬ".
Если в ходе редактирования увидите теги примерно такого вида - - не стирайте и не изменяйте их - иначе из текста пропадут имеющиеся в нём рисунки!
Дополнительную информацию можно посмотреть, кликнув по кнопке "детали" на переходной странице раздела "Мастерская Гайки".
Для желающих заняться редакцией всерьез вот ссылка на очень полезный в этом деле сайт:
https://context.reverso.net/перевод/английский-русский/Freestone

Ну хоть одну фразу отредьте! Разве это много?





Проселочная дорога
James L Steele


Здесь не было ни светофоров, ни знаков остановки - только фермы и просторные поля. Хотя скорость ограничивалась в 80, он ехал 100. Ночью маловероятно, что коп проснется и остановит за превышением скорости.

Сегодня вечером он возвращался домой по проселочной дороге, потому что устал от городской суеты. Даже в 10 вечера находились люди, желавшие перейти дорогу, когда он подъезжал к перекрестку. Но загородные дороги были свободны от этой суеты, особенно ночью. Вы можете проехать добрых пятнадцать километров, прежде чем встретитесь с другой машиной.

Езда по просёлку ночью позволяет вообразить, что вы владеете дорогой. Это ваш личный домашний коридор, ни с кем не надо делить его. Никакого движения, ни пешеходов, ни светофоров, никакой спешки. Только вы и дорога, деревья и вокруг - поля, всё живёт своей жизнью.

Луна ещё не взошла, и он мчался в небольшом освещённом кармане, простирающемся примерно на пятнадцать метров вперед и на три влево и вправо. Позади темная пустота, помогающая забыть о городской суете, мчать вперед с комфортом, без напрягов. Он надеялся, что здесь всегда будут проселочные дороги. Если бы их когда-нибудь поглотят города или пригороды, то в этом мире не останется места здравомыслию.

Единственное, что раздражало, - это машина впереди.

Черт бы её побрал!

Как только ещё одна машина появилась в поле зрения, дорогу пришлось делить. Это полностью разрушало ощущение. Вместо того, чтобы быть единственным обитателем дороги, свободным в скорости, ему как бы напомнили об обществе - ты не свободен, люди были повсюду, они всё требовали от него чего-то, и ничего нельзя с этим поделать.

Он бы её обогнал, если бы она ехала чуть медленнее, но та упорно держала 60 миль. А больше всего его раздражало то, что машина то ускорялась, то замедлялась, так что когда он был готов к обгону она набирала 70 миль в час, и ему приходилось отступать. Он все равно мог бы обогнать, поскольку вокруг не было полицейских, но боялся, что другая машина просто ускорится и это превратится в идиотскую чехарду. А он хотел просто наслаждаться случайной поездкой по пустой дороге, поэтому держался в десятке метров позади раздражающего водителя.

Они вместе мчали по плавно изгибающимся сельским угодьям, через один из мелких городков, протянувшегося вдоль ручья. Дорога шла по его краю, поворачивая и изгибаясь в разные стороны.

Они выехали на участок дороги, пролегавший через густой лес. Здесь не было ни изгибов, ни поворотов. Просто пряма просека. Зимой голые ветви сцепляли пальцы и удерживали снег над дорогой. В это время года полог из листьев деревьев образовывал прохладный тоннель. Ему всегда нравилось проезжать здесь ночью. Жаль, что эта машина впереди испортила мне настроение.

У него появилась мысль. Он убрал ногу с педали газа, и та машина медленно удалилась. Если подождать, эта машина уедет и он её больше не увидит. Скорость упала до тридцати миль, и фонари перед ним удалились на добрых пятьдесят футов. Он пожалел, что не подумал об этом раньше. Теперь здесь снова будут только он и дорога, совершенно одни, если не считать тусклых задних фар. Теперь у него будет своя дорога. Он опять сможет ехать, как захочет. Расстояние увеличилось до 100 футов.

И тут загорелись тормозные огни и машина свернула на другую полосу. Донесся какой-то звук, огни дёрнулись вверх, и машина выровнялась. Перестроившись направо, машина снова ускорилась.

А он не стал. Что-то подсказывало, что лучше держать свои 25 миль в час. Не прошло и минуты, как фары высветили бугор на дороге, забрызганный каплями влаги. В темноте цветов не разобрать, только ещё более чёрные пятна. Еще десять футов - и стало понятно, что на дороге не просто комок земли. На разделительной линии лежало животное. Брызги тёмной крови обозначили удар. Зверь перекатился несколько раз, оставляя за собой грязные полосы, пока не замер в объятиях тьмы.

Он съехал на обочину, остановился, включил аварийные огни на случай, если сзади появится ещё одна машина, и дёрнул ручник.Фары освещали животное косо, образовав тусклый ореол вокруг туши. Он посидел некоторое время, автомобиль шуршал на холостом ходу, аварийка подмигивала. Он сам не понимал, почему остановился. Конечно же, животное сдохло. После такого удара это должно было означать мгновенную смерть, так чего он ждёт?

И все же... когда он проезжал мимо и увидел мертвое животное на дороге, он мог только покачать головой и сказать "хреново дело". Когда он слышал о таком, только качал головой и говорил, что это очень плохо, но так случается. Когда виноват был сам, то старался вообще не думать об этом. Но теперь, когда увидел случившееся своими глазами, но виноват не был, он почувствовал себя обязанным что-то сделать.

Он отстегнул ремень безопасности, открыл дверь, вышел из машины и оглянулся назад в поисках приближающихся фар - но там было пусто. В такой темноте не видно даже окружающий деревьев. Только шелест листьев на прохладном ветру напоминал об окружающей природе. Свет фар освещал дорогу метров на пятьдесят вперёд, а затем растворялся в темноте. Тёмный комок на асфальте был просто черным предметом, который загораживал свет...
Медленно закрыв дверь, он ещё пару мгновений стоял у машины, не сводя глаз с животного. Затем ещё раз оглянулся и шагнул на проезжую часть. Теперь, подойдя ближе, уже можно было различить багровый оттенок крови на ней... но если он смотрел на неё косвенно, то цвет снова кровоточил на асфальте. Кровавая полоса в том месте, где другая машина ударила животное, была огромной. Животное откатилось не слишком далеко, всего на десять футов к своему нынешнему месту отдыха. Когда он приблизился, его ноги отбрасывали жуткие движущиеся тени перед ним, заставляя животное исчезнуть в ночи на один шаг и снова появиться на следующий. Он подошел к животному, отступил немного в сторону, чтобы не заслонять свет, и наклонился.

Это была рыжая лиса.

Теперь он мог различить цвет меха и хвост. На левом боку зияла глубокая рана, из которой всё ещё лилась кровь. Он не видел, насколько она глубока, но догадывался, что при дневном свете можно было бы разглядеть мясо. Все четыре ноги были сломаны, повёрнутые под неестественными углами, как у деревянной куклы. Из-за этого он ясно видел, что лиса была самкой.

И её грудь поднималась и опускалась.

Он задохнулся и наклонился ниже. Не раздумывая, он поднес руку к губам лисы.

Он почувствовал дыхание.
И оно был удивительно сильным.

-... ты жива. О Боже, ты всё ещё жива!

При звуке его голоса лиса чуть приподняла голову и посмотрела прямо на него. Он слегка отшатнулся. Она смотрела на него перпендикулярно свету, так что половина её лица была скрыта в темноте, но оба глаза светились желтым светом. Он выдержал её пристальный взгляд. В этих глазах была огромная боль. Казалось, она обвиняет его. Крича и проклиная его. Этот взгляд был настолько ужасен, что он почувствовал, что должен сказать ей, что он не был тем, кто вызвал это, и он открыл рот и почти сказал это. В последнюю секунду он остановился, осознав всю тщетность своих усилий.

Она попыталась перевернуться и встать, но тут же вскрикнула. Осознание того, что она не может пошевелить ногами, заставило её забиться сильнее. Она закачалась на месте, отчаянно пытаясь перевернуться и убежать. Это причинило ей ещё большую боль, и она ещё сильнее забилась и завизжала. Её пронзительные крики заставили его замереть.

Она визжала и задыхалась, пытаясь перевернуться, проливая ещё больше крови на дорогу, её раздробленные конечности дрожали, как куски дерева, нанизанные вместе. Каждый её вздох был болезненным. Сама подсознательная деятельность по поддержанию жизни была теперь причиной её боли, полностью противореча всему, что она должна была знать.От ужаса она начала биться, лаять и кричать ещё больше.

- Нет! - Не двигайся! - Стой! - воскликнул он. Она продолжала биться, он положил на неё руку, пытаясь успокоить. Она извернулась назад и укусила его за руку. Даже это, казалось, было болезненно для неё, но она продолжала пытаться защитить себя.

- Да не дёргайся ты так! Я не тебя не трону!

Укус за руку оказался бессильным, это был просто жест отчаяния. Она сдалась и снова забилась, пытаясь избежать боли, но могла только кататься взад и вперед в луже крови. Она лаяла и кричала от отчаяния. Её высокие, болезненные вопли причиняли ему такую боль, что он чувствовал каждый укол агонии, когда она пыталась пошевелить своим раздробленным телом. Он почти ничего не видел. Его глаза наполнились слезами.

- Успокойся! - Он нежно погладил её по спине. Она кусала его за руку, всё чаще и чаще, это было инстинктивно, а не намеренно. Поглаживая ее, он не коснулся ни одного сухого места. Её мех был мокрым и липким от крови. Везде. Всего на мгновение его детский урок о том, что нельзя прикасаться к диким животным, почти заставил его отдернуть руку, но её крики удержали её там.

Потом она совсем перестала кусаться и сопротивляться и просто уставилась на него. В её глазах больше не было упрека. Постепенно она перестала биться, и её крики перешли в визг. Это было ещё хуже, потому что теперь её глаза, казалось, говорили:

"Я признаю, что ты убил меня, и я готова умереть".

Это было ещё больнее, чем её крики. Из уголков его глаз хлынули слезы.

- Нет! Нет, это был не я! Клянусь, это был не я!
"Тогда почему ты здесь?"
- Я... - он сильнее погладил её по спине. Теперь её дыхание было коротким и прерывистым. Каждый вдох заставлял её вздрагивать и скулить, а глаза кричали от боли.
- Я... я хочу помочь.

Другая его рука преодолела свой страх быть вовлеченным и потянулась вокруг. Он скользнул руками под неё, заставляя её сделать ещё несколько панических вдохов и слабую попытку вырваться. Он спокойно поднял её на руки. К его облегчению, она не сопротивлялась, и её сломанные ноги не двигались. Он встал и прижал её спиной к своей груди так, чтобы её ноги свободно свисали. Он надеялся, что она уже так сильно страдает, что больше ничего не заметит. Он смутно сознавал, что не должен этого делать, но оставлять её на дороге было не лучше.

Он почувствовал кровь на своих предплечьях. Должно быть, его рубашка, брюки и ботинки пропитались кровью, но ему было все равно. Он должен был отвезти эту лису к ветеринару. Он повернулся и осторожно пошел обратно к машине. Она молчала, если не считать коротких всхлипов и хриплого прерывистого дыхания. Фары освещали её раны, а аварийные огни отбрасывали на неё желтые полосы света. Другая машина разорвала её на части. Он мог видеть её ребра. Осколки раскололись и лежали в её грудной клетке. Некоторые совсем оторвались и лежали где-то на обочине дороги.

Он планировал открыть пассажирскую дверь, уложить её на сидение, развернуться и уехать обратно в город. Он отвезет её в приют для животных; может быть, они смогут что-нибудь сделать...

Он ещё глубже вгляделся в её рану. Он взглянул на её ноги. Он посмотрел ей в лицо, опираясь на свою руку.

10 часов вечера, до города - двадцать миль… все уже спят. Никто и понятия не имеет, что здесь происходит! Он был единственным свидетелем, и он не имел к этому никакого отношения.
Есть ли ещё какое-нибудь место, куда он мог бы её отвезти? Человеческая больница? - нет, ещё дальше. - Его дом? - нет, а какой от этого прок?

На мгновение у неё перехватило дыхание. Это остановило его сердце. Он крепче прижал её к себе. Затем её дыхание успокоилось и возобновилось.

- ... должна же быть причина, по которой я здесь. Я не могу быть здесь просто так.

Он любил животных. Он хотел бы иметь собаку, но его домовладелец не позволит этого. Он был окружен животными все свое детство, и они нравились ему больше, чем некоторые люди, с которыми ему приходилось иметь дело. На самом деле, он хотел быть ветеринаром. Всю свою жизнь он мечтал подобраться поближе к диким животным. Его присутствие здесь должно что-то значить! Он не мог быть свидетелем этого просто так! Должна же быть причина, по которой он здесь оказался!

Куда же ему идти? Но что он мог сделать?

Он стоял неподвижно перед фарами и смотрел на зияющую рану бедного существа. Она бессмысленно смотрела в никуда. Её быстрое, неглубокое дыхание на его запястье напомнило ему, что она должна была быть мертва. Немедленно. Она не должна была так страдать, но теперь ей пришлось пережить всю эту боль.

Слеза скатилась по его лицу и скатилась с носа. Он приземлился на лисий мех. Он хотел убежать! Он хотел крикнуть всем в мире, чтобы помочь этой лисе, не дайте ей умереть! Но ничего не произошло. Он знал, где находится. Проселочная дорога. Она должна была умереть в мучениях. И он должен был страдать от боли, зная, что она умрет в его объятиях.

Он заплакал и медленно опустился на колени. Он сел, скрестив ноги, и осторожно положил лису себе на колени, поддерживая её голову рукой. Он больше ни о чем не думал. Все человеческое знание сгорело, и теперь он действительно существовал только в этом кармане света. Никакого леса. Нет дороги. Никакой человечности.

Укачивая её на коленях, он начал поглаживать пальцами нижнюю сторону её подбородка. Другой рукой он погладил её по животу. Она была вся в крови, но он этого не заметил. Он нежно массировал ее, надеясь, что не причиняет ей ещё большей боли, надеясь, что делает что-то, чтобы помочь. Её дыхание постепенно успокаивалось, так что она не могла дышать так часто. Её голова наклонилась к его пальцам. Он представил себе, что если бы она была кошкой, то мурлыкала бы.

Затем она пошевелилась. Она быстро втянула носом воздух и попыталась повернуть голову. Он бы остановил ее, но его руки были под ней. Он надеялся, что она не будет сопротивляться. Он надеялся, что она не попытается убежать. Это было бы самое ужасное, что она могла бы с ним сделать. Это осудило бы его, потому что он пытался помочь - все усилия и бездействие были равны.

Но она не сопротивлялась. И даже не вскрикнула. Сделав над собой усилие, которое, должно быть, причинило ей сильную боль, она повернула голову и посмотрела на него снизу вверх. Её глаза больше не кричали. Её лицо больше не было злым. Он безошибочно угадал выражение её лица.

Печаль.

Но не печаль умирания. Печаль полной беспомощности. Он мог видеть это с её стороны, как будто взгляд её глаз рассказывал эту историю. Она ничего не сделала, чтобы заслужить это. Он не сделал ничего из ряда вон выходящего, чтобы оказаться здесь. Если бы она подождала ещё секунду перед переходом, то сейчас была бы на свободе. Если бы она побежала чуть быстрее, то пересекла бы дорогу за несколько секунд до того, как машина врезалась в неё. Она не должна была пережить это, но она должна была - только умереть несчастной, а не мгновенно.

Водитель той машины не сделал ничего плохого. Там не было никакого злого умысла. Нет причин. Он, вероятно, даже не был уверен, сбил ли он животное на дороге. Он шел домой и засыпал, как будто ничего не случилось.

Она посмотрела в его глаза, которые рассказывали эту историю. Он, который теперь баюкал её так близко к своему телу, как только мог, просто оказался позади этой машины. Просто так случилось, что он ехал достаточно медленно, чтобы остановиться и исследовать. Если бы он обогнал ту другую машину, то, возможно, именно он сбил бы её и уехал, не зная, что оставил позади. Несмотря на все его желание помочь ей и совершенную цепь совпадений, которые привели его сюда, все, что он мог сделать-это обнять её.

Он рыдал, оплакивая её. С его носа скатилась целая струя слез.

Она заскулила для него. У неё перехватило дыхание.

Они умирали, и оба это знали.

Человек и лис знали, что они понимают друг друга.

Он наклонился к её лицу и поцеловал в щеку. Он массировал ей подбородок и бок. Время от времени он дотрагивался до сломанных костей, но она не обращала на это внимания. Это было самое успокаивающее прикосновение, которое она когда-либо чувствовала.

Он почувствовал её язык на своей щеке. Она размазала кровавую слюну по его лицу, но он не возражал. Это было самое драгоценное прикосновение, которое он когда-либо чувствовал.

Когда её дыхание укорачивалось, пульс ослабевал, а движения прекращались, он нежно поглаживал её и прижимался лицом к её лицу. Это было все, что он мог сделать, чтобы показать, как ему очень, очень жаль.

Когда его пульс участился от горя, а слезы стали неконтролируемыми, она поцеловала его. Это было все, что она могла сделать, чтобы утешить и заверить его, что она не винит его.