Положив лапы на столешницу, я внимательно посмотрел на свою соседку, словно бы оценивал степень и тяжесть её проступка. А потом очень чётко спросил:

- Ну, и что мы будем с тобой делать?

Пушистая чертовка молчала, рассматривая коготки задних лап и боясь поднять на меня свои изумрудные глаза. Опущенная мордашка, прижатые к рыжей голове беленькие ушки, опавший хвостик, повисший безжизненной рыжей тряпицей... Ну да, ну да! Как за виноградом в чужой сад лазить - так мы смелые, а сейчас стоим, прощения вымаливаем?

- Простите меня… Я больше не буду…

- Не будет она! А кто мне куст поломанный оплатит! - я не спрашивал её, я старался, чтобы до этой глупой лисяры дошёл весь ужас её проступка. - Ты же не представляешь, как сложно выращивать виноград в нашем "прекрасном" климате! Вот всё твоему отцу расскажу! Ну, чего носом шмурыгаешь?

- Па-апа меня теперь высечет! И на неделю в доме запрёт! - захныкала юная лисичка. - И ка-а-арманные деньги отберё-о-о-от!

- Высечет? - я почесал когтем подбородок. - А что, это идея! Думаю, ты не хочешь, чтобы отец узнал о твоей проделке? Тогда давай так — я тебя высеку десять раз, чтобы тебе неповадно было в мой сад лазить!

- А вы будете больно сечь? - испуганно заморгала лисичка.

- Очень! За ужином сидеть не сможешь!

- А что я папе скажу?

- А скажешь — тебя сосед высек, за то, что ты опять отца не послушала и в его сад лазила. Он тебе ещё и добавит свеженьких по тому же месту! - усмехнулся я. - Просто ужин сегодня пропусти, и всё.

Лисичка ещё раз всхлипнула, но по её хвостику я понял — она согласна.

- А вы точно папе ничего не расскажете?

- Нет, не расскажу.

- Т-тогда ладно!

Я хмыкнул и встал из-за стола.

- Снимай штанишки!

Как и большинство самочек в нашем посёлке, моя соседка летом бегала в шортиках и майке. Для юбок было слишком грязно, а для брюк — жарко.

- А вы-вы смотреть не будете… - испуганно спросила она. Я пожал плечами.

- Буду. Чего я там не видел? А за остальное не беспокойся. Я же не урод какой-нибудь, детёнышей за виноград иметь.

«Хотя идея неплохая!» - пронеслось у меня в голове.

Понимая, что ничего другого ей делать не остаётся, лисичка быстро сдёрнула с себя шортики и тут же закрыла лапками своё белое междулапие. Я даже засмеялся по поводу этой неуместной стеснительности.

- А ну, ложись на стол! И опусти лапки к ножкам, а я пока прут возьму.

Пока вновь захныкавшая самочка вскарабкивалась на стол, я вышел в сад, заглянул в сарайчик и вытащил оттуда не только кнут, то есть ивовый прут, но и моток хорошей верёвки. Вернувшись в дом, я ножницами разрезал верёвку на шесть отрезков — четыре почти равных и два подлиннее. Чтобы самочка не дёргалась и случайно не повредила себе чего-нибудь во время наказания, её следовало привязать — что я и сделал, примотав сначала её передние лапки, а затем и задние к ножкам стола. И, всё-таки не удержавшись, я пощекотал её подушечки, с радостью отмечая, как сразу же забилась самочка.

- Может, заменим порку щекоткой? - спросил я, продолжая играться с её лапками. Самочка отчаянно дёргала ими и мотала хвостиком, но привязана она была на славу.

- Не-е-ет! Пожалуйста… Ха-ха… Только не… Ха-ха-ха… Щекотка!!!

- Ну, нет так нет, - согласился я.

Длинным мотком я обвязал её пушистый хвостик, а затем протянул вторую верёвку, привязав её и к петле на хвосте, и к ножке стола у правой передней лапы: теперь беленькая попка самочки была абсолютно беззащитна. Напуганная лисичка тяжело дышала, но не дёргалась, хоть здесь плюс! Взяв прут в лапу, я полюбовался самочкой… Ну, нет, на самом деле я просто оценивал длину и густоту шерсти. А то ведь и удара не почувствует!

- Эх, держись теперь!

Вжих! Самочка даже заскулила, когда прутик ударил её по попке. Пальчики её задних лапок поджались, привязанный хвост замотался из стороны в сторону. Подняв прут, я ударил снова, на этот раз целясь как раз в самое уязвимое место. Не попал, но самочка взвизгнула так, что у меня зазвенело в ушах.

- Нет, так не годится! - нахмурился я.

Быстро порыскав по карманам, я нашёл только носовой платок. Пришлось сбегать в спальню за майкой. Скрутив её, я вставил майку в пасть самочке и завязал на затылке. Теперь юная воровка могла только слабо сипеть сквозь ткань. Обойдя её, я снова поднял прут… Но передумал. Порка должна идти по всем правилам!

- Ещё восемь ударов, - напомнил я. Самочка кивнула и приглушённо замычала.

Расстегнув ремень брюк, я вытащил его и сложил вдвое. Попробовал на своей собственной лапе — самочка заметно дёрнулась и заворочалась, пытаясь понять, что я там делаю. Поздно, милая! Размахнувшись, я наградил её третий ударом — звонкий шлепок сопровождался умоляющим мычанием, но я был непреклонен. Нацелившись чуть пониже попки, я размахнулся и — шлёп! Самочка даже приподнялась над столешницей, но пятый удар заставил её лечь опять. Нечего было за виноградом лазить, могла бы просто попросить! Вжих! Шестой удар пришёлся на основание хвоста, и от него бедняжка вытянулась вперёд, словно пытаясь слезть со стола. Седьмой раз я нацелился на правую часть попки. Вжих! Шлёп! Самочка протяжно замычала сквозь кляп. Восьмой пришёлся по левой части попки, девятый чуть соскользнул и ремень попал по лапке. Сам устав от этого наказания, я поднял ремень для последнего удара, но вдруг передумал. Пустив ремень по низу, я ударил им снизу вверх, из-за чего несчастная лисичка даже прослезилась. Так вот - любишь за виноградом лазить, люби и по попке получать!

Обойдя глупышку, я вытащил из её пасти кляп и опустился на колени, чтобы развязать лапки.

- Это и вправду было больно… - прохныкала самочка.

- Зато теперь ты мой виноград надолго запомнишь, - усмехнулся я.

И не ошибся. Запомнила. Уже через неделю я поймал её за шкирку в своём саду при краже всё того же многострадального винограда.

И вот что мне теперь с ней делать?