Не в меру усердный служка подмёл Святилище уже два в десятой ударов сердца назад, но пылинки, потревоженные его хвостом, по-прежнему медленно кружились в тусклых конусах света, осторожно льющихся с непроглядного потолка. Они словно прислушивались к Обряду, проводившемуся в их пылиных владениях этими странными зверями. Шумное дыхание забитого метастазами носа Матриарха, казалось, их совсем не пугало, и они шушукались между собой, то и дело прячась в тень чтобы освободить место другим пылинкам.
– Мама я…
– Молчи!
Понурив голову, принцесса вновь приняла подобающую позу, чуть поджав к телу правую переднюю лапу и стала ждать, почтительно виляя огрызком хвоста. Старая Матриарх, сделав вид, что не услышала громкого шёпота и, всё так же хромая на две лапы, медленно обходила выстроившихся в ряд самушек.
Трое приближённых постоянно подскакивали к ней и шептали что-то на ухо, потом снова подбегали то к одной, то к другой самочке в шеренге. Они командами указывали им сменить позу, лечь, сесть, поднять ту или другую лапу, прислушивались то к груди, то к раздутому почти у всех брюху, заглядывали в рот, обнюхивали гениталии, пробовали на вкус молозиво из сосков и снова подбегали к Матриарху.
Серрая стояла в стороне вместе с десятком других без пяти минут «изгоев». Не оправдавшими надежд, дефектными, бракованными особями. И даже её родство с Матриархом не давало ей никаких преимуществ. Её живот был плоским, как и два Обряда назад, когда она только родилась, а затерявшиеся в мехе крохотные сосочки были совсем не похожи на жирные гирлянды будущих мамаш, терпеливо ожидающих похвалы от Матриарха. А если ты не щенишься, то зачем ты нужна в туннелях?
Наконец процессия приближённых во главе с Матриархом подошла к понурым самочкам. Некогда белоснежная, царственная шерсть Матриарха, теперь представляла собой местами облысевшую шкуру старухи и была прикрыта рваными кусками грубо выделанного чужого меха. С обвисших губ то и дело стекала слюна, которую она изредка пыталась слизнуть, стараясь не показывать лишний раз полубеззубый рот.
Приближённые бесцеремонно обнюхали всех стоящих с задранными хвостами и вытолкали нескольких первогодок. Обычно самки были готовы к спариванию через восемь в восьмой ударов сердца после рождения, но иногда случались осечки: задержки в развитии или просто болезни, отодвигающие период полового созревания. Если Матриарх или её приближённые были благосклонны и чуяли в них будущий потенциал, то таким «опоздушкам» давали второй шанс. Их призывали на следующий Обряд и тогда они либо стояли в шеренге счастливых брюхатых мамаш, либо… Либо понуро смотрели в пол, как Серрая и ей подобные, оставшиеся сейчас в ряду. Среди повторниц не может быть ошибок. Даже если в первый раз могли быть случки со стерильными самцами (такое бывало довольно часто), во вторую течку самок сводили только с проверенным «золотым фондом» самцов-производителей.
Матриарх смерила высокомерным взглядом свою внучку и хрипло, с придыханием залаяла:
– Жизнь в туннелях является привилегией немногих. Лишь достойные могут прикасаться к дарам Святилища и Древних Богов. Вы не оправдали надежд своих родителей, не оправдали своих надежд и уже никогда не оправдаете надежд своих щенков. Ваша участь предопределена, но вы должны гордиться! Жизнь изгоя тяжела и коротка, но именно благодаря им, мы можем жить в туннелях и сохранять наше племя на протяжении стольких поколений. Прощайтесь с близкими, через четыре в шестой вас встретит Проводник, и вы навсегда покинете это место.
Снова смерив взглядом Серраю, песица двинулась прочь, оставив ей глубоко врезавшиеся в память презрение, разочарование и злость от тех самых несбывшихся надежд. В туннельной стае царил матриархат. Власть передавалась от старейшей из рода своей дочери, или внучке. Сейчас формально царствовала старая Матриарх, но после её смерти власть перейдёт матери Серраи, а вот дальше… Царица уже не могла рожать, Матриарх тем более и так уж вышло, что Серрая оставалась единственной наследницей престола. Но её бесплодие согласно Закону сулит изгнание, а значит на ней династия прервётся. Конечно, стая выберет нового правителя и начнётся новая династия, как уже бывало не раз, но легче от этого не становилось и на душе самочки скреблись крысы. На ней всё кончилось. Вся слава, вся гордость, былые заслуги династии, всё… Конец.
Прощаться было особо не с кем. Две её сестры умерли от бешенства год назад, после укуса пролезших в логово Матриарха норных крыс. Серраю тогда тоже укусили. Но на благо, мерзкая, лишённая шерсти тварь успела цапнуть только за огромный, белоснежный хвост самочки, прежде чем была разодрана в клочья самцами из охраны. Лекарша тогда безапелляционно велела немедленно отгрызать, иначе смерть, и хвост отгрызли. Мама собственными клыками провела болезненную медицинскую процедуру и выхаживала больную дочь целую неделю.
Братьев у принцессы было побольше, но близкие отношения она поддерживала только с «родными», из одного с ней помёта, а они все уже были либо там, наверху, либо… Либо ещё выше. Самцы в стае редко удосуживались почтения, даже будучи братьями принцессы. Их удел постоянные схватки, для выявления достойнейшего продолжателя рода, хозяйственные работы, да прислуживание самкам стаи. Победители схваток входили в «серебряный» фонд, а после нескольких успешных сексуальных проверок и в «золотой», ну а проигравшие с почестями провожались наверх к изгоям. Самцов рождается всегда больше чем самок, и уж так повелось, что бóльшую их часть изгоняют наверх. Не только за провинности, старость или стерильность, многих зверей изгоняют просто по необходимости. Таков порядок выживания: без изгоев не может жить туннельная стая, а без туннельной стаи не могут жить изгои там, наверху…
Распрощавшись наконец с матерью, Серрая обречённо пошла за Проводником и другими самками, самцами и даже детёнышами, обязанными по воле Матриарха стать изгоями, стараясь не обращать внимания на плачущий и чрезмерно печальный многоголосый вой за своей спиной. Наружу туннелей вёл сложный лабиринт: подъёмы по ступенькам, дорожки, по которым надо было идти по кругу и вверх, коридоры со множеством маленьких дырок в полу. Ближе к выходу ржавый камень, пахнущий чем-то кислым, уступал место обычным каменным стенам и заканчивался расщелиной, в глубине которой слышался шум воды.
Проводник, взял в зубы грязную, растрёпанную верёвку и попятился назад, приводя в движение скрипучий механизм из блоков и противовесов, опускавший хлипенький помосток. Пути назад не будет, её судьба там, за этой расщелиной, за четырьмя поворотами, откуда уже чувствуется дыхание поверхности, за старыми, ржавыми, полураскрытыми створками толстенных дверей…
Ослепительно яркий свет резанул глаза и многие вышедшие вместе с ней жалобно заскулили и припали к земле, стараясь закрыться лапами, но Серрая принцесса! Она должна быть гордой даже здесь, во внешнем мире. Голубые глаза неимоверно кололо и жгло, казалось, они жмурились сами собой, самочка почти ничего не видела кроме яркого белого света, но держала голову высоко поднятой. Проводник вышел последним, немного подождал, пока все успокоятся, привыкнут, и повёл стайку прочь от входа в сторону видневшегося на горизонте купола.
Наконец-то Серрая поняла зачем ей нужны такие широкие лапы с густой меховой опушкой; в туннелях лишь собиравшие пыль, здесь они неглубоко погрузились в мягкий рыхлый снег, не давая полностью провалиться. Но снег кусал их холодом, внезапный порыв ветра проверил на прочность её пушистую шкуру, заставив рефлекторно прижать лохматые ушки и огрызок хвоста. Теперь ей никогда не будет жарко…
На корне языка появился знакомый «щипающий» вкус. Сигнал тревоги. Там всегда щипало, когда рядом была невидимая опасность. Она шла от некоторой еды, приносимой с поверхности, от плохой воды, от той речки у выхода, что она ещё щенком пыталась исследовать, в тайне от мамы и бабушки. Ещё с детства её приучили избегать всего, что щипало язык. Будучи членом королевской стаи, Серрая питалась только хорошей, безопасной едой из Святилища либо уже пожёванным другими мясом, спала в чистых королевских покоях, но… она видела тех, кто обязан был жевать для них еду, кто питался костями или просто отвергнутой другими пищей, кто чистил Туннели от пыли или иногда ходил к изгоям наверх, помогая им после Метель и Бурь. Они часто болели, старели быстрее других, иной раз у них выпадали зубы или шерсть, из тела могли торчать какие-то уродливые выросты, а ещё… ещё они очень часто скулили от невыносимой боли.
Скрип… скрип… скрип… Серрая продолжала идти по острому снегу и вот наконец глаза смогли различить что вдалеке, в непривычной пустоте без стен и потолка, в диких, невозможных для сознания пяти сотнях хвостов впереди виднеется чей-то силуэт. В памяти снова всколыхнулось детское воспоминание о старике, обнаруженным ей в свой второй и последний поход к дурной речке. Привлечённая странными звуками с того места, куда обычно падало сбрасываемое изгоями мясо, она осторожно подкралась и... Возможно он упал в дыру случайно, а может в порыве отчаяния хотел вернуться в Туннели? Его безобразное, неестественно вывернутое тело, с гнойными волдырями на полулысой шкуре, лежало в луже рвоты и кровавого поноса. Грязный и сбитый в колтуны хвост дёргался одновременно с грудной клеткой, сотрясавшейся от беззвучных спазмов, сиплое дыхание часто прерывалось, и маленькая самочка-щенок буквально вжалась в грязный и пыльный пол, дрожа от страха, когда старик посмотрел на неё. Сковывающий ужас от увиденного в его глазах переборол наивное любопытство, и Серрая лежала без движения, не моргая и почти не дыша ещё много-много ударов сердца, даже после того как старик затих…
«Те вдали, они ведь такие же страшные, да?»
Не дождавшись ответа, слезинка скатилась вниз к губе, и Серрая потёрла глаз лапой, чтобы смокнуть залившую его воду. Проводник уже остановил стайку хвостах в тридцати от входа в странный купол и пошёл к ожидавшему их изгою.
«Страшные, страшные! Даже ещё страшнее! Видишь?»
Прижавшийся к мордочке ус подхватил слезинку и распрямился, поднося её ближе к носу, а Серрая взволнованно посмотрела по сторонам: не заметил ли кто не подобающий сейчас зевок?
«Ой-ой! Не надо! Не хочу видеть, мне страшно!»
Слезинка сжалась в маленькую твёрдую точку, покрылась от ужаса белым налётом, и песица двинулась вслед за стайкой внутрь купола.
«Тебе-то чего бояться… ты сейчас вернёшься домой, к своим, а вот нам… Нам придётся жить и наблюдать за всеми этими… за всем этим ужасом… за тем как всё вокруг стареет, мучается и умирает…»
Блики на зрачках умолкли, когда Серрая обернулась и скосила взгляд назад, на неспешно бредущего обратно Проводника.
«Эх-х… а ведь они правы. Не увидим. Везёт! Эй, молодой! Помоги нам!»
Скоблить зачесавшуюся губу лапой песица не стала; просто облизнула вибрисы языком. Один из усиков обломился и, подарив на прощание солёный вкус, исчез в снежной крошке.
Детский страх оказался и вправду детским. Изгои вовсе не были жуткими уродами с гноящимися язвами, и лысыми крысиными хвостами. Внутри купола их встречала сотня похожих на неё зверей: разношёрстные лисицы и песцы, почти ничем не отличимые от своих сестёр и братьев там, в Туннелях. Шумные подростки и некоторые взрослые, весело тявкая, гонялись друг за другом, катались в утоптанном снегу или расстеленной хвое, кто-то устраивал шуточные поединки или просто мило лаялся о последних новостях. Особо любопытные уже подходили к вновь прибывшим, чтобы познакомиться.
Встретивший их изгой предупредил, чтобы стайка далеко не разбредалась и ждала Наместника, который скоро подойдёт к ним, скажет приветственную речь, а после побеседует с каждым лично, определит его роль в большой стае и назначит наставника. Но тот либо задерживался, либо специально тянул время, и стайка постепенно смешалась с другими изгоями. Серрая, желая то ли уединиться, то ли влекомая новым, необычным запахом и звуком, отошла ближе к центру.
Внутреннее пространство купола не было ровным и пустым: какие-то искусственные возвышения, ямы, рвы, несколько десятков ажурных конструкций от земли до верха, часть из которых была соединена друг с другом неким подобием огромной лохматой шкуры, всё это не позволяло окинуть взглядом пространство целиком, и чтобы удовлетворить любопытство, песице пришлось немного попетлять.
В центре купола было настоящее пиршество. На свежей, пахнущей смолой хвое, лежала гора свежего мяса, видимо доступная всем желающим, не зависимо от статуса и роли в стае. Конечно, Серрая, будучи принцессой, всегда ела свежее, а не мороженное мясо, и прекрасно знала откуда оно берётся, но видеть его… бегающим, ей не приходилось! Похожее на щенка существо без хвоста, почти без меха и со странным плоским носом, визжа отскакивало от пытавшихся поймать его молодых охотников, но убежать из неглубокой, но довольно широкой ямы, по-видимому с очень скользкими стенками, ему не удавалось.
Засмотревшись на диковинную для неё охоту, самочка и не заметила, как сзади к ней подошёл трёхлапый самец с пустующей глазницей. Он некоторое время придирчиво осматривал огрызок её хвоста, а потом осторожно понюхал около. Серрая резко обернулась, почувствовав чужое прикосновение, брезгливо сморщилась, показывая клыками своё негативное отношение к недопустимому в Туннелях поведению самца, но… вспомнив где она и кто она, мгновенно изменила и выражение, и позу и даже задрала куцый хвостик, давая одному изгою, узнать всё что он хочет о другом изгое.
Уродливый самец отринул голову от её межлапья и осторожно, виляя хвостом подошёл вплотную, позволяя самке обнюхать свою морду. Серрая небрежно втянула воздух и… не сразу узнала Аурра. Заметавшись, она тыкалась носом то в шею, то под брюхо, но сомнений быть не могло – брат сильно изменился внешне, однако запах остался прежним, хотя и стал очень нездоровым. Но самочка безумно обрадовалась встрече, куцый хвостик сам собой завихлял, и Серрая уже готова была радостно полизаться с братиком, как вдруг рядом заскрипел снег и оба зверя резко повернулись.
– Аурр! Старая морда! Жив ещё? И всё так же суёшь нос молоденьким самочкам под… Оу, да она без хво…
– Р-р-р!!!
Трёхлапый самец принял агрессивную позу, прижал морду к земле, ощерил клыки и вздыбил шерсть, намереваясь скорее урезонить наглеца видом, нежели всерьёз нападать, но внезапно Серрая выскочила вперёд и сама ощерилась на опешившего незнакомца. Вот же нахал! Фамильярничать с самкой! Оскорблять Аурра! Да она его сейчас на клочки порвёт… однако несильный укус за шею заставил её удивлённо обернуться на брата.
– Здесь не Туннели, Серрая! Ты угрожаешь Наместнику!
Теперь брат щерился уже на неё! На сестрёнку! На самку! Да что здесь происходит?
Песица снова посмотрела на нахального самца. Тот стоял во властной позе и явно не выказывал никакого подчинения. Такое поведение было… непривычным, но Аурр прав – здесь не Туннели… Едва слышно выдохнув, Серрая села на снег, сдержанно поджала лапку и опустила морду вниз, чуть-чуть приоскалившись, выражая тем самым извинение, покорность, но не унизительное подчинение этому самцу, который, впрочем, принял дружелюбную позу и даже завилял хвостом:
– Прости, Аурр, я не догадался, что это твой родственник. Тухло получилось... – Наместник слегка коснулся мордой пушистой щёчки песицы, разрешая больше не выказывать уважение и продолжил, обращаясь уже к ней: – Ты тоже прости меня, Серрая…я не ожидал встретить здесь самку из рода Матриарха.
Самочка беззлобно посмотрела на него исподлобья и едва заметно кивнула. Наместник же тем временем, снова посмотрев на обгрызок её хвоста, перевёл взгляд на брата, и недовольно взрыкнув, бросил:
– Видимо семейное… Ладно. С этого момента ходите вместе, занимаетесь одной работой. Аурр – ты теперь наставник Серраи, объяснишь ей всё.
– Подчиняюсь, Наместник, – Аурр уважительно опустил голову и дождался пока вожак изгоев не отойдёт.
– Действительно, тухло получилось, – Серрая склонилась над следами только что ушедшего Наместника и стала запоминать его запах, чтобы в следующий раз не перепутать.
– Не страшно, я в первый день вообще с ним погрызся! Правда он тогда был обычным охотником, эх… Как же давно это было… – брат умолк и задумчиво посмотрел наверх купола. Серрая тоже подняла мордочку, но ничего примечательного там не заметила. Сзади кто-то затявкал, и песица обернулась в сторону звука. Наместник с парой помощников созывали всех новоприбывших, видимо для той самой приветственной речи. Брат тоже повернулся в сторону звука, потом что-то поискал глазом и направился к кучке наваленных неподалёку на снег шкур, позвав за собой Серраю.
Дождавшись, пока все соберутся, Наместник заговорил:
– Теперь вы изгои! Но вы не изгнаны из рая в ад! Да, жизнь здесь тяжела и коротка. Редко у кого она тянется дольше одиннадцати в восьмой ударов сердца, но эта жизнь стоит своей смерти. Вы родились в Туннелях, как и большинство из нас, и вы родились благодаря тем, кто был здесь до вас. Кто добывал Туннельной стае еду, дарил свет, кто заботился о купольниках на «ТО», следуя заветам Древних Богов. Теперь ваш долг – стать нами, чтобы учиться, заменить нас, а потом учить тех, кто выйдет из Туннелей в следующий Обряд. Без Туннельной стаи мы погибнем, а без нас – погибнет Туннельная стая. Помните это всегда, днём и ночью, каждый удар своего сердца. Не забывайте и гордитесь! Так было до нас, так буде сейчас, и так свершится дальше, – замолчав на мгновение, и обведя всех присутствующих внимательным взглядом, Наместник продолжил уже другим, более радостным голосом: – День Обряда это праздник, в центре богатое угощение, пользуйтесь всем, что видите здесь, сегодня это ваш дом, и…я хочу гордиться вами Ау-у-у-у!
Его вой, подхваченный всей стаей, заполнил каждый уголок купола. Многократно отражаясь от стен, он метался в поисках выхода, слепо тычась в прозрачные стенки, словно муха, и он уже было отчаялся выбраться из этой западни, как вдруг наткнулся на пустой вентиляционный квадрат в самом верху и с радостным визгом вышел наружу, чтобы раствориться в бескрайней, белой, холодной неге….
Они отправились в поход к полям на следующий день. Почти все изгои жили и охотились там, в купольниках, где язык щипало чуть меньше. К этому «вкусу» на его корне невозможно было привыкнуть. Он никогда не приедался, точно, словно прибор, показывая уровень смертельной опасности, которая была везде кроме, пожалуй, Туннелей, вернуться в которые никому из изгоев было не суждено.
Если не спешить, то поход до полей занимал половину дня. Молодые охотники и другие «тошники», отправившиеся вместе с ними, ушли далеко вперёд, а трёхлапый самец с сестрёнкой тихонечко ковыляли по протоптанной в снегу дорожке.
– …а потом я цапнула стражника за нос и драпанула в храм! Ох, ну и влетело же мне потом от матери, фыр-фыр!
Аурр улыбнулся, отвечая на её весёлый смех, а сестра легонько прижалась сбоку и потёрлась щекой о крепкую шею самца.
– Брат, я так рада снова быть с тобой.
– Я тоже рад, Сер. Знаешь, я ведь… ох!
Не удержав равновесия, песец неуклюже завалился на бок, и Серрая взволнованно засуетилась рядом.
– Ой, ой… Прости меня, я забылась и…
Самочка виновато опустила ушки, покосилась на культю, уродливо торчащую вместо левой передней лапы брата, и после небольшой заминки осторожно поинтересовалась:
– …а как ты её потерял?
Аурр хотел было рывком вскочить и продолжить неспешное путешествие, но вопрос сестры остановил его. Он поднял взгляд на затянутое серой пеленой небо, потом на бескрайнюю снежную пустыню вокруг, что-то прикинул в уме и скомандовал:
– Привал.
Серрая пару раз обошла лёжку кругом, выбирая местечко поудобнее, и примостилась на расстеленный самцом хвост, потеснее прижавшись к брату.
– Ты же помнишь, когда я ушёл?
– Да, нам было пять и одна в девятой ударов. Совсем щенки.
– Верно. Маленькие несмышлёные щенки, ещё не знающие правил, не думающие о будущем и прошлом, живущие весело и беззаботно…
Самочка тихонько вздохнула и осторожно положила голову себе на лапы.
– Я попал тогда в совершенно иной мир. Чуждый, холодный, суровый и… взрослый. Почти сразу я ощутил сильнейшее чувство ответственности. И знаешь, что? Оно постепенно вытеснило и обиду на всю эту, как мне тогда казалось, несправедливость, и страх перед скорой смертью, абсолютно всё…
Серрая слушала тихое поскуливание брата и понимала, а скорее принимала свою новую судьбу. Судьбу, которая уже целый год неумолимо приближалась, нарастала из тёмных далей, становилась плотной и осязаемой. Тянула к ней свои цепкие, когтистые лапки, готовясь вырвать, вытянуть из привычного мирка сюда, наружу...
– …нелях всё по-другому. Там не нужно быть храбрым, не нужно уметь охотиться, выслеживать добычу, убивать её… всё что там нужно, – брат повёл мордой в сторону поджатых задних лап сестры, – чтобы оттуда появлялись щенки. Самкам поклоняются в Туннелях, они жрицы Древних Богов, дарительницы жизни, а здесь… из почти четырёх сотен пастей, только пятеро могут ще…
И она боялась этой судьбы. Боялась так сильно, что будь у неё обычный хвост, она бы всё время держала его плотно прижатым к брюху. Серрая каждый день истово молилась Древним Богам о потомстве, ведь оно уберегло бы её от перемен и подарило привычную, лёгкую, безопасную и долгую жизнь, но…
– …нятно что я стал охотником. Молодой, крепкий щенок королевского рода! Да и выбора не было. Колбы чистили совсем уж дряхлые или инвалиды, для «ТО» я был слишком молод, так что… к тому же мне повезло, моим наставником стал сам К’гри. О, это был действительно великий мастер. Ему уже тогда было семь в десятой ударов! Это ведь даже в Туннелях почтенный возраст, а уж тут, наверху это просто чудо какое-то…
Но она уже здесь. На той самой, пугающей, далёкой, холодной поверхности, которая казалась концом всего, крахом надежд, каторгой, практически смертью, но на деле оказавшейся не таким уж гиблым местом. Здесь была доброта и ласка, долг и ответственность. Здесь были звери способные дать не только опыт, опору и поддержку, но и изменить сам смысл твоей жизни. Сделать его не менее, а может и более важным чем смысл жизни в туннелях…
– …и вот мы, трое молодых, дерзких, глупых охотника решили повторить его подвиг. Добыть древесного медведя! В гигантском, двухтысячехвостом купольнике, в тайне от всех, ну и… В общем закончилось всё плохо… Раненый медведь всё-таки упал на землю, но радоваться победе пришлось только мне и уже таким вот… калекой. Меня хотели определить в ухаживатели, но я настойчиво отказался, фыр! Так что вот, теперь надеюсь до самой смерти буду на «ТО»…
Голос брата лился мягко и размеренно; падал едва заметный снежок, тающий на её мокром, чёрном носу, а ветер… как-то по-особому пахнущий воздух, дарил умиротворение. Да, здесь нужно умирать и необходимо жить…
– Ну что, пошли дальше?
– Пойдём…
Самочка помогла брату подняться, подставив свою холку ему под морду, и они продолжили путь уже в тишине. По дороге им стали попадаться мёртвые купольники. Чем-то похожие на тот, что стоял у выхода из Туннелей, только наполовину занесённые снегом, сломанные, с мёртвой и замёрзшей растительностью внутри; но скоро появились и живые купольники. Серрая никогда их не видела. Разве что на картинке в Святилище.
Двойка зверей прошла мимо нескольких отдельно стоявших, молодых и потому крохотных (не больше двух сотен хвостов в диаметре) купольников и подошла к цели своего путешествия – огромный, в тысячу хвостов купол, сквозь который просвечивала сплошная, тёмно-зелёная масса. Однако на куполе сам купольник не заканчивался. Отставая от прозрачного возвышения примерно ещё хвостов на триста, по земле стелились «поля шляпы», на которых сплошным ковром росли какие-то куцые, низенькие хвойные деревца.
Брат провёл её по слегка припорошённому снегом полю и подвёл ко входу. Насколько могла заметить самочка, входов было несколько, и каждый был закрыт махровым ковром хвойных веток. Их запах завораживал и щекотал ноздри, длинные тонкие иголки приятно прошлись по телу и… глаза песицы округлились от удивления, а может и от резко потемневшей обстановки.
Толстые и кривые древесные стебли круто уходили на самый верх огромного потолка, вызывая лёгкий трепет, а буйство тёмно-зелёной растительности, лианами и вьюнами спускавшейся обратно окончательно сбивало с толку. Разумеется, Серрая видела живые растения в Туннелях, но те чахлые побеги, жадно ловившие скупые лучики света от колб и близко нельзя было сравнить с этим великолепием.
Внутри было тепло настолько, что всего в нескольких шагах от «заросшего» входа Серрая наступила в лужицу воды. Ушей, порядком подуставших от однообразного похрустывания снега под лапами, коснулись новые, необычные звуки местной живности… Какой-то любопытный глазастый зверёк, раскачиваясь на ветке, с опаской смотрел на гостей, а другой – с пушистым хвостом и цепкими лапками убегал вверх по стволу.
Аурр дал песице немного прийти в себя и заговорил:
– Это охотничий купольник. Здесь можно погреться, отдохнуть, поесть, когда охотникам улыбается удача, но далеко заходить нельзя, и тем более нельзя пытаться поймать какую-либо добычу. Наша работа снаружи. Начнём с самого простого.
Снова вернувшись в белое царство, брат выломал хвойную лапу у входа и подал удивлённой самочке в пасть, придирчиво осмотрел орудие труда, и произнёс:
– Это теперь твой новый хвост. Смотри и запоминай что надо делать.
Аурр подошёл к ближайшему куцему деревцу, убедился, что Серрая внимательно за ним наблюдает, несколько раз обмахал деревце своим хвостом, стряхивая снег и начал сметать его к краю поля. Серрая скептически склонила голову вбок, глубоко вздохнула и принялась елозить по мягкому, пушистому снегу своей хвойной веткой.
Пронзительный крик Марины сподобил меня на очередной глубокий вздох. Молодая, симпатичная практикантка не то что бы уж очень надоела мне своей (может даже и наигранной) пугливостью, но как-то приблизилась к той самой черте, за которой уже идёт сильное раздражение. Опять что ли цепня в ведре с мясом увидела? Ох… Но бегущая мне навстречу по проходу между клетками девушка была действительно не на шутку испугана. Бледное лицо, страх в глазах, да она чуть не плакала!
– Женя-я-я!!! Спаси меня, там какая-то тварь за забором сидит и смотрит!
Маринка вцепилась в мою руку так сильно, что я чуть не выронил своё ведро. Ну что ж, лисяткам придётся ещё немного подождать с кормёжкой. Всё ещё сжимая в руке ведро с сырым мясом, и вместе с прячущейся за меня девушкой, я пошёл мимо ёрзающих в клетках чернобурок к краю фермы, к тому самому забору-рабице, за которым скрывалась некая «тварь». К моему удивлению Марина не соврала. «Тварь» действительно была. Сидела в траве, метрах в пяти от забора и смотрела.
– А ну пшла вон отсюда, шавка! – прикрикнул я на здоровенную дворняжку с большими и умными глазами, но шавка не шелохнулась, наоборот, даже чуть приподнялась из травы. Какие большие у неё глаза. И не собачьи вроде даже. Да и мордашка породистая. Хаски? Но глаза не голубые, да и цвет меха не тот, волчий какой-то. Я дёрнул рукой к земле, делая вид, что подбираю камень. Обычно такой жест пугает дворняжек, но эта волчаро-собака, вместо того чтобы побежать, встала на задние лапы. Маринка завизжала, заложив мне левое ухо, и целиком спряталась за мою широкую спину, больно вцепившись руками в плечо.
Породистая зверюга на задних лапах была в высоту метра три, если не больше. Да и стояла на этих лапах… или даже ногах, обычных таких почти человеческих ногах, вполне уверенно. Если бы не густой, пушистый мех и не звериная голова, её можно было легко принять за капитана команды по баскетболу… на ходулях…
Честно, я сперва чуть не бзднул от страха. Где-то в районе солнечного сплетения жёстко так похолодело, но мозг быстренько подкинул логичное объяснение зримого. Ребятня играется. Нашли где-то ростовую куклу и решили пошутить. Три ха-ха, как смешно.
– Э, придурочные. Вы чего людей пугаете? Идите в цирк или куда там и выступайте в своём фурсьюте. Это институт цитологии и генетики, тут быть запрещено. Щас охрану позову!
Но придурок в костюме и не подумал ретироваться. Он очень грациозно, виляя хвостом, стал подходить к забору. Движения были натуральными, лёгкими, из открывшейся пасти показался розовый язычище, а влажные, живые, большие глаза, которые я чётко разглядел с полутора метров окончательно меня убедили в том, что передо мной не человек в костюме, а настоящая, живая «тварь».
– А-а-а!!! Мамочка-а-а! – Маринка наконец выпустила меня из своей смертельной хватки и дала стрекача. Я тоже драпанул за ней, но с другой целью. Догнав беглянку через пару шагов, я крикнул ей прямо в ухо:
– Зови сюда Старика и охрану, быстро! Поняла?
Дикие глаза Маринки немного прояснились, и она утвердительно кивнула. Похоже разум, и явный приказ альфа-самца в моём лице оказались приоритетней животного страха и паники, и Маринка умчалась за подмогой. Я же неохотно оглянулся назад. Может почудилось всё или эта тварь убежала, подь она в пим? Хрен там. Торчала у забора и зыркала; так же виляла хвостом и с аппетитом нюхалась в сторону опрокинутого мною в панике ведра с мясом. Жрать хочет, не иначе.
Я осторожненько, шаг за шагом стал приближаться к этой пушистой бабе. В том, что она самка я разобрался довольно быстро. Две некрупных титьки на груди и пара полос собачьих сосков, тянувшихся вниз до паха, недвусмысленно указывали на это. Дойдя до ведра, я взял несколько кусков и перебросил через забор. Первый она поймала пастью и слопала за секунду, второй уже рукой. Твою мать, обычной человеческой рукой. Только сплошь поросшей мехом ну и с когтями на концах пальцев. Локти, кисти, всё как у людей.
Глупо было надеяться, что тварь уйдёт, съев всё мясо. Хотя, может ей просто не хватило? Вот вроде и хвостом виляет, и морда довольная стала, но нет! Вцепившись лапами в верхний край забора и используя сетку как опору для ног, пушистая тётка невероятно легко, по-кошачьи его перелезла, ловко прижав локтем «егозу», и похоже, совсем не оцарапавшись.
– Б***ь, ты кто?
Я сказал это просто чтобы не бзднуть. Потому что в такой ситуации либо убегать, либо в обморок, либо вот так вот нахраписто возникать своими метр девяносто, на её три десять.
– Сайн байна! Намайе хүлисыт. Танһаа юумэ һуража болохо гү?
У меня чуть челюсть не отвисла. Эта зверюга говорила со мной на бурятском! Твою жеж мать, это похлеще чем напомаженного гея с зонтиком в ставке Гитлера встретить. Животина продолжала говорить, но ничего кроме слова «отец» я не понял, ибо бурятскому я учился ровно десять минут у друга местного завхоза, когда мы пили водку, отмечая моё трудоустройство.
Неловкая ситуация к счастью не продлилась долго, возбуждённая Маринка поймала-таки директора нашего института, который по обыкновению совершал утренний обход территории, и буквально волоком притащила ко мне. Будучи бурятом, он со зверюгой быстро объяснился. Сперва повтыкал правда пару минут, потом безуспешно пытался трясущимися руками кому-то позвонить, но потом всё-таки объяснился. Как и следовало ожидать, после всего этого действа меня, Маринку и добровольно крадущуюся вместе с нами трёхметровую волкособаку скрытно отвели в самую сверхсекретную подземную лабораторию нашего института (именуемую в простонародье бомбоубежищем №3), аккуратно закрыли на лом с той стороны и ушли.
Истерика у Марины продолжалась недолго… часа три. Ну а у меня руки перестали дрожать уже через полчаса. Видимо горячая любовь к творчеству Стругацких морально подготовила меня к встрече с разумными собаками, и я даже подумывал назвать эту клыкастую Щекной, но не решился. Да и вообще ни на что я тогда не решился. Сидел на шконке, закрыв собой вжавшуюся в угол, хнычущую девушку и ждал.
Собакина дочь вела себя мирно, если не сказать деликатно. Видя нашу испуганную реакцию, она старалась держаться подальше, двигалась медленно и дружелюбно виляла хвостом каждый раз, встречаясь с нами взглядом. Предприняв ещё несколько попыток заговорить и окончательно поняв, что по-бурятски мы ни гу-гу, она стала тщательно изучать помещения убежища. Разок погрузила нас в темноту, погудела ФВУ, обнюхала ящики с противогазами, очень много попила из раковины, использовала по назначению туалетную комнату. После чего, публично вылизав интимные места, решила возобновить попытки общения со мной, ибо Маринка, буквально слившись со стенкой, по-прежнему выказывала признаки страха.
Начав, как водится, с указующих жестов и слов: «Женя» и «Марина», я попытался узнать самоназвание хвостатой девушки и после нескольких попыток мне удалось понять, что её зовут Хизаар Эмэ. Где тут имя, а где фамилия я так и не понял, но стал её звать тем словом, что покороче. Эмэ была на удивление сообразительной и уже через пару часов выучила название всех предметов в убежище и сотню глаголов, которые можно было показать в той обстановке.
В тот день к нам так никто и не пришёл, на стуки в дверь не отзывались, сотовый под землёй не ловил, а запылившийся допотопный телефон не гудел, возможно с самой постройки этого убежища. Стоит ли говорить, что к вечеру я и Марина проголодались. Очень сильно. Эмэ, думаю, тоже. Я как раз лежал на лавке и урчал пустым желудком, когда Эмэ, до того пристально наблюдавшая за мной, спросила про какое-то «эрхирхэ» живота. Я привычно пожал плечами, как бы говоря: «я тебя не понял» и она сопоставила непонятное слово с рычанием. Пришлось объяснять ей смысл слова «голод». Поскольку пищевых продуктов не было, и показать личным примером глагол «есть» возможности тоже не было, я стал изображать нашей волчице (решил, что она всё же больше похожа на волка, чем на собаку) сцену её кормления мясом из ведра. Она это поняла и радостно завиляла хвостом, видимо считая, что сейчас её кормление должно повториться. Наивная…
Наверно не стоило лишний раз напоминать голодному волку, запертому с двумя беззащитными людьми, о еде… но к счастью Эмэ, что-то покумекала, поводила носом из стороны в сторону и несколько раз повторив слово «еда», удалилась в соседнюю залу. Через некоторое время там раздались характерные грызущие звуки. Любопытство меня когда-нибудь сгубит, но думаю не в этот раз. Осторожно выглянув из-за угла, я застал самку над деревянным ящиком от противогазов. Она его очень аппетитно хрумкала, и мне почему-то пришло в голову, что вот так же легко она может грызть и человеческие кости.
Возможно я ещё не полностью отошёл от шокового состояния, а может мне было всё равно, но я принял тот факт, что разумная, хищная, бурятская трёхметровая волчица-мутант, видимо внеземного происхождения может питаться как мясом, так и деревянными ящиками от противогазов, и спокойно отправился дальше успокаивать Марину от очередной (я уже сбился со счёта какой) истерики.
Поплакав несколько минут, она уснула. Видимо от сильного нервного истощения. А я… ну в самом деле, не боятся же этой волчицы всё время. Если бы хотела убить – давно бы это сделала, а не разучивала целый день русский язык. Поэтому я тоже задремал. Как ни крути, а сон притупит чувство голода. Проснуться меня заставило деликатное, но сильное прикосновение к плечу. Я открыл глаза, одновременно вспоминая и осознавая КТО может меня трогать, и увидел прямо перед собой здоровенный, обрамлённый шерстью чёрный сосок.
– Иешь.
– Кого?!
– Иеду!
Эмэ надавила на свою грудь, и из соска показалась густая белая жидкость, хорошо контрастирующая с её чёрной кожей.
Жидкость капала вниз, а мои брови ползли наверх. Нет, я конечно люблю молоко, но коровье и из пакета, а тут… Чёрт, вы не представляете себе, какая это была дилемма. Тыкающаяся мне в рот грудь, приятно пахнущая чистым животным, свербящий желудок, здоровенная лохматая лапища, стискивающая эту самую грудь и осознание, что я не ел целый день. И голод взял своё… в общем, поискав глазами стакан и не найдя его, я решился. Сперва осторожно слизнул несколько капелек, потом покосился на морду Эмэ, скорчил гримасу осуждённого на страшную пытку и, ощущая себя не то младенцем, не то щенком, зажмурился и осторожно приник губами к сосочку.
Молоко было на удивление вкусным. Сладкое, жирное, приторно-тёплое, а ещё казалось, что оно не кончается. Дурманящий вкус, лёгкость, какое-то умиротворение, как от бокала вина или хорошей, цепляющей за живое музыкальной композиции, целиком заполнили сознание. Начав с осторожных посасываний, сейчас я буквально вдыхал его жадными, полными глотками, обхватив волчицу за бока, и всё нутро ликовало. Казалось, молоко сразу же растекается по венам, даря каждой клеточке силу, а мне удовлетворение. Остановился я только когда молоко стало проситься обратно из моего переполненного желудка. С большим трудом оторвавшись от соска, внезапно ставшего таким родным, милым и даже… естественным, я повернулся к проснувшейся практикантке.
– Марина, будешь?
Девушка молчала и смотрела. Огромными глазами-блюдцами. Казалось, она смотрела на меня даже открытым от удивления ртом.
– Только из стакана.
Она сказала это так буднично и спокойно, что… А впрочем, ладно. Мне пришлось подниматься и некоторое время блуждать в поисках подходящей ёмкости. Наконец, в ящике старенького деревянного стола, в углу с плакатами по ГО, нашлась металлическая кружка, в кою и было нацежено (несколько раз), замечательное волчье молоко.
А потом погас свет. Абсолютная, кромешная тьма, шум чужого дыхания, глупый вопрос Маринки «ачтослучилось?». В общем жутковато стало. В темноте с волком, пусть и довольно добрым, но всё же волком. Я вытащил почти разрядившийся смартфон и сделал пространство вокруг немного светлее. Глаза Эмэ тут же стали отсвечивать большими, круглыми изумрудами, а сама она то и дело задирала морду наверх, прижимая уши и едва слышно поскуливая слово «муугаар».
Бессмысленно пощёлкав выключателями на распредщите и убедившись, что свет пропал уже на вводе, я озвучил общее предложение отправиться на боковую до завтра. Мы с Маринкой сдвинули несколько скамеек, накидали сверху какое-то тряпьё и улеглись. Эмэ нерешительно помявшись, свернулась здоровенным клубочком рядом на полу, и только тогда до меня дошло, что не смотря на свой солидный размер и необычную внешность, она ведёт себя как обычная домашняя собака. Она явно хотела быть нам другом, помогать, защищать, играть, лежать с нами в одной постели, а мы её боялись, и она чувствовала вину за это.
Не сказать, что в убежище был полный дубак, но лежать вот так на тряпках было прохладно и… эх, чем чёрт не шутит. Дождавшись, когда Маринка засопит, я тихонько позвал самочку и Эмэ, радостно виляя хвостом залезла на скамейки и умостилась… эм, в смысле умостила нас рядом с собой. Проснувшаяся Маринка поначалу испуганно убежала, но в конце концов вернулась под бок тёплой, большой волчицы.
Я проснулся среди ночи от боли, как будто током несильно ударило. Эмэ не спала (как я узнал позже, ей требовалась всего пара часов в сутки на сон) и по-особому поджав ушки, «виновато» подняла верхние губы, вроде как извиняюще улыбнулась. Сперва мне показалось что её подсвечивает мой смартфон, который я оставил лежать на полу, но он уже должен был сесть, да и вот кажется аккумулятор от него в когтях Эмэ. Выходит, свет шёл… от самой волчицы. Её мех светился неярким, голубоватым переливом.
Она сказала, что «һанашаха» это свойство своей шерсти, после того как увидела, а точнее разобрала и изучила мой телефон. Разумеется, мне стало любопытно и… короче мы прошептались о всякой всячине полночи, точнее я шептался, а Эмэ задавала вопросы и показывала всякие интересные штуки: вроде шевелящейся шерсти, на которой она могла «вышевеливать» любые знаки, а я мог рисовать на ней пальцем, как на живой школьной доске, хех. А ещё я понял причину своего пробуждения. Оказывается, эта светящаяся шерсть действительно могла стукнуть током. И ни каким не статическим разрядом, а вполне себе натуральным, но к счастью, только по желанию хозяйки. Мы даже телефон смогли зарядить.
Следующий день прошёл неимоверно скучно и сонливо. Как и последующие два. Эмэ светилась, учила русский язык, кормила нас молоком, ела ящики, противогазы, лизала штукатурку со стен, мы с Маринкой иногда стучались в дверь, но чаще просто дрыхли. На пятый день дали свет, и стало повеселее, но на наши стуки в дверь по-прежнему никто не отвечал, и мы решили сбежать. Ну серьёзно, какого хрена про нас забыли-то? Я попросил волку открыть герметичную дверь – но в итоге она просто сломала штурвал и виновато положила его рядышком на пол. Потом мы тщательно обследовали запасной выход, но увы, он был аккуратно залит бетоном, видимо при строительстве стоянки в прошлом году. В вентиляцию ни я, ни Маринка, ни тем более волчица не пролезали, так что нам снова оставалось только ждать и продолжать учить язык. Эмэ сказала, что в принципе еды ей, а значит и нам хватит на целый месяц, но к счастью на другое утро с той стороны завошкались и из-за стальной двери зазвучал чей-то голос:
– Эй! Есть кто живой?
Ну что можно ответить на подобное?
– Да п****ц, вы издеваетесь? После недели взаперти? Конечно мы тут все умерли уже! Открывайте быстрее, б***ь!
– Отойдите от двери на десять метров. Мы вооружены, вторая дверь закрыта снаружи, мы входим.
Обломок штурвала дёрнулся, закрутился и дверь наконец открылась, показав нам тамбур и трёх человек внутри: Старика с пакетом продуктов из Пятёрочки, мужика с пистолетом Ярыгина и мужика с коротким АКС-74У. Оба были с нашивками ФСБ и оба целились в нашу сторону с глупыми и удивлёнными физиономиями, а вот Старик плакал, хватался за сердце, бросая короткие взгляды на стоявшую рядом с нами Эмэ и постоянно причитал:
– Женечка, дорогой, прости меня дурака старого, прости. О, Боже… Боже, страшная-то какая, а вы мне не верили…– последние слова он обратил к ФСБшникам, которые уже оправились от первого шока, опустили оружие и осторожно вышли из тамбура, но далеко проходить не стали, Старик же остался внутри и продолжал истерично говорить: – Прости, Женя, слышишь? Я ведь в тот день с приступом слёг, пять дней в реанимации провалялся, а тут ещё беда эта с небом, но хорошо, что ничего не случилось. Я вот ребяток с ФСБ привёл, сейчас всё хорошо будет.
Ребятки из ФСБ и правда выглядели очень молодо, и держались не уверенно. Но когда я попросил Эмэ сесть на скамейку, чтобы не пугать гостей и поздороваться, ребята немного успокоились, представились и начали задавать вопросы. Точнее беседу с нами проводил только один. Другой просто стоял истуканом и нервно сглатывал при виде Эмэ, не смотря на то, что был вооружён автоматом. Меня и Марину опрашивали не долго, а вот на Эмэ ушло несколько часов, хотя могло быть и дольше. Видимо Старика предполагали использовать в качестве переводчика с бурятского, но тот факт, что волчица уже довольно сносно говорила по-русски, сильно упростил процесс допроса и потому он держался на почтительном расстоянии.
Допрос волки вёлся в другой комнате, но вопросы, которые мне удалось расслышать, были стандартные. Кто вы, откуда, с какой целью прибыли, возраст и прочее. Ответы Эмэ, с не совсем чётким произношением, были не менее стандартными: Хисаар Эмэ, ние зхнаю, урчиться, полох’ина г’рода, ниет, дэа и всё в таком же духе. Вопросы часто повторялись, перефразировались, уточнялись. Спокойный и даже пугливый в начале голос парня, со временем стал громче и напористей, он уже чуть ли не кричал на самочку, но Эмэ продолжала отвечать спокойно или даже тише обычного.
Подслушивать было не с руки, да и за неделю общения с волкой я уже почти всё знал про неё, поэтому подвинулся ближе к пакету с продуктами, а в промежутках между поглощением пищи утешал Марину… мол, всё будет хорошо, сейчас подмахнём бумажку о неразглашении и пойдём восвояси, а заниматься этой волчицей будут другие.
Наконец из комнаты показался раскрасневшийся, часто дышащий ФСБшник. Он взял трясущимися руками бутылку с водой, попробовал налить в одноразовый стаканчик, но опрокинул его и уронил бутылку, пролив наверное с половину. В конце концов, матюгнувшись, присосался к горлышку и осушил полторашку; достал телефон, зло цыкнул и бросил взгляд на чёрный, эбонитовый аппарат.
– Не работает, – предупредил я, но мужик видимо не расслышал и, пошёркав рукавом трубку от пыли, снял её и приложил к уху. Матюгнулся, потом постучал по кнопкам-рычагам, и, видимо не удовлетворившись результатом, с силой трахнул аппарат об стол.
– Работает… – сквозь зубы прошипел ФСБшник, накручивая номерной диск и через минуту заговорил уже в трубку: – Света, это Акулов. Ви… кхм-хм, Виктор Петрович у себя? Далеко? Н-не сказал куда? Ну хорошо, сеть-то заработала у него? Ну, соедини …ик! на мобильный. Ой… Да знаю, что не велел, но тут… особый случай. Жду.
Парень бросил трубку на рычаги, достал сигарету, зажёг её с десятой, наверное, попытки и стал нервно, по-частому затягиваться. Заметив моё внимание, жестом предложил сигаретку и мне. Я хоть и не курил, но решил составить ему компанию, слегка потягивая дым в рот, и незаметно выдыхая, чтобы вроде как сместить официоз на более доверительную обстановку курилки.
– И что вы будете делать с нами? Какие-нибудь документы или подписывать? – я даже не заметил, что говорил невпопад, но к счастью в такой обстановке и без слов можно было понять, чего же я хочу.
– Не знаю пока. Подожди. Тут и без этой собаки проблем хватает, там снаружи пи***ц полный.
От него пахнуло спиртным. Странно, вроде когда он меня допрашивал ничего такого не было, хотя… может у него с собой было?
– А в чём пи***ц-то? Мы просто тут неделю просидели и немножко не в кур…
– Да ё***ло всё. Хрень какая-то вроде кометы врезалась что ли или крутится рядом с солнцем, там такая пое*******ка пошла от него, что тут всё вырубило, свет, газ, воду, спутники, у всех почти…
– А, ну да. Свет выключался… – но мужик не обратил внимания на мою реплику и продолжал, затягиваясь уже третьей сигареткой.
– …самолётов расхерачилось под три тысячи… Бл**ь… – следак осёкся и закрыл глаза рукой, немного опустив голову. По едва заметным всхлипам я понял, что он пытается сдержать слёзы и хотел было уже отвернуться, чтобы не смущать, но тут раздался резкий звонок и ФСБшник поднял трубку.
– Готово? Знаю, знаю, что по незащищёнке не будет, соединяй… – он прочистил горло и заговорил уже бравым, молодецким голосом: – Алло, Виктор Петрович? Это Акулов. Разрешите до… Кадет Акулов на практике с института. Да, да! Разрешите доложить. Я нахожусь в НИИ цитологии и генетики, задержал говорящую собаку, скорее всего гуманоида. Думаю, именно она ответственна за всё происходящее. Да, да! Требую спец группу в…
Я подвинулся чуть ближе и теперь наконец смог разобрать слова его собеседника, громко доносившиеся из трубки:
– Подожди, Акулов да? Который Сергей? Так… Тихо, успокойся. Я бл**ь понимаю – у тебя горе. Тут у многих горе, но бл**ь если напился, не звони. Иди отдохни денёк. Обломки нашли уже. Приступили тут к поискам. По спискам жена и дочка у тебя, да? Как только найдём их, я тебе лично позвоню, слышишь? Акулов… Алло? Слышишь?
Лицо Сергея приняло каменное выражение, он побагровел ещё сильней, скривился, сдерживая слёзы, потом с силой грохнул трубку так, что она разлетелась, выхватил пистолет и бешено заорал.
– Это ты сделала, бл**ь?! – парень отпихивает меня и широким шагом движется к Эмэ. – Ты, да? Сука!
Грохнул выстрел, и волчица удивлённо обернулась на взметнувшийся рядом с её головой фонтанчик пыли на стене, Маринка привычно заорала, а парень с автоматом плотнее перехватил оружие.
– Тихо, тихо! Мужик, стой! – сам не знаю почему, но от испуга я бросился за ним, намереваясь защитить Эмэ.
– Говори, тварь! Сколько вас? Где все? – дикое выражение лица, вспухшие жилки, он орал как бешеный.
– НиепонимаАААРрр-р-р!!! – второй выстрел угодил волчице в ногу, и она припала на колено, зажав бедро лапами за секунду до того, как я перекрыл линию огня.
– Стой! Стой, мужик! Не стреляй! Не стреляй!
– Уйди нахер! Застрелю!
Он целился в меня с пяти шагов, а я просто стоял, подняв руки, и призывал его остановиться. Эмэ за моей спиной чуть слышно скулила и скребла по полу когтями.
– Тимченко! Убрать постороннего!
– Руки за голову! Стоять! На колени!
Мужик с автоматом резко вскинул его в мою сторону, и я вынужденно подчинился.
– Тихо, парни, тихо. Не стреляйте, пожалуйста!
Автоматчик вытащил из-за спины наручники и двинулся в мою сторону, продолжая целиться из автомата. Ему оставалось сделать пару шагов, как вдруг Эмэ хрипло зарычала и… Только что я стоял на коленях с закинутыми к затылку руками, и вдруг уже лежу и очень больно ощущаю головой бетонный пол. Эмэ в один прыжок дотягивается до парня, я слышу электрический разряд, его крик и наблюдаю полёт автомата, успевшего до этого несколько раз стрельнуть, в одну сторону, а его хозяина в другую. Маринка снова кричит, Эмэ за секунду добирается до щитка и со всей своей звериной дури лупит по нему лапой; разом наступившая темнота сначала оглушается парой выстрелов из Ярыгина, а потом я действительно глохну и слепну от ярчайшей вспышки и громкого гавка волчицы…
– Ты зачем её защищать-то полез? – Сергей бросил оторванный «с мясом» пистолетный затвор на пол, где уже лежал надломленный у цевья Калашников, и принялся растирать вывихнутое плечо.
– Да… сам не знаю. Почувствовал вроде, ну как будто в дочку целишься, ну и… – я снова потёр внушительную шишку на лбу и отошёл от раскуроченного в хлам щитка; всё равно в полутьме ничего не было видно. – Мы ей вроде как жизнью обязаны, она же нас тут целую неделю моло… Кх-м, хм… кровью короче, своей кормила, ну и… Да и вообще не виновата она, что там самолёт с твоими разбился. Она же всё время тут сидела.
Акулов промолчал, отхлебнул из фляжки и, тяжело вздохнув, опустил голову вниз. Глубокая царапина на его макушке выделилась отчётливей, когда Эмэ засветила местами почерневший и обуглившийся мех на левой лапе, зашипев при этом от боли.
– Ты оклемаешься? – спросил я, но волчица лишь вопросительно наставила на меня свои пушистые ушки. – Я говорю, с тобой хорошо всё будет?
– Да-а. Хор-рош будит. Нивер-рно диелала. Типер-рь вспомхрила к’к пр-равил’но де-елат’т, – между двумя сжатыми коготками проскочил разряд, и отдельные области светящихся пятен на её шкуре резко потускнели. Эмэ тихонько зарычала, подвинула ногу ближе к Маринке и принялась выкусывать чёрные проплешины из хвоста.
– Ну вы и дураки ребята. Верно говорят, что два дебила – это сила. Эмэ, терпи, щас больно будет, – Маринка с силой затянула на её бедре свою блузку, но волчица даже не дёрнулась. Не удивлюсь, если теперь она «вспомнила» как не чувствовать боли.
– О, вернулся кажись, – парень по фамилии Тимченко, сидел у тамбура и приходил в себя после электрошока. Повернувшись к запертой двери он громко крикнул остававшемуся всё это время снаружи напарнику: – Нашёл ключи?
– Нету, щас удлинитель протянем и спилим болгаркой. У вас точно всё в порядке?
– Да, да – в порядке, неси быстрей. Чёрт тебя дери… – последние слова он произнёс гораздо тише, и снова откинулся к стенке.
– Поразительная шоно-нохой, – Старик сидел на скамейке, нервно грыз ноготь и восхищённо смотрел на «пушистый светильник»; видимо он уже столько натерпелся, что перестал её бояться. – Евгений! Давайте я сделаю вас начальником новой лаборатории, и вы вместе с Марией Александровной и, может ещё несколькими людьми, будете её изучать! Это ведь просто поразительно!
– Айгул Намтонович, вы чего? Какой начальник? Я неделю назад говно за лисами убирал, поставьте вон из этих… – я неопределённо махнул в сторону понурого Сергея и Тимченко.
– Ну поймите, Евгений! Это же величайшее открытие века! Контакт с внеземным существом! Или из другого мира. Или откуда она там… Вы с ней уже подружились, много знаете, да и это ведь всё должно быть в секрете. Верно, товарищ Акулов?
Сергей поднял масленые от алкоголя глазки и пофигистическим тоном подтвердил слова Старика:
– Да. Соглашайтесь, Женя. Чую там наверху и без этой собаки сейчас такая петрушка начнётся, что там, млять, все будут говно чистить. А за официальность не переживай. Вернётся начальник, я ему всё ещё раз доложу и покажу, чтобы поверил. Всё тип-топ обстряпаем.
– Если Женя не согласится, то я могу быть! – Маринка закончила с перевязкой и бодрым шагом направилась к Старику, словно уже была готова подписывать приказ о назначении, но споткнулась обо что-то и неуклюже растянулась на полу, чуть не расквасив себе нос. Ага, начальница, тоже мне. Эх… пёс с вами!
– Ладно, ладно. Я согласен.
– Аурр, давай я помогу тебе.
– Нет, – ответ брата прозвучал жёстко, но сразу же устыдившись этой чрезмерной жёсткости, он продолжил уже спокойней: – быстрее мы их не притащим, а одна ты успеешь сделать ещё одну ходку.
Самочка осторожно потёрлась щекой о брата и пошла вперёд, то и дело оборачиваясь и чуть слышно поскуливая. Тащить за собой несколько замороженных, обвязанных лианой тушек было тяжело и неудобно, но Серрая упорно шла вперёд, даже иногда обгоняя других.
Погода портилась, ветер стал злей, и больно щипал морду, заставляя частенько прятать нос в густую шёрстку на груди, а по тропе уже стали проноситься снежные султанчики. Надо успеть. Надо! Серрая плотнее сжала в пасти залитую мёрзлыми слюнями лиану и ускорила шаг, но вскоре шедшие впереди забеспокоились и ветер донёс до самочки чей-то далёкий вой. Он звучал спереди и, подхватываемый членами растянувшейся процессии, понёсся назад.
– Разворачиваемся! Скоро будет большой Буран!
Принцесса растерянно смотрела на тех, кто вдруг останавливался перед ней, поудобней перехватывал ношу и продолжал путь уже ей навстречу. Буран? И что? Подумаешь… ведь надо доставить еду к Туннелям, что может быть важнее? Поначалу она решила, что наперекор всем одна дотащит свой груз и переждёт Буран в куполах или в пещере, куда стаскивали еду, но трое крепких охотников и Наместник, шедшие в самом начале и принявшие решение о возвращении, были очень убедительны и вскоре она поняла почему.
Буря разыгралась не на шутку. Снег, промозглый ветер и жуткий холод объединились в нечто ужасное, окружили её и отрезали от окружающего мира. Серрая видела не дальше десяти хвостов и шла бок о бок с замыкающими, которые воем звали отставших или заблудившихся, а сам Наместник уже добрую тысячу ударов рычал ей в уши наставления.
– Даже не думай в другой раз ослушаться воли впереди идущих! Буран – это Буран! Иные и за жизнь ни одного не увидят, Метели только. Ты думаешь всегда так мало снега было? Буранов уже семь Обрядов не было, Снега на три лапы меньше стало! Метели же что? Они просто двигают снег с места на место, а в Буран его становится больше! До линьки будешь чистить!
Серрая его почти не слушала, по дороге назад, она всё время искала глазами брата, встревоженно вглядываясь в проявляющиеся в снежной крошке хвосты отстающих и ища знакомую походку. Брата не было. Вернувшись в купольник и скинув с себя поклажу, она оббежала место сбора и, не найдя Аурра ринулась было наружу, но её остановили. На все её возмущения о пропавшем брате, ей отвечали, что сами не досчитались семерых, но посылать кого-то на поиски в Буран равносильно смертному приговору. Ух, будь они в Туннелях, она бы и вправду вынесла им смертный приговор. Безлапые черви! Рррр! Сделав вид, что пошла по большой нужде, Серрая незаметно пробралась к другому входу и выскользнула наружу. Видно не было ни зги и кое-как определив тропу, она пошла в сторону Туннелей, то и дело прислушиваясь, не зовёт ли кто на помощь. Отойдя достаточно далеко от купольника, она и сама начала выть и тявкать, в надежде что Аурр услышит её и ответит. Поиски продолжались долго. Пожалуй, очень долго. Но даже поняв, что сама потеряла направление и окончательно заблудилась, Серрая продолжала идти вперёд, коря себя за глупость и чувствуя, что холод неимоверно сильно жжёт и отнимает силы.
Казалось она шла целую вечность. Охотник не соврал, снега становилось больше и лапы уже по грудь тонули в белой, не тронутой целине, пальцев, ушей и носа она уже не чувствовала и каждый шаг давался всё трудней, а мельтешащие снежные хлопья, не давали ничего разглядеть. Но вдруг лапы под снегом коснулись чего-то твёрдого, и идти стало немного легче, хотя путь явно стал забирать в гору. Снег постепенно становился не таким глубоким, а иногда стали попадаться совсем чистые проплешины, откуда снег просто сдувало. В очередной раз подняв взгляд, она различила сквозь поток белых мушек какие-то высокие тёмные силуэты. По мере её продвижения они росли прямо перед ней, слева, справа и, казалось, окружали… Серрая входила в царство величественных исполинов и в голове всплывали давние, услышанные ещё в Туннелях, от учителей или матери рассказы о мире вокруг, о запретных, таинственных местах и легендах.
Высокие Пещеры. Так называлось место, в которое не нужно ходить. Оно располагалось где-то далеко за Туннелями, значит, если это оно, то Серрая не сбилась с пути и всё время шла в верном направлении, просто не заметив Туннелей и пройдя дальше. Исполины действительно были высокими и состояли из пещер. Квадратные, большие норы, расположенные друг над другом и рядышком покрывали широкие стороны исполинов. Снег кружил рядом с ними, но внутрь пещер не залетал.
Серрая подходила к некоторым низко расположенным пещерам и пыталась заглянуть внутрь, но там было темно, а мордочка тыкалась во что-то твёрдое и прочное, похожее на лёд. Действительно, странные пещеры, в которые нельзя попасть, да ещё и язык щипало неимоверно и всё время тянуло помочиться… Самочка поняла: оставаться здесь долго нельзя, но… уходить куда-то уже не было сил.
У некоторых стен исполинов совсем не было снега, его сгоняло к центру тропы между ними и Серрая, в очередной раз справив малую нужду, свернулась клубком у одной из таких стенок и решила отдохнуть. Язык жгло по-прежнему, а теперь ещё и в пасти пересохло и очень хотелось пить, но сладкая дрёма обволакивала её разум, исполин защищал от ветра и холод, казалось, начал отступать куда-то далеко. Ей вдруг стало тепло, как в купольнике. Тепло и хорошо…
Громкий треск и грохот заставил самочку встрепенуться. На голову что-то упало и Серрая в страхе попыталась убежать, но замёрзшие лапы не слушались, и самочка лишь неуклюже извивалась на месте. Поняв наконец, что ей на голову просто свалился снег, она успокоилась и осмотрелась. Какое-то старое, голое дерево, чем-то похожее на растущие в купольниках, видимо не выдержав ветра упало на исполина и воткнулось в одну из пещер.
Воткнулось! Серрая крутила головой, внимательно приглядываясь к этому месту. Да! Так и есть. Снег теперь залетал внутрь пещеры и будоражил любопытство, или скорее какую-то потайную надежду. Она уже осознала, что если останется здесь, снаружи то очень быстро замёрзнет и умрёт, а в пещере… Может там ей удастся выжить? Не без труда найдя в себе силы и кое-как расшевелив лапы, она забралась по толстому, но опасно трещавшему стволу и осторожно спрыгнула внутрь легонько оцарапавшись об острые осколки на полу.
В пещере было теплее и можно было не щуриться от липшего в глаза снега. Серрая глубоко вздохнула и с тоской посмотрела назад, в разбитое… что-то там, состоящее из странного льда. В носу зачесалось, и бывшая принцесса рефлекторно чихнула, прочищая нос от плохой пыли. Нюх тут же обострился, и она почуяла то, на что при входе не обратила внимания. Тут пахло кем-то!
К Высоким Пещерам никто не ходил. Это было запретное место, а если быть точным – место вопросов, на которые никто не знал ответа. Да и не было здесь ни пищи, ни защиты от холода, как в купольниках, язык щипало, а ещё мало кто знал где находится это место, Серрая набрела на этих исполинов случайно. Но запах был! Старый, мёртвый, неприятный, но… манящий.
Пещера, где оказалась самочка чем-то напоминала Туннели. Гладкие стены, потолок, пол. Непонятные предметы, вещи, двери… Все двери были открыты и самочка, поплутав по комнатам, прошла в какое-то помещение со ступенями шедшими вверх и вниз. Странный запах шёл сверху, но узнать что скрывается внизу было бы не лишним. Тем более снизу пахло как будто кровью… К счастью опасности там не обнаружилось. Ступени упирались в стену, пахнущую не кровью, а чем-то кислым, совсем как в Туннелях, а те пещеры, в которые можно было попасть через открытые двери, почти ничем не отличались от самой первой, в которой она оказалась.
Действительно, место вопросов. Схожесть Высоких Пещер с Туннелями всё больше сбивала самочку с толку. Все эти ступени, этажи – кажется, так они называются? Святилище тоже было на этаже и спускаться к нему надо было по ступеням, но запах… Запах шёл сверху и его источник надо было обнаружить.
Второй, третий… источник слабого запаха обнаружился на последнем этаже у окна. Серрая даже сперва присела от страха, когда увидела замёрзший труп огромной, голой крысы. Шерсти на существе не было вовсе, на коже виднелись какие-то бурые пятна, а скрюченная поза говорила о смерти животного от холода. Хотя крыса была довольно странной. Непропорционально длинные, толстые ноги, сжатые, цепкие крысиные пальцы, какие-то жирные наплывы на груди… Бр-р-р.
Сколько же она тут лежит? Может ещё с Тех Времён? Падальщики не выходят из купольников, да и если бы выходили, всё равно не смогли бы сюда проникнуть, так что... Вопросы, вопросы… место вопросов. Крыса ли это? А может это Бог? Говорят, в Святилище были останки Бога, но видеть их могли лишь Жрецы и Матриарх. Вопросы, вопросы… Место вопросов.
Время шло, Буран не ослабевал, а желудок Серраи настойчиво требовал пищи… Первый день она ещё терпела. Пила растопленный в пасти снег, и пыталась успокоить брюхо сном. На второй пробовала на вкус какое-то рассыпанное зерно в одной из пещер, но на третий… Вообще питаться мороженной падалью она не привыкла. В Туннелях её обеспечивали свежим мясом по статусу, а в купольниках даже если охотникам не везло – можно было поймать грызуна, но сейчас её останавливало не столько отвращение, сколько религиозный страх. Если это действительно тело Бога, то можно ли его есть, даже ради выживания? Она колебалась… бегала туда-сюда по ступенькам, принюхивалась к трупу, осторожно лизала и снова отходила, но в конце концов не само ли провидение привело её в эти пещеры? Может сам Бог, неведомым образом решил спасти её своим древним телом?
Грызть замороженное мясо было трудно, но… оно оказалось вполне съедобным, (хоть и отдавало неприятным душком, вкусом и какой-то странной горечью), а потроха так вообще вызвали настоящий восторг. Туша была огромной и Серрае хватило её на все восемь снов, пока не стих Буран. Теперь оставаться в пещерах было больше не нужно и песица решила отправилась к куполам, силуэт которых теперь хорошо просматривался вдалеке.
У входа в Туннели царило оживление. Серрая издалека увидела среди зверей свою мать и радостно побежала навстречу, не обращая внимания на удивлённые потявкивания узнавших её, но вблизи путь ей преградили какие-то незнакомые самцы, на которых принцесса зарычала. Уже ставшая Матриархом мать Серраи пресекла ссору и отогнала охрану прочь. Видимо борясь с желанием проявить материнскую радость, она нерешительно помялась, завиляла хвостом и произнесла:
– Здравствуй, дочь… а мне сказали, что ты пропала.
– Мама! Я… – Серрая вдруг запнулась, вспомнив что она теперь не принцесса, а всего лишь одна из изгоев и приняла почтительную позу, поджав обкусок хвоста и просев вниз на передних лапах.
– Матриарх, я действительно убегала на поиски брата, но Буран пощадил меня.
– Прогуляемся, дочь, я хочу услышать твою историю. Наедине, – последнее слово она адресовала самцам. Отойдя достаточно далеко, чтобы их не слышали и не видели, мать нежно потёрлась о мордочку дочери.
– Дурацкие протоколы… Ох, Серрая, я так рада что ты цела. Этот Буран унёс столько жизней. Но бежать за Аурром было глупо. У него много заслуг, но его не стали искать, а тебя – стали…
Серрая удивлённо посмотрела на мать, но сохранила молчание, не зная что ответить.
– Тебя никто не обвинит, но Наместник, узнав что ты убежала, послал троих на твои поиски. Они не вернулись. Где же ты переждала Буран? И может ты нашла Аурра?
– Нет, матри… мама, не нашла. Я долго ходила вдоль тропы, звала его воем, но в конце концов устала, заблудилась и спряталась в… В одном маленьком купольнике на отшибе и переждала Буран там.
Серрая старалась не встречаться с матерью взглядом. Обманывать её было стыдно и тяжело, но говорить правду было страшно. И вот же крыство! Из-за неё погибло трое! Надо же, отправились за ней... Не охотницей даже, так – обычная ТОшница, потерю которой никто и не заметит. Что теперь о ней будут думать в стае? Встретят с радостью или со злобой?
– Боги заботятся о тебе, дочь. Ты была бы достойным Матриархом, но видимо у них на тебя другие планы.
Пройдя ещё несколько шагов в молчании, они зашли совсем уж в непроходимые сугробы и повернули обратно. Серрая хотела что-то спросить у матери, но её прервал приступ глухого кашля. Самочка прижалась к земле и стала выдыхать из лёгких мешавшую слизь.
– Ты заболела, дочь? Давно это у тебя?
Отчаянно мотая головой Серрая пыталась ответить матери, между приступами кашля:
– Не... кх-кха, кх-кха-а... недав... кх-кха. Недавно
– Наверно из-за пыли... в Буран её всегда много наносит, – предположила Матриарх и продолжила: – Буран в этот раз был особенно силён. Мы долго сидели в темноте, а потом и дышать стало трудно. Ох, ты обязательно должна помочь в расчистке колб и щелей. Я и так послала половину туннельной стаи в помощь изгоям.
– Конечно, мама, только…
– Только что?
Серрая вновь стыдливо опустила мордочку.
– Мне нужно присесть… В ямку.
Матриарх насмешливо фыркнула:
– Ах, ну если так… – она лукаво подмигнула дочке, – тогда мне тоже.
Обе самки оставили протопленные в снегу лунки, и Серрая уже хотела было закопать импровизированное отхожее место, но мать вдруг стала поводить носом туда, где только что сидела дочь и остановила её. Она долго нюхала лунку, приоткрыв пасть и даже пару раз чихнула, чтобы острее чуять, а потом очень подозрительно посмотрела на дочь. Та ответила ей непонимающим взглядом.
– Ты что, беременна? – взволнованным тоном вдруг спросила Матриарх.
– Я? Как? Нет!
– А ну-ка повернись.
Пока мать сосредоточенно обнюхивала дочку сзади, Серрая тревожно покусывала нижнюю губу и думала. Беременность? Но, как? Почему? От кого?!
– Пойдём, – мать наконец отринула морду от её подхвостья и озадаченно оглядываясь, повела её обратно. Охранники у входа в Туннели, почтительно поклонились царице, вопросительно посмотрели на дочь-изгоя Матриарха, которая неуверенно прошла внутрь, подталкиваемая матерью, но ничего не сказали.
В принципе изгоям запрещалось входить в Туннели, однако с другой стороны, перечить воле Матриарха запрещалось ещё сильнее, поэтому никто из встреченных на пути не проронил и звука, и лишь подобно охранникам, почтительно кланялся главе туннельной стаи и удивлённо смотрел вслед Серрае. Процессия шла в Храм.
– В святилище молятся, Матриарх, – уважительно предупредил её караульный самец у входа.
– Мы не будем мешать, но сходи и позови Эйру и Алуру, а потом оставь нас.
Самец почтительно склонил голову и удалился вниз по лестнице, а Матриарх провела дочь внутрь зала и усадила в центр тускло освещённого с потолка пространства. Серрая не решилась задавать лишних вопросов и просто ждала, но ожидание не продлилось долго. Уже через сотню ударов на лестнице, ведущей в Святилище, появились двое приближённых. Видимо они уже были предупреждены караулом о странной гостье, поэтому без лишних задержек сразу направились к Матриарху, выслушали её тихие указания и по очереди тщательно обнюхали Серраю.
– Ну? – нетерпеливо спросила самка, когда приближённые наконец закончили тыкаться во все интимные места её дочери.
– Определённо да, Матриарх.
Глубоко вздохнув, царица подошла к дочери, с каким-то хмурым, неоднозначным выражением на мордочке и тихо спросила:
– Кто отец щенков?
– Я… я не знаю, мама, – с запинкой, потупив глаза ответила Серрая.
– Не лги мне, дочь!
От громкого лая, изгой буквально сжалась в комок и присела на всех четырёх лапах, едва найдя в себе силы пискнуть ответ:
– Мама! Я ни с кем не касалась хвостами, я клянусь тебе жизнью!
– Это могло быть во сне или, что более вероятно – ложная щенность. Пустобрюшие, – деликатно предположила приближённая.
Царица посмотрела на высказавшую здравую мысль Эйру, потом снова на свою дочь, о чём-то подумала и произнесла:
– Хорошо, поживёшь пока в моих покоях…
– Матриарх! Я надеюсь вы не намерены нарушать закон? – встревоженно проскулила другая приближённая. Царица одарила её испепеляющим взглядом и процедила сквозь зубы:
– Разумеется нет, Алура. Закон нарушен не будет. Беременность среди изгоев редкость, даже если и ложная. Мы просто подождём сколько потребуется, Серрая поправит здоровье и вернётся наверх. Неважно со щенками или нет. Не думаешь же ты, что изгой может занять моё место?
– Нет, Матриарх. Не думаю. Простите мою дерзость.
Заслышав в темноте туннеля лёгкий цокот когтей, Шрё поспешила уйти. Всё равно кроме невнятного бормотания ничего расслышать ей не удалось, но её поспешное бегство остановил негромкий оклик Брруа:
– А кто у нас тут подслушивает? – Шрё обернулась на знакомый голос и увидела ощеренные в ухмылке клыки.
– Смени тон, Брруа. Ты разговариваешь с будущим Матриархом.
– Не злись, пушистая, – самец осторожно лизнул самочку в нос. – Тут проблемка нарисовалась.
– Я видела. Зачем она привела сюда свою дочь? – самка ответила на ласку Брруа, и несильно прижалась к его груди, утопив нос в его шерсти. Запах самца будоражил, возбуждал и заставлял простить этому нахалу всё что угодно.
– Мне не разрешили остаться, но я успел услышать, что Серрая беременна.
– Беременна?! – Шрё в изумлении отпрянула и уставилась на самца.
– Тс-с! Ты ещё завой тут на все Туннели! – самец строго посмотрел на приёмную дочь Матриарха. – Лучше скажи, как такое возможно? Ведь самки начнут течь только через пять в десятой ударов!
– Кто знает, что там наверху творится. Может эти чёртовы изгои текут всё время, – раздражённо бросила Шрё. Самец немного промолчал, наблюдая за тем, как подрагивает её ухо, а потом продолжил:
– Что ты собираешься делать? Если Серрая родит, Матриарх может заявить что теперь её династия продолжается, и тогда Шрё не видать власти, как собственных кишок!
Мордочка самки приобрела зловещее выражение и посмотрев на караульного самца из-под насупленных бровей, Шрё тихо прорычала:
– От изгоя надо избавиться…
– Будет сделано, моя королева, – самец картинно поклонился, а потом снова посмотрел на самку снизу вверх тем своим особенным взглядом, за который влюблённая Шрё готова была снова простить ему всё что угодно.
Продолжение будет...
|
|
{{ comment.userName }}
{{ comment.dateText }}
|
Отмена 
|