– Диспозиция такая: на равнине Дугласа сейчас бегают около трех десятков призраков второй категории, есть данные о третьей и даже четвертой, – лев с коротко обстриженной гривой в тяжелом защитном снаряжении обвел маркером участок карты. – Задача – зачистка, разведка, все по шаблону. Гром!

– Я! – оторвавшись от проверки конденсаторов своего гаусс-автомата, я посмотрел на майора, проводившего брифинг. Ему приходилось перекрикивать рев турбин конвертоплана, доставлявшего нас на точку.

– Ты и Молния действуете как обычно, отдельно. Но уж постарайтесь прикрыть наши хвостатые и не очень задницы, лады?

– Есть прикрыть задницы, товарищ майор! – я кивнул и покосился на спящую сестру. Вот уж кому было совершенно фиолетово и на брифинг, и на шум.

– Так, смотрим дальше. Равнина Дугласа разделена на шесть секторов, от D1 до D6, по уровню опасности. Тут применяли какое-то сейсмооружие, так что равнина очень нестабильна, здесь случаются обвалы. Хрен его знает, что тут натворили наши западные друзья, но теперь под двухметровым слоем земли вполне может оказаться пещера достаточного размера, чтобы там танковый батальон затерялся. Так что смотреть в оба и не выпускать из поля зрения сканеры. Кто-нибудь, растолкайте переводчика, и пусть объяснит иностранцам, что к чему!

Получивший болезненный тычок под ребра шакал недовольно тявкнул, но, увидев умоляющие глаза двух японских лисов и одного немца-леопарда, немного охреневших от кривой работы синхронного переводчика, принялся переводить брифинг. Речь майора он по старой привычке записал на диктофон.

Я заткнул уши наушниками и включил классическую музыку. Перед высадкой стоило успокоиться и выспаться, потом будет не до сна. Боевая химия обеспечит бодрую бессонницу на неделю, равно как и тотальное отсутствие естественных потребностей организма. Даже пить не надо будет.

Благополучно проспав все семь часов полета до равнины Дугласа, я проснулся от ощущения чьих-то вибрисс, щекочущих мне уши.

– Насть, – широко зевнув и вызвав цепную реакцию по всему салону конвертоплана, я покосился на сестру. – Просто тряхнуть нельзя было? На нас и так косо смотрят.

– Пусть завидуют молча, – пожала плечами волчица и, ничуть не стесняясь кого-либо, укусила меня за ухо.

Вот уж любимая ее шутка, делать вид, будто она мне не только сестра. Стоит заметить, что на нее ведутся только необстрелянные новички, ходящие до недели с круглыми глазами и отвисшими челюстями. Ну и иностранцы иногда, в данный момент особенно сильно удивились японцы – оба лиса прижали уши и округлили глаза. Фыркнув на нас, шакал принялся объяснять устроенный нами спектакль.

Сняв перчатку, я потер укушенное ухо и показал сестре язык. Волчица смешно сморщила нос и прижала уши, немного оскалившись. Усмехнувшись получившейся гримасе, я натянул перчатку и надел шлем. Застегнув и подтянув ремешок, я подвесил полумаску, защищавшую не только от пыли, но и способную выдержать попадание пули, и натянул на шлем тактические очки, плотно прилегавшие к морде и имевшие встроенные дисплеи с интерфейсом. В рюкзаке помимо амуниции и аптечки был уложен компактный боевой компьютер. Настя тоже быстро приготовилась, и когда мы наденем очки и маски, нас можно будет отличить только по незащищенным хвостам и росту – никаких опознавательных знаков члены подразделения «Гистеягер» (неправильно произнесенное Geisterjäger, нем. «Охотники на призраков), сформированного в ФРГ, не носили.

До десантирования осталось пять минут, конвертоплан загудел серво и гидроприводами, меняя конфигурацию на вертолетную. Я в последний раз проверил автомат, на всякий случай стукнул снизу по магазину и проверил, сброшен ли затвор с задержки, надел полумаску и опустил очки. Рядом Настя проверяла свою двухметровую удочку – сверхдальнобойную снайперскую винтовку с рельсовым ускорителем. Ни о какой бесшумности речи и не шло, мы должны были обеспечивать открытую и максимально эффективную поддержку.

Вскоре транспорт приземлился и опустил аппарель, по которой очень быстро сбежали три десятка зверей и людей. Мы выбежали следом и тут же унеслись на позицию, присмотренную еще на карте – очень удобная высота, с которой Настя могла простреливать чуть ли не всю равнину. А для защиты от призраков, лезущих в ближний бой, существовал я.

По пути ножами зарезали призрака. Ножи эти, кстати, были очень дорогими и невероятно эффективными – какая-то технология, связанная с высокочастотными вибрациями, позволяла резать даже танковую броню. Заряда съемной кристаллической батарейки хватало на пять дней беспрерывной работы.

Но вот мы, наконец, забрались на высоту, и Молния тут же принялась обустраивать себе лежку. Постелила что-то вроде коврика, установила винтовку, закрепив с помощью пиропатронов одноразовые сошки, и спокойно легла и прилипла к прицелу. Я же не поленился спуститься и заминировать подножие холма двумя десятками самоходных самонаводящихся мин. Они снабжались интеллектуальной системой распределения целей, исключавшей срабатывание на одиночного призрака и срабатывание сразу нескольких мин на одну цель. Помимо всего прочего, мины обеспечивали сигнальную зону.

Всего через шесть минут после закрепления на высоте, на равнине раздались короткие автоматные и пулеметные очереди – группа зачистки принялась за дело. Сестра пока скучала – смысла стрелять не было. Я внимательно следил за окрестностями, готовый в любой момент вскинуть автомат и открыть огонь.

Так прошло десять минут, в течение которых Настя не сделала ни единого выстрела, а вот мне пришлось расстрелять призрака, пытавшегося подняться на холм. Пришелец из другого мира оказался наглым и глупым, так как бежал в полный рост и громко рычал. Так как вокруг никого не было, я спокойно сменил магазин и начал добивать патронами полупустой.

К счастью, паладин – мой автомат – был достаточно тихим, несмотря на гаусс-ускоритель. Патрон все-таки всего 4.6х32мм, не чета стандартным войсковым АК-55 – эти монстры грохотали, как пулемет из-за более мощного ускорителя и патрона.

Раздался оглушительный грохот выстрела, эхо от которого стал гулять по всей равнине – это сделала свой выстрел сестра. Ее двухметровое чудовище пробивало в лоб танк навылет и применялось только для вышибания особо сильных призраков, коим, в данном случае, был пришелец четвертой категории.

К нам тут же начала сбегаться мелочь второй категории в количестве пяти штук, которых я без труда расстрелял, потратив всего один магазин, даже мины задействовать не пришлось. Правда, мины все равно одноразовые, и после установки их уже не снять. Перезарядившись, я точными короткими очередями смог завалить призрака третьей категории, имевшего более прочный панцирь. Если такого просто поливать свинцом, толку будет мало, надо попадать по стыкам защиты. И самое распространенное заблуждение, что если призраку прострелить голову, он сдохнет. Нет, совсем не так, максимум – лишите его зрения и возможности кусаться. Глаза пришельцам не особо нужны, ориентируются они на какие-то неведомые нам чувства, а задрать может и когтями.

За то время, пока я с ленцой расстреливал призраков словно мишени в тире, Настя сделала еще два выстрела и сменила кассету, сочетавшую кристаллическую батарею и три здоровенных контейнера с подкалиберными пулями. Пули были щедро обмазаны какой-то дрянью, не позволявшей ей сгореть в воздухе от трения.

Наконец, зачистка была завершена. Мы честно выполнили свою задачу, выбив призрака четвертой категории, с которым бы не справились обычные десантники – тварь была очень подвижной и хорошо защищенной. Вдобавок, противотанковые гранатометы не могли пробить его панцирь, так как оный совершенно не поддавался кумулятивному эффекту, а таскать ружья как у Молнии они не могли. Стрельба из этих монстров может производиться только из положения лежа, с упором на закрепленные в земле сошки, либо со станка.

Отстегнув сошки, которые так и остались торчать в земле, Настя закинула ружье за спину и на всякий случай вытащила из кобуры пистолет. Как и большая часть оружия, он тоже был усилен ускорителем Гаусса, что вкупе с бронебойными патронами делало его достаточно эффективным. Я же просто по привычке ударил снизу по магазину, проверяя, как он сидит в гнезде, и хлопнул ладонью по затворной задержке, проверяя и ее. Затем мы с сестрой кивнули друг другу и быстрым шагом направились к десантникам.

И только сейчас я заметил, что все это время не услышал ни одного голоса. Рация не работала. Судя по резко остановившейся и поджавшей хвост Молнии, она тоже заметила этот странный факт. Быстро переглянувшись, мы, не сговариваясь, рванули к своим, не переставая, впрочем, смотреть по сторонам.

Судя по датчикам, связь не просто отсутствовала из-за неполадок, ее глушили, и очень эффективно. Рации егерей, как коротко называли членов нашего подразделения, были особыми, усиленными, и не глушились в принципе. Что-то мне не нравилась ситуация…

Низкий, отдающий в груди гул я услышал, когда до отряда оставалось всего сто метров. А вскоре и почувствовал – земля начала мелко, но часто трястись, словно рядом проезжал батальон тяжелой бронетехники. Я еще успел услышать встревоженные крики десантников, когда земля резко просела.

Заорав, я выпустил автомат взмахнул руками, но не смог найти опоры; грохот обвала оглушал, по мне множество раз били камни и комья земли. Несколько сильных ударов по затылку дезориентировали, и лишь благодаря шлему не вышибли из меня дух.

Несколько секунд, сопровождавшихся чувствительными ударами, и… меня поглотила тьма.

Я с трудом открыл глаза, и тут же пожалел, что вообще очнулся – тело сразу пронзила острая боль. Задыхаясь от спазмов в груди, я попытался пошевелиться, и тут уже в открытую заорал – казалось, что мою ногу перекручивают в мясорубке.

Крик высосал из меня последние силы, а очередная вспышка боли снова погрузила меня в беспамятство.

Новое пробуждение было не легче, но на этот раз у меня хватило силы воли достать из поясного подсумка аптечку в ударопрочном корпусе и вытащить из нее одноразовый инъектор с обезболивающим. Вкалывать пришлось наугад, куда-то в ляжку. Через несколько секунд химия начала действовать я и смог перевернуться на спину, снять разбитые очки и посмотреть на ноги. Я поморщился, уши не прижал потому, что они зафиксированы в шлеме.

Лучше бы я этого не делал.

Правая нога была в норме, а вот левая… распухшая, черная от крови, но самое страшное – в районе колена она была изогнута почти под прямым углом в сторону, а ниже вообще, кажется, превратилась в месиво. Рядом покоилась причина столь тяжелой травмы – огромный округлый валун. Черное пятно указывало, что именно он проехался по мне.

Свет падал сверху, в отверстие, в которое заглядывало полуденное солнце. Странно, вроде день клонился к закату… сколько же я тут пролежал? И где сестра?

Подниматься даже не стал. Трогать ногу тоже – обезболивающее гарантированно будет действовать еще три часа, а потом… я похлопал по кобуре, пистолет я не потерял. Если за три часа не смогу найти способ выбраться, придется застрелиться, с такой ногой я – не жилец.

Хвост, как это ни странно, почти не пострадал, разве что немного шерсти выдрало. Хвост, блин, единственная незащищенная часть тела, а мне ногу раздробило, несмотря на усиливающий экзоскелет и пластины из композитных материалов.

Плюс обезболивающего, которым снабжают егерей, в том, что оно не затуманивает сознание, а наоборот, хорошо его проясняет. Поэтому я осознанно полз, а не делал это в бреду, хотя разницы было мало. До тех пор, пока я не услышал тихий, полный боли стон. Этот голос я узнаю где угодно.

Мне довольно часто прилетало мелкими камешками и комьями земли, поэтому снимать шлем, чтобы улучшить слух, я не решился. Но и так я примерно представлял, куда двигаться, а когда еще и учуял запах родной крови, вообще гарантированно взял направление.

Падение с такой высоты не могло окончиться хорошо. В принципе не могло.

Анастасия лежала на спине и вяло шевелилась. Вся нижняя часть ее тела была скрыта под слоем земли и несколькими крупными валунами. Рядом валялась распотрошенная аптечка.

Я обессиленно растекся по земле, слушая, как с шорохом и стуком вниз падают земля и камни. Все кончено, это конец. У меня раздроблена левая нога, у Насти – вся нижняя часть тела. Действия обезболивающего хватит на три часа, всего запасов химии – на сутки. Я подполз к сестре и сжал ее ладонь, которая сжалась в ответ.

– Зона D1… – хрипло пробормотала Настя.

– Что?

– Это – зона D1… наименьшая вероятность обвала… у тебя что?

– Правая нога, фарш.

– Жить будем, – сестра тихо, нервно засмеялась. – Не для того мы прошли всю войну, чтобы сдохнуть от обвала! Слышите, вы?! Слышите…

Я коснулся ее лба. Он был горячим. Через несколько минут ее начало лихорадить, и я вколол ей очередной химический коктейль. Настя уснула на долгие два часа, в течение которых я молча лежал рядом.

Время не тянулось, что было довольно необычно. Кажется, я тоже немного подремал, и не заметил этого. Немудрено, если обстановка совершенно не меняется, а солнце уже полчаса как скрылось за тучами.

Наконец, Настя очнулась, а погода испортилась окончательно – пошел дождь.

– Заберись повыше, – она с лихорадочным блеском в глазах смотрела мне в глаза. – Повыше, иначе захлебнешься.

– Я тебя не оставлю, – звучит ужасно пафосно, мне даже противно стало. Сестра улыбнулась и покрепче сжала мою ладонь.

– Всегда вместе?

– Всегда.

Прошло еще сколько-то времени, я вколол себе и Насте новую порцию обезболивающего. Дождь усилился, но нам немного повезло – вода стекала куда-то, мы были на небольшой возвышенности. Если повезло чуть больше, то вода копиться не будет.

Ярко блеснула молния, громыхнул гром. Мех окончательно слипся, свалялся, пропитался грязью. На зубах скрипело. Хоть в уши вода не заливалась, благодаря шлему, но в нос капли дождя попадали часто. Время от времени то я, то сестра тихо фыркали. Я постучал когтями по нагрудной бронепластине, выстукивая похоронный марш. Сестра тоже застучала когтями по композиту, но она пыталась подобрать ритм одной из песен Rammstein. Так мы и убивали время, отстукивая знакомые песни, иногда тихо напевая.

Прошло три часа, снова вколоть обезболивающее. Осталось по пять одноразовых инъекторов. Что нам делать все это время?

Уровень воды так и не поднялся. Мы с сестрой почти одновременно уснули, я позже буквально на пару минут.

Очнулись оба от боли, снова инъекция. У меня началась аритмия, сердце протестовало против столь большого объема мощной химии в организме. Настя снова бредила, ей казалось, что мы на плацу, а она – командир отделения. Я чуть улыбнулся приглушенным, но забористым матам.

Примерно в таком ключе прошло еще девять часов. Последние три часа жизни. Мы хором, громко и выразительно пели. Что – не помню, хоть ты тресни. Помню только, что что-то веселое и энергичное. Последние часы перед смертью мы хотели провести как можно ярче. Я целовал сестру в шею, а она смеялась и говорила, что это – инцест и за это сажают.

Настя сказала, что у нее, оказывается, работают наручные электронные часы, и что мы валяемся так уже четыре дня. Я достал свой пистолет, Настя – чудом уцелевший свой. Мы оба ждали, когда вернется боль, чтобы застрелиться.

Если бы не мощное противовоспалительное действие химии, мы бы уже давно загнулись от гангрены.

Но судьба решила иначе. Я заметил медленно летящий вертолет. Сестра тоже заметила его, мы переглянулись и по очереди выстрелили по два раза в небо. Пули трассирующие, авось, заметят, а если не заметят – так услышат. Ну, в крайнем случае, у нас еще много шансов застрелиться. Десять у меня и восемь – у Насти.

Через пять минут Настю уже выкапывали из под завала, а меня поднимали на носилках вверх. Я то смеялся, как безумец, то со слезами на глазах спрашивал – что случилось с остальными десантниками? Ответов я не слышал, нашедшие нас бойцы смущенно отводили взгляд в сторону. Медики в вертолете в ужасе смотрели на меня. Только потом я узнал, что меня заживо пожирали черви – из-за обезболивающего я этого не чувствовал, а под мехом ни сестра, ни я ничего не увидели.

И лишь увидев, что мою сестру тоже подняли в вертолет я смог позволить себе соскользнуть во тьму.

До сих пор не понимаю, как мы выжили.

Мы провели в больнице долгие полтора года. Все лечение покрыла страховка, как личная, так и страховка бойца отряда «Гистеягер». Сделали даже хорошую пластику. А вместо раздробленных ног – современные и очень эффективные протезы. Вот только в бою мы уже участвовать не будем, нас отправили на пенсию. Весьма неплохую пенсию, на которую можно жить припеваючи, особенно если жить вместе. Что мы и сделали, купив квартиру в Москве.

Тела десантников все же смогли найти, и даже одного чудом выжившего. Правда, лис-японец умер на операционном столе, у него не было таких препаратов, как у нас с сестрой. Больше половины остальных бойцов хоронили в закрытых гробах, настолько сильно были покалечены их тела.

Но самым страшным было другое. Эксперты в один голос утверждали, что это был теракт – на месте обвала обнаружили следы мощной взрывчатки, причем не абы какой, а Тета-4, доступ к которой был только у отрядов «Гистеягер». Егерей отозвали со всех заданий, и это не могло сказаться на потерях и эффективности зачисток. А мы с сестрой были просто в ужасе – призраки убивали всех без разбору, во всех странах – военное положение, а кто-то решил устроить подковерную возню. И что самое противное – страдают от этого только защитники мирных граждан.

Все это происходило летом. На улице было жарко, и мы шли в шортах и футболках, поэтому окружающие видели наши протезы. Многие подходили, спрашивали, все ли у нас хорошо, не нужно ли нам что-то. Однажды подошла довольно пожилая человеческая пара, они спрашивали, из какой мы роты. Когда услышали, что мы егери, обрадовались и спросили, не знаем ли мы что-то об Алексее Нержановом.

Мы знали. Люди поняли все без слов – по повисшим ушам и немного поджатым хвостам. Алексей Нержанов погиб за два дня до роковой операции, прикрывал вместе с напарником эвакуацию гражданских. Я хотел было рассказать его родителям – а это были именно они – о подвиге их сына, но они отказались. Потом мы с сестрой нашли их, узнали, пришла ли похоронка. Пришла, буквально через час после нашего разговора им принесли извещение.

Мы с сестрой узнали, что бойцов отряда «Гистеягер» считают чуть ли не героями. Заодно и увидели социальную рекламу, главными действующими лицами в которой были как раз егеря. Всем известно, что егерями могут стать только солдаты регулярной армии, отличившиеся на службе, многие молодые люди и антропоморфы пытались вступить в армию.

Купленная нами квартира была трехкомнатной, просторной, чистой и светлой, да еще и с хорошей мебелью. И первым, что мы сделали – накупили продуктов, водки и напились до отключки. Поминали погибших десантников, и давно погибших друзей, тихо радовались тому, что выжили. Нас могли снова вернуть в строй, но никак не раньше, чем через полтора года – мы должны были привыкнуть к протезам. Ну или раньше, если ситуация резко ухудшится.

Что делать антропоморфам, немалую часть жизни проведшим на войне? Мы не обязаны были работать – пенсия была достаточно большой. Семей нам тоже не завести, полноценных по крайней мере точно. Нет, мне отдавило только ногу, да и сестре – намного ниже пояса, но тяжелое отравление боевой химией и заражение крови сделали свое черное дело. Детей у нас быть не могло, разве что приемные.

И мы решили просто жить. Это было непросто, мы не привыкли к спокойствию и ничегонеделанию. Каждое утро – пробежка, завтрак, брожение по Интернету, просмотр телевизора, обед, снова Интернет, прерываемый упражнениями для поддержания себя в физической форме, ужин, новости и сон. И так раз за разом. Постепенно мы вспомнили, что у нас вообще-то высшее образование, и начали практиковаться в программировании.

Время текло не медленно, но спокойно и размеренно. Нам это начало нравиться, мы начали играть в компьютерные игры, посмеиваясь нереалистичному геймплею, однажды нас даже привлекли к разработке шутера в качестве консультантов. Как выяснилось, егерей на пенсии в мире дай боже пять-шесть наберется. Егеря в основном погибают на поле боя. Такая у нас профессия, защищать тех, кто не может это сделать сам, и почти всегда – ценой своей жизни.

А теперь егеря сидят по базам и ждут, пока лучшие из специалистов выяснят, кто устроил теракт, унесший жизни тридцати военнослужащих.

Антропоморфы и так отличались от людей несколько большей сплоченностью, а нашествие призраков сплотило вообще все население Земли. Скажи мне кто во время Третьей мировой, что все живущие на планете чуть ли не единое государство образуют – я бы рассмеялся ему в лицо. Я тогда думал, что земляне не способны сплотиться, какой бы ни была угроза. Я думал, что земляне всегда будут грызть друг другу глотки из-за непонятных ценностей, клочка земли или нарезанной цветной бумаги.

Но нет, сплотились же. А теперь снова началась какая-то внутренняя грызня. Земляне неисправимы…

Это был третий месяц жизни вне поля боя. Мы как обычно проснулись в шесть утра, быстро умылись и умотали на пробежку. Но в этот раз кое-что поменялось, кардинально.

В одном из переулков мы встретили призрака.

Я на чистых рефлексах выхватил метательный нож, который тут же отправился в цель, следом серебристой молнией полетел нож сестры. Мелкая тварь первой категории сдохла, даже не успев дернуться, а мы уже стояли спина к спине, держа малогабаритные пистолеты на изготовку. Две минуты, наполненные городским шумом, в течение которых мы смотрели не только по сторонам, но и вверх. Призраков мы не увидели, но само присутствие одной из этих тварей в Москве – само по себе проблема. Настя уже набирала номер одной из местных военчастей, той, что поближе.

Военные прибыли быстро – приехали три БТР, из которых высыпали солдаты в полной экипировке. Только егерей не было, из-за чего мотострелки чувствовали себя несколько неуверенно. Прибывшие эксперты освидетельствовали тушку призрака первой категории, однако, станцию сканирования разворачивать не стали. Переносная не способна «видеть» сквозь стены, а стационарную надо устанавливать на крыше, что требует подтверждения штаба.

Город начали заполнять военные, милиция пыталась разогнать прохожих по домам. Паники не было, но беспокойство в воздухе ощущалось, люди и антропоморфы нервничали.

Прошло полтора часа, прежде чем по всему городу развернули сеть сканирования, и буквально через минуту раздались первые выстрелы, пока одиночные, аккуратные.

В городе присутствовало не меньше трех сотен призраков первой категории, даже не первая волна нашествия, просто разведка. Эти твари не обладали силой или скоростью, они имели другую особенность, за которую всю расу интервентов и назвали призраками.

Они могли сливаться с местностью, как хамелеоны. В первые дни контакта многие солдаты погибли просто потому, что не могли увидеть этих тварей. Сейчас все снабжаются портативными сканерами пространства, исключающими неожиданную атаку призраков, но такие сканеры «видели» только в тридцатиметровом радиусе. Не панацея, в общем, потерь все равно не избежать.

Мы с сестрой отправились в свою квартиру. Нам была дана однозначная рекомендация вернуться в свою квартиру, хотя бы за вооружением. В случае чего мы должны были помочь гражданским. Хоть мы и калеки на всю жизнь, но боевые навыки пока не растеряли.

Напряжение нарастало, жители столицы и ее пригорода ожидали эвакуации. Все в мире знают, что призраки могут захватывать города, но такое происходило только в начале войны. Земляне теперь намного лучше вооружены и подготовлены, и нет эффекта неожиданности, мы можем дать отпор.

С такими мыслями я доставал пистолет-пулемет сорок пятого калибра, модификацию старого доброго H&K UMP. Оружие с ускорителями Гаусса доступно только военным, гражданские – и мы с сестрой в том числе – вынуждены пользоваться обычным оружием. Ну, военным в отставке хоть доступно достаточно мощное оружие.

Я привычным движением поставил затвор на задержку – оттянув его до упора назад и подняв вверх – после чего внимательно осмотрел оружие. Ничего подозрительного я не заметил, так что спокойно вставил магазин и дослал патрон, стукнув по ручке затвора сверху – соскочивший с задержки затвор хищно лязгнул.

Рядом сестра так же заряжала свой пистолет-пулемет, а я надел пояс с подсумками для магазинов – пять кармашков, сто двадцать пять запасных патронов. Кобуру с пистолетом я разместил на груди, быстрее и проще достать в случае близкого контакта.

Мягкий бронежилет я надевать не стал – движения, пусть и незначительно, но замедляет, а толку совершенно никакого. Призраки рвут тяжелые броники с композитными вставками, что им какой-то кевларовый жилет… несколько секунд я решал, надевать ли защитный воротник, но плюнул и на него – обычный, похожий на широкий ошейник, защиты дает мало, а мешает сильно, а действительно серьезные воротники все равно нам недоступны.

В общем, экипировка была совсем легкой – оружие, пояс-разгрузка, джинсы и легкие, но прочные ветровки. Ботинки для антропоморфов.

Мы решили патрулировать свой район, на всякий случай. Да, у нас не было сканеров, но мы надеялись, что чутье нас не подведет – мы ведь волки, да еще и бывшие (до сих пор неприятно от осознания этого факта) члены отряда «Гистеягер».

По пути несколько раз нам встретились солдаты. Они ходили только отделениями, в которых всегда был хотя бы один «тяжелый» – солдат в экзоскелете с крупнокалиберным пулеметом с ускорителем Гаусса. Вообще, технологии электромагнитных ускорителей применялись везде, где только можно, благо уровень развития позволял. На танки вообще ставили рельсовые пушки, но только на самые новые – дороговато все-таки.

Время от времени раздавалась стрельба – я вроде уже говорил, что войсковые АК-55 очень шумные. Мы тоже успели пострелять – наткнулись на группу из трех призраков, занявших наблюдательную позицию у перекрестка, увидели совершенно случайно – поднялся ветер, и пыль огибала замаскировавшихся тварей. Расстреляли быстро, UMP хоть и довольно старый пистолет-пулемет, но все равно очень эффективный. Хотя могли бы выдать и Calipso, или хотя бы TDI Vector…

Быстро перезарядившись, мы пошли дальше по выбранному маршруту, но больше никого так и не встретили. К семи вечера город был полностью зачищен, сопутствующего ущерба не было, и военного положения объявлять не стали. Только организовали большое число военных постов и ввели комендантский час, и то, на всякий случай.

Подобные разведки призраков обнаруживают каждый день по десять штук в мире. Что-то они ищут, но никто не может понять, кто именно.

Вот уже два месяца как в ООН разрабатывают план по зачистке пяти захваченных призраками городов, два из которых находятся в России – это Хабаровск и Нижний Новгород. Судя по снимкам со спутников, от городов даже руин не осталось по факту, но территории все равно называли городами. Скорее, по привычке.

Вернувшись и убрав оружие в сейфы, мы по очереди сходили в душ и сели за компьютеры. Нас ждали просторы интернета: различные форумы, чаты, игры, новости и статьи. Но в то же время мы часто переглядывались, и я понимал, что наши головы забиты одними и теми же мыслями.

Сегодняшнее представление – только начало. Но чего? Все это выглядело как случайность, но только на первый взгляд. Переулок, в котором мы встретили призрака, был слишком оживленным, чтобы тварь осмелилась сбросить маскировку. Но тем не менее. Если бы не наша с Настей привычка таскать с собой мини-арсенал из четырех метательных ножей и малогабаритного пистолета скрытного ношения, у нас могли бы быть проблемы.

И то, с учетом наших протезов – забили бы ногами насмерть.

Я чуть прижал уши, сестра склонила голову набок, наоборот, уши навострив. Я полуприкрыл глаза, после чего Настя отвернулась и уставилась в монитор.

Смысл пантомимы был прост:

«Плохая ситуация».

«Ты ждал чего-то другого?»

«Не уверен».

Без слов общаться не только быстрее, но и… не знаю, привычнее? Люди говорят, что в антропоморфах достаточно сильны звериные повадки, что и стало причиной мнения, что мы когда-то давным-давно были созданы. Но когда? Как? И, главное, зачем? Ответов нет. А люди… люди медленно исчезают, и никто ничего с этим сделать не может. Рождаемость падает, хотя семей много, детей заводить так же многие хотят.

Но не получается. Все ведущие ученые в мире пытаются понять причины проблемы, но терпят одну неудачу за другой.

А люди продолжают исчезать.

Насытившись брожением по Всемирной паутине, мы направились на кухню – выпить некрепкого чая без сахара. Время было позднее, почти полночь, в окно заглядывала почти полная луна. Очень спокойная, тихая, умиротворяющая обстановка. Мы сидели и пили чай, вспоминая, как после Третьей мировой несколько лет лечились от болезней и паразитов, что успели нахватать за время боев. Как спали по пятнадцать часов в сутки, отсыпаясь за все годы войны, спали в одной кровати под одним одеялом – чтобы не так страшно. Подростки на войне… Иногда приходилось бояться не врагов, а очумевших от долгого воздержания солдат. Приходилось угрожать оружием, стойко игнорировать дрожь в руках и стараться не прижимать уши и не поджимать хвост… страшные, пугающие воспоминания…

Ночь начинала пугать, а не умиротворять.

Поверх моих рук легли руки сестры – я только сейчас понял, что до вздувшихся вен сжимаю в ладонях полупустую чашку. Настя несколькими движениями сняла напряжение, позволила расслабить кисти. Наверное, это дар – вот так легко успокаивать. В нашей роте ее звали не только Молния или Вспышка – еще звали Феей, Маленькой Матушкой за умение быстро и мягко успокаивать. Когда солдаты узнали об этой ее способности – нас самих защищали, не позволяли нам вредить. Было приятно, но я понимал, что все это благодаря сестре. Понимал и немного завидовал – у меня никаких особых способностей не было.

Мы допили чай и стали просто сидеть, смотря друг другу в глаза. Просто смотрели, ища друг у друга поддержки и успокоения. Мы могли сидеть так часами, не обращая ни на что внимания, отрешаясь от мира вокруг. У нас был свой маленький уютный мирок.

– Пошли спать, – очень тихо сказал я, и Настя кивнула.

Сегодня мы решили спать в одной комнате, для чего я перенес постельное белье сестре в комнату. Привычно спрятав под подушку ножи, а рядом положив по заряженному и снятому с предохранителя пистолету, мы легли и практически мгновенно уснули.

Утро началось в семь часов и началось оно с короткого, ревущего и невероятно громкого звука. Этот звук ни с чем не спутать, так ревет рельсовая пушка, в которую вместо одного снаряда заряжают сразу пару тысяч и выпускают единой очередью.

Мы мгновенно подскочили и понеслись одеваться, полторы минуты, и мы уже спускались вниз, вооруженные и готовые к бою. Город уже заполнился грохотом станковых рельсовых пушек, яростный лай автоматов и пулеметов. Но все равно, самым пугающим, самым страшным звуком был короткий, оглушающий рев, эхо от которого долго играло и заставляло прижимать уши и поджимать хвосты.

Рев орудия доносился с Красной площади, но туда предстояло еще добраться. И спешно убегая от призрака третьей категории, мы понимали, что это будет очень, очень сложно.

Тварь появилась неожиданно, спрыгнула с пятиэтажки, не удивлюсь, если с крыши. Мы успели только шарахнуться в сторону и, прижав пистолеты-пулеметы к груди, рвануть в сторону центра города. Ни о каком противостоянии речи не шло, призрака третьей категории мы своими трещотками даже не поцарапаем, куда бы ни стреляли. Оставалось только экономить дыхалку и бежать, перепрыгивать через растерзанные трупы, пробегать по машинам, уворачиваться от когтей других призраков.

На наших глазах людей и антропоморфов просто разрывали на части, солдаты отступали, кто яростно отстреливаясь, кто просто убегая. Паника захлестнула город, вскоре начали раздаваться выстрелы танковых орудий, тяжелые, редкие очереди пушек БМП. Раздался очередной ревущий залп скорострельной рельсовой пушки, а я почувствовал толчок и успел заметить приближение асфальта. Мгновение, вспышка боли – и темнота.

Очнулся я оттого, что кто-то настойчиво тряс меня. С трудом разлепив веки, я почувствовал, как мне в губы ткнулось горлышко пластиковой бутылки, и не стал сопротивляться.

Это была газировка, сладкая газировка со вкусом, кажется, яблока. Хорошо, что питье в меня заливали медленно и аккуратно, подавился бы. Но жажду газировка утоляла, а большего мне было и не нужно.

Через пять минут я смог приподняться, и то, с помощью сестры. Это она нашла чудом уцелевшую бутылку с газировкой, после того, как очнулась первой.

Вокруг были руины города. От домов в лучшем случае остались первые этажи, где-то что-то горело, наполняя воздух удушающей гарью. Но даже дыму было не под силу перебить тошнотворную трупную вонь. Я с трудом смог сглотнуть комок в горле и прижал к носу заботливо протянутый Настей платок.

Нас спасла туша того самого призрака третьей категории, который гнался за нами. Взрывом его бросило на нас с сестрой, придавило, и тем самым прикрыло от крупных обломков, осколков и ударной волны. Но и так мы не обошлись без ран.

Что я, что Настя были покрыты множеством царапин, но были раны и посерьезнее, уже обработанные. Мне распороло бровь и проткнуло острым камнем правое бедро, протез сильно исцарапало, а обшивку погнуло. Сестра получила, кажется, трещину в ребре, длинную распоротую рану на левой руке и сильную гематому на затылке. У нас обоих были разбиты носы.

Город словно вымер. В отношении Москвы это очень… трудно говорить. Пятнадцать миллионов жителей…

Судя по положению солнца, время было близко к вечеру, часов пять где-то. Из оружия у нас остались только по пистолету и набору метательных ножей. Ну и патроны к потерянным UMP. Так себе комплект, но у других выживших и того не было, наверное.

И все же интересно, чем разрушило город? Очень похоже было на эффект объемно-детонирующей бомбы, если бы она взорвалась метрах в трестах от нас. Но разрушения слишком уж ровные, куда ни глянь – везде одна и та же картина: первые этажи, и то, наполовину разрушенные, а взорвись ОДБ – в некоторых местах не осталось бы и их.

Мы медленно брели к центру города. В основном из-за обломков, заполнивших дороги, но иногда приходилось останавливаться, чтобы попытаться вернуть к жизни один из сестриных протезов – левое коленное соединение у нее иногда просто отключалось.

Мы встречали выживших, бежавших из города с огромными рюкзаками с каким-то барахлом. Но намного чаще нам попадались придавленные обломками трупы. Зачастую узнать, что здесь погребен человек или антропоморф, можно было исключительно по торчащим конечностям. Трупная вонь стала невыносимой, но мы продолжали идти.

Через час мы стояли на Красной площади и смотрели на громаду скорострельной рельсовой установки, развороченной взрывом. Когда-то она внушала трепет и ужас, РУЗО «Шептун». Рельсовая Установка Залпового Огня, единственная в своем роде, она была создана в России и предназначалась для обороны столицы. Но и она не смогла защитить Москву от разрушения. Разбитая установка подавляла, хотелось упасть на колени от ощущения собственной беспомощности. Если уж это чудо инженерной мысли не смогло справиться с поставленной задачей, то что способны сделать мы, обычные антропоморфы и люди?

Но я знал – многое. И Настя знала.

Шептун, он один единственный на всю Землю. А нас, егерей, несколько десятков тысяч. Простых солдат вообще миллионы. Мы способны защитить свой дом, но ведь не вся война – сплошные победы. Сейчас был проигранный бой, но далеко не последний. Призраки хотели сломить нас, уничтожив Москву, но вряд ли они знали, что когда-то Москва уже горела. И мы все равно не сдались.

Переглянувшись, мы с сестрой поковыляли в сторону окраин. Может быть, там уровень разрушений будет не таким сильным, и мы сможем найти хоть что-нибудь полезное. Может быть, даже и других выживших и солдат.

На середине пути левое колено Насти отказало окончательно. Просто выключилось, мы полчаса пытались восстановить работоспособность протеза, но ничего не вышло. Мой протез тоже начал отказывать, но кое-как да работал. Я подставил сестре плечо, и мы еще медленнее поковыляли к окраине. Вонь стала нестерпимой и резала глаза, пришлось обмотать морды отрывами от собственных футболок. Жаль, что мы не захватили с собой герметичные баллистические очки, они бы помогли.

Вдали стали раздаваться одиночные выстрелы, изредка – короткие очереди. Звук хоть и был искажен эхом и расстоянием, но егерские Паладины мы с сестрой узнали сразу. Вскоре басовито рявкнул Гвоздь – так называлась переносная рельсовая пушка, с которой выходила на задания Настя. В свое время мы шутили, что чем менее грозно название – тем страшнее оружие на самом деле. Тот же Шептун, или Искорка – плазмомет, работающий по принципу огнемета, но имеющий температуру вещества более пяти тысяч Кельвинов. В России любили называть оружие странными именами, а Паладины – американские автоматы.

Прошло полтора часа, прежде чем мы смогли выйти к окраинам. Здесь уровень разрушений был ниже, и здесь были выжившие – спасатели спешно разбирали завалы, время от времени на пять минут глушилась вся техника и объявлялась общая тишина. Военных тоже было много, только егерей не было. Но кто-то же стрелял из нашего оружия?

Все прояснилось довольно быстро. Человек, представившийся полковником Верховым, объяснил нам, что все егеря заняты на зачистках. И посоветовал не светить своей принадлежностью к отрядам «Гистеягер», так как последние действовали только под прицелами тяжелой техники.

Удалось выяснить, чем взорвали Москву. Догадаться несложно, снова засветилось спецоружие егерей, на этот раз бомбы для зачистки местности – бомбы Тандерстрайк. Усугублялось все тем, что таким оружием снабжались только элитные части егерей, и только на время массовых операций. Этих бомб всего-то в мире было что-то около десятка, а их мощность можно было воочию увидеть на примере Москвы. И как мы сразу не догадались… только Тандерстрайки оставляли такие «ровные» зоны разрушений.

Мы поблагодарили полковника, и тот отправил нас в полевой госпиталь. Там нам нормально обработали все раны и ссадины, после чего отправили в техзону, где техники смогли привести в более менее адекватное состояние наши протезы. Все уже догадались, что мы – бывшие егеря, но почему-то не говорили об этом. Многие стыдливо отворачивались, антропоморфы прижимали уши.

Через час в лагерь вернулся отряд егерей с зачистки. Все сплошь знакомые лица и морды, но те нас в упор не замечали и делали вид, что нас не знают. Мы с Настей переглянулись, и та скорчила гримасу отвращения. Я тоже поморщился, ситуация, и раньше бывшая неприятной, окончательно стала вонять чем-то противным. Кто-то очень не любил егерей, настолько, что смахнул с лица земли несколько миллионов простых граждан, лишь бы дискредитировать отряды «Гистеягер». И хоть никто особо и не верил в предательство егерей, но ничто не помешало взять их под жесткий контроль. Отряды теряли свое главное преимущество – тактическую свободу и гибкость, а так же полноценное снабжение самым передовым оружием и экипировкой.

Лагерь был переполнен. Тысячи, десятки тысяч выживших, многие из которых были ранены. Здесь стоял убойный запах пота и немытой шерсти, досюда доносилась трупная вонь из города, тянулся удушающий дым. Мы с трудом смогли найти какое-нибудь свободное место, чтобы лечь и уснуть, шум и вонь были не помехой – привыкли уже, к первому давно, ко второму – буквально сейчас.

Сон был тяжелым. Не знаю, что снилось сестре, но мне снилась та самая проклятая миссия по зачистке равнины Дугласа. Я словно наяву снова испытывал чудовищную боль в раздробленной ноге, ощущал безысходность. Боль в ноге стала невыносимой и я проснулся. На улице стояла жаркая ночь.

Четверо антропоморфов – два пса бандитской внешности, волк и тигр – пытались отодрать мой протез. Штанина была разрезана.

Я молча врезал здоровой ногой но носу тигра, заставив его зарычать от боли и отпустить протез. Один из псов и волк мгновенно сбежали, а второму псу не повезло – он получил в бок сразу с обоих протезов сестры. Сила удара оказалась такова, что я отчетливо услышал хруст костей. Туша пса словно пушечное ядро ударило в тигра и их обоих отбросило на пару метров. Мы с сестрой переглянулись и, кое-как устроившись на голой земле, уснули, как ни в чем не бывало.

Утром нас растолкал один из солдат и попросил рассказать, что произошло ночью. Мы рассказали. Выяснилось, что у пса – четыре перелома ребер. Нас попросили впредь не бить механизированными частями тела и удалились, оставив чувство, что что-то явно не так. За покалеченного антропоморфа мы отделались выговором, хотя должны были задержать до выяснения.

Не задержали, и это вызывало чуть ли не больше вопросов, чем сам факт попытки дискредитировать егерей.

Лагерь для выживших создавали стихийно, так что ни о каких удобствах можно было не спрашивать. Было бы где просто переночевать, хотя отсутствие элементарной возможности помыться сильно била даже по людям, что уж говорить об антропоморфах с более чувствительным обонянием.

Но работы уже велись. В частности, военные смогли построить временный аэродром, куда начали приземляться транспортные самолеты – гражданских собирались распределить по городам. Организовывались полевые кухни, душевые, для чего воду привозили целыми автоколоннами.

Нам с сестрой было немного сложнее – протезы требовали подзарядки, да и повреждения обшивки не позволяли просто принять душ, необходимо было сначала их демонтировать. И если у меня с этим проблем не было – я мог бы доскакать и на одной ноге – то Насте потребовалась бы помощь. И ладно бы мы были наедине – нагота друг друга нас не смущала, мы всю жизнь вместе прожили – но что делать, когда вокруг тысячи людей и антропоморфов?

К счастью, мы только зря паниковали – ей помогла стихийно образовавшаяся стайка разного вида девушек. Дотащили до общей душевой. Мне тоже подставили плечо, так что с одной проблемой мы разобрались.

Хотелось поесть, конечно, и немного пить, но мы могли и потерпеть, тем более что мы неожиданно попали в одну из самых первых групп для переброски в другой город. Нас и три сотни других выживших жителей разрушенной Москвы перевозили на другой конец России.

На Сахалин.

Про этот остров мы с Настей знали только, что он вообще есть. Конечно, слухам о дикости острова мы не верили, фотографии оттуда были на редкость живописными, но все равно, это был другой конец страны. Невероятно далеко, но и спокойнее там, наверное.

Транспортным самолетом был Ан-300 Рух, поменьше Руслана, что позволило ему без труда приземлиться на наспех построенном аэродроме. Таких самолетов в стране после Третьей мировой было достаточно, чтобы обеспечить стабильную перевозку выживших. После окончания войны прошло всего шесть лет, два года из которых пришлись на войну с Призраками, так что эти самолеты были в отличном состоянии. Ну, насколько это верно по отношению к самолетам, построенным во время войны.

Восемь часов беспосадочного перелета. Мы даже успели еще немного поспать, хотя, как нам кажется, зря. В аэропорт Хомутово мы прилетели в два часа ночи…

О катастрофе в Москве здесь уже знали. Те, кто мог себе это позволить, предлагали семьям временно поселиться у них, другие советовали, где можно снять комнату или квартиру недорого. Мы решили остановиться в съемной квартире, благо в местных банках можно было получить наличные, просто пройдя сканирование сетчатки и отпечатков пальцев. Паспорта, свидетельства о рождении и другие важные документы нам обещали восстановить в течение недели. И что-то нам с сестрой подсказывало, что в военном билете, в послужном списке, не будет значиться международный отряд «Гистеягер».

Квартира оказалась чистой, аккуратной, с телефоном, кабельным и интернетом. Мы выбрали однокомнатную, достаточно близко от центра… хотя, о чем это я, в Южно-Сахалинске, городе с двухсоттысячным населением, везде будет недалеко от центра.

Нам повезло как минимум с деньгами – их у нас было не просто достаточно, а много. Мы могли позволить себе и пару мощных компьютеров, и нормальную квартиру, и так далее – несмотря ни на что, пенсию нам по-прежнему выплачивали. Кто-то скажет, что мы могли бы и отдать часть денег тем, кому они нужнее, но из нас еще в детстве выбили весь альтруизм. Остался только эгоизм и стойкое желание выжить… что, впрочем, не мешало нам жертвовать своим здоровьем, чтобы защитить с оружием в руках тех, кто не может это сделать сам.

Прошла неделя после эвакуации, в мире нарастала истерия. Отряд «Гистеягер» расформировали, бывших егерей перевели в десантные части. В России как всегда сделали все по-своему – егерские отряды расформировали, бойцов распределили по десантным частям, но в то же время не прекратили снабжение передовым оружием. Вроде как перевооружение армии идет, и новейшие образцы вооружения в первую очередь поступают элитным частям.

Вооруженные силы всех стран были приведены в полную боевую готовность, полных ходом шла подготовка к новой войне. С огромным трудом удалось предотвратить разрушение Вашингтона и Берлина, снова бомбы Тандерстрайк. Если бы «Гистеягер» не был уже расформирован, егерям бы досталось уже от мирного населения. Враги допустили ошибку, выведя тем самым егерей из под удара.

За неделю закончилась эвакуация выживших из разрушенной Москвы. Столицу было решено перенести в Санкт-Петербург, благо весь правительственный аппарат вовремя эвакуировали.

И снова по накатанной колее мы обустраивали свою жизнь. Да, мы солдаты, мы умеем воевать и убивать, но как-то не хотелось нам воевать за какие-то непонятные ценности. На Третьей мировой войне мы защищали свой дом и свои жизни. В войне против призраков – тех, кто не способен сам себя защитить. А за что сражаться теперь? Егерей дискредитировали, более того – расформировали. Москва разрушена до основания, а ни о каком военном положении речи не идет – словно ничего и не произошло, словно постоянно буквально за несколько часов погибает по пятнадцать миллионов людей и антропоморфов.

Ну, раз всем все равно, то и мы трепыхаться не будем. Разве что все-таки воспользуемся связями в снабжении и спрячем в надежный сейф парочку АК-55 с патронами. Мы не хотим снова оказаться беспомощными, если за нами снова погонится призрак третьей категории. Хватило и одного забега, на всю жизнь хватило.

Автоматы мы получили через полторы недели, вместе с цинком патронов калибра 6.6х38мм и комплектом запасных магазинов. Оружие мы проверили на месте, так что, вернувшись домой, просто набили рожки и убрали все в сейф, до поры до времени. Мы очень надеялись, что нам не потребуется применять их.

Постепенно жизнь возвращалась в привычное русло. Конечно, призраки стали намного чаще нападать и вообще проявлять активность, но нас с сестрой это уже не касалось. Егерей нет, а значит, и нет каких-либо обязательств перед бывшим командованием. Неприятно, конечно, оказаться за бортом, но в нынешних условиях это безопасно. И я, и Настя навоевались и устали.

Несмотря ни на что, мы всегда ходили хотя бы с пистолетами, внимательно следили за обстановкой, не только рядом с нами, но и в мире вообще.

В России и Америке практически одновременно были сформированы новые подразделения на замену «Гистеягер» – «Guardians» у США и «Охотники» у Российской Федерации. Остальные страны почему-то воздержались от создания своих аналогов егерей, так что мы с Настей заподозрили неладное. Да и отряды сформировали как-то уж слишком быстро, сразу появился и обученный персонал, полностью оснащенный самым современным оружием и транспортом. Отряды сразу начали действовать, и стоило признать, действовали они эффективно.

Похоже, егерей решили окончательно превратить в полузабытую историю. Интересно, кому это все-таки понадобилось? Мы не знали, а потому решили почаще оглядываться и следить за хвостами. Мало ли, еще и егерей бывших перережут. Если уж для неизвестных инициаторов событий пятнадцать миллионов гражданских – не цифра, о чем говорить?

Прошло полтора месяца, и события начали развиваться с чудовищной скоростью.

Сразу сорок российских городов подверглись массовому нашествию призраков. Вооруженные силы перестали справляться, жертвы исчислялись миллионами, и пришлось просить помощи у мирового сообщества. Прибыли американские, немецкие, британские и французские вооруженные силы, готовилась к переброске группировка китайской армии численностью в миллион военнослужащих. Не знаю, как на материке, но здесь, на Сахалине, антропоморфы и люди попросту охренели от числа иностранных военных на территории страны. Их число приблизилось к отметке в три миллиона.

Армиям удалось выбить призраков, однако, то, что произошло после, заставило нас поседеть.

Мировое сообщество потребовало передать Сибирь и Дальний восток им, для раздела. Что-то вроде платы за помощь.

Россия, конечно, отказалась, предложив какие-то долгосрочные льготы и деньги. И вместо спасателей получила интервентов.

Объявление о начале Четвертой мировой войны мы застали, спешно собирая рюкзаки и готовясь к длительному пребыванию в лесу. Произошедшее выбило нас из колеи, заставив в очередной раз усомниться в разумности землян.

Вот только, призраки как-то резко исчезли, словно предоставив жителям Земли самим резать друг друга. С учетом того, что Россия собиралась сопротивляться до последнего, и даже готовила ядерное оружие, у них могло получиться.

Мы же не собирались лезть в пекло снова. Когда началась Третья мировая – у нас не было выбора. Да и война тогда была вполне себе ожидаема, напряжение нарастало годами. А сейчас все произошло как-то вдруг.

Когда в Южно-Сахалинск вошли американо-канадские вооруженные силы, я и Настя уже организовывали себе в лесу тщательно замаскированную землянку, надеясь пережить первую волну. Трусость? Может быть. Но у нас хотя бы будет шанс отыграться, наверное.

Несколько недель мы жили, питаясь консервами, пили обеззараженную таблетками воду из ближайшего ручейка, вслушивались в окружающую обстановку. Время от времени над нами пролетали самолеты, иногда издалека доносился грохот канонады. По естественным делам ходили чуть ли не за километр, мылись как можно чаще, из-за чего рисковали заболеть – холодная вода и медленно сохнущий мех не способствовали крепкому здоровью.

Мы планировали провести в лесу пару недель, переждать основные события. На Сахалине слишком мало вооруженных сил, чтобы оказывать полноценное сопротивление.

Канонада утихла к середине второй недели, к этому же времени мы окончательно превратились в каких-то дикарей, если судить по внешнему виду. На двенадцатый день мы собрали, что осталось, и направились к городу, посмотреть, что там осталось.

Наши предположения оправдались, Южно-Сахалинск был разрушен, а по улицам сновали канадские, американские и японские солдаты. Но что нас шокировало, так это присутствие призраков, которые занимались разгребанием завалов и поиском редких выживших. Мы поспешили покинуть опасную зону. У нас появилась трудновыполнимая задача – нам надо было выбраться с оккупированного острова. Вариантов было два – мост на материк, наверняка либо разрушенный, либо занятый противником, и паромная переправа, проблемы те же, что и с мостом.

Еще мы надеялись, что до ядерного оружия не дойдет. В Третью мировую его не применяли, осталось надеяться, что и Четвертая так же будет вестись обычными методами. Полноценная ядерная война закончится за полчаса, как раз долетят боеголовки. А там – конец света.

Паромная переправа еще удерживалась российскими войсками, что несказанно нас удивило. Как выяснилось, местное командование и не собиралось противостоять американской армии, оставило только отвлекающий заслон. Было решено удерживать две ключевые позиции – мост и переправу. Мост разбомбили три дня назад, когда закончились ракеты к ЗРК. Переправа еще держалась, и мы попали на предпоследний паром, благополучно добравшись до материка. Нас даже не слишком обстреливали, так, пролетали время от времени штурмовики и дичайше мазали. Только один раз 25мм снаряд угодил в борт парому, да и то, не сработал взрыватель. Дырку тут же залатали.

На Дальнем востоке, вопреки всей логике, практически не велись бои. Основная мясорубка была в центральных районах страны, у разрушенной Москвы и Санкт-Петербурга, и в районе Урала, в частности, под Екатеринбургом. Информации было не очень много, но российские вооруженные силы постепенно отступали, не в силах сдержать натиска трехмиллионной объединенной армии противника. Все попытки заключения мирного договора, пусть даже и с тяжелыми для России последствиями, просто игнорировались.

Уроды почувствовали легкую победу и решили ею воспользоваться.

Настя ходила очень хмурая, мрачная, время от времени материлась. И, пока никто кроме меня не видел, тихо плакала.

Через четыре дня был произведен массовый пуск ядерных ракет. Запустили весь имеющийся арсенал, а в Сибири и на Дальнем востоке развернули мощнейшую сеть ПРО. В Центральных районах разворачивать было уже нечего.

Мы и три тысячи других людей и антропоморфов сидели в каком-то секретном подземном хранилище, на глубине примерно 20 метров. Здесь было холодно, что-то около десяти градусов Цельсия. И здесь было много консервированной еды и воды, и даже запасы теплой одежды. Вот только запах все равно будет стоять убойный, всего через пару дней. Общим голосованием было решено терпеть и мыться не чаще раза в неделю, чтобы экономить запасы воды. Паники не было, словно ничего страшного не произошло, и это пугало даже больше Ада на поверхности.

Через три дня после перехода на подземное жительство провели перепись. Выяснилось, что не хватает почти полутысячи антропоморфов и ста людей, так же выяснили, что кто-то открывал массивные ворота. Это было правда страшно, они ушли, чтобы другим досталось больше еды, воды и жилого пространства. Многие плакали, за ушедших молились.

Мы перестали считать время. Так как никто почти ничего не делал, ели и пили ровно столько, сколько было нужно. Пересчитали запасы, выяснили, сколько сможем выжить. Что мы выживем, было уже фактом, раз уж за неделю нас не завалило от близко разорвавшейся ядерной боеголовки. Неожиданно отыскали зонд, который используют для проверки уровня радиации в опасных зонах, что окончательно убедило нас в истинном назначении этого «хранилища».

Это было убежище.

– Не спишь? – мое ухо пощекотали сестрины вибриссы. Я с трудом подавил зевок и привстал на лежанке.

– Что тебе, непоседа наэлектризованная? – я усмехнулся – у Насти весь мех стоял дыбом.

– Найду щетку, причешусь. Там коды к двери нашли. Пошли, глянем?

– Ну пошли, – включив протез, я встал, поправил простынку и направился следом за сестрой.

Подземное убежище. Кто бы мог подумать, что когда-то это станет реальностью. Связи не было, для работы вентиляции требовалось почистить фильтры. Нам повезло, что запас воды и консервов был обновлен совсем недавно, на банках стояли штампы с датой – 2054 год, февраль, всего полгода прошло. Разведывательный зонд уже отремонтировали, он при первом же включении показал немного повышенный радиационный фон. В общем-то, радиометр был исправен, проблемы были в самом зонде – с ходовой и управлением.

Странный запечатанный склад мы нашли на пятый день после запечатывания гермозатвора. О том, что это все-таки склад, говорила большая металлическая табличка, прибитая справа от ворот, прямо над массивным электронным замком. Ворота были даже на вид очень прочными, практически литыми – сплошная катанная металлическая поверхность. Вот только кода не было.

В туннеле, ведущем к складу, собрались почти все обитатели убежища, но нас пропускали без вопросов. Не знаю, у нас на мордах что ли написано, что мы солдаты?

– Где коды-то нашли? – я пожал руку Алексею, сорокалетнему человеку вполне обычной внешности. С ним мы с сестрой сдружились быстро, Леша служил в десантных войсках.

– Не поверишь, среди запчастей для зонда, – мужчина помахал пластиковой пластинкой, на которой был выбит длинный ряд чисел. – Ну что, вбиваем?

– Жмякай, – Настя встряхнулась, повела плечами, словно готовясь к десантированию. Я тоже почувствовал острое желание размять суставы, но подавил его усилием воли.

Кодовый замок работал совершенно бесшумно, даже не щелкал нажимаемыми кнопками. Только у дисплея подсветка включилась. Алексей вводил код очень внимательно, постоянно сверяясь с карточкой, так что процедура заняла около двух минут.

С громким лязгом, заставившим людей и антропоморфов отпрянуть, сработали замки, и ворота начали медленно подниматься.

– Гидравлические, – тихо пробормотал я, приседая и пытаясь рассмотреть хоть что-то.

Ворота дернулись, и под аккомпанемент оглушающего свиста за несколько секунд исчезли в нише. С характерными щелчками включились люминесцентные лампы в защитных плафонах, осветив пространство склада.

В таких случаях говорят, что наступила гробовая тишина. Я отчетливо услышал, как потрескивает где-то вдалеке одна из ламп, услышал электрический гул. Мы, все мы ожидали увидеть что угодно, но более всего – огромное пространство, заваленное оружием.

А увидели то ли завод, то ли лабораторию из научно-фантастических фильмов. Разве что оборудование было вполне привычным, половину даже я узнать смог.

– Ох ты ж черт, – резко выдохнул кто-то среди выживших. – Это же эта, как ее, Верхняя гавань! НИИ закрытый, я о нем слышал!

– Вот ведь конспирация, а? – Настя фыркнула, осматривая помещение. – Назвать подземную лабораторию гаванью, да еще и верхней.

– Ну, у нас и РУЗО – Шептун, как ты помнишь, – я повел ушами, стараясь отрешиться от поднявшегося шума. Народ потребовал подробностей, но неизвестный только отмахивался – он и сам знал мало. – Пошли, посмотрим, что тут делали.

Секретные НИИ, расположенные под землей, в России не редкость. Нет-нет, да рассекретят одну-две в пару лет. Строить их начали в далеком 2018 году, когда начался новый виток бесконечного противостояния Запада и Востока.

В этих НИИ изучали все, начиная от технологий новых энергоносителей – результаты всем известны, как кристаллические аккумуляторы – и заканчивая мощнейшим оружием. Именно в таком вот институте разработали взрывчатку Материал-34, более известную, как Тета-4.

Эта лаборатория была из не рассекреченных. О Верхней гавани слышал и я, поговаривали, что в этом НИИ создавали суперсолдат. Очередные байки, каждый раз когда появляются слухи о новой секретной лаборатории в первую очередь мусолят мифы об экспериментах над живыми существами.

– Пистолет при тебе? – Настя нервно перебирала бусины на четках, подаренных ей Алексеем. Я похлопал себя по карману штанов. – Не нравится мне здесь. Пахнет чем-то… смутно знакомым.

Я принюхался, но ничего не почуял. Оставалось уповать только на нос сестры, он у нее чувствительнее моего будет. Так что я просто достал пистолет, частично оттянул затвор, проверяя, дослан ли патрон, и перехватил его обеими руками. Пусть он и маленький – прямой потомок ПСМ, почти то же самое, только малость модифицированный – но правила точной стрельбы никто не отменял. Это только в фильмах главные герои могут с одной руки на полсотни метров кому-нибудь в голову попасть.

Пока остальной народ разбредался по основному цеху – или залу? – пытаясь найти работающее оборудование, мы решили осмотреть привыкающие помещения. В основном это были кабинеты, рабочие места, какие-то просторные залы с креплениями под проекторы, один раз мы нашли забытый жидкокристаллический монитор. Но вот что нас очень сильно нервировало, так это отсутствие слоя пыли. Она была, но только в труднодоступных местах. Мы с Настей переглянулись, такое ощущение, что кто-то как минимум два раза в неделю проводил уборку по всему НИИ.

Мы вернулись в главный зал. К слову, он был довольно большим, размером с производственный цех на каком-то заводе. Из оборудования – какие-то станки, компьютеры, что-то, в чем я опознал операционный стол с кучей дополнительного оборудования. Вообще, это было очень странное место, словно совмещающее небольшой завод и лабораторию – по соседству со станками стояли столы с колбами, какой-то электроникой, на некоторых лежали листы с чертежами и расчетами.

– Я всегда думала, что лаборатория должна быть далеко от цеха – шум ведь мешает, – Настя пробежалась глазами по одному из листов. – Хм, это что-то из раздела биологии и химии.

– Я за свою жизнь только одну лабораторию видел, оружейную, на нашей базе. Так что – хрен его знает, – я взял другой листок и удивленно приподнял бровь. – Это что, призрак-единичка?

– Дай глянуть, – сестра взяла листок с довольно точной зарисовкой призрака первой категории, причем исписанный мелким неразборчивым почерком. – Смотри-ка, здесь, похоже, изучали, как эти твари невидимыми становятся.

– И не только, – появившийся прямо у нас за спиной Алексей бухнул на стол целую пачку исписанной бумаги. – Здесь призраков как таковых изучали, причем довольно успешно. Уже осваивали новый материал для броников.

– И что помешало? – я бегло изучил несколько листов формата А4, Настя не отставала. – Архаизм во все края, работали бы только на компах – фиг бы мы что нашли.

– Вы не поверите, но НИИ эвакуировали буквально за три дня до начала Четвертой. Думаю понятно, что в спешке. Мы даже рабочий компьютер нашли.

– Откуда электричество, кстати? – Настя отложила очередной лист с сильно задумчивым выражением морды.

– На нижнем уровне расположен термоядерный реактор, полностью автоматический. Там даже инструкция для чайников есть, как его быстро запустить и заглушить, и даже инструкции по аварийной остановке работы.

– Основательно устроились, – протянул я, недоверчиво смотря на фотографию незнакомого мне черного волка. – Это здесь откуда?

– Фото-то? Да валялось в ящике стола, тут ведь не только мужики работали, – Алексей пожал плечами и я убрал фотокарточку. Это действительно была самая настоящая фотокарточка, какие выдавал доисторический полароид.

– Сколько ж ей лет-то? – карточка была заламинированной, так что узнать ее возраст было и правда сложно. Я покачал головой и отложил ее в сторону.

– А хрен ее… в общем, мы выяснили, чего тут все по соседству, это не совсем лаборатория. Сама лаборатория на два уровня ниже, это чуть ли не главный холл. Оборудование сюда перетащили во время эвакуации, половина бумаг под ногами валялась. Зато на нижних уровнях вообще пусто.

– А чего реактор не заглушили? – Настя скрестила руки на груди.

– А нахрена? – Алексей собрал бумаги в стопку. – Он в автономном режиме лет двадцать может спокойно работать. Тут, кстати, работает вентиляция и даже водопровод, воду тянет откуда-то из под земли, уходит по водостоку. Куда уходит – хрен поймешь, но из кранов вода чистая, холодная. Скважина, наверное.

– Короче, живем здесь. Фоллаут прямо, третий.

– Чего? – Леша удивленно посмотрел на Настю.

– Игра такая была, Fallout 3. Там тоже народ в убежище жил, с ядерным реактором, – я усмехнулся. Сестра моя любила играть в очень старые игры, откопала на файлообменниках какого-то «сталкера» и зависла на месяц.

– А вы все про игрульки свои, – Алексей покачал головой. Мы с сестрой синхронно переглянулись и так же синхронно пожали плечами. – Ладно, если что – народ будет размещаться на минус первом.

– Всего этажей вниз сколько? – я осмотрелся – люди и антропоморфы быстро перетаскивали ящики с консервами и водой. Бывший НИИ стал похож на муравейник.

– Пять. На первом – жилые комнаты, на втором, как я уже говорил, лаборатория, третий – производственный цех, четвертый – склад, пустой, пятый – реактор. Теоретически, есть еще и минус шестой, но там такой гермозатвор стоит, да еще и кодовая панель выдрана. И табличка, очень нехорошая висит… ну, увидите. А сейчас мы, совершенно внезапно, на нулевом.

– Ладно, мы потом спустимся. Ну, или на минус второй жить пойдем, если места не хватит.

– Сами смотрите, тут где хочет – там и селится. Ладно, бывайте, – Алексей пожал нам по очереди руки.

– Давай, еще встретимся, – человек развернулся и ушел куда-то по своим делам, а мы снова переглянулись.

– Глянем? – Настя чуть склонила голову набок, навострив одно ухо и опустив вбок другое. Я хмыкнул и осторожно коснулся ее носа, отчего волчица поморщилась.

– Глянем, глянем.

Очень уж интересный был этот минус шестой этаж. Вообще, что за новость такая – под реакторным уровнем устраивать еще один? Нет, термоядерный реактор не радиоактивен, он вообще выброса не дает – поэтому склад над ним и устроили – но по технике безопасности под реактором должно быть прочное основание, фундамент. Да и зачем было выдирать кодовую панель?

Нам с сестрой было известно, что любопытство не одну кошку сгубило, но лезть туда мы и не собирались. Нам бы просто гермозатвор осмотреть, да табличку, может чего и прояснится.

С переносом всего необходимого выжившие справились за несколько часов. Коробки таскали все, кто только мог, даже немногочисленные дети, и места хватило всем, хоть и пришлось заселять и минус второй и минус третий этажи. НИИ явно не был рассчитан на две с половиной тысячи людей и антопоморфов.

Закончив с насущными делами, мы направились к гермозатвору.

Это был не просто большой, а огромный затвор, таких мы еще не видели. Через него вполне мог проехать карьерный самосвал, причем далеко не средних размеров. Зачем делать настолько огромный проход, мы не знали, но мощные ребра жесткости и бетонные подпорки внушали уважение.

А еще мы увидели деревянную табличку с криво вырезанным знаком биологической опасности и словом «ОПАСНОСТЬ» на трех языках – русском, английском, китайском.

– Что-то не хочу я здесь стоять, слушай. Помнишь, я говорила, что чем-то знакомым пахнет?

– Ну?

– Пахнет призраками, причем здесь – особо сильно.

– Погоди, призраки же вообще запаха не имеют?

– С первой по третью – нет. Четвертая и выше категории уже имеют. Помнишь восьмерку? Так он, простите, буквально вонял.

– В отличие от некоторых, я противогаз не снимал, так что не знаю, чем он там вонял. Но положимся на твой нос. Думаешь, там призраки заключены?

– Здесь изучают призраков, так что наверняка. Кстати, – Настя щелкнула пальцами. Вот как она умудряется это делать, с когтями-то? – Вот тебе и причина существования минус шестого.

– То есть? Стоп, погоди, – я прижал уши. – Думаешь, в случае чего реактор планировали на минус шестой сбросить и там взорвать?

– Угу. Мне теперь очень интересно, что там такое сидит, что для его уничтожения может потребоваться термоядерный реактор?

– Честно? Хрен с ним, меньше знаем – крепче спим. Пошли отсюда, – волчица коротко кивнула, и мы пошли к обустроенной раннее комнате.

Ну, как обустроенной. Два лежака, офисный стол с нулевого этажа, пустой, пара банок тушенки, бутылка воды, консервный нож. Все. Осталось только придумать, чем заняться, и жизнь можно.

Занятие нашлось практически сразу, Алексей попросил нас посмотреть, куда тянутся основные силовые кабели от реактора. Те не были вмурованы в стены, а шли по туннелям, достаточно большим, чтобы там можно было пролезть ползком и не застрять.

Вооружившись фонариком, бумагой, карандашом и набором инструментов, обмотавшись тряпками и спрятав морды под респираторными масками, мы с сестрой полезли в лаз. Пыли здесь было много, конечно, но ни паутины, ни пауков. Впрочем, если Настя права и в НИИ действительно попахивает призраками – это неудивительно, от этих тварей все земные существа, способные хотя бы ползти, убегают.

– Так, давай, отмеряй, – впереди был поворот направо, который надо было нанести на нашу импровизированную карту.

– Вот доползем – скажу, сколько. Ты за метр сколько брать будешь?

– Пять миллиметров, думаю, пойдет. Да, рисовать ты будешь, а пометки делать – я.

– Как будто у тебя почерк намного лучше…

– У меня мелкий разборчивее.

– Ладно-ладно, в любом случае, бумаги у нас достаточно. Все, двинули.

С ориентацией в пространстве у нас все было нормально, но все равно – если бы не рисуемая карта, мы бы заблудились. Изначальный пучок кабелей постепенно расходился во все стороны, иногда поднимался. Лестницы доверия не вызывали, поэтому мы пока решили не лезть наверх, на всякий случай.

За четыре часа мы ничего особого не нашли, но карта того стоила. В общей сложности мы намотали где-то с километр туннелей, и это был еще не конец. Пора было возвращаться, а то нас полезут искать. Да и помыться хотелось, пыль, казалось, была вообще везде, где только можно и нельзя. Да и проголодались мы, брали-то только воду.

– Так, давай направо, – я сверился с картой и осмотрелся. Прижал уши и еще раз посмотрел на карту. – Так, а откуда здесь поворот налево?

– Что? – Настя, суля по звукам, попыталась рассмотреть, что я там увидел. – Ха, круто. Мы что, поворот пропустили?

– Глянем?

– Естественно.

Этот туннель был непростым. Уже через пять метров он резко расширился, что позволило сестре поравняться со мной. Но больше всего вопросов вызывал выходящий из маленькой дырки в стене толстенный кабель. Таких мы с сестрой еще не видели.

– И на сколько вольт этот проводок рассчитан? – я внимательно осмотрел его под светом фонаря. Настя не отставала.

– А черт его… я не электрик. Но ты отметь, что тут явно не простой силовик лежит.

– Отметил, – я мелким шрифтом написал: «Неизвестный кабель, диаметр около десяти сантиметров». – Поползли дальше.

Однако это ответвление от основного туннеля было коротким, всего пять метров. Кабель уходил вниз, причем не по туннелю, а просто через отверстие. Подтверждая наши догадки, ход оканчивался металлической табличкой со знаком биологической опасности.

– Так, похоже, мы над тем самым гипертрофированным гемрозатвором. Интересно, что там за двигатели, раз потребовался такой кабель?

– Знаешь, лучше не думать об этом. Ладно, полезли назад.

Вернувшись на поворот, мы по очереди развернулись и поползли к выходу. Встречал нас Алексей, причем он сильно нервничал.

– Что, беспокоился? – Настя сняла противогаз и попыталась отряхнуть волосы от пыли. Человек нервно передернул плечами.

– Да, но не в этом проблема. Буквально минут двадцать назад на минус шестом кто-то начал в гермозатвор долбиться. Перестал почти сразу, но осадок остался.

– Хм, мы в это время как раз в том районе были, – мы с сестрой переглянулись, и я продолжил. – Там вниз здоровенный такой кабель идет. А, вот карта, кстати.

– Масштаб? – Алексей быстро пробежался взглядом по карандашным линиям.

– Метр в пять миллиметров.

– Ладно, я сейчас кого-нибудь на перерисовку припрягу. А вы дуйте в душ, отмывайтесь, тряпки в ящик скинете, в углу вон.

Не успели мы выбраться из общей душевой, как в дверь постучали. Мы переглянулись, и еще принялись обтираться еще быстрее, но куда там, с нашим-то мехом. В общем, кое-как вытерлись мы только через полчаса, а когда вышли, нос к носу столкнулись с Алексеем.

Тот немного… удивился, увидев нас выходящих из душа вместе, но быстро отошел от шока.

– У нас тут с картой небольшая проблема.

Мы с сестрой переглянулись. А что он ожидал, карта от руки нарисована, линии, конечно, прямые – у сестры неплохие навыки рисования – но не более. Поэтому мы так же синхронно посмотрели на человека, чуть склонив головы набок. Алексей от нашей дружности в очередной раз вздрогнул.

– Вы, блин, как два робота, честно, – мужчина провел ладонью по лицу, шумно вдохнул. – Ладно, пошли.

– Так в чем проблема? – спросил я, время от времени смотря по сторонам. Мы спускались на минус четвертый.

– Даже если сделать скидку на приблизительность карты, найденный вами силовой кабель лезет слишком уж далеко за гермозатвор – не меньше, чем на пятьдесят метров вглубь. Мы отправили еще несколько команд, нашли еще десяток таких же кабелей, все в закрытую зону.

– Погоди, что-то не сходится. Туннель тот всего пять метров длиной.

– Там ходы крюк делают, как раз на те самые пятьдесят метров. Причем, что интересно, часть ходов прямо под реактором. К слову, на минус шестой уходит добрая половина всей нагрузки.

– Я даже спрашивать не буду, сколько это мегаватт, – Настя нахмурилась, прижав уши. – Что-то мне подсказывает, что реактор ни в коем случае нельзя заглушать.

– Гермозатвор там основательный, я не думаю, что кто-то сможет пробиться. Если верить схемам, найденным нами буквально полтора часа назад, он в толщину шесть метров.

– Все равно, лучше не глушить. Просто на всякий случай, – волчица тряхнула головой. – Что еще известно?

– По мелочи. Что там сейчас сидит – хрен его знает, но известно, что исследования этой твари застопорились. Объект-00, именно так его звали, проходил какие-то тесты, все прошел успешно. Никаких подробностей мы не нашли, единственное только, заключение каких-то экспертов.

– Не тяни, – я дернул хвостом, полуприжав уши.

– Цитирую: «Для поражения Объекта-00 рекомендовано использовать перспективный Объект-9114 производственное наименование «Шептун» в связи с неэффективностью иных перспективных образцов вооружения».

– Знаешь, все это все больше начинает напоминать бред, – я потер подушечкой указательного пальца кончик носа. – Призрак восьмой категории, самый здоровый, был размером с МАЗ, но и его всего за полчаса забили наши танкисты, потеряв всего две машины.

– Да и Шептун создавался для защиты от массированного наступления демонов, разве нет? – сестра чуть отвернула в стороны уши, немного склонив голову набок.

– Да какой там, – Алексей махнул рукой. – Шептун мог адекватно работать только по одиночной цели, хотя бы потому, что во время залпа он фиксировался. Отдача там была чудовищной.

– А ты откуда знаешь? – я навострил уши и посмотрел на человека. Тот передернул плечами.

– Я на испытаниях был, как никак, командующий целой дивизией.

Мы с сестрой синхронно застыли, смотря вслед удаляющемуся Алексею. Тот обернулся.

– Что? Я же сказал, что служил в десантных войсках.

– Да, но ты не сказал, кем, – мы коротко переглянулись и быстро догнали мужчину.

– Да какая теперь разница… главное сейчас – я видел, как работает Шептун, и если уж его рекомендовали для уничтожения хрен пойми кого на минус шестом – то нам и правда только реактор поможет.

Дальше шли в молчании. Мы действительно спустились на минус четвертый, но куда мы шли – я так и не понял. Четвертый этаж – это склады, да еще и пустые, что мы здесь забыли?

Как выяснилось, Алексей просто устроил в одном из складов – том, что поменьше и явно под оружие – маленький штаб. Наверное, привычка.

– Так, вот чертежи, что мы нашли, – мы подошли к офисному столу, на котором были аккуратно разложены распечатки со схемами этажей. – Ходов для силовых кабелей тут нет, так что все равно придется все самим осматривать. А это, – ему принесли несколько листов бумаги. – Перерисовки ваших карт, под нужный масштаб. Теперь сравнивайте сами.

Мы с Настей склонились над картами, и почти синхронно прижали уши и поджали хвосты. Неприятно знать, что не меньше половины пути ты провел прямо над минус шестым этажом. А мы еще гадали, почему ход в технические туннели расположен на уровне пола, а не под потолком.

Еще хуже было то, что всю эту половину пути мы ползали прямо под реактором.

– Мы нашли инструкции по сбросу реактора вниз, якобы для снижения ущерба от взрыва. Бред, конечно, но сбросить реактор и правда можно в любой момент. Судя по бумагам, в ключевых местах заложены заряды взрывчатки, Тета-4. Взрывается дистанционно, через компьютер, с помощью пульта и с помощью проводов. В любом случае, взрыватель расчитан на полчаса, уйти можно. Есть и быстрый вариант – всего тридцать секунд, и даже меньше. Вариант для смертников и на случай полной задницы.

– Все продумали, смотри ка, – я покачал головой, чувствуя, как шерсть на загривке встает дыбом. – Мы что, фактически на бомбе живем?

– Получается так. Но что остается делать? Полчаса назад отправили зонд, сделали замеры фона. Он повышенный, конечно, но жить можно и жить хорошо. Полторы тысячи народу уже собираются уходить, собирают припасы.

– Когда ты все успеваешь? – Настя чуть склонила голову набок, на что Алексей усмехнулся.

– А кто сказал, что я все делаю? У меня все как у хорошего начальника, все само делается.

Действительно, немало людей и антропоморфов решили покинуть бывший НИИ. Мы с сестрой решили пока остаться, уйти успеем в любое время, но рюкзаки собрали сразу. Просто на всякий случай.

Вскоре Алексей отправил нас и еще двоих – кота и мужчину – на разведку к ближайшему городу. Почему всего четверых? Больше оружия не нашлось, да и то нашли совершенно случайно, когда все-таки обыскали пустые склады. Четыре войсковых АК-55 и по три полных магазина для каждого. Разгрузку шили сами. Владислав и Николай, кот и человек, оказались то ли сержантами, то ли младшими лейтенантами – солдатами, в общем.

ГЛОНАСС все еще работал, в отличие от GPS, но оно и понятно – кто позволит пользоваться своей системой спутниковой навигации? А у Алексея нашелся военный навигатор. Кажется, мы с Настей исчерпали свой запас удивления.

Как представляют себе мир после ядерной войны? Выжженные пустыни, смертельно опасный радиационный фон и ничего живого. Некоторые фантасты еще и всякую мутировавшую флору и фауну приписывают.

Что окружало нас? Обычная тайга, слабенький, безвредный радиационный фон – мы с сестрой, кажется, получали больше просто сидя за компьютерами. Что все это значило?

То, что системы ПРО справились с поставленной задачей. Даже удивительно. От основного излучения мы спаслись под землей, а оставшееся… ну, если не лезть в эпицентры, жить можно. В окрестностях Чернобыля жили же, и довольно неплохо, а чего нам бояться?

Честно говоря, не представляю, для чего нам вообще автоматы. Отстреливаться от голодных медведей и волков? Но тем не менее, мы выстроились цепочкой, определили по навигатору, где мы и куда нам идти и двинулись в путь.

По навигатору выходило, что нам надо идти километров двенадцать, чтобы добраться до Хабаровска. В принципе, часа два-три среднего темпа, мы на марше больше топали. Провиант у нас был, одежда и экипировка нормальные, подогнанные под каждого индивидуально, в общем, никаких препятствий. За эти два с половиной часа мы встретили только стаю волков, кажется, даже не обративших на нас внимания. Разве что сестра время от времени оглядывалась, потом она сказала, что как минимум четыре волка шли за нами в течение получаса. Потом отстали.

Лес словно не заметил прошедшей ядерной войны, все такой же дремучий, темный, живой, вечный. Наполненный звуками, самыми разными, характерными ароматами. Мы шли и дышали полной грудью, совершенно не таясь. Звери сами уходили с нашего пути, мы даже единогласно решили поискать чего-нибудь съестного. Перекус разнообразился лесными ягодами.

До Хабаровска мы добрались без приключений, а вот сам город… Нет, его не уничтожило ядерным ударом, все намного хуже. Мы еще не видели даже пригорода, а уже отчетливо слышали редкую, но постоянную стрельбу. Честно говоря, с учетом в целом неплохой обстановки я ожидал чего угодно – смены власти, развала страны на города-государства, и так далее, но никак не беспорядков и хаоса. У меня появилось четкое ощущение, что мир сошел с ума.

Мы не стали заходить в город, понаблюдали со стороны. Люди и антропоморфы массово бежали из города, те, что несли на себе сумки с вещами, рисковали стать жертвами бандитов, дорвавшихся до оружия. На наших глазах двое отморозков расстреляли сразу две семьи, убили всех. Николай с искаженным злобой лицом рвался расстрелять бандитов, но мы в три пары рук его остановили. Успокоившись, он все равно сидел мрачный, и за городом следили уже мы втроем.

– Не думаю, что здесь настолько высокий уровень преступности, что все сразу рванули друг друга стрелять, – Владислав чуть поводил ушами, словно прислушиваясь к чему-то. Кончик кошачьего хвоста часто дергался. – Что-то здесь не так.

– Я туда не полезу. Мы, конечно, отобьемся, от кого бы то ни было, но… – я не договорил, не в силах подобрать слова, но все итак все поняли.

Мы решили задержаться, обустроили в глубине леса, в низине, стоянку, развели костер без дыма – это расстарался единственный человек в отряде, нас, как егерей, не учили особо скрываться. Как никак, наша задача – прямая огневая поддержка, а то и штурм.

За городом наблюдали по двое, я с сестрой или Николай с Владиславом. Судя по постепенно разгоравшимся беспорядкам, мы были правы, и ад в городе начался не так уж и давно. Но все равно, что-то же его спровоцировало? И, что намного важнее – где войска интервентов? Где призраки? Они всегда появлялись там, где начинались беспорядки, словно стервятники.

Уже к вечеру город пылал. Сначала очаги пожаров были редкими, и их даже тушили, но к восьми часам полгорода уже было в огне. Люди и антропоморфы бежали, даже забыв о перестрелках, они спасали свои жизни. Но даже в этой ситуации нашлись «самые умные»: пятеро волков, среди которых каким-то образом затесался лис, останавливали тех из бегущих, что несли больше всего вещей. Грабили, но хотя бы не убивали.

После недолгих споров мы решили переночевать на уже организованной стоянке, а потом возвращаться. Приказ был – разведать обстановку в ближайшем городе, мы разведали. Ситуация хуже некуда, и искать что-то полезное уже смысла не было. Зарево пожара было видно даже с нашей позиции.

Я спал, мы с сестрой уже отдежурили, по очереди. Первым дежурил Николай, у него не было ни хорошего зрения, ни слуха, ни обоняния. Тяжесть собачьей вахты принял на себя Владислав, по его словам, ему вполне хватало и четырех часов сна. Он-то нас и разбудил.

– Идут, неизвестные, около полудюжины. Вооружены. Курс не меняют.

Мы, не вставая, ползком заняли позиции по краям низины. Кот заметил противников достаточно рано, и мы успели. Я уже отчетливо слышал шаги как минимум шестерых, запахи говорили, что пятеро из них – волки, а шестой наверняка лис. Та самая банда грабителей, я точно помнил, что у них были старые АК-74, но нам хватит и этого. Они даже опаснее, чем АК-55, из-за легкой пули.

Бандиты шли медленно, тщательно смотря по сторонам. Что находилось в низине, они еще не видели, но волки наверняка учуяли запах гари. Это хорошо, дым скроет наши запахи, а значит, они не будут знать, здесь ли мы, и сколько нас.

Я понимал, что мы их убьем. У нас сразу три преимущества – тактическое, в вооружении и в выучке. Осталось только выбрать момент для открытия огня.

Когда я мысленно зафиксировал всех шестерых членов банды, кто-то из наших выстрелил. Я мгновенно оглох, но все равно зажмурился и нажал на спусковой крючок. Приклад сильно толкнул в плечо, и если бы не моя предусмотрительность – вспышка от выстрела меня ослепила бы. Я сразу открыл глаза, оценил обстановку, и, сильно прищурившись, продолжил стрелять одиночными.

Через полминуты все закончилось. Мы встали и начали осматривать поле бойни.

Воздух был наполнен запахом сгоревшего пороха, а я все еще очень плохо слышал, да и видел не особо. Но я все равно смог разглядеть шесть тел, лежащих в разных позах метрах в тридцати от нас. Как я и говорил, мы положили всех бандитов, они даже не успели отреагировать. Первым выстрелила Настя, поразив первого противника в грудь, вторым выстрелил я – так как стрелял, закрыв глаза, попал в живот, но этого хватило. Выстрелившие следом Владислав и Николай убили еще по одному бандиту, а оставшихся, попытавшихся спрятаться за деревьями, мы убили беглым огнем.

Мы решили собрать автоматы и патроны. Какое никакое, а оружие, мало ли, придется отбиваться от призраков – хоть плотность огня обеспечим. На часах было пять утра, поэтому мы отправились в обратный путь – к убежищу. Шли все время в молчании, тщательно следя за обстановкой.

По пути столкнулись в группой беженцев из города, три семьи, собравшиеся вместе, молодая пара львов, семья псов с парой щенят лет восьми, и брат и сестра – лисы. К убежищу направились все вместе, а я надеялся, что Алексей не будет против.

Из-за непривычных к долгим марш-броскам гражданских, путь назад занял намного больше времени. По пути к нам присоединились несколько человек, две девушки лет двадцати и тридцативосьмилетний мужчина. Последний нес двустволку-вертикалку и довольно внушительный боезапас. Больше до самого бывшего НИИ мы никого не встретили.

Алексей встретил нас уже на территории внешнего склада, где беженцев из Хабаровска сразу проинструктировали и расселили по свободным помещениям минус третьего этажа. По словам бывшего генерал-майора, у нас сейчас достаточно припасов, чтобы стабильно обеспечивать пусть и однообразным, но полноценным питанием почти четыре тысячи антропоморфов и людей в течение двух лет. Нас примерно в два раза меньше, плюс, многие предпочитают экономить – просто на всякий случай.

Оружие фактически командующий посоветовал оставить при себе, вместе со всем боезапасом. Так уж вышло, что во всем убежище ровно пять военных, остальные оружие в лучшем случае просто в тирах стреляли. В случае чего, нам с Настей, Владиславу и Николаю предстояло вчетвером прикрывать гражданских. А о том, что такое может произойти, говорил тот самый гермозатвор на минус шестом этаже.

Но в целом, все налаживалось. Голые бетонные стены постепенно украшались, чем придется, раз уж ни достаточных запасов краски, ни обоев не было. Особенно активными была детвора, стены, до которых эти маленькие ураганы смогли добраться, пестрели всеми цветами радуги и невольно вызывали улыбку. Мы с Настей тоже не отставали, вооружились кисточками, парой небольших банок с краской и разукрасили свое жилище. Вытяжка была великолепной, характерный запах пропал буквально на следующий день.

Время от времени мы вчетвером отправлялись на разведку в близлежащие города. К несчастью и искреннему нашему удивлению, все посещенные нами города и села либо сгорели, либо полностью опустели – с трудом удавалось найти хоть что-то полезное. В пустых городах, к слову, встречались призраки, в основном первой категории. Изредка нам попадались твари второй категории. Тратить на них патроны было неразумно, поэтому мы орудовали внушительного размера ножами – хорошо разбирающийся в холодном оружии Коля называл их ножами Боуи. Их мы нашли в оружейном магазине, практически полностью опустошенном – только в укромных уголках валялись различные ножи. Достаточно хорошими были только эти тесаки, да пара кукри, даже странно, что их не забрали.

Кукри ни одному из нас четверых не понравились – слишком непривычные. Нож Боуи хоть и был размером с мясницкий, но хотя бы имел более менее привычную форму. Впрочем, все равно наши навыки ножевого боя были далеки от идеальных, и только скудный боезапас вынуждал нас пользоваться ножами.

Махать такими здоровыми ножами было и правда непросто – мы с Настей привыкли к легким и компактным высокочастотникам, а Владислав с Николаем вообще предпочли бы штык-ножи. Впрочем, призракам-единичкам хватало и одного неплохого удара, а двойки были просто чуть крепче. Особенно легко стало отбиваться, когда мы нашли спецназовский тактический щиток, кажется, БЗС. Его тащил я, как самый здоровый, и мне же в основном доставалось от призраков. К счастью, единственной моей «травмой» была разбитая губа, когда от удара щит врезался мне в морду. Николай долго ржал над моей обиженной разбитой рожей, пока Настя останавливала кровь.

Название города, посещение которого столь удачно отразилось на нашей экипировке, я даже не запомнил. Его знал таскающий с собой ГЛОНАСС-навигатор Владислав, а я решил не забивать себе голову ерундой. Настя последовала моему примеру, так как когда Алексей спросил у нас, где мы нашли ножи и щит, мы синхронно ткнули пальцами в кота.

Да и описывать в этих городах, если честно, было нечего. У нас были не туристические прогулки, да и регулярно набрасывающиеся призраки отвлекали, но одно я точно помню – пустота на улицах, мусор. Не было ни одной машины, чтобы что-то найти, приходилось обыскивать все углы. О какой-то одежде или продуктах питания можно было только мечтать.

Да и вообще, те из городов, что не были сожжены, не выглядели в спешке покинутыми. Скорее уж это походило на спокойную эвакуацию, и это вызывало как бы не больше вопросов, чем факт неожиданного всплеска агрессии.

Но самой неожиданной была встреча на второй месяц после посещения Хабаровска.

Названия города я снова не запомнил, да и не старался – зачем? Все эти посещения – на один раз, возвращаться мы не собирались, да и Влад делал пометки в навигаторе. С учетом отсутствия карты, я бы без этого прибора все равно никуда бы не пошел.

Это был покинутый город. Небольшой, тысяч на пятьдесят жителей, может чуть больше. Была ясная, солнечная погода, но мы от нее только больше страдали – было жарко. Мы с сестрой так вообще языки свесили, чем веселили кота и человека. Правда, те шутили вяло. Общим голосованием было решено подождать вечера, забаррикадировавшись в одной из квартир на втором этаже.

Каково же было наше удивление, когда мы поняли, что не нам одним приглянулась квартира в пятиэтажке.

В дом мы заходили чуть ли не в порядке штурма, да еще и с автоматами на изготовке. Но я явно не был готов увидеть высокого черного волка, с несколько удивленной мордой смотрящего на меня. Впрочем, держать меня на мушке Сайги это ему не мешало.

В общем, я встал, как вкопанный, и в меня сзади врезалась Настя, в нее врезался Коля, а следом – Влад. Сам того не желая, я оказался в метре от среза ствола дробовика, что меня несколько нервировало.

– Поговорим? – спросила сестра, продолжая держать автомат у бедра. У черного глаза приняли форму правильного круга, и он опустил Сайгу стволом вниз. А я понял, что уже видел этого волка.

– Вы фотокарточку в Верхней Гавани забыли, – не придумал ничего лучше я. У черного волка глаза стали еще круглее, хотя, казалось, уже некуда.

Дожили, вокруг апокалипсис, а мы светские беседы ведем… интересно, что удержало нас от открытия огня? Взаимное ох… удивление?

– Да? А я думал, куда она делась… – волк еще не до конца отошел от шока. – Скажу вам по секрету, вы первые, кого я встретил за три месяца. Ну, не считая призраков.

– Неловко получилось, – пробормотала Настя, вполне точно описывая ситуацию. Похоже, все пятеро присутствующих в квартире совершенно не представляли, что делать.

Черный волк посмотрел в окно, переступил с ноги на ногу, то прижимая, то наоборот навострив уши.

– Ну, я пойду?

Мы расступились, давая волку пройти. И только когда тот вышел в коридор, я вспомнил, что забыл спросить, как собственно, его зовут и как тот умудрился прожить три месяца и не превратиться внешне в дикаря. Но он уже спустился и с приличной скоростью бежал к выходу из города.

– Это что сейчас было? – спросил Влад, нервно дергая ушами.

– А вот хрен его знает, честно, – Николай вышел в прихожую, и я услышал щелчок щеколды. Вернувшись, он сел на пыльный диван и положил автомат себе на колени. – Дим, что за фотокарточка, о которой ты говорил?

– Да в НИИ нашли, он там изображен был… в анфас, что называется, – я задумчиво почесался за ухом. – Что делать будем?

– Как и договаривались? – Настя чуть склонила голову, вильнула хвостом. Я пожал плечами, кот и человек повторили за мной эти действия.

– Херня какая-то в мире творится, чесслово, – Коля поморщился, стер со лба пот. – Вот это жарища… Влад, что там твоя коробочка кажет?

– Либо у нее глюки, либо сейчас реально тридцать пять Цельсия. Пока склоняюсь к первому варианту, – кот посмотрел на тяжело дышащих нас с сестрой. Я усердно держал язык за зубами, Настя тоже. – Но с каждой минутой склоняюсь ко второму.

– Ладно, подождем часов пяти, там должно стать получше, – Настя встряхнулась и села в тенек, я присел рядом. Через секунду к нам присоединились Влад и Коля.

Большую часть времени мы спали, дежуря по очереди. При этом сидели мы чуть ли не в трусах – температура, кажется, и не думала снижаться. Конечно, в бетонной коробке было хуже, чем снаружи, но был и очень важный плюс – мы могли не опасаться нападения со всех сторон. Так что, оставшись в одних закатанных штанах и майках, мы ждали, когда же станет прохладнее.

Как и предполагала сестра, к полшестого стало намного лучше. Мы быстро оделись, проверили снаряжение, и спустились вниз. Нам предстояло найти как можно больше полезных предметов, ну или вообще хоть что-то. Жилые дома мы не обыскивали – в лучшем случае отыщем там мусор – а сосредоточились на магазинах.

В первом нам не повезло – мы нашли только пустую банку из под тушенки, причем открыта она была недавно – мы с сестрой почуяли запах тушеной говядины. Наверняка здесь побывал тот самый черный волк с Сайгой.

В остальных было получше. Спустя три скучных часа мы смогли разжиться пятью банками самых разных консервов, пачкой сухого завтрака, подтаявшей плиткой шоколада и полной бутылкой негазированной минералки. Но самым ценным была охотничья вертикалка с сотней патронов, все – пули. С учетом нашего скудного боезапаса для автоматов, это было действительно существенная находка, и нам повезло, что никто не стал смотреть, не завалило ли что полезное обвалившимся потолком. Патроны мы нашли на складе, судя по всему, их просто не взяли. Почему, интересно?

Ружье, недолго думая, отдали Коле. Тот хуже всех нас управлялся с ножом, а теперь мог нас прикрыть, в случае чего.

В этот раз призраков было немного, всего трое и те – первой категории, да еще и в разных концах города. Главной проблемой была как раз сложность, с которой удавалось найти, чем пополнить запасы провианта. Хорошо хоть, по словам Влада, нам осталось осмотреть всего пару населенных пунктов, и задачу разведки можно было бы считать выполненной. Плохо было то, что с текущих запасов консервов нам хватало еле-еле для того, чтобы вернуться. А уж если в других городах с едой и водой будет не лучше – а то и хуже – возвращаться будет действительно очень сложно. Охотой, как бы мы ни старались, обеспечить себя пропитанием мы не смогли. Просто не было дичи, слишком близко были расположены города.

Мы вчетвером переглянулись, после чего кот молча уткнулся в навигатор. Я в который раз поймал себя на мысли, что за последние дни мы не только превратились в сплоченную команду, но и научились понимать друг друга без слов. И сейчас я был уверен – нам предстоит дорога до убежища. Тем более что данные этой с позволения сказать «разведки» были на редкость однообразны и ожидаемы.

Путь обратно занял почти три дня интенсивного марша, настолько далеко мы забрались в попытке осмотреть как можно больше городов. Шли самым коротким маршрутом, прямо через лес, так как запас провизии подходил к концу, несмотря на попытки экономить. Особенно сильно хотели попасть в убежище мы с сестрой – за полторы недели отсутствия возможности помыться мы могли пугать не только характерными ароматами, но и страшными обросшими и нечесаными мордами. Особенно в этом плане преуспел я, помимо всего прочего в одной из стычек умудрившись перемазаться кровью призрака. Отмыть ее без существенных затрат воды так и не получилось, благо хоть кровь этих тварей убивает любую живность, блох и всякие там личинки в том числе. Собственно, егеря в свое время пользовались этой особенностью, обмазываясь в дальних походах не слишком приятно пахнущей жидкостью. Главное только, чтобы в раны не попадало, и потом когти не грызть.

На этот раз Алексей нас встречать не стал. Более того, нас попросили как можно быстрее привести себя в порядок и спускаться на минус шестой этаж. Наверное, мы с Настей и Влад поставили рекорд помывки и сушки для антропоморфов, и буквально через тридцать минут стояли у гермозатвора.

Который, к слову, был полуоткрыт, а рядом с дыркой от выдранного с корнем кодового замка валялся человек. Его я узнал скорее по запаху, именно его мы нашли на обратном пути из Хабаровска. Мужчина был мертв, застрелен, но продолжал сжимать в руках плоскогубцы.

– Какого… – я не матерился только потому, что не любил этого делать рядом с сестрой. Но все итак все поняли.

– В таких ситуациях обычно говорят «шпиён», но шутить желания нет, – Алексей нервно стучал пальцами по цевью двустволки, наблюдая, как сразу два десятка людей и антропоморфов пытаются вручную закрыть гермозатвор. У них не получалось. – Этот урод пытался все проделать втихую. К счастью, сигналка включилась, а там оператор не сплоховал – заблокировал затвор с пульта управления.

– Здесь и такой есть? – Настя на всякий случай держала в руках АК-55, снятый с предохранителя. Впрочем, все в нашей четверке держали автоматы на изготовке.

– Недавно восстановили, не о том разговор, – человек поморщился и нервно передернул плечами. – Произошло это часа полтора назад. Я хочу отработать план эвакуации, но… – мужчина запнулся, но я все понял. Как и остальные.

– Мы постоим, – кивнул Коля, мы с Настей и Владом нестройно подтвердили слова человека.

Тем более что как минимум я надеялся, что раз уж за полтора часа никто не вылез, то и потом не вылезет.

– Хорошо, мне надо следить за ходом эвакуации, – Алексей несколько затравлено оглянулся в сторону гермозатвора и быстрым шагом направился к лестнице.

Уже встав на первую ступеньку, он обернулся.

– Никаких геройств, сразу докладываете о проблеме и наверх. Это приказ.

– Так точно, – за неимением головного убора, я просто выпрямил спину и прижал автомат к груди. Рефлекс, и не только у меня.

Мы молча направились к лестнице. Нет, мы не собирались уходить прямо сейчас, просто хотели быть как можно ближе к пути эвакуации, благо все пространство перед затвором отлично просматривалось.

Прошло полчаса. Алексей по рации уверял нас, что осталось немного, просто они пользуются моментом и выгребают со склада все самое нужное. Мы коротко докладывали о спокойной обстановке и продолжали гипнотизировать гермозатвор. А я неожиданно понял, что последние полторы недели спал от силы часов шесть, в лучшем случае. Короче говоря, меня потянуло в сон.

– Брать, не спи, – Настя тряхнула меня за плечо. Я молча покачал головой и потер ладонью глаза. Зевок удалось подавить, пусть и с трудом.

– Не сплю, – я шумно вдохнул, медленно выдохнул. Зажал тангетку рации. – Лех, что там? Скоро? Лех?

На канале был сплошной белый шум. Я пощелкал переключателем, пытаясь поймать сигнал, но ничего не находил.

Мгновение – и я, на одних рефлексах, выбрасываю рацию, подхватываю автомат и бегу к гермозатвору. Спустя еще долю секунды я начинаю осознавать свои действия и пытаюсь понять, что произошло.

Ответ был простым и страшным одновременно. Я услышал очень неприятные звуки.

Характерный «чик» вытаскиваемой чеки с неразогнутыми усиками. Щелчок отлетевшей скобы. Эти звуки были очень тихими, настолько, что я даже не понял сразу, что произошло. Но рефлексы остались, и они меня спасли.

Обернувшись на бегу, я увидел, что остальные от меня если и отстали, то на считанные метры. А еще я заметил темно-зеленый, ребристый предмет. Древняя, как мир, граната Ф-1. От лестницы до гермозатвора – всего около двадцати метров. Гарантированная смерть.

Мы успели, укрылись за воротами, протиснувшись в щель со скоростью угрей. И тут неожиданно затвор заработал. Створки стремительно сошлись вместе, с мощным, басовитым лязгом сработали замки.

А граната так и не взорвалась.

Я сглотнул ставшую густой и вязкой слюну, судорожно вцепился в автомат. Освещение здесь было и даже работало, но не везде – не меньше пяти плафонов были разбиты, половина оставшихся – либо мерцали, либо еле светили. Впрочем, имевшегося света хватало, чтобы видеть достаточно далеко.

И первое, что бросалось в глаза – исцарапанная, даже изорванная поверхность гермозатвора. Помимо рваных следов от когтей имелись и вмятины от ударов. Пол покрывала бетонная крошка, стены вокруг затвора тоже были сильно исцарапаны и побиты.

А еще я почуял запах, который даже описать невозможно. Не знаю, я с таким еще ни разу не сталкивался – вроде и чувствуешь, но слов подобрать, чтобы описать, просто не получается.

– Призраки, – пробормотала Настя, нервно прижимая уши и дергая хвостом.

– Где? – Коля мгновенно вскинул АК-55, но волчица покачала головой.

– Здесь ими воняет.

– Да, специфично, – Влад наморщил нос, несколько раз дернул кончиком хвоста. – Но мне вот что интересно. Где все эти твари?

Вопроса, что произошло, ни у кого не возникало. Да, это было неожиданно, да, это был удар в спину, но не кричать же, гневно потрясая руками? Кому? Здесь только призраки, а с ними разговор короткий.

– Обычно, даже если тебя проглотил кит, выхода два. Первый у нас заблокирован, – я поморщился, потер кончик носа. Запах не был сильно уж неприятным, но от его концентрации начинала кружиться голова. – Пошли?

Коридоры явно были рассчитаны на кого-то очень большого. Здесь и правда могли разминуться пара БелАЗов, причем без труда. У меня, если честно, отказала фантазия, когда я попытался представить себе пришельца таких размеров.

Мы с Настей понимали, что в этот раз мы точно обречены. Когда мы оказались на дне подземной пещеры на равнине Дугласа, у нас и то было больше шансов выжить, чем сейчас. Этот этаж со стопроцентной вероятностью имеет только один вход и выход – гермозатвор. У нас не было воды, еды, из оружия – по одному АК-55 с тремя запасными магазинами у каждого, да по ножу Боуи. В качестве защиты – БЗС, который я взял с собой чисто на всякий случай и не снимал. И в довесок мы все были очень уставшими и хотели спать.

Шли в ставшем привычным порядке – я впереди, сразу за мной – Настя, следом Коля, потом Влад. Но в этот раз мы держали не ножи, а автоматы. Конечно, в этих бетонных мешках у нас были все шансы просто-напросто оглохнуть, но какая теперь разница?

У нас не было часов, а навигатор Влад оставил в своей комнате – он не ожидал, что тот может нам понадобиться. Дополнительно из-за усталости у нас четверых постепенно сбились внутренние часы. В общем, мы потеряли ход времени.

Коридор был один, без ответвлений, но примерно через каждые сто метров поворачивал под прямым углом. Судя по всему, минус-шестой этаж простирался далеко за пределы остального комплекса. По сути дела мы шли все время в одну сторону, но куда вел этот ход – идей не было ни у кого.

Наконец, мы просто устали куда-то идти. У меня появилось стойкое ощущение, будто мы топчемся на одном месте. Плюс ко всему, у Насти забарахлил правый протез – он начал время от времени резко дергаться назад на несколько градусов. От первого такого рывка сестра чуть не упала, теперь вот приноровилась.

Мы сели у стены, вытянув ноги и держа автоматы у груди. Я сам не заметил, как уснул.

Меня разбудила Настя – она сидела рядом и когтями перебирала мех за ухом. Дернув им, я широко зевнул и осмотрелся немного мутным взглядом.

Все те же бетонные катакомбы. И на что я надеялся?

Влад и Коля, судя по звукам, перебирали свое нехитрое снаряжение, тихо обсуждая сложившуюся ситуацию. Сводилось все к простой истине – мы рано или поздно умрем. Не от когтей и клыков призраков, так от голода и жажды. Я лишь поморщился – от мыслей о скорой смерти становилось не страшно, скорее, просто неприятно. Мы с сестрой уже почти умерли, и с тех пор как-то не чувствуем особого страха перед смертью. По крайней мере, если мы вместе – вдвоем не страшно и в захваченный призраками город наведаться.

Не знаю, как у остальных, а я начал чувствовать жажду. Она была легкой, почти незаметной, но по своему опыту я знал – еще час, максимум два, и она начнет быстро усиливаться. Голод – черт с ним, без еды можно спокойно несколько дней, а то и недель протянуть, а вот без воды мы все загнемся через сутки двое от силы. А то и раньше.

Не сговариваясь, мы собрались и пошли дальше по коридору, в прежнем порядке. Шли молча, экономным шагом, мы с Настей дышали только через нос. Поворот, сто метров, поворот, еще сто метров, снова поворот. Однообразие коридоров начинало гипнотизировать, я часто ловил себя на том, что тер глаза и виски.

Прошло, по моим ощущениям, около двух часов, прежде чем мы вышли в огромный плохо освещенный зал. Потолок находился на том же уровне, что и в коридоре, а вот площадь… здравый смысл говорил мне, что здесь просто обязаны быть поддерживающие колонны, но их не было. Огромный пустой зал, в котором концентрация запаха призраков вызывала головокружение и легкую головную боль.

Я окончательно запутался и перестал понимать происходящее. Здесь, судя по следам, должны быть толпы призраков, сотни, тысячи. И как минимум один из них должен быть огромным – не просто так же поставили тот чудовищный гермозатвор.

Коротко посовещавшись, мы решили идти вдоль стены. На всякий случай, мы просто не хотели заблудиться. Но довольно быстро мы поняли, что с нами сыграли злую шутку усталость и плохое освещение – зал не был огромным, он был не больше футбольного поля. Так что обошли весь зал мы довольно быстро, змейкой. И в самом конце зала нашли еще один коридор.

И через два поворота мы стояли перед обвалившейся частью туннеля, причем обвалившейся так, что можно было легко выбраться на поверхность. Следы показывали, что призраки отсюда и ушли на поверхность.

Сил лично у меня хватило только на то, чтобы забраться вверх по вполне пологому склону, отойти на десять метров и рухнуть носом в перепаханную землю. Рядом, судя по звукам, попадали остальные.

– Противобункерный был, наверняка… – услышал я глухой голос Влада, прежде чем уснуть.

Очнулся я глубокой ночью. Кое-как встав и отряхнувшись от земли, я осмотрелся.

Настя лежала распластавшись чуть ближе к дыре, но глаза у нее уже были открыты – в лунном свете они чуть поблескивали. Влад и Коля лежали вповалку чуть дальше, со стороны последнего доносился тихий храп.

Я поднял свой автомат, стряхнул с него землю, и повесил за ремень на шею. Удивительно, что нас, пока мы были в отключке, не поубивали призраки.

Сев рядом с сестрой, я широко зевнул и чуть поморщился – есть хотелось очень сильно, как и пить.

– Уровень везения – Избранник Богов, – тихо пробормотала сестра, не спеша вставать. Я усмехнулся и сплюнул в сторону скрипевшую на зубах землю.

– Мне очень интересно, почему туннель был так близко к земле, и что его так разворотило.

– Не все ли равно, а?

– Не скажи, – я зачерпнул горсть земли и растер ее пальцами. – Земля влажная, значит, обвал был недавно. Да и выглядит все так, словно земля тупо сползла вниз, а не была разбросана взрывом.

– Не городи замков там, где хватит блиндажа, – Настя громко фыркнула. Тихо заворчал Влад, Коля причмокивал во сне. Что им снится, интересно? – И вообще, не каркай.

– Я не ворона, каркать, – я фыркнул. Пальцы автоматически ковыряли какие-то выступы на автомате.

Итак, ситуация снова кардинально изменилась. Конечно, у нас не было ни карты, ни компаса, мы не знали даже, есть ли поблизости хоть один населенный пункт. Конечно, можно использовать принцип «хоть куда-нибудь, да придешь», но не с нашими текущими проблемами.

– Ты чего лежишь-то?

– Протез сдох, правый. Реанимировать бы, но так лень…

– В плане?

– Вставать не хочу.

– Да я не об этом…

– Как обычно подыхает сложная и тонкая электроника? Либо батарейки померли, что вероятнее всего, либо опять управляющая плата чудит. Но у нас же ни инструментов, ни условий.

– Ладно, я тебя на плечах возил? Возил, а уж просто дотащить до куда-нибудь смогу наверняка.

– Вспомнил блин, – Настя засмеялась. – Что мы тогда выдумали? Что ты мой ездовой волк?

– Ну вродь того, – я широко улыбнулся. Да, самое детство, никаких войн, никаких мыслей о завтрашнем дне – только сегодня и только сейчас.

– Ладно, мой верный конь, помогай, – сестра, подождав, пока я встану, протянула мне руку.

– Овса не предлагать, я хищник, – я помог волчице встать на ноги и сразу подставил плечо.

От производимого нами шума наконец-то проснулись Влад и Коля. Человек попытался протереть глаза и тут же начал материться – он спросонья не понял, что руки у него щедро посыпаны чуть влажной землей. Итог предсказуем.

На то, чтобы собраться и вытряхнуть землю из одежды – Владу пришлось до трусов раздеваться, что вкупе с парой шуток весьма разрядило обстановку – мы принялись обсуждать, куда идти. Обсуждение было коротким, так как сводилось оно к спору, в какую сторону идти. Даже с учетом того, что мы сходу назвали четыре стороны света. В итоге, решили идти куда-то на восток, просто потому, что так захотелось.

Непрофессионально? Да, но с учетом полного отсутствия знакомых ориентиров, другого нам не оставалось.

Конечно, стоило сначала дождаться утра, но мы с Настей всерьез надеялись учуять воду. Жажда была пока терпимой, но усиливалась очень быстро, и в скором времени обещала стать нестерпимой. Конечно, нас учили, что в случае полного отсутствия какой бы то ни было жидкости можно пить и мочу, но… вот именно, что но. Мы с сестрой даже во время войны находили, что пить, так что нам мешает сделать это сейчас?

К слову сказать, выбрались из туннеля мы ровно посреди леса, так что с ориентированием появились дополнительные проблемы. Мое чувство направления, до этого в принципе неплохо работавшее, начало сбоить еще в туннелях. Голод и жажда его добили окончательно.

Примерно через час блуждания по местности, Настя уловила еле заметный запах сырости. Через некоторое время она уверенно взяла направление, и вскоре мы стояли у медленно текущей реки. Хотя, назвать рекой этот ручеек, шириной дай боже в пару метров, язык не поворачивался.

Вода была прохладной и очень вкусной, хотя это был и не родник. Мы пили до тех пор, пока нас не начало подташнивать, пытаясь хоть немного заглушить голод. Когда посветлеет, мы, наверное, попробуем поискать что-нибудь съедобное. Не просто так народная мудрость гласит, что в лесу от голода помрет только слепой или незнающий.

Мы с сестрой синхронно переглянулись, после чего спустились ниже по течению и принялись раздеваться. Стоило не упускать момент и помыться, иначе пыль, которую мы собрали в туннелях, нас доконает. Влад с Колей разошлись в стороны, встав так, чтобы просматривать все ближайшее пространство.

Выбравшись из речушки, мы наскоро отряхнулись и, одев только постиранное нижнее белье, поменялись местами с человеком и котом – те тоже решили не упускать возможность и ополоснуться. Конечно, делать все это ночью не стоило, хотя бы из-за риска заболеть, но на дворе – далеко не осень, а очень даже лето.

Я мельком взглянул на небо. Ни единого облачка, я бы даже полюбовался, если бы было желание. Но сейчас мне не до созерцаний, определить бы, где север, а где юг. Увы, с моей точки не было видно медведиц, я вообще видел только крошечный участок неба, сквозь кроны деревьев.

Через полчаса мы уже собрались на найденной недалеко от речушки полянке и пытались организовать костер. Сушняка набрать удалось быстро, подготовить площадку – еще быстрее, а вот с добычей огня – проблема. Ни у кого из нас не оказалось с собой ни зажигалки, ни спичек, ни тем более огнива. А трением добывать огонь… лично я задолбался уже на десятой минуте, Настя билась дольше. Получилось у Влада, причем, как он это сделал, никто не понял – что-то делал с соломой, корой, долго вертел дощечку и столько же перебирал палочки.

Я, сразу отвернулся от костра, чтобы не ухудшать ночное зрение. Нужно было, чтобы хоть кто-то следил за обстановкой, потом меня кто-нибудь сменит. Воздух наполнился запахом дыма, благодаря безветренной погоде, дым тянулся ровно вверх.

Спать не хотелось, говорить тоже. Мы сидели у костра в молчании, я вдобавок еще и смотрел в лес, грея спину. Настя споро соорудила из веток вешалки и развесила нашу одежду, сушиться.

Ситуация, прямо сказать, складывалась плохая. Коля, походив по лесу, смог отыскать созвездия медведиц и определить, где север, но нам это мало что дало. Мы даже не знали, в какую сторону идти, чтобы добраться до дороги, неважно, какой. Дорога – это великолепный ориентир, обязательно куда-нибудь, да придешь.

Можно было еще идти вдоль ручья, вверх по течению или вниз, но никто не мог дать гарантии, что тот не пересохнет через пару километров, или не берет начало из под какой-нибудь глыбы. Другое дело, что выбора все равно не было…

Посовещавшись пару минут, мы решили идти вниз по течению. Все-таки шанс, что речушка вливается в полноводную реку, был достаточно велик. А уж если выйдем к Амуру… впрочем, никто из нас не знал, как отличить Амур от других достаточно крупных рек. Это на карте, которую я видел только мельком, она выделена на фоне других. Но в любом случае, поселения в большинстве своем стоят на берегах рек, а там, где поселения – там дороги. Да и, вполне вероятно, и кое-какую еду найти тоже сможем.

– Зря мы не учились выживать на дикой природе, – пробормотала Настя, проверяя сухость одежды.

– Соломку везде не постелишь, – я фыркнул. – Иногда приходится падать на бетон.

– Или на дно пещеры…

Я вздрогнул и ладонью пригладил вставшую дыбом шерсть на загривке. Нашла блин время вспомнить… Влад и Коля недоумевающе посмотрели на нас, но я отмахнулся, мол, все нормально.

– Когда выдвигаемся? – Коля пересел поближе к костру.

– Пусть хоть немного посветлеет. Нормальное ночное зрение только у меня есть, – Влад стряхнул со ствольной коробки АК невидимый мне мусор. – Иначе кто-то может навернуться.

– Насть, идти хоть как-то сможешь? – я повернул ухо в сторону волчицы.

– Если подержишь, то пойду. Правда, эта железяка за все корни цепляться будет, – судя по звуку, она постучала когтями по протезу.

– Допрем, куда-нибудь, – Коля прохлопал свою одежду, проверяя, высохла та или нет. – Вроде нормально.

– Какой нормально, еще минут десять надо, – Настя фыркнула.

По моим ощущениям, прошло где-то три часа, в течение которых мы все-таки поспали, по очереди. Как только начало светлеть, мы тщательно залили и затоптали кострище, собрали нехитрое снаряжение и пошли вдоль реки. Как и договаривались, вниз по течению.

Вопреки своим опасениям, Настя вполне сносно ходила, хотя ей и требовалась моя помощь. То ли так было предусмотрено конструкцией, то ли звезды так сложились, но протез в крайней передней точке на несколько мгновений стопорился, позволяя уверено ходить по более менее ровным участкам.

Шли мы долго, до самого вечера, останавливаясь только на короткие привалы. Мы все-таки вышли к более менее глубокой реке, и здесь даже была рыба – мы время от времени ее замечали в воде. Как сделать удочку без крючка – никто не имел ни малейшего представления, Влад пытался поймать хоть что-нибудь голыми руками, но безуспешно – сказывалась усталость. Коля предложил подслушанный в интернете способ, где надо было вырыть яму в стороне от основного русла, но у нас не было приманки, а без нее рыба в нужное нам место не заплывет.

Через два с половиной часа мы все же поймали пару рыбок – зашли в реку, взбаламутили воду и стояли, пытаясь хоть кого-нибудь поймать. Поймали, вид определить не смогли, но пожаренная на костре, она была очень вкусной. А благодаря неплохим размерам – мы смогли хоть немного утолить голод. Как минимум, на повторную «рыбалку» сил хватило, хотя в этот раз пришлось довольствоваться одной рыбешкой.

Настроение немного поднялось, и мы продолжили спуск вниз по течению, уже будучи уверенными в том, что река не пересохнет спустя пару километров – она наоборот, становилась шире и глубже. По пути наткнулись на избитый снарядами. Не узнать Т-991 было невозможно, но что он делал в лесу – мы так и не поняли. Все-таки не их территория, слишком уязвимыми становятся. Следы говорили, что машину уничтожили множественными попаданиями. Коля запрыгнул на башню, заглянул внутрь и резко отпрянул, еле удержавшись на броне. Мы вскинули автоматы.

– Что там? – я подошел к человеку.

– Труп. Псовый, судя по черепу…

– Ладно, пошли. Похоронить бы, конечно… но что-то мне подсказывает, что не стоит, – Влад тихо вздохнул.

Мы постояли у танка, ставшего своеобразным памятником прошедшей войны. Стояли минуту, опустив головы и автоматы стволами в землю. И только отдав дань памяти погибшему здесь экипажу, мы продолжили идти вдоль реки.

Мы прошагали весь день, а с наступлением темноты Влад снова разжег костер. Распределив очередь дежурства, мы устроились на ночлег по аккомпанемент бурчания в животах.

Следующий день был для нас невероятно удачным. Настя услышала странные шорохи в стороне, а после и учуяла какого-то зверя. Это был олень, и мы его бесхитростно пристрелили. Про экономию патронов никто даже не заикнулся, а уж когда над костром поплыл сногсшибательный аромат жаренного мяса… пришлось делать привал, так как все просто-напросто обожрались и идти никуда не могли в принципе. Недоеденное мясо бережно завернули в лопухи, а я неожиданно вспомнил о Сахалине. Там лопухи были достаточно большими, чтобы использовать их на манер зонтика.

Теперь можно было некоторое время не беспокоиться о проблеме с едой и водой. Хотя мы рисковали заболеть – во время разделки туши измазались в крови, и пришлось мыться в реке, а вода все-таки холодная.

Так мы прошли еще два дня, но больше зверей мы не встречали. Если честно, я вообще удивился встрече с оленем, думал, всю живность в лесах, близких к городам, поубивали еще несколько десятилетий назад. Поделившись своими мыслями с друзьями, вызвал очередную внеплановую остановку: мы пытались понять, насколько все плохо. Сошлись на довольно бредовом, но все-таки обнадеживающем мнении, что олень из зоопарка, иначе бы уже давно убежал. Все-таки мы не слишком заботились о скрытности при передвижении.

На третий день после удачной встречи, мы вышли к окраине крупного города. Уточнение – крупного неразрушенного беспорядками города. Откуда-то взялись силы на финальный рывок, и всего через полчаса мы проверяли дом на наличие чего-нибудь полезного, заодно и проверяли водопровод. Была даже горячая вода, что нас не просто удивило – вызвало самый натуральный шок. Но воспользоваться благами цивилизации нам это не помешало.

Электричества не было, но к концу дня мы нашли портативную газовую плиту и пару баллонов. Правда, именно что к концу, город был практически полностью пуст. Но зато мы смогли привязаться к местности. Вышли мы к Амурску, каким-то образом не заметив, что небольшая в принципе река перешла в полноводный Амур. Серьезный повод сомневаться в своей внимательности, но мы хотя бы теперь точно знали, где находимся. Карту Хабаровского края удалось отыскать на два часа раньше, чем плиту.

В одной из сотен квартир мы обнаружили ковер с довольно густым и высоким ворсом, и, не сговариваясь, решили переночевать здесь. Все мягче, чем на голом полу спать.

Снова остро встал вопрос – что делать? Теоретически, можно было остаться в городе, но этот вариант мы отмели сразу. Слишком много было «против», начиная от проблем с провизией и заканчивая большой вероятностью стать жертвами призраков. Конечно, мы их давно уже не видели, но мало ли – в Москве их тоже не видели. В общем, паранойя во все края.

Повертев карту, мы решили для начала выбраться к Комсомольску-на-Амуре, может быть там будет больше чего-нибудь полезного. Определившись с разными мелочами и поужинав, мы легли спать, решив дежурить, как и раньше.

– Дим, твоя очередь, – Настя легонько потрясла меня за плечо. Я широко зевнул, потянулся, и встал с пола. Сестра тут же легла на мое место и быстро уснула, а я быстро размялся, прогнал остатки сна и поднял свой автомат.

В окно заглядывала луна, создавая атмосферу спокойствия и умиротворения. Я встряхнулся и подошел к окну, внимательно осмотрел двор – нет ли кого? Ничего подозрительного не было, дул слабый ветер, заставляя деревья шелестеть листвой. Красиво.

Недолго думая, я уселся в один из углов – пол тут еще не успел остыть, судя по всему, здесь и сидела Настя во время дежурства. Я еще раз зевнул и быстро потер кончик носа, потом уши. Сон как рукой сняло, должно хватить на час минимум.

Чтобы не начать клевать носом раньше времени, я начал думать, как нам быть дальше. Сестренка уже наловчилась ходить с отключившимся протезом, но только по относительно ровной дороге. Мой протез тоже начал потихоньку барахлить, но это стопроцентно садились аккумуляторы – мы их все-таки уже неделю не заряжали, а заряда хватает только на две недели обычного режима использования. Именно обычного, а не беготни по лесу, купания в речке и так далее.

Комсомольск-на-Амуре. Какова вероятность, что он не разрушен беспорядками? Пятьдесят на пятьдесят, что не могло радовать – слишком все неоднозначно. Но все равно, по карте выходило, что в округе достаточно населенных пунктов, чтобы не беспокоиться – где переночевать и что поесть найти должны. Больше всего пугало полное отсутствие других людей и антропоморфов. Куда они все исчезли? Это же не один миллион, и даже не два, куда можно деть такую прорву народа?

Я резко вскинул автомат, на одних рефлексах, и только потом понял, что меня насторожило.

Шорох. Неестественный шорох, который не мог быть звуком гоняемого ветром мелкого мусора. Да и откуда ветер в квартире, да еще и закрытой?

Странный звук снова повторился, и я его узнал – так крадется человек или антропоморф, чуть подволакивающий ногу. Подошва трется о землю, пол или асфальт и появляется тот самый звук. Еще один выживший?

Я несколько раз моргнул и расфокусировал взгляд, перестав заострять на чем-то внимание и полностью положившись на периферийное зрение. Простейший прием для обнаружения твари первой категории, идущей под невидимостью – маскировка не идеальна, и еле заметные искажения обнаружить можно. Но только если не заострять внимание.

Складка обоев еще заметно дернулась, и я, не задумываясь, выстрелил одиночным, тут же оглохнув и ослепнув. А потом в меня врезалось пушечное ядро.

Вернее, мне так показалось, это был всего-лишь призрак, сделавший прямой удар в грудь, но по ощущениям – словно чугунной бабой ударили. Я зарычал-заскулил от боли и почувствовал, как меня отрывают от пола.

Сквозь «вату» в ушах я услышал несколько одиночных выстрелов, и упал на пол – тварь меня уронила, а я начал быстро и часто моргать, одновременно массируя веки и пытаясь поднять автомат свободной рукой.

Вспышки выстрелов продолжали слепить, но зрение постепенно начало приспосабливаться, но теперь в перерывах между стрельбой я видел только тьму. Во время очередной вспышки я увидел силуэт твари категории не ниже двойки, и принялся стрелять одиночными.

Мы забыли про окна, и это стало нашей роковой ошибкой. Я услышал истошный визг сестры, резко обернулся и успел увидеть только разбитое окно и Настю, которую утащил за собой призрак. В груди все похолодело, квартира была на третьем этаже…

Один из автоматов замолк, так что я усилием воли заставил себя отвернуться от окна и начать стрелять, прикрывая перезаряжающегося Влада.

А потом дверной проем взорвался осколками бетона и дерева, и в комнату влетел призрак-тройка. Мощный удар, и я лечу к окну, и не промахиваюсь – короткая, острая боль, когда осколок стекла в раме резанул меня по бедру, мелькнувшее ночное небо с луной, и темнота.

Я очнулся рывком, и тут же приготовился к боли, но ее не было. Зато я почувствовал что-то холодное, липкое и сильно воняющее. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что я сбил лезущего в окно призрака и упал на него, раздавив.

Кое-как встав на четвереньки, я попытался нащупать автомат, но не смог его найти. Да и толку от него, после такого-то падения? Так что я встал на ногу и побрел в сторону темной кучи, лежащей немного дальше. В груди похолодело, стало тоскливо.

Дойдя, я упал на колени, молча. Глупо было ожидать удачи, счастья, что мы все выживем, но я надеялся. Надежда всегда умирает последней.

Настя лежала на спине, ее морда была искажена злобой и страхом. Оскаленные клыки в лунном свете отливали синевой. Даже отсюда я видел неестественный изгиб шеи. Она хотя бы погибла быстро.

Я не дернулся и не вскрикнул, когда меня за шиворот оторвали от земли. Я лишь поморщился, когда почувствовал острую, чудовищную боль, когда почувствовал, как из меня что-то вырывают. Я уже все потерял.

В голове крутилась только одно воспоминание: «– Всегда вместе? – Всегда».