Мне, как обычно, ужасно не повезло. Почему, как обычно? Да потому, что я давно сбился, считая неприятности, что свершались со мной. Вот и теперь какой-то козел на ржавой шаланде промчался мимо и, вместо того чтобы подвезти, окатил меня с ног до головы мерзкой жижей из грязной лужи. Теперь, даже если кто-то и остановится, вряд ли он пожелает взять грязного и оборванного путника, да еще и без денег.

Я немного постоял у дороги и поплелся вслед умчавшемуся грузовику. Пару раз мимо проезжали машины, но ни одна не остановилась, хотя я едва не выскакивал на дорогу.

Больше я не голосовал. Просто плелся посреди дороги. Машины иногда догоняли меня, сигналили, но ни один не взял. Время уже подходило к ночи, позади раздалось рычание, и я обернулся. Ко мне подкатила старая колымага на огромных колесах. Двигатель тарахтел как сто тракторов. Шофер высунулся из кабины и махнул рукой.

Назвать это везением? Я только хмыкнул, потому что впереди уже светились огни поселка, но от помощи не оказался.

− Тебя ограбили на дороге? − спросил шофер.

− Нет. Попутчик был, на перекрестке свернул, а мне дальше надо.

− Дальше, это куда?

− Майхарский Порт.

Шофер присвистнул.

− А я дальше ста километров от нашей деревни не езднил. А до океана тут еще километров пятьсот переть. Как же ты без денег идешь то?

− А как получится. Где подработаю, где найду что в лесу. Пока лето, жить можно.

− Какое лето, осень уж давно. Ладно. Щас домой приедем, а утром поговорим.

− О чем это?

− О работе. Тебе же работу надо искать? Или снова пешком пойдешь? Тут ведь деревень раз-два и нету, замерзнешь ночью в лесу.

Я махнул рукой.

− Переночую, раз приглашаешь, а утром дальше пойду. Только куртку надо будет постирать.

− Отдам бабе, постирает. Ты торопишься, что ли куда?

− Да. Мне надо срочно попасть домой.

− Срочно, это когда?

− Вчера, − буркнул я.

Шофер умолк и некоторое время думал о чем-то своем. Странный человек. Мне даже чем-то понравился. Давно такого не было. Я еще раз осмотрел его и кабину большой машины. Внутри рев двигателия был не так слышен. За окнами взлетела грязь с огромных колес. Машина только чуть бухнулась в яму, наполненную водой. Небо совсем почернело, и только луч фары, установленной на крыше освещал дорогу, да слабый огонек маячил впереди.

− Странно, я вроде видел город впереди, − заметил я.

− Город мы уже объехали. На моем транспорте туда нельзя. Скоро деревня будет. Ты не трусь, она тебе по пути.

− Не трусь, − усмехнулся я. − Тебя как звать?

− Вильям. А тебя?

− Лион.

− Так ты, значит, как лев ничего не боишься? − улыбнулся во тьме Вильям.

− У львов тоже есть враги, но ты на них не похож ничуть. Что за работа?

− Мне сильные руки нужны. Дня на два-три, дом подправить. Если поможешь, сам тебя в город отвезу и на поезд посажу до Майхарского Порта. Ты пешком туда за три дня не дойдешь. А на поезде, вечером сядешь − утром уже там. Ну так как?

Я думал. Время было упущено. Собственно, спешить теперь уже не было смысла.

− От вас позвонить можно будет?

− Можно, конечно.

− Дело в том, что еще неизвестно, опоздал я или нет. С Майхарского Порта должен идти грузовик на Смайленд.

− В космос?! − воскликнул человек. − Как же ты туда попадешь, если денег нет?!

− Это моя проблема, друг Вильям. Но это единственный мой путь домой.

− Ты оттуда?

− Нет. Я еще дальше. Моего дома нет в официальных каталогах.

Телефон в деревне нашелся, но толку от него оказалось мало. Связи до города не было. Как обычно, мне не везло, и я решил плюнуть на все и помочь Вильяму починить дом. Потом выяснилось, что не сделай я этого, не сядь в его колымагу, я мог бы добраться до порта и улететь. Старт корабля задержался на трое суток из-за мелких неполадок.

Когда же я утром въезжал на поезде в Майхар, в небе вспыхнул факел ракетного двигателя, и сердце подсказало мне, что это ушла моя надежда на возвращение. Ушла на много лет...

Получить работу в космопорте не удалось, но устроиться в Майхаре я сумел. Впрочем, устройство это держалось на тоненькой ниточке. Настоящих документов у меня не было, и я несколько месяцев прятался от полиции, работал кое-где, подрабатывал грузчиком и плотником. Иногда удавалось что-то сделать и по своей специальности, но это случилось лишь пару раз за год. Один раз меня спьяну принял на работу бармен, и я успел даже немного поработать на компьютере в его кабинете. Утром он меня выгнал, не заплатив. Но я в обиде не был. Наоборот был безумно рад, потому что ночь не прошла даром.

Второй раз я получил доступ к сети после того, как помог одному пьянице добраться до дома. Тот сам не помнил, как пустил меня за компьютер, а на следующий день не особенно ругался. Но это только от того, что не знал что я включал машину.

В то утро я впервые почувствовал себя свободным. Выход в сеть дал мне глоток свежего воздуха, и я, наконец, смог сделать то, что задумал. В полицейских компьютерах Майхара появилась небольшая запись, которая закрепила факт моего существования.

Оставался лишь один маленький шаг, и я долго раздумывал, как его совершить. Самое простое − явиться в участок и заявить о потере документов. Но это было слишком прямо. Если копнуть данные, можно легко обнаружить оборванные концы, а это привело бы к заключению о подделке записей в компьютере.

И я сделал иначе.

− Лион Дарк! − выкрикнул сержант, открывая камеру. Я вышел на свет, и меня проводили из подвала наверх. Свет бил в глаза, и я долго жмурился, пока не привык.

Охранники усадили меня на скамью. Передо мной было знакомое сооружение из железа, в простонародье называемое решеткой. За решеткой прятались свидетели и судьи, ближе всех находился адвокат.

Суд был не особенно долгим. И я, разумеется, признавал свою вину, раскаивался, просил прощения у пострадавшего, но тот отказался его давать меньше чем за сто тысяч. У меня таких денег, естественно, не было, и решение судья вынес не особенно долго раздумывая. Три года в колонии строгого режима. И тут мне впервые в жизни "неслыханно повезло". Судья, объявив приговор, сделал дополнительное замечание на счет возможности изменения срока с трех лет до одного. Я почти не слушал и отказался бы, но место, где можно было отбыть один год вместо трех оказалось в космосе...

Вот так я и попал на Астероид. Иного названия у него не было, а запоминать аббревиатуру из букв и цифр мне было ни к чему. Честно отработав год на астероиде я побил все местные рекорды по долгожительству. Кто из заключенных мог знать, что работать нормальный человек здесь может только полгода? Корабль периодически привозил новых рабочих, а назад улетал только со сменой охраны, которая никогда внутрь астероида не ходила. Там все исполняли только заключенные. Даже охраняли заключенные, и я оказался именно таким охранником.

Я видел, как умирали люди, видел, как сменялись поколения в бригадах и к концу года оказался среди совершенно новых людей. Они почти не знали об опасности, кто-то догадывался, а я понял уже через неделю, когда на моих глазах умер человек. Он говорил только одну фразу: "Мы все умрем, мы все умрем..."

Мертвых сбрасывали в отработанную шахту, до них никому не было дела, но бредовые слова потом вспоминали многие. Особенно, когда начали умирать сами.

Убийца − радиация. Чтобы это понять, достаточно было глянуть на корабли, принимавшие руду. Все были со знаками урановых компаний, и только полный кретин не смог бы догадаться...

Я сидел перед экраном телесвязи. Рядом крутились два медика (из каторжников). Меня уже несколько часов проверяли, и мне это совсем не нравилось.

− Лион Дарк? − спросил суровый человек с экрана.

− Да, это я.

Медики удалились, и я немного покрутил головой. Дверь позади захлопнулась.

− Полагаю, вы знаете, в каких условиях находитесь? − произнес человек.

− Да, я знаю. И я знаю, что мой срок истек две недели назад, но вы, похоже, не собираетесь меня возвращать. Это с вашей стороны очень подло. Впрочем, на фоне убийства тысяч людей этот обман меня совсем не удивляет.

− Преступник заговорил о законе? − усмехнулся человек.

− Преступник здесь вы, господин. А я всего лишь жертва обмана. Все мое преступление заключалось в том, что я перебрал лишку в баре и одному грубияну в глаз заехал. А вы − УБИЙЦА.

− Ваши слова никому не нужны, господин Лион Дарк. Тем более, что я вас вызвал совсем не для того, чтобы выяснять отношения, а затем, чтобы решить вопрос о том, как вас вернуть назад.

− Просто невероятно сложная задача. Вы же привозите сюда людей, почему не увезти меня назад тем же транспортом?

− Вы видели, что показывает прибор радиоактивности? Вы − ходячая радиоактивная грязь.

− Это не моя проблема, господин... не знаю, как вас звать. По закону вы обязаны меня снять с астероида, выдать документы и освободить.

− И вы полагаете, что кто-нибудь вас пропустит на Землю?

− Я полагаю, что меня кто-нибудь проспустит на Ти-Джей-034-Альфа.

Человек некоторое время молчал, пытаясь понять последние слова.

− Что это за планета?

− Компьютер должен быть у вас, у меня здесь только одна кнопка, которой, видимо, воздух из камеры в космос стравливать. Но я не самоубийца.

− Такой планеты нет в каталоге.

− Жаль. Значит, экспедиция Терра-Инкогнита не вернулась.

Человек снова молчал, что-то рассматривая на компьютере, затем обратился к кому-то.

− Последний сигнал от Терра-Инкогнита был четыре года назад, после этого связь исчезла и не возбновлялась. Откуда вы знаете о ней?

− Понимаете ли. Это вопрос очень сложен для понимания. Вами, а не мной, разумеется. Терра-Инкогнита потерпела крушение в районе Ти-Джей-034-Альфа. По вашему времени около двенадцати лет тому вперед...

Человек на экране рассмеялся.

− Можете дальше не рассказывать.

− Почему же? Вам совсем не интересна информация? Впрочем, вопрос конечно глуп. Информация вас интересует, но только та, которая вам выгодна. Итак, ваши предложения?

− Вы останетесь на астероиде...

− Я скорее сбегу отсюда на первом транспорте. А чтобы у вас не было возможности меня остановить, сбегу не один, а вместе со всеми заключенными.

− Вместе со всеми вам сбежать не удастся просто по той причине, что ни в один корабль не войдут все. Даже в десять кораблей не войдут. К тому же, назад все корабли возвращаются только после проведение дезактивационных работ, а они для людей смертельны.

− Вы малость ошибаетесь в определении того, кто я есть. Но это не имеет значения. Думаю, нам больше не о чем говорить.

Я поднялся и покинул помещение связи. Снаружи были только четверо охранников, но ни один из них не мог знать, что меня надо задерживать. Тем более, когда они сами были из заключенных.

Я ушел в свою каморку и некоторое время раздумывал над планом ухода с астероида. А план мог быть только один − отправление с кораблем, что привезет новых заключенных. Однако, попасть в него было столь же легко, как проплыть в одних плавках стометровку в жидком вакууме.

Здесь, собственно, надо немного остановиться, потому что невозможность того самого заплыва очевидна лишь для человека. Для землянина. Но вовсе не для жителя Тиджи. Последнее название было придумано людьми после крушения экспедиции Терра-Инкогнита. Той самой, информации о которой у землян до сих пор нет. А пройдохи из спецов − не в счет − им оказалось выгодно держать все в тайне, и единственным пострадавшим от этого оказался я. Один на всей Земле и во всей Солнечной Системе.

Я лежал на постели и плевал в потолок. Кто-то постучал в дверь, и она открылась сама. Я чуть скосился на ввалившегося бугая. Тот держал в руках дубинку и настроен был довольно скверно.

− Привет, − сказал я.

− Ты почему не пошел на работу? − заговорил он.

− Присаживайся, потолкуем, − произнес он. − Тебе приказ отдали по видео, не так ли?

− Ну и что?

− А то, что здесь нет охраны. − Я беспечно почесал себе нос. − И знаешь почему?

− Почему? − удивленно спросил тот.

− Потому что здесь все смертники.

− Ты врешь! − заорал он и кинулся на меня.

Видимо, он недавно здесь. Не знает, что при тяжести в пять процентов от земной вот так кидаться на людей глупо.

Я взлетел над кроватью и он врезался головой в стену, а я оттолкнулся от потолка и стены, вылетел в дверь, захлопнул ее и тут же нажал кнопку закрытия.

Бугай с той стороны орал долго. Но мне без разницы. Я спокоен и прекрасно знаю, что камеру можно открыть только снаружи. Может, его кто-нибудь и откроет... Потом...

Я ушел в транспортный блок и немного задержался, рассматривая корпус огромного рудовоза. Его грузили машины и только псих мог бы решиться залезть в грузовой отсек этого корабля. Руду перевозили в вакууме, в космическом холоде, в условиях диких перегрузок. Автомат легко шел с ускорением в двадцать же, а человек от этого в лепешку. Поэтому ни один рудовоз не охранялся, а в погрузочных цехах висели схемы, объясняющие принцип перевоза руды и бесполезность попыток удирать на рудовозе.

Психи, впрочем, всегда находились, и я решил изобразить одного из них.

− Ты что, дурак?! Там же будет вакуум! − заорал кто-то, когда я влез в грузовой отсек. Я не ответил. И никто не полез меня спасать. Никому не было дела, а я довольно долго рассматривал стены, пока не нашел то что желал. Внизу уже почти закопанный рудой был вход в помещения управления.

Выкапывать его было бессмысленно. Да и времени не было. Аппарат скоро должен был уходить, и я вернулся.

− Чо, думал там выход есть? − спросил охранник, наблюдавший за автоматическими погрузчиками.

− Нет. Я в прошлом году сто баксов потерял. Ищу, − буркнул я и скрылся.

Вечером я был вместе с группой охраны. Ни один не пикнул из-за того, что я не работал. Собственно, никто и возразить мне не мог. Здесь не было тех, кто работал бы больше двух месяцев, а я отработал год.

− Эй, а ты не видел тут такого большого? − спросил кто-то, когда я выходил из столовой.

− Большого медведя? − спросил я. − С дубинкой который ходил, да?

− Да.

− Не, не видел.

Я вышел за дверь, и меня кто-то нагнал.

Не так резко. Налетевший сзади человек пролетел через коридор, пропахал носом ступеньки и рухнул на железной площадке. Не будь здесь почти невесомости, пришлось бы вызывать катафалку. А так, я взял его за шкирку и дотащил до медотсека.

− Что с ним? − спросил врач.

− С лестницы упал, − буркнул я.

− Я серьезно.

− И я серьезно. Ты здесь срок сидишь, а вопросы какие задаешь?

− Я... Извините... − буркнул человек.

К себе я не пошел, но бугая кто-то освободил и вскоре он налетел на меня словно метеор, сорвавшийся с орбиты. Пришлось его орбиту поправлять, и бугай приземлился рядом с катафалкой, на которой лежал очередной труп.

− Ну ты влип, этот труп заразный, − буркнул я. − Теперь тебя может спасти только чудо медицины.

Громила глянул на себя, на окровавленную руку и вскочив бросился бежать в медотсек. Там он наскочил на двух врачей, и только мое появление спасло их от смерти.

− Идиот, эта болезнь не заразная! − орал врач.

− Ты врешь, я видел кровь!.. − вопил бугай, и тряс его, что было сил.

Удар железной дубины пришелся ему прямо по темечку. Врач выбрался из под туши и пощупал его пульс.

− Живой? − спросил я.

− Живой, − буркнул тот.

− Значит, будем лечить. − Я взал первый попавшийся режущий инструмент и не дожидаясь указания врача начал операцию по перерезанию артерий на горле пациента.

− Ты что делаешь?! − заорал тот.

− Спасаю жизнь... − буркнул я.

− Ты убил его!

− Во тупой, я твою жизнь спасаю, а не его, − фыркнул я, и врач замер, глядя на фонтан крови, что возник из под моих рук.

Бугай еще некоторое время трясся. Врач тоже дрожал, а я отправился в душ, приказывая человеку заняться своими обязанностями.

Через полчаса я был окружен десятком "охранников". На них было жалко смотреть, самое серьезное оружие было у врача − пистолет с соными иглами. Остальные были, кто с дубонками, а кто с голыми руками.

− Сдавайся! − крикнул врач, направляя на меня пистолет и выстрелил. Игла брякнулась о металл позади меня.

− У вас, ребята, крыша съехала? − спросил я. − Посмотрите на себя? Кто-нибудь из вас прилетел сюда сам? Вы же все − заключенные. Все до одного!

Люди переглянулись.

− Что это значит? − заговорил помощник врача. Он одернул руку своего товарища, чтобы тот не стрелял вновь.

− Это значит, что все вы смертники. Ты же понимаешь, от чего умирают здесь люди? Ну, давай, скажи прямо, каков НАСТОЯЩИЙ диагноз?

− Черт... Я чувствовал, что здесь что-то нечисто!

− Что за диагноз?! − загалдели люди.

− Лучевая болезнь. Это радиоактивный метеорит!

− Надо быть совершенно тупым, чтобы это не понять сразу, − буркнул я. Начальник сидит за миллион километров и командует вами, а здесь нет ни одного настоящего охранника. Все − заключенные.

− Ты хочешь сказать, что никто не выживет?

− Есть кто-нибудь, кто прилетел сюда раньше меня? Ну? Кто прилетел сюда хотя бы полгода назад?

Люди переглянулись.

− Надо срываться отсюда, − проговорил помощник врача. − Идем, Берг!

Они ни на кого не посмотрели.

− За что тебя хочет убить начальник?

− За то что я правду знаю, за то, что срок мой кончился две недели назад, а выпускать отсюда он никого не собирается.

− Надо бежать отсюда, − буркнул длинный, что держал в руках дубинку. − Захратить транспорт и бежать!

− На транспорте бесполезно, − сказал другой. − Надо захватывать тот, что привезет новую партию заключенных.

− Хорошая мысль. Кто-нибудь кораблем умеет управлять? − Люди переглянулись. − В таком случае, у вас есть только один пилот. − Я указал на себя.

− Ты пилот? − усомнился длинный. − Чем докажешь?

− Давай пари. Если я не смогу управлять транспортом ты меня своими руками задушишь, а я сопротивляться не буду. О'кей?

− О'кей. Но, коли ты такое сокровище, будешь находиться под охраной, − проговорил толстячок, стоявший рядом с длинным.

− У тебя мозгов совсем нет? − спросил я. − Или ты, полный кретин, считаешь, что отсюда можно куда-то сбежать?

Драка закончилась довольно быстро. Четверо человек сползли со стенок, трое пытались вспахать железный пол носами, и только длинный остался стоять на месте.

− Ну так что, договорились? − спросил я его.

− Договорились, − согласился тот. − Когда будет следующий корабль?

− Через неделю или две. Они ходят как попало.

Транспорт появился через одиннадцать дней и захват его прошел вполне успешно. Вот только за управлением оказалась пара роботов, которые, ничуть не сомневаясь в верности своих действий, запустили программу аварийного старта и из одиннадцати захватчиков уцелели лишь четверо. Семеро оказались в вакууме, когда разгерметизировался стыковочный шлюз.

С программой корабля я разобрался почти сразу, но в течение часа в космос уходил сигнал оповещения о захвате транспорта, и к нему вылетели истребители перехватчики.

Длинный пытался ускорить мои действия словами, но я пришпилил его к стене, и тот долго и страшно ругался. Вся его болтовня уходила в прямой эфир, но мне это было без разницы. Единственной моей задачей была перестройка сверхсветового двигателя, который к счастью, на транспорте имелся.

Прыжок.

Два человека еще дергались в невесомости. Одному было худо, врач пытался ему помочь. Длинный матерился, пытаясь отцепиться от стены, а я только чуть посмеивался над ним.

− Эй! Ему нужна помощь! − крикнул врач. Я обернулся.

− Так и в чем дело? Ты же врач.

− Здесь нет ничего, ни одной аптечки, а выход закрыт!

− Извини. − Я глубоко вздохнул. − Но выйти отсюда можно только в вакуум. Здесь нет ни одного скафандра.

− А куда мы летим?

− Сейчас − никуда. Компьютер пытается разобраться, куда мы выскочили на свердрайве.

− То есть? Где сейчас Земля?

− Около сорока световых лет отсюда. − Я глянул на длинного, и тот перестал дергаться. − Вообще-то, психа одного я уже порешил, а врач мне помогал, − сказал я.

− Я не помогал! − завизжал врач.

− Ну, не помешал, во всяком случае, − ответил я.

− Чего тебе надо? − буркнул длинный.

− Мы на одном корабле. Управлять им могу только я. И это значит только одно. Ты будешь слушаться меня так, словно ты раб. А сделаешь что нибудь не так...

Я не стал ничего говорить больше, подошел к нему и взялся двумя руками за скобы, что его держали. Металл заскрипел и взвизгнул, разрываясь.

Я ушел, а длинный глянул на врача. Тот висел посреди кабины с раскрытым ртом. Длинный отогнул обрывки скоб и долго смотрел сначала на них, потом на меня. И ничего не сказал...

Два дня пролетело в полной скуке. Больной пришел в себя на второй день. У него начали выпадать волосы, и никто этому не удивился.

− Ты нечеловек, − произнес врач в очередную вахту, когда сменял меня.

− Ты на астероид из-за чего загремел? − спросил я.

− У меня четыре человека умерли в больнице. Родственники подали в суд, те решили, что в этом виновен я, а не смертельный вирус.

− По-настоящему, − произнес я. − Я не прокурор и не судья. Ты виновен или нет?

− Нет! − выпалил он.

− Идиот, − послышался голос длинного. − В тюрьму не мог попасть по настоящему делу.

− А ты то сам попал от того, что детей в речке топил, − буркнул я.

− Ты лжешь! − заорал тот, и я рассмялся.

− Ну так и за что же тогда? − усмехнулся я.

− Этого тебе знать не обязательно, недоносок.

− Не боишься, что я тебя порешу, как того жирного? − фыркнул я.

− Не убил сразу, значит, не убьешь и теперь.

− Я ведь могу и терпение потерять.

− И получишь труп в своем же доме. Через день сам же задохнешься!

− Ну, через день я буду на свежем воздухе, это сто процентов.

Длинный вскочил и взвыл, ударившись в потолок. К невесомости он еще не привык.

− Ты сказал, через день?! − воскликнул он. − Куда мы летим?!

− Сейчас мы не летим. Стоим на месте, а компьютер считает. Ему два часа осталось до конца. Прыжок − две минуты с хвостиком, а там как повезет. Либо сядем на планету, либо рухнем, либо нас собьют. Короче, молись и попытайся убедить Бога, что ты раскаиваешься с своих грехах.

− Пшел в задницу, − буркнул длинный.

Корабль возник над планетой. Компьютер пожаловался на отсутствие маяков, но я его жалобу отклонил и заставил обсчитывать траекторию посадки. Глупый или нет был комп − это значения уже не имеет, но траекторию он посчитал неверно. Корабль резко вошел в атмосферу и грохнулся в песках в нерасчетном месте и так, что в рубке остались лишь кровавыше ошметки от людей. Меня тоже размазало по стенкам и смешало со всякой гадостью. Одно хорошо, пожара на борту не было и при посадке услужливо раскрылась одна из стенок, которой корабль пропорол скалу. Судить за аварию было некого. Комп скончался при ударе, а мне осталось лишь собрать себя и покидать это место.

Вам, наверно, хочется понять, что это за "собрать себя" и не псих ли я? − Не псих. Но и не человек. Если человека разорвать на части − это верная смерть. Но для меня все иначе. Мне незачем бояться жестких посадок. Я не почувствую боли, даже если по мне стрельнут из пушки. Мое тело представляет собой колонию одноклеточных организмов с коллективным разумом. И носителем разума являются даже не сами клетки, а полевые инфоструктуры, образующиеся вокруг них. Клетки − это всего лишь генераторы, сенсоры, исполнители. А разум ими управляет. Короче, разрыв организма − это всего лишь разнесение в пространстве рук. Уничтожение части клеток − не более чем уничтожение пальцев, которых бесчисленное множество. Вид человека, в котором я находился, в последнее время − всего лишь геометрическая фигура, в которую собрались клетки. Грубо, конечно. Чтобы меня не приняли за кого-то другого, надо формировать кости, кровь. Надо уметь быть человеком. И я все это умею, потому что в будущем я уже встречался с людьми. С экспедицией Терра-Инкогнита...

Я, кажется, говорил, что мне всегда не везет? С посадкой мне не повезло. Выбравшись из корабля я определил направление движения и решил идти туда, где, как мне показалось, был лес. Я шел несколько дней. Шел на четырех лапах, так удобнее. Идея полета мне в голову тогда не пришла, и это, в общем-то, было хорошо, хотя я через четыре дня проклинал себя, что забыл о полетах. Взлетев я обнаружил, что шел вдоль лесной полосы, которая проходила в полусотне километров.

Лес − это жизнь. А жизнь − это все, что мне необходимо. Проблем с питанием не осталось. Впрочем и все четыре дня похода их не было. Проблема возникла, когда я на своих зеленых лопухах пронесся над поселением местных жителей. Через час рядом оказалось несколько десятков самолетов, и мне пришлось спрятаться в лесу, потому что агрессивное настроение летунов чувствовалось за милю.

Лес был обстрелян и сожжен, но я сумел вырваться и уплыл по лесной речке. Огонь долго полыхал надо мной, вода стала горячей, но не на столько, чтобы повредить мне.

Море. Огромное море, множество живых существ и первая встреча с разумными. Я, естественно, изображал местного жителя − желтозеленого ящера, которого вытащили на палубу парусника после получаса непонятного спора и вопросов, которых я не понимал.

Споры на корабле закончились, а я принялся за обучение языку, одновременно, зарабатывая это самой простой работой. Четыре дня спустя меня вытащили на берег, предварительно связав цепями, и продали большому коричневому ящеру.

Рабства и плохого отношения к себе я не боялся. Плохо было то, что со мной почти не говорили. Местные жители делились по цветам, а мне, как обычно, не повезло, и я избрал себе самый низкородный цвет. Потом оказалось, что я выбрал себе смесь самых низкородных, а это было еще хуже, от меня шарахались даже желтые и зеленые.

Собеседника я себе впрочем, нашел. После четырех дней работы на жарком солнце (где я проявил себя вполне неплохо), рабов угнали в дом и там я встретил старого зеленого крокодила, тугого на глаза. Когда все вернулись, он просил воды, и я принес ему целое ведро.

− Кто ты? Я тебя никогда не видел, − произнес он первую фразу после того, как напился.

− Я тут новенький, − ответил я и сам отпил глоток.

− Это желтозеленый недоносок, − буркнул кто-то из зеленых, проходя мимо.

− Желто-зеленый? − переспросил старик.

− Тебя это смущает? − спросил я и тут же запнулся. Я заговорил на языке, которого здесь не знали.

− Что ты сказал?

− Я не знаю всех слов, − ответил я. − Я говорю на этом языке только две недели.

Мы говорили довольно долго. Старик под конец все же высказался на счет цвета, и я понял, что желтозеленых он не особенно любит. Мне стало смешно и грустно. Я просто ушел.

Драка за место в сарае был недолгой. Долговязый зеленый самец получив несколько раз по тому месту, где у него должны быть мозги, убрался, и с этого момента меня не задевали. Даже говорить стали со мной иначе.

Утром я выбрался из барака на солнце, чем удивил всех рабов и заработал несколько ударов плеток от коричневых охранников хозяина. Тот вскоре явился сам и долго что-то кричал, но не особенно старался вникать в его речь.

− Обед скоро будет? − спросил я, когда хозяин замолк на некоторое время. В ответ я получил еще несколько ударов плеткой, но они, видимо, означали "да", потому что обед рабы вскоре получили.

Пролетело почти два месяца. Я довольно сносно общался на рабском диалекте языка, но это было совсем не то, что я хотел. Несколько раз я забирался в дом хозяина, пару раз попался, за что получил наказание в виде порки в первый раз, а во второй после порки меня привязали на солнышке к столбу.

Глупые. Сказали бы стой на солнышке, я бы и сам стоял. Зачем привязывать. Кожа моя постепенно меняла цвет и, когда я постоял на солнышке приобрела яркозеленый цвет без капли желтого.

После этого меня привели в дом хозяина, и тот долго что-то выпытывал, но хозяйского диалекта я еще не понимал, о чем и заявил, используя всю мощь знания рабского. В награду меня снова поставили к столбу на солнышко и привязали, чтобы я от награды не отказался.

Был большой соблазн пустить корни, но я решил, что этого здесь не поймут, поэтому пользовался тем, что есть. Кожа на солнышке зеленела, а к вечеру рядом собралось несколько охранников и хозяин. Они долго смотрели на меня, затем отвязали о подвели к хозяину.

− Кто ты такой? − спросил хозяин на той части языка, что у рабов и хозяев совпадала.

− Я не знаю слов, которыми это объяснять, − ответил я.

− Ты из-за океана? − спросил он.

− Можно и так сказать, − согласился я.

Реакция оказалась довольно интересной. С меня сняли цепи, проводили в дом. Затем пришел еще какой-то коричневый и попытался говорить на другом языке. Сообщение о незнании того диалекта было воспринято с гневом. Цепи вновь оказались на мне, а я в бараке.

Хозяин мною более не интересовался. Но я сам интересовался библиотекой в его доме, и еще не раз стража подымала тревогу, но я более не попадался. Просто менял себя и сбегал. Даже если кто-то и видел, то совсем не зеленого.

Через полгода я вполне сносно умел писать на двух языках, говорил на одном и кое-что понимал на втором. Но язык хозяев и рабов разделял слабовато.

− Эй ты, зеленый! А ну, иди сюда! − послышался окрик.

Я развернулся и приблизился к хозяйке − дочери хозяина. Отвечать не полагалось и я приветствовал ее, встав на колени, как это требовал местный этикет.

− Иди за мной, − приказала хозяйка.

Вскоре на мне висело несколько корзинок, и я ходил вслед за коричневой крокодилихой по базару. Корзинки наполнялись какими-то тряпками и продуктами. В одном из рядов хозяйка купила цепь с ошейником, который зачем-то одела на меня. Цепь теперь она держала в руках, наверно, боялась, что я потеряюсь.

После базара она повела меня дальше по улицам города. Там было не мало таких же зеленых, как и я, с цепями на шее. Некоторые коричневые вели за собой по три-четыре раба.

Спрашивать мне ничего не полагалось, и я не пытался говорить. К вечеру мы покинули город и остановились поселке, где хозяйка получила комнату для ночевки. Я, впрочем, остался снаружи, привязанный цепью. Второй конец цепи уходил под дверь и был прицеплен там. Зачем нужен подобный ритуал, я не спрашивал. Улегся под дверью номера и проспал до утра. А утром дорога продолжилась и я остановился посреди. Просто встал, затем сел на траву.

− Ты чего расселся?! − зарычала хозяйка.

− Топливо закончилось, − буркнул я. Она долго смотрела на меня полуразинув пасть, затем вытащила из корзинки какую-то траву и сунула мне под нос. Вполне съедобно, я сжевал траву, затем выпил воду из фляги, после чего поднялся. − Могла бы и в деревня покормить, − буркнул я.

− Заткнись.

− Я такого слова не знаю.

Она встала и дернулась, глянув мне в глаза. Что она думала, не знаю, но не проронив ни звука она снова пошла вперед, дернув меня за цепь. Я молчал до очередной остановки. Теперь хозяка отправила меня в общую столовую для рабов, где кормили натуральными отбросами.

Утром завтрак был столь же питателен, как и вечером, поэтому, едва мы оказались на дороге вдвоем, я задержался.

− Иди нормально! − прикрикнула хозяйка, но я встал выронил все корзинки, опустился на колени и начал блевать прямо на дорогу. Она от этого даже поводок выпустила.

− Прошу прощения, я не привык к столь роскошной еде, − проговорил я, когда вывернул весь желудок.

Она не говорила, но, когда я оклимался, заставила поднять все и идти за ней. Разговоров не было, у входа в новую гостиницу хозяйка задержалась перед столовой для рабов. Ее хозяин тут же начал предлагать услуги, объявляя, что у него замые дешевые обеды для рабов.

− Лучше я травку пощилю на лужайке, чем заходить сюда, − буркнул я.

Бурый сделал вид, что пропустил слова мимо ушей, а хозяйка дернула меня на цепь, и я остался до утра под дверью ее номера. А утром она остановила меня на лугу и приказала идти щипать травку.

Я не отказывался. И нажрался так, что под конец она сама влезла в траву приказывая возвращаться.

− Идиот, ты же сдохнешь! − закричала она.

− Я скорее сдохну с тех помоев, чем с травы.

Куда мы шли, знал, наверно, только один бес. На четвертый день. На дороге нас догнали несколько коричневых. Хозяйка приказала бежать, но бежала на много хуже меня и тех коричневых. Нас догнали за три минуты, меня просто толкнули в траву, а ее схватили. Она кричала, требовала, чтобы ее отпустили...

− Ребята, вы что, языка не понимаете? − произнес я выбираясь на дорогу.

− Разберись с этим недоноском, − приказал коричневый командир. Хозяйка уже была связана и только выла. А на меня было направлено оружие.

Пуля − дура − промазала. Вторая тоже была дура... В общем, дурами оказались все шесть, но я решил, что пора обижаться, и коричневый, что пускал в меня пули, грохнулся в придорожную пыль. Пистолет, разумеется, остался в моей лапе. Двое коричневых киулись на меня и тоже попадали. Стрелять они не стали, видимо, поняв, что это бесполезно.

Подниматься с земли троица не пожелала, и это их желание я как следует закрепил веревками. Хозяйка поначалу не возражала, и закричала только когда я разрезал веревки связывавшие ее лапы и крокодилью пасть.

− Ты кто такой?! − закричала она на меня.

− А что, твой папаня тебе не говорил кто я? − удивился я. − Я ему уже это говорил.

− Тебя скормят червякам! − заорал командир троицы очнувшись.

− За что это они тебя так возненавидели? − спросил я у хозяйки.

− Это он про тебя сказал, урод зеленый! − выпалила она.

− Меня скормят червякам? − удивился я и показал командиру непристойный знак. − Ну насмешили! Все червяки мною отравятся сразу.

− Освободи нас, или тебе хуже будет! − выпалил второй.

− Я так боюсь, что сейчас заплачу, − фыркнул я.

Хозяйка, тем временем, схватила пару корзин и побежала по дороге прочь.

− Ты, раб зеленый! − заорал командир.

− Дружище, я же и разозлиться могу, − спокойно сказал я. − Знаете как? Возьму ножик и на ваших шкурках напишу какие нибудь нецензурные слова. Вы же потом во век не отмоетесь.

Я подкинул в лапе ножик и сделал несколько вывертов когтями так, что вся троица замерла. Нож летал у меня меж пальцев как у виртуоза. Я развернулся и глянул на дорогу. Хозяйки уже не было видно.

− Ну, коли девочка не видит, можно и начать.

− Нет! − заорал командир. − Не подходи!

− Чо это за ерунду ты тут болтаешь, зеленый, − усмехнулся я и выхватив второй нож на глазах всех троих полоснул себе по коже на руках и груди. Через две секунды ошалевшая троица наблюдала, как из зеленой кожи вылез коричневый ящер.

Я стащил с себя зеленую кожу, снял ее с головы и оскалился, смеясь.

− Пока, недомерки. Над вами будут еще долго смеяться. − Я прошел к ним, каждому нацепил на морду зеленую маску, но не развязывал. Схватил последнюю корзину и помчался по дороге, вслед за хозяйкой.

Та свернула в лес, и я нашел ее довольно быстро по следам. Коричневая ящерица пряталась в кустах и сидела там до последнего.

− Так и будешь там сидеть? Тебя же любой крокодил тут найдет, − произнес я, изменив голос.

Она зашевелилась и выбралась из кустов.

− К-кто вы? − спросила она.

− Вообще-то, я раб одной зеленой крокодилихи.

− К-как это зеленой? − она начала озираться.

− Ну, в жизни всякое бывает, знаете ли, − усмехнулся я. − А вы кого-то боитесь?

− Боюсь. На меня напали бандиты!

− Да? − Я удивленно обернулся вокруг. − Они, наверно, невидимые, да? − полушепотом спросил я.

− Нет. Я от них сбежала и прячусь. Вы мне не поможете? Мне надо спрятаться!

− Помочь я бы мог. Но у меня нет своего дома, чтобы где-то вас спрятать. А вы где живете?

− Нигде. У меня тоже нет дома.

− Ну, тогда я пошел. Не люблю, когда мне врут.

− Я не вру!

− Врешь, вон даже нос позеленел от вранья!

Она схватилась за нос, и мне стало смешно. Я чуть усмехнулся и пошел неспеша через лес. Вскоре позади послышался шум, и я не удивился, обнаружив рядом свою бывшую хозяйку.

− Подождите, пожалуйста! − воскликнула она.

− Что еще?

− Вы ведь знаете этот лес? Вы можете меня проводить до города?

− До какого именно?

− До Умерон-Кайдо.

− Однако, заявочка! − фыркнул я. − Туда топать дней десять!

− Ну, пожалуйста! Я заплачу, сколько скажете!

− Хорошо. Идемте, коли так.

Два часа спустя мы вышли к поселку. Дорогу я не знал, но какая разница? Шли то мы вдоль того же проселка, всего в сотне метров. В поселке девчонка озиралась по сторнам, кого-то искала. Я не спрашивал и только в гостинице объявил, что за проводы она будет платить за все обеды и ночевки, плюс столько же в оплату.

Она что-то прикинула и согласилась. А вечером, уже в номере предложила себя в оплату. Я не ответил. Ушел в свою комнату и долго изучал местные удобства, пока не заснул. Утром мы пустились в путь молча.

Наземного транспорта здесь практически не существовало. Меня это удивляло, потому что я видел не только корабли, но и самолеты. Впрочем, в книгах было не мало рассказов, и теперь я знал, что находился в одной из наименее развитых частей света. Как всегда, мне повезло влипнуть в самое дурное место. И спутница досталась ни рыба ни мясо.

Небольшой город, попавшийся по дороге, она решила обойти.

− Интересно, ты от кого бежишь, а? − спросил я.

− Это мое личное дело, − буркнула она.

− Ну, как хочешь. − Я более не спрашивал ни о чем, но на третий день не выдержала она.

− Почему ты отказался от меня? Я что, некрасивая?

− Я люблю только зеленых, − буркнул я.

− Ты что, извращенец?! − воскликнула она, отскакивая.

− Это мое личное дело. Не нравится, плати за то, что мы прошли и прощай.

− Мы еще не дошли до места, − буркнула она, отворачиваясь.

Дорога продолжалась. Вскоре деревни по пути начали встречаться чаще. Появилась куча путников.

Выйдя из-за очередного угла мы наткнулись на очередную пару пешеходов. Коричневый ящер погонял небольшого зеленого. Моя хозяйка быстро их обогнала, а я задержался и выдернул плетку из лап коричневого погонщика. Через мгновение раздались два удара хлыста и вой коричневого.

− Ты что делаешь, бандит! − заорал хозяин зеленого. От очередного удара его пасть захлопнулась.

− Ты что, псих?! − заорала моя коричневая спутница. Она не решилась ко мне подойти, а я отходив коричневого прошел к зеленому рабу.

Тот сидел замерев на дороге и едва не помер со страху.

− Вставай, идем, − сказал я зеленому.

− Ты, ворюга! − заорал коричневый и замер, увидев оружие.

− Проваливай отсюда, пока я тебе вентиляцию в башке не сделал! − зарычал я.

Коричневый бросился бежать прежде чем я закончил говорить. А зеленый встал на колени передо мной, после чего исполнял все приказы.

Самое интересное, что сбежал не только коричневый хозяин, но и моя спутница. Я слышал только как она улепетывала через лес и решил более не идти за ней.

А зеленый просто стал моим рабом и мне пришлось убить почти два часа, чтобы затавить его говорить связные фразы.

Вопрос вертелся у меня в голове довольно долго. Вопрос о том, что я делаю и зачем? Раба я фактически украл. Тот ничуть этому не воспротивился и вскоре я понял, что он раб до мозга костей и не понимает, как может быть иначе с зелеными. Когда я заговорил о свободе, он встал на колени и взмолился, прося его не губить. Он на свободе видите ли сразу помрет, потому что без хозяев рабы все умирают. Выбора у меня не осталось, и я его продал.

Разбойников встречал на дороге два раза. Оба раза они удирали как сумасшедшие, едва увидев мою пушку. Патронов в ней не было, но и без патронов она оказалась прекрасным пугалом. Даже для местных стражей.

Они ввалились в бар, где я ужинал в очередной раз, попытались меня согнать с места, затем дико извинялись, стоя на коленях. Хозяин заведения пытался заплатить мне за то, что я у него остался на ночь, но я дорого не брал. Только вернул себе то, что отдал за обед.

Пришлось заняться выяснением, почему местные так боятся железяк. Выяснил. Я шел по земле дикарей, несколько десятков лет назад захваченной сильным соседом. Огнестрельное оружие здесь почиталось как знак власти, и я этим теперь пользовался.

Умерон-Кайдо стоял на границе. Солдаты, едва заметив меня, тут же закрыли переход через речушку, но я прошел к ним, и командир потребовал пропуск. Пистолета вполне хватило. Оружие, разумеется, пришлось отдать. Через полчаса на заставе уже знали, кому оно принадлежало, и я получил бумагу именем того коричневого зубастика, у которого оружие отобрал.

Меня сопроводили в город, а оттуда сразу же отправили в столицу. По дороге пришлось несколько раз менять внешность. Но охрана менялась чаще, чем я, поэтому мое преображение не заметили, а я стал почти копией хозяина оружия.

Кориченвый долго смотрел на меня, а я на него.

− Что это значит, Арах? − зарычал он.

− Где? − спросил я. Голос я, разумеется, поменял на тот, который надо.

− Что где?

− Правда? − Я прищурил один глаз и чуть повернул голову.

− Ты что, пьян?! − заревел начальник. В кабинет вскочила охрана. В камеру его! И приведите в порядок, чтобы через два часа был чист!

Что они там со мной делали, я не особенно интересовался. Через час меня привели к начальнику с докладом, что я "чист".

− Отвечай, Арах, какого дьявола ты напился?! − заорал Эрдж. Так звали начальника. Я чуть повел головой, принюхался к воздуху.

− То есть как? − спросил я.

− Прекрати придуриваться! Или ты пойдешь в камеру пыток!

Я по-прежнему изображал блаженного, а в камере пыток визжал так, словно меня резали, даже когда меня никто не мучал. Вообще-то, боли я не чувствую, поэтому начальник решил, что я и вправду свихнулся. Пару раз он видел, как раскаленное железо касалось моего тела, а я это "не видел".

− Стой! − приказал палачу коричневый в очередной раз.

− Где? − спросил я, расчесывая когтями последний ожог.

Больница оказалась вполне приличным местом. Врачи тут были не ахти, но спец по психиатрии оказался на высоте. Ему не говорили, кто меня мучал, и коричневый считал, что ожоги я получил от врагов. Привести меня в нормальное состояние он не сумел, но "научил" правильно говорить и выяснил, что я "зеленый раб". Подробностей я ему нарассказывал столько, что сомнений у него не осталось, что я таковым себя и считаю. Хотя, убедить меня в обратном он "сумел". Не сумел убедить, только что я раньше не был зеленым рабом.

− Его основательно обработали, − произнес врач. Он ничего не помнит и считает, что раньше он был зеленым рабом.

− Как это может быть? − спросил Эрдж.

− Скорее всего, химическая обработка. Они могли даже держать его рабом.

− Но как такое возможно?! За три недели!

Врач дрогнул.

− Три недели?

− Три недели назад он был здесь и был нормален!

− А если подмена?

− Подмена исключена. Я его слишком хорошо знаю. Запах никто не может подделать!

− Я таком случае, боюсь, что вам остается только назначить ему пенсию и отправить куда-нибудь на длительное лечение. Может, он что-нибудь и вспомнит позже.

Эрдж покачал головой. На следующее утро он встретил Араха.

− Это он! − выпалил я. − Он меня мучал! Он! − завыл я, прячась за врача.

− Ты ошибаешься, Арах, это твой друг, − произнес врач.

− Нет! Нет! Нет!..

Несмотря на мои протесты, "друг" забрал меня и долго пытался что-то объяснить, ссылаясь на ошибки. Но мне до них не было дела. Я просто с ним не говорил.

Уйти из закрытого санатория не составило труда. Понятно, что нормальные крокодилы не могут пройти через решетку, но меня то держали за психа. Значит, мне можно!

Когда через два дня меня поймали, я так и объяснил врачу:

− Я через решетку прошел.

− Как?

− Прошел и все! − выпалил я. − Что за дурацкие вопросы, вы что, через решетку проходить не умеете?!

− Мы не умеем.

− Ну так и учитесь сами, я вам не нанятый!

Убедить меня они не сумели, но и выйти не давали довольно долго. Тогда я утек в канализацию... Думаете, это сложно? − Ничего подобного! Вы же знаете, кто я, это они не знают... Утек. В прямом и переносном смысле.

Теперь меня искали долго. Я изменил свою внешность и лишь когда попался через четыре недели в когти полиции, стал таким, каким меня знали врачи.

Врач, конечно, не поверил, когда я рассказал правду. Ссылался на то, что местные жители не умеют утекать в канализацию, что это вообще... некультурно. Я не стал спорить.

И утек во второй раз через день. Они заслонов не ставили − не поверили!

Разведка дело тонкое. Особенно, когда плохо знаком с местными обычаями. Мне пришлось учиться еще не мало. Почти три года прошло, пока я не перестал выделяться среди местных своим разговором и иным мышлением. А мир местных крокодилов, тем временем, сотрясался от ударов первых авиабомб. Война шла на другом материке и вскоре пришла в страну, где я околачивался.

В армию я попал через два дня после начала войны. Попросился летчиком, но записали в шпионов и я, естественно, сыграл в ящик. Впрочем, это не местное выражение, тут никого не хоронили в гробах. Шпионов, тем более. Меня с кучей "собратьев по профессии" свалили в кучу и зарыли на каком-то болоте. Я бы сбежал и раньше, но сторожили больно строго, могли не понять. А вот из болота выбрался довольно легко и вскоре вернулся в строй. На этот раз, стал Арахом, и меня тут же отправили к Эрджу. Курорт, как выяснилось, был закрыт, но документы все нашлись.

− Ты меня совсем не помнишь, Арах?

− Помню. Ты меня каленым железом метил.

− Это была ошибка.

− Да хоть десять ошибок.

− В таком случае, мы расстаемся. Навсегда. − Он отвернулся и приказал отправить меня в воинскую часть.

Вскоре я попал на фронт, где обнаружил то что и ожидал. Коричневые дрались с зелеными. Дрались не долго. С соседнего материка пригнали кучу техники, и зеленые наступали, почти не встречая сопротивления.

Мой взвод во втором бою был разбит. Глупые пули долго пытались попасть мне в сердце, но не сумели. Они и понять не могли, что настоящего сердца у меня просто нет. А когда пришли зеленые солдаты, я попал в плен. Пленных оказалось довольно много, нас согнали в лагерь, где долго читали лекции о равенстве разумных видов.

Через два дня мне удалось подобраться к самой трибуне, и когда лектор закончив спросил о вопросах, я выбрался на трибуну.

Позади раздалась куча гневного рычания, но я его не слушал.

− Вы действительно считаете всех разумных равными? − спросил я.

− Да, считаем, − ответил зеленый.

− И инопланетян считаете равными?

− Каких инопланетян?

− Обыкновенных. У них вместо когтей шупальца на руках и кожа розовая! А есть еще такие, склизские, полупрозрачные инопланетяне, почти как медузы выглядящие, такие тоже равны всем?

− Мы ценим шутки, − произнес зеленый.

− Значит, инопланетяне вам не равны? Спасибо за ответ.

Я пошел назад.

− Разумные инопланетяне нам равны! − крикнул вдогонку зеленый.

− Да ну? − я обернулся. − Ты же врешь! Вон, не далеча как четыре года назад вы инопланетян сшибли и едва не убили!

− Кто вам рассказал этих глупостей?

− Я это видел сам.

− Эта шутка совсем не смешная.

Я не ответил и удалился в кучу пленных. Те, впрочем, пошли в стороны и разошлись от меня как от прокаженного. Зеленые уехали, а я оказался окружен "своими".

− Ты предатель! Только предатель может разговаривать с этими мерзляками!

− Вы их слушали, значит, вы тоже предатели. Все до единого! − выпалил я.

− Нас сюда силой загнали, а ты сам пошел! − завыли голоса и кольцо сомкнулось вокруг меня.

Пришлось взлететь. Не, все так и было! Не под землю же утекать. Взлетел в воздух, пролетел круг над толпой и приземлился в стороне.

Больше не подходили, а я сложил крылья, и они слились с моим телом. Немного подумал и стал клетчатым. Большие такие клетки. Зеленые и коричневые.

Пленные удрали еще дальше.

А я пошел в обратную сторону и остановился у ворот. Через несколько минут в обратной стороны остановилась машина, и в ворота прошло несколько зеленых. В том числе и лектор.

− Что это значит? − спросил самый смелый.

− А что? Раз в клетку, значит, уже и не разумный, да? − спросил я.

Кто-то дал знак, и меня увели за ворота, посадили в машину.

Ехали молча. Говорить было трудно, машину болтало по дороге, к тому же, шофер явно считал, что везет картошку, а не пассажиров. Лектор пару раз врезался лбом в потолок, пока не пересел на другое место.

− Как вас зовут? − спросил он меня, когда качка закончилась.

− У меня много имен. Одни называли рабом, другие психом, третьи шпионом. Последний раз − предателем.

− Это не имена. У вас есть настоящее имя?

− Мое настоящее имя на вашем языке непроизносимо. Я чуть изменил голос и зарычал, издавая звук, который местные действительно не смогли бы воспроизвести своим голосом.

− Кто вы?

Я некоторое время молчал, затем изменил себя и вокруг раздлся шорох вздохов. Еще бы! Перед ними оказался крылатый серый зверь.

− На самом деле, вы мой корабль сбили, − сказал я.

− Это была ошибка.

Я немного промолчал. Затем раскрыл крылья, подымаясь и вернул себе вид местного крокодила. Зеленого.

− Знаете, что будет, если вы расскажете обо мне начальству?

− Что? − спросил лектор.

− Наиболее вероятно, вас отправят в психбольницу.

− Почему это? − возмутился зеленый.

− Потому что я здесь несколько лет живу и не намерен выставлять себя напоказ. Но вы меня немного убедили, что и вправду хотите считать всех разумных равными.

− Но, если вы прилетели к нам, вы должны раскрыться! Это же событие мирового масштаба!

− Понимаете ли, я маленький, а планета у вас слишком большая, меня раздавит. Не нужны никакие масштабы. Корабль мой сбили. Меня обстреляли, когда я первый раз появился. Ваши обстреляли, у тех за одно слово "самолет" в шпионы записывают.

− Самолеты есть не только у нас.

− У вас здесь есть колония инопланетян? − удивился я.

− Не... − Зеленый запнулся.

− Значит, ваши обстреляли. Больше некому.

− Но я же сказал, это была ошибка.

− Ошибки надо исправлять. Для вас единственная возможность доказать, что вы не лжете − дать мне возможность спокойно и свободно жить и так, чтобы никто не вмешивался в мои дела.

− Сейчас это невозможно. Идет война.

− Я плохо понимаю это слово, − соврал я. − Не знаю, что такое "война".

− Вы же здесь жили несколько лет!

− Да, жил. На цепочке у одного хозяина. Понимаете ли, первым я увидел зеленого крокодила и стал зеленым. Потом только коричневым, да и будучи коричневым, попал в психдом. Они меня не поняли. А когда началась эта самая ваша "война", мне сунули в лапы оружие и послали убивать непонятно кого и непонятно за что.

− Значит, вы были на фронте?

− Был. В двух боях участвовал. Во втором меня взяли в плен, хотели пристрелить на месте − не сумели.

− Откуда тогда вы знаете, что они хотели? − спросил командир вооруженной группы.

− Они это обсуждали. Я ваш язык немного знаю тоже. Знаете, весело так обсуждали. Говорят, "ну, что, пристрелим братца или пусть живет?" Им повезло, решили не стрелять.

− А если бы выстрелили?

− Пули глупые. Они всегда мимо меня мажут. А некоторые особо злые от дурости на сто восемдесят градусов разворачиваются...

Машина затормозила. Рядом оказалось несколько зеленых солдат, и вся группа выбралась наружу. Меня проводили через базу.

− Что вы намереваетесь делать сейчас? − спросил лектор, останавливаясь.

− Могу изобразить вашего раба. Цвет поменять − секундное дело.

− В нашей стране рабство отменено тысячу лет назад.

− Тогда, что вы предлагаете?

− Вы же сказали, что желаете быть свободным.

− Да, но вы отказали.

− Когда это я отказал?!

− Не согласились, значит − отказали. Иного не дано.

− Ничего подобного. Свободу у вас никто из нас не отбирал.

− То есть если я сейчас уйду, то меня на улице не схватят и не отправят на фронт? Не станут пытать, объявлять шпионом из-за того, что у меня нет бумажек и язык я ваш знаю хреново?.. Странное у вас равенство.

− Сейчас идет война.

− Вы же знаете, кто я и каким образом эта ваша война меня касается?

− Идите за мной, − произнес он, и я не возразил.

Начальству своему они все рассказали. И меня представили. Я долго молчал, слушая вопросы, затем стал чесать шею и начальник умолк, увидев на ней жирный след от ошейника. Ошейника, разумеется, не было.

− Он вообще понимает, что я его спрашиваю? − обратился начальник к лектору.

− Он все понимает. Но не хочет отвечать.

− Почему?

− Он не хочет, чтобы о нем знали.

− Почему?

Ответ повис в воздухе, и я взглянул зеленому ящеру прямо в глаза.

− Почему вы не хотите, чтобы о вас все знали? − спросил он.

− У вас тут война из-за цвета кожи, а как узнают, кто я − тут же решат, что меня надо убить. И ваши, и не ваши.

Начальник глянул на лектора.

− Я хочу видеть доказательство, что вы пришелец, − сказал он вновь мне.

− Хотеть не вредно, − фыркнул я и снова начал чесаться. На этот раз, чесал живот.

− Может, он больной? − спросил начальник.

− Я не знаю.

− Вызовите врача.

Весело было смотреть, как начальник говорил с врачом на счет анализов и моего вида. Спец прямо заявил, что я "чистокровный гиренай". Это на местном диалекте... что-то означало.

− Гиренай? Тогда, какого дьявола?!..

Шума было много. Я попал в уютную комнату с маленьким окошком и прочной дверью. Чтобы меня не украли враги, наверно. Некоторое время раздумывал, не утечь ли в окошко, но пришел лектор.

Злой.

− Зачем вы так делаете? − спросил он.

− Вы глупости спрашиваете. Я вас еще там предупредил, что никаких подтверждений с моей стороны не будет. А будете настаивать, вас в психбольницу упекут!

Он прошел немного и сел передо мной.

− Пока вы "обыкновенный гиренай" я могу сделать только одно. Забрать вас к себе домой, где вас запишут домашним животным.

− Это еще почему?

− Потому что гиренай − неразумное существо.

− Ну, враки это. Я своими глазами видел, как они говорят, работают. Все признаки разума, иначе, я им и становиться не стал бы!

− В любом случае, другого выбора для вас не будет.

− Крутое у вас равенство, однако. Вранье одно.

− Это не вранье!

− Не вранье?! Разумное существо считать неразумным − это что?!

− Существует четкое разделение. Разумными считаются только те существа, представители которых способны к логическому мышлению на уровне LH240.

− Ух ты! Какая крутая цифиря! Не... у нас критерии разума другие.

− Какие?

− Ну, это вам спец нужен, а не я. Но даже я − не спец − вижу, что гиренай разумен! В противном случае, вам придется признать, что неразумен я.

− В вашем разуме никто не сомневается, − буркнул лектор.

− В таком случае, что у вас за проблемы? Вы не способны выполнить свои законы?

− В том все и дело, что мы выполняем законы! Вы в них не вписываетесь! Гиренай, согласно закону, неразумное существо, а вы биологически − гиренай, а умственно − не знаю кто!

− То есть вы по этому самому признаку уже можете доказать, что я пришелец, так?

− Можно, но это сложно. Все будут считать, что ты дресированное животное.

− И говорящее?

− А вы считаете, что повтор речи − есть безусловный признак разума? Гиренаи находятся на грани, их может спутать с разумным... но только неспециалист.

− Не... я так не играю!

Лектор дернулся и замер, глядя на меня.

− При чем здесь игры? Вы что, играете с нами?

− А вы иного мнения? − усмехнулся я. − У меня выбора то нет, кроме как играть с вами. И ставка в игре − моя свобода. На той стороне меня сразу в ошейник сунули, не спрашивая. А тут почти то же самое.

− Не тоже самое! Никто не собирается одевать вам ошейник!

− Да ну? А домашним животным меня кто прописать желает?

− У вас останется свобода.

− Да? Тогда, пишите.

− Что писать? − не понял ящер.

− Домашним животным пишите! А там посмотрим, умеете ли вы слово держать!

Умеют. Наполовину.

Или это у них понимание свободы такое своеобразное. Свободен внутри вольера. А дальше только в сопровождении "разумного" члена семьи. Глупости какие-то. На Земле совсем неразумных собак и тех выпускают за забор гулять, а тут нате!..

Впрочем, дыр в заборе было множество. Охрана за всеми уследить не могла, и я частенько гулял по городу сам. Тем более, когда гиренай и сапенай по виду отличить сложно. Виды были столь близки, что было возможно перекрестное сношение, только рождались в этом случае уроды бесплодные. Типа того "желтозеленого", которым я стал в самый первый раз.

В очередной день, когда я гулял по городу, рядом остановилась машина, и из нее выскочил мой "хозяин".

− В чем дело, Гир? Ты с кем? − заговорил он.

− Я сам с собой, какое дело? − спросил я.

− Я же просил тебя не выходить за забор.

− А я и не выходил.

− Как же не выходил, если ты здесь?

− Я прополз под забором, но не выходил, − усмехнулся я. − А заделаешь дыру, буду перескакивать через. Мы, кажется, говорили на эту тему, а?

− Ты понимаешь, что будет, если тебя поймают?

− Меня зажарят и съедят?

− Иди в машину, − приказал он, не отвечая.

Я сел на заднее место и молчал всю дорогу.

В этот же вечер, Эрфе пригласил меня в свой кабинет и попытался читать лекцию. Я демонстративно заснул и захрапел на третьей минуте. Эрфе меня не понимает. Он, ни на мгновение не сомневается, что я пришелец, но мое поведение ему кажется ненормальным. Просто неприемлемым для разумного!

− А может ты еще ребенок? − спросил он.

− Ребенок? − удивился я. − Да если взять и сложить годы твои, твоих детей и жены, то и половина моих не наберется!

− Тогда, я все понял. Ты − старый маразматик.

− Глупости, − фыркнул я. − Ты пытаешься всунуть в свои рамки то, что в них не влазит.

− Не понимаю. Тогда, что ты делаешь? Смысл во всей этой твоей беготне!

− В беготне смысла нет, − усмехнулся я. − Просто побегать, погулять, увидеть, что я не в клетке сижу. А во всем остальном смысл только один − я жду.

− Ждешь? Кого?

− Не кого, а чего. Жду, когда вы в космос взлетите. Тогда у меня появится возможность лететь к себе домой.

− По всем прогнозам это будет не меньше чем через сто лет.

− Ну, мне не привыкать торчать на диких планетах. Ты же знаешь, что я бессмертен.

− В это плохо верится.

− Я же тебе объяснял.

− Что? Что ты можешь из старика в молодого обернуться? А то, что тебя просто могут убить?

− Ну, не родилась у вас еще та бомба, которой можно меня убить наверняка.

− Бомбы не рождаются.

− Да ну! Они растут на железных плантациях, которые удобряют мераллоломом и мочой рабочих!

Он просто уставал спорить, и я уходил. А через несколько дней все повторялось. Но Эрфе еще и пытался узнать что-нибудь о моей планете. Узнал только, что там куча лесов полей и рек. О том, что городов у нас нет − не поверил. Пришлось рассказать, что меня увезли к себе инопланетяне с другой планеты, а я потом от них сбежал, захватив корабль. Про тюрьму молчал.

Странный он, этот Эрфе. Думает, будто я не знаю, что он обо мне докладывает чуть ли не каждый день, что его основная работа − это я, а не какие-то там научные комиссии и лекции. Для смеху раз зашел в университет, где он "лекции читает", выяснилось, что профессор Эрфе занят важной научной работой и лекции временно отменены.

Через месяц он уже не был столь нервным. Причина мне была понятна. Наверху уже не сомневались в том, кто я, потому что я "дал промашку". Что еще они могли подумать, если со слов "зеленого неразумного" получают точную информацию о месте падения инопланетного корабля, поиски которого ведутся несколько лет.

Не там искали! Умники засекли траекторию падения на большой высоте, но с оценкой места падения лажанулись так, что поисковики крутились в соседней пустыне.

Ну, а я "лажанулся", "клюнув" на слова профессора, что корабль в пустыне уже найден, "проговорился" о месте падения. Теперь начальство считало, что профессор действительно изучает инопланетянина. Да и маловероятно было, что кто-то натренировал "неразумное существо" до такой степени, что его от разумного спец не отличает. Несколько раз в дом приезжали под видом гостей комиссии, и я в такие дни не особенно себя показывал. Профессор этим только "доказал", что я более разумен.

Война закончилась через полтора года. Рабовладельцы сдались, и теперь, на "последнем островке варварства" строилось "лучшее будущее".

− У вас ракетами никто совсем не занимается? − спросил я профессора в очередной день.

− Ты же этим не интересовался.

− Ну и что? Надо же начинать когда-то, − буркнул я.

− И выдать себя?

− Почему это выдать? − Я прошел около его стола и вытащил из рукава бумагу с копией секретного доклада Президенту, где шла речь о продолжающемся эксперименте профессора Эрфе с инопланетянином.

− Откуда ты это взял? − спросил он.

− Некорректный вопрос, − буркнул я.

Эрфе поднялся из-за стола и едва не зарычал.

− Ты обманул меня! Ты здесь не один! − заревел он.

− Ух ты! Во здорово, а я то думал, что вы все неразумные, и я тут один! − воскликнул я. − Что за проблемы, дружище? Я этот доклад сам написал и отправил на имя Президента от имени твоего начальника. Это было так просто, надо всего-навсего пройти под его видом в секретный отдел, прочитать все бумажки, касающиеся меня и состряпать еще одну, мало чем отличающуюся от всех. Чтобы в круговерти лишнее письмо не выделялось.

− Ты шпион!

Эрфе едва не накинулся на меня, затем выскочил в дверь кабинета.

− Вот тебе и равенство, − буркнул я.

Поймать меня они не сумели. Долго искали, но какой толк в поиске по фотографии того, кто умеет менять свой вид? Я без проблем получил легальный статус как сапенай, получил документы, сдал экзамены и ушел в район, где проводились работы над первыми ракетами.

Там же был спрятан и разбитый корабль землян. Понять в нем местные ученые ничего не смогли, и я едва ли не рыдал над докладами об экспериментах с маленькими кристаллическими приборами со множеством ножек. Схема процессора на кремнии была названа "серым налетом", который приняли за грязь. Ха!.. И смыли...

Подделывать местные документы я научился давно. Никакой технологии, только допотопная техника. Да и доступ у меня было практически в любое место. Ну, разве может солдат охраны не пропустить Министра Обороны на секретный объект? И станет ли спрашивать у него документ? Особенно, после предупреждения по телефону, что "он сейчас проедет".

Я делал что хотел. Под конец устроился в отдел космических разработок...

Старый зеленый крокодил смотрел на меня и пытался что-то вспомнить.

− Мне никто о вас не говорил, − произнес он.

Я передал ему бумагу, а там было распоряжение заместителя министра. Настоящее. А тот получил рекомендательное письмо от своего знакомого. Тот, впрочем, погиб на фронте, но "парень с письмом" несколько запоздал.

Начальник взялся за телефон и вытащил помощника министра, требуя с него ответа, какого черта тот присылает на секретный объект неизвестно кого. Рычание длилось довольно долго, но кончилось тем, что трубка полетела в стену и разлетелась в дребезги.

− Будешь полы подметать, − фыркнул дракон.

− У меня только одна просьба будет.

− Какая?

− Дайте мне микроскоп.

− Зачем? − фыркнул старик.

− Я в своей комнате хочу портрет моего учителя повесить. Надо гвоздь в стенку забить.

− А микроскоп зачем? − не понял ящер.

− Как это зачем? Гвоздь им буду забивать!

− Гвозди молотком забивают, а не микроскопом, неуч! − зарычал дракон.

− Шутки шутите? − фыркнул я. − А профессора в вашем кабинете стекла разве не моют?

− Ты хочешь сказать, что эта бумажка что-нибудь стоит? − спросил старик и разорвал рекомендательное письмо. − Ты − пустое место!

− Ладно, как вам будет угодно, господин чемодан.

И я растворился в воздухе.

Профессор упал в обморок, и я вернулся, вызвал медиков, ящера привели в себя. Я тем временем собрал обрывки рекомендательного письма и соединил их в одно целое. И все же, мне это не помогло. Заместитель слушал только своего начальника, а тот приказал не принимать меня, когда оказалось, что я "довел его до обморока".

Мне просто не осталось выбора, и я отправился в другой центр. Там о космосе еще только раздумывали, а строили самолеты и вертолеты. Я не стал врываться с "письмами", устроился на работу, как обычный инженер.

− Лион? − начальник смотрел на меня довольно странно. − Вам что-то не понятно в задании? − спросил он.

− Мне все понятно, я его уже выполнил.

Начальник хлопал глазами, долго рассматривал чертежи, проверял расчеты, потом глянул на меня.

− Вы где-то работали раньше?

− Орминер меня выгнал, − сказал я, забыв сказать, что выгнал он меня, когда я пришел наниматься.

− Так-так... И за что же? − Начальник уже не смотрел на чертеж, а раззматривал меня.

− Личная неприязнь, другой причины я не вижу.

− Из-эа чего?

− Из-за того что молодой, из-за того, что слишком большого мнения о себе, из-за старческого марзма...

− Я позвоню ему и выясню о том кто ты такой, − сказал начальник, берясь за телефон.

Я промолчал. Через некоторое время оказалось, что Орминер не знает никакого Лиона и никто с таким именем у него не работал. Начальник глянул на меня и потребовал объяснений.

− Какие объяснения и чего? − фыркнул я. − Я устроился на работу к вам без всяких ссылок на Орминера. Я прекрасно знаю, что он меня не признает, потому что я ему на хвост наступил.

− Каким образом?

− Буквально.

Начальник выпроводил меня, а на следующий день снова выдал мне задание. К вечеру я принес проект, и, на этот раз чертежи окружило несколько спецов. Они обсуждали одно, спрашивали другое, спорили... Под конец пришли к выводу, что инженера Лиона Ди следует переводить в исследовательский отдел.

Я не возражал. За четыре дня справился с задачей, что те пытались решить уже полгода. Мне просто надо было все как следует расписать и разрисовать, на это и ушло время. Подсматривать за собой я не дал, заявив, что в чужом присутствии работа не идет.

Через две недели проектный двигатель был испытан и неполядки возникли только из-за брака изготовителей. А еще через неделю двигатель с блоком управления унесся в небо и пролетел более тысячи километров.

− Не пора ли в космос? − произнес я на заседании разработчиков, когда те обсудили возможности двигателя и признали их очень высокими.

− В космос? − переспросил Неронг, руководитель центра. − Этот двигатель не способен поднять в космос даже самого себя, вы же знаете, что по расчетам он не достигнет и пятидесяти процентов от первок космической скорости.

Да. Прописные истины иногда приходится доказывать. Я прошел на трибуну, вытащил бумаги, что уже приготовил на этот счет и ящеры долго слишали лекцию по элементарной космической технике и принципам многоступенчатых ракетных аппаратов.

А под конец я показал расчет аппарата с двадцать одним двигателем, связанными в единую конструкцию. Сначала работают шестнадцать, затем они отстреливаются, работают следующие четыре, под конец уходит одна ракета с полезной нагрузкой.

В космос.

Какой разразился шум, кто-то кричал о дороговизне, кто-то о ненадежности ракет. Я слушал. Шум, наконец стих и все смотрели на меня.

− Вы понимаете, что этот проект мы не можем осуществить? − спросил Неронг.

− Не понимаю, − спокойно ответил я. − Есть только одна идея, которая может нам помешать, это нежелание некоторых запустить аппарат на орбиту первыми. Вы уже затратили на разработку ракеты больше средств, чем их надо на запуск.

− Как это больше?! Вы не представляете, сколько надо сделать работы, чтобы спроектировать такую систему! А то, что она будет совершенно ненадежной, это ясно каждому!

− Да, конечно, господин Тивер. Я не представляю. − Я чуть усмехнулся. − Господин, Неронг, вы помните, сколько мне потребовалось времени на доведение вашего проекта до полетного образца?

− Никто не сомневается в вашей компетентности, господин Лион Ди. Но у нас и так не хватает средств.

− Речь о задаче всепланетной важности, а вы говорите о нехватке каких-то десяти миллионов, − буркнул я. Я лишь разыгрывал себя серьезным. Впору было гоготать, но этого никто не понял бы. Они снова не верили, что на запуск надо столько... мало.

− Вы не шутите? − проинес Неронг.

− Если вы выделите эти средства, могу с уверенностью сказать, что через три месяца наш спутник будет летать над планетой.

Они снова спорили. Кто-то не верил, кто-то считал меня шарлатаном, но Неронг уже не был такого мнения. Он попросил меня составить план расходов, и я через два дня пришел с ним.

По плану требовалось всего девять с половиной миллионов. Половина на первичные испытания, вторая − на сам запуск.

Орминер прибыл лично на пусковую площадку. Он долго осматривал конструкцию, шарил по чертежам, что-то искал, но так ничего не сказал. Имя Лион Ди ему ничего не сказало до тех пор, пока Неронг не представил меня "великому конструктору" сам.

Орминер едва сумел сказать "здравствуйте".

− Жизнь очень подлая штука, профессор. Вы это потеряли. − Я намекал на аппарат, что готовился к старту.

− У вас ничего не выйдет, − буркнул Орминер, но я ушел и занялся непосредственно подготовкой. Обратный отсчет уже шел на минуты, на стартовой площадке никого не осталось. Системы работали на автомате. Проводились последние предстартовые тесты.

Солнце зашло за горизонт. Над площадкой теперь сияло несколько огней искусственного освещения.

− Пять...

Несколько наблюдателей проскочили к перископу.

− Четыре...

Орминер оторвался от бумаги и взглянул на экран.

− Три...

Неронг вздрогнул, когда на табло вспыхнула красная надпись.

− Два...

Я улыбнулся, показывая знак, что все в порядке.

− Один!...

Надпись гласила о перекрытии всех входов в бункерах наблюдателей.

− Пошла, родимая! − зарычал я, и площадка озарилась огнем.

В первый момент показалось, что все взорвалось к чертовой матери. огонь снес арматуру, свалил столбы освещения. Вокруг поднялся песок и дым. Из вершины этого ада внезапно вырвалась яркая звезда. Она с ревом уносилась вверх, и все наблюдатели неотрывно следили за ней.

− Пять секунд, полет нормальный, − объявил компьютер, отслеживавший состояние техники.

Вокруг поднялся вой.

− Она взлетела! Взлетела! − выли ящеры. Они словно не понимали, что еще не все...

Я молчал. Теперь оставалось только ждать. Ждать, когда огромная махина отработает, сожжет себя и развалится для единственной цели − вывести за пределы атмосферы маленький спутник и установить его на орбиту...

− Отделение первой ступени, − сообщил компьютер. − Запуск ракет второй ступени. Запуск успешен...

Снова вой и крики. Минуты летели. Аппарат уже не был виден, его вели системы наблюдения, расположенные по пути следования.

− Это невозможно, − вдруг проговорил Орингер.

− Что невозможно? − спросил Неронг.

− Этот расчет. Его невозможно провести за несколько недель, нужны годы!..

− Его сделал Лион Ди, и я не знаю, неделю он работал или десять лет...

− Есть первая космическая! − взвыл кто-то, и шум снова заполонил бункер. Теперь все смотрели на экран, показывавший, как аппарат движется над миром.

Казалось, обо мне просто забыли. Я сел в кресло и наблюдал за показаниями приборов. Выключился двигатель последней ступени. Спутник уже был на орбите, на высоте, с которой он не мог грохнуться в принципе. Скорость превысила первую космическую и орбита была на такой высоте, что торможения практически не было. Он мог летать там тысячи лет. И теперь он несся над миром, выдавая сигнал. Каждый мог его принять, каждый мог увидеть ночью, когда он пролетал над головой, и сомнений в успешности запуска уже ни у кого не могло быть.

Все радовались и веселились, и только меня не покидала грустная мысль: "Больной сделал первый шаг. Ура! Еще сто миллионов шагов, и он обойдет весь мир!.." Я так и сказал о своих впечатлениях, когда меня спросили на прессконференции по случаю запуска спутника. Никто не понял моей мысли. Решили, что я пошутил...

Пляж, теплое солнце, чистый песок, красивый парк позади, двухэтажный особняк. Мне принадлежал красивейший кусок мира, где можно ни о чем не думать. У меня теперь были слуги и охрана. Я мог ничего не делать и жить в свое удивильствие. Лишь изредка я отправлял отчеты и новые проекты на космическую базу, и там считали, что я работаю сутками напролет, потому что ночью в моих комнатах горит свет, а днем я тоже захожу туда и выполняю за час ту работу, которую местные не сумели бы провести и за месяц. Мне никто не мешал. Знали, что под надзором я работать "не умею", а скрытые системы наблюдения я уничтожил сразу, как только въехал в новый дом.

Я грелся на солнышке и почти дремал, когда кто-то прорвался ко мне через охрану.

− Лион Ди, вы срочно нужны на комплексе! − выпалил зеленый крокодил.

− Что там еще? − фыркнул я. Единственной причиной аварии на комплексе могла быть халатность техников или несоблюдение технологии...

− В космосе появился чужой корабль! − выпалил крокодил.

Я подскочил, словно ужаленый и взглянул на небо. Яркая голубизна не давала ничего увидеть в обычном свете, но у меня есть и другое зрение. Я увидел чужаков почти сразу. Они неслись еще вдали от планеты, но, судя по всему, уже вышли на дальнюю орбиту...

− Пи-пи-пи пиии-пиии-пиии пи-пи-пи... − Сигнал уходил на орбиту. Несколько минут спустя появился ответ, и я услышал голоса пришельцев. Сомневаться в том, что к планете прилетел корабль землян, мне не приходилось. Вот только забрать они меня не могли.

Я сумел в нескольких словах обрисовать ситуацию, и мне пообещали, что передадут сообщение в службу спасения. Вот только, кого надо спасать, они так и не поняли. Корабль пришельцев через несколько дней исчез, а остался с носом, как всегда.