Беспокойное время настало в Лесу Оленьего Рога.

Небо сделалось серым, листья вспыхнули красным, туманы вились между деревьями, будто живые. Даже тыквы начали гнить, показывая своё истинное лицо.

Такими зябкими осенними вечерами лисёнышам лучше всего оставаться возле норы на опушке леса. Здесь можно полакомиться яблоками, опавшими с высоких ветвей. Можно устроить охоту на жёлуди, отдающие дымом, или на хрустящих палочников, или на сочных мышей. А когда закат сменится звёздным сиянием, можно вернуться в нору, забраться к маме под шубку и умиротворённо слушать стук её сердца.

– А расскажи историю, – однажды туманным вечером попросил маму лисёныш-альфа.

– И пострашнее! – тявкнул, подпрыгивая, четвёртый.

– Да! – прорычала третья. – Такую страшную, чтоб глаза выпали из головы.

– Не надо кусать мне лицо, дети, – сказала мама.

И пока она расправляла на ночь постель, лисёныши вели себя тихо.

– Так, подумаем, – начала мама. – Может быть, про… Гремучие Кости?

– Ну, ма-ам! – протянула бета, закатывая глаза.

– Ты рассказывала эту историю, когда нам было две недели, – подхватил альфа.

– Она скучная! – добавил четвёртый.

– Ну, хорошо… – мама принялась обрывать корни, которые тайком проникли в нору сквозь стены. – Может, про Кенгурёнка Виллоби и Плавучую Лапу?

– Шутишь? – возмутился пятый.

– Даже у полевой мыши не поднимется шерсть на загривке! – добавил четвёртый.

– Это сказочка для лисёнышей, – воскликнула третья.

– Что ж, – ответила мама, – других я не знаю.

Семеро лисят разочарованно вздохнули.

– Ну, простите, – сказала мама, укладываясь спать. Она помолчала и посмотрела на лисёнышей со всей серьёзностью. – Занимайтесь чем пожелаете, только пообещайте мне не ходить к Болотной Пещере.

Лисёныши навострили уши.

– А что это за… Болотная Пещера? – поинтересовался альфа.

– Там живёт старая рассказчица, – ответила мама. – Если туда пойти, можно услышать историю, да такую страшную, что побелеет хвост.

Вытаращив глаза, лисёныши посмотрели на свои тоненькие бурые, как песок, хвостики.

– Подожди-ка, – призадумался вдруг четвёртый, разглядывая пышный белый кончик маминого хвоста. – Ты что, ты её слышала, эту историю?

– Только часть, – ответила мама. – И я не стану повторять то, что услышала, даже за тысячу мышей.

Лисёныши многозначительно переглянулись. Не нужны им эти детские потешки вроде «Кенгурёнка Виллоби». Ну, подрожишь немного, выпьешь молока, мама в щёку лизнёт – всё и забудешь. Им нужна история настоящая, да такая страшная, чтоб проявить свою храбрость и навсегда измениться.

Всем, кроме самой младшей, конечно. Ей больше нравилось слушать, как стучит мамино сердце.

Да, когда начинают опадать листья, лисёнышам разумней всего оставаться поближе к норе. Но болото, мороз и кроваво-красная луна на ущербе будто тянули их за усы. И они дождались, пока стихнут все звуки, кроме маминого сонного дыхания. И тогда семеро лисят выскользнули из норы с решимостью испугаться так сильно, чтобы у них побелели хвосты.

Семеро лисёнышей крались в ночи – через поваленный ствол, вокруг камня, над ручьём, сквозь траву… глубже и глубже в Лес Оленьего Рога.

Деревья устрашающе вздыбили ветви, словно выпроваживали гостей восвояси.

Их предостережения заставили самую младшую замедлить шаг.

– Давай, липучие лапы! – прошептала лисёныш-бета.

Так семеро лисёнышей пробирались по лесу – под белыми, словно кость, сучьями, мимо сломанного капкана, за храпливый грот, над человеческими костями… ко входу в Болотную Пещеру.

Корни над входом в пещеру струились, будто вода. Жерло сочилось туманом. Лисёныши сощурили глаза в темноту, но не увидели ничего, кроме кучи костей и шкуры.

– А что, рассказчица… умерла? – прошептал пятый лисёныш.

Четвёртый принюхался. Шмг шмг.

– Мёртвым не пахнет.

– Пойдите кто-нибудь ткните носом, чтоб разбудить! – предложила третья.

– И не смотри на меня! – ответила бета. – Нос мне дороже.

– Ш-ш! – прошипел альфа.

Кости шевельнулись и подскочили так резко, что лапы у лисёнышей сами собой оторвались от земли. Самая младшая тут же спряталась позади сестры-беты.

Кости уселись прямо, наподобие силуэта лисицы. Зелёным цветом вспыхнули в темноте глаза.

– Что это у нас тут? – проскрипела рассказчица шершавым, как песок, голосом. Шмг. Шмг. Шшшмг. – Хмф! Низкопоклонники.

Бета ткнула в бок альфу.

– Ой, э-э, – надтреснутым голосом заговорил альфа. – Расскажите нам страшную историю… э-э… пожалуйста!

Рассказчица снова принюхалась.

– Маленькие ещё. Приходите, когда выпадут молочные зубы.

Лисёныши захлопнули пасти и сжали зубы покрепче. Самая младшая надеялась, что ответ рассказчицы заставит братьев и сестёр броситься поскорее домой, но никто не двинулся с места.

Альфа прочистил горло и произнёс речь, которую приготовил заранее:

– Мы, э-э, не такие уж глупые и понимаем, что от историй вреда не больше, чем от ветра в листьях. Они же не выдернут нам усы, не переломают кости, не, э-э, сдерут с нас шкуру.

За корнями установилась тишина, да такая глубокая, что казалось, она вот-вот затянет лисят во тьму.

– Вы так думаете? – спросила рассказчица.

Семеро лисёнышей попытались не задрожать. У двоих получилось.

– У каждой страшной истории две стороны, – пояснила рассказчица. – Как у луны: светлая и тёмная. Для тех, кому хватит храбрости слушать и хватит ума выслушать до конца, история прольёт свет на всё самое доброе, что есть в мире. Она поведёт за собой ваш нос. Она поможет вам остаться в живых.

Луна выскользнула из-за облака, и тени вокруг пещеры поднялись на дыбы. Под лунным светом Лес Оленьего Рога казался ещё темнее.

– Но, – предостерегала рассказчица, – если не слушать внимательно, если от страха вертеть хвостом, если не высидеть до конца, тогда тёмная сторона истории поглотит всякую надежду. Страх поселится в вас так глубоко, что вы даже носа больше не высунете из норы. Вы растеряете всю свою жизнь под боком у матери, и от вас всегда будет пахнуть её молоком.

Ветер царапнул когтями листву. Луна пролилась на седой мех на лице у рассказчицы.

– Ну что? Всё ещё хотите страшную историю?

У семерых лисят перехватило дыхание. И только альфа кивнул.

– Тогда садитесь поближе, – подозвала рассказчица. – И мы узнаем, кто из вас выдержит до конца.

Альфа твёрдо шагнул вперёд. Третья немного поколебалась и пошла следом. За ней, подрагивая, двинулись бета, четвёртый, пятый и шестой.

Самая младшая лисичка оглянулась и задумчивым взглядом пробежала по Лесу Оленьего Рога – над костями, за грот, мимо капкана, под сучьями, сквозь траву, над ручьём, вокруг камня, через поваленный ствол – в сторону дома. Глубоко вздохнув, она подошла к пещере, поближе к братьям и сёстрам.

Семеро лисят уселись и приготовились слушать.

– Эта история, – заговорила рассказчица, – началась в Венцовом Лесу…

1

Солнце ещё только показалось над вершинами персиковых ив, но от жары уже хрустела листва, над ручьём поднимался пар, а умирающие поля сияли так, что было больно смотреть.

Роа, Марли и Мия, высунув языки, спешили оказаться в пёстрой тени Венцового Леса. Трава вокруг заманчиво стрекотала, но в такие дни, когда солнце светило высоко, кузнечики становились сухими и горькими, как кора у берёзы.

– Что, интересно, мы сегодня будем учить? – спросил Роа.

– Что-нибудь, надеюсь, про тень, и про норы, и про то, как там можно вздремнуть, – тяжело дыша, ответила Мия.

Марли, забыв обо всём, катался в чём-то вонючем и не слышал вопроса.

– Пошли, Марли! – окликнул Роа. – А то опоздаем.

Каждое утро, когда просыпалось небо, белое и водянистое, когда совы уже попрятались в старых деревьях, а змеи ещё не отогрелись, лисёныши собирались под Учебным Деревом на урок. Учительницу звали мисс Лисс; она учила их всему, что необходимо знать, пока мама занималась охотой или поддерживала порядок в норе.

В первые недели, когда лисёныши только выбрались из норы, мисс Лисс научила их шевелить хвостом камыши, поднимая звонкие тучи насекомых, которых можно хватать прямо в воздухе. Она научила их во время охоты вытягивать морду на север и ждать, когда коготь Небесной Лисы очертит добычу едва заметным багровым кружком.

Она научила их, как будет по-птичьи «орёл» и «змея» – чтобы знали, когда нужно прятаться, а когда подпрыгнуть, если рядом появится хищник. А если в верхушках деревьев не окажется птиц и некому будет подать сигнал тревоги, тогда, учила мисс Лисс, надо навострить уши и прислушаться, не метут ли по ветру огромные перья, не шуршат ли по земле золотистые чешуйки.

Через несколько месяцев, когда дыхание осени напоит листья красным, лисёныши отпразднуют День Золотистых Глаз, а потом отправятся в путь – чтобы найти собственную территорию. Но пока этот день не наступил, они будут учиться, как стать настоящими лисами.

Кто-то неуклюже прошлёпал через тропинку, по которой шли три лисёныша.

Роа почуял запах мокрой кожи, отдававший прудом, и рыгнул.

– Бя-а! Жабья слизь.

– Кто поймает, тому брюшко! – крикнул Марли, ёрзая задними лапами.

Мия в изнеможении упала в тени увядающего розового куста.

– Очень жарко.

Марли ускакал за жабой, а Роа задумчиво посмотрел вдаль на Учебное Дерево и вздохнул.

– Не волнуйся, – сказала Мия, не сводя с него цепких голубых глаз. – Мисс Лисс останется такой же красивой, а твои глаза – такими же голубыми.

Роа нахмурился. Пока он думал, чем бы ответить, у него задёргалось ухо.

Мию чуть не разорвало от хохота.

– Значит, правда!

Она перекатилась на спину и заговорила с ним, лёжа вверх тормашками:

– Хочешь жениться на ней! Хочешь устроить норку с мисс Лисс! Какая прелесть!

Роа бросился на сестру, и они сцепились друг с другом молочными зубами. Но жара быстро заставила их уняться, и вскоре, тяжело дыша, они оба растеклись по земле.

В пруду неподалёку что-то шлёпнулось в воду, и, отряхивая с морды грязь, прискакал назад Марли:

– Склизкая оказалась.

– Пфе, – усмехнулась Мия. – Да эта попрыгушка сухая, как песок.

Она заторопилась к Учебному Дереву и крикнула Роа:

– Идём, мистер Лисс!

Роа с недовольным ворчанием двинулся следом.

Это правда, что у мисс Лисс медовые глаза, и пушистые чёрные уши, и золотистый мех, который пахнет, как пыльца бабочки. И это правда, что кончик её хвоста белый, как пушистое облачко, а сапожки чёрные, как небо вокруг звезды.

Но Роа не хотел устраивать с ней норку. Он хотел быть похожим на неё, когда вырастет. Ему нравилось, как учительница выгибает спину, набрасываясь на добычу… как она умеет почуять след на расстоянии трёхсот хвостов… и как она однажды стянула у барсука еду – нагибалась между барсучьих ушей и отщипывала по кусочку, пока тот не погнался за ней.

Трое лисят, тяжело дыша, продолжали путь. Они прошли вдоль ленивой речки, в которой поблёскивала под солнцем рыба. Они прошли вдоль кустов со сморщенными ягодами малины, которые были на вкус как удар молнии. И вдоль Бугорчатой Прерии, где сезон охоты на кроликов давно подошёл к концу. Трава сделалась ломкой, и крольчат уже не насобирать гроздьями, будто ежевику с куста.

– Жарища, – пробубнил Марли.

– Пекло, – буркнула Мия.

Роа лишь тяжело вздохнул.

Птицы не щебетали в Венцовом Лесу в то утро. Листья скрежетали, как старая подыхающая змея.

2

После короткой пробежки под испепеляющим солнцем Роа, Марли и Мия запрыгнули на ствол поваленного дуба на границе между лугом и лесом.

– Хм, – скривила губу Мия. – Народ, вам не кажется, что тут как-то – шмг-шмг – странно пахнет?

Роа смахнул с глаз тени. Принюхался к деревьям. Запах бабочки, который исходил от мисс Лисс, развеялся по ветру. Вместо него потянуло чем-то тёмным. Чем-то… жёлтым.

Фр-р-р-р-р! Марли басовито фыркнул.

– Я ничего не чувствую.

Он спрыгнул с поваленного дуба. Мия переглянулась с Роа, и они двинулись следом. Трое лисёнышей пришли под сень Учебного Дерева и остановились возле кустов боярышника, где мисс Лисс встречала их каждое утро.

Учительницы нигде не было видно.

Перед кустами, склонив голову набок, сидела Бизи, их сестра-альфа. Каждое утро, когда они выходили из норы, Бизи убегала вперёд, будто участвовала в состязании, которое заканчивалось возле Учебного Дерева.

– Ты опять победила, Бизи, – сказал, задыхаясь, Марли.

Бизи мельком взглянула на них, но не стала, как обычно, хвастать своей победой. Она сидела, уткнувшись глазами в кусты боярышника. Ветки тряслись.

Роа принюхался – шмг-шмг. Жёлтое зловоние заползло в ноздри и скрутило живот.

– Фу, – заворчал Марли, зажимая нос лапой. – Там кто-то подох?

– Как землеройку стошнило, – наморщила морду Мия.

– Это… – замотала головой Бизи. – Это м-мисс Лисс.

У Роа оборвалось сердце. Он навострил уши.

– И какого брёха мы нынче проходим? – не унималась Мия. – Как навонять так сильно, чтоб распугать всю добычу?

Марли расхохотался. Роа ещё раз принюхался к кустам. Под жёлтым он уловил слабый запах, знакомый и сладкий, как пыльца. За трепетавшей листвой мелькала золотистая шубка. В тени ветвей виднелся едва различимый силуэт лисицы. Голова раскачивалась взад и вперёд, словно угорь в воде. Пасть открыта, будто пробует на вкус воздух.

– Это же не мисс Лисс… – растерялся Роа. – Нет ведь?

Он сделал шаг к кустам, но что-то острое прижало ему хвост. Он извернулся и повалил Бизи на землю. Та схватила зубами его за лапу:

– Мифф Лифф фказала туда не фодить!

Роа высвободил лапу из её пасти и лизнул.

– Может, это игра! – сказал Марли, виляя хвостом.

– Точно! – кивнула Мия. – Называется «Кто сильнее воняет».

Шмг-шмг.

– Марли выиграл!

Марли бросился на неё, и они покатились прочь.

Роа даже не обернулся, глядя во все глаза на раскачивающийся силуэт. За шорохом листьев он слышал клацанье зубов – клац… клац-клац – от которого шерсть поднималась дыбом.

– Биз, что она там делает? – спросил Роа свою сестру-альфу.

Бизи прижала уши.

– Когда я пришла, всё было к-к-как обычно. День как день. Мисс Лисс к-к-как мисс Лисс… – она перевела дух и посмотрела на кусты. – Всё, кроме Алфи.

Алфи, может, и был среди них недоростком, зато славился неуёмной тягой к приключениям. Мама никогда не могла удержать его возле норы и давно махнула на это лапой. Алфи пропадал где-то часами и возвращался пропахший то оранжевой грязью, то ворсистыми листьями, а как-то раз даже медвежьим помётом.

– Он прятался в к-к-кустах, – заикалась Бизи больше обычного. – И от него так странно пахло. М-мисс Лисс уговаривала его в-выйти. Она вс-вс-всё спрашивала: «Тебе больно? Тебе б-больно?» А он всё молчал, и тогда она с-с-схватила его за хвост и в-вытащила.

Бизи перевела дух.

– Алфи был какой-то… другой. Шубка вся грязная, мех зализан назад. Лапы из-изъедены в розовое. Весь мех на хвосте облез, кроме маленькой к-кисточки на конце. Губы трясутся, з-з-зубы торчат, и дышит так часто, ш-шумно. И зрачки – широченные, как ночное небо…

Бизи всхлипнула, и Роа, чтобы утешить, вылизал ей уши. Тёмный силуэт в кустах боярышника вдруг подпрыгнул, будто наступил всеми лапами на муравьёв.

– Мисс Лисс стала зализывать Алфи р-раны, – сказала Бизи, – а он у-у-укусил её за лапу. Сильно. И у-убежал. Мисс Лисс полизала лапу, и я увидела, что из лапы к-капает кровь.

Бизи повернулась носом к маленькому чёрному пятнышку на земле. Роа тоже посмотрел туда.

– Я с-спросила у неё, что случилось, – снова заговорила Бизи, – а она с-стояла и молчала, её всю т-т-трясло. А потом сказала: «У-урок окончен» – и уползла в кусты.

Силуэт пошевелил лапами. От лёгкого ветерка листья тёрлись друг о друга, затачивая края. Роа едва сдерживал дрожь. Неужто Алфи опять где-то шатался и вернулся пропахший жёлтым? Неужто он заразил жёлтым мисс Лисс, когда укусил?

– Всё ещё играете в вонючие игры? – спросила Мия, возвращаясь после сражения с Марли.

Роа посмотрел в кусты.

– Я пойду узнаю, что с ней.

– М-может, не надо? – засомневалась Бизи.

– Давай! – оживился Марли. – Я бы сам пошёл, да у меня зад не пролезет.

Силуэт по ту сторону листвы перестал раскачиваться и сидел совершенно неподвижно… будто прислушивался. Роа помедлил.

– А вдруг это экзамен? – сказала Мия, сощурив голубые глаза. – Нам же нельзя ходить в незнакомые места, где воняет. А вдруг ты пойдёшь, а мисс Лисс укусит тебя за холку? И ты навсегда завалишься.

Роа перекатился с лапы на лапу.

– А вдруг я завалюсь, если не пойду?

Силуэт как будто уставился на него в ожидании ответа.

Роа решительно кивнул:

– Я пошёл.

– Ты два раза уже повторил, – усмехнулась Мия. – А сколько сходил? Ноль.

Роа, сам того не желая, коротко взвизгнул. Он облизал губы и, поёрзывая, слегка отступил назад. Потом прижал уши, плюхнулся на живот и пополз в кусты.

3

В кустах боярышника было темно. Мягко дунул ветерок, колыхая листьями, и свет разогнал тени, укрывавшие силуэт.

Это была мисс Лисс.

Роа ни разу не видел учительницу расстроенной. Укусы и царапины от лисёнышей она всегда сносила с терпением весны. Но сейчас, под кустами боярышника, её губы перекосились, обнажив черноту дёсен и белизну зубов. Глаза сузились в тёмные липкие щёлочки.

– Мисс Лисс! – прошептал Роа.

От ушей до кончика хвоста по учительнице пробежала судорога. Она попыталась шагнуть на голос, но её качнуло и повело в сторону. Описав полукруг, она снова села. Липкие глаза уставились в пустоту.

Роа посмотрел учительнице на лапу, заляпанную чёрным.

– Вам больно, мисс Лисс? Хотите, я найду Алфи и тоже укушу?

Голова мисс Лисс безвольно раскачивалась. Нос сопел, будто заложенный паутиной.

– Что она делает? – шепнула Мия из-за кустов.

Роа ничего ей не ответил.

– Мисс Лисс, – спросил он. – Что с вами?

Мисс Лисс подняла морду. И сквозь липкую пелену разглядела его. Нос сморщился, чтобы зарычать, но она вдруг затрясла головой взад и вперёд, словно прогоняла желание расчихаться.

Из горла вылетел булькающий звук:

– Беги.

Роа прижал уши.

– Куда?

В Венцовом Лесу он никогда ничего не делал без разрешения учительницы.

Зубы мисс Лисс несколько раз страшно клацнули. Клац-клац – клац-клац. От этого звука у Роа заныли когти.

– Куда надо бежать? Мисс Лисс?

Её дыхание сделалось шумным. Вместе с шумом появилось зловоние, тёмное и тёплое. Пыльцой бабочки больше не пахло. Как будто жёлтое поглотило учительницу изнутри.

Роа упал на живот и что было сил пополз из кустов боярышника назад.

– Сдал экзамен? – спросила Мия насмешливым голосом. – Теперь вы женаты?

Затрещали ветки, и из кустов пошатываясь вышла мисс Лисс. Смешки тут же оборвались. Увидев липкие глаза учительницы, её перекошенные губы, лисёныши попятились назад, насторожив усы.

Бози расхныкалась, поднимая передние лапы:

– М-может, пойдём?

– Да, – закивал, соглашаясь, Марли. – И мама, вроде, зовёт.

Роа врос лапами в землю.

– Я остаюсь.

Мия нерешительно постукивала хвостом.

Учительница уставилась на них чёрными липкими глазами. С зубов у неё капало.

– Хва-а-а-а-а-а-а-атит с меня на сегодня уроков, – протянула Мия.

Она хотела пуститься наутёк, но мисс Лисс бросилась как змея и схватила Мию за хвост. Мия оглушительно завизжала и, ударив учительницу по зубам задними лапами, вырвалась и исчезла в кустах боярышника, не издавая больше ни звука.

Бизи жалобно заскулила. Марли в знак подчинения повалился на бок. Роа оцепенел. Учительница никогда никого из них раньше не кусала.

В липких глазах мисс Лисс вспыхивали отражения лисёнышей, а в клыках торчал клок шерсти из хвоста Мии. Мисс Лисс кидалась по очереди на каждого из троих. Роа. Марли. Бизи. Стоило одному лисёнышу увернуться от ощеренной пасти, как её внимание привлекал другой, и мисс Лисс набрасывалась на него.

Роа отступил от учительницы подальше. Сердце отчаянно колотилось. Ему не хотелось двигаться с места. Ему хотелось принюхаться и услышать под жёлтым покровом пыльцу бабочки, уговорить учительницу сбросить этот зловонный покров, но… лапы его предали. Он повернул морду и потрусил обратно к норе.

Сзади до него долетели чавканье и тоненький визг.

– Ай!

Бизи. Она даже не успела отпрыгнуть.

Роа бросился бежать.

Позади началась драка, и раздался ещё один визг.

– У-у-у-у!

Марли. Он больше не смеялся.

Роа мчался что было сил.

В ушах звенели три пронзительных визга. Жёлтое зловоние поглотило мисс Лисс. А теперь оно поглотит сестёр и брата.

Роа миновал ажурную тень Учебного Дерева и запрыгнул на залитый солнцем мох поваленного дуба. В тёплом утреннем свете он чувствовал себя виноватым и оглянулся на кусты боярышника. Ещё столько всего предстояло узнать! Мисс Лисс хотела научить их приёму «усни-хватай». Хотела научить их, как распознать, что мышь только притворяется мёртвой. Хотела научить их плавать.

Боярышник за стволом Учебного Дерева было плохо видно. Никакого движения, только чуть колышется тень от листвы.

– Бизи? – хрипло окликнул Роа. – Марли? М-Мия?

Из-за поваленного ствола выскочила учительница и, оскалив клыки, с которых ручьями текла слюна, впилась липкими глазами в Роа.

Лапы Роа принялись месить мох.

– Я сдаюсь, мисс Лисс!

Она подбиралась ближе. Вот её заложенный паутиной нос. Вот окровавленная лапа. Вот её жёлтое зловоние.

– Я завалил! – закричал ей Роа. – Я не сдал! Я… не хочу я больше!

Едва она оторвалась от земли и прыгнула, сверкая зубами и кривя губы, в ушах Роа послышался слабый отголосок памяти.

«Только не в поле, – говорила учительница, когда от неё ещё пахло пыльцой бабочки. – Для открытого пространства у вас очень короткие ноги, вам не сбежать от охотника. Если вас кто-то преследует, бегите туда, где проще спрятаться. Вы запомнили?»

Сам-то Роа, может, и не запомнил, а вот лапы запомнили точно. Когда тень учительницы пролетела над ним, он скользнул за поваленный дуб, шмякнулся на землю и понёсся к норе быстрее, чем мог даже представить. Он слышал, как хрустнул ствол, когда лапы мисс Лисс опустились на него и тут же оттолкнулись в новом прыжке. Левым усом Роа почувствовал её тень, и ноги сами собой свернули и помчали его направо.

Скачками, прыжками он летел, петляя, между деревьев, но вскоре почувствовал, как горячее дыхание её клац-клац-клац обжигает хвост. Он перебирал в голове знакомые места, пытаясь найти такое, где проще спрятаться.

Заросли шиповника!

В лесу всё сливалось в глазах и сбивало с толку. Роа никак не мог понять, в какой стороне что. Тут он вспомнил, как мисс Лисс учила их определять направление.

Если повернуться мордой на север, глаза затуманит багровым светом.

Роа повертел головой налево, потом направо, пока взгляд не заволокло дымкой, будто сбоку горел закат. Роа полетел на багровый свет, пересёк Бугорчатую Прерию и наконец добрался до зарослей шиповника. Он пролез в узкую, на ширину усов, щель и забрался в самую сердцевину колючей тени.

Он упал на землю, переводя дыхание.

Спасся…

Спасся…

Р-р-р-р-р!

Роа вскочил, едва клыки мисс Лисс продрались сквозь колючие ветки. Она метнулась к нему, даже не дрогнув, когда шипы впились в её липкие глаза.

Роа выскочил из зарослей и бросился наутёк. Учительница гналась за ним по лугам, где учила их рыть мордой мягкую землю. Она гналась за ним по канаве, где они копали земляных червей. Она гналась за ним вдоль кустов ежевики, где они рвали десерт, вниз по Падучему Холму, где они играли в охотников и ястребов.

У подножия холма в овраге протекал ручей. Роа хотел перескочить на другую сторону, но ударился рёбрами о подводные камни, тихонько взвизгнул и запрыгал, поднимая брызги, обратно на мелководье. Он выбрался из тины и вжался в тень осыпающегося берега, пытаясь отдышаться, унять дрожь и не наделать шума.

– Ну, пожалуйста, пусть это будет экзамен, – шептал он. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Пролетали мгновения. Жужжали мухи. Закаркал ворон.

Роа метнул глазами по сторонам. Если остаться в овраге возле ручья, мисс Лисс может напасть на него сверху. Но в каком направлении бежать? Вверх по течению или вниз? Что-то подсказывало ему: в одну сторону – путь к свободе, в другую – к учительнице.

Роа приподнял усы. Он не замечал тени мисс Лисс на том берегу, не слышал за журчаньем воды её дыхания, сдавленного паутиной. Из-за мёртвой рыбы в ручье не чувствовал жёлтого зловония. Откуда ему было знать, в какую сторону двинуться?

– Кар-р! Кар-р!

Чёрные крылья ворона поблёскивали на высокой ветке. У птиц в лесу самый лучший обзор. Они могут подсказать, кто когда идёт и откуда. Но птичьи языки трудные. Надо выучить, какую песню поёт каждая птица, да ещё запомнить тончайшие переливы трелей и что они значат. Роа, в отличие от Мии, не так уж плохо выучил песни, но даже ему было далеко до Бизи, у которой будто у самой на ушах росли перья.

– Кар-р! Кар-р!

– Надеюсь, ты говоришь, она справа, – прошептал Роа птице.

Он направился по ручью вверх. Правда ли мисс Лисс научила его немного разбираться в птичьих повадках, или это было чистое везение, Роа никогда не узнает. Он вывернул на высокий уступ над оврагом и вдалеке увидел учительницу. Она уставилась в воду, а исколотая шиповником морда сочилась кровью.

Её голова медленно поднялась. И как только они с Роа встретились взглядами, она перемахнула через овраг и погналась за ним.

Роа снова бросился бежать. Дышать из-за духоты было трудно. Сердце колотилось, готовое разорваться. Если это экзамен, можно сдать его однажды и навсегда? Надо бы отыскать, где спрятаться, куда учительница наверняка не пролезет.

– Всегда найдутся кротовьи ходы, – рассказывала мисс Лисс. – Там тесно, но если пролезут усы, пролезете и вы сами.

На этот раз Роа мчался на юг, в другую сторону от багрового, туда, где река была мелкой. Он проскакал по заросшим илом камням – каждый из них норовил столкнуть его в воду, но Роа оказывался проворней. Он не слышал позади себя всплесков воды, но не останавливался, пока не добрался до противоположного берега. Только тогда он отважился посмотреть назад.

Мисс Лисс заскользила по берегу и резко остановилась. Липкие глаза уставились на реку. Она ступила на первый камень, но едва коснулась лапой воды, как всё её тело сжалось и отпрянуло назад, будто её схватили за морду и чуть не утащили на дно, а спина выгнулась так, будто мисс Лисс решила цапнуть себя за хвост.

Сбитый с толку, Роа покачал головой. Мисс Лисс никогда не боялась воды. Ему хотелось вернуться к ней, провести по её спине мордой, утешить. Но страх погнал его дальше к кротовьему ходу.

Входом служила неприметная щель, зажатая в корнях дерева. С прошлого раза, когда учительница отправила всех лисёнышей в кротовий ход, Роа немного подрос, но всё же попытался протиснуться внутрь. Усы цеплялись за земляные края. Корни заставляли прижимать уши. Камень царапал шкуру и давил на живот так сильно, что Роа едва не расстался с мышью под ежевикой, съеденной на завтрак.

Застрял.

Роа скрёб когтями и извивался, но никак не мог проскользнуть глубже. Камень больно впился в бедро. Роа брыкался задними лапами и размахивал хвостом, коченея от страха, что его сейчас укусят. И замер, выдохся. Он вспомнил медовые глаза мисс Лисс, её золотистую шубку – какой она когда-то была – и снова принялся брыкаться и извиваться, всем своим существом желая сдать этот экзамен.

Камень вдруг подался и раскрошился. Роа скользнул во тьму. Подступившие слёзы не давали дышать. Корни и сырая земля укутывали его со всех сторон. Уютно, темно, спокойно. В прохладе подземелья шерсть поднялась иголками, дыхание успокоилось, а сердце забилось наконец ровно.

Спасся…

Спасся…

…

Роа не сводил глаз с маленького каменистого входа. Он ждал, что мисс Лисс сунет морду внутрь и скажет, что он сдал экзамен. Он ждал, что она поможет ему выбраться на солнышко, вылижет грязь из его шерсти, вытащит из хвоста шипы и скажет, что он быстрее и сообразительнее всех остальных лисёнышей.

Снаружи засвистел ветер. С ветром прилетел звук. Кто-то громко сопел. Будто дышал сквозь паучье гнездо. И опять жутко клацал зубами.

Клац. Клац-клац.

Сердце едва не выпрыгнуло. Роа успокаивал себя тем, что мисс Лисс внутрь не поместится. Что она очень большая.

Клац-клац-клац.

Он передёрнул ухом. Невидимые зубы клацали как-то иначе. Невидимый нос сопел, присвистывая чуть звонче.

Клац-клац, клац-клац.

В каменистую щель скользнула чья-то морда, наполняя подземелье жёлтым зловонием. Роа прижал уши. Морда принюхалась.

Шмг-шмг.

Сердце Роа похолодело. Нос принадлежал не мисс Лисс. Он был маленький. И сухой.

Шмг-шмг-ш-ш-шмг.

Шерсть на морде лоснилась от грязи…

Ш-ш-шмг.

– А-Алфи? – пробормотал Роа.

На недоростка было страшно смотреть. Лапы изъедены в кровь. Язык, весь чёрный, болтается между зубами. Шея дёргается, будто сломанная ветка на ветру.

Роа прижался задом к земляной стене. Выхода не было. Некуда бежать. Там, где казалось уютно и безопасно, стало вдруг чересчур тесно, когда Алфи, хрипя и выгибаясь, втиснул туда своё маленькое искалеченное тело. Последнее, что увидел Роа, было собственное отражение в чёрных глазах брата – широких и пустых, как беззвёздное небо.

4

На другом краю Венцового леса маленькая лисичка, тяжело дыша, подбежала к своей норе:

– Мама! Мама!

Мама-лиса вышла на свет.

– Мия? А где братья, сестра?

Мама принюхалась.

– Что случилось? Ты… у тебя кровь!

У Мии перехватило дыхание, и она расплакалась.

– Я убежала, мама. Я убежала.

– Тише, тише, – сказала мама. – Подыши, успокойся.

Мие некогда было успокаиваться. Она рассказала маме всё как было. Рассказала, как мисс Лисс набросилась и покусала Марли и Бизи, а потом погналась за Роа. Рассказала про жёлтое зловоние.

В мамином взгляде что-то вдруг поменялось.

– Ну чего мы ждём? – вскрикнула Мия, порываясь в обратный путь. – Им же надо помочь!

Мама не двигалась с места. Тогда Мия открыла рот, хотела схватить её и потащить к Учебному дереву… но мама отступила подальше.

– Мия, – голос у мамы дрогнул. – Как ты поранила хвост?

Мия понюхала кончик хвоста, на котором запеклась кровь.

– Мисс Лисс хотела меня укусить.

– Мия… – не приближаясь, проговорила мама. – Вспомни как следует. Мисс Лисс прокусила шкуру?

– Н-нет, кажется, – ответила, запинаясь, Мия. Ей сейчас хотелось лишь одного: чтобы мама вылизала ей хвост и чтобы боль прошла. – Она… она просто выдернула несколько волосков. Кажется.

Мама посмотрела растерянно. И тут же взгляд её стал решительным.

– Идём, Мия.

Сбитая с толку, Мия поспешила за ней – над покрытой листьями крышей норы, мимо песчаного суглинка к сочившемуся неподалёку ручью.

– Пей, – приказала мама.

– Ну, мама! – лапы Мии не могли устоять на месте. – Роа… Он же в беде! Марли. Бизи. Они…

– Пей, я сказала!

Сбитая с толку, Мия опустила морду в ручей и зачерпнула языком маленький глоток. Вода была прохладной и чистой. Мия даже не догадывалась, насколько была измучена жаждой. Она протяжно лакала из ручья, а мама пригнулась на берегу и внимательно следила за её ртом, как будто ждала, что вода выскочит обратно. Когда Мия проглотила последний глоток, мама глубоко вздохнула и поспешила прочь от норы.

Мия слизала капельки с мордочки.

– Куда ты? Роа. Бизи. Марли. Алфи… Они же там!

Мама обернулась, устремив взгляд на край поля, где разбегались тени Учебного Дерева.

– О них надо забыть.

Она поскакала вверх по Заячьему Склону, а Мия чуть не запуталась в собственных лапах, стараясь не отставать.

– Но… куда мы? Зачем?

– На север, – сказала мама. – Где кончается лес. Жёлтому туда не добраться.

– Ну, мама, – сопела Мия, не в силах расплакаться. – Нам надо вернуться! Я же их бросила!

Но мама бежала дальше, то и дело ныряя под поникшие листья ивы или соскальзывая в заросли плюща.

– Нам теперь незачем о них волноваться…

Она шмыгнула носом:

– Мисс Лисс о них позаботится.

Мия оглянулась и посмотрела со склона вниз. Она проследила взглядом, как вьётся к реке ручей, как река течёт мимо Учебного Дерева. Тени, казалось, стали темнее – все открытые яркому свету места заволокло серой пылью. Как будто Венцовый Лес – её дом – укладывался спать.

– А жёлтое… – призадумалась Мия, – это такой экзамен?

Мама перепрыгнула на другую сторону Заячьего Склона.

– Да, – сказала она. – Экзамен… И ты сдала. Другим лисёнышам надо ещё поучиться. А ты… – глаза у мамы блестели, когда она мельком взглянула на Мию. – Ты теперь взрослая.

– Правда? – удивилась Мия, шагая следом. Ей никак не удавалось подцепить носом и распутать узел из веток плюща.

– И ничего я не взрослая.

– Ну… уж поверь, – сказала мама и, щёлкнув зубами, освободила Мию. – Ты хорошо усвоила все уроки, и теперь самое время покинуть Венцовый Лес.

Мама, ускорив шаг, бежала вниз по холму. А Мия остановилась, задрав голову к верхушкам деревьев. Мама всегда говорила, что они будут праздновать День Золотистых Глаз, когда опадут листья. И только тогда они с братьями и сестрой разбредутся каждый своей дорогой.

Но листья никуда не делись, а по-прежнему колыхались на ветках.

– Ну, мама, – начала Мия.

– Поторопись! – отрезала мама.

Мия бросилась догонять.

– А ты будешь со мной? Всё время?

– До последнего шага.

– Хорошо, – обрадовалась Мия, и шагать стало немного легче. – Это хорошо.

Мир – новый, широкий, незнакомый – открывался их взору. И хотя лапы у Мии по-прежнему дрожали, она старалась идти так, будто хвост у неё не горел от боли, будто её вовсе не испугало то, что ей довелось увидеть. Мия шла на мамин сладкий яблочный запах и старалась делать вид, что она взрослее, чем можно было поверить, услышав, как колотится её сердце.

Ветки в лесу оленьего рога тихо поскрипывали на ветру.

– Это было самое страшное, да? – спросила бета. – Страшнее уже не будет?

В ответ из пещеры не донеслось ни звука.

– Да не так уж и страшно! – заявила третья.

– Издеваешься? – возмутился пятый. Он сосчитал на пальцах: – Раз, два, три, четыре – пять лисиц умерло!

Четвёртый откашлялся:

– А жёлтое зловоние, это же не по-настоящему… правда?

Рассказчица продолжала хранить молчание. Четвёртый потоптался на месте передними лапами и заскулил.

– А Мия с мамой отыскали другую нору? – спросил пятый.

– Потерпите, – прошептала рассказчица.

Уши четвёртого зашевелились от догадки:

– А ведь правда! Мия! Это же…

– Ш-ш, – оборвала его бета.

Самая младшая легла, подвернув под себя лапы – чтобы не дрожали.

– Эй, Боз! – окликнул альфа одного из братьев.

Всё это время тот сидел неподвижно и даже не моргал. Самая младшая хотела заглянуть ему в глаза, но они смотрели неподвижно и мимо неё, куда-то в лесную тьму.

– Бози! – позвала его бета. – Ты хочешь домой?

Не говоря ни слова, шестой лисёныш поднялся, вытянул нос в направлении норы и ушёл.

Шестеро лисят.

– Мы готовы слушать дальше, – сказал альфа.

– Да, – подхватила третья. – Мы готовы к самому страшному.

Самая младшая затаила дыхание – она-то надеялась, что самое страшное уже позади.

– Что может быть страшнее бешеной учительницы? – обронила рассказчица.

Лисёныши вопросительно наклонили головы, но уши их так и остались прижаты.

– Разве только кто-нибудь из родных окажется таким же жестоким, даже если не заболеет.

Ветер прошелестел в листьях и взъерошил мех самой младшей. От слов рассказчицы ей стало не по себе.

– По другую сторону леса, – начала рассказчица, – лежали Валунные Поля. Однажды ночью луна светила с высоты особенно ярко. Вот как сейчас…

Шестеро лисят посмотрели в небо.

Шесть сестёр

1

– Девочки, умойте, пожалуйста, брата.

– Ну, ма-а-ам! – простонала Ава.

– Он же противный, – сморщилась Анна.

– И мех на вкус как не знаю что, – прибавила Али.

– Как потроха у землеройки! – вставила Айя.

– Или какашки совиные! – заключили в голос Ада и Агата.

И хихиканье шести сестёр разлетелось эхом по каменной норе.

Юли, их единственный брат, слышал весь разговор из тёмного угла, где сидел, неуверенно покачиваясь на одной здоровой передней лапе. Другая лапа, передняя левая, была криво прижата к груди и напоминала засушенный стебель ромашки, а пальцы – увядшие лепестки. Как ни старалась мама, как ни лизала искалеченную лапу, та никак не хотела расти и становиться похожей на другие три.

– Девочки! – рассердилась мать. – Сейчас же умойте брата, или я покусаю вам губы.

Ава недовольно запыхтела. Её пыхтение отозвалось пятикратным эхом.

Юли пробовал мыть себя сам. Пробовал, правда. Но разве можно усидеть прямо, проводя по ушам единственной здоровой передней лапой, и при том не упасть и не удариться грудью? Он пробовал ложиться на бок, нализывать здоровую лапу и водить ею по лицу. Заканчивалось это всегда неуклюжим кувырканием, отчего шубка становилась грязнее прежнего.

– Мама сказала, тебя надо умыть, – буркнула Ава.

– Да, чтоб не провонял всю нору, – подхватила Анна.

– И чтоб ястребы сюда не слетелись со всей округи, – прибавила Али.

– И…

– Я слышал! – сказал Юли, обрывая сестёр на полуслове.

Он вытянул переднюю лапу перед собой, плюхнулся на живот и положил голову на камень. Сёстры неохотно принялись вылизывать ему шубку – так, чтобы мех торчал иголками во все стороны. Двое, проводя языком, издавали звук, будто их тошнит. Третья больно кусала. Юли знал: это Ава.

– Дети, я на охоту! – крикнула мама, выходя из норы. – Если увидите чью-то тень, войте.

Живот Юли заныл в предвкушении ужина. Нельзя сказать, чтобы он был создан для драки. Но ему приходилось сражаться с каждой из шести сестёр за каждый малюсенький кусочек добычи, которую мама притаскивала в нору. Из-за этого он едва наедался вдоволь, чтобы придать сил трём здоровым лапам, не говоря уже о сухой.

Отец лисёнышей должен был приносить в нору свежую добычу, пока им не исполнится десять недель. Но мама сказала, что отец погиб страшной смертью задолго до их рождения. (Нет, она не расскажет, что с ним случилось, пока лисёныши не повзрослеют.) Они ели ровно столько, сколько маме удавалось поймать и сколько сами могли отнять у своих же сестёр и брата.

Не успела мамина тень исчезнуть за каменистым склоном, как сёстры бросили заниматься Юли. От невылизанной грязи шкура зудела.

Ава улыбнулась:

– Недолго нам осталось тебя умывать.

– Очень недолго, – прибавила Али.

– Знаешь, откуда нам известно? – спросила Айя.

– Нет.

Юли неуклюже хлопнулся на живот.

– Это нам мистер Шорк рассказал, – сощурилась Анна.

Юли сжал зубы.

– Нет никакого мистера Шорка, – пробурчал он, хотя при упоминании этого имени холодок неизменно пробегал по нему до самого кончика хвоста.

– Есть, – ответила Ава. – Ещё как есть.

– Настоящий, как лунный свет, – прибавила Айя.

Юли, собрав все силы, пытался сесть.

– Ерунда какая-то.

Про мистера Шорка вообще мало что было понятно. Кто он? Откуда взялся? Когда? И почему сёстры знают о нём, а Юли нет? Они что, улизнули из норы ночью, пока Юли и мама спали? Они что, шептались под луной с мистером Шорком? От этой мысли по спине и животу Юли побежали мурашки.

Словно почуяв его страх, шесть сестёр принялись ходить возле него кругами.

– Мистер Шорк из пепла весь.

– Недоростков любит есть.

– Зубы злобно скрежещат.

– Ловит маленьких лисят.

– Слеза не скатится даже у мамы из глаз.

– Ведь теперь станет больше еды для нас!

Юли сердито посмотрел на сестёр.

– Это стихи… ик! Это стихи даже не… ик! Они… ик! Они не… ик!

Он хотел сказать сёстрам, что их стихи никуда не годятся, что птицы в ветках ольхи поют песни гораздо интереснее – о сражениях, о тайных запасах еды, о бесстрашных спасениях от хищников. Но тело его не слушалось.

– Это стихи… ик!… тупые! Ик!

Сёстры довольно захихикали.

– Даже не вздумай икать, когда придёт мистер Шорк!

– Даже не вздумай!

– А не то он тебя отыщет.

– И схватит пепельными зубами.

– И тогда…

– Тебе…

– Конец…

– Ску-у-ли!

Юли терпеть не мог – даже больше своего прозвища, – когда сёстры разговаривали с ним так. Как будто один и тот же зловещий голос, перелетая из пасти в пасть, говорил поочерёдно шестью языками.

Но откуда этот голос являлся… Юли не имел ни малейшего понятия.

Вечером мама приволокла в нору ужин и тут же уснула. Сёстры, отпихивая одна другую, набросились на еду, и сурок исчез в месиве шерсти и крови. Юли удалось протиснуться к добыче и ухватить какой-то кусок, который он сжал покрепче зубами и унёс в свой угол.

Это было всего лишь ухо, одни хрящи. И всё равно перепачканные кровью морды сестёр смотрели завистливыми глазами, как Юли давится, поглощая то, что ему досталось.

2

– Эй, детвора, вставать пора!

Юли пробудился от охотничьего сна и увидел, как шесть его сестёр бросились к выходу из норы, который светился оранжевым и серым. Он опёрся на здоровую переднюю лапу и поскакал следом, но сёстры выстроились полукругом, загородив ему путь.

– Какие вы уже все большие! – сказала у норы мама. – Я не успеваю охотиться, чтобы вас прокормить.

Юли начал сникать.

– Вечером, – сказала мама, – пойдёте сами ловить насекомых.

Сёстры затявкали и запрыгали, утопив в радостных воплях жалобное поскуливание Юли.

Он выглянул между торчащих ушей сестёр и посмотрел на каменистый склон. Большой Валун сиял под рассветным солнцем. Он был таким ярким, таким крутым, что от одного взгляда на него у Юли заныла передняя лапа. Как он будет охотиться на трёх лапах? Как он вообще туда заберётся?

Мама откашлялась, и вопли сестёр утихли.

– Ходить за овраг никому нельзя, это понятно?

– Да, мама, – ответили разом шесть разочарованных голосов.

Теперь Юли увидел его. Овраг, будто кривая ухмылка, пересекал Большой Валун на вершине. Каждую ночь ветер, пролетев мимо ольхи, взмывал к скалистой вершине и, угодив в капкан оврага, завывал, будто от боли. Овраг был широкий – свалиться туда лисёнышу ничего не стоило. У Юли появилось такое чувство – глупое, он и сам понимал, – что в овраге живёт мистер Шорк.

– Не уходи далеко, держись на расстоянии запаха, – сказала Юли мама, когда сёстры ускакали от норы прочь.

Он сидел в тени каменного свода и смотрел, как они с боевым завыванием носятся по камням, хватают друг друга за уши и сбивают с ног. Усы у него подрагивали.

Юли посмотрел вверх: не кружит ли в небе чья- нибудь тень. Сёстры когда-то рассказывали ему историю о матери, которая погожим вечером шла по Валунным Полям и вела за собой лисёнышей. Мать, услыхав стремительный шорох крыльев, обернулась и увидела, что её единственный сын исчез, унесённый в небо. Ястреб не оставил от лисёныша ничего, кроме призрака… залитого кровью.

Юли вздрогнул – между его ушей легла чья-то морда.

– Юли, сынок, – прошептала мама, – тебе всё будет доставаться тяжелее вдвойне. Но и награда будет вдвойне прекрасней. Когда ты наконец сорвёшь ягоду земляники, она покажется вдвойне слаще. Мясо луговой собаки будет вдвойне сочней, когда ты сам разорвёшь ей брюхо. А лисички…

Голос её запнулся.

– Жизнь ещё улыбнётся тебе, как никому другому из лис. Ты научишься ценить все её дары.

От маминых слов в груди Юли разливалось тепло.

– Поиграй с нами, Юли! – позвала Агата, обернувшись к норе.

– Да! – закричала Ава. – Поиграй! Пусть ястребы сожрут тебя вместо нас!

Юли бросил на маму испуганный взгляд.

Она только улыбнулась.

– Не нужен ты никакому ястребу. Даже мяса на костях нет.

Она ткнулась носом ему в ухо и прошептала:

– Это сёстрам твоим надо бояться.

Юли фыркнул от хохота. Он лизнул маму в нос, сделал глубокий вдох и осторожно выпрыгнул из норы. Безопасная тень скользнула назад, и небо распахнуло над ним свой гигантский глаз.

Он оглянулся на маму.

– Я здесь, – сказала она.

И Юли игриво помчался под вечерним солнцем, двигаясь так же уверенно, как сёстры, – ну, разве что слегка кривобоко.

Мир за пределами норы показался Юли враждебным. Нос чесался от пыли рассыпавшихся под ногами камней. Закатное солнце, ярко сиявшее сквозь ветки ольхи, горячо слепило глаза. Огромные валуны ещё хранили тепло жаркого дня и обжигали подошву передней лапы.

Юли пошевелил ушами, пытаясь уловить звук насекомых. Расслышать удалось только сестёр – как они боролись, тявкали и перетягивали палку.

– Кто первый ловит стрекозу, тот самый главный император! – завопила Ава.

Сёстры тут же принялись подпрыгивать в воздух и щёлкать зубами, ловя пикирующих синих насекомых.

Щёлк!

Щёлк!

Щёлк! Щёлк!

Щёлк!

Щёлк!

Юли решил начать с простого. Он отыскал в вечернем небе первую звезду и твёрдо настроился совершить свой первый в жизни прыжок. Он с силой оттолкнулся передней лапой, потом подпрыгнул на двух задних… и даже на ус оторвался от камня. Юли весь сжался, ожидая услышать хохот кого-нибудь из сестёр. Но они были слишком заняты стрекозами и не обращали на брата никакого внимания.

Юли вновь отыскал звезду, сосредоточился и попробовал ещё раз. Он оттолкнулся передней лапой, но задние подпрыгнули слишком сильно, отчего голова потеряла равновесие. Юли кувыркнулся вперёд и, не сумев увернуться, стукнулся мордой о твёрдый камень и прикусил язык.

Хохот разлетелся вокруг шестикратным эхом.

Юли перекатился на живот. Нижняя губа дрожала. Кровь сочилась по подбородку. Подошла, как уже сто раз подходила раньше, мама. Она сунула морду ему под грудь и помогла подняться на переднюю лапу.

– Лиса, Юли, – сказала мама, – зверь, прежде всего, смышлёный. Сёстры твои смогут охотиться. А вот тебе, чтобы выжить, придётся понять, что значит по- настоящему быть Юли.

Юли оглянулся на сестёр и прошептал:

– А можно мне просто остаться с тобой?

– Ох, малыш, – взглянула на него ласково мама. – Если бы я могла жить вечно…

У него прижались к голове уши: он тщетно пытался придумать тот единственный способ, который поможет ему выжить. А сёстры носились, кувыркались и ползали, без конца напоминая о том, что ему недоступно.

– Пойдём-ка со мной! – сказала мама.

Она отвела его за нору, в нижнюю часть Большого Валуна, где пахло сырой землёй и свежими зелёными иголками. Чуть дальше, в нескольких хвостах, валунная гряда заканчивалась зубчатым уступом, и начинался лес. Иглы елей царапали края камней, будто щёткой, и, казалось, потихоньку съедали их. Сёстры рассказывали Юли столько страшных историй про лес, что он не мог даже заглянуть в лесной сумрак без того, чтобы не увидеть там оскаленные лица.

– С живыми существами каждый день что-нибудь случается, – сказала мама. – Птенцы выпадают из гнезда. Дети оказываются брошены. Кто-то не доел потроха. Лес полон еды – если знаешь, куда смотреть.

Юли принюхался к краю валуна, но его нос не учуял ничего, кроме каменной пыли. Мама подтолкнула его морду в сторону, откуда слышался тихий писк. Он пошёл на звук и вскоре учуял тёплый запах чего-то крошечного, свёрнутого в клубок. Бельчонок, не больше жёлудя. Кувыркнулся из гнезда где-то на сосне.

– Поздравляю, мой мальчик! – сказала мама. – Теперь ты настоящий охотник.

Юли открыл было рот, чтобы приняться за бельчонка, но шелест ветра остановил его. Юли посмотрел туда, где резвились сёстры.

– А им скажем, что ты его сам учуял, – улыбнулась мама. – Умеешь держаться как бравый охотник?

Юли выпятил грудь.

– Вот так? – спросил он ломким голосом.

Мама едва удержалась, чтобы не хихикнуть.

– Мой маленький воин!

Юли медленно пережёвывал добычу, наслаждаясь каждым кусочком.

– Ты права, мама, – сказал он, облизывая губы. – Это правда вкуснее вдвойне.

– Так нечестно! – крикнула Ава. – Юли жульничает!

Четыре сестры забрались на крышу каменной норы и смотрели на него сверху вниз. Юли прижал уши.

– Это мама охотится за него! – возмутилась Анна.

– Вообще-то, – сказала мама, – Юли сам отыскал этот лакомый кусочек. Да, малыш?

– Ик! – сжался Юли, забыв, что надо вести себя браво.

– Не может охотиться – пусть помирает с голоду! – заявила Ада.

– Всё по-честному! – прибавила Али.

– А ну-ка, тише! – цыкнула мама. – А если сёстры будут говорить о вас то же самое? Что тогда?

Три сестры виновато заскулили.

Только Ава не желала уступать.

– Мистеру Шорку, мама, это не понравится.

Юли увидел, как туча пробежала по маминому лицу.

– Ава… – охнула мама. – Откуда ты знаешь это имя?

Ава с вызовом посмотрела на маму.

– Поймала! – закричала Агата. – Поймала!

Сёстры оглянулись на крик. Оказывается, Агата схватила на лету стрекозу. Насекомое жужжало и извивалось, колотясь сочным брюшком об агатин нос.

Пока мама с сёстрами облизывали и нахваливали Агату, Юли не сводил глаз с Авы. Она юркнула к подножию валуна и сунула морду в иголки… словно кого-то искала.

3

Ширк

ширк-ширк

ширк-ширк

ширк.

Юли снилось, что его едят заживо. Крошечные твари вгрызались в каждый дюйм его шкуры. Он пробовал соскрести их задними лапами, но передняя всё время поскальзывалась, и твари запрыгивали обратно, погружая в него острые, как сосновые иголки, зубы.

Ширк-ширк

ширк

ширк-ширк-ширк-ширк

Юли так и чесался, пока не проснулся. Твари исчезли, а вот ощущение, что шкуру продолжают жевать, осталось. Зуд переполз в ухо, и Юли, жалобно скуля, сунул в ухо лапу. Потом зазудело на шее – чтобы почесать, Юли плюхнулся на другой бок.

– У Юли клещи! – прошептала Ава.

Шестеро сестёр с выпученными глазами жались у дальней стены норы.

– Его сожрут заживо! – прошептала Али.

Юли хотел возразить, но никак не мог перестать чесаться. Он пытался усидеть прямо, чтобы было проще менять задние лапы, но передняя отказывалась его держать. Он перекатился на спину и, корчась, стал чесать бока обеими задними лапами.

– Вы… ик!.. всё выдумали… ик!.. про клещей! – крикнул Юли.

– Не-а! – ухмыльнулась Анна.

– Это крошечные жуки, – подхватила Ава.

– Они живут у тебя в волосах.

– Их там сотни!

– И они всё время рожают детей.

– А дети высасывают всю кровь.

– И съедают шкуру.

– Скоро у тебя выпадет вся шерсть.

– И ты засохнешь, как гнилой персик.

– И в конце концов расчешешься на клочки и сдохнешь.

– Не сдохну! Ик! – крикнул Юли, продолжая чесаться, икать и пытаться усидеть прямо. – Нет… ик!.. у меня… ик!.. никаких… ик!.. кл… ик!.. клещей!

– Есть! – отрезала Ава. – Это очевидно.

Ширк-ширк-ширк-ширк-ширк.

Теперь Юли пытался вдобавок соскрести ещё и страх. Неужели это мистер Шорк? Всё-таки он пришёл за ним…

– Ма-ик! – а-а-ик! – ма-а-а-а-а-а! – взвыл Юли.

В дальнем углу норы тут же проснулась мама:

– Что случилось? Кто плачет?

– У Юли клещи! – объявила Ава.

– Он так воняет, что они сюда все сбежались! – вставила Ада.

– Все. До. Одного, – отчеканила Али.

– Придётся уходить из норы! – заключила Анна.

– Рты закройте! – сказала мама.

Пока Юли беспрестанно чесался, она обнюхала его шубку. Потом слизнула со лба все его тревоги.

– Тише, тише, малыш. Нет у тебя клещей. Это сёстры не вылизали тебя как следует, когда умывали.

Юли сердито посмотрел на сестёр. Те сдавленно захихикали, а мама принялась тщательно вылизывать ему шубку. Мамин язык пробирался до самой шкуры, заставляя трепетать его веки. Но когда мама закончила, чесаться по-прежнему хотелось. Он стал грызть себе задние лапы, уверенный, что ему станет лучше, если выдрать весь мех до последнего волоска.

Мама вздохнула, вышла из норы и встала у каменного входа. Юли проследил за её взглядом, устремлённым куда-то в ночь, за Большой Валун. У него затряслись губы. Он знал, что мама сейчас скажет, и хотел откусить ей усы, чтобы не дать заговорить.

– Надо отвести тебя на Дождливое Озеро, – сказала мама. – Окунёшься, и всё как лапой снимет.

Юли настолько оцепенел, что почти не чувствовал зуда. Дождливое Озеро было за оврагом.

Ава противно усмехнулась:

– И как он поплывёт, с тремя-то…

– Ава, – рассердилась мама. – Прикуси язык! Сейчас же!

Ава нехотя захлопнула пасть.

– Остальные идут с нами, – сказала мама, – и будут охранять Юли, потому что плохо выполняли обязанности сестёр. Ни одна лиса не может сама вылизаться полностью. Вы очень меня расстроили.

Сёстры опустили головы. Некоторым стало стыдно. Другие прятали улыбку.

Мама принюхалась к воздуху снаружи.

– Хорошая ночь для похода. Ветер скроет наш запах, а ястребов, если вздумают нападать, сметёт в сторону.

Обычно она старалась не выводить их из норы поздно, когда в ярком лунном свете их могут заметить ястребы. Юли хотел было сказать, что ходить никуда не надо, что он привыкнет чесаться и будет жить себе дальше. Но тут вдруг зазудело веко. И он понял, что сойдёт с ума, если прежде не расчешется на клочки.

– Держитесь моего хвоста! – приказала всем мама.

Юли поднялся на ноги. Ава прижала холодный нос к его уху:

– Не упади в овраг, Ску-у-ули!

Он чуть не цапнул её в ответ, но она успела отпрыгнуть. Юли едва удержался на ногах.

– Ты что задумала? – спросил он.

Ава лишь улыбнулась и подошла к сёстрам, собравшимся у выхода из пещеры. А Юли вдруг понял, что хочет вычесать Аву из своей жизни, как зуд.

4

Звёзды в эту ночь светили ярко и остро. Воздух колыхался от ветра.

Мама быстро взбиралась по кривому склону валуна. Шесть сестёр не отставали ни на шаг. Только Юли тянулся позади, останавливаясь через каждые несколько хвостов – почесать раззудевшееся место или убедиться, что в ночном небе не кружит крылатая тень.

Они подошли к оврагу. Поперёк валуна, ослепительно белого, будто кость, пролегала тьма, от которой у Юли зловеще заухало в самом сердце.

Мама подняла переднюю лапу и устроила перекличку.

– Здесь!

– Здесь!

– Здесь!

– Здесь!

– Здесь!

– Здесь!

– Юли?

– Здесь, – прошептал он.

Если мистер Шорк и правда живёт в темноте, Юли не хотел, чтобы он услышал.

Мама перескочила овраг, словно перед ней оказался тоненький ручеёк, не больше.

– Ава! – позвала мама. – Ты альфа. Покажи остальным, как надо.

Ава села.

– Сперва я хочу убедиться, мамочка, что Юли не упадёт.

Юли прижал уши.

– Очень заботливо с твоей стороны, – ответила мама. – Али!

Али немного попятилась назад и прыгнула, с лёгкостью преодолевая овраг.

Юли взглянул на Аву. Та улыбнулась.

– Анна! – сказала мама.

Анна грациозно прогнулась и мощным прыжком благополучно перелетела на другую сторону.

Юли боялся Авы даже больше, чем ястребов. Ястребы никогда не являлись в нору и не дразнили его из-за сухой лапы. И никогда не отнимали у него еду прямо из пасти.

– Айя!

Айя задержала дыхание, разбежалась и прыгнула. Цела.

Что Ава задумала? Дождаться, когда Юли попытается прыгнуть и ухватить его за хвост, чтобы кувыркнулся в овраг? И тогда ей больше не придётся его умывать.

– Ада и Агата!

Двое лисёнышей покачались на задних лапах и перепрыгнули.

А может, Ава знает, что мистер Шорк должен выскочить из темноты и ухватить его за горло пепельными зубами?

– Ну, Юли, – сказала мама, – твоя очередь.

Все сёстры, кроме Авы, были уже на другой стороне оврага. Оставались недоросток и альфа.

Он уставился в темноту, которая пролегла между ним и мамой. Передняя лапа подкосилась, и Юли упал на живот.

– Юли, – в голосе мамы слышался оттенок презрения. – Ты уже большой, я не понесу тебя. Давай сам.

– Давай, Юли! – закричала Агата. – Ты перепрыгнешь!

– Да, прыгай, прыгай!

– Давай, пока не слетелись ястребы и не выдрали тебе потроха!

– Не будь таким нытиком!

Юли бросил на Аву настороженный взгляд. Она ухмыльнулась и отошла. Ей незачем цапать его за хвост – он и сам поскользнётся и свалится в овраг. Посторонняя помощь для этого не нужна.

– Смотри на меня, Юли! – сказала мама.

Юли поднялся на все свои три лапы и почесал грудь. Он решительно посмотрел на маму и, не успев опомниться, сделал три прыжка. На ус от оврага он закрыл глаза, оторвал переднюю лапу и оттолкнулся обеими задними. Сердце чуть не выскочило, когда внизу показалась тьма. Навстречу полетел ветер, не давая вздохнуть.

Передняя лапа Юли коснулась края оврага.

А задние упали в пустоту.

Острый камень ударил в живот, заставляя охнуть. Передняя лапа скользила под весом задних, утягивавших его вниз. Юли скулил и цеплялся когтями, продолжая соскальзывать в овраг…

И плюхнулся в грязь.

Он оказался в каменном тоннеле. Тьма вокруг непроглядно завывала, спотыкаясь лишь о дорожку из звёзд. Вдалеке тоннель заканчивался дырой, за которой хлестали друг друга еловые ветки. Юли слышал едва различимое журчание воды, шелест ветра, похожий на дыхание…

Чьи-то зубы вцепились ему в загривок и потащили наверх. Мама плюхнула его, почти бездыханного, рядом с сёстрами.

– Юли, ты перепрыгнул! – воскликнула Агата.

– Пфе! – фыркнула Али. – Как бы.

Пять сестёр вылизали ему шубку и, хотя и не удержались от смешков, были счастливы видеть его целым и невредимым. Дрожа, Юли заглянул в овраг. С этой стороны было видно, что овраг глубиной не больше, чем в один хвост. Бояться ему было совершенно нечего.

– Ха-ха-ха-ха-ха! – хохотала, захлёбываясь, Ава на другой стороне оврага. – Юли, видел бы ты себя!

Её хохот передался остальным сёстрам.

– Эй, народ! – окликнула их Ава. – Смотрите! Смотрите! Кто я?

– Ава… – грозно рыкнула мама.

Ава прижала переднюю левую лапу к груди. Правую била дрожь. Ава скорчила испуганное лицо и неуклюже прыгнула через овраг. Она удачно приземлилась на другой стороне, но упала на живот, отползла назад и, свесив над оврагом задние лапы, принялась отчаянно царапать камни передними когтями.

– Ха-ха! – расхохоталась Ада.

– Хи-хи-хи! – подхихикивала Али.

– Так оно всё и выглядело! – воскликнула Айя.

– Давай, Юли! – куснула его за горло Анна. – Что не смеёшься? Это ж умора!

– Ава, берегись! – пронзительно закричала мама.

Красно-жёлтая королевская змея бросилась из оврага и вонзила ядовитые зубы Аве в ногу. Её вопль разлетелся эхом по каменной гряде. Мама схватила Аву за загривок и трясла, пока змея, продолжая извиваться, не разжала рот. Змея уползла обратно в овраг и скрылась в том самом месте, куда мог бы наступить Юли, будь у него ещё одна передняя лапа.

Тело Авы обмякло и шлёпнулось на камень. Лапы дёргались. Мама скулила и лизала Аве лицо. Юли с ужасом наблюдал, как яд растекается по сосудам у Авы в глазах, как её дыхание становится всё быстрее, быстрее, быстрее…

И вдруг замедляется. И стихает совсем.

5

Дни возле норы проходили за днями, розовые и золотые.

Теперь, когда сестёр оставалось лишь пять, их власть над Юли развеялась. Им не хватало острого языка Авы, её злых придумок, чтобы мучить его дальше.

И всё-таки жизнь Юли не стала легче. Шкура по-прежнему чесалась. Живот по-прежнему ныл. После смерти Авы мама от горя перестала охотиться. Она лежала днями и ночами, уткнувшись лицом в камень, и сёстры добывали себе пропитание сами, как могли. Жуки и кузнечики – вот и всё, что им удавалось поймать. Юли перепадали только колючие лапки и усики.

Интересно, спрашивал сам себя Юли, если бы Ава осталась жива, его жизнь изменилась бы к лучшему… или к худшему?

Как-то ночью, когда сёстры уснули, Юли прокрался в дальний угол норы и свернулся в клубок возле мамы. Он вылизал ей слёзы из глаз, прерываясь только затем, чтобы почесаться.

Он хотел, чтобы она воспрянула духом. Он не мог охотиться сам. Мир оставался таким же огромным и неприветливым, как в день охоты на стрекозу.

Передняя лапа по-прежнему дрожала при одной мысли, что придётся карабкаться по каменистому склону или перепрыгивать через что-то шире, чем ус.

– Мама!

Она не шелохнулась.

– Мам, я голодный.

Он прислушался к её дыханию, тихому и прерывистому из-за рыданий. Интересно, стала бы она горевать точно так же, если бы змея ужалила его, а не Аву? И он опять начал чесаться.

Свет снаружи подёрнулся туманом. Через пару месяцев, когда опадут листья, сёстры отпразднуют День Золотистых Глаз.

Они станут взрослыми лисичками и уйдут из норы искать себе подходящую пару. А немного раньше свой собственный День Золотистых Глаз отпразднуют мальчики-лисы и отправятся метить свою собственную территорию.

Юли знал, что ничего этого никогда для него не случится – с его-то тремя лапами. Но он был даже не против.

Когда сёстры вырастут и разбегутся, он собирался остаться в норе с мамой – навсегда.

Он начисто вылизал маме лицо, надеясь её разбудить. Он прошёлся языком по её морде, насквозь мокрым от слёз усам, добрался до ушей… и заметил, что на одном не хватает кончика.

– Мама! Как ты поранила ухо?

– Это твой отец, – прошептала мама, не открывая глаз. – Так получилось.

Юли задумался. Какой, интересно, была бы их жизнь, если бы отец был по-прежнему жив?

Хватало бы им тогда еды? А его передняя левая лапа – она бы выросла, как остальные? И Ава – была бы она добрее к нему? И была бы она по-прежнему жива?

– Мама! А как умер папа?

Мама наконец открыла глаза. Что-то промелькнуло в них. Будто грозовые тучи.

– Он дрался с другим лисом на высоком утёсе, – сказала мама. – Случился оползень, его засыпало.

Она вздохнула.

– Иногда я по нему скучаю. Когда зайдёт солнце. Я была для него красавицей-лисичкой. Хоть я уже в годах, старая.

Юли хихикнул.

– Ты же не старая! – он вывернул голову и заметил седые клочки меха в маминой шубке. – Нет ведь?

Она не ответила, и тогда он подумал: а он – что бы он сделал, если бы пришлось драться? Сбежал бы, наверное, услыхав первый рык.

– А почему папа не убежал? – спросил Юли.

– Понятия не имею, – фыркнула мама. – Драчуны. Лишь бы подраться. Обещай, что никогда не будешь таким.

Юли улыбнулся ей:

– Обещаю.

В первый раз после смерти Авы мамины губы тронула слабая улыбка. Тронула и тут же исчезла: мама увидела, как торчат из-под меха у Юли рёбра.

– Как ты исхудал! – охнула мама. – Прости меня.

Юли уставился в землю.

– Да.

– Утром я поймаю нам что-нибудь поесть, – сказала она и опустила голову, возвращаясь ко сну.

Живот Юли радостно заурчал.

– И я останусь с тобой? Здесь? Навсегда?

– Да, малыш, – сказала она. – Навсегда.

Он улёгся у неё между лап, и она свернулась вокруг него клубком: накрыла хвостом его хвост, спрятала его морду под своей, и они уснули.

6

Юли разбудил мамин испуганный голос.

– Вставай! – прошептала мама. – Тебя надо спрятать.

Он открыл глаза и увидел, что она засыпает его листьями.

– Что? Зачем?

– Будем играть в игру, малыш! – ответила мама, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Ты будешь играть в мёртвого, а сёстры станут тебя искать.

Она засыпала листьями его хвост.

– Лежи смирно, не шевелись, пока я не скажу, что всё спокойно. Теперь тс-с! Начинаем играть.

Юли не понравился ни мамин голос, ни выражение лица.

– Мама, я не хочу в игру. Я хочу еды.

– А ну-ка, тише! Делай что говорят!

Юли жалобно хныкал, пока мама не засыпала листьями его голову. Он пытался лежать тихо, но сердце отчаянно колотилось без остановки.

Распахнув широко глаза, он выглядывал в просвет между листьями.

Снаружи разгорался рассвет – розовый и тревожный. Западный ветер дул над валунами, и с ним прилетел новый запах. Под сосновым обнаружилось что-то… лиловое.

Сёстры выстроились у входа в нору. Он никогда не видел их такими притихшими.

– Ни слова о брате, – шепнула им мама.

– Это почему? – поинтересовалась Айя.

– Да, – подхватила Али, – кому какое дело до Ску-у-ули?

– Вот уж не мне, – хмыкнула Ада.

– Никому…

Вход затмила какая-то тень, и сёстры тут же умолкли.

Юли прищурился. Это был лис. Сначала был различим только силуэт – две острых лопатки сходились под углом к острым ушам. Юли прищурился сильнее и разглядел сквозь листья яркие янтарные глаза, чёрные полосы на морде и два клыка, белых и изогнутых, как ущербная луна.

Мама поклонилась.

– Я думала, ты погиб.

И Юли понял, что лис был их отцом.

Лис задрал нос кверху.

– Как же ты, полагаю, приятно удивлена.

– Да, – ответила мама дрожащими губами. – Удивлена.

Горящие глаза лиса обследовали нору.

– Может быть, пригласишь войти?

– Да, – ответила мама, оглядываясь на Юли, спрятанного под листьями. – Прошу. Входи.

Лис шагнул внутрь, наполняя нору лиловым запахом. Юли надеялся, что обрадуется, увидев отца в норе живым и здоровым. А вместо этого он лежал и боялся, что какой-нибудь волосок из его шубки вдруг покажется из-под листьев. Он и сам не знал почему.

Лис, принюхиваясь, прошёл вдоль строя сестёр туда и обратно.

– Это твоё потомство?

– Да, это все, – ответила мать, затаив дыхание. – Пятеро.

– Где самая смышлёная? Ава, кажется?

– Умерла, – ответила мама и глубоко вздохнула. – Змея укусила. Откуда ты знаешь?..

Лис громко запыхтел, оборвав её на полуслове. Он повернулся к куче листьев, где лежал спрятанный Юли, и повёл носом.

– Где калека?

От ужаса мама на мгновение потеряла дар речи.

– Он… тоже умер, – проговорила она, едва дыша. – Ночью, от голода.

– А! – усы лиса изогнулись в улыбке. – Хорошо.

Он обежал нору по всему периметру.

– Аву жаль. Послушным была лисёнышем. Исполняла все мои приказания – как быть с недоростком: отбирай еду, пока не сдохнет от голода.

Юли вспомнил песенку, которую пели сёстры.

Мистер Шорк из пепла весь.

Недоростков любит есть.

Зубы злобно скрежещат.

Ловит маленьких лисят.

Слеза не скатится даже у мамы из глаз.

Ведь теперь станет больше еды для нас!

И Юли понял, что его отец и есть мистер Шорк.

– Ты… разговаривал с Авой? – спросила мама.

Мистер Шорк улыбнулся.

– Когда ты бросила меня умирать, там, под камнями, только злость помогла мне выжить. Но я выбрался из завала и выследил тебя по запаху – издалека.

Янтарные глаза будто пригвоздили маму к месту.

– И наконец нашёл.

Мама пыталась улыбнуться. Но губы её дрожали.

Мистер Шорк прошествовал вдоль строя сестёр взад и вперёд, принюхиваясь к их шубкам и ушам.

– Я приходил сюда по ночам, к подножию валуна. Следил. Хотел убедиться, что ты сохранила мне верность.

Он заметил грязное пятно у Агаты на лапе и, презрительно ухмыляясь, дожидался, пока она вылижет его начисто. Потом он подошёл к выходу и обвёл взглядом скалы.

– Ава как-то раз увидела меня под ольхой. С тех пор я частенько вышёптывал ей по ночам секреты жизни. Она должна была сообщить мне, когда вы будете праздновать День Золотистых Глаз. Чтобы я мог вернуть себе то, что моё по праву.

Он сверкнул глазами на маму.

– И с тобой вместе вернуться домой.

Юли прикусил язык, чтобы не расскулиться. Нельзя маме уходить! Она должна остаться с ним навсегда. Она же обещала!

Мистер Шорк улыбнулся сёстрам. Он шагнул к выходу, но вдруг обернулся и щурясь посмотрел через плечо.

– Когда лисёныши вырастут, ты вернёшься в Лиловое Королевство.

Мама повесила голову.

– Я вернусь.

Юли затрясся, шелестя листьями. Когда сёстры осенью уйдут из норы, неужели мама бросит его здесь самого по себе? Она же обещала, что останется с ним навсегда! Она…

– Ик!

В норе повисла звенящая тишина.

– Ик!

Юли сложил на морде переднюю лапу, чтобы перестать икать, но сделалось только хуже.

– Ик! Ик! Ик! Ик!

Мистер Шорк принюхался.

– Живой? – спросил он неторопливо и грозно.

– Нет, – ответила мама. – Это я. Я…

Мистер Шорк прошагал в глубь норы и разметал листья над Юли. Сердитым взглядом посмотрел на сухую лапу. Юли не переставая икал.

– Этому, – поворотился мистер Шорк к маме, – здесь не место.

Её затрясло.

– Войн, ему только два месяца. Одна нога у него не выросла. Куда ему идти? Он не выживет.

– Кто говорит уходить? – сказал мистер Шорк. – Сверни ему шею.

Мама оцепенела от ужаса.

– Войн… Не надо.

Юли только и мог что дрожать и икать.

Мистер Шорк вздохнул.

– Лисица, которая родила такого уродца, должна сама от него избавиться.

Он кивнул на Юли:

– Приступай.

Сёстры тихонечко заскулили. Юли съёжился, вжимаясь в листья. Мама стояла не шевелясь.

– Ну, хорошо, – сказал мистер Шорк.

Он молнией пролетел через всю нору. Сверкнули и остро щёлкнули белые зубы. Кончик уха Агаты болтался на лоскуте кожи. Кровь тонкой струйкой текла по щеке.

Мистер Шорк навис над пятью сёстрами.

– Я даю тебе выбор, – сказал он матери. – Сохранить пять девчонок или этого калеку-мальчишку. Выбирай быстро, а то загрызу их всех.

Мама посмотрела на Юли, потом на сестёр.

– Нет. Нет, ты меня не заставишь…

Мистер Шорк схватил зубами Агату за горло и заломил голову. Агата заскулила, задрожала, из уха сочилась кровь.

Юли поймал мамин взгляд. Слёзы текли ручьями у неё по щекам.

– Мама! – позвал он.

– Я… – выдавила из себя мама. – Я выбираю…

Юли, не слушая, что она скажет, бросился из норы. Он скакал вверх по скользким камням Большого Валуна, срывая когти и скуля всякий раз, когда передняя лапа налетала на булыжник. Он то и дело спотыкался, больно ударяясь мордой. Но он чувствовал позади себя пепельную тень, и страх давал ему новые силы.

Юли добежал до оврага и остановился в нерешительности. И тут же по ветру до него донеслось прерывистое дыхание. Он прыгнул. И снова живот ударился о край оврага. И снова передняя лапа отчаянно царапала камень, а задние тащили его вниз.

Он упал в грязь и опять оказался в гудящем от ветра тоннеле. Красно-жёлтые чешуйки влажно извивались между камней. Без мамы некому было его вытащить, а ему самому не допрыгнуть до неба над разломом. В конце тоннеля между камней он увидел ели. Он услышал быстрый шелест воды, шорох иголок.

Юли помчался туда, где скала неожиданно обрывалась. Грязная вода забрызгала ему переднюю лапу и сотней тонких хвостов потекла по камням вниз, в неглубокое озерцо. Он смотрел на стекающие книзу капли, а позади завывала тьма. Он чувствовал, как мистер Шорк рычит в овраге, подбираясь острыми зубами к его ушам.

Юли даже не прыгнул, а соскользнул за каменный край. Он падал, и падал, и падал, и наконец шлёпнулся в воду, и вокруг стало темно. Он замахал лапами, закрутился и завертелся, выкарабкиваясь на поверхность. Передняя лапа уцепилась за что-то твёрдое, и он вытащил себя, насквозь мокрого, на берег и, тяжело дыша, повалился на бок.

Едва дыхание успокоилось, он поднялся на ноги. Взгляд пробежал по утёсу вверх. Он ожидал увидеть на вершине Большого Валуна восседавшего там мистера Шорка. Но наверху никого не было.

Юли поморгал, смахивая с ресниц грязь. И прерывистое дыхание, и пепельная тень – всё это было только его воображением. Только его собственный страх гнал его к оврагу и вниз с утёса. И он больше никогда не вернётся в свою нору.

Он чуть не завыл, призывая маму, но горло сдавило. Если мистер Шорк услышит, он может спрыгнуть и прикончить Юли.

Юли долго всматривался в заросли ольхи – на лица, что выглядывали из сумрака. И, решив, что деревья не так страшны, как его отец, Юли поскакал в лес.

Он подождёт, пока ветер развеет над валунами лиловый запах, и мама крикнет, что всё спокойно, можно выходить. Она придумает, как ему взобраться на утёс. Может быть, даже спрыгнет и втащит его за загривок.

Юли не уходил далеко в лес. Всего на несколько лисьих хвостов, чтобы мама могла уловить его запах. Он отыскал местечко, заросшее мхом, и, мокрый и усталый, плюхнулся на живот.

И уже было некому ткнуться в него носом и помочь подняться.

– Дурацкая история, – заявил четвёртый лисёныш, поднимаясь на трясущихся лапах. – Какой отец станет убивать сына? Даже если захочет, мама ему не даст.

Голос его дрожал.

– Это история неправдоподобная и… и дурацкая, и… и… и… и… и дурацкая.

С этими словами он побежал обратно к норе – ему хотелось прижаться к маме и… убедиться, что всё так и есть.

Пятеро лисят.

Небо над Лесом Оленьего Рога сделалось цвета гниющей тыквы. Лапы у самой младшей зябко стыли.

– Подождите, – воскликнул пятый лисёныш. – А что стало с Юли?

– Терпение, – ответила рассказчица, посверкивая глазами из темноты пещеры.

– Почему сёстры были с ним такими жестокими? – спросила бета.

– Они жили в стране, где мало еды, – объяснила рассказчица. – Если бы Лес Оленьего Рога весь высох, ягоды исчезли, а совы растащили даже самые жалкие остатки съестного, может, и вы принялись бы морить друг друга голодом. Кто знает…

Пятеро лисёнышей в сомнении переглянулись. Их животы были набиты мясом ондатры и земляными червями.

– Вы обещали, что история будет страшная, – сказала третья.

– Тс-с! – цыкнула на неё бета. – Не мешай, а то хуже сделаешь!

– Я не могу вмешиваться и менять историю к лучшему или к худшему, – сказала рассказчица. – Могу рассказывать только то, что было.

Третья сморщила морду:

– Ладно.

Рассказчица вздохнула, и у пещеры повеяло холодом.

– Есть создания, которые живут в лесу, но в лесу им не место. Они высокие, как деревья, и тощие, как палки. Кожа у них без шерсти и бледная, будто кость.

Воображение самой младшей рисовало неясную фигуру.

– Им холодно и одиноко, этим созданиям, – говорила рассказчица. – Некоторые, чтобы согреться, отбирают у лис шкуры. Другие поступают гораздо, гораздо хуже…

В лесу треснула ветка. Самая младшая решила не оборачиваться.

Добро пожаловать к Трикси!

1

– А я буду такой же рыжей, как ты, раз я уже взрослая?

Мия шла за маминым хвостом по Мышиным Полям и пыталась повнимательней разглядеть свои бурые, как песок, лапы. Она надеялась, что мех уже меняет окрас, но лапы не стояли на месте, и нельзя было сказать наверняка.

– Рыжая шубка со временем появится, – сказала мама.

– Ага, – прищурилась Мия. – А что глаза? Голубой цвет уже исчез?

Мама остановилась, но ровно затем, чтобы лизнуть Мию в нос.

– Ещё нет, дорогая. Теперь идём!

– Ладно, ладно.

Мама проскользнула сквозь переплетённую ветром лозу, и Мия сунулась следом, носом прокладывая дорогу в путанице стеблей и листьев.

Вдруг путаница кончилась, и мир открылся перед ней изумлённым вздохом. Небо сияло над изумрудным лугом. От лёгкого ветерка по траве колыхались бледные полосы и убегали так далеко, куда только хватало глаз.

– Ого! – воскликнула Мия и почесала раззудевшееся ухо. – А у меня будут дети?

– До этого ещё пройдёт много месяцев, – ответила мама. Она скользнула в высокую луговую траву и повела Мию за собой по тенистому проходу. – И только если сама их захочешь.

– А откуда они вообще возьмутся? – спросила Мия.

Мама слушала невнимательно – принюхивалась, нет ли опасности.

– Бизи сказала, что дети растут зимой на кустах ежевики, – не умолкала Мия. – И собирать их надо ооочень осторожно, а то они лопнут и зальют молоком весь рот.

– Это Бизи такое сказала?

– Ага. Но я сразу поняла, что она всё выдумала. – Мия чихнула: это ей в нос ткнулась травинка. – Она же выдумала?

– Да, – ответила мама. – Если захочешь лисёнышей, значит… ну, значит, они появятся.

Мия представила, как на пушистом семечке одуванчика к ней плывёт из-за горизонта маленький свёрток. Она представила, как свёрток разворачивается у лап, а в нём шевелится розовый выводок лисёнышей.

– А я буду ещё когда-нибудь есть кузнечиков? – спросила Мия.

И пока Мия с мамой бежали по лугу, вопросы сыпались один за другим. Чтобы их не заметили, они выбирали путь через островки, где трава росла гуще. Мама то и дело останавливалась, поднимала лапу, озиралась по сторонам и принюхивалась. Мия тоже подняла лапу и принюхалась.

– А что мы ищем? – прошептала она.

– Тише! – сказала мама, навострив уши.

Мия терпеливо ждала, когда мама опустит лапу и побежит дальше.

Это было так странно – уходить из Венцового Леса, прочь от милых сердцу видов и запахов, прочь от земли и листьев, которые так привычно хрустели под лапами. Это было так странно – знать, что сегодня вечером она не возвратится в нору и не свернётся пушистой кучкой с сестрой и братьями.

От этой мысли что-то будто бы сжалось в Мии, и она посмотрела назад – сквозь траву, за холмы и долины, туда, где остался дом.

– Мия, дорогая, глаза вперёд! – сказала мама. – Лисы, когда вырастают, не оглядываются на свою детскую нору. Они должны показать всем другим лисёнышам – кто не сдал экзамен, – что значит быть храбрым. – Голос у мамы осёкся, будто напоролся на шип.

– Ладно, мама, – сказала Мия.

Она выгрызла из хвоста зуд – в том месте, где зубы мисс Лисс выдрали клок шерсти, – и поскакала вслед за маминым запахом – запахом сладких яблок.

2

Когда закат запылил горизонт, Мия с мамой подбежали к опушке леса. Ощетинившиеся деревья пахли смолой. Их когтистые иглы вцепились в небо.

Мама скакнула в лес и растворилась в сумраке, а Мия плюхнулась задом на мшистую кочку. Лапы не хотели двинуться с места.

Лисьи глаза не годятся для леса. Это знает каждый лисёныш.

Мы держимся с краю, – объясняла мисс Лисс им с сестрой и братьями. – Между полем и лесом. Между лугом и рощей. Там всегда есть где укрыться, грызунов и насекомых там в изобилии, будто звёзд в небе, а само небо раскинулось так широко, что запах ястреба или охотника предупредит об их приближении за много миль.

– Мия! – раздался из сумрака мамин голос.

Мия расхныкалась, но, вспомнив, что она уже большая, прикусила язык.

Мама выскочила из-под деревьев, ткнулась носом дочери в подбородок и хотела приподнять голову, но взгляд Мии был будто прикован к лесу.

– Доченька, – тихим голосом заговорила мама, – когда мы переберёмся на ту сторону, за деревья, сможем поохотиться и отдохнуть.

Хоть и нельзя было этого делать, Мия оглянулась назад – туда, откуда они пришли. Как было бы хорошо, если б она могла ещё разок на прощание подразнить Роа. Попрепираться с Марли. Пожевать Алфи уши.

– Почему нам нельзя вернуться в Венцовый Лес? – спросила она.

– Потому что, – щёлкнула зубами мама, – я так сказала.

Мия прижала уши, и мамины глаза посмотрели виновато.

– Прости, Мия. Ты здесь ни при чём. – Мама принюхалась к деревьям. – Лес неглубокий. – Шмг- шмг. – На другом краю персиковая роща, я чую. – Ш-ш-шмг. – О, да там нашествие сороконожек!

У Мии заурчало в животе. Она обожала сороконожек, особенно в перезрелых персиках.

– Идём, – сказала мама, снова запрыгивая под деревья. – Ты уже большая, чтобы тебя нести.

– Но, но, но…

Мия месила лапами грязь.

А вдруг там окажется жёлтое зловоние? Мама, конечно, говорила, что это экзамен, но она никак не могла заставить себя в это поверить. А вдруг жёлтое смотрит на них из сумрака липкими глазами и капает слюной и только и ждёт, чтобы ещё раз цапнуть её за хвост?

Послышался вздох, и мама снова вышла под закатное солнце.

– Ладно, Мия. Твоя взяла. Пойдём в обход. Долгой дорогой.

– Правда? – Зад Мии тут же отклеился от земли, и она двинулась на восток следом за мамой – по краю леса. – По-настоящему?

– Да, да. Ты меня убедила. Я и так сегодня потеряла лисёнышей.

У Мии защемило сердце.

– Что значит – потеряла? Мы же знаем, где они все. Они же с мисс Лисс. В Венцовом Лесу.

– Да, разумеется, – ответила мама, не глядя Мии в глаза. – Я за ними вернусь, когда… ну, когда мы отыщем новую нору. – И она чуть-чуть ускорила шаг.

– А я их ещё увижу? – спросила Мия, стараясь не отставать.

Ни на какие вопросы мама больше не отвечала.

Небо неторопливо укладывалось спать, а сосновые тени, что вихлялись по краю леса, уводили за собой Мию с мамой. Вскоре им открылось странное зрелище, отчего мама встала как вкопанная.

Это было похоже на реку, но не было ни воды, ни камней, и оно никуда не текло. Плоское и чёрное, оно тянулось вдоль кромки леса без единого загиба, как перепуганный хвост.

– Что это? – спросила, принюхиваясь, Мия.

– Дорога, – ответила мама, широко раскрыв от страха глаза. – Надо уходить отсюда. Сейчас же.

Мия оглянулась на лес – уйти можно было только туда.

– Но, мама…

– И прекрати спорить!

Мия накрепко сжала зубы, не давая себе расхныкаться. Мама осторожно пробралась под деревья, а за ней следом – Мия. И тут же настала ночь и сомкнула вокруг них свои тени.

Путь через лес ухабился и извивался; звёздный свет сюда почти не проникал. Мия то спотыкалась о прутья, то проваливалась в ямки, да ещё листья кололи глаза. Приходилось щуриться, чтобы разглядеть мамин хвост. Ей страшно хотелось ухватиться за него зубами, но она прогоняла эти порывы. Она ведь больше не лисёныш.

Мия уже не надеялась, что эти деревья когда-нибудь кончатся, как вдруг они с мамой вышли на поляну. Мия захлопала глазами. Под звёздным небом раскачивались ветки. А земля была вся в каких-то серебряных корнях.

– Мы уже пришли? – спросила она, и сердце её облегчённо запрыгало. – Это уже та сторона?

– Нет, родная, – сказала, принюхиваясь, мама. – Боюсь, нам ещё идти и идти.

Она перепрыгнула серебряный корень и скользнула под другой. Потянув носом воздух, она сделала ещё шаг и… щёлк! С диким криком она взвилась в воздух. Это серебряный корень впился ей в лапу.

– Змея! – закричала Мия. Она подскочила и крепко сжала ползучую тварь в пасти. Но кожа оказалась твёрдой как камень, и зубы тут же свело от боли. Мама прыгала, рвалась и кружилась, пытаясь освободиться. Мия трясла в пасти серебряное тело. Но серебряные челюсти вцепились накрепко.

Мама, так и не высвободив лапу, обессиленно повалилась набок.

– Мия, – задрожал её голос. – Мия, это не змея.

Серебряная тварь, холодная и тяжёлая, свисала у Мии из пасти. Мия разжала зубы, и тварь, звякнув, упала. Мия обнюхала её тело, всё из каких-то кружочков, её беззубые челюсти, которые раздробили изнутри мамину лапу.

– Мама, что это?

Мама пошевелила лапой, шумно втягивая воздух сквозь зубы:

– Я не знаю.

Мия царапнула тварь когтями.

– Оно что… мёртвое?

– Оно и не было никогда живым.

– Тогда как… – У Мии перехватило горло. – Тогда как нам его убить?

Мама не ответила. Она взяла зубами свою зажатую лапу и попыталась вытянуть. Но серебряные челюсти держали прочно, и мама вдруг заскулила.

Мия прижала уши. Она никогда не слышала такого от мамы.

– А ну-ка, Мия, – сказала мама. – Засунь нос ему в пасть, где узко. Может, так заставим его открыться…

В темноте хрустнула ветка. Между листьями вспыхнул свет. Мия с мамой прижались к земле. Из-за деревьев вышло какое-то существо – Мия никогда в жизни не видала таких огромных.

– Ночам тевя пора дуться водный, бел и Тригсе?

Голос был высокий и какой-то кручёный – он просто впивался Мии в уши.

Мама, прихрамывая, забралась под ближний куст. Серебряный корень волочился за ней. Мия, скользнув следом за мамой, принюхалась к существу. Оно… не пахло. Ничем.

– Мама! – прошептала она. – Кто это?

– Тише, – затаив дыхание, сказала мама.

Тяжёлые шаги с хрустом давили подлесок. Существо остановилось хвостах в двадцати. Свет от него заскользил по листьям и наконец замер, уставясь в куст, под которым скрывались Мия и её мама.

– А-а! – проскрежетал голос. – Лизижжги! Луч шепчи по осени. Еду мою.

Свет был такой яркий, что Мия перепугалась: вдруг она больше никогда не увидит тьмы?

3

Сердце у Мии стучало так, что даже воздух вокруг дрожал. Существо с топотом надвигалось на куст, где скрывались они с мамой. Оно было высоким, как молодое деревцо, и пробираться сквозь густой лес ему было непросто.

– Воду зразу! – проскрежетало оно. – Резки еведги!

– Мама! – прошептала Мия.

– Тише!

– Оно сюда влезет?

– Молчи, Мия!

Не успела мама, волоча за собой серебряный корень, увести Мию под другой куст, как существо с треском протиснулось между веток, и его свет заметался по поляне.

– Кудахтать не идти, – подвывая, протянуло оно. – Слюда, слю-у-да-а!

– Мия, беги! – прошептала мама. – Ступай. Ну же! Схоронись под деревьями.

– Мама, нет, я…

– Когда станет тихо, пойдёшь на другой край леса и отыщешь нору. Ищи песчаный суглинок, ручей с питьевой водой и вход, скрытый от чужих глаз. Как у нас было в Венцовом Лесу. Поняла?

Мия не могла двинуться с места – лапы будто онемели. Это она виновата, что они здесь оказались. Это она отказалась заходить в лес, когда мама просила ещё в первый раз, это она заставила их прийти сюда, где водятся серебряные корни, которые вцепятся и не отпустят.

– Через лес? Одна? Я… я не смогу. Мама, тебе надо пойти со мной!

Мама пошевелила лапой, и серебряный корень звякнул.

– Я не могу пойти с тобой, Мия.

– Но… но ты же говорила, что будешь со мной. До последнего шага. Ты… ты мне соврала.

– Прости, Мия. Я вовсе не собиралась врать. – Свет приближался. В его вспышках золотистые мамины глаза пытались отыскать голубые глаза Мии. – Но тебе надо идти. Ты у меня последний лисёныш.

– Как так «последний»? – спросила Мия.

Существо грузно топало ближе и что-то бормотало. Теперь их отделяло всего десять хвостов.

– Мия, – сказала мама, понизив голос. – Слушай меня внимательно. Иногда в полях бывают пожары. Многим животным приходится дышать дымом. Многие умирают.

От этих слов Мию бросило в дрожь.

– Зачем ты мне такое рассказываешь?

– Молчи и слушай. Из пепла и лес, и трава растут заново – гуще прежнего, зеленее прежнего. В них появляется много добычи. И хотя кто-то из животных умрёт, последующие поколения будут жить лучше. Понимаешь?

У Мии затряслись губы, и она ничего не могла с ними поделать.

– Мама…

Мама лизнула её в щёку.

– Скажи мне: ты поняла?

Шаги существа хрустели всё ближе.

– То-то плещет нам уши?

– Я… я поняла, – ответила Мия.

– Хорошо. – У мамы по щекам хлынули слёзы. – А теперь беги! Беги быстро, как только понесут лапы!

Мия выпрыгнула из-под куста. И тут же что-то дёрнуло её за ниточки, натянутые в сердце, и заставило остановиться. Она заползла под большой лист и украдкой выглядывала из-под него. Если она уйдёт, тогда существо, от которого ничем не пахло, поймает маму. Этого Мия не могла допустить. Она больше не бросит никого из своей семьи.

Существо с топотом вышло на поляну.

– Ели рвите! Тригси весь!

В отблесках блуждающего света Мия наконец рассмотрела его. Ни на лапах, ни на лице не было меха. Шкура свободно болталась вокруг тела, и – у Мии ёкнуло сердце – ходило существо на двух ногах. Мия догадалась, кто перед ней. Человек.

С человеком бесполезно прикидываться хитролапыми, – говорила мисс Лисс. – Они во сто крат хитрее. Они ловят нас капканами, сдирают с нас длинными пальцами шкуру и носят на своей голой шее, чтобы согреться. Если увидите человека – бегите.

Свет проскользил от человека по серебряному корню прямо под куст, где пряталась мама. В горле у Мии пробудилось рычание: это безволосые человеческие лапы раздвинули листья, которые укрывали мамину рыжую шубку. Мама огрызалась и тявкала, и судорожно пятилась подальше от человека.

– Как прель есть! – сказал человек, потирая лапы.

Нет, не лапы. Руки. И на каждой по пять пальцев, и каждый проворный, как змеёныш. Человек вытащил две шкуры, надел их поверх собственной на руки и полез в кусты. Мама метнулась как молния и вонзила клыки в шкуру, покрывавшую человеку руку.

Человек даже глазом не моргнул, только защёлкал языком.

– Уж шем ролики!

Рычание разрасталось у Мии в горле: человек с силой прижал одной рукой мамину морду к земле, а другой выдернул изо рта у серебряного корня какую-то блестящую щепку. Освободив мамину лапу, человек схватил маму за загривок и поднял в воздух.

Рычание в горле у Мии переросло в вой:

– Отпусти маму!

Она выскочила из-под листа и набросилась человеку на ногу. Человек издал удивлённое «Ух!» и уронил маму на землю. Мия не отступала. Шкура на ноге оказалась твёрдая, как кора. Но если куснуть посильнее, если рвануть посильнее, тогда его наверняка можно убить.

– Мия! – закричала мама. – Брось! Убегай!

Мия хотела уже выпустить человеческую ногу, но клыки зацепились за что-то жилистое. Она даже не успела их высвободить – в загривок вцепились пальцы, и всё тело мгновенно похолодело. Её подняли в воздух – выше, выше, выше – до самых веток.

Мия раскачивалась прямо перед омерзительным человеческим лицом. Кожа на лице висела складками, как живот у лягушки, и при этом как-то странно и страшно ёрзала и растягивалась.

– Дыш-дыш… сов секрока, – дышал на Мию человек своими странными звуками. – Оттер пой на зло! Хи-хи.

С зажатым загривком Мия могла только рычать.

Внизу мама рвала на человеке шкуру, которая свободно болталась вокруг его ног. Человек пнул маме по зубам, но она оправилась от удара и вцепилась снова.

У Мии перевернулось всё в животе, когда человек резко наклонился, пытаясь схватить маму другой рукой. Но мама юркнула в подлесок.

– Нокрышо! – сказал человек, поднимаясь.

Всякий раз, когда он пытался уйти, мама кусала его за ноги. И всякий раз, когда он нагибался схватить её, мама отбегала в подлесок.

Наконец, человек присел, вытянув перед собой Мию.

– Свежий дым? – сказал он. – Красоту.

Другую руку человек протянул к маме. Но мама словно застыла под листьями, прижимая к груди раненую лапу.

– Мама! – закричала Мия. – Не давай ему забрать меня!

Мама заскулила. Она так и держалась на расстоянии.

Человек вздохнул.

– Нокрышо.

Он снова поднял Мию до самых веток и, что-то бормоча, понёс через лес. Мама хромала позади, стараясь не отставать, несмотря на раненую лапу.

– Я тебя найду, Мия! – крикнула мама. – Будь храброй!

Но Мия настолько оцепенела от страха, что вряд ли могла быть хоть какой-нибудь.

Скоро и мамины всхлипывания, и сладкий яблочный запах поглотила листва.

4

Оранжевый свет просвечивал в бузине. Он горел в чём-то похожем на нору, только построенную над землёй.

Стены были сделаны из камней и поваленных деревьев. Крыша была из сухой травы. Из крыши вылетали клубы чёрного дыма, туманили воздух и жгли Мии глаза.

– Добропожаловатрис! – вскричал человек.

Что-то в этом месте было не так. Не стрекотали кузнечики. Не квакали лягушки. Под кустами не раздавалось ни шороха. Как будто все живые существа в лесу знали: здесь надо вести себя тихо.

Человек внёс Мию в нору и закрыл вход. Что-то клацнуло и отрезало все запахи деревьев. Стены плясали от пламени – из-за лесного пожара, который каким-то чудом сидел в маленькой пещере и не выскакивал.

Мия только раз в жизни видела пожар, и то издалека – когда молния ударила в Великое Скрюченное Дерево. Вблизи потрескивающее пламя обжигало нос и сушило глаза, отчего вся нора сливалась в неясное пятно. От страха Мия тяжело задышала.

– Мех тявкал вверх, – сказал человек.

Мия почувствовала за ухом щипок – это человек украл у неё клок шерсти. Потом он взял её за загривок и отнёс к гнезду из серебряных прутьев. Прутья со скрипом открылись, и Мия шлёпнулась внутрь. Снова раздался скрип, и она очутилась в ловушке. Она попыталась перегрызть прутья, но те оказались такими же неподатливыми, что и корень, который вцепился в мамину лапу.

Человек скатал с себя наружные шкуры, и от него запахло каким-то поникшим цветком. Длинными белыми пальцами человек повесил шкуры – одну за другой – на сухое коричневое дерево.

Он повернулся, и отблески огня замелькали на его плоском голом лице. Губы окрашены малиной. Веки чуть тронуты черникой. Заросли седых волос на голове, а под горлом – золотистый цветок. Мия принюхалась. Это была женщина.

– Ух, – воскликнула женщина хриплым радостным голосом. – Вот так-то лучше.

У Мии дёрнулось ухо. Она стала понимать, что говорит человек. Как это получилось?

Женщина подошла ближе и ощерила зубы через серебряные прутья:

– Ну, здравствуй! – Она потыкала в воздухе пальцем, всего на усик не дотрагиваясь до морды Мии. – Я бы дотянулась до клетки и погладила тебя, но, боюсь, ты откусишь мне палец – вон как трясёшься!

Мия завыла, призывая маму.

– Ру-у-у-р-у-у-у-р-у-у-у-р-у-у-у-р-у-у-у-у-у-у-у!

– Ой-ой-ой, – воскликнула женщина. – Не надо этого. – Её круглые зрачки забегали вверх и вниз, разглядывая у Мии шубку. – Ты… девочка, я полагаю. – Она сморщила нос. – Впрочем, я не собираюсь унижать проверкой ни тебя, ни себя.

Она подошла к чему-то похожему на полый ствол дерева и вытащила что-то острое и крючковатое – серебряный коготь, который поблёскивал, будто лунный свет на воде.

– Ты, знаешь ли, оказалась неожиданностью, – сказала женщина. – И, боюсь, не самой приятной.

Она взяла камень и провела им по краю когтя – вжиг-вжиг-вжиг. От этого звука шерсть на загривке у Мии встала дыбом.

– Я не слишком-то расположена к лисам, – продолжала женщина. – Они и в лучшие-то времена существа неприятные. Вечно истребляют невинных уточек, и мышек, и херувимчиков – это я, кстати, называю так поросят. – Вжиг-вжиг-вжиг. – Вот почему в моих историях лисы – всегда злодеи. Я и сама не очень-то ценю всяких злодеев.

Мия не сводила глаз с серебряного когтя. Как она ни вслушивалась в слова женщины, толку в них никакого не было.

Истории? Злодеи?

– И потом, – сказала женщина, – у меня уже есть одна лисья история. «Сказка о мистере Тоде». И малышам она совсем не понравилась. – Она положила камень и легонько уколола палец об острый конец когтя. – Я-то надеялась изловить пухленького бурундучка, или зайку, или, может, какого ещё приятного обитателя леса, о котором я ещё не писала.

Она поднесла коготь к клетке. Мия съёжилась. Прятаться было негде.

– О, да ты, кажется, симпатичненькая, – в нерешительности сказала женщина. – И молоденькая. Ой, да ты всего лишь лисёныш! – В раздумьях она постучала когтем по серебряным прутьям клетки. – Видно, пришла пора для новой лисьей истории. Моему издателю, вероятно, понравится что-нибудь такое, не слишком… ну, скажем, отталкивающее. – Она с грохотом отбросила коготь. – Что ж, давай попробуем, да?

У Мии дёрнулось ухо. Попробуем что? Разве эта женщина не собирается украсть у неё шкуру?

– Как невежливо с моей стороны! – воскликнула женщина и, хлопнув ладонями, сжала их вместе. – Я забыла представиться! – Её лицо снова приблизилось к клетке. – Меня зовут Беатрис Поттер.

Мия прижала уши. Ей было всё равно, как зовут женщину. Ей хотелось лишь одного – уйти.

Женщина зашлёпала губами, внимательно изучая лицо Мии.

– А тебя, я полагаю, мы будем звать… Малышка- мисс.

Мия всячески избегала взгляда мисс Поттер. Та снова ощерила зубы.

– Я сделаю так, что ты будешь жить вечно.

5

Когда Мисс Поттер весело пропела «спокойной ночи!»

Когда она, чем-то клацнув, прогнала свет…

Когда огонь, потрескивая, погас…

Только тогда Мия смогла как следует рассмотреть, где оказалась. Она просунула нос между серебряных прутьев клетки и пыталась разнюхать, как отсюда сбежать. Сквозь дыру в стене лился в нору лунный свет. Но Мия не чувствовала ни запаха деревьев, ни яблочного запаха маминого меха. Что-то невидимое, как крыло мухи, удерживало ветер со всеми запахами снаружи.

Мия обшарила взглядом другие стены в норе и увидела, что на каждой висело что-нибудь из леса: грибы, перья, листья самых разных форм и размеров, волосатая лоза, свёрнутая в кольцо. Были там и животные: жёлтый жук, который больше не маршировал; бабочка, которая не хлопала крыльями, а ещё летучая мышь, лягушка и ящерица, все какие-то ссохшиеся и притихшие. От животных не пахло ничем, кроме пыли, – у Мии в животе даже не заурчало, когда она к ним принюхалась.

Она подняла нос кверху – проверить, нет ли там выхода, – и у неё сжалось сердце. Там, наверху норы, на плоском насесте стоял огромный лис.

– Не приближайтесь к незнакомым лисицам! – предупреждала мисс Лисс. – Если вы с ними не родня, вам перекусят шею и оставят на корм червям.

Мия не хотела, чтобы ей перекусывали шею. Но лис ни за что не доберётся до неё в клетке. И потом, кто ещё ей поможет?

– Прошу прощения! – шёпотом обратилась Мия к лису.

Он не ответил. Только стоял себе гордо, навострив рыжеватые усы.

– Извините! – сказала она.

Блестящими, как ягоды чёрной смородины, глазами лис пристально смотрел куда-то поверх неё. Он даже не моргнул в ответ.

– Простите, что отвлекаю. – У Мии сдавило горло. – Вы, кажется, очень, м-м, заняты. Мне б только выбраться из этого гнезда. Меня мама там ждёт, снаружи.

Наступила долгая тишина.

– С ним бессмысленно разговаривать.

– Кто здесь? – сказала Мия, обшаривая взглядом залитую лунным светом комнату. – Кто это говорит?

– Всего лишь я, – ответил сдавленный голос.

Мия принюхалась, но никакого запаха не почувствовала. Она повертела ушами и уловила свистящее дыхание живого существа, его глухое сердцебиение. Глаза постепенно привыкли к темноте в углу, и она увидела ещё одну серебряную клетку, такую же, как у неё. Тусклый лунный свет расчертил на квадратики вислые уши, раскосые глаза и серовато-бурую шубку.

– Почему от тебя не пахнет? – спросила Мия у кролика.

– Это то, что она и с тобой сделает, – сказал он усталым голосом. – Она держит нас в клетках и кормит одной овсянкой, пока из меха не выветрится лесной дух.

– Ой! – Сердце у Мии запрыгало, переполняя голову новыми вопросами. – А почему не пахнет деревьями? Как случилось, что я понимаю, что говорит человек? Почему я не могу перегрызть эти прутья?

Кролик показал носом на дыру в норе.

– Это окно. Его не открыть. Во всяком случае, нам. Единственный путь – через дверь, вон там.

Мия принюхалась ко входу, через который мисс Поттер внесла её внутрь. Вход преграждал кусок дерева, который закрывался с клацаньем.

– Она редко её открывает, – сказал кролик. – А закрывает в два раза быстрее. – Он шмыгнул носом. – А вот почему ты её понимаешь, я и сам толком не знаю. Пока она не стащила у меня клок шерсти, это всё для моих ушей было тарабарщина и абракадабра. – Он шмыгнул носом. – Сару она тогда ещё не убила.

У Мии сдавило горло.

– А кто это… Сара?

– Моя жена, – сказал кролик.

Что-то шевельнулось у Мии внутри, но очень слабо. Ей было трудно сочувствовать кролику. Они умирают всё время. Такова их природа.

Мия решила задать вопрос, которого боялась больше всего.

– А почему лис не разговаривает со мной?

У кролика заблестели глаза.

– Мистер Тод больше не в своём теле.

Мия посмотрела на лиса, который сидел на высоком насесте совершенно неподвижно.

– Чт-что это значит?

– Он там, – сказал кролик, показывая носом. – На страницах.

На стене над клеткой Мии висели несколько белых листов. На страницах, как называл их кролик, были отметины, которые изображали что-нибудь из природы – дерево, реку, небо, – все цвета будто размыты водой.

На страницах виднелась глубина – Мия даже смогла бы, наверно, туда запрыгнуть. Она могла бы удрать из человеческой норы и поскакала бы по узким каменным тропкам, через ежевичный тоннель, мимо морковного поля… Однако страницы были плоскими, как листья.

– Что значит «лис там»? – спросила Мия, разглядывая эти диковинные мирки. – Где?

– На странице, которая от тебя дальше всех.

Сощурив глаза, Мия посмотрела на стену напротив. Страницы на ней были населены разными существами – лягушка-бык, крольчонок, белка, – все плоские, как и тот мир, в котором они теперь обитали. Вот только вели они себя не как животные. Они стояли прямо, на задних лапах, и носили шкуры в придачу к своим – точно так же, как человек.

Утка носила на плечах синее кольцо и держала маленькое гнездо с яблоками. Лягушка была вся в белом и несла длинный прут, чтобы выгонять из пруда рыбу. Барсук вышагивал в серых и красных шкурах, и с какой- то палкой в передней лапе. Вид у него был кроткий, но Мия знала, что за барсуками такого не водится.

Мия увидела лиса с рыжеватыми усами – пойманного на страницу. На груди и передних лапах у него была надета зелёная шкура, и одна передняя лапа лежала на плече у какой-то малахольной утки.

– Мисс Поттер не нравятся животные, как они есть, – пояснил кролик. – Поэтому она их меняет. Делает похожими на себя. – Он показал носом на кучу заточенных палочек. – Сначала она берёт карандаши и крадёт твою сущность. А когда с их помощью зарисует тебя в историю, твоё тело ей уже без надобности. – Он кивнул головой на ствол дерева, где лежало что-то мягкое и белое. – Она возьмёт вон ту тряпку и с её помощью украдёт у тебя дыхание. Потом снимет с тебя шкуру и туго набьёт травой. А под конец вытащит у тебя глаза и заменит на цветистые камни.

Пристальный взгляд лиса тёмным огнём светился над клеткой Мии. Она отвернулась.

– После этого, – сказал кролик, – ты окажешься в западне в историях мисс Поттер. Навсегда. Именно это случилось с Сарой. Теперь она Любезная Крольчиха.

Мия посмотрела на страницу с лисом. Лис не двигался. Не дышал. Не шевелил усами. Он окоченело стоял, завёрнутый в шкуры, и не мог даже убрать лапу с головы малахольной утки. Не мог поохотиться на неё.

То же самое было с жабой, которой никогда не поймать рыбу. А утке никогда не съесть яблоки. И Саре, Любезной Крольчихе, тоже не оставалось ничего – только ждать, высунув нос из зелени, когда муж наконец придёт к ней.

Если Мия угодит в этот акварельный мир, ей больше никогда не увидеть ни маму, ни братьев, ни сестру.

Она прогнала эту мысль из головы. Кролики вечно всего боятся. Сердце у них вечно колотится в панике, а глаза вечно выпучены от ужаса.

– Говори правду, кролик, – зарычала Мия, стараясь от страха казаться страшнее. – А не то я… я вырву тебе горло.

Кролик бросил на неё жалостливый взгляд, и Мия увидела, что в его понурых глазах не было ни капли страха.

– Когда-то я был таким же, как ты, – сказал он. – Я пинал и пинал клетку – чуть не переломал ноги. А потом мисс Поттер набила мне брюхо овсянкой, и я стал старым и вялым.

Мия посмотрела на лиса с рыжеватыми усами:

– Ну, скажите же, что он врёт!

Но лис только и делал что блестел глазами.

– Когда мисс Поттер дорисует твою историю, – сказал кролик, – ты поймёшь, что твой час пробил.

– Нет! – Мия с новыми силами бросилась на прутья. – Мне надо отсюда выбраться! Там моя мама!

Кролик поджал под себя лапы, чтобы не мёрзли в ночной прохладе, и поднял нос вверх, к страницам, которые лежали на его клетке.

– Сегодня она закончила мою историю. Завтра она принесёт флакон и тряпку, и я стану таким же, как мистер Тод. – Он лёг на пол клетки и повернулся к Мии спиной. – Во всяком случае, я снова окажусь вместе с Сарой.

Мии стало не хватать воздуха. Неужели её ждёт такой же конец? Застрять в одном из этих акварельных миров навечно? Стоять с набитой шкурой, пялиться блестящими глазами в окно и ждать, когда придёт мама и отыщет её?

– Постой! – крикнула Мия кролику. – Как мне отсюда выбраться?

Но кролик уже крепко спал.

6

Какой-то звук вытащил Мию из сна.

Рассвет сиял сквозь крапинки окна, вспыхивал на серебряных прутьях клетки. Мия вспомнила, где находится.

Сердитое брюзжание заставило её вскочить и сесть прямо. Мисс Поттер присела у клетки кролика.

– Ну, тише, тише, – сказала женщина, натягивая на руки шкуры. – Нечего суетиться.

Сердце у Мии подпрыгнуло и забарабанило в горле.

Мисс Поттер сунула руку в клетку и вытащила кролика за вислые уши. Кролик брыкал ногами. Сердце его стучало глухо. Дыхание прерывалось. Обычно от этих звуков Мию переполнял голод, но сейчас каждый её волосок вставал от них дыбом.

– Ничего, – ворковала мисс Поттер над отчаянно рвавшимся из рук кроликом. – Всё будет хорошо.

Она взяла со ствола дерева коричневый флакон вместе с чем-то мягким и белым.

С тряпкой, – вспомнила Мия.

Одной рукой мисс Поттер открыла флакон и потыкала им в тряпку. По всей норе разлетелся какой-то запах. Он щекотал Мии ноздри, отчего закружилась голова и веки налились тяжестью.

– Вот и всё, – сказала мисс Поттер.

Женщина прижала влажную тряпку кролику к носу, а сама отвернулась. Кролик издал какое-то приглушённое хрюканье и забрыкал ногами. Сердце его билось с глухими стуками всё быстрее и быстрее, а глаза неистово шарили по комнате. Он отыскал Мию. Она с ужасом смотрела, как веки у кролика медленно закрываются, а ноги безвольно обвисают. Когда мисс Поттер отняла тряпку, не слышалось больше ни дыхания, ни сердцебиения.

– Ох, – вздохнула женщина несколько огорчённо. – Терпеть не могу, когда они издают эти звуки. – И, положив тело кролика, она взяла в руки серебряный коготь.

Едва живот кролика влажно распахнулся, Мия отвернулась. Дымящийся красный запах наполнил комнату, и у Мии защёлкали зубы. Но от страха или от голода, она и сама не знала.

Она посмотрела из клетки наверх, на лиса с рыжеватыми усами. Кролик был прав. Внутри у мистера Тода ничего не было. Мисс Поттер изловила его на страницу, а потом украла глаза и набила тело травой.

Сердце застучало у Мии в ушах. Она повернула голову и увидела, как мисс Поттер вынула у кролика внутренности, и потоки крови полились по её рукам.

– Фью-ить! – воскликнула женщина.

Она локтем распахнула окно и плюхнула туда кроличьи потроха. Мия сунула нос между прутьев и вдыхала запах деревьев, ветра, земли. Вот, значит, как. Ей надо бежать. А иначе она кончит так же, как мистер Тод и кролик. Она прямо чувствовала, как холод серебряного когтя вспарывает ей живот. Она погрызла серебряные прутья клетки, надеясь перекусить их. Нет, никакого толку.

Избавясь от кроличьих потрохов, мисс Поттер вызвала маленький водопад и смыла с рук кровь. Затем она подошла к чему-то похожему на чёрный валун и вынула маленькую палочку. Что-то проворно шоркнуло, и с судорожным вздохом вспыхнуло пламя. У Мии защипало в носу.

Огонь. Человек умеет добывать огонь.

Мисс Поттер отвлеклась, наполняя под водопадом кастрюлю – такую большую, что там вполне могла поместиться Мия. А Мия смотрела, как пламя ползёт по палочке вниз, к пальцам мисс Поттер. Женщина вдруг зашипела, как змея, дёрнула рукой, и пламя прыгнуло на пол.

– Ух! Ух! Ух! – вскричала мисс Поттер и затопала ногами по пламени, пока оно не погасло. Она подошла к окну и, размахивая руками, стала выгонять дым из норы. Но дым не развеивался. Тогда она открыла входную дверь, и нора тут же наполнилась свежим воздухом.

Мисс Поттер утёрла со лба пот.

– Ой, Беатрис, – рассмеялась она. – Что ты за гусыня бываешь порой! Ты же кролика собралась готовить, а не себя!

Дым развеялся, и она закрыла окно и дверь. И всё, что теперь осталось, – это воздух, запертый, как в ловушке, и пропахший пеплом. У Мии даже нос заболел – так ей хотелось снова унюхать деревья.

Мисс Поттер снова шоркнула, добыла другое пламя и прикоснулась им к валуну. На нём со свистом вспыхнул кружок огня. Мисс Поттер поставила над ним кастрюлю с водой, и вскоре над кастрюлей зазмеился дымок. Как только по воде пошли пузыри, мисс Поттер бросила туда пустую кроличью шкуру. Потом она сотворила другой огонь и поместила над ним блестящее кроличье мясо.

Комнату наполнили ароматы, от которых слезились глаза. Голод, как ни старалась Мия его заглушить, урчал у неё внутри всё громче. Мясо кролика придаст ей сил. Может быть, даже хватит сил разломать серебряные прутья. Мия ходила по клетке взад и вперёд, скулила и облизывала губы.

– Хватит ёрзать, Малышка-мисс! – сказала мисс Поттер. – Завтрак скоро будет готов.

Когда мясо покрылось румяной хрустящей корочкой, женщина положила его себе. Потом она подошла к клетке и со скрипом открыла дверцу:

– Вот твоя овсянка.

Она поставила перед Мией какую-то ракушку бледной бормочущей грязи и закрыла дверцу. Мия принюхалась к овсянке и зачихала. Как всякая грязь, овсянка была без запаха. Если Мия такое съест, у неё тоже пропадёт запах.

Мисс Поттер лакомилась крольчатиной, то и дело издавала довольные звуки, причмокивая, облизывала с пальцев жир, а Мия тем временем забилась в угол клетки и сжалась в комок.

Она ослушалась маму и не пошла в лес, когда было нужно. И теперь должна за это расплачиваться. Мисс Поттер украдёт её запах. Потом её сущность. Потом дыхание и шкуру. И когда эта женщина станет лакомиться мясом Мии, Мия будет беспомощно взирать на неё из плоского акварельного мирка.

Доев кролика, мисс Поттер вымыла руки от жира под маленьким водопадом и приколола новую страницу над опустевшей кроличьей клеткой.

– Ну, вот! – воскликнула она. – «История о Драчливом Кролике»! Не лучшая из моих работ, но какое-то время прожить хватит.

Взяв палку, она выудила из кипящей кастрюли кроличью шкуру, вынесла за дверь и повесила сушиться.

Мия рассматривала новый рисунок над пустой клеткой. Кролик с вислыми ушами в ужасе мчался по плоскому мирку – там ему предстояло вечно спасаться бегством от какой-то невидимой опасности. Что бы это ни было, оно украло у него хвост и усы.

Мия готова была поклясться, что видела, как подёргивается нарисованный нос.

7

Настала ночь, и в окне показалась тусклая луна.

Мия притворилась, что спит, когда мисс Поттер стала задувать в комнате крохотные костры. Шаги приблизились к клетке. Скрипнул засов, и дверца открылась. Мисс Поттер щёлкнула языком:

– Какое расточительство!

Она убрала несъеденную овсянку и снова закрыла дверцу на засов.

Она не заметила, что глаза у Мии закрыты не полностью.

Когда мисс Поттер надёжно укрылась в спальне, Мия села. Серебряный свет луны мерцал на серебряном засове клетки. Сквозь щёлочки век Мия видела, как мисс Поттер его открывала. Его надо только приподнять.

Мия сунула морду в квадрат под засовом и попыталась приподнять его носом. Но квадрат был очень узкий. Серебряные прутья резали морду. Мия втащила нос в клетку, зализала боль и кое о чём догадалась. Она скользнула носом обратно в квадрат и высунула язык.

Язык поднял засов.

Дверца скрипнула и отворилась. Мия сжалась от страха, что звук мог разбудить мисс Поттер. Но из спальни доносился лишь храп. Мия выскочила из клетки и украдкой, постукивая когтями по полу, принялась вынюхивать путь к спасению.

Блестящие глаза мистера Тода будто следили за каждым её шагом.

– Не смотри на меня! – шепнула она ему.

Она подошла ко входу в нору. Засов был слишком высоко – языком не открыть, и она принюхалась к узеньким щёлочкам по краям. Запахло белками, желудями, и листьями, и ручьями. Дыхание леса было в одном усике от неё, но она совершенно не представляла, как к нему выбраться.

Она почувствовала яблочный запах, и хвост тут же завилял.

– Ууур! – проскулила Мия так тихо, как только могла.

Почти сразу кто-то начал принюхиваться под дверью.

– Мия!

– Мама!

Через трещину под дверью Мия чуяла мамино дыхание, один и тот же воздух тянулся между ними от носа к носу.

– Ох, какое счастье! – с облегчением всхлипнула мама. – Ты жива! Прости, что я так долго тебя искала. Мне тяжело ходить на трёх лапах. Ну, как ты?

– Она хочет забрать мою шкуру! – торопливо заговорила Мия. – Она хочет меня сварить и заменить глаза, и… и… и запереть в ловушку на одной из этих её… страниц!

– Тише, родная, тише. Ты мне потом всё расскажешь. А сейчас надо вызволить тебя отсюда.

Не переставая хныкать, Мия царапнула дверь:

– Это единственный путь. Мне кролик сказал. До того, как мисс Поттер… до того как она забрала его…

– Всё будет хорошо, Мия, – сказала мама, но в её голосе Мия услышала тревогу. – Можешь достать до той дырки? Из-за раненой лапы я не могу прыгать.

Мия посмотрела на окно. Может быть, кролик не обо всём догадывался. Окно было невидимое, как крыло мухи. Крылья можно раздавить.

Она подошла туда, где мисс Поттер снимала с кролика шкуру. Сосредоточив взгляд на луне, видневшейся за окном, Мия пробежала по комнате и прыгнула изо всех сил.

БАХ!

Нос ударился в стену чуть пониже окна, заставив её взвизгнуть от неожиданности. Она очнулась и прижалась к полу в тени шкурного дерева. Морда болела. Мия навострила уши. Мисс Поттер храпела в спальне.

Мия решила попытаться снова, но на этот раз она вытолкнула из лёгких весь воздух, чтобы не издать ни звука. Мия разбежалась, прыгнула – БАХ!

Она посидела, обхватив морду лапами, а потом вернулась к двери.

– У меня ноги слишком короткие.

Мама вздохнула.

– А можно отыскать другой путь?

Мия принюхалась. Единственное место, где можно было искать, – дальше по коридору, в темноте, где спала мисс Поттер.

– Я попробую, – задыхаясь, сказала Мия.

– Я буду здесь, – ответила мама.

Дверь в спальню мисс Поттер была чуть-чуть приоткрыта. Мия носом распахнула дверь пошире и принюхалась к темноте. Женщина тихо сопела во сне. Окна не было. Мия хотела уже повернуть назад, но тут в темноте стали проступать очертания. Когти. Клыки. Блестящие глаза. Комната была полна мёртвых животных – они застыли в чудовищных позах и таращили глаза из пустых шкур.

Мия узнала персонажей со страниц мисс Поттер. Там была белка, утка, лягушка-бык. Там был барсук с растопыренными на весу когтями и мордой, застывшей в бесконечном шипении. И там была Сара, жена кролика, с глазами, в которых сверкал нескончаемый страх.

Мия, задрожав, попятилась. Хвост на что-то наткнулся, и оно упало на пол и разбилось.

– Хмф?

Звук разбудил мисс Поттер – она резко подскочила и села. Она схватила что-то возле кровати, что-то клацнуло, и яркий луч осветил комнату. Мисс Поттер едва не увидела лисий хвост, но Мия успела выскользнуть за дверь. Она запрыгнула в клетку, ухватилась зубами за дверцу и дёрнула на себя. Засов клацнул и запер клетку в тот самый миг, когда женщина с топотом вошла в комнату.

От яркого света, упавшего на неё, Мия прищурилась.

– Мия! – окликнула снаружи мама. – Мия, что с тобой? Ответь мне!

Мисс Поттер посветила фонарём в окно.

– Кто это устраивает грохот?

Мама тут же умолкла.

Мисс Поттер клацнула, убивая свет, почесала подбородок и вернулась в спальню.

Мия дрожала не переставая. Животные с пустыми глазами не давали ей ни мгновения покоя. И не только потому, что все они были набиты. У утки были крылья, чтобы летать. У барсука были зубы, чтобы грызть. Даже у Сары были длинные лапы, чтобы брыкаться. И всё- таки никто из них не сумел спастись – мисс Поттер у всех отняла и сущность, и шкуру.

Много ли шансов у лисёныша?

8

Солнце вставало и садилось за окном столько раз, что Мия уже не могла сосчитать. Дни сливались в одну унылую размытую картину, вымывая мало-помалу из её сердца страх и заменяя тем, что ей до сих пор не было знакомо – скукой.

Каждое утро мисс Поттер впархивала в комнату, наполняя её своим запахом поникших цветов, и разговаривала сама с собой:

– Заварим чай, заварим чай!

Когда вода взвывала от боли, мисс Поттер распахивала окно и впускала в комнату свежий воздух. Мия чувствовала снаружи знакомый запах – мама терпеливо ждала наступления ночи.

Едва солнечный свет наполнял человеческую нору, мисс Поттер брала серебряный коготь, точила карандаши, а затем усаживалась перед клеткой Мии и ширкала на страницах какие-то фигуры.

Ширк-ширк-ширк.

– Я всегда говорила, что следует видеть, обонять и осязать свой предмет. – Ширк-ширк. – Хм… Ну, может, не обонять, особенно если твой предмет – скунс, или барсук, или какой-нибудь возмутительный персонаж, вроде этого. – Ши-и-и-и-и-и-и-и-и-ирк! – Однако я всегда себе говорила, я говорила: «Беатрис, надо знать, прежде чем рисовать, как пахнет туман, какой вкус у мороза».

День за днём, глядя, как её собственные очертания обретают форму на странице, Мия просто чувствовала, как её личность медленно сочится из лап.

Днём мисс Поттер приставляла к глазам что-то похожее на прозрачные лужицы и внимательно изучала собственную работу.

– Выходит очень даже неплохо, позволю-ка я себе заметить! И к тому же раньше срока! Всего несколько дней, и я с тобой закончу…

Мия старалась не вникать в смысл этих слов. Она лежала на боку, смотрела, как ветки царапают окно, и пыталась припомнить, каково это – лежать под ними, свернувшись клубочком.

Когда небо начинало бледнеть, мисс Поттер подавала себе утку или кролика, а Мии – дымящуюся миску овсянки. От запаха горячего шипящего мяса у Мии сводило живот, и тогда она заставляла себя лизать безвкусную грязь, давилась, но понемногу съедала всё.

Вечером мисс Поттер закрывала окно, отсекая и ветер, и листья, и мамин яблочный запах. Потом она разжигала в маленькой пещере огонь, и он плясал в глазах мистера Тода.

– Всё, я выдохлась, – говорила мисс Поттер, когда пламя выгорало до угольков. – Спокойной ночи, Малышка-мисс! Приятных снов!

На этом она ускользала в спальню, а Мия оставалась одна – наедине с луной, тенями и блестящим взглядом мистера Тода. Когда всё стихало, она открывала языком засов и ложилась под дверью. И сквозь трещину мама шептала ей что-нибудь в утешение, а Мия притворялась, будто не слышит в мамином голосе слёз.

9

– И-и-и-и-и-и-и-и-и готово! – пропела мисс Поттер однажды вечером.

Она села перед клеткой Мии. Только на этот раз она не взяла карандаши и не ширкала. Вместо карандашей она принесла несколько страниц, которые аккуратной стопкой сложила на коленях.

– Это, заметь, ещё только черновик. Я ещё прорабатываю детали. – Она внимательно просмотрела страницы. – И, боюсь, я не вполне точно схватила глаза. Ты всегда такая угрюмая.

Она глубоко вздохнула и показала первую страницу. Там была изображена Мия. Только стояла она, как и все остальные акварельные животные, на задних лапах. В передних она несла маленькое гнездо, полное земляники, и была одета в пышное платье, похожее на то, какие носила мисс Поттер. Что-то мягкое и белое покрывало ей голову – только уши торчали на макушке.

Мисс Поттер откашлялась и заговорила сиплым голосом:

– Где-то в северных краях есть долина, укутанная густым белым туманом – только золотые макушки деревьев возвышаются над ним. А под теми деревьями жила некогда маленькая лисичка. Звали её Малышка- мисс.

Как ни пыталась Мия прижимать лапами уши, те всё время выскакивали. Вот интересно, тому лису с блестящими глазами тоже пришлось выслушивать «Сказку о мистере Тоде»? И что, это было вообще самое последнее в его жизни?

А мисс Поттер рассказывала дальше свою сказку о юной лисичке и двух её непослушных братьях, которые вечно попадали в беду. Как-то раз братья тайком пробрались на крестьянский двор и принялись тревожить цыплят. Старый крестьянин рассердился и поклялся отстрелить братьям хвосты.

Эти слова что-то всколыхнули в памяти Мии, и она наклонила ухо.

Сообразительная Малышка-мисс убедила крестьянина, что кровь на мордах у её братьев – это всего лишь земляничное варенье. В конце концов крестьянин ушёл, почёсывая голову, а лисёныши вернулись домой, и как раз вовремя: родители лизнули их в щёку и пожелали спокойной ночи.

– Конец, – сказала мисс Поттер, перевернув последнюю страницу. Женщина ощерила зубы, глядя на Мию. – И вот теперь, Малышка-мисс, ты станешь жить вечно – в сердцах и умах детей по всему свету.

Мия принюхалась к страницам. А может быть, жить в акварельном мирке не так уж и плохо. И до скончания веков она сможет остаться в истории, где спасает своих родных от всех бед мира. Как не сумела спасти, к своему отчаянию, в Венцовом Лесу.

– Ну? – спросила мисс Поттер. – Что ты думаешь? Возможно, она не так увлекательна, как старые сказки про Питера, но мне нравится. Подумать только: мы превратили озорную лису в героя! – Она сморщила нос – Мия уже выучила, что женщина морщит нос не затем, чтобы зарычать. – Кто-то, мне кажется, заслуживает угощения.

Мисс Поттер отправилась на кухню, принесла кусок сырого мяса и бросила в клетку. Мия уставилась на кусок. Это что, кролик?

– Ну? – спросила мисс Поттер. – Что ты? Давай!

Мия понюхала мясо. И даже не прикоснулась.

– Никак, привыкла к моей овсянке? – спросила мисс Поттер. – Ну, хорошо. До чего ж у охотников противный характер! – Она убрала мясо и вздохнула. – Что ж… нечего тогда сторониться неизбежного.

Она взяла тряпку, флакон, серебряный коготь и сдула карандашную пыль. Потом подошла к шкурному дереву, остановилась и, нахмурясь, внимательно оглядела комнату.

– Так, а куда сбежали мои перчатки?

Мисс Поттер исчезла в спальне.

Мия отворила языком засов у клетки и подбежала к двери.

– Мама! – взвыла она. – Спаси меня! Она хочет разделаться со мной прямо сейчас!

Мама тут же поскребла когтями дверь:

– Что мне делать? Я не знаю, что делать.

Мия расхныкалась. Мама ведь должна знать все ответы! Мия обшаривала дом взглядом и размышляла. Окно слишком высоко. Дверь заперта. Снотворную жидкость мисс Поттер унесла с собой… Как вдруг ответ отыскался.

Минуту спустя мисс Поттер впорхнула в комнату, натягивая перчатки.

– Я слышала, как ты скулила, Малышка-мисс, и мне очень жаль. Но ни к чему усложнять то, что и без того сложно.

Когда она повернулась, Мия была уже снова в клетке. Мисс Поттер налила на тряпку снотворной жидкости и открыла клетку одетой в перчатку рукой. Мия пыталась выскочить, но женщина схватила её за загривок, отчего спина у Мии выгнулась, а лапы беспомощно болтались в воздухе.

Мис Поттер нахмурилась:

– Знай, что меня это радует не более, чем тебя.

Она прижала тряпку к морде Мии и отвернулась. Дурманящий запах ударил Мии в нос. Глаза заслезились. Стены, выгибаясь, поплыли.

Всё вокруг уже проваливалось во тьму. И тут запах исчез.

– Что такое? – воскликнула мисс Поттер визгливым голосом.

Она бросила полуживую Мию назад в клетку и закрыла дверцу. Мия едва могла приоткрыть глаза – настолько отяжелели веки. Но сквозь ресницы она смутно увидела, как мисс Поттер подошла к столу и взяла в руки рисунок Малышки-мисс. По нему, размазывая карандашную работу, текла тонкая струйка мочи.

– Что произошло? – в ужасе спросила мисс Поттер.

В поисках преступника она обшарила взглядом комнату, даже не помыслив о том, чтобы Мия могла сама выбраться из клетки и сама же туда вернуться.

Мия хотела завыть, подать маме знак, что ещё жива. Но она едва держалась, чтобы не уснуть. Голову будто наполнили камнями. Лапы не слушались. Веки смыкались без её позволения.

Мисс Поттер издала удручённый возглас, скомкала бумагу и выбросила в мусор.

– Что ж, – сказала она, вымыв под маленьким водопадом руки и яростно отрясая с пальцев капли воды. – Видимо, завтра придётся начать всё заново. – Она подошла к выключателю и сердито посмотрела на клетку Мии. – Выспись как следует, Малышка-мисс. И постарайся не смотреть утром так угрюмо.

Она выключила свет и исчезла в спальне.

В дверь поскребли.

– Мия! – завыла мама. – Ты здесь? Что она с тобой сделала?

Мия попыталась выкарабкаться из сна. Но стены не могли устоять на месте. Серебряные прутья перед глазами то сплывались, то расплывались. Веки снова сомкнулись.

– Мия! – звала мама, царапая дверь.

Мия резко вздрогнула и проснулась. Надо высунуть язык и открыть засов. Надо подать маме знак, что она жива. Но голова не поднималась. Язык тяжело свисал изо рта.

– Мия, ответь мне, прошу тебя!

Едва щербатая луна завалилась за деревья, мама принялась всхлипывать. Она не чувствовала запаха дочери. Не слышала её. Она решила, что Мия теперь всего лишь шкура и карандашные офорты.

После долгого молчания мама царапнула дверь в последний раз.

– Я тебя люблю, Мия.

А Мия ничего не могла поделать – только лежала и слушала, как завывает в слезах на прощание мама, а потом, тяжело ступая, убегает в ночь.

Сердце у Мии стучало слишком медленно, потому и не разбилось.

Ночью Мии снился акварельный кошмар.

Она стояла в Венцовом Лесу на задних лапах и держала гнездо с персиками и сороконожками. Она искала сестру и братьев, чтобы накормить. Визг разлетелся эхом по всему лесу, и тут в зарослях ежевики промелькнул Роа, спасаясь от липких глаз мисс Лисс.

Мия хотела помочь брату, но лапы будто приросли к месту. Даже усы отказывались шевелиться. Роа мчался во весь опор, спасаясь от погони, а она лишь стояла и смотрела, обнажив зубы в застывшей улыбке.

10

– Какое чудесное утро! – ворвалась в комнату мисс Поттер на другой день.

Мия лежала в клетке. Голова по-прежнему кружилась от снотворной тряпки, но не из-за этого ей не хотелось вставать, а из-за разбитого сердца. Мама решила, что она умерла, и бросила её.

– Вот что, Малышка-мисс, я подумала, – вертелась по комнате мисс Поттер, собирая карандаши и бумагу. – Раз уж нам приходится начинать всё заново, это прекрасная возможность придумать историю должным образом. Вернуться в те старые добрые времена, когда мои книжки были основательными, страшными и разлетались, как горячие пирожки.

Мия не шелохнулась. Может быть, мама права, что её бросила. Конечно, она выгадала себе несколько дней, залив картинки своей мочой, но открыть дверь по-прежнему не могла. Мисс Поттер схватила серебряный коготь и заточила карандаш.

– Мы вернёмся к «жили-были» и к «долго и счастливо». А как же! У этого нового проекта есть потенциал стать популярнее Питера…

Лицо у неё скомкалось. Она бросила карандаш и серебряный коготь и заслонилась руками. Тело затряслось от рыданий, и она рухнула в кресло. Мия так поразилась, что села прямо.

Мисс Поттер шмыгнула носом, приходя в себя. Сверкая глазами, она повертела на пальце серебряный кружок.

– Кого я обманываю? Я забросила все эти «долго и счастливо», когда умер мой мистер Уорн… – У неё перехватило дыхание. – Ах, Норман!

Она похлопала себя по лицу, размазывая под глазами черничную тень и красноту вокруг губ. Мия чувствовала солоноватый запах слёз женщины и думала: может, она тоже потеряла нору?

Мисс Поттер провела пальцем по клетке Мии.

– Ты, наверно, тоже по кому-нибудь скучаешь? – Она шмыгнула носом. – Может, по лисице, которую я поймала до тебя? Кто-то скажет, это смешно и что у животных нет чувств. И всё же…

Мисс Лисс предупреждала Мию с сестрой и братьями не встречаться взглядом с другими животными. Это закончится схваткой, будь то родственник или барсук. Но глядя в глаза мисс Поттер, Мия чувствовала, что сердце колотится глухо не только от страха. Человека что-то печалило. Так же, как Мию.

Глядя Мии в глаза, мисс Поттер медленно скользнула пальцами сквозь серебряные прутья клетки. Мия подняла лапу, чтобы отодвинуться, но потом поставила на место. Пальцы женщины пробежали с обеих сторон по уху Мии, а потом нежно сомкнулись. И тоненькой струйкой от уха до самого кончика хвоста по Мии прокатилось тепло.

– Может, мне тебя приручить? – прошептала мисс Поттер. – Хочешь? Будем составлять друг другу компанию долгими вечерами.

Мия осторожно разжала зубы и лизнула женщине палец. У её кожи был вкус молока.

Мисс Поттер грустно улыбнулась:

– Кажется, я догадываюсь, что нас обеих развеселит.

Она подняла засов и открыла клетку. Мия навострила уши. Мисс Поттер решила её отпустить? И мама, наверно, ещё где-то поблизости. Ещё можно учуять её яблочный запах.

От неуверенности, выпрыгивать или нет, Мия принялась месить лапами пол в клетке.

Мисс Поттер ушла в спальню и возвратилась… с белой тряпкой. Мия заскулила и вжалась в глубь клетки.

– Не волнуйся, Малышка-мисс, – сказала мисс Поттер. – Это всего лишь чепчик. Знаешь, что это такое – чепчик?

Мия не знала. Кролик об этом не упоминал. Она не осмеливалась даже принюхаться к этой штуке – а вдруг она опять украдёт дыхание?

– Видишь? – сказала мисс Поттер, просовывая два пальца через разрезы в ткани. – Это для твоих ушек. Стой, не шевелись…

Она поднесла тряпку ближе, и Мия, отвернув нос, почувствовала, как в горле нарастает рычание.

– Ну, хватит, – сказала мисс Поттер. – Мы с тобой так хорошо поладили. И к тому же, дом старый, ночами сквозняк. В чепчике будет теплее. Да ещё станешь такой хорошенькой!

Тряпка была всё ближе, ещё чуть-чуть – и коснётся морды. Мысли летели вихрем одна за другой. Мисс Поттер передумала. Она прижмёт тряпку к носу Мии, и ноги у Мии будут дрыгать и дрыгать, пока не обмякнут и больше не дрыгнут никогда. А потом мисс Поттер вычерпает ей внутренности и заменит глаза на камни, и Мия очнётся в акварельном кошмаре и больше никогда не увидит ни мамы, ни сестры, ни братьев.

– Вот так-то, – сказала мисс Поттер, поднося тряпку ещё ближе.

Мия рванулась, и её клыки разодрали нежную кожу мисс Поттер.

– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!

Женщина, спотыкаясь, отпрянула назад. По руке текла кровь. Мия выскочила из клетки, бросилась к двери и принялась царапать её, пытаясь открыть.

– Мама! Мама! – кричала она. – Я здесь! Я живая! Вернись!

Мия почувствовала за ушами какое-то движение и быстро пригнулась, не давая мисс Поттер схватить себя. Она юркнула между юбок мисс Поттер и забежала на кухню. На полке Мия увидела коричневый флакон. Пока мисс Поттер не добралась до флакона, Мия прыгнула и столкнула его лапами на пол. Флакон разлетелся вдребезги.

Запах наводнил дом. Голова у Мии отяжелела, а лапы еле двигались. Невидимая рука схватила её за уши и резко дёрнула вверх. Мия взвыла от боли и не могла успокоиться, пока её не швырнули назад в клетку. Запирая дверцу, клацнул засов.

Мисс Поттер чихала, и кашляла, и махала рукой, вытирая разлитую жидкость. Когда последняя капля отправилась в раковину, мисс Поттер взглянула на кровь, струившуюся по руке. Она повернулась и посмотрела на Мию. У женщины было теперь совершенно другое лицо. Кожа на черепе будто покоробилась. Красная краска размазана на губах. Волосы висят, как мёртвые водоросли.

– Ясно, – мрачным голосом изрекла мисс Поттер. Она подошла к столу, схватила оставшиеся страницы с Малышкой-мисс и перемазала их кровью. – Никогда нельзя доверять хищникам. Отвратительные, отвратительные создания. – Затем взяла тонкие палочки. – Я отказываюсь вводить в заблуждение своих юных читателей.

Она добыла из палочки пламя и дотронулась им до страниц. Те вспыхнули ярким трескучим огнём. Картинки с Малышкой-мисс скручивались, чернели и в конце концов превращались в пепел. Мисс Поттер сунула горящие страницы в раковину и открыла входную дверь.

– Я принесу ещё эфир, – сказала она, и дверь захлопнулась наглухо.

Мия расхныкалась. На зубах по-прежнему оставался вкус крови мисс Поттер.

11

Небо ещё было синее, когда за окном взошла луна, бледная и полная.

Все страницы с Мией сгорели – что с ней теперь станется? Она представила, как её пустая шкура бродит одиноко по лесу и ищет маму. У шкуры нет глаз, чтобы видеть. Нет языка, чтобы позвать на помощь. А когда шкура вспомнила, что у неё нет сердца и нечему в ней беспокоиться, отыщется мама, нет ли, она упала на землю и больше не поднялась.

Через прутья клетки Мия посмотрела наверх, на мистера Тода.

– Как мне отсюда выбраться? – прошептала она.

В глазах у лиса блеснул закат. Мия проследила за его взглядом – он привёл её к вешалке, где мисс Поттер оставляла съёмные шкуры. Что Мии с ними делать? Она снова взглянула на лиса, и у неё ёкнуло сердце. Он что, повернул морду? Или это расплясались обманные тени? Теперь глаза мистера Тода как будто смотрели чуть-чуть левее. Взгляд указывал Мии на плиту.

– Что вы мне такое показываете? – спросила она, переводя взгляд со шкурного дерева на плиту.

Мия вспомнила, как мисс Поттер раскудахталась, словно птица, когда случайно уронила на пол палочку. Добывать огонь женщина, конечно, умела, но всё же боялась его. И когда пламя скакнуло туда, где его быть не должно, она распахнула дверь, чтобы выветрился дым…

У Мии взлетели кверху усы.

– Спасибо! – прошептала она лису.

Мия высунула язык и открыла засов.

Скрипнула и открылась входная дверь, вошла мисс Поттер и закрыла дверь за собой.

– У них кончился эфир, – сказала она. – Придётся, я полагаю, нам прибегнуть к неприятному способу.

Мия спрятала голову назад, в тень под шкурным деревом. Она удобно устроилась под его изогнутыми корнями. И ждала.

Стало слышно, как зашипел газ, чиркнула спичка и свистнуло, вспыхнув, пламя. Потом водопад наполнял кастрюлю. Следом точился серебряный коготь – вжиг-вжиг-вжиг!

Из-под развешенных пальто Мия подсматривала, как мисс Поттер подходит к клетке. Обнаружив клетку пустой, женщина охнула.

– Малышка-мисс! – позвала мисс Поттер. Шаги её сделались осторожней. – Малышка-мисс!

Как только носки ботинок мисс Поттер повернулись в сторону, Мия, нацелив нос на зажжённую плиту, упёрлась спиной в изогнутые корни шкурного дерева и принялась толкать вверх задними лапами.

Вешалка едва шелохнулась.

– И куда подевалась эта чертовка? – пыхтела мисс Поттер.

Мия толкнула снова. Вешалка на мгновение приподнялась, шкуры качнулись к плите, но затем вся конструкция отшатнулась назад, больно прищемив Мии хвост. Мия едва не взвизгнула.

– Где же ты? Выходи, выходи! – напевала мисс Поттер, кружа по комнате и размахивая серебряным когтем.

Шкурное дерево раскачивалось взад и вперёд. Когда оно снова наклонилось к плите, Мия толкнула вверх что было сил, и дерево наконец опрокинулось, а вместе с ним и шкуры. Макушка дерева столкнула с плиты кастрюлю, и шкуры опустились прямиком на огонь. Они тут же задымились.

– Мои пальто! – заверещала мисс Поттер. Она бросилась к плите, смела на пол занявшиеся шкуры и с топотом начала сбивать пламя.

Большое облако дыма поднялось к потолку, и в комнате потемнело. Дым жёг глаза и щекотал в лёгких, но его запах наполнял Мию надеждой.

Потушив огонь, мисс Поттер с кашлем бросилась к входной двери. Мия, как тень, побежала следом, стараясь держаться подальше от серебряного когтя в руке женщины. Когда дверь распахнулась настежь, Мия влетела под юбки мисс Поттер, прорываясь меж её ног к свободе. Лисий хвост щекотнул мисс Поттер лодыжку, и женщина заверещала. Нос ботинка ударил Мию по морде. Каблук ботинка вонзился в хвост. Ноги, юбки, вопли – всё смешалось в один клубок.

Мии удалось выскользнуть, но она всё ещё оставалась внутри. Нос больше не был обращён к двери.

– Р-р-ра-а-а-а! – завопила мисс Поттер.

В воздухе пронёсся какой-то свист, и Мия скакнула в сторону – серебряный коготь чуть не отсёк ей ухо. Мия скользнула в первую попавшуюся тень и сжалась в комок.

– Куда ты подевалась? – шипела мисс Поттер.

В темноте Мия отдышалась. Свобода была так близко. А теперь между Мией и дверью стоит мисс Поттер. Если Мия попробует убежать, мисс Поттер взмахнёт серебряным когтем, и для Мии всё будет кончено.

– Эта чертовка, я полагаю, намеренно устроила на кухне пожар! – Мисс Поттер вышагивала по комнате и ворчала себе под нос. – Так, ну, и где она?

Мия смотрела, как каблуки мисс Поттер с острым стуком ходят по комнате. Всем своим сердцем она надеялась, что путь к двери окажется свободен. Мисс Поттер пинала мебель, переворачивала стулья, даже скатерть скинула на пол. Пыхтела. Искала. Мия сжималась в комок, а мисс Поттер, нагибаясь, кряхтела и заглядывала под раковину, под стол, под шкаф.

– Ага! – воскликнула она, наклоняясь у книжной полки. – Попалась!

Она схватила хвост, который торчал в тени, и потянула к себе. Пока мисс Поттер не догадалась, что в руках у неё оказался хвост мистера Тода, Мия поскакала к распахнутой двери. Она почти уже выпрыгнула наружу, но её нос вдруг во что-то уткнулся, и что-то мягкое, что-то невидимое отбросило её назад.

Мия смотрела в испуге. В двери не было ничего. Но пройти было нельзя. Неужели мисс Поттер уже поймала её в ловушку своей истории? Неужели Мия наткнулась на край страницы?

– Ну, слава Богу! – воскликнула мисс Поттер, отбросив прочь мистера Тода. – Сетка тебя поймала.

Сетка? Мия прищурилась и увидела вместо двери серебряные прутья, тонкие, как волосы, – они переплетались в квадратики размером с букашкин глаз. У Мии упало сердце. Мисс Лисс ведь предупреждала. Как ни хитра была Мия, люди хитрее во сто крат.

Острый каблук прижал Мии хвост. Вокруг шеи заскользила верёвка и дёрнула вверх, обрывая визг. Мия болталась перед голым лицом мисс Поттер.

– Чудовищное создание! – прошипела женщина.

У Мии слезились глаза. Ноги беспомощно дёргались. Она не могла дышать.

Мисс Поттер пинком открыла сетку и за верёвку выволокла Мию наружу.

– Нельзя было доверять лисице! – сказала женщина.

Она перебросила конец верёвки через палку, которая торчала из норы сбоку – такая же, на которой висела шкура кролика.

Свет в глазах Мии начал меркнуть. Тело обмякло. И пока всё вокруг погружалось во тьму, она успела напоследок подумать, что так и не попрощалась ни с кем из родных.

Где-то в лесу оленьего рога листья скрежетали даже без ветра.

Самая младшая пошевелила лапами – хотела убедиться, что шкура по-прежнему на ней.

Не бывает такого, чтобы крали глаза, – говорила она сама себе. – Не бывает таких существ – ростом с дерево и без меха. Не бывает таких акварельных кошмаров.

– Подождите, – сказала бета. – А как же Мия? Она же не… умерла? Нет ведь?

– Потерпите, – отвечала рассказчица.

Самая младшая уже ненавидела это слово.

– Слушай… – сказала пятому лисёнышу третья. – У тебя мех такой мягкий. Хочешь, придёт к тебе ночью мисс Поттер и споёт песенку?

Дрожь подбросила пятого лисёныша, Марса, на ноги.

– Я проголодался, – сказал он. Потом изогнул язык, пытаясь зевнуть. – Ну, то есть, спать хочу. Споки ноки!

И он поковылял в сторону дома. Третья ухмыльнулась и наступила на ветку. Ветка хрустнула. Марс так испугался, что дал стрекача, перескочил поваленное дерево и плюхнулся животом на кустики лилий.

Альфа тихонечко рассмеялся:

– Молодчина!

Четверо лисят.

– Мы готовы слушать дальше, – сказала бета.

– Ещё как готовы! – сказала третья.

Самая младшая хотела отправиться вслед за Марсом – до самого дома. Но надо же было узнать, что стало с Мией. Вот надо, и всё тут! Она легла, поджав под себя лапы, чтобы ничто не искушало их броситься наутёк.

– Мы возвращаемся на Валунные Поля, – начала рассказчица. – На край леса, где сидел Юли и ждал, когда мама придёт за ним…

Скри-и-и-ип бах! Скри-и-и-ип бах!

1

Юли никто не съел. Ни в первый час, проведённый в лесу, ни во второй.

Он лежал, поджав под себя переднюю лапу, всего в нескольких хвостах от опушки, и старался оставаться неприметным. Он смотрел, как скалистая тень Большого Валуна перекатывается с одной стороны его укрытия на другую, и был совершенно уверен, что мама прогонит мистера Шорка, и её нос вот-вот приведёт её в лес. Она не бросит его одного – она очень его любит.

И придёт за ним. Вот-вот…

Ночью поднялся ветер. Он без конца хлестал ветки деревьев и колыхал лунный свет. У Юли перед глазами плясали тени. Листья над головой превратились в потревоженные крылья летучих мышей. Кусты справа ощетинились медвежьей спиной. А слева стонало ожившими лицами дерево.

Юли закрыл глаза здоровой лапой. Это не помогло. Он по-прежнему слышал шорох деревьев, а внутренний взор рисовал страшные картины. Он решил, что будет, наверное, лучше не дожидаться маму, а самому выйти из леса, и настолько быстро, насколько по-лисьи вообще возможно. Он поскакал к опушке, собираясь выйти из леса там же, где заходил.

Но заухала вдруг сова и спугнула его налево. Хрустнула где-то кость и развернула вправо. А звук, похожий на хлюпающие кишки, опять заставил метнуться назад. И Юли вдруг понял, что не знает, куда придёт, если отправится прямо. Ветки в лесу торчали в разные стороны – Юли даже подумал, что окосел. И тени повсюду, бескрайние тени.

– Мама! – прошептал Юли.

Он поводил ушами, надеясь услышать знакомые звуки Валунных Полей, но не услыхал ничего, кроме скрипа деревьев. Он принюхался, надеясь учуять знакомые запахи, но в душном воздухе пахло одной лишь корой. Он хотел было завыть, чтобы услышала мама, чтобы пришла и спасла его, но в лесу полно ушей, полно животов в поисках, чем бы перекусить.

Юли разнюхал в корнях дерева закуток. Здесь никто не сможет подобраться к нему сзади. Он лёг и накрылся хвостом.

Сколько он себя помнил, сёстры всегда говорили, что до взрослой жизни он не доживёт. Он не умеет прыгать. Не умеет охотиться. Не может даже умыться, чтобы не упасть.

И здесь, в тёмном лесу, он как будто слышал их шёпот.

Не переживай, Ску-у-ули.

С кем-нибудь ещё подружишься, когда умрёшь.

Сороконожки залезут тебе в ноздри.

И вылезут из ушей.

А между рёбер пауки сплетут себе из паутины домики.

И вместо глаз.

А потом к тебе придёт Погребальная Лиса.

И утащит за собой в Подземный Лес.

И ты останешься там жить.

Навсегда.

2

Юли вздрогнул от какого-то стона и тут же проснулся.

Он жалобно тявкнул и выкатился из-под мшистых корней, уверенный, что дерево с этими бесчисленными лицами сейчас подцепит его когтистой веткой и проглотит. Но никто его не схватил. Он открыл глаза и быстро заморгал. Пятна золотистого света корчились у подножия деревьев.

Настало утро. Юли не был даже уверен, что оно настанет.

Стон послышался снова, и Юли догадался, что стонет его собственный живот. После того бельчонка он ведь ничегошеньки не съел. Грязь приросла к шубке, а шкура – к рёбрам. Он вспомнил мамины согревающие слова. Может, он правда настолько тощий, что никакой охотник не захочет его съесть?

Юли принюхался к утреннему воздуху: вдруг почуется её запах? Ничего.

Живот опять заворчал. Надо бы что-то съесть. И поскорее. Он пометил корни дерева, чтобы мама могла его отыскать, и сделал глубокий вдох.

– Идёмте, лапы!

И в первый раз в жизни Юли отправился на охоту.

– Лес полон еды, – громко сказал Юли, словно убеждая самого себя. – А лисы – звери, прежде всего, смышлёные.

К несчастью, ни первое заклинание, ни второе не заставило ни одного бельчонка кувыркнуться с дерева.

Юли поискал в памяти охотничьи уроки, которые мама давала сёстрам:

Прислушивайтесь к кустам: может, кто-то шуршит, что-то грызёт.

Подкрадывайтесь неслышно – пусть добыча выскочит на открытое место.

Примеривайте свои движения к её движениям.

На птицу или белку – морда книзу. На мышь – морда кверху.

Напрыгивайте издалека.

От последнего наставления было мало проку – с тремя- то лапами. Юли не перепрыгнуть и через огненного муравья, пусть даже по ту сторону его ждёт целая куча мышей с распоротым брюхом.

Он поводил ушами, прислушиваясь то одним, то другим. Лес был пронизан звуками: где-то что-то царапали, где-то грызли, где-то рыли землю крошечными лапками. От соблазнительных звуков щекотало нос и подрагивали губы. Но как их поймать? Добыча обитала высоко на деревьях или зарывалась глубоко в землю, её охраняли колючки, шипы и букашки, которые так и норовили укусить в веко.

Он попробовал унюхать устойчивый запах у самой земли, как учила мама. Он принюхивался и принюхивался, пока не стал сохнуть нос – Юли даже перепугался, что он отсохнет совсем.

Никакого толку. Грязь и прелая листва – вот и всё, что можно было учуять.

Он снова плюхнулся набок, готовый покориться судьбе и навеки стать другом сороконожкам.

– Сочно-вкусно! Сочно-вкусно!

Юли навострил уши.

– Сочно-вкусно! Сочно-вкусно!

На макушке дерева щебетала какая-то птица. Юли провёл так много времени в одиночестве, лёжа у норы, пока сёстры задирали друг дружку, что научился понимать многое, о чём поют птицы. Он прислушивался к птичьему щебету, а потом замечал, как птица бросается с высоты на какой-нибудь лакомый кусочек.

– Сочно-вкусно! Сочно-вкусно!

Он увидел, куда смотрит клюв птицы, и принюхался в ту же сторону. В воздухе плыл пряный медный запах, который привёл Юли к раздвоенному у корней стволу дерева. В животе заурчало. Юли облизнул усы. В дупле между половинками дерева было что-то живое. И оно шевелилось.

Юли пригнулся позади куста. Если нос его не обманывает, живые существа внутри были маленькие и беззащитные, а значит, не кинутся в драку. Он согнул книзу переднюю лапу и покачал задними, как – он сам сто раз видел – делали сёстры. Он скакнул со всей силы к дереву, топнув по земле передней лапой.

Юли не учуял маму-опоссума! Она ринулась по стволу вниз, юркнула в дупло и тут же выскочила, держа в зубах троих малышей-опоссумов. Она бросила на Юли убийственный взгляд и унеслась прочь.

От обиды у Юли подкосились лапы. Живот взвыл и умолкать не собирался, а вся съедобная живность, что была поблизости, разбегалась, заслышав шаги лисёныша, тяжёлые и громкие, будто падающие валуны.

3

Снова наступил вечер. Ветки деревьев сжевали небо. Юли, уронив голову наземь, лежал с безучастным взглядом. Живот давно перестал урчать – будто тоже махнул на хозяина лапой.

Ещё крошечным лисёнышем Юли понял, что проведёт свою жизнь в одиночестве. Он никогда не встретит лисичку. Никогда не устроит с ней вместе нору. Он умрёт где-нибудь с голоду один-одинёшенек. Но он никак не предполагал, что этот день наступит так скоро.

Он закрыл глаза и стал ждать, когда пауки и сороконожки обретут в нём свой дом.

Шмг-шмг.

Какой-то запах схватил его за нос.

Шмг-шмг-ш-ш-шмг.

Запах был такой сильный и такой мясистый, что заставил Юли перекатиться на живот. Пахло не новорождённым, голым и беспомощным – хоть сразу на зуб. Пахло теплее.

Юли поднялся на лапы и отправился на запах. Однажды он уже унюхал запах огня – где-то вдалеке загорелись ели и накрыли Валунные Поля дымной тенью. Он припомнил запах потрохов, что растёкся по воздуху, когда сёстры распотрошили сурка. Но этот одуряющий запах лежал где-то посередине – обжигая и соблазняя.

Ш-ш-шмг.

Запах извивался в листве, щекотал Юли нос и манил к себе. Опять заурчало в животе. Капли слюны забарабанили по земле.

Шмг-шмг-шмг.

Вскоре запах уже обволакивал его – такой густой, что можно было почти насытиться. В воздухе стало мутно, и Юли увидел, как клубы дыма завиваются над поляной. Он замер. Птицы не пели. Мыши не прыгали под бузиной. Как будто все живые существа знали: здесь надо вести себя тихо.

И вдруг…

Скри-и-и-и-ип БАХ! Скри-и-и-и-ип БАХ!

Юли пригнулся. Таких историй сёстры никогда ему не рассказывали. Что могло пахнуть так соблазнительно, но при том издавать такие странные звуки?

Скри-и-и-и-ип БАХ! Скри-и-и-и-ип БАХ!

Юли оглянулся на лес, на спутанные ветки, на голод, поджидавший его там. И тихо, как только мог, поскакал к поляне, от дерева к дереву. Он выглянул из-за дерева и заморгал: то, что он увидел, совершенно сбивало с толку.

На поляне стояла какая-то штука, огромная, как валун, высотой в половину дерева. Края были совершенно плоские, кроме верхушки – та была покатой и покрыта сухой травой. Из травы торчало что-то похожее на каменный ствол, откуда извергался тот самый соблазнительно пахнущий дым. С одной стороны валуна виднелась дыра. Она, как светлячок, ярко светилась и наполняла угасающий закатный свет жёлтым туманом.

Юли вытянул шею. Валун оказался полым. И внутри был кто-то живой.

Скри-и-и-и-ип БАХ! Скри-и-и-и-ип БАХ!

Звук раздавался с дальней стороны полого валуна.

Юли облизнул рот. Сердце в груди отчаянно колотилось и никак не хотело уступать урчащему животу. Живот взвыл.

– Ладно, ладно, – прошептал Юли. – Я понял. Тише.

Он насторожил усы и, стараясь не шуметь, выпрыгнул на поляну. Принюхиваясь, он пробежал вдоль плоской стороны валуна и повернул за угол. Над кучей чего-то тёмного и мокрого жужжали мухи. Юли подбежал ближе и увидел потроха. Потроха, которые просто-напросто гнили в траве. Над ними болталась на палке кроличья шкура – как будто кролик зацепился ушами за палку и вытряхнул все потроха наружу.

Скри-и-и-и-ип БАХ!

Звук шёл не от кролика.

Юли забыл про потроха и медленно высунул нос за другой угол.

Скри-и-и-и-ип БАХ!

Внутри у него похолодело. За другим углом оказалась шкура девочки-лисички, и болталась она точно так же, как кроличья. Морда висела на чём-то похожем на лозу. Тело раскачивалось взад и вперёд, ударяя задними лапами в бок полого валуна.

Скри-и-и-и-ип БАХ! Скри-и-и-и-ип БАХ!

Юли попятился. Наверняка этот валун – какой-то капкан для лис. А ну как лоза сейчас свалится сверху, как ухватит его за морду и…

Он чуть не выпрыгнул из собственной шкуры, когда лисичка открыла рот и упала на землю. Юли замер, пытаясь понять, что такое происходит у него на глазах. Оказывается, это не просто шкура. И она вовсе даже не висела на лозе. Лисичка тянула за неё. Правда, лоза была намотана у неё на шее…

Вытаращив глаза, девочка-лисичка уставилась на Юли. Он тоже уставился на неё, стараясь даже не шелохнуться в надежде, что она не успела разглядеть его в тусклом неверном свете.

– А ты, – заговорила она, – не набитый?

– ИК!

Поскальзываясь на передней лапе и ударяясь грудью, Юли бросился прочь с поляны, продрался через траву, прыгнул в кусты и замер, затаив дыхание.

– Эй! – закричала лисичка. – Э-эй!

Юли скорчился под кустом. Не все лисы хорошие, он это знает. Даже если родные. А уж лисы, которые неродные, могут быть ещё хуже. Территориальность. Вот как это называется. Он туда выйдет, а лиса вцепится ему в горло и затрясёт до смерти.

– Ты ещё здесь? – звала лисичка.

У Юли опять взвыл живот. А с другой стороны, походит он ещё немного голодным и схлопнется, пропадёт. Может, эта лиса поделится с ним потрохами. Он согласен даже на куски, которые не жуются.

– М-м, да… ик! – отозвался Юли. – Я здесь.

От звука своего собственного тоненького голоска Юли поморщился. И решил добавить – уже ворчливей:

– И я. Нас тут двое.

Это был тот самый бравый голос, который насмешил маму. Юли рассчитывал, что на этот раз голос прозвучит грозно.

– И на нас ты не нападёшь! – сказал он. И ворчливо продолжил: – Потому что мы разорвём тебя на кусочки.

Лиса на поляне немного помолчала.

– Да не хочу я драться!

– Правильно, – ответил Юли. – Что не хочешь. Потому что клыки у меня – острые как… ик… шипы.

И тут же:

– А мои зубы – длинные, как сосульки. Они тебя заморозят, и ты рассыплешься на мил… ик…лион осколков.

Голос на поляне затих.

– Понятно. Лучше не задираться, значит.

У Юли открылся рот. Страшный голос сработал! Раньше никто никогда не верил, что Юли может на кого- то напасть. Сёстры изводили его, говорили, он такой безобидный, что мыши приходят ночевать к нему в пасть. А эта лисичка над ним даже не хихикнула.

– Мне… мне нужна помощь, – сказала она. – Меня поймал человек, я потеряла маму, человек хочет меня сварить и прилепить на страницу, а я… я застряла.

Юли навострил уши. Он не знал, что такое чило-век или что значит сварить, – говоря по правде, он не понял почти ничего из сказанного. Только то, что лисичка потеряла маму. Он хотел было сказать, что тоже потерял маму, но осёкся. Когда тебя тысячу один раз проведут сёстры, чему-нибудь да научишься.

Он вспомнил, как лисичка раскачивалась на лозе, которая цеплялась за её морду, и уши его опять прижались к голове.

– И откуда мне… э-э, откуда нам знать, что ты не мёртвая и не собираешься нас сожрать?

И подхватил ворчливо:

– Да… ик… откуда нам это знать?

Лисичка аж запыхтела от злости:

– Мёртвые лисы не разговаривают, балбес!

В её словах было что-то разумное.

А с другой стороны, эта лисица то болтается в воздухе, то стоит на всех четырёх лапах.

– И откуда нам знать, что ты не врёшь?

– Я разговариваю! Как ещё я могу доказать, что не мёртвая?! – возмутилась лисица. – И вообще, это ты тут врёшь!

– Чт-что ты сказала? – спросил Юли. – Д-да, что ты сказала?

Лисичка фыркнула:

– Что икотой не заразишься!

Когда Юли понял, что выдал себя с головой, что здесь только один лис, а не два, у него в животе словно камень перевернулся.

– Ик! М-м… э-э… мне надо… ик… идти, – сказал он и, прихрамывая, пошагал прочь. – М-м… в смысле, нам надо идти. Да, удачи в… ик… во всём… ик!

– Ну, подожди! – закричала лисичка. – Не уходи, пожалуйста! Прости за вруна. И за балбеса прости. Я здесь погибну! Мисс Поттер меня убьёт! Вода уже закипает – она вернётся в любую секунду и… и… и… я прошу тебя!

Юли остановился.

– Где ты застряла?

– В верёвке, – сказала в ответ лисичка.

В верёвке? Юли выглянул на поляну. С высоты валуна росла коричневая лоза, которая была намотана на шее у лисички. Значит, она пыталась освободиться…

Взгляд лисички насквозь пронизывал закатные сумерки. Она казалась добрее, чем сёстры Юли. И лицо было покруглей. От шубки пахло неспелыми яблоками.

– Если я помогу, – сказал Юли, – можно будет съесть потроха?

– Да! – закричала лисичка. – Ешь хоть все! Только помоги!

Юли проскакал несколько хвостов по поляне. В неверном свете из полого валуна лисичку было хорошо видно. Мех светлый, как пыльца, и по всей шубке рассыпаны серые звёзды. Лисичка оказалась пухленькой – Юли даже не подозревал, что лисы такими бывают, – а на кончике хвоста не хватало шерсти.

– Ты можешь, – лисичка, вывернув голову, пыталась ухватить зубами лозу, намотанную вокруг шеи, – можешь помочь это снять?

Первая мысль Юли была: «Нет. Не может». Никто никогда не просил его раньше о помощи. Потому что… ну, какая от него помощь? Время от времени он подставлял сёстрам спину, когда им хотелось забраться на высокий камень и куда его самого никогда не звали. А в остальном толку от него не было никакого.

Лисичка смотрела на него голубыми глазами:

– Не буду я на тебя нападать!

Юли не шелохнулся. Не об этом он сейчас беспокоился. А о том, как бы не выставить себя дураком.

– У тебя же там друг, он за тебя вступится, – сказала лисичка. И добавила грубым голосом: – Который разговаривает вот так.

– А, да, точно! – воскликнул Юли, пытаясь придумать, куда бы спрятать своего фальшивого друга, чтобы лисичка поверила. – Он забрался на дерево. Если что, он кинется сверху, как ливень из зубов.

– Ливень. Из клыков. – Лисичка кивнула. – Понятно.

Юли прыгнул вперёд, пригнув голову.

– Говори, что делать.

Лисичка схватила зубами лозу и потянула.

– Это давит на шею, когда тянешь. Ты подержи, а я попробую выскользнуть.

Так Юли и сделал. Он взял в зубы лохматую лозу и потянул. Лисичка завертела, задёргала головой:

– Тяни! – сказала она.

– Я фытаюфь! – ответил он, не разжимая пасть.

– Давай же! Тяни! Тяни!

– Я фытаюфь! Фытаюфь!

И вдруг лоза в его пасти обмякла, и лисичка оказалась на свободе.

– Беги! – закричала она. – Не думай про потроха!

Она бросилась в лес, оставив Юли с верёвкой в зубах. Он разжал пасть: бух!

– М-м? – удивился Юли.

Кусок полого валуна с шумом откатился вбок, и чей-то голос пронзительно завопил:

– Позже или сердный! Анап хорвала вирёфку!

У голосистого существа были всклокоченные седые волосы, которые торчали во все стороны, а шкура свободно болталась и свисала до шишковатых коленей. Двух… Сердце Юли чуть не остановилось, когда он увидел, что существо ходит на задних лапах. Передние росли из туловища сверху. А вместо когтей у них были длинные мясистые отростки, которые извивались, как толстые черви.

– Фтай! – провизжала дикая тварь. – Мы пасть!

Юли дал дёру вслед за лисичкой. И даже на трёх лапах он оказался проворнее существа на двух.

4

Юли остановился в берёзовой роще. Тяжело дыша, он оглянулся. Кошмар на двух лапах больше его не преследовал. В роще было спокойно.

– М-м… лисичка! – позвал он тихонечко. – П-пухленькая!

Никакого ответа.

Юли потянул носом воздух. Теперь, когда дымной завесы не стало, ему удалось учуять лисичкин запах – запах неспелых яблок. Он нашёл её возле лужи – она сидела и разглядывала собственное отражение. Она даже не подняла глаз, когда он подошёл.

Он скакнул ближе, осторожно принюхиваясь.

– Ты чего?

Лисичка вскинула голову и, как молния, метнулась к нему. Он накрепко зажмурил глаза и ждал, что лисичкины зубы сейчас вонзятся ему в горло. Ничего не произошло. Тогда он приподнял одно веко и увидел её лицо прямо перед собой.

– Какого цвета мои глаза? – спросила она.

– Они… – Юли вдруг захлебнулся, – золотистые. Голубые и золотистые.

Лисичка кивнула. Она возвратилась к луже и снова уставилась на своё подёрнутое рябью отражение. Казалось, будто лисица, которая выглядывала из лужи, чем-то заворожила её.

– М-м, – заговорил Юли, – тебя как зовут?

Она даже не оторвала взгляда от лужи.

– Меня Юли.

Только гагара прокричала издалека в ответ.

Наконец лисичка подняла голову.

– Я так долго там пробыла. Думала, всё пропустила.

– Что пропустила?

– Детство.

Лисичка снова посмотрела на своё отражение и надула щёки:

– Я стала какой-то… пухленькой, да?

– Не знаю. Я же… не знал тебя раньше.

Она вздохнула.

– Да какая разница! – она выгнула бровь, – Я на свободе.

Она сорвалась с места, и бросалась то в одну сторону, то в другую, и петляла между деревьями:

– Как хорошо быть на воле! У меня лапы такие длинные, такие… прыгучие! Ха-ха!

Она носилась вокруг Юли кругами, рычала и покусывала его за уши, за хвост.

Он сжался:

– Т-ты чего?

– Навёрстываю потерянное время!

Она перепрыгнула через него, а потом перепрыгнула снова – Юли только успевал пригибаться.

– Ты от вредности? – спросил он, прижимая уши.

– Нет! От радости!

Он хотел было встать прямо, но лисичкины лапы тут же опустились ему на спину. Это она решила исполнить какой-то замысловатый кикфлип и повалила Юли на землю.

– Ай! – вырвалось у него.

– Ой! – раздался её смешок. – Прости!

И лисичка опять сорвалась с места и пустилась бежать. Юли не понравилась эта игривая радость. Вот нисколечко. Если б он знал, что она станет себя так вести, он бы ещё подумал, спасать её от лозы или нет.

Он поскакал в лес.

– Эй! – крикнула вслед лисичка. – Ты куда?

– Э-э, никуда, – сказал Юли, снова усаживаясь. – Пожалуйста, не прыгай на меня больше.

– А я – Мия, – сказала лисичка, виляя хвостом.

Юли вежливо кивнул:

– А я всё ещё Юли.

Что, интересно, Мия видит, когда на него смотрит? Для своих лун он был маленький, он это знал, и трудно, конечно же, не заметить его скрюченную переднюю лапу. Ноги у него тощие, как палки, а мех весь изодран от чрезмерного чесания. Мама говорила, что мех у него с фиолетовым оттенком, будто его «с ног до головы расцеловал куст ежевики». А вот сёстры дразнили его из-за глаз – влажных и блестящих, вечно будто на мокром месте.

Юли выпучил глаза – чтобы высохли и чтоб Мия не подумала, будто ему страшно.

– Приятно познакомиться, Юли! – сказала она и, кажется, не заметила ни лапы, ни меха, ни глаз, ничего. Она присела на передних лапах и покачала задними.

– Что будем делать?

Живот у Юли вдруг сжался и заурчал.

– М-м, – начал он в нерешительности. – А-а-а ты вообще голодная?

– Не-а! – сказала Мия и сделала кувырок. – Но давай поохотимся!

Живот его опять взвыл.

– М-м… Ладно.

– Ой, – воскликнул Мия, в первый раз увидав его скрюченную лапу. – Что случилось?

– Что, это? – Юли фыркнул, как будто не видел здесь ничего особенного. – Всегда такая была.

– А-а!

Она с грустью посмотрела на его лапу, как если бы лапа ей о чём-то напоминала. Но она тут же прогнала эту мысль.

– Ну, пока!

Мия ещё разок покачала задними лапами и припустила между деревьев. Юли сидел и ждал. Этому он хорошо научился. Он слушал насекомых, птиц, ветер в листве и старался не обращать внимания на урчащий живот.

Он услышал какой-то всплеск, потом хриплый тоскливый крик и уже подумал, что Мия, наверно, оставила его навсегда, как она тут же прибежала назад. С шубки капала вода. В пасти торчало какое-то убитое существо. Юли никогда в жизни таких не видел. И не лягушка, и не ящерица, и с жабрами, как у рыбы.

Мия положила добычу на землю.

– Я ещё никогда в жизни сама не охотилась!

Она зацепила добычу лапами и, разорвав пополам, плюхнула заднюю часть перед Юли.

– А это… кто? – спросил он, стараясь не морщиться.

– Не знаю! У него жабры, но оно ходит! Ха-ха! – она прыснула. – Просто брех какое диковинное место, этот лес!

Глаза у Юли полезли на лоб. За такое слово его сёстрам откусили бы губы. А Мия даже глазом не моргнула.

У него опять заурчало в животе. Юли надкусил свою половину существа, и струя слизи брызнула ему в горло. Сперва его чуть не стошнило, но когда зубы вонзились в мясо, внутри у Юли зарычал голод. Вот только поглощать неведомые ноги с подобающей жадностью он уже не мог.

– Изумительно вкусно! – воскликнула Мия, проглотив глазное яблоко. – Я же несколько недель ела горячую грязь!

– Горячую… грязь? – ужаснулся Юли.

– Угу!

И оба продолжили пир в чавкающем молчании. Юли чувствовал, как растягивается живот, как шкура отлипает от рёбер. Он даже не дал себе заскулить – настолько чудесно было жевать.

– Знаешь, – сказала Мия, слизывая с бороды слизь, – даже если ты не охотник за мышами, это не значит, что ты никогда никого не поймаешь. Можно пользоваться приёмом «усни-хватай».

Юли перестал жевать.

– Можно ловить добычу во сне?

– Да! Притворяешься мёртвым. Показываю.

Мия шлёпнулась на бок и свесила до земли язык.

– А когда кто-нибудь вкусненький подойдёт понюхать… – она вскочила и так щёлкнула зубами, что Юли вздрогнул, – убьёшь! Это меня мисс Лисс научила такому трюку.

Юли кивнул. А ведь в самом деле, можно попробовать. Главное, не начать икать.

– Почему ты со мной такая добрая? – спросил он.

– В смысле?

– Не знаю.

Когда от существа с жабрами остались одни лишь кости, Мия встала, отрясла с бороды слизь и, обнажив зубы, подошла к Юли.

– Т-ты чего? – спросил он, опуская морду, чтобы защитить горло.

– Хотела тебя умыть, – ответила Мия, словно это была самая очевидная вещь на свете. – Мы же только что поели.

– А-а! – протянул в ответ Юли.

Никому никогда в жизни не хотелось его умывать. Мама его умывала лишь потому, что отказывались сёстры. А после смерти Авы даже и она перестала.

Юли собрался с духом:

– Ладно.

Мия провела языком по его морде. У него задрожала передняя лапа. Ворчание подступило к горлу. Но когда она принялась за уши, Юли уже смирился. Язык у Мии был шершавый и теплый; и от его прикосновений по телу разбегались мурашки – до самого кончика хвоста. Юли опять выпучил глаза, стараясь удержать слёзы.

Закончив с умыванием Юли, Мия сказала:

– Твоего друга тоже надо умыть?

Вопрос вытряхнул Юли из задумчивости:

– Кого?

– Твоего, – Мия показала носом на кроны деревьев, – друга?

– А-а! М-м… нет, не сейчас. Я уже умывал его.

Мия понимающе ухмыльнулась, потом закрыла глаза и выставила вперёд морду.

Юли никак не мог решиться.

– Ты просишь меня?..

У неё дёрнулось ухо.

– Если ты не против.

Каждый раз, когда он принимался умывать сестёр, те разбегались по сторонам и вопили: «Фу! Ску-у-ули! Воняет!»

Он тихонечко лизнул Мие ухо. Потом ещё. И ещё. Поначалу у её шубки был вкус дыма. Потом – чего-то пресного. А когда он слизал и его, шубка оказалась на вкус кисло-сладкой, как неспелые яблоки. Мия поскуливала – точно так же, как Юли. Как будто её тоже долгое время не умывали.

Когда Юли закончил, Мия помотала головой, чтобы высушить уши.

– Что ж, – сказала Мия, собираясь прощаться.

– Да, – грустно сказал Юли, и сердце у него ёкнуло. – Что ж…

– Мне надо идти, – сказала Мия. – Мама ждёт меня по другую сторону леса. Не хочу, чтобы она беспокоилась.

– Ну, да, – согласился Юли. – И мне тоже. Э-э… надо найти своего друга… который прячется на деревьях. Чтобы идти дальше, куда мы шли, это уже недалеко отсюда.

– Ну… ладно тогда, – сказала Мия.

– Ладно.

У Юли упало сердце. Мия, конечно, его кусала, и прыгала через него, и свалила с ног. И всё же она накормила его и даже умыла. Юли понял: вот она сейчас уйдёт, и у него будто вырвут все внутренности и оставят его пустым, как ту самую кроличью шкуру, что болталась на палке.

Он повернулся своими только что вылизанными усами туда, где – он надеялся – была мама. И понял, что ошибается.

– Удачи вам с другом! – сказала Мия.

– Да… спасибо, – ответил Юли. – Удачи вам с мамой!

Она медленно двинулась прочь.

– Пока!

– Пока! – крикнул он вслед.

– До встречи!

– Да, до встречи…

И Мия пошла в одну сторону, а Юли тоже пошёл в ту же сторону, и пути их больше не расходились… некоторое время.

Эта вообще никакая не страшная! – воскликнула третья из лисёнышей. – Вот нисколечко!

– Да, – согласился альфа. – Она такая почти… душещипательная.

– А мне понравилось! – сказала бета.

– Ну, ещё бы! – хмыкнула третья.

Небо над Лесом Оленьего Рога стало зеленовато- белым.

Самая младшая была рада услышать, что в истории произошло наконец что-то хорошее. Но она чувствовала: до конца ещё далеко. От звуков в Лесу Оленьего Рога всё так же дрожала шкура. Каждый упавший листок заставлял поворачивать уши. Каждая тень становилась похожа на лисью шкуру, болтавшуюся на палке.

– Встреча Юли и Мии стала долгожданной передышкой после всех прежних невзгод, – заговорила рассказчица. – Но как же это опасно – начинать о ком-то заботиться! Теперь каждому из них предстояло приглядывать не за одной лисицей, а за двумя. Им предстояло забрести неведомо куда. И не лес, и не поле. И не луг, и не роща. Им предстояло увидеть такое, что немногие лисы видели прежде. А те, что видели, не сумели остаться в живых.

Если самая младшая и вдохнула чуть-чуть спокойствия, на этих словах ей опять сжало горло.

В скользящей темноте

1

Юли шёл через лес за Мией по запаху – её запаху неспелых яблок, – а она трещала без умолку, будто дерево, усеянное синицами.

– …И тогда мама спросила, кусала меня мисс Лисс или нет, и я сказала, что нет, а мама спросила, хорошо ли я это помню, и заставила меня зачем-то пить воду, и когда я выпила воды, мама сказала, что я единственный лисёныш, который сдал этот жёлтовонючий экзамен. Вот я думаю, если б мисс Лисс укусила меня за хвост, тогда бы я завалила, а раз она только выдрала несколько волосков, причём на самом кончике, вот я и сдала. Поэтому мне и пришлось уходить из Венцового Леса, когда ни сестра, ни братья не сдали.

Ветки деревьев становились гуще. Их кроны душили небо.

От рассказов Мии у Юли перед глазами оживали тени с трясущимися головами, липкими глазами и сухими клыками.

Он хотел укусить её за усы и сказать, что не время, блуждая по лесу, рассказывать страшные истории. Но для этого они не были так уж хорошо знакомы.

– …И тогда мы с мамой пошли на север, – продолжала рассказывать Мия, – и вот когда стало по-настоящему страшно.

И она рассказала ему про ужас, у которого не растёт мех и который ходит на двух ногах, и про животных, чья самая сущность попадает в капкан белых листов, а потом с них сдирают шкуру, набивают её соломой, а вместо глаз вставляют цветистые камни.

После этой истории деревья потянулись к Юли своими длинными пальцами. Он скакнул вперёд, чтобы не отставать от хвоста Мии, пусть даже это она его напугала.

– И вот тут появился ты и спас мне жизнь! – сказала Мия и посмотрела через плечо. – Я сказала тебе спасибо? Ну, потому что… спасибо!

– А, м-м… – забормотал Юли, – пожалуйста!

Он всё ещё пытался понять, что она за лисёныш, эта Мия. Он не мог разобраться, почему она идёт ради него на охоту, потом берётся его умывать, а потом вдруг кусает за уши или рассказывает всякую жуть, от которой сыро в глазах.

Мия – она как мама… или как сёстры?

– Так! – Мия повернулась и побежала назад. – Двое лисёнышей в лесу. Смешно, правда?

– М-м, и правда, – пробормотал Юли. – Смешно.

– Вот ты-то что здесь забыл? – спросила она.

– Ну…

У Юли в памяти замелькал отец – его пепельное лицо, сияющие, будто луна, клыки и рот, который говорил: «Сверни ему шею». Он не хотел рассказывать Мии о своей жизни, ведь тогда она бы узнала, что для своей семьи он был не дороже коготка суслика.

Он откашлялся.

– Да я просто… м-м… пошёл поохотиться и потерялся, и… – он перепрыгнул камешек, – так и не нашёл дорогу домой.

– Ха! – сузила глаза Мия.

Она повернула направо и двинулась прямиком через вереск. Юли забеспокоился: вдруг он выдал себя с головой? И теперь Мия станет считать его мёртвым грузом, который ей приходится таскать за собой.

Он скакнул вперёд, чтобы её нагнать.

– Я… м-м… по-моему, знаю, что случилось с твоими сестрой и братьями.

– Что ты знаешь? – спросила Мия.

Сёстры однажды рассказывали Юли про жёлтое зловоние. Они хотели его убедить, что оно есть у мамы и что она собирается слопать его на ужин.

– В общем, если жёлтое забирается к тебе внутрь, – объяснял Юли, – оно… м-м… начинает душить твою личность, и она пропадает навсегда. У тебя пересыхает язык, и эту жажду можно утолить только, ну… кровью. У тебя начинаются шёпоты в голове, они велят тебе убивать, и глаза становятся липкие и смотрят на всё, как на еду. Даже на других лис. А когда ты кого-то укусишь, тогда жёлтое перейдёт к ним, а ты высохнешь и умрёшь.

Мия остановилась. Повернулась и посмотрела на него в упор.

От неловкости у Юли забегали глаза.

– В общем, да… м-м… вот что это такое.

Она долго смотрела на него и молчала.

– Врёшь ты всё, – проговорила она наконец. – И сестра, и братья в Венцовом Лесу. Всё у них хорошо. Они ходят на уроки к мисс Лисс.

– Ой, – поперхнулся Юли и прижал уши. – Да. Наверно. Прости.

Не проронив больше ни слова, они продолжили путь.

– А-а… м-м… хочешь, я ещё раз вылижу тебе уши? – спросил он вдруг.

Она ответила:

– Нет.

2

Дыхание деревьев сделалось влажным, а земля под лапами сделалась топкой. Мия с Юли шагали вперёд по мокрой и серой шири болота.

– Это что за место? – прошептал он.

– Откуда я знаю? – буркнула она в ответ.

С тех пор как он рассказал ей про жёлтое, она с ним почти не говорила. И в наступившей тишине он понял, как сильно скрашивал путешествие её голос. Из болотного брюха разлетались эхом странные звуки – что-то всё чавкало, всё стучало, всё хлюпало и всё квакало…

Юли видел во тьме зловещие тени – растения с длинными тонкими усиками, сплетёнными, как паутина; зелёные, будто покрытые коркой, грибы; и мох, росший книзу лисьим хвостом, длинным и серым. Он видел, как цветочные лепестки проглотили с хрустом какое- то насекомое; и как лягушка выуживала из-под камня извивающегося червя, а камень вдруг взял и сомкнул наглухо челюсти, разрезав лягушку надвое.

Юли прижал уши.

– А ты… м-м… знаешь, куда мы идём?

– На север, – сказала Мия.

Она остановилась у кромки чего-то мутного и бескрайнего – наполовину лужа, наполовину трава. Она принюхалась к ряду сухих кочек и двинулась дальше, перескакивая с одной на другую.

– А зачем на север? – спросил Юли, изо всех сил стараясь не отставать, отчего передняя лапа сотрясалась на каждой кочке.

– Мама сказала идти на другой край леса, – сказала Мия. – Когда мы добрались до опушки, солнце клонилось влево, значит там должен быть запад. Значит, пока я вижу перед глазами багровый цвет, мы движемся из леса на север, и там я её найду.

– А, ну да, – сказал Юли, как будто понял хотя бы слово из того, что она сказала.

Вскоре кочки закончились, а земля стала совсем мокрая. На каждом шагу Юли приходилось дрыгать передней лапой, вытаскивая себя из топи, но, скакнув вперёд, он опять плюхался в сырость, увязая глубже.

Дрыг. Скок. Плюх.

Дрыг. Скок. Плюх.

Вдруг, перед следующим прыжком грязь накрепко вцепилась ему в переднюю лапу, и он шлёпнулся мордой в воду. Юли заскулил, пуская пузыри.

Мия, ничего не заметив, продвигалась вперёд без него.

– Стой! – закричал Юли.

Она оглянулась и вздохнула от досады.

Нет, нельзя ему потеряться. Только благодаря ей он не умер от голода. Он попытался вытащить лапу, но плечо тут же расцвело белой болью.

– Я застрял, – сказал Юли.

– Это у тебя лёгкий случай промокших лап, всего лишь, – крикнула ему Мия. – Пройдёт, когда выберемся на сухую землю.

Она пошла дальше, а Юли обернулся и посмотрел туда, откуда они пришли.

– Может, пойдём назад? Там полегче.

– В той стороне капканы, – сказала Мия. – А ещё там живёт мисс Поттер. И вообще, – она сделала два прыжка по воде, – меня мама ждёт.

Юли ещё раз потянул лапу, но она увязла слишком глубоко.

– И зачем тебе надо, чтобы я шёл с тобой? – спросил он.

– Потому что ты меня спас, балбес! Меня не сварили и не съели, – сказала она. – Ну, давай уже!

Юли не собирался её спасать. Он просто-напросто оказался в нужном месте в нужное время и делал ровно то, что она говорила. Не был он никаким героем. Повезло просто, и всё.

Юли не двинулся с места. Тогда Мия отвернулась в мокрую тьму и потянула глубоко носом воздух.

– М-м! Чувствуешь запах?

Юли принюхался. Пахло утонувшими насекомыми и недоеденной рыбой. И только.

– Запах чего?

– Сороконожек! – сказала она. – И – шмг-шмг – м-м! – персиков! Вон за теми деревьями!

– Знаю я, что ты придумала, – сказал он. – Ничего не выйдет.

Он посмотрел вниз на свою застрявшую лапу. Ему не понравилось, что с ним обращаются как с лисёнышем.

– И вообще, я терпеть не могу персики. От них лапы липкие.

Он не стал упоминать, что сороконожки когда- нибудь устроят себе дом у него вместо глаз, и даже от одной мысли о том, что их надо есть, его бросает в дрожь.

Мия посмотрела сердито:

– Что ты такой упрямый?

Он тоже посмотрел на неё сердито. А то, – хотел он сказать, – что если меня не проглотит цветок или не схрумкает камень, тогда у меня оторвётся передняя лапа. А то, что если я попробую сделать ещё хоть шаг по воде, то вырублюсь и утону. А то, что я не пойму: ты как мама или всё же как мои сёстры…

Юли поднял усы. У него появилась мысль.

– Булькожажд, – прошептал он угрюмо.

– Чё?!

Он посмотрел Мии прямо в глаза:

– Булькожажд.

– Это что ещё за брех? Что за Булко… Блуко… Бюлко…

– Булькожажд.

– Ну, да, этот.

Юли облизал губы. Он хотел отпугнуть Мию от похода на север, отпугнуть её от намерения затащить его поглубже в мокрую пасть болота. И он не знал лучшего способа, чем страшная история, услышанная от сестёр.

– Булькожажд живёт на дне каждого озера, каждой лужи, – начал рассказывать Юли.

В первый раз, когда мама привела их с сёстрами на Дождливое Озеро (и даже перенесла одного за другим через овраг), сёстры повернулись мордами к озеру, где по водной глади скользили, переливаясь, чешуйчатые спины.

– Видишь, Юли? – сказала тогда Ава.

– Это Булькожажд, – подхватила Ада.

– Не-а, – ответил Юли. – Это всего лишь карпы.

– Нет, – возразила Ани.

– Это Булькожажд, – не отставала Али.

Он живёт на дне в каждом озере.

В каждом пруду.

В каждой луже.

Булькожажд больше всякого валуна.

Даже больше гор.

Вместо ног у него змеи.

А вместо туловища – одни пасти.

Ничего больше.

И если подойдёшь близко к воде…

Плюх!..

Щёлк!..

И останется от тебя одна только половинка…

Вместо целой лисы.

Ну, конечно, – закончила Ава, – от тебя останется даже меньше, чем пол-лисы. А, Ску-у-ули?

Сёстры едва не подавились от смеха.

– Чушь какая-то, – воскликнула Мия. – Никто никогда в жизни не слышал про Булькожаста.

– Про Булькожажда, – поправил Юли.

Он и сам не верил в него. Но не мог же он сознаться в этом Мии. Особенно, когда хотел её напугать.

– Ни у кого не могут быть одни только пасти, – говорила она. – А какать? Ну, давай уже!

Юли опустил подбородок на воду.

– Нет.

Мия прошлёпала по воде к нему, вцепилась в загривок и потянула вверх.

– Ну давай! Уже! – рычала она сквозь забитые мехом зубы.

– Нет! – упирался Юли. – Увязнем глубже, и Булькожажд нас съест!

– Да нет никакого Блукожуя!

– Это Булькожажд!

Мия резко дёрнула вверх, и острая боль от её клыков пронзила шею Юли. Злость пробрала его до кончиков ушей.

– Ты тоже говорила, что нет никакого жёлтого! А оно убило твою сестру и братьев!

Мия выпустила из пасти его загривок и накрепко сжала зубы.

Юли нахмурился. Боль всё так же толкала в шею. Он же знал, что его слова обидят её. Но ему было всё равно. Это она заставила его шагать по болоту и это из-за неё у него болела передняя лапа. Это она тащила его за загривок и это из-за неё у него заболела шея. А пока они блуждали по тёмным и страшным местам, она мучила его страшными историями. Она заслужила.

Глаза Мии задрожали от слёз.

– Ну и ладно. Оставайся и подыхай. Мне всё равно.

Она поскакала по мокрой траве.

– Ну и ладно! – крикнул Юли ей вслед. – Ну и подохну!

Юли сердито смотрел, как её хвост становится серым, а потом исчезает вовсе. Он ждал, что облегчение разольётся по всему телу, как бывало всякий раз, когда мама кусала сестёр и не позволяла им больше травить его.

Но облегчение не наступало. Наоборот, его неуклонно тянуло к Мии, как тянуло прежде обратно в нору, которую ему пришлось покинуть.

Он оглянулся на протянувшуюся позади топь. А вдруг мама наконец прогнала мистера Шорка и пыталась разнюхать след Юли по всему краю леса? А с другой стороны, поскачет он назад в одиночестве, а его съест камень или проглотит цветок…

– Мия! – крикнул он в болотную даль.

Морщась от боли, он изо всех сил потянул вверх и высвободил переднюю лапу

– Мия, постой! Прости меня!

Он шлёпал за ней по воде и принюхивался. Но запах Мии – запах неспелых яблок – уже затерялся среди мшистой серости и задыхавшейся зелени.

На болоте стало темнее – тревожнее. Деревья вытянулись на огромную высоту, спутанные кривые ветки доходили почти до неба и вдруг обрывались вниз к чёрной воде, где колыхалась на водорослях луна.

Юли остановился перевести дух. Туман извивался кольцами вокруг лап.

– Мия! – прошептал он.

Голос его потонул в песнопении лягушек.

Ква-а-шмар!

Ква-а-шмар!

Ква-а-шмар!

В самые мрачные минуты Юли опасался, что так никогда и не выбрался из оврага. И всё, что происходило с тех пор, – и лес, и ужас, у которого не растёт мех, и это болото, – всё это был один и тот же кошмар. Он боялся, что вся его жизнь на Валунных Полях была только сном, которому не суждено повториться.

– Мия! – позвал он чуть громче.

Сверху послышался раздражённый шорох. Он задрал голову и на мшистой ветке кипариса увидел белую, как кость, птицу. Вокруг птичьих глаз шли чёрные полосы. На затылке торчали перья, похожие на шипы. Шея свернулась кольцами, как змея.

– М-м… простите! – прошептал Юли.

Он не знал, сумеет ли птица с болота понять лису, обитающую на камнях, но можно ведь попытаться.

– Госпожа Птица! – прошептал он ещё раз.

Шея у птицы выпрямилась, и жёлтый глаз посмотрел на него сверху вниз.

– Вы не видели, лиса здесь не проходила? Такая же лиса… как я?

Птица долго смотрела на него, потом медленно свернула кольцами шею и показала клювом в просвет между кронами деревьев. Там, в небе, тревожно сияла одинокая красная звезда.

– Она пошла… в ту сторону? – спросил он.

Птица только посмотрела на него и опять показала клювом туда же. Звезда подмигнула.

– Ладно, – прошептал Юли. – М-м… спасибо!

Он пошёл на звезду, и дорога сделалась легче. Земля была илистая, но твёрдая, сверху, образуя тоннель, нависал рогоз. От света единственной в небе звезды тоннель заливало кровавой дымкой. Юли даже не успел ускакать далеко, когда заметил впереди виляющий хвост.

– Мия! – окликнул он, чувствуя, как облегчение покалывает изнутри. – Прости меня, я там наговорил. Это сёстры рассказывали мне про жёлтое. А они же врали, всё время. Ну… в общем… прости.

Хвост, не останавливаясь, продолжал в потёмках свой путь.

– Я уверен, с твоими родными всё хорошо, – говорил он, пытаясь нагнать ускользающий хвост. – Они, наверно… ну, остановись на секунду!

Хвост вышел из рогозового тоннеля и остановился.

Юли подошёл ближе и увидел, как в тревожном свете звезды хвост вылинял до серого и покрылся полосками.

– М-Мия?

Он замер. Это был не её хвост, не Мии. Совершенно не её хвост! Юли не успел даже икнуть, как владелец хвоста повернулся, встал на задние лапы и громко заверещал.

3

Юли хотел отбежать назад, но споткнулся о собственный хвост и больно ударился.

– О-ой!

Существо перестало верещать. Оно уселось на задние лапы и вытаращило масляные глазки, подведённые чёрными разводами. Его маленькие нелепые лапки прижимали к груди вытянутое яйцо в мягкой скорлупе. С зубов капал зеленоватый желток.

– Простите! Ик! Простите! Ик! Простите меня! – говорил Юли, пытаясь успокоить сбившееся дыхание. – Я… я вас перепутал… ик… с другом. Простите!

Енот, причмокивая, проглотил желток и вдруг осклабился.

У Юли застучало сердце. Неужели еноты едят лис? Сёстры не рассказывали ему про енотов страшных историй.

Енот сгорбился и, принюхиваясь, обошёл Юли по кругу. Он сунул ему в правое ухо свой мокрый нос и запыхтел. Потом проделал то же самое с левым ухом. Завершив круг, енот вылупился на Юли и захихикал.

– Хи-хи! – тоже хихикнул Юли, сам не понимая над чем.

Нелепые енотовы лапки, будто делая подношение, протянули к нему яйцо.

– Ой… м-м… – Юли подскочил ближе, – спасибо.

Яйцо лопнуло между зубами и скользнуло в горло. На вкус яйцо оказалось восхитительно солоноватым и придало Юли чуть-чуть уверенности.

– Вы знаете, как отсюда выбраться? – спросил он у енота.

Тот радостно закивал.

Юли поднял усы.

– А покажете?

Енот осклабился, потирая крошечными лапками.

– Ладно… м-м… здорово, – забормотал Юли. – Спасибо. М-м… п-после вас.

Он шёл за полосатым хвостом, то перепрыгивая через лужи, то ныряя между корнями, а под красной звездой тускло переливались листья и сгущались тени. Внезапно им преградила путь чёрная стоячая вода. Юли решил, что они угодили в тупик, но енот пошагал дальше по плавучему бревну.

– Ой… м-м… – опешил Юли. – Ладно. Да. Конечно. Я тоже могу.

Он прыгнул на бревно, и оно вдруг завертелось под его лапами. Юли вскарабкался было на другой бок, но бревно завертелось в обратную сторону, с силой ударило его по задней ноге, подбросило в воздух и пошло ко дну. Юли едва успел оттолкнуться и прыгнуть на твёрдую землю, как болото проглотило бревно с жадным бульканьем.

– Уф! – выдохнул он, пытаясь расхохотаться.

Юли оглянулся. Енот исчез.

– М-м, э-эй!

Вокруг Юли всюду была вода. А сам он, оказывается, стоял на грязной кочке, где едва хватало места для трёх его лап. Он прищурился и разглядел на дальнем берегу полосатый хвост. Енот встретился с ним глазами и снова осклабился. Потом скользнул под поваленный ствол и с другой стороны уже не появлялся.

– Ла-а-адно, – сказал Юли.

Он свесился со своего грязного островка и стал вглядываться в воду, надеясь определить, насколько там глубоко. Мошкара скользила по его отражению, наводила рябь на красную звезду и на пятна лунного света, пробивающегося сквозь кроны деревьев. Дна было не видать. Юли уже собрался проверить глубину лапами, как вдруг увидел, что по воде в одном хвосте от островка семенит паук.

– Ик! Ик! Ик!

Юли отпрыгнул назад, приподнимая по очереди каждую лапу.

Паук был величиной с его голову. Юли не сомневался, что паук сейчас прыгнет ему на горло и высосет всё внутри, но тот продолжал свой путь к дальнему берегу.

Юли дождался, когда пройдёт икота. Во тьме что-то капало и раскачивалось.

– Эй! – прошептал Юли. – Ен… ик… нот! Вы вер… ик… нётесь?

Будто в ответ, красная звезда моргнула, на мгновение осветив болото. Глаза Юли взметнулись вверх. То, что он принял за пятна лунного света, оказалось диковинными белыми птицами – такими же, как та, что он видел раньше. Каждая сидела в гнезде, устроенном на мшистой ветке, низко висевшей над водой.

Звезда снова моргнула, и птицы, вытянув шеи, откинули назад головы и в голос загрокотали. Эхо разнесло их протяжный рокот по всему озеру.

Юли поморщился. Это было нисколечко не похоже на птичье пение, которое он слышал на Валунных Полях. Звук выходил тёмный, сдавленный и совершенно бессмысленный.

Птицы грокотали не умолкая… и на их зов наконец откликнулись.

Из тёмных глубин озера поднялась бурлящая пена. Пузырьки лопались на поверхности, испуская стародавний запах гниения, плесени и мертвечины.

Юли застыл, будто палочник на стебельке.

Птицы, распрямив шеи, наклонили клюв к озеру и выпучили глаза. Вода в озере заволновалась. Плюх. Шлёп. Юли навострил усы, пытаясь учуять, где прячется неведомое существо. Оно, кажется, было… повсюду.

Больше всякого валуна.

Даже больше гор.

И пасти – тысяча! – одна голоднее другой…

У Юли сдавило дыхание.

Волны кружили в водовороте по всему озеру, пока не сошлись наконец под веткой, висевшей ниже других. На ветке одиноко сидела птица. Она судорожно дышала, бросая беглые взгляды на хлюпающую воду, но ни в какую не желала бросить гнездо.

Юли настигло дурное предчувствие. Он хотел было зажмуриться, но глаза упрямо продолжали смотреть.

Птицы голосили без умолку. От них, раздувая горло, не отставали лягушки. И вдруг вода взорвалась и с рёвом взметнулась вверх белым столбом. Щёлк! Хрум! И леденящее кровь гро-о-ок! Это зубастая пасть утащила птицу под воду.

Птицы по-прежнему голосили, не сводя глаз с красной звезды. На волнах покачивались окровавленные перья. Несколько енотов вышли на берег и принялись ковыряться в иле. Они выцарапали припрятанные там яйца в мягкой скорлупе и растворились во тьме.

Юли хотел их окликнуть, но вместо голоса раздался какой-то скрежет:

– Помогите…

Что-то чудовищное творилось на этом болоте. И оно окружало его со всех сторон.

Вода снова заволновалась.

4

Юли весь съёжился на своём островке.

– М-м… ик!.. простите! – прошептал он птице, что сидела к нему всех ближе.

Птица вытянула шею и посмотрела на него единственным – жёлтым и широким – глазом. Второй глаз отсутствовал.

– М-м… ик… здрасьте! – шептал птице Юли. – Я… ик… здесь случайно. Я не енот, и не птица, и… ик… не яйцо. Поэтому, если можно… ик… пожалуйста, покажите клювом путь через озеро, и я тогда… ик… я тогда…

Птица резко щёлкнула клювом, обрывая Юли на полуслове. Услышав щелчок, остальные птицы тоже вытянули клювы к спасительному островку, и глаза их загорелись красными звёздами.

– Ой, м-м… ик… ну, ничего, – забормотал Юли. – Я тогда сам… ик… выберусь.

И опять птицы вытянули шеи, откинули назад головы и заголосили. Вода вокруг островка начала пениться. Слева зашуршали чешуйки. Справа царапнули когти. Сверкая зубами, поднялась и опустилась волна. Юли прыгал кругами, стараясь не выпускать существо из глаз. Но это было попросту невозможно.

Он умоляюще посмотрел на птицу.

– Ме-ме-меня нельзя есть сегодня! Ик! Меня мама ищет! И я так и не попросил… ик!.. прощения у друга! И…

У самых лап плескала вода, заглушая его голос. Юли упал на живот и завернулся в хвост. Он накрепко зажмурил глаза и желал одного: чтобы уши его приняли за листья, а мех – за мох.

Птицы всё голосили и голосили. Волна всё плескала и плескала. В любую секунду вода взорвётся и утащит его на дно, и бесчисленные пасти Булькожажда разорвут его на кусочки и полакомятся в болотной…

– Каким брехом тебя туда занесло?

Юли распахнул глаза. Там, на берегу, всего в десяти хвостах от него, была Мия. Он даже поморгал, чтобы удостовериться: это она, а не мох, подсвеченный сиянием звезды.

Мия закатила глаза.

– Что, не рад меня видеть? – Она прошлёпала по мелководью, пытаясь отыскать пусть к островку. – Тебе повезло, что я больше не бросаю лисиц в беде. Даже тех, кто говорит гадости про моих родных.

Плеск воды привлёк существо, что скрывалось под водой, и оно устремилось к берегу. Юли замотал головой, пытаясь подать знак, чтобы Мия вела себя тихо.

– Я пошла искать тебя на болото, – продолжала рассказывать Мия, шлёпая по воде, – а тебя там не было. Я уж подумала, тебя поглотила трясина.

– Мия! – зашипел он. – Назад! Отойди от берега!

Она не услышала.

– И вдруг я почуяла запах и нашла тебя здесь. Тебе уже говорили, что у тебя запах, ну, как бы, цветочных почек?

Шорох волны стих неподалёку от Мии. Из-под воды поднимались пузыри – существо выжидало перед нападением. Нет, Юли не станет смотреть, как её съедят. Её надо спасти! Но как?!

Тут ещё один паук просеменил мимо островка. Недолго думая, Юли схватил его за колючую лапу и швырнул к берегу. Паук шмякнулся с жутким плеском… но Булькожажд не проглотил его. Паук, видимо, показался ему слишком жалким подношением.

Одноглазая птица, что сидела поблизости, запрокинула клюв и разразилась исступлённым сдавленным хохотом. Вода закружилась под ней воронкой и вдруг взорвалась с зубастым рёвом. И опять – хрусть! гро-о-ок! – и зубы утащили птицу на мелководье.

У Мии вскочили уши. Глаза стали огромными.

– Это что? – прошептала она, отступая подальше от воды.

– А ты как думаешь? – процедил Юли сквозь зубы.

Усы его обиженно приподнялись. Она поверила.

– Живо! – бросилась Мия обшаривать берег. – Надо найти, чем тебя вытащить!

Юли был поражён. Будь он на месте Мии, он бы сбежал не оглядываясь в ту же секунду, когда взметнулась вода. А она здесь, рядом, и от этого усы Юли наливались уверенностью.

Мия бросила поиски.

– Придётся тебе, видимо, плыть.

Вся его уверенность куда-то исчезла.

– Что?

– Придётся плыть, – сказала она.

– Что?!

Мия сморщила морду.

– Ты правда не слышишь или притворяешься, чтоб ничего не делать?

Он поджал губы.

– Так я и думала, – сказала она.

Зубастые рты позади Юли перетягивали, разрывая на части, птичью тушку.

– Лучше поторопись, а то дожуют скоро, – сказала Мия.

Юли то подпрыгивал, то приседал на передней лапе.

– Я не плавал никогда в жизни!

– Это легко! – сказала она. – Это как бегать. Двигай лапами, не останавливайся.

– Да я и не бегал по-настоящему никогда в жизни!

– Ну, – сказала она, – может, пора начать.

Юли захныкал. Он будто снова оказался возле оврага на Валунных Полях. И снова его заставляют делать то, к чему его лапы не приспособлены. Он запрыгал по кругу, надеясь отыскать другой путь. Он ненавидел свою скрюченную лапу, которая не может ни бегать, ни прыгать, ни плавать. Он ненавидел себя за трусость.

– Юли, ты ведь уже не маленький, – сказала Мия. – Я не могу взять тебя за загривок и перенести сюда.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Ты попробуй хотя бы, ты поплыви! А то я нарушу из-за тебя слово не бросать других лис в беде.

Юли сдержался и не захныкал. Мия говорила тем же безжалостным тоном, что его сёстры. Но в её словах чувствовалась забота, точь-в-точь как у мамы. От такого даже усы запутаются.

– И вообще, – бодрым голосом добавила Мия, – тут глубины-то всего на фут. Лапы достанут до дна!

Юли бросил на неё сердитый взгляд.

– Не верю я тебе!

– Я знаю, – сказала она. – Ты притворись.

Зубастые рты позади него принялись жевать медленней. Птица была почти съедена.

Юли уставился на воду, и у него задрожали брови.

– Говори, что делать.

– Прыгай в воду и…

Мия перекатилась на спину и задрала вверх все четыре лапы. Она тут же опомнилась, сложила на груди одну лапу, а тремя покрутила в воздухе.

– …и со всей силы делай вот так!

– Ладно, – пробормотал он, соскальзывая в воду передней лапой. – Ладно. Ладно. Ладно.

С каждым ладно он делал один шаг вперёд: вода дошла до груди, до подбородка.

– Лад…

Земля кончилась, и он очутился под водой. Носом пошли пузыри. В глазах повис мрак. Он икнул, и вода бросилась в ноздри.

Он запаниковал, но тут же вспомнил, как Мия вертела в воздухе тремя лапами. Он попробовал так же. Поначалу он поплыл вперёд, а не вверх, отчего в лёгких стало тяжело. Но потом он начал сильнее бить задними лапами и, гребок за гребком, высунул морду над водой.

Он задыхался, кашлял и поднимал брызги, но не переставал грести.

– Получилось! – воскликнула дрожащим от облегчения голосом Мия. – Вот видишь? Плавать легко!

Его задняя лапа задела что-то чешуйчатое.

– Ай! Ик! Ай! Ик! Ай! – завопил Юли. – Он… ик!… меня тронул!

– Не бойся, – небрежно бросила Мия. – Говорят, у Булкожуста на лис аллергия.

– Ха-ха… ик!.. блькжб! – Юли засмеялся, заикал, и морда опять оказалась под водой.

Он погрёб вверх и снова выбрался на поверхность.

Что-то скользкое лизнуло его по груди.

– Ой, нет, ой, нет, ой… ик!.. нет! – затараторил Юли.

– Пфе! – фыркнула Мия. – Да это же Мортимер! Щекотун.

– Ха-ха… бльк. Не смеши меня!

– Ну, извини! Хотела помочь!

Ему оставалось проплыть до неё ещё половину. Всего пять хвостов. Лёгкие жгло от проглоченной воды. Лапы онемели. Он смотрел на улыбающееся лицо Мии и продолжал грести.

Она что-то заметила позади него, и от страха глаза её сделались огромными.

– Юли, плыви быстрее!

– А что? – спросил Юли, поворачивая голову.

– Не оглядывайся! – закричала она. – Смотри на меня!

Он впился взглядом в её голубые глаза и изо всех сил старался не утонуть, не думать о том, как вода позади него разверзает острозубую пасть.

– Чем быстрее доплывёшь, тем быстрее я тебя умою! – говорила Мия, стараясь улыбаться, хотя голос у неё дрожал. – Ха-ха! Ты весь в тине!

Юли отчаянно толкал лапами воду, но почему-то ни на хвост не оказывался ближе к Мии. Он как будто бежал на месте.

– Давай! – кричала она. – Ты почти на берегу! Всего пара хвостов…

Юли грёб что было сил. Мия была так счастлива, что он рядом. И никто ведь не говорил ей, что так положено. И от этого Юли чувствовал в себе силы переплыть хоть десять озёр.

У Мии затряслись губы.

– Юли! – закричала она. – Береги…!

Что-то дёрнуло его сзади, и весь мир с плеском исчез. Сознание заполнилось водой.

– Юлиииииииии!

Вверху расплывался и тускнел силуэт Мии, а Булькожажд утаскивал Юли в чёрные глубины озера.

5

Вместо крика летели пузыри.

Он пытался выгрести на поверхность, но зубы лишь сильнее смыкались на его лапе. Он пытался разодрать когтями пасть, которая его держала, но чешуя оказалась твёрдая как камень. Чем больше он трепыхался и царапался, тем быстрее утекал из носа воздух. Скоро воздух кончился.

Зубы Булькожажда тянули его глубже.

Как странно. Юли даже не чувствовал его зубов.

Что ж, ему снова предстоит умереть. Юли просто слышал, как издевательские голоса сестёр пузырятся с глубины.

Недолго нам осталось тебя умывать.

К тебе придёт Погребальная Лиса.

Сороконожки залезут тебе в ноздри.

И тебе конец, Ску-у-ули!

Юли перестал бороться. Лапы обмякли. Лёгкие сдулись. Вода обнимала его, и тепло разливалось по телу. Совсем скоро множество зубастых ртов сожрут его и оставят одни кости. Может, это и неплохо. Костям не надо опасаться охоты. Или сестёр. Если от Юли останутся одни кости, мистер Шорк уже не прикажет маме расправиться с сыном.

Юли не мог поверить, что до сих пор жив. Он вспомнил, как королевская змея бросилась из-под камня и вонзила ядовитые зубы Аве в ляжку. Это его тогда должна была укусить змея. И маме не пришлось бы выбирать между ним и сёстрами.

Он всё смотрел вверх, вверх, вверх, на уже далёкую гладь озера. По крайней мере, свои последние дни он провёл с другом. Ну, или с той, которая вела себя как друг, по крайней мере…

У него упало сердце, когда он понял, что не успел сказать Мии держаться подальше от оврагов. Он ведь так боялся рассказать ей про свою жизнь, опасался, что она сочтёт его никчёмным! И теперь лисичка, которая его вылизала, и накормила, и даже вернулась за ним, хоть он и говорил всякие гадости, – она же не знает о змеях, что прячутся в укромных местах!

Нет, он должен выбраться и предупредить её!

Юли вновь принялся отбиваться от зубов, которые удерживали его лапу. Но не так-то просто вырваться на свободу из бесчувственной пасти Булькожажда, который утаскивал его всё глубже и глубже в хрустальную тьму.

Юли хотел уже было оставить навсегда все попытки, как вдруг наверху мелькнул свет. Красная звезда осветила мутную воду… и он увидел Булькожажда. Всего. Тот заполнил собой всё озеро – водоворот чешуйчатых лап кружил до самого верха.

Юли увидел чудовище как оно есть. Не одно существо с множеством ртов и лап, а много существ, все похожие на гигантских ящериц. И Юли понял, что сёстры ему наврали.

Он посмотрел вниз, на существо, которое удерживало его лапу. Он увидел не только кривую ухмылку. Он увидел гигантский глаз – пятнисто-жёлтый с острым зрачком – и пнул по нему. Мягкий глаз дёрнулся от острых когтей. Существо ещё крепче сжало зубы, и Юли пнул снова.

Пасть крутанулась, и с ней, болтаясь и кувыркаясь, завертелся Юли. Ночное небо закружилось под ним, а дно вращалось над головой, сливаясь с небом. Юли ещё больше наглотался воды. Он думал, что его стошнит. Он думал, что потеряет сознание. Он думал, что захлебнётся, если проглотит ещё хоть каплю…

И вдруг послышалось – щёлк! – и он оказался на свободе. Он оттолкнулся задними лапами от чешуйчатой морды, что его удерживала, и в кипучем водовороте лап, ртов и глаз поплыл вверх. Он грёб к красной звезде, отпинываясь от колючих лап гигантских ящериц, избегая их бесконечных зубов, продвигаясь всё выше, выше.

До поверхности оставалась всего пара хвостов, как под ним, ударив по животу, разверзлась пасть. Юли вытянулся во весь рост и расставил пошире лапы. Не успел он упереться лапами в края распахнутой пасти, как та с рёвом ринулась из воды и подбросила его в воздух.

Шлёп! Юли упал на берег и, барахтаясь в иле, пополз от воды прочь. А гигантская пасть с грохотом вернулась обратно в озеро. Без добычи.

6

Когда Юли отыскал Мию, она пряталась под деревьями и неотрывно смотрела на озеро.

Она скулила и переступала с лапы на лапу в надежде, что он вот-вот вынырнет. На это было так приятно смотреть, что он решил присесть и понаблюдать за ней ещё минутку, а сердце тем временем пускай вернёт лапам чувствительность.

Мия, не отрывая от воды взгляда, сделала вдох и задержала его. Когда вдох вырвался, она сделала новый. Когда вырвался и этот, она вдохнула ещё.

– У тебя голова закружится, – сказал Юли.

Мия вздрогнула. Нос дёрнулся в его сторону, и улыбка тут же растеклась по лицу:

– Юли!

Она радостно бросилась к нему и стала покусывать и лизать ему уши. На этот раз он был даже не против.

– Ты не утонул! – кричала она. – И тебя не съели! Ты… ты… ты жив!

– Да, – сказал Юли. – Кажется, да.

В неё полетели брызги – это Юли стряхивал, обсыхая, с себя воду. Она зажмурилась.

– Брех побери! – воскликнула она, когда он закончил. – Как тебе удалось выбраться целым и невредимым?

– М-м, – он посмотрел на грудь. – Не совсем.

У Мии открылся рот.

– Он откусил тебе лапу!

Это правда. Его скрюченная передняя лапа исчезла. Отняли.

Мия понюхала оставшийся обрубок.

– Откусил начисто! Ни крови, ничего.

– Может, потому она и не работала как надо, – сказал он. – Не хватало крови. – Он вздохнул. – По крайней мере мне больше не придётся таскать её за собой.

– Ха! Первый раз слышу, чтоб ты шутил! – Она покачала головой, не веря своим ушам. – Ты даже не испугался, похоже.

Лапы у Юли покалывало – чувствительность постепенно возвращалась.

– Я… даже не знаю, что со мной.

Он вспомнил, что всё ещё не попросил у Мии прощения. Только у енотовой задницы.

– Мия, прости меня, – сказал он. – Прости, что наговорил тогда про твою сестру и про братьев. Когда мои сёстры рассказывали мне истории – даже правдивые, – им всегда хотелось меня обидеть. А я… я не хочу быть таким, как они. – Он посмотрел ей в глаза. – Я не знаю, что случилось с твоими родными. Правда.

У Мии дрогнули губы.

– Давай об этом поговорим позже, а сначала выберемся отсюда. Как тебе?

Юли улыбнулся ей кривоватой улыбкой.

– Я согласен.

Бок о бок, они шагали дальше на север, прочь от красной звезды.

– А кто это всё-таки был? – спросила она. – Это правда Бульк… Больк… Блёк…

– Ага.

– И все эти лапы у одного…

– Угу.

– И у него тысяча…

– Может, даже больше.

– Ого! – воскликнула Мия.

Он решил не рассказывать ей о том, что увидел на дне болота: что Булькожажд – это всего-навсего куча больших ящериц и что для своего спасения он всего-навсего расцарапал одной из них глаз. В пересказе это звучало бы не так страшно.

Он перепрыгнул камень и вспомнил кое-что важное.

– Ой, м-м… не прыгай через овраги, ладно?

– А? – не поняла она.

– Ну, когда увидишь овраг, дай мне перепрыгнуть первым. А я скажу, опасно там или нет.

– Договорились, – хихикнула Мия. – Вот псих!

Они миновали болото и снова шагали по лесу, обходя стороной даже самые маленькие лужи.

Дикий крик пронзил Лес Оленьего Рога.

У самой младшей чуть сердце не выскочило из груди, а лапы уже были готовы броситься наутёк. Но крик неожиданно превратился в хохот, и самая младшая поняла, что это всего-навсего смеялась её сестра.

– Ящерицы? – не переставая хихикать, воскликнула третья. – Не бывает таких больших ящериц, это всем известно! Что за дурацкая история!

– М-м, – задумчиво протянула бета. – Придётся, Иффи, тебя расстроить.

– Бывают такие большие ящерицы, – сказал альфа. – Называются «аллигаторы».

– Чего? – насмешливо хмыкнула третья и посмотрела на самую младшую. – Да ладно!

– Но… – растерялась третья. – Я же ела ящериц. И если бывают такие огромные, будто брёвна, и с пастью длиной с меня, то…

У неё перехватило дыхание. Уши прижались, усы повисли, и она побрела обратно к норе.

Трое лисят.

Под лунным светом глаза в пещере сверкнули.

– Юли и Мия отыскали выход из болота. Они продолжали идти на север, пока не вышли из леса. Но спокойствия лисёныши не обрели. Даже на время.

Самая младшая завернулась в хвост. Она и не надеялась на спокойствие.

– Сказать по правде, – продолжала рассказчица, – лисёныши бы охотно остались в лесу, если б знали, какие ужасы поджидают их на той стороне…

Лиловое королевство

1

Деревья расступились, и Мия мчалась вперёд по бронзовым холмам, а за нею вслед увивались листья. Земля только мелькала под лапами. Трава, в которой она спотыкалась ещё несколько недель назад, теперь едва доходила до живота. Камни одолевались в один прыжок. Мия видела, как мама летала по Венцовому Лесу – будто на лапах у неё росли перья. Теперь такая же свобода принадлежала Мии.

Она взбежала на вершину травянистого холма, подняла лапу и принюхалась. Потом рванула на вершину другого и принюхалась снова. Её нос разыскивал в траве яблочный запах маминой шубки. Но до неё долетал лишь терпкий запах вспыхнувших листьев. Зябкий ветерок обрывал их с веток, вертел и кружил, сметая с шорохом в огромные жёлто-оранжевые кучи.

Осень оказалась даже красивей, чем думала Мия. Осень наполняла её всевозможными цветами и запахами – Мия даже не представляла, что их может быть столько. Но сердце почти ничего не чувствовало. Воздух обжигал холодом. Солнце больше не согревало ей шубку. До Дня Золотистых Глаз оставались считаные недели – того самого дня, когда ей предстояло уйти из Венцового Леса и начать жить своей жизнью.

Мия была неготова.

Она глянула на опушку леса, куда только-только выскочил Юли. Он уже сбросил вторую шубку, и теперь его мех становился ярко-рыжим. Мия повернула нос к северу и принюхалась напоследок. Воздух зудел от листвяной пыли. Лисами и не пахло.

Мия вернулась на опушку.

– Как пахнет твоя мама? – спросил Юли, выгрызая заусенец на задней лапе.

– Как я, наверное, – сказала Мия.

Юли принюхался к ветру, а Мия едва сдержалась, чтобы не расскулиться.

Мама сказала идти на дальний край леса. Но мамы здесь не было. Может, она опять попала в капкан? У Мии перехватило горло. Может, она пошла к детскому кусту за новыми лисёнышами? Мия прогнала эту мысль. Какой ещё детский куст? Всё это выдумки.

Она внимательно вглядывалась в холмы, простиравшиеся до горизонта, и думала, где продолжать поиски.

– Где твой дом? – спросила она Юли.

– Ой, м-м… а-а-пчхи!

Он так и не ответил. В который уж раз Мия подозревала, что он не рассказывал ей всего. Вот как случилось, что он потерялся в лесу? А с другой стороны, она тоже не рассказывала ему, что мама считала её мёртвой. Она просто не могла заставить себя произнести такие слова.

Мия снова обратила своё внимание на горизонт. Мама говорила, надо отыскать нору – такую же, как была у них в Венцовом Лесу. С песчаным суглинком, ручьём с чистой водой и скрытым от чужих глаз входом. Если Мия отыщет такое место, она наверняка отыщет и маму.

Она принюхивалась, пока нос не поймал запах пересыхающего протока, зажатого между холмами.

– Идём-ка через него. Он будет укрывать нас от хищников по дороге на север.

Юли тоже принюхался.

– А, да-да! Мне и самому надо в ту сторону.

Проток вывел их туда, где один на другом громоздились камни. Мия легко прыгала вверх, то и дело останавливаясь и оглядываясь на Юли, которому с трудом удавалось сохранять равновесие на шатких камнях.

– Получается! – крикнула она ему.

Он кивнул и, тяжело дыша, сделал ещё один маленький скачок.

После долгого утомительного подъёма, когда закат обагрил небо, они упёрлись в отвесную тень утёса, который преградил им путь на север.

– Да уж, – сказала Мия, принюхиваясь всё выше и выше, – вот так не повезло.

К ней подскочил запыхавшийся Юли.

– Это утёс.

– Ты знаешь, – сказала она как можно любезней. – По-моему, ты прав. Подожди-ка здесь.

Она поскакала вверх по склону, который круто взбирался на восток, и принюхалась к бескрайним холмистым просторам. Можно было пойти двумя путями. На северо-запад по узкой каменистой тропе, что петляла у подножия утёсов. Или на восток по широкой, что извивалась между холмов.

Путь на восток был немного легче для передней ноги Юли. Но когда Мия принюхалась к холмам, она уловила запах, от которого заслезились глаза. Серые облачка вились над горизонтом, грозя задушить небо пеплом. Мия прищурилась и сквозь дымку увидела, что холмы перерезаны чёрными полосами.

Дороги.

Она бросилась обратно к протоку.

– Сюда, – на ходу крикнула она Юли и побежала от утёса на запад. – Живо!

– А что там? – спросил Юли. – Что ты увидела?

– Людей.

Без лишних вопросов он побежал следом.

Над головой, стирая закат, клубились тучи.

– Надо найти где переночевать, – сказал Юли.

Мия кивнула. За последние недели они научились с лёгкостью отыскивать безопасное убежище в лесу. А на открытой местности мало где можно спрятаться. Самые подходящие места оказывались просто пропитаны звериным запахом.

Небо стало из серого оглушающе чёрным, а они всё шли вдоль подножия утёса, который постепенно уходил в землю, заканчиваясь уродливым холмом. На вершине холма колыхались огромные фиолетовые тучи, оттеняя чёрные скалы, которые башнями уходили в небо.

– Прелестно! – трепеща усами, сказала Мия.

Тучи сверкнули зубами молний, и небо грохотнуло так громко, что, казалось, расколется надвое.

Юли прижал уши.

– Это ты называешь прелестно?

– Ага! В таком, жутковатом смысле.

Ударили первые капли дождя. Мия помчалась вверх по холму.

– Давай же! Спрячемся в этой куче камней, переждём дождь.

Юли никак не мог решиться.

– Я… не умею по холмам!

– Нечего тут уметь! – закричала она в ответ. – Это как на болоте. Лапа за лапой.

Юли сделал решительное лицо и последовал за ней, взбираясь по холму зигзагами. Мия забралась выше ещё на несколько лисьих хвостов и оглянулась на Юли.

– Почти дошли! – весело пропела она сквозь моросящий дождь.

Еле дыша, Юли остановился.

– Издеваешься? Ещё лезть и лезть!

– Ну, так… Но до какой-то части мы же почти дошли!

Не обращая внимания на ворчание Юли, Мия смотрела сквозь дождь вверх, туда, где чёрные камни пронизывали над вершиной холма небо. Она принюхалась, надеясь учуять хотя бы слабый аромат яблок. Но вместо яблок она почуяла другой запах, мягкий и одуряющий. Она вдохнула глубже, и от запаха встрепенулись усы и вздыбилась шерсть. Гром разодрал небо.

– Чувствуешь запах? – крикнула Мия, поглядев вниз. – Это как…

– Только не говори, как персики с сороконожками, – проворчал Юли, сделав ещё один жалкий прыжок. – И первый раз не сработало, а уж второй-то…

– Нет, правда! – Шмг-шмг. – Это как цветы! Лиловый, как… – шшшмг… – Как сирень!

Юли не полез дальше. Он повернулся и так же зигзагами начал спускаться с холма.

– Стой! – крикнула Мия. – Ты куда?

Он спускался ниже и ниже.

– Юли, постой!

Юли обернулся через плечо, и у него задрожали брови.

– Это запах мистера Шорка.

Мия навострила уши. Ей показалось, что из-за дождя она не расслышала.

– Какой ещё к бреху мистер Шорк?

– Это… – замялся Юли. – Это мой отец.

Мия тряхнула головой.

– Так это же хорошо!

Юли покачал головой.

Мия смутно помнила собственного отца. Какой-то застарелый запах, который каждое утро приносил свежую добычу, пока они с братьями и сестрой были маленькими.

Она снова принюхалась вверх по холму и снова уловила лиловое.

Лисы метят границы своих владений своим собственным семейным запахом, – так им с сестрой и братьями рассказывала мисс Лисс. – Запах должен служить предостережением другим лисам: держитесь подальше, а не то…

Ещё Мия вспомнила, как мисс Лисс говорила, что надо держаться подальше от незнакомых. Но родня – это же совершенно другое дело, разве не так? Какой отец станет убивать своего собственного лисёныша? Да никакой! Вот какой!

– Юли, нам надо идти туда! – кричала она сквозь дождь. – Моя мама ни за что не подойдёт близко к людям и к их дорогам!

Небо содрогнулось. Дождь хлынул стеной. Юли трясло не переставая.

Мия сморщила бровь. Она ещё могла понять страх перед Булькожаждом. Но перед отцом! Ей захотелось ухватить Юли за загривок и силой втащить на холм. Но ещё на болоте из этого ничего толком не вышло. Надо искать другой способ.

Она спустилась и встала чуть выше Юли.

– Может, у твоего отца найдётся еда. Ты же любишь есть.

У Юли задрожала морда.

– Ты его не знаешь.

Мия шагнула вверх.

– Что он сделал такого плохого?

Юли скакал рядом, подыскивая аргументы, словно участвовал в дискуссии.

– Он… он укусил мою сестру.

– Ой, тоже мне! – хмыкнула Мия, понемногу переставляя лапы вверх по холму. – Я своих кусала всё время, и сестру, и братьев.

Юли остановился.

– Это… это гораздо хуже. Не знаю. Я не умею рассказывать страшные истории так же, как сёстры.

– Ты хочешь сказать, – повернулась к нему Мия, продолжая шагать вверх по холму задом наперёд, – что ты боишься отца больше, чем Булькожурка?

Юли сердито посмотрел на неё и бросился догонять.

– Булькожажда!

– Я так и сказала. Блоходажд. Уж это-то пострашнее было. Но мы же вместе, мы справились. Так ведь?

Она быстро повернулась и потрусила дальше.

– Мы будем таки-и-ими хи-и-итрыми! Вдвоём твой отец нас не поймает. И вообще, смотри! Ты почти наверху.

Юли сердито посмотрел на неё. Всё понятно: она завела его на вершину по диагонали. Он быстро повернулся и поскакал вниз.

Глухое рычание вырвалось у Мии из горла.

– В той стороне люди!

Он остановился и повесил голову.

– Ты считаешь, что твой отец плохой? – выпалила она. – Мисс Поттер сломала моей маме лапу! Она выварила у лиса шкуру, потом вставила вместо глаз цветистые камни и набила его травой! Вот что делают люди!

Юли весь трясся, от дождя промокала шубка. Над головой грохотал гром.

– Юли, – сказала негромко Мия. – Прошу тебя! Я не хочу назад в клетку.

Их глаза встретились.

– А я не хочу к отцу!

Они долго смотрели друг на друга. У обоих текли по носу капли дождя.

У Мии упало сердце.

– Что ж, значит, прощай?

Молния разорвала когтями небо, и Юли что-то увидел позади неё. Стыд на его лице сменился ужасом. Мия обернулась.

Поначалу она смогла разглядеть только череп, который плыл в темноте. И вдруг тени в его глазницах выгнулись.

– А пот только послужит приправой, – пробурчал череп.

Снова сверкнула молния и осветила глаза, лоснящуюся чёрную шерсть на лапах, гору меха и мускулов на спине. Барсук. Мия только однажды видела барсука, и то издали, когда мисс Лисс гнала его прочь от норы. Его зубы могут раскусить лисёнышу череп, как крыжовник.

Барсук втянул воздух через серые зубы.

– Да, высоко пришлось забираться, но пот только послужит приправой к мясу.

2

Барсук неожиданно прыгнул вперёд и ударил Юли головой. Тот кувырком покатился вниз по холму и без сознания упал у подножия. Барсук бросился за ним, но Мия впилась зубами в его короткий толстый хвост. Рот заполнила склизкая грязь, но Мия что было сил тянула вверх.

Барсук взревел, развернулся и впился ей в горло. Никогда в жизни Мия не испытывала такой боли. Она пробовала завизжать, но барсук ещё сильнее сжал пасть, так что Мия не могла даже вдохнуть.

Она взбрыкнула задними лапами и попала барсуку в глаз. Тот разжал пасть. Мия бросилась бежать, но барсучьи клыки схватили её за хвост. Она услышала звук раздираемой шкуры и почувствовала острую боль. Хвост похолодел.

Мия скользила по краю холма, а барсук скрежетал зубами и остервенело прыгал за ней следом. От запаха собственной крови у Мии кружилась голова, и холм грозил опрокинуться под её лапами. Она тряхнула головой, проясняя взгляд, и побежала дальше.

На холме было негде спрятаться. Ни кротовьих ходов. Ни зарослей ежевики. Но теперь, когда ноги у Мии стали длиннее, она могла запрыгнуть так высоко, куда барсуку с его коротенькими ножками не забраться.

Она взяла в сторону и бежала под кривыми чахлыми деревьями, пока серое барсучье дыхание не осталось далеко позади. Она выскочила на уступ, бросилась к самому высокому камню и запрыгнула наверх. Она вертелась из стороны в сторону, выглядывая, не появится ли с пыхтением из-за края холма череп.

Хвост колотился от боли. Сердце едва поспевало за дыханием.

Барсук не появлялся.

Юли!

Мия спрыгнула с камня и помчалась на уступ. Барсук со всех ног нёсся к её другу, а тот лежал у подножия холма с закрытыми глазами, и только передняя лапа его подёргивалась.

Нет, не успеть.

– Юли! – закричала она сквозь ливень. – Юли, очнись!

Он не пошевелился. Барсук надвигался на него, будто оползень.

Мия побежала по уступу и оказалась прямо над ними. И прыгнула. Холм под её лапами заваливался назад, а она парила вниз, только ливень шипел в ушах. Она упала в грязь и покатилась, натыкаясь на сучья. На последнем кувырке она всё-таки сумела подобрать под себя лапы и кинуться к своему другу.

Мия вдруг поняла, что хочет лишь одного: только бы Юли жил! Она поняла это в то мгновение, когда барсук схватил Юли за горло и начал трясти, будто кроличью шкуру.

Ещё в прыжке Мия впилась барсуку в ухо и рванула что было сил. Барсук взревел от боли, выронив Юли. Мия отступила назад, а барсук, как слепой, метался из стороны в сторону.

Придя в себя, он уставился на неё чёрными глазами и облизал с серых зубов кровь Юли. Мия зарычала и принялась кружить злобную тварь, вспоминая уроки ведения схватки. Становитесь к врагу боком. Ноги прямые, загривок выгнут. Старайтесь заходить сзади.

Барсук рванул с места и укусил Мию за переднюю лапу. Сдержав крик, она продолжала кружить. Барсук напал снова, и Мия чуть-чуть не успела поднять лапу повыше – один из когтей оказался выдран. Она громко вскрикнула и похромала прочь, подальше от барсука, насколько возможно. Но тут она заметила Юли, который лежал в грязи, и замерла в нерешительности.

– Что, интересно, этот лисёныш последний раз ел? – облизывая губы, пробурчал барсук. – Надеюсь, не землеройку. Терпеть не могу землероек.

Кровь тонкой струйкой потекла Мии в глаза. Барсук хочет растерзать её на кусочки!

Гром раскатисто перекрыл шум воды и превратился… в звериный вой. Мия обернулась и увидела на вершине холма тень. Тень перепрыгнула через неё, и барсук отшатнулся, встречая нового противника рычанием и плевками.

Пока барсук был занят другим, Мия, прихрамывая, спустилась к подножию холма. Она отыскала Юли под одной из уродливых веток. Изо рта у него свисал окровавленный язык.

– Юли! Юли, прошу тебя, ответь мне!

Она облизала кровь с его морды, и глаза у него чуть-чуть приоткрылись. Он приподнял голову и понюхал свою шубку в серой барсучьей слюне.

– Фу! Чем так воняет?

Мия засмеялась и облегчённо расплакалась.

Юли стиснул зубы и замер, глядя поверх неё куда-то на холм. Мия проследила за его взглядом. Вспышки молнии освещали схватку. Хрустели уши, угодив в пасть. Когти драли мех в клочья. Чёрные капельки падали в грязь.

Это был лис. Лис, который спас им жизнь.

– Может, ему надо помочь? – спросила Мия.

Не дождавшись ответа, она обернулась. Юли исчез. Она принюхалась сквозь ливень и почуяла за холмом его запах – запах цветочных почек.

Мия унюхала пещеру ещё до того, как увидела. Глубокая, холодная и сырая.

– Юли! – позвала в темноту Мия. – Юли, ты что? Ему же надо помочь. Если мы втроём…

– Нет, – сказал Юли. Шёпот отозвался эхом. – Он… ик… убьёт меня.

Мия прищурилась, вглядываясь в пещеру.

– С чего ему тебя убивать? Он только что спас нам жизнь!

– Это он… ик!.. тебе спас жизнь!

– Не дури! – сказала она. – В мире и так полно страшного. Давай не будем примешивать к этому других лис. Тем более что это твоя семья.

– Не других лис! – ответил Юли. – А мистера Шорка!

Рёв раскатился эхом с вершины холма. Мия подняла голову – рассмотреть, что происходило над пещерой. Схватка была почти выиграна. Лис, изодрав барсука, гнал его по холму вниз.

– Кровь да потроха! – плевался барсук. – Мясо да шкура, ничего больше!

Лис гордо взирал, как барсук удирает под серым ливнем на запад, в сторону, где обитали люди.

Едва он исчез из вида, лис рухнул на бок. Мия шагнула к нему.

– Мия! – прошептал из пещеры Юли. – Не ходи. Я прошу тебя.

– Это же только лис, Юли, – ответила Мия и пошла вверх, прихрамывая на одну лапу.

Ливень сменился моросящим дождём. Лис лежал неподвижно. Грудь вздымалась и падала, из ноздрей вылетал туман. По шерсти стекала кровь. Он казался таким беспомощным – мыши не обидит.

Мия подошла на шаг ближе, и лис перекатился на живот, морщась от боли.

– А, вот ты где! – сказал он. – Я думал, ты сбежала.

Мия отступила на шаг. Мех у него на лице был таким чёрным, что янтарные глаза сияли, будто закат. Морда длинная, сильная, изо рта торчат блестящие, как луна, клыки.

У неё перехватило горло.

– Как вам удалось победить барсука?

Лис начал вылизывать раны.

– Как сказать, удалось. Если бы не твоя храбрость, я б не застал его врасплох. – Он усмехнулся. – Если бы я ничего не понимал, я бы решил, что ты сражаешься с барсуками с рождения.

У Мии дёрнулись от смущения усы.

– А, это? Это так, пустяки.

Лис снова принялся вылизывать рану.

– Как вас зовут? – спросила Мия.

Скривясь от боли, лис поднялся на ноги и склонил голову.

– Меня зовут Войн.

Мия ухмыльнулась. Значит, никакой не мистер Шорк. Юли наверняка выдумал это имя.

– А тебя? – спросил Войн.

– Мия.

– Весьма приятно познакомиться, Мия.

От лилового запаха, пронизавшего воздух, у неё защипало в носу. Когда она была лисёнышем, её тошнило при мысли о необходимости метить территорию. А теперь это сбивало с толку. Если запах должен отпугивать других лис, почему тогда этот запах такой… приятный?

Войн сделал шаг к ней. Она сделала шаг назад.

Он улыбнулся, сверкая белыми клыками.

– Я только хотел вылизать тебе рану. Эта тварь, я гляжу, поранила тебе лоб. И горло.

Ещё коготь и хвост, – подумала она про себя. Но ближе не подошла.

– Я приглашаю тебя остаться, – сказал Войн, обводя взглядом возвышавшиеся над ними скалы. – Ночь тёмная, а ты совершенно одна.

Мия боролась с желанием заглянуть в пещеру. Если бы Юли выбрался из своего укрытия, он бы тут же увидел, что опасаться нечего.

– Я… м-м… не могу, – сказала она, глядя на север за каменистые кручи, где прорезала землю огромная расщелина. – Мне надо отыскать маму.

– Тогда тебе повезло, – сказал Войн. – Мой запах влечёт лисичек сюда, на скалы. Если твоя мама пройдёт даже в тысяче хвостов от этого места, она непременно окажется здесь, будь покойна.

– А! – воскликнула Мия. – Я не знала.

Она принюхалась к местности. Топи и лес на юге. Дымные холмы на востоке. Расщелина огибает с севера, поворачивая к пещере на западе. Отыскать маму казалось невозможным – всё равно что отыскать в поле ус.

И вдобавок она ранена. Мия даже не представляла, когда снова сможет охотиться.

Из-за туч пробилась луна, и чёрные скалистые башни просияли под её светом.

– Я останусь, – решила Мия. – Только на одну ночь.

– Хорошо, – сказал Войн. – Место для отдыха найдётся в скале наверху. Камни укроют от дождя, а лисицы вылижут раны.

Он повернулся, собираясь уходить, но помедлил. Нос оборотился к пещере. Шмг-шмг. Морда ощерилась, но лишь на мгновение. И Войн исчез в ночной тьме.

Мия хотела было вернуться в пещеру и пожелать Юли спокойной ночи, но передумала.

– Пусть себе дуется, – решила она и начала долгий подъём в скалы.

3

Мия сидела на высоком каменном уступе и смотрела, как над Лиловым Королевством сгущается новая буря. Дождь стекал по камням, заволакивал туманом расщелину, вылизывал уродливый холм грязным водопадом, затапливая пещеру. Мия старалась не беспокоиться из-за Юли.

Вот уже три дня она жила на вершине каменной кручи, но ей так и не представилась возможность навестить друга. Войн беспрестанно следил за ней со своего насеста, нависавшего над женским логовищем.

– Зайди внутрь, дитя. Дождь идёт, – раздался позади чей-то голос.

Одетта. Мех у неё был цвета малины.

– Ты не доела беличье сердце.

А это Мёрси. Мех у неё цвета лосиной крови.

Мия скользнула в полутьму скалистого свода и сжала между лапами недоеденное сердце. Она откусывала крошечные кусочки и старалась не думать о том, что Юли наверняка проголодался в своей пещере. Это не она виновата, что он предпочёл ёжиться в сырой темноте, тогда как здесь под камнями было сухо.

– Ну, вот, – сказала Одетта, поглядывая на бурю. – Так гораздо лучше.

– Конечно, – сказала Мия, слизывая с бороды кровь.

Мёрси молча лежала в темноте. У лисиц в Лиловом Королевстве был странный, будто стеклянный, взгляд. Мия старалась не смотреть им в глаза. Они напоминали ей глаза мистера Тода.

Лисицы, однако, были добры к ней. Одетта вылизала ей шубку и успокоила раны, а Мёрси показала, где хранится еда. Коготь и лоб заживали быстро, а вот хвост и горло по-прежнему болели. Целыми днями она только спала, вылизывала раны и лакомилась белками и змеями. Но беспокойство постепенно одолевало её.

– А когда Войн пойдёт на охоту? – спросила она, как только с беличьим сердцем было покончено.

– Говори шёпотом, дитя, – сказала Мёрси и взглядом показала наверх, где был насест Война.

– У нашего мужа слух острый, как звёздный свет, – сказала Одетта.

– Ой, – опешила Мия и, сама не зная почему, заговорила тише. – Простите.

– Что ты хочешь узнать? – спросила Одетта.

Мия хотела узнать, как там Юли. Он наверняка замёрз и проголодался и не понимал, куда она запропала. Но она не осмеливалась прокрасться в пещеру – а вдруг Войн увидит и спросит, куда она направляется? Мия научилась доверять властителю Лилового Королевства. Он давал ей еду и кров и не просил ничего взамен. Но если она приведёт Война к Юли, Юли ей не простит.

– Я просто хотела поохотиться, – ответила Мия. – Хвост уже почти зажил, а эти беличьи сердца очень уж жирные.

– Стоит ли утруждать уши, дитя! – сказала Одетта.

– Только скажи, – сказала Мёрси, – и Войн поймает всё, что пожелаешь.

– Разумеется, когда иссякнут запасы, – добавила Одетта.

Мия взглянула на гору убитых белок в углу логовища. Это сколько ж дней ещё предстоит их есть!

– М-м, – Мия собралась с мыслями. – Ещё мне надо отыскать маму.

– Зачем же, дитя? – поинтересовалась Мёрси. – Лиловый запах привлечёт её сюда.

– Ну, да, – ответила Мия, отводя глаза в сторону от стеклянного взгляда лисицы. – Ну, да.

А что если не привлечёт? – не спросила она.

– Не тревожься, дитя, – сказала Одетта. – Спешить некуда. Ты даже не представляешь, в каком ты прекрасном месте.

– В самом прекрасном, – сказала Мёрси.

Сквозь щели в логовище Мия окинула взглядом Лиловое Королевство. Ни песка. Ни ручья. Ни травянистого укрытия. Одни скалы, жирные беличьи сердца и нескончаемые бури.

– Мне… здесь нравится, – сказала Мия, не желая казаться неблагодарной.

– Нет, – ответила Мёрси, – не нравится.

– Но ещё понравится, – заверила Одетта.

4

Ночью Мия дождалась, пока лисицы уснут, и крадучись выбралась из логовища, как делала каждую ночь подряд. Она долго присматривалась к холму. Где-то завывали волки. Когда луна поднялась высоко, с насеста Война скользнула тень, пробралась через кривые сучья и исчезла в тумане.

– Наконец-то! – прошептала Мия.

Она схватила из запасов беличью ногу и потрусила к пещере мимо вертикально стоящего камня.

– Добрый вечер! – поздоровался камень.

Мия подпрыгнула и выронила беличью ногу. В лунном свете засиял чёрный мех на морде у Война. Он сидел на скале, прямо над Мией, и отбрасывал тень, острую и длинную.

Мия попыталась расхохотаться.

– Я приняла вас за камень.

Войн только смотрел на неё и молчал. По спине у Мии пробежал холодок. Она была совершенно уверена, что видела, как его тень спустилась с холма. Наверняка это лунный свет сыграл с ней шутку. Или же усыпляющий лиловый запах.

– И куда же ты направляешься ночью? – спросил Войн.

– М-м, мне показалось, я учуяла маму. – Она показала на беличью ногу. – Это для неё.

Войн спрыгнул со скалы, преградив ей путь к пещере.

– Я бы советовал держаться поближе к логовищу. Сегодня опять ходят тучи, и когда пропадает луна, всюду рыщет всякая нечисть и что-то вынюхивает. – Он улыбнулся, блеснув клыками. – Если где-то поблизости объявится лисица, я скажу тебе, будь покойна.

– Да, – ответила Мия, стараясь придать облегчение голосу. – Хорошо. – Она пошла назад к женскому логовищу, но вдруг повернула обратно. – Но когда-то мне придётся уйти. Я не могу остаться здесь навсегда и ждать, когда появится мама. Это будет совсем… по- дурацки.

– Разумеется, – склонил голову Войн. – Ты можешь уйти, когда только пожелаешь. – Под луной его глаза неестественно вспыхивали. – Но скоро повалит снег, и все запахи окажутся подо льдом, как в капкане.

– А-а, – отозвалась Мия, глядя, как в расщелине клубится туман. – Ну, да.

Он подошёл так близко, что она учуяла запах крови его последней добычи.

– Я бы предпочёл, Мия, чтобы ты провела зимние месяцы здесь. Для твоего же блага.

– Э-э… м-м, нет, спасибо.

– Первая зима бывает очень тяжёлой. Многие не выживают.

– Это обнадёживает, – усмехнулась Мия.

Мисс Лисс говорила ей то же самое. Зима – самый свирепый хищник. Но зима беспокоила Мию меньше всего. Ей по-прежнему было необходимо отнести Юли еду и вылизать ему раны. Ей по-прежнему было необходимо поправиться самой, чтобы им с Юли можно было продолжить путь на север и отыскать маму.

– Твоя морда очаровательно белеет, – произнёс Войн. – Прекрасная шубка. Крепкие зубы. Через несколько лет ты станешь прелестной лисицей. – Он улыбнулся. – Да ещё такой, которая не боится вступать в схватку с бобрами.

Мия избегала его взгляда.

– Возможно… но я всё равно хочу увидеть маму.

Войн запрыгнул обратно на скалу и обвёл глазами своё королевство.

– Я не могу гарантировать твою безопасность, если ты покинешь логовище. Некоторые камни едва держатся. В основании холма петляет пещера. Земля может провалиться под тобой.

Мия посмотрела на свои лапы. От сказанного ей ещё больше захотелось проведать Юли.

Войн кивнул на беличью ногу:

– Ещё я бы советовал не выносить из логовища еду. Вдоль границ королевства в тумане таится всякая нечисть. В пещере тоже. Запах может их выманить.

Мия посмотрела на беличью ногу и подумала: Как же Юли, наверно, проголодался. Потом подняла беличью ногу и проглотила не жуя.

Войн смотрел на неё не отрываясь.

Мия откашлялась.

– Ну, тогда, видимо, назад в скалы. – Она собралась уходить, но помедлила. – Только…

– Да?

Мия вспомнила, что говорили Мёрси с Одеттой, и обернулась.

– У меня есть одно желание.

Он поклонился.

– Назови. Ты у меня в гостях.

Она пыталась выдумать что-нибудь потруднее.

– Персики и сороконожки, – сказала Мия.

Войн приподнял брови. Потом улыбнулся.

– Посмотрим, что можно сделать.

– Спасибо, – сказала Мия. – Вы чудо.

Позже ночью, когда хвост Война ускользнул вниз по холму, Мия украдкой выбралась из логовища к расщелине с северной стороны. Она осторожно ступала по краю, как вдруг её лапа случайно задела камешек, и он покатился вниз, ударился о край утёса и беззвучно утонул в тумане. Мия содрогнулась и продолжила путь вниз, к пещере.

– Юли! – прошептала она, шлёпая по воде глубиной в палец.

В темноте прошелестел лёгкий ветерок. Что-то шаркнуло над головой, потом послышался тихий всплеск.

– Я здесь, – прошептал Юли.

– Привет! – обрадовалась Мия. Несмотря на жгучую боль, она не переставая виляла хвостом. – Ну, как ты? Я не чувствовала твой запах! Ты живой?

– Тс-с! – прошептал Юли.

Его светящиеся глаза медленно поднялись вверх. Мия тоже посмотрела на свод пещеры. Там трепетали тени. Летучие мыши. Тысячи. Свернулись крошечными комочками.

– Ой, – прошептала Мия, прижимая уши.

Летучие мыши – существа лютые и разносят болезни. Если их потревожить, они прольются вниз чёрной лавиной, вонзят свои крошечные клыки в них с Юли и высосут всю кровь до капельки.

Тихо-тихо Мия прошлёпала по воде вперёд.

– Как твоя шея?

– Нормально, – сказал он.

Не дождавшись больше ни слова, она ухмыльнулась.

– А я, знаешь ли, тоже неплохо. Спасибо.

– Ну, да, – сказал он. – Прости.

Юли поскакал к тусклому свету, негромко расплёскивая воду. Сверху снова послышался шорох. Лисёныши сжались и, вытаращив глаза, смотрели, не проснулись ли летучие мыши.

Когда шорох стих, Мия как следует рассмотрела своего друга. Вся шубка покрыта грязью. Неудивительно, что она не чувствовала его запах.

– Нет, это ты прости, – сказала она. – Прости, что я так долго не приходила. Войн нечасто покидает скалы. И не позволяет мне выносить еду из женского логовища.

– Ничего, – сказал Юли. – Я привык голодать.

Это прозвучало настолько жалко, что Мия не знала, плакать ей или смеяться.

– Тебе надо пойти наверх, в скалы, – беззаботно прошептала она. – Там полно еды и милые дамы, которые тебя умоют.

Юли покачал головой.

– Если мистер Шорк увидит меня, он меня убьёт.

– Ну, дааааа, – протянула Мия. – Ну, а вдруг не убьёт? А вдруг твой отец не такой плохой, как ты думаешь? Он меня накормил, дал хороший ночлег. Он даже сказал, я могу остаться на зиму, если пожелаю.

– Легко тебе говорить, – запыхтел Юли. – У тебя-то по-прежнему все четыре лапы.

Мия раздражённо вздохнула.

– Да какая разница! И, кстати, твоего отца зовут Войн. А не мистер Шорк.

Юли затрясся. На самом деле он и не переставал трястись.

У Мии иссякли доводы. Юли боялся всего на свете, а она, что бы ни говорила, переубедить его не могла.

Где-то глубоко в темноте капнула вода, и звук разлетелся эхом. Мия навострила уши.

– Далеко ведёт эта пещера?

– Не знаю, – ответил Юли. – Я не уходил с этого места. Думаю, далеко.

В жерле пещеры упала и разлетелась эхом ещё одна капля.

Лёгкий ветерок залетел в пещеру, и Мии показалось, что она слышит лиловый запах.

– Надо вернуться, пока не проснулись лисицы, – сказала она, лизнув Юли в морду. – Дай мне хоть немного отмыть тебя от грязи…

– Нет, – сказал он и резко отвернулся. – Он учует меня.

Мия отпрянула, немного обиженная.

– Ладно, – сказала она. – Тогда завтра уходим. Горло уже лучше, коготь почти зажил, ходить не мешает. Не знаю, правда, отрастёт ли на хвосте белый кончик.

Юли уставился на воду вокруг передней лапы.

– Я… я не хочу уходить.

Мия дёрнула головой.

– Подожди… что?

Это слово она чуть не выкрикнула. Своды затрепетали, и у обоих лисёнышей подкосились лапы.

Когда летучие мыши притихли, Юли взглянул горящими глазами на вход.

– Наверху мама. Я чувствую запах.

Мия тряхнула головой.

– Что, правда?

– Да. Я не думал, что она окажется здесь так скоро. Сёстры, наверно, уже разошлись устраивать собственные норы. Или с ними что-то случилось.

Мия задумалась. Наверху две лисицы. Одетта и Мёрси. У обеих стеклянные глаза. У обеих странные манеры. Неужели одна из них мама Юли?

– Мне неприятно тебе говорить, Юли, – начала Мия, – но лисицы там, наверху, по-моему… счастливы.

Разве что счастливы в каком-то диковинном смысле, – не сказала она.

– Несчастливы, – сказал Юли.

Глаза Мии сузились.

– Ты знаешь или просто из эгоизма говоришь?

Юли уставился на свою переднюю лапу.

– Как зовут твою маму? Одетта? Мёрси?

– Не знаю, – ответил он. – Я зову её просто мама.

– Ладно, как она выглядит?

– М-м… мы, наверно, похожи.

Мия рассмотрела его перемазанное грязью лицо. Но морде небольшими пучками появлялась чёрная шерсть. В глазах цвета заката выгорали остатки голубого. Она чуть не сказала, что он больше начинает походить на отца, но вовремя одумалась.

– Ой, – воскликнул Юли, – я кое-что вспомнил! У мамы нет кончика на одном ухе.

– Здорово! – обрадовалась Мия. – Я посмотрю, у кого из лисиц нет части уха, и скажу ей, что ты здесь! Мы сможем уйти все вместе!

– Да, – прошептал Юли, – а вдруг он придёт сюда за ней следом и… найдёт меня?

– Вот что, Юли, – сказала Мия, – мы либо уходим, либо остаёмся. То и другое вместе не получится.

Не получив ответа, она зашлёпала по воде к выходу из пещеры.

– Я найду твою маму и приду за тобой, когда Войн снова пойдёт на охоту. И мы все улизнём отсюда. И все дела.

Юли эти слова нисколько не приободрили.

– Ну, хватит! – сказала Мия. – Ты хоть раз со мной заблудился? Учти, ходить по болоту за енотом с его хвостом не считается. Это всё ты.

Он вздохнул, признавая поражение.

– Спокойной ночи! – прошептала она. – Не давай летучим мышам себя укусить!

Когда горизонт подёрнулся рассветной дымкой, Мия пробиралась назад в женское логовище.

– И где это ты была нынче ночью?

Войн смотрел на неё сверху, со своего высокого насеста.

– Доброе утро! – торопливо поздоровалась Мия. – А вы добыли, что я просила?

Он кивком показал ей под ноги. Там лежало сморщенное яблоко, полное червей.

Мия скривила морду:

– Фу!

– Ты не ответила на вопрос, – сказал Войн.

Мия взглянула на расщелину с северной стороны.

– Я просто хотела выяснить, где искать маму. Я уже совсем выздоровела. И, вероятно, уйду не сегодня завтра.

Глаза Война сузились.

– Я знаю, знаю, – сказала Мия, закатывая свои. – Всякая нечисть в тумане. Не привлекать их внимание, всё такое.

– Остерегаться надо не только этих существ.

– Что вы хотите сказать?

Он принюхался к чему-то у подножия холма.

– Мне кажется, я почуял запах незваного гостя. Лис. Самец. Молодой. – Глаза Война сверкнули на неё закатным солнцем. – Ты ничего не учуяла?

– Не-а, – сказала Мия.

– М-м.

В горле у него перекатывалось рычание.

– Просто из любопытства, – сказала Мия. – Что вы станете делать, если сюда всё-таки придёт лис? Прогоните, как барсука?

– Я его убью, – ответил Войн.

– Ого! – сдавленно воскликнула Мия. – Это успокаивает.

Она хотела спросить, относится ли это к его собственному сыну, но тогда она бы выдала Юли.

Войн спрыгнул с насеста и опустился так близко, что Мии пришлось отдёрнуть хвост.

– Зная, что все эти существа – барсуки, лисы – тайком наведываются в моё королевство, я советую тебе отложить поиски матери.

– Но… нельзя тянуть слишком долго. Я её потеряю.

– Возможно, – ответил Войн. – Это и значит взрослеть.

Ярость бросилась Мии в уши. Он же не знает, что ей пришлось уйти из норы слишком рано. Что они с мамой даже не попрощались.

– Почему вы так сильно хотите, чтобы я осталась? – спросила она.

Он тихо рассмеялся.

– Это ты хочешь остаться. Просто ещё не понимаешь.

Он вышагивал возле Мии кругами, и она переступала лапами, чтобы не упускать его из виду.

– Здесь есть всё, что только можно желать, Мия, – говорил Войн. – Еда. Покой. Лисицы, которые станут тебе сёстрами. А если ты возжелаешь чего-то ещё, достаточно лишь сказать.

– Я вам уже раза три говорила, – ответила Мия. – Я хочу найти маму.

Он снова пустился по кругу.

– Разве не в это время тебе предстояло уйти из норы?

– Да. И что?

– Твои глаза почти уже золотистые. Теперь ты сама можешь принимать решения.

– Это правда, – сказала она. – И я хочу уйти.

Войн вздохнул и остановился.

– Я, возможно, ошибся. Похоже, ты ещё слишком юна, чтобы понимать, как опасен мир. К счастью, я способен, будучи взрослым, принять решение за тебя. Я решил: ты остаёшься.

Солнце выглянуло из-за горизонта и просияло на пепельном лице Война. У Мии сдавило горло. Прежде она видела властелина Лилового Королевства только при лунном свете. А при свете солнца его череп под мехом казался кривым. На зубах виднелся жёлтый налёт. Один глаз чуть заметно косил.

Мию понемногу охватила холодность.

– Вы сами сказали, что я могу уйти. Когда пожелаю.

Войн негромко рассмеялся.

– Можешь. Только если сможешь меня обогнать.

Она словно окоченела.

– Я должен идти. Надо заново пометить границы, – сказал он, вышагивая по краю расщелины. Он посмотрел на Мию и улыбнулся, выставив жёлтые клыки. – Даю тебе время привыкнуть к мысли, что ты останешься в моём королевстве.

Он начал спускаться, а Мия сидела, оцепенев от ужаса. Вскоре потоки лилового запаха поползли вверх по скалам. У Мии заслезились глаза и скрутило живот. Она должна увести Юли отсюда, пока его не нашёл Войн. Она вспомнила, что говорил Юли о мамином надкушенном ухе, и скользнула в женское логовище.

– Доброе утро, дитя! – сказала Одетта.

– Снова надвигается буря? – спросила Мёрси.

Мия сцепила зубы. У обеих лисиц не хватало кончика уха.

5

Мёрси и Одетта занимались своими делами, а Мия украдкой посматривала в их сторону. Одна из лисиц мама Юли. Но кто?

Шубки у них были разного цвета – лосиной крови у Мёрси и малины у Одетты. У Юли же мех темнее, с ежевичным оттенком, а морда с наступлением осени почернела. Ни ушами, ни глазами, ни носом он не был похож ни на одну из лисиц.

Если Мия расскажет о Юли не той лисице, Войн всё узнает. Она в этом не сомневалась.

– Иди погрейся на солнце! – окликнула Мию Одетта.

– Да, иди к нам! – подхватила Мёрси. – Пока дождь не вернулся.

Мия лежала на камне и во все глаза наблюдала за лисицами: не проявится ли в их манерах что-то общее с Юли. Но у обеих были одни и те же расслабленные движения, обе говорили с одной и той же негромкой любезностью.

– Ты чем-то расстроена, дитя? – заметила Одетта.

– Да, – подхватила Мёрси. – Что тебя растревожило?

– Я… м-м… видела ночью дурной сон, – пролепетала Мия. – Про… уши. Куда подевались кончики ваших?

Мёрси ласково улыбнулась.

– Тут нечего бояться, малышка. Это почти не больно.

Мия прижала уши.

– Что вы хотите сказать?

Одетта с гордостью навострила надорванное ухо.

– Это Войн таким образом обозначил нашу принадлежность его королевству. Это значит, что мы останемся здесь навсегда.

У Мии сдавило горло. Кончики ушей заныли.

– Не беспокойся, – сказала Мёрси. – Он это делает, когда ты не видишь. А заживает быстро.

Мия резко обернулась: не крадётся ли к ней сзади властелин Лилового Королевства? Вот ещё одна причина выяснить, кто из лисиц мама Юли, и убраться отсюда как можно скорее. Мии не хотелось, чтобы мистер Шорк дотянулся до её ушей.

Она откашлялась. Юли упоминал, что он родом с Валунных Полей.

– А раньше вы обе где жили?

– Мы пришли к Войну молодыми лисичками, – ответила Мёрси.

– Только не прежде первой зимы, – подхватила Одетта. – Тебе выпала особая честь.

– Как здорово! – воскликнула Мия.

Что же делать? Ни одна из лисиц не похожа на Юли, ни одна не хочет рассказывать ей про уши или про то, где родилась и не было ли там, например, валунов. Как тут узнаешь, кто из них…

Мия приподняла усы.

– Я проголодалась, – сказала она. – А вы?

Она направилась к запасам еды. Но не ровной походкой, а поджав к груди переднюю левую ногу и подскакивая на трёх.

– Что случилось с твоей лапой, дитя? – спросила Одетта.

– Что, это? – воскликнула Мия, глядя на лапу. – Наступила на острый камень.

– Не позволяй Войну увидеть тебя в таком состоянии, – сказала Мёрси.

– Он презирает немощь, – сказала Одетта.

– Ладно, – всё так же подскакивая, ответила Мия. – Спасибо.

Она увидела всё что нужно. Её первый скачок заставил Одетту чуть заметно поджать губы. А в глазах Мёрси мелькнула нежность.

Ночью Мия дождалась, когда Войн уляжется на своём насесте, украдкой выбралась из своего угла и тихонечко ткнула Мёрси в бок.

Лисица вздрогнула, просыпаясь, и Мия шепнула:

– Тс-с!

Губы Мёрси сложились в ласковую улыбку.

– Что случилось, малышка?

– Мне надо вам кое-что сказать, – прошептала Мия. – Снаружи.

Глаза Мёрси мельком взглянули наверх, где был насест Война.

– Что бы то ни было, дитя, можно всё сказать здесь.

Мия бросила взгляд на Одетту, которая спала в углу, и призадумалась. Мёрси не хочет попадаться с ней на глаза Войну или же хочет сказать, что в Лиловом Королевстве нет никаких секретов?

– Юли здесь, – прошептала Мия. – Он прячется в пещере.

Мёрси наклонила голову, будто совершенно не понимала, о чём говорит Мия.

– Он ждёт, что мы придём, заберём его, – шептала Мия, – и все вместе выберемся отсюда.

Улыбка Мёрси даже не дрогнула.

Мия помесила лапами, чувствуя, что совершила чудовищную ошибку.

– Иди спать, дитя, – ответила Мёрси, снова укладывая голову на лапы. – Иди спать.

Мия вернулась в свой угол. Но сон не шёл к ней, пока логовище не утонуло в лиловом запахе, от которого веки поникли и глаза наконец закрылись.

6

На следующее утро солнечный свет, закровоточив по скалам, потеребил Мии веки.

Стояла тишина. Ветер совсем не дул.

Что-то было не так.

Мия перекатилась на живот и увидела, что в логовище пусто. Ни Одетты. Ни Мёрси.

Она вскочила на ноги и выскользнула из логовища. Хватит ждать подходящей минуты – надо забрать Юли из пещеры и сейчас же покинуть Лиловое Королевство. Даже если придётся тащить его за загривок.

Она свернула к краю расщелины и остановилась, увидев Мёрси.

Лисица волокла вверх по холму окровавленное тело Юли. Он был жив и скулил.

У Мии заколотилось сердце. Рычание обожгло горло. Может, она сумеет одолеть Мёрси в схватке?

– Ну и ну! – раздался позади чей-то голос. – Только посмотри, что нашла Мёрси.

Мия оглянулась и увидела Война.

– Ты об этом знала? – поинтересовался он.

– Я… я…

– Не знала, – сказала Мёрси возле скалы, выпуская из зубов загривок Юли. – Я учуяла его в пещере, когда утих ветер.

Юли попытался подняться на передней лапе, но рухнул без сил. Мех был весь залит кровью. Мия хотела посмотреть Мёрси в глаза, но лисица всячески избегала её взгляда.

– Что ты с ним сделаешь? – спросила Мёрси у Война.

– Я? – удивился Войн. – Я ничего. Я тебе уже говорил: это мать должна позаботиться о бесполезном лисёныше.

Мёрси окинула Юли жалостливым взглядом.

– Если я убью его, – спросила она у Война, – ты позволишь мне вернуться на Валунные Поля и проведать девочек?

В сердце Мии будто вцепились зубы.

Войн презрительно усмехнулся.

– Я полагаю, смерть калеки послужит расплатой за то, что ты его утаила… Договорились.

Мёрси взглянула на Юли.

– Прости, сынок.

Юли задрожал и, моргая, отряхнул с глаз кровь.

– Мама! Прошу тебя! Я буду слушаться. Я уйду и не вернусь никогда. Я…

Мёрси покачала головой.

– Я не могу сохранить жизнь тебе и отнять у твоих сестёр. Когда твой отец узнал, что я его предала, он заставил меня покинуть их. Они остались в норе одни-одинёшеньки, им по-прежнему нужны мои наставления, пока… – Голос её дрогнул и оборвался. – Лежи смирно.

Юли посмотрел так устало. Как будто смирился. Он накрепко зажмурил глаза, а мать распахнула пасть над его горлом.

– Прекратите! – вскрикнула Мия. – Нельзя убивать родного сына!

Мёрси наконец посмотрела на неё. Губы лисицы тряслись мелкой дрожью.

Мия бросилась к Войну.

– Зачем вам надо убивать Юли? Он никому не делает зла!

Войн скривил губы.

– Что ж. Выходит, ты знала, что он тут прячется.

У Мии затряслись ноги. Они ничего не могла с ними поделать.

Войн тяжело вздохнул.

– Недоросток родился уродом. – Он кивнул на Мёрси. – Эта моя жена пожалела его и без моего ведома отдавала ему часть добычи, предназначенной здоровым лисёнышам. – Голос его зазвучал тихо и грозно. – Я не потерплю в своём королевстве других лис-самцов. Особенно калек.

Так вот что Юли не рассказывал Мии о своём прошлом! Семья хотела избавиться от него. Он стыдился. Но об этом некогда сейчас думать. Если она разозлит Война и заставит его погнаться за ней, у Юли с мамой появится возможность спастись.

– Я догадалась, – сказала Мия Войну, – вы просто боитесь собственного сына.

Он широко улыбнулся:

– Не смеши меня.

– И не думала, – сказала она, спускаясь по холму. – Вы боитесь, что он украдёт всех лисиц.

Войн расхохотался. Его лапы даже не двинулись с места.

– Какая лисица захочет устроить нору с таким?

– Я, – ответила Мия, стараясь не смотреть Юли в глаза.

Войн расхохотался пуще прежнего.

– Что? И завести потомство из косоглазых криволапых лисёнышей? У которых висят уши и вываливается язык?

Он не бросался её догонять. Надо придумать какую- нибудь настоящую гадость.

– Лучше уж с кем угодно, чем с вами, – бросила Мия.

– Что ты сказала? – слова прогремели из глотки Война медленно и раскатисто.

Он шагнул к ней, и ноги у неё тут же обмякли, но она не остановилась – отступала всё ниже.

– Вы слышали! – ответила Мия. – Юли – замечательный лис, вам таким никогда не стать! Пускай у него нету передней лапы, зато есть сердце!

Войн издал звук, который можно было бы принять за смех, не будь он насквозь переполнен яростью. Он подходил ближе. Мия всё так же пятилась назад.

– А ещё, – выпалила она, – этот ваш запах! Пахнет как задница землеройки!

Войн остановился. Сверкнул глазами куда-то вверх и улыбнулся.

– Что ж, я очень надеюсь, через несколько лет ты к нему привыкнешь.

Что-то стремительно бросилось с высоты, и чьи-то зубы схватили Мию за горло и придавили к земле. Мия изо всех сил старалась освободиться, но пасть Одетты сжималась всё туже, и дышать стало трудно.

Войн подступил ближе.

– Смотри, – прорычал он, наклонив морду к Мии. – Смотри, что бывает с калеками, которые являются в моё королевство.

Одетта вывернула Мии шею, чтобы её глаза оказались направлены на Юли. Он только содрогнулся, когда мать снова разинула пасть над его горлом.

– Стойте! – крикнула Мия. – Я остаюсь!

– Не надо, Мия, – жалостно произнёс Юли.

– Я остаюсь! – кричала Мия Войну. – Я остаюсь! Отпустите Юли! Я задираться не буду! Буду говорить о вас только приятное!

– Глупая девочка, – сказал Войн. – Ты решила, что я не могу получить всё?

Не успела Мия даже моргнуть, как Мёрси схватила Юли за горло и трясла, пока он не обмяк. Потом лисица запрокинула голову и швырнула тело в расщелину.

Когда Мия увидела, как её друг исчез в пропасти, у неё похолодела кровь. Она подёргала ушами в наступившей тишине.

Эхо не принесло со дна ни единого звука икоты. Вообще никакого звука не принесло.

Одетта выпустила её горло из пасти.

– Вот и всё, дитя, – сказала Одетта. – Ничего страшного.

Войн с рычанием бросился к Мёрси:

– Ты зачем это сделала?

Мёрси с вызовом зарычала в ответ:

– Чтобы ты не сожрал его! – Она сверкнула взглядом на Мию. – Беги, девочка! Беги же!

Мия, не раздумывая, вскочила. Одетта бросилась к ней, но Мия увернулась от её ощеренной пасти и припустила прочь, подальше от скал.

Мия спасалась бегством из Лилового Королевства – вниз по холму, на восток, вдоль утёсов. Вскоре она почувствовала позади себя тяжёлое пепельное дыхание Война.

Его зубы норовили цапнуть её за хвост. Надо от него оторваться. Тогда она сможет отыскать маму. Теперь, когда Мия увидела, как бездыханное тело Юли упало в расщелину, только с мамой она могла почувствовать себя лучше.

Войн щёлкнул зубами, чуть не схватив Мию за хвост. Он бегает гораздо быстрее её. Ей не победить его в схватке. Как ей от него оторваться, когда вокруг ни одного местечка, где можно спрятаться?

Мия кое-что вспомнила. Трюк, которому их не учила мисс Лисс.

Она бежала на восток – мимо утёсов, туда, где громоздились камни, и по камням вверх, и дальше, к холмам, где обитали люди. Войн гнался за ней по пятам, и она держала уши востро, а нос по ветру. Она прислушивалась к влажному скрежету его зубов, принюхивалась к серому дыханию и отвратительному чёрному запаху. Если она приведёт Война к барсуку, они схлестнутся, и Войну станет не до неё.

Мия бежала, принюхиваясь, у подножия холма. Она не чувствовала никакого запаха, кроме запаха пепла от людского огня. Она направила лапы по холму вверх. Если только она доберётся до вершины, то сможет… ЩЁЛК!

Бег оборвался резкой внезапной болью. Морда глухо ударилась о траву. Холмы, облака, дождь расплылись в глазах. Уши едва не оглохли от крика. Мия вдруг поняла, что кричала она сама. Что-то вцепилось в её заднюю лапу.

Она сосредоточила взгляд и увидела серебряный корень. Его челюсти перемололи ей пальцы на задней лапе, передавили с хрустом нервные волокна. Она попыталась стряхнуть корень с лапы, но сухожилия так выворачивало и натирало, что она чуть не потеряла сознание.

На вершину холма ступила какая-то тень.

– Ты, похоже, оказалась в весьма затруднительном положении, – с улыбкой произнёс Войн. – Печально, что ты не пожелала остаться в моём королевстве, где тебе не угрожала никакая опасность.

Мия бросилась на него, но её зубы всего лишь на волосок не дотянулись до его носа. Ногу пронзила белая боль. Мия, задыхаясь, упала на землю.

Войн щёлкнул языком:

– Что ж, мне пора возвращаться.

Он повернулся, но прежде чем отправиться в своё королевство, бросил на Мию жалостливый взгляд.

– Я, однако, надеюсь, что охотники придут за тобой очень скоро. Я однажды видел, как солнце высушило лисицу до шкуры и костей, видел, как ей, ещё живой, муравьи выедали глаза.

Он отправился восвояси, и его хвост стелился под дождём, будто дым.

Мия могла бы высушить сама себя, проливая слёзы. Она трясла лапой, пытаясь освободиться, но капкан не желал её отпускать. Она рухнула на бок, и слёзы смешались с дождём на её усах.

Юли погиб. Скоро придёт человек и заберёт её шкуру. И всё будет кончено.

– Мама! – сказала она куда-то в дождь. – Если ты вернёшься ко мне, сейчас самое время.

Тучи над лесом Оленьего Рога ворчали и насмехались.

Сердечко у самой младшей билось неровно, будто угодило в капкан. Неужели Юли погиб? Неужели Мию съедят муравьи? Неужели мистер Шорк победил?

– Эй, – воскликнула бета, – а когда ушёл Мэл?

Самая младшая посмотрела туда, где сидел их брат-альфа. Там никого не было. Только лужица мочи.

Двое лисят.

– Давайте дальше, – сказала в пещеру бета. – Юли ведь не погиб. Нет ведь?

Рассказчица вздохнула.

– Сколько опасностей поджидает лисёнышей в жизни! Даже самых хороших. Даже самых храбрых.

Самая маленькая навострила уши. Ей показалось, будто голос в пещере стал чуть-чуть сиплым. Как будто от этой истории дрогнуло сердце даже у рассказчицы.

– У всякого, кто приносит в этот мир ужас, имеется собственная история. А вот испытывают ли они раскаяние за свои поступки? Что ж…

Лапа

1

Мистер Шорк был доволен.

Его королевству ничего больше не угрожало – ни Мия, ни Мёрси, ни калека-недоросток. И теперь можно гордо разгуливать по камням.

Он полюбовался на холм, на болота, на кривые чахлые ветки и на богатую жизнь, которую создал своим собственным запахом.

Дойдя до расщелины, он увидел, что за краешек уступа зацепился клок меха. Пепельного цвета, но слишком уж мягкий – значит, не его. Оторвался, наверное, когда Мёрси схватила сынка за горло и начала трясти.

Глаз у мистера Шорка задёргался – ему вспомнились слова Мии: Лучше уж с кем угодно, чем с вами.

Он сдунул мех в расщелину и продолжил путь.

Когда солнце село, он взобрался на свой насест между скалистых стен на самой вершине королевства. Там он свернулся в клубок, удовлетворённый сознанием, что лисёныши, которые вздумали в нём сомневаться, валяются мёртвыми в глубине расщелины… или вот-вот подохнут у человека в капкане.

Под волчий вой мистер Шорк заснул.

В ту ночь и началось это шорканье.

Шрк-шрк-шр-р-р-рк.

Мистер Шорк подскочил и одуревшими спросонья глазами уставился в ночь.

– Одетта?

Шорканье прекратилось, словно угодило в капкан.

Он принюхался, но не почувствовал ничего, кроме прохладного запаха прелой листвы у подножия скал. Он раздражённо выдохнул и опустил голову.

Не успел он скользнуть обратно в сон, как снова раздался звук.

Шрк-шрк-шр-р-р-рк.

Сердито ворча, мистер Шорк сел.

– Одетта!

Шрк-шрк.

Звук доносился откуда-то из-за скалистых стен, окружающих насест.

– Если не прекратишь это шорканье, я сейчас выйду, и ты пожалеешь!

Шрк-шрк-шрк.

Вскочив на все четыре лапы, он подбежал к выходу, зажатому между скал.

Никого не было.

Зловоние гнили щекотнуло нос. И он увидел то, что лежало на камне. Лисью лапу. Мех весь серый от паутины. Мясо кишело червями.

От омерзения он отшатнулся.

– Одетта! – взвыл мистер Шорк. – ОДЕТТА!

Лисица явилась почти мгновенно, с поникшими спросонья глазами.

– Да, муж?

– Что эта гадость тут делает? – прорычал он.

Одетта бросила взгляд на лапу.

– Я… не знаю.

– Где Мёрси? – осведомился муж.

– В женском логовище. Сидит и не шелохнётся.

Он раздражённо выдохнул.

– Выброси.

Одетта поклонилась, взяла сгнившую лапу в зубы и унесла.

Мистер Шорк вернулся к себе и всю оставшуюся ночь о лапе даже не вспоминал.

На следующий день он пометил территорию возле утёсов, болот, у расщелины, чтобы все остальные лисы, которым вздумается прокрасться сюда, понимали, с кем имеют дело. Он проверил запасы еды, а после проверил снова. Он наведался в женское логовище, и Одетта вылизала ему морду. Мёрси в его сторону даже не посмотрела. Когда взошла луна, он вернулся на свой насест.

Лапа дожидалась его в постели.

– Одетта! – закричал он.

Она явилась.

– Да, муж?

– Я, кажется, говорил тебе это выбросить.

Она бросила взгляд на лапу.

– Я… я зарыла её в болоте.

– И что, она приползла обратно?

Одетта понюхала лапу.

– Да нет, не смогла бы, даже если бы захотела.

Мистер Шорк раздражённо выдохнул и воззрился на лапу. Маленькая. Почти как у лисёнка. В голове у мистера Шорка сверкнула мысль, но он отогнал её.

– И ты говоришь, Мёрси не покидала вашего логовища?

– Уж сколько дней даже усом не поведёт, – сказала Одетта. – С тех пор как…

Мистер Шорк зарычал, заставляя её умолкнуть. Потом посмотрел на лапу и презрительно усмехнулся.

– Брось это в расщелину, там ей самое место.

– Где ей самое место, муж? – переспросила Одетта.

Он чуть не ответил: чтоб лежала рядом с хозяином, но передумал.

Шр-р-р-рк!

Он заметался и завертел ушами. Показалось, что шорканье доносится откуда-то сзади. Но это же смешно. Вот она, лапа, перед ним – мёртвая, как лисёныш на дне расщелины.

– Ступай, – приказал он Одетте.

В этот раз он сам проследил с вершины скалы, как Одетта поднесла изъеденную гнилью лапу к краю обрыва и сбросила вниз. Лапа утонула в тумане.

На следующий вечер мистер Шорк отравился на охоту.

Он поймал зайца, но мощные задние лапы добычи ударили его в грудь, оставив ужасную рану. Он переломил зайцу шею и, уже мёртвого, подхватил на клыки и яростно затряс. Он затащил останки к себе на высокие скалы и полакомился заячьей печёнкой. Потом улёгся на насест зализывать рану и отдыхать до утра.

Утром его разбудил страшный голод. Он подошёл к зайцу и ткнулся мордой в распоротый широко живот. Во рту оказалось что-то серое, покрытое паутиной. Он отпрыгнул.

Из заячьего живота торчала лапа.

Мистер Шорк заметался, выискивая незваного гостя, шерсть на загривке вздыбилась, рычание разлеталось по углам скалистой норы. Он не почуял ничего, кроме собственного лилового запаха.

В голову закрались мрачные мысли. Лапы не возвращаются к жизни так просто. Иначе все остальные бесчисленные животные, которых он отправил в Подземный Лес, повылезали бы на свет, чтобы ему отомстить.

Он бросился в женское логовище.

– Кто из вас подложил лапу в мою еду?

Он понял, что у него дрожит челюсть, и стиснул зубы, унимая дрожь.

Одетта тут же вскочила.

– Я б никогда не посмела, муж.

Мёрси даже не шелохнулась. Ему хотелось схватить её, затрясти, словно зайца, – пусть поглядит на него, заговорит с ним. Но он промолчал, стараясь дышать ровно.

Одетта всегда оставалась верна ему. Даже Мёрси убила ради него собственного сына. Они бы никогда его не предали. Они любят его слишком сильно.

Лучше уж с кем угодно, чем с вами.

– Заткнись, – прошипел он.

Одетта съёжилась.

– Я… я ничего не сказала, муж.

Мистер Шорк на мгновение задумался.

– Я хочу отправить тебя на запад, – сказал он ей. – Где кончается расщелина. Я хочу, чтобы ты спустилась на дно и убедилась, что тело моего… этого мальчишки всё ещё там.

– Но… – растерялась Одетта. – Но это же столько дней.

Он уставился на неё. Она поклонилась.

– Я вернусь как можно быстрее.

И она отправилась в путь.

Мистер Шорк вернулся к себе, взял лапу и отнёс в самую глубь болот. Прорыв в грязи узкую яму, он бросил туда лапу и закопал. Внимательным взглядом обвёл округу: не подсматривает ли кто? На болоте не было ни души.

– Ну, с этим покончено, – буркнул он и отправился назад в своё королевство.

Сон не шёл к мистеру Шорку в эту ночь. Луна светила чересчур ярко. Волки молчали. Беспокойное сердце вбивало в голову странные видения:

Тело трёхлапого лисёнка с переломанными костями, торчащими из-под меха, вылезало из жерла Подземного Леса. Какое-то шевеление в темноте. И вот уже все остальные – бесчисленные – мёртвые дети мистера Шорка выползают следом…

Шрк шрк шрк.

Мистер Шорк, вздрогнув, очнулся. Ухо задёргалось, не в силах определить, был ли звук. Может, бессонный бред?

Шрк-шрк-шр-р-р-рк.

Он вскочил и подбежал к восточному камню. Тихо.

– Одетта!

Шрк-шрк-шрк.

Звук теперь раздавался с запада. Мистер Шорк пробежал между скалами. Опять тихо.

– Мёрси!

Шрк-шрк-шр-р-р-рк.

Звук раздавался с севера.

Он бросился вдоль камней на другую сторону, но ничего там не обнаружил.

– Ха! – усмехнулся он. – Я же закопал твою лапку, теперь тебе нечем меня пугать!

Он расхохотался в ночи, а потом вдруг умолк, прислушался. Звёзды мерцали в такт с его сердцем.

В лунном свете глаза его уловили какую-то тень. Кто-то скакал по холму.

– Одетта? – прошептал мистер Шорк.

Но тень не взбиралась вверх. Она ковыляла к пещере, чьи ходы криво переплетались в сердцевине его королевства. Мистер Шорк прищурился. Шерсть его встала дыбом. Тень была слишком маленькой для Одетты. Окровавленный мех сиял в лунном свете. У тени было только три лапы.

Мистер Шорк попятился от края.

Шорканье послышалось снова.

Шрк-шрк.

На западе.

Шрк-шрк-шрк.

На севере.

Шрк-шрк-шрк-шр-р-р-рк.

Мистер Шорк метался из стороны в сторону.

– Выходи! Посмотри мне в глаза!

Из-за камня выползла лапа. Покрытая паутиной и червями. Она поднималась и плюхалась, вгрызаясь когтями в землю, и медленно подбиралась ближе, ближе.

Сердце мистера Шорка забилось так быстро, что, казалось, оно сейчас разорвётся.

– Мой рассудок, может, и помутился, но давай проверим, как ты защитишь эту трёхлапую тварь!

Он соскочил с насеста и помчался вниз по камням к уродливому холму. По кровавому следу и отпечаткам трёх лап он устремился к пещере.

– Я знаю, ты там!

Там-там-там.

– Не знаю, как ты выжил после падения, но клянусь, что на этот раз ты не выживешь…

Выживешь-выживешь-выживешь.

Мистер Шорк упёрся когтями в землю и скакнул внутрь.

Вой пронзил темноту.

– У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!

Эхо отозвалось из глубины, зашумели, заголосили встревоженные тени. Со сводов пещеры стекла чёрная масса, изогнулась в воздухе и с пронзительным визгом набросилась на него.

Нет.

Тени пожирали мистера Шорка. Крылья хлестали по глазам. Когти терзали нос. Клыки шипели в ушах. Впереди, меж обезумевших тварей, он кое-что заметил – пара лисьих ушей торчала из мелкого озерца.

Сквозь визг и хаос он стал продираться к ним.

Он схватит этого калеку-лисёныша и затрясёт до смерти, как не сумела Мёрси.

Он клацал зубами, срывая с боков летучих мышей.

Он убьёт сына, и никто никогда не узнает, что он породил такого лисёныша.

Всё больше летучих мышей впивались в мех, рвали, кусали, визжали. Он протискивался напролом.

Все лисицы на земле станут его почитать.

Летучие мыши, вонзая острые зубы, рвали в клочья мех. Шкуру.

Королевство его разрастётся.

Мистер Шорк споткнулся, уши его оглохли от тысячи воплей.

Он не сдастся, не проиграет бой своему жалкому сыночку.

Он…

Когда последняя летучая мышь упорхнула в ночное небо, сиянию звёзд не представилось ничего, кроме крови и клочков чёрного меха.

Из-под воды, глотая ртом воздух, показался Юли.

2

Тремя ночами раньше…

Мия устала даже пытаться спастись.

Она трясла капканом, пыталась разжать его серебряные челюсти, в которых хрустела её стиснутая лапа, пыталась даже грызть серебро, которое держало челюсти вместе. Если б только она могла совладать с капканом зубами, как могли совладать с ним пальцы мисс Поттер, она бы заставила его выпустить… Но зубы соскальзывали, и капкан ударялся о землю, пронзая ногу молниями боли.

Мия захныкала. Когда мама угодила в капкан, каким храбрым вдруг стало её лицо – откуда?! Наверное, мама сильнее, – решила Мия.

Дождь прекратился, и звонкий писк мошкары сверлил Мие уши. Может быть, её прокляли? Каждый лисёнок, который к ней приближался, будто обрекал сам себя на смерть. Алфи. Марли. Бизи. Роа. Она примирилась с тем, что ни братьев, ни сестры больше нет. Что их отняло жёлтое.

Но примириться ещё и со смертью Юли она не могла. Надо было его послушать и отправиться через холмы на восток. Она хотела уйти с Юли прочь от людей, а они забрели туда, где было гораздо хуже: к его отцу. Как может лиса быть такой жестокой с другими лисами?

Мия опустила голову в лужу и, закрыв глаза, стала ждать, когда придут люди.

Мия проснулась от какого-то звука.

Хлё-ё-ё-о-о-о-о-п-п-п хлюп х-л-л-л-л-л-л-л-л.

Звук был мокрый, хлюпающий и словно впивался в уши.

Она отвернулась, потянув капкан, и новая боль пронзила её от ноги до зубов. Она заскулила и улеглась на место.

Звук не умолкал.

Хлп хл-л-л хлш.

Мия подняла голову и увидела волосатый мшистый комок, усеянный червями. Она чуть не укусила его, чуть не сказала, чтобы прекратил звенеть у неё в ушах и дал ей умереть спокойно, и тут заметила у него когти – четыре, толстые и чёрные, покрытые трещинами. От боли, затуманившей голову, Мия не сразу поняла, что это.

Это была лисья лапа, сгнившая от дождя. Лапа была вся изъедена, и не только червями. Задняя лапа Мии заныла – в том самом месте, где была перерезана лапа, оказавшаяся перед ней. Видимо, лис, который угодил в капкан до неё, отгрыз себе лапу, чтобы спастись. И бросил часть себя здесь.

Мия села. Забряцал капкан, заставляя её кривиться от боли. Она посмотрела на зажатую в капкане лапу, и тьма окутала её сердце. А сама она так сумеет? Чтобы спасти свою шкуру? Юли погиб, мама пропала… какой теперь смысл?

Она вцепилась на пробу в заднюю лодыжку и тявкнула. Вцепилась ещё – до вспыхнувшей в глазах красноты. Разжала пасть, чтобы боль ушла. Нет, не сумеет. Не сумеет заставить зубы разорвать себе шкуру. Она глубоко вздохнула и снова набросилась на ногу, тряся головой взад и вперёд.

– На твоём месте я бы не стал, – раздался знакомый голос.

Мия подняла голову, навострила уши.

Юли.

Это был Юли. Стоял прямо перед ней.

– На трёх лапах не так-то легко, – сказал он. – И потом, тебе ещё могут понадобиться все четыре.

Мия моргнула: не примерещился ли он ей?

– Я думала, ты погиб, – зашептала она, испугавшись, что он исчезнет, если заговорить громче.

– Я тоже так думал, – ответил он. – К счастью для тебя, меня всё-таки трудно убить. В этом я весь в отца.

Не будь Мия так напугана, она бы расхохоталась. Всякий раз, чем ближе подкрадывалась смерть, тем веселей становился Юли.

– Я не знаю, мерещишься ты или нет, – прошептала Мия, – но если нет, помоги мне.

Юли обнюхал капкан.

– Как?

– М-м, – задумалась Мия. Она вспомнила, как пальцы мисс Поттер вызволяли мамину лапу. Она ткнула мордой. – Надави сюда и держи…

Юли передней лапой придавил челюсти к земле, а Мия, вцепившись мелкими передними зубами, дёргала и тянула серебряную полоску. Мало-помалу та поддавалась, и наконец серебряные челюсти скрипнули и распахнулись.

Мия вытянула заднюю лапу, пальцы, но от пронзительной боли снова поджала, шумно втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Ей больно. Но она свободна.

Мия взглянула на Юли. Он не исчез. Морда темнеет. Глаза будто закатное солнце. Запах цветочных почек.

– А ты… – спросила она. – Ты мне не привиделся?

Он рассмеялся.

– Надеюсь, что нет.

Он дотронулся носом до её носа, и трепет охватил её от морды до самого сердца, которое снова забилось счастливо.

Мия, не отрываясь, смотрела на капкан на земле, на его открытые челюсти, безвредные, как дохлая змея.

– Что с тобой? – спросил Юли. – Ты на свободе.

Капкан так легко открылся. Если бы Мия знала про этот фокус, когда в капкан угодила мама, она бы её спасла. И не пришлось бы проходить через это всё.

– Пустяки, – сказала она. – Не переживай.

Лодыжка распухла и стала как яблоко. Но все кости, кажется, целы. Она встала и попробовала пройти несколько шагов на раненой лапе.

– Ой, – шаг, – ой, – шаг, – ой!

Юли разулыбался.

– Тебе повезло. Я вот не заставляю тебя прямо сейчас пробираться через трясину или карабкаться на холмы.

Мия глянула было сердито, но тут же смягчилась.

– Согласна.

Она плюхнулась на бок.

– Как ты выжил, когда упал? Бессмертный ты, что ли? Интересно просто узнать.

Юли расплылся в кривой улыбке.

– Мама прокралась ко мне в пещеру, когда ты ей рассказала, в ту же самую ночь…

Он прятался в озерце, его била дрожь, как вдруг послышался шёпот.

– Юли?

– Мама?

Он так обрадовался её голосу, что с шумом выскочил из воды – и тут же пришлось улечься и ждать, пока уймутся летучие мыши. Вылизав его мех от грязи, мама протянула ему белку, взятую из запасов.

– Юли! – ужаснулась она, увидев его культю. – Бедная твоя лапка…

– Ничего, мам! – весело ответил Юли. – Зато мне больше не надо таскать её за собой.

Мама не рассмеялась. Это не Мия. Это же мама. И это её работа – тревожиться из-за него.

Пока Юли поглощал белку, она рассказала ему, как Мия притворилась хромой, чтобы выяснить, кто из лисиц его мама.

– Какая хитрая, – заметил Юли.

– Да, – улыбнулась мама. – И какая красивая.

Юли только наморщил нос и проглотил несколько потрохов.

Ещё не покончив с белкой, ещё не наполнив урчащий живот, Юли перестал есть. Он сидел и смотрел на беличьи останки. Маму он, может быть, и вернул, но они всё ещё были в опасности. Им по-прежнему было необходимо отыскать способ выбраться из Лилового Королевства.

Юли помнил, как мистер Шорк заставлял маму убить собственного сына.

– Ты уже не голодный? – спросила мама, подталкивая носом белку к нему поближе.

– Нет, – ответил Юли под жалобный вой в животе. – То есть, да, но… нам нужна кровь.

Он рассказал ей о своём плане.

Они обнюхали всю пещеру и нашли выход, который выдавался каменистым уступом в тумане над расщелиной, как раз под женским логовищем. После они вернулись ко входу в пещеру, и Юли вывалялся в беличьих останках. Мёрси схватила его за загривок и потащила окровавленное тело вверх по холму.

У Мии открылся рот.

– Значит, ты только притворялся, что умер, когда мама тебя трясла?

– Да, – кивнул Юли.

– А потом она скинула тебя на уступ, который торчит над расщелиной?

– Ага.

– А если б она промахнулась?

– Не промахнулась же.

– Тебе что, не было… страшно?

Юли пожал плечами.

– Ещё как. Но легче поиграть в мёртвого, чем быть мёртвым.

– Ну, да, но… – Мия улыбнулась, кое-что вспомнив. – Ты даже не икал.

– Икал, – засмеялся он. – Только сдерживался. Это больно.

Она прыснула и в восхищении покачала головой.

– Как же тебе удалось в этот раз, если не удавалось раньше?

– Просто я понимал: если икну, маму могут убить. Или тебя.

Мия улыбнулась и опустила взгляд в лужу. Помолчала немного.

– А моя мама меня бросила.

Юли навострил уши.

– Когда меня поймал человек, мама бросилась в кусты, спряталась и не выходила. А когда не смогла почуять мой запах, сбежала в лес. Просто, что ли… сдалась.

Юли подскочил ближе.

– Она не сдалась, – сказал он. – Она просто не знала, какая ты умница, и дурацкому человеку тебя не убить.

И он улыбнулся ей кривоватой улыбкой. Она улыбнулась в ответ.

– Ну, – воскликнула Мия, поднимаясь на лапы и кривясь от боли. – И чего мы ждём? Она повернула нос к северу и наступила на распухшую лапу. – Ой! Ай! Я так буду идти целую вечность.

– Нам пока нельзя уходить, – сказал Юли.

– Что? Какого бреха нельзя?

– Мама всё ещё там, в Лиловом Королевстве, – ответил он.

– Ой. Правда. – Мие стало вдруг очень страшно. – Как же нам выцарапать её у мистера Шорка?

Юли покачал головой.

– Понятия не имею.

Они замолчали. Даже вдвоём им не хватит сил победить в схватке матёрого лиса. Каждому из них недоставало лапы – по крайней мере сейчас.

– Бя-а, – поморщился Юли. – Чем это пахнет?

– А, это, – сказала Мия и посмотрела на свою раненую лапу. – Тебе лучше не знать.

Мия долго сидела, запрокинув голову и не сводя с неё взгляда. Она совсем скукожилась и стала маленькой, точно у лисёнка…

– Есть у меня одна идея, – воскликнула Мия.

3

Тремя ночами позже…

Когда крылья летучих мышей стихли в ночной дали, когда от мистера Шорка не осталось ничего, кроме крови и клочьев, когда Юли выскочил из пещеры, а Мия и Мёрси вышли к нему из-за скалы… все трое сели и вылизались.

Мама слизала беличью кровь с меха Юли, а Мия вычистила червей и паутину, застрявших у неё между когтями. В третью ночь осуществления плана они замаскировали ей лапу так, что она смотрелась точь-в-точь как оторванная – та, которую швырнули в расщелину. Потом Мия спряталась за скалами, окружавшими насест мистера Шорка, и лежала не шевелясь, и только её пахнущая гнилой плотью лапа ползла, неуклюже подпрыгивая, в его сторону.

Юли посмотрел на лужи крови, что угрюмо блестели в сумерках.

– А он правда умер?

– Не стоит на это рассчитывать, – ответила Мёрси. – Твой отец уже возвращался из мёртвых. И летучие мыши не побросали после себя костей.

Они замолчали, выжидая, не появится ли вновь мистер Шорк.

– Всё равно, – воскликнула Мия, – не могу поверить, что план сработал.

– А я могу, – улыбнулась Мёрси. – Стоит бросить вызов гордости лиса, как он потеряет разум. Может даже поверить, будто мёртвые и вправду возвращаются к жизни у него на глазах.

Дунул ветер и вымел прочь весь лиловый запах. Лисы обвели внимательным взглядом скалы, утёс, болото, холм.

– Мы останемся здесь? – спросил Юли.

Мия сморщила морду.

– Нет, – ответила Мёрси. – Это дурное место. Войн предпочёл поселиться в труднодоступных краях – отвесные склоны, камни, барсуки, волки – всё, чтобы другие лисы не вздумали посягнуть на его владения. Он боялся, что его победят.

– Куда же тогда нам идти? – спросила Мия, не сводя глаз с множества тропок на другой стороне расщелины, уводивших на север.

– Это вам решать, – ответила Мёрси.

– Я хочу вернуться на Валунные Поля, – заявил Юли.

Мать грустно улыбнулась.

– Мия, оставь нас, пожалуйста, на минутку.

– Ой! – подскочила Мия. – Да. Конечно. Да.

Прихрамывая, она спустилась с холма.

Мама посмотрела на Юли – глаза у неё сияли. Сердце его забилось неровно. Как и тогда, он знал, что она сейчас скажет. И хотел откусить ей усы, чтоб не дать ей заговорить.

– Когда ты убежал один-одинёшенек, – начала она, – я думала, ты погибнешь. Твоя лапа тебя предаст. Тебя поймают. Или умрёшь от голода.

– А я погибал, – сказал он. – Не раз.

– Да, но каким ты стал. – Она подошла поближе. – Я так горжусь тобой, Юли!

Не в силах даже взглянуть на неё, он уставился на свою единственную переднюю лапу, на тёмный мех, уже пробивавшийся на ней и на груди. Он подрастал. Но не чувствовал себя храбрее.

Он засопел.

– Я хочу домой, туда, где спокойно.

– Юли, милый, – ответила мама. – Дома никогда не бывало спокойно. Ни для кого.

Ему вспомнилась каменная нора. Ястребы. Сёстры. Эта жуткая чесотка. И как даже самое радостное вмиг разлетелось в прах, стоило тени отца заслонить вход в нору.

– Лисам нигде почти не бывает спокойно, – продолжала мама. – И всё же, – она ткнулась носом, приподнимая его подбородок, – ты пришёл в Лиловое Королевство, самое опасное место на свете, и здесь стало спокойно. Ты перехитрил отца.

– Да я ничего такого не сделал, – он снова уставился на свою лапу. – Я всего только спас Мию в лесу, но это она подсказывала, что делать. Я всего только переплыл трясину, но это Мия меня научила. А когда мы пришли сюда, я прятался от страха в пещере и не выходил.

– Мне так кажется, – заметила мама, – ты начал действовать очень вовремя: преодолел страх, сделал всё как надо. Ты защитил себя. Мию. Меня.

И тогда он взглянул на маму. На её надорванное ухо. На седые пряди меха. Он даже вообразить не мог, что её надо защищать. Это же она всегда берегла его от всех опасностей мира.

– Ты так долго сражался за свою жизнь, – сказала она, – что не заметил даже, как вырос. Для Валунных Полей ты стал слишком большой. И слишком храбрый.

Мама подошла ближе… и будто уменьшилась – прямо на глазах Юли. Она уже не возвышалась над ним. Носы их оказались на одной высоте. Ей больше не дотянуться до его головы, не положить морду ему между ушей.

– До сих пор тебе во всём приходилось вдвойне трудней, – сказала негромко мама. – Но сейчас, – и слёзы хлынули у неё по щекам, – я хочу, чтобы у тебя началась жизнь, которая вдвойне слаще.

Мамины черты перед его глазами вдруг расплылись и задрожали.

– А куда пойдёшь ты?

Она посмотрела на запад.

– Надо проведать твоих сестёр. Войн заставил меня бросить их там, в норе. Я беспокоюсь.

Юли шмыгнул носом и рассмеялся.

– Я нет. Таких не сломить.

Они посмотрели друг на друга. Мама прижалась к нему мордой. Он чувствовал её тёплый мех, дыхание, трепет мокрых ресниц. И вдруг – он даже не успел надышаться с ней рядом – она отстранилась.

– Я просто мечтаю рассказать твоим сёстрам, каким ты вырос.

Лизнув его разок в нос, она без единого шороха побежала в ночь. Он стоял и смотрел ей вслед. А она становилась всё меньше, всё меньше, меньше, и, повернув за холм, исчезла из виду и больше не появилась.

– Ты готов уже убраться отсюда? – окликнула его Мия.

Юли ещё постоял и, вздохнув, оторвал взгляд от горизонта.

– Да.

Он поскакал вниз по холму.

– Спасибо, что помогла спасти маму, – сказал он Мие. – Пусть даже только затем, чтобы попрощаться.

Она не ответила, и он посмотрел ей в лицо. Внутри у неё что-то сломалось. Он видел. Его-то мама дралась и хитрила, чтобы защитить его. А у Мии…

– Я помогу тебе искать маму, – сказал он. – Если ты хочешь.

Мия взглянула на него с печальной улыбкой.

– Договорились.

Юли кивнул.

– Знаешь, Мия, – сказал он, и сердце отчаянно заколотилось, – ты лучше всякой семьи.

Она прыснула.

– Чокнутый.

Облака расступились, и лучи серебристого света устремились к земле, выжгли дотла серую мглу, пробуждая заново осенние краски.

– Ты голодная? – спросил Юли. – Идём, поохотимся на кого-нибудь.

– И какого бреха из этого выйдет? – озлилась Мия. – У тебя нет передней лапы, я не могу наступить на заднюю.

– И правда… – усмехнулся Юли. – Не так-то просто.

И они вместе, хромая, потрусили на север – вдоль расщелины, под восходящим солнцем, дальше и дальше. Они пришли в широкую травянистую долину, всю утопавшую в зелени.

А потом полетели первые снежинки.

– Фух! – облегчённо вздохнула Бета. – и потом Мия с Юли жили долго и счастливо?

Сердце самой младшей радостно забилось.

– Не совсем, – ответила рассказчица. – История ещё не закончилась.

Младшая вмиг погрустнела.

Тьма, какую невозможно даже представить, окутала Лес Оленьего Рога. Погасло мерцание звёзд, скрылась луна. Деревья стояли в смертном молчании.

– Должна вас предупредить, – негромко сказала рассказчица. – Не все из лисёнышей доживут до конца.

– Но лисёнышей, – бета судорожно глотнула, – и так уже только двое.

Рассказчица ничего не ответила.

У беты дрогнули усики.

– Я ухожу. Я притворюсь, что дослушала до конца, а то не смогу уснуть. Она побежала к норе, но остановилась и оглянулась на самую младшую.

– Ты со мной?

Та прижала уши и перевела взгляд с сестры на пещеру, потом опять на сестру. Ей хотелось услышать, чем кончилась эта история, но не хотелось оставаться в Лесу Оленьего Рога совсем одной.

– Дорогу домой ты знаешь, – сказала бета и, махнув хвостом, побежала прочь, растворяясь в ночи.

Один лисёнок.

– Долго ж ты продержалась, малышка, – усмехнулась рассказчица. – Дольше, чем я ожидала.

От этих слов у самой младшей затрепетало сердце.

– Ещё не поздно вернуться в нору, – в голос рассказчицы вкралась угроза. – Все твои братья и сёстры свернулись в клубок возле матери. Можешь пойти и лечь с ними.

Самая младшая жалобно заскулила. Последняя часть истории может кончиться плохо. Тьма заползёт самой младшей в уши и останется навсегда.

Ещё ведь не поздно. Ещё можно броситься наутёк из Леса Оленьего Рога. Правильно! Через кости, из пещеры, мимо капкана, под ветками, сквозь траву, над ручьём, вокруг камня, через поваленный ствол… домой.

Но она – тот самый последний лисёныш – не двинулась с места.

– Хорошо, – глаза рассказчицы сверкнули в темноте. – И не говори, что я не предупредила. Последняя часть истории. Самая страшная. В которой Мия и Юли должны узнать настоящую цену жертвенности…

Снежный призрак

1

Пришла зима, приласкала небо и тихонечко уложила солнце спать. Снежинки сплетали в воздухе зябкий узор и укрывали долину белым. Деревья и камни потеряли свои очертания. Ледяные цветы выпускали трескучие лепестки по ручьям и лужам. И весь мир сделался мягче и искрился до самого розового горизонта.

– Помни, – прошептал Юли, – твоей задней лапе теперь тяжелее – приходится брать на себя то, что должны делать две.

– Неправда, балбес! – так же шёпотом огрызнулась Мия.

Она низко пригнулась, держа заднюю лапу над снегом. Мыши все попрятались подо льдом – залегли в долгую спячку, и теперь их уже не унюхаешь на ветру. Охотиться из-за этого стало мудрёно, особенно с раненой лапой.

Мия навострила уши и прислушалась: не скребётся ли кто под снегом. Ей показалось, что в трёх хвостах от них что-то слышится.

– Тс-с! – сказала она.

Юли нахмурился:

– Я не сказал ни…

– Тс-с!

Не сводя глаз с места, откуда слышался звук, Мия немного поёрзала из стороны в сторону, пока нос не отыскал север. Багровые тени сгустились во взгляде. Мия покачалась на задней лапе, готовясь выгнуться быстрой дугой, округляя спину, и пронзить мордой снег – точь-в-точь как учила мисс Лисс.

Она прыгнула, отталкиваясь передними лапами, и…

Задняя, проломив ледяную корку, провалилась глубоко в снег.

Скребущий звук тут же ускользнул прочь.

Мия посмотрела сердито.

– Чтобы… ни… слова!

– Даже не собирался, – ответил Юли. – Тебе, м-м, может, помо…

– Нет.

– Как скажешь.

Пока она из последних сил вызволяла ногу, Юли принюхивался к морозному ветру. Уловив слабый солоноватый запах, он пошёл туда.

Зима – самый опасный хищник. Это знают все лисы. В первую осень лисёныши должны накопить жир, стать толстыми, словно тыквы, чтобы пережить холода. Но у Юли с Мией такой возможности не было. Животы у них прилипли к рёбрам. Ноги стали тощие, будто палки. От холода у него болел обрубок, а у неё задняя лапа, отчего каждый шаг становился мучением, а охотиться было почти невозможно. Лишь остевые волосы – недавно отросшие, густые и рыжие – не позволяли хвостам, не говоря уже обо всём остальном, превратиться в ледышку.

Солоноватый запах навёл Юли на цепочку следов, оставленных чьими-то лапами. Свежий снег в месте, где кончались следы, был разворочен. Здесь охотились. Добычу уволокли, а вот снег был закапан кровью, от холода всё такой же яркой и красной.

– Мия! – окликнул он. – Я кое-что нашёл!

Она отряхнула от снега ногу и похромала к нему.

– Это всё? – сморщила она морду. – Несколько капелек?

Он пожал плечами.

– Ты и этого не поймала.

Она посмотрела сердито.

– Прости, – сказал он.

Он слизывал красное с ледяной корки, и она решила последовать его примеру. Сороки на деревьях наблюдали за ними, будто им не терпелось узнать, которая из лисиц свалится первой.

Когда снег был вылизан начисто и в животах солоновато пощипывало, Юли поскакал дальше по снежным заносам, а Мия, прихрамывая, шла следом. Он обещал ей помочь в поисках мамы. Но, пройдя много миль, они так и не уловили даже слабого запаха яблок. А теперь все запахи скованы ледяной коркой.

Мия ворчала, зима вымораживала всё вокруг до оцепенения, а сердце Юли не переставало сиять. Что он мог с этим поделать? Ничего такого ему не было предначертано. Ему было предначертано коротать свои дни в каменной норе или погибнуть, едва его лапа ступит за её пределы. Каждый день, проведённый с Мией, будто открывал ему тайну, которую не суждено было узнать.

– Мия!

– Да?

– Если мы найдём… – он тряхнул мордой. – Прости. Когда мы найдём маму… что ты станешь делать?

– Ты хочешь сказать, если зима не сожрёт нас на завтрак? – буркнула Мия.

Юли быстро повернулся и поскакал задом наперёд, чтобы видеть Мию:

– Пусть сначала поймает!

Мия шла и хромала:

– Даже гоняться особенно не придётся.

Юли обежал кругом и поскакал позади неё. Он так старательно подыскивал верные слова, даже хвост поник.

– А ты хочешь когда-нибудь… устроить нору? Ну, чтобы не приходилось всё время натыкаться на всякое страшное-неизвестное. Чтоб у тебя был дом и место вокруг, и чтоб там было спокойно, а больше ничего и не надо.

Мия замерла, собираясь ответить, и у него ёкнуло сердце. Он говорил и говорил, не давая ей вставить слово.

– Я мог бы найти нору где-то поблизости, – говорил он. – Я мог бы заходить иногда проведать, и мы могли бы охотиться или… – Он отважился бросить на неё быстрый взгляд. – Может быть, ты об этом когда-нибудь думала? Может быть?

А снег летел, отражаясь в глазах у Мии.

– Нет, – сказала она.

Юли уставился на свою переднюю лапу.

– Да, конечно. Конечно, нет. Ясно.

Она, должно быть, забыла, что говорила его отцу в Лиловом Королевстве. Что готова устраивать нору с Юли. Либо она говорила тогда не всерьёз.

Несколько шагов Мия молчала.

– Просто… семья может взять и умереть. Вот так вот. Или уйти и никогда не вернуться.

Юли смотрел, как его дыхание превращается в облачка, и надеялся, что Мия не заметила его разочарования:

– Не надо, не объясняй.

Солнце померцало над горизонтом и скрылось, а лисы, подняв головы, смотрели, как небо заволакивают тучи.

2

Пурга хлестала долину студёными когтями, кружила Мию и Юли в белом потоке. Снежинки били в глаза. Мороз обжигал уши. Снег становился выше и выше; идти дальше было невозможно – только прыгать, прорезая в сугробах канавки.

– Н-н-надо н-н-найти ук-ук-укрытие! – крикнул Юли.

Мия лишь постучала зубами вместо ответа.

После долгого путешествия на хромых ногах они подошли к низине. В глубине, стиснутая снежным полем, торопливо текла река. По течению реки лисы дошли до соснового бора – ветки деревьев согнулись под белой тяжестью. Лисы юркнули под отяжелевшие ветки и очутились на мягком покрывале из опавших иголок. Река здесь текла свободно, покрываясь льдом только посередине, у сломанных веток поваленной сосны, нависавшей над рекой, будто укутанный снегом мост.

В бору было тепло. Возле сосновых стволов можно было укрыться.

– Здесь х-х-хорошо, – сказал Юли трясущимися губами.

Мия принюхалась:

– Нет.

Он пытался поймать её взгляд:

– Почему?

– Ничего хорошего, вот и всё. Сыро и нет песка. И кто-то может подкрасться, пока мы спим, и… нет.

Юли посмотрел на её заднюю лапу. Ей приходилось хуже, чем ему.

Он вздохнул:

– Ладно, Мия.

Они взобрались по корням упавшей сосны и перешли по заснеженному стволу на другой берег.

Пар клубился из темноты между стволом и покрывшейся льдом рекой. И вместе с ним прилетел запах. Горячий и чересчур сладкий. Как у заплесневелых фруктов.

Они скользнули с соснового моста, и все сосны остались позади. От открытого пространства заболели глаза и задрожали кости. Белая холмистая равнина простиралась до горизонта.

Юли принюхался.

– П-пахнет г-грязью.

Земляной запах привёл их к отверстию в одном из холмов. Уступ над отверстием оброс старым корнем, с которого свисали к земле острые ледяные зубы.

Юли взглянул на Мию:

– Чт-что ск-скажешь?

Она моргнула. Здесь не было никакого песчаного суглинка. Никакого ручья. Сосульки хрупкие и прозрачные, и никакое не укрытие. Но у неё дрожало всё тело, а единственную лапу, которую она ещё чувствовала, пронизывала боль.

– Годится, – сказала Мия.

– О, к-какое счастье! – воскликнул он, бросаясь к сосулькам. – Спать б-буду неделю!

– Стой! Шмг-шмг. – Мия принюхалась к темноте отверстия. – Там кто-то есть.

Юли посмотрел на неё:

– Т-только не г-говори опять н-нет. Если мы ос-останемся нынче спать снаружи, то п-проснёмся б-без ушей, или без хвостов, или вообще б-без самих себя.

Мия принюхалась снова, и в глазах промелькнули тени. Запах был очень знакомый.

– Смотри! – сказал Юли. Он сунул морду между сосулек: – Э-эй! Есть тут кто-то б-большой и страшный? Нет? П-прекрасно! Тогда мы идём.

Он упал на живот и, извиваясь задними лапами, пополз внутрь. Мия низко присела и заглянула под сосульки. Глаза привыкли к тусклому свету луны. С потолка свисали, болтаясь, корни. Стены блестели от инея. А ещё был запах, который она никак не могла узнать…

– Ид-идеально! – раскатился эхом голос Юли. – Лучше, чем под д-деревом! – Он посмотрел на Мию. – Ты идёшь или нет?

В темноте кто-то захныкал.

Юли подпрыгнул. У Мии выкатились глаза. Там, в глубине пещеры, в маленькой травяной колыбельке оказался выводок лисёнышей. Пятеро – пять пушистых песочных комочков.

Мия скользнула внутрь. Они с Юли в ужасе уставились на лисёнышей.

– Это же… – сказала она.

– Угу, – подтвердил он.

– Они же едва успели…

– Ага.

– А где же их…

Юли только покачал головой.

Они сидели не шевелясь и ждали, когда в пещеру явится с рычанием мать-лисица и прижмёт малышей к себе. Но снаружи не доносилось ни звука, только ветер звенел сосульками.

Дзынь-динь-динь.

Пять пар горящих крошечных глаз уставились на гостей. Двое лисёнышей заскулили. Мия догадалась, что это был за запах. Запах молочного дыхания.

Юли подскочил и носом легонько подтолкнул одного лисёныша поближе к другим.

– Ты чего? – зашипела Мия

– Не хочу, чтоб она простудилась, – сказал Юли, улыбаясь малышке. – Ха-ха! А ну-ка, засунь язык обратно в пасть!

Мия оставалась у входа и с тревогой переступала с лапы на лапу.

– Какая мать бросит малышей вот так? – спросил Юли.

– Может, она на охоте, – ответила Мия, разглядывая сосульки.

– В такую погоду? И оставить таких малышей?

У Мии защемило сердце. Это правда. Когда лисёныши в этом возрасте, мать не отходит от норы дальше пары хвостов. Если только с ней ничего не случилось.

Юли скользнул на живот, чтобы малышам стало удобно лизать и покусывать его лицо. Он завилял хвостом и захихикал:

– А вы, народ, добрее моих сестёр! Добрее!

Мию чуть не стошнило.

– Нам пора уходить.

– Почему? – спросил он и поморщился, когда малыши принялись обрывать с его усов лёд.

Мия нахмурилась.

– Потому что они – не наша забота, вот почему.

– Я притворюсь, что ничего не слышал, – сказал Юли. Он игриво взвизгнул. – Это кто кусает меня за лапу? Ты?

– Юли! – шагнув вперёд, зарокотала Мия. – Не привязывайся к ним!

– Почему? – спросил он, не поднимая на неё глаз.

– Потому что… – у неё перехватило горло. – Потому что как мы будем кормить их, если даже себя прокормить не можем?

Юли вдруг перестал вилять хвостом и повесил голову.

– А! Ну, да.

Мия отвернулась и уставилась в зимнюю ночь:

– Завтра найдём другое укрытие. А пока… оставь их в покое.

Она хотела уже прилечь и уснуть, но Юли вдруг прошмыгнул мимо и скакнул к выходу.

– Ну-ка, ну-ка, стоять! – сказала она. – Ты куда?

– Хочу добыть что-нибудь поесть, – сказал он и оглянулся на лисёнышей. – Нам всем.

– У тебя не получится! – воскликнула Мия. – Это я охотник. А… а у тебя только три лапы!

– У тебя тоже! – ухмыльнулся Юли. – А я привык.

Мия пыталась поймать его взгляд. Она не ожидала, чтобы он поведёт себя так. Обычно он делал всё, что говорила она.

– Снег уже смёрзся, – наставиала она. – Твёрдый как камень. Станешь охотиться – разобьёшь морду.

Юли посмотрел на свою переднюю лапу и пожал плечами:

– Я рос на камнях. Я столько раз прыгал и ударялся, что уже сам стал почти как камень.

– Да? А вдруг наткнёшься на барсука? Или на… на мисс Поттер?

– Это ж до какого отчаяния должна дойти мисс Поттер, чтобы разгуливать по такому снегу без меха? А если она меня схватит, я сожгу ей дом – ты же меня научила.

Мия обшарила глазами нору.

– Ладно. А вдруг кто-то сюда проберётся и убьёт малышей? А у меня ранена лапа, и я не смогу защитить?

Юли ткнул носом в одну из сосулек, свисавших с корня у входа.

– Если кто-то захочет залезть, они сломаются. – Он толкнул льдинку, та упала и разлетелась вдребезги – дзыньк! – Услышишь этот звук – рычи во всё горло. Отпугнёшь всех незваных гостей.

Мия посмотрела сердито.

– Не нравится мне такой Юли.

Он рассмеялся.

– А мне вот… нравится. – Он посмотрел в ночь, и в глазах засияла зима. – Я вернусь с большим сочным сурком, ты даже… ты даже не успеешь сосчитать корни на потолке.

Мия глянула вверх:

– Одиннадцать.

– М-м, тогда камешки.

– Одна тысяча двадцать три.

– Не придумывай! – фыркнул Юли.

Она не сводила с него сердитых глаз, пока он не подскочил и не лизнул её прямо в нос.

– С тобой ничего не случится, – сказал он. – И со мной тоже.

Он повернулся к выходу из норы.

– А… а… с ними-то мне что делать? – спросила Мия.

Юли с улыбкой посмотрел на лисёнышей.

– Следи, чтобы не замёрзли.

Ветерок пролетел между сосулек и взъерошил тёмный мех у него на лице. Юли, казалось, стал… старше. С тех самых пор, как пролетел первый снег, его мех всё меньше пах цветочными почками и всё больше обретал лиловый запах сирени. Только теперь этот запах не вызывал отвращения.

– Юли! – окликнула Мия.

– Да, Мия?

– Ты ещё пожалеешь, когда вернёшься, о том, что лизнул меня.

Он улыбнулся ей кривоватой улыбкой:

– Будем надеяться.

С этими словами он проскользнул под сосульками и поскакал в вихряную тьму.

И пока его хвост не исчез в снегопаде, Мия смотрела вслед на его неуклюжие прыжки.

– Прошу тебя, – зашептала она. – Возвращайся живым.

3

– Что ж, нытики, – сказала Мия, – застряла я тут, кажется, с вами.

Чтобы задняя лапа меньше болела, она устроилась поудобнее у стены напротив малышей. Ветер что-то нашёптывал между сосульками, и малыши дрожали от холода.

Мия старалась не обращать на них внимания. Как ей заботиться о лисёнышах, когда она сама почти не успела побыть лисёнышем?

Малыши без конца возились и хныкали, и наконец один из них выкатился из общей кучи и заковылял к Мии. Он попробовал ткнуться носом ей в живот.

– Прекрати, – отпихнула она его от себя здоровой задней лапой. – У меня нет молока.

Вскоре приковыляли следом другие лисёныши. Их она оттолкнула тоже, и тогда они принялись жевать её ногу.

– Тьфу!

Она поднялась и похромала к выходу из норы. Зачерпнув полный рот снега, она вернулась и плюхнула снег перед лисёнышами.

– Вот, – сказала она, дохромала до другой стены и рухнула на бок. – А теперь оставьте меня в покое.

Лисёныши сжевали снег и задрожали ещё сильнее.

– Народ, вас там пятеро, – сказала Мия, укладываясь к ним спиной. – Согрейте сами себя.

По стенам норы заплясал эхом писк отчаяния. Мия прижала лапами уши и накрепко зажмурила глаза. Она не слышала таких звуков с тех самых пор, когда мисс Лисс покусала сестру и братьев.

Мия надеялась лишь на одно: что Юли скоро вернётся, и она уговорит его оставить и эту нору, и малышей.

Крохотный мокрый нос ткнулся в Мию и пробудил от сна.

Она поморгала, открывая глаза, и увидела маленькое пушистое личико, которое смотрело на неё снизу вверх.

– Чего тебе, Роа? – спросила она сонно.

У неё перехватило дыхание. Она села. Увидела нору, лисёнышей, сосульки у входа. И вспомнила, где находится.

Она посмотрела на лисёныша, который её разбудил. Роа. Она нечаянно назвала его именем брата.

Лисёныш обнюхал её. Мия тряхнула головой. Он и правда был похож на брата. Широкое лицо. Уши как листики. Густой бурый мех. Маленькая чёрная губка поджата у розовых дёсен, отчего с лица не сходит озадаченный вид.

У неё перехватило горло.

– Привет! – сказала она малышу.

– У-у-ур-у-у-ур-ру-у! – Его тоненький голосок срывался, то хныча, то завывая.

От изумления Мия сморщила морду.

– Если б я должна была дать тебе имя – а я этого делать не собираюсь, – я бы назвала тебя Ро…

Имя застряло в горле. Последний раз она видела брата в Венцовом Лесу. Она пряталась в кустах боярышника и смотрела, как Роа пытается убежать от их рычащей учительницы. Она всё ещё помнит страх в его голосе: Я завалил! Я не сдал! Я… не хочу я больше!

У Мии кольнуло в сердце. Она до сих пор не простила себе, что бросила его и всех остальных. Если б она тогда догадалась отвлечь учительницу своим хвостом, заставить мисс Лисс погнаться за ней, а не за другими, они бы все вместе пришли на север – и сестра, и братья, и она, и мама. И все были бы живы и уже разбрелись бы устраивать собственные норы.

Вьюга завывала. Ей подпевали сосульки.

Динь-динь.

Малыш-лисёныш обнюхал Мии лицо. Что будет, если назвать его именем брата? Это будет знаком почтения к умершему брату? Или обречёт лисёныша на гибель?

– Ладно. – Мия глубоко вздохнула. – Назову тебя Роа.

Малыш, обретя имя, свернулся у её живота клубочком. Другие лисёныши, услышав довольное посапывание брата, медленно, пошатываясь на крошечных – не больше черешка персика – ножках, отправились следом.

Первой добралась самая маленькая – крошечный язычок торчал из пасти.

– Что ж, – сказала Мия, чувствуя, как сжимает горло, – тебя я, видимо, должна назвать Бизи, как свою косноязычную сестру.

Следующим добрался лисёныш побольше – мех у него был сероватый и растрёпанный.

– Ну, про тебя всё ясно, ты – Марли.

Четвёртый лисёныш икнул – звук вышел не больше зёрнышка, но от изумления Мия расхохоталась.

– А тебя, моё маленькое чудовище с икотой, – смеялась Мия, подталкивая лисёныша носом к животу, поближе к остальным, – тебя я назову Юли. Э-э… Юли-младший.

К ним приполз последний лисёныш, и она улыбнулась:

– А с Алфи, которого вечно тянет на приключения, с именами становится пятеро.

Вскоре все лисёныши уютно устроились рядом и уже не дрожали. Глаза сонно отяжелели, а крохотные носы шумно посапывали. Мия обнюхала пушистые листочки ушей, черешки ножек, младенческие глазки, такие влажные и голубые. Она вылизала их одного за другим, и шубки у них запахли свежо, как поле одуванчиков. А потом она смотрела, как малыши – один за другим – медленно засыпают.

Сердце у Мии отогрелось. И чуть не растаяло.

4

Прыг бух!

Прыг бух!

Прыг бух!

Юли прорезал линию через заснеженную равнину. С каждым шагом снег цеплялся за его переднюю лапу, отчего в плече вспыхивала блёклая боль.

И всё же он чувствовал себя отлично. Из всех лис с тремя лапами он был лучшим. На этих лапах он пережил два опасных приключения. Он избежал брюха Булькожажда и перехитрил собственного отца. А кроме того, он весьма удачно раздобыл для Мии еды. Да, разумеется, это были всего лишь несколько капель крови от чьей-то добычи. И тем не менее.

Юли чувствовал себя героем. И вдруг понял, чего ему столько времени не доставало. У него наконец появилось, для кого охотиться. И не просто появилось. А появилось. Теперь он был в ответе за пятерых лисёнышей и лисицу. Ради этого можно было совладать и с глубокими сугробами, и со вспышками боли, и с нескончаемыми снежинками.

Он прыгнул на смёрзшийся снег, и уши принялись исследовать белый покров, надеясь уловить легчайший шорох, или испуганное сердцебиение, или присвист из носа. Но не было слышно ничего – только ветер стенал вокруг.

Юли решил рискнуть. Он расставил пошире лапы, подпрыгнул над снежным покровом, выгнул спину и пробил мордой ледяной слой. Он не проник глубоко, но продолжал рыть передней лапой, пока зубы не ухватили что-то колючее. Он вытащил находку из снега и тут же выплюнул.

– Отлично! – воскликнул он, глядя на сосновую шишку. – По крайней мере будет чем поточить зубы.

Изо рта летели облака пара. Всего лишь один прыжок оставил Юли без сил. Он оглянулся на увешанный сосульками вход в нору и прижал уши. Упавшее дерево заберётся дальше, чем он.

Юли повернул нос по ветру и принюхался к сосновому бору, откуда пришли они с Мией. Тени укрытых снегом деревьев разлетались по белому, будто молнии. Может быть, какое-нибудь существо имело любезность заползти под ветки и замёрзнуть до смерти? Может быть.

– Лес п-полон ед-ды, – прошептал сам себе Юли и поскакал к соснам.

5

Дзынь-динь-динь.

Мия подняла голову.

Прищурясь, она смотрела на залитый лунным светом вход.

– Юли?

Снежные вихри залетали, кружась, в нору.

Дзынь-динь-динь.

Снова задрожали сосульки и снова стихли.

Она покрепче прижала к себе спящих лисёнышей и опустила голову, собираясь вернуться ко сну.

ДЗЫНЬКТ!

У Мии ёкнуло сердце, а лисёныши подскочили, будто пушистые сверчки.

Одна из сосулек разбилась. Слишком толстая, чтобы сломаться сама по себе. Кто-то наверняка сбил.

– Юли! – окликнула Мия. – Это ты?

Только ветер завыл в ответ.

Мия лизала малышам крохотные ушки и ждала, когда успокоятся их встревоженные сердечки.

– Оставайтесь тут, детки, – сказала Мия и поднялась, морщась от боли. – Я пойду посмотрю.

Лисёныши захныкали, а Мия дохромала до входа и сунула нос между сосулек. Кроме снега, она не почувствовала никакого запаха. Она хотела уже пойти обратно, как тут кто-то понюхал ей ухо.

Мия завертелась из стороны в сторону и громко зарычала. Шерсть на загривке поднялась дыбом. Но никого не было.

Рычание потихоньку умолкло. Со злостью посмотрев на сосульки, она похромала назад и свернулась вокруг лисёнышей, чтобы унять их дрожь. От голода ей уже мерещится. Ветер не может нюхать. Он просто дунул, а ей послышалось, будто кто-то принюхивается. И сосульку наверняка разбил тот же ветер.

– А давайте все скажем: «Юли, поторопись!» Ру-у-у-у-у-у-у-у-у!

Лисёныши повторили за ней – ру-у-у-у-у-у-у-у-у! – их тоненькие голоски разлетелись по норе эхом. И теперь, раз уж начали, их было не остановить. Ру-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!

– Ладно, ладно! – посмеивалась Мия. – Хватит. Молодцы! Но хватит.

Снаружи завывала вьюга. Как, интересно, мама проводила долгие зимние ночи, когда они с братьями и сестрой ещё были маленькими?

– О! Кто хочет страшную историю?

Дзынь-динь-динь.

Ветер опять задребезжал сосульками, и по спине у Мии пробежал холодок.

– Вот что я подумала: кто хочет послушать добрую?

6

В сосновом бору юли принюхивался к островкам из опавших иголок, но не мог учуять никакой дичи.

Бух!

Юли навострил уши. Звук прилетел с моста, образованного сосной, по которому они с Мией перешли на другой берег. Может, это какое-то живое существо устроило себе гнёздышко на стволе под снегом?

Юли подошёл к краю берега и присел. Он покачал задними лапами и со всей силы прыгнул на мост, намереваясь застать существо врасплох. Передняя лапа ударила в снег, который тут же разъехался в стороны…

– Вот бре…

Снег провалился, Юли упал, и его мгновенно завалило с головой. Снег окружил его со всех сторон, набился в рот, в нос. Юли забултыхал лапами, но от этого провалился ещё глубже. С каждым вдохом ноздри забивало слякотью. Дыхание стало неглубоким. Тело будто оцепенело.

Как вдруг… издалека что-то послышалось.

– Ру-у-у-у-у-у-у-у-у!

Юли затаил дыхание и прислушался.

– Ру-у-у-у-у-у-у-у-у!

Лисёныши. Это они завывали в норе.

От этого звука по всему телу Юли растекалось тепло. Он фыркнул, выбивая снег из ноздрей, и попробовал подвигать головой и плечами по спирали. Он отвоевал немного пространства, где можно было дышать, но воздух был спёртый, да и его не хватало, чтобы наполнить лёгкие. Юли приказал себе не впадать в панику и замотал головой из стороны в сторону. Вскоре он высвободил из снега плечи. Потом переднюю лапу.

– Ру-у-у-у-у-у-у-у-у!

Юли брыкался задними лапами, пока не утрамбовал ими снег, чтобы можно было опереться и выпрыгнуть. Собрав последние силы, он как следует оттолкнулся, и…

Снег провалился под ним.

Он летел сквозь тьму, пока три его лапы не опустились на что-то твёрдое. От смутного облегчения Юли судорожно вздохнул. Он оказался под мостом, на льду, укрывавшем реку. Лёд застонал под лапами, грозя растрескаться и спихнуть Юли в торопливую воду. Юли скакнул на берег.

Луна проливала свет в дыру на мосту, в которую он провалился. Снизу было видно, что мост состоит не из одной поваленной сосны, а из двух. Юли угодил прямиком в заснеженное пространство между стволами и там застрял.

– Повезло мне, – сказал он.

Нос оглушило какое-то тёплое зловоние. Когда глаза привыкли к тусклому свету, Юли вдруг обнаружил, что его окружают мёртвые звери. Мыши, кролики, белки – все убиты каким-нибудь жутким способом. С наполовину содранной шкурой. С выдранной глоткой. С неестественно вывернутой головой. С гниющим на костях мясом.

У Юли перехватило дыхание. Не это рассчитывал он найти, когда раздумывал про мёртвых зверей под соснами. Он содрогнулся и решил поскорее покинуть страшное место.

Он пошёл по льду вниз – там река снова текла свободно, и можно было вернуться в бор. Он перепрыгнул на другой берег, потом оглянулся и пристально посмотрел сквозь сосны туда, где была нора. Всем своим окоченевшим от холода существом он хотел вернуться и прижаться покрепче к Мии и лисёнышам. Но ведь он так ничего и не добыл. Ничего, кроме сосновой шишки.

Между сосен веял ветерок и, подталкивая Юли к норе, будто побуждал его бросить всё и вернуться. И вдруг с ветерком прилетел запах. Лисий запах.

Сначала Юли хотел убежать, спрятаться. Но потом он кое-что вспомнил…

Юли оглянулся и пристально посмотрел туда, где была нора. Потом вышел из сосен и отправился на запах.

7

– Народ, вы меня так задушите.

Пятеро малышей прижимались к Мии, и всё её тело полыхало жаром, как чайник на плите у мисс Поттер. Дойдя до точки кипения, Мия вытягивала лапы, отталкивая лисёнышей в сторону. Они тут же принимались дрожать и хныкать, Мии становилось их жалко, и она снова собирала их возле себя.

– Ой! Это кто без конца наступает мне на больную лапу? – воскликнула Мия, оттаскивая от лапы Марли. – Теперь я понимаю, каково было маме.

Дзынь-динь-динь.

Ветер снова качнул сосульки. Мия принюхалась, надеясь услышать запах Юли, но только холод обжигал нос. Юли не было уже несколько часов, а буран только усиливался.

– Нам надо чем-то развлечься, пока не вернётся Юли, – сказала Мия лисёнышам и обшарила взглядом нору. – Я придумала! Мы сыграем в игру. Как там нас учила мисс Лисс…

БУХ!

У входа в нору обвалился сугроб и перекрыл свет. Лисёныши запищали.

– Ничего, ребята, – успокаивала их Мия. – Просто дурацкий снег.

Она лизала их крохотные лобики – Роа, Марли, Бизи, Алфи, Юли-младшему – пока у малышей не унялась дрожь. Потом сердито посмотрела на заваленный вход.

– Нет, так не годится. Принесёт нам Юли вкусного сочного сурка – и как ему нас учуять? Мы же будем под снегом, как самый обычный холм, и умрём от голода. Да, мои херувимчики? – Мия закатила глаза. – Тьфу! Я стала говорить, как мисс Поттер.

Она доковыляла до входа и принялась рыть.

Забавно. Она надеялась, что путь на север приведёт её к маме. А он привёл её туда, где ей самой пришлось стать почти мамой. Она отгребла в сторону ещё одну кучку снега. Мама говорила: если хочешь лисёнышей, они появятся.

– Видишь, мама, – сказала Мия, – оказывается, они появляются, даже если не хочешь. – Она ухмыльнулась, поглядев на дрожащих лисёнышей. – Шучу, ребята.

Раскопать вход, балансируя на одной задней лапе, отняло немало времени, но Мии наконец удалось выбраться наружу. Снег валил широкой пеленой. Прищурясь, она вглядывалась в снежные вихри, надеясь увидеть силуэт Юли. Мимо прошмыгнул ветерок. Юли не появился, и Мия, прихрамывая, вернулась в нору, счастливая, что можно согреться рядом с пятью крохотными комочками.

– Я в-в-вернулась! – выговорила она, стуча зубами.

Лисёныши только заскулили в ответ.

– Ну, тише, – сказала Мия. – Не так уж долго меня не было.

Она пересчитала по головам. Один, два, три, четыре…

У Мии ёкнуло сердце.

Один, два, три, четыре… Одного не хватает.

Она услышала тоненькое рычание, повернулась и увидела. что один из лисёнышей выбрался из норы.

– Алфи! – заругалась она, хоть от сердца и отлегло. Мия прыгнула к выходу. – Каким бре… как тебя туда занесло?

Алфи рычал и пытался вытянуть что-то из-под снега. Мия пролезла под сосульками, схватила лисёныша, вернулась, прихрамывая, в нору и плюхнула его к братьям и сёстрам. Она дёрнула головой. От лисёнышей до выхода из норы было не так уж близко. А чтобы проползти хотя бы один хвост, у лисёнышей, с их круглыми животиками и шатающимися лапками-черешками, уйдёт целая вечность. Не мог Алфи выбраться из норы так быстро. Разве что…

У Мии снова ёкнуло сердце.

Разве что его кто-то вынес.

Мия подошла к выходу и осмотрелась. На снегу никаких отпечатков. Ничьи лапы не давили хрустящий ледяной слой. Ничьи крылья не хлопали в морозном воздухе. Ей показалось, что она чувствует слабый душок плесневелых фруктов. Но он тут же затерялся в круговороте снежинок.

Она вспомнила, что Алфи что-то жевал, и скользнула под сосульки. Она обнюхала снег вокруг и увидела, что на белом торчит что-то маленькое и чёрное. Коготь. Мия принялась рыть и откопала рыжий мех. Четыре лапы. Голову и хвост.

Мия отпрянула. Это было замёрзшее тело лисицы. Она лежала под снегом с поджатыми лапами и искривлённой спиной. Мия обнюхала тело, и на сердце стало полегче. От лисицы не пахло яблоками.

Это мама лисёнышей? А кто её убил? Тот же, кто пытался утащить Алфи?

Мия снова забросала тело лисицы снегом и вернулась к лисёнышам. Один, два, три, четыре… пять.

– Простите, детки, – сказала она. – Хотела подышать свежим воздухом.

Она приткнула лисёнышей к своему животу так, чтобы чувствовать, как опускаются и поднимаются их маленькие грудки. Когда все пятеро засопели, она опустила подбородок на твёрдую землю и вперилась взглядом в выход. Она смотрела, как снежинки кружат возле сосулек, пытаясь залететь внутрь. Если кто-то посмел проникнуть в нору, хотя в ней была Мия, он непременно вернётся. Но на этот раз Мия его увидит.

Она только надеялась, что Юли вернётся раньше, и они смогут уйти отсюда. Все вместе.

8

Юли пробирался сквозь пургу, следуя за лисьим запахом.

Когда он был раза в четыре меньше, он увидел, как мама, ещё на Валунных Полях, закапывает в грязь белок.

– А это зачем? – спросил он.

– Когда выпадет снег, – сказала она, выкапывая ямку, – все живые существа попрячутся в свои щели, их будет почти невозможно добыть. – Она бросила в ямку беличье тельце. – Это на зиму.

Он скакал за ней и смотрел, как она устраивает тайники и как всякий раз выбирает новое место в стороне от предыдущего, чтобы охотникам до падали было труднее найти. Она показала ему, на какую глубину закапывать добычу, чтобы её можно было унюхать, когда ляжет снег. Он даже помогал передней лапой утаптывать землю, пока мама таскала прутики и листья, укрывая тайник, да так ловко, что с виду Юли ни за что бы его не обнаружил. Только по запаху.

И Юли стал дальше принюхиваться к снегу в поисках лисьего запаха. Раз этот лис пометил территорию, здесь может находиться целый зимний запас еды, схороненный и нетронутый, только выкапывай.

Нос Юли привёл его к земляному навесу, куда не залетал снег. Он огляделся, убедился, что никого поблизости нет, и принялся выискивать в мёрзлой грязи следы чьего-то присутствия. Он отыскал место, которое пахло кровью, и разрыл его передней лапой, но там оказались только корни и камни. Он пометил место, чтобы не искушаться и не раскопать его снова, и принюхался в поисках другого.

Другое место, найденное им, оказалось разграблено – разрыто каким-то существом, которое охотится при помощи носа. Всё, что осталось, – это грязная ямка да клочок меха, примёрзшего ко дну.

Над третьим тайником сидел ворон. Его чёрные когти вцепились в зазубренный камень, а запрокинутый клюв давился лапой какого-то измазанного грязью грызуна, который был припрятан в тайнике. Юли остановился в нерешительности. Ворон был больше его. Острый клюв может выклевать ему глаз. Или сердце.

Юли подумал о Мии и о лисёнышах там, в норе. Он представил, как снега медленно замораживают их в сосульки, как их косточки начинают кишеть пауками и сороконожками… Нет, ему нужна еда из этого тайника!

И Юли, у которого отчаянно заколотилось сердце, лёг и закрыл глаза.

Он тут же услышал, как зашуршали перья. Потом – как захлопали крылья. И наконец – как зацокали по земле когтистые лапы. Юли пришлось собрать воедино всю свою волю, только бы не открыть глаза. Едва ворон клюнул его в бок, Юли вскочил и зарычал так громко, что чуть не перепугался сам.

– Р-Р-Р-Р-Р А-А-А-А-А-А-А-А!

– Грок!

Ворон каркнул, захлопал крыльями и улетел. Когда ворон исчез за снежными вихрями, Юли гордо улыбнулся. Ему хотелось лишь одного: чтобы Мия увидела, как он воспользовался приёмом «усни-пугай» – этаким вариантом «усни-хватай». Оригинальной находкой Юли.

Он растолкал носом остатки листьев и прутиков, которыми был замаскирован тайник, и начал рыть. Мёрзлая грязь оттягивала когти, но вскоре он откопал яркое пятно крови. Недолго думая, он с жадностью проглотил хрустящую от мороза мышь. Под ней оказалась ещё одна мышь, и он проглотил её следом. Он хотел было сожрать и ещё одну, но остановился.

Одна на дорогу сюда, одна на дорогу обратно – так он решил.

Всё остальное – для Мии с лисёнышами.

Он сжал в пасти мороженую добычу и вдруг услышал позади себя тихий пепельный смех.

– Какое вышло бы огорчение узнать, что ты разоряешь мои запасы…

С набитым мышами ртом Юли поглядел назад.

Мистер Шорк улыбнулся:

– Но мясо, что на тебе, тоже вполне сгодится.

9

Мия не спала.

Пока лисёныши тихо посапывали, подёргивая во сне крошечными лапками у её живота, она не сводила усталых глаз с увешанного сосульками входа в нору. И думала о маме.

Страшная это работа – оберегать лисёнышей. Это же беззащитные, вёрткие малыши, такие хорошенькие, такие крошечные, что невозможно не трястись над каждым их усиком. Она представила, как выводит из родной норы лисёныша, у которого ещё не выпали молочные зубы, как ведёт его по неоглядному полю, как приводит в незнакомый лес. Даже сердце разболелось от таких мыслей. И в норе натерпишься страху, приглядывая за лисёнышами.

Дзынь-динь-динь

Шмг-шмг.

Мия навострила уши. Открыла пошире глаза. Это не ветер. Захныкал один из лисёнышей. Потом другой.

– Тише! – шепнула им Мия.

Снежинки летели сквозь наросшие над входом сосульки, будто воздух сквозь сжатые зубы.

– Юли! – окликнула Мия.

Она надеялась услышать знакомый хруст ледяной корки под его лапами. Увидеть, как он отряхнёт шубку от снега и торжественно выложит убитого сурка.

– Юли! – сказала она сурово, надеясь, что это заставит его появиться.

Снег не ответил. Усы подсказывали ей: там кто-то есть. Но она ничего не видела. Ничего не слышала.

Она принюхалась к морозному воздуху – шмг- шмг – и ей показалось, что пахнет яблоками.

Дыхание перехватило.

– …Мама?

Она принюхалась снова и на этот раз уловила слабый жёлтый запах.

– Мисс… Лисс?

Вихрь снега залетел в нору и вымел все запахи. Больше не пахло ничем. Одной только зимой.

Мия тряхнула головой. Она устала. Она в бреду. Это снег переползает с места на место, выпуская из заточения старые запахи. Это холод забрался к ней в прошлое и вытащил воспоминания.

– Тише, тише, – говорила она, подталкивая носом лисёнышей поближе к себе. – Это всего лишь воображение.

Она опустила голову на лапу, поморгала ресницами и сомкнула веки.

Мия резко вздрогнула и проснулась.

Она обнюхала лисёнышей. Роа, Юли-младший, Алфи, Марли…

– Бизи!

Мия вскочила на лапы и, словно обезумев, принялась обнюхивать нору – искать малышку-лисёныша.

Бизи в норе не было.

Мия бросилась к выходу, выскользнула наружу и с тем же неистовством продолжила поиски. Нет, не видать нигде сероватой шубки. Не слыхать тоненького писка. Ни следов на снегу, ни ям.

– Бизи! – закричала она сквозь бурю. – Поскули, если ты меня слышишь!

Никто не захныкал в ответ. Не завыл.

Мия прищурилась. Порывы ветра схлёстывались друг с другом, а она всё ждала, не мелькнёт ли в белой кутерьме сероватая шубка. Вот! В двадцати хвостах от неё снег обтекал фигуру какого-то зверя.

Мия бросилась туда и вонзила глубоко зубы, но в пасти не оказалось ничего, кроме снежинок. Она завертелась, принюхиваясь.

Только всего и осталось, что какой-то скоротечный запах, плесневелый и сладкий. Будто существо было всего-навсего призраком. Как можно вступить в схватку с тем, чего не бывает?

В норе, умоляя Мию вернуться, скулили лисёныши. Её затрясло. Что же делать? Нельзя оставлять Бизи одну под снегом.

Мия должна была её уберечь. А она уснула, и малышка пропала, безмолвная, как снегопад.

Мия стояла и беспомощно вглядывалась в метель. И снова вспоминала о маме. О том, как мама её предала.

В конце концов Мия позволила тоненьким голоскам уговорить её вернуться в нору. Она свернулась клубком вокруг четверых лисёнышей, и писк начал быстро таять. Прижав их к себе поближе, она представила, как Бизи вытаскивают между сосулек и волокут по снегу. И глаза у неё такие большие, а язык вывалился изо рта.

В сердце Мии пробрался мороз… и оно заледенело.

10

Мистер Шорк имел вид совершенно безумный. Уши изжёваны насквозь, мех изодран в клочья летучими мышами. На груди зияет глубокая рана, в которой просвечивает кость. Голова сидит криво, а залитый кровью глаз косит, глядя на Юли.

– Ладно, ладно, – произнёс мистер Шорк изрезанными губами. – Не смотри на меня так. Ведёшь себя, как будто злодей – это я. – Прихрамывая, он подошёл ближе. – Однако же это ты привёл барсука на мою территорию. Это ты научил моих жён мне врать. Это ты замыслил изгнать меня из моего собственного королевства. И это ты воруешь еду, которую я собирался съесть.

Юли молчал, стоя с набитым мышами ртом.

Мистер Шорк ухмыльнулся.

– Если положишь мышей и подставишь мне горло, я, возможно, и отпущу тебя, но на одну лапу у тебя станет меньше. Зато на двух других сможешь дать дёру назад к своей лисичке. – Он тихо рассмеялся. – Возможно, она даже сочтёт, что с тобой по-прежнему стоит устраивать нору.

Мамы больше не было рядом. И Мии тоже. Некому было помочь Юли спастись. На трёх лапах ему не убежать от мистера Шорка.

– Разумеется, – продолжал мистер Шорк, – если ты ослушаешься, тогда я потребую то, что принадлежит мне по праву. Твоё тело. Я сожру тебя с потрохами и сотворю другого лисёныша, без немощи.

У Юли задрожала губа, и он чуть не выронил мышей. Он вспомнил о шести голодных ртах, которые дожидались его в норе. Он вспомнил о Мии. Он упал на живот, перекатился на спину и подставил горло.

Мистер Шорк подошёл ближе, его клыки нависли над горлом Юли.

– Ах-ах-ах! Ты забыл выплюнуть мышей.

Юли робко посмотрел вверх. Потом со всей силы двинул передней лапой в открытую рану у отца на груди.

Мистер Шорк пронзительно завопил, а Юли вскочил на лапы и бросился бежать.

11

Мия не сводила со входа в нору немигающих глаз.

Где-то там, снаружи, была Бизи. Продрогшая и беспомощная.

Лисёныши лежали тихо и только теснее прижимались к груди Мии, как будто им тоже не доставало тепла сестры. На этот раз Мия их не отталкивала. Она только обнюхивала их головы – Юли, Марли, Роа, Алфи – и жалела, что поторопилась дать им имена.

Она вдруг снова оказалась в лесу – в ту самую минуту. В ту самую минуту, когда мисс Поттер нагнулась, схватила Мию за загривок, а мама никак не решалась подойти ближе. Мия в такую минуту даже бы не задумалась. Если б она увидела, кто забрал Бизи, она бы разодрала ему горло, даже если бы ей самой грозила опасность.

Мия вспомнила ночь в доме у мисс Поттер. Ту самую ночь, когда язык Мии отяжелел настолько, что она не могла говорить, а мама завывала снаружи под дверью. Мама оплакивала смерть Мии, даже не увидев собственными глазами, мертва Мия или ещё жива.

Мия встала. Она отказывалась верить, что Бизи больше нет. И не поверит, пока не увидит собственными глазами. Она оставила дрожащих лисёнышей одних и обошла, прихрамывая, вокруг норы, вынюхивая какие- нибудь следы. Не отыскалось ничего – только камни, корни и мороз. Ни меха. Ни крови. Ни помёта.

И она вдруг вспомнила о замёрзшей лисице.

Она вытянулась из-под сосулек, схватила лисицу за хвост, выворотила её из снега и затащила в нору.

Мия посмотрела на тело:

– Как же ты умерла?

Она обнюхала тело от хвоста до носа – искала колотые раны. Не было ни одной. Мия обнюхала уши – может, следы болезни? Ничего. Она дотронулась лапой до морды. У лисицы открылась пасть. Между зубов застрял клок белого меха.

Когда Мия была маленькой, мисс Лисс рассказывала им с братьями и сестрой о маскировке. Бывает так, что охотников почти невозможно увидеть из-за того, что шубка на них под цвет земли или же на ней полосы, которые сливаются с травой.

Или, – подумала Мия, – белый мех, который сливается со снежным ландшафтом.

Она стала всматриваться в метель.

Если на снегу нельзя различить белый мех этого существа, а мороз стирает его запах, как тогда его отследить? Лисёныши захныкали, и Мия почувствовала себя ещё беспомощнее. Если она отправится на поиски, существо может вернуться в нору и украсть ещё одного лисёныша.

Она этого не допустит.

Одного за другим она брала в зубы лисёнышей и несла к выходу. Роа. Алфи. Марли. Юли-младший.

– Простите, детки, – сказала она, когда они задрожали под ледяными порывами ветра. – Нам надо вернуть сестрёнку.

Мия оставила дрожащих лисёнышей у выхода, скользнула обратно в темноту норы и легла. Она закрыла глаза и ждала.

Ждать пришлось недолго.

Воздух расцвёл плесневело-сладким запахом.

И, сквозь опущенные ресницы, Мия увидела его. Это существо. Как будто осколок зимы отрастил вдруг глаза и зубы. Существо то бросалось вперёд, то замирало на месте и было таким тощим, что походило на пушистый скелет.

Скелет, обдав Мию жарким дыханием, принюхивался к её уху. Рот у неё едва не оскалился. Шерсть на загривке едва не поднялась дыбом. Но Мия не шелохнулась.

Скелет подошёл к кучке лисёнышей и подхватил белой пастью Марли. Из-за снега возле норы казалось, будто лисёныш плывёт в воздухе. Увидев, как Марли начал скулить и извиваться, паря над землёй, Мия едва смогла удержаться, чтобы не зарычать.

Марли пролетел под сосульками, и только тогда Мия вскочила. Она торопливо устроила оставшихся лисёнышей под мехом у замёрзшей матери – так спокойнее.

И в ночной темноте отправилась в путь.

12

Мистер Шорк бросился вслед за юли, как вихрь.

Юли бежал быстрее, чем мог представить, но с тремя лапами и набитым мышами ртом выходило всё равно слишком медленно. Отец хватал Юли за хвост, щипал за бедро и так сильно укусил за спину, что Юли впал в ярость.

Ему удавалось немного опережать отца лишь потому, что он был лёгким, и три его лапы не могли проломить ледяной слой. Лапы мистера Шорка с хрустом проваливались в снег, но бег его не становился медленней. Мистер Шорк прыжками летел по снегу, выдыхая пар сквозь ощеренные клыки.

Надо от него оторваться. Юли пробежал по берегу реки, оттуда вскарабкался в сосновый бор. Отец не отставал. Юли запрыгнул на мост, перескочил через дыру, в которую провалился, и повернулся лицом к отцу.

Разъярённый мистер Шорк забежал на мост, и снег, как Юли и надеялся, провалился под ним, сожрав задние лапы. Отец ещё успел зарычать и щёлкнуть зубами, прежде чем снег разъехался в стороны и поглотил его белой утробой.

Юли некогда было переводить дух. И пока отец, валяясь на замёрзшей реке под мостом, не пришёл в себя, Юли улизнул из бора. Он проскакал по заснеженным холмам, отыскал по запаху земляную нору и прополз под сосульки.

Юли бросил мышей.

– Мия!

Тяжело дыша, Юли дождался, когда глаза привыкнут к темноте.

Трое лисёнышей дрожали и хныкали под мехом мёртвой лисицы.

13

Марли исчез за снежными вихрями.

Перепуганная Мия искала повсюду. Существо было где-то рядом – просто снег скрывает его белый мех. Она ковыляла и принюхивалась и наконец учуяла слабый солоноватый запах. Он привёл её к единственной красной капельке – такой яркой на снежной корке.

Марли.

Она снова принюхалась, пытаясь отыскать другие следы крови, пока их не замели снежные вихри. Через несколько хвостов она увидела ещё каплю. Кровь была совсем свежая и ещё дымилась. Она запретила себе думать о том, что это могло значить. Она ещё в состоянии действовать. Мия мысленно провела черту от норы через первую каплю, через вторую и, принюхиваясь, пошла вдоль черты, отыскав ещё каплю, и ещё, и ещё…

Она увидела его. Малыш Марли плыл в воздухе сквозь пургу. Мия держалась на расстоянии и ступала осторожно, чтобы скелет из белого меха не услыхал, как хрустит под её лапами снег, и не сбежал. Невыносимо было смотреть, как извивается скрюченный лисёныш. Но из-за того, что существо маскируется, что его запах теряется на зимнем ветру, повторяла себе Мия, это единственный способ отыскать Бизи.

Извивающееся тельце Марли прокладывало на студёном просторе замысловатый путь. Оно подскакивало на ветру, взмывало над заснеженными холмами и пикировало с другой стороны. В конце концов лисёныш исчез в сосновом бору.

Мия никак не решалась зайти под сосны. Сердце дрожало.

– Персики и сороконожки, – сказала она, задыхаясь, сама себе. – Если я войду в лес и одолею это существо, Марли и Бизи смогут попробовать персики и сороконожек.

Она глубоко вздохнула и вошла в бор.

Снег посверкивал в темноте. Мия пошевелила ушами, но не услышала ничего, только снежинки хлопали да проплывал по реке лёд. И вдруг глаз уловил что-то едва заметное. От берега отделилась какая-то белая глыба. Она скользила вверх по течению, к мосту, по которому Мия с Юли переходили реку. В зубах у белого существа хныкал Марли.

Пригибаясь за сугробами, Мия прокралась на берег. Белое существо, поглубже перехватив лисёныша в пасти, уже было скользнуло под мост, но тут Мия запрокинула голову и завыла.

Существо обернулось и выронило Марли на берег. Оно бросилось к сугробам, где его мех становился незаметным. Озираясь по сторонам, Мия соскочила на реку – с той стороны, где вода замёрзла, – и лёд застонал под её когтями. Она зашла в тень, которую отбрасывал заснеженный мост.

В темноте сидел Марли и дрожал от ушей до кончика хвоста.

Мия с тревогой осмотрела его крохотную головку и облегчённо тявкнула. Кости целы. Шкура не разодрана.

Оказалось, что у него просто шла носом кровь – крохотные ноздри не выдержали сухого зимнего воздуха. Мии хотелось лишь одного – отнести его поскорее в нору к братьям. Но ещё надо было найти Бизи.

Мия усадила Марли в ямку на берегу:

– Сиди здесь.

Оглядываясь на Марли на каждом шагу, Мия украдкой пробралась под сосновый мост. Когда глаза привыкли к темноте, она увидела, что берег усеян мёртвыми зверями, чудовищно разодранными на части. Она затаила дыхание, боясь обнаружить среди них тельце Бизи.

Мия всё глубже пробиралась во тьму, пока её нос не уловил знакомый запах.

– Бизи!

– Ууур-ууур-ууур.

Плач раздавался из-под покрытого инеем обрыва на берегу. Там лежала Бизи. Живая. Из пасти торчал язычок.

Слёзы облегчения растопили лёд на щеках Мии. Она лизнула малышке уши.

– Прости меня, Бизи. Прости, что я дала тебя утащить. Всё хорошо. Ты…

Мия чуть не задохнулась, увидев на боку у Бизи колотую рану. Малышка дрожала, а жизнь сочилась из неё тонкой струйкой.

У Мии задрожал голос:

– Тише. Мама с тобой. Мы заберём тебя домой, Бизи. Мы тебя заберём. Потерпи.

У реки раздался тоненький писк. Мия оглянулась на Марли и обмерла.

Белое существо подкрадывалось к ней. Ощетинясь и опустив голову, оно остановилось между ней и Марли. Это был лис – с мехом, белым как снег. Он смотрел на Мию чёрными липкими глазами.

– Я не хочу с тобой драться, – сказала она. – Я хочу только забрать лисёнышей и уйти.

Дыхание у лиса скрежетало, будто в лёгких сидело паучье гнездо. Голова дёргалась то влево, то вправо.

Клац… клац-клац.

От этого звука у Мии затрепетал хвост. Она принюхалась.

Вблизи этот запах плесневелых фруктов, что исходил от лиса, забивался в ноздри и пробуждал воспоминания, которым Мия была вовсе не рада.

Запах был не то чтобы жёлтым.

И не то чтобы яблочным.

В нём смешалось и то и другое.

Клац… клац-клац-клац.

Мия всмотрелась лису в лицо – поджатая губа придавала ему озадаченный вид…

– Роа?

Клацклацклац… клац-клац.

Мия едва узнала в нём брата. Всё тело было разрушено жёлтой болезнью. Глаза сузились в липкие щёлочки. Ноги и хвост изъедены, а остевые волосы торчали пучками белого с серым.

У Мии защипало глаза.

– Роа! Это я. Мия.

Голова Роа дёргалась из стороны в сторону, будто кто-то невидимый тянул его за усы. Губа тряслась, заставляя зубы повторять жуткое клацанье – то самое, как у учительницы в тот знойный день. Клац-клац-клацклац-клац.

– Как же… – спросила Мия, – как же тебе удалось прожить так долго?

Что-то попало Роа в горло, и его тело судорожно забилось. Было видно, что ему очень больно. Мия хотела вылизать ему шубку, усмирить его ощеренный рот, успокоить изъеденные лапы. Но приближаться к брату было нельзя.

Слёзы ещё сильнее полились по её усам.

– Прости меня, Роа. Прости, что я оставила вас убегать от мисс Лисс. Я не знала, что ещё делать. Я испугалась.

Взвыл холодный ветер. У Роа прочистилось горло, и его туловище задёргалось вперёд, а сломанные когти заклацали по льду. Он рычал на Мию и то шатался из стороны в сторону, то замирал. Пятясь, она упёрлась хвостом в овраг.

– Прошу тебя, Ро. Не надо.

Если клыки брата прокусят шкуру, она заразится жёлтым. Её голову переполнят кровожадные голоса, и все лисы будут казаться едой. Марли. Бизи. Лисёныши в норе. Юли.

Брат, едва держась на ногах, подбирался всё ближе.

– Ладно, Роа, – сказала она. – Ладно.

Мия принялась кружить брата, как будто им предстояла схватка. Но шерсть у неё на загривке не поднималась дыбом. Рот не ощеривался. Повинуясь инстинкту, брат тоже начал кружить. С каждым кругом Роа оказывался всё ближе к кому-то из малышей – к Бизи, к Марли, и снова к Бизи.

Марли захныкал, и голова Роа дёрнулась в его сторону.

– Нет! – крикнула Мия, возвращая на себя липкие глаза брата. – Вот так, Ро. Смотри на меня.

Она взглянула на недоеденных зверей на берегу. Он не убил Бизи, как убивал остальных. Почему? Потому что понял, что перед ним лисёныш, и пощадил её? Потому что в нём ещё оставалось что-то от прежнего Роа? Где-то под белым мехом и жёлтым зловонием?

– Роа, – продолжая кружить, окликнула Мия. – Ты понимаешь, что я говорю?

Брат ответил зубами: Клац-клацклацклац-клац.

– Ни с тобой, ни со мной ничего не случится, – сказала она трясущимися губами. – Мы вернёмся в Венцовый Лес. Ты женишься на мисс Лисс, устроишь с ней прелестную норк…

Роа прыгнул. Укусить её он не успел – сверху упала какая-то фигура. Роа резко повернулся к нежданному гостю и зарычал. Мия увидела тёмный мех, почуяла лиловый запах, и на мгновение ей почудилось, что это Юли. Но тут она заметила дикий взгляд, сочащуюся кровь…

Мистер Шорк отряхнул с шубки снег и посмотрел на Мию.

– То-то мне показалось, что я учуял знакомый запах…

Он увидел Роа и на шаг отступил назад. Сердце Мии панически забилось. Мистер Шорк стоял между ней и Марли. Роа стоял между ней и Бизи. Надо что-то придумать, надо спасти малышей!

– Роа, – сказала Мия, пытаясь отыскать брата под жёлтым запахом. – Помоги мне его победить. Прошу тебя.

Что-то промелькнуло в глазах у Роа. Где-то под липкой чернотой. Он шагнул к мистеру Шорку и зарычал.

– Это мой брат, – сказала Мия мистеру Шорку. – У него жёлтая болезнь. Если он вас укусит, вы станете ещё злее и отвратительнее, чем сейчас.

Мистер Шорк кивнул:

– И то правда!

Мистер Шорк не позволил Роа напасть первым – прыгнул сам, схватил брата Мии за лапу и вывернул. Роа повалился на лёд и щёлкал клыками, пытаясь вцепиться мистеру Шорку в горло. Мистер Шорк, вывернув Роа лапу, прижимал его ко льду и следил, чтобы кусачая морда до него не дотянулась. Пена и слюна полетели вверх. Мистер Шорк отклонился назад, чтобы они не угодили ему в раны. Зубы, державшие Роа за ногу, ослабили хватку, и Роа стремительно рванулся и вцепился мистеру Шорку зубами в глаз.

Мистер Шорк пронзительно завизжал. Он вонзил зубы Роа в горло и тряс до тех пор, пока вместо дыхания у брата Мии не вылетело какое-то хныкающее бульканье. Мистер Шорк выпустил Роа, и тот, кружась на месте, поднялся и побрёл, волоча ноги, из-под соснового моста, и вскоре его белый мех затерялся в снегах.

Мистер Шорк тяжело дышал, изо рта капала розовая слюна. Мия зарычала и вздыбила на загривке шерсть. Она с этим покончит. Только надо быть осторожной. Её брат всё-таки укусил властителя Лилового Королевства. Если заразные клыки мистера Шорка прокусят ей шкуру, всему настанет конец.

Мистер Шорк, заметив, что она приближается, попробовал рассмеяться. Вместо смеха получился кашель.

– Жаль, – сказал он и похромал прочь. – Вот и я не гожусь для схватки. – Он ковылял по берегу к Марли. – Хотя прихвачу-ка я этого лисёныша да и отправлюсь своей дорогой. – Мистер Шорк сверкнул глазами на Мию. – Надеюсь, тебе не надо объяснять, что произойдёт, если ты подойдёшь слишком близко?

Мия беспомощно смотрела, как мистер Шорк берёт малыша за загривок и шагает на лёд, покрывающий реку. Если она побежит за ними, мистер Шорк прокусит шкуру и заразит Марли. Не сможет она потерять ещё одного лисёныша. Сердце уже не выдержит.

И тут ещё один лис упал сверху.

Юли спрыгнул с заснеженного моста и угодил прямо на отца, выбив у него из пасти Марли. От удара лёд на реке треснул, от него откололся кусок и закачался под ними.

– Нет! – во весь голос вскрикнула Мия. – Юли!

Он увидел её глаза – огромные, перепуганные, – когда льдина под его лапами вдруг подпрыгнула и съехала в сторону.

– Берегись клыков! – закричала она. – У него жёлтая!

Льдина отчалила от берега, и течение увлекло её за собой – вместе с Юли, мистером Шорком и малышом Марли.

14

Льдина качалась и кренилась, разбрызгивая туманы и обдавая водой им лапы.

Малыш лежал на животе между Юли и мистером Шорком. Юли пытался устоять на трёх лапах, чтобы при случае схватить лисёныша раньше отца. Но льдину болтало и крутило, и передняя лапа то и дело поскальзывалась.

– Ну и ну! – сказал мистер Шорк. – Вы посмотрите! Больше не удираешь? – Он улыбнулся изрезанными губами. – Не будешь осторожничать, может, и произведёшь на меня впечатление.

Юли не сводил глаз с лисёныша. Льдина налетела на порог и чуть не перевернулась, окатив Юли со спины ледяной водой так, что он чуть не задохнулся.

Мистер Шорк посмотрел на малыша – тот, весь мокрый, хныкал посреди льдины.

– Ты этого хочешь спасти? Ох, сынок! Неужели ты у отца ничему так и не научился? Давай покажу тебе, как поступать с убогими лисёнышами-самцами.

Он прыгнул.

Не раздумывая ни секунды, Юли оттолкнулся задними лапами и на груди проскользил по льду. Едва он успел подхватить лисёныша и выскользнуть из-под отцовской тени, как мистер Шорк коснулся лапами льдины с другого края. От удара льдина закачалась, и три лиса заскользили по ней взад и вперёд, грозя свалиться в реку.

Мистер Шорк запыхтел.

– Я, вероятно, недооценивал ни тебя, ни твою переднюю лапу.

Он прыгнул снова, и Юли оттащил Марли назад, так что отцовские клыки схватили лишь мех на самом кончике хвоста лисёныша. Мистер Шорк потянул хвост на себя, и бедный лисёныш захныкал, растянутый между мордами двух лисов.

Юли увидел отцовские глаза цвета заката. В испуге глянул на заразные отцовские клыки.

– Хорошо, отец, – сказал Юли сквозь зубы и выпустил лисёныша из пасти. – Твоя взяла.

Мистер Шорк улыбнулся, не разжимая зубов, в которых по-прежнему болтался лисёныш.

– Учишься смотреть на вещи моими глазами.

– Не совсем, – сказал Юли.

Он подпрыгнул, и все три лапы оторвались от льдины. Под весом мистера Шорка льдина накренилась, и тот заскользил назад. Не успел Юли снова коснуться льдины, как лапы мистера Шорка плюхнулись в холодную воду. Мистер Шорк судорожно открыл рот, и Юли, поймав лисёныша за крошечную голову, оттащил его подальше.

Вытаращив глаза и цепляясь когтями, отец пытался вскарабкаться обратно на льдину.

– Сынок, – говорил он, – прошу тебя!

Юли нахмурился.

– Ты же никогда не хотел быть мне отцом.

Он подпрыгнул снова. Льдина накренилась, и мистер Шорк соскользнул в бурляющую реку. И уже не выплыл.

Юли скользнул на живот и обнюхал малыша.

– Как дела, кроха?

Лисёныш вцепился Юли в переднюю лапу и не отпускал.

– Да, – сказал Юли. – Я тебя понимаю.

– Ю-ю-ю-у-у-у-у-у-у-ули-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и!

Зимний воздух пронзил далёкий вой. Он прилетел из соснового бора, много-много хвостов выше по течению.

– Ми-и-и-и-и-я-я-я-я-а-а-а-а-а! – завыл в ответ Юли.

Он не знал, как остановить вертлявую льдину. Он лишь мог отыскать вдали смутные рыжие очертания и смотреть, как они исчезают из виду. Вой Мии становился всё слабее и слабее и скоро утих совсем.

15

Мия смотрела на реку, пока Юли и Марли не превратились вдалеке в точки.

Тогда она скользнула под сосновый мост и свернулась клубком рядом с Бизи – накрыла своим хвостом хвост малышки, а мордой – её морду. Мия успокаивала её дрожь и вылизывала в боку рану. А потом грудь малышки опала и замерла. Крошечные голубые глазки, затрепетав, закрылись. Мия затаила дыхание, надеясь, что Бизи начнёт дышать снова. Но она умерла.

Мия похоронила её на берегу.

– Иногда, – заговорила она, – в полях бывает пожар. Многим лисам приходится дышать дымом. И некоторые из них уми… – Голос дрогнул, и пришлось немного переждать, чтобы вновь обрести дар речи. – Но из пепла вырастают деревья зеленее прежнего, лучше прежнего. И появляется много вкусного. И даже если пожар – это страшно, и даже если он уносит лисиц… другие лисицы будут помнить. Они будут помнить умерших лисиц. Они будут помнить запах дыма. И будут рассказывать о нём всем своим друзьям, и родным, и детям, чтобы такого никогда больше не повторилось. И все лисы будут жить с тех пор долго и счастливо. – Она принюхалась. – По крайней мере, настолько счастливо, насколько способны.

Мия положила лапу на маленький холмик в грязи.

– Я тебя люблю, Бизи.

Она подняла голову и увидела два липких глаза, которые смотрели на неё с другого берега.

– Прощай, Роа, – сказала Мия.

Взглянув последний раз на реку, она покинула сосновый бор и возвратилась в нору. Там её ждали трое других лисёнышей – Алфи, Юли-младший и Роа- младший. Все трое хныкали и требовали её тепла.

А к завтраку их дожидалась кучка мышей.

16

Мия коротала долгие зимние вечера, рассказывая истории. Она рассказывала лисёнышам про жёлтое зловоние и про шесть жестоких сестёр. Она рассказывала им о старой ведьме из леса и о Булькожажде из болота. Она рассказывала им, зачем стоит остерегаться лисиц с яркими, как луна, клыками и приятным запахом. А ещё она рассказывала им, что иные страхи вовсе не так страшны, как кажутся.

Когда лапа её зажила, она снова стала охотиться, но никогда не забредала слишком далеко от норы. А выходя из норы, всегда поглядывала на горизонт, надеясь увидеть трёхлапую фигуру – и с ней рядом другую, поменьше.

Вот, наконец, умерла с воем зима, и солнце возвратилось на своё законное место. Снег растаял, лёд треснул. Побежали ручьи, и зелёные побеги пробивались из-под земли. Деревья по краю долины растеряли свои зимние шубки. Их влажные ветки напоминали оленьи рога…

Когда пришла настоящая весна, Мия в первый раз вывела лисёнышей из норы. Она смотрела, как Алфи, Юли-младший и Роа-младший скачут по полю за кузнечиком. Лисёныши стукались головами, спотыкались и падали, ударяясь мордой, а вместо насекомого, гонялись за собственным хвостом.

Мия тряслась от хохота. Её так и подмывало отточить им нос, сказать, что они делают всё неправильно… но всё это было так мило!

– Мама! Мама! – закричал Роа-младший, виляя хвостом. Он молодцевато подошёл к Мии и торжественно плюхнул перед ней обломок коры. – Смотри, что я тебе поймал!

Она принюхалась.

– М-м! Как пахнет! Слюнки текут!

Он сморщил маленький носик.

– Ты не будешь есть?

– Я… – сказала Мия, – приберегу. Когда вы с братьями не будете видеть. Такой особенной добычей следует наслаждаться.

– Ладно! – сказал Роа-младший и весело помчался обратно к братьям. – Приятного аппетита!

Мия наскоро забросала кору землёй. Потом довольно вздохнула и принюхалась к своему новому дому. Открытое небо. Тёплые травы. От невидимого ручейка веет прохладой.

Конечно, это немного не то, что в Венцовом Лесу. Но ничего, сойдёт.

Осенняя луна скрылась за лесом Оленьего Рога. От восходящего солнца порозовело небо.

– Это уже… конец? – спросила самая младшая.

– Конец, – ответила рассказчица.

Самая младшая всё ждала, что кто-то появится из-за дерева. Мисс Лисс. Мистер Шорк. Мисс Поттер. Роа… Но теперь, когда рассвет просочился сквозь ветки и запели птицы, лапы больше не холодели при этой мысли.

– А что стало с Юли? – спросила она.

– Спроси у него сама.

Самая младшая обернулась, ожидая, что к ней сейчас подбежит лис на трёх лапах. Но в лесу было пусто.

Она резко повернулась к рассказчице:

– Зачем вы так шутите?

Рассказчица вздохнула.

– Я и не думала. Просто он должен был выпрыгнуть и напугать тебя. А он… опоздал.

Самая младшая сморщила от изумления нос.

– А-а!

– МИ-Я! – раздался голос с окраины леса, и самая младшая вздрогнула.

– И-И-ИДУ-У! – прокричала она и повернулась к рассказчице. – Мне, наверно, пора.

В пещере стояла тишина.

– Вы где? – окликнула самая младшая.

– Тебя зовут… Мия? – спросила рассказчица.

– Ага! – сказала самая младшая, теребя под лапами мох. – Я потому и осталась до самого конца, хоть и страшно. Лисичку звали, как и меня. Я хотела узнать, что с ней стало.

Рассказчица в пещере шмыгнула носом. Самая младшая не могла понять: она плачет… или принюхивается к её шубке?

– МИЯ! – снова завыла мама. – СЕЙЧАС ЖЕ ДОМОЙ!

– Уже иду! – закричала она. Потом повернулась к пещере. – Меня назвали в честь пятиюродной бабушки. Её украл человек, и она умерла. По крайней мере, моя пра-пра-пра-прабабушка думала, что она умерла.

– А кто у тебя пра-пра-пра-прабабушка? – спросила рассказчица.

Самая младшая сморщила нос.

– Я так и не узнала, как её звали. Но передняя лапа у неё была подвёрнута – вот так. – И она оторвала от земли одну лапу. – Можно было подумать, что так с ней будет легче справиться. Ничего подобного.

Рассказчица тихонечко рассмеялась:

– Может, просто не стоит связываться со старыми лисицами?

Самая младшая вздохнула:

– Наверно, не стоит.

– А как твоя пра-пра-пра-прабабушка сломала лапу?

– Она как-то раз попала в капкан. И умерла бы, но её спасла дочка. Лисёныша звали Мия, и с тех пор в каждом выводке всегда была Мия. Вот откуда и у меня это имя. – Самая младшая склонила голову набок. – Это же про неё история, правда?

– Да, – ответила рассказчица. – Это история про неё.

– И про Юли, – добавила самая младшая.

– И про Юли, – согласилась рассказчица.

– МИЯ! ДОМОЙ СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ, А НЕ ТО ПОЛУЧИШЬ!

– Ладно! – провыла в ответ самая младшая. Потом повернулась к пещере. – Наверно, мне уже правда пора идти, а то мама меня побьёт. А я не хочу, чтоб из меня сделали мистера Тода.

Рассказчица улыбнулась в тусклом рассветном сумраке:

– Спасибо, что навестила меня. Приходи ещё, Мия!

– Приду! – сказала она и весело поскакала обратно к норе, только листья похрустывали под лапами. – Спасибо за истории! И спасибо за хороший конец! Э-э, вроде бы как хороший!

– По-другому эта история закончиться не могла, – прошептала рассказчица.

Старая рассказчица вышла из пещеры, и утренний свет пролился на серую шубку и на кончик хвоста, которого не было и который так никогда и не стал белым. Она потянула носом запах, оставленный самой младшей – запах сладкого яблока.

Мия улыбнулась.

Уже много лет она рассказывает истории про них с Юли. Она рассказывала их лисёнышам, которых они воспитали, и собственным лисёнышам, и их лисёнышам. Мия даже не думала, что ей так повезёт и что она станет рассказывать свои истории лисёнышам из другой семьи, не говоря уже о пра-пра-пра-пра-правнучке своей матери.

– Пугать уже некого? Я опоздал? – раздался голос над головой.

Мия посмотрела вверх и увидела Юли – он стоял над пещерой, и солнечный свет струился по нему и по кролику, которого он поймал.

– Опоздал, – улыбнулась Мия. – Но ничего. В этот раз только один лисёныш высидел до конца.

– А я тебе говорил: не рассказывай про Булькожажда, – сказал Юли и спрыгнул с пещеры. – Я вот до сих пор не могу пройти мимо лужи, чтоб всё не похолодело.

Мия долго смотрела на его тёмные усы, которые понемногу седели. Она вспомнила, как оттаяло её сердце, когда солнечным летним утром Юли и Марли подошли к норе. И Юли рассказал ей историю.

Когда течение реки стало медленнее – много- много миль ниже, – он подхватил лисёныша, спрыгнул с льдины и поплыл к берегу – способом, которому его научила Мия. Марли был таким маленьким, а Юли в охоте таким неопытным, что обратный путь вверх по реке отнял несколько месяцев. Но они дошли.

Когда он закончил, Мия тоже рассказала ему, что произошло с Бизи. Голос её дрожал.

Юли выслушал и лизнул Мии уши.

– Если б мы не наткнулись на эту нору, – шепнул он, – из лисёнышей никто бы не выкарабкался.

Мия шмыгнула носом и ничего не ответила, но слова Юли носила с собой всю жизнь.

Когда солнце поднялось над деревьями, Юли и Мия ушли из пещеры и вернулись к себе в долину. Они уже было скользнули в тёмный уют норы, когда издали вдруг послышался страшный шум. Что-то загудело, застрекотало, как огромное насекомое, и вскоре они услышали, как заскрипело под пилами дерево и рухнуло, с громким треском ломая ветки.

Лес Оленьего Рога становился другим, прямо у них перед носом. Жилки света ползали между деревьями. Люди раздирали их дом.

– Скоро будут другие истории, – сказал Юли, глядя, куда упало дерево.

Мия вздохнула:

– И не будет ни тебя, ни меня, чтобы их собрать.

Он лизнул её в щёку:

– Или пережить.

Снова загудело, и Мия шмыгнула носом. Какие новые ужасы готовит будущее малышам-лисёнышам? Как ей защитить их, если она даже не знает, какие рассказывать истории?

– Им придётся всему учиться самим, – сказал Юли, как будто прочитал её мысли. – Как нам.

Она улыбнулась ему кривоватой улыбкой. И так же криво он улыбнулся в ответ.

И тут послышался другой звук – кто-то хихикал на другом краю леса.

– Смотрите! Мой хвост! – кричала самая младшая братьям и сёстрам. – Он уже белеет!

– Не-а! Это ты им макнула в птичьи какашки!

– А я зато не оставляю после себя лужи, пугливые лапы!

От её голоса усы у Мии разгладились.

– Пойдём, – позвал Юли. – Расскажешь мне историю, как я героически расправился на льду с отцом.

– А что, разве было так? – ухмыльнулась Мия. – Мне помнится, ты нечаянно свалился с моста.

– Чего? И вовсе я не… – Он осёкся. – А! Ха-ха! Очень смешно.

Он затащил кролика в нору, а Мия взглянула ещё разок на долину.

Лисёныши в Лесу Оленьего Рога знали её истории. И хотя мир менялся и становился с каждой луной всё страшнее, эта мысль – что они знают – приносила ей в сердце маленькое утешение.

По крайней мере, на некоторое время.

СЛАДКИХ СНОВ, ЛИСЯТА!