Глава 1. Первый.

Вот все эти рассуждения, типа ядерной войны, которая погубит планету. А не переоценивали ли мы себя? Ведь арсенала всей Земли едва хватит на то, чтобы реально превратить жизнь людей в Ад. Нет, безусловно, погибнут сотни миллионов, экологические катастрофы коснутся нескольких миллиардов человек. Но ведь в мире останется множество мест, в которых о последней войне, Армагеддоне, будут свидетельствовать лишь яркие вспышки на горизонте, да помехи в радиосвязи.

Но совсем другое дело то, что случилось весной 2015-го года. Ещё зимой астрономы засекли множество объектов в поясе Койпера с невероятно высокой скоростью. Всё свидетельствовало о том, что эти объекты всего за несколько недель преодолеют расстояние, которое человечество в виде спутника "Вояджер" прошло за четыре десятка лет. Грубо. Ну да не о том.

Уже в марте любители могли засечь скопление неизвестных объектов. Они не излучали ничего ни на одной частоте ни одного излучения. Хотя, может, и излучали, просто двигались быстрее любого излучения. Они только отражали свет. И ничего более.

А потом наступил апрель. С интервалом в две недели Земля подверглась массированной ядерной бомбардировке. Очень странной, но очень массированной. Первый удар был... Как будто... Ну, представьте, что у вас есть старые намеченные цели, и вы отработали по ним. А там давно никого нет. Или почти никого. Ну не то, в общем. Долина Нила, северная Эфиопия, Северная Африка, Греция, Италия, Турция, Ближний Восток. А так же долина Хуанхэ и Центральная Америка. Как будто у них были координаты древних цивилизаций.

А потом они внесли поправки. И пострадали крупные города и мегаполисы.

Хотя, недостаток данных сделал своё дело. В Москве чудом уцелел центр города, в Челябинске заряд взорвался вообще за чертой города, уничтожив лишь Северо-Запад. А вот Питер и Екатеринбург, например, уничтожены. И ещё много всякого разного, всё и не упомнишь. Так я и закончил 10-ый класс.

А потом было лето. Ни жарко, ни холодно, обычное такое лето. В город стали приходить караваны беженцев. Моя Родина, Зауралье, стала тем самым местом, которое не тронули взрывы. Правда, мест таких теперь немного, да и не на долго это. Но беженцы тянутся. Челябинск, Уфа, а в начале июля до нас стали добираться люди из Центральной России. Вокруг города начали формироваться палаточные городки. Гетто, как мы, молодёжь, их называли. Не было ни малейшего представления, как все эти люди намеренны пережить зиму. Ведь кормить их банально нечем, а вместо старых десяти тысяч за городом Щучье теперь числилось около двухсот тысяч голодных ртов.

А дальше...

Я открыл глаза. Свет слепил, голова раскалывалась, думать даже не было сил. Через пару минут, когда боль схлынула, я попытался пошевелиться, но руки и ноги оказались связаны. Нахлынула паника, а вслед за ней и новая волна адской боли накрыла сознание. Ещё две минуты мучений, и снова облегчение.

Ладно. Закрыть глаза, попытаться всё вспомнить. В июле понаехали вояки, провели быструю перепись. Так, что дальше? А дальше собрали детвору, как заметить успел, вродь лет 16-18 на вскидку, точно не скажу. Потом военчасть к северу от города, бункер, относительно удобные казармы. Потом головастики пришли, провели инструктаж. Мол, бояться нечего, пытать не будут, проведут ряд тестов, вколят ряд проверенных (на этом слове профы сделали особый акцент, было видно, что они сами в это верят) на людях препаратов и отпустят по домам.

Верить, ясно-понятно, никто не собирался, да уж куда ты денешься с подводной лодки? Сначала шли тесты различной направленности. А потом лаборатория, проверки, испытания, и вот, наконец, первый укол. Вродь всё прошло нормально. Потом ещё пара уколов, а потом уже ничего не помню.

И теперь я лежу, хрен знает где, не могу толком пошевелиться, и, очевидно, абсолютно беспомощен. От осознания в какую… ситуацию я попал, паника стала усиливаться. И снова две минуты мучений. Когда боль утихла, я услышал шаги неподалёку. Некто шагал по гулкому коридору или залу: я так и не смог разглядеть, где я, из-за яркого света, который почему-то всё ещё не сходил с глаз. Звук был уже совсем близко, но не стихал. Скоро шаги стали просто оглушающими. Каждый шаг буквально раскалывал голову, даже с трудом представлялось, что моя черепушка может выдерживать такое давление.

- Объект 207 пришёл в себя, - раздался громкий голос, - состояние нормальное. Мутация прошла успешно. Как только реакция стабилизируется – объект должен быть подготовлен к тестам.

Пока человек говорил, я думал что оглохну или заработаю контузию. Как только он заткнулся, я поблагодарил всех богов за такую милость. Голова трещала так, как будто со всего размаху дали подзатыльник берёзовой тридцаткой. Тем временем мужик кинулся что-то ожесточённо записывать.

Я медленно открыл глаза и отвёл их в сторону, чтобы лампа (а судя по жужжанию это лампа) не слепила. Удалось разглядеть человека, стоящего рядом. Какой-то парень в белом халате, видать, лаборант. Значит, я всё ещё у головастиков. На основе того, что удалось разглядеть, сделал вывод, что нахожусь в каком-то коридоре. Вот суки! Обдолбали какой-то хренью, так ещё и в каком-то коридоре подыхать оставили! От злости я нервно дёрнул хвостом. Стоп. Чем?! Я прислушался к ощущениям. Ну да, так и есть. Ну какого ж хрена?! Что дальше? Третья рука?! Поскорее бы с глаз пелена сошла, хоть осмотрюсь толком. Я напрягся и попробовал «нащупать» хвост, пошевелить им. В итоге получилось какое-то невнятное шевеление из стороны в сторону.

– А! Разобрался? Молодец, прогресс определённо есть. – снова напомнил о себе обладатель громкого голоса, – Объект стабилен, восстанавливается мышление. Объект изучает возможности организма.

«В следующий раз я не выдержу» – подумал я, и попросил головастика заткнуться. Вместо слов получилось невнятное мычанье, приглушённое, очевидно, кислородной маской. Лаборант перешёл на шёпот:

- Потише? Прошу прощения, забыл. Ты потерпи малёх. У тебя слух сейчас обострился, так что, пока не отрегулируется, придётся терпеть. Держись.

Он похлопал меня по плечу и двинулся дальше по коридору. Странно, но прикосновение было нечётким, как будто через волосы или ткань. Я попытался завернуть голову, чтобы рассмотреть плечо. Удалось заметить лишь краешек, но этого вполне хватило, чтобы сделать вывод: тело, или, по крайней мере, плечо, покрыто мехом. Та-ак, это уже интересно и не смешно. Вдруг рядом раздалось громкое (как будто здесь есть что-то тихое) шипение. Внезапно в глазах потемнело и сознание отправилось в свободное плавание.

***

Когда я пришёл в себя, мне было гораздо лучше. Звуки всё ещё были слишком громкие, но уже можно было терпеть. Мозг освоился с хвостом, и я, вроде как, научился им рулить. «Нащупал» уши. Они, судя по ощущениям, большие, и даже способные к движению. Зрение пришло в норму.

Я находился в какой-то палате, со светлыми стенами. Лампы уже не светят в глаза, это хорошо. На этот раз я был связан не жёстко, поэтому удалось осмотреться. Вдоль стен стояли несколько пустых кроватей. Около каждой стояли непонятные аппараты, разгадывать назначение которых не позволяла гудящая как с похмелья голова. В противоположном конце палаты была гермодверь. Ясно, значит, я ещё в бункере. Вокруг пока никого не было.

Так, а что, собственно, со мной? Я немного приподнял голову. Первой реакцией был шок. Тело, покрытое шерстью, грудь и живот белые, остальное всё светло-серое. Я поднял хвост так, чтобы было видно. Очень пушистый, весь светло-серый и белый кончик. Что-то вроде корсака, получается. Слегка отойдя от первых впечатлений, изучил телосложение: жилистый какой-то, вродь длинный; не, раньше лучше было.

Раздалось гудение моторов. Дверь начала медленно открываться. Когда она отъехала в сторону, в палату вошли несколько докторов. Совершенно разных, даже нет желания их описывать. С порога я уже мог слышать их разговор. Не то чтоб слух улучшился, скорее они даже не скрывались. Судя по озабоченным рожам, головастики сейчас думали о секретности в последнюю очередь.

- Объект наблюдения вышел из комы на два месяца раньше срока. Ранние тесты показывали ускоренный метаболизм и ещё ряд незначительных отклонений, но они означали выход из комы максимум на день-другой раньше, но никак не две недели! Самое главное – приборы показывают полное завершение мутации, закончившейся три дня назад, что тоже очень рано. Полная мутация, слышите? Без патологий и тому подобного! Мозг тоже подготовлен к управлению телом. За три дня, мать вашу! На этот процесс уходит неделя, плюс месяц педагогической программы. Разумеется, есть спецтесты, но не думаю, что нас ждут заурядные результаты. – орал всю дорогу головастик во главе процессии. «Ну, всё, - подумал я, - будут резать!» Тем временем профа продолжил свой монолог:

- Объект 0 очень важен для науки, поэтому я считаю…

- Короче, Склифосовский! – раздался голос из толпы, и на свет божий вырвался какой-то генерал: к своему стыду я так и не выучил толком званий, хотя и планировал поступать в погранучилище, - У Минобороны есть заказ на конкретную партию. Хотите раритет? Выводите свой!

Никогда не думал, что буду так рад вояке! Он мне, можно сказать, жизнь спас. Хотя, надолго ли?

***

- Закончили? Тогда развязывайте его! – скомандовал головастикам генерал. Профессора кинулись расстёгивать ремни. Ирония, мать её! У этих лохов есть суперсовременные препараты, позволяющие сделать из человека хрен-пойми что, но они всё ещё пользуются ремнями, которые, по-видимому, старше любого из присутствующих. Спустя минуту, с некоторыми усилиями, меня освободили.

- Ну, богатырь, - сказал генерал с усмешкой, - вставай!

К этому я был готов давно. Не то чтобы я планировал бежать. Скорее всего не вышло бы даже до выхода из палаты добраться. Это скорее было любопытство, желание опробовать новое тело.

Я медленно поднялся, свесил ноги с кровати – ничего нового, разве что, не знаю, куда хвост девать, ну да ладно, свыкнемся. Так я и застыл, в ожидании не пойми чего, не зная, как поступить дальше. Не ясно было, как среагирует организм. Зассал, короче.

- Ну? – нетерпеливо поторопил генерал. Я хотел было ответить, мол, «Не могу», - но получилось какое-то мычание, - Стоп, вы сказали, что с речью проблем не будет. – заволновался генерал.

- Хоть что-то у него нормально, - проговорил зло доктор, видимо, обиженный на то, что у них забирают замечательного подопытного кролика, - Хотя, с такими результатами, думаю, это скорее дело тренировки, чем полноценного обучения.

- Ладно. Ну, вставай, вставай! – обратился уже ко мне генерал.

«Не встану сам – поставят они. – подумал я, - А так хоть процесс контролировать смогу». Опустив ноги на пол, я поднялся… и тут же упал обратно. Хвост заметно перевешивал. Попробовал снова, отклонившись слегка вперёд. Получилось нормально, но не устойчиво. Постепенно откалибровавшись, я встал более-менее ровно.

- Ну, как? – спросил генерал. Видимо, частица «ну» была его любимым словесным оборотом. Я утвердительно кивнул в ответ, так как говорить сейчас, видимо, было бесполезно.

- Попробуй шагнуть, - сказал предводитель профессорской процессии, забыв про свои обиды, и взирая на меня с нескрываемым интересом, как на уникальный экспонат, - Попробуй, мы подстрахуем.

Я перенёс сначала вес на одну ногу. Вроде, ничего, главное хвостом сильно не махать. Я поднял ногу, сделал шаг и прислушался к ощущениям. Всё так же, по-старому. Строение ног не поменялось, по крайней мере, на вид, слава богу, поэтому проблем не возникло. Хотя, потом посмотрим.

***

Неделю меня гоняли по тестам и испытаниям. Бег, прыг, лёж. Отдельно проверяли устойчивость к холоду. А потом опять заявился генерал. Он велел мне собирать манатки (как будто у меня что-то было) и идти с ним.

Шли мы довольно долго. «Когда ж они всё это построить успели?» - подумал я. Всё прояснилось, когда мы задержались на одном из постов. Генерал разговорился с дежурным, а я вдруг решил изучить какой-то выключатель. На нём был какой-то гост и надпись: «Сделано в СССР». И чёй-та я не удивлён? Ну, зато, можно спать спокойно – ни чё я не проморгал.

Через минут 15 мы пришли в казарменное помещение, и генерал начал культпросвет:

- Здесь будет жить ваша братия. Помещение на 400 мест, рядом такое же. Охранники предупреждены, но будь поосторожнее: они на взводе. В твоём распоряжении: казармы, столовая, спортзал. Есть библиотека, но нет книг. Режим дня пока свободный. Свободное время советую потратить на физическое развитие: не думаю, что надо объяснять, почему. Поупражняйся в общении, потом поговорим.

Казарма представляла из себя длииинное помещение (метров 50, может чуть больше, глазомер и так не ахти, а после этих метаморфоз вообще забей), шириной метров 7, заставленное двухэтажными койками. На койках матрас, наволочка, подушка, одеяло. Ничего лишнего, а ля армейский минимализм.

Я кивнул, показывая согласие, и пошёл искать койку. Чувствую себя, как буриданов осёл – всё хреновое, выбирать нечего. В конце концов просто уселся на какую-то койку, и выдвинул ящик у тумбочки, что стояла рядом, чтоб не потерять потом. Глянул на часы. Они были механическими, размечены на 24 часа. 23 часа, странно. Видимо, ритм сбился. Надо исправляться. Немного посидев, думая о чём-то возвышенном, я лёг, закрыл глаза, и понял, что сильно ошибался на счёт усталости. Сон победил без боя, и сознание выключилось.

***

Когда я проснулся, часы показывали 7 утра. Однако. Родительская дрессура, видимо, не прошла даром. На тумбе лежала форма, впрочем, не солдатская. Скорее, роба цвета хаки. Меня вдруг распёрло любопытство на счёт предусмотрительности вояк. Я взял штаны и оглядел. Не подвели, но и не старались: искал я дырку для хвоста, и нашёл; правда, маленькую, как не знаю что. «Ладно, - решил я, - разберёмся по ходу пьесы, а хвост можно и в штаны спрятать». Скинув лабораторный халат, бывший мне одеждой последнюю неделю, я начал натягивать штаны, и обнаружил, что дырку для хвоста можно растянуть – она была на резинке. Оставалось изловчиться и просунуть хвост во всё равно не самое удобное отверстие. После сей операции хвост мой напоминал более унитазный ёршик. Я быстро обшманал тумбочку: пара блокнотов, несколько простых карандашей и всё. Расчёски не было. Попробовал пригладить руками, но шерсть была непослушной, как и когда-то волосы. Негоже в таком виде в свет выходить, ну да ладно. Затем я надел рубаху и куртку – бункер ведь, прохладно всё-таки должно быть. На правом рукаве куртки красовалась эмблема: морда пёсьего вида без чёткой видовой привязки и надпись: «Vulpes». В переводе с латыни – лисы. Оригинальность 10 из 10. Я вспомнил про блокнот. Интересно, я всё ещё левша? Взял карандаш и блокнот. Попробовал написать слово «хлеб» правой. Получилось коряво, как, впрочем, и всегда. Потом левой. Всё получилось на автомате: рука сама выводила нужные символы. Значит, моторика рук не утеряна, можно и пострелять. Надо будет спросить у вояки на счёт тира: не может быть, чтоб у военных не было стрельбища. Кстати, ещё кое о чём вояка умолчал: туалет. Не то чтоб хотелось, но теперь выход в мир неизбежен. Вздохнув и отматерив про себя забывчивого генерала, я пошёл к ближайшей двери. Пока шёл – разминал речевые связки. Начинал, как и все – с азов. «Мама»…

Интересно, помнят ли меня дома, знают ли, что со мной? Навряд ли, в обоих случаях. Отношения с родителями так себе были. Да и времени-то прошло ни много, ни мало… Блин, а сколько времени-то прошло? Да ладно, не суть, потом узнаю. А друзья? Да не так уж и много их было. Все здесь, наверно.

С такими мыслями я и подошёл к гермодвери. Вместо слов пасть изрыгала мычание, и со стороны, наверное, это выглядело, как будто мне отстрелили сразу всё. Прекратив пытку речью, я нажал кнопку открытия двери. Как только она откатилась в сторону, я вышел в коридор.

А там меня уже ждали. В хорошем смысле. Два убер-зольден с калашами наизготовку. Я потянулся за блокнотом, и тут же получил возможность изучить нарезку ствола АК. Дёрнул же меня чёрт этот грёбаный блокнотик во внутренний карман положить. Пришлось снять куртку, подать её солдафону, и показать на внутренний карман. Тот без стеснения сунул руку в карман, достал блокнот и карандаш, и, успокоившись, передал их мне. Его напарник опустил автомат. Было видно, что солдатики нервничают.

- Чего бродишь? Ты кто вообще?

Ясно, что его интересует не вид, а личность. Я взял карандаш и начал писать: «Я номер 0, учёные меня так называли. – я решил, что имя ему ничего не скажет, - Я решил прогуляться чуток, разведать обстановку. Плюс ищу туалет. Генерал про него умолчал». Я подал блокнот солдату, тот пробежал глазами по записке и спросил:

- Ты там один?

Надо же, не знают. Я кивнул.

- Ладно, пошли. Лейтенант, ты на стрёме.

- Так точно!

Надо же, Лейтенант. А это, наверно, вообще полкан какой. Однако, важный я… объект.

Мы шли уже минут 5, и вот солдата потянуло побалакать:

- Поговорить хошь? А то инженеры намудрили, нам не просто полчаса идти, нам ещё на этаж спускаться.

Я взял блокнот и принялся строчить ответ: «Конеш хочу, я здесь уже хз сколько».

- И давно ты тут?

«С июля. А какой сейчас месяц?»

– Декабрь 16-го. Долго, однако. А чего молчишь?

«Я пока не могу. Меня переучивать надо, головастики говорят, что я способный, даже учить не будут».

- Хе-хе. Ясно всё с тобой. Много вас вообще?

«Из нашей партии человек, может, триста. Я не считал. В остальном знаю не больше тебя».

- Эт у вас часть своя? – спросил вояка, косясь на эмблему на рукаве.

«Видимо. Не знаю, мне не объяснили. А ты в каком звании?»

- Я майор ВС РФ. Слушай, пардон за нескромный вопрос и вообще, но… как оно, вот так вот ходить?

«Нормально, в общем-то, только хвост тянет, непривычно. Слышно вообще хорошо. Я в первый день, как очухался, вообще от каждого звука глох. А сейчас ничего, привык. Обоняние не имел случая проверить. А зрение слегка село. А в остальном, вроде, всё так же».

- Вот оно как. А в остальном ты как от людей отличаешься?

«Типа «быстрее, сильнее, дальше»?»

- Ну, да.

«Явных преимуществ нет. Бегаю чуть быстрее, но это только за счёт силы мышц. Если постараешься, то и сам так сможешь. В остальном – маленький коренастый мужичок. Ну, плюсом, к температурам низким не так чувствителен. До -5 могу без одежды вынести без дискомфорта. Могу и больше, но потом жрать хочу, как неделю не кормили. Так что, не особо я и отличаюсь от людей».

- Понятно. А… Шерсть? С нею чё, как?

«Нормально всё с нею. Пока в грязи не ползал, так что проблем нет. Посмотрим потом».

Таким образом мы общались на разные темы всю дорогу…

***

Примерно через час мы вернулись к казарме. Лейтенантик уже весь извёлся, но в целом выглядел спокойно. Значит, начальство не беспокоило.

Я прошёл в казарму. За мной закрылась гермодверь, и я пошёл к своему месту. Сел на кровать, и, скинув куртку, лёг немного отдохнуть.

***

Я проснулся от звука шагов. Кинул взгляд на часы. Оказывается, я дрых полтора часа. Сев, я увидел шагающего по коридору генерала. Заметив меня, он искренне удивился, видимо, считая, что шагает негромко. Хотя, справедливости ради, стоит заметить, что шагал он достаточно шумно, и мне сложно было бы его не услышать и до… смены образа.

Шёл он больше минуты, и я за это время успел обнаружить и надеть ботинки, бывшие, оказывается, всё это время под кроватью. От завязывания шнурков меня отвлёк его голос:

- Проснулся? Тем лучше. Привет, кстати. Мне доложили, что ты уже успел побегать. На счёт сортира ты это, извини. Как-то не дошло. Поболтать настроен?

Меня удивила вежливость генерала. Очень удивила.

«Да, настроен. Можно вопрос? А откуда такая вежливость?»

- Не веришь, да? Ну, ладно. В общем, ты, наверное, уже понял, что не совсем обычный, да? Причём, из всех необычных – самый необычный. Поэтому ты у нас на вес золота. Так что, привыкай. Скажу тебе вот что: у учёных мы тебя почти выкрали, и они так просто не отступятся. Будут проверки и прочая ересь; они будут искать повод тебя забрать. Ты, вроде, по-умному выглядишь, так что не думаю, что нужно объяснять, для чего ты им. Заранее предупрежу: тебя наши врачи посмотрят, военные. Интерес, куда ж от него денешься. А в остальном – живи, развлекайся. На неделю ты свободен, потом появятся соседи. Пожелания есть?

«Есть. На счёт библиотеки. Не могли бы вы доставить пару книжек? Мне нужно речь восстанавливать».

- Это можно. Что-то конкретное?

«Да, если можно. «Капитанская дочка», «20k лье под водой» и что-нибудь на английском, лёгкое, детское, без смысла».

- Необычно. Ранешних это вообще не интересовало. Ладно, будет, не сложно. Ну, я человек занятой, мне пора. И ещё: ты всё-таки лишний раз не светись перед охраной. Они всё знают, но имеют чёткие инструкции. Не нервируй их попусту. Удачи, отсыпайся.

Генерал развернулся и направился к гермодвери. Когда гудение моторов прекратилось, я лёг на кровать и закрыл глаза. Незаметно подкрался сон...

***

Пара дней прошли за чтением оперативно доставленных вояками книг. Говорить, однако, всё ещё не получалось, хотя я уже почувствовал направление. За время походов в библиотеку я сошёлся со всеми сменами охраны. То, что я не последний, и вся наша партия не завершает программу, было ясно и без намёков. Но оно, в принципе, и не моё дело. Проверил здешний спортзал. Состояние, в принципе, как и у библиотеки: лампочки, шведская стенка, и, собственно, всё. Поэтому, на обширную спорт-программу рассчитывать не приходится, но размяться можно. Помещение, по меркам бункера, просторное. Относительно. 10м в ширину, 15м в длину. В баскет, конечно, не погоняешь (потолки не вышли), но, в принципе, жаловаться не на что.

Генерал более не захаживал, я был фактически предоставлен самому себе в известных рамках. Практиковался в произношении, занимался в спортзале, общался с охраной. Но, не более того.

Через пару дней после разговора с генералом в бункере началось оживление. С самого утра рядом с казармой носилось необъяснимое множество солдат. Меня старались надолго не выпускать. У одного из знакомых караульных я узнал, что шухер из-за армейских головастиков, прибывших сюда по понятной причине.

Во второй половине дня под гудение гермодвери в казарму вошли несколько людей в халатах. Головастики оказались неожиданно подтянуты. Это, впрочем, вполне объяснимо. Парень из караула объяснил, что по медицинской части сейчас общий недобор и в армии, и на гражданке. Так что этих наверняка забрали в санбат. Тот же парень говорил, что во время службы в одной из горячих точек приходилось иногда помогать санбату, и работёнка это та ещё, волей-неволей вытянешься, пока трупы таскаешь.

Как не странно – простой осмотр. После сказали, чтобы завтра явился в лазарет. По-видимому, господа решили проверить мою пригодность к службе. Качество товара, так сказать.

Всё случилось так, как я и предполагал: в лазарете я просто прошёл осмотр. Различные тесты, проверки, почти те же самые, что мы проходили, только попав сюда. Во время проверки один из головастиков попросил подойти к нему после осмотра, а после незаметно куда-то делся.

Когда осмотр закончился, врачи разошлись, почти все, кроме одного, того самого, что подходил во время осмотра. Он сделал приглашающий жест, и я подошёл к нему.

- Здравствуй-здравствуй, объект. – начал он с места, - Любопытный ты зверь, получается. Ты, говорят, минимум дня через четыре от сегодняшнего должен был очнуться? Не пугайся, мы здесь не для того, резать не будем. Ты должен будешь пройти ряд специальных тестов. Пошли со мной.

Мы шли по коридору, сохраняя молчание. Я успел подучить планировку этажа, поэтому понял, что мы идём к лифту. Интересно, куда меня ведут?

На лифте мы поднялись куда-то на верхние уровни бункера, и вышли в какой-то ангар. Время было к полуночи, и народу здесь почти не было, а те немногочисленные техники, что бегали туда-сюда, были слишком заняты и не обращали на нас внимания. Мы направились к воротам ангара.

Когда мы подошли к воротам, головастик отошёл в сторону, а через минуту вернулся в куртке и шапке.

- Ты-то у нас мороза не боишься, а мне-то прохладно будет.

После этих слов он нажал кнопку, и створки ворот начали разъезжаться. Повеяло свежестью, и я увидел снег. Белый, чистый, чуть-чуть не привычный. На улице было темно, слегка дул ветер.

- Ну, пошли, - сказал головастик: посмотрим, на что ты способен.

Я выбежал на улицу. Ветер слегка трепал шерсть, холод не чувствовался. Неподалёку на столбе висел градусник, он показывал -27. От осознания того, что я стою на лютом морозе в униформе, предназначенной, скорее, для летних условий, от кончиков ушей до кончика хвоста меня пробрал холодок.

- Удивился? – спросил головастик так неожиданно, что я подскочил на месте, - Ладно, пошли. Я тебя не на прогулку вывел.

С полчаса головастик гонял меня по импровизированной полосе препятствий. После устроил какую-то пытку: заставил сесть на корточки, что было совсем не легко, из-за того, что хвост сместил центр тяжести, и мне пришлось несколько раз упасть, прежде чем я нашёл положение равновесия. Головастику этого показалось мало, и он заставил меня бежать в таком положении. Последовало ещё десятка два падений, но, в конце концов, у меня стало получаться. В итоге выяснилось, что на согнутых ногах я могу бегать, держа корпус почти параллельно земле. Когда я наконец разогнулся, спина ныла, грозя сломаться, а головастик сиял, как начищенный самовар. Впечатление, что меня только для такого бега и создавали.

Когда мы зашли обратно в ангар, снег на одежде и шерсти начал таять, и моя шерсть начала напитываться водой. Вот теперь-то я озяб. Я решил встряхнуться, и случайно обдал брызгами головастика.

- Блин, хоть бы предупредил. – беззлобно выругался доктор, - Пошли, здесь есть душ, там оботрёшься.

Когда мы вернулись в ангар, головастик обратился ко мне:

- Пошли, тут комнатка есть уютная, пообщаемся.

Мы направились к небольшой двери в стене ангара. За нею было несколько лестничных пролётов. Поднявшись по ним, мы оказались в длинном коридоре. Головастик повёл меня по коридору и остановился у одной из дверей. Открыл её.

- Заходи.

Я зашёл в комнатушку. Типовой кабинетик: 6 на 2 метра, окно в противоположной от двери стене, письменный стол посередине поперёк кабинета, два стула: один за столом, другой перед ним.

- Садись. – доктор показал на стул перед столом, а сам прошёл за стол.

Минут 15-20 профессор мурыжил меня вопросами о самочувствии и впечатлениях.

- Займись чем-нибудь пока. – сказал он после опроса, - Я сейчас допишу и отведу тебя в казарму.

Я подошёл к окну. На улице было темно, но можно было различить лес и прожектора за деревьями. Лес расположен прямо на территории части. Со стороны, я помню, это смотрелось даже забавно. Днём ты видишь обыкновенный, ничем не примечательный лес, а ночью он светится, как кремлёвская ёлка. А теперь, изнутри, он кажется чёрным, как ночь, и только огоньки прожекторов напоминают о том, что мы не в тайге. На улице падал снежок, а уже через минуту снегопад обратился метелью. Сердце защемило от скуки.

- Буран. – сказал я неожиданно даже для себя; проф же вообще смотрел на меня квадратными глазами:

- Что ты сказал? – спросил он меня.

- Буран. – повторил я, и вдруг понял, что разговаривать в новом теле не так уж и сложно. Просто, знаете, как в старом анекдоте: «Претензий не было».

Головастик быстро схватил трубку телефона, стоявшего на столе, и принялся бешено крутить круг совдеповского раритета. Пару раз он от волнения ошибся номеров, и, угадав на третий раз, затараторил в трубку:

- Позовите полковника Шевченко. Товарищ полковник? Говорит лейтенант Наумов. Объект 0 полностью подготовлен! Да, речь тоже восстановлена. Есть, доставить в казарму! Так точно!

Головастик бросил трубку, и с усталостью, и, заботой, что ли, посмотрел на меня:

- Ну, вот ты, парень, и готов. Вот у тебя и начинается – Новая жизнь.

Глава 2. Воссоединение с семьёй.

Прошло уже почти два месяца с того момента, как меня признали готовым. Вопреки моим ожиданиям, за это время меня так никто и не посетил. В принципе, всё вернулось на круги своя: я разрабатывал мышцы, развивал речь, занимался ерундой.

В один из таких дней я как обычно занимался ничегонеделанием в казарме. Вдруг заработали моторы гермодвери. Глянув на неё я увидел генерала и несколько военных головастиков.

- Ну, привет, зверушка говорящая. – заговорил генерал, – Сородичи твои начинают приходить в себя. Пока что они содержатся в отдельных… кхм… помещениях. Но надо вас постепенно уплотнять, так что, начнём с тебя. Пройдёшь тесты и встречай новосёла. Я пошёл, все вопросы к профессорам. – генерал развернулся, и пошёл прочь из казармы.

Полчаса головастики задавали мне вопросы, закончив, они стали собирать бумаги.

- Господа, - спросил я, - могу ли я задать вам несколько вопросов?

- От чего бы и нет? – сказал проф, бывший, видимо, старшим, и кивнул остальным, чтобы усаживались, - Спрашивай.

- Когда придёт новенький, он несомненно станет спрашивать, кто мы и что мы. Что мне ему отвечать?

- У вас на комбинезонах нашивки. Там написано.

- Латынь сложна для понимания.

- А ты что предлагаешь? – спросил доктор, занимавшийся протоколированием. Он, видимо, работал с бумагами, и был кровно заинтересован в вопросе.

- Ну, не знаю. Вы слышали про фурри?

- Это кто? – спросил тот, что был возрастом постарше.

- Субкультура такая, - один из профессоров сразу оживился, услышав мои слова, и по этому я опознал в нём психолога, - они, типа, соотносят себя с животными, придумывают соответствующие образы для себя. Ну, или, в фуррёвой терминологии, антропоморфные звери, вроде него.

Я сильно рискую, распинаясь таким образом: могут и списать по психическому нездоровью - до катастрофы к этому с предубеждением относились. Однако смирительная рубашка так и не появилась.

- А ты откуда знаешь? – спросил меня «начальник».

- Ну, я это… сам немного…

- Или очень даже много. – сострил самый младший, видимо, лаборант. Было обидно слышать это от человека. Мне казалось, что уж учёные-то должны понимать, что я всё тот же парень.

Я и до катастрофы не был особо вхож в разного рода компании, но сейчас это было обидно в особой степени.

Эти мысли, видимо, отразились в глазах, и «начальник» цыкнул на молодого. Установилось неловкое молчание.

В конце концов мне это надоело:

- А если новосёл будет спрашивать имя там, откуда я? Есть инструкции на этот счёт?

- Да, чуть не забыл. - заговорил «начальник» так, как говорит человек, хватающийся за соломинку, чтобы уйти от неприятного разговора,- На этот счёт – сиди молча. Вы у нас из одной деревни, и не хотелось бы, чтобы между вами сразу начались тёрки. Поэтому у тебя, считай, нет прошлого. Придумай себе какое-нибудь имя…

- Кличку?

- Зачем же так категорично? Считай это, погонялом, что-ли.

- И как это погоняло регистрировать? Или это так, для междусобойчика?

- Пока что это нас не волнует, вы народ номерной. А там посмотрим.

- Ещё один вопрос: а откуда здесь электричество? Комплекс-то вроде не маленький…

- Войска контролируют ТЭЦ в Челябинске… в руинах Челябинска. Мощности направлены по большей части в вашу область. Ну, и ещё информация к размышлению: к бункеру провода не тянутся, а он, как ты заметил, большой. Но хватит об этом.

- Ну, тогда всё, наверное. Не знаю что ещё спросить.

- Ясно, тогда – жди. Через пару часов приведут новосёла.

***

Три часа я сидел, как на иголках. Наконец, зазвучали моторы гермодвери.

Из-за неё показались два солдата и фурри в белом халате. Было несколько страшновато, но всё-же очень интересно. Не каждый день видишь такое вживую.

Фурри, такой же как я, вроде парень (вторичные половые признаки не выражены), в общем-то, опрятный. Более всего в глаза бросается белое пятно на морде фурря. Смотрится очень прикольно, и более всего напоминает конскую «звёздочку». В какой-то мере стало даже завидно: не то что я, типовой, серый. Определённо будет интересно познакомиться.

Новосёл, однако, такого энтузиазма не проявлял. Глаза у него были напугано-растерянные. Сам он даже не шёл, а тёк по полу. Как он отреагирует на моё приветствие – одному чёрту известно.

Вели новосёла парни из караула, потому обошлись без официоза. Я попросил их усадить его на кровать, а после солдаты удалились.

Я сел напротив фурри. Он выглядел как восковая фигура. Вообще не шевелился. Я поводил лапой у него перед мордой, он моргнул и слегка отпрянул. Ладно. Хотя бы реакция у него есть.

- Ты можешь говорить?

Новосёл отрицательно поводил мордой.

- Нормально себя чувствуешь? Не мутит?

Он опять помотал головой. Разговор (если это можно так назвать) не клеился.

- Пошли, выберешь себе кровать.

Я поднял его на ноги. Чувствовалось, что он стоит на лапах несколько неуверенно. Однако это, наверно, больше от волнения. Мы пошли по казарме. Со временем он осмелел, и уже не выглядел зажатым. Фуррь вполне ожидаемо направился к моей кровати и занял соседнюю. Новосёл сел и уставился на меня. Я сел на соседнюю кровать.

Я выдвинул ящик, достал оттуда форму, блокнот, карандаш, потом достал ботинки из под его кровати, сложил всё на тумбочку и сказал:

- Переодевайся и попробуй пописать, а я пока за едой схожу. И бегать не вздумай – солдатики дёрганые мал-мала.

Когда я вернулся с супом неизвестного происхождения, мой подопечный увлечённо что-то писал в блокноте. Я старался идти шумно, чтобы не напугать глубоко погружённого в дело фурря. Он заметил меня рано, но едва повёл головой.

Как только я поставил варево на тумбочку, он сразу протянул мне блокнот. Я взял, сел на свою кровать, и начал читать: «Здравствуйте, меня зовут…» Увидев эти слова, я остановился и положил блокнот на колени. Фуррь выглядел озадаченным, я должен был объяснить ему, в чём дело.

- Понимаешь, эм… парень? – фуррь кивнул головой; ну, слава богу, хоть с полом определились, - Есть инструкция – мы не должны палить друг другу имена и вообще в целом то, кто мы такие, чтобы упредить возгорание старых конфликтов. Есть предложение использовать вместо имён – прозвища. Как тебе?

Подумав, сосед кивнул головой.

- Хорошо. Вот, ешь. – я пододвинул тарелку в его сторону, - Потом собирайся, и пойдём прогуляемся – устрою тебе экскурсию.

Минут 15 я мирно кимарил на боку, а когда поднялся, моим глазам предстала крайние необычная картина: морда моего соседа была полностью испачкана в содержимом тарелки, причём, по-видимому, сразу во всём. Сам фуррь, чуть не плача, неловко пытался поднести ложку к пасти. Движения его более напоминали конвульсии. Это было вполне логично: моторика, в принципе, почти полностью сохранилась, однако мозг отказывался принять строение морды. Проблема эта вполне решалась, но мне было лень, и я ел, как и положено лису. А вот новичка лучше полечить.

- Надо тебя к невропатологу сводить, пока глаз ложкой не вытащил. - сосед смущённо смотрел на меня исподлобья, - Не ссы, ничего страшного, это нужно.

***

В общей сложности мы пробегали по бункеру часа четыре. Посетили все места, более-менее нужные для удобного существования, после пошли в лазарет. Невролог посоветовал ряд упражнений и отпустил нас миром. Сосед заметно приободрился.

Не знаю, почему, но этот парень не показался мне большим любителем книг. По крайней мере, он не выразил удовольствия, когда я сказал ему, что для быстрого восстановления речи придётся читать книги вслух. В остальном организационные вопросы были решены быстро: он во всём меня слушался, а я везде его сопровождал, чтобы разъяснять непонятные моменты.

В казарме мы разговорились, и я предложил придумать ему погоняло. Перебрали кучу вариантов, пока я не уломал его на «Новичок». И тут последовал неожиданный вопрос: Новичок спросил, как зовут меня. А в натуре, как зовут меня? Я сказал, что не знаю, и задумался. Новичок предложил назвать меня Первым, раз уж я первый здесь оказался и первый, кого он увидел из фурри.

***

За неделю Новичок освоился и более-менее ориентировался в бункере. Врачи начали с ним курс адаптации: обучали речи, помогали освоиться с телом.

Вечером, когда сосед был в лазарете, в казарму наведался полковник.

- Здравия желаю, товарищ полковник! Какими судьбами?

- Здравия, садись. – ответил он, - Есть две новости: хорошая и обычная. Хорошая новость: динамика развития твоего подопечного хорошая, и даже превосходит ожидаемую. Из этого вытекает нормальная новость: к вам переводят ещё 10 объектов…

- Фуррей.

- Кого?

- Фуррей. Должно же у нас быть самоназвание? Пусть будет фурри.

- Ясно, посмотрим. Так вот, к вам прибудут в течение недели десять… фуррей. Когда они будут готовы – продолжим социализацию и пришлём больше. Есть ещё один аспект: чтобы контролировать вашу братию мы организовали в ваш вид одного полковника. Он несколько старше вас, и адаптация проходит сложнее. Мы хотели бы этот процесс ускорить, и поэтому также направляем его к тебе, как-то так. Пожелания есть?

- Побольше книг… не знаю, больше ничего не надо, наверно.

- Ладно. В течение недели. Объект 109 почти готов, - объект 109 – так звали Новичка в бумагах, - скоро начнёт говорить. Вместе вам уже будет проще. Поэтому, ждём скорых результатов.

Новичка эта новость заинтересовала. Он уже свыкся со мной, и ему было интересно увидеть таких же, как и мы.

Через пару дней мой подопечный действительно начал говорить, и изъясняться с ним стало проще. Вскоре его отвели на проверку физических данных. Вернулся он весь мокрый и злой. Меня, оказывается, испытывали в льготных условиях. Сегодня температура упала до -40, и условия на улице были очень… сложными.

Часа три на головы бедных головастиков сыпались проклятия, пока мой сосед, наконец, не выдохся.

Он прошёл те же тесты, что и я, но вот температура, как я уже сказал, подвела. -40 – это даже не свежо. В общем, и у нас есть температурный порог. Хотя, в принципе, в зимней одежде, думаю, было бы норм.

***

На исходе следующей недели, как и говорил полковник, пришли документы на новосёлов. Значит, скоро появятся и герои дня.

В папках была куча справок, выписок, и тому подобного. Отдельно шёл листок для военных, так сказать, о самом важном.

Папки я отправил с Новичком к врачам: им нужнее. Сам же я принялся изучать листки. Всё было нормально, никаких патологий. Потом я стал изучать сопроводительный листок по полковнику. Он несколько отличался от остальных. Патологий тоже не было, но история наблюдений была гораздо длиннее: полтора года. Отчасти это объяснялось возрастом: 32 года роляли в этой ситуации. Для полкана он молодоват, но генерал пояснил, что новое звание парень получил за добровольную инициативу. Это было ещё до нашего маленького Армагеддона, поэтому начальника следовало ещё и просветить на счёт нынешней ситуации. Хотя, в принципе, я и сам-то в ней не очень разбирался с того момента, как попал сюда.

На счастье, вместе с вернувшимся Новичком в казарму вошёл и полковник. Сосед сразу ушёл на своё место, где сразу принялся ожесточённо что-то писать в блокноте, неумело маскируясь. Я подозреваю, что последние несколько дней он вёл дневник. Мне было, в принципе, всё равно – я и сам вёл коротенькие записи, а генерал толи не замечал, толи ему не было до этого дела.

- Я тут вспомнил, - заговорил полковник, будто продолжая разговор недельной давности, - что вы и сами-то не особо осведомлены. Тем много, я не знаю, с чего начать. Спрашивай.

- Ну, нам ведь не скоро выходить в жестокий мир, да?

- Нет. – генерал отрицательно покачал головой.

- Значит, начнём с погоды. Я ведь не сильно погрешу против истины, если скажу, что давно в марте -40 не было.

- Н-да. Хорошо ты сказал. Жестокий мир. И климат в нём – самая, наверно, мягкая вещь. Ты ведь большой мальчик, и знаешь, что следует за ядерной войной?

- Так точно. Ядерная зима.

- Вот. А у нас прошла как бы война, но ограниченная. Поэтому и ядерным у нас будет не зима, а заморозок. Вот смотри. Что такое ядерная зима? Поэтапно.

- Ну, в первый год планетарная температура незначительно и почти не чувствительно опускается. В это время расширяются зоны поражения. Заражённые реки выносят радиацию в океан, а кислотные дожди разносят радионуклиды с воздушными массами. Эти процессы происходят до наступления первой зимы в полушарии. Зимой температура снижается до экстремальных значений. Уже через полгода другое полушарие испытывает на себе те же процессы, и планетарная температура падает до отрицательных значений. Реки замерзают и перестают переносить заражённые воды, а общая влажность падает, из-за снижения температуры, и радионуклиды переносятся не так активно. Распространение радиации прекращается. Наступает искусственный ледниковый период.

Лицо полковника надо было видеть. Он выглядел весьма удивлённым. Я тем временем продолжал:

- Из-за падения влажности и неплавного падения температуры ледники распространяются только до субтропиков. Это довольно много, но при естественных оледенениях они продвигаются значительно дальше. При первых оледенениях ледники охватывали всю планету. Ледниковый период длится не долго – 150-200 лет. За это время планета нагревается, и ледники отступают. Это возможно благодаря тому, что пространства от экватора до тропиков превращаются в пустоши, но не покрываются льдом. При естественных оледенениях огромные ледники отражают почти всю солнечную энергию, и планета почти не нагревается. Плюс, в ходе ядерной зимы, из-за нарушения движения воздушных масс, могут возникать озоновые дыры. Но это побочное.

- Однако, много же ты знаешь. – сказал генерал, видимо, приятно удивлённый, - Тогда, всё просто объяснить. У нас всё то же, только меньше. Температуры упали – но не критично, ледники движутся на юг – но не сильно, и длиться это всё будет относительно не долго – примерно 30 лет. Ну, это по мнению экспертов. Мягкий сценарий. Хочется верить, что сбудется именно он. Ещё вопросы?

- Да. Меня интересует политика. В первые месяцы про неё все забыли. А что сейчас?

- Хороший вопрос. Поделим его на внутреннюю и внешнюю. Начну со второй – так понятнее будет. Территории, подчинённые нам – это ваша область, объекты нефтедобычи в Тюменской области, Кола, военные базы на Севере и Дальний Восток. В центральную Россию мы не лезем – там было несколько ударов, смысла нет. Питера больше нет. В Архангельске оказалось неожиданно много народу. Видимо, туда все и бежали. Там сейчас создалась Поморская Республика. Юг, за исключением Ростова-на-Дону, не пострадал. Кавказцы вышли с нами на связь и просятся на Родину. Тяжко им, видать, без дотаций-то. По волге засели татары в самых разных образованиях. Особо отъявленные националистические элементы организовывают налёты на соседние территории «для освобождения братьев и сестёр».

- И как успехи?

- Сопредельные татары организуют отряды самообороны от «освободителей». В Крыму шандарахнуло по Севастополю, и сейчас население жмётся к северному и восточному берегам. Больше мы о них ничего не знаем. С Сибирью всё как в Российской Империи: все знают, что она наша, и это всё, что о ней знают. А вот соседей бог послал интересных, но – всего двоих. Первый – Омск. Он в зоне поражения. А вот второй поинтереснее будет. Ты маловат, но, может, слышал про Уральскую Федерацию?

- Ну, был в начале 90-х такой проект.

- И что ты о нём знаешь?

- Федерация из нескольких областей, составивших впоследствии Уральский ФО. По большей части это нужно было башкирам, оренбуржцам, челябинцам и свердловчанам. Нашу область припахали как придаток, чтобы не зависеть от РФ в продовольственном плане. Но на проверку план оказался хлипким: причин для отделения толком не было таких, какие бы не возникли в новом государстве, единства тоже, а жизнеспособными оказывались только башкиры, отчасти оренбуржцы и, как не странно, наш придаток. Челяба и Ёбург остались бы без сырья, а они и были идейными вдохновителями. Проект загнулся.

- Молодец. Так вот. Проект возродился, и он хочет кушать. Силы у них вполне-таки имеются, и были даже конфликты. Как-то так. В мире то же самое. Народ злится на правительства: мол, ничего не предприняли, хотя могли. И теперь – народ уходит от правительств. Глупо, кстати, делают. Вместе что угодно можно пережить, а так перемрут поодиночке. От голода или от холода.

Полковник помолчал с минуту.

- А что до внутренних дел, то тут всё нормально: народ един и нет проблем.

- А, если не секрет, конечно же, какие перед нами ставятся задачи?

- От чего же секрет? Никакого секрета нет. В должны будете вести боевые действия в изменившихся условиях, а также будете участвовать в политических акциях, для убедительности, так сказать.

Я случайно бросил взгляд на Новичка. Он уже в открытую конспектировал наш с полковником разговор. Я наклонился к военному и заговорил шёпотом:

- Товарищ полковник, у нас тут секретарь. Проблем потом не возникнет?

- Нет. – ответил в полголоса полковник, - Если бы я хотел сказать что-то секретное – я бы попросил его удалиться.

Новичок навострил уши и прикрыл руки хвостом, видимо, вспомнив о маскировке. А я продолжил нормальным тоном:

- И последний, наверное, вопрос. У нас будет представительство, или мы просто звери.

Полковник несколько стушевался, но ответил:

- Несколько нецивильно вас так называть, но я ни о чём подобном не слышал. Хотя, я отнюдь не первая фигура…

Раздался гул моторов гермодвери, и в помещение вошли шестеро солдат и одиннадцать фурри. Пока они шли, я наклонился к полковнику и спросил:

- Забыл спросить, а кто сейчас рулит страной?

- Военные, потом объясню.

Я выровнялся и сказал:

- Ожидаемо.

- Что? – спросил оказавшийся рядом Новичок.

- Да так.

Когда процессия подошла, мы отправились распределять новосёлов. Я решил, что пора бы упорядочиваться, и мы с Новичком и солдатами повели фуррей в конец казармы. Один из фурри выглядел особенно растерянным, и я предположил, что это и есть полковник. Ведь полтора года назад он был единственным, и то – экспериментом. А теперь…

– Полковник! – крикнул я, - А сколько нас?

- 279, остальные не прошли!

Когда всех распределили, фурри стали переодеваться, а полковник с солдатами пошли на выход. Я отозвал Новичка к нашим местам и сказал ему:

- Ну что, Новичок, мы с тобой теперь в ответе за них, - я указал лапой на фурри, - и, по сути, вторые люди после полковника.

- Этого чтоль? – спросил Новичок, показывая на выходящего из казармы полковника.

- Нет. Это один из тех фурри. Реальный полковник. Он будет нашим начальником. Вроде тот, ну на кровати сидит, потерянный такой.

- Ясно. Прикольно получится: Новичок и Первый – отцы нации!

- Но-но, без этноцентризма, для нас это актуально. Ладно, пошли. У нас ещё экскурсия, отец нации.

Когда мы уходили, был обед, а по нашему возвращению часы показывали уже шесть вечера. Для верности мы с Новичком всех сводили к неврологу. У них выявили ту же проблему. Хотя, Новичок, помаявшись немного, приспособился как я. Господа головастики явно страдали фигнёй, иначе хотя бы научили подопытных есть по-человечески.

На следующий день полковник опять изволил нас навестить. Мы аккурат поднялись, когда он влетел в казарму. Внешне он был невозмутим, но скорость, чуть выше крейсерской, выдавала его.

- Здравия желаю. – полковник подлетел за несколько секунд, несмотря на приличное расстояние. Глаза у него светились, как будто он получил орден. Я на всякий случай оглядел его китель: вроде, ничего нового.

- Ну, как ваше ничего? – продолжил тем временем полковник.

- Нормально, в общем-то, но я бы оторвал пару голов.

- В чём дело?

- Головастики совершенно не занимаются фурри. Ладно, те ходят хоть.

- Ну, собственно, я поэтому и пришёл. Нам доверили обучение всей партии, твои методы признаны более уместными и эффективными. Как только адаптируете эту группу – начнём работать по полной.

- Эм, секунду. Что значит «уместными»?

- А ты знаешь, как у тебя получилось встать с первой попытки?

- Со второй.

- Всё равно подозрительно ведь.

- Как-как – с трудом. Меня шатало как первокурсницу на вписке.

- А должен был вообще лежать недвижимо! Они тебя нейростимуляторами накачали, под анестезией электричеством мышцы разминали, в общем – Торквемада в сторонке курит.

- Только попадись они мне…

С этого дня полковник захаживал ежедневно. Фурри заметно преобразились, даже полковник оживился. Через несколько дней они уже были полностью работоспособны, однако всё ещё не могли говорить.

За следующую недели наши с Новичком подопечные освоили речь и включили любопытных. Больше всех задавал вопросы полковник, и это понятно: он оказался хрен знает где, при чёрт разберёт каких обстоятельствах, и вокруг творится фиг пойми что. Посоветовавшись с полковником, мы решили поделиться с остальными информацией в начале апреля, когда они пройдут тесты на пригодность, чтобы психологическое состояние не повлияло на результаты.

Третьего числа я решил перетереть с генералом, как подать ребятам новости.

- У тебя лучше получится, - всячески отнекивался от работы полковник, - им тебя проще воспринять будет.

- Но я могу ошибиться, - всерьёз опасался я, - что-то не так сказать.

- Ничего. Я в тебя верю.

- Ладно, вас всё равно не заставить. А что им говорить?

- Попробуй подать попатриотичнее всё, что я тебе сказал. Нужно, чтобы у них не возникло не малейших сомнений в том, что наше дело правое и победа будет за нами.

- А может быть иначе?

- Скажем так. Дело-то, может, и правое, да только вот методы подкачали. А что до победы – нам бы эту всю хрень пережить.

- Ясно. Где тут цианид?

- Я серьёзно. Вы, в случае чего, будете участвовать в карательных операциях, и я не хочу, чтобы кому-то в голову пришёл вопрос: а правильно ли мы поступаем?

- Карательные операции? Грязненько.

- Да. Я ведь говорил - методы нестандартные. Ты ведь понимаешь, что ваше превосходство как боевых единиц крайне сомнительно. Профессиональный солдат может в разы больше, а стоит в разы дешевле. Вы ценны как психологическое оружие, и в этом ваш смысл. Профессиональные солдаты есть у всех, а вот вы – единичные экземпляры.

- То есть, мы как ТБ-3 в 30-х?

- Бомбардировщики-то? Ну да. Вроде бы в бою эффективны, но психологический эффект важнее.

- Ну, об этом моим товарищам лучше не знать.

- Вот именно. Скажи что нужно и как нужно.

- Как Геббельс.

- Как Геббельс. Геббельс? Ну ты и мастер сравнений.

- А разве не так? Мы в известном месте, нужно поднимать страну, а вокруг – одни враги.

- Но-но, за такого направления измышления и повешать могут.

- И я о том же.

- Короче: задача поставлена, средства за тобой.

- Так точно.

Через два дня, когда тесты закончились, мы с Новичком собрали всех в казарме, с целью проведения ликбеза. Выдвинули тумбу, поставили в ряд несколько кроватей – получилась импровизированная аудитория. Я влез на тумбу (до сих пор не могу понять, на кой, если присутствовали всего 12 фурри). Новичок отпустил шутку про Ленина с броневиком, за что получил сомнительную привилегию убирать за группой в столовой в течение недели, в двойне сомнительную в виду завтрашнего прибытия оставшихся фурри.

- И так, господа, - начал я говорить: вы задавали много вопросов в последнее время. Сегодня я отвечу на самые важные из них, а потом разберём, что кого конкретно волнует. Начнём традиционно – с погоды. На улице наступил искусственный ледниковый период. Не стоит бояться – условия будут не жёстче обычной зимы. Однако – сложностей не миновать. Мы лучше приспособлены к этим условиям, и наша задача – помочь людям пережить эти времена. Помните – сильный защищает слабого! – я слегка замялся, не зная, как продолжить. Как-то абсурдно это выглядело: я, 17-тилетний пацан заливаю взрослым дядькам про какую-то взаимовыручку. Хотя, с тем же успехом это могут быть мои ровесники. Подумав, я продолжил:

- Однако этим наши проблемы не ограничиваются. Из-за того, что правительство было временно выведено из строя, в стране подняли голову силы, жаждущие её разъединения! Теперь эти люди создали собственные вооружённые формирования и угрожают безопасности тех, кто остался верен правительству. Для нас, как представителей Вооружённых Сил стоит задача охраны покоя наших сограждан. Мы – элитное подразделение, и несём ответственность за безопасность государства. Поэтому самое важное – дисциплина и патриотизм! Порой приказы будут казаться неправильными и бесчеловечными, но в нынешней обстановке превыше всего стоит благо народа и страны, чего бы это не стоило.

Либералы могли бы повозмущаться по поводу этих слов, но либерализм сгорел в термоядерном аду, это я поспешил донести до аудитории:

- Ещё одна новость: власть в стране теперь принадлежит военным. Правительство набиралось из военных чинов, это было необходимо, чтобы не вставал вопрос о лояльности ВС, так как они стали важным «ресурсом». – для меня эта информация тоже была новой, ею сегодня утром поделился генерал. О нашем, фактически, бесправно положении я не стал упоминать – не способствуют такие факты формированию патриотизма. Мы, тем временем, перешли к обсуждению вопросов. Фюррер (своё имя он получил за полоску чёрной шерсти под носом) задал щекотливый вопрос: а кто у нас «главный»? Фактически, «главного» у нас не было: я отвечал за «связи с общественностью» и проживание фурри, а так же просто имел не малый авторитет: Первый всё-таки; Новичок был у меня на подхвате и имел, по сути, те же полномочия, только ещё меня слушался; Полкан (так теперь звали полковника) осуществлял общее руководство, творил правосудие и проявлял инициативы. Но мне было лень упарываться в аспекты, и я ответил формально правдиво: Полкан.

Часа три мы проговорили, а когда мне надоело, я скомандовал вольно, и все разошлись по своим делам. Да, было сложно. И откуда у них столько вопросов? Главное, чтобы фурри не переоценили сейчас значимость фигуры Полкана. С ним мы уже всё перетёрли, просто… Не то чтобы я хотел власти, но было желание влиять на события по своему усмотрению, без посредников.

***

На следующий день полковник принёс нам благую весть: результаты проверки признаны удовлетворительными и через неделю все фурри переходят в наше ведение. Новость была радостной для всех кроме нас с Новичком. Уж мы-то знаем, что это за счастье. Радостью забот мы поспешили поделиться с Полканом, а то уж больно весёлая морда у него была. После разговора настрой у него изменился.

- Сам виноват, сохраняться надо было перед подвигом! – не замедлил съязвить Новичок.

Полковник попросил заглянуть к нему завтра, и обещал отправить человека: кабинет генерала был в той части бункера, куда я ещё не захаживал. Недолго и заблудиться.

На следующий день я направился к полковнику. На подходе до меня стали доноситься вопли полковника, смачно сдобренные отборной руганью. И я догадывался, кто сейчас такой счастливый сидит или стоит в кабинете полковника. Дело в том, что в то утро, когда нам сообщили про новую волну заселения, я поинтересовался у полковника о состоянии фурри. Они были в целом готовы, правда, разговаривали неуверенно. Меня такое положение дел здорово огорчило, чем я не замедлил поделиться с полковником, который огорчился вместе со мной. И сейчас, видимо, головастики получают за то, что не могут сразу сделать всё по-человечески. В подтверждение моих размышлений из кабинета вылетела стайка профессоров, как канарейки из клетки ястреба.

Когда я зашёл в кабинет полковник сиял, как его коллега с агитационного плаката на стене кабинета. И ни намёка на недавнюю тираду. Ну и ладно.

- Присаживайся. – полковник указал на стул перед столом а сам сел в своё кресло. Я сел и ждал продолжения.

- Ну, удиви меня, скажи, зачем я тебя позвал?

- Учитывая, что нам нужно каким-то образом разместить через неделю 267 фуррей, я думаю, чтобы рассказать свежий анекдот.

Полковник оказался не большим ценителем юмора, поэтому посуровел и перешёл к делу:

- Первая часть верна – нам нужно обсудить вопросы организации. Первое – помещения. Тут вам, понятно, напрягаться не надо, проблем с этим нет. Второе – пропитание. Тут тоже норма, не парьтесь. Третье – досуг и развитие. Довезём побольше книг в библиотеку и расширим арсенал спортзала. Это, собственно, всё, чем мы реально можем помочь. Дальше по потребностям.

- Ясно. Первое, что меня интересует – половое разделение. Пубертат, долгое воздержание и всё такое… хотелось бы избежать изнасилований в первый же день. Сможете обеспечить жильё для женского пола?

- Разумеется.

- И ещё в эту тему: мне рановастенько о таком спрашивать, но что на счёт нашего размножения? А то получается ситуация как с золотым гандоном: дорогой, но всё равно, сука, одноразовый.

- Эмм… Я не интересовался, но, в случае чего – приведу твои доводы.

- Ладно. Дальше. Касательно уровня наших полномочий.

- Наших?

- Я с Новичком на правах отцов-основателей, и Полкан, на правах, как ни странно, полковника.

- Ясно.

- Так вот. Где кончаются полномочия, и начинается беспредел?

- Ну, телесные наказания запрещены, лишение жизненно важных продуктов уголовно преследуется, унижение достоинства под запретом. Это базово…

- Мы можем в случае чего ограничить их по какому-либо поводу?

- В этом плане не знаю. Один только вопрос с вашим представительством шуму сколько наделал. До сих пор разгрести не могут. До отношений между вами и не добрались.

Вопрос с представительством? Однако. Полковник-то, не обманул! Впрягся, как и обещал.

- Ясно. Обидно. Спасибо, кстать, что за представительство наше озаботились.

- Ну так, я ж обещал.

- Понятно. Ну, и ещё один интересный вопрос. Если армеец на нашего наложил санкции, можем мы их снять?

- Санкции?

- Ну, наказания.

- А. Вы на правах элиты, и ваши постановления имеют более высокий приоритет. Но, всё равно, с маршалами не бодаться.

- Вот это хорошо. Нам, в случае чего, нужна будет помощь солдат. Ведь за такой оравой втроём не уследить. Я, Новичок и Полкан. Остальных до такого уровня дотянуть не успели. Организуете, если что?

- Караул в вашем распоряжении. Больше никого нет.

- Спасибо. Ну, я не знаю, что ещё спросить. А нет, знаю. Последний вопрос. Амурные дела разрешены?

Полковник усмехнулся:

- А вам прямо не терпится? Ну, не вижу причин чинить препятствия, но – без сношений.

- Конечно-конечно. Ну, у меня, собственно, всё. Я свободен?

- Ага, щас! Я тебя не чай звал пить! Будем разбирать дела вновь прибывших. Ты бери эту стопку, я ту, и поехали.

***

Мы с полковником разобрались только к глубокой ночи, поэтому я решил поделиться новостями с остальными уже завтра. На следующий день мы с Новичком договорились собрать всех в столовой, пока фурри будут обедать.

В час, чтобы все успели поесть, я начал вещать:

- Вчера мы с полковником перетёрли некоторые аспекты касательно новых фурри. Во-первых – порядок размещения. Мальчики отдельно, девочки отдельно. Тут, я думаю, всё понятно.

- А будут девушки? – спросил Полевой. По столовой разнеслись смешки.

- Да. Об этом позже. Наших полномочий, – я указал на Полкана, Новичка и себя, - вполне хватит, чтобы устроить любому Ад. Если солдафоны начнут залупаться – обращайтесь, опять же, к нам. Мы разберёмся и поможем. Теперь о самом приятном – о дамах. Зная вас, я сразу предупреждаю: будут жалобы с их стороны – будут жертвы. Амурные отношения разрешены, но секс пока под запретом. Мне и самому бы очень хотелось, ребята, но правила есть правила. И последнее – изменения в организации. Мы с Новичком будем курировать половины населения фурри. Я над женской, он – над мужской. Полкан осуществляет общее руководство над всеми и над каждым лично. Вы приравниваетесь к младшему командному составу. Вам вменяется доводить новости до личного состава, разбирать мелкие ссоры и поддерживать дисциплину. У девчонок я помощниц наберу сам. Плюс, мы с Новичком возьмём пару адъютантов из вашего числа. Это всё. Вопросы есть?

- У меня есть. – подал голос Рыжий, - Первый, а почему именно ты начальник у девушек?

Раздались несколько смешков. Вот ведь падла какая. Ну, ожидаемый вопрос. Пока придётся отшучиваться.

- Потому, что в случае чего я не постесняюсь выебать тебе не только мозги. А ты думал, выговор будет?

Смешки сорвались в хохот. Однако боюсь, скоро это перестанет быть для них наказанием. Я всерьёз опасался гомосексуализма, который может возникнуть на почве таких ограничений. Не то чтобы меня это волновало – личное дело каждого, кому он решил присунуть. Но если эти развлечения выльются в однополые отношения – рискуем остаться без потомства. Надо будет предупредить Новичка, чтоб послеживал за подчинёнными.

Всю последующую неделю мы занимались тем, что принимали новые казармы, принимали оборудование и налаживали связи с караулом. Справедливости ради стоит сказать, что «младший командный состав» показал неожиданное рвение. Не зря говорят, что внезапная ответственность мобилизует людей. Мы с Новичком выбрали адъютантов.

Новичок пригласил на эту должность Диогена, ибо тот умён. Диоген получил это прозвище за склонность к спорам. Мы сперва так и планировали назвать его: «Спорщик», но тут удивил Новичок: «Таких козлов ещё много будет, не один и не два. А этот спорит по теме и доводы толковые приводит. Пусть будет Диоген». Откуда Новичок знает этого философа, никто узнавать не стал.

А я взял Фюррера. Парень он сам по себе толковый, весёлый. А мне помощник-то нужен, так: подай-принеси, рядом постой, да поговорить, если скучно. В общем, Фюррер норм будет.

За день до прибытия новых фурри у адъютантов появилась возможность проявить себя. Полковник вызвал меня, Полкана и Новичка к себе, и Фюррер с Диогеном должны были проследить за порядком.

В своём кабинете полковник обрадовал нас: наша троица первыми из фурри выйдет на поверхность. И не просто выйдет, а сразу начнёт процесс включения нашего маленького отряда в доблестные ВС РФ. Мы должны были встретиться с куратором нашего проекта, уточнить вопросы касательно оснащения, официально получить воинские звания.

Признаться честно, я был удивлён, что не полковник является нашим главным начальником. Он с такой любовью относился к нам. Как отец. И не возникало сомнений, что он самовыдвиженец. Так значит – назначен? Но почему тогда так дотошен и внимателен, так участлив? Я б на его месте в такую… историю не полез. Рискованный прожект, случиться может всё, что угодно – а виноват будешь ты.

Пока мы шли к лифту, я решил поговорить с полковником:

- Нет, я вызвался сам. – ответил полковник на мой вопрос о назначении.

- Но почему? Вы не похожи на того, кто пошёл на это из-за звания. – присоединился Новичок, с которым я ранее поделился соображениями. Полкан недовольно фыркнул, видимо, уловив намёк на себя.

- Нет, я не получил повышения в звании. Я пошёл на это из-за сына.

- В смысле?

- Ну, он был фурри. Прям как ты, Первый.

Я немного смутился. Окружающие не сильно понимали моё увлечение, и я старался не афишировать этот факт до Катастрофы. Хотя, я дал полковнику почву для таких выводов.

- Но мы с Полканом – тоже фурри, - заметил Новичок.

- Да нет, Новичок, - ответил я, - Речь о субкультуре.

На меня уставились две пушистые морды, и я окончательно смутился. Вот как семнадцатилетний подросток может объяснить, что такое фурри и как это?

- По этому «был» я догадываюсь, что с вашим сыном, товарищ полковник, - заговорил Полкан, - но что именно произошло?

- Ты тактичен, как имбецил, Полкан. – вознегодовал Новичок.

- Да нет, всё нормально. – успокоил Новичка полковник, - Он поехал в Москву на первое собрание их… клуба. А на следующий день поступила информация о нанесении ядерных ударов, в том числе и по Москве, с орбиты. В отличии от многих я почти сразу смирился. Мне ли не знать, каковы шансы на выживание в ядерном взрыве?

- Ну, говорят, Москву не всю бомбили, центр уцелел. Может, ему повезло?

- Это ли везение, полковник? Мне спокойнее думать, что он уже мёртв.

- А вы сами откуда? – спросил Новичок, желая, видимо, сменить тему, а то полковник приуныл. Чего доброго ещё застрелится, а тут даже если знаешь, куда идёшь – заблудиться не долго.

- Я из Архангельска.

- А как сюда попали? – спросил Полкан.

- Организовал вывод войск из своей и смежных областей через Северный Урал в Сибирь, а потом руководил восстановлением военбаз на севере Еврочасти. Теперь базы наши, а области – нет. Но нам всё равно спокойней. Мне это зачли, как геройство, и пригласили в правительство, разместившееся здесь.

- Как не наши области?

- Потом Первого спроси. Он сейчас задумчивый какой-то.

- А парень-то идейный был. Я не такой. – сказал я, прибывая на своей волне и не участвуя в разговоре.

- Ну да, - полковник понял, о чём я, - он себя так называл…

Новичок ударил себя по лбу с такой силой, что от звука, разнёсшегося по коридору, я не вышел, а прямо-таки вылетел из состояния медитации, полковник осёкся, а Полкан вообще вздрогнул.

- Да ладно тебе, Новичок. – сказал полковник и продолжил, - Ты, кстати, Первый, весьма идейный. Я знаю друзей тимкиных, так многие из них после катастрофы все такие типа взрослые стали. Про фурри и думать забыли. Ну, по виду, по крайней мере. А ты вона чё.

- Да оно просто к месту пришлось, я и назвал…

- Да дело не в названии. Ты вон как рьяно взялся за это дело. Стараешься по мере сил на положение дел влиять. Свободы ищешь. Это уже выше субкультуры, это уже вид. Ты, можно сказать, в ответе за их будущее. Ты его куёшь.

- Не люблю ответственность…

- Если бы не любил – не брался бы за их воспитание.

- А как тут не возьмёшься? Они беззащитные, как дети, даже хуже. Да и, если быть честным – я не просился.

- А что за фурри, Первый? – спросил Новичок.

- Как субкультура?

- Да.

- Ну, типа, традиция соотношения себя с антропоморфным персонажем – фурри в предметном смысле, - тотемом, если хочешь. Не знаю. Я в теорию никогда не углублялся.

- Язычество чтоль? – спросил Полкан.

- Та нет, мы не поклоняемся им. Фурри – это фуррёвое альтерэго, образ, что ли. Но есть и те, для кого фурри становятся смыслом жизни. Такие выискивают самую «пушистость», существуют закрытыми группами. Таких чаще всего и зовут «идейными». Я б, может, и мог бы быть идейным, но все эти догмы… не, печально это. Меня в фурри привлекает как раз свобода. Здесь нет такого, типа «читай это, слушай то» как в других субкультурах. Для фурри не важно, кто ты и откуда. Я в пушистой среде беспартийный. Никаких особых взглядов не придерживаюсь, ничем не выделяюсь. Для окружающих это выглядит как болезнь – парень считает себя зверем. Дурость.

- Ну, со стороны беспартийность выглядит более здоровой формой, чем идейность. – сказал Новичок.

- Хрена ты со стороны глянул! Ты ж живой объект существования субкультуры! Знаешь, сколькие бы хотели быть на твоём месте? Да и быть беспартийным тяжко. Ты как бы вне этого общества, хотя ощущаешь себя его частью. Эдакая изощрённая форма социопатии.

- Слушай, Первый, - заговорил полковник, - а ты какого зверя выбрал?

- Как ни странно – корсака.

- Первый, так может, ты спишь? – спросил Новичок.

- Хотелось бы. В такую дрянь я себя точно не позиционировал.

- Проснись, мудила. – сказал Полкан и поставил мне щелбан. Я по-дурацки улыбнулся в ответ.

За этим разговором мы подошли к лифтам. Несколько дверей в стене. Ничего необычного, на первый взгляд.

Мы зашли в лифт и начали подниматься. Я гадал: как же с наружи должен выглядеть вход в бункер?

Общественный туалет. Мы вышли в обычный с виду общественный туалет. Через пятнадцать секунд ожидания лифт сам уезжает вниз и не докопаешься. В это время подошла новая смена караула бункера, и я пронаблюдал процесс спуска. Всё просто: подходишь к раковине напротив кабинки и нажимаешь на кран. М-да, маскировка на пять с плюсом. Ну вот кто догадается искать сверхсекретный бункер в сортире?

Мы вышли на улицу. Свет солнца неприятно слепил. Нет, мы все уже бывали на поверхности, но это было ночью. А тут днём, по настоящему, если хотите. На улице была всего лишь… зима. Та самая, настоящая, снежная, которой уже пару-тройку лет не видали мои родные края. Такая, как в детстве. Термометр показывал всего -20. Странно.

– Полковник, можно вопрос? – обратился я, - Я, может, чего-то не понимаю, но для этих краёв такая температура в апреле – не самое необычное явление. Так вот, на сколько это тепло?

- Это очень тепло. Не слишком, но выше нормы.

- Я вам говорю, - забурчал Новичок, - это всё из-за Первого. Как только у него тест – так только снег не тает. Как у нас тест – так по горло заносит. Если он сейчас в бункер вернётся, тут сразу метель будет.

- Да ладно тебе, завистник. – я по-дружески пихнул его в бок.

От туалета в направлении неплохо расчищенной дороги вела хорошо протоптанная тропинка. Народу нигде не было, видимо – ныкались по зданиям. Ну и ладно – меньше косых взглядов.

Около пятнадцати минут мы шли по военбазе. Полковник разительно отличался от нашей троицы: в то время как мы шли весьма непринуждённо, он весь ужался из-за сырого западного ветра. Нам от этого ветра всего-то и было неудобств, что в уши задувает, и их приходилось прижимать. А ведь значит, Азовское море не замёрзло, прав генерал – не сильно холода прижали. Пока.

Как выяснилось мы направлялись к небольшой двухэтажной постройке времён Совдепии. Там нас встретили солдаты и отвели на второй этаж. Они нас с интересом разглядывали, изучали. Я прикола ради дёрнул хвостом, распушив шерсть, и поиграл ушами, что привело их в почти детский восторг и лица растянулись в улыбках. Как мало человеку для счастья надо. Местом назначения был кабинет с замашками на начальский.

В кабинете стоял длинный стол, перед ним и за ним несколько стульев. Два больших окна, на стене – карта района.

За столом сидели пять лиц. Все военные. Хотя, два лица были похожи на военных только формой. Мне полковник объяснял, что военные берут власть по полной , и те гражданские, что хотят сохранить тёпленькое местечко, всеми правдами и неправдами лезут в армию. Присутствовали полковник, три генерала и маршал. Видимо, проект реально важный.

Полковник предложил нам сесть, генералы с маршалом рассматривали личные дела. Первым попросили встать Полкана – ему выдали погоны, поздравили с присвоением нового звания и разрешили сесть. Сразу подняли меня. Та же процедура, только звание не полковника, а лейтенанта. Пока я стоял – разглядел личные дела. А разглядывать, собственно, нечего. Пара записей и всё. Так же Новичок. Никакой присяги, ничего, из-за нашего парадоксального положения: мы свободные, вроде, полноправные граждане, но имущество армии. Всё равно что автоматы бы поступая на склад клялись в верности ангару и завхозу.

После этого полковник, маршал и два генерала вышли. Остался, видимо, тот самый куратор проекта.

- Здравствуйте, господин Шевченко, господа Полкан, Первый и Новичок. Так?

- Так точно. – ответили мы.

- Ну, ладно. В сторону формальности. Меня зовут Андрей Иванов, я генерал Вооружённых Сил РФ и куратор вашего проекта. Представляю вас перед штабом, но не являюсь вашим командиром. Полковник Шевченко должен был вас предупредить, что вы задержитесь для разговора со мной. Проблем нет?

- Никак нет. – ответил Полкан.

- Замечательно. Тогда начнём. Вы – оружейный проект Штаба. Полностью собственность Вооружённых Сил. Мы проводим интеграцию вас в общество на законодательном уровне, готовим поправки в Конституцию, но собственно социальная интеграция – дело очень далёкое. Поэтому у нас к вам просьба – не рвитесь на контакт с гражданскими. Результат непредсказуем, и не факт, что это пройдёт для вас безболезненно. Помните это, и от этого стройте модель поведения. А теперь – по стандартным вопросам. Условия проживания устраивают?

- Вполне. Только бара нет. – ответил Новичок.

- Ясно. Ещё пожелания есть? – видимо, возможности нашего куратора нехилые, и к юмору он относится серьёзно.

- У нас выявился младший командный состав, это необходимо как-то закрепить. – ответил я.

- Завтра прибудет комиссия и займётся этим. Дальше.

- Было бы неплохо иногда выпускать нас на поверхность, - заговорил Новичок, - пусть даже под конвоем. Это помогло бы в адаптации.

- Будет. Даже без конвоя.

- Нет уж, давайте-ка лучше с конвоем. – вмешался Полкан, - Избежим историй с потеряшками, да и у личного состава не будет стимулов к побегу. Нельзя за мысли каждого ручаться.

- Логично. Больше вопросов нет? Тогда собирайтесь и пойдём прогуляемся.

Мы были уже готовы и сразу направились в коридор. Полковник запахнул пуховик и присоединился к нам. Куратор накинул пальто и нагнал нас в коридоре, застёгиваясь на ходу. Коридор был узким, и приходилось поднимать хвосты: один из местных только чудом мне его не отдавил.

На улице мы направились в сторону противоположную той, откуда пришли. Минут десять мы шагали по базе.

Размеры сугробов вдоль дороги впечатляли. Я, конечно же, понимал, что это заслуга отвалов, образовавшихся после прочистки дорог, но всё равно эффект был необычный. Меня скрывало полностью, а самый высокий из нас – Новичок – едва выглядывал из-за края отвала кончиками ушей.

В конце концов мы подошли к весьма большому ангару. Двери были слегка завалены снегом, и поддались не без труда. Внутри было темно и холодно. Генерал нашёл переключатель, и со словами «Да будет свет, - сказал монтёр…» опустил рубильник. Лампы немного поморгали, и начали светить постоянным светом.

Изнутри ангар казался ещё больше, чем снаружи. Коридоры между стеллажами шли до противоположной стены метров на 50. На стеллажах стояли АК-74 и даже СКС, не знаю, для каких целей.

- Это резервный склад, предназначенный для гражданского населения, в случае невозможности восполнить потери в вооружении и технике к началу мобилизации. – кричал куратор, так как мы уже успели разойтись по складу, - Но нужды в мобилизации не оказалось: солдат хватает, а население занято на различных работах. Но на вас штатного вооружения не хватило.

- Здесь, наверное, даже тридцатьчетвёрки есть. – сказал Новичок, неподалёку от меня рассматривавший СКС 40-х годов выпуска.

- Нет, - отвечал генерал, - в запасе Т-62. Но вам их не доверят – не строевые.

- Как же мы без техники? – удивился я, - Ex machina, вроде как, а мы без брони.

- Это проблема решаемая и даже уже решёная. Да и грузовики у вас будут. Не пешком же вам сугробы мерять. – ответил куратор.

- Я полагаю, что нас сюда не на экскурсию привели? – спросил Полкан.

- Да, разумеется, - голос куратора доносился уже из конца ангара, - сейчас подойдёт начальство базы и оформим выдачу вам вооружения.

- Какого? – спросил полковник. Он, видимо, и сам знал немного.

- СКС. – ответил куратор, - Автоматы ещё могут пригодиться по мобилизационному плану, а вы всё-равно будете по большей части с ленью воевать.

- Ясно. – ответил я.

Около получаса мы без дела шатались по складу. Я был в глухом конце ангара, когда сбрякали входные двери. Сперва я подумал, что кто-то просто выглянул посмотреть вояк, но потом услышал разговор и пошёл на звук.

У входа куратор и полковник уже общались с делегацией местных начальников. Среди них был и полковник, который сидел в двухэтажке. Полкан и Новичок уже подтягивались сюда.

- Замечательно, что вы подошли, - заговорил куратор, - сейчас господин Шевченко и ваш командир распишутся в накладной и карабины начнут отгружать в грузовики.

- Полкан, - обратился я к подошедшему фурри, - тебе нужно расписаться.

- Дарственная? – с ухмылкой спросил Полкан.

- Бородатая шуточка, нет.

- Тогда ладно.

За пол часа солдаты погрузили оружие и мы направились к бункеру на грузовиках. Около, пардон, «входа в бункер» (не тот это случай, когда вещи стоит называть своими именами) нас высадили и грузовики направились вглубь базы. Я вспомнил, что есть ангар, сообщающийся с бункером. Блин, а мы-то почему должны через сортир ходить?

- Первый, Новичок, прогуляйтесь. – обратился к нам полковник, - Мы с Полканом и куратором поговорим кое о чём и позовём вас. – лицо полковника выражало безысходность. Он знал про наше «разделение властей», но куратор, видимо, был не в курсе, и считал нас просто сопровождающими. Ну и ладно.

За это время я порядком находился и решил присесть, благо рядом из отвала выглядывала скамейка. Я слегка отчистил её от снега и присел, рядом на хвосте устроился Новичок.

- Зря ты так. – заметил я ему. Он же тем временем уже вскочил и отряхивал успевший промокнуть хвост от снега.

- Я уже понял.

Новичок стряхнул снег со скамейки, освободив побольше места, и сел рядом.

- Как думаешь, откуда здесь скамейка? – спросил я его.

- Ну, наверное, из-за этой хаты. – он указал на двухэтажку за отвалом неподалёку, - Выглядит более-менее официально.

- И разбомблено. – в здании не было ни одного целого стекла.

- Видимо, забросили за ненадобностью. Но не убирать же из-за этого скамейки?

- Логично, логично.

Несколько минут мы сидели молча. Вдруг Новичок спросил:

- Первый, а ты веришь в бога?

Вот блин любитель каверзных вопросов. Самая упоротая из известных мне тем для разговора.

- Нет, я атеист.

- Ха, атеист семнадцатилетний, философ, блин. Во что-то верить надо!

- Я и не говорю, что я ни во что не верю. Я в бога не верю.

- А почему?

- Он мне повода не дал.

- А я вот верю.

- Молодец. Давай тему закроем.

- Ладно, ладно. А что ты на счёт этого высказывания куратора думаешь? Ну, что мы собственность доблестных ВС РФ типа?

- Не правильно это. Будем исправлять. Я довольно инертен по природе своей, но с таким мириться нельзя. Правда, пока надо. Нужно ждать подходящий момент, когда люди сами себя ослабят, это рано или поздно случится. Возможно, придётся их подталкивать. Но всё равно в открытую вот так сразу выступать нельзя. Нужно ждать.

- Я тоже так думаю. Только вот – как они ослабят-то себя?

- Правительство состоит из военных, но многие из этих военных – очень многие – гражданские с погонами. В скором времени они попробуют восстановить республику вместо хунты, что будет величайшей глупостью. А так как республике нужен кредит доверия народа, его уважение – они в скором времени развяжут войну, хоть с теми же уральцами. Правда, не думаю, что это случится раньше, чем лет через пять.

- Звучит здраво. Планируешь принимать в этом участие?

- Не знаю, Новичок. Некоторые из нас могут и не пережить республиканский период. Но если что – у фурри всегда есть ты. Помни об этом.

***

В скором времени начнётся полноценная подготовка фурри к военной службе. Полковник говорит, что мы будем больше парадной частью, но нужно выбить любую возможность для того, чтобы пройти настоящую военную подготовку, стать бойцами. Иначе нас сомнут в исторической перспективе. Если продолжать терминологию куратора – выкинут как устаревший образец вооружения.

В раннем возрасте ребёнка закладывается его характер, что определяет его будущее. В раннем возрасте нашего вида должна быть заложена великая сила, чтобы будущее было светлым.

Глава 3. Первый бой.

Две недели спустя мы, с младшим командным составом, который уже на следующий день после нашей с Новичком и Полканом экскурсии получил звания сержантов, имели удовольствие лицезреть результаты нашей работы. И девчонки, и парни прошли все тесты и были признаны годными к службе и участию в общественной жизни. После этого мы ослабили контроль за романтическими порывами, и то тут, то там по бункеру можно встретить обнимающиеся парочки. До поцелуев дело не дошло – так и не смог народ выработать подходящую технику обращения с пастью в этом плане. Я пока и не задумывался о том, чтобы найти вторую половинку – не до того было, да и какая мне любовь? Будучи человеком я шансов не имел, вряд ли что-то изменилось.

Из женской половины вскоре тоже выделились командирши, и по моей просьбе они, как и парни, стали сержантами. Теперь мы могли расслабиться и возложить все обязанности на подчинённых.

Однако, долго такое продолжаться не могло. Уже в конце апреля к нам прибежал какой-то майор. По виду военного он напоминал меньше всего, видимо – недавно призванный. Он попросил караул пригласить нас, что те, имея явное неудовольствие, и сделали.

Майорчик, увидев нас, заметно удивился, но в прочем – не сильно. Как-будто он ожидал что-то, но не такое. В прочем, выражение его лица вскоре поменялось, как-будто он вспомнил что-то, что позволяло ему держаться нами на равных.

- Здравствуйте, господа. – блин, неужели они теперь все так обращаются – Меня сюда направили, чтобы проинструктировать вас на счёт обучения и подготовки к службе.

При этих словах я окончательно потерял всякое присутствие духа. Я и так не очень жалую всякую работу, а тем более физическую. А тут ещё, видимо, и на износ учёба будет. Я, конечно, понимаю и принимаю то, что нам в короткий срок нужно стать полноценными солдатами, но это не отменяет того, что придётся пахать на пробежках и тренажёрах. Плюс ко всему – в глазах Полкана загорелся огонёк радости и, так сказать, дружеского злорадства.

- Извините, товарищ майор. А в чём, собственно, заключается обучение? – спросил я.

- Ничего такого. Это, в общем-то, будет и не настоящее обучение. Вас научат обращаться с оружием, красиво маршировать и в какую сторону делать и то, и другое.

У меня, буквально, камень свалился с плеч. На лице Полкана улыбка сменилась разочарованием, а Новичок даже выдохнул достаточно громко, чтобы все присутствующие могли услышать. Майор немного подумал, переваривая нашу реакцию, а затем продолжил:

- Ну, раз претензий нет… Ведь нет? Замечательно. Завтра, к трём часам дня вы будете должны подойти в ангар номер 3…

- Куда? – спросил Новичок, склонив голову и одно ухо на бок. И правда – мы не знаем расположения большинства туннелей, поэтому шансов прийти на место не то что вовремя, а вообще – нет. Майор, видимо, не ожидал, что ему придётся отвечать на лишние вопросы и замялся:

- Я, я… Ну, я не знаю… Наверно… Я, наверно, попрошу полковника Шевченко отправить кого-нибудь, чтобы сопроводить вас.

- Тогда ладно. – ответил я, - Есть ещё что-то, что нам необходимо знать? – я хотел закончить разговор и пойти обдумать услышанное. Хоть работы много и не предполагается, врождённое неприятие к работе всё равно бурлит от нежелания заниматься чем-либо. Пусть даже это и нужно и я сам так решил.

***

После того, как мы с Новичком донесли новость до мужской казармы, я отправился в свои пенаты. Девушки вообще проявляли крайнюю участливость к нашим делам, и иногда от их помощи была польза, но командовать ими положительно невозможно. Не представляю, как бы они уживались с вояками.

Я подошёл к дверям женской казармы и нажал на кнопку открытия. Толи здесь электромоторы мощнее, толи механизм целее, но гермодверь тут открывается влёт по сравнению с мужским помещением.

Картина открылась, прямо сказать, великолепная: полторы сотни полуголых девчонок стояли в разных местах казармы и хихикали, посматривая на меня. Угадать время, когда они так развлекаются (на деле, конечно, это стандартная процедура их личной гигиены, связанная с приобретением шерсти: раз в день меняют одежду на свежую; но смущать меня и Фюррера им определённо так же доставляет удовольствие) совершенно невозможно. Мы с Фюррером за прошедшие две недели попадали так раз 10, и это обещало стать постоянным. Первые пару раз мы просто залипали под хихиканье населения казармы, а потом потребовали отдельное помещение. Теперь мы просто заскакивали, опустив глаза, в каморку, что была собрана в тот же день, когда мы и попросили, из профиля и гипсокартона, и занимались своими делами.

Однако обычно это происходило по вечерам, и от того, что сейчас время было только к полудню, я был очень удивлён. Потупив минутку для порядка, я скользнул в каморку и присел на стул. Нет, хорошо, что я себя сюда назначил, однозначно. Прямо сказать – штаны в этот момент мне причиняли неудобство. Я видел уже девушек в неодетом состоянии – не ханжа, да и Интернет возможности расширяет, но вид лисичек меня несколько сбивал с толку, я их ещё не принял… вот до такой степени. Впрочем, организм оказался другого мнения, и мне теперь требовалось отвлечься и остыть, прежде чем я отсюда выйду.

Глубоко вздохнув, я повернулся к столу. Работы у меня, как таковой, не было особо, разве что нужно заполнить формы на фурри, прежде чем нас выпустят на поверхность. Разумеется, это работа Полкана, но, на сколько он ещё не свыкся с тем, что он отвечает за подчинённых теперь и в административном плане, на столько я был полон энтузиазма взять на себя эту работу из просто желания заботиться о товарищах. Этим я и занялся.

Минут через 15 ко мне заглянула Розка. Своё довольно забавное имя она получила за бойцовский характер. Розка не могла смириться с тем, что нас ограничивают в передвижениях. Крайняя волна фурри вообще не столь сильно ощутила на себе контроль военных, да и толпа – она, обычно, храбрее, а их реально толпа. Во время одного из её выступлений мимо как раз проходил наш генерал. Имея советское воспитание и образование, генерал обратился к истории коммунизма, и сравнил её с Розой Люксембург. Так Розка стала Розой. Но имя звучало дюже пафосно, и превратилось в более житейскую и дружескую Розку. Как корабль назовёшь – так он и поплывёт: характер у Розки смягчился и имя за ней укрепилось.

Сделав участливую морду, она сказала:

- Первый, можешь выходить, мы всё. Ты прости – мы-то думали, что вы вечером забегаете.

Я прижал уши и нахмурился, в прочем, не прекращая улыбаться:

- Вы б хоть табличку повесили! Да что там табличку – вы бы хоть прикрывались, если мы заходим!

Розка звонко рассмеялась, и едва уловимо завиляла хвостом:

- Хах, а ты, наверное, ещё и возбудился?

Я отвернулся к стене и вздохнул:

- Конечно, ещё бы. – а затем развернулся к ней и уже сам сдерживая смех пожурил - постеснялись бы, девки! Я ж девственник ещё, 17 лет отроду!

- Знаем мы таких девственников! Только волю дай – и караул.

- Ой дошутитесь… Я ведь ближе всех, и про то, что добро дали – раньше всех узнаю. Доберусь ещё до вас!

- Ага, давай-давай, мы подождём! – уже хохотала Розка.

- Ладно, это потом, совсем наедине обсудим. – лисица ещё раз усмехнулась - Все на месте хоть?

- Да, наверное, сейчас проверю.

Она мельком метнулась из каморки. Так, значит – у меня есть 2-3 минуты на то, чтобы заполнить формы.

Из казармы уже доносились приказы. Розка сумела выбиться в сержанты, и поэтому всегда старалась оказать посильную помощь. Однако командирша явно проглядывала через благие намерения.

Я отложил последний лист и поднялся. Девчонки уже провели перекличку, и сейчас снова разошлись по казарме. Розка подошла ко мне и сказала:

- Все на месте, Первый, попросила никого не уходить. Ты хотел что-то сообщить?

Мде, у солдафонов подобный тон общения подчинённого с командиром наказывался. Но я просто не могу отдавать им приказы, и всё сводится к просьбам и ценным указаниям. От того и дисциплина была немного другая. Отношения были основаны на дружбе и уважении. Как я понял, они считали меня настоящим военным.

- Да, собери всех. – сказал Фюррер у меня за спиной. Ещё один пример своеобразной субординации. Я сразу сказал Фюрреру, что он просто на подхвате и ничего более, и пока выходит эффективно.

Я доверил Фюрреру рассадить аудиторию, а сам отправился в каморку за стулом. Полторы сотни фурри, всё-таки, надо, чтобы слышали. Когда я вернулся, все уже сидели на ближайших кроватях. В мужской казарме результат недостижимый. А от попытки привлечь на помощь там девушек мы с Новичком отказались сразу: работа вообще останавливалась, и начинались долгие дружеские разговоры.

Поставив стул, я залез на него и принял позу Ленина. Некоторые засмеялись – по этому признаку можно опознать городских: в Щучье на площади стоит статуя, особо комично смотревшаяся раньше, когда тут собирался субботний рынок. Впрочем, Ленин в каждом городе есть, а тут много приезжих. Так что чёрт его знает. Немного подождав, когда смешки утихнут, я начал:

- Сегодня мы встретились с представителем начальства. Он сообщил, что завтра мы переходим к подготовке к нашей будущей службе. Как говорил посланный к нам майор – ничего страшного не будет, нас, скорее всего, научат просто маршировать и стрелять в направлении цели, так как мы, в общем-то, не являемся настоящей строевой частью. Завтра к 8 утра вы должны будете быть готовы к тому, чтобы построиться и двинуться к месту обучения.

- А мы поднимемся на поверхность? – спросила фурри с чёрным пятнышком на лбу, за которое получила имя Кнопка.

Действительно. Я сплоховал и не спросил майора, где мы будем заниматься обучением. После нашего с Новичком и Полканом вояжа всем неймётся посмотреть на гигантские сугробы и затянутое низкими тучами небо. Но, я думаю, что очень навряд ли мы будем заниматься стрельбой в ангаре.

- Я не знаю наверняка, но скорее всего да.

Больше вопросов не было, и я скомандовал «Вольно». Отнеся стул в каморку я вышел из казармы и направился к Рыжему, стоявшему неподалёку. Фюррер сказал мне, что Рыжий заглянул только что. Очевидно, пришёл за мной, чтобы я опять помог успокоить мужскую аудиторию. Из всех парней Новичок, Диоген и Рыжий были, наверное, самыми адекватными. Хотя, Рыжий, наверное, балансировал между тем и другим. У него было весьма своеобразное мышление, за которым проглядывала логичная личность.

- Привет, Первый. Давно не виделись. – одной из особенностей Рыжего было записывание людей в друзья по своему усмотрению. И я был в этом списке, хотя мы виделись редко, и вообще я его считал скорее знакомым. Да и хрен с ним.

- Ну, это же хорошо. – ответил я - значит, подопечные Новичка научились себя вести по-человечески. Ты по какому поводу?

- Новичок хотел бы уточнить, что там на счёт занятий на улице. А то ему поставили вопрос, а он не знает, что ответить. Вот и послал меня.

Ну слава богу, хоть ходить никуда не надо.

- Следует предположить, что спрашивал ты. – Рыжий больше всех горел желанием попасть на поверхность – по его признанию он никогда не видел по-настоящему много снега, так как жил на юге России.

- Возможно.

- Ясно всё с тобой. Я не уверен, но, скорее всего, нас выпустят на поверхность.

- Классно. Я так хочу подышать свежим воздухом!

- Единственное, пожалуй, ради чего туда реально стоит подняться. И да – за косяк одного отвечают все. Так что ведите себя хорошо, для парней это особо актуально.

- А что будет, если накосячим?

- В лучшем случае – нас тут запрут навечно. Ну, или уничтожат, как дефективных. Я и не знаю, что лучше будет, если честно.

- Почему?

- Уж лучше сдохнуть, чем всю жизнь жить в режиме казарма-столовая-библиотека-казарма.

- Они и правда так могут?

- Рыжий, они могут прийти и отыметь нас всех в очко, а мы и сопротивляться не сможем, и ничего им за это не будет – нас ведь нет юридически.

Лис прислонился к стене узкого коридора и взял в руки хвост, начав его поглаживать. Со стороны выглядит забавно, если не сказать – странно. Но для нас это нечто вроде того, когда люди складывают замком руки на груди – защитная реакция, развившаяся из неподконтрольного желания прижаться к чему-нибудь пушистому в стрессовой ситуации. Короче – крайне нужная штука.

- Что-то это не прельщает. Значит – косячить нельзя. Ни в каком виде. – сказал Рыжий, и добавил подумав, - Мы не будем.

- Хорошо. Но если что – я вас пристрелю. Всех. Я не шучу.

Рыжий, посерьёзнев, удалился, сказав на последок: «Договрились».

***

Назавтра, уже в 7 часов, в коридоре стояли фурри, построенные в колонну по четыре. Вопреки любым ожиданиям фурри молчали, и даже не переглядывались. Со скоростью света по личному составу разлетелось содержание нашего с Рыжим разговора, и это дало результат. В воздухе витало буквально осязаемое напряжение, ведь ребята страстно рвались наружу, и ни в каком виде не хотели потерять эту возможность. Нельзя не порадоваться дисциплине, но лёгкий укол вины омрачал чувство гордости за свои организаторские таланты. Всё-таки совестно из-за того, что загнали ребят в такие рамки.

- Да ладно вам, расслабьтесь хоть чуть-чуть! – крикнул Новичок, который о этого минут десять ходил с озадаченной мордой, размышляя, как бы привести фурри в чувство.

Я уже успел отзвониться генералу, что мы приготовились раньше и ждём проводника. Уже через пять минут прибежал вчерашний майор. Он и оказался нашим проводником.

Полкан направился к майору и в лоб спросил:

- Ну, пошли?

- Давайте. – ответил майор, разворачивая какую-то карту, - Следуйте за мной.

Солдат расправил карту в руках и стал угадывать оптимальный маршрут. Я кинул взгляд на бумагу и в глазах зарябило от обилия символов, чёрточек, точек и прочей лабуды, делающей карту нечитаемой. Как видно – заблудиться тут можно и с картой, если даже не проще.

Мы двинулись всем отрядом за майором по коридорам. Ребята даже пытались шагать в ногу, но выходило несколько нестройно. Коридоры оказались достаточно широкими, чтобы наша колонна могла пройти без стеснений, но встречные люди были вынуждены вжиматься в дверные проёмы.

Сложно сказать, как со стороны выглядело наше шествие. Когда сам идёшь в составе колонны ощущение массовости создаётся шумом шагов, но нет ощущения масштабности, не до конца осознаёшь, насколько это эффектно выглядит: 279 пушистых, шагающих плотной колонной в тускловатом освещении бункерных коридоров.

Через полчаса быстрого шага, срывающегося на бег, мы были в ангаре. Он был относительно небольшим, и весьма забит техникой, очевидно находящейся в ремонте, что позволяло сделать вывод о том, что это рембаза.

Нас построили у стены, так-как ангар был занят, и места больше не было. Дальний ряд вообще протирал стены спинами и хвостами. В ангар через ворота вошёл полковник Шевченко. Он поздоровался со мной, Новичком, Полканом, а за тем встал перед фронтом строя.

- Здравия желаю, товарищи бойцы! – начал говорить полковник, - сегодня вы сделаете последний шаг не встречу вашей будущей службе. Вас не ожидают какие-то сложные испытания, ведь вы не являетесь специальным или даже строевым подразделением. Сейчас вы сядете в грузовики, стоящие на улице, и мы отправимся на полигон. Там пройдёт небольшой курс подготовки, включающий стрельбу. Я прошу сохранять спокойствие и поддерживать порядок. А сейчас – по машинам!

За 15 минут мы погрузились в грузовики. Пускай фурри и выглядели сосредоточенными, в их глазах ясно читалась радость. Они были счастливы покинуть бетонные катакомбы бункера и пройтись под открытым небом. И было плевать, что температура на улице -30, небо затянуто последними облаками, а метровые сугробы и охранение загоняют в те же рамки, что и коридоры бункера. Свобода оказалась мнимой, но это не портило её вкус.

Закончив погрузку, мы двинулись в путь: колонна из нескольких десятков грузовиков и несколько армейских «бобиков» впереди и сзади.

***

Через минут, наверное, сорок неторопливой езды по относительно чистой дороге мы остановились. Я вылез из грузовика и осмотрелся: местом остановки была вершина склона какой-то реки, вероятнее всего – Миасса. Место это хорошо продувалось, поэтому снега было немного. Ниже по склону стояла какая-то деревня, в которой я ни разу раньше не был. Хотя – может и был, но она была явно давно заброшена, так что распознать что либо было невозможно.

- Дальше идём пешком! – крикнул командир автомобилистов, - В долине много снега, машины не пройдут!

Мы выстроились в колонну и двинулись вниз по склону. Когда мы подошли ближе к деревне, оказалось, что стены многих домов изрешечены попаданиями самых разных калибров. На одной хате вообще были видны пробоины, словно от автопушки. Видимо, этим «полигоном» пользовались не так уж и редко, по крайней мере, это объясняло то, почему дорога такая чистая. Войдя в деревню, мы выстроились вдоль старого колхозного загона. На нём дыры от пуль смотрелись как влитые и неотделимые, вот до чего дошло запустение.

- Прошу внимания, - заговорил полковник, как только мы встали более-менее ровно,- сейчас я проведу небольшой инструктаж. Во-первых, слушайтесь командиров. Это очевидно, но это нужно сказать. Во-вторых, эту деревню мы только вчера отбили у рейдеров Урала. Поэтому в домах сильно не шастайте, ибо мины, неразорвавшиеся боеприпасы и т.д. В-третьих, как только услышите сигнал тревоги – сразу рвите когти к грузовикам. И в-четвёртых, пока у вас у всех не начнёт получаться – мы никуда не поедем. На этом всё. Слушайте инструкторов, если выкрикнет ваше имя – подходите к нему.

За несколько минут мы распределились по группам и разошлись по деревне. Я попал в группу майора Сергеева. Мы прошли на самый край деревни, откуда был виден тянущийся до горизонта склон долины реки. Мы пришли сюда уже с карабинами, поэтому сразу получили задание – приготовить их к бою. Потом обратно. И снова, и снова. Вставить магазин, передёрнуть затвор. Вытащить магазин, изъять патрон, вернуть его в обойму. И так раз десять. Когда действия стали автоматическими – мы продолжили. Теперь мы по команде вскидывали винтовку на плечо и прицеливались. Нас было около 30 фуррей, поэтому выглядело это словно строй линейной пехоты в XVIII веке. Проблем не возникло, поэтому мы перешли к стрельбе. Сначала нас построили в шеренгу поперёк дороги. Майор и пара вояк отнесли какой-то манекен метров на 50, а затем вернулись к нам. Майор встал справа и сказал:

- Стреляйте по цели. Нет задачи попасть в конкретную точку – просто попадите в мишень! Стрельба залпом, по моей команде – огонь!

Он опустил руку и ухнул нестройный залп. Манекен разорвали несколько десятков пуль, а над рекой пронеслось эхо выстрелов. Послышались хлопки пальбы и из других частей деревни.

- Так, - заговорил майор, - некоторые из вас жмурятся во время выстрела. Кто так делает – шаг вперёд.

Несколько фуррей вышли из строя.

- Повторяем.

Они вскинули винтовки, прицелились, и дали залп.

- Ещё раз.

Фурри повторили. Манекен уже превратился в решето.

- Теперь лучше. Вернуться в строй.

Это было немного грубо, но необходимо. В принципе, чтобы нажать на спусковой крючок – много видеть не надо. Но постоянный контроль ситуации гарантирует ещё хотя бы пару нажатий.

Майор с солдатами, тем временем, в окнах какого-то двухэтажного строения, принадлежавшего, очевидно, развалившемуся колхозу или совхозу, несколько мишеней.

– Следующая задача. Перенос огня по команде. Опять: поражение конкретной точки не обязательно. По моей команде фокусируете огонь на указанной мишени. Начали.

Я бегло осмотрел здание, чтобы сориентироваться в командах. Прозвучал приказ: «Второй этаж, третье слева!» Полсекунды на то, чтобы перевести прицел, сфокусировался, и, как только мушка оказалась на цели, нажал на курок. За миг манекен разорвало на куски попаданиями. Несколько фонтанчиков кирпичной крошки вылетели от попадания пуль в края оконного проёма. Ещё команда – и снова залп. Когда цели закончились в воздухе стоял такой пороховой угар, что у меня засвербело в носу, а некоторые уже чихали. Увидев это, майор скомандовал построиться и вывел нас на главную улицу, куда уже подтягивались другие группы.

- Все пронаблюдали данное явление? – говорил командир, пока мы шли, - Это ещё одна причина, по которой вам нельзя ввязываться в долгое огневое противостояние. Кто назовёт мне другие причины?

- Можно я? – поднял руку Радист, - Дороговизна проекта?

- Хороший ответ. Кто ещё хочет поумничать?

- Полковник Шевченко говорил как-то раз, - ответил я, - что мы не строевая часть, и в огневой контакт не должны входить по определению. Даже если попадём в бой – нас тут же сменят регулярные части. Нас поэтому и не обучают полноценному ведению боя.

- В общем-то, правильно. А откуда вы знаете полковника?

- Я – Первый. Как-то уж так вышло, что он сам проявил интерес к моей персоне.

- Кто это сказал? – майор обернулся и внимательно вгляделся в колонну.

- Я! – снова подал я голос.

- Кто «Я»? – по рядам прошли смешки: не так уж и просто выделить кого-то конкретного из «клонов». Майор безрезультатно бегал взглядом, тщась определить меня в массе одинаковых фурри.

- Я – «Я»! – я поднял руку, чтобы майор смог меня определить. Фурри уже откровенно смеялись.

- Вы – действительно Первый? Замечательно! Вы-то мне и нужны!

- Зачем?

- Я ваш будущий преподаватель, и, в общем, нужны же мне рычаги давления на вас? Тем более – у ваших командиров есть право отменять приказы младшего командного состава строевых частей, и мои в том числе, особенно – если обратитесь к Полкану. Так что, по сути – это единственный рычаг давления на вас.

- Вы переоцениваете роль командира в нашем маленьком, но гордом подразделеньице.

- А можно поинтересоваться, - спросила Анка, - что вы будете преподавать?

Майор замялся:

- Ну, как бы сказать… В комплексе я буду преподавать вам всё – что-то вроде основ безопасности жизнедеятельности.

Фурри снова сорвались в смех.

- А нафига нам ОБЖ? – крикнул Рыжий с оскалом, навроде усмешки.

- Ну, скажем так: если ты заблудишься в степи – у тебя будут варианты кроме суицида.

- Оптимистично. – заметил Радист.

***

На главной улице нас ждал полковник. Когда все подтянулись прозвучала команда: «Стройсь!» За 15 секунд строй вытянулся по линейке. Несколько поворотов «нале-во!» и «напра-во!», два разворота «кру-гом!». Потом маршировали из одного конца деревни в другой: двадцать минут туда, двадцать – обратно, пока у всех не начало получаться шагать примерно в ногу. Похоже, военный не шутил, когда сказал, что мы не уедем отсюда, пока все не научатся. Через два часа ноги устали до такой степени, что перестали сгибаться, и мы маршировали уже как кремлёвская гвардия – на прямых ногах. Полковника это, наконец-то, удовлетворило, и прозвучала команда: «Вольно!»

- Можете прогуляться немного. Помните: по дворам-домам не шастать? Хорошо, свободны. – сказал полковник и пошёл к УАЗу.

Первую минуту можно описать одним словом – ступор. За несколько месяцев жизни в бункере мы отвыкли от такой свободы действий. Нет, приказов нам не давали и жили мы довольно вольно. Но жизнь была ограничена толстыми бетонными стенами; путей кроме коридоров не было; день был линейный, как я не знаю что.

Здесь же были открыты все дороги, и мы были ограничены только здравым смыслом. Другое дело, что здравый смысл строил множество границ… Проблема в другом. Выбор. Что делать? Может, подойти к дереву, вспомнить, как в детстве лазил по таким? А может, пойти на край деревни, откуда открывается вид на долину Миасса?

А через минуту, как по нажатию кнопки, все кинулись в разные стороны, и на месте остались только я, Фюррер, и Вспышка (девчонка; имя ей дал лично я: за белую-белую мордашку и необъяснимый огонёк в глазах… да, именно за это), не определившись ещё, чем можно заняться. Вояки кинулись было за убегающими, но я махнул им рукой, чтобы те остановились – от чего-то сильно было чувство, что фурри не будут делать глупостей, по крайней мере таких, как побег.

- Ну, чем займёмся? – задал общий вопрос Фюррер.

- Не знаю. – ответила Вспышка, - Первый, ты что думаешь?

- А я ничего не думаю. Я уже перебесился. Хотя…

Моё внимание привлекло большое дерево у обочины главной улицы. В мою голову закралась шальная мысль: а какой оттуда вид? Мысль закралась – и плотно приелась. Я направился к дереву. Это была ёлка. Не маленькая сосёнка, а настоящая ель, метров 5-6 в высоту. Конечно, лазать по ней – не самая умная затея, но попробовать тянуло, словно бы пацанёнка-семиклассника. Уже позже мне в голову пришла мысль, что в глубине души я решил покрасоваться перед Вспышкой, но тогда подсознание блокировало эту идею, дабы поступок выглядел естественно. Я подошёл к ели и попробовал на прочность нижние лапы.

- Только не говори, что ты по ней полезешь. – сказала Вспышка, которая уже подошла вместе с Фюррером ко мне.

- Ладно, не скажу.

Я покрепче ухватился за ветки, поставил ноги на ствол, и подтянулся. Потом аккуратно перехватился и снова подтянулся. Так я добрался где-то до 4 метров высоты и остановился, чтобы оглядеться. Вид был… зачугенный! Но захотелось подняться ещё выше, благо, ветра не было. Меня хватило только до 5 метров – дальше ствол начал гнуться под моим весом и лезть стало опасно. Я стал вертеть мордой по сторонам, чтобы осмотреться.

- Ну как там? – крикнул Фюррер.

- Красота!

- Я тоже хочу! – крикнула Вспышка внизу.

- Залазь. – ответил я.

- Я не могу!

Ну и кто будет после этого утверждать, что женщины более ловкие, чем мужчины? С грехом пополам мы с Фюррером объяснили Вспышке, как забраться на первый ярус, а дальше пошло попроще. Так она долезла почти до меня, а потом остановилась.

- Ну ты чего? – спросил я.

- Не могу, дальше ты.

- Тут есть место. Залазь!

Я помог ей подняться и устроиться.

- Ну, всё. Теперь – смотри!

Она повертела головой и воскликнула: «Вау!»

- У вас там место есть? – прокричал снизу Фюррер.

- Потеснимся.

- Тогда ждите.

Взгляд мой упал на солдат у грузовиков. Они смеялись и показывали на нас пальцами. Я нащупал шишку, ещё висевшую на ветке, сорвал её и бросил в сторону вояк. По стечению обстоятельств она упала на голову одному из них, после чего солдатики взорвались хохотом. Ну и хрен с ними, пусть смеются.

Фюррер уже почти поднялся к нам, но на самой верхушке ему места не хватило, и он остался на ярус ниже.

– Красиво тут! - сказал он, – И почему я раньше на Миасс не ездил?

– Миасс? Это эта река? – спросила Вспышка.

– Да, она. А ты разве не местная? – ответил я вопросом.

– Нет, не местная. – настроение Вспышки увеличилось пропорционально высоте; она улыбалась, голос звучал звонко и весело, – Я сюда приехала только в июле. Думала, и вы тоже. А ведь какой-то год назад я бы и не подумала, что буду такое исполнять!

– Вот оно как. А я вот здешний, щучанский. А ты, Фюррер?

– Я тоже здешний, только с деревни. В город не вовремя приехал.

– С деревни и Миасс не видел? – усмехнулся я.

– К твоему сведению, Первый, деревни не только на Миассе стоят.

– А этот Миасс - большая река? – спросила вдруг Вспышка.

– Ну, да. – ответил я, – Начинается далеко, в горах ещё, потом петляет много, идёт через Челябинск, потом мимо нас и на север, в Исеть впадает.

– А в километрах сколько?

– Да кто б его считал? – ответил снизу Фюррер.

– Ну, кто-нибудь считал, наверное, но так на вскидку не вспомнишь. – сказал я, – Ну он такой, большой довольно по местным меркам. Может, даже, на тыщу километров вытянет. Хотя не, навряд ли.

– А я вот Волгу вспоминаю. – продолжила лисица, – Она большая, красивая. Мы с папой от Астрахани до Нижнего всё объехали.

– А сама ты откуда? – решил я поинтересоваться.

– Я из Волгограда. Жили там, до пятнадцатого года. Училась там, и в университет тоже там собиралась поступать.

– А оно вон как вышло. Да… Во-он там, выше по реке, ну, левее, деревня стоит. Я туда к родственникам ездил. На реку с пацанами купаться бегал.

– Наверное, и с обрыва прыгал?

– Не, не прыгал. Я высоты боюсь очень.

– А тут как, не страшно?

Я бросил взгляд вниз и понял всю дурость своего поступка. Хвост непроизвольно поджался к телу.

– Я… Я как-то не подумал. Да, именно так.

– Ну тогда давай спускаться, чучело! – крикнул Фюррер и стал спускаться вниз по веткам. За ним отправилась и Вспышка.

А я так и остался наверху. Вид речной долины завораживал, а вид внизу заставлял уши предательски дрожать.

– Первый, ты чего застрял? – услышал я Фюррера.

– Я не вижу куда спускаться!

– Вниз, шатанный калач! Первый, не тупи!

– Да не вижу я!

– Первый, правую ногу вниз спускай, там ветка! Потом левую, но чуть-чуть левее! – теперь кричала Вспышка.

Я начал медленный спуск, руководствуясь командами снизу. Солдаты у колонны уже открыто ржали. “Дайте только спуститься, я вам покажу!“

– Куда дальше?! – я застрял в паре метров над землёй.

– Правую левее и ниже! Левее! – кричала Вспышка.

– Прыгай уже! – а это Фюррер.

– Не могу я! Мне страшно!

– Левее я говорю!

– А-а-ай!

Падение выдалось коротким, но болезненным. Сломав пару веток и набрав полную морду хвои я свалился с ёлки на спину. В глазах потемнело, в ушах повис неприятный звон. Хвост явно уже начал намокать.

– Первый! – крикнули ребята хором.

Первое, что я увидел – мордочка Вспышки. Какие у неё красивые глаза! Блестят, словно огоньки. Потом я повернул голову. В глаза сразу бросились усики Фюррера.

– Фюррер, я хрен его знает, как, но когда-то ты должен избавиться от пятна под носом. – я старался проморгаться.

– Ой да пошёл ты! – Фюррер пихнул меня в плечо и отошёл, – Шутник блин.

– Первый, ты как? – Вспышка смахивала застрявшие в шерсти иголки.

– Нормально, Вспышка, всё хорошо. Эх! – Я поднялся на ноги и прошёлся кругом.

Отдельные фурри уже начали возвращаться к колонне. Постепенно в долину спускались сумерки, и полковник крикнул:

– Общий сбор! Стройся!

Со всех сторон начали сбегаться наши новоявленные бойцы, и вскоре полковник был окружён серым гудящим морем.

– Да, строевой вам явно не хватает. Завтра этим и займёмся. По машинам!

Дойдя до вершины долины фурри стали грузиться по КамАЗам, а солдаты разошлись к “бобикам”. Через 10 минут колонна тронулась прочь из деревни. Я устроился поудобнее на откидной скамейке между соседями и сразу уснул.

***

Кругом вовсю ухали выстрелы и были слышны удару пуль по железу. Я смутно собирал мысли в кучу, когда в кузов влетел один из наших, фурри, и растолкал меня.

– Живой?! – крикнул он мне в лицо.

– Да, да, живой! Какого тут…

– Дёру, давай, направо!

Мы вместе вылетели из под тента и я ухнулся в сугроб у дороги. В чистом поле снега хватало, и я плотно в нём утонул. “Твою мать, я хрен высохну потом!” – пронеслось в голове.

– Вы откуда? – спросил лежащий рядом солдат.

– Из машины! – ответил мой спаситель, – Ты кто ваще?

– Я Первый!

– Ох ты, неудобно получилось. Ты извини.

– Забей. Какого хрена тут творится?

– Да перестрелка, ничего необычного. – ответил солдат, – Пересеклись с караваном кочевников, бывает.

– Чё? Какие в пень кочевники?

– Ну обычные. Беженцы, бандиты, ненадёжные элементы. Все, кому не нашлось места в городах. Живут грабежом и канибализмом. Иногда спонсируются уральцами. Нежелательные элементы, в общем.

– Твою мать. Где полковник?

– Какой? Ваш или наш?

– Ваш! Шевченко!

– В голове колонны.

– Боец! Как тебя, кстать?

– Рядовой Сохатый, товарищ лейтенант.

– Просто Первый. Давай со мной. Отходим и стелимся к голове колонны. Двинули!

Вместе с Сохатым мы низко пригнулись, выравнялись относительно земли и побежали вперёд. Мордой я загребал снег, но это всяко приятнее, чем словить ею пулю.

В голове колонны что-то горело. Довольно ярко, видимо, УАЗик, ехавший первым. Подбежав поближе я увидел вырытую в снегу яму, в которой сидели старшие чины. Недолго думая я нырнул туда.

– Что за? – дёрнулся было какой-то майор.

– Спокуха. – Полкан опустил его обратно, – Первый, ты где пропал?

– Занят был. Спал.

– Богатырь. Войну проспишь, чучело.

– Полкан, не возникай. Есть дела поинтереснее. Чё стряслось?

– Поймали в чистом поле колонну кочевников. – ответил полковник, – Метров сто-сто пятьдесят до них. У этой шелупони ничего страшнее охотничьего гладкоствола нет, так что бояться нечего.

– Товарищ полковник, осмелюсь заявить, что убойной силы пулям хватает.

– А прицельной дальности – нет.

– А наши бойцы ночью сильно лучше стреляют?

– Конкретно ваши, Первый – лучше, и сильно. Но речь ни о том. Нам тут сидеть не резон. Надо готовить фурри и выдвигаться в обход. Метров за пятьсот обойдёте, как вы умеете, вас не заметят.

– Точно?

– Точно. Ты теперь военный, Первый, привыкай, риск всегда присутствует.

– Я вот сейчас даже не буду напоминать, товарищ полковник, что мы не строевая часть. Я просто вам скажу – нас даже три сотни не наберётся, и терять хотябы одного фурри я не намерен!

– Первый… – попробовал заговорить Полкан.

– Полкан, не возникай. Это не военный вопрос, а вопрос выживания. Потом обсудим.

– Так, Первый. – полковник напомнил о себе, – Если тебя это успокоит – мы их свяжем боем. Они вас точно не заметят.

– Это то, что я хотел услышать.

– Хорошо. Значит, вы выдвигаетесь по обозначенному маршруту и заходите в лесополосу в тылу кочевников. После этого вы координируете с нами удар и мы зажимаем их в огневое кольцо. А там уже как пойдёт. Или они сдаются, или мы их истребляем. Заодним и проверим, способны ли вы наводить порядок.

– Понял, принял, товарищ полковник. Полкан, Сохатый – за мной.

Мы отошли на сотню метров от колонны, чтобы собрать там всех фурри.

– Так, Первый, нам нужны командиры из людей. – сказал Полкан, – Сами мы их не организуем, а надо будет разделиться на две группы.

– Базару ноль, Полкан, рули. Воевать я тебе не мешаю.

– Хорошо. Лейтенант Евдокимов! Капитан Сухарев! Ко мне!

От колонны в нашу сторону пригнувшись двинулись два силуэта. Уже вскоре они подбежали ближе и я увидел двух молодых парней. Под моё понимание офицеров они не подпадали, поэтому я сделал вывод, что это свежий набор.

– Евдокимов, Сухарев, собираете две группы и двигаетесь за мной. По команде – отделяетесь!

– Есть!

– Есть!

Капитан и лейтенант повернулись к колонне, капитан крикнул:

– Звери, сюда! Бегом пригнувшись!

Однако движения не было. Лишь несколько пушистых отползли подальше.

– Так блин. Дека! – так я условился называть среди нас сержантский состав, – Собрать бойцов! Выдвинуться ко мне!

На мой голос фурри отреагировали более активно. Вдоль колонны зашевелились сержанты, собирая остальных и небольшими группами пушистые двинулись к нам.

– Значит так! Фурри поступают в распоряжение этих офицеров! – крикнул я собравшимся вокруг фурри. Почти три сотни пригнувшихся бойцов окружили нас, и я до сих пор не мог представить, как мы можем незаметно выдвинуться в тыл кочевников. Быстро поделившись на две группы мы двинулись за Полканом.

По всей видимости, немного позади колонны находился ручей, потому что глубина снега увеличилась. Стелиться вдоль земли стало трудно, потому что мы практически ныряли под снег, поэтому вскоре группа пошла во весь рост. Звёзды на небе не могли дать достаточно света, и поэтому даже несмотря на белый чистый снег мы действительно прошли незамеченными до лесополосы за колонной кочевников.

– Так, стой. – Полкан остановил фурри, и говорил в голос, но не переходя на крик, – Первая группа остаётся здесь и ждёт красного сигнала. Вторая группа за мной!

– Новичок, иди сюда. – я подозвал Новичка к себе, – Оставайся здесь, потом доложишь, что куда. Понял?

– Да, конечно, Первый.

Ручей ушёл дальше в лес, и по опушке мы опять стелились. Впрочем, в лесу снега было больше, так как он не продувается ветром, и около самых деревьев всё-таки можно было уткнуться мордой в сугроб. Лейтенант, шедший с нами, шёл просто пригнувшись и как мог приглядывал за кочевниками.

Колонной по четыре мы пришли на место, которое было нужно Полкану, и остановились. Все молча приготовили карабины к стрельбе и ждали команды.

– Значит так. – Полкан опять говорил умеренно громко, чтобы его слышали только те, кто должен, – Сейчас вы все разворачиваетесь в плотную стрелковую цепь. Тоесть в ряд по одному так, чтобы между вами было не больше метра. После этого – ждёте моего сигнала, красной ракеты. Когда будет подан сигнал – открываете огонь. Не залпом, вольным темпом. Никто не идёт вперёд и не дёргается. Ответного огня не бойтесь. Стреляйте сидя, чтобы не отсвечивать. Всё, готовсь.

Я занял место в цепи, сел на колено и изготовил карабин. Тонкие штаны быстро промокли, а за ними начала мокнуть и шерсть. Однако это почти не отвлекало. Адреналин гулял по телу, мне предстояло в первый раз участвовать в бою, стрелять в людей. В сторону людей.

Со свистом красная ракета взмыла в воздух, накрывая снежную целину перед опушкой ровным красным светом. Тишина леса, лишь изредка нарушаемая гулом пальбы в колоннах, разорвалась залпом трёх сотен карабинов, наших, и группы по левую руку. Перед глазами встала стена огня. За тем последовал второй залп, уже не такой стройный.

Может быть, кто-то старался выцеливать. Может быть, кто-то собирался с мыслями. Может быть, кто-то отходил от шума стрельбы. Уже вскоре уханье залпов сменилось почти постоянным и ровным шумом пальбы без перерыва. Потом перезарядка. И опять пальба.

Была дана чёткая команда – отстреливать не больше двух магазинов. Поэтому со временем стрельба начала затихать, и после нескольких единичных выстрелов над полем повисла полная тишина. Затем со стороны нашей колонны светом ударили осветительные фары, и люди пошли в атаку. Впрочем, скорее, это было добивание. Зажатые огнём с двух сторон кочевники сдались и не оказывали сопротивления. Спустя пару минут к колоннам двинулись и мы.

На морде – плотные повязки, хвосты – плотно прижаты к телу. Но мы всё равно очень выделяемся среди людей. Они смотрят на нас с опаской, даже со страхом. Они сейчас целиком во власти победителей, и среди победителей существа, чуждые самой природе и их сознанию. Но я не вижу себя без людей.

В одной из телег, прицепленных к гусеничному трактору, я увидел нескольких детей. Мороз на улице крепчал, и они всё теснее жались друг к другу. В глубине телеги лежали несколько тулупов, под ними, очевидно, дети и пережидали ночной мороз. Но сейчас, видимо, они боялись привлечь внимание, и только тоскливо оглядывались на тёплое убежище.

Я вместе с парой фурри подошёл ближе, снял тёплый бушлат и отдал его детям. Парни поступили также и ребятня смогла укрыться от холода. Ветер мгновенно пробрался под лёгкий китель, в котором я остался, и шерсть поднялась, отчего китель надулся, а моя морда стала шире раза в два. Дети улыбнулись – их, видимо, это рассмешило. Мы отошли к полковнику, я захотел с ним переговорить.

– Товарищ полковник!

– А, Первый! Поздравляю с боевым крещением. Есть над чем поработать?

– Так точно, есть. Среди ваших потери есть?

– Двое ранены, но ничего серьёзного. Доберёмся до базы и отдадим медикам. Ваши как?

– Потерь нет, слава богу. А с этими что? – я показал рукой на мужчин-кочевников, которых солдаты собирали в колонну.

– С ними то? Ну, без изысков, по инструкции. Мужчин – нашим рейдерам.

– В рабство чтоль?

– Вот ведь молодёжь пошла, начинаются книжек, понимаешь. Нет. Рейдеры – это мобильные отряды. Они ходят в Тюмень, на руины, собирают полезное железо. Им рабочие руки нужны всегда, вот и поработают.

– То бишь рабство.

– Нет, не рабство.

– Ну рабство же.

– Нет. Так, блять. Тебя судьба их интересует, или построение пещерно-правового общества?

– Судьба.

– Ну вот. Женщины будут определены на работы. Общественные столовые, уборка улиц, разбор завалов и по мелочи. А детей в специнтернаты.

– Как-то…

– Жестоко? Ну а как иначе, Первый? Всё, эта зима ещё долго не кончится. Пищу добывать негде. Промышленность без ресурсов встанет. И много ещё чего весёлого нас ждёт. А с учётом войны с уральцами эти проблемы вообще неразрешимы. Нам надо готовиться, чтобы пережить зиму. Это важнее, чем ты думаешь.

– Неужели?

– Ужели. Думаешь, выживание человечества – первоочередная цель? Отнюдь. Человечество выживет и без нас весьма неплохо. Со своей колокольни скажу, что без нас человечеству будет даже легче. Но есть вопрос, кому именно предстоит возглавить выживших.

– Только не говорите, что война со Штатами. Опять? Серьёзно?

– Очень серьёзно, Первый. Она и не заканчивалась, а теперь просто перешла в другую плоскость. Тот, кто лучше переживёт этот Ад – тот и победил. Это очень холодная война. И пока Штаты даже ведут. Ведь пока мы собачимся с уральцами, кому вести Россию в светлое постапоклиптическое будущее, американцы наверняка уже обустраиваются где-нибудь поближе к экватору в Южной Америке.

– То есть, вы даже не уверены.

– Хотел бы я сейчас быть хоть в чём-то уверен. Но пока что я могу лишь верить.

– Хорошо, но почему тогда мы сами не уйдём на юг?

– Это физически не возможно. Если с казахами и иже мы договоримся, и это даже выгодно для нас, то вот Иран, например, нас не пропустит. И Ирак. Сами государства, может, и не существуют уже вовсе, но ситуация там ни чуть не проще нашей, и местное население не будет радо нас видеть.

– Но можно же как-то договориться, не знаю. Ведь все люди братья.

– Нет. Человек человеку волк. А ты и вовсе не человек больше. Можно что угодно написать в документах, и как угодно называть вас, но они. – полковник указал на кочевников, – Не кочевники, а простые люди, для них ты никогда не будешь братом. Ты для них угроза. И не потому что они плохие или ты страшный. Просто эти люди напуганы, они скучают по старому миру, может и не явно, но скучают. А ты не вписываешься в их сознание. Ты чужой.

– Нет, полковник. Мы все были людьми, и ими остаёмся, в любом теле. Я не позволю фурри забыть о своих корнях.

– Валяй, это не запрещено. Фурри не все, и фурри не люди. Люди всегда будут вас бояться, куда бы вы не пришли.

Вдруг я понял, какой груз на самом деле лежит на моих плечах. Нет, это не устройство фурри в людском обществе, не их адаптация к новому миру. Мне нужно дать фурри свою, особую нишу. Я хочу, чтобы фурри жили рядом с людьми на равных, и для этого придётся оторвать фурри от людей. Учинить войну и стать главной силой, превратиться в добрых богов, может, уйти в глушь и стать отдельным обществом, соседями для людей. Не знаю. Но важно что-то предпринять. Мне всего семнадцать лет. Я молод, энергичен, полон желания помочь своим товарищам. Но хватит ли мне сил? И моё ли это дело?

Ведь есть Полкан. Молодой, сильный, с военным образованием. Но есть в нём один изъян – он только служит. В своей службе он получил потолок развития. Он никогда не не преодолеет его, не поведёт фурри вперёд. Может быть, и правда, следует задуматься над переменами? Но пока слишком рано. Пока нужно лишь посеять зерно этой мысли среди фурри.

***

На базе мы сдали оружие и отправились назад в бункер. Выход на поверхность был безнадёжно испорчен.

На завтраке ко мне подсели Фюррер, Новичок, Вспышка, Рыжий и Розка. Последние двое часто стали ходить вместе, и факт их отношений стал достоянием общественности с неоспоримой достоверностью.

– Ну, как вы? – спросил я у ребят.

– Пойдёт, но бывало и получше. – ответил за всех Новичок.

– А что думаете? – спросил я, пододвигая тарелку супа.

– Ничего. – остальные сделали то же самое. Едят фурри по-прежнему как дикие звери, так что общение прервалось на время еды. Когда все тарелки были поставлены на стол, я продолжил.

– А если честно? Ребят, мне важно знать ваше мнение.

– Зачем?

– В смысле это?

– Ну, оно ни на что не повлияет, хоть и общаешься часто с полковником.

– Нам не обязательно влиять на что-то, чтобы иметь своё мнение. Рассказывайте.

– Ну, если коротко за всех – как-то резко это всё случилось.

– Не ждали? Я тоже. Меня другое больше смущает.

– Что? – спросил Рыжий.

– Я не уверен, что хочу, чтобы фурри, вы и я, до конца жизни занимались такими карательными акциями.

– Ну, может мы и охраной будем заниматься. Сопрождением там тоже.

– Уже до уставов добрался? Я не об этом говорю. Я не хочу, чтобы период нашего существования на правах оружия МО затягивался.

– О чём это ты? – спросил Новичок.

– Это вот всё, ну, главенство военных, борьба за выживание, война с уральцами – это не навсегда. Однажды власть сменится, и наверху решат, что им незачем кормить ораву пушистых. Я хочу, чтобы фурри к этому моменту были свободны, или хотя бы готовы освободиться.

– Ты к чему это клонишь? – спросила Розка.

– К свободе от людей. Не в паре строчек подзаконных актов, а полностью. Я говорю о независимости.

– Кхм, Первый, не рановато, не?

– Конечно рано. Я и не предлагаю прямо сейчас идти на баррикады. Но и тянуть нельзя. Нас станет меньше, люди окрепнут. Момент можно запросто упустить. Я бы даже сказал проебать. И тут речь идёт не о наших конкретных жизнях, а о будущем пушистых в целом. Дети, культура, место под солнцем. Сам вид может исчезнуть как устаревшее вооружение.

– Можно высказаться? – заговорила Вспышка.

– Конечно, я слушаю. – ответил я, взяв кружку и большую пьялу, куда перелил часть чая. Лакать жидкость из кружки всё-же не удобно.

– Я не уверена, что люди… Ну, фурри. Я не уверена, что они на это пойдут. Всё же это не так просто, как обсуждать свободу за столом. Да и люди… Нас меньше трёх сотен, и кто знает, сколько нас будет, когда время придёт. Надо думать в первую очередь о том, что мы будем делать после выступления. Просто так взять и уйти в степь – бредовая затея.

– Для того, чтобы фурри были готовы я с вами и разговариваю. Ваша задача донести идею до всей деки и распространять её среди рядового состава, так, чтобы люди не знали об этом. А вот касательно планов на будущее… Это верно, это надо хорошенько обдумать, причём заранее. Если всё сложится удачно – люди сами подкинут нам решение этой проблемы.

В столовую зашёл Полкан. Он задержался у полковника, и пришёл только сейчас.

– Полкан! – окрикнул я лиса, – Айда сюда! Я на тебя взял.

– Ага, спасибо, иду! – ответил тот, вешая бушлат на вешалку.

Когда Полкан сел, я решил его втянуть в обсуждение.

– Без предисловий, Полкан. Что думаешь?

– О сегодняшнем?

– Да.

– Ну, действия по тревоге так себе, надо заняться отработкой, план тренировок я сам составлю, ты его оформи только. Неплохо бы заняться стрельбами ещё, потому что мы легко отделались, могло быть и хуже. Ещё надо позаниматься с личным составом на тему освоения оружия. Я сам эти СКС первый раз в руках держал, так что завтра полковник нам отправит пособия и документацию, и приступим. А потом надо заняться тактической подготовкой, потому что тактика “две толпы по полю авось пронесёт” не самая победная.

Остальные смотрели на Полкана с определённой досадой и лёгким непониманием и состраданием.

– Что, думаете, надо тактику раньше начать? В принципе, основы можно с муляжами освоить, тоже вот сейчас подумал.

– Блять, Полкан, ешь суп, я сейчас тебе объясню. – отец-командир послушно взял тарелку супа и начал поглощать содержимое, поставив уши торчоком и выражая внимание, – Речь идёт не о подготовке. Она хреновая, спору нет, мы это все сами понимаем, никто не ждёт чудес от вчерашних школьников. Я говорю о ситуации в целом. Как видишь, люди и без нас справляются с контррейдерской работой, хотя это как бы наша задача. Вопрос в том, как быстро до них дойдёт то, что мы им не особо интересны и когда они от нас потихоньку избавятся. Поэтому я ставлю вопрос о том, чтобы разорвать этот порочный круг и сделать фурри свободными на всю катушку, со своей страной, флагом, преферансом и профурсетками.

Полкан поставил тарелку обратно на стол и потянулся за чаем.

– Если будешь так закидывать в себя еду – заработаешь гастрит. – сказал Фюррер.

– Знаю. Профдефомация. Строго говоря, я лично против той хрени, что вы успели тут задумать. На данный момент. Но то лично я. А вот с точки зрения нашей маленькой банды пушистых – Первый прав. Военные уже сейчас обсуждают будущую смену власти после стабилизации ситуации как факт, причём в ближней перспективе. И меня перспектива утилизации фурри как отработанного материала не прельщает. Как человек, какое-то время крутившийся в МО могу дать пару советов: во-первых, старайтесь себя зарекомендовать среди военных, пара хороших боёв, про которые можно рассказать за рюмкой чая, и вы для них станете своими, во-вторых, ждите, как можно дольше. Лучше дать всему случиться, и появятся недовольные, особенно ветераны боевых действий. Это и будет ваш час, потому что большинство из них будут уверенны, что военные это то, что нужно, а вы себя сможете выставить как героев, не желающих пропасть в водовороте рационализаторских сокращений. Единственное что – когда начнётся движуха, спускайте меня в деку. Я не хочу крутится в верхушке бунта, по личным убеждениям.

– Ясно. – ответил я, – Предложения дельные. Значит, это, ребята, вы и должны донести до остальных фурри. Собственно, мне больше сказать нечего.

***

К ужину мы с Полканом составили планы занятий с личным составом. Довольно занятно, следует заметить, было вникать в эти темы. Нельзя сказать, что я прям вообще ничего не знаю. Отнюдь. Ещё до Катастрофы я увлекался военной историей, и, хоть и нельзя варгеймы нулевых назвать тактической школой, но я знаю, чем бригада отличается от батальона и почему обороняться не всегда проще, чем наступать. Но вот позиционирование бойцов, плотность огня, манёвр огнём – вся эта наука для меня тёмный лес. Я, по личным ощущениям, прилично выел мозг Полкану со своими распросами, и, хоть он и повторял постоянно “Ты спрашивай, спрашивай”, было заметно, что он устаёт объяснять очевидные для него самого вещи. Так или иначе, закончив эту работу я решил закончить вечер за хорошей книжкой.

По пути я заглянул в женскую казарму. Девчонки привычно суетились между кроватями и на проходе, хотя для меня было загадкой, откуда они находят себе занятие на каждую минуту. Парни к этому времени уже валялись на кроватях, поплёвывая в потолок.

– Девчонки! – окрикнул я лисичек, – Я в комнату отдыха, книжки умные читать. Если понадоблюсь – до одиннадцати я там!

– Хорошо, Первый! – ответила Шурка.

Комнатой отдыха мы называли небольшое помещение на самом нижнем, четвёртом, уровне бункера. Там были спальня на двух человек, маленькая кухня, маленький кабинет, маленькая подводка с оружейным шкафом. Нашли мы это место вместе с Новичком, когда обходили бункер по план-схеме. Сюда мало кто захаживает – всё же, из почти 280-ти фурри далеко не каждый находит удовольствие в уединённом чтении, а значит, тут можно спокойно отдохнуть.

Войдя в кабинет я положил учебник по ведению офицерских карт на стол, включил старую, советскую ещё настольную лампу с зелёным плафоном и выключил основное освещение – света лампы вполне хватало. Упав на диван с книжкой в руках я вытянулся на нём во весь рост и приступил к чтению.

Время в такие моменты течёт как-то мимо тебя, и услышав шаги в коридоре и машинально глянув на часы я увидел, что уже без десяти одиннадцать.

В дверной проём заглянула покрытая белым мехом мордочка Вспышки.

– Ты чего не спишь? – спросил я.

– Да так, тебя решила проведать. Время уже подходит.

– А. Ну, это… Да, в общем-то. Сейчас, я подойду.

– Не спеши. – Вспышка вошла в кабинет и закрыла за собой дверь. Я сел на диване и она села рядом со мной.

– Поговорить хотела?

– Да. Не знаю, с чего начать.

– Ну, начни с чего-нибудь. – усмехнулся я.

– Ну… Как вечер прошёл?

– В трудах. Составляли с Полканом планы занятий. Полковник интересные новости сообщил. Нас хотят отправить на парад 9 Мая в Курган, для показательного прохождения. Так что с завтрашнего дня начинаем строевую подготовку.

– Это сложно?

– Сам не знаю, если честно. Должно быть, да.

– Надеюсь, не очень. Слушай, Первый. То, что ты говорил за завтраком. Ты это серьёзно?

– Да, вполне.

– Ну, ты прям реально хочешь, чтобы они пошли против тех, кем и сами, по сути являются? Думаешь, у фурри хватит духу?

– Ну, я же говорю, что это не прямо сейчас. К тому времени, я думаю, они все уже созреют. Тем более, у нас строго говоря, выбора нет. Мы всё равно не будем жить вечно. Но… Не знаю, уместно ли говорить такое за всех, да ещё и в моём возрасте, но пусть мы лучше сами выберем свой конец, чем нас прикончат.

– И… Ты в этом видишь предел? Наше предназначение и смысл жизни? Больше ничего не хочешь сделать?

Я аккуратно взял Вспышку за руку и посмотрел ей прямо в глаза.

– Это прозвучит немного нагло, но я хотел бы тебя поцеловать. Если бы только знал, как.

– Можешь лизнуть нос.

– Можно?

– Да.

Я медленно приблизился к её мордочке, аккуратно потёрся носом о её шерсть. Кроме носа и кончиков пальцев у фурри не осталось голой кожи, и ощущения от касания меха носом воистину непередаваемые. А потом я и правда лизнул её в нос. Быстро и коротко.

– Это всё? – Вспышка едва уловимо улыбнулась.

– Возможно, я хотел бы большего, но.. Я не знаю, как вести себя с девушками.

– Совсем? Обними меня. Я тебе нравлюсь?

– Совсем не знаю. Да, нравишься. Но… Я не знаю. Мне всего семнадцать.

– Ну, тогда мы никому не скажем.

– Никому.

***

В казарму мы вернулись уже в полночь. Китель на мне был застёгнут с промахом в одну пуговицу. Вспышка и вовсе застегнулась только на одну пуговицу. Я зашёл в каморку, а она пошла дальше. Из глубины расположения донеслись несколько смешков.

– Первый. – позвал меня Фюррер из темноты каморки.

– Я.

– Предохраняйся там. А то мы даже повоевать не успеем.

– Ой да ну тебя. Заткнись, усатый.

– Ахахаха!

Я укрылся лёгким одеялом и провалился в сон.

Глава 4. Новая кровь.

Точная стрельба даётся фурри не легко. Обилие пороховых газов заставляет всех без исключения заходиться кашлем. Мы оказались уязвимы к той опасности, которую даже не рассматривали в то время, когда разрабатывали сыворотку фурри.

Климат ощутимо поменялся, и уже не было господствующих ветров с севера, запада или юга. Атмосферные фронты движутся неспеша, а их сила колоссальна. Я слышал от охраны, что когда первая такая буря пришла в эти края гетто в Щучье, состоящее почти полностью из палаточных городков, было, по сути, уничтожено и теперь там возводят высокий частокол по периметру для защиты от ветра.

Однако обычно стоит полный штиль, из-за чего облака пороховых газов не развеиваются, и, хотя эпоха дымного пороха и прошла, но после часа интенсивной стрельбы над порядками подразделений повисают облака дыма и гари.

Об этом я, разумеется, сообщил полковнику. Но ответ был максимально прост – фурри должны привыкнуть и приспособиться, если они хотят быть интересными для министерства обороны. Если в прежние времена кто-то и мог озадачиться созданием специальных противогазов, то после катастрофы нет возможности производить даже обычные.

Впрочем, полковник подкинул и хорошую новость: скоро нашему недобатальону подкинут усиление выраженное ротой людей, мотострелков, что по нынешним меркам почти гвардия, ведь горючку старательно экономят. И тогда мы станем полноценной боевой единицей. Если не считать недостатком фурри, которые с большей охотой применили бы карабины как дубинки.

После одного из занятий по стрельбе меня перехватил майор.

– Здравия желаю, майор Плотников, командир мотострелковой роты, приданной в усиление батальону специального назначения “Вульпес”. – представился военный, – Могу я поговорить с вашим командиром?

– Батальон от слова “баталия”, “бой”. А из нас бойцы… Так, пикеты школьников разгонять. Так что не стройте излишних надежд, вы тут вместо нянек. Лейтенант Первый, здрасьте. – я так и не привык к военным приветствиям, что иногда раздражало людей в погонах.

– Вот так с места в карьер? Весело у вас тут. Так где я могу найти полковника… Эм… Полкана?

Я неспеша двинулся к ангару чтобы вернуться в бункер. Фурри нестройной колонной уже входили туда, хотя, следует отметить, что шли в ногу.

– Зачем тебе Полкан, если есть я? – спросил я военного, – Поверь, от меня будет больше толку, если ты хочешь узнать что-то кроме численности подразделения.

– Это у вас субординация такая?

– Нет. Просто Полкан пришёл позже и осуществляет общее руководство. Меня ведь не просто так зовут Первый.

– Ну, мне что-то говорили на счёт Первого. Но я не помню толком.

– Ясно. Тогда – пошли в наш маленький уютный штаб, если тебе повезёт – там будет и Полкан. Но в любом случае пообщаемся.

Везение оказалось не на стороне майора. Впрочем, в штабе, как мы называли маленький кабинет на одном уровне с казармами, выделенный нам, и больше похожий на кладовую, тёрся Стрелок – адьютант Полкана. Его я отправил за начальником, а сам сел за свой рабочий стол.

– Присаживайтесь, товарищ майор, куда захотите. Скоро и вам стол организуем.

– Это радует. Предыдущее подразделение, в котором мы состояли, живёт в палатках, и чтобы хоть как-то работать с бумагами, приходится отобирать чурку у дневальных и ставить её вместо стола.

– Ясно. Собственно, вы, как я понимаю, командир мотострелков. На чём вы катаетесь?

– На бобике. Рота перемещается на КамАЗах, ещё у нас есть три БМП и бардачок на сдачу.

– С ГСМ беда, верно?

– Бывает. Боюсь, в вашем подразделении проблема усугубится.

– Не сомневайтесь. Местный?

– Эм… Нет. Я из Воронежа.

– Как он? Стоит?

– Да не падает. Но люди бегут. Я сам уже пробирался через уральские территории, буквально за месяц до тех событий.

– Я был в коме во время этих событий, так что можете на них не ссылаться. Как вас зовут?

– Алексей. Алексей Евгеньевич. – я сразу записал имя и отчество в блокнот – плохая память на имена ещё ни разу меня не подводила.

– Женаты?

– Да. А не многовато личных вопросов?

– Очень много. Мы тут жизнь с чистого листа начинаем, обсудить даже некого, а так хоть про вас поговорим.

– Ну так расскажите о себе.

– Обо мне?

– Ну да, конкретно о себе. Мне интересно, с чего вы вдруг так себя ведёте.

– Как веду?

– Смело.

– Даже так? Ну, повествую. Я – первый очнувшийся из всех фурри. Я – Первый. Не на час, и не на день. Гораздо дольше. Среди фурри я пользуюсь абсолютным и непререкаемым авторитетом. Даже для Полкана мои слова это не просто совет. Так что, если вы хотите наладить взаимодействие с фурри не только как с боевой единицей, но и как с обществом, а вам придётся это сделать, вам нужно дружить со мной и моим другом Новичком. Это имя такое.

– И вы прям власть.

– Не напрямую. Эдакий серый кардинал. Формально я не при чём. Но все отлично знают, что очень даже при чём.

– Вот как. Ясно. И это значит…

– Это значит, что здесь вам не там. У вас не будет чёткого взаимодействия командира с командиром, вам придётся выстраивать взаимоотношения, по сути, с каждым фурри. Такая формулировка вас устраивает?

– Ни разу. Но, видимо, выбирать мне не приходится. Значит, будем общаться. Так, когда придёт Полкан?

– Не знаю. Я отправил вестового, считайте, сделал всё, что мог.

Я прикрыл глаза и задремал. Проснулся только тогда, когда в кабинет зашёл Полкан.

– Здарова, Первый. Это кто?

– Знакомься, Полкан, это майор… Как вас там? – я потянулся, усаживаясь на стуле.

– Плотников. Майор Плотников, командир мотострелковой роты, приданной вам в усиление. – офицер ответил, развернувшись ко входу.

– А чё он на моём месте сидит?

– Да я хрен знает, куда его посадить.

– Хоть на бутылку, но не в моём кресло.

– Я тя умоляю, Полкан, оно такое же точно, как и наши с Новичком. Присаживайтесь за тот стол, товарищ майор.

Пехотинец послушно пересел, а Полкан развалился в своём кресле. Он, скорее всего, только что вернулся со стрельб, после разбирательства со всей документацией, а тут ему сообщили, что его ждёт какой-то майор.

– Ну и, товарищ Плотников, чем обязан?

– Я хочу поговорить с командиром батальона, то есть с вами. Познакомиться, обсудить размещение моих людей и техники, взаимоотношения личного состава.

– А-айх. – зевнул лис, – А Первый чего, не нравится?

– Да хрен его знает, Полкан. – ответил я, – Говорю, я за начальника, а местами и покруче, а он ерепенится.

– И ничего я не ерепенюсь. – включился уже в нашей манере майор, – Просто мне сказали переговорить с командиром, я откуда знаю, кто у вас куда, и к кому обратиться?

– Спросили бы у бойцов.

– Да я, как-то, приехал только. Не успел ещё, вот.

– Ладно, майор, не менжуйтесь. Всё решится. – сказал Полкан, – Обсудите интересующие вас вопросы с Первым, пообщайтесь. Он, строго говоря, тоже начальник, такой же, как и я. Мы по званиям особо не делимся. А я пойду.

Полкан вышел из кабинета, и мы с майором остались одни. Плотников взял ручку из кармана и стал постукивать ею по столу.

– Алексей Евгеньевич, как вы вообще относитесь к фурри? – спросил я его.

– Сложно сказать. Я вас вот в первый раз увидел.

– Ну, внешний вид, факт существования, все дела.

– Ну, странно, конечно. Очень необычно. Сложно представляется, как вы говорите, хотя и вижу это своими глазами.

– Это сложно, физически. Не сомневайтесь. Ещё что?

– Ну, не знаю даже. Люди как люди, в целом-то. Ну мех, да, конечно, но не знаю, это не проблема, на мой взгляд. Мне же с вами не обниматься.

– Ясно. А что по личному составу? Они в курсе вообще, с кем им предстоит работать?

– Ну, мы ознакомили бойцов с этим вопросом. Но, честно, я даже не знаю, возможно ли подготовить к этому человека. Всё-таки это… Ну, не естественно, что-ли.

– Понятно. Я вам предоставлю фото, покажите солдатам, как мы выглядим, как говорим, ну и общую фактику. Ещё. У нас в подразделении, как бы так сформулировать… Нет подразделения. То есть да, я лейтенант, Полкан полковник, есть сержанты и рядовые. Но сами фурри себя так не определяют, некоторые до сих пор не знают званий, да и я плохо различаю звёзды. Я это к тому, что я бы не хотел, чтобы какой-то прапорщик зашёл в казарму к моим товарищам и стал рулить и разруливать. Его просто не поймут. Могут и нахуй послать, по-военному выражаясь. Это тоже доведите до личного состава.

– Понял.

– Ну, касательно начальства вы поняли. Есть Полкан, он самый крайний в подразделении. Но так же и я, и лейтенант Новичок осуществляем руководство батальоном. И хотя наверху предпочитают общаться с Полканом, нас считая замами, реальное положение дел другое. Касательно вашего размещения. Этот этаж уже забит. Две казармы, спортзал, библиотека. Под этот кабинет нам и вовсе пришлось расчищать кладовку. Чтобы не было проблем, мы с вами сейчас пойдём и подыщем помещение на нижних ярусах. Там находятся склады, большие по площади достаточно, судя по плану бункера. Расконсервируем, расчистим, организуем кровати, в общем, это решаемо. И важная сноска. Самый нижний ярус – помещения отдыха для фурри. Искренне не советую туда соваться. Вам хватит спортзала и библиотеки.

– Ясно. Я пойду тогда.

– Не спешите. Сейчас мы пойдём на нижние ярусы и будем искать вам расположение.

– Ну, мне бы пару приказов отдать.

– Я вызову вестового, пусть он передаст.

– Хорошо, хорошо.

Я вышел из кабинета и осмотрелся. Дверь в женскую казарму была открыта, и я окликнул Фюррера. Тот прибежал через минуту.

– Фюррер, боевая задача. В кабинете сидит майор. Пусть он тебе скажет, что ему надо, и беги с стрелкам, что недавно подъехали, передай им распоряжения майора.

– Хорошо. Что потом?

– Отдыхай.

Фюррер зашёл в кабинет и через несколько минут вышел и пошёл по коридору. Вслед за ним вышел и майор.

– Ну, пошли?

– Да, конечно. Скажите, а почему он Фюррер?

– Не обратили внимание на участок тёмной шерсти под носом?

– Эм… Нет. Я как то не могу так сходу отметить особые приметы у вас.

– Как и мне, строго говоря, уже сложно стало описать человека внешне. Всё больше с фурри как-то вожусь, и уже отвык опознавать людей.

– А вы…

– Раньше я был человеком, и все мы. Но так сложилась история, что мы теперь вне её. Если бы не снабжение и опека со стороны МО, я бы даже сказал, что мы сами по себе.

– Ну, это не на долго. Демократы уже теснят министерство, люди начинают задавать неудобные вопросы.

– И это в разгар войны?

– Ну, не разгар, строго говоря. Пару месяцев назад было куда как жарче. Ни интернета, ни телевидения, ни телефонов даже нет уже, но люди всё равно консолидируются. У уральцев та же беда сейчас. А знаете почему?

– Не знаю. – ответил я нейтрально, не желая подыгрывать в диалоге.

– Диссиденты и контрабандисты. Границы нет, как таковой, да и фронт понятие относительное. Мы воюем за оставленные города и радиоактивные руины, а степи и поля между ними ничем не прикрыты. На этом и строится стратегия преступников. А ещё есть кочевники, не подчиняющиеся власти, и один лишь факт их существования смущает умы людей.

– Вполне логично. Люди отвыкли от жизни по распорядку.

– Ну, это по-своему правильно, хотя и плохо. Они же гражданские, как не крути, свободные люди.

– Сейчас нет гражданских. Это задело всех нас, тут нет непричастных. Если люди хотят выжить – им следует действовать вместе.

– Это вряд-ли поможет. Дело даже не в том, что они отвыкли от этого. Самое банальное – заканчиваются запасы провизии, а мы даже не знаем, чем их восполнить. По городам могут прокатиться голодные бунты, хоть до настоящего голода ещё далеко.

– Всё настолько плохо?

– И даже хуже. Ведь решение так и не удаётся найти. Всё упирается в деньги.

– Деньги? Серьёзно?

– О да. Деньги не так просто уничтожить, как кажется. И речь идёт даже не о каких-то заменителях денег. А самых обычных рублях. Они закреплены золотом и курсом хлеба. Это позволяет регулировать цены. Хотя, помяните моё слово, не пройдёт и года, как цены на хлеб взлетят до небес. Тогда и тряхнёт.

– Большой вопрос в том, дотянут ли вообще военные до этого момента.

– Вопрос хороший. Вы как думаете?

– Я думаю, как фурри в этой ситуации будут наименее уязвимы. Людям мы не нужны, по сути, так что и я за них не переживаю.

– И даже за земляков?

– В смысле? – я даже замер от такого вопроса. Откуда он знает, что я местный?

– Ну, вы же явно не один сюда приехали. Или откуда вас набирали?

– Ниоткуда. – от сердца в буквальном смысле отлегло, – За них я не переживаю. Они как-нибудь справятся, в них я не сомневаюсь.

– Сколько вам лет?

– Семнадцать.

Теперь уже замер майор.

– В смысле то? Шутите?

– Ни разу. Семнадцать лет от рождения.

– То есть… Вы же…

– По большей части нет, не дети. Большинству восемнадцать-девятнадцать лет. Я один из самых младших.

– Чёрт возьми. Я то думал, что вы хотя бы чуть-чуть военные.

– Военные это люди. А мы так, оружие, имущество армии. Так что наш возраст это малоинтересная тема.

– У меня пропала сестра. Когда мы сюда приехали.

– А когда вы сюда приехали?

– В начале июля. 2015-го.

– Ну, может она и здесь. Сколько ей было?

– Восемнадцать лет.

– А как она пропала?

– Мы жили в гетто, в палаточном городке. – надо же, видимо, военных расселили в городе, и те переняли городской сленг, потому что раньше приезжие обижались, когда слышали слово “гетто”, – Однажды я вернулся домой, а её просто не оказалось дома. Соседи до сих пор молчат о том, что случилось.

– Может, она и у нас. Не буду врать, мы не поднимаем тему июля между собой. Всё-таки, это не совсем то, о чём приятно говорить. – я почему-то вспомнил Розку. Одна из самых старших девчонок, родом из Воронежа, она очень подходила на кандидатуру потерянной сестры.

В этот момент открылись гермодвери женской казармы, и оттуда вышла Вспышка. Машинально я пробежал взглядом по женской казарме. Полуголые девчонки, видимо, ждали Фюррера, потому что не особо и спешили одеваться. Нашёл я и Розку, она стояла спиной ко входу, что было весьма кстати – не хотелось бы, чтобы ей сорвало крышу от внезапного воссоединения с братом.

Закрыв дверь, Вспышка замерла, глядя на нас, но всё же подошла, стараясь не обращать внимания на офицера. Уши у неё едва заметно подёргивались, словно она прослушивает округу. Но у фурри нет таких инстинктов, это просто выражение беспокойства.

– Первый, – заговорила она, – Как закончишь, надо увидеться на самом нижнем уровне.

– Уверена? Сегодня все устали, да и дел много.

– Ты не понял, это серьёзно.

– Насколько?

Вспышка бросила взгляд на офицера.

– Очень.

– Хорошо. Мы с товарищем майором закончим дела и я отправлю кого-нибудь за тобой.

Закончив разговор мы с майором спустились на лифте на уровень ниже. Шахта выходила прямо в небольшой коридор, соединяющий два крыла подземных сооружений. Майор сразу повернул направо.

– Нам в другое крыло. – остановил я его.

Майор посмотрел на слабо освещённое левое крыло, а затем на ухоженный коридор к правому крылу.

– Уверены?

– Абсолютно. В правом крыле были лаборатории, где нас создавали. Сейчас там лазарет, и только поэтому это место не закрыто. Воспоминания о нём, впрочем, отличная причина стараться туда не попасть. Нам налево.

– Понял, не вопрос.

По коридору мы углубились в левое крыло. Благодаря схеме бункера мы двигались по запутанным переходам довольно уверенно, хотя страх заблудиться тут меня не покидал. Наконец, мы добрались до первого помещения.

Вход в него разместился в небольшом тупичке. Судя по всему, это склад, и ответвление сделано специально, чтобы работать с грузами, не захламляя коридор.

Коридор освещался лишь аварийным освещением, свет которого едва проникал в ответвление к складу. Однако это не мешало мне увидеть электрощиток на стене.

– Что мы ищем? – спросил Плотников.

– Это. – я двинулся к щитку и открыл его, вклядываясь в переплетения проводов.

– О. А я его сразу и не заметил. Вы в этом разбираетесь?

– Алексей Евгеньевич, давайте на ты. Не слишком, но тут и не надо высшего образования. Сейчас повключаем рубильники и посмотрим, что нам это даст.

– Не боишься?

– Нет, на самом деле. Мех немного защищает от прямого удара током. Приятного всё равно мало, но хоть не так больно. Первый пошёл.

В тупичке включилось собственное освещение, довольно слабое из-за пыли, осевшей на лампах.

– Как думаешь, что там может быть? – спросил майор.

– Ну, никто не знает. Склады оружия, или взрывчатки, или химикатов, или техники, или тёплых носков. Загадка! – сказал я, улыбаясь; людей улыбка фурри, читай оскал, вводит в ступор, иногда даже в панику, но Плотников, видимо, расшифровал выражение моего лица, – Второй пошёл!

Я отщёлкнул тумблер, электромоторы гермодвери задумали, но тут же заглохли. Я щёлкнул ещё пару раз, но больше ничего не случилось.

– Беда? – спросил Алексей.

– Да не то чтобы очень. Если нам повезёт – где-то рядом есть распредщиток, в котором сгорел предохранитель. Если не повезло – то мы идём дальше.

– Я схожу гляну.

– Хорошо, посмотри справа, я что-то в этом духе видел. Только не споткнись.

– Да уж как-нибудь! – усмехнулся Плотников. Этот человек определённо начал мне импонировать. Возможно, сам по себе, а возможно и специально. Не знаю.

– Лейтенант! Тут в щитке куча проводов! Как быть?

– Осмотри их по пучкам! Они должны быть сгруппированы. Скорее всего те, что идут сюда, отходят в сторону после блока предохранителей!

– Ага, нашёл! Видимо. А дальше?

– Посмотри на блоке предохранители, которые оплавлены или в которых расплавился контакт!

– Два штуки!

– В таких щитках иногда лежат запасные предохранители, найди их!

– Нашёл, вставляю!

– Вот! Оставайся там и убирай руки из щитка, я тебя позову!

– Хорошо!

Я снова щёлкнул тумблер и время застыло. Меня со всей силы кинуло в стену, шерсть как будто ощутила порыв ветра, а в затылке стало тепло. А потом струйка тепла потекла от носа по морде к шее. Свет в глазах заморгал, в ушах повис тяжёлый звон, а потом я отключился.

Я очнулся, когда меня тормошил майор. Рядом никого нет, что логично: лазарет пустует, а перекрытия бункера слишком толстые для того, чтобы пропустить шум взрыва. Но неужели не тряхнуло? Что ж, видимо, нет. В ушах всё ещё стоит звон. В беспамятстве пытаюсь ими крутить, как будто это может помочь. Военный что-то пробурчал и стал показывать мне свою руку. Чего ему надо? А. Сколько пальцев. Так. Один, два, три… Шесть? Много. Значит, три. Кое-как выдавил из себя ответ, но майор лишь покачал головой и положил руку мне в лапу. Сука! Четыре! Мог бы и подыграть. Видимо, уши прижались, потому что Алексей улыбнулся.

Слух потихоньку возвратился, а вместе с ним и способность мыслить. Штукатурка на стенах обвалилась, а в стене напротив открылась маленькая квадратная выемка.

– Взрыв? – спросил я майора.

– Да. Бухнуло не кисло, мне даже уши заложило. Пыли столько, что я тебя даже не сразу нашёл. – ответил Плотников, – Но ты молодец! Не каждый так быстро в себя приходит.

– А сколько прошло?

– Не больше минуты. Повезло, что заряд от старости в силе потерял, видимо. Думаю, эта штука должна была вообще коридор обвалить.

– Возможно. Чёрт, всё болит.

– Ноги руки как?

– Да вродь целое всё. Не знаю.

– Голова не кружится?

– А ты как думаешь? Я вообще не знаю, кружится она или нет. Она раскалывается, ничего не чувствую, кроме боли.

– Ясно. Придётся тебе, видимо, всё-таки, идти в лазарет.

– Бля. Ладно. Ох.

– Что ж там такое лежит, если сюда даже взрывчатку уложили?

– Видимо, носки.

– Ну не взрывчатку же ставить.

– Очень много носков.

– Юморист. Как думаешь, дверь откроется?

– Скорее всего.

– С чего взял?

– Наверное, там ложный предохранитель стоял. Оба идут на этот ключ и замыкаются им. Но один ведёт на взрывчатку, а другой – на дверь. Тот, кто должен, тот знает, какой предохранитель нужный, а кто не должен, останется тут. Щёлкни тумблер ещё раз.

– Думаешь?

– Уверен.

Плотников выпрямился, нажал на предохранитель и пригнулся. Взрыва не последовало, а моторы стали неспеша открывать дверь внутрь склада.

– Ну и чё ты присел?

– Так, на всякий случай.

– Не подумай, я не подтруниваю. Просто на будущее, электричество куда как быстрее тебя, ты и пукнуть не успеешь. Так что если не уверен – работай с дистанции.

– Ясно. Встать сможешь?

– Помоги-ка.

Алексей взял меня за предплечья и потянул. Я поднялся на ноги, хоть меня и шатало, и зашагал к складу. В глазах уже почти не двоило.

Весь склад был заставлен штабелями ящиков. Судя по надписям, там лежало имущество РХБЗ, а где-то в конце – запас различных антидотов и вакцин.

После того, как здесь разгребут, тут вполне можно организовать казарму. На этом мы с майором и сошлись. Я написал записку полковнику, о том, что помещение найдено, и Новичку, чтобы отправил несколько медиков в лазарет, приглядеть за мной.

***

Как же давно я тут не был. Четыре месяца. Это много. Меня разместили в том самом кабинете, где когда-то всё началось. Я почти не запомнил тогда, как он выглядел. Странно себя тут ощущать. В военной форме, с офицерскими погонами, где ещё недавно я сидел на кровати в одном халате. С планом на своё маленькое завоевание мира там, где я даже не до конца осознавал, что я такое. Забавно. Как прийти в школу через лет десять после выпуска. Всё уже совсем другое, хотя ничего и не изменилось. И та самая парта, на которою можно было облокотиться, не наклоняясь, и школьная доска, до верха которой было не допрыгнуть. Фу. Ну и понесло же меня.

К вечеру я умотался от безделья. Врачи сказали, что по первичным признакам всё в норме, но, так как электротомографию двумя кипятильниками не провести, а значит, и полных сведений не получить, то придётся мне посидеть тут пару дней, во избежание нежелательных сложностей. И тут в палату вошла Вспышка. Чёрт.

– Первый! Ты в порядке?!

– Да, да, всё хорошо.

Она подбежала ко мне, обняла, и пощупала лоб носом.

– Глупышка, после взрыва проблемы заключаются не в температуре. – я слегка приобнял её и поцеловал. Ну, как тоже поцеловал. Просто коротко лизнул за ухом, это и называется у фурри поцелуй.

– Дурак. А я что должна думать? Почему ты мне не сказал, что случилось?

– Не хотел, чтобы ты волновалась.

– И пропасть на два дня? Как я должна не волноваться?

– Ну, как-то так. Ничего странного нет в моих исчезновениях.

– Ещё раз, и я тебя убью.

– Да ладно тебе. Ты поговорить хотела?

– Уверен, что хочешь?

– Да, уверен.

– Ладно. Тогда слушай. – она села, обнимая меня хвостом, – Тот офицер, с которым ты ходил, кто он?

– Командир мотострелков, которых причислили к нашему батальону. Внезапно у нас есть батальон.

– А конкретнее?

– Его зовут Плотников Алексей. Евгеньевич.

– Откуда он?

– Зачем тебе? Из Воронежа. Вроде.

– Точно?

– Точно. Что случилось то?

– Он. – Вспышка опустила голову, уткнувшись взглядом в пол, – Он мой брат.

– Чего? Но… Но он же из Воронежа, а ты из Волгограда, ты сама говорила.

– Да. У нас один отец. Мы знали друг друга до войны, и очень дружили. Это он вывез меня сюда. Мы поселились в палаточном городке, выживали как могли. Он был капитаном, и проблем с едой не было, я всегда была первой у полевой кухни. Но вещей, топлива для печек, элементарной возможности помыться – ничего. В скором времени ему должны были выделить дом. Но буквально за неделю до этого военные прошли по палаткам и собрали человек двадцать молодёжи. Меня из них не отличили, и тоже отправили сюда.

– Ты… Не рассказывала никогда. Чёрт. Блин.

Где-то минуту мы просто молчали. Она начала грустить. У меня защемило в сердце от того, как она выглядит и чувствует себя, и я крепко обнял её.

– Ну, зато мы встретились, и счастливы, настолько, насколько это вообще возможно в нашем положении. – сказал я.

– Я знаю, Первый. Я знаю. – она обняла меня в ответ, – Я тебя люблю.

– Я тебя тоже. Ты… Ты хотела бы ему рассказать?

– Не знаю. Я не знаю, чем это кончится.

– А так ли это важно? Он тоже тебя ищет, скучает по тебе. Мы живём довольно закрыто. Не думаю, что кто-то узнает об этом.

– Ты думаешь, это правильно?

– Я думаю, что я могу это организовать. А если я могу что-то для тебя сделать, то я обязан, я думаю.

– Я тебя люблю. – она ещё крепче стиснула меня в объятиях.

– Тогда, в пятнадцатом… Я же местный. Нас ни тряхнуло, ни накрыло. Только яркая вспышка на западе, да пара бликов с севера. Было не страшно даже. Чтобы бояться – надо знать. А мы не знали. Да и этот метеорит в тринадцатом. Мы не боялись. Потом стали тянуться беженцы из Челябинска. Мы размещали их где могли. Потом поток усилился – бежали уфимцы. И людей стали расселять по деревням, тем более, что часть деревенских перебрались в город. Они не строили иллюзий на счёт будущего на селе. А потом стали приезжать люди из европейской части. Я помню первый эшелон. Голодные, без какого либо имущества. И без надежды, без завтрашнего дня. Для них даже маленькое облако на горизонте было грозой. Я, конечно, тоже был там. Женщины, мужчины, старики, дети. Буквально брошенные. Их негде было разместить, их нечем было кормить. Я… Вот тогда нам действительно стало страшно. Стал понятен масштаб того, что происходит там, за горизонтом. Весь город, кто не был занят на работах, стал строить палаточный городок. И они тоже стали. Я никогда ещё не видел такого единения людей. Мы даже не были знакомы, но мы вместе строили для беженцев не дома, но надежду. И тогда я понял, что я хочу их оградить от всего, защитить. А потом я узнал, что ты одна из них. И… И ты стала олицетворением моей идеи. Я хочу защитить тебя. От всего. И если ты чего-то хочешь – я дам тебе это. Я тоже тебя люблю.

***

На следующий день я позвал к себе Вспышку и Плотникова. Вспышка пришла первой, её обуяло нетерпение, и она постоянно ходила по палате.

– Успокойся. – сказал ей я.

– Не могу. Ты вот каждый день такое переживаешь?

– Ну, моя семья живёт в перенаселённом городе, в котором вот-вот вспыхнет голодный бунт, а девушка, которая когда-то стала моей первой любовью, живёт ныне в прифронтовой зоне. При этом моя родня, уже не вся, но всё-таки, живёт в сельской местности вообще без всякой перспективы пережить набеги рейдеров. А могилы моих предков занесены снегом и заброшены. И всё это происходит на моей Родине, которую я помню с малых лет. Как ты думаешь, норм мне?

– Ладно, ладно. – она села рядом и я её приобнял.

В этот момент вошёл Алексей. Вспышка резко встала и убрала мою руку, а майор замялся.

– Я не вовремя? – спросил он, уже собираясь выходить.

– Нет, заходи. – ответил я.

– А я и не думал, что вы, ну, это.

– Даже больше, чем ты можешь представить. Тебе однозначно стоит попробовать.

– Ну, так как ты? И чего звал?

– Жить буду. Пушечное ранение в голову, мозг не задет. Хочу тебя познакомить кое с кем. Садитесь оба.

Вспышка села на место, а майор сел на стул рядом со столом напротив кровати.

– И так, Алексей, представься.

– Плотников Алексей Евгеньевич, командир мотострелковой роты батальона “Вульпес”.

– Отлично, Вспышка, теперь ты, но поподробнее.

– Плотникова Елена Евгеньевна. Родилась и выросла в Волгограде, приехала сюда после взрывов вместе со своим братом. В июле попала сюда.

В воздухе повисла тишина. Вспышка смотрела на Плотникова с надеждой, ожидая, чего же он скажет. Майор же собирал глаза и мысли в кучу, его челюсть потихоньку опускалась под весом внезапной новости.

– Лена! Ты… Ты… Как ты?

– Нормально, Лёш. Очень хорошо.

– Ты… Точно? Ты не хочешь домой? Тебя тут не обижают?

– Нет, Лёш. Всё нормально.

Они явно не были готовы к этой встрече. Хоть и ждали друг друга столько времени.

Кроме друг друга в этом мире у них никого нет. Вспышка рассказала мне вчера, что родители в пятнадцатом решили остаться там. С учётом всех событий и прошедшего времени можно сказать, что они с братом остались одни.

– Что ж, думаю, и без зятя тут достаточно внезапных родственников. Так что я пойду, навещу нашу банду. Вспышка, завтра зайди ко мне, пообщаемся. Алексей, завтра занятия со стрелками, я лично зайду к вашим, пообщаюсь, чтобы составить у них полную картину того, кто мы есть. И ещё. Тут ничего не произошло. Мы с майором обсудили план занятий, а Вспышка сразу ушла в комнату отдыха. Общайтесь.