Пролог

Когда мне стукнуло тринадцать, староста сказал, что я теперь женщина. Когда мне стало четырнадцать, мама сказала, что я – обуза. Когда мне исполнилось пятнадцать, папа сказал мне, что я теперь жена. Он заплатил одному мужчине из Анукшена, чтобы тот забрал меня из моей родной деревни и разлучил со всеми моими друзьями и родными, чтобы я стала его третьей женой.

Этот мужчина, который стал моим мужем, был Анукшенским воином, рысем с мехом пепельно-серого окраса. Земли его народа граничили с нашими. Звали его Мета’наком и он был старше меня на двадцать лет. Мне рассказали, что его первая жена была убита во время войны с другим племенем, а смерть его второй жены была запретной темой и я не должна была поднимать её, если не хотела, чтоб он впал в немилость. Всё это мне дал понять отец, когда он готовил меня к первой встрече с мужем. Это был день, когда они обменялись лапопожатиями…день моей свадьбы.

Я предпочитаю не вспоминать об этом. Мне в принципе не доставляют удовольствия воспоминания о тех моментах моей жизни, в которых я была слабой. А в тот день, когда меня продали за два коня и мешок соли, я чувствовала себя такой беспомощной, как никогда в жизни. Даже слово «террор» не способно в полной мере охарактеризовать мою тогдашнюю жизнь.

Я быстро усвоила, что только послушание может хоть как-то облегчить мою жизнь. Как и положено ребёнку, я была довольно активной и энергичной. Мне хотелось гулять, плутать вокруг деревни. Мне хотелось стоять на краю крутого скалистого утёса, окидывая взглядом всю нашу долину и деревню, пытаясь поймать лапами орлов, летающих высоко в небе. Но мои навивные девичьи фантазии прекратились в первую же ночь, когда мой новоиспечённый супруг надругался над моим девственным телом и сказал мне, что я должна выносить ему ребёнка, а не то он избавится от меня, как от своей прошлой непокорной жены.

Привыкнуть к Анукшену было тяжело. Муж относился ко мне, как к какой-то вещи, а его племя вообще не считало меня личностью. Каждый Анукшенец, независимо от пола и возраста, считался лучше меня и имел право заставить меня заниматься тем, чем ему заблагорассудится, при условии, что то, чем они заставят меня заниматься, никоим образом не оскорбит моего мужа.

Вскоре я узнала, что он – Таликшан, почётный воин, и, по сути, он может стать вождём. Одна из старейшин, старая женщина, время от времени жалела меня добрым словом и поучала меня тому, каким будет моё будущее в Анукшене. Я была благодарна ей за её поучения, потому что ещё никто, даже мои родители, не объясняли мне что-либо так доходчиво. Я просто поверила в жизнь и решила покориться моему супругу. Мужчина задаёт вопросы, а жена должна верить лишь в то, что говорит ей муж.

Она рассказала мне, что как жена Мета, я, однажды, могу стать женой вождя, и тогда я буду немного свободнее, даже учитывая моё наследие. Независимо от того, станет ли мой муж вождём или нет, я не смогу стать полноправным членом их племени, пока не проживу с ними пять лет и не рожу своему мужу наследника.

Так много зависит от того, рожу я ему ребёнка или нет. От этого зависит большее, чем я могла представить. Мой муж может зациклиться на этом и, в конце концов, от этого зависит моя судьба.

Мета никогда не имел детей от предыдущих двух жён, хоть он и был женат на обоих в течение пяти лет. Ему вот-вот стукнет сорок лет, поэтому он одержим этим и, как я подозревала, он этого стыдился. Но он мужчина, а значит он не знает, что такое стыд. Позор лежал на его жёнах, кем я и являюсь.

Одержимость иметь наследника никогда не покидала его. С самого начала моего пребывания в его хижине, только эта одержимость заставляла его приходить ко мне, уделять мне время. Если он заглядывал ко мне, то только с той целью, чтобы попытаться заделать ребёнка. Я исполняла свой супружеский долг, как бы больно и унизительно это не было. Я никогда не жаловалась. Мой мятежный дух в то время был подавлен моей девичьей робостью и страхом от осознания того, что случилось с его предыдущей женой, после того, как у неё не получилось родить ему ребёнка и она вымотала ему все нервы.

Сейчас, когда я вспоминаю всё это, я чувствую к себе отвращение. Даже тогда я понимала, кто я такая. Я должна была побороть свою трусость и драться, даже если бы это стоило мне смерти. Но, с другой стороны, если бы я противилась…у меня никогда бы не было сына.

Три года я жила с моим мужем среди Анукшенов, пока не забеременнела. Три болезненных, ужасных, смутных года. Частица моего сознания понимала, что бесплоден был мой муж, а не я. И его рассказы о предыдущих жёнах, похоже, служили тому прямыми доказательствами. Но озвучить эти мысли было равносильно смерти. Алохена, великий лососий дух, чьи дети принесли себя в жертву, чтобы принести в мир жизнь, может быть, никогда не проклинал Великого Воина бесплодием. Но хоть ты тресни, а проблему решать надо было.

Наверное, мой супруг тоже понимал это, хоть и не мог с этим смириться. Ведь когда я, наконец, забеременела, муж одарил меня не радостью и ликованием, а недоверием и подозрениями.

Когда моя живот вырос, я неожиданно нашла себе новый источник счастья. До этого момента беременность значила для меня лишь то, что я выживу и окончательно стану членом племени. Я не кормила себя фантазиями на тему счастливой семьи, или что после рождения ребёнка мой муж, наконец, оттает и станет образцовым отцом и мужем. Скорее наоборот, я надеялась, что так долго, как я смогу, я буду оберегать своё дитя от тирании его отца и от побоев. Это самое большее, о чём я могла позволить себе мечтать.

Но я не ожидала, что ко мне придёт удовлетворение от того, что во мне зародилась жизнь. От того, что совсем скоро я перестану быть одинокой. Скоро моё дитя родится, и я снова обрету семью.

Какой же я была наивной…

Вот уж не знаю почему, но пока ребёночек внутри меня рос, Мета начал вслух говорить о своих подозрениях. Фактически, он утверждал, что ребёнок не его. Я всячески убеждала его, что это лишь его ребёнок, что духи благословили нас из-за того, что он так славно охотился в этом сезоне. Я пресмыкалась перед ним, как только могла, чтобы угодить ему и развеять все подозрения.

Мой замечательный малыш родился в конце тёплого сезона. Мне потребовался почти день, чтобы родить его. Кучу раз я думала, что умру. Шаман и две старейшие матери помогали мне и, когда солнце клонилось к закату, я уже могла держать своего сыночка. Он был маленьким, беспомощным и слепым (все котята рождаются с закрытыми глазками и могут открыть их только спустя несколько недель, прим. от переводчика), но держа его в лапах и понимая, что я смогла вытолкнуть его в этот мир, я чувствовала себя сильнейшей в этом мире.

Пока я проводила время с Тэйл’наком, моим маленьким мальчиком, никто не мог причинить ему вред. Ни мужчины, ни женщины, ни сама матушка-природа. Я едва замечала Мета. Всё моё внимание занимал лишь мой котёночек, которого я не выпускала из лап. Жизнь снова обрела смысл.

Но когда, спустя месяца, мой сын смог открыть глаза, мы поняли, что что-то не так. Обычно детки открывают глаза гораздо раньше. Он не следил за моими движениями, не смотрел на меня или на Мета. У него был слепой взгляд. И так продолжалось несколько месяцев.

К тому времени, как пришли морозы, Тэйл так и не вглядывался в окружающий его мир. Но я вела себя так, будто это не так, и часто врала мужу, что нашему сыну становится лучше…но все уже и так знали правду: мой сын был слеп.

И этого факта хватило моему мужу. Ни один ребёнок ни одного из Великих Воинов не был слаб и проклят, ни у кого не было пелены на глазах. Получается, я опозорила его. Я изменила ему. Мой сын был от другого. Вот такие вот обвинения он выдвинул мне, а затем вождю и шаману.

И они поверили ему.

Я не перечила моим родителям, когда они, фактически, продали меня. Я не перечила мужу, когда он что-то от меня требовал. Я никогда не перечила ему, когда он бил меня.

Но в тот день, когда мой муж и вождь пришли в мою хижину, чтобы отобрать у меня дитя…чтобы умертвить его…в тот день я защищала его, как могла. Я высвободила весь тот гнев, что годами копился во мне. Жестокий гнев копился во мне с тех пор, как меня связали узами брака и подавили мой дух, чтобы я прислуживала своему мужу и его племени. Но сейчас они собирались убить моё дитя и наказать меня за то, что я родила его. Я уже не могла представить свою жизнь без Тейла. Это было просто невыносимо. Смерть была гораздо желанней той участи, что они мне уготовили. В тот момент я больше не боялась. Впервые в жизни у меня хватило воли драться.

К несчастью, сколько бы воли у тебя не было, она бесполезна против вооружённого мужчины, который больше тебя в два раза. Мой муж повалил меня на пол, и пока я расцарапывала ему морду, моего ребёнка уже забрали. Я бы расценила это как величайший мой подвиг...вот только это не спасло ни меня, ни дитя.

Когда я очнулась на следующий день, моего сына уже не было. Его унесли в лес и оставили на морозе. Они убедили меня в этом, чтобы я понимала, что мой «бунт» прошёл бесцельно. Женщина, которая опорочила своего супруга, не заслуживает сострадания, даже в конце её жизни.

Тогда я знала, что со мной станет. Я не уберегла своего сына, а значит, заслуживала своего неминуемого наказания. Я чувствовала себя мёртвой, будто моё тело уже загнивало…так что когда они выволокли меня из хижины и попросили меня встать в выкопанную ими яму, я не возражала.

Они медленно стали кидать в яму землю. Я позволила закопать себя в землю от кончиков лап до ключицы. Я ощущала, как прохладный кокон из мшистой земли обволакивал меня, как большие деревья обволакивают своими корнями горы, как ручьи торопливо текут со склонов долины. А ещё я думала о своём сыне, который тоже теперь принадлежал земле. Я решила умереть с достоинством. Я была почти умиротворена.

Затем в меня полетел первый камень. Я этого ожидала, но всё равно была потрясена. Финальным актов этого племени было «изгнание позора», восстановление их чести путём моих страданий. Это и было моё наказание, которое я ждала. Но я никогда не была готова к той сильнейшей боли, которую мне пришлось стерпеть. Мне кажется, ни одна женщина не может быть к такому готова.

Я не знаю, как долго они забрасывали меня камнями. Каждый член племени, от немощного старика до маленького ребёнка, принимал в этом участие. Даже та старушка, которая однажды пожалела меня. Не участвовать в этом считалось постыдным. Каждый член племени должен был подобрать камень и бросить его в меня…иначе их честь никогда не будет восстановлена.

Сначала камни кидали мне в плечи, реже – в морду. Я ощутила, как треснул мой зуб, как разбился мой нос, как лопнула бровь и как кровь залила правый глаз. Затем один из камней угодил мне в затылок и мир начал кружиться и расплываться.

Хуже всего было моим глазам. Хоть я и держала их закрытыми, это не слишком-то и помогало. Я захлёбывалась кровью. Она сочилась из носа и из многочисленных ран на морде. Когда я, наконец, почувствовала свой конец, так как мне со всей дури зарядили камнем полбу, я встретила бесконечность последним толчком инстинктивного страха. Я была чрезмерно рада тому, что ритуал закончился. Моё сознание рушилось. Воспоминания мелькали передо мной, словно жёлтые горные бабочки. Среди них я увидела и своего сына. И хоть я, фактически, была погребена в землю, я ощущала, будто я протянула к нему лапы и коснулась его. Я даже почти смогла почувствовать его тепло.

В тот день я погибла.

Я была в черноте, между Загробным Миром и ужасной реальностью. Не знаю, сколько я пробыла в таком состоянии…я чувствовала, будто качалась на волнах, но не могла выбраться на берег. Что-то тянуло мою душу. Я думала, что готова к этому, но при этом ощущала некое беспокойство, которое я не могла принять, так как находилась на грани умиротворения.

Моего сына больше нет. Я больше не могла ему помочь. Но он был там, в черноте, и я начала думать о другой жизни.

Но в черноте было также что-то ещё…чья-то давно умершая душа, которую я не принимала во внимание.

Вторая жена моего мужа.

Я даже не знала её имени. Фактически, я не знала о ней ничего. Всё, что я знала об этой женщине, это одна неясная история. Что она была до меня. Что она была женой моего мужа. Что он, по всей видимости, убил её. Возможно, он убил её вместе с племенем, закопав и забросав камнями за свои проступки, как меня.

По неизвестным мне причинам, хоть она и была всего лишь призраком прошлого, я не могла избавиться от мысли, что я держусь именно за её душу. Я могла просто покинуть этот мир вместе с сыном. Но что насчёт её души?

И…что насчёт следующей жены моего мужа? Обменяют ли её тоже на галантерею и на вьючных животных? Будет ли она так же страдать, проводя ночи вдали от семьи и всего, к чему она так привыкла, только лишь для того, чтобы он бил и насиловал её, когда ему вздумается? Будет ли он опять обвинять её в том, что она не смогла родить ему наследника…и убьёт ли он её?

Пока я рассуждала и прикидывала, что ждёт его будущих жён, я поняла, что удерживает меня в этой реальности: гнев. Ярость. Желание отомстить тем, кто повинен в приключившемся со мной. Сейчас, в момент, когда я умираю, я испытала чувство, которое ещё никогда не испытывала.

Чистейшая, неконтролируемая агрессия.

Я могла торчать там до бесконечности, но не из-за Ворона. Я не ощущала тела, но моя душа словно плыла. И она достигла тела.

Его крылья были ночью, а не просто тёмными небесными гобеленами. Звёзды на его перьях сияли, а его глаза пылали, как летний закат. Его пасть искривилась и явила такой же огонь, и когда он говорил, я чувствовала, как это пламя окутывает меня.

Возродись и живи ради мщения. Я дарую тебе дыхание новой жизни. Но за это ты станешь частью моего тела, когда твоя миссия будет выполнена. Мы будем гореть вместе во веки веков, я и ты. Но ты будешь отомщена.

Голос духа был полон мощи и приказывал мне повиноваться. Но, несмотря на это, я знала, что у меня есть выбор. Это была сделка. Духи ворон должны торговаться…они были демонами и мошенниками, и были прокляты ещё давным-давно, так, чтобы они могли вмешиваться в наши судьбы, только если мы сами согласимся на их условия.

Это должен был быть трудный выбор. Я ещё никогда не встречала Духа, но я знала, что вороне нельзя верить. Но уж слишком желанно было то, что он предлагал…

Мета’нак заплатит за свои злодеяния против меня и против всех своих жён. И, самое главное, он заплатит за то, что сотворил с моим сыном. И мне плевать, как долго я буду гореть.

Я не знаю, как Ворон понял, что я согласна, но сразу после того, как я приняла решение, он открыл свой клюв и завопил, и огонь внутри меня захлестнул мою душу.

Я вырвалась из-под земли с криком, примитивный звук эхом прокатился по деревьям и, промчавшись через всю долину, отрикошетил от далёких гор и вернулся ко мне. Я почувствовала, что одна лапа была свободна от земляной тюрьмы. Я царапала землю, пытаясь выбраться. Грязь заполняла впадин между когтями.

У меня получалось. Я ощущала, как трескается и рассеивается земля. Я была словно выкорчеванное дерево. Своим туманным зрением я отметила, что я была не в деревне. Они закопали меня где-то в лесу, в долине. Земля тут была влажной, листва пахла по-другому, а деревья были выше и толще.

Но это было неважно. Как только мои колени оказались свободны, я смогла отползти на фут от своей могилы, но не дальше. Я силой воли пыталась заставить себя двигаться, но всё что я смогла это оттолкнуться от грязи и перевернуться.

Солнце светило сквозь листву, согревая мои изуродованные морду и щёки. Один мой глаз распух и не мог открыться, а каждый сантиметр моего бренного тела был как-будто мёртв, как это и должно быть.

Я устремила свой взгляд куда-то сквозь листву и подумала: «неужто я восстала лишь для того, чтобы умереть возле этого дерева?»

Всё это время я лежала в приступах тьмы, засыпая и просыпаясь от солнечных бликов. Что же меня окружало? Долина. Деревья. Ветер. В какой-то момент мне привиделись глаза моего сына, но видение тут же исчезло.

Нет…белый. Невозможно белый мех, словно снег, падающий зимой на горные вершины. Я учуяла…лиса. И ещё одного псового. Грязнее, мускуснее…громче.

Я тщетно пыталась осознать происходящее, но вдруг все звуки и образы поблекли и помутнели. А затем тьма снова окружила меня.

Глава первая. Рэнсом и Пак.

Первым, что я услышала, было пение птиц. Рогатый жаворонок. Его пение медленно пробудило меня, как когда-то пробуждало в деревне, когда я сама ещё была котёнком. На анукшенских землях этих жаворонков не водилось.

Я подскочила…ну, то есть, почти подскочила. Меня хорошенько так тряхнуло и я попыталась встать, но стоило мне приподняться, как жуткая пульсирующая головная боль тут же дала о себе знать, так что моё тело завалилось как мешок картошки обратно на…на что-то мягкое?

Я моргнула…двумя глазами! Когда это мой глаз успел зажить? Он всё ещё болел, но я хотя бы могла им видеть. Солнечный свет нещадно светил прямо в глаза, но мне удалось постепенно привыкнуть к нему и разглядеть обстановку. Серый навес, который казался оранжевым из-за солнца. Деревья надо мной. Сырой и прохладный воздух. Пахло так, будто недавно прошёл дождь. Но сильнее всего пахло древесным дымом, сухим засоленным мясом и шкурами.

Я была укрыта меховым одеялом и лежала на аналогичных мягких шкурках. Мне было жарко и хотелось есть, в теле стояла ужасная вялость. Скорее всего, недавно меня лихорадило. Судя по тому, как болело тело, я болела какой-то болезнью. А ещё мне хотелось в туалет, а это значит, что меня поили. Я ничего не пила с того дня, как у меня отняли ребёнка...

Мои воспоминания снова вернулись ко мне и мои мысли застопорились. Теперь я могла видеть очертания каждого листочка. Наконец я видела свет, после столь долгого времени во тьме. Но не смотря на то, что зрение окончательно вернулось ко мне, я вдруг перестала всматриваться в окружение. Теперь я видела лишь последние моменты моей жизни. Вернее, моменты, которым полагалось стать последними в моей жизни.

Неужели я на самом деле жива? Была ли я всё ещё…собой?

А был ли Ворон реальным?

Я теперь дух? Мы воссоединились? Или он просто заколдовал меня, сохранив мне жизнь? Или…я была в Загробном Мире?

Нет. Не один из вариантов меня не устраивал. Если бы я действительно была мертва – мой сын был бы сейчас тут, со мной, у меня на лапах, прижившись к моей груди и сопя мне в шею.

Я всхлипнула и вдруг поняла, что плачу. Я бы и дальше плакала, если бы не осознала, что была тут не одна.

-Ну, що ж, - проворковал спокойный протяжный голос откуда-то слева, - пора вставати, киця.

Мне удалось повернуть голову и, наконец, окончательно понять, где я. Я частично лежала под сооружённым на скорую лапу, но, тем не менее, добротным навесом. Две оленьи шкуры были натянуты на почтительном расстоянии от огня в ямке, а около меня был ещё один навес, под которым были свалены сушёное мясо и шкуры. Если бы мои соплеменники увидели это, они бы сказали, что нельзя хранить мясо рядом со шкурами. К близстоящему дереву кожаным шнуром было привязано что-то вроде тотема белого медведя, а это значит, что кто-то из лагеря знал охранную молитву. Хотя я никогда не видела, как молятся духу белого медведя. Рядом лежали накрытые поношенной крысиной шкурой поленья. Самый маленький из двух тентов был открыт, обнажая всё, что там было. А были там всякие прибамбасы, присущие торговцам, а также шкуры и очень странные приборы. Металлические. Я редко имела дело с металлом. У Мета был металлический нож, который он купил пару лет назад у торговцев. Может быть, он даже купил этот нож у этих чужеземных волков. Впрочем, я ни малейшего понятия не имела, для чего нужны эти штуки. Они выглядели острыми, но не похожими на оружие.

Но что самое важное и пугающее, так это что, что напротив костра сидела какая-то псина в оленьей шкуре. Высокий, стройный и глазастый, он напоминал мне койотов, которых я видела и раньше. Его шкура была ничем не примечательна, как и у всех ему подобных. Ну, разве что он выглядел так, будто немного недоедает. Он сидел, опёршись об колени. Жилистый койот сгорбился, начав пялиться на меня пронзительным хищным взглядом, которым так славился его вид. Его переносица была заметно шрамирована, и ещё множество шрамов поменьше было у него на лапах. То были шрамы охотника, который боролся с когтистым зверем.

Дым лениво вздымался от какой-то горящей штуковины, которую он держал в грязной лапе. Пахло как табак – трава, которую часто курят в трубочках мужчины в нашем племени. Одет он был как чужеземный волк: в тонкое одеяние, которое они носили вместо шкур и их собственного меха. Я не замечала ни лука, ни колчана, но около него небрежно валялось какое-то ужасное оружие с деревянной рукояткой. А ещё он носил нож. Металлический. И он был гора-аздо больше, чем у моего мужа. Мех на его шее был длинен и небрежен, но не настолько, чтоб он был похож на гриву, или чтоб из него можно было вить косички. Но на ушах у него были продеты крючочки племени падальщиков.

Я не знала, какой вывод можно было сделать о нём. Должно быть, он был торговцем. Я слышала историю о фуррях, которые блуждали по долине, но не принадлежали ни к какому племени. Но это всего лишь истории. Они встречались с нашими сородичами только на постах, и им нельзя было находиться в деревне. Старейшины часто рассказывали нам, какую опасность они представляют и какими непредсказуемыми, безрассудными и бессердечными они могут быть (ага, а убить невинное дитя и закидать девочку камнями это та-ак сердечно). В конце концов, они кочуют по горам без племени. Если бы они умели мирно уживаться в одном племени, то они бы объединились. Ну, так говорила моя мать.

И вот, я была тут, беззащитная и одинокая, смущённая его пристальным взглядом. Мне с трудом удавалось понимать его речь, ибо он говорил на языке волков-чужеземцев, и хоть я время от времени слышала, как кто-то переговаривается на нём, я очень плохо его понимала. И это могло усугубить мою и так незавидную ситуацию. Если мы даже общаться-то толком не могли.

-Ти из Катук, вирно? – Спросил он, выбросив эту дымящуюся штучку в огонь. – Або из Сеткан?

Я навострила ушки, когда он произнёс последнее слово. Сеткан…это народы горного ареала, к коим относились и мои соплеменники вместе с Анукшенами. Он пытался понять, на какие приветствия я откликаюсь, на каком языке говорю. Возможно, он даже знал наш язык.

Следует ли мне ответить? Мне не очень-то и хочется, чтобы этот чужеземец, у которого была куча оружия, и который определённо превосходил меня в силе, хоть что-то обо мне знал. Откуда мне знать, вдруг он пришёл в эти земли воевать с моим племенем или с племенем моего мужа. Может, он ненавидит народ Сеткан. Я ничего о нём не знала, так что лучше придержу-ка язык.

Очевидно, что он исцелил меня. Но зачем? Я не видела ни малейшей причины доверять ему.

Впрочем, когда он назвал мой народ, моя реакция выдала меня с потрохами. После очередного пронзительного устрашающего взгляда этих жёлтых глаз, он медленно поднялся, что-то проворчав на своём языке, и подошёл ко мне. А когда он снова открыл пасть, он заговорил уже на моём языке.

-Так и будэш молчать, киса? – Его тон определённо не был дружелюбным, и его слишком протяжное произношения слов в моём языке делало его слова ещё более…гадкими. Его тон…он не был грозным, однозначно…просто его слова словно проникали мне под кожу, причиняя дискомфорт…вроде как. Не знаю, как объяснить. На самом деле он сам по себе большой ходячий дискомфорт. Его развязная походка, как я сейчас поняла, отличалась от походки этих хищных преследователей. Я уже видела такую походку у воинов, когда те были игривы. Как только он обошёл огонь и подошёл ко мне, я учуяла его запах поверх древесного дыма. Сначала я отчётливо различила аромат этого безумного напитка, которым волки-чужеземцы торгуют в этих землях. Только мужчины могли пить этот напиток, и чем больше они его пили – тем безумнее становились. Почему они всё-таки пьют его – я не могу понять до сих пор. Он пах как яд, и они часто болели из-за него. Как бы то ни было, он пах также кровью, куревом и собственным мускусом.

Я не привыкла к запаху псовых. Он был таким незнакомым. Ну, была ещё одна причина, по которой мне было тревожно: этот лагерь принадлежал ему…его запах был везде. Это была его территория. Мне нельзя тут находиться. Зачем он притащил меня сюда?

-ЭЙ! – Чуть ли не гавкнул он на меня, заставив дёрнуться и ссутулить плечи. Моя пугливая реакция, похоже, доставила ему удовольствие. Ещё один признак того, что он, быть может, имеет злой умысел.

Надо выбираться. Я попробовала пошевелить лапами, чтобы понять, смогу ли я сбежать, если что. Но каждая клеточка моего тела чувствовала себя так…слабо. Я не была уверена даже в том, смогу ли я стоять. Он медленно присел передо мной на бутылку на корточки, так, чтобы я видела его морду. Я почувствовала, как мой мех встал дыбом и из пасти непроизвольно вырвался низкий шипящий звук.

-Я знати, что ты понимаешь меня, юна леди. – Прорычал он, улыбаясь так, чтобы я могла видеть острия его клыков. – Так шо не прикидывайся дурочкой, чуешь? Давай без непрыэмностэй? Я хочу слышать муркотання, доносящееся из твоей маленькой головки. Мы спасли твою жизнь. Для цього нам пришлось сойти с нашего пути, понимаешь? Мы ещё несколько недель назад хотели выйти из долины, но мой друг не хотив тягнути тебя, так шо я сыдив тут с тобой как ёбаная сиделка. Меньшее, чого я заслуживаю, это хоть не много благодарности. Шо скажэш?

Я уставилась на него, пытаясь понять, что он сказал. Часть сказанного ответила на мои немые вопросы. Я проспала, скажем так, некоторое время. И, что самое важное, он тут не один. Он сказал «мы» и упомянул некого друга. Это могло значить, что у него тут целая банда, или просто ещё один фуррь. В любом случае, это значило, что сбежать будет сложнее. Если бы он был один, я бы могла ускользнуть в лес. Чем больше их тут окажется, тем труднее будет сбежать без обнаружения или преследования. Плюс, если бы он был один, я бы могла сбежать, пока он спит. А если их двое или больше…они могли вести ночные караулы по очереди.

-Всё правильно, солодка. Мы твойи спасители. – Он усмехнулся, облизнув свои губы, осмотрев меня с головы до лап. - Считай, шо какая-нибудь тварюка могла иметь на завтра красивую маленьку рысь, если бы мы не нашли тэбя и не принисши сюда. Я уж молчу о том, шо тебя надо было ликувати, плюс нужен был нагляд.

Я продолжала молчать. Он определённо пытался разболтать меня, и даже если он уже понял, что я понимаю его, подстрекать его не стоило. Я могла разозлить его. По крайней мере, молчание считалось нейтральным знаком, пока я пыталась придумать план побега. Можно снова притвориться, что я без сознания, чтобы он потерял ко мне интерес и оставил одну. А можно подождать, пока он по тем или иным причинам покинет лагерь, чтобы набрать воды, сходить в туалет или что-то ещё, а затем…

И вот именно в этот момент моё тело напомнило мне, что мне самой нужно в туалет…а дискомфорт всё увеличивался и увеличивался, так как теперь я не спала, к тому же паниковала..

-Просто скажи, что ты обязана нам, киска. Блять, может хватит уже, а?! Я что, весь день должен пытаться разговорить тебя?! – Он резко повысил голос, окончательно озверев от того, что я молчу. Он присел на корточки, дыша прямо мне в морду. Его дыхание пахло солью и горькой травой, которую он курил. – Да что с тобой не так? – Прорычал он со злость, уставившись мне прямо в глаза. – Ты шо, ёбнутая? Глухая?

В этот момент он протянул ко мне свой грязную лапу и схватил за щёку…и этого я не стерпела.

С невозможной с моим-то положением скоростью я с сжала лапу в кулак и замахнулась. Его пасть захлопнулась, а голова накренилась назад, когда я вмазала ему в челюсть. Я услышала, как щёлкнули его зубы, и почуяла запах крови, после чего осознала, что он прикусил язык. После этого последовали слова на каких-то других языков, среди которых я узнала пару матерных. Затем я, кое-как, выпуталась из одеял, в которые меня закутали, так что теперь можно было бежать. Я вытолкнула себя из «постели».

Вдруг я почувствовала, что мои лапы упираются в что-то холодное. И знакомое…

Перепугавшись, я посмотрела вниз и увидела свою случайную находку. Бирюзовая бусина, которую мне дала мама, когда я была ещё ребёнком и когда мне впервые давали имя. Мой тотем. Я медленно подобрала его, щупая все изгибы и вырезы Ворона. Старейшина нашей деревни увидел этот тотем, когда я родилась. Из-за этого этот дух мог всегда ассоциироваться с моим именем, что привело бы к тому, что я могла стать объектом травли и осуждения со стороны моей семьи и племени в целом. На всю жизнь. Ворон был лжецом. Ворон был не из нашего мира. Ворон владел магией, так что…всегда был шанс, что, однажды, я смогу стать шаманом, если смогу избавиться от клейма мошенницы и от недоверия.

Но, вместо этого, мать объявила меня непослушным и лживым дитя и от безнадёги поставили на мне крест и, в конечном счёте, она с отцом избавилась от меня.

А потом Ворон спас меня. Моя жизнь завершила цикл так, как я и подумать не могла, когда мне давали имя и тотем.

Но всё это не имело отношения к происходящему сейчас пиздецу. Какое значение имеет эта бусинка, как и все бусинки и амулеты, которые вплетали в мою шерсть, мои браслеты и моё свадебное ожерелье. И действительно: рядом со мной, но кроличьей шкуре, лежало почти всё, что я когда-либо носила, будто это вернули мне. Я не знала о внешнем мире почти ничего, но я знала, что торговцы высоко ценили нашу бирюзу, а мои браслеты были из серебра. И всё это было свалено с заботой около меня. Я была слишком озабочена разглядыванием лагеря и койота, чтобы заметить это.

Я сглотнула, неожиданно испугавшись, что неправильно оценила ситуацию. Воспоминания о ритуале ещё не покинули моё сознание…как и ненависть к моему муженьку, который убил моего сына и отверг меня, чтобы его племя убило меня. Должно быть, слишком поспешила со своими подозрениями, так как была слишком рассержена.

Койот потёр свою челюсть и пару раз сжал зубы, перед тем как громко фыркнуть и сплюнуть смесь мокроты и крови. Затем он снова обратил на меня взор своих жёлтых глаз и свирепо уставился на меня.

Я держалась на стороже, не совсем понимая, что делать. Просто ждала, пока он не сделает первый шаг. И после длительной паузы он таки сделал это. Впрочем, это было не то, чего я ожидала.

Он улыбнулся и засмеялся. Низкий урчащий смех, который звучал неподдельно радостно.

Боги. Мама говорила, что все койоты безумны, но я всегда думала, что она преувеличивает.

-Ну, шо же…киса умеет драться, а? – Он надавил себе на челюсть и я услышала хруст, затем он провёл там языком. Видимо, пробует кровь. – Это нормально, солодка. Мне нравятся, когда женщины…с характером.

-Не трогай меня больше! – Потребовала я, не собираясь молчать и дальше. Мне хотелось иметь чёткое представление о том, что происходит. Если мы недопоняли друг друга – мне надо знать. И, кроме того, я вдруг почувствовала, что меня переполняет смелость и решительность, что, как я думала, невозможно. Я чувствовала себя как…почти как тогда, когда набросилась на мужа, чтобы спасти ребёнка. Как будто во мне прорвало плотину, и года избиений и унижений, на которые я не могла ответить силой, копились во мне, пока я, наконец, не сорвалась. Вода хлынула из плотины, когда я вдруг накинулась на Мета’нака. И вода до сих пор продолжала нестись бурным потоком.

Наконец, я ясно понимала, что страх покинул меня. Впервые в жизни я ощущала себя сильной. И я не позволю этому парню вести себя со мной, как со своей собственностью. Даже если он и заботился обо мне.

Я выпустила когти, прижав уши. Я бы не показывала их, если бы не могла пустить их в ход. Так обычно говорят воины. Но койот был вооружён. Я просто хотела, чтоб он знал, что я тоже при оружии.

-Успокойся, киса. – Он снова усмехнулся, положив свою заскорузлую лапу не бедро, где у него находился нож. Его тон стал серьёзнее, он сузил глаза. – Давай без неприятностей, гарно? Я б отдал тебе парочку, якб ты бува леди. Но теперь это всё, что у тебя есть.

Я ощутила, как ветер трепещет мой мех и опустила взгляд. Я вдруг поняла, что на мне нет ничего, кроме бинтов и набедренной повязки. Я зашипела и схватила одеяло, накинув его на своё обнажённое тело. Он снова засмеялся, от чего моя шерсть встала дыбом ещё сильней.

-Что ты со мной делал?! – Прорычала я, огорчившись. Если бы он был членом моего племени, я бы, по крайней мере, не волновалась бы о том, что он положил на меня глаз, даже если бы на мне не было ничего, кроме моего собственного меха. Но он был чужаком. Им было запрещено смотреть даже на одетых анукшенский женщин, не то что на почти обнажённых. Моему мужу пришлось бы убить его, если бы он узнал.

И снова мои мысли вернулись к этому. Почему я всё ещё пыталась угодить моему мужу, быть скромной ради него? Ну, просто…эти законы были придуманы специально, чтобы защитить нас.

Или чтобы защитить права мужей на нас?

Среди множества птичьих голосов я услышала вдалеке вороний возглас и удивилась, мои ли это вообще мысли. Всё становилось слишком запутанным. Почему я вдруг стала задавать вопросы, с которыми раньше мирилась? И…бью мужчин, которых едва знаю…

Он поднял свои лапы и зубасто улыбнулся.

-Я тебя вообще, не трогал, кохана. Пак бы не позволил. Но…эм…мы можем это исправить, когда познакомимся поближе.

-Кто ты? – Спросила я его. Мой мех на загривке всё ещё стоял дыбом, даже когда я села на близлежащий ствол дерева в своём одеяле.

-Меня зовут Рэнсом, киса. – Ответил он. На его языке имя звучало даже ещё страннее, тяжелее и протяжнее. Оно не было похоже ни на одно имя, раннее слышанное мною. – Но ты всё ещё можешь звать меня своим спасителем, если тоби легшэ.

-Прекрати меня так звать. – Я страшно зыркнула на него, невольно снова выпустив когти. – Я не ребёнок.

-Ну а шо мне ещё делать, если ты не хочешь говорыти своё имя, кохана. – Сказал он с укором, выгнув бровь. – Поэтому я, скажимо так, в замешательстве.

Я снова замолчала, вдруг поняв: А кто я? Знала ли я сама об этом? Девочка, которой я была, ныне мертва. Не столько в переносном смысле, сколько в буквальном, если принимать во внимание порядки моего народа. Ритуал, который должен был убить меня, так же должен был изгнать мой дух из анукшенского племени и не пустить меня к их предкам. Моё имя дали мне, когда моя душа была достаточно сильна для моих пяти лет, и то, что мне дали имя, значило то, что я теперь была членом племени. Но они избавились от меня, а моё нынешнее племя опозорило меня. Теперь я ни Анукшен, ни Катошен. Я была чужаком. Как этот койот.

И даже если не брать во внимание обычаи моего народа…я больше не ощущала себя тем, кем была раньше. Не знаю, реален ли был ворон. Зато я знаю, что этот койот спас меня. Я должна была умереть там, в земле, когда меня закопали где-то в долине. У меня не должно было остаться сил на спасение.

Я не была уверена, что понимала, что там произошло, в пространстве между реальностями, но я знала, что это изменило меня. Я чувствовала, будто теперь я сильнее, чем когда-либо была. Должно быть, это ворон дал мне эту силу. Силу, которая нужна мне, чтобы отыскать Мета’нака и убить его. Как убили моего невинного, беспомощного сыночка…

-Ну и? – Он склонил голову и взглянул на меня каким-то хитрым взглядом, который присущ безумцам. Впрочем, сейчас обвинять его просто несправедливо. Судя по всему, я вела себя не лучше. Я слишком зациклилась на своих мыслях и всё это время выглядела довольно странной. Всё, что он обо мне знал, так это то, что моя голова вся в ранах и ушибах.

-Я…у меня нет имени. – Наконец ответила я.

-Ты не можешь вспомнить?

-Нет, я имею ввиду…у меня больше нет имени, - мрачно повторила я. – Меня изгнали. Моё имя больше мне не принадлежит.

-Прынаймни, тэпер раннее сказанное тобой обрело смысл. – Пробормотал он, почёсывая подбородок. – У тебя было имя…а теперь его нет. Как это работает?

-Моё имя кануло в Лету вместе с моей прежней жизнью. – Объяснила я, пытавшись придать оттенок завершённости в эти слова. Скорее для себя, чем для него. – Так что о возвращении можно даже и не думать. Я больше не связана с этим местом.

Он опять выгнул бровь и одарил взглядом, в котором читалась смесь недоумения и недоверия, но он быстро его отвёл и пожал плечами.

-Гарно, киса. – До того, как я успела негодующе зарычать, он продолжил. – Мы прыдумаемо тебе иншэ имя.

-Нет. – Настояла я. – Я уйду. Просто возьму свои вещи…

-Пока что ты никуда не пидэш, кохана. – Произнёс он, и шерсть на загривке снова встала дыбом. – Пак сказал, шо сейчас ты не в состоянии даже нормально пэресуватися, так шо единственное, куда ты сейчас можэш пойти – это обратно в постель.

-Кто такой…

-А затем, возможно, когда ты полностью одужаеш, мы…познакомимся поближе. – Сказал он со звериным оскалом, его взгляд скользнул по моему телу. – Хотел дочекатыся лучших времён, но я был хорошим мальчиком. Подождал, пока ты выздоровеешь. Затем, мы могли бы поговорить о том, как ты…можешь отблагодарить нас за то, что мы заботились о тебе.

В ответ на это я снова оголила когти. Теперь-то у меня были на это причины.

-Так и знала, - прорычала я. – Я знала, что у тебя есть на меня грязные планы.

-Дорогая, не суди мои «планы», пока не знаешь йих. Грязные или нет, они можуть тоби понравиться. Зрэштою, почти все женщины этим занимаются. – Он облизнулся, делая акцент на эти слова, и я поняла, что надо дать отпор.

-Ты не тронешь меня, - решительно заявила я, рыкнув.

-Ну и где твоя благодарность? – Поглумился он, как будто я оскорбила его. – Сошёл с пути, чтобы помочь тебе…спас тебе жизнь, миж иншим, а ты меня ещё и мерзавцем за это называешь.

Он встал в полный рост и я вжалась в дерево, снова вспомнив, насколько он был вооружён, и насколько бесполезными оказались мои когти в прошлый раз, когда я пыталась защититься ими. Одних лишь решительности и храбрости не хватило, чтобы спастись от мужа…и тут они, скорее всего, тоже не очень-то и помогут мне. В общем, что мы имеем: меня, у которой нет никакого воинского опыта, и большого, сильного, тренированного мужика. Моё положение было крайне невыгодным, и неважно, насколько бесстрашна я была.

Он тыкнул в мою сторону пальцем, обходя мою «кровать» и снова зажимая меня в угол.

-Может быть, ты сможешь отдать должок прямо сейчас, дорогая. Твой настрой мне совершенно не нравится, поэтому мне хочется, чтобы ты отблагодарила меня до того, как я потрачу больше времени на захыст твоей неблагодарной задницы.

-Я не позволю тебе изнасиловать меня. – Твёрдо заявила я, не дрогнув голосом. Даже если шансы малы, я пообещала себе больше не быть жертвой. Никогда.

Он медленно согнулся надо мной, снова нацепив свой хищный взгляд.

-Думаешь, у тебя е выбор? – Грозно прорычал он.

Я смотрела прямо ему в глаза, моя грудь вздымалась, наполняясь прохладным, бодрящим долинным воздухом. И кое-чем ещё. Горящим, жарким пламенем, который полыхал внутри ворона, а теперь внутри меня, придавая моим словам вес.

-Я хоть меньше и слабее тебя, - прорычала я, - но я лучше умру, чем поддамся тебе.

Не знаю почему, но что-то в его морде изменилось в этот момент. Его брови приподнялись, улыбка исчезла, его уверенность улетучилась, пускай и ненадолго. И тут было что-то ещё…что-то…охотящееся, судя по мине на его морде, которая бывает только у бывалых охотников. В тот момент…

-Рэнсом?

Неизвестный голос с западной части лагеря пронзил тишину. Я не хотела сводить глаз с койота, но в этот момент он дёрнул головой и медленно пошёл обратно туда, где он сидел.

Я моргнула. Лис. Белый лис. Я уже видела его, пока витала между пустотой и реальностью. Правда, я думала, что это всего лишь видение или очередной дух. Но вот он, этот самый «дух, подходил к лагерю с тростью в лапе и с мешком на плече. Двигался он как-то странно, хватаясь за деревья.

С ним было что-то не так. То, как осторожно он ступает по дорожке, то, как он тщательно проверяет свой путь палочкой…он был чужаком. Это всё, в чём я была уверена на все сто. Из Северных Земель, судя по его меху и шкурам. Неповторимые огненные татушки вдоль его щёк свидетельствовали о том, что он был членом какого-то варварского племени из морозных пустынь. Они все так странно ходят? Никогда раньше не встречала кого-нибудь из них.

Как будто это и так не было достаточно странно, койот подошёл к нему и обвил его лапой так, будто он сейчас упадёт. Но лис вполне мог стоять и сам.

-Я тут, Пак. – Спокойно заявил койот, а затем снова зыркнул на меня, как бы напоминая, что он всё ещё имеет на меня виды.

-Я слышал голоса. – Лис моргнул, покрепче ухватился за палку и отпустил лапу койота. - …Я в порядке. Тут кто-нибудь есть?

Я удивилась. Почему он спрашивает? Неужели он не видит…

И тут до меня дошло. В том коротком, мелькающем видении, когда я была на грани двух реальностей, я видел белого лиса и глаза своего сына. Или глаза, которые я приняла за глаза сына. Если лис не мог видеть…

Он был слеп.

Осознание этого удивило меня сильнее, чем что либо за последние дни. Я потеряла сына. Умерла. Подписала соглашение с Вороном. Желание отомстить было во мне столь сильно, что я вернулась с того света. В старых преданиях часто говорилось о том, что в час великой нужды духи приведут нас к родственным душам, с которыми мы будем сражаться плечом к плечу. В конечном итоге, так зародились племена и народы.

Для моей цели мне не нужен народ. Но зато мне нужна помощь. После того, как я выбралась из могилы, у меня не осталось сил, чтобы выжить в лесу. Но этот лис, с глазами моего сына, нашёл и выходил меня. Теперь-то я всё поняла. Это не койот спас мою жизнь, а он. Теперь я это чувствовала.

Что ещё важнее, я начала вспоминать. Он склонился надо мной, пока моё сознание было на грани двух миров. Я ощущала на себе и на своих ранах чью-то лапу и как по моей израненной коже и горлу текёт вода.

Койот сказал лису что-то непонятное и лис вдруг навострил ушки и развернулся ко мне.

-А! Она очнулась, верно? – Он улыбнулся. – Чудесно. Теперь понятно, почему я не учуял постороннего запаха. – Он отошёл от койота и пошёл сам даже более умело, чем я могла представить. Он обходил огонь и брёвна умелее, чем я, хоть у меня вполне хорошее зрение. – Это было временно, как и предыдущие разы. – Сказал он, остановившись у дерева с тотемом медведя и достав что-то ещё, что было перекинуто через ветку. Похоже, то был бурдюк с водой.

-Це не так. – Сказал койот – Рэнсом, снова схватившись за челюсть. – Она ударила меня в челюсть. Похоже, она почувати себя лучше.

Лис вздохнул, повесив бурдюк на плечо и положив свой груз рядом с тотемом медведя.

-Рэнсом, я отошёл всего на час. Вот честно, ты можешь хоть час никого не бесить?

-Она кошка. Я же говорил, шо не уживаюсь с кошками.

-Она ранена, и мы о ней заботимся. Постарайся.

-Я старался. – Койот снова сплюнул. Наверное, до сих пор кровоточит. Надеюсь. – Но она не видповистыла взаемнистю .

-«Не ответила взаимностью». – Вздохнул лис. – Вот уж не знаю, что ты собрался тут делать. Она – единственный фуррь в радиусе пятидесяти миль, а ты уже умудрился разозлить её. Это меня поражает и, если честно, восхищает. Скоро твоя бестактность войдёт в легенды. Барды будут слагать баллады, шаманы – замечательные сказания...

-Ладно, харэ уже, Пак.

-Великие Духи скончаются, но все будут помнить тебя, как самого грубого чувакак, который…

-Я серьёзно, ти трохи перегибаешь.

(На картинке наглядная иллюстрация Рэнсома и Пака)

Я наблюдала эту сцену и недоумевала. В первую очередь они говорили на диалекте, который я никогда не слышала раньше. Я понимала слова тут и там. Иногда части слов. У всех диалектов было что-то общее, но иногда бывает трудно понять, что ты слышишь. Я никогда часто не путешествовала, но я слышала парочку диалектов от своих путешествующих соплеменников. Впрочем, я не совсем понимала этот. Я лишь предполагала, что это был один из языков Северный Племён.

Но больше всего меня смущало то, как легко и непринуждённо они общались. Ещё пару мгновений назад койот грозился изнасиловать меня. Он казался мне мерзким и отвратительным типом…до одного момента. Впрочем, мои первоначальные подозрения вскоре подтвердились. Но лис заботился обо мне, сидел со мной, лечил от травм. Почти всё время я провела в оцепенении и без сознания, но я помнила, как приятно и безопасно я себя ощущала, когда он лечил меня.

Так какого чёрта он водится с этим Рэнсомом? Зачем? Как? Судя по тому, как он тут обустроился, он провёл тут немало времени, и то, как они общались, доказывало, что они хорошо друг друга знали. Не похоже, будто они познакомились недавно.

Я инстинктивно поплотнее закуталась в одеяло, когда лис направился в мою сторону, и лишь потом поняла, что мои прелести не очень-то интересовали слепых. Зато койот всё ещё был рядом, так что я всё правильно сделала.

Лис сел предо мной на колени, делая это так спокойно и осторожно, будто я была маленьким крольчонком. Он сказал что-то непонятно, а потом койот сказал «Сеткан». Лис кивнул и снова повернулся ко мне и заговорил на понятном мне языке.

-Привет, - мягко поприветствовал он меня. Его тон был спокойным. – Прошу прощения, если мой друг напугал тебя. Мы не хотим тебя обидеть. – Он стянул с плеча бурдюк и протянул мне, держа его так, чтобы я могла дотянуться, но при этом не нарушая моего личного пространства. – Тебе надо попить, - настоял он.

Сначала я посмотрела на бурдюк с недоверием, а затем приняла его. Хоть мой пузырь и был полон, мне очень хотелось пить. Я пила взахлёб, прохладная водичка жгла горло. Ну, на одну проблему меньше.

Он улыбнулся. Его глаза не были сфокусированы на моих. Но это меня совсем не беспокоило, ведь он вёл себя со мной очень вежливо, так что глупо было зацикливаться на его пустом взгляде. Мне казалось, будто он всё ещё рассматривал меня, хоть и не используя глаза.

Так оно и было, как я поняла. Его уши двигались чаще, чем у всех ранее виданных мною существ. Они улавливали такие звуки, которые я даже не слышала. Его ноздри расширились. Похоже, он учуял мой запах…который, как я вдруг поняла, был таким же ужасным, как у койота, если не хуже.

Я поняла это и, положив бурдюк на землю, сдвинула одеяло так, чтобы самой себя рассмотреть. Моё тело было цело, но тоще, чем раньше. Больше всего пострадали мои голова и шея, но их я видеть не могла. Но я всё ещё чувствовала ранки и была слаба. Но это норма, ибо мне нужно больше дней на восстановление.

-Меня зовут Пакуана Роаток. – Мягко произнёс лис, прерывая ход моих мыслей. – Или «Пак», если тебе это имя кажется таким же сложным, как и Рэнсому. – Койот фыркнул, но лис проигнорил его, сосредоточившись на мне. – А тебя как зовут?

-Она не скажет. – Проворчал Рэнсом, стоящий за белым лисом. – Мне кажется, шо она ебанутая, Пак. Бильша частина её слов не имеет смысла.

-Я не сумасшедшая. – Пробормотала я, защищаясь. – Просто я предпочла скрыть своё имя по причинам, которые вам, возможно, не понять.

Лис немного помолчал и кивнул, после чего немного пододвинулся ко мне на корточках. Я не возражала из-за сложившихся обстоятельств.

-Я понимаю. – Мягко сказал он. – Я…то есть, я не хочу проявить неуважение…но я знаю ритуалы здешних племён. Я понял это по твоим ранам… - он вздохнул, - даже представить не могу, что тебе пришлось перенести. Но я знаю, что это значит. Сочувствую тебе.

Я опустила взгляд , вдруг заметил, что всё ещё держу бирюзу. Я провела по ней большим когтем, соскребая грязь.

-Не нужно мне твоё сочувствие. – Прошептала я монотонно. – И не надо тут играть в понимающего. В твоём случае это невозможно.

Он немного прищурил глаза в ответ на это, после чего просто покачал головой.

-Нет, ты права. – Согласился он. – Мне не понять. Тогда просто прими к сведению, что я чувствую твоё бедственное положение. Я помогу тебе, чем смогу. Помощь тебе не помешает.

-Ты уже помог мне. – Заверила его, снова уставившись на него. – Я знаю, что это ты исцелил мои раны. А твой «друг» сказал, что это сделал он. – Я грозно взглянула на койота, который лишь зевнул в ответ.

-Да, я исцелил тебя. – Кивнул лис. – Но Рэнсом охранял нас, так что…он тоже заслуживает благодарности. Я даже заставлял его сидеть с тобой, пока ходил за фуражом. И это он притащил тебя в лагерь, когда мы нашли тебя. А это было…

-...девять миль на восток. – Вставил свою лепту койот, на что лис кивнул.

-Да, верно. Глубоко в долине.

-Так что ты моя должница, киса. – Позлорадствовал он, сделав акцент на последнем слове специально, чтобы позлить меня. На этот раз я предпочла не обращать на него внимания.

-Рэнсом, пожалуйста. – Лис вздохнул, навострив ушки по направлению ко мне. – Нам ещё пришлось задержаться тут, чтобы построить лагерь и лечить тебя, так что я неимоверно рад, что ты очнулась и выглядишь достаточно хорошо, чтобы мочь двигаться. Очень надеюсь, что скоро мы подлатаем тебя достаточно, чтобы отправиться в путь.

-Мы и так прождали слишком долго. – Проворчал Рэнсом, глядя куда-то за деревья. – Это ночью я чувствовал холод в своих костях. Схоже, эта зима будет ранней. Нам пора выбыратися, Пак.

-Я в курсе. – Лис снова сел на колени и пододвинулся ближе ко мне, а я инстинктивно вжалась спиной к дереву. Похоже, он ничего не понял и коснулся меня, приговаривая при этом:

-Дай-ка я осмотрю твои раны. Сейчас они открыты, так что мне нужно убедиться, что в них не попала грязь…

В тот момент, когда его лапа коснулась меня, а именно моего плеча, сразу же сработал мой защитный рефлекс на чужую мужскую лапу на моём плече, хоть я и доверяла лису больше, чем койоту. Я зашипела и вцепилась ему в лапу, пытаясь оттолкнуть от себя…

…и едва моя лапа коснулась его запястья, как ко мне молниеносно подскочил койот и, рыча от ярости, повалил меня навзничь, прямо на сырую, усыпанную листьями землю, после чего с силой надавил коленом мне на живот и приставил нож к горлу. Всё это произошло так быстро, что я даже воспротивиться не успела. Эта псина была воином, хоть и не была похожа ни на кого из моего племени…теперь-то я в этом не сомневалась.

Что ещё важнее…он рычал чрезвычайно яростно и угрожающе. Меня напугала сильнейшая злость в его глазах, которая была даже сильнее моей. Он так не реагировал даже когда я ударила его.

-Ещё раз тронешь его – и я выпотрошу тебя! – Прорычал он, брызжа слюной мне в морду и прижимая нож плотнее к горлу. Он ещё не проткнул мне кожу, но лезвие было зубчатым, так что было больно.

-Рэнсом! О, духи…умоляю, отпусти её! – Я услышала, как лис споткнулся, пытаясь подбежать к нам. В конечном счёт он всё-таки добрался до нас и, положив лапу койоту на плечо, попытался стащить его с меня. Я сомневалась, что такой маленький лисик мог хоть сдвинуть эту псину, но ему, по крайней мере, удалось привлечь внимание. Постепенно он ослабил нажим ножа.

-Ну-ка встань с неё, долбоёб! Из-за тебя её раны могли открыться, или того хуже… - настойчиво требовал лис, суетясь вокруг нас и долбя по койоту лапами, пока тот, наконец, не отпустил меня. – Прошу прощения. – Пакуана, как он назвался, склонил голову, сложив лапу. В наших землях это был жест покорности. – Надо было спросить разрешения, прежде чем трогать тебя. Я всего лишь хотел осмотреть твои раны. Но моё зрение…очень плохое, так что я могу оценить твоё состояние только с помощью касаний и запаха.

-Знаю. – Сказала я, скорчив гримасу и прижав лапы к тому месту, где койот надавил коленом. Он не повредил его, но попробуй объясни это моему пузырю… - Я знаю признаки слепоты. Я поняла это сразу, как увидела тебя.

-Я не могу исцелить тебя, не оценивая твоё состояние. И за твоими ранами всё ещё нужен уход. – Убеждал он. – Последнюю пару недель твоё тело было в тяжёлом состоянии. Кроме ран ты еще потеряла много крови. Пару раз мне казалось, что нам не удастся спасти тебя.

-Недель?! – Почти прошептала я, не поверив. Я, конечно, знала, что провела без сознания немало времени, но…

-Да. – Повторил он с серьёзной миной. – Ты была при смерти, когда мы нашли тебя. Не знаю, как раны могут повлиять на твой…разум…но у тебя был горячечный бред. Помнишь?

-И каждый грёбаный день мы просиживали штаны в этой долине. – Сказал Рэнсом, стоящий в паре шагах слева от меня. – Пак, эта сука не вортуйе нашого времени. Ты уже сделал доброе дело, вирно? Она ясно дала понять, что не хоче мати з нами справу. А ещё она опасна. У меня скинчалося терпение. Нам надо йти, а она пускай йде своей дорогой.

-Но она ещё не…

-Да мени похуй! На дорогах скоро станэ холодно, а я не збыраюся залышатися тут всю зиму! Особенно из-за неблагодарной кошки, яка нападала на нас обоих!

-Ты пытался изнасиловать меня. – Прошипела я, напоминая ему.

-Рэнсом! – Я бы сказала, что лис выглядел шокированным, но тут больше подойдёт «возмущённым».

-Я просто прыколювався. – Фыркнул койот.

-Мы нашли её полузакопанно й и изувеченной, она была при смерти! – Повторил Пак. – Тебе приходило в голову, что она могла испугаться твоего так называемого «юмора»?

-Это был не юмор. Ты бы так и сделал, если бы я слишком испугалась, чтобы сопротивляться. – Стояла я на своём. Выражение его морды и молчание только подтверждали его вину.

Я, наконец, сбросила одеяло и зацепилась лапами за дерево. Я попыталась встать на лапы, собираясь с силами. У меня получилось встать на колени…а затем я начала потихоньку привставать на лапы, трясясь.

Каким-то образом лис понял, что я пытаюсь встать и попытался протянуть мне лапу, дабы помочь справиться с этой непростой задачей, но я лишь покачала головой.

-Мне не нужна помощь. – Настояла я. Мои колени затряслись, когда мне, в конце концов, удалось разогнуться. Но долго я стоять не могла, так что опёрлась об дерево. Я посмотрела на свою опрокинутую кровать, на которой всё ещё лежали мои запятнанные кровью одежды.

-Пожалуйста. – Мягко настаивал лис, робко протянув ко мне лапу, едва не касаясь меня. – Ты ещё не выздоровела до конца. Ты всё ещё очень слаба…слишком слаба, чтобы передвигаться самостоятельно. Мне не всегда получалось покормить тебе, да и то ты могла кушать только бульон. Твоему телу надо поправиться. Если ты сейчас уйдёшь, я боюсь… - он не закончил предложение, прижав ушки. – Пожалуйста, мисс…вся моя работа пойдёт насмарку. Я потерплю фиаско, а ведь я так старался…

Я обдумывала его слова. Последнее, в чём я сейчас нуждалась, так это оставаться в этом лагере с этим койотом и странными запахами, валяясь на самодельной кроватке ещё чёрт знает сколько недель, пока Мета ищет очередную жену, которую, в итоге, погубит.

На самом же деле, чем дольше я стояла, тем слаще казалась мысль о постели. Мои лапы так ослабли, что я едва могла выдерживать свой вес.

Мета был далеко отсюда, за горами. И в Анукшенских землях он в безопасности. Если они узнаю, что я жива, то они могут закончить начатое. А ведь в племени было полно воинов, и Мета бы лично повёл их. Я была женщиной, которая ничего не смыслила в войне. У меня были лишь рваная одежда да грязные украшения. Меня похоронили вместе с моим именем. У меня не было оружия. И плана.

Что ещё важнее, так это то, что даже если я раздобуду себе одежду получше, что уже будет подвигом, мне ещё придётся кучу миль идти по горам. За свою жизнь мне уже доводилось переходить через горы, что было сложно даже тогда, когда я была здорова и не считалась врагом племени. Сейчас, с моим-то положением, возвращение в мой родной том и попутное планирование атаки с разведками это…

…невозможно.

Я осела на землю под грузом окончательного понимая сложившейся ситуации. Что же придумать?

-Забей на неё, Пак. – Фыркнул Рэнсом. Це не твоя вина, шо она хоче здохнути. Пусть Дайр забэрэ йийи. Нам нужно выбыратися отсюда к хуям. Ещё не хватало, чтобы она затрымала нас.

-Мы всё равно никуда не пойдём сегодня. – Сказал Пак, повернувшись к нему, хоть и не смотря прямо на койота. – Ледяной дождь грядёт. Пусть палатки будут открыты.

-Вот блять. Рили? – Рэнсом резко выдохнул и понюхал ветер. – Ты прав. Я чую, как насуваеться холод. В этом году колийи утворылися слишком рано. Пиздец блять.

-Дело не обойдётся одним лишь штормом. Скорее всего, пойдёт снег. – Пак запрокинул голову, закрыв глаза и подёргивая ушками.

-Значит, на путях уже йде сниг. – Рэнсом снова сплюнул. – Ну да пиздец! Так и знал, что нельзя боле ждати. Как только дожди кончатся мы будемо повынни съебаться отсюда. В этот раз точно. Я не збыраюся торчать тут всю зиму, Пак. Не збыраюся.

-Не такая уж и страшная тут зимовка. – Пак пожал плечами. – Долина хорошо защищена, мы знаем окрестности, рядом река…

-Теперь всё серьёзно. Крыжани ветра продувають насквозь. Дайр стае всё ненасытнее и ненасытнее, так что холода грядут. – Рэнсом закатил глаза. – Да, Пак. Я собираюсь бросить тебя вместе с твоей ненаглядной. Можете насолоджуватыся погодою, пока я буду сидеть в Форте Уиллбрук, в тепле и безопасности, зрозумив? Передайте Дайру привет. Мне будет сосать какая-нибудь пышная лисичка из борделя, так шо мне вообще не до вас буде.

На этот раз он удостоился взгляда от белого лиса.

-Ага. Звучит глупее, когда я это говорю, не так ли? – Фыркнул койот, самодовольно улыбнувшись.

-Из твоих уст всё так звучит.

-Ну а шо мне ещё делать, если ты слушать не хочешь. Я как бы видображаю все твои идеи.

-«Отражаю», Рэнсом. – Проворчал лис, сложив лапы у груди. – И ты просто боишься, что у тебя кончатся табак и виски.

-А шо, если так и есть?! – Рявкнул койот. – Я не для того весь рик полював, чтобы тупо сидеть на шкурах! Как мне зарабатывать, если я застряг тут?!

-Мы мне застрянем здесь. – Пообещал Пак. – Но конкретно сейчас ты должен закрепить палатки и шкуры. Если ты не хочешь, чтобы дождь и мороз промочили и заморозили все наши запасы…и нас.

Рэнсом опять матюкнулся и устрашающе взглянул на меня, прежде чем направиться к палаткам. Я услышала, как тот зашуршал палатками, и в этом момент лис снова обратил внимание на меня, понизив голос.

-Ты трясёшься. – Спокойно сказал он. – Тебе действительно лучше присесть.

Я взглянула на свои колени, затем сложила лапы у груди и прошептала:

-Я не…мне просто холодно…и…

Он не дал мне закончить, а просто подошёл поближе ко мне, навострил ушки и стал терпеливо выжидать.

Я выдохнула, ещё больше понизив голос, надеясь, что койот слишком занят, чтобы подслушивать нас.

-Мне надо в туалет, причём срочно. – Призналась я.

-Оу! – Лис почти засмеялся, но вовремя остановился. – Прости. А мы тут выясняем отношения при тебе…ладно, конечно. Можешь ходить?

-Да. – Ответила я, отойдя от дерева и немного пошатываясь. На этот раз лис взял меня за лапу, и хоть я опять ощетинилась, зато не вырывалась и не дёргалась.

-Просто позволь мне немножко помочь. – Спокойно настоял лис. – Ты уже давно не пользовала своё тело. То, что ты можешь им управлять, уже впечатляет. Доверься мне. Нет ничего постыдного в принятии помощи, когда это необходимо.

Я кивнула и нагнулась, дабы подобрать мои одеяния, что вызвало у меня приступ головокружения. Я молча благодарила лиса за то, что он всё ещё держал меня.

-ЭЙ! – Позвал Рэнсом, сурово глядя на нас…почти как бизон. – Куда ты зибрався с ней, Пак?

-К ручью. – Ответил Пакуана, помогая мне подняться. – Надо прочистить её раны.

-Тогда я йду с вами.

-Нет. – Лис повёл меня за пределы лагеря. – Продолжай закреплять палатки.

-Твою мать! Ты не пидеш в лес с ней в одиночку!

-Я волен решать сам, Рэнсом.

-Если эта сука нападёт на тебя…

-Рэнсом, она едва может ходить. – Пак развернулся к нему. – Она в любом случае не сможет напасть. А теперь закрепи палатки. Пожалуйста.

Я больше не слышала дальнейших возражений от койота, но ощущала спиной его пристальный взгляд. Лис продолжал легонько поддерживать меня за лапу, стискивая её сильнее, когда я оступалась или когда мои лапы ослабевали.

Листья сменили окрас, пока я спала. В последний раз, когда я их видела, они только-только начали менять цвет, но теперь лес словно пылал, ибо вся листва имела оранжевый и красный оттенки, а ветер стал холоднее и жёстче, срывая с деревьев листву. Сухая листва хрустела под моими лапами, но иногда мне попадались и сырые места, а это значило, что дожди уже прошли. Небо было серым, что лишь подтверждало слова лиса о том, что приближается дождь. Теперь я тоже начала чуять его.

Через некоторые время он отпустил мою лапу и устремился вперёд, за деревья.

-Ручей, - сказал он, - примерно в сорока шагах отсюда.

-Я уже слышу его. – Кивнула я.

-Встретился там. – Он учтиво улыбнулся мне.

Я кивнула, и затем вздохнула.

-Довольно иронично, что меня ведёт и поддерживает слепой.

-Почему? Моя слепота не мешает мне иметь сильную хватку, и я знаю окрестности гораздо лучше тебя.

-Я не хотела… - начала говорить я, запинаясь.

Он лишь усмехнулся.

-Всё хорошо. Я позволю тебе уединиться. Встретимся у ручья.

К тому времени, когда я дошла до ручья, Пакуана уже сел у бурного ручейка и снял с себя меховой плащ, повесив его на ветку неподалёку. Этот плащ почти полностью скрывал его, поэтому мне было трудно его рассмотреть. Сейчас же, когда он снял плащ, я села у воды и отважилась разглядеть его получше.

Для лиса он был довольно низок, хотя многие лисы были такими. Очевидно, что питался он лучше, чем его спутник койот, и его мех был тяжелее и гуще, да и в целом выглядел он здоровее. А ещё он чистил свой мех и ухаживал за ним, что довольно необычно, учитывая что он – путешественник. Причём ухаживал он за ним часто и тщательно. И пахло от него тоже не плохо. Не так, как я привыкла, но гораздо лучше, чем от койота. Его плащ был украшен непонятными узорами на спине и по краям. Наверное, это были какие-то особые письмена какого-то племени. Ещё он носил набедренную повязку и гетры, но не те странные одноразовые гетры, которые так любили носить тот койот и волки-чужеземцы. Но на верхней части тела он не носил ничего, кроме плаща. Впрочем, плаща было достаточно. Как и многих из моего племени, его собственный мех был надёжным и теплым. Плюс он становился толще и плотнее в это время года. Интересно, а у койота мех становится толще? Я мало что знала об их виде, но я знала, что многие из них предпочитают жить в южных землях, и его мех выглядел слишком тонким и неказистым для севера.

-Пакуана. – Сказала я, привлекая внимания лиса, который тем временем отстёгивал свой поясок с множеством походных мешочков на нём.

-Да? – Улыбнулся он, хоть и не смотрел в мою сторону. Он часто улыбался, как я подметила.

-…почему ты улыбаешься? – Спросила я сперва, хотя хотела сначала задать другой вопрос.

-Просто я рад, что ты разговариваешь. – Пояснил он. – Я пол месяца присматривал за тобой, не зная, выживешь ты или нет. Очень приятно осознавать, что я не зря старался.

Ответ был донельзя красноречив и, как поняла, рассказывал мне об этом лисе почти всё, что мне хотелось знать. Он очень беспокоился за меня и был рад тому, что я просто жива.

Наверное, он первый, кто искренне печётся обо мне. И это породило у меня очередной вопрос.

-Почему? – Мягко вопросила я, устремив взгляд в кристально чистый горный поток, возле которого мы сидели. – Зачем ты проделал всё это ради меня?

-Мы нашли тебя, когда проверяли ловушки Рэнсома. – Ответил он. Его лапа шарилась по мешочкам на его поясе. Он прощупал два мешочка и остановился на третьем, самом большом, и открыл его. Он вынул оттуда небольшую чашу и странный блок или что-то типа того. Выглядело как кубики животного жира, которые мы храним в кладовых, вот только этот кубик был слегка зеленоват. – Обычно мы приходим в эту долину по тропам во время летнего сезона. – Продолжил он, - тут хорошо охотиться, особенно возле реки. Рэнсом любит бобровые шкуры. Они очень дорого ценятся на Востоке. Я учуял твою кровь издалека, и когда мы наткнулись на тебя, я уговорил Рэнсома помочь дотащить тебя до лагеря. С тех пор мы ухаживаем за тобой.

-Но почему?

-Потому что ты умирала. – Повторил он, как будто этот вопрос смущал его.

-Но… - я умолкла. Он выглядел озадаченным, и я смекнула, что он, возможно, действительно спас меня без какого-либо умысла. А чего я ожидала? Сказки о том, что какой-то Дух привёл его ко мне? Или что у него было видение обо мне?

Если честно, то да. Ну, я надеялась на это. Я не видел Ворона с тех пор, как он привиделся мне в Пустоте. Я знала, зачем я воскресла, но не имела ни малейшего понятия о том, как это воплотить. Мне нужны были указания. Я надеялась, что этот лис и есть часть моей миссии, и что у него есть ответы.

Но нельзя исключать варианта, что это духи свели нас. Волею судьбы он смог отыскать меня среди широких просторов долины и излечить меня. Может, он не хотел говорить о том, кто на самом деле привёл его ко мне, или он просто сам не знал. Духи не всегда действую в открытую.

-Я ещё…я знал, что случилось с тобой. – Пробубнил Пак, а затем опустил чашу в воду и наполнил её. – У нас есть похожие традиции на Севере, и я знал обычаи племён этого региона. Я представляю, через что тебе пришлось пройти и искренне ненавижу подобные обычаи. Из-за этих варварский обычаев Волки-Иностранцы думают о нас не в самом хорошем ключе. Это возмутительно! Я подумал, что если смогу как-нибудь помочь…

-Я теперь твоя вечная должница и премного благодарна тебе. – Сказала я, осмысливая каждое слово. – Не знаю, как я могу отплатить тебе, но я обязательно постараюсь.

Он махнул лапой.

-Не стоит. Я целитель. Я был рождён для этого, я поклялся Духам и Богам, что буду помогать каждому существу, которое в этом нуждается. – Он опустил зелёный кубик в воду и начал размешивать его. – Я применил травяной раствор для твоих ран. Основу раствора составляет алоэ, так что он не жжётся. – Он вытащил кубик из чаши и поставил на камень, затем помешал воду лапой, пробуя её тактильно. – Да, вроде всё правильно. – Он кивнул и протянул мне чашу. – Смажь этим раны. Ещё ты можешь этим умыться, если хочешь.

-Спасибо. – Поблагодарила его я, принимая чашу. Я действительно была благодарна ему за то, что он лишь намекнул, что мне не мешало бы помыться, а не сказал прямо, что от меня несёт за три версты. Бесспорно, сколько бы я не отрицала это, но если я действительно спала так долго, ему как-то приходилось содержать моё тело в чистоте…

Я смочила ладони и прошлась ими по морде по тем местам, в которых кожа всё ещё болела, загрубела или была заshitа. Три раны, похоже, всё ещё не зажили, и когда я собралась об этом спросить, я увидела, как он протягивает мне тряпку, чтобы помыться.

-Спасибо. – Прошептала я, взяв её и неуверенно отпустив в раствор. Я уже пользовалась мылом пару раз. Оно есть только у торговцев и стоит очень дорого. Я не знала о нём ничего, кроме того, что оно состояло из животного жира и щёлочи, но иногда туда добавляют что-нибудь ещё. Ещё я запомнила, как сильно оно жжётся, если нанести его на чувствительные места. Я заранее наморщилась перед тем, как нанести его.

К моему удивлению, он оказался прав (??). Оно было прохладным. Даже прохладнее воды. Но при этом оно не жгло. Даже если приложить к ранам. Так приятно, что хочется просто брать и обмазываться. Я снова увидела, как он улыбнулся, хоть он никак не мог увидеть моего удивления.

-Алоэ. – Повторил он. – Удивительное растение. В основном оно растёт в Южные землях, так что его тяжело раздобыть тут, но я стараюсь закупаться им по возможности.

-Ты – медик. – Поняла я. Когда он сказал «целитель», я не поняла, что это значит. Я перевела это слово на свой язык, и он кивнул.

-Благодаря этому я всё ещё жив. Благодаря этому и благодаря тому, что помогаю Рэнсому.

Я сплюнула, так как мыльная вода попала в пасть.

-Как такие, как ты, могут путешествовать вместе с такими, как он? – Удивилась я вслух.

-С Рэнсомом? – Он усмехнулся. – Прости, если он произвёл на тебя не самые лучшие впечатления. Хотя это не удивительно. Ты не первая, кто врезала ему в первые минуты знакомства.

-Меня не забавляют его выходки. – Заявила я на полном серьёзе, дойдя до своих…кхм, интимных мест, после чего замерла и лишь потом вспомнила, что лис ничего не видел. Рядом с ним я могла не беспокоиться о своём целомудрии. Я сняла бинт и испытала приступ отвращения, увидев, как всё запущено. Походу, сегодня придётся походить без них, пока не высохнут.

Он кивнул.

-Я извиняюсь за него, так как сам он не извиняется. Рэнсом…довольно трудный спутник, но большинство его угроз так и остаются угрозами. Будь уверена, он бы ничего не сотворил с тобой без твоего согласия.

-Мужчинам, подобным ему, не нужно согласие. Они почти всегда надеются запугать нас. – Я фыркнула, затем поднялась на лапы, чтобы снять бинты с нижней части тела. – Прости, если ты дружишь с ним, но я с уверенностью заявляю, что я бы никогда не стала доверять ему и не понимаю, почему доверяешь ты. Любой мужчина, который пытается воспользоваться раненой, безоружной женщиной – не мужчина.

-Тогда я понимаю, почему ты так возненавидела его. – Пак вздохнул. – И я не виню тебя в этом. Но я знаю Рэнсома уже много лет, и он не тот, кем кажется. Этот позер только и делает, что хорохорится почём зря. У него была тяжкая жизнь, и она повлияла на него не лучшим образом. Но он хороший, несмотря ни на что.

Я вскинула бровь. Опять-таки, он никак не мог увидеть признаки недоверия на моей морде, но он выглядел так, будто всё прекрасно видел.

-Иногда это всё же имеет значение. – Дополнил он. А затем, после короткой паузы, добавил, - …ну, как иногда. Почти всегда.

-Ты сам себе не веришь.

-С ним очень, очень трудно. Иногда о нём очень трудно заботиться. – Добавил лис, вздохнув. – И он не упрощает дело.

-Тогда почему ты путешествуешь с ним? – Повторила я, начав смывать с себя мыло.

Он ответил не сразу.

-Иногда два фурря нуждаются друг в друге, хотя никто их них не может толком сказать зачем. – Он повернулся к ветру, его ноздри расширились, учуяв в бризе что-то, что не могла учуять я. – Я могу назвать самую объективную причину.

-Твоя слепота.

Он кивнул.

-Раньше я вполне мог путешествовать сам. Но теперь мне нужен проводник и защитник, чтобы ходить по этому миру. Не важно, насколько хорошо я слышу, чую или лечу. Мир слишком опасен, чтобы исследовать его в одиночку, даже если ты в совершенстве владеешь всеми чувствами.

-Ты мог бы путешествовать с кем-нибудь другим. – Продолжала настаивать я.

-Я выбрал путешествовать с Рэнсомом. – Ответил он с лёгкой улыбкой. – И ты не вполне знаешь нашу ситуацию. Так что извини, что я так говорю, но если бы ты знала про нас всё, ты бы не стала судить.

-А что насчёт твоего племени? – Упорствовала я. – Разве…

Я заткнулась, увидев его морду. Я мгновенно поняла, что зашла за запретную черту. Нет, он не огрызнулся, не закричал, он вообще ничего не сказал. Просто он отвернулся от меня так, чтобы я не видела его морду.

-Прости. – Сказала я, не зная за что. Просто знала, что надо.

-Всё нормально. – Спокойно ответил он. – Как я уже сказал, ты не знаешь ситуацию в целом. Но я в таком же затруднительном положении, как и ты, поэтому мне не рады на землях моего племени.

Я сглотнула. Ну конечно же он бы был вместе с племенем, если бы мог. Слепому мужчине очень трудно УВИДЕТЬ, отыскать свой путь в мир в одиночку. Не сам же он себя изгнал. Должно быть, он был вынужден уйти.

-…почему? – Спросила я вслух, сразу же пожалев о том, что я в принципе умею разговаривать. Я и так уже спросила его о вещах, воспоминания о которых вызывают у него боль, а теперь я ему ещё и допрос с пристрастиями устроила.

-Ты бы стала рассказывать о том, почему тебя изгнали из племени? – Спросил Пакуана в ответ.

-Я…я бы рассказала, если бы ты хотел. – Спокойно ответила я. – Но я не хочу совать нос в не своё дело. Прости. Лучше бы я молчала. Просто я…не думаю о том, что говорю (не удивительно, что тебя муж пиздил; комментарий от переводчика).

-Хм-м. – Промычал лис, повернувшись ко мне и улыбнувшись. – Всё в порядке. Я знаю одного парня, который имеет такую же проблему 24/7.

-Не приравнивай меня к нему. – Огрызнулась я, бросив тряпку в чашу.

-Ты не против, если я тоже помоюсь? – Спросил Пак, встав и сняв свои гетры.

-Я могу отвернуться, если хочешь. – Ответила я. – Но мужчины в нашем племени не думают о своём целомудрии, так что мне всё равно.

Он засмеялся.

-Чудесно, как разнятся понятия о целомудрии у разных гендеров, не так ли? Если честно, то для меня чужда эта концепция. – Он указал на свои глаза. - Но я НЕ ВИЖУ причин, почему кто-то должен стесняться демонстрировать своё естество. В моём племени одежду носили лишь для защиты некоторых частей тела, когда это было необходимо. Чем южнее продвигаешься – тем больше народы предпочитают прикрывать себя. Ох, ты вы видела, что волки-чужеземцы заставляют носить своих женщин. Это пиздец. Как они только дышат в таких нарядах…

-Для кого-то целомудрие не кажется чем-то уж прям важным. – Сказала я, подбирая свои одежды. Одежда была запятнана кровью и изорванной, но больше мне нечего было надеть. Я вздохнула и принялась надевать это.

-Ага, это точно. Ты бы знала, как трудно уговорить Рэнсома надеть что-нибудь летом. Это прямо целое испытание.

Я засмеялась, услышав это.

-Ты говоришь о нём как о щенке.

-Порой он не лучше щенка, поверь. – Лис полностью разделся и я отвернулась. Не столько потому, что я могла смутить его, а потому, что мне сейчас не хотелось сейчас созерцать голых мужчин. И вообще когда либо. Даже если этот мужчина самый безобидный из тех, кого я встречала.

-То, как он живёт и какой он бесконтрольный… - лис показал головой, - …это чудо, что он смог прожить так долго. Он мало ест, он вообще не слышал про гигиену, он курит больше табаку и херачит больше ликёра, чем…

-Безумный Напиток? – Спросила я, повернувшись к нему и увидев его наготу. Я мигом отвернулась, но любопытство взяло верх, когда я увидела, что его татушки на морде продолжались на спине, и на передних и на задних лапах. Они были замысловатыми и, стоит отметить, прекрасными. Этакие витиеватые языки пламени.

-В твоём племени это так называют? – Он вздохнул. – Вполне оправдывающее название. Да. Рэнсом выпивает слишком много этой дряни. Но, опять же…у него было трудная жизнь. Я не против. Пусть пьёт, раз это успокаивает его. Он не заядлый буйный пьяница. Если бы он был таковым – я бы не стал это терпеть.

Я встала, одевшись. Интересно, как лис контролирует этого гнусного койота? То ли он обманывал себя, то ли он действительно имел на него какую-то управу. Возможно это просто предрассудок. У койота должно быть племенное наследие, как и у всех койотов, даже если он полностью подвластен культуре волков-иностранцев. Почти все нации, и мужчины и женщины, чтят медиков. Они могут воззвать к духам, чтобы проклясть тебя или наслать мучительные видения, а то и сглазить. Возможно, он заколдовал его, или угрожал проклятием.

Сначала мне понравилась мысль о том, что койот мог быть прислужников Пакуаны. Я всё ещё не доверяла ему и никогда бы не повернулась к нему спиной, но меня успокаивало, что рядом был лис. Мне некуда было идти, и я бы побыла с ним до своего излечения. Даже если придётся иметь дело с этим «Рэнсомом».

Нищие не могут выбирать. Просто я так была впечатлена встречей с Пакуаной, который был запятнан тупыми стереотипами о псовых.

Пак, будто прочитав мои мысли, сказал:

-Если ты не можешь вернуться в своё племя, то куда ты планируешь пойти после выздоровления? Конечно, я не против, чтобы ты путешествовала с нами, но я должен буду обсудить это с Рэнсомом. И, полагаю, это будет долго. Но я хочу точно знать, что тебе есть, куда идти. Быть в мире самой по себе это так ужасно!

По тону было понятно, что он испытал одиночество на собственном опыте. Я пригладила свою одежду, вдруг представив своё будущее.

-Я…не знаю. – Ответила я в конце концов. – Есть один фуррь…мужчина из моего племени…которого я должна найти.

-О, так у тебя кто-то есть. – Ответил лис, вздохнув от облегчения. Где мы можем найти твоего друга? Мы были бы счастливы отдать тебя ему, если он в пределах долины.

-Он не…

-Ну шо, сучки? Закончили чепурытися? – Раздался из леса гулкий голос, и я резко вздёрнула голову и увидела, как к нам подошла псина. Сначала я разозлилась на себя за то, что не заметила его, а потом поняла, что не смотря на его быструю походку, он двигался легко и тихо, хоть и ступал по тем же листам, по которым я шуршала. Вот блять!

-Почти. – Ответил Пак.

-Разве ты не мылся на прошлом неделе? – Фыркнул койот.

-Некоторые моются чаще, чем раз в месяц, знаешь ли.

Рэнсом опять курил. Он опёрся об дерево, стоящее у ручья и, после долгой затяжки, выдохнул через нос кучу дыма, который достиг и нас.

-Классная грудь. – Проурчал он.

-Я одета. – Прорычала я.

-Я сказав не про тебя, а про Пака. – Он указал на обнажённого лиса, который лишь вздохнул и продолжил мыться дальше. – Я понимаю, что это племенная традиция – набирати вес перед зимой, Пак, но мне кажется, шо ты зловшимаеш своими привилегиями.

-Я не тяжелее, чем был летом. Это моя зимняя шубка. – Ответил лис, взъерошив мех вплоть до пояса. – Она заставляет меня выглядеть очень…пушистым.

-Як скажеш, порось.

-Некоторые предпочитают есть еду, Рэнсом. Это не моя вина, что ты посадил себя на диету из курева и виски.

-Но это не значит, шо ты повынен объедать меня.

-Я не объедаю тебя!

-И часто вы так? – Вклинилась я, прочёсывая пальцами свой мех и распутывая запутавшиеся локоны на моей «гриве» - участке меха на моей шее. Я специально не стригла там мех, чтобы заплетать косички. Это была традиция большинства местных племён, которую волки-чужеземцы находили «варварской». Но, с другой стороны, они считали варварской чуть ли не всю нашу культуру.

-Эй, це не твоё дело, чем я занимаюсь со своим другом, зрозумило? – Возразил койот.

-Прекрати унижать своего единственного друга. – Настояла я, говоря это псу, который был на две головы меня выше, как-будто я разговаривала со своим непослушным сыном, надеясь, что мне удастся повлиять на него так же, как и лису. – Уж не знаю, как он терпит тебя, но ты должен благодарить его за то, что он ходит с тобой, а не насмехаться над ним.

Рэнсом замолчал. Он сопел так, будто хотел что-то сказать, но не мог составить слов. Затем он поднёс к морде сигару и снова затянулся, закатив глаза.

Я думала, что Пак хотя бы выгнет бровь, но он лишь прочистил горло после пары минут неловкой тишины и снова вернулся в поле моего зрения, одевшись.

-На самом деле мы с леди обсуждали, что она будет делать, когда шторм минует и она будет готова двинуться в путь.

-Хорошо. – Рэнсом скрестил лапы у груди. – Чем быстрее она свалит – тем лучше.

-Есть один мужчина, которого она хочет найти. – Объяснил Пак, а я не успела перебить его. – Мне кажется, мы могли бы доставить её к нему, перед тем как двинуться к путям. Если тебя устраивает, Рэнсом.

-До тех пор, пока це нэ розходыться с нашим маршрутом. – Пробубнил койот.

-Я…я… - я пыталась сказать что-нибудь, но вдруг поняла, что не знаю, что говорить. Рассказывать ли про Мета? И что именно? Рассказывать ли про Ворона? Пакуана может поверить мне, а вот койот – нет. И даже если они доставят меня до Анукшенских земель, что мне делать дальше?

-Да, это тоже надо учитывать. – Рассудил Пак, а затем обратился ко мне. – Где находится твоё племя? Тут находятся как минимум пять рысьих племён в горах вокруг долины, плюс множество смешанных племён.

Вот тут я уже могла ответить.

-Анукшены. – Сказала я. Катошены были моим родным племенем, но тот, кто мне нужен, был Анукшеном.

Они одновременно переменились в морде и уставились на меня, из-за чего я почувствовала, как холодный, парализующий ужас растёкся по моим жилам. Тут было-то что-то такое, что определённо должно меня обеспокоить. Я поняла это по тому, как они разменялись тёмными взглядами, будто случилось что-то ужасное и непоправимое.

Я отступила на шаг, к холодному ручью, и уставилась на них, готовясь бежать, слаба я или нет – но побегу, если понадобится. Койот всё ещё был вооружён, и даже Пак опустил голову.

-Что? – Не выдержала я.

Они опять обменялись взглядами. Лис не смотрел прямо в глаза другу, но повернул к нему голову, словно надеялся, что койот заговорит первым. Так и вышло.

-Анукшены совершили набег на Катошенов пару недель назад…незадолго после того, как мы нашли тебя. – Сказал Рэнсом, выдыхая дым. – Оба племени розвйазати вийну. Судя по тому, что я слышал, они истребили друг друга.

***

Глава вторая. Клятва.

Последующие дни прошли как-то размыто. Почти всё время мы сидели в палатке Рэнсома и Пака. Временный навес, которой они соорудили для меня, не был покрыт толстыми бизоньими шкурами, которыми они пользовались для защиты от суровой погоды. Так что моё укрытие было ненадёжным.

Сначала меня бесило, что я вынуждена находиться в такой непосредственной близости с койотом, но я понимала, что ничего другого мне не остаётся. И, несмотря на моё дурное предчувствие, я который раз уже поразилась этой парочке и их маленькому мирку.

Дождь начался тем же вечером, точно как Пак и предсказывал. С дождём пришёл и прохладный ветер, который долбил по нашей палатке и, в буквальном смысле, крался по земле. К счастью, парни знали, что делать в подобных ситуациях и расстелили на земле тёплые изолирующие шкуры. Должно быть, это Рэнсом соорудил эту палатку, ибо он всё время проверял и латал наше укрытие, осматривал дымоход и даже вешал озан – дополнительную шкуру, которая служила типа «потолком», защищавшим нас от дождя. Я слышала, что такие укрытия умели делать только степные народы, и то, что их умел делать и он, только подтверждало тот факт, что он происходит из какого-то племени. Пак поддерживал огонь ярким и жарким, и я снова поразилась тому, насколько хорошо он справлялся с такой целью без глаз.

Всё тут было аккуратно, ничего просто так не валялось, и интерьер был строгим. И это было необходимо, ибо тут было довольно тесно, и места тут хватало лишь для нас и огня. Все их припасы хранились в двух палатках поменьше, в которых не было ни дымохода, ни изолирующих шкур. Зато припасы там не мокли. Этой ночью, за час до заката, они переместили мясо и шкуры из лагеря в нашу основную палатку в тюках, пахнущих мясом, дабы нам не пришлось переться за ним в ледяной дождь. Пак даже наполнил все бурдюки водой и повесил их у костра, дабы они не замёрзли. Ну, я догадывалась. Теперь я могла лишь догадываться.

Всё было сделано с такой прекрасной эффективностью! Причём мужчины никак друг с другом не взаимодействовали. В нашем племени почти так же. Каждый знает свою роль. К тому времени, как, наступила ночь и начался дождь, мы уже давно сидели в палатке.

Если честно, я чувствовала себя абсолютно бесполезной, несмотря на слова Пака о том, что мне нужно лежать и отдыхать. Видя, с какой простотой они занимались делами и общались, у меня что-то защемило в груди. Хоть койот и был грубым и опасным, но даже у него есть компаньон, который всецело ему доверяет, и которому он доверяет в ответ. То, как тепло и непринуждённо они обращались друг к другу с такими простейшими целями, как защита лагеря от непогоды, означало родство между ними, между двумя так непохожими друг на друга компаньонами.

Родство, которого у меня никогда не было.

Даже когда я была юной – я была отдалена от семьи. Может быть из-за моего тотема, но со взрослением приходило и осознание того, что всё не так просто. Я отличалась от своих братьев и сестёр, отличалась от мамы и папы, отличалась от всего Катошенского племени. Я воспринимала себя как легкомысленную, свободную личность, охотилась на бабочек в горах. Когда я должна была собирать дикий лук – я гонялась в полях за мальчиками и злорадствовала над ними, когда у меня получалось догнать их (что было чаще, чем им бы хотелось). Родители быстро устали от моих увеселений и шалостей и, когда мне стукнуло семь, они, как я помню, сказали мне, что я веду себя неподобающе для девушки, и что они больше не станут это терпеть. По сути, меня и так не станут терпеть. Я очень хорошо это запомнила, ибо тогда я в первый, но не в последний раз ощутила себя неправильной. Родители ненавидели меня за то, что я отличалась от своих сестёр.

Они не хотели, чтобы я была тем, кто я есть. Они хотели, чтобы я была такой же, как сёстры. Я никогда этого не понимала.

Шли года и я медленно, но уверенно научилась послушанию. Особенно когда перешла под тиранию Мета. Он окончательно подавил меня и сделал той девушкой, о которой всегда так мечтали мои родители. Верной и преданной Сетканской женщиной. Я не ощущала себя той, кто я есть, но научилась мириться с этим. В конце концов, другого выбора у меня не было.

И я до сих пор играю роль. Почти невозможно быть той, кто ты есть рядом с теми, кто не знает тебя таковой. Даже если я была дружна с кем-то из Анукшенов, то даже они дружили не со мной, а с той, кем я притворялась. Эту маску нацепили на меня родители и Мета.

Я надеялась…со временем…обрести себя вместе с сыном…но этого не случилось и не случится уже никогда.

В общем, ни один фуррь не знал меня такой, какая я есть, ибо такие женщины – неправильные. Никто даже не видел её на протяжении многих лет…включая меня саму.

Никто, кроме этих двух парней, особенно Рэнсом, который теперь держался от меня подальше. То, что было допустимо там, было бесполезно тут, на воле, в их маленьком лагерьке. Так зачем им сдерживаться? У них нет своего племени, они забрели в какую-то глушь. У них нет никого, кроме друг друга и, похоже, их это вполне устраивает. Объединились ли они по взаимному согласию, дабы выжить там, где не выжить в одиночку (наверное это идея Рэнсома…и невзирая на его слова, а была уверена, что Пакуана мог найти вариант получше), или у них действительно есть какая-то связь. Не знаю. Но это вызывало у меня зависть.

Я поняла: так и есть. Я завидовала. До боли. Одна лишь мысль о том, что я завидовала койоту, заставила мой желудок заворчать. Такие дела.

В первую ночь под неожиданно тёплым и комфортным тентом я не волновалась о том, как бы защитить себя от мерзкого койота и даже не пыталась разглядеть загадочные татуировки белого лисика. Я попыталась различить запахи двух путников в их собственном убежище, сладкий аромат дубовых поленьев в огне и запах листового чая, который кипятил лис. А ещё я наблюдала за койотом, который играл на маленьком странном инструменте какую-то металлическую, немного мечтательную, тоскливую мелодию. Пак лежал рядом с ним на своей собственной постели. Его глаза были расфокусированы и полузакрыты, но по тому, как были наклонен его ушки, наверняка можно было сказать, что он тоже слушал музыку, умиротворённо улыбаясь своею светлой непринуждённой улыбкой.

Я бы хотела стать часть их мира. Или обрести такое родство ещё с кем-нибудь. Я проделала путь от попытки придумывания плана побега от них до желания присоединиться к ним. На задворках сознания я понимала, насколько глупа была эта мысль…но так ли это на самом деле?

Часом ранее я узнала, что моё нынешнее племя, скорее всего, исчезло с морды земли, как и мой муж. Правда, известно это лишь со слов Рэнсома, и я не смогу подтвердить или опровергнуть их пока не минует плохая погода, и я не поправлюсь. Но Пакуана подтвердил его слова – что они общались с другим торговцем из того региона, у которого они покупают припасы. Он поведал, что он пришёл в Анукшенские земли по делам, а пришёл на место побоища. Немногие оставшиеся в живых Анукшены закрепились в деревне, но им нечем было торговать, так как во время рейда все их магазины были разрушены. Торговец сделал несколько заявлений, о которых я и не знала, что и думать…он рассказал об обугленных хижинах и о десятках трупов тут и там. В целом же он не знал ничего про Катошенов, кроме того, оставшиеся обе деревни Анукшенов были разрушены. Конечно, это всё может быть неправдой…или преувеличением, дабы отпугнуть конкурентов от единственных более-менее уцелевших магазинов. Это всё могла быть сплошная ложь, придуманная чужаком по неизвестным мне причинам. Но то, как Пак рассказывал об этом, его мрачный тон и то, как сгорбилось при этом его маленькое тельце, когда он понял, кем они были для меня…я поверила, что он поверил в это, как бы это не звучало.

Теперь я ещё более одинокая, чем прежде. Часом ранее у меня хотя бы была цель, миссия. Я пыталась придумать, как этой цели достичь, но она хотя бы была. Я знала, почему до сих пор жива. Но теперь…

Если Мета мёртв, то почему я всё ещё здесь? Ворон воскресид меня, чтобы я поквиталась с мужем, отомстила за сына. Судьба отняла у меня возможность мести, и это было жестоко. Все страдания были напрасны, ведь это не я убила его. А я ведь ради этого воскресла! Это было просто правосудие, не так ли?

А где Ворон?! Он вытащил меня лишь для того, чтобы бросить, как и все остальные? Это же так жестоко!

Впрочем, Ворон никогда не знал сострадания. Скорее всего, это его очередная махинация, просто развлекуха. Он всё же лжец, в конце концов, а нет ничего лживее, чем заставить кого-нибудь поверить в себя, когда они, на самом деле, совершенно беспомощны.

Я отсела подальше от парней и положила голову на колени. Пак хотел пожалеть меня, успокоить, после того как Рэнсом рассказал мне о войне, но я упорно его посылала, дескать ничего мне не нужно…и невзирая на то, что случилось с моим племенем, я смогу идти своим путём.

Но я была растеряна. Очень растеряна. И всё, чего я сейчас хотела, это стать частью такого приятного и уютного мира этих двух странников, несмотря на то, что мне тут совсем не место. Я понимала, что это говорит во мне отчаянье, неожиданная нужда принадлежать к чем-нибудь, быть частью чьего-то мира. Но мне не остаётся ничего, кроме как просто пережить это, как ни крути.

Вместе с этими чувствами пришли и ледяные когти стыда и сомнений, сжимающие моё сердце в своей хватке. Глубоко внутри частица моего разума шептала, что такой исход событий возможен, и я знала, что, в конечном счёте, должна буду принять это. Принять то, что это было не просто совпадение. Расчёт был слишком точен…

Анукшены и Катошены веками жили в условном мире. Наши отношения были натянуты, у нас всегда возникали конфликты, наши земли граничили и у охотников иногда происходили стычки. Но межплеменные браки и встречи старейшин держали ситуацию под относительным контролем.

И теперь, из-за моего разрушенного брака с Метом, из-за моего восстания против него и из-за моего неизбежного посрамления…Анукшены напали на Катошенов. Мысль о том, что из-за меня развязалась война, казалась невероятной.

Я никогда не думала об этом. Я ненавидела лишь своего мужа и хотела убить лишь его. Я даже не задумывалась о моей роли в поддержании мира между двумя племенами. Мета’нак был Почётным Воином и намеревался стать вождём. Его слова имеют большой вес в его племени. А я опозорила его имя и напала на него, будучи Катошеном. Мета всегда был брутальным и агрессивным, и он никогда не отзывался с любовью о моём родном племени. Если он и искал причины развязать войну – я их дала.

-Мои родители были правы все эти годы. – Сказала я вслух, сама не зная зачем. Я услышала, как Рэнсом перестал играть, но не подняла взгляда. Я не хотела видеть их морды. Мне так хотелось закончить этот самоанализ, но вместо этого я продолжала жечь дыру в сердце. Мне надо выговориться, даже если они не поймут. Даже если они подумают, что я окончательно спятила.

-Они сказали, что я уничтожу и себя, и всю нашу семью. Я никогда не хотела жениться. Я никогда не хотела быть покорной девчушкой, которую они хотели видеть во мне. – Сказала я. Мои лапы затряслись по непонятной причине. – Я пыталась быть хорошей женой…и облажалась. И моя лажа стоила жизни не только мне…но и целому племени. Я…взбесила своего мужа. Вот почему всё это произошло. Вот почему…

К моему горлу подступил ком, глаза заслезились…не важно, как сильно мне хотелось выговориться, но нельзя плакать перед этими чужаками. Нельзя. Я всё ещё Сеткан. Я всё ещё гордая. Но я была не в состоянии сказать что-либо ещё, или взять свои слова обратно. Так что я забила на слова и поднята голову, чтоб они видели мою морду. Даже если я заплачу, у меня всё под контролем. Я не сломаюсь. И мне всё ещё не нужно сострадание.

Просто…мне надо была кому-нибудь выговориться. Не знаю зачем.

Я не знаю, чего я ожидала. Они оба на время замолчали. Рэнсом, как я подозревала, может в открытую поиздеваться над моим горем. Но всё, что я получила от него, это долгий выразительный взгляд. Пак не сказал ничего. Он поднялся со своих шкур и направился ко мне.

Не успела я остановить его, как белый лис уже оказался на моей стороне и обнял меня. К моему ужасу, я ощутила, как инстинктивно дёрнулась, хотя последнее, чего я хотела, так это оттолкнуть его. Я боялась простых касаний. Боги, как же Мета затравил меня.

Не знаю, почуял он моё напряжение или нет, но он не сдвинулся с места. Он положил свою мягкую, лёгкую голову на моё плечо, обнимая меня.

Я опасливо позволила себе расслабиться, подавляя свой инстинкт, дабы не пугать лисика. Хоть мы и знакомы первый день. Хоть на нас и смотрит койот. Хоть он, скорее всего, не понимал, что творится в моей голове. Факт, что он просто так, без причин, решил утешить меня, заставил задуматься о том, что нет в этом ничего плохого.

-Простите… - сказала я охрипшим голосом. – Вы наверняка не понимаете, что за бред я несу…в конце концов, я сама не понимаю, что несу.

-Не важно. – Спокойно ответил лис, отстранившись от меня так, чтобы смочь взглянуть на меня, как бы аморально это не звучало. Его глаза не видели мои, но его телодвижения сами за них говорили. – Я познаю боль когда… - он оборвался, как-то обиженно вздохнул и улыбнулся, - ВИЖУ её.

-Спасибо. – Промурчала я. – Мне…лучше.

Я услышала, как койот сдвинулся с места, отодвинувшись от костра с зажжённой сигарой в зубах. Он откинулся на спину и кивнул нам. – Пак хорош у цьому. Он любит втишаты. – Он затянулся табаком и мечтательно выдохнул его в потолок, задумчиво смотря сквозь него. Затем он устремил свой взгляд на меня.

-Смотри…солодка. Лучше б я и дальше мовчав, но я не могу спокойно смотреть на девушек, которые вот-вот заплачуть, не вставив свои две копейки.

Я сглотнула, готовя себя к его словам.

-Мне неведома твоя история, мисс, и шо-то мне подсказывает, шо ты больше ничего не расскажешь, поки не готова, но судя по тому, шо я услышал…ты не была счастливо со свойим чоловиком. И это нормально, ибо не матэри и батькови выришувати, с кем тебе жить.

-Они были моими родителями. – Тихо ответила я. – Они лишь хотели…

-А разве не они прогнулыся под этого ублюдка, а? – Перебил он, пренебрежительно махнув лапой. – Им-то легко говорыти.

-Факт остаётся фактом: они погибли от моих действий. – Я опустила взгляд.

-Если одно племя начинает выёбываться на другое – это не твоя справа. Тебя, блять, закопали. Фурри убивают друг друга з якихось абсурдных, глупых причин. Иногда просто так. И это не твоя справа, пока ты не берёшь в лапы нож.

Вопреки моим привычкам, меня ошеломила логика в его словах. Его слова облегчили чувство вины во мне настолько, что я смогла их принять. А может так и есть. Может, так ему и удаётся выживать, будучи таким злым и грубым…путём убеждения себя в своей правоте так же, как он сейчас пытался убедить меня. В его словах была горькая правда, которую я была не в силах отрицать, и не важно, как сильно жгла меня жалость к племени, намеревающаяся заставить меня прочувствовать вину.

-Мне, безусловно, станет легче от таких рассуждений. – Наконец ответила я. – И…спасибо, что попытался очистить мою совесть. Твои слова не лишены здравого смысла. Я подумаю над ними. Мне кажется, иногда такая прямота действительно помогает.

-В этом Рэнсом хорош. – Пак улыбнулся. Я почувствовала, как он легонько потирает моё плечо и заметила, что лапы почти перестали трястись. Я позволила себе немного прикрыть глаза, всматриваясь в огонь.

Этой ночью выпал снег.

Путешествие в горы было трудным, даже когда погода прояснилась. Тело всё ещё болело и каждое телодвижение ощущалось так, словно я только что очнулась. Пакуана уверял, что силы вернутся ко мне со временем, если я продолжу питаться, спать, держать себя в тепле и заботиться о здоровье, но на деле всего этого не было.

И всё же я перестала быть обузой. Я настояла на том, чтобы помочь им собрать лагерь, когда погода прояснилась и холода спали. Тёплые дни были мимолётны и вскоре могли уйти насовсем. Рэнсом надеялся, что эти дни продержатся достаточно, чтобы на путях не образовались заносы и сугробы. Каждый день он взбирался на высокую сосну у лагеря и смотрел на далёкие горные вершины. Но пути были далеко, облака толстые, поэтому он с каждым днём возвращался всё более растерянным.

Я думала, что они специально поручали мне лишь самые лёгкие поручения, но мне и их хватало. Лучше уж что-то, чем ничего, так что я не жаловалась. У меня получалось выполнять работы, которым меня обучили в племени, чем и удивила койота…особенно преуспела я в чистке их одежды.

Нам удалось собраться меньше, чем за день, и почти всё уместилось в одну повозку, которую, как изъяснил Пакуана, должны везти мулы или кони, но конь у них предался Дайру ещё летом.

-В любом случае, я сподиваюся купить кобылку помоложе. Старая была злюкой. Держу пари, шо Дайр даже йисти йийи не стал, сразу выгнал. – Отметил Рэнсом, усмехнувшись, как только мы двинулись по извилистой тропе вдоль долинного хребта. Несмотря на свою худобу, псина тащила на себе тяжёлый рюкзак и тянула основной вес повозки без единой жалобы. Хорошо, что она была маленькой и манёвренной, но последние два дня путешествия на нашем пути часто возникали корни и валуны. А первый день в долине мы провели, увязнув в грязи из выпавших листьев и земли, которая впитала в себя дожди и недавно выпавший снег. Ранний снег одна из ужаснейших вещей для путешественников, ибо деревья не были достаточно изолированы, так что под тяжестью снега обломалось множество ветвей, а некоторые деревья вообще упали. И так по всей долине.

Дальше, в горах деревья были короче и толще, и хоть земля тут и была каменистее, она была ещё и сухой, так что это было хорошо. Моим лапам было удобнее и привычнее идти по камням, а не по этой вязкой кашице, которую сейчас представляла собой долина.

-Скоро довэдеться спрятать повозку. – Проворчал Рэнсом, перетащив её через очередной валун. – Не думаю, шо хто-нэбудь забэреться так высоко, но хто знае. Лучше пэрестрахуватися. Я не могу взять всё наверх. Эти тропа не предназначены для вьючных животных.

-Если хочешь, мы сейчас можем разойтись и вы оба отправитесь прямиком к путям. – Напомнила я ему уже четвёртый раз за день. – Нет нужды…

-То есть оставить тебя одну, когда твоё племя, скорее всего, полностью истреблено? – Пак переступил через валун, затем перепрыгнул через расщелину и снова застучал своей палочкой перед собой, пока снова не нашёл ненадёжное место и не справился с ним таким же образом. – Мне совесть не позволяет.

-Те вершины очень заснежены, Пак. – Проворчал Рэнсом, тяжело вздохнув, уставившись в дали. Я проследила за его взглядом до Великой Спящей Горы, как мы её называли. Она так называлась из-за того, что форма её вершин была похожа на фигуру спящей женщины; две большие закруглённые вершины были её телом, небольшая впадина в центре – талией, а маленький холм в северном конце – голова. Существует множество легенд и поверий о том, что раньше духи были огромными и ходили по земле, а на их телах жили племена, и когда они падали и умирали – то становились горами. Если это так, то мать, отец и дитя сейчас лежали тут в ряд и их могилы образовали нашу долину. Возможно, они поступили так затем, чтобы защитить племена, живущие на них, чтобы дать им безопасные земли, на которых можно селиться.

Горы оберегали нас во многом. Жизнь внутри долины, вдоль низких горных шельфов, где обитали племена типа Катошенов и Анукшенов, была гораздо безопасней, чем у земель ниже. Но это если верить слухам. Мы были почти полностью изолированы. Лишь торговцы с рассказами о шумных восточных лесах или о равнинах забредали к нам. Судя по их рассказам, там жило сильное и многочисленное племя. Я никогда не видела волков-чужеземцев, только слышала истории.

Путешествие стало почти унылым. Горы были прекрасными, а мы карабкались почти весь день, мои лапы ужасно ныли, а каждое встречное дерево было похоже на предыдущее. Монотонная болезненность и отсутствие разговоров тянули нас вниз…я ощущала это…и неизменное напряжение, идущее от Рэнсома всякий раз, как он рисковал оглянуться на горы, не помогало. Я решила, что пора нарушить тишину. Рэнсом говорил больше всего с тех пор, как я обнаружила себя в их обществе, и это надо было менять.

-Вы вдвоём путешествуете за пределы долины. – Сказала я, застав обоих парней врасплох, ибо они привыкли, что я открываю пасть только в случае строгой необходимости.

-Ну да. – Рэнсом выгнул бровь, как бы спрашивая «И?».

-Ты когда-нибудь видел волков-чужеземцев? Должно быть видел. – Спросила я то, что давно хотела спросить у какого-нибудь путешественника. Я слышала многое о странных фуррях, но никогда не получала информацию о них напрямую, поскольку не имела права общаться с чужаками.

Рэнсом просто фыркнул.

-Конечно. Я же уже говорил, шо торговал з ными. Йих вообще тяжело избежать в наши дни. Им принадлежит полмира, и вони намагаються захавать оставшуюся часть.

-А каковы они? – Спросила я из чистого любопытства.

-Це довольно широкий вопрос, солодка. Они все разные.

-Ну… - я запнулась, - …а что они…

-Лучше расскажи, что тебе известно. Так легче будет. – Пак повернул уши в мою сторону. – Они довольно сложные, но я уверен, что слухи о них дошли и до этой долины.

Я вздохнула.

-Ну, я знаю о них лишь из рассказов от наших воинов. Они зовут их «волками-чужеземцами» потому, что они волки, но не похожие на тех волков, которых мы знаем. Старейшина Сакуахот говорил, что они пришли много веков назад, высадившись на восточном побережье на лодках, пересекающих моря. Он говорил, что они пришли передать нам привет с другой земли, которую не видно с конца океана, настолько она далека. Они пришли с провизией, оружием и их любимыми животными, которых ещё не видали наши племена. Если честно, я не видела почти ни одной ихней диковинки. В моём племени мужчины обменивали вещи на…металлическое оружие, безумный напиток, ткани и бисер. Для моей семьи это было слишком дорого. Когда я была дитём, я видела гремящее оружие, как у тебя, Рэнсом. Я помню, как была напугана, когда торговец пытался впарить нам эту штуку. Он нажал куда-то и из носика вылез огонь, а ещё этот оглушительный, раскатистый звук…

-Порох. – Прокомментировал Рэнсом, сплюнув и переволочив повозку через очередной камень. – Довольно привередливая штука. Здэбильшого я предпочитаю лук, якщо чэсно. Затэ им хорошо видлякуваты фуррей от лагеря. Но лучше с ним не играться…портит шкуры.

Услышав, что он так много знает об оружии, у меня возникли вопросы, над которыми я рассуждала годами. Это гремящее оружие в руках дюжины волков-чужеземцев могло полностью стереть с морды земли небольшое племя…и они не упускали эту возможность. Каждую пару месяцев к нам приходили новости об очередном рейде, об очередном территориальном конфликте, об очередном исчезнувшем племени. Наш собственный народ вёл войны, но с нами не было богов. Воин может молиться Лоакаму, чёрному волку, духу свирепости, или Ансо - рогатой сове, которая избрала путь хитрости и молчания. Но дарованная богами сила была в наших собственных телах.

Но у этих чужих волков было страшное оружие, которое превосходило их собственную природу, и этим ружьём они истребляли племена с такой скоростью, с которой ни один народ ещё не сталкивался. И, что самое ужасное, это была не война. Они не стремились уничтожить все племена, просто они, похоже, уничтожали тех, кто стоял у них на пути к наживе…или для чего ещё они здесь.

Естественно, информация о них поступала ко мне через умы и пасти старейшин. Вполне возможно, что эти волки действительно пришли к нам с дарами и невиданными диковинками, а мужчины типа Мета’нака, которые запугивали и деспотировали свои народы, нападали на иностранцев.

-Ну…что ты о них думаешь? – Спросила я койота, который одарил меня пронзительным взглядом.

-Почему ты такая любопытная? – Спросил он в ответ.- Не похоже, шо ты збираешься маты з ными справу. Долинные племена ридко покидают свои земли…особенно жинки. Разве на тебя можно смотреть мужчинам не из твоего племени?

-Вы оба уже видели меня (особенно Пак, ага). – Напомнила я. – Раздетой, если уж на то пошло. Так какая разница?

Рэнсом хмыкнул.

-Шо, уже плануеш втекты с какой-нибудь псинкой, да? А ведь правыльно говорят, а, Пак? Чужеволки мают властывисть выкрадати сердца племенных жинок.

-Да я даже не думала об этом! – Упёрлась я, возмущённо рыча. – Я не знаю ни одного «чужеволка». Да и вообще, зачем мне гнаться за волками? Наши племена несовместимы.

-Но раз твого племени больше нет… - Рэнсом оглянулся на меня, - …если на твоей земле мы найдём лишь кости да пепел, то у тебя не будет племени, не так ли?

Я прикусила губу, опустив взгляд.

-Да…ты тоже об этом замыслювалася, разве нет? – Рэнсом облизнул губы и склонил голову. – Если там ничого нет, то тебе довэдеться уйти с этого маленького кусочка нэба идти в большой страшный мир в одиночку…ты об этом гадаешь, не так ли? Ты поняття не маеш, шо там. Бедная бездомная кисонька. Там тебя сожрут и не подавятся. – Он ухмыльнулся.

-Мы… - начал Пак.

-Даже не начинай, лис. – Огрызнулся койот. – Это тупейшее путешествие в пагоробы не стоит нашего времени, особенно при сложившихся обстоятельствах. Нам нужно направлятыся к путям. Делать мне больше нечего, кроме как помогать этой йобаной неблагодарной кошке. И теперь я говорю всё это на полном серьёзе.

-Рэнсом…

-Ты только и думаешь об этой суке, Пак. – Койот накинулся на белого лиса. – Ты хочешь помочь ей, но не нам. Хватит с меня благотворительности. У нас свойих проблем повно. Мы не можем остаться тут на зиму, а тем более таскать везде с собой эту бесполезную тёлку. Я с этим покончил…со всем этим. Всё. Предел!

Пакуана промолчал. Я поняла, что неважно, как сильно он хотел мне помочь, он всё равно не заставит Рэнсома сдвинуться с места. И нельзя его в этом винить. Койот был абсолютно грубым и неблагодарным существом, но тут он был прав. Я непреднамеренно причинила хлопоты парням, которых едва знала. На этих диких и опасных просторах было трудно держать под контролем свои проблемы, чего уж там говорить про чужие. Я больше не о чём не могла их просить.

Но Рэнсом был прав ещё и насчёт моего безвыходного положения. Если моё племя, Анукшены, действительно исчезли, то мне некуда идти. А если они всё ещё были там…мне всё равно некуда идти. У меня не было плана для мести, а Ворон так ни разу и не появился ни наяву, ни во сне. Я надеялась, что дух будет со мной, будет вести меня. Но единственные, кто меня вели, это двое парней, нашедшие меня. И то они скоро уйдут.

-Высокомерие. – Неожиданно сказал Пак, и я повернулась к нему.

-Пардон? – Удивилась я.

-Чужеволки. – Ответил он. – Ты спросила, каковы они. Они довольно разные, но у всех есть общая черта. Они возвышают себя над всеми народами и племенами. Они думают, что превосходят нас, и что их культура важнее нашей. Нам приходится искать к ним подход, хоть они и на нашей земле. Они не уважают ничего нашего. Иногда терпят…но не уважают.

-Единственная причина, по которой эти ублюдки называють себя страной – это мы. – Рыкнул Рэнсом. – Они выиграли войну за независимость тому, що Народы объединились з ными. И они заключили щось типу договора с нашими вождями, чтобы принять нашу помощь. Договор, который они не шанували.

-Так ты племенской? – Спросила я Рэнсома.

Он снова оглянулся на меня.

-А як же? И ты коли-нэбудь видела чужеволков-койотов?

-Ну, я в принципе не видела чужеволков, но я слышала, что они часто берут в жёны племенских женщин...

-Я не полукровка! – Оскалился Рэнсом.

Такая агрессивная реакция заставила меня почувствовать себя беззащитной, но я попыталась не подать виду. Я лишь прочистила горло и снова заговорила:

-Ну, ты сам посуди: ты носишь их одежду, пользуешься их гремящим оружием, а когда я только очнулась, ты говорил на языке…

-Им принадлежит весь мир, солодка. Я адаптировался. – Рэнсом фыркнул, снова проследовав взглядом до горных хребтов. – А племена, которые никак не могут с этим смириться, довго не живуть. Они заправляют всем, нравится тебе или нет. Даже долинные племена рано или поздно покорятся им. И правильно сделают! Пак может сколько угодно ныти о традициях и прочей хуете, но они делают нашу жизнь...набагато лучше, проще. Благодаря ним мы можем жити, а не выживати.

-Но как? – Не удержалась я от вопроса. Я иногда слышала об их «дивах», но видела лишь оружия да яды. Ничего дивного.

-Ну, например, их дома, как они их строят. – Рэнсом пожал плечами. – Я знаю, как пидтрымувати тепло, где бы ты ни был. Впрочем, как и все племена. Но они знают, как строить будувати дома друг на друга. С мягкими полами, кроватями…каминами. Жизнь тут, на диких просторах, не идёт ни в какое сравнение с хорошей гостиницей. Блять, как же я скучаю по этой хуйне, в которую можно в туалет ходить. Это гораздо лучше, чем выходыти наружу и морозыти яйца.

Должно быть, я слишком странно на него смотрела, ибо он просто махнул лапой.

-Тоби не понять, покы сама не окажешься в городе. Не намагайся заставить меня рассказать тебе о том, чего ты никогда не видела.

-Не дай ему наебать тебя. – Проворчал Пак. – Селения чужеволков опасны. Там полно нечестивцев и ублюдков. А ещё там грязно и шумно.

-Паку там не нравится потому, что ему там трудно ориентуватыся.

-Проблема не в этом…хотя и в этом тоже. – Лис вздохнул. – Фурри не должны жить друг над другом. Это так…тесно. Куча фуррей пытаются ужиться на маленьком клочке земли. Нам положено жить на просторе, на почтительной дистанции друг от друга, чтобы возделывать земли и уживаться друг с другом. Не меньше…и не больше. Но чужеволки не понимают этого. Есть слухи, что чужеволки приехали сюда потому, что они вырубили все свои леса и выловили всю свою рыбу.

-Пак, невозможно вырубить ВСЕ деревья. – Рэнсом фыркнул. – Или переловить всю рыбу…или обоссать всю землю. Это просто россказни.

-В их городах стоит ужасная вонь. – Пакуана сморщил нос. – Вместо земли там грязь и навоз, у воды отвратительный вкус, а ещё они вырубили столько деревьев…ты только представь, что они вытворят через несколько поколений.

-Да, Духи рыдають. – Рэнсом ухмыльнулся. – А я шо? Пока есть тёплые места для моих лап, шлюшки, которые приносять напитки и места, где можно поторговать – мне насрать.

-Мы можем запросто промышлять торговлей.

-Но остаться при этом без тепла и шлюх. Особенно пока мы здесь.

Он ухмыльнулся, глядя на меня, будто ожидая чего-то, но получив от меня в ответ лишь растерянный взгляд, вздохнул.

-Пак, над ней даже посмеяться нельзя. Она майже николы не понимает, когда я ображаю её.

-Какая жалость. – Проворчал лис. – Развлеки себя как-нибудь по-иному.

-Ты до сих пор говоришь какими-то непонятными словами. – Укорила я его. – Они звучат очень…непривично. Не знаю, как объяснить

-Это Амуресканский. – Поведал Пакуана. Он качнул хвостом и запрыгнул на очередной валун. Он немного пошатнулся, и на его морде явно читалась паника, но ему удалось сохранить равновесие, а вот мне до сих пор не удалось понять, как он так непринуждённо двигается со своей-то слепотой.

-А…мур… - я попыталась выговорить это слово, но для моего языка оно было очень непривычным. Как будто несколько слов соединили в одно, а не разделили, как в нормальных языках.

Рэнсом сказал что-то на этом языке, что звучало для меня как одно очень длинное слово, но я знала, что это было утверждение, и попыталась разбить это слово на несколько отдельных слов.

-Звучит…прикольно. Что ты сказал?

-Я…

-Тебе лучше не знать. – Перебил Пак, угрюмо ВЗГЛЯНУВ на койота.

-Я зробив ей комплимент. – Зубасто ухмыльнулся койот.

-Ты опять обидишь её. – Настоял лис.

- Это язык чужеволков? – Спросила я. Мне становилось всё интересней и интересней.

-Один из. Их несколько, но этот встречается почти повсеместно. А вообще они почти все говорят на разных языках.

-Они из разных племён?

-Из разных народов. – Фыркнул Рэнсом, сплюнув. – Впрочем, там почти нереально встретить пустынные народы. Они предпочитают жить на своих землях. Большинство селян из Амурески. Псы. Крысы. Коты. Везде.

-А я думала, что они все волки. – Я моргнула, удивившись.

-Даже псы не «волки». – Рэнсом усмехнулся. – Подожди, покы не увидишь йих однажды. Дэяки вообще на волков не похожи. У них ебала какие-то сплющенные. Впрочем, там есть волки…но большинство из них не выглядят, как настоящие волки. Они очень не похожи на племенных волков.

-Волки с Северных земель думают, что они прокляты. – Сказал Пакуана, встав на камень и понюхав ветер. Его мех встал дыбом. – Типа Духи изменили их тела, чтобы они отличались от нас…чтобы мы им не доверяли. Они были категорически против Союза с Чужеволками, даже объявили войну племенам, которые вступили в этот союз. Это было кроваво…

-Кроваво и тупо. – Фыркнул Рэнсом. – Я тоже не доверяю чужеволкам…но чем быстрее они нас истребят – тем легче им будет всё тут захватить. Если бы племена с самого начала согласились на союз – они бы не стали укреплять тут свои позиции. Тогда мы бы просто принял всё их дерьмо и сохранили б свои земли. Но лидеры посчитали иначе, плюс старые обиды.

-Политика. – Пак улыбнулся мне. – Одна из любимых тем Рэнсома.

Я лишь кивнула. Не хотела показывать, как много из их разговора влетело мне в голову. Я молча поражалась столь обширными познаниями койота. При первой встрече он показался мне тупее хлебушка. Теперь же, по крайне мере, он оказался довольно мирским.

Пак спрыгнул с камня и направился к нам. Он всё ещё нюхал ветер.

-Шо сталося, Пак? – Спросил койот серьёзным тоном.

-Что-то в ветре. Я не уверен… - Пак замолчал, уставившись на меня своим слепым взглядом. По его морде нельзя было понять, что это значило. - Грузи повозку и поехалите дальше. – Наконец сказал он.

Рэнсом кивнул и незамедлительно принялся за работу и отбуксировал повозку от старой, упавшей сосны. Я немного помогла ему с этим. Затем койот начал шариться в повозке, словно что-то ища там. Когда он вытащил из-под шкур пушку, мои глаза расширились.

-Зачем… - начала я.

-Не нравится мне, как Пак здыбывся. – Сказал Рэнсом, держа в зубах что-то похожее на горн с насадкой. – Шо-то не так. Кажется, он учуял в ветру шо-то плохое.

-До Анукшенской деревни совсем недалеко… - прошептала я обеспокоенно.

-Ага. – Рэнсом прошёл мимо меня. – Я знаю.

Остаток пути к деревне мы проделали на лапах, пешком, по хорошо известному мне пути. Постепенно начало темнеть, но мои компаньоны и не заикались об остановке, за что я была им благодарна. Чем ближе мы приближались к этому месту…к племени, в которое меня продали, к деревне, где я вышла замуж, была изнасилована, родила сына, потеряла его и почти умерла…чем сильнее я ощущала какой-то первородный, странный ужас за фуррей, которые там жили. Не так давно каждый Анукшенец должен был бросить в меня камень…что они, собственно, и сделали. Но ведь меня оболгали, а многие женщины были примерно в моём положении. Среди Анукшенов были настоящие злодеи, типа Мета и его воинов, но большинство Анукшенов были просто…деревней. Обычной деревней. Там были и дети, и старики, и инвалиды, и больные. Целые семьи, поколения. И чем ближе мы подбирались к этим до боли знакомым деревьям, к месту, которое превратилось в мой кошмар, тем яснее я осознавала, что тут произошло что-то кошмарное. Что-то похлеще племенной стычки.

Запах смерти в ветру нельзя было перепутать ни с чем. И хоть никто из нашей мини-компашки не осмеливался заговорить, я понимала, что все знали, что это за запах. Гниль, пепел и что-то ещё. Что-то слабое, но что заставляло меня морщить нос, а мой мех встать на дыбы.

Рэнсом что-то шепнул Паку, а тот лишь кивнул.

-Что? – Спросила я, робко, но настойчиво взглянув на них.

-Порох. – Нюхнул Рэнсом. – Чувствуется слабо…но…это точно он.

-Но наше племя не пользуется грохочущим оружием.

-Порох не витал бы в воздухе, даже если б пушки были у одного или двух твойих соплеменников. – Рэнсом покачал головой. – Если он до сих пор не выветрился, то его было действительно много. Я вжэ сталкивался с этим ранише, но… - он тяжело посмотрел на меня. - …только после рейда.

-Тут были чужеволки? – Неуверенно спросила я. – Почему…мы об этом не говорили…

-В этом году в Долине было лишь одно войско, Пак. – Спокойно сказа Рэнсом, пригнувшись возле валуна и пытавшись высмотреть что-то за деревьями. Затем он перевел на лиса понимающий взгляд. – И если тут был Рурк, нам тут лучше не бути.

-Возможно, нам стоить поискать путь к деревне без… - начал Пак, но я больше не хотела ничего слышать.

Я перескочила через валун и помчалась к своему дому сквозь деревья. Я слышала отдалённые возгласы Пака и Рэнсома, призывавшие меня остановиться, но я не послушалась. Лишь одна мысль влетала мне в голову, снова и снова.

Моя вина. Всё, что тут произошло, было на моей совести.

Я была одной из тех, кто рассердил Мета. Если он действительно развязал войну с Катошенами и Чужеволки оказались в это втянуты…или если они, скорее всего, воспользовались слабостью разорённых войной племён, то это была моя вина.

Я продиралась через деревья, отрывисто дыша. Моё тело всё ещё было истощено от долгой дороги и ран. Моё сердце бешено билось в груди, но не мой короткий спринт был тому причиной. Запах смерти был везде. Тошнотворный запах гниющей плоти и застоявшейся крови. И прямо предо мной, в пятидесяти шагах от меня, был его источник.

У меня спёрло дыхание, тело парализовало а когти выпустились. Я была свидетелем самого ужасного и невообразимого зрелища, монумента ужаса. Даже сонные вороны не могут напустить на фурря кошмар, подобный этому.

Они были свалены в кучу. Тела Анукшенов…воинов, женщин, детей, стариков…просто…свалены. Одно тело на другом…совершенно обнажённые. Даже набедренных повязок не осталось. Они были мертвы уже давно, судя по запаху. Их не похоронили…и даже не сожгли. Из их косм вынули бисер, с их тел сняли украшения и драгоценности. Даже стервятники относились к мертвецам с бОльшим уважением.

Кровь, гной, кишки и моча были размазаны по всему склону. Племенные тотемы, вырубленные из старинных священных деревьев ещё много поколений тому назад, по прежнему стояли на стенах деревни, глядя на горы…и на мертвецов, которых они должны были защищать.

Мои колени, наконец, не выдержали, и я ощутила боль, ударившись об каменистую почву. Всё вдруг завертелось перед глазами…запах и увиденное сломили все остальные мои чувства и вынудили меня упасть на холодный сланец, где все мои мысли затихли.

Мне показалось, что я увидела когтистые лапы духов, или самих мертвецов, которые двигались в гниющей массе…пытались достать до меня…звали на помощь…но когда я моргнула, всё стало как прежде.

Далёкие возгласы вернули меня в реальность. Но реальность ничем не отличалась от кошмара, и единственное, что изменилось, это то, что я снова прочувствовала всё это как в первый раз. Я ощутила одновременно и оцепенения и слабость, на меня снова давило всё то же чувство вины, только теперь это всё было осознанно. Все мои страхи, которые просто переполняли меня, стали превращаться в злость, недоумение и беспомощность.

Где были Духи?? Как они допустили всё это?!

Ещё один крик, и на этот раз я была уверена, что он был реален. И он исходил из деревьев. Я повернулась. Голова всё ещё кружилась, зрение всё ещё было размыто. Это место…этот кошмар…оно отразилось и на мне. Мне казалось, будто я в любой момент могу упасть в небо. Что со мной произошло? Неужто мертвецы действительно пытались достигнуть меня, или мне привиделось? В месте, где было столько мёртвых, в это можно было поверить. Может, духи моего племени собрались закончить то, что они пытались сделать неделями раннее камнями.

А потом я увидела его. Его маленький чёрный силуэт на ветке голого дерева сильно выделялся на фоне серого неба. Сначала я подумала, что это просто обычная птица…но когда она повернулась ко мне, её глаза горели огнём. И я поняла:

Ворон. Он вернулся.

Я потянулась дрожащей лапой к небу, приближаясь к его далёкому силуэту…а затем он исчез, вспыхнув напоследок своими горящими глазами. Я моргнула, но последнее, что увидела, это испаряющаяся фигура, летящая к центру деревни.

Я пыталась встать, чтобы последовать за ним, но зловоние гниющего племени опять свалило меня. Теперь я начинала потихоньку осознавать всё, что видела и чуяла, мгла прояснилась...и это было даже ещё хуже.

-Ну-ка швыдка отошла от кучи, видчайдушна дивчина! – Услышала я резкий возглас со стороны деревьев. Я медленно обернулась со всё ещё кружащейся головой и увидела пригнувшегося у широкой сосны койота.

Рэнсом.

Не знаю почему, но увидев его, зрение окончательно прояснилось. Я моргнула и побрела к нему. Как только я подошла достаточно близко, я открыла пасть, дабы что-то сказать…и он с силой схватила меня за плечо и затащил в тень дерева. У меня не было сил бороться с ним, так что я позволила ему усадить себя на колени за сосну.

-И бильшэ не с места! – Прорычал он, вытянув стрелу из колчана и вставив её в лук. Он привстал на одно колено и аккуратно выглянул из-за дерева, прицелившись луком и сканируя своими жёлтыми глазами местность.

-Все мертвы. – Тихо произнесла я.

-Но это не точно. – Прошептал Рэнсом, пройдясь взглядом по стенам нашей деревни. Не знаю, чего он ожидал там увидеть, но я простояла там довольно долго и была более чем уверена, что там не было ни души. Все были в куче…

Он продолжил шептать.

-Рурк и его парни были тут, в долине, в этом году. Его банда единственная из мне известных местных группировок мае стильки збройи, шобы учудить подибнэ. Если он всё ещё тут, то он наверняка розставыв по периметру дозорных. Как-то раз мне довелось иметь дело с Тенью, их стрелком. Он чуть не отстрелил мне хвост лишь за то, шо я прыйшов без предупреждения. Если бы он хотел убить меня – я бы сейчас не розмовляв с тобой. Не здумай пересекаться с этими парнями, киса, коли жити не надоело.

-…кто? – Спросила я, пытаясь выглянуть из-за дерева. Моя дизориентированность потихоньку пошла на спад. Но я была уверена, что мне не показалось. Я опять видела Ворона.

Невзирая на обстановку, в моём сердце затеплилась надежда. Я должна найти его. Он наверняка знает, что делать.

-Рейнджеры Рурка. – Рэнсом чутка ослабил тетиву, его уши поворачивались то в одну сторону, то в другую. – Ну, так они себя называют. Привыкли воображать себя этакими югозападными благородными бандитами. Типа дають денег нуждающимся народам, оберигають законы, захыщають фермы…дерьмо это всё, короче. Они обычные наёмники. Не знаю, что там у Рурка перемкнуло, но пару лет назад он стал палыты целые племена и городки типа этого. Поговаривают, что их часто нанимают, но это не точно. Они самые обыкновенные разбойники. Воры и убийцы.

Он, наконец, понял, что поблизости не было ни души и опустил лук, скрывшись за деревом. Он продолжил всё тем же тихим голосом.

-Рурк любит йти вдоль реки, как и большинство выдр. В этом сезоне он пересёк пути на лодках, направлялся к Восточному Побережью. Не знаю, куда он точно прямував, но ему, кажись, тут понравилось. Я слышал, что они обосновались где-то тут. Мы старались их избегать. Ибо во время прошлой стычки он покупал у меня шкуры и…обсчитал! – Гневно проворчал он. – В любом случае, больше никто в Долине не здатный на это. Я бы знал, если бы поблизости был ещё какая-нибудь банда.

-Почему? – Хрипло спросила я, снова уставившись на учинённую резню.

-Не знаю. Вроде про это никто не рассказывал….но это определённо проделки Рурка. Не было никакой межплеменной войны. Это была просто бойня.

Мои глаза вдруг расширились, когда я кое-что осознала:

-А где Пакуана?! – Спросила я, встревожившись.

-Успокойся, киса. – Он опять перевёл свой бдительный взгляд на деревню. – Ему стало погано и он вернулся в лес. Запах смэрти сразил его. И твоим глазкам вовсе не нужно знаты, шо тут произошло. Если честно, я рад, шо он вернулся назад. Ему тут не место…и нам тоже. Как и не одной живий истоти. Пора съёбывать.

-Мне нужно в деревню. – Я поднялась.

-Да чёрта с два. – Он тоже поднялся, преградив мне путь и сурово уставившись на меня. – На этот раз тебе не втекты. Это твоя жизнь и ты сама ею распоряжаешься, киса, но я не збыраюся позволить тебе помереть после того, как Пак столько с тобой провозывся.

-Тогда уходи. – Решительно заявила я. – Если это правда моя жизнь, то я пойду, куда захочу. Спасибо, что помогал мне все эти недели. Надеюсь, вы с Пакуаной без приключений доберётесь до путей и всё у вас будет хорошо.

Я обогнула его и направилась к тому, что когда-то было деревней. Я услышала, как за моей спиной койот вздохнул и, что-то проворчав на чужеволковском, торопливо засеменил за мной. Но я не смотрела на него. Я смотрела только вперёд, намереваясь отыскать Ворона и не смотреть на гору трупов из боязни очередного приступа головокружения или чего похуже.

Мы дошли до тотемов и открытых ворот. Рэнсом шёл за мной по пятам с натянутым луком. Вот уж не знаю, почему он предпочитал его ружью. Он ведь говорил, что таким оружием легко можно отпугнуть других фуррей, включая выдр.

-Если уж ты пошёл со мной, то хоть возьми грохочущую пушку. – Сказала я как можно яснее. – Иначе, зачем ты с ней таскаешься?

-Да хотя бы потому, шо если у тебя е оружие, то это не значит, шо его обязательно нужно выкорыстовуваты за прызначенням, солодка. – Говоря это, Рэнсом поворачивался то в одну сторону, то в другую, сканируя периметр. – Я ношу его, шобы видлякуваты племенные народы, а не шобы пиздить их. Если Рурк всё ещё в горах, то нам не нужен зайвый шум.

Когда мы приблизились к приоткрытым воротам, мне на глаза попались сожжённые хижины, и это удивило меня больше, чем следовало. Не знаю почему, но мне казалось, что деревня не будет столь разрушенной, ведь ворота были открыты. А ведь это место казалось мне крепостью по сравнению с деревней Катошенов, в которой не было ворот и было в два раза меньше воинов.

Похоже, Рэнсома одолевали те же мысли, ибо он подкрался к одной покосившейся деревянной двери и осторожно заглянул за неё, прошептав:

-Бессмыслица какая-то. Это далеко не форт чужеволков, но стены едва покосились. Двери должны были быть как минимум повреждены. Выглядит так, будто их просто…отодвинули.

-Воины бы открыли их в течение дня. – Тихо сказала я, пытаясь не отвлекаться на крадущегося койота. Он крался почти всё время. В этом он был хорош, но чем больше я за ним наблюдала, тем сильнее мне начинало казаться, что я бы тоже так смогла, если бы поработала над этим. Его лапы были как у волка, когти всегда были вытянуты, но обиты мехом не так сильно, как мои. Я была уверена, что могла бы проделывать то же самое с гораздо большей натуралистичностью и простотой, если б приложила к этому усилия. Я хоть никогда не училась быть охотником, но ведь ещё не поздно научиться.

-Ага. Вот и я думаю, шо если б они увидели парней Рурка, то видкрыли б двери. – Рэнсом понюхал ветер по неизвестной мне причине. Тут не возможно было почуять ничего, кроме запаха разложения. Я едва осмеливалась дышать, хоть ветер и продувал деревню. Тут могли быть и другие мертвецы.

Койот выпрямился, отважившись шагнуть за дверь.

-Но это не важно. Как я уже говорил, у Рурка есть отряд. Возможно, они пэрэбыли воинов зовни, а потом вошли в дома. Хотя не похоже, будто тут была битва. Не вижу в этой купи парней Рурка, или стрел…

Я прошла мимо него, направляясь к центру деревни. Мы уже засветились. Не надо было быть охотником, чтобы понять это. И хоть Рэнсом и был параноиком, я не боялась.

Ворон летел к деревне. Он вёл меня сюда. У меня наконец-то появилось направление. Он должен был показать мне, зачем вытащил меня из того мира. Он должен был показать мне моё предназначение.

У меня не было ни малейшего понятия, что это могло быть. Мета, скорее всего, погиб и лежит в куче. Но очень скоро всё станет понятно. Ворон всё мне покажет.

Рэнсом медленно следовал за мной, на этот раз гораздо осторожнее проходя мимо сгоревших жилищ и хижин. К тому моменту, как мы дошли до центра, я была уверена, что тут нет ни души и пристально следила за небосводом, так что для меня стало настоящим шоком то, что койот вдруг предупреждающе гавкнул и быстро натянул стрелу на тетиву, нацелившись на хижину, которая почти не пострадала от огня.

-Покажись! – Пронзительно прорычал Рэнсом. Его тон был гораздо грознее и страшнее, чем его же тон, когда он огрызался на меня или Пака. Я еле как подавила желание спрятаться за него, вместо того чтобы найти что-нибудь, что можно было б взять в лапы. А может, ему просто что-то послышалось….

-Я ранен. – Услышала я слабый дрожащий голос, доносящийся из хижины. И говорил этот голос на моём племенном языке. Мне показалось, что я узнала его, но…

-Да мне до пизды! – Ещё сильнее оскалился Рэнсом. – Выходи звидты, або я самолично тебя вытягну, слышишь?!

Я услышала возню в хижине, и после, казалось, бесконечности, обмотанная лапа отодвинула полусгоревшую шкуру от проёма и оттуда вышел рысь, хромая на одну лапу.

Я была уверена, что знала его, но никак не могла вспомнить его имени. Он был одним из воинов, насколько я помнила. Не высокого, но и не особо низкого класса. У него были жена и двое детей.

Естественно, в первую очередь он глянул на Рэнсома, подняв лапы вверх, но затем он всё-таки заметил и меня. И когда он заметил меня, его глаза расширились и он попытался нащупать здоровой лапой нож на поясе.

-Духи… - чуть ли не завопил он.

-Ну-ка цыц! – Рэнсом сильнее натянул тетиву, напоминая воину, что он всё ещё был на мушке, и кошак резко отдёрнул лапы. – Ещё раз дэрнешься, и эта стрела окажется миж твоих глаз. Понял?

Рысь, которого, как я всё таки вспомнила, звали Этамсок, кивнул. Но он весь трясся и едва мог стоять. Я знала, что долго он не простоит. От его огромной раны на задней лапы ужасно смердило, а вместо правой лапы у него была замотанная в ткань культя. Я никогда не видела, чтоб такие раны были от чего-то, кроме обморожения, но в этом году было не настолько холодно, чтобы привести к такому.

Он снова перевёл на меня взгляд, в котором читался немой вопрос, так пугающий его: почему я всё ещё жива? Я тоже уставилась на него спокойным, но уверенным и твёрдым взглядом. Возможно, он единственный выживший Анукшен. Я хотела, чтоб он знал, что я жива, даже если его раны несовместимы с жизнью. Пусть передаст богам, что я их пережила.

Но, несмотря на всё это, я всё же испытывала некую жалость. Я почти не знала этого чувака, но мне была хорошо знакома его утрата, ведь с ним произошло примерно то же, что и со мной: у него отняли его дитя, как и у меня. Плюс ему как-то удалось выжить, и всё это время он валялся в этой жалкой лачуге, пока снаружи валялись и гнили его соплеменники. Он пережил то, что мне и не снилось.

Я продолжала стоять и молчать. С тех пор, как я увидела Ворона, меня не покидали вина и трепет, которые начали перерождаться во что-то типа праведного гнева, который я предпочитала. Да если бы я знала, что мне суждено оказаться тут, я бы обрела силы и уверенность ещё тогда, когда выползла из могилы.

Какого хера я винила себя во всём этом? Это Мета убил моего ребёнка, пытался убить меня…и Рэнсом был прав…если он объявил Катошенам войну, то он причастен к этому. В этом виноват не столько выдр, сколько Мета, который своими рейдами сделал нас уязвимыми для атаки. Может быть, он увёл воинов, оставив деревню уязвимой. А воинам приходилось исполнять его приказы, ведь он не абы кто, а Почётный Воин, «Honored Warrior».

Как бы мне не было жалко этого бедолагу, я тут не ради его спасения. Мне больше было жаль женщин и детей, хотя пару недель назад каждый в этой деревне был моим врагом, даже если им запудрили мозги или они не осмеливались воспротивиться Мету. Я же взбунтовалась против него, значит и они могли. Но не-ет, они тупо провели этот дурацкий ритуал и забили на это.

-Кто тебя подстрелил? – Обратился к воину Рэнсом.

Этамсок сглотнул. Его больная лапа затряслась сильней.

-Волки-чужеземцы. – Ответил он. Его голос был так же плох, как и он сам. – Мужчины с реки…с гремящими ружьями и множеством воинов.

Рэнсом выругался, сплюнув.

-Их вёл выдр? – Спросил он, как будто заранее зная ответ на свой вопрос. – С белыми пятнами на груди? Высокий, носит шесть пистолетов…с кольцом в носу?

Воин медленно кивнул.

-Вот блять! – Рэнсом вздохнул. – Вполне ожидаемо, но я сподивався…на хорошие новости…типа шо тут бродит кто-то, кого мы не знаем. – Он опустил лук, снова вздохнув и окинув взглядом деревню. – Судячи з усього, они ушли давно. Повезло, шо мы не наткнулись на них. Скорее всего, он пополнил припасы и вернулся к лодкам. Когда они ушли?

-Не знаю. Пару ночей назад. – Чуть-ли не прошептал воин, медленно отпустив лапы, после чего упал, а Рэнсом совсем опустил оружие. – Они бы не взяли меня с собой.

Рэнсом рассмеялся, удивив меня.

-А нахуя ты им? Тебе вообще повезло, что ты выжил, кошак. Хорошо приныкался.

-Он забрал остальных. – Чётко произнёс Этамсок. – Но не забрал меня…

Я навострила уши и, подойдя к нему, схватила его за косы и заставила посмотреть мне в глаза.

-В смысле забрал?! – Спросила я.

Это его немножко взбодрило. Он отшатнулся от меня, словно я была каким-то злобным призраком…которым я, кстати, сейчас и должна была быть. Он что-то забормотал, пытаясь вырваться из моей хватки, но он был слаб, а я же наоборот чувствовала прилив сил.

-Каких таких других?!! – Ещё громче спросила я.

-По…Почётных…Воинов. – Произнёс он, сильно трясясь от боли и страха. – Воинов, которые привели сюда выдра.

-Так, вот теперь успокойся. – Рэнсом подошёл к нам, положив лапы мне на плечи. – Парни Рурка пришли сюда вместе с твоими соплеменниками?

-Да…с четырьмя. – Этамсок чуть ли не плакал. – С теми, кто ушёл в долину…чтобы закопать…её… - он взглянул на меня и снова пришёл в ужас от моего лика. – Они вернулись… с волками-чужеземцами, а выдр вёл их. Сначала они сказали, что они торговцы…потом они пошли к старейшинам. Когда они вышли, Мета’нак…

-Мой муж? – Прошипела я. – Он был с этими четырьмя?

Этамсок слабо кивнул.

-Я не знаю, что произошло на встрече…но там был…грохот…и когда Почётные Воины вышли, с ними были выдр и парочка Волков-Чужеземцев. И Мета’нак сказал, что мы идём войной…на Катошенов. Фурри были против…они были напуганы… - он едва мог говорить, даже шёпотом.

По моей спине пробежал холодок. Я смогла увидеть всё это, будто это проигрывалось в моей голове. Я видела всё глазами тотемов…с воздуха….

Ворон.

Я услышала далёкое карканье и повернулась к горизонту, дабы снова увидеть птицу. Этамсок, тем временем, продолжил.

-Мы много веков жили в мире с Катошенами. – Сказал воин, вдруг заплакав. – Никто не хотел войны. Мета сказал, что они вымолили у своих духов проклятье на нас, но в этом году наши земли приносили хороший урожай, и хоть он и потерял жену и сына… - он запнулся, его пасть задрожала, когда он снова взглянул на меня, - …мы всё делали по воле богов. Мы…мы восстановили его честь. Для войны не было причин.

Я сжала лапы в кулаки, мои когти царапали мои же подушечки лап, но я не особо это чувствовала. Я уже знала, что он собирается сказать, но всё моё внимание было сосредоточено на чёрном духе, кружащем в небе.

-Он сказал, чтобы воины выбирали сторону…и, когда никто ещё толком не успел понять, что происходит, они открыли огонь, словно боги. – Он захлёбывался в слезах, говоря всё быстрее и быстрее. – Они убили…всех. Женщины просили пощады, дети плакали…боги и духи…

Он не выдержал и упал наземь, заходясь неконтролируемым плачем и закрывая морду здоровой лапой. Я услышала, как Рэнсом вздохнул, потянувшись в карман за сигаретой. Похоже, даже такая простая задача давалась ему с трудом. Позже я заметила, что его лапы тоже тряслись. Всё это время он был так спокоен и невозмутим, что это было для меня неожиданностью.

Но я уже уходила прочь от убитого горем воина и от растерянного койота. Я следовал за духом в небе. Постепенно нарезаемые ими круги становились уже, он шёл на снижение, ветра толкали его к краю деревни за сгоревшими хижинами. Он навернул последний круг и влетел в пепельные остатки хижины, где старейшины принимали гостей. Я шла так точно к цели, будто была связана с этим Вороном.

Мои лапы ступали по пепельной земле более тяжело и стремительно, а затем я и вовсе сорвалась на бег, забыв про боль. Я ощущала его. Я слышала, как он зовёт меня. Он вёл меня именно сюда, и сейчас я, наконец, пойму своё предназначение, ради которого обрела новую жизнь.

Я обошла сгоревшую хижину и, после стольких недель неопределённости и пустых надежд, я увидела его, сидящим на какой-то опрокинутой наземь штуке, принесённой сюда селянами, почти зарытой в пепел.

Он был абсолютно таким, каким я его запомнила. Чёрный, словно само забвение, с глазами, которые были словно звёзды в небе. Из-под его когтей вздымался пепел, словно обволакивая его маленькую, невзрачную фигуру. Его можно бы спутать с другими воронами, которые слетелись сюда на смертельный пир.

Можно было бы…если б не его глаза. Эти глаза не спутаешь ни с чем.

Мы долго смотрела в глаза друг друга. Он не проронил ни слова. Но он медленно склонил голову вниз, ветер колыхал его оперенье на шее, образуя своеобразную гриву. Затем он открыл пасть и каркнул, а внутри пасти был огонь.

И я снова почувствовала этот поток…будто я снова была в пустоте. Он всё ещё был со мной. Он напоминал об этом. Мы были связаны. Он вдохнул в меня жизнь…и этот жизненный поток всё ещё был во мне, словно горящие угольки, пока я лечилась, но это место…эта издёвка…было словно ветер в горах, пробуждало эти потоки от бездействия.

Моё сердце подскочило в груди, и я ощутила пламя внутри себя, как у ворона. Теперь я знала, зачем он воскресил меня. То было не просто отмщение за себя. То было отмщение за целое племя.

Это он привёл сюда этих мужланов. Это он захотел войны, а когда его народ взбунтовался – он просто спрятался за спины этих Чужеволков, этого Рурка…и истребил целое племя. Если слова Этамсока были правдой, то он истребил и разграбил вообще ВСЁ племя, скинув вину на остальных.

Я всегда знала, что Мета – монстр, но моя личная трагедия лишь сущая пустяковина на фоне того, на что он действительно способен. Вот зачем меня воскресили. Кто-то должен положить конец деяниям Мета’нака. Кто-то должен избавить мир от него, пока он опять чего-нибудь не натворил.

Духи выбрали меня. Всё это время я думала, что дух обманом заставил меня заключить с ним контракт, но это было нечто большее. Ворон воскресил меня потому, что может, с помощью магии, но цель была важнее каждого из нас. Мы не просто потерянные души…он и я…мы мстители.

Я шагнула вперёд, к пепельной насыпи и обрывкам древесины и кожи, на которых сидел ворон. Как только я приблизилась, он ещё раз каркнул и взмыл в небо. Я проследила за его удаляющейся фигурой, пока он не скрылся за облаками, и лишь затем посмотрела на то, на чём он сидел.

Всё более-менее ценное в деревне было разграблено, но мародёры каким-то образом упустили этот лук и колчан, брошенные за хижину старейшин. Я не спеша нагнулась и обхватила лапой резную деревянную рукоятку охотничьего лука, а другой лапой я схватилась за порванный кожаный ремешок от колчана.

Я опустилась на колени, всё ещё держав в лапах оружие и пустой колчан. Кожа была слегка шершава. Я пользовалась луком довольно редко, и то в детстве, когда мой отец всё время остерегался, что в полях мы наткнёмся на засаду голодных волков-одиночек или на Анукшенских рейдеров. Я довольно хорошо с ним обращалась, но мой маленький лук всё равно отобрали и отдали какому-то поцыку, когда отец перестал так бояться. Я просила оставить его, но его всё равно отдали, и с тех пор я ни разу не держала в лапах лук…до сего момента. Эх, то было больше десятка лет назад.

Я провела лапой по резной древесине. Кто-то любил это оружие. Я мало что знала о луках, но это не детское оружие. Оно определённо принадлежало воину. На колчане не было никаких украшений, типа бахромы или бисера, зато были узоры, схожие с узорами на самом луке. Они были в наборе.

Даже не знаю, как мародёры не заметили его. Но к нему меня привёл Ворон, и нет более ясного знака, чем это.

Я взяла в лапу лук и медленно вздёрнула к небесам, опустив голову и молясь Духам, Богам и душам мёртвых Анукшенов.

Я отыщу его. Я буду преследовать его хоть до края света. И я убью его.

Я услышала тихие шаги за спиной и ни с чем не сравнимый запах табака и койота. Он некоторое время просто стоял за спиной, а затем медленно заговорил:

-Катошенов постигла та же участь, если верить тому чуваку. – Тихо проговорил он. – Твой муженёк взял приеднатысвшихся к нему войинив и вместе с парнями Рурка пошёл грабить их деревни, как тут. Наш друг, можлыво, пошёл б с ними, если б они его взяли, да словил маслину. Швыдшэ за всэ, Рурк оставил його в живых, шобы он рассказывал проходящим мимо торговцям о случившемся…эти ублюдки любят залышаты за собой разруху. Это помогает пидтрымуваты репутацию.

Я ничего не ответила, и он тоже замолчал. Но вскоре он сделал ко мне ещё несколько шагов, встав около меня и пялясь на лук и колчан, которые я держала в лапе.

-Зачем тебе лук? – Полюбопытствовал он.

Я медленно подняла взгляд к небу и к надвигающимся холодным штормовым облакам, которые, походу, на пару дней задержатся в горах.

-Затем, что он предначертан мне. – Решительно заявила я.

Глава 3 – Путь вперёд.

[/c]

Этой ночью мы расположились дальше, вниз по горе, где земля уже выровнялась, но всё ещё была местами усыпана булыжниками и поваленными соснами. Нам так хотелось уйти как можно дальше от того жуткого места, что мы шли даже ночью, часа этак два.

Рэнсом не требовал, чтобы я ушла, но и не звал идти с ними, так что я приняла тот факт, что он всё ещё терпит моё присутствие как знак того, что он не против, чтобы я шла с ними до спуска. Даже Рэнсом, по всей видимости, не настолько жесток, чтобы оставлять меня в этой братской могиле, в которую превратился мой дом.

Пак казался мне ещё более подавленным, чем я сама себе казалась. Во время путешествия к спуску я кучу раз ловила, как тот украдкой шмыгает носом и потирает глаза, натягивая капюшон или отворачиваясь, чтобы якобы понюхать ветер. Мне даже хотелось утешить его, что навело на мысль: все ли лисы такие чуткие… такие чувствительные…или у него просто особо чуткое, мягкое сердце? Кажется, я начала понимать, за что его выкинули из племени. Почти все мужчины из племён считают таких как он слабыми… женственными. Хотя лично мне такие мужчины нравились.

Но как бы мне не хотелось его утешить, он не заговаривал со мной на всём протяжении нашего пути, даже когда мы ставили лагерь на ночь. Я начала думать, что его молчание было знаком того, что он замкнулся в себе, но затем Рэнсом сказал мне, коротко и даже как-то резко:

-Сиди тут. – Пробурчал он мне, повернувшись к белому лису и схватив его за плечо, пока тот копался в рюкзаке. Он как-то небрежно на, мой взгляд, поднял лиса, но тот не возражал и пошёл вместе с койотом куда-то в чащу. Затем их перестало быть слышно.

Ну, почти. То ли они недооценили мой слух, то ли они просто ходили туда-сюда, но время от времени я слышала их бормотанье. Причем говорили они на диалекте Пакуаны… ну, наверное на нём. Местами я понимала слова, ибо они были довольно схожи с моим языком, но мне даже не надо было перевода, чтобы понимать, о чём они спорят.

Они говорили обо мне. А именно о том, что же со мной делать. Я слышала, как Пак пытается заступаться за меня, пока Рэнсом рявкал на него, и мне хотелось поблагодарить лиса за его героические усилия, которые он прилагал, чтобы защитить меня. В прочем, не обошлось и без противоречий.

Противоречия раздирали меня по многим причинам, если честно. Я всё ещё не определила, какие чувства испытываю к своему истреблённому племени. Определённо траур и ярость. Но вместе с этим не забылись ещё те мучительные воспоминания о том, что они сотворили со мною меньше месяца назад. Свежи ещё были те раны, причём в прямом смысле. По идее я должна горевать, но в данный момент я испытывала некое оцепенение Что-то между праведной яростью и сочувствием, и это меня смущало.

Слишком часто за всё это время я приходила к выводу, что у меня нет ни времени, ни условий, чтобы во всём разобраться. Я молилась духам племени, перед тем как уйти, и клялась отомстить за них. Сейчас же этого могло быть достаточно. Я надеялась, что однажды я стану достаточно мудрой, чтобы оглянуться на всё это и извлечь из этого полезные жизненные уроки, что бы там ни случилось. Сейчас же это была просто трагедия среди трагедий, и я должна сосредоточиться на поиске последних оставшихся в живых анукшенов… и исправить это.

Но и тут были свои противоречия. Я не знала, что мне делать на данном этапе, стоит ли и возможно ли вообще вовлечь во всё это парней, с которыми я путешествовала. Зато я знала наверняка, что не горю желанием остаться одной и зимовать без племени, без города, без ресурсов и помощи. Одиночество в таких условиях равносильно смерти. Я не настолько глупа, чтобы отрицать это. Неважно, насколько ты силён и вынослив, никто не способен пережить здешнюю зиму без ресурсов и плана действий. Ни того ни другого у меня не было. Даже самому опытному охотнику жизненно необходимо иметь убежище, хотя бы примитивные знания о местности и базовые понимания того, как иметь дела с торговцами, если тебе понадобится что-то, чего ты не можешь приобрести самостоятельно. Если понадобится, то я могу прожить в одиночку на воде да мясе, но у меня нет ни дров для костра, ни палатки, ни ножа для разделывания. А ещё я не знаю, как консервировать мясо, а даже если и умела бы, то я не знаю местные охотничьи тропы.

Я уж молчу о том, что тетиву на луке надо натягивать заново… и стрел у меня нет…

И неважно, что я всё время буду путешествовать и, в конечном счёте, покину долину, чтобы отыскать этого Рурка и Мета’нака. Путешествие в незнакомые земли, полными фуррями, о которых я слышала лишь из сказаний.

И это при условии, что проход ещё не замело снегом. Если Мета странствовал с этим выдром, то велика вероятность, что они делают это на лодках. Выдры всегда путешествуют по рекам, да и Рэнсом упомянул, что он приплыл сюда на лодках. Река течёт сквозь центр долины и рассекает великую гору надвое. Проход был проложен ещё кучу поколений тому назад, дабы не путешествовать по реке. Река была слишком ненадёжной и крутой, за все эти годы она поломала множество каноэ и унесла ещё больше жизней. В наши дни лишь выдры осмеливаются путешествовать по реке, хотя проход намного безопасней.

Но зимой проход становился практически непроходимым. На отвесных склонах образуется толстенный слой снега и льда, так что переход через этот проход становится смертельным и бессмысленным испытанием. Даже при наличии ездовых животных большинство племён были солидарны в том, что зима это знак того, что пора перестать путешествовать через горы, а река становилась ещё более опасной за счёт гигантских плавающих глыб льда на порогах. Так что во время зим мы оказываемся отрезаны от внешнего мира.

Когда я была ещё маленькой девочкой, для меня это значило лишь то, что торговцы больше не смогут торговать такими вещами, как фрукты, которые у нас не росли, или солью, которая была у нас в дефиците в зимний период. Но сейчас, когда я одержима преследованием Мета, я начала понимать, почему Рэнсом так спешит и была воистину благодарна, что по счастливой случайности оказалась с этими двумя парнями.

Если проход уже закрыт, ты мы все тут застряли. У нас нет ни лодок, ни, тем более, выдрского чутья, чтобы переправиться по реке. А если мы не сможем найти другой выход отсюда, то это значит, что нам придётся тут зимовать, пока Мета и Рурк будут уходить всё дальше и дальше…

Я была не уверена, готовы ли вообще Пак и Рэнсом к зимовке в долине. Пак, казалось, был согласен, что зимовка тут не такая уж и сложная, но Рэнсом воспринимал его слова в штыки, и я не могла его в этом винить. Долина была трудным местом для тех, кто не имеет племени. В нашем племени изгнание считалось одним из самых тяжких наказаний… а некоторые вообще говорят, что это даже жёстче смертной казни, особенно зимой. Медленная смерть от холода и голода, или ужасная смерть от когтей Дайра были ужаснейшими способами покинуть этот мир.

Лис и Койот определённо обладали этими навыками и знаниями, как и полагается одиноким путникам. Я ведь видела, сколько мяса и шкур добыл Рэнсом за этот год. А Пакуана, судя по тому, как он за мной ухаживал и как залечил мои раны, был умелым целителем. Они путешествовали налегке и тащили с собой лишь самое необходимо, знали все дорожки в долине, знали природу, а ещё они довольно немало знали о местных племенах и иностранцах, которые проходили через эти земли. Да… чем дольше я думала об этом, тем сильнее верила Паку. Если не учитывать различные непредвиденные бедствия, то они, похоже, вполне способны перезимовать тут, если всё пойдёт наперекосяк …ну, это если не брать во внимание то, что Рэнсом так стремился к удобствам Чужеволков.

Мои уши дёрнулись и повернулись в сторону, с которой послышался звук хрустнувшей под лапами ветки. Поначалу я встревожилась, и лишь затем поняла, что звук был от Пакуаны и Рэнсома, которые до сих пор активно спорили. Я продолжила прислушиваться, дабы точно убедиться, что это они, а не забредший сюда хищник или кровожадный выдр. Затем я снова заслышала их шёпот и убедилась, что это точно они.

Их тон как-то поменялся. Я улавливал лишь отрывки фраз, большинство из которых были на непонятном мне диалекте. Зато было ясно, что их разговор свёлся к чему-то мене агрессивному. По крайней мере, со стороны Рэнсома. Койот, похоже, начал уговаривать лиса.

-Она, напэвно, спит… - услышала я, осознав, что он упомянул меня. Это заставило меня устыдиться себя из-за того, что я подслушиваю. Хоть они и говорили обо мне, но это был их личный разговор. Мне не…

Низкий шёпот, почти спорящий, исходящий от Пакуаны. Когда это разговор успел так перемениться? Неужели Пакуана говорил обо мне? Точнее уговаривал. Он что, решил принять твёрдую позицию? Мне захотелось остановить его. Я не уверена, что хочу, чтобы он переубеждал койота или типа того. Я до сих пор не доверяла койоту, и уж тем более он мне не нравился.

-… три грёбаных недели, Пак… клянусь, если она… и дальше нас… збожэволю…

Рэнсом продолжал пытаться говорить на моём диалекте, во многом благодаря тому, что в последнее время мы привыкли говорить на нём. И это хорошо, так как мне было легче понимать, что они там говорят… впрочем, не так уж и «легче», ибо Пак разговаривал слишком быстро и постоянно перескакивал на свой язык, так что я по-прежнему многого не понимала.

-… не сейчас, то когда? Мы… вернуть её вниз… горы… удалиться от прохода… это, прынаймни, десять дней... я… достаточно долго…

Мне крайне не нравилось быть предметом их дискуссии. В этот момент я решила… что когда они вернутся, я сообщу им, что нет нужды тащить меня дальше, что я уйду утром. Возможно, позаимствую у них немного припасов. У них есть излишки мяса. Может, Рэнсом даже даст мне одну-две стрелы, но не больше. Я и так уже доставила им немало хлопот. Как-нибудь да выживу, а потом я найду Мета’нака. Сама.

Резкий звук, который издал Пак и был похож на приглушенное тяфканье, а также отчётливые звуки шуршащих листьями лап вырвали меня из мира грёз. Кто-то шуршал в кустах, дерево будто тряслось. Моя шерсть встала дыбом, как и я сама… нет, я не встала дыбом, я просто встала, а шерсть… ну, вы поняли. Я не чуяла никого, кроме Пакуана и Рэнсома, что значило лишь то, что это они были ответственны за эти звуки, и я знала о койоте достаточно, чтобы понять, кто был агрессором.

Я больше не слышала их, но было очевидно, что Пак окончательно сдался, упал, так что я сделала всё, что могла в тот момент: я позвала их.

-Пакуана! Всё в порядке? – Позвала я достаточно громко, чтобы они смогли услышать меня… ну, или хотя бы Рэнсом. Вот уж не знаю, чего я добивалась, но я беспокоилась за лиса. Может, мне послышалось…

Послышалась возня, а затем два голоса. Голоса были такие, будто они спешили куда-то. Ну, зато Пак в сознании. Наверное, я переусердствовала.

Но когда они оба вернулись в лагерь, я совершенно точно могла сказать, что Пак был взъерошен, и от меня не ускользнул, как он стрельнул взглядом в койота и поправил покосившийся плащ. Он ничего не сказал и подошёл поближе к костру. Рэнсом тоже выглядел довольно раздражённым, но когда он взглянул на меня, он лишь зевнул и, склонив голову в мою сторону, сказал:

-Чого рэпэтуеш, дивчинка? Я же сказал тебе сидеть тихо.

Я сузила глаза, когда он отклонился обратно.

-Мне показалось, что я слышала, будто кто-то упал.

-Да, это Пак… вин всё время спотыкаеться об камни. Чы не так, лисяра? – Проворчал койот, закурив очередную сигару и откинувшись спиной на дерево, стоящее рядом с костром. Он невозмутимо смотрел на сидящего на корточках лиса.

Пак кивнул, пытаясь отыскать рюкзак, который он недавно отбросил, и спокойно ответил:

-Тут очень неровный рельеф.

-Но сегодня ты довольно уверенно шёл. – Так же спокойно ответила я, пытаясь смотреть лису прямо в глаза, только затем поняв, насколько это бессмысленно. Пак отыскал свой рюкзак и вытащил из него мешочек, сильно пахнущий мятой.

-Сделаю-ка немного чаю. – Сказал он, повернувшись ко мне и проигнорировав мои слова. – Если хочешь.

Я сузила глаза. Разочарование и беспокойство копились во мне примерно в одинаковых количествах. Пакуана всё время был довольно честен со мной, с тех пор как я познакомилась с ним. Он довольно часто выражал свои мысли, но при этом был вежлив и осторожен, не пытался выдавить из меня информацию, которой мне не очень хотелось делиться.

Но, чёрт побери! Я не расспрашивала его об изгнании. Не расспрашивала его о племени. Но у него не было ни единой причины выгораживать Рэнсома! Каждый раз, когда мне казалось, будто я сближалась с койотом, меня сразу ставило врасплох то, как издевательски он оскорбляет Пака, и в голове сразу же всплывали воспоминания о том, как он грубо меня домогался. Как бы я ни пыталась, я не могла увидеть ничего хорошего в мужчине, которой был полон дерьма. А уж Пак особенно не заслуживал такого ужасного обращения. Меня больше бесило то, как он задирал лиса, чем меня. Пакуана был слеп. В чём-то он был талантлив, но он никак не мог защитить себя от нападок койота, и Рэнсом прекрасно это знал.

И он определённо этим пользовался.

Пару минут назад я уже решила, что неважно, к какому соглашению они придут там, в лесу, я в любом случае больше не буду им обузой. Решила, что уйду и сама найду путь в мир. Но теперь я начала переживать о кое-чём ещё, кроме собственного благополучия. Пакуана был жертвой эксплуатации и жестокого обращения со стороны койота, и это было очевидно. Вполне возможно, что он также подвергается физическому насилию, судя по той стычке в лесу… или того хуже. А вдруг Пакауна на самом деле путешествует потому, что койот избивает его, и лис слишком запуган, чтобы уйти?

Мне уже доводилось жить подобным образом, и я как никто другой знала, каким безвыходным кажется это положение.

Время от времени Рэнсом подтверждал эту теорию, докапываясь до лиса или ставя под угрозу мою безопасность. Но Пак был ему полезен, а ещё я совершенно точно заметила некий комфорт и удобство между ними. Но с другой стороны, если бы кто-то вдруг увидел, как я пару лет назад жила со своим мужем, приняли бы они моё смирение за комфорт? Или мою скромность за удобство?

Короче не знаю. Но они пока что не просят меня уйти, так что до тех пор, пока Рэнсом не ткнёт мне в грудь своей громопушкой и не прикажет валить, я не оставлю Пакуану. Он определённо хотел, чтобы я была рядом с ним, и ещё он был достаточно смел, чтобы перечить Рэнсому. Может, вместе мы найдём путь. Возможно, по этому пути мы разойдёмся с койотом и вообще со всеми мужиками, подобными ему и Мету.

Я взглянула на лиса и осторожно пододвинулась к горшку с кипящей водицей, в которой он собирался заварить чай. Неожиданно я почувствовала в своём сердце некое родство, теплоту, впервые в этом году. Мы оба оторвались довольно далеко от своих племён, но каким-то образом я понимала, что мы можем быть близки… что его и моё будущее могут переплестись. Такого родства я не могла найти ни с кем в Анукшенском племени… если не считать моего сыночка, с которым я провела пару замечательных недель. Но это было не потому, что лис тоже был слеп... хотя я бы соврала, если б сказала, что это не имеет значения. Мы вполне могли бы стать друзьями, мы ведь уже на пути к этому. У меня так долго не было друзей… и я не собираюсь потерять и его, или позволить агрессивному самовлюблённому придурку, не привыкшему слышать отказов, разлучить нас. Не в этот раз.

-Пакуана. – Обратилась я к лису.

Он навострил ушки и повернулся ко мне.

-Я бы не отказалась от чая. – Спокойно сказала я, выдавив из себя улыбку, которую он всё равно бы не увидел.

Он улыбнулся в ответ, будто бы увидев мою улыбку.

-Я налью тебе кружечку. – Ответил он.

Чтобы добраться до устья прохода, у нас ушло две недели. И каждое утро, как мы вставали и проделывали путь, холод всё глубже закрадывался в наши кости. Трижды снег продувал насквозь всё ещё укрытый листьями навес, а из-за гор приходили бури. Долина готовилась к ранней зиме в очень медленном темпе, но нам всё равно не обогнать этот темп.

Скорее всего, слишком поздно стало ещё две недели назад, как и предсказывали Рэнсом с Пакуаной. Но мы всё же торопились, как могли. Моя мотивация и целеустремлённость койота вели нас настолько быстро, насколько это возможно. Ко второй неделе у Пакуаны начались проблемы со скоростью, но, несмотря на мои опасения упустить Мета, я всё же решила уговорить койота пощадить лиса и идти немножко медленнее. Как-никак, а зачатки терпения у него всё же имелись.

Но это всё равно не имело никакого значения. Как только мы дошли до трёхдневного указателя, воткнутого в мшистую землю на месте, где встретились извилистая тропка и река, мы увидели в дали горный проход, возвышающийся и ведущий в холодное голубое небо. Солнце ослепительно отражалось от белоснежного снега, лежавшего на обычно тёмных гребнях холмов.

Рэнсом и Пак стояли на возвышении дорожки пару минут абсолютной тишины, если не считать журчание реки. Сначала я глядела на вершину, затем я перевела взгляд на реку, которая петляла через лес и исчезала в дали. Никакие выдры и лодки не проплывали… не знаю почему, но мне казалось, что часть меня надеялась, что дойти до реки будет достаточно, что нужный мне мужчина будет как раз проплывать на этом отрезке реки, или что он развёл лагерь на берегу. Но берега уже начали подмерзать, и даже выдра не стала бы рисковать плыть по этому течению, если бы этого можно было избежать.

Этот Рурк давно уплыл… а вместе с ним и Мета со своими воинами… и…

-Грёбаный проход закрыт. – Прорычал Рэнсом. В его резком скрипучем голосе отчётлива была слышна ярость.

-… мы предполагали, что такое может случиться. – Невозмутимо сказал Рэнсом.

Я подступила поближе к Пакуане, как только Рэнсом выругался себе под нос и скинул на землю свой рюкзак, зашарив по карманам в поисках сигарет. Я взглянула на лиса, затем снова на горы.

-Может, сугробы ещё не такие уж и большие. – Сказала я, затаив надежду. – Сезон только начался. Вы всё ещё можете…

-Заткнись. – Огрызнулся Рэнсом, вытащив сигарету и проигнорировав ток факт, что она каким-то образом промокла… возможно, когда мы пару часов назад перебирались вброд. – Нельзя проходить через пути, когда они в снегу. Никогда. Это нерозумно. Мы не эти зелёные миськи торговцы, дивчинка, мы не совершаем такых ошибок. Знаеш, сколько там надгробий тех, кто возомнил, шо они выше и сыльнишэ гор? Не знаю, как вы, а я не збыраюся статы очередной поучительной историей!

-Тогда мы просто перезимуем в горах. – Сказал Пак, положив лапу на плечо Рэнсома, пытаясь успокоить койота. – Всё будет хорошо. У нас полно припасов…

-Я збырався ПРОДАТЬ эти припасы, лисяра ты ёбаная! – Прорычал Рэнсом, сбросив с себя лисью лапу. – А шкуры тут не стоят НИ-ХУ-Я! Я повынэн был продать все наши припасы, шобы КУПИТЬ необходимые нам припасы и благополучно пережить зиму! Год работы насмарку! ГОД, СУКА!

-Да с твоими запасами мы и следующий год переживём. – Сказал Пак, потирая лоб. – Зато мы проведём тут весну, а затем и лето, мы снова будем охотиться и ставить ловушки. Всё равно ты не теряешь ничего ценного. Ты бы и так не сберёг денег. Ты будешь торговать и всё равно потратишь их, неважно как.

-В комфорте! – Рэнсом вскинул лапы. – В… тепле, безопасности, в поселении! А не в цых ебенях, как… как…

-Как дикарь? – Спросил Пакуана, прижав ушки.

Рэнсом молчал так долго, что я подумала, что лис задел его больное место, но затем койот просто закурил.

-Типа да. Если в нас течёт кровь племён, то это не значит, шо мы должны уподобляться Дайру, животным, рыскающим где попало, лишь бы выжить. Ну и шо, шо я хочу жить в комфорте? – Койот плюнул. – Дыкуны убьют тебя не хуже прохода, если мы не разработаем ЧЁТКИЙ план, и если холода продолжат нарастать. Нам тут нэма чого робыты! Мы просто просрём год!

-Ты просрёшь не больше, чем если бы отваливал своё бабло тавернщикам и прочим дебилам, Рэнсом. – Проворчал Пак, и я могла поклясться, что он закатил глаз, хотя было довольно трудно понять это с его-то белыми зрачками. Не знаю, что он сказал… показалось, что он говорит на чужеволковском… наверное, он упрекал Рэнсома в его привязанности к селениям чужеволков.

-Да-да-да, продолжай дзявкаты, лис. – Огрызнулся Рэнсом. – Но ничого из сказаного тобой не убедит меня в том, что проёбывать пять месяцев, тулячысь в палатке и давлячысь талым снегом лучше, чем жить в тёпой комнатке, повнойи еды, с ХОРОШЕЙ компанией, в поселении… чем сейчас, между прочим, и занимаются НОРМАЛЬНИ торговцы!

Отрывок про компанию был про меня, но я решила проигнорировать это, всё ещё смотря на реку.

-Мы могли бы поплыть по реке. – Сказала я, вцепившись в угасающую надежду. – Может, в долине остались ещё выдры. Если у кого-нибудь есть лодка…

-Да нет тут НИЧЕГО! И НИКОГО! ВСЕ УШЛИ! – Рэнсом повысил голос так, что его слова пробежались по верхушкам сосен и вернулись эхом. Как бы кто-нибудь в миле от нас не услышал его. Я увидела, как Пак открыл пасть, чтобы утихомирить койота, наверное, но он лишь тыкнул пальцем в мою сторону, его морда исказилась. – И это ТВОЯ вина, кошка! Если б мы не наткнулыся на тебя, ничего цього бы не случилось! Мы бы уже давно пересекли проход, не тягнучы твою задницу!

-У меня не было выбора! – Я сузила глаза, обнажив кончики клыков. – Я даже ни разу не приходила в сознание все те недели, что ты сидел со мной, и это НЕ Я заставляла тебя нянчиться со мной! Я отказываюсь брать ответственность за неподконтрольные мне действия, Рэнсом. – Я чуть ли не прошипела его имя. По некоторым причинам, мои действия, походу, заставили его почувствовать себя беззащитным. – Я отказываюсь извиняться, если я невиновна! Не знаю, какие духи привели тебя ко мне в тот день, но я верю, что это неслучайно, даже если ты не можешь понять или уважить эту причину.

-Нелепая мистическая чушь. – Сказала Рэнсом, пренебрежительно фыркнув. – Духи никогда не сулили мне ничего хорошего. Они только и роблять, шо псують мою жизнь.

-А ты вообще когда-нибудь прислушивался к ним?! – Наехала я на койота, вцепившись в него своим взглядом. В груди вспыхнул знакомый огонь. – Как ты вообще смог услышать их, если у тебя в голове такая какофония?!

-Мисс… Рэнсом, - Пакуана попытался вмешаться, - давайте без…

-Нет, Пакуана! – Я, наконец, повысила голос и на лиса. – Я устала… выслушивать это нытьё по поводу табака, ядовитой воды и женщин. Я преследую мужчину, который истребил моё племя. – Я увидела, как они оба медленно закрыли пасти, и хоть я знала, что полностью привлекла их внимание и они не будут меня перебивать, мне потребовалось ещё несколько минут, чтобы настроить нужный голос, перед тем как продолжить. – Мужчину… который держал меня в рабынях, бил меня, унижал, насиловал… а потом убил моё дитя.

Ответом мне была тишина. Даже Рэнсом помалкивал и отвёл от меня взгляд. Это заставило меня понять, что я никогда не говорила им правду насчёт того, как я на самом деле оказалась в той яме в лесу. Как я знала, Пакуана хотя бы подозревал, что виной тому местные традиции… но я умолчала обстоятельствах, которые были виной тому. Я вообще о многом умолчала.

Я сделала глубокий вздох и взглянула Рэнсому в глаза, желая, чтобы он тоже посмотрел на меня. Затем я продолжила:

-Так что прости… если мне не нравилось твоё нытьё по поводу того, какие тяготы тебе придётся перенести, если ты не успеешь перебраться через проход в этом году. Я тоже опечалена этим фактом. Сильнее, чем ты можешь себе представить. Но я больше не намерена принимать на себя всю вину, хоть я и невиновна. Так что… либо прямо сейчас прикажи мне убираться… либо прекрати вымещать на меня свой гнев. Или на Пакуану, за то, что он беспокоится за меня! Я больше этого не потерплю!

Снова повисла тишина, но на этот раз она длилась, и длилась, и длилась. Я терпеливо ждала неминуемого. Так или иначе, прямо сейчас это решение разрешит многие мои внутренние противоречия. Я дала Рэнсому возможность прогнать себя, и несмотря на то, что я боюсь за Пака, если он решит прогнать меня – у меня не будет выбора. Развязка будет тяжёлой, но всё уже давно к этому шло. Мне повезло, что мне удалось пропутешествовать с ними так далеко и так долго.

Но ответ, который я так долго ждала, был неожидан.

Осанка Рэнсома стала жёсткой, но не охотничьей, а его ушки как-то обвисли. Он не смотрел мне в глаза, но всё же один разок вскользь бросил на меня взгляд и еле слышно произнёс:

-Эм-м, прости. Я… не хотел… тебя обидеть.

Сказав это, он отвернулся, поднял свой рюкзак и перекинул его через плечо, затем схватился за рукоять повозки и начал идти дальше по расширяющейся тропинке.

Я пыталась и дальше поддерживать свою злость на явно кающегося пёсика, вспоминая те страдальческие звуки, которые издавал Пакуана незадолго до этого. Как по мне, ни один мужчина не поднимет лапу на беззащитного лиса, который может спасти тебе жизнь. И неважно, как сильно он сейчас принижался.

Я тоже перекинула рюкзак через плечо и отстала на такое расстояние, чтобы он не смог меня услышать, а затем прошептала:

-Он даже не знает реальной боли.

Пак удивил меня своим мрачным и тихим тоном.

-Ошибаешься.

* * *

Несколько часов спустя наша ситуация из довольно мрачной стала выглядеть откровенно безнадёжной. Чем ближе мы приближались к горам, тем очевиднее становилась заснеженность прохода. И, что ещё больше усугубляло наше и без того безвыходное положение, так это то, что погода никак не хотела стабилизироваться. Тёмные тучи наплывали чуть ли не с каждого горизонта, смыкаясь вокруг нас. Я знала, что нам никак не миновать бури, и, судя по угрюмости моих спутников, они тоже это знали.

В конечном итоге Рэнсом скинул свой рюкзак наземь и печально вздохнул, отпустив повозку и пару раз больно хрустнув пальцами.

-Ладно, довольно. – Устало пробормотал он. – Нет смысла и дальше продолжуваты так торопиться… нет смысла вообще продолжуваты. Нам понадобятся два дня быстрым темпом, чтобы дойти до прохода, а я сомневаюсь, шо у нас есть хотя бы два часа. Тучи наблыжаються слишком быстро. Опять пойдёт снег. Лучше поставим палатки до того, как это станэться.

-Может, буря будет короткой. – Спокойно сказал Пак, хотя его обычно позитивный настрой давно сник. Мы все верили в чудо, как мне кажется. Просто Рэнсом был откровеннее всех нас.

-Это не имеет значения. – Сказал койот, вздохнув. – Я знаю, что ты не видишь этого, Пак, но я знаю, что ты чуешь это. Холода в этом году пришли раньше… мы не пройдэмо через проход. Бессмысленно обманюваты себя.

Пак поник головой и прижал ушки. Я знала, что он больше сочувствует мне и Рэнсому, чем себе. Он-то не очень переживал по поводу того, что придётся зимовать тут.

-И так… что ты планируешь делать дальше? – Спросила я Рэнсома.

Койот сначала молчал, глядя на приближающуюся бурю. Затем он заговорил… но не со мной, а с Паком.

-Ты чуешь это, лис? – Спросил он.

Я перевела взгляд на Пакуану и сама понюхала ветер, но ничего не учуяла.

Лис глубокомысленно кивнул.

-Я учуял это ещё час назад. – Ответил он.

-Что? – Поинтересовалась я. – Что это?

-Огонь. – Рэнсом опять отвернулся к ветру. – Близко. Возможно в миле отсюда. Учитывая, что мы у реки, я надеюсь, что это Джек. Он всё ещё ютился в той малэнький хибаре у торгового поста, когда я в последний раз видел его.

-Джек… это чужеволковское имя. – Я сделала шаг вперёд, глядя на Рэнсома. – В долине ещё остались чужеволки? Я думала они все ушли.

-Ну, это же не массовая миграция, кохана. Когда я говорил, что никого не осталось, я имел ввиду, что не осталось ни одного нормального или способного передвигаться своими силами.

-Так… он чем-то болен? – Осторожно поинтересовалась я.

Рэнсом залаял… а, нет, он просто засмеялся, тем самым поразив меня. Он скользнул лапой в карман за очередной сигаретой, всё ещё посмеиваясь.

-Вопрос года прям. Я бы сказал, что всим потроху. У него искалечена задняя лапа, но он торгует мулами, так шо он мог бы просто дать их в прокат и уехать отсюда с кем-нибудь, если бы действительно хотел. Но он тут круглый год, независимо от того, як рано или поздно мы приходим к нему, так шо я впэвнэный, шо он и зимует там. Довольно классный лагерь у него.

Он закурил и выдохнул облачко дыма.

-И он не чужеволк вовсе, кохана. Он родился в племени, как мне кажется. Довольно хорошо владеет языком, и он горный лев. Мне ещё не доводилось видеть його сородичей на лодках чужеволков. Не важно, загалом… ведь он любит пушки и блеск, так что он вполне может быть одним из них.

-Он воображает себя «стражем» торгового поста, так как он там круглый год. – Сказал Пакуана с явной неприязнью в голосе. – Он чуть лучше пьяницы. Никто не обращает на него внимания, пока им не понадобятся мулы, или… - он сделала паузу, глядя на Рэнсома. – О, нет. Нет, Рэнсом. Мы НЕ будем беспокоить старину Джека, чтобы запастись самогоном.

-Это не единственная причина, лис. – Рэнсом затянулся. – Шторм приближается. Джек все уши тебе прожужжит, но у него есть замечательная лачуга, чтобы укрыться на нич…

-У нас есть палатка! – Взбунтовался лис.

-Которую мне придётся ставить несколько часов, а ведь шторм наблыжаеться…

-Ну, тогда пойдёмте уже!

Рэнсом закрыл глаза и глубоко вдохнул.

-Чуеш, Пак? Это оленину смажать. Свежую оленину…

-У нас полно мяса. – Яростно прорычал лис.

-Может, с ним даже поторгуваты можно. – Ухмыльнулся Рэнсом. – У него может быть табак.

-Ты пуст, словно пересохший поток! – Раздражённо воскликнул Пакуана. – Ты лишён возможности курить и бухать в отеле чужеволков, так что ты решил разместить наш лагерь в другом?! Может, ты ещё хочешь попросить Джека купить себе женщин?

-Навищо? Есть же наша кица! – Задорно проговорил он, продолжив путь

Я открыла пасть, дабы ответить что-нибудь эдакое, но тут вдруг Пак положил мне на плечо свою лапу, и я обернулась на него. И каким-то странным образом, сейчас он выглядел довольно оптимистично, хотя пару минут назад всё было как раз таки наоборот.

-Не надо. – Тихо сказал он. – Не спорь. Он этого не говорил, но это его своеобразный способ дать тебе понять, что ты можешь остаться с нами.

Я моргнула, осознав, что он прав. Он дал мне понять, что мне позволено быть частью их группы, хоть и таким нарочито оскорбительным путём. Хотя пока что это, конечно, просто шуточки.

-Ты уверен? – Спросила я, не зная, надеюсь я на то, что он прав или нет.

-Если ты хочешь остаться. – Пак улыбнулся. – Я думаю, он принял решение.

-Раньше он был против этого. – Ответила я, глядя на удаляющуюся фигуру койота.

-Он бы не стал принуждать тебя уйти. – Сказал Пак. Я хотела было впериться в него пронзительным взглядом, но он махнул лапой. – Я знаю, что у тебя нет причин верить в это, но лучше поверь. Я знаю его уже давно. Он не тот, кем кажется. Ты бы просто не выжила в одиночку. Даже если ему придётся тащить тебя через проход вместе с нами, или сопровождать тебя до очередной деревни, он никогда не оставит тебя одну. И… даже если бы он реально попытался, я бы не позволил тебе уйти. – Он улыбнулся. – А это значит, что он тоже.

Я сильно сомневалась, что лис способен контролировать койота, но да ладно. Если он чувствует себя сильнее, из-за того что так думает, то пускай. Я лишь надеялась, что он не дурит самого себя.

Мы шли примерно полчаса, прежде чем я начала видеть впереди признаки торгового поста. Мне ещё ни разу не доводилось быть в селении чужеволков, но я заметила, когда деревья начали редеть, когда тропка расширилась в грязную, забитую дорогу, и я почуяла слабые запахи множества посторонних фуррей, которые путешествовали по этой территории. Также тут витали запахи вьючных животных и древесного дыма, плюс ещё множество неприятных запахов, которые я не могла опознать. Ничем не отличалось от запахов, которые я ожидала от селения, если не считать кое-каких более экзотических примесей. К этому моменту я научилась различать запах «пушек», грохочущего оружие и отчётливый привкус ядовитой воды… наверное это был тот самый «самогон», о котором говорил Рэнсом. А ещё тут пахло дубильщиками, которые содержали или всё ещё содержат резиденцию. Запах был совершенно точно тот самый, и это заставило меня сморщить нос.

Я увидела дорожные знаки, которые не могла прочитать, помеченные деревья и странное сооружение вдалеке, вдоль берега, и я не могла опознать это в тусклом свете. Но что-то массивное и круглое поднималось из-под воды, скрипя.

-Это млын. – Сказал Рэнсом, ускорив шаг, подстегиваемый близостью отдыха. – Лагерь Джека на окраине, а значыть мы близко.

-Западнее, вдоль края реки. Мы очень близко. – Согласился Пак.

-Тэмние. Похоже, мы доберёмся. – Уверенно улыбнулся Рэнсом.

-Угу. – Пробормотал Пак без особого энтузиазма.

Затем, будто что-то осознав, он подбежал к Рэнсому и что-то тихо сказал ему на языке чужеволков. Рэнсом слушал его, затем оглянулся на меня и что-то пренебрежительно ответил лису. Разговор продолжался до тех пор, пока не вмешалась я.

-Лучше вам этого не делать. – Многозначительно сказала я. – Я знаю, что если вы говорит на этом языке – то вы говорите обо мне. Просто… что бы то ни было, скажите мне.

-Да мы не о тебе, киця. – Сказал Рэнсом, бросив на меня взгляд через плечо.

Пакуана вздохнул.

-Я просто опасаюсь, что Джек может оказаться…

-Сумасшедшим. – Хихикнул Рэнсом.

-Ну, вы уже упоминали, что он…

-Да, он простак. – Отмахнулся Рэнсом. – Но он безобиден. Любит почесать языком, и не всегда вкладывает в слова смысл. Слишком много пьёт. Я это кажу я – чувак, который может пить виски как воду.

-Ты хотя бы не бахвалишься этим. – Пробормотал Пак.

-Да расслабьтесь. – Сказал койот. – Джек ещё никогда не причинял нам хлопот. Всё будет хорошо.

Я учуяла запах большого кота ещё до того, как строение попало в поле зрения. Даже сквозь едкую вонь ядовитой воды. Мужской запах был абсолютно везде, и мне кажется, так и было задумано. И отвратительно. Большинство порядочных котов не «метили» свои территории. По крайней мере, не так обильно.

Его запах был, естественно, слишком чужим, чтобы принадлежать рысю. В нашей долине были племена горных львов, но они были малочисленны и жили в изоляции, так что в своей жизни я встречала только двух представителей их племени, когда они собирались на ритуальную охоту. Но, несмотря на это у меня была хорошая память на запахи, и территория этого мужика НЕ ПАХЛА как один из этих почётных охотников, который приходил к нам. Его натуральный запах был испорчен бьющей в нос вонью ядовитой воды, смешанной с кислым запахом, который мог свидетельствовать о наличии кожного заболевания или ещё какой хвори.

Это всё ещё напоминало мне о Мета’наке. И, что-то подсказывало мне, что почти все коты мужского пола будут напоминать мне о нём. Это было чувство абсолютного отвращения внутри меня, которое, скорее всего, пропадёт нескоро. Я попыталась унять дрожь, поразившую меня, но унять воспоминания я была не в силах. И что-то подсказывало мне, что они ещё долго будут терзать меня.

Откуда-то спереди и сверху донёсся металлический клик, и я увидела, как напрягся Пак, но Рэнсом, который обычно довольно резко на такое реагирует, лишь рассмеялся.

-Джек, старый ублюдок! Як ты только залез туда?

Высоко над нами, за хорошо замаскированной сеткой листьев и разорванной коры, я, наконец, увидела, где прятался старый кот. То было что-то типа деревянной подставки, построенной на дереве, как минимум в тридцати футах над нами. Горный лев был едва различим, но мне всё же удалось разглядеть его. Он носил старую грязную коричневую кожаную одежду и держал громопушку, направленную прямо на нас.

Похоже, его запах, который ощущался на каждом дереве, неплохо так маскировал его. Всё ещё отвратно, но довольно умно.

-Я тебя не знаю, койот! – Нагло прохрипел кот. Походу, он потерял несколько зубов. Ну, как несколько… почти все!

-Джек, обижаешь. – Фыркнул Рэнсом, улыбаясь и приложив лапу к груди. – Только не говори, шо ты забыл чувака, якый разбил бутылку о башку того хряка прошлой весной. Я, конечно, знал, шо у тебя проблемы з памйаттю, но…

-Рэнсом?! – Кот опустил пушку, уставившись на нас и сузив глаза от блекнущего заката. – Это ты, мальчик?

-Собственной персоной, старик. – Ухмыльнулся Рэнсом.

-Тоби потрибно хоч иноди е, парень! – Кот грубо засмеялся, сплюнув что-то. – Я как увидел тэбе так забоялся, шо промахнусь!

-Я знаю, как ты обращаешься с винтовкой, Джек. Ты бы в любом случае промахнулся. – Засмеялся в ответ Рэнсом, и мне слегка полегчало. Между ними не было никакой неприязни. Или она была, но незаметна. С Рэнсомом никогда нельзя сказать наверняка.

-Держись, парень… ща спущусь. – Тучный кот проковылял к другому краю деревянной подставки и перекинул что, что почти касалось земли. Он аккуратно начал спускаться по этой штуковине и я увидела, что он действительно хромает на одну лапу.

-Верёвочная лестница. Ебать ты долбоёб, братишка, земля те пухом. У тебя ж лапа сломана. Ты че, помэрты хочешь? – Спросил Рэнсом, ухмыльнувшись.

-Ты спросил у меня, як мужчина вроде меня збыраеться полюваты, вот я и сделал её.- Сказал горный лев, хрипло закашляв и сплюнув.

-Полюваты? – Ти маеш на увази бухаты и чэкаты, пока какой-нибудь долбоёб не потрапыть в твой прицел?

-Это эффективнее, чем ты можэш соби уявыты. – Сказал лев, улыбнувшись жёлтыми зубами и, наконец, достигнув земли и вытерев пыль об свою одежду.

Рэнсом осуждающе покачал головой, всё ещё ухмыляясь.

-Это не полювання, Джек.

-Это полювання будущего. Ещё увидишь. – Сказал лев, перекинув винтовку через плечо. Затем он взглянул на меня… и это застигло его врасплох.

-Хорошо… - он медленно улыбнулся, словно разоблачая пса. – А теперь… а теперь, койот… когда ты встыг обзавэстыся такой прелестной жёнушкой?

-Месяц или…

-Я не его жена. – Перебила я его, получив от Рэнсома какой-то странный взгляд. Не знаю, почему он сам этого не сказал, но я не доставлю ему такого удовольствия. Ему меня не заставить.

Горный лев всё так же улыбнулся мне.

-О, не ты, кохана. Я имел ввиду вот эту чаривну лисичку.

-С каждым разом это звучит всё забавней и забавней, Джек. – Проворчал Пакуана.

Лев резко заржал, хлопнув по колену.

-Так и есть! Я бы сказал, шо видел б ты свою морду, НО ТЫ НИКАК ЕЁ НЕ УВИДИШЬ!!!!!!!

Лев продолжил угорать над затихшим Паком, который расстроенно подёргивал мордочкой.

-Но не, мне рил интересно. – Лев направился ко мне, и я непреднамеренно отступила назад. Чтобы избежать его запаха… или самого его присутствия. Не знаю.

Он шагнул ко мне ещё шага этак четыре и остановился, оглядывая меня.

-Довольно красивая… - он прищурился, вперив взгляд на бусину, которую я вплела в мех. – Она Катошен, да? – Спросил он.

Мои глаза расширились. Он знает мой клан? Мой родной клан. Я не привыкла, что чужаки знают достаточно о горных племенах, чтобы различить меня с одного взгляда. Какой ещё вывод он может сделать?

-Оу-у, не бойся за себя, кохана. – Сказал он, типа успокаивая меня, будто я была каким-то ездовым животным. – Я чув, шо видбулося с Катошенами и Анукшенами. Никто не винит тебя за то, шо ты втэкла. Тебе повезло, шо ты наткнулась на этих парней… они позаботятся о тэбе. – Он перевёл взгляд на Рэнсома и Пакуану. – До речи, а хиба вам не пора вже було свалить отсюда? Проход закрываеться. Швыдше за всэ, уже слишком поздно.

-Мы знаем. – Горько ответил Рэнсом. – Мы пытались добраться вовремя, но…

-Ты не знал? – Хрипло хихикнул лев. Что-то таилось в его глазах, когда он взглянул на Рэнсома, и койот это заметил.

-…что ты имеешь ввиду? – Опасливо спросил Рэнсом.

-О, я просто поцикавывся… - Кот задумчиво посмотрел на нас, приложив свои лапы к щекам. – Если вы честно пытались… или если вы… задержались в этом году… сподиваюся, что тебе придётся залышитыся.

-Ну и зачем мне это, старик? Поясни. – Оскалился Рэнсом.

Джек обеспокоенно взглянул на Пакуану, выгнув бровь. – Ты ничого не рассказал ему, да, лис?

-Не рассказал мне что, ПАК?! – Рэнсом медленно развернулся к нему, явно озадаченный.

Пак явно занервничал, и это только подогрело моё любопытство. О чём они вообще?

-Ты вроде как проверял пасткы в тот день, когда пришли охотники Тунгованы, но твой лис был тут, и я уверен, что я рассказал ему всё, что они сказали мне. – Начал Джек.

-Да мы просто так говорили об этом. – Уверял Пак Рэнсома. – Я не хотел, чтобы ты весь сезон гонялся за слухами…

-Они видели её. – Чуть ли не проурчал горный лев, и морда Рэнсома медленно исказилась от шока. Старый кот улыбнулся ему, обнажив один жёлтый клык. – В долине… рядом с восточной оконечностью Божьей Глотки. Твой Призрак Львицы. Она была тут.

Глава 4. Байки у костра.

-Ну и какого чёрта ты ничего мне не рассказал?!

Парни продолжали выяснять отношения на улице, а я тем временем отправилась в лачугу по безмолвному настоянию старшего кота. Было предельно ясно, что о чём бы они там не говорили – они хотели обсудить это с глазу на глаз. Но толку от этого не было, ибо Рэнсом орал, как резаный.

Похоже, что Джек, старый горный лев, находил эту ситуацию довольно забавной (что, честно говоря, озадачило меня) и похихикивал, ковыляя вместе со мной в задымлённую, скудно освещённую каморку. Я немножко осмотрелась и была неимоверно рада тому, что всё пропахло каминным дымом. Аромат старого кота всё так же витал тут, но тут были и другие, более крепкие запахи, которые перебивали этот. И это был не только древесный дым.

Точно не знаю, что я ожидала увидеть. По правде говоря, я никогда не была в жилище, похожем на жилище чужеволков, но ТАКОГО я точно не ожидала.

Всё в его комнате было забито: полки, над ними висели пучки трав, шкуры, кожи, мясо и ягоды, а также стеклянные банки, содержимое которых я не могла опознать. Множество длинных столов у стены были забиты различным хламом, не знаю зачем. Во многих сосудах на столе была какая-то жидкость. Ещё там были довольно неплохие ножи всех форм и размеров, а также пестик и ступка. За камином стояла коллекция обожжённых горшочков и чашечек из чёрного металла, и один из таких горшком был подвешен над огнём, из него шёл пар. Я осторожно вошла в каморку, и за мной вошёл горный лев, зажгя фонарь… вроде так эту штуку называли старейшины. Не знаю. Я видела эту штуку лишь один раз в жизни… или два. Тёмные, дрожащие тени начали меркнуть, сглаживая жуть.

-Потрясно. – Тихонько произнесла я, как только горный лев подошёл к камину, снял странный горшок и, поглядывая на меня, начал выливать кипящую воду в большую чашу, сделанную в каком-то племени.

-Хочешь узнать, шо это? – Спросил он.

-Это… «фонарь». – Я произнесла это слово, как бы пробуя его. Ощущалось это довольно неловко, но он улыбнулся, так что я решила, что права. – Он даёт гораздо больше света, чем просто огонь. И ещё он довольно устойчив.

-Ага, для цього вин и нужен. – Джек хихикнул, взглянув на меня. – Хочэш чаю, кохана?

-Я… ладно. – Ответила я, снова окинув взглядом комнатку. Полки и шкафы выглядели так, будто в них запросто мог вместиться пожизненный запас чая. Соотнести все эти «сокровища» и грязного, неопрятного кота было тяжело, но, должна признать, некоторые вещи пахли довольно… интересно. А ещё это выглядело так, будто для него это не просто хобби.

-Ты медик? – Спросила я, будучи неуверенной, сможет ли он перевести катошенские слова, но я уже говорила на племенском языке и он, похоже, понимал меня.

Горный лев хрипло рассмеялся.

-Типу того. Впрочем, иногда то, шо я готовлю, относится не к совсем традиционной медицине.

-Вы об этом «самогоне», о котором говорил Рэнсом? – Спросила я, с любопытством оглядывая комнату. Я слышала, как койот продолжает лаяться с лисом, но это БЫЛО не моё дело, так что я прекратила прислушиваться. Хотя любопытство было сильнее меня.

-Ага, он самый. И ещё куча штуковын, которые часто купують путники. Я отношу йих к Йенси – псу, который содержит лавку в городе, или продаю йим свои повозки. Сами по себе мулы не приносят прыбуток. – Джек отодвинул в сторону пару горшков и поставил сосуд с измельчёнными травами и кусками чего-то, напоминающего измельчённые сушёные фрукты. – На, понюхай.

Я пыталась не морщить нос и скрыть свою подозрительность, но вскоре я склонилась к протянутой грязной мужской лапе и понюхала то, что было в горшке.

И пахло это… на удивление хорошо. Душистый, неповторимый запах листьев горного чая, что-то пряное и непривычное, фруктовое и сладкое. В общем, пахло очень экзотично, но приятно.

-Что это? – Спросила я, подняв на него взгляд. – Я понимаю, что чай, но…

-Долинные листья, смешанные с корыцэю и лимонной цедрой. – Ответил Джек, снова улыбнувшись и обнажив один клык. – Дужэ смачно, спробуй.

Я кивнула и, похоже, это его чрезвычайно обрадовало. Он ушёл готовить чай, а я не удержалась и услышала сердитый ор Рэнсома, когда наступила тишина. Я вздрогнула, задумавшись, не требуется ли моё вмешательство. Мало ли, что этот койот может сотворить с несчастным лисом. Вот уж не знаю, что такого забыл ему рассказать Пак, но это точно не стоило того, чтобы быть побитым.

-У-у, обстановка розжарюеться. – Хихикнул Джек, кряхтя садясь в старое деревянное кресло у камина. Он хлопнул по стулу, стоящему за его креслом, и указал мне на него.

Я подошла к нему, но предпочла сесть на старую драную шкуру лося, валяющуюся на полу, вытянув лапы. Я снова оглянулась на дверь и тяжело вздохнула.

-Да всё у них будет хорошо. – Сказал Джек, поняв ход моих мыслей. Он махнул лапой. – Они всё время срутся, как одружэна парочка, но никак не могут расстаться.

-Ты их хорошо знаешь? – Спросила я. – Они… сомневались, что тут им будут рады, так что я подумала…

-Ну, я с ними знаком, но не близко. – Джек ухмыльнулся. – Когда ты уходишь из такого малэнького комьюнити, ты всегда в первую очередь довольно быстро вчышся думать о постояльцах. Особенно если у тебя есть, шо им рассказать… как это бывает в моём случае. – Он развалился в своём кресле, смотря на дверь. – Они тут уже лет пять. Пять охотничьих сезонов. И этот койот тут самый громкий. О лисе, если честно, я знаю не так много, он не из разговорчивых. Но Рэнсом тут довольно известен, как бы там ни было. А ещё он мне однажды помог, так шо я периодически снабжаю его самогоном и общаюсь с ним.

-А ты знаешь, о чём они спорят?

-Это вроде как не наше дело, не думаешь? – Хихикнул Джек, отчего я нахмурила лоб. – Ну, раз уж ты спросила… - он опять ухмыльнулся.

-Я просто боюсь за Пакуану. – Настаивала я, всё так же смотря на дверь.

-Он не единственный, о ком тоби варто беспокоиться. – Ответил Джек, потянувшись к двум глиняным чашам, которые он наполнил ранее, а затем к чайнику, в который он влил всю эту смесь. Он разлил чай по чашкам и протянул одну из них мне.

У меня чуть не закружилась голова от такого богатого, опьяняющего аромата, но всё же сдержала спонтанный позыв выпить всё за один заход, дабы не обжечь язык. Вместо этого я уставилась на Джека и спросила, - что ты хочешь сказать?

-Не знаю, почему, - вздохнул Джек, - но у этого койота какая-то страшная одержимость. Он пэрэслидуе её с самого дня нашего з ным знакомства. Это просто байки, но он просто помешался на этом, так шо я держу ухо востро на случай, если услышу шо-нибудь о ней.

-О львице? – Спросила я. – Он ищет себе самочку?

Горный лев усмехнулся, уже в который раз.

-Да, но это не то, о чём ты подумала. Дух Львицы не бродит среди нас. Она – древний предок. Зверь. Как Дайр.

У меня глаза на лоб полезли.

-Сетса-рет-лон?

Он задумался.

-М-м… чё блин… «лев с длинными клыками»? Да. Полагаю, так их кличут в этой долине. Я ещё слышал, шо их зовут Сабельными Тирондами, а чужеволки зовут их… «саблезубыми тиграми». На них любят охотиться всякие самоубийственные смельчаки. Не понимаю я этот цирк. Я слышал, шо эти длинноклыкие в большом обилие обитают на равнинах, но великий зверь, о котором мы говорим, живёт лишь в горах, так шо они редки и представляют опасность для скота и путников. А ещё их практически невозможно найти или выследить.

-Я не знала, что они реальны. – Призналась я. – Я думала, что они существуют лишь в легендах, которые рассказывают старейшины. Звериные духи.

-Они реальны. – Сказал Джек, медленно лакая чай и глядя на огонь. – Однажды я видел шкуру. Зверь, который вылез из неё, должен быть размером с двух мулов. А у охотника, которому довелось сразиться с этим зверем, есть его клыки. Они размером с половину моей лапы.

-Но кто может охотиться на таких зверей? – В ужасе воскликнула я. – И зачем?

-Кто-кто? Рэнсом твой. – Ответил он, показав на дверь. – Ему нужен не просто клык, ему нужен особый клык. Она величавое, бледное животное. Бела, словно сама зима. Её следы были в горах с того дня, когда я пришёл сюда ещё совсем молодым… и даже раньше. Гораздо, гораздо раньше. Она – древний предок. Дух. Никому, кого удалось увидеть её, не удалось запечатлеть её больше, чем на пару мгновений. Она мигом исчезает средь горных вершин. Говорят, шо она появляется лишь во время шторма, и только отчаявшимся и заблудившимся.

-Она опасна? – Заинтригованно спросила я.

-Длинные клыки гор не часто охотятся на нас, позволяя этим бедолагам сойти с путей поглубже в проход… но… - он долго лакал чай, пока огонь отражался в его жёлтых глазах. - … если она захочет поохотиться на кого-нибудь, мы никогда этого не узнаем. Она едина с горами, так шо невозможно сказать, шо или кто уносит жизни столько многих путников. Опасность, - он поёрзал в кресле, вымученно вздохнув, - без сомнений, таится в самой охоте. Её никогда не видели в горах потеплей. Её первозданный мех становится её проклятием, когда снега тают. Многие верят, шо в таких случаях она просто забирается на горы повыше, в которые никто не отважится идти, и шо она снисходит лишь тогда, когда возвращаются снега. Так шо охотники могут охотиться на неё лишь…

-Зимой. – Закончила я, наконец, всё осознав. – Вот почему ты думал, что Рэнсому захочется остаться тут на зиму.

-Я говорил Пакуане, шо слышал, шо её видели в этом году. Около Божьей Утробы. – Кивнул лев. – Я думал, что лис передаст это койоту. Каждый, кто хоть раз общался с этим ублюдком, знает, как он на этом зациклен.

-Но почему? – Повторила я свой вопрос.

Лев лишь пожал плечами.

-Он никогда не объяснял причины… разве что другим таким же пьянчугам в этих краях. Он хочет йийи. Он клянётся, шо спиймае её до того, как умрёт, или умрёт, намагаючысь зловыты её. Но мне не нужны причины, кохана. Иногда мужчин переклинивает, иногда нет, и мы не знаем, почему. – Он взглянул на меня. – Знаеш что-нибудь о койотовских кланах?

-Нет. – Призналась я. – Я мельком видела одного-двоих у входа в деревню. В основном я встречала волков, а не койотов, они довольно не часто забредают в долину.

-Волки, как и вы, охотятся, чтобы жить. Они охотятся ради еды, шкур, духов. Койоты… койоты бывают разными. – Сказал Джек. Его голос становился глубже, скрипучее, его веки почти сомкнулись, но он всё ещё глядел на огонь. На минутку мне даже показалось, что он – тот самый старейшина-сказитель из моей юности, когда я проводила ночи у костра в хижине. Ностальгия так захлестнула меня, что на некоторое время я даже забыла, что случилось с моим родным племенем.

Но Джек, горный лев, живущий, как чужеволк, рассказывал истории о других фуррях и местах, и я была очарована тем, что ощущала себя, словно дитя. Всё-таки какая-то частица «детскости» осталась во мне, не смотря на пережитое. И это, по крайней мере, меня устраивало.

-Койоты и Волки всегда либо враждовали, либо союзничали. Между ними редко когда бывала неопределённость. – Продолжил Джек. – Думаю, это потому, что их веками путали друг с другом. Наверное, тяжело, когда два народа одновременно так похожи, но так отличаются. Тут трудно обойтись без конфликтов.

-Одно из ключевых различий кроется и всегда крылось в том, как они охотятся. – Продолжил он. – Волки гордятся своим единством, групповой охотой. Когда они действуют вместе – они могучая сила. А вот койоты… - он отпил чаю, - … йим больше нравится охотиться поодынци. Иногда они охотятся небольшими группами. Всем племенем, семьёй… но юные койоты в качестве проверки должны зарекомендовать себя как хорошие охотники-одиночки, способные выстоять против сильного противника. Это обряд посвящения.

-Это так занимательно. – Тихонечко проговорила я, подперев подбородок коленями. – Где ты узнал всё это?

-Я много путешествовал, когда был моложе. – Ответил Джек с довольной улыбкой. С уверенностью могу сказать, что рассказывать истории ему было так же приятно, как и мне – слушать. – Вот до того, как со мной случилось вот это. – Он стукнул себя по колену. – Неудачно упал в проходе. Шаткий камень. А ведь у меня всё было хорошо, годами я преуспевал в своём деле… - его голос как-то поник, после чего он швыркнул носом и прочистил горло. – Эм… на чём я остановился? А, точно! Койотовские племена. Я немного путешествовал по ривнынам, когда ещё не торгував в таком масштабе. Ещё до того, как я заснував тут этот пост. Твой Рэнсом не первый койот с дурным нравом на моей памяти. Многие з ных предпочитают следовать за чужеволками, и из-за этого распалось много племён. Койотовские племена всегда были какими-то несвязными. Они обычно не любят жыты в деревнях, поэтому разбежаться для них – раз плюнуть. Я вжэ мочву про тэ, шо псы не брезгуют межплеменным кровосмешением.

-Я и подумать не могла, что псовые племена такие непостоянные. – Тихо произнесла я. Хотя это многое объясняет, что касается Рэнсома, как мне кажется. Он имеет все навыки фурря из племени, говорит на их языке, да ещё и настаивает на том, что он родился в племени, но при этом он ведёт себя как чужеволк. Одевается как чужеволк. Он даже предпочитает жить в их селениях.

-Ага, наплыв чужеволков бьёт по ным больше всего, как мне кажется. – Джек глубокомысленно кивнул. – В койотах бильшэ от волков, если так подумать. И дело не в том, что койоты менее горделивы, они просто… не такие сплочённые. Они много путешествуют, проводят много времени с другими племенами. В наши дни они проводять купу времени в селениях чужеволков, или подорожують в ихние земли. А вот некоторые волчьи племена обрывают все контакты, уходят в изоляцию, остаются практически нетронутыми. Никто не знает, хорошо это или плохо. Вот лично я не думаю, что чужеволки такие уж прям плохие.

-Тебе определённо по душе все эти их штучки. – Прокомментировала я, окидывая лачугу взглядом.

-Я вырос в городе. Мий батько помер, когда я был котёнком, во время территориального конфликта… мама решила, шо ростыты три голодных пасти будет легче, если наладить торговлю. – Сказал Джек. – Наше племя было небогато ресурсами, а у иншых семей хватало своих проблем, так шо фурри не очень-то стремились ей помогать. Она решила забрать нас в ближайший город. Денег с проданной её бирюзы выстачыло на лачугу у реки, где она могла подрабатывать прачкой для горожан. Как я понял, её племя никогда не одобряло её выбора. Наверное, только если бы она, зцыпывшы зубы, продолжала жить в горах и гордо терпеть все лишения, они бы остались её довольны. Вот только в таком случае я и мои братья, скорее всего, не выжили бы…

Я тихонько сглотнула и смахнула слезу. Мысли о моём сыне всё ещё не покидали меня и всплывали при малейшей провокации.

-Я всегда довольно смутно знал моё племйа. Мы навещали его раз или два, когда я был маленьким, но маме больше нравились чужеволки, их образ жыття. Она даже женилась на одном из них. На псе. – Он хихикнул. – Представь только!

-Твоя мать вышла замуж за пса? – С ужасом воскликнула я. – Почему?!

Он пожал плечами.

-Батя-пёс не так уж и плох. Выглядав довольно необычно, но с мамой обращался хорошо. Не могу сказать, почему она полюбила его, но что случилось – то случилось. Но свою маму я любил.

Я собралась открыть пасть, но он опередил меня.

-Я понимаю, что фуррю из племени трудно это зрозумыти. Даже в городе на это смотрели довольно странно. Но шо было – то было, и она умерла счастливой, так шо я решил, шо не мне её судить. Ты можешь судить её, коли хочется, только без огласки, гаразд? Она была моей мамой.

Я быстро захлопнула пасть. Мне было действительно очень стыдно.

-Если честно, то я рад, что не рос в племени. Не в обиду тоби, кохана. Племенная жизнь тяжела. Беспощадна. Звычайно, жизнь нидэ не бывает простой, но чужеволки пытаются полэгшыты её. Больше удобств, меньше заморочек.

-Фонарь, например. – Сказала я, снова уставившись на эту странную штуковину.

-Ага. Фонарь, как пример. – Он распростёр лапы над головой. – Обращает ночь в день. Делает ночь не такой ужасной, не так ли?

-Ну да. – Согласилась я. Рэнсом говорил примерно то же самое.

-Чужеволки принесли с собой не только оружие да бухло. – Сказал горный лев. – Многое из того, шо они принесли, нужно для удобства. Безопасности. Зищиты. За эти рокы я почти всё распродал. Лампы, ламповое масло, одяг, самогон и табак. Лет пять назад начал продавать мулив. Просто около дороги продавать удобно, вот я и продаю всё, шо продаётся.

-Ну, ты собрал очень… искушённую… коллекцию. – Сказала я, снова оглядывая комнату. – Теперь понятно, почему Рэнсом так хотел поторговать с тобой. Тут есть много полезного для нас.

На некоторое время в комнате стало тихо, и я неожиданно поняла, что снаружи тоже стало тихо. Может, они закончили, а может, говорили слишком тихо. Я уставилась не дверь, нервозно тарабаня пальцами по полу.

-Как думаешь, он погонится за этой «призрачной львицой»? – Осторожно спросила я. – Он пойдёт в горы? Это же равно смерти, не?

-Скорее всего. – Пробормотал Джек, наполняя трубку. – Не знаю, шо это его так на ней переклинило, но он слишком упрямый балван, даже по койотовским меркам. У меня нет никаких сомнений в том, шо он пришел в эту долину ради полювання, так как он всё ещё полюе на неё. Он клянётся, что уже видел её однажды.

-Видел?

-Да, судя по его словам. – Горный лев кивнул. – Когда вин был щенком. Тоби довэдэться влить в него действительно МНОГО пойла, чтобы розговорыты его на эту тему. Мэни здаеться, шо вин чогось не договорюе. Он действительно становится каким-то немногословным, когда он говорит о ней… будто… его преследовали. – Его голос начал становиться хрипловатым, напоминающем тихий шёпот. Его жёлтые глаза уставились на меня, в них отражался огонёк. Дым кружил и вился у его морды. – В конце концов, - чуть ли не проурчал старый лев, - она является лишь во время бурь… отчаявшимся… и потерянным.

Я хотела что-то сказать, но в этот момент дверь медленно и со скрипом отворилась, впуская холодный сквозняк и рассеивая снежинки по полу. Я поморщилась из-за холодного воздуха, но когда снежный вихрь унялся, и белый мех в одежде снова обрёл форму, я увидела Пакуану. Он захлопнул за собой дверь, и его морда была весьма угрюма.

-Пакуана? – Я встала и направилась к дрожащему лису. Затем я положила лапы на его плечи и, ласково потерев, повела его к огню. Он пошёл со мной, но я чувствовала, как неуверенно он ступает, вертя головой.

Я помогла ему пройти комнату, не наткнувшись не на что, и усадила его на лосью шкуру. Он медленно сел, обернув хвост вокруг себя.

Джек молчал. Как и лис.

Наконец, не выдержав тишины, я спросила то, что надо было спросить.

-Где Рэнсом? – Спокойно спросила я.

-Не знаю. – Мягко ответил лис. – Он сердится. На меня. Он ушёл.

Я нежно тёрла его за плечи, а затем позволила ему прислониться ко мне, дабы он согрелся. Я вдруг поняла, что всё это время они стояли на улице. А ведь там ужасная буря. И Рэнсом до сих пор там.

После длительного затишья Джек вдруг заговорил. Кот громко кашлянул, а затем, прочистив горло, плюнул в огонь и обратился к лису.

-Да не горюй ты, лис. Цэй твий койот подобен капризному щенку. Нэхай заспокойиться. Держу пари, что он вернётся. Раньше, чем ты думаеш. Он знает, что у меня есть самогон. Ничого не зигривае кости лучше, чем самогон.

Горный лев встал, выдохнул большое облачко дыму, вытянул лапу и, кряхтя, заковылял к самому дальнему углу комнаты, где стояла покрытая шкурами койка.

-Мне пора на боковую. – Сказал старый кот, ещё раз кашлянув, усевшись на свою койку и с заметным усилием закинув туда лапы. – Я впэвнэный, шо ваш койот вернётся. А вы пока располагайтесь. Вон в том горшке свежее рагу из оленины. – Он указал на один из своих котелков. – Угощайтесь. Я уже поел.

Старый горный лев улёгся, ещё немного покурил свою трубку, а затем убрал её на стол у кроватки. В этот момент я оторвала взгляд от его спины и снова переключилась на маленького лиса, прильнувшего ко мне, и мягко сжала его за плечи.

-Пак? – Прошептала я.

-Я нисколько не сожалею об этом. – Так же тихо ответил он. – О том, что не сказал ему. Эта… безумная… мания… погубит его. В прошлый раз почти погубила. – Он отвернулся к огню, закрыл глаза и глубоко вздохнул, всё так же подрагивая. – Блядь, вот какого чёрта Джеку приспичило упомянуть её? Прошло уже три года с тех пор, как он уходил в горы. Я надеялся, что он…

-Забудет? – Предположила я.

-Вылечится. – Ответил Пакуана так тихо, что я его едва слышала. Не нравится мне всё это. Я до сих пор мало что понимала, но не хотела устраивать ему допрос. Он был очень расстроен. А ещё я НИКОГДА раньше не слышала, как он матерится.

-Он старался не идти по тропе, даже когда мы везли эту повозку. – Сказала я, пытаясь убедить его. – Он не пойдет в горы тупо для охоты, ведь он сам говорил, как это опасно…

-Ты не понимаешь. – Сказал Пак, насупившись. – Дело не в охоте на зверя, и даже не в его высокомерии.

-Ты уверен? – Осторожно спросила я. – Джек сказал, что охота очень важна для койотов.

-Рэнсом охотится на призрачную львицу. – Едва слышно произнёс Рэнсом. – Он охотится на духа.

Я молчала, не зная, что думать о таком странном заключении. Но мне вспомнилось, как Джек говорил о том, что это создание окутано мифами и легендами, как оно появляется…

-Может, - начала я, глядя в огонь. Одна прогоревшая дровина имела сходство с вороньим крылом. – Может, эта «призрачная львица» - дух.

-Я не сомневаюсь, что она – персонаж мифов и легенд, не создание из плоти крови. – Пренебрежительно бросил Пак. – Но это не дух.

-Откуда мы можем знать? – Ответила, приготовившись к срачу.

-Просто… - Пак ненадолго замолчал. Огонь слабо отражался в его затуманенных зрачках. – Духи не являются фуррям вроде нас. Они пекутся лишь о вождях, о великих воинах. О тех, кто имеет значение. Если они и существуют, то такие невезучие души типа наших не достойны их «милости».

У меня не получилось совладать с недоумением и смятением в моём голосе.

-Разве ты не был целителем, будучи в своём племени? – Спросила я. – Врачом? Ты обладаешь навыками, знаниями…

-Я был не просто целителем. Я был рождён от брака жрицы и целителя. Я мог стать шаманом. – Быстро ответил Пакуана.

-Тогда как ты можешь не верить в духов? Как ты можешь так плохо о них говорить?

-Взгляни на меня! – Свирепо прорычал он, всё так же оставаясь тихим, дабы не разбудить спящего льва, но это не помешало мне расслышать в его голосе нотки боли и ярости, из-за чего я забыла, что хотела сказать.

-Я родился совсем не таким. – Сказал лис таким же низким хриплым голосом. – Я начал терять зрение, когда мне было двенадцать лет отроду. Мне понадобилось десять долгих, мучительных лет, чтобы докатиться до такого состояния. Всё это время без устали молился, плакал, УМОЛЯЛ, чтобы духи помогли мне. Но с каждым днём моё зрение становилось хуже и хуже.

Он глубоко выдохнул, всхлипнув, и отвернулся от меня. – Я ждал… долго ждал… чтобы духи ответили на мои мольбы. Они так и не ответили. Впрочем, я обрёл решительность. Я решил, что раз уж мне уготована такая судьба, то я смирюсь с ней. В конце концов, у меня всегда было племя… готовое помочь мне.

Я прикусила нижнюю губу, отвернувшись от него. Пакуана никогда не рассказывал о том, почему он покинул своё племя, и он не выглядел так, будто был готов поделиться этим со мной. Мне было обидно, что он не доверял мне достаточно, чтобы открыться мне, но я не хотела давить на него, особенно когда он был так расстроен.

Вместо этого я насилу улыбнулась и начала гладить его густую белую шёрстку на шее.

-Пакуана, - мягко произнесла я, - духи… реальны. Я видела одного. И ты тоже однажды увидишь.

-Стоп… что? – Лис моргнул и повернулся ко мне, глядя на меня с необычайным интересом. – Что ты видела?

-Ворона. – Ответила я с благоговением. – Он явился ко мне, когда я была готова отправиться на тот свет, и дал мне силы, которые были нужны мне, чтобы выкарабкаться. С тех пор он является мне, чтобы вести меня, когда я…

-У тебя глюки? – Снова спросил Пак обеспокоенно. Не успела я ответить, как он встал на колени и, развернувшись ко мне, положил обе лапы мне на голову и стал ощупывать её. Нащупав два крупных шрама на моей голове, он наклонился, чтоб понюхать их. Не знаю, зачем.

-Ты почти полностью здорова. – Сказал он, снова сев. – Но если ты поехала умом, то мне будет тяжело поставить точный диагноз.

-Я хорошо себя чувствовала. – Настояла я. – Мои раны меня уже не беспокоят. – Я сморщилась, когда он коснулся подушечкой лапы самой ужасной моей раны. – Что ты делаешь?

-Если у тебя глюки, то вот эта вот рана, самая тяжёлая, могла нанести куда больше вреда, чем я осмеливался предположить. – Прошептал Пак. – Надо было тебе сразу сказать.

-Я вижу Ворона не из-за ран. – Сказала я, слегка оскорбившись. Я аккуратно, но твёрдо схватила лиса за лапы и убрала с себя. – Он мой дух, и он ведёт меня. Оберегает. Он дал мне силы, чтобы выжить и отомстить мужу.

-Ты видишь его всё время, или только если тебя спровоцировать… типа ты видишь птиц?

-Что ты несёшь? – Я моргнула. – Я… я вижу его только тогда, когда он сам решает показаться мне.

-Видения сопровождаются приступами боли? – Продолжал лис.

Я не ответила. Мне вспомнилась та боль, что испытала я, когда ворон явился мне на месте погребения моего племени…

-Ворон реален. – Уверенно заявила я. – Я не выжила бы, если б не он. Его огонь наполнил моё тело. Он показывает мне путь.

-Мы спасли тебя. – Сказал Пак. – Рэнсом и Я. Дорогая, боюсь, у тебя…

Вдруг дверь распахнулась, впуская в дом снежные вихри, и закрылась. Я почувствовала, как Пакуана напрягся, повернувшись в сторону, откуда веяло холодом.

Рэнсом пыхтел, стягивая с себя тяжёлую меховую накидку. Он всецело уставился на Пакуану, и его ярость никуда не делась. Пак весь дрожал, спрятавшись за мной. Он тоже ощущал его ярость, хоть и не видел его. Его гневная аура была столь мощной, что даже я ощущала, как она накаляет пространство между нами.

Я приготовилась защищать лиса. Конечно, это их дело, но он не станет доводить Пака до слёз прямо при мне. Я не допущу этого.

-Рэнсом… - начал Пакуана.

Но койот лишь вошёл в комнату и прошёл мимо нас, тяжело цокая когтями по старому деревянному полу. Он сел в кресло Джека, откинул голову на спинку, вытянул лапы к огню и закрыл глаза.

Я почувствовала, как Пакуана отодвинулся от меня и, кажись, хотел что-то сказать. Он подполз к лапам Рэнсома и сел у его кресла, обернув вокруг себя свой хвост и закутавшись в свой маленький плащ. Рэнсом не открыл глаз, но всё же положил одну свою лапу ему на плечо.

-… прости меня. – Тихонько произнёс Пакуана. – Надо было всё тебе рассказать.

Рэнсом не ответил, но на секунду мне показалось, будто он едва заметно разлепил глаза. Я отвернулась от них. Я была в двух футах от парней, но уже в который раз, по непонятной мне причине, ощущала себя совсем одинокой.

Глава 5. Шива.

– Нет, нет, нет… та шо ты творишь-то? Это ты так зубочистку шлифуешь что ли? – Рэнсом вздохнул и выхватил стрелу у меня из лап. Я сразу же зыркнула на него, но он вдруг тыкнул этой стрелой в пяти сантиметрах от моей морды, чего я не ожидала. – Взгляни-ка сначала сюда. – строго произнёс он. На пару мгновений он затих, но затем ещё ближе поднёс стрелу к моей морде, прикрикнув, - СМОТРИ!

Я оттолкнула его лапу со стрелой за пределы моего личного пространства.

– Да смотрю я! – огрызнулась я. – Не надо мне в морду тыкать! Что? Что не так? Я смотрю.

– Шо я говорил тебе насчёт структуры? – так же строго спросил он.

Я отвернулась, чувствуя себя полной дурой.

– Всегда проверяй структуру. Всегда. – он уже говорил это утром, когда мы искали в лесу подходящий материал для оперения стрел. – Стрела должна повторять структуру, у тебя должен быть узел, а не то структура будет скалываться, КАК ТУТ. – он постучал когтем по стреле, после чего кинул её через плечо в сторону леса. – Она бесполезна. Если ты хочешь, шобы она служыла тебе надийно. Такая структура ослабляет стрелу, то есть она запросто зламаеться, если её выстрелить во шо-небудь тяжёлое, жесткое. Например, в череп толстолобой кошки.

-Я же только учусь. – пробурчала я. – Мог бы хоть немного меня поддерживать. Или хотя бы не глумиться так часто.

-Дело не в том, как тебя учить, киця. – Рэнсом откинулся спиной на близстоящее дерево. – Ты повинна всё це запомнить. Чем больше я в тебя вобью, тем больше ты запомнишь. – он выдохнул облачко паро в прохладный воздух и натянул свой плащ на голову, прячась от солнышка. Затем он вытянул задние лапы и сложил одну на другую. Меня почти расстроило то, как непринуждённо он выглядел.

– Тебя тоже так учили? – спросила я, не подумав, перебираю связку потенциальных стрел.

Если это и было его больное место, то он этого не показал.

– Да. Потому шо это единственный правильный метод, кохана. Со мной не нянчились, и я не нянчусь. Ты хочэш учиться у меня, а значит, ты будешь учиться так, как хочу я.

Я подобрала другую стрелу и немного повертела её в лапе, проверяя, прямая ли она. Затем я увидела койота уголком глаза. Он выглядел слишком безмятежным, хоть я и не видела его глаз, и из-за этого было трудно делать какие-либо выводы.

Солнце сегодня грело хорошо, несмотря на прохладу. Лес запорошило чистым белым снежком, принесённым недавним штормом, который мы пережидали последние два дня. Лучи, проходя сквозь навес, искрились на шапках тающего снега на ветвях, отбрасывая голубоватые тени.

Мы, само собой, не сидели в сугробах. Мы разместились у одной из надстроек Джека, около конюшни, в которой он кормил своих мулов. Ещё радом с нами постоянно горел огонь, который Джек развёл для того, чтобы Дайр держался отсюда подальше, так что нам было тепло и сухо. Рэнсом говорил, что стрелы оперять нужно только снаружи, так как лишь при естественном солнечном освещении можно было выполнять столь деликатную работу.

Я задержала взгляд на койоте. К моему же разочарованию, он был для меня сплошной загадкой, поэтому моё отношение к нему постоянно довольно радикально менялась со скоростью света. Я то неистово гневалась на него… то жалела. Почему же он вызывает у меня жалость, я сама не могла понять. Это чувство шло откуда-то изнутри. Будто я видела не здоровенного койота, а облезлую больную зверушку. Я даже не была уверена, чего мне хочется – пристрелить его, или молиться о его здравии.

Я отчётливо понимала, что недавние события моей жизни очень сильно влияли на моё мнение о мужчинах, с которыми я знакома с недавнего времени, и ничего не могла с этим поделать. Особенно это касается койота с лисом, а теперь ещё и горного льва, но в меньшей степени. Несмотря на то, что сходство между лисом и моим ребёнком было очевидным, я сомневалась, что Рэнсом действительно заслуживает той ненависти, что я испытываю к Мету. Я считаю, что он довольно мерзопакостно ведёт себя со мной и с лисом, но пока что у меня не было твёрдых основания считать его жестоким, или что он как-то помыкает Пакуаной. В действительности же, всё казалось совсем не так. Я не понимала их так, как к самом начале. Да я даже Пакуана не особо понимала, хотя раньше мне казалось по-другому.

Его откровения о племени заставили меня всю ночь проворочаться в раздумьях. Я подозревала, что лис был медиком или целителем, его способности неоспоримы. Ему и до шамана недалеко… но какой шаман усомнился бы в духах?

Нам не посчастливилось иметь шамана среди Анукшенов или Катошенов. Сей редкий титул даровали лишь детям жреца и целителя или медика, и изредка ребёнку набожного воина и целителя. Целители и Медики берегли свои традиции на протяжении целых поколений, и если их детей через одного из духовных родителей благословляли духи, то эти самые дети могли никогда и не приблизиться к духовному миру достаточно близко, чтоб говорить, благословлять или исцелять от имени духов, используя их силу.

По сути, целители и медики могут лечить тебя лишь травами, касаниями и временем. Своими силами, в общем. Но шаманы могут лечить, взывая к силам духов, используя эти потусторонние силы, чтобы излечить то, что, казалось бы, излечить невозможно.

Например, воскрешение женщины…

Всё это, казалось, имело такой большой смысл. Я так долго думала, что духи свели меня с Пакуаной для того, чтобы помочь мне. Я думала, что он играет важную роль в великом замысле Ворона, возможно, даже не понимая этого.

Кроме того… если он не верит, и если он такой вероломный, каким он себя мнит, то как он пользуется помощью духов? Как он черпал от них силу, чтобы исцелить меня? Как он вообще может сомневаться в их благосклонности?

Возможно, Ворон просто выжидает момент, чтоб появиться перед ним. Возможно, однажды, он узреет свою роль и вновь обретёт веру. Ему просто надо увидеть то же, что и я. Почему Ворон, или любые другие духи всегда появлялись предо мной, а не перед ним, я не знаю. Это выглядит жестоко. Особенно если учесть, что он молился им так рьяно, как он говорит.

Но духи испытывают нас всегда, ежедневно. Они не явятся нам, пока не придёт час великой нужды. Они не помогут нам, если мы не достойны. Вполне возможно, испытанием Пакуаны было испытание веры.

Мне не нравится, что он сомневается в моей вере, но я не позволю ему посеять во мне семя сомнений. Я должна верить в то, что видела, и в то, что ЗНАЮ, должна доверять своему сердцу. Чтобы подорвать мою веру в Ворона или в мою миссию, понадобится больше, чем пара словечек от несостоявшегося шамана.

Миссия, на которую я питаю надежду. Ворон не появлялся с моего последнего визита в Анукшенскую деревню и с тех пор ни разу не подсказал, куда мне идти. Моя цель сбежала, и я не могу пойти вслед за ней. Но у меня до сих пор есть мои компаньоны, которые, при текущих обстоятельствах, были необходимы для моего выживания… а я ещё у меня есть лук Ворона, который должен вести меня.

Но у меня нет стрел. Вот почему я сейчас сижу тут с койотом, которого я, вроде как, терпеть не могу, и пытаюсь научиться делать оперение. Сегодня я даже набралась смелости и таки решилась попросить у него немного его стрел, и если я не ожидала, что он мне их одолжит, то я ожидала, что он покажет мне, как делать их самостоятельно. Но он настоял, что если я собираюсь «таскаться с этой хриновыной», то я должна знать, как правильно с ним обращаться.

Койот так ничего и не сказал о том инциденте с «призрачной львицей», хотя прошло уже два дня с тех пор, как он вернулся. Было трудно сказать, помирился ли он с Пакуаной, или они всё ещё сердились друг на друга, и это до одури бесило. Готова поклясться, что порой они говорили без слов. И когда Пакуана говорил об отношениях между ними, он говорил о призраках, скрытой боли и потерянной семье… не заполняя никаких пробелов. Это, конечно, невероятно захватывающе, но я уже начинала уставать от того, что упускаю половину истории, и мне никто не хочет объяснять почему. Они знали моё прошлое. Почему же тогда происходит такая путаница?

Мужские безмолвные секреты утомляли и печалили меня так, словно у меня был характер Рэнсома, или вечно скачущее настроение Пакуаны. Пока что я считала лиса своим другом и беспокоилась за него, и за моменты, когда я с головой погружалась в раздумья над собой и своими целями, покидая бурлящий и вихрящийся водоворот между этими двумя.

На самом же деле последние два дня я проводила время с Джеком. Несмотря на то, что поначалу его чуть ли не полное отсутствие гигиены и странное поведение отталкивали меня, у него всё же были довольные мудрые и справедливые взгляды на жизнь, которые, как это ни странно, не шли в разрез с моими. И это не только потому, что он тоже из кошачьих. Он из кожи вон лез, чтобы угодить мне. Он всё время проверял, чтоб мне было удобно спать, чтоб у меня было достаточно еды, а ещё мне можно было брать любую клёвую штуковину в его кабинете. Мне безумно нравилось слушать его трёп по ночами, когда мы готовили утренний завтрак и даже когда я весь день помогала ему с хозяйством. Я помогала старому коту тем, что выполняла такие житейские задачи, которые были сложны для него, но были вполне просты для меня. Впервые за долгое время я снова начала ощущать, что я не бесполезна.

Я улыбнулась, вспомнив, что мне сегодня сказал Джек. Он, наконец, спросил моё имя, и я снова не знала, что ответить. Я по-прежнему не ощущала, что принадлежу к моей старой жизни, и не была уверена, что когда-либо буду. Мы были у реки, чтоб набрать воды мулам, и он как-то умудрился найти выжившую водяную лилию и, сунув её мне в гриву, предложил мне взять имя «Лили». Этот поступок был очень милым и заставил меня улыбнуться даже сейчас, когда я просто вспоминала это. Хотя я всё ещё колебалась насчёт имени.

– Шо лыбишься? – спросил Рэнсом, не показывая морду.

-Джек. Клёвый он, этот старик. – ответила я, вздохнув.

Рэнсом хрипло рассмеялся.

– Он клёвый. – настаивала я.

– Он чертовски грязный старикан. – фыркнул Рэнсом, стянув плащ ещё ниже, дабы спастись от солнца. – Поверить не могу, шо те нравится этот «старый мудрый дид». Он всего лишь мерзкий престарелый блохастый пьяница.

– Прям как ты? – парировала я.

Рэнсом откинул голову, и я увидела, как он смотрит на меня своими жёлтыми глазами. Затем он плюнул в снег и пробормотал.

-…у мэнэ нет блих.

– Откуда ты знаешь? – я закатила глаза, начиная шлифовать очередную стрелу.

– У Пака есть специальное травяное мыло на цэй выпадок.

– А это значит, что в нём была нужда. – ответила я, ухмыльнувшись.

– Это… не… – запнулся он, – …заткнись. – он поддался ко мне, а затем дёрнул что-то над моей головой. Я сморщилась, ибо почувствовала, будто меня тянут за шерсть, а затем увидела, как он вертит в пальцах лилию.

– Эй! – воскликнула я.

– Дэ ты, маты твою, знайшла это? – проворчал он. – Ты выглядаеш глупо, тагаючы это в своём меху. Будто там щось застряло…

– Джек подарил мне её, и ты вернёшь мне её НЕМЕДЛЕННО! – приказала я, привстав на колени и потянувшись за цветком. Но он просто поднял свою длинную лапищу, так чтобы я не смогла достать цветок.

– О, да? – хихикнул койот. – Так теперь он купуе твою любовь? Та ты довольно продажна, кохана.

– Да ничего он не покупает. – прорычала я, снова потянувшись за цветком, а затем снова, и снова, но он держал его за пределами моей досягаемости. – Он порядочный мужчина, и он добр ко мне, в отличие от тебя. Отдай, быстро!

– Этому коту действительно нельзя довиряты. – Рэнсом пренебрежительно махнул лапой в знак предостережения, держа в ней цветок. – Он прыкыдаеться стариком, одурачивая женщин. Он НЕ НАСТИЛЬКЫ стар, просто у него убитое в говнину здоровье, а ещё он долго не бачыв женщин, а тут как раз одинокая кошечка к нему припёрлась.

– Да плевать мне на его здоровье, возраст или внешность! – рассердилась я. – Я не сужу фуррей по тому, как они выглядят… или пахнут.

– А должна. Боги даровали нам носы не для красоты. Для цього была причина. – Рэнсом коснулся своего носа. – Джек настолько же мерзок, насколько мерзок его запах. Ты не знаеш его так же хорошо, как я. – наконец, он отпустил лилию и я поймала её, не дав ветру унести её. Рэнсом снова натянул плащ на глаза. – Кращэ б ты сказав, шо ты моя жинка.

– Ну и зачем? – сердито спросила я, вплетя лилию в свою гриву. – Зачем мне это? Или тебе?

– Потому что Джек – трус, и он не станэ пытаться замутыты с женщиной, у которой уже есть мужчина. Особлыво, если она моя. Он знает, что я могу убить його.

– Не все мужчины рассуждают как ты, Рэнсом.

– Шо ты хочешь казаты, киця? – фыркнул он.

– Я хочу сказать, что ты не в том положении, чтобы обвинять других в недостойном обращении с девушками. – огрызнулась я. – Или ты уже успел позабыть, как угрожал мне, а? Лично я – нет.

– Ты шо, всё ещё помнишь?

– А как иначе?! – крикнула я, кинув стрелу, которую я только что закончила строгать, в кучу.

Рэнсом вдруг высунул голову из-под плаща и моргнул. Он полностью отбросил свой плащ и смотрел в пространство между нами.

– Что? – я охнула, смотря в том же направлении, и вскоре тоже была ошарашена.

По всей видимости, пока я спорила с койотом, я успела покончить с горстью стрел. Десять светлых, отшлифованных стрел лежали между нами. Да, они были неравны, но всё же начищенными и готовыми.

– Чёрт, девка. – буркнул Рэнсом, наклонившись вперёд и щупая каждую стрелу, затем повертел их в лапе, дабы убедиться, что я использовала лишь ровные куски древесины.

– Ладно, я дам его тебе… ты быстро учишься.

– Так, теперь вроде надо подрезать. Верно? – Спросила я, жаждя знаний. У нас с Рэнсомом на это был весь день.

– У тебя же есть индюшачьи перья для каждой, да? – спросил он, встав и держа в лапе стрелу.

– Да. Скажи Джеку спасибо.

– Ладно. Для начала, встань. – скомандовал он. – И возьми свой лук.

– Как скажешь. – неуверенно ответила я, схватив гладкий, покрытый гравюрами охотничий лук. Он всё ещё хорошо держался в моей лапе, как это было в деревне. Как будто он с самого начала принадлежал мне. Я ощутила, что моя связь с вороном становится сильней, удары в моей груди расцветали, стоило мне только коснуться лука.

Я встала, и Рэнсом, подойдя ко мне, вручил мне стрелу.

– Так, а теперь представь, что эта стрела готова, и натяни её, будто ты собираешься выстрелить.

– Тетива порвана. А стрела не готова. – ответила я, смутившись.

– Тетиву мы натянем позже. Не спеши. Сначала определимся, насколько тебе надо подрезать стрелы… не думаеш? – спросил он, склонив голову и выгнув бровь (откуда у фуррей брови?).

– Ну, так гораздо доходчивей.

Пытаясь делать, как велел он, я зажала стрелу между двумя пальцами и натянула её на тетиву, представляя, будто сейчас выстрелю. Я пыталась определить, как мне лучше обрезать стрелу, когда заметила, что Рэнсом коснулся лука.

– Что? – спросила я, поникнув плечи. – Что я делаю не так? Я сделала, как ты сказал.

– Нет, дело в твоей… твоей чёртовой позе. – он вздохнул. – Мне казалось, будто ты говорила, шо уже пользовалась луком.

– Так и есть. В детстве.

– Ты стреляла в кого-нэбудь? – я открыла пасть, но он прервал меня. – Мишень не считается.

– …нет. – ответила я, наконец. – Однажды, я попыталась пристрелить кролика, но промахнулась.

– Мда. – койот почесал лоб своей мозолистой лапой, приговаривая, – интересно, почему. – Он опустил лапу на бедро, затем подошёл ко мне и схватил меня за плечи сзади. Я застыла, но он всего лишь приподнял мои плечи и вытянул мои лапы в позицию для стрельбы. Я чувствовала, как он дышит мне в шею, и из-за этого мех встал дыбом.

– Для начала, ты трымаеш его слишком близко к тилу, а это очень не хорошо для девушки.

– Почему?

– Ну, у тебя пока нэма тетивы, но когда она у тэбэ зьявыться… – Он вытянул лапу и положил её мне на грудь. А затем продолжил говорить, будто ничего не делал. – … она ударит ось сюды. Это не только будет больно, но и испортит твой выстрел.

Я выждала ещё немного, и это повторилось. Он полапал мою грудь. Беспалевно, шо капец.

Я хотела высказать своё негодование, но он продолжил.

– И не держи задние лапы вместе, як ласа пташка. У тебя повинна буты широкая позиция. Чем твёрже ты держишься на лапах, тем точнее будет твой выстрел.

– Если ты думаешь, что это сойдёт тебе с лап, Рэнсом…

– Ну и шо ты сделаешь? Пристрелишь меня? – съязвила псина. Я чуть ли не физически ощущала, как самодовольно и самонадеянно тот лыбится за моей спиной. – Судя по тому, шо я щас видел – я в бэзпэци. И если ты действительно выришыла, шо хочэш выстэжыты Рурка и свого ублюдочного мужа, чтобы отомстить, тоби довэдэться навчытыся пользоваться этой штуковиной. Воны опасны, солодка. Ты действительно хочэш отправиться за нымы без подготовки и так бэзглуздо помереть, знаючы, шо вони надругаются над твоей могилой, а затем продолжат палыты, насиловать и грабить всих иншых на своём пути?

Я утихла.

– Или… ты всё же хочэш научиться правильно с ним обращаться? Тому що никто во всей долине не обращается с луком лучше меня.

Я снова правильно расставила плечи, подняла лук, расставила лапы пошире, подняла стрелу и изобразила мнимый выстрел, на этот раз делая всё так, как сказал он.

– Молись, чтоб тебе не удалось вытренировать меня слишком хорошо, Рэнсом. – сказала я койоту. – А не то я однажды всё-таки пристрелю тебя.

– Я попытаю удачу. – рассмеялся койот.

* * *

По наступлению сумерек я искала Пакуану, дабы удостовериться, что он не потеряется после наступления темноты. Он самостоятельно уходил на целый день искать травы, как он сам говорит. Я не могу понять, как он всё ещё жив в это время года. Мне кажется, что на самом деле он просто избегает Рэнсома. И, возможно, Джека. По каким-то неведомым причинам, он питает к горному льву не самые тёплые чувства.

Я научилась выслеживать лиса. Я была ещё совсем неопытным охотником, но у меня всё же было чутьё. Я нюхала ветер, искала следы… снег, конечно же, сильно облегчал мою задачу, но нужно же с чего-то начинать.

Когда я, наконец, вычислила лиса, он ползал в потёмках у какого-то колючего кустарника, собирая листья. Его болтающаяся на поясе сумка была полна.

– Пакуана! – позвала я, и его ушки, в отличие от него самого, повернулись в мою сторону.

– Всё в порядке. – ответил он. – Я уже давно заслышал твои шаги, так что тебе не было нужды оповещать меня о своём присутствии.

Он срывал что-то с ветвей и клал в карман, а затем снова шарил пальцами меж листьев. Я подошла к нему, глядя на куст. Листья были чёрными, зубчатыми и жёсткими, ветки колючими, и между ними были маленькие ягодки, чередующиеся между чёрными и белыми. Пахли они сладко.

– Они съедобны? – спросила я, и мой живот заурчал. До сего момента я и не понимала, как давно я в последний раз ела.

– НЕТ. – строго ответил Пак. – Их даже трогать нельзя.

– Но ты же сам их трогаешь.

– Я знаю, как собирать их так, чтобы они не лопнули. – ответил Пак, аккуратно загребая очередную горсть.

Я наблюдала, как он аккуратно собирает ягоды по одной. Похоже, он аккуратно сжимал каждую, будто бы определяя, насколько спелы они были, потому что он как-то умудрялся собирать лишь самые чёрные.

– Что это? – наконец спросила я, немного расстроившись, что их нельзя есть. Пахли они хорошо.

–Ягоды «Довгого Сну». – ответил он, подбирая ещё одну.

– Ягоды «Долгого Сна»? – переспросила я.

Он кивнул.

– Они очень редки в этой долине. Очень редки. Они обычно распространены на севере. Волчьи племена делают из них специальных напиток, смешивая их сок со свежей кровью только что убитых.

– Но тогда… почему их нельзя есть? – спросила я, смутившись.

Пак сел на пятую точку прямо в снег и устремил свой взор навстречу последним красным лучам закатного солнца, просачивающимся сквозь кроны деревьев. Интересно, видит ли он хоть немного цвета?

– Слышала когда-нибудь сказки о Пробуждающих? – спросил он.

– Ну… наверное. Это Шаманы с северных земель, верно? – я на минутку замолкла, а затем вспомнила. – А! да, я вспомнила, что о них рассказывали старейшины. Серебристые лисы, рисующие черепа поверх меха. Они говорят с духами из загробного мира и воскрешают мертвецов. – я вдруг моргнула. – Ты же не…

– Нет. – усмехнулся Пак. – Уверяю тебя, мой мех действительно бел. Мне нет нужды разукрашивать себя и творить всякие бесполезные ритуалы, чтобы «исцелять» фуррей… я действую по старинке.

– Наши старейшины думали, что их цели реальны. – сказала я, слегка расстроившись. – Сказки лгут?

– Их слагают ради хороших историй. А их целители действительно существуют. – убеждал меня Пак. – Но они далеко не такие уж загадочные, как они сами думают. Серебристые лисы довольно высокомерны, так что… это большое преувеличение.

Он снова принялся за сбор ягод, продолжая вещать:

– Что на самом деле произошло, так это трагическое недопонимание, которое, к несчастью, забрало множество жизней, пока парочка умных шаманов не осознала, что к чему. Им не стоило вводить племена в заблуждение, но… конечные результат был тем же самым, так что полагаю, что они не навредили.

Он сорвал ягодку. Она выглядела чёрной, и лишь у стебелька была зелёной.

– В спелом состоянии эти ягоды не так уж и опасны, просто успокаивают. Волки знали об их успокаивающих свойствах, поэтому пили их только после охоты. Не знаю, откуда в рецепте появилась кровь. Наверное, они просто любят комбинировать вкусы. Я пробовал пару раз… не так уж и плохо. – отметил Пак. – Но присмотрись. Видишь, что она ещё не совсем зрелая?

– Я удивлена, что ТЫ это видишь.

Он лишь улыбнулся

– Я уже очень давно их собираю. Надо быть осторожным, чтобы не проглотить неспелую ягоду, ведь токсины в них гораздо сильней, чем в спелых. Волчьи племена, конечно же, были не столь осторожны, как я, и за все эти года от них много кто погиб. Потребовался очень умный шаман, который, между прочим, был не из «Пробуждающих», чтобы понять, что на самом деле происходит… и правда оказалась довольно ужасной, трагичной.

Ягоды не убивают, даже если они целиком зелёные. Но токсин, содержащийся в них, силён… чрезвычайно силён. Его действие заключается в том, что тело засыпает практически полностью. Сердце едва бьётся, тело становится холодным, дыхание настолько неприметно, что его могут заслышать лишь самые остроухие. Во многом это похоже на… смерть…

– Они думали, что фурри мертвы, но…

– …они просто спали. – кивнул Пак. – Сон долог, но каждый, кто проглотил ягоды, проснётся. К несчастью, на севере принято хоронить фуррей на следующий день после их смерти, из боязни того, что за трупом придут хищники. Волки хранили своих собственных фуррей заживо, сами того не понимая. Когда пришли Пробуждающие и начали творить над «мертвецами» свои ритуалы, и фурри начали возвращаться к жизни, племена были впечатлены. Но реальность была скорее печальной, чем мистической.

– Я надеюсь, они объяснили волкам, чем это было вызвано?

– Да. С тех пор волки больше не едят эти ягоды, и «смерти» прекратились.

– Так зачем ты собираешь их? – полюбопытствовала я.

– Рэнсом использует мазь из них для своих ловушек. – ответил Пак, сложив последнюю зрелую ягоду и встав. – Как я уже сказал, зрелые ягоды хорошо успокаивают. Они не усыпляют, но замедляют добычу и отбивают у неё охоту сопротивляться ловушкам. И в отличие от незрелых ягод, эти обладают приятным вкусом, так что если нанести их на приманку – большинство дичи даже не заметит это.

– А ты когда-нибудь использовал незрелые?

Пакуана помолчал, махая хвостом. Затем он направился куда-то, ответив мне:

– Нет. Слишком опасно.

Я последовала за ним к пристанищу Джека, и по свежим дорожкам на снегу поняла, что Рэнсом с Джеком уже вернулись. А ещё я чуяла запах жарящегося мяса. Мой желудок снова заурчал в предвкушении трапезы.

К тому моменту, как я вошла в дом, я уже истекала слюной. Рэнсом с Джеком уже ели, так что мы с Пакуаной сразу же к ним присоединились. Джек заварил чай, подслащённый мёдом, который он делал мне прошлой ночью. Разговоры за столом были легки и непринуждённы, и говорил больше Джек. Говорил он, кстати, о мулах. Похоже, мулы – его любимая тема для разговоров. Он дал им всем имена, и было очевидно, что он к ним очень привязан.

– Нам скоро знадобыться одын з твоих мулов. Для носки. – сказал Рэнсом с полной пастью еды.

– Тогда мне нужны бобриные шкуры для оставшихся. – ответил Джек, улыбаясь единственным здоровым зубом.

Рэнсом ударил ладонью по столу, отчего вся посуда задребезжала.

– Ох, чувак… да это же грабёж. Мои шкуры коштують минимум трёх твоих мулов.

– Если б я мог переправлять их через горы, – Джек махнул лапой. – Они б вообще ничего не стояли.

– Мы оба знаем, что у тебя есть связи, и ты запросто сможешь продать мои шкуры, говнюк ты этакий. – Рэнсом с раздражением оскалился. – Да ты, однако, тот ещё спекулянт.

– Таков уж рыночный спрос. Такую выгодную сделку тоби не запропонують навить… а, погоди. Тут же больше никого нэмае? – Джек хихикнул, покуривая свою трубку. – Таки справы, койот. Соглашайся… или нет. Дело твоё.

Рэнсом издал протяжный, разочарованный рык.

– …ладно. Но я сам выбираю. Тот, которого ты продал в прошлый раз, был туп, шо пиздец. Отбился от маршрута и дав сэбэ зжэрты.

– Не моя вина, что ты не можешь позаботиться о свойих питомцах. – сказал Джек, стуча когтями по столу.

– Мда. – сказал Рэнсом, опёршись лапами об стол и встав. Он выпрямил спину и уставился на Пакуану, который доедал свой ужин.

Пак, похоже, не сразу догадался, что Рэнсом на него смотрит. Он навострил ушки и повернулся к нему.

– Что..? – спросил Пак.

– Пошли выбирать мула. – Рэнсом указал на дверь.

– Так… так поздно? – спросил лис, смутившись. – Темнеет же.

– Хочу отчалить утром. Надо подготовиться к уходу, а это значит, что надо подготовить упряжку.

– Погодите, мы что, уходим? – вмешалась я. – Но…

– Давно пора, кохана, – теперь Рэнсом уставился на меня. – Нечего злоупотреблять гостеприимством Джека.

– Оу, я не против компании. – задорно отозвался Джек.

– Я уже всё сказав. Мы высуваемося дальше с утра. – Рэнсом снова перевёл взгляд на Пака. – Лис?

– Ладно, ладно. – Пакуана вздохнул, доедая последний кусок мяса, наспех выпил свой чай и, отодвинув стул, принялся натягивать свой плащ. Рэнсом протянул ему его палочку для ходьбы и они направились к двери.

– Мы скоро вернёмся. – бросил койот через плечо.

– Надеюсь. Уже темнеет, снаружи может быть Дайр.

– С нами всё будет хорошо.

Рэнсом, словно швейцар, открыл Пакуане дверь и закрыл её за ним, а я посмотрела на Джека каким-то странным взглядом. Старый кот пожал плечами, хрипло смеясь.

– Не спрашивай меня. Он всегда спешит. Думаю, он хочет побыстрей добраться до Утробы Богини.

– Утроба Богини – не лучшее место для зимы. – сказала я, вздохнув. Эта территория – небольшой участок Долины, рядом с местом, где «голова» и «тело» женщины соединяются. Тамошние горы почти сплошь отвесные и каменистые, а шторм может довольно сильно досаждать, пленять меж стенами, где снег был глубоким и предательским. И, если верить слухам… зыбкий. Время от времени мы в деревне имели дело с лавинами, мы жили у горы, точнее у одной из её сторон, но у нас были стены, и почти весь упавший снег был довольно незначительным событием. Мы видели, как целые куски Утробы Богини становились по ночам то белыми, то чёрными… и это было видно из деревни. Если мы видели, как горы сбрасывают снега с такой дали, я боюсь представить, каково это вблизи…

Я была совершенно уверенна, что где-то там протекает река. И это хорошо. Да и охотиться там зимой довольно хорошо, поскольку это далеко от всех известных мне племён. Наверное, у этого есть свои преимущества.

– Хочэш ещё чаю? – спросил Джек, показывая на мою пустую чашку.

– О, да, не отказалась бы. – ответила я, улыбнувшись и потянувшись к чашке.

Но Джек махнул на меня лапой и успел схватить чашку до меня.

– Чай кончился. Давай я тебе свежего намешаю.

Я направилась к очагу, пока Джек суетился у полок, заваривая мне душистый чай. Я села на лосиную шкуру, на которой спала, закрыла глаза и позволила теплу наполнить меня. И впервые за долгое время я поняла, что хорошо себя чувствую. Хорошо. В безопасности. Не так боязно.

Мои глаза были закрыты, но я всё равно чуяла и слышала, как Джек своими неритмичными шагами направляется ко мне, и я открыла свои глаза, чтобы посмотреть, как он вешает горшочек с чаем на огонь. Затем он направился к своему старому, изношенному креслу и сел в него.

– Так зачем ты подорожуеш с ними? – спросил старый лев, тяжело вздохнув и устроившись в своём кресле. – Рэнсом уж точно не самый лучший парень. Такая юная леди как ты достойна лучшего. Или ты с лисом?

– Ни с кем, – засмеялась я. – Мы просто компаньоны, не больше. Они спали меня после…

– Всё в порядке, дорогуша. – мягко сказал Джек. – Я знаю, что сталося с твоим племенем. Рурк зверь. Ему не следовало так поступать. Но я рад, что ты выжыла. В этом нет ничого постыдного. – он затянулся своей трубочкой и выдохнул много дыма из пасти и носа. – думаю, тебе с ними повезло. Особенно с Паком, точнее с его способностями. Ты везучая киса.

– Наверное. – согласилась я.

От воды шёл свист, что значило, что она закипела, так что Джек ушёл готовить мне чай. Пока он был в отлучке, я просто смотрела в огонь, высматривая Ворона в горящем чёрном дереве. Сейчас мне ужасно хотелось его наставления. Мы снова сошли с пути, и я была не уверена, иду ли я к своей цели.

Не то чтоб у меня был выбор. Что мне ещё остаётся? Остаться с Джеком?

А это, кстати, вариант, но если я выберу его – я не продвинусь дальше, чем с этими двумя. А ещё мне не хотелось бросать Пакуану.

Нет, я должна остаться с ними.

– Трымай, кохана. – Джек вручил мне чашку с чаем. Он пах очень сладко, душисто, и как только я увидела его, я сразу поняла, что он положил туда много мёда. Я улыбнулась и немного подула на него, перед тем как начать пить.

– Всю жизнь бы им питалась. – удовлетворённо произнесла я, снова закрыв глаза, ведь тепло очага было таким приятным.

Джек усмехнулся.

– Думаю, тебе бы всяко понадобилось мясо. Хотя да, это одын з моих любимых напитков. Лист плюс мёд… щось тыпу того.

– Реально очень сладко. – улыбнулась я.

– Ну, наслаждайся, дорогуша. – сказал Джек со своего кресла.

Вдруг старый кот странно замолчал. Единственными звуками в комнате были потрескивание очага да ветер. Я пила свой чай, позволяя теплу наполнять моё тело, и наслаждалась покоем и умиротворением, но со временем я начала чувствовать, как веки будто свинцом наливаются, и зевнула. Слишком тихо и спокойно, как мне кажется. Я взглянула на Джека. Он моргнул, удивившись столь пристальному вниманию с моей стороны.

– Расскажешь мне ещё историю, Джек? – спросила я, ещё раз зевнув. Обычно старому коту нравится рассказывать мне истории, даже очень.

– Если хочэш. – ответил горный лев, почесав затылок и нагнувшись ко мне.

– Почему ты ни разу не женился? – неожиданно спросила я. Во время прошлых ночей, когда мы говорили о его молодости, он говорил, что ни разу не женился.

– А… ну… – он откинулся назад, глубоко вздохнул и положил одну лапу на колено. На секунду я даже задумалась, стоило ли вообще об этом спрашивать, ведь сейчас он выглядел каким-то странно… уязвимым, чувствительным. Но он всё же начал вещать свой рассказ. Правда, было немного трудно разобрать его слова. – Це немного сложно, якщо чэсно. – ответил он, наконец. – У меня просто не клеится с девушками.

Я улыбнулась, мои веки потихоньку смыкались, а из-за тепла и сытости мне хотелось спать. Однако я не хотела засыпать, пока не вернутся Рэнсом и Пак, так что я держалась.

– Ты мне нравишься, Джек. – сказала я, вызвав у горного льва тёплую улыбку. – С трудом верится, что остальные женщины иного мнения.

– Я пытался выправыты своё поведение… меньше пыты… мытыся. – сказал Джек так, будто последний пункт был чем-то из ряда вон выходящим. Я хихикнула, а он снова усмехнулся. – Но знаеш… зрэштою, я никогда не был высоким, мицным воином. А ещё я никогда не был достатньо богат для женщин, как я пидозрюю. Всегда было тяжело побудить женщину жить в странствиях, постоянно двигаясь з мисця на мисце. А тепер это ещё труднее, ведь я стар и толст, да и к тому же калека.

Я лишь кивнула, когда он закончил говорить. Если честно, часть его слов слилась в какое-то единое месиво, а мне было трудно банально держать глаза открытыми. Когда же я успела так устать?

Он замолчал, и на этот раз тишина совсем сморила меня. Я закрыла глаза. Затем я услышала его голос, низкий и грубый.

– …даже ты… кохана…

– …м-м? – я склонила голову, стараясь открыть глаза. Я увидела, как он смотрит на меня, а затем мои веки снова сомкнулись.

– Ты бы не стала тратить время на старину Джека… если тебе это не выгодно. – сказал он. Его голос будто бы… резонировал. Низкий рык, звучащий будто бы отовсюду.

Приступ паники захлестнул меня, и я заставила глаза открыться. Нет. нет, нет, нет… это неправильно… я устала не просто так…

Я не могла держать глаза открытыми. Со мной было что-то не так.

Я ощутила, как качнулось моё тело, тёплый воздух вдруг сгинул прочь, и неожиданно вся левая сторона моего тела оказалась на холодном полу. Я ощущала деревянные доски. Голова пульсировала… я стукнулась ею.

– …Джек… – произнесла я. Всё вокруг меня будто кружилось, когда я пыталась остаться в реальном мире.

Я услышала, как этот тяжеловес поднялся со своего кресла и подошёл ко мне, громко топая. Его тень упала на меня, и меня очень пугало то, что я не в состоянии увидеть, что он там творит.

– …Спи, кохана… – тихо сказал он.

Я медленно начала скользить во тьму. Я чувствовала, будто моё тело будто проваливается куда-то, а мой разум плывёт на самые задворки сознания. Я больше не могла открыть глаза, а вскоре я ощутила, как замедлилось моё дыхание.

Затем Джек снова заговорил. Слова, походу, были адресованы скорее ему самому, чем мне. Что-то типа самокопания.

– Ах, ненавижу… так делать… – тихо сказал он, – …но ты сказала, что я тоби подобаюся. А я ведь знаю, что це ложь. Женщины типу тебя никогда не обратят внимания на кого-то вроде меня.

С каждой секундой неестественное изнеможение всё больше наполняло меня, побуждая поскорей провалиться во тьму. Я пыталась сопротивляться, пыталась вновь собрать все свои силы. Но что бы на меня ни действовало, оно побеждало.

– Ты вроде сказала, что любишь меня? – слова Джека проникали в моё сознание, но их значение пронизывали моё тело, словно змейки.

В этот момент его большие толстые лапы опустились на мои передние лапы и оторвали меня от пола… и тогда я ощутила вспышку ярости, в которой я так нуждалась.

Я высвободила лапу и полоснула его по морде. Я едва видела, куда бью, но ощутила, как когти прошлись по меху и чему-то влажному. Джек в шоке вскричал, наверное, думая, что я спала, отпустил меня и отшатнулся назад. Я рухнула, довольно сильно стукнувшись коленями об пол. Боль прошлась по моим нервам, помогая мне бороться за право оставаться в сознании.

И боль помогла. Она вырвала моё тело из транса и я, наконец, смогла раскрыть глаза. Мой взор всё ещё был расплывчатым, но я отчасти увидела упавшую фигуру Джека, пытавшегося встать, зацепившись лапой за край стола, а второй держась за морду. Я чуяла кровь.

Я шаталась, еле стоя на коленях, и пыталась найти в себе хоть немного сил, что встать с колен, побежать к двери, выбежать на свежий ночной воздух, едва соображая, как плохо я одета для такой погоды, и бежать… пока не отыщу Рэнсома и Пака.

Но планам так и суждено было остаться лишь планами. Я даже не могла подняться с колен. Чудо, что я до сих пор в сознании, ведь с каждой секундой сон всё усердней пытался свалить меня. Я знала, что пытаюсь выиграть проигранное сражение.

Джек бранился на чужеволчьем языке, произнося множество непонятных мне слов. Я уставилась на него, улавливая его фигуру между морганиями. Всё было словно во мрачном, жутком сне. Он издал глубокий гортанный рык, впервые на моей памяти звуча как настоящий лев.

– Я бы никогда не причинил тебе боль! – воскликнул он в приступе боли. Кровь сочилась сквозь его пальцы. – Я лишь хотел снова пизнаты женщину… зачем ты ранила меня?!

Я схватилась лапой за краешек стола, отчаянно пытаясь найти там что-нибудь, что спасёт мне жизнь. Я даже не знала, что конкретно ищу.

Но в этот момент всё моё внимание было приковано к Джеку. Ведь старый лев поднялся на лапы и неуклюже пытался схватить что-то висящее не стене. Свою винтовку.

Он был в двух футах от меня, а я едва двигалась. В этот момент я знала, что у меня есть выбор. Я могла стать жертвой того, чего он для меня запланировал… или я могла защититься.

Но в этот момент я не выбирала между верным и неверным решением. Я просто среагировала.

Я отчаянно пыталась нащупать что-нибудь на столе и нащупала там что-то деревянное. Мои пальцы с дрожью сомкнулись вокруг тяжёлой деревянной рукоятки одного из ножей Джека.

Горный лев схватил своё ружье и зашагал ко мне.

И вот, когда его тень снова нависла надо мной, я всадила нож прямо в его брюхо, по самые потроха. Лезвие вошло в него ещё легче, чем я ожидала. Лезвие скользнуло вверх, пока тот пятился назад, утягивая меня с собой. Я отпустила рукоятку, и мы оба упали. Мои лапы были мокрыми и тёплыми от крови. Я пыталась встать.

Джек издал странный приглушенный звук, уставившись на лезвие, торчавшее у него из живота и на кровавое пятно, расцветающее на его старой, хлопчатой рубахе. Затем он посмотрел на меня и хрипло произнёс какое-то непонятное слово.

– …Ши… ва… – произнёс он, задыхаясь.

Я судорожно глотала воздух, наблюдая за ужасающей сценой, которая бодрила меня, не давала уснуть. Всё произошло будто вспышками. Вот Джек встал, вот он увидел, как ручьём льётся у него из живота кровь… затем послышался громкий стук, ведь он упал на пол, стоная и корчась от боли.

Я завалилась на спину, понимая, что более не в силах противостоять окутывающей меня тьме. Не знаю, были ли раны Джека достаточно серьёзны, чтобы удержать его от его намерений, но я больше ничего не могла поделать.

Тьма поглотила меня.

* * *

Не знаю, сколько времени я проспала. Может, несколько минут, а может и несколько часов. Я смутно ощущала холод. Затем я заслышала какие-то смутные, деформированные отголоски, будто я слушала их из-под воды.

Сильные лапы схватили меня за плечи и затрясли. Я пыталась отбиться от обладателя этих лап, забоявшись, что это Джек схватил меня, но всё, что я смогла, это дёрнуть задней лапой. Затем что-то треснуло меня по морде, и я решила, что сейчас умру.

Но меня всего лишь пронзила лёгкая боль в районе щеки. Это помогло мне окончательно пробудиться. Туман пред моим взором вдруг сложился в пёсью морду… «Рэнсом», поняла я… он поднял лапу, чтоб снова меня ударить. Но он, должно быть, заметил, что я уже очнулась, так как он немедля убрал лапу и вместо этого поднял меня с пола.

– Она жива! – закричал он, и я сумела расслышать облегчение в его голосе. Это было странно, но на фоне всего происходящего, это сумело привлечь моё внимание.

– Боги… а вот он не очень… он рискует не выжить, если я не остановлю кровотечение… – услышала я что-то возле стола. Это Пак, как я поняла. Он сидел на корточках возле съёжившегося Джека, копаясь одной лапой в своей сумочке, а второй зажимая рану кота.

– …Пак… – прохрипела я, скребя задними лапами по полу, ведь Рэнсом поднял меня.

– Эй, солодка, – Рэнсом щёлкнул пальцами у моей морды, пытаясь обратить на себя моё внимания. – Смотри сюда. Дай взглянуть. – его жёлтые глазища уставились на мои, а затем он с пренебрежением рыкнул. – Да, она под наркотой. Ублюдок…

– Рэнсом, мне нужна твоя помощь! – настоял Пакуана. – Пожалуйста. Я уже осмотрел её. Она не ранена. В отличие от Джека. Мне нужно, чтобы ты подержал тут, пока я думаю, как его перевязать.

Я слышала стоны Джека, хотя теперь они были гораздо слабее. По крайней мере, он всё ещё жив. Я пыталась вырваться из лап Рэнсома, и он позволил мне встать. Я стояла на лапах, хоть и чувствовала, как койот стоит за моей спиной и поддерживает меня. Он был каким-то странно тихим в этот момент… и, похоже, не собирался на выручку Паку.

– Рэнсом, пожалуйста! – снова позвал Пак, всё ещё держа одну лапу на ране, а второй неуклюже шарясь в своей медицинской сумке.

Я глядела на всё это действо сверху вниз, нерешительная и напуганная. Реальность повисла на мои плечи тяжёлым грузом, и я не знала, что и чувствовать. Я чувствовала то же, что и пару мгновений назад, когда я сидела с Джеком, наслаждалась очередной приятной историей от старого горного льва. Я была счастливой, довольной… я была в безопасности…

Я даже не знаю, что Джек намеревался сделать со мной. Это точно не была какая-то невинная шалость, иначе он бы не обдолбал меня наркотой. Но то, что он всё же одурманил меня вместо того, чтобы просто накинуться, скорее всего означало то, что он был искренен, когда говорил, что… что что не хотел причинить мне боль. По крайней мере, он так считал. Возможно, он рассчитывал, что я даже не вспомню, или считал Пака и Рэнсома своими соперниками.

Винтовка всё ещё лежала рядом с ним. Он что, хотел пристрелить меня? Я уже видела, как Рэнсом заряжает ружьё. Но Джек его не заряжал. Может, он взял его, чтоб припугнуть меня? Или чтобы защититься? Я ведь набросилась на него с когтями.

В тот момент я пронзила его, хотя не рассчитывала на это. И вот, теперь он лежит тут и, возможно, умирает. Меня пугало то, что он может умереть. Ведь если он умрёт, то от моей лапы.

До этого я никого не убивала. Я думала, что единственный, кого я убью, будет Мет. Этого не должно было случиться.

Я, шатаясь, направилась к Паку и присела около него на колени. Лис самоотверженно пытался в одиночку остановить кровотечение у старого кота, но ему нужна была помощь, а Рэнсом по-прежнему не сделал ни шагу к нам. Я слышала, как он снимает свой рюкзак и достаёт винтовку, но он определённо не спешил помочь.

– Что мне делать? – робко спросила я.

– Положи обе лапы на рану и держи. – с благодарностью в голосе ответил Пакуана, положив на рану обе лапы, чтоб показать, как надо. – И дай мне немного времени. Нам нужен алкоголь и прокипячённая тряпка, чтобы прочистить рану, а потом что-нибудь из огня. Если всё очень плохо, потребуется прижигание, но сначала мне нужно оценить, как сильно повреждены внутренние органы. Не думаю, что нож сумел сквозь жир достать до органов, но он всё ещё может умереть от кровотечения, так что… – он встал и слепо начал шарить лапой по столу, ища что-то, предположительно горшок. Похоже, он уже отыскал в своей сумке тряпки и небольшой бурдюк с водой. – Дай-ка я вскипячу воду, – он начал выкладывать на стол свои вещи, складывая их в чёткую линию. Он делал так же, когда лечил меня. – А ты держи…

Вдруг лис замер и навострил ушки, а мех на хвосте, спину и печах вздыбился, затем он вихрем обернулся и, взмыв лапы вверх, закричал «НЕТ!». Я попыталась повернуться, чтобы увидеть, что он услышал, но услышала лишь металлический щёлк и ощутила дуновение чего-то горячего, а затем комнату потряс земледробящий и громкий треск, раздавшийся прямо над моего головой.

Я закричала и закрыла ушки лапами. Всё стихло, но в голове всё ещё стоял звон. Моя голова тряслась, а зубы будто до сих пор вибрировали. На секунду мне показалось, что я снова вырублюсь. Это было подобно грому, прокатившемуся сквозь мой разум. Я словно вьетнамский флешбек словила.

Комнату затянула дымка, но как только она рассеялась, я увидел то, чего боялся. Рэнсом стоял, держа в лапах винтовку. Он держал её над моей головой и направлял прямо на…

Мой взор пал на гильзу, а затем я перевела взгляд на морду Джека. Точнее на то, что от неё осталось, а осталось там немного. Просто кровь. Очень много крови.

Я пыталась сказать «Зачем?», но едва слышала собственный голос. Пакуану словно пригвоздило к столу. Он что-то кричал койоту. Похоже, он тоже был напуган, однако он не мог видеть того, что вижу я.

Но он, должно быть, всё понял по запаху. Я жалею о том, что познала это, но внутри голов… особый запах, совершенно ни на что не похожий. Такое никогда не забыть.

Как только слух медленно вернулся ко мне, Рэнсом вытряс золу из дула гремящего ружья и положил его на стол. Выражение его морды было до одури спокойным. Мрачным, немного сердитым… но спокойным.

– Да как ты посмел? – завопила я… а нет, это был Пак. Лис схватился лапами за голову, его широко раскрытые белые глаза смотрели в никуда.

– Просто закончил то, что начала она. – холодно ответил койот, запустив лапу в карман и выудив оттуда сигарету.

– Ты ПРИСТРЕЛИЛ его! – воскликнул лис, слова частично приглушались его лапой.

– Чтоб наверняка. – ответил Рэнсом, подойдя к очагу.

– Я мог спасти его! – сказал Пак в отчаяньи – Он мог выжить! Мы бы…

– Что, Пак? – рыкнул, наконец, Рэнсом. – Что бы мы сделали? Выхаживали бы его, как выхаживали йийи? Дохера мисяцив? Зимой?! – он тяжело опустился на стул у огня, опустив туда сигарету и поднеся её к морде. – Мне кажется, Джек был бы не сильно благодарен за спасенье, а? Как минимум он бы ничего нам не дал, а как максимум – затаил бы обиду. Что бы мы делали, Пак? Заботились бы про нього… сколько бы ему тогда понадобилось на поправку? А что потом?

Лис замолчал, опустив голову. Его ушки обвисли.

– А я ведь ГОВОРИЛ тебе, что нельзя ему верить! – заорал он на меня. – Говорил же?!

Мгла, нещадно пожирающая меня, медленно, но верно начала отступать, и, похоже, силы действительно начали ко мне возвращаться. И я этим воспользовалась.

– ТЫ притащил нас сюда! – хрипло ответила я. – Ради этой своей ядовитой воды! Я… я не знала его. Он хорошо ко мне относился. Откуда я могла знать, что он…

– Накачает тебя наркотой и спробуе изнасиловать? – напрямик спросил койот.

– Я не знаю, что он собрался делать. – прохрипела я, смотря вниз и глотая желчь.

– О, мы все знаем, что он хотел сделать, кохана, – ответил Рэнсом в своей чёрной, лишённой юмора манере. – Но если тоби подобаеться думать о фуррях лишь хорошее, то пожалуйста. Я просто думал, что это будет хорошим оправданием, почему ты его пырнула, вот и всё.

Я прикрыла лапками глаза и медленно начала оседать на пол, пока снова не очутилась на коленях. Я всё ещё была так изнурена… так опьянена. Я была под наркотой.

Чай. Боги…

В комнате стало до жути тихо. Кровью воняло повсюду, вонь перебила даже запах трав и огня.

– …я никогда не хотела его убивать. – ответила я шёпотом, наконец.

– Тогда не надо было брать оружие.

Слова койота были просто, холодны… и правдивы. Я хотела защититься. Оправдаться. Я была одурманена. Безрассудна. Озадачена. Я не знала, что мне делать.

Но я сделала осознанный выбор. Я не могла себе лгать. Я не задавала себе вопросов, я знала, что делала. Я потянулась за ножом, потому что я помнила, где он лежал. Потому что моих когтей было недостаточно.

Рэнсом снова затянулся и пригнулся, сложив локти на колени и уставившись на меня через всю комнату.

– Когда ты поднимаешь оружие, девчонка, – начал он вещать низким тоном, – Когда ты пускаешь это оружие в ход… ты делаешь выбор. Ты прыймаеш тот факт, что способна унести чью-то жизнь в этот момент. И лучше уж тебе быть готовой к грёбаным последствиям.

– …он мог жить. – снова сказала я, посмотрев на скрюченное тело горного льва.

– Он мог зачахнуть. В муках. Килька месяцев. Покы тут, в самому розпали зимы, крепчают холода, а ведь у нас своих проблем выстачае. Зима Близко, а я не хочу ставыты на кин свою и Пака жизни только для того, чтобы спасти искалеченного, умыраючого кота, только потому, что ты не смогла правильно сделать свий грёбаный выбор. Ты зарезала его, девчонка. – он стряхнул пепел с сигареты в огонь и всё так же продолжал зырить не меня. – Хочешь научиться убивать? Действительно хочешь свершить цю свою «месть»? Тогда вот тебе твой первый урок. – он медленно поднялся, перевел взгляд на кота, а затем снова на меня. – Сомнениям нет места, когда речь идёт про вбывство. Когда ты берёшь оружие – будь готова закончить начатое. Залышаты жертву мучытыся – это жестоко.

– Он не жертва. Он фуррь! – сердито возмутилась я. Не вполне уверена, на кого я сердилась: на себе или на Рэнсома.

– Вбывство есть вбывство. – огрызнулся койот. Можэш звать это «убийством», а не «полюванням», как будет угодно. Но это дело вкуса. Ты всё равно обрываешь чью-то жизнь, и я знаю достаточно ублюдков, чтобы верить в то, шо только потому, что мы ходим и разговариваем, мы имеем ГОРАЗДО больше прав на жизнь, чем звери, на которых мы охотимся. Ты сделала выбор, девчонка. – он положил лапы на стол. – Хотя ты могла бы позволить сделать Джеку то, что он хотив, быть милой и покладистой. И тогда бы всё закончилось не так грязно. Старый Джек мог бы жить, если бы ты была мудрой и обменяла своё достоинство на угощения и парочку историй.

Я вдруг затряслась, не в силах отвести глаз от Джека. Но Рэнсом всё продолжал:

– Но ты этого не сделала. Ты воспротивилась. – рычал он. – Бийкы – дело не чистое. И довольно неприятное. В большинстве случаев ты даже не видчуваеш облегчения. Нормальные фурри не испытывают никакого удовлетворения, когда убивают. Вот почему существует так много мерзавцев, которые в этом действительно хороши. Они едыни, кто способны заниматься этим на постоянной основе.

– Ты говоришь о себе подобных? – огрызнулась я.

– Да, солодка. – подтвердил он. – Я говорю о себе пободных. И тебе довэдэться повстречать бэзлич подонков вроде меня, если хочэш стать убийцей. Так что тебе лучше свыкнуться с этими чувствами… и самостоятельно закончить начатое в следующий раз. Я ведь не всегда смогу быть рядом, чтоб убирать за тобой.

Я отказывалась смотреть на него. Я ненавидела его одновременно и за то, что он ошибался, и за то, что он был прав. Мне была противна сама мысль, что убийство так легко ему даётся, что он смог оборвать жизнь Джека без задней мысли только потому, что его помощь ему могла причинить слишком много хлопот.

Но он был прав. Выживать зимой и так довольно трудно. Джека было бы просто невозможно выходить, да и вообще, он мог в любой момент сам скончаться от своих ран. А ещё эта тварь уже наебала и обдолбала меня, так что ему нельзя доверять. Ну, было нельзя. Теперь-то уже всё равно.

Было бы гораздо проще, если бы он умер сразу, как я пырнула его. Жалела бы я об этом в таком случае? Скорее всего, да. Наверное. Мда, самокопание – такая себе штука.

Воины никогда не говорили, что убивать – так непросто. Да, они говорили, что это сложно, что нужны скилы и практика, но никто не говорил, что это… так грязно. По идее, сейчас я должна чувствовать себя праведной, благочестивой, ведь этот мерзавец пытался взять меня силой, и на этот раз я смогла за себя постоять. Мне следовало бы чувствовать себя свободной, раскрепощённой.

На деле же я чувствовала себя ужасно. Расстроенно. Непривычно. И, в конце концов, я даже не сама его убила.

– Джеку не следовало переходить тебе дорогу. – сказал Рэнсом, сидя на столе. – Но он перешёл. Он недооценил тебя, и поплатился за это. Похлопай сэбэ по спыни, заспокойся… и пошли. – высокий койот медленно поднялся со стола и провёл взглядом по комнате. – …и помогите мне прошерстить комнату в поисках чего-нибудь ценного. Не знаю, есть ли у него что-нибудь, что мы ему ещё не продали, но, по крайней мере, я верну свои шкуры.

Пакуана вдруг резко и со злостью выдохнул, схватил свой плащ кровавой лапой и, натянув его на плечи, поспешил к двери, запнувшись об кресло.

– Лис? – Рэнсом, который только что обшаривал карманы Джека, выпрямился. Он положил на стол стопку обмотанных бобровых шкурок, а затем сузил глаза, когда белый лис распахнул дверь и вышел наружу.

– Пак! – позвал койот, но лис уже ушёл.

Мой взгляд снова пал на труп Джека, но я больше не могла на него смотреть. Хотя, в конце концов, я поняла, что должна. Ведь это всё из-за меня. Я не могла отвернуться просто потому, что это неприлично. Я должна либо принять то, что здесь произошло, либо смириться и признать, что я совершила ужасную ошибку. Ни один вариант не был лёгким. Но я должна сделать свой выбор.

Впрочем, не сейчас. Сейчас надо бы поискать Пакуана, чтобы убедиться, что он не затевает что-то глупое. Даже если я едва могла стоять.

– Не кипишуй, киця. – сказал мне Рэнсом из угла комнаты, где он грабил запасы Джека. – Старый лев, скорее всего, подмешал Лен’саль тоби в напиток. Если и дальше будешь не спаты, то тебе будет тяжко. Лучше не уходи.

– Пакуана слеп, но ты всё равно дал ему уйти. – сказала я, едва держа равновесие.

– Я не в состоянии контролировать этого чёртового лиса, особенно когда он так истэрыт. – проворчал Рэнсом. – Та й ладно. Успокоится, как и всегда.

– Хоть кто-то из нас должен быть порядочным фуррем, Рэнсом. – ответила я, шаткой походкой направляясь к двери.

– О, нет, кохана. Ты не такая. Больше не такая. – подметил Рэнсом с сухой усмешкой. Затем он схватил стеклянный сосуд с чем-то коричневым внутри, вытащил пробку и сделал долгий глоток, после чего протянул это мне, обнажив свои клыки. – Ты теперь убийца. Добро пожаловать на тёмную сторону выжывання.

Я дёрнула дверь и оказалась на улице, оставляя позади койота, его слова и зарезанного мною фурря, радуясь бодрящему холодному ветру, который смывал с меня смрад, царивший в доме.

Я опустила голову, закрыла глаза и громко всхлипнула. Я была слишком растеряна, чтобы оплакивать смерть Джека, но при этом меня слишком сильно мучали угрызения совести, чтобы этому радоваться.

Так, надо сосредоточиться и найти Пакуану. Боги, как же кружится голова. Всё, что мне сейчас хотелось, это упасть в снег и снова заснуть.

– Это не твоя вина. – услышала я голос за собой.

Я быстро обернулась, и, к своему облегчению, поняла, что это всего лишь Пакуана. Он не ушёл далеко, а просто стоял у бревенчатой стены в нескольких футах от двери, завернувшись в свой плащ. Ветер трепал его мягкий, длинный зимний мех. Свои ушки и хвост он запрятал назад, да так, что я едва их видела. Его взгляд был устремлён прямо. Полагаю, ночью ему без разницы, куда смотреть, ведь тут не было никаких источников света или фигур, на которые можно было бы повернуться.

Я направилась к нему и почувствовала, как моя лапа погрузилась в глубокий сугроб, о котором я не знала. Я едва сохранила баланс, ведь тело слушалось меня совсем не так хорошо, как ему полагалось. Пакуана протянул ко мне лапу, чтобы помочь мне удержаться, и я, ухватившись за неё, проделала оставшиеся шаги и примостилась у стены рядом с ним. Я приобняла его одной лапой, чтоб не упасть.

– Не слушай Рэнсома. – прошептал лис.

– Не слушала и не собираюсь.

– Никто в здравом рассудке не станет винить тебя за то, что ты самооборонялась. – спокойно сказал Пак, но каждое его слово было пропитано печалью. – Ты сделала то, что была должна. И Джек бы сейчас мог жить, если бы не…

Я немного помолчала, но затем я опустила голову и тихо ответила:

– Мы не можем знать наверняка. Я не понимала, как это плохо… я едва видела, что творю. Я просто… не хотела, чтоб он касался меня. А ещё у него была винтовка.

– Тебе нет нужды оправдываться передо мной. – настаивал Пак. – Джек отравил тебя. Я до сих пор чую Лен’саль.

– Мне кажется, он не хотел причинять мне боль. Просто…

– Твоё тело – не товар, которым можно торговать. – Пак повернулся ко мне, задрав ушки назад и нахмурившись. – И я не сомневаюсь, что если бы он думал, что ты… жена Рэнсома, он бы сначала спросил у него разрешения. У Рэнсома, а не у тебя. Здешние мужчины ведут себя, словно дикие звери. Они могут продать чью-то плоть или жизнь так же просто, как ты продашь… табак, или ламповое масло! Это омерзительно. И тебе нет нужды это терпеть. Я знал, что Джеку нельзя верить. Я пытался донести это до Рэнсома, но он не против таких фуррей, потому что…

– Потому что он сам такой. – закончила я за лиса.

– Он не как они. – ответил Пак. – Ты не знаешь его так, как я.

Я прикусила язык, чтобы не съязвить что-нибудь грубое в ответ. Не моя вина, что я не знала их так хорошо, как мне бы хотелось, ведь они ни в какую не хотят мне открываться. И не важно, сколько ещё раз Пак готов защищать койота, говоря, что Рэнсом лишь лает, а не кусается, ведь я часто видела, как он «кусается». Сегодняшний инцидент не был исключением.

– Я защищалась. – неуверенно произнесла я, пытаясь понять, верю ли я своим же слова. – Но, – я смотрела прямо на Пака, – Рэнсом хладнокровно его пристрелил. Я не знаю… что чувствовать насчёт того, что я сделала и… я даже не говорю, что он был не прав, когда говорил…

– Так халатно относиться к чьей-либо жизни – всегда неправильно. – тихо сказал Пак. Он задрожал, а затем обхватил свою мордочку лапками. – Он не… он не… он не понимает этого. Что-то заставило его перестать заботиться о жизни и смерти, причём очень давно, и он просто… действует инстинктивно. Я не знаю, как вернуть ему понимание. Я даже не знаю, возможно ли это.

Слова Пака снова стали похожи на загадку, но то, что было заложено в этой загадке, задело меня за живое и заставило содрогнуться. «Действовать инстинктивно.

Я же тоже поступила инстинктивно… разве нет?

Казалось, что покинуть разум и поддаться силам внутри меня, которые могли меня защитить без всяких там осложнений и угрызений совести, это верное решение. Я была убеждена, что именно благодаря инстинктам я смогла победить Джека, несмотря на наркотики и то, что он был вдвое крупнее меня, и я никогда до этого не держала лезвия против кого-либо.

Ощущать моральное превосходство становилось всё труднее и труднее. Я сглотнула, смотря вниз, на лиса. Среди нас он – единственный невинный. На его морде я ясно видела боль, а ведь он даже не симпатизировал Джеку. Ему было плохо лишь потому, что кто-то умер. Или потому, что мы с Рэнсомом – убийцы. Или по обеим причинам.

Мои мысли рассеялись, как только я услышала какой-то звук внутри хаты. Видимо, Рэнсом что-то разбил или сломал. Я увидела, как сморщился Пакуана, и прижала его к себе покрепче. Лисёнок до сих пор трясся.

– Пак, – мягко обратилась я к нему. – Ты хочешь уйти отсюда?

– Что? – спросил он, навострив ушки.

– …подальше отсюда. И от Рэнсома. Я… мы могли бы выжить вместе. Наверное. Я знаю долину. Мы могли бы поселиться в какой-нибудь деревне, взять немного припасов…

– Нет! – неожиданно ответил Пак, устремив на меня свой слепой взор. – Я не брошу его. Как ты вообще могла предложить мне такое? Ты не так уж и долго с нами путешествуешь, но Рэнсом…

– Бьёт тебя. – сказала я. – И убивает фуррей. Я не берусь утверждать, что в этом нет моей вины, но Пакуана… я никогда не причиню тебе боль. И мы бы могли позаботиться друг о друге.

– Рэнсом не делает того, что я ему не позволяю. – решительно заявил лис. – Ты хоть раз видела, чтоб он бил меня?

– Ты хромаешь. – ответила я, вздохнув. Я не хотела ворошить это, но я точно знаю, что лис как-то умудрился пораниться. Не похоже, что у него проблемы с ориентацией по дому. С его походкой было что-то не так.

– Я… – лис заикнулся, затем выдохнул тёплое облачко пара в холодное пространство между нами. – …я не ранен. Просто…болячка. Сегодня я слишком долго ходил по лесу. Вот и находился.

Я закрыла глаза, пытаясь избавиться от знакомого разочарования.

– Ладно. – ответил я. – Но Пак, ты хоть подумай. Я знаю, что мы знакомы не так хорошо, как вы с Рэнсомом, но всё ещё впереди, и я тоже смогу защитить тебя.

– И куда мы пойдём? Вершить твою месть? – ответил лис. – Даже не думай, что тебе лучше известно, что для меня лучше. Или для него. Ты не понимаешь.

– Я не пытаюсь сказать тебе, что…

– Нет, пытаешься, – утверждал Пакуана, и я почти отступила. Я никогда не слышала, чтоб лис так отчаянно защищался. Его реакция меня пугала. – Ты думаешь, что мне будет лучше, если я буду путешествовать с тобой, а не с ним. Но ты нас не знаешь. Не знаешь нашу историю, не знаешь, что между нами происходит. Я забочусь о нём, он нуждается во мне. Тебе не понять.

– Я могла бы попытаться, если б ты всё объяснил. – спокойно произнесла, стараясь не спровоцировать его на дальнейшую агрессию.

– Нет. Ты не сможешь. Никто не может. – отрубил белый лис. – И дело не в моих секретах. Я не собираюсь предавать доверие Рэнсома. И уж точно я не собираюсь бросать его.

– Ладно. – ответила я, сползя по стене. Я бы не вынесла, если бы Пакуана снова разозлился. Это тревожило меня… и я даже не могла объяснить, почему. Он был таким вежливым, и ощущать его ярость было настолько ужасно, насколько это возможно.

Похоже, диалог закончился, не успев толком начаться. Но я и не собиралась идти в дом, несмотря на мороз. Видимо, Пак был такого же настроя. Так что мы просто стояли рядом, на морозном ночном воздухе, где царствовала тишина.

В конечном итоге, я запрокинула голову назад, на бревенчатую стену. Когда я это сделала, я ощутила что-то странное в районе гривы. Смутившись, а наклонила голову и потянулась к уху, извлекая оттуда что-то.

Это было лилия. Всё это время она была на мне. Лепестки теперь были все помяты.

Новая волна печали захлестнула меня. Джек…

Зачем же старик предал моё доверие? Что им помыкало? Было ли то лишь невинное желание вновь коснуться женщины? Или что-то гораздо хуже?

Я никогда не узнаю, как всё было на самом деле.

Что-то тревожило меня. Что-то на задворках сознания. Что-то, что он сказал перед тем, как пасть на пол. Я всё ещё не понимала, что он сказал. Я взглянула на Пакуану, и после пару минут раздумий, заговорил. Я подавила свой страх говорить с лисом. Он мой друг. Наши разногласия насчёт койота не должны стоять между нами.

– Пак, – произнесла я сначала, чтоб привлечь его внимание. – Что… что означает «Шива»?

Пакуана навострил ушки.

– Где ты это услышала? – спросил он.

– Джек сказал это. Мне. Перед тем, как упасть. – тихо ответила я.

Пак, похоже, тщательно всё обдумывал, перед тем, как ответить.

– Она богиня северных племён. Богиня львиных племён, которой львицы молятся, чтобы она защитила их детей или их земли.

Он взглянул на меня. Его глаза не были сфокусированы на моих, однако, казалось, что он видел что-то, что не видел я.

– Она богиня женского гнева и свирепости. – ответил он, наконец. – Возможно, в тот роковой момент Джек понял, что поступил неправильно… и молился ей, чтоб она простила его.

Я пыталась не зацикливаться на том, что мужчина, который теперь лежал мёртвым на полу собственного дома, фактически, молился богине о прощении в тот самый момент.

– А может быть, – продолжил Пакуана. Сбив меня с мысли, – он принял тебя за неё.

Глава 6. По тонкому льду.

– Шива!

Я повернула ушки в сторону зова и вздохнула, ведь я зареклась не обращать внимания на своего спутника ещё давно. Я выдохнула облачко пара, подняла свой лук и перевела взгляд на заячью нору, которую я высматривала вот уже на протяжении трёх часов. Мои задние лапы болели, передние устали и ослабли, а желудок постоянно негодовал насчёт того, что в последний раз я ела и пила ещё утром, но всё же я была уверена, что зверь был тут, в норе. Я ведь видела, как он с десяток раз высовывал оттуда свой нос. Я не для того тратила столько времени, чтобы в последний момент всё бросить. Зверь выйдет, рано или поздно.

И лучше уж ему вылезти как можно скорей, ведь очень скоро сюда придёт этот несносный койот и напугает его.

Я нашла эту норку несколько дней назад, и с тех пор постоянно прихожу сюда за несколько часов до заката, чтобы подкараулить живущего там зайца. К этому моменту я успела узнать, что проживает он там один, зато он такой классный… жирный, и наверняка очень вкусный. В последнее время нам так не хватает мяса… свежеубитая дичь может нехило так поднять наш дух.

Пожалуй, не стоит и говорить, что за этот месяц я смогла подстрелить разве что деревья да одну белку. По правде говоря, луком я пользовалась уже около месяца, но мы с ним не стали, так сказать, одним целым, как, например, выдра и вода, а ведь я на это надеялась. Помнится, в детстве я обращалась с луком куда лучше… или мне так казалось. По крайней мере, теперь мне разрешалось стрелять.

Конечно, мои фейлы можно было списать на то, что зима уже вступила в свои права, и дичь была в дефиците, даже тут, в Утробе Бога. Даже удалённость от других племён не облегчала охоту. И нам попадалась одна и та же мелкая дичь, которую каждую зиму приносили охотники с моего племени. Правда, теперь в нашем странном маленьком племени всего два «охотника». И один из них я. С натяжкой.

Рэнсом справлялся со своими обязанностями (вгоняя меня в краску) и приносил минимум две тушки в неделю. Хоть они и были малы, они всё же помогал нам сводить концы с концами. Но запасы сухой пищи начали иссякать, и койот ежедневно нам об этом напоминал. Они сушили мясо и делали запасы, чтобы нам хватило, когда мы будем перебираться через проход. Но запасы они делали на двоих, так что теперь я была ответственна не только за охоту, но и за поедание их запасов.

Тяжело было не испытывать вину изо дня в день. Я, конечно, знала, что зимовать тут без племени или торговцев – дело не простое. Как другие одиночки, вроде Джека, выживали тут, я не знала. Рэнсом полагал, что он торговал с другими незнакомцами в долине, горными племенами и охотниками, да даже с изгнанниками, которые, по каким-то причинам, предпочли зимовать здесь. Но вся информация умерла вместе с ним, а ведь он был единственным, кто помогал Рэнсому и Паку выживать в долине, так что теперь мы воистину одни.

Хотелось бы мне, чтобы мы похоронили старого горного льва. Время распорядилось так, чтобы вина и боль ассоциировались у меня с той ночью, но… в общем, это бы не помогло. Земля промёрзла. Я настояла на костре, но это всё, что мы могли сделать.

Дважды мы возвращались назад в его каморку, дабы прихватить столько припасов, сколько мы могли унести, и чтобы покормить его мулов. Если бы дела пошли совсем плохо, мы могли бы пустить их на убой, но что-то в этой затее нам всем казалось неправильным. Даже Рэнсому. Ни он, ни Пак не были особо духовными, но между нами троими были некие общие суеверия насчёт духа Джека. Его земли всё ещё пахли им, его присутствие будто до сих пор ощущалось там… как будто он до сих пор был там, даже сейчас. И он любил своих зверей. Если бы мы убили их, это было бы сущим надругательством, и тогда его дух преследовал бы нас до скончания времён.

Впрочем, если до этого дойдёт, голодать я не собираюсь. Мы сделаем всё необходимое. Но сейчас я ничего не могу гарантировать.

Движение. Моё тело напряглось и я невероятно медленно выпрямилась. В преследовании это главное. Я будто бы слышала, как койот это говорит. Медленно. Тихо. Словно падающий снег.

Вот он. Выползает из норы, водит носом, топчет свежий снег. Он был одного цвета со снегом и на довольно большом расстоянии от меня. Возможно, придётся стрелять сквозь деревья, а это трудно.

Я присела у сосновых ветвей, примя такое положение, чтобы тетива не задела ветви при натяжении. Сидеть в такой позе было неудобно, но это того стоит.

Я больше не слышала Рэнсома, и это хорошо. Я прицелилась, подождала пару секунд, чтобы убедиться, что заяц не сменил своего положения… и выстрелила.

Там, куда я стрельнула, на пару секунд всполошился снег, не позволяя мне видеть, попала я или нет… но после я с тяжёлым сердцем поняла, что заяц, похоже, удрал.

Но был шанс, что я его ранила. Я спрыгнула с каменной насыпи и достала на бегу ещё одну стрелу. Я прочёсывала глазами белое пространство между деревьями на наличие какого-либо движения, но что ещё важнее, я чуяла кровь.

Да, точно. То был характерный медный запах, означающий, что сегодня к нашим припасам прибавится ещё и заяц. Если я найду его…

Я видела следы на снегу, что означало, что он пытался сбежать, но по каким-то неведомым причинам, крови там не было. Я пошла по заячьему пути, боясь, что тот ушёл под землю… и услышала знакомый голос.

– За тобою, солодка.

Я повернулась и увидела стоящего у дерева Рэнсома, который ковырял когтями в зубах. А в двенадцати или около того футах от него я увидела то, о чём он говорил. Мой заяц. И он не двигался.

Я подобралась к падшему существу в два прыжка и опустилась около него на колени, стремительно ухватив его лапой за шею, а второй лапой я отложила в сторону лук и стрелу. Уж теперь-то он у меня не уйдёт.

Рэнсом усмехнулся.

– Ах, не думаю, шо он втэчэ.

Затем я увидела стрелу у него в спине и, с облегчением выдохнув, кинула. Он в самом деле мёртв. Улыбка закралась на мою морду и, ругнувшись, я завиляла хвостом. Мда, слишком уж много времени я провела с этим псом…

– Хорошая работа. – сказала псина, склонив голову в мою сторону. – Наверное, смачный, зараза. То, шо нужно. Много времени на него убила, а?

– Ага. – согласилась я, взявшись за стрелу и медленно её вытащив.

– Ну, у тебя выходыть всё лучше и лучше. – сказал Рэнсом, как только я с ликованьем подобрала свой приз. – Честно. Не думал, шо ты так быстро учишься.

– Это только второй зверь, которого мне удалось подстрелить. За месяц. – напомнила я, держа стрелу в лапе.

– Всё равно. У многих уходит больше року, шобы просто навчытыся нормально стрелять. Ты же начала попадаты по целям прям в первые недели.

– По неподвижным целям. – буркнула я. – И вообще, зачем ты меня подбадриваешь? – спросила я, чуть ли не смеясь. – Я и так хорошо себя чувствую…

Я сбилась, приглядевшись получше к стреле в моей лапе. Я уж хотела почистить её и вложить в колчан, но что-то было не так. Что-то было иначе, если быть точнее. Древко было слишком длинным, а оперение было сделано из гусьих перьев.

Я уронила стрелу. Мои плечи поникли. Рэнсом вздохнул.

– Ты три дня полювала на этого грёбаного зайца. Я просто подстраховал тебя на случай, если ты не попадёшь.

– И я не попала. – удручённо пробормотала я.

– Эй, ты сполошыла його, и он побежал в мою сторону. Это была командная работа.

– Не надо. Просто не надо. – ответила я, встав и подобрав зайца. Я протянула его койоту. Он взял его, а потом нагнулся за своей стрелой.

– Чого ты от меня хочешь, девка? – гавкнул на меня койот, как только я направилась к месту, куда выстрелила, чтобы найти свою настоящую стрелу. И я её нашла. У места, где заяц от меня удрал.

Рэнсом встал за моей спиной, продолжая.

– Я просто намагався пидняты тоби настрий. Не важно, кто пристрелил зверя. Главное, шо все мы сегодня будем йисты.

– Но это не моя заслуга. – сказала я в гневе. – Она твоя. Снова. Я даже не слышала, как ты подкрался ко мне на расстояние выстрела.

– Ну и хорошо. Значит, ты была зосэрэджэна на зайце. – ответил он.

– Охотник не должен стать жертвой. – процитировала я Рэнсома. – А что, если бы это был один из мужланов Рурка? Или стая Дайра? Я должна стать лучше. Я хочу быть полезной. Хочу быть самостоятельным охотником.

– Ты можэш помогать Паку в лагере, если хочэш быть полезной.

– Я только этим и занимаюсь, изо дня в день. – вздохнула я, счищая снег со стрелы. – Там нечего делать, Рэнсом. Нам нужно заготовить столько провизии, а Пак и сам неплохо справляется. Нам нужна еда. Я съедаю треть ваших ресурсов. Я хочу вносить свой вклад.

– Да мы бы не вытрачалы столько еды, если б ты не вытрачала столько энергии, намагаючысь охотиться. – посетовал Рэнсом. Я хотела было ответить, но он поднял лапы. – Но я всё понял, гаразд? Я понял.

– ТЫ? – ответила я, окончательно расстроившись. – Ты… умелый. Полезный. Меня с детства учили лишь ткать, готовить еду да делать детей.

Койот громко усмехнулся.

– Ну… знаеш…

– Даже не начинай. – рыкнула я в знак предупреждения.

– Знаеш, мне кажется, что дело не в еде или… в твоём вкладе в общее дело, – сказал Рэнсом, скрестив лапы у груди. Заяц всё ещё болтался в его лапе. – Мне кажется, шо ты просто помешана на этом своём полюванее на свого чоловика, и ты просто бесишься, шо у тебя не получается нормальный выстрел. Полювання… вбывство… это не просто. Если ты убыла Джека, это ещё не значит, что ты профессиональный убийца. На это нужно время.

– У меня нет на это времени. – пробормотала я, убрав стрелу в колчан и встав. – Как бы то ни было, Мета и банда этого выдра опередили нас на два месяца, они уже спустились по воде. Если честно, я даже не знаю, как мы их теперь поймаем.

– И это грызэ тебя, чы нэ так?

– Именно. – с горестью ответила я. – Не злорадствуй.

– Да я и не собираюсь. – сказал койот. Он переступал с лапы на лапу и молчал, затем закинул зайца на плечо и устремил свой взор в горы. Когда он снова заговорил, его голос был низким и тихим. – Я знаю, каково это – годами ганятыся за своим хвостом…

Я молчала, ожидая большего. Но это всё, что он сказал.

– Есть какой-нибудь совет? – спросила я, наконец.

Он перевёл взгляд на меня и зачем-то понюхал ветер.

– Да. Бросай, пока можешь.

– Но ты никогда не бросаешь то, за что берёшься. – посетовала я.

Он снова усмехнулся.

– Ага. А теперь посмотри, шо со мной стало. – он подошёл ко мне, взъерошив мне гриву, будто он знал, что я это ненавижу.

Я как можно игривее оскалилась и пригладила свой длинный мех, затем ускорила шаг, чтоб сравняться с Рэнсомом. Он шёл большими шагами, и мне приходилось ускоряться, чтоб с ним сравняться, но мне было не сложно, а он никогда не замедлялся ради меня. Как и во многих других случаях, он признался, что таким образом тоже тренировал меня, проверял, смогу ли я это преодолеть. Полагаю, он меня уважал. Рэнсом был не из тех, кто любит облегчать мне жизнь.

Это странно, но мы гораздо лучше ладили, когда оставались наедине. Когда он был с Пакуаной, я сразу вспоминала о том, как плохо он обращался с лисом, и из-за этого мне становилось трудней простить его за то, что он был строг со мной. А я ещё я чувствовала себя… лишней, когда они были вместе. Это было сродни ревности. Странно, но между лисом и койотом была странная гармония, и чем больше я проводила с ним времени, тем больше я в этом убеждалась. Намёки на это проглядывались с самого начала, но ужасное поведение Рэнсома затмевало общую картину. А ещё он, как и прежде, был глумлив и насмешлив, но что касается настоящих оскорблений… Пак говорил правду. Вполне возможно, что он действительно неприятен и опасен, но с лисом он мягок. А теперь, как мне кажется, и со мной… более менее. Они всё ещё не хотели посвящать меня в свой личный, приватный мир. Не знаю, почему меня это так волнует, но факт остаётся фактом.

Может, я просто искала в них своё новое племя? Это просто инстинкт, наверное. Мы, рыси, не похожи на волков, и среди нас не бытует мнения, что одиночество может свести нас с ума, но… возможно, я страдала от одиночества. По ночам я спала в своей палатке одна, и мне там было тепло и уютно, уж Пак об этом заботился, но… то был не дом, полный членами моей семьи. И даже не хатка моего мужа.

Уж кому-кому, а мне точно странно тосковать по прошлому. Мета был жесток и пытался убить меня, его племя меня невзлюбило, и у меня было очень мало друзей, а до этого я думала, что в своей семье я в безопасности, но теперь-то я понимаю, что на самом деле они не ценили меня, ведь иначе они бы не продали меня Анукшенскому племени, когда я вошла в возраст. По крайней мере, они бы спросили разрешения, прежде чем отправить меня к мужчине, который убил своих предыдущих нескольких жён.

Неужели я всю жизнь была одинока? Об этом было больно думать, но чем больше я об этом задумывалась, тем сильнее мне хотелось понять, кто в моей жизни искренне беспокоился за меня.

…Или любил меня.

Эти мысли всегда отбрасывали меня к мыслям о моём сыне. Которые наполняли меня печалью, затем воспоминаниями… а потом и яростью.

Я мотнула головой, так как не хотела снова погружаться в эти тёмные мысли. Мета нам было пока что не достичь, так что эти мысли попросту бесполезны и унылы. А ещё они служили источником разочарования. Сильного разочарования.

– Ты в порядку, Шива? – спросил койот по пути в лагерь. Мы провели в лесу много времени, так что мой голодный желудок урчал в нетерпении.

Я посмотрела в его сторону, вздохнув.

– Не могу поверить, что Пак тебе всё рассказал.

Койот усмехнулся.

– Звучит классно, вызнай. Тебе идёт. Тебе ведь не нравится, когда я зову тебя «кохана».

– Ты до сих пор меня так зовёшь.

– Ну, мне же надо было как-то тебя зваты. Чого ты ожидала? Ты отказалась дать нам своё имя. – он пригнулся под низкой веткой, ожидая, что я сделаю то же самое, перед тем как возобновить свой шаг. – …довольно неплохое имечко, не думаешь?

– Ты так говоришь, потому что думаешь, что я какая-то кошка-демоница. – упрекнула его я.

– Ну так а разве ты не намагаешся видповидаты этому образу? – парировал он.

– Я… нет. – решительно заявила я. – Я предпочла бы не строить себе образ палача-карателя, просто потому, что…

– Потому шо ты намагаешся ею буты? – повторил он, ухмыляясь.

Я зыркнула на него.

– Ну, – ответила я, – с моей карьерой лучше не выделяться. Лучше быть незаметной и тихой.

Рэнсом рассмеялся.

– В точку! Быстро навчаешся.

Я перепрыгнула через упавшее дерево и приземлилась на трухлявую древесную кору. С помощью своих широких лап и острых когтей я легко держала равновесие, пока Рэнсом двигался более топорно, ставя сначала одну лапу, затем другую. Не знаю, смог бы он перепрыгнуть это на бегу, но было интересно отметить, что я превосходила его в ловкости и карабканье. В обычном беге на открытом пространстве он наверняка лучше меня, но ни один псовый не сможет победить горную кошку в беге с препятствиями.

– Спасибо за тренировки. – сказала я ему. Я действительно была ему за это благодарно, и не возражала, чтобы он об этом знал. Некоторые навыки, которым научил меня койот за этот прошедший месяц, были мне просто необходимы, и я бы точно не смогла выучиться им сама, если бы не упорные тренировки, серьёзные испытания и ошибки.

– Всегда пожалуйста. – ответил он по-простецки. – Не так уж и трудно брать тебя с собой на полюванню, пока ты просто стоишь рядом и не мешаешься.

– Ну, я люблю покушать. – ответила я. – И я знаю, что крадусь я… в общем, могло быть и лучше.

– Дай себе время, и ты наверняка превзойдёшь меня в этом. – Рэнсом покопался в плаще и достал оттуда сигарету. Я знаю, что его запасы истощались, но он всё равно выкуривал одну-две в день, обычно после охоты. – Вы, коты, майстэрно крадэтэсь. Я всего лишь делаю, что могу. Я в этом не спец. Тоби б увидеть истинного ассасина в действии… хотя ты николы этого не увидишь, ведь будет слишком поздно. Во-от.

– Ты упоминал одного путника с тем выдром…

– Тень. – кивнул Рэнсом. – Ну, наскилькы я знаю. Уверен, это не то имя, которым мамка одарила його при рождении. Серебристый лис. Я однажды видел его… нибы як. Вечно покрывает себя чем-то, не любит, когда на него смотрят. Исчез перед тем, как я успел хорошенько его рассмотреть, а ещё он очень хорошо маскирует свой запах, мешая его с лесом. Наверное, я даже не впизнаю его, если мы встретимся морда к морде. – он склонил мордочку, чтобы зажечь сигарету, и чиркнул огненной палочкой… он набрал много этих палочек у Джека. Он сказал, что это кусочки дерева, покрытые чем-то, что зовётся «фосфором». – Ублюдок выстрелил в меня. Он бы попал в меня, если б хотел, но он просто попэрэдыв меня, шо я его сучка. Наверное. Я увидел его только тогда, когда он решил показаться.

– А Рурк… – начала я.

Он поднял лапу.

– Не знаю, кохана. Не знаю. Я был там, шобы поторгуваты. Я бы хотел знать больше, чтоб рассказать тебе об этом ёбаном выдре, но увы. Я знаю лишь про його репутацию и уже рассказал тебе всё, что мне известно.

Я поникла головой, смотря, как мои лапы оставляют следы в снегу. Я думала, что на этот наш разговор окончен, но как ни странно, Рэнсом продолжил.

– …Он большой. – сказал он, наконец. – Даже огромный, я бы сказал. Выше меня. Не как здешние выдры. Другая морда. Тёмный мех, белое пятно от подбородка до груди. Носит много экзотичных шкур и украшений. Кольцо в носу, много повязок на передних лапах. Поговаривают, он из племени, но не из северного. Я не шибко знаком с южными землями, но я слышал, шо раньше там було много выдр, похожих на него.

– Раньше? – я моргнула.

– Ага. – его голос стал мрачным. – Они не… не стали мырытыся с вторжением Чужеволком, как и многие северяне. Теперь они истреблены. Как и многие другие племена. Не знаю, почему.

Я сглотнула, не в силах представить, каково это. Если я ощущала себя одинокой… а что, если рысей или рысьих племён попросту больше не осталось? Что, если то, что произошло с моим племенем, произошло и с остальными?

– Но… тогда зачем он этим занимается? – спросила я. – Ты сказал, что он на кого-то работает, вроде как разоряет племена для Чужеволков.

– Я сказал, шо слышал об этом. – поправил меня он. – И если чесна… чесна… я не знаю. Как я уже говорил, говорят, шо они были просто рейдерами. Грабителями. Но щось в его голове перемкнуло, причем давно, и теперь они наёмники. Не знаю, почему. Иногда мужчин просто клинит. Они звереют. Черствеют. Изо всех сил пытаются дияты хорошо, а весь мир не дае им ничего, кроме поганого. А иногда всё происходит и вовсе без причины.

Я кивнула. Легче верить, что у мужчин есть свои причины, по которым они творят зло, что они пали потому, что им причинили зло, что что-то сподвигло их к этим ужасным действиям… что всё не просто так. Но я как никто другой знаю, что это не тот случай. Мета’нак не имел никаких причин поступать так со мной и с нашим ребёнком, и всё дело в его чрезмерном эгоизме и гордости.

– Надеюсь, если ты когда-нибудь йих отыщешь… ты задашь йим жару. – бросил Рэнсом через плечо, одарив меня зубастой улыбкой.

Я попыталась улыбнуться у ответ.

– Уж постараюсь. – ответила я. – Но мои шансы на это печалят меня.

– Твои шансы не увеличатся, даже если ты проведёшь двенадцать лет, полюючы на него. Фурри Рурка – не фунт изюма, и йих у него много. Неплохую ты соби цель поставила, кохана.

– Кстати, есть успехи в поиске этой твоей… «призрачной львицы»? – спросила я, стараясь закрыть тему про Мета’нака и банду выдра. Чем меньше я сейчас об этом буду думать, тем лучше.

Рэнсом вдруг остановился и напрягся. Затем он отодвинул от морды ветку, прикидываясь, что это из-за неё он остановился. Однако, спрашивать я не стала.

– …Нет. – ответил он, наконец. – Если бы зверь был здесь, я бы не стал ждать. Я собирался подняться в горы, как найду время…

– Я знаю. Пак волнуется.

– Я знаю, что я роблю. Но я не збыраюся искать это… чудище «осторожно». Если честно, если б мне не надо было приглядывать за вами двоими, я бы уже давно отправился её искать, и плевать на последствия.

– Ну, тогда я рада, что мы тут. – сказала я, аккуратно положив лапу ему на плечо, пока он шёл. Я не ожидала ответа, но когда он просто смахнул мою лапу, я нахмурилась и пошла за ним.

Я наблюдала, как он шагает предо мною. Затем позвала его, прищурив глаза. – Почему ты охотишься на неё, Рэнсом?

На этот раз койот остановился. Он не поворачивался ко мне, но и я не приближалась.

– Почему ты на самом деле охотишься на неё? – переспросила я, смягчив тон.

Он замолчал, и на некоторое время был слышен лишь шелест листьев. Затем он повернулся ко мне и уставился куда-то в горы.

– Думаю, это Джек тебе рассказал. Пак бы не стал, я это знаю. – произнёс он, наконец.

– Он сказал, что это что-то вроде традиции, среди твоего народа. Что-то типа обряда инициации или типа того. – ответила я, подойдя поближе к нему. Он так и смотрел на горы, не отрываясь. Его взгляд был каким-то… мрачным. Тревожным.

И таким знакомым…

– Нет. – ответил он, бросив сигарету в снег. – Якщо мои предки были из племени, это ещё не значит, шо мне есть дело до их всратых традиций. Чёрт, да я почти и не рос с ними.

– Я… – я сбилась, но затем продолжила, – я вижу что ты одержим, Рэнсом. И я тебя понимаю. А ещё я недавно поняла, что разговоры с тобой и с Паком… помогают. Даже сейчас, когда я разговариваю с тобой, мне легче справляться с одержимостью.

На долю секунды Рэнсом перевел взгляд на мои глаза, а затем опять на горы. Последние лучи закатного солнца светили прямо ему в глаза, из-за чего его зрачки сузились, утонув в бескрайнем жёлтом море.

– Одержимость? Хм… да, полагаю, это она и есть. – он вдруг развернулся и снова проворно зашагал сквозь лес. Я растерялась, так что мне пришлось прибавить оборотов, чтоб нагнать его. Он шёл быстрее, чем раньше.

– Рэнсом, про…

– Я кое-кого потерял. В горах. В этих горах. – вдруг признался койот, застав меня врасплох.

Я не знала, что и сказать, так что просто попыталась нагнать его, попутно пытаясь придумать, что сказать, но вскоре бросила эту затею. Я так долго ждала, чтобы кто-нибудь из этих двоих открылся мне… а теперь не знаю, что сказать. Я не хотела ему досаждать, хотела разделить с ним наши ноши, или просто узнать о нём получше, не принуждая его к этому. Я даже не думала, что он выпалит что-то настолько личное таким тоном, будто он сказал, что идёт в отхожее место. Но с другой стороны, это же Рэнсом. Он не из чувствительных.

– Потерял кого-то… у… этой львицы? – осторожно поинтересовалась я.

– Не знаю. – ответил Рэнсом. – Не помню. Не помню… ничого. – его тон становился всё ниже, пока не стал похож на рык. – крим… крим цього… зверя. Помню, как увидел его через снег. Красные глаза. У неё были красные глаза. Как кровь.

Я искренне пыталась понять смысл всего сказанного, но затем просто вздохнула и продолжила следовать за ним, но не за его словами.

– Прости, – призналась я, – я не понимаю.

Рэнсом тоже вздохнул.

– …мне было 14. Наверное. И однажды я сбился с пути. – он опустил голову, после чего отодвинул в сторону ветку и продолжил идти по звериной тропке. – Я был в горах, на охоте. С кузеном.

– С кузеном? – моргнула я. – Не с родителями?

– Нет, я… я покинул родителей, когда мне было 11. Или 10. Не помню. – ответил он. – Я ушёл из дома. И больше не возвращался.

– Почему? – не удержалась я от вопроса. Похоже, мы все покинули свои семьи. У меня не было выбора, и у Пакуаны, походу, тоже. Если же Рэнсом ушёл из дома намеренно, то наши истории разнятся.

Он пожал плечами, но не похоже, что то был произвольный жест. Он нахмурил лоб, да и вообще, во всём его теле виднелся дискомфорт. Он был напряжён… он защищался.

– Ничого трагичного. Просто мой батько был из племени, но он ушёл и женился на городской койотихе. Моя маты выросла в городе, так шо она захотела залышытыся там. Когда я подрос, я зрозумив, шо не хочу там оставаться. И я принял решение.

– Я думала, тебе нравятся чужеволчьи города…

– Мне нравится заглядывать туда. – презрительно фыркнул он. – Но мой батько… в нашем племени он был воином. Охотником. Когда он переехал в город, он стал кожевником. Кожевником, блять! Причём, он больше не охотился, он просто платил настоящим охотникам. Его больше забитило то, как бы построить дом побольше, да как бы сад обустроить, а на вольную жизнь и право первородства он забил. Унылое зрелище.

– Похоже, он просто хотел для тебя спокойной, счастливой жизни.

– И всё же, не такого жыття я хотел. – рыкнул Рэнсом. – Мы жылы как Чужеволки. Как псы. Я не чёртов пёс! Я койот! Но мой батько умудрился об этом забыть. Он даже дал мне чужеволчье имя. – он плюнул в снег. – Моего отца звали Тирит’озик. Лучше б меня так назвали.

Он нюхнул ветер. Наверное, учуял реку, к которой мы подходили.

– Мой кузен Доминик… он понимал меня. Мы, нибы як, росли вместе. Он пришёл в город вместе с моим батьком, ведь его родители умерли. Он был на 10 лет меня старше, но он был мне как брат. На самом деле он прожил некоторое время в племени, и не забыл об этом, в отличие от моего отца… хоть он и переименовал его. Он никогда не забывал, кто он есть.

Каждый год он повэртався обратно в племя, летом. Когда я был маленьким, мы виделись не так уж и часто, но когда он возвращался, у него всегда была дичь. Там его учылы охотиться. Его батько тоже был охотником, поэтому он и хотел навчатыся. Однажды он вернулся с луком. Сказал, шо подстрелил из него утку на большой охоте. Я хотел БЫТЬ им. – вздохнул он.

Конечно, моего батьку это не нравилось, но он не мог указывать Доминику. Он не был его сыном, да и вообще был уже взрослым, поэтому он просто… ушёл. Возвращался каждый год, в перерыве между охотами, но только чтобы побачытыся со мной. Показать свои трофеи, рассказать где был… и однажды я ушёл с ним. Против воли родителей. Я просто хотел оказаться подальше от них. Я не хотел статы таким же, как мой отец. Ведь они говорили правду.

– Какую правду?

– О Чужеволках. Неужели они раньше были настоящими волками? Да, были. И я собственнолично видел, как фуррь может измениться, как он может стать… одомашненным. Потерять настоящего себя. В любом случае, они побеждают. Все предпочитают жить в сытости и безопасности, а не на воле. Каждое племя, не только псовые. В конечном итоге, мы все станет Чужеволками. – он качнул головой. – Но не я. Я буду пить их бурду и юзать их пушки. Буду трахать их самок и спать в их кроватях, но я никогда не стану таким, как они. – его взгляд скользнул по горам. – Мы такие, какие мы есть. Свободные и дикие. Доминик понимал это и учил меня всему, что я знаю сейчас. Пока…

Я кивнула, вдруг осознав одну вещь:

– Это его ты потерял в горах.

– Мне было 14… я помырав. Было так холодной, и… я истекал кровью. – он медленно поднял лапу и показал указательным пальцем на довольно заметный шрам на своей морде. – Монстр… в этих горах. Забрал его у меня.

– Призрачная Львица? Это она убила его?

– …не помню… – еле слышно прошептал Рэнсом. – Не… не помню… – его взгляд поник, после чего устремился прямо в небо, грозный и целеустремлённый. Этот неожиданный жест встревожил меня.

– Я помню, как побачив зверя. Я помню это столь чётко, столь ясно. Как оно дывыться на меня… этими глазами. Я не помню почти ничего из тех дней, что я провёл в горах, но её я запомнил.

– Не думаю, что если ты выследишь и найдёшь зверя, что-то изменится. – сказала я настолько безобидно, насколько могла. – Вполне возможно, что это не львица убила твоего кузена. В горах много опасностей...

– Да мне насрать. – Рэнсом прикусил губу. – Я пришёл туда с ним, а ушёл без него. В этих горах водится монстр, и он забрал у меня кой-що. Я хочу её плоти. И я не успокоюсь, пока не получу то, что хочу. Никогда! – рявкнул он.

На это я ничего не ответила, ибо не хотела злить его, ведь он так ожесточился. Нет, он не пугал меня, просто я не знала, что полезного я могу сказать. Наверное, мне вообще не стоило об этом спрашивать. Возможно, Пак был прав, что молчал. На Рэнсома было трудно смотреть, как и на того, чью личину он носит. Это было сложно… неловко… и, несмотря на столь личный рассказ, в нём будто бы было много пробелов. Не похоже, что он пытался что-то от меня скрыть. Он действительно был растерян. Я не привыкла видеть койота ранимым. Было несколько беспокойно видеть его таким в этот момент.

Давние слова Пака всплыли в моём сознании. Боль. Вот что это было. Не похоже, что Рэнсом это осознает, ведь почти на всё он реагировал агрессивно. Но я видела это в его глаза и слышала в его голосе, и это откликалось эхом внутри меня, взывая к безымянным, колющим эмоциям, что я раньше испытывала очень часто.

В этих горах с ним случилось что-то воистину ужасное. Тогда он был юн, так что он, возможно, действительно мало что помнит. А может, тогда он был ранен, как я, и это отразилось на его памяти. Трудно сказать.

Мы вышли на речную отмель, и ветер начал обдувать мою морду. Деревья тут существенно поредели, земля стала каменистей, а воздух холоднее. Из-за ветра, наверное. Я завернулась в плащ, окидывая взглядом обширный пласт льда, в который превратилась река. Звериные тропки тоже проходили по этой реке, потому что здешние воды были не глубоки, реки не широки, и замерзают они быстро и надолго. По крайней мере, в этом регионе. Недавно тут было небольшое потепление, но я проверяла лёд в первый же день, как пришла сюда, и уже неделю хожу по нему без всяких вопросов.

Рэнсом остановился у края льда и принюхался. Он, прищурившись, нагнулся к реке и принялся высматривать что-то недоступное моему взору.

– Что там? – спросила я.

– …ничого. – ответил он, наконец. – Пишлы вжэ.

Он двинулся по покрытому снегом льду. Я плелась за ним. Мои мысли всё ещё вертелись вокруг гор и призрачного существа, на которого охотится Рэнсом. Конечно, было трудно не проводить параллели между его и моей целями, которыми мы так одержимы, но мне хотелось избавиться от этой мысли. Моя злость была более оправданной, более определённой, и моя месть была необходимой. Мета может причинить вред бесчисленному количеству фуррей. А вот зверь, на которого охотится Рэнсом… ну, начнём с того, что я вообще не уверена, что он в самом деле существует. И верит ли он в это сам. В общем, сходства весьма и весьма незначительны, если смотреть на вещи объективно.

– Посмотри на это пятно. – шёпотом сказа Рэнсом предо мной, и я, отметив, где он стоял, сменила свой путь, после чего сняла с плеч свой лук.

Почему это всё так нагнетало? Не похоже, что что-то изменилось. Я только что узнала, что может довести койота до нервного тика, а это мне только на пользу.

Даже если это заставляет меня всё больше раздумывать над моей собственной ситуацией.

– …Шива…

Койот прошептал имя, и я осознала, что он остановился и смотрел прямо на меня, широко раскрыв глаза. Я застыла под его взглядом.

Он поднял лапу, а затем медленно и нерешительно снял с себя зайца, лук, колчан, и положил всё это добро на лёд за спиной.

– Не двигайся… – еле слышно прошептал он.

Дыхание спёрло, и мой взор медленно опустился вниз. Внизу был свежий снег, так что я не видела никаких трещин, но теперь… теперь я слышу… слышу…

Ушки Рэнсома дернулись, и он нервно облизнул клыки (свои). Я вся затряслась, ведь звук треска стал слышен и мне. Я подняла одну лапу, не подумав, зачем я это делаю. Мне очень хотелось просто побежать.

– А ну стой, ёб твою мать! – строго наказал мне Рэнсом. – Даже не думай бежать. Просто… опустись на колени. А потом ляж на живот. Медленно. Лады? – увещевал меня он.

Я кивнула, и мои лапы затряслись ещё пуще, как только я начала опускаться на колени.

– Медленно… – повторял Рэнсом, – медленно…

Я опустилась на колени и уже собралась лечь и начать ползти, как вдруг услышала за собою характерный треск, и моё сердце прилипло к горлу. Я оглянулась и увидела, как Рэнсом скачет ко мне, пока я медленно ползу…

… и в этот момент лёд подо мною сломался и я ощутила, как стою прямо… точнее, плыву. Я закричала, тщетно пытаясь уцепиться когтями за скользкий, покрытый снегом лёд, после чего неминуемо потеряла контроль и погрузилась в ледяную воду.

Время застыло, и в этот момент я поняла, что всё кончено. Всё, через что я прошла, всё, что я преодолела, всё, что я намеревалась делать… всё это обрело конец тут, подо льдом этой реки. В момент, который я уже не могу предотвратить.

Я судорожно вдохнула воздух, перед тем, как обжигающая холодом вода окутала меня.

Но вдруг сильные лапы Рэнсома обхватили меня и вытянули из воды до того, как я успела погрузиться с головой. Холод выкачал из меня всю силу, всю энергию, но я заставила себя бороться. Я едва ощущала ту часть тела, что побывала под водой, но я точно знала, что уже не в воде. Рэнсом зарычал от усилия, а затем я закружилась и вдруг оказалась на берегу, с которого мы пришли.

Я начала судорожно глотать воздух, как только моё тело сдалось и задрожало от холодного воздуха, обволакивающего мой уже мокрый мех. Я едва осознавала себя и мир вокруг себя, как и понимание того, что я всё ещё жива.

Теперь я на крепком, прочном льду, но там всё ещё остался Рэнсом, пытающийся выбраться. Он был почти в десяти футах от меня, когда я упала, но он подобрался прямо к краю, раз смог вытащить меня, и теперь…

– РЭНСОМ! – хрипло заорала я, тщетно пытаясь подняться на лапы и пойти к койоту, пока он безрезультатно пытался доползти до меня… точнее, доплыть по целому морю из разбитого льда.

Что-то позади него треснуло и его зажало между двумя отколовшимися кусками льда. Он издал душераздирающий визг, когда он попытался забраться на льдину с острыми краями. Льдина за его спиной толкала его вперёд, зажимая его, заставляя тщетно цепляться когтями за скользкую поверхность. Я учуяла кровь и увидела, что край льдины, на которую пытался забраться Рэнсом, был красным.

– Держись! – вопила я, ползя к нему.

– Не смей! – крикнул он в ответ таким командным тоном, что это подействовало на меня пуще холода.

Я застыла, наблюдая за тем, как он пытается выбраться, пока неведомая сила тянет его вниз. Я прекрасна понимала, что он сейчас чувствует… знала, как слабеет его тело… его когти не могли справиться с заснеженным льдом.

– Твой нож! – крикнула я.

– Не м-могу… дотянуться… не отпустив… – просипел койот. Его голос лишь подтверждал то, что он слабеет.

Он тянул лапу, его тело почти полностью ушло под воду. Он был в ней по плечи. Его пасть наполнилась водой, и я увидела отчаянье в его глазах.

– Рэнсом… – всхлипнула я и поползла к нему, несмотря на его приказ. Я ощущала, что чем ближе я к нему подбираюсь, тем тоньше становится лёд, и слышала, как он дробится вокруг него. Койот почти полностью потерял контроль, его трясло, и я увидела, как решимость в его взгляде сменилась ужасом и безнадёжностью. Его когти оставляли дорожки на льду.

Я протянула ему лапу… но я ощущала, как ломается корка подо мною, и Рэнсом лишь наклонил голову и закашлял, глотнув ещё холодной воды. Он взглянул на меня и произнёс свою отчаянную просьбу.

– П-позаботься… о… о Паке…

После этого он отпустил льдину и ушёл под воду. Вода поглотила его вопль.

Я кричала, казалось, целую вечность. Я услышала в своей голове слова своего отца, которые он сказал мне в детстве. «Подо льдами озёр многие мужчины покидают нас. Подо льдом реки многие мужчины покидают нас навсегда. Не остаётся даже тела, чтоб похоронить.

– …Пак… – всхлипнула я. Надо вставать. Надо заставить себя двигаться, или я никогда не отыщу его. И тогда я никогда не смогу снова взглянуть в глаза Пакуане, хоть он и слеп. Что с ним станет, если я вернусь без койота?

И это будет моя вина. Снова. Как и в случае с моим племенем. Не важно, хотела я того или нет, ведь если бы не я, вокруг меня бы никто не умирал!

– Пожалуйста… борись, Рэнсом!.. – молила я. Мои лапы тряслись, когда я заставила себя ползти. Я снова почувствовала, как во мне бурлит кровь, заставляя огонь внутри меня разгораться, возвращая меня к жизни и борясь с холодом.

Я зарычала от разочарования и мук, от замерзающего плаща на моих плечах, затем нашарила на своём хитоне узы и разорвала их. В одежде я едва двигалась, но у меня не было времени снимать остальное. Я встряхнулась с глубоким, хищным рыком и поползла к берегу.

Лёд у берега был твёрд и устойчив, ибо он вполне себе стоял, когда я побежала вниз по реке. Я бежала, огибая камни и всякий шлак, шерстя взглядом по реке и слабым местам на льду, за которые мог зацепиться Рэнсом, чтобы пробить себе путь в мир, или любые его признаки. Чем быстрее я двигалась, тем быстрее отступал холод, так что я собрала остатки своих сил в кулак и бежала, несмотря на обжигающую боль в лёгких.

Рэнсом силён. Койот словно изрубцованное, сучковатое дерево, растущее на горном склоне и пытающееся выжить там, где это невозможно. Не знаю, как мне такое на ум пришло, но у меня сложилось впечатление, будто это были мысли кого-то другого, кто отчаянно желал, чтобы я поверила, что ещё не всё потеряно. И я цеплялась за них, как только могла, ибо не хотела мириться с тем, что сегодняшний день может закончиться максимально трагично.

Я остановилась и взобралась на корни дерева, после чего окинула взглядом всю береговую линию.

Где-то в глубине моего лихорадочного разума я отчаянно молилась. Взывала к духам, ко всем, кто мог услышать меня. И на этот раз мои молитвы были услышаны… я слышала это.

Карканье пронзило морозный воздух, словно выстрел. Я повернула голову к камню, стоящему посреди нижней части реки. У камня скопилась куча мусора, включая кучки ила, осадка и коряг. Должно быть, воды там глубоки, ведь лёд был поломан, неполным и слабым, особенно у места, где скопились древесные ветки и молодые деревца, чьи корни спутались в камнях.

И на одной из этих коряг, возвышаясь надо всем остальным и выделяясь на фоне лучей блекнущего заката… сидел ворон.

Дыхание снова спёрло. Маленькая чёрная птичка сидела далеко, но я готова поклясться, что видела угольки в её глазах. Я спрыгнула с корней и побежала так, как не бежала никогда в жизни. Я бежала вдоль береговой линии, перепрыгивая с валуна на глыбу, навстречу птице.

Ворон снова каркнул, склонил голову вниз и улетел. Моё сердце билось, шо дурное, а мои глаза внимательно сканировали кучи мусора, которые успели тут скопиться…

И затем я увидела белое пятно. Хлопок, прямо посреди камней и коряг. В тот момент это было самым потрясающим зрелищем в моей жизни.

Я спустилась с камня с острыми краями и кинулась вниз, к воде. Я перепрыгнула с одного камня на другой, оттолкнула размокшие ветки и увидела то, ради чего молилась.

Коричневая, мокрая, почти окоченевшая лапа, держащаяся за корягу.

Я запустила лапы в ледяную воду и нащупала тело койота, прилагая все усилия, чтобы вытащить его из воды. Он был в два раза больше меня, но в тот момент я даже и не думала об этом. Тот факт, что он сумел зацепиться за что-то в ледяной воде, что он оказался там, где я могу до него дотянуться, и что я вообще его нашла – настоящее чудо. Так что я просто не имела права остановиться из-за каких-то физических ограничений.

Я закричала, заставляя каждую клеточку своего бренного тела приложить все усилия, чтобы вытащить его… и медленно… я его вытянула.

Как только я вытащила его на плоскую каменистую поверхность, было почти легко дотащить его до берега. Камень был скользок из-за снега, как и лёд на реке, и это существенно облегчило мне задачу.

Но как только я вытащила его на каменистый берег, я вся и кончилась. Мне стоило больших усилий оттащить его от воды, и только после этого я позволила себе сделать перерыв и перевести дыхание. Я держалась, не позволяя себе упасть на колени, хотя моё тело отчаянно желала это сделать, ведь я понимала, что если это произойдёт – то я уже не встану. Я должна двигаться. Должна идти.

Первое, что я заметила – это то, что он всё ещё дышит, хоть и очень слабо. Пока я его волокла, он выкашлял много воды и застонал, и я сочла это хорошим знаком. Однажды он даже приоткрыл глаза и произнёс что-то невнятное, а потом снова умолк. Он был довольно сильно потрёпан и кровоточил от бесчисленных ран. Скорее всего, это всё из-за тех льдин с острыми краями и из-за камней, на которых я его нашла. Впрочем, многие ранения выглядели довольно поверхностными. Его плащ потерялся, одежда была изорвана, но это всё мелочи в сравнение с тем, что его мех был насквозь промокшим, и вода в нём начинала замерзать.

Я вспомнила, что однажды мне говорил мой отец, и, схватив его за лапы, поволокла по снегу прямо к деревьям. Дотащив его туда, я потрясла Рэнсома за плечи и начала упрашивать его:

– Рэнсом! Рэнсом, пожалуйста… тебе надо перевернуться. Тебя нужно высушить. Снег вберёт часть воды. Пожалуйста… пожалуйста, ты должен помочь мне, я не могу… не могу сдвинуть тебя, это трудно.

Глаза койота на секундочку приоткрылись, но затем снова закатились. Его тело содрогнулось.

В отчаянье, я попыталась перевернуть его сама, надрываясь от усилий. Мне получилось перевернуть его на бок, а затем и на живот. Я собирала вокруг него снег и даже пыталась высушить его своими лапами, которые не успели промокнуть в воде… я пыталась сделать всё, лишь бы просушить его.

Когда я сделала всё от меня зависящее, я снова перевернула его на спину и взяла его морду в свои лапы, приглаживая мех на его щеках.

– Рэнсом, пожалуйста! Проснись! Нам нужно идти! Пожалуйста!

Я взобралась на него и прижалась к нему своим собственным дрожащим телом, надеясь, что смогу передать ему то немногое тепло, что у меня ещё осталось, лишь бы он выжил. Я не дотащу его до лагеря в таком состоянии. Возможно, успею протащить немного, но лагерь был почти в миле отсюда, а я не могла его так здесь бросать.

Я лежала на нём, дрожа не только от холода, но и от страха. Я не знала, что мне делать. Не знала, что делать…

А затем… затем произошло то, что дало мне надежду. Он задрожал.

Я схватила его за уши и принялась их мять, дабы согреть. Затем я проделала то же самое с его передними лапами, смотря при этом на его морду в надежде на изменения. Не знаю, как долго я с ним просидела, лелея… ожидая.

Но, наконец, когда небо окрасилось тёмно-лавандовым, он открыл глаза и еле слышно прошептал имя, которым он меня нарёк.

– Я тут, – ответила я, всё ещё содрогаясь. – Но мы не можем… не можем… тут оставаться. Нам надо вернуться в лагерь. К огню. К Паку.

Он снова открыл глаза при упоминании лиса, и я ощутила, как он двигается. Я немедленно встала с него, предоставляя полную свободу движения. Но койоту понадобилось много времени и усилий, чтобы встать, и хоть я и поддерживала его, как только могла, он весь содрогался от беспощадной дрожи, становившейся всё сильней.

– Пакна… вылечит… меня… – пробормотал койот, медленно моргнув. Его взгляд был туманен, а походка шатка.

– Да. Мы должны вернуться к нему. – кивнула я, приобняв койота за талию и прижав к себе. – Пошли. Чем больше ты двигаешься – тем тебе лучше.

Рэнсом, похоже, едва ли понимал половину из сказанного мной, но у меня получилось заставить его двигаться, а сейчас этого было вполне достаточно. Я продолжила разговаривать с ним, пока мы шли по берегу вдоль реки к месту, которое мы ДОЛЖНЫ были перейти. Чёртовы тропы. Этот грёбаный заяц того не стоял.

Чтобы добраться до того места, откуда я побежала искать Рэнсома, нам понадобилось втрое больше времени, чем мы дотуда добирались в прошлый раз. Но он всё ещё стоял, так что всё нормально. Впрочем, меня всё же напрягало то, как он двигался. Вяло, нескоординированно… всё время оступаясь и спотыкаясь. Дважды он падал, и подниматься ему приходилось примерно с минуту. Я всё время боялась, что он снова потеряет сознание, но я всю дорогу напоминала ему, что нам нужно вернуться к Паку, и это мотивировало его оставаться в сознании.

На берегу я подобрала свои вещи, включая плащ, который слишком промок и промёрз, чтобы помочь мне чем-то. На этот раз мы прошли дальше по реке. Туда, где, как мне казалось, будет безопасно. Также Рэнсом лихорадочно настаивал, чтобы я подобрала его лук и зайца на той стороне. Последнее расстроило меня, но он очень агрессивно на этом настаивал, так что я послушалась.

Путь назад в лагерь был долог, тяжёл и просто ужасен. Моё тело откликалось болью на каждое движение. И хоть я дрожала, по большей части, от холода, усталость тут тоже была весьма замешана. Все те силы и огонь, что не так давно наполняли меня, сменились изнурительной болью.

Я даже представить не могла, как сейчас мучается Рэнсом. Я даже не была уверена, осознаёт ли он вообще, что происходит. С одной стороны, он понимал, что происходит вокруг него, но его поведение сбивало меня с толку. Однажды он захотел снять рубаху, чему я не стала препятствовать, ведь она была насквозь мокра и изорвана… но когда он попытался снять также и кожаные штаны (а также и то, что под ними), мне пришлось сказать, что я не позволю ему сделать это, пока мы не доберёмся до лагеря. На мне тоже были кожаные штаны, и я понимала, что без них мы всё себе отморозим. Лучше уж нам поднажать и побыстрей добраться до огня.

Но всё же на всём протяжении пути он пытался раздеться, что довольно смущало и тревожило меня. А ещё я не понимала и половину того, что он говорит. Порой он спрашивал о чём-то Пака, забывая, что лиса с нами нет. Пару раз он останавливался, заявляя, что нам нужно привалиться у ближайшего дерева или камня и поспать.

Когда я завидела первые признаки того, что наш лагерь уже близко, уже сгустилась кромешная тьма, так что волей-неволей я забеспокоилась о Дайре. Если на нас сейчас нападут, я даже лук достать не смогу, ведь лапа мне нужна для того, чтобы держать Рэнсома. С каждым шагом койот всё слабел и слабел. Мне кажется, он вообще не верил, что мы доберёмся до лагеря.

Но вот я услышала и почуяла то, на что так надеялась, и заорала так громко, насколько вообще могла в тот момент:

– ПАКУАНА!

Прошло совсем немного времени, прежде чем я заслышала мягкую лисью поступь, сопровождающуюся стуком его палочки для ходьбы. И вот лис возник перед нами, тяжело дыша и шаря своим слепым взором по той стороне, откуда мы шли.

– Что случилось?! – спросил лис с отчаяньем в голосе, идя к нам. Было очевидно, что он близок к панике. Судя по тому, как тяжело он дышал, он долго искал нас среди деревьев. – Я… я знал, что что-то случилось, когда вы не вернулись к сумеркам… – он остановился перед нами, его глаза были широко раскрыты. – Почему… почему Рэнсом молчит? – спросил он, протянув нам лапы. Его лапы коснулись сначала моих плеч, затем его груди. Рэнсом, казалось, даже не видит его.

– Лёд… треснул… – ответила я между судорожными глотаниями воздуха. Мои лапы затряслись ещё пуще, как только я плотнее прижала к себе Рэнсома. Тот едва стоял.

– О, боги… вы же промокли. – заикнулся Пакуана. – В лагерь. Живо. За мной. – он схватил койота за лапу и повёл нас в лагерь. – К-как долго вы пробыли в воде?

– Я пробыла там всего пару секунд. – я моргнула, пытаясь побороть безумную усталость, что валила меня с лап. Я взглянула на шатающуюся морду Рэнсома. Он медленно открывал и вновь закрывал глаза. – Он был… прямо подо льдом. – призналась я, громко всхлипнув. – Не знаю сколько. Несколько минут.

– Боги… – его голос поник, и он ускорил шаг. Я едва поспевала за ним, но всё же поспевала.

К тому времени, как мы дошли до лагеря, Рэнсом едва мог переставлять лапы. Он мямлил что-то на чужеволчьем языке, так что я ничего не понимала, но, кажется, даже если бы он говорил на понятном мне языке, я бы всё равно ничего не поняла. Среди бессвязных бормотаний я заслышала ему его кузена, и вдруг осознала, что если бы не наш разговор до того злосчастного погружения под воду, я могла бы потерять его, ничего не зная ни о нём, ни о членах его семьи, к которым он сейчас взывал. «Доминик» стал бы для меня ещё одним ничего не значащим для меня чужеволчьим словом.

Мы с Паком затащили его в главную палатку, в центре которой уже горел огонь. Мы положили высокого пса максимально аккуратно. Пак перевернул его на спину и щупал койота где-то внизу живота, пока не нашёл смёрзшиеся шнурки от его бридж, которые до этого так его тревожили. Не знаю, как лис смог так ловко управиться со шнурками, будучи незрячим, но он развязал их буквально за пару секунд.

– Помоги мне. – впопыхах попросил он. – Кожа примёрзла к его меху, но огонь сможет растопить лёд.

– Но он же снова намокнет. – обеспокоенно ответила я. – Это же, вроде как, плохо?

– Хуже уже не будет. Но его мех быстро высохнет. Плюс у нас есть много шкур… они нам понадобятся, чтобы просушить его.

Я кивнула и принялась помогать лису раздевать койота. Он дрожал уже не так сильно, но это было отнюдь не хорошо. Я потянула за бриджи и принялась стягивать их с него, пока Пак освобождал его талию от примёрзшей кожи. У нас получалось… как вдруг койот, ни с того ни с сего, подскочил и закричал что-то на чужеволчьем языке. Его взгляд был столь диким, что я могла описать его лишь одним словом: ужас.

– Зу’ри абарониць мяне, Доминик! Не чапай мяне! – прорычал койот, вырвавшись и ударив Пака по щеке, начав молотить лапами.

Я отшатнулась и упала на пятую точку, прямо на хвост. Я была шокирована и не знала, что делать. Пакуана, как бы то ни было, оставался невозмутимым. Лисик остановился лишь на пару секунд, дабы проверить, не кровоточит ли его щека, после чего взобрался на Рэнсома, прижимая ослабшего парня обратно к земле и держа того за лапы.

– Доминика отут няма! – решительно заявил Пак, не крича, но разговаривая с койотом голосом, полным решимости. – Это я, Рэнсом. Посмотри. Посмотри на меня. – сказал лис, смягчив тон.

Рэнсом дышал глубокими вдохами, его бредовый взор заскользил по лису, после чего он успокоился. Что-то в этот моменте было совершенно мистическим. Я понимала, что они говорят… но не понимала, что я вижу. Спустя ещё пару секунд напряжённой тишины и тяжёлых вздохов Рэнсома, лис медленно отпустил лапы койота и погладил того по щеке. Лисьи глаза были абсолютно слепы, пусты, но взор Рэнсома начал проясняться. В тёплой палатке воздух их носами стал превращаться в пар, и я готова поклясться, что они едва-едва, но всё же касались носами…

– Это я. – произнёс Пакуана мягким, успокаивающим тоном. – Нам надо раздеть тебя. Молю… пожалуйста, успокойся.

Рэнсом запрокинул голову назад, всё ещё тяжело дыша, но не дерясь.

– …помоги мне. – бросил мне Пак через плечо. Я лишь кивнула, после чего мы закончили то, что начали. На этот раз койот дал нам этот сделать. Не знаю, то ли потому, что он нам разрешил, то ли потому, что он совсем выбился из сил. Невозможно сказать наверняка. Каждый раз, когда я думала, что всё о нём знаю – он меня удивлял.

Даже когда мы тащили его поближе к огню, чтобы просушить его мех шкурами, Рэнсом бубнил. Похоже, он, по крайней мере, уже узнавал Пака, но не вполне понимал, где он находится, и говорил на чужеволчьем языке.

Койот что-то простонал, когда пак обернул койота в замшевую шкуру, протирая его мех и возвращая в него тепло. Я не понимала, что он говорит, но в его словах слышалась боль. Его глаза сомкнулись на некоторое время.

– …если бы я мог. – ответил ему Пакуана.

Я смирно наблюдала за всем этим, выполняя свою работу по сушке дрожащей псинки. В конце концов, я набралась смелости и спросила:

– Он поправится?

– Не знаю. – признался Пак, продолжая свою работу. – Порезы и раны не глубоки, но я всё равно промою их завтра, если ему станет лучше. Не хочу, чтобы сейчас ему снова было больно. Борьба с холодом… это про него. Он всегда был сильным. – он взглянул на меня. – А как насчёт тебя? Ты же тоже туда упала.

Я качнула головой.

– Я просто… устала. Я была в воде не долго. Потом бежала. Возможно… физические нагрузки пошли мне на пользу. Да и мои сородичи привыкли к горным холодам, так что не страшно. – ложью это было лишь частично. На самом деле, моя нижняя часть тела не только устала, но и болела. Моё тело согревалось и возвращалось в жизни, но по опыту из прошлых зим я знала, что боль – это хороший знак. Вот только тогда я морозила разве что пальцы на задних и передних лапах, да ушки. Ощущать это боль во всём низовье было… мучительно.

Но она не идёт ни в какое сравнение с тем, что довелось пережить Рэнсому, так что я и не собиралась жаловаться. Я выжила и хотела, чтобы всё своё внимание Пак уделял койоту.

– Он упал лишь потому… что он решил спасти меня. Он спас меня. – прошептала я. Я ощущала, как плачу, но плачу я уже на протяжении нескольких часов. – Пак… – я склонила голову, – м-мне так… так жаль…

Пак не смотрел на меня, но прищурил глаза.

– Не стоит. Если бы не мужество Рэнсома, я бы о нём и не заботился. Я не ожидал от него чего-то иного, как и он сам.

– Прости, что всё это время я тебе не верила. – выпалила я на одном дыхании. – Я просто… просто он так себя вёл… я думала… даже Джеку я доверяла больше, чем… и он…

– Фурри не всегда являются теми, кем они кажутся. – мудрёно ответил Пак, положив лапу Рэнсому на плечо. – Если тебя это утешит… мне тоже понадобилось много времени, чтобы понять его. Да, с ним тяжело… трудный фуррь, который действительно способен… выбесить тебя. – он вымучил из себя лёгкую улыбку и повернул голову ко мне, после чего снова повернулся к койоту.

– Рэнсом словно… плохое яблоко. – сказал лис, и я понурила голову в растерянности. Он лишь улыбнулся, после чего продолжил. – Подгнившее снаружи. Некрасивое, нежеланное, побитое и помятое… – он отбросил шкуру, в которую ранее укутал Рэнсома, и потянулся к одеялу из оленьей шкуры, под которым обычно спал Рэнсом, и укрыл его им. – Но, – продолжил он, – до тех пор, пока в сердцевине всё ещё теплится что-то хорошее… я лелею надежду, что это может перерасти во… что-то лучшее. Да, пускай с ним трудно… но за ним я всегда словно за каменной стеной, и я знаю, что он всегда будет стоять.

– Как дерево. – прошептала я.

Пакуана кивнул.

– Оно было его тотемом. Его отца зовут…

– Тирит’озик. – сказала я, кое-что осознав. С языка моего племени это переводится как «стоит, словно дуб», но с языка другого племени вместо дуба может быть любое другое дерево. Возможно, то дерево, которое больше всего почитается на землях племени. Возможно, речь идёт даже о яблоне, как бы убого это не звучало.

Может, поэтому мне на ум пришли те слова? Потому что он назвал мне имя своего отца? Или то был Ворон, говоривший мне тем самым, что Рэнсом выживет?

– Да. – ответил Пак, слегка смутившись. – Он… он рассказал тебе об этом?

Я лишь кивнула, ничего не ответив.

Пак тоже помолчал, но позже продолжил, правда гораздо тише.

– Главный плюс слепоты в том, что ты не видишь то, что тревожит других. Хорошее ты чувствуешь, и тебе не нужны глаза для этого.

Я качнула головой.

– Почему духи не благословят тебя? Ты ведь такой добрый и мудрый.

– Потому что духов не существует. – ответил Пак с такой уверенностью, что это невольно меня ранило. Он всё ещё не отрывал взгляд от Рэнсома. – Мы всего добиваемся сами. Своими усилиями, своей стойкостью… иногда удачей.

Я задумалась над тем, ответить мне на это или нет, ведь я так давно этого хотела. Я ведь до сих пор чувствовала, что Пакуана был не прав, что если бы он уверовал, то смог бы увидеть всё то, что видела я. Так что я ответила.

– Сегодня я видела Ворона. Он привёл меня к Рэнсому.

Пак вздохнул, поворчал, а затем нормально ответил.

– Я уверен, что тебе что-то привиделось… Шива.

– Нет, я видела. – настаивала я.

– Думаю, ты думаешь, что говоришь правду. – сказал он, и я не нашла, что ответить, ибо не хотела спорить с лисом. Не сегодня.

Я просидела у огня достаточно, чтобы обсохнуть. Пакуана уже схватил своё одеяло, чтобы лечь рядом с Рэнсомом, который уже спал. Я подумала, что они будут спать вдвоём, но как только я собралась пойти в свою палатку, Пак окликнул меня.

– Останься с нами на ночь. Тебе лучше не оставаться одной, ты вся дрожишь. Да и Рэнсому нужно тепло.

– У него есть ты. – неуверенно ответила я.

– Ему нужны мы оба.

Я не стала колебаться и направилась к ним. Было так странно ложиться спать в этом их логове, укладываться на место, которое уж точно не предназначалось для меня. Их запах был очень силён тут, так что среди них я ощущала себя так, будто проникаю в нечто лично и сакральное. Что бы этих двоих не связывало, у меня больше не оставалось сомнений, что они, фактически, племя. Маленькое, странное племя. Братья по оружию, или семья. Называйте как хотите. Если я не в состоянии это понять, это не значит, что это не так.

И хоть я и лежала рядом с ними, я всё ещё не ощущала, что принадлежу их миру. А может, мой дискомфорт обусловлен тем, что я никогда не делила свою постель ни с кем, кроме своего мужа… и мои ужасные воспоминания, связанные с ним, до сих пор преследовали меня. Это заставило меня задуматься, смогу ли я разделить с каким-нибудь мужчиной что-нибудь, чтобы это не причиняло мне дискомфорта?

Но Рэнсом рисковал ради меня, и чуть не отдал за меня жизнь, так что сегодня я приложу все усилия и, отбросив все мысли, буду спать бок о бок с ним. Это меньшее, что я могу для него сделать, и я это сделаю.

Любой другой ночью я бы не уснула, но я так вымоталась и устала, что провалилась в тьму сразу, как легла. Этой ночью я не просыпалась.

В этот раз мне не снились сны. Вроде как. Я ожидала, что увижу ворона. Но он и так ведёт меня к цели. Он уже внёс свой вклад. И теперь я твёрдо знаю, что он мне нужен, и что он мне ещё понадобится. Глупо полагать, что моё приключение будет коротким. Возможно, я буду искать своего муженька всю свою жизнь, но когда найду – это будет стоить каждого потраченного года. И я знаю, что Ворон будет со мной. Я отомщу, когда придёт время. Это моя судьба. На моём пути, скорее всего, встанет ещё множество трудностей, но моя судьба проведёт меня через все преграды… и Мета’нак сполна заплатит за то, что отобрал у меня моё дитя. Однажды это случится.

На следующий день я проснулась среди своих спутников. Когда солнечный свет наполнил палатку, я пришла в себя и потянулась к лежачему рядом фуррю. Он лежал всё там же… и был тёплым.

Я почувствовала, как тот двигается, и услышала, что Пак тоже лежал рядом с ним. Лис взглянул на меня через уши Рэнсом, безмолвно улыбаясь.

Я приподнялась и тоже взглянула на лиса через плечо койота.

– Как думаешь… он выкарабкался? – спросила я тихо, ибо не хотела будить Рэнсома.

Вдруг он протяжно и громко зевнул, ясно давая нам понять, что он не спит, а просто не открывает глаза.

– М-м… сиськи… трутся об мою спину. Пак, це твойи? Или это ты, кохана? Может, пощупать вас, а?

Я закатила глаза и встала, затем принялась надевать свои уже высохшие вещи, что лежали на стойке рядом с огнём.

– Думаю, он в порядке. – подытожил Пак.

Глава 7. Одиночка.

– Ну, давай же, Молли! – упрашивала я огромную ленивую скотину. – Пожалуйста, не усложняй мне задачу. У меня нет времени…

Я снова потянула мула за поводья, но Молли лишь засопела и заворчала. У меня никак не получалось сдвинуть её с места. Когда зверюга упрямится и не хочет никуда идти, её не сдвинуть даже целой армией.

Я раздражённо вздохнула и устало опустила лапы.

– Почему ты так себя ведёшь? – спокойно спросила я животное, а затем, снова выдохнула, подошла к ближайшему дереву сползла по нему наземь.

Слишком уж я устала. И проголодалась. Наши запасы продовольствия иссякли, а дичь в этих местах была настолько дефицитной, что даже Рэнсом с трудом её находил. Мы выживали за счёт жидкого бульона, мелкой дичи и того, что удавалось добыть Паку под снегом за все эти дни. Мы даже стали поговаривать о том, чтобы сварить пару Рэнсомских шкур, чтобы хоть чем-то прокормиться.

Чуть ли не перманентно я вставала перед выбором: стоит ли мне поберечь свои силы и поспать, или же перебороть себя и попытаться найти что-нибудь съестное. Рэнсом по-прежнему каждый день ходил на охоту, и независимо от того, удачной была охота или нет, никогда не жаловался. Я пыталась следовать его примеру.

Но, чёрт возьми, у меня не было ни времени, ни сил, чтобы бороться с этим мулом. Я предложила отвести её куда-нибудь, где под снегом кроется трава. Кто-то должен был это сделать, но единственное такое место, где она ещё не успела побывать, было расположено довольно далеко от лагеря.

Если б хибарка Джека всё ещё оставалась доступным источником еды для мулов, мы б снова пошли туда. Но в последний раз, когда мы затеяли трёхдневное путешествие дотуда, мы обнаружили, что, к нашему разочарованию, какой-то безымянный путник – или даже несколько путников – нашёл заброшенную хибару и разграбил её. Даже мулов взял.

Ну, надеюсь, теперь Джек будет мучать ИХ. Мы сделали всё, что могли.

Но то была наша единственная надежда, этакий спасательный круг в этом океане зимы. Теперь же мы совсем истощили свои запасы и возможности. Мы перемещали наш лагерь столько раз, что я уже и со счёту сбилась. Мы даже провели неделю или около того в низовье реки, за пределами Божьей Утробы. Рэнсом перестал ходить в горы за своей львицей. Пак, так или иначе, всё больше времени проводил в лесу в поисках чего-нибудь съедобного или полезного… А ещё была я. Занималась тем, что было мне по силам: водила мулов на кормёжку.

Дело было не в том, что у меня не наблюдалось прогресса в стрельбе из лука, или в том, что я так и не смогла научиться охотиться. По факту, в течение месяца после инцидента на реке я подстрелила около пяти зайцев и кучу другой мелкой дичи, и даже отважилась выйти на лёд, чтобы порыбачить. Рэнсом, по понятным причинам, от этого воздержался.

Дело в том, что зима была настолько холодной, что еды просто не было. Я никогда не зимовала где-то за пределами уютной и безопасной деревни. Я даже представить не могла, что кто-то мог добровольно жить таким образом. Я никогда не голодала целыми днями, даже когда случались засуха или неурожайные годы. Это ужасно.

Как бы то ни было, Рэнсом и Пак, похоже, меньше всего насчёт этого переживали, а стоило бы. Рэнсом всё время говорил что-то типа «ещё повезёт» или подобную бессмыслицу, в то время как я действительно об этом задумывалась. Пакуана тоже говорил, что всё образуется, хотя было очевидно, что его судьба практически полностью зависит от Рэнсома, а не от удачи, духов или богов.

– Бывало и хуже. – Говорил он. – Рэнсом всё разрулит, как всегда. Просто нужно немножко терпения и спокойствия. Скоро мы снова сможем нормально поесть.

Ладно, Паку можно зависеть от Рэнсома, у него на то есть веская причина. Но мне-то нужно справляться самой. Будучи обеспеченными, мы могли бы продержаться всю зиму, и, в конечном счёте, я бы самостоятельно выбилась в мир. В конце концов, мне пришлось бы разделиться с этим двумя, и тогда я бы осталась совсем без племени.

Мне бы пришлось справляться со всеми невзгодами самостоятельно.

У меня был план. Хороший план, как мне казалось. Я разрабатывала его на протяжении последней недели, с того момента, как мы с Рэнсомом нашли в лесу глубокие лосиные следы. Лоси были редки в долине с тех пор, как сюда пришли чужеволки, поэтому если б мы так отчаянно не нуждались в еде, я б пощадила это создание.

Но нам нужна была еда.

Редкость этих зверей не была единственной причиной нашей опаски, из-за которой даже Рэнсом не решался охотиться на них. Долинные лоси… наши племена называли их «Этс’вата» – древними оленями. Они были в два раза больше большинства оленей и водились к востоку от своих меньших собратьев.

Я знала, куда ходил зверь на выпас. Рядом с примыкающей к реке поймой было каменистое поле, полное впадин и низин. Наверняка летом это похоже на болотистый лабиринт. Трава там росла высокая, сочная. Иссохшие, мёртвые стебли даже сейчас торчали из-под снежного покрова. Я видела лосиные следы на этом поле, поэтому знала, что он ходил сюда кормиться. Впрочем, запечатлеть его лично мне так и не удалось.

Это место нужно было застолбить, но Рэнсом был против. Дескать, слишком открытая местность. Спрятаться там трудно, а подкрасться – тем более. К тому же ветер там был сильнее обычного, поэтому… была большая вероятность, что в ветру можно будет учуять наш запах.

Но у меня был план, как я уже сказала. За пару дней я вырыла ямку у центра поляны, чтобы быть на минимальной дистанции от зверя, с какой бы стороны тот не подошёл. Затем я соорудила неприметное укрытие и накидала рядом сильно пахнущей хвои, чтобы скрыть свой запах.

Сильней всего Рэнсом боялся того, что зверь может взбеситься и застать нас врасплох на открытой местности, на которой нет ни единого дерева, за которым можно было бы спрятаться. Но это не будет иметь никакого значения, если я завалю зверюгу с одного выстрела. А я была уверена, что смогу это сделать.

Если я не возьму койота с собой, то значит, я не посвящу его в свои планы. С другой стороны, он лишь наделает мне проблем. Конечно, он может пожалеть меня, но, если честно, я хотела всё сделать самостоятельно. То было бы хорошей проверкой моих способностей, этакий тест, да ещё и с минимальными рисками. Шанс того, что, услышав меня, лось нападёт на нас вместо того, чтобы просто ретироваться, крайне мал. Я вообще не знаю ни одного охотника, на которого нападали эти создания. Ну, разве что во время гона (течки). В большинстве своём, эти звери не агрессивны. К тому же, в это время года у них нет их самого грозного оружия.

Я тяжело вздохнула и поднялась, возвращаясь к своей задаче. Мне нужно было отвести Молии обратно в лагерь, чтобы лечь пораньше. Мне нужен был отдых… ведь наступила та самая ночь. Всё было готово. Я сделала 4 стрелы с сильнейшими древками, что я могла найти, подготовила своё укрытие и жаждала успеха. Более того, если бы я ждала ещё дольше, зверь бы уже нашёл другое поле, и я бы упустила свою возможность.

Это было непросто, но ещё трудней было убедить мула пойти обратно в лагерь. Это заняло больше времени, чем мне бы хотелось, но, в конце-то концов, я ведь сама вызвалась выпасти её.

Почти всю ночь Рэнсом смеялся над тем, что ещё с четверть мили от лагеря было слышно, как я вожусь с мулом, таща её на её место. Но я не обращала на него внимания. Его хорошее расположение духа было мне только на лапу. Он подозрителен от природы, поэтому я знала, что он догадывался, будто в последние дни что-то этакое было у меня на уме. Неоднократно он пытался выведать это у меня, но я ничего ему не выдала. Это была моя охота. Он с самого начала был против, поэтому ничего от меня не дождётся.

К счастью, сегодня он и Пакуана были заняты готовкой ужина – двух белок, которых койот умудрился сегодня подстрелить. В сравнение с тем, что нам попадалось до этого, это был настоящий пир.

Как только мы закончили с бульоном, Пак собрал кости, а я заявила, что слишком устала тащить мула через лес… и это было ложью лишь частично. Никто не спрашивал, почему я легла так рано.

Хорошо, что я умела просыпаться тогда, когда мне хочется. Я ненадолго прикрыла глаза, чтобы немного отдохнуть…

Когда я проснулась, было по-прежнему темно и холодно. Я всколыхнулась в палатке. Я заснула в шкурах, поэтому моё тело было напряжено от дискомфорта, но я понимала, что это временно. Я уже ощущала, как гудит моя кровь, взбудораженная жаждой убийства и голодом внутри меня. То была не злость, как в случае с Метом, или как в случае, когда меня посетил Ворон. То было что-то естественное. Словно из прошлой жизни. Инстинкт, потребность поймать дичь и насытиться.

До этого я ни разу не испытывала нечто подобное, даже когда Рэнсом брал меня с собой на охоту, или когда я выслеживала мелкую дичь. Это нечто совсем иное. Это было испытание, причём опасное. Была вероятность, что не всё пойдёт по плану. Но ведь и награда была соответствующей.

Должно быть, то же самое испытывают охотники перед испытанием охотой. Ну, это было МОЁ испытание охотой. Хоть я и испытывала сама себя.

Я боялась, что могу разбудить парней, выйдя из палатки… правда, боялась я секунд десять. Затем же я услышала, как громко храпит Рэнсом, и едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Койот любил похвастаться своим отменным чутьём на охоте, но при этом он даже не шелохнулся, когда я вышла из палатки. Впрочем, он в этом не виноват, ведь недавно он болел. Пакуана тоже мог стать помехой, если бы проснулся, но лис спал, как убитый.

Мне достаточно легко удалось сбежать из лагеря, наблюдая за своими шагами. Пробуй, ставь, пробуй, ставь. Смотри, куда ставить лапу, перед тем как переместить свой вес. Время, когда лапа поднята, должно быть минимизировано, чтобы не потерять баланс, но ставить лапу нужно медленно, дабы ненароком не хрустнуть снегом или не сломать какой-нибудь сучок.

Пробуй… ставь.

Я причитала это про себя практически на протяжении всего пути к пойме. Попасть на это поле уже было нехилой такой проверкой. Я выжидала у края поляны, скользя по ней взглядом. Территория была чиста, и это хорошо, ведь я могла сразу обнаружить лося, если бы он там был. Но им ещё даже и не пахло, поэтому ему ещё только предстояло прийти. Я и не ожидала, что он придёт сюда до утра, поэтому это не стало поводом для разочарования. Пока что. Была вероятность, что он вовсе не покажется. Но каждый день я находила свежие следы, поэтому я могла уверенно заявить, что он приходил сюда каждый день. Так что, пока он продолжал ходить, шансы были велики.

Убедившись, что пойма была абсолютно пуста, я начала красться к своему укрытию. Пойма была очень обширна, поэтому мне предстояло пройти немаленькую дистанцию. Ну, зато можно было потренировать походку. Я пригнулась, прокрадываясь вдоль выбоин и изгибов в земле и стараясь казаться как можно более незаметной. Луна сегодня была почти полной, поэтому если мне всё было прекрасно видно, то и лось не был обделён зрением.

Я взяла с собой лишь самое необходимое. Свои вещи я несла в сумке за спиной. Кое-что я перекинула через плечо или прижимала к груди, чтобы ничего не болталось.

Когда я наконец добежала до укрытия и шмыгнула внутрь, бросив за собой сосновую ветвь, я дала своим глазам время, чтобы привыкнуть к темноте, а затем раскрыла сумку и вытащила оттуда необходимые мне вещи.

Естественно, я захватила с собой воду. Вероятно, мне придётся провести здесь немало времени, поэтому не прихватить её с собой было бы сущей глупостью. Взяла я также и свой охотничий нож, который я всё это время прижимала к животу. Остальные нужные мне вещи я убрала обратно в сумку. Например, факел, сделанный из старой одёжки и лампового масла из жилища Джека, куча «спичек», которые Рэнсом спёр, дабы поджигать свои сигареты, немного верёвки, и, наконец, старый тент, который мне однажды показал койот. Сказал, что он может пригодиться, чтобы приволочь в лагерь кого-то. Я была почти на все сто уверена, что не смогу самостоятельно унести лося в лагерь, но зато предусмотрела, что сначала возьму с собой отборнейшие куски мяса, а затем койот с лисом приведут мула и помогут донести остатки до лагеря.

Нельзя было оставлять мёртвого лося надолго. Мы всегда осторожничали, ставя лагерь между территориями Дайра. В долине было множество хищников. Пока что из падальщиков мы встречали лишь птиц, но мало ли кто ещё может зайти к нам на огонёк. Надо как можно скорей «упаковать» лося, взять всё, что можно, а затем утащить остатки.

Если б я только могла…

У меня появилась мысль, что эта зверюга настолько здоровая, что даже если я заберу всё, что смогу, то дотащить её до лагеря будет проблематично. Но для этого была верёвка. Даже если бы всё пошло не по плану, я бы могла разделать зверя. Я как раз наточила старый нож, подаренный мне Рэнсомом, так что теперь это снова грозное оружие. Конечно, придётся потрудиться, но я бы нашла способ защитить свою жертву.

Правда, было бы что защищать. Лось ведь ещё должен прийти.

Я обосновалась уже после того, как выпила половину воды. Путь сам по себе был утомителен, а наш лагерь теперь далёк от реки. Наверное, я должна была устать от недостатка сна, но из-за волнения и ожидания охоты моё тело горело так, будто я проглотила солнце.

Я сняла с плеча лук и достала лучшую свою стрелу, держа её наготове. Выстрел должен быть точным, ведь зверь не даст мне второго шанса.

Прошёл час. Второй. Ну, мне так казалось. Волнение не спало, что делало ожидание ещё более томительным. Когда небосвод начал светлеть, прогоняя тьму, я впала в отчаянье.

А затем он, наконец, явился.

Сперва я напряглась, почуяв его, и выглянула из укрытия в сторону, откуда исходил запах. Наконец, я его увидела. Ну, по крайней мере, хотя бы его силуэт, аккуратно крадущийся по краю поймы. Он помедлил, после чего стал пропадать из виду, будто подозревая, что что-то было не так.

Он мог заметить мои следы, тянущиеся от места, где я начала свой путь до своего укрытия. Я знала, что такое может произойти.

Я медленно подняла лапу, чтобы натянуть тетиву, и не отпускала. Я продолжала всматриваться в лося, чей силуэт виднелся на фоне ночного неба. Да, я могла выстрелить сейчас… попытать шанс. Но я хотела, чтоб выстрел вышел чистым. Он всё ещё стоял среди деревьев, так что трудно было понять, какие деревья стоят за ним, а какие – перед. Надо было, чтобы он вышел на открытую местность.

Я выжидала, как мне казалось, целую вечность, пытаясь не допустить дрожи в лапах. Без твёрдой хватки у меня не будет ни единого шанса на чёткий выстрел, даже если зверь подойдёт на хорошую дистанцию. Я сосредоточилась на своём дыхании, стараясь дышать медленно и неглубоко. Несмотря на прохладный воздух, моё сердцебиение заставляло меня дышать тяжелей, что не есть хорошо, ведь это слишком громко и нервозно.

Лось робко прошёл пару футов и остановился, подёргивая ушками. Затем прошёл ещё немного и, наконец, принялся аккуратно щипать траву, почти скрывшуюся под талым снегом.

Я медленно оттянула тетиву, следя за зверем и ожидая, когда тот остановится. Ожидая единственного и идеального выстрела. Ещё вечером я затянула грудь, дабы по ней не ударила тетива, на случай если буду сидеть в укрытии как раз в таком положении.

Моё сердце застучало пуще прежнего, как только зверюга остановилась, и дрожь в лапах утихла. Не знаю почему, но в этот момент я думала о своём сыне. О том, как я держу его. О том, как ему тепло лежать в моих лапах. Я всегда корила себя за то, что нарушила данный ему обет… обет защищать его. Но я пыталась. Я накинулась на Мета’нака, чтобы спасти его, несмотря на то, что сильно уступала ему физически. Несмотря на то, что тогда я была практически бессильна.

Но в моём поражении не было ничего постыдного. Стыдно было бы, если бы я просто смирилась с этим… если бы я не попыталась сбежать вместе со своим малышом. В конце концов, меня растили не для того, чтобы я была сильной, а для того, чтобы любой мужлан мог иметь надо мной власть. Однако, я взбунтовалась.

Да. Я больше не бессильная.

Я снова устремила свой взгляд на лося и опустила лук. В тот момент мне показалось, будто я лечу к своей жертве вместе со стрелой. Как будто мой дух покинул тело и полетел вслед за стрелой, взмыв над полем. Я заметила, как лось поднял свою голову, и в самую последнюю секунду я осознала – и он тоже осознал –, что его время на земле подошло к концу.

Стрела поразила цель, вонзившись в широкую лосиную грудь по самое древко. Он пошатнулся и побежал, но, закачавшись из стороны в сторону, не успел пробежать и десяти футов по скользкой и неровной земной поверхности, как завалился на бок.

Я выскочила из укрытия сразу, как пустила стрелу, обнажив нож. Я бежала настолько быстро, насколько могли нести меня мои лапы. Лось всё ещё пытался удрать, когда я добежала до него, но образовалась дилемма.

Рана была ужасна… настолько ужасна, что всё равно бы его добила. Вот только если я оставлю всё как есть, его смерть будет долгой, медленной и мучительной. Но, несмотря на всё вышесказанное, зверь агонизировал, и, умирая, мог долбануть меня так, что я переломаю все свои кости.

Я стиснула зубы и покрепче стиснула нож. Животное заслуживало чистой и быстрой смерти, за которую я была в ответе.

Судорожно дёргаясь, он пытался ударить меня своим острым копытом, но я уже обошла его, и, усевшись ему на шею, перерезала горло от уха до уха, словно хищник. И только после этого зверь наконец обрёл покой.

Кровь хлынула на белый снег, обагряя его. Последние спазмы свели его тело, после чего огромный, чудесный зверь полностью утих.

Сама того не замечая, я перестала дышать. Я сделала долгий вдох, наполняя свои лёгкие прохладным воздухом, задрала голову, и реальность произошедшего захлестнула меня. Открыв глаза, я увидела над собой звёздное небо. Пахло кровью, и я ощутила…

Кажется, впервые в жизни я ощутила… свободу. Я добилась этого сама. Никто, ни моё племя, ни мой муж, ни даже мои спутники не сделали это для меня, не заставили меня это сделать, и даже не поддержали меня в этом. Я способна жить, я могу выжить без посторонней помощи.

Конечно же, у меня не возникло ни малейшего желания навеки остаться одной. Я беспокоилась за своих друзей, да и работать с компаньонами гораздо продуктивней и проще. Но осознание того, что я могу… что никто больше не может подчинить меня… было воистину пьянящим. С этого самого момента я принадлежала лишь самой себе.

Я задумалась: а испытывают ли мужчины то же самое? Многие вещи нас ограничивают – силы, что ставят на колени даже великих войнов. Принадлежность к племенам, почитание богов и старейшин. Эти вещи в равной мере подчиняют себе всех, кто живёт в общине, однако наказания никогда не присуждались справедливо. Если мужчину в худшем случае просто изгонят из племени, то женщину легко забьют камнями.

Осмысливая всё это, я медленно опустила голову и увидела свою падшую жертву. В моём сердце затеплилась гордость. Рассуждения о неравенстве в этом мире могут и подождать. Быть может, стоит обсудить это с Паком. Он довольно сведущ в этих вопросах, да и за эти месяцы мы уже столько всего успели обсудить. В конце концов, он ведь тоже самец, так что, возможно, он поможет мне по-другому взглянуть на эту проблема (да, Пак, безусловно, поможет ВЗГЛЯНУТЬ).

По пути к своему укрытию, в котором я оставила нужные мне сейчас вещи, я улыбалась. Кто ж знал, что, убив лося, меня посетят такие мысли? Моё «испытание охотой» изменило меня, как часто говорили войны. Ох, теперь со мной будет ещё больше проблем.

Я подобрала свой рюкзак и пошла обратно. Но, совсем потерявшись в своих мыслях, я услышала знакомый звук. Собачьи шаги, приближающиеся ко мне. Я тяжело вздохнула, немножко расстроившись. Ну, по крайней мере, койот хоть поможет мне одеть мою добычу и отнести в лагерь.

– Рэнсом, – позвала я, – зачем ты п…

Моё сердце подскочило в груди, а тело парализовало, как только пара пронзительно голубых звериных глаз, принадлежащих чернильно-чёрному зверю, поравнялись с моими. Огромный четырёхлапый силуэт остановился на полпути ко мне… и зарычал.

Я ещё никогда не испытывала такого всепоглощающего, первобытного страха, какой испытала в тот момент. Глубокий, гортанный рык сотряс воздух между нами, и в одно мгновенье вся моя бравада сошла на нет, оставив вместо себя лишь абсолютный ужас.

Дайр был огромен, и даже на четвереньках он был мне по плечи ростом. То должен был быть впечатляющий зверь, но выглядел он худым и жилистым, истощённым голодными зимними месяцами. Совсем как мы. Он обнажил свои огромные клыки, сверкающие в темноте, и встал между мной и моей жертвой, хотя я даже и не собиралась бороться с ним за неё.

– …он твой… – сказала я, дрожа от ужаса и медленно пятясь назад. Я знала, что зверь не понимает меня, но не знала, что ещё тут можно сделать. До сего момента я никогда не видела Дайров. Лишь слышала, как они завывают в горах, да слушала истории о незадачливых путниках, чьи жизни забрали стаи Дайров. Впрочем, этот был один.

Но что с того, что он один? Я находилась на открытой местности, поэтому бежать было некуда. От Дайра можно спастись, лишь взобравшись на дерево, а ближайшее дерево, на которое можно было взобраться, находилось, как минимум, в сотне метров от меня. Если зверю заблагорассудится, он может стянуть меня оттуда без задних мыслей, даже без стаи.

Я попыталась сделать шаг назад, надеясь, что если я отступлю, то он переключится на лося и отстанет от меня. Но даже это едва заметное движение заставило зверя ощетиниться, зарычать и сделать шаг в мою сторону.

Боги… да ведь он может убить меня и утащить моего лося. Ну, а почему нет? Он ведь тоже голоден.

Одно утешение: похоже, он был таким же нерешительным и осторожным, как и я. Возможно, он как раз решал, как же со мной поступить. Я собрала волю в кулак и потянулась к своему рюкзаку, стараясь двигаться настолько медленно, насколько это вообще возможно. Дайр медленно двигался в мою сторону. Он ждал, когда же я побегу.

Но я знала, что не пробегу и пяти шагов, как он нагонит меня. Придётся как-то его затормозить.

Я достала факел и нащупала спичку. Дайр продолжал осторожно подступать ко мне, и я молилась, чтобы он не кинулся на меня, прекрасно понимаю, что теряю время. Каждый его шаг был увереннее предыдущего… он понимал, что превосходит меня по всем параметрам.

Пользуясь возможностью, я чиркнула спичкой по ближайшему найденному мною валуну. Дайр издал ужасающий рык и вскочил на задние лапы, но в этот самый момент я закрыла глаза и поднесла спичку к факелу, который тут же воспламенился.

Даже с закрытыми глазами я увидела яркую розовую вспышку. Я бросила факел в Дайра и, открыв глаза, развернулась и ломанулась через поле.

Я всё видела, так как глаза уже привыкли к темноте, а вот Дайр оказался дезориентирован яркой вспышкой. Впрочем, ненадолго.

Я бежала к деревьям. Бежала так, как никогда в жизни. Я чуяла, слышала, а вскоре и увидела бегущего за мной Дайра. Мой трюк обеспечил мне хорошее преимущество, но зверь был в три раза быстрее меня. О, Боги! Ну почему, почему из всех мест, где это могло случиться, мне приходится бежать по скользкому и ухабистому каменистому полю?! Если я запнусь, то мне конец.

К счастью, до этого не дошло. Я словно продвигалась через горы. Огибала ямы, метила повыше, прыгала с камня на камень. Ещё старалась огибать сугробы, ведь кто знает, что там под ними. И бежала, БЕЖАЛА, БЕЖАЛА!

Зверь уже чуть ли не на пятки мне наступал, когда я добежала до деревьев и принялась искать ближайшее дерево, на которое можно забраться. Какое угодно дерево, способное выдержать мой вес. Но ближайшие деревья были ещё слишком малы и молоды, поэтому мне пришлось попетлять между ними в поисках того, которое могло бы спасти мою жизнь. Это было ужасно.

Вот клён с массивной ветвью, на которую можно забраться. Я вытянула когти и, подпрыгнув, кое-как вцепилась когтями в самый край ветки и принялась карабкаться. Я, без всяких преувеличений, ощутила обжигающее дыхание Дайра на своей шее, когда тот прыгнул за мной. Едва я успела подумать, что забралась, как сразу же чуть не упала вниз.

Он вцепился пастью в мой плащ и замотал головой, пытаясь стащить меня вниз. Я вцепилась в ветку обеими лапами мёртвой хваткой… и в этот момент все боги и духи таки сжалились надо мной… ведь старый, поношенный плащ вдруг порвался и оказался полностью в пасти Дайра. Я воспользовалась моментом сего чудесного избавления и, поднявшись на ветку, забралась ещё на три метра вверх.

Дайр подо мной продолжал буйствовать, кидаясь на дерево и угрожающе рыча. Моё сердце билось в груди так, что отдавало в ушах. Я, дрожа, прижалась к холодному стволу дерева.

Можно было подумать, что время остановилось, если бы не присутствие Дайра. Эта зверюга могла сколько угодно ждать, пока я спущусь, и я это понимала. Он даже может дождаться своей стаи. Может ведь оказаться, что у него таки есть стая, просто он немного от неё отбился, чтобы раздобыть еды в столь суровое и голодное время года.

…но нет, это не так. Зверь был слишком худощав. Даже в столь голодное время он не был бы так худ, если б у него была стая.

Я очень не хотела убивать животное, которое, как и я, пыталось просто раздобыть пищу… даже Дайра. Но тот лось так и лежит там, и вскоре он может привлечь других хищников, или этот Дайр может потерять ко мне интерес и утащить его. Я не могла этого допустить, особенно когда у меня была возможность это пресечь.

Я закрыла глаза и принялась молиться. Не только Ворону, но и остальным духам, могущим услышать меня. Не за себя. За Дайра.

Наконец я открыла глаза и заглянула в глаза зверя. Он рычал и скалился на меня. Я словно ощущала его разочарование. И тоску. Одиночество. Возможно, даже болезнь. Даже несмотря на свежеубитую дичь, что покоилась на поле, он до сих пор от меня не отстал. Был ли то охотничий инстинкт, или же нечто иное?

После триумфа от приобретённой мною сегодня свободы, это чудовище напомнило мне о том, что может сотворить с нами одиночество.

Я натянула тетиву. На этот раз я отвела лапу дальше.

– Прости, – спокойно произнесла я. – Но мне тоже нужно жить.

К тому времени, как я вернулась в лагерь, Рэнсом и Пак уже организовали мои поиски. Я услышала, как койот зовёт меня, и пошла на его голос. Шла я до тех пор, пока не учуяла его запах. Похоже, он тоже учуял меня, потому что вскоре он примчался ко мне, держа в лапах винтовку.

Койот стопанул в шести метрах от меня, чуть ли не задыхаясь. Увидев, в каком я состоянии, он выпучил глаза.

– БОГИ праведные, Шива! Шо за…

– Это не моя кровь. – Успокоила я его, подойдя к нему. Мои передние лапы были по локоть в запёкшейся крови, да и с задними лапами ситуация обстояла не лучше. Я была изнурена, и по мне это было видно. Мне пришлось ещё пару часов провозиться на поле, а мешок, что я волокла за собой, был настолько тяжёл, что я полностью выбилась из сил, когда, наконец, дотащила его.

Рэнсом осторожно подошёл ко мне. Я выдавила из себя усталую улыбку, после чего он облегчённо выдохнул и положил лапу мне на плечо.

– Тоби нэ варто було идти без меня. – Проворчал он. – Це нэ безопасно. Мы волновались.

– И у вас были на то все основания. Мне правда жаль, прощу прощения, – ответила я. – Это было глупо. Не знаю почему, но я просто… я просто почувствовала, что так надо…

Рэнсом лишь качнул головой и вдруг обнял меня. Этот поступок шокировал меня, но я не возражала.

– Не нужно пояснэнь. – пробормотал он. – Я понимаю. Сам такой. – Наконец он отлип на меня и устремил свой взгляд куда-то за горизонт. – Чего не скажешь о Паке. Заранее попэрэждаю: он просто с ума сошёл от волнения, так шо жди от него прочухання.

– Спасибо за предупреждение. – Улыбнулась я.

– Итак… – койот устремил свой взгляд на мешок, который я тащила, и облизнулся. – У нас сегодня лосятина на вэчэрю?

– А ты догадливый, – ответила я, выгнув бровь.

– Ты была помешана на ньому. Ты его выследила, да?

Я кивнула и оглянулась.

– И это ещё не всё.

Этой ночью мы впервые за многие месяцы ели настоящее мясо. Лось подходил для этих целей лучше, чем Дайр, но мы всё равно разделали почти всё мясо и развесили его, чтобы заморозить. В первую ночь мы ели преимущественно органы, и хотя еды у нас теперь было навалом, Рэнсом всё равно начал готовить ловушки, дабы не пылились почём зря.

Плащ из шкуры Дайра был для меня в новинку, ведь раньше я носила лишь плащи из шкур обычной дичи, что приносили в нашу деревню. Но у Рэнсома был опыт с хищниками, поэтому он умел обращаться с этим тёмным, плотным, замечательным мехом. Он пообещал мне, что в ближайшие дни поможет мне сделать из него новый плащ, ведь старый я потеряла. Если верить Рэнсому, то охотник, носящий плащ из шкуры Дайра (а таких мало), пользуется почётом среди остальных охотников. К тому же, он ещё и тёплый.

На лося я охотилась ради пропитания, но когда я вспоминала тот роковой выстрел, что свалил Дайра, я испытывала угрызения совести. Его я убила не ради пропитания… но ведь у меня всё равно не было выбора.

– У чужеволков есть такая поговорка: «фуррь фуррю – волк». – Вещал Рэнсом, как только мы все расположились у костра, закончив возиться со шкурами. Уже темнело, и тепло, усталость и сытость давали о себе знать, наполняя меня дремотой в хорошем смысле этого слова.

– М-м? – промычала я, подняв голову.

– Выживание. – Койот облизнулся, потянулся к своему огромному рюкзаку и принялся там копаться. – Порой эта поговорка слишком буквальна. Ты делаешь всё, шо в твойих сылах, шобы выжыты, и всэ делают то же самое. В том числе и звиры.

– Я… я не жалею, что выстрелила. – Произнесла я, стараясь придать голосу уверенности. – Я сделала то, что должна была.

– Да, ты права. – Рэнсом занюхал табаку. – Но це нормально. Это значит, шо ты уважаешь звира. Охотник, не уважающий свою жэртву или своё собственное право на жизнь, не мае уявлэння про тэ, шо он бэрэ у этого миру. Если вы все охотники были такими, в лесах уже б давно не осталось зверья. Из тебя выйдет хороший охотник, Шива.

Я улыбнулась и откинулась спиной на рядом стоящее дерево.

–…хотя, возможно, не такой хороший, як я, но…

Я закатила глаза.

– Ну, по крайней мере, пока ты рядом, мне есть к чему стремиться, Рэнсом. – ответила я.

– Завжды до вашых послуг.

– Может, хватит уже друг друга нахваливать? – вдруг сказал с раздражением в голосе Пакуана, сидящий рядом с Рэнсомом и завернувшийся в плащ. В частности, полярный лис смотрел на меня. Ну, по крайней мере, в мою сторону. Даже несмотря на его белёсые глаза, его взгляд заставил меня поёжиться. – Ты меня до смерти напугала, Шива. О чём ты только думала? Чудо, что тебя не убили или не покалечили. И ведь никто из нас бы даже не знал, где ты!

– Пак… – сказал Рэнсом.

– Охотиться в одиночку и так опасно, – продолжал лис, – но уходить, ничего никому не сказав? Да что ты…

– Пак. – Койот положил лапу на лисье плечо, вкладывая в свой голос столько выразительность, сколько нужно, чтобы успокоить своего напарника. – Успокойся, ладно? Нам ли говорить ей о том, шо ей можно, а шо нельзя? Она поступила так, как считала нужным, и всё прошло нормально. Забудь уже.

Лис вздохнул и зарылся в шкуры, бурча что-то под нос. Его голос приглушало одеяло из бизоньей шкуры, в которое он завернулся.

– И всё равно это было глупо.

Рэнсом лишь ухмыльнулся, и не удержалась от ответной улыбки.

Наконец, койот нашёл то, что искал, и спросил у меня, не хочу ли я «проявить характер» и попробовать его чёртов самогон. Лишь после бесчисленных уговоров я смягчилась и таки решила его попробовать. Он оказался таким противным, как я и ожидала. Морда, которую я скосоёбила после того, как я его попробовала, должно быть, была слишком забавной, потому что Рэнсом вдруг заржал и смог успокоиться не раньше, чем через десять минут.

Даже Пакуана подобрел к вечеру. Так сыто наесться после долгой голодовки… это ни что иное, кроме как блаженство. Даже ночь была теплей, чем обычно. Должно быть, ещё рано это говорить, но, похоже, всё действительно устаканивается. Скоро уже наступил весна. Этой зимой мы попадали в довольно опасные ситуации, было трудно, но, похоже, Рэнсом был прав: иногда нам действительно может везти.

Наконец, после всех этих тяжких испытаний, мы сполна могли бы продержаться всю зиму на лосином и Дайровом мясе, засушив его. Если всё пойдёт по плану, этого мяса нам хватит до конца зимы. К тому же, не стоит сбрасывать со счетов то, что Рэнсом взял забрал себе немного потрохов для ловушек, так что скоро, возможно, у нас будет ещё больше дичи.

И ведь отчасти в этом была и моя заслуга, и осознавать это было приятно. Даже великолепно. Может, я и не вернула им свой должок в полной мере, но определённо добилась признания в этом небольшом, странном «племени».

Оставшиеся часы бодрствования мы провели за оживлёнными разговорами, ведь Рэнсом хотел услышать о каждой детали охоты. Я рассказала всю историю, не забывая пополнять её всеми деталями, что я могла вспомнить, осознавая, что прямо здесь и сейчас я творю свою историю, историю своей жизни, которую, быть может, даже смогу рассказать своим детям, если снова выйду замуж. Я пишу свою историю с тех самых пор, как очутилась с этими ребятами, но теперь, наконец, она стала стоить того, чтобы её рассказали.

Этой ночью я даже ни разу не подумала о Вороне. Или о Мета’наке. Я просто наслаждалась компанией друзей.

Когда пришло время ложиться спать и я пошла готовить свою палатку, моё тело отозвалось слабостью. Чтобы подготовить свой спальник ко сну и сменить свою одёжку из кожи на старую Рэнсомскую рубаху, мне понадобилось больше времени, чем мне бы хотелось. Почти вся моя одежда являла собой не что иное, как старые обноски Рэнсома и Пака. Фактически, из своего у меня были лишь лук да колчан.

Я с благоговением положила его у кровати, уставившись на старинную деревянную рукоятку и умиротворённо размышляя над тем, как же я докатилась-то до того, что это оружие действительно выглядело так, будто оно принадлежит МНЕ.

К слову, я бы никогда не научилась правильно им владеть, если бы не Рэнсом. Вдруг я поняла, что так и не поблагодарила его за то, а ведь он действительно заслуживал благодарности.

Я вышла из палатки и подняла свой взор на умиротворяющий дурманящий пейзаж. Мне даже пришлось моргнуть, дабы не показаться одурманенной. Пакуана сидел на коленях у койота, с которым он практически соприкасался носами и… чем-то занимались. Не знаю, чем. Я видела лишь его спину. Может, он его за что-то отчитывает?

Как только я подошла к ним и кашлянула, лис навострил ушки и как-то очень… торопливо отскочил от Рэнсома. Рэнсом же повернулся ко мне. В его глазах читалась растерянность. Затем его морда приняла такое выражение, будто сейчас ему придётся от кого-то защищаться.

Я растерялась и притихла, поймав в глазах койота такой же взгляд, что был у Дайра. Я была так поражена этой схожестью, что даже испугалась. Я почувствовала, будто увидела то, чего мне не следовало видеть.

– Шива… – проговорил Рэнсом спокойным тоном, но… в его голосе всё равно присутствовала некая… защита, которая меня озадачила. Как будто он хотел, чтобы я что-то подтвердила.

– Я… я просто хотела поблагодарить тебя. – Быстро ответила я. – За то, что научил меня всему… чему научил… вот, да… я про охоту, если что.

Койот молчал, будто ожидая продолжения моих речей. Но мне больше нечего было сказать, и от этого становилось ещё более неловко. Очевидно было, что они не хотели, чтобы я была свидетельницей чего-то. Вот только я не знала, почему.

Наконец Рэнсом просто встал и кивнул. Пакуана уже скрылся в их палатке.

– Завжды будь ласка, Шива. Иди, поспи. – Ответил койот наконец, после чего залез в палатку и скрылся за шторкой.

Я вернулась в своё уютное и тёплое укрытие, по какой-то причине ощущая беспокойство, которого не было минутами ранее. В ту ночь я ложилась спать, ощущая какое-то странное, не поддающееся объяснению волнение.

Походу, мои товарищи хранят от меня какие-то секреты.

На следующее утро чувство глубокой тревоги никуда не исчезло. Ну, по крайней мере, не у меня. Парни занимались тем же, чем они обычно занимаются по утрам. Пакуана разводил огонь и готовил похлёбку из вчерашних остатков.

Рэнсом был в хорошем расположении духа и рассказывал о каком-то похабном сне, приснившемся ему прошлой ночью. Пак, похоже, тоже был в хорошем настроении, хоть и молчал. Мы уселись завтракать.

День выдался тёплым. Снег падал с ветвей дерёв, предвещая оттепель.

– Хорошая погода для полювання, – сказал Рэнсом с набитой пастью, улыбаясь. – Жывнисть вжэ выйшла и шукае йижу, а у нас есть приманка для них. Спорю, там скоро будет багато урсакунов.

– Люблю урсакунов. – сказал Пак. – Особенно мясо с головы.

– Но ты не ешь глаза. – Ухмыльнулся Рэнсом.

– У меня пунктик… насчёт глаз. – Ответил Пак.

– Так оставь их мне. Они вкусные. – Оскалился Рэнсом. – Пак, коли ты не хочэш… то есть, они ведь тебе всё равно не нравятся…

– А, конечно. Они все твои.

– Будь осторожен с тем, шо ты пропонуеш. – сказал койот, игриво улыбнувшись и схватив лиса за плащ, разворачивая его мордочкой к себе. – Я ведь не видмовлюся от цього предложения.

Лис толкнул его, и Рэнсом, игриво зарычав, тоже толкнул его, из-за чего мне пришлось подвинуться, чтобы парни не задели меня во время своих игр. Я закатила глаза, пытаясь удержаться от улыбки, но безуспешно. Не важно, какого вида, из какого племени, на каком клочке земли… все мужики одинаковы. Они все ведут себя, как щенки. Дай им только волю…

– Я вам сейчас палкой ёбну, если не успокоитесь! – прокричала я, перекрикивая звуки их борьбы. Доев, я опустила взгляд на свои лапы. Прошлой ночью я пыталась отмыться, но мой мех всё ещё был пропитан кровью. Мне нужно было помыться.

Я встала и бросила свой лук в кучу остальных вещей, затем пошла за вещами, которые могут пригодиться мне у ручья для помывки. Собирая нужные вещи в рюкзак, я услышала, как меня зовёт Рэнсом.

– Шива! Куда ты?

– Мыться. – Ответила я, перекинув рюкзак через плечо. – Не хочу, чтобы ближайшую пару недель от меня несло кровью.

– Це будэ не просто. – Сказал койот, отпустив буйного лиса, который вскоре ушёл убирать посуду, тыкнув напоследок койота в живот.

– Знаю. – Вздохнула я. – Но ручей недалеко. Я ненадолго уйду, но не волнуйтесь, ладно?

– Не будем. – Заверил меня койот. – Ты можешь постоять за сэбэ.

– Спасибо, Рэнсом. – Ответила я, улыбнувшись. Даже настроение как-то сразу наладилось. Что поделать… их игривость была заразной.

Я взяла свои вещи и ушла, почти напрочь забыл обо всех тревогах. Солнце стояло в самом зените, а на небе не было ни облачка. Тёплая погода снова вступала в свои права медленно, но уверенно, а припасов у нас было навалом. Жаловаться было не на что.

Я пришла к ручью и начала раздеваться. На всякий случай я прихватила с собой лук и стрелы, но сегодня от деревьев не исходило никакой опасности. Шансы на то, что на меня нападёт второй Дайр-одиночка, были очень и очень малы. В кустах пели жаворонки, и, несмотря на прохладный воздух, вода выглядела приятной и чистой. Она, конечно, холодная, но мне просто надо смыть кровь.

Я полезла в рюкзак в поисках мыла, что подарил мне Пак пару месяцев назад. Как-то раз я с ним помылась, и теперь не могу мыться без него. Уж очень мне нравилось то, как я после него пахла.

Я расстроилась, обнаружив, что, должно быть, оставила его в лагере, и вздохнула, размышляя над тем, стоит ли идти за ним, или я и без него справлюсь…

Рассудив, что еды у нас было полно, а дел мало, я решила, что время у меня есть, да и оно того стоило. Я ещё даже толком раздеться не успела, поэтому подобрала лук со стрелами, а рюкзак оставила возле ручья, ведь я всё равно скоро вернусь.

Путь назад занял около десяти минут, но это не страшно, ведь в лесу сегодня было так красиво. Я отпустила все свои тревоги и заботы, наслаждаясь звуками леса и окружения.

Но вдруг среди птичьего пенья и треска ветвей и услышала ещё какой-то странный звук. Звук, который я уже давно не слышала и успела его позабыть, но который по-прежнему вызывал в моём сердце отголоски ужаса.

Пакуана… и ему было больно.

Я остановилась, прислушиваясь. Может, мне показалось? Сложно сказать.

Но нет. Я снова услышала этот звук, но в этот раз он был отчётливей. Приглушенный вопль. Как будто его избивают.

Я взяла в лапы лук и направилась к источнику звука. Он исходил из лагеря. Неужто на них напали, пока я отходила? Может, кто-то пришёл за нашими припасами? Почему тогда я не слышала, как Рэнсом звал меня? Или звуков борьбы?

Я знала, что лучше всего будет незаметно подкрасться, но не могла медлить, зная, что лису причиняют боль. Я подкралась к месту, где кончался лес, чтобы в случае чего подстрелить существо, напавшее на моих компаньонов, кем бы это существо ни было.

Но этим зверем оказался тот, от кого я меньше всего этого ожидала.

Рэнсом.

Дыхание перехватило. Всё, чего я хотела, это отвернуться… но я не могла.

Койот прижал маленького лиса к дереву, стоящему в центре лагеря, прижимая его лапы к берёзовому стволу. Лис ничего не мог с этим поделать, ведь Рэнсом превосходил его по силе.

И он его насиловал.

Глава 8 — Огонь по своим.

Предательство.

Вот то единственное слово, что было у меня на уме в тот момент. Мне было сложно поверить в увиденное. Ощущение, будто кто-то всадил мне в сердце нож и повернул его. Будто кто-то растоптал моё счастье и всякое чувство доверия и единства с такой же непринуждённостью, с какой обычно потрошат звериные тушки.

Я закрыла свою мордочку лапой, боясь, что сейчас я не удержусь и заплачу навзрыд и выдам своё местоположение.

«Да как он мог?» — снова и снова повторяла я про себя.

Но то, чему я стала невольным свидетелем, невозможно отрицать. Помимо очевиднейшего вопроса «как он мог совершить столь ужасный поступок?» был и ещё один, не менее мерзкий… впервые ли он занимался подобным?

Ответ был очевиден: нет. Всё встало на свои места. Я всегда чувствовала, что что-то не так, но не могла понять, что именно. Мне всегда казалось, что этот койот мучает лиса… и я оказалась права.

Но я честно пыталась считать иначе. Я так привязалась к койоту, что поборола все свои страхи и поверила словам Пака о том, что всё в порядке, хоть и было очевидно, что лис определённо находится под его гнётом.

Да, я прекрасно понимала, каково это — когда тебя насилуют, но я молчала, боясь, что мне же будет хуже.

Боги, я была так слепа! Мне так хотелось снова кому-то довериться, что я не доверилась своим инстинктам.

Я утёрла слёзы тыльной стороной лапы, всхлипнула и пошла за своим охотничьим ножом. Месяцами ранее я пообещала себе, что если койот хоть пальцем тронет Пакуану — я его защищу, и я намеревалась исполнить своё обет… даже если для этого мне придётся убить того, кому я позволила себя обнять… того, кто несколько раз спас мне жизнь.

Я не могла его простить, ибо нельзя простить столь ужасное деяние.

— Рэнсом… о, боги... почему…

Я снова всхлипнула, проглотила тяжёлый ком в горле и пригнулась, готовясь кинуться на помощь к беспомощному лису, который кричал так жалобно, что у меня душа разрывалась.

Но вдруг в голове пронеслась моя первая и последняя драка с Мета’наком, и я вспомнила то отчаяние… когда он одолел меня безо всяких усилий. Рэнсом был худощав и не так громоздок, как мой бывший муж. Но, с другой стороны, он высокий, и я не раз становилась свидетелем того, насколько он силён. Он был жёстким, опытным фуррем, знающим, как убивать, и делал это без жалости и колебаний, особенно если его разозлить. В памяти всплыл Джек…

Выжидать больше было нельзя. Я должна была это остановить. Но сначала нужно было подумать. Если я попытаюсь их разделить и, в конце концов, окажусь в лапах койота, моя жизнь вновь будет зависеть от очередного самца. Несмотря на всю свою ярость, я была обязана мыслить, как охотник.

Я взяла лук и наложила на него стрелу.

По крайней мере, Рэнсом заслуживал того, чтобы уйти от нас живым. Можно сказать, жизнь — это его награда за всё то, что он сделал для меня. Поэтому я тщательно подбирала, как бы прицелиться. Рана на задней лапе не убьёт и не покалечит его, и так как он стоял ко мне спиной, у меня была хорошая позиция. Я не хотела задеть ещё и Пака, поэтому мне понадобилось ещё немного времени, чтобы прицелиться.

Пакуана навострил ушки, когда я оттянула тетиву, но я была слишком сосредоточена, чтобы это заметить. И лишь когда я пустила стрелу, лис выкрикнул имя Рэнсома, но успел прокричать лишь половину.

Рэнсом взвыл от боли и упал, отпустив лиса и схватившись за правую заднюю лапу, в которую и угодила моя стрела.

— СУЧЫЙ СЫН! — крикнул койот. Он чуть было не упал, но успел одной лапой уцепиться за берёзу, а второй он шарил по животу, пытаясь нащупать свой нож. Впервые с тех пор, как я его знаю, я увидела, как он роняет оружие.

Я покралась к подножию холма, пытаюсь успеть спуститься до того, как он подберёт нож. Было видно, как трясётся его колено, и я понимала, что он не мог больше стоять. А ещё я изо всех пыталась не думать о том, как горько видеть пущенную тобой стрелу в лапе своего спутника. Он научил меня делать стрелы. Он научил меня стрелять.

«Прошу, Рэнсом», — безмолвно молила я. — «Не вынуждай меня убивать тебя».

Но не успела я толком подобраться к лагерю, как меня вдруг отвлёк… Пак. Белый лисёныш вышел из-за спины койота, несмотря на то, что тот велел ему не делать этого, и, встав прямо между мной и койотом, громко и отчаянно закричал:

— ПРЕКРАТИ!

— Пак… — прорычал Рэнсом искажённым от боли голосом, безуспешно пытаясь оттолкнуть лиса в сторону, — видийды…

Затем он увидел того, кто напал на него… то есть, меня, и упал, не издав ни звука.

Мне пришлось остановиться. Я бы смогла разобраться с Рэнсомом, ибо лис стоял прямо на моём пути, как будто защищая койота. Но меня остановило даже не это, а то, как он «смотрел» на меня. Его взгляд был таким напуганным и… преданным.

И этот взгляд был обращён ко мне.

— Пак… отойди. — Сказала я как можно твёрже. Я, как никто другой, понимала, каково ему сейчас. Наверное, в определённый период жизни я бы сама бросилась защищать своего мужа.

— Как ты могла так поступить?! — спросил лис. Его обычно мягкий голос стал хриплым, в нём чувствовалось возмущение.

— Пак, — мягко ответила я, — ты не обязан защищать его. Мы можем покончить с этим. Прямо сейчас. Ему даже необязательно умирать.

— Да ты ебанулась что-ли?! — снова завопил лис. Он кинул взгляд за плечо, хоть это и не имело смысла. Наверное, привычка со времён, когда он ещё был зрячим. Он протянул лапу Рэнсому, но не сдвинулся с места, всё так же преграждая мне путь. Он нашарил лапой плечо койота… который уже приподнялся на одно колено и снова зарычал от боли, держась за бедро.

— Насколько всё плохо? — беспокойно спросил лис. — Куда она… куда ты подстрелила его?! — спросил он у меня столь яростно, что я бы в жизни не поверила, что он способен так кричать, если бы сама не была тому свидетелем.

— Ну… всего лишь в заднюю лапу. — Ответила я. Моя решимость стремилась к нулю. С каждой секундой меня охватывал всё больший стыд, и я никак не могла отогнать навязчивую мысль… что я совершила ужасную, чудовищную ошибку.

Рэнсом больше не пытался подобрать нож. Он отпустил Пака и не делал никаких попыток защитить себя, ибо видел, что на него напала я, а не какой-то незнакомец.

А ещё он не говорил. Ни слова не произнёс. Да он даже не смотрел на меня. Он просто стоял на колене в грязи и держался за свою рану, сверля землю будто бы омертвелым взглядом.

— Пак, я… я не… — бормотала я. — Он же издевался над тобой.

— А вот и нет! — крикнул он. В его голосе было столько ярости, что я готова была расколоться на части.

— Я видела… как он… — начала я, но увидев, как переменилось его выражение морды, тут же замолкла. Вопиющая ярость сменилась на что-то вроде смеси боли и… стыда.

— Оу… боги. — Снизошло на меня озарение. — Я… мне… мне так жаль…

— Уходи. — Бесстрастно бросил он.

— Пак, прошу, — взмолилась я, — я не…

— Пошла. ВОН. — Повторил он ещё строже. — Выметайся из нашего лагеря. Сейчас же. Мне нужно осмотреть его рану, и я не хочу, чтобы ты при этом присутствовала.

Я сглотнула. Мне не хотелось говорить что-либо ещё, дабы не усугубить и без того хреновую ситуацию. Но мне небезосновательно казалось, что если я уйду — больше никогда их не увижу.

— Клянусь всеми богами, Шива, — зарычал Пакуана… по-настоящему зарычал, прищурив свои незрячие глаза. — Если ты сейчас же не уйдёшь — я больше никогда с тобой не заговорю, и будет сей обет стоять между нами до самой моей смерти!

Я кинула на них последний взгляд и отвернулась, увидев, как стекает кровь с лапы Рэнсома. Я глубоко вдохнула и побежала в лес, стараясь не учуять запах крови, которую я сама же и пустила своему напарнику.

Я вернулась к ручью и понятия не имела, что делать дальше. Наверное, весь этот путь я пробежала, ибо к тому моменту, как я тут оказалась, я едва могла дышать. Сердце бешено колотилось в груди, а голова кружилась, пытаясь понять, что я только что увидела и, что ещё важней, что я натворила.

Ну, зато я поняла, что МОГЛА натворить. Рана, пусть и на задней лапы, способна убить. Он мог истечь кровью, или остаться на всю жизнь калекой. Одним Богам известно, какой вред могла причинить моя стрела.

Но я видела то, что видела. И я знаю, что видела. И я сама неоднократно была в подобных ситуациях и знаю, каково это.

А ведь Пак даже не самка! Как он мог… зачем…? Бессмыслица какая-то!

Неужели я ошиблась? Рэнсом вёл себя совсем не как фуррь, пойманный на изнасиловании, а Пак вообще не выглядел, как жертва. Всё выглядело так, будто я ворвалась в хижину и застала там…

…Любовников?

Эта мысль была столь нелепой, что я почти сразу же отбросила. Ну, почти. Боги, а ведь всё сходится! Они жили вместе, путешествовали вместе, всегда полагались друг на друга, у них была какая-то непонятная мне связь. Почти как семья. Рэнсом всегда яростно защищал лиса, но я всегда связывала это с его потребностью контролировать его. Но если кто из них и контролировал другого большую часть времени… то это Пакуана. Как бы они не спорили, койот практически всегда прислушивался к его суждениям. Если бы они были разного пола, я бы подумала, что они женаты, судя по тому, как они вели себя вместе.

Но это не так, в этом-то и загвоздка. Самцы не могут заключать брак друг с другом. Они могут стать друг другу братьями, но лишь самцы и самки способны вступать в брак.

Не понимая, что делать дальше, я сделала то, ради чего пришла сюда изначально. Я умылась. Мне вдруг остро захотелось смыть кровь со своего меха. Пускай это и не была кровь Рэнсома, мне всё же казалось, что это именно она. Я соскребла с себя всё до капли, отчего даже шкура заболела, но в воздухе всё ещё будто витал едва уловимый запах железа.

Погодка после полудня стояла такая чудная и тёплая, что мне казалось, будто это какая-то насмешка. И что мне делать? Куда идти? Пак сказал, чтобы я ушла, но имел ли он ввиду… навсегда? Помывшись, я около часа просидела в абсолютной тишине, пытаясь привести в порядок сумбурные мысли.

Я чуть не подпрыгнула на месте, услышав первые звуки чьего-то приближения. По характерному звуку палочки для ходьбы я сразу догадалось, что это был Пак. Никогда бы не подумала, что я такое скажу, но… звук его приближения до чёртиков меня пугал. И вовсе не потому, что я не желала с ним говорить.

Он шёл один.

Я встала и, пытаясь подавить нервную дрожь, повернулась в сторону шагов. Когда он, наконец, взобрался на холм и медленно побрёл ко мне сквозь снег, я увидела его донельзя мрачную, но не обременённую печалью морду и поняла, что Рэнсом, по крайней мере, пережил мой выстрел.

Он подошёл ко мне и остановился в паре футов от меня, зачем ещё немного пошарил своей палочкой и, нашарив ею достаточно большой камен, сел на него.

— Сядь, Шива, — сказал он спокойно, но уверенно, — нам надо поговорить.

Я послушалась его и, отыскав у ручья ещё один большой плоский камень, села на него, скрестив лапы. Последовавшая тишина и задумчивый лисий взгляд, направленный куда-то вниз, так тревожили меня, что я вцепилась когтями в колени.

Наконец, он заговорил спокойным, но сдержанным тоном, будто тщательно подбирая каждое слово.

— Рэнсом поправится, — сказал он. Словами не передать, как я была благодарна ему за то, что он начал именно с этого, ибо в противном случае первым делом я бы спросила именно это. — Нам повезло, — продолжил он, — твоя стрела попала ему в бедро, ранение получилось сквозным. Правда, вытаскивать её было… довольно неприятно...

Я поморщилась, представив себе это.

— …Но я смог отломать кончик стрелы, поэтому извлекать пришлось лишь древко. Думаю, он скоро поправится, а от раны останется лишь шрам. Ранение оказалось не таким уж и серьёзным.

Я знала, что ему есть, что ещё сказать, а если честно, я бы всё равно не нашла, что бы на это ответить. Мне до сих пор было ужасно стыдно. Больше всего на свете мне хотелось извиниться перед ним, но сначала нужно было дать ему договорить. Было заметно, что он хотел сказать что-то ещё.

— Но, несмотря на это, — продолжил лис, вцепившись взглядом прямо в меня, несмотря на свою слепоту. Наверно, при свете солнца он мог различать хотя бы очертания предметов и тел. — Некоторое время ему всё же придётся отлёживаться. Нам очень повезло, что ты подстрелила того оленя, иначе это… недоразумение… дорого бы нам обошлось. Он не сможет охотиться. Он не сможет проверять свои ловушки. Он не сможет защищать лагерь и, конечно, ни о каких долгих и дальних путешествиях не может быть и речи, пока он не сможет нормально ходить. А на это уйдёт некоторое время.

— Пак, я… — начала я, но лис продолжил уже более настойчиво.

— Но все эти разговоры не имеют никакого смысла, пока мы не уладим одну проблему… — сказал он. — У меня нет совершенно никакого желания делить с тобой лагерь, если ты и дальше будешь относиться к нам с таким недоверием. Я уже задолбался повторять, что Рэнсом не насилует, не бьёт, НЕ МУЧАЕТ меня! Да твою ж мать, Шива! Он рисковал жизнью ради тебя. Нет бы хоть предупредить, что ты будешь стрелять, так нет — обязательно же сразу в лапу палить!

— Мне показалось, что он насилует тебя, Пак! — ответила я, и далее слова полились из меня какими-то несвязными обрывками. — Я бы никогда… и не надо было в него стрелять, и м-мне жаль. Просто я… я увидела, как вы… и подумала…

— Что я занимался этим не по своей воле? — прямо спросил Пак. — Ты вообще хоть допускала мысль о том, что я сам этого хотел, Шива?

— Нет… — призналась я, запутавшись во всём.

— И почему же? Потому, что мы — самцы?

— Да это вообще бессмыслица какая-то. — Вздохнула я с изрядной долей раздражения. — Но дело даже не в этом. Просто я увидела вас и… я… я вспомнила… как мой муж принуждал меня…

— Рэнсом — не твой муж, Шива! — вдруг закричал лис, заставив меня вздрогнуть. — Я уже устал от того, что ты вечно проводишь между ними параллели! Рэнсом — хорошо парень, которому сполна пришлось хлебнуть горя от этой жизни, так что да — временами он невыносим. Он груб, слыхом не слыхивал о чувстве такта и бухает больше, чем ест, но он не чёртов насильник! Боги, да ты видела вообще, что он с Джеком сотворил?!

Я умолкла, невольно вспомнив львиную голову, содержимое которой было размётано и размазано по деревянному полу его собственной хаты. Невольно вспомнился и хладный взор Рэнсома, спустившего тот злополучный курок.

— Ты правда думаешь, что он бы застрелил кого-то в упор в каких-то иных целях, кроме милосердия? — лис покачал головой. — Рэнсом… повёл себя крайне неуместно при вашей первой встрече. Я понимаю, что у тебя сложилось о нём не лучшее впечатление, но Шива, ты должна верить мне: он никогда не обидит слабого, как бы тебе не казалось обратное. И уж тем более, он бы никогда не овладел кем-то против воли. Как тебе вообще такое на ум прийти могло? После всего, через что мы прошли? После того, что он сделал для тебя?

Лис протяжно вздохнул и опустил мордочку, выстукивая костяшками пальцев по камню какую-то мелодию. Когда он опять заговорил, было заметно, как он пытается держать себя в лапах и не повышать голос. Было странно и необычно наблюдать в нём такие затруднения в самоконтроле.

— Мне правда жаль, что тебе пришлось пройти через такие ужасы, — спокойно продолжил он, — это ужасно, это несправедливо, но ты всё пережила, и теперь надо просто жить своей жизнью, а не преследовать мужчину, от которого ты сбежала. В данный момент ты зависишь от него даже в большей степени, чем во время вашего брака. А ещё эта твоя… одержимость местью… — он снова поднял на меня взгляд, — мне уже доводилось лицезреть, к чему приводят такого рода одержимости. Они… извращают тебя. Когда ты не можешь справиться со своей болью, она овладевает тобой. Злость переполняет тебе, и в конечном счёте ты превращаешься… в нечто тёмное. В того, кто уже не способен никому доверять. — Он сделал акцент на последнем предложении. — В того, кто не способен увидеть в фуррях хорошее. Ты больше никогда не сможешь смотреть на вещи не через призму собственной боли, и вскоре каждый мужчина станет этим… монстром в твоих глазах. Тем самым монстром, которого ты так желаешь убить. Да, так всё и будет. Ты станешь убийцей.

— Я не могу просто так взять и забыть Мета'нака. — Ответила я спокойно, но твёрдо. — И уж тем более, я никогда его не прощу.

— Никто и не говорит, что ты должна простить его, — ответил Пак таким тоном, будто ему осточертело повторять одно и то же из раза в раз. — Не всё можно простить, не всё можно исправить, но ты выжила. Каким-то чудом, вопреки всем обстоятельствам, ты выжила, хоть и не должна была. У тебя появился шанс прожить жизнь по своему усмотрению, а не по указке мужа. Не многим выпадает такой шанс. Многие ни в чем не повинные фурри просто умирают, так и не добавившись справедливости. Никто их не любит, никто по ним не скорбит, на них всем плевать. Но тебе не обязательно разделять их судьбу. Брось эту погоню. Живи своей жизнью.

— Но Пак, я была призвана ради этого…

— Нет, это я тебя призвал, мать твою! — Пакуана ткнул себя пальцем в грудь. — Я, собственной персоной, и Рэнсом. Тот самый, которого ты подстрелила. Мы нашли тебя. Мы выходили тебя. А теперь, когда ты полностью здорова, всё, о чём ты можешь думать — это погоня за мужиком, который довёл тебя до могилы. Ты сильная женщина, Шива, но ты по-прежнему живешь ради мужчины. Ты хоть сама-то это понимаешь?

— Я… не…

— Сильные женщины живут для себя, — перебил меня лис. — Ты сама всё время твердишь, что твой твой муж — одержимый ублюдок, что тебя так дёшево продали ему, что все эти годы, живя под его гнётом, ты желала чего-то большего. Но ты по-прежнему его рабыня и будешь ей до тех пор, пока не прекратишь его преследовать и видеть его в каждом окружающем тебя мужчине. Если бы ты бала по-настоящему сильной, ты бы не была так одержима, ты бы жила лишь ради себя.

— Я никогда не смогу забыть, что он сделал со мной… с моим сыном… — от одного лишь упоминания моего сына, в груди что-то кольнуло, а дыхание перехватило.

— Забыть тоже не выход, — мягко ответил лис. — Ты не можешь просто... отрицать ту боль, что тебе причинили. Отрицание превращает тебя в нечто другое. В того, кто не может понять, кто он есть, потому что он не может быть честен с собой и своей болью. Невозможно понять, кто ты есть, если ты отрицаешь обстоятельства, сформировавшие тебя, как личность, плохие они или хорошие. Он… — лис остановился и вздохнул, — ты… никогда не исцелишь свою душу таким образом. Да, ты, быть может, сможешь нацепить маску, на чём-то сосредоточиться, на что-то отвлечься, но в конечном счёте ты останешься один на один с этой… дырой.

Я уставилась на гладь журчащего ручейка, пытаясь скрыть свою досаду на лиса. Он никогда не верил в Ворона, никогда не верил в мою миссию. Да что он вообще мог знать?

— Что мне тогда делать, Пак? — Спросила я безжизненным тоном. — Что мне ещё остаётся?

— Принять себя такой, какая ты есть. Принять тот факт, что не всегда все будут довольны тобой и твоими поступками, что с тобой часто поступали несправедливо, что ты перенесла много потерь, но в конце концов… ты всё это выдержала… и теперь живешь, смотря только вперёд. Среди северных, да и, я надеюсь, твоих племён распространена одна хорошая поговорка: «трудно разглядеть дорогу впереди, смотря назад».

— Больше звучит как констатация факта, а не поговорка. — Ответила я, смутившись.

— Для кого как. — Устало улыбнулся лис. — Её можно толковать как «трудно преуспевать в будущем, глядя лишь в прошлое».

Я отвернулась от него. От гложущего меня разочарования мне очень хотелось прервать лисьи нотации, и одно лишь осознание того, что в лагере меня ждёт раненый Рэнсом, сдерживало мой язык.

— Боюсь, пока ты каким-либо образом не смиришься с тем, что с тобой произошло, Шива, ты будешь видеть своего мужа во многих… практически во всех мужчинах. Ты больше никогда не сможешь никому доверять, пока не отпустишь свою боль.

— Но Рэнсом… то есть, я… я же видела… видела…

Лис нервно дёрнул хвостом.

— Ну, ладно, — он прочистил горло, — думаю, нам стоит это обсудить.

Я выжидала, когда же этот маленький белый лис, наконец, заговорит. Было очевидно, что ему было трудно об этом говорить, что опять-таки напоминало мне о моём недавнем положении. Но он попросил меня доверять ему, и я пыталась. Впрочем, мне немедленно нужно было объяснение.

— То, что ты видела… ну, в общем, ты всё правильно увидела, — начал он, но до того, как я успела перебить его, вскинул свою лапу, — но всё было по взаимному согласию, уверяю тебя. Более того, я… сам предложил ему. — Он совсем смутился, — Рэнсом боялся, что ты можешь вернуться, но я… перевозбудился. Ночь была так хороша, но он волновался, что мы тебя разбудим, поэтому трудно было найти более подходящий момент…

— Я не… — я вскинула лапы. — Пак, я вообще ничего не поняла. Самцы… они же не могут… спариваться.

— О, поверь, мы ещё как можем. — Уверенно ответил он. — Но мы не можем забеременеть, если ты об этом.

— Зачем тогда этим заниматься?

— Ну… это приятно. — Тихонько ответил он. — А ещё он мне нравится.

Я не поверила своим ушам. Ответ был настолько же просто, насколько и очевиден. Всё сходится. Иногда самцы получают удовольствие от спаривания. Другие жёны из моего племени много раз рассказывали мне, что их мужья спаривались с ними просто ради удовольствия. Соответственно, если один самец может наслаждаться процессом, то два самца вполне способы удовлетворить друг друга.

— …Оу. — Только и смогла ответить я, чувствую себя полной дурой. — Я… мне жаль. Просто никогда бы не подумала, что самцы… что они… могут вытворять такое друг с другом. Ну, ты пойми меня: нам, самкам, спаривание не доставляет никакого удовольствия, мы просто терпим. Непривычно видеть, что кому-то это может нравиться.

— О, дорогуша. — Пак посмотрел на меня с жалостью. — А это уже отдельный разговор, надо будет объяснить тебе, насколько сильно ты ошибаешься. Но я рад, что ты хоть что-то начинаешь соображать.

— Но я слышала, как ты кричишь от боли!

Лис прикрыл мордочку краем плаща и отвернулся, а затем пробормотал:

— Не от боли, Шива…

— Почему ты ничего мне не рассказал? — наконец спросила я. — Если бы я знала…

— Ты подстрелила одного из нас сразу же, как увидела.

— Если бы я знала про вас, я бы не выстрелила.

— Ну и как бы я тебе рассказал? — нахмурился Пак. — Рэнсом до чёртиков боится, как бы кто не прознал про нас, да и я тоже. Последний, кто про нас узнал — чужеволчий торговец, у которого мы имели глупость остановиться на ночлег на пару ночей. Он грозился сдать нас в местный магистрат, если мы не отдадим ему всё, что у нас есть.

— …и что было дальше? — спросила я, заранее зная ответ.

— А дальше произошёл Рэнсом. — Ответил Пак, и всё сразу стало ясно. — Пришлось в экстренном порядке уносить лапы из того поселения. Теперь дорога туда нам заказана.

— А какое чужеволкам дело до того, кто с кем спит? — спросила я. Из моих уст это всё ещё звучало как-то странно.

— Всё дело в Боге. Всё всегда упирается в Богов. — Ответил Пак таким едким тоном, которого я от него никогда не слыхивала. — Никаких объективных причин, никакой логики. Религия — и этим всё сказано.

— Я никогда не осужу тебя, Пак. — Как можно ласковей произнесла я.

— Но сейчас ты именно этим и занимаешься. — Огрызнулся лис. — Даже сейчас я слышу сомнение в твоём голосе. Ты по-прежнему не доверяешь мне.

— Просто… — я замолчала, пытаясь тщательно подобрать слова, — может быть… ты убедил себя в том, что тебя это устраивает и тебе это нравится, потому что хочешь дать ему то, чего у тебя нет. Это не насилие, нет. Нет ничего зазорного в том, чтобы помогать друг другу… особенно если вы — это всё, что у вас есть. Вот если бы у вас были жёны…

— О, Боги… — с отвращением пробурчал лис, снова выйдя из себя, — неужели так трудно поверить, что я сам предпочитаю так жить?

— Ну просто это… ненормально. — Попыталась объяснить я.

— Вот поэтому мы ничего тебе и не сказали! — воскликнул Пак. — Вот эти вот ваши недоверие и тупая уверенность в том, что лишь вам одним известно, как нам надо жить.

Я хотела ответить, но он не дал мне и слова сказать.

— Ты хоть можешь себе представить… — начал он, но запнулся на последнем слове и сглотнул, — как… заёбывает, когда ты… когда всю свою жизнь ты пытаешься сказать фуррям то, что они, кажется, физически не могут воспринять?

Я замолчала, пытаясь осмыслить всё то, что он только что сказал.

— Всю жизнь? — повторила я.

— Сколько я себя помню. — Медленно кивнул он.

Тогда всё ясно. Если он несёт эту ношу с самого детства, то…

— Мать не смогла меня принять, отец тоже. Глупо было ожидать от тебя иной реакции. — Он перевёл на меня свой блеклый взор. — Зачем пытаться? Каждый раз одно и то же. То же осуждение, та же уверенность, что я просто запутался, что если я сделаю так, как мне говорят, я стану нормальным. Никто не хочет верить… что я… нормальный, что меня всё устраивает. Ты ничем от них не отличаешься.

— Твои родители узнали о Рэнсоме? — тихо спросила я.

— Я тогда ещё не был с ним знаком, — фыркнул лис, — у меня тогда вообще не было любовника. Нет. Просто я сглупил и рассказал им всё как есть. Вот и всё. Сначала они переживали, как обычно переживают родители, когда их дитя заболевает, то есть они не были на меня злы. — Он пнул подвернувшийся под лапу камень, и тот укатился в ручей. — Они сказали, что мне нужно жениться, и тогда всё пройдёт. Ну, я и женился. Мне даже нравилась девочка, которую они для меня избрали. Мы росли вместе. Она была доброй. Хорошая подруга.

Он задрал голову к небесам.

— Но я не знал, что с ней делать. Максимум, что я мог — это ценить её и иногда обнимать. В общем, как только её семья обнаружила, что за год я так и не «подтвердил» наш брак, они потребовали вернуть её. Так мы и сделали.

Родители сказали, что я был одержим каким-то мятежным духом и что я просто упрямился. Они отвели меня к могущественному шаману, чтобы тот изгнал из меня духа, но ничего из этого не вышло. А ещё я уже тогда начал терять зрение… поэтому… — он часто заморгал глазами, — …они окончательно убедились в том, что я одержим чем-то злым.

— Пакуана… — прошептала я, вдруг возжелав обнять его. — Ты не…

— Я знаю, что я не одержим, — сказал лис с завидной уверенностью. — Теперь знаю. Я смирился с тем, кто я есть. Но на это ушло много времени. — Обманчиво хрупкий лис замолк, пытаясь подобрать нужные слова, и в следующий момент, несмотря на своё состояние, он заговорил спокойно и рассудительно.

— В моём племени мне сказали, чтоб я не возвращался до тех пор, пока злой дуй не покинет моё тело. Так я прожил примерно месяц, пытаясь выжить в одиночку в дикой местности, а зрение всё падало и падало. Я уже всерьёз задумался над тем, чтобы воротиться домой и солгать, что исцелился, но тогда мы меня снова женили, и я бы снова не преуспел. Так что я молился. И молился. И опять молился. Молился каждый день. А когда мои глаза начала застилать пелена, я стал молиться ещё усерднее. И так каждый день, годами…

Он глубоко и тяжело вздохнул, перед тем как продолжить.

— И вот, в один прекрасный день, я, будучи при смерти от голода, оказался заперт в заваленном снегом крохотном поселении вместе с двадцатью незнакомыми мне путниками, которые медленно, но верно убивали друг друга в поисках хоть каких-то припасов. Меня пощадили лишь потому, что у меня нечего было красть.

И тогда я перестал молиться. Я… наконец-то понял, что никто меня не слушает, и… прекратил. И когда я перестал уповать на духов, я понял, что должен сам о себе заботиться. И… я нашёл одного торговца… болеющего бронхитом. Я понял, что могу вылечить его, а он в обмен будет меня защищать. И он защищал. До сих пор защищает, между прочим.

Я поникла, подумав о Рэнсоме, который по моей милости сейчас страдает в лагере. А всё потому, что я посчитала его таким же монстром, как и мой муж, несмотря на то, что я уже несколько месяцев была с ним знакома, несмотря на то, что я видела, как он обращается с Паком, и несмотря на все те моменты их искренней любви, свидетелем которых мне довелось быть. Несмотря на всё то, что он сделал для меня.

Я по-прежнему не всё понимала. Несмотря на разговор с Пакуаной, я никак не могла понять, зачем два самца ведут себя как муж и жена. Я никогда раньше не слышала о подобном, но, если честно, до того, как я вышла замуж, я понятия не имела о том, что такое спаривание, а мой муж… показал мне. И мне говорили, что наш союз благословлён духами, что он свят, что так надо.

Но моя семья ошиблась. В том, что происходило между мной и Метой, не было ничего святого или правильного. В том, как этот грубый, грязный койот смотрел на лиса, было больше любви, чем между мной и мужем за все годы брака. Пусть Пак злится на духов и богов, коль ему угодно, но насколько я могу судить, ошибки совершают лишь фурри. Если его племя отреклось от него лишь за то, что он не хотел жениться, оно было неправо. И жестоко.

Не всегда можно понять, какие планы духи уготовили на нас. Угадывать их планы — работа для шаманов и праведных, не зря же их избирают. Но даже они могут ошибаться. Духов трудно понять. Их пути непостижимы. Даже я не всегда понимаю, что Ворон хочет мне сказать.

Так что пусть Пак и дальше отрицает существование богов и духов, если хочет, но я понимала его ситуацию немного иначе. Как бы прискорбно это ни было, фурри просто неверно истолковали волю высших сил. Они сотворили его таким, каким он и должен быть, точно так же, как они сотворили меня воином, несмотря на то, что я самка. Я была сотворена для своей миссии, и, несомненно, в конце концов предназначение Пакуаны тоже станет известно.

А может, оно уже известно. Возможно, он был сотворён для Рэнсома, а Рэнсом — для него. Я слышала о таком в сказках про любовь. Их пол делал их немного… необычными… но ведь, например, белый олень тоже считался необычным в моём племени, он считался священным.

Семья Пака отказалась от такого замечательного юноши то ли из-за ошибочного страха, то ли из-за безразличия. Не знаю. Но я бы никогда так не поступила. И мне не нужно понимать его, чтобы принять.

Но всё же я надеюсь, что со временем я всё пойму.

— Рэнсом спас мне жизнь, — продолжал лис. — Я бы давно умер с голоду или был убит, если бы не он. И дело даже не в том, что он меня защищает, а я его латаю, нет. Всё намного глубже. Я действительно забочусь о нём. Он совсем не тот, кем хочет казаться. Он хороший. Даже добрый. Если честно, я не могу представить свою жизнь без него.

— Ты любишь его?

Лис встрепенулся, словно птичка, и нервно хихикнул.

— Это… трудный вопрос.

— Прости, — быстро добавила я.

— Нет, всё… в порядке. Просто, если честно, это действительно трудный вопрос. Рэнсом и я никогда не были… достаточно откровенны… насчёт того, что между нами на самом деле происходит. Я всегда всё держал в себе. Себе лгать легче. На самом деле, я никогда не задавался вопросом, что между нами происходит, пока всё шло хорошо. И меня обычно… всё устраивает. Ему нравится моя компания, а мне — его. Так и живём.

— Звучит так, будто всё-таки любишь. — Произнесла я неуверенно. Не знаю, зачем я вообще спросила. Наверное, я просто никогда не видела настоящих влюблённых, как в сказках. Среди анукшенов было много пар, которые годами жили вместе, но я плохо их знала. И я никогда не знала, что значит быть влюблённой. Хотя мне очень хотелось узнать, каково это.

— Я любил своих родителей. — Ответил Пак. — B мне кажется… основное отличие любви от простой симпатии — это взаимность. Любовь должна быть взаимной. В противном случае, это просто влечение.

— Так ты считаешь, что Рэнсом…

— Ну, довольно трудно об этом судить, когда он всё время делает вид, будто между нами ничего не происходит, — вздохнул лис. — Этот койот обожает всё отрицать.

— Но как он может отрицать, если вы… ну… занимаетесь этим…

— У Рэнсома есть поразительная способность выбрасывать на задворки сознания то, чего он не может вынести, — угрюмо ответил Пак. — Сначала он ведёт себя, словно влюблённый мальчишка, он очень страстный… а на следующий же день ведёт себя так, будто ничего и не было. Ты заметила, как быстро он оклемался после того, как пристрелил Джека?

— Мне казалось, что ему просто плевать.

— Рэнсом очень эмоционален. Он просто… абстрагируется, когда сталкивается с чем-то, чего он не может вынести. Он заставляет себя забить. Не знаю, как он это делает. Не знаю, как его исправить. Он часто грустит из-за этого. Поверь мне, иногда он может так расчувствоваться…

Он посмотрел на меня, медленно моргнул своими белыми глазами и покачал головой.

— На данный момент то, что сейчас происходит между нами, это не любовь. Я могу жить с этим, я даже счастлив… обычно. Внутри него слишком много демонов, чтобы открывать клетку, и похоже, так будет всегда. Я пытаюсь делать всё то же, что и всегда, то есть смиряться с положением вещей. Но это тяжело. Иногда я мельком замечаю, сколько боли таится у него в душе, и понимаю, что я ничего не могу с этим поделать. То немногое, что я знаю из его прошлого, то есть до момента нашей встречи, я знаю лишь урывками из его бормотаний во время лихорадок да из пьяных откровений. Он никогда… не говорит со мной.

— Однажды он говорил со мной о своём прошлом, — колеблясь, сказала я, не желая расстраивать лиса тем фактом, что, возможно, койот говорил со мной о вещах, о которых он никогда не говорил с ним.

Но последовавшей от него реакции я никак не ожидала. Он навострил ушки, а его морда на мгновение озарилась надеждой.

— Правда? — спросил он. — О чём?

— О своей семье. О кузене. О походе в горы, когда он увидел Призрачную Львицу. В его рассказе были большие пробелы, но…

— Он рассказал тебе… о Доминике? — Пак едва дышал.

Я кивнула.

— Н-немного. Только о том, что он научил его охотиться и взял с собой в горы… где произошло что-то ужасное. Он считает, что Призрачная Львица убила его.

Пакуана, казалось, хотел что-то сказать, но, глубоко задумавшись, захлопнул пасть. Наконец, он встал и подошёл ко мне, после чего уселся на камень, на котором сидела я. Я подвинулась, освобождая ему место и дивясь тому, что после нашей ссоры он не гнушался такого близкого контакта со мной. Но ещё больше я удивилась, когда он взял мои лапы в свои и повернул свою морду к моей, пытаясь заглянуть в мои глаза.

— Шива, — сказал он, — мне всё равно, с кем там откровенничает Рэнсом. Если ему проще говорить с тобой, чем со мной, я только рад. А возвращаясь к сегодняшнему происшествию… ты только представь, как много мы бы поняли, просто поговорив.

Я кивнула, так как на этот раз с ним невозможно было не согласиться. Неважно, что они там думают, но если бы они просто с самого начала не хранили от меня секреты, я бы попыталась их понять. Может, я и не самая умная на свете женщина, ибо, как я уже заметила, в мужчинах я не разбиралась от слова совсем, но слишком долго меня судили за вещи, над которыми я не властна. Слишком долго, чтобы я тоже кого-то осуждала.

— Надеюсь, он когда-нибудь откроется тебе, — прошептал он, опустив взгляд, — ибо мне он открыться так и не смог. Я правда надеюсь на это. Ему бы это пошло на пользу. Хороший целитель всегда адекватно оценивает свои возможности. Если кто-то другой сможет оказать ему помощь, которую не способен оказать я, я буду только счастлив.

— Сомневаюсь, что он теперь вообще будет со мной разговаривать. — Вздохнула я.

— Может, ты и права, но совсем по иным причинам. — Ответил Пак. — Рэнсом будет вести себя так, будто ничего не произошло, будто вовсе и не было никакой стрелы. Он великодушнее, чем ты думаешь.

— Я должна перед ним извиниться, — встала я.

— Можешь попытаться, — сказал лис, встав и стряхнув снег со своего плаща. — Но говорю тебе, это вовсе не обязательно. Скорее всего он попросит тебя больше никогда не поднимать эту тему.

— Я не могу притворяться, будто ничего не случилось, — заявила я, но поумерила пыл, увидел, как исказилась морда лица, когда полностью встал. — Ты в порядке? — спросила я, забеспокоившись.

— Я… да, всё в порядке, — ответил Пак, хотя было очевидно, что это не так.

Я окинула его сомнительным взглядом. Он вздохнул и, поправив набедренную повязку, с раздражением бросил:

— Просто… сделай мне одолжение, — попросил он, — в следующий раз, когда ты решишь вмешаться… подожди хотя бы ещё секунд двадцать.

* * *

Пакуана настоял на том, что ему нужно отлучиться в лес. Якобы надо собрать дров на растопку, но я сразу догадалась, что он просто дал мне время на разговор с Рэнсомом. Когда я вернулась в лагерь, койот валялся у костра, распластавшись на многочисленных шкурах, расстеленных по земле. Свою больную лапу он вытянул и положил на один из своих походных мешков.

Он коротко зыркнул на меня, увидев, как я подхожу к лагерю, и продолжил дальше опустошать уже третью за день бутылку самогона. Он не поприветствовал меня, когда я подошла к костру, но и за оружием не потянулся. Уже хорошо.

— К-как ты? — осторожно спросила я.

Койот утёр свою морду рукавом и поставил стеклянную бутылку на каменистую почву, издав характерный звук.

— Очешуенно. У мэнэ дыра в лапи… но она хоча б заживаеть швыдко.

Я глубоко вдохнула и наконец сказала то, что хотела:

— Мне так ужасно… ужасно жаль, Рэнсом. Я просто не знала. Я подумала…

Койот поднял свою лапу, как бы приказывая замолчать, и сделал очередной глоток из своей бутылки.

— Усё нормально, — пробурчал он, — я живучий сучый сын. Все мы ошибаемся. Просто не делай так больше.

А тем временем я решала про себя, продолжать разговор или нет. Пак предупредил, что он так и поведёт себя, такова уж его натура. И он оказался прав. Но мне всё же нужно было выговориться.

— Пак объяснил мне… что я видела… — с опаской продолжила я.

— Ты не бачыла того, шо ты думала, шо бачыла, — мрачно отозвался койот.

— Нет, я знаю. Просто произошло недоразумение, — кивнула я, — я… хочу, чтоб ты знал, что… всё в порядке. Я отношусь к вам обоим так же, как и прежде, поэтому не волнуйся. Я не осуждаю вас и больше не буду вам мешать. Я даже могу почаще отлучаться, чтоб у вас было больше времени побыть наедине, если…

— Ты мэнэ нэ слухаеш, кица, — злобно рыкнул Рэнсом, — ты не видела того, шо думала, шо видела. Надеюсь, так понятней, но повторю ещё раз: ты ничого не видела.

— Не надо стыдиться…

— Я и не стыжусь, тому шо мэне НЕМА чого стыдиться. Ясно тебе? Всё, тэма закрыта, окей? Тому шо я уже заебався повторюваты одно и то же.

— Ладно, я поняла, — ответила я, отведя взгляд.

— Славно, — ответил койот и зарылся в свои шкуры, поморщившись от боли, когда пришлось передвинуть забинтованную лапу.

Некоторое время мы сидели молча. Воздух наполняли треск костра и гомон птиц, и мне вдруг страшно захотелось, чтоб тёплая приятная погодка сменилась на более тёмную, холодную и ненастную, ибо негоже в такую замечательную погоду прибывать в таком ужасном расположении духа.

Наконец, я снова перевела взгляд на Рэнсома.

— Знаешь, а ведь он переживает за тебя, — заявила я.

— Лис? — Рэнсом с явно вымученным безразличием пожал плечами. — Ну звычайно он беспокоится, я же його паёк. Я и не казав, шо он мэнэ мешает или шо мэнэ не нравится його компания. Нехорошо быть одынаком. Одинокие самцы сходят с ума, особлыво псовые.

— Ты уже немного сумасшедший, Рэнсом.

— Твоя правда, — сухо усмехнулся койот.

Я хотела добавить что-то ещё, но тут койот окончательно меня удивил, сказав:

— Я тоже за него переживаю, — сказал он, и судя по тому, как трудно ему давались эти слова, говорил он в высшей степени искренне. — О лучшем компанйони, чем целитель, я и мечтать не мог. Ещё не скоро я видпущу его от себя… з возрастом моё здоровя стае лишь хуже.

— А ему ты это когда-нибудь говорил? — осторожно спросила я. — О том, что он тебе небезразличен?

— Я жопу за него рву. Он сам знает.

— Доброе слово никогда не бывает лишним.

— Да шо с тобой такое? Ты шо, бабка моя? — фыркнул Рэнсом, в очередной раз присосавшись к бутылке своего пойла. — Мне не нужны нотации о том, как поводытыся с друзями, от кошки, которая недавно меня пидстрэлила.

— Ну, тут не поспоришь, — посмеялась я.

Такие дела. Как Пак и сказал, всё вернулось в своё привычное русло, если не учитывать, что Рэнсом решил себя развлечь, заставляя меня бегать по поручениям, которые на самом деле нахрен ему не сдались, и приводить в порядок то, что и так было в порядке. По какой-то причине это казалось ему настолько забавным, что он не мог сдержать смеха. В остальном же всё было как обычно.

К ночи койот нализался в стельку, и я не могла его за это винить. Самогон был единственным доступным обезболивающим, а боль, я полагаю, была адской. Парень оказался здоров, как бык, и, как это обычно водится у самцов, лишь притворялся больным, дабы привлечь к себе больше внимания. Пак вернулся рано и всю ночь ухаживал за раненым. Я оставила их наедине.

Когда начало темнеть, я решила проверить, не замёрзла ли у Молли вода. И она таки замёрзла, поэтому до наступления полной темноты я принесла ей ещё воды. Затем я гладила её, заодно вытаскивая колючки из её плотного зимнего меха. Мне так хотелось хоть кому-то сделать приятно той ночью, хоть бы даже и вьючному животному.

Похоже, она оценила мои старания, и это немного взбодрило меня. К тому времени, как я вернулась в лагерь, уже совсем стемнело. Пришла я в лагерь со стороны леса, а не со стороны холма, чтобы все услышали, что я вернулась. Едва переступив за черту лагеря, я услышала какой-то странный звук, напоминающий… пение. Мелодичное и глубокое. Оно то замолкало, то звучало вновь. Пел явно самец, причём пел он низким тембром.

Подойдя к палаткам, я увидела Рэнсома. Он лежал там же, где и днём. В стельку пьяный, но на вид более умиротворённый, чем в прошлый раз, когда я его видела. Я уже видела его пьяным… обычно в такое состояние он впадает под вечер, после чего сразу же отрубается. Сегодня же, однако, он казался вполне себе бодрствующим. И кто бы мог подумать, но это именно он издавал эти звуки. Пакуана лежал рядом с ним, положив голову ему на грудь. Он дёрнулся, увидев меня, но на этот раз не отстранился от койота, а лишь приподнял голову. Рэнсом, казалось, вообще забыл обо всём на свете, в том числе и о нас.

Я остановилась у своей палатки, слушая его пение. Будучи пьяным, он пел так чисто и ясно, что я невольно вспомнила о певце из своего племени, а сама мелодия западала в память. Не знаю, что он напевал, но это точно не что-то племенное.

— Не знала, что он…

— Поёт? — шёпотом докончил мою мысль Пак, одарив меня своею очаровательнейшей улыбкой. — В последнее время он практически никогда не поёт, нынче он предпочитает губную гармошку. В первое время нашего знакомства он часто пел, но сейчас он говорит, что не хочет. А жаль. Мне нравится его слушать.

Я улыбнулась ему в ответ и вышла. Надо было уладить перед сном оставшиеся дела, и я старалась делать их максимально тихо, чтобы ненароком не сбить певца.

Раньше мне тоже нравилось петь. Я вспомнила, как присоединилась в детстве в команду танцоров и надеялась, что когда-нибудь перестану просто подпевать и стану настоящей певицей. Но, как и практически на всех моих мечтах и надеждах моя женитьба поставила крест на этом и на многих других желаниях.

Вдруг Рэнсом замолк, и в палатке заслышались звуки возни. Я решила проверить, всё ли в порядке. В конце концов, Рэнсом довольно тяжёл, в одиночку Пак его не поднимет.

Но когда я заглянула к ним в палатку, я увидела, как койот обнимает лисёнка, скользя лапами сквозь пышный белых мех по его плечам прямиком к шее… и они целовались.

Я смутилась и тут же отвернулась… на пару секунд. Я не шпионка, они ведь знали, что я совсем рядом… ну, по крайней мере, Пак знал. Рэнсом, похоже, даже не понимал, где он находится. Как он мог оставаться в сознании после такого количества выпитой ядовитой воды, я решительно не понимала.

Я собиралась забрать свои плащ и колчан — последние две оставшиеся вещи, которые мне нужно было взять с собой перед сном, но не смогла сдержаться и снова посмотрела на своих напарников. Было ли это любопытство или всего лишь мимолётное желание, я сама не знала.

Я никогда не видела, как целуются два самца, особенно вот так. Даже как-то не верилось, что именно С НИМИ я путешествовала всё это время. Особенно меня удивил Рэнсом.

Когда лапа Пака скользнула по его изорванному уху, и Рэнсом сладко простонал от удовольствия, я поняла, что пора уходить.

Я нырнула в свою палатку, борясь с сильным желанием ещё раз глянуть на них хотя бы одним глазком и задаваясь вопросом, почему мне так сильно этого хотелось.

— Только не говори, шо я тебя не попереждав. — Прикрикнул на меня Рэнсом, накидывая на плечо ремешок винтовки.

— Ты уже который день только и делаешь, что предупреждаешь меня. Мне надоело ждать, — ответила я, вскочив перед ним и схватив свои вещи, чтобы он не успел их отобрать. Для увечного койот двигался поразительно быстро.

— И на то есть причины, — ответил Рэнсом, насупив брови. — Торговые посты — не мисце для жинок.

— Хочешь сказать, в этом поселении нет самок?

Койот, кажется, задумался на минутку, после чего ответил, подняв палец:

— Ну, есть одна, но це не важается. Она медведица и может надрать зад любому самцу. Заправляет кухней в Чёрном Горшке. Готовит посредственное рагу.

Он вновь вернулся к перебиранию вещей, нужных для сегодняшнего путешествия, а я подошла поближе к краю лагеря и, готовая тронуться в путь, стала выжидающе смотреть на койота.

— Если она справляется, то я тем более справлюсь, — твёрдо сказала я.

— Она втрое бильше тебя и вдвое бильше любых чоловиков на посту, Шива, — подметил Рэнсом, вскинув бровь. — А ещё ей под сорок. Ты же — мелка девица с гарнымы сиськами и без крыхты здравого смысла. Чоловики на посту — торговцы и путешественники, багато з яких месяцами не бачили жинку. А благодаря твоему… выкрутасу… в прошлом месяце, — он издал рык и, поморщившись, выпрямил заднюю лапу. — Мы потрапымо до миста позже, чем я планировав. Через перевал — на котором, кстати, мы уже должны были оказаться — сюды приперлось багато фуррей. — Напомнил мне он весьма раздражённым тоном, из-за чего я невольно прижала ушки. — Теперь пост просто кишит ними. А ты едва ли видела хоть одного чужеволка, и даже не знаешь, как на амуресканском запытаты, де можливо найти сортир. Вот честно, чого ты надеешься добиться?

— Я… — я запнулась, а затем вновь вспомнила принятое прошлой ночью решение. Я не дам ему вновь меня переубедить. — Я должна попытаться, — сказала я. — И я училась говорить по-чужевольчи. Пак давал мне уроки.

— Справедливости ради, она быстро учится, — отозвался сидевший у огня Пакуана. Несмотря на то, что он тоже ходил с Рэнсомом в город, сегодня он явно не торопился. Я знала, что ему тоже было, чем торговать — всю ночь он расфасовывал чай —, однако лис обычно ходил на пост по вечерам во избежание описанного Рэнсомом столпотворения. Утром в поселении было не протолкнуться.

Разумеется, я представляла это поселение похожим на то, в каких жили наши племена — несмотря на все увещевания Рэнсома, я не могла даже представить, что они выглядят как-то совершенно иначе. Ему очень не хотелось пускать меня туда, но, в конце концов, не ему было решать, что мне делать, а что нет. И я очень хотела пойти.

Торговый пост «Начало Пути» — это поселение недалеко от хижины Джека, возле которого я как-то проходила, но ни разу не видела, да и незачем было: тогда перевал был завален снегом, поэтому в этом месте практически никого не было. Именно здесь Рэнсом, Пак и подобные им самцы торговали и запасались для путешествий по горам или долине. Построено оно было у реки, прямо у того места, где располагалось начало пути к перевалу — отсюда и название.

А это значит, что это место было настоящим рассадником всевозможных слухов и вестей от странников, и кто-то наверняка что-нибудь слышал о самце, которого я преследовала. Мета’нак и Рурк покинули долину до наступления зимы, скорее всего по этой самой реке. Об остальном мне оставалось только гадать. Постепенно наступала оттепель, перевал расчищался, и у меня оставалось мало времени, чтобы спланировать свой следующий шаг. Горячий след остывал. Мне просто необходимо было почуять запах своей жертвы, иначе бы я навсегда сбилась со следа.

У моих компаньонов, разумеется, был свой путь. Им нужно было наверстать упущенный ими торговый сезон, перейти перевал, чтобы сбыть шкуры Рэнсома, после чего вновь вернуться в долину в тёплый сезон и вновь начать зарабатывать на жизнь. По поводу перехода через перевал у них даже возник спор, который несколько обеспокоил меня. Пакуана желал остаться в долине на весь год, ибо они и так там застряли, да и лучше было бы поторговать шкурами тут, на посту, чтобы сразу же закупить припасов, а не пускаться дважды в опасное путешествие, рискуя опустить ценное время охоты. Но, видимо, шкуры здесь продавать было не так выгодно, как в чужеволчьих поселениях за перевалом, и Рэнсом был от этого не в восторге. Он настаивал на том, что не собирается продавать свой товар по заниженным ценам и поэтому готов пересечь перевал дважды.

И, если честно, я рада, что Рэнсом одержал победу в этом споре. Я должна была выбраться из этой долины, чтобы пуститься в погоню за Мета, а для этого мне нужно было пересечь перевал. Мне очень не хотелось путешествовать в одиночку, ведь это было опасно, да и к тому же я не знала ни путь, ни чужеволчьих земель.

Рано или поздно наши пути разойдутся. Это было ясно, как день, но мне не хотелось думать об этом — хотя каких-то пару месяцев назад всё было совсем иначе. Я могла бы сопроводить их хотя бы до ближайшего чужеволчьего поселения. Потом же мне придётся учиться выживать самой.

Но строить планы нужно было уже сейчас, и прежде всего надо было узнать… куда мне идти. Конечно, я могла бы просто пойти вдоль реки — я так и планировала сделать в том случае, если остальные мои планы потерпят крах. Но Рэнсом сказал, что за долиной река разделяется, и мне никогда не узнать, в каком именно направлении отправился Рурк и его лодки. Мне требовалась информация.

Рэнсом знал, что Рурк был в долине в прошлом сезоне. Логично предположить, что кто-нибудь да владел какой-либо информацией о нём. Такие фурри не остаются незамеченными.

Я должна была добыть любую информацию у местных путешественников. Чем больше фуррей я опрошу, тем вероятнее, что я наткнусь на что-нибудь полезное. Наш пост находился в пределах мили от торгового поста, и мы находились тут уже четыре дня, пока мальчики готовились к переходу через перевал. Это было тем ещё предприятием, даже учитывая, что у нас был мул, поэтому они хотели хорошенько подготовиться. Пакуана уверил меня, что переход должен занять не более двух недель даже с учётом возможной плохой погоды или заснеженности отдельных участков пути, но в случае плохой подготовки путешествие может оказаться очень неприятным и даже смертельным. Впрочем, меня утешало то, что они совершали это путешествие дважды год вот уже на протяжении пяти лет, а Рэнсом и того дольше.

Тёплый сезон наступал раньше обычного, но погода была нестабильна. Бывало такое, что мы просыпаемся и видим ясное голубое небо, и вокруг — ни следа снега, а уже на следующий день вдруг ревёт метель. В одни дни морозило, в другие я из шкуры вон лезла от жары. Весна ещё не вполне наступила, но очень пыталась.

В любом случае, перевал подтаял достаточно, чтобы его можно было безопасно пересечь, это было видно невооружённым глазом с любого места, где было видно горы. На самом деле Рэнсом хотел направиться к перевалу неделями ранее, но он ещё не до конца поправился. Даже сейчас он слегка хромал, но настаивал, что сможет вынести путешествие. Этот самец был гораздо упрямее нашего мула.

Он каждый день упрямился пускать меня с ними на торговый пост. Даже Пак предупредил меня, что мне не стоит идти, хоть он и был гораздо снисходительнее койота. Он уважал моё стремление к независимости, в то время как Рэнсом не гнушался оскорблениями, лишь бы настоять на своём.

В прошлом я совершила много ошибок… я понимала это. И часто Рэнсом был гораздо разумнее меня, особенно когда дело касалось посторонних. В том, что временами я была очень наивна, не было моей вины. Я родилась и выросла в изоляции от целого мира, словно некая неприкосновенная собственность. Очень скоро наши пути разойдутся. Я никогда не пойму этот мир, пока… не соприкоснусь с ним сама. И для того, чтобы выполнить своё предназначение, мне нужно было научиться, как вести себя с чужеволками и прочими чужаками.

Пак справился с этим, а ведь он слеп. Его буквально вышвырнули в этот мир, и он смог выжить в нём без Рэнсома, вот и я смогу. Этот аргумент казался мне достаточно весомым.

— А Паку ты разрешаешь ходить в город, даже без тебя, — сказала я. — А ведь он слепой.

— Пак хоча б не идиот, — проворчал Рэнсом, подтвердив мою мысль об оскорблениях. — И, шо ещё более важно, он не жинка. Как бы йому цего не хотелось.

— Оу… — лис сделал драматичную паузу, — …и даже про мою грудь ничего не скажешь? Я почти разочарован.

— Лифчик бы тебе очень подошёл, лис, — сказал койот, ухмыльнувшись.

— Действительно.

— Я не знаю, что значит это слово, — раздражённо вздохнула я. — Это хорошо или плохо?

— О, это такая одежда, изобретённая чужеволками, — лис схватил себя лапами за грудь, — она приподнимает и облегает твою грудь.

— М-мфх, — промычал Рэнсом и устремил свой взгляд в небо, будто вспоминая что-то.

— Ладно. Теперь я жалею, что это узнала.

— Не делай поспишных выводов, кохана. Думаю, ты бы гарно смотрелась в нём.

— Я перевязываю свою грудь с совершенно противоположными целями. И я бы не хотела, чтобы что-то её… приподнимало и облегало. Иначе ты, Рэнсом, будешь пялиться.

— …А я бы попробовал, — признался лис.

— Чёрт, хватит подкидывать ему идеи, самка, — фыркнул Рэнсом.

— Я?!

— Знаешь, а Рэнсом прав, — вмешался вдруг Пак, возможно, чтобы пресечь наметившийся спор между мной и псом. — Насчёт самцов в городе. Самки тут редки, а многие из них проводят месяцы в одиночестве или в компании других мужчин. Не хочу как-то тебя принизить, Шива, но… это правда не место для самок. Если ты, конечно, не против нежелательного внимания и сомнительного мнения на твоё счёт.

— Какого такого мнения?

Лис прочистил горло.

— Видишь ли, почти все самки, которые проходят через пост…

— …Шлюхи, — закончил за него Рэнсом. — Только такие самки приходят сюда одни. Иногда они переходят через перевал группами, или с караванами. Они знают, что в этом месте у них много «дел».

— А что насчёт жён и дочерей работников поста?

— Это сезонный пост, солодка, — ответил Рэнсом, — Тут не прийнято обустраиваться семьями. Только торговцы и сезонные работники. Мало кто рискует тягнуты свои семьи через перевал. Единственные, кого я знаю, это Беатрис и йийи муж. Эм… как там его?

— Товук, — подсказал Пак.

— Да, — кивнул Рэнсом. — Медведи, шо керують Чёрным Горшком. Они тут круглый год вроде бы. Но Товук — кодьяк с севера, у него багато друзей из местных племён, и вроде как они посылают своих дочерей в его племя, когда вик пидходыть. А вот жинки, шо приходят сюды, намагаются продать себя.

— Это ужасно, — сказала я с отвращением.

Рэнсом пожал плечами.

— Не суди, пока не пийдёшь по этой дорожке, кохана. Багато хто з них сказав бы, що швыдше стали б шлюхами, ниж пишли на вбывство, а ты вже вполне определилась. До того ж, они задовольняють чоловичи потребы, как и другие торговцы. Нема ничого поганого в тому, щоб збуваты свой товар. Лучше так, чем от голода дохнуть.

Мне по-прежнему кажется, что торговать телом — это ужас для любой самки, но я промолчала. Если увижу этих самок в городе — просто буду их избегать.

Вместо этого я устремила на койота максимально холодный взгляд и сказала со всей решимостью, что я только могла вложить в свой голос:

— Я иду, Рэнсом. Я сумею о себе позаботиться.

— Я не боюся, шо ты не сможешь постоять за себя, киця, — морда койота дёрнулась, когда он потёр свою больную заднюю лапу, — если честно, я боюсь, шо саме це ты и зробишь. Я сейчас не можу дозволыты соби лишней возни. Нам не нужны проблемы. Я сейчас не в лучшем состоянии. Та й до того ж, торговцы люблять побалакаты. Слушок тут, слушок там... если народ прознаешь, шо я странствую с сумасшедшей ведьмой-кошкой…

— С каких это пор я стала ведьмой? — возразила я, смутившись.

— С тех самых пор, как ты заговорыла о том, шо бачишь всяких духов и волшебных птиц, — койот прищурился. — Я понимаю, шо тебе это не кажется чем-то дывным, кохана, но чужеволки не любят подобные разговоры. Они подумают, шо у тебя биды с головою, или шо ты выкорыстовуешь тёмну магию. Они не в восторге от племенных религий. У них свой бог, который не любит нас и наших богов, — он вскинул бровь, глядя на меня некоторое время. — И, солодка, буду честен. Меня воспитали по старинке, но даже мне кажется, шо ты сумасшедшая.

— Ну так, значит, я не буду говорить о Вороне, — настаивала я, — и о своём предназначении. Я просто задам пару вопросов о Рурке и Мета. Вот и всё.

— От кучки старых торговцев ты не добьёшься ничого, кроме домогательств, — ответил Рэнсом, закатив глаза. — А если ты вздумаешь бытыся, я не приду рятуваты тебя. Я не спасу тебя от результатов твоих собственных выходок, Шива. Не здесь. Здесь фурри, с которыми я виду бизнес и с которыми мне ещё долго вести дела. Если на этот раз ты попадёшь в беду — ты сама по соби.

— Ну и ладно, — ответила я резко. — Нам даже не обязательно разговаривать. Я не доставлю вам проблем. Клянусь.

Некоторое время Рэнсом молчал, после чего поднял лапу.

— Никаких проблем. Никаких. Если попадёшь в беду, пеняй на себя. В этот раз никакой помощи.

— Это несправедливо, Рэнсом, — вмешался Пак.

— Да похуй мне, справедливо чи нет, — огрызнулся койот. — Мы не в дыкий глушыни. Это единственный торговый пост в долине, это мой опорный пункт. Пока это мисце мне потрибне, я не хочу плодыты ворогив. А она любит заводыты ворогив.

— Ладно, — кивнула я. — Никаких проблем. Обещаю.

— Ты не знаешь наверняка, сможешь ли избегать их, — ответил Пак. — Рэнсом прав. Некоторые самцы…

— Это жинка готова рискнуть, Пак, — сказал Рэнсом, поднимая свои сумки. — Это её жизнь. Пусть делает шо хочет.

— Не вечно же мне с вами путешествовать, — сказала я, мягко вздохнув. — Когда-нибудь мне придётся самостоятельно избрать путь в этом мире. И лучше уж начать сейчас.

На морде Пака проявились следы тревоги. Он нахмурился и прошептал:

— Ладно… не понимаю, почему бы тебе не…

— Пак, — прервал Рэнсом, — Пора Йти. Йдешь?

— А… да, — ответил лис. Он встал и стряхнул пыль с коленей, — мне нужно посетить нескольких торговцев и покупателей. Встретимся в таверне на обеде.

Рэнсом ухмыльнулся и глянул в мою сторону.

— Я же говорил, что там посредственное рагу.

— Думаю, придётся потерпеть, — признал лис.

***

Я учуяла торговый пост до того, как он появился на горизонте. Запах был именно таким, каким его описывал Пак. Преобладали запахи дыма и скота. Впрочем, подобный запах я чуяла и у хижины Джека. Теперь же к этим запахам примешивались и другие ароматы, в избытке источаемые местными обывателями. Обработанные кожи, мясо, разнообразная еда — в том числе и совсем мне незнакомая. И, конечно же, много, очень много фуррей. И все они пахли… по-разному.

Раньше я бывала лишь среди рысьих племён, в своей и прочих деревнях, и хоть к нам время от времени заглядывали гости других рас, я никогда в жизни не видела хотя бы приблизительно столько же самых разных фурри, как тут, на главной «улице» этого поселения.

Среди странных высоких зданий, высившихся вдоль грязной дороги, шастал бессчётный люд, некоторых из которых я даже затрудняюсь назвать. Среди них, конечно же, были и выходцы из племён. Еноты, чьи племена много кочевали и которые часто смешивались с чужеволками и им подобными… они были везде и занимались привычными для них делами: торговали всем, что могли найти, и тащили всё, что попадётся на задворках кожевенных мастерских и прочих лавочек. Также тут и там шныряли грызуны, парочка кошачьих с незнакомым мне мехом и много, много псовых.

Ну, по крайней мере, они казались мне псовыми. Раньше я видела только койотов и одного волка. Волков тут, кстати, не было. Волки, что удивительно, стремились к изоляции. Уж кто-кто, а они не питали тёплых чувств к чужеволкам.

И я начинала понимать почему. До этого я никогда не встречала чужеволков, лишь слышала о них. Впрочем, данное им имя было довольно показательным. Они были волками… но не теми волками, что мы знали. Все, с кем я говорила, включая Рэнсома и Пака, говорили, будто с ними была что-то не так. И они были правы.

Чужеволки — ну или те, кого я таковыми считала — в какой-то степени выглядели как волки, которых мне доводилось встречать. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. У всех них были очевидно псовые морды и очевидно псовое телосложение. Все они весьма отличались даже друг от друга. Их морды были разной длинны, некоторые приплюснутые, словно кошачьи. У некоторых уши выгляди до крайности странно, будто они были покалечены; у кого-то был длинный мех, у кого-то короткий. Ох, их мех — это отдельная песня!

Я старалась не пялиться.

Увидал я парочку койотов, их племена любили кочевать. Один из них, как оказалось, работал в кожевенной мастерской, и именно у него остановился Рэнсом, постоянно оглядывавшийся на меня в пути.

— Моя остановочка, кохана. Надо обкашлять вопросики с Лироем.

Он указал мне на знак на задворках поселения, представляющий собой некое чёрное пятно.

— Бачишь? Це «Чёрный Горшок». Тоби туды, коли хочешь поболтать с торговцами и прочими. Це шось типу кабаку, так шо сильно до народа не доёбывайся. Большинство тамошних чоловиков просто хотят промочить горло, ни о чём не парясь.

— В таком случае, это может сыграть мне на лапу, — ответила я, — особенно если они становятся такими же шумными и разговорчивыми, как и ты, когда выпьешь.

— Ага, успихив с этим. Хорошо, шо я в цьому не учавствую, — сказал Рэнсом, ухмыльнувшись. — Повеселись там. Через пару часиков я загляну к тебе на обид.

Он ушёл, оставив меня на небольшой дорожке, ведущей на главную улицу. Я набрала в грудь побольше воздуха, морально готовясь к предстоящему… и тут же пожалела об этом, так как едва не задохнулась от исходившей от кожевенных мастерских вони.

Ладно. Первый урок усвоен.

Как только я направилась на главную улицу, я едва подавила в себе желание начать красться — это определённо заставило бы меня выделяться ещё больше. И не то чтобы в этом месте было много уголков, где я могла бы спрятаться, не выглядя при этом идиоткой.

Как бы то ни было, ступив на главную улицу, я поняла, что простейший способ избегнуть лишнего внимания — смешаться с толпой. Все были чем-то заняты — работой, разговорами, беготнёй, и ни для кого я не представляла интереса. Некоторые самцы одаривали меня секундным взглядом, но не более того.

Это совсем не походило на то, что описывал Рэнсом. Возможно, он просто преувеличил. Все были сосредоточены на своих собственных заботах. Если не учитывать, что раз или два я в кого-то врезалась (в основном из-за того, что не обращала внимания на дорогу — местные здания меня весьма отвлекали), а также мне пару раз пришлось пропустить фуррей с тележками или стада коз, никто меня не беспокоил.

Одета я была достаточно скромно, да и раньше, когда я жила среди своего народа, меня никогда не считали за красавицу — а ведь в те времена я носила платья, мылась чаще да и в принципе больше внимания уделяла своей внешности. Сейчас же на мне были надеты кожаные штаны и тёплая куртка, которые совсем не подчёркивали мою фигуру. Самку во мне можно было угадать лишь по запаху или походке. Скорее всего, самки, которые приходили в подобные города по кое-каким другим делам, выглядели гораздо более откровенней.

С гораздо большей уверенностью я направилась к зданию, которое указал мне Рэнсом.

Будучи расположенным в самом конце дороги, на том её участке, где утрамбованная грязь сменялась камнем, возле реки и «Фабрики», которую показывал мне Рэнсом в прошлый раз, когда мы подбирались к торговому посту, это здание запросто могло считаться самым большим и высоким в городе. А что ещё важнее, если верхняя часть здания была сделана из дерева, как и большинство местных построек, то нижняя часть была сделана из камня. Некоторое время я просто смотрела на дом в полнейшем изумлении. Я слышала, что чужеволки умели строить дома из камня, но до этого момента никогда не видела.

Некоторое время я так и стояла, застыв, так что даже сначала не услышала, как ко мне сзади подошёл самец. Я перепугалась, когда услышала, как огромный кабан раздражённо зарычал и двинулся в мою сторону. Мой мех тут же встал дыбом и я уже собиралась достать лук, но быстро осознала, что я… стояла у него на пути, прямо перед входом.

— Я… эм… — заикнулась я, тут же шагнув в сторону.

Кабан фыркнул на меня и скрылся в здании.

Я глубоко вздохнула, пытаясь расслабиться. Только что я с разинутой пастью пялилась на дом, преграждая всем вход, и чуть не пристрелила самца, который просто хотел пройти внутрь. Надо успокоиться.

Набрав в грудь побольше воздуха и стараясь не задерживать дыхание, я направилась к двери и вошла внутрь.

Меня сразу же окатила целая волна всевозможных запахов, образов и звуков. Понятия не имею, как за какой-то хлипкой дверцой могла скрываться такая кладезь звуков и активностей. Но впечатлений было хоть отбавляй.

Я ненадолго задержалась в проходе, но, вспомнив, что могла снова преградить кому-то путь, быстро двинулась дальше. Даже слишком быстро, как оказалось, ибо я влетела в кого-то и ощутила, как наступила на чью-то лапу. Я аж подпрыгнула на месте, когда впереди стоящий самец рыкнул от удивления. Я быстро и тихо извинилась на языке своего племени, прежде чем осмелиться поднять взгляд.

И вновь меня поразило, насколько разнообразны были местные самцы. Тот, на чью лапу я наступила, выглядел почти как волк, однако узоры на его меху были очень яркими: по-лисьи красные отметины на ярко-белом мехе сливались в удивительный узор. И я никогда не видела волков с голубыми глазами.

— Я… извиняюсь. — Сказала я по-амурескански, как меня и учили.

В сравнение с тем, как говорили фурри вокруг меня, эти слова прозвучали очень нескладно. Речь местных самцов было столь разнообразной, быстрой и сложной, что я со своим базовым уровнем знания языка ничего не могла разобрать. Не помогло и то, что тут и там доносились до меня различные племенные диалекты, многие из которых я была способна понять, но из-за того, что они звучали все и сразу, я не ничего не могла разобрать.

Боги, могу я хоть на одно мгновение перестать себя вести, как дура? Мне казалось, что всё то, через что мне довелось пройти за последние месяцы, должно было сделать из меня более скрытное, более уверенное существо, однако в этом месте я терялась, будто новорождённый котёнок. Я никогда не была в столь людных местах! Как они вообще так живут?

Выражение самца сменилось с раздражения на любопытство, и он уже открыл пасть, чтобы задать какой-то вопрос, однако я припомнила слова Рэнсома о том, за кого меня могли принять местные самцы, особенно если учесть, как я сама же в него врезалась, поэтому в этот момент я решила раствориться в толпе. Я пришла поговорить, но лучше начать с выходцев из племён. Они хотя бы говорят на понятном мне языке и в теории должны отнестись ко мне с бОльшим уважением.

Через толпу я начала двигаться… не знаю куда. Возле двери было людно, но дальше внутри было больше свободного места, за столами сидели самцы, как поодиночке, так и группами. Везде витал запах табака, которым так славился Рэнсом. Чувствовала я и горькую воду, или… алкоголь, как они её называли. Из-за большого количества посетителей ко всему этому примешивался целый спектр самых разных как просто бьющих в нос своей резкостью, так и откровенно неприятных запахов — от пота, смешанного с запахом шкур, до грязи и пороха.

Оказавшись в менее людной части таверны, я ощутила, как на меня устремилось больше взглядов, и это заставило меня покрыться мурашками от дискомфорта. По крайней мере, в одной Рэнсом был прав: я не увидела тут ни одной самки. Даже медведицы, о которой он говорил, не было видно. Впрочем, он упоминал, что она работала поварихой, поэтому, должно быть, она была на кухне.

Я нерешительно подошла к единственному медведю, которого я тут увидела и который, как я полагала, был одним из владельцев этого места. Он был огромен, его покрытое светлым мехом тело занимало бОльшую часть пространства за деревянной стойкой. Полки за стойкой были заставлены большим количеством бутылок — столько я не видела никогда в жизни, даже в хижине Джека было меньше. У стойки стояло несколько стульев, за которыми обедали фурри. Некоторые места были свободны. К ним я и направилась.

Я подошла к одному из стульев. Мне пришлось запрыгнуть на него, чтобы сесть. Медведь одарил меня пристальным взглядом, а затем просто кивнул в мою сторону.

— Утра, мисс, — сказал он на языке долинных племён. Он сам выглядел как выходец из племени. Возможно, это тот самый медведь, о котором говорил Рэнсом. Северный кодиак.

— Доброе утро, — ответила я, почувствовал успокоение от знакомого приветствия.

— Что вам угодно? — спросил медведь, доставая из-под стойки стакан. Я неоторое время смотрела на стакан, стараясь не выглядеть слишком удивлённой тем, как отразился свет от его поверхности. Я уже видела стекло в хижине Джека, но у него оно было старым и мутным. Этот стакан тоже, казалось, уже многое повидал, но он по-прежнему был чист, словно лёд.

Опять я пялюсь…

Я прочистила горло и оторвала от стакана взгляд.

— Вы принимаете обмен? — смущённо спросила я.

Медведь улыбнулся.

— Конечно, мисс. Это же торговый пост. Я предпочитаю деньги, но если у вас есть что-то ценное…

Я потянулась к своей гриве и вынула из неё маленькую бусину, которую я специально вплела в самый край своей косы, чтобы её можно было легко вынуть как раз для подобных целей. Я понимала, что для того, чтобы преуспеть в землях чужеволков, мне нужно было начать торговать тем немногим, что у меня было, и ради достижения своих целей я даже была готова расстаться со всей своей бирюзой.

Медведь весьма удивился, когда я протянула ему бирюзовую бусину, так что я решила заверить его:

— Это бирюза, — сказала я, — она ценная.

— Я знаю, малышка, — ответил медведь и протянул ко мне свою огромную когтистую лапу. Я старалась не выглядеть удивлённой размерами его лапы, но не могла не признать, что, сжав её, он с лёгкостью мог раздавить мой череп.

Однако когда его лапа коснулась моей, я ощутила, что касание было на удивление мягким. Одним движением он заставил мою лапу закрыться и спрятать бусину, после чего аккуратно оттолкнул её в мою сторону.

— Не торгуй реликвиями своего народа, — тихо сказал большой самец.

— Н-но у меня больше ничего нет… — в отчаянии прошептала я.

— А что ты хочешь купить?

— Просто… просто молоко, если есть, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком испуганным.

Из всех тех продуктов из рациона моего племени, по которым я скучала, на первом месте определённо было козье молоко, и я надеялась, что его вкус успокоит меня. Всю зиму я с нетерпением ждала возможности вновь попробовать его.

Медведь лишь улыбнулся мне и, повернувшись, хрипло проговорил что-то на кухню на непонятном мне северном наречии. Через пару мгновений из дверного проёма показался другой медведь, меньший по размерам и с коричневым мехом, и глянул на кодиака.

— Молоко, — сказал он, протянув ей стакан, который только что стоял передо мной.

И только тогда я осознала, что медведь с кухни на самом деле был медведицей. Беатрис, о которой говорил Рэнсом. Она взглянула на меня, затем приняла стакан от самца, который, как я могла догадаться, был её мужем, и ушла.

— …спасибо, — сказала я, несколько взволнованная.

Медведь лишь покачал головой.

— Не беспокойся. Мы тебе и поесть принесём.

— Я не могу…

— Самке не следует ходить впроголодь, — сказал медведь. — Особенно когда рядом самец, который может обеспечить её едой.

Я переступила через свою гордость и кивнула. Мне не хотелось перечить доброму медведю с хорошими намерениями, хоть у меня и возникло такое чувство, будто он хотел взять меня под своё покровительство. Но я была уверена, что он совсем не этого хотел. Рэнсом, в конце концов, упоминал, что он был отец маленьких девочек. Возможно, он просто мыслил, как отец.

К тому же, еда тут пахла потрясно, а я целые недели сидела лишь на сушёном мясе. И я не собиралась отказывать себе в свежей горячей еде. И в молоке.

— Прошу прощения… сэр? — заговорила я после того, как медведь убрал бутылку у сидевшего за столом самца и заменил её на новую. Пёс поблагодарил его… наверное. Он говорил невнятно, его челюсть была плотно сжата и будто опухла, так что его слова было тяжело разобрать.

Медведь оглянулся на меня.

— В-вы Товук? — неуверенно спросила я.

— Верно, — кивнул он, после чего убрал стакан с того места, за которым сидел только что вставший и ушедший крыс, и принялся протирать стол влажной тканью. — У меня хорошая память на морды, и не могу сказать, что я помню твою…

— Мы не встречались, — заверила его я, — я просто знаю некоторых фурри, которые часто бывают в этих местах.

— А, так ты не в одиночку путешествуешь, — сказал кодиак, и было заметно, что это понравилось ему. — Это хорошо. Я уже намеревался спросить, по каким ты тут делам. Ваши племена… — он замолк, очевидно пытаясь построить фразу так, чтобы не обидеть меня, — …обычно себе на уме. Даже ваши воины редко тут бывают.

— Я… не со своим племенем, — призналась я. — Я с другими самцами.

Медведь снова видимо забеспокоился, и я поспешила уверить его:

— Они хорошие. Оба.

Он кивнул, но выражение волнения не сошло с его морды. И тут вернулась его жена с полным стаканом молока и поднесла его прямо ко мне, одарив меня милой улыбкой. Также она принесла тарелку с, должно быть, тем самым знаменитым рагу, о котором так «хорошо» отзывались Рэнсом и Пак.

— Спасибо, — ответила я с самой искренней улыбкой.

Самка потрепала меня по плечу, словно ребёнка (полагаю, для неё я действительно была размером с ребёнка), затем наклонилась к уху своего мужа и сказала ему что-то, чего я не могла разобрать, ибо это был другой диалект.

— Я ещё вчера попросила Арквоа сделать запасы, — недовольно проворчал медведь, не переменяя языка. — Ленивый мальчишка, — сказал он, а затем просто кивнул. — Ладно, сам разберусь, как только тут закончу.

Беатрис кивнула, ещё раз улыбнулась мне и вернулась на кухню. Должна признать, её размеры были впечатляющи. Если бы я была размером с неё, я бы точно была способна давать отпор своему мужу все эти года. Впрочем, её муж был ещё больше, так что… всё в этом мире относительно.

Мне было любо смотреть на мужа и жену, которые, как мне показалось по их взаимодействиям друг с другом, вели себя друг с другом так непринужденно. Мне стало интересно, почему они жили вне племени… а также являлась ли их независимость причиной, по которой они могли позволить себе быть счастливыми. А вот если бы я выбрала себе мужа сама, без родителей, был ли мой брак более счастливым? Мне нравилось думать, что мой избранник был бы по крайней мере слегка получше.

Товук продолжал протирать стаканы и неспешно заниматься прочими своими делами. В процессе он кинул мне. Я успела выпить уже половину стакана, с жадностью глотая густое молоко. На вкус оно отличалось от козьего, но я не придавала этому значения.

— В таком случае, что же привело тебя на этот пост, мисс? — спросил он.

— Я… кое-кого ищу, — призналась я, ибо не видела причин скрывать это от медведя. В конце концов, я пришла сюда именно для того, чтобы поговорить как раз об этом.

— М-м?

— Выдра, — ответила я, сглотнув. — И его… команду. Его зовут Рурк.

Медведь замер и медленно поднял на меня взгляд. Несколько мгновений его тёмные глаза оценивающе всматривались в меня, а затем он понизил тон и прошептал:

— Это не тот фуррь, которого вам следует искать, мисс. Каковы бы ни были твои причины.

Я осознала, что теперь не только медведь смотрел на меня. Толстомордый пёс, сидевший у бара в некотором отдалении от меня, как-то странно на меня глядел (или он сам по себе выглядел странно… сложно сказать). Также на меня пялился худощавый, будто весь оборванный кот, сидевший через два стула от меня. Он с видимым дискомфортом поёрзал, затем потянулся в карман, торопливо выложил на стол пару монет, быстро допил остатки своего напитка и ушёл.

Медведь прервал моё замешательство и спросил:

— Зачем ты ищешь этого фурря, мисс? Если не секрет. Он покинул нашу долину пару месяцев назад.

— Я…

Я замолкла, вспомнив данное Рэнсому обещание. Неважно, насколько приветливым был медведь, ему не нужно было знать о моём предназначении, даже если бы он понял его лучше всякого чужеволка.

— А ты, случаем, не с тем хаски? — спросил кодиак, вскинув бровь.

— Я что? Нет, — покачал я головой. — Я даже не знаю, что… кто это.

Медведь медленно кивнул, затем огляделся и вновь устремил взгляд на меня, понизив голос:

— Тогда тебе лучше не расспрашивать об этом выдре. Ты попадёшь в неприятности, мисс.

После этого он покончил со стаканами и ушёл на кухню, скорее всего для того, чтобы разобраться с тем, о чём он говорил с женой. Я огорчённо вздохнула и принялась есть рагу. Я поймала себя на мысли, что если медведь не захотел говорить со мной на эту тему, никто не захочет, но тут кто-то присел на стул рядом со мной. Он склонился ко мне, оглядывая меня с головы до лап, и его локоть вторгся в моё личное пространство.

По запах я поняла, что это лис, ещё до того, как увидела его. Когда я всё же взглянула на него, я обнаружила себя мордой к морде с худым странником с мехом рыжего окраса. Он был одет прямо как Рэнсом — поношенная хлопковая рубах с кожаными штанами и плащом, пропахшим лошадьми и дорогой. У него практически полностью отсутствовало одно из ушей, но я старалась не судить по внешности. В конце концов, Рэнсом ведь оказался приличным самцом. Я старалась не отворачиваться от его дыхания, когда он заговорил.

— Молоко, мх? — спросил он, со скользкой улыбкой поглядывая на мой напиток. — Як мило. Словно кошеня.

Мой мех встал дыбом, но я всё равно удостоила его своего внимания. Он так себе говорил себе на языке долины, но он очевидно мог говорить на нём, в то время как остальные, скорее всего, не могли. Я понимала, что некоторые местные самцы могли быть неприятны, но до тех пор, пока они могли располагать полезной для меня информацией, мне было плевать.

Впрочем, когда он приобнял меня за плечи одной лапой, я не удержалась и содрогнулась. Я не хотела, чтобы этот самец касался меня. Я попыталась продемонстрировать это, скинув его лапу со своих плеч, но он упорствовал — вновь приобнял меня и подвинулся ближе. В этот раз я решила стерпеть, напомнив себе, что проблемы были мне не нужны.

Никаких проблем. Никакого насилия. Бывало и хуже. Всё это для того, чтобы выследить Мета.

— Та добре тебе, кошеня, — промурчал лис. Звуки его ласки звучали были ещё более напряжёнными, чем у Рэнсома, — ну що ты така. Я слыхыл, ты шукаешь когось.

Я моргнула, глядя на него.

— Я просто подошёл дизнатыся, могу ли я помочь, — увещевал меня лис, потирая мои плечи своими лапами. — Такая жинка як ты… одна? Яке непорозуминня. — Он замолк, огляделся вокруг, затем устремил взор обратно на меня. — Ты же… одна… да?

Я хотела было ответить, что нет, со мной были мои друзья… но Рэнсом чётко дал понять, что он не хотел иметь ничего общего с моими сегодняшними похождениями, а этот лис, как мне показалось, был как раз из тех, с кем Рэнсом не захотел бы связываться.

Я выпрямила спину и постаралась придать своему голосу суровости.

— Я могу постоять за себя, сэр.

— Звычайно, звычайно, — ответил лис, улыбнувшись, — но… ты казала, шо шукаеш когось. Якого такого… самца… ты шукаеш?

— Вполне конкретного. Выдра.

— Как… необычно, — промурчал лис, потирая подбородок. — Это типа загадка какая-то?

— Нет, — ответила я, смутясь, — я действительно ищу конкретного выдра. Его зовут Рурк.

В отличие от медведя, лис не проявил никаких признаков того, что ему было знакомо имя этого выдра. Он просто на некоторое время уставился на меня странным пустым взглядом, затем взял меня за лапу и потянул к себе.

— Не можу сказаты, шо знаю его, но у меня есть парочка друзей, которые можуть тоби допомогты, — сказал он, — вони тут багато кого знають. Давай я отведу тебя к ним, и вы поговорыте?

Я взяла его лапу и убрала её с моей — было крайне неприятно ощущать на себе его хватку. Затем я встала со стула и огляделась.

— Где они? — спросила я. — Эти твои друзья.

Мои глаза скользили по комнате. Лис встал позади меня и ответил:

— Наверху. Мы сняли комнату.

Я повернулась к нему в замешательстве.

— Наверху? — повторила я. Мысли судорожно метались. Мех на загривке вздыбился. Каким-то образом всё происходившее казалось мне неправильным. — Ну так… попроси их спуститься, я поговорю с ними здесь.

— Но ведь это так грубо, — фыркнул лис. — Я тоби тут ласку роблю, а ты хочешь, шобы я своим друзьям неудобства доставлял? Просто пойдём со мной наверх, кошеня. Ты не пожалеешь.

— Нет, я не… — я запнулась, пытаясь решить, как мне поступить.

Мне казалось, что уходить отсюда с этим самцом явно небезопасно, даже если наверху действительно кто-то есть. Но ведь он мог располагать информацией о других путешественниках с нужной мне информацией.

Готова ли я рискнуть ради этого? Я знала, что для того, чтобы словить Мета, нужно быть храброй. И если не начать сейчас…

Было видно, что лис терял терпение, и я уже открыла пасть, чтобы что-то сказать…

…и тут кто-то прервал нас в самый напряжённый момент.

— Да брось, Бенни. Это вообще когда-нибудь срабатывало? — раздался за мной плавный мужской голос с нотками веселья.

— Вообще-то Бенджамин, — огрызнулся лис, повернувшись к прервавшему нас псу. Я тоже повернулась.

Это был тот самый самец, на которого я случайно наступила по пути в таверну. Несмотря на то, что тут было целое море чужеволков и их было трудно друг от друга отличить, его… его было тяжело с кем-то спутать.

Он был немного ниже Рэнсома, но гораздо коренастее. Он производил впечатление активного самца, словно он мог бы быть охотником в моём племени. Как я и подметила раньше, его черты в некоторой степени являли в нём волка, но было в них что-то мягкое, что, впрочем, можно было объяснить его густым и очень ухоженным мехом. Но самыми поразительными в нём были глаза и узор на его шерсти. Его мех являл смесь красного и белого. Белый цвет виднелся преимущественно в районе лап и морды, а красный обрамлял всю его фигуру в некий узор, напоминающий бриллиант. А его глаза поражали своей голубизной, они были практически белыми.

Я старалась не пялиться. Впрочем, он, кажется, заметил… и улыбнулся.

Носил он чужеволчий наряд, который выглядел гораздо приличнее, чем у Рэнсома, и к тому же чище и ухоженнее. При этом он выглядел достаточно удобным и практичным, хоть от него и немного пахло лошадью. Видимо, он путешествовал в седле. Винтовки или лука я при нём не замечала…

Несмотря на то, что он был безоружен, вооружённый лис, у которого на бедре болтался нож и который свирепел и вставал в позу, его не пугал.

— Я тут с леди гутарю, пёс. Отвали, — прорычал лис.

— Мисс? — пёс глянул в мою сторону. — Прошу прощения, если я ошибаюсь, но… не желаете ли вы, чтобы этот господин удалился? Вам, кажется, не очень комфортно.

Я замолкла, пытаясь принять решение. То, как лис сейчас скалил зубы, действительно заставило меня задуматься о том, что не зря он мне сразу не понравился. А с помощью этого неожиданно вмешавшегося самца можно было бы выпутаться из этой ситуации до того, как настанут не самые приятные последствия.

— Да, — наконец ответила я. — Я бы предпочла, чтобы он оставил меня. Я не желаю встречи с твоими друзьями. Прошу прощения.

Лис насмешливо фырнул и плюнул прямо возле моих задних лап.

— Тебе же хуже, самка! Пошла ты куды подальше.

— Бенни, — предупредил пёс, — так себя в обществе не ведут.

— Бенджамин! — со злостью воскликнул лис. — И не веди себя так будто владеешь мной, псина! Ты мени не господар!

— Так, успокойся. Иначе Товук вышвырнет тебя вон, Бен, — продолжил лис, вскинув бровь и нацепив улыбку. — Ты же знаешь, как он терпеть не может ссоры.

Лис изверг из себя целый поток отъявленной амуресканской брани — это я поняла потому, что Рэнсом из сам иногда злоупотреблял некоторыми из этих крепких словечек. Когда он ушёл, я ощутила, как спало напряжение, но затем я осознала, что теперь у меня новая проблема.

Пёс не уходил. Он по-прежнему выглядел расслабленным и безмятежным, его поза не изобличала признаков беспокойства, однако я заметила, что пока он следил за тем, как уходит лис, его лапа покоилась на бедре рядом со странной кожаной кобурой. Уж не знаю, что у него там было, но я отчётливо видела рукоятку, которая выглядела слишком громоздкой для ножа.

Я даже не собиралась благодарить его. Я бы и сама могла разобраться с лисом. Более того, меня откровенно раздражало, что кто-то вновь решил взять меня под свой патронаж, и на этот раз я не собиралась об этом молчать.

— И без твоей помощи бы справилась, — проворчала я, вновь отворачиваясь к стойке.

Если моя неблагодарность и задела его, он это никак не показал. Вместо этого он сел на стул рядом со мной, но, в отличие от лиса, не влезал в моё личное пространство, так что у меня даже не было повода попросить его отойти. Он опирался на стойку, улыбка не сползала с его морды и будто бы упрашивала меня вновь скользнуть взглядом от изгибов морды до самых глаз, но на этот раз я удержалась — была слишком занята рагу и молоком.

— В таком случае, прошу прощения, — сказал он, его голос был всё таким же спокойным и уверенным. — Я неправильно оценил ситуацию.

Я выдавила из себя безразличное «угу» и продолжила тыкаться ложкой в густую смесь мяса, картошки и моркови. Было весьма вкусно.

— Извините, я не представился, — продолжил он, пригладив мех на шее.

— Тебя никто и не просил, — пробормотала я, сама не зная, почему мне так хотелось, чтобы он ушёл.

Он так хорошо говорил на языке катук, что его было приятно слушать, и у него даже не было акцента, как у Рэнсома, да и выглядел он вежливым, и, очевидно, желал поговорить со мной по какому-то неизвестному мне поводу.

Но он задел мою гордость. Я не просила помощи в разборках с лисом.

— А… ладно… — он замолк, на мгновение вся его уверенность улетучилась, но через пару секунд он пододвинул стул поближе к стойке и, прочистив горло, вновь нацепил на себя непринуждённую улыбку. — Послушайте, как-то не задалось наше знакомство. Давайте заново. Меня зовут Грант. Грант Викхэм.

Я засмотрелась на него, опустив уже опустошённый стакан. Он по-прежнему улыбался от уха до уха, и по какой-то причине эта улыбка раздражала меня… словно он находил во мне нечто забавное. Но по факту он всего лишь проявлял вежливость. Я была вынуждена вести себя достаточно холодно, чтобы не заинтересовать его, но он изо всех сил старался проявлять уважение.

— …Шива, — коротко ответила я. Я впервые представилась этим именем, и это ощущалось как-то странно. Но, полагаю, скоро я к этому привыкну.

— Имена катук… странные, но прекрасные, — задумчиво проговорил пёс.

— Как скажешь, — проворчала я и постаралась зыркнуть на него максимально сурово, дабы дать понять, что со мной шутки плохи. — Ну так чего тебе?

По каким-то причинам весёлый блеск в его глазах всё никак не пропадал, и чем больше я в него всматривалась, тем задорнее становился его взгляд. В конце концов он прикрыл свою морду и сказал:

— Эм… у тебя тут… это…

Я только моргнуть успела, а он тем временем сунул лапу в нагрудный карман, достал из него кусочек ткани, развернул его и протянул мне. Я уставилась на него, не понимаю, что это и что с этим делать.

Затем я осознала, что всё это время пила молоко. Ужаснувшись, я отёрла морду рукавом и швырнула кусок ткани обратно владельцу. Я не могла позволить себе ещё раз принять от него помощь, даже если дело касалось всего лишь чистоты моей морды.

Маленькие победы.

И снова я не смогла разочаровать этого самца своим отказом. Он лишь подобрал кусочек ткани, вновь его сложил и положил в карман, после чего нацепил на себя более серьёзное выражение, в котором, впрочем, проглядывали черты веселья.

— Я хотел бы поговорить с вами, — сказал он, — мисс. С вами или с кем-либо из представителей вашего вида, кто мог бы быть с вами на этом посту.

Он знал, что я была не одна? Как? Он подслушал мой разговор с медведем? Мои подозрения росли.

— Ещё раз прошу прощения, что прервал вашу… беседу… с Беном, — осторожно продолжил он, явно стараясь подобрать слова так, чтобы снова меня не оскорбить. — Но, если честно, с этим лисом не стоит вступать в диалог, и я верю, что его намерения в отношении вас не были чисты, мисс. Он — местный вор и дебошир. Ничего стоящего.

— Я доверяю своим инстинктам, — сказала я, — и не планировала никуда с ним идти.

— Вот и славно. Никто не пострадал.

— Чего ты хочешь? — строго спросила я. — Почему я должна уделить тебе больше времени, чем ему?

Пёс, видимо, задумался над этим на несколько секунд, прежде чем ответить.

— Если честно, мэм, у вас нет причин доверять мне больше, чем этому дворняге, и если вы потребуете, чтобы я удалился, я исполню вашу просьбу. Но я искал разговора с одним из представителей вашего вида с тех самых пор, как прибыл на этот пост две недели назад, и если я упущу возможность поговорить с вами… это будет крайне неприятно.

Я попыталась проигнорировать его попытку подмазаться ко мне с помощью этих его больших голубых глаз, которые он начал строить мне по завершении фразы, и сосредоточила своё внимание на первой части предложения.

— Моего вида? Ты про рысей что ли?

— Тех, что происходят из местных племён, если быть точнее, — он помолчал, — и если я не ошибаюсь…

— Да, — кивнула я, не видя нужды скрывать это. К тому же, он привлёк моё внимание. — Я — анукшен.

Выражение его морды резко изменилось, она теперь выражала понимание и сочувствие. Он прикрыл пасть, и его тон стал гораздо мрачнее.

— Мне очень жаль, мисс.

— Ты знаешь, что произошло в горах, — заявила я, повернувшись к нему.

Этот самец — Грант, как он назвался, — кивнул.

— Я со своей командой недавно вернулся оттуда. Это была… бойня. Примите мои соболезнования.

Я замолчала, пытаясь представить, как теперь, после долгой суровой зимы, выглядела старая деревня моего племени. У нас не было возможности похоронить мёртвых. Их было слишком много. Да хранят их боги.

— Зачем ты был в моей деревне? — вдруг спросила я. — Зачем ты хочешь говорить с анукшеном?

А вдруг он работает с Мета? Мех встал дыбом, пальцы так и потянулись к бедру, где у меня под одеждой покоился нож. Рэнсом упоминал, что выдр работал с чужеволками.

— Мы с командой прочёсываем долину в поисках выживших, — сказал Грант, теперь в нём не была и следа былой весёлости. Его взгляд был сосредоточен на мне. Я по-прежнему не ощущала в нём никакой угрозы, но… теперь он был очень сосредоточен. — Я знал, что какие-нибудь охотники должны были спастись во время атаки, или по крайней мере кто-нибудь, кто был вне стен поселения.

Я вполне определённо покачала головой.

— Только я, — мягко сказала я, устремил взгляд на свои же лапы. — Кажется, нападение произошло ночью. Я видела почти всех, кого знала.

Ну, кроме Мета’нака и его воинов, но этот факт я предпочла пока что попридержать при себе.

— Получается, ты не была в поселении, когда на него напали?

Я покачала головой.

— Я… — я замолкла, после чего решила сказать что-то между правдой и вымыслом, — …меня изгнали.

В племенах изгнание считалось серьёзным наказанием, однако я не увидела осуждения в его глазах.

— С одной стороны вам не повезло, мисс, — сказал он, — но с другой — очень повезло. И вам и мне.

Он подвинулся вперёд и положил локти на стойку, не сводя с меня глаз во время того, как говорил:

— У меня к вам есть некоторые вопросы, если вы не против на них ответить. Мы много месяцев искали выживших.

— Меня не было там, когда произошло нападение, — сказала я, вздохнув, — не знаю, как я могу помочь. — Я опустила взгляд, а затем сказала, — я могу назвать того, кто ответственен за это. Если это то, что ты хочешь знать.

— Рурк Ксели Мезатль.

Я содрогнулась при звуках этого имени. Не знаю, почему, но его полное имя будто каким-то образом сделало его более реальным. Словно никогда не виданный мною призрак, который вошёл в мою и без того жалкую жизнь и окончательно её разрушил, оказался реальным.

— Откуда ты знаешь его? — спросила я, стараясь не рычать.

— Я уже два года охочусь за этим выдром, — ответил чужеволчий самец, издав заметно разочарованный вздох. — Но находим мы лишь руины, выживших почти не остаётся. Прошу, просто ответьте на мои вопросы, и я отстану от вас и больше не буду лезть с этими ужасными вещами… я знаю, что вам тяжело говорить об этом.

— Я никуда не уйду, — твёрдо сказала я и не собиралась отступаться от своих слов. Этот самец знал Рурка даже лучше Рэнсома. И он охотился за ним? Это значило, что он сам не знал, где находился выдр, но у него могла быть ценная информация. — Я отвечу на все твои вопросы, — сказала я и развернулась к нему.

Я ожидала очередную очаровательную улыбку, но теперь он был убийственно серьёзен и сразу приступил к вопросам.

— Мы заметили, что врата вашей деревни не имели каких-либо следов повреждений, — заявил Грант. — Можете объяснить, как Рурк и его компания попали внутрь? Мы не смогли обнаружить точку входа.

— Им… позволили войти, — сказала я, отведя взгляд. Мне было стыдно за предательство, на которое пошёл мой собственный муж. — Как я поняла из слов того единственного выжившего, с которым мне удалось поговорить, некоторые из… некоторые из воинов, которых встретил в долине Рурк… провели его прямо к нашей деревне. Не знаю, в чём заключался их план, но они что-то не поделили со старейшинами, и тогда они… они просто напали. И убили всех.

— Это что-то новое, — задумчиво проговорил пёс. — Вербовка перебежчиков из племени… — он молчал некоторое время, сдвинув брови. Наконец, он вновь поднял на меня взгляд. — Ещё один вопрос, — сказал он, — всего один, а затем я оставлю вас, мисс.

— У тоже хочу задать вопросы, когда ты закончишь.

Он вновь улыбнулся.

— Ладно… было бы славно.

Я выгнула бровь. Если я всё ещё была сосредоточена на обсуждаемом вопросе, то его мысли очевидно уже начали где-то блуждать.

Он понизил голос и вновь заговорил:

— Перед нападением, — тихо произнёс он, — видела ли ты какие-нибудь… симптомы… поразившие сообщество? Волдыри на шкурах? Признаки пищевого отравления? — он помолчал и добавил ещё тише и мягче, — …бред или безумие?

Из всех вопросов, что я от него ожидала… этого не было в списке. Я уставилась на него в полном непонимании, не понимая, что на это отвечать. Чем больше я молчала, тем неопределённее становилось выражение его морды.

— Меня не было… в деревне, когда произошло нападение, — наконец ответила я, — но после того, как оно произошло, я видела тела, и… чего-то подобного… я… я не заметила. Почему? — спросила я в растерянности.

Не знаю, что конкретно он пытался описать, но звучало ужасно, словно чума. У нас в долине случались вспышки заболеваний, я даже слышала истории об ужасных болезнях по типу только что описанной, но я точно никогда не видела или переживала подобное. И если нечто подобное поразило мою деревню, я точно не видел никаких признаков. По крайней мере никаких волдырей.

Самец откинулся на спинку, раздумывая над моими словами.

— Это заболевание, — начал он, активно жестикулируя лапами, — распространяется медленно. Ты бы заметила его признаки за несколько месяцев до зимы, если бы на момент атаки разразилась полноценная эпидемия.

— Нет, я… — я покачала головой, — я не так долго была отлучена от племени. Я бы точно что-нибудь заметила. И на телах, которые я видела, не было никаких волдырей.

— Чёрт! — вдруг яростно воскликнул он, хлопнув лапой по колену. Я впервые увидела его взбешённым.

— …а почему это плохо? — спросила я, по-прежнему не понимая к чему это всё.

— Мне казалось, что у нас наметился паттерн, — сказал он, вздохнув, а затем тихо добавил, словно говоря сам с собой. — Чёрт… я думал, у нас есть хорошая зацепка.

— Ладно, а теперь поподробней, — прорычала я. Мне никогда не нравилось быть в неведении, когда дело касалось меня. — Зачем ты преследуешь Рурка? Откуда ты его знаешь?

— Я охочусь за Рурком, потому что он — бессовестный преступник, совершивший множество массовых убийц, — ответил Грант, держа лапу у самой морды и глядя куда-то в пустоту, будто мыслями он был где-то не здесь, хоть и отвечал мне. Затем он моргнул и повернул голову ко мне. — Он и его команда убивают путешественников вдоль реки и истребляют целые племена и города… без видимых на то причин. Не только ваша семья пострадала, мисс. Этот самец со своей бандой оборвали бессчётное количество жизней. И к сожалению… мы до сих пор не знаем почему. Мне казалось, некоторое время назад мы выявили паттерн, — он вздохнул, откинувшись на спинку, — но твоё племя не вписывается в эту картину.

— Почему причины вообще имеют значение? — спросила я. — Возможно, он просто безумец.

— Да, определённо, — мрачно ответил Грант. — К сожалению, он ещё и умён, и его чудовищно трудно выследить. Он путешествует по рекам. Мы начали охотиться за ним на лодке, рассчитывая, что нам хватит одного большого заплыва… — он сделал некий жест лапами, видимо пытаясь изобразить в воздухе реку, — но, как вы, наверное, знаете, река разделяется, к тому же он путешествует на маленьких каноэ и может просто затаиться на берегу при виде нас, что добавляет ему манёвренности. Судя по тому, что иногда по пути мы натыкались на самую настоящую резню, он по крайней мере раз или два проходил мимо нас.

— Это ужасно, — искренне сказала я.

Всё это только ещё больше укрепило меня в стремлении настигнуть Мета. Рэнсом не так много сказал о Рурке — только то, что он был плохим парнем, с которым нам лучше не сталкиваться и который часто ходил в рейды на города. Но мне казалось, что то, что произошло с моим поселением, было лишь ужасной шалостью, виной которой — Мета, который хотел избавиться от своих обязанностей и контроля старейшин. Если то, что он сотворил с анукшенами, было для него обычным делом, как заявил этот самец…

— Если бы мы могли проследить паттерн его нападений, — сказал чужеволк, вновь жестикулируя лапами. Как я поняла, он частенько так делал, — у нас было бы больше шансов перехватить его. Но нам ещё предстоит отыскать причины, по которым он избирает племена для нападений. Все они различались по видовой принадлежности их членов, по происхождения, по религиозным верованиям… даже по благосостоянию. Простите меня, мисс, за такие слова, но ваше племя едва ли стоило того, чтобы его разграблять.

— Они забрали с тел всю бирюзу и оружие, — отметила я. — Я видела тела.

— Правда, — задумчиво проговорил пёс, потирая подбородок, — но ведь нужно же ему как-то платить своим парням. По-прежнему не вижу каких-либо здравых причин творить такое с окружённым стенами поселением, которое будто бы того не стоит.

— Ему не было нужды прорываться через стены, — напомнила я ему, — моё племя пустило его внутрь, помнишь?

— Тоже верно. Однако ему пришлось устраивать осаду при нападении на катошенов.

Я перестала дышать, мои пальцы вцепились в стойку. Я впервые получила подтверждение. Тот единственный выживший из анукшенов сказал мне, что взор Мета был устремлён на моё родное племя, и мы слышали от торговцев, будто бы им встречалось похожее разорённое племя. Но сам я так и не отправилась туда, чтобы подтвердить информацию.

Даже не знаю почему. Раз анкукшены погибли, а Мета ушёл, я, скорее всего, могла просто вернуться домой при желании. Стоило проверить, действительно ли Рурк и его парни разрушили моё поселение, чтобы знать наверняка, остался ли у меня ещё дом, куда я могу вернуться в том случае, если решу отказаться от возложенной на меня вороном миссии.

Возможно, мне просто не хотелось знать. До тех пор, пока я оставалась в неведении, во мне теплилась надежда.

— Ты видел… разрушенную деревню катошенов… своими глазами? — спросила я. Быть может, до него просто дошли те же слухи, что и до меня.

— Боюсь, что да, — ответил он. — Мне жаль, что я вынужден сообщать вам такие ужасные новости. Полагаю, у вас там были друзья?

— Семья, — вздохнула я, мои вцепившиеся в стойку лапы тряслись.

Мои родители мертвы. Мои братья. Родные. В этом больше не было сомнений.

Брови Гранта беспокойно дёрнулись, он осторожно потянулся ко мне. Я не обращала на это никакого внимания, поэтому весьма встревожилась, когда ощутила лапу на своём плече.

Это сразу же вывело меня из транса, и я подняла на него взгляд. Невозможно было предаваться гневу, глядя в эти голубые глаза

Стоп, что? Бред! Что за мысли такие?!

— Не беспокойтесь, мисс, — произнёс он мягко, но искренне. — Мы разберёмся с ним. Ваша семья заслуживает справедливости.

На пару секунд я искренне ему поверила. Я уже хотела было принять его обещание, дабы сбросить с плеч бремя ответственности, зная, что кто-то другой будет тянуть его. Дабы вновь ощутить себя в безопасности и комфорте, осознавая, что кто-то другой устранит все мои жизненные проблемы, как в те времена, когда я жила в безопасности под защитой деревенских стен, под боком у матери.

Но те времена прошли, и мне пришлось напомнить себе это. Несмотря на всю очаровательность этого незнакомца… то были мои проблемы, и решить их должна была я. Какой бы монументальной по своей сложности ни была эта цель, это я должна была выследить Мета.

Впрочем, если он не лукавил, это также была и его цель. И если отбросить в сторону его раздражающую учтивость, ничто в нём не изобличало лжеца. Нетрудно было поверить, что кто-то ещё мог преследовать кого-то типа Рурка. Он был чудовищем. Мне были неведомы мотивы Гранта, и если я спрошу у него о них, мне и самой придётся раскрыть детали, а я пока ещё не была уверена, вызывает ли он доверие настолько, чтобы посвятить его в мою историю. В конце концов, мои мальчики сказали, что чужеволки могут впасть в суеверия, когда дела касаются мистики.

Ничего плохого не было в том, чтобы делиться информацией. Вообще, это была хорошая возможность. У меня никогда не было желания заниматься всем этим в одиночку. Более того, осуществить такое в одиночку, мягко говоря, проблематично. У Рурка и Мета в распоряжении была чуть ли не армия. Чем я хуже?

— Ты уже не первый раз говоришь «мы», — подметила я. — Ты путешествуешь в компании?

Пёс уверенно улыбнулся и кивнул.

— Вместе с самыми суровыми, сильными и лучшими самцами по эту сторону океана, мисс. Я вручную набрал отряд в Арбордейле, к тому же в нашем распоряжении оказалось несколько выходцев из племён, которые помогают нам ориентироваться на местности и взаимодействовать с местными.

— Ты хорошо говоришь на языке Катук, — неохотно признала я.

— Иначе никак, если ты работаешь в этих местах. Я некоторое время проработал с Э’Куватанским волком по имени Лэсом, ещё до того, как у нас появилось это задание. Он — замечательный учитель.

Я старалась не выдать удивление. Волк? Он работал с волком? Это многое говорило о том, насколько ему доверяли местные племена. C волками было особенно трудно работать, ибо они предпочитали свои племена всем прочим братьям по оружию. Возможно, он просто был одиночкой…

— А сейчас ты почему один? И как ты нашёл меня? — спросила я, не пугаясь того, что я разговариваю словно на допросе. Рэнсом пусть хером подавиться, но я с места не сдвинусь, пока не выжму из этого самца максимально возможное количество информации. — По какому-то ужасному совпадению ты набрёл именно на ту самку, которая располагает информацией, необходимой вам для этой вашей охоты… откуда мне знать, что ты не подслушал мой разговор с Товуком и не использовал это чтобы втереться мне в доверие?

— Какая-то слишком сложная многоходовочка, мисс Шива, — ответил пёс, добродушно усмехнувшись. — Да и по правде говоря, для нас обоих это навряд ли можно назвать просто совпадением. Мы ведь уже три недели ищем в долине следы Рурка. Мы знаем, что зимой он спустился по реке, но его след обрывается на крайнем разграбленном им поселении по ту сторону перевала.

— Он что, напал на ещё одно племя по ту сторону каньона? — спросила я понуро.

Пёс кивнул.

— Выдры. И на этот раз он там задержался. Мы полагаем, что из-за ранней зимы река замёрзла и из-за этого они не смогли двинуться на лодках вниз по реке. К несчастью, как и всегда, — сказал он, вздохнув, — мы застали лишь руины. Судя по их виду, он провёл там некоторое время. Однако мы не знаем, куда он двинулся после оттепели… на восток или на запад. Может, он вернулся в долину. До нас доходили слухи, будто бы от некоторых племён уже давно ничего не слышно, или даже что некоторые из них были уничтожены. Вот почему мы здесь. Мы решили…

— Что он вернулся и по пути зверски уничтожил мой род, — я покачала головой. — Нет. Это произошло до зимы.

Грант вздохнул.

— Получается… очередной остывший след. Это весьма расстраивает.

— И где же твой отряд? — задала я вопрос.

— Мы прочёсывали долину в поисках выживших. Я знал, что уже много времени прошло с тех пор, как мы получали какие-либо зацепки, но я надеялся, что хотя бы моя теория о болезни подтвердится…

— Что за теория? — не удержалась я от вопроса, ибо это всё звучало так странно.

— Многие племена, атакованные Рурком, — начал пёс, опёршись локтями об столешницу, — как поговаривают, были поражены лихорадкой. Причем весьма смертоносной, родом с южного континента. Я не так много о ней знаю, но слышал, что непреднамеренное распространение происходит через торговцев, и что выходцы из племён особенно чувствительны к ней.

— Лихорадка? — повторила я, по-прежнему ничего не понимая.

— Ну… ходили такие слухи, — проговорил Грант, откинувшись на спинку. — И нам стало интересно, связано ли это как-то. Вдруг Рурк и его фурри… каким-то образом распространяли её среди поселений, на которые они намеревались напасть. В таком случае мы бы смогли распознать, когда готовится очередное нападение, и поймать его с поличным. Ну и спасти другие поселение и предотвратить будущие жертвы, конечно же. Но вполне возможно, что твоё поселение просто попало под раздачу. Вы вроде говорили, что некоторые самцы из вышего племени впустили его?

Я кивнула, прищурив глаза.

— Они зовут себя Благословенными Воинами. Они были самыми настоящими монстрами. Я считаю… у меня есть все основания считать, что они продали наше племя Рурку из-за своей жадности, чтобы избавиться от всех ограничений и использовать его и его банду для войны с племенем, с которым у них была персональная распря.

— Использовать Рурка? — спросил пёс, его зрачки несколько расширились. — Весьма новая идея, такого я ещё не слышал.

— По крайней мере, я так считаю, — быстро проговорила я, не желая углубляться в тему.

— Мэм, мне начинает казаться, что ваши идеи могут представлять большую ценность для нашего расследования, — пёс уставился на меня своими голубыми глазами. — Не против ли вы встретиться с моими фурри? Мы можем провести встречу на ваших условиях, конечно же. В каком-нибудь публичном и безопасном месте. Я не допущу, чтобы вам задавали неудобные для вас вопросы…

— Мне плевать, — сказала я, покачав головой. — Я хочу помочь. Если вы преследуете Рурка, то у нас общие цели.

— Погодите-ка, мисс, — пёс выставил перед собой лапу. — Вы можете помочь нам информацией, но на этом всё. Я понимаю, что к данному самцу вы испытываете личную неприязнь, но ваши слова звучат так, будто вы собираетесь самостоятельно пуститься в погоню за ним…

— Так и есть, — твёрдо заявила я. — Собираюсь.

— Мне…мне жаль, мэм, но я не могу этого допустить, — сказал Грант, его усы дёрнулись, на морде появилось выражение среднее между беспокойством и неловкостью. — Мы не можем позволить, чтобы за ним охотились дилетанты… по этой причине мы даже убрали листовки о награде три года назад. Затрудняюсь даже сосчитать, сколько охотников за головами из любителей пытались убить его и провалились. Он слишком опасен. — Он задрал голову и провёл лапой по меху на шее, отведя взгляд в сторону. — К тому же, вы — самка…

Я зыркнула на него и фыркнула.

— Мне плевать, разрешаешь ты мне или нет, Грант, — сказала я, впервые называя его по имени. — Ты не можешь остановить меня от погони за ним или за выходцами из племён, с которыми он работает. Не в твоих полномочиях указывать мне, что делать, а что нет.

Пёс криво усмехнулся.

— Ну… вообще-то в моих… но, быть может, мы…

Вдруг я отвлеклась, ведь дверь с грохотом отворилась, и внутрь ввалился знакомый мне высокий стройный самец, за которым хвостиком ходил лис в плаще. На мгновение я забила на чужеволка и соскочила со стула.

— Рэнсом! — прокричала я.

— А вот таким он ещё не занимался. [Примечание переводчика: «Ransom» переводится как «выкуп»]

Я раздражённо фырнула, глянув на него.

— Нет! Так моего друга зовут.

— Оу.

Я увидела, как койот и лис направляются ко мне, но Рэнсом, заметивший сидевшего рядом со мной чужеволка, выглядел встревоженным. Я оглянулась на него, а затем направилась к друзьям. Мы встретились посреди комнаты и, надеюсь, вне зоны досягаемости ушей пса.

— Шо за хаски? — пробормотал Рэнсом, глядя на того самца через моё плечо.

— Чего?

— Боги, ты что, на хаски набрела, — Пак закатил глаза. — Они везде.

— Це така порода чужеволков. Вони вважають за краще розризняты один одного по породам, хоч це и не мае значення, — разражённо ответил Рэнсом. — Так и шо ему надо?

— Он знает о Рурке, — ответила я. — И немало. Он даже охотится за ним, по крайней мере, так он говорит. Не знаю… ему нравится говорить.

— Они все такие, — проворчал Пак.

— Я медленно но верно выпытываю нужную мне информацию, коей у него хоть отбавляй. Если он правду говорит, конечно, — продолжала я. — Он говорит, что, скорее всего, река замёрзла как раз тогда, когда он оказался за каньоном. А это значит, что он ушёл не так далеко, как мы думали.

— Имеет смысл, здаеться мне. — Согласился Рэнсом после минутного раздумья. — В этом года река рано замёрзла. Это понятно.

— Он мог тащить лодки по льду, — заметил Пак.

— Не, вид цього було б бильше проблем, ниж пользи, — койот фыркнул и плюнул. — Проще где-нибудь притаиться и подождать. — Он устремил взгляд своих жёлтых глаз на меня и потрепал меня между ушек. — Короче, я рад, шо ты щось та дизналася, кохана. Надеюсь, тебе это поможет. Но опять же… я не хочу принимать в этом участия, ладно? Давай, веселись со свойим хаски. — Он слишком пошло мне подмигнул и пошёл дальше.

— Я… вынужден с ним согласиться на этот счёт, — мягко сказал Пакуана, положив лапу мне на плечо. — Просто будь осторожна с незнакомцами. Мы будем рядом.

Я даже разочаровалась немного, когда лис тоже захотел уйти, и положила лапу ему на плечо, чтобы остановить. Он обернулся ко мне с вопросительным выражением морды.

— Я надеялась, что мы все сможем поговорить, на самом деле, — сказала я. — Он говорит, что путешествует с отрядом, который выслеживает Рурка. Сдаётся мне, они собираются перейти через перевал, дабы проследовать за ним, и раз мы тоже…

— О, нет. Нет, — ответил лис уверенно. — Мы не путешествуем с чужеволками, Шива. Особенно если это отряд вооружённых самцов.

— Почему? Так ведь безопасней.

— Находиться среди группы вооружённых самцов, кои превосходят нас числом и о коих мы ничего не знаем, — сказал лис, вскинув бровь. — Звучит не очень-то безопасно. К тому же, — он заговорил тише, — ты очень хорошо знаешь, почему мы с Рэнсомом путешествуем одни. В конце концов, Рэнсом даже с тобой под боком зимовать не хотел, и посмотри, чем это закончилось.

— Но сейчас-то всё хорошо, — слабо возразила я.

— Потому что ты чудом его не убила, — рыкнул лис, затем отступил на шаг, мягко вздохнул. Было заметно, что он пытался успокоиться.

Я опустила взгляд, по-прежнему ощущая раскаяние за то утро. Мне было больно смотреть на хромоту Рэнсома.

— Я не виню тебя, Шива, — успокаивал меня лис. — Я понимаю, что ты просто растерялась… и не осуждаешь нас. Но остальные… особенно чужеволки… обязательно осудят нас. И покарают. К тому же, — лис махнул хвостом и скрестил лапы на груди. — Не нравятся мне хаски.

— Почему? — озадаченно спросила я.

— Они слишком высокого о себе мнения и просто обожают лить мёд в уши, — фыркнул лис.

— Вау, — сухо проговорила я, глядя на располагавшегося у стойки пса. Он заметил, что я смотрю на него, и улыбнулся мне. Я повернулась обратно к Паку. — Такое ощущение, что ты уже с ним встречался.

— Дай угадаю, — лис прочистил горло. — Ухоженный, хорошо одет, причёсан, великолепное тело… раздражающе красив.

Я задумалась.

— …не уверена насчёт «раздражающе»…

— Будь осторожней, Шива, — сказал Пак, одарив меня многозначительным взглядом, хоть его глаза и не глядели прямо на меня. — Если они милые — это ещё не значит, что они достойны доверия. Проблемные они слишком.

— К чему ты клонишь?

Пак потрепал меня по плечу.

— Просто… иди поговори со своим хаски. Но прошу, посоветуйся с нами, прежде чем пускаться с ним в путь. Уверен, Рэнсому тоже будет что сказать на этот счёт.

— Разумеется, — вздохнула я.

Лис скромно улыбнулся — как же мне это надоело — и пошёл за столик к койоту.

Когда я вернулась к Гранту, он изо всех сил делал вид, будто не следил всё это время за моим разговором. Пока меня не было, он что-то заказал — на этот раз за стойкой хозяйничал некий крыс — и к тому времени, как я вернулась, уже наполовину опустошил кружку. Что бы это ни было, пахло оно почти как самогон Рэнсома, но слаще… менее едко.

Он увидел, что я заметила его напиток, и поднял стакан.

— Хороший тут сидр. Не желаете ли вы, чтобы я заказал вам кружечку?

— Я… нет, всё в порядке, — сказала я, усаживаясь обратно. — Давай лучше продолжим.

— Конечно, — сказал пёс, вновь одарив меня мягкой очаровательной улыбкой. Она действительно начинала меня раздражать.

Отныне мне не казалось, будто я внушаю ему какую-то симпатию… но наверняка знал о том, как обезоруживающе действовала его улыбка, и не брезговал этим пользоваться.

— Итак, я бы хотела встретиться с твоими фурри, — сказала я, ткнув пальцем в поверхность стола. — И как можно скорей. Мои напарники скоро направляются за перевал, и если ты не позволишь мне пойти с тобой, я просто пойду с ними.

— Не могу вас останавливать, — сказал Грант, пожимая плечами. — Но мне понадобится как минимум несколько дней на то, чтобы собрать отряд и донести информацию до всех.

— Несколько дней меня устраивает, — кивнула я. — Мы не планируем уходить до конца недели.

— Я рад, что вы не путешествуете в одиночку, — признался пёс. — Тут не самые безопасные места для одинокой самки.

— Я могу постоять за себя, — напомнила я, — но да, я не одна.

— Итак… — Грант замолк, и я поняла, что он собрался спросить что-то неловкое. Его взгляд был устремлён на Рэнсома и Пака, которые в этот момент сидели за столиком в самом конце комнаты, пока им подавали источавшие пар блюда с горячим рагу.

— Что? — нетерпеливо спросила я.

— Мне… просто интересно, кто из них… ну… ваш муж.

— Никто, — моргнула я, даже не пытаясь скрыть, что оскорблена таким вопросом. — Почему каждый самец считает, что…

Вдруг и в без того громком помещении раздался оглушительный звук, и стойка рядом с нами разлетелась в щепки, некоторые из которых прилетели прямо мне в лапу и застряли в надетой на меня кожаной одёжке. Мы с Грантом разом вскочили со своих стульев, и я не смогла подавить удивления, глядя на образовавшуюся прямо между нами полуметровую дыру.

В растерянности я не понимала, как реагировать на произошедшее. Крыс за стойкой спрятался под ней, а большинство посетителей грохались на пол и громко стучали стульями, в спешке очищая путь между нами и…

…дверным проёмом. В котором стояла неповоротливая туша росомаха в тёмном грязном пальто, сопровождаемая с обеих сторон менее громоздкими и более молодыми сородичами. У самого большого самца в зубах, прямо в районе угрожающе выглядящих клыков, было зажато что-то толстое и дымящееся. Своими огромными лапами он пытался вставить очередную пулю в винтовку — я много раз видела, как Рэнсом делал так же. И было видно, что в этом у него было столько же опыта.

Но это едва ли имело значение, потому что два других самца целились из лука в нас. В НАС. В меня и Гранта. И тут я сообразила, что выстрел должен был попасть по нам.

Наконец я достала лук, и, вынув стрелу, я догадалась, что у Гранта тоже было какое-то оружие, которое он уже направил в сторону этих самцов. Оно было меньше, чем винтовка Рэнсома… и я поняла, что это была та самая штука у него в кобуре.

— Тебе чертовски повезло, шо я промазал, Викхэм, — прорычал росомах утробным тоном, подняв перезаряженную винтовку. — В этот раз я не промахнусь.

Я перевела взгляд на паса. Они за ним пришли? За эти несколько месяцев я так привыкла попадать в неприятности, что мне и в голову не приходило, что они тут были не по мою душу.

— Угомонись, Рэкхэм, — повысил голос Грант, перекрикивая царившую в комнате суету. — Дай хотя бы самке уйти. И тогда мы разберёмся, как мужчины. Только ты и я. Твоим парням нет нужды вмешиваться. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь из них пострадал в процессе.

— Ты уже впутал в это мойих родычив, Викхэм! — огрызнулся росомах, выплюнув непонятную штуку на пол и растоптав её. — Том мисяцями был прикован к постели, и док сказал, шо його нис николы не зростеться!

— Ему повезло, что его не посадили, Рэкхэм, — со злостью ответил пёс. — Они покалечили ту девочку… так что я ещё пожалел его. Если бы его дружки с самого начала повели себя как самцы, не было бы нужды разбираться с ним. Вини их.

— О, о них мы уже позаботились, — прорычал росомах. — Остался тильки ты.

— То есть помимо всего прочего, что ты уже натворил, ты признаёшься в убийстве? — Грант покачал головой и что-то щёлкнул на маленьком оружии в своей лапе. — А ты времени зря не теряешь, Рэкхэм.

— Та ну? — росомах ухмыльнулся, один из клыков царапал его нижнюю губу.

Он взвёл на нас винтовку, а парни возле него натянули луки.

Грант выругался, и вместо того, чтобы выстрелить, пнул стоявший перед нами стол, и тот завалился на бок. Затем он потянулся ко мне, но я уже успела спрятаться за наспех сделанным укрытием как раз в тот момент, когда верхний край столешницы разлетелся в щепки от очередного выстрела росомаха.

Грант прижался спиной к столу и проговорил со сжатыми зубами:

— Вот что случается, когда я выбираюсь куда-то без сопровождения.

— Почему он напал на тебя? — спросила я, выглянув как раз в тот момент, когда мимо нас пролетела стрела. Пришлось спрятаться обратно.

— Эм… у нас произошёл небольшой… конфликт, — ответил он, издав нервный смешок, — с одним из его пацанов. Было то несколько лет тому назад. Но сейчас не до разговоров, мисс. Вам необходимо выбираться. Я их отвлеку.

— Ты мне живым нужен! — перекричала я очередной выстрел, который оставил дыру в центре стола, прямо между нами. Достаточно большая щепка угодила пряма в лапу Гранту. Он зарычал, опустился на колено и быстро выстрелил из-за стола. Должно быть, он промахнулся, потому что вновь скрылся за столом и, ругаясь, принялся перезаряжаться.

На самом деле я раньше никогда не участвовала в перестрелке с другими фурри. Только с животными. И я почти ничего не знала об оружии. Но казалось оно действительно всемогущим. Один только звук заставлял мою голову трещать, и было непонятно, когда безопасно было выглядывать, а когда нет. Выстрел из лука должен быть точным, но эта винтовка… если бы я была чуть ближе к тому месту, куда он целился…

Я пыталась сохранять спокойствие.

— Между выстрелами он перезаряжается, — крикнул мне Грант. — Его сыновья не будут целиться в вас, если увидят меня. На счёт три я их отвлеку, а вы уходите!

— Нет! — повторила я.

Я хотела было позвать на помощь Рэнсома, но скорее всего он был прикован к полу, а вместе с ним и Пак. Последнее, что мне хотелось, это подвергнуть их обоих опасности. К тому же я обещала, что не буду их в это вмешивать.

Собравшись с духом, я выглянула из-за нашей баррикады и, прицелившись, выпустила стрелу в одного из лучников, так как именно он первым попался мне на глаза.

Я скользнула обратно до того, как смогла увидеть, попала я или нет, но тут до моих ушей донёсся вскрик и тяжёлый звук шлёпнувшегося на пол тела.

Грант уставился на меня с открытой пастью.

— Ну вот, — сказала я, — теперь они и на меня злятся.

— Клайд! — крикнул росомах, а затем грозно зарычал, — тоби пизда, мелка СУКА!

— …видишь? — сказала я, кладя очередную стрелу на тетиву.

Грант покачал головой, закончив делать что-то со своей пушкой, а затем подвинулся к зиявшей в столе дыре, будучи при этом осторожным.

— Он не выстрелит дважды в одно и то же место, — сказал он тихо, чтобы только я могла слышать, — он посчитает…

В этот момент слева от него, там, где он только что сидел, с грохотом образовалась очередная дыра.

— …что мы будем где-то рядом, — сказал Грант, насмешливо оскалившись и посмотрев на меня. — На счёт три, вместе.

Я кивнула и начала считать… и на счёт три мы оба вскочили и выстрелили. Выстрел Гранта угодил в плечо, я же целилась в голову. Конечно, целиться в голову сложнее, но если честно… они стояли в узком дверном проёме в десяти метрах от нас и были явно больше, чем кролик. Стрелять в фуррей легче, чем охотиться, если не принимать во внимание тот факт, что они имеют свойство отстреливаться.

Стрела угодила в цель. Выстрел Гранта заставил его покачнуться. Жизнь быстро покинула его, он больше не мог стоять. Он начал заваливаться назад. Задняя лапа согнулась под его массивным весом, когда он упал на пол и распластался в не самой приятной позе.

Более юный росомах секунду помешкал и, взвесив свои шансы, убежал.

Я повернулась к Гранту, который, будучи запыхавшимся, раненым и наполненным адреналином (как и я), выглядел вполне живым и здоровым. Он также глянул на меня и облегчённо усмехнулся.

— Ну… — он глубоко вздохнул. — А вы самка не из простых, мисс Шива.

— Ты ранен, — заметила я, указав на его лапу.

— Ага, — он задумчиво глянул на рану, — а мог отделаться не так просто, я пол…

Он издал неожиданный писк, от которого я еле удержалась, когда две массивные лапы обхватили мои плечи и приподняли меня. Я оказалась мордой к морде с Беатрис, которая выглядела весьма недовольной. Грант оказался примерно в такой же ситуации с Товуком.

— Никаких драк в моей таверне! — зарычал Товук.

— У меня… у нас не было выбора! — попыталась я объяснить, но медведи уже тащили нас вон из комнаты.

— Нам ваши проблемы не нужны! — рычала Беатрис, вытащив меня за капюшон через порог, на котором лежало тело росомаха. — Не возвращайтесь!

Гранта тоже бесцеремонно вышвырнули за дверь прямо в грязь. Товук отряхнул лапы, стоя в проходе, одарил нас долгим взглядом, после чего громко хлопнул дверью.

Я едва успела собраться, когда услышала, как вставший хаски вдруг снова упал в грязь от того, что дверь неожиданно открылась и по ступенькам сбежал Пак, спеша в мою сторону.

Он опустился возле меня, положил лапу мне на плечо и принялся ощупывать мою лапу.

— Ты в порядке, Шива? — обеспокоенно спросил он. — Рэнсом собирался помочь прямо перед тем, как ты пристрелила того самца.

— Да неужели? — сказала я, поморщившись, когда села.

— Ну… он подумывал об этом, — поправил себя лис.

— Ну, если подумал — то тоже считается, — сухо сказал лис, вытаскивая из лапы кусок древесной шрапнели.

— А ты ещё кто такой?! — с яростью спросил Пак, обхватив меня лапой за талию, будто стремясь защитить. Довольно милый жест. — Какой-нибудь охотник за головами, или солдат удачи?! Из-за тебя мою подругу чуть не убили!

— Нет, сир, — Грант сунул лапу в нагрудный карман, в который он ранее убрал платок, и, поморщивись, достал оттуда нечто совершенно иное. То была золотая остроконечная железка с каким-то символом в центре.

— Грант Викхэм, — сказал хаски, вздохнув, — Маршал СНК. Мне поручено задержать преступника, которого преследует ваша юная леди… и сдаётся мне, что мы можем помочь друг другу.

Подпишись, чтобы своевременно получать информацию о состоянии и процессе перевода. Плюс тут есть всякие вкусности в виде комиксов и связи со мной))

https://vk.com/puhnastiyepidori

По Рэнсому и Паку я смог найти короткий комикс в переводе от Kozzy, который вы можете прочитать тут - https://vk.com/album-132342322_250777826 (в плохом качестве) или в официальной группе Коззи в вк или на сторонних ресурсах (комикс называется Белая Мгла).

Вам понравится этот комикс. Вот вас отрывок из него)))