Глава первая: Стук в дверь

В парадную дверь упорно молотили копытом. Мистер Провендер явно не собирался ничего с этим делать. «Пускай утром вернутся» — проворчал он и повернулся на другой бок. Стучать стали громче. Кому-то придётся с этим разобраться. Миссис Провендер проснулась окончательно, скатилась с постели, встала, махнула хвостом на лежебоку мужа и поскакала вниз по лестнице. Что там такого важного, что нельзя отложить прямо посреди ночи?

Снаружи ждала большая повозка и теряющий терпение чиновник. Он был из Администрации Расселения и Поддержки Новопони. У него было плотное расписание, и ему вовсе не нравилось стоять под снегом.

Миссис Провендер не ждала неприятностей, когда записывалась на подселение новопони. Доплата от Королевского Казначейства за «Поддержку Новопони» была очень кстати. Она не знала, в чём заключается эта самая поддержка, но считала, что справиться с чем угодно. К тому же, всем ведь было известно, что Бюро в человеческом мире готовили и обучали новопони всему чему надо, прежде чем пустить в Эквестрию. По всему выходило, что корона фактически доплачивала им за бесплатного помощника на ферме. Это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Новопони привезли ночью, посреди зимы, не потрудившись их даже письмом уведомить.

Был лёгкий шок, когда она обнаружила, что новый обитатель её фермы не то, что не говорит по-эквестрийски, но практически не умеет ходить. Бедное существо было из последнего потока, результата финальной попытки обратить стольких оставшихся людей, сколько можно до наступления «Точки Ноль».

«Точка Ноль» — это было красивое название для момента, когда Эквестрия поглотит последние остатки Человеческого Мира, как кобылка любимое мороженое. После столкновения, или лучше сказать — пересечения Эквестрии с миром этого существа, поглощение длилось целых восемь лет.

Они, собственно, уже истекли, но до того момента люди изо всех сил постарались обратить в пони тех, кто ещё не успел. Была ужасная спешка, далеко не все понимали опасность, было множество людей, которые пытались бежать, вот только бежать им было некуда! Как перепуганные козы в горящем сарае бегают по кругу, неспособные понять, что открытая дверь прямо перед ними.

Наконец, странный мир людей был полностью проглочен Эквестрией и бесследно исчез из родного космоса. Не все люди сумели перебраться в Эквестрию. Это была страшная трагедия. Но большинство людей было спасено, и принцессы приняли их с распростёртыми копытами.

И вот, на кухонном полу, лежало одно из этих существ, спасённое в последнюю минуту и превращённое в пони – на что угодно поспорь, не отличишь от любой другой пони на свете.

Новопони много чего могли дать Эквестрии – выдумщики и изобретатели, своими странными обычаями они могли принести огромную пользу, если бы местные дали им шанс, но лично для неё имели значение только новый источник дохода и новая работница на ферме. Теперь это выглядело уже не так радужно, как представлялось, когда она ставила подпись.

У бедной кобылки не было даже имени. По крайней мере, такого, чтобы Миссис Провендер могла понять.

Ссадив на пол еле стоящую на ногах молочно-белую земнопони, чиновник объяснил, что понифицированные в последнюю минуту люди требуют особого ухода, потому что их потоком угоняли в Эквестрию перед «Точкой Ноль» и времени на обучение не было совсем. Миссис Провендер заметила, что за особый уход, естественно, полагается и особое вознаграждение, но получила только резкий взгляд и негодующее фырканье.

Значит, вместо рабочей лошадки ей достался жеребёнок, которого надо растить. Как это типично. Тем не менее, уж с этим-то она справится точно, ведь в молодые годы она вырастила с мистером Провендером трёх собственных жеребят. К тому же, если она сама будет обучать эту новопони, то можно быть спокойной – новая фермерская лошадка будет всё делать правильно.

Белая новопони лежала на тонком казённом одеяле в кухне Миссис Провендер. Будучи по всем понятиям взрослой, она дрожала как ребёнок и даже не пыталась встать. Она выглядела растерянной, и казалось, была на грани обморока. Чиновник упомянул, что кобылка под действием человеческого успокоительного зелья или какой-то ещё ерунды, и ей нужно время, чтобы прийти в себя.

Миссис Провендер подошла к полке и зубами стянула вниз славный тёплый плед. Она поднесла его к дрожащей на полу кобылке и укрыла её. Было прохладно, зима всё-таки, конечно так будет лучше.

— Вот так, моя маленькая.

Новопони не была маленькой, но Миссис Провендер не знала, что ещё сказать — в любом случае, она понимала, что надо говорить успокаивающим тоном. Добрые слова возымели действие, дрожащая новопони поглядела на неё затуманенными сапфировыми глазами и благодарно прикрыла их. Голова кобылки упала на пол, сиреневые завитки гривы рассыпались по одеялу. Она почти сразу уснула.

Миссис Провендер подтянула плед ей до головы. Она последний раз глянула на гостью и поскакала по широкой лестнице наверх, в постель.

Бертильда, призовой петух Провендеров, как всегда исправно разбудил двух пожилых фермеров и они приступили к привычному утреннему ритуалу. Цокая вниз по лестнице, Миссис Провендер вспомнила про нового жильца. На кухонном полу всё ещё спала кобылка, доставленная прошлой ночью. Мелькнула мысль разбудить её – утро на ферме начинается рано – но тут же она вспомнила, что это новопони, превращённый человек.

Миссис Провендер знала совсем немного о людях и их мире, но понимала, что превращаться из одного существа в другое, уж наверное, нелегко. Она пожалела растрёпанный комочек плоти на полу и решила – пускай спит. Бедняжке наверняка нужно время, чтобы оправиться. К тому же, если оставить новопони спать, будет время приготовить завтрак и заодно подумать, что делать со всей этой ситуацией.

Мистер Провендер лениво цокал вниз по лестнице, когда Миссис Провендер затворяла бисквиты. Бисквиты были гордостью фермы Провендеров и Корнфлауэр Провендер, матриарх лучшей, штопатьеё, фермы во всём Южном Уизерсе гордилась тем, что печёт лучшие, штопатьих, бисквиты в округе. У неё была синяя лента тому в подтверждение, выигранная ещё когда они с Мистером Провендером растили трёх своих дочерей, и участвовали в окружной ярмарке Большого Фетлока, до того как ту перенесли в Хуфингтон.

Мистер Провендер уселся на любимую сенную вязанку у окна и увидел поверх круглого деревянного стола спящую на кухонном полу кобылку.

— Корнфлауэр!

— Что, я завтрак готовлю!

— Корнфлауэр!

— Я сказала готовлю, подожди секунду!

Миссис Провендер раскладывала кружки теста на любимом противне, а чтобы те стали плоскими, слегка придавливала опытным копытом.

— Кто-то спит на нашей кухне!

Мгновением спустя Миссис Провендер вспомнила — Мистер Провендер был слишком сонный, чтобы помнить, что случилось ночью.

— Это наша "ново-ожереблённая". Из Бюро, помнишь? Мы с тобой подписались на неё пару месяцев назад.

— Она не жеребёнок! — Рявкнул Мистер Провендер.

— Тсссс! Разбудишь её!

Бисквиты были в духовке, так что Миссис Провендер неспешно развернулась к столу.

— Новопони – не значит буквально «Новорожденная пони», это одна из тех «людей», которые превратились в нас. Они просто так зовутся, Дайрум!

— Корнфлауэр, не надо мне разжёвывать. Да, скорлупать, я знаю, что значит дёрнова «новопони», просто не ожидал найти её прямо у нас на полу!

— Её привезли этой ночью. Помнишь, в дверь ломились?

— Нн-ет.

Многоопытная Корнфлауэр знала – раз Мистер Провендер дал односложный ответ, теперь-то уж старый жеребец замолчит надолго.

Пока Мистер Провендер сидел и цыкал зубом на спящую новопони, Миссис Провендер расставляла миски и чашки. Она подумала было, не поставить ли миску для и новой кобылки, но та так крепко спала, что лучше будет, наверное, подождать, пока бедняжка проснётся.

На ферме Провендеров всегда считали, что лучшее средство разбудить всепони — это запах бисквитов. Если она вообще собирается просыпаться, то бисквиты точно её подымут.

Мистер Провендер пил яблочный сок из чашки. Дайрум должен был выпить свой утренний сок, иначе он весь день был невыносим. Он был твёрд в своих привычках, так что для Миссис Провендер точное время по утрам отмерялось в Бисквитах – Крике петуха – Чашке сока.

Запах бисквитов наполнял просторную кухню как тихая мелодия. Маленькое утреннее чудо, Призовые Бисквиты Корнфлауэр Провендер заставили Мистера Провендер повести ноздрями и заурчать животом.

Миссис Провендер внимательно наблюдала за спящей новопони, ожидая, пока её «будильник» сработает. Кобылка повела ноздрями и Корнфлауэр ощутила заслуженную гордость – её «утренняя магия» действовала даже на превращённых гостей из другого мира.

Новопони открыла глаза. Она оглянулась вокруг, сперва заметив копыта Миссис Провендер, затем её лицо. Новопони начала тревожно озираться и Миссис Провендер поняла, что та напугана незнакомым местом.

Корнфлауэр сложила ноги и легла перед ней. Стараясь быть как можно деликатнее, она заглянула в бездонные синие глаза существа. Та выглядела как самая обычная молоденькая кобылка, только без Метки на боку. Наверное, в том мире не существовало Меток, подумала Миссис Провендер. Может быть, она получит свою здесь?

— Ну, ну… Всё в порядке, милая, есть хочешь – я бисквиты испекла? Я здесь, всё будет хорошо.

Было ясно, что новопони ни слова не понимает, как и сказал чиновник из Бюро, но Корнфлауэр знала, как обращаться с детьми, она понимала что это, по сути, жеребёнок, и что ласковый голос и добрый взгляд – универсальный язык любви и заботы.

Как только кобылка успокоилась, Корнфлауэр по-дружески ткнулась в неё носом и поднялась, чтобы проверить бисквиты. Обернувшись, она поняла, что бисквиты вызвали у новопони живой интерес, так что она выставила ещё одну миску.

Новопони осталась на месте, внимательно наблюдая за Миссис Провендер с пола. Как щенок, подумала Корнфлауэр. Похоже, мне придётся растить ещё одного жеребёнка. Ну, что ж. Бисквиты были готовы, их аромат затопил кухню как солнечный свет, если бы солнечный свет можно было чуять носом.

Безымянная новопони жадно глотала бисквиты. Видимо, сильно проголодалась. Миссис Провендер поставила для неё две миски, одну с водой, другую — с яблочным соком. Да, похоже, и пить она хотела ничуть не меньше. Новопони ползала по кухне на животе – кто-то должен был научить её стоять и ходить.

— Дайрум? Миссис Провендер решительно взглянула на него. – Сегодня обойдись по хозяйству без меня. Похоже, у меня новый жеребёнок.

— А-га — сказал Мистер Провендер.

Глава вторая: Её зовут Чашка

Учить фиолевотогривую кобылку оказалось не так-то просто. Корнфлауэр начала с самых основ, как если бы учила собственного жеребёнка. Наверное, это странно, учить взрослую кобылу как жеребёнка, но она постоянно напоминала себе — совсем недавно ты была причудливым созданием из опасного, жуткого мира. Корнфлауэр понимала, что после такого попытаться стать нормальной, обычной пони будет непросто, и нельзя сказать, чтобы Корнфлауэр Провендер не сочувствовала новопони попавшим в этакий переплёт.

В первый день, ближе к полудню она заставила растерянную кобылку встать и походить по кухне. Корнфлауэр, Миссис Провендер, считала, что раз все жеребята рождаются, умея стоять и ходить, то и с этой новопони не должно быть как-то иначе. Немного времени, моральной поддержки — и молодняк встанет на копыта.

Кобылка радостно цокала по первому этажу домика, но пока не отважилась штурмовать лестницу. Миссис Провендер решила, что тоже временно поспит на кухне, положила там ещё один плед и принесла из гостевой комнаты подушку. Уже спускаясь с подушкой по лестнице, она с радостью увидела, как новопони пытается поправить постель. Получалось у той немного неуклюже, но она, несомненно, хотела помочь. Это был добрый знак.

Миссис Провендер пыталась вывести её погулять, пока Принцесса не опустила солнце, но гостья не смогла одолеть наружную лестницу, покрытую льдом и снегом. Конечно, раз уж лестница в доме стала для новопони настоящей бедой, то скользкие ступеньки крыльца — и подавно. Корнфлауэр почувствовала себя глупо – это же должно было быть очевидно. «Старею», подумала она про себя.

Однако было заметно, что новопони заинтересовал наружный мир, она долго стояла в дверях, разглядывала ферму и далёкие холмы за ней и жадно принюхивалась к разлитым в холодном воздухе запахам. Так, как будто никогда не видела фермы. Но, поскольку она выстуживала комнату, Корнфлауэр пихнула её в бок и, отодвинув обратно на кухню, закрыла дверь.

Кобылка ходила за ней хвостиком и наблюдала за всем, что она делала, словно это — самые изумительные дела на свете. За домашними делами Корнфлауэр постоянно говорила с ней, надеялась, хоть что-то из её слов в голове да застрянет. К тому же, хорошо, признаться, когда кто-то рядом, пока Мистер Провендер ухаживает за скотиной. Это напоминало те дни, когда её дочери ещё жили дома, дни, полные смеха, суеты и беспорядка, по которым она теперь скучала куда сильнее, чем тогда могла себе представить.

Новопони пыталась отвечать на странном языке своей родины, но ни одного слова гостьи было не понять. Миссис Провендер занималась своими делами, они и вроде как были рядом и общались, но — каждая на своём языке. По-дурацки как-то выходит, думала Корнфлауэр.

После полудня Корнфлауэр любила выпить чашку чая. Она всегда просила Дайрума захватить чаю, когда тот ездил в Уизерс, и сердилась, если он забывал. Она решила выяснить, нравится ли новопони чай и выставила чашки для двоих.

Новопони, с пары неудачных попыток, сумела усесться на связку сена у стола. Чашка, которую поставила перед ней Корнфлауэр, привела её одновременно в восторг и в замешательство. Когда новопони протянула копыта, явно пытаясь взять ими чашку, Корнфлауэр остановила её, показав, что копыта надо держать под столом. Это, похоже, совсем расстроило бедняжку, казалось, она сейчас заплачет. Корнфлауэр не поняла, в чём дело. Наверное, "люди" ели копытами, или чем-то вроде.

Когда чай уже стыл, новопони снова заговорила на своём необычном языке. Она живо реагировала на чайник, и на чашки, и на всю ситуацию. Похоже, поняла Корнфлауэр, новопони знакомы эти вещи. Она слышала, что мир, откуда пришли новопони, был как-то связан с Эквестрией, значит, возможно, там существовал и чай. Если они пьют чай, решила она — значит не совсем безнадёжны.

Новопони попыталась поднять чашку за ручку. Она училась обходиться без копыт за столом, она видела, как Корнфлауэр принесла сервиз в зубах. С нескольких попыток новопони ухватила ручку чашки зубами и подняла. Хорошо, что внутри не было чая, иначе он бы сейчас разлился по всему столу. Корнфлауэр поняла, что лучше сама покажет, как пользоваться чашкой.

Корнфлауэр обратила на себя внимание кобылки и произнесла: «Это чашка. Ча-шка. Давай, я покажу, как ей пользуются.» Корнфлауэр опустила голову и нарочно задрала верхнюю губу, чтобы новопони видела, как используют зубы. Зажала край чашки между верхней и нижней челюстью, а затем подняла её. Подержала и даже тряхнула головой, чтобы показать, что чашка держится плотно. Потом наклонила голову назад и сделала всасывающий звук губами. Опустила голову и поставила чашку.

Новопони посмотрела на свою чашку, на Корнфлауэр, и кажется, поняла. Она точно повторила на глазах Корнфлауэр её действия. Затем поставила свою чашку. Та хотела опрокинуться, но она вновь прикусила её, поставив прямо.

— Чашка. Ча-шка — нараспев произнесла Миссис Провендер. — Давай, попробуй. Скажи Чашка.

Внезапно кобылка выпалила на отличном Эквестрийском: «ЧАШКА!».

— Да! — Это было первое слово, сказанное новопони и Миссис Провендер не могла бы гордиться ею сильнее. Как будто одна из её дочерей вернулась домой. Разум её снова наполнился радостными воспоминаниями.

Новопони явно гордилась собой. «Чашка!» повторила она, и приложила копыто к своей груди – «Чашка!». И добавила несколько слов на своём непонятном языке. Потом она указала на Корнфлауэр и, к её удивлению, произнесла «Корнфлауэр!»

— Ты внимательнее, чем я думала — приятно удивилась Корнфлауэр. Она указала копытом на себя «Корнфлауэр!» Затем направила копыто в сторону новопони.

Кобылка ответила «Чашка!»

— Нет, мне надо имя. Твоё имя, милая» Корнфлауэр снова указала копытом — Я Корнфлауэр, а ты…

— Чашка! — Кобылка указала на Миссис Провендер — Корнфлауэр! — Затем на чашку перед собой и произнесла слово на своём языке. И ещё много слов, стлоь непонятных.

— О, боже — Миссис Провендер налила чай в две чашки. — Ну, раз так, будем звать тебя Чашкой. — Вот тебе чай, Чашка»

Чашка поглядела на чай перед собой и назвала его на своём языке. «Корнфлауэр?» Она пристально глядела в глаза Корнфлауэр со счастливым выражением на мордочке. «Чашка…» она подождала мгновение, а затем сделала жест, будто обнимает кого-то передними копытами «…Корнфлауэр». Сомнений нет, новопони пыталась жестом сказать "благодарность".

— Пожалуйста, милая — Корнфлауэр отпила чай.

Получилось немножечко грязновато, но Чашка сумела-таки напиться чаю и кое-как научилась пользоваться посудой. Когда Миссис Провендер стала вытирать, Чашке стало стыдно. Осталось много разбрызганных пятен и один раз новопони чуть не разбила чашку, когда уронила, вместо того чтобы поставить. Суета и пачкотня. «Всё ХОРОШО, Чашка. Ничего такого, с чем бы я, скорлупать его так, не сталкивалась раньше!» И снова вернулись воспоминания о дочерях .

Она ещё не была готова это признать, но, может быть, необученная беженка-новопони на ферме – это не так уж и плохо. У Корнфлауэр не было такого весёлого дня уже много-много лет.

За фасетчатыми окнами кухни падал снег. Наверное, это была кухня, раз здесь готовили еду. Тиква никогда не видела, чтобы кухню делали всю из дерева — да, и вообще-то, дерево. Если ей суждено быть пони, то кажется, это не так уж и плохо. Плед у неё под животом был мягким и тёплым, та добрая пожилая леди укутала её ночью, и ткнулась в неё носом, прежде чем уйти к себе наверх.

Тиква не могла думать о светло-серой кобыле иначе, как о милой пожилой леди. В голове она всё воспринимала именно так. Это мир говорящих пони, и она, Тиква Файнштейн, тоже одна из них. Интересно, правда ли, что человеческий мир исчез? Ведь Точка Ноль уже наступила? Теперь, наверное, должна была. Вся человеческая история и сама планета Земля исчезли, как пыль на ветру.

Она вновь подумала: может, оно и к лучшему.

Когда Тиква ещё была человеком, она жила в Вилмингтоне, Джерси. Пара часов езды от Ньюарка, но если на маглеве, то быстрее. Она работала нанопроизводителем на огромном заводе, который там построили – она была из "двухпроцентников" — тех счастливчиков, кому повезло найти работу, так их звали в Северо-Американском Союзе. Но, хотя девяностовосьмипроцентная безработица давно стала нормой, она не считала себя особенной, ей просто повезло. Она знала кое-кого, который, в свою очередь, знал кое-кого. Так устроен мир. Так он и всегда был устроен.

Работа была дерьмовой, но Тиква могла сказать спасибо, что есть и такая. Она брала маглев до работы, хотя завод был всего в нескольких милях, так было безопасней. Кататься на маглеве стоило кучу денег, но это всё же лучше, чем когда тебя вскрывают и разбирают на органы. Такое случалось постоянно, но пока ни один вор органов не осмелился бросить вызов системе безопасности маглева.

К тому же, так было удобнее. Вагоны, как и всё вокруг, не ремонтировались, но на их сиденьях ещё оставалась обшивка, а это лучше, чем ехать, сидя на голых прутьях.

Нанопроизводство было тяжёлой работой. Каждый день, в начале шестнадцатичасовой смены, ей на компьютер сгружали морфологические параметры, а она должна была разобрать их по топологическим группам. Затем она обрабатывала данные, чтобы квантовая система могла их быстренько проглотить. Закончив, она шла в производственный центр и смотрела, чтобы чаны и цистерны наполнились до нужного объёма. Их в огромном здании было пять человек, каждый изолирован в своей секции.

За стенами фабрики теснился океан нищеты и медленного умирания, хижины-времянки сливались в бескрайнюю фавелу, покрывшую весь мир, как фанерно-жестяной ракушечный нарост.

Девятнадцать миллиардов человек жило на Земле, и кроме одной десятой процента, все они были нищими рабами, работали за минимальную зарплату или просто выживали.

Тиква считала за счастье быть «платным рабом». Отнюдь не в переносном смысле. Её типовой рабочий контракт был составлен так, что, независимо от зарплаты, она всё время была должна корпорации только больше и больше. Рабочие, согласно контракту, имели право что-то покупать исключительно у работодателя, так что вся её еда, жильё и электричество предоставлялись Восточной Корпорацией. К счастью, Восточная Корпорация владела практически всей этой частью Северной Америки, так что, на самом деле, это означало лишь, что нельзя ничего покупать не через гипернет.

Тикве надо было соблюдать осторожность при загрузке бункеров, потому что всё, с чем она работала, было опасным. Большую часть дня она проводила в опечатанном защитном костюме, и основная работа заключалась в том, чтобы поливать чем-то серым что-то другого оттенка, но тоже серое. Разрыв или порез на тонком материале костюма означал двухнедельный карантин без сохранения зарплаты, возможное увечье или смерть. Она, естественно, старалась быть осторожной, но невыполнение плана грозило увольнением, и конечно, корпоративный долг остался бы на ней. Если повезёт, её ждала фабрика-тюрьма, если нет – возвращение в фавелу и обычная жизнь, болезни и борьба за выживание.

Вообще-то, её познаний в нанотехнологиях были недостаточно, чтобы она могла рассчитывать на фабрику-тюрьму. Так что, в случае увольнения её ждали трущобы. И даже оттуда она должна была выплачивать долг корпорации, или закончить в донорском пуле жизненно важных органов. Интересно, что, если бы она изучала право или финансы?

Её дом представлял собой жилую капсулу в мегакомплексе Юнион-Парк. К счастью, это было как раз ей по деньгам. Два полных метра в длину, полтора в ширину в высоту, как раз хватит места, чтобы вытянуться, плюс ещё влезут микрохолодильник и три-Ви-планшет. Она спала, обернувшись вокруг этих вещей, и любила представлять, что это её друзья. Ей так повезло!

Но самое замечательное – это дверь. У каждой капсулы была закрывающаяся дверь. Замок был квантовый и взломать его мог только уполномоченный сотрудник корпорации. В капсуле она была в безопасности. Никто её больше здесь не изнасилует, не отрежет ей второе ухо, не изобьёт, не нападёт на неё во сне. Капсула — это нечто большее, чем спальное место, это была её крепость, её замок, где, впервые за свои тридцать четыре года, Тиква чувствовала себя в безопасности.

Когда из океана показалась Эквестрия, Тиква как-то не обратила внимания. Работа поглощала её целиком, она позволяла себе только на полчаса зайти в гипернет, посмотреть половину старого телешоу, перед тем как принять ноитицин для пары часов концентрированного быстрого сна. Это происходило где-то за пределами её личного мирка.

Она открыла для себя, что мир непоправимо изменился, только когда потеряла работу. Творилось что-то странное – уволили не только её, но всех рабочих в Восточной корпорации, одновременно всех отделы, во всей Северной Америке. Их долг был списан. Ни выходного пособия, ни долга, ни надежды на тюрьму, ничего. Восточная корпорация просто перестала существовать. Монолитная структура, руководившая промышленностью всего восточного побережья Северной Америки просто исчезла. Никто больше в северо-восточной зоне не имел работы.

Было дано лишь загадочное объяснение: В связи с текущими событиями, все рабочие контракты аннулированы без выставления претензий.

Тиква ни о чём таком не слышала. Насколько ей было известно, ничего особенного не происходило, компания не упоминала о таком в рабочих бюллетенях. Никаких упоминаний и в сетевых сериалах – хотя, по правде, она пересматривала по кругу одни и те же, так что и неудивительно. Она не читала новостные ленты, потому как не было смысла. Она ничего не могла изменить, всё, что ей оставалось – это держаться за работу.

Её жизнь была настолько изолированной – капсула, продуктопровод, маглев, работа, маглев, продуктопровод, капсула – что она практически не заметила, как прошло пять лет. В тот последний день она наконец увидела другого сотрудника нанофабрики, та женщина кричала что-то, пока она проходила мимо, почему-то находясь не на своём рабочем месте. Тиква была в полной растерянности – её мир, вся её жизнь, всё вдруг рухнуло.

За пять лет что-то изменилось в мире. Её программа дала сбой, и в полной прострации Тиква побрела прочь от защитного туннеля, ведущего от работы к маглеву. Впервые за пять лет она вылезла на поверхность в растерянности даже забыв надеть защитную маску против смога и пепла.

Но их не было.

Вечные облака смога, пепельный дождь, красившие Вилмингтон в чёрный, исчезли. Огромные небоскрёбы, возвышавшиеся над развалюхами фавел, были такими же мрачными и тёмными, как всегда, но что-то немыслимое сияло за ними. Бескрайняя синева, цвета, который Тиква видела только в гипернете, заполняла небо. Это и было небо. Настоящее, то, про которое она читала в детстве. Оно и правда было синим.

Удивительно легко дышалось. Как будто в капсуле или в защитном костюме. Лёгкие почти болели от такой свежести. Она не могла поверить. Это было невозможно, безумно. Небо было… синим.

И тут пегас, бирюзовый с розовой гривой, пролетел над её головой. За ним последовали ещё, множество пегасов, она почувствовала, как рассудок её покидает, она повесила голову и села на корточки, держась за голову руками, пристально глядя на растрескавшийся пластобетон тротуара, будто этот маленький кусочек привычного мира сможет вернуть ей разум.

— Извините, вам плохо? — Этот голос, пугающе доброжелательный, и даже более того, искренне обеспокоенный. Высокий мягкий голос, не требующий отдать деньги или расстаться с почками. Любопытство пересилило страх, она как-то сумела поднять голову. Хуже стать всё равно не могло.

— Вам помочь? Давайте помогу!

Это говорил розовый единорог, одетый в седельные сумки и бейсболку Джерси Нетс.

Глава третья: Земля необетованная

Кобылка была молочно-белая, со слегка вьющейся вокруг головы и шеи, фиолетовой гривой. Её звали Чашка, (теперь, так было не всегда), и сейчас Чашка училась кормить цыплят.

— Ты должна насыпать им сейчас немног' зерна, потом ещё раз. Не повредит им овощ-другой. Они, конечн' жуков больше любят, но эт' им тож нравится. Потом ещё раз покормишь. Мы им иногда йогурт даём. Это секрет нашей фермы. Где-т' раз в неделю. — Мистер Провендер говорил медленно, даже медленней чем обычно, потому что Чашка до сих пор с трудом понимала некоторые слова. — Всё поняла?

Чашка крепко задумалась над ответом, и наконец выдала — на лучшем эквестрийском, на каком смогла:

— Дать цыплята зерно. Иногда. Овощи. Иногда. Молочно-желе раз в неделя.

Мистер Провендер коротко фыркнул на неё. — Не молочно-желе, а йогурт. ЙО-ГУРТ. Вот это вот. — Старый жеребец указал на обложенную сеном миску, где на дне ещё оставалось немного какой-то белой пасты. Он выговорил эквестрийское название продукта ещё раз, тщательно, чтобы Чашка смогла запомнить.

Белая кобылка старательно повторила по слогам странное, неземно звучащее эквестрийские слово, которое услышала. Мистер Провендер фыркнув, кивнул.

К разочарованию Чашки, она никогда она не думала, что выучить новый язык для неё будет так тяжело. Она, конечно, никогда не думала, что ей это когда-нибудь вообще придётся делать. Она опустила голову и понюхала миску. О! Она зналет, что это такое. Такую же штуку, только в запечатанных контейнерах, можно было взять в продуктопроводе, когда она жила в Вилмингтоне. Она мысленно поместила эквестрийское слово напротив восточно-английского «йогурт».

Чашка многое узнала за прошедшие полгода. Она, наконец, узнала, что её почему-то зовут как столовую посуду, но не стала это исправлять. «Чашка» — это вполне по-эквестрийски, такие уж имена были в ходу в этой удивительной стране. Миссис Провендер звали Корнфлауэр — «Василёк», Мистера Провендера – Дайрум, что, как смутно припоминала Чашка, было то ли сортом пшеницы, то ли ещё какого злака. Пони, видимо, предпоситали носить имена в честь предметов, жестов и даже продуктов. Они не выбирали имена так как люди.

Так что, учитывая то, что отныне и навек она тоже пони, Тиква Фейнштейн решила, что называться эквестрийским словом, означающим то, из чего пьют чай, её вполне устроит.

Имя было вполне благозвучным и отчего-то заставляло Миссис Провендер улыбнуться. Так что всё, нет больше Тиквы Фейнштейн, ей надо учиться быть белой кобылкой по имени «Чашка».

Но это как раз Чашку не беспокоило. За полгода в новой стране и в новом теле она узнала вполне райскую жизнь. Все…пони, поправила она себя, были её друзьями, на столе всегда была вкусная еда, она больше не чувствовала страха и всё кругом было невероятно чистым и ярким.

В прошломостались грязные, заваленные мусором улицы Вилмингтонского мегаполиса. Вода была чистой, вкусной и свежей. Воздух не обжигал лёгкие, всюду росла зелень, а дым если шёл, то только от плиты Миссис Провендер, да от домашнего камина три зимних месяца.

Чашка хотела научиться работать на ферме. Ферма была удивительным, волшебным местом. Она даже никогда не могла себе представить, что однажды попадёт на настоящую ферму. На Земле фермы были переданы в собственность корпоративного правительства и объявлены зонами стрельбы на поражение. Выращивать свою еду было против закона, даже на собственной крыше. Она, конечно, сомневалась, что это вообще бы получилось под вездесущим пепельным дождём. Но здесь не было ни пепельных дождей, ни смога, ни облаков нанопыли.

Она была благодарна Провендерам. Она отчаянно хотела как-то отблагодарить их за то, что они, почему-то, решили взять её к себе. Она чувствовала, что её вытащили из кошмара.

Только в сравнении она начала понимать, до какой же степени она ненавидела свою прежнюю жизнь. Странно было жить в чужой шкуре, ей понадобилось время, чтобы принять то, что она больше не человек. Но если такова цена за мир, полный ярких цветов и улыбок, где есть цыплята, но нет похитителей органов, то, возможно, быть человеком это не так уж и важно.

И всё же, именно ей приспосабливаться было особенно тяжело. Когда Тикву угоняли в лагерь массовой понификации, это уже после того, как закрылись Бюро, её преследовали жуткие мысли о холокосте, в какой-то момент ей показалось, что их всех везут уничтожать. Но когда её наконец осенило, что все вокруг говорят всерьёз, что последних людей и правда спасут, превратив их в пони, что вместо смерти их действительно ждёт странная, но всё-таки жизнь, страх её превратился в растерянность.

Это не укладывалось в её картину мира. В детстве её учили, что Человек создан по образу и подобию Господнему, а в Торе чётко прописано, как устроен мир, и что ждёт Человека, и вообще, что к чему. Но ни Книга, ни Свиток, ни Песня не говорили, что из Тихого Океана возникнет чужая вселенная и, что конец света обернётся люцерной и копытами. Эквестрия не только уничтожила её реальность, изменила её тело, она также убила в ней религию.

Невозможно было продолжать верить в отстранённого и невидимого бога её детства, когда два живых, говорящих и видимых божества каждый день поднимали и опускали Луну и Солнце. Вместо бога – богини, и они никакая не сказка – она при желании могла даже однажды навестить их. Эта мысль пугала. Одно дело — читать молитву. Другое – сесть за чай с настоящим богом.

Но опять-таки, если богини-принцессы действительно были теми, кого она встретила в том странном сне во время своего превращения, то, может, не такая уж и страшная вышла бы встреча.

Одно было ясно: ничто из того, во что она верила, думала, считала за истину, истиной больше не являлось. Насколько она могла понять, Земля больше вообще не существовала. Эквестрия стала единственной реальностью.

Изо дня в день Чашка всем сердцем старалась принять свою новую жизнь. Она стала работать над тем, чтобы освоить своё новое тело.

Слоняясь по ферме, она опробовала все его части. Она двигала ушами, она пыталась ходить задом наперёд. Она нюхала, и жевала, и каталась на спине по длинной, сладко пахнущей траве возле дома. В это время она услышала смех с крыльца: — Ты правда, как маленькая кобылка, не так ли? — Миссис Провендер очаровали её попытки понять своё тело. — Я любила кататься по траве, когда была маленькой. Так что наслаждайся, Чашка. Никому на этой ферме нет дела, сколько тебе лет.

Чашка немного смутилась, когда её застукали, но ещё немного подурачилась. Если Миссис Провендер одобряет, значит это её святой долг. И потом, трава была такая приятная на ощупь… и пахла так здорово.

Утро на ферме всегда означало бисквиты, и Чашка упорно пыталась научиться печь их сама. Ей каждый раз казалось, что она бестолочь, но Миссис Провендер была неизменно добра и терпелива.

— Простить меня! Простить меня! Простить-простить-простить! — Повторяла Чашка снова и снова, уронив ложку в стопятисотый раз.

— Ох, скорлупать, милая… всё нормально. Просто успокойся и начнём сначала, ладн’?

Чашке не нравилось, что у неё плохо получается работать зубами и копытами, как это делают настоящие пони. Она начала тренироваться по ночам, когда все уснут. Ещё до того, как, наконец, одолела лестницу, переселившись в гостевую комнату.

При лунном свете Чашка брала длинную деревянную ложку и тренировалась ночь за ночью. Она училась брать ложку, делать движения, будто что-то мешает, и класть её на место. Она даже пыталась подбрасывать ложку с переворотом и ловить ртом – а вдруг получится?

Однажды ночью она почувствовала, как с тёмной лестницы за ней кто-то наблюдает. Миссис Провендер спустилась вниз, наверное, всё-таки услышала. Чашка от неожиданности опять выронила ложку. Миссис Провендер стояла там со странным, хоть и добрым выражением на лице.

— Ты вот, прям’, настолько упорна, милая?

Эта ночь выдалась для Чашки особенно счастливой. Миссис Провендер зажгла масляный светильник и сварила им что-то похожее на мексиканскую орчату – тёплый сладкий напиток из ячменя, который пьют из кружек. Это было вкусно, а потом она стала рассказывать Чашке про кобылок, которых вырастила и про свою прежнюю жизнь. Рассказала, как выиграла голубую ленту за свои бисквиты, какой весёлой была та далёкая ярмарка. Рассказала, как встретила Дайрума и как он дарил ей на свидания засахаренные маргаритки.

— Что это я всё про себя, да про себя. Чашка, а ведь я про тебя до сих пор совсем ничего не знаю. — Миссис Провендер долила им ячменного напитка. — На что была похожа жизнь там, откуда ты пришла? Я ещё не слыхала историй про жизнь в другом мире!

Чашка начала было составлять в уме ответ, но остановилась. Что она могла рассказать этой доброй старой кобыле? Чашка оглядела славную, чистую домашнюю кухню и вспомнила детство в фавеле, еду, в основном состоявшую из гарантированного правительством рациона и иногда жареных мутакрыс. Своё первое изнасилование, или например как ей однажды отрезали ухо ни за что. Заново отросшее понячье ухо рефлекторно дёрнулось, когда она об этом вспомнила.

Даже если бы она как-то могла объяснить Миссис Провендер, на что была похожа жизнь в человеческом мире и как люди друг с другом обращались в нём – как она отреагирует? Заснуть-то она сегодня уже точно не сможет. Что она станет думать о новопони — таких как она, бывших людях из такого вот мира? Как рассказать ей о мире людей, о войне, алчности, насилии и ужасе?

Будет осквернением, святотатством, принести это в Эквестрию. Даже в простом разговоре о них будет что-то отравленное, ядовитое. Чашка ощущала и стыд, и скорбь, и внезапно — сильнейшее одиночество за обе свои жизни.

Здесь был рай по сравнению с миром, из которого она явилась, но она не сможет рассказать, через что она прошла, ни одной пони. Внутри неё будет жить боль, которая никогда не пройдёт, и каждое напоминание о прошлом будет отравлять ей новую жизнь, и наверняка, те кто принял её, будут считать её чудовищем из чудовищного мира. Всю свою прошлую жизнь она старалась им не стать, но это не отменяет того факта, что она видела, знала, трогала тот мир, в котором настоящие чудовища всегда правили — так, как им хотелось.

— Я… Я не говорить. Я извиняться. Извиняться, Миссис Провендер. Это больно место. Вы простить меня. — Чашка старалась не смотреть ей в глаза. Тяжело было отвечать отказом после такого прекрасного вечера.

— Всё в порядке, милая. Не надо мне ничего рассказывать. — Миссис Провендер наклонилась к ней и успокаивающе ткнулась в неё носом. — Давай допьём и пойдём спать, что скажешь?

Чашка с облегчением кивнула.

Годы полетели незаметно. Чашка выучила эквестрийский — до того хорошо, что могла бы сойти за местную, хотя не обошлось без пары конфузов. Она была толковой и полезной помощницей на ферме и Миссис Провендер ценила её. Чашке нравилось работать на ферме. Она любила и сезон сева, и уборку урожая. Свежее зерно, лучшее сено, люцерна и лучшие цветы всегда были на столе. Она открыла в себе любовь к кулинарному делу, и, в конце концов, сумела испечь бисквиты, не хуже чем у Корнфлауэр, чем определённо заставила старую кобылу ею гордиться.

Мир вокруг оставался таким же зелёным и восхитительным. В ближайшем городке Саус-Уизерсе встречались интересные магазины и вкусняшки, те, что на ферме не достанешь. Она знала по имени десятки местных пони, стала частью местного общества. Её знали и ценили. Но, почему-то, она так и не сошлась близко ни с кем, кроме Миссис Провендер и Дайрума. И даже с ними она говорила только о жизни на ферме, только об их прошлом, но никогда о своём.

Миссис Провендер это заметила и сочла интересным. Чашка была славной кобылкой, безотказной в помощи, доброй, честной – но замкнутой. Закрытой, как запертая дверь в тёмной комнате. У неё были пристрастия и интересы, но она не заводила друзей, ни с кем не проводила время. Ферма была всей её жизнью, и хотя иметь такого преданного работника было, конечно, здорово, глубоко в сердце Миссис Провендер чувствовала, что Чашка для неё больше, чем просто наёмный рабочий. Она считала Чашку чем-то вроде одной из своих дочерей.

А значит — это неправильно, что кто-то из её дочерей страдает от одиночества. Когда её жеребята покинули ферму, чтобы построить свою жизнь, у всех у них были друзья, любимые, или хотя бы, просто дорогие для них пони.

Миссис Провендер знала точно, что за счастливой улыбкой Чашки скрывается ужасная скорбь, и что это как-то связано с её прошлым, с тем самым, о котором она никогда не рассказывает.

Обозначив проблему, Корнфлауэр начала спрашивать народ.

Почти все "новые пони" из другого мира давно переселились в Расширенные Земли, далеко от окрестностей Кантерлота, Хуфингтона и даже Мейнхеттена. Поглощая другой мир, Эквестрия росла вширь, и теперь вокруг возникли бескрайние новые земли, о которых Корнфлауэр никогда раньше не слыхала. Но теперь это была часть Эквестрии. Они были настолько обширны, что их с лихвой хватило всем новопони – а тех было, надо сказать, великое множество — чтобы основать там города, посёлки, и ещё потомство развести.

Всё это было слишком громадно, чтобы Миссис Провендер могла себе представить, но на деле означало, попросту, что в ближайших окрестностях новопони не очень-то найдёшь. В этом была и беда, потому что Корнфлауэр считала, раз Чашка не может говорить с ней или любой другой урождённой пони, может ей стоит поговорить немного с кем-то вроде неё. С пони из другого мира. Пони с такой же бедой.

У Миссис Провендер ушло три года, чтобы разыскать подходящую кандидатуру. В городке по имени Клайдсдейл неподалёку. Дошёл слух, что среди его жителей есть одна новопони, кто-то, кто остался, когда остальные уехали на новые земли. Новопони, вообще похоже были народом непоседливым, да тут бы и места всем попросту не хватило.

Но в Клайдсдейле она нашла-таки новопони, и как по заказу, с собственными проблемами. Разузнав побольше, Миссис Провендер выяснила, что проблемы-то были практически те же, что у Чашки.

Новопони оказалась кобылкой. Она была душой всех компаний ещё несколько лет назад, но затем как-то поскучнела и начала всё больше ото всех отдаляться. Когда кобылка ещё вела бурную общественную жизнь – не то что Чашка – у неё тоже не было по-настоящему близких друзей. Те, кто знал её, говорили, что она выглядит счастливой снаружи, но внутри над ней будто висит тёмное облако, она несёт в себе тяжкий груз.

К тому моменту минуло десять лет, как Чашка попала на ферму, чтобы стать частью их семьи. Она в самом деле стала членом семьи для Мистера и Миссис Провендер. Поэтому Корнфлауэр решила, что ей стоит попытаться помочь почти-что-приёмной-дочери.

Она устроит вечеринку в честь десятой годовщины появления Чашки. И пригласит особого гостя из Клайдсдейла погостить на ферме, насладиться гостеприимством, сменить обстановку. Это будет частью оплаты за услуги – та кобылка занималась организацией вечеринок, и наём специалиста по их устроению станет идеальным прикрытием, чтобы свести двух новопони вместе.

Миссис Провендер улыбнулась своим мыслям. Умница она, так всё спланировала, провела тайные поиски – всё для того только, чтобы ненавязчиво заставить этих двоих поговорить. Корнфлауэр чувствовала себя настоящим тайным агентом короны, со своим хитрым планом.

Может, это наконец-то поможет её маленькой, одинокой, разбитой Чашке.

Глава четвёртая: Жажда забвения

Для Чашки стало неожиданным откровением, что с её переезда в Эквестрию прошло уже целых десять лет. Они пролетели как-то незаметно. Ей было тридцать четыре, когда её Конвертировали. Она тогда толком и не поняла, что происходит, и вот она уже, наполовину без сознания, пытается управляться со своим странным новым телом. Её превращали в ужасной спешке, она была из тех последних, кому удалось спастись с Земли перед «Точкой Ноль», перед моментом, когда Эквестрия окончательно поглотила своего полумёртвого космического двойника.

Земля умирала, умирала давно. Убившей её болезнью был разум обезьян — любопытный, изобретательный и изощрённый, но также жестокий, эгоистичный и крайне разрушительный. Девятнадцать миллиардов человек, намного больше, чем планета могла прокормить, жили убогой, лишённой всяких надежд жизнью во всемирной трущобе. Им позволяло кое-как выживать их величайшее творение, гордость обезьяньего ума: молекулярные машины, умевшие превращать нечистоты обратно в нечто, похожее на еду. Людям обещали золотой или даже бриллиантовый век, но его чудеса, как всегда, достались только кучке властителей.

Человечество по-прежнему не узнало всеобщего счастья, оно продолжало сражаться само с собой, совсем как обезьяна без конца лупит себя по морде, просто так, от злости. Оно не могло с собой ничего поделать. Изъян был в самой его плоти. То что позволило Человеку подняться над враждебной вселенной, сделало его вселенски враждебным.

Но были другие места, другие миры, связанные с нашим миром общей судьбой, и время от времени контактировавшие с ним. Люди сочинили множество мифов и легенд о них – но никогда в них всерьёз не верили.

Один за другим, по мере того как промышленность медленно но верно отравляла планету, сопряжённые миры разрывали свою связь с Землёй. Они обрывали контакт и дрейфовали навстречу неизвестной судьбе, в бесконечное пространство, неведомое людям.

Лишь последний родственный нам мир не бросил на произвол судьбы наш, в котором обитали люди. Давным-давно, во время своего опасного путешествия на Землю, Селестия, одна из богинь-принцесс Эквестрии, дала обещание. Человек, что спас её от исчезновения, вынудил её в час отчаяния пообещать: спасти людей от самих себя, спасти от жестокой, бездушной вселенной, что их породила. Оттого-то, много веков спустя, Эквестрия вторглась в человеческий космос и людям было предложено: Идите к нам. Станьте нами. Делите с нами наш мир, вселенную не страданий и борьбы, но гармонии и радости.

Надо было заплатить небольшую цену. Обезьяний разум заменить на разум пони. Свирепой, одинокой обезьяне надо было превратиться м мирную, стадную лошадь. И для многих тогда перспектива жизни без вражды и насилия, на которую так уповали, которую столько обещали им множество религий, грёз и фантазий, вдруг показалась ужасной, когда до этого дошло всерьёз.

Но для массы людей, для большинства, жившего в нескончаемых страданиях всё то время, что Человек ходил по Земле, для них что угодно, вообще что угодно было лучше, чем те короткие, горькие жизни, что им достались. Они уходили миллиардами, и с каждой обновлённой душой Эквестрия росла, а Земля уменьшалась.

Точка Ноль, момент, когда межпространственная проекция Эквестрийского космоса окончательно накрыла умирающую планету, развеяла прахом все достижения диких обезьян. Затем сияющий пузырь в том месте, где когда-то была Земля, съёжился и погрузился обратно в чужое пространство, будто сияющая рыба нырнула в чёрное, сверкающее звёздами море.

И осталась Эквестрия, где два бессмертных воплощения света и тени каждый день, на полном серьёзе, поднимали луну и солнце, где разумные пони бегали по бескрайним теперь Елисейским полям.

Десять лет прошло от Точки Ноль. И десять лет, как Тиква Фейнштейн из Вилмингтона, Джерси, Восточной зоны Североамериканского союза, Западного корпоративного доминиона, перестала существовать. С тех пор и навсегда она стала Чашкой, белым с фиолетовой гривою существом, немного похожим на лошадь, такая же пони, как и миллиарды других, верная подданная царствующих богинь Селестии и Луны Эквестрийских. Это была примерная десятая годовщина начала её новой жизни (дату сдвинули на пару месяцев ради весенней погоды) и по поводу юбилея намечалась вечеринка.

Миссис Провендер была не фанатка вечеринок, она была пони практического склада ума, поэтому она послала в ближайший город за настоящим мастером этого дела. Чашке глубоко льстило, что её десятую годовщину на ферме Провендеров посчитали стоящей таких хлопот. Она знала, что Миссис Провендер тепло к ней относится, но это в самом деле показало ей, насколько.

Пришлось немало поработать, чтобы подготовиться. Разослали приглашения разным пони из Саус-Фетлока и с окрестных ферм, всем, кто знал и уважал Чашку все эти годы. Ферму надо было привести в божеский вид, да и дом тоже, потому как Миссис Провендер твёрдо намеревалась показать себя гостям с лучшей стороны, ведь, в конце концов, не может обладательница голубой ленты за лучшие бисквиты устраивать вечеринку на обветшалой ферме.

Чашка с Мистером Провендером подновили обветренные ставни, починили и покрасили курятник и целую неделю занимались домом. Чашка за эти годы здорово наловчилась работать инструментами и теперь только ёжилась, вспоминая, какой неловкой и неуклюжей она была, когда только-только приехала.

И вот, наконец, каким-то чудом всё было готово, и полдюжины взятых под честное слово деревянных столов стояли на большой зелёной лужайке перед домом. За них скоро посадят гостей, а столы будут ломиться от пирогов, сладостей, закусок и, конечно же, напитков. Теперь всё это ещё нужно было приготовить.

Чашка и Миссис Провендер расставили «праздничный» набор тарелок, стаканов, чашек и мисок. Но перед этим накрыли простые деревянные столы красивыми скатертями с цветочным узором. Скатерти, похоже, были закуплены специально, они проделали путь аж из самого Мэйнхеттена. Их ткали единороги с особым талантом работать с тканью. Да, Миссис Провендер ничего не делала наполовину.

Чашка рассматривала вышивку и думала о том, что для земнопони невозможно бы было сотворить что-то подобное, даже привяжи она инструменты к копытам. Такое могли делать только единороги. Но так работает Эквестрия: три расы, три поля для работы, три набора талантов: небо, земля, и… ну, техника. Единороги, соответственно, отвечали за технику.

Или, подумала она, как дворяне, торговцы и крестьяне. В её стране ощущался некий дух средневековья, но скорее, в приятном смысле.

В её стране. Вот ведь как, подумала она. Эквестрия — её родина, её народ, её государство. Чашка обнаружила вдруг, что гордится тем, что она эквестрийка. В человеческой жизни она не никогда не ощущала гордости за свою нацию. Только стыд… и иногда гнев. Это чувство было для неё новым, и она ещё не совсем понимала, что с ним делать.

Чашка и Миссис Провендер осторожно тягали скатерти зубами за углы и за края, чтобы натянуть ровно по центру стола. Убедившись, что всё получилось как нельзя красивей, они шли к следующему столу. Затем, по одной вещи за раз, они стали таскать и расставлять посуду.

Чашка давно отвыкла от человеческой привычки не брать в рот ничего, что побывало во рту у другого пони. Мелькнула мысль, что у прежней, человеческой её, наверняка бы вызвала отвращение сама идея пить из чужой чашки.

Но она не была человеком, и это не был человеческий мир. В этом было странное очарование. Всю жизнь её тянуло к необычному, и та часть её ума, которая помнила, как быть человеком, находила жизнь пони уж куда как необычней.

Это был мир, где «рот» означало «рука», и где , насколько она знала, не существовало инфекций. Здесь никто не умирал от гепатита или туберкулёза.

На мгновение Чашка подумала, как же странно, жить в мире, где телесных жидкостей не нужно бояться и где зубы заменяют руки.

Её потрясло то, что она так подумала, как коробило её любое воспоминание о прежней человеческой жизни. Чашке нравилось думать, что человеческие мысли посещают её не каждый год. Но это случалось чаще, чем казалось, и последний раз было не несколько лет назад, а скорее, несколько дней.

Миссис Провендер понятия не имела, что гложет Чашку, она не могла знать, что это память о Земле иногда заставляет новопони замирать в растерянности, ведь Чашка ничего не рассказывала про себя. Но Миссис Провендер была умной пони, она догадалась, что это связано с Чашкиным прошлым, и очень хотела помочь.

Наконец, места для гостей были приготовлены. Каждому гостю поставили обеденную миску, достаточно большую, чтобы пони мог залезть в неё мордочкой в поисках лучших кусков, суповую миску поменьше и красивый стакан, чашку или кувшин для питья. Чашка вспомнила тот первый раз, давным-давно, когда они с Миссис Провендер вместе пили чай. Она, наверное, никогда бы не решилась произнести это вслух, но Чашка любила Миссис Провендер. В глубине души она считала Корнфлауэр той доброй, любящей матерью, которой у неё никогда не было.

Чашка получила ещё одно тревожное напоминание о Земле. На столах не было приборов. Ложки здесь существовали, но только как кухонная утварь, идея инструментов для еды в Эквестрии не прижилась. Внезапно в её голове вспыхнуло яркое воспоминание, как она ест из продуктопровода одноразовой вилколожкой. Крепко вцепившись в неё рукой, ежесекундно огладываясь в поисках признаков, что пора бежать в безопасную зону маглева. Уличные грабители и маньяки просто обожали продуктопроводы. А все камеры безопасности были давно украдены наркоманами.

Чашка тряхнула головой. Тряхнула ещё раз и крепко притопнула по траве копытами. Что с ней не так сегодня? На крыльце вздохнула Миссис Провендер. Бедная Чашка.

Потом Чашка накрыла ткаными чехлами вязанки свежего сена вокруг столов, служившие сиденьями. Натягивать на сено похожие на наволочки штуковины было непросто, ей не раз приходилось складывать ноги и ложиться на землю, чтобы стащить их обратно. Красота требовала жертв. Но Чашка не любила безделье, она была от природы работящая. Чем больше было работы, тем счастливее она была и тем реже с ней случались её «маленькие моменты».

К вечеру всё было готово. Пока Чашка занималась столами и тем, что вокруг, остальные, под руководством специальной пони, которую Миссис Провендер пригласила из Клайдсдейла, помогали украшать ферму. Миссис Провендер объяснила, что хотя эта пони хорошо разбирается в вечеринках, приехала она не только поэтому. Она погостит на ферме несколько дней, в надежде, что смена обстановки поможет ей развеяться. Чашке прозрачно намекнули, что надо быть поприветливее, потому как бедняжке совсем не с кем говорить.

Чашка ещё не познакомилась с новой пони, но видела, как та скачет вокруг, дудит в праздничную дудку, зубами и копытами развешивает по всему дому яркие ленты. Понятно, почему Миссис Провендер наняла единорога, с их рогами и магией у них хорошо получалась мелкая точная работа, а некоторые даже знали заклинания, чтобы сразу сделать всякие сложные вещи: цок, и готово, вот так. Вот только Чашка так и не вспомнила, чтобы эта аквамариновая с розовой гривой пони хоть раз использовала рог за весь вечер. А ведь она, конечно, должна была. Ведь как-то же всё делалось?

Гости начали прибывать. Тут был и старый Мистер Уизерс собственной персоной, потомок основателя Саус-Уизерса. Пришли Хэйли Бэйлс и Люцерна Спраутс из продуктовой лавки. Явилась Мисс Скарлетт, чья ярко-алая грива сияла в лучах закатного солнца Селестии, немного бестолковая, но добрая пони. Пришли кондитеры, близнецы Тоффи.

— Столько пони! — подумала Чашка. Она как-то и не считала, сколько у неё теперь знакомых. А ведь она знала по именам куда больше пони, чем в своё время людей. Но тогда быть общительным значило рисковать. Тогда это не приносило ничего, кроме боли.

Ужин был прекрасен. Были какие угодно лакомства и закуски, но одно царило над всеми: Призовые Бисквиты Миссис Провендер. На каждом столе стояло огромное блюдо с ними, и Миссис Провендер подложила под них ярко-голубую ткань, чтобы напомнить о своей призовой ленте. Чашка хихикнула; Корнфлауэр уж слишком иногда этим выставлялась.

За столом Чашку наконец представили гостье: единорожке из Клайдсдейла.

— Привет вам, здрасьте! Я Петал, Петал Конфетти, к вашим услугам, на этот раз буквально, раз меня попросили чтобы я это всё устроила, а ты, наверное, виновник торжества, то есть Чашка! Рада наконец тебя встретить, извини, что не сказала тебе «Привет» раньше, но я немного опоздала, и надо было сделать кучу всего, и мало-мало времени чтобы эту кучу сделать. У-ух! А у вас тут классный джем!

Петал протянула шею и жадно цапнула с большого блюда золотистый бисквит, положив к себе на большую тарелку. И второй, положив его рядом с первым.

— Выглядят превосходно!

— Она выиграла награду за эти бисквиты, — гордо сказала Чашка, кивая в сторону Миссис Провендер. — Яркую голубую ленту!

Миссис Провендер слегка покраснела, и Чашка обрадовалась, что она смогла подольститься к Корнфлауэр.

— Я слышала, ты из Клайдсдейла, Петал? — Чашка тоже взяла себе бисквитов и немного морковного салата, который показался ей особенно аппетитным.

— Ага! — Петал откусила и проглотила кусок бисквита. — Они невероятны! Пищеварительный восторг! — кое-кто из пони прыснул от смеха, такие остряки в Саус-Уизерсе были в новинку.

Чашка с интересом смотрела, как Петал пьёт из стакана. Это напоминало Чашке её первые дни с Миссис Провендер. Теперь, наблюдая за пони из Клайдсдейла, она могла представить себя. Петал взялась за ближний край стакана зубами и наклонила его, чтобы лимонад потёк сквозь зубы к ней в рот. Коснувшись губами жидкости, Петал выпила её, а затем опустила голову и поставила стакан на стол.

Петал заметила, что Чашка смотрит на неё и хихикнула.

— Прекрасный лимонад, Миссис Провендер.

— Прост’ зови меня Корнфлауэр, мы на ферме без чинов.

Это была не совсем правда, отметила про себя Чашка. Корнфлауэр всегда предпочитала, чтобы её называли «Миссис Провендер» и большую часть времени держалась суховато.

Миссис Провендер тоже отпила немного лимонада, и аккуратно поставив стакан, повернулась к гостье.

— Петал, можн’ я задам тебе странный вопрос?

— Конечно, Мис... эм, Корнфлауэр. Если вам нужны ответы, то я самый настоящий мешок с ответами! — Петал быстро огляделась, ожидая реакции, но хихикнула только Чашка. Только у неё был необходимый культурный багаж, чтобы понять про «мешок с дерьмом». Это было грубое выражение, до которого настоящая пони бы никогда не додумалась. Миссис Провендер и её супруг только непонимающе моргнули. Они поняли, что что-то не поняли, но понятия не имели, что. Не желая показаться невежливыми, они только натянуто улыбнулись. Петал подмигнула Чашке.

— Я, вроде как, заметила, что ты ешь, как земнопони, — обеспокоенно продолжила Миссис Провендер. — Ты вообще всё делаешь, как делают земнопони. Я не видела, чтобы ты использовала рог, с тех как приехала. Не понимаю, Петал. Ты же единорог всё-таки. Ничего не хочу сказать, но никогда не видела раньше, чтобы единорог так делал. Это у тебя прикол такой, что ли?

— Нет. НЕТ! Пресвятая Селестия, Корнфлауэр, Миссис Провендер, и в мыслях не было! — у Петал стал испуганный вид, аквамариновая пони опустила глаза, явно смутившись. — Я… я просто не люблю без особой нужды пользоваться рогом, Миссис Провендер. Мне нравится всё делать ртом и копытами. По правде, я вообще не хотела становиться единорогом.

Миссис Провендер это ошеломило.

— Я и забыла, что ты не всегда была пони, — произнесла она после короткого замешательства. — Но что плохого, скажи мне в том, чтоб быть единорогом? Я всегда думала, единорогам всё легко даётся, с их-то магией.

— Ну, — начала Петал, — Я чувствую, как бы, что магия, когда ты её используешь, отдаляет тебя от всего и ото всех, держит их на расстоянии. Я не чувствую себя частью этого мира, не ощущаю, когда левитирую что-нибудь, или когда колдую, чтобы что-то делалось само. Я всегда чувствовала, — Петал переместила свой вес на накрытой красивой тканью сенной вязанке, — что единороги, они… какие-то обособленные. Ставят себя выше других пони, без конца заморачивают голову всякими мелочами. Я не хотела бы быть такой пони, Миссис Провендер.

Миссис Провендер это очень заинтересовало, и чем-то даже слегка польстило.

— Я, вроде как, всегда считала так же, Петал. Но я бы никогда не подумала, что единорог это скажет! Думаю, теперь я слышала всё!

Чашка не могла прочесть выражение на её лице, но было ясно, что объяснение Петал ей понравилось. Она также отметила забавную вещь: официальное обращение нравилось Корнфлауэр больше, чем она была готова признать. Ну, со своей стороны, Чашка и так представить себе не могла, чтобы называть Миссис Провендер иначе, чем… Миссис Провендер.

— Я правильно поняла, что вы, новопони, не могли выбирать, какими пони станете?

— Нет, Миссис Провендер. Это определялось наследственностью ещё до превращения, и наши желания тут ничего не значили. Ну, почти. — Петал наклонила голову, чтобы лёгкий локон её розовой гривы качнулся у неё перед глазами. Поймав его взглядом, она загадочно улыбнулась.

— А какой пони ты хотела бы стать? — спросила Миссис Провендер.

— В общем-то, кем угодно, кроме единорога. Пегаской, земнопони, честно говоря, не важно. Главное, чтобы не единорогом. — Петал неожиданно подняла глаза. — Я уже была чем-то вроде единорога… до моего превращения. Мне не особо нравилось, кем я была и как себя вела. Я хотела стать пони, которая будет бегать вокруг, что-то делать, а не проведёт всю свою жизнь, ковыряясь в мелких деталях.

— Ну, этого-то про тебя не скажешь! Мне же не зря говорили, что ты главная по вечеринкам в Клайдсдейле. Но вот сейчас ты была серьёзна — и Миссис Провендер по-доброму подмигнула Петал.

— Простите, Миссис Провендер! Теперь всё это, правда, в прошлом. Просто знайте, что мне нравится делать всё так, как делают другие пони, те, которые не единороги, ну, насколько это возможно. Уверяю вас, когда это действительно необходимо, или когда так лучше, я использую магию. Я просто не хочу пользоваться ей всё время. Так вот.

— Наверное, — Петал опустила взгляд, затем вновь подняла, — я очень глупый единорог. Извините! — и тут же насмешила всех, состроив смешную рожицу: сведя в кучку глаза и вывалив набок язык.

Потом, после великолепного яблочного пирога (особый рецепт Миссис Провендер, Дайрум любил домашние яблоки), когда гости расходились по домам или собирались кучками, чтобы поболтать, пришла пора прибираться. Петал помогала, таская тарелки в зубах. Она даже напросилась помочь Чашке с мытьём, и опять-таки, всё делала зубами. Чашка думала, что было бы быстрей и интересней сделать это при помощи магии, но Петал, кажется, это действительно нравилось.

Поставив тарелки в сушилку, Чашка отпросилась до туалета. Когда она вернулась, то обнаружила что Петал сидит, сложив ноги, на улице и смотрит в ночное небо. Чашка бочком-бочком придвинулась к ней.

— Я не помешаю? — спросила она.

— Нет конечно, пожалуйста. По правде, я… даже надеялась, что ты придёшь.

Чашка сложила ноги под себя и опустилась животом на прохладную мягкую траву. Опустила мордочку, она вдохнула мягкий аромат травы и глубокий, богатый запах почвы. Было что-то такое в ночных запахах, что отзывалось у неё глубоко внутри, и хотя она не понимала, что это может быть, всё равно чувствовала себя как в давно забытом счастливом сне.

Чашка обнаружила, что Петал внимательно её изучает

— Э… прости. Я немного ушла в себя — она почувствовала себя глупо, её застукали за тем, как она нюхала землю, и при этом глупо наверняка улыбалась. Блин.

Петал мелодично хихикнула, но как-то очень по-доброму.

— Мне бы стать хоть наполовину такой счастливой, как ты в тот момент. Вспомнила что-то хорошее?

— Да нет, — Чашка подняла голову на одну высоту с Петал. — Просто есть что-то такое в ночных запахах. Я чувствую себя счастливой. Как в прекрасном детстве, которого у меня не было. Глупо, да?

— О, нет, совсем нет. Я понимаю, как можно тосковать по детству, которого не было. Думаю, это одна из причин, почему я здесь. Расклеилась что-то я в последнее время.

— Провендер мне что-то такое говорила. Что ты хочешь пожить несколько дней у нас, потому что это тебя подбодрит. Это, и ещё… то, что ты сможешь… поговорить с другой новопони.

— Она просила тебя говорить со мной? — Петал смотрела на луну, когда это произносила, её голос прозвучал почти печально.

— Ну, в общем, да. Но… но я бы всё равно захотела поговорить. С тех пор, как все новопони ушли в Расширенные Земли, мне не с кем говорить про то…

Петал взглянула Чашке прямо в глаза, серьёзно и слегка испуганно.

— Как мы жили в человеческом мире? — она произнесла это тихо, и таким тоном, каким говорят про общий постыдный секрет.

— Да — Чашка вложила в это слово столько тоски и боли, что почувствовала, как к глазам подступили слёзы.

— Настоящие пони понятия не имеют, как это. Они даже представить не могут. Я пыталась говорить о прежней жизни кое-с-кем из моих Клайдсдейльских друзей, но не получается. Они стараются изо всех сил, но… они не могут помочь. — Петал опустила голову. — Они понимают, что я несчастна, но они не видели, через что мы прошли. Ни у кого из них нет за плечами нашего прошлого, и я рада, что никогда не будет. Я не хочу для них такого.

— Это тяжело. Миссис Провендер добра ко мне, она как мать, которой у меня не было. Она замечательная, я очень благодарна ей, но… — Чашка разволновалась, наконец обнаружив того, кто может её понять. — Я просто не могу говорить о Земле. — Чашка выплюнула название старого мира, как ругательство. — По-настоящему не могу . Как вообще о таком можно говорить?

— Значит, ты тоже несешь — Петал опустила голову на копыта, трава щекотала ей мордочку.

— Что несу?

— Пару огромных седельных сумок с говном. Детство в страшном, опасном, отравленном мире. Злых людей, творивших ужасные вещи. Родителей, понятия не имевших об обращении с детьми. Постоянное одиночество и отчуждение. Попытки сбежать в книги, в видео, музыку, во что угодно ещё, что позволяет хоть немного забыться. Тоску, отчаяние, понимание, что когда вырастешь, ты станешь одной из них, серой, пустой внутри, тебя поглотят деньги и вещи. Жизнь в сером городе, под серым небом, где серые люди творят серые дела, где мир умирает, миллиарды людей страдают, где-то в далёкой стране трудятся дети-рабы, чтобы сделать тебе 3-V-ящик и одежду. — Петал подняла голову и поглядела на ферму, её голос слегка дрожал. — Воспоминания о мире истинного зла. О большей части жизни, прожитой в нём. Я хотела бы… — казалось, она сейчас заплачет, — Я хотела бы… просто забыть это всё. Я хотела бы стереть свои воспоминания, все до единого. Хотела бы стать просто Петал Конфетти, никогда не вспоминать, кем была раньше. Что оно было, это раньше.

— Я иногда злюсь. — Петал поглядела на Чашку с неожиданно суровым выражением, лицом к лицу, её дыхание обжигало. — Я завидую этим пони, с их невинным прошлым. Очень. Сильно. — Петал ещё мгновение свирепо смотрела на неё, потом опомнилась и медленно отвернулась. Она опустила голову обратно в траву, положила её на копыта.

Всё было так. Каждое слово её падало на Чашкино сердце как раскалённый уголь.

— Мы никогда не будем счастливы, да? — спросила она наконец. — Мы живём в раю, но мы не будем по-настоящему счастливы. Как они.

Она посмотрела поверх Петал, поверх лужайки на ферму, где Мистер и Миссис Провендер уже наверное, видели прекрасные, счастливые сны. Как всегда.

Бывают ли вообще у истинных пони кошмары? В Эквестрийском языке для них есть слово, так что, наверное, да.

— Ну вот, теперь ты знаешь о моей проблеме. Не лучшая реклама для вечериночной пони Клайдсдейла.

— Вечериночной? — спросила Чашка.

— Ну, вообще-то, я курьер. Не самая тяжёлая работа, учитывая, что мне нравится, и приходится бегать по городу, что мне нравится ещё больше. Иногда я таскаю тележку, но чаще хожу с сумками. Я первый и наверное, единственный единорог на этой работе. Я этим слегка горжусь, — Петал произнесла это с явным удовольствием. — Но моя основная работа в том, что я устраиваю праздники, вечеринки и всякое такое. И свадьбы я устраиваю, и дни рождения. Найди того, не знаю кого, устроить то, не знаю что — это ко мне!

Петал хихикнула, и Чашка, не удержавшись, тоже. Смех Петал разбивал вдребезги любое напряжение.

— Но всё равно, я не могу просто… отпустить себя и стать той, кем хочу. — Петал слегка нахмурилась. — Эта тяжесть. Моё прошлое. Висит у меня на спине, и я не могу его стряхнуть, что бы ни делала.

— Я тоже, — Чашка посмотрела на луну, чистую, яркую, как идеальная жемчужина на чёрном бархатном небе в окружении бриллиантов. — Эй! Но ты же единорог! — она с вызовом глянула на Петал.

— Эм… Не понимаю, к чему ты клонишь.

— Нет, я уже поняла, что ты не любишь использовать магию. Но просто выслушай меня, ладно? — луна ярко отразилась в Чашкиных зрачках. — То, что без конца причиняет нам боль, отдаляет нас от наших близких, что делает нас не такими как все, это то, что когда-то мы были людьми!

— Ну да, в этом-то всё и дело, но я не понимаю…

— На Земле, если у тебя проблема, это значит или терпи, или найди средство притупить боль, или зачахни от неё. Думаю, очень-очень богатые могли позволить себе невропатические лекарства, или даже перезапись памяти, или что-то подобное. Но для нас, для простых людей — ты или страдай, или чем-то заглушай боль, или надейся, что она сама как-то пройдёт, так? Но она не пройдёт, ведь с конца Земли уже десять лет прошло!

— Чашка, что ты предлагаешь?

— Я же говорю, ты единорог. У тебя есть магия. Это же волшебный мир! Здесь возможно всё, магия Эквестрии оказалась способна поглотить целую планету, превратив миллиарды людей в пони, так? Здесь даже на самом деле живут настоящие живые богини. Они поднимают грёбаную луну и солнце! — Чашка с трудом осадила свой голос. — Ты же можешь творить магию, так? Найди заклинание, которое стирает память! Или зелье, или чары, или что вы там, волшебные пони, делаете! Без памяти о Земле мы будем просто пони, как всепони!

— Чашка, погоди… — Петал была в шоке. — Погоди… Я поняла, что ты имеешь в виду, но тут проблема, без наших воспоминаний мы превратимся в пустые оболочки, безмозглых зомби-пони, которые пускают слюни и гадят под себя и…

— А вот и нет! — Чашку понесло. — Я сказала, воспоминания о ЗЕМЛЕ. Только о Земле, у нас под седлом десять лет жизни в Эквестрии, целых десять лет, и они-то делают нас теми, кем мы всегда хотели быть! Разве ты не понимаешь? Если мы забудем годы жизни на Земле, мы и правда станем теми, кого мы изображаем перед всепони, только без боли внутри! Единственное, что они заметят – что мы перестанем быть таким, чёрт побери, угрюмыми!

Петал не знала, что возразить. Чашкин план выглядел диким, даже безумным, но, сколько она ни думала, не могла найти возражений. Десять лет полноценной жизни в Эквестрии – это будет достаточно. Их эквестрийская жизнь продолжиться, они просто не будут помнить ничего до превращения. Они напишут себе письмо, где объяснят, что случилось с их воспоминаниями, и почему — в общих чертах, конечно, без подробностей — не надо пытаться их восстановить. Это сработает.

Это решение казалось теперь даже… элегантным.

В итоге, если всё пройдёт как надо, они станут обычными пони, и единственное, что будет их отличать – это знание о том, что у них когда-то были печальные воспоминания, которые они добровольно стёрли, потому что хранить их в себе было слишком больно.

У них будет абсолютно нормальная жизнь. Они смогут открыться другим пони, потому что у них не будет ни ядовитых мыслей, ни ядовитых воспоминаний, которыми они отравят Эквестрию изнутри.

И почему, во имя Эквестрии, этого не делали со всеми новопони? Почему это не стало частью процесса Конверсии? Это какая-то ужасная недоработка. Надо было включить это в процедуру с самого начала. Мысль о том, что все эти годы они чувствовали себя чужаками, не могли свободно общаться, что у них украли десять лет настоящего счастья, даже немного разозлила Чашку и Петал.

Но неважно. Всё можно исправить. Нужно только чуть-чуть волшебства.

А Петал, всё-таки, в самом деле была единорогом.

Чашка не чувствовала себя такой счастливой с той ночи, когда Миссис Провендер сварила ячменные смузи и открыла ей своё прошлое. Такие вот чудесные моменты, неважно, прошлые или будущие, больше не омрачатся удушливыми воспоминаниями об ужасах человеческого мира. Это было как дар самих Принцесс.

С крыльца своей фермы Миссис Провендер наблюдала, как Чашка всё больше распаляется, говоря о чём-то с этой кобылкой, Петал. Корнфлауэр ещё никогда не видела Чашку такой счастливой.

— А-га, — подумала Миссис Провендер. — Всё, что было нужно, это найти Чашке пони, с которой можно поговорить.

Теперь-то всё точно будет в порядке.

Глава пятая: Дорога в никогда

Уйти с Фермы Провендеров стало для Чашки самым тяжёлым испытанием со дня её Превращения. Ферма стала для неё больше чем работой, здесь жила её семья, это был её дом. Чашка давно думала о Провендерах как о своих любящих родителях, и плакала без остановки, пока они с Петал убегали прочь.

Миссис Провендер надеялась и боялась, что этот день однажды придёт. Она знала, что он наступит — с той самой ночи, когда дрожащую в полуобмороке кобылку выгрузили из повозки Бюро и принесли на её кухню.

– Они всегда уходят, — вздохнула она — Потому что так и должно быть. Ещё одна дочь покинула ферму, пора привыкнуть.

Корнфлауэр Провендер нервно переминалась с копыта на копыто и хлестала себя хвостом по ногам, глядя как Чашка с Петал убегают от неё по дороге в сторону Саус-Уизерса. Чашка сказала, что вернётся – что уходит только затем, чтобы найти лекарство от своей тоски. Что правда-правда хочет вернуться, и сделает это как можно скорее. Если повезёт, то даже совсем скоро.

Но Корнфлауэр вырастила за свою жизнь уже трёх кобылок, и когда они уходили с фермы, по-настоящему уходили, то не возвращались — разве что с редким случайным визитом.

Мистер Провендер коснулся лбом своей жены — Ты отличн' справилась, Корнфлауэр. Очень даж'. — Миссис Провендер отвернулась и зарылась мордочкой в его седеющую гриву. Ей не хотелось, чтобы старый жеребец видел, как она плачет.

Петал с Чашкой решили, как только достигнут Саус-Уизерса, сделать короткую остановку, чтобы запастись припасами в дорогу. Они рассудили, что стирание памяти – это почти наверняка редкое заклинание и вряд ли его найдёшь здесь в сельской местности. За десять лет в Эквестрии никто из них о таком не слышал, а ведь они видели или слышали о множестве видов магии. Магия была в Эквестрии обычным делом — каждый единорог обладал ей от природы, а ещё здесь встречались волшебные растения, волшебные животные и волшебные артефакты, и в самой Эквестрии, и за её пределами. И если они за десять лет ни разу не слышали о магии памяти, значит она, как минимум, встречалась нечасто, если только вообще не была где-то спрятана.

Если конечно, такая магия вообще существовала. Но в рассуждении Чашки, что поглотить целую планету – это покруче, чем стереть пару воспоминаний, действительно был смысл. Если здесь действуют такие силы, было бы странно, чтобы стереть память оказалось для них так уж сложно.

Две пони решили сначала направиться в Хуфингтон, известный своими отличными книжными магазинами и большой библиотекой. Если там они ничего не найдут, то обогнув Понивилль, продолжат поиск в Мэйнхеттене. Был и другой путь, от Понивилля направиться прямо в близкий Кантерлот. Этот вариант манил и их, и пугал.

С одного копыта, если магия, которая им требовалась и существовала, то в Кантерлоте она точно была. Кантерлот был столицей Эквестрии и домом богинь-принцесс, которые правили всей реальностью. Что угодно хоть мало-мальски значимое там должно было найтись.

С другого копыта, то, что стирание памяти не сделали частью Конверсии и даже не предложили никому из новопони, рождало у Петал и Чашки нехорошее предчувствие. Это было бы, несомненно, благим делом, но им даже не намекнули о такой возможности. Они сильно подозревали, что такая магия могла вообще быть под запретом.

Ни Петал, ни Чашка не хотели идти против воли правителей и законов Эквестрии, но их боль была настоящей, и, в конце концов, единственные пони которые могли пострадать, если что-то пойдёт не так, были они сами. Даже если магия памяти отчего-то запрещена, считали они, было бы жестоко отказать им ради очевидно доброго дела. Но они помнили, как это, жить в мире, где всегда можно лишиться самого необходимого по чьему-то произволу или явно злому умыслу. Они знали и как надо обходить правила, чтобы выжить. Обычное дело.

Поэтому бежать прямо в сердце страны и начинать расспрашивать про (весьма вероятно) запретную магию не казалось им мудрым решением. Наверняка чуть подальше от столицы они могли узнать, разрешена ли такая магия, не вызвав подозрений. Затем уже они смогут окончательно решить, куда им двигать, в Мэйнхеттен, или же, в ином случае, в Кантерлот.

Они кратко обсудили, не попытаться ли прямо попросить Принцесс о помощи. Но это было бы безумием. Просить живых богинь помочь им с личными проблемами было эгоистично, да и просто смешно. Хуже того, если бы им отказали, или ответили, что такая магия запрещена, всякая надежда для них оказалась бы утрачена навсегда.

Саус-Уизерс был средних размеров городком, намного крупнее, чем хорошо известный Петал Клайдсдейл. Старая рыночная площадь уже не использовалась, но множество выросших когда-то вокруг неё лавок и магазинов по-прежнему процветало. Саус-Уизерс был главным торговым центром для окрестных деревень и рынком того, что они выращивали.

Чашка вела Петал по городу. Она хорошо его знала, за эти годы много раз бывала тут с Мистером Провендером. Она вела Петал к «Башне Ирисок», её любимому кондитерскому магазину. Это была, конечно, не совсем башня, но выстроена так, чтобы выглядеть похоже. Будет здорово взять с собой в дорогу немного сластей.

Близнецы Миндаль и Кешью были, как всегда, на месте. Миндаль стояла за стойкой, Кешью толкала тележку со сластями откуда-то сзади. — Чашка! Как мило! Вы с мистером Провендером сегодня за покупками?

Миндаль заметила пони рядом с Чашкой — О, привет, я помню тебя с вечеринки! Ты единорог, которого приглашала Миссис Провендер, не так ли? Ты ещё рожицу строила!

— Да, эт я, меня зовут Петал. Здрасьте! — Петал снова состроила рожицу, близнецы засмеялись.

— Пришли запастись сластями в дорогу. Мы отправляемся путешествовать. — Чашка понюхала витрину, полную засахаренных цветов.

— О! И куда вы? — Поинтересовалась Кешью.

— Эм... в сторону Мэйнхеттена, я думаю, — Чашка взяла маленькую корзинку с ручкой и начала набирать в неё сладости — Мы думаем, там есть хорошие книжные магазины. И большая библиотека.

— За книгами? У нас в Уизерсе есть книжный магазин, вы знаете? — вступилась за свой город Миндаль.

— Мы ищём особые книги, — Петал обнаружила жевательные яблочные мармеладки и сигналила Чашке, чтобы та добавила их в корзинку. — Книги о тайнах магии, об искусстве волшебства, такие вот.

— Эмм... Знаете... — задумчиво произнесла Кешью — Вам стоит попытать счастья в библиотеке Понивилля. Это совсем маленький городок, но он прямо рядом с Кантерлотом и говорят, Селестия лично попечительствует местной библиотеке. Вы и так и так будете идти через него в Мэйнхеттен. Я уверена, уж там вы найдёте самые редкие книги!

Чашка и Петал переглянулись. Если Селестия имеет отношение к городу, наверное, лучше им его избегать. Они ещё не знали, разрешено ли то, что они пытаются изучить. — Мы обязательно проверим, спасибо большое! — ответила Петал как можно радостнее.

— И всё-таки, проверьте Книги Кориандра, — пробурчала Миндаль. — А вдруг?

— Ну тогда, — Петал подмигнула Чашке – Мы, конечно, дадим ему шанс, пока мы ещё в городе! Миндаль от этих слов заметно просияла.

На выходе из кондитерской Чашкины сумки заметно округлились от множества сладостей. Чашка гордо носила на спине эти сумки. Они были подарены ей для путешествия самой Миссис Провендер, и на них был вышит герб их фермы: рог изобилия, полный сена. Спускаясь по улице, Чашка заметила, что Петал смотрит, как она любуется сумками.

— Лучше и не найти, правда? — Петал улыбнулась — Мне мои тоже нравятся. В них столько всего влезает, да и я свыклась с ними, как со старыми друзьями.

— Миссис Провендер дала мне их перед моим уходом. Они когда-то были её, — Чашка надолго замолчала. – Я буду скучать по ней. Скучать по ферме.

— Чашка, мы можем вернуться. Никто нас не заставляет.

— И что потом? Ничего ведь не поменяется. Мы будем такими же одинокими и чужими. Мне-то, уж точно, с годами станет только хуже. Я так не хочу. Нет. Мы идём. — ответила Чашка.

— Ладно, ладно! Просто спросила. Эй, просто на всякий случай, проверим местный книжный?

— Ну... может быть. — Чашка задумалась на мгновение – Я вот что думаю. Кориандр единорог, насколько я помню. Их немного в здешних краях, ты наверное заметила, здесь всё больше фермеры. Но... мы могли бы спросить про магию, которую ищем. У нас хоть примерное представление будет о том, что разыскивать. Я не думаю, что мы найдём какие-то полезные книги, но может, хоть что-то узнаем.

— Хммм... Думаю, вреда не будет, — согласилась Петал. — Пойдём глянем На Сверх-непревзойдённого Книжноторгового Единорога Кориандра!

Петал и сама посмеялась своему чересчур высокопарному выражению и Чашка вместе с ней.

Кориандр, конечно же, оказался единорогом, он сидел в глубине своего невероятно захламлённого магазинчика. Там было действительно много книг. На полках. Грудами, прямо за дверью. Кучами поверх других куч. Было непросто пройти, ничего не своротив. Чашка ступала осторожно, следя, чтобы своими сумками не столкнуть ни одну из высоких, неустойчивых книжных башен.

Единорог был старым, очень старым, его грива совсем побелела, как и большая часть когда-то синей шёрстки. Он читал большую тяжёлую книгу, время от времени сиянием рога перелистывая страницы. Резкий голос Кориандра казался великоват для такого маленького магазина. — А-а, покупатели? Давненько не было покупателей. Вы ведь покупатели, верно? Вы здесь не для того чтобы спросить дорогу или что-то мне продать, ведь так?

— Нет. Да! Мы совершенно определённо покупатели. Потенциальные покупатели, если быть точными. И если у вас, в чём мы совершенно уверены, найдётся то что мы ищем, мы, несомненно, желаем ими стать. Петал выглядела слегка беспокойной. Кориандр её чем-то нервировал.

— Ну и ну! Кажется, дела идут на лад! — Кориандр оторвался от книги, чтобы взглянуть на них, не вставая со своей маленькой мягкой табуретки. — Обычно ко мне заходят что-то продать или какой-нибудь случайный жеребёнок играет здесь в прятки. Для меня, конечно, большая честь принять настоящих покупателей! Чем могу быть полезен уважаемым кобылкам? — Древний жеребец широко улыбнулся пожелтевшими но целыми зубами.

— Моя подруга, её зовут Петал, кстати, а я Чашка, здрасьте, хочет учиться магии. То есть, она уже умеет, она же единорог, умеет делать магию, конечно, но... — Чашку тоже смущал Кориандр, она не соображала даже, как бы ему объяснить. — Я хочу сказать, она хочет изучить магию ещё, будучи единорогом и... Это... Случайно, нет ли у вас про это книг? Э… Про магию, то есть.

Кориандр бросил на Чашку долгий взгляд, как будто пытался понять, что она такое.

— Здесь, по правде сказать, не то чтоб часто спрашивают книги про магию. Вот фермерство, про это у меня есть. Когда сажать, что сажать, что не надо сажать, и где не надо сажать то что не надо сажать, когда сажать вообще не надо. Здесь их целые залежи, — Кориандр кивнул на особенно крупную груду книг — Всё про сельское хозяйство. В основном потому, что местное население, как ни странно, фермеры.

Чашка тупо глядела на него, Петал же забавляла эта внезапная вспышка эмоций.

— Правда, потом оказалось, что набить магазин книгами по сельскому хозяйству было ошибкой. Когда на много миль вокруг одни фермеры, которые занимаются им с незапамятных времён, — Кориандр кивнул на огромную, пёструю, развесистую, тройную, высящуюся до потолка гору книг — То надо было догадаться, что последнее, о чём они захотят читать, это о том, в чём они и так эксперты. — старый единорог громко вздохнул. — Я немного сглупил, признаюсь.

— Как же вы держитесь на плаву? — Чашке стало жаль бедного старого единорога.

— Фермерствую в основном, — Петал громко рассмеялась, Кориандр подмигнул ей. — У меня сад на окраине Уизерса. Я уже слишком стар для такой работы, вот и сижу здесь, а наёмные копыта обтряхивают мои персики за меня. Я же ни в чём таком не разбираюсь, кроме...

— Кроме всех этих книг здесь! — закончила за него Петал.

— А-га. — и Кориандр улыбнулся как можно шире.

Вообще-то у Кориандра всё-таки нашлось немножко книг по магии, и когда он их доставал, Чашка поняла, откуда взялись эти огромные стопки. Глядя, как старый жеребец поднимает сиянием рога целые груды книг, неподвижно держит их в воздухе, рассортировывает их и выдёргивает из общего облака отдельные тома, а затем складывает стопку обратно, она почувствовала трепет. Чашке вдруг захотелось, чтобы её подруга узнала о магии больше — потому что это было поистине удивительно. За десять лет на ферме она, конечно, встречала пегасов — погода для фермеров это важно, но почти не видела единорогов. И точно никогда не видела магию в таком количестве.

Когда представление летающих книг окончилось, стало немного жаль. Книги, летающие как птицы — на это было правда здорово смотреть.

— Эммм... — Петал исследовала более чем скромный набор Кориандровых магических книг. — "Моя первая книга заклинаний", "Уход за рогом", "Здоровый рог и вы", Ага! — Её собственный рог засветился, она левитировала перед собой маленькую, очень старую красную книжицу. – "Прикладная Тауматургия: Практическое пособие практической магии, второе издание... Эммм... Издательство Кантерлотского университета." Сколько вы хотите вот за эту, Мистер Кориандр?

— Посмотрим...

Кориандр левитировал книгу от Петал к себе и повернул, держа в воздухе, чтобы заглянуть под заднюю обложку — Я всегда кладу внутрь бумажку, чтобы... — Торговец прищурился на секунду — Как тебя, Чашка? Можешь посмотреть, сколько она стоит? — Книга висела теперь прямо перед Чашкиными глазами.

Лицо Чашки внезапно стало испуганным. Она широко открыла глаза, её зрачки сузились. — Я не... Не умею... — она отвернулась, глядя на свой бок и опустив уши. — Не могу... сказать.

Мгновение Петал глядела на Чашку, затем метнулась вперёд — Как насчёт такого предложения, Мистер Кориандр? Мы идём в долгое путешествие, так что я не могу дать вам много, но... — она замаячила перед Чашкой, целиком завладев вниманием Мистера Кориандра — ...Может, сойдёмся, на, скажем... — Чашка поняла, что на неё больше не смотрят и подняла голову. Она тихонько прошла между грудами книг назад ко входной двери. Тихонько отворив, она вышла наружу.

Чашка присела на мощёный деревом тротуар перед магазином. Повесила голову и стала ждать.

Через некоторое время вернулась Петал и закрыла за собой дверь. Во рту она несла маленькую красную книжицу. Она поглядела на Чашку, затем бережно уложила книгу в седельную сумку. И села рядом.

Некоторое время они сидели молча. — Эквестрийская письменность очень сложна, — Петал слегка пихнула Чашку локтём — И не очень-то нужна на ферме.

— Я запомнила несколько слов, — Чашка внимательно изучала тротуар – «Мука», «Яблоки», и ещё могу написать «Ферма Провендеров». Выучила, со знака на въезде. Всегда столько всего надо было делать, и... надобности что-то читать практически не было, вот я и не...

— Всё НОРМАЛЬНО, Чашка. Это не Земля, забыла? Тебя научили всему, что нужно для жизни, — Петал на секунду задумалась – А знаешь, вполне может быть, Миссис Провендер тоже не умеет читать. Я уверена, она научила бы тебя, если бы могла. Она и правда заботится о тебе, чтоб ты знала.

— Я знаю. Просто тогда... там... только самые худшие... самые безнадёжные... Чтение было единственным способом получить образование, чтобы иметь работу, и... — Чашка осеклась.

— Говорю тебе, здесь не Земля. Здесь фермерство — это важно. Жизненно важно. Знать, как всё выращивать, необходимо... и всё что ты знала или умела как человек, здесь больше ничего не значит. Ну, наверное, я так думаю. Чем ты занималась?

— Технологией нанопроизводства. Я была нанопроизводителем в Восточной корпорации. Программирование и обслуживание бункеров, — Чашка игралась передними копытами, легонько цокая по тротуару. — Я училась четыре года, чтобы получить эту работу и всё это время жила на улице. Вытащила себя из фавелы. Просто чтобы получить немного уважения, чтобы... Я так упорно училась...

— Чашка, ты замечательная кобылка и ты не человек. Ты пони, фермерская пони, и я горжусь тем, что дружу с уважаемой фермершей из такого удивительного места, как Ферма Провендеров!

Чашка посмотрела ей прямо в глаза, и поняла, что Петал совершенно серьёзна и нисколько её не осуждает. Каждое слово было правдой, и понимание этого согрело её изнутри, как солнечный свет.

— Мы правда друзья?

Петал громко хихикнула и мир вокруг стал немного ярче. Она пихнула Чашку головой — Конечно, глупая ты гусыня. Ты мне понравилась в тот момент, как я тебя увидела. А теперь пошли!

— Я пони, а не гусыня! — Чашка подняла голову, её уши снова стояли торчком.

— Но если б ты была гусыней, у тебя бы хорошо получалось.

И тут Чашка поняла, что лучшей компании, чем Петал Конфетти для путешествия нельзя и пожелать.

Глава шестая: Слёзы дождя

Чашкины сумки тяжело давили ей на спину, когда они с Петал рысью бежали по бесконечной грунтовой дороге. Глубокие колеи телег и повозок, вдоль которых они шли, уже пропали, свернули на восток, в сторону далёкой Филлиделфии. Они обсудили, не стоит ли им отправиться в Филлиделфию — в крупном городе наверняка нашлось бы множество книжных магазинов, но решили что гораздо больше шансов на успех, если они будут держаться первоначального плана и мимо Понивилля пойдут в Мэйнхеттен. Филлидельфия стояла немного изолированно, а вот по дороге на Мэйнхеттен было сразу несколько вариантов найти то, что они ищут.

Петал явно наслаждалась путешествием и часто мурлыкала себе под нос или напевала песенки. Чашке нравилось, потому что сама она не знала ни одной песни, и точно не стала бы их петь. Хоть она никогда и не пыталась что-то спеть в новом понячьем теле, она полагала, что её антиталант к пению пережил превращение, так что и пробовать не стоит. Часть её хотела, чтобы она могла присоединиться к Петал, но было достаточно радостно и просто слышать её приятный голос.

Петал время от времени отвлекалась от путешествия и это их слегка тормозило. За каждым поворотом обязательно оказывался новый, особенно вкусный цветок, рой празднично раскрашенных бабочек, которыми надо было непременно полюбоваться, или даже блестящее озеро или пруд, в которых отражалось чистое синее небо.

Эквестрия была поистине прекрасна, Чашка начинала думать, что её страна даже больше походит на книжку с картинками, чем ей казалось раньше.

Петал ненадолго отставала, металась от цветка к цветку, нюхала их и комментировала, какой пахнет сладко, а какой остро. Она была справа, нет теперь слева, и бежала рядом. Теперь, обойдя Чашку сбоку и поравнявшись с ней, она изучала Чашкины сумки.

— Интересно, Чашка, я только сейчас заметила, что у тебя нет Метки. Я ещё не видела такого у взрослой пони. Не думала, по правде, что так вообще бывает. Не обижайся, но это правда невероятно интересно. Могу спросить: Как?, Почему?, Что?... Я сгораю от любопытства.

— Да тут нечего рассказывать, Петал. Просто вот не сложилось. Я люблю ферму, люблю работать на ферме, думаю у меня неплохо получается и Провендеры, вроде бы, с этим согласны, но вот Метки у меня как-то не появилось. Миссис Провендер считает, это оттого, что я новопони, и я не должна из-за этого расстраиваться. Хотя теперь, когда я встретила тебя… — Чашка немного отстала, не зная что сказать.

— Смотри: я новопони как и ты, но у меня-то есть Метка. Ты, похоже, не очень общалась с другими новопони до моего появления, я так поняла? Они действительно странные и загадочные штуки, – Петал кивнула на свою собственную Метку, едва видневшуюся из-под края седельных сумок, – Как они появляются, почему, откуда они "знают" как надо обозначать что-то важное в жизни пони. Как будто у магии есть свой разум, и она может принимать собственные решения… или это мы своим волшебством создаём их такими, — Петал тряхнула розовой гривой, – По-ня-тия не-и-мею! — произнесла она нараспев и улыбнулась.

— А как… как ты получила свою Метку, Петал? — осторожно спросила Чашка.

— Ну… — начала Петал, – Моя история была немного необычной. Я была с друзьями, мы убегали от Ф.О.Ч., знаешь были такие «Фронт Освобождения Человечества», которые думали, что надо воевать с Эквестрией? Мы летели через океан, пытались достичь Барьера, а по нам всю дорогу бил вертолёт. Было довольно страшно.

— О Боже! Я и понятия не имела, Петал! Мне так жаль, это было наверное и правда страшно!

— Десять лет прошло, и, как ты понимаешь, я выжила! Так или иначе, в общем, мы достигли барьера, но коптер не мог остановиться и врезался прямо в него. Он разбился, потому что… — Петал на мгновение смутилась, — Внутри было что-то, что не могло пройти сквозь Барьер, и машину разорвало на части. — Чашке потребовалось несколько мгновений, чтобы догадаться что, а затем её глаза расширились, и было ясно, что догадка ей не понравилась.

— Ну, в общем, – Петал легонько пихнула Чашку локтем. – Когда обломки коптера начали падать, магия Эквестрии взялась за них, и они начали изменяться. Они... превращались. В цветочные лепестки. Они падали вниз, как цветной дождь. Я была так испугана, была в таком ужасе, не знала, выживу ли, и вдруг мы в безопасности, я в Эквестрии, а та штука что пыталась меня убить, стала цветными конфетти в воздухе! Я почувствовала такооое облегчение. Я начала смеяться. И смеялась всю дорогу, пока мы приземлялись. Такое облегчение… Я даже не могу описать, как это было, это чувство было крупнее меня.

— Я представляю! Какой ужас! Думаю, я бы уже билась в истерике.

— Как-то так и было. Им пришлось меня успокаивать. Когда я достаточно пришла в себя, чтобы помочь моим друзьям, то заметила у себя вот это, – Петал попыталась идти так чтобы её Метку, розовую праздничную дудку, окружённую конфетти, было видно, но только запуталась в ногах и едва не упала. – Наверное, я была такая счастливая, что спаслась тогда, что это как-то меня изменило. Я ведь раньше была страшно серьёзной. Не иногда, вот как сейчас, а вообще, каждое мгновение.

— В тот момент я решила стать вечериночной пони, – улыбнулась Петал. – Я хотела навсегда остаться такой же счастливой, и делать счастливыми других. В честь всех, кто мне однажды помог. Когда я поселилась в Клайдсдейле и устроила свою первую вечеринку, я взяла себе это имя. Петал Конфетти, потому что именно в это превратился коптер. В падающие как конфетти цветочные лепестки. Спасибо магии Эквестрии за моё спасение.

— Обалдеть. Ну то есть… просто обалдеть. — у Чашки не было слов. У неё бывали в прошлой жизни чудесные спасения, были и истории, когда убежать не удавалось, но не было ничего похожего на приключение, которое описала Петал. Для Чашки даже спасение означало лишь возвращение в привычный кошмар, но никогда — по-настоящему счастливый конец.

Ну… не считая спасения с Земли в последнюю минуту, подумала она. Тогда всё кончилось хорошо. Лучше, чем хорошо. Внезапно Чашка вновь затосковала по ферме и Миссис Провендер.

— Мне знаком этот взгляд, – Петал прислонилась к ней. — Ну, ну, ты ещё увидишь Миссис Провендер. И ферму. И Мистера Провендера. Ты вернёшся домой, не успеем и глазом моргнуть.

— Откуда… как ты узнала? В смысле, о чём я думаю?

— Чашка, когда ты вот так опускаешь уши, совсем несложно догадаться, о чём ты думаешь, — Петал глядела вдаль перед собой. — Если бы у меня была своя Миссис Провендер и Ферма, я бы, наверное, чувствовала то же самое.

— У тебя разве нет дома в Клайдсдейле? – спросила Чашка.

— У меня есть место где жить, есть пони, которых я знаю, и которые, я точно знаю, меня любят. Но у меня нет дома. Настоящего. — Петал после этого замолчала и Чашка не рискнула вмешаться. Они продолжали бежать по дороге, справа от которой теперь высились невероятно крутые горы, а слева появлялось всё больше и больше деревьев.

Они бежали так довольно долго.

Было уже далеко за полдень, когда они заговорили вновь. Ими овладело то усталое молчание, с которым сталкивался любой в долгом переходе, когда ходьба поглощает тебя целиком. Но что-то изменилось.

Чашка остановилась. Она понюхала воздух. Понюхала ещё раз. – Петал?

Петал остановилась и развернулась. – Чашка? Что случилось?

— Дождь. Начинается дождь. — Чашка подняла глаза от пыльной дороги и Петал вместе с ней, вдвоём они взглянули на небо.

Над идущими пони взад-вперёд летали пегасы, они складывали пушистые облака в гигантский "подушечный форт" в небесах. Множество крылатых пони вместе толкало и тащило огромное тёмное дождевое облако, они засунули его между маленькими пушистыми облачками, всё плотнее закрывавшими небесную синь.

— Эй! Привет! — закричала им Чашка, но они были то ли слишком высоко чтобы услышать, то ли слишком заняты, чтобы ответить. Она повернулась к Петал. — Видишь эти большие тёмные облака, которые они тащят? Они так делают, когда отстают от расписания. Тут будет огромное облако, может быть даже грозовое. Точно говорю, забыли вовремя пролить дождь на это место и теперь исправляются. Такое случается чаще, чем они готовы признать, чтоб ты знала.

— Ого, а ты разбираешься в погоде! – удивилась Петал.

— Приходится, когда живёшь на ферме. Конечн’ там мы напрямую договариваемся с пегасами, какая погода нужна. Каждый месяц их представитель облетает фермы и составляет расписание. Бывали и скандалы тоже на этот счёт, например, когда одним фермерам нужен дождь, а другим нет. Конечно, за отдельную плату могут сделать спецзаказ, скажем, дождь только над твоей фермой или что угодно другое. Но никто не хочет доплачивать, так что…

— Ха! Прямо как на Земле. И насколько далеко всё заходит?

— Ну, всё не настолько плохо. В основном, мы всё решаем полюбовно, расплачиваемся пирогами, или там, помощью в работе, как-то так. Мы называем это «торговать погодой». Скажем, четыре пирога Старому Фермеру Роану, чтобы он согласился лить поменьше дождя, и пшеница не подмокла, так вот. Это скорее весело. Хотя был тот раз с братьями Эпона… Думаю, Миссис Провендер была готова вдарить копытом одному из них прямо по крупу. – Чашка улыбнулась воспоминаниям.

— Итак, что, как ты думаешь, следует делать? Я не думаю, что у нас получится привлечь их внимание, — Петал кивнула на пегасов наверху. – И даже если бы мы смогли, не уверена, что у нас есть что им предложить, чтобы они придержали дождь.

— Нам надо укрыться. Похоже, готовится нечто сногсшибательное. Они тащат уж очень большие облака. Я таких огромных никогда раньше не видела. Должно быть, это потому, что мы далеко от города и они понимают, здесь у них развязаны копыта, чтобы с лихвой компенсировать пропущенный дождь, – Чашка огляделась вокруг. – Не знаю, куда нам идти. Мы в чистом поле.

Так оно и было. Грунтовая дорога тянулась вперёд и назад, справа высились горы, слева торчал густой лес. Лес выглядел неприветливо, это было продолжение Вечносвободного, где мир работал не по правилам.

Чашка и Петал пытались кричать вместе, в унисон, чтобы привлечь внимание пегасов. Летуны почти закончили набивать небо зловещими тёмными облаками, на нём уже не осталось ни одного синего лоскутка, кроме как над лесом. Бесполезно было пытаться управлять погодой над Вечносвободным, так что пегасы и не заморачивались.

— Чашка, насколько страшной будет эта гроза? – голос Петал звучал слегка обеспокоенно.

— Я слышала разные истории. Пегасы обожают устраивать большие грозы, у них это вроде состязания, как мне объясняли. Думаю, что очень страшной.

— Ладно… — Петал нервно переминалась с копыта на копыто. – Над Вечносвободным грозы нет. Может быть, если мы будем очень осторожны, и постоянно начеку, то сможем укрыться в лесу, пока гроза не пройдёт. Если мы войдём только чуточку, и будем вести себя очень-очень тихо. Мы ничего не будем трогать, ничего не будем есть, кроме как из сумок, и вообще не будем лишний раз касаться леса. Что ты думаешь?

— Я думаю, это лучшее, что сейчас можно придумать, давай так и сделаем. – согласилась Чашка.

Две кобылки осторожно приблизились к опушке Вечносвободного леса и попытались найти, где можно попасть внутрь, не продираясь сквозь колючие или подозрительно выглядящие растения.

В тот самый момент, когда первые капли дождя упали на их крупы, Чашке и Петал удалось-таки найти маленькую тропку, ведущую в зловещий лес. Как только Чашка пересекла границу между Эквестрией и Вечносвободным, самый воздух как-то изменился. И так сумрачный свет стал тусклее, воздух наполнили другие запахи. Только что – аромат Эквестрии, а тут сразу странные, загадочные запахи сырых джунглей.

Внутри Вечносвободного был другой мир, и совсем неуютный. Пони осторожно выбирали путь сквозь лес, тщательно избегая всего хоть немного необычного. За годы они слышали много историй о Вечносвободном, и практически ни одна из них не кончалась хорошо. Наконец они дошли до того места, где почувствовали, что здесь уже не промокнут, их не ударит молния, и где та часть неба, которая виднелась сквозь листву, была синей. Но они всё ещё слышали громкие раскаты грома и время от времени особенно яркая вспышка молнии над лестом освещала стволы деревьев. Это было необычно: тёплый, под синим небом лес вокруг и ярость грозы всего в нескольких сотнях футов снаружи.

Они нашли небольшую поляну, где почти ничего не росло, — по крайней мере, ничего необычного — и деревья образовывали неровный круг. Они решили прилечь на ближнем краю поляны, и там переждать грозу, внимательно глядя по сторонам. Им говорили, что в лесу живут и просто странные существа, и настоящие чудовища, и ни один пони не хотел стать обедом для немыслимых тварей.

Они немного постояли, стараясь громко не дышать, повертели вокруг ушами, слушая, не приближаеться ли к ним что-то. Чашка и Петал осторожно осмотрелись, выискивая любой признак движения между деревьями. Ничего не происходило и они начали успокаиваться. Возможно, Вечносвободный был не таким уж опасный местом, как им говорили.

Петал решила провести время с пользой, она наклонила шею и стала носом рыться в сумке. Достала купленную у Кориандра красную книжицу и положила её перед собой. Немного порассматривала, беззвучно шепча про себя название на обложке: «Прикладная Тауматургия».

— Чашка, побудь на страже. Я посмотрю пока эту книгу, выясню, что можно узнать о магических законах, пока мы тут ждём, ладно? – Чашка согласилась.

Петал вздохнула, затем ненадолго прикрыла глаза. Её рог мягко засветился. Хотя Чашка и старалась внимательнее следить за лесом, её глаза притягивало как магнитом, она первый раз видела, как Петал использует единорожью магию.

Маленькая красная книга засветилась тем же светом, что и рог Петал. Книга поднялась с опавших листьев и повисла на высоте нескольких дюймов. Затем она вдруг повернулась переплётом к земле. Наконец её обложки раскрылись, будто птица распахнула крылья.

Петал листала тихо шелестящие страницы, пока не долистала до титульного листа. Его украшало изображение Принцессы Селестии, улыбающейся читателям, в окружении развевающихся флагов и растительного орнамента. Флаги были покрыты знаками Эквестрийского письма: подковами, звёздами, фигурками пони, стилизованными молниями, рогами единорогов, полумесяцами, спиралями и другими простыми фигурами. Чашка знала, что Эквестрийское письмо скорее идеографическое, чем фонетическое, её прошлое, связанное с программированием, позволило ей это понять. Но мысль о том, чтобы начинать учить такую письменность в её возрасте, попросту пугала.

Однако, видимо, Петал это пугало куда меньше, и Петал была моложе, она ещё не миновала «Окно обучения» — возраст, когда человека ещё можно научить новому языку. Опять же, они ведь больше не были людьми. Это давало Чашке некоторую надежду. Может быть учить идеографическое письмо будет легче, когда ты пони, если только она однажды решится попробовать.

Чашка внезапно вспомнила, что ей велели быть настороже, пока Петал изучает книгу. Она подняла голову от маленькой красной книги. Чашка осматривала деревья вокруг, выглядывая любое движение, шевеля ушами, чтобы не пропустить приближающийся звук.

— Хммм… Это книга из университетской библиотеки. Интересно… Как же она оказалась в Саус-Уизерсе? – бубнила под нос Петал, листая страницы рогом, — Так, посмотрим, основные правила магии… дополнительные…

Чашка замерла. Её дыхание остановилось, а сердце пропустило удар. Загадочная тёмная фигура двигалась в неярких лучах пробивавшегося сквозь кроны света. Округлый силуэт подпрыгивал и раскачивался, как пробка на воде, только медленнее, скорее, как воздушный шарик на ветру. Он был огромным, размером со здоровенного быка, и сверху торчали какие-то отростки. Ни звука, но сам воздух как-то изменился, Чашку глубоко до костей пробрал внезапный необъяснимый ужас.

— Петал. Петал. Тссс. Петал! — пискнула она, толкая подругу головой. Петал подняла голову. – А? Что?

— Тссс! – испуганно прошептала Чашка, — Что-то, – она указала носом. – Там!

Рог Петал погас. Книга тихо шлёпнулась на опавшие листья. Она сфокусировала взгляд на неясной фигуре. Через мгновение она произнесла, очень низким и тихим голосом – Это… этого не можетбыть. Этому лучше не быть. Нет. Нет-нет-нет-нет…

— Что это, Петал? – Чашка почти не дышала.

— Стой неподвижно и чтобы ни звука. Но если я скажу бежать, беги быстро, как только сможешь, и не оглядывайся. Поняла? Просто беги.

— Я тебя не оставлю! – решительно ответила Чашка.

— Оставишь, и не спорь. Если что-то случится, ты должна бежать, пообещай мне. — в глазах Петал стояло выражение, какое могло быть только у существа, знакомого с ужасами Земли, взгляд кого-то, кто знал, что такое безнадёжность.

Чашка не ответила. Они сжались в комок на земле, стараясь прижаться как можно теснее, просто чтобы было не так страшно, и не отваживались пошевелиться, чтобы случайно не издать ни звука. Они еле дышали, и Чашка чувствовала, как её кровь превращается в ледяную воду.

Вдалеке, за краем леса, ярилась гроза. Её шум, приглушённый толстыми деревьями, давал некоторую защиту, они могли надеятся что их не услышат. Но они обе были на открытом пространстве, и хотя звуки грозы заглушали их сбивчивое дыхание, были видны, как на ладони.

Нечто остановилась, медленно качаясь в воздухе. Чашка видела теперь, что оно действительно было круглым, как мяч, но не видела ног. Оно... летает как-то? Она быстро представила милое, странное существо из воздушных шариков, дружелюбное и весело раскрашенное, как пони. Но оно было не разноцветное, оно было тёмно-серое, и чувства подсказывали ей, что оно никак не было дружелюбным. Это было то самое ощущение, как в памятных ей земных фавелах, на мгновение ей даже вспомнилась ночь, когда она лишилась человеческого уха.

Силуэт издавал низкое, гортанное шипение. Оно звучало почти как речь, самая отвратительная речь, какую Чашка только слышала.

Тень вышла на поляну, солнечные лучи из-под крон осветили чешуйчатое шарообразное тело. Теперь Чашка смогла разглядеть штуку на дальнем конце поляны, и на мгновение перестала дышать совсем.

Оно было восьми, наверное, футов в диаметре и висело низко над землёй. Шар, покрытый чешуёй, с одним огромным, бездушным глазом во всю переднюю часть. Ниже глаза — рваная линия рта, который непрестанно открывался и закрывался, будто пробуя воздух на вкус. В пасти виднелись ряды кинжально-острых зубов.

У круглой твари не было рук или ног, но наверху, подобно короне, торчали десять тонких отростков с глазами на конце. Каждый из десяти малых глаз качался отдельно на чешуйчатом стебле. Чашка никогда не видела подобного, она не могла представить нечто настолько ужасное даже в худших своих кошмарах.

Бесчисленные глаза странной твари сошлись в одной точке, и к ужасу пони, прямо на них.

— Чашка, — бесстрастно, механически произнесла Петал, — Готовься бежать. — это был не дружеский совет, а безусловная команда.

Шарообразная мерзость медленно плыла к двум пони.

— Спасибо, что была мне другом. А теперь… БЕГИ!!! — Петал Конфетти прыгнула вперёд как тигр, не как пони, и помчалась прямо на этот мерзкий кошмар, — БЕГИИИИ!!! — крикнула она как боевой клич. И, к своему стыду, Чашка не смогла воспротивиться, её ноги начали двигаться по собственной воле, они напрочь отказалиись её слушать. Тело не подчинялось ей, и она со всех копыт умчалась сквозь кусты и подлесок к краю леса и дальше, прямо в грозу.

Глава седьмая: Хоть скажи, хоть заржи

Дождь налетал волнами, лупил по тяжело дышавшей пони миллионом злобных, мокрых копыт.

Чашка стояла по колено в раскисшей грязи, в которую превратилась дорога, её глаза ничего не видели от льющего в них дождя. Молочно-белая шкурка покрылась царапинами и порезами, розовые струйки стекали вниз и растворялись в грязи.

Молния, яркостью в тысячу солнц, расколола небо, гром ударил почти одновременно со вспышкой, его звук был такой силы, что жидкая грязь пошла рябью.

Белая земнопони имела жалкий вид, её сумки заполнились водой, промокшее тело дрожало. Но как бы ни ужасно она выглядела, это ничто по сравнению с тем что творилось в её душе; она оставила свою первую настоящую подругу на всём белом свете гибнуть в слюнявой пасти адского монстра.

Чашка не собиралась этого делать. Она была полна решимости оставаться с Петал, даже умереть вместе с ней, если надо. Но когда Петал приказала ей бежать, страх завладел её телом и перепуганный мозг ничего не сделал, чтобы остановить убегающие ноги. Теперь это тело, такое непохожее на прежнее человеческое, стояло и дрожало в грязи, замерев в унизительном страхе.

ДВИГАЙСЯ. Ярко горела в её сознании мысль. ДВИГАЙСЯ, НОГА! Каждой своей частицей она пожелала, чтобы её передняя правая нога поднялась. И копыто начало медленно выскальзывать из топкой грязи. ШАГАЙ. Правое копыто опустилось, чуть подвинув её вперёд. ИДИ. Левая задняя нога нехотя пришла в движение, мускулы боролись с парализующим их страхом. Нога за ногой, копыто за копытом, Чашка заставляла бунтующую плоть подчиняться.

Чашка заставила себя сойти с раскисшей дороги. Упёршись передними ногами, она высвободила суставы из грязи. Задние ноги на секунду подвели её, ей пришлось задержаться, чтобы их вытащить. Промокший хвост волочился за ней, как дохлая змея.

Она заставила своё тело механически пошагать назад к лесу. Шаг за шагом, она наконец ступила на подтопленную дождём траву. Шлёпая по воде, она достигла границы Вечносвободного, где её ноги опять сковала волна непреодолимого ужаса.

Чашка с силой ударила боковой стороной головы об дерево. От удара в ушах зазвенело, длинную шею пронзила боль. Ноги внезапно забыли, что они парализованы, боль поглотила всю её целиком. Вперёд, ВПЕРЁД шагала она, всё быстрее и быстрее продираясь сквозь жгучую крапиву и колючий подлесок.

Она снова оказалась в лесу, дождя не было, наверху виднелось тёмно-синее вечернее небо. Позади, за краем Вечносвободного, ещё гремел гром, но его звуки стали глуше, когда она пробилась назад на поляну.

На поляне перед ней открылось странное зрелище: на земле, опираясь на широко расставленные ноги, стояло каменное изваяние скачущего единорога. Статуя изображала летящую галопом пони в момент прыжка, её рог был опущен в отчаянной атаке.

Нарезая круги на малой высоте, как будто любуясь статуей, чудище смеялось шипящим злым голосом.

И вдруг заговорило, на отличном Эквестрийском — Ты скоро отмякнешь, пони. Но вокруг тебя уже будут ждать мои зубы. Подумай: последнее что ты почувствуешь, это как я отрываю твою голову. В этот момент ты будешь знать, у тебя был шанс, но ты его упустила. Думай об этом, пока ты ждёшь. — Голос шипел и плевался, произнося эти слова, гигантский глаз ощупывал каменную пони со злобным ликованием.

Чашка стояла спрятавшись за большим кустом, согнутые ветки глубоко впивались ей в круп. Оно разумно, подумала она. Оно может говорить и думать. Чашка попыталась рассмотреть подругу. Она жива. Жива, хотя и непонятно как. И может снова стать из плоти в любой момент.

Чашка наконец поняла: эта тварь волшебная. Она может превращать в камень.

Осознание безнадёжности их положения стало накрывать её ум чёрной завесой. Она простая фермерская земнопони. Что она сделает, если единорог ничего не смогла?

Но в ней оставалась гордость. Она была пони-из-Провендеров. Она была, штопатьего, Пони с Фермы, её лично избрала Миссис Провендер. Миссис Провендер любила её, она это знала. Никакая чёртова зверюга не остановит Провендера. Чашка ещё не знала как, но Селестия свидетель, она спасёт подругу и надерёт зад этой сбежавшей из скверного ужастика твари.

О! А кроме как пони из Провендеров, она-то здесь была настоящим чудовищем. О, да. "Чашка?" Нет, она была Тиквой Фейнштейн, НАСТОЯЩИМ монстром с планеты ИСТИННОГО зла. Страшные глазки, большие зубки — ничто для бывшего представителя рода человеческого, который умел стирать целые цивилизации с лица земли. Мы те, кто сжёг целый мир, кто наслаждался пытками детей, кто истреблял животную жизнь целыми таксонами! Она выскочила на поляну.

— СЪЕШЬ МЕНЯ ТОЖЕ! — крикнула Чашка.

Чудовищный летающий шар развернулся и удивлённо уставился на сумасшедшую пони.

— Ешь такой, какая есть. Я хочу умереть вместе с подругой. Позволь мне встать рядом и сможешь откусить головы сразу обоим! Я не могу жить без неё!

Летающая мерзость уставилась на неё в шоке. Затем рассмеялась, как будто тысяча копыт заскребла по грифельной доске, медленно крутясь на месте от радости. — Иди ко мне, смешная пони. Я выполню твою просьбу! — Ужасный скрипучий смех наполнил поляну, когда Чашка покорно подошла поближе.

Чашка встала бок о бок с подругой и вытянула голову вперёд, наравне с головой Петал.

Существо, глядя на это, захихикало ещё громче. Затем нависло над двумя пони, той, что из плоти и каменной, глядя на них всеми глазами сразу. Мгновение спустя, оно распахнуло невероятно широкие, неровные, с кинжальными зубами челюсти и начало медленно заглатывать их головы.

Чашка опустила голову и рухнула на бок. Оттолкнувшись копытами, она перебросила своё тело прямо под массивную шарообразную тушу и плотно поджала ноги.

Чудовище отодвинулось от еды. Когда оно сместилось, Чашка оттолкнулась ногами, чтобы остаться под ним. Летучий кошмар завертелся, ища белую пони. Но Чашка держала ноги при себе.

— ПоооООООНИИИ!!! — шарообразное чудище начало злиться. Оно отплыло от статуи Петал Конфетти, всеми своими смертоносными глазами выискивая живую белую кобылку. Чашка вертелась и отталкивалась ногами, чтобы оставаться под летающей тварью.

Вдруг чудовище остановилось. Оно было разумно и поняло, куда подевалась белая кобылка. Огромный чешуйчатый шар начал поворачиваться, пасть и центральный глаз наклонялись вниз. Оно собралось укусить кобылку под ним и уже широко распахнуло истекающие слюной челюсти, центральный глаз лучился дьявольской радостью.

Когда чешуйчатый шар повернулся, Чашка стремительно извернувшись, выскользнула, чтобы снова встать на копыта, и стояла, гляда на пузо чудовища, когда оно бессмысленно укусило землю. Это разозлило монстра сверх всякой меры. Буть проклята эта коварная пони!

Шар затрясло от ярости, длинные глаза-стебли бились как хлысты. Ничего не видя, чудовище развернулось, и Чашка смотрела, как мимо неё проплывает чешуя, пока из-за края не показался край огромного глаза.

И тогда Чашка поднялась на задние ноги, и как только большой, влажный глаз оказался перед ней, ударила и выбила его передними копытами. Сгустки вязкой прозрачной жижи заляпали её всю, хлынув из пустой разорванной глазницы.

Кошмарное существо завертелось вокруг себя и назад, визжа в агонии, ужасе и шоке, с тошнотворным мокрым хряском впечаталось в деревья, и громко вопя, исчезло в чаще. Десять глаз чудища извивались как змеи, беспорядочно стреляя во все стороны странными лучами. Попавший под луч ствол векового дуба разлетелся тучей опилок, останки могучего дерева с грохотом упали.

Чашка подбежала к каменной Петал, и толкала похожую на цемент статую, пока не повалила набок. Легла рядом, укрывшись за ней, и осторожно выглянула из-за каменного бочка.

Летающий монстр, обезумевший от злости и боли, уже покинул поляну. Чашка не знала, сбежал ли он, или правда ослеп без центрального глаза. Ещё какое-то время слышался треск и удары, пока чудище беспорядочно куда-то ломилось, потом звуки постепенно стихли, их поглотил лес.

Чашка ещё какое-то время лежала возле холодной каменной статуи, которой стала её подруга. Вдруг камень пошёл трещинами, на нём проступили цветные пятна. Чашка увидела, как появляется знакомая аквамариновая шерсть, на завитках каменной гривы пробился розовый цвет.

Через пару мгновений ожившее тело Петал Конфетти сделало первый вдох, её живые глаза сфокусировались на исцарапанном, окровавленном лице Чашки, которая и всхлипывала, и смеялась, и тряслась.

— Кх...эй. — прохрипела Петал пересохшими губами.

И Чашка бросилась к ней, прижавшись всем телом, обливая подругу слезами и заплакала прямо в её гриву, — Со мной... всё... хорошо, — Петал пыталась удержать Чашку, обняв плачущую пони копытами, — Всё хорошо, хорошо, я в порядке! Я в порядке! — и так прошло немного времени, потом Чашкины рыдания сменились всхлипываниями, и Петал обнаружила, что она тоже плачет, частью от облегчения, а частью за компанию.

Когда к ним вернулось какое-то подобие душевного равновесия, они стали быстренько собирать разбросанные по поляне вещи. Некоторые так и не нашлись — например, маленькая красная книга и Чашкин запас леденцов, у них остались только сумки, деньги и немного купленных в Уизерсе в дорогу сенных лепёшек.

Они решили, что не стоит больше здесь оставаться, лучше пожертвовать комфортом, покинуть лес как можно скорее и попытать счастья с грозой.

Когда они добрались до границы леса, то тут же промокли в сплошном ливне из хвоста уходящей тучи, которую уже уволакивали далёкие летучие пегасы.

Чашка с Петал шлёпнулись на мокрую траву и прижались друг к другу для тепла как можно плотнее. Дрожащие, промокшие, они ждали, пока облака разгонят, только чтобы обнаружить над ними ночное небо, на которое уже подняли луну. Они замёрзли, и дрожали, и, наверное, жалко выглядели, и даже очень тесные объятия не помогали им согреться.

Две пони устало поднялись на копыта, прислонились друг к другу, и поплелись, шатаясь, по траве вдоль безнадёжно раскисшей дороги. Чашка была мокрая, исцарапанная и побитая, а Петал ещё не совсем ожила, тоже промокла, и была в шоке. Но они были живы, практически целы и они были друг у друга.

Чашка решила, что надо доесть сенные лепёшки, прежде чем двигаться дальше. Сумки наполнились дождевой водой и их запас еды, по правде, скорее напоминал кашу, чем лепёшки, и лучше бы от времени он не стал. Пони проглотили то, что осталось и попытались отмыть сумки от липких остатков в особо глубокой чистой луже. Уложив их скромный остаток денег обратно в сумки, пони, превозмогая боль, продолжили путь к следующему городу, которым на это раз был Хуфингтон.

Подруги шли всю ночь; не стоило и надеятся заснуть в таком ужасном промокшем состоянии, а ходьба, работа мускулов хоть немного их согревала.

Когда, наконец, наступило утро, пони почти высохли, хотя их сумки оставались ещё сырыми. Вокруг не было ни одного сухого клочка земли, чтобы прилечь для отдыха. Но усталость начала брать своё, и первые тёплые лучи солнца Селестии сморили их так, что они начали спотыкаться.

Наконец, Петал сказала: — Мне надо поспать. Давай защёлкнем ноги и хоть немножко вздремнём, ладно?

Чашка и Петал защёлкнули коленные суставы, прислонились друг к другу для опоры и тепла, и заснули тем особым сном, каким спит только стоящая пони. Сон стоя не даёт такого отдыха, как сон лёжа, нет сновидений, нет быстрой фазы сна, но кое-как помогает, и когда они проснулись, как раз миновал полдень. Солнце высушило их, пока они спали, даже их сумки стали почти сухими.

— Очень хочется есть. – желудок Петал протестующе забурчал, как только они похромали дальше. Их ноги были совсем сбиты, Чашку сильно беспокоили многочисленные царапины и порезы.

— А помнишь, тогда, на вечеринке, печёные одуванчики со сливками? – у Чашки потекли слюнки, она заметила это и быстро закрыла рот.

— Мне понравился морковный салат. Что в нём такого было, сливы? Или что-то другое?

— По-моему, сливы. Ох… я вот прямо сейчас так скучаю по бисквитам! — Чашкин живот зарычал, как ещё один монстр из Вечносвободного.

— Это были и правда классные бисквиты.

— Лучшие. Я ела их на ферме каждый день. Каждый день. — к Чашкиным глазам подступили слёзы, она их едва сдержала.

Петал ничего не сказала про прижатые Чашкины уши, ничего не приходило на ум. Они коротко обсудили, не попробовать ли пощипать траву, по которой шли, но, так как было неясно, где всё-таки кончается Эквестрия и начинается Вечносвободный, то не зная точно, где наверняка можно безопасно пастись, решили не рисковать.

Поздним вечером две пони наконец-то увидели высокие кирпичные дома Хуфингтона. Крыши здесь вместо соломы накрывала черепица, а широкие, покрытые брусчаткой проспекты были совсем не похожи на немощёные улицы Саус-Уизерса или Клайдсдейла.

Здешние пони носили одежду, жеребцы — складчатые плащи, а богатые кобылки — широкие платья с кружевными воротничками. Многие носили шляпы, и Петал заметила среди них немало цилиндров. Хуфингтонцы не были фермерами.

Первым делом надо было купить еды. Они направились к первой же закусочной, которую увидели, и сложили деньги в общий котёл. На двоих у них оставалось семьдесят две маленьких золотых монетки, и хотя на них, ободранных и грязных, нехорошо косились, им было плевать. Они хотели есть.

Толстенькие котлеты из цельного овса и пшеничные булочки стоили всего пять битов, и нельзя было устоять против овсяного смузи, клубничного для Петал и яблочно-морковного для Чашки. Сено-фри они, конечно, тоже заказали, и хотя они стали на семнадцать битов беднее, зато замечательно сытыми. Они немного посидели после пиршества, наслаждаясь тем, что сидят в тепле с полным желудком.

Следующим пунктом после «Злачного сада» они навестили местную клинику, чтобы излечить Чашке порезы и царапины. Дежурный медицинский единорог сотворил исцеляющую магию, которая стоила десять монет. У них осталось сорок пять.

— В Хуфингтоне всё так дорого, – пожаловалась Чашка – у нас в Уизерсе единорога не было, зато местный доктор заштопал бы меня за так.

— Как и моя подруга-докторша из Клайдсдейла. – Петал высматривала, где бы им можно было заночевать. – Она пегаска, но ей никогда не требовалась магия, чтобы очистить рану или наложить повязку. Десять монет! Я начинаю думать, надо мне было остаться в школе единорогов.

— Школе единорогов? — Чашка о такой не слышала.

— Для новопони. После Конверсии они отделяли пегасов и единорогов, так? Ну и…

— Да?

— Д..да. А ты не знала? – Петал была немного шокирована. Каждый новопони это знал.

— Моя Конверсия была немного… спешной. Я была одной из самых последних превращённых. В самом конце, когда уже не было Бюро, они просто окружили нас, загнали в транспорты и опрыскали уже по дороге. – Чашка говорила об этом как о совершенно обычном деле.

— Вас... опрыскали? Ты пьёшь жидкость, на вкус она как виноград, а потом… — Петал встала на улице. – Что значит, опрыскали?

— Приближалась "Точка Ноль". До неё осталось всего несколько часов. Всепони эвакуировали в Эквестрию, это касалось и превращённых в последние минуты, вроде меня. Не было времени с нами няньчиться, так что нас опрыскали во время перевозки. Жидкость действительно была на вкус как виноград, насколько я помню. Не очень вкусный виноград. – Чашка скорчила рожицу и высунула язык.

— Почему ты так долго не конвертировалась? – Петал была в полном обалдении.

— Я… работа у меня была такой, что я ничего не слышала. Ни про Эквестрию, ни про Конверсию, вообще ни про что, до последнего дня. Знала бы, побежала прямо в Бюро, если б была такая возможность. — Чашка на секунду развела уши в стороны, как если бы человек пожал плечами.

— Эквестрия была в новостях СЕМЬ ЛЕТ, Чашка! — Петал оправилась от первого удивления и теперь от возмущения не верила ушам своим. – Семь лет! Барьер рос, они пытались бомбить Эквестрию, чуть не спалили ядерными бомбами, потом появилось Бюро и начались теракты ФОЧ… семь лет! Восемь, если считать год до того, как мироправительство признало существование Эквестрии! Я… просто не знаю, что сказать!

— Ты где жила? — спросила Чашка.

— Э… в Мичигане. Петоски, Мичиган, возле озера. А превратилась в Лэнсинге. А чего? — нервно переспросила Петал.

— Я жила в Вилмингтоне, Джерси. Огромный муравейник. Мегакомплекс, кругом него фавела. У нас ещё оставалась промышленность. Ужасная скученность, охраняемый транспорт, жилые капсулы, Рабочие Зоны Тотальной Безопасности. Я вообще не была на улице последние пять лет. Я жила в ящике, меньше чем сортир. Вот что такое жизнь в мегакомплексе, — Чашка снова, за неимением плеч, прянула ушами. – Затем я бежала в Южную Африку, потому что не придумала ничего лучше, чем просто бежать. Все объяснения, которые я получала, были от перепуганных беженцев, которые знали не больше моего!

— А в Мичигане не осталось промышленности. Вся та зона была почти пустой, всепони уехали. Только руины, пустые здания, брошенные фабрики и всё такое. Даже не трущоба, слишком мало пони… эм-м, людей. — Петал вспомнила те дни со странным чувством.

— Это потому, что все люди, покидая места типа Мичигана, скучивались вокруг оставшейся промышленности! Мы шли вслед за работой, а её можно было надеяться найти только рядом с мегакомплексом. «Следуй за едой» так? Или туда, где работа. И чем ты жила, раз в Мичигане ничего не было? — Чашка смотрела, как подъезжает коляска, запряжённая парой земных пони. Внутри неё сидели нарядные единороги.

— Прожиточный минимум Мирокорпа. Как у всепони. У тебя его разве не было? — Петал, вслед за Чашкой, стала наблюдать, как пара единорогов вылезает из коляски.

— Конечно, а я даже и не знала, что они вообще занимались непромышленными зонами. У нас были пищевые рационы, вроде твоего, но я хотела большего. Хотела шанс, как бы сказать, развиватся. Хотя, конечно, на самом деле, оно так не работает. — Чашкины уши на мгновение опустились.

— Ух ты, Чашка, я и не знала, что наша жизнь была настолько разной, — у Петал возникла идея, – Пошли! Я знаю, что можно сделать! — Петал побежала к повозке, остановившись только, чтобы удостоверится, что Чашка не отстаёт.

Возчиков звали Боксер Сокс и Вилберхуф и они прекрасно знали город. Они с радостью сообщили кобылкам, где те могут найти недорогой ночлег и подробно объяснили дорогу. Петал и Чашка поблагодарили милую пару и направились к углу Стифл и Кроуп, где снять комнату стоило всего пять монеток за ночь. Это была не самая шикарная или богатая часть Хуфингтона, но, постоянно напоминали они себе, это была Эквестрия, не Земля, так что никакой опасности не было. В городах Эквестрии не было «плохих» районов, во всяком случае, в том смысле, чтобы нарваться там на ужасное насилие.

"Корона" оказалась большим, некогда шикарным, а ныне полузаброшенным отелем. Она знала лучшие времена, а сейчас стала пристанищем для множества городских рабочих. За пять монет даже на самой чёрной работе можно было позволить себе снять комнату в "Короне" и Петал поняла — им повезло, что комнаты вообще были. Большинство постояльцев самых разных профессий снимали свои комнаты уже не первый год.

Петал и Чашка с наслаждением воспользовались общим душем, дорвавшись, наконец, до горячей воды и мыла, и вновь стали чистыми. Они расчесали друг дружке шёрстку и гривы, и пошли в свою комнату. Их не волновало, что придётся спать в одной кровати – простое удовольствие поспать с удобствами было сейчас бесценно.

Петал попыталась немедленно провалиться в сон, но как бы она ни устала, в её мозгу носились мысли. Образы того, через что они прошли, снова и снова вспыхивали в её голове. Но тут она почувствовала, как Чашка прижалась к ней спиной, и ей стало тепло, и мягко, и уютно, и к её же удивлению, вскоре она уснула крепким сном.

Глава восьмая: Работа над собой

Чашка затворяла партию бисквитов. Мистер Нибблз, в ресторане которого звали просто "Тэсти", подошёл к ней и начал смотреть как фиолетовогривая кобылка ловко орудует зажатой в зубах ложкой.

– Я только хотел сказать, с тех пор как ты появилась, наш бизнес пошёл в гору. Молодец, Чашка!

Чашка улыбнулась ему сквозь длинную деревянную ложку. Ей и так-то нравилось работать у Нибблза, а уж биты, которые она получала, были для них с Петал совсем кстати.

Где-то на другом конце города Петал трудилась курьером в «Доставке быстропони». Хоть она и не была стремительным пегасом, как на их эмблеме, её умений и опыта оказалось достаточно чтобы её приняли. На двоих выходило шестьдесят битов в неделю. Как у большинства Хуфингтонцев, у них была трёхдневная рабочая неделя, поочерёдно со сменщицами. Биты понемногу копились, даже несмотря на квартплату и на время от времени устраиваемую обжираловку. Денег уже накопилось больше, чем каждая из них заработала за всю свою прошлую деревенскую жизнь.

Но, как они быстро поняли после первого же дня в Хуфингтоне, путешествовать оказалось дороже, чем они думали, и если они всё-таки хотят увидеть конец своих поисков, им понадобятся биты. Подработать в городе показалось им прекрасным способом быстро собрать нужную сумму, поэтому они нашли работу.

Для Петал это оказалось легко; её опыт работы в доставке был как раз тем, что требовалось в курьерской службе Быстропони. Но Чашка до того работала только на ферме и первую неделю от неё не было никакого проку. Петал уверяла, что не стоит беспокоиться, её заработка в Быстропони им хватит, просто придётся подождать немножко дольше, чтобы накопить на путешествие.

Но Чашке не нравилось быть бесполезной, и она каждый день бродила по улицам, отчаянно пытаясь найти хоть что-то, чем она сможет заняться в большом городе.

И вот как-то она, свернув за угол, почувствовала запах, который наполнил её счастливыми воспоминаниями; такие же точно овсяные смузи, какие Миссис Провендер сварила ей когда-то давным-давно. Запах привёл её в «Деревенскую кухню Нибблза». Знак «Требуется работник» внушал надежду, а короткая демонстрация Призовых Бисквитов Миссис Провендер тут же обеспечила ей работу у "Тэсти".

Она работала в ресторане шесть недель и прекрасно себя показала. Ей уже дали понять, что Мистер Нибблз хотел бы оставить её на постоянную работу. Ей так нравилось в Хуфингтоне, она едва не забыла, что собиралась сделать.

Хуфингтон таил для Чашки и её подруги Петал множество соблазнов. Тут были и представления, и спектакли, и мюзиклы, и странные авангардные перформансы, каких они даже и представить не могли. И уж конечно, не было недостатка в необычной и вкусной еде со всей Эквестрии, так что искушение каждый вечер «есть по-богатому» было велико. Становилось все труднее и труднее решиться продолжить путешествие, их затягивала весёлая городская суматоха.

И как-то вечером, в облюбованном ими кафе, Петал поставила вопрос ребром.

— В штопаном Хуфингтоне весело. Чашка, что думаешь?

Чашка откусила кусок рогалика, и сейчас вдумчиво его запивала. — Это было здорово, я не припомню, чтобы когда-нибудь так веселилась. Неловко даже говорить, но я, кажется, стала забывать про ферму. Тот мюзикл, я скажу, прошлым вечером, был великолепен!

— А, да, это было забавно. — хихикнула Петал. — Помнишь момент, когда запел волшебный цыплёнок? (Это был, разумеется, не настоящий цыплёнок, но сценический костюм выступавшего пони был что-то с чем-то.)

— О боже, да! Это было шикарно! — вспомнив, Чашка хихикнула вместе с Петал. — Эти недели были великолепны!

— Я вот что думаю... за всё это время у тебя были хоть раз проблемы с воспоминаниями? — на лице Петал стояло странное выражение.

— А? Не понимаю, о чём ты.

— О Земле. О прошлом. — Петал произнесла это тихо, будто боясь, что за соседним столиком услышат.

— О! — Чашка слегка оцепенела. — Ты об этом... Забавно. Нет, вообще-то. Ни разу. Как будто они все куда-то подевались. Мне ни о чём таком не думалось с тех пор как я работаю у Нибблза. Это довольно странно. Наверное, есть просто много другого, о чём надо думать.

— Знаешь, мы ведь не обязаны действовать строго по плану. Мы прилично зарабатываем, если захотим, сможем и переехать в комнату побольше. Мы могли бы остаться в Хуфингтоне... на время. — то, как Петал произнесла это "на время", намекало, что это время может не кончиться никогда.

Чашка на секунду притихла.

— Думаешь... нам стоит так сделать? Ну, а если мы снова затоскуем? Ведь прошлое никуда не денется. — теперь она казалась беспокойной. — Кроме того... я волнуюсь за Корнфлауэр и Дайрума, там, на ферме. Я чувствую себя виноватой, что веселюсь здесь, а они остались там без моей помощи. Через пару месяцев сбор урожая... — Чашкин голос постепенно притих, уши слегка опустились.

— Просто подумала, Чашка. Просто подумала.

Официант-единорог подал им второе, левитировав тарелки на стол.

— Выглядит вкусно! Вот уж чего у них не отнять, еда здесь отменная.

Единорог улыбнулся Петал в ответ и направился к другому столику.

— Тут одна мысль пришла. — Чашкин голос звучал загадочно и серьёзно.

— Фуо? — прошамкала Петал сквозь полный рот пасты.

— Тогда... в лесу. Когда ты превратилась... когда ты была в беде. — Чашка пока не притронулась к своей пасте. — Я тогда очень испугалась и никак не могла сойти с дороги, чтобы вернуться.

— Но ты же смогла! Чашка, ты была великолепна! Надрала зад этой зверюге! Уделала её, как бог черепаху! И спасла нас обоих!

— Я бы никогда этого не сделала, я бы просто сбежала, если бы не... — на Чашкином лице боролись противоречивые чувства.

— Чашка, если бы не что? — Петал перестала есть и была вся внимание.

— Я вспомнила свою жизнь на Земле. Те дни в фавелах, в трущобе. Вспомнила, как это, быть человеком. И я вдруг почувствовала что... — Чашка опустила голову, — Что это я главный монстр в этом лесу. Что я тут настоящее чудовище, и когда я это ощутила, то готова была убить эту тварь.

— Тогда благословляю те дни в трущобах. — разбила повисшее молчание Петал. — Ты спасла мне жизнь, Чашка. И если та часть твоего прошлого дала тебе смелость, чтобы сражаться, я благодарна ей за это, как благодарна тебе.

- Съешь меня тоже! Я не смогу жить без неё! — после короткой паузы продолжила Петал. — Это была самая хитрая уловка на века!

— Это была не совсем уловка. — Чашка внимательно изучала свою пасту. — Я бы не... Я не могла тебя там оставить. Я не смогла бы потом жить с собой.

Петал мгновение смотрела на Чашку.

— Ну тогда, Чашка, это значит, что ты мой лучшейший друг навсегда!

И когда Чашка подняла глаза, её встретила улыбка, способная разогнать сумрак даже в самом мрачном сердце.

— Лучшие друзья? — спросила она.

— Самые лучшие. — сказала, как отрезала Петал.

Недели шли, работа и соблазны большого города всё глубже затягивали подруг. Они обнаружили парк, и открыли для себя радость прогулок по великолепно ухоженным садам. Узнали, что в Хуфингтоне имеется концертный зал и были очарованы симфонией. Целый вечер проваляли дурака в магазине игрушек, представляя эквестрийское детство, которого у них никогда не было.

А потом наткнулись на книжный магазин.

"Книжный Единорог" был магазином, целиком посвящённым тауматургии. Книги про магию были их специализацией, их единственным товаром. Ряды за рядами аккуратных полок, книги толстые и тонкие, дешёвые в мягкой обложке и невероятно дорогие. Новые книги, редкие книги, даже далёкий отдел древних свитков, бережно сохраняемых в массивных стеклянных ящиках, предстали их изумлённым глазам.

Пара новопони бродила в тишине. Они ещё не видели такого книжного магазина. Казалось, будет святотатством заговорить здесь иначе, как шёпотом. Но это чувство исчезло, когда стильно одетый, с моноклем в глазу единорог подошёл к ним.

— Могу я вам чем-то помочь? — рявкнул он так, что Чашка даже подскочила.

— Мы... я ищу, ну, знаете... — Петал, видимо, тоже растерялась. — Эхм. Начнём сначала. — Чашка практически увидела, как Петал натягивает на себя фальшивую личину. — Я и мой ассистент интересуемся взаимоотношением между практической тауматургией и мнемотехниками.

На Чашку раз за разом производило неизгладимое впечатление, когда из Петал вылезала её, как она однажды выразилась, "единорожистость", их тех времён, когда Петал была человеком. За беззаботной, весёлой маской скрывалась умнейшая голова, полная всяческих знаний и глубоких мыслей, Чашку всегда восхищало, когда она узнавала подругу с этой её стороны.

— У меня есть теория, или скорее, гипотеза, что арканные силы копируют функции мозга, а если точнее, области памяти. Магия ли мы, облечённая в плоть, как в одежду, и может ли это быть доказано? Думаю, да, и ответ должен лежать в устройстве памяти, ибо память это само наше существование, без памяти не было бы нашей идентичности, понимаете? — Петал в тот момент выглядела, как заправский увлечённый исследователь. Сильно помогало и то, что на этот раз она оставила свои затрёпанные сумки дома.

Кантер Стар, владелец магазина, заинтересовался её гипотезой.

— Понятно, понятно... интересное предположение. Думаю, мы можем быть вам полезны. Сюда, пожалуйста. Полагаю, вы изучали магию? Ну конечно же, вам сюда, сюда.

Петал не стала разубеждать единорога, они с Чашкой молча последовали за ним.

Под книги заклинаний, воздействующих на сознание и разум, был отведён целый ряд, и было понятно, что эта секция открыта не для всех, а только для тех, кто занят важными исследованиями, видимо, им полагался особый допуск. Мистер Стар оставил их там; к счастью, другой пони вошёл в магазин, избавив их от необходимости поддерживать разговор, что могло привести к провалу.

Чашка приглядывала за владельцем магазина, пока Петал со всей скоростью рылась в книгах. Когда Чашка на секунду опустила взгляд, то увидела, как Петал левитирует сразу множество книг, одновременно и быстро их листая. Вновь подняв глаза, она убедилась, что Мистер Стар занят парой единорогов, которые только что вошли. Они выглядели так, словно только что вернулись с очень модной вечеринки в очень богатой части города.

Чашка услышала, как за ней с почти физически ощутимым хлопком закрылись книги. Обернувшись, она успела заметить, как они быстро встают обратно на полки.

— Ладно, пошли. — Петал кивнула в сторону двери.

Чашка послушно последовала за ней к выходу. Мистер Стар был занят, так что Петал при помощи рога придержала колокольчик над дверью, покуда они не вышли, и не прикрыли дверь за собой.

Они прошли несколько кварталов, прежде чем Чашка спросила: — Ну? Что ты узнала? Что случилось?

Уши Петал дёрнулись, она как будто вышла из глубокой задумчивости.

— Магия воздействия на память и разум на удивление проста. Можно даже разобраться самой, если знать некоторые основы. Но...

Петал остановилась на углу и повернулась к Чашке.

— Но есть один подвох. Это считается опасной магией, потому что потенциально может нарушить свободу воли, а в Эквестрии это страшное дело. За подобные шалости грозит неожиданно суровое наказание, ходят слухи, что...

Петал оглянулась по сторонам, будто боялась, что её подслушают.

— Возле Кантерлотского дворца есть сад с лабиринтом из живой изгороди. Вокруг него стоят статуи. Некоторые изображают странных существ, но большинство пони, таких же как мы. Этим статуям уже несколько сотен лет.

— Ладно, статуи, и...? — Чашка не понимала, к чему Петал клонит.

— Поговаривают, что эти статуи когда-то были живыми пони. Которые использовали магию... неправильно.

— Погоди минутку. Смертная казнь? В Эквестрии? Не верю! — Чашка почувствовала, как её мир встаёт с ног на голову.

— Подумай. Если бы ты была Селестией или Луной и кто-то, скажем, поднял граждан на восстание, захватив их разум, или использовал магию контроля сознания для ещё какой-то ужасной затеи?

— Но... нипони не стал бы так делать! Они не люди, Петал! В них нет этого зла, нет коварства! Они не знают, что такое война, у них нет даже полиции, потому что нет преступности! — Чашка не любила ни то, ни другое.

— У Селестии есть королевская стража. Зачем бы Богине Солнца понадобились охранники? Вооружённые?

— Грифоны же! — разозлилась Чашка. — Чудища из Вечносвободного, вроде того, с которым мы дрались! Драконы! Да тут что угодно может выползти в любой момент! Это не значит, что ей нужна охрана от злых пони!

— Не злых, — Петал глядела прямо на неё. — А запутавшихся. Которые, вероятно, считают, что служат грандиозной идее, ради великой цели, ради блага всепони. Что не делает их менее опасными, когда такие не останавливаются ни перед чем.

— Это ещё хуже! Я отказываюсь в это верить! — это был первый подобный разговор Чашки с Петал. У неё кончились аргументы. — Селестия никогда бы так не поступила! Пони бы никогда... ну... даже заблуждающиеся, они не станут... и если бы даже стали, Селестия точно бы не сделала того, о чём ты говоришь! Ни за что!

Две кобылки пересекли улицу и молча направились к своей комнате в "Короне".

Когда они уже приготовились ко сну, Петал вновь подняла эту тему.

— Ты спасла меня, потому что вспомнила свою суровую жизнь на Земле. Ты искалечила, а может, даже убила этого монстра, несмотря на то, что ты пони, как всепони вокруг. Эквестрийцы, может быть, и добрее людей, не спорю, согласна. Я знаю, разум пони больше нацелен на сочувствие, сотрудничество и просто доброту, чем человеческий. — Чашке было совсем неинтересно, но Петал хотелось договорить. — Пони ты или нет, но ты всё ещё способна на крайние меры, когда это нужно. Когда ты чувствуешь, что ты права. — Петал полу-улыбнулась Чашке, пытаясь хоть как-то ослабить напряжение. — Я хочу сказать, даже безобидное существо может быть опасным, если дать ему убедительное оправдание. Магия же намного опаснее оружия. Чашка, я видела относительно простые заклинания в этих книгах, которые, при неправильном использовании, могуг натравить друг на друга весь город. Обычные заклинания.

Чашка не могла не думать о том, что это значит: если обычные заклинания это могут... тогда сильные могут... практически всё? Как можно контролировать пони с такой мощью, если они решат, что они правы?

Это была долгая и тяжелая ночь, и ни одной пони не удалось выспаться так, как им бы того хотелось.

Глава девятая: Просьба ни о чём

Чашка шла молча. Её сумки, отмеченные гербом Фермы, снова висели на спине, тяжело набитые дорожной провизией. На этот раз они с Петал подготовились к путешествию куда лучше чем в тот раз, когда уходили из сельских окрестностей Саус-Уизерса несколько месяцев назад.

Петал Конфетти шла рядом с ней, мужественно сражаясь с собственной поклажей, но решив не показывать слабости перед подругой-земнопони. На её новых, городской работы, сумках была вышита её собственная кьютимарка, как её видел дизайнер: розовая лента, падающая сквозь облако разноцветных конфетти. Внутри сумок, кроме еды, питья и леденцов, Петал несла две толстых книги и три потоньше, все они были про магию.

Они наконец-то покинули Хуфингтон, город, где так долго были так счастливы. Случайно обнаружив книжный магазин, они вдруг с тревогой осознали, что Эквестрия, возможно, не такая идеальная страна, как им поначалу показалось: Даже здесь самодержавная власть, чтобы оградить себя, прибегала к суровым мерам. Ради безопасности государства, конечно, но "суровые" — всё равно редко означает "добрые" или "приятные".

Неужели Принцесса Селестия, богиня-правительница Эквестрии, и впрямь превращает пони в камень? Ходил слух, что те, кто по мнению Селестии, злоупотребил могучей силой магии, могли подвергнутся особой магическая казни: вечному окаменению. Они становились статуями в её саду, видимым напоминанием всем и каждому о неоспоримости её власти.

Доказательств тому не было, никаких определённых, твёрдых улик. Но в старых, почтенных книгах говорилось, что такое возможно, а некоторые авторы даже были совершенно в этом уверены, и мысль об этом сильно беспокоила Петал и ещё сильнее Чашку.

Чашку вело вперёд желание стереть память о человеческой жизни, воспоминания о том, как она родилась и росла во вселенной отчаяния и боли. Человеческие воспоминания терзали её, как старая рана, она чувствовала, что никогда по-настоящему не будет счастлива, пока скверна того ужасного места остаётся в её сердце.

Но вот Петал начала сомневаться в полезности их похода. Петал отмечала преимущества их положения "новопони" — того, что отличало их от урождённых эквестрийцев. В этих болезненных воспоминаниях таилось достаточно силы, достаточно неукротимой ярости, чтобы выжить даже в кошмарном, неуправляемом хаосе Вечносвободного леса. Она сейчас была жива только потому, что Чашке тогда придала силы память о её земном прошлом. А ещё, Петал начала замечать, что именно земное прошлое делало её жизнь в Эквестрии такой удивительной, что местные пони и представить не могли.

Прежде чем покинуть Хуфингтон, они решили провести последний вечер в их любимом парке.

Петал, на которую нашло игривое настроение, решила попробовать то, чем занималась маленькая кобылка, когда они только вошли в парк. Она упала на мягкую, ухоженную траву и стала кататься по ней, наслаждаясь её нежной прохладой. Она извивалась на спине, хихикая от простой невинной радости.

Когда она, наконец перекатилась на живот, ноги в разные стороны, грива вся в траве, то заметила, что на неё смотрит множество взрослых пони. Внезапно, та часть её разума, что оставалась человеческой, завопила о стыде и осуждении. Она только что дурачилась на публике, её сочтут недоразвитой, глупой, инфантильной и смешной. Перед её глазами возникли презрительные человеческие лица, её ударило короткое воспоминание, как однажды в детстве она так же делала на детской площадке и злой ребёнок тогда пнул её.

Взрослые пони улыбались. Двое из них упали на траву и стали тоже кататься.

— Уиии! Как же весело! — крикнула одна из них.

У Петал медленно отпала челюсть.

Но зато в её груди стало тепло. Человеческие лица растворились обратно в памяти. Всепоглощающее чувство счастья и благодарности наполнило её, ведь она не ждала, что так всё кончится. Ни стыда, ни осуждения. Просто счастливые пони катаются по траве, совсем взрослые пони, не думают ни о чём, кроме радости этого момента.

Она оглядела парк. Живые, зелёные деревья тянулись к лазурному небу. Клочья чистейших белых облаков плыли вдалеке, преследуемые разноцветными пегасами. Вокруг парка высился большой красивый город, не знавщий ни преступности, ни смога, ни опасностей. А под ней был газон сладко пахнувшей травы.

Её чувства переполнились, с разума словно упала тёмная пелена, она в полном блаженстве легла на живот. В этот момент её ум против своей воли начал сравнивать всё это с жизнью до Эквестрии и её радость усилилась многократно. Она заплакала, слёзы покатились из её больших сияющих глаз, слёзы благодарности, что такие моменты бывают.

То, что настоящие эквестрийцы считали нормальным, для неё было удивительным. Обыденное для них — для неё было бесценным, чудесным подарком. Здесь даже обычные вещи дарили радость невозможного чуда.

Эквестрия была чудесной и волшебной сказочной страной, но только она, новопони, могла переживать новый день как чудо; настоящие же эквестрийцы просто встречали ещё один день, такой же, как предыдущий. Им не с чем было сравнить свой мир, кроме его самого.

Она утратит этот бесценный дар, когда не сможет больше сравнивать Эквестрию с исчезнувшей Землёй. Правда, может она и в самом деле станет им не такой чужой, но она также потеряет особый, уникальный взгляд на окружающее.

Она понимала это, это самое понимание и беспокоило её, когда они с Чашкой достигли, наконец, своей цели.

Перед ними лежал Понивилль, городок, прославленный своими яблоками и библиотекой устроенной внутри гигантского полого дерева. Говорили, что Селестия лично снабжала здешнюю библиотекаршу книгами, которые по редкости могли соперничать даже с коллекцией Кантерлотского замка.

Петал однажды уже видела здешнюю библиотекаршу, коротко, во время своей Конверсии. Двое из шести Эквестрийских послов совершали тур по Бюро, и одним из пунктов посетили то самое Бюро, куда Петал пришла, чтобы стать пони.

Это случилось давно, не то, чтобы она лично знала этих знаменитых пони, просто ей разок повезло оказаться в том месте, которое они посещали. Она сомневалась, что её вспомнят, и не ждала этого.

Чашка и Петал остановились у городской черты. Впереди виднелись крытые соломой коттеджи, каменные мостки и причудливое здание городской ратуши, на таком расстоянии маленькие, как модели в витрине.

— Ну, что мы решили? — Чашка хотела, наконец, покончить с вопросом, который висел в воздухе с тех пор, как они покинули Хуфингтон.

Перед ними было три пути, которые стоило обсуждать. Первый путь был — пойти прямо к Принцессам и попросить стереть их воспоминания о Земле, сделать их, наконец, нормальными пони, не осквернёнными врезанной в память тоской и болью. Но не было гарантии, что Принцессы не откажут в их просьбе, и этот отказ, если только они не хотят быть запечатанными в камень, будет окончательным. И всё же Петал считала это лучшим вариантом.

Второй путь предлагал пойти в библиотеку Понивилля и попросить библиотекаршу, бывшую когда-то послом на Земле, помочь им. Была слабая надежда, что она им поможет, но если даже нет, то это по крайней мере, не абсолютный отказ именем Принцесс. Петал сильно сомневалась насчёт второго варианта.

И наконец, третий вариант был — спрятаться где-нибудь, где Петал попробует то, что, как она надеялась, её удалось понять из книг в её сумке. Петал, наконец, овладела достаточными основами магии, чтобы создать работающее заклинание забвения. Исполнить его будет несложно, даже просто; но это не делает его ни менее могущественным, ни менее опасным. У Петал были основания полагать, что заклинание выполнит свою задачу, но вот последствия вызавали опасения.

Хотя они не знали всех подробностей, но было ясно, что магия влияющая на разум, считается опасной, а может даже и запретной, и ей не хотелось бы навлечь на себя ярость двух разгневанных богинь. Петал думала о статуях в Королевском саду Кантерлота.

— Чашка... Я боюсь. Я не уверена...

— Ох, ОПЯТЬ! — Чашка устала от того, что считала трусостью, или, лучше сказать, нерешительностью Петал. — Мы прошли весь этот путь, потратили месяцы, чтобы попасть сюда! Хватит чуши, Петал! Давай СДЕЛАЕМ это!

И Чашка помчалась вперёд, не желая больше стоять на пороге. Это значило — вариант второй, и делайте с этим, что хотите.

Петал пожала ушами и побежала следом. Её больше нечего было сказать — такого, чтобы Чашка стала слушать.

Понивилль был небольшим симпатичным городком, размером примерно как Саус-Уизерс, но немного другой планировки. Над городом, высоко на горе, возвышался Кантерлот, высеченный из боковины большого утёса. Из замка открывался прекрасный вид на долину и город в ней, так что у Петал всё время было чувство, будто Принцессы смотрят, как она идёт по городу.

— Есть хочется. — Петал произнесла это раньше, чем осознала, и это была не совсем правда. Она и правда чувствовала пустоту в животе, но скорее от страха, чем от голода. В момент, когда она это произнесла, она поняла, что какая-то её часть хочет отсрочить посещение библиотеки, и может быть, это не так уж и плохо.

— Перекусим сначала, а потом пойдём в библиотеку, ладно?

Чашка ещё была в раздражении, но не видела вреда в том, чтобы перекусить — они были на месте, рядом с библиотекой, в которой, возможно, ждал их долгожданный ответ. Может быть, лёгкий перекус придаст Петал решимости. Чашке нужно было поддерживать как можно лучшие отношения с Петал, ведь единорожка разбиралась в недоступных ей магических штуках.

Сидя на сенной подушке в маленьком уличном кафе, Чашка думала о том, как она теперь близка к своей цели. Она вспоминала десять лет, прожитые на на Ферме Провендеров и думала, как там сейчас Корнфлауэр со своим мужем Дайрумом. Вспоминала она, и как была счастлива в Хуфингтоне с Петал. Но Петал последнюю неделю изменилась, постоянно ныла, не слишком ли рискована их затея. Её страх раздражал Чашку, она не могла понять, как Петал не сообразит — дело надо закончить, невзирая на риск.

Однако она понимала, что Петал знает больше её об этом мире, и что такие важные вещи лучше погодить и сделать правильно, чем поспешить и потерпеть неудачу. Более того, настроение Петал постепенно стало передаваться ей, она хотела избавиться от страха, который понемногу подтачивал её решимость.

Они никогда не будут счастливы, как остальные пони, пока их терзают раны земной жизни! Точно ли Петал всё ещё это понимает? Несколько месяцев веселья в гостеприимном городе ничего не изменят. Если она утратит решимость, то Чашка знала, второй раз она уже не решится никогда. Это был единственный шанс исцелить внутреннюю боль, и для неё, и для Петал. Почему Петал этого не поймёт?

Чашка подумала: это наверное, оттого, что Петал жилось на Земле куда лучше, чем ей. Петал жила в безопасности в относительном одиночестве покинутого людьми Мичигана. Она понятия не имела, на что тогда была похожа жизнь большинства людей. Тем не менее, Земля есть Земля, и она конечно, тоже была искалечена тамошней жизнью. Это точно пойдёт ей на пользу — как и Чашке.

Им принесли еду.

Петал, тоже погружённая в свои мысли, начала жевать поджаренное сено. И вдруг увидела знакомое лицо.

По улице весело прыгала розовая пони с кудрявой гривой. Это была Пинкамина Пай, одна из послов на Земле, избранных Принцессами. Во время их короткой встречи в день её Конверсии Пай стала для неё вдохновением. Петал подумала было подойти поблагодарить за всё, но вовремя остановилась. С чего бы такой известной пони её помнить, беспокоить её зря будет эгоистично. Вместо этого Петал опустила голову, чтобы её собственная розовая грива качнулась у неё перед глазами. Этого было достаточно.

Перекус не занял много времени и Чашке не терпелось попасть в библиотеку. Ничего уже нельзя было сделать. Что бы там их ни ждало, Петал больше не могла это откладывать. Она решительно встала, они вместе расплатились и вышли.

Понивилльская библиотека и в самом деле оказалась сделана из огромного пустого дерева, деревьев таких размеров на Земле не водилось, но это была не Земля. Петал отметила что дерево, как это ни удивительно, было живым — его крона нависала вокруг, как огромный зелёный зонт. На вывеске снаружи был знак "библиотека" — ожидаемо, открытая книга, только вместо обычной абстрактной фигуры, как на письме, пиктограмма изображала книгу во всех подробностях и даже с картинками.

Дверь, в форме скруглённого треугольника, вела внутрь дерева, и как все двери в Эквестрии, легко открывалась толчком головы.

Внутри их встретила круглая комната, целиком вырезанная в живой сердцевине дерева. Полки, вырезанные из того дереве, обвивали стены по кругу, изогнутая лестница вела наверх, на балкон. Библиотека была маленькая, что даже странно, если сравнивать с Хуфингтонскими, но очень самобытная, красивая и необычная.

— ПРИВЕТ? — Чашка не знала, одна ли это из тех библиотек, где посетителей заставляют говорить шёпотом, но они пришли сюда кое-что поискать, и им требовалась помощь.

Небольшое существо, такого ни одна из подруг раньше не видела, спустилось по лестнице. Чашка быстро отступила назад, готовая драться, если что; после Вечносвободного леса она побаивалась всяких странных созданий. Однако она быстро поняла, что это чешуйчатое существо совсем небольшое, и похоже, совсем молодое. У него были большие детские глаза без всяких признаков злобы. Это был маленький фиолетовый дракончик, очевидно, совсем ребёнок.

— Привет! О! Я не встречал вас раньше. Давно в Понивилле? Добро пожаловать в библиотеку! — дракончик принял гордую позу и обвел комнату своими короткими ручками. — Я Спайк. Чем могу помочь?

Чашка вышла вперёд.

— Я Чашка, а это моя подруга Петал. — Чашка кивнула на Петал. — Мы ищем кого-то, кто хорошо разбирается в магии, и слышали, что местная библиотекарша может быть именно той, кого нам надо.

Петал нервно переминалась. Она рассказывала Чашке не все подробности про свою Конверсию, и вдруг поняла, что в её-то случае, как раз, библиотекарша очень даже может её и помнить.

— Тогда вам нужна Твайлайт! Она знает о магии больше всепони в Эквестрии. Ну, кроме Принцесс, конечно. Но кроме них, она лучшая!

— Отлично! — обрадовалась Чашка. — Меньшего я от одной из послов и не ожидала!

— Послов? — Дракончик моргнул. — Значит, вы... новопони?

Чашка кивнула.

— Ух ты, я наверное, лет десять о вас не слышал. У нас почти нет новопони, они все уехали заселять новые земли.

Дракончик по имени "Спайк" задумчиво приложил коготь к лицу.

— Хммм... Твайлайт скоро вернётся. Вы, конечно, можете подождать здесь. У нас есть книги, чтобы скоротать время. — он обвёл рукой комнату. — Ну, это очевидно, да? Эхэм, может мне что-нибудь для вас поискать?

— Нет вообще-то. — покачала головой Чашка.

Не хочет выдавать себя, пока не оценит ситуацию, поняла Петал.

— Вообще-то, — Петал оглянулась вокруг, — если у вас есть книги по магии памяти, то неплохо было бы взглянуть.

Чашка сверкнула на неё глазами за такое явное раскрытие их цели.

— Конечно!

Дракончик сбегал к лестнице справа и перенёс её к левой секции. Он ловко вскарабкался, видимо, давно привык искать книги на этих полках.

— Так, у нас здесь есть "Улучшаем память в три заклинания", самая любимая у Твайлайт, и "Техники запоминания единорожьих мудрецов", Твай говорит, она не так хороша, как в ней утверждается.

Спайк начал вытягивать книги с полки, удерживая растущую стопку одним когтем и при этом балансируя на лестнице. У него на удивление хорошо получалось.

— Нет, нет, спасибо... Спайк, верно? — Петал постучала копытом по основанию лестницы и поглядела наверх. — Мне надо не запоминать, а скорее, забыть. У вас есть книги про это?

— Забыть? — удивился Спайк. — Зачем вы хотите что-то забыть? И так тяжело помнить то, что надо помнить!

— Моя подруга хочет забыть свою жизнь, до того, как стала пони. Когда она вспоминает прошлое, это заставляет её грустить. Она от этого очень страдает.

Чашка оцепенела. Петал просто взяла и выложила всё этому дракону. И это Петал, которая из них двоих больше всего боялась, что их раскроют! Которая всё время наводила панику, вдруг кто-то узнает. Что она там себе думает? Или может, она передумала? Чашка даже и не знала, что теперь делать.

— Ну... её можно понять, я думаю. Я видел тот мир тогда и это было нехорошее место. Я так и не смог понять, почему некоторые из вас хотели его сохранить. — Спайк поставил книги назад, слез вниз и передвинул лестницу на несколько футов.

— Думаю, у нас есть кое-что, что может помочь, но надо посмотреть. Забывание — это не самая популярная тема.

Чашка тихо подкралась к Петал.

— Ты что творишь? Я думала, это ты беспокоишься, как бы кто не узнал? — прошептала она.

— Чашка, теперь это уже не важно. — у Петал был вид смирившейся пони. — Если Твайлайт не сможет, или не захочет нам помочь, мы или сделаем всё сами, или пойдём к Принцессам, так что теперь неважно, кто об этом узнает. Твайлайт так и так доложит Селестии, так что та в узнает любом случае.

Петал помолчала секунду.

— Как только мы вошли в Понивилль, наша судьба была высечена на камне.

Это что сейчас было на её лице, ухмылка?

Чашка обдумала это.

— Так вот почему ты сюда еле тащилась. До меня ведь не сразу дошло, что библиотекарша близко знакома с Принцессой. То есть, я вроде бы как знала, но...

— Селестия её личный наставник, Чашка. Кажется, мы об этом говорили. — слегка рассердилась Петал.

— Ну да, может, несколько недель назад. — Чашка опустила глаза. — Ты же знаешь, в городе было не до того.

Спайк спустился с лестницы с одной-единственной книгой.

— Как я и говорил, книги про забывание спрашивают нечасто. Вот что у нас есть: "Запретные тайны ментальной магии". Ох, а вот это нехорошо. По правде сказать, думаю, стоит подождать Твай...

— Привет! — отворив дверь, вошла сиреневая единорожка с прямой чёлкой и светлой прядью в гриве. Она левитировала перед собой коробку из пекарни, которую сразу же поставила на пол. — Как дела, Спайк?

Чашка обернулась к новой пони. Она предположила, что это и есть Твайлайт Спаркл, одна из послов и ученица Селестии. Она не смотрела передач о появлении Эквестрии, поэтому не знала единорожку в лицо.

— Ого. Это ты.

Чашка с удивлением поняла, что сиреневая единорожка смотрит прямо на Петал.

— Ты та, которая хотела стать "кем угодно, кроме единорога." — у Петал сразу же стал расстроенный вид. — Никогда не слышала подобного от людей. Кроме тебя.

— Мы нуждаемся в вашей помощи, Посол Спаркл. — поспешила сменить тему Петал.

— Посол? Нет, нет, нет-нет-нет. Просто "Твайлайт". Я постарлась оставить эти дни в прошлом. Не в обиду будь сказано, тяжёлое было время.

Твайлайт подошла к Спайку и дружески ткнулась в него. При этом она заметила книгу.

— "Запретные тайны ментальной магии?" О какой такой помощи мы говорим? — Твайлайт отчего-то вдруг стала очень подозрительной.

Чашка с Петал поведали ей свою историю, причину их решения, и кое-что из своих приключений. В коробке Твайлайт оказались кексики из местной пекарни; их съели всей компанией за долгим рассказом о странствии подруг.

В конце Чашка попросила сиреневую единорожку помочь им с подругой, освободив их от тяжести земных воспоминаний.

Твайлайт это не обрадовало.

— Я понимаю чего вы хотите, и я определённо знаю, как это сделать, — и тут Чашка обрадовалась было! — Но...

— Что но? Вы же можете нам помочь!

— Это относится к магии разума. Волшебство, которое влияет на разум или волю, не всегда считается допустимым. Я однажды совершила ошибку с этой разновидностью магии, и чуть не навлекла на себя серьёзные неприятности от Принцессы. Очень серьёзные.

— Но мы сами просим вас сделать это. — казалось, что Чашка сейчас заплачет. — Мы примем всю ответственность. Я подпишу согласие, напишу, что всё это была моя идея! Я сделаю всё, что вы хотите! Мы уже так далеко зашли!

— Я не уверена, мне не кажется, что этого будет достаточно. Не хочу делать ничего, что может рассердить Принцессу. Я даже думать не буду о том, что может вызвать её гнев. Извините.

В глазах Чашки стали набухать слёзы. Это была главная цель их путешествия, ради этого она покинула Миссис Провендер и ферму. Они через столькое прошли. Она просто хотела быть счастлива. Почему это так трудно?

— Но я вам вот что скажу... — Твайлайт чувствовала себя виноватой перед белой кобылкой. — Я спрошу про вас у Принцессы Селестии. Я попрошу разрешения вам помочь. И если она согласится, то я помогу!

Сиреневая единорожка решительно кивнула головой, затем слегка улыбнулась.

— Я дам вам ответ завтра, как насчёт, скажем, после полудня?

— Но... — Чашка была зла, но отлично знала, когда ей пора заткнуться. — Спасибо. Окажете нам большую услугу.

Чашка повернулась к Петал.

— Петал, нам надо найти место на ночь, давай уйдём и оставим в покое этих милых пони. — Чашка моргнула. — Э... дракона. Пони и дракона. Извините. — она слегка улыбнулась Спайку.

Чашка и Петал сняли комнату в местном отеле чуть дальше по дороге. Когда они добрались до комнаты и сняли с себя сумки, Чашка была уже в безумном состоянии.

— Ты сказала, что ты уже можешь сделать это, так? Так?

— Чашка? — Петал была напугана этой вспышкой.

— Селестия никогда нам не разрешит. Ты сама говорила, это надо было делать с самого начала, но они не делали, значит, они никогда нам не разрешат, и...

— Чашка, Чашка! Успокойся, эй... прекрати. Чашка! — Петал обняла подругу.

— Она не позволит, ты не можешь сражаться с чёртовой богиней, там все эти статуи,и мы там же останемся, и...

— Чашка... тихо, тихо... — Петал никогда ещё не видела, чтобы эта несгибаемая земнопони так себя вела.

Чашка отодвинулась.

— Петал. Сотри мне память. Сейчас же. Сделай это, сейчас. Ты сказала, что знаешь, как. Сделай это.

Петал поглядела на подругу — Нет. Не буду. Прости, Чашка. Я не стану этого делать.

- Ты струсила!

Петал стояла молча. Мягкое выражение на её лице говорило достаточно.

— Ну и ладно. — Чашка улеглась на свою кровать, лицом к стене.

Петал не спалось. Она думала о странной панике, охватившей Чашку. Она знала, что жизнь на Земле у её подруги была куда тяжелее, чем у неё самой. Возможно, она просто даже не представляла, насколько же ужасной была та жизнь.

Для себя Петал решила, что она всё-таки не хочет стирать свою память. Она решила это ещё до того, как они покинули Хуфингтон, когда поняла, как бесценно это всепоглощающее чувство волшебного нового мира. Только сравнение делало это чувство возможным; если она утратит тот давний горький опыт, Эквестрия будет единственным миром, который она знала, станет обыденностью, и чувство огромной потери будет слишком велико. Но ей хотелось как-то помочь и Чашке, хотя было понятно, что земнопони не разделяет её взглядов.

Для Чашки посещение библиотеки лишь подтвердило её худшие опасения. Стало ясно, что рай, которым она считала Эквестрию, имеет свою страшную тёмную сторону. Добрая, любящая богиня, которой она считала Селестию, обернулась тираном, способным на что угодно. Она верила теперь, что статуи, о которых говорила Петал, были теми, кто разочаровал Принцесс; похоже, Селестия могла выносить смертные приговоры просто по своей прихоти. Эта волшебная страна была просто ещё одной Землёй, где тоже правили социопаты. Лучше бы она никогда не покидала свою ферму.

Теперь всё стало совсем безнадёжно. А ведь Чашка не чувствовала настоящего отчаяния десять лет. Она не чувствовала отчаяния нигде в Эквестрии — до этого момента. Скрипя зубами под одеялом, теперь она понимала и Петал. Всепони за себя. Петал не рискнёт рассердить Селестию, ради того, чтобы помочь ей. Петал могла бы исцелить её своей магией прямо сейчас, но не стала. Чашка понимала. Петал была бы дурой, если бы стала рисковать. В Эквестрии всё оказалось так же, как в Вилмингтоне. Как в Джерси. Как на Земле.

И это ранит больнее всего, думала Чашка. Сама Эквестрия предала её. Она не была прекрасным, совершенным миром. Она была просто ещё одной Землёй, только в прошлом, до прихода Большой Индустрии. Ничего. Дайте срок. Небоскрёбы, смог и похитителей органов отделяют от них всего несколько веков. Может быть, в свою очередь, возникнет другая вселенная и поглотит Эквестрию.

Всё к тому идёт, подумала она, прежде чем её сморила усталость.

Глава десятая: Удивительное рядом

Чашка жевала сенные оладьи с кленовым сиропом. Это были, конечно, далеко не бисквиты Фермы Провендеров, но за полтора месяца в Хуфингтоне она успела пристраститься к ним вместо привычного домашнего завтрака. По дороге на работу там была маленькая закусочная, а она с утра всегда просыпалась голодной. Этим утром, однако, в животе будто бабочки порхали, она была переполнена смесью ожидания и тревоги, так что есть почти не хотелось.

Она отметила, что Петал сегодня тоже ест без аппетита, выражение лица подруги давало понять, почему. Конечно Петал тоже боялась того, что может выйти из их плана, но скоро всё уладится. Конечно, если ответ на их просьбу будет положительным.

Эта мысль привела Чашку к другой мысля — что будет, если им откажут. Тогда её последней надеждой будет попытаться уговорить Петал стереть её воспоминания, неазирая на запрет. Она боялась, что это окажется трудно, почти невозможно. Петал в последнее время стала страшно упрямой.

Чашка вернулась мыслями к жизни на ферме. Она вспоминала Корнфлауэр и Дайрума. Меньше чем через месяц начнётся уборка урожая и Провендерам некому помочь. Наверно, наймут понибудь помочь собрать, и это будет означать меньше битов на следующий год. Чашке надо было поскорее закончить эту историю с памятью, чтобы вернуться домой как можно раньше. Тогда они снова будут вместе. И всё станет как раньше.

Только она больше не будет внезапно становиться угрюмой из-за какого-то случайно мелькнувшего, воспоминания. У неё больше не будет тех "моментов", которые так беспокоили Миссис Провендер. Она, наконец, станет счастливой, нашедшей себе место в жизни пони, как любая урождённая эквестрийка.

Если только ответ будет "да". Но он должен быть "да". Должен быть.

Чашке и Петал надо было убить как-то несколько часов до полудня, когда как им сказали, они смогут вернуться в библиотеку и узнать, выполнит ли Селестия их просьбу. Не зная чем заняться, они болтались по городу. Они немного побродили по магазину разглядывая удобные диваны и длинный ящик полный письменных перьев, не то, чтоб всерьёз интересуясь тем или другим, просто пытаясь чем-то себя занять. Их почти не развлёк магазин товаров для вечеринок и розыгрышей. Даже магазин, целиком посвящённый вентиляторам, не сумел их заинтересовать, хотя Петал и стало любопытно, куда же они их включают.

Неполученный ответ висел над ними тяжёлым грузом.

Петал с самого утра была непривычно тихой, все её замечания были односложны и касались чего угодно, кроме главного. Чашка ожидала долгого, обстоятельного изложения страхов и опасений, но Петал так ничего и не сказала. Чашка конечно, была благодарна за это, но и встревожена тоже. В конце концов, она не смогла это выносить.

— Петал, ты ничего не хочешь сказать?

— Я много говорю! Помнишь те вопросы, которые я задавала Мистеру Бризи? Я была очень-очень разговорчивая.

Они уже дошли до окраины города, где начинались бесконечные яблоневые сады, и теперь разворачивались к библиотеке. Полдень был уже совсем скоро.

— Нет, я имею в виду про причину, почему мы вообще здесь! Про то, что скажет Твайлайт!

— Чашка, мне нечего сказать. Совсем нечего. Теперь уж что будет, то и будет. Это не в моих копытах.

Петал слегка опустила голову, но продолжала идти рядом с Чашкой.

— Что, больше никаких сомнений, никаких тревог? — спросила Чашка.

— У меня много и тех и других, но мне нечего больше сказать. — Петал поглядела на подругу. — Что ты хочешь, чтобы я сказала? Или то, что я скажу, что-то изменит?

Чашка слегка насупилась.

— Нет, наверно. Петал, извини.

— Мы узнаем что да как уже совсем скоро. Вот всё что я скажу: Чашка, я хочу, чтобы ты была счастлива. Это всё, чего я хотела с самого начала нашего путешествия. Я хочу только того, чтобы ты была счастлива. — Петал смотрела на неё с печалью и заботой.

— Я знаю. Знаю, Петал. — Чашка на ходу легонько потёрлась носом о Петал. — Ты всегда старалась быть лучшей подругой.

Кобылки шли молча. Солнце поднималось всё выше, пока они шли к центру городка, и полуденный колокол ударил точно в тот момент, когда они ступили в библиотеку. Петал открыла носом дверь и придержала её для Чашки, маленький дружеский жест. Чашка вошла. Внутри библиотеки царили прохлада и полумрак, полки, запах дерева и древняя пыль бесчисленных книг.

— Вы очень точны. Похвально, мои маленькие пони.

Голос звучал мелодично и властно. Этот голос Петал мгновенно узнала из бесчисленных передач и пресс-конференций. Чашка никогда раньше не слышала этого голоса, но что-то в нём делало её ноги ватными. Это был голос необычной пони, в нём ощущалась странная мягкая сила, он не столько говорил, сколько управлял.

Голос исходил от необычайно рослого, немыслимой красоты существа. Она была аликорном, обладала признаками всех трёх рас — копытами, рогом и крыльями. Её величественное тело было белоснежным, корона золотой, а копыта обвивала изумительной работы оплётка. Но что поразило Чашку больше всего, это грива и хвост аликорна. Развевавшиеся, как флаги на вечном ветру, сотканные не из волос, но из самой магии, её грива и хвост переливались лазурным, лиловым и цветом океанской волны. Текучая завеса света, которой была её грива, выглядела как окно в бездонное небо, и Чашкины глаза тонули в нём, в бесконечности, в которую она глядела.

Не осознавая, Чашкино тело низко поклонилось и до самых глубин своего естества, без всякого сомнения, она поняла, кто это невозможно красивое существо: это была Селестия, Принцесса Эквестрии, живая Богиня солнца.

— Спасибо, но уже достаточно. — Чашка отважилась поднять глаза с пола, где обнаружила себя в молитвенной позе.

— ЛАДНО, встаньте уже! — голос богини был мягким и даже весёлым.

Чашку трясло. Статуи, подумала она, про которые говорила Петал. Её ударило страхом, как об стену.

— Нет, правда, вставайте. Так трудно будет вести разговор. — голос Селестии звучал, будто она их слегка поддразнивала. Чашка услышала, как кто-то хихикнул, наверное, Твайлайт Спаркл.

— Давай, Чашка, Принцесса не кусается.

— О, я могу, — заметила Селестия с хитрой улыбкой. — Если слишком уж проголодаюсь. Расскажи мне про себя, Чашка. Присоединяйся к нам за ланчем.

Чашка подняла голову и увидела накрытый стол со всяческой едой и удобными сиденьями вокруг. Она была настолько шокирована, когда вошла, что обстановка в комнате как-то выпала из её поля зрения. Твайлайт и Спайк сидели за дальним концом стола, и Чашка только сейчас обратила внимание, что Селестия сидит во главе и левитирует чашку перед собой.

Чашка также увидела, что Петал уже встала и ждёт её. Петал мотнула головой в сторону стола.

Селестия оказалась настоящим прирождённым правителем, дружелюбная, порой озорная, иногда загадочно грустная. Но вот кем она не оказалась, так это тираном, которого ожидала увидеть Чашка, и хотя она ни в каком смысле не была обычной пони — Чашка не была уверена, что Селестия вообще сделана из плоти — её присутствие было обезоруживающе приятным.

За едой Чашка вновь поведала свою историю, сильно подсократив, и в конце объяснила, с некоторой дрожью в голосе, чего она хочет. Её воспоминания о Земле были болезненными, она хотела стать чистой пони, хотела, чтобы её земной опыт испарился, как сама Земля.

Принцесса внимательно слушала, ожидая пока Чашка закончит.

— Впервые ступив своим копытом в вашу вселенную, я почувствовала её страдания. Моё предложение всегда было простым: приходите к нам и живите в мире и покое. Если ты не обрела мира, значит я не выполнила своё обещание.

— Твайлайт Спаркл! — Селестия повернулась к своей ученице. — Я уверена, что ты справишься с этим, поэтому я прошу тебя помочь этой пони. Проследи, чтобы всё было сделано. Теперь я должна идти, у меня дела.

— Да, Принцесса. — Твайлайт коротко поклонилась, и Чашка автоматически сделала то же самое. Как и Петал.

— Только вот что, — обернулась, уходя, солнечная богиня. — Ничего не предпринимай до завтра. Помни, Чашка, пути назад не будет. Вот тебе время, чтобы подумать об этом.

С этими словами правительница Эквестрии покинула библиотеку.

Чашка осталась сидеть на мягком стуле в совершенном обалдении. Знай она, что всё будет так просто, пошла бы в Кантерлот с самого начала.

Чашка нашла Петал снаружи, та валялась на траве, окружавшей огромное библиотечное дерево. Петал лежала на спине, задрав ноги кверху, и глядела на сочившийся сквозь листву свет. Она слегка улыбалась и время от времени вытягивала переднюю ногу в сторону высокой древесной кроны, будто могла отсюда поворошить копытом листья или коснуться облаков.

Чашка подошла, сложила ноги и легла в нескольких футах от подруги.

— Что делаешь?

— Удивляюсь. — последовал ответ.

— Чему? — Чашка перекатилась на бок и вывернула голову, пытаясь понять, на что смотрит Петал.

— Чашка, смотри на листья. Сквозь них блестит солнце. Можно смотреть прямо на солнце и оно не сделает глазам больно. Оно не слепит тебя. Видишь, бриз колышет ветви? Это специально. Пегасы выбирают дни для лёгких бризов и двигают облака, чтобы стал ветер. Это всё так удивительно. Это... чудо.

Чашка перекатилась на спину, ногами вверх. Она смотрела на листья, на искрящийся свет, отважилась даже поглядеть прямо на солнце и действительно, с радостью обнаружила, что в отличие от земного солнца, его сверкание не сжигает ей глаза. Чашка чувствовала слабый ветер и вдыхала воздух, густо напоённый ароматами цветов и сладким запахом травы.

— Удивительно. Как сон. Несбыточный сон. — Чашка наклонила голову ровно настолько, чтобы посмотреть на Петал одним глазом. — На Ферме я чувствовала это всё время. Я кормила курочек и поражалась... "Я кормлю курочек!" Прекрасных, идеальных курочек из детской книжки. И они тоже были рады меня видеть.

— Чашка, сконцентрируйся на этом чувстве. Сбереги его в своей душе, если сможешь. Почувствуй волшебство изо всех сил. Пожалуйста, Чашка, сделаешь это ради меня? — голос Петал почему-то звучал грустно.

— Я... Ну, конечно, Петал, почти каждый день. А как ведь иначе, в Эквестрии всё такое удивительное.

Петал перекатилась на живот и уставилась на Чашку. После долгой паузы, она наконец произнесла: — Больше не будет. Только не с завтрашнего дня. Ничто в Эквестрии отныне не будет удивительным. Совсем ничто.

Петал встала и направилась прочь.

Чашка смотрела, как она уходит, пока, чтобы следить за ней, не пришлось бы снова поворачиваться. Она не стала: трава была такой мягкой и прохладной. Вместо этого она оглянулась назад, на свет, всё ещё сиявший сквозь крону дерева-библиотеки. Лёгкое движение листьев под бризом заставило небо искриться, и Чашка почувствовала, как её клонит в сон. Все её тревоги были позади. Она победила. Завтра она станет свободной. Никакой больше боли, никаких кошмаров по ночам про трущобы и насилие. Исчезнут незаживающие раны, терзающие её сердце.

Что Петал хотела сказать этими странными словами? Ничто больше не будет удивительным? Да это же смешно. Эквестрия была удивительна сама по себе. В ней не было ничего не-удивительного. Даже сено было удивительным. Сама её почва была чудом: она издавала богатый, чистый запах без следа нефти, тяжёлых металлов и прочей дряни. Чашка постоянно удивлялась, почему всепони не ходят, просто всё время пялясь на всё вокруг!

Как она, когда только сюда прибыла.

Когда она впервые взглянула, по-настоящему взглянула на кухню Миссис Провендер, проснувшись после Конверсии, вспоминала Чашка, её тогда поразил деревянный пол. Она лежала на одном из этих дешёвых одеял Бюро, но её голова оказалась прямо на полу, и весь этот пол был деревянным. Деревянным! Только величайшие богачи могли позволить себе древесину с тех пор как умерли леса. Запредельная, немыслимая роскошь, и она лежала на целом состоянии из неё. Деревянной была вся кухня, весь дом. И древесина так приятно пахла. Она вспомнила, как хорошо она пахла тогда.

Эквестрия была сплошь соткана из чудес. Такое уж это было место. Потому за все десять лет у неё и мысли не возникало покидать ферму. На ферме было так красиво! Конечно, теперь, когда она пожила в Хуфингтоне, она немного представляла, сколько ещё весёлого и интересного есть в этом мире. В Хуфингтоне она веселилась, как никогда в жизни, вместе с Петал покоряя большой город. По сравнению с этим, ферма была...

Чашка моргнула. Отчего-то ей стало неспокойно. Непонятно почему, но она вдруг почувствовала грусть... нет, не то, чтобы грусть, но... дискомфорт. Это что-то новое. Эта мысль не делала её счастливой.

Чашка перекатилась на живот и встала на копыта. Хватит. Это, точно, Петал заморочила ей голову. Может, если она съест что-нибудь сладенькое, полегчает. Чашка направилась к местной пекарне. Ланч был отменным, но он был уже давно. Может быть кексик её развеселит. Ведь, всё-таки, она же победила!

Дорожки бежали через Понивилль, петляли между крытыми соломой домами и яркими магазинами, иногда перепрыгивали ручьи по маленьким каменным мосткам.

Всюду стояли удобные скамейки, можно сесть, а можно вытянутся вдоль. Палисадники, полные цветов, боролись за место с дорожками, или текли вдоль них, как цветочная река. Вместе с широкими газонами они превращали весь город в прелестный зелёный парк.

Чашка выбрала скамью на краю широкой лужайки. Кобылки и жеребчики бегали и смеялись, гоняясь за разноцветным мячом.

Чашка плюхнулась поперёк скамьи, слегка касаясь земли передними копытами, и опустила голову. Она внимательно изучала дорожку, отмечая тончайшие оттенки почвы и вкраплённые в неё маленькие блестящие обломки камней. Она заметила, что среди гравия попадаются маленькие кусочки самоцветов. Мелкие рубины, изумруды и сапфиры лежали, раскиданные как обычный песок. Чашка лениво поковыряла их кончиком копыта, глядя, как камушки сверкают. Самоцветы в грязи! Эквестрия никогда, никогда не перестанет её удивлять.

— Привет! С вами всё в порядке? — голос был добрым, скорее любопытствующим, чем всерьёз озабоченным.

Чашка подняла голову и увидела каштановую пони с ярко-жёлтой гривой. Пони носила очки. С ней была маленькая кобылка с большими глазами, наверное, не старше года — когда эквестрийцы уже ходят и говорят, но ещё не учатся в школе. Кобылка пряталась за маминой задней ногой, укрывшись в мамином хвосте. Она коротко выглянула посмотреть на Чашку, и снова спряталась в своё ярко-жёлтое убежище.

— О! Привет! Я смотрю, у вас тут мелкие драгоценные камни прямо в грязи. Вы знаете, что у вас тут в почве рубины?

— Рубины, изумруды, ни один не настолько большой, чтобы на что-нибудь сгодиться. — каштановая кобылка явно не впечатлилась. — Если вы хотите что-то украсить, вам надо идти туда, где растут большие камни, в Драконьи Горы. Здесь вы не найдёте ничего интересного.

— О... Эм... Меня зовут Чашка. Я из Саус-Уизерса. А вы?

— Банана, — пони лениво указала на себя копытом. — Банана Эйкрс. У меня банановая плантация по ту сторону Кантерлота. Это моя дочь, Плантейн. Скажи "привет", милая!

Застенчивая маленькая кобылка высунулась из маминого хвоста.

— Привет! — и сразу же втянула голову назад, укрывшись за жёлтыми завитками, как за театральным занавесом.

— Банановая плантация? В Эквестрии? — поразилась Чашка.

— Ну... конечно. Всепони любят бананы. Как же без них сделаешь банановые кексики. И банановый десерт, и банановый пудинг, и... просто бананы. Пони без ума от бананов! — Миссис Эйкрс не понимало, чему так удивляется Чашка.

— Но... климат же... — Чашка утратила почву под ногами.

— Мы договорились с пегасами. У нас всегда солнечно, и не бывает ни весны, ни зимы, ни осени. Меньше работы им и больше бананов всем. Это вообще-то, немного скучно, вечное лето. Но ведь для этого у нас и есть копыта, верно? Я хочу, чтобы малышка Плантейн поглядела на другие времена года, пока растёт. Это будет её первая осень. Обожаю Забег Листьев. — Миссис Эйкрс слегка повернулась, чтобы приласкать жеребёнка, но у Плантейн было другое мнение, она увернулась, оставаясь в хвосте Бананы. Каштановая кобылка засмеялась.

— Она немного стесняется других пони. Предпочитает своих зайцев и этих... пауков.

— Пауков? — это было что-то новое. Чашка была ошеломлена.

— Гигантских банановых пауков. Они живут по всей плантации. Любят прыгать с деревьев и пугать всепони. Думают, что это смешно. Мы тоже договорились с ними, раз в месяц мы устраиваем банановый пикник для пауков и тем самым решили проблему. Но, о Селестия, как же это скучно. Вы когда-нибудь общались с пауками? Щёлк-щёлк-щёлк, и хоть бы слово понять. Плюс, если уж совсем честно, они довольно противные. И это щёлканье — ты как будто в целой комнате изнывающих от безделья пони, которые от скуки стучат копытами. Ну, хорошо хоть они вежливые.

Чашка перешла из состояния ступора в более осмысленное — стоя в ужасе с открытым ртом.

— Разве... разве они не ядовитые? — пискнула она.

— А? Эквестрии ничего не ядовито. Это всем известно. — Банана Эйкрс поглядела на Чашку как на... немного заторможенную. — Ну, а вот зайцы — это действительно проблема.

— З-зайцы? — к этому моменту ум Чашки начал сдавать, она обнаружила, что её уносит река неверия.

— Плантейн собрала из них что-то вроде марширующего оркестра. Вверх и вниз, взад-вперёд, сотни их, аккуратно построенные. Это её большие планы на жизнь, она думает, что создаст первый кроличий оркестр или что-то вроде. Не то, чтобы кто-то из них умел играть на инструменте, они ведь всего лишь зайцы. Она не сможет ничего заработать на марширующих зайцах. — Миссис Эйкрс выглядела разочарованной.

— Беги, поиграй, милая! — отправила она дочку на зелёную лужайку. — Мамочка посидит тут, на скамейке. Иди, поиграй немного. Давай!

Миссис Эйкрс продолжила:

— Я хочу, чтобы однажды она отправилась в город. Не застряла на плантации, как я. Не выразить словами, насколько скучная у меня жизнь. Бананы. Ой, смотри, ещё бананы. Меня вообще-то уже тошнит от бананов — можете себе представить? В общем, я хочу, чтобы она серьёзно подошла к учёбе, чтобы у неё была интересная жизнь. Но ведь нет, она хочет только играть с тануцющими зайками. Я говорила, она ещё и танцевать их учит? Вообще-то у них не очень хорошо получается. У зайцев не то строение тела, чтобы сделать правильный кульбит, а уж стоит им попытаться исполнить парные повороты, как они тут же летят вверх тормашками. Поистине, жалкое зрелище.

— Мне... мне надо идти, — Чашка боролась с собственными копытами. — Была очень рада познакомиться. Эмм... пока. — Чашка постаралась не сорваться в галоп, но ничего не смогла с собой поделать.

— Странная кобылка. Ну да ладно. ПЛАНТЕЙН! — крикнула Миссис Эйкрс своему жеребёнку, который прятался за кустом. — Иди-ка ПООБЩАЙСЯ, я не за тем привела тебя в Понивилль, чтобы ты пряталась!

Высоко в ночном небе сияла луна. Чашка брела по центру Понивилля, по мосту, который оканчивался у городской ратуши. Она пробродила весь день, останавливаясь только, чтобы отдохнуть или перекусить. Так толком по-настоящему и и не пообедала.

Она нарочно избегала Петал. Прямо сейчас единорожка наверняка лишь породила бы в ней новые сомнения. Она была зла на Петал, хоть и не могла понять, почему. Всё казалось так просто месяцы назад, когда они только начинали. И Хуфингтон. О, в Хуфингтоне было так чудесно. Но потом всё стало как-то неправильно.

Слова Петал, те проклятые слова, продолжали отдаваться эхом в Чашкиной голове. "Ничто в Эквестрии больше не будет удивительным. Ничто." Глупость какая-то. Только сегодня Чашка встретила пони, которая выращивает бананы в уголке вечного лета, чья годовалая дочка марширует с танцующими зайцами. У них, видите ли, мирный договор с гигантскими пауками. Какого чёрта? Эквестрия не могла бы стать более удивительной, даже если бы специально старалась.

Сегодня она встретила живую богиню! Этого она уж точно вовек не забудет. Живая богиня, банановые пауки, сладкая зелёная трава и цветы повсюду.

Попробуйте-ка прожить такой день в Вилмингтоне! Да, проклятье, где угодно на давно сгинувшей Земле! Может, пауки ещё где-то и встречались, но недоговороспособные, а вот травы, неба и зайчиков не осталось уже давно. Плюс бананы, конечно, вымерли за десятилетия до Чашкиного рождения.

Эквестрия была удивительнейшим из удивительнейших мест. И сравнить-то даже не с чем.

Не с чем сравнить.

Глава одиннадцатая: Фамилия

— Э-э, мэм, вы там, простите, как?

Лицо пони было размытым, и слишком приветливым для Чашкиного самочувствия. Её не слишком деликатно трясли копытом, чтобы разбудить.

— Не хочу, вообще-то, лезть в чужое дело, но осень уж на дворе, утро довольн' прохладное, чтоб так вот спать на земле. Простите, я беспокоюсь, вы, может, в беде, коли спите вот так.

Чашка поёжилась. Было прохладно, от спанья на холодной земле все суставы ныли. Чашка попыталась вспомнить, какого чёрта здесь делает. К счастью, память прояснилась, и она вспомнила, как добрела до самой границы города, потому что ей не хотелось встречаться с Петал. Не хотелось возвращаться в их общую комнату. Почему-то ей показалось, хорошей идеей свернуться клубочком под яблоней. День-то был чудесный.

О, да... Перед самым Забегом Листьев. Листьям было пора желтеть, и, чтобы вызвать листопад, пегасы по ночам опускали температуру. Чашка была так погружена в свои мысли, что забыла напрочь об этом. Неудивительно, что она замёрзла.

— Э, мэ-эм?

— Чашка. Меня зовут Ча...шка. Она всё ещё просыпалась, и хотя ум уже прояснился, зато во рту будто стая енотов сходила ночью в сортир.

— Простите, поинтересуюсь, может вы голодная? Мы тут на ферме завтракать собираемся, приходите, коли хотите.

Пони была крепко сбитой кобылкой, оранжевой, с нежно-желтыми гривой и хвостом. Гриву она завязывала в понячий аналог хвостиков, хвост тоже был подвязан так, чтобы не мешать работе. Пони носила широкополую шляпу и отличалась тем самым приветливым выражением лица.

— Меня звать Эпплджек, эт' моя ферма. Яблоки выращиваем, вродькак семейное дело. Рада знакомству, Чашка.

— Эм... — Чашке оказалось непросто подняться; она простыла, закоченела, и только что решила для себя, что что угодно на свете лучше, чем спать на голой земле. Что уж говорить о том, что она была голодна; её желудок издавал звуки, будто два монстра из Вечносвободного не поделили самку.

Внезапно она поняла, что именно она хочет на завтрак. Она совершенно точно поняла, что. И много.

— Мисс... Эпплджек? — Чашка уже совсем встала и почти проснулась. — Я с радостью приму ваше приглашение! Я живу на ферме под Саус-Уизерсом, и не ела хорошего домашнего завтрака уже много месяцев.

— Ну, ерунда, уж об этом мы позаботимся! Уизерс? Далеко ж, я погляжу, вы забрались. — они шли через сад, Эпплджек показывала дорогу к большому красному дому впереди.

— Это был долгий путь. — Чашка ещё немного прихрамывала, но её суставы понемногу оживали. — Послушайте, Эпплджек, я бы очень хотела снова почувствовать вкус нашей домашней еды. У нас на ферме мы всегда завтракали чаем с бисквитами, и наши бисквиты, они были особенные. Они даже выиграли голубую ленту, все дела. Могу я сделать предложение? Позвольте мне воспользоваться вашей кухней и я сделаю бисквиты для всей вашей семьи. Как думаете, можем мы так сделать?

— Хотите сделать нам всем бисквиты на завтрак? Ну, эт' очень щедро с вашей стороны, сэкономите нам с Биг Маком малость работы, так что, конечно, коли правда хотите. Как уж тут откажешь!

Обросший пристройками дом был большим и просторным, и хотя и слегка обветшалым, чувствовалось, что его любят. Познакомив Чашку со старушкой Грэнни Смит и (точней не назовёшь) Биг Маком, её провели на кухню. Эпплджек стала помогать, подавая всё необходимое, и Чашка затворила Призовые Бисквиты Миссис Провендер для всей маленькой семьи.

Мешая в миске зажатой в зубах длинной деревянной ложкой, Чашка унеслась мыслями в счастливые дни на Ферме Провендеров, и ничего не смогла с собой поделать, как в уголке её глаза набухла слеза.

— Что-т не так? Могу я помочь? — Эпплджек увидела, как слеза упала в тесто.

— Нет, простите. — Чашка шмыгнула носом и улыбнулась. — Просто вспомнился дом. Это место напоминает мне мою ферму, я по ней скучаю.

— Думаю, эт'я понимаю прекрасно. Чувствую тож самое, когда вдалеке от дома. — оранжевая фермерша стояла рядом с Чашкой, готовая что-нибудь подать, но, в основном, за компанию. Эпплджек решила, что у бедной белой кобылки не хватает битов, чтобы заплатить за комнату, вот она и дошла до того, что спит на голой земле.

Когда первая партия бисквитов оказалась в печи, Эпплджек занялась чаем. Она немного порылась в кладовке, пока не нашла жестянку чая, которая "вот точно где-т здесь была".

— Мы не особо-то пьём чай, но почему бы и не попить сегодня. Уж не знаю, насколько он хорош, но эт точно чай, какой уж есть.

— Уверена, он будет замечательным. — Чашке всё больше нравилась хозяйка дома, она была рада, что её нашли именно они.

Вскоре Чашка достала из печи противень с бисквитами, и тёплый запах заставил всепони изойти слюной. Ничто так не пахнет, как бисквиты Провендеров по утрам, подумала Чашка, она была рада поделиться этим ощущением с новыми друзьями.

Сидя на кухне за древним деревянным столом, Бабуля Смит благосклонно жевала бисквит, а огромный Биг Мак заглотил сразу несколько. Эпплджек не скупилась на похвалу:

— Наверное, это лучшие бисквиты, что я ела.

На столе стояли джем и масло, вокруг раздавалось счастливое чавканье.

Они быстро решили, что стоит испечь ещё, так что Чашка начала их замешивать.

— Эй, Чашка, чего сама-то не ешь! Вот тебе чай, почему бы тебе не поесть самой, а я закончу за тебя? — Эпплджек встала и снова подошла к Чашке.

Запах бисквитов почти сводил голодную Чашку с ума, но она решила до конца оставаться хорошей гостьей.

— Шэкундошку. — пробормотала она сквозь ложку, заканчивая мешать. — Вообще-то я и правда умираю с голоду. Спасибо, Эпплджек!

Чашка наклонилась над столом и взяла бисквит. Положила его на тарелочку перед собой и села. Откусила сразу половину, держа кусочек мягкого бисквита на языке. Затем наклонилась, и сделала глоток горячего чая, чтобы бисквит в нём растаял. Вкус и аромат чая и свежеиспечённого бисквита наполнили её чувства.

Внезапно она увидела себя на Ферме Провендеров, где Миссис Провендер улыбалась ей, и цыплята были такими славными, и солома такой золотой как чудесное утро, и пахло здоровым деревом от пола, и уходящим летом, цветами и сеном, вкусной едой и смехом. Каждая деталь, каждый запах и вкус, и ощущение, каждая бабочка над полем люцерны были прекрасны, были чудом, каждый момент был бесценен, потому что она одна знала, как это всё невозможно.

С этим вкусом, с этим куском бисквита, она поняла до глубины души, что даже Хуфингтон не годится ей для сравнения, потому что у неё был целый мир, чтобы сравнить с её фермой, ЕЁ фермой, и она, наконец, до конца поняла слова Петал, а ещё, как мудро поступила бессмертная Селестия, заставив её подождать день.

И раздался звук. Будто воздух заполнял пустое пространство, вихрящийся музыкальный звук, закончившийся на ноте какой-то окончательной и бесповоротной. Чашкин правый бок укололо, будто сквозь него прошёл электрический разряд.

Чашка непроизвольно вскинула голову, широко расставив напряжённые ноги. Повернув голову вправо, она сначала заметила широко открытые глаза Эпплджек, удивление на её лице. Чашка опустила голову вниз и изогнулась, чтобы посмотреть на свой бок, уже точно зная, что она сейчас увидит.

На её бедре, сияя в утреннем свете, проступало изображение чашки и пары бисквитов, три символа, смысл которых она сразу поняла, потому что только что поняла своё сердце. В этот момент она осознала, что сама её душа сейчас была спасена куском бисквита и глотком чая, что ценой за её жизнь в раю была память про давно сгинувший ад.

Чашка заплакала, крупные слёзы покатились по её счастливому лицу, и Эпплджек поняла, что произошло, и как только она не заметила, что Чашка "пустобокая", и извинилась, что вслух сказала "пустобокая" и Чашке было всё равно, потому что она плакала, и Чашка объяснила, это потому что она счастлива, и все слегка смутились, но это было хорошее смущение, и всё было хорошо, было даже лучше, чем хорошо.

Петал нервно ходила взад-вперёд перед библиотекой. Она всё время поглядывала на дорогу и по сторонам в ожидании Чашки. Был уже почти полдень и Чашке было отлично известно, что Твайлайт провела целую ночь, убеждаясь, что это именно то, правильное заклинание, которое сотрёт именно те воспоминания, какие надо, и не тронет все остальные.

Если это правда было то, чего Чашка хотела, Петал примет это. Твайлайт объяснила, что стирание выборочно уберёт любой образ или упоминание Земли из памяти Чашки, но не тронет события с момента её прибытия в Эквестрию. Чашка будет помнить Петал, она будет помнить, как отправлялась в путешествие, о том, что собралась стереть свои воспоминания, но не будет знать, что именно это были за воспоминания. Любой разговор между Петал и Чашкой будет отредактирован; Чашка будет помнить, что говорила с Петал, что при этом чувствовала, но все подробности о Земле исчезнут.

Это немного успокоило Петал, которая боялась за их дружбу с Чашкой. Но Твайлайт уверяла, что даже если Чашка не будет помнить всех деталей проведённого вместе времени, чувства общей радости, благодарности и дружбы останутся нетронутыми.

Петал уже собралась было вернуться в библиотеку, когда увидела, как приближается знакомаю белая фигурка. Фиолетовую гриву было ни с чем не спутать; приближалась Чашка. Сердце Петал упало, она поняла, что теперь уже всё, но решила оставаться лучшей подругой до конца, что бы ни случилось.

Чашка остановилась в нескольких футах от Петал, повернувшись в профиль и показывая свой левый бок. Она, казалось, немного стеснялась и смотрела в сторону, на библиотеку, не встречаясь глазами с Петал.

— Петал? — произнесла Чашка, опустив голову и полуприкрыв глаза, с лёгкой улыбкой на губах. — Сделаешь мне одолжение?

Петал не понимала, что происходит, но, что бы там ни было, заранее решила, каким будет её ответ.

— Конечно, Чашка. Что ты хочешь, чтобы я сделала?

— Я хочу, чтобы ты отправилась со мной домой, где каждый день будет продолжать оставаться... удивительным. — Чашка повернулась, нарочно показывая свою только что полученную кьютимарку, и Петал увидела чашку и два бисквита, и её глаза наполнились слезами. Всё-таки Чашка всё поняла, и Петал была так рада, что не будет никакого стирания памяти — ни сегодня, никогда.

Расстроилась только Твайлайт; она учила всю ночь, а теперь пропал случай испытать интереснейшее новое заклинание. Они оставили её мучительно размышлять где теперь искать пони, которому надо что-нибудь, вообще что угодно, срочно забыть, и сможет ли она его вообще найти.

Вот так Петал и оказалась на дороге, ведущей к Ферме Провендеров, со своей лучшей подругой Чашкой.

Путешествовать домой оказалось намного легче, благодаря местной погодной пегаске; она, оказывается, тоже была одним из послов на Земле, и Спайк уговорил её замолвить словечко, чтобы путешественницам обеспечили чистое небо. Всегда полезно иметь друзей наверху, похоже, это правило работало даже в Эквестрии.

Петал и Чашка надолго не задержались в Хуфингтоне, только пополнили припасы в дорогу. Петал удивилась, что Чашка не захотела сходить на шоу или остаться на недельку-другую, но Чашка была тверда: приближался урожай, ей надо было быть дома как можно скорее, чтобы помочь Провендерам.

Когда они, наконец, достигли Саус-Уизерса, большая часть заработанных в Хуфингтоне битов уже закончилась, они заказали самую простую еду и упросили близнецов Тоффи пустить их к себе на ночь, чтобы наутро отправиться к последней цели путешествия — Ферме Провендеров.

Утром они были в пути, направлялись домой. Впереди лежали пшеничные и кукурузные поля, и маленький, но славный фермерский домик.

— Петал? — Чашка оглядывала знакомый ландшафт. — Как ты думаешь, Миссис Провендер...

Чашкин голос упал, уши опустились.

— Чашка, Миссис Провендер... что?

— Думаешь, она... скучает по мне?

— Ох, Чашка, глупая ты кобылка! Ну конечно же, она скучает по тебе! Она же любит тебя. Боже. — Петал уставилась на Чашку. — Да чего тебе вообще в голову взбрело?

— Ну, не знаю... Думаю, меня долго не было, и по правде, Я ВЕДЬ просто новопони, которую они наняли работать на ферме, только и всего. — Чашка низко повесила голову, продолжая идти.

— Чашка, ты моя подруга, но проклятье...иногда ты не самая умная пони, кого я встречала. Я разочарована, по правде говоря. Петал покачала головой.

— Я знаю. — Чашка подняла голову и вздохнула. — Спасибо, что водишься со мной.

Петал вздохнула в ответ и тепло улыбнулась подруге.

Ферма Провендеров была точно такой, как Чашка её запомнила, только колосья успели налиться и созреть. Мистер Провендер первым встретил их, старый жеребец долго стоял, обнявшись с Чашкой, которая прижималась головой к его груди. Миссис Провендер была на кухне, и на памяти Чашки, она первый раз по-настоящему плакала.

После суматохи, и слёз, и смеха, что вызвало их возвращение, после грандиозного ужина, который закатила Миссис Провендер в честь возвращения Чашки, после настоящего фурора из-за Чашкиной кьютимарки, Чашка осталась наедине с Миссис Провендер. Петал спала наверху в Чашкиной постели, они давно привыкли обходиться одной кроватью, когда надо. Дайрум тоже ушёл наверх, понимая, что Корнфлауэр и Чашке нужно побыть наедине.

Миссис Провендер сделала чай, и они сидели ночью за тем самым столом, за которым Чашка получила своё имя.

— Ты разобралась со своей... проблемой? — Миссис Провендер разливала чай на двоих.

— Думаю, в каком-то смысле да, — Чашка чувствовала столько всего, что не выразить словами, — Корнфлауэр... — Чашка нечасто произносила имя Миссис Провендер вслух. — Я хочу рассказать тебе всё, если ты готова выслушать.

- Пресвятая Селестия, Чашка! Я всегда хотела только, чтобы ты ничего от меня не скрывала! Я так за тебя переживала всё это время. — это было большое признание от всегда сдержанной Миссис Провендер, но куда больше слов говорили её блестящие влагой глаза.

— Я... боялась. — Чашку начало трясти. — Боялась, что ты не захочешь меня слушать, боялась, что то, что я скажу, как-то навредит тебе, боялась... потому что... — Чашкины слёзы капали на стол. — ...В своём сердце считала тебя матерью, которой у меня не было. Я... Я люблю тебя. Я хотела бы, чтобы ты была моей матерью. Я бы так тобой гордилась. Я так благодарна, что вы меня приняли. Так благодарна, что могу быть здесь, работать с вами, что вы со мной, я просто хочу быть здесь, на ферме, всегда, просто... — Чашка больше не могла говорить.

— А теперь слушай сюда, Чашка. — Корнфлауэр мельком глянула на новенькую Чашкину кьютимарку, — Чашка Бисквит Провендер! Я хочу, чтобы мои кобылки рассказывали мне всё, потому что именно для этого нужны матери. С твоими сёстрами у меня не было с этим проблем, так что и ты эту ерунду прекращай. Слышала?

- "Чашка Бисквит Провендер!" — Чашку переполнили эмоции, у неё едва хватило сил аккуратно опустить голову на стол, всхлипывая от радости и облегчения. Чай разлился, смешался со слезами, но было уже всё равно. Корнфлауэр в материнском объятии положила голову Чашке на спину и коснувшись носом, приласкала Чашку, как маленького жеребёнка.

Когда они уходят с фермы, по-настоящему уходят, они не возвращаются, вспоминала Корнфлауэр те далёкие мысли. Но иногда, к счастью своему поняла она, это всё же бывает.