ЧЕРНАЯ ПУСТОШЬ - 2

Вадим Михальчук

Глава первая. Колонисты.

Позади жаркое лето, первое лето на Лимбе. Осень незримо напоминает о себе - ветра постепенно поворачивают с юга на восток, ночи становятся холодней. Это почти незаметное наступление, исподволь, понемногу. Лес по-прежнему кажется летним, листва выглядит плотной темно-зеленой кольчугой, надежно прикрывшей гордо поднятые ветви деревьев.

Но лето закончилось: это видно по слоям жира под толстой шкурой травоядных парнокопытных животных, напоминающих земных бизонов - отсутствие волков позволило лесным великанам накопить силы перед надвигающимися холодами. Птицы все чаще и чаще стаями взлетают над лесом, обучая быстро оперившихся птенцов перед долгим и опасным путешествием на юг, к теплу. Кладовые белок в укромных закутках напоминают банковские вклады скряг. Цветы, усеявшие веселыми цветными пятнами лесные поляны, поворачивают свои головки вслед за солнцем, не догадываясь о том, что скоро солнечное тепло исчезнет под натиском осенних заморозков. Муравьи упорно, так же, как их многочисленные предки, час за часом, день за днем продолжают тащить свой кажущийся непосильным груз к своим домам-муравейникам. Скоро входы закроются, надо успеть до темноты.

Так же и с людьми - они тоже торопятся, хотя кажется, что торопиться им некуда. Уже несколько месяцев люди не видели волков, рабочие уже не смотрят в лес так, как будто он их враг, но солдаты, в сердцах которых нет места доверчивости, продолжают напряженно вглядываться в сумерки, надвигающиеся вслед за уходящим за горизонт солнцем.

Бенито Росселини обматывает последний виток проволоки вокруг ствола дерева на высоте пяти с половиной метров от земли. Он привычно повисает на ременной петле страховочной обвязки - Бену надо отдохнуть. Его руки свободно повисают вдоль туловища, Росселини поводит головой из стороны в сторону, разминая затекшие мышцы шеи, поглядывая на соседние деревья. Этот отдых - единственная поблажка, которую может позволить себе стареющий техник за много месяцев.

Эти месяцы слились в сознании и памяти, как череда пробуждений рано утром, еще до рассвета, торопливых завтраков, выходов в лес в окружении молчаливых спросонья солдат Дюморье, монотонного труда по протяжке проволочных заграждений, горячих обедов из больших солдатских термосов, и возвращения домой на усталых негнущихся ногах. Иногда Бену кажется, что эта кажущаяся бесконечной лента дней началась еще до начала времен и никогда не закончится. Даже после того, как были подключены три сектора внешнего периметра, Бен не верит в то, что его работа когда-нибудь прекратится. Ему кажется, что он будет вечно карабкаться на деревья, вечно протягивать провисающие тонкие металлические нити, закреплять изоляторы, устанавливать распределительные щиты.

Это чувство не покидает его даже сейчас, когда он смотрит по сторонам и видит, что справа проволочный забор, протянутый полчаса назад его бригадой, надежно соединяется со звеньями заграждений, установленных еще весной. Соединяя витками старую и новую проволоку, Бен какое-то время тупо смотрит на то, как механически работают его руки в рабочих перчатках, как уверенно и плавно движутся его пальцы, как стальные челюсти кусачек Мазаева перекусывают оставшуюся в мотке проволоку. Только когда блестящая на солнце нить с тихим, почти неслышным, звоном падает на землю, покрытую ковром прошлогодней листвы, Бен понимает, что все закончено. Он смотрит влево, потом медленно поворачивается вправо, сравнивая то, что он сделал прохладным весенним днем когда-то, очень давно, с тем, что его руки сделали минуту назад. Между участками импровизированной металлической ограды слева и справа нет никакой разницы.

"Мы замкнули круг", устало думает Росселини и его охватывает чувство воздушной легкости, как будто при плавном падении в теплую речную воду. "Все! Уже все, черт меня подери! Мы смогли, святая Мария, мы сделали это!", в голове Бена раздаются крики, но кричит не он, не взрослый стареющий мужчина с сединой в черных волосах, а маленький мальчик с карими глазами, мальчик, который не знает, что такое - быть взрослым. Маленький мальчик, не имеющий никакого понятия, что такое - бриться два раза в день утром и вечером, и не особо не страдающий по этому поводу. Несколько секунд Росселини рассеянно прислушивается к себе и начинает спускаться с дерева.

Вот и земля мягко пружинит под ногами, и деревья снова становятся большими, снова заграждения уходят вверх, туда, где им и место. Бен вынимает рацию из футляра на поясе и нажимает кнопку передачи.

- Николай! Николай, как слышишь меня? Прием.

Николай Верховин на первом уровне Башни сидит за пультом управления энергоснабжением колонии. Первый уровень очень преобразился с тех пор, как начались работы на внешнем периметре - такое впечатление, что находишься на Земле, в зале управления какой-нибудь большой электростанцией. Множество пультов контроля секций внутренних заграждений, удобные стулья с высокими спинками, дежурные электрики в белых халатах, мигание светосигналов, быстро пробегающие по экранам компьютеров строчки - информация о состоянии сетей обновляется каждую секунду. Нет никаких провисающих по небрежности кабелей, в беспорядке разбросанных инструментов, как в первые дни. Все провода одеты в защитные кожухи, все надежно закреплено, всё на местах.

Теперь на первом уровне - строгий порядок, как в рубке авианосца или в пункте управления космическими полетами. Всё так, как должно быть.

- Слышу тебя, Бен. Прием, - говорит Николай, практически не обращая внимания на уже ставший привычным шорох помех.

- Мы закончили. Периметр замкнут. Прием.

- Отлично, Бен, спасибо, - по лицу Верховина заметно, как он волнуется.

За его спиной с негромким гулом опускается грузовая белая платформа. Адам Фолз, Ричард Вейно, младший Джек Криди, Дэвид Варшавский спрыгивают с нее.

- Хотел начать без нас, Николай? - улыбается Адам.

- Никогда, - серьезно отвечает Верховин и поворачивается обратно к своему пульту.

- Всем бригадам, работающим на внешнем периметре! - разносится голос Верховина из всех раций, настроенных на волну переговоров с энергостанцией. - Говорит Верховин. Всем отойти от заграждений на безопасное расстояние! Доложить о готовности! Жду подтверждения!

Он выслушивает доклады бригадиров о готовности, последним говорит Росселини:

- У нас все чисто, Николай. Можешь начинать.

- Понял. Подаю напряжение! - голос Верховина дрожит, как будто он сам находится под током.

Пальцы инженера проходятся по пульту контроля. Кажется, что ничего не происходит, но это не так. Только знающий человек может заметить, что на контрольных панелях зажглось несколько огоньков и несколько огоньков погасло. Компьютеры отреагировали на команду новым всплеском текстовых сообщений на экранах мониторов и несколько указателей потребляемой мощности поползли вверх, перемещаясь вверх по изумрудно-зеленой шкале.

В пяти километрах от Башни Бен Росселини услышал негромкое гудение и успел заметить стайку голубых искр, стремительными молниями пролетевших по ограде. Работа закончена.

Внешний периметр, опоясавший смертоносным для любого живого существа кольцом лес в радиусе пяти километров от Башни, был замкнут и подключен к системе энергообеспечения колонии. Работа была завершена с опережением срока на тридцать четыре дня, почти на целый месяц.

Люди собирались домой, до заката оставалось два часа. Люди собирались домой - за прошедшие с момента Высадки месяцы Башня и палаточный городок стали для них домом.

Если посмотреть на Пустошь, окружающую Башню, то можно заметить много изменений - гигантские штабеля бревен, загоны для скота - приземистые бревенчатые строения, ямы - фундаменты для будущих домов колонистов, дощатые каркасы будущих построек напоминают недостроенные модели детских конструкторов.

Из леса раздается визг дисковых пил - две лесопилки работают на полную мощность. Блестящие зубья хищно вгрызаются в поначалу неподатливую древесину и выбрасывают фонтаны стружек, тут же сбиваемых пластмассовыми ограничителями. Бригады рабочих оттаскивают уже распиленные доски в склад для просушки. Приятно пахнет хвоей - на распилку идут сосны из стометровой полосы вблизи внутреннего периметра. Рабочие вытирают пот потемневшими платками - сегодня действительно много работы.

В лесу слышен треск и грохот падающих деревьев - лесорубы Ферье продолжают валить лес. По их сосредоточенным и упрямым от природы лицам можно подумать, что они не собираются останавливаться до тех пор, пока последнее дерево на планете не дрогнет под ударом остро наточенных топоров.

Люк Ферье, бригадир лесорубов, посвистывая, проходит в двадцати метров от своих парней, помечая по дороге красной краской свои будущие жертвы. Он придирчиво осматривает каждое дерево, иногда прижимаясь щекой к шершавой коре. Лесорубы тихонько посмеиваются над привычкой своего бригадира "слушать деревья", но только тихонько. Люк знает свое дело, как никто другой. Мимолетными прикосновениями он определяет возраст деревьев, обнимая стволы, он узнает, как росло это дерево за десятки лет до того, как человеческие теплые руки прикоснулись к его коре. Деревья как будто шепчут в ухо Ферье свои сокровенные тайны, как приговоренный к смертной казни поверяет свои секреты палачу.

Люк снова прижимается щекой к очередному дереву, его губы бесшумно движутся:

- Са ва, дружок?

Ветер пробегает в игольчатых зеленых ветвях, роняя засохшие хвоинки на шерстяную шапку лесоруба. Дерево отвечает, этот шепот почти не слышен.

Люк отступает на шаг, улыбаясь, сверкают белые зубы, никогда не бывшие предметом пристального внимания дантистов. Он встряхивает баллончик с краской и красный крест, как подпись прокурора на приговоре, медленно перечеркивает безмятежную жизнь дерева.

Люк продолжает свой путь, а сосна за ним печально качает своими ветвями, смирившись со своей судьбой стать бревном в стене или досками на полу.

Пятеро лесорубов подходят к одному из деревьев, отмеченному Ферье. Цепные пилы, вскинутые на плечи здоровяков, кажутся винтовками в руках солдат. Первый быстро обходит дерево и находит отметку бригадира.

- Сюда надо валить, - он указывает рукой в сторону, куда смотрит красный крест.

Напарники молча кивают - Ферье никогда не ошибается, пилить надо с помеченной стороны. Работа начинается - взвывают пилы, дерево вздрагивает, как от боли. Наверху, в кроне ветвей начинает метаться мелкая живность - жуки, пауки. Их более удачливые родственники, те, у кого есть крылья, спешно покидают свой потревоженный дом. Дерево трясется, как в лихорадке, расшвыривая по сторонам своих многочисленных незаметных обитателей.

Через некоторое время вой и скрежет пил утихает. Дерево несколько секунд стоит неподвижно, а затем начинает валиться с почти человеческим предсмертным вздохом. Удар о землю, ветви бессильно, в последний раз, рассекают прохладный воздух и безжизненной массой распластываются по земле.

По другую сторону от Пустоши шум падающих деревьев не слышен. Иногда, когда ветер меняет направление, слышны взвизги циркулярных пил на лесопилках. К югу от внутренней ограды двое стариков пасут коров. Это так говорится - "пасут", на самом деле старики спят на невысоком холмике, укрывшись брезентовыми плащами. Старикам не спится по ночам, а днем так и клонит в сон - старость, что уж тут поделаешь. Им помогает мальчик лет двенадцати, внук одного из стариков.

Слышится негромкое фырканье, сопение и приглушенные вздохи коров, захватывающих новые порции травы. Стебли подаются усилиям животных с едва слышным треском. Стадо разбрелось по поляне, коровы с удовольствием захватывают желтые султанчики полевых цветов вперемешку с жесткими стеблями травы. Мальчик что-то вырезает складным ножом на деревянной дощечке, время от времени зорко оглядывая стадо - все ли на месте. Но коровам неохота уходить далеко - на поляне так много травы.

Мальчик возвращается к своему занятию. Рядом с ним на траве - плетеная из ивовой соломки корзинка, из которой доносится приглушенное стрекотание. Можно подумать, что в корзинке - рация, работающая на прием, но это не так. Внутри - плененный еще утром десяток кузнечиков. Мальчику нравится ловить их, еще ему нравится, как они щекочут ладонь, когда он осторожно сжимает пойманных насекомых в кулаке. А еще ему нравится рассматривать их - крохотные тарелочки фасеточных глаз, сжатые ножницы лапок. Сергей Дубинин позавчера рассказывал мальчику, что у кузнечиков уши на коленках. Правда ли это? Все утро мальчик рассматривал пленников, но ничего похожего на уши не обнаружил.

"Может, учитель посмеялся над ним"? - думает мальчик, на минуту оторвавшись от вырезания по дереву. "Нет", он молча качает головой, "вряд ли, Сергей никогда ни над кем не смеется. Может, просто уши такие маленькие, что их не видно"? Мальчик пожимает плечами и продолжает вырезать, от усердия высунув кончик языка. Узор сложный, но дедушка постарался, разметил все завитки и грани острым ножом, надо только не ошибиться и получится как надо.

В двух километрах от него в дубовой роще двое молодых парней приглядывают за стадом свиней. Свиньи - не коровы, они умнее и хитрей, за ними нужен глаз да глаз. Свиньи вроде бы не собираются убегать в лес, они разрывают землю в поисках желудей и, довольно похрюкивая, поедают их. Их загнутые смешным штопором хвосты, как антенны, маячат в тени дубов, хитрые глазки выискивают места, где желудей побольше. Парни режутся в карты, сидя на поваленном дереве.

- Ты уже пригласил Анжелу на танцы сегодня? - спрашивает у друга один из парней, тот, что помоложе.

- Ага, - отвечает старший, перекладывая карты по мастям.

Они некоторое время молчат, сосредоточенно размышляя, с какой карты пойти. Свинопасам можно не слишком напрягаться - мохнатый пес неопределенной породы, свесив набок алый язык, неспешно трусит, обегая стадо свиней. Свиньи делают вид, что не замечают своего четвероногого пастуха, но их уши настораживаются, когда пес пробегает мимо. Они уже знают, что бежать в лес бессмысленно - пес мгновенно вернет наглеца или нахалку на место, не преминув цапнуть за жирные ляжки или свисающее ухо.

Пес косится на поднявшиеся свиные уши и непроизвольно облизывается, вспомнив вкус свиного студня, которым его угощали месяц назад. Он вспоминает, как неописуемо вкусными были вареные свиные ножки, а уж про свиные уши вообще речи нет - очень вкусно. "Может быть, еще перепадет"? - лениво размышляет пес, приближаясь к свинопасам.

Один из парней замечает пса:

- Какие дела, Шеп?

Пес довольно скалится в ответ, помахивая хвостом.

Старший из парней смотрит на пса.

- Он прямо как улыбается, Ронни.

- А то, - довольно отвечает младший. - Мало какая собака может улыбаться, а мой Шеп в этих делах мастер.

- Собачий комик, - усмехается старший.

- Шеп - классный пес, Джей, - говорит Ронни, - если бы не он - носились бы мы по лесу за этими чертовыми хряками, так что аж пар из ушей. Извинись.

- Прости, Шеп, - кричит Джей, улыбаясь во весь рот.

Шеп высовывает язык и машет хвостом - он не обиделся.

- То-то, - бурчит Ронни. - Собаки все понимают, может даже получше людей.

Парни молчат, разглядывая карты.

- Ходи, что ли, - лениво зевая, говорит Джей.

- Ладно, - Ронни собирается с духом и сбрасывает карту.

Шеп поворачивается и начинает очередную пробежку. Свиньи продолжают выкапывать желуди.

На востоке фермеры общими усилиями корчуют пни. Земля тут мягче, чем рядом с внутренней оградой, но корни погибших деревьев глубоко сидят в земле, вцепившись в почву разлапистыми корневищами толщиной в коровью ногу. Здесь тоже стоит рев двигателей: два тягача на аккумуляторах Верховина взрывают землю колесами, пытаясь выковырнуть особенно мощно укорененный пень. Цепи натягиваются в струнку и мало-помалу земля отпускает из своих сырых объятий упрямые корни.

Джек Криди-старший изо всей силы наваливается на стальной лом, на лбу фермера проступают крупные капли пота. Рядом с ним пыхтят еще двое:

- Черт, чертова деревяшка!

- Не чертыхайся!

- Да не хотел я, черт, - оправдывается провинившийся, тут же снова помянув беса.

- Эх! - выдыхает Криди, чувствуя, как подается упрямое дерево.

Под корнями, в образовавшейся яме, копошатся слепые жуки, разбегаются мокрицы, похожие на крохотные мохнатые мочалки. Выкорчеванный пень похож на гигантского осьминога, на корнях налипла влажная земля.

- Ф-ф-ух, ну и работка, - утирает пот со лба Патрик Джексон.

- Это точно, - соглашается с ним Сэм Белафски, любитель чертыхнуться.

Он садится на перевернутый пень и закуривает сигарету без фильтра.

- Работка - чертям тошно, - Сэм выпускает дым и щурится на солнце.

- Мы, мужики, сейчас занимаемся тем, чем наши прапрадеды занимались, когда в Америку приехали, - говорит Криди, опершись ладонями о лом, поставленный перед собой.

- Вот пусть бы мой прапрадедуля этим бы и занимался, - говорит Белафски, затягиваясь.

- Чего ты, Сэм? - зевает Джексон. - Для себя же стараемся.

- Да я не против, - упрямо мотает головой Сэм, - я работы в жизни не боялся, только деревья тут были какие-то слишком коренные, черт бы их побрал.

- Да, лес тут вековечный, что и говорить, - Джексон осматривает деревья поблизости.

- Джек, а может выжечь участок было бы проще? - спрашивает Белафски.

- Может, и проще, - сдвигает плечами Криди, - только побаиваюсь я с огнем орудовать - не приведи господь перекинется огонь куда-нибудь не туда или ветер переменится - тогда хлопот не оберешься. А нам ведь тут еще жить и жить.

- Эх, земля-то здесь какая, - тихо говорит Патрик Джексон, разминая в руках земляные комки, собранные с подсыхающих корней.

- Да, землица знатная, - говорит Сэм.

- Пахнет так... Как дома.

- Мы и есть дома, Пат, - говорит Джек.

Мужчины некоторое время молчат. Белафски старательно затаптывает в землю окурок и поднимается на ноги.

- Давайте, мужики.

Работа продолжается. Корни не хотят расставаться с землей, но люди упорны, как муравьи, их не остановить.

Такие дела происходят в лесу. Все изменилось.

Башня изменилась тоже, теперь ее верхушка напоминает улей - "Шершни" вылетают с обзорной площадки, кружат над Пустошью и внутренним периметром. Фанерные диски, бесшумно скользящие в небе, напоминают "летающие тарелки". Теперь самолетики-разведчики не нуждаются в постоянном контроле - Варшавский и его программисты потрудились на совесть. Теперь для контроля за прилегающей к колонии территорией достаточно двух-трех человек. Их роль проста - следить за экранами видеокамер наблюдения и время от времени менять "Шершней", у которых перегрелись двигатели. Черные баллоны дирижаблей время от времени покидают причальную мачту Башни, чтобы обследовать прилегающую территорию. На пузатых черных боках можно увидеть четкие буквы, старательно выведенные белой краской. На мини-дирижаблях - "Каспер-1" и "Каспер-2", на большом - "Титан".

С этой работой прекрасно справляются все те же знакомые нам люди - младший Джек Криди и братья Томпсоны - Роджер и Фред. Часто их называют "ангелами" - мальчишки не любят это прозвище, с легкой руки Ричарда Вейно запущенное среди колонистов. Фред и Роджер согласно кивают, когда их зовут "Касперами", - от этого никуда не уйдешь, это их позывной, так же, как и Джек отзывается на позывной "Титан". Еще их называют "беспилотчиками" - это правда и на это прозвище они не обижаются. Они обижаются, когда их называют "министрами авиации", они не хотят быть министрами.

Младшим Томпсонам часто снится один и тот же сон, что неудивительно - ведь они братья. В этом сне они летят на настоящем самолете над лесами, над горами и над рекой. Их самолет из сна - старенький двухместный биплан, они как-то, давным-давно, на Земле, по очереди прокатились на нем, сидя в кабине впереди пилота - улыбающегося пожилого мужчины с усиками, похожего на Кларка Гейбла, одетого в комбинезон, кожаную куртку и белый шарф - совсем как в старом фильме про летчиков. Роджер и Фред одевали специальные защитные очки, чтобы от сильного ветра на высоте у них не слезились глаза.

Весь полет их головы крутились из стороны в сторону, как тарелки радаров - ведь с высоты все такое маленькое, а небо вокруг такое настоящее, что кажется, что до облаков можно дотронуться рукой. Весь их недолгий - в пять минут - полет они страстно мечтали, чтобы пилот закрутил штопор или мертвую петлю, но этого, естественно, не произошло. Полет закончился так быстро, казалось, прошло всего несколько секунд - а впереди и внизу уже бежит тонкая дорожка бетона взлетной полосы с белой разметкой. С каждой секундой тонкая дорожка становится все шире и шире, и вот уже земля совсем близко, со скрипом резина колес касается взлетной полосы, двигатель взрёвывает, сбавляя обороты и в сплошном диске вращающихся лопастей винта уже видны пробелы. Вот и все, самолет плавно заруливает в карман стоянки, рядом с ограждением стоят папа, мама и брат.

Ты вылезаешь из кабины, а ноги не слушаются и руки дрожат. Пилот помогает тебе вылезти из кабины:

- Как ты, сынок?

Ты не можешь ответить - слов нет. Ты чувствуешь, что на твоем лице улыбка во весь рот, глупая улыбка, как улыбка клоуна, но ты не можешь ее согнать, потому что ты весь - еще там, в небе. Твои глаза видят небо перед собой также ясно, как и вытертую кожу куртки пилота прямо на уровне твоих глаз. Ты смотришь в глаза пилота и видишь в них какое-то странное выражение, какую-то секунду ты не можешь понять его, а потом сразу же забываешь, потому что внутри тебя, где-то глубоко в животе - все то же пьянящее ощущение прохладной пустоты, наполненной ощущением полета.

Откуда тебе знать, что в глазах пилота с тоненькими усиками на загорелом лице - зависть к тебе? Зависть к тому, как ты впервые чувствуешь, что ты летишь, что все это - и разбег, и отрыв, и полет, и ветер в лицо, и облака, и небо - всё впервые, всё ново, все волшебно. Откуда тебе знать, как сорокалетний человек, пилот, налетавший не одну тысячу миль, может завидовать тебе, тринадцатилетнему мальчишке, первый раз в жизни обнявшему небо?

Ты изо всех сил киваешь пилоту и из твоего рта доносится приглушенное кваканье:

- Сибо.

Пилот, похожий на Кларка Гейбла, улыбается и хлопает тебя по плечу. Ты понимаешь, что он понимает, что "сибо" - на человеческом языке значит "спасибо" и тебе становится так легко, как только может быть.

Бетон прогибается под ногами, когда ты возвращаешь к своим. Бетон не может прогибаться, ты знаешь это, но он все-таки прогибается. И земля вертится, ты знал это еще раньше, учительница рассказывала, но теперь ты видишь это движение, ты практически можешь разглядеть, как вращается земля. Ты задираешь голову вверх - какое огромное небо! Как дно опрокинутой голубой фарфоровой чашки. И ты только что был там.

Ты смотришь на лица людей, стоящих за ограждением, и твоя душа полна искреннего сожаления - несчастные они, они не знают, что такое небо, не знают полета, они неспособны видеть вращение земли под ногами. Бедные люди, лишенные крыльев.

Все кажется теперь таким новым. Неужели и раньше трава была такой зеленой? Неужели и раньше цвета были такими яркими? Неужели этот огненно-красный цвет платья молодой женщины, стоящей в обнимку с ее парнем в черной куртке - этот тот невзрачный красненький цвет, на котором раньше никогда не останавливался взгляд? Неужели этот калейдоскоп, этот фейерверк красок был и раньше, только ты его не замечал?

Вот папа и мама. Отец - в джинсах и защитного цвета футболке, кожаная черная куртка небрежно накинута на плечи (отец сегодня не на службе, ему незачем носить форму), мама в длинном, по щиколотку, цветастом платье, на плечи накинута джинсовая голубая куртка. Рядом приплясывает на месте, прямо-таки вытанцовывая, канючит брат:

- Пап, пап, можно я? А, пожалуйста, пап, а, пап?

Отец кивает:

- Вперед, тигр.

Брат срывается с места и пробегает мимо тебя, как будто ты - пустое место, но тебе ни капельки не обидно - ты все еще там, в небе.

- Ну как? - спрашивает, улыбаясь, мама.

Она такая красивая сегодня. Может быть, она такая красивая всегда, а твои глупые глаза этого раньше никогда не замечали?

- Да, дракон, - улыбается отец (дракон - это ты, а брат - тигр), - как там небеса?

Отец такой высокий, стройный. Не строгий, как обычно, добрый. Какие они с мамой красивые! Только сейчас, глядя на них, ты понимаешь значение слов "прекрасная пара".

- Супер, - говоришь ты в ответ.

Они обнимают тебя, мама левой рукой, отец правой и вы втроем смотрите на то, как брат садится в кабину впереди пилота. Вы смотрите на то, как самолет выруливает на взлетную полосу, как набирает скорость и отрывается от земли. Ты смотришь на то, как самолет летит в небе, и знаешь, что там сейчас чувствует твой брат. Ты чувствуешь, что какая-то часть тебя летит вместе с ним и в первый раз в жизни к тебе приходит понимание того, что ты любишь своего брата.

Любовь - это что-то сродни ощущению полета...

Вот такие сны.

Джеку Криди-младшему такие сны не снятся. Все чаще ему снится лес и что-то темное, скрывающееся в нем. Когда снятся такие сны, ему хочется проснуться. К счастью, Джек не помнит своих снов.

Живущие в Башне редко видят лес. У них много работы.

В лаборатории профессора Мазаева ученые занимаются созданием энергетического оружия, использующего Источник Силы. Но об этом пока рано говорить. Скажем только что работы много и работа эта - не из легких.

У программистов тоже много работы - они редко остаются без дела. Нужно обработать миллионы бит информации, написать не один десяток программ, наладить не один десяток компьютеров.

У Сергея Дубинина практически нет свободного времени - биологическая разведка идет полным ходом. Сбор образцов местной флоры - мхи, лишайники, хвощи - обычный набор для хвойных лесов Земли. Классификация разных видов растений - не ядовит ли этот плющ, съедобны ли эти грибы. Каждый образец нужно проверить в лаборатории на наличие ядовитых спор, пыльцы и бактерий. Отлов насекомых - и те же вопросы: не являются ли пойманные образцы переносчиками болезнетворных бактерий.

С каждым днем исследований Сергей с удивлением обнаруживал поразительное сходство флоры и фауны Лимбы с растительным и животным миром Земли. Сергей удивлялся тому, что лес здесь был смешанный и что деревья были удивительно похожи на земные, здесь росли сосны, ели, лиственницы, дубы, тополя, березы, и сколько Сергей не анализировал образцы коры, листьев, древесины, он не замечал никакой разницы между земными и местными деревьями. Казалось, что природа, по крайней мере, в отношении растений - от примитивных мхов до сорокаметровых сосен - не допустила никаких вольностей со своей стороны.

С насекомыми было посложнее, но это не обескураживало Сергея. Он знал, что и на Земле открытие новых видов насекомых - не такая уж редкая вещь. Разглядывая в мощный микроскоп строение местных комаров, мух, мушек, лесных блох, он каждый раз поражался схожести с земными насекомыми.

С микромиром было посложнее - здесь нужен был специалист по бактериям и вирусам, а Сергей был в большей части зоологом, чем ботаником или микробиологом. Он испытывал воздействие обнаруженных в образцах почвы и воздуха бактерий на лабораторных мышах и крысах - этих вечных приговоренных испытуемых подопытных животных, жертвах во имя науки. Сравнивая реакции организма испытуемых с типичными реакциями, описанными во всех серьезных научных трудах по бактериологии, Сергей иногда удивлялся тому, что он еще способен удивляться чему-либо. Местные бактерии вели себя так же, как и их земные аналоги.

Целый месяц Сергей размышлял над этим. Мысли - "Как же тут все похоже на Землю!" - покидали его только во время сна. Он думал над этим, когда завтракал в столовой шестого уровня Башни в семь часов утра каждое утро, думал, стоя в душевой кабинке под струями горячей воды, думал во время работы и в то время, когда вел уроки для десяти подрастающих колонистов.

Он мог объяснить отсутствие вирусов и болезнетворных бактерий тем, что территория внутреннего периметра, Выжженная Пустошь, на протяжении столетий подвергалась постоянному воздействию электрических разрядов высокого напряжения, молнии, выжигая все живое, могли убить даже микроорганизмы. Он каждый день после того, как люди возвращались с работ на внешнем периметре в лесу, выборочно проверял колонистов, брал анализы крови и мочи, над которыми колдовал вместе с Владиславом Сергеевым.

Результаты анализов подтверждали одно и то же: никаких изменений в составе крови, никаких нарушений деятельности организма, метаболизм в норме, состав крови в норме, никаких изменений. За несколько месяцев работы в лесу было только несколько тепловых ударов и все. Никто даже не простудился. Самыми распространенными травмами были небольшие резаные раны - порезы рабочими инструментами, занозы, царапины, растяжения, вывихи и только один серьезный перелом голени - один из монтеров неудачно спрыгнул с дерева.

Никаких признаков вирусных инфекций, никакого гриппа, гепатита, холеры, никаких смертоносных вирусов, заживо поедающих человеческое тело за несколько часов, никаких эпидемий, ничего. Как будто бы люди попали на высокогорный курорт - чистый воздух, вода без малейшего следа каких-либо примесей, и никаких болезней.

Всё это долгое время не давало Сергею покоя. Он знал, что люди могут выжить на Лимбе, но чтобы всё было настолько безоблачно и приятно? Сергей с недоверием относился ко всему, что доставалось просто так, без усилий. С самого раннего детства он привык, что за все приходится платить и что ничего не достается просто так.

Однажды, в конце лета, он обедал вместе с Ченем Ли. Они уже доедали десерт в полном молчании - иногда они могли просто поздороваться и промолчать весь обед до конца. Ченя нельзя было назвать особо разговорчивым, а Сергей, когда упорно обдумывал какую-нибудь идею, вообще предпочитал не открывать рот. Чень Ли увидел, как вилка с куском пирога замерла на полпути ко рту Сергея:

- Пирог невкусный?

Сергей молчал, его рот приоткрылся, как будто он собирался что-то сказать.

- Может, тесто не подошло? - задумчиво спросил Чень, внимательно рассматривая пирог в своей тарелке.

Сергей, как будто проснувшись, посмотрел на друга:

- Ты слышал о гипотезе общности эволюции?

- Нет вроде бы, а что?

- Ну, это одна из тех красивых теорий, которые невозможно проверить на практике, - медленно сказал Сергей. - Постулат такой: природа в мирах, подобных нашей Земле, идет по одному и тому же пути, одни и те же жизненные формы повторяют друг друга, растительный и животный миры в общем похожи друг на друга, различие проявляется только в деталях. Что мы имеем здесь на текущий момент?

- В каком смысле "имеем"?

- Планета похожа на нашу, - сказал Сергей, явно не услышав вопроса, - состав атмосферы идентичен нашему, нет никаких различий в составе почвы, микрофлора повторяет земную с точностью, превышающей все допустимые погрешности, растительный мир, особенно высокоразвитые растения, ничем не отличается от нашего прежнего. О чем это говорит?

- Да, о чем? - усмехнувшись, поинтересовался Чень.

- Знаешь, - Сергей внимательно посмотрел на Ченя, на лице Дубинина не было ни малейших следов прежней отрешенности, - я уже какое-то время ломаю голову над тем, как тут все похоже на Землю. Это не давало мне покоя ни днем, ни ночью. И только сейчас я понял, что Лимба - это продукт вмешательства не природы, а существ, по своим возможностям, сходных с богами древности. Это - искусственный мир, созданный по каким-то причинам, нам неведомым. Это как семена, выращенные в тщательно подготовленной почве под присмотром заботливого садовника. Это мир, выращенный в первоначальной гармонии с природой. Наши Неизвестные пытались переделать эту планету в соответствии со своими планами, но природа не терпит насилия над собой. Какие различия есть между Лимбой и Землей?

Чень задумчиво потер подбородок:

- На взгляд неспециалиста различия проявляются в животном мире. Взять хотя бы этих "бизонов", которых видели наши наблюдатели, здешних оленей и птиц. Они-то уж точно непохожи на наших земных.

- Вот именно. Тогда почему нет различий в растительном мире и микромире Земли и Лимбы? Потому, что начало было таким же, как и на Земле - сначала простейшие растения и простейшие микроорганизмы, потом насекомые, потом растения более развитые и так далее. Все повторилось так же, как и на Земле. И потом, растения - это не животные, у них процесс развития более сложен и извилист.

На протяжении миллионов лет здесь развитие шло так же, как и у нас, в этот процесс никто не вмешивался, просто Неизвестные создали все предпосылки для того, чтобы эволюция шла своим путем. Вот, например, если взять одну и ту же землю, воду, воздух, наполнить ими два замкнутых сосуда и в этих разных сосудах высадить семена одних и тех же растений, то что в них вырастет?

- Наверное, одинаковые растения.

- Именно! Если исходные условия одинаковы, то и результат получится один и тот же. Так же и здесь - здесь были те же условия, что и на Земле до того, как там зародилась органическая жизнь. Поэтому здесь все так похоже на Землю.

Кусочек пирога с вилки Сергея уже давно упал обратно в тарелку, но Дубинин, не заметив этого, поднес к губам пустую вилку и рассеянно облизал её.

- Ты мне только одно скажи, Сережа - Чень был похож на статую Будды своим спокойствием и умиротворенностью, - почему тебя так это донимало? Неужели ты не можешь просто принять всё таким, как есть?

- Не могу, Чень, - Сергей чуть виновато посмотрел на друга, - это какая-то закорючка у меня в голове. Ну не могу я, как наши фермеры, просто воспринять тот факт, что воздух, которым мы дышим, ничем не отличается от нашего прежнего воздуха. Я не могу, как наши лесорубы, посмотреть на местные сосны и спокойно начать их пилить. Просто не могу.

- Какие-то вы все неправильные, что ли, - пожал плечами Чень.

- Кто "вы"? Неазиаты, что ли?

- "Неазиаты", - усмехнулся Чень, - хорошее слово.

- Я не расист, воспитание не то, - улыбнулся Сергей.

- За это спасибо. А по поводу неправильности - тут просто. Мы принимаем мир таким, какой он есть. Я лично никогда не был особенно религиозным человеком, но мой отец смог научить меня самым простым вещам, благодаря которым можно жить в мире с самим собой и окружающим миром.

- Что это за вещи такие?

- А я уже сказал тебе - принимать всё таким, как оно есть, не особенно расстраиваясь из-за неудач и не впадая в чрезмерный восторг по поводу каких-либо счастливых случайностей.

- Да я вроде бы не особенно и расстраиваюсь, - пожал плечами Сергей.

- Ну да, а как же насчет того, что несколько месяцев голову сушил по поводу очевидных вещей, недосыпал, расстраивался?

- Так это у меня натура такая.

- "Натура", - вздохнул Чень, - вот из-за этой натуры и возникают неврозы.

- Слушай, буддист, я не псих.

- Я не говорил, что ты псих, и я не буддист.

- Ну ладно, не буддист. А вот эта твоя философия "принимай всё таким, как оно есть", разве это не ущербная философия? Если послушать тебя, так и делать ничего не надо, не надо бороться за свои идеи, не надо страдать оттого, что не можешь решить трудную задачу! Просто лапки сложить и смотреть на то, как мимо тебя течет река жизни.

Чень улыбнулся.

- Ты снова приписываешь мне то, чего я не говорил. Я не говорил, что не надо бороться и не надо жить активной полноценной жизнью. Я говорил о восприятии воздействий внешнего мира миром внутренним, душой, если угодно. Ты можешь и должен бороться за себя и для себя, только важно в этой борьбе не причинить вред самому себе, своей душе.

- Значит, если происходит что-то плохое, то надо просто не обращать на это внимание и продолжать работать?

- Да. Представить, как будто ты камень на берегу реки, отполированный водой гладкий камешек среди сотен тысяч других. Когда происходят плохие вещи, я говорю себе: "Я - камень у реки. Все пройдет, как сходит вода после наводнения. Вода не может проникнуть в меня, она стечет по моему телу, не причинив никакого вреда".

- А тебе эти заговоры когда-нибудь помогали, Чень?

- А ты думаешь, как я смог выдержать, когда так называемый ученый украл всё, что я смог наработать за полтора года напряженного труда?

- Ты никогда не рассказывал об этом.

- Повода не было.

- Давай, - Сергей решительно отставил тарелку с недоеденным пирогом в сторону.

- У тебя разве никакой работы нет? - усмехнулся Чень.

- Разберемся. Короче, представь, что ты - камень, а я - река и рассказывай.

Чень засмеялся.

- Ну ладно, "река". Пропустим мою безоблачную юность и представим себе восемнадцатилетнего китайца, только что сошедшего с трапа самолета, прилетевшего из Гонконга. На плече - сумка, заполненная до половины. В сумке - две смены белья, две пары носков, одна рубашка и несколько тетрадей с собственными наработками. В руке паспорт - первое удостоверение личности вообще в жизни. Отец этого парня три месяца назад попал под машину, потерявшую управление...

- Прости, я не знал, - Сергей смущенно смотрит на Ченя.

- Судьба, - Чень пожимает плечами, - тут уже ничего нельзя сделать. Так вот, мой дядюшка прислал мне приглашение на въезд в Штаты. Надо ли говорить, с какой радостью я сел в самолет, заплатив за билет деньгами, присланными моим дядюшкой? Брат моего отца давно уехал в Америку и открыл свое дело - китайский ресторан. Бизнес у него шел вроде бы неплохо, но речь не об этом.

Когда я приехал к дяде, то понял, что радоваться нечему. Я должен был вернуть долг, возместить затраты моего родственника на мою визу и вернуть деньги, потраченные на дорогу. Я получил работу мойщика посуды в дядюшкином ресторане и комнатку, по размерам больше напоминающую шкаф. Я не жаловался - это было противно моей природе, да и к тому же жаловаться было просто некому.

Через два года я все еще работал на том же месте возле мойки с грязными тарелками и спал на той же самой продавленной кровати. Только теперь я уже ничего не был должен своим родственникам. Я откладывал то немного, что оставалось от моего заработка. Выручало то, что меня кормили бесплатно, а за комнату над рестораном мне приходилось платить дядюшке не так уж и много.

Как это не звучит в духе Оливера Твиста, но за те два года, что я работал на дядю, мне удалось пройти весь курс обучения высшей школы и сдать экзамены на аттестат о среднем образовании. Я подумывал, чтобы поступить в университет заочно. Чтобы заслужить правительственную субсидию на оплату обучения, мне нужно было набрать высшие баллы и мне это удалось.

На втором семестре первого года обучения мои работы заметил декан кафедры органической химии. Он преложил мне место лаборанта и несколько тем на выбор. Я выбрал одну тему, показавшуюся мне интересной.

Я работал, совмещая лекции и работу в лабораториях. От работы в ресторане вскоре мне пришлось отказаться - я не успевал. Часто я падал на кровать и засыпал, не успев раздеться. Хоть мне было и тяжело, но работа мне нравилась и я не жаловался. В конце первого года декан просмотрел мои наработки и сказал примерно следующее: "Мистер Ли, вам нужно форсировать разработку препарата. Буквально вчера я узнал, что в этой области работают еще две фармакологические фирмы. Отбросьте в сторону ненужное, я замолвлю за вас словечко перед деканатом".

Я бросил лекции и целый год не вылезал из лаборатории. Я работал над применением некоторых экзотических растений Южной Америки в сфере борьбы с раковыми заболеваниями. Я задумал ничто иное, как спасти мир от болезней, долгие десятилетия терзающих ни в чем неповинных людей. Иногда решение было настолько близким, что я практически мог коснуться его рукой. Казалось, еще немного усилий - и всё получится.

И однажды у меня получилось. Мне осталось только привести в порядок опытные образцы препарата, провести испытания на подопытных животных, разработать методику промышленного производства лекарства и еще кое-что, в общем, технические детали и подчистка. Я сообщил декану о своих успехах и он, как показалось мне, искренне порадовался за меня и поинтересовался, достаточно ли полно я задокументировал результаты исследований. Тогда я находился в состоянии некоторой эйфории и ликования по поводу моей победы, и ответил, не особенно задумываясь, что с документацией все в порядке, лабораторные журналы велись достаточно полно, рабочие дневники заполнялись каждый день и так далее и в таком же духе.

Когда на следующий день, рано утром, я пришел в лабораторию, началась свистопляска. После трех неудачных попыток ввести свой персональный код, чтобы войти в лабораторию, я отправился к главе службы безопасности, который достаточно вежливо пояснил мне, что все коды изменены по приказу декана кафедры органической химии и что допуск посторонних лиц в лаборатории строго запрещен. Я попросил проверить, являюсь ли я посторонним лицом и оказалось, что я не значусь в списках работников лаборатории. В деканате мне показали приказ о моем отчислении за систематические прогулы и неуспеваемость, а на доске объявлений кафедры я увидел приказ о моем увольнении с должности лаборанта за несоблюдение правил внутреннего распорядка и неоднократные нарушения норм безопасности.

Я подумал, что еще не проснулся и что мне снится удивительно реальный и отвратительный сон. С полным ощущением того, что я - персонаж какой-то гротескной комедии, я отправился к декану. Я прождал в приемной декана два часа и прорвался в его кабинет, не обращая внимания на крики секретарши.

Декан сидел за столом, заваленным моими дневниками и лабораторными журналами, заполненными моим почерком и моей рукой. Он сделал попытку спрятать бумаги в ящик стола, как мальчишка пытается спрятать порнографический журнал, когда его застали в ванной за известным занятием. Он тут же улыбнулся и принялся спокойно собирать бумаги в то время, как я, глупо улыбаясь, объяснял этому человеку, что не мог утром попасть на работу и что все это - какая-то глупая ошибка.

Декан молча собрал все бумаги в аккуратную стопку, встал из-за стола и я подумал, что он собирается отдать мне мою работу. Я был таким наивным тогда.

Декан подошел к высоким металлическим шкафам (в таких обычно хранятся документы), выдвинул верхний ящик, положил туда всё, что было у него в руках, и закрыл ящик на два поворота ключа. Ключ он тут же положил в карман.

Этот звук поворачивающегося в замочной скважине ключа мгновенно протрезвил меня. Я прошел мимо декана и сел на стул напротив стола. Декан вернулся на свое место и я услышал, как скрипнула искусственная кожа его большого профессорского кресла.

"Так значит, приказы о моем отчислении и увольнении - это не ошибка", - сказал я и в моем тоне не было ни тени вопроса.

Он молча кивнул.

"Значит, вы уже полтора года назад знали, что все это так закончится", - сказал я.

Он снова кивнул, как фигурка китайского мандарина, такая, знаешь, со свинцовым шариком внутри.

"Я ведь могу поднять шум и доказать, что все исследования и всю работу над препаратом провел я".

"Не льстите себе, мистер Ли", - поморщился, как от кислого, декан. "Кто вы такой"?

Я молчал.

"Вы - никто. В деканате имеются копии уведомлений, которые регулярно отправлялись вам, о том, что ваша успеваемость упала ниже приемлемого уровня. Есть протоколы, подписанные лично мной и утвержденные ректором, согласно которым вы систематически нарушали нормальную работу лаборатории. Вы уже не являетесь студентом, так как уже год не посещаете лекции. Эти бумаги, - он указал на стеллаж за моей спиной, - не позже, чем через неделю, будут отпечатаны и подписаны лично мной. Вы ничего не сможете доказать".

Я молчал.

Декан снова открыл рот и тут его прервал голос секретарши по внутреннему телефону:

"Господин декан, я вызвала охрану университета, они уже здесь. Вы в порядке"?

Декан надавил кнопку селектора:

"Да, миссис Эштон, всё в порядке. Попросите, пожалуйста, подождать немного в приемной - я еще не закончил с мистером Ли".

Он отпустил кнопку и продолжил:

"Да никто вам и не поверит. Вы один будете утверждать, что вы - добросовестный студент, примерный лаборант и святой мученик во имя науки, а все остальные и я, в первую очередь, будут говорить, что вы - прогульщик, дебошир и никудышный работник, и что вам не место в нашем университете. Все мы будем говорить, что терпели вас около года только потому, что считали вас подающим надежды. Но, увы, вы оказались всего лишь очередным эмигрантом, посчитавшим, что мир крутится вокруг вас, а не наоборот".

Я молча смотрел на него. Если бы мои взгляды были острыми, как самурайские мечи, от декана осталось всего лишь несколько лоскутков. Очень мелких.

"Если вы думаете повторить то, что вам удалось сделать за эти полтора года, в кустарных условиях, - усмехнулся декан, - то это просто смешно. У вас ни гроша за душой".

"Я могу опубликовать статьи в независимых журналах, у меня, в отличие от вас, хорошая память", - сказал я.

Декан засмеялся:

"У меня, в отличие от вас, есть ученая степень, мистер Ли. Без нее вам даже не стоит соваться к каким-нибудь журналистам, а о серьезных издательствах можете забыть сразу же, с вашим-то видом на жительство".

Он был прав и я знал это. Он тоже это знал:

"Вы не успеете, мистер Ли. Я опережу вас в любом случае. Как бы ты не старался, ты так и останешься паршивым китаёзой, выскочкой из китайского квартала, посудомойщиком во второсортном ресторане. А теперь пошел вон, узкоглазый".

Декан нажал кнопку селекторной связи:

"Миссис Эштон, попросите охранников войти".

В кабинет вошли двое. Декан поднялся из-за стола:

"Господа, пожалуйста, покажите мистеру Ли, где здесь у нас выход".

Я молча поднялся. Охранники встали за мной. Они были спокойными - ведь я тоже был совершенно спокоен. Декан посмотрел мне в глаза и сказал:

"Прощайте, мистер Ли".

Я посмотрел в его глаза и молча вышел из его кабинета. Декан выглядел немного разочарованным.

- Почему, Чень? - спросил Сергей.

- Я, в некотором роде, прочитал его мысли, Сережа. Он страстно хотел, чтобы я взбесился прямо у него в кабинете, чтобы набросился на него, выкрикивая страшные угрозы по-китайски, а охранники успели оттащить меня, слетевшего с катушек китаёзу-неудачника от него, декана кафедры органической химии престижного университета, профессора наук, доктора такого-то, члена таких-то и сяких-то обществ и светила мировой науки. Он страстно желал, чтобы охранники пару раз проехались по мне дубинками, а я, в ответ, напал бы на них и дал повод вызвать полицию. Я не дал ему ни малейшего повода причинить мне больше зла, чем он успел причинить мне. А потом мне прямо-таки было видение, Сережа, - улыбнулся Чень, - я как бы проник в его больной мозг и увидел его глазами такую картину - я стою на пороге его кабинета, охранники вывернули мне руки за спину, у меня в глазах слезы, сопли текут из носа, я жалобно, как побитый пес, смотрю на него и говорю всего два слова: "За что?" Ему так хотелось, чтобы я умолял его и унижался перед ним, поэтому он немного расстроился, когда я молча вышел из его кабинета в сопровождении двух скучающих охранников.

- Ничего себе, - выдохнул Дубинин. - А что дальше?

- А дальше, - улыбнулся Чень, - мне представился прекрасный случай применить свою философию к себе самому. Я вышел за территорию университета, остановился посреди тротуара и посмотрел в небо. Там, высоко-высоко, плыли облака, похожие на перья белых лебедей. Я закрыл глаза и сказал себе: "Я - камень и вода не проникнет в меня, вода стечет по моему телу, не причинив мне никакого вреда. Я - камень". Когда я открыл глаза, мне стало гораздо лучше. Вот и всё.

- Ничего "вот и всё", - сказал Сергей. - Что было дальше?

- Ты прямо как домохозяйка, которую оторвали от любимой мыльной оперы, - улыбнулся Чень.

- Чень, не будь занудой, рассказывай.

- Дальше всё было просто - я поехал в ресторан, забрал свои вещи, оставшиеся сбережения и смылся, не заплатив дядюшке за квартиру за целый месяц. Я продал отцовские часы - у меня было очень мало денег, сел в автобус и уехал так далеко, как мог. Всё пошло, как было раньше, еще до университета - по вечерам я снова мыл посуду в одном ресторане, в другом ресторане, по утрам, работал уборщиком. Поначалу жил на улице, но это продолжалось недолго, всего месяц. Потом снял квартирку в одном из дешевых домов на окраине.

Тараканы там были размером с шоколадный батончик, не меньше. Они совсем не боялись меня, а я не хотел их убивать, я просто отодвигал их газетой в сторону, а они отползали так лениво, как пережравшие собаки. Иногда мне казалось, что еще чуть-чуть - и они заговорят со мной: "Привет, Чень. Как дела на работе?" Я уже месяц почти ни с кем не разговаривал, вряд ли фразы: "Хлеб и маргарин, пожалуйста" или "Мне вон ту банку рыбных консервов из тунца" можно назвать нормальным общением.

И вот однажды, возвращаясь поздно ночью домой, я поднимался по лестнице и услышал: "Привет, парень. Как дела на работе?"

Чень улыбается и продолжает:

- Я от усталости сдуру подумал, что это мои тараканы со мной заговорили. А это оказался Майкл Фапгер, он снимал квартиру надо мной. Майк сидел на лестнице, потягивая из бутылки, и курил. Он заговорил со мной, улыбаясь во весь рот, ну, ты знаешь Майкла, я ответил, что вроде бы все нормально, спасибо. Майк молча кивнул и спросил меня просто так: "Тяжело тебе, парень?" Я посмотрел ему в глаза, кивнул и сел рядом с ним. Мы проболтали, сидя на ступеньках, где-то полчаса и я понял, как соскучился по нормальному человеческому общению.

Через три месяца Майкл пригласил меня в Фонд. Всё, - пожал плечами Чень, - конец истории.

- А тот гад? - спросил Сергей. - Как же лекарство от рака?

Чень многозначительно усмехнулся, как всезнающий Будда:

- А ни черта у него не вышло, Сережа.

- Как так?

- А просто. Я журналы вел не то, чтобы через пень-колоду, но, когда работа горит, не успеваешь все записывать, ты же знаешь, когда процесс идет безостановочно, то руки за мыслями не поспевают.

- Знаю, сам такой.

- Вот и я. Ставишь опыт за опытом, каждый опыт удается, каждый раз удачно всё идет, а ты думаешь: "а вот добавлю-ка я щепотку того, щепотку этого", как талантливый повар на кухне. Добавляешь, видишь - пошло, реакция такая, как надо, думаешь: "вот здорово, какой я молодец! Давай дальше, давай, давай!" Вот так промежуточные компоненты и не успеваешь записывать, на память полагаешься. И надо сказать, что память моя меня не подводила. А мой бывший декан думал, что у меня в бумагах на последней странице последняя формула заботливо так написана и рамочкой обведена.

- Жадность фраера сгубила, - улыбнулся Сергей.

- Не понял, - вежливо поднял брови Чень.

- Да это поговорка такая, - смутился Сергей, - примерно так трактовать можно: излишняя жадность и неразборчивость в средствах приводит к тому, что ничего хорошего из твоей затеи не получится. Что-то в этом роде.

- Я примерно понял, что ты имел в виду, - усмехнулся Чень, - да, я тоже подумал, что поторопился мой бывший научный руководитель. Взять образцы препарата и разложить их на составляющие он, скорее всего, смог бы, но одно дело, когда ты видишь, как мясо, овощи и приправы в определенной последовательности отправляются в кастрюлю - и совсем другое, когда ты смотришь на готовый суп и гадаешь: "А из чего же он сделан? Что туда добавлялось? Как долго это надо варить?", а химический препарат - это далеко не суп. Вот так. Ему бы выждать немного, подождать, пока я порядок в документах наведу, а ему поскорее денег и славы захотелось.

- Вот он и получил. Жаль, что люди на Земле твоей панацеи не дождутся.

- Я тоже об этом жалею, но люди на Лимбе могут получить препарат хоть сейчас и абсолютно бесплатно, - сказал Чень, осматривая давно опустевшую столовую.

- Синтезировал? - с улыбкой посмотрел на друга Сергей.

- Конечно, - лицо Ченя было абсолютно серьезным, только глаза улыбались.

Сергей с восхищением посмотрел на Ченя и тому стало неловко.

- Так, - он решительно поднялся из-за стола, - с тобой, Дубинин, никакой работы не будет. Все уже разошлись, теперь придется самим за собой посуду мыть.

- Я не против. Что тут такого, посуду за собой помыть? Ты же еще не утратил квалификацию мойщика посуды? - Сергей легонько прикоснулся локтем к руке Ченя.

Они рассмеялись. Друзья...

* * *

...Первые две недели заточения в комнате, стены которой были из прозрачной брони, прочной, как сталь, волк Этар отказывался принимать пищу. Целыми днями он лежал перед призрачным прямоугольником выхода и ждал. Что-то должно было произойти. Этар понимал, что его оставили в живых с какой-то целью. Цель эта была ему непонятна и, по правде, ему не хотелось знать о ней. Он хотел вырваться на свободу.

Свобода была совсем рядом, так ему казалось. Но стены, похожие на куски льда на замерзшей реке, по-прежнему не поддавались попыткам Этара разбить их. Он видел черную дыру в углу человеческой пещеры. Иногда в этой дыре он видел блики белого света - скорее всего, там были люди. По крайней мере, один человек там был точно - Этар чуял его запах. Запах врага был странным - одновременно раздражающим и отчасти приятным. От врага пахло резкими запахами быстро улетучивающихся веществ, а еще были запахи свежего мяса и крови.

Иногда запахи крови были запахами крови животных, иногда от врага пахло лесом. Когда волк чуял запахи начинающей зеленеть травы, зеленой хвои, весеннего ветра, которые чужак приносил с собой, Этара охватывало чувство тоски и отчаяния. Он скучал по просторам, на которых он совсем еще недавно чувствовал себя таким свободным, таким живым.

В ожидании прошел целый день. Этар не знал - ночь сейчас или день: белый свет в клетке горел постоянно. От этого света не болели глаза, просто он раздражал Этара, как раздражало его вынужденное заточение. Дважды за день Этар чувствовал, как по клетке проходит порыв свежего воздуха из отверстий под сводом человеческой пещеры. Этот воздух почти ничем не пахнул, чувствовались чужие запахи, но волк не мог понять, что это. Знакомых запахов почти не было.

Из темной дыры в стене Этар слышал звуки человеческой речи. Он не мог разобрать мысли чужаков - до них было слишком далеко. Иногда чувствительный слух волка ловил какое-то странное жужжание и потрескивание. Эти звуки были незнакомыми и почему-то тревожащими. Этар настораживался, но пока ничего опасного не происходило.

В самом начале второго дня плена в пещеру вошел человек. Это был враг - Этар узнал его по запаху. Человек подошел к прозрачной стене, в руках человека были белые диски и сосуд с прозрачной жидкостью, скорее всего, водой. На дисках Этар заметил куски мяса, по запаху это было мясо неизвестных животных. Из одного куска торчала белая кость. Желудок Этара свело голодным спазмом, но он не подал вида и из-под наполовину прикрытых век волк следил за человеком.

Враг остановился возле большого отверстия в стене возле пола и что-то сказал, указывая на засохшее и начинавшее пованивать мясо, которое Этар еще не так давно презрительно отшвырнул в сторону. Звуки человеческой речи выдали Этара: его уши насторожились, пытаясь понять хоть какое-нибудь слово.

Человек заметил это и присел перед стеной.

Этар вскочил и в коротком мощном прыжке оказался у самой стены. Лапа волка нырнула в отверстие, пытаясь достать врага мощными когтями, но отверстие было слишком мало для размаха и Этар не достал человека. Острые волчьи когти рассекли воздух, не достав врага всего на волосок. Враг отпрыгнул назад. Из того положения, в котором находился человек на полу, сделать это было не слишком удобно и он упал на спину, расплескав воду и выронив мясо.

Человек поначалу не успел испугаться, его движения были, скорее всего, рефлективными, но Этар почуял запах страха, исходящего из пор на коже человека. Это вселило в него некоторую уверенность в своих силах и гордость из-за того, что волк понял, насколько сильно людей может напугать взрослый сейр, пусть даже и заточенный в ловушку с прозрачными стенами.

Человек поднялся на ноги, что-то бормоча. Этар посмотрел в глаза своего врага и увидел там страх. Человек подобрал с пола мясо и снова что-то сказал волку.

Этар снова не понял ни слова. Слова были здесь ни к чему. Человек понял, что волк еще не сломлен, а волк дал ясно понять, что сломить его невозможно.

Этар с сожалением посмотрел на свою лапу, выпуская и пряча когти, и перевел взгляд на врага. Лицо человека выразило сомнение и, в некоторой степени, страх. Человек понял, что бы произошло с ним, если бы эти когти смогли оказаться быстрей.

Человек упрямо посмотрел на волка и молча вышел из пещеры. Этар проводил его насмешливым взглядом и лег перед отверстием в стене. Волк никогда не признался бы никому, даже самому себе в том, что вид воды, лужей растекшейся по полу, вызвал у него непреодолимое желание пить...

* * *

- Ну, как наш братец Волк? - насмешливо поинтересовался Майкл, наблюдавший попытку Сергея покормить пленника.

- А то ты не видел? - проворчал Дубинин, раздраженно швыряя мясо в холодильную камеру. - Еще бы чуть-чуть - и он пустил бы мне кровь.

- Для лабораторного ученого ты еще неплохо прыгаешь. Прямо как кузнечик.

- Смейся, смейся, Фапгер. Тебе как будто больше нечего делать.

- Работы у меня выше головы, Серега, - улыбнулся Майкл. - Просто не мог отказать себе в удовольствии присутствовать при первом контакте человека с волком.

- Первый контакт уже был, Майк, и ты был его непосредственным участником.

- Хорошо, хорошо, - Майкл поднял широченные ладони на уровень плеч, - не будем переходить на личности. Он всё время ведет себя так? - Майкл кивнул на экран монитора наблюдения, на котором было видно, как волк спокойно улегся перед запертой дверью клетки, как будто ничего не произошло.

- Никаких изменений, если не считать того, что он пытался проверить, что у меня внутри.

- А чего ты от него хотел, Сергей? Ясное дело, что он немного нервничает - плен, знаешь ли, не способствует установлению доверительных отношений со своим тюремщиком.

- Да, в принципе, я ничего другого не ожидал, - Сергей уселся на стул, с удовольствием вытягивая длинные ноги.

- Что будем делать?

- Ждать, - Сергей пожал плечами. - Насколько я знаю, если живое существо поголодает достаточно много времени, то ничего плохого из этого для нас не будет. Он ослабнет, затоскует по свободе, поймет, что сопротивление бесполезно. Когда голод станет невыносимым, он сломается и начнет есть.

- Ты так думаешь? - в глазах Майкла Сергей заметил сомнение.

- Это свойственно любой живой твари. Захочет есть, никуда не денется.

- Очень в этом сомневаюсь. Я думаю, что он скорее уморит себя голодовкой, чем возьмет что-нибудь из наших рук.

Сергей задумчиво потер подбородок.

- Вот это меня и беспокоит, - признался Дубинин. - Если он окажется настолько несгибаемым, то мы его потеряем. Если он будет продолжать сопротивляться попыткам накормить его, то я не знаю, что делать дальше.

Майкл встал со стула, с сожалением похлопал Дубинина по плечу и молча вышел из лаборатории.

Сергей какое-то время посидел за столом, глядя на экран с неподвижно лежащим на полу волком, и вернулся к анализу образцов почвы внешнего периметра...

По сосредоточенному лицу Арнольда Густафсона можно было подумать, что он готовится к серьезной операции. Действительно, Швед в эту минуту напоминал хирурга. В его пальцах была зажата отвертка с крестообразным жалом, медленно приближающаяся к черному пластмассовому ящику, внутри которого находилось пятьдесят граммов пластиковой взрывчатки, подсоединенных к взрывателю мины нажимного действия. Густафсон лежал на куске брезента, разостланном прямо на земле, в десяти метрах от ограды внешнего периметра. От блестящей проволоки доносилось негромкое, уже привычное, гудение - ограждения были под напряжением.

Вокруг лежащего Шведа нестройным кругом расположились четырнадцать солдат - саперы колонии, отделение подрывников, подчиненных Густафсону. Рядом со своим командиром лежал молодой (лет девятнадцати) солдат, напряженно присматривающийся к уверенным движениям Густафсона.

- Смотри сюда, Томми, - проворчал Швед.

Томас Гленн осторожно придвинулся поближе.

- Видишь этот зажим? - отвертка в руках командира указала на маленькую металлическую скобу с крохотными отверстиями креплений.

- Так точно.

- Подсоединяешь провода в определенной последовательности. Сначала синий, - пальцы Густафсона казались огромными щупальцами, способными раздавить грецкий орех, но на самом деле эти пальцы были очень ловкими и гибкими.

Пальцы Шведа уверенно подтянули провод в синей изоляции с оголенным концом к зажиму. Густафсон сделал аккуратную проволочную петельку на зачищенном конце провода и закрепил его в крайнем правом отверстии.

- Потом - черный, - Швед выполнил те же манипуляции с черным проводом, - и только потом - зеленый. Запомнил?

- Так точно. Синий, черный, зеленый.

Густафсон кивнул, закрепляя последний провод.

- Теперь - взрыватель. Здесь ты должен быть максимально осторожен и сосредоточен. Если даже ты лежишь на раскаленной земле, даже если ты потеешь, как свинья под ножом, даже если москиты жрут твою кровь и всякая дрянь лезет в глаза - ты не должен обращать внимания на такие вещи, Томми. Одно неверное движение - и ты, и твое отделение увидят апостола Петра с ключами в правой руке и бутылкой холодного пива в левой, прежде чем ты успеешь понять, что облажался по самое никуда.

Кто-то за спиной Шведа приглушенно хохотнул.

- Так, - глубоко выдохнул Густафсон, - кто заржал?

- Франк Левил, сэр.

- Сегодня будешь мыть посуду за всех.

- Ох, - вздохнул провинившийся Левил.

- Это еще не все, - обнадежил Швед. - Кёниг?

- Да, сэр, - немедленно отозвался солдат, лежавший справа от командира.

- Эрик, передай, пожалуйста, ранец с пластиком своему другу Франку. До конца сегодняшнего дня это будет его почетной обязанностью.

- Так точно, сэр, - заметно повеселевший Кёниг сбросил с плеч лямки тяжелого ранца с взрывчаткой.

Франк Левил, в глазах которого ясно читалось скрытое недовольство своей тяжелой судьбой, подтащил ранец к себе.

- Итак, мы остановились на взрывателе, Томми.

- Так точно, сэр.

- Делаем так, - Швед сильно нажал на отвертку, жало которой было в недрах мины.

Послышался негромкий щелчок металла о металл.

- Теперь устройство на боевом взводе и теперь опасность возрастает многократно, Томми. Чувствуешь, как ледяные муравьи бегут по спине, а, Гленн? - улыбаясь, проворчал Густафсон.

- Сэр, я чувствую, что готов нагадить в штаны, сэр, - честно ответил солдат.

На этот раз смеются все, включая командира. В этот раз Густафсон не собирается никого наказывать:

- Правильно чувствуешь, Томми, но тебе придется потерпеть до лагеря. Теперь закрываем крышку, очень осторожно.

Густафсон медленно закрывает крышку, оставляя снаружи взведенные замыкатели.

- А теперь - самая приятная часть работы, Томми. Приступай, - командир осторожно поднимается на ноги и его место занимает Гленн.

Его руки аккуратно опускают мину в вырытую неглубокую яму. Гленн осторожными, почти незаметными, движениями засыпает яму землей, осторожно накрывает мину срезанным слоем дерна, ладонями заглаживая неровности грунта. Через минуту только опытный глаз может определить, где установлена мина, способная разорвать в клочья неосторожного волка, приблизившегося к ограждениям.

Густафсон внимательно наблюдает за движениями Гленна и не находит, к чему придраться: все выполнено аккуратно и на совесть.

- Рейнольдс?

- Да, сэр?

- Отметь установку на карте и продублируй.

- Так точно, сэр, - Эрик Рейнольдс, заместитель командира, наносит специальную пометку на подробной карте внешнего периметра.

Через несколько секунд он нажимает несколько клавиш на клавиатуре портативного компьютера, на экране которого отображена электронная карта местности. Линия заграждения выделена красными толстыми линиями с крохотными значками молний. Вблизи красных линий мигают несколько зеленых точек, обведенных окружностями. Спустя несколько секунд к группе точек, расположенных друг возле друга, прибавляется еще одна.

- Устройство функционирует нормально, сэр. Сигнал четкий, чистый.

- Хорошо, - отвечает командир. - Где наша следующая отметка?

- В тридцати метрах на северо-восток.

- Пошли, - командует Швед и отделение подрывников поднимается, чтобы продолжить свою работу.

- Сэр, разрешите вопрос, - говорит Рейнольдс в то время, как солдаты уходят вперед, внимательно всматриваясь в лес.

Густафсон кивает.

- Чья это была идея минировать периметр радиоуправляемыми минами?

- Советник Вейно решил подстраховаться, Эрик, - едва заметно усмехается Швед, - и, по-моему, это правильно. Проще не ждать, пока волки сами наступят на наши устройства. Да и удобно это - например, "Шершни" передадут картинку, что волки окружили периметр, кто-то в Башне нажимает кнопку и - бум! Волки даже не поймут, что их убило.

- Понятно, сэр.

- А раз понятно, то пошли работать...

Джек Криди-младший и братья Томпсоны на своем рабочем посту ждали, когда им принесут обед: время приближалось к часу дня. В комнату контроля вошел Адам Фолз.

- Всем привет.

- Здравствуйте, мистер Фолз, - братья говорят одновременно, как будто близнецы.

- Привет, Адам, - говорит Джек.

- Как дела с данными от "Титана"? - Адам присаживается на свободный стул рядом с Джеком.

- Все еще обрабатываются, но места обитания четырех племен уже занесены в базу данных.

- Ты уже думал о нашем плане?

- Да, - кивает Джек, поднимаясь со стула. - Фред, Родж!

Братья поднимают головы от экранов компьютеров, на которые стекаются все данные с "шершней", облетающих внешний и внутренний периметры ограждения.

- Когда принесут обед, оставьте мне мой пирог с яблоками, чтобы не было, как вчера.

- Ладно, - кивает Фред, а Роджер, почувствовав вину, с преувеличенным интересом, смотрит на экран, его уши краснеют.

Вчера, увлеченный работой, Роджер не заметил, как уничтожил порцию десерта Джека вместе со своей порцией. Когда Джек заметил, что его яблочный пирог исчез в недрах бездонного желудка Роджера Томпсона, было уже слишком поздно - на тарелке остались только крошки.

Адам и Джек выходят на обзорную площадку Башни.

- Я пытался определиться с заходами на бомбежку, - негромко говорит Джек, рассеянно наблюдая за черными точками "шершней", скользящими на фоне белых кучевых облаков над лесом.

- Ну и как?

- Более-менее, - пожимает плечами Джек. - В двух случаях маршрут определился без проблем, а в двух других случаях слишком густо деревья растут, и площадь выброски получается маленькая. Можно промахнуться.

В течение весенних месяцев Джек, Адам и Ричард провели "Титан" над северными лесами и смогли обнаружить места обитания четырех больших племен сейров. Попутно проводя аэрофотосъемку, они отследили пути миграций стад "бизонов", по-видимому, основной добычи волков, и смогли обнаружить места логовищ и примерное количество сейров.

Места обитания всех четырех племен были установлены с точностью до метра, все они располагались к северу от Башни. Во время последнего полета "Титана" наблюдатели повели дирижабль на юг, где увидели картину, способную вдохнуть надежду даже в самых упорных пессимистов.

Весь огромный участок северных лесов был отгорожен широкой быстрой рекой, текущей по глубокому - около двухсот метров - ущелью. Горы в трехстах километрах к югу от места высадки колонистов создали практически непреодолимую преграду для любого вторжения с юга. Река и горы почти идеальной дугой, протянувшейся на сотни километров, судя по всему, препятствовали попыткам сейров с юга проникнуть в северные леса. На западе река впадала в океан, на всем протяжении водная артерия материка не встречала никаких препятствий на своем пути. На юго-востоке северные леса были ограждены болотами, кажущимися практически непроходимыми. Таким образом, земли севера от реки на юге до высоких гор на севере, оказались в безраздельной власти племен северных волков, а люди, впервые за всё время после Высадки, почувствовали, что смогут победить.

Адам, Майкл и Ричард разрабатывали планы военных действий, одновременно готовясь к тому, что в скором времени отряды охотников из числа солдат гарнизона Колонии отправятся на юг для того, чтобы обеспечить колонистов мясом на всю предстоящую зиму. Впереди было еще три месяца, целая осень. Нужно было построить дома для колонистов, корчевать лес, готовить участки для будущего весеннего сева, но прежде всего люди нуждались в отдыхе перед тем, как с новыми силами приступить к устройству колонии.

Технический отдел и комитет подготовки к празднествам по поводу завершения работ на внешнем периметре готовились устроить праздничный банкет с музыкой, танцами и фейерверком, который, втайне от всех, готовил Чень Ли.

Торжества должны были начаться уже сегодня вечером и команда поваров Фредди Валлоне работала с удвоенной силой, готовя праздничный обед. Поварам помогали добровольцы - женщины Колонии, они, не зная усталости, трудились на огромной кухне, обустроенной техниками из бригады Росселини.

Адама с самого утра дергали многочисленные представители комитета подготовки и он, в конце концов, был рад сбежать в комнату контроля к Джеку Криди, чтобы поговорить о предстоящей войне.

- Но ты уверен, что ты сможешь рассчитать курс, чтобы мы не зря потратили взрывчатку? - спросил Адам.

- Да, уверен, - Джек потер лоб, - но учесть ветер и влажность в районах бомбардировки я не смогу, придется приспосабливаться к обстановке. И еще одно: если там будет идти дождь, то мне придется несладко.

- Будем надеяться, что нам повезет. Ты уже готов к празднику? - сменил тему Адам.

- А чего там готовиться? - усмехнулся Джек. - Я, Родж и Фред уже распределили дежурства, чтобы мы могли посидеть за столом со своими, а Ричард пообещал присмотреть за "шершнями" какое-то время.

- Вы, в любом случае, свернетесь сразу же после наступления темноты - нам всем нужно отдохнуть, Джек.

- Конечно, Адам, - пообещал младший Криди.

- Повезло мне с наблюдателями, - усмехнулся Адам, - не пьют, не курят, к работе относятся ответственно.

Джек улыбнулся:

- Это - да. Пить нам никак нельзя.

Джек и Адам вернулись в комнату контроля.

- К семи часам ждем вас всех внизу, ребята! - Адам помахал беспилотчикам рукой и быстрым шагом направился к грузовой платформе - его всё ещё ждали дела...

У подножия Башни спешно устанавливались столы, сколоченные из чисто оструганных приятно пахнущих свежим деревом досок. Повара начали выносить из Башни блюда, накрытые крышками, до поры до времени скрывающие умопомрачительные ароматы. Команда добровольцев расставляла многочисленные столовые приборы. Электрики устанавливали дополнительное освещение на втором и третьем уровнях Башни, чтобы осветить место будущего торжества. Чень Ли, с лица которого не сходила загадочная кошачья полуулыбка, закреплял в окнах четвертого уровня приготовленные им праздничные ракеты и римские свечи. Осталось еще совсем немного до захода солнца...

И вот он пришел - час торжества. Солнце село за кромку такого близкого и уже безопасного леса и в тот же момент вспыхнули прожекторы, осветив праздничные столы и улыбающиеся лица колонистов. Все собрались здесь: вот семейства Криди и Томпсонов, а вот и весь технический отдел, смущенно улыбаясь, занимает отведенные ученым места за столами. Профессор Борис Мазаев и отдел энергетиков, сменивших белые халаты на праздничные костюмы, отдел Николая Верховина, бригады Росселини - все рассаживались так, как привыкли каждое утро собираться перед выходом в лес или на работе в лабораториях Башни. Усаживаются за стол солдаты, чувствующие себя немного неуверенно из-за того, что руки не заняты привычным весом автоматических винтовок и пулеметов. Гражданские колонисты - фермеры, закончившие работу на сегодня повара, в предвкушении долго ожидаемого угощения потирают руки, придвигая скамьи поближе к столам, на которых не видно свободного места из-за блюд и тарелок с угощением, ваз и вазочек с полевыми цветами, собранными первым классом школы Колонии - первыми учениками на Лимбе. Бригада лесорубов Ферье, с рук которых уже почти невозможно вывести древесную смолу, все, как один, в красных фланелевых рубашках уже сидят за столами, смеясь очередной шутке своего бригадира. Люк с удовольствием осматривает многометровое полотно столов, над которыми он и его парни упорно трудились весь день. Завтра столы, выполнившие свое предназначение, будут снова разобраны, но до этого еще далеко.

Число охраны внутреннего периметра сведено к необходимому минимуму, на постах - всего по десятку солдат на каждый сектор. Волков не видели уже несколько месяцев, поэтому меры безопасности не такие строгие.

Из Башни поспешно выходят Майкл, Ричард и Адам, за ними, беззаботно насвистывая выбегают братья Томпсоны в безупречно выглаженных комбинезонах, последним выходит Джек Криди-младший. Колонисты встречают вышедших из Башни приветственным гулом и выкриками. Натали Криди, сидящая на плечах отца, машет рукой и её звонкий голосок, как щебетание птиц, летит над толпой:

- Джеки, Джеки, сюда!

Младший Джек, улыбаясь, машет рукой сестренке в ответ, люди весело смеются, глядя на Натали, девочка снова машет рукой, рассказывая смеющимся соседям:

- Вот мой старший брат, вот какой у меня братик!

На лицах Адама и Ричарда - смущение, они, наверное, не ожидали такого ажиотажа по своему поводу. Только Майкл слегка картинно кланяется, прижав руки к груди.

Адаму передают микрофон и он, улыбаясь, берет его в руки.

- Добрый вечер, друзья! Вот и настал этот день, который мы так ждали. Мы упорно работали над тем, чтобы этот день настал поскорее и вот мы его дождались! - голос Адама доносится из динамиков, установленных над Площадью перед Башней.

- Не буду задерживать вас и слишком много говорить, - усмехается Адам, - наши дела говорят сами за себя. Мы завершили постройку внешних ограждений и теперь мы - в безопасности. Мне только хочется поблагодарить всех за проделанную работу и попросить вас поблагодарить друг друга - ведь каждый из нас внес свою лепту в устройство нашей колонии. Скажем же "Спасибо!" друг другу и отдадим должное кулинарному мастерству наших кормильцев. Спасибо всем! Начнем праздник!

Площадь тонет в радостных выкриках, как океан во время шторма. Свет прожекторов на время гаснет и в потемневшее небо взлетают огненные хризантемы фейерверка. Праздник начинается россыпью ослепительных искр в вышине. Начинается пир...

Вспышки бенгальских огней над Башней отражаются в глазах волка с полоской белой шерсти на левом плече. Красные россыпи чужих огней в небе над лесами гаснут в желтых глазах, с застывшей болью внутри глядящих на непрошеных гостей, вторгшихся в его земли. В глазах сейра можно прочитать неукротимое желание отомстить, скрытое завесой безграничного нечеловеческого терпения. Эти глаза как будто говорят: "Ещё ничего не кончено"...

* * *

...Я смотрел, как над Башней, безжалостно проткнувшей черное небо, расцветают невиданные прежде никем из моего народа сейров огненные цветы. Я смотрел на горящих в небе призрачных птиц с каким-то непонятным мне чувством. Это чувство нельзя было назвать болью - я уже смирился с тем, что люди отхватили от наших лесов достаточно большой для них кусок, запутав ни в чём не повинные деревья железной паутиной, несущей смерть. Это не было яростью - я был абсолютно спокоен. Это можно было назвать смесью моей не успевшей состариться жажды мщения с интересом к происходящему в небе.

Я догадывался, что люди радуются тому, что кольцо "паутины" наконец-то замкнулось. Я понимал ту степень восторга охватившее чужаков, когда они почувствовали себя в безопасности. Ещё бы - теперь мы бессильны прорваться к их жилищам из дерева, мы бессильны причинить вред их животным, мы даже не можем повторить нашу попытку разорвать нити "паутины" с помощью умерших деревьев, мы можем только ждать.

Я говорю "мы" потому, что я вернулся к своему племени. Алг, мой собрат, снова передал мне власть над стаей. Я вернулся из длительного путешествия по землям северных племен и я привел с собой девяносто шесть сейров, согласившихся примкнуть ко мне. Это были одиночки - охотники, живущие на свободных землях, рискнувшие жить на своё усмотрение, не вступив ни в одно племя. Мне повезло: мои новые сородичи - смелые, отважные и хитроумные охотники, не отступающие перед неудачами и бедами.

Я предложил им вместе со мной встать на защиту земель, бывших еще недавно землями моего уничтоженного людьми племени. Только несколько охотников отказались принять мое предложение, лишь немногие не рискнули променять свою жизнь свободных одиночек на полную опасностей жизнь воинов с человеческим племенем.

Я никого не винил за это - у каждого свой путь.

Моя жажда мести немного поутихла, как затухает пламя пожара на сыром подлеске, но не погасла совсем - жар иссушающего мой рассудок костра не мог перегореть. Я не изменил своей клятве бороться с людьми до тех пор, пока последний человек не покинет наши леса или до тех пор, пока сердце в моей груди не перестанет биться. Призраки моего сына, дочери и нерожденного внука всё еще говорят со мной. Иногда по ночам я вижу их так же ясно, как наяву. Они ничего не говорят мне, но их глаза полны невыносимой боли, боли, невыносимой для меня. Иногда мне снится сон, в котором я веду своего внука к его мудрому Наставнику или в первый раз показываю, как нужно загонять зверя. Иногда я слышу, как мой внук впервые пробует свой голос в еще неуверенном победном вое. Иногда в моих снах я вижу, что мои дети всё еще живы.

На самом деле жив только я один, но иногда мне кажется, что я уже умер. Просто какая-то упрямая сила продолжает управлять моим телом. Но так бывает только иногда.

Я терпелив. Жизнь охотника ничего не стоит, если не обладать этим великим умением - ждать, но иногда жажда мести пытается пересилить мое терпение. Пока я ещё справляюсь с этим. Но только пока. "Скоро люди покинут свою "паутину", они рано или поздно выйдут в лес. Тогда мне понадобится всё мое умение охотника и загонщика", говорю я себе каждый день, повторяю эти слова раз за разом. Тем не менее, время от времени мне кажется, что Велор был прав: люди остановятся на достигнутом. Их стремление убивать пропало, им хватит того, что они успели сделать за весну и лето.

Я устал. Нет, мои мускулы по-прежнему крепки, мое сердце по-прежнему бьется в моей груди и кровь исправно струится по моим жилам, просто я устал в душе, мне очень тоскливо без моей семьи, без моих погибших братьев и моих друзей, навсегда оставшихся в моей памяти. Усталость и безразличие временами настолько сильны, что лишают меня простейших желаний: есть, пить, охотиться.

Я гоню эту недостойную воина слабость. Я вспоминаю, как убивали моих сородичей, как мы тайно готовились к нападению на человеческий "муравейник", я вспоминаю короткие схватки с людьми, стреляющих в нас из своего оружия. Я вспоминаю свою ярость и ненависть, вспоминаю, как мои зубы рвали тела двуногих, как их настигала смерть от моих когтей, оставляя позади окровавленные тела, беспомощные и жалкие.

Я еще раз посмотрел на порхающие в небе огненные птицы, рассыпающие султанчики разлетающихся искр, и тихо проговорил:

- Я вернулся. Я жду...

* * *

Глава вторая. Охотники и жертвы

Колония формировала первые три группы охотников. В основном, это были солдаты, но в каждую группу должны были войти добровольцы-охотники из числа гражданских колонистов. Эти люди имели большой опыт охоты на крупного зверя - лосей, оленей. Задание для охотников было простым - заготовка мяса для нужд Колонии. Охотники не должны были удаляться от границ внешнего периметра больше, чем на пятьдесят километров, построить временные жилища в лесу, в которых постоянно должны были находиться двое-трое людей для поддержания постоянной радиосвязи с Колонией. Каждой группе были выданы радиостанции и аккумуляторы Верховина, а также портативные тепловизоры и приборы ночного видения. Охотники были вооружены снайперскими винтовками, солдаты прикрытия - автоматическим оружием с подствольными гранатометами и пулеметами.

"Касперы" - мини-дирижабли наблюдения - были наготове, чтобы предупредить охотничьи партии о приближении волков. Майкл формировал отряд быстрого реагирования, готовый в любой момент прийти на помощь охотникам в лесу.

Адам Фолз прекрасно понимал, что волки вполне могут уничтожить охотников, но на этот риск нужно было пойти - запас продовольствия уже был разделен на нормы суточного рациона для каждого колониста, хотя строгое нормирование продуктов еще не было введено. Начать посевную компанию можно было только весной, а до этого времени охотники должны были подготовить достаточное количество мяса, чтобы зима для населения колонии не оказалась последней зимой на Лимбе.

Майкл, подбирая добровольцев для отряда быстрого реагирования, пока еще не сообщал людям об истинной и главной цели формирования отряда, на этом настояли Адам и Ричард. По этому поводу у них с Майклом вышел серьезный спор за день перед тем, как охотники покинули Колонию.

Торжества благополучно закончились, если не считать множественных случаев тяжелого похмелья среди мужского населения после долгих месяцев практически полного воздержания от употребления спиртного. Майкл нашел Ричарда и Адама на обзорной площадке Башни.

- Страдаем? - ханжески поинтересовался Майкл, глядя на друзей, сидящих в удобных шезлонгах.

В комнате контроля непьющие наблюдатели - Джек Криди и братья Томпсоны - без всяких последствий для своих молодых организмов продолжали свою работу в нормальном режиме. Старшие наблюдатели, в отличие от своих молодых коллег, тихо страдали, нацепив на нос темные очки, чтобы солнце не било им прямо в глаза.

- Тебе, с твоим железным желудком, Майки, не пристало издеваться над братьями по оружию, - простонал Ричард.

Адам промолчал - голова немного потрескивала в затылке.

Майкл с треском подтащил к себе один из пластмассовых стульев, которыми обычно на Земле заполнены летние кафе. И Адам, и Ричард страдальчески поморщились от неприятного скрежета, производимого ножками стула Майкла.

- Ты - садист, Фапгер, - снова простонал Ричард, прикрыв глаза ладонью.

- А у тебя похмелье, Ричи? - усмехнулся Майкл. - Так я и подумал.

Он удобно уселся на стуле, закинул ногу на ногу и закурил.

- Чего тебе, Майки? - спросил Адам, глотая две таблетки аспирина всухую. - Ты вроде бы должен быть в казармах?

- Я только что оттуда, Эйд, - Майкл выпустил дым. - Я, знаешь ли, собирал людей, обдумывал каждую кандидатуру, но одна мысль не давала мне покоя.

- Какая еще мысль?

- Может, тебе пересмотреть свою идею отпустить охотников в лес, Эйд?

- С какой стати?

- С такой стати, что в лесу их могут перебить, как кроликов.

- Но мы же даем всё нужное для работы вооружение и "касперы" завтра будут наготове, - сказал Ричард.

- Нет, я вижу, что похмелье превратило ваши и так высохшие мозги в овсянку, - раздраженно проворчал Майкл. - Что толку от "касперов" ночью? Вы же возвращаете дирижабли на базу каждый вечер с наступлением темноты.

- Короче, Майк. И без тебя голова раскалывается, - сказал Адам.

- Короче так короче, - согласился Майкл. - Я предлагаю, чтобы мы реализовали мой план для войны с сейрами.

В тот же день, когда Майкл предложил свою идею устройства внешнего периметра без изнурительных вырубок в лесу, Майкл также рассказал друзьям о своем плане, как покончить с максимально возможным количеством волков одновременно и без больших потерь со стороны колонистов.

План был прост: отряд тщательно подобранных добровольцев из числа солдат покидает Колонию и отправляется в лес. На расстоянии тридцати километров Майкл выбрал место для строительства защитного сооружения, получившего название - Форт. Место для строительства было идеальным - холм с плоской вершиной высотой около двадцати метров. Природная высота, господствующая над окружающим лесом, была привлекательна еще и наличием естественного родника, бьющего из одинокой скалы на вершине холма. Наличие воды было одним из необходимых условия постройки Форта.

Отряд добровольцев под командованием Майкла должен построить форт - одноэтажный дом из бревен с бойницами и амбразурами для ведения огня непосредственно из здания, а также защитную изгородь - частокол, дополнительно усиленный проволокой профессора Нильсена. После того, как Форт будет построен и в него будут завезены необходимые запасы продовольствия и боеприпасов, дирижабли наносят четыре мощных бомбовых удара по местам расположения обнаруженных наблюдателями племен сейров. Исходя из естественной реакции волков на бомбежку, Майкл предположил, что не позже, чем через неделю вокруг Форта соберется большое количество волков, жаждущих крови. Отряд Форта вступит с волками в схватку и попытается уничтожить максимально большое число волков.

Майкл отдавал себе отчет в опасности, угрожающей отряду, который будет защищать Форт, поэтому он рассчитывал только на добровольцев. Еще Майкл надеялся на то, что дирижабли колонистов нанесут бомбовые удары по волкам, окружившим Форт.

Его план не встретил одобрения у Адама и Ричарда. Адам противился тому, что отряд может понести большие потери, а Ричарду не нравилась идея Майкла насчет бомбежки сейров в непосредственной близости от Форта. В то же время, они понимали, что только план Майкла даст хоть какую-то гарантию того, что война с волками закончится победой колонистов.

Адам дал согласие на формирование отряда, но настоял на том, чтобы добровольцам было сказано, что первоначальной целью отряда будет помощь охотничьим партиям в лесу. Майкл, скрипя сердце, согласился с Адамом.

И теперь Майкл сомневался, что сделал правильно, утаив от людей истинную цель отряда.

- Я не хочу обманывать парней, Эйд. И думаю, что нам нужно повременить с охотой.

- Майк, я прекрасно понимаю тебя, - смог через силу улыбнуться Адам, - я тоже не хочу никого обманывать, но посмотри на это с другой стороны. Ведь вторичная цель правдива на все сто процентов: отряд действительно будет в полной боевой готовности, чтобы оказать помощь охотникам. Волков не было видно уже много месяцев, может быть, они отступили вглубь лесов. Отчасти разведка "шершнями" подтверждает это. Весьма возможно, что волки не захотят ввязываться в бой с превосходящими их по силам и вооружению охотниками. Возможно, нам удастся оттянуть войну на следующий год. За это время мы сможем уверенно встать на ноги и будущей весной отправить отряд на постройку Форта.

- А если волки перебьют охотников еще до того, как мы успеем подойти? - спросил Майкл.

- Надо рискнуть, Майки. Если у нас будет достаточно припасов, чтобы протянуть до весны и посева, у нас будет больше шансов.

- Почему я не могу начать постройку Форта одновременно с началом охоты?

- В лесу будет слишком много людей без прикрытия. Допустим, волки действительно нападут на охотников, когда ты и отряд будете заняты. Тогда и охота, и строительство окажутся под одинаковой угрозой срыва. Палка о двух концах, Майк, - с сожалением ответил Адам.

- Черт, может быть, ты и прав, Эйд, - в руке Майкла дымилась уже четвертая за время разговора сигарета. - А как насчет того, чтобы рассказать парням всё прямо сейчас?

- Рановато, Майк. Зачем заранее говорить людям о том, что все они - возможные и весьма вероятные смертники? Когда мы примем окончательное решение о Форте, ты просто построишь отряд и расскажешь им всё. Тот, кто не захочет, останется, а те, кто пойдет с тобой, останутся с тобой до конца, каким бы страшным он ни был, - сказал Ричард.

- Ладно, Ричи, послушаюсь я вас, - вздохнул Майкл, гася сигарету, - возьму грех на душу.

- Не переживай, Майки, - улыбнулся Ричард, снимая темные очки - солнце спряталось за грядой облаков, - я тоже пойду с тобой к Форту. Засиделся, знаешь ли, на должности.

- Предатели, - негромко проворчал Адам.

- Мы слышали тебя, Фолз, - хором сказали Майкл и Ричард, расхохотавшись.

- Можешь пойти с нами, Эйд. Добровольцы мне ещё как понадобятся, - предложил Майкл.

- Я бы с радостью, Майки, - грустно сказал Адам, - если бы мне не надо было каждый день принимать решения, я бы с радостью пошел бы с тобой. Только на кого мне людей бросить?

- Если война удастся, ты смело можешь оставить все дела на старшего Криди. Он мужик с головой, да и помогут ему, если надо будет.

- Нет, Майки, Джек, конечно, человек хороший, да только командовать ему неохота. Он - человек, который без земли жить не сможет. Он никакой работы не боится, это правда, вот только землю он любит больше, чем принимать решения, от которых, может быть, будет зависеть жизнь всей Колонии.

Они замолчали. На площадку вышел Роджер с пультом дистанционного управления самолетом-разведчиком. К обзорной площадке подлетел один из многочисленных "шершней", Роджер уверенно провел его над Башней и колеса самолета, похожего на плоский блин из фанеры, запрыгали по граниту площадки. Двигатели самолетика остановились, Роджер ловко подхватил "Шершня" и унес в комнату контроля. Через минуту Роджер снова вышел на площадку обзора с новым самолетом в руках. Через несколько секунд жужжание пропеллеров над хрупкими крыльями вспороло воздух и Роджер сильным толчком отправил самолетик в полет.

- Я хочу оттянуть момент начала войны как можно дальше. Мне хочется, чтобы люди пожили спокойно как можно дольше. Этого я хочу больше всего в жизни...

Мечтам Адама Фолза не суждено было осуществиться в полной мере...

...Над северными лесами поднималось солнце. Свежий утренний ветер холодными пальцами ворошил верхушки деревьев. Лес уже проснулся - была слышна суетливая птичья перебранка в густой листве над головами людей, полчаса назад покинувших внешний периметр колонии.

Три охотничьих партии, состоящие из солдат и двух-трех гражданских добровольцев, ждали выхода в лес для охоты на "бизонов" - так люди назвали травоядных парнокопытных, которых волки всегда называли "мойли". За две недели перед тем, как Адам Фолз отдал приказ приступить к заготовкам мяса, Джек Криди-младший и братья Томпсоны, с помощью "касперов" провели разведку в радиусе ста пятидесяти километров к северу от Пустоши. На фотографиях камер наблюдения дирижаблей наблюдатели смогли определить местонахождение как минимум пяти больших стад "бизонов" и их примерную численность.

Результаты разведки с воздуха обнадежили даже такого скептика, как Майкл - по самым скромным прикидкам, люди могли затратить не более двух недель на охоту, вяление мяса прямо в лесу и перевозку припасов обратно в колонию.

Наблюдатели не смогли определить местонахождение волков и Адам решил, что волки, скорее всего, ушли из этих мест. Но, как бы то ни было, расслабляться не следовало и охотничьи партии были укомплектованы автоматическим оружием, в том числе крупнокалиберными пулеметами, гранатометами и аккумуляторами Верховина для термооптики. Охотники подбирались из числа военных, бывших в недалеком прошлом солдатами войск специального назначения, но, так как солдаты были, в большей мере, охотниками на двуногих, в отряды были приглашены желающие из числа гражданских колонистов, имеющие опыт охоты на более беззащитных животных.

Как это не покажется странным, но недостатка в добровольцах, как военных, так и гражданских, не было. Желающих было столько, что Майклу, занимающемуся отбором солдат, и Джеку Криди-старшему, выбранному мэром Колонии, приходилось в буквальном смысле расталкивать желающих поохотиться, столпившихся возле палатки Джека Криди, чтобы приступить к своим обязанностям.

Сразу после того, как внешний периметр был замкнут, Адам Фолз решил разделить свою единоличную власть над всеми колонистами. Теперь Адам, Майкл и Ричард стали официальными советниками колонии. Должность Адама было сложно назвать каким-нибудь одним словом, он был кем-то вроде министра обороны, Ричард стал военным советником, а Майкл - командиром батальона быстрого реагирования.

Командиром гарнизона колонии был назначен Джозеф Ричардсон, командование над батальонами перешло к Жану Дюморье, Киму Ли и Алексу Томпсону. Начальником технического отдела остался Бен Росселини, научным отделом по-прежнему руководил Борис Мазаев, а среди гражданских колонистов прошли первые на Лимбе выборы мэра. Джек Криди-старший настоял, чтобы выборы все-таки состоялись, хотя практически все люди хотели, чтобы мэром стал именно он. Майкл посмеивался над щепетильностью фермера, но Криди был неумолим:

- Люди сами должны решить, кто будет их выборным. Я не собираюсь делать так, чтобы кто-нибудь когда-нибудь ворчал по темным углам, что меня назначили мэром. Больно оно мне надо - людьми руководить! Никогда этим не занимался и не хочу заниматься!

- Глупости ты говоришь, Джек, - говорил Адам, - все знают, какой ты человек, все люди на тебя надеются, а ты, как девочка-школьница - "не хочу, не хочу".

- Вот пусть люди свою волю и выразят, Адам, - не унимался фермер, - а самолично править и самого себя в должность вводить не буду, хоть убей!

- Ладно, - пожал плечами Адам, - проведем выборы.

Подготовка к выборам заняла три дня. Для облегчения процедуры голосования Дэвид Варшавский составил компьютерную программу подсчета голосов, а электронщики в рекордный срок смонтировали на первом уровне Башни три кабинки для избирателей. Сама процедура голосования была простой: три компьютера, подключенные к локальной сети Башни фиксировали выбор избирателей. Выбор кандидатов осуществлялся простым нажатием кнопок.

Никакой предвыборной компании, как таковой, не было - кандидатур было всего три: Джек Криди-старший, Николай Верховин и Маргарет Аттертон, больше известная, как Мамаша Аттертон. С последним кандидатом, вернее, кандидаткой, было связано несколько скандалов, происходящих из-за сварливого нрава последней. Мамаша Аттертон клялась разоблачить дьявольские планы нечестивого Адама Фолза, разорялась о божественном промысле, о том, что она, Маргарет Аттертон - избранница божья, что ангел смерти простер свои крылья над неразумной паствой и прочий религиозный бред, который никто, кроме неё самой, уже не желал слушать.

Николай Верховин даже не ожидал, что его кандидатуру предложат гражданские колонисты, он всячески пытался избежать этого, но персонал научного и технического отделов настоял на том, чтобы Верховина выдвинули на пост мэра и инженеру пришлось, скрипя сердце, согласиться.

Как и следовало ожидать, люди выбрали мэром Джека Криди. Это было наиболее правильным и мудрым решением. Сразу же после избрания Джек столкнулся с множеством проблем, главной из которых была проблема отбора охотников-добровольцев.

- Парни, да угомонитесь вы! - кричал Джек Криди, сидящий за низеньким столиком, поставленным перед входом в палатку.

С ним одновременно пытались говорить сразу четверо и неудивительно, что Джек испытывал вполне понятное чувство послать всех очень-очень далеко.

Майклу, стоящему за его спиной, было немного смешно, но он всячески сдерживался, чтобы не обижать новоиспеченного мэра.

Между тем гневное восклицание Криди осталось без внимания - гомон не прекращался ни на секунду, а сзади напирали еще человек тридцать, трещащих, как сороки в лесу.

- Молчать! - прогремел над головами бас Майкла, решившего, в конце концов, навести порядок в этом базаре.

Некоторые в толпе вздрогнули - голос Майкла, когда он хотел придать своему голосу командирские интонации, был похож на рычание голодного медведя, разбуженного посреди зимней спячки. Разговоры смолкли, многие стали по стойке "смирно".

- Спасибо, Майк, - облегченно вздохнул Криди, поворачиваясь на стуле.

- Без проблем, Джек.

- Тебе проще, ты человек к порядку привычный, не то, что остальные, - сделал ударение на последнем слове Криди, поворачиваясь к толпе. - Расшумелись, как болтливые бабы, а еще мужиками зоветесь!

Некоторые смущенно уставились на носки своих ботинок, кто-то кашлянул, оглядываясь на соседей с видом "А я что? Я ничего".

- Мне со своими проще, Джек, - улыбнулся Майкл, закладывая большие пальцы за ремень, - разок гаркнул - и тишина, и спокойствие. Разъяснил задачу, сказал "Добровольцы - вперед" и все дела.

Майкл, усмехаясь, оглядел притихших колонистов:

- Подходите по одному, парни.

К столику подошел невысокий мужчина и Джек сразу поморщился:

- Ну, а ты куда, Браун? Тебе не терпится своего Мартина сиротой оставить?

- Семейный? - строго спросил Майкл, пряча в уголках рта улыбку.

- Ага, - кивнул Браун.

- Вам же нормальным языком было сказано - добровольцы подбираются только из числа холостых, чтобы потом жены ваши нас не проклинали до конца жизни! - Джек Криди встал из-за стола, выронив на землю карандаш, который он до этого держал в руках. - Вам же детей надо на ноги ставить! Вам же работать надо!

- Так, Джек, вы же сами говорили: месяц в лесу - и домой, - попытался вставить слово Браун, но Джек тут же его прервал:

- И слушать не желаю, Трой! Даже и рот не раскрывай больше, если не хочешь со мной до конца жизни поссориться!

- Так я ж поохотиться хочу, отдохнуть месячишко, - и тут Трой Браун запнулся, потому что, лицо Джека приобрело какой-то, не очень здоровый, оттенок цвета переспевшей сливы.

Браун, на свое счастье, смог прочитать всё то, что собирался сказать ему Джек Криди по его глазам, молча опустил голову и постарался как можно незаметнее исчезнуть в толпе.

Джек опустил поднятые плечи, выпустил воздух, который он успел набрать в легкие, и взрыва не последовало.

- Я еще раз повторяю, надеюсь, что в последний раз! - Джек суровым взглядом обвел толпу. - В лес пойдут только те, у кого нет семей! К вам это тоже относится, - Джек посмотрел на братьев Аттертон, старшего Роя и младшего Илайджу, спокойно стоящих перед ним.

- Не дело ты говоришь, Джек, - покачал головой Рой Аттертон. - Я выслушал тебя, дай сказать и мне.

Спокойный тон Аттертона заставил Джека молча кивнуть. Криди сделал приглашающий жест рукой и снова сел за свой стол.

- Я в лес не иду, - Джек облегченно вздохнул, - у меня семья и маленькому только полтора годика. Да еще и за мамашей моей нужен глаз да глаз. Я ведь знаю, сколько вреда приносят ее разговоры ненужные и проповеди. Вы уж извините меня за это, люди, да и ты, Джек, прости.

- Незачем тебе извиняться, Рой, - сказал Джек.

- Конечно, Рой, - сказал кто-то в толпе, - не переживай, мы понимаем.

Аттертон упрямо покачал головой и продолжил:

- Понимать-то понимаете, а мне за нее перед всеми вами стыдно. С выборами этими тоже цирк получился, я как узнал, что мамашу так занесло - меня как обухом по голове стукнуло. Я с ней и так, и так, говорю "Ну, куда тебе, ма? Остепенись, не позорься". А она всё не унимается. Не в себе она, понимаете, - Рой извиняющимся взглядом посмотрел на людей и повернулся к Джеку, - с головой у нее..., - он покрутил пальцами у виска.

- Но она моя мать и свекровь моей Дженни и бабушка для маленького, только не хочет она этого понимать и всё тут.

Стоящие за Аттетоном мужчины успокаивающе похлопали его по плечам.

- Так вот, - выпрямился Рой, - я-то привыкший к этому, я за ней присматриваю давно, с тех пор, как отца схоронили. А вот Илайджа, - легкая улыбка тронула губы Аттертона, - ему-то перед людьми стыдно, что у нас мать такая. Вот он и хочет доказать, какие мы, Аттертоны, на деле. Он парень молодой, холостой, вот он и хочет в лес с охотниками пойти. Ты не думай, Джек, - Рой посмотрел на Криди, - нас с Илайджей отец на охоту каждый год водил. Па у нас был мужик ого-го, дай бог каждому, охотник был настоящий и нас чему мог, тому и обучил. Илайджа не подведет, он у меня парень серьезный.

- Да ладно, Рой, - глухо пробасил Илайджа, - чего ты? Я и сам могу сказать за себя, если надо.

Юноша вышел вперед и подошел к столу.

- Я - к охоте человек привычный, мистер Криди, брат правильно говорит. Запишите меня, а я уж постараюсь как надо.

- Ладно, - улыбнулся Джек, - запишем. Пойдешь с отрядом Чеда Ригби.

Парень скупо улыбнулся и молча кивнул.

- Спасибо, Джек, - поблагодарил Рой Аттертон.

- Не за что. Следующий...

Охотничья партия "А", больше известная как отряд Чеда Ригби, была укомплектована личным составом раньше всех. Чед Ригби был бывшим морским пехотинцем, командиром отделения "морских котиков" - одной из элитных групп американских войск. Задача перед ним стояла не совсем обычная - он никогда не был охотником, если не считать войну охотой на двуногих. Поэтому ему нужно было советоваться с опытными охотниками, зачисленными в его отряд - Чаком Норманом, Деймондом Кардом и Стивом Кроуфордом...

В это утро Маргарет, как обычно, возложив на терпеливую жену Роя Аттертона Дженни Аттертон обязанности по приготовлению завтрака для семьи, сидела за столом и читала Библию в истрепанном кожаном переплете. Против обыкновения сосредоточенная на чтении Маргарет заметила, как ее младший сын молча собирает свои вещи - смену одежды, белья и носков - и отложила Библию, заложив страницу, на которой прервалось чтение закладкой - открыткой, на которой был изображен улыбающийся Иисус в окружении сонма ангелов, ярко освещенных лучами света.

- Илайджа Аттертон, чем это ты занимаешься, хотела бы я знать?

Илайджа исподлобья посмотрел на мать:

- Собираю вещи, ма, ты же видишь.

- Я-то вижу, я, слава господу, не слепая! Куда это ты собрался? Отвечай!

- Я иду вместе с охотниками в лес, ма, - ответил Илайджа, застегивая "молнию" ранца.

Стул, на котором сидела Маргарет, отлетел в сторону.

- Нет, нет и нет! - завизжала она, сопровождая каждое "нет" сильными ударами сжатых сухих кулачков о стол. - Я не позволю! Ни за что! Никогда!

Заплакал ребенок, до этого момента молча возившийся на кровати со своими игрушками. Дженни Аттертон сняла с электрической плиты сковороду с тушеным мясом и отставила ее в сторону:

- Мама, ну пожалуйста, не надо, - умоляющим тоном сказала она, подходя к кровати, на которой сидел ее сын Тимоти.

- Ну-ну, маленький, не плачь, не плачь, ш-ш-ш, ш-ш-ш, - она прижала к себе плачущего ребенка, - не плачь.

Мальчик прижался к ней, вздрагивая всем своим маленьким телом. Его ручка указала на Маргарет:

- Ба, ба!

- Да, сынок, бабушка не хотела тебя напугать, не плачь, маленький.

Маргарет, не обратившая ни малейшего внимания на свою невестку и внука, продолжала кричать:

- Ты никуда не пойдешь, Илайджа Аттертон! Нет, ты никуда не пойдешь! Я не для того выкормила тебя, чтобы ты плясал под дудку фарисеев! Нет, не для того я тебя растила! Ты не пойдешь в лес, ты не пойдешь! Там - смерть!

- Успокойся, ма, - хладнокровно сказал привыкший к подобным сценам парень, - тебе нельзя волноваться.

- Господи, где же глас твой трубный, где же перст твой, где голос твой и воля твоя, что позволяешь ты овцам идти в пасть дьявольскую волчью?! - взвыла Маргарет. - Неужели ты позволишь свершиться смерти?! Господи всемогущий, помоги же мне, господи, помоги!

Ребенок заплакал еще громче и Дженни обняла его, укоризненно глядя на свекровь.

- Я - взрослый мужчина, ма, я вправе поступать так, как хочу. Даже в твоей книге, - Илайджа указал на Библию на столе, - сказано "уготована каждому дорога своя".

Маргарет взвизгнула, как кошка, и подлетела к сыну. С сухим треском ладонь ее правой руки врезалась в щеку Илайджи. Левая рука взметнулась для следующего удара, но Илайджа перехватил руку матери. На его щеке отпечатался белый отпечаток ладони, тут же начавший краснеть. Илайджа без всякого видимого усилия прижал руки матери к ее плечам, приподнял ее костлявое тело и поднял его в воздух.

Маргарет вытерпела эту процедуру с терпением аскета-отшельника. Бешенство, охватившее её, проявлялось только в яростном взгляде черных глаз и прерывистом дыхании, с присвистом вырывающееся из раздувающихся ноздрей. Её губы были сжаты так же плотно, как сжимаются створки раковины моллюска.

Илайджа бережно усадил мать за стол. Дженни смотрела на них и в её глазах были боль и страдание. Тимоти перестал плакать и сквозь слезы улыбнулся маме. Дженни машинально улыбнулась в ответ, осторожно вытерла слезы с пухлых щек, также машинально поправив прядь волос сына, упавшую на его вспотевший лоб.

- Надо бы тебя постричь, Тимми, - пробормотала Дженни, сама почти не сознавая того, что она говорит.

Илайджа ласково погладил мать по плечу, отошел от стола и взял со своей койки брезентовый чехол, в котором была приготовленная еще с вечера винтовка - его старый "моссберг". Юноша пристально осмотрел "комнату" военной палатки на шесть человек, проверяя - не забыто ли что-нибудь из вещей. Он подошел к Дженни и небрежно чмокнул её в щеку:

- Увидимся, Джен. Время пролетит быстро - сама не заметишь, как я вернусь.

Женщина хотела что-то сказать, но ее губы дрожали и она только кивнула. Её глаза, наполненные слезами, выдали её, она попыталась сдержаться, но не смогла - две слезы-предательницы выкатились из глаз и побежали по щекам, оставляя мокрые блестящие дорожки. Илайджа погладил ее по щеке, стирая слезу, и приглушенно вздохнул.

- Пока-пока, великан, - юноша улыбнулся малышу, с улыбкой потянувшемуся к нему.

- Дада, - важно сказал маленький Тимоти.

Его пухлые пальчики сжали указательный палец юноши.

- Ага, "дада", - усмехнулся Илайджа, шевеля пальцем в горячей ладошке, - дядя принесет тебе из леса шкуру волка, Тимми, теплую-теплую шкуру только для тебя.

- Во-ок? - голубые глаза - как безоблачное весеннее небо.

- Ага, волк, - выпрямился Илайджа. - Ну, мне пора.

Он подошел к Маргарет, сидевшую в той самой позе, в которой её оставил сын. Сгорбившись над столом, Маргарет напоминала уставшую старую кошку с потускневшими глазами. Ее руки неподвижно лежали, скрещенные на Библии. Губы едва заметно шевелились, но не было слышно ни звука.

- Пока, ма, - Илайджа нежно поцеловал мать, но она резко отстранилась, нервно стирая поцелуй сына со своей щеки.

- Иуда, - прошептала она, не глядя на сына.

Она упрямо продолжала смотреть на Библию, лежащую перед ней. На кожаной обложке книги когда-то золотой краской был выведен крест. От позолоты мало что осталось, краска почти вся облупилась и сошла, от креста остался только темный вдавленный контур распятия.

Юноша пожал плечами, тихо вздохнул, подхватил ранец и чехол с оружием и вышел из палатки, не оглядываясь. Он не любил оглядываться назад.

Дженни, до этого момента сидевшая неподвижно с Тимоти на коленях, бережно, но уверенно, подхватила ребенка и усадила его на колени к притихшей свекрови:

- Подержите Тимми, мама. Я сейчас вернусь.

Старческие руки, сухая кожа которых была покрыта темными коричневыми пятнышками, автоматически, подчиняясь многолетней привычке, поудобнее усадили внука на коленях. Поддерживая окончательно успокоившегося ребенка за спинку, Маргарет начала медленно раскачиваться на стуле - вперед, назад, вперед, назад. Стул едва слышно поскрипывал под не таким уж большим весом стареющего тела. Вторая рука придерживала малыша за плечо, ее пальцы легонько поглаживали вязаную из красной и белой шерсти детскую кофточку в такт покачиванию на стуле. Тихий шепот, такой тихий, что его можно было услышать, только наклонившись вплотную, перемежаясь со скрипом, вырывался из узких темных губ, покрытых в уголках белым налетом:

- Там - смерть, там - смерть, смерть...

Скрип-скрип.

- ...и скорпионы с огненным жалом, и саранча в халцедоновой броне...

Скрип-скрип.

- Смерть, смерть.

Скрип-скрип.

- ...И имя всаднику белому - смерть...

Дженни догнала Илайджу, успевшего пройти только два десятка шагов. Запыхавшись, она окликнула его. Он обернулся:

- Что случилось, Джен? Опять ма?

- Нет-нет, с ней все нормально, - она остановилась перед ним, переводя дыхание.

Горькая улыбка тенью пробежала по губам юноши.

- "Нормально", - прошептал он. - Какой чертов врач может назвать это "нормальным", а, Джен?

Женщина пожала плечами и протянула ему бумажный сверток.

- Возьми, ты ведь так и не поел с утра. Тут - сэндвичи с ветчиной и сыром, я их сделала, как ты любишь - с салатом и майонезом.

- Спасибо, Джен, - Илайджа с любовью посмотрел на неё.

Он положил сверток с бутербродами в нагрудный карман куртки и несколько секунд они стояли молча. Дженни материнским взглядом осматривала, как он одет - тепло ли ему будет в этой куртке и одел ли он фланелевую рубашку, а Илайджа с жалостью в глазах смотрел на нее.

- Как ты можешь так долго выдерживать её, Джен?

Она улыбнулась, на щеках показались ямочки, из-за которых, не в последнюю очередь, в нее влюбился Рой, и ничего не сказала.

- Ты ведь не обязана терпеть ее выходки, она ведь не твоя мать. Черт, Рою уже давно было пора сделать так, чтобы вы с малышом жили отдельно!

- Не бери в голову, - махнула рукой Дженни и улыбнулась впервые за сегодняшнее утро.

- Нет, ну скажи, разве я не прав?

- Может, ты и прав, Илай, да только я знаю, что Рой ни за что не бросит Маргарет, и что он ее любит, а я люблю Роя. Так что нет тут ничего такого, чего бы я ни смогла вынести. Так, - она с лукавой улыбкой подошла поближе и уверенной рукой застегнула верхнюю пуговицу его куртки, - выбрось все эти мысли из головы. Всё будет нормально.

Она крепко обняла его и легонько толкнула в грудь:

- Иди.

- Я скоро вернусь, Джен. Береги Тимми, - Илайджа улыбнулся и помахал ей рукой, пройдя несколько шагов.

Дженни некоторое время постояла, глядя ему вслед. Она полюбила Роя Аттертона такой сильной, незаметной любовью, которая свойственна некоторым настоящим женщинам. Полюбив Роя, она полюбила его младшего брата так, как, наверное, не смогла бы полюбить даже родная сестра. Иногда ей казалось, что он - её настоящий брат, она гордилась им, пыталась оградить его от сходящей с ума свекрови, заботилась о нем гораздо лучше, чем его родная мать, отстранившаяся от семьи в своей фанатичной религиозности. И теперь какое-то необъяснимое чувство, похожее на материнскую любовь, заставляло её с загадочной полуулыбкой смотреть на то, как ее сводный брат, стройный, сильный, широкоплечий, идет, высоко подняв голову навстречу опасности.

Дженни три раза быстро перекрестила его вдогонку и прошептала:

- С богом.

В отличие от своей свекрови, она не была слишком религиозной, но она знала, что каждую ночь, перед тем, как заснуть, она будет говорить про себя слова "Спаси и сохрани"...

Совещание перед выходом партии в лес проходило в палатке так называемых "казарм" бывшего батальона Ричардсона. Илайджа Аттертон, выдержавший бурное столкновение со своей взбалмошной матерью, вошел в палатку командира отряда "А" с армейским ранцем за плечами и винтовкой "моссберг" в чехле в руках как раз в тот момент, когда охотники изучали подробную карту того лесного района, куда завтра должен был направиться отряд.

Ригби поднял глаза на вошедшего высокого темноволосого парня. Илайджа подошел к столу из гладко обструганных сосновых досок:

- Добрый день. Мне нужен Чед Ригби.

- Это я, - командир встал из-за стола.

Аттертон выпрямился:

- Сэр, меня направил к вам Джек Криди. Меня зачислили в ваш отряд сегодня утром.

- Охотник?

- Точно так, сэр.

- На кого ходил?

- В основном, на оленей, сэр. Четыре раза ходили на лося, еще там, дома.

- Удачно ходили? - улыбнулся Ригби.

- Последний раз - да, сэр.

- Имя?

- Илайджа Аттертон, сэр.

- Можно без "сэр", Аттертон, мы не плацу. Присаживайся, - Ригби сел за стол, устеленный картами и фотографиями большого формата - данными последней аэрофотосъемки.

- Слушай, парень, а кем тебе приходится Мамаша Аттертон? - спросил Чак Норман.

Норман в обычной жизни был обыкновенным, не слишком удачливым фермером, спокойным, слегка замкнутым мужчиной сорока лет. Джек Криди рекомендовал Нормана, зная его еще по Земле. Чак был опытным охотником, охотившимся в лесах северных штатов и Канады, где еще вполне можно встретить крупных хищников - медведей, волков, а также оленей и лосей. Как только начинался охотничий сезон, спокойный фермер уступал место неистовому охотнику, в чем-то похожего на далеких предков человека - кроманьонцев. Различие состояло только в том, что этот далекий потомок первобытных охотников был одет не в шкуры убитых животных, а в куртку и штаны из плотной ткани, свитер грубой вязки и высокие сапоги из телячьей кожи, а вместо копья с каменным наконечником он использовал винтовку "маузер" с оптическим прицелом.

- Она - моя мама, - с вызовом посмотрел на него Илайджа. - А что?

- Ничего, - спокойно ответил Норман, - просто я надеюсь на то, что ты не будешь забивать нам уши трепотней про ангелов смерти и дьяволов в образе волков.

Илайджа смутился и разозлился одновременно, но постарался ничем не выразить своих чувств. Смутился он потому, что его мать действительно буквально сегодня поминала дьяволов-волков. А рассердился он по той простой причине, что он, все-таки любил свою мать, кем бы она ни была и какой бы ни стала.

Он исподлобья посмотрел на Нормана:

- Вы можете не волноваться, мистер...

- Норман, - Чак уверенно встретил его угрюмый взгляд.

- Норман. Я не собираюсь попусту трепать языком, как вы.

Было заметно, как на щеках охотника заходили желваки мускулов.

В палатке паутиной повисла тишина.

- Давайте так, мистер Норман, - Илайджа подошел к столу, - я ничего не буду говорить о вашей матери, а вы - ничего о моей, - он скупо улыбнулся и протянул руку:

- Идет?

Норман кивнул и крепко пожал протянутую ему руку.

- Идет.

Ригби невозмутимо наблюдал за происходящим и ему понравилось уверенность молодого охотника и то, как он повел себя с Норманом, зачастую несдержанным на язык. "Парень неглуп, смог нормально разрядить ситуацию", подумал командир, "посмотрим, как он покажет себя в деле".

- Присаживайся, Аттертон. Я буду называть тебя "Аттертон", я так привык на службе, - усмехнулся Ригби. - У нас никогда не было имен, сплошные фамилии, насколько я помню.

- Можно узнать, почему, сэр? - Илайджа сбросил с плеч ранец и бережно прислонил винтовку в чехле к ножке стола.

- Субординация.

Парень усмехнулся:

- Дистанция между начальником и подчиненным, так что ли?

- Что-то вроде, - улыбнулся Ригби.

Илайджа сел на деревянную скамью и внимательно посмотрел на карту.

- Мы тут как раз план кампании разрабатываем, - сказал долговязый мужчина с острым носом, чем-то похожий на журавля. - Деймонд Кард, - он протянул руку Илайдже.

Юноша пожал ему руку.

- Это - Стив Кроуфорд, - Кард кивнул на своего соседа - мужчину с черными усами и бородой.

Кроуфорд молча кивнул.

- Ну, теперь когда все со всеми знакомы, продолжим, - сказал Ригби.

- "Беспилотчики" подыскали для нас добычу, - карандаш в руке Ригби постучал по фотографиям на столе, - примерно в этом районе, - карандаш переместился на карту, очертив несколько окружностей.

- Недалеко вроде бы, - посмотрел на карту молодой охотник.

- Разбираешься в топографии? - цепкий взгляд Ригби задержался на Илайдже.

- Карту читать умею.

- Молодец, вещь нужная. Так вот, придется сделать один длинный дневной переход. Сразу предупреждаю - по такой местности путь неблизкий и опасный. Хотя разведка волков не заметила, я все-таки сомневаюсь, что эти твари ушли далеко. К тому же они не раз обманывали наши приборы наблюдения. Так что на технику надежды мало, хотя полностью отказываться от нее мы не будем. Нам выдали на отряд две коротковолновые рации, в случае чего мы сможем вызвать помощь - на базе будет в постоянной боевой готовности отряд Фапгера. Хотя, честно говоря, и на него надежды маловато - они могут просто-напросто не успеть. Нам нужно будет рассчитывать только на самих себя.

- Короче, мы уходим в автономное плавание, - подал голос Стив Кроуфорд, в прошлом - военный моряк, отслуживший на флоте пять лет по контракту.

Охота для него была скорее не слишком серьезным увлечением, чем страстью, как для Нормана и Карда.

Кард долгое время провел на Аляске и не понаслышке знал, что такое - охотиться ради пропитания.

- Точно так, мистер Кроуфорд, - кивнул Ригби, - мгновенную поддержку нам могут оказать только морально - в виде радиопереговоров. Мы будем практически полностью отрезаны от Колонии. Адам Фолз просил меня серьезно поговорить с вами насчет опасности нашего предприятия. Сам я полностью разделяю его точку зрения, я тоже солдат, как и он, и так же, как и он, я полностью осознаю все те последствия, к которым может привести наше "автономное плавание" в лесах. Мы все здесь добровольно, но все же, я хочу еще раз попросить каждого из вас подумать - стоит ли ему участвовать или нет?

- Я думаю, мистер Ригби, что выражу наше общее мнение, если скажу, что нам не нужно время для раздумий, - уверенно сказал Норман. - Мы - с вами.

- Хорошо, - кивнул командир, - мне важно было знать ваше мнение, джентльмены, и я рад, что вы будете в моей команде. Теперь - перейдем к делу. План очень прост - мы выходим в лес завтра, совершаем переход к месту, выбранному заранее. Место назначения - высота, обозначенная на карте как "12-20". Двадцать - это высота над уровнем моря, приблизительная, конечно.

- Да, все-таки жаль, что мы никогда не увидим море. А мне так бы этого хотелось, - задумчиво протянул Кроуфорд.

- Как знать, мистер Кроуфорд, может быть, ваша мечта осуществится. Итак, мы должны в течение последующих суток с момента прибытия построить временные жилища на высоте "12-20", скорее всего, это будут шалаши. Палаток мы брать не будем - лишний груз. Затем нам нужно приступить к охоте и тут - ваша епархия, джентльмены. За всю свою жизнь я не убил ни одного животного крупнее крыс в доме моей матушки. Что вы можете предложить, мистер Норман?

Чак еще раз внимательно рассмотрел фотографии с большим увеличением, на которых было сфотографировано стадо "бизонов", и задумчиво потер подбородок.

- Думаю, тут нужно работать всем сразу. Окружить стадо и постараться подстрелить как можно больше "бизонов" за один раз - гоняться за ними мы не сможем. Поэтому я бы рекомендовал использовать пулеметы.

- Принимается, - сказал Ригби. - Что вы можете сказать по поводу животных?

- Череп у этих зверюг крепкий, его не всякой пулей пробьешь. Нужно стрелять в область шеи и в бок - там у настоящих бизонов самое уязвимое место. Снайперы, конечно, могут попытаться попасть в глаза, но я-то по себе знаю - когда в азарте лупишь, стараешься лишь бы попасть, а куда - дело десятое.

- Учтем. Что-нибудь еще?

- Как говорил Чак, и я с ним согласен, нам нужно захватить стадо врасплох, - сказал Кард. - Нужно как можно меньше шуметь, соблюдать осторожность и навалиться всем скопом. Я тут прикинул - "бизоны" весом килограммов семьсот, это, скорее всего, быки, коровы чуть поменьше. В стаде - примерно голов семьдесят-восемьдесят. Если положить сразу всех - будет неплохая добыча.

- Кстати, насчет добычи, - сказал Илайджа. - Допустим, перебьем мы "бизонов", а как же с тушами быть? Семьсот кило - это не куриная ножка, такую тушу в сумке не унесешь.

- Придется с мясом разбираться сразу на месте, - подумав, сказал Норман. - Свежевать, сразу обрабатывать, вялить или солить. Нужно будет прямо там же шалаши строить, мясо охранять от стервятников, тушами заниматься. Аттертон правильно заметил. Молодец, парень, - кивнул Чак. - Как нам быть в этом случае, мистер Ригби?

- Все продумано, - невозмутимо ответил командир, - сразу же после удачной охоты мы вызываем по рации батальон Ли и приступаем к обработке мяса. Батальон уносит столько, сколько может унести, а мы остаемся на месте с оставшейся частью добычи. Я думаю, что четыреста человек смогут справиться с переноской груза.

- Тогда - да, конечно, - сказал Кард, - а если солдаты смогут сразу забрать всю добычу, то мы сможем продолжить охоту.

- Совершенно верно, мистер Кард, мы будем охотиться столько, сколько потребуется, пусть хоть и до самой зимы.

- Да, это я хорошо знаю - что такое голодать во время зимы, - в глазах Деймонда Карда Илайджа заметил грусть, как будто бы пожилой охотник вспомнил что-то.

- В этом и заключается наша миссия, мистер Кард, - сказал командир, - не допустить голода. Итак, джентльмены, мы выходим завтра с рассветом...

Отряд Чеда Ригби, все сто двадцать два человека, стоял у ворот внешнего периметра. Еще не рассвело, у самой земли стелился холодный утренний туман. Тяжелые стебли травы пригибались под тяжестью густо выпавшей росы, деревья роняли с ветвей крупные холодные капли.

Солдаты проверяли оружие и снаряжение, наблюдатели с термовизорами занимали места на флангах. Чед Ригби переключил рацию на волну диспетчерской службы Башни:

- Это - отряд "А", ждем разрешения на выход. Как слышите меня? Прием.

Рация заскрипела в ответ голосом Адама Фолза:

- Это - Башня, Чед. Слышим тебя хорошо. Выход разрешаем.

- Понял, сэр, - ответил Ригби. - Открыть ворота!

Четверо солдат открыли ворота. Командир проследил за тем, как последний солдат покинул периметр, и приказал закрыть ворота.

- Сэр, мы прошли внешний периметр. Ворота закрыты. Приступаем к выполнению задания.

- Вас понял, командир. Удачи! Возвращайтесь скорей.

- Спасибо, сэр. Следующий радиосеанс - через четыре часа. Конец связи.

- Понял. Конец связи.

...Через четыре часа перехода отряд остановился для пятиминутного отдыха. Еще ни один человек не заходил так далеко в лес. Ригби не рисковал отправлять в лес разведчиков с термовизорами, ограничиваясь только постоянным наблюдением во время движения. Никакой посторонней активности не было, за все четыре часа, за которые отряд всё дальше и дальше углублялся в лес, не было замечено ни одного животного, больше белки. Перед самым привалом солдаты, шедшие впереди основной группы охотников, вспугнули оленя, стремительными плавными прыжками скрывшегося в лесу. Деймонд Кард с каким-то чувством ностальгии проследил за взмахами белого хвоста. Здешний олень был очень похож на своего земного собрата, и Карда охватило чувство тоски и грусти. Он побоялся признаться самому себе, что ему захотелось домой, на Землю.

- Знаешь, Деймонд, - сказал приятелю Чак Норман, - я не хочу показаться параноиком, но наши солдаты производят больше шума, чем воскресная экскурсия школьников.

- Чего ты злишься, Чак? - раздраженно спросил Джимми Ортега, солдат двадцати лет, смуглый цвет кожи которого ясно указывал на его латиноамериканское происхождение.

- Чего я злюсь?! - закипая, поинтересовался Норманн. - Так ты, Ортега, спрашиваешь, почему я злюсь? Да вы топаете, как слоны! Зверь услышит вас за пять миль так же легко, как обезьяна снимает шкурку с банана!

- Не горячись, Чак, - сказал Тим Рэнделл, бывший "зеленый" берет, когда-то служивший под командованием Адама Фолза. - До охоты еще далеко. Нам еще целый день, как ты сказал, топать до "точки". А там мы еще наверняка целый день убьем на то, чтобы устроиться на месте.

- Все равно, - упрямо мотнул головой Норманн, - мы могли бы завалить оленя по дороге, если бы вы, раздолбаи, двигались хоть чуточку ловчей.

- Что за шум? - подошел к группе спорщиков Чед Ригби.

- Да вот Норманн корчит из себя Чингачгука - Большого Змея, - фыркнул Ортега.

- Тебя назначили командиром, Ортега? - спокойно парировал Норманн. - Что-то я пропустил этот момент.

Ответом было молчание, только Ригби удивленно приподнял брови.

- То-то и оно, - довольно сказал Норманн, поворачиваясь к командиру. - А вы, Ригби, могли бы приказать своим парням ходить по лесу так, как надо.

- Успокойтесь, Норманн, - спокойно сказал Ригби. - Лично я не нахожу, что мои подчиненные производят слишком много шума. До места назначения еще идти и идти, а если ваши охотничьи инстинкты берут верх над чувством здравого смысла, то я могу порекомендовать вам успокаивающее из моей походной аптечки.

Чак Норман раздраженно засопел и Кард, по природе своей всегда бывший миротворцем, сказал:

- Командир прав, Чак. Если бы мы выстрелили раньше времени, то мы обнаружили себя.

- А еще, мистер Норман, - в разговор вступил Илайджа, - олень замедлил бы наш темп движения.

- Ладно, ладно, - проворчал Норман, - сдаюсь.

Он отошел вперед и демонстративно заложил руки за спину.

- Как тебе нравится этот тип, Джимми? - усмехаясь, спросил Рэнделл.

- Никак, - буркнул Ортега. - По-моему, он нарывается на неприятности. И потом, разве мы так шумим? Идем, как обычно, ни слова не говорим, а он "топают", "топают", - передразнил Нормана солдат.

Действительно, солдаты, в своем большинстве, бывшие спецназовцы, передвигались практически бесшумно, выбирая участки земли, поросшие травой, избегая наступать на сухие ветви, опавшие с деревьев. Норман просто сильно нервничал, а в возбужденном состоянии даже малейший шум или едва слышный шорох превращается в оглушительный шум и треск.

- Вперед! - Ригби махнул рукой, сверившись с картой местности.

Отряд продолжил движение. Чак Норман шел впереди, рядом с Ригби. Рэнделл затоптал окурок сигареты:

- Пошли, Джимми. Только не слишком топай.

- Да ну тебя, - усмехнулся Ортега, поправляя ремень автоматической винтовки на плече...

Через двадцать минут спустя на узкую поляну, на которой еще совсем недавно стояли люди, вышел поджарый волк. Он шел неторопливо, опустив голову к самой земле. Ноздри хищника щекотали чужие запахи, шерсть на загривке топорщилась, желтые глаза пристально всматривались в лес. Волк остановился на том самом месте, на котором Тим Рэнделл втоптал в землю недокуренную сигарету. Верхняя губа поползла вверх, обнажив белые зубы, приглушенное рычание вырвалось из пасти волка. Запах гари раздражал его, он фыркнул, и, повернувшись на месте, исчез в лесу.

Его путь лежал на северо-восток, к своему новому племени. Волк бежал, торопясь принести известие, которого так ждал Белый: "Люди снова появились в лесу"...

Высота "12-20" была высоким холмом с плоской вершиной, поросшей колючим кустарником. Подъем занял некоторое время, Норман и Кард с непривычки запыхались, поднимаясь наверх. Дыхание Илайджи оставалось таким размеренным и спокойным, как во время спокойной неторопливой ходьбы. Он первым достиг вершины холма и внимательно осмотрелся.

Он подошел к крутому обрыву с северной стороны холма и встал на колени, опираясь на ствол винтовки.

Охотники присели на корточки рядом с ним, за ними встал в полный рост Чед Ригби. Он вытащил из футляра на поясе мощный бинокль и поднес его к глазам.

- Вам бы лучше присесть, сэр, - сказал Илайджа, - чтобы вас не было видно.

- Да, мистер Ригби, - подтвердил Деймонд, - на холме мы как на ладони.

- Как скажете, господа, - Ригби сел на землю, подобрав под себя ноги.

Взгляд молодого охотника остановился на черных точках, похожих на маленьких жуков, копошащихся в глубине леса среди редко растущих деревьев.

- Вот, - Илайджа указал направление и Ригби подкорректировал дальность.

- Точно, - выдохнул Норман, - парень прав. Вот наши "бизоны".

- Да, действительно, - пробормотал командир, - нам везет.

Многократно увеличенные мощными оптическими линзами лесные великаны казались большими, как автомобили. Казалось, что до них можно добросить камнем.

- Завтра начнем охоту, господа. Есть возражения?

Все промолчали, даже Норман: солнце должно было вот-вот сесть за горизонт. Подножие холма уже заволокли сумерки, из низин поднимался туман, скрывая от глаз людей стволы деревьев и бесформенные массы кустарника, густыми зарослями окружающими холм...

Переночевали в спальных мешках, оружие все время было под руками - липкий страх темноты, вечный спутник человека со времен каменного века, заставлял быть настороже. Огонь не зажигали, поужинали сухим пайком, выпили несколько глотков воды из фляг. Часовые в приборах ночного видения окружили отряд, устроившийся у подножия холма с противоположной от "бизонов" стороны. Ночь прошла без происшествий, люди спали пусть не так безмятежно, как дома, но всё же их сон был спокоен.

Люди вряд ли бы смогли сохранить спокойствие, если бы они знали, что племя Белого уже совсем близко, на расстоянии трех часов бега от высоты "12-20". Волк-одиночка, следивший за мойли на протяжении двух дней, наткнулся на следы людей и тут же поспешил известить своих сородичей. Ноги не подвели его - тревожная весть о людях в лесу подоспела вовремя...

* * *

...Я все-таки дождался своего часа! Наше время пришло - люди покинули кокон смертельной для сейров паутины. Весть принес Риз, разведчик, он бежал весь остаток дня, чтобы успеть известить нас.

Мы выступили сразу же. Когда вторая луна уже наполовину проделала свой путь по ночному небу, мы обнаружили следы людей. Запах чужаков, запах человеческой кожи и пота, показался нам самым сладким ароматом из всего многообразия запахов леса. Мы снова почувствовали себя охотниками.

Я не знал, зачем люди снова осмелились выйти в лес. Они что-то искали, разведчик предположил, что люди вышли на охоту. Это показалось нам правдоподобным - стадо мойли расположилось на пастбище совсем недалеко в лесу. Мне стало смешно оттого, что люди, намеревающиеся стать охотниками, уже превратились в добычу, сами об этом не подозревая...

* * *

Оставив большую часть оборудования - аккумуляторы, мощную коротковолновую рацию, ящики с патронами и гранатами, и оставив в лагере десять человек для охраны груза, охотники вышли на охоту. До восхода солнца осталось немногим больше двух часов. В лесу слышались крики ночных птиц, уханье сов, вылетевших на ночную охоту и пронзительный писк летучих мышей, стремительными тенями неслышно рассекающими ночное небо, преследующих насекомых. Ветер стих и солдаты, неслышно ступающие по влажной от густой росы земле, напоминали призраков, окутанных белесыми клочьями предрассветного тумана.

Солдаты передвигались так тихо, что довольным остался даже Норман. Две партии охотников, двигающие параллельно на расстоянии полутора километров друг от друга, захватывали стадо спящих "бизонов" в импровизированные "клещи", чтобы вскорости отрезать возможные пути бегства для лесных великанов. Пулеметчики занимали свои места в сотне метров от стада, чтобы по сигналу загонщиков, обрушить шквал огня на определенные заранее с помощью приборов ночного видения секторы обстрела. Разведчики с термовизорами ясно видели отсвечивающие красным цветом массивные тела лежащих на земле животных, поэтому особых проблем с определением целей ни у кого не возникло.

Ригби приказал соблюдать абсолютное молчание, охотники переговаривались друг с другом с помощью условных сигналов. Огонь было решено открыть только тогда, когда взойдет солнце и отпадет надобность использовать приборы ночного видения.

Наушник в левом ухе командира периодически попискивал сериями из двойных и тройных щелчков. Это группы загонщиков давали знать, что все в порядке, движение продолжается. С загонщиками ушли Деймонд Кард и Стив Кроуфорд, с командиром остались Норман и Илайджа. Они располагались выше по холму, следя по экранам термовизоров, как передвигаются группы охотников, окружающие стадо. В десяти метрах под ними занимали места пулеметные расчеты. Вскоре красные точки, изображающие людей на экранах потускнели и стали расплывчатыми - сказывалось расстояние. Ригби отложил термовизор и поднес к глазам инфракрасный бинокль.

Командир услышал, как Норман осторожно взвел затвор своего "маузера" и посмотрел на Илайджу, неподвижно лежащего рядом с ним. Можно было подумать, что молодой охотник просто спит, но это было не так: Чед видел, как блестят его глаза. Взгляд Илайджи был прикован к ничего не подозревающим животным, чье громкое сопение доносилось даже сюда, к подножию холма. "Бизоны" явно не чувствовали никакой опасности.

Ригби оставил возле себя Нормана, испытывая вполне понятные сомнения насчет выдержки вспыльчивого охотника. Илайджу он попросил остаться, потому что симпатизировал спокойному и рассудительному юноше и хотел, чтобы в трудную минуту с ним оказался настоящий специалист, а не азартный охотник.

Ригби осмотрел лес в бинокль и отложил его в сторону: с каждой минутой становилось светлей, солнце должно было уже скоро взойти.

В наушнике пискнуло три раза и после небольшой паузы - пять раз.

Ригби коснулся плеча Илайджи и тот придвинулся поближе.

- Загонщики уже вышли на позицию, - прошептал командир.

Юноша кивнул и знаками показал Норману, чтобы он приготовился. Чак кивнул и поудобнее прижал приклад к плечу. Ждать оставалось совсем недолго...

Между тем в лесу происходили странные вещи. Птицы умолкали, но не потому, что скоро должно было взойти солнце, а потому что к ночным теням спящих предрассветным сном деревьев присоединилось множество теней, сверкающих желтыми глазами. Лес наполнился неслышными для людского уха шорохами, не сулившими ничего хорошего для тех, кто осмелился потревожить тишину спящего леса звуками взводимых затворов и шорохом осторожно ступающих десантных ботинок...

Шесть щелчков - кольцо окружения замкнуто. До восхода солнца - пятнадцать минут...

Люди напоминают гномов, вышедших из своих пещер на просторы леса. Горбы их ранцев кажутся уродливыми в расступающихся сумерках, стволы их винтовок и пулеметов кажутся жалким вызовом могуществу вечного леса. Их запахи легко уловить - запахи металла и кожи, пота и страха, нетерпения и напряжения. Они еще не знают о черных тенях, окружающих их со всех сторон, подобно черному туману. Когда люди понимают, что они не одни здесь являются охотниками - уже слишком поздно.

Тяжесть двухсоткилограммовых тел придавливает людей к земле, сильные лапы, мощь которых можно сравнить лишь с силой сжатия мощного гидравлического пресса, в одно мгновение выбивают весь воздух из легких, не дают дышать, душат. Убивают. Тени с желтыми глазами внезапно появляются из-под неподвижных теней предательских деревьев. Когти вспарывают податливую мягкость теплых человеческих тел, удары мускулистых лап ломают шейные позвонки загонщиков. Горячая кровь в один миг окрашивает темную землю, не привыкшую к подобной щедрости со стороны захватчиков.

Никто не успевает вскрикнуть - нападение слишком внезапно. Оружие бесполезно, зачастую его просто не успевают поднять, а не то чтобы нажать на спусковой крючок. Бесполезный и холодный металл равнодушно принимает капли и струи крови своих еще секунду назад живых владельцев. Металлу все равно, он мертвый. Так же, как и люди, не успевшие увидеть свет наступающего дня. Ни выстрела, ни крика. Только предсмертные хрипы и прерывающиеся стоны.

Волки не издают ни звука, люди тоже, но совсем по другой причине. Волки торжествуют, запах победы опьяняет их лучше любого вина. Запах умирающих людей - прекрасная приправа к их начавшемуся торжеству.

Лесные гиганты, оскалившие свои пасти в торжествующем вое, безнаказанно попирают темные тела, теперь уже окончательно и бесповоротно остывающие и мертвые. Пришло время волков...

Чед Ригби вздрагивает, но совсем не от холода. Волчий вой, вырывающийся из сотни звериных глоток, разрывает тишину и рвет ее на части. Эхо многократно усиливает этот нечеловеческий вопль, издеваясь над уже обреченными пришельцами. Этот вой сводит с ума, услышав этот вой, многие чувствуют, как мороз бежит по спине ледяными иглами. Сердца дают сбой, чтобы тут же забиться в ускоренном темпе, напоминающем гром боевых африканских барабанов. Мощный впрыск адреналина в кровь заставляет людские зрачки расшириться в ужасе, заставляет пальцы конвульсивно сжаться подобно пыточным тискам, завернутым до предела нетерпеливой рукой палача.

Командир вскакивает на ноги, выхватывая рацию из футляра на поясе:

- Загонщики, загонщики! Доложить обстановку!

Индивидуальные приборы связи, напоминающие наушники с тонким стебельком микрофона, пищат, подобно сверчкам, в уши своих мертвых хозяев. Оживают несколько раций, оставшихся настроенными на волну переговоров отряда. Голос командира снова и снова бесполезно повторяет:

- Загонщики, загонщики! - как навязчивую мантру, потерявшую силу.

Ему некому ответить: цепи охотников смяты, как трава под катком бетоноукладчика. Волки бегут плотными группами по трое, ежесекундно расправляясь с оставшимися в живых солдатами.

Мойли, чей сон так внезапно прервался от так хорошо знакомого им воя охотников планеты, названной людьми Лимбой, вскакивают с земли, как один хорошо слаженный организм. Инстинкт подсказывает только одно - бежать, бежать без оглядки, прочь от когтей и клыков, несущих смерть. Бежать, бежать!...

Ригби видит, как стадо "бизонов", еще секунду назад бывшее грубыми темными пятнами, усеявшими низину, поросшую густой травой, теперь становится сплошной черной ревущей стеной, летящей со скоростью пассажирского экспресса. Стена эта растет с каждой секундой, с каждым ударом замирающего сердца она приближается к нему и его отряду.

Впереди несутся быки, они ревут, как паровозы, с их губ слетают хлопья белой пены, позади - коровы и телята, хотя ни у кого сейчас не повернется язык назвать эту стремительную животную силу отдельными словами - "быки", "коровы", "телята". Эти понятия здесь так же неприемлемы, как курение во время молебна в храме. Нет "быков", "коров" и "телят" - есть черные торпеды на четырех мощных, как греческие колонны, ногах с раздвоенными копытами, из-под которых летят комки взрытой земли. Просто одни торпеды больше размером, а другие поменьше - вот и вся разница.

Топот копыт сотрясает землю, как будто начинается землетрясение. Уже никто ничего не слышит, все происходит, как в немом кино. Ригби видит, как беззвучно стреляет по "бизонам" Норман, раз за разом четко передергивая затвор, как хладнокровно целится и стреляет молодой охотник, нежно, как к щеке любимой девушки, прижимаясь щекой к прикладу. Командир трясет парня за плечо и кричит в самое ухо:

- Отходим на вершину холма! Бежим!

Парень энергично кивает несколько раз, забрасывая винтовку за плечи - "понял, выполняю"! Его жилистые руки трясут Нормана, по-прежнему лежащему на земле. Норман проворно вскакивает на ноги, его глаза уже все поняли.

Через несколько секунд стадо перепуганных животных сметет охотников у подножия холма так же легко, как перьевая метелка заботливой хозяйки сметает пыль с мебели. Ригби кричит в микрофон рации:

- Пулеметчикам - отступать! Всем отступать на холм, на вершину! Немедленно отходить!

Его не слышит никто - ни живые, ни мертвые, ни те, кто вот-вот исчезнет под многотонной массой обезумевшего от страха стада. Пулеметчики стреляют по "бизонам", трассирующие пули огненными пунктирами расчеркивают черную стену. В стене появляются прорехи и дыры - мертвые животные, сраженные пулями на бегу, падают на землю, но это - секундная задержка и не более того. Оставшиеся в живых "бизоны" перепрыгивают через мертвые тела и продолжают на бешеной скорости нестись вперед. Их невозможно остановить. Огонь достигает ураганной плотности и тут же стихает, не слышно даже одиночных выстрелов.

Стадо сносит линию пулеметных расчетов за долю секунды. Вот только что Илайджа видел лежащих на земле пулеметчиков - а теперь их нет. Вместо них на земле - темные бесформенные пятна, напоминающие темные чернильные кляксы. "Бизоны" втоптали солдат в землю. Это - конец.

Стадо разделяется надвое - как река, огибающая утес посредине течения. Животные огибают холм с двух сторон и продолжают свой бег, оставив за собой пробитые пулями тела сородичей и растоптанные тела людей.

Все происходит в течение тридцати-сорока секунд, всё настолько стремительно, что люди, взбежавшие на вершину, останавливаются на бегу и оглядываются назад, чтобы убедиться, что это не приснилось им в страшном сне. К сожалению, гибель людей под копытами "бизонов" - правда и правда ужасная. Но на этом кошмар не заканчивается.

Люди снова слышат волчий вой, теперь это уже не победный вой, в нем слышатся иные нотки. Вой переходит в громкое рычание с повторяющимися фразами, похожими на собачий лай. Снова слышится вой, ему отвечают слева и справа от холма, через несколько секунд вой слышится уже за спинами людей у подножия холма. Чак Норман, Илайджа Аттертон и Чед Ригби с ужасом смотрят друг на друга, понимая, что они окружены и им не уйти.

А над всем этим поднимается солнце, безжалостно и равнодушно освещая тела погибших солдат. Над засыхающими лужицами крови лениво кружат мухи. Для них жизнь еще продолжается...

* * *

...Все прошло как нельзя лучше. Приблизившись к людям, покинувшим место своего ночлега, мы поняли, что они окружают стадо мойли. Дав им растянуться двумя длинными цепочками, мы бесшумно следовали за ними в тумане, скрытые мраком.

Лес приветствовал нас. Ветра не было, но деревья все же шептали на своем древнем языке слова приветствия и одобрения. Травы стелились к нашим ногам, как льнут дети к теплому телу матери. Травы скрывали наши следы, деревья прятали нас в своей тени, даже птицы умолкли, не желая выдавать нас криками. Солнце как будто замедлило свой неумолимый ход, чтобы дать нам время. Туман обнимал нас мягкими влажными лапами, застилая людям взгляд.

Мы напали все одновременно, каждый из сотни моих охотников выбрал свою жертву и наше нападение было подобно удару молнии. Мы были опытными воинами, я щедро поделился со своими братьями своим опытом по части строения человеческих тел, и я увидел, как они усвоили мои уроки.

Люди умирали в неведении того, что их убило. Многие даже не успели испугаться - мы не услышали того одновременно тошнотворного и одуряющего запаха человеческого страха, от которого я уже успел отвыкнуть. Мы убивали их так же легко, как муравьев. С каждым укусом, с каждым рывком челюстей, каждым взмахом и ударом я видел, как мои умершие дети строго смотрят на меня.

И я шептал им, а вовсе не этим двуногим: "Вот, смотрите. Это все для вас. Теперь вы можете быть спокойны, теперь ваш отец наконец-то сделал то, что давно было пора сделать. Дети мои - я приношу вам жертву, щедро сдобренную кровью". Я шептал и мне становилось легче. Теперь злобные зубы демонов в моей голове, ежесекундно грызшие меня, прекратили свою изощренную пытку.

С каждой смертью, с каждым их предсмертным вздохом, я становился сильнее. Восхитительное спокойствие, подобно теплой волне, поднималось во мне всё выше и выше. Я чувствовал себя исполняющим чужую справедливую волю послушным существом, не отдающим себе отчета в том, что такое зло и что такое добро, что есть свет и тьма, жизнь и смерть. Иногда я как будто бы смотрел на себя со стороны: "Неужели это я, это я вот сейчас ударил чужака, неужели это мои когти наносят эти рваные брызжущие кровью раны, неужели в мой язык ощущает металлический вкус и тепло чужой крови?", думал я и с некоторым удивлением отвечал, сам себе: "Да, это я".

Опьянение битвой - страшная вещь. Она подобна укусу летучей мыши-вампира с южных земель (подобные твари изредка залетают в наши леса, но не живут долго - зимний холод быстро приканчивает их). Сначала ты ничего не чувствуешь, затем тебе становится тепло и хорошо, ты становишься ленивым и неповоротливым - так начинает действовать яд в их слюне. Затем - резкая смена ощущений. Из теплой воды ты попадаешь в глубокую ледяную яму. Тебя бьет озноб, лихорадка сотрясает твое тело до самого последнего волоска - сказывается потеря крови.

Также и в бою - ты теряешь рассудок. Враг слаб, его оружие бесполезно против тебя в темноте. Он слеп - ты зряч, он жертва - ты охотник, он крыса - ты волк. Твои удары достигают цели с опьяняющей быстротой и легкостью, ты многократно превосходишь врага по силе. Ты чувствуешь себя всемогущим, нет никого равного тебе, ты - выше всех.

Этот момент наиболее опасен - ты рискуешь потерять бдительность и здравый смысл. К сожалению, в нас, сейрах, слишком много осталось от животных.

От наших предков мы знали, кем мы были до того, как злые боги в нас вложили разум и стремление убивать. Мы были обыкновенными животными, как те же олени или мойли. Хозяева выбрали нас за нашу жестокость и сделали нас своими послушными рабами, но мы не забыли ни кем мы были, ни кем мы стали.

Как бы мы не ненавидели наших создателей, мы, все же, были благодарны им за этот бесценный дар - разум. Мы дорого заплатили за этот подарок - мы гибли в бессмысленных войнах, мы убивали, как лишенные разума бешеные хищники, но мы смогли сберечь в себе ту единственно ценную искру, свойственную любому живому существу - стремление быть свободными. За свободу мы заплатили вдвойне - половина из нас погибла в войне с нашими бывшими создателями, но это казалось нам достойной платой за право жить свободно.

Люди совершили ту же ошибку, что и наши бывшие создатели - они приравняли нас к животным. А мы - не звери, хотя звериного в нас больше, чем разумного.

Этого я боюсь больше всего - что зверь во мне победит. Мне страшно от этого каждый раз, когда я схватываюсь с людьми. Каждый раз я боюсь за свой усталый и исстрадавшийся по мертвым детям разум. Каждый раз моя жажда мести пересиливает слабые голоски, похожие, наверное, на голос моего неродившегося внука. Эти голоса шепчут мне, перекрикивая рев крови: "Остановись, подумай, оставь месть. Может быть, люди ошибаются, принимая тебя за зверя? Может, их агрессия - просто плод невежества и незнания? Может, они не понимали того, что они творят, неся смерть твоему народу?"

К сожалению, эти голоса еще не набрали силу. Я все-таки - зверь, сохраняющий рассудок, балансирующий на грани безумия, лишь усилием воли...

* * *

- Черт меня побери, черт меня побери, - шептал Чак Норман, глядя в бинокль Ригби.

- Ты видишь их, Чак? - спросил Илайджа, рассматривая окрестности в оптический прицел.

- Они там - под деревьями, - буркнул Чак, - я вижу только, как мелькают тени, но это они, клянусь.

- Рация осталась в лагере, - тихо сказал Чед Ригби, - а лагерь в пятнадцати метрах внизу, - он указал на заросли кустарника у подножия холма.

- С таким же успехом можно было сказать, что рация осталась в Башне, - проворчал Норман. - Может, рискнуть и спуститься?

- Не советую, - ответил Ригби, - я даже без бинокля вижу, что в зарослях - волки. Не один десяток волков, если быть точным.

- Дерьмо, дерьмо, дерьмо! - вскричал Чак, ударив кулаком о землю.

- Сколько у тебя патронов, парень? - спросил Ригби.

- Пять в магазине и еще сорок в патронташе, - ответил Илайджа, тщательно пересчитав каждый патрон.

- Чак?

- Примерно столько же, - справившись с дрожью в руках, Чак Норман, аккуратно вложил бинокль в футляр и передал его командиру. - А у тебя, Чед? Теперь ведь можно называть тебя Чед?

- Конечно, можно, - усмехнулся солдат, - какие уж тут теперь церемонии. У меня неполная обойма, еще семь рожков к "М-16" и две гранаты.

- Запасливый у нас командир, - проворчал Норман, окончательно успокоившись, - жаль только, что у тебя нет обратного билета домой на ближайший самолет.

- Извини, Чак, все билеты проданы, полный аншлаг, - Чед указал на мелькнувшее в зарослях черное тело.

- Какие будут предложения, помимо того, чтобы застрелиться? - спросил Норман.

- Надо держать оборону на вершине холма, - сказал Илайджа. - Собрать побольше хвороста, разложить вокруг центрального костра и сидеть спина к спине. Может быть, отобьемся.

- Вот именно - может быть. Чед, через сколько времени на базе встревожатся, что мы не выходим на связь? - спросил Чак.

- Если мы пропустим два сеанса связи подряд, тогда они сами начнут нас вызывать. Не дождавшись ответа, они, скорее всего, вышлют на помощь отряд Фапгера. Часов восемь-десять - пропущенные сеансы, еще два часа на раскачку, итого - двенадцать часов.

- Сейчас уже - восемь утра, - сказал Норман, - плюс двенадцать, значит, шесть часов вечера. Вряд ли они отправят отряд на ночь глядя, правильно?

- Правильно.

- Значит, нам всем - крышка. К утру волки от нас ни одной целой косточки не оставят. Смешно, - рассмеялся Чак.

- Что смешно? - спросил Чед.

- Послезавтра мы станем волчьими какашками, вот что смешно, командир, - несколько раз истерически хихикнул охотник и замолчал, с силой дернув себя за волосы.

- Ну, если других предложений нет, то вы идете собирать дрова для костра, а я подготовлю позицию, - сказал Ригби, пристально глядя на Нормана.

- Как ты, Чак? - спросил Илайджа.

- Никак, - проворчал тот в ответ, поднимаясь на ноги, - просто обидно до чертиков, что я, охотник, стал тем, на кого охотятся.

Илайджа промолчал: говорить не хотелось. Он почему-то чувствовал, что предал свою семью: ведь он обещал вернуться, что теперь казалось неосуществимой мечтой...

Иногда люди жалеют, что у них нет крыльев. Действительно, как не завидовать птицам, глядя на то, как они, без особых усилий, пролетают огромные территории, оставляя под крылом медленно проплывающую землю, с высоты полета похожую на зеленую скатерть. Птицам нет дела до того, что внизу. Им незнакомы страх и отчаяние, тоска и грусть. Им всё равно.

Один из людей, оставшихся в живых, с тоской смотрит на птиц, величественно парящих в высоте, то поднимаясь, то опускаясь в потоках воздуха. Ему хочется стать птицей и вернуться назад, домой, к брату, сестре, племяннику и матери. Он на миг представляет себе, как же это, должно быть, прекрасно - оторваться от земли, взмахнуть крыльями изо всех сил и лететь до тех пор, пока хватит сил.

Если бы он был птицей, то, взлетая с плоской, как обеденный стол, вершины холма, он бы увидел то, что ему бы не понравилось.

Он увидел бы волков, лежащих в тени колючих высоких кустов, ожидающих, когда же зайдет солнце. Некоторые волки встают с земли, потягиваются, разминая затекшие мускулы, и снова ложатся на землю - им некуда спешить.

Если бы он поднялся еще повыше в небо, он увидел бы, как стая лакомится мясом убитых людьми "бизонов", выбирая самые лучшие жирные куски мяса на брюхе и боках. Увидел бы трупы солдат и бесполезное оружие, валяющееся в беспорядке. Увидел бы, как молодой трехлетний волк, удобно развалившийся на земле на том месте, где вчера люди устроили свой лагерь, с интересом смотрит на трещащую голосом Майкла Фапгера коротковолновую радиостанцию: "Отряд "А", ответьте базе! Отряд "А", ответьте базе! Черт, да что вы там, заснули, что ли?! Отряд "А", ответьте базе! Прием".

Поднявшись еще выше, он увидел бы отдыхающих в тени деревьев волков постарше, зевающих после плотного завтрака и лениво дремлющих в ожидании вечера, который обещает быть для них весьма и весьма приятным.

Если бы он поднялся еще выше, то далеко-далеко на юге он увидел бы серую иглу Башни, проткнувшую небо и фермеров, по-прежнему корчующих упрямые пни, и лесорубов, продолжающих свою работу, и суетливую мошкару "шершней", вьющихся вокруг острого шпиля.

Хорошо, что он не видит этого. Если бы он смог увидеть все это, его сердце бы не выдержало и он упал бы обратно на сухую землю невысокого холма, обозначенного на карте как высота "12-20"...

Огонь - это наверняка самое лучшее, что могла подарить природа таким слабым созданиям, как люди. Огонь согревал их тела на протяжении тысяч лет, он был их божеством и их проклятием. Он дарил жизнь, но также легко мог подарить и смерть. Для людей, сидящих друг возле друга в сужающемся кольце выходящих из леса волков, он был границей, четко разделившей жизнь и смерть.

За десять минут до захода солнца Чед Ригби поджег костры, окружившие вершину холма плотным кольцом. Свет вспыхнувшего пламени ослепил людей и осветил волков, замерших на мгновение перед тем, как броситься по крутым склонам вверх, к запаху человеческого страха и отчаяния.

Чед Ригби, Чак Норман и Илайджа Аттертон сидели, прижавшись, спина к спине, напряженно вглядываясь в темноту, обступившую их. Искры, взлетающие вверх, казались им прощальным салютом в их честь.

Волки медлили. Огонь скрыл от них их жертвы, дым притупил обоняние, а треск сухих ветвей не позволял услышать людей. Наконец волки решились: трое из них перепрыгнули огненную стену.

Чед Ригби бросил гранату и тут же пожалел о своем опрометчивом поступке: взрыв гранаты отбросил волков назад, разорвав сплошное защитное огненное кольцо, озарив на миг волков, столпившихся у самого огня. Разлетевшиеся в разные стороны осколки ранили еще пятерых волков, взвывших от боли.

- Так вам и надо, твари, - закричал Чак Норман, дважды выстрелив в темноту.

Волк с белой полоской шерсти поднял к почерневшему небу свою чудовищную голову и завыл. Его вой подхватила стая.

Охотников охватил ужас, они уже почти ничего не соображали, даже Чед Ригби потерял самообладание. Три короткие очереди, выпущенные наобум, пролетели над головами волков.

Вой смолк, раздалось рычание вожака. В этом зверином рыке людям почудилась насмешка и нетерпение. Волки ответили воем. Этот вой не прекращался ни на секунду, заглушая все остальные звуки.

На мгновение свет от костров померк и люди увидели волков, перепрыгивающих раскаленные красные угли и языки пламени. Чед Ригби нажал спусковой крючок и выпустил все патроны, оставшиеся в магазине, в одной длинной очереди, скосившей двух волков. Чак Норман выстрелил в волка, летящего на него. Волк, отброшенный выстрелом, откатился назад в огонь и его охватило пламя. Чак передернул затвор, понимая уже, что слишком поздно.

Эти выстрелы, сделанные людьми на высоте "12-20", были последними. Больше никто из них уже никогда не смог выстрелить снова...

Илайджа заворожено смотрел на волка, перепрыгнувшего огненное кольцо прямо перед ним. Он слышал, как стреляют Норман и Ригби, но эти звуки с трудом достигали его сознания, как будто бы сквозь плотный слой ваты. Юноша судорожно прижимал к плечу приклад винтовки, но палец, лежащий на спусковом крючке, казался ему каменной глыбой. Время остановилось. Илайджа смотрел на то, как прыгает волк, как невесомо повисает в воздухе. В ярком свете костров он мог ясно различить каждый волосок на шкуре хищника, он видел, как под густой шерстью перекатываются бугры чудовищных мускулов. Особенно заворожили Илайджу глаза волка - золотые, светящиеся каким-то необъяснимым завораживающим светом. Волк приближался к нему так медленно, как будто плыл под водой...

Кинжально острые когти ударили Чеда Ригби прямо в лицо и он закричал от невыносимой боли. Свет померк для него: когти прочертили глубокие борозды на лице, попав в глазные впадины. Следующим взмахом нападавший волк рассек артерии на незащищенной шее. Потерявший сознание от болевого шока, Чед ничком упал на землю, подставив шею под последний, смертельный, укус, не заставивший себя долго ждать...

Винтовка, которую Чак Норман сжимал в правой руке, отлетела в сторону, отброшенная рывком чудовищной силы. Удар был настолько силен, что Чак лишился двух пальцев на руке, сам не заметив этого. Широко распахнутая пасть заслонила от него окружающий свет и он поднял правую руку, согнутую в локте, чтобы защитить голову. Для волка его рука не была препятствием: пасть сомкнулась, сломав руку также легко, как ломается сухая соломинка в сильных руках. Чак закричал, так громко, как никогда в жизни не кричал. Его крик прервался почти сразу же - ведь нельзя кричать, когда терзают твое горло...

Илайджа упал на землю, сбитый с ног. Золотистые глаза посмотрели в глаза человека с какой-то непонятной болью и сожалением. Сильные лапы придавили тело юноши к земле так, чтобы он не смог пошевелиться, даже если бы и захотел.

Над лицом Илайджи протянулась лапа с выпущенными когтями. На подушечках лапы зверя молодой охотник увидел темную кровь и его затошнило. Волк, сбивший Илайджу, прорычал что-то и лапа тут же исчезла из поля зрения юноши. На плече волка, придавившего его к земле, Илайджа увидел полоску белой шерсти, похожей на седину, если бы это были человеческие волосы. "Наверное, это их вожак", подумал Илайджа, дрожа от страха, "не зря же его так слушаются". Волк наклонил голову и обнюхал охотника. Илайджа ясно ощутил смрад протухшего мяса, исходящий из пасти волка, и поморщился.

Волк убрал передние лапы с плеч юноши и попятился назад. Он чуть приподнял голову, опустил и снова поднял.

Илайджа с трудом поднялся на непослушные ноги, пытаясь сдержать дрожь в коленях.

Волк внимательно смотрел на него. Илайджа обернулся: он был окружен волками, смотревшими на него с каким-то непонятным чувством в глазах. От этих пристальных взглядов юноше стало не по себе и он поежился, как от холодного ветра.

Волк с белой полоской шерсти что-то проворчал, посмотрев на своих сородичей, и волки ответили нестройным рычанием, в котором Илайдже почудились нотки какого-то непонятного смеха. Теперь молодой охотник ни капельки не сомневался, что волки могут разговаривать и он чувствовал себя неловко, как обычно чувствуют себя люди, в присутствии которых говорят на незнакомом языке.

Он обречено осмотрелся по сторонам: вокруг были чужие враждебные существа, которым нравилось (Илайджа это ясно чувствовал), что человек, стоящий перед ними, настолько беспомощен и жалок. Волки рычали, повернув головы друг к другу, Илайджа уже ясно различал, как ему казалось, слова этой странной речи. Все волки "переговаривались" друг с другом, с интересом рассматривая чужака и только вожак хранил молчание, упрямо не сводя глаз с человека.

Илайджа попытался выдержать взгляд этих пылающих глаз, но не смог и опустил взгляд. Волк продолжал смотреть на него, Илайджа чувствовал его взгляд даже с закрытыми глазами. В сверкающих золотистых глазах волка горело непонятное человеку, и поэтому пугающее, торжество...

* * *

- Почему ты не убил человека, Белый? - спросил меня Алг.

- Потому, что он нам пригодится, - ответил я. - С первым человеком, Доксом, у меня не было достаточно времени, чтобы понять, чего хотят люди.

- Разве ты не говорил нам, что знаешь, чего они хотят? - Алг презрительно посмотрел на человека, стоящего в кольце окруживших его сейров.

- Я говорил, Алг, и я не отказываюсь от своих слов. Но с тех пор прошло много времени, люди оградили Пустошь, вокруг Башни летают какие-то неживые существа, мы слышали, как люди уничтожают деревья. Зачем? Мы не знаем, что творится в людском муравейнике, мы не знаем, как организованы люди, как распределяется старшинство в их стаде, и могу поспорить, что мы не знаем и сотой доли того, что мы должны знать. А ты спрашиваешь, зачем я оставил этого молодого чужака жить.

- Ты хочешь изучить его?

- Конечно. Я хочу узнать о людях как можно больше, узнать их слабые места, их цели и намерения. Я подумываю даже о том, чтобы выучить их язык.

- Прости меня, Белый, - Алг склонил голову, - что не оценил твоей мудрости.

- Мудрость здесь не причем. Нам нужно знать своих врагов, чтобы как можно лучше бороться с ними.

Мы немного постояли молча, рассматривая врага. Это был молодой самец, это было заметно по редкой поросли волос на лице и запах тела был гораздо моложе тех двоих, лежащих на земле.

- Уходим, братья! - крикнул я и охотники начали покидать пустошь.

Впереди была еще целая ночь и я не хотел терять её попусту. Нам нужно было покинуть поле битвы. Я отдал приказание разведчикам проверить леса на расстоянии ночного перехода - весьма вероятно, что в лесу были еще группы чужаков. Сам же я решил отвести пленника в наше логово. Я приказал шестерым охотникам стеречь пленника и пресекать все его попытки к бегству, не причиняя, однако, ему никакого вреда.

Человек стоял на вершине холма и его взгляд был прикован к телам своих мертвых сородичей. Я видел, как прозрачные капли текут по его лицу, вытекая из глаз. С легким недоумением я понял, что это - их способ выражать горечь и боль утраты, но во мне не было ни капли жалости ни к нему, ни к его мертвым. Никто из них не заслужил моего прощения и жалости...

* * *

Майкл Фапгер раздраженно отбросил микрофон на стол. Ричард Вейно, сидящий рядом с ним, укоризненно посмотрел на друга, поднял микрофон и аккуратно закрепил его в специальном захвате на корпусе радиостанции.

Четыре часа подряд Майкл вызывал отряд "А", первым вышедшим в лес. Затянувшееся радиомолчание не предвещало ничего хорошего, это понимали все. Адам Фолз вызвал отряды "Б" и "В" и предупредил их о том, что связь с первой партией потеряна.

- Да, - говорил Адам в микрофон, - четыре часа назад. Нет, мы не знаем почему. У них был стандартный комплект - одна основная и одна запасная рации. Вряд ли обе рации могли выйти из строя одновременно. Будьте начеку, сверните всю деятельность, тщательно пересчитайте людей. Прием.

- Понял, занимаем круговую оборону, - донесся ответ из динамиков.

- Черт! - Майкл ударил кулаком по столу, отшвырнул ногой стул, на котором сидел, и выхватил микрофон из рук Адама.

- База - отряду "Б" и отряду "В"! База - отряду "Б" и отряду "В"! Подтвердите готовность получения приказа!

- Что ты делаешь, Майкл?! - вскричал Адам, но Майкл не слушал его.

Он отпустил кнопку передачи, переведя радиостанцию в режим приема.

- Отряд "Б" на связи! Прием. Отряд "В" на связи! - тут же откликнулись охотники.

- Сохранять режим радиомолчания! Ждать приказа! - Майкл снова переключился на прием, прослушал подтверждения от отрядов и повернулся к Адаму, рассерженно смотрящему на него.

- Объяснись, Фапгер! - голос Адама Фолза был холоден и тверд.

- Тебе еще надо что-то объяснять, Адам?! - проревел Майкл. - Нам нужно как можно скорее вывести людей из этого чертового леса! Сейчас - только полдень, до темноты еще восемь часов. Они успеют пройти половину расстояния до базы, а если будут двигаться ускоренным темпом, то мы еще успеем помочь им! Неужели ты не понимаешь, Эйд?!

- Я понимаю, что ты не в себе, Майкл! - сквозь сжатые зубы процедил Адам.

Майкл закрыл глаза, вдохнул и медленно выпустил воздух из легких. Затем он открыл глаза:

- Адам, я уверен, что волки напали на отряд "А". Я не верю в то, что у них сломались рации или закончилось питание для них. Я верю в то, что Чед Ригби - один из лучших командиров, с которыми нам приходилось иметь дело. Он обязательный до тошноты, он бы в лепешку разбился, но вышел на связь! Если он молчит, то это значит только одно - они не могут говорить! Что-то случилось, Адам, и не надо говорить, что ты не понимаешь этого.

- Я понимаю тебя, Майкл, - тон Адама сбавил пару оборотов и почти напоминал нормальный человеческий голос, - но пойми и ты меня. Конечно, что-то случилось, но это может быть простым совпадением. Иногда случаются странные вещи, может, и сейчас обе рации вышли из строя, но вовсе не из-за волков.

- Адам, - губы Майкла дрожали, он с трудом сдерживался, - если хочешь, я сейчас встану на колени перед тобой и буду умолять тебя разрешить мне сделать то, что я считаю нужным.

Ричард молчал, с болью прислушиваясь к разговору друзей. Он не смотрел на них, ему это было не нужно. Он смотрел на молчащую рацию, положив на стол перед собой ставшие непослушными руки.

Адам вздохнул и опустил голову.

- Что ты хочешь сделать, Майки?

- Нам нужно отозвать оба отряда обратно на базу. Пусть выступают сейчас же, пусть бросают все, что мешает им идти как можно быстрей. Навстречу охотникам мы пошлем батальоны Дюморье и Кима Ли. Я, со своими парнями, отправлюсь навстречу Чеду Ригби. Если у них действительно не работают обе рации, то я стану на колени и поблагодарю господа бога, в которого не верю ни я, ни ты, Адам. Я буду благодарить его до тех пор, пока ему не затошнит от моих благодарностей.

- Майки, - осторожно сказал Ричард, - а если в лесу вас будут ждать чертова куча волков? Что, если их там - целые тысячи?

- Ричи, старина, - повернулся к нему Майкл, - лучше мы будем делать хоть что-нибудь, чем просто отдадим этим тварям всех наших парней в лесу!

- Хорошо, Майки, действуй, - устало сказал Адам. - Боюсь, что ты прав.

- Я тоже этого боюсь, Эйд. Я тоже этого боюсь, - Майкл снял со стойки микрофон и нажал кнопку передачи:

- Отряды "Б" и "В"! Отряды "Б" и "В"! Говорит база! Говорит база! Слушать приказ! Слушать приказ! Свернуть все работы, в кратчайший срок выступить с мест текущей дислокации и как можно скорее вернуться домой! Повторяю - возвращаться домой! Как поняли? Прием.

- Вас поняли! Выполняем! - в голосе ответивших охотников ясно чувствовалось облегчение.

- Конец связи! - Майкл осторожно отложил микрофон.

- Все, парни, я побежал! - он махнул растопыренной пятерней Адаму и Ричарду и выбежал из радиорубки.

Адам и Ричард сидели молча, избегая смотреть друг на друга. Адам опустил голову на руки и закрыл глаза. Ричард взял в руки микрофон:

- Отряд "А" - ответьте базе. Отряд "А" - ответьте базе. Чед Ригби, вас вызывает база. Отряд "А" - ответьте базе. Прием.

Щелчок - переключение на прием. Из динамиков доносится только еле слышный шорох помех, как будто шум пересыпающегося песка из верхней колбы песочных часов в нижнюю.

Щелчок.

- Отряд "А" - ответьте базе. Отряд "А" - ответьте базе. Прием.

Щелчок. Шорох песка...

Через полчаса поднятые по тревоги батальоны покинули внешний периметр. Каждый батальон, дополнительно усиленный отделениями огнеметчиков, выступил навстречу идущим ускоренным маршем охотничьим партиям. С отрядами поддерживалась постоянная радиосвязь - через каждые полчаса командиры отрядов связывались с командирами батальонов. Удачным было то, что отряды "Б" и "В" не углубились в лес так далеко, как сделал это отряд Чеда Ригби. Это обстоятельство, а также тот факт, что трое оставшихся в живых людей из отряда "А" задержали волков до самого вечера, позволило людям сохранить свою жизнь. Еще до наступления темноты отряд "Б" встретился в лесу с батальоном Жана Дюморье, а отряд "В" - с солдатами Кима Ли.

Люди расположились на ночлег в лесу, неосознанно копируя поведение Чеда Ригби, Чака Нормана и Илайджи Аттертона на высоте "12-20" - были разведены костры, у которых люди смогли отогреться от внезапно налетевшего холодного северного ветра. Никто не сомкнул глаз ни на секунду - ни бывшие теперь уже охотники, ни солдаты. Их мысли были заняты одним - что же случилось с людьми Чеда Ригби?

Солдаты отряда Майкла Фапгера, также заночевавшие в лесу на расстоянии десяти километров от места расправы с охотниками отряда "А", думали о том же, но ответ на свои вопросы они смогли получить только утром следующего дня...

Сначала они увидели убитых пулеметчиков у подножия холма. Тела солдат лежали в тех же позах, в которых их застала смерть. Груды тел "бизонов", частично обглоданные волками, показывали, каким страшным и скоротечным был бой солдат со стадом быков, спровоцированных волками.

- Гильзы вчерашние или позавчерашние, - сказал Дональд Седжвик, поднося пулеметную гильзу к своему крючковатому носу, покрытому сеткой красных прожилок.

Фапгер стоял рядом с ним, осматривая поле боя. В нем закипала бессмысленная ярость, направленная против волков, против их хитрости и жестокости.

- Стреляли до тех пор, пока "бизоны" не растоптали их. Следы копыт повсюду, начиная с той низины метрах в трехстах, - указал Седжвик. - Затоптано так, что ни черта не разберешь.

- Сэр, - к Майклу подбежал молодой солдат, - в километре на северо-запад - тела наших.

- Пойдем, - угрюмо проворчал командир. - Дон, осмотри тут все, как следует.

Седжвик молча кивнул, поднял с земли искореженный пулемет и покачал лысеющей головой.

В лесу картина была еще страшнее. Не было никакого сомнения в том, что произошло здесь. Охотники готовились напасть на стадо, но волки напали на них раньше, чем кто-нибудь из солдат смог поднять тревогу. Девяносто три трупа со страшными ранами, раздавленными грудными клетками и вспоротыми животами напоминали Майклу тряпичных кукол, растерзанных нетерпеливыми детскими руками. Это ужасное зрелище также заставило Майкла вспомнить ту бойню, которую люди учинили волкам в первый день после Высадки. Только теперь люди уступили место волкам. Майкл приказал собрать оружие и перенести тела погибших к холму.

Вернувшись, Майкла ждало еще одно страшное безмолвное свидетельство того, что произошло на вершине холма. Черный пепел, неровным кольцом опоясавший вершину холма, показался Майклу погребальным костром. Он заметил воронку от разрыва гранаты, брошенной Чедом Ригби, а минуту спустя увидел его тело, изувеченное серией из трех свирепых ударов. Чака Нормана они смогли опознать только по именному знаку - его лицо было сплошным кровавым месивом. Такие металлические пластинки, запаянные в пластик, выдавали всем колонистам.

Здесь гильз было мало, в основном, это были гильзы от патронов для автоматической винтовки, лежащей рядом с телом Ригби.

Трупов волков было мало - Чеду Ригби удалось убить троих волков, Чаку Норману - только одного, его обугленное тело лежало в груде пепла в трех метрах от того места, на котором люди дали свой последний бой.

Майкл заскрипел зубами, пытаясь сдержаться, и это ему удалось. Он приказал собрать все личные вещи, оружие и оборудование, включая обе исправные рации. На это ушел весь световой день и люди разбили временный лагерь на вершине холма. Тела удалось опознать не все - тела пулеметчиков, попавших под копыта стада "бизонов" буквально разваливались на части, когда плачущие от бессильной ненависти солдаты пытались выкопать их земли. Поэтому Майкл приказал похоронить тела на том же самом месте. Был насыпан невысокий курган, обложенный сверху камнями, которые удалось выкопать на холме. Люди недосчитались двадцать девять человек, все остальные тела были снесены на вершину холма, на котором уже шли приготовления к погребальной церемонии.

Тела погибших было решено предать огню. Солдаты стояли в надвигающихся на холм сумерках, на их мрачных лицах, кажущихся каменными застывшими масками, плясали блики яростных языков пламени. Искры возносились в небо роем светящихся огней и Майклу показалось, что это души его убитых товарищей.

Он сжал кулаки и молча поклялся самому себе, что теперь он не будет знать пощады ни к одному из волков. Он проклял их, почти позабыв убитую им беременную самку сейров. Теперь он хотел только одного - отомстить. Это желание горело в нем с такой же силой, как и пламя костра, на котором сгорали тела охотников отряда Чеда Ригби.

Среди солдат не было хороших следопытов, а так как они решили, что в живых никого не осталось, то они не обратили особого внимания на то, что рядом с телами Ригби и Нормана лежит ранец, принадлежавший Илайдже Аттертону. Также они не заметили, что с холма уходит цепочка следов ботинок, частично перекрытых отпечатками волчьих лап. Ранец Илайджи, вместе с личными вещами убитых охотников, был перенесен в Башню и передан Рою Аттертону. На материи ранца, с внутренней стороны было аккуратно выведено чернилами "Илайджа Аттертон", поэтому проблем с идентификацией не возникло.

Рой Аттертон молча выслушал слова соболезнования от Адама и Майкла. Он просто не мог говорить. Рвущиеся наружу сдерживаемые рыдания надежно зажали ему горло. Он взял ранец своего брата из протянутых к нему рук, молча кивнул и отправился домой.

Откинув брезентовое полотнище входа в палатку, он подошел к койке своего брата и молча сел на нее, по-прежнему сжимая в руках ранец.

Его жена узнала вещи Илайджи сразу же, как Рой вошел в их палатку. Она всё поняла и тут же отнесла маленького Тимоти в дальнюю "комнату", его детскую, в которой стояла его кроватка, сделанная его дядей, в окружении игрушек, большинство из которых было сделано теми же заботливыми умелыми руками. Дженни с трудом сдерживала себя, но, вернувшись обратно, она села рядом со своим мужем, обняла его за плечи и заплакала. Она плакала молча, боясь испугать своего сына, а еще она боялась, что Маргарет начнет кричать, узнав о гибели своего Илайджи.

Этого не произошло.

Маргарет Аттертон узнала ранец Илайджи, когда ее старший сын вернулся домой. Она вложила открытку, с которой все также лучезарно улыбался Иисус, в свою Библию, и какое-то время рассматривала лицо сына божьего, озаренного, без сомнения, божественным светом.

Она встала из-за стола, за которым читала, и аккуратно придвинула стул на место. Дженни со страхом на лице посмотрела на нее, с минуты на минуту ожидая, что Маргарет взорвется воплями и проклятиями. Взрыва не последовало. Маргарет продолжала молчать, её узкие губы были плотно сжаты, а её глаза уже ничем не напоминали глаза прежней религиозной фанатички.

Продолжая хранить молчание, Маргарет подошла к кровати своего младшего сына и ее сухая рука прикоснулась к щеке Роя, продолжающего сжимать в своих сильных руках ранец брата. Глаза Роя продолжали смотреть в одну точку прямо перед собой, его лицо напоминало живое изваяние скорби. От прикосновения руки Маргарет Рой вздрогнул и посмотрел на нее. Маргарет смотрела на него и в её глазах не было ни капельки сумасшествия.

В этих глазах было что-то другое. Именно спокойное выражение этих глаз вывело Роя из состояния оцепенения. Его глаза наполнились слезами, его губы задрожали, как у обиженного ребенка, он всхлипнул и прижался к матери. Маргарет прижала голову сына к своей груди и он затрясся в беззвучном плаче. Негромкий стон вырвался из его груди и он крепко обнял мать. Маргарет плавными ласковыми движениями гладила его по голове, а он, никогда за всю свою сознательную жизнь не проронивший ни слезинки, плакал на ее груди.

Когда рыдания Роя немного затихли, Маргарет взяла руки сына в свои, легонько отстранила его от себя и положила его руки на плечи Дженни. Рой крепко обнял жену, она ответила ему тем же, с благодарностью глядя на свекровь. Маргарет, также молча, провела рукой по волосам Роя, плачущего на плече жены, ласковым жестом прикоснулась к щеке Дженни, как будто благодаря. Дженни легонько пожала сухие пальцы Маргарет и поцеловала их.

Маргарет вошла в "комнату" Тимоти. Мальчик лежал на спине в своей кровати с высокими деревянными перильцами и хныкал, пытаясь дотянуться до погремушки, подвешенной над кроваткой. Маргарет взяла малыша на руки и стала ходить по "детской", прижав к себе внука, бережно укачивая его. Ребенок прижался к ней, согрелся и очень скоро уснул, убаюканный прикосновением любящих рук.

С тех пор Маргарет Аттертон говорила очень мало. Из ее речи исчезли проклятия, она продолжала читать свою Библию, но больше никогда, до самой своей смерти, она не сказала никому ни слова о промысле божьем и могуществе дьявольском. Она ни разу и словом не обмолвилась об Илайдже, но и Дженни, и Рой знали, что она постоянно думает о нем. Иногда Дженни была уверена, что Маргарет молится о спасении своего младшего сына, но никто и никогда не слышал от неё ни одного слова молитвы.

Чтобы не произошло с ней в тот момент, когда она увидела ранец Илайджи в руках Роя и поняла, что Илайджа - мертв, это осталось тайной. Для семьи Аттертонов было бесспорно только одно - она пришла к соглашению с самой собой, молчаливому соглашению между богом и Маргарет Аттертон...

- Теперь нам придется ввести нормирование продовольствия, - сказал Адам Джеку Криди-старшему.

Криди, нахмурившись, кивнул.

- Надо протянуть зиму, - тихо сказал он, потирая лоб.

- Надо проверить всю территорию внешнего периметра. Соберем всё, что можно собрать - грибы, ягоды, даже сосновые шишки, словом, всё, что пригодно в пищу, - сказал Адам.

- Можно еще отправить людей, пусть охотятся на белок, может быть, на каких-то птиц, - нерешительно сказал Криди. - Черт, я согласен даже на то, чтобы ставить ловушки на мышей и крыс!

- Я тоже, Джек, - сказал Майкл. - Но, думаю, слишком отчаиваться не стоит. Я дождался батальон Кима Ли и мы смогли забрать всех "бизонов", которых подстрелили парни из отряда Чеда Ригби.

- А солдаты Дюморье забили несколько оленей по пути домой, хоть какая-то пожива, - как бы извиняясь, сказал Ричард.

- Я думаю, что стоит рискнуть и разрешить добровольцам охотиться вблизи периметра, лишь бы только не заходили далеко в лес, - сказал Майкл.

- Хорошо, - Криди устало поднялся из-за стола, - я распоряжусь. Вчера, кстати, я говорил с нашими аналитиками - мы сможем растянуть запас продовольствия до того момента, когда мы сможем прокормиться с наших огородов и подготовленных земельных участков.

- Значит, мы уверенно сможем дотянуть до следующей осени? - спросил Ричард.

- Да, - уверенно ответил Криди, - сможем. Ведь деваться-то нам некуда.

Майкл устало вздохнул. Джек Криди молча вышел из кабинета Адама.

- Теперь нам точно деваться некуда, Эйд, - сказал Майкл.

- Да. Выхода нет. Объясни задачу своим парням и готовь отряд к выходу. Ричард и младший Криди займутся дирижаблями, а я поговорю с Густафсоном - пусть готовит бомбы.

Адам замолчал. Майкл кивнул и вышел из кабинета.

- Я, конечно, помогу Джеку, если ты так говоришь, Адам, но я вынужден отказаться, - решительно сказал Ричард.

- Хочешь уйти с Майклом?

- Да.

- Я не могу уйти с вами, - после затянувшегося молчания сказал Адам.

- Я знаю, старший. Тебе не надо говорить об очевидных вещах.

- Я просто хочу, чтобы ты это знал, Ричард, - тяжелый взгляд Адама заставил Ричарда опустить глаза.

- Я знаю, - прошептал он, не поднимая глаз.

- Я не могу запретить тебе остаться в Колонии, как не могу и запретить Майклу поступать так, как он считает нужным. Я знаю, что я несу ответственность за людей, доверившихся мне, и я не могу уйти. Это было бы проще всего после всех тех ошибок, что я совершил, но я никогда не искал простых решений.

- Я понимаю, - снова прошептал Ричард.

Адам молча повернулся на стуле и посмотрел в окно. С высоты открывался очень красивый вид: воздух был по-осеннему прозрачен, до самого горизонта был виден только лес и ничего больше.

Ричард молча поднялся и на секунду задержался в дверях, глядя на Адама, но он по-прежнему продолжал смотреть в окно. Ричард тяжело вздохнул и вышел.

Он не знал, что глаза Адама крепко закрыты...

Отряд был построен в четыре шеренги в северном секторе внутреннего периметра. Майкл Фапгер стоял перед солдатами, заложив руки за спину, как будто бы готовясь к полковому смотру. Крепко сжав зубы, Майкл осмотрел строй и выпрямился.

- Вы знаете, что произошло с отрядом Чеда Ригби! - Майкл говорил так громко, что его без труда было слышно даже в последних рядах. - Вы все были там со мной и видели, что звери сделали с нашими товарищами. Вы знаете, на что способны волки, вы знаете их силу, вы знаете, что пока хотя бы один волк остается на свободе - никто, я повторяю, никто не сможет чувствовать себя в безопасности! Знаете, почему волки смогли уничтожить всех наших охотников с минимальными потерями со своей стороны?

Майкл обвел строй взглядом и продолжил:

- Им удалось сделать это по той простой причине, что они действовали на своей территории по своим законам, они прекрасно знали местность, они знали, как будем действовать мы. Их тактика - "ударил и убежал", поэтому мы не можем активно им противостоять. Их невозможно или почти невозможно обнаружить. Они скрываются в лесах, наносят удар и снова скрываются. Я намереваюсь изменить это.

Наш план действий прост - отряд добровольцев, согласных пожертвовать своими жизнями, покидает Колонию и отправляется в лес. На расстоянии четырех дневных переходов руководством Колонии выбрано место, на котором отряд сможет построить укрепленное сооружение в течение трех недель. После завершения строительства по местам расположения врага с помощью дирижаблей будут нанесены мощные бомбовые удары.

Реакцию врагов легко предсказать - одержимые жаждой мести, оставшиеся в живых нападут на отряд добровольцев, укрывшихся в укрепленном сооружении с рабочим названием Форт. Мы будем представлять собой легкую мишень, лишенную поддержки. Мы преднамеренно создадим иллюзию собственной слабости, чтобы враги обрушились на нас всей своей мощью. При необходимости, в том случае, если волков окажется слишком много для того, чтобы мы смогли противостоять им, мы вызовем огонь на себя и дирижабли базы сбросят бомбы на волков, собравшихся вблизи Форта.

Таков наш план. Только так мы сможем собрать всех волков в одном, определенном нами, месте. Только так мы сможем навязать врагу свою линию боя. Только пожертвовав собой, мы сможем уничтожить максимально возможное число волков. Другого пути нет.

И я хочу задать вам один-единственный вопрос: кто согласен пойти со мной? Смею заверить всех сомневающихся в собственных силах, что те из вас, кто откажется присоединиться к отряду, ни в коей мере не будут считаться дезертирами. Мне нужны только добровольцы.

Майкл замолчал. По рядам прошла волна разговоров. Майкл молча ждал.

- Всех добровольцев прошу встать справа от меня!

Ряды начали дробиться на отдельные части. По двое, по трое или в одиночку солдаты покидали свое место в строю и строиться по правую руку от командира. Дональд Седжвик, не колеблясь ни секунды, подошел к Майклу и встал рядом с ним:

- Насколько я понимаю, Майк, тебе понадобится заместитель.

- Спасибо, старик, - Майкл с жаром пожал его руку.

- Давно пора было устроить этим тварям что-нибудь эдакое, - Седжвик улыбался правым уголком рта - левая сторона лица была когда-то обожжена.

Большинство из отряда быстрого реагирования присоединилось к своему командиру.

- Я хочу поблагодарить всех, кто согласился принять мое предложение, - сказал Майкл, повернувшись вправо. - Остальных, - Майкл повернулся к поредевшим рядам впереди, - хочу поблагодарить за отличную службу. Это было честью - служить рядом с вами, господа, - ладонь Майкла, сложенная козырьком, взлетела к голове в военном салюте.

Руки оставшихся в старом строю взлетели вверх одновременно, как будто бы стая птиц взлетела над головами...

Майкл не ограничился набором добровольцев только из своего отряда. В этот же день, по системе радиооповещения Колонии, Майкл предложил всем, кто пожелает, вступить в его отряд. Женатых, а особенно тех, кто уже был отцом или собирался им стать, Майкл вежливо просил не беспокоиться.

Около восьми часов вечера Майкл вошел в лабораторию Сергея Дубинина. Его там не оказалось, но Майкл хорошо знал, где его искать.

Сергей сидел на полу возле Клетки, он был небрит, лицо осунулось, щеки ввалились. Он, не отрываясь, смотрел на пленного волка.

Зверь все также лежал перед запертой дверцей, но теперь его глаза были закрыты. Его бока едва заметно приподнимались и тут же опадали, как будто бы волку не хватало воздуха. За все это время, пока волк находился в Клетке, он не притронулся к еде. Лишь несколько раз Сергей увидел с помощью камер наблюдения, что волк лакал воду из пластиковых мисок, которые Сергей регулярно менял. Всего несколько раз за всё время плена!

Если бы Сергей не добавлял в воду растворимые пищевые добавки, лишенные запаха, сейр давно бы уже умер.

Волк ни разу не прореагировал на все попытки биолога вступить с ним в контакт. Он страшно похудел, можно было без труда пересчитать каждое ребро, каждый позвонок на спине, его лапы казались сплетениями костей и сухожилий, скрученными в тугие жгуты.

- Ни черта себе! - выдохнул Майкл, с ужасом переводя взгляд с Сергея на волка и обратно.

- Привет, Майк, - вымученно улыбнулся Сергей. - Чаю хочешь?

- Какой, к чертям, чай?! Ты посмотри на себя!

Сергей промолчал, глядя на волка.

- Что происходит?! - закричал Майкл.

В ответ - молчание.

- Так, - прорычал Майкл, - ладно.

Его сильные руки сгребли Сергея в охапку и рывком поставили на ноги. Майкл схватил биолога за воротник давно не стираной рубашки и затряс его, как пес трясет пойманную крысу:

- Что происходит, Сергей?! Что, черт тебя раздери, ты сделал с собой?!

Сергей равнодушно посмотрел на него:

- Ничего. Отвали.

Майкл сдержал крик, вот-вот готовый вырваться наружу. Он вплотную наклонился к Сергею, их лица почти соприкасались.

- Сережа, что с тобой?

Дубинин равнодушно пожал плечами:

- Он не ест - я не ем. Мне кусок в горло не лезет, когда я думаю, что он лежит здесь и ничего не ест. Я не могу спать, когда каждую секунду думаю, что он умирает и ненавидит меня за это. Я сижу здесь с ним часами, я забросил всю работу, отменил все уроки. Говорю всем, что заболел.

- Что у тебя болит, Сережа?

Снова - измученная улыбка, кожа на скулах натягивается так туго, что кажется, что вот-вот лопнет от напряжения.

- Душа, - выдыхают пересохшие губы.

Сергей мешком обвисает в руках Майкла и тот едва успевает подхватить его.

- Чертовы ученые, - чуть не плача, бормочет себе под нос Майкл, бережно прижимая к себе почти невесомое костлявое тело, - вам дай волю - голодом себя заморите, сдохнете, забыв что надо каждый день питаться, есть, хавать! Идиот, - он встряхивает Сергея, - чертов идиот!

Дубинин что-то пытается сказать, но только стонет. Последние силы покидают его, глаза закатываются. Видна только узкая белая полоска между полузакрытыми веками.

Майкл выбегает из лаборатории, направляясь к грузовой платформе.

В клетке с прозрачными стенами волк по имени Этар открывает глаза. У него тоже практически не осталось сил, но его охватывает восторг и мрачное торжество. Он чувствует, что почти победил человека. Волк поднимает голову и громкий торжествующий вой проносится по опустевшей лаборатории. Каменные стены Башни впервые слышат волчий вой...

* * *

...Всё началось незаметно для человека-врага. Этар, как и все сейры, мог использовать силу своего разума, чтобы подавить волю своих врагов. Конечно, прямой физический контакт помог бы ему в этом гораздо больше, но человек никогда не входил в клетку, поэтому Этару пришлось использовать всю свою силу воли, чтобы изучить врага на расстоянии.

Поначалу Этар воспользовался тем, что человек много времени проводил вблизи него. Не отвечая на попытки человека заговорить с ним на своем, человеческом, языке, Этар пытался установить контакт с дремлющим подсознанием человека. Ему помогла в этом привычка Сергея смотреть волку в глаза.

Действительно, что может быть лучше прямого честного взгляда прямо в глаза? Глаза - это зеркало. Как бы люди не пытались спрятать свои эмоции в глубине своих глаз, они все равно, рано или поздно обнаружат себя. Глаза не могут врать, как врут губы, помогая лживым словам покидать рот. Глаза не врут, они просто не могут врать, как не может врать душа.

Каждый день Этар вглядывался в серые глаза человека. Каждый день мысленно он представлял себе ментальный образ врага. Он представлял себе дерево, очень похожее на человека. Внутри дерева - сияние разума, еле-еле теплящийся огонек чувств, облачко эмоций, червоточинки мыслей, заполненные памятью соты, подобные пчелиным сотам. Всё - рядом, всё - на поверхности, никаких мысленных блоков, никаких преград.

Этар научился распознавать запахи эмоций человека. В один из дней он почувствовал запах жалости. Враг жалеет его, это хорошо. К жалости примешивалось чувство уважения. Человек уважает его несгибаемую волю, его смелость и уверенность. Он восхищается тем, что он, Этар, добровольно обрек себя на муки голода. Это тоже очень хорошо. Значит, человек слаб. Его эмоции выдают его, в этом его слабость и открытость.

День за днем, глядя в его глаза, Этар думал: "Я силен, я сильнее тебя. Ты слаб, ты ничтожная тварь, слабее паука, слабее мухи". С каждым днем он всё чётче и чётче различал отдельные мысли человека, как будто порхание невесомых мотыльков над покрытым цветами лесным лугом. С каждым днем он учился видеть, как и отчего человек грустит, радуется, мечтает. Он начинал понимать его, понимать, как рождаются в человеческом сознании мысли и эмоции, подобно тому, как давным-давно, когда ему, Этару было всего два года, он наблюдал за движением рыб в прозрачной холодной воде ручья, сбегающего с северных гор.

Он вспоминал, как быстро реагировали рыбы на его поначалу неуклюжие попытки поймать их. Кажется, что твое движение молниеносно, удар, фонтан взлетающих брызг - но твоя лапа пуста, когти не достали добычу. Через некоторое время вода успокаивается, серебристое тело, покрытое чешуей, снова появляется на том же месте, словно дразня тебя, издеваясь над тобой. Ты пробуешь еще раз, и еще раз, и еще, но все твои попытки заканчиваются неудачей. На следующий день происходит то же самое: рыба предугадывает твои движения, замечая тебя, как только ты заносишь лапу для удара. Ты раздосадован, но ты упрям. Ты намерен победить, без этого в охоте нет никакого смысла. Ты должен оказаться сильней, проворней, хитрей.

И вот наступает тот день, когда у тебя получается. Ты стоишь над ручьем, спокойно глядя в текущие воды. Ты замечаешь всё - сверкание струй, рябь на воде, плавные, слегка замедленные движения рыбы в воде. Ты ощущаешь себя единым с этой водой, с мельканием жуков-водомерок, со стремительными иглами стрекоз, проносящихся над ручьем, серебристыми тенями в быстрой воде. Ты не думаешь над тем, как быстро нанести удар, с какой силой, когда именно. Ты растворен в движении, хоть ты и замер, как камень, ты - тоже в движении, ты сам - движение.

И вот всё происходит само собой - твоя лапа погружается в воду, плавно рассекая её. Никакого всплеска, никаких брызг. В твоей ладони трепещется и бьётся еще миг назад спокойно повисшая в водяном потоке рыбка, её жабры вздуваются, выпученный глаз смотрит на тебя, как капля замерзшей черной воды. Ты победил, ты научился.

С волей - то же самое. Ты должен научиться управлять ею, ты должен раствориться в ней, стать частью, в то же время продолжая оставаться единым целым. Поняв, как движутся рыбки-эмоции в мутном омуте человеческой психики, ты сможешь ловить их.

И Этар понял. Он научился. Однажды, глядя в глаза человека, в тот миг прекратившего говорить, Этар почувствовал собственную усталость. Он очень устал за эти дни бесполезных попыток проникнуть в глубину сознания врага. "Если бы знал, двуногий, как я устал от тебя. Как я хочу отдохнуть! Как же я устал!", подумал Этар и увидел, как его мысленный посыл, как лапа с выпущенными когтями, исчез в серебристом омуте внутри человека, как в ручье, спадавшем с отрогов северных гор.

Человек опустил плечи, глаза его моргнули несколько раз, мускулы расслабились, он потянулся и зевнул.

Этар ничем не выдал своей радости, своего бешеного восторга, сравнимого только с восторгом от удачно завершенной охоты, восторгом от удачно нанесенного решающего удара. Волк удвоил усилия: "Хочется спать. Как же мне хочется спать. Спать, закрыть глаза, растянуться во весь рост и заснуть", напряженно думал Этар.

Враг лег, положив руки под голову и тут же крепко заснул. Его голова оказалась в нескольких сантиметрах от прозрачной клетки.

Волк осторожно подполз поближе. Теперь его голова почти соприкасалась с головой человека. Только стена мешала ему коснуться человека, но никакая стена не может воспрепятствовать мыслям.

Теперь Этар сам стал рыбой. Вот поверхность, вода блестит так ярко. Этар изгибается, уходя в глубину...

Картины сменяют одна другую: люди, люди, множество людей, множество лиц, что-то говорящих. Люди идут куда-то, беспорядочно натыкаясь друг на друга. Разные люди - молодые, взрослые, пожилые, старые, самцы и самки, детеныши. Некоторые повторяются чаще остальных. Лицо пожилой самки - "мама". Лицо самки помоложе - "сестра".

Еще глубже.

Странные строения, механизмы, всё незнакомое, пугающее, ненужное.

Еще глубже, надо плыть глубже.

Мысли, мысли, враг познает что-то, стены с отверстиями, заполненные пластинками, похожими на замерзшую воду, детеныши вокруг, какой-то старый самец с безвольным ртом говорит что-то ненужное, бессмысленное.

Еще глубже. Туда, где темно. Где, нет солнца. Туда, где нет места свету.

Вот и дно. Наконец-то! Как тут темно, страшно. Здесь только самое простое - страхи, отчаяние, горечь потерь, жалость к самому себе, разочарование, усталость, кошмарные сны, смерть. Корчась и извиваясь, подобно могильным червям, копошится темная сторона сознания, уродливая, жалкая и очень, очень сильная, загнанная в темноту, сдерживаемая лишь усилием человеческой воли и жалким налетом приобретенного с течением жизни опыта. Боязнь темноты, боязнь смерти, страх заболеть, остаться одному, страх боли, которая может стать невыносимой, страх, страх, страх... То, что надо!

Этар надежно запоминает извилистый и запутанный ход внутрь сознания врага. Теперь человек в его власти. Теперь пришел его час.

Начнем, пожалуй, со страшных снов...

Человек бежит по тускло освещенному лесу. Призрачный свет луны то и дело скрывают облака. Человек знает, что за ним гонятся. Он слышит приглушенное дыхание ужасного зверя со страшными клыками и острыми когтями. Человеку страшно, его сердце бьется так сильно, что может пробить грудную клетку. Внутреннее давление настолько велико, что глаза почти вылезают из орбит. Внутри человека работают железы, извергающие вещества, внушающие дикий панический, лишающий сил, ужас. Мышцы человека напряжены до предела, до дрожи, сотрясающей всё тело. Остатки мыслей исчезают, смытые огромной волной первобытного страха. У него больше нет сил бежать. Луна скрывается за облаками. Человек уже почти ничего не видит.

Тень появляется из-за деревьев, у этой тени - низко опущенная к земле голова, мускулистые лапы и светящиеся в темноте желтые глаза с вертикальными столбиками черных зрачков. Приглушенное рычание доносится из приоткрытой пасти.

Человек замирает на месте, ужас парализует его волю и его тело.

Тень поворачивается к нему, тень бежит на него, бросается, летит. Луна выходит из-за облаков, издевательски ярко освещая распахнутую пасть со сверкающими клыками и кривые когти, разрывающие тело...

Этар, внешне невозмутимый и спокойный, наблюдает за тем, как учащается дыхание спящего человека. Как терзаемый кошмарным сновидением, человек стонет, как дергаются его руки и ноги, как у волчонка, которому приснился кошмар.

Из-под полуприкрытых век волк с наслаждением смотрит на то, как человек кричит от ужаса и просыпается, рывком садится, явно не понимая, где он находится и что с ним происходит. Он задыхается, сердце бьется, как сумасшедшее. Он испуганно смотрит на волка, но тот делает вид, что спит.

Человек с трудом поднимается и проводит руками по лицу. Что-то негромко говорит самому себе и, шаркая затекшими ногами, уходит.

Если бы Этар не боялся, что человек заподозрит что-нибудь, то сейчас бы он завыл, чтобы в полной мере выразить тот буйный восторг, охвативший его...

Дальше всё было гораздо проще: каждый день Этар всё больше и больше подчинял себе сознание человека. Очень скоро кошмары, которыми он терзал врага, наскучили волку. Было трудно каждый раз выдумывать всё новые и новые страхи, и Этар понял, что человека можно измотать по-другому. Было гораздо проще передавать свои собственные эмоции.

Этар тосковал по свободе, клетка душила его и очень скоро человек стал чувствовать себя неуютно в любом помещении, кроме того, в котором находился волк. Этар страдал от замкнутого пространства плена - и человеку начинало казаться, что стены сдвигаются над его головой, высасывая жизненную силу. Этар молчал целыми днями - и человек всё больше и больше погружался во тьму вынужденного молчания. Этар чувствовал усталость - и человек, день за днем, чувствовал, как ему трудно выполнять даже самую легкую работу. Этар ничего не ел - и человек перестал есть, его терзал голод, но пища казалась ему отвратительной и ядовитой.

Скоро надзиратель стал похож на своего пленника - он похудел и осунулся, забросил все привычные дела и все свое время проводил, сидя перед прозрачной стеной, уставившись в сверкающие глаза волка.

Однажды Этар попытался приказать человеку открыть дверь его клетки. Реакция была бурной и неожиданной - человек упал на колени и закричал, но не от страха, а от отчаяния. Его руки, послушные чужой настойчивой воле, двигались судорожными рывками по направлению к металлическому засову на дверце, а измученный разум протестовал, пытаясь вернуться к прежнему, свободному состоянию. Поняв, что еще чуть-чуть - и человек сломается раньше, чем сможет открыть дверь, Этар прекратил давление на врага.

Волк испугался того страстного желания, охватившего человека, когда его чувство долга перед остальными людьми превозмогло чужую волю. Человек захотел умереть, смерть казалась ему избавлением от мук и издевательств, мозг уже был готов приказать сердцу прекратить его работу и Этар испугался этого. Он хотел убить человека, но не хотел дать ему выбрать собственный способ расстаться с жизнью.

Видимо, человек в чем-то был сильнее волка, его стремление защитить жизнь сородичей, пусть даже ценой собственной смерти, превозмогло ментальное воздействие Этара. И волк решил, что убить человека можно и по-другому.

Он приказал врагу остаться и человек подчинился. Значит, контроль над чужаком не был полностью утерян. "Хорошо", злорадно подумал Этар, "если так - то ты умрешь со мной"...

Они лежали друг против друга: волк - в клетке с прочными стенами, человек - в клетке, выстроенной волком в его собственном сознании. Развязка должна была наступить уже очень скоро.

Иногда Этар удивлялся тому, что человек всё еще продолжает сопротивляться. Его разум был в полном подчинении сейра, но тело сопротивлялось изо всех сил. Тело могло не получать никакого отдыха и пищи, не спать, не есть, не пить, но всё равно продолжало жить. Как будто неизвестные источники поддерживали человека на грани жизни и смерти, неизвестные светлые источники, бьющие под мертвенно черным дном человеческой психики.

И вот, когда осталось совсем немного, всё рухнуло.

В комнату вошел высокий сильный человек и всё испортил. Он унес врага с собой. Напоследок Этар ударил свою жертву изо всех сил, он почувствовал, как, слабея с каждым ударом, останавливается сердце человека. Этар был почти уверен, что убил врага, он чувствовал запах смерти, исходящий от него. Он не боялся, что человек выдаст его, потому что до самого последнего момента постоянного ментального контакта человек не подозревал, что находится под контролем.

Враг искренне полагал, что всё, что происходит с ним, происходит по его собственной воле. Его жалость к Этару, его чувство вины и инстинктивное отторжение насилия над любым живым существом сыграли с человеком плохую шутку.

Этар поднимает голову и его вой забирает его последние силы. Он бессильно роняет голову на пол и тьма закрывает его. Он еще не умер, он знает это и от этого чувствует себя практически свободным. Непокоренным...

* * *

Владислав Сергеев констатировал остановку сердца Сергея Дубинина сразу же, как в госпиталь ворвался Майкл Фапгер, рассыпая ругательства на все стороны.

Марина Сергеева мягко, но настойчиво вытолкнула задыхающегося от бессильной жалости Майкла в "приемный покой" госпиталя и быстрым шагом вернулась в операционную. Худое, напоминающее скелет, тело показалось Марине похожей на тела солдат, захваченных в плен чеченскими боевиками. Крепко сжав губы, Марина встала рядом с мужем.

Сергеев хирургическими ножницами быстро разрезал рубашку на груди биолога и обнажил впалую грудь. Марина издала дрожащий звук, похожий не то на сдавленное рыдание, не то на всхлип.

- Подключи монитор, мне кажется, что у него мотор встал.

Марина подкатила к столу тележку с оборудованием и уверенными быстрыми движениями приклеила подушечки кардиодатчиков к груди Сергея, включила питание. На ожившем мониторе - плавная линия и красные насмехающиеся нули по всем показателям.

Сергеев рывком раскрыл металлическую коробку и схватил шприц с очень длинной и острой иглой. Сильным ударом он пробил грудину и нажал на поршень шприца, введя порцию адреналина прямо в сердце.

- Тащи электрошок, быстро! - крикнул он, начиная непрямой массаж сердца.

Марина с грохотом поставила большой пластмассовый ящик, в котором находился электрокардиостимулятор, включила питание и взяла электроды в руки.

- Руки! - крикнула она и Сергеев убрал руки с груди Сергея.

- Разряд! - тело на столе судорожно дернулось и Марина убрала электроды.

На мониторе - прямая линия.

- Давай больше!

- Разряд! - тело выгибается дугой и обессилено опускается, когда прекращается действие тока.

Монитор оживает, на прямой линии смерти появляются острые, растущие по высоте, пики.

- Есть пульс! Есть пульс! - кричит Владислав, услышав нарастающий писк звукового сигнала.

Марина Сергеева смотрит на мужа, её руки дрожат. Почувствовав это, она подносит их к лицу, и через несколько секунд предательская дрожь проходит без следа.

Сердце Сергея Дубинина продолжает биться в его груди. Упрямое человеческое сердце...

Глава третья. Плен

Первая ночь в плену показалась Илайдже самой страшной ночью в его жизни. Всю ночь он шел, окруженный волками, не отступавшими от него ни на шаг. Он шел вслед за волком, идущим впереди, стараясь не упустить его из виду. Если он оступался или хоть на шаг отклонялся от заданного волками направления, негромкое рычание предупреждало его об этом. Волки, естественно, видели в темноте гораздо лучше него и он понимал, что бежать ему не удастся.

У Лимбы - два спутника, две луны - одна большая и одна маленькая. Сейчас было время первой, большой луны. Света от нее было мало и Илайджа часто спотыкался о корни деревьев, попадал в неглубокие ямы. Он не мог одновременно следить за ветвями деревьев и за его охранниками, поэтому он несколько раз больно ударился о низко растущие ветки, расцарапав лицо и в последний раз чуть не лишившись глаза.

Вожак с белой полоской шерсти что-то прорычал своим спутникам и темп движения замедлился: волки быстро приспособились к ритму хода молодого охотника. Волки ни секунду не прекращали движения и Илайджа понимал, что они хотят как можно поскорее уйти как можно дальше от места сражения. Они не петляли и не запутывали след, Илайдже показалось это странным.

Он не знал, что волки считали людей неспособными читать следы, поэтому их поведение можно было назвать неосторожным, если бы не то обстоятельство, что и вправду у людей не было опытных следопытов и охотничьих собак.

Вожак ни разу не подошел к Илайдже во время ночного перехода и это почему-то обрадовало юношу. Он не хотел признаться себе, что боится этого волка, боится даже подумать, почему волки оставили его в живых.

Это была длинная ночь, иногда Илайдже казалось, что она никогда не закончится. Если не опускать глаза, то кажется, что вокруг никого нет. Волки передвигались совершенно бесшумно, в отличие от него самого. Бессознательно Илайджа пытался дышать как можно тише и поменьше шуметь. Через некоторое время его зрение приспособилось к полумраку леса и он смог осмотреться, не рискуя тем, что незамеченная вовремя предательская ветка хлестнет его по лицу.

Деревья в этой части равнинной леса росли гуще, чем в холмистой местности. Волки шли уверенно, ведь этот лес был их домом, и Илайджа позавидовал им.

Около двух часов ночи Илайдже стало холодно, он застегнул куртку на все пуговицы и поднял воротник. Волки, идущие справа и слева, внимательно посмотрели на него, но рычать не стали. Илайджа засунул руки в карманы куртки, пытаясь согреться. Через некоторое время местность стала ровнее, деревья росли уже не так густо, и волки ускорили шаг. Илайджа был только рад этому и через полчаса ходьбы он согрелся настолько, что смог нормально соображать.

Страх понемногу уступал место любопытству. Юноша старался внимательно рассмотреть своих стражей.

Когда впервые смотришь на волка, то сразу обращаешь внимание на голову. Она кажется поначалу угловатой, в ней нет плавности линий львиной головы или удлиненного, похожего на череп собаки, волчьего черепа. Всмотревшись, ты понимаешь, что ошибся. Строение черепа почти идеально: глубоко посаженные глаза надежно прикрыты надбровными дугами, верхняя и нижняя челюсти, как капкан с мощной пружиной, выдаются далеко вперед, позволяя наносить смертельные раны, широкие черные ноздри носа, наверняка позволяют своим владельцам чуять добычу на большом расстоянии. Остроконечные подвижные уши чутко реагируют на любой подозрительный шум.

Шея мощная, видно как на ней перекатываются бугры мышц передних лап. Такую шею нелегко сломать даже ударом лома.

Тело вытянутое, на полметра поднятое над землей. Мощные мускулистые лапы идеально приспособлены как для того, чтобы бесшумно подкрадываться к ничего не подозревающей жертве, так и для бега по пересеченной местности, по снежному покрову или льду.

Но больше всего привлекают глаза. Если не видеть глаз волка, то кажется, что перед тобой просто дикий зверь. Глаза же говорят о многом: об уме, хитрости и отваге, о мудрости и опыте. Глаза у волков бывают зеленые и желтые, очень редко встречаются глаза голубого цвета. Эти глаза завораживают своим внутренним светом, сиянием золотистых искр радужной оболочки, в них можно легко прочесть, что сейчас чувствует волк. Илайджа понял это, стоя на вершине холма, рядом с телами своих убитых товарищей.

Поначалу молодой охотник увидел в глазах прыгнувшего на него волка только ненависть. Её было легко узнать - глаза яростные, бешеные. Илайджа не смог выстрелить в волка, глядя ему в глаза, в которых ненависть сменилась удивлением и интересом. Когда вожак сбил Илайджу на землю, его глаза стали совсем другими, в них было что-то, удивительно похожее на обычную человеческую жалость. К этой жалости примешивалось что-то еще, не очень хорошо похоже на расчетливость.

Когда волк разрешил охотнику встать, Илайджа заметил в глазах окруживших его врагов точно такую же ненависть, как в глазах их предводителя.

Сейчас эти глаза были спокойны, в них не было ярости, только настороженность и сосредоточенность.

Начинало светать. Вожак, идущий впереди, свернул вправо и скоро группа волков, ведущих Илайджу, вошла в неглубокий овраг с круто поднимающимися вверх глиняными склонами. Здесь было сыро, то там, то тут блестели мелкие лужицы. Через несколько минут ветви деревьев, растущих вверху на обрыве, закрыли волков и их пленника от восходящего солнца. Волки остановились, вожак наклонил голову и остальные волки разошлись в разные стороны, выбирая места посуше.

Волк с полоской белой шерсти мотнул головой, показывая в сторону единственного выхода из оврага, поперек которого уже лежало четверо волков и Илайджа согласно кивнул, поняв, что хотел сказать ему вожак. "Не сбежишь", говорили золотистые глаза и охотник был с этим согласен.

Он лег на спину на том же самом месте, где и стоял, с наслаждением разминая уставшие мускулы. Вожак приблизился к нему и лег рядом. Илайджа чувствовал его запах, уже не кажущийся ему отвратительным.

"Теперь, человек, мы можем и поговорить", - холодный, чуть ироничный и почти человеческий голос возник в голове Илайджи Аттертона.

Юноша рывком приподнялся на локтях, испуганно озираясь вокруг. Вожак смотрел на него и смешливые искорки прыгали в его глазах.

"Удивлен?" - вожак наклонил голову, напомнив Илайдже этим движением земных собак, так же внимательно прислушивающихся к хозяину.

- Но как же? - голос Илайджи прервался от изумления. - Ты знаешь наш язык?

"Я слышу, как ты думаешь", - снова чужой голос, - "Нет, я не знаю ваш язык. Просто я могу передать твоему сознанию собственные мысли, а твой мозг переводит их на язык, больше понятный для тебя".

- Вот это да! - восхищенно вскрикнул охотник, глядя на волка.

"Тебе лучше говорить потише, человек - мои братья нервничают, когда слышат человеческую речь", - волк указал глазами на подошедшего к Илайдже молодого волка, беззвучно оскалившего пасть.

Вожак негромко прорычал что-то и молодой волк послушно склонил голову и отошел в сторону.

"Говори шепотом - этого будет достаточно".

- Хорошо.

"Для начала представимся друг другу. Меня зовут Белый, я вождь племени сейров, уничтоженного твоими сородичами этой весной. Как зовут тебя?"

- Илайджа Аттертон, можно просто - Илай.

"Илай", - повторил волк.

- Зачем вы оставили меня в живых?

"Чтобы побольше узнать о твоем племени".

Илайджа молчал, глядя прямо перед собой.

"Для начала расскажи мне, зачем вы пришли на наши земли?"

- Я не хочу говорить с тобой, - яростно прошептал охотник, - я не хочу говорить с убийцей!

"Убийцей?", - в голосе послышалась ярость. "Ты называешь меня убийцей, человек?! А кто же тогда вы?"

Илайджа промолчал.

"Вы первыми принесли смерть моему народу! Вы начали убивать нас без всякого на то повода, как бешеные звери! Мы вышли к вам, не замышляя против вас никакого зла, мы пытались заговорить с вами, мы хотели приветствовать вас на нашей земле, а вы ...", - волк замолчал, закрыв глаза.

- Мы не знали, что вы хотите говорить с нами. Мы думали, что вы собираетесь напасть на нас!

"Ложь", - голос был холоден, как лед. "Мы не замышляли подобного зла".

- Мне очень жаль.

"Тебе жаль, человек?! Слишком поздно для сожалений!"

- Прости.

"Я не могу простить тебя".

Илайджа отвернулся, не в силах выдержать тяжелый взгляд сейра.

"Расскажи мне, зачем вы пришли сюда".

Илайджа помолчал, собираясь с мыслями. Волк мрачно наблюдал за ним.

"Не пытайся мне лгать или умолчать о чем-нибудь - я сразу пойму, когда ты лжешь или что-то скрываешь, я пойму это по запаху".

- Запаху?

"Конечно, у всего есть свой запах - у страха, у лжи, у ненависти. Мы, сейры, разбираемся в этом лучше вас".

- Хорошо, я не буду лгать тебе, вождь. Мы жили далеко отсюда, ваш мир был для нас совершенно чужим. Однажды к одному человеку обратились существа, называвшие себя Хозяевами Стихий.

"Хозяева", - в голосе волка Илайджа ощутил горечь, - "я так и знал".

- О чем ты?

"Те, кого ты назвал Хозяевами, создали мой народ много лет назад. Они создали нас для убийства, чтобы мы, согласно их воле, убивали для них. Мы восстали против Хозяев и победили в своем стремлении обрести свободу. Сейчас уже почти никто из сейров не помнит об этом, мы забыли о Хозяевах, но теперь я вижу, что Хозяева не забыли о нас. Продолжай".

- Эти Хозяева предложили нам переселиться сюда, чтобы охранять древние Башни.

"Охранять от кого?"

- От вас. Нам сказали, что вы - ужасные звери, захватившие этот мир и охраняющие его от посягательств извне. Также нам много чего рассказали о вашей силе и хитрости, сказали, что на протяжении многих лет вы убивали любого, кто осмеливался посягнуть на ваши земли.

"Когда-то это было правдой", - в голосе чувствовалась грусть, - "но уже много поколений сейры не воевали ни с кем. Мы просто жили здесь, охотились, и думали, что этот мир всегда был нашим. Вас обманули, человек, мы не звери и мы давно уже никого не убиваем без причины".

- Мы не знали об этом. Поэтому солдаты и открыли огонь, когда увидели вас, выходящих из леса. Люди побоялись, что вы пришли убить нас.

Волк тяжело вздохнул:

"Велор был прав, как же я ошибался!"

- О чем ты?

"Неважно. Продолжай".

- А больше нечего продолжать. В первый же день вы убили одного из наших.

"Человека по имени Докс".

- Ты знаешь об этом? - вскричал юноша.

"Тише! Я же говорил тебе - не надо шуметь".

Молодой охотник с отвращением посмотрел на Белого и волк ответил ему прямым честным взглядом:

"А чего вы ждали от нас? Мне нужно было узнать о вас хоть что-нибудь и я узнал. Я схватил Докса, но ваши солдаты не дали мне достаточно времени, чтобы во всем разобраться".

- Это ты убил его?

"Да".

Илайджа вздохнул и продолжил:

- Мы узнали, что вам оказали помощь племена, живущие на севере. Мы оцепили Черную Пустошь специальной оградой.

"Металлической паутиной?"

- Да. Затем вы напали на нас, сломали ограду, убили много солдат. Ты ведь знаешь об этом, не так ли?

"Да, я знаю. Это я придумал, как напасть на ваш муравейник".

- Муравейник?

"Вы напомнили мне жестоких муравьев, вы так быстро возводили свои жилища и проявили жестокость, свойственную только насекомым, поэтому мы так и думали о вас".

- Мы называем наш "муравейник" поселением.

"Пусть так".

- После вашего прорыва многие возненавидели вас еще больше.

"Я ответил ударом на удар. Вы убили нас - мы убили вас. По-моему, это должно быть понятно".

- Потом вы напали на людей, которые работали в лесу.

"Вы убили почти всех моих братьев тогда".

- Что было дальше?

"Я попросил помощи у других племен. Мне отказали", - в голосе волка едва заметно прозвучала обида, - "поэтому я бросил клич среди сейров-одиночек и мое племя пополнилось новыми воинами".

- Мы думали, что вас осталось слишком мало, что вы прекратили ваши попытки напасть на нас и что вы затаились в лесу.

"Затаились - да, прекратили - нет. Дальше".

- Мы живем земледелием ...

"Чем?"

- Земледелием. Вы отвоевываем у леса участок земли, очищаем землю от деревьев и садим на освобожденном участке растения, пригодные в пищу.

"Так вы не едите нас?!"

- Нет, - недоуменно посмотрел на волка охотник, - почему вы так подумали?

"Я видел, как вы переносите тела моих убитых сородичей в Башню и подумал, что..."

- Нет-нет, у нас и в мыслях не было такого! Мы сносили тела, чтобы наши ученые, ну, мудрые и опытные люди изучали их, чтобы понять вас.

"Много же надо ума, чтобы изучать мертвых", - фыркнул волк.

Илайджа заставил себя промолчать и думать о чем угодно, только не о плененном солдатами волке.

Белый насторожился и подозрительно посмотрел на человека:

"О чем ты задумался?"

- Ни о чем, - быстро сказал Илайджа, - просто вспомнил кое-что.

"Что именно?"

- Я вспомнил о своих родных, они наверняка решили, что меня нет в живых.

"Меня это не волнует. Продолжай".

- Мы хотели обеспечить себя пищей, чтобы пережить зиму. Мы не успевали с посевом и поэтому наши вожди решили отправить в лес охотников вот на таких травоядных животных, - Илайджа представил себе "бизонов" и Белый тут же отозвался:

"Мы называем их мойли".

- Мойли, - повторил юноша, чтобы запомнить. - Мы уже окружали стадо, когда вы напали на нас. Вот и все.

Волк внимательно посмотрел на него:

"Это далеко не всё. Я знаю, что о многом ты умолчал".

- Я сказал тебе всё, что знал.

"Не лги, я чувствую, как изменился твой запах. Ты врешь, ты знаешь об этом и боишься, что я узнаю об этом".

Илайджа молчал, до боли сжав кулаки.

"Молчание тебя не спасет".

- Что ты хочешь узнать?

"Как вы узнали о других племенах сейров? Ни один из вас не покидал поселение. Откуда вы узнали, где искать мойли? До них вам пришлось идти целый день, но вы шли так уверенно, как будто знали заранее, где и что искать".

Молчание.

"Я могу заставить тебя говорить. Я могу причинить тебе боль".

- Можешь убить меня, если хочешь, но я не стану предателем! Я могу рассказать тебе всё, если ты, в свою очередь расскажешь мне всё о себе и своем народе.

Если бы сейры могли смеяться, как их далекие предки, то Белый рассмеялся бы. Илайджа почувствовал его настроение - это был невеселый смех сквозь слезы, это веселье граничило с безумием, в это веселье яркими красными нитями была вплетена боль.

"Ты хочешь узнать о нас, человек? Хорошо. Представь себе, что ты, твоя семья, твои родичи, твой народ с самого начала времен спокойно и мирно живет на прекрасных землях, на которых есть всё - вода, пища, место для того, чтобы жить, рожать детенышей, охотиться. Вы не убиваете никого, кроме неразумных тварей, чтобы прокормить себя и свой народ. Вы никому не причиняете зла, ваше прошлое безмятежно, будущее не сулит ничего зловещего. Представь, что однажды в твой мир приходит зло. Безжалостные захватчики убивают твоих братьев, твоих детей, твою семью, твой народ. Ты видишь, как умирают те, кто дорог тебе, без кого ты не видишь смысла жить. Что ты будешь делать? Как поступишь ты в ответ на зло и бессмысленную жестокость?"

Человек молчит.

"Ты будешь убивать в ответ и не говори мне, что это не так!"

- Я не буду говорить, что это не так, просто сейчас мы опять вернулись туда, откуда начали.

"Ты же сам хотел знать о нас всё!"

- Хотел!

"Так знай! Вы - агрессоры, вы - убийцы, вы - захватчики! А мы лишь хотим восстановить справедливость".

- Так мы ни к чему не придем.

"Мне и не надо, чтобы мы к чему-то пришли в ходе нашей беседы. Мне нужно лишь получить ответы на свои вопросы".

- Постой, но ведь мы вроде бы говорили, что война между нашими народами - просто трагическая ошибка!

Белый зарычал в ярости, волки вскочили на ноги, угрожающе глядя на чужака.

"Эта, как ты говоришь, ошибка, лишила меня моего сына, дочери и внука, который должен был появиться на свет!"

- Я не хочу сказать, что наши поступки заслуживают твоего прощения, сейчас разговор идет не о тебе или мне, не о твоей или моей утрате. Сейчас мы говорим о том, что мы сможем сделать так, чтобы война между нашими народами прекратилась! Я не смогу воскресить твоих детей, а ты не сможешь вернуть жизнь моим товарищам, но мы можем сделать так, что мы перестали убивать друг друга!

Волк молчал.

- Ты же сам говорил, что разумные существа не должны убивать друг друга!

"Говорил".

- Тогда в чем дело?

Волк устало посмотрел на Илайджу:

"Дело в том, что я не могу забыть, кем я был и кем я стал. Я не могу забыть ваши убийства и мою месть. Вот и всё. Ты ответишь на мои вопросы?"

- А ты согласен помочь мне договориться с вами о мире?

Волк молчал.

- Тогда я не буду отвечать. Можешь делать со мной, что хочешь, мне всё равно, - Илайджа перевернулся на живот и подложил руки под голову.

"Нам нужно отдохнуть", - устало сказал Белый, - "тебе нужно поспать, а мне нужно подумать".

- Откуда ты знаешь, что мне нужно спать?

"Твое тело говорит об этом", - ответил волк, - "ты сам не понимаешь этого, но твое тело требует отдыха, я чувствую запах твоей усталости".

Илайджа закрыл глаза. "Неужели ты сможешь заснуть после всего, что случилось?", сказал он самому себе и, не успев даже удивиться, тут же крепко уснул...

* * *

...Этот человек удивил меня. Он молод, иногда глуп, но иногда его слова были словами умудренного опытом вождя. Он говорил правильные вещи: мы действительно могли прекратить войну. Именно мы, сейры, могли сделать первый шаг навстречу людям. Теперь, когда я окончательно убедился в том, что Велор, умудренный опытом и годами вождь самого многочисленного племени сейров севера, был прав в том, что люди напали на нас по ошибке, я растерялся.

Нелегко прийти к выводу, что моя месть становится ненужной и, более того, опасной. Опасной как для меня, так и для моего племени. Нелегко понять, что смерть моих любимых - всего лишь ошибка, трагическое совпадение, как говорил Велор, "удар молнии". "Убиты по ошибке" - какая страшная и мучительная мысль. Я гнал её изо всех сил, но она снова и снова, как упрямая оса, возникала в моей голове: "Убиты по ошибке! Убиты по ошибке!"

Я чувствовал, что теряю рассудок, призраки моих убитых детей, окровавленные, истерзанные, упрямо стояли перед моими глазами, упрекая, обвиняя, стыдя. Я беспомощно смотрел на них, усталый, опустошенный, утративший цель и смысл жизни. Я уже был готов вскочить и растерзать человека на клочки, чтобы голоса, обвиняющие меня в трусости и предательстве, успокоились, напоенные человеческой кровью. Я убил бы чужака, мои братья только приветствовали бы мой поступок, никто бы не обвинил меня в этом. Я уже почти был готов дать волю призракам своей мести, но меня остановил другой призрак.

Я увидел, как наяву, маленького сейра. Ему было всего полгода или немногим больше. Это был мой внук, у него были добрые глаза моей дочери, Чани. Он жалобно посмотрел на меня: "Дедушка, дедушка!", взмолился он. "Неужели ты снова станешь убийцей? Неужели ты снова дашь пролиться невинной крови? Неужели ты лишишь живых надежды на мирную жизнь? Ведь ты знаешь, что есть много молодых сейров, детенышей, учеников, которые не заслуживают моей участи! Ты можешь сделать так, что они смогут жить бок о бок с людьми без кровопролитной и бессмысленной резни, без ненависти и злобы. Жить, подобно добрым соседям, помогать друг другу познавать окружающий мир. Наши земли обширны, места хватит для всех - и для людей, и для нас. Помоги нам, дедушка, помоги людям понять и простить, помоги сейрам простить и обрести покой! Я умоляю тебя, оставь месть! Во имя еще не рожденных детей, во имя подрастающих сейров и растущих людей, я умоляю тебя! Сохрани свой разум чистым, не дай зверю одержать верх!"

И я внял его мольбам. Я ясно понимал, что это и был голос моего разума, моего рассудка, замутненного ненавистью к людям и желающего очиститься от скверны жестоких убийств. Пусть этот голос на миг обрел форму моего нерожденного внука, пусть! Этот призрак умолял меня простить, а что может быть правильнее милосердия и прощения? Ничего, ровным счетом ничего.

И я принял решение...

* * *

Сергей Дубинин, лежащий на госпитальной койке, устеленной белоснежными простынями, очнулся от тяжелого сна. Его глаза открылись и несколько раз моргнули. Сергей не понимал, где он. Рядом с койкой он увидел высокий штатив с пластиковой капельницей, в вену на правой руке была введена игла. Сергей чувствовал себя отдохнувшим, но все же немного слабым.

- Эй! - слабым голосом позвал он, улыбаясь, осматривая брезентовые "стены".

- А вот и наш Рип Ван Винкль проснулся! - в "палату" быстрым шагом вошла Марина Сергеева.

Она улыбалась, но всячески пыталась скрыть улыбку, нахмурив брови и поджав губы.

Она проверила уровень жидкости в плотном целлофановом пакете с физиологическим раствором и чем-то осталась довольна.

- Здравствуйте, Мариночка Петровна! - улыбнулся Дубинин, приподнимаясь в кровати.

- Здравствуй, здравствуй, друг прекрасный, - проворчала Сергеева, довольно бесцеремонно проверяя зрачки биолога с помощью карманного фонарика в виде ручки, трогая бледный лоб и одновременно пытаясь нащупать пульс.

Сергей стоически вытерпел эти медицинские процедуры.

- Пульс в норме, следи за рукой, - сказала Марина, водя пальцем перед носом Дубинина.

- Ох, да в порядке я, Марина, что ты в самом деле!

- Ты, Дубинин, мне не будешь рассказывать сказки, кто и что тут в порядке! - Марина воинственно сморщила нос.

- Кто это тут в порядке? - поинтересовался вошедший Владислав.

- Я! - Сергей поднял свободную от капельницы руку. - Пионер Дубинин всегда готов!

- К чему это он готов? - спросил Сергеев у жены, демонстративно не обращая внимания на Сергея. - Больной, ведите себя спокойно!

Владислав наклонился над Дубининым и подчеркнуто добрым, как у Айболита, голосом, спросил, гладя Сергея по голове:

- Ну, кто мы сегодня?

Сергей не выдержал и засмеялся старой бородатой шутке.

- Сегодня мы - Дубинин Сергей Сергеевич.

- Ну, и слава богу, - улыбнулась Марина.

- Ну, ты и учудил нам вчера, Серега, - Сергеев присел на кровать рядом с биологом, - совсем плохой был.

- Как это?

- А ты что, ничего не помнишь?

- Нет.

- Не придуривайся, Дубинин, а то касторки зальём и зеленкой нос помажем, - пригрозила Марина.

- Да серьезно, ребята, ничего я не помню. Помню, что вроде бы заболел, ну, уроки отменил - это я помню. Помню, слабость была какая-то дурацкая, шатало меня немножко, я подумал, что - грипп какой-нибудь, уже обрадовался, что местные вирусы показались или наши завезенные проклюнулись. Думал с самого себя историю болезни писать, на радость науке и вам, докторам-садистам, а больше ничего и не помню.

- У тебя сердце вчера остановилось, Сережа, - голос Владислава стал абсолютно серьезным, - тебя Майкл вчера вечером приволок. Мы тебя на стол положили, видим - пульса нет. Засандалили тебе адреналин прямо в сердце, два раза электрошоком били и моторчик твой ожил.

- Ни фига себе! - ошеломленно выдохнул Дубинин.

На его лице было написано неподдельное удивление и растерянность.

- Вот тебе и "ни фига"! - отрезала Марина. - Ты посмотри, на что ты стал похож - чисто скелет, узник Освенцима, кожа да кости.

- А чего вы это в меня вкололи? - Сергей указал на капельницу.

- Глюкоза, кое-какие витаминчики, тонизирующее, - нетерпеливо ответил Владислав, - ты от вопросов-то не увиливай, пионер Дубинин! Как получилось, что ты чуть от голода не окочурился?

- Черт! - с размаху ударил себя по щеке Сергей. - Черт, "от голода", какой же я дурак!

- Я, конечно, приветствую запоздалое раскаяние, но ты не мог бы пояснить?

- Нечего тут объяснять! - Сергей решительно сел в койке. - Как это снимается? - спросил он, хватаясь свободной рукой за иглу капельницы.

- Ты что, одурел?! - закричала Марина. - Слава, держи его!

- Сереженька, Сереженька, тебе нельзя волноваться, - Владислав бережно придержал биолога за плечи, - и вставать тебе ни в коем случае нельзя. Не волнуйся, успокойся, объясни всё толком.

- Я совершенно спокоен, Слава, - голос Дубинина подтверждал его слова, - ты хочешь объяснений? Пожалуйста: у меня волк наверху умирает. Он, скотина, почти ничего не ел уже столько времени. Вот, - удовлетворенно кивнул Сергей, - теперь я могу объяснить, почему я немножко сбросил вес.

- "Немножко", - передразнила Марина, - балда!

- Да, - согласился Сергей, - может быть, я и балда, но я - балда с сердцем, в отличие от вас, докторишек. Я не мог есть, понятно вам? Не мог я есть, когда видел, как животное мучается по моей вине. Это я его в клетку засадил, свободы лишил. Он и решил, что ему лучше сдохнуть, чем принять кусок из моих рук. Он ничего не ел, уже столько времени прошло, а он, упрямый, от еды отказывается. Его спасать надо.

- Погоди, погоди, - остановил его врач, - ты о волке, которого подстрелили в лесу и в Башню спрятали?

- Ну да.

- В твоей лаборатории?

- Да, - Сергей от нетерпения прямо-таки приплясывал на койке, - вытаскивайте ваши иголки и помогите мне встать!

- Тебе нельзя двигаться, - раздельно и чётко выговаривая каждое слово, как будто при разговоре с умственно отсталым, сказал Сергеев.

- Слава, - глаза Дубинина умоляли, просили, он чуть не плакал, - если ты меня не выпустишь - он умрет. Понимаешь, умрет! Если ты меня не выпустишь, ты мне враг на всю жизнь! Если ты меня не выпустишь, я брезент этот зубами прогрызу, я на карачках в Башню полезу, клянусь!

- Вот сумасшедший! - с легким оттенком восхищения сказала Марина.

- Ладно, ладно, - Владислав поднял руки вверх, - если ты так переживаешь за своего зверя, то мы пойдем, разберемся с ним сами. Только охрану позовем на всякий случай, а ты, упертый осел, здесь останешься.

- Слава, - Сергей умоляюще приложил свободную руку к груди, - мне надо обязательно идти! Он никого к себе не подпускает, а я уже почти с ним договорился. Он ко мне почти привык - я же с ним целыми днями просиживал, разговаривал с ним. Слава!

- Ладно, псих, поможем, - решительно сказала Марина. - Сергеев, бегом за креслом-каталкой, а то этот невменяемый окончательно свихнется и нас с ума сведет!

- Мариночка, - комически сложив губы для поцелуя, потянулся к ней Сергей, - ангел ты в белом халате, звезда моя, спасительница-хранительница...

- Замолчи, Дубинин, - рассмеялась Марина, - а то я от смеха тебе иголку могу в какое-нибудь важное место загнать!

- У меня нет больше важных мест, ой! - Марина вытащила иглу и приложила к месту укола тампон, смоченный спиртом.

- Сожми руку в локте, - посоветовала она.

Морщась, Сергей согнул онемевшую руку, помогая свободной рукой.

- Вот и карета для нашего безлошадника, - Владислав вкатил кресло в "палату".

- Что нам нужно брать с собой? - спросила Марина.

- То же, что делали мне - глюкозу, тонизирующее, короче, всё, что нужно, чтобы спасти умирающего от голода, только в двойном размере, - ответил улыбающийся Сергей, прижимая руку к груди...

* * *

...Этар умирал. Он чувствовал приближение смерти, чуял ее тошнотворный запах. Сил уже не осталось, но всё же волк не хотел умирать. У него больше не осталось желаний, ему уже не хотелось обрести свободу, не хотелось отомстить, не хотелось есть. Единственное желание, еще теплившееся в нём, было желанием жить. Просто жить, дышать, слышать, видеть.

Волк с трудом усилием воли отгонял черный туман, сгущающийся у него перед глазами, но смерть не желала отступить, чувствуя легкую поживу. Судорожно вздохнув, волк перевел дыхание и почувствовал мимолетную радость оттого, что его враг - мертв. "Я все-таки победил тебя, человек", довольно подумал волк и услышал скрип, голоса и шум приближающихся шагов.

Кто-то шел по коридору к его клетке, это был не один человек, скорее всего, два или три.

Волк с трудом приоткрыл глаза. Перед ним сидел его враг-человек, его лицо было бледным и покрытым потом, но его губы шевелились, рождая незнакомые слова, глаза были живыми и сам он был жив.

"Не повезло", равнодушно подумал волк. Этар попытался рассердиться на человека, но не смог. Вместо злобы пришло уважение - человек смог вынести так много и всё же остался в живых.

Дверца открылась. Человек сполз на землю, отстранил протянутые к нему руки сородичей и пополз в клетку - дверной проем был слишком мал для человека.

Этар ощутил прилив старой ненависти и, вместе с тем, страха. Он ненавидел человека - ведь тот наверняка пришел, чтобы отомстить, волк боялся человека, потому что знал, что могут сделать люди с помощью своего оружия.

Безуспешно пытаясь воздействовать на сознание человека, Этар терял немногие оставшиеся у него силы. Потерпев неудачу в попытках стремительной рыбкой войти в темную толщу человеческих страхов, сознание Этара всплыло на поверхность сознания человека и замерло, ослепленное буйством ярких красок.

Здесь было так прекрасно, так светло! Здесь не было тьмы - только солнце, здесь не было мертвенного холода - только ласковое тепло, вместо злобы и ненависти - добро и милосердие. "Что это он говорит мне?", удивленно спросил сам себя Этар, глядя на то, как двигаются губы человека. Не умея разбирать слова, волк с легкостью смог разобрать понятия и образы.

"Бедный, глупый волк. Чертов упрямец! Я уважаю твою волю, я восхищаюсь тобой. Я не смог бы, как ты, предпочесть плену смерть. Я зол на тебя из-за этого, но я хочу помочь тебе. Я помогу тебе, даже если ты сам этого не хочешь. Я спасу тебя, заставлю есть и пить. Я спасу тебя. Пусть потом ты снова откажешься от еды, пусть - а я снова спасу тебя. Я буду помогать тебе до тех пор, пока ты не поймешь, что мы - не враги".

Слабые человеческие руки сжали тяжелую голову Этара в своих объятьях. Незнакомые слова, произносимые ласковым голосом, навевали покой. Какие-то капли падали на его спутанную шерсть, капли, вытекающие из глаз человека, которого Этар так ненавидел.

"Я хотел убить его - а он хочет спасти меня от смерти. Я причинил ему столько боли - а он хочет мне помочь. И ведь я здесь не причём", устало думал Этар, пытаясь разобраться в своих путающихся мыслях, "у меня нет сил воздействовать на его разум. Пусть всё началось с того, что он жалел и восхищался мной, пусть он не помнит всего того ужаса, в который я его ввёл, но он действительно не желал и желает мне зла. Он не способен ненавидеть, это так же ясно, как то, что меня зовут Этар и что мне приятно, когда этот человек гладит меня по голове", думал волк.

И в его душе, отравленной ядом собственной ненависти и злобы, затеплился крохотный огонек чувства, свойственного как сейрам, так и людям, чувства благодарности...

* * *

Когда Илайджа Аттертон проснулся, то Белого не было. Остальные шесть волков спали или делали вид, что спят. Двое преградивших выход из оврага волков лежали, положив головы на вытянутые лапы, их глаза были открыты. Они наблюдали за пленником.

Илайджа потянулся, зевнул и сел, подобрав под себя ноги. Проверил содержимое карманов - их только на одной куртке было шесть, не считая потайных карманов на поясе. Охотник вытащил из кармана широкий носовой платок, никогда не использовавшийся по его прямому назначению, и разложил на нем всё, что удалось найти.

Его теперешнее имущество состояло из трех патронов для винтовки 30 калибра, простой газовой зажигалки, складного ножа, длина лезвия которого не превышала семь сантиметров, пачки овсяного печенья, полной фляги с водой, катушки с черными нитками и двумя иголками и порции соли, хранящейся в металлическом, размеров с винтовочную гильзу, футляре с плотно завинчивающейся крышкой.

Помимо воли Илайджа прикинул, что из имеющихся предметов можно использовать для нападения на волков, и с трудом сдержал смех.

Выбор был широк - он мог застрелить, как минимум, трех волков имеющимися патронами (без ружья, конечно). Мог зарезать их всех одним-единственным ножом (это притом, что длина самого короткого волчьего когтя в два раза превышала длину его ножа). Мог накормить овсяным печеньем или утопить во фляге с водой, насыпать им на хвост соли или незаметно связать их всех с помощью имеющейся в наличии катушки с нитками. А мог запросто спалить всех, просто чиркнув колесиком зажигалки.

Решив, что не стоит торопить события, Илайджа решил просто съесть немного печенья, благо, что волки не проявили к его действиям никакого интереса, разве что один или двое волков на секунду приоткрыли глаза и снова задремали.

Юноша осторожно, чтобы не щелкнуть фиксатором, открыл нож и аккуратно надрезал упаковку с печеньем.

Один из волков встал, широко зевнул, продемонстрировав охотнику внушительный набор ослепительно белых зубов и острых клыков, затем потянулся, выпуская и пряча когти.

Размер когтей напомнил Илайдже фантастический фильм, который он давным-давно смотрел на Земле, в котором динозавры сражались с людьми. У одного вида динозавров были такие же огромные смертоносные когти. Поразмыслив, охотник пришел к выводу, что придуманные людьми динозавры уступали сейрам по всем параметрам. "Во всяком случае, когти у волков будут куда как длинней, чем тех динозавров", решил Илайджа, глядя на то, как легко волчьи когти входят в землю.

Он отправил в рот печенье и начал медленно жевать, стараясь не шуметь.

Печенье было очень сухим и хрустело на зубах. Слух у волков был гораздо острее человеческого и Илайджа тут же убедился в этом.

Волки проснулись и недовольно посмотрели на пленника. Юноша сдавленно глотнул, напрасно пытаясь проглотить еще твердое печенье, застрявшее комком в его рту. Он сделал два больших глотка из фляги и ему полегчало. Волки продолжали смотреть на него.

Илайджа осторожно положил в рот следующее печенье и принялся жевать, решив не обращать внимания на волков, иначе он так и останется голодным. Волки опустили головы, явно собираясь продолжить сон, нечаянно прерванный человеком.

Охотник захрустел уверенней, мерно работая челюстями.

Самый молодой из волков решительно встал и направился к Илайдже. Охотник замер. Волк уселся в метре перед ним, с интересом глядя на жующего человека. Юноша вопросительно посмотрел на волка, тот, в свою очередь, так же вопросительно посмотрел на человека, наклонив голову набок. Илайджа проглотил печенье и достал следующее из пакета.

Волк принюхался к нему. Сообразив, что сейра интересует не его скромная личность, а его действия, Илайджа осторожно протянул печенье волку. Не проявив никакой агрессии, волк вытянул шею и его ноздри раздулись, втягивая воздух. Почти вплотную приблизившись носом к печенью в руке человека, волк тщательно принюхался, пытаясь определить съедобность странно пахнущего предмета.

Запах явно не понравился волку: он с шумом выдохнул воздух, утратив всякий интерес к происходящему, встал и вернулся на свое место.

Юноша продолжил свой завтрак (или, скорее, обед), облегченно вздохнув.

Он практически заставил себя умерить свой аппетит, ограничившись пятью печеньями. Также он решил экономить и воду. Волки в ней пока не нуждались: им вполне хватило жидкости, полученной из тел мойли.

Рассовывая свой небогатый скарб по карманам, Илайджа увидел возвращающегося Белого. Вожак подошел к группе волков, они о чем-то "поговорили" и четверо волков неспешной трусцой покинула овраг. Двое стражей, охранявших овраг, остались на своих местах.

Белый подошел и сел напротив Илайджи так же, как буквально минуту назад сидел молодой волк.

"Я подумал над тем, что мы говорили, и принял решение. Прежде чем я скажу тебе, что я решил, я хочу задать тебе вопрос: сможешь ли ты убедить свое племя прекратить войну, если я дам тебе клятву, что больше ни один сейр не тронет ни одного человека"?

- Я обещаю, что сделаю всё, что в моих силах. Я буду, если придется, умолять, я буду просить, я буду становиться на колени, я буду говорить с каждым, кто пожелает меня выслушать и с каждым, кто откажется меня слушать! Я клянусь тебе в этом! - голос Илайджи был тверд, а в сердце не было ни капли лжи.

Белый склонил голову:

"Пусть будет так. Я тоже буду просить мое племя прекратить войну. С моими братьями это будет проще: ведь я - вожак, но мне нужно будет отвести тебя к вождям других северных племен, чтобы они услышали твои слова. Еще я попрошу у вождей прощения за то, что призывал их к войне против вас. После того, как вожди выслушают тебя, они, скорее всего пожелают узнать пределы территорий, которыми ограничится ваше племя".

- Для этого мне нужно будет вернуться домой, чтобы поговорить с моими вождями.

"Конечно, я сам провожу тебя к Пустоши. Ты вернешься в свое племя, чтобы убедить их прекратить войну, а затем я буду ждать тебя, чтобы ты сообщил нам ваше решение".

- Всё это займет много времени. Почему ты не можешь отпустить меня сейчас, чтобы я как можно быстрее поговорил со своими? Ты не веришь в искренность моих заверений?

"Теперь я полностью верю тебе, но ты должен понять, что я хочу искупить вину перед другими сейрами. За то, что я пытался склонить племена к войне, совет вождей объявил меня изгоем. Я думаю, что им будет проще поверить в то, что я изменил свое мнение и отказался от своей мести, когда увидят и услышат тебя. Я очень прошу тебя - не отвергай мою просьбу, помоги мне примириться с собственным народом и я стану твоим вечным должником".

- Хорошо, Белый, я выполню твою просьбу, - улыбнулся Илайджа, - но этим я лишь немного попытаюсь возместить мой неоплатный долг тебе.

"О чем ты говоришь"?

- Ты спас мою жизнь вчера на холме.

Если бы волки могли улыбаться, эту гримасу, по-доброму искривляющуюся волчью пасть, можно было бы назвать улыбкой.

"Ты не стрелял и не убил никого из наших. Так что не стоит благодарить меня, это была минутная слабость, а затем - лишь корысть и любопытство. Мне так хотелось узнать о вас побольше, что я поборол искушение - и вот ты здесь, и мы говорим о мире".

- Всё же я благодарен тебе, что бы ты ни делал и не говорил.

Со слабым изумлением Илайджа увидел, как в золотистых глазах появляется смущение.

"Я тоже благодарен тебе, Илай. А теперь, надеюсь, мы прекратим наши слащавые речи и поговорим о чем-нибудь другом"?

- Хорошо, - улыбнулся охотник, - что тебя интересует?

* * *

...Вот так я покончил со своей местью. Я простил им всю ту боль, которую они причинили мне. Я надеялся на то, что мои сородичи смогут простить людям гибель наших братьев, сестер и детей. Я хотел надеяться на то, что люди, в свою очередь, простят нам убийство своих братьев. Я хотел мира больше всего, я был готов пожертвовать своей жизнью ради мира.

Взывающие к мести кровавые призраки, прикрывающиеся образами моих детей, умолкли, их личины стали таять, оплывать мерзкими безобразными каплями, как тает на весеннем солнце кусок льда. Вскоре они превратились в пар, тут же развеянный сильным порывом ветра.

И я увидел, как мои дети, мои настоящие дети, смотрят на меня и в их глазах нет ненависти, только любовь. Такими они навсегда останутся в моей памяти.

Глядя на плоское белое лицо человека по имени Илай, глядя в его глаза, я впервые за много дней, минувших после того, как люди напали на мое племя, почувствовал, что могу снова стать прежним - стать охотником, снова полной грудью вдыхать пьянящий ночной воздух, несущий запах трав. Снова стать гордым сейром, а не убийцей.

Я ведь еще совсем не стар, возможно, какая-нибудь светлоглазая ясса примет мою любовь и нерастраченную нежность. Может быть, у меня еще будут дети и я снова почувствую, какая же это радость - быть отцом. Кто знает?...

* * *

Майкл нашел Ричарда Вейно на обзорной площадке Башни за полчаса до рассвета. Он молча подошел к нему и остановился рядом.

- Был в арсенале? - тихо спросил Ричард, поднимая воротник куртки.

- Ага. Взяли двойную норму патронов и гранат.

Они немного помолчали и Майкл сказал:

- Ты в курсе, что случилось с Дубининым?

- Вроде бы заболел.

- "Вроде бы", - фыркнул Майкл, - он себя до того довел, что чуть не помер. Этот волчара пленный жрать отказывался, так Серега вместе с ним ничего не ел, за компанию, ты представляешь?

- Вот это да! И что теперь?

- Лежат под капельницами оба - и он, и волк. Причем в одном помещении, волк - за стенкой, и Сергей рядом с ним. Сергеевы обоих выхаживают, бульонами отпаивают. Комедия! Сергей волку сказал: "Надо есть" - и волк есть начал, понемногу, конечно, но хоть так, чем вообще ничего.

- Да, дела, - вздохнул Ричард.

- А что там у вас?

- Уже курсы проложили для всех трех мини-дирижаблей и для "Титана".

- А кто поведет вместо тебя?

- Дэвид Варшавский.

- Ясно. А что с бомбами?

- Швед сказал, что есть четыре большие канистры с напалмом. Их должно, по идее, хватить для бомбежки. Еще подвесят несколько бомб из пластиковой взрывчатки с взрывателями ударного типа. Они еще недельку потренируются вблизи периметра, дождутся, пока мы на месте окопаемся и всё.

- Вещи собрал?

- А что там собирать, - усмехнулся Ричард, - не на курорт ведь едем.

- А вот и вы, - на обзорную площадку вышел Адам.

Его глаза были обведены черными кругами - сказывалось напряжение последних дней. Адам спал около двух часов в сутки - больше не мог.

- Привет, старший!

- Привет, бывшие советники, - Адам попытался улыбнуться, но понял, что разучился.

- Готовы к выходу?

- Парни завтракают, у нас есть еще десять минут, - ответил Майкл.

- Будете выходить на связь каждые два часа перехода, - сказал Адам, - и сразу же по прибытию. Потом докладывайте каждый день - как идет строительство укреплений.

- Да ладно, Эйд, всё и так понятно, - проворчал Майкл.

- Сообщите, как будете готовы, и мы сразу отправим дирижабли.

- Хорошо, Адам, - тихо сказал Ричард.

Майкл промолчал. Адам стоял совсем рядом с друзьями, но ему казалось, что между ними - глубокая черная пропасть, которую ему не перепрыгнуть, не перелететь. Он столько хотел сказать им, но не находил слов - с языка слетали только сухие слова приказов. Адам снова хотел объяснить, почему он не может пойти вместе с ними - и не мог.

Майкл украдкой посмотрел на часы. Ричард молча смотрел вдаль. Адам с болью посмотрел на них.

- Будем прощаться?

- Обижаешь, Эйд, - проворчал Майкл.

Они обнялись, похлопывая друг друга по спине. Ричард подошел к ним и обнял их. Майкл снял руку с плеча Адама и они молча посмотрели друг на друга.

- Постарайтесь остаться в живых - очень вас прошу, - сдавленным голосом сказал Адам.

- Обещать не буду, но постараемся, да, Ричи?

Ричард кивнул, еще раз обнял Адама и подхватил ранец, стоявший рядом с ним.

- Я провожу вас к воротам, - сказал Адам.

Возле грузовой платформы стояли Джек Криди-младший, Роджер и Фред, и Дэвид Варшавский.

Юные "беспилотчики" с трудом сдерживали слезы. Варшавский пожал руки Майклу и Ричарду.

- Дай им там прикурить, Дэвид, - улыбнулся Майкл.

- Сделаем.

Ричард взъерошил волосы Джека:

- Только не реветь.

- Да я и не реву, - всхлипнул Джек.

- Вот и ладно. Мистеры Томпсоны, - улыбнулся Ричард, пожимая руки Фреду и Роджеру.

Старшему Фреду удалось сдержаться, говорить он не мог - горло перехватило в самый неподходящий момент, по щекам младшего Роджера текли слезы, он вытирал их ладонями, но они тут же появлялись снова.

- Долгие проводы - лишние слезы, - добродушно проворчал Майкл, похлопывая братьев по плечам.

Дэвид ласково, но настойчиво отстранил "беспилотчиков" от Майкла и Ричарда и тихо сказал:

- Удачи.

- Спасибо, Дэвид.

Спускаясь на первый уровень Башни на грузовой платформе, Майкл прошептал на ухо Ричарду:

- Надо было бы нам еще до света сваливать - только расстройство одно.

- Они бы всё равно нас провожать вышли, Майк. Мне показалось, что вообще никто из них спать не ложился.

- Да, жалко мальцов - у них глаза на мокром месте.

Внизу стола толпа - научный и технический отдел практически в полном составе - Мазаев, Верховин, Росселини, все свободные от дежурств техники, электрики. Стояли Марина и Слава Сергеевы, Ким и Джоана Ли рядом с ними, чуть позади, ссутулившись, стоял усталый Чень Ли, сдерживавшийся лишь усилием воли, чтобы не броситься на шею Майклу, так много сделавшему для него.

Люди окружили Майкла и Ричарда, все заговорили разом, как будто боялись, что именно их прощальные слова не будут услышаны.

Надо ли говорить, что Майкл и Ричард не были привычны к такому вниманию, они, растерянно улыбаясь, смотрели на лица обнимающих их людей и не знали, что им говорить и как себя вести. Они отнюдь не были сентиментальными людьми, всю свою жизнь они чувствовали себя одиночками, не склонными к бурному проявлению собственных чувств и эмоций, но теперь им было не по себе. Впервые за всю свою жизнь Майкл не знал, что говорить. Он мог только бормотать, пожимая протянутые к ним руки:

- Спасибо, да ну что вы, спасибо...

Ричард не слишком отличался от своего друга - у него вообще не было слов, он мог только, как Майкл, пожимать руки и улыбаться в ответ.

Майкл и Ричард вышли из Башни, их, по-прежнему, окружала толпа провожающих. Перед Башней, выстроившись в четыре шеренги, стоял весь гарнизон Колонии. На солдатах была парадная форма, они одели ее впервые за всё время, проведенное людьми на Лимбе. За солдатами стояли все, без исключения, колонисты - фермеры, лесорубы Ферье, приставы. Женщины в толпе плакали, мужья неловко топтались рядом, пытаясь успокоить своих жен.

Джозеф Ричардсон, стоявший перед строем, громко выкрикнул команду и руки солдат одновременно взлетели к фуражкам в торжественном приветствии.

Майкл и Ричард смотрели в глаза провожающих их людей, скрывая подступившие слезы...

Когда отряд добровольцев вышел за ворота внутреннего периметра и отошел в лес на расстояние километра от заграждений, Борис Мазаев, шедший рядом с Майклом, загадочно улыбнулся:

- А теперь сюрприз, Майкл.

- Надеюсь, приятный сюрприз? - улыбнулся в ответ Фапгер.

- Более чем. Прошу, - Мазаев жестом провинциального фокусника указал на два высоких черных ящика, установленных на расстеленных на земле брезентовых полотнищах.

Присмотревшись, Майкл с удивлением понял, что эти ящики - не что иное, как самые большие аккумуляторы Верховина, что ему доводилось видеть на Лимбе.

- Энергопотребление слишком велико, даже таких аккумуляторов хватит только на тридцать секунд активного излучения, - сказал Мазаев, переключая тумблеры на боковых панелях аккумуляторов.

- Активного чего? - недоуменно посмотрел на ученого Майкл.

Мазаев довольно улыбнулся:

- Сейчас увидите.

Он взял в руки длинную серую трубу с пистолетной рукояткой, расширяющуюся к концу и заканчивающуюся раструбом, похожим на пламегаситель зенитного пулемета. Мелькнула ослепительная белая вспышка, из "ствола" "трубы" вырвалась струя сверкающих, как бриллиантовая пыль, частиц, похожих на мельчайшие капельки воды. Мощнейший разряд молнии с оглушительным грохотом вонзился в стену деревьев, сильно, как во время грозы, запахло озоном. Раздался пронзительный треск - и несколько деревьев, объятых пламенем, рухнули на землю, увлекая за собой соседние деревья. К упавшим соснам тут же подбежали лесорубы, за ними, змеясь, растягивались кольца пожарных рукавов. Тугие струи воды тут же накрыли еще не успевшее разгореться пламя, деревья заволокло густыми клубами пара.

- Энергетический бластер, - Мазаев легко, как винтовку, взвесил на руках "трубу", демонстрируя прибор ошеломленным солдатам, - дальность действия - в пределах прямой видимости. О мощности излучения вы можете судить на наглядном примере, - ученый указал на поваленные деревья, - сила разряда такова, что противостоять ей не сможет даже армированная сталь. Во всяком случае, во время опытных испытаний, проведенных в лабораторных условиях, мы не смогли подобрать материал, способный противостоять разработанному прибору.

- Борис Сергеевич, у меня просто нет слов, - сказал Майкл.

- А вам и не нужно слов, Майкл, - улыбнулся Мазаев, - это - наш скромный дар отряду добровольцев.

- Ничего себе - "скромный", - ошеломленно прошептал Ричард.

- Недостаток прибора в том, что, как я уже говорил ранее, заряда одного аккумулятора хватает на пятнадцать секунд работы. На настоящий момент коллега Верховин смог изготовить лишь четыре аккумулятора подобного типа. Они - в вашем распоряжении.

- Профессор, вы..., - Майкл энергично тряс руки Мазаева.

- Не стоит, Майкл, - ученый обнял его и Ричарда.

Борис Сергеевич снял предательски запотевшие очки, вытер глаза рукавом и поклонился солдатам:

- Храни вас бог. Берегите себя.

Мазаев решительно повернулся и его сутулая худая спина скоро исчезла, окруженная широкими спинами ученых отдела энергетики...

- Да не кисни, Эйд, - ворчал Майкл, когда они с Ричардом и Адамом стояли рядом с внешним периметром, в ожидании того, когда последний солдат пройдет ворота, - теперь все нормально будет.

- Конечно, Адам, - сказал Ричард, глядя на Фолза, - особенно с этим электрическим пылесосом мы этих волков заровняем - будь здоров.

- Вот-вот, - подхватил Майкл.

- Да, - попытался улыбнуться Адам, - я знаю: всё будет нормально.

Он не хотел признаваться друзьям, что за последние дни его измучили тревожные предчувствия - ему казалось, что люди уходят в лес на верную смерть...

- Держи высоту! Расстояние до цели?

- Пятьсот метров, высота - сорок два метра, - четко ответил Роджер. - Начинаю снижение!

В комнате контроля - напряженная тишина. Второй день тренировочных полетов. В лесу на широкой поляне в трех километрах от внутреннего периметра протянуты силовые кабели и установлены тепловые излучатели, имитирующие скопления живых существ. Вчера дирижаблем управлял Фред Томпсон, управлял уверенно, выполнил восемь заходов на цель. Вместо реальных взрывных устройств в грузовых захватах "касперов" закреплены контейнеры, вес которых с точностью до нескольких граммов повторяет вес будущих бомб.

- Ветер северо-восточный, пять метров в секунду, - спокойно говорит Дэвид, выполняющий сегодня роль корректировщика.

Роджер легким, почти незаметным, движением исправляет курс дирижабля. На экране термовизора - россыпь красных светящихся точек. Пальцы свободной руки пилота проходятся по клавиатуре, вводя поправку на ветер. На экране системы лазерного наведения перекрестье линий прицела перемещается немного вверх и влево. Слева на экране - колонка желтых цифр: высота и скорость полета, показатели оборотов двигателей.

- До цели - триста метров, высота - двадцать один. Продолжаю снижаться.

- Взрыватели - в боевую готовность, - говорит Варшавский.

Роджер откидывает прозрачную крышку предохранителя на пульте контроля за вооружением и нажимает на кнопку активации бомбовых взрывателей.

- До цели - двести метров, высота - восемнадцать. Увеличиваю скорость!

Адам Фолз стоит в сорока метрах от полигона "беспилотчиков". Сегодня, как и вчера, он - наземный наблюдатель. Он слушает все переговоры пилотов "касперов", но сам хранит молчание. Над поляной стремительно снижается черная торпеда с двумя белыми кубиками контейнеров, повисшими под брюхом дирижабля.

- Сто метров! Боевая готовность! Двигатели - на половину мощности!

Дирижабль хищно, как коршун парящий над бегущим зайцем, ныряет вниз. Расстояние между черной торпедой и землей продолжает быстро сокращаться, слышен негромкий гул лопастей электродвигателей.

- Сброс! Двигатели - на полную мощность! Набор высоты!

От черного хищного тела отделяются белые кубики контейнеров, дирижабль, освобожденный от тяжести груза, взмывает вверх, уходя от надвигающейся стены деревьев. Контейнеры, со свистом рассекающие воздух, теперь уже не кажутся игрушечными детскими кубиками. Глухой звук удара о землю, невысокие фонтаны взрытой земли показывают место, на которое упали сброшенные контейнеры.

- Высота - пятьдесят! Скорость - максимальная! Угол подъема - тридцать! Увеличиваю! - Адам слышит дрожащий от возбуждения голос Роджера.

Дирижабль уходит в небо, на десять метров разминувшись с верхушками деревьев.

- Контроль - земле! Контроль - земле! - спокойный голос Варшавского.

- Земля слушает контроль! - говорит в микрофон рации Адам.

- Зафиксирована точка попадания в десяти метрах от основного коридора бомбометания, юго-западный снос - семь метров. Прошу визуального подтверждения.

- Одну минуточку, Дэвид, - Адам быстрым шагом приближается к точке выброски.

Широкие мерные ленты, черно-былыми полосками расчертившие полигон, позволяют точно определить, насколько точно пилоты сбросили груз. В контейнерах установлены радиомаяки, включающиеся в момент удара. Сигналы от маяков помогают точно определить точку сброса и при необходимости ввести поправки в систему наведения.

Адам, сориентировавшись по линиям разметки, быстро определяет координаты точек сброса. "Бомбы" упали практически в яблочко - снос всего на пять и семь метров для каждого контейнера.

- Земля - контролю! Подтверждаю юго-западный снос для точки номер один - пять метров, для точки два - семь метров. Мастерское попадание, Роджер!

- Спасибо, мистер Фолз!

- Коррекция внесена, радиометки зафиксированы, - говорит Дэвид Варшавский, - спасибо, Адам. Как насчет перерыва на обед?

- Принимается. Через сорок, сорок пять минут буду у вас. Конец связи...

- Неплохая работа, - подмигивает Адам Роджеру, быстро расправляющемуся с порцией супа.

- С пятого раза, - усмехается старший Фред.

- Можно подумать, что ты вчера попал прямо с первого раза, - фыркает Роджер, звеня ложкой.

- Молодцы они, да, Джек? - спрашивает Адам.

Дэвид молча улыбается, аккуратно накручивая на вилку спагетти с томатным соусом.

- Нормально, - пожимает плечами Джек, - еще пара деньков и всё пойдет, как по маслу.

- Если бы не Дэвид - нам бы ни за что так точно не попасть, - улыбаясь и отставляя тарелку в сторону, говорит Роджер.

- Это командная работа, ребята, - отвечает Варшавский, - тут, если разобраться, нет отдельно пилота и отдельно корректировщика, результат-то надо выдать общий. Вы правильно летите, я правильно навожу - вот и всё.

- Дэвид правильно говорит, - кивает Джек.

- Значит, мы все - молодцы, - упрямо мотает головой Роджер.

- Молодцы, молодцы, - улыбается Адам, но глаза его не улыбаются: он думает о Майкле, Ричарде и добровольцах.

Отряд регулярно выходит на связь, без сбоев и задержек. Местность позволяет держать хороший темп движения, никакого присутствия волков не замечено. Ричард и его напарник, Джеймс Истер, используя винтовки с глушителем, подстрелили троих оленей, внеся приятное разнообразие в солдатский рацион на марше.

"Только бы ничего не случилось по дороге, только бы ничего не случилось", говорит про себя Адам и тут его отвлекают:

- Команда обслуживания вызывает Адама Фолза!

- Слушаю.

- Мистер Фолз, мы доставили контейнеры с полигона. Прием.

- Спасибо. Через пять минут буду у вас.

Джек отставляет пустую тарелку: ему нужно приготовить дирижабль к установке бомб-имитаторов. Тренировка продолжается...

На вершине холма, обозначенного на картах Колонии как высота "9-21" можно увидеть растущие с каждым днем стены укрепленного сооружения. Пятьдесят человек с цепными пилами валят деревья и с упорством, достойным Сизифа, тянут распиленные бревна вверх по холму. Два отделения снайперов во главе с Ричардом Вейно прикрывают людей, работающих на опушке леса. Лес кажется кое-как причесанным дрожащей рукой неумелого парикмахера - деревья растут в трех-четырех метрах друг от друга. Постепенно, метр за метром, плотность деревьев увеличивается и в тридцати метрах от высоты лес представляет собой сплошную зелено-коричневую стену.

Майкл принял решение ограничиться постройкой Форта без оборонительного частокола.

- С одной стороны, изгородь из бревен нам бы не помешала, - сказал он Ричарду, - защита хоть какая-нибудь, волки нас видеть не будут и всё такое, а с другой стороны - она, как занавес в театре, скроет волков от нас. Они же свободно смогут подойти, а мы их даже не заметим.

- Почему не заметим? Стены сделаем повыше, крышу соорудим - а с крыши обзор будет нормальный.

- Я всё-таки думаю, что нужно будет ограничиться рвом вокруг здания - пусть волки думают, что мы беззащитны. Частокол ограничит нам обзор из форта, нам придется ждать, пока они полезут через изгородь, а так мы будем их на расстоянии щелкать, как в тире.

- Как скажешь, Майки, это ты у нас теперь стратег, а я так просто, погулять вышел, - усмехнулся Ричард.

- Ладно, ладно, - ухмыльнулся Майкл, - "погулять вышел". Все-таки странно, что ни одного волка не было видно ни как сюда добирались, ни здесь на месте.

- Это они тебя испугались по старой памяти, - и Ричард успел вывернуться из цепких медвежьих лап Майкла...

Если бы люди знали, что повремени они со строительством и приготовлением к бомбардировке - то никто бы из них никогда в жизни больше не воевал. Если бы они видели, как в полусотне километров от них идет человек, окруженный волками, идет не как пленник, а как друг! Вряд ли кто-нибудь из них захотел продолжать свое бессмысленное занятие: рыть ямы для бревен, налегая всем телом на лямку, тянуть поваленные деревья вверх по крутым склонам, строить бревенчатый дом с амбразурами в толстых, пахнущих смолой, стенах и ждать, когда дирижабли, снаряженные уже не имитаторами, а настоящими бомбами, лягут на боевой курс. Курс, с которого нет возврата...

- У нас есть дирижабли. Это такие шары из плотной материи, наполненной летучими газами...

"Чем наполненной?"

- Ну, газами, - Илайджа беспомощно пытался найти простое определение, - ну, вы же чувствуете разные запахи - запахи дыма, гари. Вот есть такой невидимый дым, который мы называем "газом", есть газы, которые легче воздуха.

"Воздух состоит из газов?"

- Да. Вы не знали об этом?

"Нам это ни к чему", - ответил Белый.

- Ну так вот, эти шары - дирижабли могут лететь высоко в небе. На этих дирижаблях наши техники устанавливают всякие приборы хитрые...

"Мы называем это волшебными вещами".

- Пусть волшебными, - согласился Илайджа, - хотя тут нет никакого волшебства. Вот так мы находим стада "бизонов"-мойли. Так мы нашли другие ваши племена.

"Зачем вы искали нас?"

- Чтобы знать своего врага, ты сам хотел узнать о нас побольше, так что странного в том, что мы хотим узнать о вас?

"Ничего. Я узнал, что у вас есть вещи, позволяющие вам видеть в темноте тепло наших тел".

- Не только ваших - термовизоры фиксируют тепло любого тела, будь оно живым или неживым - это не имеет значения.

"А эти шкуры на тебе..."

- Одежда.

"Да, одежда. Из чего она?"

- Кое-что специальным способом изготовлено из растений или из шкур животных, кое-что связано из шерсти...

"Прирученных животных?"

- Да, люди приручили некоторых животных много тысяч лет назад и специально разводят их.

"Чтобы есть?"

- Не только для еды. Некоторые животные дают нам молоко, шерсть, домашние птицы несут для нас яйца.

"Мы любим лакомиться яйцами, если, конечно, выдается такая возможность. Наверное, это удобно - иметь в своем распоряжении животных?"

- Да. Не надо гоняться за ними по лесу, не нужно охотиться.

"Поэтому вы такие слабые - вы не охотитесь, не проводите время в беге, вы быстро устаете. Вот посмотри на себя - солнце не прошло еще и четверти своего пути, а ты уже запыхался. А мы способны идти так очень долго и мы не устаем, как утомляетесь вы".

- Да, мы не охотимся, но это не значит, что мы слабые. Многие из нас тоже могут долго идти, не испытывая усталости, мы заставляем себя заниматься физическим трудом - поднимаем тяжести, чтобы приучить мускулы быть сильными, мы бегаем, когда хотим, чтобы наше тело было выносливым и сильным.

"А мы иногда бегаем для удовольствия - когда не испытываем недостатка в пище".

- Мы тоже иногда бегаем ради удовольствия, когда хотим выяснить, кто быстрее.

"На празднике Весенних Ветров молодые сейры тоже соревнуются между собой".

- А что это за праздник?

"Раз в несколько лет все стаи сейров покидают свои земли, собираются все вместе, чтобы отпраздновать наступление весны, пообщаться между собой. Еще наши далекие предки заметили, что когда кровь волков одного племени смешивается слишком часто - то наши дети рождаются слабыми, неразвитыми, а иногда - даже мертвыми. Поэтому вожди племен приветствуют, когда в их племена вступают молодые сейры, как самки - яссы, так и самцы - валги".

- Валги, - повторил Илайджа, чтобы запомнить. - А как вы называете себя?

"Мы называем себя сейрами, вам же сказали, как нас зовут".

- Нет, я не об этом. Я слышал, как ты называешь ваших самок яссами, но самцов ты никогда не называл валгами.

"Таков обычай - сейры-самцы никогда не называют себя "валгами", самок же мы всегда называем только яссами. Так повелось".

- Значит, если я назову какого-нибудь вашего самца "сейром", то никто не обидится, а если "валгом", то это будет ошибкой и на меня обидятся?

"На тебя никто не будет обижаться", - терпеливо пояснил Белый, - "просто валгом сейра-самца называют один-единственный раз в жизни - когда он убивает свою первую добычу - оленя или мойли. После этого он становится "сейром", охотником, воином. Вот у вас есть какой-либо предел, преодолев который вы становитесь охотниками или воинами?"

- У нас есть возраст, после которого люди становятся полноправными членами общества. По достижении восемнадцати или шестнадцати лет (в некоторых местах по-разному), нас можно не считать детьми.

"Немного странно и запутанно, тебе не кажется? У нас дети перестают быть детьми, когда охотятся наравне с взрослыми, когда у них обязанности взрослых, когда им хочется доказать всем свою ловкость, силу, умение".

- Наверное, немного странно, - смущенно ответил Илайджа, - я сам по себе знаю, что когда ты начинаешь работать, как взрослый мужик, тогда и к тебе отношение, как к взрослому, а не к ребенку. А еще мне кажется, что это от человека зависит - взрослый он или нет. Я видел много пустых людей, ведущих себя, как дети - разрушающих, ломающих всё на своем пути, любящих только себя. А может быть, это зависит от того, каким ты себя чувствуешь внутри?

"Не думаю. Иногда в каждом из нас появляется тот несмышленыш, которому все любопытно и всё нипочем, как в самом начале жизни. Иногда даже взрослые сейры ведут себя, как юнцы - когда приходит весна и кровь бурлит. Но даже тогда сейры могут сохранить спокойствие и незамутненный разум. Хотя, в чём-то я согласен с тобой - все зависит от внутреннего мира, от того, кем ты себя ощущаешь".

- Белый, тебе не кажется, что наш разговор уже свернул с проторенного пути? - улыбнулся Илайджа. - Мы говорили о вашем весеннем празднике.

"Прости", - в голосе вожака послышалась нотка веселья, - "мы, сейры, любим ходить непроторенными тропами. Этот праздник для большинства сейров - возможность показать себя, познакомиться с другими сейрами, обрести любовь или просто пообщаться. Для вожаков - это возможность поделиться опытом, спросить совета, уладить возникшие разногласия между племенами, хотя последнее происходит очень редко - мы мирный народ".

- А бывает так, что разногласия нельзя уладить мирно?

"Я уже говорил, что подобные случаи бывают редко. Большинство сейров хранят верность своим избранникам, почти никогда страсть не бывает настолько несдержанной, чтобы привести в исступление. Но иногда бывает и наоборот".

- Как вы поступаете в таких случаях?

"Взрослые сейры могут выйти на поединок. Иногда так бывает, когда вожак внезапно умирает, не выбрав себе преемника. Иногда ясса может предпочесть другого сейра, а потерявший разум отвергнутый избранник может вызвать на поединок своего соперника, но, повторяю еще раз - такое бывает крайне редко. На моей памяти подобное случалось всего два раза, когда яссы становились предметом спора, перешедшего в ссору".

- Эти поединки закончились смертью?

"Да, но ни к чему хорошему это не привело - оставшийся в живых носит на себе клеймо убийцы до самой своей смерти. Мудрый вожак никогда не допустит, чтобы в его племени произошло подобное зло. К чести наших подруг могу сказать, что они редко теряют разум, гораздо реже, чем валги".

- А как вы воспитываете ваших детей? Какова роль отца?

"У нас детеныши воспитываются в равной степени как отцом, так и матерью. Мать - кормилица, дарительница жизни, отец - добытчик пищи, учитель, наставник. Мать учит детеныша любви, отец учит жизни. По истечении полугода, детеныши небольшими группами по пять-шесть обучаются у наставников - умудренных опытом сейров-охотников, часто наставником бывает один из отцов детенышей".

- Ты был наставником?

"Да, несколько раз. Я показывал, как нужно обороняться при нападении, как идти по следу, добывать пищу, искать родники, охотиться. Охота - это большая часть нашей жизни, некоторые говорят, что сейр живет только тогда, когда охотится".

Они немного помолчали. Солнце поднялось к зениту и Белый приказал остановиться для отдыха. Двое следопытов ушли по свежим утренним следам стада оленей, остальные сейры внимательно прислушивались: не раздастся ли призывный вой - просьба о помощи и приглашение к охоте.

"Илай, можно вопрос?"

- Конечно.

"Вы изобрели ваше оружие потому, что вам не хватало собственной силы, чтобы охотиться на ваших землях?"

- Поначалу - да. Человек был слаб, наши ученые думают, что человек произошел от слабых животных, слабых по сравнению с другими животными, хищниками нашего мира.

"Так вы тоже когда-то были животными?"

- Скорее всего, да. Многие утверждают, что в нас осталось много черт наших далеких предков. Им пришлось использовать свой разум, пользоваться подручными средствами - палками и камнями, чтобы возместить собственную слабость. Мы поняли, что наша сила - в единстве и, по прошествию многих тысяч лет, племена наших предков уже сами охотились на страшных хищников, обороняя свои семьи и добывая пропитание охотой. Мы собирали съедобные растения и плоды, устраивали засады на травоядных животных, выбирали такие места для жилья, в которые было трудно пробраться хищникам. Мы жили в пещерах, вблизи источников воды, больших рек, ловили рыбу.

"Это отнимало много времени у ваших прародителей?"

- Да, но мы приспособились. Затем, наверное, во время одной из гроз, наши предки смогли сохранить огонь и использовать его для своих нужд - для приготовления пищи, для обогрева жилищ, для защиты от хищников. Мы подмечали, какие растения пригодны в пищу и смогли понять, что выращивая эти растения, ухаживая за ними, мы сможем гораздо надежнее обеспечить себя пищей, чем охотясь. Так мы стали земледельцами.

"Но вы наверняка смогли добиться этого только благодаря природе?"

- Конечно. Мы наблюдали за изменяющейся погодой, исследовали земли в поисках мест для жилья. Поначалу мы очень зависели от природы, но затем наши предки осели в устьях рек в теплых краях. Благодаря тому, что разлив рек приносил плодородный ил, наши предки смогли собирать по два урожая в год, обеспечивая себя всем необходимым. Мы начали разводить скот, приручив диких животных. Мы смогли использовать животных так, что они стали работать на нас - пахать землю, перевозить грузы, давать молоко, жир, мясо, шкуры.

"И так вы стали людьми?"

- Не совсем. Так получилось, что у одних пищи было больше, у других меньше. Люди захватывали других людей в рабство, заставляли трудиться для себя. Люди, имевшие в своем подчинении много рабов и воинов, посчитали себя вождями, имеющими право распоряжаться жизнями других людей. Начались войны, люди разных народов воевали друг с другом с самого начала нашей истории, многие народы вообще бесследно исчезли в ходе этих войн, не оставив после себя почти никакого следа.

"Я не хочу слушать об этом, война - это самое худшее, что только может произойти с существами, наделенными разумом. Я хочу знать только одно - сейчас вы также воюете друг с другом?"

- Там, откуда мы пришли, войны всё еще продолжаются, если ты хотел об этом узнать. Но мы - не такие, мы хотим жить, как жили наши предки - работать на земле, работать для себя, своих близких, родных, детей, жить в мире с природой и людьми. Мы не собираемся воевать друг с другом из-за клочка плодородной земли. Мы не хотим менять окружающий мир, мы хотим просто нормально жить.

"Рад это слышать".

Над лесом раздался вой охотников, сейры ответили на зов и бесшумно исчезли в лесу.

"Загонщики подняли стадо оленей. Подожди нас здесь, Илай", - сказал Белый и тут же растворился в тени деревьев, как призрак.

Илайджа немного удивился тому, что сейры оставили его одного - может, это было признаком доверия с их стороны?

"Хоть я и немного помню обратную дорогу", - усмехнулся молодой охотник, - "я всё равно не смог бы уйти далеко. Волки выследили бы меня в два счета, с их-то чутьем. К тому же, мне незачем бежать". Он с наслаждением растянулся во весь рост в густой мягкой траве в тени под деревом и мгновенно заснул.

Его разбудило холодное прикосновение мокрого волчьего носа. Илайджа открыл глаза. Перед ним лежало мясо - кусок задней оленьей ноги с аккуратно перекушенной с обоих концов костью.

"Мы подумали, что ты проголодался", сказал лежащий перед ним Белый.

- Есть немножко, - улыбнулся юноша.

"Угощайся".

- Мне нужно приготовить мясо.

"Помощь нужна?"

- Нет, мне нужно только собрать дрова для костра.

"Будешь разводить костер?"

- Да, сейчас я вам покажу.

Неподалеку лежало сухое дерево, сломленное тяжестью прошлогоднего снега. Илайджа наломал сухих веток, придирчиво выбрал веточку для вертела, обстругал ножом две ветки с развилками в виде рогаток - все приготовления заняли не больше пяти минут. Сухие стружки Илайджа собрал в аккуратную кучку, встал на колени и чиркнул колесиком зажигалки, по привычке прикрывая пламя руками, хотя ветра не было. Веселый огонек жадно лизнул сухое дерево и через несколько секунд костер уже разгорелся.

Волки сидели и лежали вокруг, с интересом и некоторой настороженностью посматривая на костер.

Илайджа насадил мясо на импровизированный вертел и осторожно повесил его на рогатки по обе стороны от костра. Мясо зашипело, юноша палкой размешал прогоревшие угли, чтобы жар распределился равномерно. Расщепил конец вертела ножом и вставил в образовавшуюся щель длинную палочку, чтобы было удобно вращать мясо над огнем. Достал соль и посолил мясо.

"Что это?" - спросил Белый, принюхиваясь.

- Соль. Мы используем ее в пищу, чтобы мясо было вкусней. Попробуй, - Илайджа высыпал на ладонь несколько крупинок и протянул ладонь волку.

Шершавый язык пощекотал кожу.

"Похоже на вкус морской воды".

- Ты видел море?

"Очень давно, когда наше племя кочевало на северо-востоке. Мне был всего год тогда".

- Какое оно - море?

"Кажется, что ему нет конца. На самом краю горизонта кажется, что оно сливается с небом. Цвет всё время меняется - синий, зеленый, почти черный, серый, снова синий, голубой. Чем-то похоже на лес, чем-то на небо".

Илайджа добавил веток в костер. Дыма почти не было - дерево было очень сухим: дождей не было уже около двух месяцев.

"Вы всегда используете огонь, чтобы готовить мясо?"

- Да, мы не можем есть сырое мясо.

Белый положил голову на лапы и в его глазах, смотрящих на пламя, запрыгали отсветы костра.

"Когда мне исполнилось три года, в наших лесах не было дождей всё лето. Было очень жарко, мы ждали дождя и вскоре небо заволокло тучами. Молнии ударили в лес и деревья вспыхнули, объятые пламенем. Поднялся ветер и раздул огонь. Горело всё - деревья, листья, сухая трава. Ветер переменил направление и огонь набросился на нас. Мы бежали, но огонь преследовал нас, как бешеный зверь. Прыгая с дерева на дерево, он казался нам живым, как старый забытый демон. С тех пор я всегда боялся огня, а теперь мне почему-то даже приятно смотреть на него".

- Может потому, что этот огонь - маленький?

"Возможно".

- Как же вы спаслись?

"Нам повезло - наш вожак вывел нас к реке, её русло почти пересохло от жары, но даже теплая вода, лениво струящаяся по обросшим водорослями камням, стала нашим спасением. Стая влетела в реку и мы стояли и лежали в воде, с горящих деревьев сыпались огненные искры, обжигая нас раскаленным дождем. Мы вздрагивали от страха, когда деревья со стонами валились на землю, взмахивая обугленными ветвями. Троих из нас убило дерево, упавшее поперек течения. Потом пошел дождь и потушил пламя".

- Да, вам повезло.

"Не всем - мой младший брат не смог выбежать из леса: он только родился той весной, у него было мало сил. Мы бежали по лесу, отец и я, и все время оглядывались на него. Мама бежала позади него, уговаривая его ускорить бег. Он не жаловался, он бежал изо всех сил, но однажды он споткнулся, вскочил, испугался вспыхнувшего рядом с нами куста и тут же порыв ветра ударил его огненным всплеском. Мы с отцом остановились, отец звал маму и брата, а я не мог кричать - охрип от невыносимого жара. Из пламени выскочила мама, ее шерсть на спине горела. Отец сбил ее с ног, покатил по земле, сбил пламя. Мама поторопила нас и мы успели спастись в воде. А брат не успел. До сих пор помню мамины глаза, когда она крикнула нам, чтобы мы бежали дальше".

Илайджа промолчал, с сожалением глядя на волка.

- Жизнь часто бывает жестокой.

"Ты не прав, Илай. Жизнь иногда бывает жестокой", - Белый не выделил слово "иногда" и Илай удивился тому, что этот сейр, потерявший свое племя и свою семью, продолжает думать, что жизнь жестока только иногда...

Иногда людям кажется, что понятие "дом" - растяжимо и всеобъемлюще. Домом может быть панельная коробка на окраине города, домом может особняк на берегу теплого моря. Иногда дом - это крохотная квартира со стенами, тонкими, как фанера. Иногда домом бывает брезентовая палатка или шалаш из травы и листьев. Но вряд ли домом можно назвать бревенчатые стены, щели в которых заложены мхом и свежесрезанным дёрном, наспех и грубо сколоченные деревянные лестницы, уходящие наверх, на крышу. Вряд ли можно назвать окнами пропиленные в стенах проемы для стрельбы и узкие щели амбразур.

И широкий - три метра - ров, дно которого утыкано заостренными и обоженными на конце кольями, и земляную насыпь вокруг рва с узкими ходами сообщений и неглубокими, по грудь рослого мужчины, окопами - нельзя назвать приусадебным участком или двором.

Это не дом и не двор - это укрепленный пункт и оборонительная полоса. Это - Форт, маленькая крепость для того, чтобы вести войну. Это здание, в котором солдаты спят бок о бок на утоптанном земляном полу, никто не называет домом.

Действительно, как можно назвать домом коробку, наспех сбитую из необтесанных бревен, в которой, скорее всего, всем им придется умереть?...

* * *

...Я вел человека в племя Велора, терзаемый чувством необъяснимой тревоги. Необъяснимым это чувство было потому, что я не мог понять, почему мне так тревожно. Мы шли, чтобы говорить о мире, шестеро охотников, идущих со мной, знали об этом. Знал об этом и Алг, с которым я говорил перед тем, как отправиться в путь.

Я приказал ему отвести племя как можно дальше от Пустоши, охотиться, готовиться к зиме, ни в коем случае не показываться на глаза людям и избегать столкновений, чего бы это ни стоило. Большинство сейров моего племени приняло весть о возможном заключении мира спокойно. Их можно было понять - они никого не потеряли в этой войне, они сменили трудную жизнь одиноких охотников, жизнь которых полна опасностей и случайностей, на жизнь в стае, в которой каждый помогает друг другу выжить. Те шестеро сейров, оставшихся от первых охотников, примкнувших к моему племени, устали от постоянного напряжения, слежки за людьми и ненависти, разъедающей душу. Я думал, что они будут протестовать моим намерениям заключить мир с чужаками, но они удивили меня.

- Если есть возможность, чтобы между нашими племенами прекратилась война, и если, как говорит этот человек, люди напали на нас по ошибке, какой бы страшной она ни была - то мы должны воспользоваться ею, - сказали они мне и молодой Алг, немного помолчав, добавил:

- Сейчас мы живем неправильно, Белый, если так можно сказать. Мы - охотники, не воины. Нам, как и всем остальным, хочется, чтобы в нашем племени были яссы, чтобы у нас рождались дети, мы хотим стать отцами, которые не боятся, что жизнь их детей может прерваться в любой момент. Ты сказал, что на совете племен вожди запретили тебе появляться в пределах их земель. Это значит, что они наверняка могут запретить свободным яссам покинуть свое племя, чтобы стать нашими подругами. Скорее всего, нас бы вообще не допустили на праздник Весенних Ветров. Среди новоприбывших за твоей спиной начались разговоры, чтобы покинуть наше племя. Им проще по-прежнему стать одиночками, чем быть в племени отверженных. Я очень рад, что этот молодой чужак заговорил о мире и что ты хочешь примириться с вождями. Сейры не должны ненавидеть друг друга, это противно нашей природе.

- Значит, ты поддержишь меня, Алг? - спросил я.

- Всецело. Я уведу племя на север, на границу с землями племени вожака Каспа, к Пяти Озерам. Оттуда далеко до Пустоши и люди не рискнут больше выходить в лес после того, как мы напали на их охотников.

Он немного помолчал, глядя на меня. В его глазах я прочитал невысказанный вопрос и знаком попросил его говорить.

- Как ты думаешь, Белый, смогут ли люди простить нам гибель своих людей в лесу?

- Не знаю, - признался я, в глубине души обрадованный, что Алга терзают те же мысли, что и меня, - я думал об этом и не знаю, как поведут себя люди. Вся моя надежда на этого человека, Илая. Если он сможет убедить людей в том, что они совершили ошибку, напав на нас без всякого предупреждения и жалости, если я смогу объяснить людям, что все наши нападения на них - это просто ответ на их агрессию, месть за погибших сородичей, то думаю, что люди забудут о своей мести так же, как мы забудем свою месть. Мы похороним наших мертвых и постараемся сохранить мир.

- И мы сможем жить так, как прежде.

- Да, - сказал я и добавил:

- Спасибо тебе, Алг, спасибо за то, что ты понял меня. Со временем ты станешь мудрым вождем, может быть, даже самым мудрым из всех.

- Об этом пока рано судить, - смущенно ответил Алг, - но похвала от такого вожака, как ты, стоит дорого. Спасибо.

Мы расстались и я вернулся к охотникам, тогда еще охранявших человека. Я ничего не сказал ему о разговоре с Алгом и сейрами моего племени. Я подозревал, что и он умалчивает о чем-то, по его сознанию я понял, что он скрывает что-то, но его намерения были ясны, я не чувствовал предательства и знал, что в главном он мне не врет. Я не хотел вскрывать его сознание и читать мысли. Я бы с легкостью сделал это, если бы он отказался от того, чтобы рассказать мне правду, но с того момента, когда он предложил нашим народам договориться о мире, я не мог вторгаться в его разум. Это было бы постыдным поступком для меня.

Мы, сейры, можем читать мысли друг друга, но никогда не делаем этого по той простой причине, что считаем насилие над чужой психикой недостойным разумных существ. Любое вторжение в чужой разум - это насилие. Поэтому мы общаемся с помощью слов и условных знаков. Часто мы понимаем друг друга без слов, часто нам достаточно лишь взгляда.

С человеком Илаем мне иногда тоже хватает одного взгляда, чтобы понять его. Глаза Илая почти всегда, как чистая вода в спокойном ручье - видны все эмоции, чувства, как камешки на дне. Он нравится мне своим спокойствием, умением простить, способностью размышлять здраво, не поддаваясь ненависти.

Я видел, как ярость вспыхнула в его глазах, когда я сказал, что именно я придумал, как напасть на их поселение, что это я убил Докса и охотников на том холме. Его ярость была пылающей, как пламя лесного пожара. Но, когда я объяснил ему причину своих поступков, в его глазах я увидел раскаяние и стыд. Я подумал тогда, что человек, стыдящийся жестоких поступков, совершенных другими людьми, не может быть жестоким. Человек, чувствующий лично себя виноватым за весь свой народ, человек, способный на раскаяние, не способен на предательство и подлость. Когда я увидел в его глазах боль во время рассказа о моих погибших детях, я понял, что у этого человека - доброе сердце и сочувственная к чужим страданиям душа.

Я смотрел на то, как человек обугливает на костре кусок мяса, который мы ему принесли и радовался тому, что нам еще долго идти к землям племени Велора. Радовался я потому, что это было похоже на неспешное путешествие из моего детства.

Стая не торопится - осенью мойли, нагулявшие жир, неповоротливы, олени, задерживаемые своими оленятами, не могут быстро уходить от нашего преследования, защищая своих детенышей. Еды вволю, дожди пойдут еще нескоро. Ты можешь играть со своими друзьями, бежать по лесу, дыша полной грудью, и каждый миг чувствовать, что ты - живой, что с каждым ударом твоего сердца, с каждым толчком крови по жилам твое тело растет, ты растешь. Прислушиваясь к многообразию звуков весеннего леса ты иногда слышишь, как растет трава, как шепчутся на непонятном древнем языке деревья, и даже как летят в небе белоснежные перья облаков.

Человек протянул мне кусок мяса, лежащий на широком листе. От мяса поднимался пар.

- Попробуешь, Белый?

- Спасибо.

Он положил лист передо мной на траву:

- Лучше немного подождать - мясо все еще горячее.

Он встал на ноги и смущенно посмотрел на меня, переминаясь с ноги на ногу.

- Я - всё еще ваш пленник?

- Конечно же нет, Илай. Ты наш гость.

- Значит, я могу ненадолго уединиться вон в тех кустах?

Я, недоумевая посмотрел на него, и попытался уловить его эмоции. Поняв, в чем дело, мне стало смешно. У нас для этого есть слово, которое невозможно точно перевести на язык людей. Это приблизительно можно сказать так: "отдать земле". Человек так смущался этого, почти стыдился. Интересно...

- Конечно, не стесняйся.

Он кивнул, улыбаясь, и быстрым шагом скрылся в кустах.

Люди - странные. Эта их "улыбка" или "слезы" - не поймешь, зачем они им нужны. К улыбке мне пришлось привыкать - поначалу мне казалось, что Илай скалит на меня зубы. Потом я понял, что улыбка - это выражение радости, доброго расположения к собеседнику. Я понял, что люди плачут от горя или от боли. Там, на холме, Илай плакал оттого, что мы убили его друзей.

Если бы я только мог вернуть их к жизни, если бы я только мог...

* * *

Илайджа вернулся к волкам, лежащим на поляне, и, облегченно вздохнув, опустился на траву рядом с Белым.

"Полегчало?"

Охотник смущенно кивнул:

- Спасибо, что вы больше не считаете меня пленником.

"Тебе незачем благодарить".

Илайджа немного помолчал, сомневаясь - говорить ли Белому о пленном волке?

"Что тебя беспокоит?"

- Мы взяли в плен одного из ваших, еще весной, когда вы напали на людей, работавших в лесу.

Белый закрыл глаза.

"Вы убили его?"

- Нет, нет, что ты! Наши ученые пытались поговорить с ним. Они не делали ему ничего плохого. Они хорошо с ним обращаются, кормят и поят.

"Он что-нибудь говорил? Общался с вами, как я говорю с тобой?"

- Нет, я не слышал, чтобы он говорил с кем-нибудь. Я знаю, что он отказался от любого общения с нами.

Белый молчал.

- Прости меня, я не мог раньше рассказать о вашем друге.

"Ничего", - ответил волк.

- Когда я расскажу всё, наши тут же его отпустят, клянусь!

"Я верю тебе. Не страдай - тут ты ничего не исправишь. Ты ведь не вождь вашего племени".

- Нет, я - простой охотник, я даже не солдат.

"Вот видишь. Поговорим о чем-нибудь другом?"

- Тебе понравилось мясо?

"Я съел немного, но оно мне не очень понравилось - мы любим свежее мясо с кровью, прости".

- Ничего, - улыбнулся Илайджа, - у каждого свои привычки.

"Да", - наклонил голову в почти человеческом жесте согласия Белый. "Нам пора идти".

- Вы ведь охотитесь, в основном, ночью? - спросил Илайджа, старательно затаптывая догорающие угли костра.

"Да, но дневной свет для нас не помеха. Мы охотимся и днем, и ночью, в зависимости от обстоятельств".

- А это ничего, что я не могу идти также быстро, как вы?

"Нет. Мы идем медленно, потому что нам некуда спешить - твои люди вряд ли снова покинут Пустошь, опасаясь, что мы нападем на них".

- Вы же не собираетесь этого делать?

"Нет. Я приказал своему племени отступить и не вступать в бой с вами".

- Спасибо.

"Не за что. А идем мы медленно еще и потому, что я хочу показать тебе наши земли, наш лес. Я хочу, чтобы ты рассказал своим, что здесь хватит места для всех".

- Я обязательно расскажу, Белый...

...Две недели непрерывной работы, две недели сумасшедшего напряжения. Две недели снайперы напряженно всматриваются в оптические прицелы, каждую секунду ожидая нападения. Четыре пулеметных расчета, сменяющиеся каждые четыре часа, постоянно держат лес под прицелом. Позади них, на холме, стучат молотки, вбивая блестящие длинные гвозди, и топоры, обтесывающие бревна. Из каждого окна, из каждой щели торчат стволы винтовок и пулеметов. Под каждым окном в наспех сколоченных ящиках лежат, дожидаясь своего часа, гранаты. На крыше, рядом с позициями снайперов, лежат, прикрытые брезентом, громоздкие аккумуляторы Верховина. Излучатель, или бластер, как назвал свое изобретение Мазаев, всё еще лежит в своем металлическом ящике, похожем на сейф.

Две недели повторяющихся выходов в эфир, две недели, сливающиеся в непрерывную череду сменяющихся дней и ночей. Две недели не видно волков. Почему?...

Две недели напряженных тренировок. Узкая поляна полигона "беспилотчиков" изрыта воронками от попаданий бомб-имитаторов. Контейнеры, из когда-то белой (теперь уже темно-серой) ударопрочной пластмассы, теперь уже не напоминают кубики детского конструктора. Скорее, они напоминают гигантские игрушки в руках глупых детей-великанов, швыряющих их как попало, не думая.

Система наведения отлажена на все сто процентов. Теперь нет нужды в корректировщике. Дэвид Варшавский становится одним из пилотов, он, также как и остальные, ведет мини-дирижабль, выбирает боевой курс, вводит поправки на ветер, сбрасывает пока безобидный груз имитаторов. Пока еще безобидный... Так же, как и остальные "беспилотчики", он каждую ночь про себя молится, чтобы не было дождя.

А в арсенале идет совсем другая работа.

Арсенал находится на минус первом уровне Башни, в помещениях с очень толстыми стенами, под потолком которых постоянно горят местные светильники, на всякий случай забранные мелкоячеистой проволочной сеткой. Двери арсенала изготовлены из особо прочной армированной стали. Когда-то они были дверями грузового отсека одного из транспортов. Теперь в них врезан электронный замок с цифровым кодом.

В арсенале - несколько комнат, в одной на стеллажах находятся патроны, во второй комнате - запасное оружие, в третьей - взрывчатка. Во всех этих комнатах постоянно поддерживается нужная для хранения такого опасного содержимого температура, влажность и состав воздуха. Здесь сухо и немного холодно, но только немного, потому что нельзя, чтобы конденсировалась влага.

В четвертом помещении работает Швед. На дверях из той же стали - черно-красная надпись: "Помещение с повышенной взрывоопасностью! Соблюдать осторожность!" Арнольд Густафсон собирает взрывные устройства. Работа уже почти закончена, но Швед не спешит: его профессия не терпит спешки. Густафсона никогда не посещает мысль о том, что устройства, собранные его руками, предназначены для уничтожения.

В чем-то он - счастливый человек...

В биолаборатории царит непривычная тишина. Сергей Дубинин всегда предпочитал работать, включив магнитофон на полную громкость, но сейчас диски просто пылятся, забытые в одном из ящиков. Магнитофон выключен из сети уже очень давно.

В комнате с прозрачными стенами, в Клетке, Сергей, испытавший на своей шкуре, что такое - лежать под системой капельниц, осторожно освобождает стальное жало иглы из передней лапы волка. Волк выдерживает эту операцию без малейшего признака недовольства. Он все еще очень слаб - сказывается многомесячное воздержание.

Сергей тоже еще слаб, первые дни после того, как Владислав Сергеев вернул его к жизни, он питался бульонами и соками. Как ни странно, голод не мучает его. Дубинин на коленях выползает из клетки. Он не закрывает за собой дверцу - он верит в то, что волк не воспользуется этим.

Он ложится на свою койку и устало закрывает глаза - ему все еще трудно двигаться, даже небольшое движение приводит к тому, что Сергей начинает задыхаться.

Услышав шорох, биолог открывает глаза.

В клетке волк подползает к пластиковой миске и жадно лакает воду. Передохнув, волк пытается подняться на ноги.

- Да лежи ты спокойно, - бормочет Сергей.

Первая попытка заканчивается неудачей - ноги сейра подкашиваются и он падает на пол. В его глазах появляется знакомое Сергею упрямое выражение и волк снова пытается встать. Он поднимается на дрожащие ноги и в этот раз у него получается остаться стоять. Сейр неуверенными из-за подавляющей слабости шагами подходит к подносу, на котором лежит кусок говядины, и начинает есть.

- Ешь понемногу, - тихо говорит ему Дубинин.

Как будто понимая его слова, волк поднимает голову и смотрит на человека.

- Теперь нам с тобой нужно быть очень осторожными с едой. Наши желудки привыкли к недостатку пищи, - говорит Сергей, - и много еды для нас равносильно приему порции яда. Понимаешь?

Волк смотрит на него, совсем по-собачьи наклонив голову набок. Мясо заботливо порезано на маленькие кусочки и волк осторожно берет зубами один из кусков.

- Вот так, - удовлетворенно шепчет Сергей.

Волк проглатывает четыре куска мяса и возвращается на свою теплую подстилку - Сергей выпросил ее в госпитале специально для своего "подопечного".

- Поспим? - спрашивает Дубинин у сейра.

Волк послушно, как кажется Сергею, закрывает глаза. Биолог опускает голову на подушку и засыпает.

Волк открывает глаза и долго смотрит на спокойно спящего человека...

* * *

Этар оставил попытки влиять на сознание Сергея. Теперь он знал, что человека зовут Сергей Дубинин, что он биолог - человек, пытающийся разобраться в сложных хитросплетениях и загадках вечно меняющейся природы. Сейр поклялся самому себе, что он никогда больше не будет пользоваться своей способностью влиять на психику человека, которого он так долго считал своим врагом. После того, как Этар понял, что человек спас его от неминуемой смерти, сейр с каждым днем чувствовал, как растет внутри него чувство благодарности к человеку, как расцветает полевой цветок под теплыми лучами ласкового солнца. Он всё еще не решался заговорить с Сергеем, но желание поговорить усиливалось с каждым днем, с каждым проглоченным куском, с каждым глотком воды...

Проснувшись, Сергей взял с тумбочки около кровати банку с витаминами и, опираясь на палку, подошел к клетке. Волк проснулся и смотрел на него.

- Пора подкрепиться, как говорил один толстый чувак с моторчиком в штанах, - пропыхтел Сергей, становясь на колени и пролезая в узкое отверстие лаза. - Знаешь, - он посмотрел в золотистые с карими искорками глаза, - сейчас я очень жалею, что у меня такого же моторчика - ходить трудновато.

"Экономь силы", - возникла в голове чужая мысль.

Пластмассовая банка выпала из внезапно ослабевших рук Сергея и откатилась в сторону, весело гремя перекатывающимися внутри таблетками, как погремушка с мудреными надписями по латыни.

Голос, возникший в голове Сергея, показался ему голосом четырнадцатилетнего подростка. Он был молод и немного застенчив.

Поначалу Сергей, естественно, подумал, что он все-таки сошел с ума. Он мотнул головой, в голове слегка зазвенело - его организм явно еще не был готов к подобным энергичным упражнениям. Сергей уставился на волка и почувствовал, как глупая улыбка растягивает его губы:

- Извини, что спрашиваю, но тебе ничего не послышалось только что?

"Тебе ничего не послышалось - это я с тобой говорю", - снова молодой чужой голос.

Золотистые глаза серьезно смотрели на него, Сергей провел рукой по мгновенно вспотевшему лбу и перевел дыхание.

"Прости, что не заговорил с тобой раньше и прошу прощения, если напугал", - теперь в глазах волка прыгали искорки смеха.

- Что же это получается? - пробормотал Дубинин. - Телепатия?

"Это слово мне незнакомо".

- Но я же слышу твой голос у себя в голове?

"У каждого развитого сознания есть область, чувствительная к ментальной передаче. Такая область есть и тебя, и у меня. Я просто представляю себе твое сознание и говорю на своем языке, а твой разум переводит мои мысли, направленные к тебе, на твой язык".

- Вот это да! - восхищенно прошептал Сергей, сам не зная того, копируя Илайджу Аттертона.

"Все сейры могут общаться подобным способом, но мы предпочитаем общаться по-своему, на своем языке".

- Скажи что-нибудь по вашему, - попросил Сергей.

Волк издал негромкое прерывистое рычание. Сергей с уважением прислушался, пытаясь установить хоть какие-нибудь ассоциации с известными ему языками, но, естественно, у него ничего не получилось.

"Я сказал, что рад знакомству с тобой и благодарен тебе за то, что сохранил мне жизнь".

- Не стоит, - покраснел Сергей, - просто я...

"Ты был расстроен из-за того, что я отказался принимать пищу, я знаю".

- Откуда ты узнал?

Волк наклонил голову, в его глазах Сергей заметил стыд и раскаяние.

"Я должен извиниться перед тобой, Сергей..."

- Ты знаешь мое имя?

"Да. Прости, я не представился, меня зовут Этар".

- Будем знакомы, - Сергей взял лапу волка в свои руки и легонько (вес даже такой исхудавшей лапы был не из легких) потряс.

Волк с интересом посмотрел на него.

- Это наш обычай приветствовать друг друга, - Сергей осторожно выпустил лапу сейра из рук.

"Понятно".

Волк помолчал немного, явно чувствуя себя неловко.

"Сергей, мне стыдно признаться тебе в том, что я совершил, но я должен рассказать тебе что-то очень важное".

- Ты не виноват в том, что отказывался от еды, Этар...

"Дело не в этом. Ты сам чуть не умер от голода и ..."

- Я сам виноват.

"Нет!", - неслышно вскричал сейр. "Не смей обвинять себя в чем-то! Это я чуть не убил тебя".

- Не понимаю.

"Мы можем воздействовать на психику враждебных нам существ. Я считал тебя своим врагом и замыслил уничтожить тебя, сломить твой разум. На протяжении всего того времени, что ты проводил здесь я пытался проникнуть в твой разум. Однажды мне это удалось".

В глазах Этара застыла мука и печаль.

"Я наводнил твое сознание кошмарами, я выпустил на волю все твои подспудные страхи, заточенные в самом темном, в самом страшном месте твоей психики. Я терзал твой рассудок, с каждым днем подчиняя тебя своей воле. Ты спал все меньше и меньше, тебя терзали страшные сны, в которых ты бежал от страшного зверя по темному лесу, ты бежал, но каждый раз этот зверь настигал тебя и безжалостно убивал. Этим зверем был я".

- Я ничего такого не помню, - прошептал Сергей.

"Ты не мог ничего помнить - я не дал тебе такой возможности. Довольно скоро мне наскучило изводить тебя по капле и я начал действовать более решительно".

- Зачем ты так сделал? - в голосе Сергея не было ноток ненависти или страха, Этар слышал только непонимание и сожаление.

"Я хотел отомстить - вы убили всех моих близких в первый же день, когда мы подошли к вашему поселению".

- Вы хотели убить нас?

"Нет, мы хотели приветствовать вас на нашей земле, но вы начали убивать нас".

- Ох, - выдохнул Сергей, - мы догадывались об этом, но не знали наверняка. Посмотри в мой разум и ты сам убедишься в том, что мы не хотели вас убивать.

Сейр пристально посмотрел в глаза Дубинина и Сергей ощутил какой-то неприятный холодок внутри.

"Теперь я вижу", - голос сейра был тих и печален, - "и мы, и вы совершили непоправимую ошибку. Как жаль..."

- Ты веришь мне? Веришь, что мы не замышляли это зло? - Сергей коснулся лапы сейра.

"Верю", - вздохнул волк, - "поверь же и мне - я хотел отомстить тебе. Ты был для меня всем тем злом, о котором ты говоришь".

- Прости меня.

"И ты прости".

Они замолчали, с сожалением глядя друг другу в глаза.

"Я остановился на том, что постепенно подчинил тебя своей воле. Ты сам помог мне в этом".

- Я?!

"Да, ты жалел меня и начал меня уважать за то, что я не отвечал на твои попытки завязать общение и за то, что я отказался есть".

- Но ведь это же - естественная реакция! Я просто не мог видеть, как ты мучаешься по моей вине.

"Теперь я знаю, что это твоя естественная реакция. Я понял, что ты - добрый и жалеешь меня. Именно поэтому я воспользовался твоей добротой и жалостью. Ты как бы проложил мне тропинку в собственный разум, и я смог подавить твою волю. Каждый день, когда ты сидел напротив меня, я передавал тебе свои ощущения боли, тоски, отчаяния, ненависти, злобы. Я запретил тебе покидать меня - и ты послушался. Я ничего не ел, ощущения голода и злобы были настолько сильны, что я без труда смог вложить их в твое сознание. Ты прекратил есть. Как же я радовался этому, как ликовал внутри!" - в голосе волка послышались слезы.

- Бедный волк, - прошептал Сергей.

"Как ты можешь даже сейчас жалеть меня?" - сейр поднял голову. "Как ты можешь не испытывать ко мне ненависти?"

- Это очень просто, - улыбнулся Сергей, - я понимаю тебя.

Волк вздохнул и продолжил:

"Так проходили дни. Я умирал и ты умирал вместе со мной. У меня не осталось никаких чувств, никаких желаний, кроме одного - увидеть, как ты умрешь. Однажды, когда у меня еще оставалось достаточно сил, я приказал тебе открыть клетку. Я хотел убить тебя, а потом убивать всех, кто попадется мне на пути. Ты удивил меня тогда".

- Чем же?

"Ты не подчинился, не открыл дверцу. Какая-то часть твоего разума ясно осознавала опасность, которую несли мои приказы. Ты понимал, что если выпустишь меня, то я смогу перебить очень много людей. Ты испугался, но испугался не за себя, а за других. Твой разум отказывался тебе повиноваться. Раздираемый твоим стремлением спасти своих сородичей и моими приказаниями, твой мозг был уже готов приказать твоему сердцу остановиться. И я прекратил свои попытки. Я решил убить только тебя и помешать тебе покончить с собой".

- Вот это да! Никогда не думал, что способен на такое, - сдавленно прошептал Сергей.

"Ты оказался способен на гораздо большее. Прошло еще несколько дней без сна, без пищи. Я чувствовал, как ты умираешь, и был полон решимости убить тебя раньше, чем умру сам. Но всё сорвалось - тебя нашел твой друг".

- Майкл.

"Да, он вытащил тебя и тут я обезумел. Я ударил тебя изо всех сил, приказал твоему телу умереть. Я слышал, как останавливается твое сердце, когда тебя уносил этот человек, Майкл. Это усилие лишило меня последних сил. Я знал, что умираю и испытывал восторг оттого, что мне казалось, что я убил тебя. Но ты совершил невозможное - ты выжил".

- Меня спасли.

"Теперь я рад этому, рад больше, чем ты можешь предположить. Когда я увидел тебя, лишенного сил, не помнящего всего того ужаса, в который я тебя ввел, по-прежнему жалеющего меня - я почувствовал, как что-то рвется у меня внутри. Когда я понял, что ты, только по счастливой случайности, избежавший смерти, пытаешься спасти меня - я не смог ненавидеть тебя. Когда ты вполз ко мне, я почувствовал, что ..."

Голос сейра прервался. Сергей не торопил его, он чувствовал какое-то теплое, согревающее душу, чувство какой-то странной любви к этому непонятному, загадочному и, вместе с тем, честному и гордому волку.

"Мое сердце разрывалось от боли. Меня терзало запоздалое и яростное раскаяние. Я чуть не убил тебя - а ты спасал меня, спасал мой рассудок от испепеляющей ненависти. Я долго молчал, не решаясь заговорить с тобой. Но я решил, что молчание равносильно лжи, если бы я продолжал молчать - ты так бы и продолжал считать меня гордым и непокоренным сейром, волком, как вы называете нас. На самом деле я был не таким, как ты думал, я был жестоким зверем, безумно ненавидевшим вас всех. Но ты изменил меня и я решил рассказать тебе всё".

Сергей молчал, рассеянно теребя воротник рубашки.

"Если ты ненавидишь меня, то ты можешь взять свое оружие и убить меня. Я не буду сопротивляться и приму смерть от твоих рук с радостью. Моя жизнь вся, целиком и полностью, принадлежит тебе", - волк склонил голову перед человеком.

Сергей на коленях подполз поближе к сейру и взял его угловатую голову в свои слабые руки. Он посмотрел в его глаза:

- Мне не нужна ни твоя жизнь, ни твоя смерть, Этар.

"Прости меня, Сергей", - прошептал сейр и прижался к человеку, как детеныш прижимается к теплому брюху матери.

- И ты прости меня. За всё...

Глава четвертая. Война

- Отряд вызывает базу! Отряд вызывает базу! Прием.

Время вечернего сеанса радиосвязи с отрядом Форта. До заката еще два часа. С каждым днем продолжительность светового дня сокращается, как будто солнце яростными зубами откусывает от каждого дня несколько минут.

- Привет, Майкл! - отвечает Адам, нажав кнопку передачи.

- Здорово, старший!

- Что там у вас?

- У нас всё четко. Можете выпускать ваших призраков - мы готовы к встрече гостей.

- Вы закончили постройку?

- Самое главное, что мы уже вырыли ров, - по голосу Фапгера понятно, что он улыбается, - а всё остальное не так уж и важно.

- Как это - "не важно"?

- Мы тут зимовать не собираемся, Эйд. Стены стоят, крыша держится пока еще - а больше ничего и не надо. Остались кое-какие недоделки, но это дело поправимое.

- Может, обождать еще пару дней?

- Не надо, Эйд. Нам каждый лишний день как будто живьем жилы вытягивает. Устали мы уже каждый день ждать. Лучше бы поскорее всё закончилось.

- Понял. Сейчас же начинаем готовиться и завтра с рассветом отправим дирижабли. Как вы там?

- Нормально, Эйд, в пределах нормы, как говорил наш мастер-сержант в учебке.

- Как парни?

- Нормально, Эйд, только не заставляйте ждать больше, чем это необходимо. Швед уже собрал свои штучки-дрючки?

- Давно уже.

- Добро. Передай ему привет от всех наших и попроси от нашего имени на каждой коробке написать наш горячий привет нашим милым зверюшкам.

- Передам. Держитесь.

- Ладно. Конец связи.

Адам Фолз поднимает трубку телефона и нажимает кнопку быстрого вызова Дэвида Варшавского.

- Дэвид? Это Адам. Нам пора... Да, жду тебя наверху.

Он медленно опускает трубку на рычаги и закрывает лицо руками. Каждая уходящая в вечность секунда набатным колоколом стучит у него в висках, каждый удар сердца, каждый вздох причиняет ему боль. Ему страшно, он знает, что через пятнадцать секунд он встанет, выйдет из радиорубки, поднимается на обзорную площадку, на которой всю ночь горит десяток мощных прожекторов. Там, надежно стреноженные переплетением буксировочных тросов и эластичных растяжек, висят черные баллоны, наполненные гелием, похожие одновременно на торпеды и на тела маленьких китов. Завтра им придется отправиться в свой самый страшный полет, унося с собой смертоносный груз.

"Сейчас, сейчас", монотонно повторяет про себя Адам, машинально, как боксер-профессионал, отправленный в нокдаун, считая убегающие секунды, "сейчас я встану и пойду. Сейчас..."

Он резким рывком отбрасывает свои задрожавшие руки от лица и изо всех сил бьет правой рукой по столу. Бьет еще раз, и еще, и еще. Поднимает к лицу кулак, сжатый до предела, до хруста так, что пальцы белеют от напряжения. Затем раскрывает ладонь, практически не ощущая боли, и долго смотрит на свою руку.

Линия жизни, линия смерти. Где же линия любви?

Пальцы уже не дрожат. Он включает рацию и вызывает Арнольда Густафсона. Голос Адама Фолза спокоен и размерен, как всегда:

- Арни? Это Адам. Пора. Ты знаешь, что делать...

- Прошу всех освободить вторую грузовую платформу! Прошу всех освободить вторую грузовую платформу! Всем посторонним покинуть обзорную площадку!

Арнольд Густафсон узнал голос Адама, разносящийся из всех динамиков системы внутреннего оповещения Башни и довольно хмыкнул.

Отряд саперов колонии переносил взрывные устройства из арсенала и Адам решил подстраховаться. Густафсон понимал тревогу Адама - пусть взрыватели бомб еще не приведены в боевое положение, но осторожность не помешает.

На обзорной площадке Адам и Дэвид заканчивали последние приготовления к отправке дирижаблей. Джек, Роджер и Фред пытались им помогать, но Адам настоял, чтобы они даже и не показывались наверху.

Яркий свет прожекторов освещал площадку - было видно, как днем.

- Света достаточно? - спросил Адам, пожимая руку командиру саперов.

- Более чем, - усмехнулся Швед, - Кёниг!

- Да, сэр!

- Отверни два нижних прожектора слева немного в сторону!

- Есть!

- Слишком тут гранит отполированный, - пояснил Густафсон Адаму, - бликует.

- Ясно. Помощь нужна?

- Нет. Уводи Дэвида, я оставлю при себе двоих парней, а всех остальных попрошу очистить площадку.

- Если что - мы в пункте контроля.

- Ладно. Гленн, Рейнольдс - остаетесь со мной, все остальные - проваливайте!

Густафсон подошел к дирижаблям и медленно обошел каждый из них, придирчиво оглядывая грузовые захваты и схемы электронного управления.

- Начнем с напалма, - повернулся к саперам Швед, - закрепим все четыре канистры, подключим электропроводку к взрывателям. Потом подвесим остальные устройства, устройства, начиная с того пузатого, что побольше, - Арнольд указал на "Титан". - Возражения?

- Нет, сэр.

- Тогда за работу...

- Это - Густафсон, - услышал Адам вызов по радио.

- Да, Арни. Как там у вас дела?

- В порядке. Мы решили сделать небольшой перерыв, попить кофейку.

- Я сейчас распоряжусь...

- Не надо, старина - мы взяли с собой в термосах. Я обычно его делаю сам - предпочитаю крепкий кофе, такой, чтобы после него и коматозник проснулся.

- Понятно.

- Так вот, раз у нас перерыв, я тебе немного расскажу, что к чему.

- Давай я выйду к вам.

- Не стоит, обойдемся рацией. Мы уже закрепили канистры с напалмом. Все, конечно, не так, как мы привыкли - на самолетах такие устройства обычно, после того, как их поместят в бомбовые захваты, автоматически подсоединяются к внутренним электрическим цепям. Нам пришлось дать на них питание с аккумуляторов. Как вы и просили, мы соединили взрыватели с вашей системой радиоуправления.

- Нашли выводы на схемах, которые вам Дэвид показывал?

- Конечно. Сделали в лучшем виде. Полностью загрузили вашего здоровяка, остались только малыши.

- Спасибо, Арни.

- Пока еще рано благодарить...

К рассвету Швед и его помощники закончили работу. Настоящие бомбы, в отличие от имитаторов, были черного цвета. Канистры были выполнены из прочной пластмассы, взрывные устройства находились внутри пластиковых коробов, похожих на переносные холодильники.

- Можно проверить, - сказал Густафсон, входя в комнату контроля.

Дэвид кивнул и прошелся по клавишам портативного компьютера, подключенного к системе вооружения дирижаблей.

- Всё в порядке, ответный сигнал с устройств четкий.

- Значит, всё, - зевнул Швед, прикрыв рот широченной ладонью.

- Спасибо, Арни.

- Пожалуйста. Кёниг, Рейнольдс - спать до обеда!

- Спасибо, сэр.

- Да и я, наверное, пойду, посплю часок - отвык по ночам работать, - еще раз зевнул Арнольд и вышел вслед за своими подчиненными.

Адам по очереди посмотрел на каждого "беспилотчика":

- Всё, ребята, пора. Я пойду, спущу наших лошадок с привязи. Работать будем так - каждый из вас ведет свой дирижабль, я подменяю вас через каждые четыре часа.

- А ты когда отдыхать собираешься? - спросил Варшавский, грустно глядя на Адама.

- Всё предусмотрено, - уголками губ улыбнулся Адам, его рука скользнула в нагрудный карман куртки и вытащила пластмассовый пузырек, в каких обычно хранятся лекарства, - пилюльки типа "Не закрой глаза". Одна капсула - и можно сутками вагоны грузить, не отдыхая.

- Чень Ли постарался, - в тоне Дэвида не было вопросительных интонаций.

- Ну да.

- Первый случай токсикомании на Лимбе, - хохотнул Роджер.

- Не зарывайтесь, Томпсон, - пригрозил пальцем Адам.

- Поделишься "колесами", Адам? - Джек попытался превратить свою просьбу в шутку, но у него не вышло.

- Ни за что, Джек, - отрезал Адам, - незачем вам химией страдать.

- Доктор, дайте парочку таблеточек, чтобы улететь, - пришепетывая, сказал Дэвид.

- Ну что не сделаешь для хорошего человека, - улыбнулся Адам, отсыпая горсть таблеток на ладонь Варшавского и пряча пузырек в карман, - но прошу, Дэвид, принимай только по одной и только через двадцать четыре часа.

- Они такие сильные?

- Чень - отличный химик, - сказал Джек, включая компьютеры, - он мне как-то рассказал, что ему какие-то бандиты предлагали для них наркотики производить, кучу денег обещали, но Чень отказался и переехал в другой город, чтобы не попасть в беду. А эти "колеса" он придумал, когда в университетской лаборатории работал.

- А ты откуда знаешь? - спросил Адам.

- Он сам рассказывал Сергею Дубинину, - ответил Джек, - я с ними за одним столом в столовой обедал раньше, еще до того, как "шершнями" занялся. У них разговор зашел о том, сколько человек может без сна выдержать. У Сергея его волк не спал несколько суток, и он очень переживал по этому поводу.

- Кто переживал - Сергей или волк? - усмехнулся Дэвид.

- Сергей. Тогда Чень рассказал, что у него был очень сложный опыт, нужно было какой-то препарат сварить, - Джек улыбнулся, - "сварить", прямо как компот какой-то. Ну, так вот, во время этого опыта нужно температуру то убавить, то прибавить, то дополнительные компоненты ввести, то что-то еще сделать - короче, почти ни минуты свободной, а опыт должен был занять часов шестьдесят, не меньше. Тогда Чень за основу взял таблетки для водителей грузовиков, дальнобойщиков, кое-что по собственному рецепту добавил и эти пилюли изобрел. Он рассказывал, что за трое суток ни разу даже не зевнул.

- А побочных эффектов не было? - поинтересовался Дэвид. - Рога у нас хоть не вырастут?

Роджер хихикнул, а Джек, с очень серьезным лицом, ответил:

- Не вырастут - вы же с Адамом неженатые.

Дэвид захохотал, к нему присоединились остальные.

Адам почему-то даже обрадовался этой короткой задержке. Ему очень не хотелось отправлять дирижабли. Ему было страшно, как бывает страшно любому человеку в ответственные моменты жизни. Так страшно бывает, когда в первый раз идешь в незнакомую школу, переезжаешь в новый дом или другой город, первый раз целуешься по-настоящему, впервые устраиваешься на работу или предлагаешь руку и сердце. Адам чувствовал себя пилотом бомбардировщика, одним нажатием кнопки высыпающий на ничего не подозревающего врага многотонный груз металла, начиненного взрывчаткой. Кто-то рассказывал, что пилоты ничего не чувствуют в этот момент, что они озабочены тем, чтобы нажать на кнопку сброса в нужный момент, поразить цель, может быть, испытывают какой-то азарт, но это не так. Любой человек, понимающий, что от его действий зависит чья-то жизнь, всегда испытывает страх в такие моменты. Не важно, что у тебя в руках - нож, спусковой крючок или незаметная, безобидная кнопка. Ты в любом случае становишься убийцей.

И Адам очень боялся этого. Отчасти этот страх был вызван тем, что Фолз не хотел, чтобы Роджер, Фред, Джек и Дэвид стали убийцами. А еще, где-то глубоко-глубоко внутри, Адам боялся, что мальчишек охватит азарт, как во время компьютерной игры, что они не воспримут серьезно тот факт, что простым нажатием кнопки они перечеркнут жизнь сотен живых существ, а не запрограммированных персонажей. Адам боялся, что они могут почувствовать себя убийцами и боялся, что они сами этого не поймут.

- Ну, я пошел, - сказал Адам, - всех прошу постоянно быть на связи со мной. Джек, ты первый.

- Хорошо, - Джек одел наушники с микрофоном и переключил свой радиотелефон в режим двусторонней связи...

Через пятнадцать минут дирижабли поднялись в воздух и, набирая скорость, стали удаляться от Башни...

- Как будем бомбить? - тихо спросил Дэвид у Адама, когда он вернулся с обзорной площадки. - Каждый свое племя по отдельности или те, кто найдет волков первыми, будут ждать остальных?

- Как только кто-нибудь находит свою цель - то сразу приступает к бомбежке. Свободный в это время от дежурства выполняет обязанности корректировщика. Всем понятно? - Адам повысил голос, чтобы его услышали все.

- Понятно, - вразнобой ответили "беспилотчики".

- Задача может усложниться еще и тем, что на тех местах, координаты которых мы определили, сейров может не оказаться, - сказал Фолз. - Поэтому, если цель не будет определена, выполняем поиск по стандартной схеме: удаляемся от первоначальной позиции по спирали, постепенно увеличивая радиус поворота. Ищем до тех пор, пока не найдем всех.

- А если не хватит газа в баллонах?

- Сбросим груз и будем возвращать дирижабли на базу. Я не хочу, чтобы бомбы вернулись обратно.

- А что говорит Сергей? - спросил Дэвид. - Он может хоть как-то предположить, куда будут мигрировать волки с наступлением осени?

- Дубинин еще очень слаб, - ответил Адам. - Ситуация с пленным волком не принесла никаких результатов, кроме огромного нервного и физического истощения как у Сергея, так и у волка. Владислав категорически запретил Сергею покидать его лабораторию, пока они, вместе с волком, не пройдут полный курс лечения и восстановления.

- Как-то странно с этим волком получилось, - задумчиво протянул Дэвид. - Сергей как-то объяснил, что произошло в лаборатории?

- Владислав запретил посещения, - усмехнулся Адам, - ты же знаешь этих врачей. Со слов Сергеева Дубинин очень расстроился из-за того, что пленный сейр отказался принимать пищу. Сергей постоянно испытывал чувство вины перед волком и Владислав предположил, что у него создалась не очень приятная фобия по поводу волка - Дубинин сам отказался есть и пить, всё свое время проводил рядом с ним, прекратил все контакты с внешним миром и впал в ступор.

- Сумасшедший, - с сожалением прошептал Дэвид.

- Ничего он не сумасшедший, - вступился за своего учителя Роджер, - просто Сергей такой человек, что не мог спокойно смотреть на то, как животное мучается!

- Я не имел в виду, что Сергей сошел с ума, - сказал Дэвид, - и прошу прощения за то, что так назвал его, но, согласитесь со мной, что поведение нашего биолога вышло за рамки нормального человеческого поведения.

- Действительно, - задумчиво сказал Джек, - запереться в лаборатории, ни с кем не разговаривать, ничего не есть - что-то тут не то, не похоже на Сергея.

- Просто он - очень добрый, - сказал Фред, - мама говорит, что когда у человека такое большое сердце, это очень плохо - сердца может не хватить на всех.

- Вот у него и не хватило, - вздохнул Адам, - если бы не наши врачи, то Сергей вполне мог бы умереть. Но, - улыбнулся он, - ничего непоправимого не случилось и скоро всё придет в норму. А по поводу миграции сейров, то я разговаривал с Сергеем задолго до того, как всё случилось, и мы пришли к выводу, что сейры, как и большинство теплокровных животных с наступлением холодов будут откочевывать в южные области.

- А так как до наступления серьезных холодов еще два или, в лучшем случае, три месяца, - подхватил Дэвид, - то существует большая вероятность того, что нам не придется искать волков слишком долго, чтобы мы не успели вернуть наших "касперов".

- И "Титан", - сказал Джек.

- Ну, конечно, и "Титан", - улыбнулся Дэвид...

Высота "9-21" - Форт.

- Как у нас дела с лесозаготовкой? - спросил Майкл Фапгер у Дональда Седжвика.

- Последние бревна притащили еще вчера вечером.

- Значит, в лес уже можно не выходить. Что с источником?

- Слабенький нам родничок попался, - ухмыльнулся Седжвик, - уже третий день пытаемся ров заполнить водой и только на треть получилось.

- Ладно, - усмехнулся в ответ Майкл, - наши "беспилотчики" пока еще долетят до места. Успеем. Будем проволоку растягивать впереди рва или за ним?

- Подумать надо, - потер нос Седжвик, - а нельзя и там, и там?

- Если хватит проволоки - то можно. Ориентиры уже определили?

- Обижаешь, командир. Всё уже давно сделано.

- А пулеметчики уже пристрелялись?

- Нет еще. Вы же с Ричардом запретили стрелять.

- Теперь можно, - Майкл подошел к узкому окну, - желательно, чтобы они даже с закрытыми глазами могли стрелять - я думаю, что волки попрут на нас ночью, как обычно.

- А термооптика?

- К технике у меня доверия большого нет - они уже сколько раз нам глаза отводили.

- Ну, если они опять глиной обмажутся, у нас ракет немеряно - засветим лес, как на Четвертое июля.

- Добро. Да, - вспомнил Майкл, - пускай и гранатометчики пристреляются. Четыре гранатомета на крышу поставим по углам и пулеметчики пусть на крыше начинают устраиваться.

- У вас на крыше скоро мухе не будет где сесть, - усмехнулся старый солдат. - Не боишься, что крыша не выдержит?

- Я уже парням приказал балки несущие подпереть, пусть только позавтракают. Иди, старый, и ты ешь, пока еще время есть.

- Я раньше вас всех пожрать успел - старые псы до рассвета поднимаются. Не то что вы, щенки-молокососы.

- Эти щенки еще покруче тебя будут, - рассмеялся Майкл.

- Не смеши, - проворчал Седжвик, - а то грыжа вылезет.

В его покрасневших глазах прыгали смешливые искорки.

- Пусть сегодня все пристреляются, - приказал Майкл. - После завтрака каждый свое место занять должен, приготовить всё к встрече гостей.

- Мины ставить будем?

- Обязательно. У нас, конечно, такого опыта, как у Шведа, нет, но клейморы и "лягушки" противопехотные распихать сможем.

- А то, - кивнул Седжвик, - не пальцем деланы.

- Вот и ладно, - Майкл подошел к Дону и хлопнул его по плечу, - что, старый, парни устали ждать?

- Есть немного. Сам же знаешь - когда в засаде сидишь, время тянется, как будто тебе каждую волосинку из носа щипцами вытягивают.

- Или зубы сверлят.

- Во-во, - захохотал Седжвик, - у тебя самого полная пасть керамикой напихана - так что ты в этом вопросе авторитет несомненный.

- Тебе бы башкой о дерево долбануться, старый пень, - улыбнулся Майкл, - я бы на тебя полюбовался.

- Ха-ха-ха, - не унимался Дон - на него иногда находили вспышки буйного и не очень-то вежливого веселья, - "дерево", ты, наверное, это дерево сшиб и не заметил. Жалко дерево, а, Майки?

- Заткнись, Седжвик, - добродушно проворчал Майкл.

- А если честно, Фапгер, - Дональд сразу стал серьезным, - мне и одной струи из огнемета хватило. Вон, - показал он пятерней на свое лицо, - доктора залатали неплохо, а так бы ходить бы мне всю жизнь, девок пугать.

- Зря ты так, Дон, - с притворной заботливостью сказал Майкл, - если бы не эти косметические подтяжки, ты так бы и остался уродом на всю жизнь. А так посмотришь со стороны - красота: чисто морда бульдога после попойки.

- Какой еще попойки? - поинтересовался Ричард, спускающийся по шаткой лестнице с кружкой дымящего кофе в руках. - Кофе? - предложил он.

- Не, - отказался старый солдат, - меня разговоры с нашим шибко умным командиром бодрят лучше самого убойного кофе. Пойду посты проверю.

- Скажи, чтобы оружие проверили - через десять минут начнем, - сказал ему вдогонку Майкл.

- Ладно, - проворчал Седжвик.

Ричард спустился вниз и поинтересовался у Майкла:

- Чего это вечно со стариком заедаешься? Кое-кто из парней уже решил, что вы за ножи хватаетесь, услышав ваши милые беседы.

- Да мы так с ним всегда, - засмеялся Майкл, - он у нас, когда я в учебном батальоне был, пришел на замену сержанта, который нас перед этим полгода гонял, как щенков. Мы на него посмотрели и подумали, что хоть сейчас передышка выйдет - ты же видел Дона: метр в кепке, нос, как у алкаша, морда вечно помятая. Мы и размечтались, что забухает наш новый сержант, его быстренько на губу, а мы пару деньков расслабимся.

- Ну и что, - улыбнулся Ричард, - расслабились?

- Черта лысого! - расхохотался Майкл, вспомнив прошлое. - Он на нас пасть как открыл, как понеслись оттуда всякие словечки неуставные - мы чуть не попадали. Орал, что такого быдла, таких слизняков, такого стада баранов в жизни не видел - это я тебе еще с цензурой рассказываю, он покруче выражался.

- Могу представить.

- Еще бы! Он перед строем прохаживается - руки за спиной, как у Наполеона, только треуголки не хватало, - и орет, что сделает из нас солдат, выбьет дерьмо из головы и задницы, заставит нас стать мужиками, хотя сомневается, что из такого стада школьниц у него что-нибудь получится. Обнадеживал, что некоторым из нас повезет - сдохнем еще до того, как учебку закончим. Обещал, что мы хорошо проведем время - будем целыми днями по жаре весело с полной выкладкой бегать, а если дождь пойдет, что это вообще его любимая погода и будем мы на брюхе в грязи ползать до тех пор, пока вода из ушей не польется.

- Веселый мужик.

- Только нам было не до веселья. Как начал он нас гонять - так мы поняли, что наш прежний сержант был ангел небесный, только нимб мы рассмотреть не успели. Гонял так, что дым из ушей, искры из глаз и...

- Пламя из задницы.

- Как ты узнал? - усмехнулся Майкл.

- Сержанты в учебках все одинаковые, - ответил Ричард, отхлебывая кофе. - Мой тоже что-то подобное рассказывал.

- Ну, думаю я, что до нашего Седжвика вашему сержанту было далеко. Он ко мне сразу привязался - я самый длинный был. Дон не слезал с меня ни на секунду. Ты знаешь их тактику - они выбирают одного и говорят, что пока тот один, все не сделает, как надо - никто с плаца не уйдет. Опоздал на секундочку - весь взвод всё по новой начинает.

- Ну и как?

- Со мной он обломался, - довольно сказал Майкл. - У него опыт был нешуточный и по всем его примерам выходило, что длинные редко солдатами хорошими бывают. Вот он и начал: "Фапгер - сорок отжиманий на время". Я пыхчу, стараюсь, а он, как овод назойливый под ухом зудит: "Ну, что, Фапгер, это тебе не полю носиться с мячиком под мышкой" - узнал что я бывший футболист - "тут тебе армия, тут работать надо, а не ногами махать и херней заниматься". Доводил меня до белого каления, впрочем, не меня одного. Весь взвод во сне вместо девок голых видел красивые сны, как мы, всей толпой, скальпируем нашего сержанта или тягаем по всей базе, привязанного к джипу, так что мордой по камням да по песку. Но не дождались. Слышим рык звериный - "Подъем, слабаки!" - и всё сначала. Чуть не сдохли.

- Зато солдатами стали.

- Это я уже потом понял, - улыбнулся Майкл, - что если бы не Дон - завалили бы меня сразу же в какой-нибудь чертовой дыре. Учебка - дело жестокое, им надо только самые лучшие, кто может выдержать всё, поэтому с нами особенно не церемонились - силы есть - работай, нет - проваливай к чертям.

- Это точно.

- Но это не всё - Майкл многозначительно поднял палец, - попал я после того случая с вертолетом в другой отряд. Смотрю - у сержанта морда какая-то знакомая. Присматриваюсь - так это мой любимый сержант. Думаю, выберу денек посвободнее, подпою сержанта в каком-нибудь кабаке и так отлупцую, что мало не покажется. А вместо этого нас отправляют на задание. Получилось так, что я прикрывал отход. Огонь был такой, что головы поднять невозможно - бьют сразу шесть "калашниковых", как собаки бешеные. Я последнюю гранату бросил - недолетела, сволочь. Стреляю в ответ, много стреляю, лишь бы они ко мне не подползли. Сам знаешь - сколько патронов не бери, всегда не хватит. Вот и мне не хватило. Заталкиваю последнюю обойму в винтовку и понимаю, что всё - конец, сейчас они меня обойдут с двух сторон и заровняют. Тут слышу - слева граната взрывается, кто-то строчит, как сумасшедший, по звуку - наше оружие, не "калаши". Догадываешься, кто меня прикрыл и всю дорогу обратно меня материл последними словами?

- Ага, - засмеялся Ричард, - а чего материл-то?

- Выговаривал за то, что позволил себя окружить.

- Правильно выговаривал, - в узкое окно просунулась седеющая голова, - ты всегда, как дурак, о собственных флангах не заботишься.

- Подслушивал, старый пень? - спросил Майкл.

- Надо очень, - фыркнул Дон, - просто хорош языками молоть - я всех уже построил, вас только ждут.

- А помнишь, как мы в кабаке потом напились, старик? - посентиментальничал Майкл.

- Помню, как ты под стол свалился, а я еще два часа текилой наливался. Пошли, - голова исчезла.

- Ну, пошли, - подтянул ремень Майкл и они с Ричардом вышли из Форта...

* * *

...Когда мы подошли к реке, возле которой расположилось племя Велора, нас заметили. Велор вышел нам навстречу, позади него шли почти все его охотники и вид у них был далеко не приветственный.

- Я думал, что ясно дал понять тебе, Белый, что тебе и твоим охотникам - не место на нашей земле. Вдобавок ты привел к нам пришельца, - в голосе Велора звенела ярость, - и я хочу спросить тебя, прежде чем мои охотники выгонят вас - зачем ты это сделал?

- Приветствую тебя, Велор, - спокойно ответил я, - если ты позволишь мне говорить, то я охотно расскажу тебе, почему с нами пришел наш гость.

- Гость? - удивленно посмотрел на меня Велор. - С каких это пор один из тех, кто истребил твое племя, стал твоим гостем?

- С тех пор, как я понял, почему всё зашло так далеко, вождь.

- Хорошо, - Велор дал знак сейрам, уже взявшим нас в кольцо, - я готов выслушать тебя.

- Ты был прав, мудрый Велор, когда этой весной сказал мне, что люди напали на нас по ошибке, - сказал я. - Илай, ты можешь говорить с Велором. Расскажи всё, что говорил мне.

Человек вышел вперед и опустился перед вождем на колени так, что его глаза оказались на одном уровне с глазами Велора.

Илай говорил, а я наблюдал за ним и Велором. Глаза стареющего сейра казались непроницаемыми - Велор очень редко давал волю своим эмоциям. Тем не менее, я видел, как что-то меняется в этих суровых глазах, как из них уходит тень настороженности и недоверия.

- Те существа, которые помогли нам прибыть в ваш мир, - говорил человек, - обманули нас. Когда Белый рассказал мне, что у вас не было никаких намерений напасть на мой народ, я поверил ему и ужаснулся всему тому, что мы сделали с вами. Я понял всю ту горечь, боль утраты и жажду мщения, которые Белый и все остальные сейры испытывали по отношению к нам. Мне больно и горько оттого, что мы стали вашими убийцами. Мне больно и горько оттого, что такие мудрые существа, как сейры, были вынуждены ответить насилием на насилие, агрессией на агрессию, ударом на удар. Мне стало страшно оттого, что наши народы несли друг другу смерть и разрушение вместо того, чтобы стать добрыми соседями и жить в мире. Я смиренно прошу у вас прощения за то, что мы совершили, я раскаиваюсь в собственном заблуждении и заблуждениях своего народа и хочу предложить вам мир.

- Ты говоришь от имени своего народа или только от себя самого? - спросил Велор.

- Пока только от самого себя, но я клянусь рассказать остальным людям обо всем, что я узнал от Белого и клянусь в том, что мы постараемся исправить содеянное зло, - твердо ответил Илай.

- Как получилось, что ты оказался в племени Белого и почему твой народ ничего не знает об этом? - спросил Велор.

- Это моя вина, - сказал я, склонив голову. - Ты знаешь, Велор, что я не отказался от своего намерения мстить людям до тех пор, пока последний пришелец не покинет мои земли или до тех пор, пока смерть не остановит меня. Я воспользовался вашим разрешением собрать всех сейров-одиночек и мое племя пополнилось новыми охотниками. Вскоре мы заметили, что люди покинули Пустошь и отправились в лес, чтобы охотиться на стада мойли. Мы проследили за ними и уничтожили всех двуногих, кроме Илая. От него я узнал, что люди допустили ошибку. Как небольшая искра служит причиной огромного пожара, так и их действия привели к тому, что я решил отомстить за гибель своих сородичей. Костер войны поддерживался с обеих сторон. Люди убивали нас, мы убивали их. Казалось, что этому не будет конца, но этот человек, Илай, смог открыть мне глаза на истинный порядок вещей.

Велор молчал, спокойно глядя мне в глаза.

- Я понял, что моя месть ведет к хаосу, что если я не смирюсь с тем, чего уже нельзя исправить - война будет продолжаться. Люди будут мстить за своих убитых сородичей, погибнут другие сейры, за них будут мстить их сородичи. Этот круг можно разорвать только путем переговоров и взаимных уступок.

Я помолчал, собираясь с духом, и продолжил:

- Я прошу у тебя прощения, Велор, что подталкивал мой народ к войне. Я прошу прощения за все те обидные слова, что я говорил, ослепленный ненавистью.

- Я принимаю твои извинения, Белый, - наклонил голову Велор, - и пусть впредь не будет между нами вражды.

- Благодарю тебя, - ответил я.

- Что же касается мира, - Велор посмотрел на Илая, - я не вправе обещать сейчас что-либо от имени всех сейров. Нам нужно собрать совет вождей всех племен.

- Как скоро вожди смогут выслушать мои слова, мудрый Велор? - почтительно спросил Илайджа.

- Так скоро, как это будет возможно. Я немедленно отправлю гонцов от твоего имени, Белый. Ты не будешь возражать?

- Как я могу возражать против мудрого совета моего старшего собрата?

- К твоему зову я прибавлю и свою просьбу. Надеюсь, вожди внимут нашему общему приглашению оставить все свои дела и поскорее прибыть на совет.

- Ты слишком добр, Велор, - сказал я и мое сердце наполнилось теплом.

- Ничуть, - глаза Велора впервые потеплели за всё время нашего разговора. - Ты и твои охотники, Белый, - вождь посмотрел на меня, - и ты, человек - отныне гости моего племени. Располагайтесь на отдых - переход наверняка был утомительным.

- Благодарю, - поклонился Илайджа и я увидел, как его учтивость понравилась Велору.

- В завершение нашего разговора я хочу задать вам один вопрос, - сказал Велор после того, как знаком попросил нас задержаться, - как вы оба думаете: будут ли люди, оставшиеся в поселении, предпринимать какие-то действия, чтобы отомстить за гибель охотников?

- Я не знаю, что будут делать вожди моего народа, - ответил Илайджа, - сам я - простой охотник и не знаю всех их замыслов. Но не думаю, что люди отправят солдат в лес искать вас - страх перед внезапным нападением слишком велик.

- Белый? - вождь посмотрел на меня.

- Я приказал сейрам моего племени отойти как можно дальше от Черной Пустоши и не показываться на глаза людям.

- Хорошо. Будем ждать, когда прибудут вожди...

* * *

- "Титан" приближается к отметке номер один, - взволнованно сказал Джек Криди, внимательно сверившись с картой и получив ответный сигнал передатчика дирижабля.

- Скоро стемнеет, - заметил Дэвид.

- Я снижу скорость вдвое, чтобы не пропустить волков на термооптике.

- Хорошо, - сказал Адам, - будем продолжать поиск. Справишься, Фред?

- Без проблем, мистер Фолз.

Роджер крепко спал на мягком матрасе, закутавшись в теплый спальный мешок.

- Потерпи еще часок и я сменю тебя, когда проснется твой брат, - сказал Адам.

- Спасибо, мистер Фолз, - твердо ответил Фред, - но я справлюсь сам.

- Без возражений, - приказал Адам, - мне нужно, чтобы ты нормально соображал, когда придет время.

- Хорошо, - устало выдохнул Фред.

- Нам с тобой пора принять пилюльки, Дэвид, - улыбнулся Адам.

Они бросили в рот по таблетке и запили их водой.

- Дайте мне одну, - попросил Джек, умоляюще переводя взгляд с Дэвида на Адама.

- Твой отец убьет меня, Джек, - сказал Адам, - если узнает.

- Никого он не убьет, - устало усмехнулся младший Криди, - наоборот, он будет доволен, что я никому не был обузой и сделал дело. К тому же ему совсем необязательно знать об этом.

- Ладно, - решился Адам, - держи, - он протянул Джеку флакон с таблетками.

Пять минут в пункте контроля царила тишина, прерываемая только сопением Роджера.

- Уф-ф, - облегченно вздохнул Джек, поводя плечами, - сон как рукой сняло.

- Только не увлекайся, - сказал Дэвид.

- Ладно...

* * *

...Вожди действительно прибыли очень быстро. Земли племени Велора соседствовали с землями племен Каспа и Лоро, а племя Сайди, чьи земли вплотную приближались к негостеприимным отрогам Северных гор, уже покинуло свои летние логова с наступлением первых заморозков, и гонец обнаружил племя Сайди всего в двух дневных переходах.

Вожди, как и предсказывал Велор, оставили все свои дела и поспешили на совет. Их готовность откликнуться порадовала меня. Вожди мысленно предстали перед моим внутренним взором, как живые - Касп, как бы он не показывал, что ему безразлична судьба моего племени на предыдущем совете, теперь проявил себя с самой лучшей стороны. Сайди, самый молодой вождь из всех - мы были одногодками - еще раньше говорил о том, что готов оказать мне любую посильную помощь. Даже тихо ненавидящий меня Лоро не отказал мне в моей просьбе.

Я испытывал радость и ничуть не скрывал этого. Я устал от войны и пролитой крови. Я страстно желал мира, как умирающий от жажды мечтает о глотке живительной влаги.

И вот на обычном месте, в небольшом отдалении от мест, где сейры племени Велора обычно устраиваются на ночлег, мы собрались все вместе. Илайджа сидел на почетном месте для важных гостей, мы полукругом сидели напротив. По просьбе Илая, позади него горел небольшой костер - молодой охотник не мог видеть в темноте так, как видим мы.

- Прошу тебя, Илай, - сказал Велор, - расскажи нашим прибывшим гостям о том, что ты поведал мне и Белому. Не бойся повторяться - важные слова заслуживают быть услышанными не один раз.

Илай склонил голову в знак понимания и честно и открыто посмотрел нам в глаза.

- Мудрые вожди сейров, - начал он неторопливо, так как, я знаю, любил Велор, - вы думаете, что вы видите перед собой чужака, злобного и жестокого пришельца, пришедшего в ваш мир, чтобы уничтожить его. Сразу хочу сказать, что это - правда.

Велор немного удивленно посмотрел на человека и Илайджа продолжил:

- Это было правдой еще несколько дней тому назад. Я расскажу вам, как умею, о том, как мы попали в ваш мир.

Могущественные существа, живущие вечно и обладающие неслыханной силой и неведомым знанием, обратились к людям нашего мира с просьбой переселиться в далекий и дикий мир, чтобы поселиться в нём. Существа рассказали людям, что этот мир всячески противится попыткам завоевать его, что в непроходимых лесах этого мира живут племена злобных и жестоких зверей, убивающих всех и каждого, кто осмелится посягнуть на их земли. Так сказали нам, я не прибавляю и не убавляю ничего. Нам сказали, что эти звери называют себя сейрами.

- Нас обманули, - Илай с болью в глазах посмотрел на нас.

Сейры внимательно и без всякого следа ненависти смотрели на него, их глаза казались огоньками, светящимися в темном небе.

- Мы готовились к тому, что эти звери нападут на нас. Мы боялись этого, наше оружие было постоянно наготове, наши воины - солдаты - были готовы в любой момент отразить нападение.

Представьте себе слабых существ, впервые попавших в незнакомое место, обманутых, боящихся существ с оружием в руках. Представьте, что эти существа видят тех самых зверей, выходящих из чащи леса. Представьте себе их страх, их ужас. Представьте себя на месте этих слабых существ - людей. Представьте себе, что на вас надвигаются внушающие ужас своим звериным обликом враги, о силе, хитрости и злобе вы так хорошо осведомлены.

Эти, как вам кажется, звери смотрят на вас и начинают с вами говорить. Но говорят они на незнакомом, непонятном и от этого еще более ужасном языке. Вам кажется, что их речь не является речью разумных существ, что это дикие звери рычат, чтобы внушить страх в свои жертвы перед неминуемым нападением.

- И вот люди начинают убивать, - голос Илая прерывается, оборванный ощущением боли.

- Далее люди переходят к обороне, - продолжает человек уже более спокойным голосом, - люди опутывают Пустошь защитным коконом. Теперь им уже не страшно нападение диких зверей, с которыми они так легко расправились в первый же день. Люди чувствуют себя в безопасности, но однажды ночью происходит непоправимое - звери прорывают защитный кокон и убивают всех на своем пути. Звери отступают лишь перед численным превосходством людей и мощью их оружия. Люди в ярости - их защиту можно прорвать, звери оказались теми, за кого их приняли с самого начала.

Некоторые люди утверждали, что звери не хотели напасть, что люди напрасно стали убивать. Но после того, как звери проникли внутрь поселения и убили множество людей, тем людям, кто пытался объяснить поступки сейров их стремлением отомстить за гибель своих сородичей, нет веры. Теперь каждый человек ненавидит сейров черной ненавистью, теперь люди хотят мстить.

Происходит несколько стычек в лесу. Снова гибнут люди и сейры.

Людям нужна земля, чтобы устроить свою жизнь, им нужны деревья, чтобы построить из них жилища, им нужна пища, которых нет на Пустоши. Вожди людей решают оградить большой участок леса вокруг Пустоши, чтобы обезопасить свой народ от страшных хищников. На устройство защитной изгороди уходит вся весна и лето. А между тем запасы пищи приходится экономить - впереди зима, посеять семена съедобных растений можно только весной, а урожай будет только следующей осенью, поэтому вожди принимают решение отправить в лес группы охотников, чтобы пополнить запасы мяса.

- Одним из этих охотников был я, - Илайджа обводит нас взглядом, - я был человеком, ненавидящим вас. Это - правда. Никто из охотников не знал, что племя Белого готовится напасть на них. Все охотники гибнут, Белый оставляет мне жизнь, чтобы побольше узнать о нас, людях.

Теперь представьте себе степень моего удивления, когда я узнал, что вы никогда не собирались напасть на нас! Представьте себе, что я, в одно мгновение, вместо охотника и защитника своего народа, превратился в захватчика и убийцу! Мой мир вывернулся наизнанку в одно мгновение! Представьте это себе - и вы поймете всю глубину моего раскаяния.

- И теперь я прошу вас простить меня и мой народ! - языки пламени позади Илайджи ярко освещали его скорбную фигуру. - Я прошу прощения у вас, как уже просил прощения у Белого, у Велора и теперь еще раз прошу прощения у вас всех.

- Люди не причинили вреда моему племени, но я принимаю твои извинения, - сказал Велор.

- И я принимаю твои слова, человек, - сказал Касп.

- И я, - сказал Лоро.

- А я с радостью присоединяюсь к своим старшим братьям, - сказал Сайди, в глазах которого горел теплый огонек радости.

- Я не слышал слов Белого, - посмотрел на меня Лоро. - Все мы знаем, сколько зла люди причинили его племени. Сможет ли он простит людям их поступки?

- Да, - ответил я. - Смогу.

- Ты простишь им даже гибель своих детей? - Лоро не издевался надо мной, он просто не мог поверить в то, что я способен прощать.

- Я могу простить и гораздо больше, Лоро, - ответил я, глядя в его глаза. - Я готов простить любую ошибку, если она осознана. Я готов простить, когда вижу, что всё случившееся с моими сородичами, было трагической ошибкой, чуть было не подтолкнувшей наши народы к взаимному истреблению, и я прощаю, прощаю всё.

- Ты забудешь их смерть, Белый? - спросил Сайди и я был благодарен ему за сочувствие к моей боли, прозвучавшее в его голосе.

- Забыть не смогу, но могу простить, - ответил я. - В последнее время я понял, что лишь возможность простить любое, даже самое страшное, зло отличает разумное существо от дикого зверя.

- Я хочу поблагодарить вас за ваши слова, - сказал Илайджа, - и я благодарен тому обстоятельству, что мы не причинили вам гораздо большего зла, чем успели причинить.

- Итак, - сказал Велор, - теперь, когда мы выслушали нашего гостя и он выслушал наши слова, я хочу спросить: чего теперь нам ждать от людей?

- Я вернусь к своему народу и расскажу всем обо всём, что мне посчастливилось увидеть и узнать, - ответил Илайджа. - Я расскажу всё и, насколько я знаю своих соплеменников, мы оставим месть, мы прекратим готовиться к войне против вас. Я буду умолять своих вождей прекратить войну. Как я уже говорил Белому, я не буду знать покоя до тех пор, пока каждый человек не поймет, что наши народы не являются врагами. Когда мой народ примет правильное решение, я надеюсь, что оно будет правильным, я вернусь к вам и мы заключим мир.

- Возможно ли, что вожди твоего народа не захотят прислушаться к твоим словам? - спросил Касп.

- Нет, - твердо сказал Илайджа, - я знаю, что многие люди, наделенные властью, не хотели, чтобы всё зашло так далеко. Я уверен в том, что они обрадуются возможности прекратить эту бессмысленную войну раз и навсегда.

- Что ж, - сказал Велор, - пусть будет так.

- Ты можешь сказать нам, Илай, - спросил Сайди, - что нужно твоему народу?

- Мы хотим жить, как живете вы - на своей земле, в окружении добрых соседей. Мы, как и вы, хотим растить детей, жить нормальной жизнью, заботиться о своих близких и родных, трудиться, чтобы не испытывать голода и жажды. Просто жить.

- Согласны ли вы остаться в тех пределах, что вы уже отняли у племени Белого? - в глазах Лоро я заметил не желающее уходить недоверие.

- Я не могу сказать об этом, не поговорив со своим народом, - ответил Илай, - но думаю, что мы сможем прийти к разумному соглашению. Я знаю, что мы отобрали у вас землю и лес, но я хотел бы, чтобы это было сказано другими словами. К тому же, как я понимаю, это земли, принадлежащие Белому.

- Моему племени, - мягко поправил я его.

- Что ты скажешь на это, Белый? - холодно спросил меня Лоро.

- В моем племени не так много сейров, чтобы нам было тесно на наших землях. Я готов поступиться тем, что принадлежало нам, чтобы мир между сейрами и людьми никогда не был нарушен.

- Я могу сказать, Велор? - спросил Сайди.

- Конечно, это общий совет, каждый может говорить свободно.

- Я хотел бы поблагодарить Белого за то, что благодаря ему мы получили возможность говорить с людьми о мире. Также я хочу сказать, что очень рад тому, что наш брат смог оставить свою месть и сохранил тот ясный разум, которым я никогда не устану восхищаться.

- Я не привык выслушивать столь лестные слова, - сказал я, - но я благодарю тебя за них, брат.

- Насколько я вижу, - Велор по-доброму лукаво посмотрел на меня, - я поторопился объявить тебя, Белый, изгоем на своих землях. Теперь ты и любой сейр из твоего племени - желанные гости у нас в любое время года. Видите, братья, - Велор гордо посмотрел вокруг, - Белый совершил поступок, достойный вождя - он смог преодолеть в себе зверя и стать тем сейром, которого мы всегда знали - мудрым, гордым, всегда ставящим интересы нашего народа превыше всего, сейром, от которого всегда можно ждать помощи.

- Ты совершил невозможное, Белый - изменился, оставшись таким же, как был раньше, - сказал Касп.

Лоро промолчал, наверное, его застарелая ненависть ко мне останется с ним навечно.

Я тоже промолчал, лишь, благодаря, посмотрел каждому в глаза, даже Лоро.

- Ну, а теперь, я думаю, мы должны поблагодарить нашего гостя Илая, за искренность, прямоту и стремление к миру. Когда ты будешь готов отправиться в обратный путь? - посмотрел на охотника Велор.

- Я готов отправиться прямо сейчас, - твердо сказал Илай, - чем скорее я вернусь, тем будет лучше для всех.

- Вряд ли это будет разумно с твоей стороны - отправляться в такой трудный путь ночью, - ласково сказал Велор. - А с нашей стороны было невежливым - отпустить тебя без того, чтобы ты в полной мере почувствовал наше гостеприимство и доброе отношение. Сегодня мы будем есть и отдыхать, а завтра ты сможешь отправиться домой. Белый проводит тебя до границ вашего поселения, не так ли?

- Конечно, Велор, - ответил я, - я с удовольствием провожу нашего гостя, чтобы его возвращение домой было приятным.

- Что это? - насторожился Сайди, внимательно прислушиваясь.

У него был острый слух и через мгновение мы тоже услышали негромкий монотонный гул и свист, доносящиеся откуда сверху.

Что-то прошумело над нашими головами и я увидел, как это тёмное "что-то", похожее на грозовую тучу, пронеслось в небе, стремительно приближаясь к земле...

* * *

Это был дирижабль "Титан", названный так Джеком Криди-младшим. Под туго натянутым эластичным брюхом летательного аппарата в бомбовых захватах висела смерть, готовая в любой момент по приказу пилота обрушиться вниз, неся огонь и разрушение.

Вот так судьба сейров и людей, на краткий миг слившаяся в едином порыве, свернула с крутого поворота, ведущего к миру, по направлению к войне. Так путник, идущий по крутой горной тропе, уводящей от зияющего ущелья, исчезает, сметенный предательским стремительным камнепадом на дно темной пропасти, откуда нет возврата и нет спасения...

Первому на цель пришлось выйти Фреду Томпсону. Попутный ветер нес "Каспер-2" быстрее, чем остальные дирижабли. Звенящий от возбуждения голос Фреда заставил всех напрячься, как перед прыжком:

- Я нашел их! Захожу на разворот.

Дэвид, которого час назад сменил Адам, быстро передвинул свой стул к столу Фреда.

- Ветер - восток, юго-восток, скорость - пять метров в секунду, - громко считывал показания Варшавский, - вижу множественные цели.

- Отметь время, Дэвид, - сказал Адам, лишь усилием воли заставивший себя не бросить управление "Титаном".

- Пятнадцать двадцать четыре.

- Господи, сколько же их! - потрясенно прошептал Фред, разворачивающий дирижабль, чтобы определиться с траекторией спуска.

- Спокойно, Фредди, расслабься, - сказал Джек.

- Не получается, - криво улыбнулся Фред Томпсон, глядя на свои судорожно сжатые пальцы.

- Дыши, Фредди, дыши, - Роджер попытался показать брату, как нужно дышать, но его собственное дыхание сбилось.

Фред глубоко вздохнул.

- Боевой курс! Вижу цели, - перекрестье прицела, направленное уверенной рукой Дэвида переместилось вверх, накрывая самое большое скопление красных точек.

Этот сияющий красный цвет напомнил Адаму цвет пролитой артериальной крови - такой же яркий, насыщенный.

- До точки сброса - сто метров. Начинаю спуск, - зрачки Фреда расширились от напряжения.

- Взрыватели на боевой взвод! - сказал Варшавский.

Фред потянулся к своему пульту вооружения, но его ладонь замерла, накрытая холодной ладонью Адама Фолза.

- Я сам, Фредди, - улыбка Адама Фолза напоминала оскал мертвеца и Фреду стало страшно.

Он и так боялся, что сделает что-нибудь не так, но застывшее в судороге боли лицо Адама Фолза заставило его нервничать еще больше.

Адам поднял колпачок предохранителя и передвинул вверх красный переключатель активации бомбовых взрывателей. "Я не хочу, чтобы эти дети чувствовали себя убийцами, я не хочу, не хочу!" - кричали жалобные голоса в сознании Адама Фолза. "Пусть не я нажму на сброс, пусть это сделает этот мальчик, но это я спущу смерть, я один".

- Не бойся, мальчик, всё нормально.

Фред уже не обращал внимания ни на чьи слова, даже Адама. Для него существовал только спокойный голос Варшавского:

- Высота - пятнадцать, до цели - пятьдесят метров. Держи скорость снижения постоянной.

- Да, - прошептал Фредди, направляя дирижабль вниз.

Секунды превратились в минуты, время застыло. Адам слышал всё, как сквозь толщу холодной воды.

- Сброс! - крикнул Фред Томпсон.

Экран термовизора осветился красной вспышкой, закрывшей скопление неподвижно замерших красных точек, затем в багрово светящемся облаке вспыхнул еще один сверкнувший желтыми искрами круг - взорвались бомбы, начиненные пластиковой взрывчаткой. Свечение бушевало несколько секунд, термовизор зафиксировал температуру около тысячи градусов. Где-то там, далеко в лесу яростно горел напалм, сжигая всё - землю, деревья, траву, превращая еще секунду назад живых существ в бесформенные обугленные клочья сгоревшей плоти.

Фред изо всех сил тянул ручку управления вверх, как будто бы этот кусок пластмассы был тяжелее груды камней. Дирижабль взмыл вверх, быстро набирая высоту и черная стена деревьев скрыла от холодных глаз видеообъективов страшную картину бушующего пламени.

Силы покидали Фреда также быстро, как вытекает вода из треснувшего аквариума. Пальцы дрожали, глаза щипало сотнями раскаленных иголочек.

- Разворачиваюсь для подтверждения попадания, - прохрипел он.

- Не нужно, Фредди, - ласково сказал Адам, - не нужно смотреть на это. Сделай поворот на два километра влево и возвращай "каспер" на базу.

- Понял, - его голос дрогнул.

Он уронил голову на стол и его худые плечи затряслись. От его беззвучного, но от этого не менее жалобного, плача у всех мороз прошел по коже.

- Возьми управление, Дэвид, - сказал Адам, поднимаясь со своего места.

- Не нужно, - простонал Фред, поднимая голову - его глаза были полны слез, он вытирал их свободной рукой.

- Ты уверен, Фредди? - спросил Роджер, умоляюще глядя на брата.

- Да, - Фред вытер лицо рукавом, - я в порядке, правда. Всё нормально.

Роджер повернулся к своему экрану и обмер.

- Черт, Адам! - вскричал Дэвид, заметив реакцию Роджера.

- Возьми "Титан" на себя! - крикнул ему Адам, подбегая к столу управления "Каспером-3".

- Уходи, Роджер, пожалуйста, уходи, - Адам бережно сжал худенькие плечи мальчика. - Я сам справлюсь, сам.

Адам отстранил Роджера от его компьютера и занял его место.

Кошмар повторился снова. На этот раз в пункте контроля было так тихо, что было слышно, как снаружи шумит ветер. Адам молча вывел дирижабль на боевой курс и молча навел прицел.

Роджер обнимал брата, а Фред, внешне уже вполне оправившийся от страшного шока, тихо шептал ему:

- Не бойся, Родж, не бойся. Всё будет нормально, только не смотри туда, пожалуйста! Не смотри.

- Не буду, Фредди, не буду, - послушно отвернулся младший брат.

Его длинные, как у девчонки, ресницы дрожали, как стебельки первой весенней травы под порывами холодного ветра.

- Помнишь, как мы с тобой летали на самолете, Родж? Помнишь того дядьку с крысиными усиками?

- Помню, - прошептал он.

- Помнишь, как это было здорово тогда - летишь себе, до облаков подать рукой, а внизу все такое маленькое, как игрушечное?

- Ага.

- Вот бы еще раз так полетать, а, Родж? Хотя бы еще разок...

- Да, - на плечо старшего брата закапали горячие слезы.

Фред свободной рукой обнял вздрагивающее тело младшего братишки и привлек к себе, прижавшись щекой к худенькой груди, внутри которой пронзительными молоточками билось родное сердце. За их спинами на ярко освещенном экране вовсю бушевало адское пламя, горели деревья, роняя вниз горящие листья, похожие на огненные слезы...

Адам, сжав зубы, повернул "Каспер-3" и задал курс возвращения. Он посидел немного за столом, тупо рассматривая меняющиеся желтые цифры в углу монитора - показатели высоты и скорости и поднялся из-за стола.

Фред и Роджер смотрели на него с каким-то новым чувством неясного страха и боязни. Их глаза напомнили Адаму глаза оленят, отнятых у матери и впервые посаженных к клетку зоопарка. Уже не стараясь улыбнуться, Адам посмотрел им в глаза.

- Простите меня, ребята.

Что-то шевельнулось внутри, какой-то теплый светлячок облегчения на мгновение осветил угольно-черный мрак, поселившийся в его душе. Осветил и погас.

Томпсоны смотрели на него, как дети заблудившиеся в лесу смотрят на человека, нашедшего их. В их глазах уже не было страха, только растерянность и боль.

- Я не должен был перекладывать на вас свою ношу, - сказал Адам. - Я не должен был этого делать. Простите меня и постарайтесь понять, что всё, что мы сделали сегодня, было необходимостью. Только так мы сможем сделать так, чтобы ваши дети могли спокойно выходить в лес, не боясь никого. Только так мы сможем защитить нас всех. Мы были вынуждены так поступить. Лучше сразу вырезать опухоль, чем дать ей разрастись. Лучше сделать всё сразу, а не мучительно ждать долгие годы. Поймите это и простите меня.

Роджер часто закивал головой, как маленький ребенок, он уже улыбался - он был ни в чем не виноват, сам мистер Фолз сказал это. Значит, нечего переживать, всё позади.

Лицо Фреда всё еще было напряженным, но в глазах уже не было страха - Адам прав. Если бы они не сделали это, то волки рано или поздно напали бы на них. Папа - военный, папа всё прекрасно поймет. Тем более, рано или поздно папе и другим солдатам снова пришлось бы выйти в лес, чтобы воевать с волками, если бы не он, Фред и не Адам, и Джек, и Дэвид. Они поступили правильно - пусть лучше погибнут эти страшные сейры, пусть лучше все они сгорят в огне - лишь бы папе не пришлось воевать с ними, лишь бы папа остался в живых. Значит, всё правильно.

- Теперь, что касается вас, Джек и Дэвид, - продолжил Адам. - Вы выполняете вашу задачу - найти племена. Как только следующие цели будут обнаружены, дирижабль поведу я.

- Но..., - привстал Дэвид.

- Никаких "но"! - жестко сказал Адам. - Это - приказ, а приказы не обсуждаются!

Джек жалобно посмотрел на Адама, но его глаза были непроницаемыми. Его глаза, всегда добрые, всегда такие теплые глаза, были похожи на два черных отполированных камня. Казалось, что у этих глаз нет зрачков. Джек знал, что глаза Адама - карие, но сейчас в них была темнота.

- Вы поняли меня?

- Да, Адам, - кивнул Дэвид, он понимал, почему Адам решил всё сделать сам и понимал, что спорить с ним сейчас бесполезно - всё поведение, все скупые жесты и полное отсутствие мимики ясно показывали, что Адам ни за что не переменит своего мнения.

- Джек?

- Да, - прошептал Джек Криди, поворачиваясь к своему экрану.

Ему казалось, что вместо такого знакомого, надежного, доброго Адама перед ним стоит совершенно незнакомый, жесткий, непоколебимый человек. Джек подумал, что таким, наверное, Адам был на войне.

- Вот и славно. Роджер, ты справишься со своим "каспером"?

- Легко, - щелкнул языком повеселевший Роджер.

- Приступай, - уголки губ Адама дрогнули, безуспешно пытаясь изобразить привычную улыбку.

Роджер вернулся на свое место и подумал, что Адам немного похож на отца, когда он сердится, но уверен в своей правоте. "Каспер-3" вышел из разворота и взял направление на юг...

Дирижабли, ведомые братьями Томпсонами, накрыли племена вожаков Каспа и Лоро. "Титан", управление над которым принял из рук младшего Криди Адам Фолз, нашел племя Велора в двадцать один двадцать, через полчаса после наступления темноты. "Каспер-2" обнаружил племя Сайди два часа и тринадцать минут спустя...

- Как тут мои пациенты? - улыбаясь, спросил Владислав Сергеев, обнаружив Сергея, лежащего на кровати рядом с открытой дверцей Клетки с прозрачными стенами.

- Нормально, Слава, - ответил Сергей, открывая глаза.

- Спал?

- Да так, дремал.

- А как мой другой пациент? - посмотрел на волка врач. - Вот уж никак не думал, что на старости лет заделаюсь ветеринаром.

Волк поднял голову и посмотрел на вошедшего. Владислав с удивлением заметил в глазах сейра какое-то чувство, похожее на признательность.

- Нормально, - ответил Сергей, по просьбе Этара не рассказывающий никому о том, что волк может общаться с людьми.

Вместе с сейром они решили, что когда они окончательно окрепнут, сделать небольшой сюрприз для всех.

- Слышал новость?

- Какую? - спросил Сергей.

- Наши "беспилотчики" разбомбили сейров, - понизив голос, сказал Владислав, кивнув на волка.

- Нет! - Сергей вскочил с кровати и его повело в сторону - сказывалась слабость.

Волк вскочил, с болью глядя то но врача, то на Сергея.

- Ты что, не знал? - удивленно поднял брови Владислав. - А, ну да, я ведь не был у вас целых три дня.

- Господи, господи! - простонал Сергей, глядя на волка. - Они еще там наверху?

- Кто?

- Да "беспилотчики", черт, - закричал Сергей, - "ангелы" наши ...ные!

Владислав с испугом отшатнулся от Дубинина. Он впервые видел его таким.

- Да, наверное, - пробормотал врач.

Он посмотрел вниз - что-то теплым потоком воздуха протянулось по его правой ноге - и замер. Рядом с ним стоял волк.

- Может быть, еще не поздно, - бормотал Сергей, пытаясь попасть рукой в рукав халата, - может, еще не поздно.

- Господи, Этар, - Сергей жалобно посмотрел на волка, бока которого раздувались в учащающемся ритме дыхания, - мне так жаль.

- Ты что, Сережа? - прошептал Владислав, в ужасе глядя на волка.

- Он может говорить, - указал на сейра Дубинин, - он сказал мне, что они не собирались нападать на нас, а вы, вы..., - его голос прервался.

"Вы снова убиваете нас?" - возник в голове Сергеева жалобный, почти человеческий голос.

- Что это? - шевельнулись онемевшие губы.

- Он так разговаривает, - устало вздохнул Сергей, - помоги же мне, не стой столбом!

- Что? - Сергеев ошалело посмотрел на Дубинина.

- А, черт с тобой! - махнул рукой Сергей, непослушными пальцами застегивая пуговицы халата. - Этар, не отходи от меня ни на шаг! Пошли.

И волк пошел за Сергеем, опустив голову, как больной пес. Они оставили врача стоять посреди опустевшей комнаты, рядом с навсегда опустевшей Клеткой...

- Сброс, - прошептал Адам, поднимая "Каспер-2" вверх.

- Адам, - послышался звенящий от напряжения голос Дэвида Варшавского.

Фолз обернулся на стуле. Позади него стоял бледный, как смерть, Сергей Дубинин, а рядом с ним стоял пленный волк, которому полагалось быть в клетке. Скованные ужасом Джек, Роджер и Фред сидели за своими компьютерами, бросая быстрые испуганные взгляды на сейра.

За минуту до этого Адам сосредоточился на управлении дирижаблем. Он активировал взрыватели, бросил "Каспер-2" вниз и нажал кнопку сброса. В ту самую секунду, когда над племенем Сайди вспыхнула в воздухе огненная волна, в пункт контроля вошел Сергей, за ним по пятам, как домашний пес, неслышно скользил сейр.

- Господи, - выдохнул Сергей, падая на колени.

Рука Адама скользнула к кобуре на правом боку. В голове пронеслись мысли: "Сергей сошел с ума, выпустил волка, надо бы успеть выхватить пистолет до того, как волк бросится на кого-нибудь. Если он прыгнет на пацанов, я его зубами загрызу, а Дубинина пристрелю, как собаку. Нафарширую башку свинцом - и всё".

"Как же так?" - послышался жалобный голос.

Никто в комнате не проронил ни слова, но все услышали этот голос, дрожащий от нестерпимой боли.

"Как же так?" - послышалось снова.

Адам посмотрел на сейра. Волк смотрел на Сергея, умоляя, прося, как жертва умоляет палача отвести занесенный топор.

- Прости меня, Этар, прости! - заплакал Сергей, глядя в золотистые потухающие глаза. - Я не успел им сказать, и ты, и я не успели. Мы были слишком слабы, чтобы хотя бы поинтересоваться тем, что происходит здесь.

"Вы убили их?" - волк посмотрел на Фолза без гнева и ярости, его глаза казались свечами, которые вот-вот погасит ветер.

- Да, - ответил Адам.

В его руку скользнула холодная рукоять пистолета.

"Вы снова убиваете нас" - прошелестел голос в головах людей. "Вы снова несете смерть, снова". Волк опустил голову, почти коснувшись пола.

- Они не хотели на нас нападать, Фолз! - закричал Сергей. - Мы первыми напали на них, всё остальное было естественной человеческой реакцией на насилие! Если бьют тебя - ты бьешь в ответ! Они ни в чем не виноваты! Это мы - убийцы! - слезы текли по лицу Сергея, он уже не кричал, а стонал, корчась от почти физической боли, сжавшей его сердце в железных тисках.

"Что же мне делать, Сергей?" - простонал сейр, по-прежнему не поднимая головы. "Зачем мне теперь жить? Зачем?"

- Этар!

"Эти люди - твой народ, твои близкие, твои друзья. Они снова убивают сейров, не причинившим им никакого вреда. Они снова убивают!" - волк поднял голову, в его глазах застыла боль, только боль, ничего, кроме боли. "Они твои друзья, и ты мой друг, Сережа. Как же мне жить с этим? Как?"

- Этар! - Сергей, плача, попытался обнять волка, но тот мотнул головой, отбрасывая его руки.

"За что?" - посмотрел в глаза Адама Фолза сейр и рука с зажатым в ней пистолетом опустилась.

- Этар, прости нас, пожалуйста, прости, - Сергей умоляюще протянул к нему руки, - я знаю, нам нет прощения, но прости нас, прошу тебя, заклинаю всем, что мне дорого!

Волк молчал, его глаза, теперь уже пустые, как две погасшие звезды, смотрели в глаза Адама Фолза.

- Этар! - закричал Сергей, его голос эхом отразился от невысокого потолка и больно ударил всех, кто сейчас находился в этой тесно заставленной столами комнате, комнате, в которой снова остановилось время.

"Ты вернул мне жизнь, Сережа", - сейр ласково посмотрел на человека, стоящего перед ним на коленях, "я благодарен тебе, но теперь моя жизнь мне больше не нужна".

Волк повернулся и выскочил из комнаты.

- Черт, - крикнул Адам, хватаясь за трубку телефона внутреннего оповещения, - охрана, охрана! У нас чрезвычайная ситуация - пленный волк вырвался на свободу! Будьте предельно осторожны! Разрешаю применить всё имеющее оружие! Остановите его любым путем! Охрана, черт! - Адам увидел, что впопыхах не переключил интерком на передачу.

Он уже потянулся, чтобы исправить свою ошибку, но замер, остановленный тихим голосом Сергея:

- Не надо, Адам. Он никого не убьет...

Сергей Дубинин летел вниз, стоя на грузовой платформе. Он опередил Адама, выскочившего вслед за ним из пункта контроля, и теперь Адаму пришлось дожидаться следующей платформы. Внизу, на ступенях широкой спиральной лестницы, проходящей по всему огромному конусу Башни, он видел темное пятно, стремительно растущее в размерах. Это темное пятно упрямо летело вниз, как выпущенная из лука стрела.

- Этар, - прошептал Сергей...

Он спрыгнул с платформы на втором уровне Башни и побежал, из последних сил пытаясь не упасть. Он увидел, как сейр вбежал в одно из нежилых помещений уровня. Когда Сергей влетел в темную комнату, он успел увидеть, как исчезает в оконном проеме знакомое косматое тело. Дубинин повернул регулятор окна на "полную проницаемость" и по пояс высунулся из окна.

- Этар! - жалобно позвал он.

Темный приземистый силуэт внизу замер и светящиеся золотистые глаза посмотрели вверх, где виднелось белое пятно человеческого бледного лица.

- Не надо, прошу тебя! Не надо...

"Незачем, Сережа. Прощай", - и черная фигура бросилась бежать, вплотную прижимаясь к земле.

- Я же спас тебя! Я приказываю тебе вернуться! Твоя жизнь принадлежит мне! - разнеслось над Пустошью.

Черная тень замедлила бег.

- Вернись, друг! Прошу тебя, вернись, - беспомощно плакал человек.

"Прощай", - донеслось издалека.

* * *

"Незачем больше жить, незачем! Как же мне больно, как же мне больно!

Почему? Зачем боль, зачем?

Не зови меня, не зови! Если ты еще раз позовешь меня, я не устою перед твоим голосом, я вернусь, а мне нельзя возвращаться.

Мне нужно уйти, убежать.

Какая боль! Какая мука! Как же мне больно!

Простите меня все. Простите...

Бежать, бежать..."

* * *

В Башне объявили тревогу. Никто не понимал, почему - голос Адама Фолза был глух, слова казались рычанием умирающего волка.

Потом дежурные электрики осветили Пустошь и увидели, как к заграждениям внутреннего периметра бежит черная фигура, так хорошо знакомая многим солдатам, так и не вернувшимся из леса. Электрики направили на волка лучи двух мощных прожекторов, захватывая черную тень в перекрестье двух столбов света. Солдаты с соседних постов стреляли по этому черному силуэту, но почему-то промахивались.

Волк несся огромными плавными прыжками к сияющей линии проволочной ограды, ни на миг не замедляя бега.

Так и не остановленная ни пулями, ни светом прожекторов, черная тень на всем бегу врезалась в сверкающую паутину. Вылетел мощный сноп ослепительно-синих искр, ограда покачнулась, но не была разорвана. Черная тень повисла на проволоке, черная тень какое-то время корчилась в немыслимо ужасающей дьявольской пляске, несущей смерть и освобождение, а потом затихла.

Лучи прожекторов скрестились на белой фигурке с развевающимися на бегу, как крылья умирающей птицы, полами распахнутого халата. Фигурка бежала к ограждению молча, так же, как и та черная тень. Лучи безжалостного света провожали эту белую фигурку до тех пор, пока она не упала на колени перед сверкающими металлическими нитями, перечеркнутыми черным обугленным пятном. Лучи били в согнутую спину и опущенные плечи до тех пор, пока к фигурке не подбежали люди, пока еще не понимающие, что произошло.

Люди подняли на ноги человека в белом и увели его назад в Башню, а упрямые лучи, которых некому было погасить, продолжали освещать мертвого волка на мертвой металлической паутине до тех пор, пока не был отключен ток и над лесом не поднялось безразличное солнце...

* * *

Мы услышали, как что пролетело над лесом, а затем ночь взорвалась огнем. На како-то миг мне показалось, что взошло солнце - настолько яркой была эта вспышка. Затем мы почувствовали сильный удар раскаленного воздуха и ужасающий грохот, как будто шум падения тысячи водопадов. А затем мы услышали крики.

Мы замерли на месте, ошеломленные, онемевшие. Какой-то миг мы только и могли, что стоять и смотреть, как корчатся в огне черные фигурки, как мечутся среди деревьев, объятых пламенем, огненные клубки горящей шерсти и слышать эти ужасные в своей предсмертной боли крики умирающих сейров. Этими криками был наполнен весь лес, эти крики заглушали все звуки вокруг, даже стон горящего леса и падающих деревьев. До того места, где вовсю бушевал самый страшный пожар, что мне довелось видеть за всю свою жизнь, было не так уж далеко и я увидел всё. Даже больше, чем мне хотелось увидеть.

Я увидел, как трава пеплом взлетает в небо, как несутся вверх колючие искры. Я увидел, как заживо горят мои сородичи, как глаза огненными каплями падают в пламя из пустых глазниц, я увидел, как клочьями слезает кожа с горящих тел, как закипает выступившая кровь, еще живая кровь еще живых тел. Я видел, как горят наши дети, как их маленькие, жалкие в своей беспомощности тела корчатся в огне. Я увидел смерть и хаос. Я видел, как пока еще живые сейры пытаются найти выход из огненной ловушки, но тщетно - пламя настигало их повсюду, выжигая воздух из легких и жадно пожирая тела. И крики, эти ужасные крики - плач умирающих детей врезался в мое сердце свирепой молнией. В моих ушах кричали, вопили, причитали тысячи умирающих голосов, тысячи истошных воплей рождались и тут же умирали в моей голове.

Эти крики навсегда остались в моей памяти, какое-то время я слышал их постоянно, каждый миг, с каждым своим вздохом, с каждым ударом сердца.

Лес горел, деревья с оглушительным треском валились на землю, увлекая за собой развевающиеся языки пламени. Я ощутил страшный запах паленой шерсти и горящей плоти, тошнотворный запах смерти.

Всё произошло слишком быстро, какое-то время я ничего не понимал, как не понимали происходящего и вожаки. Я посмотрел на Илайджу, его взгляд был прикован к черному продолговатому телу, уходящему в черное небо и ярко освещенного свирепым огнем.

- Дирижабль, - прошептал он и его руки бессильно обвисли вдоль тела.

Несколько мгновений я не мог понять его, но потом ошеломляющая своей жестокостью догадка возникла в моей голове.

- Люди нашли нас? - спросил я.

Я говорил тихо и никто не услышал меня, даже тот, которому я и задал свой вопрос. Он не услышал меня, не ответил, а через миг было уже слишком поздно.

Первым очнулся Лоро - он одним прыжком преодолел расстояние между ним и Илайджей:

- Предатель! - закричал он, занося лапу для смертельного удара.

Илайджа стоял на коленях, опустив голову так, что подбородок почти касался груди. Он ничего не говорил, не пытался защищаться, он ничего не делал. Эта покорность и пугающая растерянность на какой-то миг сдержали Лоро и я успел вклиниться между ним и человеком.

- Что это значит? - прорычал Касп.

Сайди с начинающими багроветь от ярости глазами встал рядом с ним. Велор ничего не сказал: его взгляд был прикован к погребальному костру своего племени, к пожару, поглотившему всех, кто был ему дорог. Я понимал его лучше, чем кто-либо из присутствующих.

Он повернулся ко мне и ярость исказила его черты, он оскалил зубы и прорычал:

- Если этот человеческий выродок хотя бы тронется с места, если хотя бы попытается бежать..., - его голос прервался от ненависти, он перевел дыхание:

- Ты ответишь мне жизнью, Белый, если дашь ему скрыться.

Я молча кивнул. Велор стремительно сорвался с места, направляясь к сплошной стене огня, рассеявшей ночную тьму. Он пытался понять - есть ли уцелевшие в этом демонском пламени. Он приблизился вплотную к границе, четко разделившей жизнь и смерть, и побежал вдоль неё, выкрикивая имена своих сородичей. Касп и Сайди последовали за ним. Лоро крикнул им вдогонку:

- Положись на меня, мудрый Велор - я не дам этим предателям сбежать!

Он выразительно посмотрел на меня и перевел взгляд на Илая. Он закрыл лицо руками и упал ничком в траву.

Лоро стоял рядом с ним, в любой момент готовый наброситься на человека. Время от времени он бросал быстрые взгляды на меня: не собираюсь ли я бежать.

Я не собирался. Я чувствовал себя так, как будто бы это пламя, яростно пожирающее лес, бушевало у меня внутри. Как будто бы этот огонь выжег мои внутренности, опустошил душу, выхолостил мой разум. Внутри у меня, повторяясь в ужасном, сводящем с ума, ритме, всё еще звучали голоса умирающих, их глаза смотрели на меня из пустоты, как ярко пылающие звезды, скопление укоряющих, обвиняющих, требующих ответа огоньков, в которых еще несколько мгновений назад светилась жизнь. Сейчас я мечтал только об одном - чтобы эта черная тень, принесшая смерть моему народу, сбросила этот огонь на мою голову.

Я сдерживал себя из последних сил. Не помню, о чем я думал, чтобы не сойти с ума: мыслей не было, хотелось только одного - закрыть глаза и не открывать их больше никогда.

Я услышал, как по траве зашелестели шаги и открыл глаза. Окружив нас плотным кольцом, стояли сейры племени Велора. Их было не больше сорока, около тридцати сейров и восемь ясс и всего два детеныша, испуганно озирающихся вокруг. Сейры постарше смотрели на нас с ослепляющей ненавистью, даже яссы, которым не свойственна жажда мести, смотрели на нас так, что становилось не по себе и хотелось стать маленьким и незаметным, как дождевой червяк.

- Я хочу спросить тебя, Белый, и спрошу тебя только один раз, - вперед вышел Велор, за ним, отстав всего на шаг, шли Касп и Сайди.

В глазах Каспа бушевала ярость, глаза Сайди были полны боли и непонимания.

- Ты предал нас? - глухо сказал Велор, глядя мне в глаза.

- Загляни в мой разум, вожак, - ответил я, с трудом заставляя себя говорить, - я не буду сопротивляться и ставить преграды. Ты поймешь, что лучше бы я умер, чем сознательно пошел на предательство.

Я добровольно открыл свое сознание, я предложил всем тем, кто усомнился во мне, заглянуть в мою душу. Я почувствовал холод постороннего присутствия, неясный шепот, задающий мне один за одним ужасные вопросы, сейры смотрели в меня. Мой разум стал прозрачным, как вода в горном ручье, все мои мысли, стремления, надежды лежали на поверхности, в глубине не было ничего, чтобы я хотел спрятать.

- Прости, что я усомнился в тебе, брат, - виновато сказал Сайди, отводя взгляд.

- Я не вижу ничего, что свидетельствовало бы о предательстве, - спокойно сказал Касп, но я видел, чего стоило ему это кажущееся спокойствие, - прости, Белый.

Велор отвел взгляд, чуть ли не впервые в жизни стыдящийся своего поступка. Он посмотрел на Илая, стоящего на коленях с закрытыми глазами, и я почувствовал, как внутри него толчками нарастает ярость.

- Да, Белый не предавал нас, - он склонил голову передо мной, - прости меня, но ты должен понять мои чувства.

- Тебе нет нужды извиняться, Велор, - сказал я.

- Значит, тебя обманули, Белый? - вкрадчиво спросил Лоро, приближаясь ко мне.

- Как могло случиться так, чтобы Белого, которого мы знаем как одного из самых проницательных сейров, которого невозможно ввести в заблуждение, смог обмануть этот человеческий гаденыш? - глаза Лоро вспыхнули, как раскаленные уголья.

- Действительно, Белый, - посмотрел на меня Сайди, - этот чужак воспользовался каким-то своим колдовством, чтобы отравить твой разум?

- Или подал сигнал своим прихвостням? - яростно выкрикнул Касп.

- Правильно, - почти довольно кивнул Лоро, глядя на Илайджу, - Касп наверняка прав. Этот двуногий отвел нам глаза, заморочил глаза россказнями о мире, а сам навел на нас свои колдовские вещи.

Велор молчал, не отводя глаз от Илайджи, который всё еще не мог открыть глаза.

- Загляни в его сознание, Велор, - сказал я, - он не будет сопротивляться. Загляни и ты узнаешь все ответы. Проникнуть в человеческое сознание для нас не составит никакого труда. Вы тоже, - посмотрел я на остальных вожаков, - можете заглянуть в него.

Илайджа открыл глаза и я почувствовал, как сейры проникли в его страдающее от невыносимой боли сознание. Я не воспользовался своими способностями - мне не было это нужно. Мне хватило одного взгляда в его странные человеческие глаза, затуманенные слезами.

- Он не врал нам, - удивленно сказал Лоро.

- И у него нет ничего такого с собой, - сказал Сайди, - чтобы навести на нас людей. Я чую только слабый запах железа в складках его шкур, но это железо бесполезно против нас и не может причинить вреда. В нем нет лжи.

- А что это меняет? - проворчал Касп.

Велор молчал. Илайджа продолжал смотреть в мои глаза.

- Я не предавал вас, Белый, - послышался его дрожащий голос, ослабевший от страшного напряжения.

- Я знаю, - тихо ответил я, не в силах оторваться от его завораживающих своей прямотой и честностью глаз.

- Касп прав - это ничего не меняет, - устало сказал Велор. - Человек не предавал нас, его мысли и слова о мире были искренними и шли от сердца. Я тщательно проверил его разум и не нашел ни малейших следов злого умысла. Более того, всё произошедшее было для него такой же неожиданностью, как и для нас.

- Я ничего не знал, - прошептал Илайджа, умоляющим взглядом обводя собравшихся сейров, - я даже не предполагал, что мы способны на такое.

Молчание было ему ответом.

- Я знал, что дирижабли проводили разведку и нашли ваши племена с воздуха, но я не знал, что наши собираются вас уничтожить.

Молчание было звенящим, как писк надоедливой мошкары.

- Я не знал, - его голос пресекся - горло сдавили спазмы.

- Это ничего не меняет, - сказал Велор и от неприкрытого сожаления в его глухом голосе я пришел в ужас.

- Это ничего не меняет, - повторил он и Илайджа посмотрел на него, - ты - человек. Это создания твоего народа принесли смерть в наш мир. Это вы, колдовским способом, нашли нас. Это твои люди сожгли мое племя.

- Скорее всего, не только твое племя, Велор, - почтительно сказал Лоро, - я узнал из его разума, что эта вещь в небе не одна, что самое меньшее - их четыре, по числу наших племен.

- Это правда, человек? - спросил Велор.

- Да, - неожиданно твердо ответил Илайджа, - это правда, - его плечи распрямились, как будто сбрасывая тяжелую ношу и я почувствовал, как его природная отвага берет верх над отчаянием и болью от произошедшего не по его вине.

- Мы должны покинуть тебя, Велор, - сказал Сайди сдавленным от терзающих его ужасающих предчувствий голосом. - Возможно, что люди нанесли удар не только по твоим соплеменникам.

Касп и Лоро переглянулись между собой и меня охватил ужас оттого, что неминуемо должно было случиться.

- Не надо, - прошептал я, опустив голову к самой земле.

Никто не услышал меня.

- Что мы будем с ним делать? - спросил Касп, не глядя на Илайджу.

- Ты знаешь, Касп, что нужно делать с врагом, - глухо проворчал Лоро.

Он посмотрел на Велора:

- Не так ли, старший брат?

Велор молча кивнул.

- Нет! - прошептал я и поднял голову:

- Нет! Нет! - я как будто со стороны услышал свой вопль, эхом отразившийся в полумраке ночи, освещенной огнем.

- Я не позволю вам этого сделать! - закричал я, одним прыжком становясь между Илайджей и угрюмо смотрящими на меня сейрами.

- Он ни в чем не виноват! Это не его вина! - кричал я в эти пустые от боли и страданий золотистые глаза. - В своем племени он никто, он один из многих! Не он задумал погубить нас! Не он только что убил нас! Он не лгал нам! Он не хотел, чтобы всё это случилось, - за серой полосой стоящих плечом к плечу сейров всё еще полыхал огонь. - Весь этот ужас, все наши смерти - это не его вина! Он - не убийца! - кричал я, но они не отводили глаза.

- Ты устал, брат, - ласково сказал мне Велор, делая шаг вперед, - я знаю, что ты сочувствуешь этому пришельцу и что он симпатичен тебе своей прямотой, искренностью, стремлением понять нас и загладить ошибки своей расы.

Он сделал еще один шаг вперед.

- Но это, - Велор указал седеющей головой назад, - уже не ошибка, это преднамеренное спланированное зло, реализация коварных планов людей. Пусть этот двуногий не знал ничего об этом, пусть, я охотно допускаю это, но это ничего не меняет.

Еще один шаг вперед.

- Он - один из них. Он - наш враг. Они могли остаться в пределах территорий, которые они отвоевали у твоего племени, но они не сделали этого. Они пленили нашего брата Этара - я узнал об этом и от человека, и от тебя, - но, тем не менее, они не сделали никаких выводов, чтобы прекратить войну.

Еще один шаг, его глаза ласково смотрят в мои, кажется, что их свет проникает прямо мне в душу.

- Они нашли нас. Они напали на нас без предупреждения, так же, как они сделали с твоим племенем. Они нанесли удар внезапно, исподтишка, воспользовавшись своей колдовской силой и своим чудовищным оружием. Они не пощадили никого - ни наших детей, ни наших матерей и подруг, никого.

Еще один шаг вперед.

- Мне стыдно перед тобой, брат, - я слышал тепло его дыхания при каждом его слове, - я хочу просить у тебя прощения. Я не внял твоим словам тогда, весной, когда ты пришел к нам с просьбой о помощи. Я посчитал ошибочным твой путь, твою непримиримую борьбу с пришельцами я посчитал сумасшествием, одержимостью отца, лишившегося детей. Теперь я понимаю, как прозорливыми были твои слова о том, что люди не остановятся ни перед чем, чтобы сломить нас, что рано или поздно они придут, чтобы убивать нас снова. Прости мне, Белый.

Я зашатался, как сокрушительного смертельного удара. Мое сознание насмехалось надо мной, повторяя все мои прошлые ошибки, мои слова, рожденные под влиянием гнева и ярости жгли меня, сдавливая горло предательскими беспомощными судорогами.

- Во имя твоих детей, Белый, - я задрожал, как лист на холодном ветру, - ради всех тех, кто только что расстался с жизнью - отступись. Дай нам сделать то, что мы обязаны сделать.

- Нет, нет, - простонал я, пятясь от этого извиняющегося, просящего голоса.

Я почувствовал, как теплая человеческая рука коснулась моей шеи:

- Не надо, Белый, - голос Илайджи был тих и покорен, - не иди против своих. Не надо. Позволь им.

- Нет! - вскричал я, глядя в его глаза. - Я не хочу, не хочу! Они убьют тебя!

- Пусть, - он медленно поднялся на ноги и выпрямился во весь свой рост. - Это уже не имеет значения.

- Имеет! Всё имеет значение! - закричал я. - Сейчас они просто жертвы, такие же, каким был я! Если они сделают это, то превратятся в убийц!

- Мы не убийцы, Белый, - сказал Велор. - Мы просто возвращаем свой долг.

- Нет, - мой голос дрожал, - вы не должны этого делать! Вы станете убийцами! Если вы убьете его - вы уничтожите себя, вы убьёте свои души, у вас не останется ничего, кроме сознания собственной низости! Вы убьете человека, пришедшего к нам с чистой душой и честными намерениями! Если вы убьете его - то у вас не останется ничего, ради чего стоило бы жить!

- А как же смерть моих сородичей, Белый? - ласковый голос Велора не стал яростным. - Как же те, кто еще сегодня вечером лег спать, чтобы никогда больше не проснуться? Как же наши братья, сестры, матери, наши дети? Ты хочешь, чтобы они остались неотомщенными?

- Это - ошибка! Ты сам говорил мне, Велор, я помню твои слова, что ты говорил мне этой весной, ты говорил, что это - случайность, что такое могло случиться с кем угодно, что гибель моего племени и моих детей не более чем стечение обстоятельств! Неужели ты отказываешься от своих слов?

- Да, отказываюсь, - проревел Велор, - теперь я отказываюсь, от всего, что говорил я, и без малейшего сомнения принимаю на веру твои слова о подлости и жестокости двуногих! Ты был прав, я ошибался, я молю тебя простить меня, я не устану умолять тебя о прощении, Белый, но сейчас я прошу тебя только об одном - отойди в сторону!

- Ни за что! - я прижался к ногам Илая и оскалил зубы, бросая по сторонам быстрые взгляды, и напряг мускулы, стремясь опередить первого, кто бросится на человека.

Кольцо сейров стало плотнее и заслонило от меня догорающий костер.

- Белый, - он обнял меня и я ощутил, как дрожат его пальцы, - я прошу тебя - не надо!

Он прижался ко мне, как мать прижимается к испуганному усталому детенышу, чтобы успокоить, чтобы защитить. Он обнял меня за голову и мое сердце сжалось от боли.

- Они правы, Белый. Я понимаю их лучше, чем ты можешь себе представить. Я чувствую их боль. Я сам бы на их месте, там, на холме, где ты сохранил мне жизнь. Я видел, как погибают мои друзья, я, так же, как и они, чувствовал гнев и ярость. Я так же, как и они, хотел отомстить. Не мешай им, не противься их воле.

- Но они убьют тебя, - прошептал я.

- Это их право и их выбор. Поставь себя на их место - ты поймешь.

- Я не хочу! Не хочу! Ты не виноват в том, что сделали твои люди! Ты не такой, как они!

- Нет, - его глаза печально посмотрели на меня, - я такой же. Я ничем не отличаюсь от них, я сам был таким еще совсем недавно.

- Это неправильно!

- Я прожил не так много, как ты, Белый, я не испытал и сотой доли того, что довелось пережить тебе, но несколько вещей я знаю точно. Я знаю, что иногда происходят ужасные страшные вещи. Они происходят сами по себе или по чьей-то воле, но они происходят и от этого нельзя отмахнуться. А еще я знаю, что за всё рано или поздно, но придется расплачиваться. Иногда твой долг невелик и тебе хватает своих сил, чтобы искупить ошибку. Иногда тебе приходится расплачиваться за то, что ты не совершал - ты сам знаешь это. Тебе приходится платить своей кровью, своими поступками, иногда собственной душой или сознанием. Но платить всё равно приходится.

Я смотрел на него и силы покидали меня. Я знал, что он прав, знал что прав Велор и остальные сейры. Но хуже всего то, что я был уверен в своей правоте и одновременно с тем знал, что сейчас все совершают ошибку, одну из тех самых страшных ошибок, которые никак нельзя исправить, как бы ты ни старался.

- Отойди, Белый, - услышал я за своей спиной, но не шевельнулся ни на волосок.

- Наш брат устал, - сказал Велор, - он слишком привязался к этому человеку - в этом нет ничего дурного - всем свойственно ошибаться. Мы знаем, что раньше Белый поступал правильно и говорил единственно правильные вещи. Теперь же он просто заблуждается. Отведите нашего брата, чтобы он смог отдохнуть, пока мы займемся своими делами.

Между мной и Илайджей встали сейры, оттесняя меня в сторону. Я занес лапу для того, чтобы нанести удар, и услышал голос Велора:

- Не причиняйте нашему брату вреда! Он не в себе, его разум помутился от происшедшего этой ночью. Вы должны понять его, братья, - его слова, как всегда были убедительны, никто не мог противиться их силе, их доброму тону, их правоте, - Белый пережил гибель своих сородичей в такой же резне. Смерти, которые он видел сегодня, вызвали у него растерянность и пробудили к жизни ужасные воспоминания, терзающие его душу. Помогите нашему брату понять, что вокруг него - любящие его братья и сестры. Пусть он отдохнет.

Сейры окружили меня так плотно, что я почувствовал тепло их тел, их шерсть смешалась с моей, в мои глаза смотрели их умоляющие ласковые глаза, их прикосновения, не несущие никакого зла, заставили меня покориться их воле.

Я не мог убить никого из них, они были моими братьями, в наших жилах текла одна и та же кровь, одни и те же матери вскормили нас, моя жизнь проходила бок о бок с ними. Их мысли были моими мыслями, их боль - моей болью. Они были против меня, но я не мог противостоять им.

Я хотел умереть. Мне было так больно, что сердце замирало в груди и перед глазами становилось всё темней.

Я услышал, как сейры обступают Илайджу, и прошептал окружившим меня:

- Разрешите мне посмотреть.

- Тебе не нужно смотреть туда, брат, - Сайди потерся своей мордой о мою, как младший брат, как сын.

Я опустил голову.

- Я хочу, чтобы это сделал ты, мудрый Велор, - голос Илайджи был звонким и только я смог различить в нём смирение и смертельную тоску.

- Я выполню твою просьбу, человек, - послышалось в ответ и я услышал в этом голосе уважение, - ты достоин этого.

- Спасибо, волк, - ответил человек, скрытый от меня обступившими меня сейрами.

- Белый? - я услышал его голос и боль пробила мое сердце, как будто ледяной иглой.

- Я здесь, Илай, - ответил я.

- Не вини себя ни в чем. Ты - не виноват. Я благодарен тебе за то, что ты открыл мне глаза. Ты подарил мне несколько лишних дней и многому научил меня. Спасибо тебе.

- Илай! - вскричал я.

- Прости меня. Прощай.

Я хотел что-то сказать, попрощаться, попросить прощения, но сил уже не осталось - огонь, бушевавший в моей душе, догорел. Внутри осталась выжженная пустошь, вкус пепла повис у меня на языке и сковал горло.

- Ты готов? - голос Велора.

- Да.

Говорят, услышать движение невозможно. Мы, сейры, можем услышать всё, но теперь я был этому вовсе не рад.

Я услышал свист, рассекающий воздух, приглушенный выдох, звук разрываемой плоти. Потом что-то упало, мягко опустившись в густую траву, и я знал, что это было.

Я поднял голову и завыл в тоске. Сейры, окружившие меня, опустили головы, а я смотрел в черное небо без единой звездочки, в небо, затянутое пока еще невидимыми тучами, в небо, в котором без следа тонул мой плач, моя скорбь, моя печаль...

Сейры увели меня с места общего совета. Сайди сказал мне:

- Белый, мне нужно вернуться к своему племени.

Я промолчал.

- Хочу надеяться, что с ними всё в порядке.

Я снова промолчал.

- Тебе нужно отдохнуть.

Я без слов опустился на землю и силы покинули меня, как будто моя кровь вытекла по капле в эту безумную ночь. Я закрыл глаза и в первый раз в жизни был рад ничего не видеть вокруг. Мне хотелось умереть...

Перед рассветом я встал и молча направился к месту совета. Никто не останавливал меня. Я заметил несколько охотников, сторожащих сон тех, кто остался от племени Велора, но они ничего мне не сказали, только кивнули, не то в знак приветствия, не то предупреждая о чем-то. Я не обратил на них никакого внимания.

Пламя от оружия людей уже догорало в невысоком подлеске. Ветер, отогнавший пламя к реке, сослужил нам неплохую службу, не дав пламени пожрать весь лес.

Я почувствовал запах его крови и увидел темное пятно на траве. Они куда-то унесли его тело. Это было хорошо - я не хотел видеть его мертвым. Я лег не землю и меня охватила дрожь, я подумал, что умираю и несказанно обрадовался этому.

Но мое тело обмануло меня и я не умер. По крайней мере, я не умер тогда, вернее, не умерло мое тело. Но кое-что умерло на самом деле. Что-то в моей душе...

* * *

- Как он? - спросил Адам у Сергеева, глядя на Дубинина, лежащего на кровати в своей комнате.

- Трудно сказать, - тихо ответил Владислав, - он не отвечает на вопросы, не реагирует на происходящее. По-видимому, сильнейший нервный шок, потрясение, плюс последствия той голодовки.

- Что вы ему даете?

- Успокоительное, транквилизаторы, мышечные релаксанты, - устало ответила Марина Сергеева. - Его принесли в ужасном состоянии - без сознания, все мышцы напряжены, как дерево.

- Будем вводить питательные растворы внутривенно, когда снимем спазм, возможно, сможем поить бульонами, давать сок и протертую пищу. Сейчас у него так свело челюсти, что не разожмешь и ломом, - сказал Сергеев.

- Кататония?

- Вероятно, - ответил Владислав, - точно будем знать не раньше, чем завтра. Пусть пока спит.

- Что у него произошло с этим волком? - спросил Адам.

- Неизвестно - он выключил камеры наблюдения в Клетке. Все записи стерты.

- Когда?

- Дня три-четыре назад.

- Да, дела, - вздохнул Адам.

В пункте контроля Адама ждал еще один неприятный сюрприз.

- Адам, - позвал Дэвид Варшавский, сидящий за пультом управления "Каспера-2".

- Что? - внутри у Адама возник неприятный холодок.

- Мы не можем сбросить бомбу.

Адам устало опустился на стул.

- Скорее всего, заклинило бомбовый захват. Канистра с напалмом ушла нормально. Сигнал от бомбы мы получаем, но сбросить ее не получается. Взрыватель на боевом взводе и я не знаю, что делать.

- Мы сможем отключить взрыватель отсюда? - спросил Адам.

- Нет, это не было предусмотрено. Когда бомба взведена, есть только один путь избавиться от нее - сбросить.

- Час от часу не легче, - Адам покрутил головой, пытаясь размять уставшие мышцы шеи.

- Что делать будем?

Адам молчал.

- Может, выключить двигатели? - сказал Джек со своего места. - Пусть взрывается сам, где-нибудь в лесу.

- Взорвать дирижабль? - спросил Дэвид.

- Надо вызвать Густафсона, - сказал Адам, - посмотрим, что он скажет.

- Мы уже вызвали, - сказал Дэвид.

- Вызвали, вызвали, - проворчал Швед, неслышно входя в комнату контроля. - Что стряслось?

Дэвид объяснил.

- Неохота пузатого терять? - усмехнулся Густафсон.

- Да уж, неохота, - тихо ответил Адам.

- Ладно, - пожал плечами Швед, - возвращайте вашу игрушку, я с ней сам разберусь. Есть место, чтобы вы могли опустить дирижабль на безопасном расстоянии?

- Да, на полигоне, где мы тренировались бомбы сбрасывать.

- Хорошо, - невозмутимо кивнул Швед, - вы садите, я ковыряюсь в устройстве.

- А если у тебя не получится, Арни? - спросил Адам, сумрачно посмотрев на сапера.

- Есть три пути, - усмехнулся Густафсон, - первый: у меня ничего не получается - большой бум и я в раю. Второй: у меня ничего не получается, вы уводите вашу игрушку и к чертям взрываете её подальше в лесу. И третий, наиболее приятный: у меня всё получается, я обезвреживаю свою игрушку, а вы получаете свою в целости. Только...

- Что только? - спросил Адам.

- С тебя - коньяк, Фолз.

- Заметано, - Адам крепко пожал руку Шведа.

- Как всё будет готово - вызывайте, - Густафсон махнул рукой на прощанье и вышел из комнаты.

- Как остальные? - спросил Адам.

- Всё нормально, - ответил Дэвид, - возвращаются на базу. Немного мешает встречный ветер, но это не страшно.

- Хорошо, - тряхнул головой Адам, отгоняя усталость, - Фреду Томпсону - отдыхать, Роджер поведет его "каспер". Всем остальным - продолжать работу.

- Что случилось с Сергеем? - прошептал Джек Криди, ни на секунду не отрывая взгляд от своего экрана.

Адам помолчал немного, закрыв глаза, и сказал:

- Сергей рассказал волку о том, что произошло, что мы напали на волков, потому что думали, что они - опасные и свирепые хищники.

- А разве это не так? - спросил Роджер, занимая место брата.

- Нет, - глухо ответил Адам, - они также разумны, как и мы.

- Черт, - выдохнул Фред, глухо сглотнув подкатившийся к горлу колючий комок.

- Волк рассказал Сергею то, что мы уже давно предполагали, но не знали наверняка - волки не хотели нападать на нас. Мы, своими действиями, подтолкнули их к войне. Сейры ответили ударом на удар.

- Это мы знаем - мы слышали, что говорил этот волк, - нетерпеливо сказал Роджер, - и что сказал Сергей, мы тоже слышали.

- Значит, вам должно быть понятно, что произошло. С тех пор, как мы захватили волка в плен, он отказывался с нами говорить. Мы даже не предполагали, что он способен общаться с нами, да еще и таким способом - напрямую с нашим сознанием, минуя языковой барьер. Сергей не знал, что происходит в колонии. Это моя ошибка, - Адам тяжело обвел взглядом комнату и "беспилотчики" отводили глаза - в его взгляде не было ничего, кроме обреченности и сверхчеловеческого напряжения.

- Сергей не знал, что мы отправили охотников в лес. Не знал, что сейры напали на них. Не знал, что Майкл и добровольцы выступили в лес. Он ничего не знал ни о наших тренировках, ни о бомбах, ни о плане бомбежки - мы не делали из этого секрета, но Сергей был занят своими проблемами, потом он заболел. Он сочувствовал волку, не мог спокойно вынести то, что волк отказывался от пищи и добровольно обрек себя на голодовку. Сергей отгородился от окружающего мира и некому было помочь ему - все слишком были заняты подготовкой к войне.

- Значит, Сергею было плохо, а всем было наплевать?! - неожиданно яростно вскричал Джек.

- Это уже случилось, Джек, - устало сказал Адам, - тут уже ничего нельзя поделать.

Джек всхлипнул, но сдержался.

- Сергей и волк оказались в замкнутом от нас мире, они общались между собой и я уверен, что они забыли обо всем. Они оба причинили друг другу много страданий, оба чуть не погибли, оба чуть не сошли с ума. Они оба были больны. Потом они стали выздоравливать, они смогли понять друг друга. Их главной ошибкой было то, что они, по какой-то, неизвестной мне причине, не сочли нужным рассказать мне всё. Потом они узнали, что мы уничтожаем сейров. Это было шоком для них, они не думали, что мы так быстро сможем перевести войну из редких столкновений вблизи периметра к глобальному противостоянию.

- Господи! - прошептал Дэвид.

- Я уверен, Дэвид, что господа бога не было на этой планете с момента её создания. Это не место для бога. Здесь есть место только для таких тварей, как мы, - рот Адама искривился в гримасе боли, немного похожей на горькую усмешку.

- Так вот, - продолжил он, - мы нанесли удары. Волк увидел самый последний из них.

- И было уже слишком поздно, - прошептал Дэвид.

- Да, - кивнул Адам, - было уже слишком поздно. Это - типичная трагикомедия ошибок.

- Как ты можешь так говорить, Адам?! - со слезами на глазах посмотрел на него Джек. - Как ты можешь назвать этот кошмар трагикомедией?!

- Теперь я могу говорить так, как хочу, мальчик, - голос Адама был лишен каких бы то ни было интонаций, - теперь я могу называть вещи своими именами. Ведь это же очень смешно, - его улыбка напоминала оскал черепа, - нам говорят, что сейры - ужасные монстры и мы убиваем монстров. Потом оказывается, что это не монстры, а такие же, как мы, существа из плоти и крови, что у них есть такая же, как у нас, душа, что они так же, как и мы, способны страдать, любить, ненавидеть. Но и тут уже слишком поздно - они приходят к нам, чтобы отомстить. У нас нет никакой возможности объяснить им, что произошла ошибка, что наши поступки вызваны чем угодно - страхом, испугом, невежеством, но только не чувством здравого смысла. Мы не можем объяснить им, что мы поступили точно так же, как бесчисленные поколения людей поступали до нас - мы уничтожаем всё страшное и необычное, вместо того, чтобы спокойно разобраться в происходящем. Да я и уверен в том, что даже если бы мы смогли объяснить им всё, они всё равно бы не послушали нас.

Адам усмехнулся.

- Как сказал Майкл недавно - "Это не автобус. Тут не получится наступить на ногу, а потом извиниться". Мы не наступили им на ногу, мы убили их, без причины и повода, если не считать поводом то, что нас обманули и заставили поверить в их природную злобу и жестокость. Потом они приходят к нам, чтобы убить нас. И они убивают нас. Что нам делать дальше, а?

Адам, улыбаясь, смотрит на "беспилотчиков" и продолжает:

- Дальше мы сможем сделать только одно - убить их всех. Ради того, чтобы такие люди, как вы, мальчики, и ваши отцы, и матери не боялись за свою жизнь, жизнь своих близких и родных. Ради того, чтобы люди смогли в самом ближайшем будущем нормально жить, мы должны продолжать убивать, не обращая внимания ни на что. Мы должны продолжать убивать этих существ, в чем-то похожих на нас, а в чем-то и превосходящих нас. Мы должны продолжать считать их животными, чтобы не сойти с ума.

Они смотрели на Адама, а он, не обращая внимания на их умоляющие замолчать глаза, продолжал:

- Я завидую вам, мальчики, я завидую каждому колонисту, который не знает, какой же это ужас - отдавать приказы, из-за которых погибнут такие существа, как этот волк, который предпочел умереть, лишь бы не видеть всего этого, - Адам бессильно махнул рукой на мониторы управления дирижаблями.

- Вы не знаете, какое это сумасшествие - уничтожать этих волков, чтобы люди, там, в лесу, смогли встретиться с ними лицом к лицу, чтобы убить их всех и самим, скорее всего, погибнуть, не зная о том, что всё могло быть по-другому! Вы не знаете этого...

- Я знаю, Адам, - Фред Томпсон подошел к Адаму и положил руку ему на плечо.

- Прости меня, Фредди, - Адам не плакал, его глаза были сухими и голос не дрожал, но Фред знал, как рыдает внутри этого смертельно уставшего от всего человека его израненная душа, - прости меня, пожалуйста.

- Я прощаю тебя, Адам. И хочу сказать "спасибо" и за то, что ты не дал Роджеру узнать, что это такое.

- Простите меня, - прошептал Адам, закрывая глаза.

- Мне так жаль, Адам, - прошептал Джек.

- Не о чем жалеть, Джек. Всё уже сделано, надо просто довести дело до конца, - открыл глаза Фолз...

- База вызывает отряд! База вызывает отряд! - говорит Адам в микрофон рации.

- Слушаю тебя, Эйд!

- Мы отбомбились, Майк.

- Удачно?

- Более или менее. Жди гостей.

- Мы уже греем для них места.

- Держитесь. Скоро вернутся дирижабли, мы их дозаправим, подцепим новый груз и будем ждать вашей команды. Удачи!

- Спасибо. Конец связи.

Щелчок, шипение помех. Щелчок - питание выключено. Тишина...

Последние часы перед тем, как "Каспер-2" подлетал к границам внешнего периметра, Адам Фолз держался только на одной мысли. Он ничего уже больше не хотел: он не хотел говорить - слов уже не было, все слова были им уже сказаны, он не хотел думать или чего-то хотеть, кроме одной вещи: напиться. Он представлял себе, как всё заканчивается, как он входит в свою комнату и закрывает за собой дверь. Как сбрасывает с ног ботинки, достает из ящика бутылку и свинчивает металлический колпачок. Как жидкость, обманчиво похожая на крепкий чай, булькая, выливается в стакан. Как он подносит стакан ко рту, выдыхает и пьет огромными глотками, пьет, не разбирая вкуса, как будто бы теплую воду. Как наливает и снова пьет. Как свирепое тепло взрывается в его желудке, как немеют от спиртного губы. Как тепло возвращается по венам, согревая тело. Как расслабляются мышцы и напряжение уступает место успокоению, хотя бы на краткий миг.

Чтобы растянуть этот миг подольше, Адам представляет, как он снова наливает и пьет, пьет жадно, не обращая внимания, что коньяк стекает по его небритым щекам, не обращая внимания на голоса в собственной голове. Пьет, как пьют лекарство, пьет, чтобы в голове зашумело и этот шум вспугнул крепнущие голоса собственной совести. Пьет и пьет до тех пор, пока мысли не утонут в этом потопе. Пьет до тех пор, пока не спиртное не сделает свое дело, чтобы дать человеку заснуть и не видеть снов, которые, скорее всего, не отпустят его. Пьет, чтобы дать своему телу забыться, чтобы усталый от собственного бессилия и обреченности мозг отключился, как выключается свет. Хотя бы на несколько часов...

Полигон "беспилотчиков" ярко освещен светом мощных прожекторов. Из темноты опускается "Каспер-2" с зависшей под своим туго натянутым брюхом черной продолговатой коробкой с подведенными к ней проводами.

- Опускай понемногу, Джеки, - говорит Адам, поднося ко рту плоскую коробку портативной рации.

- Хорошо, - слышит он в ответ и дирижабль зависает над причальной штангой.

- Еще ниже, - говорит Адам, - еще.

Теперь дирижабль кажется огромным, а Адам так привык к тому ощущению, что это надутое гелием тело - не больше надувного шарика.

Адам накидывает на проволочный захват на носу дирижабля ременную петлю, Арнольд Густафсон проделывает то же самое с кормовым захватом.

- Двигатели - стоп!

Теперь дирижабль надежно пришвартован, продолговатое черное тело с притаившейся смертью внутри зависает в метре от земли.

Густафсон подходит к "Касперу-2" со стремянкой в руках.

- Спасибо, а теперь проваливай, Фолз.

- Я останусь с тобой, Арни. Надо же когда-нибудь посмотреть на то, как работают профессионалы.

Густафсон открывает рот, чтобы выдать порцию самых отборных ругательств, но глаза Адама, черные, опустошенные, останавливают его.

- Черт с тобой! - ворчит Густафсон. - Сядь где-нибудь и не мелькай.

- Ладно, - послушно соглашается Адам.

- Раскроешь пасть - убью!

Адам кивает и послушно садится на траву.

Швед подтаскивает переноску с укрепленными на ней лампами под брюхо дирижабля. Раскрывает складную лестницу, втыкает крючья на ножках в мягкую землю и пытается раскачать стремянку, но она установлена на совесть.

- Хорошо, - ворчит Арни.

Он одевает специальные очки с закрепленными на дужках фонариками. Еще в арсенале, собирая оборудование, Швед сгоряча прикинул - а не надеть ли ему "носорога" - специальный бронированный костюм с прозрачным забралом, применяющийся при разминировании, и решил, что не нужно. Он сам устанавливал заряд и знал, что в случае чего костюм его не спасет. Взрывчатки было столько, что хватило бы на дом приличных размеров, так что не из-за чего огород городить. Тут самое важное - свобода движений, а в "носороге" работать так же удобно, как танцевать в шкафу.

- Ладно. Снимаем крышку, - бурчит себе под нос Швед.

Это его старая привычка - повторять вслух всё, что он делает в текущий момент. Помогает не забывать, что ты делаешь, контролировать свои действия и вдобавок здорово поддерживает - разговаривая сам с собой, не чувствуешь страха. Арнольд почти не боялся - устройство было его собственного изготовления, он знал его наизусть и при необходимости мог бы работать даже в полной темноте, но обязательно нужно было быть осторожным. Он был убежден, что по отдельности и взрывчатка, и детонатор, и электропитание - это просто механические части, не страшные, глупые, лишенные силы. Но собранные воедино, подключенные в единую цепь и приведенные в действие эти части перестают быть отдельными. После того, как устройство активировано, оно живет своей особой жизнью, оно уже не считает тебя своим хозяином. Оно просто ждет своего часа, чтобы выполнить свое предназначение. Уже нет устройства - есть живое механическое существо, оно способно чувствовать, способно ненавидеть.

Арни не знал, как объяснить это чувство, он просто так чувствовал. Поэтому нужно быть чрезвычайно осторожным и не допускать вольностей, чтобы не допустить взрыв.

- Начинаем, - прошептал Швед.

Адам сидел на сырой земле, подобрав под себя ноги и мечтал о своем. Его мечта была примитивной, как извечная мечта первобытного человека о том, чтобы наесться от пуза, и была такой же страстной. Он не смотрел на то, как работает Швед, не думал о том, что может произойти - ему уже было всё равно.

Послышался негромкий щелчок и освобожденные провода повисли, как черви на крючке.

- Ну вот, - облегченно вздохнул Густафсон, - можно спать спокойно.

- Выпьем, старина? - губы Адама растянулись в резиновой улыбке, как у надувного клоуна.

Арнольд внимательно посмотрел в его пустые глаза и устало сказал:

- Иди отдыхать, Фолз.

- Спасибо, что разрешил, старина, - улыбка Адама немного испугала Шведа, хотя мало что в этой жизни могло его напугать.

- На здоровье, - проворчал Арни, - ты сколько уже не спал?

- Не помню, - Адам похлопал Густафсона по плечу и пошел по направлению к Башне.

Швед устало посмотрел в его согнутую, как у старика, спину и начал собирать оборудование...

- Всем - отдыхать. Сейчас восемь часов вечера, завтра - подъем в семь утра. Будем готовить дирижабли, чтобы помочь отряду в Форте, - сказал Адам, глядя на "беспилотчиков". - Всем спасибо - работа была нешуточная. Хорошо поработали, ребята.

Повисло молчание, тугое, как автомобильная резина.

- И еще одно - Фред, поднявшийся из-за своего стола, замер на полпути, - я хочу извиниться перед вами за то, что наговорил вам, - сказал Адам. - Постарайтесь забыть всё и простите меня.

- Да мы всё понимаем, Адам, - с деланной веселостью сказал Дэвид, избегая встречаться с ним взглядом.

- Такое пережить, как мы - можно и рехнуться, - устало улыбнулся Джек невеселой улыбкой.

- Не переживайте, мистер Фолз, - улыбнулся Роджер, потягиваясь, как котенок на солнце, - вы молодец.

- Идите, отдыхайте, - тихо сказал Адам.

У него уже был подобный опыт в таких ситуациях. Не один раз ему приходилось отдавать приказы своим подчиненным, жестокие и недвусмысленные приказы. Не один раз люди, знавшие его в мирной обстановке как мягкого и доброго человека, начинали смотреть на него, как на командира - без улыбок и понимания, без радости, взглядом солдат, сломавших в себе непреодолимый барьер - барьер, который такой далекий от современного человека в своей отрешенной мудрости Моисей выразил всего двумя словами - "не убий". Эти взгляды были ему знакомы - это были изучающие взгляды людей, подчинившихся приказу, взгляды, скрывающие свою беспомощность и затаенную злобу, ненависть из-за того зла, которое они причинили и зла, которое он, Адам Фолз, причинил им.

Так же, как и на войне, Адаму уже было все равно. Он думал, глядя в пол: "Теперь эти мальчики всегда будут смотреть на меня по-другому. Пройдет время, я буду вести себя как и раньше - улыбаться, шутить, помогать, что-то рассказывать. Они тоже будут вести себя, как и раньше - улыбаться в ответ, смеяться моим шуткам, внимательно слушать мои объяснения, но иногда они будут вспоминать, каким я был в этой комнате. Они вспомнят мои слова, мои приказы, они вспомнят, какое было у меня лицо - и их улыбки погаснут, шутки покажутся плоскими, а наставления - нудными и противными, как бормотание назойливого сумасшедшего старика. Они будут вспоминать, что они делали в этой комнате - и будут винить в этом меня. И это будет правильно. Эти дети уже никогда не посмотрят на меня так, как раньше - как на своего друга или старшего брата. Теперь они всегда будут смотреть на меня и видеть то мертвое лицо внутри меня, лицо убийцы, лицо человека в форме с пистолетом в руке. Они будут видеть человека, который заставил их убивать".

- Подождите меня, ребята, мне нужно поговорить с Адамом, - сказал Дэвид, - Адам, мы не могли бы выйти в коридор?

- Конечно, - кивнул Адам с преувеличенной готовностью.

"Начинается", подумал он, выходя из комнаты в тускло освещенный коридор. "Если он врежет меня по морде - захочу ли я отвечать тем же?"

- Адам, я..., - запнулся Варшавский.

- Выкладывай, Дэви, у нас уже полно времени.

- Я ценю то, что ты не дал мальчишкам бомбить, - глаза Дэвида были полны какой-то непонятной Адаму боли, - ты поступил, как солдат, и я благодарен тебе за это.

Адам молча смотрел на него, своей отрешенностью напомнив Дэвиду статую Будды.

- Я не упрекаю тебя ни в чем, но не должен был отстранять меня от управления моим дирижаблем. Я мог выполнить свою часть работы сам.

Адам помял затекшую шею:

- Я знаю, Дэвид.

- Это было неправильно, - губы Варшавского дрогнули, как у обиженного ребенка.

- Возможно, - равнодушно пожал плечами Адам, постаравшись, чтобы его голос не выглядел таким же равнодушным, - но я поступил так, как считал нужным. Извини.

- Это ты извини меня, Адам. Я наговорил много лишнего и ...

- Я лично ничего не слышал, Дэви. У меня бывает иногда что-то такое со слухом - иногда я слышу только то, что хочу слышать, - Адам покрутил пальцами у головы, попытавшись изобразить что-то смешное, но усталые пальцы плохо слушались.

В его голове шелестел откручиваемый металлический колпачок.

- Спасибо, Адам, - Дэвид горячо пожал безвольную руку Адама и тот попытался также крепко пожать руку программиста.

- Если мы так и будем продолжать изливать друг на друга елей, то у нас не хватит времени на сон, - улыбнулся Адам и на мгновение стал похож на прежнего Адама Фолза.

- Да, - улыбнулся Дэвид и отпустил его руку.

Адам спокойно вошел в комнату контроля и сел за свой стол. Ему еще нужно было обесточить полигон и выключить аккумулятор "Каспера-2".

- Ох, и спать же охота, - зевнул Роджер.

- Пойдем, Роджер, - улыбнулся Дэвид, - похоже, что нашим коллегам сон пока не нужен.

Фред устало усмехнулся и легонько подтолкнул младшего брата к двери:

- Ты уже спишь на ходу.

- Сам-то! - беззлобно огрызнулся Роджер, на мгновение его глаза из узеньких припухших щелочек стали большими. - Я могу хоть неделю не спать, - уверенно заявил он, но предательски зевнул и потер глаза, - черт, в глаза как будто кто песка насыпал.

Фред собрал свои вещи и вещи брата и вышел вслед за Роджером и Дэвидом.

- Джек, ты идешь? - донесся из коридора его усталый голос.

- Сейчас, только всё выключу, - отозвался Криди-младший.

Адам сидел перед монитором компьютера и смотрел, как гаснут лампы прожекторов, оставляя в темноте призрачно-гаснущее мертвенно-бледное свечение.

- Тебе плохо, Адам? - тихо спросил Джек.

- Нет, - поджав губы и покачав головой, как будто бы Джек мог видеть его лицо, ответил Фолз.

- Врешь, - убежденно сказал Джек, подходя к нему.

В голове Адама Фолза булькал в стакане коньяк.

- Врешь ты всё, Адам Фолз, - Джек Криди прижался лицом к его плечу и заплакал.

- Ты устал, Джеки, - усталые руки погладили мальчика по голове, тяжелые бессильные руки, - иди спать.

- Хорошо, - прошептал он в ответ, вытирая слезы.

Он остановился в двери и Адам услышал его прерывающийся голос:

- Потом ведь всё будет, как прежде?

- Да, Джеки, - тихо ответил Адам, - всё будет, как прежде.

Джек постоял немного, вздохнул и Адам услышал его звук его удаляющихся шагов.

Около грузовой платформы Джек столкнулся с кем-то в темноте.

- Ой, - сказал этот кто-то.

- Ты чего, Фредди?

- Забыл кое-что. Сейчас вернусь...

- Адам?

- Да, Фредди, - улыбнулся в темноту Адам Фолз.

"Сегодня все будут говорить со мной", подумал он, "а я буду всем врать, что всё будет хорошо. Ты самый большой враль на Лимбе, Фолз. Если бы ты был, как Пиннокио, твой нос вымахал бы уже метров на десять".

- Я хотел тебе кое-что сказать.

"Может быть, мне хоть сейчас дадут по морде", подумал Адам и сказал:

- Валяй.

- Я понимаю тебя, Адам, - рука Фреда Томпсона задрожала на плече Адама.

Фолз молчал, глядя в пустой экран так, как будто бы на нем были записаны скрижали Ветхого Завета.

- Что ты понимаешь, Фредди?

- Ты знаешь.

- Если ты о том, Фредди...

- Да, я об этом, Адам, - грустные мальчишеские глаза заглянули в пустые безжизненные глаза старика, - теперь я знаю, каково это, как больно и страшно. Теперь я знаю это и знаю, как больно тебе.

- Мне совсем не больно.

- Мне очень жаль, Адам. Мне взаправду очень жаль.

- Мне тоже, Фредди.

- Я хочу, чтобы ты знал, что ты - не одинок. Пусть я не солдат, пусть ты был моим командиром только неделю, но я понял тебя и хочу, чтобы ты знал - у меня нет к тебе ненависти. Ты всегда останешься для меня тем же Адамом, что и прежде.

- Теперь ты знаешь...

- Да.

Адам слышит, как Фредди останавливается в дверях:

- Еще раз - спасибо за Роджа.

- Да, - шепчет Адам, чтобы хоть что-нибудь сказать, хотя слова сейчас не так уж и важны.

Эхо удаляющихся шагов затихает вдали и сворачивает за угол.

"Надеюсь, Роджер не вернется, чтобы сказать мне пару слов", усмехается Адам про себя. Он, улыбаясь в темноту, выключает оставшиеся работать компьютеры и последним покидает комнату контроля...

На Лимбе - ночь. "Беспилотчики" спят, но сон их беспокоен. Все они видят во сне всё, что происходило с ними в последние дни, все, кроме Роджера. Он самый счастливый из всех - он спит и ему снится безоблачное небо. Роджер летит в небе, парит, как птица, его поднимает вверх мощный поток восходящего воздуха. Руки Роджера - уже не руки, а крылья, покрытые белыми перьями. Его тело, хрупкое тело птицы, обдувает ветер, глаза широко раскрыты навстречу ветру. Он поднимается всё выше и выше, земля внизу превращается в лоскутное одеяло. Он видит во сне синее море, отделившее землю от неба колеблющейся призрачной чертой горизонта. Он летит туда, откуда поднимается солнце...

Другим не так везет, как Роджеру. Его старший брат снова сидит за своим столом, его налитые свинцовой усталостью руки по-прежнему сжимают ручку управления. Он снова ведет дирижабль, снова нажимает кнопку сброса - и в ту же секунду он оказывается на земле, в окружении спящих деревьев. Он видит темные силуэты, неподвижно лежащие на земле, он слышит негромкое дыхание спящих волков, не подозревающих о нависшей над ними в небе угрозе. Он набирает побольше воздуха в грудь, чтобы закричать, предупредить, спасти, но тщетно - ослепительная вспышка бьет по глазам и раскаленный воздух вышибает весь воздух из легких. Фред поднимает свои руки и его глаза видят страшную картину - его руки горят, пальцы обугливаются, пламя жадно, как голодный волк, пожирает его плоть. Потом как будто кто-то страшный одним сильным рывком выдергивает землю у него из-под ног.

Фред Томпсон вздрагивает и стонет во сне, но, благодарение хоть какому-нибудь богу, не просыпается. Кто-то неведомый проявляет жалость и весь следующий остаток ночи Фред спит без снов, так же, как спят после боя усталые солдаты.

Дэвида Варшавского во сне посещает его покойная мать. Она строго смотрит на сына и Дэвиду снится, что ему - тринадцать или четырнадцать лет, столько же, сколько Роджеру или Фреду. Дэвиду знает, что он сделал что-то страшное и неправильное, он не знает, что именно и от этого ему становится очень страшно. Лицо мамы искажается, как от боли, её глаза наполняются слезами. "Не для этого я растила тебя, Дэви, нет, не для этого", плача, говорит она. "Для чего "этого", мама? Для чего?", шепчет маленький мальчик в застиранных джинсах. "Что же ты натворил, Дэви, что же ты натворил?", её слезы, обжигают, как кипящее масло. "Что я натворил, что?" - кричит Дэвид, но мама не отвечает. Ее фигурка с поникшими бессильными плечами исчезает в молочно-белом тумане, оставляя меркнущее фосфоресцирующее сияние. Темнота сгущается вокруг мальчика, беспросветная мгла, густая, как мазут.

Дэвиду Варшавскому становится страшно, он плачет, его слезы текут по щекам. Он плачет, но не просыпается.

Джеку Криди снится, что он запускает воздушного змея. Вокруг - осень, с деревьев облетает листва, ярко-красные и масляно-желтые листья кружатся над землей, увлеченные миниатюрными смерчами. Красиво, как будто стая фениксов из волшебной сказки роняет над землей свое божественно прекрасное оперение. Ветер сильный, Джек видит, как низко сгибаются верхушки деревьев, слышит угрожающий гул, но ему нужен сильный ветер. Джек отпускает из рук рвущийся бумажный парус и хрупкий белый прямоугольник повисает в воздухе. Нитка, к которой прикреплен змей, со свистом начинает разматываться и змей взлетает в небо. Джек чувствует радость, как вкус пьянящего вина на языке, восторг переполняет его, как углекислый газ пытается вырваться наружу из плотно закупоренной бутылки шампанского. С земли змей кажется Джеку не больше почтовой марки.

Джек чувствует себя повелителем ветров, погонщиком облаков, его змей - уже не змей, а волшебный скипетр в руке чародея. Этому скипетру послушны ураганы и бури, ветра и тропические циклоны, если Джек захочет, то сможет притянут небо к земле одним движением пальца - змей-скипетр поможет ему в этом.

Но вдруг что-то происходит. Погода меняется в мгновение ока - небо заволакивает низкими облаками, откуда ни возьмись над головой появляются черные грозовые тучи. Джек видит крохотные метелочки молний, которыми обмениваются тучи между собой, и ему становится страшно. Ветер пригибает деревья к земле, пытается согнуть и Джека, но пока безуспешно. Пока...

Джек начинает сворачивать нитку. Он торопится, катушка в его руках прыгает, как лягушка, его всегда такие ловкие пальцы не могут ухватить нитку. Он ловит эту упрямую нить обеими руками. Тучи надвигаются всё ближе.

- Есть! - кричит Джек в это суровое небо.

- Есть! - кричит он в лицо буре, назло этому бешеному ветру, насмехаясь над кланяющимися до самой земли деревьями.

И вдруг нитка, подобно змее, оживает в его руках. Извиваясь и змеясь, она опутывает его руки, как удав обвивает свою жертву в смертельных объятиях, как паук обвивает запутавшуюся в его паутине муху, так и нить набрасывается на Джека. Спустя мгновение уже не Джек - повелитель змея. Теперь змей - хозяин Джека.

Джек кричит от ужаса и от боли - нить режет руки, как колючая проволока, мальчик видит, как из глубоких порезов выступают крупные капли алеющей крови. Он запрокидывает голову вверх, умоляя отпустить, но тщетно.

Он видит, как высоко-высоко в небе ослепительно-фиолетовая молния бьет в крошечный белый квадратик. Он видит, как по нити несется сверкающая голубоватая змея с оранжевыми глазками, похожими на хризолиты. Тело этой змеи соткано из множества сияющих золотых нитей, он видит раздвоенный язык, похожий веточку черного коралла, и острые алмазные зубы. Джека охватывает ужас, он кричит. Змея летит вниз с быстротой молнии, это и есть молния, ожившая, великолепная, ужасающая, смертельная молния.

Её сияние ослепляет Джека, он закрывает глаза, чтобы не видеть этого ужаса, и в этот момент он ощущает дикий по своей мощи рывок. Открыв глаза от невыносимой боли, Джек смотрит вниз, на удаляющуюся землю и видит, что его тело покрыто белым сиянием, по сплошной пелене которого пробегают золотые обжигающие искры. Джек кричит от боли и ...

Просыпается, закрыв руками рвущийся наружу из перекошенного рта крик. Он открывает глаза и смотрит на свои руки. На них нет порезов, нет крови, ничего. Он испуганно осматривается вокруг. Вокруг - темно, слышно тихое дыхание родителей за брезентовой "стеной". Все спят. Джек устало вздыхает и испуганно вздрагивает от еле слышного шороха.

- Кто здесь? - Джек приподнимается в кровати.

Рядом с кроватью стоит белая фигурка в ночной рубашке до самой земли. У этой фигурки растрепанные черные густые, вьющиеся волосы, карие серьезные глаза и вздернутый нос с едва заметными пятнышками веснушек. Фигурка держит в руке плюшевого медвежонка с тщательно заштопанной правой лапой и глазами-пуговицами.

- Натали, - облегченно вздыхает Джек, - как же ты меня напугала! Ты чего не спишь?

- Ты кричал во сне.

- Я тебя разбудил?

- Нет, я сама проснулась.

- Я громко кричал?

- Да нет же, - раздосадовано шепчет девочка, топая ногой.

Медведь повторяет ее движения, смешно качая головой.

- Ты кричал во сне, такой крик не слышно, - шепчет Натали, забираясь в кровать к брату, упрямо волоча за собой медвежонка.

- Как же ты его услышала? - Джек укрывает ее одеялом и девочка прижимается к нему. - Ой! - вздрагивает Джек.

- Что?

- У тебя ноги холодные.

- Ага, - зевает сестренка, обнимая одновременно и медведя, и брата.

- Ты не ответила.

- Что?

- Как ты услышала меня?

- Глупый, - как взрослая, ворчит Натали, - ты же мой брат. Я спала и видела сон. В этом сне ты видел сон и тебе было страшно, и ты кричал, что-то напало на тебя и ты испугался.

- Что напало?

- Какая-то гадюка, я не помню.

Джек ошеломленно молчит.

- Значит, ты видела сон, в котором я видел сон, в котором за мной гналась гадюка и ты видела её в моем сне?

- Ну да, - довольная догадливостью обычно не слишком сообразительного братца, шепчет сестренка.

- Понятно, - растерянно шепчет ничего не понимающий Джек.

- Ага, - шепчет Натали и через мгновение засыпает, крепко прижавшись к брату.

Какое-то время он лежит рядом, рассеянно, но нежно, гладя буйную гриву вьющихся волос. Какое-то время он лежит, пытаясь понять, но нежное дыхание рядом с его ухом не дает думать и он засыпает, потрясенный способностями своей сестры. Он долго потом вспоминает этот эпизод, но ни о чем не спрашивает сестренку, боясь спугнуть её непонятное великое волшебство...

Адам Фолз лежит на своей кровати, на полу валяются его ботинки. Правая рука сжимает бутылку с коньяком. Перед вами человек, осуществивший свою мечту, так сказать, дорвавшийся до нее и успевший вкусить её почти в полной мере. В его голове, как надоедливое кино, прокручиваются воспоминания: Лимба, Башня, Пустошь, сейры, люди. Мелькают знакомые, до боли знакомые и совсем незнакомые лица. Каждое пытается что-то сказать, поделиться чем-то сокровенным, но таким ненужным в эту минуту. Картинки меняются одна за другой, как в заевшем демонстраторе слайдов.

Высадка, стрельба, сейры, проволока, молнии, Ричард, Майкл, волки, стрельба, огонь, вспышки, взрывы, разорванные тела, кровь, стрельба, кровь, волки, люди, рваные раны, вспышки разрывов, умоляющие, ненавидящие глаза...

- Хватит! - кричит Адам в темноту. - Хватит! - кричит он, мысленно поздравляя себя с тем, что материал, которым покрыт каждый сантиметр его комнаты - звуконепроницаем, что дверь закрывается практически герметично и не пропустит наружу ни звука из его обезумевшего рта.

- Хватит!

Слышится бульканье и сопение. Адам глотает спиртное, так как он и представлял, не чувствуя ни вкуса, ни того, как коньяк обжигает пищевод. Звуки напоминают то, как жадно пьет молоко из бутылочки младенец, только в бутылке совсем не молоко.

- Вот вам всем, - устало отдувается Адам, вытирая рот. - Заткнитесь все, дайте поспать!

Он устало откидывается на подушку, потом решительно хватает бутылку и допивает остатки. Потом он падает на кровать, широкая идиотская клоунская улыбка искажает его лицо. Он закрывает глаза и шепчет:

- А вот и сюрприз, а вот и сюрприз, а вот и ...

Его усталый мозг наконец-то отключается от происходящего и Адам засыпает. Всю ночь до утра он спит, не видя снов, чему несказанно будет рад утром. Но до этого утра еще надо дожить...

* * *

...Вожаки вернулись с неутешительными новостями. Дирижабли людей совершили налет на их племена в вечер накануне нападения на племя Велора, племя Сайди подверглось нападению последним. Когда я увидел его, мне всё стало ясно без слов - в огне погибла его семья.

Судьба была жестока к Сайди - он стал вожаком несколько лет назад и в тот же год на его племя обрушился сокрушительный мор, унесший жизни многих сейров, в том числе и его семью. Это поветрие выходит из мертвых земель вблизи отрогов Северных гор в самые жаркие годы. Давным-давно на этом месте произошла одна из последних битв сейров со страшными животными, некогда населявшими наши земли - драконами и василисками. На этом гиблом месте нет никакой растительности, всё живое избегает посещать эту местность, отравленную ядовитой кровью древних гадов. Наверное, этот яд время от времени проникая в верхние слои почвы под действием солнечных лучей, испаряется в воздух, ветер разносит заразу дальше и сейры гибнут. Единственное доступное исцеление - покинуть эти мертвые земли, но иногда ветер оказывается сильным и болезней не удается избежать.

Сайди потерял всю свою семью тогда. Он увел племя на юг и поклялся, что больше ни один сейр и близко не подойдет к Драконовой Пади. Вожак выполнил свое обещание, но не мог предугадать того, что однажды у людей появятся планы и на его счет.

Вернувшись в свое племя, Сайди застал страшную картину, которую я уже неоднократно имел несчастье наблюдать. Треть его соплеменников была сожжена, огонь не пощадил ни стариков, ни ясс, ни детенышей. Пламя поглотило его яссу и двух его детей - старшего сына и младшую дочь.

Он вернулся с таким же выражением в глазах, какое было и у меня: он страдал от своей утраты и жаждал мести. Он хотел убивать людей, убивать до тех пор, пока его собственные призраки погибших не насытятся пролитой кровью, и больше ничего.

С ним в племя Велора пришли сейры его племени, некоторые из них были отцами, потерявшими детей, некоторые потеряли своих подруг, кто-то утратил отца или мать. Теперь я видел, что возврата к прежней жизни нет ни для кого из них. Все они хотели только одного - стереть людское племя с лица земли.

Прибыли племена Каспа и Лоро. Их вожакам повезло сохранить свои семьи, но потери в их племенах были такими же ощутимыми, как и в племени Велора - погибло больше половины сейров. По какому-то жестокому совпадению, погибло много ясс и детенышей, гораздо больше, чем погибло охотников.

Я никогда не видел такого огромного количества сейров в одном месте в одно время, если не считать праздника Весенних Ветров. Я давно не был на всеобщем сборе и немного отвык быть в центре внимания. Наверняка вожаки рассказали сейрам обо мне, о том, что еще весной я предупреждал совет вождей о том, что подобное может произойти, что люди рано или поздно придут в племена, желающие остаться в стороне. К сожалению, я оказался более, чем прав - люди пришли к нам гораздо раньше, чем кто-либо ожидал.

Меня раздирали внутренние противоречия - за короткий срок я неузнаваемо изменился в душе, изменились мои убеждения, я отказался от прошлых стремлений. Я был змеей, которая сбрасывает кожу.

В этот период змея беззащитна и не может вести прежний образ жизни, любое движение причиняет ей боль, солнечные лучи обжигают нежную кожу, на которой еще нет плотной чешуи. В это время змея прячется в какой-нибудь норе и, страдая от голода, терпеливо ждет, когда ее новообразованная чешуя затвердеет.

Я чувствовал себя такой же змеей, как будто бы меня вывернули наизнанку. Раньше я ненавидел, а теперь - нет. Раньше внутри меня горела жажда мести, теперь внутри поселилась пустота и запоздалое раскаяние. Раньше я рвался в бой, я чувствовал дикий восторг, когда мои когти и зубы терзали человеческие тела, а теперь при одной мысли о том, чтобы убивать таких же людей, как Илай, я чувствовал, что меня охватывает ужас и отвращение к самому себе.

Повсюду я видел его глаза, его слова, в которых не было злобы и ненависти, терзали меня, как будто огнем. Я вспоминал его, его чистые помыслы, его полные уважения добрые слова, прощальные слова жертвы, обращенные ко мне, своему убийце, и мне хотелось умереть. Просто закрыть глаза, чтобы не видеть никого и ничего, заснуть и никогда больше не просыпаться.

Собрался общий совет, отличающийся от подобных советов тем, что все остальные сейры могли слышать наши слова - все племена собрались вокруг места совета. В лесу царила непривычная пугающая тишина - не было слышно ни пения птиц, ни перебранок белок в густой листве над головами. Даже маленькие сейры, которые не прожили и одного года, хранили молчание, глядя на своих мрачных родителей. Ветра не было и казалось, что даже деревья прислушиваются к нам, боясь пропустить хоть слово.

- Все вы знаете, что произошло, - сказал Велор.

Его слова, хоть и были сказаны тихо, прозвучали подобно раскату грома.

- Все мы потеряли близких и родных, все наши семьи посетила смерть, смерть, которую принесли нам злобные пришельцы из другого мира - люди.

Рокот прошел по лесу - сейры выли, с бессильной яростью глядя в безоблачное небо или рычали, опустив голову, угрожающе выпуская когти. Велор переждал, пока сейры не успокоятся, и продолжил:

- Я, как и многие из вас, потерял семью. Пусть я облечен властью над своим племенем, пусть я - вожак, но теперь это не так уж и важно. Я - один из вас, все вы мои братья и сестры. Меня, так же, как и вас, терзает боль утраты, так же, как и вы, я охвачен яростью к нашим врагам. Так же, как и вы, я хочу отомстить.

Снова - вой и рёв. Умолкшие было птицы, испуганно крича, взлетают в небо, деревья машут им вслед зелеными руками, как будто пытаясь изловить беглецов.

- Сейчас все мы должны принять очень важное решение, решение, от которого будет зависеть вся дальнейшая судьба северных сейров.

Велор снова замолчал, как будто бы для того, чтобы все успели проникнуться важностью момента.

- Нам навязывают войну. Нас убивают без причины и без объяснений. Мы знаем, что люди способны общаться с нами, вернее, это мы, благодаря своим способностям, можем общаться с их слаборазвитым разумом. Как вы знаете, один из людей, захваченный в плен охотниками нашего брата Белого, предлагал нам мир, но его вожаки там, на Выжженной Пустоши, решили, что только уничтожив нас, они смогут завоевать наш мир. Им проще убить нас всех, чем договориться о мире. Мы можем ответить только одним способом - мы должны уничтожить их раньше, чем они разделаются с нами с помощью своих колдовских вещей и демонического оружия.

Сейры ревут, теперь уже никто не воет - яростные глаза, часто вздымающиеся бока, оскаленные пасти - так мы ревем перед тем, как броситься в битву. Это не вой охотника, это не вой скорби, это вой диких зверей, зверей, которыми мы были раньше. И теперь мы снова превращаемся в зверей...

- И я спрашиваю вас, сейры, согласны ли вы вступить в войну с пришельцами? Пусть говорит тот, кто не согласен с моими словами.

Молчание, слышно только прерывистое дыхание сейров.

- Если кто-нибудь боится того, что, выступив против войны, он или она подвергнутся какому-либо унижению со стороны своих сородичей, то уверяю вас - вы можете говорить совершенно свободно, не опасаясь ни за свою жизнь, ни за жизнь своих близких.

Снова молчание, никто не смотрит по сторонам, все глаза прикованы к Велору. Все ждут.

- Я рад видеть, что мы едины, - в знак уважения склоняет голову Велор. - Теперь еще одно. Победить людей мы сможем лишь в том случае, если объединим наши племена. Людей не так уж и много, без своего оружия и чар они слабее годовалого оленя, но мощь их оружия такова, что нам нужно будет использовать все свои силы, весь свой опыт и мудрость, чтобы победить. Есть ли кто-то против объединения племен?

Снова молчание. Таких похожих друг на друга яростных глаз я не видел уже очень давно.

- Тогда - решено. Теперь - мы одно племя, как было когда-то в старину. Все важные решения принимаются общим советом вождей племен и по решению всего племени. Теперь эти леса - наша общая собственность, которую мы должны сообща защищать от двуногих.

Велор гордо осматривает стоящих плечо к плечу сейров:

- Я рад, что вы проявили такое единодушие, братья и сестры. Теперь мы должны отдохнуть перед грядущими битвами. Охотников я попрошу обеспечить племена мясом. Яссы могут располагаться на отдых, внимательно следите за малышами - теперь они наше единственное по-настоящему ценное богатство. Сегодня же мы отправим разведчиков разузнать то, чем сейчас занимаются люди, чтобы определить, где мы нанесем ответный удар. И еще кое-что, - Велор посмотрел на меня и я опустил глаза.

- В ночь нападения на мое племя я говорил о том, что Белый, которого вы все хорошо знаете, еще весной предупреждал нас о том, что подобное могло случиться. Я не внял его словам, посчитав, что люди останутся в пределах Черной Пустоши и прилегающих землях, что они уже насытили свою жажду уничтожения, истребив племя сейров, первыми обнаруживших людей. Теперь я понимаю, насколько мудр был наш брат и насколько страшным было мое заблуждение. Я снова умоляю Белого простить меня за то, что я отверг его мольбы о помощи. Я умоляю его простить меня - ведь если бы мы еще весной всеми своими силами помогли ему в его войне, то мы могли бы избежать многих смертей. Я хочу, чтобы все вы знали и понимали, какое страшное горе пришлось пережить Белому, и помнили, что среди нас есть воин и мудрый вожак, достойный всяческого уважения. Прости меня, Белый, и прими мою признательность, - Велор склонил голову к самой земле и все сейры, как один, последовали его примеру.

Я обвел взглядом своих сородичей и опустил голову - их уважение мне было уже не нужно. Я оставил свою месть еще задолго до того, как люди напали на наши племена. Я не чувствовал ничего, мне ничего не хотелось, мне было уже всё равно.

Я стоял, опустив голову, а сейры, останавливаясь, говорили мне слова благодарности, которые пустым шумом отражались в моем сознании. Я слушал их слова, не обращая на них никакого внимания. Я не видел их глаз, мои глаза были закрыты, но я продолжал видеть глаза человека, которого мое племя убило за грехи его народа...

* * *

- Ну всё, старик, - сказал Майкл, отложив в сторону микрофон, - теперь назад дороги нет.

- Ну и хорошо, - кивнул Седжвик, - давно пора было. Еще с нападения на Двойку, когда эти твари поубивали наших парней, я хотел поквитаться с ними. Да и ты тоже.

- Да, Донни, я тоже.

- Пойду, скажу ребятам, чтобы были наготове.

- Обязательно, старик. Сделай это, пожалуйста.

Седжвик повернулся, вышел из Форта и Майкл услышал, как он рассказывает столпившимся перед дверью солдатам о бомбардировке с дирижаблей. Майкл, как наяву, видел перед собой юные и не очень лица, видел, как хмурятся ветераны множества негласных войн, как зеленые новички смотрят друг на друга, ощущая под ложечкой холодок страха. Видел их серьезные лица и руки, привычные к тяжести оружия. Видел установленные на крыше Форта гранатометы и пулеметные стволы, хищными осиными жалами нацеленные в сторону леса. Видел ров, заполненный водой и мутное дно, утыканное острыми кольями. Видел растянутые в вытоптанной траве ряды проволоки, присыпанной сухими листьями. Видел проволочные усики радиоуправляемых противопехотных мин, зарытых в землю за рвом.

Теперь им оставалось только ждать, когда лес оживет тысячами светящихся яростных глаз, наполнится шорохами неслышно ступающих лап и звуками чужой речи, больше похожей на волчье рычание и вой.

- Ты уже знаешь? - спросил Майкл у Ричарда, спускающегося с крыши.

- Да.

- Твои ребята готовы?

- Да они с крыши не слазят ни днем, ни ночью, - усмехнулся Ричард.

- Скажи им, что если они будут продолжать мочиться с крыши, я им их причиндалы пообрываю, - пригрозил Майкл. - Черт! Живем тут всего ничего, а уже весь двор мочой провонялся. Пусть ходят в общие ямы - ведь не зря же их рыли.

- Ладно, ладно, - засмеялся Ричард, - я им скажу. Просто они у меня все трудоголики, работу свою любят больше всего.

- "Работу", - проворчал Майкл, - целыми днями таращатся в свои прицелы. У них глаза скоро повылазят.

- Если повылазят, то я нам не завидую - волки нас всех тепленькими возьмут.

- Не преувеличивай, малыш Ричи. Я, конечно, не отрицаю того, что снайперы нам пригодятся о-го-го как, но ты же помнишь план.

- Я-то помню, - обречено вздохнул Ричард, - но уверен, что ты мне его в очередной раз напомнишь. В сотый раз, если быть точным.

- Заткнулся бы ты, Ричи, если быть точным. Таким, как ты, военным советникам, никогда не повредит повторить пройденный материал. Так, - хлопнул ладонью по столу Майкл, - в наказание за пренебрежение к словам командира будешь сам рассказывать план. Не слышу?

- Вряд ли они выйдут днем, - Ричард сел за стол, разумно предполагая что разговор будет долгим.

Он хорошо знал Майкла - у него была привычка повторять всё несколько раз, чтобы дошло до всех, даже до самых тупых, чтобы люди знали, что им делать в любой момент и при любых обстоятельствах. Эта привычка распространялась на всех без исключения, даже на друзей. Ричард был уверен, что сегодня перед отбоем Майкл заставит всех снова и снова слушать план действий. Также он подозревал, что каждый пункт плана уже сегодня ночью заменит солдатам "Отче наш".

- Скорее всего, они навалятся на нас ночью.

- Так, - кивнул Майкл, как будто слыша это всё впервые, как будто бы всё, что говорил Ричард, не было придумано ими самими, - дальше.

- Дадим им приблизиться. Пусть перейдут ров, если смогут.

- Так. Дальше.

- Как только первый из них вступит на территорию Форта, мы подаем напряжение на проволоку. Скорее всего, аккумуляторы долго не выдержат - если на проволоке в земле скопится слишком много тел, никакого запаса энергии не хватит.

- Правильно. Дальше.

- Открываем огонь на поражение. Стреляем из всего, что есть. Если они не будут чертовыми камикадзе, они отступят за ров.

- Где...

- Где мы их и подорвем радиоминами.

- Дальше.

- Открываем огонь из гранатометов. Половина ребят выходит из Форта, чтобы уровень огня остался максимальным. Снова стреляем из всего, что есть, и мои снайперы вступают в игру.

- Задача на этом этапе?

- Не дать им уйти в лес.

- Возможные проблемы?

- Их может быть слишком много и они будут передвигаться слишком быстро, чтобы мы успевали перезарядить.

- Решение проблем?

- Если их будет слишком много, мы пустим в ход бластер с крыши и ...

- Поджарим их до румяной корочки. Вспомогательные средства?

- Приборы ночного видения, термовизоры, если понадобится - осветительные ракеты. Будем надеяться, что наши друзья из Башни подсуетятся вовремя и дирижабли смогут предупредить нас о приближении волков.

- А также?

- А также будут готовы по нашему сигналу сбросить бомбы.

- Правильно. Чего мы должны не допустить любым путем?

- Проникновения за пределы замаскированной проволоки и прорыва непосредственно к зданию.

- Если это произойдет?

- В этом случае баррикадируемся внутри и пытаемся всеми силами выбросить их с холма.

- Если они проникнут в здание?

- Драться до последнего.

- Если мы пропадаем?

- Последний оставшийся в живых, скорее всего, кто-нибудь из команды на крыше, вызывает огонь на себя, если, конечно, на дирижаблях останется хоть грамм взрывчатки. Что-то я не пойму, Фапгер, - нахмурился Ричард, - ты серьезно говоришь о том, что они смогут прорваться внутрь? Черт, у нас тут столько оружия, что мы без труда справимся сами. Этот чертов "пылесос" Мазаева, проволока под током, гранатометы, пулеметы, куча мин, ров с водой и кольями, нас тут прорва - и ты думаешь, что они смогут хотя бы подойти к зданию?

- Я ничего не думаю, Ричи. Я просто готовлюсь к худшему. Да, я, как и ты, хочу думать, что мы сможем завалить их всех без помощи дирижаблей, что у нас хватит нашей огневой мощи и бластера, чтобы уничтожить их всех до единого. Но я помню, как они смогли прорваться к Двойке, и то, как они смогли незаметно для нас завалить на ограждения два чертовых дерева в разных секторах. Я помню, как быстро двигаются эти твари. Я видел, как парни просто не успевали поднять винтовку, а не то чтобы просто открыть огонь. Я помню, как они накололи нашу хваленую технику, причем не один раз.

- Но сейчас мы сами нарисовали все декорации, Майки, - не унимался Ричард, - мы выбрали идеальное место. Может быть, начать валить их в тот момент, когда они будут взбираться на холм?

- Так мы их только отпугнем. Убьем десяток, а сотня растворится в лесу и всё начнется сначала. Я хочу, чтобы они подумали, что мы - очередные охотники, как отряд Ригби. Я хочу, чтобы они думали, что нас мало и мы слабы. Они увидят этот сарай, - Майкл похлопал ладонью по бревенчатой стене, - эту кособокую уродину, как будто бы сделанную наспех, как попало - и обхохочутся, если они способны смеяться. Увидят сарай на холме, ров, который они, скорее всего, перепрыгнут не напрягаясь, почуют сотню людей внутри. Подумают - "А, сотня! В лесу их было столько же, а мы зарезали их, как кроликов". Они подумают - "Нас много, много больше, чем было в лесу. Эти твари " - мы - "снова на нас напали, напали ночью, исподтишка. Нас опять убивают и жгут. Но теперь они" - мы - "совершили ошибку - поселились в лесу, на отшибе. Нет ни проволоки, нет яркого света, до Башни три дня пешком - так какого черта! Навалимся всем скопом, растаскаем этот сарай по бревнышку, перережем всех и рванем к Башне".

- Ты прямо как медиум какой-то, - ухмыльнулся Ричард, - провел телепатический сеанс. "Доктор Спок, вас вызывает капитан Керк", так что ли?

- Глупый ты, Ричи, - с сожалением сказал Майкл, - надо было тебе вместе со мной к Сергею Дубинину походить. Мы с ним целое море кофе выпили, пока насчет волков разговаривали.

- Не утонули хоть?

- Не язви, Вейно, - покачал кулаком Майкл. - Я ему шаг за шагом рассказал, что произошло в первый день, а потом мы стали вспоминать, как они поступали в разных ситуациях. Сергей почти с самого начала был уверен, что они разумны. Я тоже так думал, и Адам тоже был в этом уверен.

- Был?

- Ну и сейчас уверен, не цепляйся к словам. Мы попытались поставить себя на их место. И получилось так, как мы и предполагали. По крайней мере, их попытки нападать на рабочих в лесу подтвердили нашу правоту - и я, и Сергей были уверены, что волки именно так тогда и поступят.

- А теперь?

- Теперь ситуация другая. При Высадке мы почти уничтожили их племя, но только одно. Оставшиеся в живых попросили помощи.

- И что?

- А то, что получилось так же, как у нас на Земле. Что происходит с какой-нибудь страной, когда правительство просит о помощи против повстанцев каких-нибудь, как в Африке, или если переворот какой-нибудь генералишко в той же самой Африке, устроит?

- Ну, вводят ограниченный контингент. Если в этой стране нефти нет, как в Ираке, то наши генералы и не почешутся, и всё спихнут на ООН.

- Правильно, введут миротворческие подразделения, чтобы те совместили функции военной полиции с наведением порядка. Но войска, которые на войну настроены и обучены, никто вводить не будет. Тогда произошло то же самое - к тем волкам, что остались, на помощь примчалась сотня волков, а остальные продолжали заниматься своими делами. Но сейчас ситуация изменилась - нападению подверглись все племена. Никто из них не останется в стороне. Как ты думаешь, сколько времени им понадобиться, что собраться кучей, оставить в стороне волчат и волчиц и на всех парах помчаться мстить нам?

- Думаю, немного.

- Вот и я так думаю. Они соберутся вместе и первым делом проведут разведку. К Башне они не сунутся - теперь ограду преодолеть невозможно или практически невозможно - наши патрулируют внешний периметр и днем, и ночью. Завалить ограду им не удастся. Они проверят лес и найдут нас - сотню идиотов в кособокой избушке. Как ты думаешь, куда они навалятся всем скопом?

- Ответ понятен - они придут к нам.

- А здесь их будет ждать маленький, но очень неприятный сюрприз...

Адам не страдал от похмелья так, как опасался. Он просто не мог смотреть на еду и литрами поглощал зеленый чай. На обзорной площадке Башни Дэвид и Джек готовили к вылету "Титан" и "Каспер-1". Братьям Томпсонам Адам дал целый выходной, но особо расслабляться им не было причины - теперь на них была возложена разведка вблизи внешнего периметра. Задача не была особенно трудной, они уже поработали в паре и вполне могли справиться с двумя дирижаблями в светлое время суток. К тому же Адам, как и Майкл, был уверен, что волки не будут штурмовать периметр - для них это было равносильно самоубийству.

Адам ждал, когда дирижабли будут готовы к вылету, чтобы Густафсон снарядил "Титан" и "Каспер-1" новой партией бомб. Он размышлял над тем, что же случилось с несработавшей бомбой, когда в комнату контроля вошел Швед.

- Только подумал о тебе, - усмехнулся Адам.

- Синхронно, - проворчал Арнольд, - я как раз собирался спросить, когда твои ребята закончат возиться с вашими надувными шариками.

- Они уже почти закончили. Ты разобрался, что произошло с той бомбой?

- Устройством, Фолз, - проворчал, как потревоженный медведь, Густафсон, - устройством. Я не собираюсь спокойно выслушивать от таких лохов, как ты, слова на букву "Б".

- Ладно, ладно, "устройством". Так что?

- Ничего. Это не моя вина - просто не сработал захват. Такое впечатление, что его заклинило.

- Что-нибудь с электричеством?

- Не знаю, спроси своих орлов.

- Ладно, - Адам включил рацию. - Дэвид?

- Да?

- Ты не посмотрел бомбосбрасыватель на "Каспере-2"?

- Да, я проверил. Это чисто механическая неполадка - кто-то из техников слишком туго закрутил болт крепления, захват свело, как в тисках.

- Понятно. Проверь, чтобы подобного не случилось в этот раз - если мы облажаемся, парням в лесу придется несладко.

- Сделаем.

- Ну вот, - повернулся к Густафсону Адам, - ты доволен?

- Более чем.

- Устройства, - Адам не сдержал улыбку, - готовы?

- Готовы и проверены. Я посижу тут у тебя, пока твои не закончат?

- Пожалуйста. Я не хочу тут бросать командирскими словечками, но как идут дела по минированию полосы за внешним периметром?

- Нормально идут, - Швед виновато посмотрел на Адама, - если ты намекаешь, что мне нужно быть там, то я готов.

- Да нет, что ты!

- Ребята у меня грамотные, - как бы извиняясь объяснил Швед, - я новичков натаскал будь здоров. Да и зам мой, Рейнольдс - один из самых лучших специалистов. Справятся.

Адам отхлебнул чай из кружки и спохватился:

- Выпьешь чего-нибудь?

- Кофейку - с удовольствием, - кивнул Густафсон.

Адам налил кофе в чашку и протянул гостю.

- Ты не думай, Фолз, - сказал Арнольд, виновато крутя в руках чашку, - я знаю, что мое место - с моим взводом. Только у меня душа не на месте.

Адам спокойно посмотрел на него.

- Я за Майка и ребят переживаю. Как они там, Адам?

- Нормально. Окопались, укрепление построили быстро, заминировали всё вокруг.

- Радиоминами?

- Да. Сидят, ждут гостей.

Густафсон молча кивнул.

- Надо было мне с ними пойти.

- Ну да, - сказал Адам, отставляя кружку в сторону, - тебе нужно было с ними пойти. А с кем я тут останусь? Кто мне помогать будет? У меня и так сердце обрывается, что я их туда на верную смерть отправил, еще и ты туда же!

- Чего - "на смерть"? У них же полно оружия, да и Мазаев им этот, как его, бластер подкинул. Чего "на смерть"? Они же не в лесу будут спина к спине сидеть!

- Да знаю я, - вздохнул Адам, - и что они из укрепления будут стрелять, и что проволоку они приготовили, по земле растянули, чтобы волкам ловушку устроить. Знаю я, что и мин у них много, и боезапас приличный, и что снайперы у них самые лучшие, и мазаевский аппарат - вещь в бою страшная...

- Ну, еще бы! Я как увидел, как те деревья загорелись и рухнули - чуть в штаны не навалил с испуга, хотя повидал в жизни немало.

Адам промолчал, угрюмо глядя на чашку с недопитым чаем.

- Чего ты, Адам?

- Предчувствие у меня поганое, - с болью в глазах посмотрел на сапера Фолз, - самое поганое, что у меня было. Перед Высадкой у меня такое же предчувствие было и сбылось ведь.

- Знаешь что, Фолз, - со стуком ставя чашку на стол сказал Густафсон, - если у тебя предчувствия такие ненормальные, то пойди к доктору нашему, пусть он тебе пилюльки успокаивающие пропишет и клизму лечебную закатает в задницу. А я его попрошу, чтобы клизма была не меньше, чем три ведра - чтобы тебе мозги с черного хода прочистить.

- Комик, - улыбнулся Адам, хотя улыбка получилась невеселой.

- Стараемся, работаем над собой.

- А сам-то - "я за Майка и ребят переживаю", - Адам спародировал слова Густафсона, - сам-то хорош.

- Да я так, - смутился Швед и снова, как за спасительный круг, схватился за чашку с кофе, - просто не привык я, чтобы другие за меня воевали, а я в тылу отсиживался.

- Ты и не отсиживаешься. Кто на внешнем периметре мины ставит? Ты и твои парни. Кто нам эти б-ха-хе..., - притворно закашлялся Адам, - устройства соорудил? Ты. Так что не надо комедию разводить - "я в тылу, а парни в бою". Каждый делает свое дело, как знает, как умеет, делает изо всех сил.

- Не мое это дело, Адам, - грустно посмотрел Швед, - я-то сюда ехал как сапер, всё правильно, а сам надеялся на то, что будет у меня свой участок земли, свой сад, огород - как у всех моих на Земле было. Думал, осяду здесь, буду овощи разводить, чем черт не шутит, может быть, семью заведу - в Колонии, сам знаешь, есть женщины свободные, очередь за ними, правда, до небес, но - мало ли как судьба обернется. Думал, буду в земле ковыряться и забуду ремесло свое взрывное. Ведь не мое это дело, я его делать умею, но не люблю.

- А ты думаешь мои "беспилотчики" своим делом занимаются? - спросил Адам. - Ты думаешь, это их дело - каждый день за экраном сидеть и глаза портить, чтобы волков обнаружить? Ты думаешь, что это их дело - смерть нести? Им бы в школу бегать, учиться, книжки читать, в футбол играть или за девчонками, слава богу, бегать, а не этим всем, - Адам обвел рукой комнату, - заниматься.

- Чего ты завелся, Адам?

- Извини. Я не завелся, просто сам такой же, как и ты, Арни, - усмехнулся Адам. - Я бы с удовольствием скинул бы с себя эту лямку и с радостью бы больше никогда в жизни никому никаких приказов не отдавал. Я тоже хотел, как ты - прилететь сюда, в мир чистый, без войн, без порушенной экологии, без сумасшедших политиканов и фанатиков, без всего того дерьма, которым мы все и бесчисленные поколения до нас загадили нашу планету до неузнаваемости. Я тоже с радостью эти вот железяки, - Адам похлопал по кобуре пистолета, - забросил бы подальше - все равно пользы от них никакой. Ты думаешь, почему я сюда прилетел и почему людей с собой позвал?

- Почему?

- Хотел, чтобы у нас был шанс начать всё с начала, с самого первого чистого листа. Устроить мир, в котором не было бы места оружию, войне, злобе. Смешно, когда такие высокопарные слова говоришь, правда?

- Ты видишь, чтобы я смеялся? - исподлобья посмотрел на него Швед.

- А я так искренне думал. Хоть и говорили мне эти Хозяева долбанные, хоть и пугали сейрами, хоть и готовились мы к войне с самого начала, а я всё равно был упрямым ослом. Ну, не мог я поверить на все сто процентов, чтобы эти сейры, которые против таких могущественных тварей, как Хозяева, выстояли, чтобы свободу себе вернуть, были такими уж страшными тварями, как мне показывали.

Адам перевел дух и жадно отхлебнул чай.

- Конечно, какой-то червячок был в душе. Были мысли, что всё-таки сейры с самого начала были животными и только после того, как Хозяева их научили и перекроили по-своему, стали разумными. Я подумал - "Хозяева - почти, как боги, силы у них такие, что страшно становится. Установить со мной контакт через такие сумасшедшие расстояния, перебросить столько человек с одного места в другое за пару секунд - это же какими способностями нужно обладать. Но разум-то у них не человеческий, холодный разум, расчетливый. Чему же они могли научить тварей, которые от природы были хищниками"? Вот этот вопрос меня мучил и покоя не давал.

Вот так я и жил перед переброской: в ожидании мира готовился к войне. И надо сказать, что в первый день мне было очень страшно - как волки себя поведут, как люди себя покажут.

- Мы и показали, - проворчал Швед, угрюмо глядя в чашку, как будто на ее дне были ответы на все вопросы мира.

- Вот-вот, показали. В первый же день. Я сгоряча подумал, что мои опасения правильными оказались, что на нас напали, но когда ту беременную волчицу увидел, то чуть с ума не сошел.

- Я там был, помню.

- Я стоял там, как будто человек, который начал третью мировую. Как будто нажал на кнопку, и ракеты уже летят и с той, и с другой стороны. Чувство такое, как будто мир рушится на глазах, как будто через пятнадцать минут долетят все ракеты со всеми боеголовками, что есть на свете - и всё, конец всему. Видишь это всё, как наяву, и знаешь, что это ты всему причиной.

Адам умолкает и смущенно смотрит на Шведа:

- Надоел я тебе, Арни?

- Нет, Адам, - улыбается Густафсон, - не надоел. Я представляю, что я - твой духовник. Знаешь, мамочка моя покойная так хотела, чтобы я священником стал - ты себе не представляешь.

- А ты?

- А что я? Подвел старушку, да еще как подвел: вместо того, чтобы с кафедры проповеди рассказывать, сапером заделался.

- Жизнь, - вздохнул Адам.

- Жизнь, - соглашается Швед. - Давай, Адам, валяй дальше. Грехи отпустить не смогу - у самого грехов выше крыши, но тебе выговориться надо.

- Спасибо, отец Густафсон, - улыбнулся Адам. - Тогда там, на той поляне, я подумал, как же мерзко всё получается - мы сюда летели, чтобы нормальный мир наладить, чтобы всех ошибок прошлых не допустить, а что получилось? Притащили мы с собой всю мерзость нашего мира, всю гадость, всю грязь, самое поганое отвратительное дерьмо. Волков этих убили ни за что, ни про что. Вон Дубинин со своим волком мне добавил так, что мало не показалось.

- О чем ты?

- Ты не знал? - посмотрел на него Адам. - Я думал, уже все знают. Волк этот, которого наши в лесу захватили, Сергею рассказал, что они не собирались на нас нападать.

- А он не врал? Волк этот?

- Нет, Арни, не врал. Он как увидел, как я его сейров бомблю - выбежал отсюда и на ограждения бросился, жить не захотел после всего этого.

- Ох, мама божья! - судорожно выдохнул Швед.

- А тут уже всё - поезд ушел. Я уже последнюю бомбу сбросил.

- Черт!

- И знаешь, что в этой ситуации самое смешное, если так можно сказать? То, что волк увидел самые последние минуты фейерверка. Я как подумаю - а если бы Сергей раньше узнал, что мы собираемся делать? Если бы волк рассказал всё не Сергею, а мне?

- Ох, - вздохнул Густафсон.

- Я бы эти чертовы дирижабли сразу же обратно завернул. Майклу и ребятам в лесу отмашку дал, чтобы они обратно вернулись. Представляешь, какая была бы это возможность - сказать этому волку, что мы больше ни на кого нападать не будем, что готовы любым способом искупить нашу вину. Сказать, что ошибка произошла, самая страшная ошибка, это даже нельзя ошибкой назвать - мы разумных существ убивали и жгли, но всё же - мы же не знали, мы предполагали, но не знали наверняка в первый день, что это всё - случайность: и как они из леса вышли, и как мы их начали убивать. Как ты думаешь, если бы этот волк рассказал своим всё - согласились бы они прекратить войну, простили бы нам?

- Не знаю, но попробовать стоило.

- Вот и я так думаю. Они ведь тоже многих наших парней поубивали - и на Двойке, и в лесу, но ведь мы гораздо больше их положили. Майкл как-то сказал, когда мы эту операцию планировали, что это - не автобус, что тут нельзя наступить на ногу и просто извиниться, - Адам наклонился к Арнольду и тот с изумлением увидел в глазах Адама слезы, - а выходит, что Майки был неправ, мы могли бы рассказать им, что мы ошиблись. Простили бы они нас после этого или нет - это их дело, но мы были бы уверены, что сделали всё, что от нас зависело, чтобы предотвратить войну.

- Мы бы могли прекратить их убивать и они поняли бы, что мы раскаиваемся в содеянном.

- Вот-вот! Раскаиваемся! Мы бы приказали ни в коем случае не открывать огонь, даже если бы они напали на нас. Я сам бы отправился в лес с этим волком и рассказал бы им всё, без утайки и задних мыслей. Рассказал бы всё, как есть...

- А теперь ничего этого и не сделаешь.

- Да, - устало сложил руки перед собой Адам, - теперь уже ничего не сделаешь. Если бы этот волк вошел сюда хотя бы на шесть часов раньше - ничего этого бы не произошло...

- Ты Майку сказал об этом? - спросил Швед.

- А зачем? - угрюмо посмотрел на него Адам. - Всё равно ведь уже ничего не исправишь.

- Да, дела, - вздохнул Густафсон. - Как же ты с этим живешь, Адам?

- Не знаю. Мне уже сколько дней хочется, чтобы мне кто-нибудь морду разбил, чтобы до крови, до соплей. По сравнению с этим, - Адам указал на левую сторону груди, - это было бы вообще безболезненно.

- Постарайся не думать об этом, Адам.

- Не могу, Арни, - прошептал он, - не могу, хоть убей. Каждую минуту думаю - "Могло быть по-другому, могло быть по-другому" - как заезженная пластинка в голове. Перед людьми стыдно - тебе не передать как. Что я буду делать, если кто-нибудь подойдет и скажет мне: "Дерьмо ты, Адам Фолз. Не уследил за самым важным, позволил такому ужасу случиться. Какой же ты после этого человек? Да и человек ли ты вообще? Ублюдок и убийца"...

- Не говори так, - мягко сказал Арнольд, - за всем не уследишь. Ты не господь бог, ты не всесилен.

- Я и сам себе так говорю, - бессильно махнул рукой Адам, - а что толку?

- Зря ты так. Если будешь продолжать в том же духе - тебе до дурдома рукой подать.

- Лучше дурдом, чем это всё, Арни. Лучше пулю в башку...

- Ты это мне брось! - закричал Густафсон. - Это дезертирские разговорчики! А ты - командир, люди тебя главным над собой поставили на время войны! Так что будь любезен, твою мать, возьми себя в руки и кончай эти сопли разводить! Всё уже случилось - ни хрена не изменишь, время вспять не раскрутишь!

- Так ему, Арнольд, правильно, - губы вошедшего в комнату Дэвида Варшавского улыбались, но глаза оставались грустными. - Я ему об этом давно хотел сказать, да всё как-то не получалось.

Дэвид подошел к Адаму и положил руку ему на плечо:

- Ты не виноват, Адам. Просто так сложились обстоятельства. Просто так вышло. Изменить уже ничего нельзя, но надо сделать всё возможное, чтобы обратить даже такие страшные вещи, как эта война, на пользу людям. Если так получилось, что мы и сейры стали врагами, страшными врагами, врагами непримиримыми - то мы должны сделать так, чтобы эта война прекратилась как можно скорее.

- А если единственный выход из этой войны - смерть, которую мы принесем сейрам? - спросил Адам. - Что тогда?

- Может, вам слова, которые я вам сейчас скажу, покажутся жестокими, но я думаю, что пусть будет так. Пусть наши солдаты убьют всех сейров, пусть все продолжают думать, что сейры - жестокие и злобные звери. Так будет проще для всех. Иначе нас ждет та же участь, что и тебя, Адам. Мы рано или поздно сойдем с ума, если будем постоянно думать о том, что уничтожаем разумных существ, почти таких же, как мы.

- Правильно, Дэвид, - уверенно кивнул Арнольд, - лучше мы, чем они. Мы люди, они - нет и всё. Точка.

- А как вы предлагаете жить с такими мыслями дальше? - тихо спросил Адам. - Как вы предлагаете смотреть в лицо людям? Как?

- Нам нужно просто жить, - сказал Дэвид. - Ты - солдат, Адам. Тебе приходилось убивать на войне?

- Приходилось.

- Как ты справлялся с этим?

- Как-то справлялся, - угрюмо сказал Адам, опустив голову.

- Вот и сейчас нам придется с этим справиться. Всем тем, кто знает истину, придется жить с этим до конца своих дней. И если выбирать, кому лучше остаться в этом мире - людям или сейрам, я без колебаний выбираю людей.

- Ты сказал правильные слова, Дэви, - вздохнул Адам, - насчет истины. Мы собираемся говорить людям правду, всю правду о том, что случилось?

- "Многие знания умножают скорбь", - ответил за Дэвида Арнольд. - В Библии - много всякого дерьма, но эти слова - одни из самых правильных.

- В Библии еще сказано - "око за око", Арни, - сказал Адам. - Это тоже правильные слова, по-твоему?

- Адам, я закончил с "Титаном", - в комнату вошел Джек Криди.

- Не знаю, - ответил Адаму Арнольд, поднимаясь с заскрипевшего стула, - как ты знаешь, я не смог стать священником.

- Что же ты знаешь, Арни? - спросил Адам.

Джек тихонько прошел к своему столу.

- Я знаю, что сейчас я спущусь в арсенал и по пути вызову своих парней, чтобы они помогли мне перенести сюда устройства.

- А я скорректирую курс дирижаблей к Форту - снаружи сильный восточный ветер, - сказал Дэвид.

Джек непонимающе посмотрел на них, а Адам подумал: "Хорошо, что вы знаете, что вам делать и как жить. А что делать мне?", но ничего не сказал вслух...

* * *

- Разведчики донесли, что в лесу есть группа людей, - сказал Велор.

Мы снова сидели на месте совета. Темное пятно от пролитой крови Илая уже почти исчезло, но я по-прежнему видел это пятно и по-прежнему ощущал запах его крови. Запах его смерти...

- Где? - спросил Касп.

- На расстоянии одного дневного перехода. Разведчики увидели на холме постройку из бревен. Ночью они прокрались как можно ближе, стараясь не выдать людям своего присутствия.

- Сколько их? - спросил Лоро, естественно, имея в виду не разведчиков.

- Около сотни. Сильные запахи металла. По запахам человеческих испражнений они сделали вывод, что люди поселились там довольно давно.

- Интересно, зачем? - спросил Касп. - Снова охотники?

- Не думаю, - задумчиво сказал Велор, - разведчики утверждают, что люди не покидают постройку и не выходят в лес.

- Какая разница, зачем они снова появились в лесу? - раздраженно сказал Лоро.

- Каков план, Велор? - спросил Сайди.

Мне было жаль смотреть на него - его глаза были глазами мертвеца. Я готов был поклясться чем угодно, в том, что он продолжал видеть тела своих погибших детей. Я знал его яссу, Тиру - у нее было доброе сердце и покладистый ровный характер, она была прекрасной матерью и любящей подругой, и я понимал, как ему сейчас тяжело.

- Все воины отправляются к этому холму, - сказал Велор, - мы выждем удобный момент и первой же безлунной ночью нападем на людей. Затем мы отправимся к Черной Пустоши, чтобы пресечь любую попытку людей проникнуть в лес. Пусть на это уйдут годы, но мы добьемся того, чтобы больше ни один человек не покинул Пустошь живым.

- Ты уже отправил гонцов к своим, Белый? - спросил Лоро.

- Да, но это уже ничего не меняет, - равнодушно ответил я.

- Объяснись, Белый! Как понимать твои слова?

Мне не было жаль Велора, хоть он и потерял свою яссу и одного из сыновей. Он был старше любого из нас, его сердце было жестким, как камень, в нем не было места для любви - его обязанности вожака племени отняли у него всё, что свойственно любому живому существу. Он не любил свою яссу, Дейну, в его душе никогда не загорался огонек нормального чувства, такого как любовь или привязанность. Не знаю, как он стал таким, скорее всего, он был таким от рождения. По рассказам старших, он потерял своих родителей во время одной из самых суровых зим. Вырос он замкнутым, строгим, зачастую излишне строгим как к себе, так и к другим. Может потому, что он не знал жалости к себе, он не смог испытывать жалости к другим.

К тому же его потомство было многочисленным, у него уже были внуки, которых он тоже не очень-то жаловал своим вниманием. Он был прирожденным вожаком, для него интересы племени всегда были превыше всего, превыше даже своей семьи. Мне не было жаль его.

- Я сказал гонцу, который отправился к моему племени, чтобы Алг, мой преемник, взял на себя обязанности вожака.

- Ты сошел с ума, Белый? - спросил Велор. - В такую трудную минуту ты бросаешь свое племя на произвол судьбы?

- Моего племени уже давно нет, Велор. Я остался один. Все мои сородичи погибли от рук людей. Даже от тех, кто покинул ваши племена, чтобы присоединиться ко мне, осталось всего шестеро и Алг - один из них. К тому же, его способности, как вожака, намного превышают мои. Он будет хорошим вожаком, гораздо лучшим, чем был я.

- Хорошо, - проворчал Велор, - это в твоей власти - самому оставаться у власти или передать ее другому. Но что ты скажешь по поводу наших намерений напасть на поселение людей в лесу?

- Я скажу то же, что и прежде: я считаю, что мы не должны воевать с людьми.

Даже Сайди пробудился от своей боли, даже он с недоумением и какой-то неясной ненавистью посмотрел на меня, не говоря уже о Каспе и Велоре. Глаза же Лоро зажглись старой, хорошо знакомой мне ненавистью.

- Ты предлагаешь нам забыть смерть наших близких, Белый? - голос Лоро был вкрадчив и напоминал предостерегающее шипение змеи. - Ты хочешь, чтобы мы простили людям их поступки? Чтобы мы отказались от мести и чтобы надругались над памятью сейров, погибших по воле людей?

- Этой весной ты говорил мне то же, Велор, - я не смотрел на Лоро, - ты говорил мне: "Белый, откажись от мести. Представь, что твои близкие погибли, как будто бы сраженные молнией". Ты ведь говорил мне это, не так ли?

Я хотел, чтобы они оказались в моей шкуре, чтобы выпили всю ту горечь и разочарование, боль и растерянность, ненависть и опустошение, которые пил я всё это время. Я хотел, чтобы они выпили всё до самой последней капли, чтобы нахлебались досыта, чтобы часть того сумасшествия, которое чуть было не погубило мой разум, вошла в их сознание огненной молнией. Я хотел, чтобы они в полной мере ощутили ту непереносимую боль, которую ощутил я, когда они казнили Илая.

- Да, я не отказываюсь от своих слов! - вскричал Велор и я с удовольствием подметил дрожащие тона в его голосе. - Но теперь всё иначе, всё по-другому...

- Что же "по-другому", Велор? Как и тогда, погибли сейры. Как и тогда, погибли, как ты говорил и знаешь, по нелепой случайности. Люди не знали, что один из них, этот молодой человек, Илай, пытался спасти наши народы от взаимного истребления. Так что же это, как не случайность, слепой поворот судьбы, рок?

- Что ты хочешь сказать, Белый? - голос Сайди был глух, как будто надломлен. - Что мои дети и моя Тира...

- Я сочувствую твоему горю так же, как ты сочувствовал моему горю этой весной, брат, - сказал я. - Я понимаю тебя, как никто другой, я испытывал ту же боль, ту же горечь, что и ты. Но тогда вы, - я посмотрел на остальных, - предоставили меня самому себе, а теперь говорите то же, что говорил я - "убьем людей, убьем людей".

Я встал перед ними.

- Вот я перед вами - сейр, который уже прошел по этому пути. Я чуть было не потерял рассудок, когда выбрал этот путь, я потерял гораздо больше, чем вы - я потерял своих близких, братьев и сестер не один и не два раза, а три! Первый - во время первого столкновения с людьми я потерял свою семью. Второй - во время стычек в лесу я потерял почти всех своих братьев. И третий - я потерял их всех в тот момент, когда Илай предложил нам мир. Я отказался о своей мести, потому что понял - если я не приму его слова, если позволю себе продолжать мстить - я превращусь в зверя. Перед лицом погибших и тех, кто остался жить в ваших племенах, я сделал свой выбор в пользу всех сейров, всех, без исключения. Я смог простить столько смертей! Неужели теперь вы не сможете простить людям?! Они ведь ничего не знали об Илае!

- Ты потерял рассудок, Белый, и из-за кого? Из-за этого человеческого последыша? - прорычал Лоро.

- Этот последыш, как ты его называешь, был таким же, как и мы, - сказал я. - Он так же ненавидел, так же заблуждался, как и мы, но так же, как и мы, он был способен на раскаяние и прощение. Он признал ошибки своего народа! Почему же вы не можете понять, что сейчас все мы совершаем ошибку, самую страшную ошибку, которая будет стоить жизни нашему народу?!

Они молчали.

- Я не говорю, что смерть наших братьев и сестер бесполезна. Я знаю - то, что произошло с нами, без сомнения, самое чудовищное зло, которое могло случиться. Я не ищу оправдания поступку людей, я знаю, почему они это сделали, я пытаюсь найти объяснение тому злу, что они натворили. Но даже это не главное. Если мы ответим злом на зло - мы упадем в пропасть, откуда уже никому и никогда не будет возврата.

- Я понимаю, что ты хочешь сказать, Белый, - глаза Велора были похожи на два черных камня, - ты предлагаешь нам простить людей, забыть нашу смерть...

- Простить - да, но не забыть.

- Ты предлагаешь нам предать свой народ, - продолжал Велор, как будто не слыша моих слов, - покорно уйти подальше в леса, прятаться, подобно червям, и каким-то образом дать понять людям, что мы не желаем им зла.

- Я сам могу отправиться к ним, - сказал я и мои слова повисли в воздухе.

- А я говорю, что этого не будет никогда, - глаза Велора полыхнули яростным огнем, - я говорю, что теперь перед нами стоит очень простой выбор - либо мы, либо люди. Третьего не дано никому - ни нам, ни людям. Пока хоть один человек оскверняет своим присутствием наши земли, я не успокоюсь - клянусь своей душой.

- Клянусь, - прорычал Касп, с ненавистью глядя на меня.

- Клянусь, - повторил Лоро.

Сайди молча склонил голову, не глядя ни на кого.

- Завтра мы выступаем к поселению людей в лесу. Я спрашиваю тебя, Белый, пойдешь ли ты с нами? Мне безразлично - отправишься ли ты на битву в качестве вождя или нет, но я должен знать - ты с нами или нет?

- Я выйду на битву как обыкновенный воин, Велор, - ответил я.

- Хорошо, - он равнодушно, как на пустое место, посмотрел на меня, - тогда ты должен покинуть совет, твое место займет твой преемник.

- Пусть будет так.

- Наверное, ты испугался, Белый? Испугался, что мы убьем тебя так же, как убили твоего дружка, больше похожего на бледную жабу, если ты пойдешь с нами?

- Ты всегда был глуп, Лоро, - как можно презрительнее ответил я.

Над моей головой взметнулась его лапа, занесенная для удара.

- Я не потерплю, чтобы сейчас сейры убивали сейров, - взревел Велор и Лоро отступил, - у нас есть дела поважнее!

Лоро посмотрел в мои глаза и я понял его мысли: "Когда-нибудь, в другом месте и в другое время, Белый".

И я кивнул ему в ответ - "Когда-нибудь"...

* * *

Знакомо ли вам ощущение надвигающейся беды? Предчувствовали ли вы когда-нибудь нечто страшное, что происходило потом? Отмахивались ли вы от своих предчувствий?

Это давящее на грудь чувство, как духота перед грозой. Ветер стихает, деревья замирают, как будто молятся небесам. Небо заволакивают серые плотные тучи. Земля кажется укрытой плотным стеганым одеялом, горячая прослойка воздушных масс давит, как прессом. Вы смотрите на небо и вас охватывает внутренняя дрожь - вы знаете, что должно произойти. Задыхаясь и обливаясь потом, вы знаете, что будет потом.

Налетит ветер, его порывы будут ломать деревья, опрокидывать вывески, швырять пыль прямо вам в лицо. Потом небо расколется на части от раскатов оглушительного грома. Потом яркие цепные ленты молний ударятся о землю. Из расколотого неба на землю хлынут потоки воды. Душная неподвижность сменится пронизывающей до костей влажностью. И вы будете говорить - "Так должно было случиться, я чувствовал".

На Лимбе тоже ждут бури. Гораздо более страшной, чем проливной дождь или ураган. Эта буря принесет с собой смерть.

Это, так или иначе, чувствуют все. Сейры, неумолимо приближающиеся к холму, на котором солдаты построили свой Форт. Это чувствуют солдаты, бесполезно пытающиеся заснуть в преддверии грядущих событий. Это чувствуют "беспилотчики", которые ведут дирижабли далеко в лес.

Что-то должно произойти. Все знают, что, но всех их - и сейров, и людей, - терзает мучительный вопрос - когда?...

Майкл Фапгер спит за своим столом, уронив голову на сложенные руки. Два часа назад он думал, что заснуть ему не получится, но он ошибся. Он спит чутко, как сторожевой пес - даже во сне он прислушивается к отрывочным звукам и шорохам. Он слышит, как шумит ветер в кронах деревьев, как скрипят наспех сбитые доски перекрытий.

Рация, лежащая рядом с ним, шепчет голосом Ричарда Вейно:

- Майк, Майк! Где ты там? Майк!

Фапгер просыпается сразу же, как по команде. Он хватает рацию, еще толком не проснувшись, его движения замедлены, как будто бы он плывет на глубине:

- Да!

- Мы дождались, Майки! Черт подери, мы дождались!

Глаза Фапгера мгновенно из осоловевших становятся колючими и настороженными. Сон пропадает, как будто смытый ведром холодной воды.

- Иду!

Он подхватывает винтовку, прислоненную к стене, и неслышно поднимается на крышу. Он движется настолько плавно и осторожно, что не скрипит ни одна перекладина. Низко согнувшись, чтобы его не было видно из леса, он подкрадывается к темным фигурам, замершим у края крыши. Снайперы напоминают черные мешки, набитые сеном - они накрыты маскировочными накидками, скрывающими их. Только по едва заметным движениям винтовочных стволов можно заметить, что они наготове.

- Началось, - шепчет Ричард.

Он спокоен, его руки не дрожат, но внутри его начинает бить мелкая противная дрожь, как перед прыжком с десятиметровой вышки. Ричард знает, что эта дрожь пройдет, как только он прильнет к окуляру прицела и сделает всего один глубокий вздох, но он ненавидит себя в эти секунды, когда напряжение этих изматывающих дней прорывается наружу.

- Где? - шепчет Майкл.

Ричард молча подвигается в сторону, освобождая место для Майкла. Фапгер заглядывает в экран термовизора и чувствует, как холодный воздух проходится по спине.

- Сколько же их там, - шепчет он изумленно.

На экране - темная кромка леса как будто бы освещена изнутри светом сотен светящихся красным тел. Эти тела легко узнать, даже не надо смотреть в обычный бинокль, чтобы увидеть эти тени со сверкающими, как угли, глазами. Майкл осторожно проводит датчиком по сторонам.

- Они окружили нас, можешь не проверят. С восточной стороны - та же картина, - шепчет Ричард.

Красное сияние окружает холм со всех сторон.

- Поднимай парней.

- Дон, - шепчет Майкл, прижимая к шее ларингофоны рации, - Дон! Тревога! У нас гости.

- Слышу, не глухой, - слышится знакомое ворчание.

- Поднимай всех, только тихо.

- Понял. Выполняю.

- Майкл, когда ты в последний раз связывался с Башней? - шепчет Ричард.

- Дирижабли уже на подходе. Черт, быстро же они обернулись, - шепчет Майкл и Ричард знает, кого он имеет в виду.

- Все - на местах, - слышит в наушниках Майкл.

- Хорошо. Ждать команды.

- Есть...

Над лесом всходит вторая, маленькая луна Лимбы. Ее свет настолько слаб, что он не освещает, а наоборот - затуманивает. Вторая луна в черном небе похожа на обглоданную кость.

Пока еще никто не ощущает этого, но древние силы, скрытые под толщей земли, оживают. Холм скрывает в своей сырой глубине древнюю установку Полигона. Её действие очень простое - она предназначена для того, чтобы вселять ужас в любое существо, оказавшееся в радиусе её действия. Установка почти полностью разрушена, многие излучатели давно уже вышли из строя, но некоторые всё еще - в рабочем состоянии.

Сегмент Полигона приходит в действие. Источник древней энергии, скрытый в глубинах земли, почти полностью иссяк. Его иссушили бесчисленные войны, безжалостные приказы Хозяев, прошедшие годы и неумолимый ход времени, но даже тех крох, что остались, хватает для того, что запустить установку. Оживают преобразователи энергии. Те немногие излучатели, оставшиеся в строю, начинают испускать электромагнитные волны, модулируемые по неизвестным законам специальным устройством - модулятором напряжения.

Люди еще не знают об этом, но у этой установки-ловушки имеется весьма неприятный побочный эффект излучения...

Сначала Майкл слышит негромкий звук, похожий на комариный писк. Звук усиливается, переходя в басовое гудение. Мощность его нарастает с каждой секундой. Майкл чувствует, как у него ноют зубы, потом в глазах появляется неприятное ощущение, как будто покалывание тысяч раскаленных иголочек - это лопаются мельчайшие кровеносные капилляры. Люди ощущают, как их охватывает чувство страха, постепенно перерастающее в нечто большее. Волна сверхъестественного страха окатывает людей, вал леденящего кровь ужаса, выметает все мысли, люди начинают беспорядочно метаться или корчиться в судорогах. Холм окутывает мертвенно-белое свечение, похожее на туман...

* * *

Мы услышали, как пробудились древние силы. Сейров охватил страх. Кто знает, что произошло бы с нами, если бы не вопль Велора:

- Закройте свой разум! Закройте скорее - это Полуночный Ужас!

Многие из нас слышали рассказы стариков об этом колдовстве бывших Хозяев. В определенное время, в некоторых местах сейры впадали в панику, сходили с ума, набрасывались друг на друга или мчались прочь, не разбирая дороги, не обращая внимания на раны от падений и столкновений. В это время глаза отказываются служить - страшная боль ослепляет, как удар молнии. Ужас парализует, сковывает тело, как будто сильнейшим холодом. Эти чары приходят в виде светящегося тумана и вселяют страх во все живое.

Единственный способ не поддаться влиянию чар - представить себя мертвым, отключить сознание, вообразить, как будто ты - кусок дерева или холодный камень. Нельзя думать ни о чем - чары чувствуют тебя и набросятся на тебя с утроенной силой, если ты позволишь своему разуму проявить слабость.

Все старики советовали, как только тебя охватывает Полночный Ужас - нужно бежать без оглядки, иначе - смерть. Тебя не спасет способность установить барьер против этих чар в своем сознании. С каждым мгновением чары будут усиливаться и даже самая крепкая защита неизбежно рухнет под их натиском. Если не убежишь - потеряешь рассудок.

Мы увидели, как холм заволокло призрачной завесой. Многие из нас понимали, что убежать не удастся - мы подошли слишком близко к проклятому месту.

Но нам повезло - эта сила была слишком старой. Мы почувствовали, как слабеет давление на наше сознание, как чары постепенно сходят на нет, а потом и вовсе пропадают без следа. Свечение над холмом померкло и предательский туман растаял.

Мы замерли, в испуге глядя друг на друга, многие не успели защититься, и теперь в запоздалом ужасе оглядывались по сторонам, как бы спрашивая, каким образом они оказались здесь. Мы стояли и с опаской смотрели на холм, не зная, что нам делать дальше...

* * *

Гудение перешло в писк, вскоре растворившийся во внезапно наступившей тишине. Ричард обалдело тряс головой, Майкл прижимал ладони к глазам.

Боль отступила, как будто бы ее не было. Кто-то простонал, уже не заботясь о том, чтобы не шуметь:

- Господи боже, что это была за чертовщина?

Многие терли зудящие глаза. Некоторые, у которых были пломбы в зубах, морщились от боли.

- Черт, мне показалось, что мои коронки сейчас повылетают к чертовой матери.

- Я как-то попал на маленьком самолете в грозу, - тихо сказал кто-то из снайперов, - рядом с нами ударила молния, все приборы сгорели, как свечки, а мой напарник так же, как сейчас, схватился за челюсти и заорал.

- Майки, ты как? - спросил Ричард, хорошо помня о том, что половина зубов Майкла были искусственными.

- Показалось, что моя челюсть запрыгала, как заводная лягушка, - проворчал Майкл, - наверное, хотела убежать в лес, к волкам.

- Ладно, ребята, - громко сказал Майкл, - что бы это ни было, оно уже кончилось. Будьте начеку. Как там наши зверюшки? - спросил он у Ричарда.

- Майки, - прошептал Ричард, его челюсть бессильно отвисла, как у дряхлого старика.

- Что? - повернулся к нему Майкл и тут же осекся.

Мониторы термовизоров были черными, как нефть. В окулярах оптических прицелов ночного видения навсегда поселилась темнота. Во всем Форте погас свет. Все приборы, всё оборудование, питавшееся от аккумуляторов, вышло из строя...

* * *

- Братья, прогоните страх! - разнесся крик Велора. - Это было очень старое колдовство, и вы сами почувствовали, что оно было очень слабым. Вспомните, зачем мы пришли сюда! Мы должны уничтожить людей!

Мы, сейры, по натуре своей не склонны отказываться от своих намерений, чего бы нам этого не стоило. Когда мы выходим на битву, у нас есть только два пути - победа или смерть, третьего не дано.

- Загонщики, вы знаете, что делать! - прокричал Велор и эхо повторило его крик...

* * *

- Ричи, ты за главного! - прокричал Майкл, рывком вскакивая на ноги. - Я - вниз!

- Хорошо.

Майкл слетел по бешено раскачивающейся лестнице, успев подумать, что еще пара таких подъемов или спусков - и на крышу придется лезть по веревке. Внизу возле аккумуляторов на корточках возились трое солдат и Седжвик, остальные напряженно вглядывались в темноту, сжимая в руках оружие.

- Что тут, Дон? - спросил Майкл, чувствуя, как у него всё холодеет внутри.

- Всё сдохло, - с отвращением отбросил в сторону пассатижи Седжвик. - Эй, - закричал он, поднимаясь на ноги, - первое отделение! Бегом на улицу! Занять позиции на флангах! Я хочу, чтобы через двадцать секунд вся территория была освещена! Тащите осветительные ракеты! Быстро, парни!

Солдаты потащили наружу тяжелые ящики с ракетами.

- Ричи, - крикнул наверх Майкл, - бросай ракеты каждые пятнадцать секунд, не дай им выйти из леса незамеченными!

- Такие дела, Фапгер, - проворчал Дон и наклонился к запасным аккумуляторам, - помоги, чего стоишь?!

Они подтащили два тяжелых ящика к распределительной коробке, от которой наружу выходили провода к растянутой проволоке.

- Давай, старик, давай!

- Не гони, не лошадь!

- Подключай, Донни, - умолял Майкл, лихорадочно раскручивая крепление клемм, - не дай бог, они сейчас на нас кинутся, а мы тут, как со спущенными штанами.

- Не плачь, мамаша, - ворчал Седжвик, перебрасывая электрокабели и яростно орудуя отверткой в глубине электрощита.

- Что с рацией?

- Сдохла, как сука, наглухо.

Майкл грязно выругался:

- ..., мы теперь даже сигнал на радиомины не передадим, не то что о помощи не попросим! Что с запасной рацией?

- Не знаю, Фапгер, - Седжвик закреплял последний кабель, больше всего боясь в спешке перепутать полярность.

Майкл подбежал к столу, на котором стояла теперь уже бесполезная коротковолновая радиостанция, выхватил пистолет и рукояткой сбил предохранительную панель на металлическом ящике с запасной рацией. Про себя он молился, чтобы было питание, и ему повезло - рация работала. Майкл схватил микрофон:

- Отряд - базе! Отряд - базе! Где вы там?!

- База слушает, - послышался спокойный голос Адама. - Это ты, Майки?

Фапгер облегченно перевел дыхание:

- Да, я. Где дирижабли, Адам?

- Им до вас пятнадцать минут лёта. Что случилось?

- У нас охрененные проблемы, Эйд, охрененные и это еще слабо сказано! Нас обложили со всех сторон!

- Постарайтесь продержаться.

- Мы пытаемся, Эйд, но у нас одна очень большая проблема. Я не знаю, какая хренотень случилась, но у нас погорели все приборы, которые питались от аккумуляторов. У нас ни хрена нет энергии, Адам! Я даже не знаю, сможем ли мы дать ток на проволоку.

- Что произошло?

- Не знаю, Эйд. Мне показалось, что это электромагнитный импульс, как после ядерного взрыва, перегорело всё, мы - как слепые котята! Рация, ночное видение, термооптика, все активные аккумуляторы - всё сгорело к чертям!

- Как же ты смог выйти на связь?

- Работаю на запасной.

- Понятно.

Через бойницы в стенах были видны колеблющиеся красноватые всполохи - в небо взлетали осветительные ракеты. Кто-то из солдат разбросал вдоль рва зажженные фальшфейеры, их должно было хватить минут на пятнадцать.

- Адам, ты можешь постоянно находится со мной на связи?

- Конечно, Майки. Хочешь пару свеженьких анекдотов расскажу?

- Не смеши, Фолз, - мимолетно улыбнулся Фапгер. - Знаешь, что странно? Перед тем, как всё вырубилось, нас как будто оглушило. Какой-то звук, он всё время усиливался, глаза начало резать, как огнем, уши заложило, у кого коронки были в зубах металлические или штифты - тех вообще скрутило по-черному.

- Может, помимо электромагнитного излучения, вас еще оглушили инфразвуком?

- Ни черта не знаю, Эйд, - устало потер ноющие виски Майкл, - может быть.

- Есть какие-то догадки, откуда это всё взялось?

- Точно знаю - это не волки. Чтобы вывести из строя всё, что у нас было, нужна была какая-то установка, а насколько я знаю, наши сейры с техникой не дружат.

- Это точно. Вы проверили местность в округе?

- В первые два дня прочесали весь лес в радиусе десяти километров. Мои парни, конечно, ничего конкретного не искали, помимо волков, но какую-нибудь постороннюю железяку они ни за что бы ни пропустили.

- Майк? - спросил Седжвик.

- Подожди, Эйд. Что, старик?

- Парни проверили всё, что было подключено к аккумуляторам. Сдохло всё, что находилось во включенном состоянии. Аккумуляторы - все по нулям, как будто их ведьмы высосали насухо. У нас есть несколько запасных ПНВ, но это комариный чих - их всего десять.

- Отдай их парням снаружи и два передай на крышу.

- Ладно.

- Как я сам уже понял, всё, что не было включено - нормально работает. Ты подключил проволоку?

- Да. Там пока всё нормально.

- Адам? - спросил Майкл. - Ты все слышал?

- Да, Майки. Ответь мне на самый важный вопрос - ты держал бластер во включенном состоянии?

- Слава богу, которому ты не веришь, Эйд, я даже его к аккумуляторам не подключал.

- Аккумуляторы для бластера не сгорели?

- Тоже - нет.

Радиоволны донесли облегченный вздох Адама. Майкл в это время настраивал передатчик, чтобы в случае нападения подать сигнал на радиомины, одновременно разговаривая с другом и одной рукой перелистывая брошюрку с набором активных частот, чтобы вспомнить, на какой частоте нужно передавать сигнал.

- Да не волнуйся ты там, Эйд, - сказал Майкл, - надеюсь, такая чертовщина не повторится и мы устроим нашим друзьям горячий прием.

Адам что-то ответил, но Майкл не расслышал его - яростный, сводящий с ума, вой донесся из леса. От этого воя многие вздрогнули, как от прикосновения ледяных мертвых рук. Вой сменился оглушающим рокотом, похожим на сход горной лавины, когда перемешано всё - снег, лед, камни, и вся эта масса, ревя, как тысяча паровозов, несется вниз по склону, сметая всё на своем пути. Майкл увидел, как на столе, как кузнечики, запрыгали рассыпанные в спешке патроны и почувствовал, как сотрясается земля под ногами...

* * *

Мы подошли к холму, на котором наверняка ждали нас люди, разделившись на две стаи. Первая стая была гораздо меньше второй, нашей основной целью была разведка. Воины, вошедшие во вторую стаю, стали загонщиками. Им предстояла трудная и опасная работа, таким делом никто и никогда из сейров не занимался. Сейры стали пастухами. На подходе к холму вторая стая окружила стадо мойли численностью в двести голов и погнала их к цели нашего нападения.

Легко сказать - "погнала"! Мойли - не олени, они гораздо сильнее любого лесного зверя, за исключением сейров. Мойли, особенно быки, знают толк в обороне, их рога, хоть и коротковатые, но от этого не менее смертоносные, способны проткнуть даже опытного, зазевавшегося всего на миг, охотника. В стаде быки обычно защищают коров и телят, они берут их в кольцо, а сами пресекают любые попытки разрезать стадо на отдельные разобщенные части. Даже преследовать мойли - нелегкое дело, для этого нужно располагать силами не менее двадцати охотников - это в том случае, если стадо небольшое.

Теперь же перед загонщиками стояла поистине кажущаяся неразрешимой задача - повести за собой стадо в двести голов, и не просто гнать, ожидая удобного случая, чтобы отрезать от основной массы стада слабых или больных мойли, а подвести их к нужному нам месту, не давая возможности быкам прорвать кольцо охотников.

У нас есть одна из черт характера, которая роднит нас с людьми - когда мы чего-то очень сильно захотим, мы этого добьемся. В этот раз загонщики тоже смогли добиться своего. В этом им помогла их численность и наша наши ментальные способности.

Загонщиков было много больше, чем мойли, они смогли подавить естественный рефлекс травоядных перед лицом хищников - защищаться или бежать.

Я отправился в путь с первой стаей, но я мог представить себе эту грандиозную по своим масштабам картину, как будто бы видел её своими глазами. Как наяву, я видел, как множество сейров неслышно окружают мирно пасущихся мойли, как кольцо серых предрассветных теней постепенно сужается вокруг стада. Я как будто бы слышал в своей голове неслышный шепот: "Подчинись, подчинись, подчинись", как будто шорох миллионов лапок лесных муравьев по сухим листьям, как монотонное падение дождевых капель в безветренную погоду, как шорох опускающихся на землю снежинок. Я видел, как первыми чуют опасность вожаки стада, как они озабоченно, но пока не испуганно осматриваются по сторонам, как срываются с места, но, пробежав несколько шагов, останавливаются. Уже слишком поздно: в их примитивный разум уже, подобно тысячам змей, вползают тысячи чужих мыслей и приказов - "подчинись, делай то, что приказано, у тебя нет воли, нет желаний, нет ничего, кроме наших голосов".

Они упрямы и примитивны, они мыслят не так, как мы, их желания и мысли - это мысли и желания животных: "есть, пить, спать, бежать, спасаться". Из-за этого их сознание трудно подавить, это подобно тому, как если бы родители заставили своего детеныша вместо мяса есть траву и жевать ветки, но из-за того, что сейров много, им удается сломить животную волю мойли.

Наверное, это было удивительное и немного пугающее зрелище - видеть, как хранящее молчание, чтобы не нарушить ментальный контакт, сейры медленно подходят вплотную к исполинам северных лесов, которые одним ударом копыта могут сломать позвоночник или раздробить череп неосторожного охотника. Видеть, как мойли, обычно сразу же старающиеся отогнать нас подальше от стада, почти никак не реагируют на то, что их исконные враги, которых они знают, как по запаху, так и по внешнему виду, стоят перед ними на расстоянии прыжка. Как стадо, лишенное сломленных загонщиками вожаков, послушно снимается с места, как быки идут впереди, наклонив огромные головы, шатаясь из стороны в сторону - так велико давление со стороны сейров. Всё происходит практически беззвучно, слышно только шумное, с присвистами и надрывными вздохами дыхание мойли...

Когда Полночный Ужас выполз из-под земли, подчиняясь воле малой луны, вторая стая находилась недалеко от холма, но достаточно далеко, чтобы колдовство древних не ударило по ним. Это, в какой-то мере спасло нас - загонщики не смогли бы контролировать мойли и животные, сами попавшие под влияние страшных колдовских чар, бежали бы напролом. Если бы это произошло - мы не досчитались бы многих.

Велор прокричал загонщикам и они направили стадо на холм. Теперь задача усложнялась многократно - все бегущие инстинктивно выбирают наиболее легкий путь. Заставить стадо бежать в гору можно было только одним путем: постоянно находиться рядом и направлять бег мойли до самого последнего момента, когда у стада уже не будет возможности отвернуть в сторону.

Сейры первой стаи расступились, дав проход загонщикам. Воины смогли построить быков так, чтобы они составили кольцо вокруг основной массы коров и телят для того, чтобы быки, своей массой тела и мощью не дали никому покинуть смертельную западню во время бега.

Стадо устремилось к холму...

* * *

Мерцающий рассеянный свет ракет, взлетающих над холмом, слепил наблюдателей, одевших приборы ночного видения. Снайперы, занявшие позиции на крыше и снявшие инфракрасные прицелы со своих винтовок, увидели, как просветы между деревьями, как будто зубцы расчески, выпустили наружу черный поток, показавшийся им сначала черной рекой, вышедшей из берегов. Эта "река" с огромной скоростью вылетела из леса и понеслась по направлению к Форту. В первые секунды никто не мог ничего понять: это примитивный человеческий инстинкт - замереть при опасности, не проронить ни звука, чтобы не расстаться с жизнью.

В эту страшную ночь счет времени шел на секунды, по крайней мере, в тот момент, когда стадо "бизонов" вылетело из-под сумрачного покрова леса, для людей не было ничего более драгоценного, чем эти ничтожные частички неумолимого времени. Время безжалостно и своей скоротечностью, и тем, что его невозможно остановить.

Ричард Вейно успел пожалеть об этом, но это случилось гораздо позже: у него просто не осталось времени на раздумья.

В первые секунды, когда стадо взбегало по пологому западному склону, когда земля дрожала, как во время землетрясения, когда люди, прильнувшие к бойницам, пытающиеся хоть что-то различить в этом пятнадцатисекундном чередовании вспыхивающих и гаснущих, как падающие звезды, ракет, никто не мог понять, что происходит.

Проволока уже находилась под током - в ожидании неминуемой атаки Седжвик подал напряжение, не дожидаясь команды Майкла. Сам Майкл, будь он месте Дона, сделал бы то же самое - когда весь Форт остался практически без энергии, Майкл панически испугался, что на них тут же навалятся волки - страх перед их способностями давал о себе знать. Когда Ричард увидел, что на них мчатся не сейры, а "бизоны", он уже ничего не мог изменить.

А что бы он мог сделать? Крикнуть, чтобы отключили ток? Чтобы открыли огонь? Взорвали мины? Он не знал, что ему предпринять в этой ситуации, а ситуация уже сама рвалась к самой быстрой и решительной развязке. Времени не было ни на что.

Волки, загоняющие стадо, прекрасно справились со своей ролью воронки, направляющей льющийся широкий поток падающей воды в узкую тугую струю. Сейры, сжавшие стадо с обеих сторон, как в тисках, плавно разошлись в стороны, сбегая вниз по отлогим склонам, предоставив мойли рваться вперед. И стадо продолжило бег. Ничего не понимающие и не помнящие вожаки, бегущие впереди, отупелые от страха и растерянности быки, зараженные общим страхом и паникой коровы продолжали нестись вперед со скоростью пассажирского экспресса. Их ничего не могло остановить - скорость была слишком велика. Бегущие впереди понимали, что развернуться им не удастся - их тут же сомнут бегущие позади и ничего не видящие перед собой быки. Ни в чем ни повинных животных ждала страшная и незаслуженная участь - послужить живым тараном и послушным орудием воли сейров, жаждущих мщения.

"Бизоны" нарвались на "активную" проволоку, как будто первый штормовой вал накатился на скалистый берег - по животным, бегущим впереди прокатилась волна ярких фиолетовых искр. Многих убило сразу, их тела, продолжавшие двигаться по инерции страшного бега, пролетели вперед, некоторые, в основном взрослые быки, умерли мгновениями позже. Их тела, напоминавшие черные, поросшие шерстью, кометы, на всём бегу врезались в землю, выбрасывая во все стороны комья взрытой земли. Картина напоминала поле боя, на котором рвутся странные бесформенные ревущие снаряды - фонтаны земляных разрывов, удары мертвых и умирающих тел, бьющихся в конвульсиях на незаметных в траве металлических нитях.

Сзади неслись остальные, они ревели, предчувствуя смерть, бессильные избежать её. Они, волна за волной, продолжали накатываться на вырастающий на глазах вал из мертвых тел. Быстрота происходящего сделала это побоище неимоверно ужасным, как будто бы преисподняя на секунду приоткрыла перед людьми свой ужасающий отвратительный лик - содрогающиеся в конвульсиях тела, какофония из рева и топота сотен копыт, смрад горящей шерсти. Такое не могло продолжаться долго.

Послышались два глухих хлопка и над двумя последними аккумуляторами Форта всплыли два облачка ядовито пахнущего дыма. Аккумуляторы вышли из строя из-за резких скачков напряжения, вызванных тем, что на проволоке скопилось уже достаточно много "бизонов", отличавшихся от волков и объемом, и массой тел.

Однако это было еще не всё - в тот момент, когда пришел конец надежде людей на электрическую ловушку, оставшиеся в живых "бизоны" продолжали рваться вперед, обезумевшие от паники. Поднимая фонтаны брызг, они ворвались в ров, напарываясь на колья, скрытые на дне, они ревели от боли и ярости, тут же сзади на них налетали их сородичи, еще глубже втаптывая умирающих в раскисшую землю или в предательское дно оборонительного рва.

Кто-то из солдат, находящихся снаружи укрепления, истошно завопил от страха, его подхватили все, кто был с ним - "бизоны" летели к ним, оставалось всего несколько метров, и казалось, что это уже не животные, а сверхъестественные существа, демоны, дьяволы из преисподней, что никто из живущих на земле не сможет их остановить.

Майкл не знал, что происходит снаружи, но рев, оглушающий грохот и сотрясающаяся, как лихорадке, земля заставили его подумать, что пришел момент для решительных действий. Когда Фапгер увидел, как вышли из строя последние аккумуляторы, он решился на крайний шаг - взорвать мины вокруг Форта. Он не мог рисковать жизнями людей.

Представьте себе давно уснувший, но пробудившийся к жизни вулкан, жерло которого плотно закупорено застывшей лавой. Чудовищные по своей силе бурлят, скрытые под базальтовой толщей, вулканические газы, давление нарастает, лава ищет выхода, но все выходы закрыты. С течением времени давление становится настолько мощным, что происходит взрыв. Иногда этот взрыв происходит вокруг закупоренного жерла, образуя вулканическую кальдеру.

Холм - это готовый пробудиться вулкан, но до кальдеры в этом случае дело не доходит. Вокруг его вершины, почти идеальным кругом, вспучивается земляное кольцо, выбросившее вверх тучи земли, перемешанной с клочьями тел мертвых "бизонов", как будто земля пытается разродиться взрывами радиоуправляемых мин. С высоты холм напоминает искалеченный глаз с крохотной точкой зрачка - Фортом, начинающий заплывать расплывающейся гематомой медленно оседающей земли, поднятой в воздух одновременным кольцевым взрывом.

Уже никто не бросает ракеты - солдаты, находившиеся снаружи, отброшены назад, некоторые лежат на земле неподвижно, напоминая тряпочных кукол с вывернутыми ногами и руками. Пыль застилает глаза наблюдателям с крыши, но она не может помешать людям услышать вселяющий еще больший ужас, леденящий кровь, волчий вой...

* * *

...Мы стояли в лесу, под прикрытием спасительных деревьев, наблюдая, как загонщики, выполнив свою нелегкую миссию, отпускают стадо, не оставив мойли ни места для разворота, ни времени на раздумья. Как горный ястреб камнем падает на зайца из прохладной высоты, как каменная глыба катится вниз по крутому склону, так и стадо, показавшееся мне единым обезумевшим организмом, взлетело на холм. Сейры увидели сверкание ярких искр, похожих на ночных светлячков, но только я один знал, что это.

Я не видел, чтобы металлические нити были растянуты на деревянных подпорках, как это было сделано вокруг Черной Пустоши, скорее всего, люди спрятали "паутину" в траве вокруг вершины холма.

- Умно, - прошептал я, глядя на то, как бешеная сила, скрытая в чужом металле, рвет и терзает исполинские тела мойли, как ревут быки, как они падают на землю и продолжают биться в судорогах.

Я вспомнил, как умирал на проволоке мой друг Кас, еще тогда, весной, в тот день, когда люди прибыли в наш мир. Тогда я еще не знал всей опасности, таящейся в безобидных на вид тоненьких нитях, теперь же я знаю, потому что мне пришлось наблюдать за смертью своего лучшего друга собственными глазами. С того места, где мы стояли в ожидании нельзя было уловить запахов, но память - страшная вещь, и я, как наяву, чуял запах паленой шерсти и горящей плоти.

Как и тогда, когда я был бессилен помочь своему другу, сейчас я тоже был вынужден стоять и смотреть.

Велор был мудрым вожаком, он наверняка помнил каждое сказанное мной слово о хитростях людей и их волшебных вещах, поэтому он и приказал пустить впереди нас стадо животных, виноватых лишь в том, что они попались на нашем пути. Я - охотник, по большей части мне безразлична смерть животных, на которых мы охотимся ради пропитания. Это самый первый, основной, закон, которому учатся сейры с самого момента своего рождения - смерть ради жизни. Здесь же этот закон был вывернут наизнанку, теперь жизнь была ради смерти. Глядя на умирающих мойли, я не мог не понимать, что мы, подобно старым жестоким богам, принесли их в жертву, что их смерть, то, как они попадают в ловушки, расставленные людьми на холме, послужит нам во благо. Что они умирают ради того, чтобы сейры остались в живых и принесли смерть людям, засевшим в этой странном сооружении, похожем на те хатки, которые строят для себя и своих семей альгумблы - речные жители, запруживающие реки и подрезающие множество деревьев вокруг прудов и мелких озерец.

Я подозревал, что из-за моего разговора с вождями по поводу войны с людьми, который уже разнесся среди сейров, как лесной пожар во время ветреной засухи, я стал среди них чуть ли не изгоем - большинство сейров меня сторонились, избегали разговаривать, поглядывали искоса и частенько я замечал в этих взглядах чувство, плохо похожее на ненависть или презрение. Я стал обыкновенным воином и старался занять место в племени, как когда-то учил меня отец. Он говорил: "Места впереди - для выскочек, места позади - для трусов и сомневающихся, места посредине - для остальных. Если хочешь иметь лучший обзор, не быть трусом и бахвалом и в то же время быть вместе со всеми - займи место между местами впереди и серединой". Мой отец был одиночкой, одним из лучших охотников северо-запада, но увидев однажды мою мать, он променял свободную, но одинокую, жизнь в лесу на жизнь в племени, где хоть иногда, но тебе приходится подчиняться воле большинства.

Так пришлось поступать и мне. Я не хотел войны, но шел вместе с остальными, потому что понимал - скорее всего, никто из нас не уйдет с этого холма живым. Я хотел умереть, я жаждал этого, но не подавал виду. А еще я не хотел предавать свой народ в такое время, я хотел уйти, но уйти так, чтобы это не выглядело бегством с поля битвы.

Потом земля вздрогнула от одного мощного удара, я увидел взлетающую в небо черную земляную стену, почуял отвратительный смрад особого вещества людей, которое они называют взрывчаткой - люди взорвали холм, так вначале показалось мне, но, присмотревшись, я понял, что это не так. Люди взорвали узкую полосу земли, опоясавшую вершину холма, подобно тому, как змея обвивается вокруг теплого камня на солнышке. Я увидел, как разлетаются, как воронье над осенним лесом, клочья шкур и ошметки плоти, смешанные с землей, как отбрасывает в стороны тела, оказавшиеся чуть в стороне от основного направления взрыва, как тела мойли, бежавших по краям, безвольно съезжают вниз по склонам, как будто капли воды по гладким бокам речных валунов.

Хоть я и передал Алгу свою власть, он, так как был еще молод, старался почаще беседовать со мной, не стыдился спрашивать совета. Заметив, что сейры даже моего племени избегают меня, он большую часть своего времени находился рядом со мной. Но теперь он стоял впереди, рядом с теми, в чье число я входил еще совсем недавно. Я не чувствовал ничего по этому поводу, мне было безразлично.

В ушах еще гремело эхо взрыва, когда я почувствовал чье-то теплое дыхание у плеча.

- Белый, Велор просит тебя подойти, - сказал Алг.

Он просил меня, хотя мог бы просто приказать, и я оценил это.

Я пошел рядом с ним к вожакам.

- Что это было, Белый? - холодно спросил Велор и я понимал, что он всегда теперь будет относиться ко мне с презрением.

Меня утешало то обстоятельство, что всё это должно было скоро закончиться так или иначе.

- Сначала мойли наткнулись на металлическую паутину, о которой я рассказывал вам раньше. Потом, скорее всего, они её порвали, потому что я видел, как следующие быки без видимых последствий пробегали то место, на котором еще только что погибали их сородичи. Заметив это, люди, скорее всего, взорвали всё вокруг своей берлоги, чтобы не допустить её разрушения, - как можно безразличнее и спокойнее сказал я.

- Возможно ли, что паутина, даже разорванная, всё еще сохраняет свою убийственную силу? - спросил он, даже не повернув головы, и я почувствовал, как в моей груди толчками поднимается глухой гнев.

- Это можно проверить только одним путем, осторожный Велор - если первый из сейров, кто вступит на эту паутину, начнет биться в корчах, если его глаза лопнут в глазницах, если его кровь закипит в жилах и если его плоть будет гореть, как в огне - то это будет значить, что паутина еще может кусаться! Если позволишь, Велор, этим первым волком буду я!

Он не ответил мне, даже не посмотрел в мою сторону, и я не мог не удержаться, чтобы досадить ему хотя бы словом:

- А если захочешь, мудрый Велор, то можешь сам пойти впереди, как подобает вожаку.

Вот теперь я заметил в его глазах знакомую мне ненависть, теперь я не был говорящим куском плоти, иногда полезным в некоторых ситуациях. Он так ничего и не сказал мне, он снова посмотрел на холм и завыл, подняв голову. Нам всем знаком этот вой призывный вожака, он говорит всем сейрам: "За мной! На битву!"

Я замер лишь на мгновение, мне не хотелось бежать к смерти бок о бок с ними, но потом я подумал, что не всё ли равно, и устремился к вершине одним из первых. Я лишь надеялся, что кусок металла, который люди называют "пулей" прикончит меня быстро. Я согласен был вытерпеть какую угодно боль, лишь не видеть всего вокруг, чтобы соединиться со своей семьей, наверняка заждавшейся меня в таком краю, где не бывает ненависти и злобы, где есть только добро и любовь...

* * *

- Чего застыли, мать вашу?! - закричал Ричард, глядя на беспомощно замерших снайперов и наблюдателей, уставившихся на оседающую землю после взрыва, - свет давайте!

По краям крыши стояли римские свечи, выстреливающие ракеты с определенными промежутками, как при фейерверке. Один из снайперов поджег свечу со своей стороны крыши, она, шипя, как разъяренная кошка, выплюнула в небо первую порцию огней, и тогда люди услышали волчий вой. Ричард щелкнул колесиком зажигалки и поднес дрожащее пламя к запальному шнуру. Руки у него дрожали: Ричард нимало не сомневался в том, что этот вой, от которого продрала дрожь с головы до ног - сигнал к общей атаке.

- Парни, держать оборону! - прокричал Майкл, на всякий случай выключая питание рации - отвечать Адаму не было времени, - Седжвик - за старшего! Я на крышу!

Лестница опасно тряслась и раскачивалась, но Майклу было наплевать - он должен был видеть, что происходит вокруг. Выскочив из люка, Майкл услышал вой и понял всё.

- Зря ты подорвал мины, Майки, - глухо сказал Ричард, не отрываясь от прицела.

Майкл присел рядом с ним и успел прошептать:

- Я не знал, Ричи. Что это было?

- "Бизоны", - успел ответить Ричард, прежде чем они увидели темные силуэты со сверкающими глазами, пугающе плавно скользящие прямо по разорванным телам "бизонов".

Волки пробегали взрытую полосу земли, перепрыгивая воронки от разрывов мин, они спрыгивали в ров, забитый мертвыми телами и осыпавшейся землей, с каждой секундой, с каждым прыжком неумолимо приближаясь к вершине. Через несколько секунд они должны были выскочить на ровную, как стол, плоскую вершину.

Майкл не сомневался в том, волков не сдержат стены Форта, что они не успокоятся до тех пор, пока не найдут уязвимое место и бросятся туда всем скопом. Их нужно было остановить любым путем и Майкл бросился к накрытым брезентом деревянным ящикам, внутри которых были аккумуляторы и бластер Мазаева...

"Каспер-1" был легче "Титана", поэтому он первым приблизился к высоте "9-21". "Титан" отставал от него на пять минут. "Каспером-1" управлял Дэвид, "Титан" вел Адам, он страшно нервничал из-за внезапно прервавшейся связи с Майклом, он настойчиво гнал от себя навязчивые мысли о том, что Форт пал еще до того, как прибыла кавалерия в виде двух, как говорил Густафсон, "надувных шариков". "Шарики" тащили с собой по две бомбы каждый, а большой дирижабль дополнительно - еще одну канистру с напалмом.

Дэвид уже видел вершину холма и темный деревянный кубик Форта на термовизоре, но всё остальное пока еще скрывали деревья.

- Похоже, сегодня я буду первым, - чуть улыбнувшись, сказал Варшавский.

- Зато я толще, - проворчал Адам, с трудом сдерживая себя.

Он монотонно бубнил в микрофон рации:

- Майкл - это Адам! Майкл - это Адам! Ответь! Ответь! - но в ответ он слышал только тишину - эфир хранил молчание.

В комнате контроля были только Адам и Дэвид - несовершеннолетних "беспилотчиков" было решено не допускать к управлению. Хоть Роджер и особенно Джек упорно сопротивлялись неумолимым старшим "пилотам", доказывая, что даже им, старшим, нужно время от времени отдыхать, что они согласны просто вести дирижабли в дневное время, но Фред неожиданно для всех, кроме Адама, согласился не участвовать во втором налете. Более того, он уговорил младшего брата и Джека согласиться на предложение старших - он хорошо помнил свою боль и шок, когда его пальцы нажали на кнопку сброса. Он помнил это страшное чувство пустоты внутри, это бессилие, круто замешанное на ненависти к себе и окружающим, и чувство утраты, как будто с этим простым движением пальцев он что-то потерял, какую-то важную часть своей души. Как будто что-то сгорело внутри, как будто бы он успел вырасти и состариться всего за один день.

Варшавский и Фолз снова принимали таблетки Ченя Ли и чувствовали себя отлично до тех пор, пока Майкл не сообщил о непонятной аварии в Форте. Дэвид, как всегда, казался спокойным и собранным, лицо Адама постепенно замирало, как будто высыхающая восковая маска.

У Дэвида мелькнула одна догадка, когда он услышал, как Майкл рассказал об электромагнитном импульсе. Хоть он и вел "Каспер-1", в основном, с помощью термооптики, Дэвид рискнул изменить настройки прибора, чтобы сделать его более чувствительным.

Адам заметил, как Дэвид ожесточенно барабанит по клавишам, временами выпуская ручку управления, чтобы помочь свободной руке.

- Что ты делаешь, Дэви?

- Есть у меня одна мысль, Адам, - невнимательно ответил Дэвид.

- Если из-за этой мысли ты угробишь дирижабль, вряд ли это будет хорошей идеей.

- Сейчас, сейчас, - бормотал Дэвид, - сейчас. Вот! Всё!

Он облегченно откинулся на спинку стула и вздохнул, взявшись за управление. Вид на экране термовизора "Каспера-1" изменился, теперь вместо темных холодных цветов - черного и серого сияло серебристое свечение - прибор улавливал даже незначительный перепад температур, даже холодные предметы сияли, как мощные лампы.

- Ты не боишься, что аппаратура не выдержит? - спросил Адам.

- Боюсь, но мне нужно кое-что проверить. Вот! - вскричал Дэвид, приподнимаясь на стуле и указывая на холм, медленно поднимающийся над окружающими его деревьями.

Холм выглядел горкой из темного хрусталя, в мерцающей глубине были видны очертания сложных геометрических фигур, состоящих из кубов, эллипсоидов, вкупе с острыми гранями тетраэдров и призм, одновременно поражавшие взгляд своей завершенностью и нечеловеческой логикой. Некоторые эти фигуры были темными, но некоторые буквально сияли, сверкая алмазными гранями. Внутри холма, как бьющееся сердце, пульсировал нежно-золотистый шар, он сокращался в размерах, сила его свечения то возрастала, то убывала, тонкие золотые нити тянулись от него к освещенным и по-прежнему темным фигурам.

- Я так и думал, - вскричал Дэвид, - внутри холма что-то есть! Это шар наверняка источник энергии, а эти каналы, которые тянутся от него к этим штукам, просто обязаны быть питающими волноводами!

Дирижабль наконец вышел в зону прямой видимости и "беспилотчики" увидели яркую волну из ослепительно-красных продолговатых капель, накатывающуюся на вершину холма, увидели яркие пунктиры нитей - трассирующих пуль, протянувшиеся из Форта к набегающей волне, крошечные тюльпаны разрывов, над приземистой коробкой Форта взлетали в небо разлетающиеся звезды.

- Черт, плохо дело, - озабоченно проворчал Дэвид, переводя двигатели дирижабля с полного хода на самый полный.

Адам про себя проклинал всё на свете, а по большей части - самого себя, за то, что он предпочел тяжелый "Титан" легкому и маневренному "Касперу", выбрал мощь против скорости и ловкости.

Адам бросил быстрый взгляд на экраны Дэвида и потрясенно прошептал:

- Ох, дьявол...

Дэвид повернул голову и на мгновение застыл: шар внутри холма уже не пульсировал, он увеличился в размерах на треть по сравнению с прежним размером, сила его свечения возрастала с каждой секундой. Странные машины, скрытые в глубине холма, вероятно, тоже начинали оживать...

Малая луна вышла из-за туч, но не это было причиной того, что установка-ловушка снова ожила. Настроенная на определенное время действия, установка произвольно меняла частоту и силу ментальных ударов, но в тот момент, когда Майкл схватил в руки холодную рукоять бластера, Ловушка заработала почти на полную мощность...

* * *

Я вбежал на холм одним из первых. Я хотел умереть, но судьба насмехалась надо мной: вместо смерти она одарила меня не смертельной раной и постыдным забвением.

Я услышал, как рядом со мной в землю ударилось что-то, вылетевшее из узких щелей в стенах человеческой берлоги. Это "что-то" разорвалось с оглушительным грохотом, волна горячего воздуха толкнула меня в бок. Сейр, бежавший справа от меня, исчез в этой вспышке, визжащие осколки металла пронеслись надо мной, не причинив мне вреда, ни один из них даже не задел меня. Я еще успел почувствовать досаду, когда передо мной, как колючий куст, вырос очередной разрыв. Что-то рвануло мой правый бок, темная волна ударила меня и сбила с ног. Я покатился по земле, я чувствовал на языке землю и кровь, и в этот момент, что-то черное упало на меня сверху, и я упал без сознания...

* * *

Седжвик приказал открыть огонь, с крыши стали стрелять из гранатометов. Начали работать снайперы, их огонь был плотным, волки, бегущие впереди, были их основными целями. Гранатометчики стреляли из многозарядных гранатометов, их зарядов должно было хватить на то, чтобы установить непреодолимую стену для первой волны набегающих волков. Пулеметчики на первом этаже укрепления стреляли практически вслепую - им мешали взлетающая земля и дым разрывов, но их огонь был ураганным, они помнили направления стрельбы так, как будто бы они стреляли днем.

Первая волна была практически полностью уничтожена, но волки не собирались сдаваться. Казалось, они уклоняются от пуль, обходят активные секторы обстрела.

Майкл подключил бластер к аккумуляторам и выпрямился, придерживая длинную трубу излучателя левой рукой, как будто держал в руках винтовку. Когда Майкл готовил аппарат Мазаева к бою, он слышал, как один за одним замолкают гранатометы.

Ведь всё зависит от стрелка и от обстоятельств, некоторые стреляют медленно, тщательно целятся и выбирают цели, другие стреляют серией, пытаясь поразить как можно большую площадь. Вот и сейчас один за одним он слышал глухие щелчки ударников, слышал, как отлетают воняющие взрывчаткой гильзы. Это кажется почти нереальным, но Майкл слышал всё.

Он выпрямился в тот момент, когда последняя граната разорвалась, выбросив плотный сноп земли, когда последняя ракета, вылетевшая в небо, чтобы осветить холм, погасла. Кто-то из солдат потянулся за следующей "римской свечой", но его рука замерла на полпути.

Ракеты не понадобилось, ночь осветилась вспышкой света, похожего на гигантский электроразряд в небе - молнию чудовищных размеров. Сияние рассеяло внезапно сгустившуюся темноту, над Фортом сверкнул переливающийся всеми оттенками серебра вихрь, похожий на волшебный посох какого-то волшебника из древних сказок...

Дэвид увидел, как над темной коробкой, опутанной сверкающими нитями пунктирными нитями, сверкнула ослепительная вспышка, как колючий сноп искрящихся частиц ударился во вторую красную волну, поднимающуюся на холм, как молния бьет в бешено раскачиваемое ветром во время бури дерево.

- Майк не дождался кавалерии.

- Будем надеяться, что она ему не понадобится, с такой-то игрушкой из Апокалипсиса, - прошептал Адам...

Майкл ощутил довольно сильную отдачу и сжал бластер обеими руками. Мазаев предупреждал об этом: "Мы не успели усовершенствовать прибор", - Майкл, как наяву видел перед собой его часто моргающие глаза, скрытые за стеклами очков в проволочной оправе, - "при генерации излучения сгорают частички воздуха, соприкасающиеся с лучом, вернее, они даже не сгорают, а взрываются, поэтому имеется отдача, как при стрельбе, ну, вы знаете". Фапгер знал об отдаче, видел, как во время демонстрации прибора в тот день, когда отряд покидал базу, загорались и падали деревья, но он даже не мог предположить, каково ему будет смотреть на работу бластера в бою.

Луч бластера, больше похожий на неряшливо сплетенный пучок пшеничных колосьев колючими молниями "колосков" врезался в кажущуюся сплошной стену из спин, плечей, морд, лап. Майклу показалось, что струя воды из шланга смывает набежавших на веранду загородного дома муравьев, только вода была не водой, а волки никак не были похожи на муравьев. Просто с высоты четырех метров над холмом всё выглядело именно так: рассыпающий искры луч врезается в маленькие фигурки, которые разлетаются, как игрушечные солдатики во время горячей битвы двух пятилетних генералов, как человечки, сделанные из хлебного мякиша и спичек. Черные фигурки сгорают практически мгновенно: вот только что это был взрослый волк, изо всех сил бегущий к отвратительно пахнущей человеческой берлоге, а через миг от него остается обугленный комок запекшегося мяса, сквозь которое белыми толстыми прожилками проступают обнажившиеся кости.

В этот момент Майкл не думал о том, что он убивает сейров, ему уже было наплевать, разумны они или нет, его волновали только две вещи - успеет ли он сделать еще несколько проходов, чтобы "зачистить" восточный и южный склоны и хватит ли ему на это энергии аккумуляторов. Он смел лучом сейров, взбегающих на холм с западной стороны и повернулся, прокричав снайперам и гранатометчикам, перезаряжавшим оружие:

- Лежать! Всем лежать!

Луч мазнул широкой разлапистой струей по соседним склонам и несколько десятков черных фигурок вспыхнули в огне. Майкл уже поворачивался обратно на западную сторону, потому что основная масса волков продолжала штурмовать холм именно с этой стороны, когда его глаза вспыхнули яростной, уже появлявшейся этой ночью, болью, такая же страшная боль пронзила его голову. Из сознания, как будто свирепым ураганом, вымело все остатки мыслей - настолько резкой и мучительной была эта боль. Последней мыслью Майкла была мысль "удержать бы бластер..." Он попытался задрать ствол излучателя вверх, но холодная труба, как будто обладающая собственной волей, вырвалась из его рук.

Луч ударил в крышу, сжег снайперов, схватившихся за головы, сжег гранатометчиков, корчащихся от невыносимой боли, разорвал балки, поддерживающие бревна крыши, тут же исправно поджигая их. Он скользнул дальше и разрушил часть западной стены здания. Он прошел бы и дальше - в аккумуляторах за спиной падающего Майкла осталось еще достаточно энергии, - но вместе со вспышкой боли, ужаса и паники вспомогательные излучатели Ловушки снова уничтожают то немногое оборудование, оставшееся у гарнизона Форта, в том числе и энергетический бластер. Но это уже мало заботит тех, кто остался в живых.

Бревна, из которых люди построили Форт, тут же вспыхивают, как будто их облили бензином и подожгли. Часть разрушенной стены валится наружу, но гораздо большая её часть накрывает солдат, продолжавших стрелять до последней секунды. Обломки бревен разлетаются в замкнутом внутреннем помещении, подобно шрапнели. Некоторые большие обломки длиной с руку взрослого мужчины, самые маленькие обломки величиной с карандаш. Их очень много - луч почти полностью раздробил верхнюю часть стены, они разлетаются, визжа, как осколки бомб, со скоростью пуль. Ими ранены или убиты практически все, многие солдаты погибают под раскатившимися бревнами.

Может быть, это выглядит издёвкой судьбы - умирать, ничего не видя и не слыша вокруг из-за боли, терзающей тела, истязающей внутренние органы и периферическую нервную систему.

Крыша проседает под тяжестью тел и оборудования, скопившегося наверху. Она почти полностью объята пламенем. Когда она обваливается внутрь здания, в живых не остается почти никого. Те, кто еще был жив, оглушен упавшими досками и бревнами или ранен разлетевшимися обломками, теперь, скорее всего, обречены заживо сгореть в огне. В здании начинается пожар, на месте провалившейся крыши остается только несколько бревен в углу: их поддерживает угловая крепежная балка. Вообще, обрушить угол даже такого наспех построенного здания не так уж и просто.

Свечение, охватившее холм, снова тускнеет. Источник энергии Ловушки окончательно иссяк, мастерство Хозяев Стихий или их канувших в лету слуг теперь обречено вечно покоиться в глубинах холма, склоны которого щедро усеяли трупы сейров. Холм как будто с благодарностью принял дар и пожертвования в свою честь, как будто бы этим изначально мертвым машинам был очень нужен этот погребальный костер, разгорающийся на вершине холма...

Дэвид видит, как разгорается свечение шара в глубине холма и успевает поставить бомбы "Каспера-1" на боевой взвод. Он успевает заметить, как сияющий скипетр из белого небесного серебра очерчивает широкий круг вокруг игрушечного деревянного кубика, как белая молния пронзает этот спичечный коробок, как будто штопальной иглой. Из груди Дэвида вырывается глубокий вздох, он выключает двигатели дирижабля и в этот самый момент его экраны подергиваются рябью, которые телевизионщики обычно зовут снегом.

- Меня сбили, Адам, - говорит Дэвид, хотя ситуация не нуждается в объяснениях.

Просто ему нужно что-то сказать, чтобы хоть как-то разрядить гнетущее беспокойство, как невидимый туман, сгущающееся в комнате контроля, это напряжение, подобное насыщенному электричеством воздуху перед грозой.

Адам кивает и говорит:

- Ты видел - они включили бластер.

- Да.

- Их ударило в тот момент, когда они стреляли из бластера. Ты видел, как упал луч?

Дэвид промолчал.

- Мне показалось, может быть, я и не прав, но мне показалось, что их накрыло лучом. А что видел ты?

- Трудно сказать точно, - отвечает, как всегда осторожный, Дэвид.

- Их накрыло, - тихо сказал Адам, как будто самому себе, - черт меня подери, их точно накрыло. Майк говорил, что перед электромагнитным импульсом была волна резкой боли, что у них болели глаза и был оглушающий свист, я еще подумал, что это инфразвук, а если их накрыло в то время, когда они работали бластером, то...

Адам замолчал и сжал зубы.

- Дэвид, помоги мне, пожалуйста, ты ведь теперь безлошадный.

- Конечно. Что делать?

- Настрой мою термооптику, чтобы я мог видеть так же, как видел ты.

- Ты будешь продолжать вести "Титан" к высоте?

Дэвид не дождался ответа и молча стал настраивать термовизор Адама.

- А если еще один импульс? - спросил Дэвид. - Что тогда? Ведь мои бомбы, скорее всего, пролетели впустую.

- Надо рискнуть, Дэвид, - сказал Адам и горько рассмеялся над своими словами, - "рискнуть", ха! Как будто мы действительно чем-то рискуем, помимо этой чертовой техники. Ведь меня не накрыло вместе с тобой. Значит, радиус излучения ничтожно мал.

- Конечно, Адам, конечно.

- Их же там убивают, Дэви, - прошептал Адам, как будто не слыша слов Варшавского.

- Я не спорю с тобой, Адам, я абсолютно с тобой согласен. Я тоже боюсь за наших парней, - пальцы Дэвида дрожали от напряжения, иногда ему приходилось по несколько раз повторять команды, - вот. Всё готово.

Теперь экран термовизора "Титана" стал молочно-серебристым, как всего минуту назад был экран "Каспера". До высоты осталось полторы минуты лета...

* * *

Я очнулся от боли. Похоже, боль стала моей единственной верной подругой в последнее время. На мне лежали тела убитых людьми воинов, мне пришлось расталкивать их лапами, чтобы выбраться на свободу. Вдобавок, нас порядочно присыпало землей. Мне не хватало воздуха, я задыхался, но вскоре смог освободиться из-под тяжести мертвых тел. Я оказался очень близко от постройки людей, меня это нисколько не заботило, мне показалось, что так я смогу точно получить то, к чему я стремился - смерть.

Я не услышал выстрелов, еще мгновение назад оглушительно грохотавших в ушах, и меня даже охватило некоторое раздражение. "Вот перед вами сейр, который желает умереть, а вы, глупые люди, убиваете тех, кто еще мог бы жить". Я перевел дыхание, посмотрел вверх и замер, очарованный и испуганный одновременно.

Я увидел небесно-белую молнию, рассекавшую небо. Я обернулся назад, чтобы посмотреть, куда же ударит, и увидел, как молния, упрямо не желающая пропадать, мгновенно превращает моих сородичей в горящие ошметки. Эта молния тянулась откуда-то с высоты, с вершины человеческой постройки. Это не могло быть ничем иным, как очередным страшным оружием людей. Илайджа ничего не знал об этом оружии, я знал это, он не мог мне соврать, но от этого боль, вспыхнувшая в моем сердце, не стала слабее. Я снова был вынужден смотреть, как гибнут сейры, я не мог равнодушно смотреть на столь безжалостное истребление, я не мог слышать, эту тишину, не нарушаемую ни воем, ни рычанием сейров - когда бежишь вверх, нужно держать дыхание.

Они и умирали молча, без стонов и воплей - молния, моментально сжигающая их, не давала им возможности сказать хоть что-нибудь. Самое страшное в этом молчаливом беге навстречу смерти было то, что сейры не останавливались. Они видели, как погибают их сородичи, братья, охваченные серебристым сиянием, похожим на дождевые капли, они видели, как их тела тают, как лед на солнце, в огне, превращаясь в пепел, обгорая до костей, умирая. Но никто из пока еще живых не остановился, не замешкался ни на миг, не испугался.

Мое место было рядом с ними. Я уже повернулся, чтобы бросится в этот белый колдовской огонь, но молния вдруг сделала гигантский круг. Я остановился на её пути, она неминуемо должна была поглотить меня, но вдруг уже знакомый страх ударил меня. Я упал на землю, надеясь, что хоть сейчас смерть придет ко мне. Я не защищал свой разум, мне это было абсолютно безразлично, я пил этот ужас, как измученный жаждой, но колдовство было настолько сильным, что убивало не разум, а тело. Мои лапы сжимались и разжимались, голова дергалась, как голова змеи, отделенная умелым взмахом когтя от туловища, я чувствовал, как горят мои глаза, и молил смерть забрать меня.

Я услышал оглушительный грохот где-то неподалеку и сознание покинуло меня во второй раз за эту ночь...

* * *

"Каспер-1", лишенный управления, упал в стороне от основной массы сейров. Его бомбы взорвались, не причинив почти никакого вреда волкам - разлетевшиеся осколки убили только троих. Всем остальным волкам было не до этого - излучение Ловушки сковало их, оно было настолько сильным, что многие упали на месте, как подкошенные. Сейров осталось много - примерно половина от первоначального числа воинов и загонщиков.

С момента начала битвы прошло всего несколько минут. Всё происходило очень стремительно, события сменяли одно другое со скоростью движения кадров на телеэкране.

Вершина холма представляла собой страшное зрелище, такого кошмара не доводилось видеть еще никому - ни самому старому и опытному сейру Велору, разорванному разрывом гранаты на части, ни ветерану Дональду Седжвику, лежащему с раздробленной головой под разрушенной западной стеной с искореженным пулеметом в руках. Всё было усеяно трупами, они лежали неравномерно, напоминая дьявольский слоеный пирог - первым слоем лежали "бизоны", вторым и третьим - сейры. Тела различались только характером ранений, первый погибли от удара электротоком и разорванные минами, вторые попали под ураганный обстрел из всего, что было в Форте, третьи мгновенно сгорели. Кто знает, чья смерть была страшнее? Что страшнее - умереть от пуль, ломающих твои кости и разрывающих тело, быть разорванным на куски или быть превращенным в пепел и обугленные кости? Кому это решать?

От Форта остался только деревянный каркас, больше напоминающий скелет. Развалины лениво горят - ветра нет, некому раздуть пожар, а толстые бревна горят медленно. Внутри развалин по ужасу картина не уступает зрелищу поля, на котором, как страшные семена смерти, лежат сейры. Внутри бывшего здания трупы лежат плечо к плечу, многие лежат ничком или скрючившись от боли - это те, которые были живы, когда луч разрушил стену. Лежат расплющенные и смятые тела под упавшими бревнами стены, лежат изуродованные и истерзанные обломками тела с рваными ранами, горят тела, придавленные упавшими с крыши горящими балками.

Вторая луна, невольный виновник большей части страшных событий, произошедших в течение этой ночи, равнодушно смотрит со своей высоты на страшный пейзаж, раскинувшийся внизу. Мертвые глаза, неважно чьи - сейров или людей, - мертвые глаза, у кого они, конечно, остались, смотрят в небо и мертвый свет этой безразличной луны мертвым пятном отражается в них.

Сейры, оставшиеся в живых, поднимаются с земли - генераторы Ловушки уже мертвы, как мертвы и люди, столь неосмотрительно построившие свой укрепленный пункт над одним из самых ужасных устройств умирающего Полигона. Они недоуменно смотрят друг на друга, удивляясь тому, что они всё еще живы. Они собираются вместе и медленно, с опаской, поднимаются вверх по многострадальному западному склону, заваленному трупами. Сейры хотят проверить - все ли из людей мертвы...

Адам Фолз, бросающий "Титан" с высоты на волков, уверен в том, что никто из тех, кто был в Форте, не мог уцелеть в этом огне. Он хочет только одного - отомстить...

Когда "Титан" вплотную приблизился к высоте "9-21", Адам увидел, что шар, бушевавший внутри холма, оказавшегося вроде бы и не холмом, а чем-то вроде купола, покрытого многометровым слоем почвенных наносов, погас.

- Дэвид, - попросил Адам, - верни, пожалуйста, настройку термооптики в стандартное положение, а то мы так ослепнем.

Дэвид прошелся по клавишам клавиатуры и Адам увидел то, что он так боялся увидеть - горящее здание, без малейших признаков жизни. Красные точки, по очертаниям напоминавшие людей, были неподвижны. Скорее всего, те, кого эти точки изображали, были мертвы. Их тела просто не успели остыть. Пламя, лениво лизавшее западную стену и большую часть здания, показалось Адаму еще одним погребальным костром и Адам молча поклялся, что этот костер будет предпоследним.

Он не глядя протянул руку, чтобы включить взрыватели, но его рука наткнулась на руку Дэвида. Варшавский молча передвинул переключатели в верхнее положение, в углу экрана управления замигала надпись: "Бомбы активны".

- Спасибо, Дэвид, - поблагодарил Адам, заметив большое скопление красных четырехлапых точек, поднимающихся к вершине холма.

- Не за что, - тихо сказал Дэвид, - ветра нет, в коррекции курса нет необходимости. Поражение целей - через десять секунд.

- Да, - прошептал Адам, большим пальцем поглаживая гладкую поверхность кнопки сброса...

Сейры успели посмотреть в небо, чтобы понять, что за тень накрыла их, заслонив луну, прячущуюся в быстро собирающихся грозовых облаках. Они увидели продолговатую тень, плохо похожую на грозовую тучу, потом воздух вспыхнул в их легких, с неба на них просыпался огненный дождь, а два мощных взрыва довершили казнь. Расплавленные брызги того, что еще секунду назад было живой плотью и кровью, разлетелись в радиусе пятисот метров. Возле двух глубоких воронок от последних "устройств" Густафсона легли исковерканные тела волков, с высоты похожие на раздавленных муравьев.

Адам заложил дирижабль в крутой разворот и закрыл лицо руками, выпустив управление из рук.

- Простите меня, Майки, Ричи, простите меня, пожалуйста, - прошептал он.

Девид внимательно следил за экранами, готовый в любой момент перехватить управление дирижаблем.

Когда Адам поднял голову, его глаза были сухими, в них не было слез. Он грустно улыбнулся Дэвиду:

- Вот и всё, Дэви. Наших нет и волков больше нет. Мне кажется, что я всех их там накрыл. Всех, кто остался.

- Наверное, да, - сказал Дэвид, устало садясь на свой стул.

Ему тоже так показалось, хотя он бы, для очистки совести, сделал пару кругов над высотой, если бы не понимал, что Адам не сделает этого по той простой причине, что на холме остались все добровольцы, ушедшие с Майклом и Ричардом, и Адам не хочет вороном кружить над мертвыми. Пусть покоятся в мире, по крайней мере, хоть какое-то время. Дэвид был уверен, что никто из сейров не уцелел, он был уже опытным "беспилотчиком", чтобы с первого взгляда определить, как удачно Адам вышел на цель. Никто не мог уцелеть там, никто...

Людям свойственно ошибаться, даже таким людям, как Дэвид Варшавский.

На вершине холма остались в живых трое - и только двое из них были людьми...

* * *

...Если бы я мог рассмеяться, я бы смеялся, я бы смеялся до тех пор, пока не сошел бы с ума!

Когда боль покинула меня, оставив выжженную пустоту внутри измученного разума, я увидел, что постройка людей разрушена и что часть мертвых деревьев, из которых она была построена, горит. Я пытался определить по запаху, остался ли в живых кто-нибудь из тех, кто еще этой весной ворвался в мой мир, но не смог - мой нос отказывался служить мне в таком месте, пропитанном запахами смерти.

Я был игрушкой в руках не знающей жалости судьбы, почему-то ей было угодно оставить мне жизнь, чтобы я продолжать видеть вокруг себя смерть. Мне снова было суждено пережить еще один кошмар наяву - я увидел, как над лесом скользнула знакомая мне хищная тень летательного аппарата людей - дирижабля. Я увидел сейров, медленно поднимающихся на холм, и понял, что сейчас произойдет.

Я закричал им, но было уже слишком поздно - над ними пролилось пламя, земля содрогнулась от мощных взрывов, тень, освобожденная от смерти, рванулась вверх и навсегда исчезла в предательском небе.

И тогда я услышал человеческий шепот за своей спиной:

- Молодцы, ребята...

* * *

Майкл Фапгер не был убит, его это пока мало удивляло, когда он выбирался из горящего здания, попутно проверяя, есть ли кто-нибудь в живых. Ему не везло: все, до кого он смог добраться, были мертвы - он проверял пульс и дыхание, но всё было тщетно.

Он узнал знакомые очертания дирижабля, по размерам понял, что это - "Титан" и мимолетно улыбнулся, представив себе Джека Криди и Адама, сидящих вместе за столом в комнате контроля в такой далекой Башне. Он прошептал:

- Молодцы, ребята...

- Мы тоже с тобой молодцы, Майки, - Фапгер вздрогнул, услышав голос Ричарда, доносящийся откуда-то сверху.

Он посмотрел вверх и увидел испачканное сажей лицо Ричарда, сам Ричард лежал на двух опасно провисающих над развалинами бревнах - это было всё, что осталось от крыши.

- Господи, как ты меня напугал, Ричи.

- Ты меня сам напугал, с этим бластером херовым, - прокряхтел Ричард, выискивая где бы спуститься вниз, - но ты не думай, Майки, к тебе никаких претензий - в этот раз нас ударило гораздо круче, чем в первый раз.

- Ну да, - обречено опустил руки Майкл, - не смог я его выключить, когда меня долбануло...

- Да успокойся ты, Майки, если ты еще будешь в этой фигне себя обвинять, я сейчас слезу вниз и, клянусь богом, нашвыряю тебе по голове.

- Давай, - равнодушно согласился Майкл и замер.

Сзади что-то едва слышно прошелестело...

* * *

Прежде, чем я увидел человека, убившего мою семью и мое племя, я узнал его запах. Его запах я узнал бы из тысячи подобных запахов, этот запах попытался всколыхнуть мою позабытую ненависть, но - тщетно, в моей душе не было уже ничего, ради чего мне стоило мстить этому пришельцу, который начал убивать нас из страха перед нами. Я подивился некоторое время капризу судьбы, сведшего вместе жертву и охотника, и понял, чего я хочу.

А хотел я одного: умереть от руки человека, убившего моих детей.

Я вышел из-за развалин и сказал ему...

* * *

..."Вот мы и встретились, человек", - услышал Майкл Фапгер в своей голове, как впервые до него услышали звуки речи сейров охотник Илайджа Аттертон и Сергей Дубинин. Майкл цапнул рукой кобуру на правом бедре и успел удивиться тому, что пистолет не выпал из нее при падении. Он посмотрел в глаза стоящего перед ним волка и они показались ему знакомыми.

- Майкл! - прокричал сверху Ричард, пытаясь спрыгнуть вниз.

- Оставайся там, Ричи, я с ним разберусь сам! - крикнул Майкл, внимательно следя за неподвижно застывшим волком.

- Ну, ну, иди же ко мне, урод, - ласково сказал Майкл, подумав, что слова, прозвучавшие в его голове, были простой звуковой галлюцинацией.

Волк без разбега бросился на него. Майкл успел трижды выстрелить, прежде чем острые когти ударили его в живот...

* * *

...Мое тело вновь подвело меня.

Я, ни слова больше не говоря и не желая продлевать и так затянувшееся время ожидания собственной смерти, бросился на человека, который держал свое оружие направленным на меня. Его друг, засевший в остатках разрушенного здания, позвал моего убийцу по имени. Человек, который убил моих детей, что-то ответил ему, я не прислушивался, что именно, и позвал меня.

Я молча бросился на него. Его оружие прогрохотало трижды, трижды куски металла пробили меня, причинив страшную боль, и мои инстинкты зверя оказались сильнее жажды смерти: когда наши тела соприкоснулись, я выпустил когти. Его плоть и одежда легко подались моему усилию и мы упали вместе: оба - убийцы, оба - жертвы...

* * *

Ричард видел, как упали Майкл и волк, и спрыгнул вниз, не выбирая место приземления. Ему повезло - он не попал в пламя и ничего себе не сломал.

Он подбежал к лежащим на земле, схватил пистолет Майкла и приставил ствол к голове волка.

"Давай", - раздался чужой, смертельно усталый, голос в его голове, - "чего же ты медлишь?"

Ричард принял всё, как есть - у него было сил, чтобы удивляться.

- Как ты, Майкл? - спросил он, не обращая внимания на слова волка.

- Хреново, Ричи, - попытался улыбнуться Майкл, его лицо было бледным, губы медленно синели, он прижимал обе руки к животу, - он меня здорово порезал.

Ричард посмотрел на волка, тот лежал, спокойно глядя на людей, его грудная клетка была пробита в двух местах, третья пуля попала в живот.

"Я не хотел убивать его", - услышал Ричард.

- А все же убил, - прошептал Майкл, - но я не в обиде. Сегодня сотня парней погибла по моей вине, и ваших я перебил несчетно.

- Ты ни в чем не виноват! - вскричал Ричард, но ни Майкл, ни волк не обратили внимания на его слова.

"Я знаю, ты убил моих детей этой весной. Моя дочь была беременна, ты стоял над её телом и тебе было её жаль", - сказал волк.

- Откуда ты знаешь?

"Я наблюдал за тобой из леса. Хотел убить".

- Я не видел тебя.

"Ты видел меня, чуть позже. Ты чуть не сжег меня из вещи, которая извергает огонь".

- Всё равно, - Майкл попытался лечь поудобнее, но у него не хватило сил, - прости, если сможешь.

"Я вас уже всех простил".

- С чего бы это? - спросил Ричард, бессильно опуская пистолет.

- Какая разница, Ричи? - простонал Майкл, - мы убили его, он убил нас. Какая разница? Я просто благодарен тебе за то, что это был ты. Это было справедливо.

"Я тоже благодарен тебе за раны, которые ты нанес мне. Я хотел умереть от руки человека, убившего моих детей", - ответил волк.

- Ох, Ричи, - прохрипел Майкл и густая черная кровь хлынула из его рта.

- Майки! - закричал Ричард, но это уже был конец.

Сильное тело Майкла Фапгера замерло на холодной земле в луже собственной крови. Ричард заплакал и подполз поближе к волку. Он заглянул в его глаза:

- Что ты имел в виду, когда говорил, что не хотел убивать его?! - прокричал Ричард, обеими руками сжимая пистолет.

"Он трижды выстрелил в меня, я просто не мог сдержать себя. Ты сам убил бы человека, стрелявшего в тебя, чтобы убить".

- Пусть так! Но это был мой друг, ты понимаешь, мой друг!

"Вы тоже убили моего лучшего друга и еще несколько сотен самых близких мне, не говоря уже о моей семье".

- Тогда как ты можешь говорить, что простил нас?!

"Я расскажу тебе историю о молодом охотнике по имени Илайджа..."

* * *

...Я рассказал всё этому страдающему человеку, раздираемому противоречиями. Я ничего не утаил, ничего не прибавил, потому что перед лицом смерти важно каждое слово, каждая мысль. Это был короткий рассказ, я вложил в него всю свою боль, всю свою любовь, всё самое светлое, но не забыл и про ненависть, и про остальное зло я тоже не забыл.

Я рассказывал ему всё, что я пережил за эти месяцы, и чувствовал, как с каждым словом я слабею, как будто каждое слово съедает меня частица за частицей. На самом деле это было правдой, за каждый свой поступок, правильный или нет, я заплатил сполна.

Когда я закончил, моя душа была чиста. Я не убил больше ни одного человека, кроме того, который убил меня. Я смог донести до людей историю Илая, чтобы люди знали, что эта жестокая бойня могла бы и не произойти. Кто был в этом виноват - придется разбираться людям и сейрам после меня, моя же миссия была выполнена.

Я очистился, мое тело стало легким, как пух, как пар, как облака. Я закрыл глаза и увидел своих живых и здоровых детей, зовущих меня к себе, я увидел своего внука, бегущего навстречу мне. Я побежал им навстречу...

* * *

Волк рассказал Ричарду всё, что знал. Ричард устало опустился на землю и прижался щекой к остывающей руке Майкла. Когда он поднялся, то увидел, что волк тоже умер. Его глаза были широко открыты, как будто бы он видел что-то за пределами смерти.

Ричарду не смог оставить их лежащими вместе там, на этом холме. Он не смог сжечь их, у него просто не поднялась рука, он перетащил их тела к воронкам от разрывов бомб ниже по склону холма. Он похоронил их в разных воронках, это было не очень правильно, как ему казалось, но всё-таки они убили друг друга, а тела убитых врагов не должны лежать в одной могиле.

Ричард провозился с этим почти целый день, обрушивая склоны воронки вниз, пока на месте тел не выросли земляные холмики. Потом он собрал вещи, которые ему удалось вытащить из развалин, подхватил уцелевшую снайперскую винтовку и зашагал прочь от холма.

Через час стал накрапывать дождь и Ричард натянул на голову капюшон куртки...

Ночью над холмом, на котором погибли все воины-сейры и все добровольцы-солдаты, прошел ливень. Всю ночь небо проливало на землю потоки дождя, как будто запоздало скорбя о погибших. Потоки воды погасили тлеющие огни и смыли пепел, но не смогли полностью смыть следы произошедшего. Скоро стебли поздней травы проросли на этом месте, избегая расти только на выжженной до глины земле. Зимой всё укрыл обильно выпавший снег, но это было уже потом, а спустя четыре дня после того, как отряд добровольцев отправился в лес, патруль, обходящий северный сектор внешнего периметра, с трудом узнал в шатающейся фигуре, вышедшей из леса, военного советника Колонии Ричарда Вейно...

Можно было бы рассказать о том, как сложилась судьба жителей Колонии, как долго оставался на посту мэра Джек Криди-старший, рассказать о судьбе его сына, Криди-младшего, рассказать о судьбах тысяч колонистов, рассказать о том, как Ричард Вейно рассказал Маргарет Аттертон о судьбе её пропавшего сына, рассказать о дальнейшей жизни братьев Томпсонов, Дэвида Варшавского, Николая Верховина. Рассказать о том, как Сергей Дубинин, оправившись от потрясения, продолжил свою работу на посту биолога, и что никто из его учеников никогда в жизни не видел, чтобы учитель хоть раз улыбнулся. Рассказать о тысяче вещей, о тысячах судеб, например, о судьбе сейров, родившихся после Великой Битвы у Холма Полночного Ужаса, но всё это - уже относится к будущему времени, когда Колония стала городом...

24 апреля 2004 г.