Слабо тронутые временем многоэтажки бывшего спального района едва освещаются восходящим солнцем. К югу от них – бескрайнее заснеженное поле, бывшее когда-то частным сектором. Сами многоэтажки стоят не так уж далеко от того места, которое раньше звали Центром. Его и сейчас так зовут, вон оно, к северу, за широкой рекой.

Переправ через реку нет – всё разрушили во время войны федералы. Какие из них – никто уже и не помнит. Толи российские, толи уральские, а может и вовсе территориалы. К уныло торчащим быкам опор ведут широкие проспекты. Безжизненные, как сама Смерть. Сама река уже двадцать лет как взялась льдом. Говорят, под толщей мёрзлой воды она продолжает свой бег, но наверняка никто не уверен.

Город стал прибежищем для всех, кому не осталось места дома. Уральские беженцы, российские военные, даже фурри с Территории. Они пришли сюда после восстания тридцать пятого года, когда многих насильно прогнали с Территории Фурри за "опасные убеждения".

Люди на берегу реки очень быстро нашли общий язык – хоть они и граждане двух враждующих, а ныне не существующих государств, но со временем они сложились в одну многотысячную общину. Так проще выживать. Но фурри и уральцы, и россияне ненавидят одинаково. Для первых пушистые это те самые монстры, которые обрекли Уральскую Федерацию на поражение вероломным ударом. Для вторых – это захватчики и узурпаторы, отобравшие обманом родину у едва зализавшей раны и снова получившей удар, теперь уже смертельный, Федерации. Фурри же по своей привычке ненавидят всех, кто ненавидит их. Может, потому, что звери. Может – от безысходности.

Фурри поселились отдельно ото всех – за рекой. Себя они называют "Пушистое Заречье". Людям больше нравится "Мусорка". Сами люди расселились вокруг Центра. Говорят, что они "Свободный Круг". Потому, что их верховный орган власти – Круг, где заседают начальники общин. Или потому, что кольцом окружили Центр, куда сами люди соваться не рискуют – слишком многие там остаются. Люди про это обычно не говорят, а между собой не вернувшихся зовут "космополитами". Не любят вспоминать о страшной смерти несчастных.

Фурри же наоборот спокойно ходят в Центр. Правда, только в том случае, если смогли пройти через "Круг". Люди не церемонятся с нарушителями, а ещё среди них ценится фуррёвый мех высшего разряда – шкура, снятая заживо. Фурри за это платят крайним неуважением к умершим людям и разнообразят свой рацион мясом.

Весело живём. А ещё завтра Новый Год. Праздник, который чтут и люди, и фурри. Правда, он так и не выступил примиряющим фактором. Зато – помогает отвлечься от окружающего бедствия, вспомнить старый мир.

Рослый волк со шрамом от носа до правого уха в военной форме Территорий Фурри ходит взад-вперёд по комнате с заколоченными окнами. Тусклый свет масляной лампады скачет по затасканной уже белой зимней куртке, цвет которой с трудом опознаётся как белый. О штанах и говорить нечего – сложно сказать, чего на них больше – родного белого или заплат из довоенной российской формы. Уставные валенки заменились на довоенные же дутыши на меху, добытые в брошенном магазине.

На диване под тремя шерстяными пледами лежит сильно исхудавшая волчица. Её тело точит туберкулёз, грудь разрывается хрипами. Старой ширмой она отделена от детей – троих волчат в одежде, сшитой из того, что было. Отец не хочет, чтобы малыши запомнили маму такой. Она на несколько минут пришла в сознание. В комнату кто-то постучался.

На пороге низкого роста пёс. Сложно назвать породу, что странно. Он явно новообращённый, но они обычно выбирают что-то определённое, породистое. Хотя, несмотря на такую яркую особенность, волк отметил про себя, что никогда бы не обратил внимание на этого парня. Это доктор. Не самый профессионал, простой терапевт, но для фурри даже это роскошь. Хотя, опытный сталкер может себе это позволить.

Через десять минут пёс подошёл к выходу и подозвал к себе волка.

– Дмитрий, скажу на чистоту. Она больше недели без антибиотиков не протянет. Ждать нельзя уже вообще. Чего вы на меня так смотрите? Я отлично знаю, что аптеки стоят в самом гнездовье. Я и сам успел посталкерить, повидал всякого. Могу сказать одно – в обычной аптеке вы нужные препараты не найдёте. Нужна государственная, она при больнице и сообщается со складом клиники. Там можно что-нибудь поискать. Рядом был тубдиспансер, но у него своего склада нет, так что, вероятнее всего, препараты хранят на складе больницы. Вам придётся приложить все усилия и весь свой опыт. Об одном прошу, как бы не пошло дело, принесите как можно больше различных медикаментов. Вы и без меня знаете, что может помочь остальным. Сделайте доброе дело. Я искренне желаю Светлане выздоровления и вам удачи.

Сказав это доктор вышел. Волк посмотрел на детей, увлечённо играющих со старым плюшевым медведем. На жену. Она снова потеряла сознание. Он подошёл к ней и поцеловал в лоб. Так нельзя, но кто ж его остановит. Её грудь лишь едва поднималась в такт призрачному дыханию, воздух с тихим присвистом обходил её аккуратные клыки в приоткрытой пасти. А он настойчиво слышал: "Дима…"

Долго волк не думал. Времени нет. Сумка всегда готова к выходу, а сам он не вылезает из полевой формы. Потому что больше и нет ничего. Если бы не установившийся холод – непременно бы завелись вши. Он достал из сумки НЗ – три шоколадных батончика. Сроку им в такой погоде нет, а подкрепиться забившись в какую-нибудь щель – самое оно. Волк отдал по одному батончику каждому волчонку. Ему не жалко. Они же дети. Он же папа. Он не пропадёт, да, точно. Да и набрать ещё можно в любом встречном Дикси или Магните. Им нужнее. Попрощавшись и обняв каждого сына волк вышел из комнаты в коридор.

Когда-то это была квартира. Теперь, чтобы упростить охрану, жилплощадь поделили по комнатам между семьями. Одинокие живут в подобии казарм. Волк постучал в соседнюю комнату. Дверь открыл исхудавший кот. Истинный перс. Был какой-то сюр в том, что творится в мире. Но это – кровавый бред больного ублюдка. Сильный, степенный некогда зверь стоит теперь на пороге однушки весь осунувшийся и подавленный. Ему ещё повезло, что его пневмонию быстро вылечили.

– Димон! Привет. Пошли выйдем, а то моя сожрёт. – сталкеры вышли на лестничную площадку. Кот закурил сигарету, смакуя каждую затяжку. На здоровье ему плевать, кроме жены у перса нет никого. Сигаретами его выручал волк.

– Я знаю, что ты хочешь попросить. Присмотрим, как за родными. Я никогда не забуду ту кучу антибиотиков, которую ты доктору на стол вывалил. У него челюсть ниже моих шансов выжить упала. Да… – волк только отмахнулся от этих слов, отведя уши. Подвигом свой поступок он не считает, на его месте кот сделал бы то же самое.

– Не тот я уже, так бы с тобой пошёл. А ты ведь никого другого брать не хочешь. Ну да я понимаю. Сработались. Я бы тоже проще один пошёл, больше уверенности. Ты это, будь там осторожнее. За Светой мы тоже присмотрим. – волк молча обнял кота, – Если б только мог, Димон! Ты это, береги себя.

Волк вышел в подъезд и пошёл вниз по лестнице. Из дверей квартиры ему вслед смотрел перс. Шерсть на его лице мокла от скупых слёз.

Двор новостроек – это, как правило, место довольно угнетающее из-за скученности домов. Хоть эти здания девяностых годов того века постройки разве старик какой назовёт новостройками, но именно они заложили эту традицию микрорайонов, выглядящих так, словно кто-то пытался разместить как можно больше квадратов на как можно меньшей площади. Но, есть и плюс в такой скученности, открывшийся только после Катастрофы. Такие дворы довольно легко закрыть самопальными стенами. Не столько для обороны, сколько для защиты от ветра. Внутри, если не задумываться о том, что на дворе ядерная зима, можно подумать, что идёт мимо очередной обычный декабрьский день. А за стенами двора дом занесён до второго-третьего этажа.

По пути сталкер зашёл к дружинникам. Они разместились в бывшем детском саду, что приютился внутри двора. Недавно их боевики поймали человека в Заречье, возможно, удалось выяснить у него что-нибудь интересное.

Пленника поместили в старую столовую. Атмосфера тут под стать временам: на стенах битая плитка, окна затянуты полиэтиленом, из мебели пара столов и стулья, в углу груда мусора и разбитая тумба. Половицы грозят проломиться даже под не гружёным особо сталкером.

Привязанный к стулу посреди столовой сидел пленник – мужчина лет тридцати или сорока, лицо грубоватое, обветренное. Внешне он не сильно отличается от людей, допустим, с Территории, если не считать самодельной одежды. Глаза его полнились ужасом.

– Мужики, да я, я же против вас не имею ничего! Я простой носильщик! Еду в коммуны ношу!

– Ну да. – волк с отмороженными ушами и красной повязкой на правом рукаве резко поднялся со стула у окна, – Не неси пургу! Путанку ты нёс! Или у вас рацион резко поменялся?

– Да это… это я… Я для траппера нёс! Я сам никогда! У меня дети, а он одежду тёплую обещал!

– Ага, – оборвал его резко рыжий лис с зелёной повязкой и тканевой маской на морде, – а перчатки на меху он тебе авансом дал? Даже если они из дикого зверя, это товар не дешёвый, вы за ним в Дикое Поле ходите. Ну, говори! – дружинник замахнулся, оголив из под рукава мало́й куртки чёрную по локоть лапу. Хвост его мелко дрожал.

– Да перчатки, перчатки это не то, мужики! Это остатки былой роскоши, я же сталкером был. Давно уже, когда мы ещё без уральцев кочевыми ходили. Мы только к городу пришли, сразу партию отправили. Когда разведчики вернулись, оказалось, что он не тронут почти. Когда в архивах, которые с собой тащили, покопались, выяснилось, что это закрытый город был, здесь предприятие какое-то стояло. В десятых, когда бахнуло, всех сотрудников за два дня вывезли. И всё! Это ж золотая жила, без проблем можно обустроиться! Ну, мы так думали. В Центре, это всем известно, всегда самые сливки. Но когда туда сталкеры пошли – началась чертовщина. Ни один не возвращался. Наша артель вообще в Центр лезть отказалась – в носильщики пошли. Потом туда целый отряд с оружием отправили. Часа два стрельбу слышали, а потом тишина. И ни один не вернулся. Народ всякое стал говорить. Кто про тварь, кто про заразу. Только теперь не ходит туда никто. А тех, кто уходит и умудряется вернуться – стелят.

– Очень интересно. – ответил волк-дружинник.

– Только вот я знаю, что всё нифига не так. Ваш сталкер не даст соврать. – мужчина кивнул на Дмитрия. Тот сделал шаг назад, оглядываясь. Но речь шла о нём.

– А ты откуда знаешь, что он сталкер?

– Моряк моряка видит издалека. Сумка здоровая, а груза на самом дне. Тут и думать нечего.

– Допустим. – пёс с красной повязкой оборвал полёт дедукции, – Но тебе откуда знать, где правда?

– Ну, ремесло носильщика – дело не самое прибыльное. Мы с ребятами ходим иногда в Центр, по мелочи таскаем интересные вещички. Так и живём. Я там людей видел. Как я, как… Ну, как я. Только они как одичавшие вроде, или в таком духе. Но я у них оружия не видел. Не пойму, как они умудрились наш отряд положить.

Сталкер развернулся к выходу. Ничего путнего он по сути не узнал.

– Дим, будет что интересное – скажем. – окликнул его на пороге лис.

Красные и зелёные – боевики и стража. Хоть служба их и добровольная, но даёт известные привилегии, от того и имеют они известное влияние. Впрочем, волк никого не поддерживал. Он сталкер и дело его – носить груз. За нейтральную позицию его все уважают – со своим авторитетом старого воина он мог бы круто изменить дела в коммуне.

Волк спокойно шёл тропинкой к выходу наружу. Мимо шли фурри всех мастей, всё больше волки. Усталые, измождённые, но с улыбками на мордах. Скоро Новый Год. Скоро праздник. В чём его смысл ныне? А хрен его знает. Вроде и дарить-то уже нечего. Но какой повод для улыбки, а? Даже охранник у ворот напевает песенку про пять минут.

– О, Димон. – волк в боевом снаряжении и с зелёной повязкой лениво отвалился от стены и подтянул автомат на плече, – Опять гулять пошёл? Нет, не бережёшь ты себя. Сколько раз тебя с того света вытаскивали? А ты всё в очко дьяволу лезешь. Да чего с тебя взять? Всё и так понятно. – не прекращая говорить стражник отодвинул запор, лязгая железом, – Ты парень бывалый, без моих нотаций обойдёмся, скажу просто: пароль на завтра "Встреча", прогноз погоды удовлетворительный. Люди сильно не шастают. Пацаны говорят, они где-то продовольственный склад вскрыли, так что все сейчас на севере Кольца трутся. Если повезёт – и не встретишь никого. Добрый путь.

Охранник толкнул калитку и Дмитрия обдало порывом ветра. Удовлетворительная погода – это когда видимость хотя бы метров двести. Для декабря вполне нормальная погодка.

К реке от импровизированного форта ведёт старая городская улица. Довольно широкая, не типичный закоулок между микрорайонами. Все магазины, какие тут были, давно уже растащены, сейчас тут можно найти только какой-нибудь хлам, не понадобившийся ранее. Хотя, если он не понадобился в самое сложное время – зачем он вам сейчас?

Следов на снегу нет, и не случайно. Всякий уважающий сталкер заметает за собой следы родным, неотъемлемым хвостом. Не то чтобы расположение поселения фурри было какой-то тайной, но такие меры позволяют сокрыть сталкерские тропы. Благодаря этим мерам предосторожности люди по сей день думают, что фурри проходят какими-то дремучими дорогами, а на таких очевидных местах, как городские улицы, охрана чисто символическая.

Если не брать в расчёт возможность встречи с больными по части шуб ублюдками, то самой сложной частью путешествия можно назвать переход через реку. За быками опор вполне может скрываться блудный волк, и тогда без шума не обойдётся. А если отдалиться от них – придётся прорываться через двухметровые сугробы снега, который не шибко выдувается из русла. Вдобавок к тому люди во льду бурят скважины метра по три-четыре. Фурри так и не выяснили, зачем, но несколько сталкеров, предположительно, пропали именно в таких ловушках.

Волк обо всём этом, однако, не думал. Он не в первый и не в десятый раз идёт в Центр, насмотрелся и наслушался. А сколько коллег по ремеслу проводил в последний путь и вовсе не считает. Да и не тем у него была забита голова. Дома в мучениях умирает любимая жена.

Тогда, в тридцать пятом, она вполне спокойно могла остаться на Территории. Но она пошла за ним. Третьего сына она подарила Дмитрию уже в этих руинах. Какой это был праздник для души! Казалось, что жизнь налаживается, ещё чуть-чуть и всё станет хорошо, они докажут, что им не нужен контроль со стороны Первого и его самодельного государства для того, чтобы жить хорошо.

Но потом пропала бесследно целая группа сталкеров, семеро ребят. После этого кот, напарник волка, подхватил пневмонию. Чтобы его вытащить сталкер рискнул собственной жизнью. Но перс уже никогда не выйдет за ворота поселения. Дмитрий на этой почве замкнулся, нового напарника, нового друга он не хотел. Затем на поселение напали люди. Думали, что фурри так просто сдадутся. Выкусили. Но спокойной жизни не стало. А не так давно стала сдавать и Света.

Сперва грешили на простуду. Потом на ОРВИ. В итоге стало ясно, что это туберкулёз. Нет, Дмитрий не дурак. Он знает, что держать детей в одном помещении с заражённым человеком это маленькое преступление. Но отдать их он не готов. Он постоянно проветривает помещение, наказывает ребятне не подходить к кровати. "Мама спит", и малыши затихают. Он и сам редко к ней подходит, за что готов буквально казнить себя. Но рисковать нельзя, детям нужен отец. В общем, странная забота. Что из неё выйдет знакомые и не пытаются гадать.

За рекой – всё то же самое. Плановые многоэтажки, оригинальные многоэтажки, промышленные многоэтажки. Точно тот же город. Но волк отошёл поближе к зданиям. Мало ли, кто ходит по здешним улицам. Вообще, люди не большие любители прогулок по городу, чаще можно увидеть силуэты в окнах. Но временами можно встретить кого-нибудь. Если гражданский – повезло. Они хоть и ненавидят фурри, но трусливы. Самые смелые максимум пройдут мимо по другой стороне улицы. Остальные же скрываются в подъездах или и вовсе убегают, иногда роняя вещи. Хуже, если наткнёшься на военного. Эти оболтусы вооружены, хотя и умеренно бестолковы. Жалко их даже. Им постоянно внушают, что фурри при первой возможности убьёт их, а потом дают оружие. А несчастные даже в туалет без него не ходят, такую сильную паранойю ловят.

Самое же неприятное – трапперы. Те, кто сделал на убийстве фурри бизнес, или, дело, как теперь модно говорить. С такими драки не избежать. Они не боятся, не менжуются. Более того. Если вдруг встречаешь такого, то эта встреча никак не случайна. Траппер уже всё подготовил и ждёт жертву.

Дмитрий поёжился и достал из сумки небольшой кинжал – типичное оружие сталкера. На поясе повседневно их не носят. Пока карабкаешься по руинам и развалинам велик шанс его потерять. Хотя, конечно, если есть риск напороться на неприятности – оружие достают и привязывают на плечо.

От моста в Центр идёт длинный проспект. Сталкеры его зовут Долгой Дорогой. Три километра по территории Кольца на совершенно открытой местности. Самое поганое место – городской сквер. Там могут заметить совсем издалека, а тот, кто видит противника, оставаясь скрытным – победил. Но до него ещё далеко. Сначала нужно пройти мимо городской библиотеки, потом мимо торгового центра. Типичный такой, ещё советский универмаг. Ну и церковь. А потом уже сквер, сразу за которым и начинается Центр.

Охранник в поселении был прав, видимо. Никого волк так и не встретил. Ну, или не увидел. Так или иначе, даже в сквере не было обычного чувства слежки. Волк спокойно выдохнул и обернулся. Позади огромная белая стена снега, скрывающая в себе несколько километров нервов. Когда-то раньше сталкер задумывался, а как вообще выглядел этот город до Катастрофы. Время шло, город примелькался, вопрос такой больше не вставал. Но мысль нет-нет да проскакивала. Как всё было бы просто.

Из мглы не спеша вышла фигура в тёмном плаще.

Незнакомец просто шёл. Не было видно топора или дубины, характерных для трапперов. Не было автомата, который выдал бы военного. На гражданского он тоже не похож. Но волк не потому сталкерит уже который год, что разговаривал с каждым встречным. Бегло оценив ситуацию сталкер рванулся на месте и побежал в Центр. Сумка за спиной набирала вес с каждым шагом, но волк не останавливался: его догонят только если он остановится, а в Центр не сунется даже самый отчаянный из людей.

Тем не менее, бежать поддавшись страху тоже нельзя. Постоянно мотая головой из стороны в сторону Дмитрий пробежал несколько сотен метров и заскочил в кафе на первом этаже жилого дома. Спрятавшись за стойкой волк перевёл дух. Тут он уже не встретит людей. В привычном понимании этого слова.

– Эй, куда он пропал?! – донеслось снаружи.

– Да хрен его знает. Смотри следы!

– А вот это что?

– Снегом перемело.

– А не хвостом?

– Нет, снегом. Видишь, волной идёт? Ладно, пошли дальше.

– Нет, давай вернёмся!

– Да ты чего?

– Центр уже! А если…

– Тихо. Слышал?

– Да.

– Пошли. Пошли, пошли!

Жители Кольца не знают, кто или что живёт в Центре. Отдельные смельчаки пытаются сюда проникнуть – по сравнению с остальным городом Центр не так сильно разграблен, а некоторые вещи, вероятно, есть вообще только здесь. Но они не возвращаются. Не известно, почему. Не известно людям.

Фурри в своё время приложили немало усилий для того, чтобы прояснить ситуацию в этом районе города. Пусть они и ушли с Территорий, но территориальное мышление осталось с ними – если приложить больше сил, можно решить и эту проблему. И открылся потрясающий факт.

В Центре тоже живут люди. Но другие. Не ясно до конца, кто это. Быть может, они жили тут ещё до Катастрофы, а может и пришли позже. Так или иначе – они оказались брошены и за тридцать лет ядерной зимы сильно одичали. Немытые, вонючие, одетые в лохмотья, подбитые бумагой, они влачат довольно жалкое существование и живут грабежом магазинов и охотой на забредающую дичь. Не ясно, как они воспринимают людей Кольца, хотя, с учётом статистики смертей, видимо, не очень хорошо. Но вот фурри для диких людей стали разрывом шаблона.

Их реакция на появление пушистых диаметральна от особи к особи: кто-то в панике бросается прочь, а кто-то кидается в бой, бормоча что-то отдалённо напоминающее слово "бес". Последних меньше, да и фурри стараются лишний раз не убивать дикарей из сожаления.

В этом кафе дикари явно раньше не были – витрины в большинстве своём целы. Но и еды нет. Видимо, хозяева увезли всё с собой в первые годы. Правильное решение.

Волк выглянул из-за стойки. Вечереет, на улице всё темнее, а с учётом погоды ночь наступит очень быстро. Не мешкая сталкер двинулся прочь по улице. Дмитрий примерно знал, где находится больница. Останется лишь найти склад.

Темень уже выходит из подвалов, но ветер стихает. Становится чуть лучше видно обстановку вокруг. Техники на улицах города нет – возможно, вывезли большую часть. А то немногое, что осталось врастать в снег на улицах – уже давно укрепило стены поселений. В Центре машин тоже нет, значит, вывезли из до того, как люди оказались брошены тут на произвол судьбы.

Волк стоял посреди перекрёстка. Говорят, хороший сталкер в Центре на ощупь ходит. Что ж. Отчасти это правда. Ибо достоверного понимания устройства этого района города нет ни у кого. Сталкеры наметили для себя несколько ориентиров, но рухнувшие здания и снежные барханы, гуляющие по улицам, не позволяют составить план хотя бы основных улиц.

Осмотревшись по сторонам Дмитрий различил старинное здание, словно терем со страниц русских сказок. В городе так выглядит только одно здание – отделение какой-то сети банков. От него в паре кварталов и находится та самая государственная аптека. Сверившись с компасом волк побрёл по улице.

В аптеке не видно решительно ничего. Но ждать нельзя. Факел сталкер не зажёг – свет только усилит тьму. А если подождать – можно будет попробовать проникнуть глубже. Постояв пару минут на входе Дмитрий шагнул внутрь и замер – слушал звуки.

Стёкол в аптеке нет и ветер свободно гуляет по стеллажам, периодически завывая в полых трубках конструкций. В самой аптеке препаратов уже нет. Что ж, всё равно предстоит идти дальше.

С каждым шагом внутрь в душу проникает склизкое чувство страха. Нет обычных пугающих теней или силуэтов. Нет вообще ничего, только темнота. И в этой темноте сам ужас. Воображение даёт себе полную волю, адреналин гуляет в крови, зрение обостряется, пытаясь выхватить хотя бы лучик света, отчего мысли начинают гулять ещё свободнее.

Волк спустился по лестнице куда-то вниз, видимо, в цоколь и увидел отблески света. Окно, или пролом, что-то впускает последний свет с улицы.

Мозг подгоняет сорваться, побежать туда что есть мочи, адреналин всё сильнее разгоняет сердечный ритм, отчего начинает болеть голова. В глазах темнеет, света уже почти не видно. Бежать! Срочно бежать! Там спасение! Тьма прячет смерть!

Сорвался? Ну, что ж, тут твоя история и кончилась. А волк только сглотнул ком в горле да высвободил клинок. Шаг за шагом он двинулся к свету. Цоколи – любимое место для обитания здешних аборигенов. Место защищённое от ветра и от диких зверей. Темнота обычно пугает людей, но эти уже привыкли. Из всех возможных страхов этот они выбрали как самый неопасный.

Но откуда же тогда свет? Какое к чёрту окно на цокольном этаже? Разве, может, под самым потолком слуховой проём, но они уже должны быть давно занесены снегом. Пролом? Вполне возможно. Но если он на складе – надежда на то, чтобы найти лекарства стремительно тает. Их ведь давно должны растащить.

Сталкер подошёл к светящемуся проёму, вдохнул и вошёл. Он сделал несколько шагов по инерции и замер в недоумении. Окно. Большое ростовое окно с решёткой снаружи. Но как? Ведь цоколь, все дела. И тут до него дошло – комплекс зданий стоит на склоне речной долины и цоколь аптеки переходит в первый этаж больницы! Ну конечно!

– Прочь! – донеслось из-за стеллажей с медикаментами, – Я не звал вас, уходите!

Голос принадлежит старику. Подорванный, скрипящий. В нём сквозит раздражение. Но дикие люди не умеют разговаривать практически. Ну, так, как это должно звучать, по крайней мере. Кто тогда? Один из жителей Кольца выжил? Или старик ещё помнит человеческую речь?

– Ну же! – повторил обитатель склада.

– Тихо, старик, я не от них.

– Что? Ты… А, понял. Ты из тех бесов, про которых все говорят. Не зови меня стариком, мне всего тридцать пять… А хотя… Да, теперь, видимо, я уже старик. Наслышан я про вас. Страшные как черти, не щадите никого. Даже эти люди из вне вас боятся… Ну, покажись! Гляну хоть на тебя, пока живой. Не бойся, их я звать не стану, а без разрешения они не зайдут. Давай, я тут, в углу.

Дмитрий прошёл вдоль стеллажей и в тускнеющем уличном свете различил в углу склада замотанного в тряпки человека, сидящего на куче какого-то мусора.

– Мы не убиваем кого попало без причины. Не знаю за людей с Кольца, но за всех фурри я лично могу поручиться.

– Фурри? – старик рассмеялся, – Что ж это за имя за такое? Назвал вас кто, или сами выдумали?

– Нас так назвал… Первый. – волк немного замялся, прежде чем сказать это имя.

– Первый? Хм… А ты его не любишь. Сам, поди, хочешь первым стать? Вождества захотел?

– Не приведи Бог мне его долю, старик.

– А, ну, да. Тяжела шапка Мономаха.

– Не в этом дело. Он бессмертный.

Странно, но даже с друзьями раньше Дмитрий не мог вот так запросто обсудить Первого. Что на Территории, среди лоялистов, что тут, среди оппозиционеров. Всегда есть рамки. Первый хороший – Первый плохой. Шило на мыло. А тут – чистый лист. Человек вообще ничего не знает кроме того, что завелись тут какие-то люди и какие-то бесы. И фурри, и Кольцо для него – что блохи, и пусть они режут его соплеменников направо и налево – истории за ними никакой, а дикие тут с тех пор, как ещё дикими не были.

– Бессмертный? Надо же. Уверен?

– Да. Ну, почти. Он умирает и возвращается вновь.

– Ты смотри, бес, я, может, и выгляжу диковато, но с этой толпой меня вязать не надо. Я сын главврача этой больницы. Развлечений мало нынче, так что я его дело постигал, и преуспел, по его словам. А этот ублюдок врать не стал бы… Ладно. Зажги-ка эту лучину и сунь сюда. Не пещерные же мы люди, можем себе свет позволить.

Сталкер зажёг лучину и сунул её в распущенную и обвязанную тросиком берёзовую чурку. Дикари в его глазах становились всё цивилизованнее – финскую свечу на Территории не каждый выпендрёжник соберёт.

– Вооот… – протянул старик, – Так-то оно поинтереснее будет, да, бес? Ну, ладно. Вижу я твой хвост. Интересная причуда, конечно, но покажи-ка лицо. Вы, говорят, стрёмные уроды, каких поискать.

Волк тихо поднял лапы и стянул с морды плотную тканевую маску. Он просто смотрел на старика. Не знал, что сказать.

– Дела… Ну… Ох. Дела. Ну и страхолюдина ты! – рассмеялся старик, – Ну да не обижайся, бес. Я так, юмору ради. А то серьёзный такой сидишь. Дела… Это как же так… Как же тебя угораздило, бедолага? Болезнь какая?

– Нет. Я таким родился. Мои родители… Мать – простой человек. Женщина. А отец… Его обратили предки тех, кто живёт сейчас на Кольце. Людей.

– Ага! И за это ты их не любишь!

– Нет, не за это. Они нас не любят, потому что они считали нас рабами, а мы их победили. Мы их простили. А они нас нет. А я их не люблю за то, что они готовы с меня спустить шкуру.

– Ну, шкура-то у тебя добротная. Ну так, для справки.

– Ты, старик, не путай. Это вы можете шкуру спустить ради шкуры, чтобы от холода защититься. А у них в этом потребности нет. Они это для развлечения делают. Равняют нас с дикими зверями. Как если бы они вас ели только потому, что вы дикие.

– Бред. Какая же это всё херня. Какой смысл?

– Ну, честным быть, мы их едим. Другого мяса у нас просто нет.

– А я всегда считал, что это мы тут в каменный век слетели… Да… Первый, значит, это имя?

– Да.

– Он первый… кого обратили. Так?

– Да, но он не такой, как я. Он… Корсак. Серая лиса.

– Серых ты тоже не любишь?

– Да. Они его поддержали и выгнали нас с Территории.

– Какой территории?

– Территории Фурри.

– А почему поддержали?

– Это долгая история.

– А я не спешу.

– Я спешу, старик. Моя жена умирает. Я пришёл за лекарством.

– Что у неё?

– Туберкулёз.

– И не мечтай, бес. Если у вас нет санатория на Чёрном море и фармзавода – копай яму. Я серьёзно говорю.

– Меня дети дома ждут.

– Дела… Ладно. Помогу, чем смогу. Но утром. Ночью я тебя никуда не пущу. Даже не мечтай. Пока можешь рассказать, что там за история с Первым. А то я тут как в крипте…

И сталкер рассказывал. Несколько часов он пересказывал старику школьную программу и всё, что успел прочесть в архивах за то время, что служил на Территории. И вдруг ему захотелось самому задать вопрос.

– А как так вышло, что люди вас до сих пор не раздавили?

– Ох, друг, это не так просто всё. – ответил мужчина, надвигая пониже шапку, – Тут надо издалека зайти. Ещё до Конца Света.

– Вы его так зовёте?

– Ну а как же ещё? Отец мне рассказывал. В первые дни после взрывов военные стали вывозить предприятие, что в городе стояло. Сперва говорили, что всех-всех увезут за Урал в готовые городки. Время шло, через несколько дней оборудование вывезли полностью и стали вывозить персонал завода. Вот только в городе не только рабочие жили. Больница, школа, несколько магазинов, собственная пекарня. В сумме гражданских было около тысячи, точно не скажу. Отец вошёл в совет тех, кто остаётся. Они пытались перекрыть дорогу военным, чтобы те взяли людей хотяб на броню, но вояки выстрелили по кинотеатру из танка. Когда фасад рухнул – рухнули и всякие надежды на спасение.

– Они вас просто оставили? – волк протёр глаза, они уже начали слипаться от усталости.

– Ну, не совсем. Командир военных всё-таки вышел на связь с советом. Договорились оставить в городе продовольственные склады и некоторый запас оружия. А потом ушла последняя колонна. Мы остались одни. Кто-то предлагал сорваться и уехать за военными. Но, как оказалось, всё топливо они забрали с собой, а того, что осталось в машинах, хватило бы только на то, чтобы покататься по городу. В общем, мы оказались тут заперты, хоть кругом и лежит степь. Я хорошо помню, когда отец через неделю пришёл домой и просто сел за стол, обхватив руками голову. Он тогда сказал маме: "Если кто-то заболеет чем-то серьёзнее простуды – мне их лечить нечем. Слишком много людей. На всех лекарств и на год не хватит." Так мы прожили лет десять. Других детей родители учили вскрывать замки, правильно бить стёкла, разбирать мебель без инструмента. Меня отец учил своему делу. Пока остальные мои сверстники дичали и приобщались к правилам сильного, я перенимал культуру старого мира. Вскоре родились и наши первые дети. Люди ещё держались за старые нормы, не хотели рожать больше одного-двух детей. Тогда мой старик вместе с учителями стали буквально склонять молодёжь к размножению. Пять-семь детей на семью стало нормой. Я в знак протеста углубился в учёбу и так избежал этой оргии. Хотя, конечно, эта политика дала свои результаты. При меньшем расходе лекарств удалось обеспечить равнозначный приплод.

– Ты так говоришь, как о…

– Животных? О да, именно так я и хочу сказать. Мы и есть животные, даже поболе вашего. Потому что в то время, как вы покрыты шерстью и живёте в тёплых домах, мы носим обмотки и выживаем на руинах. И мы вынуждены подчиняться законам дикой природы – более устойчива популяция с высокой рождаемостью, она с лёгкостью перекрывает смертность, потому что сношаться любят все. И мы… Мы сношаемся, чего уж скромничать. Из пяти детей один-два доживают до пятнадцати. Так и живём. Мы какое-то время старались держаться вместе. Но когда стало рождаться много детей – пришлось расселяться по городу. Здесь, в Центре, нас кормит старый бункерный продсклад. А на периферии люди жили мародёрством. Народу мало, так что излишне не злобствовали, да и резерв по складам есть. Ещё через десять лет мой старик помер, земля ему асфальтом. Он мне сломал детство, сломал юность. В то же время, я не могу не признать правильность его шагов. Я каждый день ищу лучший вариант и понимаю, что лучше было только уйти, но такого варианта у нас нет. И мы живём по заветам стариков, по сути, по регламенту большого эксперимента по возвращению большой популяции в дикую природу. Я нашёл записки отца, он там подробно всё записывал. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что хочу продолжить их. Даже ученика себе подыскал.

– И что, вы вот так смогли дать отпор Кольцу?

– Кольцу? Эт которые в спальных районах копошатся? Да. Ну, не совсем уж на силе природы мы их одолели. Когда пришли первые из них, мы уже внимательно следили за пришельцами. И понимали, что они нас не спасут, даже если захотят. Оборванные и голодные, живущие от развалин до развалин. Смешно, но мы их считаем варварами. Хотя казалось бы! Потом люди массово хлынули в город. Нам пришлось отступить, чтобы остаться незамеченными, нас бы просто убили как конкурентов. Но вот впускать кочевников в Центр мы не собираемся. Решением старших всех, кто приходит извне должно умертвить. Когда пришёл целый отряд – одна из общин взялась за оружие. Бой вышел долгим, но мы знаем свой родной город, и мы победили. Правда, та община исчезла. Многие погибли. Детей и женщин приняли родственники из других общин. А люди больше не суются сюда.

– Подумать только. А кто же мы для вас?

– Вы? Вы – ужас на крыльях ночи. Вы не боитесь ходить в самую страшную пургу и можете просидеть в сугробе целые сутки. Наши люди вас боятся. Про левый берег мы уже даже не говорим как про свой город.

Рассказывал старик ещё до самого утра, когда на улице стало светлеть. Пришло время выдвигаться. Они вышли на улицу через больничный корпус.

– Что ж, бес, добрый путь. – сказал старик, – На жену лекарства не трать. Я понимаю, сложно. Понимаю, поверь. Но иначе можешь их в сугроб выкинуть. Лишний вес. Лучше потреби сам, детям дай и всем, кто с ней контактировал, для профилактики. Всякой химии по мелочи я тоже накидал, но не много – нам самим тут надо, согласись. Коли надо будет – приходи. Знаешь, кого спрашивать. Я уж со своими пообщаюсь, и с другими общинами тоже. В дёсна лобызаться, конечно, не будем, но убрать одну причину смерти – уже успех для меня, как врача.

– Спасибо, старик. Я тебя не забуду. – ответил волк, – Вот, держи. – Дмитрий протянул свёрток тёплой одежды.

– От меня не убудет, – продолжил он, – а если кто у вас заболеет – лишним не будет.

По щекам старика покатились слёзы. Сейчас, на свету, волк и не сказал бы, что перед ним старик. Морщин особо нет, да и в целом человек смотрится живо. Но такой груз за ним чувствуется, да и привыклось за ночь. Так и остался этот мужчина стариком, хоть и не сильно он старше сталкера.

– Спасибо, брат, ты сокровище нам отдаёшь! Слушай, подожди ещё минуту! Я сейчас приду, тоже подарок есть!

Старик вошёл обратно в темноту больницы. Выглянули несколько диких людей. Хотя… Можно ли их звать дикими? Это те условия, в которых они живут – дикость. А сами они – просто приспособились. Целый маленький мир открыл сталкер в этой больнице.

Какая-то девчонка подошла к волка и напрямую его спросила, еле справляясь с построением предложения:

– Больше нас убивать не будешь?

Волк подогнул колени, чтобы смотреть ей прямо в глаза.

– Мы просто так не убиваем. – ответил он, – На нас просто нападать не надо. Это всё от страха. Не бойтесь нас, а мы не будем бояться вас. И тогда убивать не надо.

– Правильно говоришь. – она приколола на английскую булавку кусочек цветной бумаги, – Теперь ты друг.

Волк снял кожаные перчатки на меху и отдал девчонке.

– На. На память, раз мы теперь друзья.

– А греться как будешь?

Дмитрий поднял лапы и показал ей.

– Мне не нужны. – весело сказал он.

Из темноты вышел старик а девчонка шмыгнула внутрь.

– Вот, бес, держи. – он протянул сталкеру перемотанную скотчем коробку, – Завтра Новый Год, а у тебя ребятишки. Пусть им будет праздник. И других позови. Светлый день, добрый день, пусть всем будет хорошо.

Волк достал нож и разрезал скотч так, чтобы коробку можно было открыть. Внутри лежали мишура, стеклянные шары с нитками и кучка гематогенок. Целый праздник в маленькой коробке.

Тут уж пришла очередь волка, у которого намокла шерсть под глазами. Они распрощались и сталкер двинулся по улице в сторону реки.

Старой дорогой Дмитрий решил не возвращаться – трапперы его уже засекли и скорее всего уже ждут сталкера. Не спеша волк свернул во дворы.

Снега тут навалило привычно, тем более, что он не выдувается из-за зданий. Уже вскоре Дмитрий оставил попытки шагать по сугробам и просто стал резать ногами белую толщу. Вдруг за спиной послышался глухой удар, ещё один и, наконец, сбрякала железная дверь. Не думая долго сталкер прыжком нырнул в снег и откатился за старый мусорный бак, где уже развернулся и выглянул наружу.

Снег на лбу таял, придавливая шерсть на глаза, но волк просто отодвинул её и стал изучать источник шума. Из старой насосной станции выходили гуськом боевики дружинников, оглядываясь по сторонам и нюхая воздух. "Будто вам это что-то даст. – усмехнулся про себя Дмитрий, – Да будь тут пара грамотных трапперов, уже бы шкуру снимали с вас, хищники хреновы."

Один из бойцов увидел следы на снегу и махнул рукой в сторону мусорных баков:

– Там! Следы!

Боевики дружно зацелили баки, пока Дмитрий отходил в сторону, к открытому подъезду. Оказавшись в безопасности и будучи уверенным, что его не положат случайной очередью, сталкер окликнул своих:

– Эй, Аники-воины! Тут я, свой! Гранату бы да проучить вас, дураков.

– Димон, ты чтоль? – из толпы опустивших оружие спецов вышел низкого роста дог.

– Он самый. Сём, не читал бы твоё дело – решил бы, что ты левретка.

– Да пошёл ты! – ответил пёс, поправляя сползающую разгрузку, – Ты какими судьбами?

– Это вы какими судьбами? Я сталкер, Центр мой второй дом, а вот вы, оболтусы, чуть могилой себе его не сделали.

– Мы тут по заданию Совета Старших.

– Вот как. А я уже не Старший.

– Дим, не начинай, сам знаешь, семеро сталкера не ждут.

– А как вас занесло сюда?

– По катакомбам коммуникаций. – дог отряхнул форму от многолетней пыли туннелей и, будучи любителем чистоты, удостоверился, что отряд делает то же самое.

– Грохнут вас нахрен. – отметил Дмитрий.

– Да не. В общем, тот мужик, которого мы крайним поймали, оказывается, в Центр не пешком ходит, а по катакомбам. Ну и согласился нам информацию выдать, если мы жену и детей приведём. Хрен его, конечно, знает, зачем он их в рабство тащит, но дело его.

– А чё первый отряд не отправили?

– А мы чего, хуже? – спросил насупив рыжие брови пёс.

– Да нет, но они хотяб все в одну точку не целятся.

– Ай да пошёл ты! Давай я тебе маршрут накидаю, чтоб ты свалил поскорее.

Получив напутствие и пожелания доброго пути волк, замотав открытую шерсть тканью, чтобы не испачкаться, спустился в катакомбы.

В поселение он добрался уже к вечеру. Охрана на воротах сменилась, о чём говорили зажжённые факелы, что делается именно при смене.

– Пароль! – донеслось из-за стены.

– Я только вчерашний знаю! – ответил сталкер.

– Вчерашний уже каждая собака знает. След оставит, заметёт, даже дьявол не найдёт?

– Лиса. – загадки использовали, чтобы опознать своих сталкеров, если те задержались.

– Заходи, Димон. – ворота открылись и волка встретил мелкого роста гепард.

– А хрен ли ты комедию ломал?

– А хрен ли ты такой разговорчивый стал? Нехрен гулять где попало. Ладно, иди уже. У тебя дела есть.

Дмитрий уже подсознательно понимал, что скажет ему доктор, когда он понесёт ему лекарства. Но легче от этого не было.

Опасения сталкера подтвердились. Жена не смогла его дождаться, и вчерашнего дня её похоронили. Волк думал было, что мир потух, он должен замкнуться, все этого ждали. Но было кое-что, что его удержало. Дети. Нужно сказать доку, чтобы он провёл профилактику. И волк рассказал. Про поход, про ночь в больнице, про старика, про диких, которые не дикие, про то, что с ними можно общаться. Про всё.

– Джим, ты это. Приходи с женой и детьми сегодня. – сказал Дмитрий, – Я… Мне нужно это. А не то я сдам. Я… Я игрушки принёс. Ёлочные. Только ёлки нет. – волк выдавил улыбку и почесал себя за ухом.

– Ёлка! – выдохнул доктор, – Ёлка! Поселение чуть лучшего сталкера, последнего из стариков не лишилось, а он сука про ёлку! Иди, умойся, и шуруй к детям! Обязательно приду!

Пёс похлопал сталкера по плечу и принялся разбирать лекарства. Волк вернулся к себе домой.

Вечером он с детьми уже разбирал игрушки. Младший с удовольствием жевал гематоген, старшие слушали про новый поход папани. Про мать старались не вспоминать. Не из невежества. Просто, все понимали, как легко сейчас всё испортить. Дмитрий чувствовал какую-то глухую боль от того, что кровать за ширмой теперь пуста. Боль и вину. Может, если бы он пошёл ночью – он мог бы успеть?

Нет. Если бы он ушёл в темноту, не послушав старика – он не дошёл бы до дома. Она всё равно умерла бы. И он бы умер. И дети… Дети бы тоже… Тоже бы выпали из общей жизни. Волк не увидел, как умерла его жена. Не проводил её в последний путь. Где-то в глубине души, там, куда даже он сам не заглядывает, Дмитрий был счастлив.

В дверь постучали.

– Кто там? – спросил Дмитрий, не отрываясь от дела.

– Дед Мороз! С подарками! – донеслось из-за двери.

Было что-то не то в голосе. Что-то чужое и знакомое. Это был человек. Волк потянулся за пистолетом, спрятанным в столе на случай непредвиденных обстоятельств.

– Малинин, открывай, мы знаем, что ты там.

Люди в поселении! Больше! Люди с Территории!

– Малинин, не дури. – говорил другой голос; это уже фурри, – У тебя жена, дети. Давай. Всё кончилось. Мы пришли за вами.

Дмитрий знает этот голос. Тот самый гад, который отправил его сюда вместе с другими. Его прямой начальник. Полковник Осколок.

Он был к такому готов. Точно не к этому, но к тому, что люди могут прийти. Но с Территории он точно никого не ждал. Пять патронов. Один уже даже лишний.

– Малинин, убери пистолет. – продолжал голос за дверью, – Ты сам дурак, не порть праздник другим.

Старик в больнице, слушая сталкера, всё больше удивлялся. А за что же восстали фурри против своих же?

"Они решили, что могут всё решить без нас. Что им там по стрелочкам и отчётам лучше видно, как нам жить! Но я не такой. Мы все не такие! Я не хочу в оковах ходить! Всё решено заранее. Как ты выучишься, кем ты станешь, что ты будешь есть, пить, как умрёшь. Всё! Тебе не понять, старик. Ты живёшь вольно."

"Ну… И вот она моя воля. Ты пошёл за ней. Ты живёшь сейчас не лучше меня, в остатках былой роскоши. Вы уже умираете от простуды. А что будет через пять лет, через десять? Будет ли вообще что-то? Если выбирать между свободой и Первым – я бы на шею хомут одел, чтобы мои соплеменники были в тепле, сыты и одеты. Чем свободно шляться по брошенному городу в статусе диких."

– Осколок!

– Да, я тут.

– У меня будет условие.

– Ты прекрасно знаешь, Малинин, за такого спеца, как ты, можно и напрячься. Но – в пределах разумного.

– Тогда два условия.

Через два дня дети капитана Малинина вешали самые первые игрушки на ёлку, которую привезли территориалы в поселение. Их отец уехал в Центр с группой грузовиков. Чтобы вернуться.