Забавно, что сегодня мы смотрим именно этот фильм. Спортивная драма о боксёре, наверняка когда-то бывшая известной, сейчас же случайно попавшаяся среди кучи других скопившихся у старого плеера. И из всех возможных драм, боевиков, комедий, да тех же ужасов — сегодня она выбрала именно про бокс. А ведь Уайт не любит бои. Каждый раз когда она видит на мне новые ссадины, кровоподтёки, по её взгляду сразу становится ясно, что сестрица словно чувствует их на себе. И то, как она аккуратно обрабатывает раны, как заботливо накладывает компрессы... Иногда мне кажется, что это лучшая награда: спокойно лежать рядом с ней, смотреть незамысловатый сюжет про стремление к совершенно ясной цели. Но разве это может быть правдой?

Заряд аккумулятора иссяк: лежащий на боку экран погас не дотянув даже до конца решающего матча. Уайт осталась неподвижна. Как и я, не смея нарушить покой этого момента. Но вот, она прервала его и повернулась ко мне. Слегка потянула за руку прислонившись лбом к моему:

— Когда ты уходишь?

— Уже скоро.

— Надолго?

Она смотрела в мои глаза, я видел её грусть. Почему-то дышать стало тяжелее.

— Навряд ли. Я третий в очереди, так что должен вернуться сегодня. Но ты же знаешь, как обычно бывает: Капрал может ещё одного соперника подобрать, если с этим слишком быстро разберусь, — ухмылка на моём лице. — Пожелаешь удачи?

— Я слишком хорошо тебя знаю, — улыбка в ответ. Задорная искра осветившая её красные радужки глаз, — ты о ней не просишь. Только будь аккуратнее: бинтов больше не осталось, лекарства стали дороже...

— Как грустно это слышать. Деньги для тебя важнее меня?

— Не шути так.

Искра тухнет, лицо мрачнеет, и я вспоминаю, что это действительно так. Глупо было бы думать иначе, ведь она это никогда и не скрывала. Каждый бьётся только за себя и без гонораров за мои бои ей придётся куда сложнее. Я обязан ей...

Все виды приличий остались в прошлом — совершенно не как в том фильме. По новым правилам, никаких предварительных выступлений не полагалось. Аплодисменты не встречали бойцов и уж тем более, не выказывали им уважение. Да и разве мы достойны его? Туши, что избивают друг друга в подставных боях, пока зрители мечтают лишь о лёгкой наживе.

Их дикий гомон был слышен и здесь. Стены гримёрки сотрясались, скамьи вибрировали и отдавались звоном в груди, заставляя руки дрожать. И сколько бы боёв не прошло, это ощущение всегда появляется снова. Даже методичное наматывание на руки бинтов не успокаивает адреналиновую дрожь и по опыту я знаю: она не уйдёт вплоть до самого ринга.

— Так… — гул зрителей заполнил комнату, Капрал оборвал его захлопнув за собой дверь. Многое в этом старпёре подходило под кличку: начиная от голоса до присущей ему зверской грубости. Но сейчас он выглядел на редкость паршиво, даже привычный приказной тон то и дело сходил на нет. — Так... Планы изменились, бьёшься прямо сейчас и наушник тебе не понадобится. Гонорар утрою.

— И в чём подвох? Чтоб ты, да завышал награду...

— Бой насмерть.

Деньги-деньги-деньги. И только одна мысль крутится в голове: “ещё не поздно отказаться”. Но ноги уже несут к рингу, яркий свет арены ослепляет, ряды зрителей оглушают. Нет, дело не только в деньгах. На стандартные гонорары, мы с Уайт вполне могли бы существовать и дальше. Но этот бой — шанс вырваться. Капрал не умолкал, пока я не согласился и причина его нервозности стала ясна. Арену посетила верхушка нашего скромного мира, и он впопыхах собирался ей услужить. Бои насмерть не были здесь редкостью: награда за победу крайне заманчива, ставки выше возможностей простых отбросов и никаких запланированных проигрышей, никаких подстав — бой до самого конца где за всё ответственен лишь ты. Но из-за внезапности, Капралу не хватило стоящего бойца, и он наконец пришёл ко мне. Мало того, что теперь он мой должник, так и выторговать четырёхкратный гонорар не составило труда. И как бонус — Управленцы будут смотреть. А мне всего-то нужно показать, что я достоин работать на них...

— Дерзкий щенок! Вы наверняка наблюдали за его взрослением. С самого низа — шрам за шрамом, удар за ударом, он вынес всё ради этого момента! Сможет ли он, дебютант смертельного ринга, выгрызть себе победу?! Или же сдохнет безымянной шавкой?

Оратор знал своё дело. Неприкрытая насмешка так и сочилась в его словах, и толпа её подхватила. Их щедрая любовь, их уважение — всё выразилось всего одним словом: “Сдохни!”. И только когда я нырнул под канаты, среди общего гула послышались хоть сколько-то ободряющие выкрики: “Только попробуй скот — я на тебя поставил!”.

— Его противник — не единожды победивший смерть. Ветеран, чья прославленная удача устрашает не меньше его оскала — Клевер!

И почему я не попросил удачи? Потому что она ненавидит меня. О более гадостном сопернике и желать было нельзя. А публике он нравится:

— Разорви мальцу пасть!

— Сломай ему хребет!

Клевер шёл по проходу в компании разодетой девчонки, чьё тонкое тельце смотрелось вдвое стройнее, по сравнению с его огромной тушей. Он ухмылялся бурным приветствиям, шлёпнув спутницу пониже спины, отправил её к пустому месту и нырнул под канат с такой легкостью, будто весил вполовину меньше. Артист чистокровной породы с исковерканной мордой, густо поросший шерстью. В его взгляде читалось превосходство, но это была уловка. Он всегда считал противника за равного и оттого становился куда опаснее.

Началась скучная церемония зачитывания правил, брокеры принимали последние ставки, Клевер не сводил с меня испепеляющего взгляда, я отвечал ему тем же, но дрожь никак не уходила. Всё тело трясло, и это тревожило. Взгляд случайно соскользнул под канаты и… Вот Они — чистая, дорогая одежда, украшения. Интеллигентные лица с интересом и высокомерной отдалённостью наблюдающие за началом. Управленцы сидели в окружении свиты, и только несколько ухоженных женщин позволяли себе общаться с ними. В изящных платьях, эти дамы кидали пылкие взгляды, тихо переговаривались и, казалось, кровожадно скалились.

Приближался удар гонга. Мы оба застыли в позициях:

— Хватает же у тебя наглости, — Клевер злобно скрипнул зубами. — Ты утонешь в крови, щенок.

— Разве что в твоей, — дрогнувшая ухмылка.

Дело осталось за малым — убить.

Звонкий удар металла о металл. Клевер сорвался с места и первый же его выпад… слишком быстрый. Разум не успел, инстинкты спасли и тяжёлый кулак прошёл вскользь, заставив отпрыгнуть к канату.

Клевер всмотрелся, его лицо искривилось:

— Слабак.

Дрожь… Страх, вот каков он. Не получается двигаться как обычно — словно связали. Ритм сбоит, противник начинает вести и мой танец прерывается от его напора. Клевер распознал слабость и потому напал тут же с ударом гонга. Он уже стал ведущим.

Нужно было собраться, но это никак не выходило. Клевер славился умением наступать без передышки и сейчас не изменил себе — ничего не оставалось кроме как держаться подальше. Он всё больше запирал в обороне, читал движения: ни один ответный удар не нанёс ему вреда, контратаки не доставали до цели, ложные выпады не имели эффекта. Соперник был сильнее: я чувствовал тяжесть его кулака и знал, что пока он нарочно смягчает силу удара. Если бы не зрители, если бы не его гордость — он бы уже со всем покончил.

— Так и будешь бегать?! — его злил мой страх, он жаждал настоящего поединка. — Вздумал меня опозорить?! Бейся! — а я не мог ему этого дать.

Противно. Под недовольный свист трибун внезапный удар пришёлся по носу, в глазах потемнело, и я коснулся ринга в который раз прокричав про себя, что так мне до него никак не достать. Пора повзрослеть. Ничто не изменилось, никому такая жалкая жизнь не сдалась — но эта жизнь моя!

Подсечка прошла мимо: он увернулся, и я ринулся следом. Прямой выпад в его блок, захват руки, рывок и удар коленом в живот. Клевер согнулся, вывернулся, и в тот же миг мои зубы заскрежетали налетев на кулак.

— Вот так, — он отскочил, его звериный оскал торжествовал. — Покажи мне бойца.

Кровь заливала язык. Гул толпы затих, пространство сузилось на ринге, чувства изменились: каждое движение, каждое мгновение — всё подчинилось, и ухмылка вновь возникла на моих разбитых губах.

Клевер прекратил наседать. Мы кружились в центре и ни я, ни он, не переходили в атаку. Мои ошибки, его гордость — стали недопустимы: любая промашка может решить исход. И это выжидание… Тело горело, терпение заканчивалось — невзирая на последствия я жаждал ринуться в бой.

Мой наскок, Клевер парировал и ударил левой в живот, развернулся стремясь взять шею в захват, но я выбил ему челюсть локтём. Он отшатнулся, и моя нога вонзилась под его рёбра. Но последующий выпад уже не пробил блок. Он не оставался на месте: чередовал стойки, так быстро переходя в атаку после обороны, что я едва поспевал.

Кровавый оскал — Клевер наслаждался, я не мог сдержать свой восторг.

Бой затягивался. Раны искрами прожигали кожу, ярко вспыхивали болью. Выносливости не хватало, всё больше моих ударов проходили мимо, но соперник оставался всё таким же неистовым. Клевер прижал к канатам, обрушил шквал ударов от которых никак нельзя было уйти. Мощный удар подкосил ногу, кулак со всей силой вонзился в мою голову. На мгновение рассудок отключился, но тело выстояло. Клевер замешкался собирая силы вновь — ошибка. Впитанные навыки сработали, следующий его удар был медленнее и мой встречный застал его врасплох. Захват и исход поединка решён. Прижав его своим телом к ограде, обездвижев руки и ноги, я переводил дыхание смотря как его горло всё сильнее сдавливается канатом. Он задыхался, я не желал прекращать.

Крик толпы хлопком пробился к ушам. Они скандировали, и, внезапно, моя жажда прошла. В растерянности я смотрел на трибуны. И за всеми их лицами: спрятанными в показном испуге женщин, словно в по-детски любознательных у Управленцев и безучастных у их свиты, азартных у остальных — за всеми ними была лишь жажда смерти. Но ведь я уже победил.

— Убей!

Они кричат, мы для них мясо…

— Убей!

Но этот бой, он ведь был потрясным. Мы ведь сможем его когда-нибудь повторить. Неужели они этого не понимают?

— Убей!

И я должен убить настоящего бойца ради них?!

Вдруг кто-то схватил за голень, под канатом показалась заплаканная, та самая девчонка. Она дёрнула ногу, лишила опоры, и Клевер выскользнул в мгновение ударив по глазам — падение вниз. Уши забились от истошного крика. На третьем ударе весь шум исчез…

Наше убежище — Уайт лежит рядом, в её глазах грусть:

— Ты не вернёшься?..

— Нет.