Вопрос, который он за сегодняшний вечер мысленно задавал десятки раз, на деле прозвучал нелепо, почти жалобно. Словно не делал предложение, а умолял о милости.

От досады жеребец топнул копытом – и оба пони в комнате вздрогнули, когда половица скрипнула чересчур громко. После чего наконец-то взглянули в глаза друг другу, хотя до этого долго не решались, точно впервые пришедшие на свидание подростки.

– Так… – Лайт Стрим кашлянул. – Ты… хочешь… быть со мной?

– Я бываю с тобой, – оправившаяся от смущения пегаска отступила на шаг и повернулась к туалетному столику. – Так бываю, как ни с кем прежде, и ты это знаешь. Я вся твоя почти без остатка, чего ты ещё хочешь?

– Я хочу тебя без каких-либо "почти", – хрипло выдохнул единорог, вперившись взглядом в зеркало над столиком, где отражались голубые глаза кобылки. – Полностью, только для меня!

– Либо ты эгоист, либо сумасшедший. И я не знаю, чего больше бояться.

– Не бойся меня! – Стрим подался было вперёд, но осёкся и отступил обратно. – Прости…

Он слышал, как пегаска вздохнула, затем в её копытцах запорхала мягкая тряпочка, стирая грим с мордочки. Каждое движение было таким изящным и плавным, таким выверенным, что посвятивший жизнь изучению магии единорог сомневался, сможет ли так же управиться телекинезом. Когда-то он гордился своим даром управляться с мельчайшими предметами, но сейчас был посрамлён.

Хотя лазоревой пегаске Стрим был готов и вовсе сдаться без боя, лишь бы увидеть её улыбку, обращённую к нему.

Где-то за дверью слышался далёкий гул: голоса множества пони, аплодисменты, звуки оркестра. Сегодня его возлюбленная в очередной раз блистала на сцене, и единорог точно знал, что многие в зрительном зале тщетно взывают к ней ещё раз выйти на бис. Они не знали, что их… его звездочка уже устала и не хотела ничьего внимания: её нахмуренные брови и сжатые губы говорили больше, чем если бы она сказала вслух.

Единорог продолжал тихонько любоваться ею, когда в коридоре раздались громкие шаги; мгновением позже дверь с грохотом распахнулась.

Ввалившийся в гримёрку пони больше напоминал передвижную клумбу, настолько большие охапки цветов он нёс на себе.

– Слушай, Винди! – букеты и корзины небрежно полетели на диван и пол рядом. – В следующий раз я либо всё зашвырну сразу на помойку, либо ты са…

Повернувшись, земнопони в костюме администратора увидел Стрима и резко замолчал.

– Мистер, что вы себе позволяете? – единорога возмутил небрежный тон, с которым этот лакей обратился к звезде. – Извольте…

– Всё в порядке, – пегаска развернулась к ним, предостерегающе махнув крылом Стриму. – Все устали после такого долгого выступления, не обращай внимания.

– Он… с тобой? – неуверенно спросил администратор, покосившись на единорога.

– Да.

– То есть… как…

– Именно.

– Ага, – глубокомысленно кивнув, земнопони бросил на гостя ещё один задумчивый взгляд. – Ладно, это не моё дело. В общем, цветы я принёс, выбирай и забирай, какие понравятся – а остальные на помойку отправлю!

Спустя миг он исчез в дверном проёме, громко хлопнув створкой и оставив единорога в недоумении.

– Не обращай внимания, – повторила Спринг Винд. – Все и впрямь устали, будь снисходителен.

– Ладно уж, – Стрим отвернулся к окну, чтобы понаблюдать за городом снаружи и успокоиться. И заодно дать кобылке время переодеться.

Чего не пришлось ждать долго. После грима сразу настал черед сценического платья: пегаска сняла его и крылом небрежно забросила на вешалку. Стала видна её метка в виде одуванчика, с которого разлетались подхваченные ветром зонтики-семена. На короткий миг единорог снова полюбовался ею – ровно как и крупом, что уж таить, а потом Винди набросила на себя простенький плащ.

– Говорят, вечер выдался прохладным, – заметила как бы промежду прочим.

– Мы можем пойти куда-нибудь, где не будет холодно, – улыбнулся жеребец. – Или прогуляемся, а я буду согревать тебя всю дорогу.

– Всё звучит так заманчиво, – кокетливо взмахнув ресницами, пегаска приблизилась к нему и обняла крылом. – Даже не знаю, что выбрать.

– Мы можем решить по пути.

***

Уже поздним вечером парочка вышла на окраину городка. Верный своему слову единорог шёл с подругой бок о бок, укрывая от прохладного осеннего ветра. Они уже поговорили обо всём, о чём хотели и не хотели, и теперь просто молчали, наслаждаясь обществом друг друга. Стрим не мог прочитать её мысли, но в том не было никакой нужды; когда она прислонялась головой к его шее и как будто задрёмывала на ходу, то он чувствовал, что вот-вот взлетит, безо всяких крыльев или магии.

Всё же им пришлось остановиться, когда за очередным поворотом очередной улочки показался небольшой, окружённый палисадником дом. Единорог заметил свет в окошке на первом этаже, прежде чем Винди нехотя отстранилась.

– Пора…

– Да, – лишившись тёплой спутницы, Стрим поёжился от налетевшего порыва. – Послушай…

– Хм?

– Насчёт того… ну… что ляпнул недавно…

– Ты много чего ляпал сегодня, – хихикнула кобылка, прикрыв мордочку сгибом крыла. А через миг она снова подошла вплотную и положила оба копыта на шею единорогу. Её мягкие губы коснулись его – и сразу отстранились, не успел он ещё округлить глаза в изумлении.

– Оххх…

– Считай, что я тебя простила, – кобылка невинно улыбнулась. – За всё хорошее…

Стрим рванул вперёд и стиснул её в железных объятиях, поцеловал так крепко, что она вмиг осела на круп и беспомощно заметала хвостом по дороге. И оба не заметили, как приоткрылась дверь домика, не услышали шагов.

– Кхм, молодые пони.

– Мама! – ухитрилась пискнуть Винди посреди поцелуя и рывком отстраниться от ошалело заморгавшего единорога.

Немолодая чемеричная кобыла наклонила голову, рассматривая парочку; особенно Винди, точно видела её впервые. Пегаска съежилась под её взглядом и обхватила себя крыльями.

– Может, ты скажешь мне…

– Мам, я…

Обе кобылы начали одновременно и замолчали, чем Стрим тут же воспользовался.

– Здравствуйте, – он вежливо поклонился . – Вы, как я понимаю, мать Винди? Счастлив познакомиться с вами… как и с вашей милой дочерью.

– Хм… да… – кобыла выглядела так, словно её огрели чем-то увесистым. Впрочем, единорог вполне понимал её чувства: не каждая мать обрадуется, застав дочь целующейся с незнакомцем.

– Думаю, нам хватит на сегодня, – подала голос стоявшая в сторонке Винди.

– И впрямь поздно, – Стрим снова поклонился, а подругу одарил ласковым взглядом. – Я буду ждать нашей следующей встречи.

– Да, конечно, – пегаска вконец смутилась и теперь рассматривала что-то у себя под ногами. Затем так же резко она вскинулась.

– Слушай, нам надо…

– В следующий раз, – твёрдо прервал её Стрим. – Твоя мать волнуется.

– Да, верно…

– Доброй ночи, моя Баттерфлай.

Он звал её так с тех пор, как впервые увидел на сцене: лазоревую пегаску в шёлковом платье невиданной красоты, чарующую и загадочную, с милым голосом – и грустной историей о любви и смерти. Помнил её удивление и смущение, когда с наспех купленным букетом пришёл к ней за кулисы; помнил, сколько времени и сил у него ушло, прежде чем она согласилась на первое свидание. Но оно того стоило.

И хотя сейчас Винди больше напоминала обычную нашкодившую кобылку, это ничуть не умаляло её очарования.

Мечтательно улыбаясь, единорог потрусил в осеннюю ночь.

Кобыла долго смотрела ему вслед, прежде чем повернулась к пегаске.

– Ну, пошли уже, – вздохнула и посторонилась, давая Винди пройти.

– Мам, – её голос сорвался на жалобный писк. – Я… ну правда…

– Давай уж лучше дома поговорим.

Они вошли в прихожую, не проронив больше ни слова. Заперев дверь, чемеричная пони наблюдала, как Винди снимает плащ и бросает взгляд на себя в зеркале, затем направляется в сторону ванной комнаты.

– И что скажешь…. доченька? – взрослая кобыла не удержалась от нервного смешка – уж больно забавной выглядела ситуация. – Когда нам с отцом внуков ждать?

– Маам! – раздался умоляющий стон из ванной. – У нас ничего не было!

– Именно поэтому я сейчас просто говорю с тобой, а не выталкиваю из дома взашей, – глаза кобылы сузились. – И моли Сестёр, чтобы отец ничего не узнал.

– Я молюсь, чтобы он ничего не узнал, – пробормотали сквозь шум воды, и судя по напряжению в голосе, речь шла явно не об отце Винди.

Кобыла поджала губы, но сердиться дальше уже не могла. Она подождала, пока Винди закончит умываться и выйдет наружу; в ярком свете лишённая косметики мордочка приобрела угловатые черты, а стянутая в незамысловатый пучок грива и вовсе не оставила место воображению.

– Как же тебя угораздило? – покачала головой взрослая пони.

– Сам не понимаю, как так вышло, – лазоревый пегас поёжился. – И боюсь представить тот кошмар, когда он узнает, что в этом спектакле все кобыльи роли играют молодые жеребцы.