Я помню тот день словно это было только вчера. Замечательный вечер двенадцатого октября, солнечные лучи, вызолотившие янтарные кроны березовой рощи, несколько неровная грунтовая дорога под колесами и широкая улыбка на моем лице. Жизнь, казалось, не может быть лучше. Я был самым счастливым котом на земле, и мне нестерпимо хотелось этим поделиться. Не с целью похвастаться, а больше выплеснуть накопившиеся эмоции, то невыносимо приятное давление в груди, от которого хотелось пуститься в пляс, словно маленькому котёнку. Однако я старательно строил из себя предел невозмутимости, пока острые зубки не сомкнулись на моём ухе.

— Ауч! — воскликнул я больше от неожиданности, чем от боли. Дёрнувшись в сторону, я чуть не направил машину с дороги, но пара лихорадочных движений руля вернули мне управление. Скинув скорость, я с укором бросил взгляд на сиденье справа от себя. Там, изображая абсолютную невинность, сидела самая красивая кошка, из когда-либо виденных мной. Серая ухоженная шерстка с симметричными, удивительно гармонично расположенными темными полосками выгодно подчеркивала хрупкую фигурку. И хоть Ирен не обладала формами модели, они ничуть не меньше приковывали к себе взгляд. На умилительной мордашке всегда блуждала загадочно-игривая улыбка, а её пронзительно желтые глаза наполняли моё сердце счастьем. Ну как на такое сокровище можно злиться?

— Ты выглядел настолько довольным, что я просто не смогла удержаться, — без тени сожаления о содеянном призналась Ирен. От бархатистого звука её голоса все тени недовольства в глубине моей души мгновенно растаяли. Она прильнула ко мне, пытаясь заглянуть в глаза, почти полностью загораживая мне обзор и, очевидно, совершенно не беспокоясь о нашей безопасности. — Серьезно, Джеймс, чем же ты так доволен?

— Тем, что у меня есть ты, — дунув ей в носик, признался я, с наслаждением наблюдая, как потешно она поморщилась. — Тем, что мы теперь женаты…

— Уже шестнадцать часов как! — перебила меня она, с гордостью демонстрируя колечко на своем пальце. Пресвятые хвосты, как же я её люблю!

— Именно так, — терпеливо продолжил я, вновь сдерживая порыв задушить эту кошечку в объятьях. — А впереди нас ждет увлекательный медовый месяц!

— Вдали от цивилизации, где никто нас не услышит, — с придыханием прошептала Ирен мне в ухо. Шерсть на моем загривке зашевелилась, хвост зажил какой-то своей, не зависящей от моих желаний, жизнью. И не только хвост, если уж быть откровенным. Искренне надеясь, что мой румянец не слишком заметен, я глянул направо еще раз. Судя по довольному выражению мордочки и кокетливому взгляду, именно такой реакции она и добивалась. Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, я смог совладать с собой и не впиться губами в это невозможное чудо. К счастью, конец нашего путешествия был близок.

Уже ближе к закату дорога привела нас к особняку внушительных размеров, заброшенному, казалось, уже не одну дюжину лет. Доставшееся в наследство семье Ирен от какой-то дальней родственницы, это место практически не представляло никакой ценности, ибо расположено было в столь отдаленном от цивилизации месте, что только пара безумно влюбленных дураков согласилась бы там поселиться, хотя бы на время медового месяца. Мы с Ирен не особо жаловали всякие курорты и путешествия, а потому заброшенный домик в глуши восприняли как дар свыше. Да мы даже познакомились в библиотеке, как бы прозаично это ни звучало. Эта красавица тогда уронила книгу прямо мне на голову, а после позвала на ужин в качестве извинения. Откуда же мне было знать, что она это сделала намеренно?

— Джеймс, ты будешь любоваться видом, или всё же составишь мне компанию? — отнюдь не невинным голоском отрезвила меня Ирен, ловко выпрыгивая из машины. Вопреки её словам я не мог не заглядеться на её грациозные движения. А она и рада покрасоваться в своей обтягивающей маечке и коротеньких шортиках, позволяющих в полной мере любоваться её очаровательными длинными ножками.

Пока я глазел, всё еще не веря своему счастью, она танцующей походкой обошла машину и открыла багажник. Вспомнив, кто тут кот, я поспешил ей на помощь, взвалив на себя большую часть сумок. К земле меня тянули пара комплектов одежды, некоторая домашняя утварь, комплект дорогого сатинового постельного белья, продукты на неделю вперед, немного различных вкусностей, оставшихся после вчерашней свадьбы и ещё немного всякой всячины. Нагрузившись как ослики-грузчики, чтобы не ходить по два раза, мы поползли к входной двери. Торжественно вручённые нам ключи с пронзительным скрежетом провернулись в замке, и дверь с отвратительным скрипом открылась.

Побросав все вещи, взмыленные пусть от небольшой, но крайне тяжелой прогулки от машины до двери, мы перевели дух. Ирен тяжело дышала, довольно улыбаясь. Грудь её поднималась вверх и вниз, притягивая к себе взгляд, а образ вспотевшей, запыхавшейся кошечки был для меня последней каплей в чаше возбуждения. Взрыкнув, как дикий зверь, я схватил Ирен, перекинув добычу через плечо, и под её безудержный хохот потащил свою ношу к ближайшей спальне. Я не помню куда меня привели ноги, как выглядела комната, не помню, как мы накинули поверх кровати наш любимый плед…

Зато я помню вкус её губ, аромат её жаркого дыхания, страсть её поцелуев. Тепло и податливость её тела, нежные прикосновения лап, томные вздохи удовольствия. Я никогда не забуду сводящий с ума запах своей возлюбленной, её жаркие объятия, покусывания, что спускались всё ниже, пока их не заглушили откровенные стоны блаженства. Влажная от пота и не только шерстка, поблескивающая в свете луны. Сплетенные в порыве страсти хвосты. Её коготки, слегка впившиеся мне в спину, и наши тела, слитые воедино сведенные судорогой в мгновении ослепительного всепоглощающего блаженства, что, казалось, будет длиться вечно. Помню её невинно закушенную губу и чуть стыдливый взгляд. В её глазах слезы счастья и соленый вкус на языке. И это после такого-то! Мой шёпот ей на ушко: «Я люблю тебя» и её ответный поцелуй со словами: «А я тебя». То, как преисполненный внутреннего тепла и неги, я крепко, и вместе с тем нежно, зажал её в своих объятиях, пообещав никогда не отпускать. Как мы заснули под утро, свернувшись тесным клубочком счастья, я уже не помню.

***

Проснулся я поздним утром от ароматного запаха яичницы с беконом. Как бы ни хотелось понежиться еще немного, назойливое, тянущее ощущение в животе требовало принять немедленные меры. И голод был не единственной потребностью, что требовала удовлетворения. С некоторым сожалением я открыл глаза. Любимой рядом уже не было, и кровать уже позабыла её тепло. Вспомнив, как прошла ночь, я не смог сдержать счастливой и несколько самодовольной улыбки.

Накинув на себя что-то из одежды, я поспешил к завтраку. К моему удивлению, путь к кухне пролегал через лестницу, хотя я совершенно не помнил, как вчера вечером по ней поднимался. Ирен встретила меня обворожительной улыбкой, одетая в один лишь коротенький розовый халатик с пушистыми кисточками. На столе уже располагалась манящая тарелка с аппетитным завтраком, и я откровенно разрывался между двумя столь дивными зрелищами. Глаза бегали от аппетитно благоухающей яичницы к не менее аппетитно пританцовывающей босыми лапами на холодном полу кошечки.

— Только послушным котикам, что всё съели, достанется десерт, — многообещающе хихикнула Ирен. Похоже, мои метания не остались для неё незамеченными. Я беспрекословно подчинился, с довольным урчанием поглощая завтрак, искоса поглядывая на умилительно улыбающуюся кошечку. Стоило мне отставить пустую тарелку в сторону, как передо мной появилась чашка свежесваренного кофе, которую я тут же осушил, даже не поморщившись от несколько непривычной горечи. Сахарку бы можно было класть и побольше. Впрочем, я полюбил её не за навык варки кофе. Стоило мне открыть рот чтобы высказать всё свое восхищение и благодарность за столь чудесный завтрак, как мои уста запечатал поцелуй благоверной. Слова тут были излишни, так что я просто ответил ей со всей той страстью, на которую способен сытый и довольный кот.

— Итак, — казалось, прошла целая вечность, прежде чем Ирен разорвала поцелуй. — Чем мы займемся сегодня, Джеймс?

— Тем же чем и всегда, Ирен, — я отвернулся и прошелся к окну, сложив лапы за спиной.

— Попробуем захватить мир? — её подбородок лег на моё плечо, пока мы разглядывали усыпанный листьями двор. Золотистый ковер чуть шевелился под легкими порывами ветра, создавая иллюзию колышущегося океана.

— Вообще-то, я думал заняться приведением дома в порядок, но твоя идея тоже ничего, — я повернулся к Ирен и дунул ей в носик, с улыбкой наблюдая, как она мило поморщилась.

— Но сначала чистка зубов, — неопределенно хмыкнула кошечка, поворачиваясь обратно к плите. — Я пока займусь кухней и кладовой, а ты можешь осмотреть другие комнаты. Газа в баллоне хватит еще на неделю точно, а потом придется съездить в Клаудвилль за новым. Ну или перейти на сухпайки. Еще надо бы крышу проверить, сезон дождей не за горами, а последний раз крышу чинили еще когда я не родилась. Наверное. Ну и вообще, следует привести дом в порядок, раз уж мы тут останемся на всю зиму.

Внезапно свалившиеся на голову бытовые проблемки и заботы быстро отрезвили размечтавшуюся о продолжении беззаботных развлечений голову. Лишь вид Ирен в халатике, негромко мяукавшей себе что-то мелодичное под нос, дирижируя себе хвостом, скрасил представшую перед глазами гору работы. Ради такой красавицы можно покорить любые вершины, и я намеревался доказать это на практике.

Покончив с утренним туалетом, я задержался на минуту, изучая свое отражение в старом, мутном зеркале. Рыжая морда там никак не походила на серьезного и ответственного домовладельца. Впрочем, на женатого счастливца тоже. Я попытался принять суровый и представительный вид, но получилось лишь надуть щеки и поднять шерсть дыбом. Несколько разочарованно вздохнув и почесав загривок, я отправился в тур по дому.

Половицы неприветливо поскрипывали под моим весом, пока я продвигался по мрачным коридорам. Всего их было четыре, по два на каждом этаже, расходящиеся в разные стороны от просторного центрального холла с роскошной деревянной лестницей и выцветшем от старости ковром. В целом дом создавал несколько гнетущее впечатление. Неопределенный запах старины и тления в воздухе, трещины в стенах и потолке, необъяснимые и неприятные звуки в стенах, — но всё это меня ничуть не заботило, пока рядом была Ирен.

Выбрав наугад один из коридоров, я принялся за осмотр. В основном за однотипными, рассохшимися и с трудом открывающимися дверями обнаруживались ничем не примечательные комнатки: гостевые спальни с покрытыми толстым слоем пыли кроватями и прикроватными тумбочками. Желтые керамические ручки ночных горшков выглядывали из-под свисающих до пола простыней, словно терпеливо ожидали своего часа.

За одной из дверей обнаружилась просторная гостиная. Моль превратила кресла и диван в нечто ужасающее, ковер на полу серел лохмотьями, а в тряпье, висящем на стене, с трудом можно было узнать гобелен, некогда украшавший комнату. Единственной заинтересовавшей вещью были огромные часы с маятником, неподвижные и безмолвные. Словно символ вечности, они всем своим видом говорили, что стояли здесь задолго до меня, и будут стоять много после. Внутренне содрогнувшись от таких нерадостных мыслей, я пообещал себе разобраться со всем этим хламом позже и с чистой совестью продолжил свой путь.

А вот следующая комната меня по-настоящему впечатлила. Дорогая, почти не поддавшаяся влиянию времени дверь таила за собой личный кабинет владельца поместья. Стоило мне ступить внутрь, как по спине пробежал легкий холодок. Хвост невольно распушился, выдавая мой страх, шерсть на загривке поднялась. Нет, в комнате не было ничего пугающего, но сама атмосфера была на редкость неприятной.

Из мебели обнаружился массивный стол у окна, закрытого тяжелыми от пыли шторами, несколько шкафов с книгами, картина на стене, пара сундуков и ящичков, — ничего впечатляющего. Хотя кое-что все же заставило обратить на себя внимание. Картина. Пройдясь до этого практически по всему особняку, я не встретил ни одной картины. Это, конечно, ничего не значит, может просто бывшие владельцы не любили живопись, но столь необычная деталь определенно меня заинтересовала.

Решив получше рассмотреть картины, я решительно направился к окну и раздвинул шторы. Свет просочился в образовавшийся проём, озарив комнату блеклыми лучами осеннего солнца. Вернувшись к картине, я принялся за её изучение. Сам холст защищало стекло, обрамленное в богато украшенную раму. Из-за слоя пыли нельзя было ничего разобрать, так что я одним жестом лапы стер немного посередине. Оттуда на меня уставилась пара зло прищурившихся ядовито-желтых глаз. Испуганно отпрянув в сторону, я запоздало сообразил, что это портрет. Чертыхнувшись на себя за подобную трусливость и искренне радуясь, что Ирен этого не видела, я вернулся и, взяв кончик хвоста в лапу, наскоро протер стекло.

Да, испугаться действительно было отчего. На картине была изображена совершенно лысая морщинистая кошка с презрительным, полным ненависти взглядом. Её желтые глаза, казалось, смотрели прямо сквозь тебя, а брезгливо приподнятая верхняя губа обнажала острые зубки. Одета кошка была в дорогое строгое черное платье и внушала всем своим видом то ли ужас, то ли смиренное благоговение. Хотя и выглядела она ужасно, нельзя было не восхититься мастерству художника, детальности работы и удивительной реалистичности. Словно завороженный, я подошел чуть поближе, вглядываясь внимательнее в странную манеру исполнения рисунка.

Но стоило мне приблизиться, как внезапно раздался звук разбившегося стекла, за которым через мгновение последовал женский вскрик. Мгновенно опомнившись, я шерстяной пулей метнулся из кабинета и уже через пару секунд был на пороге кухни. Картина, представшая там передо мной, могла бы быть достойна какого-нибудь дешёвого ужастика: на желтовато-белых плитках пола соседствовали блестящие осколки чего-то, напоминавшего стеклянный графин, и ярко-алые пятна: кровавые следы лап, капли и подтеки. Посреди всего этого кошмара неподвижно лежала Ирен.

— Милая! — в ужасе воскликнул я, подбегая к ней. К счастью, она дышала и почти сразу же пришла в себя, что-то невнятно бормоча про порез, хотя глаз не открывала. Бегло осмотрев её, я обнаружил глубокую рану на подушечке правой лапы, из которой торчал осколок стекла. — Как же это тебя угораздило?!

Ирен смолчала, поджав губы. Такой напуганной я её еще не видел. Понимая, что надо что-то делать, я взял кухонное полотенце и, мягко говоря нечто успокаивающее и бессмысленное, аккуратно извлек из лапы трехсантиметровый осколок. Страдания, исказившие личико моей любимой, полурык-полуплач, вырвавшийся из неё, а также когти, глубоко впившиеся в мою штанину, — всё это отразилось болью в моём сердце. Не так, я надеялся, пройдет первый день нашего медового месяца.

Плотно перевязав рану полотенцем, я отнес любимую в спальню. Пока что только там можно было расположить её в относительном удобстве. Кошечка более-менее пришла в себя и, открыв глаза, тут же виновато их опустила.

— Прости, Джеймс, — дрожащим голосом выдавила из себя она, едва не плача.

— Ты из-за штанов расстроилась? Пустяки! — я попытался свести всё на глупую шутку, показав на несколько дырок в ткани от её когтей. — Я их всё равно никогда не любил.

— Я такая неуклюжая, — прижимаясь ко мне, начала оправдываться Ирен. — И вид крови… Я не хотела, чтобы ты знал, какая я трусиха…

— Всего-то? — я ласково обнял любимую, покачиваясь вместе с ней, словно баюкая младенца. Она всё же расплакалась, тихо всхлипывая мне в грудь, пока я поглаживал её по голове. — Всё в порядке, всё хорошо, — приговаривал я, — я вот тоже боюсь всякого.

— Например? — сквозь шмыгания носом заинтересованно спросила кошечка, навострив ушки. Любопытства ей было не занимать даже в такой ситуации.

— Например пауков, — нехотя признался я, внутренне радуясь, что смог отвлечь её хоть чем-то. — У них такие длинные тонкие лапки и они так мерзко ими шевелят.

— Но ведь эти самые безобидные! — подняв на меня заплаканные глаза, возразила Ирен. — А еще они пользу приносят, ловя всяких насекомых.

— Не могу с собой ничего поделать, боюсь и всё, — нахмурился я, уже не довольный, что вообще поднял эту тему.

— А я боюсь… — начала было чуть успокоившаяся кошечка, но её прервал длинный, протяжный звук, напоминающий рык недовольного бегемота, исходящий прямо из её живота. — О-о-ой…

— Намек понял, — усмехнулся я, аккуратно укладывая Ирен обратно на кровать. — Отдыхай, я сейчас что-нибудь придумаю.

Получив в ответ благодарный кивок, я поспешил на кухню. Порядком там всё ещё и не пахло, так что я сначала разобрался с осколками и лишь только потом принялся за бутерброды. После того как легкий перекус был готов, я доставил их адресату. Будучи награждённым титулом «Спасителя», мне ничего не оставалось, кроме как приняться за наведение окончательного порядка на кухне. Ведро и тряпка нашлись в подсобке, мытьё пола прошло без каких-либо приключений. Разве что нашел еще пару-тройку мелких осколков, пропущенных мной в первый раз.

Уже вечерело, когда я вернулся в спальню с новой порцией бутербродов. Ирен тихо посапывала, во сне невольно поджимая раненую лапу. Я невольно залюбовался её умиротворенной мордашкой и вздрагивающими ушками. Сам я, после пережитого волнения, спать совершенно не хотел, так что вооружившись фонарем, отправился доисследовать кабинет, прихватив с собой бутерброды. В этот раз я решил уделить внимание столу и его содержимому.

Там обнаружились различные бумаги по дому, вроде счетов за ремонт столетней давности, расписок за приобретение мебели и всего в таком духе. Увеличительное стекло, старые перья и чернильницы, пустые конверты, вырезки, писчая бумага, несколько свечей и небольшой ключ. Моё внимание привлекла вырезка из газеты о галерее некой Мадам Лессо. Фото изображало уже знакомую мне лысую кошку в окружении картин. В статье восхищались её вышивками, называя её поистине мастером иглы и нити.

Резко поднявшись, я бросился к уже знакомому портрету. Поднеся к нему увеличительное стекло и подсветив фонарём, я с удивлением обнаружил, что это и в самом деле была не просто картина, а самая настоящая вышивка. Настолько мелкая и точная, что почти ничем не отличалась от фотографии. Больше всего поражали цвета, живые и насыщенные, словно это не подобранный набор из пары-тройки десятков видов нитей, а ниточка к ниточке, шерстинка к шерстинке выверенный образ. Переходы из одного цвета в другой были настолько плавными, что их было невозможно отследить. Да еще этот странный запах от картины...

Я как раз изучал под увеличительным стеклом желтый глаз Мадам Лессо, когда он внезапно моргнул. Сердце на миг пропустило удар, всё тело похолодело. Испугавшись, я взмахнул лапой, нечаянно сбив картину на пол. Рама треснула, стекло разбилось, и прямо на осколки ступила сама Мадам Лессо, самодовольно и победно скалясь. В ужасе я отпрыгнул в сторону, опасаясь задеть стул или шкаф. Но вокруг ничего не было. Только картина на полу, я и Она в абсолютно пустой комнате.

— Дже-е-еймс, — протянула кошка низким бархатистым голосом. — Иди же ко мне.

Мои ноги отказывались меня слушаться и бежать прочь. Вместо этого они шаг за шагом приближали меня к вышедшему из картины образу. Я попытался закричать, но из горла не вырвалось ни звука. Мадам Лессо с торжествующей улыбкой смотрела на мои безуспешные потуги.

— С-с-юда, — прошипела она, нажимая на небольшое углубление в стене на месте, где раньше висел её портрет. Раздался щелчок и часть стены открылась, обнажая абсолютный мрак за стеной. Какой-то непривычно объемный, он чуть дрожал, словно шерсть на ветру, живой и подвижный. Протянув лапу, я неожиданно ощутил сопротивление, будто трогаю своеобразный резинвой коврик для ванны. Когда же от него стали отделяться отдельные куски я с ужасом понял, что это.

Пауки. Тысячи тысяч пауков с тоненькими лапками, сплетенные в единый огромный клубок так плотно, что их ноги походили на шерсть невиданного зверя. И стоило мне коснуться, как эти твари принялись шевелиться, высвобождаться и бежать ко мне. С первобытным ужасом я наблюдал, как они прибывают, всё больше и больше, облепляя сначала мою кисть, затем запястье, предплечье, локоть и плечо. Я силился бежать, кричать, шевелиться, сделать хоть что-нибудь, но мог лишь в панике наблюдать, как сантиметр за сантиметром мое тело покрывают самые омерзительные существа, что я встречал в своей жизни. И всё это под дьявольский хохот этой лысой твари из картины, наслаждавшейся представлением. А пауки все прибывали, добравшись до моего горла и выше, пытаясь забраться в рот, нос, уши, глаза. Зажмурившись, я взмолился о скорой кончине, лишь бы прекратить этот ужас, и провалился в небытие.

***

Ощутив, как что-то касается моего лба, я вскочил с криком отчаяния и открыл глаза. Рядом, испуганно сжавшаяся в комок, сидела Ирен, виновато на меня поглядывая исподлобья.

— Я всего лишь проверяла, нет ли у тебя температуры, Джеймс, — принялась оправдываться она. — Ты вел себя странно.

— Пустяки, кошмар приснился, — отмахнулся я, оглядывая спальню. Воспоминания о вчерашнем вечере постепенно возвращались ко мне. Разбитый графин, уборка, кабинет… Что из этого было сном? Судя по перевязанной ноге Ирен, часть про кухню была правдой. — Как ты?

— …могло быть и лучше, — уклончиво пробормотала любимая, отводя взгляд. — Я думаю тебе стоит взглянуть.

Рана и правда требовала внимания: пропитавшееся кровью полотенце сделало свое дело, но нога выглядела покрасневшей и воспаленной. Более того, шерсть на лапе и вокруг пореза выпадала клочьями, обнажая гладкую розовую кожу. Это совсем не походило на последствия обычного пореза.

— Может какая инфекция? Думаю, стоит показать тебя врачу, — решительно сказал я, подхватывая Ирен на руки. — Сейчас мы с тобой немного прокатимся.

Она смолчала, понимая всю серьезность ситуации. Оказаться вдали от цивилизации без медицинской помощи — это один из худших возможных сценариев. К счастью, у нас была машина, и через несколько часов мы въезжали в Клаудвилль. Местная клиника, одна на весь небольшой городок, оказалась комплексом из трех длинных приземистых трехэтажным зданий. Нам пришлось порядочно попетлять между ними, прежде чем мы смогли добраться до главного входа. Очереди в приемном покое не оказалось, так что нас приняли без промедлений.

Уже через час я беседовал с представительного вида пожилым котом, являвшегося обладателем солидного брюшка и роскошных усов, которые он имел привычку покручивать в задумчивости на когте. Бирка на халате гласила: “Доктор Миллингхейм”. он меня успокоил, сказав, что ничего серьезного нет, просто небольшое заражение. «Пару дней антибиотиков и будет как новая. Еще натанцуетесь вместе, голубки!» — прямо так он и выразился, ухмыляясь в свои усищи. Ирен, конечно, не радовала перспектива остаться в городе на пару дней, но другого варианта не было. Обустроившись в палате, она внимательно посмотрела на меня и сказала:

— Езжай обратно в дом, Джеймс. Не стоит тут со мной нянчится, я в порядке, — видно было, что подобное внимание к себе ей не очень нравится. — я не хочу быть для тебя обузой.

— Ирен, милая, что за глупости ты говоришь? — возмутился я, обнимая её за плечи. — Как же я тебя тут одну оставлю? И как же ты послезавтра вернешься?

— Езжай, прошу тебя, — она была неумолима, строго нахмурив свои бровки. — Не хочу, чтобы ты видел меня такой… слабой. Меня привезет доктор Миллингхейм, я уже обо всем с ним договорилась. Уйди!

— Можно вас на минутку? — нас прервал голос доктора. Лёгок на помине. Виновато глянув на Ирен, я вышел к нему в коридор. — Я думаю, вам стоит её послушаться, Джеймс. Покой для пациентки сейчас критически важен, а ваше присутствие будет только мешать. К тому же я также обеспокоен вашим здоровьем, если уж быть откровенным. Когда вы последний раз спали? Езжайте, прошу вас, отдохните. Хотя бы ради вашей жены, ведь ей понадобится вся ваша помощь и внимание.

— Уверены, что вам не составит проблем доставить её обратно домой? — взвешивая все за и против, поинтересовался я. — Мы ведь очень далеко живем.

— Особняк старухи Лессо, не так ли? — поднял бровь доктор, покручивая ус когтем. — Честно говоря, я очень удивился, когда узнал, что там кто-то живет.

— Почему это? Она все же родня Ирен, пусть и дальняя, — я навострил ушки.

— Неужели? Понимаете, Джеймс, с этим поместьем у нас в Клаудсвилле связаны самые разнообразные слухи, — оглянувшись по сторонам, доктор заговорщицки наклонился ко мне, обдав запахом дорогого одеколона. — Говорят, что после того, как вандалы устроили пожар в галерее Мадам Лессо, она несколько тронулась рассудком. Понимаете, её… специфичный облик вызывал страх и ненависть у местных.

— Могу их понять, — кивнул я, вспоминая ужасающий портрет. Всплывшие в памяти события сна вновь заставили мою шерсть на загривке зашевелиться.

— Говорят, после того случая она перестала появляться в городе, — кивнул доктор, вновь оглянувшись в поисках посторонних ушей. — Но это ещё не всё. Все, кого она хоть раз изображала на своих картинах, пропали без вести при загадочных обстоятельствах. Все до единого! Конечно это может быть всего лишь совпадением или дурным стечением обстоятельств, но все шесть котов и кошек постепенно испарились из нашего города. Слишком мало, чтобы полиция забила тревогу, но достаточно для рождения слухов. Хотя, возможно, они просто сбежали из этой всеми забытой дыры. Но помяните моё слово: нехорошее это место, поместье Лессо. И невеста вот ваша неспроста поранилась. Так что вот вам мой совет: бегите оттуда пока не поздно…

— Доктор Миллингхейм, пройдите к посту медсестры! — раздался механический голос из громкоговорителя. Прежде чем я что-то успел сказать, кот в белом халате умчался, неожиданно прытко для его возраста и комплекции, махнув на прощание бурым хвостом. Зайдя к Ирен попрощаться, я направился обратно в дом. Дорога в одиночестве тянулась невыносимо долго, давая возможность тревожным мыслям накрыть меня с головой. Все ли будет в порядке с любимой? Может, стоило все же с ней остаться? А то этот странный доктор не внушает доверия, после его-то истории о Мадам Лессо.

Небо безрадостно нависло серыми тучами, готовясь к продолжительному осеннему дождю. Коричневые мертвые листья на деревьях и земле неприятно шуршали в тон завывающему ветру, словно перешептываясь о чем-то своем, зловещем. Сам дом выглядел в таком свете неприветливо, пугающе. Но я, сославшись на плохое настроение и свалившиеся невзгоды, проигнорировал все эти глупости. Оказавшись внутри один одинешенек, я внезапно осознал, как сильно скучаю по Ирен и как же жду её возвращения. Хотелось бросить всё и ехать за ней, но это было бы просто глупо. А я теперь кот женатый, да еще и вот такого дома хозяин, пусть и не так долго. Надо вести себя подобающе и заняться чем-то полезным.

Решив, что какое-нибудь дело сможет отвлечь меня от переживаний, я вернулся в кабинет Мадам Лессо. К своему удивлению, её портрет обнаружился на полу, разбитым, прямо как во сне. А во сне ли? По спине прокатилась новая волна холода, а подушечки лап покрылись мерзким холодным потом. Нервно сглотнув, я приблизился к стене, где висел портрет. Там действительно обнаружилось углубление в том самом месте, где и ожидалось. Дрожащим от страха когтем я нерешительно нажал на него и услышал до боли знакомый щелчок. Часть стены отошла в сторону, обнаруживая потайную комнату. К моему величайшему облегчению никаких пауков там не оказалось. По крайней мере не так, как во сне.

Окрыленный своей маленькой находкой, я двинулся дальше. Тайная комната представляла собой больше расширенную кладовку, чем настоящее помещение. Пыльное, темное, с клочьями висящей тут и там паутины, оно не внушало особого желания войти. Но любопытство было сильнее страха, так что, прихватив фонарь, я углубился в изучение недр этого секретного «шкафа».

Во-первых, стопка картин. Ровно шесть штук, так же закрытых стеклом, как и портрет Мадам Лессо, сиротливо лежащий на полу среди осколков. На них также были изображены коты и кошки всех мастей и окрасов, выполненные с удивительной детальностью и точностью. В свете фонаря их лица выглядели неестественно бледными, а глаза — остекленело мёртвыми, словно это — вышивки мертвецов. От одной мысли о таком меня передернуло. Я думал, что все они сгорели на выставке, если, конечно, верить словам доктора Миллингхейма.

Во-вторых, в углу кладовки стоял небольшой металлический сейф с приоткрытой дверцей. Внутри обнаружилась пухленькая кожаная папка с различными документами на дом, купчей, правом собственности и планом участка. Вот последний-то и привлек мое внимание. Внимательно разглядывая пожелтевшие от времени схемы, я с интересом обнаружил, что этот дом не единственный тут. Рядом, с ним располагался еще один, совсем маленький, чуть дальше в лесу. И окна кабинета как раз должны выходить в ту сторону. Бросившись к окну, я выглянул наружу. Среди полуголых ветвей едва угадывалась прогалина. В последний раз окинув взглядом кабинет, я на миг задержал внимание на разбитом потрете Мадам Лессо. Нехотя, я приблизился к нему и хотел было поднять, но в нос ударил невыносимо тошнотворный запах разложения. Едва сдержав рвотные позывы, я поспешно выбежал из дома, жаждя свежего воздуха. Впервые я не пожалел, что со вчерашнего дня ничего не ел.

Путь до прогалины занял всего несколько минут. Тропинка уже давно перестала существовать, а наполовину облысевшие к осени деревья плохо скрывали небольшое одноэтажное здание. Сухие листья грустно хрустели под ногами, напоминая, что рано или поздно их придется убрать. Серые тучи уже начали накрапывать промозглый осенний дождик, так что оказавшись под крышей я облегченно перевел дух. Как оказалось, преждевременно.

Массивная дверь отказалась поддаваться, пока я не догадался использовать ключ, прихваченный из стола кабинета. Он, как ни странно, подошел, и я смог попасть внутрь. В первый же миг в нос мне ударил едкий, невыносимо тяжелый химический запах. Формалин, спирт, нашатырь или еще какая гадость. Находиться внутри было физически неприятно, если не невыносимо. Оглядевшись, я обнаружил причину: всё помещение было забито банками, колбами и ретортами, перегонными кубами и другой химической посудой. И пустой почти не было. Зполненные омерзительно мутными жижами самых разных оттенков, они странным образом притягивали взгляд, предлагая изучить своё содержимое, где расплывчато виднелись неясные очертания каких-то предметов: костей, органов, конечностей. При ближайшем рассмотрении в одной из них я обнаружил чью-то голову.

На столах были бумаги, исписанные старинным, витиеватым, но вполне читабельным почерком. Глаза слезились от едкого воздуха, голова кружилась, но я смог разобрать кое-что про методы извлечения цвета из веществ, способы придания нитям окрас, а также несколько выписок из книг откровенно оккультной тематики про манипуляции с душами усопших при помощи их останков. Схемы выглядели настолько противоестественно и омерзительно, что мне стало плохо и вырвало желчью. На подгибающихся ногах я проследовал дальше вглубь здания, надеясь, что хуже уже ничего не будет.

Как же я был не прав. Следующая комната, была сквозной, небольшой и выглядела как место для забоя скота: со стоком в полу для крови и черно-багровыми подтеками на стенах, дверях и плитке. Кое-где к ним прилипла шерсть, я насчитал не меньше трех различных оттенков, в которых узнавались коты и кошки с картин. Не желая задерживаться тут ни секунды более, я толкнул дверь в следующую комнату. Там, в самом центре, обнаружилась огромная желтоватая бобина. Вокруг неё полукругом стояли многочисленные ванны с окрашенными нитями и засохшими на стенках остатками каких-то разноцветных подтёков. На дне одной я с ужасом узнал кошачьи зубы. В другой были когти. Я уже шел к третьей, когда почувствовал, как кто-то положил мне голову на плечо.

— Что случилось, милый? — ласково спросил женский голос. Я в ужасе отпрыгнул в сторону, оборачиваясь. — Увидел привидение?

За мной стояла никто иная, как Мадам Лессо. Одетая всё в то же чёрное платье, она снисходительно ухмылялась, наблюдая за мной. В страхе пятясь назад, я наткнулся спиной на бобину ниток и чуть не упал под злорадный хохот лысой бестии. Она что-то нажала, и бобина пришла в движение, вращаясь, выпуская нити, окутывая мои лапы, не давая сдвинуться с места. Кошка подошла ближе, тошнотворный запах вновь ударил в ноздри, вызывая рвотные спазмы. Все тело изогнулось дугой, норовя сложиться пополам, а затем я ощутил нежный поцелуй. Небытие вновь с благодарностью приняло меня.

***

Нежный поцелуй вырвал меня из пучины кошмара. Резко открыв глаза, я ожидал увидеть что угодно, но только не Ирен.

— Что? — непонимающе переспросил я, отстраняясь. Забывать, как попал в собственную спальню стало входить в привычку. — Откуда ты тут?

— А ты не рад меня видеть? — обиженно надула губки кошка. Она указала на повязку на ноге: — Меня доктор привез. Сказал, что мне уже лучше и я могу вернуться домой. Попросил ни в коем случае тебя одного не оставлять.

— Ты даже не представляешь, что за кошмар мне приснился, — я протер глаза лапой, скидывая оцепенение. — Больше никогда не усну, наверное.

— Пустяки, милый, — ласково прошептала Ирен, нависая надо мной. — Я прослежу, чтобы к ночи ты спал как младенец.

Наверное, это было как раз то, чего мне и не хватало. Небольшой разрядки, приятного времяпровождения, кусочка любви и ласки, домашнего тепла и любимой рядом. Всё получилось само и спонтанно, несколько непривычно, но оттого не менее приятно. Когда Ирен, взрыкнув от удовольствия, повалилась на меня сверху, стараясь отдышаться, раздался стук в дверь.

Вскочив, я поспешно натянул штаны и, с улыбкой бросив взгляд на всё ещё нежащуюся после недавнего кошечку, поспешил к входным дверям. За ней, к моему изумлению, оказался доктор Миллингхейм.

— Здравствуйте, Джеймс, — поздоровался он грустно.

— Что-то случилось? — невежливо спросил я. — Что-то забыли?

— Что… забыл? — растерялся кот, привычно покручивая на когте ус. Собравшись с мыслями, он продолжил. — Нет, я хотел вам сообщить, что ваша супруга… Рана была несерьезной, и заражение мы вполне купировали, но, не буду ходить вокруг да около: по каким-то неясным причинам она внезапно и скоропостижно скончалась. Приношу свои соболезнования. Она словно за одну ночь постарела на полвека. Потеряла большую часть своей шерсти, кожа сморщилась и иссохла. Уникальный случай. Мы еще будем исследовать…

— Погодите, погодите! — перебил я его, задрожав всем телом. — Как это Ирен мертва? Вы же привезли её сюда!

— Сначала нам надо выяснить причину смерти, вскрытие покажет… — принялся оправдываться доктор, но внезапно замолк.

— Что-то случилось, милый? — спросила любимая, обняв меня сзади и положив голову мне на плечо. — Какие-то проблемы?

— Да вот доктор говорит, что ты умерла… — начал было я и вдруг осекся. Миллингхейм пятился назад, что-то бормоча, а затем и вовсе бегом кинулся прочь. Я же, медленно, боясь лишний раз пошевелиться, скосил глаза на бок. Голова, лежащая у меня на плече, не имела никаких признаков шерсти и была совершенно лысая. Мои глаза расширились от ужаса и осознания произошедшего.

— Ты-ы-ы? — только и смог сипло выдавить я, удерживаемый в железной хватке когтей.

— Я, милый, — ласково прошептала Мадам Лессо, обдав меня новой порцией зловония, — неужели ты мне не рад?

— Тебе? — вскричал я, пытаясь вырваться из её омерзительных объятий. — Ты убила мою жену, тварь!

Со злорадным хохотом она отшвырнула меня в сторону кухни, с неожиданной силой впечатав в сервант. Сама же, извернувшись невозможным образом, как паук взбежала на стену, широко расставляя омерзительно вытянувшиеся конечности. Ни на секунду не прекращая смеяться, она добралась до потолка и оттуда воззрилась на меня немигающим ядовито-желтым взглядом. Поддавшись панике, я бросился бежать.

Лишь через пару шагов пришло осознание, что пол кухни покрыт битым стеклом от серванта и хранившейся в нем посуды. Кровь полилась тонкими струйками, заливая белую плитку. Не выдержав острой боли в подушечках лап, я упал, вскрикнув, когда в меня впились новые осколки. Сверху раздался визгливый хохот Твари, напоминая о нависшей надо мной опасности. Перевернувшись на спину, проскальзывая на залитом кровью полу, я встретил свой конец лицом к лицу, готовый продать свою жизнь подороже. Нащупав рядом большой и острый кусок стекла, проскальзывающий в мокрой от крови лапе, я приготовился нанести свой последний удар.

***

Я стоял у двери и, прищурившись, смотрел в замочную скважину. Навострив уши, я ловил каждое слово, доносившееся с другой стороны. За ней, судя по всему, находился не кто иной как доктор Миллингхейм с кем-то из своих коллег. Они обсуждали какого-то пациента, хотя я мало что понимал из их слов.

— Всё произошло так быстро что я не смог ничего сделать! — сокрушался знакомый мне кот. Его живот, находящийся как раз на уровне замочной скважины, нервно подрагивал в такт его словам. — Я доставил пациентку до дома, как мы с ней и договаривались, убедился, что с ней всё хорошо и распрощался на пороге этого треклятого поместья Лессо. Пока я шел до машины, из дома раздался женский вскрик. разумеется я побежал на помощь!

— Только чтобы обнаружить молодоженов в луже крови на полу, да-да, мы уже слышали это, — перебил доктора усталый голос другого кота. Чуть переместившись, через замочную скважину я смог заметить кусок полицейской формы. — Эксперты говорят, что удар в шею был смертельным. У неё просто не было шансов выжить. Я никогда не видел столько крови за всю свою жизнь! Бр-р-р! Так что с её мужем, док?

— Порезы на его теле со временем заживут. А вот что с рассудком это другой, куда более сложный вопрос. У пациента развился острый психоз, сопровождающийся галлюцинациями, обмороками и провалами в памяти, — принялся объяснять доктор Миллингхейм. — Мы считаем причиной этому стали химикаты, что использовались в изготовлении материалов для картин бывшей хозяйки поместья. Мы обнаружили разбитый портрет в кабинете, и еще несколько треснувших картин в кладовке. Долгого нахождения в небольшом непроветриваемом помещении оказалось достаточно для нанесения вреда рассудку пациента. Подумать только, молодожены и такая трагедия…

— Как вы думаете, он когда-нибудь оправится? — полисмен бесцеремонно перебил доктора, не дав ему вновь пуститься в причитания. — Нам стоит ожидать от него проблем?

— Время покажет, — было видно, как кот за дверью пожал плечами. — Всё, что нам остается — это ждать и надеяться, что его разум найдет выход из этой передряги.

Я отстранился от двери, теряя интерес к диалогу. Пара рук нежно приобняла меня сзади, а на плечо легла голова.

— Что-то не так, милый? — раздался бархатистый голосок любимой. Я улыбнулся потерся о неё щекой.

— Нет, всё в порядке, дорогая, а что? — прошептал я ей на ушко. Она отпустила меня из объятий, позволив повернуться и посмотреть на себя. Всё такая же симпатичная Ирен стояла передо мной, с небольшой повязкой на ноге, повязав наш любимый плед в качестве тоги, что не скрывала ровным счетом ничего. Я улыбнулся при виде её восхитительного тела. И даже алая полоска на шее не портила чарующего впечатления. Она улыбнулась мне в ответ: — Почему же ты убил меня, Джеймс?

— Потому что я люблю тебя, Ирен, — не медля ни секунды ответил я, заключая её в объятья. — И я никогда тебя не отпущу. Никогда...