Кэтрин Ласки

Звёздный

Волки из страны Далеко-Далеко - 6

WOLVES OF THE BEYOND. STAR WOLF

Страны Далеко-Далеко больше нет – она погребена под сугробами вечными снегов и пеплом обрушившегося Кольца Священных Вулканов. Выжившим нужно искать себе новый дом. Единственная их надежда – далёкая страна под названием Синяя Даль, на том берегу огромного Замёрзшего моря.

Смогут ли волки преодолеть Ледяной мост над бездной моря?

Все ли они выстоят под натиском ветра, холода и снега?

И не ждёт ли впереди ещё одна погибшая, разрушенная земля?

Конец долгого пути близок.

И это путешествие было бы невозможным без моего редактора и штурмана Рэйчел Гриффитс.

К. Л.

Кембридж, Массачусетс

Октябрь 2012 года

Печатается с разрешения издательства Scholastic Inc. и литературного агентства Andrew Nurnberg.

О.И. Перфильев, перевод на русский язык, 2014

ООО «Издательство АСТ», 2015

Аху Гару!

Ступив на ледяной мост, серебристый волк оглянулся назад, на логово, где путники устроили последний привал. Восемь взрослых волков, три волчонка, два медвежонка и масковая сипуха – все они сейчас выходили из логова и тоже оборачивались, чтобы в последний раз посмотреть на известные им земли. Где-то там, на востоке, лежала страна Далеко-Далеко, разоренная голодом и разрушенная землетрясениями. Выжили немногие, в том числе и эта небольшая группа под предводительством Фаолана.

Каждый из них с болью в сердце прощался с известным ему миром. Никто не знал, что ждет их на западе. Впереди простиралась только бескрайняя белая гладь – Замерзшее море. Фаолан, вытягивая шею, рассматривал огромный ледяной мост, возвышавшийся над ним, словно гигантский перевернутый месяц. Местами он опускался почти до самой черной воды в полыньях, местами поднимался на головокружительную высоту, опираясь на гигантские ледяные колонны. Что, если они оттуда свалятся? Сама эта мысль внушала страх. Интересно, нет ли там следов других животных – отпечатков копыт или лап? Растет ли что-нибудь в Синей Дали – в том месте, куда они направляются? Как вообще там находить еду? Гвиннет, которая много времени провела в Северных королевствах, утверждала, что совы часто находят в снегу мелких животных вроде леммингов, полярных мышей и других грызунов. Неплохая еда – для нее и ее собратьев, но волкам нужна добыча покрупнее.

Дальний край моста растворялся в синеватой дымке и терялся в море, как будто уходил в пустоту. Это больше всего пугало животных.

Фаолан подал было команду, но звуки застряли в горле. Он и сам имел весьма смутное представление о цели этого путешествия – о земле, где они надеялись оказаться в безопасности и начать всё заново. Но доберутся ли животные туда – вот в чем вопрос. Доходит ли ледяной мост, сейчас теряющийся в синеватой дымке, до нового континента, который они, за неимением другого имени, привыкли называть Синей Далью? Вдруг мост обрывается? Что тогда делать? Взрослые волки умеют плавать, но щенки знакомятся с большой водой только ближе к году, да и то лишь в неглубоких водоемах или реках. Здесь мост вроде бы достаточно широкий… но что, если дальше он сужается? Что, если некоторые его участки обвалились? А ведь он может обрушиться прямо под лапами, и тогда они угодят в холодную воду или упадут на лед и разобьются…

Больше всего Фаолан боялся потерять малышей. Он даже просыпался иногда в страхе от этой мысли. Малыши – будущее новой земли, самое ценное, что у них есть.

Впрочем, выбора нет. Нужно двигаться вперед, несмотря на опасность. Оставаться в стране Далеко-Далеко смысла нет, так что остается полагаться только на чутье и надеяться на лучшее.

Фаолан наконец собрался с духом и завыл:

– Ахууу-Гарууу!

Обычно такой клич звучал перед началом общей охоты. Это был сигнал к боевому построению – бирргису. Буквально он означал «Пробудить костный мозг!»

Каждый, ступая на лед, бросал прощальный взгляд на страну, которая оставалась за спиной. Фаолана не отпускали мысли о том, что они все сейчас переживают в глубине своей души.

Глава первая

Ледяной шаг

Двигаясь за Эдме, Мирр внимательно смотрел себе под лапы. Фаолан приказал им всем не оборачиваться, даже на мгновение. Они должны постоянно быть настороже, потому что ледяной мост может оказаться опасным. Нужно сосредоточиться и не крутить головой по сторонам.

Мирру и самому не хотелось оглядываться. Позади остались лишь грустные воспоминания. Его детство закончилось самым ужасным образом. Нет, мама его не погибла. Это было бы печально, но не так обидно. Хуже всего то, что родители посмотрели на него пустыми, невидящими глазами, как будто бы он был всего лишь безжизненным камнем, обломком дерева, пучком сухой травы или куском грязи. А потом просто отвернулись и побрели прочь.

Мирр потряс головой, отгоняя воспоминания, и двинулся дальше, стараясь попадать в следы Эдме.

Эдме старательно прислушивалась к тому, что происходит вокруг. Ей не нужно было оглядываться, чтобы узнать, идет ли Мирр за ней, – волчицу, как и Фаолана, больше заботило не то, что оставалось позади, а то, что станет в новом мире с малышами. Щенок, семенивший по ее следам, стал для Эдме самым важным существом в мире. Когда Мирр остался сиротой, они с Фаоланом подобрали его и привели к Кольцу Священных вулканов, где фенго Финбар дал ему имя Миррглош, что на древнем волчьем языке означало «маленькое чудо». И действительно, он чудом выжил, когда его родители заболели.

Болезнь эта – безумие Скаарса – в голодное время затронула многих волков. Заболевшие теряли всякую надежду и впадали в крайнее отчаяние. Они забывали о своих друзьях и супругах, бросали детей и родных, не вспоминали о правилах поведения, принятых среди волчьих кланов страны Далеко-Далеко. Впали в безумие и родители Миррглоша.

Эдме, которой всю жизнь приходилось бороться за существование, не понимала, как можно поддаться безумию Скаарса. Она, как и Фаолан, была объявлена малькадом, то есть проклятым волчонком, родившимся с каким-либо изъяном. Согласно законам кланов, от таких волчат следовало избавляться, и их уносили подальше, на верную погибель. Если же им удавалось выжить, то они могли вступить в клан в качестве глодателей, над которыми все постоянно насмехались. Единственной надеждой таких волков на лучшую жизнь оставалась победа в гаддерглоде. В этом случае им позволялось вступить в Стражу Кольца Священных вулканов. Это была благородная и почетная должность.

При воспоминании о вулканах Эдме почувствовала, как ее охватывает грусть, не связанная с беспокойством о малышах. Неужели она никогда больше не увидит всполохи пламени из кратеров, озаряющие ночное небо? Там было так красиво, особенно когда начинали дуть ветра-ветрищи, которые, казалось, подчистую выдували все внутренности из вулканов. Теплые потоки ветра подхватывали волков, позволяя совершать прыжки выше обычного и даже парить, подобно совам-угленосам, ныряющим с высоты за прорезающими ночную темноту раскаленными угольками. Основной задачей волков было следить за появлением воров, которые могли похитить драгоценный ценный уголек Хуула.

Эдме понимала, что многие ее товарищи вступили на Ледяной мост с тяжелым сердцем, скорбя о том, что оставили позади и что никогда больше не увидят. И все же их жизнь в стране Далеко-Далеко вряд ли можно назвать совершенной. Свистун, как Эдме и Фаолан, тоже когда-то был глодателем, но, в отличие от них, он никогда не служил в Страже Кольца Священных вулканов. Кайла, кормилица Дэрли и Мхайри, поддалась безумию Скаарса и принимала участие в зловещих плясках, а потом стала супругой чужака Хипа. Она родила ему сына Аббана, а когда наконец-то пришла в себя, то поспешила убежать от разбойников. Медвежата Барни и Тоби потеряли мать. Сова Гвиннет оставляла позади не только развалины своей кузницы, но и кости своей давней подруги, волчицы Сарк-из-Топи. Да, выбора у них не было. Оставалось только идти вперед.

Эдме почувствовала, что покрытая снегом тропа становится тверже и у нее начинают скользить ноги. Она повернулась и сказала:

– Миррглош, дорогой, видишь, как я стараюсь вцепляться когтями в наст?

– Да.

– Делай так же. Цепляйся покрепче. Нужно идти «ледяным шагом».

– Хорошо, постараюсь, – ответил волчонок.

– Если хочешь, могу понести тебя в пасти.

– Нет, я уже не малыш и не питаюсь молоком! – упрямо отозвался Мирр.

«Да уж, и мы вовсе не в логове, где волчицы воспитывают своих щенят», – подумала Эдме и осмотрелась по сторонам. Вдали мост поднимался небольшим холмом, казавшимся довольно пологим, но по мере приближения он становился все круче и круче. «Сможем ли мы его преодолеть?»

Через три дня после того, как пятнадцать животных ступили на Ледяной мост, на берег западного моря вышел желтый волк из чужаков. Он беспокойно расхаживал взад и вперед, чувствуя, как холодеет его костный мозг. «Они были здесь! И она тоже! Как они посмели!» Его охватила слепая ярость.

В последнем логове, в котором отдыхали Фаолан и его спутники, он различил запахи Кайлы и своего сына. Нашел он и следы Фаолана – спиральная отметка была отчетливо видна, но сам след был оставлен обычной, а не подвернутой лапой, а это означало, что после Великого Исправления Фаолан тоже больше не малькад. Ибо таково было пророчество короля Хуула, первого из совиных угольных королей. Пророчество гласило, что когда уголь освободится, наступит время Великого Исправления, и все изогнутые конечности выпрямятся, отсутствующие уши, глаза и хвосты отрастут, испорченные горла станут нормальными. И все это действительно произошло за считанные минуты после первого землетрясения, разрушившего Кольцо Священных Вулканов и освободившего уголь Хуула. Сам Хип тоже почувствовал легкое покалывание, а потом увидел, что у него вырос хвост.

Когда-то Хип был бесхвостым глодателем из клана МакДунканов, и при этом довольно злобным и завистливым волком. Однажды он совершил очень серьезное преступление, за что его из клана. Он сбежал в Крайнюю Даль, где жили волки-чужаки; некоторых из них ему удалось объединить в стаю под своим руководством. В голодные месяцы он нашел лишившуюся рассудка Кайлу и, вместо того чтобы убить ее и съесть, как разбойники поступали со многими ослабевшими и обезумевшими волками, он назвал ее Алиак и сделал своей супругой. Но потом к ней вернулся рассудок, и она убежала от него вместе с их щенком Аббаном.

Хип прищурился, вглядываясь в темноту. Позади него небо окрашивали первые лучи зари, но на западе до сих пор стояла мрачная тьма. Неужели Фаолан с его спутниками действительно отправились в путь по Ледяному мосту? Следы это подтверждали. Костным мозгом Хип ощутил неприятную дрожь и поднял хвост выше. Он не хотел, чтобы другие заметили его страх, беспокойство или сомнения. Его шайка увеличилась – по дороге они подобрали еще около полудюжины волков. Куда теперь их вести – неужели тоже по Ледяному мосту? Там находились два его заклятых врага. Их запах сводил его с ума. Он страстно желал впиться в них зубами и отведать их крови. Он закрывал глаза и снова представлял себе, как его клыки раздирают их плоть.

Пусть Хипа объявил крайтом предводитель клана МакДунканов, но на самом деле это Фаолан прогнал его из страны Далеко-Далеко. Алиак стала его супругой, родила ему сына, а потом предала и сбежала вместе с волчоноком. Это стало последней каплей – оскорблением, от которого у него закипела кровь в жилах. Нужно во что бы то ни стало отомстить обидчикам. Он убьет Фаолана и Алиак и вернет себе сына. Как она там себя назвала, прежде чем сбежать, – Калла или Кайла? Он не мог вспомнить точно, но это неважно. «Мертвая волчица» – вот как он скоро будет ее называть.

Глава вторая

Падение

Когда Эдме впервые заметила холм на Ледяном мосту, поначалу он казался всего лишь небольшим бугорком. Но когда путники приблизились, он оказался похожим скорее на крутую и неровную ледяную стену, за которой подымалась еще одна стена, а за ней еще одна. Такие препятствия образовались из-за того, что, когда теплело, лед трескался и в расщелины затекала талая вода. Затем холодало, вода снова замерзала и расширялась, вспучиваясь буграми. Чем больше было давление, тем выше поднимались ледяные бугры. Потом эти бугры покрывались трещинами, в них снова затекала вода, и так все повторялось по кругу, пока мост не покрылся большими торосами, которые волкам предстояло преодолеть. Летая над ледяными холмами, Гвиннет иногда находила в них проходы, через которые могли пролезть волки с медвежатами, но чаще всего им приходилось перелезать через стены, взбираясь по неровным кускам льда. Фаолан подумал, что это лучше, чем перебираться через глубокие расщелины, в которые можно было свалиться, но все равно двигались они теперь очень медленно. Всего на третий день они преодолели четыре таких стены и устали настолько, что пришлось сделать привал.

Но в этих торосах было и два преимущества. Во-первых, в них обнаружилось огромное количество леммингов, так что о пище пока что беспокоиться не приходилось. Во-вторых, они защищали от ветра, и среди них можно было спокойно отдохнуть и поспать.

Вышедшее из-за туч солнце озарило ледяной пейзаж розовым светом. Посмотрев вперед, Фаолан увидел, что путь дальше свободен. Над его головой кружила Гвиннет, разведывая обстановку.

– Ну, как там? – крикнул он сове.

Сова взлетела повыше и прищурилась, а потом вернулась к Фаолану.

– Вроде бы… довольно ровно, – сказала она с небольшим сомнением в голосе и добавила: – Даже чересчур ровно.

– Чересчур ровно? – переспросил Фаолан

– Ну…

Резкий порыв ветра едва не сбил его с ног. Никогда раньше Фаолан не испытывал ничего подобного: казалось, будто ветер острыми лезвиями изо всех сил пытается содрать с него шкуру. Уголком глаз он заметил, как поперек моста пролетел какой-то меховой комочек. Аббан! Волчонок ухватился когтями за лед, но ветер был сильнее, и Аббан постепенно соскальзывал к самому краю.

Фаолан в ужасе наблюдал за тем, как наяву происходит его худший кошмар. Он было ринулся на помощь, но его как будто ударило булыжником, и волк не устоял на ногах. Над Замерзшим морем раздался вопль отчаяния; щенок оторвался от края моста и полетел по спирали прямо в темную полынью.

– Аббан! – завыла его мать.

Гвиннет взмыла в воздух и, петляя под порывами ветра, тоже устремилась к полынье, стараясь перехватить щенка.

«Великий Глаукс!» Она заметила волчонка, только когда он был уже у самой воды.

– Он упал в воду! – закричала она и почувствовала, как от ужаса у нее сводит крылья.

«Только не цепеней! Не цепеней, глупая ты сова! – беззвучно повторял Фаолан, обращаясь ко своей старой подруге. – Только не сейчас! Но что же ей делать?»

Ветер затих так же неожиданно, как и налетел. Все волки сгрудились у края моста и застыли от страха, вглядываясь в темную поверхность воды, окруженную льдом. Зеленоватая вода тихо плескалась, похожая на глаз. Из горла Кайлы вырвался еще один леденящий душу вой. Казалось, она заглатывает воздух, которого теперь так не хватало ее сыну. Гвиннет пришла в себя и летала над водой, выглядывая в ней щенка.

«Сколько он может продержаться под водой?» – подумал Фаолан, чувствуя боль в своих легких. Он сжал зубы и старался не дышать.

– Нет, Кайла! – крикнул он, увидев, как Кайла намеревается прыгнуть вниз. Дэрли и Мхайри, должно быть, заметили это раньше него и успели прыгнуть на волчицу, повалив ее на покрытый снегом лед. Ветер унес Аббана прямо в воду, но сейчас он переменился, и Кайла упала бы прямо на лед – с такой-то высоты! Она переломала бы себе все кости.

Кайла в отчаянии выла. Прошло уже слишком много времени. Ее сын не выживет.

Аббан так и не понял, что заставило его вдохнуть побольше воздуха перед падением с моста. Наверное, он просто раскрыл рот, чтобы закричать, но вместо этого заглотнул ветер и тут же оказался под водой, отчаянно перебирая лапками. Леденящий холод пробрал его до самых костей. «Глаза замерзли, – подумал он. – Не могу даже моргнуть. Скоро у меня замерзнет кровь, а потом и сердце. Превратится в ледышку».

Раз уж глаза закрыть было нельзя, Аббан, наоборот, раскрыл их пошире. Море показалось ему похожим на небо – на жидкое темно-синее небо с серебристыми пузырьками вместо облаков. Мимо, безмолвные, словно призраки, проплывали рыбешки. Потом возникла какая-то подводная птица с плотным ярко-оранжевым клювом. Птица подплыла поближе, Аббан вытянул лапку и дотронулся до ее смешного лица. Птица моргнула, и Аббану захотелось моргнуть в ответ, но птица начала всплывать.

Он уже начинал страдать от недостатка воздуха, желание открыть рот и вздохнуть становилось непереносимым. Тут из глубины всплыла огромная рыба, с одной стороны головы которой рос грозного вида меч, но из-за боли в груди Аббан уже не мог даже испугаться.

Тут он почувствовал, как что-то поднимает его к поверхности. И вот его голова показалась над водой, и он смог вдохнуть!

«Воздух вкусный, – подумал он. – Только почему я такой печальный?»

Кто-то потянул за его загривок и полностью вытащил из воды, а потом начал поднимать все выше и выше. Волчонок не боялся, он просто думал о том, как это странно – из жидкого неба попасть в воздушное. «Я лечу, и я парю, с высоты на мир смотрю».

Волки на мосту замерли и перестали дышать, когда увидели, как Гвиннет складывает крылья и устремляется вниз, под мост, к полынье. Она не оцепенела, как это бывает с совами, испытывающими огромное потрясение. Она перешла в охотничье пике, только на этот раз ее целью была не добыча, а тонущий щенок. Плюхнувшись в воду, она почти тут же вынырнула и взлетела, держа в когтях какой-то мокрый комок, похожий на водоросли. Но это были не водоросли и не рыба, а Аббан, сын Кайлы.

Глава третья

Вперед!

– Аббан! – залаяла Кайла, когда Гвиннет опустила волчонка к ее лапам.

Аббана так сильно трясло, что он едва держался на ногах. С него ручьями текла вода, мех его плотно прилип к коже, и он выглядел вдвое меньше своего настоящего размера. Казалось, что это вовсе не волчонок, а какое-то неведомое существо. Он несколько раз усердно поморгал, словно пытаясь понять, работают ли его веки, но смотрел при этом вдаль, не обращая внимания на происходящее.

– Аббан?

Мать его встала на колени и зашептала:

– Ты упал с большой высоты прямо в воду, дорогой. Но теперь все в порядке.

Последние слова она произнесла неуверенно, будто спрашивала, так ли это на самом деле.

– Сейчас я тебя согрею.

Кайла принялась яростно вылизывать Аббана, к ней присоединились Мхайри с Дэрли.

Уже через минуту волчонок перестал дрожать.

– Аббан, ты можешь поговорить со мной? – спросила Кайла. – Скажи что-нибудь.

Аббан посмотрел на мать, но в его зеленых глазах была все та же пустота. Мхайри прекратила вылизывать его и тоже встала на колени.

– Аббан, это я, Мхайри. Твоя сестра.

Волчонок по-прежнему молчал. Но зеленый огонек в его глазах разгорался все ярче и ярче, а потом он открыл пасть и выпалил:

– Вы вылизали с меня все море.

– Он заговорил! Заговорил! – радостно воскликнула Кайла, не замечая странной отрешенности в голосе Аббана.

– Заговорил, заговорил, но зуб меня подцепил и воду вокруг меня разделил, – прошептал он.

– Что он сказал? – спросила Мхайри.

– Не знаю… – ответила Дэрли. – Но звучит как-то… не очень обычно…

– Ничего подобного! – выпалила Кайла. – С моим щенком все в порядке. Он в целости и сохранности!

Дэрли принесла Аббану лемминга, которого он умял с аппетитом. Потом к нему осторожно подошла Эдме и спросила, готов ли он идти дальше. Волчонок посмотрел на нее, будто не узнавая. Глаза его расширились и приобрели мутно-зеленоватый оттенок, похожий по цвету на воду, из которой его недавно вытащили.

– Ты точно можешь идти? Ничего не болит? Ты готов? – беспокойно поинтересовалась Эдме.

– Готов ли я? – спросил он и немного помолчал, словно серьезно обдумывая слова Эдме. – Должны мы шевелиться иль в пыль обратиться.

– Ну-ка, повтори еще раз, сынок, – взволнованно попросила Кайла.

– Повторить я повторю, но неправды не терплю.

Животные переглянулись, недоумевая, почему Аббан разговаривает так странно. Наконец Катрия шагнула вперед.

– Мне кажется, Аббан готов идти. Ведь правда, малыш?

На этот раз Аббан только важно кивнул, не произнося не единого слова.

Наступали сумерки. Фаолан поднял голову, надеясь разглядеть Молгит – первую звезду Звездной лестницы, что вела к тропе духов, а затем и к самой Пещере Душ. Но в этой части мира звезды располагались на небе немного иначе. В стране Далеко-Далеко они перемещались по известным маршрутам и со сменой времен года меняли свое расположение предсказуемо. Понятно, что такого не могло случиться, но Фаолан иногда задавал себе вопрос: уж не расшатало землетрясение столбы, на которых покоится небосвод, отчего созвездия соскочили со своих привычных мест? Самое странное заключалось в том, что слепой волк Бизар, которого никогда не было видно в это время года, не отставал от странников в их пути на запад. Было что-то зловещее в том, что их преследует слепой и спотыкающийся волк.

– Следите за щенками и медвежатами, – пролаял Фаолан. – Держитесь поближе к ним.

Кайла схватила Аббана за шкирку и понесла, как выносят из логова сосущих молоко малышей. Миррглош семенил рядом с Эдме. Медвежата были гораздо больше волчат, но Свистун заметил, как они стараются прижиматься к Эйрмид и Катрии, сильным волчицам из некогда великого клана МакНамар. Банджа, как и Кайла Аббана, несла свою малышку Моди в пасти.

Моди запищала тоненьким голоском:

– Мама, я уже не такая маленькая!

Но Банджа просто фыркнула в ответ, не разжимая пасти.

Фырканье могло означать что угодно, тем более у Банджи, подумала Эдме. Кто бы мог подумать, что эта сварливая рыжая волчица, которой так нравилось ворчать на новичков в Кольце Священных Вулканов, способна на такую сильную любовь и нежность по отношению к своему щенку? Эдме казалось, что у Банджи не просто родилась малышка, а что и сама Банджа родилась заново, превратившись в совсем другое существо.

Небольшая группа продолжала свой путь. Фаолан тревожно оглядывался через каждые несколько шагов, чтобы убедиться в том, что им ничего не угрожает. При первых порывах ветра он пролаял команду «Врихтонг!», что на древнем волчьем языке означало «припасть к земле». Волки немного удивлялись тому, что он использует давно вышедшие из употребления слова. На этом древнем языке давным-давно никто не говорил; старинные слова иногда встречались в правилах и законах страны Далеко-Далеко и их иногда выгрызали на костях, повествовавших о событиях далекого прошлого.

Но для Эдме древний волчий язык вдруг зазвучал как-то по-новому. «Или по-старому?» – подумала она. Смутная боль снова пронзила ее бедро, и она покрепче сжала зубами кость. И бедро, и эта кость, которую она несет с самой страны Далеко-Далеко, казались ей отзвуками давних времен. Что все это значит? Эдме обернулась и посмотрела на Фаолана. Их взгляды пересеклись.

«Она чувствует, – подумал он. – Она ощущает присутствие моих душ-вихрей. Но как?» Откуда ей все это знать, откуда ей знать про души, почти такие же древние, как само время? Ведь он не просто волк с серебристой шкурой, не обычный волк из страны Далеко-Далеко, а дух вихря. Изогнутая лапа означала, что Фаолан – малькад, но знак спирали на ней говорил о том, что в нем возродились души древних существ.

До того как стать Фаоланом, он прожил жизнь как Эо, медведь-гризли. А до медведя Эо он был полярной совой Фионулой. Первой же его душой была душа древнего волка Фенго, которого так называли много сотен лет назад, когда он возглавлял племя обессилевших от голода волков в их походе из охваченной Долгим Холодом Синей Дали на восток, в страну Далеко-Далеко – в походе, который зеркально повторяет их нынешний путь на запад. Он был Фенго, первым вождем Стражи Кольца Священных Вулканов. Его имя стало почетным титулом, который наследовали десятки других фенго на протяжении тысячелетия.

Но животные, направлявшиеся к Синей Дали, не знали об этом. За исключением, вероятно, Эдме. Такие мысли быстро промелькнули в голове у Фаолана, пока они обменивались с ней взглядом. Но все же волки не промолвили ни слова, да и о чем им было говорить? Эдме покрепче сжала зубами кость, и Фаолан почти физически ощутил боль в ее бедре, как будто это была их общая боль. Глубоко внутри Эдме тоже покоилось что-то очень древнее, почти позабытое. У нее не было никаких отметин душ вихря, но ее странная походка и эта кость пробуждали в Фаолане какие-то смутные ощущения, похожие на едва заметный шепот в ночи. Древняя бедренная кость так и приковывала его взгляд. Ему казалось, что это самая прекрасная кость на свете, с изумительными узорами, почти стершимися от времени.

Эту кость он нашел в Пещере Древних Времен, когда луч лунного света, проникший через расщелину в потолке, упал на землю. И именно в это мгновение Фаолан встретил своего первого духа вихря» – Фенго. Все это произошло мгновенно или, по крайней мере, представлялось мгновенным сейчас, когда он вспоминал о том случае. Он взял эту кость, но потом ее понесла Эдме. На ней были выглоданы древние знаки – вероятно, слова на древнем волчьем языке, – и, хотя Эдме знала древний язык еще меньше, чем Фаолан, ему казалось, что она лучше ощущает связь с этой костью. Возможно, это просто игра воображения, но ему казалось, что, когда Эдме несет эту кость, она меньше хромает.

Но вот Эдме отвернулась и продолжила трусить дальше слегка хромой походкой; с каждым шагом их общая боль понемногу меркла, как меркнут звезды на рассвете. Фаолану не хотелось, чтобы эта боль прошла полностью. Ему очень хотелось разделить боль Эдме.

Глава четвертая

Не вини Синюю Даль

День, который начался с падения Аббана в Замерзшее море, все тянулся и тянулся. Животные преодолевали одни гребни за другими и уже сбились со счета. Сейчас они отдыхали под нависшим козырьком очередной ледяной стены, который служил отличной защитой от усилившегося ветра. Взобравшись на вершину гребня, Фаолан с Эдме приготовились нести первую ночную стражу. Под резкими порывами ветра они старались покрепче цепляться за лед когтями. Фаолан задрал голову и посмотрел на небо. Над ними вновь восходило созвездие слепого волка Бизара. «Интересно, он следует за нами или ведет нас?» – подумал Фаолан. Он никогда не обращал внимания на две звездочки на задней левой ноге Бизара, между коленом и пяткой. Ниже слепого волка, прямо под его прихрамывающей передней ногой, состоящей из дюжины звезд, виднелись несколько темных зубчатых холмиков – торосы, которые им придется преодолевать на следующий день, такие же трудные, как и те, что встречались на их пути сегодня.

Ветер постепенно стихал, пока не превратился в тихое дуновение вдоль льда, слегка мерцающего у их лап. Оба волка поднялись повыше, оглядывая местность в поисках возможных чужаков. Кайла сказала, что их может преследовать Хип и что свора чужаков многочисленнее их отряда. Фаолану становилось не по себе от мысли, что их выслеживает шайка диких волков под предводительством Хипа. Хип – один из самых злобных и завистливых волков, руководствующийся исключительно своими низменными инстинктами. Да, он предводитель, но куда он ведет свою шайку дикарей – к неминуемой смерти? Фаолан чувствовал, что попал в ловушку – в ловушку между чужаками позади и неизвестностью впереди. Что ожидает их дальше? Гибель в холодной воде, когда ледяной мост растает и разрушится у них под ногами? По мере того как опускалась тьма, далекая дымка на западе, где находилась Синяя даль, густела, и, казалось, обвиняла в чем-то Фаолана. Может быть, даже насмехалась над ним.

Эдме сделала еще один круг, рассматривая окрестности, и остановилась.

– Не вини Синюю Даль, – сказала она тихим голосом.

– Что?

– Ты знаешь, что я хотела сказать, Фаолан, – Эдме ткнулась носом в его загривок. – Ты смотришь на эти гребни вдалеке, на Синюю Даль и…

Резко взмахнув передней лапой, она прихлопнула лемминга, высунувшегося из ледяной норы.

– Не хочешь перекусить? – спросила она.

– Нет, спасибо. Я как следует подкрепился днем.

Эдме разорвала тушку лемминга на куски и принялась за еду; только косточки тихо хрустели под зубами.

«Как жутко, – подумал он. – Эдме будто всегда знает, о чем я думаю». Как будто она видела насквозь все его мысли.

– Я не виню Синюю Даль, как ты выразилась. Дело, скорее, в Ледяном мосту. В первый раз он показался таким гладким и ровным. И блестящим. У меня такое чувство, что нас обманули.

– Но ведь это почти то же самое, что и миражи, Фаолан! А это часть природы. Это такое природное явление. Помнишь, как мы видели миражи у Кольца? Когда было очень холодно, а вулканы просыпались, то отблески от них как бы изгибались в воздухе. И небо над ними выглядело необычно, как будто бы опускалось на землю и принимало на удивление жизненные формы, похожие на озера, рассыпанные вокруг вулканов.

– Так ты говоришь, что Ледяной мост – мираж?

– Не буквально – ведь мы на нем сейчас стоим по-настоящему. Я просто говорю, что издалека многое видится не таким, как вблизи. Издалека не разглядеть различных впадин и холмов. Это как старая, выветренная и побелевшая от солнца кость.

– Которую еще никто не глодал.

Эдме рассмеялась.

– Да, к которой не притрагивались глодатели.

На вершину гряды взобрались Свистун и Эйрмид, готовые заступить на вторую стражу.

– Идите поспите, – сказала Эйрмид. – Вам обоим нужно отдохнуть. День выдался трудным.

– К сожалению, завтра нас ждет еще много препятствий. Почти столько же, сколько было сегодня. Если не больше, – сказал Фаолан.

– Мы их преодолеем, – уверенно ответил Свистун. – Лапа за лапой. Мы дойдем до цели.

Фаолан понимал, что с такими товарищами ему не страшны никакие природные препятствия, будь то ледяные стены или миражи. Он вернулся в их временное пристанище под навесом и трижды обернулся вокруг себя, как это делают волки перед тем, как лечь. Но почти тут же снова встал и сделал еще один круг. Сон никак не шел. Сейчас ему было бы трудно заснуть, даже если вместо льда под ним находилась бы мягкая шкура карибу. Вспомнив, как давно он не лежал на шкуре карибу или лося, Фаолан печально вздохнул. Когда он был глодателем, то есть самым низким по рангу волком в клане МакДунканов, ему иногда швыряли старую дырявую шкуру, которая сейчас ему показалась бы настоящим сокровищем. Все относительно, подумал он. Вдруг в будущем ему придется спать в таких условиях, по сравнению с которыми жесткий лед покажется вполне неплохим местом для ночлега? Оставалось надеяться, что до такого дело не дойдет.

Он снова посмотрел на ночное небо, и на этот раз его взгляд сразу же упал на хвост Бизара. Но внимание его приковало другое, необычное созвездие, то самое, которое они впервые увидели, после того как пересекли Хрустальную равнину и вышли к Ледяному мосту. Неужели им просто показалось, что с десяток звезд необъяснимым образом сложились в изображение, которое они никогда раньше на небе не замечали? Это был сосуд, и не просто сосуд, а кувшин памяти вроде тех, которые делала для себя Сарк-из-Топи. После землетрясения они нашли Сарк в ее пещере; она лежала и умирала на осколках глиняных кувшинов, в которых прежде были заключены все ее воспоминания о запахах ее жизни. Каким-то образом ей удавалось воссоздавать эти запахи в кувшинах, которые она обжигала из глины в своей печи.

Сарк была странным существом – раздражительной и вспыльчивой, внешне очень непривлекательной и даже немного пугающей, с беспокойным бегающим глазом и всклокоченной, потрепанной шкурой. Многие ее боялись за один лишь внешний вид. Ходили слухи, что она ведьма, потому что умеет обращаться с огнем, а ведь этим искусством должны владеть одни лишь совы. Но она же была самым преданным сторонником Фаолана и самой первой подругой Гвиннет в стране Далеко-Далеко. Ее смерть стала ужасной потерей, разбив души волка и масковой сипухи подобно кувшинам, на осколках которых Сарк и умерла. Они уговаривали ее собраться с силами и попытаться бороться за жизнь. Разглядывая бахрому сосулек на гребне, Фаолан вспоминал последние слова Сарк, обращенные к нему и Гвиннет. «Я лежу здесь на осколках моих кувшинов, на рассыпанных воспоминаниях, которые постепенно снова собираются в единое целое. Это мои небеса, моя Пещера Душ, – она перевела взгляд на Гвиннет. – Моя Глаумора. Протянув лапу, волчица легонько дотронулась до плеча Фаолана. – И моя Урсулана».

Но что толку сейчас скорбеть о Сарк? Она мертва. Ее кости сейчас гниют среди обломков кувшинов памяти. Фаолан понимал, что сон к нему не идет вовсе не из-за мыслей о Сарк, как и не из-за жесткого льда. Спать ему не дает страх за малышей, за волчат и медвежат Тоби и Барни. Даже несмотря на то, что медвежата значительно больше щенков, они еще так ранимы! Главное – это не размер, а зрелость. Нужно придумать, как защитить их всех от опасностей.

Фаолан услышал знакомые шаги Эдме. Даже сейчас заметно, что она хромает на заднюю лапу. Но это была запретная тема, и ему не хотелось ее касаться.

Эдме вышла из-за ледяного нароста, холодно поблескивающего в свете луны и звезд; острые края его походили на клыки.

– Тоже не спишь, как я погляжу?

– И ты не спишь, Эдме.

– Хочешь поговорить?

Она пошире раскрыла единственный глаз. Исходящее из него зеленоватое сияние, казалось, немного растопило лед и согрело воздух. Морда ее почти светилась.

– Конечно, хочу. Ты ведь всегда знаешь, когда ты мне нужна, не так ли?

Фаолан поднялся на ноги и вышел из-под навеса, под которым пытался уснуть. За последние годы у них, как у волков Стражи, появилось много общего, но ему хотелось бы, чтобы их связь была еще теснее. Становится ли он глупым волком? Возможно. Но сейчас не время для глупостей. Глупцы не могут вынести столько забот, сколько легло на его плечи.

– Откуда ты это всегда знаешь?

Ему вдруг показалось, что вопрос этот довольно опасный.

– Ну, то есть я хотел сказать… – он замялся. – Ты всегда понимаешь, когда мне хочется поговорить.

– Не совсем. Но ведь легко догадаться, что ты до сих пор беспокоишься об Аббане.

– Не только об Аббане. Я беспокоюсь о всех малышах. То, что случилось сегодня, может повториться снова. Люпус ведает, как этот волчонок сумел выплыть к поверхности. Хвала Глауксу, что Гвиннет спасла его!

От Эдме не скрывалось огромное волнение Фаолана. Он обратился в своих словах одновременно к двум великим духам животных, Люпусу и Глауксу. А как же «урскадамус», его любимое ругательство?

– Не волнуйся ты так, постарайся успокоиться, – попыталась она его утешить, хотя даже ей самой показалось, что она говорит что-то не то.

– Но ведь такое может случиться и завтра, Эдме! Разве ты не понимаешь?

Фаолан замолчал и плотно закрыл глаза, вызывая в памяти картину из Пещеры Древних Времен, которую впервые увидел еще годовалым волком и с тех пор наблюдал неоднократно. Это была струящаяся река волков. В первый раз он не знал даже слова, но вскоре выяснил, что такое построение называется «бирргис». Очень важное построение, которое волки использовали для походов и охоты. Такое построение было просто необходимо для их существования. Оно не только помогало им загонять добычу, но и лежало в основе всей их цивилизации.

Фаолан открыл глаза.

– Эдме, на Ледяном мосту бирргис бесполезен.

Произнося эти неожиданные, почти святотатственные слова, он почувствовал, как что-то внутри него зашевелилось. Эдме на мгновение посмотрела на него как на предателя. Он и сам с трудом верил в то, что сказал. Но понимал, что это так и есть.

Бирргис для волков был почти так же священен, как и Великая Цепь, связывающая все существа от небес до земли. Первым звеном в этой цепи был дух Люпус, представленный в виде созвездия Великого Волка. Первым делом всем новым глодателям поручали выглодать изображение Цепи на чистой кости. Таким образом Великая Цепь становилась неотъемлемой частью каждого волка, и лучше всех ее знали как раз глодатели, к которым некогда принадлежали Фаолан, Эдме и Свистун. В каком-то смысле бирргис был подобием этой Цепи. В бирргисе волки тоже передвигались в строго определенном порядке. А теперь Фаолан говорил, что этот порядок бесполезен. Устарел.

– И что ты предлагаешь? – спросила Эдме.

Фаолан посмотрел на небо в поисках знакомых созвездий, размышляя, появится ли на нем опять тот звездный кувшин Сарк. Вдруг он его просто выдумал? Нет, они все видели его. Звезды здесь и в самом деле какие-то странные.

– Помнишь, как той ночью, прежде чем ступить на Ледяной мост, мы разглядывали ночное небо и увидели созвездие, похожее на один из кувшинов памяти Сарк?

– Да, но какое отношение это имеет к бирргису на мосту?

– С тех пор как мы ступили на мост, изменилось все. Даже небо! На нем появились новые, незнакомые нам созвездия. Мне кажется, мы тоже должны придумать что-то новое, необычное.

– Что, например? – единственный глаз Эдме сузился до щелочки, сквозь которую проступало едва заметное зеленоватое сияние.

– Новое построение, практичное и удобное для Ледяного моста. Вместо того чтобы передвигаться вытянутой линией, как в бирргисе, мы должны выстроиться так, чтобы защищать малышей и самых слабых животных.

– И на что это будет похоже?

Фаолан принялся чертить что-то когтями на поверхности льда. В целом рисунок этот был похож на слегка скошенный квадрат.

– Видишь, Эдме, самые маленькие – Моди, Мирр, Аббан, Тоби и Барни – находятся в середине. При этом Тоби и Барни прикрывают их с флангов.

– Похоже на защищающих в бирргисе.

– Да, нечто вроде защищающих и загоняющих с фланга. Только выстроившихся не в линию. Медвежата – самые крупные из детенышей, которые находятся в центре. Ну, ты поняла идею. Мы будем передвигаться по мосту как… как…

– Как крепость против ветра, – ответила Эдме.

– Да, – сказал Фаолан, глядя на море. – Посмотри! Посмотри туда!

– Что такое? – Эдме прищурила свой глаз.

– Похоже, во льдах открылся еще один участок, как тот, в который упал Аббан. Гвиннет сказала, что в северных королевствах такие огромные полыньи называются разводьями. Это как проходы между льдами.

– Действительно, похоже на проходы. И по ним сейчас кто-то движется!

– Великий Люпус, кто эти создания?

– Похоже на бирргис… морской бирргис?

По широкому разводью плыла целая процессия странных существ. И в самом деле, кто они? Гигантские рыбы? Время от времени из-под воды с шумом извергались струи, а потом волны расходились, и показывались огромные серые спины, отражавшие лунный свет. Эти создания были крупнее любых рыб, известных Фаолану и Эдме. Волки с изумлением заметили, что морские существа вдыхают воздух. Все это было очень странно. Ветер утих, ледяной покров разошелся, и по водной глади в свете звезд и луны скользили необычные животные. Судя по всему, они были загадочными обитателями морских глубин, но все же дышали воздухом суши.

Между Фаоланом и Эдме опустилась Гвиннет.

– Видите, кто там плывет?

Масковая сипуха крутила головой из стороны в сторону, стараясь получше разглядеть созданий, прокладывающих себе путь среди льдов.

– Видеть-то видим, – ответила Эдме. – Только не знаем, кто это.

– Это нарвалы, – пояснила Гвиннет.

– Нарвалы? – переспросил Фаолан. – Я слышал, что в море бывают киты, но кто такие нарвалы?

– Это такие морские животные, очень редкие даже в северных королевствах. Когда я там жила со своим отцом, много-много лет назад, мы только однажды видели их летом. Но в этой стае их не меньше тридцати.

– А что это у них… такое… похожее на… – Эдме прищурилась еще сильнее, стараясь разглядеть поднимающиеся из воды странные длинные предметы.

– Похожее на копья? – подсказала сова.

– Да, точно, – сказал Фаолан. – Похоже на какое-то оружие из тех, что вы куете в своих кузнях. Это и вправду оружие?

– Природное, насколько я понимаю. На самом деле это очень длинный зуб. Его называют бивнем. Нарвалы питаются рыбой, живущей подо льдом, и, наверное, этими своими бивнями они протыкают рыб и насаживают на них.

– Но у всех животных зубы находятся во рту, а не торчат из морды!

– Это просто кажется, что они торчат из морды. На самом деле они тоже растут во рту. На верхней челюсти, с левой стороны, – объяснила Гвиннет. – Нарвалы ныряют очень, очень глубоко. Глубже, чем любые другие морские животные. И плавают они тоже глубоко, за исключением тех мгновений, когда поднимаются к поверхности, чтобы подышать. Как сейчас. Но потом они снова ныряют на дно и могут находиться там довольно долго.

– Как любопытно, – сказала Эдме.

– А знаешь, что еще любопытнее?

– Что?

– Я думаю, что, когда малыш Аббан упал в воду… – Гвиннет замялась. – Мне кажется, что я тогда видела этих животных…

– Что?! – одновременно воскликнули Фаолан и Эдме.

– Это невозможно! – добавила Эдме. – Не мог же он опуститься до самого дна. Ты сказала, что они плавают очень глубоко. Но тогда как…

– Аббан их видел, я в этом уверена. Когда он подплыл к поверхности и я его схватила, он что-то бормотал о странном морском животном с торчащим из головы мечом или что-то вроде того. Тогда мне это показалось бессмыслицей.

Фаолан тоже вспомнил, что Аббан, сразу после того как его спасли, бормотал что-то про зуб. Он пристальней вгляделся вдаль, где по каналу между льдин проплывали нарвалы.

– Он же мог наколоться на бивень и погибнуть, – прошептал Фаолан.

– Нет, Фаолан, – покачала головой Гвиннет. – Напротив. Мне кажется, что нарвалы спасли его.

– Это ты спасла его, Гвиннет! – возразила Эдме.

– А нарвалы подтолкнули его к поверхности. Очень осторожно, чтобы не поранить своими длинными бивнями.

– Невероятно, – тихо прошептала Эдме.

Гвиннет важно кивнула.

– Аббан побывал в мире, который мы даже не могли себе вообразить, и видел там нечто совершенно невероятное.

Все молча наблюдали за тем, как по свободной от льда воде вдаль уплывают десятки нарвалов. Их бивни жутковато поблескивали сквозь сгущавшуюся дымку и казались похожими на таинственные мечи, рассекавшие клубы пыли, поднявшейся во время боя.

Глава пятая

Крепость

Новый бирргис действительно походил на крепость и выглядел при этом очень странным. «Наверно, больше всего удивляются волки», – думала Гвиннет, летая кругами над новым построением. Ей всегда нравилось летать над бирргисом. В плавно изгибающейся ленте всегда ощущалось особое изящество; все волки сливались в единое целое, в серебристую реку, легко преодолевающую все неровности на местности. От этого зрелища у нее всегда разливалась по желудку теплота.

Гвиннет были знакомы походки разных волков. По их передвижению и по тому, насколько высоко они поднимали хвосты, она понимала, какую роль они выполняют в общем построении. Однажды в своей кузнице она взяла молоток с клещами и выковала длинную металлическую полосу, передававшую все плавные изгибы бирргиса. Сколько же сорок умоляло ее обменять на что угодно эту «блестящую красивую штуковину»! Но она не поддавалась на их уговоры. Эта полоса висела на ветке одинокого дерева у ее кузницы и, когда поднимался ветер, тихо раскачивалась, отражая во все стороны солнечные зайчики. Теперь она, наверное, пропала навсегда, затерявшись среди обломков, оставленных землетрясением. Гвиннет попыталась ее разыскать, но не смогла. Это была одна из немногих вещей, наряду с молотками, клещами, наковальней и другими инструментами, о которых она жалела больше всего.

Да, позади брошено много чего. И так мало осталось от прежней жизни! А теперь вот и бирргис изменился. Что у него общего с этим неуклюжим строем, похожим на беспорядочное стадо мускусных быков? Гвиннет понимала, чего добивался Фаолан – его рассуждения были не лишены здравого смысла, – но красоты в этом было мало. Интересно, найдется ли красота в том новом мире, к которому они стремятся? В той самой Синей Дали? И найдется ли там место для нее – для совы-кузнеца без инструментов? Для совы-кузнеца, зрение которой ухудшается?

С каждым днем окружающий мир для Гвиннет становился все более тусклым. Поначалу она надеялась, что это временно; возможно, виной тому был суровый ветер, дувший в глаза. Но как бы усердно она ни моргала, стараясь прочистить их тонкой прозрачной мембраной, зрение не улучшалось. Они старались не идти по Хрустальной равнине днем, при свете солнца, но, наверное, несколько раз она вылетала на разведку слишком рано и повредила-таки себе глаза. Однажды она видела ослепшую полярную сову, видела, как беспомощно та хлопала крыльями, взлетая, и как неуклюже падала при приземлении. Зрелище было не из приятных – казалось, птица потеряла всякую ориентацию и не знала, в какой стороне небо и в какой земля. В конце концов та полярная сова погибла, сломав себе шею при очередной неудачной посадке. Ужасная смерть. У нее была сломана каждая из четырнадцати косточек, благодаря которым совы могут делать головой почти полный оборот.

Гвиннет еще раз посмотрела вниз, на неприглядное скопление волков, которое только что остановилось из-за того, что резко усилился ветер. Преодолевать ледяные гребни было опасно даже в таком построении. Сова сложила крылья и устремилась вниз.

– Мы что, остановились для ночевки? – спросила Гвиннет, опустившись под носом у животных, сгрудившихся под небольшим ледяным выступом.

– Нет, просто сделали временный привал. Подождем, пока утихнет ветер, – ответила Эдме.

– Утихнет ветер? – Гвиннет повернулась к Фаолану, услышав тревожащий треск льда. – Выступ может отломиться.

И она закинула голову почти назад, указывая клювом на опасную глыбу.

– Знаю, – ответил Фаолан. – Не самое подходящее место для отдыха.

У него и самого было неспокойно на душе. Сейчас путники оказались зажатыми между ветром и нависшим над ними льдом. Но если они попытаются преодолеть гребень, то их не защитит даже новое построение, и малышей может просто сдуть с моста. Но что, если помогать малышам преодолевать препятствие по отдельности? Каждого могли защищать двое взрослых по бокам. Замысел мог сработать, и к тому же Тоби с Барни не такие уж маленькие. Они точно перелезут через гребень без особых хлопот. Стоит попробовать.

– Вот что мы сделаем, – сказал Фаолан и принялся объяснять всем свой план.

– Чур, я первый! – закричал Мирр, едва только Фаолан закончил.

Аббан часто заморгал, глубоко вздохнул и медленно произнес:

– Всякий раз кричать «Я первый!» – вот к погибели путь верный!

– Что? – в недоумении склонил голову Свистун.

Кайла покрепче прижала к себе своего щенка.

– Ничего, – сказала она, беспокойно оглядывая остальных. – Он просто… просто немного не в себе. Он скоро поправится, вот увидите. Просто немного переволновался.

Глаза ее остановились на Эйрмид, белой волчице, некогда бывшей обеи клана МакХитов, в обязанности которой входила мрачная задача отбирать малькадов у матерей. Кайла даже навострила уши и приняла угрожающую позу.

– Попробовала бы ты сама, Эйрмид, упасть в ледяное море. Послушали бы мы, что бы ты тогда бормотала, будучи немного не в себе.

Эйрмид вся насторожилась, в воздухе повисло напряжение, но тут опять вмешался Аббан:

– Не в себе, мама? А в ком? В тебе, во мне и в нем. Ты попрыгай, повернись, в другой шкуре объявись.

Наступила неловкая тишина. Фаолан громко взрыкнул, словно прочищая горло.

– Ну что ж. Давайте и вправду начнем с Мирра. Я встану справа, а ты, Эдме, защищай его слева.

– Готовы? – спросила Эдме.

– Да, готов! – звонко пролаял щенок.

– Цепляйся за лед изо всех сил когтями на передних лапках и отталкивайся задними, а мы тебе будем помогать, – сказала Эдме.

– У меня очень цепкие когти, – похвастался Мирр.

И вот они вышли под ветер. Фаолан и Эдме прижимались к Мирру с боков, и все медленно поднялись на гребень. Мирр чувствовал, как бьются сердца волков. «Волнуются за меня», – подумал он и с тоской вспомнил, как билось сердце матери, когда он был совсем маленьким щенком и она прижимала его к себе в логове. Но она бросила его, а его теперь защищают два волка, в которых не течет и капли его крови, хотя они относятся к нему как к родному. Мирр надеялся, что не сделает ничего такого, из-за чего они тоже отвернутся и уйдут, как это сделали его родные мама и папа. Он понимал, что его вины в том, что родители его бросили, не было. Эдме постоянно ему это твердила и сердилась всякий раз, когда Мирр спрашивал, не из-за него ли отвернулись от своего сына родители. «Ты здесь совсем ни при чем, Миррглош, – повторяла она. – Все дело в них! Они просто заболели, дорогой. Хватит, не будем говорить об этом!»

Мирр прислушивался к стуку сердец Фаолана и Эдме, и ему становилось радостнее на душе. Эти звуки для него были драгоценнее всего на свете. Он слышал, что существуют особые драгоценные камни, которые очень красиво сверкают. Некоторые животные готовы были даже продать свою душу ради таких красивых камней, но маленький Мирр этого не понимал. Никакие камни во всем мире не могли сравниться со стуком сердец его друзей, которые сейчас прижимались к нему.

Они уже почти поднялись на самую вершину, как очередной налетевший порыв ударил по ним, как молот по наковальне, и едва не сбил с ног. Удержится ли крепость против такого сильного ветра? Мир почувствовал, как лапы его предательски скользят по льду. Он крепко зажмурился и задержал дыхание. Удары сердец Фаолана и Эдме эхом раздавались во всем его теле. «Я могу умереть… могу умереть… но меня любят».

Он раскрыл глаза, и мир засиял для него ярче любого бриллианта.

«Кость в пасти, когти в загривке щенка, – такова была единственная мысль, крутившаяся в голове у Эдме. – Если я не отпущу их, то все будет хорошо». Они падали – и, казалось, не просто скользили по льду, а свободно летели по воздуху. Эдме не была уверена, в какой стороне от гребня они сейчас находятся – в той, по которой они карабкались по склону, или в дальней. Под лапами она ничего не ощущала, хотя каким-то образом чувствовала, что Фаолан тоже держит Мирра, как и она. Неужели они на самом деле летят?

Но вот их падение прекратилось, хотя столкновение не было таким жестким, как она ожидала. Они втроем угодили прямо в сугроб, и их лапы перепутались так, что не сразу можно было сказать, где чьи.

– Какая удача! Прямо в снег! – воскликнул Фаолан, освобождая задние ноги. Оба они с Эдме чувствовали, как под ними копошится Мирр. Выбравшись из сугроба, он удивленно сказал:

– Снег? Но столько дней вокруг был один лишь лед.

– Его сюда надуло ветром, – объяснила Эдме, кивком показав на Замерзшее море. – Мы оказались прямо в том месте, где он попадает в вихрь.

– Маленькое завихрение, где много леммингов, – сказал Фаолан, наблюдая за тем, как во все стороны разбегаются десятки маленьких пушистых грызунов. Волки, не теряя времени, поймали достаточно, чтобы можно было полакомиться всем. Разорвав одного лемминга и похрустывая его косточками, Мирр поднял перепачканную в крови мордочку и спросил:

– А что такое завихрение?

– Это похоже на водоворот, – ответил Фаолан, пережевывая одного из самых толстых леммингов. – Ветер попадает сюда и ходит по кругу, не вырываясь наружу. С собой он приносит снег с моря, и этот снег здесь накапливается. Видишь, как изгибается ледяной гребень? Он-то и не дает ветру идти дальше. Ветер и снег в этом углублении попадают в ловушку. И мы тоже угодили как раз в нее!

– С вами все в порядке? – ухнула Гвиннет, опускаясь с высоты и нарезая круги. При этом она постоянно всплескивала крыльями, будто готовилась к посадке, но не могла решиться.

– Как-то странно она летает, – сказал Мирр.

– И вовсе не странно. Она лавирует, – сказал Фаолан.

– Лавирует?

– Так совы летают против ветра. Так, чтобы он не прямо дул им в лицо, а под углом, постоянно меняя направление.

Эдме тоже задрала морду и посмотрела вверх. Ей не раз доводилось видеть, как лавируют совы, но в манере Гвиннет действительно было что-то странное. Она не лавировала, а, казалось, держалась неуверенно и не могла выбрать место для посадки.

– Что она там делает? – спросил Фаолан. – Я думал, она хотела приземлиться рядом с нами.

– Я тоже, – сказала Эдме.

Фаолан наблюдал, как Гвиннет резко опустила крылья и хвост, а потом вытянула ноги и когти, принимая позу посадки. Но тут же вжала их обратно, взмахнула крыльями и вновь взмыла в воздух.

– Тайн смерфин! – воскликнул Фаолан на древнем волчьем языке. – Проклятье костного мозга! Что же она делает, Урсус ее подери?

– Вот, опять! – сказала Эдме.

– Она падает! – крикнул Мирр.

На снег рухнул комок из перьев, и некоторые, самые легкие и пушистые, поднялись вихрем над их головами.

Из снега выглянула голова Гвиннет.

– Падаю? – скрипучим голосом прохрипела она. – Как бы не так! Я не упала!

Таким сердитым, едким тоном могли разговаривать только представители семейства амбарных сов, и то, когда были сильно встревожены или расстроены. Гвиннет стряхнула снег с крыльев, а потом повернула голову к волчонку и гневно посмотрела на него сквозь глаза-щелочки. Клюв ее дрожал, пока она пыталась подобрать слова для следующей фразы.

– К твоему сведению, это была прекрасная посадка, принимая во внимание погодные условия. Сейчас дует резкий ветер под названием «крушильня». Если вы не знаете, что это такое, то вам не мешало бы посетить Каньоны в империи Хуула. Там дуют настолько резкие ветры, что их все называют крушильнями. И я летала там, едва-едва покинув гнездо.

Закончив свою тираду, Гвиннет испустила резкий и очень неприятный вопль. Фаолан даже не знал, что и думать о такой яростной вспышке гнева.

– Да-да, слышал я о крушильнях, – солгал он, но ему сейчас в первую очередь хотелось успокоить сову. – И мне кажется, что мы как раз угодили в такой ветер, когда взобрались на гребень, не удержались на ногах и свалились.

– Вот именно! – фыркнула Гвиннет. – А я не свалилась. Выражаясь технически, я совершила посадку на три точки. На две ноги и хвост.

– На очень потрепанный хвост, – сказал Мирр.

«Великий Люпус, и нужно ему было это говорить?!» – подумала Эдме, едва не набрасываясь на Мирра.

– Если тебе не нравится мой хвост… – Гвиннет сделала шаг вперед и едва не накинулась на волчонка.

– Всем нравится твой хвост! – поспешила воскликнуть Эдме, посмотрев искоса на Мирра. – Просто превосходный хвост!

Гвиннет повернула голову назад и вниз, чтобы осмотреть свое оперение.

– Ну, потеряла перо-другое…

Она стояла на трех перьях, но Фаолан подумал, что лучше не обращать ее внимание на этот факт.

– …и то лишь кроющие. А хвост мой полностью рабочий. В идеальном состоянии.

– Да, так и есть, – согласился Фаолан. – А теперь все вы ждите здесь. Я переберусь через гребень обратно, и мы подумаем, как доставить сюда остальных.

– Я быстрее перелечу и предупрежу их о ветре, – предложила Гвиннет.

– Тебе не обязательно перелетать. К тому же ты смотришь на нас сверху вниз, с неба, а мы стоим на земле. То есть на льду. Это немного отличается.

– Понятно, – сказала Гвиннет неожиданно спокойным тоном. – А то я могла бы рассказать им о поджидающих их здесь леммингах.

– Вряд ли новость о леммингах покажется им такой уж заманчивой. В последние дни мы ими только и питались, – сказала Эдме. – Ну, по крайней мере, до последней пары дней. Потом они почему-то стали пропадать. Небольшое разнообразие нам бы не помешало. Это я к тому, что тебе действительно не обязательно лететь и рассказывать о леммингах.

Когда Фаолан произнес «ты смотришь на нас сверху вниз», Гвиннет желудком ощутила необъяснимое волнение, к которому примешивалась тревога. В последнее время она с трудом различала границу покрытого снегом льда и бледного неба. Сверху все казалось однородным, белым – и Ледяной мост, и Замерзшее море, из которого он поднимался. И хотя с каждым днем они приближались к Синей Дали, для нее, Гвиннет, она постепенно превращалась всего лишь в бледноватое пятно на горизонте.

Глава шестая

Прогулки во сне

Все пятнадцать животных, благополучно преодолели гребень и соскользнули вдоль дальней стены. Яростный ветер не причинил вреда ни одному волчонку или медвежонку. Фаолан решил, что здесь, у подножия ледяного холма, стоит остановиться на ночлег и вырыть в снегу уютную пещерку, вроде тех, что они сооружали на Хрустальной равнине. Животные ужасно устали, а мягкий снег впервые с тех пор, как они ступили на Ледяной мост, дал им возможность как следует выспаться. В будущем стоит повнимательнее присматриваться к ледяным склонам в поисках таких вот сугробов. Как оказалось, снег в них очень легко роется, и потому они решили прозвать эти норы «снежным уютом». Так на пути в Синюю Даль в их языке появилось еще одно новое название.

Мхайри с Дэрли вызвались постоять на страже. Они решили не взбираться на гребень, потому что там было опасно из-за резкого ветра. Вряд ли Хип со своими чужаками решится перебраться через него и напасть на них, пока все спят. Но ведь чужаки могут дойти до них и по покрытому льдом морю, особенно если поблизости будет не много разводьев. Поэтому сестры внимательно всматривались в море.

– А ведь мы и сами могли бы идти по морю, – заговорила Дэрли. – Если мы боимся, что по нему нас догонит шайка, то почему бы и нам самим не передвигаться по нему? Так было бы даже быстрее.

– По морю? Прямо по льду? – спросила Мхайри, вытягивая шею и рассматривая бескрайнюю ледяную равнину.

Лед лежал не совсем ровно, как на реках в стране Далеко-Далеко. Тут были и небольшие холмы, и неглубокие впадины, как будто бы ледяной покров повторял форму застывших волн. Казалось, что море замерзло в одно мгновение, не перестав волноваться и вздыматься.

– Ну да. Если во льду нет трещин, то можно было бы опуститься и пойти понизу. Так, кажется, легче. По крайней мере там нет хребтов с крутыми стенами.

– Но Ледяной мост тоже казался ровным, когда мы смотрели на него издалека, – сказала Мхайри.

– Верно, но сейчас мы ближе к Замерзшему морю, чем были к мосту, когда впервые увидели его. – Дэрли немного помолчала и добавила: – Странно, да? Когда мы только пустились в путь, мы называли его Западным, а сейчас почти всегда называем Замерзшим.

Мхайри немного подумала.

– Гвиннет рассказывала, что в империи Хуула, до того как совы пересекли Обширное море и открыли Шестое королевство, они называли этот океан Безымянным морем. А в северных королевствах есть место, которое называется Безымянным вот уже несколько столетий.

– Очень любопытно, – произнесла Дэрли.

Мхайри молчала. По тону сестры она догадалась, что та о чем-то глубоко задумалась.

– Получается, что мы даем чему-то настоящее название, только когда познакомимся с ним и свяжем с ним свои воспоминания, – сделала вывод Дэрли.

– Интересно, как мы назовем Синюю Даль, когда доберемся до нее? – спросила Мхайри.

Дэрли обернулась. Глаза у нее сияли, как два уголька.

– Какой замечательный вопрос! Да, действительно, как мы назовем Синюю Даль, когда доберемся до нее?

Она моргнула, и всем показалось, что зеленые угольки ее глаз покрыла тень.

– Что-то не так? – поинтересовалась Мхайри.

– Ох, посмотри…

– Что такое? – спросила Мхайри, повернулась и поглядела в том направлении, в котором смотрела сестра. И тут же глубоко вздохнула от неожиданности. На негнущихся ногах к ним приближался их маленький братец Аббан. Глаза щенка были широко раскрыты, но в них не отображалось ничего. Одна сплошная пустота.

– Наверное, он ходит во сне. Но… но… это похоже на бай-лэнг.

На языке волков выражение «бай-лэнг» означало буквально «глубоко вдали». Часто в такое состояние впадали волчицы, особенно после того как рожали малькада и убегали в другую стаю. О беспокойных волках, которые доставляли неприятности своим сородичам, а потом скрывались, тоже говорили, что они стали бай-лэнг. Но Аббан просто передвигал ногами во сне и никуда не убегал.

Волчицы осторожно подошли к брату.

– И что нам делать? – шепотом спросила Мхайри.

– Не знаю. Только думаю, что небезопасно будить волка, когда он ходит во сне. Помнишь историю, которую рассказывала Аластрина?

В свое время Дэрли проходила обучение у старого скрилина клана МакДунканов и тоже могла бы занять этот почетный пост, если бы не землетрясение, погубившее тех немногих волков, что выжили во время голода. Теперь не осталось никаких кланов, и некому было петь песни скри, рассказывать старинные легенды.

– Ты имеешь в виду историю про мать, которую разлучили с ее щенком. Она стала ходить во сне? – спросила Мхайри.

– Да, и потом к ней ночью пришел ее супруг и попытался разбудить ее, а она приняла его за кугуара, который приснился ей во сне и якобы убил ее сына. Она ударила со всей силы его по морде и выцарапала глаз.

– Ах, Люпус! – в голосе Мхайри послышалась тревога. Волосы на загривке у нее встали дыбом.

Аббан подходил к ним все ближе и ближе. Он был еще маленьким, но кто знает, на что он способен, если его внезапно разбудить?

– Мне кажется, нам лучше стоять смирно и не шевелиться, – прошептала Дэрли.

Щенок прошел мимо них. Телом он был здесь, но душа его находилась где-то далеко-далеко, как будто ее ночью похитил вор, оставив пустую, безжизненную оболочку. Походка его была шаткой и неуверенной, похожей на походку старого, почти парализованного волка. И хотя он ничего не видел перед собой, его, казалось, влекла за собой какая-то таинственная, неведомая сила.

«Как нам надоело!» – они говорят

И леммингов больше глотать не хотят.

Лемминги тут и лемминги там,

Лемминги бродят по снежным норам.

Но моря глубины богаты едой,

Там хватит на всех, это скажет любой.

Рыбок проглотит, выложив в ряд,

Тупиков глупых и шумных отряд.

Позади щенка появился Фаолан и шевелением ушей дал сигнал не издавать ни звука. Сестры поняли, что он следил за волчонком от самой снежной пещеры, чтобы тот ненароком снова не свалился с моста. Он осторожно направлял его в пути, как мать карибу очень нежно подталкивает своего теленка, и постарался развернуть Аббана обратно к «снежному уюту», где крепко спала его мать Кайла. К счастью, она не заметила, что ее сын ходит во сне. Мхайри и Дэрли безмолвно наблюдали за волком и детенышем, пока они не скрылись из глаз. Наконец Фаолан вернулся, уже один.

– Ни слова Кайле. Она и так едва с ума не сошла, волнуясь за Аббана. От этого ей станет только хуже.

Сестры кивнули.

– Очень беспокойный щенок, – добавил Фаолан.

– Она поэтому так грубо обращалась к Эйрмид? – спросила Дэрли. – Боялась, что он станет, как… как малькад со скрученным разумом, и Эйрмид его отнимет?

– Возможно. Но Эйрмид такого никогда не сделает. Она больше не обея. И никогда больше не станет ею.

– Но… – замялась Мхайри. – Вдруг он и в самом деле кэг-мэг?

Фаолан резко опустил хвост. Он весь показался каким-то очень усталым.

– Не знаю даже, кэг-мэг или нет… Мне кажется, что на безумца он не очень похож. Есть в нем какое-то отличие от других кэг-мэг.

– А что тогда с ним? – спросила Эдме, выходя из-за Фаолана.

Она пришла сменить сестер на страже и увидела, как Фаолан провожает Аббана обратно к снежной пещере.

– Может, его разум слегка помутился. Как будто он мыслями находится в другом месте.

– Да, действительно. Похоже, как будто сам он находится в каком-то вымышленном мире.

– В этом-то все дело. Я не думаю, что это полностью выдуманный мир. Аббан видел нечто, что никто из нас никогда не видел. Он побывал на дне моря!

Внимание Фаолана привлекло мерцание на небе и он поднял морду.

– Видишь то созвездие, Эдме? Ты замечала его раньше?

– В стране Далеко-Далеко никогда. Но ты же сам сказал, что все тут по-другому.

– Как ты думаешь, на что оно похоже?

– Не знаю. По очертаниям похоже на рыбу. На рыбу с… – тут она повернулась и посмотрела на Фаолана широко раскрытыми от изумления глазами. – На рыбу с длинным мечом, растущим из головы! Нарвал?

Мхайри и Дэрли тоже задрали морды, рассматривая звезды. Потом повернулись и пошли к убежищу, оставив Фаолана и Эдме любоваться ночным небом в одиночестве.

– Вот именно! – сказала Эдме. – Похоже на одного из тех морских животных, которых мы видели прошлой ночью в разводье! Которые большой стаей медленно проплывали по проходу во льдах.

Фаолан ничего не ответил, а только продолжал стоять и рассматривать бескрайнюю ледяную равнину Замерзшего моря. Эдме склонила голову и внимательно изучала своего друга. Она уже не раз видела такую позу, такой наклон головы и такое выражение в его глазах. В такие мгновения его лучше не прерывать. Он сам заговорит, когда будет готов.

Луну закрыли облака, преграждая путь лучам, освещавшим лед. Ветер вытянул их так, что они стали похожи на изящные силуэты волков в бирргисе, пересекающих ночное небо охотничьим шагом. А позади них мерцало новое созвездие Нарвала.

– Эдме, – обратился к ней Фаолан, повернувшись. – Что скажешь, если мы пойдем там?

Легким взмахом головы он указал вдаль.

Эдме ответила не сразу.

– Там? Ты хочешь сказать, по Замерзшему морю?

– Да. Дэрли, кстати, тоже предлагает спуститься. Возможно, так нам будет легче передвигаться. Никаких высоких преград там вроде бы нет.

Эдме заморгала единственным глазом. Ей почему-то захотелось отыскать тысячу и ещёе одну причину, почему эта идея не настолько хороша, но она просто молчала.

Фаолан внимательно рассматривал ее. Он понимал, что у нее на уме. Всякий раз, когда Эдме начинала быстро моргать, это значило, что внутри себя она борется с нетерпением. А обычно она была очень терпеливой и спокойной волчицей.

– Да, Фаолан, высоких гребней там нет, – сказала она наконец. – Но там есть трещины и разломы, в которые мы можем упасть. И там очень опасно! Что, если лед потрескается прямо у нас под ногами? Или мы окажемся на отколовшейся льдине, и нас унесет в большое разводье? Или мы заблудимся и не сможем вернуться к Ледяному мосту? Что тогда? Будем вечно странствовать по снежной равнине?

Всем своим видом она показывала, что серьезно обдумала свои слова, а не просто волнуется. Хвост она держала прямо, уши выставила вперед, единственный глаз сиял зеленым огоньком. Но глубоко внутри него мелькала еще какая-то искорка, похожая на отблеск древней звезды.

– Мы можем ориентироваться по звездам, – сказал Фаолан. – Посмотри на созвездие Нарвала. Его бивень указывает на Синюю Даль, да и Бизар светит очень ярко. И у нас есть Гвиннет. Совы очень хорошо умеют ориентироваться по звездам.

Эдме почувствовала, как по ее костному мозгу распространяется какая-то странная дрожь. Она знала, что Гвиннет – самая старая подруга Фаолана, с которой он познакомился, когда пришел из Крайней Дали после бесплодных поисков своей второй Кормилицы, медведицы-гризли по имени Гром-Сердце. Оказалось, что она мертва, и однажды Фаолан, не выдержав горя, печально завыл на луну. Тут-то его и увидела сова Гвиннет. Она привела его к своей кузнице, утешила, насколько смогла, и убедила в том, что ему нужно найти свой клан. С тех пор они стали близкими друзьями.

Но готов ли Фаолан признать то, в чем она, Эдме уже уверена? То, что его старая подруга Гвиннет слепнет? Он сам видел, как неуклюже она плюхнулась в сугроб. Но после волк пресекал любые попытки заговорить на эту тему и даже огрызнулся, чего никогда себе не позволял в разговоре с ней. «Что значит она не видела нас? – сказал он. – Это просто смешно! Она нас видела. И я слышал про эти ветры-крушильни. Тут был точно такой же ветер».

Эдме поняла, что сейчас не время вновь рассуждать о зрении Гвиннет. Лучше применить другую тактику.

– Да, мы могли бы ориентироваться по звездам с помощью Гвиннет, – сказала она. – Но ведь эти полыньи открываются так быстро! Мы уже раза два, не меньше, видели, как они вырастают буквально из ниоткуда. Едва услышишь треск, как смотришь – а лед уже разошелся.

– Кстати, о разводьях. Есть еще кое-что, Эдме.

Он шагнул поближе – так, что их морды едва не соприкасались.

– Что именно, Фаолан?

– Аббан. Этой ночью я довольно долго ходил за бедным щенком. Как я уже сказал, я не верю, что он кэг-мэг. Точнее было бы сказать, что в его теле поселился иной разум.

– Какой еще разум?

– Морской.

Эдме заморгала, не веря своим ушам. Она совсем не понимала, к чему клонит Фаолан.

– Эдме, – продолжил Фаолан. – Я внимательно наблюдал за ним с тех пор, как он упал в воду. Ты права. Эти полыньи вырастают внезапно, почти без всякого предупреждения. Но я замечал, что каждый раз шерсть на загривке Аббана встает дыбом и его уши дрожат. Он знает о таких разломах заранее, гораздо раньше нас и любых других животных, кроме тех, что обитают на морской глубине. И знает кое-что еще.

– Что еще?

– Ты слышала, как Гвиннет сказала, что это нарвалы его спасли?

– Да.

– Ну вот, во сне он иногда бормочет об одном из этих созданий. Он называет его Старый Бивень. Это точно нарвал. Нам кажется, что волчонок лишился разума, но на самом деле это не так. Мы думаем, что его слова не имеют смысла, но смысл в них есть, просто мы не догадываемся, в чем он.

– И что он говорил об этом нарвале?

– Перед тем как я отвел его к Кайле, он снова заговорил тем странным глухим голосом. Похожим не столько на вой, сколько на тихое пение – на подводное пение. Он сказал: «Старый Бивень запоет, перед тем как треснет лед. И откроется вода, чтоб прошли мы без труда».

Фаолан внезапно умолк.

– Что еще? – спросила Эдме.

Зеленоватое сияние в глазах Фаолана стало сильнее.

– Еще Аббан сказал: «Вниз свалился несмышленый, но поднялся просветленный. Достают до звезд едва Бивня Старого слова». Понимаешь, Эдме, между Звездным нарвалом на небесах и тем, который прячется в морской глубине, есть связь. Вместе они выведут нас к Синей Дали, разве не так?

– Фаолан… Фаолан… – Эдме не знала, что сказать.

Фаолан был самым близким ее другом. Будучи глодателями, вместе они участвовали в играх гаддерглода и вместе отправились в Стражу. Кроме того, между ними ощущалась какая-то загадочная связь, природу которой никто из них до конца еще не понимал. В любом случае она всегда доверяла Фаолану, а он всегда доверял ей. Их взаимное доверие было все равно что живым – все равно что кость, внутри которой таится мозг. Но теперь Эдме была сбита с толку. Она не знала, чему верить, и не понимала, что за чувства охватывают ее – такие новые и неожиданные.

– Да, понимаю, это звучит необычно.

«Необычно. Да это самое странное, что я слышала за последнее время», – подумала Эдме.

– Так что ты думаешь? – спросил Фаолан.

Эдме пожала плечами.

– Думаю? Я думаю, что это опасно…

– Но не кэг-мэг?

«Что за вопрос? – подумала она. – Мы собираемся довериться волчонку, который если и не совсем кэг-мэг, то уж очень похож на него?»

Эдме тяжело вздохнула.

– Ты что, спрашиваешь, кто из вас больше кэг-мэг, ты или Аббан? – спросила она вслух. – Даже не знаю, что ответить на это.

Фаолан заметно поник. Хвост его опустился, и волк почти принял позу покорности. Сейчас он казался едва ли не самым жалким из всех глодателей, что она видела за свою жизнь. Зрелище было непереносимым. Эдме стало ужасно не по себе и захотелось утешить его.

Вдруг рядом с ними появились взволнованные Эйрмид и Катрия. Резкий порыв ветра развеял облака, и в серебристом свете луны призрачно-бледный Ледяной мост пересекли огромные крылатые тени.

Глава седьмая

Орлы

Орлы прилетали с востока. Их крылья и хвосты были покрыты сверкающим инеем, а белые головы отражали лунный свет. Во многих отношениях орлы были противоположностью совам.

В отличие от сов они не летали бесшумно, а оставляли позади себя целые вихри снежинок и ледяных кристалликов, словно несли за собой собственный зимний ветер. Даже когда они, громко всплеснув крыльями, опустились на снег, то воздух вокруг них еще некоторое время дрожал, словно живой. Эдме увидела, что размах их крыльев едва ли не вдвое превышал длину волка от кончика хвоста до носа, отчего ей стало еще более не по себе.

– Они идут. Ветер изменился и дует им в спину. Они быстро преодолевают расстояние, – скрипучим голосом сказал орел покрупнее.

Краем глаз Эдме заметила еще один взмах крыльями. Это рядом с ней опускалась Гвиннет.

Орлы были редкими гостями в стране Далеко-Далеко. Говорили они с хуульской картавостью, и Фаолану с Эдме было трудно их понимать. Но зачем волки понадобились этим огромным, величественным птицам? Все животные были настолько взволнованы, что не могли промолвить и слова. Наконец, Фаолан сделал шаг вперед и заговорил.

– Что? Что вы хотите сказать? Кто идет?

– Желтый волк, – ответил орел поменьше.

– Хип! – воскликнула Гвиннет, более или менее встав на ноги после очередной трудной посадки.

Она выглядела очень уставшей. Фаолан и Эдме обменялись тревожными взглядами. Неужели Гвиннет отправилась на разведку, увидела Хипа, а потом нашла этих орлов?

Ветер затих, и воцарилась тишина. Но если прислушаться, то можно было услышать, как звенят друг о друга крошечные ледышки, покрывающие крылья этих огромных птиц.

Гвиннет продолжила:

– Сегодня ночью я полетела на разведку на восток от этого гребня. Я нашла Илона и Зануш, – она кивком указала на орлов. – Они мои знакомые по Серебряной Мгле.

– Так, значит, по нашим следам идет Хип? – спросила Эдме.

Обращаться напрямую к орлам ей было немного страшно. Хотя у орлов с совами мира Хуул издавна были добрососедские отношения, с волками у них не было почти ничего общего, за исключением самых трагических эпизодов. Будучи хищниками, орлы иногда в качестве добычи подбирали щенков-малькадов, оставленных на тумфро. Это было естественно и, согласно правилам клановых волков, допускалось. Но сейчас эти два орла стояли перед группой волков, среди которых находились три бывших малькада – Фаолан, Эдме и Свистун. Только благодаря Люпусу они избежали печальной участи и не стали добычей повелителей неба. Ситуация была, по меньшей мере, не из приятных. Но ведь орлы прилетели, чтобы предупредить их об опасности. Их выслеживает шайка Хипа!

– Да. Мы следили за ними несколько дней подряд, – ответила Зануш. – Они не так организованы, как вы. Хип плохой предводитель, но он вдохновляет их ложными обещаниями. Поначалу идти им было нелегко, но потом ветер переменился, и сейчас он дует им в спину. Некоторые из гребней, которые вы преодолевали, были разрушены сильным ветром, и перейти их разбойникам не составило труда.

– Это плохие волки, – вставил свое слово Илон. – Мы знаем это. Когда наступил голод, мы охотились далеко от нашего родного гнезда в Амбале. Мы видели, что вытворяли эти волки. В новом мире, к которому вы стремитесь, не должно быть места для таких, как они.

– Вот именно! – согласилась Зануш. – Все они грубые дикари.

– А куда направляетесь вы? – задумчиво спросил Фаолан. – Вы же прилетели из Амбалы?

– Амбалы больше нет, – грустно ответила Зануш. – Огромное гнездо наших предков, которому насчитывалось несколько сотен лет, упало и развалилось на куски. Нам некуда возвращаться. Немногие выжившие совы и орлы решили пересечь Бескрайнее море и достичь Шестого королевства. Каждому свое, я думаю…

Она глубоко вздохнула и замолчала.

– А мы решили полететь на запад, – сказал Илон. – Даже если ветер будет дуть нам навстречу. Но он наконец-то изменился.

– Этот новый ветер еще не дошел до нас, – сказал Свистун, который пришел заменить дозорных на страже.

– А что вы думаете о том, чтобы нам оставить Ледяной мост и выйти на Замерзшее море? – спросил вдруг Фаолан.

Илон и Зануш обменялись взглядами.

– Лед выглядит крепким, – начал Илон. – Но никогда не знаешь, где откроется очередная полынья.

– Эйрмид и Катрия должны неплохо плавать, – сказала Гвиннет. – Все волчицы из клана МакНамар хорошо плавают. Они живут возле Горького моря и постоянно тренируются.

– Но мы же не тренировались, – сказала Эдме. – Разве что летом иногда заходили в реку в поисках рыбы. А это не одно и то же.

– Верно, – подтвердил Илон. – Но когда лед трещит, то обычно он разламывается не сразу, и у вас будет время вернуться на мост, – он посмотрел на Гвиннет. – Ты хороший штурман. Совы славятся тем, что умеют прокладывать путь. Твоя тетушка, сова-кузнец из Серебряной Мглы, как раз славилась этим.

– Д-д-да… – неуверенно согласилась Гвиннет. – Но звезды тут немного другие. Вполне можно… слегка сбиться с пути.

– Гвиннет, я могу тебе помочь, – сказал Фаолан.

– Но как, Фаолан? Я не понимаю.

– Я изучал эти новые созвездия, – Фаолан шагнул ближе к Гвиннет и заглянул в ее черные глаза. – Пошли к краю моста. Ветер утих. Посмотрим на небо вместе, и я кое-что покажу тебе.

«Он знает, – подумала Эдме. – Он знает, что она слепнет. Но он не признается, чтобы не поранить ее чувства. Разве существует на свете другой такой волк, одновременно настолько храбрый и настолько нежный?»

Сердце Эдме учащенно забилось.

Волк и сова стояли рядом друг с другом на самом краю Ледяного моста. Фаолан слегка присел, чтобы находиться вровень с правой слуховой щелью Гвиннет.

– Посмотри на восток, Гвиннет. Прямо у горизонта, – прошептал он.

– Да, – отозвалась она слегка дрожащим голосом. – Что ты мне хочешь показать? Созвездие с раздвоенным хвостом, правда? – она прищурилась. – Ну да, похоже немного на рыбу.

Голос у нее уже не так дрожал.

– И с крупной головой.

– Похожей на кувшин, но не на те, что делала Сарк.

– Да, похожей на кувшин. Именно, Гвиннет, – Фаолан поднял лапу и легонько потрепал сову по плечу. – А что ты видишь на конце этой похожей на кувшин головы?

– Похоже на клинок, который однажды смастерил мой отец для Войны углей…

Сова вдруг вздохнула и добавила:

– Ах, Глаукс в Глауморе! Теперь я вижу. Это же бивень нарвала!

– Да, и он указывает на запад. А плавники хвоста указывают сюда, на это самое место на Ледяном мосту, где мы стоим сейчас.

– Фаолан, – Гвиннет повернула голову к своему другу. – Мы никогда не заблудимся, если будем держать нос чуть-чуть по правую сторону бивня и хвост по левую сторону раздвоенного хвоста. Мост находится примерно в двух пунктах от левой точки…

– Не понимаю я все эти пункты и… точки… и… – замялся Фаолан.

– Тамо? – тихо спросила Гвиннет.

– Тамо? – переспросил Фаолан.

– Это древнее слово, которым гнездовые змеи обозначают небо. Я рассказывала тебе о слепых змеях, обитавших в Великом Древе Га’Хуула. Но несмотря на свою слепоту, они обладали невероятной способностью воспринимать все, что происходит вокруг них, в том числе и в небе. Их чувства были необычайно обострены. Они умели ощущать то, что недоступно обычным существам, то есть тем, кто обладал зрением. В последнее время я часто о них вспоминала, – Гвиннет вздохнула. – Особенно об одной чрезвычайно выдающейся змее, которую звали миссис Плитивер. Она иногда летала вместе с Сореном.

– Королем Сореном?

– Да, но задолго до того как он стал королем. Когда он еще был молодым совенком. Говорят, она однажды сказала, что небо существует не только для птиц, его бытие не исчерпывается жизнью птичьих перьев, костей и крови. Небо становится Тамо для всех живых существ. И это твое Тамо тоже, Фаолан. Я утверждаю это с полной уверенностью. Ты знаешь звезды, Фаолан, хотя здесь звезды немного другие. Ты знаешь, как ориентироваться по ним, несмотря на то, что ты волк. Клянусь Глауксом, если кого и можно назвать по-настоящему Звездным волком, так это тебя!

Фаолан помедлил с ответом. Гвиннет, конечно, была права в том отношении, что Тамо всегда было его. Но она не знала, насколько была права. Она и не подозревала о его предыдущей жизни в облике полярной совы, которая странствовала по всем королевствам Хуула, как по северным, так и по южным. Пестроперые были самыми беспокойными совами во всем мире, они постоянно перелетали с места на место, редко задерживаясь, разве что только чтобы пропеть завороженным слушателям очередную прекрасную песню. Они не стремились завести себе семью и гнездо, найти супруга, родить и воспитать детей. Они гордились своей свободой, и их одиночество было ценой, которую приходилось платить за свободу. В каком-то смысле их лишения были почвой, на которой вырастали их песни, и они постоянно сочиняли романтические баллады о своих странствиях и о том, как они надеются найти свою родственную душу, такую же непоседливую и страстно мечтающую о приключениях.

Фаолан закрыл глаза, и откуда-то из глубин его сознания перед его мысленным взором всплыл облик полярной совы, которой он некогда был. Совой с белоснежным оперением, украшенным кружевным мхом и пестрыми перышками пятнистой неясыти. Как же они наряжались в те дни, надевая на себя бусы из ярких ягод и вплетая в свой пушок цветы! Да, было на что поглядеть. Но прославились они, в первую очередь своими голосами, легенды о которых разошлись по всем королевствам. Они выступали на праздниках и пели самые разные песни, от нежных баллад до заразительных джиг. На ум Фаолану пришли слова одной песни, словно дошедший сквозь века свет от дальней звезды.

Улети со мной ты вдаль,

Чтоб душа моя запела.

Улети со мной ты вдаль,

Чтобы сердце не болело.

Улети со мной ты ночью.

Улети со мной ты вдаль.

Улетим мы до зари,

Чтоб подолгу не прощаться.

Улетим мы до зари,

Чтоб назад не возвращаться.

Улетим и не вернемся.

Улетим мы до зари.

Улетим мы на рассвете,

Нас подхватит сильный ветер,

Пронесет он нас сквозь тучи,

Мы увидим солнца лучик.

Мы услышим песню моря.

Позабудем мы про горе.

Гвиннет беспокойно посмотрела на Фаолана, который, казалось, унесся мыслями куда-то очень далеко в пространстве и во времени.

– Фаолан, все будет хорошо, вот увидишь. Я помогу, насколько смогу, но знаешь… – голос ее дрогнул, и она не договорила.

– Я знаю, Гвиннет.

– Только не рассказывай остальным, пожалуйста.

– Не буду.

– И я до сих пор могу летать. Я чувствую ветер, понимаешь. Так я нашла орлов – по завихрениям, которые они оставляли позади во время полета. Совы чувствуют многое из того, что не видят. Чувствуют своим желудком, понимаешь. Те ощущения, о которых говорила миссис Плитивер, – они никуда не исчезают, разве что немного притупляются.

Она подпрыгнула и слетела с края ледяного моста, чтобы поймать только что подувший легкий ветерок.

– Посмотри, Фаолан! – воскликнула она и сложила крылья, устремившись в пике. Потом перекувыркнулась через голову, расправила крылья, перевернулась на спину, пролетела так немного и вернулась в исходное положение. Происходящее ей явно доставляло удовольствие. Через мгновение она уже снова сидела на краю моста.

– Ну как, оценил? – торжественным тоном спросила она. – Это называется трюки. В сезон Медных дождей у Великого Древа Га’Хуула всегда проводился большой праздник, на котором совы соревновались между собой, выполняя такие трюки. Ах, как же там было весело! – вздохнула она с сожалением. – Как ты знаешь, меня непросто было заставить покинуть страну Далеко-Далеко и отправиться на юг, к Хуулу или к Великому Древу. Но даже такая одиночка, как я, не могла устоять перед этими состязаниями с трюками.

– Да, наверное, замечательное было зрелище, – согласился Фаолан.

– А полетаю-ка я немного прямо сейчас. Заодно посмотрю поближе на созвездие Нарвала. Мне кажется, если взлететь повыше, то можно будет пересчитать все звезды на его хвосту.

– Да, полетай, Гвиннет. Это поможет.

– А уж какое это удовольствие!

Но едва масковая сипуха расправила крылья, чтобы подпрыгнуть и взлететь, как Фаолан заметил выпавшее из ее хвоста перо. Одинокое темно-бурое перо с несколькими крапинками.

– Гвиннет, а это тебе не нужно? – он подобрал перо.

– Ах, Глаукс! Это всего лишь старое перо. Наверное, наступил сезон линьки, хотя кто знает, ведь все в этом мире так перепуталось!

Свистун по-прежнему нес стражу с Банджей. Мхайри и Дэрли спали вместе со своим братиком, уютно пристроившимся между ними, а большие орлы уселись на гребне вдали, как на огромном насесте. Фаолан походил кругами около углубления, в котором они с Эдме вырыли «снежный уют». Сейчас она спала вместе с Мирром и Моди, потому что Банджа стояла на страже.

Грудь Эдме ритмично вздымалась и опадала. Обычно она спала единственным глазом вверх, но сегодня ночью перевернулась и выставила другую сторону морды с отсутствующим глазом. Шрамы, пересекавшие ее голову, служили свидетельством ужасного зверства, совершенного предводителем клана МакХитов. Эдме родилась здоровым щенком, но ее специально изуродовали, чтобы она стала глодателем и представителем клана МакХитов в Кольце Священных Вулканов. Мех на шрамах так и не отрос, поэтому они сохраняли розоватый оттенок цвет и походили на недавние. Впрочем, Фаолан не видел в Эдме никакого уродства. Для него она была само совершенство. Кость, которую Эдме постоянно несла в зубах и на которой были вырезаны таинственные знаки, пробуждала в его костном мозге непонятные и необъяснимые чувства. Но сейчас он об этом не беспокоился. Он взял перо Гвиннет и попытался представить, как бы оно выглядело, если бы украшало загривок Эдме. Эдме была прекрасной и так, сама по себе, без всяких украшений. Поэтому он просто положил перо рядом с костью, чтобы она увидела его, когда проснется.

Глава восьмая

Мысли Эдме

Эдме проснулась без особой причины. До рассвета оставалось еще несколько часов, но время ее стражи еще не настало. Рядом с собой она слышала дыхание Фаолана. На Ледяном мосту никогда не бывало совсем темно; бледный свет луны отражался от льда и окутывал все вокруг призрачным сиянием, которое было заметно даже в вырытом ими снежном логове. Просто удивительно, как замечательно отражают свет снег и лед! Казалось, серебристый мех Фаолана светится сам по себе. Как будто сияет изнутри каждый волосок его шкуры, тихонько шевелясь в такт мерному дыханию спящего волка.

Рядом с костью Эдме заметила длинное перо. Бурое, с темными крапинками. Понятно, что это перо Гвиннет, иначе откуда бы здесь взяться совиному перу? По всей видимости, Гвиннет линяет, а Фаолан подобрал перо и принес его сюда, намеренно положив рядом с ней. Упавшие перья просто так, сами по себе, в норы не залетают. Но зачем он его принес? Что это, своего рода подарок или какой-то знак? Возможно, Фаолан хочет сказать, что он знает об ухудшающемся зрении Гвиннет? До этого они долго сидели вместе на краю Ледяного моста и рассматривали новое созвездие – созвездие Нарвала. Перо больше походит на знак – но какой? Знак того, что он готов разделить тяжелый груз истины, или знак утешения? Возможно, он вообще не имеет ничего общего с Гвиннет, хотя это и было ее перо. Но зачем он положил его таким образом, чтобы оно касалось кости?

Эдме посмотрела на Фаолана. В мягком лунном освещении он казался почти бесплотным. «Я вижу что-то глубокое внутри него. Что-то дремлющее. Что это, древний сон? Почему меня это так привлекает, почему я ощущаю в нем что-то свое… родное? Родственную душу? Какие древние мелодии отзываются эхом в его костном мозге? Иногда мне кажется, что я слышу гармоничные звуки музыки. Но что это за музыка?»

Вскоре ее вновь полностью охватили те знакомые и смущающие чувства, которые преследовали ее с тех пор, как Фаолан нашел изогнутую бедренную кость и они отправились в странствие к Синей Дали.

Эдме тихонько встала и взяла кость зубами. На ней четко отпечатался запах пера, хотя перо касалось кости всего лишь кончиком. Она провела языком по древним знакам и закрыла единственный глаз. Как это уже бывало неоднократно, внутри нее словно пробудился другой, невидимый глаз. «Ты мне нужен», – обратилась она к этому своему глубинному глазу. Когда-то ее старая тайга Моргунья, у которой тоже был один глаз, призналась, что часто обращается за помощью к своему отсутствующему глазу. Моргунья называла его глазом-духом и советовала обращаться с ним как можно нежнее, как обращаются с маленьким щенком. По его словам, этот внутренний глаз нужно было воспитывать, чтобы он научился видеть все четче. Моргунья искренне верила, что именно ее внутренний глаз привел ее к клану МакДонегалов, когда ее малькадом оставили на верную смерть. Что там тайга Моргунья говорила в одно из последних их свиданий с Эдме? «Будь всегда начеку, не теряй бдительности и знай, что у тебя есть не только один внешний глаз, дорогая моя». Эдме еще крепче зажмурила свой внешний глаз, сосредоточившись на внутреннем.

При этом она не переставала облизывать едва заметные знаки на древней кости. Древний волчий язык уже не казался ей таким уж странным и чужим. Раньше она думала, что говорить на нем умеет один лишь Фаолан, но теперь вдруг вспомнила звуки еще одного голоса, очень старого. Неужели это был ее собственный голос? Она удивлялась, откуда Фаолан знает все эти чудные древние выражения, но теперь они не казались ей чудными. Необычные сочетания звуков обретали смысл и постепенно, по кусочкам, складывались во фразы, затаившиеся где-то на краю сознания. Заднюю ногу снова пронзила боль, несмотря на то что она продолжала сжимать в зубах старинную кость. Обычно, когда она сжимала эту кость, боль проходила. Но на этот раз ничего не помогало и только становилось хуже, хотя Эдме чуяла, что лучше ей не расставаться с этой костью. Она изо всех сил сдерживалась и старалась не заплакать, хотя из единственного глаза уже потекли слезы. На ум ей снова пришли слова Моргуньи. «Будь всегда начеку, не теряй бдительности и знай, что у тебя есть не только один внешний глаз».

«Я начеку, я знаю, что у меня не один глаз», – повторяла она себе, отвлекаясь от боли. Из наружного глаза продолжали течь слезы, но она уже не обращала на них внимания, потому что ее внутренний глаз раскрывался все шире и шире. Над собой она заметила очертания какого-то большого животного. Это был огромный серебристый волк.

«Быстробуйная, я не могу оставить тебя».

Стражником Эдме охраняла вулкан под названием Быстробуйный, но сейчас этот волк обращался к ней, используя почти то же самое название. И оно почему-то не казалось ей странным или необычным. Быстробуйная! Как будто идеально подходит к ней, как и ее собственная шкура.

«Фенго, ты должен идти дальше».

«Фенго, – подумала она. – Не какой-то фенго, а тот самый первый Фенго».

Через ее сознание как будто протекали сразу два потока, две пробудившиеся души. И она прекрасно понимала, к какой сейчас прислушиваться важнее всего.

«Быстробуйная, я не могу оставить тебя умирать в одиночестве».

«Никто не умирает в одиночестве, Фенго. Ты же знаешь это, как никто другой. Вскоре сюда придет Скаарсгард, чтобы встретить меня».

«Нет! Нет!»

«Послушай меня, Фенго, моя любовь. Мы оба стары».

«Я знаю. Знаю. Я думал, что однажды уже потерял тебя, а потом спрыгнул со Звездной лестницы и вернулся за тобой. Неужели я должен потерять тебя снова?»

«Ты спрыгнул не для того, чтобы вернуться за мной. Тебя призвал твой народ. Ты должен был увести его из цепких объятий Долгого Холода. Меня ты никогда не потеряешь».

Эдме сильнее сжала кость зубами и услышала, как она хрустнула. Из нее просыпалось немного пыли – превратившегося в пыль костного мозга, – но древние знаки отпечатались в ее сознании, в ее живом костном мозге. Она открыла глаза, приходя в себя после необычного сна, который привиделся ей наяву. Фаолан рядом с ней мирно спал. Скоро, скоро наступит время, когда он узнает, откуда взялась эта кость, что на ней выглодано и где находятся остальные кости.

Глава девятая

В море и обратно

Попутный ветер, подгонявший шайку Хипа, достиг отряда Фаолана, когда они снова встретили на своем пути высокие ледяные холмы, так что толку от него было не много. По сути, он даже мешал, потому что стоило им подняться на гребень, как их едва не сдувало с ног, и приходилось передвигаться с крайней осторожностью. Поэтому было решено спуститься с Ледяного моста и пойти по Замерзшему морю, прямо по ровному и толстому слою льда, позволявшему поддерживать большую скорость. Орлы разделили усилия, и Илон полетел на запад, разведывая местность впереди на предмет возможных разломов и разводий, а Зануш тем временем решила вернуться на восток, чтобы понаблюдать за Хипом и его шайкой.

Эдме же настаивала на том, что следует держаться как можно ближе к мосту.

– Не думаю, что это мудрое решение, Фаолан. По морю стоит идти ночью, когда дует самый сильный ветер и когда очень опасно пересекать гребни. Он будет дуть нам в спину, и по ровной местности мы действительно сможем передвигаться быстро. Ночи в последнее время ясные, и ты сможешь ориентироваться по звездам. Но важнее всего не отходить от моста, чтобы можно было вернуться на него в любую минуту.

Она помолчала и шагнула поближе к Фаолану так, что их носы едва не соприкасались.

– Поклянись мне своим костным мозгом, Фаолан, что, как только на небе покажутся облака, а звезды потускнеют, мы немедленно вернемся обратно на мост.

В голосе ее звучало едва ли не отчаяние.

Но все остальные ужасно радовались, что можно наконец покинуть мост, хотя бы и на некоторое время. Фаолан не понимал, чем недовольна Эдме. Наверное, у нее просто необъяснимый страх перед льдом. Нужно обращаться с ней как можно нежнее.

Подходила к концу их первая ночь на Замерзшем море, и все не могли сдержать своего ликования. Гвиннет сообщила, что они избежали по меньшей мере с полдюжины гребней на мосту, так что они не зря сошли с него. Когда они подходили к основанию одной из колонн моста, к ним спустился Илон с небольшим тюленем в когтях.

– Где ты его нашел? – спросила Банджа.

– Перед тем как вы отправились в путь в сумерках, Аббан рассказал мне, где лучше всего охотиться.

– Аббан? – изумленно спросила Кайла.

Все повернулись и посмотрели на щенка. Уши Аббана задергались.

Я слышу лапами, как будто вижу ухом.

Повеяло из-за моста каким-то духом.

Они шуршат, как маленькие мыши.

Но шорох этот едва слышен.

Я знаю, гнезда их недалеко.

Общаться с ними будет нелегко.

Из-под Ледяного моста выпорхнула птица – самая нелепая птица на свете, с большим оранжевым клювом, который вырастал из головы, словно необычный мясистый цветок. Голова птицы была черная, за исключением двух больших белых круглых пятен, посреди которых моргали маленькие глазки. Она так смешно раздувала щеки, что походила на какого-то ужасно неуклюжего клоуна с крыльями. На ее груди красовались чисто белые перья, но крылья и спина были черными, как смоль.

– Приветствую вас, чужедраники.

– Чужестранники, дурачок, а не чужедраники.

Из-за колонны вразвалку вышли еще несколько таких же странных существ.

– Это птицы? – прошептал Свистун.

– Конечно птицы, разве не видишь?! Спроси своего маленького дружка, – ответила первая птица, кивком головы указывая на Аббана.

– О да, они и в самом деле птицы, – ответил Аббан.

– И? – спросил Свистун.

– Что «и»? – переспросил Аббан.

– Ты всегда говоришь рифмами. Что случилось? Я думал, ты нас представишь, а ты остановился….

– Не могу придумать рифму к слову «птицы». Хотел сказать я «небылицы», но это вовсе не годится.

Птица защелкала клювом в восхищении.

– Как здорово, дружок! Вот это я называю ум! Не хотел, а придумал. Ну-ка, еще что-нибудь отмочи…

– Не просто птицы, вы, а тупики смешные. Хотел добавить я «дурные», но мама мне ругаться не велит…

В это мгновение на лед села Гвиннет.

– Тупики! Глазам своим не верю! – воскликнула она. – Не видела их с Ледяных проливов. Не думала, что они заходят так далеко на запад.

– А это запад? – спросила одна из птиц.

– Ну, вроде да, Глупка, – ответил другой тупик.

– Глупка? – удивленно спросила Гвиннет. – Что, вас и в самом деле так зовут?

– Ага, точно. Глупка, так и есть, – ответила птица.

– Ну, прямо как в Ледяных проливах. Там девять из десяти тупиков звались Глупиками.

– Ага, только мы не хотели, чтобы нас называли совсем одинаково. Вот и напридумывали имен. Мы это… – тут птица задумалась и добавила: – Ево… кого? А, ЭВОЛЮЦИОНИРОВАЛИ. Вот как. Слыхал, Глупень? Слово на пятьдесят мойв, не меньше.

– Глупень? – спросила Эдме.

– Ах да, простите мои манеры! – птица засмеялась резким смехом. – Это мой муженек.

– Муженек?

– Ну да. По-вашему вроде супруг, – сказала Глупка. – Это старое слово.

– На древнем волчьем языке? – спросила Дэрли.

– Шутите, что ли? – ответила Глупка. – Нет, это старое слово, которое осталось от Других.

По спинам животных пробежал холодок.

– Ну да, Двуногих, – Глупка посмотрела на Гвиннет и Илона. – Не таких, как они. Ну, то есть на двух ногах, но без крыльев. Других.

Аббан медленно приблизился к Глупке и Глупню, припал на колени и поджал хвост.

– Ах, птенчик, что ты, перестань! – сказала Глупка. – Рыбки захотелось? Убейте меня, не понимаю, как ты держался все это время на леммингах.

Вперед проковылял муженек Глупки.

– Ага, прямо удивительно, что сам в одного не превратился. Я бы на твоем месте не поллемился, наловил бы рыбки…

– Ах, расколи твою сосульку! – воскликнула Глупка. – Ты такой потешный, умора!

И она повалилась на спину и засучила ногами, взмахивая крыльями и издавая странные звуки, отдаленно похожие на судорожное завывание.

– Насмешил! Прямо до дрожи в коленках…

Оказалось, птица так сотрясается в смехе.

– Ох! ох! ох! – стонала она. – До дрожи в коленках. Лемминги – не поллемился. Дошло?

– У нас нет коленей, мама, – вмешался еще один тупик поменьше.

– Ах, Глупышка! – воскликнул Глупень. – А шутку-то мою слышала? «Я бы на твоем месте не поллемился» – ну, как бы они от леммингов устали, а наловить чего другого поленились. Уловила?

– Да, – вздохнула Глупышка и закатила глаза, как будто стоит родителям произнести еще одну дурацкую шутку, и она ринется головой вниз в прорубь, лишь бы не слышать их глупостей.

– До дрожи в коленках…

– Мама, я же сказала, у нас нет коленей.

– Ага, точно, нету! – Не успев встать на ноги, Глупка снова захихикала. – А я-то собиралась хлопнуть по колену и думаю – чего ж не получается? А их нет! Ох-ох-ох! Ну ладно, нашим друзьям, пожалуй, и вправду надоели лемминги. Ох-ох-ох!

– Возьми себя в крылья, мама, – сказала Глупышка. В голосе ее звучала смертельная скука.

– Нет, это ты возьми ноги в крылья, хвост под ноги и шагом марш под воду! Наловим этим милым животным рыбы, чтобы было чем перекусить под тюленя!

– Ну ладно, мама.

Глупышка окинула мать испепеляющим взглядом, но послушно взлетела, а потом нырнула в прорубь вдали и скрылась под водой.

– Ну, и я пойду, дорогуша, – сказал Глупень.

– Пока-пока, Глупышонок!

Глупка помахала крылом, а потом повернулась к остальным.

– Милашки, правда? Мне вообще-то нравится, когда Глупышка дуется, только на этот раз она что-то не очень раззадорилась. Какая-то скучная. Уж лучше пусть бы злилась. А то когда она скучная, то такая… такая… скучная. – Птица вздохнула. – Дети, что с них возьмешь.

Она вздохнула еще раз и расправила крылья.

– Ну ладно, пойду помогу своей Глупышке порыбачить, – объявила она и, неуклюже ковыляя, разбежалась и подняла свое пухлое тело в воздух.

Снег обагрила кровь тюленя. Солнце за спинами вставало, освещая мост розовым светом и отбрасывая длинные тени от суетящихся тупиков.

– Чем они там занимаются? – спросила Кайла.

Аббан шагнул вперед и присмотрелся к тупикам, которые ныряли в прорубь, охотясь за мойвой.

– Раз за разом ты ныряй, налетай, не зевай! – бойко проскандировал он.

Так они и поступили – не стали медлить и устроили себе пир на славу.

Мойва оказалась маленькой рыбкой – размером не больше четверти лосося, грязновато-зеленоватого цвета, за исключением серебристо-белых боков. Косточки ее были совсем крохотными, оставлявшими лишь солоноватое послевкусие на языке.

– Удивительно, никогда не видел таких, – задумчиво произнес Свистун. – А можно еще, если есть?

– Ах, да ее тут навалом, бери, сколько хочешь, – ответила Глупышка.

– А глаза тоже надо есть? – спросил Мирр.

– Глаза-то как раз самое замечательное, – сказал Глупень. – Настоящий деликатес. Мягкие, но когда в первый раз сжимаешь их между зубами, то немного отскакивают во рту. Попробуй, пожуй! Вкуснотища!

Вскоре все наелись до отвала.

Со временем они привыкли находить подходящие места для отдыха днем, в утренние часы, до той поры, пока дувшие всю ночь ветра не утихали к полудню. Потом они просыпались и с новыми силами прокладывали себе путь через торосы на Ледяном мосту. Когда же солнце садилось и начинал дуть ветер, они спускались по одной из массивных опор к Замерзшему морю и шли к Синей Дали прямо над водой.

По утрам они всегда выставляли стражу. В первый утренний час вокруг лагеря кружили Мхайри и Дэрли.

– Мхайри, как ты думаешь, что нас ждет в Синей Дали, когда мы туда придем? – спросила Дэрли.

– Не знаю, а ты что думаешь?

– Я думаю, что там во многих отношениях все будет по-другому.

– Да, понимаю… Новые звезды, новые… новые построения, наверное.

– Тебя это беспокоит, Мхайри?

– Конечно беспокоит! Я же училась бегать в бирргисе, на фланге. Если не будет никаких бирргисов, то что мне делать? В этом новом построении, которое Эдме называет крепостью, все мы в каком-то смысле находимся с флангов.

– Но если там есть добыча – не такая, как лемминги, а покрупнее, – то нам понадобится бирргис.

– Надеюсь, – голос Мхайри едва дрогнул.

– А я тоже кое-чего боюсь, – призналась Дэрли.

Мхайри даже остановилась.

– Чего именно?

– Ты забыла?

– Забыла что?

– Что меня выбрали следующим скрилином. Но мы ни разу не собирались в круг скри с тех пор, как ушли из страны Далеко-Далеко. Не рассказывали никаких легенд. Вот уже более двух лун.

– Но… но нам приходилось преодолевать столько опасностей. Да и окружающий мир стал для нас чужим. Сначала поход к Ледяному мосту, потом эти гребни и торосы, затем Аббан упал в море и выплыл кэг-мэг. Вряд ли у нас нашлись бы силы и время для круга скри. Уж слишком все непросто.

– А когда было просто для волков? Попробуй, скажи! Разве ты не понимаешь, Мхайри, что, если мы не будем пересказывать друг другу истории и легенды, мы их забудем. А если мы их забудем, наш костный мозг постепенно вытечет, капля за каплей, пока не исчезнет дух клана.

– Какие сейчас кланы? Откуда взяться духу клана, если кланов нет?

– Тогда скажи, кто мы, путники на этом мосту?

– Мы девять волков, три волчонка, два медведя и сова. Да еще два орла, – ответила Мхайри.

– Разве это не своего рода клан?

– Может, и так, – согласилась Мхайри.

– У каждого клана есть свои истории. Истории – это жизнь клана. Интересно, будем ли мы рассказывать истории в Синей Дали? Захочет ли кто-то их слушать? Мы столько всего оставили позади! Надеюсь, только не наши истории…

Дэрли глубоко вздохнула, а потом что-то едва слышно пробормотала.

– Что ты сказала? – навострила ухо Мхайри.

– Ничего, – пробурчала Дэрли.

Хвост ее опустился, уши поникли. Она вдруг поняла, что находится в том месте, где истории никому не нужны и где круги скри кажутся смешными и нелепыми – почти как тупики. Неужели они уподобятся тупикам и позабудут почти все слова? Позабудут свои имена, пока те не сольются в одно? Действительно ли эти смешные птицы настолько глупы, что утратили способность подбирать названия для разных вещей? Если они утратят свой язык в чужом мире, если их язык поглотит мрак неизвестности, если они не смогут называть вещи, то надежды не останется. Дэрли была мастером названий, почти так же, как Мхайри была мастером охоты и фланговой загоняющей. Что ей делать в новом мире?

Глава десятая

Завывания безумного волка

«А я уже не так молода, как прежде», – с сожалением подумала Зануш. Слух у нее притупился, и сейчас она почти ничего не слышала, кроме оглушающего рева ветра. Волки из шайки чужаков сгрудились под выступом очередного тороса. Ветер был настолько сильным, что облака летели по небу, как темные булыжники, скатывающиеся по склону холма. Зануш перелетела гребень уверенно, как будто бы ветер ей нисколько не мешал. С такими крупными и сильными крыльями ей не была страшна любая непогода. Небо прорезала отдаленная молния, и волки, словно связанные с нею электрическими жилами, тут же задрожали с головы до ног.

– Это проклятье… проклятье, – завыл волк, над которым пролетала Зануш.

– Клянусь хвостом, никакое это не проклятье! – послышался хриплый крик Хипа. – Вот увидите, я ее верну. И его верну! Разорву ее в клочки прямо на глазах щенка, Люпус тому свидетель! Посмотрит он у меня! Я ему еще покажу!

«Покажешь что?» – вертелось на языке у Рагса, но он не отважился задать вопрос вслух. Вместо этого он прищурился и посмотрел на Хипа, который стоял на выступе и грозил небу. «Сумасшедший, совсем безумный», – подумал Рагс.

Хип сжался под порывами ветра и задрал морду к луне, которая иногда мелькала за облаками, отчего волк то оказывался под светом, то его накрывала тень. Глаза его замерцали красноватыми огоньками. Он завыл проклятья, беспрестанно виляя хвостом, отросшим у него во время Великого Исправления.

«С каким удовольствием я бы откусил этот хвост», – подумал Рагс. То же самое угрожала сделать и Алиак, супруга Хипа, перед тем как он ее проклял и она сбежала с щенком. Ее побег раззадорил и без того беспокойного Хипа, да так, что он едва не сошел с ума, отчего остальные волки находились в постоянном страхе. И он привел их сюда, на Ледяной мост, ведущий в никуда. Они не знали, куда идут, просто шли за своим предводителем. У них не было имен и названий тому, что лежит впереди.

Но Хип знал, куда он их ведет, в этом Рагс был уверен. Для Хипа цель похода заключалась в мести – и неважно, чегоо эта месть будет им стоить. Месть – это все, о чем мечтал желтый волк. Месть текла по его жилам и раскаляла его костный мозг.

– Я найду вас, Алиак и Фаолан. Я загоню вас в огненные озера Сумрачного мира, где волки-оборотни разводят костры. Гнев кипит в моей крови и закаляет мой костный мозг!

За всю свою жизнь в Крайней Дали Рагс повидал немало страшного, но впервые ужаснулся по-настоящему. Лунный свет озарил голову безумного волка, и его морда показалась Рагсу страшной и чужой, словно морда какого-то чудовища в ставших явью кошмарах. «В жажде мести он ведет нас на погибель. Он так же слеп, как и старый волк, пораженный болезнью молочных глаз. И так же безрассуден и упрям, как мускусный бык».

На Рагса вдруг нахлынули смутные, будто чужие, воспоминания о давно позабытом прошлом, воспоминания об искусных и умных волках, охотившихся в бирргисах, а не о диких разбойниках Крайней Дали. Ему стало ужасно грустно и одиноко.

Зануш кружила над Хипом и думала, можно ли спикировать на этого волка, схватить его когтями и поднять в воздух. Он вроде бы не такой уж крупный. Побольше койота, но им с Илоном доводилось убивать койотов, поднимая их высоко и бросая на камни. Обычно койоты погибали мгновенно. А если нет, то оказывались покалеченными настолько, что расправиться с ними не составляло труда. Могут ли они поднять это бессердечное существо вместе с Илоном?

Но что это даст? Его место совершенно точно займет кто-нибудь другой из диких чужаков. Будет ли он таким же мстительным и злобным, отравленным безумием, как этот желтый волк? И что, если следующий предводитель окажется таким же сумасшедшим в своей злости, что им с Илоном придется убивать и его? Этот мост – единственная дорога между старым миром Далеко-Далеко и новым, который Фаолан с его последователями называют Синей Далью. Они с Илоном взяли на себя роль защитников Фаолана и его друзей; они хотят, чтобы эти доблестные и храбрые животные нашли путь в Синюю Даль.

Зануш вспомнила день, когда пролетала высоко над рекой в стране Далеко-Далеко и увидела Фаолана в первый раз. Тогда ему еще не исполнилось и года. Его кормилица, медведица-гризли, учила его плавать, и это показалось Зануш очень странным. Что-то в нем привлекло ее внимание. Несмотря на юный возраст, в нем явно ощущались зрелость и благородство. Вернувшись домой, в Амбалу, она рассказала Илону о необычном волчонке.

«Говоришь, у него серебристая шкура?» – спросил Илон.

«Да, яркая, как луна», – ответила она.

«И у него подвернутая лапка?»

«Я видела, как он неуклюже взбирался на берег».

«Поразительно!» – воскликнул Илон.

«Да, совершенно невероятно. Он плавал вместе с медведицей-гризли, которая заботилась о нем, как о своем собственном медвежонке».

«Нет, Зануш, удивительно не это».

«А что тогда?»

«Я пролетал над этим щенком, когда он лежал на тумфро. Я бы мог подобрать его как добычу».

В стране Далеко-Далеко поживиться покинутыми и оставленными умирать волчатами могли многие. Особенно такое часто бывало в конце голодных месяцев, когда никто не брезговал отведать мяса несчастного малькада, который все равно бы погиб.

«Но ты его не подобрал. Теперь я помню. Ты сказал, что почувствовал в нем что-то».

«Да, а теперь и ты увидела этого волчонка. Он жив!»

«Жив-здоров и невредим».

А теперь этот ужасный желтый волк Хип и шайка его головорезов решили погубить Фаолана с друзьями. Но правильно ли поступили они с Илоном, взяв на себя роль стражей на пути к Синей Дали? Допустим, один из волков в этой достойной презрения своре может со временем раскаяться. Вдруг в нем проснется благородство и он решит встать на путь искупления своих грехов? Что, если глубоко-глубоко в его костном мозге теплится чувство достоинства и справедливости? Неужели они с Илоном имеют право судить, кто достоин, а кто не достоин пересечь Ледяной мост и войти в Синюю Даль?

Она посмотрела вниз. Желтый волк яростно размахивал хвостом по ветру. Его безумное завывание не прекращалось и обжигало насквозь. Тучи разошлись, небо немного прояснилось, и серебряная луна засияла во всем своем великолепии.

Глава одиннадцатая

Звездное зрение

Утром тучи опять начали сгущаться. Тупики, просыпаясь, как всегда, принялись суетить-ся и беспорядочно перекрикиваться. Глупышка, совершая разведывательный полет, плюхнулась на Ледяной мост, перекувыркнулась и закудахтала:

– Буря! Идет буря!

– Откуда? Скоро она будет здесь? – спросил Свистун.

– Прямо сейчас… или… позже, – Глупышка помолчала и несколько раз моргнула. – Ну, или между.

– Э-э-э, спасибо за уточнение, – сказал Свистун.

– Заройтесь, вот вам мой совет, – сказала Глупышка и полетела дальше.

Так они и поступили, причем вовсе не зря. Едва они успели уютно расположиться в снежной пещере, как у горизонта показалась сплошная серая стена дождя и мокрого снега.

– Будет мокро, – сказала Эдме.

В воздухе действительно чувствовалась сырость. Где-то далеко Замерзшее море растаяло, и ветер донес до них соленые брызги, отчего им стало по-настоящему страшно. Влага означала потепление. Вдруг Ледяной мост уже начал таять?

Наибольшей силы буря достигла к вечеру второго дня. Волки даже не высовывали носа из норы, но тупики, несмотря на воду и слякоть, умудрялись летать и даже ловить рыбу. Они предусмотрительно оставляли добычу у входа в нору, чтобы остальные животные не проголодались. Аббану они всегда приносили дополнительную порцию – почему-то этот странный щенок нравился им больше всех. Наверное, они нашли в нем родственную душу.

Ветер постоянно завывал, перекрывая все остальные звуки, но несколько раз путникам показалось, что они слышат треск льда. Ночью же они услышали отчетливый хруст, похожий на звук, с каким ломается позвоночник карибу, только во сто крат громче. Фаолан с Эдме тут же вскочили. Шерсть на загривке у них встала дыбом.

– Что-то случилось? – прошептала Эдме.

– Точно не могу сказать, – ответил Фаолан.

Снаружи послышался знакомый шорох – это тупик залезал в нору. Из темноты появился оранжевый нос Глупышки.

– Не волнуйтесь. Это просто айсберг вылупляется.

– Там что, айсберги? – выдохнула Эдме.

– Да, они откалываются, когда становится теплее. Мы говорим «вылупляются».

– Но… но если становится теплее, то и этот мхуик, Ледяной мост, может тоже вылупиться, – выругалась Эдме, назвав Ледяной мост куском вороньего навоза. И это было удивительно, поскольку ругалась она крайне редко. Наверное, она совсем отчаялась, раз в сердцах обозвала так мост, с которого не хотела уходить.

– Ах, мост стоит тут целую вечность! Он никогда не растает. Об этом беспокоиться не стоит. Весной он немного подмокнет да станет скользким, а так ничего с ним не случится! Подумаешь, кое-какие кусочки отвалятся, было бы о чем волноваться!

– Кое-какие кусочки отвалятся?! – воскликнула Эдме. – А что, если мы будем находиться как раз на этих кусочках?

– Тише, Эдме, – сказал Фаолан. – Не кричи, а то лед может расколоться и от громкого звука. Успокойся.

Эдме подавила злобный рык. Она терпеть не могла, когда кто-то приказывал ей успокоиться. Она окинула Фаолана гневным взглядом, да так, что он прижал уши и принял позу покорности.

– Извини, – пробормотал он.

И тут же ей стало стыдно. Она не хотела задевать чувства Фаолана, но сейчас, несмотря на то что у нее был только один глаз, ясно видела, что он немного расстроился.

– Это я должна извиниться, – поспешила сказать она. – Наверное, у нас лихорадка логова. Сколько дней мы уже находимся здесь безвылазно? Три дня?

– Всего лишь два.

– А кажется, целую вечность.

Им пришлось провести в снежной норе еще две ночи. Они не осмеливались выбраться из искусственной пещеры, не говоря уже о том, чтобы выйти на Замерзшее море под ночным небом, почти сплошь застланным темными тучами. Каждый вечер Фаолан выглядывал из норы настолько, чтобы можно было разглядеть яркие звезды на бивне Нарвала, но не замечал ни одной самой тусклой звездочки.

Ветер, который до бури дул им в спину, снова переменился и теперь казался таким же плотным препятствием, как и ледяные торосы у них на пути. Тупики посоветовали волкам перенести стоянку к основанию ледяных опор, на которых держался мост. Эти опоры предоставляли дополнительную защиту от ветра, и в них часто гнездились сами тупики. Волки последовали совету, но взрослые едва не сошли с ума от постоянного щебетания и непрерывной болтовни этих беспокойных и бестолковых птиц.

Малыши же – волчата и медвежата – были в полном восторге. Аббан, правда, смеялся не так часто и задорно, как остальные, но, похоже, между ним и тупиками установилась особая связь, и его нисколько не раздражала их болтовня. Как сказала Эдме, Аббан настолько сблизился с морскими существами, что даже шептал что-то вроде небольшой молитвы всякий раз, перед тем как съесть очередную мойву из тех, что им ежедневно в больших количествах притаскивали тупики.

– Ты только посмотри на него, Фаолан, – прошептала она, когда щенок наклонился над мертвой рыбой серебристо-оливкового цвета. – Что он там бормочет?

– Наверное, благодарит рыбу за то, что отдала свою жизнь ради него.

Свистун в удивлении заморгал.

– Вы хотите сказать, лохинвирр? Он совершает лохинвирр над рыбой, которая уже мертва? Но лохинвирр же для тех, кто умирает, а не уже умер.

Лохинвирром назывался ритуал благодарности, который выполняли волки, перед тем как их добыча испускала последний вздох. Это был знак почтения, которое охотник испытывал к своей жертве, – признание того, что ее смерть была не напрасной. Но в данном случае Аббан даже не был охотником. Волчонок, которого только недавно отняли от груди, не успел еще никого убить за всю свою коротенькую жизнь. Охотилась его мать Кайла, и до недавних пор она даже пережевывала для него крупные куски мяса леммингов, чтобы он не подавился и чтобы ему было легче его переварить. А теперь он совершает лохинвирр над мертвой рыбой.

– Да, согласна, как-то это необычно, – кивнула Эдме.

На четвертый день, когда тупики принесли им очередную порцию рыбы, буря начала стихать. Солнце выступило из-за, туч и в его лучах Ледяной мост засверкал всеми красками радуги. Но ветер еще не утих, и передвигаться по мосту в новом построении было неудобно. Как и идти по льду Замерзшего моря.

Прилетели Илон с Зануш и опустились прямо у основания ледяных опор.

– Ветер наверху по-прежнему едва не сносит, – сказал Илон. – Но через несколько часов можно будет уже выступить.

Когда же ближе к вечеру они решили двинуться вперед с новыми силами, радовались все, кроме Эдме. Фаолан время от времени бросал на нее взгляд искоса. «Да что с ней такое?» – думал он. Она всегда хотела оставаться на мосту, хотя идти по морю было бы гораздо легче и удобнее, даже несмотря на сильный ветер. Судя по ее походке, боль в бедре не проходила, а возможно, даже ухудшилась. Похоже, что кость ей немного помогала держаться, но этого было недостаточно. Фаолан почувствовал, как по всему его телу разливается тревога.

– Если хочешь, могу поделиться мойвой, Фаолан, – сказала Банджа.

– Да я не такой уж и голодный. Поешь ты, Банджа.

Эдме обернулась. Что с ним? Фаолан никогда раньше не отказывался от лишней порции.

К сумеркам ветер почти совсем затих и лишь передувал с места на место снег на ледяной поверхности. Вскоре последние лучи солнца скрылись за темной полосой Синей Дали и резко потемнело, потому что за последние штормовые дни луна превратилась в совсем тонкий серпик. Но зато на ночном небе ярко засверкали звезды, похожие на дальние костры, рассыпанные по широкому полю.

– Вот он! – воскликнул Фаолан.

– Кто? – спросила Эдме.

– Бизар. Вернулся. Помнишь, что он какое-то время назад пропадал. А теперь я могу ясно разглядеть первую звезду в его спотыкающейся лапе. Как там она называется?

– Не припомню, чтобы у этой звезды когда-нибудь было название, – ответила Эдме.

– Ах, да. Но название есть… – Фаолан задрал морду вверх, прямо к звезде, которая мерцала розоватым цветом. – По-моему, она называется Кил..

– Килирик! – выпалили они с Эдме одновременно и удивленно посмотрели друг на друга.

– А ты откуда знаешь? – спросил Фаолан.

– Это слово из древнего волчьего языка, – сказала Эдме.

Название это тем не менее казалось им на удивление знакомым и вовсе не странным, как другие древние слова.

– Послушай, Эдме. А ведь ты знаешь древний волчий язык гораздо лучше, чем тебе кажется.

Эдме ощутила, как застывает ее костный мозг. Чтобы немного успокоиться, она взяла зубами кость, которую до этого держала подбородком, и сжала ее покрепче. Может, это кость подсказала ей слово? Теперь ей еще сильнее хотелось оставаться на Ледяном мосту. Как будто бы его опоры были сделаны из металла, и ее притягивало к нему, как тяжелый камень. Но она понимала, что Фаолан не хочет возвращаться на мост. Уж слишком быстро они шли, и отказываться от преимущества в скорости было бы глупо.

Фаолана же, казалось, полностью поглотили Бизар и Кирилик, а потом он даже немножко повыл от радости, увидев, как над горизонтом появляется бивень Нарвала.

– Видишь, Килирик указывает нам путь. Нужно держаться чуть-чуть правее его и левее бивня Нарвала, и тогда мы ни за что не потеряем направление на Синюю Даль. И всегда будем знать, где мост.

Повернув голову, он увидел, как летит масковая сипуха.

– Гвиннет! Гвиннет! – закричал он возбужден-но. – Я увидел звезду на левой передней лапе Бизара. Он вернулся.

Сова взмыла вверх и полетела вперед на запад. Она прищурилась, и ей показалось, что она тоже видит эту звезду. Она знала, что зрение ее ухудшается, но если звезда достаточно яркая, то сфокусироваться на ней можно. Через некоторое время она ее разглядела как следует и ухнула от восторга. Теперь она могла ориентироваться по ней и по более ярким звездам на бивне Нарвала. Резко развернувшись, она устремилась вниз, к волкам.

– Фаолан, держи направление, которым следуешь. Два пункта от звезды на лапе Бизара, между нею и первой звездой на бивне Нарвала. Это верный путь.

Немного помолчав, она добавила:

– Мне кажется…

– Что тебе кажется, Гвиннет?

– Ты знаешь звезду, которую мы, совы, называем Неподвижной?

– Да, я слышал, как вы говорили о ней.

– Ну что ж, сдается мне, мы обнаружили Неподвижную звезду этого нового мира. Это Килирик.

– Но ведь она на лапе Бизара, а Бизар движется, – сказал Фаолан. – Его не было на небе несколько ночей.

– Да, – ответила Гвиннет. – Он отсутствовал несколько ярких ночей, когда мы должны были видеть его. Наверное, это одна из тех многих вещей, что мы оставили позади. Но мне кажется, он всегда был где-то очень близко. Ты же знаешь, что он спотыкается и, возможно, при этом всякий раз немного зажмуривается. А когда зажмуривается, то его лапа становится тусклой. Но она по-прежнему там. Ты найдешь ее, Фаолан. С каждым разом тебе будет все легче и легче находить ее.

– Почему?

– Потому что ты обладаешь звездным зрением.

– Звездным зрением? Что это такое?

– Ты понимаешь звезды и умеешь по ним ориентироваться.

Эдме подоткнула кость обратно под подбородок.

– Это правда, Фаолан. У тебя есть звездное зрение. Гвиннет говорит правду. Я всегда это знала.

– Всегда? – спросил Фаолан, оборачиваясь.

– Всегда.

Эдме немного помедлила и добавила:

– Но можем ли мы вернуться обратно на мост при первых признаках зари?

Фаолан понимал, что у такого беспокойства должна быть какая-то причина, хотя Эдме и сама не понимала, почему ей так страшно покидать Ледяной мост. Смутные порывы и чувства всегда очень сложно объяснять. Остается только доверяться им. И верить тем, кто их испытывает. А он верил Эдме, как никакому другому волку во всем мире.

Дэрли шла не так далеко позади этих двух волков. Она наблюдала за тем, как они разглядывают ночное небо, освещенное лунным светом, и обсуждают положение новой звезды на лапе старого волка – того самого, что был на небе в стране Далеко-Далеко. Звезда заинтересовала и ее. Почему они не видели эту звезду раньше? Неужели Гвиннет говорит правду? То есть, когда старый волк спотыкается, он моргает, и когда моргает, звезда меркнет? Похоже на какую-то древнюю легенду, но она раньше никогда ничего подобного не слышала и из-за этого испытывала большое волнение. Это была новая легенда. Ни один скрилин еще не пел песню про звезду Килирик. Само ее название для Дэрли звучало, как песня. В ее голове всплыла мелодия, а затем одно за другим родились и выстроились слова, которые предназначались как раз для того, чтобы их пропел скрилин.

Куда же идти нам в стране этой льда?

С какой стороны придет к нам беда?

Что ждать нам от звездной загадочной ночи?

Ведь вряд ли погибнуть кто-то захочет.

Идем мы на запад вместе со светом

В страну, где надеемся встретить мы лето.

Но как нам пройти и не сбиться с пути?

И кто нам поможет дорогу найти?

Килирик – вот наша большая надежда.

Но только не виден спаситель был прежде.

И только когда лишь Бизар захромал,

На лапе его огонек засиял.

О Люпус, не дай ему больше пропасть!

Иначе мы можем в бездну упасть.

Поглотит нас всех слепая пучина.

Не дай нам погибнуть совсем без причины.

Как может нас, зрячих, вести за собой

Хромою походкой звездный слепой?

Как может глухой слышать песню? И лаять

Малютка-щенок, что готов лед растаять?

Нет, мы не утонем в море безбрежном!

Хромой звездный волк дает нам надежду.

Он точно подскажет, куда нам свернуть,

И в Синюю Даль проложит нам путь.

– Дэрли, что ты там бормочешь? Только не говори, что и ты стала кэг-мэг! – сказала Мхайри, приближаясь к сестре вплотную.

– Я просто напевала себе под нос одну старую мелодию.

«Только слова новые», – подумала Дэрли, но вслух спросила:

– Ничего не напоминает?

– Это что-то из древних волчьих напевов?

– Ну, не таких древних. Эту мелодию иногда напевала Аластрина.

– Аластрина? – задумчиво повторила Мхайри. – Я не вспоминала о ней уже… уже… точно не помню, сколько лун. Но зачем вспоминать об Аластрине здесь и сейчас? Думай лучше о том, как быстрее идти. У нас хорошо получается – мы движемся так быстро, что у нас нет времени для праздных мыслей, сестра.

«Но куда мы идем на самом деле? – подумала Дэрли. – И сколько всего мы оставили позади?»

Она едва сдерживала желание развернуться и помчаться обратно, в страну Далеко-Далеко. Обратно туда, где когда-то скрилины рассказывали истории и пели песни. Обратно к Кольцу, где стражи вырезали на костях древние легенды.

Глава двенадцатая

Родственники по звездам

Наступила четвертая ночь после бури. Они по-прежнему шли по ледяной корке моря, твердой и плоской. Над горизонтом поднимался тоненький месяц, и Фаолан обернулся, чтобы проверить свое положение относительно передней лапы Бизара, которая тоже слегка возвышалась над горизонтом. Дул небольшой ветерок. Зануш сообщила, что шайка Хипа испытывает трудности. Одного волка сдуло с моста ветром, когда он взобрался на гребень; он упал и разбился. Другой пропал, и его тоже сочли мертвым. Это были хорошие новости.

Вдруг позади послышался сдавленное всхлипывание. К Фаолану подбежала Эдме.

– В чем дело? – спросил он.

– Аббан! С ним что-то случилось. У него припадок.

Оба волка побежали к Кайле, стоявшей над своим щенком. Аббан лежал на животе, странно извиваясь и как будто совсем не воспринимая окружающее. Глаза его закатились так, что стали видны одни лишь белки. Он лаял, но лай его ничего не означал. Фаолан никогда не видел ничего подобного и на мгновение подумал, что Аббан заболел пенной пастью. Правда, из пасти Аббана шла не пена, а кровь, потому что он прикусил язык.

– Быстрее, дай мне кость, Эдме, – приказал Фаолан.

Эдме тут же догадалась, что нужно сделать. Она опустилась на колени и пропихнула кость между зубами Аббана.

– Аббан, Аббан, что с тобой? – спрашивала она.

Фаолан внезапно догадался, в чем дело. Той лапой, что некогда была изогнутой, он надавил на лед и ощутил дрожь, которую Аббан учуял гораздо раньше их всех. Фаолан поднял морду и посмотрел вдаль, где виднелся бивень нарвала.

– Урскадамус! – воскликнул он. – Старый Бивень. Он приплыл предупредить нас. Лед раскалывается.

Теперь все услышали хруст, а потом и увидели стремительно приближавшуюся к ним неровную полосу.

– Бежим! – провыл Фаолан.

– Скорость атаки! – выкрикнула Мхайри тоном опытной загоняющей с фланга.

И тут же Аббан вроде бы пришел в себя. Он вскочил на ноги и помчался к Ледяному мосту, как маленькая комета.

Никогда в жизни Эдме не бегала так быстро. «Люпус, доведи нас до моста! О Люпус!» – лихорадочно повторяла она про себя. Все они сейчас пришли в безумие и думали только о том, как спастись. Но она одна понимала, что если ее поглотит море, то она потеряет не только свою жизнь, но и жизнь другого существа. Она должна добежать до Ледяного моста, чтобы найти то существо… того духа вихря? Какое странное название! Но оно казалось вполне уместным и правильным. Правильным названием для того, что она когда-то утратила, а сейчас собиралась обрести вновь.

– Моди! – раздался позади нее отчаянный вопль Банджи. – Моди! Она тонет!

В голове у Эдме помутилось. Слова медленно проникали в сознание. «Я не могу бежать… Должна вернуться… Я обещала Бандже…» Несколько лун назад, когда они еще находились в стране Далеко-Далеко, Эдме пообещала Бандже обязательно приглядеть за Моди, если что-то случится с самой Банджей. Разве может она бежать к Ледяному мосту, если Моди угрожает опасность? Эдме поняла, что нужно сделать. Из ее глотки невольно вырвалось всхлипывание, но она резко развернулась и побежала обратно. Банджа уже упала в разлом и бултыхалась в воде.

– Не могу найти ее! Она показалась на поверхности только раз, я попыталась схватить ее, но потом набежала волна, и она исчезла! Разводье поглотило мою малышку!

Не раздумывая, Эдме бросилась в воду. И тут же крепко стиснула зубы. Вода была обжигающе ледяной, но почти сразу волчица окоченела и почти не чувствовала боли. Вот так бы еще не чувствовать сковывающего все тело страха за Моди и за себя! Вдруг она нырнет, проплывет не в ту сторону, окажется в ловушке подо льдом и уже не сможет вынырнуть? Тогда останется только в бессилии биться головой. А где же Старый Бивень? Однажды он уже спас Аббана. Разве он не может спасти и Моди?

Эдме умела плавать – она часто плавала в северном притоке большой реки, протекавшей в стране Далеко-Далеко. Это было единственное место, где глодатель мог найти достаточно пищи.

Но сейчас все казалось иным. Ее сковывал страх, и она боялась потеряться в этой мешанине воды, снега и льда. Она боялась поплыть не в том направлении и навечно застрять в ледяной могиле.

Разлом расширился, и разводье увеличилось. Она увидела что-то светлое в протоке, идущей от основания ледяного моста. Это были два необычных существа, похожих на Старого Бивня, только матово-белого цвета и без клыков. Необычно было и то, что они плыли не на брюхе, а вертикально, держа между собой какой-то мохнатый комок. Моди! Они подплыли снизу и вытолкнули ее на поверхность. Она могла дышать!

«Великий Люпус!» – подумала Эдме.

Что-то снизу подтолкнуло и ее, да так, что она вылетела из воды и вспрыгнула на лед. Тут же из воды высунулись две блестящие морды и бережно, как волчица-мать подталкивает своего детеныша, поставили малышку Моди рядом с Эдме. Они ничего не сказали, только кивнули, как будто говоря: «Следуй за нами, иди до конца разлома, и с вами все будет в порядке». Эдме взяла Моди за шкирку и пошла вслед за двумя перламутрово-белыми китами. А впереди им указывал бивнем путь нарвал.

На этот раз было не так, как с Аббаном. Ни Эдме, ни Моди не начали бормотать рифмованную бессмыслицу. Они сохранили ясность ума и, когда достигли прочной суши и взобрались на мост, четко помнили, что с ними произошло. Банджа прижала к себе промокшую и трясущуюся от холода дочку, которая болтала не переставая: «Ах, мама! Они такие хорошенькие, и у них такая гладкая кожа! Они помогли мне, вытолкнули из воды, и еще они издавали такие забавные звуки, беседовали между собой, а нарвал все время щелкал и тоже что-то им говорил!»

– И о чем же они говорили? – спросил Мирр.

– Ну, точно не знаю. То есть это не походило на наш язык. Они только тихо вздыхали и хлюпали. Но мне показалось, что нарвал – тот самый, которого Фаолан назвал Старым Бивнем, – Моди искоса взглянула на Аббана, и тот кивнул. – Мне кажется, Старый Бивень, указывал им путь через разломы во льду, а потом показал на место, где лед был покрепче и где можно было меня поставить. Всю дорогу они держали меня над водой. Только представьте! Они такие умные!

Помолчав, она добавила:

– Нет, никогда я не забуду, какая у них на ощупь кожа!

Мирр шагнул поближе к ней.

– А она похожа на легкое дуновенье ветерка в луну Цветущего мха? Того ветерка, что только едва-едва шевелит лепестки цветов? На что похожа их кожа? На мягкий мох?

– Что за чушь! – пролаяла Эдме.

Все обернулись и посмотрели на нее. Обычно Эдме так грубо себя не вела, особенно с Миррглошем, в котором души не чаяла и которого практически, воспитала.

– Мирр, дорогой, я должна напомнить тебе и вам, кстати, тоже, – с этими словами она кивнула стоявшим поблизости Моди и Аббану, – что никто из вас, волчат, никогда не видел лета в стране Далеко-Далеко. В последний раз настоящее лето там было почти три года назад, когда никто из вас еще не родился. Вы никогда не видели, как цветет мох. Не говоря уже о том, чтобы чувствовать… чувствовать… – она начала запинаться, – ощущать мягкое дуновение летнего ветерка.

Фаолан вздохнул. Эта вспышка гнева была такой необычной для Эдме.

– Но мы же можем представить себе, как это бывает, – не сдавался Мирр. – Разве нельзя воображать? Просто то, что мы что-то не видим и до чего-то не дотрагиваемся, еще не значит, что мы не можем это чувствовать.

Эдме на мгновение закрыла единственный глаз. Сердце ее учащенно забилось. Она понимала, что Мирр прав. Почему она хотела лишить его хотя бы вымышленной красоты и отказывать ему в праве на воображение? Что может быть хуже, чем презирать фантазии и отворачиваться от вымысла? Без воображения они никогда не пережили бы голод, никогда не выбрались из разоренной землетрясением страны Далеко-Далеко. Может, она переживает, что отважный и бесстрашный волчонок Мирр не утратил тяги к удивительному, несмотря на все выпавшие на их долю испытания? Даже взрослые, казалось, смягчились, услышав рассказ Моди. Ей захотелось проклясть это мхуик море, которое сделало ее такой черствой.

Остаток ночи отряд провел в снежном убежище, которое они соорудили на мосту. Было решено продолжить путь на рассвете. Илон сообщил, что впереди находится только один ледяной гребень, и то не особенно высокий. Но в Замерзшем море открылось несколько обширных разводий, и идти по нему было невозможно. По крайней мере, до поры до времени. Эдме это известие обрадовало.

Она уже собиралась заступить на стражу, как к ней подошел Фаолан. Хвост ее опустился, и она едва не приняла позу покорности. Фаолан и сам опустил хвост. Ему было больно смотреть на то, как переживает его подруга.

– Я знаю, я говорила резко. Я была… была… – Эдме замялась.

– Я пришел поблагодарить тебя, Эдме, а не распекать.

Фаолан поморщился. Возможно, он выбрал не то слово. Распекают обычно маленьких щенков, а не взрослых, равных тебе по положению волков.

– Поблагодарить меня?

– Ты спасла Моди. Спасла ее жизнь, рискуя собственной. Но за это еще никто не сказал тебе спасибо.

– Банджа поблагодарила. Да-да, Фаолан, она искренне меня поблагодарила. С тех пор как она стала матерью, она так изменилась!

– Ну что ж, сейчас и тебе стоит побыть немного матерью, правда?

Эдме удивленно посмотрела на него и моргнула своим единственным глазом.

– Иди утешь Мирра, Эдме.

– Да, ведь я ужасно поступила с ним.

– Немного. Он переживет.

– Мне так неудобно. И так неприятно на душе. Это море… – она посмотрела вдаль. – Волчата и медвежата, малыши – они так мечтают о приключениях, как никогда, насколько я помню, не мечтали мы.

– Мы были глодателями. Нам и так хватило приключений.

– Сейчас мы пытаемся только выжить. Разве дойти до Синей Дали – не само по себе приключение?

– Да, можно сказать и так, но разница в том, что, будучи глодателями, мы всегда находились на границе стаи, на границе клана. У нас не было семьи, которая поддерживала бы нас. Наш небольшой отряд стал для нас семьей. Это наш клан.

– Я понимаю. Ты хочешь сказать, что сейчас мы в каком-то смысле, походим на клан.

– Не в каком-то смысле, Эдме, – сказал Фаолан уверенным тоном. – Не ошибайся на этот счет. Мы и есть клан. Первый клан в этом новом мире Синей Дали.

Вернувшись в убежище, Эдме случайно задела Мирра, и он тут же поднял голову.

– Эдме, ты сердишься на меня?

– Нет, дорогой. Я никогда на тебя не сержусь. Я поступила неправильно, заговорила с тобой грубо.

– Но это была моя вина, Эдме.

– Что? Нет, нисколечко! С чего вдруг ты так подумал?

– Мое глупое воображение, – сказал Мирр, и Эдме глубоко вздохнула. – Воображение бывает плохим, я знаю.

– Почему ты так говоришь?

– Мои мама и папа – они вообразили, что пророк настоящий. Они подумали, что он Скаарсгард, который сошел со Звездной лестницы, чтобы спасти их. Они присоединились к танцорам Скаарса. И все это происходило в их воображении – даже после того, как вы с Фаоланом доказали, что пророк не настоящий. Они просто вам не поверили. Вот что я хотел сказать. Что воображение бывает очень, очень плохим.

– Воображение бывает и хорошим, Мирр. Если бы мы не умели воображать, мы бы не ощущали боль или печаль других. Именно благодаря воображению мы проводим лохинвирр – рассказываем умирающим животным, что понимаем их боль, и благодарим их за то, что они пожертвовали собой ради сохранения нашей жизни.

– Иногда я воображаю себе что-нибудь совсем грустное. Я представляю… – Мирр притих.

– Что, Мирр? Что ты представляешь? Скажи, и, может, тебе станет легче.

– Я представляю, что я сделал что-то очень плохое, отчего ты отворачиваешься от меня и уходишь насовсем, как ушли мама с папой.

Эдме протянула лапу и крепко прижала к себе волчонка. Сейчас она ощущала, как бьется его сердце – как и тогда, когда они с Фаоланом защищали его от ветра на ледяном гребне.

– Послушай меня, Мирр. Такого никогда не случится. Я, например, даже вообразить себе это не могу. Пусть мы и не родичи по крови, но мы родные в другом смысле, и эту нашу связь не разорвать.

– Мы как братья и сестры по лапам?

– Не совсем, потому что я гораздо старше, чтобы быть тебе подружкой. Ну, скажем, мы брат и сестра по звездам.

– По звездам. Мне нравится!

– Ну, значит, так и есть.

И Эдме еще крепче прижала к себе волчонка. Мирр слушал, как бьется ее сердце, и думал, что жизнь прекрасна, несмотря ни на что.

Глава тринадцатая

«За собой он нас зовет!»

Они не выходили на замерзшее море несколько дней. Разводья застыли и превратились в опасный и запутанный лабиринт, так что некоторое время они даже не осмеливались спускаться к морю. Им оставалось только смотреть сверху на озера между крупными кусками льда. Тупики между тем толпились у опор моста и охотились на рыбу.

К счастью, на этом участке торосы и ледяные хребты были ниже, чем в начале пути, и двигаться было легче. Если им не удавалось найти ямы со снегом для сооружения убежища на самом мосту, то можно было спуститься вниз и найти пещерки у подножия моста или среди опор. Волки уже привыкли к непрерывному щебетанию тупиков, которые исправно продолжали снабжать их рыбой. По вечерам, когда они обычно выходили на лед, Фаолан подходил к самому краю моста и рассматривал переплетенье проливов в поисках бивней. Он хотел еще раз увидеть Старого Бивня, который дважды спас жизнь волчат.

Погода тем временем менялась. Ветер становился все теплее, ледяной покров моря сокращался, открытых участков становилось все больше и больше. Тупики утверждали, что мост существовал здесь всегда, но Фаолан знал, что ничто не существует вечно. Кольцо Священных Вулканов разрушилось за одну ночь. Может ли то же самое произойти с Ледяным мостом? Что вообще значит «всегда»? «Вечность только для мертвых, а не для живых», – подумал Фаолан.

Неподалеку от моста прямо на его глазах таяла льдина.

Однажды вечером Фаолан, как всегда, стоял на краю ледяного выступа у опоры и смотрел вдаль. К нему подошла Эдме. Она прекрасно понимала, что ему хочется вернуться на бескрайнюю равнину Замерзшего моря.

– Скучаешь по простору? – спросила она нежно.

– Не то чтобы скучаю. Я просто чувствую, что перед нами целый мир, о котором мы ничего не знаем и в нем обитают неведомые нам существа. Представь, Эдме, если бы на звездах или луне тоже была жизнь, разве нам не хотелось бы посмотреть на нее хотя бы краешком глаза? И Старый Бивень – кто он такой? Что он думает? Почему он нам помогает?

– Похоже, Аббану что-то известно об этом.

– Да, – Фаолан склонил голову к воде и вдруг содрогнулся. – Ты видела?

– Что? – спросила Эдме, но тут же и сама увидела странное сияние под водой.

Темно-синяя вода, окружавшая колонны, вдруг побледнела; из глубины лед осветило странное голубоватое сияние.

– Это они, – произнес тоненький голосок.

Между ними встал Аббан.

– Я знал, что они придут, – сказал он.

«Они? Кто они?» – подумала Эдме.

И тут к поверхности подплыли какие-то существа и подняли голову над водой. Это были те самые киты, что спасли Моди. Они плавали на мелководье вдоль колонн, будто чесали спины об лед. Аббан задрожал, и глаза его расширились от ужаса. Фаолан хотел спросить его, в чем дело, но потом увидел и сам. На боку одного кита зияла ужасная рана, из которой сочилась кровь.

– Клыки отца, когти отца! – завыл Аббан.

– Великий Люпус! – воскликнула Эдме.

– Как Хип умудрился подойти достаточно близко к воде, чтобы поранить кита? Чужаки боятся воды.

– Но Хип вырос в стране Далеко-Далеко, а не в Крайней Дали, – сказал подошедший к ним Свистун. – Он умеет плавать. Наверное, они оголодали и спустились к воде в поисках пищи.

Из темневшего над их головами неба донесся крик Зануш:

– Хип! Это Хип!

Послышался всплеск крыльев: Зануш и Илон вынырнули из ночи и сели на большой обломок льда, который лежал у самых колонн. Некоторое время орлы тяжело дышали, устав от полета. Потом Зануш заговорила:

– На несколько дней я потеряла их следы.

– Где они сейчас? – спросила Эдме.

Остальные путники собрались вокруг Фаолана.

– Под мостом, между колоннами, образовалась огромная льдина, которую называют ледяным языком. Вы прошли это место примерно с пол-луны назад. Чужаки несколько дней шли под мостом, и мы их не видели. Но сейчас они приближаются с каждым часом.

– Фаолан, послушай меня! – обратилась к нему Кайла. – Нам нужно убираться отсюда, как можно скорее! Хип… он сошел с ума! Он убьет меня. Убьет Аббана!

– Если бы только лед был крепким, – сказала Зануш. – Они боятся Замерзшего моря. Они бы никогда не осмелились выйти на него. Они не умеют ориентироваться по звездам и боятся заплутать.

Все посмотрели на море, испещренное проливами, по которым плыли голубоватые льдины.

– Интересно, почему лед голубой? – задумался Фаолан вслух.

– Примерно потому же, почему и небо голубое, – ответила Гвиннет, садясь рядом с ним. Она, судя по всему, всегда была готова помечтать вместе с ним. В конце концов, она знала Фаолана дольше всех остальных, в том числе и Эдме.

– Как это? – спросил Фаолан, повернувшись к сове.

– Синий свет во льду не поглощается, а отражается, – ответила Гвиннет обычным тоном, как будто бы они вели неспешную беседу.

Остальные едва не сгорали от нетерпения, а Тоби даже в волнении топтался на месте.

– Некоторые утверждают, что самые старые ай-сберги – самые синие, – продолжила свои объяснения сова. – В этом я лично не уверена. Возможно, в молодом льду много пузырьков воздуха. Известный мудрец Великого Древа Га’Хуул, пятнистая неясыть Отулисса, много лун провела в Северных королевствах, изучая эти вопросы.

– Очень интересно, – пробормотал Фаолан и повернулся, чтобы посмотреть на медвежат.

Эдме, обычно терпеливая, была готова взорваться. «О чем он думает? Что это за болтовня про цвет льдин, когда по нашим следам идет Хип?» Она почувствовала, как по ее спине пробегает холодок. Фаолан между тем продолжал внимательно смотреть на Тоби с Барни. Медвежата за последнее время выросли и стали гораздо больше волчат – примерно вдвое выше.

– Тоби, Барни, вы же умеете плавать, правда?

– Конечно. Мы жили у реки и научились плавать сразу же, как научились ходить.

Фаолан вспомнил, как он сам учился плавать под руководством Гром-Сердца. Медвежата учились плавать раньше волчат. Так что Тоби и Барни здесь не пропадут.

– О чем ты думаешь, Фаолан? – с неподдельным интересом спросила Эдме.

Фаолан спокойно стоял, прикрыв глаза, но перед его мысленным взором развернулась целая картина. Далекие отзвуки эха доносились до его внутреннего слуха от древней кости, которую он выглодал и оставил на кургане фенго в Кольце Священных Вулканов. Самое странное, что, несмотря на землетрясение и опустошение, вызванное ледником, кости всех предводителей Стражи остались нетронутыми. Потом Фаолан в мельчайших подробностях вспомнил кость, которую его первый дух вихря выглодал по прибытии в страну Далеко-Далеко во времена Долгого Холода. На этой кости были изображены волки, перепрыгивающие с льдины на льдину.

Проскок! Так называлось то, что они делали. Ледяной мост стал непроходимым, и волкам пришлось выйти в море. Они перескакивали со льдины на льдину, а если расстояние между ними было велико, то плыли по воде.

Фаолан повернулся к своим спутникам.

– У нас все получится. Мы можем плыть, и мы можем прыгать. Хип нас никогда не догонит.

– А как же волчата? – в один голос спросили Банджа, Эдме и Кайла.

– Мы понесем их с льдины на льдину, – ответил Фаолан.

И тут заговорил Аббан:

Плавать, плавать я могу.

Не сидеть на берегу.

Знаю я, как всем нам быть —

Прыгать надо или плыть.

Кайла, склонив голову, с недоумением посмотрела на своего странного сына. Она не сказала ни слова, но всем видом показывала изумление: «Но как, Аббан? Я никогда не учила тебя». И еще ей, похоже, было немного грустно от того, что этот, казалось бы, беззащитный щенок научился что-то делать без ее помощи. Неужели в ее отсутствие он подвергался каким-то опасностям? Словно чтобы наверстать мгновения, которые она не провела со своим сыном, она шагнула к нему и погладила его носом по холке.

Все щенки любят, когда мамы тычутся в них носом и гладят. Прикосновение мягкого и влажного носа к коже не сравнится ни с чем! Аббану, разумеется, тоже это нравилось. Он просто не знал, как выразить свою любовь и признательность, потому что всякий раз, как он начинал говорить, из его пасти вылетали какие-то странные слова. Поэтому он просто молчал. И наблюдал за тем, как Кайла кидает опасливые взгляды на Эйрмид. Почему она так опасается белую волчицу?

Обычно Эйрмид казалось довольно крупной из-за своего цвета, но сейчас она съежилась, челюсть ее задрожала, хвост поджался. Аббану даже стало ее жалко. До того как он упал в море, мать относилась к ней иначе. Неужели в белой волчице есть нечто, что он не понимает?

– А как же Моди и Мирр? – спросила Эдме. – Они такие крошечные. У них маленькие лапы, и они не могут прыгать. И плавать тоже не умеют.

– Не беспокойся, мы им поможем, – ответил Фаолан.

Ему захотелось добавить: «У нас получилось однажды, получится и на этот раз», но он сдержался. Они бы не поняли. Вместо этого он сказал:

– Это называется проскок.

– Проскок? – переспросил Свистун.

– Так называли это древние волки. Так… так… – Фаолан вдруг начал запинаться, – так было записано на одной из исторических костей в Кольце Священных Вулканов.

– Неужели, Фаолан? – Эдме склонила голову, пытаясь вспомнить.

Она уже начинала понимать кое-какие слова на древнем языке, но смысл этого слова от нее ускользал. И о какой исторической кости говорил Фаолан? Эдме не помнила, чтобы когда-то видели подобную кость.

– Не беспокойся, Эдме. Это не так трудно. У нас получится.

Фаолан посмотрел на Моди и Мирра.

– Илон и Зануш помогут малышам.

– Конечно, поможем, – согласился Илон.

– Мы их понесем на себе, – добавила Зануш и оглядела Мирра с головы до хвоста. – Ты не такой уж большой. Не больше лисицы.

– Лисицы? Ты сравниваешь меня с девочкой? Да еще с глупым животным? – насупился Мирр.

– Ах, извини, дорогой, я не хотела тебя обидеть. Ты в десять раз умнее и гораздо красивее.

– Конечно, умнее и красивее. Я же мальчик. Мальчики обычно красивее, – ответил Мирр.

– Ну ладно, пропустим это мимо ушей, – сказала Зануш снисходительно.

– Так, с чего начнем? – спросил Свистун, подходя к Фаолану.

По сравнению с остальными он казался более деловитым и энергичным.

– Для начала спустимся с этого ската вдоль колонн! – сказал Фаолан, ступая на крутой склон вдоль края моста, который шел до самого низа. На самом краю льда он что было сил оттолкнулся задними ногами и подпрыгнул. Пролетев по воздуху и описав идеальную дугу, он опустился на льдину, лениво покачивавшуюся неподалеку от моста.

– А потом на следующую! – крикнул он.

Все задержали дыхание, потому что следующая льдина находилась раза в четыре дальше ближайшей.

– Но ты ведь страж, как и Эдме с Банджей. Вы привыкли высоко прыгать и кувыркаться в воздухе. А Дэрли, Кайла, Свистун и я не привыкли! – крикнула Мхайри.

– Мхайри! – одернула ее Кайла. – Я воспитывала тебя, как вторая Кормилица. И еще я была главной загоняющей, а ты загоняющая с фланга. У тебя хорошо развиты ноги. Ты тоже сможешь прыгнуть!

Она кивнула Дэрли.

– И ты, Свистун, тоже. У тебя получится. Ты научишься прыгать. Если промахнешься, то плавать-то ты умеешь. Я беспокоюсь только о малышах. Но если орлы помогут…

– Да, мы поможем!

– Ну, тогда нам нечего бояться. И Хип никогда нас там не догонит. Никогда!

Кайла повернулась к Аббану.

– Аббан, скажи мне правду. Ты действительно сможешь плыть сам?

Ты не стой на берегу,

Все я сам теперь могу.

Старый Бивень к нам плывет,

За собой он нас зовет.

Они повернулись и увидели, как на фоне подводного призрачного голубоватого сияния проплывает нарвал, прокладывая себе путь между льдинами.

– Старый Бивень, помоги, не найдут нас пусть враги, – прошептал Аббан.

Глава четырнадцатая

Смутные воспоминания возвращаются

Совершенно ровная поверхность моря казалась сделанной из стекла. Убывающая луна превратилась в тонюсенький серпик, но на небе не было ни облачка, звезды ярко сверкали, и потому было довольно светло. Рагс, прятавшийся за колонной примерно в четверти лиги от отряда, не мог поверить своим глазам. Волки перепрыгивали со льдины на льдину. Иногда он видел в темных водах их отражение. Как это у них получается? Как они осмелились сделать то, что не под силу другим волкам? Конечно, некоторые из них раньше служили в Страже Кольца Священных Вулканов, где их учили прыгать, но остальные этому специально не обучались. Но самым необычным было то, что маленький Аббан, сын Хипа, уверенно плыл между льдинами, как будто был прирожденным пловцом.

Рагса охватила дрожь. Он знал, что ни за что и никогда не сможет так прыгать. Но разве это хуже, чем продолжать разбойничать с шайкой Хипа? Кстати говоря, никто из разбойников и плавать толком не умеет. Никто из чужаков, которых он знал, не умел плавать, потому что в Крайней Дали не было крупных водоемов. Там не протекала большая река, в которой училось плавать большинство клановых волков, и не было озер. Многие чужаки боялись воды едва ли не больше всего на свете. Сейчас они чувствовали себя в безопасности только на Ледяном мосту и не осмеливались подходить к морю, даже когда оно еще было полностью покрыто льдом. Хип поначалу даже старался убедить своих приспешников, что подо льдом нет никакой воды. Мол, ее просто не существует. Конечно, Хип был готов наврать своим дикарям что угодно, лишь бы они последовали за ним. У него самого были очень большие планы на новое место, к которому они сейчас направлялись. Он хотел стать основателем могучих кланов и вождем всех вождей. Но что он скажет сейчас, когда лед на море раскололся на тысячи мелких льдин, плавающих среди темно-зеленой воды?

Рагс же вовсе не мечтал стать вождем. Он мечтал только о том, чтобы выжить. В новом краю он мог бы начать новую жизнь. Чем дальше они уходили от Крайней Дали, тем чаще его посещали воспоминания о далеком прошлом. Он был самым младшим из щенков довольно старой волчицы, у которой это был последний помет. Все ее щенки в том году умерли, за исключением Рагса. Материнскими чувствами эта волчица особенно не отличалась. Она была довольно тщеславной и редко обращала внимание на сына. Однажды она сказала, что нашла для него вторую Кормилицу, а сама она слишком занята, чтобы воспитывать волчонка. «Хватит с меня забот в логове, их и так уже было за всю жизнь достаточно», – сказала она и ушла к красивому волку, который выглядел гораздо младше нее. Вторая кормилица же постоянно жаловалась, что он пьет слишком много молока, а ее собственным волчатам ничего не достается. Поэтому его снова выкинули из логова.

Рагс точно не помнил, когда впервые заметил, как за ним пристально наблюдает странная волчица – на первый взгляд невероятно уродливая, примерно настолько же безобразная, насколько красивой была его мать. Свалявшаяся шерсть местами была вырвана, а местами всклокочена так, как будто ее разворошил сильный ветер, да так и оставил. Ближе впечатление было еще ужаснее. Один из глаз беспрестанно вращался, будто вот-вот выпрыгнет из глазницы. А когда Рагс осмелился всмотреться в него, то увидел, что он отличается по цвету от спокойного. Тем не менее эта волчица, похоже, озаботилась судьбой щенка и, когда его выгнала вторая Кормилица, постаралась найти ему третью. Это оказалась серая волчица, которую выгнали из клана, после того как она родила девочку-малькада. Малькада отняли и отнесли на тумфро, оставив на верную гибель. Но молоко еще не пропало из ее груди.

– Ах, Сарк! – сказала, всхлипывая, несчастная мать. – Да, я постараюсь присмотреть за ним.

– Ты справишься, я знаю. Он не твой родной щенок, но ты будешь вскармливать его, и это поможет вам установить более близкую связь.

– Я даже не назвала свою малышку, перед тем как ее забрала обея.

– Так даже лучше, дорогая. Тебе не так будет больно вспоминать о ней. Но этого щенка нужно назвать. Посмотри, какой он здоровый и крепкий. Какое же имя ему дать? Давай придумаем!

– Не могу, – вздохнула волчица.

– Так, сейчас помогу… Ты же из клана МакНабов, верно?

– Да, мадам.

– У них был чудесный скрилин. Правда, это было много лет назад, но он рассказывал чудные истории про красивого волка по имени Рагмор. По-моему, он отличился в битве в северных королевствах, когда волки из страны Далеко-Далеко отправились на помощь совам. Он был храбрым и доблестным волком, и в его честь даже назвали цветок Рагцвет, который растет вдоль краев ледников. О нем еще пели песни, только я их позабыла.

– Вроде неплохое имя и прекрасная история. Рагмор… да, имя подходящее, – сказала волчица.

Никто не подозревал, что только что получивший имя Рагмор и его новая Кормилица не проведут вместе и часа. Едва лишь внешне уродливая, но очень заботливая волчица ушла, оставив их в логове, Рагс прижался к груди своей Кормилицы и досыта напился молока. Но не успел он как следует улечься, чтобы поспать после сытного обеда, как снаружи послышался шум, а потом в логово проникла чудовищная вонь. Неожиданно из темноты выросла лапа с острыми когтями, процарапавшими брюхо Кормилицы до крови. Кормилица закричала, а Рагс отпрыгнул в сторону. Кровь полилась на земляной пол. Рагс в ужасе выбежал из логова и спрятался в небольшой расщелине среди камней. Парализованный от страха, он наблюдал за тем, как из норы вылезает огромный зверь, гораздо больше его третьей Кормилицы, и вытаскивает ее труп. Горло ее было рассечено до кости, и болтавшаяся голова держалась лишь на нескольких сухожилиях.

Убийца заметил щенка, у которого на мордочке еще не высохло молоко. Щенок понял, что настал его последний миг и сейчас он тоже погибнет. Но страшный зверь, который, как он позже понял, был росомахой, лишь оскалил зубы, а потом зевнул. Похоже, Рагс показался ему слишком маленьким для добычи, недостойным даже того, чтобы тратить силы на его убийство.

Тут к Рагсу вернулась способность двигаться, и он рванул прочь что было мочи. Силы ему придавало молоко, которое он усердно поглощал до этого. Итак, он был сыт, жив, и ему дали имя. Не так уж и мало для начала. Последующие несколько ночей он проводил в крохотных норах, под корнями деревьев и расщелинах в скале, куда не могли залезть огромные страшные звери. Погода стояла хорошая. Молоком его больше никто не кормил, но он быстро научился охотиться на маленьких животных – и даже прикончил пару новорожденных лисят, пока их матери не было в логове. Обычно же он лакомился яйцами, разоряя гнезда куропаток, а иногда к нему в лапы попадали и сами птицы. К тому времени, когда он наконец добрался до Крайней Дали, молоко стало для него смутным воспоминанием. Мех на его мордочке затвердел от запекшейся крови. Он поклялся себе никогда больше не думать о кормилицах или матери.

Но иногда он все же вспоминал о странной и неказистой на вид волчице. Его третья Кормилица называла ее либо «мадам», либо «Сарк» – довольно необычное имя. Конечно, в Крайней Дали ему довелось увидеть гораздо более уродливых и неряшливых волков, так что внешний вид Сарк уже не казался Рагсу таким уж отталкивающим. Никто из чужаков не следил за своей внешностью. Они всегда были растрепанными и воняли падалью, потому что никто из них не мылся. Во-первых, в Крайней Дали мало было даже мелких ручьев, а во-вторых, все они боялись воды.

Но несмотря на свою неопрятную внешность, Сарк во многих отношениях отличалась от чужаков. Она была доброй и прекрасно говорила на волчьем языке. Чужаки же обменивались только краткими фразами и грубыми словами. Только сейчас Рагс подумал о том, что волчий язык для чужаков был тоже отчасти чужим. Они никогда не говорили про будущее или прошлое, а только всегда о настоящем. Они не рассказывали друг другу историй и не строили планы. Они просто не умели думать по-другому. Та шайка, в которой он находился сейчас, была прекрасным тому примером. Когда отряд Фаолана сошел с моста, свора Хипа продолжала следовать по нему, даже не представляя, что можно немного свернуть. В отличие от волков из страны Далеко-Далеко, никто из чужаков ни разу не охотился в бирргисе и не строил сложных схем по загону такой крупной добычи, как лось или бык.

«Что случилось с Сарк?» – подумал Рагс, в очередной раз вспомнив удивительную волчицу. Несмотря на внешность, она была очень доброй и приятной. Потом он вспомнил о своей первой Кормилице, которая внешне была прекрасной, но молоко которой вполне могло оказаться и ядом. Остается ли надежда для таких, как он? Остается ли вообще какая-нибудь надежда? Возможно, в этой новой стране, у которой пока еще нет названия, им повезет больше, чем в прежней?

Глава пятнадцатая

Проскок

Итак, волки из страны Далеко-Далеко, два медвежонка, сова и два орла поступили так, как посоветовал Аббан. Старый Бивень указывал им путь среди льдин и открытой воды. Свистун, Кайла, Мхайри и Дэрли скоро научились прыгать на небольшие расстояния, по одной льдине за раз. Но Фаолан, Эдме и Банджа, будучи опытными стражами, преодолевали за один прыжок по две-три льдины. В скудном свете, который давал серпик луны, их силуэты отражались от темной поверхности моря, казавшейся стеклянной. Взлетая в воздух, Фаолан смотрел на созвездие Бизара и на его яркое отражение в воде. Звезда Килирик на лапе звездного волка указывала им путь. «Нужно дать имена остальным звездам, – подумал Фаолан. – Звездам на лапе Бизара и в новом созвездии Нарвала». Во время прыжков ему вдруг пришло в голову, что давать звездам названия почти так же важно, как и прокладывать по ним курс. Они держали путь в мир, который был новым для его друзей, но старым для него самого. И в этом мире должны быть свои имена для всего. Древний волчий язык был замечательным, но чтобы все вокруг них стало живым, нужно дать всему названия на живом языке. Именно благодаря называнию вещи становятся реальными. Язык помогает осмыслить реальность и понять, что есть что в этом мире.

Удивительно, но одновременно с Фаоланом в этот момент думал о важности слов еще один волк. Дэрли не переставала удивляться тому, насколько хорошо у нее получаются прыжки. Пусть она и не может преодолевать по две льдины за раз, в отличие от Фаолана, но большие пространства, как оказалось, можно легко переплыть, тем более когда тебя подталкивает Старый Бивень или один из перламутровых китов. Киты наблюдали за ними и помогали, как материволчицы наблюдают за первыми шагами своих щенят за пределами логова.

Нарвалы обычно редко обменивались между собой какими-либо звуками, но эти перламутровые киты постоянно шумели, пыхтели, свистели и издавали щелчки, похожие на удары молотов сов-кузнецов по металлу. Дэрли не понимала их язык, но ей казалось, что они обмениваются между собой вполне осмысленными фразами. Временами ей казалось, что она слышит отрывки песен, и она задавала себе вопрос, уж нет ли у китов своих скрилинов. Порой у нее даже складывалось ощущение, что она понимает эти щелчки. Наверное, что-то подобное ощущает каждый из их небольшого отряда. Глухое ворчание, например, означало, что киты радуются тому, как удачно волк перепрыгнул на очередную льдину или проплыл по тихой темной воде. Дэрли внимательно прислушивалась к этим звукам, потому что ей хотелось запомнить каждое мгновение этой удивительной ночи, которую они провели, прыгая по шатким льдинам Замерзшего моря.

Спою я о том, во что трудно поверить,

Как трудно Замерзшее море измерить.

Про то, что не делали волки ни разу на свете,

Про то, что видали лишь звездное небо и ветер.

Ведь каждый из нас по льдинам скакал,

А путь нам указывал мудрый нарвал.

Случалось и так, что мы падали в воду и плыли,

Из сил выбивались, тонули, измучены были.

Боялись навеки пропасть посреди ледяной темноты…

Тогда к нам на помощь являлись большие киты.

Их песня звучала как музыка снов,

Как гимн нашей жизни, понятный без слов.

Не важно, какого ты племени, зверь ты иль птица,

Всегда можно заново в этом мире родиться.

Отважишься сделать ты, сердце послушав,

О чем ты не смел даже думать на суше.

И волк воспарит, и щенок поплывет,

Когда в его сердце проснется галл-грот.

Глава шестнадцатая

Ледяная гниль

Путники сомневались, стоит ли дальше держаться подальше от моста, но все сомнения исчезли той ясной ночью, когда они решили передохнуть на льдине и в свете луны увидели длинные тени, вытянувшиеся поперек моста.

– Это Хип! – воскликнула Кайла. – Это его хвост! Проклятый хвост!

И в самом деле, у одной из теней был длинный, гордо виляющий из стороны в сторону хвост. Поэтому несколько следующих ночей они продолжали скакать по льдинам, покрывая с каждым разом всё большее расстояние, пока Зануш и Илон не уверили их, что свора Хипа отстала, встретив на своем пути особенно высокие торосы. К этому времени расстояние между льдинами значительно увеличилось, а сами льдины уменьшились.

– Фаолан, – обратилась Эдме к своему другу, когда они стояли на льдине, на которой едва хватало места для двоих.

– Знаю, знаю. Нужно вернуться на мост, – ответил он, не дожидаясь вопроса.

Эдме в душе обрадовалась, что не нужно ничего объяснять. Как только они приняли решение, вновь появился Старый Бивень, который как будто почувствовал, что им нужно. Он поплыл по образовавшемуся накануне разводью, указывая путь среди лабиринта маленьких льдин – на них умещался только один волк, но они выстроились в своего рода дорогу, ведущую прямо к мосту. У всех была только одна мысль – уйти как можно дальше от Хипа и от его шайки. Хип сейчас не мог взять их след, потому что они спустились с моста примерно пол-луны назад. Но Фаолан знал, что Хип никуда не свернет и продолжит идти за ними, потому что этот волк отличался исключительной мстительностью. Жажда мести придавала ему сил и заставляла двигаться дальше несмотря ни на что. Зануш рассказала про то, как Хип в злобе выл и выкрикивал проклятья, стоя на гребне ледяного холма.

– До сих пор, как вспомню, так мурашки идут, – сказала Зануш.

– А что именно он говорил?

– Что именно?

Фаолан кивнул. Зануш вздохнула.

– Он говорил: «Вот увидите, я ее верну. И его верну! Разорву ее на клочки прямо на глазах щенка, Люпус тому свидетель! Посмотрит он у меня! Я ему еще покажу!»

Наступило долгое молчание.

– Не волнуйся, Фаолан. Мы проследим за ним и позаботимся о вас, – сказал Илон, повернув к нему свою величественную белую голову. Его маленькие глаза, казалось, прожигали волка и доходили до самого костного мозга. – Мы позаботимся о вас, – повторил орел.

– Нам всегда нравились вы, волки, но мы птицы, которые предпочитают держаться в стороне, – сказала Зануш. – Да, мы сильные и смелые, но немного застенчивые. Впрочем, за последние несколько лун мы привязались к вам.

– Да-да, так и есть, привязались, – подтвердил Илон.

– Мы часто пролетали над Крайней Далью. Мы видели этого желтого волка. Хип – это как болезнь.

– Он ужасен! Вот что я скажу! – пролаяла Эдме.

В Хипе было столько ненависти, что его вполне можно было сравнить с волком, заболевшим пенной пастью. Фаолан повернулся к Эдме.

– Ты только не волнуйся, Эдме. Судя по моим наблюдениям за звездами, мы уже приближаемся к краю моста. Синяя Даль уже недалеко.

Эдме не хотелось, чтобы Фаолан беспокоился о ней, ведь у него и без того было много забот. Гораздо более важных и серьезных забот. Эдме кивнула и постаралась, чтобы ее голос звучал как можно более непринужденно.

– Как ты думаешь, когда мы подойдем поближе, может, нам стоит придумать Синей Дали какое-нибудь другое, более подходящее имя? Например, Ближняя Синь.

– Возможно, мы придумаем ей какое-нибудь совершенно новое название.

– Да, это было бы удобно, но мне нравится, как это звучит: «Синяя Даль». Даже поэтично, тебе не кажется?

– Да, есть немного, – согласился он.

– А имена всегда должны что-то значить и говорить о том, как есть на самом деле?

– Не уверен.

Фаолан склонил голову набок и задумался. Если бы названия всегда в точности соответствовали тому, что они называют, то не было бы никакого толка в поэзии, не было бы стихов и песен. Скрилины рассказывали удивительные истории, которые с годами неизбежно приукрашивались и превращались в легенды. Но, все же в основе этих легенд всегда лежала какая-то истина.

Едва они ступили на мост, как сразу почувствовали, что лед на нем не такой, как прежде. «Ледяная гниль!» – одновременно подумали Фаолан и Эдме, дотрагиваясь лапой до влажной поверхности. В стране Далеко-Далеко волки обычно наблюдали такое в конце зимних месяцев, когда они, оголодавшие, приходили к реке, чтобы наловить рыбы. Но там это их особенно не пугало. Река была не такая глубокая, как Замерзшее море, да и до берегов добраться было легко. Если лед под ними ломался, то они просто плыли и взбирались на тот берег. В такое время года они рыбачили у какой-нибудь полыньи, которая обязательно находилась поближе к берегу.

Луна, в которую лед становился менее прочным, а потом и вовсе трескался, называлась луной Трескучего льда. В стране Далеко-Далеко это время всегда встречали с радостью и надеждой, потому что с ним заканчивались голодные зимние месяцы. Волки даже устраивали празднество в честь возвращения стад оленей. Это означало, что скоро все они выйдут на охоту в составе бирргиса.

Луна Трескучего льда была первой из весенних лун. Вторая весенняя луна называлась луной Поющей травы, а третья – луной Новых рогов. Но прошло уже два года с тех пор, как они в последний раз видели эти луны и ощущали, как легкий весенний ветерок перебирает волоски на их шкурах. Вместо этого одна за другой шли сплошные голодные луны зимы.

Казалось нечестным, что весна вдруг вздумала возвращаться именно сейчас, когда они находятся на Ледяном мосту. Они так долго ждали весну, а когда она наконец-то решила вернуться, то оказалось, что вместе с ней может прийти и их погибель. Что им делать, если мост подтает и обрушится, распавшись на множество мелких льдин? Спасения в таком случае не будет. Они до сих пор находятся в сотне лиг от берегов Синей Дали.

Весна! Наконец-то весна! Но какая жестокая шутка! Весна для них предвещала неминуемую гибель.

– Почему вы думаете, что все растает? – спросила Банджа, подходя к ним. – Возможно, еще будут заморозки.

Свистун тоже осторожно потрогал лапой влажный лед.

– Примерно на лапу в глубину он кажется достаточно твердым. Но, думаю, нам по-прежнему следует идти как можно быстрее. Желательно походным шагом.

– А как же малыши? Они ведь не угонятся за нами, – сказала Эдме.

– Я могу понести Моди, – сказала Банджа. – Она ведь еще такая крохотная.

Рядом с ней вдруг выросли Тоби и Барни.

– А мы большие! – сказал Тоби. – Посмотрите, как мы выросли!

Он встал на задние лапы, вытянув вверх передние.

– Мы тоже можем везти малышей на спине или нести их в пасти. Точно так же, как это делала наша мама.

По костному мозгу Фаолана пробежал холодок. Он ясно вспомнил свою первую весну, когда Гром-Сердце часто брала его за загривок и несла, а его лапы болтались над землей. Когда он немного подрос, то стал ездить на ее плечах. Оттуда открывался прекрасный вид на весь мир.

– Хорошо, так и поступим. Мы вполне можем передвигаться походным шагом.

– А спать можно в два раза меньше, – подала голос Эдме.

Все удивленно переглянулись.

– Ты уверена, Эдме? Нам хватит сна?

– Да. Если не сокращать вдвое рацион, сил нам хватит. Леммингов тут достаточно, да и тупики будут приносить нам мойву.

– И треску! Вкусную! Разгонит любую тоску! – выпалил Аббан.

– О чем он? – спросила Дэрли.

Щенок поплотнее прижался к ледяной колонне, рядом с которой из воды вынырнул огромный перламутровый кит. К ногам щенка со звучным шлепком упала большая серо-зеленая рыба с пятнышками. Она была такой большой, что Аббан бы не справился с ней один, и к нему на помощь поспешил Свистун.

– Я помогу тебе вытащить ее, Аббан. Какой ты замечательный щенок!

На вкус эта рыба отличалась от маленьких рыбешек, которых им приносили тупики. Она была не такой соленой и более плотной – «мясистой», как выразился Мирр.

– Да, из того, что нам приходилось есть в последнее время, действительно больше всего похоже на настоящее мясо, – согласился Свистун.

– Что значит «настоящее мясо»? – спросила Катрия.

– Ну, сама понимаешь, карибу, лось… От которого мне как глодателю, приходится признать, доставались лишь скудные объедки. Так что тебе, пожалуй, лучше знать, какое на вкус настоящее мясо.

– Понятно. Вроде и в самом деле питательнее, чем эти крохотные бескостные рыбки.

– Да, но кости у нее побольше, будьте осторожны, – сказал Фаолан. – Они достаточно большие, чтобы ими подавиться, но не такие большие, чтобы их выгладывать, – задумчиво добавил он. – В этом-то и заключается одна из проблем с рыбами. Их кости… как бы мягкие. Трудно вцепиться в них как следует, а уж глодать и вовсе не получается.

– Да, рисунки на них точно не получатся, – сказала Эдме, пережевывая хвост трески.

– И это речи двух стражей Кольца! – в шутку воскликнул Свистун и подмигнул, желая их приободрить, но Фаолана с Эдме вдруг пронзила острая тоска по долгим зимним ночам, когда дули ветра-ветрищи и они отдыхали от стражи. Обычно они брали какую-нибудь кость покрепче и приносили к походной кузнице одной из странствующих сов-кузнецов. Пока сова деловито стучала молотками, выковывая какую-нибудь красивую штуковину из металла, они старались выгрызть красивый рисунок на кости. Вот же было время! Сейчас даже почти представить невозможно, что когда-то они целыми ночами, вплоть до самой зари, занимались только тем, что создавали «произведения искусства», как выражалась Гвиннет.

– Смотрите! – воскликнула Мхайри, повернувшись к киту, который выбросил им треску.

Вода буквально закипела от зелено-серебристых рыб. Их были целые сотни.

– Наверное, это их гон, какой бывает у лосося весной, когда он идет на нерест, – сказал Фаолан.

Само слово «весной» в его устах прозвучало немного неуверенно и даже зловеще, отчего у всех волков по костному мозгу пробежал неприятный холодок.

Перламутровые киты выбросили еще несколько рыб к основанию ледяной колонны, но все уже наелись и почувствовали прилив сил. Теперь они долго смогут идти походным шагом.

– Я не хочу, чтобы ты нес меня в пасти, Тоби! – запротестовал Мирр, когда к нему подошел медвежонок. – Это унизительно. Я уже взрослый! Меня отлучили от груди!

Он топнул лапой и сердито помахал хвостом.

– Ну тогда забирайся мне на плечи, – сказал Тоби.

Аббан, у которого на мордочке поблескивала рыбья чешуя, подошел к Барни.

– Мне все равно, как меня будут нести, – сказал он. – Только вдоль моря старайся идти.

Барни решил, что будет лучше, если Аббан тоже поедет у него на плечах. Моди взобралась на широкую спину Илона. Он уже переносил ее так, когда они скакали по льдинам. Моди казалось совершенно довольной поездкой; нежные пуховые перышки под покровными перьями напоминали ей нежный мех на животе матери. Но больше всего ей нравилось смотреть с высоты. Обняв Илона за шею и сцепив когти между собой, она выглядывала у него из-за плеч и вертела головой, стараясь ничего не упустить из виду.

Однажды ясным днем Синяя Даль из смутной дымки превратилась в узкую полоску темно-синего цвета.

– Это всего лишь полоса, – сказала Эдме, – но с каждым днем она становится все шире и темнее. Интересно, скоро ли мы ступим на твердую землю?

– Вы, Илон и Зануш, первыми увидите ее, – сказала Гвиннет, пролетая мимо них. – Зрение у орлов получше, чему волков или сов. И тогда она не будет синей полоской. Это будет настоящая страна!

«Настоящая страна», – эхом прозвучало в сознании Моди.

– Ты хочешь сказать, что там будут деревья, озера, леса и горы?

– Откуда у тебя такие мысли, Моди? – спросила Гвиннет.

– Я слышала, как мама говорила о таких вещах. Да и ты, Гвиннет, тоже. Ты везде побывала – даже на острове Хуула посреди Хуулмере. Ты видела Темный лес и Серебряную мглу, где жила твоя тетушка. А вы откуда прилетели, Илон и Зануш?

– Из Амбалы. Прекрасный был лес! – с сожалением в голосе ответил Илон. – Мы жили в древнем гнезде, которым когда-то владели еще прапрапрапрародители Зануш, Элвер и Зан, близкие друзья короля Сорена. – Он вздохнул. – Но сейчас все это пропало. Мы в новом месте, нас ждет новая страна.

– С новыми существами? – спросила Моди.

– Возможно, – ответила Гвиннет.

– Я хочу завести побольше друзей, – сказала Моди мечтательно. – Друзей, которые похожи на меня и говорят примерно так же, как мы.

– Ты хочешь сказать, на том же языке, что и мы?

– Ну да. Я же не понимаю язык тех, кто живет в воде. Аббан понимает, но я нет. – Она немного помолчала и добавила: – Еще я надеюсь, что там будут не все.

– Ты не хочешь там кого-то видеть? – спросила Гвиннет.

– Да.

– И кого именно?

– Глодателей.

– Глодателей? Но твоя мама была глодателем, как и Фаолан, Эдме и Свистун.

– Мне все равно, как выглядит волк. Бедная Эдме, у нее до сих пор нет глаза! Он у нее не вырос, как вырос у мамы. Пусть волчата рождаются какими угодно, лишь бы их не называли глодателями, не уносили погибать и не обижали их потом, если они выживут.

– Не думаю, что дело дойдет до такого, Моди. Мы идем в новую страну, оставив старые обычаи позади. Нам нужно придумать новые правила и обычаи.

Несмотря на ухудшающееся зрение, Гвиннет постаралась разглядеть маленького щенка, который на плечах огромного орла казался еще крохотнее. «Интересно, кто был отцом Моди?» – подумалось вдруг ей. Мех у Моди был темно-рыжего цвета, более рыжего, чем у матери, а это означало, что и отец должен быть рыжим. У потомства рыжих и серебристых или серых волков цвет меха обычно был «грязевым», как его называли, то есть темновато-бурым. Но кем бы ни был ее отец, Моди была необычайно умна и сообразительна не по возрасту – в этом сомневаться не приходилось. «И это настоящее чудо, если вспомнить, что она родилась во время голода», – подумала Гвиннет.

Глава семнадцатая

Старые волки в новых шкурах

Дни постепенно становились все длиннее и длиннее. Киты ежедневно приносили им много трески с питательным мясом. Животные чувствовали, как их мышцы постепенно крепнут, и с каждым переходом им было все легче идти с постоянной скоростью. Щенки тоже росли; вскоре они могли уже преодолевать большие расстояния пешком и лишь иногда взбирались на плечи орлам или медвежатам, которые тоже заметно выросли. Илон и Зануш смогли возобновить разведывательные полеты; они хотели найти шайку Хипа, но никаких следов разбойников пока что не обнаружили, несмотря на то что старались пролетать даже под мостом.

Весна уже ощущалась в воздухе, и днем лед часто таял, оставляя на мосту лужи, которые ночью замерзали. Новый лед не был таким крепким, как старый. Он был «гнилым», как называли волки весенний лед на реке в стране Далеко-Далеко. Лапы на нем разъезжались в разные стороны и проваливались в воду под тонкой корочкой. Держаться друг за другом было трудно, приходилось все время внимательно вглядываться вниз и смотреть, куда ступаешь.

Из страха сглазить никто не осмеливался первым высказать вслух мысль, которая заботила всех без исключения – неужели шайка Хипа попала в какую-то передрягу и сгинула навсегда? Вдруг им никто уже не угрожает и их не преследует?

К сумеркам они подошли к развилке. Мост разделялся на две части. Илон и Зануш полетели вперед, чтобы посмотреть, по какому пути будет легче идти и где меньше препятствий.

– Они вновь соединяются примерно в лиге. Сверху выглядят одинаково, – доложила Зануш. Илон кивнул в знак согласия.

– Но это сверху, – сказала Эдме. – А снизу все может оказаться иначе. Кроме того, с моря идет туман. Когда он покроет мост, идти будет гораздо труднее.

– Мы с Мхайри можем отправиться на разведку, – сказала Дэрли.

– Нет! – выпалила Эдме и тут же извинилась за резкий тон: – Просто я хотела сказать, что могла бы пойти по северному пути, а Фаолан – по южному.

– Одни? – спросил Свистун.

– Да… одни, – ответила Эдме.

Что-то в ее голосе подсказывало, что лучше не возражать и не задавать лишних вопросов.

Свистун внимательно посмотрел на своих старых друзей и отошел в сторону. Он знал их достаточно давно – с того времени, когда все они, молодые глодатели, состязались на играх гаддерглода. Наблюдая за тем, как они растворяются в сумерках, он догадывался, что они отправились не просто на разведку, а в особенное странствие в поисках себя. Это их странствие каким-то образом должно быть связано с Пещерой Древних Времен, в котором он сам провел некоторое время как страж Кровавого Дозора. Рисунки на стенах пещеры имели отношение к Фаолану, он давно это чувствовал, а теперь догадался, что они имели отношение и к Эдме. Та кость, которая она несла с собой, была найдена как раз в таинственной пещере.

Пути Фаолана и Эдме разошлись на развилке. Странствие в поисках себя подразумевало путешествие не столько в пространстве, сколько во времени. Два волка издалека показались Свистуну похожими на чужаков. Они в каком-то смысле и были чужаками – чужаками во времени. Более всего их заботили не мокрый снег и не лед под ногами, не торосы и не ледяные гребни, а складки и искривления времени. Свистун вспомнил старую историю, которую часто рассказывали скрилины, – историю о Ледяном походе во время Долгого холода. Историю о том, как их предки пришли издалека в страну Далеко-Далеко. Она начиналась с рассказа о вожде, который дожил до мгновения своего «хвлина расщепления», то есть до того момента, когда душа волка отделяется от его тела, чтобы взобраться по звездной лестнице. Только в той истории вождя призвали обратно на землю, чтобы он возглавил поход своего народа, и он спрыгнул со звездной лестницы. «Как это похоже на наше нынешнее странствие, – подумал Свистун. – Можно ли назвать его очередным Ледяным походом в время Долгого холода, только в обратном направлении? Все странным образом перевернулось, переплелось. Мы оказались на изгибе времени. И эти два волка знают это».

Свистун смутно ощущал, что изогнулось и переплелось не только время – переплелись одна в другой несколько жизней. Между этими двумя волками прослеживалась какая-то глубинная связь, разрушить которую не могло даже всесильное время. И эту связь могла быть только любовью.

С каждым шагом боль в задней лапе Эдме усиливалась, но она повторяла себе, что должна дойти до нужного места. Так она и называла свою цель – «это место». Других слов на ум не приходило. Она вспомнила о том, что стала малькадом не по рождению и что ее не относили на тумфро, где она должна была погибнуть. Но она ощущала это место, как свое давнее тумфро. Если выросшим малькадам везло и они получали право вступить в Стражу Священного Кольца, то перед тем как отправиться к вулканам, они должны были посетить свои тумфро. Это путешествие называлось слаан-лиф, и оно было ритуалом прощания со своей прежней судьбой. Странствие в поисках истины и своего места в мире. Но когда в слаан-лиф отправилась Эдме, она обнаружила ужасную истину – выяснилось, что она не рождалась малькадом. Ей в младенчестве вырвал глаз сам предводитель клана.

Сейчас Эдме совершала свой настоящий слаан-лиф. Она шла по северному рукаву моста к тому месту, где когда-то сама, будучи старой волчицей, решила остаться, чтобы не мешать остальным. Ее недостаток не проявлялся несколько лет и не был похож на уродства малькадов. Ее слегка скрученная бедренная кость поначалу не доставляла ей никакого беспокойства, но потом начала болеть. Эта боль понемногу усиливалась, но не мешала ходить вплоть до того, как наступил Долгий холод и они отправились в Ледяной поход. «Вот же как получается! – подумала она. – Я действительно старая волчица. Мне уже за тысячу лет». С каждым шагом она подходила все ближе и ближе. Лед становился все мягче, но луж, почему-то не было. Вместо них из-подо льда показались камни; на некоторых виднелись серые полоски лишайника. Она задумалась на секунду, как эти камни могли попасть на Ледяной мост. Если мост был оставлен прошедшим когда-то здесь ледником, то ледник по пути сюда мог прихватить различные вещи, от камней до деревьев. Но она особенно не задумывалась над этим, потому что вдруг поняла, что нужное ей место находится совсем рядом. Сердце ее отчаянно колотилось, костный мозг застыл. Она ощетинилась и закрыла единственный глаз; ноги у нее подкосились, и Эдме невольно прилегла на поверхность камня. Он еще не успел остыть от полуденного солнца, как будто берёг тепло специально для нее. «Вот я и здесь, – подумала она. – Здесь».

Это было не тумфро, вовсе нет. Это было место ее хвлина расщепления. То место, где столетия тому назад ее душа отделилась от тела. Место ее смерти. Сердце у нее стучало все медленнее, но она знала, что оно не остановится. Ведь она сейчас не умирала, а только как бы попала в древний сон. История искривленной бедренной кости, которую она несла в своей пасти через всю Хрустальную равнину и по Ледяному мосту, вдруг стала ясной.

«Уходи сейчас, не медли, дорогой Фенго!»

«Я не могу оставить тебя умирать, Быстробуйная».

В своем сне Эдме моргнула – как ей показалось, двумя глазами. Ибо ее звали Быстробуйная, и у нее было два глаза.

«Моя душа покидает меня. За мной опускается Скаарсгард».

В своем сне она произносила эти слова Фенго.

И Фенго ответил: «Он приходил за мной, а потом скинул со звездной лестницы. Я не для того возвращался, чтобы потерять тебя снова, Быстробуйная».

«Ты возвращался не за мной. Ты приходил за своим родом, теаглахеном, чтобы вывести всех своих сородичей из Долгого холода».

«Но я не смогу сделать это один, Быстробуйная».

«Фенго, обещаю тебе, отныне ты не будешь один… никогда… никогда… Слаан боладх».

«Слаан боладх» – таковы были два последние слова, которые произнесла Быстробуйная. На древнем волчьем языке они означали: «до следующей пахучей метки».

На другом ответвлении моста, менее чем в полулиге от Эдмы, Фаолан тоже погрузился в своего рода сон наяву. Глаза его были широко открыты, он стоял на месте, но душа его странствовала во времени. И даже не одна душа, а несколько душ – душ вихря. Прошел год с тех пор, как Фенго возглавил поход своих сородичей из царства Долгого холода. Теперь он что-то искал, разглядывая Ледяной мост, но что именно? Он прищурился, пристально вглядываясь в туман. «Что ему нужно? Что он ищет?» – задавал себе вопросы Фаолан.

Души его первого и последнего духа переплелись. «Почему старый волк плачет? Почему я плачу?» Над головой его пролетела сова. Это был Гранк, пятнистая неясыть, лучший друг Фенго. Гранк хотел повести его за собой, но куда? Вдруг мех у него на загривке встал дыбом. Он учуял тот самый запах, который не спутать ни с каким другим запахом. Запах особой метки, которые волки оставляют на том месте, где скончался близкий им волк или щенок. В то же время он заметил, как пятнистая неясыть резко разворачивается в воздухе и по спирали опускается к разбросанным по льду костям. Фаолан помчался к этому месту что есть сил, да так быстро, что ноги его превратились в одно расплывчатое пятно.

«Вот ее кости!» – крикнул Гранк.

Он вспомнил, что именно Гранк отправился с ним назад к друмлину, чтобы почтить память Быстробуйной. Фенго же хотел забрать одну кость, чтобы отнести ее обратно в страну Далеко-Далеко, в Пещеру Древних Времен.

Фенго осмотрелся и сквозь пелену слез разглядел кости, побелевшие и обветрившиеся дочиста за те луны, что прошли со времен Ледяного похода. Они как будто ждали его. Его взгляд остановился на одной кости – на скрученном бедре.

Впервые Фаолан увидел эту кость во снах за четыре луны до этого, накануне землетрясения. А через две луны увидел ее наяву, не во сне, а в Пещере Древних Времен. Она лежала там, освещенная тонким лучиком лунного света. Он назвал ее самой прекрасной из всех костей. Она манила его необъяснимым образом, она притягивала его, как притягиваются металлические опилки к сильному камню.

Фаолан не чувствовал, что идет или как-то передвигается, но он вдруг оказался на другом ответвлении Ледяного моста, по которому должна была идти Эдме. Чуть поодаль, свернувшись калачиком, лежала волчица и как будто спала. В ее пасти была зажата кость.

Он подошел поближе и нежно прошептал:

– Быстробуйная.

Звуки ее имени показались музыкой. Давно он его не произносил вслух. Волчица почти тут же встала на ноги. Боль ее прошла!

– Я же говорила тебе, Фенго!

– Что ты говорила?

– Слаан боладх. До следующей пахучей метки, – Эдме помолчала. – И вот мы тут. Старые волки в новых шкурах.

Она слегка усмехнулась.

– И с новыми именами, – добавила она. – Фаолан и Эдме.

– А мы можем снова стать парой? – спросил Фаолан, склонив голову набок и внимательно вглядываясь в ее единственный зеленый глаз. Уши его нервно подергивались.

– Фаолан, мы и так пара. И всегда были ею.

Она уткнулась носом в мех за его ухом.

Он шагнул назад и посмотрел на нее серьезно.

– Я хочу сказать – здесь, на Ледяном мосту, в наших новых шкурах, с нашими новыми именами. Возьмешь ли ты, Эдме, некогда носившая имя Быстробуйной, в честь которой был назван один из вулканов Кольца, меня в свои товарищи по костному мозгу и в вечные супруги? Я же, Фаолан, именуемый так в моем последнем духе вихря, но в первом носивший имя Фенго, беру тебя в свои вечные спутницы, как в стране Далеко-Далеко, так и в Синей Дали, а когда наступит время, то и в Пещере Душ.

– Да, беру. А я, Эдме во втором моем духе вихря, но в первом носившая имя Быстробуйной, беру тебя, Фаолана, в вечные супруги и спутники, как в стране Далеко-Далеко, так и в Синей Дали и в Пещере Душ.

Эти обещания волки скрепили пожатием лап. Сначала Эдме поставила свою лапу поверх лапы Фаолана, а потом он поставил свою лапу поверх ее. Свидетелями их клятвы были восходящие созвездия спотыкающегося волка Бизара из старого мира и Нарвала из нового, который они называли Синей Далью.

– Посмотри, Эдме! Восходит еще одно созвездие.

– Сарк! Это кувшин памяти Сарк!

В звездном кувшине ярко сверкали двенадцать звезд. Казалось, будто созвездие поднялось над горизонтом специально, чтобы запечатлеть память об этом событии, когда осколки времени собрались в единое целое и волки наконец-то снова закрепили свой союз пожатием лап.

Оба они повернулись и пошли обратно к отряду, к своему новому клану разных животных, которых им предстояло привести в новый мир Синей Дали.

Глава восемнадцатая

Похищение Аббана

Пока Фаолан с Эдме обменивались клятвами в свете только что народившейся луны, Аббан потихоньку сползал с основания Ледяного моста. Ему ужасно захотелось полакомиться мойвой, а мама крепко спала. Он часто убегал тайком после того как упал в воду – днем она не отпускала его ни на шаг. Этой ночью, когда все вокруг неожиданно покрыл плотный перекатывающийся через мост туман, сбежать не составляло труда. Даже стоявшие на страже Свистун и Мхайри не заметили, как он подкрался к пологому ледяному склону.

Мать Аббана не понимала, что то происшествие, когда он свалился в море, было самым лучшим за всю его жизнь. Да, поначалу щенок испугался, потому что никогда еще не оставался совсем один, а море тянулось во всех направлениях и ужасно пугало. Но когда к нему подплыли необычные существа, страх улетучился. Он почувствовал родственную связь с этим соленым миром, и ему, пожалуй, здесь было даже лучше, чем в Крайней Дали. Проплывающие мимо существа казались гораздо более добрыми, чем его отец. «Почему так? – часто задумывался он. – И почему я так странно говорю?»

Когда слова находились еще в его голове, они звучали не так, как вылетали вслух. Что-то происходило, когда он пытался их произнести. И все думали, что он «кэг-мэг». Но это ведь не так!

Он всмотрелся в воду. Можно ли отсюда разглядеть загадочные «морсульки», которые водные существа называли еще «зубами смерти»? Они вырастали снизу льдин и иногда достигали дна, скручиваясь в различные фигуры, напоминающие клубы замерзшего дыма. Они могли оказаться смертельными, особенно для существ, обитавших на дне, которые при соприкосновении с этими морскими сосульками замерзали до смерти. Морсульки – самые холодные вещи на земле; их ледяные острия столь же гибельны, как и стальные когти сов-кузнецов.

Глупень и Глупка принесли Аббану с полудюжины мойв, как вдруг Глупень взмыл в воздух с резким, закладывающим уши криком. Аббан подпрыгнул и собрался бежать, но было уже поздно. На его загривке сомкнулись чьи-то челюсти и подняли его вверх. Он ощутил знакомый запах – слишком знакомый! Запах Хипа!

Но нес его не отец. Отец бежал рядом. Аббана схватил Беван, необычайно большой волк, крупнейший в шайке, возглавляемой Хипом.

– Ни звука, а то Беван перегрызет тебе глотку! Перекусит артерию, и лед обагрится твоей никудышной кровью.

Никудышной, говоришь?

А зачем же ты бежишь?

Зачем схватили вы меня,

Если бесполезен я?

– Заткнись! – прорычал Хип, но его злобный крик потонул в оглушающем гвалте тупиков. Десятки птиц взлетели в воздух, издавая душераздирающие вопли – сигналы тревоги.

Свистун и Банджа подбежали к краю моста и посмотрели на огромное скопление тупиков у его подножия. Некоторые беспокойно бегали по льдинам у основания моста, другие кружили в воздухе.

– Что же они так раскричались, Люпус их побери?! – воскликнул Свистун и завыл. Его вой отчетливо перекрыл какофонию тупиков. К ним прилетела и села рядом Глупышка. К тому времени подбежали и осталтные волки, включая Мхайри и Дэрли.

– Это… это… как его… как бы сказать… – беспокойно повторяла Глупышка, размахивая во все стороны своим смешным оранжевым клювом.

Толку от ее объяснений было никакого. Она просто добавляла шума и в без того оглушающий гвалт. Вдруг раздался скорбный вой.

– Он исчез! – рыдала Кайла.

– Да, это я и хотела сказать. Он… исчез. Его схватили!

– Кто исчез? Кто схватил? – спросил Свистун.

– Аббан! – закричала Кайла. – Его нигде нет! Аббан, где ты? Аббан!

Свистун насупился и посмотрел на Глупышку.

– Послушай, Глупышка. Успокойся. Успокой свой желудок или что там у вас, тупиков, вместо него. Соберись с мыслями! Что случилось? Что ты видела? Не торопись, говори шаг за шагом.

– Шаг за шагом? Но мы не очень хорошо ходим. Мы лучше летаем, а плаваем и вовсе превосходно! Но шагать?…

«Ах, Люпус тебя забери! Как же все буквально понимают эти бестолковые птицы!» – подумал Свистун, чувствуя, что сходит с ума. Он не хотел злиться. В конце концов, эти птицы делились с ними едой. Но нужно же как-то привести Глупышку в чувства, вернуть ей способность здраво мыслить, если она вообще на это способна. Ведь украли щенка, и медлить они сейчас не могли.

На негнущихся ногах Свистун подошел вплотную к птице и принял одну из самых агрессивных волчьих поз, подняв хвост и навострив уши, будто готов был наброситься на существо, во много раз его меньше по размеру. При этом он развел губы, обнажил внушающие страх клыки и издал рычанье, словно доносившееся из Сумрачного мира.

Глупышка съежилась и несколько раз нервно вздохнула. Она так сильно зажмурилась, что ее смешные глазки превратились в маленькие черные черточки на белых блюдцах по бокам от носа.

– Ну ладно. Вы готовы слушать? – спросила она, открыла глаза и внимательно посмотрела на Свистуна.

«Конечно готов!» – захотелось закричать Свистуну, но он подавил в себе это желание. – А теперь начинай с самого начала.

– С самого начала? Ну то есть не с середины и не с конца, так ведь?

«Великий Люпус!» – подумал Свистун. Ему захотелось и вправду наброситься на бестолковую птицу и оторвать ей голову. Но он просто кивнул.

– Ну так вот. Аббан спустился к воде, и мы принесли ему рыбы. Он просто стоял и ел. Ну, знаете, как обычно едят рыбу. Наклонился…

– Продолжай. Что произошло потом?

– Вдруг, совсем неожиданно, из-за колонны появились два волка и схватили его. Ну, то есть, один волк схватил. Огромный.

– А один из волков был с желтым мехом?

– Да, но не тот, который огромный.

Кайла испустила вопль отчаяния.

– Я знала, что Хип догонит нас! Знала!

Она упала на лед и зарыдала. Банджа подошла утешить ее.

– Как эти волки подобрались незаметно, и почему мы их не видели? – спросила Мхайри. – Просто не понимаю.

– И я не понимаю, – сказал Свистун, поворачиваясь к Глупышке в ожидании объяснений.

– Э… пробрались по ледяным языкам? – сказала Глупышка, щелкнув клювом.

– Ледяным языкам? Никаких ледяных языков поблизости не было. Мы проверяли ночью.

– При такой погоде они быстро образуются, словно ниоткуда. Один из них мог отколоться от основания моста, и течение прибило его сюда.

– Но как?

– Да просто! – воскликнула Глупышка. – Ледяной язык – это узкая и длинная льдина. Течение подносит его сюда, и он спаривается с мостом.

– Спаривается?

– Ну да. Соединяется с ледяным мостом. Не просто касается в одном месте, а словно сращивается. Иногда с мостом соединяются и несколько отдельных языков. Все зависит от течения и водоворотов.

– Итак, – подвел итог Свистун. – Если я понимаю правильно, от основания одной из колонн оторвался ледяной язык. Он проплыл и присоединился к мосту. Если на нем был Хип, то он мог незаметно подкрасться к волчонку и схватить его.

– Точно! – кивнула Глупышка. – Так и было.

Она принялась царапать клювом по льду, и от этих скрежещущих звуков Свистун поморщился. Но потом он пригляделся и увидел, что она что-то рисует.

– Вот это мост. Мы здесь, – она отметила их местонахождение крестиком. – Ледяной язык оторвался от основания колонны, развернулся и подплыл сюда. Она нарисовала еще один крестик.

Волки взирали на Глупышку в изумлении. Казалось, она неожиданно поумнела прямо на их глазах. Будто кто-то взял и вложил совсем другие мозги в ее потешную головку.

– На что уставились? – спросила она.

– На тебя! – ответила Дэрли. – Ну, то есть не обижайся, но ты говоришь так… так… по-умному.

– Ах, да не обижаюсь я, – снисходительно ответила Глупышка. – Когда я начинаю объяснять, у меня еще и не такое выходит. Такие вот мы, тупики. Сначала у нас не очень-то и выходит. Но когда раскачаемся, тогда нас не остановишь!

– А у тебя есть мысли по поводу того, куда могли отнести Аббана?

– В этом-то и весь вопрос. Ледяные языки ведут себя гораздо сложнее, чем кажется. Особенно в это время года.

– Почему в это время года?

– Потому что приближается весна. Вода прибывает, лед ломается… Видели, сколько пещер намыло у основания моста? Они к тому же соединяются между собой переплетающимися туннелями. Наверное, похитители скрылись в одной из таких пещерок. Их там десятки!

– О нет! – воскликнула Кайла и снова зарыдала.

Глава девятнадцатая

Моя история такова

По пути назад, к отряду, Фаолан и Эдме заметили еще больше камней, похожих на те, на которых спала Эдме. На этих камнях лежали какие-то штуковины, которые на первый взгляд походили на засохшие скрученные листья.

– Что это такое? – спросила Эдме, склоняясь перед одним из камней и изучая листья единственным глазом.

– Листья? – спросил Фаолан, подходя поближе к ней. – Но здесь нет деревьев. И к тому же некоторые пушистые.

– Это не листья. Совсем нет, – ответила Эдме. – Мне кажется, Фаолан… мне кажется, что некоторые из них – коконы.

– Коконы? Как у бабочек или мотыльков?

– Да. В стране Далеко-Далеко было мало бабочек и мотыльков, и я не точно не могу сказать… Смотри! Один пошевелился!

Они смотрели на кокон несколько минут, пока он не начал раскалываться пополам. Словно завороженные, волки следили за тем, как трещина расширяется и из нее показывается чей-то кончик. Вслед за первым зашевелилось несколько других коконов. На всех них появились трещины. Но Фаолан с Эдме не сводили глаз с первого. Они понимали, что присутствуют при каком-то важном событии, которое сродни чуду и свидетелями которому они никогда раньше не были.

– Посмотри! Это кончик крылышка, если я не ошибаюсь! – возбужденно воскликнула Эдме.

Кокон дернулся и едва не перевернулся. Из него выглянула мохнатая бабочка.

– Наконец-то! – вздохнуло существо.

– Наконец-то? – переспросил Фаолан.

Они с Эдме переглянулись в изумлении. Существо заговорило, и они понимали его язык! Чем-то он походил на древний волчий, хотя и не совсем. Но почему оно сказало: «Наконец-то»?

– И могу повторить. Наконец-то!

Крылышки существа, за мгновение до этого мокрые и помятые, начали высыхать и выпрямляться. Они оказались мягкого золотистого оттенка. Посередине крыльев шел ряд черных точек.

– Хотите знать, почему я сказала «Наконец-то»? – спросила бабочка.

Фаолан с Эдме кивнули.

– Я ждала этого момента целых четырнадцать зим. Чтобы полетать.

– Четырнадцать зим! – воскликнула Эдме.

Похожая на золотистую монету бабочка расправила крылья и зашевелила ими, отражая нежный свет луны. Потом взлетела, сделала несколько кругов в воздухе и опустилась.

– Ну, как вам для начала? Неплохо?

– Замечательно! – воскликнула Эдме.

– Не понимаю. Вы ждали четырнадцать зим, чтобы полетать? – спросил Фаолан.

– Да, – ответила бабочка и повернулась к полудюжине других коконов, которые начали раскрываться.

– Для этого требуется время, – прошептала она.

Между коконами находились еще какие-то пушистые комочки. Один из них дернулся, расправился и лениво пополз по камню. Это оказалась гусеница с оранжевыми и черными полосами.

– Биндл, это ты? – спросила бабочка.

– Ага. Еще пять зим.

– А потом и ты полетишь? – спросила Эдме гусеницу, к которой бабочка обратилась как к Биндлу.

– Даже лучше!

– Все это очень странно, – сказала Эдме.

– Да, есть такое, – согласилась другая гусеница, которая тоже выпрямилась и поползла по камню.

– Ну ладно. Придется мне с вами попрощаться. Нужно найти еду, а то срок у нас небольшой. Думаю, мы больше не увидимся, Беллс, – обратилась к бабочке гусеница по имени Биндл.

– Почему не увидитесь? – спросила Эдме и тут же подумала, что лучше было не спрашивать. – Ах, извините. Я не хотела задавать вам такой личный вопрос.

– Не извиняйтесь, – добродушно сказала бабочка. – Вовсе он не личный. Просто мы так устроены. Я умру еще до того, как весна вступит в полную силу.

Эдме и Фаолан открыли рты в недоумении. Они никогда еще не слышали, чтобы какое-нибудь существо таким спокойным, почти радостным тоном говорило о своей неминуемой смерти.

– Не очень-то вы расстраиваетесь, я погляжу, – осторожно заметила Эдме.

– А с чего мне расстраиваться? Я же летаю! Наконец-то летаю! Четырнадцать зим, и наконец-то я стала собою. Тем, кем и должна была стать изначально.

– И я тоже, – раздался тоненький голосок из одного из только что расщепившихся коконов.

– Ах, Трис, это ты! Я думала, это твоя тринадцатая зима.

– Нет. Та же, что и у тебя.

Крылья у этой бабочки были такими же мокрыми и помятыми, что и крылья Беллс несколько минут назад.

– Подожди, пока просохну, привыкну к крыльям, а потом полетаем вместе.

– А пока объясните кое-что, – сказала Эдме, оглядываясь по сторонам.

Коконов оказалось больше, чем они заметили сначала. Казалось, что небольшая площадка на Ледяном мосту была сплошь покрыта либо коконами, похожими на сухие листья, либо мохнатыми гусеницами. А теперь среди них начинали сверкать и золотистые крылья бабочек, поднимавшихся в ночное небо.

– Значит, так. Моя история такова, – начала Беллс. – Точнее, наша история, – добавила она, кивком указав на Триса. – Мы существа, у которых в каком-то смысле бывает несколько жизней.

Фаолан с Эдме обменялись взглядами, но ничего не сказали.

– Я бы даже сказала, что мы старше вас на много зим. Мы начинаем свой путь в виде яиц, которые откладывают наши родители-бабочки, – продолжила Беллс. – А потом мы превращаемся в крохотных мохнатых медвежат.

Она кивнула на Биндла.

– Крохотных Мохнатых медвежат? – переспросил Фаолан.

– Да, потому что мы покрыты пухом. Похожим на шерсть медведя. Каждое лето мохнатые гусеницы должны много питаться. Но лето недолгое, и одного его не хватает, чтобы мы наелись достаточно и… и… – бабочка слегка запнулась. – И пережили великое превращение. Наелись достаточно, для того чтобы у нас выросли крылья и были силы для полета. Видите, Биндл еще не может летать. Ему нужно есть еще несколько лет, чтобы набраться сил.

– А зимой? Что с ним будет зимой?

– Замерзну. Впаду в спячку и превращусь в твердый комочек, – ответил сам Биндл, вроде бы зевая, но утверждать наверняка этого было нельзя, потому что рот у него был уж очень крохотный.

– Ну да. Так и я спала четырнадцать зим, – сказала Беллс. – В начале осени мое сердце начинало биться медленней, а к началу второй осенней луны полностью останавливалось.

– Останавливалось? – тихо прошептала Эдме.

– Да, останавливалось. Потом замерзал желудок, а за ним кровь и все остальное.

– Но почему ты не умерла? – спросил Фаолан.

– Точно не знаю. Наверное в нашей крови есть что-то такое, что защищает нас от холода и смерти, даже когда мы полностью замерзаем. Но в последнюю нашу осень мы обматываемся коконом из наших собственных волос – из того самого меха, – а также шелка.

– Шелка? – одновременно спросили Фаолан и Эдме, потому что раньше они никогда не слышали такого слова.

– Да, шелка. Это… это… ну, как бы вам объяснить? Что-то вроде вашего меха, я полагаю. Кстати, а вы что за меховые существа?

– Волки, – ответил Фаолан. – Ты что, никогда не видела волков?

– Пока была гусеницей нет, никогда, – ответила Беллс. – Но, как я уже сказала, мы делаем шелк и обматываемся этим шелком и волосками, делая кокон вокруг себя. Так получается убежище, в котором у нас вырастают крылья. Это место на Ледяном мосту прекрасно подходит для того, чтобы оставаться здесь на осень и на зиму. Эти камни идеальны, – сказала она, трепеща крыльями и зависнув над одним из камней. – Они защищают нас от ветра, а когда наступает теплая погода, то накапливают достаточно тепла, чтобы мы проснулись или вылупились из кокона и продолжили свою жизнь. Мохнатые гусеницы тогда продолжают есть, а мы начинаем летать!

– Смотрите, гусеницы движутся на запад!

– Да, туда, где много пищи. Гусеницы умеют ползать довольно быстро. Но, как вы можете и сами догадаться, летаем мы гораздо быстрее!

– И куда же вы полетите? – спросила Эдме.

– На Запад. На Великий Запад.

– То есть в Синюю Даль? – спросил Фаолан.

– Вы так называете эту страну: Синяя Даль? – спросила Беллс.

– Да.

– Забавно, – тихо сказала бабочка и вспорхнула ввысь над мордой Фаолана. – Могу показать вам путь, если хотите. Она не так уж далеко.

– Недалеко? – насторожились Фаолан с Эдме, выпрямляясь.

– Насколько недалеко? – спросила Эдме.

– Ах, всего лишь у той звезды.

Беллс взлетела вверх и словно зависла под одной из звезд.

– Килирик! – воскликнул Фаолан.

Глава двадцатая

Тишина и снег

Приблизившись к лагерю, Фаолан с Эдме услышали беспокойный гул тупиков.

– Как они всполошились! – сказала Эдме. – Неужели что-то случилось?

Навстречу им вышла Дэрли.

– Хип! Хип утащил Аббана! – крикнула она.

– Что? Как? – изумленно спросил Фаолан.

– Видите тот ледяной язык?

Эдме перевела взгляд в ту сторону, в которую смотрела Дэрли.

– Когда мы уходили, его не было.

– Нет, был. Просто его скрывал туман.

– И куда же его унесли? – спросил Фаолан, ощетинившись.

К ним подошла Мхайри.

– Это ужасно, – сказала она. – Мы не знаем куда. В ледяных языках полно пещерок и туннелей. Кайла с Банджей уже отправились на разведку. Кайлу невозможно было сдержать.

Мхайри замолчала. На глазах у нее выступили слезы. Она вздохнула и выпалила:

– Он убьет ее!

– Нет! Мы убьем его, прежде чем он до нее хотя бы дотронется. Где орлы? Где Зануш и Илон? – сказал Фаолан.

– Облетают ледяные языки в поисках следов Хипа и его шайки.

Подбежали Катрия с Эйрмид, подлетела Гвиннет.

– Мы с Эйрмид поговорили и разработали план.

– Какой план? – повернулся к ним Фаолан.

Заговорила Эйрмид:

– Давным-давно, во времена Войны за уголь, Намара повела за собой волчиц из клана МакНамар в построении, которое называлось «слинк-мелф».

– Слинк-мелф? – переспросил Свистун.

Немногие волки знали это слово, но Фаолан с Эдме уже слышали о таком построении.

– Это похоже на бирргис, – ответил Фаолан.

Катрия и Эйрмид переглянулись.

– Можно назвать и так, – сказала Катрия.

– Не совсем, – потрясла головой Эйрмид. – Это отряд убийц, которым приходится часто плавать. Они действовали во время Войны Углей.

– Плавать? – удивились другие волки.

– Я объясню вкратце, так как у нас нет времени, – сказала Эйрмид. – Как вы знаете, из всех кланов МакНамары жили ближе всего к воде, к Горькому морю. Во время Войны Углей первые бои проходили в северных королевствах. Нира и Чистые запятнали себя тем, что занялись черной магией. Некоторые из Чистых полетели в Ледяной дворец.

– Черной магией! – воскликнула Эдме.

Гвиннет съежилась. Ни одну сову в королевствах Хуула не боялись так, как Ниру, мать Корина.

– Да, той самой черной магией, что занимались некоторые древние совы. Они считали, что в этом дворце находятся в безопасности. Но оказалось, что это не так. Намара добралась до них прежде любых совстражей Великого Древа на острове Хуул. Она организовала слинк-мелф. Четыре десятка волчиц пересекли Горькое море, проплыли по Заливу Клыков и проникли в Ледяной дворец.

– Они проплыли такое большое расстояние? В холодной воде? – спросила Мхайри.

– Да. Нас тоже учили плавать. Всех волчиц в клане МакНамар учили хорошо плавать, потому что они обитали у Горького моря, – пояснила Катрия.

– Море сегодня спокойное, – продолжила Эйрмид. – Мы можем обогнуть ледяной язык вплавь. Это не так уж трудно.

– Тогда так и сделаем. Прямо сейчас. Побыстрее! – нетерпеливо сказала Эдме.

Все повернулись и посмотрели на нее с некоторым удивлением. Раньше Эдме первой всегда говорила о том, что не стоит сходить с моста в море, и многие думали, что она боится воды.

Фаолан тоже удивился.

– И ты поплывешь, Эдме? Ты в самом деле собираешься оставить мост?

Эдме понизила голос, чтобы ее никто не слышал, кроме Фаолана.

– Фаолан, я нашла то, что мне нужно было на мосту. Я узнала, где находится это место, – она мотнула головой назад, но ничего не добавила, опасаясь, что ее услышат.

Под «этим местом» она имела в виду место хвлина расщепления, где около тысячи лет назад прервал земное существование ее первый дух вихря.

– Теперь я спокойна. Я могу уйти с моста. И я плаваю лучше, чем ты думаешь, – в ее глазе загорелся озорной огонек. – Вот увидишь. Пойдем!

Когда месяц окончательно зашел за горизонт у Синей Дали и мир погрузился во тьму, освещаемый только созвездиями, волки и два медведя бесшумно опустились в воду. Мирра и Моди, к их величайшему сожалению, оставили вместе с Гвиннет, которая должна была за ними приглядывать.

С высоты моста Мирр наблюдал за тем, как Эдме удаляется от моста и плывет к ледяному языку. Он уже немного успокоился и не слишком сердился, что его не взяли. Но на смену беспокойству пришел страх. «Что, если она не вернется? Что, если с ней что-то случится?» Ему не в первый раз доводилось смотреть, как от него уходит тот, кого он любит. Конечно, этот случай отличается от того, когда его бросили родители, но испытываемое им чувство ужаса было тем же самым.

Слинк-мелф возглавляли Эйрмид и Катрия. Они сначала подплыли к ледяному языку, а потом обогнули его со стороны. Вокруг них слегка покачивались на волнах мелкие, мерцающие в полутьме льдины. Ветер превратил их в удивительные фигуры, и если бы волки не преследовали серьезную цель, то можно было бы попытаться распознать в них каких-нибудь животных, как они в летние ясные дни часто делали с облаками, угадывая в них очертания лося, гризли. Но сейчас волки плыли, не оглядываясь по сторонам, подняв хвосты и головы, чтобы не снижать скорость и не наглотаться воды. К счастью, погода стояла относительно спокойная, и сильного ветра, поднимающего большие волны, не ожидалось. Первым делом нужно было понять, как устроен ледяной язык. С моста было, что это единая масса льда, но на самом деле все оказалось сложнее. С боков его испещряли многочисленные трещины, некоторые из них углублялись и вели внутрь, превращаясь в туннели, настолько узкие, что в них ни за что бы не пролетели орлы с большим размахом крыльев.

Поскольку чужаки боялись воды, то все справедливо решили, что держать Аббана у самой кромки они не будут. Некоторые из туннелей вели наверх и, вероятно, выходили на поверхность ледяного языка. Скорее всего, похитители держат Аббана в одной из верхних пещер. И весьма ценной оказывалась помощь Глупышки, размах крыльев которой был значительно меньше, чем у орлов. Она могла бы полетать по туннелям, а также разведать некоторые расщелины, куда орлы ни за что бы не залетели. Можно также взлететь на самый верх и посмотреть, не находятся ли чужаки во главе с Хипом на поверхности огромной льдины.

Волки между тем выискивали взглядом Кайлу и Банджу. Было глупо отправлять туда волчиц вдвоем. Фаолан понимал, что ими двигало отчаяние, но в такой ситуации как никогда следует доверять разуму, а не чувствам, и полагаться на общие силы. Таковы были обычаи волков – всегда надеяться на товарищей. Волки всегда действовали командой, как единое целое, будь то защита территории или охота.

По мере того как светлело, лед становился все синее. Эдме посмотрела на Фаолана. Его серебристый мех смешивался с синевой льда, и его голова казалось освещенной голубоватым сиянием. Стояла полная тишина, и только ветер, проходящий сквозь туннели, иногда издавал слабые вздохи. Тишина и лед. И целый лабиринт проходов в хрустальной толще, где прятались их враги. А помимо этого – только тишина и лед.

Глава двадцать первая

На ледяном языке

Затаившись, Расг лежал в туннеле. Желудок его сводило от голода. Почему все пошло не так? В последнее время всякий раз, как он закрывал глаза, перед ним вставал образ волчицы по имени Сарк, и он понимал, что долго в этой шайке разбойников не вытерпит. Наконец желание бросить все и убежать стало настолько сильным, что он не смог ему сопротивляться. Осторожно волк стал понемногу отставать и шел позади всех, а потом и вовсе свернул в сторону, чтобы спрятаться и подождать. Он знал, что Фаолан готовится напасть на чужаков. Ведь Хип просто так его не оставит. Он намерен во что бы то ни стало вернуть свою супругу Алиак и сына Аббана. Высовываться просто не имеет смысла. Как только Фаолан увидит Рагса, то набросится на него, как на разбойника, и разорвет на кусочки. Выходить на ледяной мост и вовсе бесполезно.

Рагс услышал, как наверху, над его головой, по ледяному языку расхаживают волки. Почему они не идут дальше? Пока они тут, он и морды не смеет высунуть. Наверное, еще слишком туманно, чтобы найти дорогу обратно на мост. В таком случае он застрял здесь с ними надолго. Сколько еще ждать? На ледяном языке не было никаких маленьких грызунов, которыми они питались в последнее время. А иногда им удавалось поймать забредшую на мост лису. Рыбы, правда, тут навалом, но чтобы ее поймать, нужно спускаться к воде и, чего доброго, нырять. Единственное, на что надеялся Рагс, так это на то, что Хип с остальными разбойниками проголодался точно так же, как и он. Так почему же они не уходят? К этому времени они обязательно нашли бы проход, пусть даже и в тумане, и вернулись бы на мост, на котором много мелкой дичи.

Такие мысли проносились у Рагса в голове, пока он лежал, съежившись, в туннеле. Он даже немного подремал, пока его не разбудил чужой запах. А потом увидел четыре зеленых щелки, взиравших на него из темноты.

«Меня нашли!» Он узнал эти глаза. Алиак! Рагса охватила дрожь.

– Рагс! – прорычала Кайла. – Где он? Говори, а не то я перегрызу тебе горло!

Волчица рядом с ней тоже испустила рычание, более низкое и тихое и из-за этого еще более пугающее.

– Алиак, ты о ком?

– Меня зовут Кайла, и я говорю о своем сыне Аббане. Его похитили.

– Похитили? Но я… но я не могу…

– Не можешь что? – Банджа шагнула к Рагсу. Это была бесстрашная волчица с сильными ногами. Он подумал, что когда-то она, наверное, служила стражем в Кольце Священных Вулканов.

– Я… я… я не могу поверить, что его украли. Как? – залепетал Рагс.

– Как – это не важно. Где он?

Впервые Рас ощутил прежде неизвестное ему чувство и не знал, как его описать, но это было чувство достоинства. Он встал и высоко поднял хвост.

– Я не знаю где он, Кайла. Я сбежал из своры. Теперь я волк-одиночка.

– Ты сбежал из своры? Сбежал от Хипа?

– Да, и теперь я кулиак.

– Кулиак? – переспросила Банджа.

– Да. Меня тоже объявили кулиаком, когда я от них ушла, – сказала Кайла.

– Но что это такое, кулиак? – спросила Банджа.

– Это слово чужаков. Оно означает «проклятый на смерть сворой».

Банджа втянула воздух ноздрями и задумалась.

– А я-то считала, что быть чужаком уже само по себе проклятье! Получается, что быть чужаком и быть проклятым чужаками – это нечто хорошее. Значит, тебе повезло. Ну да, повезло. Дважды проклятье – это благословение.

– А почему ты сбежал? – спросила Кайла.

Рагс вздохнул.

– Потому что где-то глубоко внутри себя я всегда мечтал о чем-то другом. Я никогда не знал, что значит жить достойной жизнью, быть благородным и поступать по чести.

– И все же пока что ты здесь, – сказала Кайла, сузив глаза.

– Я в ловушке. Я не знаю, что мне делать. Если я побегу вперед, то на меня тут же нападут ваши. Если я побегу обратно, то попаду в лапы Хипа. Но теперь я знаю, почему они отсюда не уходят. У них Аббан.

– Точно. Он рыбачил, когда его поймали. Этот волчонок нисколько не боится воды. И тупики с ним делились рыбой.

– Значит, вы отправились на его поиски.

– Конечно. Я же его мать.

– Но где остальные?

– Они придут, – сказала Банджа. – Когда Аббана похитили, Фаолан с Эдме отправились вперед на разведку. Но теперь-то они должны были вернуться. И они, конечно, пойдут за нами.

В это время в туннеле неподалеку, свернувшись в клубок, лежал Аббан. Все произошло так быстро, что он не успел сообразить, что с ним происходит. С тех пор он уже тысячу раз провернул все подробности в голове. Мог ли он что-то сделать? Среагировать на нападение? Почему он не слышал, как отец подкрадывается из-за колонны? Он был слишком занят едой и вглядывался в море, мечтая о населяющих его таинственных существах. Представлял, какими красивыми могут быть «морсульки».

«Я слишком много мечтаю», – подумал Аббан. Вот бы ему сейчас одну из этих морсулек! Он бы не раздумывая вонзил ее отцу прямо в сердце и наблюдал бы, как он умирает. Он слышал, как отец говорит о матери, называя ее кулиак. Аббан не знал точного значения этого слова, но был уверен, что это каким-то образом связано с тем, что отец хочет погубить маму. Аббан понимал, что его выкрали, как наживку, на которую можно ее поймать.

Между тем Хип, Биван и три других волка деловито обнюхивали лед, едва не прижимая к нему свои носы. Они обнаружили новый запах. Или два новых запаха? Хип не был уверен в том, сколько здесь проходило чужих волков. Следы на льду и без того нечеткие, да еще он заметил, что с тех пор как он покинул страну Далеко-Далеко и сбежал в Крайнюю Даль, нюх его ухудшился. Некоторые говорили, что нюх ухудшается у тех, кто ест себе подобных, а ведь волки Крайней Дали не чурались каннибализма. Во время голода они нападали на сошедших с ума волков Скаарса и питались ими. Так чужакам удалось выжить.

Впервые Хип увидел Кайлу, когда в кольце Скаарса на нее напал посторонний чужак, и она истекала кровью. Он шел по ее следам, собираясь убить и сожрать, потому что она была легкой добычей, ослабевшей от потери крови. Но потом он узнал ее – это была известная загоняющая клана МакДунканов, – и решил пощадить. Чтобы стать загоняющей в таком прославленном клане, нужно обладать необычайными способностями и силой, быстро бегать и долго не уставать. Такая волчица могла пойти на пользу кому угодно. Она была настоящим сокровищем. И он захотел взять ее в супруги.

«Тоже мне, сокровище», – подумал он с презрением. Поначалу она оставалась смирной и покорной. Но вскоре после Великого Исправления, когда у него отрос хвост, что-то случилось и с ней. Она стала упрямой и всегда норовила вступить с ним в спор. Чем чаще он размахивал хвостом, тем более сварливой она становилась, пока окончательно не взорвалась той ночью, когда они остановились в пещере на границе Крайней Дали. Тогда Алиак схватила Аббана, его единственного сына, и скрылась в темноте. Хип никогда еще не видел, чтобы какой-нибудь волк бегал настолько быстро. Она показалась серой падающей звездой, пересекавшей ночное небо.

Неожиданно он втянул в себя знакомый запах и ощетинился. Здесь была она, Алиак!

– Я учуял! Учуял! – Хип был настолько возбужден, что едва не задохнулся от радостного рыка. Костный мозг его закипел от жажды мести.

К нему подошел Беван и тоже обнюхал лед.

– Здесь два запаха. Один, возможно, ее, – сказал он.

– Что значит «возможно»? Это Алиак, никаких сомнений.

– Да, конечно.

Биван прижал уши к голове и опустил хвост между ног, принимая позу покорности.

– Она скрылась в этом туннеле. Беван, Крупп, идите и притащите сюда щенка.

– Да, вождь, – ответили оба.

Но каждый из них догадывался о том, о чем не посмел сказать другой. Был там и третий запах – запах Рагса. Неужели Хип его не учуял? Если так, то это признак того, что состояние Хипа ухудшается. «Хип уязвим, – подумал каждый разбойник. – И я могу его свергнуть». Вслух об этом они, разумеется, не сказали, потому что каждый мечтал сам стать вождем шайки и возглавить волков в новом мире, который с каждым днем становился все ближе.

А тем временем волки и медвежата во главе с Эйрмид и Катрией продолжали плыть. Порядок слинк-мелф походил на порядок бирргиса, и впервые за долгое время волки почувствовали себя членами клана. Чувство это было приятным, несмотря даже на то, что они плыли, а не бежали по земле.

На пути им встретился запах, и Катрия почуяла его первой. Она подала знак другим волкам, как это было принято в бирргисе, беззвучно пошевелив ушами и хвостом. С помощью этих небольших сигналов можно было передать очень много сведений.

Фаолан передал сигнал Глупышке, которая сейчас летела над ними. Он сомневался, поймет ли она их знак. Перед тем как выйти в путь, они постарались показать ей несколько самых распространенных, но кто знает, удержатся ли они в ее голове. Несмотря на то что в последнее время она чаще демонстрировала проблески разума, они продолжали считать ее довольно бестолковой. Медвежата сразу запомнили знаки, а вот с ней Катрии пришлось их повторить трижды.

Фаолан оглянулся на медвежат. Теперь их уже трудно было назвать медвежатами, настолько они выросли. Плавали они великолепно, да и сообразительностью тоже не были обделены. Волк понимал, что они тоскуют по своей матери Бронке, как и он в свое время тосковал по Гром-Сердцу. Он поклялся защищать их по мере сил, стать их братом и отцом. Что касается Тоби, то когда-то они с Эдме спасли его от волков из клана МакХитов и еще тогда успели к нему привязаться. Но к Барни он тоже испытывал самые теплые чувства. Как удивительно – одного из них в свое время похищали, а теперь он помогает им спасти похищенного Аббана.

Спасение Аббана было лишь одной из задач их рейда. Хипа и его последователей нужно остановить. В Синей Дали не должно быть никаких чужаков. Злобным существам, презирающим общий для всех порядок, не место в новом мире. Поэтому погибнуть на Ледяном мосту должен не один Хип, а все они.

Глава двадцать вторая

Аббан хнычет

– Двигай лапами, щенок! – пробурчал Беван Аббану на ухо. – И без всяких твоих кэг-мэг-бредней.

«Значит, я верно догадался», – подумал Аббан. Его и в самом деле собираются использовать, как ловушку. Наверное, мама где-то уже поблизости. Беван, подталкивая, вел его к тому месту на ледяном языке, где стоял Хип. Волк с желтым мехом разглядывал первые проблески света на сером небе.

– Скули давай, – приказал он.

Аббан хмуро посмотрел на своего отца. Он так ненавидел Хипа. Неужели у них в костях общий костный мозг? Аббан крепко сжал пасть, чтобы из него не вырвалась ни одна из фраз, которые другие считали безумными.

Отец шагнул поближе и цапнул щенка зубами за морду.

– Ты что, глухой? Скули! Как обычно скулят волчата, выпрашивая молоко. Ты же хочешь отведать молока матери?

«Меня уже отлучили от груди!» – захотелось крикнуть Аббану, но он испугался, что у него опять получится что-то несуразное. «Если я заскулю, она поймет, что что-то не так. Она подумает, что это какой-то замысел». И тут Аббан понял, что больше всего на свете он сейчас хочет подать матери знак об опасности. И поэтому он заскулил.

В туннеле под ледяным языком Кайла насторожилась и навострила уши. Она услышала плач своего сына.

– Аббан! – залаяла она.

– Тише! – прорычала Банджа, подходя к ней поближе и загораживая дорогу. – Это ловушка. Его же отлучили от груди.

– Я… я знаю, но… – Кайла ощутила уже немного позабытое чувство, когда грудь наполняется молоком, хотя оно у нее уже не выделялось. – Но я должна пойти к нему!

– Это ловушка, – повторила Банджа.

– Да, – согласился Хип. – Разбойники так и поджидают тебя. А их много. С тех пор, как ты сбежала, к шайке присоединилось еще несколько волков.

– Мне все равно, сколько их! Если это ловушка, то попадем в нее вместе. Если так суждено, то мы с Аббаном вместе умрем на этом ледяном языке.

Кайла закрыла глаза и представила звездную лестницу, ведущую в Пещеру Душ. Она снова погружалась в сон, в смертельно опасный сон. В сон, который однажды поманил ее за собой, когда она вообразила, что к ней спускается Скаарсгард, хранитель лестницы, чтобы повести за собой и проводить в Пещеру Душ. Она уже представляла себе, как они поднимаются по лестнице вместе со своим драгоценным волчонком.

Эхо от завываний Аббана отскакивало от всех уголков туннелей, пересекавших изнутри ледяной язык. Кайлой овладевало безумие, и Банджа понимала, что сдержать ее не получится. Совсем не получится.

Кайла выскочила из туннеля и побежала по поверхности льдины. Впереди, в розовых лучах восходящего солнца, она разглядела трогательную фигуру своего щенка.

– Не надо, мама, не подходи! Это ловушка! Беги! Беги! – завыл Аббан.

Беван укусил его за заднюю лапу, Хип схватил пастью за загривок, и Аббан беспомощно забарахтался в воздухе. За их спинами из туннелей вылезли около дюжины разбойников.

А потом время, казалось, замедлилось, и все произошло одновременно. С неба на чужаков набросились Илан и Зануш. Илон спикировал прямо на морду Бевана, орел и волк закрутились бешеным вихрем, из которого во все стороны полетели перья и клочки меха. Хип увидел, как к его ногам подкатился вырванный глаз Бевана, и в ужасе открыл пасть, уронив Аббана на лед. Из других туннелей выскочили пять волков, которых вела за собой Катрия. За ними, пыхтя, вылезли два гризли – не детеныши, а уже вполне взрослые медведи.

Рагс с Банджей не стали ждать и тоже бросились в бой. Часть чужаков попытались окружить медведей, зайдя с фланга, но лед в этом месте был особенно скользким, и они не могли даже уцепиться за него, чтобы как следует накинуться. Массивные медведи тем временем царапали их острыми когтями и разрывали бока клыками. Задними лапами они прочно вцепились в лед, а передними словно отмахивались от назойливых мух, какие бывают осенью. Темный волк, один из нападавших, испустил жуткий вой, откатился по льду к самому краю и, как камень, полетел прямо в воду, погрузившись с головой. Потом он вынырнул, но от страха не мог даже пошевелить лапами и снова пошел на дно. Вода поглотила его, лишь слегка покрывшись рябью, словно отмечая могилу.

Хип пришел в себя и принялся прокладывать себе путь к Аббану, который отбежал подальше и сейчас находился в опасной близости от края ледяного языка. Но, казалось, это только придало волчонку смелости.

– Ну, давайте, подходите! Попробуйте схватить меня! – кричал он, танцуя на скользком краю. Хип вспомнил, что только что случилось с его первым лейтенантом, и ему снова стало страшно. Из его пасти потекли длинные серебристые струйки слюны.

Поняв, что разбойники боятся воды, Фаолан и Эдме попытались отвести чужаков поближе к краю льдины, где они впадали в оцепенение, как это иногда бывает с совами. По костям чужаков пробегал холод, лапы их немели и они едва могли двигаться. Столкнуть их не составляло труда. Свистун разбежался и столкнул в море сразу двух волков, но сам не удержался на скользком льду и полетел вслед за ними. Высота тут была небольшая, так что о воду он не ударился и тут же поплыл к льдине. Двое волков в изумлении посмотрели на него.

– Помоги! Помоги нам! – закричали они.

Но Свистун не обращал внимания на их мольбы и даже не обернулся. Выбравшись из воды, он пробежал по туннелю наверх и снова вступил в бой.

Расхаживая по самому краю, Аббан дразнил отца.

– Я тебе покажу, негодник! – закричал Хип, и тут на него набросилась Кайла. Щелкнув пастью, она вцепилась прямо в его хвост. Беван завыл и прыгнул на Аббана, но Зануш вовремя слетела, схватила волчонка когтями и подняла его в воздух. Беван резко затормозил, а потом повернулся и бросился на Кайлу.

– Отгони ее! Спаси мой хвост!

Но было уже поздно. Послышался звук разрываемой плоти, и пушистый хвост полетел, подхваченный ветром, оставляя позади себя красную дорожку, словно кровавая комета.

Хип обезумел от ярости и вцепился в ближайшего волка, которым оказалась Банджа, поспешившая на помощь Кайле. Его клыки оставили ужасную рану в ее горле.

Площадка, на которой сражались волки, покраснела от крови. После того как возглавляемый Эйрмид и Катрией слинк-мелф разобрался с самыми опасными чужаками, остальные не оказали сопротивления и разбежались. Всего бойцы отряда убили восемь чужаков. Когда Хип вцепился в Банджу, Эдме как раз нанесла смертельный укус волчице из чужаков, а потом бросилась на помощь Бандже, но поняла, что было уже слишком поздно. Клыки Хипа разорвали важную артерию, и кровь пошла у Банджи даже из носа. Она попыталась что-то сказать, но из горла вылетало только бульканье.

– Не говори, Банджа, – попыталась утешить ее Эдме. – Я помню свое обещание. Наше с Гвиннет обещание. Мы пообещали тебе позаботиться о Моди. И мы позаботимся о ней.

Ее душили слезы, голос дрожал, но она собралась с силами и продолжила:

– Я… я воспитаю ее, как если бы она была моей собственной дочерью. Обещаю тебе. Я…

Слова больше не шли, настолько велико было потрясение, которое охватило ее, когда она посмотрела на хлеставшую из горла Банджи кровь.

– Я никогда не забуду тебя. Никогда.

Глаза Банджи закатились. Она хотела произнести только три слова. Три самых важных слова. «Люпус, дай мне сил. Всего лишь три слова», – взмолилась она про себя.

– Я… верю… тебе…

Эти слова, вылетевшие из ее горла, походили на треск весеннего льда, но только этому льду не было суждено растаять.

Из единственного глаза Эдме хлынули слезы. Эти последние слова навсегда останутся в ее памяти и будут сниться по ночам. Раньше она ни за что бы не поверила, если бы кто-то сказал, что Банджа способна кому-то доверять. Будучи стражем Кольца Священных вулканов, она отличалась подозрительностью и всегда была готова обвинить других. Материнство преобразило ее и сделало совсем другой. Эдме склонилась над умирающей подругой, нежно приподняла ее ухо языком и прошептала:

– Я знаю, дорогая Банджа. Мы с Гвиннет обязательно выполним обещание.

Смахнув лапой слезу с глаза, она добавила:

– Обязательно выполним.

Но Банджа уже не слышала ее.

Над огромной льдиной подул легкий ветерок, и Эдме показалось, что это отлетает душа Банджи. Она посмотрела на то, что осталось. «Это всего лишь шкура и кости, – подумала она. – Ненужные и слишком тяжелые для звездной лестницы».

– Да поможет тебе Скаарсгард, – прошептала она, и ветер унес ее слова к самому небу.

Глава двадцать третья

«Как она найдет дорогу?»

– Какое чудесное, ясное утро! – сказала Гвиннет, вглядываясь вдаль. – Мы увидим их сразу, как они выйдут из-за того выступа. Зануш говорит, что ждать осталось недолго.

Гвиннет стояла на мосту и смотрела на ледяной язык. Рядом с ней стояли Мирр, Моди и Аббан. Зануш сообщила, что, когда она подхватила Аббана, битва практически была уже выиграна. Никто из их товарищей вроде бы не был серьезно ранен, но зато они как следует потрепали шайку Хипа и прикончили восемь разбойников. Возможно, даже девять.

– Что и следовало ожидать, – подвела итог Гвиннет. – У них же совсем нет никакой дисциплины!

– Мне кажется, я их вижу! Я их вижу! – закричал Мирр, нетерпеливо подпрыгивая на месте.

Все тут же повернулись и посмотрели туда, куда он показывал. Впереди шли два медведя, а за ними волки. Гвиннет прищурилась. Ей было трудно разглядеть подробности на таком расстоянии, особенно за большими головами медведей. Но она вроде бы различила голову Эйрмид с ярко-белым мехом. За ней шла Катрия. Вот все подошли поближе. «Ах да, вот и Фаолан, Эдме, Мхайри, Дэрли, Свистун, но…»

– А где мама? – неожиданно тонким голоском спросила Моди. – Где мама?

Гвиннет почувствовала, как у нее сжимается желудок. Она расправила крылья и похлопала малышку по плечам.

– Я уверена, скоро и она подойдет.

Она тут же возненавидела себя за эти слова, но что было еще сказать?

– Ее там нет, Гвиннет! – воскликнула Моди дрогнувшим голосом.

Эдме обогнала остальных, прыгнула в воду и поплыла прямо к мосту.

– Пойдем им навстречу? – предложил Мирр.

– Нет, дорогой. Мне кажется, лучше подождать их тут, – ответила Гвиннет.

– Но где же мама? – не унималась Моди, всхлипывая.

Гвиннет не успела остановить ее, и малышка бросилась по пологому склону прямо к подножию моста.

Выбравшись из воды, Эдме сразу же увидела щенка.

– Где моя мама, тетя Эдме? – спросила Моди.

Рядом с ней приземлилась Гвиннет и прижала к себе крыльями. Склонив голову набок, сова ожидающе посмотрела на Эдме, а потом покачала головой, словно заранее не верила тому, что она скажет.

– Моди, милая, твоя мама… – голос у Эдме дрогнул. Она замолчала и глубоко вздохнула. – Твоя мама… – начала она снова. – Твоя мама была очень храброй волчицей, но она покинула нас на ледяном языке. Мне ужасно жаль.

Эдме едва не откусила себе язык – настолько нелепыми и глупыми показались ей эти слова.

Моди несколько раз непонимающе моргнула. Смерть для нее была слишком отвлеченным и большим понятием, и она не сразу сообразила, о чем идет речь.

– Нет! – воскликнула она.

Из воды выбрались другие волки с Тоби и Барни. Все они окружили малышку Моди и слизывали с ее мордочки горькие соленые слезы, которые струились из глаз нескончаемым потоком.

– Что мне теперь делать? Что будет со мной? – выла она.

Эдме опустилась на колени рядом с малышкой.

– Мы с Гвиннет позаботимся о тебе. И Фаолан тоже. Мы с Фаоланом теперь товарищи по костному мозгу и вечные супруги.

Услыхав эту новость, Гвиннет удивленно посмотрела на нее, но ничего не сказала. Не то чтобы это известие особенно удивило сову. Все они давно догадывались, что Фаолана с Эдме связывает нечто большее, чем простая дружба.

– Мы тебя вырастим вместе, – продолжила Эдме. – Мы проследим, чтобы ты не нуждалась ни в чем. Мы прокормим тебя.

– Но у вас нет молока! – упрямо сказала Моди и топнула лапой.

– Тебя и так уже почти отлучили от груди, – сказала Гвиннет.

– Нет, не отлучили! Мама всегда кормила меня по ночам. Кормила! Кормила! – повторила Моди и, насупившись, повернулась к сове. – И что ты вообще знаешь о молоке? У мамсов не бывает молока. Они кормят своих малышей червяками и всякими другими противными штуками. Что со мной теперь будет?

И она снова заплакала.

– Моди, – обратился к ней Тоби. – Мы с братом тоже потеряли маму.

– Это было ужасно, – сказал Барни. – Как я тебя понимаю!

– Барни прав, – продолжил Тоби. – Хуже ничего не придумаешь. Но мы вот здесь, все нас любят. Наверное… наверное, почти так же, как любила бы нас мама.

– Нет, не почти так же, – перебил его Барни. – А точно так же.

– Да, да, мы все их любим! – наперебой заговорили остальные.

Моди стала глубоко вздыхать между всхлипываниями.

– Послушай меня, Моди, – сказала Эдме нежным, но уверенным голосом. – Вот как мы поступим.

Что-то в ее тоне заставило Моди перестать всхлипывать и обратиться в слух.

– Как? – спросила она, все еще насупившись.

– Сегодня вечером, когда наступит темнота, мы начнем исполнять глафлинг мории.

Эти мрачные слова поразили Моди настолько, что она даже перестала дышать.

– Что это? – тихо прошептала она.

– Это печальная песнь в честь твоей матери Банджи, смелой и доблестной волчицы Стражи. Волчицы, которая была удивительной матерью и которая более всех других поняла истинную цену доверию. Ты понимаешь меня, дорогая?

Моди медленно кивнула.

– Наверное, – прошептала она.

– Каждую ночь, начиная со следующей, мы будем исполнять морию, то есть песней указывать твоей маме дорогу к звездной лестнице. Ты знаешь, что такое звездная лестница?

– Мама сказала, что это лестница, по которой поднимаются все волки, когда они… когда они… – она не могла закончить фразу.

– Да, Моди. И мы будем следить за ее лохином каждый вечер. Ты знаешь, что такое лохин?

– Душа моей мамы, – вздохнув, ответила Моди. – Но как она найдет дорогу, если звездной лестницы здесь нет?

Все волки обеспокоенно переглянулись. Моди сказала вслух то, что тревожило их больше всего. Звездная лестница исчезала с ночного неба на три зимних месяца и появлялась только первой весенней луной. Больше всего волки из страны Далеко-Далеко боялись умереть зимой, потому что их душам пришлось бы ждать долгие и голодные зимние месяцы вплоть до луны Трескучего льда, когда на небе появляются звезды первой ступеньки. Все это время души пребывали на сумрачной границе между землей и небом, между местом их хвлина расщепления и Пещерой Душ. Бездомные духи беспомощно слонялись в сумерках, подобно слепому Бизару. Но все же рано или поздно весна наступала, и они находили дорогу.

Сейчас же, на Ледяном мосту, между старым миром и новым, единственным прежним созвездием, которые они узнавали, был Бизар. Да, на небе появилось много новых звезд, но никаких признаков звездной лестницы или Скаррсгарда заметно не было. И как лохинам в таком случае находить дорогу на небо?

– Нужно верить! – воскликнул Фаолан. – Разве вы не помните историю о старом вожде, которую рассказывали нам скрилины? Историю о том, как он выскользнул из своей шкуры и запрыгнул на первую ступень звездной лестницы, но потом вдруг упал на землю и стал вождем первого клана, первым фенго, возглавив поход из царства Долгого холода? Он пришел из Синей Дали, а это значит, что там тоже должна быть звездная лестница. Нам нужно в это верить.

Фаолан склонился прямо перед Моди.

– Звездная лестница там будет. Если не этой ночью, то обязательно какой-нибудь из следующих.

– Но все ли с ней будет хорошо? Если звезд так мало, – спросила малышка, подняв мордочку.

– Да, конечно, – сказала Эдме, а Гвиннет погладила Моди крылом.

– Но даже если звездная лестница вернется, вдруг мама упадет с нее, как упал старый вождь? Вдруг?

– Я думаю, что не упадет, – ответила Эдме. – Мы поможем твоей маме взойти по лестнице. Когда она служила в Страже, она очень хорошо прыгала – пожалуй, даже лучше всех остальных. На курганах Стражи она совершала изумительные прыжки, наблюдая за вулканами. Казалось, она просто парит в воздухе.

– Да, она была очень грациозной прыгуньей и взлетала почти как сова, – сказала Гвиннет.

– Это правда? – спросила Моди.

– Правда-правда, – хором ответили все.

Позже тем же утром уставшие от боя животные нашли удобное заполненное снегом углублением, в котором соорудили себе уютное укрытие. Моди тут же заснула, уткнувшись носом в Мирра, который улегся между Фаоланом и Эдме. Гвиннет уселась на небольшой ледяной гребень и смотрела на малышей. Кайла тоже уснула рядом с ними, прижав к себе Аббана. Мхайри и Дэрли остались стоять на страже.

Глава двадцать четвертая

Моррия

Этим вечером луна доросла до того, что волки называли «настоящим лунным когтем». Над горизонтом поднимались Бизар с Нарвалом. Днем отряд прошел небольшое расстояние, потому что все устали от сражения предыдущей ночью. Они решили начать моррию в том месте, где мост разделялся на два ответвления. Никто не хотел заговаривать первым, все думали о том, что где-то позади них до сих пор находятся девять или десять чужаков. Эта мысль немного отвлекала их от церемонии, во время которой они должны были отдать последние почести Бандже и помочь ее духу найти дорогу к звездной лестнице.

Моди стояла между Эдме и Гвиннет.

– А как начнется церемония? – спросила она.

И в это же мгновение к небу воспарила изумительная мелодия, похожая на созвездие, только состоявшая не из звезд, а из прекрасных нот. Она переливалась на разные лады под большим синим куполом, нависшим над Ледянным мостом. Эту мелодию могло выводить только одно горло на свете – горло Свистуна. Таков был клич, с которого начиналась моррия.

А затем зазвучала более сложная и хрупкая мелодия. Дэрли запрокинула голову и провыла первый куплет своей песни:

О Банджа, страж храбрый и нежная мать,

О, как же нам будет тебя не хватать!

На запад отправившись вечером поздним,

Найдешь ты ступеньку лестницы звездной.

Волк звездный покажет дорогу тебе,

Чтоб ты не запуталась ночью во тьме.

О Скаарсгард, выслушай наши молитвы,

К Пещере покоя ее проводи ты.

А ты, Банджа, знай, что клянемся все мы

Малышку твою защитить от беды

И в Синюю Даль ее проводить.

Где в счастье и радости все будут жить.

Дэрли закончила песнь, и все долго молчали. Кто-то смотрел вниз, на лапы, кто-то беззвучно ронял слезы. Но Свистун смотрел на Дэрли. Его очаровывала не только музыкальность ее голоса, но и слова песен, которые рождались в глубине ее души. Она была настоящим поэтом и истинным скрилином.

От этих мыслей по его костному мозгу пробежа-ло необычное ощущение. Это было не просто восхищение мастерством другого волка, но нечто большее.

На мгновение Свистун засомневался, достоин ли любви волк с уродливым горлом, но потом вспомнил, что горло его стало нормальным во время Великого исцеления. И все же он был глодателем, а она была воспитана в каррег гаэре клана МакДунканов. Они сильно отличались и по происхождению, и по привычкам, и по воспитанию. Свистун понимал, что ему не подобает задаваться подобными вопросами сейчас, когда все его мысли должны быть посвящены Бандже и ее несчастной сиротке Моди. От него не укрылось, что пока все прятали глаза и смотрели вниз, Моди смотрела куда-то наверх.

– Что это, Эдме? – спросила она.

– Что, дорогая?

Эдме подняла голову и увидела золотистую искорку, привлекшую внимание Моди.

– Ах, да это же Беллс!

– Беллс? – спросил Свистун.

Беллс опустилась на лед. Ее крылья отбрасывали тень в несколько раз больше размером, чем сами.

– Прими мои соболезнования, маленький волк, – обратилась она к Моди. – Как существо, которое прожило четырнадцать зим, могу сказать, что смерть твоей матери меня сильно потрясла.

– Спасибо, – тихо ответила Моди.

Она едва дышала из страха, что может случайно сдуть это прекрасное существо. Осторожно она подобралась поближе и склонилась над бабочкой.

– А я и не знала, что такие крошечные создания умеют говорить.

– За четырнадцать лет многому научишься, хотя мы и пробуждаемся ненадолго. Лето коротко, как мы говорим.

– Какая ты красивая. А что это за пятнышки у тебя на спине?

– Это отметины, напоминающие о том, что когда-то я была мохнатой гусеницей.

– Ох, – простодушно удивилась Моди.

– Я прилетела, чтобы показать тебе путь. То есть показать всем вам путь. Мы должны выступить немедленно, ибо весна уже на подходе, а за ней последует лето, и тогда на Ледяном мосту станет опасно. Нам лучше пойти по северному ответвлению, где вы, Эдме и Фаолан, впервые встретили меня. У вас достаточно сил? Я знаю, что день выдался трудным, и вам пришлось несладко.

– Но ты такая маленькая! – воскликнула Моди. – Если у тебя есть силы, то у нас и подавно. Мы же гораздо больше.

Глаза ее расширились от задора, а все волки посмотрели на нее с изумлением.

Простые слова этой малышки вдохновили их, заставили сильнее и чаще биться сердца и разогрели костный мозг. Действительно, если есть силы у такого крохотного создания, то у них тем более найдутся.

– Нужно пойти по северной дороге, – повторила Беллс. – Это самый безопасный путь.

Все были рады выслушать советы бабочки, потому что вдобавок к волнению по поводу Хипа и уцелевших членов его шайки они беспокоились о том, как бы не треснул лед. Как им рассказывала Глупышка, весной от моста откалывались куски льда, о чем предвещал далекий треск, усиливавшийся днем и ослабевавший ночью. Этой ночью они не раз слышали треск, вслед за которым до их слуха доносился всплеск воды. Гвиннет с ее превосходным слухом иногда слышала, как лед начинает обваливаться еще до того, как покрывается трещинами. Там, где остальные слышали один лишь шум, она слышала вздохи и стоны, как будто лед жаловался, что его ожидает гибель в морской пучине.

Чему можно было радоваться, так это тому, что после долгих лун странствий до Синей Дали оставалось совсем чуть-чуть. Беллс летела прямо над головой Моди, которая то и дело задирала голову и смотрела на порхающую золотистую бабочку. Иногда под порывами ветра с крыльев бабочки слетала пыльца, оседая то на льду, то на мордочке Моди.

– Что это? – спросила Моди.

– Не волнуйся, это всего лишь пыльца с чешуек на моих крыльях.

– А ты по-прежнему сможешь летать?

– Да, но к тому времени, когда мы дойдем до конца моста, мои крылья останутся почти совсем без чешуек. Некоторые считают удачей, если на них попадает пыльца с крыльев бабочки. Говорят, что им ужасно повезло. Или повезет.

– Надеюсь, что так, – сказала Моди, хотя прошедший день никак нельзя было назвать счастливым.

Золотистая бабочка Беллс, мелькающая на фоне ночного неба, стала поводырем и для Гвиннет. Она мерцала, словно путеводный фонарь, зовущий за собой. Но на второй день пути Гвиннет обнаружила еще одно странное явление. Совы, особенно масковые сипухи из семейства амбарных сов, славятся своим великолепным слухом. Ушные щели у них расположены на разном уровне, одна чуть выше другой, и поэтому совы, вроде Гвиннет, улавливают очень тихие звуки, сжимая или ослабляя мышцы на лицевом диске и тем самым направляя звуковые волны в уши. Масковые сипухи обнаруживают мышь, спрятавшуюся среди листвы в лесу, по ее сердцебиению; находят они и леммингов, скребущихся в норах подо льдом. Но Гвиннет вдруг поняла, что может теперь услышать звук гораздо тише, чем сердцебиение самой крохотной мыши. Она слышала, как бьются друг о друга крылья этой крохотной бабочки, весом не более половинки сухого листа.

Гвиннет пришла в восторг. Похоже, что с утратой зрения ее слух усиливается. Вот почему она слышит не только как трещит лед, но и как тает снег! Три луны назад это казалось невозможным. И все же Гвиннет радовалась, что зрение ее не совсем пропало. Она не полностью ослепла, хвала Глауксу! Теперь же, когда слух ее обострился, она ориентируется даже лучше, чем раньше.

Пять ночей волки шли быстрым шагом, останавливаясь только для кратких передышек. Днем Синяя Даль была уже видна отчетливо. Орлы отправлялись в регулярные разведывательные полеты в поисках Хипа и остатков его шайки, но пока что не видели никого из чужаков. Возможно, что шайка зарывалась в снег и лед, заметив орлов издалека. Ледяной мост стал уже совсем мягким. Отсутствие всяких известий о преследователях немного беспокоило.

Лунный коготь вырос в два раза и превратился в половину луны, слегка склонившуюся к горизонту. Каждую ночь Бизар поднимался все выше и выше, а звезда Килирик горела все ярче и ярче. Иногда им казалось, что они видят вдали не просто темную полосу Синей Дали, а настоящую прибрежную полосу с мысами и бухтами.

– Да, Синяя Даль рядом! – подбадривала их Беллс. Ее крылышки потускнели, ведь с каждым порывом встречного ветра с нее слетало все больше чешуек. Но сил у нее, казалось, вовсе не убавилось. Животные восхищались ее энергией и задором.

На шестую ночь луна стала еще чуточку толще и осветила своим серебряным светом площадку, на которой Гвиннет решила немного подремать. Разбудил ее какой-то шум. Дул ветер, но на его фоне отчетливо слышались шаги. Волчьи шаги.

Гвиннет встрепенулась и издала клич тревоги. Не успели остальные проснуться, как на площадку легла тень бесхвостого волка.

– Отведите волчат в безопасную нору! – завыл Фаолан.

– Опоздали! – зарычал Хип.

Глава двадцать пятая

Крепость в море

Их окружало шестнадцать чужаков – гораздо больше, чем в беспокойных мыслях представляли себе Фаолан и его товарищи. Посреди круга стояла оцепеневшая от страха Кайла, а к ней прижимался Аббан.

– Ничего у вас не выйдет, – прорычал Фаолан.

– Погоди, вот увидишь! – огрызнулся Хип.

Эдме шагнула вперед, но ее одернул Мирр.

– Не уходи! Не уходи!

Его охватила такая крупная дрожь, что он едва держался на ногах. «Я не могу потерять ее. Она моя единственная мама! Пусть она у нас одна на двоих с Моди, но потерять ее нельзя!»

Его костный мозг как будто вскипел и забурлил. Неожиданно для себя самого он сорвался с места и набросился на Хипа сзади, где торчал покрывшийся запекшейся кровью обрубок хвоста. Хип завыл, как будто ему еще раз оторвали хвост.

Это послужило отличным отвлекающим маневром. Свистун бросился на волка, стоявшего рядом с Хипом. Орлы упали с неба на чужаков, разрывая им спины мощными когтями. Мхайри и Дэрли бросились на самых крупных разбойников с флангов, как делали в бирргисе, и Мхайри выполнила классический прыжок загоняющей. Кайла наконец-то оправилась от оцепенения, в ней тоже проснулись воспоминания об охоте, и она прыгнула вперед. Мать и две дочери образовали бирргис на троих: мать выполняла роль передовой загоняющей, Мхайри – загоняющей с фланга, а Дэрли передавала сигналы.

Краем глаза Кайла заметила, что в построение вливается еще один волк. Рагс! Но он был на их стороне. Его укусил в заднюю ногу чужак, и вместе они повалились на лед.

– Я с вами! – крикнул Рагс. Бирргис на троих превратился в бирргис на четверых.

Эдме издала устрашающий вой. Два волка по сигналу Хипа набросились на Фаолана, и раздался громкий, пугающий треск.

«Его спина! Они сломали ему хребет!»

В шею Фаолана впились острые клыки, стремившиеся добраться до жизненно важной артерии. В этот момент снова раздался громкий треск, от которого, казалось, содрогнулись даже звезды.

– Урскадамус! – выкрикнул Фаолан медвежье проклятье и вскочил на ноги.

Увидев, как Фаолан подпрыгнул, Эдме едва не упала в обморок от облегчения. «Это трещал лед!» – подумала она радостно. Но мост у нее под ногами зашатался, и по ее костному мозгу пробежал холодок. На западе, над горизонтом спотыкался слепой волк. Ледяной мост трескался и распадался на куски!

Гвиннет подхватила Моди за мгновение до того, как ледяные осколки посыпались вниз, а волки, как благородные, так и дикие повалились в воду. В полете Мирр вцепился в Кайлу и Аббана.

– Аббан! – закричала Кайла.

Но Аббан чувствовал себя в море как рыба. Он деловито греб лапами и рулил хвостом. Чуть поодаль его отец беспорядочно бил лапами воду и вертел головой, стараясь не захлебнуться.

– Ты неплохо плаваешь, малыш, – услышал Аббан чей-то голос, говоривший на водном языке. – У тебя получается!

Это был Старый Бивень.

– А у меня дела подальше, – сказал он, указывая своим бивнем на Хипа. Аббан завороженно смотрел, как мимо него проплывает нарвал и как его бивень-меч поблескивает в лунном свете.

Никаких звуков не было. Совершенно никаких. Вот что запомнил Аббан о тех мгновениях – полная тишина. Только огромное кровавое пятно на поверхности моря и Хип, насаженный на бивень старого нарвала.

– За мной плывут леопардовые тюлени. Я скормлю этого зверя им. Но от этого они разойдутся не на шутку. Держись позади меня.

Потом в ночи раздались и другие звуки. Аббан на секунду нырнул, чтобы посмотреть, что происходит под водой, а когда вынырнул, то услышал голос Фаолана.

– Эдме?

– Здесь!

– Свистун?

– Здесь!

Аббан сразу понял, что это перекличка бирргиса, несмотря на то что родился в Крайней Дали и никогда не видел, как охотятся клановые волки.

– Мхайри?

– Здесь!

– Дэрли?

– Здесь!

– Кайла?

– Здесь! Но где…?

– Аббан!

– Здесь! – закричал он. – Я здесь, мама! Здесь!

– Эйрмид?

– Здесь!

– Катрия?

– Здесь!

– Барни и Тоби?

– Здесь!

– И я здесь!

– Я здесь с Моди! – ухнула Гвиннет, пролетая над их головами.

– А я здесь с Мирром! – крикнул орел с высоты.

Кайла подплыла к Аббану.

– Аббан, ты жив, хвала Люпусу!

Аббан открыл рот, чтобы заговорить, и, к его изумлению, слова полились как раньше, без всяких рифм.

– Я здесь, мама, а он умер! Хип умер! Он больше никогда нас не потревожит!

Кайла завыла. Рядом с ней в воде беспомощно барахтался Рагс, и она поплыла ему на помощь.

– Помогите мне с Рагсом! – крикнула она.

К ней подплыли Мхайри и Дэрли, и вместе они окружили бывшего разбойника, поддерживая его на плаву.

Замерзшее море как будто вмиг растаяло полностью. Их окружало бесконечное водное пространство, без всяких, даже мелких льдин. Аббан подплыл к своим матери и сестрам, которые на ходу учили Рагса плавать.

– Не волнуйтесь! – сказал щенок. – Все будет хорошо. Они нам помогут. Они обещали. Киты придут к нам на помощь.

Из воды вынырнул Старый Бивень, издав целую серию щелчков и стонов, которые Аббан как будто понял. Волчонок повернулся к Фаолану.

– Опасность! Сюда плывут леопардовые тюлени и акулы!

Фаолан огляделся. Чуть поодаль он увидел десятка два бивней. Один из них отбился от общей массы и подплывал к Рагсу, к которому, рассекая воду, приближался акулий плавник.

– Крепость, Фаолан. Крепость против ветра. Нарвалы! – завыла Эдме.

Ее слова не нуждались в объяснениях. Нарвалы, похоже, тоже поняли. Они окружили волков плотным кольцом и щелчками и свистом обменивались сигналами с Аббаном.

– Что они говорят? – спросил Фаолан.

– Они говорят, что нужно уцепиться за их плавники и взобраться им на спины, – ответил Аббан.

Так они и сделали. Кайла с Аббаном помогли Рагсу взобраться на Старого Бивня. Нарвалы были огромными, и животные легко размещались на их спинах по двое и даже по трое.

Затем процессия из трех десятков нарвалов двинулась на запад. Кайла оглянулась и посмотрела на розовую пену на воде.

– Это же кровь, Аббан? – тихо спросила она.

– Это кровь Хипа. Акулы разрывают его на части. Они проголодались и не остановились бы на этом, но теперь мы в безопасности, мама.

За стеной нарвалов они видели плавники больших акул. Время от времени до них долетал сердитый рык леопардового тюленя, всплывавшего к поверхности, чтобы вдохнуть воздух. Акулы тоже иногда выныривали, показывая устрашающие пасти с рядами острых зубов. Клыки леопардовых тюленей в ночи сверкали, словно кинжалы. Но нарвалы плыли ровно и на большой скорости, поддерживать которую хищникам было трудно. Ударами мощных хвостов они без труда отгоняли акулу или тюленя, осмеливавшихся подплыть поближе.

Эдме с Фаоланом сидели на спине одного нарвала. Эдме посмотрела вверх, на ночное небо. Над ними летела Гвиннет, крепко держа Моди в когтях. Рядом с ней едва виднелась Беллс, с крыльев которой опали почти все чешуйки.

– Ты видишь ее, Гвиннет? – спросила Моди.

– Немного. Но, что еще важнее, я слышу ее. Слышу, как она взмахивает крыльями.

Вдруг раздался странный чавкающий звук, как будто море отрыгнуло перевариваемую добычу. Все животные, как по команде, повернули головы. Вдалеке на зеленоватых волнах покачивались остатки Ледяного моста. Каждый из отряда почувствовал чувство, похожее на сожаление. В конце концов, они провели на мосту не одну неделю, а теперь он распался на куски, и его поглотила не знающая пощады пучина.

Дольше всех назад смотрел Аббан, но потом и он повернулся и устремил взгляд вперед, в открытое море.

Глава двадцать шестая

Синяя Даль приближается

Ветер, дующий им навстречу, постепенно затих, и нарвалы поплыли вперед с поистине головокружительной скоростью. Синяя Даль казалась такой близкой, но только следующей ночью, почти под полной луной, Илон разглядел береговую линию нового континента. Ветерок донес до него изумительный запах свежей травы. С каждой минутой они приближались к новому, неизвестному миру, и сердца путешественников бились всё сильнее.

«Новый мир» – на разные лады звучали эти два слова в их головах. Никто из них не спал и даже не смыкал глаз ни на секунду. Перед рассветом, когда небо посветлело, они различили вдали цепочку мысов. Да, это была Синяя Даль, и не какая-то фантазия, а зеленая и спокойная страна.

Все они жадно вписались глазами в эту землю, но больше всех волновалась Дэрли. Перед тем как нарвалы заплыли в неглубокую бухту, она в последний раз оглянулась и посмотрела на остатки Ледяного моста, выстроившиеся, словно позвонки гигантского хребта таинственного морского животного. А за мостом, далеко на востоке, занималась заря нового дня. Скоро там взойдет солнце, которое развеет тьму и все кошмары. Долгий Холод закончился. Их поход по Ледяному мосту превратится в воспоминание о далеком прошлом, но Дэрли не хотела, чтобы оно полностью изгладилось из их памяти. Забвение – для мертвых, а память для живых. На нее снова нахлынуло отчаяние, которое она испытала, когда Мхайри сказала ей, что сейчас не время для кругов скри. Что она сказала в ответ? Разве ты не понимаешь, Мхайри, что, если мы не будем пересказывать друг другу истории и легенды, мы их забудем. А если мы их забудем, наш костный мозг постепенно вытечет, капля за каплей, пока не исчезнет дух клана.

Нет, сейчас не время забывать. Сейчас время помнить. «Память – это жизненно важная артерия, – подумала Дэрли. – Память – это кровь в артерии. Память – это сухожилия и мышцы, соединяющие страну Далеко-Далеко и то, что было раньше. Разве мы не прошли полный цикл? Нет, сейчас не время забывать».

Внутри нее рождалась и рвалась наружу песня. Дэрли почувствовала, что не сможет удерживать ее внутри. Но как к этому отнесутся остальные?

На спине соседнего нарвала вместе с Аббаном сидела ее мать. Заметив, что Дэрли беспокойно оглядывается по сторонам, она поняла, в чем дело.

– Пой, Дэрли, пой! – крикнула она. – Ты же скрилин. Первый скрилин нового мира.

И Дэрли запрокинула голову и запела.

Мы бежали из тьмы,

Из разбитой и мертвой земли.

Надежды наши и сны

Навеки исчезли.

Но безумной порой

Смелый волк нас повел за собой.

Он зажег нас мечтой

О загадочной Синей Дали.

На мосту Ледяном

Мы забыли о доме родном.

А потом мост пошел ходуном,

Свалив нас в холодную воду.

Но спасли нас киты,

Воплощенье большой доброты.

И смотрели на нас с высоты

Люпус, Глаукс и Урсус.

Что нас ждет впереди?

Неужели там новый наш дом?

Чем напомнит он нам о былом?

Так плыви ж, добрый кит! Мы узнаем…

Другие животные постепенно подхватывали песню. Волки завыли, а из гортаней Тоби и Барни вырвался глубокий рев, отозвавшийся далеким эхом в сердце Фаолана.

Свое последнее убежище на той стороне Замерзшего моря они назвали Последней берлогой. Теперь, выбравшись на небольшую песчаную полоску вдоль линии прилива, над которой навис земляной берег с многочисленными норами, но без малейших признаков снега или льда, они выискивали место убежища в этом мире, которое назовут Первой берлогой.

Аббан развернулся, снова вошел в воду и поплыл к Большому Бивню.

– Нам нужно тоже поблагодарить Большого Бивня, – предложил Фаолан.

Остальные согласились и вместе поплыли к нарезавшим в бухте круги нарвалам.

– Наступает время отлива, – предупредил их Аббан. – Поспешите, долго оставаться тут они не смогут.

На бивне нарвала до сих пор краснели пятна крови, но Аббан подплыл к месту между бровью и дыхалом нарвала и принялся лизать серую в крапинках кожу кита. При этом из его горла вылетали странные звуки – звуки, которые до сих пор не издавал ни один волк на свете. Старый Бивень закрыл глаза и казался довольным.

– Мы не говорим на его языке, – пробормотала Мхайри.

– Это неважно, – ответил Аббан. – Просто лижите их в том месте, где и я. Так вы им скажете «спасибо».

И вот волки и два медведя подплыли к нарвалам, которые довезли их до берега, и стали лизать в том месте, на которое указал нарвал. Киты же радостно били хвостами по волнам, поднимая брызги.

Аббан засмеялся.

– Старый Бивень говорит, что хватит их благодарить, а то никто не захочет уплывать, а вода уйдет.

Волки с медведями побрели на сушу, на песчаный пляж. Аббан взбежал на самый высокий холм и забрался на скалистый выступ, нависавший над заливом. Он провожал взглядом нарвалов, уплывавших к горизонту, и с его мордочки капали слезы вилиг, как они назывались на волчьем языке, – особые грустно-счастливые слезы. Они не так жалили, как другие слезы, и некоторые говорили, что у них янтарно-золотистый цвет.

А как же ему было не печалиться расставанию с друзьями и как было не радоваться от того, что за такой короткий срок судьба подарила ему не одну, а целых две жизни? Одну – жизнь волка и другую – жизнь морского существа. Да, ему необыкновенно повезло, но почему так получилось? Почему он упал в морскую пучину и нашел там дорогих его сердцу животных? Почему он понимал их язык? Настала пора прощаться с морем и с этими существами, спасшими ему жизнь и избавившими навсегда от Хипа, который без конца преследовал и мучил его, Аббана, с рождения.

Рядом с ним встала Кайла, которая, казалось, прочитала его мысли.

– Пусть убирается в Сумеречный Мир и никогда не найдет свой хвост.

Она ткнулась носом в загривок Аббана и поворошила ему мех.

– Пойдем, сынок, к остальным. Солнце садится. Нам нужно найти убежище.

– Еще немножко, мам. Я хочу подождать до заката, пока не наступят сумерки. Я еще вижу их хвосты и бивни. Хочу запомнить их навсегда. Они такие благородные, достойные животные. Прямо как стражи, о которых ты мне рассказывала.

– Ты имеешь в виду сов? Ночных стражей? – спросила тихо подошедшая к ним Дэрли.

– Да. Ты должна рассказать нам все, что знаешь о них. Мы не должны их забыть.

Дэрли кивнула головой на восток.

– Это было далеко, но мы их не забудем – сов, Ночных стражей.

– Я помню их и могу рассказать их историю, – сказала приземлившаяся рядом Гвиннет.

Она склонила голову набок, к востоку, и застыла, словно прислушиваясь к истории, которую ей нашептывал ветер.

– Давным-давно в далеком королевстве Га’Хуул жили на свете совы-рыцари, которые всегда выступали против тьмы и совершали благородные поступки. Они никогда не лгали и говорили одну только правду. Они поставили себе целью искоренить все зло в мире, помочь слабым, утешить страдающих, вразумить тщеславных и поставить на место грубых. С чистым сердцем они возносились в воздух…

Четыре волка и сова долго сидели на вершине холма. Когда на землю стали опускаться сумерки, которые совы называли лиловыми, за горизонтом исчезли последние раздвоенные хвосты китов.

К ним подошла Эдме.

– Спускайтесь. Беллс нас покидает, – сказала она тихо. Все отвернулись от моря и пошли вниз. Последним спускался Аббан, бросив последний взгляд на восток, но нарвалов там уже не было. Как и не было видно ни малейших следов Ледяного моста.

Когда они пришли на пляж, то увидели, как остальные животные стоят кругом и смотрят вниз. В центре круга к земле прижималась Моди, мордочка которой слегка поблескивала золотом. В круг зашла Эдме, уселась рядом с Моди и погладила ее лапой. С другой стороны села Гвиннет. Моди же не сводила глаз с Беллс. Крылья бабочки время от времени вздрагивали, но на них уже не было ни единой золотой пылинки. Теперь они были полностью прозрачными. Гвиннет слышала, как крохотное сердце бьется все реже и реже.

– Мы здесь, Беллс, – прошептала Моди едва слышно, не громче, чем шелестели крылья самой бабочки.

«Значит, это и есть хвлин расщепления», – думала она. То, что произошло и с ее матерью, только на холодном поле битвы, на льду, обагренном кровью злых волков. Если ее матери суждено было умереть, то почему это не случилось на тихом песчаном берегу? Здесь не было ни крови, ни яростных криков только песок и небо, на котором зажигались звезды.

– Я знаю, что вы здесь, Моди, – прошептала в ответ Беллс тонюсеньким голоском.

Мод хотела что-нибудь добавить, что-нибудь очень важное, но не могла придумать, что именно. Потом ее вспомнились слова, которые ей говорили в день смерти ее матери. И говорила эти слова сама Беллс.

– Прими мои соболезнования, – сказала Моди и добавила: – Золотистая.

– Я отдала тебе свое последнее золото, – отозвалась Беллс бодро. – И нет повода печалиться. Помни, что я жила четырнадцать лет. Так много лет и так много жизней. От гусеницы до бабочки. Я летала! Что может быть чудесней? Это настоящее чудо!

И она замолчала. «Чудо» было последним словом, которое она произнесла перед смертью.

Гвиннет обняла Моди крылом, а Эдме уткнулась ее носом в холку, утешая.

– Не волнуйтесь. Со мной все в порядке, – сказала Моди, поднимаясь на ноги. – Смотрите! Смотрите!

– Великий Люпус! – воскликнул Свистун. – Это же звездная лестница!

И действительно, над горизонтом поднялась первая звезда лестницы, Молгит.

– И дымка! Смотрите, дымка! – крикнула Моди. – Это мама!

– Лохин Банджи! – сказала Эдме. – Она прыгает по ступеням лестницы, как прыгала на курганах Стражи. Я же говорила, что твоя мать – отличная прыгунья.

– Но посмотрите, что там впереди, – восторженно провыла Моди.

На фоне ночного неба отчетливо виднелась крохотная золотистая искорка.

– Беллс! – вздохнули все разом.

– Беллс ведет ее за собой, – сказала Моди, и ее голос дрогнул.

Эдме подошла к ней и вылизала слезы с ее мордочки.

– Ах, дорогая, у тебя слезы вилиг. Настоящие вилиг. Янтарные!

Эпилог

Волки, медведи, масковая сипуха и орлы мирно спали всю ночь. Но перед тем, как Бизар, спотыкаясь, удалился за горизонт, и взошла утренняя звезда, перед тем как показались первые проблески зари, Фаолан вышел из логова. Он хотел пройти несколько лиг вдоль берега и посмотреть, что это за страна Синяя Даль. В высокой траве встречались дикие полевые цветы, которых он никогда не видел. Но, что самое главное, здесь было мясо. Он чувствовал его. Скоро они все вместе выйдут на охоту.

Много месяцев они питались одной лишь рыбой и маленькими, почти бескровными грызунами. Он знал, что эта страна кишит жизнью. Он ощущал запах крупных копытных животных. Животных, которые были крупнее карибу. Крупные, как лоси. Он нашел их следы. Судя по этим следам, глубоко утопавшим в грязи, это были массивные животные. Кусты поблизости были переломаны – здесь проходило целое стадо. С некоторых ветвей свисали большие, плотные клочки грубой шерсти, развевавшиеся, словно знамена. В памяти его всплыло название, которое он не слышал тысячу лет. «Бизоны». Сердце его взволнованно забилось. «Да, огромные стада бизонов, топот которых как гром разносится по широкой равнине».

Фаолан поднялся на возвышение. Под ним тянулась узкая зеленая долина. И в самом центре этой долины наблюдалось какое-то движение. Что-то там перетекало, словно река. Среди высокой травы показались странные существа, но это не были бизоны. Они были меньше по размерам, но стройные, с прекрасной струящейся гривой на мускулистой шее и длинными хвостами. Фаолан услышал гордое ржание, и на холм прямо напротив него вышла лошадь. «Да, лошадь!»

Так называлось это животное. Он знал это слово. Животное было матово-белого цвета, но когда оно повернулось, Фаолан не смог сдержать вздох изумления. Морду животного пересекал шрам, как будто оставленный огнем. Меха на ней не было, и кожа шла уродливыми складками. Лошадь посмотрела на него.

«Ты вернулся».

«Да, вернулся», – ответил Фаолан.

Лошадь вдруг встала на дыбы, перебирая в воздухе передними ногами. А потом громко заржала: «Звездный волк вернулся!»

От автора

Говорят, что писательство – занятие одиночек. Но не настолько, как можно было бы подумать. Во время работы меня постоянно преследовали голоса, фигуры и образы из прошлого. Пора указать источники, послужившие вдохновением для некоторых частей моей книги. Эпизод с падением в море Аббана во многом обязан персонажу Пипу из «Моби Дика» Мелвилла, который впал в безумие, погрузившись в бездну океана. Написать песню Дэрли меня вдохновила песня Боба Дилана «A Hard Rain’s A-Gonna Fall». Некоторыми образами я обязана фантастическому документальному телефильму BBC «Замерзшая планета». Изумительные кадры полярных регионов до сих пор стоят перед моим внутренним взором.