Глава 1

- "Надо было сегодня побриться."

Именно это подумал водитель белых "Жигулей", Александр Романов, когда заметил на обочине дороги у выезда из города N-ого девушку. Пусть ему было совсем не до девушек, да и она была из этих зверолюдей, которых называли "антро", так уж устроен был Саша. Мать с детства приучила его к тому, что перед девушками нужно выглядеть опрятно и прилично, а его вид приличным не назовешь. Грубая двухнедельная щетина, правая дужка квадратных очков с толстыми стеклами перемотана скотчем, белая рубашка помята, на джинсах пятно, а черные ботинки покрыты дорожной пылью еще сильнее, чем машина. На какой-то момент Романов решил вообще проехать мимо, но против воспитания не попрешь, и, тихо чертыхнувшись, человек сбросил скорость.

Нагретая солнцем и покрытая пылью машина остановилась рядом с выставившей руку черной гадюкой-антро в черной юбке, довольно короткой, и надетом поверх белой блузы черном женском пиджаке. На одном ее плече болталась небольшая женская сумочка. Дорогая. Возможно импортная. В славном советском государстве такого не достанешь без связей.

Романов сразу отметил неприятный взгляд желтых глаз рептилии, и некоторую вульгарность - эта странная полуулыбка на змеиной мордашке, и две пуговицы на блузе, так небрежно расстегнутые, что был виден висящий на цепочке кулон-сердечко, уютно устроившийся в виднеющейся ложбинке меж грудей.

Тьфу!

Будто ему обожгло этим зрелищем глаза, Романов взметнул взгляд выше, и заставил себя посмотреть в глаза гадюки, и от этого его подавленная антипатия к антро стала немного ощутимее. Тоже след материнского воспитания.

А гадюка, видя, что водитель не торопится открывать рот, начала диалог первой.

- Извините что спрашшиваю, но вы меня не подвезете в одно месссто? - Спросила она, оперевшись было локтем на крышу, но тут же убрала руку - палящее июньское солнце сильно нагрело металл.

Голос, казавшийся шепотом, а к тому же совсем по-змеиному тянущий шипящие звуки, добавил в чашу неприязни Романова к антро еще несколько грамм. Кроме того, будто этого было мало, у змеи оказался еще и акцент. Иностранка?

- Куда? - Коротко спросил он.

- К заброшшшенной тюрьме.

Романов на секунду задумался. Он, конечно, жил в местах куда более далеких, чем N-ый, но знал, где находится тюрьма, и мог бы довезти змеюку куда она хочет. Знал он и другое - такие дамы обычно не шастают по заброшенным зданиям, просто потому, что им совершенно нечего там искать, кроме неприятностей в виде крыс, грязищи и маньяков-насильников. Но черт, если ей нужны неприятности, кто Романов такой, чтобы оспаривать ее право на них?

- Садитесь. - Не задавая никаких вопросов разрешил Романов, и, дотянувшись до ручки, открыл девушке дверцу. С ее стороны это было невозможно из-за поломки в механизме двери.

Змея забралась в машину, и спинка сиденья отозвалась щелчком на повышение нагрузки. Попытка змеи закрыть дверь тоже была не очень успешна.

- Сильнее! - Скомандовал Саша, и гадюка послушно рванула дверь на себя. Та закрылась со звучным хлопком, от которого закачались четки с крестиком, подвешенные на зеркале заднего вида. Романов добавил газу, и машина рывками тронулась с места, покидая черту города N-ого, оставив после себя сизое облако из выхлопной трубы.

Первая половина пути прошла в гробовом молчании, во время которого Романов то и дело поглядывал на змею. Надо же, какая она все-таки странная, даже для антро. Он еще ни разу не видел антро-рептилий, они были редкостью, скорее всего вообще мутантами наподобие тех, что живут в местах типа Красногвардейска-18, только разумными. У нее было тело совсем как у обычной человеческой девушки, но только обтянутое гладкой черной чешуей, которая становилась серой на передней части шеи и ниже, на груди и, вероятно, животе. Лицо у нее было уже змеиное, даже язык время от времени высовывался из сомкнутого рта, пробуя воздух. Довольно забавно было, что хоть она и была чешуйчатой, но на голове у нее все равно росли волосы, такие же черные, как она сама, и короткие, до плеч. Видно было, что она за ними следила. На изящных тонких пальчиках, сомкнутых друг с другом, росли ногти, тоже черные. Романов вдруг понял, что ему неудержимо хочется потрогать ее, как когда-то в детстве он ощупывал пойманного на болоте ужика, самого обычного, пропускал его через пальцы, чувствовал как он обвивает руку. сползая с нее. Саша невольно посмеялся со своих глупых мыслей, продолжив следить за дорогой.

- Вам весссело?

Саша тут же задавил улыбку, которую и заметила змея. Она внимательно смотрела на Сашу, и ее острый взгляд, казалось, видит даже сквозь кожу. Неприятный взгляд, как и легкая улыбочка, обнажившая кончики клыков.

- Не-а. - Сказал Саша, и сказал чистую правду. С чего бы ему веселиться после всего произошедшего? Змея, кажется, вполне поверила его словам. Она будто бы понимала его.

- Куда вы едете?

Это было больше похоже на допрос. По крайней мере так показалось Романову. Вопрос был задан мягко, но настойчиво.

- Домой. - Расплывчато ответил Саша.

- А вы неразговорчивый. - Отметила гадюка. - Женаты?

Романов прямо почувствовал ее взгляд, который сместился на его руку, сжимающую баранку, а точнее на кольцо на его безымянном пальце. Он тоже посмотрел на кольцо, и его настроение испортилось окончательно. Пошевелилась где-то внутри спящая доселе злоба и под ее сдвинувшимся брюхом стал куда сильнее ощущаться гнилой душок былого унижения. Так всегда было, когда он думал об Ольге.

- Разведен. - Опять кратко ответил Саша. - Пока неофициально.

После этого Романов решил перейти в контрнаступление.

- А вам-то зачем в эту тюрьму? - Спросил он. - И, между прочим, не очень подходящий костюмчик для подобного места.

Пропустив замечание про костюм, хотя оно ей явно и не понравилось, гадюка ответила.

- Я ищщу одного мальчика. - Сказала она. - Лет шшестнадцати. Мне ссказали, что он направлялсся туда.

- Кто сказал?

- Надежный иссточник. - Змея снова недобро усмехнулась.

- А зачем вам этот паренек? - Снова задал вопрос Романов. - Он что, ваш родственник?

- Он мой восспитанник. - Пояснила гадюка. - Его нельзя осставлять без приссмотра. Мальчик болен. Сссильно болен.

И снова Романов решил воздержаться от развития темы, хотя в его голове уже сформировались некоторые так и напрашивающиеся предположения и разные неудобные вопросы. В конце концов, какое ему дело? Поэтому Романов ограничился только одной мыслью.

- "Искать пацаненка в громадной заброшенной тюрьме? Желаю удачи."

Снова краткое молчание, во время которого Романов сосредоточился на вождении, а девушка отвернулась к окну, изучая пейзаж. Они уже давно выехали из города, и теперь вокруг них по обеим сторонам пустынного шоссе была лишь зеленая равнина с редкими кустарниками и циклопических размеров стальными мачтами высоковольтной линии. Где-то там, вдали, у самого горизонта виднелась лохматая зеленая стена леса. Позади расположился угловатый силуэт города, где над почти одинаковыми коробками домов возвышалось две бело-красных полосатых трубы, выбрасывающих серые облака в пронзительную небесную синеву. Удивительно, как в этой стране великолепие мироздания соседствует с какой-то даже убогостью и мелочностью быта. Быта, не жизни.

От созерцания гадюку отвлекло движение в салоне. Это Романов протянул руку к мятой пачке сигарет, небрежно лежащей на приборной панели и зажатой между ней и лобовым стеклом. Ловко вытянув одну, и запихав пальцем вылезшую было пачку обратно на свое место, Романов закурил, предусмотрительно опустив ниже ветровое стекло. Ветер, несущейся навстречу рычащему железному коню, растрепал его нечесаные черные волосы и парусом раздул прическу гадюки. Дующая в лицо прохлада, ветер, хлопаньем заглушающий все звуки - чувствуя это, начинаешь лучше представлять ощущения от свободного полета.

- Как вас хоть зовут? - Небрежно поинтересовался Александр, выдыхая дым в окно.

- Вильма Бичевссская. - Представилась гадюка, а потом добавила. - Битч.

Знакомый с английским Саша сразу и немного устыдился услышанного и фыркнул от смеха.

- Да, забавно. - Согласилась змея. - Подчиненные придумали. Мне понравилосссь.

- И кто ж так вас нарек? - Заинтересованно спросил Романов.

- Я не помню его имени. - Ответила Вильма, пожав плечами. - Он уволен.

Снова неловкое молчание, а потом Битч задала вполне естественный ответный вопрос.

- А васс как зовут?

- Саша. Александр Романов. - Представился тот, протянув ей открытую ладонь. - У меня нет остроумных подчиненных, да и починенных вообще, а значит, и клички нет тоже. Думаю, к счастью.

Битч для приличия посмеялась над этой неуклюжей остротой, и подержалась за его руку. Романов почувствовал, что она и впрямь очень гладкая. И довольно цепкая.

- И где же это вы работаете, что у вассс нет клички? - Гадюка высвободила руку из ладони Романова, и снова сцепила пальцы в замок, положив руки на свои коленки.

- Полагаю, что уже нигде. - Снова довольно хмуро ответил Романов. - Дня три назад был главным бухгалтером на одном предприятии.

- О, как интересссно. И что же это так?

- Уехал в незапланированный отпуск. - Туманно объяснил он.

- Понятно. - Соврала Бичевская, будто и впрямь все поняла. Потеряв пока интерес к попутчику, она устроила на коленях и расстегнула свою сумочку , начав искать в ней что-то.

Снова пауза.

- А вы где трудитесь на благо нашего коммунистического общества? - Прервал молчание Романов, уже довольно давно не разговаривавший ни с одной живой душой. Если бы у него спросили, как выглядит одиночество, то он сказал бы, что оно выглядит как два габаритных огонька, светящихся в ночи впереди твоей машины, а точнее как красноватые отблески от них на мокром асфальте. После этого он готов был говорить даже с антро, и даже со столь неприятной ему личностью.

- N-ская псссихиатричесская клиника номер двадцать три. - Сказала Бичевская, извлекая пачку тонких сигареток и импортную зажигалку из распоротого замком-молнией брюха сумочки. - Хотя, давно подумываю перебратьссся поближе к Мосскве. В этом захолуссстье мне уже насскучило.

- Этот ваш воспитанник там лечится? - Осторожно спросил Романов, опасаясь что задал не очень корректный вопрос.

- Да. - Коротко ответила змея. - Вон тот поворот. Не пропусстите.

- Угу.

Романов крутанул руль, и "жигули" съехали с запыленного шоссе на проселочную дорогу, и, немилосердно вихляясь, поползли к виднеющемуся вдали серому зданию.

***

Путь, который у Романова должен был занять двадцать минут, Дэсмонд проделал за полдня. Полдня беспрерывного шагания по обочине шоссе, а затем и по проселочной дороге, то и дело поправляя натирающий собачий ошейник с болтающимся на нем металлическим сердечком. Полдня с рюкзаком на плечах, в котором покоились жиденькие бутерброды с докторской колбасой, завернутые в пакет, бутылка воды, набранной из-под крана, пара яблок, которую мальчик своровал с чьего-то участка, и сменная одежда. Вполне типичный джентльменский набор подростка, сбежавшего из дома и думающего, что это навсегда.

Дэсмонд Лешицкий, как и Битч, тоже был антро, и тоже довольно редким в этих краях - гиена. Видно, какая-то далекая-далекая прабабушка согрешила в старинные времена с каким-нибудь антро-африканцем, и род Лешицких стал коричневым и пятнистым. Сам гиена родился поближе, в Польше, но такое чувство, что это произошло в прошлой жизни или во сне, больше похожем на тяжкий бред. После такого ты просыпаешься уставшим, с пересохшим ртом и ощущением, будто под веки насыпали песка.

Спрятав руки в карман бледного свитера-кенгуру и опустив взгляд вниз, на истоптанный чужими следами и изъезженный шинами песок, мальчишка в меру торопливым и слегка прыгающим шагом брел к виднеющейся впереди громадине заброшенной тюрьмы. Время от времени он глядел вдаль, на нее, и в один из таких моментов грустно признал вслух.

- Это была очень плохая идея.

Дэсмонд совершенно не удивился, когда ему ответили, хотя кроме него вокруг не было никого, кроме стрекочущих хором кузнечиков в траве и выводящих летние свистящие трели птиц, которым было абсолютно неинтересно отвечать на чьи-то там мысли вслух.

- А по-моему как раз наоборот. - Сказал хриплый голос, в котором слышалась полная уверенность в своей правоте. - Вместо того, чтобы нас снова запирали и кололи всякой гадостью, так лучше уж погулять на свежем воздухе и полазить по старой тюряге. Нужно быть полным идиотом, чтобы этого не понимать.

Голос этот принадлежал бывшему соседу Дэсмонда по палате. Бывшим он был, во-первых, потому, что теперь вместо палаты гиена жил в удобной и просторной квартире своей опекунши и лечащего врача. Своей Хозяйки. Во-вторых - сосед этот давно умер, хоть при этом и все равно разговаривал с ним. Мальчишке миллион раз объясняли и хозяйка, и врачи, и санитары, что этот голос - лишь плод его воспаленного воображения и нарушений восприятия, из-за которых гиеныш порой не различал реального и выдуманного. Каждый из этого миллиона раз Дэс соглашался, и все равно не верил, как можно так воображать голос, чтобы он всегда мог обхитрить тебя, обмануть, и от которого никогда не знаешь чего ждать. И вместе с тем как можно вообразить голос, который любит тебя какой-то жутковатой и невероятной любовью, и который, пусть и через трудности, все-таки любишь ты.

- Пани Бичевская найдет нас. - Уверенно сказал Дэсмонд. - Найдет и накажет

Дэс не хотел, чтобы его наказывали. Побои были самой мелкой из его проблем, хотя порой пани била его очень сильно и больно. Хуже были препараты. Их она применяла, когда поступок Дэсмонда показывал уже открытое неподчинение. А неподчинение было самым страшным грехом для пани Бичевской, любое его проявление приводило ее в ярость. Не только Дэсмонд знал это на своей шкуре, но именно его это касалось больше обычного. Поэтому до сегодняшнего дня он был тих и послушен. Если бы не голос Сэда...

- Послушай, хватит ныть! - Рявкнул голос, совсем как тогда, когда Сэд был еще жив. Так он говорил, когда терял терпение, и иногда за этим следовала оплеуха. То же было и сейчас. Рука Дэсмонда самопроизвольно взметнулась вверх, покинув кармашек свитера, и ладонь с силой приложилась прямо по носу несчастного паренька. Ойкнув, гиена остановился и тут же схватился за пострадавший дыхательный орган, очень надеясь, что из него не пойдет кровь.

- Больно! -Захныкал Дэсмонд. перед глазами которого все плыло от навернувшихся слез. Дэсмонда легко было заставить плакать. - Ты псих.

- Кто бы говорил. - Поддел Сэд своего носителя. - Послушай, малыш. Забудь о ней.

Теперь хриплый голос в голове гиеныша звучал мягко и успокаивающе. Он становился таким сразу после оплеухи. При жизни Сэд присаживался на корточки напротив него, поглаживая мальчишку по лохматой голове или почесывая за правым ушком, которое будто было чуть надкушено. Очень часто в этот момент Дэс не выдерживал и начинал плакать, обнимая его и крепко прижимаясь к худощавому высокому телу своего единственного друга и защитника, единственного, кто был добр к нему, пусть иногда и срывался.

- Просто не думай об этой черной суке. - Ласково шептал голос будто на ухо гиенышу. - Мы не оставили ей записку, мы не говорили никому, куда пойдем, черт, да мы и сами не знали куда идем когда уходили. Она нас не найдет, и уж тем более не будет искать в таком месте, как старая тюрьма. Мы свободны, малыш. Свободны, и сможем вернуться к тебе домой.

- Не сможем. - Покачал головой Дэсмонд, прикрыв глаза и так и не отпуская носа, пытаясь унять тянущие ощущения после удара. - Только не после всего.

- Да. - Согласился Сэд. - Зато перед нами весь мир. И никаких чертовых эскулапов. Все позади.

Дэсмонд не мог знать, что Бичевская уж давно была в курсе касательно его местонахождения. Многие люди видели приметного мальчишку-гиеныша около пятнадцати-шестнадцати лет, с рюкзаком, носящего ошейник. Им было достаточно указать направление да примерное время, в которое они видели мальчика, чтобы Битч поняла, куда он направляется. Дэсмонд не знал этого, и все равно был уверен, что его найдут, и найдут быстро. Так было даже лучше, пусть его и накажут. Неизвестность пути пугала его больше, чем наказание. На побег он решился лишь потому, что Сэд пугал его еще сильнее.

Примерно в то же самое время, когда пани Бичевская садилась в машину к Романову, сетуя, что ей приходится ездить на развалюхе с человеком, у которого уже неделю как не было свидания с мылом, мочалкой и зубной пастой, Дэс уже стоял перед массивными стальными воротами заброшенной тюрьмы. Ворота были раскрыты, покрылись ржавчиной и покосились, едва удерживаясь на давно не смазывавшихся петлях. Теперь они не казались такими уж неприступными, как несколько лет назад, в отличие от хоть и потерявшей товарный вид, но сохранившейся еще толстой и высокой бетонной стены с обрывками колючей проволоки на ее вершине. Над воротами арматурной рыжей дугой висела табличка, из которой давно повыпадало и пропало без вести несколько букв.

"К....ЫЙ В..ОН"

- "Красный Ворон." - Громко прочел Сэд, восполнив пробелы, будто Дэс сам не мог осилить название тюрьмы. - Это ж надо, а... По-моему "режимный объект номер такой-то" звучит как-то посолиднее подобной пафосной хренотени.

Дэсмонд ему не ответил. Бочком протиснувшись в зазор между створками ворот, гиеныш оказался по ту сторону ограждения. Этот забор остался единственны с прошлых лет сдерживающим барьером, последней границей, отделяющий нормальный мир от того, в котором пребывал огромный бетонный улей квадратного здания тюрьмы. Задрав голову, Лешицкий во все глаза смотрел на пятиэтажную серую громадину с треугольной крышей из красных стальных листов, половина которой уже валялась на земле и потихоньку ржавела. Будто в ответ здание тюрьмы глядело на Дэсмонда темными провалами маленьких зарешеченных окошечек, напоминая скелет огромного чудовища, давно убитого, но все равно охранявшего свои сокровища. Даже воздух в этом месте был каким-то неподвижным, густым, и от того было вдвойне не по себе при мысли, что же, если не сквозняк, завывает в сырых коридорах брошенного сооружения.

Территория вокруг тюрьмы была прямо-таки гигантской. Дэсу предстояло пройти еще метров двадцать-тридцать, чтобы добраться до крыльца здания. Раньше все эти метры были в несколько рядов обнесены колючими заграждениями, но теперь от них остались только немногочисленные стальные столбики с огрызками проволоки. Они торчали из разрытого колесами многочисленных грузовиков чернозема, а рытвины были заполнены лужами. Это производило впечатление, похожее на то, когда видишь улыбку старика, у которого из размягченной бледно-розовой челюсти торчит единственный зуб. Вся территория прекрасно просматривалась с вышек, поставленных вдоль забора, и теперь медленно разваливающихся. Прожекторы смотрели на этот вопиющий факт разбазаривания государственных ресурсов единственным глазом с грязевым бельмом на стекле.

- Здесь так... Тихо. - Неосознанно произнес Дэсмонд едва слышимым шепотом, высоко задрав голову и разглядывая здание тюрьмы. - Было бы здорово, если бы она нарисовала это место.

- Ага, здорово. - Согласился Сэд. - Есть правда одна маленькая загвоздочка. Ты ее убил.

Дэсмонда тут же перекосило при упоминании этого. Многие его воспоминания о прошлой жизни затерлись временем и событиями, но это воспоминание было еще ярким и живым, и таким, наверное, останется на всю его жизнь. Он совсем не хотел об этом думать, потому, что иначе просто расплачется. А если он начнет оправдываться. Сэд все равно заставит его расплакаться. Поэтому он смолчал, и просто побрел вперед, к зданию звучно чавкая грязью под ногами.

***

Жирная старая крыса, торопливо и шумно грызущая найденный на полу высохший кусок хлеба, вдруг встрепенулась, и убежала прочь, в одну из настежь открытых камер заброшенной тюрьмы, чтобы не быть обнаруженной внезапно вышедшим из-за угла Куртом, рослым рыже-коричневым антро, в котором явно прослеживалось кунье происхождение. Откуда ей было знать, что Курт, он же Конрад Зенгель, совершенно не интересовался бродячими грызунами, если они только не грызли что-нибудь ему принадлежащее или очень уж досаждали его бабушке. Хрустя попадающимся под тяжелую рифленую подошву его ботинок мусором и освещая себе путь фонариком, он решительно шагал вперед, во тьму длинного коридора тюрьмы, одного из почти десятка точно таких же, пересекающихся во многих местах. Куница едва не наступил на брошенный крысой сухарик, проходя мимо места, которое та избрала для трапезы. Когда он отошел достаточно далеко, крыса осторожно выбралась из камеры, воровато глянула на удаляющегося двуногого гиганта, и снова начала подбираться к своей добыче. Однако как раз в этот момент сухарик звучно хрустнул под туфлей юной человекоподобной кошки рыжего окраса с интересными именем "Искра". Идущий впереди нее куница резко развернулся, направляя луч фонаря на звук.

Пусто. Около полуминуты куница продолжал вглядываться в темноту узкого тюремного коридора, нашаривая лучом возможного преследователя. Но луч лишь выхватывал из мрака двери камер, закопченный потолок, увитый паутиной, и стены, покрытые отваливающимся белым известняком, опороченным надписями разной степени пристойности. Наконец, нервно облизав губы, Курт пришел к выводу, что ему показалось, и, развернувшись, продолжил шествие. Едва он это сделал, из проема той самой камеры, куда уже второй раз загнали бедного грызуна, высунулось голубоглазое кошачье личико Искры. Убедившись, что Курт не оглядывается, она осторожно вышла из камеры и, крадучись вдоль стен, снова пошла за парнем, одновременно с легким отвращением убирая из коротких рыжих волос паутину.

Что здесь вообще делала Искра? Почему она следила за Куртом? На это и впрямь были причины, хотя кошка и не была до сих пор уверена, что поступает правильно. Но увы, иного выхода она не видела, а ей отчаянно хотелось помочь. Но чтобы понять ее мотивы и действия, нам необходимо будет вернуться в недалекое прошлое.

Три дня назад в ее квартирке раздался раздражающий трещащий звонок телефонного аппарата. Мама Искры опередила ее, сняла трубку, и требовательно произнесла свое "Алло". Выслушав ответ, она сразу просветлела лицом.

- А-а, Конрад! Ну, здравствуй! Искру? Сейчас.

Искре вдруг пришла мысль не брать трубку, сославшись на то, что она занята. Пусть знает, как полторы недели забывать про подругу, с которой дружишь с детства! Однако кошка тут же эту мысль задавила - она скучала по кунице, и немного тревожилась за него. Уже больше месяца она замечала в нем странные перемены. Он стал еще более нелюдим, постоянно был задумчивым и рассеянным,. Они виделись вес реже, у Курта вечно находились какие-то "дела", но когда виделись, Искра понимала, что ни ей, ни Курту, уже нечего друг другу сказать - разговоры то и дело прерывались долгими неловкими паузами. А однажды, придя к нему домой, она была вынуждена уйти, потому что застала семейный скандал. В первый раз в жизни Курт не ночевал дома, и пришел с сильнейшим запахом алкоголя. Поэтому она взяла в руки протянутую ей трубку, но еще довольно долго просто глядела на нее, вертя в руке. Потом она поднесла ее к уху, и произнесла.

- Алло?

- Нам надо встретиться. - Тут же заявил голос Курта в шипящей трубке. - Возле памятника.

- Почему ты так долго не звонил? - Сразу же спросила Искра, стараясь, чтобы ее голос не звучал обиженно.

- Занят был. - Ответил Курт уклончиво.

- А теперь освободился, да?

- Теперь соскучился. - Каким-то совершенно другим голосом сказал куница, и Искра тут же прекратила злиться. Теперь она тревожилась. Курт никогда раньше не говорил таким тоном. Этот тон совершенно не подходил к сложившемуся у Искры образу уверенного, сильного и решительного антро, которому не страшны никакие опасности мира, исключая его бабушку. Это и решило дело. Искра согласилась, и Курт тут же повесил трубку.

"Встретиться у памятника" означало прийти в парк и встать у подножия постамента, на котором возвышалась четырехугольная колонна, чьи грани на четырехметровой высоте сходились, образуя заостренную вершину с водруженной на ней красной звездочкой. Искра примчалась туда чуть больше чем через пять минут. Кутаясь в курточку, она крутила взъерошенной от ветра головой, ища Курта. Куница обнаружился за памятником, сидящий на скамейке, подпирая руками голову и упершись локтями в колени. Он отстраненно наблюдал за скучившимися неподалеку голубями, которые слетелись на рассыпанные им семечки, и жадно склевывали их с асфальта. Искра двинулась к нему, и голуби на всякий случай разлетелись в стороны от девушки, приземлившись чуть подальше. Искра присела рядом с Конрадом, придержав юбку на простеньком платье. Все то время, пока она бежала по улицам городка, она все обдумывала, что ему скажет, и как будет его ругать, но сейчас все слова вылетели у нее из головы.

- Ну, чего тебе? - Пробурчала она, искоса глядя на куницу.

Курт убрал руки от подбородка, распрямился и вытащил из кармана штанов сигарету. Искра тут же ловко выхватила ее из пальцев зазевавшегося парня, и, бросив ее под ноги, раздавила кедом.

- Э! Ты чего?! - Тут же возмутился таким поведением Курт, вспугнув снова собирающихся голубей.

- Курить вредно. - Авторитетно заявила Искра, весело улыбаясь ему. Ей и впрямь казался смешным ее поступок, хоть она и была обеспокоена. - И вообще, тебе восемнадцати нет.

- Не смешно. - Курт даже не удостоил девушку взглядом. - Слушай, если не прекратишь дурить, я уйду, ясно?

Искра тут же обхватила Курта за плечи и потянула за щеку, отчего насупленное лицо Курта стало выглядеть глупо.

- Ну чего ты такой хмурый, а? - Спросила Искра, пытаясь заглянуть в янтарно-желтые глаза куницы. - На хвост в автобусе наступили?

- Хватит. Мне не до шуток. Отвянь, еще увидит кто. - Он отодвинул девушку подальше от себя.

Искра поняла, что парень действительно очень уж серьезный и хмурый. Даже ее притворная дурашливость совсем его не веселила. Поэтому, вздохнув, кошка произнесла. - Рассказывай уже.

- Искра - Курт сцепил пальцы в замок, и, сжав их, удрученно признался - я влип.

- Да это я поняла. - Спокойно ответила кошка, хотя ее сердце при этих словах чуть екнуло. - Не томи уже.

- В общем, я связался тут с одной компанией. - Начал Курт. - Ну и...

- Что, с алкашами какими-то? - Уточнила искра, помня о том скандале.

- Да не. - Помотал головой Курт. - Типа как с неформалами. Только они не то что неформалы... Они... Блин, короче это что-то типа секты или тайного общества.

- Секты? - Искра была всерьез удивлена. Она ожидала от Курта чего угодно, но только не вступления в секту.

- Блин. - Курт совсем растерялся. - Ну, в общем, я даже не знаю, кто они. Слово "секта" просто ближе всего.

И Курт рассказал, как познакомился с одним антро-волком по имени Вихрь. Это был такой же авторитарный одиночка, как и сам куница. Эта независимость и полное презрение к любым авторитетам и привлекли к Вихрю внимание Конрада. Но если Конрад просто держался почти от всех на расстоянии, то Вихрь открыто презирал всех и вся, начиная от учителей, директоров и родителей, и заканчивая Партией. Порой его смелые высказывания коробили Конрада, но рядом с ним он чувствовал себя куда увереннее, сильнее, независимее. Последнее нравилось ему в особенности.

Вихрь был не на хорошем счету в школе. Его выходки порой были откровенно хулиганскими, он не лез в карман за словом, легко мог ударить любого, кто ему не понравится. Вдобавок он провоцировал неприязнь одним своим внешним видом - он любил одеваться в кожаную куртку, изукрашенную заклепками, обтягивающие штаны со свисающими с пояса цепями, и высокие берцы с металлическими носами (он называл их "пинальниками"). Он отрастил длинные волосы. Он проколол уши и нижнюю губу. Весь его вид бросал вызов установившемуся порядку и дисциплине, принятой в обществе. Он в открытую плевал в лицо всей системе. И только отсутствие действительно серьезных нарушений спасало его от неизбежной кары. Учителя и директор не хотели проблем для школы, и решили уже дотерпеть этого монстра, поставив ему в конце года тройку и навсегда избавиться от него после выпускного.

Но, как оказалось, Курт не был единственным другом Вихря. В один прекрасный момент волк "поделился секретом" со своим "дружбаном", сообщив ему о некоем клане Мораны, где сплошь его единомышленники. которые всегда делают, что хотят, когда хотят и как хотят, а их развлечения - это не детские игрушки типа совместной охоты на ботанов. А потом он сказал заинтригованному Курту, что мог бы замолвить за него словечко, если тот конечно не струсил. И Курт, который ненавидел, когда его считали трусом, заявил что ничего не боится.

- Ну ты как всегда. - С неудовольствием прокомментировала Искра. - Отличился умом и сообразительностью.

- Да ну тебя. - Хмуро отмахнулся Курт. - В общем, он привел меня в заброшенную тюрьму, ту, что за городом.

- Знаю. - Кивнула Искра. - И что там?

Там, по словам Курта, действительно находились друзья Вихря. Много-много подростков и детей разного возраста, битком набивших какой-то подвал. Выглядели все как типичные неформалы - в цепях и коже, с лохматыми длинноволосыми головами, и все как один пьянствовали и хохотали. Что ж, тут Вихрь не соврал - они и впрямь делали все, что хотели. Но Курт не был уверен, что он хочет того же самого.

- И чего ты с ними вообще связался? - Удивлялась Искра. - Сказал бы, что передумал.

- А уже нельзя было передумывать. - Грустно сказал куница. - Да и тогда я не о том думал.

Как оказалось, они были чем-то типа оккультистов. Они производили какие-то странные обряды, призывали духов или давно умерших людей. По мнению Курта это было "прикольно", особенно когда во время одного из ритуалов внезапно подувший сквозняк погасил все свечи. Были визги, были крики, а затем было буйное адреналиновое веселье, плавно перетекшее в пьянку. Пьянки Курт воспринимал скорее как обязанность, и пил нехотя, предвкушая сильнейшую головную боль наутро.

- Потом начались жертвоприношения. - Поведал Курт.

- Чего?!

- Жертвоприношения. - Повторил он. - Они резали кошек и собак, выпускали им кровь, вырезали внутренности...

- Гадость какая! - Искре невольно стало плохо. Она любила животных, в особенности кошек (в случае с антро они и впрямь были "меньшими братьями"), а потому любая мысль о причинении им вреда была неприятна девушке. Особенно такое. - Курт, они же сумасшедшие! Как ты мог!

- Ну... - Курт замялся. - В общем, я хочу от них уйти.

Искра видела, что парень чего-то недоговаривает, но ее это не особо интересовало. То, что он хочет покинуть такую дурную компанию, слишком ее порадовало.

- Давно бы уже ушел! Дурачина! - Негодующе всплеснула руками кошка. - Не ходи туда больше. И с Вихрем этим не общайся!

- Вихрь будет спрашивать...

- А ты ему скажи, что не будешь больше никуда ходить! И пусть он сам катится к черту, и режет кошек без тебя!

- Искр. - Как-то совсем потухшим голосом обратился к ней парень.

- Что?

- Меня могут убить.

Искра от неожиданности даже не нашлась, что сказать. Она просто открыла и закрыла рот, глядя на Конрада широко распахнутыми глазами. Предсказывая ее вопрос, Курт продолжил говорить.

- Если я выйду из их компании, им не понравится. - Сказал он. - Они и так уже косо на меня смотрят. А они вообще отмороженные.

Чуть понизив голос, куница добавил.

- Я уже слышал их разговорчики насчет того, что скоро им понадобится кто-нибудь для жертвоприношения, а они не могут никого найти.

- Надо заявить в милицию! - Кошка решительно встала, словно прямо сейчас собиралась побежать в ближайшее отделение.

- И чего будет? - Курт скривился, показывая, что эта идея пахнет не лучше, чем неубранная конюшня. - Всех они не переловят, да и то потом отпустят. А они сразу догадаются, кто настучал.

- Я могу заявить. Они не знают меня. - С уверенностью произнесла Искра. - Это же не может так продолжаться! Слышишь?

- Ну, они все равно подумают на меня. И принесут в жертву своей Моране. - Курт вздохнул и снова понурил голову, подперев ее руками. - Я в заднице.

Однако Искра не желала это признать. Она не оставляла идею с милицией, и была уверена, что она сработает. Нужно было, чтобы Курт был с ними, но сначала надо было узнать, где эти культисты вообще располагаются. Тюрьма была очень уж большой. Поэтому через три дня она приняла решение проследить за ним.

Хоть Курт и был в тюрьме неоднократно, он так и не смог запомнить дорогу. Коридоры заброшенной тюрьмы были слишком однообразными, узкими и темными, и ориентироваться можно было разве что по еле заметным номерам на бесконечных рядах стальных дверей камер, с которыми он сверялся, направляя на них луч фонаря. Первый блок, от сто восьмидесятой налево, а затем до конца - так говорил ему Вихрь, но черт его знает, найдет ли он еще эту сто восьмидесятую. Эти дурацкие коридоры были больше похожи на какой-то лабиринт, про который рассказывали на уроках литературы. В нем еще жило чудовище с бычьей головой, которое очень любило лакомиться молодыми девушками. По мере блуждания Курт все больше нервничал, и тихо проклинал Вихря, не пожелавшего стать в этот раз проводником. Луч его фонаря скользил от камеры к камере - девяносто восьмая, сто первая, неразборчиво, неразборчиво, здесь двери вообще нет...

- О, вот оно! - Обрадованный Курт подсветил на ржавой двери с окошком хорошо сохранившийся значок с цифрой "180". Окончательно его убедил нарисованный красной краской знак - семь "лучей", изломанных на конце, отчего по форме они напоминали косу, расположившись кругом, сходились на одной точке. Этот знак Вихрь называл "солнцеворотом". Камера стояла в самом конце коридора, а дальше был перекресток. Припомнив слова Вихря, Курт направил фонарик вправо, осветив очередной коридор, почти не отличающийся от других, виденных куницей ранее. Убедившись, что впереди его не ждет какой-нибудь неприятный сюрприз типа окочурившегося бомжа, погруженного в нирвану наркомана или, на крайний случай, кучи чьих-нибудь испражнений, Курт направил свои стопы далее. Искра, естественно, последовала за ним.

Глава 2

Пройдя за тяжелую двойную дверь, Дэсмонд оказался в совершенно ином мире. Здесь правила бал темнота, затхлость и разруха, медленно и упорно пытающаяся стереть с лица земли ненавистные ей сооружения тюрьмы. Дэсмонд пока находился в "предбаннике" - перед ним был контрольно-пропускной пункт. В былые времена сомнительного вида подросток не прошел бы дальше, и был бы немедленно выперт за ворота удивленным солдатом из роты внутренних войск. Но солдата не было, а была лишь крыса, которая убежала прочь, скрывшись в норе, которую прогрыз в бетоне ее далекий предок. Поэтому, полностью проигнорировав мутное окошко с наполовину облупившейся надписью "ПРЕДЪЯВИТЬ ДОКУМЕНТЫ", Дэсмонд прошел дальше по широкому коридору. Его ни в малейшей степени не заинтересовала комната, находившаяся за этим окошком, ни комната охраны, в которой были видны только настежь раскрытые шкафчики. Его выбор пал на проем, рядом с которым лежала выбитая дверь с четким отпечатком рифленой подошвы. На ней было написано "санчасть".

- О, смотрю, мы тут не первые визитеры. - Отметил Сэд, когда Дэсмонд глянул на след ноги. - А я так хотел, чтобы у нас было секретное место, как та беседка в больнице. Помнишь?

Дэсмонд улыбнулся. Конечно он помнил. В первый раз Сэд привел его туда, когда Дэсу пришлось долгое время просидеть в тестовой камере, без света, и при этом систематически подвергаться различным инъекциям. Когда он все-таки вышел на улицу, его ноги подкашивались, а воспаленные, красные от наркотиков и недосыпа глаза едва выносили яркий солнечный свет. Ноги его держали не то чтобы надежно, а потому Сэду постоянно приходилось поддерживать бедолагу. А потом он привел его в беседку в глубине парка при клинике. Там почти никого не было, а сама она была постоянно накрыта тенью обступивших ее липок и кленов, успокаивающе шумящих листвой. Под этот звук его мозг медленно очищался от забившего его мусора кошмаров, галлюцинаций и страха.

- Конечно помню. - Сказал он вслух, даже не заметив этого. Голос его довольно гулко звучал в пустом коридоре. - Сюда вряд ли ходят часто. Какие-нибудь мальчишки. И то, не думаю, что так уж часто это случается. Тюрьма очень далеко, а в городе хватает заброшенных зданий.

- Не у каждого такая слава. - Мудро заметил Сэд. - Ладно, заткнись и прекрати мяться. Пошли, посмотрим, чего там.

Санчасть относилась к тому виду помещений тюрьмы, которые наиболее сохранились. В отличие от комнат охраны, складов и кладовок, откуда разворовали все, что не успели вывезти, здесь осталось на месте почти все, кроме, разумеется, лекарств. Также, благодаря широкому зарешеченному окну здесь было светло, а значит, можно было все разглядеть.

Встречал вошедшего Дэсмонда стол, заваленный толстыми папками, которые уже тронула плесень, полуразваленной и выпотрошенной кушеткой, из разрезов на обивке которой торчал поролон, а чуть дальше - раскрытый настежь старый холодильник, бывший некогда вместилищем препаратов, а теперь ставший пристанищем для плесени. Дальнейшая территория санчасти была отделена рваной клеенчатой шторкой через все помещение. За ней виднелись железные пружинные кровати без матрасов, как попало сваленные в огромную стальную кучу в середине.

Первым делом Дэсмонда заинтересовали именно папки. Их гиеныш и начал разбирать. Первая папка оказалась захвачена плесенью, следы от которой тут же остались у юного антро на руках. Эта же плесень не дала даже раскрыть ее - слишком слиплись страницы. Папка была уронена на пол, и Дэсмонд потянулся к следующей. Открыв ее, он понял, что частично она стала добычей крыс. Наполовину съеденные страницы тоже оказались слипшимися, и рвались при попытке их разделить. Эта папка тоже отправилась в сторону. А вот третья оказалась во вполне пригодном состоянии. На обложке была написаны карандашом фамилия и имя - Гехт Оскар Маркович. Поверх нее стоял синеватый штамп "в архив".

Раскрыв ее, гиеныш ознакомился с содержанием. Первым делом шло нечто вроде анкеты на Гехта Оскара Марковича, что паренек сразу пропустил. Далее была характеристика его, как спокойного, уравновешенного, однако до параноидальности осторожного человека, склонного, тем не менее, к сотрудничеству.

- Ясно. Стукач. - Тут же поставил Оскару Марковичу диагноз Сэд. Дэсмонд это не прокомментировал и продолжил читать.

Остальные страницы были заполнены чисто рукописным текстом. Это были многочисленные истории болезни, списки анализов и процедур. Время и "врачебный" почерк, больше похожий на арабскую вязь, сделали текст совершенно нечитаемым. Вглядываясь в каждую закорючку, словно расшифровывающий египетские символы криптограф, Дэсмонд начал медленно читать вслух, словно школьник.

- Температура тела 38,2 градуса... Рвота... Сильное воспаление... Хм... - Дэсмонд поднял глаза чуть выше. - Его ранили. Вилкой. Тут написано, что она использовалась для очистки унитазов от... Фуу! - Гиена сморщился.

А вот Сэда это немало повеселило, что показал его смех, раздавшийся в голове гиеныша. Смех этот был таким, что беднягу всего передернуло. Он не любил, когда Сэд так смеялся.

- Это, наверное, и вызвало заражение крови. - Гиеныш полистал еще немного, увидев, что пациента после зашивания раны пичкали антибиотиками, постоянно дезинфицировали рану, давали ему витамины и иммуностимуляторы, но последней страницей все равно оказался документ, подтверждающий смерть несчастного Гехта Оскара Марковича, проткнутого грязной вилкой, которой надзиратели заставляли зеков драить "параши". Если бы этого не случилось, он вышел бы всего через полгода. Закрыв папку, гиеныш бросил ее рядом с двумя предыдущими.

- Хорошо, что меня тогда не посадили в тюрьму. - Произнес он глухо, и выбрал следующую папку.

Новые документы в беспристрастной форме поведали ему о Викторе Тапфере, заключенном с заметными психическими отклонениями, очень сильно тяготеющем к теории национального превосходства. Этот достопочтенный антро болел гонореей, частенько жаловался на головные боли, а еще Дэсмонду на глаза попалась рекомендация изолировать больного от других заключенных, так как были уже две попытки изнасилования. Дэсмонд бы и не заострял внимание на этом, если бы ему не попался запрос о переводе Виктора в N-скую психиатрическую клинику, подписанный Вильмой Бичевской.

- О, а вот это уже интересно! - Протянул Сэд. - Похоже, она, как и прежде, отбирала психов для своих опытов. Когда это было?

- Два года назад. - Ответил Дэсмонд, глянув на дату в уголке документа. - Почти перед закрытием тюрьмы.

- Проверь остальные.

Половина оставшихся папок тоже стала непригодной и нечитабельной, а оставшиеся были заполнены все теми же историями болезни и заключениями о смерти заключенных "Красного Ворона". Четыре истории болезни оканчивались запросами о переводе в психиатрическую клинику города N-ого, подписанные лично пани Бичевской. У всех были те или иные психические отклонения.

- Они, небось, и не подозревали, куда им суждено попасть. - Хихикал Сэд. - Стать личными игрушками пани, так себе судьба.

- Может, они нужны ей для опытов. - Предположил Дэсмонд.

- Я и говорю. - Сказал Сэд насмешливо. - Я не знаю, какой может быть научный подтекст у того, что она вытворяла. Уверен, что это просто развлекуха, а своему начальству она вешает лапшу.

- Не знаю... - Задумчиво произнес Дэсмонд. И он правда не знал.

Бросив на пол последнюю папку, гиеныш направился к выходу из санчасти, мудро рассудив, что больше ничего интересного тут не найдет.

***

"Жигули" остановились как раз напротив ворот "Красного Ворона", и Романов, не глуша мотор, сообщил вполне очевидную вещь.

- Приехали.

Вильма, щурясь от солнца, выглянула из окна машины, а затем со звучным щелчком открыла дверцу и выбралась из душного салона. Увидела она ровно то же самое, что до этого увидел Дэсмонд, и даже подивилась, в какое запущенное состояние пришла тюрьма за столь короткий промежуток времени. В голову ей пришла мысль, которая ранее мелькала и у Романова.

- Иссскать его одной будет очень трудно.

Романов сразу понял, к чему она клонит, и его снова кольнула злость. Он прямо ощущал уверенность змеи в том, что сейчас Саша, услышав такой вот завуалированный призыв включить "настоящего мужчину", отважно выскочит из машины, чтобы поскорее предложить беспомощной змейке свою посильную помощь. Девушка явно привыкла получать от жизни все, чего она хочет.

- Это точно. - Безэмоционльно сказал Романов, глядя перед собой. - Когда будете дверь закрывать, хлопните посильнее. А то не закроется.

Битч, пусть и была довольно-таки сильно разочарована, не подала и виду. Просто взялась за дверцу, и вроде как уже собиралась захлопнуть ее, как вдруг снова заглянула в салон.

- Ммм, поссслушшайте. - Сказала она. - Тогда у меня будет еще одна небольшшшая, но важная просссьба. Как отъедете, вернитесссь пожалуйссста в N-ый, и поссставьте в извессстность о моем мессстонахождении моего замессстителя в пссихиатричессской клинике.

Романов медленно повернул голову и так же безучастно уставился на змею.

- Видите ли, я не всссе вам расссказала. - В тоне змеи вдруг послышалась грусть. - Мой воссспитанник... Дэсссмонд... - Паузы между этими словами были длинны, девушка будто сомневалась, правильно ли поступает, сообщая такую информацию. - Дело в том, что он сссовершшенно невменяем. Сскажу большшше он опассен, и в сссвоей неадекватносссти может дойти даже до убийссства, как это ссс ним уже сслучилось. Мне, возможно, понадобитсся чья-то помощь чтобы ссправитьсся сс ним.

Романов вздохнул, и устало положил голову на руль, упершись в него лбом. Он закрыл глаза, и беззвучно пошевелил губами, выругавшись про себя.

- А может сразу в милицию? - Спросил он.

- Иссключено. - Покачала головой Бичевская. - Ессли они узнают, что я не сссмогла за ним уссследить, его от меня заберут, а затем посссадят в колонию для малолетних прессступников. А там Дэсссмонд либо погибнет, либо отточит свои навыки, и сстанет уже нассстоящщим убийцей.

Романов не мог ей отказать. При всем неприятии к антро, а также персонально к Вильме, он не мог просто взять и оставить ее здесь одну, в абсолютно безлюдном месте наедине с больным на голову малолетним убийцей. Конечно, последние недели его моральные принципы дали ощутимую трещину, но неделя это слишком мало, чтобы вытрясти из себя все эти "идеалистические бредни", привитые ему матерью-учительницей русской литературы, и превратиться в безразличного циника. Поэтому Романов, после долгих сомнений, все-таки принял решение, о котором впоследствии еще неоднократно пожалел.

- Черт с ним. Поищем вашего мальчишку. - И Романов решительно открыл водительскую дверцу и выбрался из машины.

Бичевская, позволившая себе на миг самодовольно усмехнуться. не преминула заметить, что выбираясь из машины Романов прихватил с собой кейс, вытащив его из-под сиденья. Его пальцы так сжались на ручке, словно он боялся его выронить. Вильма начала ломать голову над новой загадкой - что же там внутри, что он не хочет расставаться со своей ручной кладью, прячет ее под собою, и боится ее оставить даже в запертой машине на практически безлюдной территории.

Закрыв "Жигули" и сунув ключи в задний карман, Романов не слишком решительно пошагал вперед. Бичевская, как и полагается порядочной слабой женщине, шла на некотором расстоянии позади, и держалась примерно за его спиной.

Уже на территории тюремного двора, оттирая ладонь от ржавчины, которую нацеплял с ворот, когда раскрывал их, Романов спросил у Битч.

- Как вы меня так быстро просчитали?

- Профессионализм не пропьешшшь. - Совершенно откровенно ответила пани, с лукавой улыбкой подмигнув Александру желтым глазом. - Я уже пыталасссь.

Пожав плечами, Романов отвел взгляд, и человек и змея продолжили вояж по тюрьме.

***

Все-таки Искра его потеряла. Замешкавшись где-то в темных коридорах, она отвлеклась лишь на пару секунд, но этого было достаточно, чтобы Курт исчез где-то впереди. Обнаружив пропажу, кошка заволновалась не на шутку. Сердце ее испуганно забилось в груди, мощно отдавая в горло, лишь только она подумала о том, что не очень-то запоминала дорогу, следуя за куницей. Сразу всплыли в голове все-все слухи о тюрьме, сделавшись до ужаса правдоподобными.

Тюрьма, как и всякое "Плохое Место", покрылась славой отвратительной. Призраки умерших здесь заключенных были самой банальной историей, которая в общем-то так и напрашивалась. Стены тюрьмы, заговоренные магом-отшельником, не выпускали даже умерших зеков, навеки оставляя их мотать срок длиною в вечность среди темноты, крыс, мусора и испражнений всех возможных видов. Более изобретательные сочинители с одухотворением расписывали страшные секретные опыты над заключенными, в которых умирали в мучениях лишь самые удачливые. Остальные несчастные становились сиамскими близнецами, носили на себе в довесок к собственной голове живую голову обезьяны, им переливали лошадиную кровь, вживляли механизмы, заставляли головы жить отдельно от тел, и проделывали разные другие интересные вещи. Некоторые даже ручались, что подопытные до сих пор обитают в подвалах тюрьмы, утаскивая для поедания приблудившихся туда наркоманов, бомжей и детей, ставя в пример истории про самого частого персонажа таких баек по имени "Один Пацан".

Казалось бы, теперь Искру должен был пугать каждый шорох. Но в том-то и дело - прислушиваясь, девушка не слышала ничего. Даже ее собственные шаги звучали очень тихо. Не было слышно крысиной возни, не было слышно идущего где-то там, впереди, Курта, затих даже сквозняк. И Искра на собственном опыте убедилась, что такая тишина намного страшнее шорохов. Она стала практически осязаемой, давила на бредущую наощупь кошку, сдавливала ей грудь, перехватывая дыхание. Искра разволновалась настолько, что воображение уже само стало изобретать какие-то звуки. Ее собственное шумное дыхание стало казаться ей чужим, и слышалось так, будто кто-то стоит прямо за ее спиной, вперившись мерцающими глазами прямо ей в затылок. Она до смерти боялась оглянуться, представляя, что едва она это сделает, как заглянет прямо в горящие собственным светом и немигающие глаза, выкаченные наружу, и дрожащие точки зрачков, сфокусировавшиеся прямо на ней. Она уже даже не разбирала дороги, и, едва сдерживаясь, чтобы не закричать, позвать Курта, маму, кого-нибудь еще, ковыляла вперед, слепо водя перед собою руками.

Ее путь едва не окончился в раскрытой настежь шахте лифта. Подгоняемая страхом, Искра просто вскочила бы в нее и полетела вниз, со звучным ударом рухнув на бетонное дно, и пролежала бы там как минимум полгода, прежде чем ее нашел бы очередной малолетний искатель приключений. Но к счастью ее руки как раз вовремя нашарили проем, и успели ухватиться за него прежде чем нога ступила прямо в скрытую темнотой пропасть. Тут уж, не удержавшись, кошка взвизгнула на весь коридор, и эхо мгновенно разнесло девчачий визг еще дальше, передразнивая на разные лады. торопливо отойдя от шахты, Искра прислонилась спиной к стене, переводя дух.

Усталое дыхание девушки начало прерываться всхлипами. Искра окончательно признала, что потерялась. Какое же отвратительное слово - потерялась. От него так и веяло беспомощностью, безысходностью, отчаянием и одиночеством. Искра когда-то еще в детстве отстала от мамы на вокзале, и чувствовала себя примерно так же, но там были люди, много-много безразличных к ней людей и антро в пальто, шляпах, с чемоданами, которые спешили куда-то мимо. Но все же они были! А здесь? Здесь ее не услышал даже Курт, который не должен был еще уйти далеко. Она тут одна. Одна.

Рыжая кошка ругала себя дурой и идиоткой, что потащилась в эту дурацкую, вонючую и облезлую тюрьму, даже не взяв с собой фонарика. Эмоции в тот момент и правда были сильнее здравого смысла, а теперь он отыгрывался, ехидно подсказывая ей, что кроме фонарика можно было бы взять еще много чего полезного, что можно было вообще сюда не идти, а просто рассказать о разговоре с Куртом его родителям. Это переложило бы ответственность с ее плеч, это было просто, и наконец это было правильно! Уж во всяком случае точно правильней, чем помереть тут в одиночестве просто потому, что она не успела за тем, кого преследовала.

Искра все-таки не заплакала. Собрав в кулак всю волю, она проглотила подкативший к горлу ком, задавила уже овладевавшую ей панику, и отошла от стены, противясь желанию съежиться возле нее и, забившись в угол, реветь. Она выберется! Она точно выберется! В конце концов это всего лишь заброшенное здание! Девочка уже пошагала к обратно по коридору, и тут ей снова пришлось истошно завизжать и отскочить, так как в этот момент ей на плечо опустилась широкая тяжелая ладонь.

И она завизжала. О, как она завизжала. Она вложила в это всю силу собственных легких, даже у самой зазвенело в ушах. Еще визжа, она прыгнула вперед, уходя от захвата руки, и сжавшиеся на ее плече пальцы оставили на коже синяки, но все равно не смогли удержать напуганную девушку. А когда она развернулась, подчиняясь неведомому желанию увидеть, опасность, ей в глаза ударил ослепляющий луч фонаря.

Это был Вихрь. Новый друг Курта. Искра узнала его сразу. Еще недавно она рада была бы любому оказавшемуся рядом живому существу, но теперь предпочла бы оказаться отсюда как можно дальше. Вихрь смотрел на нее недоброжелательно, злобно, и с какой-то жуткой веселостью. Искре пришло в голову, что он наблюдал за ней уже давно. Этого не могло быть... но все же.

- Че ты тут делаешь? - Строго спросил волк, приблизившись к Искре.

От сильного испуга язык кошки так и прилип к гортани. Она смогла только приоткрыть пересохший рот, часто моргая голубыми глазищами и пытаясь выдавить из себя хоть малейшую фразу. Но все что она смогла - это вот так и приоткрывать рот, словно умирающий в руках рыбака карась.

- Че ты тут делаешь? - Громче и строже спросил Вихрь, нависая над кошкой. Искра сразу припомнила разговоры о жертве.

- Она со мной. - Вдруг прозвучал уверенный и твердый голос Курта.

Куница стоял позади Вихря, держа свой фонарь, и не отрывая взгляда от Искры. Его глаза были сощурены, не мигали, и не двигались. Внешне спокойный, он скрывал сильнейшее волнение. А еще Искра прямо ощутила весь тот укор, который Конрад в этот взгляд вложил. Заглянув ему в глаза, она уже почти дословно знала грядущий уничижительный монолог парня, который тот на нее обрушит, едва они окажутся наедине. Не в силах это выдерживать, девушка опустила глаза.

- Она. Со мной. - Повторил Курт в повисшей тишине еще раз. Чтобы показать твердость этих слов, их нужно было отчеканить на стальном слитке. Вихрь вскинул бровь, не озвучивая вопрос, который был вполне понятен в такой ситуации.

- Новенькая. Теперь с нами будет. - Пояснил куница волку, небрежно дернув плечом. - Она надежная, я ее знаю. Ну и привел.

- Тьфу, мля... - В этих словах Вихря выразился весь его скепсис. С явным сомнением он мерил Искру взглядом. Растерянная, напуганная девчонка-антро в школьном платье и пионерском галстуке, вся в пыли и паутине, сжавшая руки в замок на уровне груди. Волк припомнил ее поведение в школе - невзрачная и молчаливая тихушница, которая находилась заведомо ниже границы его внимания. И это существо будет с ними? Вихрь снова глянул на Курта. Абсолютно уверенный вид, только напряжен малость. И Вихрь сказал.

- Ну так че она телится. Пошли, покажем твою кралю.

Искра неуверенно глянула на Курта, и тот дернул головой, отдавая невербальный приказ следовать за ними. И Искра подчинилась. И всю дорогу у нее в голове крутился один только настойчивый вопрос.

Что же теперь будет?

Глава 3

Дэсмонд не планировал спускаться на нижние этажи, но его планы резко поменялись, едва его нос учуял запах. Откуда-то снизу, из темноты, в которую уходил лестничный пролет, непреодолимо тянуло тем, что Дэс не спутает ни с одним иным запахом в мире, и ни от одного запаха его взгляд так не остекленеет. Этот запах заставлял замолчать даже Сэда, который также поддавался некоей странной завороженности паренька. В такой завороженности гиена и начал спускаться в темноту, медленно, шаг за шагом, и цепко держась за старые перила.

Запах напомнил ему летний день в далеком и родном Отере, маленьком и полном солнца польском городке. Даже сейчас Дэсмонд помнил тот день в мельчайших подробностях. Он выходил из тени под аркой между низкими желтыми домами-коммуналками, щурясь от бьющего в глаза солнца. Где-то там, позади, во дворике шумели и верещали дети, а совсем близко утробно гудела пролетавшая мимо оса. Такими же шагами, какими Дэсмонд сейчас спускался по лестнице в царство тьмы, он тогда вышел прямо на середину пустынной дороги, и опустился на корточки. Его тень накрыла распластанный на асфальте окоченевший трупик бродячего кота, которого темной ночью "поймал" какой-то водитель. С такой же полной отстраненностью он заранее заготовленной палочкой потыкал тело. Кот сдвинулся, но позу не сменил, будучи совсем окоченевшим. Только вспугнутые мухи с жужжанием разлетелись от кишок, вывалившихся из раздавленного шиной брюха. Их он тоже потрогал палочкой, пусть и было немного противно. Потом мальчик перевернул мертвого кота, и увидел как свободно голова кота склоняется под любым углом. Бампером тому перебило шейные позвонки, и к счастью для бедного животного, он был уже мертв, когда по нему прошлись колеса автомобиля. Из приоткрытого рта вывалился язык. А еще Дэс ощутил слабую волну того самого запаха. Запах начинающегося гниения. Запах смерти.

- Фууу! Некрофил! - Раздался позади него детский голос. Через мгновение в ухо пареньку попал острый кусок щебня.

Дэсмонд тут же выронил палочку, и, все еще пребывая в заторможенном состоянии, обернулся на собравшихся под аркой мальчишек, один из которых показывал на него пальцем. А потом потрусил прочь, набирая скорость по мере возвращения к реальности. Вслед ему летели камни и крики сверстников. Вспоминая этот момент, гиеныш невольно потрогал надорванное ухо - память о том дне.

Нет, Дэсмонд вовсе не был некрофилом. Его не прельщало развороченное тело животного. Его завораживала сама смерть. Это явление не давало ему покоя. Лешицкий сам не понимал, почему так, но это было с рождения. Он всегда с охотой ходил с родителями на кладбище убирать бабушкину могилу, и атмосфера затишья и покоя так и притягивала его. Потом у него была канарейка, которую как-то сожрал соседский кот, и процесс поедания просто поразил Дэсмонда своей внезапностью и брутальностью. Но больше ему нравилось, когда смерть принимала спокойный, медленный и неспешный облик. Как в одну дождливую осень, когда соседский парень убился на своем мотоцикле насмерть, и точно как сбитый кот валялся на обочине, с неестественно вывернутой ногой, а треснутое забрало шлема изнутри сбрызнуло кровью. Он не застал самого момента, но вид блестящей от влаги кожаной куртки и шлема, с которого стекали капельки воды, вид сочащейся по выгнутой шее крови навсегда отпечатались в сознании мальчика. Осознание того, что этот парень больше не встанет, не засмеется, не будет больше каждое утро натирать до блеска любимый мотоцикл вызвало щемящее ощущение в груди. Сладкая тоска неизбежности.

Внизу запах был очень силен. Он прошибал до самого мозга. Дэсмонда невольно замутило, но он не остановился. И довольно быстро он нашел источник. Сначала он увидел в полумраке грязный бело-синий кед с вышитой на нем надписью "СССР". Кед этот лежал неподалеку от ноги в грязнючем белом носке. А нога принадлежала скукожившемуся у стены длинному и худому юноше-человеку с посиневшей кожей и губами. Правая рука его была перетянута медицинским жгутом чуть повыше локтевого сгиба. Синие губы усохли, обнажив неровные и плотно сжатые в предсмертной судороге зубы. Все было понятно.

- Наркоман. - Прохрипел Сэд, снова давая о себе знать. - Откинулся прямо тут. Ну и воняет от него!

- Ага. - Согласился Дэсмонд, которого все еще мутило. - Но он не раздулся. И не сгнил.

Он подошел ближе, и присел напротив мертвого подростка. Шорты, белая майка с длинными рукавами, один из которых закатан для введения инъекции. Шприца рядом не было.

- Его дружки забрали. Увидели что окочурился и решили, что нечего добру пропадать. - Высказал жуткое предположение Сэд.

Не отвечая, Дэсмонд пальцем дотронулся до груди мертвеца. Твердый. Дэсмонд всегда удивлялся этому. После смерти все всегда почему-то становились тяжелее и тверже, словно их заменяли на точные копии из воска. Кожа даже не прогибалась под нажатиями пальца. Дэсмонд надавил на грудь сильнее, и из легких мертвого вышел воздух с таким звуком, будто тот простонал начисто пересохшим горлом. А из ноздрей вдруг поползли муравьи.

- Господи! Да в нем полно насекомых! - Поразился Дэсмонд, отдернув руку. - Наверное они так в нем и кишат. Откладывают яйца там....

- Ну давай найдем что-нибудь острое и посмотрим. - Предложил Сэд, и в голове паренька возник его образ, пожимающий плечами.

- Фу!

У Дэсмонда все же были определенные табу. В своих изучениях вопроса умирания он никогда не доходил до патологоанатомических исследований. Для него это было слишком. Но глупо даже отрицать, что мысль была заманчива.

- Ой... - Дэсмонд дернулся, когда взглянул на мертвеца с другой стороны. С правой стороны головы запеклись кровавые потеки, а череп в одном месте был немного деформирован. В месте деформации тоже запеклась здоровенная корка крови, из которой торчали спутанные волосы.

- О как. Его ударили. - Тут же отметил Сэд. - Проломили башку, но сдох он не сразу. Помнишь, как в больнице один чувак шарахнулся о стенку в туалете? У него и похлеще было, там все мозги были наружу.

- Ну его спасли же. - Припомнил и Дэсмонд. - Чего это он так, интересно.

- Это он через стену пройти хотел, думал с разбегу лучше получится. - Снова в голове зазвучал жуткий хриплый смех. - Надо признать, плитку он преодолел, пришлось новую класть. Кстати, глянь туда!

Дэсмонд как-то интуитивно понял, в какую сторону ему сместить взгляд, и обнаружил, что совсем рядом валялось и орудие убийства. Ржавый прут арматуры, к которому присох клок волос. Его бросили прямо там, где и совершили преступление. На Дэсмонда снова напала та самая завороженность. Когда он брал прут в руки, они немного дрожали.

- Это ей его ударили. - Прошептал он, еле шевеля губами. осознание того, что он держит в руках орудие, которым убит человек, рождало нервное, тревожно дрожащее в мозгу ощущение. - Почему? Неужели подрались из-за наркотиков?

- Черт их знает. - Голос Сэда перешел в неслышное бормотание. - Все это конечно весело. Но давай-ка, малыш, двигать отсюда.

Дэсмонд послушно, хоть и все еще замедленно, поднялся с корточек, и пошел прочь, в более густую темень. Железный прут он прихватил с собой.

***

Искру оставили у раскрытой настежь шахты лифта. Просто так ее пускать никто не собирался, этот вопрос должны были обсудить с "главным". Курта Вихрь потянул с собой, и тот нехотя оставил девушку, спустившись следом за волком вниз по специальной лестнице сбоку шахты. Перед этим он так посмотрел на кошку, что та поспешно отвернулась.

Теперь она стояла одна у самого проема, переминаясь с ноги на ногу, в окружении ровно горящих свечек. Свечки, воткнутые в горлышки залитых воском бутылок, или в торчащие из пустых консервных банок двумя кучками скопились по бокам черного прямоугольника между раскрытыми створками лифтовых дверей. Вид создавало пугающий и загадочный, особенно вкупе с различными символами возле прохода навроде глаз в треугольниках или непонятных символов, начерченных углем или маркером. Дрожащее пламя создавало пугающую игру теней за пределами освещенного круга, что стимулировало раздразненное воображение Искры. В душе кошки вновь скребся страх.

Как же тут тихо. Даже собственное дыхание, рвущееся из приоткрытого рта, звучит почти что оглушительным. Тени мерцают от неровного пламени коптящих свечей, и кажется что вот-вот они погаснут, и отступившая за желтоватый круг света темнота вновь с наслаждением навалится на Искру своим брюхом. Сквозящий ветер тоже создавал интересный такой звук. Гул. Будто бы кошка поднесла ухо к пустой трубе.

Искра начала прислушиваться к нему. И как по заказу гул будто стал громче. Вновь дал о себе знать страх. Он увещевал кошку, что есть еще время, есть путь назад, надо только броситься прочь от этих сумасшедших, пока те не вернулись, взять с собой свечку, найти выход и бегом выбежать из этого здания, а потом добежать до дома, запереться на все замки и забыть, забыть обо всем этом! Но страх противоречил сам себе, и от одной мысли броситься в эту темень в одиночку с единственной едва живой свечкой рыжую кошку брала оторопь.

Она и сама не поняла, как и почему оказалась у самой шахты, пристально глядя вниз. Сквозняк шел оттуда, и рождал звук, напоминающий тот, который бывает в водопроводном кране, когда его открываешь, но оказывается, что вода отключена. А еще этот звук похож на сиплый выдох смертельно больного старика, над которым уже занесла косу костлявая старуха, но прежде чем она ее опустит, он должен сказать свое последнее напутствие вожделеющим родственникам, которым достанется его квартира. Но звук становился все громче, и все меньше он был похож на сиплые стоны. Это был... Крик!

Искру обдало ветром, раздув ее рыжую шевелюру, и та испуганно отпрянула назад, в секунду выйдя из напавшего на нее тупого оцепенения. Несколько свечей задуло, и вверх закурился тонкий сизый дымок. Пытаясь унять бешеное сердцебиение, Искра отвернулась от шахты. Скорей бы, скорей бы Курт пришел!

А потом ей в очередной раз за этот день пришлось испугаться. Внутри у нее все похолодело. До ужаса банальная фраза, но удивительно точно передающая ощущение, испытанное девушкой. Там, дальше по коридору, совершенно точно кто-то стоял. Она вскрикнула и попятилась на шаг назад, и тут же этот кто-то зеркально повторил ее движение. Тот факт, что этот кто-то не остался стоять на месте или, чего доброго, не попробовал приблизиться, немного успокоил Искру, и та сощурилась, разглядывая незнакомца.

Низкий. Ребенок. Определенно антро, причем, кажется, из песьих. И наверняка он точно также ее разглядывает. Искре все еще было не по себе, но она решилась подать голос первой.

- Эй? Кто там? Выходи!

Она видела, как у силуэта зашевелились уши на голове, но тот с места не сдвинулся. Даже немного пригнулся, будто захотел быть незаметнее.

- Я тебя не боюсь! - Дрожащим голосом крикнула Искра в коридор. Ложь была настолько очевидна, что ей самой стало бы смешно. Однако это подействовало. Некто начал осторожно приближаться.

На свет боязливо вышел Дэсмонд Лешицкий. Гиеныш подозрительным взглядом изучал Искру, и его взгляд воровато метался. Искре сразу бросился в глаза ошейник нежно-розового цвета с болтающимся на нем металлическим сердечком. Точь-в-точь как у собак. Паренек и выглядел как потерявшийся песик, который совершенно одичал, но окончательно от рук еще не отбился. Искра представила себя, приманивающую Дэсмонда бутербродом, и ей стало смешно. Губы девушки тронула улыбка, и, заметив это, Лешицкий улыбнулся в ответ.

- Ты откуда здесь? - Спросила уже успокаивающаяся Искра, которой было уже не так страшно от того, что она тут не одна. Она убедила себя. что в целом мальчишка выглядит совершенно безобидно.

- Я это... Гулял. - Сказал Дэсмонд первое, что напросилось ему на язык. У Сэда это вызвало справедливую критику.

- Ты дурак? Кто же это будет гулять с рюкзаком да еще и так далеко от города? На юного натуралиста ты ни капли не похож, да и в тюрьме гербария не насобираешь.

- Да ну тебя! - Огрызнулся Дэсмонд, и с ужасом понял, что сделал это вслух.

Искрой тут же овладела подозрительность. Мальчишка огрызнулся так, словно у него за спиной кто-то стоял. Страх, словно крыса, тут же выскочил из своей клетки и заметался в разуме девушки, засыпая ее подозрениями. Откуда этот парень? Почему он разговаривает с невидимками? Чего он стоял в темноте и смотрел? Почему он затаился?

- Ты маньяк? - Ляпнула Искра первое, что пришло в голову.

Слово "маньяк", привычное и обыденное где-то там, в загнивающей Новой Земле, в Союзе было почти что ругательным. Оно редко мелькало в газетах и книгах, да и могло ли быть иначе в стране победившего коммунизма? И все же они были, и их боялись. Взрослые учили ее не брать конфеты у незнакомых дядь, не садиться к ним в машину, не уставали долдонить, что мама будет беспокоиться. если гулять дотемна. Ей не объясняли почему, но Искра еще в детстве смутно понимала, что это из-за них - маньяков. Но чтобы маньяки были детьми...

- Нет. - Ничуть не удивившись вопросу ответил Дэсмонд, и тут же задал встречный. - А ты?

Такой вопрос Сэд тоже оценил низко.

- Ага, а вдруг она соврет?

- А чего это она соврет? - Спросил в ответ Дэсмонд, предусмотрительно произнеся свой вопрос только в уме.

- Ну ты же соврал.

Увлекшись этой внутренней дискуссией, Дэсмонд прослушал категоричное Искрино "нет конечно!". Но он и так знал ее ответ. Ну кто так вот ему скажет "да, я маньячка, и рыскаю тут в поисках маленьких и вкусных гиенышей, чтобы запереть их в какой-нибудь камере, а в полнолуние съесть живьем". Однако настороженный взгляд Искры совсем ему не понравился. А все дело было в том, что Дэсмонд не замечал, что отвечая Сэду немного шевелит губами.

- А... а я Дэсмонд. Лешицкий. - Представился гиена Искре.

- Я Искра. - Представилась в ответ кошка. Она наморщила лобик. Что-то она слышала про Лешицкого. В школе. Был там вроде такой мальчик...

- А ты тут что делаешь? - Тут же спросил гиена с интересом.

- Я? - Переспросила она, задумавшись над ответом. - Ну я тут... Ну это долго объяснять. - Она почти что оправдывалась, будто бы ее застукали за подглядыванием в замочную скважину. - Я тут просто слегка не по своей воле и...

- Это что такое?! - Прервал их внезапный бас Вихря, от которого Дэсмонд аж присел, а Искра подпрыгнула. Кошка поймала себя на мысли, что если ее будут пугать так часто, то в конце концов она станет заикой, приобретет нервный тик или заработает себе энурез.

Дробя мелкий мусор рифленой подошвой сапога, Вихрь вышел из темноты с совсем другой стороны. Видимо, он специально шел сюда другой дорогой, чтобы выскочить неожиданно и снова напугать девчонку. Он и подумать не мог, что она где-то подберет еще одного "кандидата".

- У нас тут че, проходной двор? - Орал он на всю тюрьму. - Это еще кто?! Разнюхиваешь тут про наше место, да? Ты, шмара, его сюда привела?

- Я... Я его вообще не знаю! Я только что... - Искра начала запинаться. Во-первых от испуга. А во-вторых - не каждый день ее так грубо называли. От этого слова она дернулась как от пощечины. В другой обстановке она бы просто сделала вид, что это ниже ее и отвернулась с возмущенным "хм!". Но сейчас...

А у Дэсмонда в голове прозвучала единственная фраза Сэда.

- Я этим займусь.

В какой-то момент Искра предсказала грядущее развитие событий. У Дэсмонда внезапно остекленели глаза, лицо прекратило вообще выражать какие-то эмоции, а правая рука повисла как плеть. Он повернулся к приближающемуся к ним Вихрю, ругательства которого были где-то далеко-далеко. Вихрь, уверенный в том, что сейчас-то он повыбьет из этого щенка все дерьмо, почти что совершил последнюю в своей жизни ошибку, так как едва он приблизился, Дэсмонд качнул рукой, и из его рукава в раскрытую ладонь вывалился ржавый железный прут. Он ловко сжал его конец, и уже отводил свое оружие назад для последующего тычка в трясущийся живот волка. То, что Искра сделала дальше, было судорожной, инстинктивной и совершенно неосознанной попыткой предотвратить то ужасное, что вот-вот произойдет. И ей удалось.

Несущийся к искре Курт услышал звук разбившейся бутылки и громкий вскрик своей подруги. Этот визг подстегнул его понестись еще быстрее, едва не роняя фонарик. Луч света бешено метался по коридору, огненным мечом взрезая черное полотно темноты.

Добежав, он понял, что находится у шахты лифта, все свечи погасли, а вокруг не слышно ни звука. Он направил фонарик в другую сторону, и испытал огромное облегчение. Напуганная, но совершенно живая Искра сощурилась от слепящего света, и прикрыла глаза рукой. В руке у нее было охвостье разбитой бутылки, в простонародии "розочка". Курт перевел луч в другую сторону. Из тьмы было выхвачено лицо Вихря, который с невероятным удивлением глядел вниз, на пол.

А на полу без сознания лежал оглушенный бутылкой Дэсмонд. Шерсть на его затылке слиплась от крови, а в руке был зажат кусок ржавой арматуры. Вихрь вдруг начал глупо хихикать. В этом смехе еще чувствовался испытанный адреналин, но чувствовалась и радость. Хихикая и улыбаясь, он поднял глаза на совсем растерявшуюся Искру.

- Ну ты мля и дала. - И когда он это произнес, в его голосе послышалось нескрываемое восхищение.

***

Пани Бичевская допустила ошибку, начав искать Дэсмонда на верхних этажах. Это было делом, заранее обреченным на провал. Плетущийся позади Романов так и вообще считал обреченным на провал все мероприятие. Но помалкивал, хотя и еле сдерживался, чтобы не сказать что-нибудь язвительное. Его терпению можно было только поразиться, учитывая что они прошли уже два этажа и заканчивали исследовать третий. Маленький фонарик пани израсходовал уже половину запаса чахлой пальчиковой батарейки, а сама она уже немного осипла, постоянно сотрясая воздух призывами.

- Дэссмонд! Есссли ты меня слышишшшь, выходи немедленно!

Романов, у которого от этого уже болела голова, все-таки высказал резонное замечание, вложив в голос весь свой сарказм.

- Пани, а вы не находите, что если он от вас сбежал, то услышав ваш голос даже не подумает выходить. И даже более того, задаст такого стрекача, что вам придется искать его где-нибудь в Красном Анкоридже?

Бичевская устало закатила глаза, будто ей приходилось разговаривать с недоразвитым школьником, втолковывая ему совершенно очевидные вещи, никак не укладывающиеся в его медленный мозг.

- Поверьте мне - выйдет. И не просссто выйдет, а выбежит.

Голос пани был укреплен железобетонной уверенностью, и Романову даже неловко стало оспаривать это утверждение. Он и не стал, вместо этого более нейтральным тоном высказав новое предложение.

- Может там проверим? За теми большими дверьми?

- Неплохая идея. - пожала плечами Битч, посветив на дверь.

Оставив позади путаные и совершенно идентичные тюремные коридоры, человек и змея прошли к коридору более широкому, просторному, но отделенному со всех сторон решетками. За двойными железными дверями оказалось не что иное, как столовая. Тюрьма была не самого строгого режима, зекам позволялось обедать всем вместе, и еда должна была быть не самой паршивой. Здесь они теснились на низеньких грубых скамейках, дружно орудуя ложками. Воображение Романова живо нарисовало ему десятки людей и антро, которые монотонно скребли латунными ложками по тарелкам, уставившись в них, и лишь изредка недоверчиво косясь на следящих охранников. Это здесь втихаря передавались "малявы", обсуждались заговоры и выменивались на сигареты разные вещи, которых так не хватало в тюрьме. Включая, между прочим, и принадлежащих к определенной тюремной касте сокамерников.

Раз уж учреждение было исправительным, для отчетности полагалось вести с заключенными воспитательную работу. Политработники определенно считали, что лучше всего уголовников и политических заключенных перевоспитывать именно в столовой, за едой. С потолка уныло свисал полинявший красный транспарант, восклицавший; "на свободу - с чистой совестью!". Его брат-близнец, одним концом уже лежавший на одном из столов, уверял, что "труд делает свободным!". На одной из стен был прикреплен стенд, где вывешивалась разного рода политинформация. От нее даже сохранилась пожелтевшая газета "Наш Край", и плакат, на котором рабочий-молотобоец в фартуке, кепке и одаренный залихватскими усами и отчетливыми скулами, гнал на кладбище кривых черных уродцев, с которых свисало тряпье и обрывки кожи. "Дадим отпор мертвечине!" - было написано на нем. Плакат призывал записываться добровольцами, чтобы помочь братьям-пролетариям из колхоза им. Вождя справиться с нашествием мертвецов, встающих по какой-то причине из своих могил. Куда позже, уже когда тюрьма оказалась закрыта, люди поняли, что мертвяки в общем-то безвредны и совершенно неагрессивны.

- Они просссто неиссправимы. - Прокомментировала Бичевская, заметив, как внимательно разглядывает эти художества Романов. - Крассивые сслова, призывы, торжесственная обсстановка... Они так любят это. Любят громкосссть, красссноречие, кричат сссмелые лозунги, но это не более чем пусстышшшка.

Еще две недели назад Романов бы начал оглядываться, не слышит ли кто этого, а затем зашикал бы на змею, понизив голос. Такие разговоры являлись признаком не-соз-натель-нос-ти. А как несознательного гражданина, можно допустить, скажем, к ответственной руководящей должности? Нет, что вы! Куда лучше будет напротив, понизить его, а для верности еще и дать сигнал в другие инстанции, чтобы те узнали, как это оступился такой человек, и по возможности спокойно и конструктивно убедили его в несостоятельности таких взглядов. Но это было две недели назад, а две недели - более чем достаточный срок для резких и коренных перемен. Потому Романов сплюнул на пол, и с некоторым презрением высказался.

- Видал я этих. Плюгавые лысые пузаны в пиджаках, которые учат других как жить. Трясут ручки друг другу, целуются, слезки утирают... - Похоже, это была больная тема Саши. Пока он это говорил, он словно видел перед собой этих сласторечивых руководителей, заместителей и председателей комитетов с безликими аббревиатурами. - А каждый только и думает, как бы ему хапнуть побольше, да подсидеть того, кому он ручку трясет. Дерьмо.

- Похоже, вы уже сталкивалисссь сс такими. - Змея взглянула на Романова с легкой лукавой усмешкой, ожидая его ответа.

- У нас с такими не столкнуться невозможно. - Пожал плечами человек, поправив очки, а затем кивнул в сторону двух других дверей. Одна вела на кухню, а другая - в кладовую - Давайте там проверим. Разделимся только.

- Хорошшо.

Бичевская выбрала кладовку, так как фонарь был только у нее, а внутри не было окон и царила кромешная тьма. Едва только открыв дверь, она сморщилась от дохнувшего на нее запаха прелых овощей. Она хотела было предложить Романову фонарь, так как ей ни в малейшей степени не хотелось лезть туда, но Александр уже успел скрыться на кухне.

- Черт. - Сказала она разочарованно, и шагнула в простиравшееся перед нею царство тьмы.

А пока она без особых надежд обследовала кладовую, то и дело призывая к себе Дэсмонда, Романов изучал кухню. Это было немаленькое помещение, полностью облицованное белым кафелем. Кое-где кафель лопнул и отвалился, кое-где вспучился, а границы между белыми плитками заросли темно-зеленым мохом. Несмотря на свои размеры, кухня была было довольно тесной из-за того, что большую часть места занимало оборудование. Ржавые электрические плиты, полки для посуды, электрическая печка, а лазая между всем этим приходилось вдобавок переступать через валяющиеся тарелки, кастрюли, ведро и решетку, которая вывалилась из раздаточного окошка. Больше всего пространства занимала разделочная доска, совмещенная с четырьмя металлическими раковинами, вмурованная в торчащий посреди кухни кирпичный куб, облицованный все тем же белым кафелем. Что интересно, здесь не было ни одного ножа, даже тупого и ржавого. Романов невольно отметил этот факт, и он показался ему настораживающим.

Блямс!

Громкий лязг где-то за стенкой заставил Романова подскочить на месте. С него едва не свалились очки, а в свой чемоданчик он вцепился так крепко, что на худой кисти стали отчетливо видны все сухожилия. С колотящимся сердцем он глядел в сторону источника звука, будто пытался заглянуть сквозь стену.

Блямс!

Звук повторился. Кто-то колотил металлом по металлу, и колотил очень сильно. Почему-то Саша сомневался, что это был искомый безумный мальчишка. Может, какой-нибудь бездомный, мародерствующий в старом здании, и потихоньку сдающий местное оборудование в пункт приема металлолома, чтобы заработать на очередную бутылку дешевого "чернила". Может, и нет. Но Романов посчитал, что бояться человека ему бессмысленно, и при этой мысли сжал свой чемоданчик. Стараясь на наступать на валяющийся под ногами хлам и куски кафеля, он двинулся к дверному проему, ведущему в сопряженное с кухней помещение.

Когда он заглянул внутрь, он не поверил своим глазам. Половину совсем небольшого помещения, к слову оказавшегося пекарней, занимало трехметровое человекоподобное существо с синей кожей, одетое в только обветшалые серые шорты, некогда бывшие брюками. Оно склонилось до самого пола к одной из печей, заглядывая в небольшой зазор между ней и потом. Черные свалявшиеся патлы волос касались пола. Одной короткой и мускулистой ручищей он опирался на пол, а во второй сжимал кусок свинцовой трубы, которая в сравнении с самой ладонью казалась палочкой от мороженного. Тролль. Если точнее, то сибирский большеголовый тролль, но Романов в таких подробностях не разбирался, да и тролля увидел первый раз.

Этот тролль тем временем снова породил тот самый "блямс", когда с размаху опустил трубу на и так уже погнутую печь. От удара вибрация пошла по всей пекарне и немного отдалась в кухне, отчего тонко задребезжали валяющиеся в беспорядке латунные тарелки.

- Выходи! - Пробасил тролль требовательно, обращаясь к кому-то под печью. - Я тебя там вижу! - И тролль снова с размаху ударил по печи, и из приборной панели вывалился датчик температуры.

Романов так поразился этим зрелищем, что совершенно забыл об осторожности. И потому, когда уже пятился назад, чтобы уйти прочь и сообщить Бичевской о таком феномене, наступил прямиком на одну из тарелок. Та, громко скрежеща, заскользила по полу, и Романов с матерным восклицанием упал на пятую точку, больно приложившись копчиком.

Тролля будто пчела ужалила, так резко он распрямился. Теперь Романов увидел его лицо. Большая голова, почти сразу переходящая в туловище, обладала непропорционально маленьким лицом. Эта порода троллей, неспроста названная большеголовыми, обладала большим и сильно выдающимся лбом, на котором у этого тролля был немаленький рубец-парабола. А уже ниже были глаза, причем правый, выкаченный наружу, был значительно больше заплывшего и совсем крошечного левого. Левый смотрел строго вверх, зато правый, секунду бешено повращавшись, впился взглядом прямо в растерянного Сашу. Щелки ноздрей расширились, часто втягивая воздух. Бровные дуги сошлись, образуя на лбу три ряда складок. Кривозубый слюнявый рот раскрылся, а отсутствие верхней губы внушило еще большее отвращение, так как очень хорошо была видна бледно-розовая десна. Вся эта мимика на доступном невербальном языке объяснила Романову, что тролль в ярости.

Именно поэтому когда чудовище рванулось к Романову, тот, ни секунды не сомневаясь, взвился, позабыв про боль в спине. При этом краем глаза он заметил, как из-под электрической печи выскочила крыса, ловко проскочив между короткими толстыми ногами тролля, и скрылась прочь. Расшвыривая хлам под ногами, Романов последовал примеру крысы, и начал предпринимать активные попытки к побегу. Было бы тут чуть посвободнее, и ему бы это удалось. Но узкий проход между плитами и разделочной доской замедлял движение, как и попавшееся под ноги ведро.

- Это мои крыски! Я нашел! - С этим воплем тролль потянулся своей лапищей к Романову, намереваясь его схватить. Если бы тот его поймал, вряд ли бы человек сумел разъяснить тупоголовому чудовищу, что крысы его не интересуют, да еще и за то короткое время, по прошествии которого тролль забьет его насмерть свинцовой трубой.

- Замри!

Это крикнула Бичевская, и тролль тут же прекратил бег. Инерция взяла свое, и он грохнулся на пол, обрушивая вместе с собою и полки для посуды. Страшный грохот только подстегнул Романова, и он тут же вжался в противоположную стенку, зачем-то подняв перед собою свою ручную кладь.

- Вссстать! - Приказным тоном прошипела Битч, смотря на тролля с превосходством.

Тролль тут же торопливо встал, выпрямившись, насколько это возможно с его горбатой спиной. Послышавшееся при этом бряцание заставило Романова заметить еще одну вещь. Место, где голова переходила в тело, что с натяжкой можно было назвать шеей, у тролля было стянуто металлическим ошейником, на котором, словно медальон или дикарский талисман, болтался амбарный замок-висячка. Шмыгнув носом, и утерев с небольшого подбородка слюни, тролль понурил голову, смотря на гадюку с опасливой почтительностью.

- Сссеменов! - Битч произнесла это так, будто бы была учительницей и застукала ученика за курением в туалете. - Немедленно положи эту шшштуку!

- Этсамое... Какую? - Прогудел тролль, отводя взгляд и пряча трубу за спину.

- Не ссстрой из себя большшшего дурака, чем тьы есссть! Бросссь! - Приказала змея.

Тролль послушно отпустил трубу, и та с характерным лязгом упала на пол, укатившись под одну из плит.

- А теперь на колени, и не ссмей подымать на меня взгляд, тупое животное!

Романов все это время наблюдал за Бичевской, и в ее желтых змеиных глазах он видел нервно дрожащий отблеск. На ее губах играла торжествующая усмешка, а грудь часто вздымалась от участившегося дыхания. Она наслаждалась властью над этим монстром. Ей нравилось отдавать приказы. Нравилось это наивное раболепие, с которым стоящий на одном колене тролль зыркал на нее, а потом старательно отводил взгляд единственного зрячего глаза в пол. Романову тут же вспомнилась та уверенность, с которой Бичевская утверждала, что Дэсмонд примчится на ее зов едва его услышит. И теперь он начинал смутно понимать, что именно послужило "очень больному мальчику" поводом для побега.

- Кхем-кхем. - Подал голос Романов, с опаской косясь на тролля и все еще держась за замки чемодана одной рукой. - Вильма... Пани... Я, конечно, понимаю, что дрессированный тролль это очень весело, но что тут творится?! Я на такое не подписывался, ясно?!

Бичевская дернулась, вспомнив наконец о Романове, и огонек в ее глазах угас, а усмешка растаяла. Лицо ее снова сделалось серьезным.

- Это здешшний обитатель. Сссеменов. - Пояснила она. - Я, в некотором роде, знала его, когда он ещще был питомцем начальника тюрьмы. У насс было определенное сссотрудничесство с ним.

- С троллем? - Сыграл в дурачка романов, к которому снова вернулся его сарказм.

- С начальником тюрьмы, конечно! - Бичевская укоряюще глянула на Романова, мол, как он мог подумать, что она могла иметь что-то общее с подобным существом. - И вссе же интересссно, что Сссеменов оссталссся здесссь, посссле сстольких лет.

- Этсамое... - Начал названный Семенов. - Палпалыч и остальные как ушли, я не знал куда пойти. И... Этсамое... Остался.

Было видно, что произнесение этой фразы заставляет мозг Семенова скрипеть от натуги. Он то и дело морщил свой выдающийся лоб, чесал голову и дергал нижней губой.

- Я тебя не спрашшшивала! - тут же прикрикнула на него Бичевская. - Не всстревай в чужие разговоры!

Хотя конечно Романову ничуть не было жаль тролля, который не так уж и давно пытался его поймать, но к Бичевской он испытал новый прилив неприязни. Нрав у нее просто омерзительный. Появилось острое желание бросить ее здесь, оставив искать своего маньяка самой. Но снова уколола совесть. Мама, разведенная и никому не нужная одиночка, сама подымавшая ребенка, намертво вбила ему в голову установку не бросать женщин одних и поступать как настоящий мужчина. У нее было свое понимание "настоящего мужчины", а склонность к доминированию была примерно как у чешуйчатой пани.

- Что ты жрал-то, Семенов? Или как там тебя... - Неожиданно спросил у тролля Романов.

- Так эта.... Во! - Тролль открыл одну из духовок, и потянул оттуда за дужку закопченный котелок. В нем грудой лежало с десяток крысиных тупиков. От увиденного Романов поморщился, а Бичевская содрогнулась так, будто наступила на оголенный провод под напряжением.

- Убери это немедленно! - Она схватила попавшуюся под руки тарелку и запустила ею в тролля. тТа отскочила от его лба, а Семенов даже не моргнул, но торопливо убрал котелок обратно.

- Крыски-то... Ежели варить... Вкусняяятина. - Тролль чмокнул языком, предавшись мечтам об ужине. - Распустились без Палпалыча.

К этому неведомому Павлу Павловичу тролль испытывал явное почтение. Романов предположил, что так звали начальника "Красного Ворона".

- Вот что, Сссеменов. - Строго заговорила Бичевская. - Ты тут не видел мальчишку? Гиену.

- Хиену? - Переспросил Семенов, сморщив лоб.

- Антро. Как сссобака. Только коричневый. И весссь в пятнах. Думай, Сссеменов! - Гадюка выжидающе уставилась на тролля.

- Да. Маленькие антры. - Тролль медленно закивал. - Я видел маленьких. Может и хиена-мальчик была. Маленькие в подвале сидят.

- Что? Внятнее!

- Ну... Этсамое... Детишки-то, в подвале. - Тролль заговорил уже более уверенно. - И антры есть... И людишки маленькие... Вкусней чем крыски... Наверное...

Тролль снова заскреб голову, размышляя над этим вопросом. Романову сразу вспомнилась одна старая народная поговорка - не корми тролля. Бичевская тем временем повернулась к Александру.

- Проверим подвал? Пока это нашшша единссственная наводка.

Романов только плечами пожал.

- Если его и там не будет, я отсюда уезжаю. С вами или без. - Поставил он жесткий ультиматум. - Втянули меня тут в какую-то тупую историю с мальчишками и троллями! Хватит с меня дерьма этого!

- Ладно. - Нехотя согласилась Бичевская, благоразумно решив не оспаривать это решение. - Бывай, Ссеменов.

- Угууу. - И тролль попытался просунуть руку под плиту, чтобы вернуть себе оружие.

Глава 4

Тяжелая стальная дверь камеры номер сто пятьдесят три со скрипом отворилась, зо всех сил оттягиваемая Искрой. Ее тихие ойканья были почти не слышны на фоне протестующего скрипа петель. В узкий дверной проем, кряхтя, вошел сначала Курт, пятясь назад и поддерживая под плечи Дэсмонда. Если не засчитать Дэсмонда вторым, то следом зашел Вихрь, который держал паренька уже за ноги.

- Фух! Принесли!

Выдохнувший эти слова Вихрь отпустил ноги Дэсмонда, и нижняя часть тела гиеныша грузно упала на пол. Секунду он свисал с рук Курта, поддерживаемый под плечи, а потом и тот небрежно отпустил его, не заботясь о мягкости приземления. Искра вздрогнула, услышав костяной стук головы мальчишки о бетонный пол. А Вихрь усмехнулся, и еще добавил бедному гиенышу легкий удар носком ботинка под ребра.

- Надо его связать. - Уже не хихикая, с совершенно серьезным и сосредоточенным лицом сказал волк, перешагнув через вытянутые ноги Дэсмонда. - А то убежит.

Парни заоглядывались в безнадежных поисках веревки или того, что сыграет ее роль. Искра, которая боялась что Дэсмонд захочет отомстить, когда очнется(конечно, ведь он же маньяк!), тоже начала вертеть головой, выискивая нечто подходящее. Но все трое заранее понимали безнадежность этого дела. Курт уже начал подумывать просто подпереть чем-нибудь дверь, как Искре пришла в голову идея.

- Подождите. - Сказала кошка, кладя фонарик на пол.

Немного стыдясь, отчего ее щеки порозовели, Искра сунула руки под подол школьного платья, и неуверенно стянула с себя колготки. Курт тут же отвел взгляд, и заметил, что Вихрь смотрит на девушку очень пристально. Это ему совсем не понравилось. Он хорошо помнил некоторые обычаи клана Мораны. Искра тем временем разорвала колготы на две части, и одним чулком связала Дэсмонду ноги, а вторым - руки, предварительно перевернув того и заведя из за спину. Натянутые капроновые колготки, сложенные вдвое, превратились в эластичные путы, которые можно было еще немного растянуть, но порвать было уже нельзя. Такая надежность возможна только в Союзе. Финальным штрихом стал пионерский галстук, который Искра со смутным чувством потери и какого-то даже предательства сняла с шеи, и завязала им рот Дэсмонда.

- Чтобы не кричал. - Пояснила она, не глядя на парней и затягивая последний узел.

- Ну и нормально. - Одобрил Вихрь, снова улыбнувшись. - Пошли.

Путь вниз прошел в гробовом молчании. Молча они ушли по коридору, не забыв захлопнуть дверь, и также молча спустились в шахту лифта. искре снова стало страшно, когда она оказалась перед необходимостью лезть туда, но, проглотив свой страх, она аккуратно нащупала ногой металлические мостки для обслуживающего персонала лифта, и забралась на них. При этом она едва не потеряла сандалию, и испугалась этого даже больше, чем возможности фатального падения. Дальше были лестницы. По количеству этажей.

Где-то на середине спуска Курт, спускающийся как раз под Искрой, спросил.

- Вихрь, чего ты нас сюда повел? Тут же другая дорога есть!

- Тут же ближе! - Воскликнул Вихрь, который обогнал уже обоих, бодро слезая все ниже и ниже. - И быстрее!

- Темно тут, как у негра в... ухе. - Проворчал куница. - Вот грохнешься ты когда-нибудь отсюда пьяным, а никто и не заметит. Ваши как глаза зальют, им все похрен, и искать не будут пока не завоняешь.

- Наших, Фоер! Наших! - Упрекающе сказал Вихрь. - Ты че, вообще охренел? Ты типа не с нами?

- Да я это... Оговорился.

- Смотри мне.

Искра не преминула отметить, что Конрада назвали совсем иначе. Не по имени, не по старой кличке, которая нравилась ему больше чем имя, а как-то совсем иначе, как его не называл никто. Ни в школе, ни дома, ни среди немногочисленных знакомых. А еще ее насторожил тон Вихря. Похоже, Курт не зря боялся.

Наконец они выбрались из шахты один за другим, и Вихрь, скомандовал: "За мной!". Не дожидаясь даже, чтобы за ним пошли, он торопливо зашагал по длинному узкому коридору, который кишкой шел куда-то прямо, к мерцающему свету вдали. Курт и Искра торопливо шли за ним, стараясь не отставать. Грузный волк при желании мог стать на редкость проворным.

- Ну и отмочила твоя девчонка, Фоер! - Заговорил опять волк, не оборачиваясь. - Я и сообразить ничего не успел! Ну, теперь-то ее точно примут, когда узнают, что она нашла жертву для ритуала.

Вот тут-то Искру снова охватил ужас, и колени так и подогнулись, перестав удерживать тело. Видя, что она внезапно отстала, Курт остановился. Остановился и Вихрь, скучающе обернувшись.

- Ну че там опять? Ноготь сломала?

- Н-ничего. - Выдавила Искра. - Я догоню.

- Мы догоним. - Коротко добавил Курт, не глядя на Вихря.

- Тьфу. Бабы... - И Вихрь погрохотал сапожищами, быстро уходя по коридору.

Искра тем временем прислонилась к стене, продолжая чувствовать слабость. Что бы она там ни думала на ему Дэсмонда, ей совсем не нравилась мысль, что она отдала его в руки убийцам. Страх перед грядущим и чувство вины она пыталась заглушить доводами, что он сам виноват, что не надо было хвататься за железки, что он запросто мог убить Вихря, да и ее тоже. Жалкие попытки пойти на компромисс с совестью или вызвать ненависть к гиенышу совесть Искры находила смешными и глупыми, и они только раздразнивали ее, заставляя терзать свою обладательницу сильнее.

К этой внутренней борьбе присоединился и Курт, у которого давно уже рвались с языка слова обвинения.

- Ну! Ты довольна? - Строго спросил он полушепотом. - Чего ты вообще сюда приперлась?! Я тебе говорил не вмешиваться! Я сказал, что сам разберусь!

- Не разберешься. - Тихо ответила Искра, всхлипнув.

Курт вознамерился было возразить, но так и не нашел, чем именно. Она была полностью права. Сам он из этого не выберется. Но он знал наверняка и еще кое-что - вместе с Искрой они из этого не выберутся и подавно. Злость на кошку стала еще сильнее.

- Это мое дело, разберусь или нет! Ты тут вообще ни при чем была, дура, а теперь мне еще и тебя надо вытягивать! Отличная работа!

- К-Конрад... - Сгорающая от стыда и отчаяния Искра всхлипнула, а затем вдруг повисла у куницы на шее, уткнувшись ему в плечо. Раньше она такого себе не позволяла, да и таких нежностей парень терпеть не мог, но тут она чувствовала себя такой жалкой и слабой, что сделала это чисто инстинктивно, ища поддержки у единственно возможного источника.

- Что же нам делать? - Приглушенно спросила девушка, еще раз всхлипнув.

Остатки злости в сердце Конрада окончательно погасли. Теперь ему передалось отчаяние Искры. Он окончательно понял, насколько сильно он завяз. Теперь он считал, что не Искра утащила его глубже, а именно он утянул ее на дно вместе с собой. Она просто хотела помочь ему. Не надо было вообще ей что-то рассказывать. Он ведь знал ее с детства, знал, какая у нее горячая голова, знал, что она пусть и скромна как монашка, но импульсивна и действует на эмоциях. Надо же было ему разок расклеиться, превратиться в Слюнтяя Киселевича, и тут же все пошло наперекосяк. Теперь надо быть сильным.

- Что-нибудь придумаем. - Безэмоционально, но уверенно сказал Курт, чуть сильнее сжав в объятиях Искру, а затем отстранил е от себя. - А теперь соберись и прекрати выть. Не хватало еще нам разных дурацких вопросов.

Последний раз всхлипнув, Искра смахнула выступившие слезы и взяла себя в руки. Конрад отметил, что девчонки всегда так - можно им что хочешь обещать, главное чтобы уверенно, и они обязательно успокоятся, даже если сами понимают, что ты врешь.

- Курт, мы должны спасти того мальчика. - Сказала она, старательно смотря немного в сторону, чтобы не пересечься взглядами с куницей.

- Теперь мы за себя. Самим бы спастись, а он пусть сам выкручивается как знает. - Жестоко отрезал парень. - Пошли. Покажешься народу.

Когда они прошли дальше по коридору, Искра оказалась в некоем просторном помещении с низким закопченным потолком. Все, что тут было - это множество прислоненных друг к другу столов и стульев, да самодельные факелы, чадящие черным дымом. Помещение было переполнено. Целое множество темных фигур, сидящих за столом, одновременно развернулись на новоприбывших. Конрад вспомнил, как в первый раз пришел сюда сам. Все было точь-в-точь также - почти тридцать пар ярко мерцающих в свете факелов глаз уставились на прибывших. Игра света и тени надела на лица присутствующих зловещие маски. Здесь они совершенно были похожи на своих давних диких прародителей. Но потом они сбросили свои маски. Это были не звери. Это были маленькие еще звереныши.

Приветственный вопль десятков глоток сотряс помещение, и культисты наперебой заорали что-то. Прижавшая с испугу уши Искра различала крики "Фоер", какие-то приветствия, кто-то выкрикнул слово "Морана", а потом начался дебош. Большая половина вернулась к столу, где продолжила шумно и неаккуратно распивать что-то из металлических кружек, украденных из столовой. Другая же половина отправилась лично приветствовать вернувшегося Конрада.

- Садись выпей, Фоер!

- А мы как раз тебя вспоминали, Фоер!

- Ты чего это вырядился в такое дерьмо? Давай, одевайся нормально!

- Фоерррр! - Просто так кричал какой-то совершенно уродливый парень. Искра тут же постаралась отойти от него подальше, но народу было чересчур много. Это был почти человек, только очень волосатый, с сильно выдающимися челюстями и зубами, остроконечными ушами, смещенными к затылку и макушке, и имеющий серую кожу. Глаза его были совершенно звериные, с узким зрачком и отражающие свет пламени. Екай. Искра еще никогда не видела екаев, довольно редкий продукт кровосмешения антро и человека, либо же безудержного пьянства или наркомании родителей, но знала - они всегда являют собою не только образец уродства, но и являются совершенно неполноценными умственно. Курту этот парень был ни в малейшей степени не приятен, но он вынужденно пожал его толстопалую когтистую руку.

Искру, казалось бы, вообще никто не заметил. И пользуясь этим, Искра рассматривала здешний контингент. Да, совершенно верно - звереныши. Здесь были сплошь подростки, и редко кто был старше Искры или хоть ее ровесником. Многие на вид едва даже достигли того возраста, в котором в школах проходят уже уравнения с двумя неизвестными. Все без исключения носили такую же одежду что и Вихрь, преобладала кожа, шипы, металлические накладки, в общем они делали все, чтобы не быть похожими на тех, кто живет снаружи. Парней здесь было намного больше, чем девушек, но девушки эти были самые отборные. Они пили так, словно от этого зависела их жизнь, не стеснялись в выражениях, а особенно Искру покоробила одна из них. Тринадцатилетняя белочка-антро держалась за свой довольно большой живот, и жаловалась сидящей рядом подруге на свою жизнь.

- ...и мать меня наверное ваще на порог не пустит. - Услышала кошка конец ее фразы.

- Да ты не боись, че там. - Махнула рукой ее подружка, более старшая. - Все равно ты и так тут живешь. А если че, доктор тебе аборт сделает, у него уже была пара девчонок. На вот лучше.

И белочке сунули под нос металлическую кружку, в которой был скорее всего алкоголь.

- А это еще кто? - Услышала вдруг кошка.

На нее обратил внимание тощий антро-козел в кожаной жилетке и с ошейником, и теперь указывал на нее тонким пальцем. Искра испугалась снова, но в голосе козлика не звучало угрозы. Кто-то из толпы снова выкрикнул.

- Это она с Фоером пришла!

- Это девка Фоера! - Тут же домыслил второй, тот самый екай, и возгордился тем, что смог провести такую сложную логическую цепочку. - У Фоера есть девка! Фоер привел нам девку!

Неизвестно, сколько раз он это повторил, так как его голос утонул в общем галдеже. Искру пока не считали за личность, так что разговаривали опять же строго с Куртом.

- Фу, страшная! - Донеслось с одной стороны.

- Нормальная! - Возразили с другой

- Фоер, чего ты нам не говорил? - Вопрошал козел у хмурого, как грозовая туча, куницы, дергая его двумя пальцами за короткий рукав футболки.

- Это хорошо, что ты ее привел. - Кивал еще один культист, смахивая с лица челку.

-Да она вообще одеваться не умеет. Убожество. - Та самая беременная белочка захихикала с напуганной и раскрасневшейся Искры. - И краситься не умеет. Марфушка.

- Так, это, тихо всем! - пытаясь, чтобы его голос звучал грозно, осаживал всех Конрад. - Да отвалите вы! Заткнулись!

Гомон становился тише, но полностью не исчез. Вокруг Искры уже собралась часть культистов, и они подходили все ближе. Видя, что к ней уже начинают тянуть руки. напуганная кошка попятилась обратно вглубь коридора, из которого вышла. Коленки предательски задрожали. Курт хотел было рвануться к ней, но ему совершенно перегородили путь.

- Так, а ну быстро разошлись, быдло! - Властно повелел женский голос из глубины комнаты.

И все тут же замолкли, почтительно расходясь. Послышались шепотки, недовольные и благоговейные, и по толпе прошелестело имя обладательницы голоса.

- Геката идет.... Тихо...

Серая как зола, красноволосая лиса с длинной мордой решительно шагала в толпу, расступающуюся перед нею. Ее каблуки звучно стучали по кафелю, а за ней тянулся длинный подол черного платья. Спереди же юбка была совсем короткой, и открывала ее ноги, затянутые в длинные черно-красные сапожки. на молнии. Выше была черная жилетка, а поверх нее - кожаная куртка в заклепках, с которой аксельбантами свисало три цепочки от плеча к груди. С ее шеи рядами свисали самодельные ожерелья с амулетиками. Вызывающе красивая девушка встала напротив сжавшейся Искры, глядя ей в глаза с лукавством и озорством. Взгляд ее ярко-зеленых глаз был совсем неприятен.

- Как зовут? - Строго спросила она, взяв рыжую кошку за подбородок.

- И-Искра. - Пролепетала в ответ девушка, чувствуя себя так, будто опозорилась перед большим скоплением народа.

- Будешь Мара. - Тут же сказала Геката, и начала вертеть лицо Искры в разные стороны, критически осматривая ее. Так френологи осматривают черепа, вымеряя их диаметр, размеры надбровных дуг и скул, угол наклона лба и прочее. - Ничего девочка, ладная. Экзорцисту она понравится.

Произнесено это было совсем недобро. Курт явно встревожился, услышав это, и попытался возмутиться.

- Геката...

- Тихо, Фоер. - Лиса заткнула куницу, подняв ладонь. - Лучше сейчас помолчи. Девочка у тебя и впрямь ничего. Конформистка конечно, деревня, но мы из нее эту дурь повыбьем.

- А может так лучше? - Вдруг спросила беременная белочка, и, сняв с себя нечто вроде тиары из вороньих перьев, протянула Гекате. Та приняла элемент украшения из рук девочки, водрузила на голову кошке, а затем одобрительно кивнула.

- Да. Это самое оно.

Поддержав ее, культисты заревели в голос, подняв в воздух кружки. Дробно затопали ноги, забарабанили по столам ложки, вилки и кулаки. Казалось, тюрьма рухнет, не выдержав такого сейсмического возмущения. Стихийная радость подкреплялась криками наперебой.

- Мара!

- Добро пожаловать, Мара!

- Посвящение!

- Слава Моране!

- Пируйте же! - Воскликнула Геката вдохновенно, властно поведя рукой. - Ибо совсем скоро Морана примет в свои холодные объятия новое существо! Сегодня будет посвящение!

Крики радости стали совершенно нечленораздельны, и культисты с новыми силами начали пьянствовать, орать и дебоширить. А Геката схватила искру за руку и потянула за собой.

- Пошли, пошли, школьница. Сейчас мы тебя подготовим.

Курт, который все это время был безмолвным свидетелем происходящего, снова попытался проследовать под шумок за Искрой, но ему на плечо опустилась тяжелая сильная рука Вихря.

- Да оставь ты ее. Это девчоночьи дела, они не для нас. Геката так всех девок привечает. Как она говорила "из солидарности".

- Ага... - Бессильно согласился Курт, с беспокойством глядя, как Искру утянули куда-то прочь.

- Иди лучше сам приоденься. -Посоветовал Вихрь. - А то как мозоль на жопе маячишь. Давай-давай.

Курту, в общем-то, ничего не оставалось, кроме как послушаться своего товарища.

***

Пока умирающую от страха Искру переодевали в соответствии с принятым у культистов Мораны дресс-кодом, Конрад спасался от шумящих культистов в еще одном прилегающем коридоре. Сейчас им все равно, они даже не заметят его отсутствия, а он лучше проведет время в более интересной и приятной для себя компании. На ходу Курт уже надел кожаную куртку в заклепках и толстый ошейник с огромными шипами. Это была его собственная атрибутика, которую он не решался носить в школе или на улице, чтобы не вызывать ни вопросов, ни долгих осуждающих взглядов у соседей и одноклассников. Не то, чтобы его так уж интересовало их мнение, но в маленьких городах и так все на виду, так пусть лучше он будет незаметным.

Пока он в очередной раз так оправдывался перед самим собой, он дошел до очередной из тысяч дверей тюрьмы. Это были двойные стальные двери с маленькими круглыми окошечками, а над ними мерцала красная лампа, в свете которой даже самая невинная обстановка становится зловещей и тревожной. Толкнув дверь, Курт вошел в проем, и тут же привыкшие к темноте глаза резануло ярким светом гудящих ламп дневного света. Щурясь и моргая, Курт прошел дальше, по кафельному полу тюремного морга.

- Доктор? - Позвал он.

Курт помнил, как вошел сюда впервые. Дорогу к тюремному моргу показал ему Вихрь, заговорщически подмигнув и шепнув, что кунице это понравится. Тогда он точно также ослеп от внезапного света. Полуслепой от него, он не заметил что операционный стол посреди комнаты окровавлен, не заметил аж шесть каталок, четыре из которых, как было видно из очертаний под покрывалами, занимали мертвые тела. Поначалу он не заметил и три цилиндрических резервуара из стекла, пока не наткнулся прямо на них. А когда он их увидел - прозрел моментально.

Внутри трех колб были тела. Двое - люди, а один - антро-пес. Они были почти как живые, если не замечать на псе две раны на уровне груди, сильно впалые животы всех троих, и широко раскрытые глаза, по кукольному глядящие сквозь пространство. Женщина, упершаяся лбом в стекло, такими глазами вперилась прямо в Курта, и именно это испугало его сильнее всего. Именно это заставило его отскочить, громко вскрикнув, и опрокинуть специальную передвижную подставку, с которой металлическим водопадом посыпались и разлетелись по полу различные хирургические инструменты.

- Вообще-то я очень не люблю шума. - Услышал куница голос, очень сиплый, рокочущий и укоряющий. - Это невыносимо мешает мне работать. Идите поиграйте в другом месте, юноша.

Курт тут же обернулся, и стой его собеседник ближе - он бы не удержался и при развороте нанес бы ему такой удар кулаком, что вместе с хирургическими инструментами пришлось бы собирать и его зубы. Но к счастью лис с вылинявшей и несколько посеревшей белой шерстью стоял в другом конце помещения, вытирая руки белым куском ткани. Видно было, что руки свои, с длинными суставчатыми пальцами, он берег, холил и лелеял. Зато в остальном престарелый лис был совершенно неряшлив - его халат был заляпан кровью сверху донизу, круглые очки едва не разваливались на нем, шерсть была всклокочена, взъерошена а местами спуталась. Взгляд его воспаленных и запавших глаз был уставшим и абсолютно не заинтересованным в мирской суете. Курт оглядел тщедушного доктора-мясника, и сделал вывод, что серьезным противником тот не будет. Это значительно успокоило его.

- Хорошенькая работа. - Скрестив руки на груди, сказал куница.

- Верно. - Не поняв сарказма согласился лис. - Совершенно потрясающая, и при этом донельзя сложная. Потому любое отклонение от порядка совершенно недопустимо.

- И вы из-за этой своей работы убили всех этих людей? - Спросил Курт, обводя взглядом тела на каталках и в резервуарах.

- Убил? Как вы могли так подумать?! - Тут же возмутился доктор. - Нет, нет, вы заблуждаетесь, юноша! Я не могу убивать людей, хотя некоторых порой и хотелось. Именно из-за этой моей эмпатии я был вынужден оставить хирургическую практику. Теперь я работаю только с животными либо уже умершими антро и людьми.

- Вы же не хотите сказать, что эти трупы тут со времен тюрьмы валяются? -С сомнением вскинул бровь куница.

- Именно со времен тюрьмы. - Подтвердил доктор. - Эта загадка вполне разрешима. Физиологический раствор превосходного качества, как в данном резервуаре - лис указал на колбу позади Курта - пусть и не останавливает необратимые изменения в телах, но замедляет их в десятки раз, а потому тело может храниться в растворе годами. Именно в таком растворе хранится Первый Вождь.

Курт почему-то поверил лису на слово. Он просто не смог вообразить, что врать можно таким тоном. Небрежно, незаинтересованно, сухо. Нет, он не врал, он просто выкладывал информацию, которой обладал.

- Этот раствор привезли сюда именно по моему заказу. - Продолжал доктор. - Пусть мертвые и не страдают, но их родственники очень болезненно воспринимают то, в каком состоянии тела их любимых передаются им для погребения. Ужас что такое! Проклятая бюрократическая машина любой процесс растянет на месяцы, а ведь биология не будет ждать бюрократию и возьмет свое, сколько бы бумажек они там не выписали.

Похоже, у доктора долго не было собеседника. Пусть он и не тянулся к обществу, но говорил с охотой, все больше воодушевляясь. Правда говорил он по прежнему монотонно и лениво, будто к его языку была привязана гиря.

- А в чем же состоят ваши работы? - Задал следующий вопрос заинтересованный Курт. - Для чего вам все эти тела?

- О! Любознательность! - Одобрил доктор. - Очень хорошо! Что ж, я все вам расскажу, пока вы ликвидируете учиненный вами беспорядок. Я не люблю беспорядка.

А пока Курт собирал инструменты, доктор с воодушевлением рассказал ему все. Начал он издалека, с опытов известного трансплантолога Демихова. Этот человек фактически изобрел пересадку органов, сделал ее возможной, провел множество операций и спас сотни жизней. Но доктора интересовали другие, более смелые опыты Демихова. Например пересадка головы одной собаки к телу другой. Получившийся монстрик прожил целых два часа. Впоследствии им было создано почти что двадцать двухголовых псов, один из которых прожил целый месяц, пока отторжение тканей не взяло свое. Собаки с двумя сердцами жили годами. Однако гений трансплантологии был подвергнут гонениям своих коллег. Черная полоса началась сразу после того, как доктором заинтересовались в Новой Земле и едва не утащили его туда. Гонения эти были так яростны, что у бедного Демихова случился инсульт, и так окончилась жизнь основателя трансплантологии.

- Но я решил продолжать его опыты. - Решительно заявил лис, подняв палец вверх. - Пусть пока мне и не удалось даже близко подобраться к результатам Демихова, я все же настроен решительно. Но мы так увлеклись, что даже не представились друг другу. Позвольте, юноша, как ваше имя?

- Кон... Курт. - Тут же представился куница, давно уже закончивший складировать инструменты и с увлечением слушавший доктора.

- Очень хорошо. Моя фамилия Бурхе. Бур-хе. - Последователь Демихова поднял палец вверх, акцентируя внимание на правильном произношении своей фамилии.

- Доктор Бурхе, а когда вы добьетесь успеха, что вы будете делать, если вы не хотите оперировать людей? - С интересом спросил Конрад у доктора.

- Я? Передам на совершенно безвозмездной основе все мои результаты какому-нибудь молодому талантливому специалисту. - Пожал плечами Бурхе. - Наша великая страна богата умными и талантливыми молодыми людьми. Пусть их редко вознаграждают за заслуги, это тем лучше их дисциплинирует, и они служат лишь просвещению, а не только собственному благосостоянию.

- Я ведь тоже хотел стать хирургом. - Скромно заводил ногой Курт, которому почему-то стало стыдно говорить об этом мальчишеском желании опытному врачу.

- О! - Бурхе впервые за время беседы явно проявил интерес, даже по-новому взглянув на Курта. - Вы мне положительно нравитесь, молодой человек!

И лис решительно прошагал к одной из каталок, жестом пригласив Курта. И когда он подошел, Бурхе стянул покрывало на пол, явив кунице мертвое тело человеческой девушки.

- Не хотите ли сделать надрез?

Курт очень хорошо помнил, что было после того, как он дал согласие. Ему дали белую перчатку, которая очень плотно облегала его пальцы, сделав их тонкими и гладкими. Ему дали остро отточенный скальпель, предупредив о том, насколько он остр, и Бурхе отошел подальше, приглашая парня действовать. В тот момент он взглянул на мертвое тело девушки, совершенно обнаженное, пахнущее раствором и точно сделанное из воска. Между ее грудей была узкая рана, зачищенная до такой степени, что казалась естественным отверстием. Курт понял. что не испытывает ни малейшей брезгливости, ни малейшего страха, лишь только холодный научный интерес. В тот момент он окончательно понял, что его мечта о будущем хирурга - не просто мечта. Это его призвание, его жизненный путь, который он даже сам не понял как увидел, а теперь уверенно по нему пошел. И он провел скальпелем от нижнего края раны до самого низа живота девушки. За маленьким изогнутым лезвием. словно по волшебству протянулась тонкая полоска разреза, которая потом разошлась в стороны, открыв взгляду Курта розоватое мясо со светло-желтой прослойкой. Немного дрожащей рукой Курт положил скальпель в специальную емкость, и спросил Бурхе.

- Ну как?

- Хорошо. - Бурхе покивал, выражая свое одобрение. - Для человека, который никогда не изучал медицину и не резал ничего кроме хлеба - очень хорошо. Знаете, мне ведь нужен молодой и расторопный ассистент...

Так Курт и стал ассистировать Бурхе. Эту тайну он не открыл ни культистам, ни Вихрю, ни даже Искре. Именно это, а вовсе не возможная угроза для жизни удерживали Курта в пределах тюрьмы. Если он уйдет, ему больше никогда не представится шанс отточить практические навыки задолго до того, как он будет осваивать теорию. Кроме того, он действительно чувствовал себя нужным. Бурхе и впрямь был уже слишком стар, и не мог действовать быстро, а с Куртом он стал добиваться успехов.

- Доктор Бурхе? - снова позвал Курт, проходя в сопредельное помещение, где хранился материал для опытов.

Бурхе обнаружился там. Он взирал на клетки, которые были переполнены бродячими собаками. Большую их часть для доктора самолично поймал Курт, подманивая их купленными специально для этой цели обрезками. Большинству этих собак предстояло умереть на операционном столе под ножом доктора, и каждый раз у обоих сердце обливалось кровью. Они успели привязываться к этим созданиям, обделенным жизнью и не балованным лаской. Они ухаживали за ними, кормили и всячески завоевывали доверие собак, и тем хуже себя чувствовали, убивая их. Молчаливый Бурхе даже не обернулся на Курта.

- У меня закончилось снотворное. - Объявил он Курту вместо приветствия.

Курту совершенно не понравился его голос. В груди шевельнулась тревога. Он начал понимать, что скажет доктор дальше, но все же спросил.

- И что?

- И то, что новая партия снотворного будет лишь через две недели. Две недели! Я не могу так долго ждать после того, как мы приблизились к победе на непозволительно-малое расстояние. Я уверен, что она фактически у нас в руках! Прошлая особь прожила почти что неделю!

- Но... Наверное придется ждать. Ведь снотворного все равно нет. - Глухо сказал Курт.

- Не придется. - Решительно заявил доктор. - У меня есть жгуты.

Курт шумно сглотнул, глядя на доктора со страхом и немой просьбой. Лис повернулся к нему, и стало видно, что в глазах старика блестят слезы. Для него возникшая в голове мысль была еще более болезненна. Намного более болезненна. Курту подумалось, что Бурхе будет страдать даже больше, чем эта злосчастная собака.

- Поймите, Курт, я не могу сделать это. В хирургии важна ясность и холодность ума, а также твердость и точность руки. А в данной ситуации я совершенно не смогу владеть собой. Поэтому я вас прошу провести операцию самому, под моим чутким руководством и ассистированием.

- На живой собаке? - Просипел куница, снова переводя взгляд на клетку.

- На двух живых собаках. - Уточнил Бурхе. - Одна из которых станет мертвой. Мы зафиксируем их при помощи жгутов и ремней, я умею это делать. Телодвижения будут сведены к нулю. Я даже завяжу им пасти, чтобы снизить... ммм... шумовой фон.

- Доктор, я не...

- Прошу вас, юноша! - Почти плачуще просил Бурхе. - Этот опыт будет успешен, обещаю вам! Этот пес совершенно точно выживет! Второй пес тоже будет хоть наполовину, но жив! Мы обязаны сделать это во имя науки!

Курт не смог ему отказать. И он решился на то, что потом долго будет преследовать его в ночных кошмарах, и на многие годы привьет ему отвращение к хирургической деятельности. Сжав кулаки и выдохнув, Конрад будто не на своих ногах направился к клетке, чтобы выбрать жертву на алтарь науки. А Бурхе поспешно вытер слезы заранее подготовленной тканью.

***

Искру тем временем готовили к посвящению. Ее утянули в крошечное помещение, напоминавшее театральные гримерные наличием зеркала и целым ворохом разномастных вещей. Геката собрала целую ватагу визажисток, и принимала самое деятельное участие в переделывании соплячки-Искры в свободную, дерзкую и загадочную Мару. С кошки бесцеремонно стянули школьное платье, разорвав последнюю связь с нормальным миром, где она нормальный подросток, да и в сущности все еще ребенок. Оное платье было брошено в огонь, а сейчас две девочки-культистки старательно искали для Искры новую одежку. А Искра, отчаянно гадала, как бы незаметно теперь проскочить в дом, чтобы родители не увидели ее в новом облике и не дай бог задались вопросом, где ее платье делось. Хорошо, что есть второе такое же, пусть и размер у него уже маловат. Искру усадили на кресло, и Геката с видом художника или хирурга подводила ей специальным карандашом глаза. Ее губы уже были накрашены черной помадой, а ресницы немного наращены.

- Хватит тебе дергаться! - Поминутно восклицала Геката, когда Искра особенно сильно вздрагивала. - А то сейчас возьму несмываемый маркер и напишу тебе на лбу, что ты трусиха.

- Не надо! - Ужаснулась кошка. - Я не трусиха. Я просто... Холодно.

- Терпи. - Отрезала Геката. - Немного осталось. Ты что, не красилась никогда? И как тебя Фоер терпит такой неженственной? Я бы на его месте давно бы уже сбежала от тебя к кому посимпатичней.

Искра немедленно вспыхнула.

- Ч-чего?

- Чего слышала. Если хочешь, чтобы Фоер был твоим парнем и дальше, лучше бы тебе научиться за собой ухаживать.

- Он не... - Начала было пунцовая от стыда Искра, но Геката ее прервала другим каверзным вопросом.

- Ты ему хоть дала?

- Вс-смысле? - Пролепетала совершенно смутившаяся кошка.

- Ой, да не строй тут из себя целку-пионерку! - Сморщилась Геката, а потом ее уши встали торчком, а рот изогнулся в улыбке. - Что, правда не дала? Ни разу, ни разу?

- Гы, целка-пионрерка. - Со смехом повторила беременная белочка.

Искре было так стыдно это слышать, а уж тем более принимать в обсуждении участие, что она раскраснелась до помидорного цвета. Видно было даже под шерстью и невооруженным глазом. Но она пролепетала.

- И вовсе К-Конрад не мой... парень. Вот. И не давала я никому.

- Во дура. - Снова подала голос девочка. - Я Экзорцисту сразу дала. Потому что он любит меня.

- Всех он любит. - Усмехнулась Геката. - И ни одной юбки не пропускает. Каждая девчонка тут через него прошла, каждую одарил любовью.

Искре стало жутко при этих словах, и она почувствовала себя ужасно уязвимой и слабой. Нет, нет-нет-нет, сюда никак не стоило приходить! Ей захотелось стать маленькой и незаметной, чтобы незнакомый ей пока Экзорцист даже не разглядел ее. А потом мышкой юркнуть прочь отсюда.

- Он меня любит! Он сам говорил! - Упрямо заявила белочка. - Он сказал, что я самая любимая девочка из всех, а остальные просто для ритуала! Он даже сказал мне, чтобы я обязательно родила от него.

- Ну и ладно, любит так любит. - Не стала переубеждать наивную девочку Геката. - Тащи давай шмотки! Я закончила. -Освободив Искру, лиса отошла назад, и оценила свою работу. - Да, смотришься. Так значит, Фоер не твой парень?

- Нет! - тут же решительно возразила Искра.

- Ммм, и ты никогда с ним не спала?

- Нет!

- И не хочешь? - С коварной улыбкой спросила Геката, скрестив руки на груди.

- Нет конечно! -Стыд и негодование смешались в голосе Искры.

- Ну и хорошо. - Довольно сказала Геката. - Тогда, если ты не против, я заберу его себе. Симпатичный мальчик.

- Нет!

Искра сама не успела ничего подумать, как выкрикнула это слово. Будто собачонка взвизгнула, когда ей наступили на хвост. А хитрая Геката, поймавшая Искру, залилась грубым и несколько злорадным смехом.

- Все с тобой ясно. Конформистка. - Сказала она. - Ничего, созреешь еще. Но зрей быстрее, а то уведу твоего Фоера и назад не отдам.

И Геката бросила пунцовой уже Искре ее будущий наряд.

Через пятнадцать минут Искра стояла во всей красе. На ней было черное короткое платье, подпоясанное ремнем с многочисленными стальными вставками и пряжкой в виде полумесяца. Ее шею украсил самодельный амулетик в виде двух свернувшихся в спирали змей. Вместо сережек на ее ухе теперь болтались небольшие стальные пластинки с руническими символами. Тиара из черных перьев, подаренная одной из культисток, украшала ее голову. Ну и конечно подведенные глаза и выкрашенные черным губы дополняли образ. Красноволосая лиса снова окинула взглядом свое творение.

- Разорви меня демон, Мара, если это не самое оно! - Наконец заявила она. - Теперь готовься, девочка, будем выводить тебя в люди! А заодно посвятим вместе с тобой и Фоера.

- А он разве не посвящен? - С удивлением спросила Искра.

- Нет. - С явным сожалением сказала она. - Он не до конца был нашим, это ясно с первого взгляда. Те идиоты не понимают ничего, но я ведь вижу. Он все еще не избавился от старых замашек. Но он привел тебя. И вы нашли жертву для праздника Кровавой Луны. Теперь вы сможете влиться в наше общество.

Искра снова почувствовала тоску, когда услышала все это. Нет, отсюда точно нужно выбираться. Но ведь уже нельзя. Пути назад нет. Остается только ждать момента.

- Теперь иди, погуляй. Раззнакомься с народом. - Геката махнула рукой, прогоняя Искру из помещения. - Может, найдешь своего обожаемого буку-Фоера. Он как тебя увидит, так и свалится с копыт.

Под дружный фальшивый смех девчонок Искра покинула помещение.

***

Дэсмонд Лешицкий очнулся пять минут назад. И все эти пять минут он тихо стонал сквозь платок от боли в голове. Он чувствовал, что шерсть на затылке и с правой стороны лица слиплась от крови, а за ухом появилась корка. В самом же черепе будто бы раздулся до невероятных размеров мозг, и теперь ему было тесно в черепной коробке гиеныша, и он рвался наружу через ноздри, либо пытался продавить себе путь через верх. Кроме своей боли он ощущал и совершенно чужой гнев. Это лютовал Сэд, кроющий последними словами и Искру, оказавшуюся коварным шакалом в шкуре беззащитного агнца, и Дэса, который оказался чрезмерно доверчивым, и повернулся к ней спиной. Особенно унизительным он считал то, что гиеныша связали женскими колготками.

Прямо перед Дэсмондом сидела на задних лапках принюхивающаяся крыса. Мелкий зверек во все свои маленькие блестящие глазки-бусинки глядел на паренька, пытаясь понять, может ли он быть добычей. До этого он казался мертвым, и она даже решилась обнюхать носок его кеда, но едва Дэсмонд пошевелился, она тут же ушуршала прочь. Но двигался он очень вяло, стонал слабо, и крыса не оставляла надежды полакомиться пареньком, когда он умрет или ослабеет совершенно. Дэсмонд поглядел на крысу в ответ, прямо в ее маленькие глазки, после чего поджал ноги и попытался опереться спиной на стену, принимая сидячее положение. Крыса разочарованно потрусила прочь.

- Так, где это мы? Камера что ли? -Рассуждал вслух Сэд. - О, просто сказка. Ты стал заключенным в неработающей тюрьме. Можешь собой гордиться. ты нашел способ облажаться на ровном месте.

Это действительно была камера. Типичная такая тюремная камера, или, если выражаться языком бывших здешних обитателей, "хата" на восемь человек. Помещение было бы просторным, если бы большую его часть не занимали жесткие двухъярусные кровати, привинченные к полу. Сводчатый потолок, почерневший от копоти, низко нависал сверху. В центре него одиноко качался провод от лампочки, единственного когда-то источника освещения.

Дэсмонд повернул голову влево, и увидел так сказать квинтэссенцию и основу всей тюремной иерархии. В пол было вмуровано металлическое судно унитаза с пожелтевшей эмалью и ржавыми полосами у слива. В прошлые времена оно наверняка было источником страшного зловония, а сама мысль опорожняться на глазах у семи человек, с которыми здесь же и живешь, была совершенно неприемлема, во всяком случае для крайне зажатого Дэсмонда. Возле "параши" спали самые неуважаемые заключенные: "черти", "петухи", "шныри" и тому подобные презираемые касты. Эти же люди или антро отвечали за чистоту отхожего места. Опустить туда кого-нибудь лицом считалось высшим позором для опускаемого, и этот ритуал начисто стирал все самые большие заслуги перед здешними "авторитетами".

Все стены камеры были исписаны карандашом или углем и исцарапаны гвоздями. Кто-то рисовал там примитивные изображения гениталий или совокупления, кто-то выражал свой негатив через бранные слова, кто-то писал даты своей отсидки. Дат вообще было больше всего. Дат, когда жизнь человека пошла наперекосяк, дат, в которые он должен был покинуть это место, имен, и мест рождения. "Здесь сидел Славик, 68-72", "Я люблю тебя Маруся", "Бей мутантов!", "HMR", и над всем этим, прямо над дверью самыми крупными буквами был выцарапан весь смысл и вся суть этого места: "Зае..ло! Хочу домой!"

- "И что же теперь будет?" - Подумал Дэсмонд, обращаясь к Сэду.

- Ну как что? Ты так и пролежишь тут связанный, в этой помойке. День за днем. Неделю за неделей. И все это время ты даже двигаться толком не сможешь, только ползать как червяк. А потом ты сдохнешь тут от холода и голода, и крысы нас сожрут. А может, раньше прикончат эти малолетние ублюдки.

- "Ой!" - Дэсмонда настолько напугала эта перспектива, что он оцепенел.

- Не боись, малыш. Нас с тобой так просто не закроешь. - Утешил гиеныша его сосед по телу, похохатывая. - Мы обязательно выберемся. А потом отомстим. О, как мы с тобой отомстим!

- "Сэд... Я тебя прошу..." - Умоляюще подумал Дэсмонд. - "Давай просто уйдем отсюда. освободимся и уйдем."

- Так просто нам уйти не дадут. - Пророчески ответил Сэд. - Не надейся, малыш.

Глава 5

Вильма начинала тревожиться. Семенов оказался неучтенным фактором в данной ситуации, и сильно подорвал и так хлипкий энтузиазм Романова. Идущая впереди него Вильма даже за два метра слышала, как тот бурчит себе под нос что-то неразборчивое и злобное. Эту привычку цепкий взгляд гадюки заметил еще в машине. Тогда он только шевелил губами, беззвучно и неразборчиво, часто кусая их. Разговоры с собой были плохим признаком. Он не следил за собой, и не держал себя в руках, что само по себе может и не страшно, но только не в сочетании с раздражительностью, нервозностью и какой-то непонятной злобой. На одном его рыцарском комплексе долго держаться не получится. Необходимо было придумать более действенный способ удержать Романова возле себя, так как он уже близок к тому, чтобы бросить Вильму здесь. В лучшем случае. Бичевская допускала и другой вариант выплескивания негатива ее спутником. Маловероятный конечно, но когда ты в заброшенном подвале, в кромешной темени, а позади тебя сопит и бормочет злобный невротик...

Впрочем, пока лучше сосредоточиться на том, чтобы смотреть под ноги и стараться не наступить на что-нибудь гадкое. Например на одну из этих крыс, которые то и дело разбегались у гадюки из-под ног, необычно громко топоча. Как же все-таки много здесь крыс! Что они могут тут есть? Чьи-нибудь испражнения тоже могут быть сюрпризом не из приятных. Судя по запаху, царящему здесь, их тут хватало.

- Эй, пани. - Донеслось до слуха Вильмы. - Что вы сделали с этим троллем?

Ну вот, начались неудобные вопросы. Вильма закусила губу, не оборачиваясь на Романова и не сбавляя шаг.

- Я занималасссь... Приручением. - Ответила она после продолжительной паузы. - По предложению начальника "Крассного Ворона".

- Это как в цирке что ли? - Скептически спросил Романов, немного увеличив скорость шага.

- Не как в цирке, конечно. - Это сопроводилось фырканьем, полным презрения к такому невежеству. - В цирке вы никогда не увидите прирученного тролля. Эти ссущщессства ссслишшком ссложны, чтобы ссломить их волю обыкновенным избиением и иссстязательсством. Ессли помните, были даже прецеденты исспользовать их в войнах, но они закончились ничем. А ведь в армии ссспециальзируютсся на дресссировке разумных некогда сссущщществ.

- Наверняка вам обзавидуется сам Куклачев. - Не преминул сыронизировать Романов. - Мой вопрос несколько предсказуем, но все же - а как же вы это сделали?

- Иными путями. - Туманно пояснила Вильма, не преминув показать мимикой, что ей не по душе ни сам разговор, ни выбранный Романовым тон. - Это был в некотором роде псссихологичесский экссперимент. У этих грязных примитивных сссущесств ссвой, оссобый менталитет, свое подобие культуры, порой затруднительное для понимания человека. Но тем не менее во вссе свои мифы они верят бесспрекоссловно, и абсссолютно подчиняютссся каким-то ссвоим законам. Ессли знать их, то знаешшь куда давить.

- А вы что, эксперт в области троллеведения? - Усомнился Александр. - Вы вроде говорили, что в психушке работаете.

- У меня был консссультант, изучавшший этих сссущщесств в мессстах их обитания. - Пояснила Битч, покривившись уже от уничижительного слова "психушка". - Совершшшено помешшанный на этих сссущесствах. Не сссуть важно. Я была задейсствована как экссперт в ссвоей облассти, и в итоге добилась успеха. - В голосе Бичевской отчетливо послышалась гордость за проделанную работу.

Романов чувствовал - что-то пани не договаривает. И чувствовал он ее нежелание говорить об этом. Но еще он почему-то был уверен, что она не врала. Что-то не договорила, но не врала. Она тем временем продолжала.

- Его уязвимым месстом сстал ссстарый трольсский миф об имени. - Продолжала тем временем пани, невольно увлекшись повествованием. - Дело в том, что имя тролля должно быть извессстно лишшшь ему сссамому. Он может предсставлятьсся другими именами, или просссто отказыватьсся его говорить, а в некоторых ссслучаях они откуссывают ссебе язык, но из него этой инффформации не вытянуть ни за что. Они боятсся, что злой дух или человек может украссть имя тролля. Дейссствительно боятсся.

- Но как вы тогда выяснили его имя? - Спросил Романов снова.

- Я не выяссняла. - Она обернулась к Саше, и ее губы растянулись в загадочной улыбке. - К тому же, их имена так сссложны, что их невозможно запомнить и выговорить, осссобенно сс учетом их наречия.

Выдержав паузу, Бичевская снова отвернулась от мужчины.

- Я засставила его ссамого забыть сссвое имя.

Снова краткий момент молчания.

- Забыть свое имя? - Переспросил после него Романов,недоверчиво вскинув бровь. Он даже прекратил шагать за Вильмой и остановился. - Как такое возможно?

- Так же, как возможен гипноз. - Пожала плечами Битч, также останавливаясь. - Я ссмогла погрузить его в гипнотичесское сссосстояние на досстаточный уровень, чтобы ссскорректировать его сссознание таким образом. Это было досстаточно ссложно. Когда он очнулсся, он посссчитал, что его имя мною украдено, и я получила над ним контроль.

- Жестоко. - Не одобрил такого обращения с троллями Романов. - Это вы назвали его Семеновым?

- Нет. - Она тихонько и коротко посмеялась. - Инициатива начальника тюрьмы в чесссть осссобо иссполнительного подчиненного. Сссудя по вссему, этот человек находилссся на одном интеллектуальном уровне ссс троллем.

- А с тем пареньком, которого мы ищем, вы то же самое сотворили?

- Не сссовссем. - Бичевская одним взглядом дала понять Александру, что разговаривать на эту тему не желает. - Эта инффформация для вассс бесссполезна. Хватит вопроссов.

Романов думал над услышанным от чешуйчатой пани, и чувствовал, как чаша неприязни к ней перехлестывает через край. Вильма была холодна, жестока и надменна, а к тому же - замешана в какой-то темной истории, связанной с этим местом и с этим пареньком. Судя по всему, она занимается именно этим. Приручением разумных существ. Интересно, а не приручила ли она его самого? Ведь даже не слишком этого желая, Романов тащится за ней, как привязанный. Тоже ведь нашла его слабое место, как у тролля. Наверное, таким приручением занимаются все женщины, просто у этой еще и профессия такая. Мужчина снова почувствовал раздражение и неприязнь.

- Ну? - Вывела его из размышлений Бичевская. - Что вы сстоите? Передумали?

- Нет. - Ответил Романов. - Я все еще в деле, раз обещал. Но если мы найдем вашего мальчишку, я обязательно с ним поговорю. Сам. Без вас.

Тон Романова не допускал возражений. С каким-то даже вызовом он глядел на Бичевскую, ожидая от нее контратаки, возражений, и готовясь пресечь их на корню. Змея поджала губы, шумно втянув ноздрями воздух, а потом процедила.

- Воля вашшша.

***

Дальнейший вояж по подземной части тюрьмы прошел в гробовом молчании. В тишине, прерываемой только звуками их шагов, напряженность между Вильмой и Романовым стала почти осязаемой. Она давила, действовала на нервы, тяготила. Романов прокручивал в голове какой-то неприятный монолог. Бичевская демонстративно не замечала своего спутника. И все же, хоть они и молчали, за собственными мыслями они не сразу услышали новый звук.

Если бы рядом была Искра, она бы сейчас замерла, подпрыгнув с испугу на месте, а потом начала бы донимать всех вопросами, не слышат ли они чего постороннего, и рассказывать, что точно такое же слышала возле шахты лифта. Но сейчас привлечь внимание к этому явлению было некому, и оно оставалось незамеченным до тех пор, пока игнорировать его стало невозможно. В такт далекому гулу загудели и завибрировали трубы, идущие вдоль стен. Романов и Битч, не сговариваясь, отошли к серединетемного коридора, чтобы быть как можно дальше от них. А вибрация стальных труб нарастала. Они тряслись все сильнее, стряхивая с себя толстый слой ржавчины. Вибрация стала такой сильной, что едва не выдергивались из стены даже крепления, осыпая пол известковой пылью. Далекий гул, похожий на сквозняк, уже нахально лез в уши, забивая собою мозг. в такт трубам будто бы завибрировали легкие в груди. А потом кто-то будто выключил это, и больнее взрыва по ушам ударила тишина.

- Это что еще за хрень? - осмелился первым нарушить тишину Романов. Голос прозвучал непривычно громко.

- Резонанссс. - В устах Вильмы это слово превратилось в зловещий вкрадчивый шепот. - От ветра. Ещщще когда тюрьма дейссствовала, такое ссслучалоссь. Осссобенноссти консструкции, как расссказывали мне... Стоп....

Вильма вдруг потянула носом воздух, и тут же брезгливо поморщилась.

- Не поняла... - Пробормотала она.

Романов тоже принюхался. Откуда-то из бокового ответвления, где слышалась капель от протекающей трубы, тянуло чем-то гнилым. Очень сильный и мерзкий запах, так и бьющий в нос. Даже притупленное общей вонью и затхлостью обоняние особо выделило этот смрад, который не спутаешь ни с чем. По спине Романова пробежал холодок. Он бы ни за что не стал выяснять, откуда же это зловоние идет, но Вильма уже устремилась туда, и мужчине не оставалось ничего, кроме как последовать за ней.

До этого Романов часто замечал здесь старые следы жизни. Где-то остался драный грязный тюфяк или гора тряпья, на которой когда-то спал бездомный. Где-то было кострище, от которого закоптилась вся комната. Где-то валялись шприцы или выдавленные тюбики с клеем. Но теперь не было ни бездомных, ни наркоманов, ни других маргиналов, которым могла бы приглянуться для темных делишек брошенная тюрьма. Были даже совсем свежие следы от подошв в пыли, будто бы тут кто-то ходил. Ладно наркоманы, но куда же делись с насиженного места бродяги, да еще и побросав свои негустые, но ценные для бездомного пожитки?

Ответ на этот вопрос лежал на дне, судя по всему, мусоропровода. Во всяком случае именно на это было похоже довольно большое помещение, из трех стен которого, а также их потолка, торчали желоба пластмассовых труб в диаметре около метра. В былые времена сюда сбрасывался мусор, который потом назначенные заключенные собирали в тележку, установленную на специальные вмурованные в пол рельсы, а затем вывозили прочь. Но теперь кто-то выбросил вместо мусора тела. Двенадцать трупов, сваленных в кучу под "потолочным" желобом мусоропровода. В полутьме они были похожи на обычную груду тряпья, и Романов бы поначалу и внимания не обратил, если бы не просто мозгосносящий смрад, вызывающий сильные рвотные позывы. А когда прикрывающая ротик ладонью пани осветила кучу мертвецов, Романов ощутил такой спазм желудка, что у него подкосились ноги. Издав булькающий звук, он поспешно отвернулся и зажал свободной рукой рот, силясь удержать в себе свой скромный завтрак. Позже он и не вспомнил об этом, но ему показалось, что он снова услышал странное завывание сквозняка в желобах.

Бичевская тоже сразу же отвернулась, скривившись, но не выказав ни испуга, ни сильного отвращения. Только брезгливость. Будто проверяя, а не показалось ли ей часом, она снова направила луч фонарика на груду тел. Фонарик осветил лицо нижнего мертвеца, антро-пса и бывшего БОМЖа. Его глаза были полузакрыты и закачены, а из широко раскрытого рта выпал посиневший язык. Из-под кучи торчала лишь четверть его торса, голова да правая рука с пальцами, обгрызенными крысами. Горло бродяги было перерезано. То же самое было и у остальных мертвецов. Все были либо бродягами, либо подростками со следами пристрастия к наркотикам. И у всех совершенно идентично было перерезано горло.

- Черт... Неужели это вссе Дэссмонд? - Вслух думала Вильма, водя лучом света по мертвецам, и подходя ближе к ним. - Хотя нет. Не похоже. Некоторым уже много времени.

Однако Романов поймал ее за локоть, не дав подойти к трупам. С самым решительным видом он резко потянул змейку на себя, от чего та вскрикнула, и едва не выронила фонарь. Он встретился с нею взглядом, и, медленно и четко выговаривая слова, поставил Битч перед фактом.

- Мы сейчас же идем обратно к машине и у..ываем отсюда на х.й. и - И, сказав это, Романов потянул Вильму за собой.

- Но... Да стой же ты! - Сопротивлялась гадюка, упершись в пол каблуками и вырываясь из хватки Романова.

- Никаких бл..ь "но"! - Крикнул Романов прямо в лицо Бичевской, обрызгав ее маленькими капельками слюны. - Я вертел это все на иксе, тебе ясно?! С меня хватит этой х..ни! Все! Ни минуты не желаю тут оставаться, и тебя отсюда выволоку, отвезу в город, а потом делай, твою мать, что хочешь! Я уже буду не виноват! Пошли!

От такой наглости Бичевская настолько ошалела, что даже перестала сопротивляться. Моргая и силясь подобрать подходящий ответ, она торопливо шагала за ним, пытаясь не упасть, иначе Романов так и протащил бы ее до самых ворот тюрьмы. Неизвестно, чем все могло закончиться, когда Битч бы оправилась, и кто бы в итоге победил в создавшемся конфликте, но оказалось, что не только она была против немедленного ухода прочь.

Как только они пересекли границы мусоропровода, им преградили путь те самые "детишки", помянутые Семеновым. Три подростка в странной одежде, по большей черного цвета, с обилием металлических элементов типа заклепок или шипов. Они были чем-то похожи на этих новомодных страшных музыкантов с Новой Земли, слава которых просочилась даже через "железный занавес". Самому старшему из подростков на вид было лет семнадцать . Это был длинноволосый лис с медно-красной шерстью и ненатурально-черной пышной шевелюрой до лопаток. Он почти вразвалочку вышагивал впереди своих сопровождающих, сунув одну руку в широкий карман штанов, а вторую небрежно свесил, будто она была парализована. Сопровождали его вставшие по бокам мальчишки-антро помладше - серый пес с бельмом на правом глазу, подражающий походке их лидера, и черный кот, выкрасивший растительность на голове в красный и залихватски поставив ее торчком, будто его ударило током.

- Стоять. - Уронил лис свой наглый приказ, растягивая букву "я" и постепенно превращая ее в "а". - Че тут делаете?

Конечно же Романов испугался. Пусть они были малолетками, но их было больше, и неизвестно, что у них на уме. Но он чувствовал не только страх, но и ненависть к маленькому зверенышу-выродку, абсолютно уверенному в своей безнаказанности и превосходстве. От прилива ненависти у Романова даже зубы сжались. Бичевская же так и молчала, стоя с каменным лицом, сваливая таким образом ответственность за переговоры на Александра.

- Не твое собачье дело, сопляк! - Рыкнул на лиса Александр, снова чуть выставляя перед собою чемодан. - Свалил с дороги, пока уши тебе не надрал!

- Слышь, ты тут не командуй, дядя. - Лис смачно сплюнул на пол, специально делая погромче звук, с которым накапливал в пасти слюну. - А то я щас ребят свистну, понял?

Последнее слово прозвучало как "поааал?", а в качестве точки, завершающей предложение, вновь послужил плевок. Романов вовсе не хотел, чтобы малолетний подонок и впрямь позвал дружков, и эти отморозки просто затоптали бы его. Он подозревал, что ребятишки эти имеют не последнее отношение к тому безобразию на дне мусоропровода. Пусть у него немного тряслись руки и колени, но показывать страх и подогревать уверенность мелкого бандита в своей силе он не должен ни при каких обстоятельствах! Именно на это он и рассчитывает.

- Да ты, сученыш мелкий, и пикнуть не успеешь, а я тебе уши отдеру, а потом отволоку в ментовку! - Еще сильнее повысил голос Романов. - Отвалил по-хорошему, а то я тебя уберу по-плохому!

Романов сделал шаг навстречу подростку, стараясь выглядеть грозно. И у него правда получалось - перекошенное от ярости и раскрасневшееся лицо и полное отсутствие внешних признаков страха на нем смутили подельников лиса. Кот и пес перестали быть такими уверенными, они даже попробовали попятиться, но остались на месте под яростным взглядом главного. Красного лиса Романову напугать не удалось. Он быстрым движением вытащил из кармана руку, и в луче фонаря притихшей пани Бичевской блеснуло лезвие опасной бритвы.

Романов тут же остановился, несколько растеряв боевой пыл при виде лезвия. Просто так этот парень отступать не собирался. Значит, мирно разойтись не получится. А когда тот пошел на Романова, поигрывая лезвием, за ним двинулись и осмелевшие дружки, один из которых тоже вытянул из кармана самодельный ножик.

- Слышь, дядя, ты попутал чтоли? Ты с кланом Мораны не шути, а то щас поставим тебя на перо, а твою шлюху в..бем, понял?

- И тоже завалим, когда наиграемся. - С хихиканьем сказал кот. - Верно, Харон?

- Точняк, Грин. - Кивнул новонареченный Харон. - Слышь, ты, очкарик, че у тебя в чемодане? Если есть че хорошее, можешь уе..вать. Нечего тебе тут вонять. Романов, пятящийся уже назад, хотел что-то сказать, но тут на передний план вышла Бичевская. Ее змеиные глаза сузились, и в них горела ярость. Она решительно подходила к лису, даже шипя от гнева. Она нисколечко их не боялась, она была абсолютно уверена, что они не рискнут ее тронуть. Романов же придерживался на этот счет совсем другого мнения. Бросив взволнованный взгляд на пани, тот принялся дрожащими руками пытаться вскрыть замки на кейсе.

- Да вы хоть знаете, кто я? - Шипела Бичевская угрожающе. - Да вы хоть знаете, на кого вы руку подняли? Я Бичевсская, та сссамая, и когда я вассс потом найду, из вассс душшу вытряссут! Ессли вы меня хоть пальцем тронете - вссе знают, куда я пошшла, и разворошшат вессь вашшш крыссятник, выловят каждого из вассс, а потом усстроят...

Пока Бичевская это говорила, она подошла почти вплотную к лису, и попыталась схватить его за ухо, желательно чтобы посильнее впиться в него черными ноготками, а потом резко вывернуть несчастный слуховой орган малолетки.

Может, ее имя что-то для них и значило. По крайней мере, как заметил Романов, те двое снова оробели и переглянулись. А вот на Харона это не произвело никакого впечатления. И он некрасиво прервал пани, ткнув ее лезвием бритвы в живот.

Она взвизгнула, и выронила свой маленький фонарик, тут же потухший. Схватившись одной рукой за живот, Бичевская сделала еще несколько нетвердых шагов на внезапно ставших ватными ногах, а затем ее повело в сторону. Второй рукой она успела опереться на стенку, а затем беззвучно осела на пол. Усевшись на собственные ноги и согнувшись, она так и замерла с приоткрытым ртом, держась за полученную рану. Харон с презрением пнул ее носком тяжелого ботинка в бок(та даже не пошевелилась).

- Вот так тебе, сука, не спас тебя твой хахаль. - С этими словами он направился уже к Романову.

В этот момент Романов все-таки справился с замками чемоданчика. Подростков привлек звучный щелчок, и из раскрытого чемодана на пол вывалилась пачка каких-то бумаг, веером рассыпавшись по нему. Продолжая держать раскрытой свою ручную кладь, Романов направил на красного лиса дуло извлеченного из чемоданчика шестизарядного револьвера. При виде сияющего вороненой сталью пистолета Армии Харон уже стушевался. Но все равно ненадолго. Снова он пошагал к нему, подходя на расстояние, едва превышающее длину вытянутой руки.

- Да ты все равно не выстрелишь, говно. - Уверенно сказал он, скорее убеждая в этом Романова, нежели констатируя факт. Именно этой своей фразой он вызвал новую вспышку ярости у Романова, и заставил его возразить.

В закрытом помещении выстрел прозвучал подобно грому. Яркая вспышка вырвавшегося из ствола пламени ослепила Романова, и он даже не увидел свою цель. Он услышал только звук падения тела Харона, да дробный удаляющийся топот ног, который порождали бросившиеся наутек бельмастый пес и кот с всколоченной шевелюрой. Романов осоловело смотрел им вслед, пытаясь сморгнуть плавающее перед взором желтое пятно, и так и целился им вслед из дымящегося револьвера, пока оба подростка не скрылись и не затихла дробь их подошв.

Он опустил взгляд на паренька, которого убил. Пуля угодила ему точнехонько между глаз, оставив там небольшую обожженную дырочку, из которой струйкой вытекала кровь. Скорее всего отверстие в затылке, через которое пуля вышла, было размером примерно с донышко чашки. Из-за того, что выстрел был почти в упор, у покойного Харона подгорела и свернулась шерсть на верхней части лица. Романов не чувствовал ни раскаяния по поводу содеянного, ни отвращения, ни страха, ни даже какого-либо торжества над поверженным врагом. В его голове просто крутилась бесцветная тупая мысль: "Я убийца".

Всхлип Бичевской привел его в чувство. Торопливо поставив револьвер на предохранитель, мужчина сунул револьвер себе за пояс, ни в малейшей степени не заботясь о технике безопасности. Потом он торопливо и с видимым трепетом собрал выпавшие бумаги, и утрамбовал их в специальное отделение кейса. Не забыл он и прихватить уроненный Бичевской фонарь, который все-таки уцелел, сунув его в карман. И только после всех этих действий он поторопился к раненой.

- Ты как? Идти сможешь? - Тут же осведомился он у гадюки.

Не в силах ответить, дрожащая всем телом Бичевская кивнула. Романов вновь взял ее за локоть, но уже более бережно, поднял на ноги, и со всей возможной сейчас скоростью повел ее прочь. Та только шумно дышала, смотря в пол и шагала мелкими шагами, почти не поднимая ног. Вскоре мертвый подросток остался наедине с поглотившей его вечной темнотой и медленно затихающим гулом, поющим монотонную панихиду.

***

Решив, что они отошли уже на достаточное расстояние, Александр остановился у очередного помещения, и скрылся в нем вместе с Вильмой. Похоже, это была прачечная, так как здесь осталась высокая, почти в рост самого Романова, стиральная машина, а также целый ворох до невозможности грязного постельного белья. На него, как на самое мягкое, Романов и уложил гадюку.

- Тих, тих, тих... - Успокаивающе приговаривал он, бережно укладывая раненую. - Я сейчас посмотрю что там, хорошо?

Поскольку пани не ответила, Романов, посомневавшись, взялся за дело. Включив фонарь, он сунул конец его рукоятки себе в рот, держа зубами, и таким образом осветил ранение. Потом, преодолев слабое сопротивление, убрал в сторону ее руку, и пуговица за пуговицей расстегнул ее пиджак, распахнул его пошире. На блузке обнаружилось пятно крови. Не такое уж большое для распоротого бритвой живота. Заподозрив неладное, Романов расстегнул ей блузку, и в очередной раз разочаровался в женщинах.

- Тьфу ты! - Тихо проворчал он, убирая изо рта фонарь.

Рана оказалась просто царапиной, пусть и довольно глубокой. Белый животик гадюки был наполовину измазан в крови, но она уже высыхала, да и сама ранка покрылась корочкой свернувшейся крови. Ей и впрямь повезло, что мальчишка оказался полным профаном в вопросе поножовщины, и ткнул без какого-то усилия. Ну а Вильма просто перетрусила, отчего ей и стало так плохо. Сразу и отлегло от сердца, и появилось чувство превосходства над слабонервной женщиной, склонной преувеличивать все и прикидываться самой пострадавшей. Как ни крути, но оба чувства довольно приятны.

Но дело было вовсе не в этом. На самом деле Бичевская знала, что досталось ей не сильно. Куда больше она пострадала от метафорического падения с небес на землю. Начальник психиатрической клиники, видный специалист в своей области, а также не последняя фигура в N-ом, она почти поверила в свое всемогущество, и совсем забыла, что она такая же живая как и окружавшая ее безликая масса простого народа, и сделана из того же теста. Впервые за долгое-долгое время кто-то нанес ей рану, кто-то осмелился до нее дотронуться, осквернить ее тело. Это и шокировало ее так, как не шокировала бы, пожалуй, сцена восстания из мертвых Первого Вождя. В тот момент Вильма до конца поняла, как сильно зависит от вооруженного Романова. А больше всего на свете она ненавидела именно свою зависимость от других.

Романов тем временем вновь открыл свой чемоданчик, и извлек оттуда самую обыкновенную бутылку водки. Отвернув крышку, он счел нужным пояснить.

- Дезинфекция.

А потом он вылил немного алкогольной жидкости на ранку змеи. Девушка тут же зашипела, вздрогнув всем телом. Холодная жидкость растеклась по белому чешуйчатому животу, обжигая и дергая рану. Крепкий спиртной дух наполнил затхлую прачечную. Романов тем временем начал быстрыми движениями оттирать ладонью кровь с живота Вильмы, неразборчиво что-то ворча.

Боль и прикосновения Романова привели Битч в чувство, и та наконец заговорила. Голос ее по прежнему дрожал.

- Ты неправильно используешшь это лекарссство. - И, отобрав у Саши бутылку, она приложилась к ней, и сделала большой глоток прямо из горлышка. Ротовую полость и горло сильно обожгло, и огненная вода пролилась дальше. в желудок. Бичевская, отстранившись от бутылки, замотала головой и сморщилась.

- Ох... Невероятно... - Шумно занюхав принятые сто грамм рукавом, поправившая нервную систему змея протянула бутылку хозяину. - И тебе тоже сссоветую подлечитьссся.

Не отвечая, Романов принял бутылку, и тоже отхлебнул из нее. Водка была хорошая, неразбавленная, и пробрала до самых костей. Зато дрожь в руках и поджилках почти сразу унялась. Пришло спокойствие и вернулась ясность мысли. Мысленно восславив великое умище, разработавшее это зелье, Романов закупорил бутылку и убрал ее на место.

А Бичевская уже смотрела только на него, шумно и тяжко дыша. Вертикальные зрачки ее глаз расширились, в них замерцал какой-то странный огонек. Мужчина тут же опустил глаза, устыдившись какой-то едва уловимой мысли. Так он и обнаружил, в каком же неловком положении он находится. Ее одежда по прежнему была распахнута. Грудь, сдавленная кружевным черным бюстгальтером, плавно вздымалась при дыхании. Этот процесс просто заворожил Романова, внезапно лишив его каких-либо мыслей. Он по-кукольному безжизненно уставился взглядом в ее кулон-сердечко.

Вильма лукаво улыбнулась, поняв, что ей удалось сосредоточить на себе внимание Александра. Теперь она желала его удержать. Завозившись, она улеглась на гору старого белья повыше, так и продолжая глядеть на Романова, а потом положила свою ладошку ему на грудь. От этого прикосновения Романов очень сильно вздрогнул, и как-то недоверчиво посмотрел на гадюку.

- Какая же я вссе-таки ссслабая. - Прошептала она, просяще глядя Романову в глаза. Она будто признавалась в какой-то провинности, за которую ей было стыдно. - Понимать это так... неприятно.

Поежившись, она положила на грудь Романова и вторую руку, и, проведя по ней, поймала его за воротник, слабо, но настойчиво потянув за него.

- Я исспугалассь. - Она шумно сглотнула, подтягивая Романова к себе. - И мне нужно немного... усспокоить нервы. Сссогретьсся.

Послушно опустившийся ниже Романов навис над полуобнаженной антро, чувствуя себя будто загипнотизированным. Его взгляд медленно переходил с ее желтых змеиных глаз на металлическое сердечко у груди. Снова вернулась дрожь. Ее руки заставляли человека чувствовать себя странно. Похожее чувство было у него в детстве, когда он глядел на вазочку с конфетами, которые мама запрещала ему трогать до прихода гостей. Волнительное чувство момента, когда он держал конфету в руках, поглаживая большим пальцем ее упаковку и представляя, как развернет сначала ее, а потом и остальные. Одну за другой, одну за другой, он развернет и, не торопясь, съест их все, оставив в вазочке горку фантиков. Пьянящее чувство близости к запретному.

- Что ты творишь? - Севшим голосом спросил у Бичевской Романов.

Нечеловеческое лицо гадюки тронула лукавая улыбка, обнажившая кончики ее клычков.

- Ты догадалссся. Я знаю это, потому что ссслышшу, как ты дышшшишшь. - Тихим вкрадчивым шепотом шипела она, поглаживая Романова. - Тебе ведь это тоже нужно. Ссснять напряжение. Усспокоить нервы.

- Ты не человек. - Глухо сказал Романов, замирая от ощущения того, как подушечки ее пальцев скользят по его шее.

- Я заметила. - Она приподнялась, сблизившись с его лицом, почти соприкоснувшись с ним носами. - Какая разница? Мы ведь не ссобираемсся женитьсся и заводить детей. Просто не обязывающщщий тебя ни к чему аморальный сссексс. - Она подмигнула ему. - Кому тебя осссуждать? Все, что ты здесссь ссо мной ссделаешшь, осстанетсся между нами.

Ее большой палец лег на пересохшие губы человека. Романов поймал себя на мысли, что секс с антро для него более постыден, чем недавнее убийство подростка. Странно. И пугающе.

- Косснисссь меня. - Пригласила она. - А потом решшши, чего сстоят эти предрасссудки.

Романов решился. Положив свою ладонь ей на поясницу, он медленно повел ее вверх, по боку. Как он себе и представлял, Вильма была очень гладкой, прохладной, и чуть подрагивала под его рукой. Ее дыхание замерло. Она не отрываясь смотрела в его глаза, пока его рука гладила ее, идя все выше. Вот его пальцы уже поддели чашечку ее бюстгальтера, забрались под нее. Накрыв ладонью чешуйчатую и необычно плотную округлость, лишенную сосков(пикантный каприз генетики), Романов медленно сжал ее. Едва-едва приоткрыв рот и прикрыв глаза, Вильма издала тихий, но томный стон.

- Да. Вот так.

Это лишило Александра всех тормозов. Через несколько минут, полных торопливой возни и шуршания ткани, Романов овладел ею. В полной темноте, среди сырости, грязи и вони, на грязных старых тряпках, под пристальным взором таящихся по углам крыс он вступил в аморальную половую связь с антро, возможно даже мутанткой, которую почти ненавидел и из-за которой меньше двадцати минут назад убил подростка. Осознание собственной низости только подхлестывало Романова, и он действовал все более уверенно, нагло и жестко. Вцепившаяся в него всеми конечностями Вильма громко и протяжно постанывала, призывая его стать еще наглее и жестче. Вырывавшиеся из прачечной в коридор развратные звуки тонули в гуляющем по пустынным коридорам "резонансе".

Глава 6

-Ты не одна из них.

Искра даже дернулась, когда услышала эту фразу, сказанную ей вслед. В этот раз - не от неожиданности. Фраза звучала для нее как приговор. Наверное, так себя чувствует девушка в окружении толпы с вилами и факелами, когда внезапно на нее указывает палец какого-то разъяренного селянина, а искривленные слюнявые губы выплевывают громкое "Ведьма!". Но пришла и утешительная мысль - незнакомец сказал "одна из них", а не "из нас".

Поскольку Искра не обернулась, незнакомец сам ее обошел, и кошка испытала разрыв шаблона. Перед ней был еще мальчишка, навскидку шестиклассник, одетый совсем не как культист. Бельчонок с необычными зелеными волосами, одетый в несколько запачкавшийся школьный костюм с приколотой к нагрудному кармашку звездочкой октябренка. От него никогда не ожидалось бы услышать такую глубокомысленную фразу, такой тон. Он выглядел совсем несмышленым и невинным, и только его темно-зеленые глаза, в которых клеймом отпечатались ум и печаль, выдавали, что малыш не по годам взрослый. Ему пришлось умнеть раньше, чем положено.

- Ты пришла сюда из-за Фоера? - Спросил малыш.

- Его зовут не так. - Твердо сказала Искра, глядя на бельчнока. - Его зовут Конрад, но я называю его Курт. Он вовсе никакой не Фоер.

- Вот как. - Протянул бельчонок. - Ты же... не хочешь быть с ними?

Искра помедлила, но потом решительно ответила.

- Нет.

- И я.

Бельчонок сказал это так грустно, что у Искры сжалось сердце. Под влиянием порыва она наклонилась к мальчику, и осторожно взяла его за руку. Тот единожды сжал ее ладошку своими маленькими и длинными пальчиками, и опустил глаза. Искра поняла, что у него навернулись слезы, и он не хочет, чтобы их видела девушка. В детстве Курт тоже так делал в подобных случаях, пока совсем не отучил себя плакать.

- Как тебя зовут? - Спросила девушка мягко.

- Венслав. - Представился бельчонок, уже проморгавшийся и снова поднявший взгляд. - А тебя?

- Искра. - Она коротко и ободряюще улыбнулась ему. - Так ты хочешь от них убежать?

- Хочу. - Кивнул Венслав. - Я и хотел... Ну, попроситься. Нам надо вместе держаться.

Эти слова вызвали в Искре и радость, и небольшое облегчение. Сама на это не надеясь, она обрела нового союзника. Их стало уже трое, и теперь будет хоть немного проще. Конечно, нелюдимый Курт наверняка будет ворчать, но уговорить его Искра все равно сможет. А вдруг тут найдется еще несколько недовольных?

- Да. Обязательно. - Кивнула Искра. - А почему ты вообще с ними? Ты на них совсем не похож.

- С ними моя сестра. Эльвира. - Грустно сказал паренек, а потом показал куда-то пальцем.

Искра увидела, что он указывает за пределы коридора, в то помещение, где пировали члены клана Мораны. Прямо на ту самую беременную белочку, которая хихикала с подружками, бурно что-то обсуждая и жестикулируя. Увидев ее, Искра тревожно сглотнула, чувствуя, как на миг холодеет в животе.

- А она... - Искра даже не знала, что она собиралась спросить, потому на этом ее фраза окончилась. Венслав понял ее по-своему.

- Она не хочет уходить. - Грустно сказал Искре мальчик. - И к доктору идти не хочет. Говорит, что будет жить здесь с этим Экзорцистом, и родит от него ребеночка. - Очередное упоминание имени Экзорциста из уст мальчонки прозвучало злобно. Он ненавидел его, и имел на это все причины. - Дома уже второй месяц не появляется.

- А родители? - Услышала подавленная Искра свой собственный голос.

- Они далеко. Нас воспитывает бабушка, а она... ну... старая уже.

- Послушай, Венслав. - Девушка опустилась на корточки, взяв ладонь мальчика в свои руки. - Мы вытащим твою сестру! Вытащим обязательно!

- Спасибо. - Поблагодарил девушку бельчонок, впервые за это время улыбнувшись. По его голосу Искра поняла, что он не верит ей ни на секунду, но ему все равно стало легче. - А теперь иди к Экзорцисту. Он послал меня, чтоб тебя позвать. Нельзя, чтобы заметили, что мы разговариваем.

Искра шумно сглотнула. Идти к Экзорцисту ей не хотелось ни капельки. Стоило только взглянуть на Эльвиру, вспомнить все, что говорили об Экзорцисте девочки, и е ноги будто прирастали к полу. Венслав, похоже, увидел на ее лице тревогу, и утешил.

- Он позвал и твоего друга. Все будет хорошо.

- "Не будет". - Подумала Искра, но только кивнула мальчику, благосклонно улыбнувшись. На не своих ногах она и пошла к Экзорцисту, совсем забыв спросить у Венслава дорогу.

***

После примерно еще десяти минут беспорядочных и попыток добиться истины у разгулявшихся членов клана Мораны, Искра все-таки смогла найти злосчастного Экзорциста, но будет большим преувеличением сказать, что ее обрадовала эта находка. Верный путь ей указал Вихрь, вытянув занятую бутылкой руку в сторону одного из коридоров, так как другая рука была занята удерживанием за талию полубессознательной от алкоголя другой культистки. Указанный коридор и привел ее к "кабинету" лидера клана.

Это была находящаяся под землей круглая комната примерно метров шести в диаметре, скудно освещенная четырьмя мигающими лампами в стене. Колпаки из металлической сети, предохраняющие стекла светильников создавали неприятную тень, мешающую глазу и немного раздражающую. Далеко вверху была крупная решетка из каленых прутьев, служившая здесь вместо потолка. За ней медленно, из последних сил вращались ржавеющие лопасти пропеллера вентиляционной системы. Лопасти постоянно задевали решетку, и покрытые зелеными потеками стены отражали монотонный ежесекундный стук. Совместно с постоянным миганием ламп освещения это могло свести с ума любого, кто останется тут надолго.

Экзорцист сидел в центре этого помещения, но на него Искра смотреть сразу не решилась, а потому отвела взгляд. Благодаря этому порыву она заметила вмурованные в пол три шеста. Два крайних заканчивались раскрытыми ржавыми кандалами, в которые кошка легко могла бы просунуть голову. Третий шест был наполовину выдернут из пола, и его конец был обломан. Похоже, когда-то здесь удерживалось действительно огромное существо, которое в конце концов выравлось. Глянь на это Романов - он бы догадался, какое именно.

- Ну? И что это мы так стушевались? - Услышала Искра почти что ласковый вопрос. - Подними взгляд.

Медленно повернувшись к собеседнику, она смогла толком разглядеть пресловутого Экзорциста. Вопреки ее ожиданиям, он был совсем не подростком. И совсем даже не антро. Это был уже зрелый мужчина, человек в возрасте около тридцати лет, восседавший на неуместном здесь мягком кожаном кресле с сильно попорченной обивкой. Экзорцист был черноволос, худощав и смугл. Его глаза были маленькими и черными, напоминающими точки. Щеки человека были впалыми, сильно подчеркивали скулы. Его волосы были длинными, и скрывали часть лица. Одет он был в просторную сутану из мешковины, подпоясанную обычной веревкой. Он напоминал вампира из страшных книжек, которые Искра когда-то читала, или самодовольно выползшего в середину паутины паука, который захотел поближе познакомиться с попавшей в его сети мухой. Экзорцист рассматривал Искру отстраненно, без внешнего интереса, но вместе с тем он был полностью сосредоточен на ней. Еще больше смутившаяся Искра начала переминаться с ноги на ногу.

- Ничего девочка. - После полуминуты игры в гляделки протянул Экзорцист, повторив слова Гекаты. - Красивая. Значит, хочешь вступить к нам?

- Д-Да. - Выдавила из себя кошка, кивнув для надежности головой.

- Зачем? - Будто пропел человек, начав улыбаться.

Искра растерялась окончательно. Допрос с пристрастием был вторым, чего она боялась пока шла сюда. Первое она боялась даже представлять, а насчет второго напряженно думала еще на подходе. И все, что она смогла получить в итоге этих мучительных рассуждений, кошка скромно выложила Экзорцисту.

- Я... Ну, я... Просто...

Видя ее потуги, Экзорцист начал посмеиваться. Тихие смешки за ним повторяло угрюмое эхо, перевирая их и превращая в издевательское хихиканье.

- Ты хочешь делать все, что тебе взбредет в голову. Даже то, что делать совсем-совсем нельзя. Так? - Спросил он.

- Да. - Подтвердила Искра, чувствуя себя так будто ее вызвали к доске и пытались вытянуть хотя бы на тройку.

- Хочешь, чтобы никто тебе не указывал. Так? - Продолжал спрашивать Экзорцист.

- Да.

- Нет. Так не пойдет. - Строго сказал человек, сдвинув брови. -Я не слышу решительности. - И он стукнул кулаком по подлокотнику, крикнув. - Говори громче, Перун тебя раздери!

Этот крик прозвучал еще громче благодаря эху, царившему в помещении, больше похожем на огромную каменную трубу. Но усилием невесть откуда взявшейся воли Искра смогла задавить испуг. Здесь слишком много вещей, которых она бы испугалась, и нельзя так реагировать на каждую из них. Нужно прекратить быть такой пугливой и неуверенной. Нужно просто войти в новую для нее роль - роль уверенной и независимой культистки Мары. Слиться с толпой этих полубезумных детей. Стать своей среди чужих. Сейчас это самое важное.

- Итак. - Экзорцист хлопнул в ладоши. - Ты хочешь, чтобы тебе никто не указывал?

- Да. - Твердо сказала Искра, заставляя себя не отводить взгляд.

- Ты хочешь, чтобы над тобой не было всей этой своры указывающих тебе, как правильно жить?

- Да! - Еще громче сказала Искра, выпрямившись, и уже без страха заглядывая Экзорцисту в глаза.

- Ты хочешь вырваться из этой однообразной и скучной действительности?

- Да!

- Ты хочешь вытрясти из головы шлак, который впихивают тебе отовсюду?

- Да!

- Хочешь перестать быть скотом для Вождя?

- Да!

- Хочешь стать свободной?! - Возвысил голос Экзорцист, произнеся эту фразу громко и торжественно.

- Да!!!

Искра крикнула это во весь голос, во всю силу своих легких, и они тут же заболели. Они не были привычны к таким нагрузкам. Девушка не кричала так никогда. Это было правило, которое ей никогда не оглашали, но которое она впитала в себя еще с детского сада. Очень простое и очень маленькое жизненное правило. Не выделяйся. Не привлекай к себе внимание. Будь как все.

Это было Равенство, основополагающая доктрина идеологии Союза. В большом смысле оно подразумевало равные возможности для каждого. А в мелочах это была унификация. Их заставляли носить одинаковую одежду. Подавлялись любые признаки индивидуализма, вплоть до того, что дети-левши были вынуждены учиться писать правой рукой, дабы не быть уникальными в своем классе. Даже говорить громче обычного считалось моветоном, не то что кричать во всю глотку. И тихушница-Искра не только слилась с толпой, но стала незаметна даже для нее. Она боялась громко говорить в людном месте, сразу представляя десятки устремившихся к ней взглядов. А теперь, может быть впервые с далекого детства, она крикнула так громко. А теперь она тяжело дышала, с сопением втягивая воздух через свой аккуратный розовый носик.

Экзорцист три раза медленно хлопнул в ладоши.

- Вот этот настрой мне нравится. Ты уже избавляешься. Расслабься, и ты далеко пойдешь.- Одобрил он, а потом добавил. - Я бы еще поработал над тобой, но, кажется, к нам уже спешит твой дружок.

Искра и правда слышала шаги, но шаги не одного антро. Она отошла в сторону, давая войти в тесную подземную камеру сразу троим. Курт был посередине, и его удерживали за обе руки двое культистов, у одного из которых была разбита губа, а второй обзавелся ссадиной на скуле. Сам Курт имел в качестве памяти о стычке опухающий подбородок и порванный рукав невесть где взятого лабораторного халата. Оный халат, кстати, был сильно вымазан в совсем свежей крови. Заметившей это кошке стало нехорошо.

- Рад, что ты пришел вовремя. - С ухмылкой сказал Экзорцист, разваливаясь в кресле и поглаживая подлокотники.

- Пустите меня! - Зарычал Курт, пытаясь высвободить руки. Те сначала пытались удерживать куницу, но затем отпустили по велению жеста лидера клана. Брезгливо одернув рукава халата, Курт возмущенно сказал. - Вообще-то, мы с доктором работали!

Искру куница даже не заметил, поглощенный недавно случившимся. Дело было в том, что его застали в самый разгар его первой операции. Собака, которую они с Бурхе оперировали прямо по живому, потеряла сознание от боли и бессилия. Это было хорошо, так как от ее истошного визга и воя парень думал, что сойдет с ума и, не выдержав, сам зарежет агонизирующее животное. После этого Бурхе влил в Курта целую мензурку медицинского спирта, чтобы унять сильнейшую дрожь. Спирт обжег горло, но вернул ясность ума. Теперь Курт смотрел на мир будто через тонкое прозрачное стекло. Руки перестали трястись, затекшие пальцы прекратили болеть, а обильный пот уже не заливал глаза. Курт приступил ко второй фазе операции.

И именно тогда, когда он делал первый надрез на шее второй собаки, в импровизированную операционную вломились двое молодчиков из клана. которых послали за Конрадом. Протестующий Бурхе замахал руками, но двое крепких подростков-антро просто оттолкнули его с дороги. Послышался страшный грохот чего-то тяжелого и железного, опрокинувшегося на пол. От неожиданности Курт дернулся, совершив неловкое движение скальпелем, и лезвие вскрыло крупную артерию в теле пса. Из разреза ударил настоящий кровавый фонтан, изукрасив страшными алыми узорами потолок, пол и так и не отошедшего в сторону куницу. После этого две грубых руки дернули его за плечи, оттягивая от операционного стола.

- Идем к Экзорцисту. - - Сказал тот культист, который оттаскивал Конрада.

Курт, не проронив ни слова, отошел к емкости с дезинфицирующей жидкостью и уронил туда скальпель.

- Ты слышал? - Набычившись спросил культист.

Не поворачиваясь даже к нему, Курт снял сначала окровавленную лицевую повязку, а затем не торопясь стянул одну покрасневшую от крови перчатку за другой.

- Ты че, оглох, сука?! - Назойливый посыльный Экзорциста толкнул его в плечо, и сразу же после этого Курт резко развернулся и с размаху приложился кулаком к его челюсти.

Результат был немного предсказуем. О нем свидетельствовала легкая хромота куницы, разорванный рукав и ссутулившаяся спина. Наиболее красноречиво о резульатах этой стычки говорило выражение лица, плохо скрывающее переполняющую парня злость.

- Что, опять резали своих собачонок? - С интересом спросил Экзорцист, подперев подбородок сцепленными ладонями и взирая на Курта с живейшим интересом.

- Да. - С нажимом сказал Курт. - И твои бугаи мне помешали, за что и схлопотали в рыло.

При этих словах один из культистов облизнул разбитую губу, а второй размял кулак, которым ранее пересчитал Курту все ребра. Экзорцист же сказал.

- Я сказал тебе прийти сюда.

- Я был занят. - Заявил Курт, скрестив руки на груди.

- Я сказал прийти. - Повторил Экзорцист тоном, из которого исчезла вся веселость и доброжелательность. - Мне вообще-то наплевать на ваши "работы" . Ты похоже забыл, кто тут главный.

Курт замолчал.

- Я ведь могу прекратить давать вам наркоту, для ваших издевательств над псами. - Начал обсказывать перспективы Экзорцист. - Могу и генератор ваш на болтики раздраконить. Посмотрим, как вы будете резать животных при свечах. Или как долго пролежат те трупы, прежде чем начнут гнить. Вы с Бурхе у меня в руках, вам ясно?

Курт молчал, стараясь не опускать глаза.

- Вам ясно?! - Повысил голос человек.

- Да. - Сказал Курт, утыкаясь взглядом в пол и чувствуя отвращение к себе.

- Хорошо, что ты это понимаешь. - В голос Экзорциста вернулись доброжелательные нотки, но взгляд черных глаз остался прежним, изучающим и цепким. - Понимаешь, с кем ты, и кому подчиняешься. А то мне показалось, что ты уже забыл о клане Мораны. Доктор стал для тебя важнее. Наверное, это только кажется, а, Фоер?

- Да, только кажется. - Торопливо сказал Курт, чтобы Экзорцист прекратил издеваться и услышал то, что ему хочется. - Я не забыл.

- Нуу? - Длинноволосый повращал ладонью, намекая, что Курт может продолжать.

Курт краем уха услышал, как к бугаи вновь сблизились с ним, и против воли у него дрогнули поджилки. Потому он поднял кулак вверх и громко и четко сказал.

- Слава Моране!

- Слава Моране! - Хором повторили бугаи, зеркально выполнив тот же жест, что и Курт.

- Хорошо. - Экзорцист окончательно вернул себе прежнюю благосклонность. - Думаю, тебе пора сблизиться с нашим кланом теснее. Я знаю, как тебе помочь. Я устрою посвящение вам двоим. Тебе и твоей подруге.

Тут-то Конрад и увидел наконец Искру, которую заметил только мельком и не узнал в новом наряде. Точнее он даже не мог вообразить, что она может выглядеть так. От культисток ее можно было отличить только по совершенно растерянному виду. Так выглядит боязливый щенок, который забился куда-то в щель, и боится выйти к людям, подманивающим его чем-то вкусным. А Искра, которая слышала все от начала до конца, тоже взглянула на своего друга совершенно по-новому. Она видела его в крови, слышала разговоры об издевательствах над животными, о том, что он дружит с каким-то "доктором", и теперь понимала - до всего этого она не знала вообще ничего ни о нем, ни о ситуации, в которую влипла.

- Мне нравится видеть, как вы радуетесь этой новости. - Снова напомнил о себе Экзорцист, и засмеялся над совей шуткой. Ему вторили двое культистов, подобострастно и с рвением стараясь перехохотать друг друга. Однако Экзорцист прекратил смеяться резко, как переключенный на другой канал телевизор. Бугаи, не успевшие с реагировать, похохотали еще немного, но когда обнаружили, что их лидер больше не смеется, смех их иссяк, а улыбки превратились в фальшивые кривляния.

- Вы двое, скройтесь с глаз. Скажите, пусть все готовятся к церемонии посвящения этих двоих. Нам пора начинать.

***

Культисты и правда ждали Экзорциста на положенном месте. Когда он прибыл вместе с Куртом и Искрой, все члены Клана уже стояли двумя неровными шеренгами вдоль стен коридоров. У многих в руках были свечки, которые они держали перед собою. В свете многочисленных огоньков лица культистов превращались в жуткие образы с черными дырами вместо глаз. По центру коридора, загораживая собою расписанную красными рунами дверь, стояла Геката с пока еще не горящим самодельным факелом, выжидающе глядя на прибывшую троицу. Позволив Искре и Курту выйти чуть вперед, Экзорцист спрятал одну руку за спину, а вторую поднял вверх, соединив указательный и безымянный пальцы в жесте приветствия. Из-за этого жеста и грубой сутаны он напоминал собою старые изображения католических священников, благословляющих чернь на дальнейшее безропотное рабство в пользу монаршей семьи. Но Экзорцист не стал говорить витиеватых религиозных речей, а поздоровался совершенно обычно и буднично, как каждое утро приветствовал весь необъятный Союз по радиоприемнику Вождь.

- Здравствуйте, товарищи.

Культисты ответили ему не так сдержано. Вся толпа пришла в бурление, коридор наполнил рык, вой, крики и визг. Они издавали все самые экстремальные звуки, которые может породить глотка антро или человека. Курт, даже невольно дернувшийся от неожиданности, заметил, что многие антро воспроизводят звуки. которые издавали их далекие неразвитые предки. Кошачьи разразились рвущим перепонки мявом. Псовые выли или подлаивали. Другие просто орали как можно громче. мысленно Курт сказал спасибо высшим силам за то, что здесь не было, например, кабанов.

Геката не кричала. Она терпеливо ждала, пока все наорутся, приветствуя своего лидера. Потом прошагала к Экзорцисту, словно по подиуму, от бедра, покачивая задом и притягивая к себе взгляды мужской половины клана. Без слов обняла его за плечи, поддалась его рукам, обхватившим ее талию, и начала совершенно по-животному вылизывать губы человека. Она делала это демонстративно, напоказ, хвастаясь своим презрением к почитаемой в обществе скромности и к табу на межвидовые отношения сразу. Курт отвел глаза, не преодолев отвращения к подобному бахвальству. Искра же отвела взгляд из-за стыда. Ей было неловко смотреть на такое вопиющее распутство Гекаты. Для нее. воспитанной в духе времени, это было слишком неправильным зрелищем, чтобы на него смотреть.

- Хватит, хватит, мы еще наиграемся на празднике. - Экзорцист отстранился от лисы и отправил ее обратно к двери легким шлепком по пятой точке. Затем он положил руки на плечи Искры и Курта, и заговорил, обращаясь к другим культистам.

- Нас становится больше. - Торжественно вещал голос человека. - Я, ваш верховный волхв, представляю вам двоих наших новых братьев. Вы уже давно знакомы с Фоером, но сегодня он привел в холодные объятия богини Мораны новое теплое сердце. Мару.

Искра на миг подумала, что они зааплодируют. Как правило именно аплодисменты следовали за всеми подобными речами, будь то очередной съезд Партии, выступление Вождя, открытие нового цеха на заводе бутылочных этикеток в Красногвардейске-28 или даже объявление победителя в школьных спортивных эстафетах. Но все было, конечно же, иначе- культисты снова начали реветь и орать.

- Мара пришла не с пустыми руками. - Вещал тем временем Экзорцист. - Она принесла жертву к празднику Кровавой Луны!

Это заявление тоже было встречено одобрительным шумовым эффектом в исполнении сборища антро .Вопль этот был адресован искре напрямую, и несмотря ни на что она все равно ощутила приятную гордость. Ее редко чествовали и никогда не чествовали так рьяно и наперебой. Конечно, она тут же одернула себя. Это была слишком постыдная гордость для хорошей, скромной и правильной девочки. Экзорцист тем временем продолжал.

- И потому я решил, что Мара и Фоер могут вступить в наш клан сейчас! Не нужно больше ничего ждать! Мы проведем испытание сейчас, не откладывая! Вперед!

Геката только этого и ждала. Она вытянула руку с факелом в сторону, и тут же поклонники Мораны выставили сразу несколько свечей, зажигая факел. Когда пропитанная смолой тряпка воспламенилась, чадя черным дымом, лиса распахнула изрисованную дверь, и вошла в следующее помещение, разгоняя тьму взмахами факела.

- Идите за мной. - Приказала она коротко.

Никто из культистов и не двинулся с места. Похоже, это относилось только к тем, кто проходит испытание. Куница и кошка одновременно почувствовали неуверенность и робость перед неизвестностью. Воображение обоих терялось в догадках, что же это за испытание, которому их ведет Геката. Но позади стояла более реальная опасность - Экзорцист. А потому Курт и Искра, переглянувшись, пошли за лисой.

Едва они прошли через дверной проем, металлические двери были с грохотом закрыты за ними. Этот звук веками объяснял заключенным, что теперь надежды уже нет. Они в тюрьме, и их отсюда не выпустят еще очень долгое время. Железная дверь толщиной в десять сантиметров превращалась в портал, соединявший два мира - большой, светлый и разнообразный, и темный, убогий и грязный, в котором скопились самые худшие черты мира внешнего. Стальной грохот за спинами был все равно что ударом кувалды по голове умирающей надежде. Курт и Искра, тоже в некотором роде невольники, почувствовали это необычайно остро. Пути назад нет.

Геката тем временем заговорила.

- Раньше, еще задолго до Революции, Равенства и Союза тут был замок. Крепость . - Рассказывала она, уверенно идя вглубь прямого, как кишка, коридора. - Крепость "Красный Ворон", "Roten Rabe". Его во время войны взорвали, а уже спустя много лет отстроили на его месте эту тюрьму. Но потом тюрьма обрушилась кое-где из-за ошибок в проекте, и одно обрушение открыло проход в какой-то уцелевший проход.

Тем временем они продвинулись уже достаточно далеко. Оранжевая сфера освещенного пламенем пространства выхватывал узкие двери камер-одиночек, расположившихся ровными стройными рядами одна напротив другой. Из-за этого казалось, что коридор бесконечен и закольцован, и темнота просто рожает все новые и новые квадратные метры, чтобы потом сожрать их за спинами идущих. Но в конце концов эта правильная и гармоничная картина была нарушена. Очередная камера была настежь открыта, и создавала впечатление выбитого зуба в ровной белозубой улыбке какой-нибудь актрисы. Возле нее Геката и остановилась.

- Вот здесь. - Сказала она, сунув факел внутрь.

В свете факела стоящая первой Искра увидела квадратное помещение два на два метра безо всякой мебели, словно стенной шкаф. Задняя стенка была обрушена, а за ней был уже искусственно проделанный тоннель вперед и вниз. Кошка начала догадываться, что будет испытанием.

В этот момент Курт заглянул в одиночную камеру из-за плеча своей спутницы и присвистнул.

- То-то рад был тот, кто тут сидел, когда стенка рухнула. - Сказал он с нервным смешком. - Нам что, спуститься туда? Что там?

- Тайные подземные ходы. - Ответила Геката. - Все завалено. Но есть проход к старому склепу, где лежат родственнички хозяев замка. Принесите оттуда что-нибудь, и мы примем вас в клан Мораны.

Искра шумно сглотнула. Теперь предстояло еще и разграбить могилы. А ведь то только первый день в клане Мораны. Сколько еще ужасных поступков сделает Искра? Это не говоря уже о том, что ей было страшно идти туда, в темноту, а уж тем более к мертвецам.

- Ммм... Геката? - Обратилась Искра к лисице. - А мы там не заблудимся?

- А это уже не мои проблемы. Это же испытание. - Она подумала, а затем сунула Курту в руку факел. - На вот. Подсветишь девушке, мужчина.

Подчеркнув в последнем слове букву "Ч", Геката достала из заднего кармана электрический фонарик с длинной ручкой. Побив его ладонью по корпусу, она заставила лампочку вспыхнуть, троекратно перед этим моргнув, и направилась прочь, обратно к остальным.

- Советую долго не задерживаться. Мы ждем вас час, а потом закрываем дверь на замок и идем праздновать без вас. - Бросила она напоследок, окончательно напугав Искру.

- Не бойся, эта дверь не запирается. - Утешил девушку Конрад, когда Геката скрылась из виду. - И ждать они нас целый час точно не будут. Пошли скорей.

Искра не ответила. Только отошла в сторону, пропуская первым Курта. Угрюмый куница поднял повыше факел, и первым шагнул внутрь камеры.

***

Испытание началось. Они спустились вниз по тоннелю, замирая от страха каждый раз, когда слышалось скрипучее кряхтение старых деревянных подпор, удерживающих подобно атланту весь многометровый массив земли над их головами. Выбрались они в уже совершенно иной коридор, нежели привычные тюремные. Они были выложены из красного кирпича, едва превышали рост двух десятиклассников-антро, а его ширина позволяла им только идти друг за другом. Их путь отмечался вспыхивающей и скручивающейся паутиной.

Все это время Искра честно выдержала, прежде чем напасть на Конрада с расспросами. Но больше она ждать не могла. Тишина давила на нее не хуже, чем спертый затхлый воздух подземелья, от которого казалось, что она задыхается. А потому она собралась с духом и выпалила.

- А ты правда режешь собак?

Конрад немедля развернулся, и Искра врезалась в него, едва не опалив себе шерсть факелом.

- Это. Не твое. Дело. - Отчеканил парень таким тоном, какого Искра не слышал еще никогда. Он не кричал на нее, не пытался отшутиться или увильнуть, он просто запретил ей вообще говорить на эту тему. Действительно запретил. Ей подумалось, что если она начнет настаивать, то Курт ее ударит. Испугавшаяся этой стороны своего спутника, кошечка отошла от него на шаг назад.

- Ты совсем другой стал. - Проговорила она тихо, пряча глаза. - Злой. Я тебя боюсь.

У Конрада сжалось сердце. Он почувствовал себя полнейшей скотиной, и в то же время ему стало как-то жаль Искру. Он шумно вздохнул, и положил ей на плечо свободную руку.

- Не убивал я их. Мы с доктором проводим опыты. - Уже более мягко сказал он. - Я его ассистент. Он хирург.

Он ожидал, что разговор продолжится, но Искра только подняла голову, глядя на куницу в ожидании дальнейшего монолога.

- Ну я же тебе говорил, хочу доктором стать. - Закатил глаза куница, приняв это за немое осуждение. - Мне надо же тренироваться. Понимаешь, я ХОЧУ чему-то научиться.

Искра только вздохнула, взглянув на окровавленный халат Курта, который тот так и не снял.

- И ты поэтому от них не убежал сразу?

Когда Искра хотела, она умела задать неудобный вопрос и крупно озадачить собеседника. На этот, например, Конрад не мог дать однозначного ответа. Бурхе и впрямь стал важен для него, и его жуткие опыты так же захватили парня, как и самого доктора. Бурхе ценил его, как ассистента, привык к нему, стал зависим от него, и это и льстило Конраду, и вместе с тем заставляло чувствовать ответственность. Он никогда не чувствовал себя более взрослым и свободным, чем когда занимался своим новым любимым делом. Он не мог просто бросить это, повернуться спиной к этому маленькому грязному мирку, в котором он нашел указатель своего жизненного пути. Но теперь на противоположной чаше весов появился противовес - тяжелый камень на душе.

Он до сих пор видел перед собой ту собаку. До сих пор помнил, как первый раз погрузил лезвие скальпеля в ее обритое, трепещущее тело. Помнил, как собака заизвивалась и завизжала, и как брызнула мелкими фонтанчиками кровь из разреза, который стал рваным и неаккуратным из-за судорожных попыток пса вырваться из крепких пут. В тот момент Бурхе бросил растерявшегося парня. Он оставил своего ассистента наедине с обезумевшим от боли и страха псом, отпрыгнув от операционного стола, и поспешно отвернулся. В тот момент запаниковал и Курт, громко крича имя доктора. Так в детстве он звал маму, когда ему приснился кошмар. Ему даже показалось, что он заплакал от накатившего на него панического ужаса. Пес так и продолжал дергаться, будто через него пропустили ток, а кровь из раны потекла ручьем, заливая операционный стол. Только через бесконечно долгую минуту Бурхе все-таки вернулся к своему столу, и все, что услышал от него Конрад, это "сделайте же что-нибудь!". Да, он поддался панике, но дело было не только в этом. Лишь очень смутно куница понимал, что Бурхе только что сбросил на своего ассистента всю ответственность за случившееся. И не только за эту ошибку. Он переложил на него ответственность в тот самый момент, когда отдал Курту в руки скальпель, и предложил ему выбрать двух псов для операции без наркоза.

- Конрад?

Куница вздрогнул, и понял что молчит уже долгое время. Искра смотрела на него большущими голубыми глазами, в которых читался не столько вопрос, сколько просьба. Она умоляла его ответить что-то насмешливо-уверенное, и посмеяться над глупыми и безосновательными подозрениями. Но сейчас врать было бессмысленно, поэтому Конрад выбрал самый правдивый ответ.

- Я не знаю.

И чтобы быстрее покончить с этим разговором он добавил.

- Пошли быстрее. А то факел скоро прогорит. Тогда точно отсюда не выберемся.

***

Коридор оказался прямым, без каких-либо ответвлений. Заблудиться было невозможно. На стенах остались крепления для факелов, держатели для керосиновых ламп, а также железные стрелки, указывающие в противоположном движению Искры и Курта направлении. Судя по всему, это был какой-то запасной выход, которым так и не успели воспользоваться хозяева крепости. Как оказалось, выход был не только запасной, но и замаскированный.

Коридор кончился, и шедший первым Курт был очень удивлен. Тайный ход был замаскирован под нечто вроде саркофага, но вмурованного в стену. Следом появилась Искра, и тревожно огляделась вокруг. Курт тоже решил оглядеться, подсвечивая себе факелом. Старинный склеп был просторным, затхлым, пыльным и темным. В его стенах были вырезаны прямоугольные углубления, в которых покоились высохшие останки тех, кто правил этой землей начиная с шестнадцатого века и заканчивая началом революции. По большей части они были закрыты специальными плитами, но где-то они и отвалились, обнаружив под собой древние кости, завернутые в полуистлевшие саваны. Но это были лишь многочисленные родственники настоящих правителей. Для них были сделаны большие мраморные саркофаги, некогда украшенные резными узорами. Время стерло и их, и имя похороненного, и фамильный герб, а все, что осталось - скрыло толстым слоем пыли, торопясь ввергнуть мертвых в забвение.

- Кажется, пришли. - Объявил Конрад, освещая всю эту неприглядную картину факелом.

- Ага. - Подтвердила Искра, которой было одновременно и страшно и любопытно. На нее накатил тот нездоровый интерес к смерти и тому, что будет или не будет за нею. Такой же интерес порой одолевает всех, но некоторых - в особенности. - И что мы отсюда принесем?

- Не знаю. - Пожал плечами Конрад, продвигаясь глубже в склеп. - Посмотрим. Не череп же тащить.

Ища что-то, что могло бы сгодиться как трофей, Курт все больше понимал, что скорее всего довольствоваться придется именно останками. За исключением мертвых и сгнившего тряпья здесь не было ничего. Скорее всего все, что тут могло найтись, уже давно вынесли тюремные власти, а до чего не дошли руки, то утащили дорвавшиеся мародеры. Курт уже начал примеряться к какому-нибудь черепу получше, но его опять отвлекла Искра.

- Я забыла сказать, Курт. - Тихо промямлила она. - Я тут с мальчиком познакомилась одним...

- Чего?! - Курт немедля развернулся, пытливо и недоверчиво глядя на Искру.

- Да не в этом смысле! - Искру тут же вогнало в краску, и она замотала головой. - Его зовут Венслав. Он тоже хочет уйти от этих... ну... язычников.

- Это такой мелкий что ли? - Куница наморщил лоб, припоминая. - Да ну, он не в клане даже. Просто рукастый. Юный техник или типа того. Починил генератор, и ему позволили тут остаться.

А потом до Крута дошло.

- Погоди, погоди, ты чего, все ему рассказала?

- Но он хочет уйти от них! - Отчаянно повторила Искра, пытаясь переубедить куницу. - Как мы! Нам надо вместе держаться!

- Ой, Искр, да это без толку. - Махнул рукой Конрад. -Его тупая сестра, Эльвирка, для него как камень на шее, он с ней не всплывет. Пропал пацан. И нечего его за нами тянуть, надо самим выбираться, пока не завязли.

- Но он же...

- Все, хватит! - Отрезал куница. - Он с концами тут, ясно? И если не хочешь как он, то ничего ему больше не рассказывай. Если он выдаст нас - нам крышка, понимаешь? Экзорцист никого назад не выпустит просто так.

- Но нельзя же его так оставить. - Прошелестела девушка, сказав это скорее самой себе.

Курт ей не ответил. Вместо этого он отвернулся, и направился к одной из гробниц.

- Посмотрим, может там что сохранилось. Помоги открыть.

Он уперся в тяжелую каменную крышку, пытаясь сдвинуть ее. Искра уперлась тоже, и совместными усилиями они сдвинули ее с места. В несколько рывков они столкнули крышку с саркофага, и та, накренившись на противоположный бок, с грохотом упала на пол. Из саркофага вырвалось облако пыли, и оба антро-подростка закашлялись.

- Курт, так нельзя. - Сказала Искра, когда они прокашлялись, не решаясь заглянуть в только что открытую гробницу. - Мы не должны грабить могилы. И тем более брать кости. Это нехорошо.

И тут Конрад всплеснул руками.

- Да е-мое! - От души выругался он. - Что ты тут мне указываешь, можно или нельзя?! Ты мне что, мамаша?!

Искра онемела от этого выпада, хлопнув глазами, и никак не стала обороняться от этой нападки. А Курта уже несло.

- Ты посмотри, выискалась моралистка! Ты меня уже с самого детства достала своими "можно" да "нельзя"! И еще вечно моей маме капала на меня, что мол Курт плохо поступил! Подлизывалась к ней так, да?! Показывала, какая ты хорошая! Что, не так?!

А Искре стало невыносимо обидно. Она никогда и не думала шпионить за своим другом. Никогда не ябедничала его матери. Сохранила в тайне не одну его шалость. Делила с ним не один секрет. А теперь она чувствовала себя преданной, оплеванной. На глаза тут же навернулись слезы, но вместе со слезами вскипел и гнев. И, как следует размахнувшись, она наотмашь дала Курту крепкую пощечину.

- Дурак ты перекачанный! - Крикнула она ему в лицо. - Это только раз было, а если бы я не сказала, тебя бы выставили из школы! И вообще, ты вечно как ребенок глупый! За тобой вечно надо следить, потому что ты в глупости всякие влазишь! Вот и с Вихрем своим связался, влип тут по самое не могу, и собак режешь! А еще и кричишь, мол посмотрите, я самостоятельный! - Искра перекривляла голос Курта, состроив глупую рожу и помахивая руками, как цыпленок крылышками. - Своих мозгов нету, вот и приходится кому-то за тебя, дурака, думать!

- А сама-то?! - Старался перекричать девушку Курт, держась за горящую от удара щеку. - Спасательница! Пришла тут, все порушила, и теперь мне надо еще за тобой следить, чтоб тебя не убили из-за твоих глупостей, или не в**бали! А ты еще и треплешь языком направо и налево!

- Я хотела вытащить тебя, а ты так и хочешь тут остаться со своим доктором! Предатель ты!

Искра снова замахнулась на Курта в порыве гнева, но тот перехватил ее запястье, и сжал его с такой силой, что мог бы сломать кошке кости. Боль только сильнее разъярила ее, Искра выпустила когти, собираясь поцарапать Курта, а тот отвел назад кулак, чтобы согнуть ее пополам тычком в бок. В этом положении они внезапно и замерли, наконец услышав за своими воплями еще кое-что.

Этот звук. Искра уже слышала его там, у шахты, но теперь он был просто оглушителен. Он шел откуда-то снизу, из пола, из стен, из потолка, бил по ушам, сотрясал старые стены. Это было очень похоже на целый хор голосов, в унисон тянущих какое-то гортанное монотонное пение. Искра взвизгнула, и вместо того, чтобы оцарапать Конрада когтями, в испуге прижалась к нему, ища защиты. Тот чисто инстинктивно обнял ее в ответ, бросив факел. Факел упал, и чуть было не потух. Остался только маленький и чахлый язычок пламени, трепещущий из последних сил на невесть откуда взявшемся сквозняке.

Так же внезапно все стихло. Курт и Искра бесконечно долгие несколько секунд даже не решались нарушить образовавшуюся тишину. Каждый из них вдруг подумал, что он просто исчез, погрузившись во тьму и безмолвие, но эта иллюзия была разрушена дыханием ближнего и крепкими объятиями, в которые они заключили друг друга. Курт первым нарушил тишину, отпустил Искру и торопливо подобрал факел, пока тот окончательно не погас.

- Это что еще такое? - Спросил он вслух, пытаясь задобрить огонь, который только что так небрежно отбросил от себя.

- Не знаю. - Призналась Искра. - Но я уже слышала такое. Наверху.

- Да я тоже. Но не так громко. - Припомнил куница, с волнением наблюдающий, как язычок пламени карабкается вверх по смоляной тряпке, пытаясь вновь вернуть потерянные территории. - Вихрь говорил, тут сквозняки особые. Из-за конструкции. Громче, чем на самом деле.

- Наверное, так и есть. - Выразила надежду девушка. Но все же жалобно попросила. - Давай поскорее уйдем отсюда.

- Погоди. - С облегчением убедившись, что факел пока не собирается гаснуть, он заглянул в открытую гробницу, осматривая ее содержимое.

А там тоже был скелет. Человеческий скелет, побуревший от времени и ставший таким же ломким и хрупким, как старинная глиняная ваза. кости уже осыпались под собственным весом, искрошились в труху, а в челюстях черепа осталось только четыре зуба. А рядышком лежало то, что заинтересовало Курта намного больше. Покрытые толстым слоем ржавчины ножны, из которых торчала сделанная из кости и пожелтевшая от времени рукоятка кинжала. С благоговением куница вытащил древнее оружие, и достал его из ножен. Лезвие сохранилось намного лучше.

- Возьмем это. - Сказал Курт, и сунул кинжал в задний карман штанов, предварительно снова его зачехлив. Спрятав рукоятку под одеждой, он снова сунул руку в гробницу, и достал оттуда уже череп.

- Курт! - Возмутилась Искра.

- Нож я ему не отдам. - Категорично заявил куница. -А с пустыми руками возвращаться нельзя.

Искра не нашла ни единого контраргумента, да и не старалась искать. Ей хотелось только поскорее выбраться из этого жуткого обиталища старинных мертвецов. Поэтому она промолчала, и только дернулась в сторону выхода. Конрад полностью поддержал ее в этом вопросе, и решительно скомандовал.

- Бегом отсюдова!

Продолжение пишется...