Я вижу, ты не хочешь понимать, Лейн. Мир меняется. Меняется как сорняк, бурно разрастаясь и опутывая собой всё, что живет рядом. И мы ничего не можем сделать. Зачем страдать? Протяни лапу, и я помогу.

Такие сообщения приходили Лейн каждый день, и чем легче было игнорировать их, тем тяжелее становилось в груди – тем настойчивее становилось чувство, что она не видит чего-то, что видят все остальные. Их упреки, их давление… может это всего лишь желание помочь её заблудшей душе? – Ну, уж нет, – промолвила она без тени улыбки. – Жизнь муравья или смерть волка? – она перечитала это и предыдущие сообщения. КПК работал исправно – и это было главным её утешением. Старенький, иногда зависающий, но такой верный, такой родной. Она была откровенна с ним всю жизнь – вела дневник, сохраняла самые дорогие мгновения, делилась впечатлениями и писала первые робкие стихи. Она нежно провела лапой по его тяжелой истертой крышке. Подарок дяди на её совершеннолетие. Она помнила этот момент и хранила его в самом сердце – хранила болезненно и молчаливо. Ей исполнилось десять – самая важная дата для Керрианской лисицы. Она ждала этого дня, порой молилась на него Вселенским Духам. День настал, и не принес ничего кроме разочарования. Сколько времени присутствовала она в обществе гостей, столько времени ощущала себя лишней… они пришли не к ней, они пришли на её праздник. Лейн бы разревелась, не будь она сильной лисицей. Приближался вечер, она сидела на корне любимого Арханского баобаба, прижимая к сердцу своего старого плюшевого мишку. Пришел брат её отца, – занятой, серьезный лис, которым она восхищалась, единственный, кому улыбалась искренне и с уважением. Он подошел, сел рядом, и придвинул её к себе. Как уютно было в тепле его шерсти, какой защищенной чувствовала она себя в его сильных, стертых лапах. Он улыбнулся и ущипнул её загривок. – Наверно, это совсем не то день рождение, которого ты ожидала. Я понимаю тебя, малышка, ведь прекрасно помню своё – такое же тусклое и обыденное. У меня есть кое-что для тебя, – шепотом сказал он и достал из кармана кожаной куртки КПК – тогда еще новенький, современный. Лейн подумала, что увидит на его экранчике открытку, или какие-нибудь восхитительные пейзажи из мест, где он успел побывать. Но там было кое-что куда красноречивее и больше. «Привет, Лейн. Видимо, я перехожу в твою собственность. Что ж, из того, что писал о тебе Роберт – ты славная девочка, не трепетный лепесточек, а настоящая лисица – смелая, уверенная. С днем рождения, хозяйка!» Поначалу Лейн даже не поверила, что это правда – но ответ она увидела в глазах дяди: в них блестела радость, вперемешку с гордостью. – Я так тебе благодарна… спасибо, спасибо, – слова заплелись на языке, она сказала совсем не то, что хотела. Почему он сделал такой подарок на её десятилетие, когда нет даже нужных взрослых слов, чтобы как следует отблагодарить. А может… ему нужна была именно такая благодарность – идущая от сердца, незамутненная лестью и стереотипами. Не в силах найти подходящих слов она обняла его так крепко, как была способна, и облизала его обветренные, жесткие щеки. – Пользуйся им на здоровье, малышка. И помни, что в телефонном справочнике есть мой номер. Ты всегда можешь позвонить на него, если у тебя проблемы или хочется поделиться мыслями, – он глубоко вздохнул и поднял голову навстречу осеннему ветру. – Мне пора, Лейн. Ты взрослеешь. Сегодня я видел результат еще одного года жизни. И он мне очень понравился. До встречи, умница. Но этой встречи так и не состоялось. Пару раз она звонила ему, и они разговаривали не меньше часа. А потом он умер. Медики сказали, что подцепил экзотическую лихорадку. Но она думала, что его отравили. Может, это было плодом её детского воображения, а может той назойливой мыслью, которая крутилась на уме у каждого детектива, но которую они не решались высказать. Кто ты такая, Лейн, чтобы впутываться в эти взрослые миры, это не игра,[/], – подобные мысли не отпускали её всю жизнь. Но она вступила в эту игру… и уже была близка к финалу.

С каждой милей снег становился гуще – сугробы уже высились над её головой подобием толстой белой стены. Повезло что она лисица, что занималась дзюдо и танцами, сохранила легкую фигурку, благодаря которой не проваливалась под снег. Маску то и дело залепляли резвые снежинки, острый ветер прорывался сквозь защитный костюм.

Нужен привал. Где же ты… Она миновала очередной холм и вышла на равнину. Сквозь пелену снежного тумана она увидела то, о чем, кажется, потаенно мечтала. Гигантскими силуэтами высились над равниной силуэты баобабов. Словно громады замерзших мамонтов, они тянулись друг к другу ветвями-хоботами в стремлении освободиться от ледяного плена. Лейн хрипло рассмеялась и бросилась к ближайшему из них. Снег валил, беспощадный и непреклонный. Лисица спряталась под массивный корень баобаба и принялась дробить землю походной лопаткой, налегая всем телом, крепко упираясь задними лапами. Скоро замерзшие комья чернели на снежном покрове, а посередине двух ветвей показалась глубокая, уютная тьма. Не раздумывая, Лейн нырнула в эту тьму и легла на мягкой сырой почве. Рядом что-то прошуршало – когда лисица привыкла к мраку, она рассмотрела большую, извилистую сороконожку с длинными усиками, ощупывающими пространство вокруг. – Я ненадолго, – прошептала Лейн, словно худой посетитель в баре. Она легка на бок, прижав лапы к телу, и смотрела, как снаружи вьются снежинки. Тяжелый КПК был рядом – лежал за воротником костюма на её груди. – Дядя… – беззвучно вымолвила она. – Согрей меня, как раньше… Снег снаружи усыплял – словно давил на брови и глаза. Лисица не заметила, как темнота окутала её, и долгожданный сон распахнул свои теплые объятия.

Её сны были сумбурны и обрывочны. Небо, полное лохматых, пышных облаков. Она парит, опьяненная легкостью. Тишину разрывает долгий гудок танкера. Гигантский корабль отбывает из порта. Папа стоит на палубе и машет ей. Правую лапу сжимает мама, прохожие машут своим знакомым и родственникам, она завидует мальчику, которому чужой папа оставил свою старую фуражку. Она под водой. Мимо проносятся косяки рыб, скаты, медузы. Море искрится, даже здесь, где монотонно давит уши глубина. Раздается тонкий пронзительный вскрик. Она открывает глаза и видит прекрасного, благородного орла, приземлившегося у входа в её маленькую пещерку. Он смотрит ей в глаза. Нет, глубже – он смотрит в её суть, его зоркий, пламенный взгляд словно проникает во внутренний мир, минует все известные барьеры, проносится по душе, в поисках чего-то необходимого… Она проснулась и увидела, как термиты забираются на рукава, ползут по груди. – Прочь, – прорычала Лейн и принялась стряхивать их. Снег прекратил сыпать, и сквозь дыру в корнях она увидела сияющую в бледном солнечном свете равнину. Снег превратился в сгусток золотистого света – он ослеплял и вдохновлял её. Она вспомнила, когда последний раз видела этот густой ослепляющий свет. Школа сферы услуг – ей тринадцать лет. Какой глупой надо было быть, чтобы подраться с шестнадцатилетней львицей. Та хорошенько побила её и оставила на снегу, плакать над ссадиной на щеке и разодранной юбкой. Лейн болезненно зажмурилась. В том возрасте у нее не было друзей. Все улыбались и хвалили её обидчицу. Первое что увидела тогда Лейн, подняв голову от снега – этот свет. Свет золотой монеты, свет весеннего моря, свет тихой надежды, что завтра будет лучше. Она утерла слезы, собрала рассыпанные на снегу тетрадки и пошла на уроки. – Бедная девочка, – посмеиваясь, сказала она. – Сколько тебе еще будет доставаться из-за глупостей? Она брела на Север, миновала одну громаду баобаба за другой. Проснулся снег. Пока он только сонно подтягивался – редкие снежинки вились в стылом воздухе, расслабленно и неторопливо опускаясь вниз. Где-то там – белые медведи ловят рыбку и жарят её огнем собственного дыхания. Возводят свои дикие крепости и сочиняют баллады про героев-борцов. Кто я такая? Рыжее пятнышко посреди белой пустыни. Шаг за шагом. Час за часом. Впереди – белеющая полоска горизонта и мечта, позади – её легкие следы и дом. Дом? Почему её укололо в груди – словно тупой булавкой. Был ли у нее дом? Что такое дом? Жар знакомой печки, перестук клавиш на клавиатуре, шорох ванного коврика, скрип двери на балкон, заваленный ненужным хламом. Всё это – дом. Которого у нее никогда не было. Родственники выхватывали её из одних лап и передавали в другие, чтобы показать, что такое настоящий дом – место, где нельзя купаться больше часа, самой зажигать печь, и выходить на балкон без шапки и куртки. – Ничего, – уверенно прошептала она, поймав лапой игривую снежинку. – Будет у нас дом. И камин обязательно будет – такой уютный замухрышка, и ванна, обязательно просторная ванна. КПК завибрировал – она вздрогнула от неожиданности, ведь он лежал вплотную к груди. Она встала спиной к снегу и достала своего верного спутника. «Тебе снова сообщение от этого придурка. Может поставить игнор?» – КПК был откровенен с ней, и никогда не скрывал раздражения. «Нет» – напечатала она, – «иногда я думаю, что он по-прежнему любит меня, и сам факт, что я прочту его слова, вдохновляет его». «БРЕД» – высветилось на экранчике. – «Скорее он помнит вещи, о которых ты писала в «Очень личном», и они до сих пор не дают ему покоя. Иногда я думаю, что вы помешаны на сексе». «Это неправда, ПК. Но в случае с нами – может быть и так. Что он пишет?» «Ты снова игнорируешь мои просьбы. Видишь, Лейн, я ПРОШУ тебя – послушай, что говорит тебе разум. Я знаю, как много значит для тебя голос сердца, но верен ли он, если ведет тебя на погибель? Ты вынуждаешь меня идти на экстренные меры. Ты знаешь, я могу поднять всех спасателей и полицейских вместе взятых. Я найду тебя, Лейн, моя любимая лисичка, мы поговорим, и у тебя всё пройдет». «Лекс как всегда уверен в своем превосходстве. Он думает, что может управлять этим миром как кукловод марионетками. Понимаешь, почему у нас ничего не вышло? Видишь, какая маленькая и ничтожная я, Лейн, в его прекрасном, надежном мире?» – лисица строчила, забыв о холоде, о ветре, об опечатках. Она ни с кем не была так откровенна как с КПК. Или… может быть, она была бы так же откровенна с дядей Робертом, будь он жив. «Что молчишь?» – поинтересовался КПК. «Прости, задумалась. Поговорим потом». Роберт. Мой любимый, загадочный дядя. Что же ты делал в этой белой пустыне? Чего такого мог отыскать, ради чего стоило отдать жизнь. Неужели ты был пророком в мире слепых… или шутом в мире каменных изваяний. Совсем как я. Твоя малышка. Твоя Лейн. Закат. Пронзительные огненные лучи лились на холодные, безразличные равнины снежного царства. Закат горел, истлевал до самого фитиля своей красоты, словно в отчаянном порыве разбудить их, заставить уделить ему толику своего внимания. Но равнины оставались так же безразличны и спокойны. Закат истлел, и начало темнеть. Лейн бежала навстречу меркнущему горизонту. На его полосе вырастали горбы скал – будто судьба небрежно подала ей лапу помощи. Дыхание сбивалось, лапы болели, но она бежала, бежала, слишком сильная, чтобы остановиться и передохнуть, ведь она знала, что за пятью минутами отдыха может последовать час мертвецкого холода. – Беги, беги, малышка, – шептала она, подбадривая себя. Скалы. Грубые, острые, но спасительные. Она отыскала самую глубокую щель в слоях каменных плит, и, достав трехслойный брезент, укрепила его липучками на краях камня. Едва ли там был метр пространства. Она завернулась в надежный толстый плед и сняла, наконец, надоевшую маску. В её отражении она увидела свое лицо. Уши с черным ободком, чуть шире, чем

у других лисиц, усталые карие глаза, приподнятый кверху нос. – Привет, Лейн, – сказала она и улыбнулась. Только сейчас она обратила внимание, какая искренняя и теплая у неё улыбка. Всё что не получалось высказать словами, всё, что нельзя было ими выразить – всё это загоралось у неё в глазах, и она улыбалась. – Да ты красавица, Лейн, – ласково сказала она и шмыгнула носом, проверяя, не заледенел ли он. Лисица свернулась клубочком, закутавшись в верный плед, успевший впитать её тепло. Она что-то теряла. Что-то обрывалось в её внутреннем мире. Впервые за все время её безрассудного путешествия она заплакала. Слезы блестели в красивых глазах, растапливали холод щек. Она поднесла край пледа к носу и вдохнула его густой запах – запах тепла и надежды. Она провела им по щеке, потом вниз по шее. Он согревал, предавал уверенность… а может это была лапа её дяди Роберта. Она слышала, что в самых отчаянных ситуациях мозг воспаляется, и в нем появляются неожиданные, противоречивые мысли. Как она хотела его объятий. Не тех детских – легких и наивных. Она была взрослой девочкой, с того дня рождения прошло восемь лет. Она хотела сбросить опостылевший костюм – прижаться к нему нагой, каждой шерстинкой, каждой клеточкой тела впитывая его тепло, его запах. – Роберт, – тихо промолвила она, кусая край пледа и всхлипывая. – Неужели я стала слабой? Плакал ли ты в этих белых землях? В этом бездушном царстве. Если бы я, только… если бы только мне позволили лучше подготовиться. Я бы не плакала. Она посмотрела в маску, лежащую перед глазами. Там отражалось её тонкое лицо, с дорожками слез на щеках. – Соберись, малышка – одернула она себя и вытерла щеки пледом. Теплое, ласкающее чувство нарастало у неё в груди, опускалось ниже, будто поглаживая живот, и еще ниже – где его ласки были интимнее и сильнее. Её согревал плед… или это невидимая стертая лапа гладила любимую малышку. Сон закрыл её веки, и взял в объятия.

Она проснулась, и необходимость вставать навалилась на неё досадной перспективой. Значит, её поход затягивается… Лейн заставила себя выгнуть спину, размять лапы и сесть. Она подкрепилась универсальным обедом и проверила КПК. Скорость его загрузки увеличилась – экран заметно побледнел. «Доброе утро, малышка» – написал он, едва она активировала его. «Холодновато сегодня». «Мы приближаемся к цели. Были сообщения?» «Да. Я поставил на беззвучный, чтобы не будить тебя, это все тот же кретин. Ты не могла оставить контакты кому-нибудь поумнее?» «Я не оставляла, он сам их раскопал – наверно, через хваленые связи». «Показать сообщения?» «Нет. Удали» – первый раз она не прочитала его сообщения. Первый раз она оборвала контакт с единственным эхом жизни в этих необитаемых пустошах. – «Открой лучше университетскую папку». «Сделано» – экран на секунду замер и вывел нужную папку. «Странно. Уведомление пришло раньше результата. Старею?» – Спасибо, ПК, – нежно сказала лисица и принялась листать любимую папку. – Смотри. Помнишь Элис? Мы с ней учились на третьем курсе и часто переписывались. «Помню. Она постоянно докучала мне целыми томами виртуальной литературы, так что передатчик скрипел от натуги». – Ты знаешь, она была больше чем подруга. Перед первым свиданием с Лексом, я сказала ей, что не умею целоваться. Она здорово научила меня. Она всегда была со мной, как с сестрой или… может как дочерью. Львица. Она не только любила меня, но и заботилась, так, как не заботятся порой влюбленные друг о друге. Я не могла понять, кто положил мне букет сахарных лилий, думала, что это был Лекс… но это сделала она. Потому что знала, что никто не подарит мне плюшевое сердечко на день Валентина, не подложит под дверь в общаге конвертик со стихами. Моя милая Элис, какая же она проницательная. И я оставила её, представляешь, ПК, и отправилась в поход, даже не рассказав правды. Если бы можно было написать ей… «Прости, малышка. Я не знаю, где Лекс достал такой мощный передатчик, но я не могу отправить ей сообщение. И никому другому. Связь пропала. «Я знаю, ПК. Но ты ведь меня не оставишь?» «Не бойся, малышка» Она спрятала КПК за пазуху и надела маску. Белый мир впитывал бледные утренние лучи. Гулко, недовольно дул ветер. Она посмотрела в небо, но не увидела там ничего кроме мутной белой завесы. – Нужно идти, – твердо сказала она. – Иначе все наши труды уйдут впустую. Лейн сверилась с компасом. – Север ждет, – улыбнулась она и прищурилась, старясь разглядеть хоть какой-то туманный намек. Но со всех стороны простерлось белое, безмолвное царство. Север был только полоской снега, икрящейся в солнечных лучах. Начался очередной день пути – она брела без передышек, не сбавляя темпа, будто и не прошло месяца с начала похода. Редкие утренние снежинки метались в воздухе, легкомысленные и одинокие. Но они знали, что вечером обернутся бураном – и долгие часы будут витать вместе с миллионами таких же невесомых друзей. Надежда на успех угасала как прогоревшая свечка. Каждый шальной ветерок мог затушить её – и только сердце Лейн защищало эту надежду, укрывало своим

теплом от постоянной опасности. Она подумала, как много не исследовала в этой жизни. Сколько всего осталось за спиной – там, куда уже нет пути.

Спроси себя, любила ли ты хоть раз в жизни? Да, и любила всем сердцем – не требуя ничего взамен кроме такой же любви. Была ли ты другом, Лейн? Да, для каждого кто готов был стать другом в ответ. Над равниной выросли холмы – Лейн поднималась на один, и съезжала с другого. Бушевал ветер – громкий и раскатистый, он наступал могучей волной и вдавливал грудь Лейн, а вместе с ней и КПК. Один мощный порыв сорвал маску с лица лисицы и отнес её на несколько метров. Лицо тут же обдало обжигающим холодом – глаза будто остекленели. Лейн опускалась с холма, чтобы поднять маску, когда новый порыв схватил её и бросил с возвышения на землю. Лисица кубарем скатилась по холму и упала на твердый, как камень снег, ударившись головой и грудью. Слепнущая от дикого холода, она доползла до маски и обнаружила, что та цела и невредима. Она водрузила её на место и продолжила путь, но что-то не давало ей покоя. От падения все ещё болела голова, но куда неприятнее было чувство, что она что-то пропустила, чему-то не придала значения. Остановившись под громадой очередного холма, она расстегнула молнию на груди и достала КПК. Активировала его и увидела сообщение на синем фоне. «СБИТЫ НАСТРОЙКИ ВИНЧЕСТЕРА. ПОЖАЛУЙСТА, ПОКАЖИТЕ МЕНЯ МАСТЕРУ». Экран изредка вздрагивал, словно сердце КПК судорожно билось, получая слабеющее питание. – ПК, милый мой, прошу, не выключайся, – беспомощность и одиночество обдали её куда более болезненным холодом, чем любой ветер. – ПК, ты мне так нужен. – Знаю,млышка. Прсти. Лблю тебя. – ПК, – слезы выбились из глаз против её желания. Две горячие серебряные капли стекли по стеклышку маски, оставив мутные дорожки. Она подавила в себе слабость, крепко закрыла глаза и открыла вновь. – Нет времени для слез, – хрипло прошептала она. – Прости, ПК, но мне нельзя даже оплакать тебя. Экран поплыл волнами. КПК пытался ответить – неразборчивые, плывущие буквы возникали на экране и пропадали. – Прости, ПК. Прости, что потеряла тебя. С непостижимой нежностью она закрыла его и уложила себе за пазуху – там, где её шерсть и волокно костюма согревали его все время. Ветер привел с собой бурю. Снег падал всё чаще и быстрее, пока не превратился в непроницаемую стремительную гущу. Лейн шла сквозь неё, поминутно вытирая налипающий к маске снег. Компас исправно указывал ей, в какой стороне этой пелены находится север. Каждый шаг давался труднее, каждый порыв ветра словно впивался в неё когтями и хотел столкнуть с пути. Она вспомнила маму с папой, и эти мысли стали для нее барьером от бури. Как жаль, что она так мало знала их, что была такой юной, когда они ушли – ушли неожиданно и бесповоротно, завещав куче раздраженных родственников приглядеть за ней. Как бы тепло и уютно ей стало, будь они рядом, чувствуй она трение их родной шерсти. Что-то происходило с ней, менялось стремительно и безвозвратно. Она забыла про холод. Забыла про боль и усталость. Кто ты, рыжее пятнышко в царстве вечных снегов? Я – Лейн, лисица, идущая по стопам дяди Роберта. На мгновение из снежной пелены выступило что-то могучее и высокое. Еще мгновение – и оно скрылось в пелене. Может, она теряла последние нити реальности, погружаясь в бездну своих мыслей. А может это были стены королевства белых медведей. Папа читал ей сказки об их благородстве и величии.

Захотят ли они приютить её, ослабшую лисичку? Накормят рыбой и расскажут свои восхитительные истории, герои которых побеждают и проигрывают ради любви, мечты, цели… Она поняла, что лежит на снегу уже больше минуты. Лапы не слушались, снегопад залепил маску снегом. Лейн сняла её и стала соскребать снег когтями. – Нет, нет, еще не время, – тихо промолвила она и улыбнулась немеющими губами. С большим трудом она стала на лапы и сделала несколько слабых шагов. Ветер не смиловался – его мощные порывы отталкивали от невидимой тропинки в снегопаде, которой она держалась. Неразборчивые силуэты стали ближе – она видела их нависшую могучую тень. – Совсем чуть-чуть, – прошептала она. Шаг за шагом. Как обычно. Но… Теперь не было боли. Не было прошлого и будущего. Не было жизни, как не было смерти. Не было ничего кроме вдохновляющей тени, и она шла к ней – худая лисица, с высоко поднятой головой, с живым, чистым взглядом. Вдруг она поняла, что ветер сдался. Непокорный, беспощадный, он перестал бить ей в грудь, на мгновение успокоился и снова задул, на этот раз в спину – легко, но настойчиво, словно подгоняя её. Снежный занавес расступился, и она увидела, как тени обрели облик. Высокая белая стена простерлась насколько хватало глаз. Была она создана изо льда, или соткана из невесомых снежинок – Лейн не знала.

Впереди горел тусклый свет. Едва переступая с лапы на лапу, лисица побрела на его безмолвный, ласковый зов. Она пришла. Свет излучал робкий невысокий фонарь, возле больших, закрытых ворот. Лейн села возле них. Слова сорвались с губ четко и уверенно, будто не царила вокруг буря. – Откройтесь, – попросила она. И врата распахнулись. Лейн шагнула в них и зажмурилась от ударившего со всех сторон света. Это был свет, излучаемый зеленью – травой и листвой. Они сияли неподалеку, где заканчивалась снежная кромка. – Видишь, ПК, – прошептала она. – Мы достигли цели. Лейн миновала заснеженную землю и, наконец, после долгого месяца пути, её лапы ступили на шершавую, густую траву. Безжизненная снежная белизна кончилась, впереди лоснилась зелень – такая сочная, такая здоровая и живая. Костюм и маска пропали – она стояла нагая, держа КПК в лапах и чувствуя шероховатость его истертого корпуса. Лисица пошла цветущим югом, запах свежей травы дурманил, ласковый ветер целовал её лицо. – Это только сон? – тихо спросила она. – Нет, малышка. Ущипни себя и проверь, – раздался знакомый голос, от которого её сердце болезненно и радостно сжалось. – Не могу. Лапы совсем не слушаются, – сказала она. – Тогда это сделаю я, – был ответ. Знакомые зубы нежно прикусили её загривок. Она вздохнула и выпрямилась от тепла, которое принесло ей это касание. – Не отпускай меня подольше, – тихо попросила она и обернулась. Дядя Роберт взял её в объятия – он гладил и прижимал её к себе. Его густая багровая шерсть блестела в лучах белесого солнца. Лейн прижималась так плотно, так крепко, словно пыталась слиться с ним воедино. Каждой клеточкой тела она чувствовала их наготу, и это ничуть не стесняло её. – Моя умница, – прошептал дядя ей на ухо. – Я так горжусь тобой. – Но почему? – спросила она. – Я только загубила нас с ПК. Он не ответил, продолжая прижимать и гладить её. Наконец они расслабили объятия, и Лейн заглянула в его серо-голубые, искренние и понимающие глаза. – Я не верю, что это может быть на самом деле. Ущипни меня еще раз. Роберт провел носом по её шее и стиснул зубы на загривке, ласково прикусывая кожу. Мелкая, теплая дрожь прошла по телу Лейн и она улыбнулась. – Мы вместе. Наконец. Мне так жаль, что не смогла уберечь ПК. – Я починю его, – пообещал дядя Роберт. – Идем, – он взял её за лапу, как в старые времена, когда она была совсем маленькой. – Кое-кто тебя ждет. Они вместе пошли по цветущему лугу. Легкий ветерок колыхал растущие со всех сторон сахарные лилии. Лейн жмурилась, когда он дул в лицо, и впервые за долгое время лисица чувствовала себя лисенком.