Звериный оскал

skywolf

Видели ли вы настоящее волшебство? Видели ли вы, как луна озаряет округу своим золотым светом? Мгновения, образующие минуты; минуты, составляющие бесконечную и загадочную ночь! Ты просто чувствуешь, как от этого света, по всему твоему телу пробегает приятный холодок. Ничего особенного, но трудно отвести взгляд. Лучи пронизывают пелену облаков, и словно точно так, и твою душу. Люблю такие минуты. Не знаю почему. Что бы ни говорили, но луна никак не связана с волками, и зависимость оборотней от луны – полнейшая чушь. Люди часто оказываются в плену собственных стереотипов, но и пусть их, мне-то что до того? И всё же на меня свет этой небесной души с детства влиял очень сильно, особенно с того удивительного дня. Я так и не мог понять, в чём причина, да признаться честно - и не хотел понимать. Просто такой вот неправильный волк. Главное для меня было – само ощущение, что открывал лунный свет. По этой причине, я не пропускал возможности прогуляться ночью, если небо не было затянуто непроглядным строем туч, сколько бы дел ни было запланировано.

А стоило только переступить порог собственного двора, как сердце застучало чаще, пронося по крови дикий холодок до каждой клетки тела. Следом дыхание стало чаще, глаза сменили свой блеск. Прежнего себя я оставил. Только мир вокруг, и мир во мне. Осторожно, шаг за шагом, неспешно, но твёрдо, ступал я по сырой листве, с которой совсем недавно сошёл снег. Листва делала шаг мягче и беззвучней, но и её шорох казался мне слишком громким, поэтому я остановился, и прислушался.

Неподалеку, в одном из соседних дворов во всю лаяла собака. В листве, кругом копошились какие-то насекомые. Из соседнего дома доносились ругань и спор. Ничего примечательного, что отвлекло бы меня от цели прогулки, и поэтому я двинулся дальше, то и дело поднимая взгляд вверх, к золотистому диску, - не такому яркому как солнце, а потому любоваться им можно несказанно дольше. А луна то пряталась за облака, то снова представала во всей красе, преображая тем самым и всё вокруг. Да, в такие минуты забываешь порой и о бдительности. Просто идёшь, куда ведёт тебя чутьё, или просто ноги, а после и лапы.

А вторая твоя суть вытесняет всё больше прежнюю, даже мысли уже другие, другие ощущения, другое состояние. Просто переходишь на бег, хватая по пути какую-то сухую, толстую травину, подбрасываешь её вверх, хватаешь на лету, кувыркаешься на земле!.. Просто делаешь то, что хочешь, а не то, что диктуется нормами и привычками. «Свобода?» - спросит тот, кто прикован своими стереотипами к вековым заблуждениям. Но каждый из нас знает, что не бывает “несвободы”. И в другое время меня ничто не держит. Просто… просто это другая жизнь, другого меня.

И снова взгляд к небу. – Хороша!.. Присел, не сводя с луны взгляда. Хотя, вернее сказать, пытаясь в полной мере проникнуться этим диким ощущением, что заставляет мчаться. Хотя, и это всё не правда. Я не знаю, как сказать, не могу перенести те минуты на бумагу. Пишу ведь их уже после ощущения, вернувшись домой, и, забыв то состояние, но слова – лишь человеческая проекция. Кто опишет те ощущения, что испытывал он первые годы своей жизни? Кто опишет ощущения, что испытывал кто-то другой? – наивно полагать, что это возможно. А в само мгновение, совсем не до того.

Но я шёл дальше. Ступал тихо, оставаясь в тени железобетонного забора соседнего автопарка сельхозтехники. Однако следом, в соседних дворах, что были метрах в ста от меня, одна за другой, поднимали лай собаки. Уж не знаю, видели они меня, или чувствовали, или это было не более чем совпадением, но факт оставался фактом: тишиной насладиться, мне удалось, лишь выйдя к полю. Собака из крайнего двора, ещё с пару минут полаяла в гордом одиночестве, и успокоилась. А я просто улегся в нескольких метрах от дороги, в поле, и потерял связь с окружающим миром.

Вернули же в сознания меня человеческие голоса. Кто-то шёл по дороге из деревни. У лунного света было единственный недостаток, - он с головой раскрывал любого. Особенно в чистом поле. Не теряя ни минуты, я нырнул в тень деревьев.

- Эй, ты это видел?!. – вскрикнул вдруг один из них. Судя по голосу, то был председатель нашего совхоза, - Вон там, к кустам. Неужто у нас, есть бездомные собаки в деревне? Могу поклясться, это был здоровенный пёс.

- Да брось, чего ночью, на пьяную голову ни пригрезится. Хорошо хоть, не чертовщина, - кто был вторым, я так и не разобрал. Просто осторожно, как можно более бесшумно, проскочил вдоль изгороди, и направился к своему дому. Снова меня провожал дружный лай собак, что волной поднимался следом за мной, по всей деревне. Голоса позади стали уже не различимы, но я слышал, что они двинулись той же дорогой, что и я поэтому пришлось невольно увеличить шаг: ну их, если честно, мало ли что за глупость живёт в их головах. Нашего брата, они никогда понять не могли. Меньше знаю – крепче сон. Хоть их, хоть мой. Только с чего вдруг такой интерес и любопытство с их стороны?..

* * *

Проснулся я ближе к полудню от шума на улице. Какой-то переполох устроил один из комбаньеров. Далекий от всех дебатов о хозяйственных делах, и деления межи, сегодня я всё же не совладал со своим природным любопытством, и вышел за калитку.

- Я тебе говорю, сам видел следы, вот те крест! - Дмитрич перекрестился. - Его и Егор с Палычем вчера видели. Он и загрыз овец, - никак иначе.

«Вот так новость!..» – молнией пронеслось в голове, - «Неужто что-то произошло на скотном дворе, а на меня теперь хотят всех собак спустить, да овец повесить? Только этого и не хватало», - с досады хорошенько припечатал себе по лбу ладонью.

- Так ты, коль говорить начал, так договаривай. С чего взял, что это был именно волк? Аль запугать тут нас всех удумал?

- С того и взял, что видел следы. Хочешь, - посмотри сам. Таких больших собак у нас никто не держит. И ведут следы те от самого сарая. Через поля, к тому месту, где Палыч его бачил. Даже если это была и псина бездомная, то не легче от того, ежели она тягать овец взялась. А если у неё лапищи такие здоровенные, то с тем, кому они принадлежат, ночью встретиться я бы не желал. Зверина ведь эта в любом случае без привязи и без намордника бродит где-то тут.

Народ начал призадумался, вопросительно переглядываясь с соседями. Ясное дело, за свое хозяйство тревожно было каждому, но и со слов Дмитрича, капканы ставить, или облаву устраивать, - дело смешное, ведь он то и дело то о домовых рассказывает, то следы от копыт вокруг его бани на снегу. Меня же смущал вопрос не о следах, а об овцах. Ведь я всегда контролировал своё состояние. Не мог ведь это сделать я... И всё же, момент безпамятства смущал, и привносил сомнения в мою уверенность. Ведь в любой сказке, есть доля правды. Может действительно с некоторыми позывами-инстинктами мне не удаётся совладать? – но нет, отбросить эти мысли. Сейчас нужно было срочно брать ситуацию в свои руку. Если жители решат устроить охоту, то о беспечных подлунных прогулках, мне можно будет надолго забыть. Но какая уж без этого будет жизнь?

Я демонстративно зевнул, махнул рукой, и сказав:

- Да ну вас, - развернулся, и ушёл к себе. Я знал, что в минуты сомнения, мнение людей, собственным примером, легко можно перетянуть на свою сторону, поэтому я не сомневался, что остальные поступят так же. Было решено оставить этот вопрос на будущее.

И будущее не заставило себя долго ждать. Следующий день я провёл у себя. Звериную суть я не приобретал, но назавтра, чуть ли не опережая само происшествие, по деревне пронеслось тревожное сообщение: у Савельевых пропала курица, и целый выводок цыплят. А рядом следы, не то волчьи, не то собачьи.

- А я-то слышу ночью какой-то переполох, - куры, гуси кричат, грохот какой-то, и мне показалось, даже вой слышала, - говорила после хозяйка двора, подвергшегося «нападению». – Только не придала значения. О-хо-хох, такая курочка была! А цыплята, один к одному, здоровенькие, крепкие, уже опериться успели, жалко очень.

Теперь решимости селян было не занимать. Своё им всегда было дороже и ценнее государственного. Поэтому, как только беда подкралась к их порогу, говорить они стали совсем иначе.

- Надо пригласить егерей. Чтобы уж точно и надежно, - то и дело всплывали предложения. Хоть мне следовало бы узнать подробнее их замыслы, но подобного рода пересуды-толки меня только раздражали. Куда интереснее мне было выяснить о том, что же на самом деле произошло. Не безопасно мутить воду, покуда пыль не осела, но я решил с наступлением темноты выяснить всё самостоятельно.

* * *

Луна только-только пошла на спад, поэтому ночь не давала прикрытия. Разве лишь в том, что большинство жителей нашей деревушки занимались домашними хлопотами. Но нужно было быть предельно бдительным, ведь многие сегодня стерегли свой двор.

Хотя, при должной осторожности, обхитрить их, было делом простым. Подобраться к сараю Савельвых, мне удалось без проблем. Здоровые, считай медвежьи капканы можно было приметить за версту. Но заходить внутрь я не решался. Хоть перед выходом и вылил на себя пол флакона одеколона, что бы перебить собственный запах, но шум, который могут поднять животные, тут же привлёк бы внимание хозяев. Поэтому я обошёл сарай вокруг, в надежде найти причину пропажи снаружи. И я нашёл её!.. От старой бани вела небольшая тропа. Тропа эта насквозь пропахла хорьком. Второй край этого маршрута скрывался в небольшой дыре в сарае, проделанной, видимо пару лет назад крысами. Перо и капли куриной крови у этого прохода, подтвердили мои предположения. Однако хотелось убедиться полностью. Заглянув в баню, и доверившись обонянию, вскоре я нашёл несколько цыплят, оставшихся без голов. Подрастает выводок хорьчат, - никак иначе. Я усмехнулся сделанному открытию, и наивности соседей. Однако рано было успокаиваться, ведь овец загрызли уж точно не хорьки. А все подозрения падают на меня. Вернее не меня, а того зверя, что они видели в тот день там, где был я. Нужно было отправляться дальше.

В поле я остановился возле своих позавчерашних следов. От того места действительно вели похожие следы, но такое чувство, будто то были вовсе не мои, и несколько более свежие. Конечно, по дороге за эти дни проехало не мало машин, поэтому судить было сложно, но всё же... Хоть по величине шага, хоть по глубине следа, хоть по его слишком уж «человеческой» траектории, - явно не моя прогулка.

У хлева сторожил в доску пьяный Толик. Видимо, его перевели из автопарка сюда, как только произошло то похищение. Да только толку от него ни на грош. Я даже не старался прятаться. Просто обошёл. С полминуты спустя нашёл и следы. Правда следы эти переплетались с людскими, сорок четвертого, и сорок второго. Запах новой кожи до сих пор не развеялся. А новые сапоги, да тем более такого размера, были лишь у одного человека в деревне, - у председателя. Ещё немного изучив узор, оставленный подошвами, я подошёл к окну. – именно сюда вели вторые следы. Никаких свидетельств бойни, и запахов крови, лишь клок неосторожно оставленной на гвозде возле окна, от клетчатых брюк. Всё стало на свои места. Как в том фильме: «всё уже украдено до вас». Им оставалось только придумать повод, а мелькнувший мимо силуэт волка – чем не повод? Доверчивый же Дмитрич, в любую сказку поверит, особенно если увидит всё собственными глазами. А значит даже бутылку не придётся ставить, что бы приврал... Хитры, ничего не скажешь!..

Возвращаясь, я вдруг почувствовал чей-то взгляд. Остановившись, и принюхавшись, я понял, что метрах в ста от меня затаился Егор, подельничек Палыча. Бьюсь об заклад, что именно ему пришлось делать всю грязную работу, но бОльшая доля досталась тому, чьё хозяйство они и грабили. «Нет, не понимаю их» - я невольно фыркнул, и покачал головой. Его взгляд продолжал сверлить мне спину, но вскоре я скрылся за поворотом к своему дому.

На утро, все снова собрались по поводу ночных происшествий: на этот раз у Моториных, что жили по правую руку от Савельевых, пропал гусь, а из колхозного, пропала корова. Всё это время, Егор хмуро косился в мою сторону. Одет он был в серый пиджак, и клетчатые брюки. Сомнений не было.

Когда же собрание закончилось, и все разошлись, Егор вдруг окликнул меня, и, отводя в сторону так, что бы другие не слышали, тихо заговорил:

- А что это я вчера видел, как ты ночью вдоль поля бродишь? – по легкой, незаметной на нетренированный слух дрожи в его голосе, было не трудно понять о его волнении. В руках же он крутил какое-то металлическое кольцо.

- Да кто тебя знает, почему ты видел, - спокойно ответил я, - Может потому что глаза есть. И может, потому что сам бродишь там в такой час. Или у нас запрет? – я скорчил недоверчивую гримасу.

- Нет, - он явно растерялся, - Просто интересно, какие могут быть дела у тебя, ночью, в поле.

- Дел на то и мои. Мне ведь тоже интересно, где, например, ты умудрился порвать свои шикарные довоенные брюки. Я думал, они вечны, и порвать их можно лишь, если очень спешить куда-то... Или откуда-то. Так откуда ты так удирал?

Его затрясло от ярости. Было очевидно, что я всё разгадал.

- Не твоё собачье дело! – процедил он сквозь зубы.

Эта фраза дико развеселила меня:

- Собачье дело? Пожалуй ты прав, не моё, и не собачье, - я демонстративно развернулся, и, продолжая смеяться, размеренным шагом отправился к себе. Разумеется, я чувствовал, каким взглядом испепеляет меня Егор. Но что мне до их игрищ? Таких, если честно, гнал бы прочь, да не подпускал бы и на милю...

* * *

Разум – разуму рознь. Правильнее, может, было остаться, но любопытство вело меня вперёд. Не знаю, быть может это желание поймать их с поличным, а может просто негодование, влекло к дикому образу жизни, к дикой своей природе. И всё же, вне зависимости от причины, факт оставался фактом: следующей ночью, не смотря на то, что из соседнего лес.хоз-а приехали егеря, я выбрался на улицу, обошёл вдоль реки поля, и двинулся к деревне.

Мгновение пьянило, затмевая чувством разум. Снова я всем своим телом чувствовал другую жизнь, другую суть, и многое прежнее в себе, разменивал на другую шкуру.

Но тут, резкий, сильный запах заставил меня остановиться. Какая-то гремучая смесь ударила в нос, что ничего другого было попросту не учуять. Силос, вперемешку с ещё какой-то пахучей ерундой... Я не сомневался, это дело рук егерей, но почему такой нестандартный ход? И тут меня осенило: следы!.. Как я мог про них забыть? Ведь переход волчьих на людские, невозможно не заметить. Я выдал сам себя с головой!.. Вот, чёрт!..

Но обоняние никогда и не было моим главным ориентиром. Однако в следующее мгновение и слух стал резать монотонный гудящий, низкочастотный звук. Шаг за шагом я терял уверенность. Чутье било тревогу. Они обкладывали меня со всех сторон. Сердце начинало бешено колотить в грудь, но от притока крови, разум только судорожнее перебирал мысли о том, что сам загнал себя в капкан.

Нужно прорываться, - лишь эта мысль стучала в висках. Облик изменился следом. Шаг становился чаще, переходил на бег: сперва трусцой, а после всё шире и шире, и вот я мчался во весь опор, пытаясь сохранить самообладание. Однако в эту минуту, меня ослепил яркий свет прожекторов. Три, или четыре, - было не разглядеть, но следом я услышал крики.

Дальше... Дальше не помню. Доверился памяти, да интуиции, и своим лапам. И больше ничего. Выстрелы, шум, мелькания, огонь, кресты, боль... Остальное – как дым. Такими бывают некоторые сны: о чём – не понять, но ощущаешь всё, как на собственной шкуре.

И вот, тишина. Только правое плечо немного немеет. В голове всё ещё стоит протяжный гул. Ноги подкашивает усталость. Лежу неподвижно, смотрю в потолок. Но ещё минуты, и тяжесть сна обрушивается на веки, и я снова пропадаю из этого мира.

* * *

Проснувшись, я небрежно попытался потянуться, на что плечо ответило болью. Похоже, картечь. Но ничего, терпимо, и не через такие передряги проходили. Куда больше беспокоила не рана, а то, не выдал ли я себя. Полчаса прошли в испепеляющей неопределенности и ожидании. Но вот за окном уже были слышны горячие споры, и, не теряя и доли секунды, я поспешил к ним.

- Вот уж сказки выдумали, оборотня ловили они! – не унимался один старик, - Лишь бы запугать четной народ. Или это вы так позор свой прикрываете, что зверь ушёл от вас?

- А что, если это правда? Как быть тогда? Вот придёт снова ночью, - так будете радоваться, если к соседям, а не к вам.

- Не придёт, - с холодным равнодушием произнёс один из охотников, - Он и так здесь. Это кто-то из деревни, - все охнули, и начали подозрительно коситься друг на друга, - Этой ночью, он прорывался не из деревни, а в деревню. После мы оцепили всё, но он так и не показался. Но… нам удалось ранить его.

Поднялся гвалт, все доказывали что-то друг другу, их лица изменились, никто никому не доверял. Посыпался град обвинений, - того и гляди, вцепятся друг другу в глотки. У меня же плечо пронзила острая боль. С трудом удавалось держать себя в лап… в руках. Уйти сейчас – значит признаться. Поэтому приходилось вести «естественно», что следует читать: «так же, как остальные». Но это стоило куда больших усилий, чем не подавать виду, что ранен.

Однако в эту минуту ко мне подошёл Егор. Он хитро улыбнулся, и обратился ко мне, сперва вполголоса:

- Ты ведь понимаешь, что нам лишние свидетели ни к чему. Ничего личного, просто тебе не следовало совать нос туда, где хозяйничает человек, - т.е. я, – а затем громче, что бы слышали все: - Так почему, скажи мне, я видел тебя пару дней назад, ночью, на той самой дороге, где мы вчера стерегли волка? И убегал он вчера от нас, той самой дорогой, что ходишь всегда ты.

- И что с того? По догадкам судишь? Меня там вчера видел? – мои глаза сменили блеск. Но нет, нужно держаться, сейчас нужно сохранять совершенное спокойствие... А это легко только на словах.

- Может и видел. Видел я одну псину, которую егеря полоснули слегка из ружья. Может покажешь, почему держишься за плечо? Уж не тебе ли достался кусок металла?

«Вот, лис!..» – в висках стучала досада, ладонь сама до боли сжалась на плече – «Загнал в угол. Есть ли толк отпираться? Сказать, что сам случайно порезался, - так ведь по ране всё будет ясно. И самое смешное в том, что будь история про оборотня вымыслом, - всё-одно повесили бы на любого раненного селянина, и разбираться бы не стали»...

Отчаяние ледяной волной прокатилось по телу. Невольно я сделал шаг назад, но там забор упёрся в спину. Я хотел было возразить, ответить дерзко и гордо, «переходя для защиты, в нападение», но из-за абсурдности всей этой ситуации, в груди комом засела досада, и в этот момент, она вырвалась глухим, сдавленным рычанием. Уже в следующее же мгновение я опомнился, но было поздно, - люди преобразились в лице.

- Я всё могу объяснить, друзья, - но они не слушали, в их глазах перемешались ярость и страх. Они медленно окружали меня, поднимая, что подвернется под руку, - Поймите, я ничего чужого не тронул и когтем. У меня самого хватает хозяйства, а вашего и даром не нужно. Но это не моих клыков дело. Это всё Палыч с Егором...

Однако кто поверит зверю? Кто поверит себе? – они верят только страху. А страх учит не доверять. Мои слова – для них признание, ведь даже волк – для них разбойник. Что уж говорить про таких, как я: порождение ада. Лишь они, люди, - вершина эгоизма, - лишь они святы...

Делать нечего. Рискую. Бросив последний взгляд на весеннее солнце. Так приятно греет. Так нежен весенний ветер, что, кажется, запутался в волосах, а в следующее мгновение – в густой серебристо-серой шерсти. Весенний воздух наполнен пьянящими запахами, но... Один прыжок... выстрел... И я понимаю, что это последняя весна. Не прошлое мелькает перед глазами, а будущее. Тишина. Лишь где-то в груди звучит тихая мелодия уходящей жизни. И улыбка застывает на губах.

- Смотрите, а скалится-то как! Умирает, да даже при смерти готов в горло вцепиться. А мы жили с ним бок о бок, пригрели змею на груди. Вот его истинное лицо, в этом оскале, - слышу я.

Но улыбаюсь ещё шире, ещё искренней. Пусть они так и остаются в плену своих предрассудков, - что мне до того? Я Жил!.. Но им ли понять? Для них, и улыбка – оскал. Такие вот звери.