ЧЕРНЫШ

Евгений Хонтор

***

Дождь моросил весь день, и к вечеру земля превратилась в черную слякоть. Шатры поблескивали в свете костров, жидких и неуютных. Черныш встряхнулся, как огромный пес, и отправился бродить по лагерю. Под его лапами человеческие следы были маленькими, незначительными. А сами люди рядом с Чернышом казались хрупкими, даже в доспехах, с мечами и мушкетами. Они едва доставали зверю до загривка.

Таких, как Черныш, люди называли защитниками. У каждого воина с благородной кровью был свой зверь, преданный ему безгранично. Такова природа защитников - беззаветная верность единственному человеку. Хозяину.

Хозяин Черныша, Герот, готовился к предстоящему бою. Рано утром, когда затрубят рога над землями бога войны, две армии сойдутся на поле, где трава жирна от крови многих поколений. Вечный спор двух держав. Победитель будет благоденствовать три года - по милости сурового, но справедливого бога войны. С каждой стороны тысяча бойцов - из них три сотни благородных. Раньше они сражались на лошадях, теперь же выйдут в бой вместе со своими защитниками. Остальные - мечники и мушкетеры.

Черныш не мог представить себе, что такое тысяча человек. Когда его хозяин прибыл на зов главнокомандующего, защитник, терзаемый любопытством, взлетел и сделал большой круг над шатрами - как много людей!

Тысяча. Сам Черныш едва мог считать до десяти.

Предстоящая битва волновала зверя. Ему полтора года, и он ни разу не был в бою. Спао, зверь лорда Ревира, сказал Чернышу, что у их врагов тоже будут защитники. И завтра им придется воевать с сородичами.

Спао старик, хотя тело его кажется молодым. Спао четыре года, и вряд ли он дотянет до пяти. Спао мечтает умереть в этой битве, защищая своего человека.

Черныш шел навестить Спао.

Старый зверь спал возле шатра лорда Ревира, под знаменем, с которого скалилась волчья морда. Его тяжелые кожистые крылья были плотно поджаты, дыхание быстрое, неровное, как после долгого бега, когти на лапах то вытягивались, царапая землю, то прятались, и тогда дыхание зверя ненадолго успокаивалось. Тяжелы сны стариков, и Черныш подумал - не это ли его ждет меньше чем через три года? Ему порой снилось, что хозяину грозит беда. Чаще всего Черныш успевал спасти его, но иногда Герот погибал в этих снах, и зверь просыпался от жуткого чувства пустоты.

Старики видят такое каждую ночь, и все реже выходят победителями в своих кошмарах. Проснувшись, они ревут от ужаса и терзают клыками собственную плоть, пытаясь заглушить другую боль, которая страшнее. Лапы у Спао все в шрамах, и свежий шрам через всю морду - вчера хозяин ударил его мечом, плашмя, когда зверь свалил шатер неловким взмахом крыла, пытаясь заслонить от опасности, увиденной в кошмаре.

Черныш лег рядом со стариком, на траву, вмятую в грязь сапогами солдат. Тот коротко взрыкнул во сне, очнулся - будто вынырнул из ледяной реки. Посмотрел на Черныша безумным взглядом:

-Плохо. Плохо бой.

Он говорил бессвязно, как большинство защитников. Это Черныш был болтуном, каких мало - так отзывался о нем хозяин.

-Тебе снился плохой бой? Это только сон, Спао.

-Сон всегда злой. Плохо бой утром. Спао против Спао.

Черныш тоже не представлял, как это - сражаться с себе подобными. Не в шутку, как играют котята, или обмениваются оплеухами подростки на турнирах. Всерьез, насмерть. А если пытался представить - внутри все сжималось до дурноты.

-Может, нас не заставят сражаться с другими лордами. Не все враги будут с защитниками... - Глупая надежда. Для лорда нет чести бить пеших. Отличиться можно, лишь одолев равного - и тогда бог войны пошлет благоденствие на дом победителя.

Спао тряхнул гривой: - Плохо бой. Плохо, плохо.

Черныш вылизал морду старика, и тот успокоился - благодарно урча, положил голову на лапы. «Пусть тебе приснятся хорошие сны, Спао».

Еще недавно Черныш был уверен, что люди любят их. Защитник не может предать, не может струсить и бросить хозяина. Зверь будет со своим человеком до конца жизни, и даже короткая разлука - мучение. Защитник выполнит любой приказ, даже если прикажут умереть.

Почему же они, защитники, при своих хозяевах словно вещи? Может, потому, что у них нет выбора? Нет выбора - сбежать, ударить в ответ, ослушаться? Или же верность, которую получают даром - ничего не стоит? Или просто утомляет беспричинная, всепрощающая любовь?

Эти мысли, слишком трудные, чтобы найти для них слова, мучили Черныша не первый день. Стоило только вспомнить шрам на морде Спао, как внутри вскипали обида и злость. Нет, не любил Черныш хозяина. Не радовался ему. Так что за сила связала их, заставляя зверя терпеть и служить?

Возле хозяйского шатра Черныш остановился. Герот не позволял беспокоить его, но завтра битва, и если зверь не спросит сейчас, то будет ли другая возможность?

Защитник просунул морду в шатер, фыркнул, обращая на себя внимание человека. Герот еще не спал - точил меч, и сталь тускло сверкала в свете масляного фонаря. Черныш едва не попятился от взгляда хозяина, когда тот поднял голову:

-Что ты забыл в шатре, Раттран? - Это имя... Чернышом его называли слуги, но прозвище зверю нравилось больше.

-Хотел поговорить, - защитник упрямо тряхнул головой, но зайти не решился. -Завтра бой.

-Да, - сухо согласился Герот. -Иди спать.

Черныш не мог ослушаться. Даже в такой малости. Перед тем, как уйти, он бросил с обидой: -Я твой защитник. Я не собака.

Ему не ответили. Зверь обошел шатер и шумно плюхнулся в грязь - брызги полетели на светлое полотнище. Мелкая месть, которую даже не заметят... но Чернышу стало легче.

***

Его подняли, едва засветлело небо, звезды еще не успели поблекнуть. Тучи разошлись, предстоящий день обещал быть ясным. Оруженосцы Герота со вздохами взялись за щетки - зверь был покрыт грязью с ног до головы. Защитник устыдился. Своей ночной выходкой он доставил им хлопот вдвое больше обычного. Парни любили его, не то, что Герот. Младший, Вир, хоть и пожурил Черныша за испачканную шерсть, но потом запустил пальцы в его черную с рыжеватым отливом гриву и чесал, чесал, пока зверь не разомлел. Жмурясь от удовольствия, защитник тихо проворчал:

-Лучше бы ты был моим хозяином.

Вир дернул зверя за ухо: -Герот услышит - мяса в похлебке нам до самого дома не видать, морда ты рогатая, - и правда, у Черныша над ушами уже пробивались костяные выступы, похожие на драконьи шипы. Через год они превратятся в настоящие рога, изогнутые полумесяцем вниз, а пока - только две чуть заостренные шишки.

-Герот дрянь, - фыркнул защитник, внутри заклокотало по-щенячьи, вспомнились все обиды. - Дрянной хозяин. Разговаривает со мной, как с псом. Никогда не похвалит.

-Он со всеми так, - Вир погладил широкую морду. -Ты себя береги. Кого я еще чесать буду?

Лагерь постепенно оживал - в предрассветной мгле ревели защитники, им отвечали сородичи из той, второй армии... Бряцали доспехи, приказы командиров едва перекрывали лагерный шум, но до солдат Чернышу не было дела. Он лизнул ладонь Вира, потянулся перед тем, как оруженосцы вдвоем накинули на него попону и закрепили седло.

Герот вышел из шатра в доспехе и при оружии. Молча взобрался на спину Черныша. Зверь поежился, когда пальцы хозяина грубо схватились за гриву. Герот приказал идти на холм, где уже собирались всадники.

С возвышенности был хорошо виден лагерь врага. Защитник увидел там своих сородичей, ветер приносил их запах и гулкое рычание, Отчего-то внутри холодело и немели лапы, Черныш украдкой бросил взгляд на других защитников - они нервно переминались на месте, прижав уши и хрипло взрыкивая. «Они тоже чувствуют...» - подумалось зверю.

Из-за горизонта выплыло солнце - плоский малиновый круг посреди чистого неба. Его приветствовали ревом труб, подающих сигнал к атаке. Два мушкетных залпа прозвучали почти одновременно, Черныш почувствовал, как пуля свистнула у самой шеи. Позади взвыл раненый зверь, запах крови повис в воздухе. Второго залпа не было - защитники могучими прыжками неслись навстречу друг другу, еще пара рывков - и всадники схлестнутся в ближнем бою...

Но что-то вдруг дернуло Черныша назад. Он едва не полетел под лапы вражеского зверя, который остановился так же резко, зашипел, как змея, развернул крылья внутренней стороной вперед - на натянутой мембране проступил кровавый темный узор. Черныш не умел читать то, что пишут люди на клочках бумаги, но этот знак, не виденный им прежде, понял сразу: «Стой! Не смей!»

С обеих сторон звери останавливались, пятились, разворачивая крылья друг к другу выступившим багрово-черным рисунком, утробно рычали и шипели. Черныш не сразу осознал, что его горло тоже издает клокочущее низкое ворчание. Герот бил его мечом плашмя, что-то кричал - защитник едва чувствовал. То, что происходило, было сильнее его. Даже сильнее приказов хозяина. Вокруг него всадники все еще пытались заставить зверей сражаться друг с другом, но те рычали и огрызались. Когда люди спешивались, чтобы вступить в бой, защитники отгоняли их назад ударами крыльев.

Войны не будет, понял Черныш, отступая вместе с хозяином. Герот тоже спешился, лицо его потемнело от ярости. Когда они отошли, хозяин врезал зверю в ухо. Удар был так силен, что Черныш пошатнулся, в голове зашумело.

-Ты позоришь меня и мой род! Ты позоришь мою страну, трусливая тварь!

Защитник взревел - он не был трусом. Просто его сородичи не убивают друг друга, как это принято у людей!

-Ненавижу, - прошипел Черныш, представив на миг, как его тяжелая лапа ломает хребет хозяину. Но от этой мысли ему стало дурно. Еще хуже, чем от слов Герота.

Войска разошлись. В лагере кипело оживление, люди спорили, ругались. Недобрые предчувствия терзали Черныша. Он видел, как командующий выехал в сторону вражеской стоянки. На лошади, не на своем звере. И с командующим еще воины, все на лошадях. Герот оставил защитника возле шатра и ушел, приказав ждать. Вир, встревоженный и хмурый, рассеяно погладил Черныша:

-Что-то теперь будет... Зря вы это устроили.

-Это не я, - Черныш без сил опустился в траву. -Кто-то другой. Кто-то, кто любит хозяина и хочет его защищать. Я внутри кого-то другого... как в клетке. Вир, почему мы такие?

Оруженосец вздохнул, перебирая длинные пряди гривы: -Откуда мне знать? Никто даже толком не знает, откуда вы взялись. Первых защитников нашли возле храмов Мерраху, бога войны. Жрецы сказали, что это дар воинам... но огонь на алтарях с тех пор бледнее, а дары нашего бога скупы. Одни толкователи говорили, что вас подослали демоны, другие - что вас нужно принести в жертву Мерраху. Но три года назад благословенный Эртайгон с вашей помощью разбил наголову войско врага. И три года страна процветала. Но теперь... не знаю, что теперь будет. - Вир оттер пот со лба - солнце из малинового стало бледно-желтым и начало припекать. - Когда и у врагов появились защитники, это приняли за плохой знак. Но никто не думал, что вы откажетесь сражаться.

Оруженосец замолчал. Молчал и Черныш, ему казалось, что сам воздух пахнет тревогой и дурными снами. Весь лагерь оцепенел, только изредка доносились стоны раненых.

Миновал душный полдень, в небе одиноко кружил стервятник. Черныш угрюмо следил взглядом за птицей. Стоит лишь развернуть крылья, рвануть в синеву - что бы ни задумали люди, все останется позади. Но приказ хозяина держал крепче, чем цепи.

Между двумя армиями, на нейтральной земле, где должна была состояться битва, теперь стоял шатер переговоров. Уже несколько часов оттуда никто не выходил, стреноженные лошади щипали траву. Защитник не любил их. Когда он видел хозяина верхом на лошади, злость поднималась против воли. Когда Герот предпочитал ему слабое пугливое животное, у Черныша отнимали последнее - гордость.

Оба лагеря ожили, зашумели, когда после затянувшегося ожидания генералы вышли из шатра и направились к армиям. По лагерю пошли гонцы, сообщая результаты переговоров. Каким бы ни было решение, оно уже принято. Вир оставил Черныша:

-Пойду узнаю, что там.

Оруженосец скрылся за шатрами, зверь остался, вглядываясь в лица людей, проходящих мимо. Тревожное предчувствие овладело им, и Черныш вдруг понял, что готов забыть все обиды, терпеть грубость и безразличие Герота, лишь бы не было этого дня, лишь бы все стало как прежде. Зверь привстал на задние лапы, выискивая взглядом хозяина. Герот злой, черствый человек, и все же он - самое дорогое, что есть у Черныша. Вир хороший друг, но сейчас защитник больше, чем когда-либо, нуждался в своем хозяине.

Зверей стали выводить на середину поля. Стариков, ветеранов прошлой битвы, и годовалых подростков, у которых едва прорезались рога. Бело-золотистых, огненно-рыжих, серых и черных. Воины оставляли их в центре поля, разворачивались и шли назад. Обе армии избавлялись от своих защитников. «Чтобы мы не мешали их войне», - подумал Черныш с горечью.

Когда вернулся Герот, защитник сделал то, что раньше никогда себе не позволял - ткнулся лбом в грудь хозяина, едва не сбив его с ног. Будто ударился о каменную стену.

-Отойди.

Зверь послушно отступил, стараясь не смотреть в лицо своему человеку. Он почувствовал руку Герота на шее, но прикосновение было холодным, отстраненным, как и голос, приказавший идти рядом. Черныша вели к остальным.

На полпути их нагнал запыхавшийся Вир:

-Господин, позвольте мне проводить его!

Герот резко повернулся и осек оруженосца:

-Ты - его хозяин?

-Нет, господин, - Вир отвел взгляд. -Разрешите хоть попрощаться... - и, не дожидаясь ответа, неловко погладил широкую львиную морду. Его руки дрожали. -Прости, Черныш.

Зверь молча лизнул парня в лицо, протянув большим шершавым языком от щеки до макушки, взлохматил светлые волосы. Он чувствовал недоброе, но мог ли изменить хоть что-то?

Вир отступил под тяжелым взглядом Герота, но все еще смотрел им вслед. Когда Черныша подвели к другим защитникам, тревожно ревущим, но вынужденным оставаться на месте, зверь оглянулся - Вира оттаскивали в лагерь хмурые солдаты. Кажется, парень плакал...

Черныш смотрел, как воины уходят, оставляя их, и какое-то болезненное оцепенение овладело им. Чувство горечи заглушило даже страх. Бок о бок с Чернышом стоял крупный, статный зверь, его хозяин не хотел уходить, зарывшись лицом в гриву своего защитника. Но его скрутили и оттащили, как и Вира.

А Герот ушел, не сказав ни слова, кроме сухой команды. Даже не обернулся.

Перед выстроенными в линию защитниками проехали оба генерала - лошади под ними храпели и грызли удила, рвали поводья - запах и рев хищников вселял в них ужас. Следом, чуть поотстав, ехали жрецы в черных с золотом шакальих масках, закованные в черную же броню. Их крупные вороные жеребцы под попонами, расшитыми золотом и мелкой бирюзой, шли степенно, уверенно, и на своих сородичей, казалось, смотрели с презрением.

-Этот черный день останется в памяти наших потомков, как жестокий урок, - зычный голос генерала эртайгонской армии перекрыл даже нестройный рев защитников. - Не доверяй богатым дарам, если не видишь лица того, кто их подносит. Бог являл нам знаки не единожды за эти четыре года, но мы, в дерзости своей, закрыли на них глаза! Демоны сегодня смеялись над нами из своих темных логовищ, видя, как мы опозорили это древнее поле и древний обычай, завещанный нашим предкам самим Мерраху, богом войны и доблести.

Но перед жрецами нашего покровителя мы признаем ошибку, совершенную по неразумению. Да примет бог нашу жертву - дары демонов будут истреблены здесь же, решением королевств Эртайгона и Аркена. Пусть яркое пламя вернется на алтари, и обойдет нас, оступившихся, гнев Мерраху!

Черныш хотел бы разучиться слышать. Подлые, несправедливые слова.

Когда на поле вышли солдаты с мушкетами, защитники глухо взревели - жуткий, полный отчаяния крик. Но и теперь звери смотрели не на тех, кто взводил курок, а поверх, туда, куда ушли их люди.

Раздался залп. Черныш не удержался на лапах, ставших ватными, внутренности свело невыносимой болью. На него свалился другой зверь, убитый наповал - Черныш чувствовал всем телом, как подрагивают, затихая, слабеющие крылья. Защитник попытался отползти и понял, что не сможет: силы оставили его, но боль продолжала терзать. Черныш однажды видел человека, раненого в живот - этот человек два дня умирал в мучениях. Лекарь тогда сказал, что его не смогли бы спасти даже боги...

Люди ходили вдоль линии и добивали подранков. Каждый раз, когда раздавался выстрел, Черныш вздрагивал и думал, что скоро очередь дойдет и до него. Тогда эта жуткая боль, наконец, прекратится. Но услышав рядом шарканье сапог, зверь замер, стиснув зубы. Легкая смерть была бы подарком, но не из этих рук...

Человек ткнул его дулом ружья пару раз и пошел дальше.

Вскоре Черныш пожалел, что затаился. Солдаты ушли. Он оставался в сознании и слышал, как чудом выжившие защитники выбирались из-под груды тел и бежали, выкрикивая имена хозяев. Не от людей бежали - к людям, где их ждала смерть. Так сильна была эта привязанность, зов, которому нельзя противостоять.

Над полем повисла тишина. Черныш понял, что живых рядом не осталось. Одуряющая боль и одиночество медленно сводили с ума. Но еще хуже была пустота. Раньше ее заполнял Герот. Плохой, подлый хозяин, предавший своего защитника, - но все-таки хозяин. Когда он уходил, невидимая нить будто натянулась между ними... и порвалась.

По траве мелькнула тень, раздались удары крыльев. Стервятники слетались со всей округи. Под звуки их пира зверь, наконец, погрузился в забытье.

Черныш очнулся, услышав рядом чью-то мягкую поступь, взрыкнул от боли, пытаясь поднять голову, и встретился взглядом с защитником - мелким рыжим подростком. Нескладный, с большими лапами и тощим телом, с недоразвитыми крыльями, этот заморыш вряд ли участвовал в битве. Он не был ранен, скорее испуган.

-Кто ты? - Черныш не узнал собственный голос, больше похожий на хрип.

-Рыжок, - подросток попятился, встряхивая головой, пытаясь избавиться от запаха крови, но кровь пропитала здесь все.

-Беги, Рыжок. Они перебили всех... Уходи и прячься от людей всю жизнь, - последние слова зверь едва выдавил - боль скрутила внутренности.

Тот не двинулся с места: -Тебе нужна помощь...

Черныш устало прикрыл глаза. «Да, Рыжок, мне нужна помощь. Но ты не сможешь - защитники не убивают друг друга. Так что беги, спасай свою шкуру и надейся, что тебя не выследят».

-Иди. Я отлежусь.

Подросток робко лизнул горячий нос Черныша и растворился в сумерках. Зверю долго еще мерещились его мягкая поступь и голос.

Наступила ночь, а спасительное забвение все не шло. Монотонная, злая боль грызла зверя изнутри, и минуты растягивались в часы. Невыносимо хотелось пить.

Неподалеку раздались чавканье и хруст костей. На смену дневным падальщикам пришли ночные. Черныш приоткрыл глаза - черная тень, заслонившая звезды, показалась ему огромной. Нет, это всего лишь шакал... В ноздри ударил запах псины, резкий, тяжелый, от него стало дурно.

Черныш почувствовал, как придавивший его зверь дернулся, и в первый миг обдало жутью. А потом все померкло перед глазами - кто-то стаскивал с него закоченевший труп, и растревоженная рана заныла еще сильнее.

Видно, он вздрогнул или заскулил, выдав себя. Падальщики бросили добычу, и после мгновения тишины Черныш почувствовал, как чьи-то клыки вцепились ему в холку. Он дернулся, в голове прояснилось - зверь разглядел тех, кто его потревожил, и внутри похолодело - твари, которых он принял за шакалов, были крупнее и мощнее, чем сам Черныш.

В темноте раздался неразборчивый глухой голос: -Живой котенок? Урт, брось падаль. Тут недобиток.

Ответом был противный кашляющий смех. Защитника выволокли из-под мертвого тела, шакал схватил его за основание крыла и резко дернул, другой вцепился в заднюю лапу. Едва соображая, Черныш из последних сил ударил когтями по морде ближайшего мучителя. Темноту прорезал злобный визг, тварь отшатнулась, встретив неожиданное сопротивление.

Внезапно все стихло, тени отступили. К запаху псины примешался запах страха. Черныш услышал почти беззвучные шаги - на этот раз они принадлежали человеку. Защитник почувствовал его тяжелый, жесткий взгляд. В тишине зверь уловил тихий шелест - с таким звуком сталь покидает ножны. Измученный болью, он ощутил облегчение, смерть уже не пугала.

Незнакомец опустился рядом с Чернышом. Почему-то он медлил. Зверь с трудом поднял голову, чтобы увидеть его лицо, но темнота скрадывала очертания. Только глаза - желтые, как вмерзшие в лед осенние листья. Холодок пробежал по спине: в этих глазах не было сострадания, но испугало другое - в них вообще не было ничего человеческого, никаких знакомых Чернышу эмоций. Зверь слабо затрепыхался, пытаясь отвернуться, но сильные пальцы сжали его морду, не позволяя отвести взгляд. Защитник выдохнул:

-Что тебе? Убей... или уйди.

Ему не ответили. Тишина становилась невыносимой. Черныш тихо заскулил - у него не осталось сил, да и желания, цепляться за жизнь.

Но незнакомец сделал выбор за него. Не поворачиваясь, он сухо бросил маячащим за спиной тварям: -Тингру сюда. Пошевеливайся, Урт.

Голос был жуткий, но еще страшнее взгляд. Властный, подчиняющий. Черныш не мог ни отвернуться, ни закрыть глаза. Даже когда почувствовал в ране холод железа, разрезающего плоть, и пальцы, уверенно достающие глубоко засевшую пулю, он не шевельнулся, будто скованный. Волна слабости прокатилась по телу, резко дернуло в груди, сердце зашлось и остановилось. «Все кончилось», - устало подумал Черныш, отрешенно удивляясь, что сознание не покинуло его. Мир тонул в черном мареве, но зверь еще видел перед собой желтые глаза незнакомца, взгляд завораживал и держал, словно якорь. Нечеловеческая воля была в нем: из пустоты без звуков и ощущений защитник вдруг провалился обратно, в изнывающее от боли тело. Сердце дрогнуло, забилось, воздух ворвался в легкие. Животный ужас захлестнул Черныша, когда он осознал... Этот человек одним взглядом приказал его телу жить, и оно не посмело ослушаться.

Защитник поперхнулся и захрипел – что-то влили в рот; жидкость была ледяной и щипала язык. Будто издалека он чувствовал, как кто-то промывает и обрабатывает рану. Тело обволокла усыпляющая теплота, боль начала уходить. Только после этого человек позволил отвести взгляд - тяжело дыша, зверь уронил голову на землю и провалился в глубокий сон.

***

Очнулся Черныш на траве, под деревом. Стояла полуденная жара, но слабый ветерок и тень дарили прохладу. Рядом журчал ручей - зверь потянулся к воде и жадно лакал, пока не почувствовал, что силы возвращаются к нему. Рана еще ныла, но терпимо, и то, что произошло вчера, казалось только дурным сном. Защитник поднялся, слегка пошатываясь, потянул носом воздух. Запах крови ударил в ноздри, но это была другая кровь, не сородичей. Зверь потрусил вдоль ручья и наткнулся на молодого оленя с перерезанным горлом. На туше уже сидели три стервятника, лениво ковыряя клювами шкуру, и еще несколько кружили в воздухе. Но когда Черныш подошел, глухо урча, птицы предпочли убраться и наблюдать за трапезой с деревьев.

Утолив вслед за жаждой голод, зверь задумался о том, куда теперь идти. Можно остаться здесь - густой перелесок скроет его от людей и от чудовищ, которых он видел ночью. И от странного человека, который зачем-то спас его, но бросил в лесу и ушел. Стоило вспомнить желтоглазого незнакомца, что-то внутри кольнуло, резко, требовательно. Будто крючком подцепили под ребро и дернули... От неожиданности защитник завертелся на месте, ворча и скуля, это новое чувство сбивало с толку, и оно все нарастало, не давая опомниться. Черныш подбегал то к полусъеденному оленю, то к дереву, под которым проснулся, нюхал кусты и землю, что-то искал, но не осознавал себя. Когда он очнулся, то уже бежал по следу, в душе клокотало тревожное и сладкое ожидание. Чувство пустоты, которую следует заполнить, похожее на голод, но несравнимо сильнее.

Защитник едва заставил себя остановиться. То, что с ним творилось, пугало и обескураживало. Он присмотрелся к следам - глубокая свежая колея, оставленная колесами телеги, отпечатки сапог. Черныш узнал запах своего спасителя. «Только не он», - сжалось сердце. Защитник узнал этот внутренний голод - что-то подобное, но лишь бледную тень, он чувствовал, когда Герот надолго оставлял его. Вот только Герот умер для Черныша.

Страх комом подкатил к горлу. Меньше всего зверь хотел бы снова увидеть эти жестокие глаза. Но что-то внутри Черныша предало его, выбрав нового хозяина против его воли.

Что, если игнорировать зов, бороться с ним? Дурная затея - Вир как-то рассказывал, что стало с одним защитником, когда его разлучили с хозяином. Через две недели зверь сошел с ума, а еще через неделю умер, отказавшись от воды и пищи.

Черныш заметил, что опять идет по следам, ускоряя шаг. На этот раз он не стал сопротивляться зову. Но защитника била дрожь, а мысли кипели в голове, путаясь и сбиваясь.

«Что я ему скажу? Здравствуй, ты мой новый хозяин, и я к тебе не хочу, а без тебя сдохну? Не нравится? Ну так мог прирезать, как того оленя, или мимо пройти. Нечего было смотреть своими желтыми глазами, колдун проклятый. Я теперь никуда не денусь».

Внезапно вспыхнувшая злость придала сил и смелости, зверь перешел на бег. Терять ему нечего - если и убьют, все лучше, чем безумие и смерть от тоски.

Черныш резко затормозил, когда в ноздри ударил запах псины. Ему преградили дорогу пятеро, за деревьями мелькали грязно-бурые спины остальных. При свете дня защитник разглядел шакалов - почему-то это слово настойчиво шло на ум, хотя твари если и походили на них, то лишь отдаленно. Мощные, как быки, и кряжистые, как медведи, с короткой толстой шеей и покатой спиной, вытянутые пасти оскалены, умные, но злые глаза недобро смотрят на чужака. Большие заостренные уши стоят торчком, как на шакальих масках жрецов Мерраху.

Защитник ощутил гнев - эти псы посмели преградить ему путь. Но они принадлежат хозяину, сразу рвать им горло - плохое начало.

-Я иду к вашему господину, прочь с дороги! - прорычал зверь, вздыбившись.

-Да сейчас, - ухмыльнулся вожак. - Ему про тебя даже знать не надобно, недобиток. Лучше б не шел за нами - дольше бы прожил.

Сзади поддакнули: - Что с ним трепаться? Командор эту мразь с того света вытащил, а наших с меньшей раной в расход.

Защитник мимоходом отметил, что угадал. Эти твари действительно служат его хозяину... Командору не понравится, если шакалы решат за него, что делать с Чернышом. Зверь гнал предательскую мысль, что новому хозяину может не быть до этого дела.

-Вы меня пропустите, - защитник оскалился, развернув крылья. - Или командор с вас шкуру спустит.

Шакалы взяли его в кольцо. Черныш запоздало понял, что совершил ошибку. Раж угасал, рана снова заныла, враги и поодиночке могли намять ему бока, а всей стаей и подавно.

Вожак, матерый зверь с седой шкурой, вкрадчиво спросил:

-А кто ж ему расскажет? Мертвый котенок?

Защитник выгнул спину дугой, выпустил когти с тихим утробным рыком. Один из тех, кто издевался над умирающим Чернышом в прошлую ночь. Да, тот самый запах, хотя от них от всех несет одинаково. Отступать некуда, в лесу взлетать - только крылья сломаешь. Черныш понял, что бой будет до смерти, и дал себе слово забрать вожака с собой. Он прыгнул первым, молча, целясь в горло.

-Что здесь происходит? - спокойный голос подействовал на шакалов, как холодный душ. Твари замерли, поджав хвосты, Черныш влетел в неподвижного противника, как в стену, сбил его с ног и упал сам. Голос он узнал сразу, вскочил и повернулся навстречу.

Хозяин был не совсем такой, как представлялось Чернышу. Почему-то зверь ожидал увидеть великана, или демона в клубах черного дыма. Командор на первый взгляд казался обычным человеком. Среднего роста, жилистый, поджарый. Издали защитник мог бы принять его за простого солдата. И все же шакалы в его присутствии боялись вздохнуть, да и Чернышу было не по себе. Вокруг хозяина словно бушевало темное пламя, невидимое, но шерсть от него становилась дыбом. Защитник замер, присмотрелся. Прошлой ночью он видел лишь черную тень и глаза. При свете дня глаза оказались желто-карие, цвет теплый, зато взгляд - ледяной. Лицо будто высечено из камня, черты правильные, но резкие, жестокие; черные волосы коротко обрезаны. Одежда простая и удобная: поверх светлой рубахи грубый темный плащ, закреплен так, чтобы можно было сбросить одним движением. На поясе кинжал - затертая рукоять красноречивее любых слов. Черныш пытался подавить дрожь в лапах, боевой запал выветрился бесследно. Но его слова, обращенные к командору, прозвучали твердо:

-Я пришел, чтобы служить тебе. Стать твоим защитником.

Тот помолчал, под его пристальным взглядом было холодно. Спокойный, взвешенный ответ ударил больнее ножа: - Мне это не нужно. Уходи.

Черныш взрыкнул, щелкая хвостом по бокам. Он и рад бы убраться отсюда... да отступать некуда.

-Ты - мой хозяин. Я должен быть рядом.

-Это лишь благодарность, - отрезал командор. - И она мне тоже не нужна.

Защитник сжался под его взглядом, но обида и отчаяние придали сил:

-Я не благодарен тебе! - рявкнул зверь, оскалившись. - Ты ушел и не взял меня с собой. Спас, а теперь прогоняешь, хоть без хозяина меня все равно ждет смерть...

Слова застряли в горле, когда командор вдруг оказался рядом - движение столь быстрое, что Черныш не уследил за ним. Сталь обожгла шею, шерсть повлажнела от крови - еще немного, и лезвие рассечет вену.

-Я уже видел смерть в твоих глазах. И могу убить тебя, если не уйдешь.

Как тяжел его взгляд, и ледяное безразличие в голосе - рука у него не дрогнет. Может, Чернышу приснилось все: что этот человек вытащил пулю и спас ему жизнь, не потребовав ничего взамен? Добрый поступок не вязался с командором, от которого веяло смертью. Тогда почему же? Разве милосердие может быть такой же прихотью, как и убийство? Или это какая-то игра - только зачем командору защитник, с такой-то армией чудовищ?

-Я не уйду, - выдавил Черныш, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

Командор молчал. Зверь замер, не дыша; казалось - сейчас лезвие полоснет по горлу, безжалостное, как хозяин. Но командор убрал оружие в ножны и развернулся в сторону леса, не сказав Чернышу ни слова. Защитник неуверенно последовал за ним.

В лагере было всего два шатра. Возле одного из них стоял заседланный конь. Массивный вороной жеребец, в звериной маске, скрывающей морду, черная попона расшита золотом и бирюзой. Такие лошади были у жрецов Мерраху. Черныш слишком устал, чтобы удивляться, только отметил про себя, что командор не слишком-то похож на жреца.

Жеребец покосился на чужака, прижал уши к голове и захрапел. Пахло от него не страхом - угрозой. Проклятое животное не только не боялось Черныша, но даже осмеливалось бросать ему вызов.

Командор молча вскочил в седло и скрылся за деревьями. Защитник проводил коня ненавидящим взглядом - хозяин даже не подумал, что теперь у него есть Черныш. Что ж, Герот был не лучше. А к равнодушию и молчанию Чернышу не привыкать. Не убили - и то хорошо.

Защитник лег у шатра, сложив голову на лапы. На душе было тоскливо. Командор не прогнал его, но и не принял. А шакалы сверлили новичка угрюмыми взглядами. Пока они не смели подойти, и все же зверь понимал - эти в покое не оставят.

Черныш с грустью вспоминал Вира. Освободившись от Герота, зверь мог найти его, стать его защитником. Но, может, лучшего хозяина Черныш и не заслужил, если с такой легкостью оставил прежнего?

Верность защитника - его гордость, его природа. Преступить через нее - все равно, что для человека отречься от отца и матери. И, как люди не выбирают родителей, защитники не выбирают своих хозяев. Черныш ненавидел Герота. Но, избавившись от него, чувствовал себя отступником.

-Тингра лечил кота, - мелодичный голос, похожий на журчание, раздался за спиной Черныша, тот резко повернулся и увидел странное четвероногое существо. Чуть склонив голову, оно рассматривало зверя большими миндалевидными глазами. Гладкая зеленая шерсть с темными пятнами переливалась на солнце. По длинной шее струились голубоватые щупальца, похожие на лианы.

Защитник ошалело уставился на гостя, выпалил: -Ты кто такой?

-Тингра, - прожурчало существо. - Тингра лечит командора Тар-Харро, если его ранят в бою. Тингра лечил большого черного кота, разве кот не помнит?

-Я Черныш, - поправил зверь, когда понял, что речь о нем.

-Кот, - настойчиво повторило существо, щупальца потянулись к боку Черныша, потрогали рану.

Зверь недоверчиво покосился на лекаря, но от его прикосновения растревоженная за день рана перестала болеть. «Кот так кот», - подумал Черныш. - «Не самое плохое прозвище».

***

Разум без эмоций слеп: Харро пришлось понять это и смириться. Чувства, как собаки-поводыри, направляют разум, ведут его к цели. В живом пламени эмоций рождаются мотивы поступков; воля может подавить желания, но чаще выбирает из многих порывов самый достойный.

Харро создан, чтобы разрушать и убивать. Это - его внутренний огонь, его потребность и цель. Командора притягивает, завораживает смерть, как иных - языки пламени или движение облаков. Он знает, что такое сострадание: разделить предсмертную боль, видеть в гаснущих глазах отражение последних мыслей. Держа взглядом чужую душу, на миг почувствовать все, чем был и чем не успел стать умирающий, вместе с ним ощутить сожаление, пронзительную грусть по уходящей жизни. Проводить до последней черты, не дрогнув, не отвернувшись. Это и есть сострадание - все остальное достойно называться лишь жалостью.

Другие эмоции чужды командору или так слабы, что кажутся шепотом, замирающим эхом. Нет жалости - незачем щадить противника. Нет приязни - нет и разницы между другом и врагом. Нет любви - семья кажется излишеством...

Даже ненависть ему чужда. Харро никогда не убивал из мести или в приступе ярости. Смерть не терпит бессмысленной злобы. Ее суть одна для всех - добрых и жестоких, трусов и храбрецов. Харро не мог почувствовать ценность жизни, но уважал смерть: ее трагедию, ее необратимость. Он сам стал смертью - на поле битвы и в поединках, и среди черной пустоты, что остается после разрушенного мира. Темный командор, одержимый единственной страстью.

И понимающий, насколько она ужасна. Разум может лишь определить ее границы, а воля - держать в них. Сегодня оборвется одна жизнь, завтра мир будет пылать, погружаясь в небытие, но когда-нибудь все миры поглотит темное пламя. Такие мысли все чаще посещают командора - завершить эту дурную бесконечность одним ударом, испепелить все. Когда останется лишь пустота, он навсегда растворится в ней. И единственное, что останавливает - трезвое осознание собственного изъяна. Само существование такого, как Харро - противоестественно и опасно.

Как долго командор сможет держать под контролем свою природу? Жажда разрушения - не редкость, он встречал людей не менее жестоких. И все же одних в итоге останавливал страх, других - внезапно проснувшееся милосердие, а тех, кто не знал ни страха, ни жалости, усмиряла смерть.

Но в мирах нет силы, которая пугала бы командора. Милосердие не заставит опустить руку, занесенную для удара - он пытался найти в себе хоть каплю жалости к умирающему зверю и не смог. Даже смерть не остановит Тар-Харро. Это тело уязвимо, но командор не боялся: он так часто видел смерть в глазах тех, кто умирал от его руки, что остался лишь болезненный интерес: что почувствует тот, кто убьет его самого? Когда встретится достойный противник, Харро не будет жалеть о поражении, если успеет поймать его взгляд, услышать его мысли.

Но смерть - лишь граница. Лезвие, отсекающее от души все лишнее перед новым рождением. И в новом теле Харро вспомнит, что он такое. Сила, которая не позволит забыть - его воля, способная подчинять чудовищ и взглядом выбить жизнь из врага. Воля, оградившая командора от собственного безумного пламени, сохраняющая в нем ясность мысли и горечь от понимания своей природы. Его совершенное оружие и проклятие.

Но даже такая сила не может вечно сдерживать жажду разрушения, не имея противовеса. Нет, воля не ослабнет, не сломается, просто огонь, клокочущий в сердце командора, подскажет ей цель. И миры начнут осыпаться пеплом под взглядом Тар-Харро... Сможет ли тогда хоть что-то остановить его?

Помогая раненому защитнику, Харро надеялся найти ответ, и ответ ему не понравился. Цель, поставленная одним лишь усилием воли, вопреки собственной природе, не приносит удовлетворения и однажды превратится в дым. Милосердие - не тот якорь, который выдержит темную бурю.

Забирая жизнь, командор слышал эхо чужой судьбы, чувствовал туго сплетенный узел чужих эмоций. Видел яркий и страшный момент перехода. Спасая жизнь - ощутил лишь разочарование. И, что хуже, - у каждого поступка есть последствия.

Защитника разорвут шакалы. На следующий день или через год - неважно. Харро мог сам убить его - кинжал в твердой руке лучше, чем клыки тварей, пожирающих жертву живьем. Но жизнь и смерть - не разменные монеты, решение было принято, когда командор приказал позвать лекаря. С последствиями придется смириться. Зверь в лагере, ждет хозяина: ненужный и чужой всему, что его окружает.

Конь под командором негромко всхрапнул, остановился. Над землей поднимался клубами, перекатываясь, черный дым, принимая очертания тощего пса с узкой вытянутой мордой. Вкрадчивый голос шел из самой темноты:

-С прибытием, Тар-Харро. Как тебе этот мирок?

Командор поморщился:

-У него нет защиты, разве что люди. Люди против шакалов - жалкое зрелище.

-Понимаю, понимаю, - притворный вздох. - Но здесь тебе придется задержаться. У меня в Эртайгоне еще пара дел...

-И ты уладишь их раньше, чем мне надоест ждать, - ледяным тоном отрезал Харро.

Тень колыхнулась.

-Мои дела не терпят спешки. Зато подрастет достойный противник, чтобы этот мирок не казался таким беспомощным. Но, поговаривают, ты себе игрушку уже нашел... Что с тобой, командор? Это дети тащат домой умирающих котят, - голос сочился ехидством. -Смотри, растаешь.

Харро не счел нужным ответить. Он развернул коня и жестко бросил напоследок:

-Я дам тебе время. Но не злоупотребляй им... и моим терпением.

***

Черныш издал возмущенный рев, когда Тингра в очередной раз грациозно проскользнул между близко растущими стволами деревьев и скрылся в зарослях. Из всех обитателей лагеря он был самым несуразным на вид, но неожиданно ловким и быстрым, как молодой олень. А еще лекарь любил играть. Его появление спасло Черныша от невеселых мыслей, и до заката кот самозабвенно гонялся за Тингрой по перелеску, хотя поймать смог всего раз. Вымотавшись окончательно, он растянулся на траве, прикрыв глаза, и впервые за эти два дня почувствовал себя если не счастливым, то, по крайней мере, не таким одиноким.

Защитник не будет досаждать страшному человеку, добиваться его одобрения. Пока рядом Тингра, не так страшны безразличие командора и злобные взгляды шакалов. Лекарь - единственное добродушное существо среди всех этих чудовищ, Чернышу с ним легко и радостно.

За ухо легонько куснули, зверь лениво приоткрыл глаз и увидел над собой округлую зеленую мордочку.

-Кот больше не хочет ловить Тингру? - прощебетал лекарь, теребя защитника щупальцами-лианами.

-Ты бегаешь быстро... и жульничаешь, - Черныш изловчился и протянул языком хитрую морду от носа до загривка.

В ответ раздалось возмущенное журчание:

-Тингра не жульничает! Это кот толстый!

Защитника опять куснули - зубы у лекаря были острыми, как иголочки. Хорошо, что он умел рассчитывать силу, не то ходить бы коту без ушей.

Дружескую возню прервал стук копыт. Командор возвращался в лагерь. Зверь вскипел, едва завидев его жеребца, который будто назло красовался под всадником - шел ровной, размашистой рысью, выгнув крутую шею.

-Ненавижу эту тварь, - процедил защитник.

Тингра сочувственно погладил щупальцем его морду.

У шатра Харро спешился, расседлал коня. Оставил только маску, похожую на шакалий череп, - она скрывала голову животного почти целиком. «Интересно, - удивился кот. - Что под ней такого?» Пока он гадал, Тингра принес щетки и ведро овса. «Предатель», - беззлобно вздохнул Черныш, наблюдая, как лекарь чистит жеребца и расчесывает тяжелую, с серебряными прядями, гриву. Тингра любил всех.

Хозяин уже зашел в шатер, кот улегся неподалеку, не обращая внимания на рыскающих по лагерю шакалов. Время от времени между ними вспыхивали короткие жестокие драки, приглушенное рычание порой срывалось на визг. В сумерках их глаза светились болотными огнями. Защитник шкурой чувствовал, как злые взгляды буравят его, но сам с не меньшей злобой следил за конем.

«Это - собственность хозяина, - напомнил себе Черныш. - Ее нельзя трогать. Какое мне дело до командорского коня? Я все равно командору не нужен, и у меня есть Тингра, Тингра добрый и веселый, с ним хорошо».

Вороной жеребец насмешливо зыркнул на защитника из-под звериной маски, в его взгляде было вполне осмысленное презрение. Кот бешено рявкнул, взметнул хвостом пыль, огревая себя по бокам. Слишком тесно у хозяйского шатра для двоих. Но конь не двинулся с места, фыркнул, сверкнув карим глазом. Словно знал, что его не посмеют тронуть.

Черныш разрывался. Все его существо жаждало крови, но врожденные запреты охлаждали пыл - то, что принадлежит хозяину, неприкосновенно. Очередное правило, из тех, что лишают выбора и выворачивают душу. Из-за них защитник здесь, с жестоким человеком, который ничуть не лучше Герота. Внутри нарастала ярость - Черныш устал терпеть пренебрежение. Устал слепо подчиняться своей природе.

Он прянул с места, стремительно, беззвучно. Жеребец взвился на дыбы, но удар тяжелого тела повалил его, сильные челюсти сдавили шею. Черныш тряхнул головой, разрывая жилы. В голове гремел приказ остановиться, что-то ломалось внутри, но клыки лишь глубже вгрызались в плоть. Конь под ним издыхал, бесцельно молотя копытами воздух.

Лагерь будто вымер. Стало слишком тихо. Черныш поднял окровавленную морду и встретился взглядом с командором. Харро стоял у входа в шатер, лицо казалось спокойным, но ладонь легла на рукоять кинжала. Зверь вздрогнул. Он перешел черту. Хозяин мог убить Черныша на месте, как сам он только что убил коня. Терять было нечего, защитник заговорил с дерзостью, которая потрясла его самого:

-Ты мой хозяин и мой всадник. Приведешь нового коня - и его порву.

Жеребец последний раз дернулся, сипло выдохнув.

Командор усмехнулся, хотя глаза были непроницаемо холодны.

-У тебя есть имя?

-Черныш, - ответил кот не задумываясь. Прежний хозяин звал его Раттаном. Но это имя в прошлом. Как и Герот.

Харро неожиданно рассмеялся: -Черный Черныш... я мог бы и не спрашивать.

С этими словами он вернулся в шатер, оставив защитника с добычей. Кот сердито фыркнул вслед хозяину, чувствуя себя обескураженным. Хорошее у него имя. Не то, что высокопарные пустые слова, которыми защитников называют люди.

А смех у командора такой же жесткий и неуютный, как он сам. И смерть коня, кажется, не расстроила его вовсе. Черныш вспомнил, как гордо нес жеребец своего хозяина. Ему стало грустно и отчего-то стыдно.

Защитник тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли. Подцепил когтями маску, пытаясь стащить ее с мертвого коня. С удивлением понял, что она не поддается, словно это и не маска, а причудливый костяной нарост. Повозившись немного, кот оставил свою жертву в покое. Черныш не был голоден - оленя, которым он подкрепился в обед, хватит еще на несколько дней.

В лагере до сих пор стояла напряженная тишина. Защитник огляделся - шакалы, забыв свои свары, стояли полукругом и угрюмо смотрели на Черныша.

Вожак вышел вперед, вздыбив шерсть на холке, глухо прорычал:

-Чтоб к утру даже запаха твоего не осталось. Иначе каждую ночь от котенка будут отрывать по куску.

Защитник оскалился в ответ, зашипел, выпуская когти.

-Тогда я каждую ночь буду убивать по шакалу. Пошли прочь!

Он понимал причину их злобы. Зависть. Ни один шакал не посмел бы тронуть собственность командора или заговорить с ним дерзко. А Черныш, едва появившись, нарушил все мыслимые границы - но до сих пор жив.

На него не посмели напасть возле командорского шатра. Только уволокли конскую тушу - треск разгрызаемых костей стоял всю ночь.

Под утро ударил заморозок. Ранняя, нежданная осень дохнула холодом. Трава покрылась инеем; листва, еще зеленая, сиротливо съежилась на ветвях. Даже утреннее солнце, казалось, не узнавало этот мир. Чахлый перелесок, поляна, лагерь - все серебрилось в его лучах.

Черныш безучастно наблюдал, как тают в морозном воздухе клочья пара - его дыхание. Он плохо спал этой ночью - не из-за шакалов, хоть об их существовании и угрозах защитник не забыл. Смешанные чувства изводили его: то гордость, то стыд, то смятение.

Командор Черныша заметил. Может, и принял, раз даже имя спросил. Но не высока ли цена для маленькой победы? Хозяин признаёт лишь силу и жестокость. Сможет ли Черныш быть жестоким? Не так, как со злосчастным конем - едва осознавая себя, в ярости. Сможет ли убить, если ему прикажут: безоружного пленника, старика, ребенка? Он защитник, а не палач - но не все ли равно командору?

Тоска по дому, внезапная и горькая, охватила Черныша. У Герота была семья - двое сыновей, рано оставшихся без матери. Поначалу зверю не разрешали приближаться к ним. Но однажды пятилетний мальчик, старший сын хозяина, тайком забрался к нему в сарай. Наутро его хватились, слуги были биты, двор шумел, как разворошенный улей. В конце концов, отец нашел малыша спящим в крыльях защитника, целым и невредимым. Обоих наказали, но не прошло и недели, как мальчик снова прокрался к Чернышу, и кот полночи катал его по двору, придерживая и согревая крыльями, пока слуги не забрали задремавшего ребенка. После этого случая Герот сдался и позволил детям играть с Чернышом, пусть и под присмотром стрелков.

Это были самые светлые воспоминания - защитник обожал малышей. Даже когда младший, карапуз двух лет от роду, тянул его за усы, путал гриву или колотил хвостом по полу - кот все терпел, все было в радость.

Во что он превращается теперь? Среди чудовищ легко не заметить, как становишься одним из них. Защитник взбунтовался против своей сути, но чем была эта слепая ненависть к коню, как не борьбой за место рядом с хозяином?

Палка внезапно оказалась о двух концах, мир утратил простоту и цельность. Черныш запутался.

Что теперь думает о нем Тингра, который ухаживал за конем командора: кормил и чистил, расчесывал гриву? Зверь поднял голову, осматривая лагерь. Лекарь хлопотал у своего шатра, возле очага, сложенного из четырех больших валунов. Огонь плясал, вылизывая днище котелка, в воздухе таял горячий пар и запах мясной похлебки. Черныш заставил себя встать и подойти. Лекарь обернулся, посмотрел на него с укором. Защитник, виновато опустив голову, вздохнул.

-Прости... за коня.

-Тингра любит лошадей, - грустно прожурчал лекарь. - Но кота он тоже любит.

Черныш с надеждой поднял глаза и уткнулся взглядом в пятнистую спину. Тингра уже отвернулся, перемешивая суп.

Защитник, пристыженный, вернулся на место. Стало немного легче. Тингра расстроен, но он простит... Черныш закрыл глаза. Бессонная ночь сказывалась - в голове шумело. Он почти задремал, когда вдруг почувствовал руку командора на загривке. Удивленно замер, пытаясь понять. В этом прикосновении не было ласки... но и фальши не было. Только задумчивость. Неловкость какая-то. Харро зарылся пальцами в густую гриву, ощущение было приятным, хоть и странным.

Защитник повернул голову, посмотрел хозяину в лицо. Нет, все тот же непроницаемый взгляд. За этот лед не пробиться - ни сейчас... никогда.

Он не собирался спрашивать - вырвалось:

-Если я буду служить тебе... мне ведь придется убивать по твоему приказу? Даже тех, кого не хочу?

-Нет.

Зверь недоверчиво покосился на хозяина, ища подвох.

- Для этого есть шакалы - их такие приказы не тяготят, - голос спокойный, твердый. - Но чаще я убиваю своей рукой.

А ведь это правда, понял Черныш. Командор не станет его ломать. Не придется против воли совершать жестокие, постыдные поступки, чтобы угодить хозяину. Защитник привстал и благодарно ткнулся мордой в грудь командора.

Его не оттолкнули.

***

-Что, здесь твоя бабка-травница живет? - презрительно бросил альбинос, обнюхивая тропу к неопрятному, заброшенному на вид дому.

-Она - хороший лекарь, - огрызнулся Рыжок. - Другого у нас не будет.

За эти два дня Рыжий успел пожалеть, что помог Снегу. Альбинос оказался редкой сволочью. Слова он будто выплевывал, с язвительной злобой и без капли сочувствия.

-Молчуна вылечит только пуля в лоб - от него падалью пахнет. Спао не помешает побольше мозгов. А моей лапе нужен покой. Сомневаюсь, что все это мы найдем у знахарки.

Спао огрел себя хвостом по бокам и протянул обиженно:

-Плохой Снег... Почему Снег такой плохой?!

Альбинос подошел, припадая на переднюю лапу, смерил старика взглядом.

-Снег плохой, потому что говорит правду. Ты - недоумок, Молчун - не жилец, а ведет нас - сопляк.

Терпение Рыжего лопнуло. Он зарычал, расправил крылья, показывая угрожающий черный рисунок.

- Хватит срывать зло на них! Брось вызов мне, если неймется!

Альбинос повернулся, сморщил морду, как от резкого запаха. Развернул здоровое крыло, передразнивая Рыжего. Второе, изувеченное, осталось плотно поджатым. Не крыло - высохшая культя.

-Мне размаха не хватит даже с тобой, заморышем, меряться, - язвительно осек Снег. - Веди уж... вдруг найдешь дорогу в светлый край. Я таких дорог не знаю.

Его прервал сдавленный хрип Молчуна. Защитник осел на землю, темно-бурые бока тяжело вздымались, подрагивая. Из раны по шерсти тек гной.

Рыжок сорвался с места и в несколько прыжков оказался возле дома знахарки, пытаясь на бегу вспомнить имя.

-Бира!

На порог вышла пожилая женщина в мужском платье, с мушкетом в руках. Узнав зверя, она опустила ружье.

-Чего заявился? Кто это с тобой?

-Друзья. Бира, нам помощь нужна, - Рыжок с надеждой посмотрел ей в лицо. - Нам идти больше некуда.

-Я уже года три как не врачую,- женщина нахмурилась. - Почему ко мне пришли? Ты-то ничейный, никто на тебя не польстился. А у этих хозяева должны быть.

-Нет больше хозяев. Просто помоги.

Бира вздохнула, неодобрительно глянув на гостей. Зашла в дом, вернулась с большой сумкой через плечо.

-Тот, бурый, на вид совсем плох. Не очень-то надейся.

Рыжок кивнул, подбежал к Молчуну. Лизнул его морду - нос был горячий, как уголь. «Нельзя, чтобы он умер. Мы ведь даже имени его не знаем», - подумал Рыжок. Бурый за все время не проронил ни слова, не отвечал на вопросы. Шел упрямо, пошатываясь, временами взрыкивая от боли. Молчуном его едко прозвал Снег.

Тяжелая сумка упала на траву, Бира склонилась, чтобы осмотреть рану. Помрачнела.

-Давно?

-Два дня...

-Если б задело легкое, был бы давно мертв. Но рана грязная и запах дрянь, - знахарка покачала головой. - Лапу бы отрезала, а тут... не жилец он. Сделаю, что смогу, только не рассчитывай на чудо. Что с остальными?

-У белого плечо... а Спао пуля пол-уха снесла. До кости.

Альбинос грубо прервал их:

- Раз Молчун все равно сдохнет, займись моей лапой, женщина. Если она загноится, стервятникам будет двойное счастье.

-Что ты за мразь! - прошипел Рыжок с отвращением.

Альбинос прищурил темно-красные, цвета запекшейся крови, глаза.

-А ты - само благородство. Но если нас вдруг найдут солдаты, ты свое благородство засунешь в задницу - полетишь прочь так быстро, как позволят твои хилые крылья. Вместе с недоумком. И не оглянешься.

Рыжий вскипел, рявкнул Снегу в морду:

-Я не брошу своих, даже такую тварь, как ты!

-Тогда ты не вожак, - холодно отрезал альбинос. - Идиот, из-за которого сдохнут все трое.

Бира слушала их перепалку молча, раскладывая инструменты. Закончив, она повернулась.

-Рыжок, ведро - у порога. Ручей - дом обойдешь и налево, там еще яблоня старая. Чего стоишь? Резво, резво!

Зверь, тряхнув головой, припустил к дому. Знахарка пошла следом, исчезла в дверях; вскоре из трубы повалил густой серебристый дым. Вернулась Бира уже с кастрюлей, в которой булькал кипяток.

-Ты, полосатый... Спао? Ляг ему поперек брюха, и лапы задние придави. А ты, Рыжок, держи крылья и голову.

Молчун ухнул под тяжестью двух тел, но затих доверчиво, даже не дернувшись. Знахарка сбрила ножом шерсть вокруг раны - кожа была бледной, с проступившими синими жилами. Стоило ее коснуться, гнилостный смрад становился невыносимым.

Бира все больше хмурилась.

-Сердце-то как дурное... аж заходится. Крепче держите.

Нож глубоко вошел в рану, вырезая омертвевшую плоть, до живого кровавого мяса. Зверь заскулил, заскреб когтями по земле. Рыжий обнял его лапами, утешая.

-Терпи. Ты не умирать сюда шел, ты поправишься.

Молчун, как большой ребенок, попытался спрятать морду в его жидкой, щетинистой гриве.

«Альбинос неправ», - подумал Рыжий, наблюдая, как Бира прочищает рану и вытаскивает пулю. - «Два дня Молчун боролся за жизнь, он не хочет сдаваться. И мы не должны».

Знахарка достала из сумки бутыль с травяной кашицей, густо смазала края раны, которая теперь зияла кровавой воронкой.

-Так хоть новой заразы не занесет. Перевязывать нельзя, придется следить, промывать. Рыжок, сбегай, принеси еще воды, а я посмотрю, что с белым.

Снег лежал рядом, отвернувшись, изредка поглядывая в сторону Молчуна. Брезгливая гримаса не сходила с его морды. Держать себя он не позволил, только зашипел, когда Бира, не слишком церемонясь, вытянула щипцами застрявшую в лопатке пулю - с третьей попытки.

-Жить будешь, - хмыкнула она, закладывая рану зеленой кашицей. - А бегать - нет.

-Без крыла, теперь еще хромой, - альбинос поморщился. Заметив сочувствующий взгляд Спао, он бешено огрел себя хвостом по ляжке. - Чего уставился, недоумок? Чтоб еще меня убогие жалели!..

Знахарка смерила его взглядом:

-Тощий и злой, как шатун по весне. Красный Снег - не твое, часом, имя? Наслышана.

-И что рассказывают? - он насмешливо оскалился.

-Уж рассказывают. Ты гонор-то попридержи, здесь твоего лорда-хозяина нет. Кормить и лечить тебя буду я, а не он.

Альбинос поднялся, не обращая внимания на боль. Прищурился, глядя женщине в глаза. Заговорил тихо, но слова клокотали в горле.

-Мой хозяин сам, лично направил на меня мушкет. Не побрезговал встать среди низкородных. Повезло, что стреляет он хуже бабы. Если встречу - вырву ему хребет и раздавлю голову зубами. Я больше не защитник, для меня правил нет. И хозяина нет. Я, наконец, смогу убить того, кто им был. Того, ради кого я три года назад остановил крылом вражеский меч - и навсегда забыл, что такое небо. Думаешь, раз вытащила пулю, я тебе чем-то обязан? Ждешь благодарности? За что, за хромую лапу? Можешь крыло мне вернуть? Нет? Тогда закрой рот, женщина.

Бира сверкнула глазами, подняла с земли котелок - казалось, сейчас кипятком окатит. Вместо этого она молча подошла к притихшему Спао, осмотрела голову. Пуля прошла вскользь, содрав кожу, рана была чистой и уже начала подживать.

-Тебе - только отдых и сон. Рана неопасна.

С этими словами она ушла в дом. Повисло неловкое молчание. Рыжок вылизывал Молчуна, мрачно поглядывая на альбиноса. Спао бесцельно бродил кругами перед домом, повторял одну и ту же фразу:

-Спао хочет к хозяину... Спао хочет к хозяину...

-Спао хочет сдохнуть, - протянул Снег с той же интонацией, передразнивая старика. Тот обиженно взревел.

-Хозяин хороший!

-Да-да, хороший добрый хозяин вспорет тебе брюхо и намотает кишки на меч. Может, даже пнет напоследок от избытка любви. Ложись спать, недоумок. Слышал, что тебе травница сказала?

Спао замер, вид у него был несчастный. Казалось, он честно пытался понять, как хозяин может быть плохим.

Рыжок вздохнул. Спао и Снег - одногодки. Но один выглядит стариком, изможденным, измученным жизнью, а другой - в расцвете сил. Почему так? Это альбинос особенный, или что-то сжигает Спао раньше времени, забирая у него годы? Спао выжил чудом, пуля оглушила его, иначе, даже раненый, он побежал бы за хозяином. Такие, как он - все погибли. Остался злобный Снег, Молчун, не проронивший ни слова, и он, Рыжок. Сопляк, которому на вид не больше пяти месяцев, хотя пошел уже второй год.

Солнце клонилось к закату, поднялся ветер. Неожиданно холодный, резкий. Осенний. Альбинос привстал, поднял голову, жадно слушая, как шелестят кроны. Расправил здоровое крыло навстречу ветру. Он даже не повернулся, когда скрипнула дверь - знахарка несла котелок, густой запах травяного отвара наполнил воздух.

Молчуну пришлось лить в пасть по кружке: он пытался лакать сам, но больше разбрызгивал, чем глотал. Тем же отваром Бира промыла рану.

-Наутро видно будет, а пока - только надеяться.

Она оттерла пот со лба, села рядом, на траву.

-Ну, Рыжок, рассказывай. Что беда случилась, я уже вижу.

-Сопляк тебе много не расскажет, - перебил Снег. - Он пришел ночью и видел только поле, заваленное трупами. Обычно люди убивают там друг друга, но мы лишили их такой радости. Я помню свою первую битву. Тогда против нас были люди и кони. Все просто: убивай врагов хозяина, купайся в крови. А когда у врага - такой же защитник, ты и рад бы убить обоих, да не можешь. Защитники против защитников - генералы что, умом тронулись? Мы сорвали битву, было много слов про оскорбленную воинскую честь и бога Мерраху. А потом нас перестреляли, как псов. Я заполз под раненого, он хрипел и дергался, пока шею не перерубили. Кровью несло отовсюду, привкус был даже на языке - словно я сам порвал недобитку горло. Никогда не думал, что кровь может пахнуть так мерзко. Были, кто выжил, затаился, но стоило хозяевам отойти - бросались следом. Я лежал под тяжелой тушей и думал, когда ж мой черед, когда зов внутри заставит выскочить и побежать за хозяином. А оказалось, что мне плевать. На зов и на хозяина. Когда люди ушли, я попытался вылезти и не смог. Ночью пришел сопляк, искал живых. Помог выбраться. - Снег повернулся к Рыжему. - Да, и что ты забыл на том поле?

-Меня отправили из храма с письмом. - Рыжок был недоволен, что его перебили, но альбинос прав - о таком должны рассказывать очевидцы. - Сказали, что послание важное. Передать лично главнокомандующему Эртайгона.

Бира слушала, лицо ее все больше мрачнело. Когда защитники замолчали, она высказалась резко и зло.

-И они еще называют себя воинами? Выродки. Совсем озверели. И Мерраху этот - никакой не бог. Гнусная тварь, которая играет с чужими судьбами.

Рыжий изумленно замер - он жил при храме Мерраху и привык к другим словам в адрес бога. Снег же и ухом не повел, только спросил:

-И где сейчас это письмо?

-Не знаю... может, потерял, пока тебя вытаскивал. Какая теперь разница?

Бира присмотрелась, подошла к Рыжему.

-Шлейка посыльного цела... - узкая лента была почти незаметной в гриве. - И письмо на месте.

-Ты сможешь его прочитать?

-Рыжок, я живу в глуши, но читать не разучилась.

Знахарка внезапно нахмурилась. Повертела письмо то так, то эдак.

-Оно пустое. Это просто клочок бумаги.

Снег скривился.

-Какой в этом смысл, женщина? Там должно что-то быть.

-В нем ничего нет. Рыжок, кто тебе его дал?

-Жрец... Они не называют имен. Даже пахнут почти одинаково. Сказал - главнокомандующий будет ждать на Полях Славы. И чтоб я поторопился. Но люди ушли еще днем...

Бира покачала головой.

-Бессмыслица какая-то. Войска никогда не остаются в тех местах на ночь, это дурная примета. Всегда отходят под ближайшую деревню. Ты все верно расслышал? Тебя отправили к Полям Славы или к деревне рядом с ними?

-Нет, про деревню не было ни слова. Мне несколько раз повторили, куда лететь.

-Значит, кому-то было нужно, чтобы выжившим помогли, - знахарка задумчиво вертела в руках пустое письмо. - Это - единственное объяснение, которое приходит на ум. Но жрецы?..

-Только не жрецы Мерраху, - фыркнул Снег. - С благословения этих шакалов нас пустили в расход. Скорее, сопляка отправили сдохнуть вместе со всеми.

-Какой в этом толк? - Бира пожала плечами. - Судя по твоему рассказу, те, кто остались при храмах, тоже мертвы, вряд ли их пожалели. Незачем отправлять фальшивое письмо, если можешь убить на месте.

-Значит, кто-то помогает нам? - встрепенулся Рыжий.

Женщина вздохнула, потрепала его по холке.

-Или играет с вами. Пойду я спать, Рыжок. День был тяжелый.

Дверь за ней закрылась с протяжным скрипом. Старый дом в сумерках напоминал больного, взъерошенного зверя. Из-под покосившейся крыши с писком вылетела летучая мышь, исчезла в темноте. На лес опустилась тишина, только шуршали по кустам ежи. Ветер приносил запахи мелких зверьков, копошащихся в прошлогодней листве. Спао что-то бормотал себе под нос про Снега и хозяина, изредка тяжело вздыхал Молчун. Альбинос бродил вокруг дома, мышковал. И ведь не жалел больное плечо, наловчился: временами слышался короткий писк и тут же обрывался, сменяясь сочным хрустом.

Рыжий наблюдал за ним, положив голову на лапы. В животе урчало. Он, в отличие от Снега, не умел охотиться даже на мышей. Альбинос сволочь, но старше, умнее. Больше знает о жизни. Рыжок, конечно, привел защитников в безопасное место, к лекарю... Только дальше что? Какой из него вожак? Вспомнился умирающий, которого Рыжок бросил на том поле. Он бы все равно не выжил, но разве так поступают вожаки?

-Чего раскис, сопляк? - Снег подошел бесшумно, как привидение.

Рыжок отвернулся. Глупо изливать душу перед злобной бестией. Но он устал все держать в себе, потому нехотя ответил.

-Я оставил там раненого... Он был хуже Молчуна, не смог бы даже подняться. Но он еще дышал. А я бросил его. Испугался. Сбежал. Я не знаю, что делать дальше, куда идти... Какой из меня лидер?

Снег молча бросился на него, молотя лапами по морде и шее. Шерсть полетела во все стороны, Рыжок вскочил, ошалело отпрянул. Но альбинос словно взбесился - лупил наотмашь, выпустив когти. Отпустил, только когда выдохся. Рана на его плече разошлась, шерсть потемнела от крови.

-Еще хочешь поныть? - свирепо прорычал Снег. - Нам нужен лидер. За неимением лучшего - сойдешь.

Рыжий почти ослеп от крови, заливающей глаза, и налипшей на морду шерсти. Глубокие царапины горели огнем.

-Почему не ты сам? - прошипел он, отступая.

-Потому что тогда я порву глотку Молчуну, чтоб не мучился. И недоумку, чтоб не висел мертвым грузом. А потом и тебе, сопляк, - когда разозлишь. Я хороший вожак сам себе, а не вам. Хочешь по-моему?

«Снег обезумел, - ужаснулся Рыжий. - Так легко говорит об убийстве, может и загрызть... Я не лидер, но больше некому. Спао даже о себе не позаботится. Молчун - хорошо, если выживет...»

Альбинос будто почувствовал эту перемену, фыркнул, отошел. До утра было тихо.

На рассвете, едва небо стало светлеть, Бира разбудила Рыжего.

-Кто это тебя? А, чего я спрашиваю, у вас же только один бешеный, - она сердито глянула в сторону спящего Снега. - Мне твоя помощь понадобится. Как услышишь рожок - беги туда.

Рыжий кивнул, провожая женщину взглядом.

Солнце уже поднялось над деревьями, разогнало ночной холод, когда раздался выстрел и вслед за ним - сиплый, заунывный звук рожка. Рыжий помчался на звук, петляя среди деревьев. Звук становился ближе, громче, пока защитник не выскочил на большую поляну. Пахло кровью и порохом, в траве лежал подстреленный олень. Бира ждала на опушке. Завидев Рыжего, она повесила рожок на пояс.

-Поможешь оттащить к дому? Мне одной - полдня возиться.

-С радостью, - защитник ухватил добычу за шею и поволок. Сегодня всем будет еда, даже белому гаду. И это лучше, чем мышей жевать. Спао обрадуется, Молчун поправится быстрее на сытый желудок. Пусть не Рыжок поймал оленя, но это он несет добычу своей маленькой стае. А когда-нибудь сам научится охотиться для них.

Завидев его, Спао вскочил, громко, довольно заурчал. Его счастливая морда была лучшей наградой, но голос альбиноса окатил, как холодный душ.

-Сопляк стал охотничьим псом? Дичь для хозяйки таскает?

Ночная вспышка ярости не прошла бесследно: когда Снег попытался встать, раненая лапа его подвела. С коротким злым рявком он упал на землю, зашипел, бессильно молотя хвостом по бокам.

Рыжок выпустил оленя, облизнул усы. Тряхнул головой и решительно направился к Снегу. Тот оскалился, из горла вырвалось клокочущее рычание. Глаза бешено сверкнули. Но молодой защитник не отступил; придавив его лапой к земле, стал зализывать рану. Снег зарычал громче, выпустил когти. Его хвост хлестал по траве, как плеть. Рыжок знал: стоит показать слабость, вздрогнуть, и альбинос вцепится в него. Покалечит, а то и убьет.

-Не надо! - испуганно мявкнул Спао, отскакивая от них. - Бой будет, плохо!

Старика не услышали. Рычание сорвалось на злобный вой - оставив рану, Рыжок принялся вылизывать клочковатую белую гриву. Снег ударил подростка задними лапами в бок, выворачиваясь. Рыжий молча схватил его за горло. Хватка была неожиданно сильной, альбинос замер. Язык, жесткий, как наждак, прошелся по его сморщенной морде. Стоило Снегу зарычать, Рыжий кусал его, а потом опять вылизывал. Альбинос был вынужден терпеть. В конце концов, он сдался. Прошипел мрачно:

-Хватит. Твоя взяла, сопляк.

Рыжий медленно отошел, расправив крылья. Повернулся, обвел взглядом поляну. На лице Биры было одобрение. Спао сидел взъерошенный, прижав уши к голове, - он еще не совсем понял, что произошло. Даже Молчун привстал.

Альбинос смерил их презрительным взглядом, фыркнул. Но его оставили в покое. Дел с утра хватало и без Снега: принести воды из ручья, растопить печь, разделать оленью тушу... Знахарка лучшие куски забрала, бросила в большой котел.

-Молчуну отварное, пока болеет, а вы и так привыкли. Все, что осталось, делите сами.

Из приоткрытой двери потянулся густой, горячий запах мясного бульона. Бира присела на крыльцо, достала из сумки травы и сосредоточенно перебирала их, не обращая внимания на звуки звериной трапезы.

Рыжий сам приволок Снегу его долю - ногу с большим куском брюшины. Альбинос, вцепившись в окорок, глухо заворчал, но Рыжок уже отвернулся. Подошел к туше, лег рядом со Спао и принялся за еду. Глядя, как они глодают каждую косточку, обчищают языком до белизны, Бира хмыкнула. Четверо таких великанов одним оленем не наедятся.

-Досыта кормить не смогу, иначе дичь уйдет. Придется вам пока впроголодь.

-Можно скот таскать, - неуверенно предложил Рыжок. - Если ночью, никто не узнает...

Снег резко повернулся.

-Идиот. Хуже Спао. Ты следы заметать умеешь, сопляк? Люди начнут искать, придут сюда. Убьют и нас, и травницу.

Рыжий умолк. Его признали вожаком, но от язвительных нападок это не спасло. Может, и к лучшему - Снег был прав.

-Воровать скот - дрянное дело, - согласилась Бира. - Люди по окрестным деревням небогатые. Корова семью кормит, а без быка поле не вспашешь. Так что про скотину забудьте.

Она встала, подошла к Молчуну - осмотреть и промыть рану. Молчун с утра чувствовал себя немного лучше, хотя багровая воронка на груди выглядела жутко и сладковатый запах, еле ощутимый, незаметный для человека, исходил от нее. Этот запах не давал Рыжему покоя, но Бира и так делала, что могла.

После обеда знахарка накормила Молчуна вареной олениной. Зверь жадно вылакал теплый бульон, проглотил мягкое, разваренное мясо. В его глазах появился живой блеск. Бира погладила львиную морду.

-Нос горячий, но взгляд бодрый. Так просто не сдашься, да?

Бурый уркнул и лизнул ее руку.

К вечеру Молчуну стало хуже. Гнилостный запах усилился, лихорадка вернулась. Знахарка отпаивала защитника травяным отваром, дважды промывала рану, но это не помогло. Болезнь дала всего день передышки. Теперь она безжалостно вгрызалась в тело, будто стремясь наверстать упущенное.

Рыжий лег рядом, обнял Молчуна, слушая, как бьется его сердце - слишком быстро, как после бега. Бира сидела с ними до самой ночи, гладила темную гриву; волос стал слабый, ломкий. Когда луна спряталась за деревьями, травница ушла в дом, наказав позвать ее, если больному зверю станет хуже.

Рыжок все же задремал - чутко, как умеют лишь звери. Но вместо сновидений пришла вязкая, холодная темнота. Черный дым обволакивал, проникал в тело, под кожу, сдавливал грудь. Тьма сгущалась, забивая нос и уши. Рыжий попытался вскочить, но ватное тело не слушалось. Ужас охватил защитника: не только за себя - за беспомощного Молчуна, за свою стаю, за Биру. Он не мог даже зарычать, предупредить их. Внутри все заледенело. Время остановилось: ни стука сердца, ни дыхания, только нарастающая жуть...

Краски и звуки нахлынули внезапно, в один момент. Рыжок вынырнул из глубокого омута. Чернота исчезла. Вернулись ночные шорохи, запахи леса. Огонек свечи в окне. Под боком сопел Молчун, его дыхание было ровным и спокойным. Рыжий дышал тяжело. Сердце колотилось, дрожали лапы. Но сколько ни вглядывался он в темноту, сколько ни вслушивался - ничто не нарушало спокойствие леса. Обычная осенняя ночь. От земли тянуло холодом, холодные точки звезд сверкали над землей. В темных кронах пищали мелкие зверьки.

Приснилось... Рыжий поежился - уж слишком реальным был кошмар. Уснуть он уже не смог, вздрагивал от каждого шороха. Только с рассветом страх отступил, растворился в светлеющем небе.

С утра Бира осмотрела Молчуна, ее лицо не было таким мрачным, как накануне. Рыжок с надеждой посмотрел ей в глаза.

-Как он?

-Не хочу обнадеживать. Но выглядит получше. Лихорадка ушла, рана чистая...

Рыжий потянул носом воздух - запах, который так тревожил его, исчез. Совсем.

День выдался пасмурным, временами срывался мелкий дождь. Лес притих, нахохлился, как сердитый воробей. Первые желтые листья стыдливо прятались в зелени, серое небо навевало тоску. И все же день был радостным - уже в обед Молчун встал, пошатываясь, сам добрел до ручья. Счастливый Рыжок вылизал ему всю морду, вдвоем они укрылись от дождя под яблоней. Вскоре к ним присоединился и Спао, лег с другого бока, согревая бурого. Молчун замурчал - на каждом выдохе раздавалось звучное «Урррх, урррх».

Альбинос держался поодаль, не разделяя общей радости. Почти весь день он дремал, изредка поднимая голову, если раздавался резкий звук. Рыжий был даже благодарен ему за молчание. Снег парой злобных слов мог разрушить хрупкую, уютную теплоту.

Бира удивлялась, как быстро и внезапно Молчун пошел на поправку. На безмолвный вопрос Рыжего она только руками развела.

-Нам и о болезнях людей известно мало. О болезнях животных - тем более. А защитники появились семь лет назад, словно из ниоткуда, никто до сих пор не знает, что вы такое. Я была лекарем при армии Эртайгона, видела, как люди умирали, если их раны пахли гнилью. Или оставались калеками, без руки или ноги. Но иногда случаются странные вещи... - знахарка покачала головой. - Эта ночь была переломной. Молчун справился. Он выживет.

-Хороший, - Спао радостно ткнулся мордой в бурый бок. - Хороший!

Рыжок почувствовал, как растворяется гнетущая тяжесть последних дней, на душе стало легко, даже осенний дождь казался теплым.

Так на смену отчаянию приходит надежда...