ИССКУСТВО ОДЕВАНИЯ

Aaz

Солнечный свет легонько стекал с зонтиков летнего кафе. Навстречу ему поднималось марево с раскаленного асфальта. Я шел привычным путем, вдыхая эту летнюю жару, ощущая приятную щекотку от слабых колебаний воздуха.

Она лежала в тени зонтика, почти сливаясь с нею. Вольготно развалившись, щурилась на залитую ярким светом мостовую.

Я остановился, глядя на нее. Хороша! И поза очень удачная. Она повернула голову, уставившись на меня своими огромными зелеными глазами. Ну, как же, шляются тут всякие, рассматривают. Можно сказать, мешают!

Любой другой бы после такого взгляда ушел восвояси, или хотя бы попробовал заговорить. Я же просто смотрел. Я смотрел на линии ее тела, на позу, на пропорции, и мои мысли скакали все быстрее. Я примерялся и так, и эдак, и чем больше смотрел - тем больше она мне нравилась.

- Ну, что уставился?

Ах, как больно падать с возвышенных небес на землю! На грешную землю, покрытую старым, растрескавшимся асфальтом. И голосок хриплый, и сказано так, что все мои воздушные замки разом хряпнулись и рассыпались мелкой пылью.

- Смотрю, леди, смотрю на вас, и любуюсь. Вы очаровательны! Вы прекрасны, как эта тень в жаркий полдень, как яркий блик...

- Вали давай.

Я повернулся, и пошел дальше. Нет, я ничуть не был расстроен. К грубости девушек я давно привык. Да и понять их можно - мы, самцы, пристаем к ним совершенно вульгарно, а уж то, что происходит потом... Нет, найти утонченную натуру, с которой можно поговорить о музыке, о птичках - это редчайшая удача!

Наш мир прагматичен и прост. Либо ты охотник, либо на тебя охотятся. Черное и белое. Полутонов нет. К чему выкрутасы и политесы?

Я привык к этому, но не собираюсь принимать данность за единственно возможную.

Я двигаюсь по залитому солнцу проспекту, и слегка улыбаюсь в усы. Предчувствия ерошат загривок а фантазия скачет рядом с воплями "Э-ге-гей".

Я поглядываю на нее снисходительно. Сколько раз мы вот так прогуливались по этим улицам с редкими прохожими - и что? Хоть раз ты осуществлялась полностью?

Фантазия ничуть не расстраивается, а прыгает восторженно: "Ну, может, на этот раз? Может, сейчас?".

Уймись глупая. Уж точно - не сейчас.

Я не спешу. Иду тем же маршрутом, что и вчера. Но сердце волнительно бьется - будет, или не будет? Я стараюсь смотреть вдоль проулка, и не ускорять шаг. А в душе поет весенняя птица, и толкает нетерпение - ну же! Ну! Там, или не там? Ждет, или вчера был случайный и единственный шанс?

Ждет.

Она лежала там же, только поза была не вольготная, расслабленная, а деловая. Застыв сказочным сфинксом, и широко раскрыв изумрудный взор, она следила за тем, как я подхожу, и как прохожу мимо...

Нет. Не прохожу.

Я останавливаюсь, и все так же неспешно поворачиваюсь к ней, прижав к носу цветочек. Кстати, безвкусный и аляповатый, почти не пахнущий. Но зато такой яркий и привлекательный. Я стою, прижав этот цветочек, и смотрю на нее. На изгиб спинки, на чуть торчащие плечи, на изгиб ее попки....

И на чуть колышущийся хвост.

Сегодня она ничего не говорит. Тем лучше. Я отрываю цветок от носа, и двигаюсь дальше. С легкой улыбкой. Да, приманка заброшена, и я удаляюсь с восхитительным чувством охотника, играющего со своей мышью. Мы все либо охотники, либо жертвы.

Я очень люблю это чувство! Я млею от одного осознания, что там, сзади, девушка уже поймана, связана, и прикована, хотя она искренне думает, что свободна.

Но настолько прочной связки не ожидал даже я.

- Эй! Подожди!

Я оглянулся. Она догнала меня быстрыми скачками, потом встала на задние лапы.

- Ты чего?

- В смысле?

- Ну, чего ты пялишься? Ходишь тут, строишь из себя... человека. Чего тебе надо?

- Леди... Я просто любуюсь вами....

- Ну, ладно заливать-то! Прям, нашел музейную редкость... Таких, как я - в каждом квартале десяток.

- Нет, нет, и еще раз - нет. Вы удивительны. Вы обаятельны. А ваше ухо... Оно приводит меня в тихий восторг!

Она дернула означенным ухом. Да, ухо было очень своеобразным. Видимо, ее мама была черепаховой окраски, или уж не знаю, почему столь черной кошке досталось правое ухо рыже-серо-зеленого оттенка.

И это ее совсем не портило.

- Вот же, далось тебе мое ухо...

- Мне нравится не только ухо, - с достоинством ответил я, и повернулся, чтобы пойти дальше.

- А чего ты ходишь-то? Чего смотришь? - настойчиво спрашивала она, заглядывая мне в морду.

- А почему бы и нет? - я делал вид, что отворачиваюсь.

- Ну, может ты чего хочешь?

- Да что вы, леди! Как я могу себе позволить?!

- Да че ты ломаешься? Так и скажи...

- Нет, леди. Я не могу себе этого позволить....

- Да чего тут позволять? Так и скажи...

- Вы примете меня за извращенца, сударыня...

Она остановилась.

Я - тоже. Оглянулся. Она стояла, красиво пустив хвост по ноге между коленок, и с подозрительным прищуром смотрела на меня.

- Это что же ты такое удумал, гад полосатый?

- Подумайте до завтра, леди, действительно ли вы хотите это узнать? Если нет - я пройду мимо, как тень от облака, и не оставлю в вашей жизни ни следа, ни котенка.

И пошел дальше.

- А чо до завтра ждать? - крикнула она мне вслед.

- А куда спешить? - ответил я через плечо. - Не март, чай!

И элегантно махнул хвостом.

Сладкое, сладкое ощущение надвигающегося чего-то. Я знаю, что потом придет разочарование. И двое разбегутся, стыдясь смотреть в глаза друг-другу. Но это будет потом. А пока...

Пока она ждет. Ждет со страхом и надеждой. Со страхом, что все закончится банально - хвост в сторону, и "мяяаааааа!". Или хуже того, что вообще ничем не закончится. Что обнюхаемся, и разбежимся.

И с надеждой на то, что будет "что-то". Что - она сама не знает. Но хочет чего-то волнительного.

Будет. Ой, будет! Но не все волнения приятно вспомнить.

Я каждый раз завидую им и жалею их. Это мне все это почти привычно, а они почувствуют в первый раз. Есть в этом ощущении что-то особенно извращенное - ввести девушку в соблазн, провести по всем изгибам искушения, и потом бросить наедине с собой.

Я глажу лоскутки материи, выбирая и примеряя. Воображение на каждый жест скептически машет головой или одобрительно кивает подбородком. Я и сам вижу, что это - слишком, а это - неуместно. Но так хочется!

Ладно. Отложим. Но недалеко. Вдруг пригодится?

Воображение на пару с надеждой вальсируют между тремя кучками одежды, приглашая меня с собой. Но я выхожу на пасмурную улицу чтобы отправиться в долгий вояж по переулкам.

Не пришлось.

Она лежит у входа в подъезд разглядывая пустынный двор.

- Ой, - тихо говорю я, когда она поворачивается.

- А я думала, что ты уже ушел, - говорит она.

- Что, давно ждешь?

- Ну.... - она проводит языком по плечу.

- А чего же тогда не зашла?

- А куда спешить? - поднимает она свои роскошные глаза с искорками смеха.

Да. Удачно вернула. Нет, не зря я на нее глаз положил!

Вот тут я замешкался. Фантазия с Воображением дружно пнули меня в бока. А я знаю их вздорный характер, и то, что толкают они вечно на неприятности. Но так соблазнительно поддаться!

- Тогда я приглашаю вас, леди, к себе. Я собираюсь насладиться вашим прекрасным телом во всей его красоте и совершенстве.

Она неспешно отвела взгляд.

- Вечно вы, мужики, как завернете... Нет, чтобы просто сказать: давай потрахаемся. Или даже просто, без слов...

Я открыл дверь подъезда, приглашая ее внутрь. Она недоуменно подняла бровь.

- В этой старой, опасной норе, в этом склепе людей? Чем тебе здесь не нравится?

- Я проверил, это здание не развалится от наших игр. Внутри не так плохо, как ты думаешь. А то, что хочу тебе предложить, здесь не получится.

Она пошевелила носиком в сторону подъезда. С сомнением.

Если бы не столь ответственный момент - я бы наступил на свой хвост. А так он мотался из стороны в сторону, выдавая мои чувства.

Она встала, и сунула мордочку в темный проем двери. Понюхала, вытянув хвост горизонтально.

И вошла.

Я медленно затворил дверь.

- Не спешите, леди.

В темноте подъезда ее глаза вспыхнули, когда она взглянула мне прямо в лицо.

- Позвольте вашу лапку. И мы взойдем по лестнице...

- ... как два человека! - презрительно закончила она.

- Именно так, моя пушистая. Именно так.

Лапа дернулась, и я долю секунды раздумывал - отпустить, или удержать?

Что лучше?

Но не пришлось. Дернулась, и осталась. Я предусмотрительно держался подальше от перил, чтобы она могла положить на них вторую лапу. Так мы и поднимались по лестнице, и от этого ощущения, от ладного и плавного ступания двух пар лап по древним ступенькам - у меня сладко колотилось сердце.

Мы поднялись на третий этаж. Я предупредительно распахнул перед ней дверь.

Она помедлила.

- А что должна делать человечица, входя в комнату?

- То же самое. Входит, как кошка, оглядывается, и располагается в самом уютном углу.

Сердце билось, как весенняя капель. Неужели? Неужели я угадал настолько, что это - она?

Она вошла. Не совсем так, как я представлял, но все-таки достаточно похоже.

Как она отнесется? Что скажет, что подумает?

Что сделает?

Она встала на четыре лапы, задрала хвост кверху, и пошла вокруг, рассматривая и принюхиваясь.

- И это все - мне?

- Не все. Но частично - да.

Она поставила передние лапы на постель, застеленную зеленой бархатной занавеской, и вопросительно посмотрела на меня.

- Позвольте вам помочь?

Еще бы она не позволила. Как одеваются люди она знала исключительно по детским сказкам.

Я взял трусики, беленькие, как пенка от молока. Усадил ее на край, и просунул одну лапу, потом - другую.

И медленно потянул их вверх. Зная, как сейчас пушится шерстка на лапах, и как бежит по телу сейчас щекотка, обгоняя ткань, как чешется в ушах...

Хвостик пришлось поймать, и прижать к ноге. Кому другому за это оборвали бы уши, но она уже на крючке, поэтому только зашипела. Виновато...

И вот на абсолютно черной кошке (только белые "носочки" на лапках) появился ярко-белый треугольник. Я почувствовал, как в груди сладко екнуло. Это было так... неправильно! Но так красиво! Потом последовала маечка. Я специально выбрал эту, чуть розоватую, блестящую, она скользнула по шерсти, и села как влитая. Я с трудом оторвался от этого очаровательного зрелища, и поднял взгляд вверх, с усилием, как будто это был тяжеленный камень.

На меня смотрели ее зеленые глаза. Задумчиво смотрели, с легким интересом. Неужели ей тоже нравится? Нетерпение толкало меня под хвост, пинало по ребрам, но внушительный Опыт молча держал за шкирку.

Куда спешить?

Я поднял очередную деталь одежды, ярко-розовую, с какими-то плоскими аляповатыми цветочками. Эта часть всегда вызывала во мне двойственное чувство досады - с одной стороны, это необходимый элемент и атрибут. С другой - может, человечиц оно и украшало, а на кошке сидит, как на корове седло.

Одевать или не одевать? Отступить от традиций в угоду эстетике, или наступить логике на хвост, и пусть все будет как будет?

Она позволила примерить на себе, и сказала:

- Неужели у них были такие большие?

- Нет, моя леди. У них были разные. И этот атрибут позволял сделать имитацию по-настоящему больших даже тем, кому похвастаться было нечем.

- А они этим хвастались?

- Да, и часто. У самцов было любимое занятие меряться пиписьками, а самок - сиськами.

Она расслабилась, и даже улыбнулась.

- Да, твоим не померяешься.

- Ну, и твоими тоже. Надеваем?

- Конечно! Только оно не будет висеть?

- Не будет. Он прочный, для этого и сделан. А внутрь мы положим что-нибудь для упругости.

Я так и сделал. Продел ей лапы в лямки, и застегнул сзади. Она погладила лиф снаружи, и я дернулся - ну, а как сейчас скривится от отвращения?

Нет.

Просто попробовала. Ну, конечно! Она же не знает, как должно быть, и какие они бывают.

- Встань! - попросил я ее.

Теперь было самое главное и самое сложное. Одеть платье.

Мы промучились с этим минут пять. Надо было подтянуть, оправить, уложить - все таки это чужое платье! Но мы справились.

Она шагнула, слегка пошатнувшись. Все таки все это весило немало, и я еще помню, как впервые надел костюм.

И страшные ощущения после этого. Ощущения, когда не чувствуешь окружающего мира.

- Это еще не все... - тихо сказал я. Ожидая справедливого "по ушам".

- А много еще? - страдальчески спросила она.

- Не много. Но зато - самое сложное.

Она позволила себя усадить. И я приступил к действительно самому сложному. Подобрать туфельки под ее ногу, да так, чтобы они были и не слишком стоптанными и хоть чуть-чуть подходили к платью...

Но какое это удовольствие - примерять туфельки на ладную лапку, одетую в гладкий коричневый чулок.

Все равно не подобрал. Но хоть как-то налезают. И то ладно.

- Вашу лапку, леди.

Она вложила ее в мою с чисто человеческой грацией. И осталась сидеть. Я потянул на себя. А она сделала такую потешную мордочку, что мне потребовалось напрячься, чтобы не рассмеяться.

- Я же упаду!

- Я подержу. Вставай. Это не так страшно, как кажется.

Она все-таки рискнула. Я не возьмусь словами описать ощущение, охватившее меня. Восторг, смешанный с нежностью и благодарностью. Она отдалась мне полнее, чем во время секса. Она вручила мне всю себя, позволив сделать из нее нечто совершенно невозможное, но такое очаровательное и соблазнительное!

Черная головка классической формы, настороженные черные ушки, зеленые глаза. И от плеч - ярко-розовое платье с алыми разводами. Облегающее выпирающий вперед лиф, заполненный... Нет, я прекрасно знаю, чем он заполнен, но тут можно чуток мазнуть взглядом, и забыть. А воображение наполнит его черным мехом, и все будет очень натурально - облегающее соблазнительные выступы розовое платье, особо яркое на черном глянцевом мехе. И черный делает цвет материи ярче, а яркая ткань как бы подсвечивает ее обнаженные плечи и бедра.

- Поверти попкой! - попросил я, отступая на шаг.

Она, как ни странно, поняла. Вместо того, чтобы смешно и бесполезно дергать хвостом - повернула талию в одну сторону, в другую.

Вот теперь я почувствовал, как возбужден. Воображение с Фантазией сзади тихонько обсуждают результат. Я прислушиваюсь. Да, пожалуй, Фантазия права.

- Погоди! - бросаю я, торопливо кидаясь в соседнюю комнату.

Где же оно было? Редкая вещь, но где-то же я ее видел! За шкафом? Нет. На шкафу? Тоже нет. Под шкафом? Вот, это, наверное, оно!

Я выволакиваю ее, и с отвращением встряхиваю несколько раз, поднимая облака пыли. Ну, можно еще пару раз хлопнуть об стенку. Конечно, цвета не столь яркие, но хоть в тон подходит, и то неплохо.

Возвращаюсь в комнату, и замираю в снисходительном восторге.

Она пытается пройтись в этих человеческих туфлях! Это очень комичное, и в то же время - милое зрелище. Она оглянулась на меня, и совсем засмущалась. Я не стал ничего говорить, подхватил ее под локоть, и помог освоиться в столь непривычной форме. Подвел к зеркалу.

И уже там, дав ей налюбоваться на свое отражение - надел на уши шляпку. Слегка потертая, пыльная, серо-голубая шляпка с ленточкой, когда-то темно-синего цвета.

Другого нет.

И из под нее торчит разноцветное ухо.

Она вглядывается в мутное стекло, и спрашивает:

- Как же они ходили? Вот так - всегда?

- Да! - восторженно выдыхаю я. - Они каждый день могли надеть другую шкуру! Раскрасить себя сегодня - так, завтра - по другому! Каждый встречный издалека видел, в каком она настроении, и нюхать было не надо! Если она хотела показать, что грустит, или печалится - у них были темные цвета, и бесформенные одежды, чтобы каждый мог выразить ей свое сочувствие. Если она хотела показать, что готова к спариванию - она могла одеть яркие, облегающие одежды. Для охоты они одевались в специальные плотные костюмы, для отдыха - в другие, легкие, яркие.

- А я одета для отдыха или для спаривания?

- А это нечто среднее. В этом платье, как я думаю, человечицы гуляли со своим избранником, позволяя ему насладиться их манерами и видом, а потом позволяли снять все это, и отдавались со страстью и наслаждением!

- Одевать, чтобы снять? Фррр!

- Ты не понимаешь! Люди любили и умели создавать! Ты не представляешь, какое удовольствие и наслаждение в том, чтобы пользоваться вещами!

- А ты... А тебе приятно снимать все это?

- Конечно! - с жаром воскликнул я.

- Тогда.. Может, снимешь?

Милая моя киска... Ты, конечно, не понимаешь, какое великое искусство одевания придумали люди. Даже я этого не понимаю. Я занимаюсь этим всего пять лет, а они тренировались всю жизнь! Поколениями! Они оттачивали мастерство веками, и поэтому раздевать друг-друга им было в десять раз приятнее, чем мне.

Но куда спешить? Только заманив девушку в свое логово, только уговорив ее надеть чуждые ей тряпки - и уже снимать?

А как же наслаждение использования?

- Может, пройдемся? - спрашиваю я. - Если ты еще не устала. Ведь все это надо было не только снимать, но и носить!

- Тяжело... - она дернула плечом. - И непривычно. Я совсем ничего не чувствую! Как... Как в одежде!

- Ты и есть в одежде!

- Я знаю. Чувствую. Но... Но я не знала, что это - так. Я... Я очень смешно выгляжу?

- Нет, что ты! Ты выглядишь обалденно! Ты так похожа на человечицу, что я тебя обожаю! Я восхищаюсь и наслаждаюсь тобой!

- И тебе это нравится?

- Безумно! - честно ответил я.

И не важно уже, что скажет она дальше. Главное - чтобы не порвала, если вдруг кинется снимать. Так тяжело находить пригодное и приводить его в нужное состояние! Я и так был благодарен ей за то, что смог полюбоваться на ее одетую фигуру, на то, как она держится в платье и туфельках, и не сбрасывает шляпу...

Я получил свое удовольствие! Поэтому могу быть честным.

Но она не зафырчала, не стала драть одежду когтями. Только вздохнула.

- Хорошо. Пойдем.

Я почувствовал, как становлюсь втрое толще, как шерсть встала дыбом, и как вырастают крылья.

Неужели!

Неужели я смогу выйти на улицу! С ней, одетой так, как мне нравится! Я так ждал этого, столько времени!

Брюки сзади задираются неприличным горбом, когда хвост пытается расправиться и встать торчком.

- Один момент, леди!

Ну, мне-то одеваться недолго. Костюм дополняют трость и шляпа.

Мы осторожно спускаемся по лестнице. То, как идет она сейчас не сравнится с тем, как она поднималась. Наверх шла ошалелая и косолапая кошка. Вниз спускается светская леди, которая идет не спеша, а куда спешить?

Нет, конечно, под одеждой все та же неуклюжая мурка, но стоит чуть скосить взгляд, и Воображение превращает ее в человечицу, а Фантазия сразу дополняет ее неуклюжую походку и легкой усталостью, и эдаким кокетством.

Мы выходим на улицу. Из темного подъезда на потрескавшийся асфальт двора. И сразу же наши шаги эхом отражаются от стен старинных домов.

- Ногу чуть приподнимай, - советую я. - Совсем чуть-чуть. Под платьем не будет видно, зато не будешь шаркать.

Мы идем по двору, и я держу ее под локоть, всей своей шкурой ощущая восторг от того, что иду как денди, и веду свою леди.

Я не знаю точного значения этих слов, но мне кажется именно так. И мне хорошо!

Один круг по двору. Что поделать - хождение по-человечески требует особого умения, достигающегося длительной тренировкой.

Но даже этот круг мне удается совершить не чаще раза в год! Поистине, у меня великолепный день сегодня!

Обратно по лестнице она идет уже не скрывая утомления, тяжело опираясь на перила и на меня. В комнате я вижу, что она с трудом удерживается от того, чтобы не рухнуть прямо у порога. Удивительно, как она все это терпит?

- А в одежде можно ложиться на постель?

- Да, конечно. Они именно в одежде на ней и лежали. Сейчас уберу.

Я быстро сгребаю оставшиеся вещи, и переношу их в кресло. И смотрю, как она ложится тяжело дыша. Под платьем дергается хвост, язычок облизывает мордочку, но она ждет!

Ждет продолжения.

Я снимаю шляпу, и небрежным жестом посылаю ее в кресло, на кучу барахла. Шляпа летит слегка вращаясь, и она провожает ее взглядом. Мне хватает этого времени, чтобы выскользнуть из туфель.

Она замечает это и пытается стряхнуть свои туфли. Я ловлю ее ногу, и снимаю их сам. Снимаю, ставлю возле кровати, растирая ей лапки. Бедные, натруженные лапки, они носили сегодня ее хозяйку черти где и черти куда.

И черти с кем.

Я глажу гладкие чулки, пытаясь полнее насладиться формой ее ноги.

- Шшшш... Щекотно!

- Терпи, черная, терпи!

Она чуть дергается, но снова замирает.

Я снимаю с нее чулки. А потом медленно стягиваю с нее трусы. Не знаю, почему, но люди уделяли огромное внимание этой процедуре. Надеюсь, что я сделал все правильно, соблюдая должную скорость и художественность. Стоило мне взяться за платье, как она выскользнула из него, как мышь из норы. Тут же опустилась на все лапы, передернулась, приглаживая шерсть, и умываясь. Я с сожалением провожал взглядом прекрасную фуррицу, ставшую обычной кошкой.

- Ну, может, теперь....?

Она призывно отвела в сторону хвост. Я молчу, пытаясь решить, достаточно ли я возбужден, или высокое искусство для меня важнее?

Видимо, она почувствовала мое настроение.

Гордо и независимо прошлась к двери, толкнула ее, и исчезла в темном проеме.

Напоследок презрительно дернув хвостом.

Я остаюсь один-на-один со своим возбуждением. Подношу к носу ее трусики. Люди знали толк в таких вещах, и я вдыхаю запах, сконцентрированный на ткани аромат бесстыже зовущего желания, запах ее кожи, влечения, нетерпения и ожидания.

Потом я отрешенно размышляю о том, что древние люди придумали очень много способов доставить себе удовольствие. Они придумали одежду, дома, ритуалы, и даже великое искусство "фурри". В котором смешивалось людское, животное, эротика и искусство.

Я никогда не постигну всего наследия людей. Но хотя бы вершину их фурревого творчества, хотя бы искусство одевания я постиг.

Может быть, мне удастся заглянуть и в другие углы их загадочных душ?

Я иду по растрескавшемуся асфальту, мягко ступая подошвами сношенных ботинок. К сожалению, искусство пошива обуви мне пока не дается, и приходится пользоваться тем, что найдешь. А вот женские платья удаются мне все лучше и лучше. Да и свой костюм я переделывал не один десяток раз.

Конечно, на лавочке пусто. Кошки, как женщины, не выносят непонятных типов, которые заманят к себе, соблазнят на какое-нибудь непотребство, а потом еще и нос воротят.

Я ее понимаю.

Я их всех понимаю.

Я только не понимаю, почему вдруг сбивается дыхание и сердце стучит часто-часто? Неужели только потому, что возле моего подъезда застыл этот черный силуэт? Неужели я так мечтал об этом, и так на это надеялся?

- Где тебя носит, гулена? - капризно спрашивает она.

В старом подъезде людей захлопывается дверь, и давно умерший дом на некоторое время оживает шагами, возней, стонами, и прочими ностальгическими проявлениями.