Позывной «Оборотень»

Ерофей Трофимов

…Капитан поднял сжатый кулак, и вся группа моментально вжалась в колючую осеннюю траву. Не доверять чутью гончей, способной унюхать добычу за добрый десяток километров, было глупо. В гены командиров групп специально вживили гены ищеек и гончих. Они должны были не просто вести группу, но и отлично ориентироваться на любой местности.

Чуть высунувшись из-за дерева, капитан вытянул шею и принялся старательно ловить чуткими ноздрями верхний след. Фиксируя каждое его движение краем глаза, Никита внимательно всматривался в темнеющий лес. Полученный приказ был простым и понятным как перпендикуляр. Найти командный пункт войск противника и любой ценой уничтожить его. Слова «любой ценой» означали именно то, что и подразумевали.

Усталость, раны и даже собственные жизни должны быть положены на алтарь исполнения приказа. Бойцы группы давно уже привыкли к подобному отношению к ним со стороны командования. И вот теперь пришло их время. Сделать – или умереть. Третьего в их ситуации было не дано.

Додумать свою мысль Никита не успел. Капитан снова подал команду, взмахом руки поднимая группу, и бойцы бесшумными тенями скользнули под тень разлапистых елей. До мобильного командного пункта противника оставалось всего несколько километров, когда вдруг в лесной тишине раздался оглушительный взрыв…

* * *

Вздрогнув, Никита открыл глаза и, резко сев, огляделся. Чувствуя, как что-то стекает по виску, он коснулся лица рукой и, удивлённо покосившись на собственные пальцы, вздохнул. Снова кошмар. Вот уже семь лет, как та никому не нужная война закончилась, а ему всё ещё снится тот безумный рейд. Почти каждую ночь он видит погибших друзей, с которыми ушёл на ту операцию, но так и не вернулся обратно. Как и никто из них.

Бросив короткий взгляд на часы, Никита поднялся с деревянного топчана, заменявшего ему кровать, и, выглянув в окно, удовлетворённо кивнул. До рассвета оставалось ещё несколько часов. Вполне достаточно, чтобы добраться до лагеря оккупантов и, поохотившись, вернуться обратно. Кошки ночные звери, так что это было его время. Скинув куртку и штаны, он босиком выбрался из подвала, служившего ему логовом, и, встав под лучи полной луны, приготовился.

Это было больно, но без этого ещё хуже. Он никогда не забывал, как всех, подвергнутых специальной обработке, вдруг начало ломать, словно наркоманов со стажем. Как болел каждый нерв, каждый сустав, требуя от сознания непонятно чего. Никто из них не понимал, что с ним происходит. Сосредоточившись на собственной боли, они рвали всё, что попадалось им под руку, мечтая только об одном – избавиться от этого ужаса.

В очередной раз вздрогнув от воспоминаний, он попытался отогнать ненужные сейчас мысли, но начавшаяся трансформация разом очистила мозг, заставив его выгнуться и глухо взвыть от боли. Тихо захрустели сухожилия и суставы, руки неожиданно удлинились, а пальцы, укоротившись, оказались снабжёнными внушительными кривыми когтями.

Уши сместились к верхней части черепа, а обе челюсти выдались вперёд, отрастив внушительные клыки. Слух, нюх, зрение резко обострились, превратив его из человека в нечто человекоподобное и одновременно смертельно опасное. Теперь он превратился в идеальную машину для убийства. Медленно потянувшись, он тихо заурчал, быстро осваиваясь с новыми возможностями, и, пригнувшись, метнулся туда, где его ожидала добыча. Выскочив за границы развалин, некогда бывших городом, он скрылся в лесу.

Это открылось случайно, когда один из бойцов группы, не выдержав боли, кинулся на виновника всех их бед. Худой словно щепка, с длинным кривым носом и в очках в роговой оправе, этот закрытый для всех окружающих профессор внимательно наблюдал за их мучениями, старательно фиксируя каждое движение. И именно на него бросился вконец измученный боец, одним движением разбросав санитаров и пытаясь дотянуться до глотки профессора.

Дальше начался кровавый кошмар. Почуявшие свежую кровь бойцы легко рвали связывающие их ремни, устремляясь на оплошавших санитаров. Сам профессор, очевидно предполагая подобное развитие событий, держался за окном из пуленепробиваемого стекла, продолжая хладнокровно записывать каждое движение подопытных. Никита не помнил, в какой именно момент почувствовал на губах вкус человеческой крови, но, едва проглотив первые пару кусков ещё горячего мяса, неожиданно понял, что боль отошла.

Отступила, словно только затем, чтобы дать им осознать сделанное. Но остановиться они уже не могли. Потом были тошнота и раскаяние, но было и главное.

Боль ушла. Отступила, словно испугавшись их безумной ярости. Уже после выхода в поле, на проверку, он случайно узнал, что это было и как с ними поступили. То, что теперь он уже никогда не станет обычным человеком, не самое страшное. Страшнее было то, что он не мог не охотиться. Живая, горячая человеческая кровь и плоть стали неотъемлемой частью его жизни.

Бесшумно несясь по лесу, он успевал замечать всё, что происходило вокруг. Но животные его не интересовали. Такую добычу он оставлял на крайний случай. Главной же составляющей его диеты были люди. Солдаты противника, обосновавшиеся на оккупированной территории России. И хотя военные действия уже закончились, а в спор вступили политики, здесь, у дальневосточной границы всё было по-прежнему.

Чудом выжившие в кровавой мясорубке люди бежали на запад, пытаясь добраться до больших мегаполисов и найти там хоть какую-то защиту. Избавившись от ненужных людей, оккупанты принялись обживать захваченные территории, не обращая внимания на политические баталии и споры правителей. Только несколько сотен отчаянных сорвиголов и таких, как Никита, потерявшихся в этой круговерти солдат продолжали упрямо жить здесь, пытаясь хоть как-то противостоять противнику.

Эта горстка безумцев не могла победить, но они смогли заставить оккупантов бояться себя. Каждое поселение, оказавшееся в руках врага, очень быстро превращалось в настоящую крепость, из-за стен которой они просто боялись высунуться. Даже днём они старались держаться так, чтобы постоянно быть под прикрытием автоматов, с которыми не расставались солдаты. Но даже постоянное прикрытие не спасало их.

Одним из тех, кто умел пробираться мимо вооружённого караула, и был Никита. Именно туда он теперь и стремился, чтобы поохотиться, а заодно и ещё раз навести ужас на врага. Только это ему теперь и осталось. С того памятного дня, когда он, истерзанный, покрытый коркой запёкшейся крови, кое-как дополз до крошечного ручья и, едва успев напиться, потерял сознание, он перестал существовать.

Командование списало их группу, даже не удосужившись убедиться, что бойцы действительно погибли. По большому счёту их списали ещё до того, как они покинули испытательный полигон, на котором проходили обучение в использовании своих новых способностей. В слухи о попытках создать суперсолдата Никита никогда не верил. Но когда понял, что сделали с ним и его сослуживцами, с ужасом осознал, что слухи оказались правдой.

Продолжая бесшумно скользить по ночному лесу, Никита вспоминал всё, что случилось с ним за прошедшие годы. Это началось, когда весь Ближний Восток вспыхнул, охваченный странными революционными движениями. Те, кто инициировал этот спектакль, упорно, не скрываясь, рвались к власти, очень ловко играя на чувствах простых людей. Безработица, бытовая неустроенность и тому подобные социальные проблемы стали благодатной почвой для ростков недовольства властью.

Пользуясь неразберихой на Востоке, оживились различные экстремисты, фашисты и тому подобные отбросы, мечтавшие поживиться за чужой счёт. Теперь уже на Дальнем Востоке. Споры за территории с Японией и Китаем привели к открытому вооружённому противостоянию. Сильная Россия была никому не нужна, и западные ловкачи принялись старательно нагнетать обстановку, провоцируя вооружённый конфликт.

Давно уже неспокойный Кавказ, который будоражили всё те же фанатики, что подняли Ближний Восток, получившие очередную поддержку от своих хозяев, превратился в бурлящий котёл. Пользуясь тем, что среди силовых структур наметились серьёзные перемены, и многие сотрудники, не уверенные в своём будущем, работали спустя рукава, лихорадочно пытаясь найти себе запасной аэродром, они организовали десятки террористических актов, доведя мирное население до истерики.

Последней каплей стало откровенное нападение японских военных моряков на российские рыболовецкие суда, базировавшиеся на Южных Курилах. Несколько сейнеров были арестованы, а два просто потоплены. Понимая, что дипломатия больше не работает, правительство России направило к месту боестолкновения пару своих судов с батальоном морской пехоты на борту. Но упрямые потомки самураев не отступили. Это стало началом того, что теперь многие называют Третьей мировой войной.

К вящему удивлению всех обитателей Земли, никто из правителей не решился нажать на красную кнопку, хотя большая часть населения планеты открыто готовилась к вселенскому ядерному апокалипсису. Именно тогда их группу, являвшуюся элитой вооружённых сил, так называемых «аквариумных», в срочном порядке вывезли в тайную лабораторию.

Правительству нужны были солдаты, способные справиться с любой, самой невыполнимой задачей. И поэтому было решено использовать экспериментальную вакцину, разработанную в одной из секретных лабораторий. Что это такое и что с ними будет, им даже не удосужились сообщить. Только после того, как двое санитаров были съедены живьём, тощий профессор с кривой ухмылкой в двух словах объяснил, что им ввели адаптированные гены хищных животных, для усиления их собственных физических данных.

Услышав такую новость, Никита смог только растерянно усмехнуться и громко спросить:

– Мы что, в фильме ужасов снимаемся?

Сидевшие в соседних отсеках бойцы дружно закивали головами. Поверить в такое, будучи в трезвом состоянии, был более чем сложно. Но, вспомнив, что они сотворили буквально пару дней назад, дружно замолчали. Презрительно усмехнувшись, профессор поправил очки и, сложив перед грудью кончики пальцев, ответил:

– Это не фильм ужасов, молодой человек. Это последнее слово в современной науке. Каждый из вас получил дозу вакцины, несущей в себе адаптированные к организму человека гены хищных животных. И теперь, благодаря этим генам, вы сможете делать то, что недоступно другим. Впрочем, кое в чём вы уже успели убедиться и сами.

– Но зачем нам всё это? Нас столько лет специально готовили, а теперь получается, что всё напрасно? – не удержался капитан.

– Это не так. Например, вам, капитан, ввели гены афганской борзой. И прежде чем вы начнёте смеяться, скажу, что эти собаки были выведены специально для охоты на волков. Её нюх превышает нюх любой обычной собаки, а это значит, что, ведя группу, вы сможете найти нужный объект по запаху. Кроме того, бегать вы теперь все будете значительно быстрее и дольше, чем раньше.

– Вы в этом уверены? – не удержался от сарказма Никита.

– Я это знаю, молодой человек, – заявил профессор с таким видом, словно разговаривал со слабоумным. – Лично вам ввели гены барса, а это значит, что все ваши реакции будут во много раз быстрее и точнее. Вы легко сможете ориентироваться в темноте и преодолевать сложные препятствия. Имейте в виду, у каждого из вас свой набор генов. От разных животных. Таким образом, после наблюдения за вами мы сможем отобрать наиболее эффективный вид животных и вакцинировать нужное количество солдат. Если вы заметили, то на руке у каждого из вас есть специальная пометка с номером вакцины.

– Выходит, вместо того чтобы решать боевые задачи, мы будем вынуждены сидеть в тылу и удовлетворять ваши амбиции? – мрачно спросил командир группы.

– Да что бы вы понимали в амбициях, солдафон! – неожиданно вызверился профессор. – Вы будете сидеть здесь столько, сколько мне потребуется, подопытное мясо.

Это уже было слишком. Пятнадцать озверелых бойцов дружно напряглись, с глухим рычанием пытаясь вырваться из опутывавших их ремней. Сообразив, что перегнул палку, профессор ловко отступил к дверям, не сводя с группы настороженного взгляда. Обстановку разрядил прямой командир группы, полковник ГРУ, из-за тяжёлого ранения переведённый на бумажную работу. Моментально уловив, что станет с ведущим специалистом проекта, если хоть один боец сумеет вырваться, он громовым голосом призвал подчинённых к порядку, выступив вперёд.

Проводив профессора ненавидящими взглядами, бойцы всё так же молча повернулись к командиру. Понимая, что должен что-то им сказать, полковник опустил голову и, помолчав, глухо произнёс:

– Простите меня, мужики. Бог свидетель, не знал я, что они задумали. Приказали собрать вас здесь и обеспечить полное содействие этому глисту.

– За что с нами так, командир? – растерянно спросил капитан. – Мы же боевая группа, а не подопытные кролики. Мы же диверсанты и можем большой урон противнику нанести, а нас, словно кутят слепых, в клетку.

– Знаю, мужики. Всё знаю. Думаете, мне самому это нравится? Да только приказы не обсуждают. Там, наверху, кто-то решил, что первыми в этом эксперименте должны быть вы. Так что, если вздумаете кому-то мстить, так далеко за кандидатурой ходить не надо. Вот он я.

– Ты чего, командир? – не понял его слов капитан.

По неписаному правилу спецподразделений, говоря с группой с глазу на глаз, командир становился равным каждому из бойцов. Все они были офицерами и отлично понимали, что в любой момент могут не вернуться с задания. Потому и разговор у них сейчас был особый. Откровенный. Тяжёлый. Посмотрев на капитана долгим, мрачным взглядом, полковник неопределённо пожал плечами и, вздохнув, ответил:

– В общем, я в личной беседе с замначштаба сказал, что если хоть один из вас в процессе этих опытов погибнет, я этого глиста собственными руками удавлю, а потом застрелюсь. Как командир группы, не сумевший спасти своих подчинённых от глупой гибели.

– Не глупи, командир. Вот-вот третий фронт откроется. Не хватало ещё, чтобы тебя как дезертира посмертно судили, – ответил капитан, делая очередную попытку подняться со своей койки.

– Плевать. Они эту дрянь даже на мышах толком не проверили, решили сразу вам вводить. Так что я ко всему готов.

– Теперь мы тоже. Всё равно после такого жить страшно, – грустно улыбнулся капитан, оглядываясь на сослуживцев, многих из которых знал ещё со студенческой скамьи.

Кивнув, полковник молча вышел из отведённой им для проживания лаборатории. Впрочем, с таким же успехом это помещение можно было бы назвать и прозекторской. Большое квадратное помещение, отделанное белым кафелем от пола до самого потолка. Стоявшие в один ряд узкие койки, на которых и лежали привязанные к ним бойцы. У каждой койки металлическая этажерка с приборами контроля состояния пациента.

Только одна стена лаборатории имела большое окно с пуленепробиваемым стеклом и дверь, ведущую в коридор, запиравшуюся на электронный замок. Все остальные стены были глухими. Даже нужду бойцы вынуждены были справлять, не вставая с коек. После нападения на санитаров их жёстко зафиксировали, использовав металлические ошейники и такие же пояса с короткими цепями, крепившимися к койкам. Если из наручников и мягких ремней бойцы умели выпутываться, то из ошейника вырваться уже никому не удастся.

Добравшись до границы поселения, Никита очнулся от воспоминаний и, замерев в густом кустарнике, всмотрелся в территорию, окружённую колючей проволокой. Несмотря на свою малочисленность, отчаянные сорвиголовы смогли заставить оккупантов уважать себя. Каждое поселение было обнесено забором из колючей проволоки и минными полями, на которых сотнями высевали с вертолётов противопехотные мины.

Презрительно фыркнув, Никита старательно принюхался и решительно скользнул вдоль забора, ближе к выходу из города. Несмотря на все ухищрения противника, проникнуть в любое поселение для него не составляло труда. Дороги, на которых стояли обычные вооружённые посты, канализация, реки, всё это сложно было контролировать и невозможно закрыть полностью.

Но сегодня лезть под землю ему совсем не хотелось. Подобравшись к блокпосту, Никита присел за поваленным деревом и принялся высматривать очередную жертву. Ему было всё равно, кто это будет. Солдат, гражданский, мужчина, женщина, все они были врагами, пришедшими на его землю, и все они должны были уйти или умереть.

Два прожектора ярко освещали площадку перед воротами в город. Трое караульных стояли на улице, сжимая в руках автоматические винтовки и настороженно всматриваясь в ночную тьму. Принюхавшись, Никита услышал запах ещё четверых, тихо сидевших в крошечной караулке за воротами. Сейчас он был больше зверем, чем человеком, но это не мешало ему правильно оценивать свои силы и использовать весь свой боевой опыт.

Подобрав тяжёлый булыжник, Никита как следует размахнулся и запустил его по высокой дуге за спину противнику. Стук упавшего камня прозвучал в ночной тишине, словно гром. Дружно вздрогнув, караульные оглянулись, тихо окрикивая того, кто, по их мнению, решился нарушить режим комендантского часа. Услышав окрик, из караулки выскочили остальные.

Чуть слышно фыркнув, Никита поздравил себя с правильностью своей догадки. Их действительно оказалось четверо. Семь солдат против одного элитного бойца, не самый плохой расклад. Бывало и хуже. Подобрав ещё один камень, он запустил его через забор, стараясь забросить в сторону от того места, где раздался грохот в первый раз.

И без того напуганные солдаты дружно защёлкали затворами, разом забыв про внешнюю опасность и сосредоточившись на том, что угрожает им со стороны города. Именно этого Никита и добивался. Стремительно метнувшись через освещённую площадку, он одним прыжком взлетел на помост, где стояли трое солдат, и с ходу пустил в дело когти.

В прошлой жизни, да и в нынешней тоже, Никита никогда не видел живого барса, так что повадки этих животных знал только по курсу спецподготовки, что читали им во время обучения. Но за прошедшие годы, освоившись с новыми способностями своего тела, он научился действовать как настоящий хищник. Стремительный взмах когтистой лапы, и растерянный солдат с хрипом осел на дощатый помост. Удар другой лапой с разворотом – и второй караульный перелетел через забор на освещённую площадку.

Резко оттолкнувшись, Никита всем весом ударил третьего противника ногами в живот, одновременно запуская когти рук в жилистую шею. Для этого ему пришлось сложиться почти пополам, но трансформированное тело легко справлялось с такими нагрузками. Не останавливаясь, Никита прямо с помоста прыгнул на стоявших за воротами солдат.

Сосредоточившись на поиске источника звука, они даже не успели понять, что их сослуживцы уже мертвы. Никита двигался стремительно и бесшумно. Удар обеих ног сломал шеи сразу двум караульным, а резкий взмах обеих рук разорвал глотки двум оставшимся. Отступив в сторону, чтобы не испачкаться в хлещущей из разорванных артерий крови, он быстро собрал всё оружие и боеприпасы, после чего, снова перемахнув через ворота, подхватил тело сброшенного на землю солдата.

Это был его трофей, пища, ради которой он сюда и пришёл. Оттащив тело на сотню шагов, он сбросил всё добытое оружие и приступил к трапезе. Разрывая ещё теплое мясо клыками, он словно наяву увидел то, что было с ним после гибели группы. Эти воспоминания преследовали его чаще всего, словно кара за то, что он выжил. Придя в себя после ранения и контузии, он с огромным трудом добрался до ближайшей воинской части и, связавшись с командованием, доложил о гибели группы. Но как оказалось, все его старания были напрасны. Проект уже закрыли, а их группа была списана как погибшая.

С ним даже не стали разговаривать, просто бросив трубку, перед этим велев сидеть на месте и ждать дальнейших указаний. Но как вскоре выяснилось, сидеть ему тоже было негде. Часть, из которой он связался с начальством, в срочном порядке переводили в другое место, и командир части, седой полковник, недолго думая, предложил ему отправиться в военкомат, довольно откровенно намекнув, что ему будет лучше не воскресать.

Этого Никита не ожидал. Привыкший работать в команде, где худо-бедно всегда было понятно, что делать и куда бежать, он вдруг особенно остро ощутил своё одиночество. Словно в тумане выбравшись за КП, он замер посреди улицы, безвольно уронив руки и невидящим взглядом уставившись на асфальт. Его, боевого офицера, прошедшего не один десяток боевых операций, о которых знали только особо посвящённые, просто отбросили, как ненужную тряпку.

А самое неприятное, что никто даже не удосужился рассказать ему, что с его телом будет дальше. С этого мгновения он должен был заботиться о себе самостоятельно. И всё бы ничего, если бы не острая потребность в сыром свежем мясе. Раз в месяц эта потребность превращалась в болезненную тягу, преодолеть которую он мог только одним способом – отправившись на охоту.

И вот теперь, жадно глотая едва пережёванные куски, Никита мечтал поскорее добраться в своё логово, чтобы снова вернуть себе прежний облик и, упав на собственноручно сколоченный топчан, забыться спасительным сном.

Наевшись, он собрал оружие и, даже не пытаясь спрятать труп, отправился к ручью. Нужно было срочно смыть с себя кровь, а заодно запутать следы. Уже несколько раз его пытались найти, пустив по следу собак.

Только навыки опытного бойца помогали ему избежать опасности быть схваченным. Добравшись до ручья, Никита старательно смыл с себя все следы ночной охоты и быстро зашагал вверх по руслу. Несколько раз он специально выходил на берег и, пройдя с десяток метров вдоль ручья, снова возвращался в воду. Потом, выбрав удобную ветку, низко нависавшую над водой, он взобрался по ней на дерево и, перепрыгнув с него на большой валун, сделал ещё один прыжок, разом оказавшись в стороне от ручья.

Теперь его бесполезно было искать. Даже пустив собак вдоль ручья, преследователи не смогут обнаружить след. Ведь место выхода из воды так и осталось в стороне. К тому же влажный мох быстро выветривал все сторонние запахи. Придерживая рукой оружие, Никита рысью мчался по лесу, продолжая отслеживать всё происходящее вокруг.

* * *

Полковник Иевлев угрюмо оглядел стоявших перед ним молодых офицеров и, не удержавшись, скривился. Стойкие оловянные солдатики. Не обмятые, ещё даже пороху не нюхавшие, с азартным блеском в глазах, они не вызывали у него ничего, кроме тоски. Но приказы, как известно, не обсуждают. Вот и сейчас, получив приказ подготовить очередную группу элитных бойцов, он смотрел на этих ребят, а видел других.

Чуть старше, но намного опытнее и сильнее, отлично знавшие все свои достоинства и недостатки, понимавшие друг друга с полувзгляда, они были его надеждой и гордостью. Элита. Бойцы, каждый из которых способен был в одиночку решить практически любую задачу. И которых так бездумно погубили ради глупых амбиций сноба с большими звёздами на погонах. А самое противное, что звёзды эти он получил в мирное время, даже не выходя из уютного кабинета.

Иевлев до сих пор вспоминал тех ребят. Их странную гибель, и как чуть не пустил себе пулю в лоб, когда узнал, во что их превратили. Как напился до синих чертей и с пистолетом в руке бродил по всей базе, мечтая найти тощего профессора. Потом были долгие разборы у начальства, но его высшее командование, заместитель начальника Генерального штаба, одним волевым приказом закрыл это дело.

Будучи боевым офицером, повидавшим многое и получившим свою должность не за красивые глаза и не благодаря мохнатой лапе, он отлично понимал, что творится в душе опытного командира. К тому же с гибелью группы всё было очень непросто. Не могла отлично подготовленная группа диверсантов погибнуть, не забрав с собой очень много противников, а такие потери скрыть просто невозможно. К тому же разведка в данном случае тоже оказалась бессильной.

Все попытки разобраться с этим делом разбивались о кучу странных несуразностей и пропавших данных. Ко всему прочему, война как таковая уже почти закончилась, плавно перейдя из активной фазы в фазу вооружённого противостояния с эпизодическими стычками. Дипломаты из кожи вон лезли, пытаясь вернуть всё к первоначальному виду при помощи огромной кучи бумаг и нот. Отлично понимая, что всё может перемениться в одно мгновение, он приказал полковнику Иевлеву подготовить новую группу, решив на этот раз использовать её только по прямому назначению.

И вот теперь полковник смотрел на отобранных самолично ребят, не зная, с чего начать. Взвод молодых лейтенантов, всего пару недель назад получивших погоны, смотрел на него настороженно и пытливо. Судя по внимательным физиономиям, им уже успели рассказать десяток ужасных сказок о хромом полковнике, сжирающем молодых офицеров живьём.

Понимая, что молчание затянулось, полковник в очередной раз вздохнул и, собравшись с духом, заговорил:

– Значит так, гаврики. То, что вам выдали погоны и обозвали офицерами, ещё таковыми вас не делает. Пока вы только мальчишки и девчонки, кое-что умеющие и кое-как обученные. То, что в группе четыре девушки, не означает, что дальнейшая ваша служба будет простой и безоблачной. Наоборот. С каждым днём будет всё хуже и хуже. И если к концу обучения вы не станете мечтать о том, чтобы всадить в меня пулю, значит, я потерял хватку и мне пора на пенсию, цветы выращивать и картошку сажать. Предупреждаю сразу. Я буду вас ломать. Унижать, даже бить. И не из чувства собственной гадости, а потому, что получил вполне конкретный приказ – сделать из вас элиту. Диверсантов, способных решить практически любую боевую задачу. Так что, если кто-то не уверен в своих силах или в том, что сможет выдержать подобные испытания, пусть уйдёт сейчас. Скидок на пол я делать не стану. Признаюсь откровенно, в подобную команду женщины набираются впервые. Я всегда считал, что война не женское дело, но мне приказали взять вас, и я взял. Впрочем, вы сами выбрали службу, значит, скидок не будет. Скажу сразу, до конца обучения доживут не все. И не надо на меня так смотреть. Я сказал, доживут, но это не значит, что вас кто-то будет специально убивать. Но не все выдержат курс. Это совсем не просто. А теперь, если у кого-то есть вопросы, задавайте сейчас. Потом будет не до разговоров.

– Господин полковник, а куда делась предыдущая группа? – тут же влезла с вопросом одна из девчонок.

– Погибли, – коротко ответил Иевлев, не желая вдаваться в подробности.

Слишком свежа ещё была рана. Да и не та это была тема, которую он хотел бы обсуждать с этими кутятами. Но девчонку такой ответ не устроил. Чуть наморщив курносый носик, она сверкнула озорным взглядом и, немного подумав, ответила:

– Ходят слухи, что группа не погибла, а пропала без вести.

– Меньше слушайте досужие разговоры, – скривился Иевлев, но, помолчав, всё-таки ответил: – С этим делом всё очень запутанно. Могу только сказать, что расследование ещё ведётся. Так что, если что-то от кого-то услышали, не повторяйте, прежде чем не будете уверены в точности полученной информации. Ещё вопросы?

– Где мы будем жить? – спросил один из парней.

– Здесь. На базе. Жить, учиться, тренироваться. С этой минуты это ваш дом, класс и оживший кошмар. Вы его либо полюбите, либо возненавидите.

Убедившись, что вопросов больше нет, полковник передал группу своему помощнику и, развернувшись, отправился в кабинет, хромая сильнее обычного. Проводив его долгим взглядом, прапорщик, стриженный наголо бугай с плечами шире, чем обеденный стол, медленно прошёлся вдоль строя и, помолчав, гулким басом прогудел:

– Значит так, кутята. Ежели кто-то из вас ещё раз посмеет Палычу непотребные вопросы про пропавшую группу задавать, я этого любопытного собственными руками пополам сложу. А потом утрамбую и ещё раз сложу.

– Господин прапорщик. А вам не кажется, что вы разговариваете со старшими по званию? – не удержался один из лейтенантов от лёгкого хамства.

– Ты, кутёнок, здесь не лейтенант, а очередной курсант. А для меня так вообще сопливый мальчишка. Мое уважение ещё заслужить надо. А теперь, на-ле-во, шагом марш, – неожиданно рявкнул прапорщик, и лейтенанты, подчиняясь давно уже укоренившейся привычке, послушно затопали к зданию общежития.

Добравшись до длинного приземистого здания, лейтенанты быстро расселились по комнатам и, переодевшись в полевую форму, отправились за очередным инструктажем. Нужно было узнать распорядок дня и время работы столовой. Но к их вящему удивлению, вместо расписания их встретил всё тот же гигант прапорщик. Одарив каждого из молодых людей долгим, мрачным взглядом, он приказал им строиться перед входом и, не дожидаясь вопросов, решительно направился к дверям.

Растерянно переглянувшись, офицеры не спеша вышли из здания и, кое-как разобравшись с построением, выжидающе уставились на прапорщика. Выразительно посмотрев на часы, он медленно прошёлся вдоль строя и, кровожадно усмехнувшись, сказал:

– Похоже, вы, кутята, ещё не поняли, в какой суп угодили. Ну, так чтоб понятнее стало, кросс, пятнадцать километров, а потом, для развлечения, полоса препятствий. Наша.

– Что, прямо сейчас? – дружно ахнули лейтенанты.

– Нет, после дождичка, в четверг, – фыркнул прапор.

– Мы же только что прибыли, – растерянно пролепетала одна из девушек.

– И что? По этому поводу на базе должны банкет объявить? Напра-а-во! Бегом, марш! – рявкнул громадный садист, и лейтенанты покорно затопали в указанном направлении.

Несясь рядом со строем, прапорщик громовым голосом подгонял молодёжь, заставляя их наращивать темп. Непривычные к таким нагрузкам лейтенанты начали сдаваться уже после десятого километра. Кое-как преодолев указанное расстояние, они выползли на полосу препятствий и со стонами повалились на траву.

– А кто команду отдыхать давал. Бегом, – тут же раздался голос прапорщика, и лейтенанты с ужасом уставились на то, что он называл полосой препятствий.

Такой кошмар они видели только в компьютерных играх. Понимая, что многие препятствия они видят впервые и не знают, как к ним подступиться, прапорщик презрительно усмехнулся и, поправив ремень, скомандовал:

– Значит так, кутята. Показываю только один раз. Смотреть и запоминать. Больше показов не будет, если кто ошибётся и шею себе свернёт, виноват сам будет.

С этими словами гигант запросто перемахнул трёхметровый ров и стремительно помчался к лабиринту, сваренному из металлических труб. Только теперь, внимательно наблюдая, как человек значительно старше них легко взбирается на пятиметровую стену и змеёй скользит под колючей проволокой, поняли, как трудно им придётся.

Промчавшись по полосе, прапорщик всё так же бегом вернулся на исходную позицию и, скептически оглядев потных и бледных лейтенантов, фыркнул:

– Все всё видели? Тогда по одному, вперёд.

Понимая, что просто так он от них не отстанет, ребята покорно отправились на полосу. В итоге, после долгих мучений, мата и даже слёз, оказавшись на другой стороне, они дружно повалились в траву, даже не пытаясь сделать вид, что с ними всё в порядке. Так и не присевший ни разу прапорщик, мрачно покачав головой, приказал им строиться и бегом повёл колонну обратно в общежитие.

Загнав новичков в столовую, он коротко объяснил им, где и что надо брать и куда потом ставить, и, забрав свой поднос, уселся в стороне, принявшись лихо уписывать гигантскую порцию, которую стоявшая на раздаче пожилая женщина навалила на его тарелку. Здесь их и нашёл полковник. Присев за стол, где сидел прапорщик, он тяжело опёрся локтями о столешницу и негромко спросил:

– Ну, что скажешь, Степаныч?

– А чего тут говорить? – мрачно переспросил здоровяк, прожевав очередной кусок жаркого. – Дохлые они. Честно говоря, смотреть противно было. На траву повалились и дышат как загнанные клячи. Наши-то покрепче были. После полосы на характере ещё трёшку пробежали, а эти до столовой еле ноги донесли. Мельчает народ.

– Те и вправду элитой были. Я их по всей стране собирал. В каждом училище только лучших по всем психофизическим показателям отбирал. А эти из трёх училищ, и то, которые сами захотели, – вздохнул Иевлев.

Вяло ковырявшие свои порции лейтенанты дружно навострили уши, уловив, что речь идёт о них. Впрочем, особо стараться им необходимости не было. Гулкий бас прапорщика звучал в столовой, как глас свыше. Услышав, как охарактеризовал их прапорщик, лейтенанты мрачно переглянулись, но, понимая, что спорить в данной ситуации глупо, промолчали. Связываться с человеком, легко проделавшим вместе с ними то, после чего они просто умирали, им совсем не хотелось.

Тем временем, осторожно почесав голую макушку толстым пальцем, прапорщик продолжил:

– Тут ведь дело, какое, Палыч. Эти кутята ещё в собственных конечностях путаются. Трое на стене зависли и чем за что хвататься, понять не могут. А нам их ещё в полную выкладку загружать. Так что могу сразу сказать, пока подкачаются, времени много пройдёт. В общем, так можешь начальству и передать.

– И это только по физической подготовке, – вздохнул полковник. – А у нас впереди ещё и спецуха. Сколько всё вместе займёт, как думаешь?

– Честно скажу, Палыч. Не знаю. Я за физуху отвечаю и тут могу точно сказать: полтора года отдай и не греши.

– Полтора?! Ну, это ты, старик, загнул. Кто ж нам столько времени даст, – растерянно протянул Иевлев.

– Быстрее не получится, Палыч. Начну форсировать, загоню их насмерть, – твёрдо ответил гигант, запуская вилку в очередной кусок мяса.

– Ладно, тогда на днях отправлюсь к начальству. Радовать, – удручённо вздохнул полковник.

– Неужели там получше ничего не было? – буркнул прапорщик с набитым ртом.

– Это лучшее из того, что было, – развёл руками Иевлев.

– Довели страну, – зарычал здоровяк, запросто складывая в пальцах стальную вилку пополам.

От его рыка испуганно втянули головы в плечи все находившиеся в столовой курсанты. Подавать голос и оспаривать всё выше сказанное никто из них так и не решился.

* * *

Привычно разобрав трофейные винтовки, Никита привёл их в негодность, изуродовав несколько деталей ударно-спускового механизма, и, бросив их в овраг, отправился в своё логово. С собой из всего добытого он прихватил только патроны и ножи. Уже начало светать, когда бывший спецназовец нырнул в подвал и, присев на топчан, приготовился к трансформации.

Ставшая уже привычной боль выгнула его дугой, заставив хрипло застонать, сжимая кулаки в бессильной ярости. Каждый раз, возвращаясь в своё нормальное состояние, он мечтал только о том, чтобы хотя бы на минуту встретить того профессора и оказаться с ним с глазу на глаз. В себя он пришёл, лёжа на мокром от пота одеяле. Свернувшись калачиком и обхватив голову руками, он даже не чувствовал ночной прохлады, пробиравшейся в подвал.

Подавив противную нутряную дрожь, он с трудом поднялся на ноги и, добредя до ведра с водой, заранее приготовленного для этого случая, принялся смывать с себя пот. Пробив кулаком тонкую корку льда, образовавшуюся за время его отсутствия, Никита сунул в ведро тряпку и, едва отжав её, медленно протёр грудь. Его кожа словно не чувствовала окружающей температуры. Даже не появилось гусиной кожи.

Отмывшись, Никита оделся и, снова улёгшись на топчан, закрыл глаза. С того момента, когда он вдруг понял, что больше совсем никому не нужен, его сознание словно погрузилось в какое-то странное оцепенение. Он ел, спал и снова ел, словно автомат, выполняющий только определённую, заранее заданную команду. Никита и сам не понимал, что с ним происходит, но выйти из этого состояния не мог. Только в полнолуние, трансформировавшись в зверя, он становился почти самим собой, выходя на охоту.

Иногда, вернувшись после очередной охоты, он вдруг ловил себя на мысли, что неожиданно стал существом, о котором сотни лет назад складывались легенды. И как оказалось, легенда может стать былью. Бывали случаи, когда в минуту отчаяния ему хотелось выйти к границе ближайшего поселения и позволить солдатам изрешетить себя из автоматов.

Но, зная по опыту, что это совсем не гарантировало ему упокоения, воздерживался от подобных опытов. Его изменённый организм стал необычайно живучим. Вспомнив, как лёжа под елью, зубами выгрызал из ран осколки мины, он зябко передёрнул плечами и, повернувшись на бок, попытался отогнать видения прошлого. Но сознание словно специально раз за разом возвращалось к событиям тех лет.

Перед внутренним взором в очередной раз встали словно живые друзья, смотревшие на него с немым укором, как будто упрекая за то, что остался жив. Вздрогнув, Никита открыл глаза и, медленно поднявшись, глухо застонал, сжимая виски ладонями:

– Господи, да за что мне всё это?!

Встав со своего ложа, он принялся бездумно бродить из угла в угол, не зная, чем занять себя. Молодое, сильное тело не желало больше бездействовать. Но сам Никита отлично понимал, что выходить на улицу днём слишком опасно. Ведь всего несколько часов назад он голыми руками убил семерых солдат из состава оккупационных войск. Как их правильно было бы называть на самом деле, он не знал, да и не очень-то и интересовался. Для него они изначально были врагами и продолжали оставаться таковыми.

Никита и сам не знал, чего ему хочется. Просто какое-то странное чувство не давало ему покоя. Подойдя к полке с оружием, он принялся задумчиво перебирать трофейные стволы, полностью готовые к употреблению. Две автоматические винтовки, три пистолета, два десятка штык-ножей, гранаты и куча боеприпасов ко всему этому роскошеству. При необходимости всем этим можно было дать серьёзный бой целому взводу.

Неожиданно в тихий перестук оружия вкрался едва слышный шорох. Услышать его обычный человек просто не мог. Моментально насторожившись, Никита схватил первый попавшийся штык и, бесшумно ступая босыми ногами, подобрался к двери. Чуткий звериный слух не подвёл. В подвал кто-то медленно спускался, стараясь идти как можно тише. Прижавшись носом к щели, он медленно втянул воздух ноздрями, пытаясь уловить запах неожиданного посетителя.

Очень скоро он понял, что человек был один, вот только запах его был каким-то странным. Не понимая, что это значит, Никита насторожился, на всякий случай приготовившись к драке. Странный пришелец, добравшись до двери, предпринял осторожную попытку открыть её. Несколько раз нажав на створку и убедившись, что всё не так просто, человек принялся ковырять её чем-то, пытаясь понять, что именно не даёт двери открыться.

Плавно отодвинув засов, Никита чуть отступил назад и, размахнувшись, с силой пнул дверь ногой. Резко распахнувшись, тяжёлая самодельная дверь чувствительно стукнула пришельца по лбу, заставив его сдавленно охнуть и плюхнуться на пятую точку. Не давая противнику опомниться, Никита выскочил на площадку и, недолго думая, треснул его по макушке рукоятью ножа. Потом, одним рывком втащив обмякшее тело в своё логово, он снова запер дверь и, щёлкнув кнопкой фонарика, осветил добычу.

На полу, потеряв от удара сознание, лежала девушка. То, что это существо было женского пола, Никита определил только по длинным до плеч волосам и нежным округлым щекам, никогда не знавшим бритвы. Во всём остальном она практически ничем не отличалась от любого другого оборванца, некогда толпами бежавших из этих мест. Только руки, с длинными, изящными пальцами с ходу выдавали её принадлежность к женскому полу. Но обломанные, грязные ногти больше подходили бродяге, чем девушке.

Грязная, оборванная и, судя по запаху, давно не встречавшаяся с мылом и горячей водой. Задумчиво посмотрев на свою добычу, Никита взял с полки моток верёвки и, быстро связав её, выплеснул в лицо пригоршню воды, приводя в чувство. Застонав, девчонка открыла глаза и, страдальчески морщась, потянулась руками к голове. Только после этого она поняла, что связана.

Прищурив глаза, она попыталась рассмотреть того, кто её схватил, настороженно спросив:

– Ты кто такой?

– Я это я. А вот ты кто такая? И зачем в мой подвал полезла? – резко спросил Никита, продолжая рассматривать девчонку.

– Не знала, что здесь живёт кто-то. Думала, на ночёвку устроиться, – нехотя ответила пленница.

– Ну да, рассказывай. Зачем тогда дверь вскрыть пыталась? – не поверил ей Никита.

– Затем и пыталась, что дверь крепкая. За такой спрятаться можно.

– А от кого прятаться-то собралась? Здесь вроде посторонних не бывает, – насторожился бывший спецназовец.

– Люди говорят, что в этих местах какой-то зверь-людоед обитает. Видеть его никто не видел, но слухов всяких много ходит. Вот я и решила на всякий случай спрятаться. Как говорится, бережёного бог бережёт.

– …Сказала монашка, натягивая презерватив на свечку, – автоматически продолжил старую поговорку Никита, не зная, как реагировать на её слова про людоеда.

Не ожидавшая такого ответа девчонка тихо захихикала, сообразив, о чём шла речь. Потом, протянув ему связанные руки, добавила:

– Может, развяжешь меня. Если, конечно, не боишься.

Но Никита был непреклонен. Давно лишившись иллюзий по поводу человеческой природы, он отрицательно покачал головой, решительно ответив:

– Не надейся. Я эту берлогу не для того оборудовал, чтобы каждая бродяжка ограбить меня могла, на слабо взяв. Так и мне спокойнее, и ты умнее будешь. Сама сказала, бережёного бог бережёт.

Сообразив, что её раскусили, девчонка неопределённо пожала плечами и, бросив на парня лукавый взгляд, проворчала:

– Но ведь попробовать-то стоило.

– Одна попробовала и родила, – фыркнул в ответ Никита, продолжая размышлять, что делать с этой нежданной добычей.

– А ты давно здесь живёшь? – спросила девчонка, словно уже забыв, как получила по голове.

– Давно, – автоматически ответил Никита, тут же пожалев о своей глупости.

В том, что сморозил глупость, начав отвечать ей, он убедился уже через минуту. Вопросы посыпались из девчонки, как из рога изобилия. Сообразив, что, начав отвечать, он только ухудшит своё положение, Никита молчал, стоически дожидаясь, когда она закончит и замолчит. Наконец, дождавшись перерыва в её монологе, он испустил страдальческий вздох и, чуть склонив голову набок, спросил:

– Ты всегда так много говоришь?

– А чего, напрягает? – с интересом спросила она, растерянно улыбнувшись.

– Откровенно говоря, да. На нервы действует. Ты вообще откуда тут взялась?

– Пришла. В наших местах пришлые совсем озверели. Начали местных в фильтрационные лагеря сгонять, для использования на работах.

– На каких работах? – моментально насторожился Никита.

– А я знаю? – пожала плечами девчонка. – Делать мне больше нечего, как всякую ерунду выяснять. Начали ловить, значит надо ноги делать. Вот я и сделала.

– И далеко отсюда это началось? – не унимался парень.

– Я четверо суток шла, – вздохнула она.

– Ясно. И откуда ты шла? – перефразировал Никита вопрос, пытаясь понять, где начались подобные дела.

Эксплуатация местного населения обычно проводится после того, как страна оказывается проигравшей. А в свете последних заявлений ООН о защите гражданского населения это вообще было странным. Не могли все влезшие на территорию страны оказаться настолько наглыми. Впрочем, так далеко от цивилизации могло быть всё. Как давно уже было понятно, что эта некогда могущественная организация изжила себя.

Придя к такому неутешительному выводу, Никита в очередной раз вздохнул и, покосившись на девчонку, сказал:

– Выходит, деваться тебе некуда.

В его фразе звучал не вопрос, а утверждение. Но ей было совершенно наплевать на такие нюансы. Моментально напрягшись, девчонка подобралась и, глянув на него исподлобья, спросила:

– Ты это к чему сказал?

– К тому, что тебе лучше поискать другое убежище. Это уже занято.

– Слушай, ну ведь я же у тебя ничего не прошу. Спрячь меня только на пару ночей, а потом я дальше пойду, – чуть всхлипнув, попросила она.

– Не могу. Это для тебя слишком опасно, – покачал головой Никита.

– В каком смысле?

– В том смысле, что людоед это я, – развёл руками парень.

– Чего? Как это? В смысле ты так шутишь? – растерянно пролепетала девчонка. – Да ладно тебе. Не верю.

– Тоже мне Станиславский. Не верю. Я правду говорю. А сейчас как раз полнолуние. В общем, выводы сама делай, – недовольно проворчал Никита.

– Да какие тут выводы? – взмахнула она руками.

– Самые настоящие. И не думай, что это всё шутки. В общем, оставаться тебе здесь слишком опасно. Так что, пока светло, ищи себе место для ночлега. И не бойся. Наших я не трогаю.

– Всё равно не верю. Это не можешь быть ты. И не шути так, что людоед, это ты. Не поверю, – упрямо потрясла грязными космами девчонка. – Так и скажи, что мешаю, что сюда скоро может подруга твоя прийти. А может, ты из этих? В смысле из голубых? Ты скажи, не стесняйся. Я пойму.

– Нет у меня никакой подруги, – растерянно буркнул Никита. – И не голубой я. Я тебе правду сказал.

Он и сам понимал, что слова его прозвучали дико, но врать и придумывать что-то он не собирался. Но, судя по реакции девчонки, правда оказалась ещё хуже вымысла. Впрочем, подобное развитие событий он мог бы и предположить. Ведь ещё на спецкурсе им говорили, чтобы скрыть правду, не нужно прятать её глубоко. Достаточно просто слегка завуалировать. Ведь очень часто бывает так, что правда намного невероятнее вымысла.

Никита растерянно улыбнулся собственным мыслям. Странное тогда у него было ощущение. Все вокруг твердят, что нужно говорить только правду, а их специально учат лгать. Заметив его мимолётную улыбку, девчонка моментально воспряла духом.

– Так ты разрешишь мне тут пожить? – быстро спросила она, тяжело поднимаясь на ноги.

– Я тебя только что по голове треснул, а ты у меня помощи просишь. Могла бы и обидеться для разнообразия, – пустил в ход последний аргумент Никита, пытаясь сыграть на её гордости.

Но всё оказалось напрасным. Словно каким-то неизвестным науке чутьём уловив, что он готов сдаться, девчонка пожала плечами и, грустно вздохнув, ответила:

– Подумаешь. Думаешь, ты первый, кто к моей физиономии прикладывается? Должна тебя огорчить, даже не десятый. Знаешь, однажды мне бабка моя сказала, что меня периодически мужики бить будут. Я тогда ей не поверила, а оказалось, что правда. А всё из-за моего характера. Сначала ляпну, не подумав, обижу, а потом за морду держусь.

– Хочешь сказать, что тебя твои мужчины били? – растерялся Никита.

– Ага. Причём почему-то регулярно, – кивнула девчонка как ни в чём не бывало.

Посмотрев на неё удивлённым, не верящим взглядом, Никита вдруг громко, от души расхохотался. Не понимая, что смешного он услышал, девчонка обиженно надулась и, неопределённо пожав плечами, добавила:

– Чего смешного? Это вообще-то больно.

– Это же надо, так всех своих мужиков доставать, что они тебя как грушу колотить начинают, – сквозь смех простонал Никита, складываясь пополам.

– Да ну тебя, – фыркнула девчонка. – Хотя, может, ты и прав. Давно нужно было научиться язык за зубами держать.

И не выдержав, звонко рассмеялась в ответ. Успокоившись, Никита задумчиво посмотрел на своё новое приобретение и, подумав, осторожно спросил:

– А ты вообще куда шла?

– На запад. Поближе к цивилизации. Надоело собственной тени бояться.

– Думаешь, там лучше будет? – скептически спросил Никита.

– Ну, там хоть какая-то жизнь есть. Как-никак мегаполисы. Может, работа какая найдётся, – мечтательно протянула девчонка.

– Как же, найдётся. Лучше вспомни, сколько народу туда уже набежало. Ты этого не помнишь, но было время, когда Москву называли Нерезиновск. От слова не резиновая. Так что выбери другой маршрут. А ещё лучше попытайся где-нибудь по дороге устроиться. В средней полосе. Там и климат помягче, и народ не такой обозлённый.

– А сам чего туда не идёшь? – спросила она, подозрительно прищурившись.

– А кому я там нужен? – грустно усмехнулся Никита. – Что там, что здесь. Какая разница?

– А мне советуешь.

– Так ты женщина. В этом плане женщине устроиться попроще. Кто-нибудь да подберёт. Тем более молодую.

– Ага, на панель. Нет уж. Это не для меня. Пробовала уже, знаю, что это такое, – упрямо покачала головой девчонка.

– Тебя как зовут, чудо бродячее? – вздохнул Никита.

– Таня, – улыбнулась девушка.

– Значит так, Таня. Если хочешь здесь ночевать, тебе придется как следует помыться. А то воняешь, как куча мокрой шерсти.

– Это от кофты. Она шерстяная, – смутилась Татьяна.

– Я про тебя говорю, а не про кофту. Сама ты своего запаха не чувствуешь, но другие его сразу учуют.

– Как это? – не поняла она.

– Как я учуял. Да и двигаешься ты неуклюже. В общем, ладно. Не о том речь. Вот тебе мыло, вот это вместо полотенца, а это наденешь, когда отмоешься. Ручей сразу за соседними развалинами.

– Погоди, ты мне в ледяной воде мыться предлагаешь? – охнула она.

– Я моюсь, и, как видишь, жив. Так что или мойся, или шагай дальше. А то ты своим запахом уже всю берлогу мне провоняла.

– Ну, ты и садист, – покачала Таня головой. – Я же через минуту от холода загнусь.

– Нет проблем. Тогда шагай дальше, – ответил Никита, решительно отбирая у неё выданные вещи.

– Ладно, ладно. Помоюсь, – почти выкрикнула она, протягивая к нему связанные запястья. – Руки-то развяжи. Не буду же я со связанными руками мыться.

Понимая, что проиграл, Никита быстро распустил узел и, хозяйственно смотав верёвку, снова протянул ей отобранные вещи. Испустив тяжёлый вздох, девчонка с видом полной покорности судьбе поплелась искать ручей. Закрыв за ней дверь, Никита быстро осмотрелся и, метнувшись к полке с оружием, принялся быстро убирать всё так, чтобы стволы оказались подальше от шаловливых ручонок.

То, что рядом с ним вдруг оказалось существо женского пола, Никиту нисколько не приводило в благодушное состояние. Что называется, всякого повидали. А что касается умения убивать, так в этом деле женщины ни на волос не уступят мужчинам. Более того, если верить инструкторам, а верить им стоило, женщины предпочитают убивать, находясь в прямом контакте с жертвой.

Это значит, что если мужчина при малейшей возможности постарается увеличить дистанцию между собой и целью, то женщина сделает с точностью до наоборот. И дело здесь не во врождённой стервозности, а в психоэмоциональном аспекте. Эмоции жертвы многих из них попросту возбуждали. Так что иллюзий по поводу своей находки Никита не питал никаких.

По-хорошему, её с самого начала нужно было наладить в страну вечной охоты, но природное любопытство и долгое отсутствие человеческого общения заставили его сохранить ей жизнь. И вот теперь он судорожно пытался сообразить, что делать дальше. Верить ей Никита не мог, но и просто прогнать рука не поднималась.

* * *

Майор Хан, начальник отдела разведки пятой Кантонской армии КНР, сдёрнул с рук латексные перчатки и, отойдя от стола, снял с лица хирургическую маску. Осмотр найденного рядом с поселением трупа одного из солдат, стоявших ночью в карауле, снова ничего не дал. Все эксперты в один голос утверждали, все раны нанесены животным из породы кошачьих, но каким именно никто ответить не мог.

Вот уже третий год подряд все поселения, образовавшиеся на оккупированных территориях, подвергаются нападению странного существа. Единственное, что связывает эти нападения – жестокость и время. Каждое полнолуние солдаты подвергались нападению, и каждый раз не оставалось ни одного свидетеля, способного внятно рассказать, что это было.

Среди рядового состава уже начали активно бродить слухи об оборотнях, призраках и тому подобной нечисти. Но майор был человеком приземлённым и в подобные слухи никогда не верил. Хан отлично знал, что за каждым необъяснимым происшествием всегда стоял человек. Он и сам был причастен к нескольким событиям, которые вполне можно было отнести к разряду необъяснимых.

Поэтому найденный в стороне от периметра поселения труп он решил осмотреть лично. Больше всего в выводе о том, что виноват во всём этом человек, Хана убедил тот факт, что рядом с погибшими не обнаружили их оружия. Хотя, если внимательно посмотреть на раны, то первое впечатление вполне соответствует выводам экспертов. Плоть была разорвана клыками.

На рваные раны шей своих солдат Хан внимания не обращал. Будучи мастером тай-чи, он мог с ходу назвать с десяток предметов, которыми опытный боец мог нанести подобные ранения. Поэтому всё своё внимание он сосредоточил на теле последнего обглоданного солдата. Кивком головы дав разрешение подчинённым на захоронение тела, он вышел из здания больницы и, закурив, погрузился в размышления. Настораживал его и тот факт, что пущенные по следу нападавшего собаки довели проводников только до трупа.

Дальше они потеряли след, и все попытки проводников навести собак на след пропали даром. Такой эффект можно было добиться только при помощи человеческой химии. Значит, всё-таки человек. Но откуда тогда следы клыков на теле? Вывод напрашивался сам собой. Союз человека и животного. Но как тогда объяснить, что ни один эксперт не берётся идентифицировать этого зверя? И какого зверя можно так выдрессировать, чтобы он убивал солдат, не трогая обывателей?

К тому же ни на трупах, ни на месте обнаружения последнего несчастного не было обнаружено ни одного клочка шерсти. А этого просто не может быть. Любое животное, имеющее шерсть, просто обязано оставлять её в местах своего пребывания. Так распорядилась природа. Ведь таким образом любой хищник метит свои охотничьи угодья.

Из задумчивости майора вывело появление посыльного из штаба. То, что это посыльный, Хан понял, едва заметив повязку на рукаве солдата. Кривоногий, щуплый пехотинец, рысью подбежав к загадочному майору, лихо отдал честь и, чуть картавя, доложил:

– Господин майор, вас срочно вызывают на совещание штаба дивизии.

– Иду, – коротко ответил майор, внутренне поморщившись.

Ему всегда претили эти тупые посиделки с переливанием из пустого в порожнее. Нужно было отдать этим русским должное. У них есть много очень точных выражений для подобных занятий. Изучая русский язык, Хан понял это очень быстро и, увлёкшись, сумел овладеть им в совершенстве, избавившись даже от анекдотичного пришепетывания и присвистывания, свойственных практически всем азиатам.

Погасив сигарету, Хан нехотя направился в штаб. Сейчас его больше интересовал вопрос, кто осмелился нападать на солдат, а не тактика развития оккупированных территорий. Но как ни крути, а одно обязательно должно быть связано с другим. В этом майор не сомневался. После третьего нападения он провёл своё небольшое расследование и убедился, что до появления в этих местах новых поселений подобных эксцессов у местного населения не возникало.

Да, кто-то пропадал в тайге, кого-то убивали по пьяной лавочке или из ревности, но фактов людоедства не было. Но почему тогда только в полнолуние, и почему все нападения происходили в разных местах? Получив это задание, Хан долгое время считал его насмешкой над своими способностями, но, вникнув в суть проблемы, неожиданно понял, что, сумев найти нужные ответы, очень здорово поднимет свой престиж перед начальством.

Как оказалось, об эту загадку уже сломали зубы четверо его предшественников. Поторопившись с выводами, они доложили начальству, что проблема решена. И всё это только на основании убийства нескольких тигров и казни двух десятков несчастных, случайно подвернувшихся под руку. Узнав об этом, Хан решил не торопиться. Не требуя особых привилегий и средств, майор методично прорабатывал каждую возникшую версию.

Но сегодня у него не было даже версий. Только домыслы и догадки, говорить о которых на совещании ему совсем не хотелось. Нужны были твёрдые факты. А ещё лучше скальп того, кто осмелился столько времени терроризировать поселения. Но об этом пока можно было только мечтать. Пройдя мимо замершего, словно статуя, часового, Хан поднялся на второй этаж и, войдя в приёмную, сказал адъютанту, едва разжимая губы:

– Доложите командующему, что майор Хан просит разрешения присутствовать на совещании.

Он терпеть не мог этого холёного, женоподобного лейтенанта, с его жеманными манерами, больше подходившими какому-нибудь изнеженному европейцу, чем настоящему китайцу и солдату. Лейтенант отвечал ему не менее тёплыми чувствами, но начальник отдела разведки слишком значимая для него величина. Поэтому ему оставалось только скрипеть зубами от злости и делать за спиной майора неприличные жесты.

Вот и сейчас, не спеша поднявшись, лейтенант одёрнул китель и медленно, словно на прогулке, подошёл к высокой резной двери. Поговаривали, что эту дверь генерал вывез из одного пришедшего в упадок храма, приказав установить её на входе в свой кабинет. Впрочем, Хан отлично знал, откуда она взялась, но делиться своими знаниями с другими не спешил.

Вернувшийся лейтенант открыл дверь, жестом указав ему, что майор может войти. Одарив жеманного сопляка мрачным взглядом, в котором легко читалось огромное желание придушить наглеца собственными руками, Хан вошёл в кабинет и, коротко козырнув, доложил:

– Господин генерал, майор Хан…

– Знаю, что ты Хан. Заходи и закрой как следует дверь, – устало усмехнувшись, приказал генерал Чу.

Такой тон не предвещал ничего хорошего. Зная это по опыту, майор молча вошёл в кабинет и, плотно прикрыв за собой дверь, подошёл к столу. Подчиняясь молчаливому жесту начальника, Хан опустился на стул и, подвинув к себе пепельницу, достал из кармана сигареты. Внимательно наблюдавший за ним генерал, усмехнувшись уголками губ, одобрительно кивнул:

– Похоже, мы слишком долго работаем в одной упряжке. Ты знаешь, что подобный тон означает долгий и серьёзный разговор, а я, глядя на твои приготовления, понимаю, что ты это уже знаешь.

– И что должна сказать мне эта преамбула? – настороженно спросил Хан.

– Только то, что когда мы с глазу на глаз, ты можешь смело говорить мне, что думаешь, а не то, что я хотел бы услышать. Кури, а я прикажу сварить нам кофе, – не меняясь в лице, ответил генерал, протягивая руку к селектору.

Дождавшись, когда адъютант вкатит в кабинет сервировочный столик с роскошным сервизом, генерал собственноручно разлил напиток по крошечным чашкам и, пригубив, одобрительно кивнул:

– Отлично! Если откровенно, я этого молодца только и держу за умение варить настоящий кофе. А в остальном туп как пробка. Да ещё и слухи разные из-за него среди офицеров бродят.

– Не проще тогда его задвинуть куда подальше? – пожал плечами Хан.

– Проще. Но какое мне дело до слухов? Или ты так не считаешь?

– Считаю. Главное не то, что думают другие, а то, что знаете вы, – кивнул Хан.

– Вот и я так думаю. Ну, а теперь давай поговорим о деле. Что удалось узнать о нападающем звере?

– Немного. Самое неприятное, что ни один эксперт не может назвать подходящую тварь. Но я уверен, что рядом с этим зверем стоит человек.

– Откуда такая уверенность?

– Пропало всё оружие. Даже штык-ножи. А уж такое дерьмо ни один уважающий себя боец подбирать не станет.

– Ты не очень высокого мнения о нашем оружии, – усмехнулся генерал.

– Я стараюсь быть объективным. Без идеологической шелухи.

– Слова опасные, но для офицера разведки вполне приемлемые. Но почему ты решил, что оружие не было забрано после? Другими людьми?

– Собаки взяли только один след. К тому же мои информаторы не сообщали о какой-либо военизированной группировке. Пусть даже маленькой.

– Ну, это ещё ни о чём не говорит. В этих местах дивизию можно спрятать, и ни одна собака не догадается, что она здесь вообще есть. Никогда не понимал, зачем одной стране такая огромная территория. Особенно если учесть, что её никто не осваивает.

– Русские оказались прозорливыми. Большая часть лесного массива планеты приходится на Россию и Южную Америку. Уничтожь они её, и мы давно бы уже задохнулись от выхлопных газов. Лес и запасы пресной воды, вот то, ради чего мы все казались здесь. Но сейчас против нас действует кто-то один. Возможно, это просто талантливый дрессировщик, а может быть, кто-то старательно делает вид, что имеет в помощниках зверя.

– Зачем?

– Люди глупы и доверчивы, генерал. И всегда готовы верить во всякие небылицы. Тот, кто делает всё это, очень точно рассчитал, что сможет таким образом запугать поселенцев.

– Он своего добился, – мрачно кивнул генерал. – Из поселений уже начали уходить. Пока только одиночки, но если так пойдёт и дальше, то скоро побегут семьями. Солдат удерживает только военное положение. Даже трусам не хочется быть гарантированно расстрелянными за дезертирство. Что собираешься делать?

– По-хорошему, нужно было бы вызвать сюда отряд спецназа и как следует прочесать все окрестные развалины. Заодно и фильтрационные лагеря пополнили бы. Посылать туда обычную пехоту бесполезно. Они уже напуганы, и не сумеют сделать всё, как надо.

– Ну, так давай вызовем, – усмехнулся генерал.

– Если только вы сами направите в штаб такую бумагу. Мои требования будут бродить из кабинета в кабинет года два, если не больше, – грустно усмехнулся майор.

– Да уж. Наша бюрократия от создания мира всегда была на высоте, – кивнул генерал. – Давай попробуем обойтись армейским спецназом. На это хватит и моих полномочий.

– Согласен. Главное, чтобы это были не местные солдаты и не обычная серая скотина.

– Ты думаешь, что там кто-то по-настоящему опасный?

– Человек, способный столько лет подряд уничтожать наших солдат и ни разу не попасться, просто должен быть опасным, по определению. Особенно если вспомнить, сколько человек было уничтожено при последнем нападении.

– Пожалуй, тут ты прав, – подумав, кивнул генерал. – Значит, на этом и остановимся. Начинай разрабатывать ход операции и порядок действий. Этой операцией командовать будешь ты.

Понимая, что разговор окончен, Хан одним глотком допил остаток кофе и, погасив в пепельнице сигарету, решительно поднялся. Задвинув на место стул, на котором сидел, майор коротко бросил руку к виску и, развернувшись, вышел из кабинета.

* * *

Каждый божий день на базе для новичков начинался неожиданно. Прапорщик Степаныч давно уже стал для них олицетворением всего самого плохого на этом свете. В очередной раз услышав его рёв, курсанты вздрагивали и дружно посылали в его адрес такие выражения, что трава под ногами жухла. За проведённую на базе неделю нормально, в постелях они ночевали только один раз.

Всё остальное время они ночевали в поле. Точнее, там, где нормальному человеку и в голову не придёт устроиться на ночь. Как выяснилось, полигон – это обнесённые забором из колючей проволоки пятьдесят квадратных километров земли, на которых можно было найти всё. Лес, болота, реку, скалы, даже подземные тоннели.

Исхудавшие, с ввалившимися от усталости глазами, небритые и нечёсаные, курсанты напоминали бледные подобия себя самих. Еле переставляя от усталости ноги, они плелись выполнять очередное задание, тихо проклиная собственную глупость и упрямство. Хотелось только одного. Упасть лицом в хрусткую, мёрзлую траву и уснуть, забыв про приказ и задание.

Но установленные на дороге ловушки и засады не позволяли расслабиться. То и дело, словно чёртик из табакерки, выскакивал неизвестно откуда один из инструкторов и, быстро внеся необходимые коррективы, так же бесследно исчезал. Попервости курсанты даже пытались определять, откуда появится инструктор в очередной раз, но очень скоро бросили это занятие. Слишком велика была усталость.

Уже трижды до нужной точки не мог добраться ни один из группы. Людей теряли каждые два-три часа. То кто-то подрывался на мине ловушке, то кто-то, упав, получал очередную вводную о сломанной ноге, то… В общем, всех причин отсеивания бойцов было и не перечислить. Доходило даже до анекдота. Отправившиеся по нужде в кустики девушки, в количестве двух штук, забыли оружие и были внезапно атакованы стаей одичавших собак. В итоге группа сократилась ещё на две единицы.

Понимая, что всё это не дурная фантазия инструкторов, а вполне возможное развитие событий, курсанты пытались анализировать свои ошибки, но, не имея нужного опыта, вынуждены были только тяжко вздыхать, признавая откровенный проигрыш. Внимательно наблюдавший за ними полковник только мрачно качал головой и кривился, видя их неуклюжесть и бестолковость. Наконец, не выдержав этого издевательства над собственной психикой, Иевлев вызвал к себе Степаныча и, кивая на монитор, решительно спросил:

– Как думаешь, есть смысл на них вообще время терять?

– Так ведь других-то всё равно нет, – пожал могучими плечами прапорщик.

– Наберём команду поздоровее. Может, хоть физически до наших ребят дотянутся, – горестно вздохнул полковник. – Сил моих нет на это безобразие смотреть. Не бойцы спецназа, а стадо баранов. Даже под ноги не смотрят.

– Не бузи, Палыч. Кутята только жить начали. Натаскаем, – добродушно прогудел гигант.

– Натаскаем, – буркнул в ответ полковник, заметно успокаиваясь. – Возвращай это стадо на базу. Пусть помоются, перекусят, а потом в спортзал. Посмотрим, чего они в рукопашке стоят.

– Добро, проверим, – усмехнулся прапорщик.

– Сам приду. Нам только трупов не хватало, – осадил его полковник, выразительно покосившись на огромную фигуру Степаныча. – Ещё зашибёшь кого сдуру. Твоим кулачищем только костыли железнодорожные заколачивать.

– Да ладно тебе, Палыч. Вроде ещё ни одного не зашиб, – заметно смутился прапорщик.

– Да, а после кого пришлось парня в больницу отправлять? Забыл уже?

– Так ведь ты сам всё видел. Я же даже и не ударил толком. Так, отмахнулся только, – ещё больше смутился Степаныч.

– Вот я про то и говорю. Ты отмахнёшься, а мне потом год отписываться, – усмехнулся полковник, хлопнув лысого богатыря по могучему плечу. – Сам проверю. Заодно и кости старые разомну.

– А нога?

– А что нога? Нога как нога. Хромая только, – улыбнулся Иевлев, заговорщицки подмигивая старому сослуживцу.

Понимая, что отговорить командира от схватки с курсантами не получится, прапорщик молча кивнул и, развернувшись, вышел в коридор. Вскоре на экране монитора полковник заметил машину, которой управлял один из инструкторов базы. Подъехав к растерянно замершей группе, он быстро что-то сказал и, развернувшись, не спеша покатил в сторону центрального здания.

Курсанты с заметно скисшими физиономиями покорно последовали за машиной. С удивлением отметив, как сильно изменились лица курсантов, полковник только качнул головой. Похоже, для этих кутят ещё не всё потеряно, если даже так устав, они ещё способны огорчаться. Выйдя из центра наблюдения, Иевлев прошёл к себе и, быстро переодевшись, спустился в спортивный зал, размяться.

С того злополучного момента, как во время выполнения очередного задания его нога оказалась в пасти каймана, полковнику требовалось время, чтобы заставить повреждённые мышцы и связки действовать в нужном ему режиме. Потом снова накатит боль, а на ногу будет невозможно ступить. Но это будет потом. А сейчас он хотя бы на пару часов станет самим собой. Офицером элитного подразделения армии, идеальной машиной для решения любой, самой невыполнимой задачи.

Спустя полтора часа в зал медленно, словно нехотя вползли вернувшиеся курсанты. Уже отмытые и слегка накормленные, они начали походить на тех бравых лейтенантов, что приехали на эту базу неделю назад. Обведя измученных ребят насмешливым взглядом, полковник повернулся к прапорщику и, чуть пожав плечами, сказал:

– Провал четырёх заданий из четырёх. Даже до точки ни один не дошёл. В общем, полный провал. Теперь посмотрим, что вы умеете в плане рукопашного боя. Для начала попробуем один на один, а дальше как пойдёт.

Указав пальцем на стоящего первым курсанта, полковник жестом приказал ему выходить из строя, и, дождавшись, когда парень настороженно замрёт, сделал пробный выпад. Не ожидавший от старого хромого полковника такой прыти курсант нелепо взмахнул руками и, запутавшись в собственных ногах, чуть было не упал. Не удержавшись, огромный прапорщик громко, от души расхохотался.

Смутившись так, что стал почти пунцовым, курсант выпрямился и, собравшись с духом, попытался нанести полковнику удар ногой в голову. Легко пригнувшись, Иевлев пропустил удар над головой и, выбрав момент, когда инерция развернёт неуклюжего противника к нему спиной, пнул парня по пятой точке. Несмотря на внешнюю небрежность, удар просто швырнул парня к стене.

– Сынок, или ты начнёшь драться изо всех сил, или я начну из тебя дерьмо выбивать, – хищно усмехнулся полковник.

Сообразив, что это не шутка и не пустая угроза, курсант ринулся в атаку, молотя кулаками куда попало, лишь бы дотянуться до противника. Ловко принимая все его удары на предплечья, полковник заставил парня плясать вокруг себя словно дрессированного медведя. Судя по скорости, парень сделал ставку на силу и молодость. Наконец, улучив момент, полковник быстрым движением разорвал дистанцию, сделав полтора шага назад.

Точнее, шаг был только один. Второй ногой, выманив противника на себя, он едва коснулся пола за спиной, тут же нанеся встречный удар в грудь. Оказавшись на полу, курсант с трудом пытался восстановить дыхание. Вздохнув, полковник жестом указал сразу на троих следующих бойцов, коротко приказав:

– Трое, хором. Нападайте.

Через два часа, вконец измотав курсантов и себя, Иевлев безнадёжно махнул на них рукой и, повернувшись к прапорщику, громко сказал:

– Чем дальше, тем хуже. А в училищах мне твердили, что отдают лучших рукопашников.

– Так в училищах они, может, и были лучшими. Среди таких же кутят, – усмехнулся Степаныч.

Спустя ещё час прапорщик, отправив курсантов мыться и отсыпаться, зашёл в кабинет полковника и, без приглашения присев в кресло, участливо спросил:

– Как нога, Палыч?

– Терпимо, старина. Меня сейчас другое волнует.

– Знаю я, что тебя волнует, – невесело усмехнулся гигант. – Не бери в голову. Я тут видеоотчёт для высокого начальства приготовил. Может, поглядев, во что нынешние офицеры превращаются, решат нам дополнительное время для подготовки выделить? В общем, если начнут доставать, прокрутим им весёлое кино, пусть полюбуются, во что наша молодёжь превращается. Ты ведь сам говорил, по бумагам они там лучшие были. Так что, если это лучшие, то какие тогда будут худшие?

– Можно подумать, что начальство такие вещи когда-то волновали, – фыркнул полковник, с интересом покосившись на старого приятеля.

– Ну, с такими фактами спорить сложно, – упрямо набычился Степаныч.

– А они и спорить не станут. Просто спишут нас с тобой на пенсию, как не справляющихся с указанием, и пойдём мы, друг, ларьки охранять.

– Чего это вдруг ларьки? – возмутился прапорщик.

– А что мы ещё умеем, кроме как взрывать да убивать? Ну, ещё качественно морды бить, – невесело улыбнулся полковник.

– Ну, у мамани моей дом ещё крепкий, хозяйство кое-какое есть. Слава богу, жива ещё, старушка. В общем, с божьей помощью, совместными усилиями вместе выживем.

– У тебя хоть мать жива. А у меня давно уже никого не осталось. Квартирка однокомнатная да пенсия грошовая, вот и всё хозяйство, – грустно усмехнулся Иевлев. – Даже кошки, и той нет.

– Ты чем меня слушаешь, командир? Я же русским языком сказал, вместе. Или ты и вправду решил, что я тебя тут в городе одного брошу? Нет, командир. Раз уж связал нас чёрт одной верёвочкой, то значит, и дальше будем лямку тянуть вместе.

– Хочешь сказать, что и на том свете от меня не отвяжешься? – с усмешкой спросил полковник.

– Мы с тобой столько лет по всему свету окаянствовали, что там для нас давно уже уютные сковородки по соседству приготовлены. Так что не надейся. Да и нельзя нам поодиночке. Не выживем. Слишком долго в одной упряжке бегаем.

– Это точно. Что там у нас на завтра по плану?

– Минно-подрывное. Начнём натаскивать, а там уж как бог даст.

– Что-то частенько ты стал Всевышнего поминать. Неужто в церковь ходишь?

– Да когда тут? Да и не религиозный я. Так, что называется, божиться божусь, а в попы не гожусь. А по поводу пенсии, так ты, командир, даже не сомневайся. Одного я тебя не оставлю. Уходить, так вместе. Поедем к мамане моей, в деревню. Будем огород городить, в баньку похаживать. В общем, проживём. Сколько нам той жизни осталось?

– Надоест ведь скоро. Не могут люди без конца друг за дружку держаться.

– Могут, командир. Должок за мной. Думаешь, я забыл?

– Ты о чём это? – насторожился Иевлев.

– О мине. Из всей группы ты один тогда рядом остался. Не дал в чужой земле залечь.

– Нашёл что вспоминать, – охнул полковник. – А когда ты меня на своём горбу до точки рандеву тащил? Думаешь, я это забыл? Так что не нам с тобой долгами считаться.

– Всё равно ведь не отстану, – упрямо ответил прапорщик.

– А я и не прошу. Куда я от тебя денусь, старый ворчун.

– Это точно. Никуда не денешься. А поворчать я люблю, это факт. Так что, злись, ругайся, а и работать, и на пенсию уходить мы вместе будем, – обезоруживающе усмехнулся Степаныч.

– А давай-ка, старина, мы с тобой по соточке наркомовских примем, – заговорщицки подмигнул старому другу полковник.

– Вот это дело. А то на сухое горло и разговор не идёт, – разом повеселел гигант.

Достав из тумбочки початую бутылку водки, полковник разлил напиток по стопкам, и друзья молча, чокнувшись, дружно выпили. По привычке занюхав спиртное кулаком, Степаныч достал из кармана пачку сигарет и, вздохнув, усмехнулся:

– Вот тебе, старина, и ещё одна причина, по которой нам разбегаться нельзя. Даже выпить толком и то не с кем будет.

– Это точно. Нам с тобой с кем ни попадя пить присяга не разрешает, – усмехнулся в ответ Иевлев.

– Так что бросай свою бодягу про старческое одиночество и готовься жить в деревне. А квартирку свою внаём сдашь. Всё прибавка к пенсии.

– Такое впечатление, что ты уже рапорт написал. Разворчался. Лучше скажи, сколько там часов на подводную подготовку отведено?

– Слёзы. За это время мы их можем научить только на мелководье бултыхаться, чтоб не утонули.

– Как же мне все эти нововведения осточертели. Только к одному привыкнешь, как какой-то мудрец всё перекраивать начинает.

– И чего им неймётся? – поддержал его Степаныч. – Есть давно уже временем проверенная методика. Сотни ребят по ней работали, так нет, всё чего-то улучшают. Забыли, что лучшее – враг хорошего. Я бы ещё понял, меняй они изучение оружия и вооружения. Это понятно. Но в физическую подготовку лезть-то зачем? Ещё бы предложили, как на олимпиаде, допинг применять.

– Слава богу, до этого ещё не додумались, – рассмеялся Иевлев, но смех его прозвучал совсем невесело. – Значит так, я на высочайшее командование выходить буду. С докладом. Все свои записи и рапорты и тому подобное приноси. Будем бодаться и дополнительное время на подготовку просить. Другого выхода я не вижу. Только сначала нужно их ещё на стрелковую подготовку проверить. В общем, чтобы всё с первого взгляда ясно стало. Сможешь?

– А чего тут мочь? Дело-то привычное. Выгоню на полигон, и в режиме онлайн поснимаю. Даже монтировать не буду. Только в конце результаты выведу, чтобы ясно всё было.

– Годится. И начинай подготовку. Дадут нам дополнительное время или нет, неизвестно, а работу всё равно потребуют.

– Вот завтра и начнём. Всё сразу. От физухи до психологии. По полной программе, чтобы охнуть некогда было.

– Ты только смотри, чтобы не сломались. И учти, девчонки могут на физической подготовке зависнуть, а пацаны на психике. Нам только чокнутых с навыками профессиональных киллеров не хватало.

– Учи учёного, – обиженно буркнул прапорщик. – Откровенно говоря, ума не приложу, что с девками делать.

– Ты это о чём? – насторожился Иевлев.

– Ты, похоже, слишком долго с одними мужиками общался. У них же каждый месяц проблемы по женской части случаются. И чего с ними тогда делать? Женский организм дело тонкое. Чуть нагрузки сменились, и чёрт-те что начинается.

– Ты это сам придумал или вычитал где? – удивился Иевлев.

– Палыч, ты чего? Совсем квалификацию потерял? С одной стопки дело забывать начал? Нам же всё это ещё на спецкурсе читали, когда мы сами кутятами были.

– Чёрт! А ведь ты прав, старый ворчун. Совсем из головы вон, что у них такие аварии каждый месяц происходят. Так, где там наш доктор?

– Дома, конечно, где же ещё? Я его и не вызывал.

– На завтра чтоб здесь был. Вот ещё проблема на мою голову, гинеколога им искать.

– Думаешь, наш эскулап не справится?

– Он, конечно, мужик опытный, знающий, но в таких делах настоящий профессионал нужен. Который на этом деле собаку съел.

– Ну, с этим только к начальству. Они эту бодягу придумали, вот пускай и решают проблему, – усмехнулся Степаныч.

В очередной раз вздохнув, Иевлев налил ещё по стопке, и мужчины, выпив, дружно закурили.

* * *

Новое приобретение Никиты оказалось до ужаса шумным и любопытным. Уже через два часа после её возвращения от ручья у парня разболелась голова от её бесконечной трескотни. Молчать девчонка, похоже, не умела вообще. Не удержавшись, Никита задумчиво взвесил в руке тряпку, которой протирал кружку, и, покосившись на Таню, тихо сказал:

– Не заткнёшься, я тебе кляп вставлю.

– Ты чего? – не поняла девчонка, осёкшись на полуслове.

– Достала своей болтовнёй. Я уже собственных мыслей не слышу, – огрызнулся Никита.

– А о чём ты думаешь? – тут же спросила она, но сообразив, что действительно рискует попробовать тряпку на вкус, осеклась.

Потом, помолчав, осторожно добавила:

– Ты потерпи немного. Ладно? Я так долго одна была, что думала, человеческий язык забуду. Вот теперь и тянет всё время поговорить.

– Говори сама с собой. Мысленно, – резко осадил её Никита. – Ты пойми одну простую истину. Здесь шуметь слишком опасно. Я всё время начеку должен быть, чтобы врасплох не застали.

– Если здесь так опасно, то зачем тут живёшь? – тут же последовал очередной вопрос.

– Ты издеваешься?! – возмутился Никита.

– Да не издеваюсь я. Я серьёзно спрашиваю, – возмутилась в ответ Таня.

– Для меня здесь опасности нет. Я всегда настороже, и противнику безнаказанно сюда не подобраться. Другое дело, когда ты трещишь без умолку, как сорока, и не даёшь мне вовремя услышать, что происходит снаружи, – терпеливо пояснил Никита.

– Хочешь сказать, что можешь услышать, что происходит на улице, сидя в этом подвале? – не поверила ему девушка.

– Могу. У меня слух хороший, – отмахнулся Никита, подходя к столу.

Повторять ей то, что уже однажды сказал, он не собирался. По большому счёту, ему было абсолютно всё равно, что она подумает и чему поверит. Больше всего ему сейчас хотелось закрыть глаза и представить, что девчонки здесь просто нет и никогда не было. Но это были только мечты. Даже закрыв глаза, он всё равно продолжал чувствовать её присутствие.

Дыхание, шорох движений, шелест остриженных до плеч волос, запах, всё это каждую секунду напоминало ему о её присутствии. Оборудованная им под свои нужды комната была слишком мала для двоих. Особенно для человека с изменёнными органами чувств. Больше всего Никиту раздражал тот факт, что, даже будучи человеком, в спокойном состоянии он продолжал воспринимать окружающий мир обострёнными, звериными инстинктами.

Усилием воли отбросив эмоции, он взял себя в руки и, одарив настороженно замершую девчонку долгим взглядом, спросил:

– Когда ты планируешь идти дальше?

– Ну, не знаю, – пожала плечами девчонка. – Отосплюсь, передохну немного, а там видно будет. Я ещё не решила, куда мне идти. К тому же холодно становится. Зима наступает. Скоро снегу навалит выше моего роста. Но это же ничего. Я ведь тебе не мешаю? – быстро добавила она, пытаясь заглянуть парню в глаза.

– В том-то и дело, что мешаешь, – ответил Никита, даже не задумываясь о последствиях.

Дальше последовало то, что и должно было последовать после такого заявления. Большие голубые глаза девчонки стремительно наполнились слезами, а губы предательски задрожали. Чуть слышно всхлипнув, она уткнулась лицом в сложенные горстью ладошки и сквозь слёзы глухо сказала:

– Ну почему всегда так?! Почему мне всю жизнь не везёт?

– Ты это про что? – не понял Никита.

– Из своего посёлка сбежала, думала, до цивилизации доберусь, так ты сказал, что там и так народу лишнего много. Здесь остаться, снова ты гонишь. А куда мне деваться? Как дальше жить? К узкоглазым, в рабыни? За миску похлёбки пахать?

Она уже не просто плакала, а в голос рыдала, даже не пытаясь скрываться. Не понимая, как реагировать на это, Никита неопределённо пожал плечами и, покачав головой, проворчал:

– А реветь-то зачем?

– Неужели так трудно понять, что девчонке одной здесь не выжить?

– Потому и спрашиваю, когда и куда уходить собираешься, – растерянно пояснил Никита.

– Да некуда мне идти, дубина! – заорала в ответ Таня.

Неожиданный визг девчонки оглушил Никиту не хуже шумовой гранаты. Охнув, он потряс головой, пытаясь унять звон в ушах и поковыряв пальцем в ухе, спросил:

– А визжать-то так зачем? Совсем оглушила.

– А как тебе ещё объяснить, что мне страшно? – продолжала орать девчонка. – Ну скажи, что мне делать, если ты такой умный? Сам устроился, сидишь тут, как паук в банке.

– А с чего ты взяла, что я собираюсь решать твои проблемы? – неожиданно вызверился Никита. – Я тебя первый раз в жизни вижу, а с какого-то перепугу должен спасать? У меня своих проблем выше головы.

– Но ведь ты же мужчина, – пустила в ход Татьяна самый беспроигрышный аргумент.

– И что? Хочешь сказать, что там, где ты жила, мужчин не было? Были, да только тебя они по каким-то твоим критериям не устроили. Вот ты и сбежала оттуда, чтобы в другом месте пристроиться. Наткнулась на меня и решила, что выиграла джек-пот. Но не в этот раз. Это моя жизнь, и посторонним в ней нет места.

Отвечая ей, Никита всё сильнее повышал голос, под конец уже просто выкрикнув последние слова. Он просто не знал, как объяснить ей то, что с ним произошло, и как всё это доказать, не подвергнув опасности. К тому же в памяти бывшего офицера калёным железом было выжжено предупреждение об особой секретности проекта, в котором ему пришлось участвовать. Его долгие годы учили молчать, и теперь это умение подверглось испытанию.

Растерянно замерев, Таня испуганно смотрела на него, не зная, как реагировать на эту вспышку. От удивления она даже успокоилась. Замолчав, Никита сделал несколько глубоких вздохов, пытаясь успокоиться, и, взяв себя в руки, добавил:

– В общем, завтра тебе будет лучше уйти.

– Но почему? Я тебе не нравлюсь?

– А это-то здесь при чём? – окончательно растерялся Никита. – Я же сказал, рядом со мной быть опасно.

– Чем? – не унималась девушка.

– Я опасен. Сам по себе, – зарычал парень, начиная снова заводиться.

– Ты чего? Маньяк какой, что ли? Или просто псих?

– Всё вместе. Так что, если хочешь жить, лучше ищи себе другое место, – набравшись терпения, ответил Никита.

– Не пойму, то ли ты просто пытаешься так от меня избавиться, то ли издеваешься, – в очередной раз не поверила она ему.

– Неужели так сложно понять, что это правда? – схватился за голову Никита.

– Ты сам-то себя слышишь? – скептически усмехнулась девчонка. – Когда такое было, чтобы псих сам признавал себя психом, добровольно? Врёшь ты всё, – решительно закончила она.

– О господи! – чуть не взвыл Никита, чувствуя страстное желание вышибить девчонке мозги.

Словно уловив, что ей грозит, девчонка вжала голову в плечи и, опасливо отодвинувшись подальше, настороженно спросила:

– Ты и правда хочешь, чтобы я ушла?

– Хочу, – твёрдо ответил Никита, устало опускаясь на топчан.

Этот разговор отнял у него больше сил, чем драка с несколькими противниками сразу. Всего за несколько часов она успела довести его до белого каления. Растерянно посмотрев на него, девчонка уселась прямо на пол и, тяжело вздохнув, тихо сказала:

– Неужели тебе всё равно, что со мной будет?

– А почему меня это должно беспокоить? – ответил Никита вопросом на вопрос. – Я уже сказал, у меня своих проблем выше головы.

– Это каких же? – ехидно поинтересовалась Таня.

Но Никита вместо ответа, вдруг насторожившись, бесшумно скользнул к двери, делая ей знак соблюдать тишину. Удивлённо наблюдая за ним, девчонка замерла с открытым ртом, не понимая, что происходит. Приложив к двери ухо, парень медленно, чтобы не брякнуть железом, отодвинул засов и, чуть приоткрыв створку, выскользнул на лестницу, всё так же бесшумно закрыв за собой дверь.

Осторожно выглянув из подвала, Никита осмотрелся и тут же замер, боясь выдать своё присутствие. Взвод солдат медленно двигался в направлении развалин, тщательно осматривая каждый сантиметр земли. Медленно, буквально по миллиметру, Никита повернул голову, высматривая других солдат. Делать в таком положении резкие движения означало сразу привлечь к себе внимание.

Убедившись, что ещё один взвод движется к развалинам с другой стороны, Никита осторожно спустился обратно в подвал и, вихрем влетев в свою берлогу, метнулся к шкафу, куда убрал всё оружие. Едва не споткнувшись о всё ещё сидевшую на полу девчонку, он не удержался и тихо зашипел:

– Хватай шмотки и готовься долго и быстро бежать. Группа зачистки. Если они сюда ворвутся, я сдаваться не стану.

– А куда бежать-то? – не поняла Таня.

– Куда-нибудь. Лишь бы подальше отсюда. Я отвлеку их на себя, а ты беги.

– Так, может, вместе…

– Делай, что говорю, – шёпотом рявкнул на неё Никита. – Не дадут нам обоим уйти. Так что беги со всех ног, если не хочешь рабыней стать. А до тех пор сиди молча и не шевелись, может, и не сунутся сюда. Они таких подвалов боятся.

Объясняя ей, что делать, он сноровисто набивал карманы боеприпасами и гранатами. Передёрнул затвор винтовки, быстро приставил её к стене и, подхватив топчан, подпёр им двери. С сомнением покосившись на дверь, Татьяна не удержалась и тихо спросила:

– А другого выхода у тебя отсюда нет?

– Чем тебе этот не нравится? – не понял Никита, продолжая баррикадировать дверь.

– Дверь больно хлипкая. Гранату бросят, и всё. Вот они – мы.

– Не всё так просто, – мимолётно усмехнулся Никита. – Я эту дверь в развалинах нашёл. Вместе с косяком. Полотно железное, только снаружи деревом отделано. А косяк длинными костылями к стене приколотил. Так что с ходу не вышибут.

– Дай-то бог, – вздохнула, поднимаясь на ноги, девушка.

– Вон туда, в угол сядь, и ни звука, что бы ни случилось. Орать и визжать потом будешь. Вот, в рот себе засунь и зубами закуси, – добавил он, протягивая ей кожаный валик.

– Зачем? – не поняла девчонка.

– Затем, что всё равно не выдержишь и заорёшь. А с этим звук глухой получится, может, и не услышат, – быстро пояснил Никита, вслушиваясь в происходящее на улице.

– А может, не надо? – осторожно спросила девушка, с подозрением поглядывая на кляп.

– Я сказал, сунь его в пасть и сядь в угол, или я его тебе сам в глотку затолкаю, – зарычал Никита, теряя терпение.

Испуганно пискнув, девчонка тут же вцепилась в валик зубами и, забившись в указанный угол, сжалась в комок, следя за каждым его движением огромными от страха глазами. Вскоре на лестнице послышались шаги и негромкий гортанный разговор. Потом кто-то сильно толкнул запертую дверь, пытаясь открыть её. Вспомнив, что дверь открывается наружу, а с той стороны нет ручки, Татьяна заметно воспряла духом.

Но стоявший за дверью солдат оказался упрямее, чем она ожидала. Послышались какие-то переговоры, а потом что-то железное заскребло по деревянной обшивке. Но дверь не поддалась, достойно воспротивившись этой попытке. Стоявший у противоположной стены Никита медленно поднял винтовку, беря вход на прицел.

Скрип и скрежет продолжались довольно долго. Потом кому-то наверху надоело ждать. Судя по резким командам, солдатам было приказано перестать заниматься ерундой и вернуться к делу. Скрежет прекратился, и по лестнице застучали тяжёлые шаги. Никита уже опустил винтовку, когда что-то звонко простучало по ступеням, скатываясь в подвал. Резко присев, парень заткнул уши руками и открыл рот, пытаясь избежать контузии.

Взрыв упругой волной сотряс развалины. С потолка посыпалась пыль, а дверь заметно вогнулась. Подняв голову, Никита первым делом осмотрел вход, мысленно молясь, чтобы дверь и кладка выдержали. Рядом с косяком пробежала едва заметная трещина. Ещё одна граната, и противнику не потребуется даже врываться вовнутрь. Достаточно будет просто сунуть в пролом автоматный ствол или очередную гранату. Понимая всё это, Никита сквозь звон в ушах пытался услышать очередные шаги солдат, но сумел только расслышать очередную порцию команд. Кислый запах пороха, просочившись в убежище, забивал нос и горло, мешая дышать и вызывая неприятное раздражение. Никите смертельно хотелось фыркнуть и чихнуть, чтобы как следует прочистить дыхательные пути, но делать это сейчас было нельзя.

С тем же успехом можно было просто открыть дверь и выйти из подвала. Сделав глубокий вздох, Никита задержал дыхание, зажав себе нос пальцами. Звон в ушах заметно уменьшился, и парень, осторожно подобравшись к двери, прислушался. Солдаты явно уходили. Выждав, сколько мог, Никита медленно выдохнул и, сделав Тане знак не шуметь, принялся осторожно разбирать баррикаду.

От пыли и запаха сгоревшего пороха в логове было не продохнуть. Сдвинув в сторону топчан, он медленно отодвинул засов и осторожно толкнул дверь. Перекосившееся от взрыва полотно и погнувшийся косяк не дали ей открыться. Сообразив, что, приложив силу, он может привлечь к себе внимание, Никита оставил попытки проветрить помещение и, отойдя назад, присел на топчан.

– Что там? – не выдержав неизвестности, спросила Таня, вынув изо рта кляп.

– Тихо ты, – зашипел на неё Никита.

Втянув голову в плечи, девчонка моментально вернула кляп на место и сжалась в комок. Положив автомат на колени, Никита продолжал вслушиваться в происходящее снаружи. Ему ещё не верилось, что всё обошлось так просто. Слишком большим был поисковый отряд. Похоже, пришло время снова менять место жительства.

Но уходить, не попрощавшись, было не в его духе. Чуть усмехнувшись, он мысленно прикинул, чем ещё может насолить оккупантам, и, убедившись, что такие возможности есть, с силой сжал кулаки. Ему на память снова пришло то время, когда началась вся эта заваруха. Называть то, что происходило тогда войной, у него язык не поворачивался.

Кавказ, границы Средней Азии и Дальнего Востока вспыхнули практически одновременно. Кто-то где-то очень сильно постарался, чтобы поджечь всё вокруг страны, которая уже много лет подряд была бельмом на глазу всех мечтавших о мировом господстве. Но и в этот раз Россия умудрилась ответить на чужую логику своей непредсказуемой дикостью.

Всё местное население, жившее по границам, подвергшимся нападению, не дожидаясь объявления всеобщей мобилизации, встретило оккупантов так, как встречало их во все времена. Топоры, вилы, косы, древние охотничьи ружья, помнившие ещё монголо-татарское нашествие, всё это было пущено в ход. Не ожидавший такого отчаянного сопротивления противник вынужден был применить против мирного населения боевое оружие.

Но это уже ничего не могло изменить. Разом поднявшееся ополчение сумело задержать противника недалеко от границ, дав возможность регулярным частям организовать оборону. Потери, конечно, были большими, но кто в военное время считает погибших. Один погибший – это трагедия, а миллионы – это статистика. Не ожидавшие такого ожесточённого сопротивления оккупанты пытались пустить в ход посулы, подкуп и даже угрозы, но всё было бесполезно.

Толпы беженцев уходили от границ, но не меньше народу оставалось, продолжая сопротивляться. Эти неорганизованные отряды наносили оккупантам больше урона, чем регулярная армия. Никому не подчиняясь, они нападали на патрули и пытавшихся обжить захваченные земли переселенцев. Только после этого оккупационные власти приняли решение об организации постоянной охраны поселений.

Ни расстрелы пойманных с оружием в руках, ни фильтрационные лагеря, ни предложения о сотрудничестве и солидные деньги за сотрудничество не могли заставить этих партизан отступить. Даже приказы российских властей, начавших переговоры с агрессорами, не помогали. Им было всё равно, когда и о чём договорятся власть предержащие. Они знали только одно: их согнали с родных мест, а значит, они должны сделать всё, чтобы вернуть себе свою землю. Ту, на которой они прожили всю сознательную жизнь.

И пусть там остались только развалины. Пусть покосившиеся избы с прогнувшимися крышами давно уже сгорели. Это была их земля. Место, где они прожили всю свою жизнь, и уходить с которой они не собирались. Даже Южно-Курильские острова, которые отошли России после Второй мировой войны, не стали для японцев местом спокойного проживания. То и дело из отвесных скал раздавались выстрелы и летели гранаты, уничтожая людей и технику.

Кто, как и каким образом обеспечивал партизан оружием, едой и боеприпасами, не понимал никто, но война продолжалась. Как продолжалась она и здесь, на китайской границе, где каждые три месяца войска пытались проводить зачистку всех окрестных развалин. Вот и сейчас, пройдя по ним, солдаты отправились дальше, оставив за спиной одного из самых опасных своих противников.

Очнувшись от собственных мыслей, Никита коротко подсветил часы на запястье и, бесшумно поднявшись, шагнул к дверям. С момента взрыва гранаты прошло почти полтора часа. Слух у парня уже восстановился, но в горле всё ещё продолжало першить. Взяв из угла найденную в одной из разбитых машин монтировку, он подсунул её под край двери и решительно потянул.

Раздался противный скрежет, и искорёженная дверь поддалась. Справившись с дверью, он оглянулся на девчонку и, пальцем поманив её к себе, тихо спросил:

– С оружием обращаться умеешь?

– Не-а, – помотала она головой, моментально выудив изо рта кляп.

– Тогда возвращайся в угол и не высовывайся.

– А ты куда? – тут же спросила она, мёртвой хваткой вцепившись в его рукав.

– Гостей провожу, – хищно усмехнулся Никита, качнув винтовкой.

– С ума сошёл?! Их же много! – возмущённо охнула Таня.

– Сиди молча, сам разберусь, – зарычал парень, теряя терпение.

Ему давно уже не приходилось объяснять кому-то свои действия и отчитываться за каждый свой шаг, и вопросы девчонки действовали на него словно красная тряпка на быка. Но Таня оказалась упрямой. Вцепившись в него ещё крепче, она чуть не в голос завопила:

– Не пущу! А вдруг ранят или убьют, чего доброго? Чего я тогда тут делать буду?

– Дальше пойдёшь, – огрызнулся Никита, стряхивая её пальцы.

Но это оказалось не так просто. Вцепившись в него, словно клещ, девчонка изо всех сил упёрлась ногами в пол и потащила его обратно, упрямо повторяя:

– Не пущу никуда. Хватит, навоевался уже.

– Ты совсем спятила? – растерялся Никита. – Отвяжись, чучело. Мне только бабы в командирах не хватало. Сядь и успокойся, я приду скоро.

Возмущаясь, он пытался оторвать её от себя, но девчонку, похоже, заклинило. Убедившись, что отпускать она его не собирается, и спор этот может длиться бесконечно, Никита сложил пальцы в щепоть и, резко ткнув её в диафрагму, зарычал:

– Ещё раз посмеешь меня без разрешения руками хватать, башку отшибу. Сиди в углу и не вякай. Если завтра не вернусь, бери что захочешь и уходи. А сейчас сиди тихо и жди. Если хочешь, конечно, – быстро добавил он, сообразив, что говорит.

Согнувшись пополам, Татьяна тщетно пыталась сделать хоть один вдох. Убедившись, что спорить с ним она пока не в состоянии, Никита быстро выскользнул из подвала и, осмотревшись, помчался следом за группой зачистки. Уходя, он хотел как следует напугать врага, дав ему понять, что в этих развалинах для оккупантов никогда не будет безопасно.

Солдаты продолжали прочёсывать город. То и дело в разных местах раздавались одиночные выстрелы, а дважды грохотали разрывы гранат. Когда Никита уже зашёл за спину отделению, оказавшемуся вне видимости сослуживцев, в стороне послышались звуки яростной перестрелки. Моментально сообразив, что это самый подходящий момент, парень выскользнул из-за груды кирпичей, за которой прятался, и метнулся вперёд.

Отвлёкшись на стрельбу, солдаты заметили его слишком поздно. Понимая, что действовать должен при помощи холодного оружия, если не хочет влезть в большую стрельбу, Никита перед броском повесил автомат за спину и вытащил из ножен два ножа. Трофейные штык-ножи качеством не отличались, но за время своего бездействия парень заточил клинки и успел привыкнуть к балансу.

Ворвавшись в середину группы, он несколькими резкими взмахами положил трёх солдат и, видя, что один из стоящих в стороне поднимает винтовку, недолго думая, метнул нож из правой руки. Нож из левой руки тут же был отправлен в горло второму солдату, а сам Никита, прыжком кинувшись к предпоследнему, ударом кулака разбил ему переносицу. Не ожидавшие нападения солдаты, обычная пехота, растерялись.

Пользуясь тем, что его изменённое тело двигалось быстрее, чем мог двигаться любой нормальный человек, он одним рывком свернул ушибленному солдату шею и, подхватив труп, швырнул его в последнего бойца. Рухнув на какие-то обломки, солдат не выпустил из рук автомат, при падении успев нажать на спуск.

Короткая, в четыре патрона очередь не сильно выбилась из грохота перестрелки, всё ещё звучавшей где-то в развалинах. Понимая, что всё равно уже нашумел, Никита одним движением перекинул автомат под локоть и, не целясь, всадил две пули в грудь упавшему солдату. Словно специально, из-за чудом сохранившегося угла выскочил ещё один солдат, и парень понял, что серьёзно влип. Не давая ему закричать, Никита выпустил ещё одну короткую очередь и, не дожидаясь появления других, принялся быстро собирать гранаты и боеприпасы.

Рассовав всё найденное по карманам, Никита быстро огляделся и, пригнувшись, кинулся обратно. В ту сторону, откуда пришёл. Выходить за границы развалин он не хотел. Слишком много солдат участвовало в этой зачистке. На открытой местности они могли его просто обойти, а в этих катакомбах у него был весьма весомый шанс пободаться.

Но, судя по истошному крику, на сегодня лимит его удачи закончился. Он едва успел нырнуть в какой-то пролом, как вокруг защёлкали пули. Быстро перебравшись к следующей дыре, Никита осторожно выглянул наружу и, заметив чью-то согнутую спину, выстрелил. Начавшаяся до этого перестрелка вспыхнула с новой силой. Очевидно, попавшиеся бойцы решили воспользоваться неожиданной удачей и пытаются прорваться.

Вслушиваясь в перестрелку, Никита то и дело огрызался на остервенелую стрельбу солдат короткими очередями, с усмешкой отмечая, что не растерял былых навыков. То и дело в ответ на его выстрелы раздавались крики боли. После очередного, особо удачного выстрела в развалинах раздался взрыв, и парень мысленно поздравил себя с удачей.

Разрыв гранаты из подствольного гранатомёта заметно сократил численность противника. В развалинах послышались крики, и Никита понял, что позицию нужно срочно менять. Среди просветов замелькали фигуры солдат. Ползком перебравшись за бетонную плиту, торчавшую из земли углом, Никита выдернул из гранаты чеку и, размахнувшись, запустил её в ту сторону, где звучали команды.

Избавиться таким образом от командира противника он не рассчитывал, но внести в их ряды сумятицу было вполне реально. Жить хотят даже солдаты. После взрыва командирский энтузиазм заметно уменьшился, и Никита, пользуясь этой растерянностью, снова сменил позицию. Оказавшись сбоку от позиции противника, парень быстро высунулся из-за груды кирпича и, хищно усмехнувшись, втянулся обратно.

Пятеро солдат, стоя на коленях, выставили автоматы на край уцелевшего куска стены и по очереди всаживали пули в белый свет, как в копеечку. В герои эти ребята явно не рвались. Вскинув автомат, Никита срезал всех пятерых одной длинной очередью, но едва успел отпрянуть, когда над его головой застучали пули.

Перекатившись на другую сторону своего укрытия, он попытался огрызнуться, но и здесь его уже ждали. Короткая очередь заставила его прижаться к земле и зло подумать: «Это кто ж там такой прыткий оказался?»

Два автомата продолжали работать, удерживая его на месте. Судя по скупым, точным очередям, руки, державшие оружие, явно были не кривыми. Понимая, что, оставшись здесь, рискует оказаться в окружении, Никита сорвал с пояса очередную гранату, выдернув чеку, сел так, чтобы быть готовым к рывку. Чуть выглянув из своего укрытия, он заметил место, откуда стреляли, и, размахнувшись, метнул её в противника. Чтобы сменить позицию, ему нужно было заставить врага прижаться к земле.

Раздавшийся взрыв стал для него сигналом. В следующее мгновение Никита уже мчался к заранее выбранным развалинам. Лихим кенгуриным прыжком перемахнув очередную груду кирпича, он упал на живот и ползком нырнул за сгоревший кузов грузовика. За этой железкой прятаться можно было долго. Благо сгоревший остов стоял прямо на земле. К тому же буквально в метре от него начинался кусок длинной бетонной стены.

Пользуясь знанием местности, парень навёл прицел автомата на просвет между развалинами и в следующую минуту срезал сразу двух солдат. В ответ раздалось сразу три разрыва гранат. Похоже, его очень серьёзно зауважали, раз принялись так бестолково использовать боезапас. Зная, что длиться это веселье бесконечно не может, Никита быстро установил у грузовика растяжку и, выпустив ещё одну очередь в сторону противника, кинулся за стену.

Он уже почти добрался до противоположного конца стены, когда откуда-то сбоку прозвучал одиночный выстрел, и плечо парня обожгло. Глухо зарычав, он споткнулся, но, устояв на ногах, кинулся в сторону. Так стрелять мог только человек, имеющий снайперскую подготовку. То, что стреляли из автомата, Никита не сомневался. Будь у стрелка в руках снайперская винтовка, лежать бы ему с простреленной головой.

Сделав ещё пару поворотов, Никита обошёл солдат и, на всякий случай поставив ещё одну растяжку, помчался дальше. Плечо начало жечь, а правая, рабочая рука обвисла плетью. За спиной грохнул взрыв, и Никита, жёстко усмехнувшись, тихо буркнул:

– Добро пожаловать в ад, сволочи.

Словно в ответ на его слова, раздался очередной взрыв. Сработала последняя растяжка. Судя по командам и крикам, его пытались преследовать, но отсутствие собак сводило эти поиски к нулю. К тому же Никите удалось заметно уменьшить группу в количестве. Остановившись, парень старательно вслушался в происходящее за спиной и, убедившись, что преследовать его желающих не много, удовлетворённо хмыкнул.

Теперь оставалось только как следует запутать следы и, вернувшись в логово, избавиться от пули в плече. После этого можно было уходить. Оставаться в городе было не просто опасно, а преступно глупо. После учинённого им шухера просто так от него не отвяжутся. Оглядевшись, Никита сориентировался на местности и, чуть улыбнувшись, метнулся в очередные развалины.

* * *

Новости, пришедшие от группы зачистки, заставили майора Хана насторожиться и, отложив все дела, потребовать машину. В течение двух часов группа умудрилась наткнуться сразу на два хорошо вооружённых отряда противника, при этом потеряв почти половину личного состава. Не помогло даже усиление пехоты ротой спецназа.

Слишком растянутыми оказались позиции и слишком скоротечными бои. К тому же, уходя, вторая группа успела подготовить две ловушки, в которые преследователи и влетели с ходу, словно мухи в патоку. Подгоняя водителя, Хан лихорадочно размышлял, как такое могло случиться и почему спецназ не смог решить возникшую проблему? А самое главное, откуда взялись сразу две боевые группы?

Оказавшись на месте, майор первым делом потребовал к себе командира группы зачистки и, ухватив его пальцем за край разгрузки, зарычал, подтягивая к себе почти вплотную:

– Как ты всё это объяснишь?

– Нас обстреляли неожиданно. До того, как мы успели заметить противника. К тому же было две группы. Одна ввязалась в бой, а когда к месту подтянулся весь отряд, возникла вторая группа. Точнее, это был один человек.

– И где он?

– Кто? – не понял офицер.

– Тот, кто напал на вас сзади. Где он? Вы схватили его? Или, может быть, убили? Тогда я хочу увидеть его труп. Так где он?

– Он… он сбежал, – запнувшись, ответил офицер, бледнея на глазах.

– Что значит сбежал? – раздельно, едва ли не по слогам спросил Хан, чувствуя, что начинает звереть. – Здесь было две роты солдат и рота спецназа, а ты заявляешь мне, что вся эта куча вооружённых людей не смогла схватить одного человека?

– Основная масса людей вела бой, когда возник этот человек, – быстро ответил офицер, мысленно уже прощаясь с жизнью.

Про этого странного майора давно уже ходило немало странных и, можно даже сказать, страшных рассказов. И проверять их на собственной шкуре он не собирался. Упущенный боец был его ошибкой, а таких ошибок не прощают. Но тот, с кем пришлось столкнуться его солдатам, оказался слишком ловким для обычной пехоты. Пытаясь спасти собственную шкуру, офицер быстро добавил:

– Спецназ подчиняется только своим офицерам, а мои люди не могли удержать этого человека. Он профессионал.

– Не сомневаюсь. Раз уж умудрился в одиночку ополовинить группу, – фыркнул Хан. – Где командир спецназа?

– Здесь, – послышался ответ, и к машине подошёл высокий, по меркам китайцев, широкоплечий мужчина в вязаной маске, открывавшей только глаза и рот.

– Докладывайте, – коротко приказал Хан, отпуская свою жертву.

– Я потерял четверых парней. Этот парень из настоящих профессионалов. Из старых профессионалов. Я сталкивался с теми ребятами ещё до войны. Так вот, он один из них, – уверенно заявил командир.

– И на чём основана такая уверенность? – настороженно спросил Хан.

Сейчас было не до эмоций. Впервые за много месяцев появилась хоть какая-то зацепка, и нашедшим её оказался человек, способный оказать майору неоценимую услугу своими наблюдательностью и знаниями. Привычным движением сдвинув автомат под локоть, офицер сунул палец под маску и, почесав щёку, ответил:

– Эта уверенность основана на совокупности фактов. Он стрелял только короткими очередями. Так делали только бойцы русского спецназа. У старых «калашниковых» слишком сильный разброс. Он очень ловко смог установить растяжки. Такие навыки простым солдатам не прививают. Он отлично ориентируется на местности, значит, успел изучить её и держит в памяти. И наконец, главное, он начал бой не автоматом, а ножами. Нашими штык-ножами, как следует заточенными. Это профи, майор.

– Не могу не согласиться, – задумчиво протянул Хан, продолжая размышлять над услышанным. – Что ещё скажете?

– Мы знаем приблизительное направление, куда он ушёл. И ещё, один из моих парней утверждает, что сумел зацепить его. Крови мы не обнаружили, но для профи остановить кровотечение от несильного ранения не большая проблема.

– Отлично. Я прикажу привести сюда собак, и мы попробуем найти этого профи.

– Уже темнеет, господин майор, – осторожно влез в разговор командир пехоты.

– И что? Для того чтобы взять след, собакам свет не нужен. А если выпадет снег, то мы и этого не получим, – резко ответил Хан, выхватывая из кармана рацию.

Спустя ещё два часа к развалинам подкатил грузовик, из которого выскочили сразу три проводника с собаками. Никто не знал, как далеко успел уйти этот человек, и поэтому собаки должны были сменять друг друга. К тому же по пути могла оказаться водная преграда. Командир спецназа вывел проводников к месту, где, по словам бойцов, беглец был ранен, и собаки, взяв след, дружно потянули их за собой.

Бег по пересечённой местности следом за тренированными собаками, когда преследуемый не собирается облегчать преследователям жизнь, занятие не для слабых. Уже через час основная группа солдат сильно растянулась. Пехота не выдерживала заданный темп. За проводниками поспевал только взвод спецназа, державшийся плотной кучкой и старательно отслеживавший каждое движение в развалинах.

За это время собаки дважды теряли и снова находили след. Майор Хан, мчавшийся следом за бойцами спецназа, уже предвкушал веселье в виде допроса, когда собаки, вбежав в очередной коридор из чудом уцелевших стен, остановились и принялись бестолково вертеться из стороны в сторону, тихо повизгивая от возбуждения. Чуть отдышавшись, Хан обошёл бойцов и, ухватив ближайшего проводника за локоть, спросил:

– В чём дело?

– Опять потеряли след. Похоже, он догадывался, что мы используем собак.

– Не удивительно. Мы много раз использовали их, – отмахнулся Хан, внимательно осматривая развалины.

Понимая, что нужно срочно исправлять ситуацию, проводники развели собак в разные стороны и принялись водить их по расширяющейся спирали. Наблюдая за ними, Хан отступил в сторону и, заметив какой-то узкий лаз, включил фонарь, пытаясь рассмотреть, что там. Пригнувшись, он заглянул поглубже, когда сзади грохнул взрыв.

Взрывная волна швырнула майора в замеченный лаз. Оглушённый, полуослепший, не понимающий, что вообще происходит, Хан вжался в стылую землю, ожидая продолжения. Первой мыслью, мелькнувшей у него, было, что они угодили в засаду. Где-то на краю слышимости, сквозь звон в ушах Хан расслышал, как жалобно визжит раненая собака. Прозвучало несколько выстрелов, явно сделанных в панике, после чего кто-то дёрнул его за штанину.

Медленно перевернувшись на спину, Хан поднял голову и, потряся головой, попытался унять звон в ушах. Открыв глаза, майор увидел перед собой лицо одного из солдат и, оперевшись рукой о землю, начал подниматься, когда резкая боль пронзила ему спину. Глухо застонав, Хан снова упал на обломки кирпича и, не сводя с солдата бешеного от боли взгляда, хрипло спросил:

– Что случилось?

– Кажется, снова растяжка. Все проводники и собаки погибли. От спецназа осталось только четверо, но все раненые, – быстро ответил солдат. – И, похоже, вас тоже ранило, господин майор.

– Знаю, – выдохнул Хан, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание.

– Что нам делать? – спросил солдат, глядя на майора преданным взглядом.

– Сделайте носилки. Соберите всех раненых и возвращаемся обратно. К машинам. И пристрелите кто-нибудь эту несчастную псину. Сил нет слушать, как она воет, – добавил Хан, отключаясь.

Очнулся майор уже в госпитале. Открыв глаза, он медленно обвёл палату взглядом и, тяжело вздохнув, подумал: «Теряю хватку. Не надо было ставить в авангард сразу всех проводников».

От размышлений его отвлекло появление врача. Войдя в палату, доктор подошёл к кровати и, улыбнувшись, спросил:

– Как себя чувствуете, господин майор?

– Круглым дураком, – прохрипел Хан пересохшим горлом.

– Ну, раз начали шутить, значит, жить будете, – снова улыбнулся доктор. – К вам уже второй день подряд рвётся посетитель, не пустить которого я просто не могу. Так что вам придётся с ним поговорить.

– Кто это? – не понял Хан.

– Генерал Чу, – ответил доктор, подходя к двери.

Открыв её, он отступил в сторону и склонился в вежливом поклоне. В палату стремительным шагом вошёл генерал и, не глядя на доктора, направился прямо к койке майора.

– Только, пожалуйста, генерал, не долго, – тихо попросил доктор, скрываясь за дверью.

Подойдя к койке, генерал чуть улыбнулся и, вздохнув, спросил:

– Можешь рассказать мне, как это случилось и что вообще произошло?

– Разве вам ещё не доложили? – вяло удивился Хан.

– Я хочу услышать это от тебя. Все эти вылизанные до блеска бумажки только для туалета и годятся. Рассказывай.

– Рассказывать особо нечего. Должен признать, я откровенно свалял дурака. Командир спецназа предупредил меня, что группа зачистки столкнулась с настоящим профи из старой когорты. Но я решил, что это не совсем так. Просто попался достаточно ловкий парень, успевший во время войны как следует понюхать пороху. А в итоге я завалил всю операцию. Я должен был догадаться о ловушке сразу, как только мы вошли в этот тупик.

– А чем этот тупик лучше всех остальных развалин? – не понял генерал.

– Большая площадка, странным образом ограниченная со всех сторон. И именно в этом месте собаки теряют след. Это действительно профи, генерал. Он не просто поставил нам ловушку. Он всё сделал так, чтобы пострадало как можно больше солдат.

– Судя по воронке, он заложил сразу три гранаты, – задумчиво кивнул Чу.

– Значит, спецназовец был прав, это профи, – тихо констатировал Хан. – А мне пора обратно в свою деревню.

– Вот только твоей депрессии мне сейчас не хватало, – криво усмехнулся генерал. – Если тебя это успокоит, то окажись я на твоём месте, сделал бы всё точно так же. Никто не может предугадать всё. К тому же ты не был уверен, что это действительно профи. Так что бросай своё самокопание и начинай думать. Мы должны схватить этого человека и остановить нападения на поселения.

– Сейчас я даже думать толком не могу, – нехотя признался Хан. – Мысли как в тумане.

– Тогда отдыхай. Кажется, этот парень ранен, а значит, на время успокоится, пока рана не заживёт. И именно это время нам нужно использовать с наибольшей пользой. Его нужно уничтожить. Мне пора, – добавил генерал, бросив быстрый взгляд на часы. – Лечись и начинай думать.

– Пришлите сюда доктора, пожалуйста, – попросил Хан, чувствуя, что снова начинает отключаться.

Кивнув, генерал вышел из палаты, и в дверях словно по волшебству возник врач.

– Что со мной было? – тихо спросил Хан, облизывая пересохшие губы.

– Осколочное ранение. Осколок ударил вас чуть выше поясницы и проник по мышечной ткани под лопатку. Странное направление. Такое впечатление, что в момент ранения вы стояли нагнувшись.

– Так и есть. Я хочу пить. И ещё. Почему меня всё время тянет в сон?

– Пить вам много нельзя. Но я сейчас прикажу, чтобы вас напоили. А в сон вас тянет, потому что я приказал ввести вам снотворное. Вам нельзя сейчас двигаться. Рана слишком свежая.

– И как долго я пробуду в этом состоянии?

– Неделю.

– Это неприемлемо. Завтра я должен иметь трезвую голову. Вы отмените снотворное, а я буду просто лежать и думать. И учтите, доктор. Если вы этого не сделаете, вас отдадут под суд, как саботажника.

– Это угроза? – попытался возмутиться доктор, но голос его предательски дрогнул.

– Да, доктор. Это то, что с вами случится. Я сказал, мне нужна трезвая голова. А теперь прикажите принести мне воды.

Понимая, что слова майора совсем не шутка, доктор растерянно кивнул и вышел из палаты. Спустя несколько минут молодая медсестра принесла Хану стакан воды и, аккуратно напоив его, бесшумно скрылась за дверью. Облегчённо переведя дух, Хан проводил взглядом аппетитную фигурку девушки и, закрыв глаза, провалился в глубокий сон без сновидений.

В себя он пришёл только следующим утром. Мысли от снотворного всё ещё путались, но чувствовал себя майор намного лучше.

Найдя взглядом кнопку вызова персонала, майор вызвал в палату медсестру и, непререкаемым тоном приказав ей принести завтрак, блокнот и ручку, задумался. Для начала ему нужно было привести в порядок мысли, а уж потом заниматься анализом всего случившегося. Но, едва вспомнив обстоятельства, при которых оказался в этой палате, почувствовал, как кровь прилила к лицу.

Такие ошибки позволительны молодому лейтенанту, но не опытному, знающему майору, побывавшему не в одном десятке переделок и операций. Тяжело вздохнув, Хан решил махнуть рукой на душевные терзания и сосредоточиться на главном.

* * *

Необходимое для подготовки группы время Иевлев выбил. Внимательно просмотрев кадры первоначальной проверки отобранных кандидатов, начальник штаба долго молчал, после чего, достав из стола бутылку коньяка, тихо проворчал, разливая напиток по бокалам:

– Если это наши будущие защитники, то заступись за нас Пресвятая Богородица. Это же не офицеры. Это хрен знает что такое?!

Возмущению генерала не было предела.

– Чем они в училищах своих занимались? – продолжал бубнить он, убирая бутылку и протягивая один бокал полковнику.

– Чем и положено в подобных заведениях заниматься, – мрачно усмехнулся Иевлев, забирая бокал. – Тактика, стратегия, отработка строевого шага с оружием и без. В общем, ничего особо нового. И это притом, что я отбирал только тех, у кого был разряд по рукопашному бою. То есть ребят, привыкших к повышенным нагрузкам.

– Не трави душу, – отмахнулся генерал. – Давай за то, чтобы подобных сцен нам больше никогда не видеть, – произнёс он, кивая на монитор компьютера.

– Согласен, – вздохнул Иевлев, прикладываясь к своему бокалу.

Забрав у полковника все привезённые материалы, генерал отправил его ожидать высочайшего решения в гостиницу, а сам отправился на доклад к Верховному главнокомандующему. О чём был тот разговор и как долго он длился, для Иевлева осталось загадкой, но на следующий день, получив вызов в штаб, он получил необходимый ему приказ.

Протягивая ему заверенный по всем правилам приказ, отпечатанный на гербовой бумаге, генерал криво усмехнулся и, устало вздохнув, сказал:

– В общем, считай, что ты на этих ребят купчую крепость получил. Можешь дрессировать до умопомрачения, а можешь с кашей съесть. Но учти, от тебя они должны выйти профессионалами. Настоящими. И ещё. С этой минуты вся программа подготовки известна только тебе. Так что, если они чего упустят, сам понимаешь, шкуру на сапоги с тебя сдирать будут.

– Старовата моя шкура для высочайших сапог. Шрамов больно много, глянца нужного не будет, – усмехнулся в ответ Иевлев.

– Проваливай уже, бирюк, – улыбнулся генерал, захлопывая кожаную папку, из которой достал приказ.

Вернувшись на базу, Иевлев первым делом сообщил своему помощнику о достигнутых успехах и, приказав собрать группу перед зданием, спустился на улицу. Обведя исхудавшие лица с ввалившимися от усталости глазами долгим, задумчивым взглядом, он достал из папки приказ и, продемонстрировав его курсантам, громко сказал:

– В общем, так, кутята. Сим приказом вы все отдаётесь мне на полное моё растерзание. Моя задача – сделать из вас настоящих бойцов, и я это сделаю. Выход у нас с вами из данной ситуации только один. Или вы станете такими, какими мне надо, или сдохнете. Присягу все принимали, так что должны понимать, что это не просто слова. В общем, сейчас у вас последняя возможность унести отсюда ноги. Дальше только в трубу.

– В какую трубу? – не удержалась одна из девчонок.

Вместо ответа Иевлев ткнул пальцем в высокую кирпичную трубу, возвышавшуюся над хозяйственным блоком. Обернувшись в указанную сторону, курсанты дружно повернулись к полковнику, уставившись на него непонимающими глазами.

– Тела погибших отсюда не вывозят. Слишком долго и муторно. Там котельная, а к ней специальная печь пристроена, навроде крематорской. В общем, все, кто не выдержал, уходят отсюда через неё, – спокойно пояснил Степаныч, стоявший за плечом полковника. – Родственникам только урна с прахом доставляется. Да и то не всегда.

– Это у вас местный фольклор такой? – растерянно спросила любопытная девчонка.

Иевлев давно уже заметил, что она задаёт больше всех вопросы, иногда даже не дожидаясь окончания разговора. Это нужно было менять. Сделав себе мысленную отметку для психолога, полковник ещё раз обвёл взглядом короткий строй и, помолчав, спросил:

– Так что, есть желающие уйти прямо сейчас? Обещаю, никаких репрессий и плохих отметок в личном деле. Всё останется здесь. Это не трусость, а умение правильно оценивать собственные силы.

Курсанты продолжали молчать. Наконец, один из парней, собравшись с духом, осторожно спросил:

– Господин полковник, а до завтра подумать можно?

– До завтра нет. Только до вечера. Завтра начинается курс вашей подготовки по полной программе.

– А до этого что было? – растерялся курсант.

– Обкатка и проверка. Мы смотрели, на что вы способны и что из вас может получиться, – ответил Иевлев. – Ладно, не будем терять времени. Можете думать до полуночи. Ровно в нуль часов одну минуту любое изменение решения принято уже не будет. И учтите, уйти из команды будет невозможно. Ровно в полночь вы станете моей собственностью.

– Такое впечатление, что мы в позапрошлом веке оказались, – проворчал спросивший про срок раздумий курсант.

– Хуже. Для вас, еретики, мы святая инквизиция, – усмехнулся прапорщик, и курсанты дружно вздрогнули от его усмешки.

Развернувшись, Иевлев кивком головы передал молодёжь Степанычу и, вернувшись к себе в кабинет, аккуратно убрал добытый с таким трудом приказ в сейф. Пользуясь полученным карт-бланшем на подготовку курсантов, он снова вызвал к себе прапорщика и, разложив на столе учебный план, задумался. Предстояло решить, чем в первую очередь загрузить курсантов.

Ни секунды не сомневаясь, что Степаныч потребует от него основную часть времени уделить физической подготовке, Иевлев решил применить метод недельного обучения. Это означало, что курсанты одну неделю будут до одури изучать различное оружие, основы психологии и психоанализа и тому подобные дисциплины, требующие изучения в аудитории, а следующую неделю будут умирать от усталости на полигоне.

Это должно было помочь им легче адаптироваться к нагрузкам и полнее восстанавливать силы после возвращения с поля. Набросав приблизительный план, Иевлев дождался окончания дня и, собрав инструкторов, поведал им обо всех нововведениях. Внимательно слушавшие его офицеры и прапорщики коротко уточнили детали и после короткого обсуждения план приняли.

Распустив собрание, Иевлев прошёл к себе в комнату и, устало опустившись в кресло, потянулся за сигаретами, когда тишину базы вдруг разорвал сигнал тревоги. Вздрогнув, полковник секунду растерянно пялился на дверь, после чего, вскочив, кинулся к шкафу. По правилам оружие, боеприпасы и снаряжение положено было хранить в оружейной комнате, но с самого начала войны все инструкторы, жившие на базе, держали своё оружие в комнатах.

Едва полковник успел повесить на пояс кобуру и передёрнуть затвор старенького, но ухоженного автомата, как на первом этаже жилого корпуса загремели выстрелы. Выскочив в коридор, Иевлев кинулся к лестнице, попутно отмечая, как реагируют на возникшую ситуацию его старики-разбойники.

Опытные инструкторы, побывавшие в сотне переделок, выскакивали из своих комнат, быстро, без суеты, деловито осматриваясь и занимая ключевые позиции по давно уже расписанному штатному порядку. Взбежав на второй этаж, Иевлев осторожно заглянул в просвет между лестничными пролётами и, заметив мелькнувшую голову в маскировочной маске, недолго думая, всадил в неё пулю.

Все обитатели базы жили на третьем и четвёртом этажах жилого корпуса. Для охраны было предусмотрено другое помещение, и головные уборы они носили совершенно другие. В ответ на выстрел полковника снизу ударили сразу три ствола. Огрызнувшись короткой очередью, Иевлев хотел было спуститься ещё на один пролёт, когда рядом с ним загрохотал лёгкий ручной пулемёт.

Одним прыжком перемахнув через перила, Степаныч дал ещё одну очередь по нижнему пролёту и жестом подал команду, что можно спускаться. Быстро сбежав по ступеням, Иевлев плюхнулся на живот рядом со старым приятелем и, тыча пальцем вниз, тихо спросил:

– Ты случайно не в курсе, куда наша охрана смотрела?

– В журналы с голыми бабами, – огрызнулся Степаныч, вслушиваясь в перестрелку. – И кто ж это такой наглый?

– Вот и я очень хотел бы это знать, – хищно усмехнулся полковник, меняя позицию. – Степаныч, не геройствуй. Не мальчик, чтобы козлом скакать. Не спеша, с передышечкой, – добавил он, заметив, что прапорщик приготовился к очередному броску.

– Они, похоже, к центру рвутся. А нас здесь запереть пытаются, – отмахнулся гигант, легко перебрасывая пулемёт на сгиб руки.

– Кабинет, – выдохнул Иевлев, сообразив, о чём речь.

– Вот именно. Так что давай прорываться и наводить порядок. Там наши решили через крышу спуститься. Думаю, через пару минут повеселимся, – ответил Степаныч, тыча толстым пальцем куда-то вверх.

Словно в ответ на его слова, в холле раздался взрыв гранаты и вопли нападающих. Такой прыти от кучи старых инвалидов они явно не ожидали. Пользуясь возникшей неразберихой, полковник кинулся вниз, по всем правилам отслеживая каждое движение противника. Степаныч, страхуя его, держался выше по лестнице и чуть в стороне.

Спустившись в холл, Иевлев с удовольствием рассмотрел, как четверо его подчинённых привычно обыскивают трупы и ищут живых. Двух лежавших без сознания, заковав наручниками, тут же утащили в ближайшую запирающуюся комнату. Выскочив на улицу, все остальные ринулись к административному зданию, где вовсю гремела перестрелка. По молчаливой команде полковника один из инструкторов кинулся к запасному рубильнику, и через минуту всё пространство перед зданиями оказалось ярко освещено.

Разглядев десяток крепких парней, завязших в перестрелке с дежурной бригадой, Степаныч вскинул пулемёт, и длинная, профессионально выпущенная очередь моментально заглушила все звуки. Оставив подчинённых наводить порядок перед зданием, Иевлев вихрем влетел в здание и, отметив про себя, что комната визуального наблюдения всё ещё заперта, кинулся вверх по лестнице. Узнав начальство, двое бойцов из охраны базы опустили оружие.

Иевлев молча кивнул им и, жестом приказав контролировать холл, кинулся к себе. Если вся эта заваруха организована ради хранящихся в его сейфе документов, то несколько нападавших сейчас явно ковыряются именно там. Вскрыть его сейф просто так было невозможно. Но при наличии подходящих инструментов и времени с этим мог справиться даже непрофессионал. Но именно времени полковник и не собирался им давать.

Взбежав на второй этаж, он с ходу упал на пол и, пользуясь тем, что здание было погружено в темноту, высунулся из-за угла, оглядывая коридор. Два человека в масках держали под прицелом окно в торце здания и лестницу, готовясь удержать любого противника. На улице снова застучали выстрелы, и бандиты дружно переглянулись. Похоже, такого яростного сопротивления они не ожидали.

Услышав шорох на лестнице, полковник быстро втянулся обратно и, увидев инструктора по подводному плаванию, настороженно кравшегося по ступеням, быстро приложил палец к губам. Нужно было в обязательном порядке блокировать окно, чтобы нападавшие не могли передать добытые документы подельникам. Шепотом объяснив ему задачу, полковник вернулся на свой наблюдательный пост, готовясь к очередному бою.

Выждав несколько минут, он передвинул флажок регулятора на автомате в положение одиночной стрельбы и, старательно прицелившись, выстрелил. Тихо вскрикнув, один из караульных выронил оружие и рухнул на пол. В ответ на выстрел полковника второй караульный с воплем, в котором ясно прозвучал страх, принялся поливать коридор длинными очередями.

Нырнув за угол, полковник терпеливо ждал, когда у дурака закончатся патроны. Подставлять голову под случайную пулю он не собирался. Раздался едва слышный щелчок бойка, и Иевлев, одним толчком вынырнув из своего укрытия, сделал два выстрела подряд. Противника отбросило в сторону. Поднявшись на ноги, полковник прижался к стене и медленно двинулся в сторону открытой двери своего кабинета.

В темноте мелькнула какая-то тень, и Иевлев успел развернуть автомат, но его подвела больная нога. Поскользнувшись на ровном месте, полковник на мгновение выпустил противника из виду, и тот успел опередить его буквально на долю секунды. И без того искалеченную ногу Иевлева обожгло, и он, тихо застонав, упал. Но, даже падая, он не промахнулся. Его противник, выронив пистолет, со стоном пытался отползти назад в кабинет.

По коридору застучали шаги, и к полковнику подбежали сослуживцы. Убедившись, что полковник только ранен, а его противник уже тихо остывает, инструкторы принялись быстро обыскивать здание. Вбежавший на этаж Степаныч, увидев окровавленного друга, одним движением забросил пулемёт за спину и, подхватив Иевлева на руки, рысью понёсся в санчасть. Держась рукой за широченные плечи друга, полковник не удержался и, усмехнувшись побелевшими от боли губами, прохрипел:

– Ты прям как вино. С годами только крепче становишься.

– Помолчи, Палыч. Не до тебя сейчас, – фыркнул в ответ прапорщик и, выскочив на улицу, понёсся в сторону санчасти, пыхтя, как атакующий носорог.

Влетев в коридор санчасти, он пинком открыл дверь и, быстро оглядевшись, сказал, укладывая друга на операционный стол:

– Чёрт, забыл, что доктор в городе ночует. Придётся терпеть, пока приедет.

– Сами справимся, – отмахнулся Иевлев. – Перевязочный материал вон в том шкафу должен быть. А инструменты на том столе.

– Такое впечатление, что это ты здесь доктор, – усмехнулся прапорщик, быстро осматривая указанные полковником места.

Ловко готовя всё необходимое для операции, он мрачно покосился на форменные брюки друга и, качнув головой, спросил:

– Снять сможешь? А то жалко хорошую вещь портить.

– Вот ведь куркуль совковый, – рассмеялся Иевлев.

– Привычка, вторая натура. Как привык по молодости экономить, так до сих пор отвыкнуть не могу, – смущённо усмехнулся Степаныч.

– Ладно, сниму. Только помоги на пол слезть. Чёрт, вот ведь не везёт мне на эту ногу. То крокодил, то пуля.

– Радуйся, что не в башку. Броник-то надеть не успел.

– Да я и забыл про него впопыхах. Ничего не понимаю. Что это за клоуны на нас налетели? Бандитские времена вроде кончились, а боевые действия не ведутся.

– Ничего. Выясним. Там несколько этих уродов живьём нашим попались. Короче, вышибем всё, что знают. Благо сдавать их никому не надо.

– В каком смысле живьём? – насторожился полковник.

– Раненые, но живые. Ладно, не бери в голову. Сейчас нужно пулю из тебя вытащить, – ответил прапорщик, продолжая рыться в шкафах и стойках. – Вот гадство, не могу анестетики найти.

– Спирт там есть?

– Целая банка.

– Ну, так и не морочь голову ни себе, ни мне. Давай сюда банку и аршины.

– Ты совсем сдурел, старый? – сварливо отозвался Степаныч, разворачиваясь к нему всем телом, с банкой спирта в руках. – Это же не сквозное ранение.

– Ай, брось, – отмахнулся Иевлев. – Давай сюда банку и аршины ищи.

– Ну, как хочешь. В конце концов, шкура-то то твоя, – усмехнулся Степаныч, отдавая ему банку и доставая из тумбочки пару медицинских мензурок.

– А более приличного там ничего нет? – скривился полковник, покосившись на посуду.

– Вот, нашёл, – обрадованно отозвался прапорщик, доставая из стола гранёные стаканы.

– Слава те, господи. Я уж подумал, что у нашего доктора приличной посуды нет. Наливай и мой руки.

– Штаны снимай, командир, – рассмеялся в ответ Степаныч, наливая полные стаканы спирта.

Покорно вздохнув, Иевлев осторожно стянул пропитавшиеся кровью брюки и, усевшись поудобнее, сказал:

– Ногу ремнём к столу притяни, а я своим ногу перетяну.

Кивнув, прапорщик подхватил свисавший с края стола ремень для фиксации пациентов и, ловко притянув бедро полковника к столу, протянул ему стакан спирта:

– Давай, старина. Хватит время тянуть.

Молча выпив весь спирт, Иевлев медленно выдохнул воздух и, запив его поданной водой, тихо усмехнулся:

– Прям как когда-то в поле.

– Ещё скажи, ностальгия мучает, – отдышавшись, пробурчал Степаныч, ловкими движениями смывая кровь с его бедра.

Взяв зажим, Степаныч окунул его в спирт и, стряхнув капли, с сомнением покосился на приятеля:

– Готов?

– Давай уже. Коновал, – криво усмехнулся Иевлев, сжимая зубы.

Кивнув, прапорщик осторожно запустил зажим в раневой канал, пытаясь нащупать засевшую в бедре пулю. Несколько минут в операционной было слышно только тихое поскрипывание старого стола и шипение полковника, продолжавшего сжимать от боли зубы.

– Кажется, нашёл, – быстро проворчал Степаныч, пытаясь осторожно зацепить пулю.

– Нашёл, так тяни, – зарычал в ответ Иевлев, до хруста сжимая кулаки.

– Есть. Зацепил. Теперь терпи, старый осёл, – фыркнул прапорщик, с заметным усилием вытягивая зажим.

Полковник зарычал от боли, когда он с лёгким хлопком выдернул пулю из его тела. Хлынула кровь, но главное уже было сделано. Отбросив зажим, прапорщик схватил со стола ватный тампон и, зажав рану, принялся накладывать повязку.

– Не разучился ещё, – одобрительно проворчал полковник. – А кстати, почему это я осёл?

– Упрямый потому что, – рассмеялся Степаныч, ловко затягивая узел на повязке.

Осторожно натянув заскорузлые от крови штаны, Иевлев медленно наступил на раненую ногу и, оперевшись рукой на стол, поморщился:

– Вот теперь я точно не боец.

– Ага, зарекалася свиня желудёв не исты, – ответил ему Степаныч хохляцкой поговоркой. – Пошли уже, инвалид.

Даже не пытаясь навести в операционной порядок, прапорщик обхватил Иевлева за пояс и, забрав из угла аккуратно отставленный пулемёт, повёл его обратно к административному корпусу. Нехватка людей заставила обитателей базы отказаться от широкомасштабного поиска вокруг объекта. У нападавших просто не могло не быть группы поддержки, готовой вывести их после нападения.

Но искать иголку в стоге сена, то бишь несколько машин в огромном лесном массиве, не имея для ориентировки даже направления, было глупо. Добравшись до своего кабинета, полковник первым делом убедился, что сейф не взломан, а все документы остались в сохранности, после чего решительно спустился в подвал, куда собрали всех выживших нападавших.

Нужно было срочно выяснить численность группы и, пересчитав убитых и пленных, подвести баланс. Иевлеву очень не хотелось, чтобы хоть один из нападавших сумел выбраться с его базы живым. Такие выходки нужно было пресекать самым быстрым и решительным образом. Иначе здесь скоро начнут бродить все кому не лень.

Вообще, в данном нападении Иевлева удивляло всё. И дерзость, с которой оно было совершено, и цель, ради которой всё это затевалось, и даже способ, которым всё это было сделано. Хотя по поводу цели у него были вполне обоснованные сомнения. Убедившись, что с документами всё в порядке, полковник запер кабинет и решительно направился в подвал. Нужно было ковать железо по горячим следам.

Нарвавшись на вполне профессиональное сопротивление и потеряв большую часть группы, нападавшие просто не могли не оказаться деморализованными. Этим нужно было воспользоваться. И именно этим и собирался воспользоваться полковник. Хромая и опираясь на стену, Иевлев добрался до камеры, куда перетащили всех выживших нападавших, и, кивнув выставленному у дверей караулу, вошёл вовнутрь.

Всех арестованных связали, кое-как заткнув стреляные раны. Сделано это было не из человеколюбия, а для того, чтобы пленники не умерли раньше времени от потери крови. Следом за полковником в камеру ввалился неугомонный Степаныч и, недолго думая, пнул ближайшего пленника прямо по раненому плечу.

Взвыв от боли, пленник задёргался, пытаясь отползти подальше от гиганта. Ухватив его за шиворот, прапорщик вздёрнул пленника на ноги и, с ходу шарахнув его о стену, снова встряхнул так, что у бедолаги лязгнули зубы.

– Сколько вас было? – спросил Иевлев, даже не поморщившись от таких упражнений старого друга.

– Двадцать человек, – сквозь стон ответил ушибленный.

– Ваше задание?

– Не знаю.

Ни секунды не задумываясь, Степаныч со всей дури приложил пленника раненым плечом о стену. Одновременно с раздавшимся криком боли полковник ясно расслышал хруст сломанной кости. Похоже, Степаныч сломал ему ключицу. Не обращая внимания на растерянно наблюдавших за этой сценой подельников допрашиваемого, Иевлев мрачно усмехнулся и, устало потерев раненую ногу, проворчал:

– Степаныч, ты особо-то не старайся. Их ещё много, так что просто начинай кости ломать. Сдохнет, следующего возьмём.

Отступив с этими словами в сторону, Иевлев чуть усмехнулся, одними губами, но старому соратнику этого оказалось достаточно. В очередной раз швырнув пленника о стену, прапорщик одним резким ударом ноги сломал ему вторую ключицу и, примерившись, отвесил ещё один удар. На этот раз по рёбрам.

– Стойте! – раздался тихий хрип одного из раненых. – Хватит. Я вам всё расскажу.

– Говори, – тут же повернулся к нему полковник.

– Мы должны были получить все документы, находящиеся в вашем сейфе, и передать их заказчику.

– Кто заказчик?

– Понятия не имею. Этого никто не знает. Мы вольные стрелки. Нас наняли для этого дела, а кто, кому, для чего, нас это не интересует.

– Хватит врать. Когда такое было, чтобы вольные стрелки заказчика не знали? Наёмники не такие дураки, чтобы откровенно нарываться на грубость. У нас наёмничество законом запрещено. Так что любого заказчика вы должны были на пять кругов вперёд проверить, прежде чем за дело взяться. Продолжай, Степаныч.

– Стой. Это правда. Для таких дел у нас свой диспетчер есть. Он принимает первые звонки и передаёт их содержание старшему. Тот проверяет заказчика по своим каналам, и если всё в порядке, начинаем работать.

– Кто старший? – тут же спросил полковник.

– Его здесь не было, – бледно усмехнулся пленник.

– Всё равно ведь выбьем. Так что лучше не причиняй себе дополнительной головной боли. Начал говорить, так говори, – жёстко усмехнулся прапорщик.

– И правда, Макс. Начал, так доводи до конца, – неожиданно поддержал его один из пленных.

– О! Глянь, Степаныч, какой нынче бандит правильный пошёл. Жить хочет.

– А ты не хочешь? – вяло огрызнулся говоривший. – И вообще, если взяли с поличным, так вызывай конвой и вези в изолятор. Больше я без адвоката слова не скажу.

– Чего?! – растерянно протянул Иевлев, опешив от такой наглости. – Ты хоть понимаешь, сопляк, где оказался? Степаныч, глянь, там у нас в коридоре случайно адвокат не болтается?

Поддерживая его игру, прапорщик добросовестно выглянул за дверь и, вернувшись обратно, удручённо развёл руками. Кивнув, полковник повернулся к пленнику, потребовавшему адвоката, и, театрально вздохнув, сказал:

– Не повезло тебе, приятель. Нет там адвокатов. Так что придётся тебе у нас до скончания веков париться. А чтобы глупых иллюзий не было, внесу некоторую ясность. Это тренировочная база разведки Генштаба вооружённых сил. Короче, ГРУ. Так что адвокатов не будет. А если потребуется, я вас на колья рассажу, чтобы правды добиться. Так что, говорить будем?

– База ГРУ? – растерянно переспросил пленник. – Врёшь. Не могли мы так подставиться. Нам сказали, что здесь телохранителей для богатых буратин готовят. Потому и оружие есть, и охрана вооружена.

Услышав про подготовку телохранителей, Степаныч многозначительно посмотрел на командира. Это была официальная легенда для всего внешнего мира. Похоже, кто-то действительно очень старательно проверял их. Чуть кивнув, Иевлев достал из кармана удостоверение и, развернув его, показал пленнику:

– Читай, что написано.

– Полковник хрен поймёшь как. Вооружённые силы России, – дрогнувшим голосом произнёс тот.

– Полковник. Не запаса, не пенсионное удостоверение, а действующий офицер. Так что выводы делай сам.

– Всё равно вы нас властям должны сдать, – упрямо повторил пленник.

– Ничего я вам не должен, мальчики. Лучше начинайте говорить, пока я терпение не потерял.

– Это самое, Палыч. Я там доктора нашего вызвал. Может, сказать ему, чтобы химию нашу сюда притащил? Быстренько всё выясним, а потом эти овощи в расход пустим. Чего даром время терять? – решительно предложил прапорщик.

– Чего за химия? Почему овощи? – насторожился говорливый наёмник. Остальные пленники тоже заметно оживились.

– Её ещё называют сывороткой правды. Один укол, и каждый из вас расскажет то, что и сам не помнит, – пожал плечами Иевлев.

– Только после неё человек в овощ превращается, – задумчиво добавил Степаныч.

– Как это? Почему? – послышались вопросы.

– Психика такого насилия не выдерживает. Мы потому и применяем её редко. Но, похоже, сегодня придётся. Зови доктора, Степаныч.

– Не надо. Ладно, всё равно узнаете. Короче, нам сказали, что ваша база кому-то серьёзную конкуренцию составляет. Вот и решили этот налёт организовать, чтобы документы добыть и про всех ваших клиентов всю подноготную узнать. Сами понимаете, после такого ни один уважающий себя богач с вами дела иметь не захочет. Если уж собственную контору не смогли защитить, то что про клиентов говорить?

– Где вашего старшего искать?

– А он-то вам зачем?

– Затем, что мы выяснить должны, кто этот махновский налёт ему заказал, – ответил Иевлев, тяжело прислоняясь к стене, чтобы хоть немного расслабить раненую ногу.

Допрос длился ещё час, после чего полковник вышел из камеры, жестом позвав за собой прапорщика. Дверь камеры заперли, и друзья отправились в кабинет полковника. Думать.

* * *

Уходить Никита решил этой же ночью. Несмотря на раненое плечо, парень сумел добраться до своего логова и, убедившись, что преследователи отстали, спустился в подвал. За всей этой суматохой совершенно забыв про оставленную там девчонку, Никита ввалился в комнату и тут же чуть не взвыл от боли. Тяжёлая бейсбольная бита ударила его прямо по раненому плечу.

Стремительным прыжком отскочив в сторону, он вскинул автомат, но, вовремя вспомнив, кто перед ним, зарычал, опуская оружие:

– Совсем мозги растеряла, дура?

– Извини, я думала это один из них, – испуганно всхлипнула Таня, явно готовясь разреветься.

– Глаза разуй, идиотка, – продолжал бушевать Никита, держась за плечо.

– Ты чего? Ранили, что ли? – охнула девушка, заметив кровь на одежде.

– Не важно. Собирайся, уходить отсюда надо, – отмахнулся парень, кидаясь к шкафу с оружием и доставая из него большой баул.

Быстро уложив в него все свои пожитки, он навалил сверху всё трофейное оружие и, вытащив поклажу на лестницу, вытолкал следом девчонку. Установив в логове растяжку, он выбрался на улицу и, закинув тяжёлый баул на здоровое плечо, решительно зашагал куда-то в глубь развалин. То и дело спотыкаясь и оскальзываясь на мёрзлых камнях, Таня вприпрыжку поспешила следом, боясь потерять его в быстро сгущающейся темноте.

Сделав несколько поворотов, Никита нырнул в какие-то развалины, чем-то там хлопнув, принялся разбирать завал из кусков железа и деревянных щитов. Удивлённая Татьяна смогла только растерянно охнуть, когда рассмотрела, что именно стоит за этим завалом. Это оказался самый настоящий джип. Не большой, но судя по эмблемам, совсем не «паркетник». Для совершенно не разбиравшейся в машинах девушки эмблемы ничего не значили, но надпись, четыре на четыре, говорила сама за себя.

Этот «Судзуки-самурай» Никита нашёл брошенным на дороге. Владелец умудрился каким-то образом пропороть сразу три колеса и попросту бросил машину. Отыскав в развалинах подходящую резину, парень привёл его в порядок и спрятал, что называется, на всякий случай. И вот такой случай настал. Загрузив в багажник баул, Никита быстро разобрал лично устроенный завал и, прыгнув за руль, запустил двигатель.

Коротко скрежетнув, двигатель запустился, и джип тихо заурчал, словно большой сытый кот. Выскочив из машины, Никита отбросил ещё пару досок и, осмотревшись, скомандовал:

– Садись, поехали.

Кивнув, девчонка галопом кинулась к правой дверце машины и, резко распахнув её, растерянно замерла. Даже ей стало понятно, что машина эта не совсем простая.

– Нет уж. За руль я сам сяду, – фыркнул Никита, одним движением разворачивая её и подталкивая к другой стороне машины.

Только теперь Таня сообразила, что здесь было не так. Это был автомобиль с правым рулём. Едва дождавшись, когда девчонка заберётся на сиденье, парень включил передачу, и джип выкатился из убежища. Не включая фары, Никита уверенно гнал машину через разрушенный город, всматриваясь в дорогу, едва освещённую взошедшей луной.

– Ты хоть видишь, куда несёшься? – недовольно фыркнула Таня, в очередной раз едва не прикусив язык на ухабе.

– Рот не разевай и держись крепче, – огрызнулся Никита, сосредоточенно вертя баранку.

– Может, лучше фары включить? – не удержалась от совета девушка.

– А может, тебе лучше помолчать? Хочешь, чтобы по свету фар начали из гранатомётов лупить?

– Кто? – испуганно икнула Таня.

– Всё те же, – огрызнулся Никита, лихо вписываясь в поворот и едва не ставя машину на два колеса.

– Может, хоть скорость сбросишь? Я себе уже всю голову и зад отбила.

– Обо что? Сиденье и крыша мягкие, – не понял её юмора Никита.

Сообразив, что своими разговорами она только отвлекает его от дороги, Таня замолчала и ещё крепче вцепилась в поручень. Вырвавшись из города, Никита ещё поддал газу, и небольшой автомобильчик стремительно помчался прочь от развалин. Но долго молчать девчонка не умела по определению. Убедившись, что основная опасность осталась позади, она откинулась на спинку сиденья и, повернувшись к парню, спросила:

– А куда мы так несёмся?

– Подальше от города. Вот сотню вёрст проскочим, и можно будет на отдых встать. Главное, чтобы дорога целая была. Не хочется по лесным буеракам ночью ползать.

– Нет, я имею в виду, куда именно? В смысле в какое место?

– Ты, не знаю. А я попробую на южную границу податься.

– А мне что делать? – растерялась девчонка.

– Ты издеваешься? – чуть не взвыл парень. – Откуда мне знать, что тебе делать дальше? В конце концов, это твоя жизнь, и только ты можешь это решать. Я с собой самим-то разобраться толком не могу.

– И поэтому ты решил снова ехать на границу? – осторожно спросила Таня.

– А куда ещё? – ответил он вопросом на вопрос. – Для всего мира я давно уже умер. Ни родных, ни друзей. Война у меня всё отняла. Даже собственное имя.

– Это как?

– Не важно. Забудь об этом, – быстро ответил Никита, уже пожалев, что начал говорить.

– А куда именно ты ехать собираешься?

– Я же сказал, на южную границу.

– Это в пустыню, что ли?

– Почему обязательно в пустыню? И где это ты в России пустыню нашла? Граница длинная. Где-нибудь да пристроюсь.

– И чего делать будешь?

– То же, что и делал. Оккупантов уничтожать. Всё равно я ничего другого делать не умею.

– В каком смысле?

– Что в каком смысле?

– В каком смысле ничего больше делать не умеешь? Машину же починил.

– По-настоящему. Профессионально. А так, для себя, многое делаю, – пожал плечами Никита и, не удержавшись, чуть слышно зашипел сквозь сжатые зубы.

Раненое плечо отозвалось на этот жест противной, ноющей болью. Изменённый метаболизм парня легко справлялся с подобными ранениями, но для заживления нужно было удалить пулю. И сейчас ему нужно было уехать как можно дальше от города.

Он гнал машину до самого рассвета. Выбрав место, он съехал с дороги и, загнав машину в кусты, достал из багажника походную аптечку. Разложив её на капоте машины, он жестом подозвал к себе девушку и, вручив ей зажим, сказал, поворачиваясь спиной:

– Дырку в плече видишь?

– Ага.

– Осторожно вводишь в неё зажим и нащупываешь пулю. Потом хватаешь и тянешь. Но прежде чем тянуть, убедись, что нашла пулю, а не одну из моих костей.

– Я не смогу, – испуганно всхлипнула Таня. – Я крови боюсь.

– Здрасьте, приехали. У тебя чего, кровотечений не бывает? – растерялся Никита.

– Так это у меня. Своей-то крови чего бояться? А тут в открытой ране ковыряться.

– Не ной. Делай, что говорю.

– Тебе же больно будет.

– Будет, но не так сильно, как сейчас. Так что не бойся и просто делай, что говорю.

– А как я узнаю, что это пуля, а не кость?

– Осторожно постучишь по ней. Я тебе по звуку скажу, что нашла, – криво усмехнулся Никита, чувствуя, что плечо заранее начинает ныть.

Тяжело вздохнув, Таня закусила губу и принялась осторожно вводить зажим в рану. Чувствуя каждый миллиметр инструмента, Никита только крепче сжимал зубы и кулаки. Убедившись, что зажим во что-то упёрся, Таня дрожащим голосом спросила:

– Он упёрся, как мне стучать?

– Просто вытяни чуть назад и резко толкни вперёд, – ответил парень звенящим от напряжения голосом.

В следующую секунду он чуть не взвыл от боли. Выполняя его команду, девчонка несколько перестаралась, но зато теперь Никита был полностью уверен, что пулю она нашла. Металлический стук в его теле прозвучал звонко. Так мог стучать только металл, столкнувшийся с металлическим же препятствием.

– Разводи концы и попытайся зацепить её, – приказал парень, медленно покрываясь потом от боли.

– Есть, ухватила, – пискнула Таня, держась за кольца зажима двумя руками.

– Тяни.

– Не могу. Сил не хватает, – ответила девушка, пытаясь вытянуть зажим.

– Упрись как следует и ни в коем случае не выпускай зажим из рук, – ответил Никита, всем телом медленно подаваясь вперёд.

Испуганно всхлипнув, Таня изо всех сил упёрлась ногами в землю и вскоре увидела, как зажим медленно вылезает из раны. Рыча от боли, Никита резко дёрнулся вперёд и, избавившись от пули, облегчённо вздохнул:

– Всё. Получилось.

Но, услышав за спиной глухой стук, растерянно оглянулся. Не выдержав вида хлынувшей из раны крови, Таня грохнулась в обморок, при падении крепко стукнувшись головой о дверцу машины.

– Только этого не хватало, – проворчал Никита, пытаясь закрыть рану тампоном.

В повязке особой необходимости не было. Это он знал, но прикрыть рану до того, как кровь свернётся и начнётся процесс заживления, было нужно. К тому же не мешало бы смыть кровь с кожи. Парень и сам чувствовал запах собственной крови. Для его обострённого обоняния этот запах был словно удар по ноздрям. Он будоражил и заставлял испытывать странные ощущения. А ведь нужно было ещё отмыть сиденье машины. Въезжать в населённые места на машине, испачканной кровью, было просто опасно.

Хоть и кричали СМИ об окончании военных действий, особое положение никто не отменял. На дорогах должны быть патрули, а Никита не понаслышке знал, что солдаты предпочитают сначала стрелять, а потом спрашивать документы. Ко всему прочему документов у него не было. Ни на себя, ни на машину. Спрашивать про бумаги девчонку тоже было глупо. Она бежала из родных мест, прихватив только немного еды, а не документы.

Уняв лившуюся кровь, Никита достал из багажника бутылку с водой и, плеснув немного в лицо девчонке, сделал большой глоток. От потери крови захотелось пить. Застонав, Таня открыла глаза и, посмотрев на парня растерянным, немного расфокусированным взглядом, спросила:

– Ты живой?

– А почему я должен быть мёртвым? – не понял Никита.

– Из тебя кровь так хлынула, что я думала: всё, сейчас от потери крови умрёшь.

– И по этому поводу решила грохнуться в обморок? – усмехнулся Никита. – Вставай. Нужно помыться и машину в порядок привести. Я всё кровищей перемазал.

– Поесть бы, – грустно вздохнула девушка.

– Потом. Сейчас мне нужно, чтобы ты сиденье отмыла. А я пока костром займусь и попробую нам поесть соорудить. Я с сиденьем одной рукой не справлюсь.

– Больно?

– Терпимо, – вздохнул Никита, направляясь к багажнику машины.

Поднявшись, Таня взяла у него бутылку с каким-то моющим средством и щётку и, открыв водительскую дверцу, принялась отмывать сиденье. Убедившись, что девушка занялась делом, Никита достал из машины маленькую газовую плитку и баллон. Быстро разогрев на этой импровизированной кухне пару банок консервов и вскипятив воду, он сыпанул в чайник горсть заварки и, оглянувшись на девушку, сказал:

– Иди есть, а то остынет.

– А ты хозяйственный, – одобрительно пробурчала Таня с набитым ртом. – И как только ты в такую маленькую машинку умудрился столько добра натолкать? А что делать будем, когда бензин кончится?

– Ты можешь хотя бы поесть молча? – растерянно спросил Никита. Но, помолчав, добавил: – Я эту машину почти два года для такого случая готовил. Так что там и бензин найдётся. Но если по дороге какую машину брошенную увидим, придётся остановиться.

– Зачем? – тут же спросила Таня.

– Бензин слить. В нашей ситуации даже литр пригодится. Дорога-то дальняя.

– А можно мне с тобой?

– Куда?

– Ну, туда, куда ты едешь?

– Зачем?

– Мне с тобой спокойнее, – тихо ответила девушка, перестав жевать и низко опустив голову.

– Ну, это я могу понять, но ехать тебе со мной нельзя. Я ведь и сам не знаю, что меня там ждёт. В общем, доберёмся до цивилизации и расстанемся. Ты в город, а я дальше. Опасно это. Не всегда мне так везти будет. Сама понимаешь, случись со мной чего, тебе на границе туго придётся. Да и в дороге всякое случиться может.

– Да что с тобой случиться-то может? – возмущённо спросила девчонка.

– Знаешь иногда меня твои вопросы просто без ножа режут, – выдохнул Никита, едва сдержавшись, чтобы на наорать на неё.

– Ой, извини. Я чего-то разошлась, – смутилась Таня, испуганно втянув голову в плечи.

– Это точно, – усмехнулся Никита, отбрасывая пустую банку. – Всё. Доедай, и забирайся в машину. Нужно поспать.

– И долго ты спать собираешься?

– Как стемнеет, дальше поедем.

– А почему ночью?

– Потому что ночью меньше шансов на патруль нарваться. Или у тебя в кармане специальный пропуск есть?

– Нет.

– А документы? Документы какие-нибудь есть? – не унимался Никита.

– Нет.

– Вот и помалкивай. Чем реже мы будем на глаза властям попадаться, тем лучше.

Хозяйственно прибрав всё извлечённое из машины обратно в багажник, Никита заправил бак под горлышко и, усевшись в машину, откинулся на сиденье. Положив на колени пистолет, он пристроил рядом автомат и, закрыв глаза, тихо сказал:

– Надеюсь, ты во сне вопросов не задаёшь?

Уснул он сразу, словно провалился. Сказались усталость и потеря крови от ранения. Пристроившаяся на соседнем сиденье девушка немного повозилась, устраиваясь поудобнее, и вскоре тоже тихо засопела. Но, несмотря на все выпавшие на его долю испытания, спал Никита так, как давно уже привык, чутко, не убирая ладони с пистолета.

Проснулся он уже в сумерках. Едва открыв глаза, парень готов был действовать. Бросив быстрый взгляд на спящую девушку, Никита внимательно осмотрелся и, убедившись, что рядом с машиной никого нет, осторожно выбрался наружу. Медленно обойдя вокруг джипа, парень старательно осмотрел траву, чтобы убедиться, что посторонних у машины не было, и, удовлетворённо вздохнув, направился к багажнику.

Быстро разогрев пару банок тушёнки, он растолкал сладко спавшую Таню и, тихо буркнув:

– Вылезай ужинать. Ехать пора, – уселся прямо на землю, вонзив нож в разогретое мясо.

Быстро прикончив банку, он отшвырнул её в сторону и, убрав нож в ножны, нетерпеливо глянул на девушку. Сонно щурясь, Таня лениво ковырялась ножом в банке. Заметив его взгляд, девушка неопределённо хмыкнула и, чуть пожав плечами, проворчала:

– Что я опять не так делаю?

– Я же сказал, ешь быстрее. Ехать пора, – вздохнул в ответ Никита.

– А куда торопиться? Можно подумать, нас там кто-то ждёт, – фыркнула она.

– У тебя ровно три минуты. Не успеешь, уеду один, – жёстко ответил парень, резко поднимаясь на ноги.

– Эй, ты чего? – испуганно сжалась Таня.

– Ничего. Спорить с тобой попусту надоело. Сказал «быстро», значит быстро. Не нравится, свободна, – зарычал в ответ Никита, чувствуя, что действительно начинает звереть.

– Так я могу и в машине поесть. На ходу, – быстро нашлась девчонка, понимая, что шутки закончились.

– Не хватало, чтобы ты мне ещё всю машину жиром заляпала. Ешь быстрее, – взяв себя в руки, огрызнулся парень.

Он и сам не понимал, с чего вдруг завёлся, но постоянное присутствие рядом чужого человека, перед которым он может вдруг случайно раскрыть свою тайну, его серьёзно напрягало. Слишком хорошо Никита знал, как относятся обыватели к тем, кто хоть в чём-то от них отличается. Потому и не хотел появляться там, где обитало много народу.

Рано или поздно его благоприобретённые способности могли оказаться известны другим, и тогда ему не избежать охоты, которую устроят именно на него. Больше всего на свете Никите хотелось найти того тощего профессора и заставить его вернуть всё обратно. Придумать какую-то вакцину, которая уничтожит введённые ему гены и сделает его обычным человеком. Но это было невозможно.

Невозможно. С некоторых пор Никита просто ненавидел это слово, но ничего не мог изменить. Ни в своём организме, ни в собственной жизни. Только иногда ему вдруг казалось, что он совершил ошибку, когда послушался старого полковника и не стал воскресать. Нужно было вернуться обратно и попытаться доискаться правды. Но всегда и везде есть своё «но». Что называется, вспомни, где живёшь.

Правдолюбцы в этой стране всегда считались чем-то вроде блаженных и с ними всегда происходило что-то подозрительно необъяснимое. То тонули в собственных ваннах, а то кирпичи на головы необъяснимым образом падали. Чего уж тогда говорить про поиски правды в армии, где на каждого честного офицера приходилась сотня хитромудрых. Тем более в таких войсках, как те, к которым когда-то принадлежал и он.

Вздохнув, Никита усилием воли взял себя в руки, оторвавшись от грустных размышлений, и, рывком распахнув дверцу машины, скользнул за руль. Испуганно пискнув, Таня отшвырнула недоеденную банку и, галопом подлетев к машине, запрыгнула в салон. Не произнеся ни слова, Никита запустил двигатель и решительно вывел машину на дорогу.

Разогнав джип, Никита уверенно вёл его в сторону больших поселений, снова вернувшись к своим мыслям. Сейчас, вспоминая события тех дней, он всё больше убеждался, что что-то пошло не так. После того, как вся их группа сумела полностью адаптироваться к внесённым в их организмы изменениям, профессор заявил командиру группы, что понял, какие изменения нужно внести в вакцину, после чего он будет готов продолжить работу.

Это Никита и вся его группа слышали собственными ушами. Их отправили на тренировочную базу, под присмотр инструкторов, которые когда-то и обучали их, а на место уехавших должны были прийти другие. Выходит, на его группе эксперимент не закончился, и где-то должны быть такие же, как он, бойцы. Но где? Задавать такие вопросы начальству не самый умный вариант.

Ко всему прочему сама гибель его группы произошла при странных, можно сказать, подозрительных обстоятельствах. По данным разведки место, куда они направлялись, не имело никаких ловушек и минных полей. А они, двигаясь маршрутом, известным только нескольким офицерам штаба, нарвались на самое настоящее минное поле.

Их не стали отлавливать или заманивать в ловушку. Их просто уничтожили, как бешеных зверей. Это могло означать сразу несколько вариантов. Первый, разведке слили очень грамотную дезу, заставив командование направить на смерть лучшие боевые единицы. Второй, в штабе завёлся «крот», который и скинул противнику информацию о маршруте передвижения группы. Но почему тогда от его сообщения так просто отмахнулись?

Ведь получить информацию о гибели группы из первых рук вполне нормальное явление для любого спецподразделения. Исходя из этого отказа принимать его воскрешение из мёртвых, получался третий вариант. Командование узнало о наличии в штабе «крота» и списало его, чтобы не спугнуть добычу раньше времени.

Значит, всё-таки «крот». А если так, то спустя столько лет он имеет полное право сделать очередную попытку воскреснуть из мёртвых и попытаться вернуть себе свою прежнюю жизнь.

«Как сказал товарищ Берия: попытка не пытка», – усмехнулся про себя Никита, вспомнив старую хохму, широко известную в узких кругах со времён самого незабвенного товарища.

Оставалось только избавиться от девчонки и попытаться выйти на бывшего командира группы. Если и стоит с кем-то говорить, то только с ним. Верить кому-то ещё Никита просто не мог. Но куда девать эту потеряшку? Уж больно несчастной была эта несносная девчонка, особенно когда начинала плакать. Бросив на девушку быстрый взгляд, парень в очередной раз вздохнул и вернулся к своим размышлениям.

Бросить её на дороге он просто не мог. Ночи становились всё холоднее, и девчонка просто замёрзнет. Единственный выход – оставить её в ближайшем крупном поселении. В конце концов, она такой же гражданин страны, как и любой другой, и не её вина, что в стране творится такой бардак. Она явно рвалась ехать с ним и дальше, но допустить этого Никита тоже не мог. Как не мог рассказать ей, по какой именно причине не может взять её с собой.

Парень отлично понимал, что гнать перепуганную до икоты девчонку жестоко, но втягивать её в игры, где человеческая жизнь стоит меньше старого окурка, было ещё страшнее. Допустив одну-единственную ошибку, он обречёт её на допрос в подвалах своей конторы, откуда ещё никто не уходил, не рассказав даже то, что и сам давно уже не помнил. А если выяснится, что девчонка просто случайный свидетель, то ей точно не жить.

Ещё раз мысленно пробежавшись по этой логической цепочке, Никита убедился, что не выдаёт желаемое за действительное, а принимает обдуманное, а главное правильное решение, и, в очередной раз вздохнув, решительно подытожил: «Так и сделаю. В ближайшем городе оставляю её, и к Москве. На базу. Попробую с Хромым Волкодавом встретиться».

Именно так между собой они называли командира их отряда. Сам полковник отлично знал это прозвище, но старательно делал вид, что не обращает внимания. Несмотря на то, что выход в поле был ему заказан, он всё равно оставался настоящим командиром группы. Доводившим группе все задания и тщательно следившим за подготовкой и его исполнением.

И именно к нему собирался вернуться Никита. Никому другому он не верил. Но его задумчивые вздохи не прошли незамеченными. Смотревшая в окно Таня не удержалась и, развернувшись к нему всем телом, спросила:

– Чего ты всё время вздыхаешь?

– Думаю, что дальше делать.

– И поэтому вздыхаешь? – не поняла девчонка.

– При глубоком вздохе кровь интенсивнее насыщается кислородом, а обогащённая кровь стимулирует мозговую деятельность, – пояснил Никита, не отрывая взгляда от дороги.

– И о чём ты думаешь?

– Я же сказал, думаю, что делать дальше.

– И чего надумал? – не удержавшись, осторожно спросила она.

– Что принял правильное решение. В ближайшем большом поселении я тебя оставлю и отправлюсь дальше.

– Куда?

– Решать свои проблемы.

– А что это за проблемы? Если не секрет, конечно?

– В том-то и дело, что секрет. Точнее, военная тайна, – криво усмехнулся Никита, услышав, как глупо прозвучала эта фраза.

– Так ты военный?

– Бывший, – коротко кивнул парень.

– Теперь понятно.

– Что тебе понятно?

– Понятно, где ты так научился всяким оружием пользоваться.

– Как ты можешь судить, если не видела?

– Зато посмотрела, сколько его у тебя. Я, может, и не особо умная, но и не совсем дура. Человек не станет собирать кучу автоматов, ножей и гранат, если не умеет ими пользоваться.

– Просто чудеса дедукции, – усмехнулся Никита, ловко вписываясь в поворот.

* * *

Полная луна висела над азовской степью, освещая её, словно огромный жёлтый фонарь. Два десятка странных существ неслись по степному ковылю, преследуя небольшое стадо джейранов. И хотя скорость бега этих копытных давно уже стала притчей во всех сказках и охотничьих байках, существа уверенно догоняли стадо.

Бежали они на двух ногах, но очень часто переходили на звериный бег, опираясь на все четыре конечности. Неожиданно перед стремительно несущимся стадом возник ещё десяток таких же существ, и над степью раздался крик смертельно раненных джейранов. Существа пировали, жадно глотая куски горячего, трепещущего мяса. Вскоре от полудюжины пойманных животных остались только обглоданные скелеты и внутренности.

Насытившись, существа не спеша направились в сторону крохотного ручья. Умывшись и утолив жажду, они всё так же молча скрылись в ночи, словно стая призраков. В ту же минуту на вершине одного из холмов медленно опустился под землю телескопический подъёмник, к верхушке которого крепилась видеокамера с функцией ночного видения.

Выключив монитор, сидевший у компьютера высокий, невероятно худой мужчина отодвинулся вместе с креслом от стола и, с довольным видом потерев руки, сказал:

– Великолепно! Просто замечательно. Эти звери просто невероятно сильны и быстры. Пора начинать второй этап эксперимента.

Находившийся тут же человек в военной форме без знаков различия с сомнением покосился на погасший монитор и, побарабанив пальцами по столешнице, ответил:

– Нам нужно быть осторожнее. Слишком много народу пришлось отправить в небытие ради этого эксперимента. Нельзя, чтобы их кто-то увидел.

– В этой степи их никто не может увидеть, – решительно ответил худой.

– Всё равно это слишком опасно, – упрямо повторил его собеседник. – Вы и представить себе не можете, что с нами сделают, если всё это откроется.

– Ничего с нами не будет. Победителей не судят. Вы хоть представляете, что мне удалось совершить?

Это же гигантский прорыв во всей мировой науке. Так что перестаньте ныть и не мешайте мне работать, генерал, – презрительно фыркнул худой.

– Похоже, вы не понимаете, что с нами будет, узнай хоть кто-нибудь посторонний об этом деле, – продолжал настаивать генерал. – Куча отлично подготовленных, здоровых бойцов, вместо того чтобы сражаться с врагом, живут где-то в степи. Это саботаж, и судить нас будут по законам военного времени. И никакие ваши научные прорывы вас не спасут. Нас просто расстреляют.

– Не будьте таким паникёром, генерал. Как только завершится второй этап, все эти звери перейдут в ваше безраздельное пользование. Вы вернёте их в строй, и тогда никто не посмеет объявить вас саботажником. Вы станете героем, а прославят вас именно они. Это настоящие звери. Сильные, быстрые, практически неуязвимые. Именно то, что нужно для того, чтобы выгнать оккупантов с территории страны. А теперь вернёмся к делу. Вы должны обеспечить проект женщинами. От двадцати до тридцати лет, здоровыми, без врождённых и приобретённых патологий, способных к деторождению. Количество – сорок особей.

– Но ведь подопытных особей только тридцать, – растерялся генерал.

– Возьмём с запасом. Хочу быть уверенным, что в случае непредвиденных осложнений всегда смогу заменить бракованную особь.

– Это не так просто, как кажется, – буркнул в ответ генерал.

– Не вижу ничего сложного, – пожал плечами худой. – Отправьте в город роту солдат и соберите нужное количество баб.

– Хотите, чтобы их начали хватать прямо на улице?! Это невозможно. Не хватало только вооружённого бунта. Так действовать нельзя.

– Хорошо, поступайте, как считаете нужным, – скривившись, вздохнул худой. – Но учтите, генерал. Чем дольше вы тянете, тем дольше звери будут оставаться здесь, а не на ваших боевых позициях.

– А что вам мешает взять от каждого нужное количество семенной жидкости и оплодотворить женщин искусственно? – осторожно спросил генерал.

– Во-первых, нам ещё не до конца известны изменения в половых функциях организмов зверей, и мы должны установить это точно. Во-вторых, свежее семя надёжнее, чем замороженное. Ну и, наконец, не стоит лишать их хоть какого-то удовольствия, – криво усмехнулся худой.

– Вы страшный человек, профессор, – покачал головой генерал.

– Я учёный, – гордо выпрямился худой. – А для учёного не существует эмоций. Только полученные данные и известные науке факты.

– Теперь понятно, почему вы не женаты, – буркнул в ответ генерал, выходя из бункера.

Но профессор уже уткнулся в свои бумаги и, не расслышав его ответа, оставил тихое ворчание без внимания. Пройдя длинным коридором, генерал вошёл в пункт наблюдения и, усевшись в простое офисное кресло, принялся наблюдать за мониторами, одновременно размышляя над возникшей проблемой.

До войны он запросто мог бы отдать приказ, и необходимое количество молодых и здоровых женщин уже строем направлялось бы в сторону бункера, но война внесла в его возможности свои коррективы. Перед началом интервенции в рядах вооружённых сил служило много женщин, и любую из них можно было использовать не только по прямым обязанностям. Достаточно было просто напомнить про присягу и потребовать точного исполнения распоряжений этого тощего хлыща.

Но теперь, получив в руки оружие и как следует понюхав пороху, большая часть из этих женщин научилась задавать очень неудобные вопросы. Как ни крути, а непосредственное сдерживание оккупационных сил было важнее всяких экспериментов. Это знала даже самая последняя кухарка с передовой. Оставалось только набрать нужное количество женщин из гражданских.

Благо, как и на любой войне, их осталось намного больше мужчин. Ещё проще их было бы набрать в глубинке. Там, где из всех существовавших властей остались только военные. Дальний Восток. Граница с Монголией и Китаем. Больше всего власти страны устраивало то, что в этой войне Монголия вдруг заняла позицию вооружённого нейтралитета. Крепко надавав по зубам китайским захватчикам, они полностью блокировали свои границы, заставив КНР применить тактику обхода.

Тесные торговые связи с Казахстаном помогли России вовремя блокировать казахско-китайскую границу, но Дальний Восток удержать удалось с огромным трудом. Китайские войска паровым катком пёрли к Байкалу, одновременно пытаясь отсечь всё Забайкалье от остальной страны. Они явно рвались к Якутии, но остановить их всё-таки удалось. И вот теперь, когда на новой границе установился хрупкий мир, в западную часть страны хлынула вторая волна беженцев.

Именно из них проще всего было подобрать нужную группу женщин. От размышлений генерала отвлекло движение на одном из мониторов. Вскинувшись, он всмотрелся в экран и, удовлетворённо кивнув, мрачно усмехнулся. На этот монитор выводились данные с внешней камеры, установленной перед воротами в поселение зверей.

Никто из них и понятия не должен был иметь, что находится под наблюдением двадцать четыре часа в сутки. Все эти существа умудрились выжить после самоубийственных походов, в которые их отправляли по команде генерала. Как высказался профессор, это была имитация естественного отбора. Выжить должны были только лучшие. Путём хитрых манипуляций и подставных приказов генерал это сделал.

На чём была основана эта теория, генерал не знал, да и, в общем-то, не очень интересовался. То, что этот эксперимент вообще удался, он считал каким-то чудом, имеющим к науке очень отдалённое отношение. Как офицеру и человеку, имеющему к армии непосредственное отношение, такое бездумное растрачивание отличных кадров генералу претило, но как отчаянному карьеристу ему очень хотелось, чтобы всё удалось.

Выбить оккупантов из исконно российских земель, используя созданных солдат, и появиться перед населением страны во всём блеске славы победителя, было его мечтой. Будучи человеком властолюбивым и тщеславным, он всегда считал, что его заслуги перед страной не оцениваются. А значит, нужно сделать так, чтобы о них узнали сразу все. Лавры маршала победы не давали ему покоя.

Внимательно наблюдая за совершенно обнажёнными людьми, медленно входящими на территорию организованного поселения, генерал с интересом отмечал сильно изменившиеся фигуры своих подопечных. Высокие от природы, в спецотряды отбирали мужчин не ниже метра восьмидесяти, широкоплечие, с отлично развитой мускулатурой, они казались воплощением силы и здоровья.

Только они сами и буквально несколько человек знали, откуда вдруг всё это появилось. Безусловно, всё это были сильные, отлично тренированные бойцы, каждый из которых мог, бесспорно, считаться серьёзной боевой единицей. Но генералу этого было мало. Ему нужны были войска, способные быстро и с минимальными потерями уничтожить все оккупационные войска.

Больше того, сам генерал видел окончание своего великого похода только после того, как все страны, осмелившиеся на вооружённую интервенцию, будут покорены, а их правительства низложены. Ведь смогли нечто подобное сделать войска Красной армии, раздавив фашистскую гидру в её же логове. Так почему через десятки лет после той великой победы нынешние войска не смогут повторить это снова, но уже под его командованием?

Сидевшие у мониторов офицеры мрачно переглядывались, старательно отводя глаза от того, что происходило на экранах. Каждый из них очень чётко представлял себя на месте этих бойцов и внутренне содрогался от подобной перспективы. Командир наблюдательного пункта, пожилой подполковник, тихо откашлявшись, негромко спросил:

– Перевести камеры в ждущий режим, господин генерал?

– Не надо. Посмотрим, что они дальше делать будут, – покачал он головой.

Вздохнув, подполковник отступил к своему креслу и, оказавшись за спиной начальства, беспомощно развёл руками. Быстро переглянувшись, офицеры молча уставились на экраны. Это была их работа, часами сидеть и внимательно наблюдать за происходящим, тщательно фиксируя всё, что происходит в поселении.

Генерал отлично понимал их эмоции и мысли, но объяснять каждому грандиозность и полезность его планов он не собирался. Прежде всего они были солдатами, а значит, обязаны были исполнять полученный приказ, даже если он шёл вразрез с их мнением.

* * *

Едва поднявшись на ноги, майор Хан первым делом отправился к своему непосредственному начальству. На доклад. Ему уже доложили, что нападения на поселения прекратились, но майор не верил, что всё кончилось. Человек, отправивший его на больничную койку, не погиб. В этом Хан был абсолютно уверен. Ранение, полученное им во время того скоротечного боя, было не настолько серьёзным, чтобы избавить их от этой головной боли.

Майор ни секунды не сомневался, что он точно так же просто отлёживается, зализывая раны, но как только всё заживёт, кровавый кошмар вернётся. Именно с этим он и пришёл к начальству. Внимательно выслушавший его полковник, начальник контрразведки фронта, задумчиво покрутил в руках золотое перо и, помолчав, спросил:

– Что вы предлагаете, майор?

– Я владею языком и неплохо ориентируюсь в российских реалиях. Прошу разрешения на переход границы и одиночный поиск этого человека. Мы должны покончить с этим. Слишком много солдат было уничтожено просто так. Я хорошо ориентируюсь на местности и знаю эти развалины, так что я смогу найти его.

– Думаете, что сможете добиться результата там, где не смогли справиться целым батальоном? – иронично усмехнулся полковник.

– Не мне вам говорить, что один человек в нужном месте может оказаться более эффективным, чем целая дивизия, завязнувшая в болоте, – пожал плечами майор.

– Откуда такая уверенность, что этот человек жив? – неожиданно спросил полковник.

– Ранение слишком лёгкое. Такого человека не убить одной пулей. Это профи, господин полковник. То, с какой лёгкостью и быстротой он сумел устроить своим преследователям ловушку, о многом говорит, – с едва заметным нажимом ответил майор. – Кроме того, его тела никто не видел.

– Это верно. Тела так и не нашли, – скривился полковник.

– Именно поэтому я и прошу вашего разрешения на свободный поиск. Это позволит нам не отрывать от дела большое количество солдат, а вся ответственность за провал целиком и полностью ляжет на меня, – упрямо набычился майор.

– Хорошо. Отправляйтесь, – подумав, кивнул полковник. – Но учтите, господин майор, вся эта операция только ваша самодеятельность. Так что на помощь не рассчитывайте.

– Именно это мне и нужно, – кивнул Хан, поднимаясь со стула.

Коротко поклонившись, он вышел из кабинета, чувствуя, что ещё немного и плюнет своему начальнику в физиономию. То, что ему разрешили провести эту операцию, означало только одно. Если он победит, то полковник всегда сможет заявить, что всё делалось под его чутким руководством, а если он провалится, то и претензий к начальнику не будет. Не справился, так иногда бывает.

Вернувшись к себе в кабинет, Хан быстро разобрал текущие бумаги и, заперев кабинет, отправился в свою комнату в общежитии. Не имея семьи, он приходил сюда только затем, чтобы переодеться и немного поспать. Хотя очень часто даже спать он предпочитал в своём кабинете. Сняв форму, он переоделся в поношенную униформу российского солдата, снятую с одного из пленных, и принялся собирать старый потёртый рюкзак.

Десяток банок консервов, пара бутылок воды, аптечка, патроны и смена белья. Вот и все сборы. Достав из стенного шкафа старый, но отлично ухоженный АКМ, настоящего, российского производства, Хан ласково огладил рукой потёртый приклад, одновременно подумав, что русскому изобретателю удалось создать оружие, которое при надлежащем уходе может служить практически вечно.

Четыре запасных рожка, полдюжины гранат, нож и любимая «беретта», доставшаяся ему в качестве трофея. Больше ему было просто не нужно. Хан всегда считал, что оружие не очень нужно человеку, который сам по себе является оружием. Подумав, он отправился в гараж и, пользуясь своей властью, забрал со стоянки старенькую переднеприводную «Ладу».

Бродить по улицам пешком, выискивая логово врага, было слишком долго, но необходимо. А вот добираться от одних развалин до других, теряя время, было просто глупо. Сообщив дежурному офицеру, что все вопросы о его перемещениях согласованы с непосредственным начальством, Хан уселся в машину и, запустив двигатель, не спеша выехал за ворота.

Начать свой поиск он решил с того места, где он так неожиданно оборвался. Добравшись до памятных развалин, Хан заглушил машину и, выбравшись на улицу, осторожно вошёл в переулок, где его группа нарвалась на ловушку. Медленно обходя небольшую площадку по периметру, он то и дело нагибался, чтобы как следует рассмотреть ту или иную деталь.

Накланявшись до боли в раненой спине, Хан со стоном потёр кулаком поясницу и, ещё раз внимательно осмотревшись, вдруг понял, как ушёл из этого тупика противник. От того места, где была заложена мина, а теперь зияла двухметровая воронка, до полуразвалившейся стены было всего метра три. Самый низкий участок стены начинался в полутора метрах над землёй.

Тренированный человек, разбежавшись, легко мог запрыгнуть на неё, оборвав след и одурачив собак. Придя к такому выводу, Хан медленно обошёл воронку и, взобравшись на стену, решительно двинулся по гребню стены. Там, где прошёл беглец, сможет пройти и он. Ведь убегая, противник был ранен, а сам Хан едва оправился от полученного ранения. Получалось, что сейчас они были на равных.

Добравшись до противоположного конца стены, Хан заглянул вниз и весело усмехнулся. Теперь он был просто уверен, что беглец ушёл именно так. Во время преследования ни одна собака не показала, что из тупика есть второй след, значит, ушёл он именно так. Оборвав след и заставив преследователей бессмысленно кружить на одном месте, чтобы один из них всё-таки угодил в ловушку.

Спустившись на землю по чудом уцелевшей пожарной лестнице, Хан остановился и, усевшись прямо на землю, задумался. Перед ним простиралась широкая площадь, с которой было сразу пять выходов. Беглец мог уйти любым из них. Но главным в подобной ситуации был тот факт, что уходил он раненым. Усевшись прямо на землю, майор принялся старательно воспроизводить в памяти события того дня.

На первый взгляд, ничего особенного в том патрулировании не было. Во всяком случае, до того момента, когда не началась перестрелка. Неожиданно что-то странное царапнуло его память. Что-то, на что он в тот день не обратил внимания. Вместо того чтобы вскочить на ноги и начать старательно вспоминать этот факт, Хан замер и медленно расслабил все мышцы, специально отвлёкшись от своих размышлений.

Точно. Это случилось за несколько часов до столкновения с первой вооружённой группой. Солдат пехотинец, наткнувшись в подвале на целую, но запертую дверь, попытался вскрыть её. Но, не добившись результата и получив выволочку от командира роты, со злости швырнул в подвал гранату, за что получил от своего командира очередной нагоняй за бесполезную трату боеприпасов.

Решительно поднявшись, Хан направился к месту первого столкновения. Именно там всё началось, значит, и ему придётся начинать оттуда. Добравшись до нужной точки, Хан быстро осмотрел место боя с вооружённой группой и, убедившись, что беглец атаковал их со спины, двинулся к тому месту, где прозвучали его первые выстрелы.

Теперь, когда он сумел вспомнить все события того дня поминутно, ему проще было ориентироваться на местности. Выпавший снег скрыл все следы, заодно изменив и внешний вид развалин, но цепкая память профессионального диверсанта не подвела. Найдя точку, с которой беглец сделал первые выстрелы, майор остановился и принялся вспоминать, где находился памятный подвал.

Представив в памяти карту развалин, Хан убедился, что от места боя до подвала можно пройти без препятствий, и, кивнув, двинулся туда. Спустя ещё полтора часа он стоял перед покореженной дверью, задумчиво рассматривая торчавшее из-под фанерной облицовки железо. Первый вопрос, который задал себе видавший виды разведчик, звучал так: «Кто станет устанавливать в подвале хорошо укреплённую дверь?»

Ответ напрашивался сам собой. Только тот, кто не желал, чтобы посторонние проникли в это помещение. Рассматривая искорёженную дверь, Хан протянул руку, чтобы открыть её, когда вдруг что-то словно толкнуло его. Вспомнив, как умеет устраивать ловушки искомый беглец, майор замер, словно увидел перед собой королевскую кобру.

Медленно опустив руку, он огляделся и, выбравшись из подвала, снял рюкзак. Достав из него моток длинной верёвки, Хан снова спустился в подвал и, пропустив конец верёвки через торчавшую из противоположной стены арматурину, осторожно завязал узел на обломке чудом сохранившейся ручки. Выйдя на улицу, он полностью размотал верёвку и, оказавшись так далеко от подвала, как позволяла верёвка, медленно потянул.

Взрыв прозвучал глухо, но на ногах майор остался с трудом. Вздрогнув от неожиданности, Хан тихо выругался и, смотав верёвку, вернулся к своему рюкзаку. Убрав верёвку, он дождался, пока осядет пыль, и медленно, словно ступая по битому стеклу, спустился в подвал. И без того испорченную дверь сорвало с петель, и теперь она валялась на полу подвала, открыв вход в странное помещение.

Глухая каморка без окон с одним выходом и толстыми стенами была идеальным убежищем для любого беглеца. Даже брошенная в подвал граната не смогла разрушить эти толстые стены. Медленно, словно ступая по тонкому льду, Хан вошёл в найденное помещение и, включив фонарь, принялся внимательно осматриваться.

Крепкий узкий топчан, небольшой металлический шкаф, самодельные полки на стенах, всё говорило о том, что здесь долгое время кто-то жил. Добравшись до полок, Хан принялся старательно перебирать брошенные вещи, пытаясь проникнуться духом своего врага. Думать, как он, дышать, как он. Даже двигаться так, как движется враг, всё это было нужно ему, чтобы понять, куда он мог уйти.

Стань тем, кого хочешь найти, и тогда враг нигде не спрячется от тебя. Эта заповедь была известна на Востоке с незапамятных времен, и именно она помогала майору в его прошлых делах. Но в этот раз всё пошло не так. Все оставшиеся вещи не несли на себе ауры своего хозяина, словно это был не человек, а безликий призрак.

В том, что он нашёл именно логово своего врага, Хан не сомневался. В этом его убедила растяжка, оставленная беглецом напоследок. Он знал, что рано или поздно кто-то придёт в этот подвал, и не хотел, чтобы этот кто-то вошёл в его жилище безнаказанно. Пусть даже это жилище давно уже было брошено. Задумчиво подкинув на ладони несколько брошенных патронов от автоматической винтовки, Хан медленно опустился на топчан и ещё раз осмотрелся.

Он никак не мог понять, почему, несмотря на долгое проживание в нём живого существа, подвал оставался безликим. Любое человеческое жилище несёт на себе отпечаток живущего в нём человека. Но здесь всё было не так. Ни одна деталь не указывала майору на то, каким был живший здесь человек. Поёжившись от приникавшего в логово холода, Хан поднялся и, выбравшись на улицу, медленно побрёл к своей машине. Больше здесь делать было нечего.

Усевшись за руль, майор медленно, словно нехотя запустил мотор, но не успел включить передачу, как перед машиной словно из-под земли возник человек с автоматом. Не ожидавший такого фокуса Хан вздрогнул и невольно схватился за пояс, который привычно оттягивала кобура «беретты». Но выхватить пистолет он не успел.

Что-то стукнуло в боковое стекло, и, повернув голову, Хан наткнулся взглядом на холодный срез автоматного ствола. Державшийся за автомат индивидуум пальцем указал на боковое стекло, и майор, понимая, что любое резкое движение будет стоить ему жизни, принялся покорно крутить ручку стеклоподъёмника, открывая окно.

– Двигатель глуши и руки на руль сделай, красивый, – приказал автоматчик, криво ухмыляясь и показывая отсутствие нескольких зубов. Дождавшись исполнения команды, беззубый добавил: – А теперь рассказывай, откуда ты такой тут взялся и чего вынюхиваешь?

– Беженец. Пытаюсь до обжитых мест добраться, – быстро ответил Хан, лихорадочно пытаясь понять, кто это такие.

– Медленно вылезай и держи руки так, чтобы я их видел, – приказал человек, отступая от дверцы машины.

Понимая, что в подобной ситуации сделать ничего не может, Хан покорно выбрался из машины и, отступив в сторону, медленно поднял руки. В данном положении ему нужно было дождаться удобного момента.

* * *

В спортивном зале базы шло избиение младенцев. По-другому творившееся там действо назвать было просто невозможно. Огромный прапорщик, стоя посреди зала, не спеша, словно нехотя отмахивался от азартно наскакивавших на него курсантов, умудряясь при этом каждым ударом сбивать с ног по одному, а то и сразу по два противника.

Охая и потирая пострадавшие части тела, курсанты упрямо поднимались и снова шли в атаку. Наблюдавший за этим безобразием полковник то и дело страдальчески кривился, видя корявые удары и широкие, деревенские замахи озверевших курсантов. Молодёжь давно уже и думать забыла про правильные стойки и короткие, стремительные удары, способные натворить серьёзных бед. Теперь они просто пытались добраться до противника, мечтая нанести хотя бы один удар.

Но огромный прапорщик, ворочаясь среди нападавших, как матёрый медведь в окружении лаек, продолжал ловко блокировать все направленные на него удары. Словно издеваясь, он не просто отбивался, а умудрялся перемещаться так, чтобы основная часть летевших в него кулаков натыкалась на физиономии и торсы сослуживцев.

В зале слышны были только яростное сопение и звучные шлепки, после которых раздавался грохот падения тела. Удручённо вздохнув, Иевлев тяжело поднялся и, звонко хлопнув в ладоши, остановил свалку. Моментально выскользнув из кольца, прапорщик попутно опрокинул попавшегося ему на пути курсанта и, встряхнувшись, громко приказал:

– Строиться!

Тяжело дыша, курсанты кое-как разобрались с построением и вопросительно уставились на полковника. Оперевшись на трость, Иевлев оглядел изрядно помятый строй и негромко спросил:

– Кутята, это что такое было? Вы его не то что вырубить, как должны были, вы его даже уронить не смогли. И это целым взводом против одного?

– Господин полковник, так у вас старшина не человек, а железный дровосек какой-то, – обиженно протянул один из курсантов. – Я об него все кулаки себе отбил.

– Похоже, ты, сынок, решил, что таким образом оскорбил прапорщика? – с интересом спросил полковник, покосившись на старого приятеля. – Нет. Ты ему комплимент сказал. Железный. Именно железный. И каждый из вас должен таким стать. Железным. Стальным. Только так можно стать настоящим бойцом спецназа. Только так, и никак иначе. Именно к этому вы все и должны стремиться. Стать железными дровосеками. Приведу один пример. В одной из стран тогдашнего блока Варшавского договора проводилась операция. В какой, говорить не буду, сами понимаете, не вашего ума дела, да и не положено. Скажу только, что страна хоть и европейская, но очень даже аграрная. Так вот, во время передвижения по стране группа бойцов случайно увидела, как племенной бык, сорвавшись, ринулся на кучку ребятишек. Пока бойцы добегали до места, бугай успел двух ребят затоптать насмерть и за девчушкой помчался. Группа шла только с пистолетами. Сами понимаете, стрелять в такую машину было бесполезно. Так один из наших бойцов выскочил бугаю наперерез и на выдохе, как положено, двинул его кулаком в лоб так, что проломил череп. Одним ударом. Самого, конечно, в сторону отбросило, но это уже было не важно. Нам падать не привыкать. Встал, почесался и дальше пошёл.

– Сказка, – фыркнул один из курсантов. – Тонну живого мяса одним ударом уложить невозможно.

– Сказка, говоришь? – с непонятной интонацией переспросил Иевлев. – А хочешь, я тебя с этим человеком познакомлю?

– Зачем? – не понял курсант.

– А он тебе сам покажет, как это делается. Что называется, собственным лбом прочувствуешь.

– Так я же не бык.

– Вот именно, ты не бык. Ты просто упрямый осёл, – рассмеялся в ответ полковник, тихо радуясь, что сумел подловить курсанта на старую как мир шутку. – Вы, ребятки, в истории главного не услышали.

А ведь я специально подчеркнул, что удар был нанесён по правилам. Вас чему до этого учили? Там, в ваших училищах? Наносить удар так, чтобы он, достигнув цели, выводил противника из строя сразу, без всяких отсрочек. А вы лупите, как в деревне, когда молодёжь на Масленицу стенка на стенку сходится.

– И что теперь делать? – не унимался говорливый.

– С самого начала начнём. Будем удар ставить, – ответил Иевлев, безнадёжно махнув на них рукой. – Командуй, Степаныч.

Развернувшись, полковник медленно направился к дверям, тихо постукивая своей тростью.

С момента случившегося нападения на базу прошло уже две недели, а известий от направленных по выбитому из пленных адресу инструкторов всё не было. Они регулярно выходили на связь, докладывая о ходе наблюдений, но полковнику нужен был не исполнитель, а заказчик этого безобразия.

Опытные бойцы, сняв комнату прямо напротив указанного дома, устроили засаду, попутно оборудовав у дверей фигуранта несколько камер наблюдения. В том, что рано или поздно человек, командовавший группой наёмников, появится, Иевлев не сомневался. Чутьё опытного бойца подсказывало, что уничтоженная группа далеко не последняя из тех, что фигурант мог собрать по мере необходимости.

Несмотря на все запреты, команды серых гусей и псов войны всё равно продолжали существовать. В основном в них входили те, кто, однажды попробовав пороху и крови, так и не смог вернуться в мирное русло. Были там и уволенные из рядов различных силовых структур, и те, кому просто нравилось воевать. Последние, по мнению самого Иевлева, были наиболее опасными.

Больные от запаха крови и человеческих страданий, они очень быстро превращались в кровожадных садистов, готовых уничтожать всё подряд, лишь бы удовлетворить свою страсть. Полковнику уже приходилось сталкиваться с подобными индивидуумами, и впечатления от подобных встреч всегда оставляли после себя чувство брезгливости. Хотелось тут же принять душ и как следует прополоскать рот, словно извозился в чём-то особенно мерзком.

Докладывать о происшествии наверх Иевлев не спешил, отлично понимая, что просто жаловаться глупо, а решать проблему нужно в срочном порядке. Несмотря на военное положение и закрученные гайки, бюрократическая машина ничуть не изменилась, оставшись всё такой же неповоротливой. Особенно в том, что касалось армии. Брать на себя ответственность начальство очень не любило. И чем выше находилось это начальство, тем сильнее была эта нелюбовь.

Опираясь именно на этот нехитрый постулат, полковник решил действовать на свой страх и риск. В конце концов, нападение было совершено на его хозяйство, и только ему было решать, какие ответные меры нужно применять. Отобрав самых опытных бойцов из команды инструкторов и охраны базы, Иевлев сколотил небольшой, но очень боеспособный отряд и, поставив перед ними вполне конкретную задачу, занялся подготовкой курсантов.

Но с каждым днём, глядя на набранную группу, полковник всё больше приходил к выводу, что проведённые ими в училище годы – просто даром потраченное время. Возможно, для выходцев из обычного училища они чего-то и стоили, но для подразделения спецназа это были обычные мальчишки и девчонки, которых предстояло ещё учить и учить.

Вернувшись с этими мыслями в свой кабинет, Иевлев уселся в кресло и, с тихим стоном потерев раненую ногу, скривился. Теперь, после полученного ранения, он ещё острее стал понимать, что время неумолимо, и для него заканчивается. Вспомнив азартно горящие глаза курсантов, полковник грустно улыбнулся и откинулся на спинку кресла. Раздался уверенный стук в дверь, и Иевлев, чуть усмехнувшись, громко сказал:

– Входи, Степаныч, – и, дождавшись, когда огромный прапорщик ввалится в кабинет, добавил: – Пора бы уже отучиться стучать. А то ты мне когда-нибудь своим стуком двери вынесешь.

– Не вынесу. Я аккуратно, – прогудел гигант, усмехнувшись в ответ.

– Где кутята?

– На стрельбище. Патроны жгут. Сам понимаешь, их ещё учить и учить. Даже пистолет толком держать не умеют. Хорошо ещё, рукоять от ствола отличают.

– Не ворчи, – отмахнулся полковник.

– А нам теперь только и остаётся, что ворчать. Куда ни кинь, везде один только нуль. Что на стрельбище, что в спортзале, – вздохнул прапорщик. – Новости из города есть?

– Пока ничего. Похоже, наш фигурант решил на время затаиться.

– Жаль. Я надеялся, дело быстрее будет.

– Ты куда-то торопишься? – не понял Иевлев.

– Разобраться хочу, кто это такой наглый, что посмел на нашу базу напасть. Это ведь не супермаркет какой-нибудь, и даже не банк. Это база ГРУ.

– А то я не знаю, – фыркнул полковник. – Потому и отправил ребят за этим гавриком. Потрясём покрепче, глядишь, чего и выпадет интересного.

– А потом что?

– А потом будем искать заказчика.

– Думаешь, он так глуп, что назвался? – иронично усмехнулся Степаныч.

– Нет, но какие-то следы всё равно есть. Не бывает так, чтобы заказчик оставался неизвестным. Особенно для таких ребят. Сам понимаешь, это не просто купил-продал. Тут надо умудриться и на кактус влезть, и задницу не ободрать.

– В каком смысле?

– В смысле, чтобы не подставиться и с оплатой услуг не пролететь.

– Ну, это верно, – задумчиво кивнул Степаныч. – Ладно, пошёл я дальше кутят дрессировать. Лоб морщить начальству надлежит, а моё дело – лужёная глотка и полторы извилины.

– Хамло армейское. Мог и помочь начальнику по старой дружбе, – усмехнулся Иевлев.

– А в чём помогать-то? Сидеть и тупо пялиться на телефон, ожидая, когда он зазвонит? – рассмеялся прапорщик.

– Я же говорю, хамло. Ладно, вали отсюда. Мне ещё кучу бумаг просмотреть нужно, – усмехнулся полковник.

Громогласно рассмеявшись в ответ, Степаныч в два шага вышел из кабинета. Проводив его чуть насмешливым взглядом, Иевлев раскрыл папку с текущими бумагами и с головой погрузился в дела. Но, как назло, мысли полковника были далеко от рапортов по расходам продуктов питания и боеприпасов. То и дело он мысленно возвращался к допросу захваченных пленников. Четверо из них, будучи не особо сильно раненными, были оставлены для тренировки.

Приказав запереть их в подвале казармы, где ко всему прочему было оборудовано несколько камер, в качестве карцера, полковник решил временно сохранить им жизнь. Что называется, на всякий пожарный. Например, если вдруг выяснится, что полученную информацию требуется срочно уточнить. К тому же отрабатывать столкновение курсантов с вооружённым противником на «кукле» было принято ещё в тридцатых годах двадцатого века.

Это практиковалось в работе органов НКВД, а после и бойцов СМЕРШа. Всё было до смешного просто. Отбирался кандидат из приговорённых к смертной казни, умевший как следует орудовать кулаками и пользоваться каким-либо оружием. Это и была «кукла». После отбора смертника выставляли против курсанта. Живым из такого спарринга выходил только один. Если это была «кукла», то его отправляли в камеру до следующего спарринга. Если же выживал курсант, то его переводили на следующую ступень.

Несмотря на мораторий на смертную казнь и все демократические перемены, «куклы» были всегда. Среди приговорённых к пожизненному заключению тоже находились такие, кто мечтал вырваться из тесной камеры и ещё раз почувствовать себя властителем над человеческой жизнью. Так что теперь, заполучив в руки сразу четырёх отлично подготовленных бойцов, полковник не собирался упускать шанс дать своим кутятам ощутить на губах вкус настоящей крови врага.

* * *

Через три дня после своего бегства с границы Никита и Таня добрались до пригорода Иркутска. Остановив машину на окраине, парень долго рассматривал город в бинокль, после чего коротко скомандовал:

– Вылезай. Твоя остановка.

– А может…

– Не может, – оборвал её нытьё Никита. – Я не хочу тащить тебя туда, где тебя могут запросто убить.

Так что собирайся и иди в город. Народу здесь много, вроде как даже что-то работает, так что устроишься. А мне дальше ехать надо.

– Врёшь ты всё. Сам сказал, на южную границу едешь, – всхлипнула в ответ Таня.

– До неё ещё добраться надо. К тому же мне кое-что ещё сделать нужно, а вот это кое-что и будет самым опасным. Не хочу я в твоей смерти виноватым быть, – тихо добавил Никита, помолчав.

Посмотрев на него испуганно-растерянным взглядом, девушка покорно забрала из багажника свои пожитки и, опустив потрёпанный рюкзачок на землю, с надеждой покосилась на него. Отлично понимая, чего она ждёт, Никита быстро достал из багажника четыре банки консервов и, сунув их ей в рюкзак, тихо сказал, отдавая один из трофейных штык-ножей:

– На первое время хватит, а дальше и сама решишь, что делать. Бывай.

Не тратя времени на долгие прощания, он запрыгнул в машину и, запустив двигатель, помчался по дороге дальше. Бросив быстрый взгляд в зеркало заднего вида, Никита покачал головой и коротко выругался. Таня так и стояла посреди дороги, глядя вслед уносящейся машине, словно продолжала надеяться на чудо. Зарычав от злости, парень выругался так, что чуть двигатель не заглох. Чувствуя себя предателем, Никита прибавил газу, мрачно проворчав:

– И ведь не убедишь дурёху, что и вправду убьют и фамилию не спросят.

Оказавшись за поворотом, он облегчённо перевёл дух и ещё прибавил газу. Теперь, оставшись один, он мог делать меньше остановок, значительно увеличив суточный пробег. Так и вышло. Следующую остановку он сделал только на следующую ночь, случайно заметив стоящую в перелеске брошенную заправку. Никите нужен был бензин, и поэтому он, недолго думая, нажал на тормоз, одновременно выворачивая руль.

Въехав на заправку, Никита подогнал джип к вкопанной в землю ёмкости и, не глуша мотор, выбрался на улицу. Проверив, как выходит из кобуры пистолет, он медленно огляделся и подошёл к крышке люка, через которую проводили замеры остатков топлива в ёмкости. Откинув металлическую крышку, парень быстро открутил барашек и, задержав дыхание, приподнял тяжёлую заглушку.

Бензина в ёмкости было немного, но паров вполне хватило бы, чтобы убить любого. Достав из багажника резиновое ведро, Никита привязал к ручке верёвку и принялся черпать бензин, переливая его в пустые канистры. Залив все имеющиеся канистры и бак машины под завязку, он уселся за руль и уже собрался ехать дальше, когда из-за здания заправки вышли пятеро мужчин не самого благонадёжного вида и, поигрывая разнообразным оружием, двинулись к машине.

Заметив у двоих из них охотничьи ружья, Никита решил действовать на опережение. Открыв дверцу, он незаметно выхватил из кобуры пистолет и, включив первую передачу, громко спросил, продолжая удерживать ногой педаль сцепления:

– Чего надо, мужики?

– Что значит, чего надо? Бензином заправился, а платить кто будет? – послышалось в ответ.

– И чего вы хотите? – спросил Никита, внутренне признавая их правоту, но не теряя бдительности.

– Всё, – послышался короткий, но очень ёмкий ответ.

– В каком смысле всё? – включил тумблер дурака Никита.

– В прямом. Оставляешь нам всё, что есть, и валишь дальше пешком, – рассмеялся один из подошедших, сжимая в руках двустволку.

Отлично зная, что заряженная картечью или пулей, с короткого расстояния, эта артиллерия может наделать серьёзных дел, Никита старался держать в поле зрения его и второго стрелка, с одноствольным ружьём. Этих он решил класть первыми. Ещё раз проиграв в уме партитуру боя, Никита позволил себе криво усмехнуться и, чуть кивнув, ответил:

– А морды не потрескаются?

– Вылезай из машины, козёл! – заорал мужик с двустволкой.

Не дожидаясь продолжения, Никита боком выпал из машины на асфальт, с ходу всаживая пулю за пулей в ноги подошедших. Никто из бандитов не ожидал от него такого финта, тем более что после падения он отпустил сцепление, и джип покатился прямо на нападавших. Перекатившись в сторону, Никита дождался, когда машина откатится, и быстрой серией добил всю банду.

Доехавший до бетонного бордюра неуправляемый джип, упёрся бампером в отбойник и заглох. Убедившись, что с машиной всё в порядке, Никита быстро обыскал трупы и, закинув в салон весь огнестрел, прыгнул за руль. Нужно было срочно убираться с заправки, пока не появились подельники убитых бандитов. Запустив двигатель, парень отогнал машину назад и, круто вывернув руль, помчался в сторону шоссе.

Вылетев на дорогу, он прибавил газу, и небольшой джип спятившим метеором помчался прочь от города. Долетев до очередного брошенного посёлка, Никита сбросил скорость и, подъехав к крайнему дому, остановился. Выйдя из машины, он внимательно осмотрелся и удручённо вздохнул. Похоже, и это поселение было брошенным. Впрочем, в его положении это было лучше всего.

Загнав машину во двор, Никита на удачу толкнул низкую дверь и, удивлённо хмыкнув, вошёл в покосившийся дом. Судя по слою пыли, здесь давно никто не жил. Принюхавшись, парень невольно скривился и громко, от души чихнул. К запаху затхлости и пыли примешивался кислый застарелый запах браги и дешёвого алкоголя. Весь пол был засыпан битым стеклом и окурками. Среди всего этого роскошества Никита заметил и несколько использованных презервативов. Похоже, прежние хозяева этой лачуги добропорядочностью не отличались.

Подумав, парень решил не оставаться в доме и, выйдя на улицу, принялся разводить крошечный костерок прямо во дворе. Благо дров под просевшим навесом хватало. Разогрев тушёнку, Никита поставил на костёр ковш с водой, который использовал вместо чайника, и, достав нож, приготовился ужинать, когда где-то в дровах раздался странный шорох.

Быстро оглянувшись, Никита почти нос к носу столкнулся с усатой кошачьей мордой. Внимательные зелёные глаза животного смотрели на него настороженно, но без страха. Чуть улыбнувшись, Никита уселся на подобранное тут же полено и, недолго думая, сунул в разогретый жир сухарь. Выбравшийся из-за поленницы кот старательно принюхался к витавшим над костром запахам и, усевшись, обвился хвостом.

С аппетитом уплетая сухари и мясо, Никита с интересом наблюдал за котом. В том, что это именно кот, у него не было ни малейших сомнений. Чёрный, с роскошной белой манишкой на груди и такими же белоснежными носочками на крепких лапах. Круглая, крепкая голова, большие зелёные глаза, исполосованный в многочисленных драках нос и дырявые уши говорили сами за себя. К ним прибавлялись нахальные длинные белые усы и торчавшие над глазами, словно антенны инопланетянина, такие же брови.

С первого взгляда было ясно, что это не просто домашний лентяй, а самый настоящий уличный боец и крысолов. Продолжая смотреть на Никиту, кот выразительно облизнулся, и парень, пожав плечами, тихо сказал, доставая ножом из банки изрядный кусок мяса:

– Согласен, с хозяином положено делиться.

Положив мясо на ближайшее полено, Никита осторожно подвинул его к коту и принялся с интересом наблюдать за его реакцией. Не спеша, с достоинством поднявшись, кот подошёл к полену и, старательно обнюхав тушёнку, не торопясь принялся есть. Расправившись с угощением, он облизал усы и, подойдя к парню, решительно потёрся головой о его колено.

– На здоровье, – улыбнулся в ответ Никита, осторожно погладив нового знакомого по затылку.

В ответ раздалось басовитое мурлыканье, и кот с ещё большей энергией принялся тереться о его ногу. Похоже, зверь просто соскучился по общению с людьми. Быстро доев остатки тушёнки, Никита отставил банку в сторону, засыпав в закипевшую воду горсть заварки, ещё раз погладил кота. Осмелев, тот одним плавным движением запрыгнул парню на колено и, легко удерживая равновесие, потянулся носом к лицу Никиты.

Замерев, парень дал ему обнюхать себя и, чуть улыбнувшись, спросил:

– А тебе, приятель, не кажется, что мы немножко родственники?

Это было впервые, когда он позволил себе пошутить над своими новыми возможностями. До этого дня он воспринимал их только как следствие дикого, никому не нужного эксперимента. Словно отвечая, кот громко что-то муркнул и, развернувшись, решительно уселся на своём новом насесте, всем своим видом показывая, что уходить не намерен. Только через минуту он выразительно покосился на парня через плечо, словно требуя продолжения ласки.

С интересом посмотрев на своего нового знакомого, Никита аккуратно перелил заваренный чай в кружку и, устроившись поудобнее, глотнул обжигающе-горячий напиток, одновременно поглаживая кота по выгнутой спине. Животное замерло, словно статуэтка, и только чуть шевелящийся кончик хвоста да тихое урчание указывали на то, что ему нравится эта ласка.

Допив чай и дождавшись, когда крошечный костерок прогорит до конца, Никита аккуратно снял кота с колена, тихо проворчав:

– Извини, приятель, но мне отдохнуть надо. Дорога долгая.

Убрав в машину все пожитки, он забрался в салон и едва успел захлопнуть дверцу, как оставленный на улице кот, одним прыжком взлетев на капот, заорал так, что Никита невольно вздрогнул. Зверь явно требовал, чтобы его тоже пустили в машину. Невольно рассмеявшись от такого нахальства, парень открыл дверцу, с улыбкой сказав:

– Ну, залезай. Но учти, вздумаешь мне машину пометить, ночевать на улице будешь.

Словно понимая, о чём он говорит, кот ловко перебрался на крыло и, одним неуловимым движением проскользнув с него в салон через верхнюю рамку стекла, фыркнув, принялся устраиваться у Никиты на коленях. Потоптавшись, зверь устроился поудобнее и, улёгшись, с вызовом покосился на владельца коленей. Мол, попробуй, прогони. Почёсывая пальцем кота за ухом, Никита принялся размышлять вслух:

– Значит так, приятель. Если ты решил здесь ночевать, тогда запомни несколько правил. В машине не пачкать, под ноги не лезть и попусту меня не будить. Будешь себя вести правильно, будем жить мирно. А начнёшь характер показывать, отправишься ночевать на улицу. Вопросы есть?

Вместо ответа кот тихо замурлыкал и, в очередной раз потеревшись о его ладонь, прикрыл глаза. Помня о том, что коты привязаны к своему дому, Никита и помыслить не мог, что его случайный сосед решит отправиться в дорогу вместе с ним. Позволив себе четырёхчасовой сон, парень проснулся свежим и отдохнувшим. Случайное приключение на заправке теперь вспоминалось как нечто давно забытое и недостойное внимания.

Быстро разогрев очередную банку тушёнки, Никита запил её парой кружек крепкого чая и, осмотрев лагерь, убедился, что ничего не забыл. Прислушавшись к собственному телу, парень понял, что спокойно может ехать дальше, и, проверив оружие, уселся за руль. Выпущенный на прогулку кот объявился на капоте, словно с неба свалившись. На этот раз, вместо требовательного мява, зверь укоризненно покосился на Никиту, одновременно скребя лапой лобовое стекло. В зелёных глазах кота ясно читался вопрос: «Решил, что я тут опять один останусь?»

Чуть пожав плечами, Никита открыл дверцу и, усадив кота на пассажирское сиденье, запустил двигатель. Улёгшись на сиденье, зверь подвернул под себя передние лапы и, прикрыв глаза, замер, словно всю жизнь так ездил.

– Ну, ты и наглец, – улыбнулся Никита случайному попутчику, выезжая на дорогу. – И что теперь прикажешь с тобой делать?

Вместо ответа кот приоткрыл один глаз и, тихо муркнув, отвернулся.

– Не хочешь со мной разговаривать? Ну и ладно. Я и сам справлюсь. Как же тебя называть? Васька или Мурзик не для тебя. Вид у тебя, как у аристократа. В чёрном фраке с манишкой. А, судя по наглой расцарапанной морде, парень ты серьёзный и спуску противнику не даёшь. Значит, и имя у тебя должно быть такое же. Короткое, жёсткое и решительное. Решено. Будешь Хват. Как тебе? Нравится? Эй, Хват!

Повернувшись к Никите, кот открыл глаза и, широко зевнув, показал ему внушительный набор острейших клыков. Облизнувшись, кот тихо заурчал и, улёгшись на бок, уснул. Чуть улыбнувшись, парень покачал головой и, вздохнув, тихо сказал:

– Судя по твоей реакции, на имя тебе абсолютно наплевать. Раз так, значит, на том и порешим. Будешь Хватом.

От Иркутска до Екатеринбурга они домчались за четыре дня. Никита останавливался, только чтобы поесть и справить нужду. За прошедшие четверо суток он позволил себе только один шестичасовой перерыв на сон. Этого вполне хватило, чтобы восстановить силы. К его удивлению, кот даже не пытался уйти, справляя нужду рядом с машиной и старательно отслеживая каждый шаг Никиты.

Похоже, зверь и вправду соскучился по человеческому обществу. Другого объяснения такого поведения кота у парня просто не было. Переночевав на окраине города и проверив запасы топлива, Никита решил не испытывать судьбу и ехать дальше. Бензина должно было хватить с небольшим запасом. Благо по трассе он двигался с постоянной скоростью, а на памятной заправке успел залить все канистры под завязку. Залив полный бак и передохнув, он объехал город по периметру и стремительно помчался дальше.

Ему нужно было попасть на подмосковную базу, а всё остальное сейчас не имело никакого значения. Краем сознания Никита отмечал, что на дорогах практически не было автомобилей, а сами дороги почти не патрулировались. Но в данное время это его устраивало как нельзя лучше. Объясняться с представителями дорожной полиции, а уж тем более с военными патрулями ему совсем не хотелось.

Для всего окружающего мира он давно уже умер и выходить из небытия, не имея на руках никаких документов, не собирался. К тому же, если вспомнить, что машина у него почти битком набита оружием, то встречаться с силовыми структурами ему было просто нельзя. Подумав над всем этим, Никита пришёл к выводу, что ему очень повезло. Сокращение армии и полиции привело к тому, что в самый опасный момент правительству пришлось в срочном порядке отправлять не передовую все силовые структуры.

В городах оставались только считанные сотни полицейских, с огромным трудом справлявшиеся с наведением порядка. С введением чрезвычайного положения буйным цветом расцвели разбой, грабёж и мародёрство. Так что полиции и военным было просто не до одиночек, тысячами мигрировавших из оккупированных мест в поисках нового дома. В такой ситуации правительству оставалось только пытаться удержать ситуацию под контролем, не допустив открытых волнений и столкновений различных группировок гражданского населения.

Стараясь не отпугнуть капризную птицу удачи, Никита суеверно сплюнул через плечо и решительно прибавил газу. Подняв голову, Хват вопросительно мяукнул и, не дождавшись ответа, снова закрыл глаза. Краем глаза наблюдая за котом, Никита отметил про себя, как уверенно чувствует себя в машине найдёныш, и, пожав плечами, решил не вдаваться в хитросплетения кошачьей психологии и сосредоточился на дороге.

Дорогу до базы он нашёл бы из любой точки страны с закрытыми глазами. Иногда Никите казалось, что вся его жизнь длилась только до того момента, когда его группа покинула базу, отправившись на своё последнее, именно последнее задание. Дальше жизнь закончилась, и началось какое-то странное существование. Скорее, это было похоже на долгий кошмар, длившийся несколько лет подряд.

Задумавшись, парень чуть было не прозевал крутой поворот и, вздрогнув, резко вывернул руль, одновременно нажимая на газ. Широкие шины и полный привод удержали крошку джип на дороге. Выровняв машину, Никита выругался и, тряхнув головой, сбросил скорость. Покосившись на кота, он не смог удержать улыбки. В больших зелёных глазах зверя ясно читался укор, словно Хват всем своим видом пытался сказать: «Машину веди и за дорогой смотри, мыслитель».

– Извини, приятель. Это случайно, – вполголоса проворчал Никита, не сдержав улыбки.

Ему всё больше нравился этот самоуверенный нахальный зверь, считавший весь окружающий мир своей вотчиной. Во всяком случае, ему теперь было с кем поговорить, не беспокоясь, что тебя перебьют или поймут неправильно. Да и доверять ему свои тайны можно было смело. Уж что-что, а молчать этот парень умел здорово.

Добравшись до казахской границы, Никита отыскал несколько брошенных машин и, слив с них всё оставшееся топливо, отправился дальше. Спустя ещё неделю он остановил машину в перелеске и, заглушив двигатель, выбрался на улицу. Задумчиво поглаживая за ухом кота, которого держал на руках, парень смотрел на покосившийся забор из колючей проволоки и, вздохнув, тихо прошептал:

– Как сказал классик, разруха не в клозетах, а в головах. Надеюсь, Хромой Волкодав всё ещё здесь.

Ответом ему послужило тихое урчание. Осторожно опустив кота на землю, Никита отпустил его проветриться и, осмотревшись, решительно направился к старой кривой сосне. Разворошив землю у корней, он с улыбкой откинул крышку металлического ящика и, достав из него старый полевой телефон, воткнул вилку в находившийся тут же разъём.

Несколько раз крутанув короткую ручку вызова, он поднёс трубку к уху и, сдерживая нервную дрожь, принялся дожидаться ответа. Несколько таких точек связи специально были расположены за периметром базы, для экстренного вызова караула или сообщений о ЧП. Стометровая зона отчуждения контролировалась патрулями и часовыми на вышках, но иногда требовалось связаться с начальством срочно.

Именно поэтому ещё в далёкие советские времена такие точки были оборудованы за периметром. И что самое удивительное, они продолжали исправно работать. Впрочем, удивительного тут было мало. Простые как кирпич аппараты, разработанные ещё в середине пятидесятых годов прошлого века, состояли из необходимого минимума частей и работать могли практически в любых условиях.

После минуты сплошного треска и шума из трубки вдруг послышался гудок и решительный, до боли знакомый вопрос:

– Слушаю. Назовите ваш код.

Никита произнёс семь цифр разом осипшим от волнения голосом. Личный код был намертво впечатан в память уже много лет подряд. В трубке послышалось растерянное молчание, после чего последовал ответ:

– Ждите, с вами будут говорить.

Послышалась серия тихих щелчков, после чего растерянный голос произнёс:

– Назовите ваш код и позывной.

Повторив всё те же семь цифр, Никита коротко добавил только одно слово:

– Барс. Я буду говорить только с Хромым Волкодавом.

На том конце провода послышался растерянный вздох и быстрый ответ:

– Второй выход, право сто, третий узел, – после чего абонент отключился.

Убрав телефон, Никита медленно выпрямился и, подобрав крутившегося рядом кота, выдохнул:

– Кажется, нас ещё помнят.

Сев в машину, он запустил мотор и уверенно поехал к указанному месту. Для непосвящённого человека сказанное звучало полным бредом. Ему же было всё предельно ясно. Ему назначили встречу в ста метрах от запасных ворот у третьего узла связи. Это была одновременно проверка и контроль безопасности. Даже узнав личный код бойца, непосвящённый не смог бы найти узел связи. О его существовании знали только те, кому приходилось этой связью пользоваться.

Доехав до указанного места, Никита вышел из машины и, осмотревшись, чуть улыбнулся. Из ворот, до которых было чуть больше сотни метров, вылетел старенький «уазик» и лихо запрыгал по бездорожью. Присмотревшись, Никита понял, что за рулём этого рыдвана восседал не кто иной, как сам широко известный в узких кругах Бугай, которого все бойцы уважительно называли только по отчеству, Степаныч. Кличку свою он получил после анекдотичной истории, когда ударом кулака сумел убить сорвавшегося с привязи племенного быка.

Заскрипев изношенными колодками, «уазик» резко остановился, и из машины выскочили сразу двое. Настороженно смотревший на него гигант прапорщик шагнул вперёд и, узнав своего бывшего «кутёнка», тихо выдохнул:

– Никитка, живой!

Облапив парня так, что у того звучно захрустели рёбра, Степаныч поставил его на землю и, повернувшись к старому приятелю, срывающимся голосом пророкотал:

– Палыч, этого быть не может. Мы же их похоронили давно.

– Может, друг. В нашей жизни всё может быть, – дрогнувшим голосом ответил полковник, в свою очередь обнимая Никиту.

* * *

Майор Васенцов, получив задание найти сорок молодых, здоровых женщин и привезти их на базу, долго и витиевато матерился, отводя душу и одновременно лихорадочно ища способ выполнения задания. За годы своей службы ему пришлось повидать всякого, но до такой дикости ещё не доходило. Усевшись в грузовик, майор закурил и, покосившись на водителя, седого резервиста, служившего при бункере ещё во времена советской власти, мрачно спросил:

– Ну и где я ему столько баб найду? Благо ещё денег бы дали, нанять можно бы было, а так?

– Погоди, Евгений Михалыч. Расскажи толком, каких тебе баб надо и что им за это будет? – быстро спросил водитель, с интересом рассматривая начальство.

– Сорок штук. От двадцати пяти до тридцати лет, здоровых, без семей, детей и прочих проблем. Ума не приложу, как быть, – растерянно поведал ему майор.

– Есть одна идея, командир. Только скажи, как надолго вся эта бодяга и где они обитать будут?

– Минимум на полгода, едой и жильём обеспечим, – коротко ответил майор, с надеждой глядя на старого пройдоху. – Что предлагаешь?

– Есть одно местечко. Там беженцы обитают. У тебя ствол с собой?

– Да, конечно.

– Вот и ладненько. Сейчас туда смотаемся и посмотрим, что там за дамы обитают. Только учти, перед употреблением их как следует отмыть не мешает.

– Да не вопрос. В любом случае им придётся полный медосмотр проходить, – быстро ответил майор, воспрянув духом.

– Ну, тогда поехали, – весело кивнул водитель, с хрустом включая передачу.

Через три часа пыльной, безлюдной дороги, пролегавшей по степи, грузовик остановился у странного, если не сказать больше, поселения. Разнокалиберные лачуги, собранные из кусков собранного на помойках мусора, напоминали трущобы. Впрочем, это и были самые настоящие трущобы. Естественно, и запах над всем этим великолепием витал соответствующий. Сморщив брезгливо нос, майор покосился на водителя и, удивлённо кивнув на лачуги, растерянно спросил:

– Это тут, что ли?

– Ну да. Куда ещё-то беженцам деваться? Жить-то как-то надо. Вот они тут и обитают. Кто рыбалкой живёт, кто воровством, кто проституцией. В общем, выживают, – пожал плечами водитель.

– И как тут баб искать? – растерянно спросил майор.

– А очень просто. Сейчас устроим, – усмехнулся водитель, ловко выскакивая из кабины.

Подойдя к ближайшему оборванцу, он быстро что-то спросил и, получив ответ, начал тихо что-то говорить. Вскоре к машине подошла какая-то разбитная девица и, с интересом посмотрев на майора, спросила:

– Это тебе, что ли, женщина нужна?

– Мне. Но только не одна, а сорок, – решительно кивнул майор.

– Ни фига себе?! А смылиться не боишься? – удивлённо присвистнула девица.

– Мне не для шуток, а для дела женщины нужны, – пояснил майор, внутренне скривившись.

При ближайшем рассмотрении стало ясно, что правилами гигиены эта девица явно не отягощается. Помолчав, девица воровато оглянулась и, подумав, спросила:

– А чего делать-то нужно?

– Это вам объяснят после того, как вы медкомиссию пройдёте.

– А платят сколько?

– Слушай, давай так. Собери сорок женщин, у которых нет мужей, детей и прочей обузы, и я всем сразу всё расскажу, – решительно ответил майор.

– А дети-то вам чем помешали? – растерялась девица.

– Работа далеко отсюда, так что не наездишься, – пожал плечами Васенцов. – Так что? Соберёшь баб, или мне в другое место ехать?

– Щас, погоди, – кивнула девица и моментально растворилась среди лабиринта лачуг.

Вскоре у грузовика собралась почти сотня женщин самых разных возрастов и обличий. Выбравшись на ступеньку кабины, майор громко объявил критерии отбора кандидаток на работу, особо подчеркнув, что за обман в обязательном порядке последует наказание. Собравшаяся толпа заметно поредела. Услышав, что для работы предстоит пройти медосмотр, многие женщины одобрительно закивали головами.

Таких требований давно уже никто не предъявлял. По всему выходило, что этот военный представляет серьёзную контору. Когда дошло до возрастного ценза, в сторону грузовика полетели проклятия и камни. Понимая, что дело может кончиться мордобоем, Васенцов громко объявил, что данное требование придумал не он, а государственная контора, которую он вынужден представлять. Это несколько разрядило обстановку.

Но на смену рассерженным женщинам вдруг пришли вооруженные чем попало мужчины не самого благонадёжного вида. Обступив грузовик плотным кольцом и поигрывая дубинами и цепями, они протолкались к машине, и майор невольно потянулся за пистолетом. Стоявший перед ним жилистый, одноглазый мужик провёл по ладони лезвием самодельного ножа и, криво усмехнувшись, сказал:

– Ты, мил человек, народ-то попусту не гоноши. Хочешь наших девок получить, плати.

– С чего это я тебе платить вдруг буду? – возмутился майор, не понимая, что происходит.

– А нам все платят. И ты заплатишь. А нет, так Дон речка глубокая, ещё никто не всплывал. А грузовик твой нам сгодится. Так сказать, за беспокойство.

Сообразив, что это элементарный рэкет, Васенцов взял себя в руки и, пожав плечами, ответил:

– Мне по большому счёту наплевать, наберу я тут баб или в другом месте. В общем, так, называй цену, а я её начальству озвучу. Согласятся, приедем за ними, а нет, пусть сами ищут.

– Э, нет. Ты у нас погостишь, а водила твой обратно скатается, начальству о делах наших поведает. Глядишь, оно и решение правильное примет, – хитро прищурился одноглазый.

– Не выйдет, – покачал головой майор, словно невзначай кладя руку в карман, где лежал пистолет. – Его дальше КП не пропустят, а грузовик я водить не умею. Так что придётся делать так, как я говорю.

– Значит, придётся пешочком до конторы прогуляться, – решительно ответил главарь.

– А вот это уже грабёж. Как думаешь, что с тобой и твоими мужиками будет, когда я об этом начальству доложу? Сам видишь, контора не гражданская.

Задумчиво оглядев полевую форму со знаками различия, одноглазый мрачно кивнул и, сделав своим прихвостням знак, ответил:

– Езжай. Привезёшь деньги, получишь баб. Нет, лучше не появляйся.

– Ну, как знаешь, – многозначительно протянул майор, быстро ныряя в кабину.

Уже запустивший двигатель водитель быстро включил передачу и, выкатившись на дорогу, с облегчением выдохнул:

– Слава богу, обошлось! Совсем озверел народ. Ведь прибить могли.

– Ничего. Теперь я их прибивать буду, – жёстко оскалившись, ответил Васенцов.

С сомнением покосившись на него, водитель мрачно покачал головой, благоразумно оставив своё мнение при себе. Добравшись до бункера, майор первым делом доложил генералу о результатах своей поездки и с удовольствием выслушал долгую матерную тираду в адрес вконец обнаглевших гражданских. Пользуясь случаем, он с ходу подкинул генералу идею. Выслушав вполне реализуемый, а главное, толковый план, генерал схватил телефонную трубку и, отдав все нужные распоряжения, добавил, со злостью глядя майору в глаза:

– Берите роту спецназа и, если потребуется, сожгите эти трущобы. Не хватало, чтобы всякое отребье нам условия диктовало. Действовать быстро, жестко, но без фанатизма. Любое сопротивление пресекать на корню. Этих рэкетиров можете под асфальт закатать. Воздух чище будет. Всё, майор. Действуйте.

Обратно к трущобам отправились уже пять машин. Одна для отобранных женщин, в остальных скрытые опущенным тентом сидели вооружённые боевым оружием бойцы спецназа. Хотя даже самого майора это название едва умевших толком стрелять солдат коробило. Назвать спецназом едва подготовленных молодых ребят можно было с большой натяжкой.

Но как вскоре оказалось, сытые и как следует отдохнувшие солдаты оказались достойными противниками. Когда у границы палаточного городка беженцев остановились военные грузовики, а из кузовов горохом посыпались вооружённые солдаты, всем обитателям лагеря беженцев стало ясно, что шутки кончились. То, что за наезд на военного в военное время придётся дорого заплатить, беженцы поняли сразу.

По команде майора солдаты построились цепью и, звонко клацнув затворами автоматов, двинулись к лагерю. Недолго думая, всех обитателей выгнали в степь и, согнав в кучу, принялись отбирать тех, кто осмелился принять участие в вымогательстве. В итоге полтора десятка жилистых мужиков оказались стоящими перед согнанными в кучу беженцами на коленях, под стволами автоматов. Найдя взглядом одноглазого главаря, майор чуть усмехнулся и, подойдя к виновнику всего этого безобразия, громко спросил:

– Ну, что, всё ещё платы ждёшь, сволочь?

– Погоди, тварь, отольются кошке мышкины слёзы, – с ненавистью прошипел одноглазый.

– Может, и так, только ты этого не увидишь, – жёстко оскалился Васенцов и, отступив в сторону, коротко приказал: – Этих расстрелять.

Прозвучавший приказ заставил разом замолчать всех. И беженцев, и приговорённых. Но уже через минуту над степью раздался жалостный бабий вой. Не обращая внимания на стоны и ругань, майор отступил в сторону и, обернувшись к остальным беженцам, громко сказал:

– Мародёрство, вымогательство и грабёж в военное время наказываются только одним способом. Уничтожением виновных. Данные граждане были замечены за данными занятиями и будут приданы казни. А теперь все женщины, желавшие получить работу, должны выйти из строя и погрузиться в ту машину. Повторяю, женщины от двадцати пяти до тридцати лет, без мужей, семей и детей. Здоровые могут получить работу на военной базе. Жильё, питание, одежда за счёт военного ведомства. Это всё.

Подойдя к машине, Васенцов откинул борт машины и выжидательно посмотрел на растерянно замершую толпу. Из-за холма, куда увели арестованных, раздались выстрелы, и беженцы, дружно вздрогнув, медленно попятились от машины. Понимая, что должен как-то подтолкнуть их, майор оглянулся на стоявших рядом солдат и, не скрываясь, громко приказал:

– Начинайте отбор кандидатов, раз не хотят сами.

Этот приказ словно сломал плотину испуга. Медленно, словно во сне, женщины, до этого жаловавшиеся, что им не дали получить работу, начали подходить к машине, со страхом поглядывая на такого страшного человека. Стоявшие рядом с ним солдаты помогали женщинам забраться в кузов. Отобрав нужное количество женщин, Васенцов захлопнул борт и, повернувшись к солдатам, приказал:

– Всё, грузимся и поехали. И так тут столько времени даром потеряли.

– Зато порядок навели, – проворчал в ответ высокий жилистый сержант, закидывая автомат за спину.

Вскоре караван из пяти грузовиков скрылся в степи. Прибыв на базу, майор первым делом направился на доклад к генералу. Доложив о выполнении, он с удовольствием выслушал скупую похвалу и, получив разрешение отдыхать, вернулся в свою комнату. Жить офицерам, обслуживавшим базу, приходилось здесь же. В бункере, под землёй. Всех привезённых женщин расположили на первое время в одной из пустующих казарм, обеспечив мылом и сменной одеждой.

Главное требование к кандидаткам, здоровье, включало в себя и соблюдение правил личной гигиены. Как оказалось, у многих женщин был педикулёз. Попросту вши. Поэтому медиками было принято решение обрить всех наголо. Так что остаток вечера и первая половина ночи у женщин были очень насыщенными. Но теперь это были заботы медиков, приписанных к проекту и являвшихся помощниками профессора.

Сбагрив таким образом все проблемы на плечи научно стукнутых, вояки облегченно перевели дух. Сам профессор, в очередной раз выслушав доклад своих подчинённых о нежелании женщин исполнять указания того или иного врача, отшвырнул бумаги и решительным шагом направился к генералу. Но как оказалось, того уже на базе не было. Так и не добившись от дежурного офицера, где именно находится генерал, профессор направился в казарму, где расселили женщин.

Войдя в большое, тускло освещённое помещение, профессор с презрением оглядел сбившихся в кучу женщин и, не сдерживаясь, зашипел:

– Значит так, тупое мясо. Или вы будете делать всё, что вам прикажут, или я велю расстрелять каждую пятую из вашего стада. Не хватало ещё, чтобы какая-то тупая тварь осмеливалась диктовать нам свои условия.

Не дожидаясь ответа на свои слова, он круто развернулся и так же стремительно покинул казарму. Испуганные женщины могли только растерянно переглядываться и спрашивать друг у друга, кто это был. Оставшиеся в казарме врачи, пользуясь испугом женщин, принялись тут же делать то, от чего некоторые привезённые пытались отказаться. В основном это был забор крови для анализов.

Не сдержавшись, женщины принялись осторожно выяснять у них, что это был за фрукт и почему он здесь командует. Узнав, что этот страшный профессор заправляет здесь почти всем, они моментально прониклись к нему уважением, покорно соглашаясь выполнять все указания. Только теперь до них медленно начало доходить, во что они все дружно вляпались. Все действия по сбору анализов и осмотру женщин закончились далеко за полночь.

Измученные, голодные и усталые женщины попадали на не застеленные кровати, едва получив разрешение на отдых, и уже через пять минут в казарме воцарилась мёртвая тишина, нарушаемая только тихим дыханием и скрипом изношенных пружин. Обеспечить привезённых женщин постельным бельём профессору просто не пришло в голову.

* * *

Внимательно оглядывая окруживших его машину людей, майор Хан настороженно ждал момента, когда сможет внести в расклад сил свои коррективы. В том, что это были не профи, а обычная уличная самодеятельность, он понял практически сразу. Несмотря на оружие, нападавшие держались совсем не так, как повели бы себя профессионалы.

Окружившие машину суетились там, где нужно было стоять спокойно, и наоборот, там, где нужно было проявить внимательность, они расслаблялись. Внутренне скривившись от такой глупости, Хан медленно, не делая резких движений, отступил от машины и, ещё раз осмотревшись, подобрался. Главное беспокойство вызывали у него только двое, стоявшие в стороне от машины и не выпускавшие из рук автоматов.

Судя по ухваткам, эта парочка когда-то служила в армии или полиции. Но для такого зверя, как майор Хан, этих двоих было маловато. Выбрав момент, майор одним резким ударом разбил трахею стоявшему рядом мужику и, подхватив у него из рук автомат, перекатом ушёл в сторону. Не ожидавшие от замершего, словно статуя пленника такой прыти, нападавшие растерялись. Этих нескольких секунд хватило, чтобы майор, упав за ближайшее дерево, открыл огонь на поражение.

Ещё падая, он успел передёрнуть затвор, досылая патрон в патронник и мысленно презирая дилетантов. Оружие на боевом взводе, поставленное на предохранитель, вот главная отличительная черта профи. В случае необходимости соблюдения тишины, всегда можно плавно передвинуть флажок предохранителя, избежав громких щелчков, а главное, потери драгоценных секунд.

Так было и в этот раз. Уже перекатываясь через плечи, Хан успел двумя короткими очередями срезать одного автоматчика, легко ранив второго. Не ожидавшие такой прыти от этого странного жилистого мужичка, повстанцы кинулись врассыпную, одновременно пытаясь взять его в кольцо. Но майор чего-то подобного и ожидал. Ни на секунду не останавливаясь, он метнулся к соседнему дереву, успев в прыжке выстрелить ещё дважды.

Потом, пользуясь растерянностью противника, быстро переполз за кусты и уже оттуда ещё трижды нажать на курок, положив очередного автоматчика. Противник принялся поливать кусты длинными очередями, пытаясь прижать его к земле, но Хана там уже не было. Главное в таком бою – постоянное перемещение. Пользуясь этим постулатом, майор рывком сменил позицию, успев рухнуть за вековую сосну до того, как противник начал обстреливать кусты, из-за которых только что звучали выстрелы. Не стреляя, майор ещё раз переместился и, зайдя противнику во фланг, хищно усмехнулся.

Несмотря на ранение и не полностью оправившийся организм, он всё ещё оставался опасным противником, что с удовольствием только что и доказал. Медленно, стараясь не хрустнуть ни одной веточкой, он поднялся и, тщательно прицелившись, всадил пулю в самого дальнего стрелка. Одиночный выстрел утонул в грохоте очередей. Никто из нападавших так и не понял, что с каждой секундой их становилось всё меньше.

Последнего стрелка, того, что приказал ему вылезти из машины, Хан решил временно оставить в живых. Пуля в плечо заставила его выронить автомат и с воплем боли скорчиться в позе эмбриона. Убедившись, что все стрелки мертвы и правки не требуется, Хан быстро подскочил к раненому и, одним ударом отправив его в беспамятство, ещё раз осмотрелся. Но всё было кончено. Оставалось только допросить пленного и, получив нужные сведения, отправиться дальше.

В том, что сумеет выбить из пленника всё, майор ни секунды не сомневался. Умение правильно задавать вопросы вкупе с причинением сильнейшей боли он постиг ещё в годы своего обучения. Быстро обыскав раненого, майор избавил его от всего, что хотя бы отдалённо можно было использовать как оружие, и, сняв с пояса одного из убитых фляжку с водой, плеснул в лицо пленнику. Страдальчески застонав, раненый с трудом открыл глаза и, увидев перед собой непроницаемое лицо майора, процедил:

– Ловкий, сука.

– Кобель, если уж на то пошло, – усмехнулся одними губами Хан. – А теперь быстро, по существу и без лирики. Кто такие, чем промышляете и почему не ушли отсюда?

– Да пошёл ты, – фыркнул пленник и в ту же секунду зашёлся хриплым воем.

Схватив его за раненое плечо, майор вонзил большой палец в раневой канал и с силой сжал руку.

– Я же сказал, без лирики. Отвечай, или я тебя сейчас начну ломтями стругать, – не повышая голоса, приказал Хан.

– Больно, – простонал пленник.

– Это ещё не больно. Это только начало боли. Лучше начинай говорить, пока я не рассердился, – всё так же спокойно ответил майор, снова сжимая пальцы.

– Ай! Ладно, спрашивай, – снова взвыл пленник.

– Я уже спросил. Кто вы такие?

– Жили здесь. В этих местах. Местные все.

– Почему с другими не ушли?

– А куда? Всю жизнь здесь прожили, детей нажили, могилы родные тут. Куда идти-то? Да и кому мы там нужны?

– А здесь лучше? – растерялся от такого ответа майор.

– Здесь мы каждый кустик, каждое дерево знаем. В отряде все охотники были. Вот и решили своим умом жить. Раз уж мы властям не нужны, так и власти нам до веника. Собрались, посидели, подумали и поняли, что идти некуда.

– И решили воевать с нами? – презрительно усмехнулся майор.

– Так это вы на нашу землю пришли. Мы к вам не лезли. До войны общались, торговали помаленьку. У меня даже брат троюродный на китаянке женился. А потом, когда ваши попёрли, пришлось за оружие взяться. Торговля торговлей, а земля это наша, русская, и драться мы за неё до самой смерти будем.

– Недавно в развалинах на наших солдат нападение было. Что ты об этом знаешь?

– А чего тут знать? Прятались, пока ваши узкоплёночные на наш схрон не нарвались. Пришлось отстреливаться. Думали, не уйдём, да на наше счастье в стороне ещё кто-то стрелять начал. Да так ловко, что ваши все туда кинулись. Вот мы и рванули, пока можно было.

– Кто стрелял, знаешь?

– Понятия не имею. Говорят, одиночка какой-то. Слухи разные ходят.

– Что за слухи? – насторожился майор.

– Разные.

– Говори всё, что слышал, – приказал Хан, словно невзначай шевельнув рукой, которой продолжал сжимать плечо пленника.

– Да нечего особо говорить. В развалинах он жил, это все знали. Но где именно, не знаю. Никто не знает. Он прятаться умеет так, что ни одна собака не найдёт. А ещё говорят, что он оборотень и людоед. Но только сказки всё это.

– Сказки, – задумчиво повторил майор. – Что ещё?

– А ничего. Кто-то говорил, что огромного волка в развалинах видел, кто-то врал, что с барсом столкнулся, да только враньё всё это. Волки тут всегда обитали, а барсов давно уже нет. Выбили всех.

– Может, и так, – кивнул Хан и неожиданно, одним резким движением сломал пленнику шею.

Проверить его слова он в данный момент не мог, а оставлять за спиной живого врага считал верхом идиотизма. Собрав всё оружие и старательно обыскав тела, майор загрузил трофеи в машину и, усевшись за руль, задумался. Теперь, после того как он нашёл логово своего главного врага и убедился, что оно покинуто, ему нужно было понять, ушёл он из этих мест совсем или просто сменил место жительства.

В том, что искомый человек решил уйти из развалин, майор не сомневался. Слишком сильно он нашумел здесь и слишком большую известность приобрёл. Значит, по логике, он должен переселиться туда, где его ещё никто не знает, и он сможет продолжать творить свои дела. Хан почему-то был совершенно уверен, что это просто бывший профессиональный солдат, сделавший месть оккупантам своим образом жизни.

Ему уже приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Сильные духом мужчины, потеряв в войне близких, брали в руки оружие и посвящали остаток жизни тому, что уничтожали вражеских солдат десятками, если не сотнями. Припомнив статистику, майор грустно покачал головой. Эти сумасшедшие дрались как звери, не щадя прежде всего самих себя. В каждой стычке с подобными одержимыми гибло не меньше солдат, чем в боях с регулярными войсками.

За время оккупации такими людьми было убито больше солдат, чем во время боевых действий, и конца этому безумию не видно. Командование много раз предпринимало попытки избавиться от этих смертников, но всё было бесполезно. Стоило только уничтожить одного сумасшедшего, как на его место приходили двое других. Иногда майору казалось, что это не просто потерявшие близких и сошедшие с ума от горя мужчины, а выпущенные из дурдома психи, которым специально дали в руки оружие и натравили на оккупантов.

Очнувшись от раздумий, майор запустил двигатель и, включив передачу, медленно повёл машину прочь от развалин. Здесь больше нечего было искать. Оставалось только понять, в какую именно сторону направился противник. Впрочем, ответ напрашивался сам собой. Он ранен, а значит, будет искать спокойное место, чтобы отлежаться и как следует залечить полученную рану.

Извлечь полученную в спину пулю самостоятельно он не мог. Значит, будет вынужден искать помощи у других. На северных границах оккупированных земель было спокойнее. Выходит, отправиться он мог только на запад. Там, на монгольской границе было довольно спокойно, а значит, беглец мог найти и место для отдыха, и медицинскую помощь.

По большому счёту Хан смело мог возвращаться обратно на базу и сообщить командованию, что объект покинул зону их ответственности. Благо вещественных доказательств уничтожения партизанской группы у него было больше чем достаточно. Но за годы службы майор привык доверять своей интуиции, и сейчас все его инстинкты просто вопили, что с ушедшим непонятно куда бойцом они ещё встретятся.

* * *

Отмытый, накормленный и немного пьяный Никита с довольным видом развалился на кожаном диване в кабинете Иевлева и, лениво поглаживая устроившегося на коленях кота, негромко пересказывал историю своих приключений. Сидевшие напротив полковник и прапорщик слушали его молча, словно впитывая каждое слово. Добравшись до того момента, когда он пытался дозвониться до куратора группы, Никита мрачно скривился и, вздохнув, добавил:

– Никогда не думал, что меня вот так, запросто из собственной жизни выкинут.

– Погоди желчь изливать, – осторожно остановил его Иевлев. – Сам понимаешь, в нашем деле ничего так просто не бывает.

– Ерунда. Кодового обозначения не было, – отмахнулся Никита. – Меня просто смахнули с доски, как отработанную фигуру. Скажу откровенно, у меня сложилось впечатление, что говоривший даже не понял моего кода.

– Этого быть не может, – растерянно покачал головой полковник. – Надеюсь, ты номер набрал правильный?

– Издеваетесь? Я его до сих пор помню, – вяло огрызнулся Никита.

– Не сомневаюсь, но не верю, что тебя просто отсморкнули. Не та у нас контора, чтобы дураков на телефон сажать. Кто отвечал? Мужик, баба?

– Мужик. По голосу даже сейчас узнаю. Связь работала на все сто.

– Так, приятель. Давай подумаем, что все эти пляски с саблями могут означать, – протянул полковник, одновременно делая Степанычу знак наливать.

– Я себе уже все мозги набок свернул, думавши.

– И какие мысли?

– Кроме мата, никаких.

– Полностью согласен с предыдущим оратором, – криво усмехнулся Степаныч.

– Тогда давай выпьем и попробуем включить мозги, – со вздохом предложил полковник, что тут же и было исполнено с вялым энтузиазмом.

Отставив стакан, Никита с удовольствием закурил и, выпустив в потолок струю дыма, вздохнул:

– Одного никак понять не могу. Почему этот чёртов эксперимент начали проводить именно на нас? Ведь гораздо проще было набрать добровольцев из беженцев. Они тогда от границы толпами бежали.

– Этот вопрос я себе уже много лет подряд задаю, – вздохнул в ответ полковник. – Ответ за всё это время нашёл только один. Вы были отлично подготовлены и готовы к использованию в поле. Добровольцев же пришлось бы ещё и обучать.

– Бред. Нас на втором задании просто сдали, – зло ответил Никита.

– Этого быть не может, – угрюмо проворчал Иевлев.

– А как тогда объяснить, что на маршруте вдруг оказалось минное поле? Да ещё обработанное составом от розыскных собак. Маршрут нашего движения знала только разведка и десяток больших погон в штабе. Утечка там. Разведка своё дело сделала и ушла на другое направление. Вам я прописных истин объяснять не стану. Вы оба лучше меня знаете, как это делается. А вот дальше в игру вступает тот, кто нас сдал.

– Каким образом? – настороженно спросил Степаныч.

– Уточняет время выхода группы, убеждается в сроках передвижения и сбрасывает данные. А те, кто их получил, готовят нам торжественную встречу. Они точно знали, где нас ждать.

– Всё это только твои измышления. А нужны твёрдые факты, – пожал плечами Иевлев. – Сам понимаешь, заявиться в штаб с таким обвинением, не имея на руках серьёзных доказательств, верх идиотизма.

– Знаю. Потому и приехал сюда.

– Объяснись? – насторожился полковник.

– Вы двое – гаранты моего воскрешения. Понимаю, проверки и долгих задушевных бесед мне не избежать, но главное, что я воскресну. А это значит, что тот, кто нас сдал, зашевелится. Сами понимаете, молчать я не стану, а значит, возникнет опасность. Ну, а то, что опасность нужно срочно устранять, любому дураку ясно, – чуть усмехнулся Никита.

– Собираешься его на себя, как на живца, ловить? – задумчиво почёсывая бритую голову, спросил Степаныч.

– Именно. Но самое главное, что вы должны будете сделать всё, чтобы оставить меня на базе. Надеюсь, это вы сделать сможете?

– В военное время? – с сарказмом спросил Иевлев.

– Ну, мои способности вам лучше всех известны, что я умею, тоже. Вот и выходит, что для обеспечения режима секретности мне самое место на базе. Вдруг на меня не вовремя накатит, где они тогда мне свежее мясо возьмут? Сами понимаете, это не шутка. Подозревать меня в попытке побега глупо, раз уж я сам пришёл. Так что, командир, поможешь? – тихо спросил Никита, с надеждой глядя на Иевлева.

– Сделаю, что смогу, – помолчав, кивнул полковник.

– И вот ещё что. Нужно узнать, куда делся тот тощий профессор. В этих игрищах он ключевая фигура. Узнайте, куда его запихнули после нашего проекта.

– Зачем он тебе? – спросил полковник, с подозрением поглядывая на бойца.

– Не за тем, чтобы мстить, – покачал головой Никита. – Я хочу вернуть себе своё настоящее тело. То, которое папа с мамой сделали. Короче, хочу выбить из него антидот. Я человек, а не зверь.

– Ты только не вздумай нашей службе безопасности ультиматум выдвинуть. Сгинешь ни за понюх табаку, – осторожно предупредил его прапорщик.

– Это если не подстраховаться, – жёстко усмехнулся Никита.

– Ты чего задумал, ирод?! – растерянно ахнул Степаныч.

– Хочу вернуть себе то, что принадлежит мне по праву, – жёстко ответил Никита, продолжая поглаживать кота.

– Ты где этого зверя взял? – неожиданно спросил Степаныч, с интересом поглядывая на благодушно дремлющего кота.

– Сам прибился. Видать, по людям соскучился. Так вместе полстраны и проехали, – улыбнулся Никита с неожиданной теплотой.

– Усищи знатные. Сразу видно, охотник, – усмехнулся в ответ Степаныч.

– Может, и так, я его за охотой не видел. Не до того было.

– И так видно. Крепкий, жилистый, а главное, причиндалы на месте. Такой всегда охотиться будет.

– Ну, тебе виднее, – отмахнулся Никита, продолжая размышлять о своей проблеме.

– Никак в толк не возьму. Почему ты так уверен, что вашу группу сдали? – неожиданно спросил полковник.

– Палыч, ты чего? – растерялся Никита. – Я же сказал, мы на минное поле вышли. Прямиком, как по ниточке. Ты же лучше меня знаешь, что мина – оружие отступления или защиты, а не нападения. А нам приказали передвижной командный пункт уничтожить. Разницу улавливаешь? Передвижной. Это значит, что противник планировал не останавливаться на достигнутом, а идти дальше. Что потом и случилось. Никто не станет устанавливать минное поле там, куда собирается в скором времени прийти. Слишком велики затраты. Даже для военного времени. К тому же есть опасность потерять большое количество сапёров.

– Согласен, выглядит всё более чем странно. Но кому, а главное, зачем это надо? – спросил полковник.

– Вопрос риторический, или я должен на него ответить? – иронично усмехнулся Никита.

– Заткнись и дай спокойно подумать, – отмахнулся Иевлев, рассматривая кота.

– Список бы получить, – проворчал Степаныч.

– Какой список? – не понял Никита.

– Тех, кто в этом долбаном проекте участвовал. Тогда можно было бы хоть что-то понять. По крайней мере, кто куратор, а кто обеспечением занимался. И круг подозреваемых здорово бы сузился.

– Кто ж тебе его даст?! – с мрачной иронией протянул Иевлев.

– Да хрен с ним, со списком, – отмахнулся Никита. – Профессора того найти надо. Вот кто мне нужен, а не остальные.

– Думаешь, у него действительно антидот есть? – задумчиво спросил Степаныч.

– Нет, так сделает. А не сделает, по крайней мере, душу отведу, – зло пообещал парень, и сидевшие за столом дружно вздрогнули от его тона.

– Думаешь, если убьёшь, легче станет? – вздохнул полковник.

– А кто сказал, что я его убивать буду? – пожал плечами Никита. – Я на него охоту устрою, чтобы на собственной шкуре почувствовал, как это бывает, когда заживо едят.

– Ты чего, Кит? – растерянно спросил прапорщик, с изумлением глядя в полыхающие ненавистью глаза парня.

– Погоди, Степаныч. Не лезь к нему, – осадил полковник старого друга.

– Ты мне вот что скажи, зачем тебе на базе сидеть? – быстро спросил он, поворачиваясь к Никите и пытаясь вопросом отвлечь его от злых мыслей.

– А за тем, что скоро полнолуние, и если они попытаются меня в камере запереть, то может большая неприятность случиться. Сам понимаешь, клетка для человека и клетка для такого зверя, как я, это две большие разницы. На это и упирай, когда рапорт подавать будешь.

– А может, не стоит с рапортом торопиться? – повернулся Степаныч к полковнику.

– Мне документы нужны. Я до сих пор понять не могу, как сюда умудрился без единой бумажки добраться, – горько усмехнулся Никита. – А самое главное, не хочу я в мертвяках числиться. Я честный офицер Российской армии, а не бомж подзаборный и не предатель.

– Не пори горячку, Кит, – осадил его Иевлев. – Сделаем так. Я подаю рапорт, что ты вернулся, и указываю, что после всего, что тебе пришлось узнать, ты никому не веришь. Скрываешься. Если решат тебя найти, пусть на базу приходят. Мол, ты сам со мной свяжешься, чтобы новости узнать.

– А куда мне деваться? – не понял Никита.

– Найдём место, – загадочно усмехнулся Иевлев, покосившись на прапорщика.

– Это ведь наша база, если ты забыл, – усмехнулся в ответ гигант. – Есть тут пара мест, про которые, кроме нас двоих, ещё от силы два человека знают. Так что не переживай. Без крыши над головой не останешься. Питанием и одеждой тоже обеспечим. Транспорт у тебя и свой есть, так что живи.

– Это не жизнь, а существование, – вздохнул Никита.

– Не понимаю, чего ты добиваешься, – развёл руками Степаныч.

– Всё просто. Имя своё очистить хочу и предателя наказать, который всех друзей моих на мины завёл. Никогда не забуду и не прощу. Два месяца раны как собака зализывал. Думал, или с голоду, или от жажды сдохну. Я тогда многое переосмыслил.

– Да уж. Смерть, она здорово ума прибавляет, особенно если впритирку пройдёт, – тяжело вздохнул Степаныч. – Но только в предателя твоего я не верю. Уж больно страшно верить в такое. В штабе, работая на противника в военное время… Даже подумать жутко, скольких смертей нашим это стоит.

– Степаныч, ты прям как не в армии служишь, – удивлённо покачал головой Никита. – Всю жизнь в погонах проходил, а таких обычных вещей понять не можешь.

– Обычных?! – удивлённо переспросил гигант.

– У каждого из нас своя кнопка есть. У кого семья, у кого деньги, а кто просто из чувства собственной подлости предаёт, – тихо, с расстановкой ответил Никита.

– Так, мужики. Хватит философствовать. Отдыхать пора, – решительно остановил его Иевлев. – Завтра у нас дел выше крыши. Степаныч, ты отведи его за спортгородок. В бункер. Заодно и связь проверишь. На днях дальний КП откроем, заодно и проветрим. Там и поселишься.

– А почему именно там? – настороженно спросил Никита.

– Из него второй выход есть. За территорию базы. В лес, – улыбнулся Степаныч.

– Жаль, мы этого не знали, когда вся эта бодяга затевалась, – усмехнулся Никита.

– А этого вообще никто не знает, кроме нас двоих, – усмехнулся в ответ Иевлев. – По бумагам тот КП давно уже не существует. Базу-то ещё в советские времена строили, так что здесь подземных ходов больше, чем в московской подземке. Многие и вправду обвалились, а вот КП осталось. На него хорошего бетона в те времена не жалели. На века строилось. Свет, вентиляция, отопление, даже автономное водоснабжение из скважины. На случай ядерной войны готовили.

– И кто-то поверил, что он развалился? – удивился Никита.

– С тех времён здесь, да что там здесь, по всей армии столько народу сменилось, что мне осталось только нужные бумаги из архива упереть, и всё. Ни одна собака не узнает, где он находится.

– Погоди, командир. Выходит, ты специально себе такой схрон готовил? Но зачем? – растерялся Никита.

– Ну, если честно, то мне не схрон, а запасной выход с базы нужен был. Такой, чтобы никто не знал, кто, когда и куда ушёл, – с некоторым смущением пояснил Иевлев.

– Зачем? – упрямо переспросил Никита.

– На всякий случай, – уклончиво ответил полковник. – Сам знаешь, в нашем деле к разным неожиданностям нужно быть готовым. Когда заваруха началась, и узкоглазые через границы попёрли, я грешным делом решил, что всё. Хана. Доигрались в демократию. Вот и решил для бойцов базы подходящий схрон устроить. Благо тогда всем не до меня было.

– То есть ты документы на КП уже после начала войны спёр? – спросил парень, не веря собственным ушам.

– Конечно. А ты чего подумал? – растерялся Иевлев.

– Да так. Не важно, – отмахнулся Никита, смущённо пряча глаза.

– Дурак ты, старлей, – устало вздохнул полковник. – После начала войны, когда все границы разом порушили, я первым делом решил для своих бойцов и их семей место приготовить, где они спрятаться могли бы. Самому-то мне давно уже ничего не надо. Для кого беречься-то? Ни семьи, ни детей. Бобыль бобылём. А у людей семьи, дети. Их схоронить нужно было. Вот я и решился. Благо базу эту перед самой войной в хозяйство получил. Ваша группа-то у меня крайняя была. Да и то только потому, что вы подготовку тут проходили. Вот меня и назначили. А как про КП узнал, так сразу же и решил, что для своих нужд его приспособлю.

– Лихо, – покачал головой Никита.

– Да ничего тут лихого нет, – удручённо развёл руками полковник. – Жизнь это наша собачья. А то я не знаю, что со всеми нами будет, когда вся эта шушера когти рвать начнёт. Про всех забудут, лишь бы шкуры свои спасти.

– Это верно, – растерянно кивнул Никита и, поднявшись, решительно кивнул. – Спасибо, командир. И правда отдыхать пора.

Легко поднявшийся следом за ним прапорщик кивком головы указал ему на дверь и, не прощаясь, вышел в коридор. Шагая следом за ним, Никита задумчиво смотрел на широкую как стол спину, вспоминая счастливые времена своего ученичества. Когда они все, тогда ещё обычные люди и курсанты, бежали следом за ним, тихо удивляясь силе и выносливости этого человека.

* * *

Собранные в приазовской степи бойцы различных спецподразделений уже три года только и делали, что просто пытались выжить. Никто из оказавшихся здесь толком не понимал, что происходит, и почему их, элитных бойцов, способных делать то, что не по плечу никому другому, держат в стороне от боевых действий. Но получить ответ на свои вопросы не могли.

Естественно, строилось огромное количество догадок, десятками плодились самые невероятные слухи, но точного ответа не знал никто. Единственное, на что могли ориентироваться эти бойцы, был простой и конкретный приказ: жить и ждать, когда командование примет решение использовать их по прямому назначению. И вот уже три года они терпеливо ждали, тихо проклиная все науки сразу и учёных в частности, так изуродовавших их жизнь.

Каждое полнолуние толпа крепких, сильных мужчин превращалась в неуправляемую стаю, одержимую только одной мыслью. Кровь. Живая, свежая кровь и сырое, горячее мясо, которое они жаждали рвать зубами. И каждое полнолуние эта стая отправлялась на охоту, чтобы добыть это мясо. Благо копытные хорошо плодились в степи. Но каждый раз, возвращаясь с охоты и снова став обычными людьми, они дружно прятали друг от друга глаза, стесняясь того, что сделали. Но самое неприятное, что сырое мясо животных не могло полноценно заметить им человечины. И именно это заставляло их прятать глаза.

Внимательно наблюдавший за группой профессор, заметив это, только с довольным видом потирал руки. Заметив его веселье, генерал Марков, под чьим командованием и с чьего благословения проводилось это исследование, не выдержал и однажды, воспользовавшись отсутствием в лаборатории посторонних, решительно потребовал ответа:

– Чему вы так радуетесь, профессор? Тому, что людям стыдно за действия, которые они не в состоянии контролировать?

– Тому, что теперь я могу использовать этот стыд, – презрительно фыркнул в ответ учёный глист.

Другого определения внешности этого человека генерал подобрать просто не мог.

– Каким образом? – насторожился Марков.

– Простыми психологическими приёмами. Это поможет мне держать это стадо в узде и управлять им так, как мне нужно, – пожал плечами профессор, снова утыкаясь носом в бумаги.

Это самоуверенное «мне» не укрылось от внимания Маркова. Сделав вид, что не заметил этой оговорки, генерал отложил себе зарубку на память. Но словно специально, в этот момент профессор оторвался от своих бумаг и, резко поднявшись, заявил:

– Всё. Пора начинать третий этап эксперимента. Прикажите привести всех баб к выходу из бункера. Нужно поставить им задачу и сразу объяснить, что будет с теми, кто вдруг решит отказаться.

– И что вы собираетесь с ними делать? – не понял генерал.

– Пустить на мясо, – жёстко отрезал учёный сухарь. – Выпускать отсюда их нельзя. Скормим зверям в следующий период обращения. И режим секретности сохраним и этим, – тут он презрительно кивнул на экран монитора, – далеко бегать не придётся.

– Профессор, а вам не кажется, что это, – генерал точно так же кивнул головой на монитор, – не просто звери, а бойцы элитных подразделений, которых я позволил вам использовать в определённых целях?

– Позволили? – с интересом переспросил профессор, разворачиваясь к нему всем телом. – Позвольте напомнить вам, господин генерал, что это вы пришли ко мне и слёзно просили сделать хоть что-то, что позволило бы вам переломить ход начавшейся войны. Я согласился. А теперь вы заявляете, что это элитные бойцы? Что же это за элита такая, если не смогли загнать противника обратно? А теперь прекратите нести чушь и займитесь своим делом.

– Не зарывайтесь, профессор. Не забывайте, что в этом бункере все офицеры выполняют мои приказы. Это моя база, все, кто здесь находятся, подчиняются мне. Стоит мне только пальцами щёлкнуть, как вас просто выведут в степь и шлёпнут, как паршивого мародёра, – зарычал в ответ Марков, чувствуя, как ярость ударила в голову.

– А что с этим зверьём делать станете? – иронично усмехнулся профессор, воинственно сверкнув очками. – Вы, со своим военно-техническим образованием, и половины того, что здесь написано, не поймёте, – добавил он, покачивая в руке толстую папку с бумагами.

– Не важно. Закроем проект и отправим бойцов на передовую, – решительно ответил генерал, чуть пожав плечами.

– Что ж. Попробуйте, – фыркнул профессор, решительно направляясь к дверям.

– Я и пробовать не буду. Сразу прикажу расстрелять, – окончательно озверев, ответил Марков, делая шаг вперёд и хватая его за плечо.

Одним рывком вернув профессора в кабинет, он небрежно швырнул его к столу и, ухватив за отвороты халата, продолжил:

– Или ты, глист в скафандре, будешь выбирать выражения, или я тебе, тварь, прямо здесь мозги вышибу.

Сообразив, что зарвался, и генеральский гнев уже не шутка, профессор судорожно сглотнул и, взяв себя в руки, ответил:

– Кажется, я действительно погорячился. Приношу свои извинения, господин генерал. Увлёкся, знаете ли.

– Ещё раз так увлечёшься, кишки выпущу, – прошипел генерал, отпуская профессорский халат и медленно опуская руки.

Воспользовавшись моментом, профессор ужом вывернулся из-под генеральских рук и, выскочив в коридор, утёр рукавом выступившую на лбу испарину. Посмотрев на чуть подрагивающие пальцы собственных рук, он мрачно скривился и, покосившись через плечо на дверь кабинета, где остался генерал, тихо прошипел:

– Погоди, солдафон проклятый, ты у меня ещё попляшешь.

К тому времени, когда он добрался до выхода из бункера, дежурный наряд уже вывел всех привезённых женщин из казармы и, выстроив их в коридоре в две шеренги, ждал дальнейших указаний. Сам генерал, стоя в стороне от этой толпы, с мрачным видом наблюдал, как выскочивший из лаборатории профессор быстрым шагом прошёл к середине строя и, быстро оглядев женщин, громко сказал:

– Значит так, дамочки. Как вы сами понимаете, вас привезли сюда не просто так. От вас требуются простые и вполне понятные действия. Сойтись с одним из наших бойцов и зачать от него ребёнка. Бойцов много, так что на всех хватит. Предупреждаю сразу, все эти дети подлежат обязательному изучению, а значит, ни одна из вас не будет иметь на них никаких прав. Это нужно не мне, а стране. Так что быстренько решайте, кто не согласен, и выходите из строя. Все согласные остаются на местах. С ними я буду говорить отдельно.

– А что с несогласными будет? – осторожно спросила одна из женщин.

– Что-нибудь да будет, – оскалился профессор.

От этой ухмылки, больше напоминавшей улыбку черепа, женщины дружно вздрогнули и подались назад. По длинному строю пробежал быстрый шепоток. Понимая, что им нужно посовещаться, профессор бросил нетерпеливый взгляд на часы и принялся прохаживаться по коридору. Наконец, от строя отделились три женщины и, отойдя в сторонку, замерли. Чуть усмехнувшись, профессор повернулся к дежурному смены и, указав на них, приказал:

– Этих в камеру. С ними потом разберёмся.

И повернувшись к оставшимся в строю, продолжил:

– Значит так. Сейчас вас отведут к бойцам. Кому с кем быть сами разберётесь. Для меня это значения не имеет. Мне важен только результат. Само собой, все забеременевшие получат необходимое питание и уход. За состоянием вашего здоровья будут тщательно наблюдать и оказывать всю необходимую помощь. После родов вы пройдёте полную реабилитацию и получите небольшое выходное пособие. Самое главное, чтобы вы не вздумали болтать языками. Всё, что здесь произойдёт, здесь должно и остаться. Учтите, за разглашение государственной тайны в военное время срока не предусмотрено. Расстрел, и весь разговор. У кого есть вопросы?

Растерянные женщины принялись быстро переглядываться. Бросив ещё один нетерпеливый взгляд на часы, профессор скривился и, не дожидаясь вопросов, приказал:

– Отведите их в посёлок. Бойцам скажите, что это поощрение от командования за понимание и терпение. И пусть не стесняются. Чем быстрее залетят, тем лучше.

Генерала неприятно резануло жаргонное выражение, но он заставил себя сдержаться. Судя по всему, этот глист не уважал никого, кроме самого себя. Мысленно плюнув на этого научного извращенца, генерал взял себя в руки, пообещав самому себе, что обязательно пристрелит этого подонка собственными руками.

Развернувшись, он вернулся в отдел наблюдения. Усевшись в свободное кресло, Марков жестом приказал переключить картинку из поселения на его монитор и, подперев подбородок кулаком, уставился на экран.

Картинка на мониторе долгое время почти не менялась. Собранные в поселении бойцы не отличались болтливостью, поэтому ничего кроме скрипа старых панцирных кроватей и шагов слышно не было. Почти все подопытные молча лежали на своих местах, мрачно уставившись в потолок. Генерал давно уже заметил, что с момента полной адаптации организма любого бойца они большую часть времени проводили в каком-то странном, молчаливом оцепенении.

Неожиданно вся группа дружно подняла головы и настороженно уставилась на двери барака, в котором их поселили. Минут через пять дверь распахнулась, и на пороге появился дежурный офицер, жестом пригласивший войти всех пришедших женщин. Марков в очередной раз удивился тонкости слуха бойцов. Когда все отобранные для данного этапа женщины оказались в бараке, приведший их капитан шагнул вперёд и, делано улыбнувшись, нарочито бодро сообщил:

– Значит так, мужики. Командование решило премировать вас и пригласило сюда этих дамочек, чтобы вы могли как следует развлечься. Можете не сдерживаться и не мучиться этическими прибабахами. Беременность в данном случае не просто допустима, а наоборот, желательна.

– Что значит желательна? – мрачно спросил один из подопытных, здоровенный, скандинавского вида боец из отряда «морских дьяволов».

– Мужики, мне чего сказали, то я и передаю, – пожав плечами, быстро ответил капитан, отлично понимая, чем для него может закончиться ссора с этими уродами.

Так между собой давно уже называли всех подопытных бойцов. Остановившийся посреди барака «дьявол» мрачно оглядел испуганно притихших женщин и, обернувшись, громко спросил:

– Что думаете, мужики?

– Похоже, над нами очередной опыт поставить решили, – прогудел очередной боец, поднимаясь с кровати.

Генерал припомнил, что этого зверя они получили после гибели его группы во время диверсионного рейда. Спецназ десантной бригады. По большому счёту все собранные в этом бараке бойцы были образцом человеческого здоровья и силы. От ста восьмидесяти сантиметров ростом, мускулистые, жилистые, тренированные, они действительно были цветом армии. И вот теперь вся эта группа готова была учинить настоящий бунт.

Услышав про очередной опыт, бойцы начали подниматься, и в этом неторопливом движении было больше угрозы, чем во всех криках и проклятиях вместе взятых. Женщины испуганно вжались в стены, мечтая оказаться как можно дальше от этих страшных людей. Не обращая на них внимания, бойцы продолжали наступать на дежурного капитана. Сообразив, что дело запахло керосином, капитан судорожно схватился за кобуру и, отступая к двери, быстро сказал:

– Так, мужики. Я своё дело сделал, а с начальством сами разбирайтесь.

И не дожидаясь ответа, скрылся за дверью с такой скоростью, словно просочился сквозь неё. В бараке воцарилось растерянное молчание. Сидевший у монитора Марков напрягся так, словно в эту секунду решалась его собственная жизнь. Быстро переглянувшиеся бойцы дружно уставились на замерших женщин.

– Что вам приказали? – спросил «дьявол», когда напряжение в бараке сгустилось до осязаемого состояния.

– Детей от вас родить, – еле слышно ответила одна из женщин, едва не падая в обморок от испуга.

– Говорил же, очередной опыт ставят, сволочи, – зарычал диверсант, сжимая пудовые кулаки.

– Что делать будем? – повернулся к остальным «дьявол».

– Надоело. Надо им, вот пусть сами ими и занимаются, – ответил один из бойцов, кивая на женщин. – Обратно ступайте, барышни. И этому глисту очкастому скажите, что больше ничего не будет. Хватит. Наше место не здесь, а в бою.

Не сдержавшись, генерал радостно усмехнулся. Ему давно уже надоело ждать, когда этот проклятый очкарик выдаст своё решение об окончании эксперимента и можно будет начать полномасштабную вакцинацию всех бойцов войск быстрого реагирования. Генерал давно уже понял, что если кто и сможет выбить оккупантов с завоёванных территорий, то только эти ребята.

Долбить по собственной земле ракетами и артиллерийскими снарядами, уничтожая плодородный слой и выжигая всё, что может приносить плоды, означает оказать родине медвежью услугу. Но профессор упорно продолжал проводить опыты и наблюдения, отмахиваясь от требований Маркова, как от назойливой мухи. Но как оказалось, обрадовался он рано.

Дверь резко распахнулась, и на пороге появился сам профессор в сопровождении десятка автоматчиков из караула. В руках у него был какой-то странный предмет, очень напоминавший пульт дистанционного управления. Быстро что-то набрав на этой коробочке, профессор выставил его перед собой как оружие и, решительно шагнув в барак, приказал:

– Значит так, тупое мясо. Или вы будете делать то, что вам приказано, или пожалеете, что на свет родились.

– Ты кого пугать вздумал, мразь очкастая?! – зарычал в ответ «морской дьявол», делая шаг вперёд.

Вскинув руку, профессор нажал на кнопку, и здоровенный боец с глухим стоном опустился на колени, схватившись руками за голову. Растерявшиеся бойцы удивлённо переглянулись и дружно шагнули вперёд. До двери осталось не больше пяти шагов, когда профессор, злорадно ухмыляясь, снова заговорил:

– Вот теперь он на своём месте. На коленях и покорно ждёт моего решения. А теперь слушайте меня внимательно. Каждому из вас вживлён в мозг чип, и как только кто-то из вас осмелится нарушить мой приказ, я тут же выжгу ему мозги. Ваше дело молча исполнять то, что вам прикажут. Любой, оказавшийся в радиусе двух метров от моего прибора, останется без мозгов. Все поняли, или мне усилить мощность?

Растерянно глядя на корчащегося на полу сослуживца, бойцы замерли, не зная, что предпринять дальше. Для открытого противостояния они ещё не были готовы, но и покорно сносить подобное оскорбление от этого очкастого подонка тоже не собирались. Бойцы дружно качнулись вперёд, но тут разводящий дал команду, и автоматчики лязгнули затворами. Идти с голыми руками против автоматов означало глупо погибнуть.

Заметив, что бойцы остановились, профессор с довольным видом осклабился и, кивнув, медленно отступил к дверям, одновременно приговаривая:

– Вот так, звери, вот так. Правильно. Стоять на месте и не двигаться, пока я не уйду. Запомните, кто тут хозяин, если жить хотите. Я вас научу хозяина с полуслова понимать.

Но, заметив, как полыхнули ненавистью глаза бойцов, осёкся и быстро ретировался. Сидевший у монитора генерал чуть не в голос разочарованно застонал.

Пришиби они сейчас этого ублюдка, и на дальнейшем изучении можно было бы поставить жирный крест. Но очкарик оказался не так прост. Теперь Маркову предстояло выяснить, что это за прибор и почему он ничего не знает о вживлённых чипах.

Поднявшись, он вышел в коридор и, недолго думая, ухватив профессора за локоть, решительно втолкнул его в первую попавшуюся дверь. Это оказалась каптёрка, где хранился инвентарь для уборки помещений. Не давая очкарику опомниться, генерал резко ударил его в живот и, моментально обыскав, выхватил из кармана уже знакомый прибор.

– Что это такое? – зарычал Марков, тряся прибором перед кривым профессорским носом.

– Гарантия их покорности, – прохрипел профессор, борясь с самим собой за каждый глоток воздуха.

– И почему же я об этом не знаю? – прошипел генерал, медленно сжимая кулак.

– Потому что это не ваше дело. Вы не заказывали мне этот прибор, – выдохнул профессор, с трудом разгибаясь. – Верните. Это моё.

Презрительно усмехнувшись, Марков, недолго думая, врезал ему кулаком по челюсти и, полюбовавшись, как тощий профессор с трудом отлипает от стенки, прошипел:

– С этой минуты ты, ублюдок, будешь докладывать мне о каждом своём чихе и спрашивать разрешения на любой дальнейший пердёж. Не сделаешь, прикажу расстрелять как саботажника. Мне надоело ждать. У тебя ещё две недели. Не уложишься, пеняй на себя.

– Можете отдать приказ прямо сейчас. Проект рассчитан ещё на семь месяцев. Выпускать их сейчас глупо. Они неуправляемы и не готовы к серьёзному делу, – фанатично сверкнув очками, ответил профессор.

– Месяц, потом можешь считать себя трупом. В лучшем случае заключённым, – решительно ответил генерал и, сунув прибор в карман, вышел из каптёрки.

С ненавистью глядя на закрывшуюся дверь, профессор тяжело поднялся на ноги и, держась за пострадавшую челюсть, с угрозой прошипел:

– Ничего. Радуйся пока. Очень скоро станешь кормом для своих друзей. Тупое мясо.

Отобранный прибор был не единственной разработкой, предназначенной для подчинения опытных образцов. Профессор с самого начала этого эксперимента понял, что не имеет права отдавать работу всей своей жизни на растерзание генеральским планам. Его труд, его гений создал удивительные существа, способные не только тупо уничтожать всё подряд. Эти существа должны были сделать его знаменитым, прославив на весь мир.

Ведь помимо великолепных боевых качеств, они обладали огромным потенциалом в заживлении ран, и не только. Команда профессора регулярно вводила подопытным различные вирусы, тщательно отслеживая, как модифицированный организм справляется с болезнью. Уже были открыты несколько вакцин от болезней, справиться с которыми до сих пор не могли никакие другие лекарства. Даже только ради этого стоило затевать весь этот проект.

Но едва только профессор выбрался из каптёрки, как его встретила очередная неприятность. В коридоре бункера, в полном составе стояли все отправленные в поселение оборотней женщины. Но на этот раз настроены они были не так мирно. Едва заметив тощего очкарика, женщины обступили его со всех сторон, дружно требуя немедленно обеспечить их всем обещанным. В том, что его планы не осуществились, они винили только его самого.

Даже не дав себе труда задуматься, профессор резко приказал им всем заткнуться и проваливать обратно в казарму, но вместо покорного исполнения приказа женщины вдруг взбесились. Тощего научного червя моментально сбили с ног и принялись старательно избивать. Выскочивший из своего кабинета генерал, сообразив, что его сейчас просто разорвут на части, выхватил из кобуры пистолет и, недолго думая, выстрелил в потолок.

Рикошета он не боялся. Стены и потолок бункера были отделаны деревом для создания визуального тепла и уюта. Находиться долгие месяцы подряд среди длинных бетонных переходов было слишком сложно психологически, поэтому командование ещё до войны приняло решение навести в этих катакомбах относительный порядок. Ведь обитатели этого бункера проводили в нём многие месяцы подряд иногда даже не выходя на поверхность.

Убедившись, что припадок женской ярости окончился, Марков чуть усмехнулся и, не сдержавшись, спросил:

– Ну что, бабоньки, отвели душу? Тогда ступайте в казарму. Питанием вас обеспечат, а вещи прикажу утром выдать.

– Врешь, небось, – фыркнула одна из молодух.

– Слово даю. Ещё ничего не кончилось. Так что не переживайте, всё будет, – с улыбкой ответил генерал, незаметно любуясь, как профессор, тяжело ворочаясь, пытается прийти в себя и встать на ноги.

Досталось ему, похоже, крепко. Разукрашенная кровавыми царапинами физиономия то и дело кривилась в гримасе боли. Успокоенные женщины, не обращая внимания на свою недавнюю жертву, покорно направились в казарму, а генерал, полюбовавшись мучениями профессора, вернулся к себе в кабинет.

* * *

Устало присев на жёсткий канцелярский стул, Иевлев с интересом посмотрел на пристёгнутого наручниками к стулу пленника и, помолчав, негромко проворчал:

– А с виду и не скажешь, что такой задохлик кучей отморозков командует.

Стоявший у стены Степаныч глубокомысленно хмыкнул в ответ и, чуть сместившись, ответил, не обращая внимания на находящегося здесь же человека:

– Чтобы командовать отморозками, нужно быть или очень сильным, или на всю голову ушибленным. Они же только кулак и понимают. Судя по всему, этот из последних.

– А это ничего, что я сам здесь сижу? Или вас вообще правилам вежливости не учили? И что это за контора? Кто вы такие, что осмеливаетесь хватать людей на улице? – не выдержал пленник.

– Тебя, малыш, не схватили, а задержали. Так что сиди и не рыпайся. Будешь себя правильно вести, разрешим жить дальше. И даже не инвалидом. А будешь брыкаться… Ну, в общем сам увидишь, – невозмутимо ответил Степаныч и, от души зевнув, проворчал: – Спать хочу, сил нет. Старею, наверно, на погоду реагировать начал.

Покосившись на старого друга, Иевлев фыркнул и, покачав головой, усмехнулся:

– Если ты стареешь, то чего тогда мне говорить? Ладно, начнем, пожалуй. Итак, юноша, совсем недавно, группа твоих друзей осмелилась совершить налёт на эту самую базу. В том, что это были твои люди, я не сомневаюсь. Больше того, я это знаю точно. Но сейчас меня интересует не те, кто напал, а тот, кто это нападение заказал. Что скажешь? Только учти, начнёшь врать или выкручиваться, придётся применить жёсткие меры, а после этого у меня не будет ни одной причины оставить тебя живым. Всё понял?

– Вы кто такие? Если полиция или прокуратура, предъявите документы, а если сторонняя контора, то давайте говорить, как положено в таких случаях, – скривился пленник.

– Господи, какая пошлость, – удручённо вздохнул Иевлев. – Поверить не могу, Степаныч, что вся эта шушера настолько обнаглела, что даже во время особого положения и мысли не допускают, что кроме ментов могут быть и другие структуры.

Достав из кармана удостоверение, полковник раскрыл его и, на ладони протянув пленнику, спросил:

– Всё ясно, или ещё какие пояснения требуются?

– Ну полковник, ну и что? – пожал тот плечами, хотя в глазах у него явно промелькнул страх.

– А то, клоун доморощенный, что я тебя сейчас начну на клочки рвать, и при этом ни одна сволочь даже не поинтересуется, куда ты делся и что с тобой стало, – зарычал в ответ Степаныч, начиная терять терпение.

Сообразив, что разговоры кончились, и господа офицеры готовы начать задавать вопросы от всей своей широкой души, пленник тяжело вздохнул и, помолчав, тихо ответил:

– Ладно, хрен с вами, спрашивайте.

– А я уже спросил, – пожал полковник плечами. – Скажи, кто заказчик нападения, и гуляй. Ты и твои оторвы мне и даром не нужны.

– А с чего вы взяли, что мне известен заказчик? – сделал пленник последнюю попытку выкрутиться из щекотливой ситуации.

– Ну не держи ты меня за дурака, – скривился Иевлев. – Ни один наёмник не возьмётся за дело, не будучи уверенным в заказчике. Так что или прекращай танцевать, или наживёшь себе неприятностей.

– Ладно, – вздохнул пленник. – Похоже, ваша взяла. Заказ передал мне один замухрышка. С виду ботаник ботаником. Но как оказалось, работает этот ботаник на очень серьёзных людей. Закрытая контора. Командует там ещё один очкарик. Длинный, тощий как глист. На лице только нос и очки выделяются. Вот эта контора заказ и оплатила. Мои парни этого тощего почти неделю водили, пока он из города не подался. Да только ничего толком и не смогли узнать. Какая-то закрытая шарага. Что в ней делают и кто там банкует, узнать не удалось, но времена нынче трудные, решил согласиться. Остальное вы знаете.

– Где эта шарага находится? – быстро спросил Иевлев.

Услышав адрес, он удивлённо покосился на стоящего рядом прапорщика и, подумав, поднялся.

– Сейчас мы тебе несколько фоток покажем. Сможешь заказчика узнать?

– Запросто. Такую рожу ни с кем не спутаешь, – грустно усмехнулся пленник.

Кивнув, Иевлев вышел в коридор, а через несколько минут в камеру вошёл один из офицеров службы охраны, неся в руке уже раскрытый ноутбук. Поставив его на стол, он развернул экран к пленнику и, медленно нажимая на кнопку ввода, принялся прокручивать фотографии одну за другой. Внимательно смотревший на экран пленник только молча качал головой.

После пятого десятка фотографий Степаныч не выдержал и, пожав плечами, глухо проворчал:

– Это может до утра продолжаться. Здесь столько народу побывало, что искать устанем.

– Не устанем. Вот он, – вместо полковника ответил пленник, кивая на фотографию.

Резко поднявшись с места, Иевлев подошёл к столу и, развернув ноутбук к себе, зашипел сквозь сжатые зубы:

– Чёрт! Ты уверен, что это он?

– На все сто, – уверенно кивнул пленник. – Говорю же, эту рожу ни с кем не перепутаешь.

– Это точно, – задумчиво кивнул полковник, бросая на старого друга многозначительный взгляд.

– Чего? – не понял гигант, так и не удосужившийся отлепиться от стенки, которую подпирал всё время допроса.

Шагнув к столу, Степаныч бросил на монитор только один взгляд и, не удержавшись, растерянно присвистнул:

– Твою ж в маковку! Это же…

– Вот именно, – кивнул Иевлев, успев вовремя переставить конец своей трости ему на ногу.

– Похоже, вы этого тощего хорошо знаете, – понимающе усмехнулся пленник.

– Значит так, – резко повернулся к нему полковник. – Сейчас мои ребята отвезут тебя обратно, и ты отдашь им всё, что сумел про этого урода узнать. И учти, хоть слово утаишь, с живого шкуру спущу.

– А ведь ты, полкан, не шутишь, – растерянно выдохнул пленник.

– Совсем не шучу, – кивнул Иевлев. – Так что забудь про всё это, как про ночной кошмар, и будешь жить долго, если не счастливо. Понял?

– Да я уже забыл, кто вы такие, – криво усмехнулся пленник. – И вообще, господа, кто вы такие и что я тут делаю?

– Не переигрывай. Артист из тебя хреновый, – отмахнулся полковник.

Сделав офицеру охраны знак забрать компьютер, он жестом позвал за собой прапорщика и, выйдя в коридор, тихо сказал:

– Степаныч, возьми пяток ребят и прикажи им довести дело до конца.

– Сам съезжу. Заодно посмотрю, что там у них ещё есть. Может, чего интересного нарою, – ответил Степаныч, криво усмехнувшись.

– Добро, действуй. А я пока с нашим призраком новостями поделюсь. Да, а кутята где?

– На стрельбище. Патроны жгут и старательно позорятся, – коротко хохотнул Степаныч, широким шагом направляясь к лестнице.

Чуть усмехнувшись, Иевлев не спеша вышел на улицу и, с удовольствием вдохнув свежий, морозный воздух, отправился к своему служебному «уазику». С трудом усевшись за руль, полковник потёр ладонью больную ногу и, покачав головой, запустил двигатель. Заметив выскочившего из дежурки посыльного, он громко сказал, решительным жестом распахнув дверь:

– Если что, вызывай по рации. Я территорию осмотрю.

Кивком головы дав ему понять, что всё услышал, посыльный развернулся и скрылся за дверью дежурки. Включив передачу, полковник не торопясь поехал в глубь базы. Оставив своего ветерана на дороге, Иевлев выбрался из машины и, глубоко вздохнув, тихо проворчал:

– Господи, хорошо-то как! Так бы и стоял часами.

– Да, погодка балует, – раздалось у него за спиной, и полковник, чуть вздрогнув, обернулся.

– Привидение хреново, до инфаркта довести старика хочешь?

– Тебя доведешь, пожалуй. Вы со Степанычем ещё всех нас переживёте, – усмехнулся Никита, выходя из-за толстой сосны.

– Как ты умудрился узнать, что я здесь? – с интересом спросил полковник.

– Звук мотора. Ваш рыдван гудит особенно. С присвистом, – пожал плечами парень.

– А если я свою машину кому другому бы дал? – не отставал Иевлев.

– Потому я за дерево и встал, – снова усмехнулся Никита. – Какие новости?

– А с чего ты взял, что у меня есть новости? – тут же насторожился полковник.

Он задавал эти вопросы не просто так. Ещё во время проведения эксперимента его очень интересовали новообретённые способности бойцов, но интерес этот был чисто профессиональным. Как любому командиру, ему нужно было точно знать, каким образом эффективнее всего использовать того или иного солдата. И вот теперь, когда из небытия возник один из таких профи, он старательно придумывал, куда его можно приспособить.

Отлично понимая, что спрашивает он не просто так, Никита терпеливо и откровенно отвечал. Так было и теперь. Чуть усмехнувшись, парень прислонился плечом к дереву и, сложив руки на груди, ответил:

– Будь вы не один, я бы не показался. А по поводу новостей всё ещё проще. У вас слишком много дел, чтобы болтаться по базе просто так. Если только это не инспекторская проверка. А раз вы здесь, значит, есть что-то, что мне нужно знать.

– Логично, – кивнул Иевлев. – Но ты прав, новости действительно есть, и новости очень интересные.

– Может, ко мне спустимся? Я чаю заварил, – предложил Никита.

– Спасибо, но давай здесь поговорим, – покачал головой полковник. – Надоело в кабинете сидеть.

– Как скажете, – кивнул Никита, снова прислоняясь к дереву.

– Кажется, я рассказывал тебе, что была предпринята попытка нападения на базу. Так вот, удалось выяснить, кто заказчик этой глупости. И знаешь, кто это оказался? Не поверишь, наш старый знакомый, профессор. Тот самый, которого ты так мечтаешь найти.

– Где он? – глухо рыкнул Никита, одним неуловимым движением оказавшись рядом с полковником.

Иевлеву вдруг показалось, что парень просто исчез оттуда, где только что стоял, чтобы в одно мгновение оказаться рядом с ним. Невольно отшатнувшись, полковник нервно усмехнулся, но, взяв себя в руки, ответил:

– Друг, ты меня точно заикой сделаешь. Уехал он. Куда, пока узнать не получилось. Но вся фишка в том, что пленник его опознал с ходу и очень точно.

– Может, подстава? – подумав, спросил Никита, беря себя в руки и успокаиваясь.

– Может, но вряд ли. Слишком всё сложно получается. Да и кому это нужно?

– Мало ли? – пожал плечами Никита.

– Нет. Тут что-то не так. Впрочем, выяснить это не сложно, – задумчиво протянул полковник.

– Не понимаю, – фыркнул Никита после минутного молчания. – Зачем этому научному глисту заказывать нападение на базу, да ещё требовать, чтобы нападавшие выкрали документы из вашего сейфа? Бред полный.

– Может, и так. А может, всё вполне логично. Если принять за версию, что после того, как ваша группа попала в засаду, в штабе решили усилить режим секретности и перетащили всех участников проекта куда-то на другую базу, то всё выстраивается в очень логичную цепочку. Проект засекретили, а бумаги остались. Вот он и решил навести порядок в делах.

– А почему он? Его дело наука, а хвосты подбирать другие должны. Что-то тут не сходится.

– Согласен, версия не самая умная, но другой у нас пока нет. Да и все свидетели на него указывают.

– Свидетели? А какие у нас свидетели? Кучка наёмников, которым верить – себя не уважать. Нет. Нужно всё самим проверить. Уж больно легко всё складывается. Профессор от науки, заказывающий нападение на базу ГРУ, ничего глупее не слышал. Нужно начинать с самого начала.

– Это с чего же? – не понял полковник.

– С профессора. Он в этом деле фигура ключевая, значит, с него и начнём. А параллельно будем отрабатывать остальные версии. В конце концов, нападение действительно могли заказать какие-нибудь полукриминальные структуры, промышляющие охраной. Сам знаешь, до войны этих ЧОПов как грязи было.

– Знаю, но фокус в том, что с началом войны все эти военизированные структуры в полном составе были отправлены на передовую. Так что сейчас их можно по пальцам пересчитать.

– Значит, надо пересчитать, – уверенно заявил Никита. – А вообще, это отличная возможность обучить ваших кутят основам сыска. В нашем деле это совсем не лишнее. Сами знаете.

– Хочешь вместо теории ткнуть их носами в практику?

– А почему бы и нет? Пусть учатся.

– А если нарвутся?

– Натаска на пленэре ещё никому не мешала. Ну, а нарвутся, значит, сами виноваты. Голова дана не только затем, чтобы шапку носить.

– Жёстко, – покачал головой Иевлев.

– Зато честно, – усмехнулся Никита. – В любом случае людей у нас слишком мало, чтобы проводить полномасштабную проверку всех ЧОПов подряд.

– Знаю, – скривился полковник. – Но швырять сопляков на амбразуры – это, по-моему, слишком.

– А превращать здоровых людей в монстров, это не слишком? – рыкнул в ответ Никита.

Не ожидавший такого ответа Иевлев вздрогнул и, посмотрев на него взглядом побитой собаки, смог только неопределённо пожать плечами. Сообразив, что перегнул палку, Никита виновато опустил голову и, помолчав, глухо выдохнул:

– Прости, командир. Похоже, мне и вправду лучше подальше от людей держаться, если уж на тебя кидаться начал.

– Ничего, Кит. Бывает, – грустно улыбнулся полковник.

Они так и стояли под огромной раскидистой сосной, уперевшись взглядами в пушистый снег и думая каждый о своём. Наконец, Никита не выдержал этого молчания и, вздохнув, заставил себя вернуться к прерванному разговору. Чуть тронув полковника за рукав, парень вздохнул и, собравшись с мыслями, попросил:

– Командир, давай забудем мою глупость и начнём о деле.

– Согласен. Что предлагаешь? – ответил Иевлев с заметным облегчением.

– Для начала нужно выяснить, куда того глиста дели. А заодно и сторожей потрясти. Выяснить, кто из них этот налёт мог заказать. Ну, а уж если выяснится, что они не при делах, придётся за рабочую версию брать профессорский заказ. Хотя я откровенно не понимаю, зачем ему это.

– Я пока тоже, но это не значит, что этого не может быть. Вполне возможно, что кто-то его тупо использовал. Сам понимаешь, оплатить услуги этих махновцев сам профессор просто не мог. Берут они немало.

– О! Точно. Вот с чего начинать надо. С денег. Можете наших хакеров озадачить, чтобы проследили финансовый поток?

– На раз-два. Не сделают, отправлю плац подметать, – разом повеселев, ответил полковник.

Ответить Никита не успел. Насторожившись, он быстро оглянулся, всматриваясь куда-то в сторону административных зданий, и, повернувшись к полковнику, быстро сказал:

– Похоже, вас кто-то ищет. Машина идёт. Вечером поговорим.

Иевлев даже не успел кивнуть, когда парень бесшумно исчез среди деревьев, словно растворившись. Удивлённо осмотревшись, полковник только восхищённо покачал головой, проворчав себе под нос:

– Вот ведь привидение с моторчиком.

Но к его удивлению, парень оказался полностью прав. Дежурная машина, такой же старый рыдван, как и личный транспорт самого полковника, надсадно завывая изношенным двигателем, подкатил к полковнику, и выскочивший из него инструктор по стрельбе быстро доложил:

– У нас ЧП, господин полковник. Кутята решили дуэль устроить, на «марголиных».

– Что значит дуэль? А ты куда смотрел? – растерялся полковник.

– Пока одной группой на рубеже занимался, остальные начудить успели.

– А патроны где взяли? – зарычал в ответ Иевлев.

– Там же, на линии подготовки. Кто ж знал, что у офицеров хватит ума оружием баловаться?! – покаянно опустив голову, ответил бывший снайпер.

– Сколько трупов? – собравшись с духом, спросил полковник.

– Только один раненый.

– Слава богу. Я уж подумал… Тяжело?

– Плечо прострелено.

– Поехали. Нашего эскулапа вызвали?

– Уже ковыряется.

– Ну, тогда поехали разборки учинять, – мрачно усмехнулся полковник, решительно направляясь к своей машине.

* * *

Отказ подопытных выполнять такую нужную и, можно сказать, приятную во всех отношениях задачу профессор Лихтман воспринял как прямое оскорбление. Сидя в своём кабинете, Роберт Карлович с тихой ненавистью пялился в экран монитора, мечтая выжечь мозги всему этому стаду, молча валявшемуся на своих кроватях.

Идея о применении хирургического вмешательства для подчинения участников эксперимента своей воле давно уже не давала ему покоя, но он отлично понимал, что, получив вместо отряда бойцов кучу безвольных кукол с замашками маньяков-убийц, генерал, недолго думая, поставит к стенке всех научных сотрудников этого проекта, начиная с самого профессора. А такой расклад Лихтмана ни в коем случае не устраивал.

Идея лоботомии была не нова. Весь серьёзный научный мир знал о подобных экспериментах ещё со времён Второй мировой войны. Сам профессор впервые услышал о подобных опытах, будучи ещё мальчишкой, от своего отца. А тот от деда, вывезенного из Германии профессора медицины, работавшего на тогдашнее правительство Третьего рейха. Чувствуя, что проигрывают войну, фашисты пустили в ход всё, что только могли.

Одним из таких аргументов и стал проект по изготовлению смертников. Люди-торпеды управляли небольшими снарядами, начинёнными взрывчаткой, выводя их в борта проходящих мимо военных кораблей противника. Не имея под рукой так хорошо подготовленных патриотов, как это было в Японии, немецкое командование приняло решение использовать военнопленных, знакомых с тонкостями использования аквалангов.

Операция была отработана до мелочей. Через глазницу скальпель проникал в лобные доли мозга, рассекая участки, отвечавшие за волевые качества пациента. Потом объект подвергался обработке морфином, и через месяц получался готовый смертник. Дед профессора частенько говаривал, что самыми сложными для обработки всегда были выходцы из границ бывшей Российской империи.

Сам дед служил ещё в кайзеровской армии, военным хирургом, и отлично знал, о чём говорил. Оказавшись в руках бойцов СМЕРШа, а потом и МГБ, он быстро понял, что шутить господа коммунисты не собираются и за отказ сотрудничать запросто могут прислонить к стенке всё семейство. Благо вместе с профессором им в руки попали и все научные наработки деда.

Именно его открытия и последующая работа в ведущих закрытых лабораториях спасли и самого Роберта Карловича. Дед, не скрывая, готовил себе замену, передавая многие вещи не в письменном, а в устном виде, заставляя внука запоминать объём информации, которым можно было заполнить не одну общую тетрадь. И всё это на немецком и латыни. Именно от деда юный Роберт получил своё первое образование и презрительное отношение ко всем народам, населявшим Россию, вообще и к русским в частности.

Но как ни мечтал профессор о проведении подобной операции над всеми участниками эксперимента, это было невыполнимо. Лишить собственной воли бойцов, изначально предназначенных для решения боевых задач в автономном режиме исполнения, было невозможно. Это означало бы подставить под удар не только весь проект, но и собственную жизнь. А расставаться с жизнью профессор совсем не собирался.

Больше того, он продолжал лелеять надежду вырваться из этой страны и вернуться обратно, на родину предков. Но возвращаться в родной фатерлянд с пустыми руками, даже имея звание профессора, означало отбросить себя на исходную точку. Гораздо выгоднее оказаться там, имея на руках готовые результаты серьёзного открытия. Тем более что проводить подобные эксперименты на людях там, в Европе, ему никто не позволит. Слишком велико было влияние всяких правозащитников и тому подобных демократов.

Иногда Роберт Карлович даже склонялся к мнению, что поторопился сбросить информацию о первой группе своим восточным покупателям. Но менять что-либо было уже поздно. По мнению профессора, та, первая группа оказалась слишком агрессивной, и проект вышел из-под контроля. Пользуясь тем, что на его ассистента вышли люди из одного влиятельного восточного института, занимавшегося приблизительно теми же проблемами, профессор решился на продажу своей разработки. Попавший под мощное влияние Лихтмана ассистент, тоже выходец из немецкой семьи, сумел передать нужную информацию, и профессор получил на свой счёт очень солидную сумму.

Само собой, сообщать о своей маленькой негоции генералу Роберт Карлович не собирался. Больше того, он даже не поделился со своим ассистентом, пообещав выдать ему его долю после того, как они окажутся по другую сторону российской границы. В любом случае, начни они тратить полученные деньги сейчас, и весь план отправится коту под хвост. Зато там, на родине, они смогут жить так, как сами того пожелают. Именно на это и упирал профессор, вразумляя своего перепуганного до икоты помощника.

И вот теперь, сидя в этой богом забытой глуши, профессор тихо ненавидел всё это бешеное стадо зверей, из-за которых он вынужден был попусту терять время. Казалось бы, ну чего проще? Обрюхатить выданную тебе бабу и со спокойной душой отправиться умирать туда, куда тебе укажет твой непосредственный командир, мечтающий о лаврах Наполеона. Так нет. И здесь эти убогие твари пытались навязать ему своё мнение. Можно подумать, его оно хоть как-то волнует. Рано или поздно он всё равно добьётся своего, и тогда настанет его очередь смеяться.

Отбросив мрачные мысли, профессор встряхнулся и, включив компьютер, ввёл свой личный код. Не большая, но очень полезная программа позволяла ему не беспокоиться о хранящихся на жёстком диске тайнах. Если в течение десяти секунд программа не получала кода доступа, вся содержащаяся на диске информация уничтожалась. Не было даже права на ошибку. Сам профессор прекрасно обходился и без компьютера, наизусть помня все необходимые формулы и последовательность действий для изготовления вакцины, но машина помогала ему избавиться от ненужного внимания генерала.

Глядя невидящим взглядом на экран, профессор продолжал искать возможность подчинить себе сразу всех бойцов. То, что генерал отобрал у него прибор, беспокоило Лихтмана меньше всего. Таких простейших низкочастотных генераторов он мог наделать десяток. Главное было в другом. Радиус действия такого прибора был очень ограничен. Ему нужно было что-то более мощное, но при этом очень компактное. Профессору давно уже надоело таскать за собой кучу вооружённых болванов, отправляясь в логово подопытных.

К тому же он совсем не был уверен в лояльности этих солдат. Не стоило также забывать, что все находившиеся в бункере откровенно боялись этих зверей. Впрочем, это чувство профессор вполне понимал. Ему и самому было не по себе, когда он оказывался в непосредственной близости от них. Именно это чувство больше всего и бесило Лихтмана. Он всю жизнь чувствовал себя неуютно рядом с такими крупными, а главное сильными людьми.

Хотя теперь, по трезвому размышлению, профессор понял, чем может озадачить технический отдел в первую очередь. Он, как руководитель проекта, не обязан был загружать себя подобными мелочами. Его дело – правильно поставить задачу и проверить её исполнение. Резким щелчком отключив компьютер, профессор поднялся и, выйдя в коридор, решительно зашагал в сторону технической лаборатории.

Ворвавшись в помещение, почти полностью заставленное стеллажами и шкафами, на которых хранились самые разнообразные детали электронных схем, профессор с грехом пополам пробрался к рабочему столу, за которым колдовали трое молодых парней, и, не здороваясь, громко сказал:

– Значит так, хватит дурака валять. Займитесь, наконец, делом. Мне нужен низкочастотный генератор, способный покрыть площадь в тридцать квадратных метров. И это минимум. Размер его должен не превышать моей ладони. Вопросы есть?

– Мы же сделали вам генератор. Зачем ещё один? – не удержался от глупого вопроса один из парней.

– Тот, что вы сделали, никуда не годится. Слишком слабый. Я же сказал, площадь покрытия не менее тридцати квадратных метров.

– Но зачем? – не унимался болтун.

– Вы будете дело делать или дурацкие вопросы мне задавать? – возмутился профессор. – Я уже всё сказал. Начинайте работать.

– Простите, профессор, но при таких габаритах такой мощности мы просто не получим. К нему только аккумуляторы будут в два раза больше.

– Используйте емкостные конденсаторы, – фыркнул профессор.

– Это можно, но тогда время работы такого прибора будет исчисляться минутой. И это в лучшем случае. К тому же сам генератор не сможет выдать такую мощность без увеличения его габаритов. Вы предлагаете нам запихнуть атомную электростанцию в карманные часы. И кстати, сколько у нас времени на работу?

– Три дня. Максимум неделя, – решительно ответил профессор.

– Это невозможно. При полном отсутствии подходящих деталей это просто исключено. Из той рухляди, что здесь хранится, только ламповый усилитель звука собрать можно, – равнодушно пожал плечами старший группы.

– И на кой чёрт вы тогда вообще мне нужны? – мрачно спросил профессор.

– Нет проблем. Сообщите о своих выводах генералу Маркову, и он немедленно отправит нас обратно в Москву, – пожал плечами парень, равнодушно протирая очки.

– Значит, вы отказываетесь работать, – подытожил профессор. – А вы знаете, что бывает за саботаж в военное время?

– А где вы видите саботаж? – усмехнулся старший группы. – Вас не устраивает наша работа. Нас не устраивает снабжение и ваше отношение к группе. Доведите свои требования до генерала и замените группу. Откровенно говоря, нам тоже надоели ваши глупые претензии. Из дерьма конфету не сделаешь, и если вы не в состоянии этого понять, то это только ваши трудности. Мы будем рады работать в другом месте и с другим руководителем.

Подобной наглости Лихтман не ожидал. Дослушав монолог парня до конца, он впервые в жизни понял, что не знает, что ответить. Растерянно шлёпая губами, он мог только возмущённо пыхтеть и переводить взгляд с одного технаря на другого. Спокойно водрузив на нос очки, старший группы поднялся на ноги и, сунув руки в карманы прожженного в десятке мест халата, не спеша направился к двери.

– Куда это вы? – прохрипел профессор. От такой наглости у него пересохло, казалось, не только в горле, но и в кишечнике.

– К генералу, рапорт писать, – фыркнул тот через плечо и, ногой открыв дверь, вышел.

Захрипев от злости, Лихтман схватил со стола первое, что попало под руку, и, недолго думая, шарахнул предмет о стену. Как оказалось, сделал он это весьма опрометчиво. Брошенный в стену предмет оказался не чем иным, как склянкой с остатками нитроглицерина. Для чего техникам потребовался этот весьма опасный элемент простейшей взрывчатки, профессор не знал, но взрыв, сравнимый по своим параметрам с разрывом боевой гранаты, подействовал на него очень серьёзно.

Когда дежурная бригада пожарных и медиков сумела разгрести завал в лаборатории, пробиться к рабочему столу и вытащить на свет божий всех пострадавших, весь личный состав бункера на полчаса потерял боеспособность. Несмотря на разрушения и серьёзные ранения двух техников, удержаться от смеха они не могли. Сам профессор, судя по всему, не сильно пострадал, словно оправдывая поговорку про то, что некоторые особо вредные фекалии не тонут. Точнее, сильнее всего пострадала его гордость.

Когда бригада медиков выволокла буйного профессора под руки в коридор, от хохота зашёлся даже генерал Марков, примчавшийся сюда одним из первых. Одежда, носки и даже волосы на всём теле виновника этого безобразия оказались сожжены. Роговая оправа очков оплавилась, и вокруг глаз остались красные полоски, делавшие профессора похожим на ощипанного филина. Но самое главное, один из осколков склянки, срикошетив от стены, выбил ему четыре передних зуба и застрял в языке, лишив научное светило возможности оскорблять окружающих.

Услышав о полученных профессором ранениях, генерал удивлённо покачал головой и, не удержавшись, проворчал:

– Вот уж точно, бог шельму метит.

Приказав врачу сделать всё, чтобы как можно быстрее поставить буйного погорельца в строй, Марков вернулся к своим делам.

* * *

Владимир Печелов, бывший «морской дьявол», майор, кавалер двух десятков орденов и медалей, с тихой ненавистью смотрел в потолок барака, мечтая только об одном: буквально на несколько минут оказаться наедине с тем, кто так легко, походя, сломал жизнь ему и ещё трём десяткам таких же, как он, парней. Словно услышав его мысли, к койке подошёл мощный, стриженный наголо боец и, протягивая Володе кружку с водой, тихо спросил:

– Как ты, братишка?

– Бывало и получше, – криво усмехнулся Володя, осторожным кивком поблагодарив приятеля.

Забрав кружку, он медленно сел и, в два глотка проглотив всю воду, поморщился, осторожно ощупывая голову. Заметив его гримасу, боец вздохнул и, чуть пожав могучими плечами, проворчал:

– Вот уж никогда бы не подумал, что эта сволочь до такой гадости додумается. Хотел бы я знать, как от этой электроники избавиться.

– Очень просто, пустить себе пулю в лоб, – криво усмехнулся Печелов и тут же схватился руками за голову.

– Болит?

– Такое впечатление, что мозги сейчас из ушей полезут.

– Может, в бункер сходить, пилюль каких взять? – предложил великан.

– Переживу, – отмахнулся Владимир. – Или быстрее сдохну. В общем, что-нибудь да будет. А вообще, уходить отсюда надо. Хватит. Попили они нашей кровушки.

– Уходить, это правильно. Вот только куда? Не забыл, что для всего мира мы давно уже покойники. Даже могил и тех нет. Так, без вести пропавшие.

– Вот именно. Так что нас даже к трибуналу привлечь не могут. Некого привлекать. Нет нас.

– А ведь верно. Нет нас. Ни среди живых, ни среди мёртвых. Выходит, для того, чтобы судить, нас сначала воскресить нужно. А так как делать этого никто не станет, то и суда никакого не будет. Просто пришлют команду ликвидаторов, и все дела.

– Ну, одной командой тут не обойдёшься, – многозначительно хмыкнул Владимир, покосившись на остальных сокамерников.

– Ну да, если всю эту банду поднять, то одной командой точно не обойдёшься, – понимающе кивнул боец. – Вот только далеко ли мы без оружия уйдём?

– В бункере всё есть, и оружие, и транспорт, – пожал плечами Володя.

– Так, братишка. А ну колись, чего ты там надумал? – моментально подобравшись, спросил боец, заметно понижая голос.

– Не здесь, – покачал головой Печелов, крутя пальцем возле уха.

Сообразив, что в бараке вполне возможна прослушка, боец быстро осмотрелся и, указав собеседнику глазами на дверь, начал подниматься. Но у Володи были свои планы. Ухватив приятеля за рукав, он одним рывком усадил его на место и, пригнувшись, тихо сказал:

– Не сейчас. Башка гудеть перестанет, соберём всех и поговорим. Не хочу повторяться.

– Тоже верно, – подумав, кивнул боец. – В общем, так. Ты пока отлёживайся, а я потихоньку у наших настроения выясню. Может, кто и не захочет уходить.

– Ты и вправду думаешь, что кто-то готов остаться? – не понял Володя.

– Не думаю, но проверить надо.

– Тебя как в миру звали?

– Максим.

– Значит так, Макс. Вопросы задавай осторожно. Главное, чтобы парни раньше времени суетиться не начали. А через пару дней выберемся в степь и поговорим.

– Согласен. Я только одного не понял, как ты собираешься в бункер попасть? Там же три рубежа охраны.

– Есть одна идея, должно сработать, – задумчиво отозвался Володя.

– Ты только не забывай, что начинать мы будем с голыми руками. Так что старт прорабатывать придётся тщательно.

– На старт я вообще один пойду. Остальные вступят, когда охрану пройду. Ты сам видел, там пока одни двери не закроются, другие не откроешь. Вот и выходит, что начинать изнутри придётся и идти в обратную сторону, на выход.

– Ага, а пока ты с дверями возиться будешь, те, кто внутри, из тебя решето сделают, – фыркнул Макс.

– Это если охрана успеет на тревожную кнопку нажать. Именно на это я и рассчитываю. Скорость нашего передвижения на порядок выше, чем у обычных людей. На это я ставку и сделаю.

– Ты? А почему именно ты?

– Идея моя, значит, и делать мне, – пожал плечами Владимир.

– Не уверен. Тут подумать надо, – с сомнением протянул Макс.

– Ты по классификации очкастого кто?

– Медведь, – криво усмехнулся Макс.

– А я рысь. Сам понимаешь, реакция у кошачьих всё равно выше.

– Странно, что он тебе акульи жабры не вздумал вживить, – проворчал в ответ Макс. – От этого ненормального всего ожидать можно было. А уж если учесть твою специализацию…

– Я и сам об этом думал. Не поверишь, несколько раз ловил себя на том, что в зеркало себе спину рассматриваю, – усмехнулся в ответ Владимир.

– А почему спину? – не понял Макс.

– А помнишь, у Беляева, в романе про человека-амфибию?

– Не-а. Я вообще не любитель читать. Как-то всё больше спортом увлекался, – смущённо признался Макс.

– Понятно, – кивнул в ответ Володя. – В общем, эта идея не нова. Там, в романе, один профессор ребёнку жабры акулы вживил, в спину. Именно поэтому я себе спину и осматривал. От этого психа всего ожидать можно.

– Это точно. А чего ты вдруг именно сейчас уходить решил?

– Мы своё дело сделали. Недаром же нам сюда кучу женщин пригнали. Похоже, вторая часть балета началась. Теперь ему, видишь ли, вздумалось от нас детей получить и начать их на составные части раскладывать. А раз так, то и нам пора валить отсюда.

– А ведь ты, братишка, прав. На все сто. Что-то я со всеми этими делами совсем с головой дружить перестал, – растерянно протянул Макс.

– Одно слово, медведь, – усмехнулся Володя.

– Вот только про медвежью тупость не надо. Мишка зверь серьёзный, – с лёгкой улыбкой быстро ответил Макс, выставив перед собой огромные ладони.

– Не буду, – слабо улыбнувшись, ответил Владимир и, отдав приятелю кружку, осторожно улёгся на койку.

Двое суток «дьявол» только и делал, что спал, поднимаясь с койки только чтобы перекусить. Вечером третьего дня, умывшись и глотнув крепкого чаю, Володя вернулся в барак и, найдя взглядом Макса, осторожным кивком головы указал ему на дверь. Чуть усмехнувшись, огромный боец поднялся и медленно, словно нехотя двинулся к выходу. Убедившись, что приятель его понял, Володя выскользнул за дверь и, не спеша дойдя до угла барака, оглянулся.

Вышедший следом за ним Макс старательно прикрыл за собой дверь и, быстро подойдя к бойцу, тихо сказал:

– Выкладывай, чего удумал.

– Всё просто и сложно одновременно. Нас контролируют постоянно. Значит, из барака парни смогут выйти только по одному. Как только я разберусь с охраной, в дело вступите вы. Но главное, обойти камеры наблюдения. Выходит, нужно придумать сигнал или расписать партитуру до секунды.

– Придумать не вопрос, но я так толком ничего и не понял, – откровенно признался Макс.

– Я иду в бункер и требую приёма у врача. После того, как этот гад меня поджарил, такому требованию никто не удивится. А как только окажусь за третьим рубежом, начну работать. Потом выхожу на второй рубеж, и после первого открываю вход в бункер. Вы входите, ну, а дальше дело техники. Главное, никого до смерти не зашибить. Трупов нам не надо, чтобы служба безопасности, озверев, вдогонку не кинулась. Не хочется вольную жизнь лишней кровью отмечать.

– На первый взгляд авантюра полная, – подумав, ответил Макс. – Самое паршивое, что тебя прикрыть будет некому.

– Плевать. Главное двери открыть, а дальше, как судьба решит, – отмахнулся Володя.

– Погоди, Вовка. Не шебурши. Рациональное зерно в твоих измышлениях есть. Только сделать всё надо так, чтобы это не стал наш последний и решительный бой. Многим тут ещё с оккупантами посчитаться надо.

– Ты с парнями говорил, – моментально вскинулся Володя.

– Говорил, конечно. В общем, так. Общим собранием уродов твой план был одобрен единогласно. Так что давай думать.

– А тут думай, не думай, другого выхода нет. В бункер нас всех скопом давно уже не водят. Стараются всё необходимое сюда доставлять. Так что попасть туда мы можем только одним способом.

– Согласен. Но сделаем мы немножко не так.

– А как? – не понял Владимир.

– Используем то, что нам так мешает. Видеокамеры. Ты в бараке сделаешь вид, что в обморок упал. Я тебя хватаю и бегом в бункер. Так мы оба все рубежи охраны пройдём, и будет кому тебе спину прикрыть. Ну, а парни вроде как за тебя беспокоятся, следом за нами из барака выходят. А остальное, как сам уже сказал, дело техники. Вскрываем арсенал, берём продукты, технику и уходим. Остаётся главный вопрос. Куда?

– А сам-то как думаешь?

– Ну, простейший вариант – на восток. Где основные события происходили. Ну, или на Кавказ. Там говорят, снова всякие ваххабиты оживились.

– Всё неймётся этой сволочи. Сами не живут и другим не дают, – прошипел Володя. – Но это самые простые пути. По которым нас вычислить проще всего. А значит, и засаду устроить на раз-два. Нет. Нужен маршрут, на котором нас искать никто не станет. Нелогичный. Такой, про который подумают в последнюю очередь.

– Ну, таких маршрутов у нас не много. Если только на Москву или на Питер. Только что мы там делать будем?

– В Питере наша база военно-морского флота, где нас готовили. А в Москве база сухопутных войск. Там половина наших подготовку в своё время проходила. Но в Питер нам совсем не надо, слишком далеко, а вот до Москвы мы добраться точно сможем. А самое главное, что искать нас там никто не станет. Все решат, что мы вдоль границы пойдём.

– С чего это ты взял, что они так решат? Сам знаешь, наши мозгокруты свой хлеб не даром едят.

– А мы финт ушами сделаем. Двинемся вдоль границы, в паре мест засветимся, а потом на Москву уйдём.

– Катер бы хороший найти, можно было бы по Дону уйти, – мечтательно протянул Макс.

– Ага, там нас с «крокодила» бы и накрыли, тёпленьких. Нет. Придётся в пехоту переквалифицироваться. Оторвёмся в первые часы, технику бросим и пешочком.

– Не. В первые часы слишком мало. Придётся всё топливо до капли выжечь, а уж потом можно и пешочком, – решительно покачал головой Макс. – Нам главное время выиграть. Чтобы сразу погоню не организовали.

– Ну, это не сложно. «Крокодилов» тут нет, а колёсную технику из строя вывести плёвое дело. Пару шин на каждой тарахтелке пропорол, и вся недолга. Пока с ближайшим военным аэродромом свяжутся, пока метлу в воздух поднимут, мы уже далеко будем. Так что, даже если на машине маяк будет, не страшно. За несколько часов форы мы полторы сотни вёрст на колёсах отмахаем, ну, а дальше дай бог ноги. Благо бегать нам не привыкать.

– Это точно, – усмехнулся Володя.

– Так что? Когда начнём?

– Не будем резину тянуть. Скажи парням, чтобы завтра вечером готовы были, – решительно ответил «дьявол».

Кивнув, Макс круто развернулся и первым вернулся в барак. Выждав пару минут, Володя отправился следом за ним, продолжая обдумывать план побега. Эта мысль пришла ему давно, но обрастать подробностями идея начала после того, как бывшему «морскому дьяволу» пришлось испытать на себе очередное изобретение профессора. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения спецназовца.

* * *

Вот уже полтора месяца Никита обитал на территории базы, выходя из подземного КП только по ночам. Отлично зная, чем грозят его наклонности обитателям базы в полнолуние, полковник Иевлев долго и старательно выяснял, как лучше расставить посты и куда спрятать караул. Понимая его беспокойство, Никита грустно улыбнулся и, вздохнув, ответил:

– Посты расставляйте, как вам удобно. Можете не беспокоиться, своих не трону. За периметром бомжей хватает.

– А может, тебе свежего мяса привезти? – осторожно спросил полковник.

– Не поможет. Как я понял, дело тут не в мясе, а человеческих генах. Ну, вроде как лекарство, которое мне помогает обратно в нормальное состояние вернуться. Пробовал я обычное мясо. Всё равно на охоту тянет. Охота, борьба, это всё интересно, а вот не хватает чего-то, хоть тресни. Короче, методом научного тыка выяснил, что без человечины не обойтись.

– Ладно, братишка. Как поступить, тебе лучше знать, – устало вздохнул Иевлев.

– Не кисни, командир. Это не самая большая проблема. По секрету скажу, я, когда оборачиваюсь, разума не теряю. Инстинкты просыпаются, чувства все обостряются и на живую кровь тянет сильно. А так всё соображаю.

– А самому не противно? – неожиданно спросил Иевлев и вздрогнул, словно сам испугался своего вопроса.

– Поначалу было, – помолчав, ответил Никита. – Потом полегче стало. А сначала, после каждой охоты, как обратно обернусь, так обязательно наизнанку выворачивало. Сам себя ненавидел. Даже пытался себя голодом заморить. Не вышло. Так и привык. До той зачистки словно и не жил толком. Так, существовал от охоты до охоты, и всё.

– Странно как-то получается. В полнолуние, без охоты никуда, а в остальное время человек как человек. В чём смысл-то тогда?

– В том, что у меня скорость движения, реакции и сила на порядок выше, чем у обычного человека, – улыбнулся Никита. – Похоже, этого они и добивались.

– Так всё это у вас и так повышенное было, – пожал плечами Иевлев.

– Так я про наших бойцов и говорил. Цивилов я в расчёт вообще не беру. Что ни говори, но даже при всей нашей выучке мы всё равно люди. Обычные, простые люди. Со своими привычками и слабостями.

– А после?..

– До встречи с той девчонкой я, откровенно говоря, думал, что у меня вообще никаких эмоций не осталось. Но как выяснилось, что-то человеческое ещё есть. А что там с моим воскрешением? – вдруг без всякого перехода спросил Никита.

– Всё думаю, под каким соусом тебя командованию подать. Уже мозги себе набок свернул, кучу бумаги извёл, а всё ерунда какая-то получается. Сказка для взрослых, – растерянно вздохнул Иевлев. – Вся беда в том, что любую из моих версий никто даже проверить не сможет. Ничего, кроме наших слов. Сам же говоришь, что от всего света прятался. Только на охоту выходил.

– Вот пусть у потенциального противника и поинтересуются, сколько у них в караулах народу непонятно кем убито, – зло фыркнул в ответ Никита.

– Не злись, братишка. Злостью тут не поможешь. В общем, так. Я тебе пока сам удостоверение выпишу, чтоб ты с базы выходить мог, а дальше видно будет.

– Как это сам? – не понял Никита.

– Есть у меня пара чистых бланков с печатями. Старого образца правда, но об этом мало кто знает. В крайнем случае мой номер телефона назовёшь. База у нас старая, глухая, так что вполне прокатить может. При глубокой разработке всплывет, конечно, но для обычного патруля должно хватить, – с непонятной усмешкой ответил Иевлев.

Задумчиво посмотрев на него, Никита неожиданно понял, на что идёт его командир. За такие художества в военное время вполне можно и под расстрел угодить. Не говоря уже о том, чтобы вылететь со службы, лишившись всех чинов званий и выслуги. Дав себе слово быть предельно осторожным, Никита кивнул и, помолчав, тихо сказал:

– Спасибо, командир.

– Ай, брось ты, – отмахнулся полковник. – Это я перед тобой в долгу.

– В каком это? – не понял Никита.

– В таком, – нехотя скривился полковник.

– Так, командир. Я, может, чего-то не понимаю? – окончательно растерялся Никита.

– А чего тут непонятного? Жизни ваши я вам задолжал. То, что не сумел вовремя отстоять перед начальством. Что бойцов своих так изуродовать позволил, – с неожиданным надрывом ответил полковник.

– Палыч, чего ты теперь-то? – выдохнул Никита.

– Короче. Давай замнём для ясности, – взяв себя в руки, буркнул Иевлев. – Давай лучше подумаем, как тебя воскресить.

– Да мне, в общем-то, всё равно. А что по профессору?

– Уехал профессор. Куда-то в Приазовье.

– А Приазовье? – задумчиво переспросил Никита. – Если я ничего не путаю, там, в степи у нашего ведомства серьёзная база была. С учётом всех нынешних реалий, вполне можно допустить, что этот чёртов проект не закончился.

– Похоже, – подумав, кивнул Иевлев. – Моим ребятам так и не удалось выяснить точный адрес. Так что похоже. Так прикрыть может только контора.

– И что теперь делать?

– А хрен его знает. Ума не приложу, как его достать.

– А может, мне объявиться официально? – задумчиво протянул Никита. – Так сказать, вылезти из небытия со всеми своими обвинениями. Начнётся серьёзный разбор полётов, нашего очкастого друга притащат пред высокие очи за ноздри, ну, а дальше видно будет. Глядишь, и подвернётся момент шею ему свернуть.

– Погоди. Ты же вроде хотел из него вакцину выбить или передумал уже? – не понял Иевлев.

– Откровенно говоря, думаю, такой вакцины у него просто нет. Зачем придумывать антидот тем, кто всё равно сдохнет? – мрачно усмехнулся Никита.

– Выходит, ты просто отмстить хочешь?

– Нет. Месть тут ни при чём. Не хочу дать ему возможность испохабить жизнь ещё кому-нибудь. Да. Так будет правильно, – решительно ответил Никита.

– Совсем с ума сошёл?! За такую выходку тебя тут же к стенке поставят. Это не бомж подзаборный, а засекреченный профессор.

– А кто сказал, что я это в трезвом уме сделаю? – иронично усмехнулся Никита. – Буду резину до полнолуния тянуть, а потом просто не справлюсь с привитыми желаниями, помноженными на личную неприязнь.

– И что потом? Расстрел? Тюрьма пожизненно? Или закрытое НИИ, которое ничуть не лучше тюрьмы? – вздохнул полковник.

– Ну, и из тюрьмы, и из НИИ всегда вырваться можно. А расстрел не такая уж опасная штука. Нечто подобное я уже проходил, и, как видите, жив.

– В каком смысле проходил? – не понял Иевлев.

– На минном поле. Я с него как решето уполз. Одни дыры и сплошная вентиляция. Мелькнула у меня тогда одна мыслишка.

– Это какая же?

– Что убить меня можно только прямым попаданием в голову или какое другое жизненно важное место. Как у кошки, девять жизней.

– Ты бы не упирал на эту ерунду, – осторожно протянул полковник. – Полагайся лучше на опыт и знания. А все эти сказки оставь цивилам.

– Не переживай, командир. То, что я про это говорю, не значит, что я в это верю. Хотя, если говорить откровенно, что-то необычное в моём организме действительно появилось. И это не только тяга к человечине.

– Да ну тебя к чёрту! Совсем меня запутал, – огрызнулся Иевлев, заметив весёлые искорки, сверкнувшие в глазах парня.

– Значит, на том и порешим, – усмехнулся в ответ Никита. – Подавайте рапорт и не забудьте числа правильно указать, чтобы к вам лишних вопросов не было. Я пришёл, вы меня опознали и с ходу отправили рапорт по инстанциям, как и положено. С остальным я разберусь сам.

– На, читай. Если подходит, эту цидульку и отправим, – вздохнув, ответил полковник, протягивая парню лист бумаги.

Внимательно прочтя отпечатанный текст, Никита небрежно бросил его на стол и, чуть пожав плечами, сказал:

– Можно и так. По большому счёту мне до лампочки, под каким соусом вы меня подадите. Главное, упирайте на то, что меня нужно держать на базе, подальше от людей. Если попытаются запереть, буду уходить жёстко. Я должен быть мобилен.

– Вот этого я тебе в данной ситуации обещать не могу никак. Сам понимаешь, такие решения не я принимать буду, – со вздохом ответил Иевлев.

– Знаю, потому и говорю, что на эту тему особо упирать надо. А вообще, если откровенно, то с некоторого момента мне уже всё равно, что со мной дальше будет. Главное, до подонка очкастого добраться, а остальное уже не важно.

– Хватит мне этот бред нести. Не важно. Жив, здоров, руки-ноги на месте, вот и радуйся. А то сидит тут, вселенскую скорбь изображает, – неожиданно вызверился полковник.

– Я бы с вами согласился, не стань я людоедом из-за этого урода. Знаете, что такое каждое полнолуние мечтать о том, как вцепишься зубами в живого человека? Что такое мечтать пить кровь из его вены? Знаете, каково на вкус человеческое мясо? – вдруг зарычал Никита, медленно поднимаясь на ноги.

Не ожидавший от него такой вспышки полковник растерянно замер, лихорадочно пытаясь сообразить, что делать дальше. Замолчав, парень продолжал сверлить бывшего командира долгим, немигающим взглядом, от которого полковнику сразу стало не по себе. Напряжение сгустилось до осязаемого состояния. Не выдержав, Иевлев отвёл взгляд и, зябко передёрнув плечами, тихо буркнул:

– Прости, братишка. Глупость сморозил.

– И ты извини, командир. Только это не нытьё. Это то, во что мою жизнь превратили, – по-звериному встряхнувшись, ответил Никита.

– Да уж, такого и врагу не пожелаешь, – вздохнул полковник, утирая лицо чуть подрагивающей рукой. – Даже спрашивать не хочу, как ты живёшь с этим.

– И лучше не спрашивай, – вздохнул в ответ Никита.

– А если серьёзно? Как справляешься? Я это к тому, что, может, тебя с нашим эскулапом свести? Может, пилюлю какую найдёт, чтобы полегче было.

– От моей болезни пилюль нет. Не придумали, – вздохнул Никита. – Но за предложение всё равно спасибо.

– Не стоит. Но учти, ещё раз вздумаешь на меня гавкнуть, точно в рыло дам.

– Лучше не пытайся. Я не просто так говорю, что у меня теперь реакция на порядок выше человеческой.

– Так. Давай замнём эту беседу. Что-то она меня раздражать начала, – нервно усмехнувшись, ответил Иевлев. – В общем, так. Я завтра эту бумаженцию отправляю по инстанциям, а дальше план война покажет.

– Годится, – вздохнул Никита, медленно поднимаясь на ноги.

– Ты куда сейчас?

– К себе, под землю, – пожал плечами парень. – Утро скоро, исчезнуть пора.

– Надеюсь, скоро необходимость в такой конспирации отпадёт.

– Надежды юношей питают, – иронично усмехнулся Никита.

– Твоё отношение к начальству просто пышет оптимизмом, – не удержался полковник от сарказма.

– Я слишком хорошо знаю, где живу, – не сумел промолчать Никита. – Всё. Я пошёл. А то и вправду поссоримся.

– Надеюсь, что нет, – покачал головой Иевлев.

Поднявшись, парень бесшумно выскользнул в коридор и, прикрыв за собой дверь, растворился в темноте.

Глядя на закрывшуюся дверь долгим, полным боли взглядом, полковник сжал ладонями виски и, облокотившись на стол, прошептал:

– За что же тебя так изуродовали, братишка?

* * *

Эту ночь подчинённые генерала Маркова запомнили на всю оставшуюся жизнь. Едва прозвучал сигнал отбоя и все службы разбрелись по своим отсекам, как у входа в бункер появилась огромная фигура бойца с телом на плече, с ходу загрохотав кулаком по железной двери. Не ожидавший такого явления дежурный, не имевший возможности наблюдать за подопытными в прямом эфире, дрожащим пальцем прижал кнопку переговорного устройства и, склонившись к микрофону, спросил, в чём дело.

Услышав в ответ требование срочно привести врача, лейтенант оглянулся на своего помощника и, чуть пожав плечами, ответил, что врач уже отдыхает. Но пришедший оказался настойчивым. Шарахнув ногой по двери так, что посыпалась штукатурка, боец пообещал лично доложить генералу, что нуждающийся в помощи подопытный умер только потому, что одному тупому лейтенанту было лень оторвать от стула свою тощую задницу. Сообразив, что это не пустая угроза, и что боец действительно может окочуриться прямо у дверей бункера, дежурный нажал на кнопку открытия двери, приняв вид оскорблённого достоинства.

Проводив прошедшего по узкому коридору бойца настороженным взглядом, он с интересом покосился на свисавшего с его плеч мужчину и, дождавшись, когда парочка скроется за следующей дверью, проворчал:

– И где только они такое бычьё набрали. Это же не люди, это монстры какие-то. Из каждого можно двух сделать.

Убедившись, что пришедших пропустили дальше, лейтенант вернулся к разглядыванию картинок в мужском журнале, случайно оказавшемся в тумбочке караульного помещения. Издание было старым, но девушки на картинках от этого хуже не стали. Увлёкшись созерцанием роскошных женских тел, он не услышал, как дверь в дежурку открылась, а его помощник удивлённо ахнул. В себя лейтенант пришёл только после того, как чей-то пудовый кулак обрушился ему на затылок. После этого перед глазами дежурного вспыхнули разноцветные огни, и любитель клубнички провалился в небытие.

Связав молодого дурня ремнем, снятым с него же, Макс удовлетворённо кивнул и, хлопнув пальцем по кнопке открывания двери, с удовольствием увидел на мониторе, как бойцы, стремительно выскользнув из-за угла, бесшумно влетели в тамбур. С этой минуты пошла настоящая работа. Для соскучившихся по настоящему делу профессионалов обезвредить караул бункера стало делом нескольких минут.

Никто из солдат, находившихся в ту злополучную ночь в караульном помещении, так и не понял, что произошло и кто напал на них. Ворвавшиеся в караулку, словно духи мщения, бойцы не разменивались на приказы и разговоры. Стремительные, мощные удары тренированных убийц отправляли в нокаут всех без разбора, а толстые стены бункера скрыли все звуки от посторонних. Связав и обезоружив караул, бойцы вскрыли двери арсенала и, вычистив его под метёлку, так же бесшумно проникли в гараж.

Пользуясь тем, что вся система сигнализации управлялась из помещения дежурного по бункеру, они разблокировали все нужные им двери и, погрузившись в выбранный грузовик, исчезли в степи. Возникшую проблему обнаружили только под утро, когда сидевшие за мониторами наблюдатели решили сделать небольшой перерыв и сходить на кухню, выпить кофе. Как оказалось, дверь отдела наблюдения была закрыта снаружи, и выбраться им не удалось. Все попытки дозвониться до караульного помещения или до дежурной части тоже не увенчались успехом.

После этого было принято решение связаться с самим командиром части, то бишь бункера. Не сообразивший спросонок, в чём дело, Марков долго выяснял, кто ему звонит и чего хочет, а когда, наконец, сообразил, что что-то идёт не так, выскочил из своих апартаментов в том, в чём спал. В трусах и с пистолетом в руке. Пробежав длинными коридорами бункера, генерал добрался до пункта наблюдения и, уставившись на лом, подпирающий железную дверь, растерянно замер.

Первая мысль, пришедшая ему в голову, что это чья-то глупая шутка. Изнывающие от скуки солдаты иногда устраивали подобные розыгрыши, но обычно делали они это между собой и к офицерам не лезли. Особенно к офицерам, находившимся на службе. Убрав лом, Марков открыл дверь и, шагнув в помещение, первым делом подошёл к мониторам наблюдения за бараком. Внимательно всмотревшись в почти чёрный экран, он резко обернулся к старшему смены и быстро спросил:

– Почему так темно? Где дежурный свет?

– Один из парней запустил в лампу табуреткой. Выяснять, зачем, я не стал. Жить хочется, – пожал плечами капитан, украшенный шрамом через всё лицо.

– Что со связью? – спросил Марков, сделав вид, что не заметил капитанской наглости.

– Понятия не имею. На вызовы не отвечают, а выйти мы не могли.

– Вас кто-то запер, – растерянно ответил Марков, оглядываясь на дверь. – Чёрт, что здесь вообще происходит?

Развернувшись, он стремительным шагом направился в караулку. Проводив его ироничным взглядом, капитан вздохнул и, сложив руки на груди, негромко сказал:

– Ну, мужики, кажись, и кончилась моя служба.

– С чего это? – не понял один из молодых лейтенантов.

– Если мне чутьё не изменяет, то всё это неспроста. Недаром же у меня всю ночь свербит в месте, ответственном за нюх. Ох, и буча сейчас будет…

– Да в чём дело-то? – спросил лейтенант, но ответить ему капитан не успел.

Тишину бункера разорвала сирена. Но вместо грохота сапог, в коридоре зазвучали только удивлённые голоса. Дальше начался кошмар из анекдота. Ничего не понимающие служащие растерянно топтались в коридоре, с интересом выслушивая многоэтажный мат генерала и громкий хохот офицеров пункта наблюдения, вытаскивавших из дежурки и караульного помещения связанных солдат караула.

На самого Маркова было жалко смотреть. Стоя посреди коридора, генерал бессильно уронил руки, удерживая пистолет за скобу одним пальцем, даже не осознавая, что у него в руке оружие. До него, наконец, дошло, кто это сделал и что стало с его проектом. Отправленный в арсенал капитан вернулся обратно и, сунув руки в карманы, громко, на весь бункер возвестил:

– Всё вынесли. До последнего патрона. Теперь за ними даже гнаться бесполезно. С таким количеством оружия они любой заградотряд в клочья разнесут.

Понимая справедливость его слов, генерал смог только молча кивнуть. Отлично зная, на что способны эти люди, Марков пытался понять, как такое могло случиться и куда они могли уйти? А самое главное, что теперь делать дальше? Это было ужасно. Стоять на пороге исполнения всех своих планов и желаний и вдруг оказаться у разбитого корыта. Такого краха Марков в своей жизни ещё не испытывал. Неожиданно, подняв глаза, генерал увидел в конце коридора выбравшегося из госпитального отсека профессора и вдруг подумал, что это именно из-за его снобизма и наглости такой роскошный план окончился прахом.

Зарычав не хуже взбесившегося зверя, генерал метнулся через весь коридор и со всего размаху приложился к профессорской физиономии кулаком, в котором всё ещё продолжал сжимать пистолет. Сила удара, помноженная на разбег и вес тела, отбросила профессора в конец коридора. Врезавшись в стену, Лихтман сполз по ней на пол, закатив глаза под лоб. Не помня себя от ярости, генерал принялся вколачивать его в пол, совершенно забыв, что выскочил в коридор в трусах и тапочках.

Как следствие, удары ногами не причиняли профессору особого вреда, но сам процесс оказался для генерала очень увлекательным. Остановился Марков только после того, как его оттащили в сторону офицеры дежурной смены. Кое-как очнувшись и придя в себя, генерал вырвался из рук подчинённых и, молча передёрнув затвор, прошипел, наводя ствол в лоб профессору:

– Всё, мразь, ты доигрался. Молись, если умеешь.

Ещё не полностью пришедший в себя после побоев профессор, увидев пистолетный ствол, попытался отползти в сторону, но удар вооружённого кулака не прошёл даром. В итоге, после нескольких дёрганых движений, он остался там, где упал. Понимая, что будет сейчас убит, профессор крепко зажмурился и задержал дыхание, словно собирался прыгнуть в воду. Словно в ответ на его безмолвную молитву, из пункта связи выскочил дежурный связист и, недолго думая, заорал на весь бункер:

– Господин генерал, Москва на проводе!

При современных средствах коммуникации фраза звучала по-дурацки, но она наиболее чётко отражала состояние дел. Вздрогнув, Марков опустил оружие и, шагнув в помещение, бросил через плечо:

– Этого никуда не отпускать. Вернусь, закончу.

Десять минут его отсутствия сохранили профессору жизнь. Выйдя из радиорубки, генерал задумчиво огляделся и, найдя взглядом дежурного лейтенанта, которого бойцы уже успели развязать и привести в чувство, приказал:

– Мою машину к бункеру. Этого козла одеть и в машину. Его в Москве видеть хотят. Группу охраны в ружьё. После этого побега я не хочу рисковать.

Развернувшись, генерал быстрым шагом прошёл в свои покои, одеваться. Быстро облачаясь в форму и собирая сменные вещи, он продолжал размышлять. Теперь, успокоившись и обретя ясность мысли, Марков мог обдумать сложившуюся ситуацию и попытаться найти выход из неё. Если он не мог остановить этот побег, значит, нужно возглавить его и попытаться направить сбежавших зверей по нужной ему дороге. Но сначала нужно было понять, зачем в штабе хотят видеть профессора.

Теперь, после этого ночного звонка, для Маркова это стало первоочередной задачей, решив которую, он сможет избежать ненужного внимания к проекту и, вполне возможно, сохранит погоны. Хотя, если быть откровенным перед самим собой, чего-то подобного он давно должен был ожидать. Нельзя восемь лет подряд активно использовать государственные средства, при этом удерживая всех аудиторов на расстоянии, прикрываясь режимом секретности.

Собравшись, генерал медленно, словно нехотя открыл свой сейф и, уложив в кейс все видеоматериалы по проекту, задумчиво замер, рассматривая лежащие на железной полке папки. Так и не придя к однозначному решению, Марков захлопнул дверцу и, решительно повернув ключ, выпрямился. Везти с собой все материалы он не хотел. В конце концов, точная причина этого вызова пока оставалась ему неизвестной.

В крайнем случае у него всегда будет повод вернуться сюда и забрать необходимые материалы. К тому же всегда оставалась возможность на худой конец просто уничтожить то, что он не захочет показывать проверяющим. На этот случай в сейфе была установлена особая придумка, заказанная погибшим при недавнем взрыве мастерам из технического отдела. Специальный датчик, срабатывавший на крошечный микрочип, встроенный в брелок на кольце с ключами, отдавал сигнал о неправомочном проникновении, и в сейфе взрывался термический заряд, уничтожавший всё содержимое сейфа.

Убедившись, что собрал всё необходимое, Марков запер свои покои и, выйдя в коридор, решительно зашагал к выходу. Служебный джип уже урчал у дверей. Убедившись, что профессора уже одели и надёжно пристегнули к ручке двери браслетами, генерал одобрительно кивнул и, усевшись в салон, коротко скомандовал:

– На аэродром.

* * *

Тяжёлый армейский грузовик нёсся по степи в сторону казахской границы, распугивая рёвом мотора стада джейранов и едва не отрывая колёса от дороги при вхождении в поворот. Сидевший за рулём этого многотонного монстра Макс радостно хохотал, то и дело оглядываясь на сидящего рядом Володьку и весело выкрикивая:

– Вырвались, братишка! Вырвались!

Сжимавший в руках автомат Володя только улыбался в ответ и каждые две минуты всматривался в боковое зеркало, ожидая погони. Сообразив, о чём он думает, Макс на секунду оторвал руку от руля и, хлопнув напарника по плечу, с довольным видом произнёс:

– Не пыхти, братишка. Мы их так упаковали, что не скоро вывернутся. Так что время ещё есть.

– В том-то и дело. Уж больно просто всё прошло. Как по маслу, – настороженно прошипел Володька.

– Не впадай в паранойю. Не ожидали они от нас такой наглости. Три года измывались, а мы глотали. Вот они и расслабились. Так что если и кинутся искать, то не раньше утра. Лучше подумай, где машину бросим?

– Лучше всего за Цимлянским водохранилищем, не доезжая берега Волги.

– Ну, это уж как получится, – пожал плечами Макс. – В общем, как горючка кончается, так с ходу переходим в пехоту и рвём к московской базе.

– Именно так, – кивнул бывший «морской дьявол», снова выглядывая в окно.

Он действительно ожидал появления преследователей в любую секунду, но время шло, а погони всё не было. Это не могло не настораживать, ведь что ни говори, а они совершили нападение на особо охраняемый объект и похитили кучу оружия, не говоря уже про технику. Ко всем прочим грехам они нарушили прямой приказ оставаться в распоряжении руководителя данного проекта. Так что погоню нужно было ожидать с минуты на минуту.

Единственное, что мирило Володю со всеми этими неприятностями, было осознание того факта, что базу они взяли виртуозно. Голыми руками, не пролив при захвате ни единой капли крови. Дежурной смене и в голову не пришло, что двое безоружных бойцов осмелятся наброситься на вооружённых офицеров. Но именно на это и была рассчитана вся идея. Больше всего Володю беспокоил только один момент. Перед тем, как бойцы должны были уйти из барака, одному из них предстояло разыграть ярость и устранить дежурное освещение.

По правилам в этом случае из бункера должны были выслать дежурную смену электриков в сопровождении караула и в обязательном порядке устранить неисправность. Но в свете последних событий, после неприкрытой агрессии со стороны бойцов, соваться в бункер во внеурочное время охотников было не много. По плану, бойцы должны были нейтрализовать всех пришедших и подойти к дверям бункера уже вооружёнными. За это время им с Максом предстояло разобраться с дежурной сменой и караулом.

Решающую роль в схватке сыграла скорость движения бойцов. Несмотря на различные тесты и обследования, каждый из них продолжал тренироваться, стараясь держать себя в необходимой форме. Ведь рано или поздно этот проклятый эксперимент должен был закончиться, а значит, они должны быть готовыми к реальному бою. Именно эта мысль заставляла всех бойцов каждое утро совершать многокилометровые пробежки и по нескольку часов в день отрабатывать приёмы рукопашного боя.

Рассвет застал их в полутора сотнях километров от бункера, на берегу водохранилища. Несмотря на то, что Макс старательно выжимал из мотора всё возможное, грузовик не гоночный болид, и больше сотни в час из него не выжмешь. Учитывая, что большую часть дороги им пришлось ехать по пересечённой местности, то всё становилось на свои места. Задумчиво покосившись на водную гладь, Володя перевёл взгляд на датчик уровня топлива и, убедившись, что горючки осталось ровно четверть бака, решительно приказал:

– Гони дальше, к каналу. Бросим машину, а там уйдём на другую сторону. В любом случае нам теперь все дороги открыты. Главное, никому на глаза не попадаться.

– Вот в этом у нас самая большая проблема. Куча здоровенных мужиков, обвешанных стволами от ушей до яиц. Такое стадо даже слепой заметит, – мрачно скривился Макс. – Машину бы сменить.

– Это было бы здорово. Да где её взять? – задумчиво отозвался Володя.

– Может, в деревне какой угоним?

– Ага, нам только полиции на хвосте не хватает, – скептически хмыкнул «дьявол». – Тебе команды ликвидаторов мало?

– Думаешь, нас решат убрать? – недоверчиво спросил Макс.

– А как бы ты поступил, если бы у тебя куча озверелых тварей с цепи сорвалась? – мрачно усмехнулся Володя.

– Ты это про кого сейчас? – возмутился Макс.

– Ну не про генерала же, – пожал плечами «дьявол». – Сам подумай, кем ещё мы для них являемся? Вспомни, как нас тот профессор называл. Тупое мясо. Вот кто мы для них. Не офицеры, не бойцы элитных подразделений. Тупое мясо.

В голосе «морского дьявола» прозвучало столько горечи и обиды, что сидевший за рулём Макс только растерянно крякнул. Помолчав, он переключил передачу и, быстро оглянувшись на приятеля, ответил:

– Для очкастого мы, может, и мясо. А для тех, кто про всё это дерьмо и понятия не имеет, солдаты. Те самые солдаты, которые поклялись когда-то их защищать. И то, что с нами случилось, к ним не имеет никакого отношения.

– Это всё верно. Только ты забываешь о том факте, что после окончания войны нам придётся охотиться именно на этих людей. Сам знаешь, без живого мяса нам не прожить, – глухо ответил Володя, с хрустом сжимая кулаки.

– Выходит, мы все инструмент одноразового использования? – растерялся Макс. – Не будет войны, и мы не нужны станем?

– А ты думал, всё так просто? – вздохнул Володя.

– Но ведь мы можем и без человечины обходиться, – не унимался огромный боец, всё ещё не веря услышанное.

– Временно можем. Я втихую над собой один эксперимент провёл. Попытался только мясом животных обходиться. Через полгода обратно в себя еле обернуться сумел. Думал, так полузверем и останусь. До барака еле ноги дотащил. И это несмотря на то, что на охоту вместе со всеми выходил. Так что без человечины мы никуда.

– Чёрт, а ведь верно. Об этом я как-то не подумал. Что ж теперь делать-то?

– А хрен его знает. Лично для меня выход только один. Добраться до дальневосточной границы и устроить этим косоглазым такой ад, чтобы они меня больше собственной смерти боялись.

– А дальше? – не понял Макс.

– А дальше им меня просто придётся прикончить. Но до этого я им успею как следует нервы помотать. Хоть какая-то польза от всего этого будет. Раз уж будущего лишили, так хоть в настоящем дело сделаю, – ответил Володя с неожиданной яростью.

– Это обдумать надо, – помолчав, ответил Макс, продолжая уверенно гнать машину вперёд.

– Думай, только мост не проскочи, – усмехнулся в ответ Володя.

– Слушай, а может, просто утопить это ведро, и пусть головы ломают, куда мы пятки смазали? – неожиданно предложил Макс.

– Тоже можно. Чем больше сложностей для преследователей, тем нам легче.

Друзья замолчали, дружно всматриваясь в дорогу. Вскоре показался шлюзовой канал, у которого стояло несколько речных судов. Бросив быстрый взгляд на датчик топлива, Макс негромко хмыкнул и, кивнув на стоящие суда, спросил:

– А ты этими калошами управлять умеешь?

– Конечно.

– Так может, угоним одно? Вместе с экипажем.

– И куда мы на нём?

– По Волге, прямо до Ярославля, а оттуда до Москвы рукой подать.

– Решил все крупные города собрать? Самара, Нижний, Кострома.

– И что? На то и рассчитано. Кому в голову придёт, что мы машину на такую калошу сменим и открыто по реке пойдём? К тому же у нас под рукой экипаж будет, если что, всегда ими прикрыться можно.

– Совсем озверел? Чтобы я гражданскими прикрывался? – возмутился Володя.

– Так это ж только для погони. Кто сказал, что мы и вправду ими прикрываться будем?

– Так. Погоди. Чего-то я запутался, – проворчал Володя, почёсывая в затылке. – То ты собираешься цивилами прикрываться, то чего-то мудрить собираешься.

– Ну, сам подумай. Кто кроме нас знает, что прикрываться цивилами мы не собираемся? Для всех сторонних мы просто куча озверелых уродов. А значит, должны олицетворять собой всё самое мерзкое. Вспомни, чему нас на курсе учили.

– Ты это про что?

– Людям свойственно прямолинейное мышление, формируемое общественным влиянием. Все считают нас кучкой подонков. Так зачем их разочаровывать?

– А ведь и верно. Я как-то забыл про общественные стандарты со всей этой чехардой. Только вся беда в том, что сейчас страна находится на особом положении. Так что никто ни перед кем отчитываться не станет. В крайнем случае заявят, что ловят банду особо опасных преступников, совершивших побег из тюрьмы. Что не очень, в общем-то, далеко от истины. Опасны? Очень. Банда? Просто посмотри на наши рожи. Система Ломброзо[1]отдыхает. Через пару дней щетиной зарастём так, что детей пугать можно будет. Вооружены? До зубов. Вот тебе и ориентировка для всех и каждого.

– Значит, тем более надо коробку хватать. Чтобы рожами не светиться, – твёрдо ответил Макс.

– Лень ногами шевелить? – иронично усмехнулся Володя.

– Не хочу обратно попасть. И сдохнуть ни за понюх табаку тоже. Вот доберёмся до узкоглазых, а там как господь рассудит. Потому и предлагаю следы путать, как та лиса.

– Аргумент, – подумав, коротко кивнул Володя. – Ладно. Попробуем. Но учти, маршрут каждой такой калоши строго согласован с пароходством или владельцем транспорта.

– Так может, реквизируем в срочном порядке для армейских нужд?

– А вот этого нам точно делать нельзя. Один запрос в штаб армии, и сразу станет ясно, кто эту калошу реквизировал. А на реке мы как прыщ на заднице. Бери голыми руками.

– Короче, твои предложения, – не выдержал Макс.

– Прижмись вон к тому холму, и пошли, – скомандовал Володя.

– Куда?

– На коробку. Осматриваться. Автомат тут оставь. Если что, орудовать будем только пистолетами и кулаками. Не стоит раньше времени народ стволами пугать.

– Ладно. Как скажешь, – покорно кивнул Макс, ловко подгоняя грузовик к указанному холму.

Быстро объяснив друзьям свой план, бойцы быстрым шагом направились к деревянному пирсу, у которого стояло шесть разных судов. Несмотря на ранний час, на двух из них уже вовсю шла работа. Выбрав не самую большую посудину, Володя решительно подошёл к сходням и, окликнув вахтенного, попросил его позвать лоцмана или капитана. Удивлённо покосившись на двух здоровенных мужиков, вахтенный матрос связался по внутренней связи с рубкой.

Вскоре к сходням подошёл пожилой, седой мужчина невысокого роста и, оперевшись руками на леер, с интересом спросил:

– Вам чего, мужики? Матросов я не нанимаю.

– Один вопрос, капитан. Вы в какую сторону идёте? – спросил Володя.

– А вам-то что за дело? – насторожился капитан.

– Есть дело, и очень серьёзное. Чтобы лишних мыслей не было, сразу скажу, мы военные, но сейчас с командованием связаться не можем, а значит, просто реквизировать ваше судно права не имеем. Вот и приходится подходящую попутку искать.

– А документы есть? – не унимался капитан.

– А как же? Офицерское удостоверение, – кивнул Володя и, достав из внутреннего кармана красную корочку с двуглавым орлом, небрежно махнул ею в воздухе, при этом не поднимаясь на палубу. На таком расстоянии, да ещё в сумерках, разглядеть что-либо капитану было сложно.

– Понятно, – кивнул капитан. – В общем, так. Идём мы до Рыбинского водохранилища. Город Рыбинск. Характер груза, думаю, вам не интересен.

– Вы готовы взять на борт попутчиков?

– А сколько вас?

– Тридцать рыл. Взвод, короче говоря.

– Взять-то я вас готов, вот только селить такую кучу народу мне просто некуда. Сами понимаете, это сухогруз, а не прогулочный лайнер.

– Не важно. Крыша над головой есть, сухим пайком нас обеспечили, главное, двигаться, – быстро ответил Володя.

– А документы у всех бойцов есть? – неожиданно спросил капитан.

– У всех. Сами при погрузке увидите, – заверил его Макс и, развернувшись, тихо добавил: – Проследи, чтобы не вздумал отвалить без нас, а я за парнями сбегаю.

Кивнув, Володя не спеша поднялся на борт и, встав рядом с капитаном, словно между делом принялся обсуждать с ним характеристики судна. С ходу уловив родственную душу, капитан с удовольствием принялся описывать ему качества своего детища. Между делом Володя успел заметить, как в стороне от причала, за излучиной реки, что-то звучно плюхнулось в воду. Вскоре к сходням судна подошёл отряд странных, вооружённых до зубов мужчин.

Увидев эту банду, капитан поперхнулся на полуслове и, удивлённо покосившись на Володю, растерянно спросил:

– Это твои, что ли?

– Они самые, – кивнул бывший «дьявол», делая бойцам знак подниматься.

Быстро и почти бесшумно взбежав на борт, бойцы один за другим просочились на нижнюю палубу, и Володя, повернувшись к капитану, сказал, улыбнувшись одними губами:

– Всё, первый после бога. Можем отваливать. Сам понимаешь, светиться нам лишний раз ни к чему.

– Хотелось бы верить, что не втянете вы меня в какую-нибудь пакость, – проворчал в ответ капитан, уже явно жалея, что вообще связался с этими странными парнями.

– Не переживай, кэп. Бойцов везёшь, гарантирую. Просто время сейчас такое, что каждое слово двадцать раз фильтровать приходиться, – истово пообещал ему Володя.

– Надеюсь, эти твои рожи протокольные мне судно на запчасти не разнесут.

– Не смотри, что с виду страшные. Зато внутри добрые и честные и души у них, как цветы, нежные, – усмехнулся Володя, не зная, что ещё пообещать капитану, чтобы успокоить его и заставить отдать команду к отплытию.

– Ладно, цветовод. Отваливаем, – усмехнулся капитан и, приказав поднять сходни, отправился в рубку.

Вскоре небольшой сухогруз отвалил от пирса и, громко рявкнув ревуном, скрылся за излучиной.

* * *

Отправленный в штаб рапорт о возвращении одного из членов погибшей группы произвёл эффект разорвавшейся бомбы. Уже на следующий день после получения рапорта из штаба примчалась комиссия в составе десяти человек, в чине не ниже полковника, и на базе начался настоящий ад. Для начала они на Иевлева насели сразу со всех сторон, требуя немедленно предъявить им воскресшего бойца.

Понимая, что просто так от него не отстанут, полковник с ходу заявил, что боец находится неизвестно где и на связь выходит только сам, не веря больше никому на свете. Услышав, что группа, по мнению бойца, была просто подставлена, члены комиссии дружно замолчали и, переглянувшись, расселись вокруг стола. Настороженно обведя всех сидящих задумчивым взглядом, Иевлев положил руки на стол и приготовился к долгому разговору.

Сейчас ему нужно было извернуться так, чтобы парня не попытались засадить за решётку. Иначе Никита просто исчезнет. Для прожившего на нелегальном положении много лет оборотня это было проще простого. Но нарушать повисшее в кабинете молчание полковник не собирался. Наконец, не выдержав, один из проверяющих спросил:

– А вы сами, Иван Павлович, что обо всём этом думаете?

– Сами понимаете, проверить его рассказ у меня возможности нет, но уж больно всё правильно складывается. Да и смысла ему врать нет. В том, что группа погибла, мы уверены. Во всяком случае, именно такую информацию мне довели. Выходит, тот, кто её проверял, сделал это небрежно или просто формально. В любом случае этот вопрос не ко мне. То, что он раньше не объявился, меня не удивляет. Если вспомнить, какой тут кавардак стоял в самом начале войны, то я вполне допускаю, что кто-то из дежурных телефонистов мог по невнимательности или просто по незнанию не принять названный код. Получив такой ответ после всего, что случилось, я бы тоже забился куда-нибудь поглубже и носа не высовывал. И последняя причина его затворничества, это его новоприобретённые навыки. Сами понимаете, такое нужно сначала как следует осознать и переварить, а уж потом в народ выбираться.

– Секундочку, полковник. О каких таких навыках вы говорите? – насторожился проверяющий, задавший вопрос.

– А вы разве не в курсе? – растерялся Иевлев. – В самом начале войны всю группу, в которую входил старший лейтенант Барсов, подвергли специальной обработке. Научной составляющей я, сами понимаете, не знаю, но после этого они получили очень необычные способности. Скажем так, весьма необычные. Это всё, что я могу сказать. Если хотите узнать что-то подробнее, делайте запрос в штаб и задавайте все вопросы научному руководителю проекта, профессору Лихтману Роберту Карловичу.

– Вот значит как?! – удивлённо протянул внимательно слушавший его полковник. – Слышал я кое-что про этот проект и про этого профессора. Только, боюсь, нас к этому делу и на выстрел не подпустят. Уж очень всё там было странно, включая результаты. Курировал проект генерал-майор Марков.

Услышав знакомую фамилию, все проверяющие дружно скривились. Заметив эти мины, Иевлев чуть усмехнулся. Судя по реакции проверяющих, упомянутый генерал пользовался не самой большой популярностью среди сослуживцев. Помолчав, всё тот же полковник задал следующий вопрос:

– А почему этот Барсов решил обратиться именно к вам?

– Я был командиром его группы. Их у меня забрали прямо с полигона, сразу после проверки. Так что всё логично. К проекту я отношение имел только косвенное. Моё дело – обеспечить группу всем необходимым и подготовить к выходу на задание, да и база расположена в глухом месте, далеко от города. Думаю, будь на моём месте кто-то другой, он бы не проявился. А самое главное, у меня телефонистов нет. Кто знает, может со мной напрямую связаться, что он и сделал.

– Почему вы его не задержали?

– Во-первых, не видел в этом необходимости, во-вторых, вырвавшись, он бы исчез уже навсегда, а в-третьих, у меня не так много людей, чтобы губить их понапрасну. А в том, что он сумел бы вырваться, у меня лично сомнений не возникает.

– Что значит понапрасну? – не понял проверяющий.

– Это связано с его новыми способностями. Скажу только, что арестовать его силами одного взвода невозможно. Если он начнёт отбиваться, от солдат одни ошмётья останутся.

– А разве у вас в комендантском взводе пехота служит? – не понял проверяющий.

– А при чём здесь пехота? Я про наших бойцов говорю, – равнодушно пояснил Иевлев, пожимая плечами.

– Это шутка такая? – развёл руками проверяющий.

– Какие уж тут к чертям собачьим шутки? Это голая правда, – вздохнул Иевлев. – Как уже было выше сказано, все подробности у генерала Маркова.

– Вот значит как?! – снова протянул проверяющий. – Что ж. Значит, пришло время задать генералу несколько не самых приятных вопросов.

Услышав эти слова, Иевлев с интересом покосился на сидящего перед ним полковника. Сухое усталое лицо, внимательные светло-карие глаза, седые, расчёсанные на аккуратный пробор волосы и жилистая, подтянутая фигура. Судя по всему, полковник был опасным противником. А исходя из коротко оброненной фразы, можно было сделать вывод, что перед Иевливым сидел особист.

Посмотрев в умные, внимательные глаза полковника, Иевлев решил играть максимально открыто и любым путём заручиться поддержкой этого офицера. Помолчав, особист повернулся к остальным проверяющим и, чуть улыбнувшись, сказал:

– Ладно, господа. У каждого из вас есть своя задача, так что можете приступать. А мы с полковником пока подумаем, как с этим воскресшим зверем быть.

Сняв телефонную трубку, Иевлев вызвал дежурного по части и, приказав ему развести гостей по всем нужным им службам, повернулся к оставшимся в кабинете. Как выяснилось, особистов было трое. Дождавшись, когда остальные уйдут, старший повернулся к Иевлеву и, неожиданно тепло улыбнувшись, сказал:

– Признавайся, Иван Палыч, сколько ты его уже тут прячешь?

– Месяц. Всё решал, под каким соусом его вам подать, – вздохнул Иевлев.

– Я так и думал, – усмехнулся особист. – Ну не бывает так, чтобы толковый командир своего вдруг воскресшего бойца вот так сразу сдавал. Не бывает.

– Не боитесь, что машинка для дробления пальцев заржавеет при такой интуиции? – не удержался от колкости Иевлев.

Удивлённо посмотрев на него, особист вдруг громко, от души расхохотался. Глядя на него, заулыбались и двое других. Кое-как успокоившись, полковник утёр набежавшие слёзы и, закурив, ответил:

– Давно я так не веселился. Сразу видна старая школа. Не напрягайся, Иван Палыч. Мы здесь не по твою душу.

– Похоже, генерал где-то хороший хвост за собой убрать забыл. Прихватить решили?

– Это было бы кошерно, – с усмешкой кивнул полковник. – Но он тут только боком.

– Если не я, не генерал, остаётся только профессор, – принялся вслух размышлять Иевлев. – Только при чём тут он? Что он такого сделал, что им наши инквизиторы заинтересовались?

– Хоть и не положено, но отвечу. Кто-то очень старательно скидывает нашим заклятым друзьям все наши научные наработки. Буквально всё, что умудряются наши головастики придумать, через некоторое время всплывает там. А самое главное, данные по проекту «Дикий зверь». Понимаю, название просто бездна фантазии, но главное не в этом.

– А в чём? – насторожился Иевлев.

– Рассказ вашего парня косвенно подтверждает нашу версию, что «крот» у нас сидит очень давно и стучит, подлец, как спятивший дятел. А самое неприятное, что сидит он там, где проходят почти все материалы именно по научным разработкам.

– Что от меня требуется? – глухо спросил Иевлев.

– Сведите меня с вашим парнем. Мне кровь из носу с ним поговорить нужно.

– Думаю, это возможно, но с одним условием. Вы поможете ему восстановиться в армии и оставите на базе. Здесь. У меня.

– Зачем? – быстро спросил особист. – Зачем он вам здесь?

– Причин несколько. Первая, он никому не верит, и, если попытаетесь его схватить, кончится кровью. Вторая, среди его способностей есть одна, очень неприятная, знать о которой посторонним лучше не надо. И третье, я могу его использовать с наибольшей выгодой, натаскивая кутят. Поймите, контролировать его не может никто. Остаётся только сделать так, чтобы иметь возможность направлять его энергию в самое мирное русло.

– Об этом мы после поговорим, – решительно ответил полковник.

– Уговорить его на встречу я смогу, только имея на руках официальный приказ о его восстановлении в звании и должности. В общем, со всеми документами на руках. Так сказать, жест доброй воли со стороны командования. Если начать давить, уйдёт, и тогда мы его точно потеряем.

– Это дело не быстрое, – мрачно скривился особист.

– В любом случае для серьёзного разбора вам сюда этого профессора выдёргивать надо. Так что время у вас есть, – пожал плечами Иевлев.

– Если потребуется, нам этого профессора сюда за уши притащат, – отмахнулся проверяющий.

– Вот и документы пусть также притащат, – в тон ему усмехнулся Иевлев.

– У вас тут связь со штабом сохранилась? – подумав, спросил особист.

– Самая надёжная, которую только придумать можно. Кабельная. Ещё с советских времён осталась, – со скрытой гордостью ответил полковник.

– Да уж, при современных реалиях простота оказалась надёжнее всех шифровальных изысков, – кивнул особист. – Устали уже коды менять.

– Прошу, – широким жестом подвинув к нему старинный дисковый телефон, предложил Иевлев.

– Не так быстро. Сами должны понимать, всё переданное вами подлежит долгой и нудной проверке. Так что о восстановлении говорить по меньшей мере просто рано, – скривился особист.

– Хотя бы офицерское удостоверение сделайте. У парня, кроме жетонов, только кулаки. Усы, лапы и хвост, вот его документы. Как в том мультике. Да и проверять его проще будет. Как-никак, живой человек будет, а не выходец с того света.

Чуть усмехнувшись, особист задумчиво кивнул и, сняв трубку предложенного телефона, неловко набрал номер. Дождавшись ответа, он скороговоркой назвал свой личный код и, чуть подумав, приказал поднять личное дело старшего лейтенанта спецназа Барсова. Выслушав ответ, он сделал глубокий вздох, словно сдерживая эмоции, и, не повышая голоса, повторил, чего именно он ожидает от своего подчинённого. Снова послышалось растерянное бормотание, и полковник, не удержавшись, зарычал:

– Слушай меня внимательно, баран тупорылый. Ты сейчас поднимешь в архиве его личное дело и подашь в строевую часть рапорт, с требованием о восстановлении старшего лейтенанта Барсова в звании и о выдаче ему офицерского удостоверения. По-твоему, я совсем мозгов лишился, требуя на погибшего офицера документы выписать? Живой он. А для проведения всех необходимых мероприятий мне его из небытия вытащить надо. Что ещё не ясно?

Трубка испуганно что-то пробормотала. Кивнув, полковник коротко ответил:

– По исполнению звонить на мой номер.

– Вот вроде бы и всё, – вздохнул особист, положив трубку. – Теперь ждать будем. Может, попробуете его уговорить на беседу. Чтобы времени даром не терять? Сами команду слышали.

– Попробую, но обещать ничего не могу, – осторожно ответил Иевлев. – Сами понимаете, рычагов воздействия на него у меня просто нет, а вот доверие потерять, при таком раскладе, проще простого.

– Да уж. Удружил нам какой-то болван, – скривился особист. – Знал бы, кто это, своими руками бы удавил.

– Про штабных работников ещё в позапрошлом веке анекдоты ходили, – пожал плечами Иевлев.

– Про штабных, хрен бы с ними. Но ведь звонил он не просто в штаб, а в нашу службу, – возмутился особист.

– Даже ваша служба не гарантирована от присутствия дураков, – философски ответил Иевлев.

– Это точно. Особенно в предвоенное затишье. Сколько глупостей было сделано. И ведь твердили штабным дуракам, что не просто так на Дальнем Востоке притихли. Добром это не кончится. Нет. Политика им важнее. Нашли куда лезть, кретины.

– Что-то вы, господин полковник, разошлись, – растерянно усмехнулся Иевлев, услышав в голосе особиста неподдельную злость и обиду.

– Есть причины, – усмехнулся полковник. – Ладно, Иван Палыч. Давайте пока на этом и остановимся. Вы поговорите со своим бойцом и попытаетесь уговорить его встретиться со мной. Один на один. Просто для разговора. Что называется, не под протокол.

– Если объявится, все как есть расскажу, – решительно ответил Иевлев.

– Хотел бы я знать, где он в этой глуши обосновался, – проворчал один из особистов.

– Этого мы никогда не узнаем, – пожал плечами Иевлев.

– Почему? – с интересом спросил старший группы.

– Он почти семь лет только и делал, что выживал. Один. На границе. В развалинах. Где его в любой момент могли убить или схватить.

– И что он там делал? – не унимался особист.

– Я могу только пересказать его собственные слова, – вздохнул Иевлев.

– Годится, – кивнул особист.

– Утверждает, что старательно вырезал всех вражеских солдат. Сами понимаете, проверить всё это может только ваша служба, но я склонен ему верить.

– Почему? – снова спросил особист.

– Да потому, что я этого парня ещё кутёнком знал. А после того, что с ним сделали, его не стали бы вербовать. Засунули бы в лабораторию и на составные части разложили. Так что, скорее всего, всё было так, как он рассказывает.

– Да, это, пожалуй, аргумент, – подумав, кивнул особист. – А что вы знаете об этом проекте?

– Только то, что за подобные эксперименты на людях я бы этих головоногих на столбах вешал, – фыркнул Иевлев.

– Круто, – удивлённо высказался особист.

– Только не говорите мне, что вы сами не в курсе этого изуверства, – отмахнулся Иевлев.

– В общих чертах, – признался полковник.

– А я всё своими глазами видел. Скажу честно, еле удержался, чтобы этого очкастого подонка своими руками не убить, – тяжело вздохнул Иевлев.

Молча, ещё раз сняв трубку телефона штабной связи, особист набрал очередной номер и, не называясь, приказал:

– Срочно выясните, где находится профессор Лихтман, и под любым предлогом притащите его на базу спецназа… За тем, что каша заваривается непростая. И судя по всему, этот грамотей один из главных её фигурантов. Всё, выполняйте.

Положив трубку, особист устало посмотрел на начальника базы и, вздохнув, неожиданно спросил:

– Иван Палыч. У тебя чего-нибудь крепкого не найдётся случайно? Устал, как собака.

Бросив быстрый взгляд на настенные часы, Иевлев чуть улыбнулся и, кивнув, решительно предложил:

– Давайте я сейчас со столовой свяжусь, прикажу на стол собрать. Там и посидим. Со старых времён отдельный кабинет сохранился. Только для проверяющих и держим.

– Ну, значит, пора восстановить старую добрую традицию, – усмехнулся в ответ особист, даже не оглядываясь на сослуживцев.

Получив добро, Иевлев тут же связался с начальником столовой и, прихватив из стола бутылку водки, поднялся, привычно сунув тару за пояс форменных брюк. Заметив его манипуляции, особист улыбнулся и, одобрительно кивнув, проворчал:

– Опыт, его не пропьёшь.

– Пойдёмте, господин полковник. Наш завстоловой настоящий волшебник. Из топора кашу сварит, – улыбнулся в ответ Иевлев.

– Святослав Михайлович. Так и зовите, Иван Палыч, – неожиданно представился особист, поднимаясь из-за стола.

– Впервые на моей памяти такое, чтобы проверяющий на близкий контакт с проверяемым пошёл, – не удержался Иевлев.

– Я же сказал, мне не ваш скальп нужен. Скажу даже больше, все те, кто сейчас по вашим службам шустрят, не более чем дымовая завеса. Что называется, для фона. Потому и не стал при них на главную тему говорить. Так что можете спокойно своим делом заниматься. Нас интересует ваш парень и тот, кто в этом проекте был. К вам изначально претензий нет и быть не может.

– Интересно, почему? – не удержался Иевлев.

– А проверены уже, – усмехнулся особист. – Проверке подлежат все, кто имеет хоть какое-то отношение к самым разным проектам. Вы такую проверку уже прошли, так что можете спать спокойно.

– Ну, хоть тут легче, – вздохнул Иевлев, выходя из кабинета следом за гостями.

* * *

Из объятий сна Никиту вырвало голодное урчание собственного желудка. Откинув одеяло, он не спеша поднялся и, от души потянувшись, с лёгкой улыбкой покосился на широко зевающего кота. Нахальный найдёныш, недолго думая, оккупировал подушку Никиты, устраиваясь каждую ночь рядом с его головой. Вот и сейчас потревоженный Никитой кот перевернулся на другой бок и широко зевнул, показав ему внушительные клыки.

– Поднимайся, лентяй. Перекусить пора, – тихо усмехнулся Никита.

Но, судя по всему, ночная прогулка кота оказалась продуктивной. Покосившись на парня сонным взглядом, Хват весьма красноречиво облизнулся и, опустив голову на подушку, прикрыл глаза.

– Ну, как хочешь, – усмехнулся Никита, ловко вскрывая банку тушёнки.

Разогрев консервы на электрической плитке, он окунул в горячий жир сухарь и с огромным удовольствием впился в него зубами. Запив мясо кружкой горячего чаю, Никита не глядя снял с полки первую попавшуюся книгу и, усевшись в старое, пахнущее пылью кресло, погрузился в чтение. С того момента, как полковник Иевлев направил в штаб рапорт о его появлении, прошло почти две недели. Но отлично знавший армейскую бюрократию Никита не торопился.

Больше того, он с огромным удовольствием использовал возникшую возможность, чтобы расслабиться и хоть немного разгрузить собственную психику. Только теперь, оказавшись в относительной безопасности, он понял, как тяжело ему дались годы затворничества и дорога до базы. Но теперь ему оставалось только ждать. Впрочем, что бы ни решило командование, цель у него была только одна. Добраться до того, кто так легко, словно играючи сломал ему жизнь.

Но насладиться чтением ему не дали. В тишине бункера зуммер старого телефона прозвучал, словно сирена боевой тревоги. Удивлённо покосившись на отчаянно верещащего ветерана, Никита осторожно снял трубку, глядя на неё так, словно это была граната с выдернутой чекой. Поднеся трубку к уху, он не рискнул ответить, решив просто послушать. Что называется, послушаем, что скажут. Но, услышав в трубке голос Иевлева, облегчённо улыбнулся:

– Я слушаю, командир.

– Знаю, что слушаешь. А теперь заткнись и внимай, – вяло огрызнулся полковник. – Ко мне сегодня ввалилась куча проверяющих. Среди них три инквизитора из нашего особого отдела. Твоё появление их здорово озадачило. Но это не главное. Они готовы восстановить тебя. Естественно, после проверки всех указанных в рапорте фактов. Но главный очень хочет лицезреть тебя лично. Что-то ты им такое преподнёс, от чего они все в экстаз впали. Похоже, где-то «крот» осел, а ухватить его они никак не могут. В общем, дело такое. Полковник, который приехал главным, при мне звонил в штаб и потребовал поднять твоё дело, чтобы выписать офицерское удостоверение. Но всё это займёт время, а им, похоже, не терпится…

– Командир, что от меня требуется? – тихо спросил Никита, вдруг сообразив, что полковник никак не может сказать самое главное.

– Ты должен с ним встретиться. Один на один. Этот Кручинин мужик не самый плохой. И, похоже, дело тут действительно не в тебе и даже не во мне. Им кто-то другой нужен. Кто-то, кто в штабе засел. Ты был прав. Во всём.

В трубке воцарилась тишина, нарушаемая только шорохом статического электричества. Помолчав, Никита ответил:

– Скажите ему, чтобы пришёл через два часа к третьим воротам. И пусть приходит один. Явится ещё кто-нибудь, будет труп.

Голос парня прозвучал жёстко и безжизненно, словно наждак прошёлся по железу. Чуть кашлянув, Иевлев ответил:

– Я передам, Никита. И… спасибо тебе.

– За что, командир? – не понял боец.

– За то, что всё ещё веришь мне, – тихо ответил полковник и положил трубку.

– Тебе-то я верю. А вот всем остальным… – задумчиво протянул Никита, кладя трубку на рычаг.

Бросив быстрый взгляд на часы, Никита поднялся и, посмотрев на кота, чуть качнул головой. Зверь даже не пошевелился, когда в комнате прозвучал телефонный звонок. Похоже, до людских забот ему не было никакого дела. Накинув на себя лёгкую белую куртку, парень выскользнул из бункера. Несмотря на разгар зимы, холода он почти не ощущал. И хотя времени до встречи было много, Никита решил прийти туда заранее, чтобы проверить, насколько можно доверять этому инквизитору.

Бесшумно скользя среди заиндевелых сосен и елей, парень подобрался к воротам и, ловко взобравшись на дерево, с которого было отлично видно всю площадку перед вторыми воротами, приготовился ждать. Крепкий наст отлично скрыл все его следы, и парень не боялся, что его засада будет обнаружена. За прошедшие годы он довёл умение маскироваться до настоящего искусства, а терпение до состояния, близкого к подвижничеству.

Его умению сидеть в засаде неподвижно могли бы позавидовать даже змеи и индийские йоги. Впрочем, эта его способность попросту развилась из навыков, вбитых в него годами тренировок. Дорога до места и выбор места для засады заняли у Никиты почти час. Теперь ему оставалось только сидеть и ждать. Следующий час пролетел так же быстро.

Где-то в глубине базы зазвучал гул мотора, и Никита едва заметно улыбнулся. Звук мотора командирского «уазика» он различил бы из сотен других. Если за рулём этого рыдвана окажется Иевлев, то за спину можно будет не беспокоиться. Командир не станет нарушать договорённость и везти с собой кого-то ещё. Но если особист приедет один, то, прежде чем начать разговор, нужно будет проверить машину. Доверять ему безоглядно Никита не собирался.

Вездеход медленно подкатил к воротам и, заскрипев старыми колодками, остановился. Негромко протрещал стояночный тормоз, и из открывшейся двери в клубах пара вывалился высокий жилистый мужчина. Следом за ним из-за руля машины выбрался Иевлев и, осмотревшись, медленно захромал, обходя машину спереди. Обернувшись к нему, особист что-то спросил. Никита не стал напрягаться, чтобы разобрать сказанное. Это можно было и так угадать.

Подтверждением его догадки стала красноречивая жестикуляция Иевлева. Пожав плечами, он демонстративно отогнул рукав форменной куртки и, посмотрев на часы, ответил. Ещё раз внимательно осмотревшись, Никита соскользнул с дерева и бесшумно двинулся к тихо урчащей машине. Работающий мотор скрыл его и без того тихие шаги. Встав за спиной особиста, Никита несколько секунд наслаждался своим триумфом, после чего нарочито громко спросил:

– О чём вы хотели со мной поговорить?

Вздрогнув, особист оглянулся и, растерянно покосившись на Иевлева, смущённо почесал в затылке.

– И давно вы тут стоите? – вместо ответа спросил он.

– Достаточно, чтобы успеть убить обоих, – коротко ответил Никита.

Вздох Иевлева прозвучал, словно извинение, мол, я ведь вас предупреждал. Покачав головой, особист вздохнул и, собравшись с мыслями, ответил:

– Я хочу услышать от вас всё, что случилось в день гибели вашей группы. В рапорте вы указали, что вам была приготовлена ловушка, с учётом всех ваших приобретённых способностей. Это так?

– Прежде чем ответить на ваш вопрос, я должен спросить, что вам известно об этом проекте? – ответил Никита вопросом на вопрос. – Это не праздное любопытство. Так я узнаю, с чего начать.

– Логично, – кивнул особист. – Мне известно, что вашей команде ввели вакцину, содержащую адаптированный ген хищного животного. Это должно было повысить ваши боевые и психофизические показатели.

– Всё верно, – ответил Никита. – С той только разницей, что хищников было несколько. Каждому из нас вводили гены разных животных. Как сказал господин профессор, это поможет ему выбрать наилучшие образцы для дальнейшей работы. Какой именно, он, естественно, не уточнил. Что называется не наш уровень. Но вся беда в том, что эта вакцина не была апробирована. Они просто влили в нас то, что случайно придумали, не задумываясь о последствиях.

– А есть и последствия? – насторожился особист.

– Есть. Вся беда в том, что каждому из нас требуется приток человеческих генов. После обращения я не могу стать самим собой до того момента, пока не получу порцию свежей человеческой крови и мяса. Вакцину, способную вернуть меня в нормальное состояние, они придумать как-то забыли. Впрочем, это меня не удивляет. Для профессора мы все с самого начала были не больше, чем тупое мясо. Это его собственное выражение.

– Вы хотите сказать, что стали людоедом?! – охнул особист.

– Именно так. Без человечины я так и останусь зверем. Пробовал, знаю.

– Ладно. Об этом чуть позже. Сейчас я хочу знать главное. Кого вы подозреваете? Кто вас сдал? – спросил особист, глядя на парня странным взглядом.

Не понимая, чего полковник ждёт от него, Никита несколько растерялся. Потом, взяв себя в руки, медленно ответил:

– Я могу только догадываться. Фактов, а уж тем более вещественных доказательств у меня нет.

– Сойдут и догадки, – быстро кивнул особист.

– Ищите того, кто имел полный доступ ко всем данным по нашей группе. От состава до маршрута последнего движения. А самое главное, того, кто знал о том, что с нами сделали. Ловушка была рассчитана именно на нас. Ни следов заложенных мин, ни запахов. Вообще ничего не было. Минное поле было обработано химией именно от нас, – повторил Никита, сжимая кулаки.

– У кого были такие данные? – быстро спросил особист.

– Руководитель проекта, куратор, персонал. Всего человек двадцать, – пожал плечами Никита.

– Ни хрена себе секретный проект, – фыркнул особист. – Куча народу знает. И где теперь их всех искать?

– Вопрос риторический, или от меня ответ требуется? – усмехнулся Никита.

– Забудь, – отмахнулся особист, продолжая что-то обдумывать.

– Это всё? – спросил Никита, собираясь снова исчезнуть.

– Погоди. А почему ты на базе не живёшь? – неожиданно спросил полковник.

– Странный вопрос, если учесть, что я давно уже убит, – фыркнул Никита.

– Так это ты для всех остальных убит. А командир мог бы тебя и пристроить.

– Не хочу подставлять его лишний раз. К тому же из-за моих пристрастий это опасно для окружающих.

– Но как в таком случае ты собираешься вернуться с того света? – насторожился особист.

– Есть способы. Главное, чтобы моё передвижение ничто не ограничивало. В противном случае… в общем, сами понимаете.

– Хочешь сказать, что, засунув тебя в камеру, я рискую получить вместо охраны кучу обглоданных костей?

– Ну, где-то так.

– И как часто ты так развлекаешься?

От Никиты не укрылось, что особист запнулся, но так и не смог произнести главного. Это не особо удивило парня. Никита давно уже не питал иллюзий по поводу отношения всего остального мира к его новым способностям.

– Не каждый день, – уклончиво ответил парень.

– Хоть что-то хорошее, – вздохнул особист. – Как мне с вами связаться в случае необходимости?

– Я сам буду звонить вам, – ответил Никита не терпящим возражения тоном.

– Понятно. Доверие – самый дорогой в нашей жизни товар, – вздохнул особист.

– Боюсь, что оно вообще не товар. Оно либо есть, или его вообще нет. А вот купить его невозможно, – ответил Никита, и сильный, привычный ко всяким неожиданностям особист невольно вздрогнул от стали, лязгнувшей в его голосе.

– Так я могу идти? – спросил Никита после долгого молчания.

– Если обещаете связываться с полковником Иевлевым каждый вечер.

– Обещаю, – кивнул Никита.

– Тогда не смею больше задерживать.

– Надеюсь, я смог вам помочь, – снизошёл Никита и, сделав шаг в сторону, бесшумно растворился среди деревьев.

Шагнул он так, чтобы оказаться между машиной и забором периметра, где было всего несколько кустов. Но это не помешало парню исчезнуть, словно испарившись. Кручинин невольно сделал шаг следом за ним, но так и не успел рассмотреть, куда исчез Никита. Несколько минут особист внимательно рассматривал окружающую растительность, пытаясь заметить хоть какое-то движение. Так ничего и не увидев, он оглянулся и, заметив ироничную усмешку Иевлева, проворчал:

– Вот привидение.

– Это только цветочки, – пожал плечами полковник.

– А вы, похоже, не удивлены, Иван Павлович, – с интересом отметил особист.

– Нет.

– Позвольте узнать, почему?

– Причин несколько.

– Назовите хоть парочку, – не унимался Кручинин.

– Первая, его новые способности. Вторая, он много лет только и делал, что выживал. А третья, я знаю уровень его начальной подготовки.

– И четвёртая, вы сами его учили, – чуть усмехнувшись, добавил особист.

– Ерунда всё это, – отмахнулся полковник, неловко усаживаясь за руль. – Я многих учил. Да только толку от этого, как выяснилось, мало.

– С чего вы так решили? – моментально насторожился особист.

– Вспомните сами, сколько групп подряд пропало. И каждую из них кто-то учил. В том числе и я, – вздохнул Иевлев.

– Не надо, Иван Павлович. Не вините себя. От предательства ещё вакцины не придумали. Так что это не ваша вина. Больше скажу, но как сами понимаете, строго между нами, есть потери даже среди групп боевых пловцов. А самое неприятное, что все группы проходили предварительную обработку в том самом проекте.

– Так что ж вы сразу?.. – возмущённо охнул Иевлев.

– Не получилось сразу. Не до того было, – смущённо скривился особист. – Сами знаете, что в стране после начала войны творилось.

– Знаю. Но ведь несколько групп подряд, пропавших сразу после обработки, это не просто совпадение. Это закономерность, – возмущённо ахнул полковник.

– А то я не знаю, – фыркнул в ответ Кручинин. – Но прежде чем связать все эти случаи в одну связку, нужно было убедиться, что это не случайность. Все группы гибли в разных местах. В разное время и на разных заданиях. Так что связать всё это было непросто. Не стану говорить, что в этом нет нашей вины. Я говорю про нашу службу. Прошляпили, это точно. Но теперь-то мы своего не упустим.

– Хотите использовать «крота» для заброса дезы, – утвердительно кивнул Иевлев.

– Как в том анекдоте, ну, или так, – загадочно улыбнулся Кручинин.

– Тогда тем более не вздумайте выдёргивать Никиту отсюда.

– Почему? – тут же задал особист свой любимый вопрос.

– Моментально фигуранта лишитесь. Он ради этого и вернулся.

– Отомстить хочет, – понятливо протянул особист.

– А вы бы не захотели, если бы вас заставили людоедом стать? – с явной злостью в голосе ответил полковник.

– Пожалуй, – нехотя согласился Кручинин.

– Ладно. Поехали отсюда, – вздохнул Иевлев, забираясь в салон своего рыдвана.

* * *

Сухогруз уже пятый день упрямо шёл против течения, поднимаясь к Рыбинскому водохранилищу. Уже четыре раза над рекой проносился вертолёт, и каждый раз Володя непроизвольно хватался за автомат.

На коротком военном совете единогласно было решено: на время путешествия по реке все бразды правления группой отдать бывшему «дьяволу». Как-никак, в водных делах он понимал больше всех остальных, вместе взятых.

И вот теперь он с утра до вечера торчал в ходовой рубке, рядом с капитаном, старательно отслеживая каждое движение рулевого. Макс, по команде Володи, свёл дружбу с радистом, с удовольствием обсуждая с ним достоинства различных течений в музыке и контролируя все радиопереговоры. В итоге судно оказалось почти полностью под контролем бойцов. Достаточно было одной команды, и они легко могли бы захватить его в своё безраздельное пользование. Но цель у группы была другая. Добраться до водохранилища, не привлекая к себе внимания.

Поэтому оба бойца делали всё, чтобы завоевать доверие капитана и убедить его забыть про это маленькое приключение. К удивлению самого шкипера, как с улыбкой называл его Володя, взятые на борт бойцы вели себя тише воды, ниже травы, сидя в выделенном им кубрике почти безвылазно. На прогулку они выходили только ночью. Стоя на палубе в тени от контейнеров, которыми было загружено судно, они с удовольствием вдыхали морозный ночной воздух, всматриваясь в проходящие мимо берега.

В первый такой выход бойцы напугали вахтенных до заикания, выскользнув на палубу бесшумными тенями. Предвосхищая ненужные расспросы, Володя с самого начала объяснил капитану необходимость такой секретности. Но как выяснилось, это не спасло экипаж сухогруза от лёгкого шока. Сам капитан, выслушав доклад боцмана о том, что матросы отказываются ночью выходить на палубу, только удивлённо покачал головой и отправился за объяснениями к «морскому дьяволу».

Выслушав его претензии, Володя удивлённо хмыкнул и, пожав плечами, ответил:

– Капитан, я же говорил, мы идём в режиме секретности. Потому и на палубу парни выходят только ночью. Ну не могут же они всю дорогу в кубрике сидеть. Нужно и воздухом подышать.

– Но зачем же людей так пугать? – возмутился капитан.

– Да кто их пугал-то? Вот уж не думал, что на реке матросы такие трусливые.

– Дело не в трусости, – ответил капитан, чуть помолчав. – У шлюза слух прошёл, что в степи людоеды объявились. Вот парни и опасаются.

– Что за людоеды? – моментально насторожился Володя. – Что-то я о таком не слышал.

– Разное говорят, – вздохнул капитан. – Кто-то утверждает, что это военные зверей натаскивают, чтобы в бою использовать. Кто-то говорит, что это беженцы. Жрать нечего, вот они и нашли новый источник питания. В общем, разное говорят.

– А сам что думаешь? – не удержался Володя от вопроса.

– А ничего не думаю. Хотя, если рассудить, то беженцы вполне могли на такое пойти. Помню, когда по северам ходил, часто одну байку слышал, как беглые урки за собой «корову» уводили.

– Это как? – не понял Володя.

– Выбирают парня помоложе и начинают откармливать. Пайку у опущенных отбирают и ему скармливают. Обхаживают, словно невесту. Нахваливают. А ему и лестно, что такие опытные, битые тузы с ним как с равным. Потом в побег уходят и его с собой берут. А как всё, что с собой взяли, съедят, так его на мясо и пускают. Потому и называют таких дураков коровами. Мясо само за ними идёт.

– Байка, небось, – не поверил Володя.

– Правда, – скривился капитан. – Там, особенно в совдеповские времена, и не такое творилось. Лагеря-то в глуши строились. Чтобы лес проще валить было и от обжитых мест подальше. Так что всё это правда.

– Ни хрена себе сходил за хлебушком, – растерянно проворчал Володя, вспомнив фразу из старого анекдота. – Вот уж не думал, что в те времена такие дела творились.

– Многое тогда творилось. Это ты, молодой, из другой поры, а я ещё последние годы той власти застал. Пацаном, конечно, но кое-что и своими глазами повидать довелось. Не такое страшное, конечно, но видел. Помню даже, как мальчишек на улицах отлавливали и выясняли, почему не в школе.

– Круто. А в общем, может, оно так и надо?

– Зачем? – с интересом спросил капитан.

– А затем, чтобы сопляки с детства к дисциплине приучались. А то дожили, ты ему слово, а он тебе в ответ десяток. Никакого уважения к старшим не стало, – фыркнул Володя.

– Аккуратно с такими вещами надо, – вздохнул капитан. – А то от такой дисциплины и до новой идеологии недалеко.

– Тоже верно, – кивнул Володя с заметной растерянностью в голосе. – В любом случае, сами видите, мы консервами питаемся. Обычными. Так что, людоеды это не про нас.

– Да ясно, – отмахнулся капитан. – Да только с оружием вы, вот народ и осторожничает.

– Ну, уж про оружие и так всё понятно. Военные люди. Что называется, государев народ. Специального помещения на судне не предусмотрено, вот и носим его с собой. Как же иначе-то?

– Да уж, государев народ, – фыркнул в ответ капитан. – Не рассмотри я твоё удостоверение своими глазами, ни за что бы не поверил, что военные. Со стороны ну чисто банда грабителей. Одни рожи чего стоят?!

– А вот рожи, как говорится, какие бог дал, те и носим. Да и не могут бандиты с таким оружием ходить. Сам же видел, даже гранатомёты есть.

– Вот потому и поверил, – кивнул капитан. – Ладно, скажи там своим, чтобы на палубе не болтались, а кучкой в тени стояли. Так и твоим, и моим спокойней будет.

– Как скажете, – покладисто кивнул Володя.

Меньше всего ему хотелось затевать спор и вызывать тем самым ненужные мысли. И так на этой калоше они чувствовали себя, как коровы на льду. Единственное, что больше всего беспокоило Володю, так это, успеют ли они добраться до водохранилища до закрытия речной навигации. Берега реки уже были покрыты снегом, хотя серьёзных морозов ещё не было. Подумав, он осторожно поделился своими опасениями с капитаном. Кивнув, тот покосился на барометр и, подумав, ответил:

– Успеем. Как раз к самому закрытию и причалим.

– А может, днём газку подкинуть? – осторожно спросил Володя. – Кто его знает, как оно там с погодой сложится. Как говорится, хочешь насмешить бога, расскажи ему о своих планах.

– Интересно получается. В одном разговоре полное впечатление, что ты и сам немало по воде походил. А иной раз ну просто сухопутчик говорит, – неожиданно отметил капитан.

– Привычка. Морской язык далеко не все понимают, – улыбнулся Володя, мысленно проклиная наблюдательность шкипера.

– Это точно, – усмехнулся капитан. – А чего на берег списался?

– Не сам. Начальство приказало. Приказы, понятно, не обсуждаются. Война много планов порушила, – ответил Володя, старательно напуская в разговор туману.

– Это точно. И чего им не сиделось мирно? Ведь, кажется, весь мир знает, что нашу страну ещё ни одна сволочь победить не смогла, а всё одно полезли.

– Слишком долго наши чинуши пытались всё разговорами замять. Всё на Запад оглядывались. Мол, видите, какие мы мирные и цивилизованные. Все конфликты пытаемся дипломатическим путём решить. Всё в Евросоюз влезть пытались. Вот и дождались, – вздохнул Володя.

– Да уж. Дождались. На запад смотрели, а с востока получили.

– Не то слово. Не кланяться нужно было, а делать так, чтобы не мы их просили, а они нас звали, да ещё и не один раз. Спрашивается, чего в стране только нет, а вот нормальной жизни всё никак наладить не можем. То у них дефолт, то финансовый кризис. Потом вообще война. Да сколько же можно?! – возмущённо ответил Володя.

Ему, как человеку военному, давно уже было понятно, что навести порядок в такой огромной стране при помощи только законов невозможно. Офицеры среднего звена, особенно в боевых частях, побывавших в разных переделках, считали, что рядом с каждым штатским чиновником нужно ставить отделение вооружённых солдат, которые при первой же его попытке уклониться от исполнения своих обязанностей тут же поставят чинушу к стенке. А главное, нужно было наплевать с высокой колокольни на все вопли западных заправил от демократии и других, ушибленных на голову правозащитников.

Практически все эти офицеры, имея высшее образование, где историю преподавали не по сказкам, а по фактам, считали, что у России всегда был свой, собственный путь развития, и слушать поучения от тех, кто мыться толком научился только в конце девятнадцатого века, просто унизительно. К сожалению, такой точки зрения придерживались далеко не все, особенно те, кто стоял у кормила власти. Поэтому с того момента, как началась война и власть просто вынужденно отдали военным, они делали всё, чтобы изменить сложившуюся ситуацию.

Но, к вящему удовольствию всё тех же чиновников, солдаты и офицеры должны были исполнять свой долг, отправляясь на позиции, а в тылу всё потихоньку возвращалось на круги своя. Хотя, наученные горьким опытом, чинуши становились осторожнее и, едва завидя человека в форме, моментально превращались в саму исполнительность. Кто знает, что взбредёт в ушибленную снарядом голову очередного служаки? Не обходилось и без анекдотичных ситуаций. Одну такую Володя видел собственными глазами, случайно оказавшись на месте происшествия.

Отправленный по ранению в тыл офицер, пытаясь облегчить жизнь своим родственникам, наведался в жилконтору за продовольственными карточками, имея на руках все необходимые документы. Но вместо карточек чуть не схлопотал пулю. Зарвавшийся чиновник, увидев человека в военной форме, с перепугу решил, что его пришли арестовывать, и принялся палить из травматического пистолета во все стороны.

В итоге Володе пришлось принять в этом безобразии самое активное участие. Подхватив в коридоре стул, на котором сидел, спецназовец, недолго думая, швырнул его в чиновника и, попав по голове, вырубил. Очнулся чиновник уже в наручниках, сидя в полицейской машине. Благо что стрелок из воришки был аховый, и ни одна из выпущенных резиновых пуль не попала в раненого офицера.

Вспомнив этот эпизод, Володя улыбнулся собственным мыслям и, взглянув на капитана, спросил:

– Выходит, вы всю жизнь по морям?

– С самого училища, – кивнул тот.

– Так что насчёт того, чтобы прибавить ход?

– Попробуем. Надеюсь, фарватер не сильно изменился, – нехотя согласился капитан.

– Как говорится, бог не выдаст, свинья не съест. Утром прикажите прибавить ходу, – решительно ответил Володя.

Кивнув, капитан внимательно всмотрелся в холодные воды реки и, вздохнув, тихо спросил:

– Вы и вправду из армии, или как? Я не просто так спрашиваю. Если за горло возьмут, сам понимаешь…

– Военные, капитан. Самые настоящие. Просто знать о нас всему остальному свету не положено. Нет нас. Не существует.

– Как это? – не понял капитан. – Ох, прости, – растерянно охнул он, сообразив, что делает.

– Ничего. Бывает, – улыбнулся Володя и, чтобы не провоцировать его на ещё большие глупости, вышел из рубки.

* * *

Дожидаясь ответа из Москвы, полковник Кручинин от безделья принялся с интересом наблюдать за подготовкой новой группы спецназа. К его удивлению, приёмы подготовки кутят мало чем отличались от тех, которым когда-то учили его самого. Естественно, упор в подготовке этих ребят делался на диверсионную составляющую, но основные направления практически не отличались. Сделав такое интересное открытие, особист, недолго думая, отправился искать командира базы, Иевлева.

Застав полковника в его собственном кабинете, Кручинин вежливо поздоровался и, присев к столу, устало спросил:

– Понаблюдал за подготовкой ребят и понял, что сам когда-то всё это проходил. Странно. Столько воды утекло, а система всё та же.

– А что тут странного? – пожал плечами Иевлев. – Зачем ломать то, что работало без перебоев годами? Гораздо проще внести нужные изменения. Меняется оружие, системы связи, а люди остаются всё теми же. Так зачем ломать то, что было наработано потом и кровью?

– Согласен. Вот только с людьми все не так просто, – усмехнулся Кручинин.

– Это точно. Взять хотя бы этих кутят. Отбирал по училищам лучших, а когда до дело дошло, чуть обратно пинками не погнал. Глаза бы не видели. Позорище сплошное. Что на полосе препятствий, что на стрельбище, что в рукопашке, – скривился Иевлев.

– Неужели всё так плохо? – растерялся особист.

– Не то слово. Пришлось даже у командования дополнительное время для подготовки просить.

– Весело. К чему же их пять лет в училище готовили?

– Чему угодно, только не к тому, что нам нужно.

– А время дали?

– Да. После того, что я в штабе продемонстрировал, даже спорить не стали. Мельчает народ. Каждое новое поколение слабее предыдущего.

– Кстати о поколениях. А вы не пробовали к этому делу нашего воскресшего пристегнуть?

– Да куда там?! Он этих кутят по стенам размажет и не запыхается. Особенно теперь. Их группа изначально сильнее была, а теперь… – Иевлев обреченно махнул рукой.

Сообразив, о чём именно он говорит, особист растерянно вздохнул и, помолчав, осторожно спросил:

– Неужели он и вправду людоед?

– Не верите?

– Откровенно говоря, не очень. Уж слишком это дико звучит. Офицер российского спецназа, людоед. Какой же козёл это придумал?

– А вот найдите того профессора и узнаете. Это он и есть, – усмехнулся Иевлев. – Я же говорил, они эту вакцину даже на мышах не испытали, с ходу в дело пустили. А потом моих ребят как подопытных кроликов изучали, и это вместо того, чтобы отправить дело делать. Знаете, что он однажды высказал? Вы не люди, вы подопытное мясо.

– Ты не врёшь, Иван Палыч? – охнул Кручинин, от возмущения переходя на ты.

– Своими ушами слышал, – скривился Иевлев. – Еле сдержался, чтобы своими руками подонка не пристрелить. Знаешь, после известия, что Никиткина группа попала, я две недели пил, и по базе с пистолетом ходил.

– А парни что?

– А что парни? Они в тот момент к койкам прикрученные лежали. В ошейниках. Словно и вправду звери какие. Честно скажу, мне та картинка до сих пор иногда снится. И в глаза я ему смотреть спокойно не могу. Вину свою нутром чую. Ведь всю жизнь парню сломали. А за что, спрашивается? Ради интересов родины? Тогда скажи мне, что это за родина такая, если она готова собственных детей калечить?

В голосе полковника всё громче звучали неподдельные боль и обида. Сжав кулаки, Кручинин опустил голову и, дождавшись, когда Иевлев замолчит, тихо ответил:

– Не тому ты этот вопрос задаёшь, Иван Палыч. Но думаю, родина здесь ни при чём.

– А кто тогда при чём? – фыркнул Иевлев, с трудом беря себя в руки.

– Тот, кто весь этот проект задумал. Точнее, не сам проект, а подобную его реализацию. И вот с этим я должен разобраться. Здесь и сейчас.

– А почему здесь?

– Потому что началось всё именно на этой базе.

– А-а, ну да. Это верно. Ребята тогда только с очередного задания вернулись. Разгрузку проходили, когда Марков с этим подонком учёным появился. Словно знал, что вся группа здесь.

– Знал. Это точно установлено. Он вообще многое знал. И знает.

– Значит, вы его всё-таки…

– Не думаю, – покачал головой Кручинин. – Слишком уж это явно. Глупо в его положении так подставляться. Мы, конечно, не боги, но и щи лаптем не хлебаем.

– Ну, в той катавасии, что тут в начале войны творилась, можно было и не такое упустить.

– Что мы благополучно и сделали, – грустно усмехнулся Кручинин.

– Да уж. Недаром про вашу контрразведку анекдоты ходят.

– Вот только не надо этого, Иван Палыч. Сам ведь знаешь, работать мы всегда умели. Так уж сложилось, что пришлось все силы на другое дело кинуть. Три фронта сразу, это не кот чихнул. Особенно если учесть, что у наших узкоглазых друзей ядерного оружия больше, чем нужно.

– Чушь это всё, – неожиданно ответил Иевлев.

– Что именно? – насторожился особист.

– Про ядерное оружие. Им территория нужна, а не ядерный полигон. К тому же такие подарочки и у нас имеются. Так что не стали бы они так рисковать. Эта война с самого начала была на количество живой силы рассчитана. Их же там как тараканов, никаким дустом не отобьёшься. Просто массой бы задавили. Вот если бы янкерсы влезли, тогда да. Эти вполне могли бы и железякой шарахнуть. А тут соседи.

– Да прав ты. Кругом прав, – развёл руками Кручинин. – Наши аналитики всё это с пеной у рта доказывали, да только наши бонзы с перепугу в такую панику ударились, что руки чесались за пистолет взяться, чтобы порядок навести. Вот и пришлось в срочном порядке все отделы на восточное направление кинуть. Сам понимаешь, приказы не обсуждают.

– Знаю. Хотя, скажу тебе как на духу, иногда очень хочется взять кое-кого из начальства за шиворот и чёткого ответа потребовать. Так, чтоб заикаться начали. Уж очень глупые нам периодически приказы спускают.

– Знаю, – снова скривился особист. – У самого такое желание регулярно возникает. Разжирели мы за мирное время. Салом обросли. В штабе уже сколько лет вместо серьёзных, боевых офицеров всякие друзья и родственники служат, которые нормального солдата только на картинке видели. Вот и получили. Потому и приказы такие приходят.

– Демократия, мать её за ногу, – выругался Иевлев.

– Не то слово. Хотя, говорят, при Советах не лучше было, – усмехнулся Кручинин. – Сейчас дураки, а тогда дураки и идеология.

– Зато в штабе серьёзные офицеры сидели, с боевым опытом.

– Это верно. Одно хорошо. После этой войны у многих погоны с плеч слетели. Верховный не церемонится. Чуть что не так, свободен. Зачистку в армии просто так не провести, вот он и начал за некомпетентность вышибать, а толковых офицеров назначать. А самое главное, что перед назначением мы проверяем. Особенно то, что касается боевого опыта. Но это строго между нами. Так что, глядишь, скоро от всех тыловых крыс избавимся.

– Ну, дай-то бог. Может, и глупости поменьше станет, – вздохнул Иевлев.

– Хочешь сказать, что они и тебя достают? – с интересом спросил особист.

– А кого они не достают? – ответил Иевлев вопросом на вопрос.

– А здесь-то чего им надо? Это же база подготовки спецназа, а не обычная часть, – растерялся Кручинин.

– Скажу честно, у меня сложилось такое впечатление, что они и сами не понимают, куда попали.

– Так. Погоди. Давай-ка по порядку. С фамилиями, званиями и списком претензий, – потребовал особист, в котором разом взыграли охотничьи инстинкты.

– Список можно будет на КП получить, а претензии, такое впечатление, что они и сами не понимали, зачем приехали и чего хотели. Так, что называется, для галочки. Провёл инспекторскую проверку.

– Очень интересно. В военное время они инспекторские проверки проводят. Совсем нюх потеряли, твари, – зашипел Кручинин.

– Я иногда думаю, может, это только у нас война? А у них там, в штабе, всё как раньше? – усмехнулся Иевлев.

– Расслабься, Иван Палыч. Я же говорю, чистят там потихоньку. Глядишь, ещё годик, и совсем хорошо станет.

Полковники замолчали, обдумывая всё сказанное. В повисшей тишине резко затрещал телефон, и Иевлев, чуть вздрогнув, настороженно покосился на работающую технику. Потом, вздохнув, он медленно, словно нехотя снял трубку и, поднеся её к уху, коротко ответил:

– Полковник Иевлев, слушаю.

Выслушав ответ, он протянул трубку Кручинину, быстро сказав:

– Вас. Похоже, что-то случилось.

– Кручинин у аппарата, – скороговоркой произнёс особист, быстрым движением схватив трубку.

– Как появятся, очкарика сюда. На базу. Вместе с материалами, – резко приказал он, автоматически вскакивая на ноги.

С интересом покосившись на особиста, Иевлев откинулся на спинку кресла и, дождавшись, когда полковник положит трубку, осторожно спросил:

– Хорошие новости?

– И даже очень. Профессора нашего нашли. Похоже, после гибели вашей группы он в Приазовье засел. Есть там у нас ещё одна база, вроде вашей, но с научным уклоном. Вызвали в Москву, как появится, мои ребята его сюда за уши притащат.

– А если он не сам, а через помощников своих… – удивлённо начал Иевлев, но, заметив слабую улыбку особиста, замолчал, сообразив, что ляпнул глупость.

– Всё правильно, Иван Палыч. Парни уже помчались туда. Так что, пока они до штаба добираются, мои ребята там кое-какой шорох наведут. Решено брать всех фигурантов этого проекта.

– Так ведь вы сказали, что Марков…

– Марков – куратор. Карьерист отчаянный, амбиций выше головы, но это не «крот». Есть мнение, что его просто использовали как ширму. Судя по его рапортам, он решил использовать результаты проекта в собственных целях, и не могу сказать, что цели эти удачные.

– В каком смысле? – не понял Иевлев.

– Иван Палыч, – укоризненно протянул Кручинин.

– Да брось ты, Святослав Михайлович, – отмахнулся Иевлев. – На мне подписок, как блох на барбоске. Сам понимаешь, это не продуктовая база. Да и дело это ко мне непосредственное отношение имеет. Так что начал, так доводи до конца.

– Тоже верно, – усмехнулся Кручинин. – В общем, цепочку мы почти отследили. Осталось только подкрепить всё это дело фактами, и можно будет в суд передавать.

– Поэтому ты и парня моего так легко воскресить сумел. Свидетель нужен, – понятливо кивнул Иевлев.

– Я же говорю, опыт, его не пропьёшь, – тихо рассмеялся Кручинин. – Верно мыслишь, Палыч. Так что наша с тобой задача – уговорить твоего зверя под протокол показания дать. Особенно в той части, что относительно выхода группы на минное поле касается. Вот тут всё с точностью до секунды должно быть. Как думаешь, сумеет?

– Сумеет, – уверенно кивнул Иевлев. – Тот выход он до гробовой доски помнить будет.

Кручинин только молча кивнул, надеясь в душе, что боевой командир не ошибается в своём бойце.

* * *

Прибытие в Москву для профессора Лихтмана было ознаменовано целой кучей посыпавшихся ему на голову неприятностей. Всё началось с того, что на аэродроме их встречала не обычная группа охраны, а вооружённые бойцы спецназа. И что самое неприятное, на профессора с ходу надели наручники. Не ожидавший от них такой выходки Лихтман не успел даже удивиться, как оказался в машине со скованными руками и мешком на голове.

Его просто сдёрнули с трапа самолёта и, врезав для профилактики кулаком под дых, моментально заковали, одновременно натянув на голову мешок. Всё произошло так быстро, что в себя профессор пришёл, когда микроавтобус уже с визгом сжигаемой резины выруливал на трассу. Отдышавшись, Лихтман по привычке попытался возмутиться подобным отношением к своей персоне, но, получив ядрёным кулаком по шее, замолчал, испуганно обдумывая ситуацию.

В том, что это не бандиты и не полиция, профессор не сомневался. До того, как за него взялись бойцы, он успел рассмотреть, как генерал Марков удивлённо выслушивает какого-то подполковника. Самого генерала, судя по всему, везли в другой машине. Что всё это значило, Лихтман не понимал, но определённо догадывался, что ничем хорошим для него это не закончится. Теперь, вплотную познакомившись с кулаками бойцов, он лихорадочно пытался сообразить, где прокололся и что ему могут предъявить.

Так ничего и не придумав, профессор решил действовать по обстановке. В любом случае гадать на кофейной гуще было глупо. Сначала нужно было понять, в чём его обвиняют и что им известно. О вопросе, кому им и кто его будет обвинять, профессор старался не думать. Слишком много нашлось бы государственных контор, с огромным удовольствием устроивших бы ему показательную порку, за все те дела, что он совершил. Ведь в этом списке были и опыты над людьми, и использование не проверенной вакцины, и предательство родины.

Последний пункт был самым тяжёлым, и если во всём, что касалось проекта, он мог сослаться на приказ генерала, то в последнем обвинении была только его собственная инициатива. Здесь ему сослаться было не на кого. О том, что в военное время это была расстрельная статья, Лихтман старался не думать. В этом случае ещё оставалась надежда выкрутиться. Ведь данные по проекту он передавал не сам, а значит, есть шанс свалить всё на помощника.

Вскоре микроавтобус, мчавшийся по улицам спятившим метеором, влетел на какую-то территорию и, резко остановившись, заглох. Профессора выдернули из салона, словно морковку с грядки, и, согнув в три погибели, поволокли куда-то по крутым ступеням вниз. Удар задом о жёсткое сиденье профессор воспринял как конец пути и быстро зажмурил глаза, не желая давать противнику даже малейшего преимущества.

Но те, кто притащил его, своё дело знали туго. Огромная пятерня ухватила мешок на голове, заодно прихватив и клок изрядно прореженных волос, и резко дёрнула, срывая дерюгу.

Слёзы непроизвольно брызнули из глаз, разом лишив Лихтмана зрения. Не удержавшись, профессор застонал, пытаясь сморгнуть набежавшие слёзы, и тут же услышал тихий, словно издевательский голос, нараспев произнёсший:

– Ай-яй-яй. Взрослый человек, мужчина, профессор, и так плохо переносит такую пустяковую боль.

– Кто вы такие и по какому праву меня арестовали? – проявил гонор Лихтман, едва проморгавшись и разглядев сидящего за столом человека в полевой форме без знаков различия.

– Решили включить дурака, профессор? – с интересом спросил мужчина. – Что ж, поиграем. Позвольте представиться. Майор контрразведки, Коломийцев. Как вы можете догадаться, по пустякам мы не работаем. А арестовали вас по обвинению в предательстве родины и передаче противнику данных по особо секретному проекту. Что скажете, господин профессор?

– Чушь несусветная. Я никогда этого не делал и ничего об этом не знаю, – возмутился Лихтман.

– Вот значит как? А что насчёт незаконных опытов, проводившихся над бойцами спецподразделений? – не унимался майор.

– Всё, что я делал, делалось по приказу генерала Маркова, – тут же ответил профессор.

– Ну конечно. Я должен был и сам догадаться, – усмехнулся майор.

Не выдержав, Лихтман перешёл на личности. Как следует рассмотрев допрашивающего его особиста, профессор усмехнулся и елейным голосом ехидно спросил:

– Скажите, господин майор, вам никогда не говорили, что вы очень похожи на лабораторного кролика альбиноса? Линзы красные в глаза вставить, и полный альбинос.

– Вы дурак, профессор, если до сих пор не поняли, что это седина, а не мой естественный цвет волос, – презрительно усмехнулся майор.

Не ожидавший такого ответа профессор поперхнулся и, прищурившись, всмотрелся в майора. Суровые, словно рубленые черты лица, высокие скулы, миндалевидные глаза и волосы цвета выбеленного серебра. Это действительно была седина. Невольно вздрогнув, Лихтман собрался с духом и, чуть усмехнувшись, ответил:

– Дурак, говоришь? Да нет, майор. Это ты дурак. С чего вдруг ты решил, что имеешь право хватать меня и предъявлять какие-то дурацкие обвинения? Всё, что я делал, делалось по команде сверху, и только перед верховными властями я буду отчитываться. А теперь сними наручники, извинись, и, возможно, не стану обвинять тебя в превышении полномочий. Можно даже сказать, что я не в обиде. Ты всего лишь тупой исполнитель. Мясо.

В голосе профессора звучало неподдельное презрение. Но, несмотря на всю экспрессию, с которой профессор выдавал свой монолог, майор даже не дрогнул. Чуть склонив голову набок, он с интересом выслушал всё сказанное, после чего, не спеша поднявшись, медленно подошёл к стулу, на котором сидел профессор. Подумав, что седой майор собирается снять с него наручники, Лихтман усмехнулся с видом победителя, протягивая ему скованные запястья.

Но вместо того, чтобы достать из кармана ключ, майор аккуратно снял с арестованного очки и, положив их на стол, чуть улыбнувшись, сказал:

– Гнида поганая. Неужели ты и вправду решил, что я в это дерьмо поверю?

И едва прозвучал этот вопрос, как профессор получил такой удар в лицо, что отлетел к стене вместе со стулом. Дальше майор не церемонился. Ухватив профессора за шиворот, он легко вздёрнул его на ноги и принялся старательно обрабатывать корпус, резкими ударами выбивая дыхание и отбивая внутренности. На ногах Лихтман держался только потому, что каждый удар майора подбрасывал его в воздух. Пара минут такой обработки, и любой клиент готов был сотрудничать.

Дав профессору упасть, майор несколько минут презрительно рассматривал стонущее и всхлипывающее тело, после чего вернулся на своё место, за стол.

– Ну что, тварь. Будешь колоться или снова начнёшь гонор показывать? – спросил он, дождавшись, когда профессор немного успокоится.

– Я ничего не буду говорить, – простонал Лихтман, даже не делая попытки подняться.

– Тем хуже для вас, профессор. У нас вполне достаточно фактов, чтобы прислонить вас к стенке и без вашего сотрудничества. Но раз вы настаиваете, придётся нам с вами прокатиться кое-куда.

– Куда ещё? – насторожился профессор.

– Здесь недалеко. Встретимся кое с кем. Посмотрим, что вы после этой встречи запоёте, – усмехнулся майор.

– А где генерал Марков? Почему я один арестован? Это он втянул меня в эту авантюру, вот пусть и отвечает вместе со мной, – истерично выкрикнул профессор, сообразив, что может переложить часть ответственности.

– Ему сейчас не до вас. У генерала теперь свои собственные сложности. Так что каждый из вас получит своё, – жёстко усмехнулся майор, убирая бумаги в папку.

Вздрогнув от его усмешки, профессор неожиданно понял, что действительно влип. И, похоже, очень серьёзно. Он не мог знать, что именно в эту минуту тот самый генерал, потея и заикаясь, старательно рассказывал полковнику из контрразведки всё, что знал о ходе проекта. И что допрос вёлся в соседнем кабинете, за стенкой. Но в отличие от профессора, генерал очень хорошо понимал, куда попал и что с ним может случиться. Поэтому на каждый задаваемый ему вопрос он отвечал так, словно находился на исповеди.

Диктофон бесстрастно фиксировал каждый звук, издаваемый генералом, а сидевший напротив генерала полковник с каждым словом всё сильнее сжимал кулаки, едва сдерживаясь, чтобы собственными руками не удавить этого дурака. Наконец, первоначальные показания были сняты, и генерала увели в камеру. От растерянности и испуга он даже забыл, что с офицером его ранга должны обращаться особо аккуратно. Только оказавшись в одиночке, Марков немного пришёл в себя и, усевшись на узкую солдатскую койку, уронил голову на руки, мечтая заполучить в руки пистолет с одним патроном.

* * *

Дождавшись оговорённого часа, Никита снял трубку телефона и, набрав номер Иевлева, принялся дожидаться ответа. Прошло уже две недели с того дня, как полковник свёл его с приехавшим на базу особистом. И с этого момента бывший спецназовец мечтал только об одном: снова вернуться в жизнь. Стать тем, кем он был всю свою жизнь. Офицером и солдатом своей страны. Прослужив в армии всю сознательную жизнь, он не мыслил для себя иной судьбы. Ведь оказавшись списанным, он так и не сумел бы найти себя в относительно мирной жизни. Особенно теперь, когда эту самую жизнь ему так круто изменили.

Каждый день своего существования он посвятил тому, что делал всегда. Уничтожению врага. И вот теперь у него появилась реальная возможность снова стать тем, кем он был. Каждый вечер он звонил Иевлеву, ожидая услышать хорошие новости, и каждый раз его просили подождать ещё немного. Судя по тону полковника, у контрразведки всё шло не так гладко, как планировалось. Услышав в трубке голос Иевлева, Никита коротко сказал:

– Это я. Что нового, командир?

– Завтра, в семнадцать ноль-ноль, ты должен быть в моём кабинете. Получишь свои документы, а дальше видно будет, – быстро ответил Иевлев.

– Как вы себе это представляете? – усмехнулся Никита. – Я ведь не на базе живу. Точнее, меня вообще не существует.

– Не морочь мне голову, – огрызнулся полковник. – За тобой Степаныч приедет. С ним и придёте. Завтра он нам сильно пригодится.

– В каком это смысле? – насторожился Никита. – Что у вас там вообще происходит?

– Узнаешь, – ушёл полковник от прямого ответа.

– Это не ответ, командир. Что происходит? – настойчиво повторил Никита.

В трубке послышался шорох, после чего раздался голос особиста:

– Не пори горячку, старлей. Завтра у нас с тобой будет очень серьёзная встреча, от которой многое зависит. Так что просто сделай, как тебя просят, и держи себя в руках. Это не шутки, – быстро сказал Кручинин.

– Может, намекнёте, о чём звук? – нахально усмехнулся Никита.

– Приятеля твоего очкастого привезут. Под конвоем. Так что будет что обсудить, – ответил особист, и по его голосу Никита понял, что полковник улыбается.

– Вот, значит, как? Нашли всё-таки, – мрачно протянул Никита, чувствуя, как трещит в руке трубка.

– Конечно, нашли. Ты только инстинкты придержи на время. Мы ещё не всё узнали, и я от этой встречи жду очень многого.

– Я постараюсь, – ответил Никита, ничего не обещая, и положил трубку.

Задумчиво постояв над телефоном, он повернулся к дремлющему в кресле коту и, чуть усмехнувшись, сказал:

– Выходит, завтра повеселимся. Что скажешь, Хват. Сразу его прикончить или дать сначала особистам свои извращённые ухватки отработать?

Словно понимая, что обращаются именно к нему, кот приподнял голову и, широко зевнув, показал парню пасть, полную острейших зубов.

– Вот и я так думаю, – кивнул Никита. – Пусть развлекаются. По большому счёту, если они его к стенке не прислонят, я всегда могу его в зоне достать. Сам понимаешь, дело привычное.

Негромко фыркнув, Хват встопорщил свои роскошные усы, словно усмехнувшись в ответ на сказанное, и, прикрыв глаза, снова задремал.

– Сволочь ленивая. Мог бы и поговорить с хозяином, – усмехнулся Никита. – А то только и делаешь, что днём спишь, а по ночам шляешься непонятно где.

В ответ на эту фразу хвостатый советчик даже ухом не повёл. Махнув на него рукой, Никита ухватил с полки очередной устав, место которому давно уже было среди музейных редкостей, и с интересом принялся изучать положения о форме одежды, принятые в шестидесятых годах прошедшего века. Бездумно листая страницу за страницей, парень пытался успокоиться, но мысли словно специально возвращались к событиям прошедших лет.

Перед глазами вставали лица погибших друзей, отправленных на смерть по прихоти какого-то предателя. Для самого Никиты подобный вопрос не вставал никогда. Ещё в училище, приняв присягу, он вывел себе простую и очень жизненную формулу. Оказавшись перед выбором, смерть или плен, нужно выбирать смерть. Потому что, поддавшись однажды искушению найти компромисс и выжить любой ценой, докатишься и до предательства. И как ни странно, гораздо быстрее, чем думаешь сам.

Куда проще, а главное, честнее, закончить бой последней пулей в висок или вырвать чеку из гранаты и, подпустив противника поближе, разжать пальцы, прихватив с собой как можно больше врагов. Да, это будет конец. Это будет навсегда, но это будет честно, с достоинством, как и положено офицеру и бойцу элитного подразделения.

Ползать на коленях, путаясь в соплях и слезах, вымаливая себе жизнь, было мерзко и стыдно. Давно известно, что к таким людям не испытывают ничего, кроме презрения и гадливости даже те, кто пленил их. Содрогнувшись от собственных мыслей, Никита поднялся и, побродив по комнате, отправился заваривать чай. Благо среди неприкосновенного запаса нашёлся весьма солидный пакет очень неплохого по качеству листа. Посмотрев на часы, парень грустно усмехнулся. В таком режиме ему предстояло промаяться ещё сутки.

* * *

Группа Володи сошла на берег недалеко от Ярославля. По просьбе бывшего «дьявола» капитан встал на ночёвку, не доходя города. Ночью, пользуясь темнотой и комендантским часом, бойцы покинули гостеприимный сухогруз и, переправив на берег ящики с боеприпасами, выстроились в колонну. Задумчиво оглядев своё косматое угрюмое воинство, Володя повернулся к Максу и, чуть пожав плечами, предложил:

– Командуй. Ты по званию старше.

– Нашёл время считаться, – отмахнулся Макс. – Твоя идея, вот и доводи до конца.

– А чего тут доводить? – не понял Володя. – Теперь только одна дорога. Броском до вашей базы. А там уж тебе и карты в руки. Я на той базе не бывал.

– Побываешь, – загадочно усмехнулся Макс. – Ладно. Хорош лясы точить. Ходу, мужики, – добавил он, закидывая на могучие плечи ящик с патронами.

Перекинув автомат на грудь, Володя легко вырвался вперёд и уверенно повёл группу в сторону столицы. Опытные бойцы бежали ровным, размеренным бегом, каждые три километра переходя на быстрый шаг. Каждый из них отлично владел приёмами самомедитации, позволяющей входить в своего рода транс, концентрирующий все мысли только на движении. К утру они успели отмахать почти сотню вёрст.

Расположившись в перелеске, бойцы быстро перекусили холодными консервами и, выставив часовых, устроились отдыхать. По общему согласию двигаться было решено ночью, чтобы избежать встречи с местным населением, и бежать вдоль дороги, чтобы иметь возможность скрыться от возможных патрулей. Отмечать собственный путь ненужной кровью они не хотели.

Обходя все попадавшиеся на пути города стороной, группа к утру третьей ночи вышла к Москве. Теперь в голове колонны встал Макс. Быстро сориентировавшись, боец уверенно свернул куда-то в лес и, привычно маневрируя среди буреломов и болот, повёл группу в обход города, мимо Пушкино, на Ногинск. Обойдя ещё несколько жилых посёлков и бывших садоводческих хозяйств, группа вышла к периметру, обнесённому колючей проволокой и спиралью Бруно.

Резко остановившись, Макс внимательно осмотрелся и, сбросив на землю ящик, коротко выдохнул:

– Добрались.

– И что дальше? – с интересом спросил Володя.

– Передохнём, а вечером попробуем с командиром базы связаться. Будем надеяться, что его ещё не сменили.

– А почему его должны были сменить? – насторожился Володя.

– Да хрен его знает. Может, по здоровью, может, по выслуге, а может, просто потому, что много знал. Можно подумать, в нашем богоспасаемом отечестве подобное редкость.

– Это точно. У человека бесценный опыт оперативной работы, а его на пенсию только за то, что перед начальством не прогибается, – фыркнул в ответ Володя.

– Вот и я про то же. Ладно, не будем о грустном. Хотя по здоровью его вполне списать могли. Хромал он. В Южной Америке с кайманом близко познакомился. Мужики его на себе всю дорогу тащили. Даже связать пришлось, чтобы не вздумал с собой покончить, чтобы группу не задерживать.

– Выходит, они только туда шли?

– Ага. Но ничего. Добрались, дело сделали и обратно так же тихо ушли.

– Круто, – удивлённо качнул головой Володя.

– Не то слово. Я когда услышал, всё ходил, голову ломал, как сам бы в таком случае поступил. Хоть и не обидел меня боженька силушкой, но в такой ситуации, сам понимаешь…

– Да уж. С экстренной эвакуацией у нас всегда сложности были, – понятливо кивнул Володя.

– Да чего там рассуждать? Все знали, куда шли. Не дети малые, – вздохнул Макс.

Вернувшись к группе, бойцы перекусили всё теми же консервами и, зарывшись в снег, устроились отдыхать. Благо до крещенских морозов ещё было далеко, и ночевать в снегу было не страшно. Опыт подобных ночёвок был у всех, так что беспокоиться было не о чем. Дождавшись темноты, Макс выскользнул из лагеря и, подобравшись к периметру, принялся руками раскапывать снег. С интересом наблюдая за ним, Володя пытался угадать, что он хочет там найти, но увиденное превзошло все ожидания.

Макс выволок на свет божий допотопный полевой телефон и, сняв трубку, с загадочной усмешкой покрутил ручку вызова. Растерянно глядя на это эбонитовое чудо человеческой мысли, Володя не удержался и, ткнув пальцем в аппарат, негромко усмехнулся:

– Думаешь, эта штука всё ещё работает? Ему же в музее самое место.

– Не скажи. Чем проще, тем надёжнее, – покачал головой Макс, но, услышав в трубке ответ, приложил к губам палец, давая напарнику понять, что следует соблюдать осторожность.

Назвав свой цифровой код и позывной, Макс попросил соединить его с начальником базы. Услышав прозвище, Хромой Волкодав, Володя только удивлённо покачал головой, но вопросы свои оставил до поры при себе. Как говорится, лучше один раз увидеть. Сам Макс, называя прозвище, напрягся так, словно готовился выслушать собственный приговор, но когда опровержения о существовании такого человека не последовало, расслабился.

Услышав в трубке знакомый голос, Макс тихо, едва слышно произнёс:

– Командир, это Умка. Нужно встретиться… Я не один… Хорошо, понял. Буду.

Положив трубку, Макс вернул телефон на место и, быстро закидав схрон снегом, поднялся. Стоявший рядом с ним Володя, заглянув в полные слёз глаза приятеля, растерянно спросил:

– Ты чего, братишка?

– Он меня сразу по голосу узнал. Мне даже называться не пришлось, – дрогнувшим голосом ответил здоровяк.

– А почему Умка? – не сдержал любопытства Володя.

– Так северные народы полярного медведя зовут. Надеюсь, больше ничего пояснять не надо? – вяло огрызнулся Макс, думая о чём-то своём. – А ты сам-то кто?

– Рысь. И в воде и на суше охочусь. В общем, сам понимаешь.

– Господи, нас послушать, дурдом на выезде, – растерянно хохотнул Макс.

– Что тебе твой Волкодав сказал? – вернул его к реальности Володя.

– Через два часа быть в определённом месте. Одному. Проверка будет, – вздохнул Макс.

– Как думаешь, станет он ради нас безобразие нарушать? – осторожно поинтересовался Володя, пытаясь за шуткой спрятать тревогу.

– И даже не задумается. Я потому сюда и решил идти. Если он не поможет, значит, помощи больше ждать не от кого, и можно смело прямо на границу уходить, – твёрдо ответил Макс.

– Да уж, ситуация. Куча опытных, проверенных в деле бойцов, которых и на свете не существует. Сюрреализм, – вздохнул Володя.

– Пошли, призрак, – усмехнулся Макс. – Ствол возьми. Прикроешь, если что.

– А ты думал, я тебя одного отпущу? – усмехнулся в ответ Володя, переводя автомат под локоть.

– Это недоверие или попытка приободрить? – иронично усмехнулся Макс.

– Наезд и повод подраться, – не остался в долгу Володя. – Пошли уже, ритор.

Вернувшись к лагерю, приятели коротко поведали сослуживцам о результатах переговоров и, оставив группу ждать дальнейших событий, отправились к точке встречи.

Волкодав приехал к названному месту минута в минуту. Сидевший в засаде Володя с интересом присматривался к высокому, сильно хромающему пожилому, но всё ещё поджарому полковнику, носившему весьма говорящее прозвище. Но когда из старого «уазика» выбрался прапорщик, Володя почувствовал, как его собственная челюсть звучно стукнулась о приклад автомата.

Такого гиганта ему видеть ещё не приходилось. Огромный, наголо бритый прапорщик выпрямился во весь рост и, решительно шагнув к Максу, облапил его так, что хруст костей был слышен даже в кустах, где сидел Володя. На его фоне далеко не маленький Макс казался просто заморышем. Оторвавшись от созерцания гиганта, Володя заметил выбравшегося из машины третьего человека. Насторожившись, бывший «морской дьявол» осторожно поднял автомат, беря третьего фигуранта на прицел.

Что-то на уровне подсознания подсказывало ему, что с этим человеком не всё так просто. Пластика движений, поза, перемещения, всё выдавало в нём бойца, но настороженное выражение лица и внимательный, цепкий взгляд, брошенный в сторону леса, говорили сами за себя. Это была не охрана. К тому же он был слишком ухоженным для обычного бойца. Так и не разобравшись, кто это такой, Володя решил держать его на прицеле. В любом случае со всеми остальными Макс здоровался так, словно отлично знал обоих. Третьему он просто подал руку.

Закончив разговор, Макс дождался, когда приехавшие сядут в машину, и, развернувшись, решительно зашагал в сторону их лагеря. Убедившись, что визитёры уехали, Володя бесшумно выскользнул из-за кустов и, догнав приятеля, быстро спросил:

– Ну, что?

– Порядок. За нами придут.

– Кто?

– А я знаю? Волкодав сказал, кто-то из изгоев.

– Не понял.

– Вот и я не понял. Но ему я верю. Если сказал, что пришлёт кого-то, значит так и будет.

– А почему их трое было?

– Волкодав, его старый друг, Степаныч, это он старого на себе через джунгли тащил, и особист.

– Ка-акой особист? – от неожиданности Володя даже начал заикаться.

– В общем, толком мне ничего не сказали, но, похоже, дела весёлые закручиваются. И как подсказывает мне ответственный за нюх орган, касаются они именно нас.

– В каком это смысле?

– Толком ещё не понял. Но Волкодав намекнул. В общем, тот, кто за нами придёт, всё расскажет.

– И когда его ждать? – не унимался Володя.

– Слушай, ну чего ты прицепился? – взвыл Макс. – Понятия не имею. Волкодав, похоже, этому особисту не особо доверяет, вот и начал тень на плетень наводить. Подождём, посмотрим. В конце концов, деваться нам всё равно некуда.

– А если…

– А вот если будет «если», значит, придётся применять самые жёсткие меры, – отрезал Макс и, развернувшись, быстро зашагал в сторону лагеря.

Но уйти ему далеко не удалось. Метров через тридцать из-за старой сосны бесшумно вынырнула высокая, гибкая фигура и, остановившись прямо перед бойцами, чуть усмехнулась, склонив голову на плечо:

– Ну, вы и орёте. За версту слышно.

– Ты кто? – растерянно спросил Володя, настороженно присматриваясь к фигуре.

– Тот, кого за вами прислали, – усмехнулась фигура.

– Оперативно ты добрался, – протянул Макс, задумчиво оглядывая парня.

– Работа такая. Где там ваши? Уходить отсюда надо.

– Куда?

– Сам всё увидишь.

– Не нравится мне всё это, – неожиданно фыркнул Володя. – Я не для того из одной клетки ушёл, чтобы в другую очертя голову лезть.

– Ясно. Тогда начнём сначала, – решительно ответил парень. – Участник проекта, Барс, – представился он, ткнув себя пальцем в грудь.

– Умка.

– Рысь.

– Место сбора изменить нельзя. Здесь всё началось, здесь и закончится, – кивнул парень с неожиданно жёсткой усмешкой.

– И давно у тебя это? – настороженно спросил Володя.

– Первая группа испытуемых.

– Так они же все… – растерянно охнул Макс.

– Как видите, не все. Я сам месяц назад с того света вернулся.

– Это как? – не понял Володя.

– Долго рассказывать. Забирайте парней, и уходим. И так нашумели тут сильнее, чем надо.

Понимая, что он абсолютно прав, приятели дружно зашагали в сторону лагеря. Держась рядом с ними, Барс настороженно всматривался в территорию базы. Заметив его настроение, Володя не удержался и, чуть сдержав шаг, тихо спросил:

– Что-то не так?

– Мужика на встрече видел?

– Особиста? Видел.

– Не верю я ему. Я теперь вообще никому не верю.

– Даже Волкодаву?

– Палыч, это отдельная статья, – покачал головой Барс. – Он погонами рискнёт и не поморщится, а вот особист… На службе он. Прикажут, и будет делать то, что сказано.

– Думаешь, рискнут прислать группу зачистки? – насторожился Володя.

– Всё может быть. Так что имейте в виду, я без драки не сдамся. Точнее, я вообще сдаваться не собираюсь.

– Ну, сдаваться и нам резона нет, – пожал плечами Володя. – Не для того из клетки вырвались.

За разговором троица добралась до лагеря. Поднявшиеся из сугробов бойцы с интересом рассматривали новичка. Улыбнувшись в ответ одними губами, Барс окинул пришедших быстрым, настороженным взглядом и, чуть пожав плечами, решительно сказал:

– Значит так, мужики. У меня есть команда – увести вашу группу в одно место, о котором, кроме вас, знают ещё только двое. Так что, если вдруг возникнет проблема, лучше языки себе откусите, чем про эту базу хоть слово скажете. Вопросы есть?

– Да какие тут к чертям собачьим вопросы, – проворчал один из бойцов.

– Хорошо. Тогда пошли, – кивнул Барс и, развернувшись, ловко заскользил по глубокому снегу куда-то в лес.

Вытянувшись в колонну по одному, вся группа направилась за ним, по привычке стараясь ступать след в след. Вскоре шедший сразу за проводником Володя с интересом отметил, что группа идёт по какому-то следу. Он по всему, это был след самого Барса. След вывел их на крошечную поляну, посредине которой возвышался небольшой бугор. Обойдя бугор справа, Барс быстро раскидал снег и, сунув руку куда-то в сугроб, что-то нажал.

Послышался тихий щелчок и гудение электромотора. Солидный кусок бугра отодвинулся в сторону, открыв крутую лестницу, ведущую куда-то вниз. Ещё раз оглядевшись, Барс проворно нырнул в открывшееся подземелье. Понимая, что спорить и задавать вопросы глупо, бойцы быстро втянулись в подвал, и проводник, убедившись, что спустились все, нажал на кнопку. Снова загудел мотор, и провал закрылся.

* * *

Звонок от командира вырвал Никиту из мрачных размышлений. Моментально насторожившись, он снял трубку и, приложив её к уху, коротко спросил:

– Что?

– Это я, братишка. Помощь твоя нужна. Паренёк один появился, из таких же, как ты. Похоже, тоже откуда-то сбежал. В общем, на встречу мне придётся с собой особиста взять, но твой КП я ему показывать не хочу. Нужно, чтобы ты лесом к третьим воротам вышел, и после разговора паренька к себе забрал, – произнёс Иевлев коротко и по существу.

– Он один?

– Не знаю. В любом случае уводи всех. Потом разберёмся, кого стоило вести, а кого нет.

– Сколько у меня времени?

– Рандеву через два часа.

– Понял. Сделаю, – коротко ответил Никита и, положив трубку, посмотрел на часы.

От запасного выхода из бункера до третьих ворот было минут двадцать ходу. С учётом выпавшего снега все полчаса. Но на подобные встречи было правильнее приходить заранее. Не спеша одевшись, Никита погладил кота и, выйдя в коридор, решительно направился в сторону от центрального входа. Пройдя узкими коридорами до запасного выхода, он нажал на кнопку, открывающую вход, и, поднявшись по лестнице, выскользнул в лес. Прежде чем идти к воротам, ему предстояло осмотреть местность, поэтому, оказавшись на поверхности, Никита стремительно двинулся в обход.

Вскоре чуткие ноздри метаморфа, как он сам называл себя, уловили запах нескольких десятков человек. Судя по всему, группа долгое время провела в пути, не имея возможности как следует заняться собственной гигиеной. Убедившись, что понял всё правильно, Никита отступил по собственным следам назад и, свернув в нужную сторону, направился к воротам. В том, что ему с такой лёгкостью удалось обнаружить пришельцев, не было ничего удивительного. Отлично зная расположение узлов связи на периметре базы, парень предположил, что полковник назначил встречу у ближайших ворот.

Так оно и вышло. У ближайшего к третьим воротам узла и расположилась пришедшая группа. Ещё двоих Никита нашёл у ворот. Один явно собирался выйти к воротам, второй, ловко замаскировавшись в кустах, собирался прикрыть огнём первого. Оценив выбранные бойцами позиции с профессиональной точки зрения, парень одобрительно кивнул и, отойдя в сторону, приготовился ждать.

Вскоре за воротами послышался вой мотора, и Никита с улыбкой подумал, что Хромой Волкодав не меняет старых привычек. Ему по должности давно уже положено было сменить старый рыдван на современный джип, но полковник продолжал пользоваться этой машиной, считая её самой надёжной из всех, что ему приходилось использовать. Увидев, как из вездехода выбрался уже знакомый ему особист, парень насторожился.

От полковника он такого финта не ожидал, но по трезвому размышлению понял, что другого выхода у командира не было. Особист прилепился к нему не хуже пиявки, очевидно, надеясь получить дополнительную информацию о ходе расследуемого проекта. Увидев, как полковник и прапорщик обнялись с вышедшим к ним бойцом, Никита несколько успокоился. Одно дело, услышать, что пришедший хорошо знает Иевлева, и совсем другое, увидеть это собственными глазами.

В его положении расслабляться было ещё рано, даже несмотря на обещание особиста помочь ему с документами. Дождавшись, когда встреча закончится, Никита отступил в лес и, быстро забежав вперёд, вышел на тропу, где должны были пройти бойцы. Увидев его, бойцы растерянно замерли, но, сообразив, кто это, успокоились. Больше всего это знакомство напоминало случайное столкновение хищников. Умных, сильных и осторожных.

Бойцы рассматривали друг друга, прислушивались к дыханию, даже принюхивались, пытаясь угадать каждое следующее движение возможного противника. Никита позволил себе вздохнуть свободно, только когда услышал про побег из клетки. А когда пришедшие коротко обозначили введённые им гены, понял, что оказался среди своих. Кого своих, он старался не думать. Первое, что пришло ему на ум, сборище цирка уродов.

Благоразумно придержав крамольные мысли при себе, парень вывел группу к потайному ходу и, приведя бойцов в обжитой им КП, принялся хозяйничать. Благо здесь оставались запасы на случай войны ещё с прошлого века, из расчёта постоянного проживания семидесяти человек. Первое, о чём попросили гости, были мыло и вода. Отлично понимая, чего они хотят, Никита показал им душевую, где обнаружилась горячая вода, и, открыв дверь склада, коротко скомандовал:

– Здесь всё, что нужно. Дальше сами, не дети малые.

Через три часа, когда отмытые до скрипа и накормленные до осоловелости бойцы расположились в красном уголке, Никита уселся рядом со старшим группы, выходившим на встречу с полковником, и, помолчав, осторожно спросил:

– Вы откуда такие взялись?

– Считай, с того света вернулись, – грустно усмехнулся боец.

– Ещё не вернулись, – жёстко ответил Никита. – Да ты не хмурься. Я сам такой же. Семь лет в развалинах от людей прятался. Первый эксперимент. Давно уже списали.

– Уверен? – растерялся боец со странной кличкой Умка.

– Знаю. Что называется, проверено на собственной шкуре. Так откуда вы?

– Из Приазовья ушли. Там экспериментальная база есть. Вот там и чалились.

– И что на этой базе было?

– Многое. Эта сволочь очкастая над нами измывалась так, что до сих пор волосы дыбом встают, как вспомню.

– А в группу как попал?

– Просто. Команде вводили вакцину, помогали адаптироваться, потом отправляли на задание с приказом об обязательном возвращении в исходную точку. Там выживших подбирали и снова отправляли на базу. Для дальнейшего изучения. Короче говоря, крысиные бега. Или теория мистера Дарвина в усечённом варианте. Выживает не сильнейший, а самый везучий, или невезучий, это как посмотреть.

– Ясно. В общем, всё то же самое. Вот только зачем? Для чего всё это? – задумчиво протянул Никита.

– А тебе-то зачем эта головная боль? – не понял Умка.

– Особист сказал, что наш с вами заклятый друг попался и завтра во второй половине дня будет на базе. Так что, если есть что сказать, рассказывай. Я эту сволочь всё равно утоплю. Или в трибунале, чтоб под расстрел подвести, или в дерьме, когда сам до него доберусь, – твёрдо ответил Никита, глядя собеседнику прямо в глаза.

– Интересная новость. Ладно, тогда слушай. Тебя в полнолуние на живое мясо тянет?

– Не то слово.

– У нас такой сильной тяги нет, но без мяса обойтись не можем, хотя охотой на зверя какое-то время прожить можем. Дальше, у тебя трансформация проходит очень болезненно?

– Да.

– У нас вполне терпимо. Даже на ноги через пару минут встать можем.

– Повезло. Я после метаморфозы минут десять отдышаться не могу. Но только в обратную сторону.

– В смысле, когда из зверя? – осторожно спросил боец.

В ответ Никита только кивнул.

– А сам трансформацией управлять можешь?

– Могу, но в середине лунного цикла всё очень тяжело проходит.

– Вот значит как. Выходит, он свою вакцину на нас отрабатывал. Изменения вносил.

– Выходит так. Я только одного никак не пойму. Какая связь между нами и фазами луны? Вот уж действительно сказка про оборотней, – проворчал Никита.

– Думаю, он и сам этого не понял.

– Почему ты так решил?

– Ну, раз он решил эксперимент продолжать и вакцину усовершенствовать, значит, первые результаты его не устраивали.

– Тоже верно. И что делать планируете? – с интересом спросил Никита.

– А что тут сделаешь. Нам всем одна дорога. На Дальний Восток. Оккупантов выбивать. Среди обычных людей нам жить нельзя.

– Да уж, собрался цирк уродов, – не удержался Никита. – Но сначала я с этим гадом посчитаюсь. За всё мне ответит, мразь.

– Думаешь, особисты тебя к нему подпустят?

– А кто их спрашивать будет? Главное, момент первого броска правильно выбрать, а дальше спасать уже нечего будет, – усмехнулся Никита так, что вздрогнули даже сидевшие рядом бойцы.

– И некому, – неожиданно поддержал его боец по кличке Росомаха. – Братишка прав. Это нужно остановить любым способом, чтобы такое никогда больше не повторилось. Так что, если вы откажетесь, я сам с ним пойду.

– Ты за кого нас держишь, морда водоплавающая?! – вдруг вызверился Умка.

– Не ори, – спокойно ответил Росомаха, пропустив мимо ушей высказывание про водоплавающего. – Парень прав, и это не обсуждается.

– А кто сказал, что он не прав? – огрызнулся Умка, успокаиваясь. – Прав, от и до. А раз прав, значит, закруглять эту поганую историю мы все вместе пойдём. Так что особисты могут утереться. Будет кому этих ребятишек за жабры подержать, чтоб не дёргались.

– Ну, вот и ладушки. Что делать планируешь? – повернулся Росомаха к Никите.

– План война покажет, – проворчал Никита, раздумывая над услышанным. – Завтра видно будет. Пусть сначала привезут эту тварь сюда. Сходим в штаб, посмотрим, послушаем, ну, а там как пойдёт. Думаю, лучше всего будет их на выезде перехватить. Чтобы и Волкодаву не навредить, и лишней крови избежать. Мы её и так слишком много пролили.

– Это верно, – вздохнул Росомаха.

– Ладно, мужики. Давайте отдыхать, – вздохнул Никита, медленно поднимаясь.

– Погоди. Расскажи, как у тебя все было, – вдруг попросил Рысь.

– Ты ведь первым был. И почему ты вдруг вне проекта оказался? – добавил Умка, поддерживая приятеля.

– Да в общем-то ничего нового, – вздохнул Никита, усаживаясь на место. – Вернулись с задания, передохнули пару дней и получили новую команду. В пожарном порядке всем собраться и на эту базу. Сами понимаете, зачем, почему, нам никто объяснять и не собирался. Свисток, пятую точку в горсть, и полетели. А тут этот друг наш, с мензурками. Без лишних разговоров получили по уколу и по койкам. По большому счёту процедура привычная. Кто его знает, что за прививку сделали и как она на организме скажется. А раз прививка, значит, опять работа в дальних краях. А оказалось, и прививка непростая, и работа не работа вовсе, а самый настоящий эксперимент. И главными действующими лицами в этом эксперименте мы. Как нас плющило и корёжило, думаю, никому рассказывать не надо. Сами всё проходили. Трое суток как в тумане пролетели, а вот потом, когда в себя пришли…

Никита замолчал, в очередной раз переживая тот, свой самый первый день, когда понял, что перестал быть обычным человеком. Когда осознал, что возможность нормально мыслить вернулась к нему вместе со вкусом человеческой крови на губах. Зябко передёрнув плечами, парень в очередной раз вздохнул и, грустно усмехнувшись, добавил:

– У нас даже психологической разгрузки не было. Как только в себя пришли, и высокое начальство убедилось, что группа способна адекватно реагировать на приказы, последовала отправка. Что называется, проверка в боевых условиях.

– И куда ушли? – осторожно спросил Росомаха.

– Дальний Восток. Разведка скинула данные, что на оккупированные территории выдвинут передвижной командный пункт. Задание простое, как перпендикуляр. Найти и уничтожить. Ушли. А вот обратно только я вернулся. Аж через семь лет.

– Как это? – растерялся Умка.

– Вот так. Ждали нас. На маршруте, перед самым выходом к точке ориентира, нарвались на минное поле. А самое главное, что поле это непростым было. Обработали его. Специально обработали. Химией, которая поисковых собак со следа сбивает. Потому и не учуяли, что под ногами железо. Меня взрывом накрыло. Шкура, как дуршлаг. Спасло только то, что организм к тому времени уже успел измениться. До ручья дополз и три недели из себя осколки зубами выгрызал. Из оружия только кинжал остался да собственные зубы, всё остальное осколками разбило. Может, это от смерти и спасло. Не знаю. Месяц до ближайшей военной части добирался. А когда добрался и по нужному номеру отзвонился, вдруг узнал, что меня больше нет. Не существует. Группа погибла, коды сменили, позывные не принимаются. Командир части так и сказал, чтоб я не справедливости искал, а шёл куда подальше и больше не появлялся.

– В смысле, в той части? – не понял Росомаха.

– Часть переводили, так что не в части, а в жизни. Списали, значит, и нет меня, и нечего отчётность портить, – грустно улыбнулся Никита.

– И что ты делал?

– А что мне оставалось? Ушёл обратно к линии фронта. Нашёл какой-то уцелевший подвал и начал новую жизнь. Благо охотиться можно было вволю. Китайцы вот они, рядом. Я в их поселения как в собственную кладовку ходил.

– Интересно девки пляшут. Это что же за расклад такой, если личный код и позывные не принимаются? – растерянно протянул Умка. – Всю жизнь твердили, что личный код вместе с позывным будет принят в любом случае. Без проверки, конечно, не обойдётся. Но куда же без неё? Но чтобы вот так, сразу списали…

– Вот и я так думал, пока мордой в грязь не ткнули, – кивнул Никита.

– А каким боком ты в истории с очкастым?

– Я о той ночи семь лет думал. Всё понять пытался, как такое получилось, что среди тайги вдруг минное поле возникло. А когда понял, решил всё-таки воскреснуть. Такое я просто обязан был сообщить.

– И чего надумал? – насторожился Росомаха.

– Сдали нас. С самого начала сдали. И сделал это тот, кто всё о группе и маршруте знал.

– «Крот»! – ахнул Умка, сообразив, о чём идёт речь.

– Он, родимый, – жёстко усмехнулся Никита.

– И ты думаешь, что это очкастый?

– У вас куратором кто был?

– Марков.

– Вот и у меня тоже. Так что сами видите, выбор невелик. Либо генерал, либо эта сволочь. Сторонних там всего ничего было. Ну, да это теперь пускай у особистов головы болят. Я свой приговор вынес. Осталось только в исполнение его привести.

– Уверен, что нужно? – неожиданно спросил Росомаха. – Даже если он «крот», особисты наверняка уже свою комбинацию вокруг него крутят. Так что, если вмешаешься, могут и измену навесить.

– Плевать. Сейчас, здесь на базе, новая группа кутят тренируется. Сопливые совсем. А среди них ещё и девчонки есть. Так вот, не хочу я, чтобы из них этот подонок таких же уродов, как я, наделал. Не хочу, чтобы им так же жизнь сломали. Люди должны людьми оставаться. Простыми, обычными людьми, а не генетическими монстрами.

Отвечая ему, Никита поднялся и с каждым словом всё сильнее сжимал кулаки, словно готовился к драке. Впрочем, подсознательно он вполне допускал нечто подобное. Как ни крути, а знать, что ты монстр, это одно, а услышать это от постороннего, пусть даже такого же монстра, совсем другое. Но слушавшие его бойцы даже не пытались спорить. Дружно опустив головы, участники этого дикого, бесчеловечного эксперимента молчали, только иногда обмениваясь быстрыми, молчаливыми взглядами.

– С такой логикой не поспоришь, – кивнул Рысь после долгого молчания.

– А тут и спорить не о чем, – ответил ему Умка. – Рано или поздно война эта кончится, и что тогда с такими, как мы, делать? В расход или в клетку, до следующего раза? Нет. Прав братишка. Это остановить надо. Любым способом. И не важно, что там особисты задумали. Эта тварь должна сдохнуть.

– Ну, значит, так тому и быть, – кивнул Росомаха. – Кто с нами? – спросил он, обернувшись ко всем остальным бойцам.

Внимательно слушавшие весь их разговор бойцы принялись молча поднимать руки, выражая своё согласие с хозяином КП. Удовлетворённо кивнув, Росомаха повернулся к Никите и, протянув ему руку, сказал:

– Добро. Командуй.

– Я так понимаю, здесь и повыше званиями на должность командира найдутся, – растерялся парень.

– Операция твоя, значит, тебе и командовать. А вообще, у нас с определённого момента полная демократия в этом плане. Кто лучше знает, что делать, тот и командует. Чего даром воздух сотрясать. Ты придумал, тебе и карты в руки. К тому же эту базу ты лучше всех знаешь.

– Добро. Вот завтра на свиданку сходим, а потом подумаем, как лучше до этой твари добраться, – кивнул Никита, принимая предложение. – А пока давайте знакомиться. Мы ж не зеки, чтобы кликухами пользоваться. Офицеры всё-таки.

– Согласен. А то так и совсем озвереть не долго, – улыбнулся, Рысь и представился первым: – Володя. Капитан-лейтенант.

– Макс, капитан, – поднялся с места Умка, протягивая парню руку.

– Никита, старший лейтенант.

* * *

Вызов ещё одного пропавшего бойца застал полковника Иевлева на стрельбище, когда он собственноручно показывал кутятам, что такое хорошая стрельба. Подлетевший к полковнику на дежурной машине посыльный кубарем выскочил из салона и, торопливо козырнув, скороговоркой протарахтел:

– Господин полковник, вас срочно вызывают в штаб. На связи странный код.

– Что ещё за странный кот? – не понял Иевлев.

– Позывной странный, из старых, – пояснил посыльный, едва сдерживая смех.

Сообразив, что старым позывным мог воспользоваться только один из тех, кто так же, как Никита когда-то, оказался пропавшим без вести, полковник перебросил прапорщику пистолет и, подхватив свою трость, быстро захромал к машине. Добравшись до узла связи, Иевлев схватил протянутую трубку и, прикрыв микрофон ладонью, тихо спросил:

– Что тут?

– Позывной начала войны. Требует именно вас, по прозвищу, – быстро ответил связист.

Сделав глубокий вздох и откашлявшись, Иевлев приложил трубку к уху, решительно произнося:

– Полковник Иевлев. Слушаю.

После нескольких первых слов он вдруг понял, кто с ним говорит. Эта группа пропала третьей, но всех входивших в её состав бойцов тоже тренировал он. Назначив встречу, полковник положил трубку и, поднявшись в свой кабинет, задумался. Отказать надеявшемуся на него бойцу он не мог, как не мог и открыто привести его на базу. Слишком много здесь было сейчас посторонних людей. Приняв решение, он снял трубку и, набрав номер КП, быстро объяснил Никите задачу.

Заперев кабинет, полковник вышел на улицу и, увидев подходящего к штабу особиста, мрачно скривился. Но делать было нечего. На сегодняшний день всё то, что мог рассказать прибывший боец, могло сильно помочь Кручинину в ходе расследования. Приведший на обед кутят прапорщик Степаныч, заметив мрачное выражение на лице старого друга, решительно подошёл к крыльцу и, неодобрительно покосившись на то, как полковник прикуривает сигарету от окурка, спросил:

– Чего?

– Максим Ушинин объявился, – растерянно улыбнулся Иевлев.

– Быть не может! Живой! – ахнул Степаныч, растерянно хлопая себя ладонями по бёдрам.

– Кто живой? И почему не может быть? – с интересом спросил Кручинин, подходя к собеседникам.

– Один из моих ребят, из группы, что пропала третьей, вернулся, – пояснил Иевлев, глубоко затягиваясь.

– Так это же здорово! Когда я могу его увидеть? – моментально оживился особист.

– Через два часа. А вот поговорить вам с ним только завтра удастся.

– Завтра так завтра, – покладисто кивнул Кручинин. – В любом случае до пяти вечера у нас времени много. А чего вы такой расстроенный, Иван Павлович?

– Странно это всё. Сначала Никита, теперь Максим. Не бывает таких совпадений, – задумчиво протянул Иевлев.

– Бывает, Иван Палыч. В жизни и не такое бывает, вы уж мне поверьте, – загадочно улыбнулся Кручинин. – Я вам такого бы порассказал, что волосы дыбом, да права не имею. Скажу только, что и не такое в жизни бывает. А вот объявился ваш паренёк очень вовремя. А если у него такой же убойный материал, как у Никиты, так совсем здорово. Где вы собираетесь паренька спрятать?

– Ещё не знаю. Встретимся, поговорим, а там видно будет.

– А что так осторожно? – усмехнулся Кручинин.

– Может, у него уже своё место для ночёвки есть, как у Никиты? – пожал плечами Иевлев, бросая на Степаныча предупреждающий взгляд.

– Доверие заслужить трудно, – понимающе улыбнулся Кручинин. – Вы только одно помните, мужики. В этой истории я вам совсем не враг. Скорее, наоборот. Так что сами себя не перемудрите. Ладно?

– Да дело тут не в доверии, – грустно улыбнулся Иевлев. – Я и вправду ещё ничего не знаю. Звонок поступил двадцать минут назад.

– Я могу с вами съездить? – подумав, спросил Кручинин.

– Да бога ради. Мне прятать нечего. Но уж если парень не выйдет, не обессудьте. Сами понимаете, это будет его решение, – пожал плечами Иевлев.

– Понимаю, – решительно кивнул особист.

– Тогда через полтора часа милости прошу в машину, – улыбнулся Иевлев.

– Ну уж нет. Простите, Иван Павлович, но я теперь от вас ни на шаг не отойду. А то, стоит мне отлучиться, так у вас очередные гости интересные появляются. А в нашей ситуации любая информация на вес золота.

– Ну, как хотите, – развёл руками начальник базы. – Тогда пошли чай пить и ждать. В любом случае раньше срока там делать нечего.

– А вот это с удовольствием, – рассмеялся Кручинин. – Набегался по морозцу, так что горячий чай в самый раз будет.

– Передавай группу, Степаныч, и ко мне в кабинет. С нами поедешь. Как-никак, этих ребят ты вместе со мной гонял, так что с ходу скажешь, тот или нет, – сказал Иевлев не терпящим возражения тоном, повернувшись к огромному прапорщику.

– У них по плану языковая подготовка, – пожал плечами Степаныч.

– Вот и хорошо. Значит, до завтра рядом со мной побудешь, – кивнул полковник.

– Мужики, у меня складывается стойкое убеждение, что вы к чему-то готовитесь. Может, поделитесь, или у меня совсем с головой плохо? – настороженно произнёс особист.

– Ну и чутьё у тебя, Михалыч, – удивлённо качнул головой Иевлев. – Только акценты ты не в ту сторону расставил.

– Поясни, – ещё больше насторожился Кручинин.

– А чего тут пояснять. Мы и одного-то подопытного боялись, а уж вдвоём они твоего профессора на тряпочки порвут раньше, чем мы все хором успеем мяу сказать, – вздохнул Иевлев.

– А приказ?

– А плевать они хотели на все приказы вместе. Им ваши приказы жизни поломали, так что выводы сам делай, – жёстко усмехнулся Степаныч.

– Так ведь он под конвоем вооружённым будет.

– И чего? Вместе с конвоем и порвут, – отмахнулся гигант. – Ты пойми, Михалыч, эти ребята свою ненависть, всю боль на одном человеке сосредоточили. А уж что они умеют, я и говорить не стану. Представь своего лучшего волкодава, а теперь умножь это на четыре, а что получится, возведи в третью степень. Получишь любого из этих ребят. Вот и попробуй такого остановить.

– Что-то ты мне такого монстра описал, что волосы на всех местах дыбом, – усмехнулся Кручинин с заметной растерянностью.

– Они не монстры, полковник. Их такими сделали, – еле слышно произнёс Иевлев, опуская голову. – Против воли, ни о чём не предупреждая. И теперь им с этим жить дальше. А самое страшное, что они это понимают и жить такими не особо хотят. Впрочем, я и сам бы после такого не захотел. Страшно. Так страшно, что и не описать.

– Да уж, наворотили дел, – расстроенно проворчал Кручинин, устало крякнув.

– Твои ребята всю научную группу взяли? – неожиданно спросил Иевлев.

– Всю. А что?

– Да вот думаю, не сильно ли мы торопимся очкастого во всех грехах обвинять? Слишком уж явно получается. Наверняка у него помощник был, который все дела и крутил. Ну не может человек, постоянно находящийся на глазах, ещё и свои игры вести, да ещё и на охраняемой территории, – проговорил Иевлев, прикуривая очередную сигарету.

– Вот именно это нам и предстоит выяснить прежде, чем твои парни его рвать начнут, – нехотя ответил Кручинин.

– И как ты это выяснять собираешься? – влез в разговор Степаныч.

– Пока не знаю. Мне сообщили, что наш фигурант усиленно упирается и помогать следствию не желает. Так что придётся повозиться.

– А ты его мне на часок отдай, всё скажет, – усмехнулся Степаныч так, что отодвинулся даже Иевлев.

– А тебе-то он чего плохого сделал? – растерялся Кручинин.

– Чего плохого?.. – мрачно переспросил Степаныч, медленно сжимая кулаки. – Так вот послушай меня внимательно. Я каждого из этих кутят сам, лично обучал. Натаскивал, как собственных сынов, а какая-то сволочь вот так, играючи, им жизни сломала, да ещё и на верную смерть отправила. Я бы ещё понял, если б толковый приказ был. А когда их специально на минное поле выводят, прощать нельзя.

– Так я и не предлагаю прощать, – смущённо пожал плечами Кручинин. – Только, прежде чем тиски для пальцев из кладовки доставать, нужно точно убедиться, что фигурант виновен.

– Ну, убеждаться ты можешь сколько хочешь, но в этом деле твоего мнения никто спрашивать не будет. Как и нашего. Тебе же Палыч уже сказал, судя по всему, его уже приговорили. Так что, если хочешь что-то узнать, не тяни. Как привезут, начинай прессовать. Чем быстрее расколешь, тем лучше для твоего дела.

– Мужики, вы понимаете, что это вмешательство в расследование государственной измены? – спросил Кручинин, окончательно растерявшись.

– Мы-то понимаем, а вот ребята… Им ведь теперь глубоко наплевать на ваше расследование. Их как бы и нет вовсе. Убиты давно. Так что нам их не удержать. Если решат пришибить твоего очкарика, значит, пришибут, и ничего ты с этим не сделаешь, – махнул рукой Иевлев.

– Что значит пришибут? – попытался возмутиться особист. – У меня, в конце концов, бойцы тоже не пальцем деланы. Запру фигуранта в одиночной камере под усиленной вооружённой охраной с пулемётом в придачу…

– И получишь ещё больше трупов, – договорил за него Степаныч. – Ты, похоже, так и не понял, с кем тебя судьба свела. Послушай моего совета, пожалей своих бойцов. Пойми, наконец, если они что-то решат, то ты своего очкарика даже в президентском бункере не спасёшь. Доберутся. Им свои жизни беречь больше незачем. Смысла нет. Так что они сквозь твою охрану пройдут, как нож сквозь масло. Подумай над этим, пока очкарика везут.

– Ну, вы меня и озадачили, мужики, – вздохнул Кручинин, входя следом за Степанычем в здание штаба базы.

Офицеры вошли в кабинет Иевлева и расселись за столом, дружно достав из карманов курево. Достав из тумбочки электрочайник и чашки, полковник, на правах хозяина принялся колдовать над заваркой. Дав напитку настояться, Иевлев аккуратно разлил чай по чашкам и, подвинув одну Кручинину, развёл руками:

– Извини, кроме сахара угостить больше нечем.

– Ничего. Я своим парням велел из города конфет и других вкусностей привезти. А то свалились на голову хозяевам и объедаем, – улыбнулся Кручинин, с удовольствием принюхиваясь к аромату свежего напитка.

– Это здорово. А то и вправду иногда даже перед людьми неудобно, – кивнул Иевлев, прихлёбывая чай.

– Война. Не до разносолов, – проворчал Степаныч, осторожно поднимая свою чашку за бока. Браться за тоненькую ручку он боялся.

Заметив его осторожность, Кручинин чуть улыбнулся и, подумав, спросил:

– Степаныч, ты всегда таким громадным был или с годами раздался? Скажу честно, я таких гигантов никогда не видел.

– Я в деда пошёл, – смущённо проворчал прапорщик, пряча нос в чашке. – Вот уж кто и вправду громадиной был. Деревенского битюга на себе запросто уносил.

– Битюга, это в смысле лошадь? – настороженно спросил Кручинин, ожидая подвоха.

– Тяжеловоза, – коротко пояснил Степаныч.

– Шутишь! – ахнул особист.

– Если бы. Даже фотография есть. Старая правда, но настоящая. В те времена о монтаже ещё и слыхом не слыхивали. Тем более в деревне. Его по всем районам знали. Даже в большой спорт звали, штангу поднимать. Да упёрся дед. Я, говорит, всю жизнь на земле прожил, на ней и помру. А до всяких рекордов мне никакого дела нет. Вам надо, вы и поднимайте.

– Что, так и сказал?

– Ага. Деда напугать трудно было. А вот его многие боялись. Точнее, его силы. Он если хотел кого от дома отвадить, в воротах вставал и в кулаке подкову складывал. После такой демонстрации спорить с ним желание сразу пропадало.

– А ты так умеешь? – не удержался Кручинин.

– Он много чего умеет, – загадочно усмехнулся Иевлев. – Однажды этот бугай племенного быка ударом кулака в лоб убил.

– Врёшь, – решительно ответил Кручинин.

– Собственными глазами видел, – ответил Иевлев, неожиданно перекрестившись.

– Да брось ты, Палыч, человека морочить, – усмехнулся прапорщик. – Знаешь ведь, что мне кое-какие секреты известны.

– Это какие же? – не унимался Кручинин.

– Я ведь в деревне вырос, а там скотину без всяких задумок забивают. Бычка кувалдой в лоб и ножом по горлу. Только знать надо, куда именно бить.

– И куда же?

– Нужно линию провести, от правого уха к левому глазу и, наоборот, от левого уха к правому глазу. Вот в точку пересечения и надо бить. А фокус в том, что атакующий бык голову в последний момент, перед самым ударом наклоняет, вот я его на противоходе и поймал, – пояснил Степаныч, демонстрируя особисту кулак величиной с голову самого Кручинина.

За разговором время пролетело незаметно. Допив чай, Иевлев отставил чашку и, посмотрев на часы, произнёс только одно слово:

– Пора.

Согласно кивнув, офицеры дружно поднялись из-за стола и направились к выходу, застёгивая бушлаты на ходу. Степаныч уселся за руль и, запустив двигатель, несколько минут прогревал его на повышенных оборотах. Дождавшись, когда стёкла немного оттают, он включил передачу и плавно тронул машину с места. Кручинин успел отметить про себя, что полковник не сказал ему, куда ехать, а сам прапорщик уверенно повёл машину в нужную сторону. Отметив про себя эту деталь, Кручинин осторожно достал из кобуры табельный ПМ и, сунув его в карман, снял с предохранителя.

Выехав за ухоженную территорию, Степаныч ловко передвинул рычаг блокировки мостов и, усмехнувшись, уверенно погнал машину по сугробам. Дребезжа и завывая, вездеход медленно двигался в сторону запасных ворот базы. Наконец, едва не уперевшись в них бампером, машина остановилась, заскрипев изношенными колодками.

– Вот он, – тихо выдохнул Иевлев, кивком головы указывая на вышедшую из-за дерева фигуру.

– Вижу, – так же коротко ответил прапорщик, выскакивая из машины.

Первым шагнув к пришедшему бойцу, гигант решительно облапил его, тихо сказав:

– Максимка, живой. Сынок.

Не ожидавший от этого здоровяка такого бурного проявления эмоций Кручинин решил подождать, когда старые знакомые немного успокоятся. Здороваясь с бойцом, особист успел отметить и внимательный, словно оценивающий взгляд пришедшего, и сильное, но осторожное рукопожатие, и стремительные, точно выверенные движения. Обоих модификантов, как их называли в проекте, отличали именно эти черты. Кручинин успел убедиться в этом, познакомившись с Никитой.

Друзья быстро обменялись несколькими тихими фразами, но особист ничего не расслышал, как ни напрягал слух. Старый глушитель почти не справлялся со своей задачей. Закончив разговор, боец отступил в сторону и, чуть улыбнувшись, исчез в лесу. Кручинин понял, что встреча закончилась. Усевшись в машину, он с трудом дождался, когда прапорщик тронет машину с места, и, не выдержав, быстро спросил:

– Ну, что? Он согласен рассказать, что с ним было?

– Сегодня обустроится, а завтра они с Никитой оба придут. Точнее, Степаныч их привезёт. Так что время поговорить у вас будет.

Понимая, что спорить и что-то доказывать бесполезно, Кручинин вздохнул и, уже не таясь, достал из кармана пистолет. Поставив оружие на предохранитель, он сунул его в кобуру и, заметив насмешливый взгляд прапорщика в зеркале заднего вида, мрачно спросил:

– Чего?

– Неужели и вправду думаешь, что эта пукалка тебя бы спасла? – прогудел Степаныч, презрительно усмехаясь.

– Да ну вас к чёрту. Сказки мне рассказываете и думаете, что я во всю эту ерунду поверю. Не спорю, способности у ребят, конечно, неординарные, но не до такой же степени, – огрызнулся особист.

– Ну, как знаешь. Потом не жалуйся, что всех бойцов потерял, – пожал плечами Степаныч.

Удивлённо покосившись на старых друзей, Кручинин растерянно покрутил головой и, не удержавшись, фыркнул:

– Чует моё сердце, что говорите вы намного меньше, чем знаете.

– С чего ты взял? – пожал плечами Иевлев.

– С того, что вы совершенно уверены, что эти ребята его уже приговорили. Иначе не стали бы меня так старательно уговаривать не мешать им.

– Ребят твоих жалко, – вздохнул Степаныч.

– Пожалел волк кобылу, – усмехнулся особист. – В общем, так, мужики. Делайте что хотите, но пока я эту сволочь не расколю, никакого кровопролития без моего ведома. Хоть на цепь их сажайте, хоть к батареям пристёгивайте. Ясно?

– И долго ты его колоть собираешься? – задумчиво поинтересовался Иевлев.

– Это уж как получится.

– Боюсь, не можем мы тебе такого пообещать, – снова вздохнул прапорщик.

– А мне обещания не нужны. Это приказ, мужики, – жёстко ответил особист.

– Вот вроде умный ты мужик, а дурак, – фыркнул Степаныч. – Я ж тебе русским языком объяснил, нет их. Не существует. Ну как можно трупу приказывать?

– Вы надо мной издеваетесь, что ли?! – возмутился Кручинин.

– Я ж говорю, умный, а дурак, – обреченно махнул огромной лапой Степаныч.

– Угомонись, старый. Он и половины про этих ребят не знает, – устало вздохнул Иевлев. – Вот завтра сам всё увидит, может, тогда поймёт.

* * *

Четверо суток после ареста профессор Лихтман только и делал, что старательно думал, а на допросах требовал адвоката. Даже сделанное ему в первый же день седым майором внушение не заставило профессора пересмотреть своё положение. И вот теперь, трясясь в клетке автозака и хмуро глядя на затянутые вязаными масками лица, Лихтман пытался понять, куда его тащат.

Отлично понимая, что из создавшегося положения вырваться просто так не удастся, он пытался проиграть все возможные варианты событий. Впрочем, для серьёзного анализа было слишком мало исходных данных, поэтому профессор вынужден был принимать за основы допущения. Это мало помогало, но общая стратегия защиты уже вполне выстраивалась.

Основной упор Лихтман делал на то, что следствию ничего не было известно о роли его помощника в деле о передаче данных по проекту. И до тех пор, пока этот факт остаётся в тайне, предъявить профессору нечего. К тому же сам Лихтман всегда может сказать, что ничего не знал о деятельности своего помощника, ведь свидетелей приказам не было. Осталось только сделать так, чтобы помощник молчал. А сделать это можно только одном способом, который в данный момент профессору был недоступен.

Автозак подкинуло на очередном ухабе, и профессор тихо выругался. Привыкший к совершенно другому отношению к собственной персоне, он бесился, столкнувшись с подобным небрежением к его статусу. Но на охранявших его бойцов все его фырканья и ругань не производили ровно никакого впечатления. Привычно придерживая автоматы на коленях, бойцы молча сидели на откидных лавках и словно дремали, пока пристёгнутый наручниками профессор пытался занять более удобное положение.

Наконец, машина остановилась, и в замке загремели ключи. Железная дверь распахнулась, и старший, перебросив ключи одному из бойцов, скомандовал:

– Выводите эту сволочь. Приехали.

Привычным жестом отомкнув дверь клетки, боец ловко проскользнул в камеру и, дождавшись напарника, отстегнул браслет. Заведя арестованному руки за спину, он снова сковал его и, выскользнув к выходу, скомандовал:

– Вперёд.

Оставшийся рядом с арестованным боец ловко просунул свою руку под наручники и, согнув профессора пополам, потащил к выходу, одновременно придерживая его за шиворот. Шипя и ругаясь сквозь зубы, Лихтман засеменил к выходу. Не останавливаясь, боец вышвырнул арестованного на улицу, где его тут же подхватили ещё два бойца. Остальные, выскочив из машины, взяли оружие на изготовку, словно в любой момент ожидая нападения.

Профессора втащили в какое-то здание и, не давая опомниться, поволокли куда-то вниз. Будучи согнутым пополам, Лихтман не мог толком сориентироваться, но в мозгу складывалось стойкое убеждение, что в этом месте он уже бывал. Профессора втащили в камеру и, усадив на стул, снова пристегнули. На этот раз, словно для разнообразия, не расковывая. Отдышавшись, Лихтман пошевелил руками и, убедившись, что статус-кво остался прежним, выжидательно уставился на зеркальное стекло.

Минут через десять дверь открылась, и на пороге появились сразу двое. Уже знакомый профессору майор и худощавый, жилистый полковник с жёсткими серыми глазами. Майор остался стоять у входа. Усевшись за стол, полковник быстро пролистнул принесённую с собой папку и, небрежно бросив её на стол, мрачно спросил:

– Значит, говорить вы, профессор, не желаете?

Сообразив, что в ход пошла тяжёлая артиллерия, Лихтман пожал плечами и, собрав в кулак всю имевшуюся в наличии наглость, ответил:

– Я уже всё сказал. Всё мною сделанное это государственный проект, а не сельская самодеятельность в колхозном клубе. Все деньги были потрачены строго по необходимости.

– А разве кто-то говорил про деньги? – с интересом спросил полковник. – Меня интересуют вовсе не деньги, а то, что данные по вашему проекту оказались в руках у нашего потенциального противника. И вот этот вопрос требует тщательного изучения. Так что, чем деятельнее будет ваше сотрудничество, тем быстрее вы избавитесь от нашего внимания. Скажу больше. Если, паче чаяния, ваша невиновность не оставит у меня никаких сомнений, я принесу вам свои самые искренние извинения. Публично. А пока с вами будут обращаться так, как положено обращаться с преступником в военное время.

– А разве презумпцию невиновности в нашем государстве уже отменили? – иронично усмехнулся профессор.

– Мы не полиция и не прокуратура. Мы военная контрразведка. Так что подобные глупости нам просто чужды. В общем, или вы нам со всем усердием помогаете, и тогда выходите на волю, или сидите в камере и ходите на допросы в любое удобное для нас время. А что такое допрос, вы уже почти знаете, – добавил полковник, выразительно покосившись на стоящего рядом майора.

– Почти? – растерянно переспросил Лихтман.

– А вы думали, что лёгкое знакомство с кулаками майора дало вам полное представление о подобном способе общения? – иронично усмехнулся полковник. – Вынужден вас огорчить, профессор. Это было только лёгкое вступление. Иногда, в особо сложных случаях, мы вынуждены применять очень жёсткие меры. И поверьте, меры эти не всегда безопасны для здоровья. Скорее, наоборот. Так что не доводите до крайности. В противном случае мне придётся приносить извинения трупу. Согласитесь, глупо оставлять в живых человека, прошедшего такую обработку.

– Вы не посмеете применять пытки! Это преступление против человечности! – истерично выкрикнул профессор.

– Вы даже не представляете себе, профессор, сколько всего мы смеем. И не по причине вредности характера, а по служебной необходимости. Как говорится, работа такая. А что касаемо человечности, то не вам о ней говорить. Достаточно просто вспомнить, что вы сделали с кучей хороших парней. Так что, будем сотрудничать, или майору начинать обработку?

– К-какую обработку? – от страха Лихтман начал заикаться.

Испытать побои, которые он с трудом перенёс в прошлый раз, профессор совсем не хотел. Увидев, как седой майор деловито снимает китель и закатывает рукава, одновременно разминая кулаки, Лихтман попытался отодвинуться подальше, но стул оказался прикручен к полу. В итоге, чуть не упав на пол, профессор скорчился в позе эмбриона, с ненавистью глядя на полковника. Ответив ему мрачным, твёрдым взглядом, полковник не спеша поднялся и, повернувшись к майору, сказал:

– Начинай. Захочет говорить, пришлёшь кого-нибудь. Я пока чаю попью. Заодно и остальных фигурантов проведаю. Может, кто уже и сам сотрудничать захотел. Не все же такие упёртые.

Кивнув, майор проводил командира взглядом и, повернувшись к профессору, пропел, едва не облизываясь:

– Ну, вот и славненько. Наконец-то мы с тобой, тварь очкастая, одни остались.

– Это всё Марков! Марков! Это он мне приказал! – не выдержав напряжения, завизжал профессор.

Профессор не мог знать, что перед допросом полковник внимательно изучил его психологическую карту и, выбрав необходимый для разговора тон, специально вогнал его в нервное напряжение, чтобы выбить из душевного равновесия. Презрительно усмехнувшись, майор ухватил железными пальцами профессорский нос и, выкручивая его в сторону, спросил:

– Значит, говоришь, готов сотрудничать?

– Да, да, готов, – прогундосил Лихтман, чувствуя, как хрустят позвонки в шее.

Хватка у майора была поистине стальной. Отпустив обвиняемого, майор шагнул к зеркалу и, постучав в него согнутым указательным пальцем, громко произнёс:

– Клиент всё осознал и очень хочет жить. Так что дробилку для пальцев пока можно не распаковывать.

Шмыгая носом, профессор пытался понять, что в этой фразе шутка, а что говорится всерьёз. Дверь снова открылась, и на пороге появился всё тот же полковник. С интересом покосившись на майора, он присел к столу и, положив подбородок на кулаки, приказал:

– Рассказывайте, господин профессор. Я вас внимательно слушаю.

– Что именно я должен рассказать? – уточнил профессор, шмыгая носом.

– Всё, друг мой. Всё. От начала и до конца. Кто начал этот проект, кто приказал вакцинировать бойцов спецназа, а главное, кто, где и как передавал результаты вашей работы агентам противника. Я жду.

– Но я ничего этого не знаю. Ко мне пришёл генерал Марков, поставил задачу и взял на себя все заботы по обеспечению проекта всем необходимым. Это он приказывал присылать подопытных и тщательно отслеживал результаты. Я могу отвечать только за ход эксперимента. Всё остальное меня не интересовало. Я учёный, а не военный, и с того момента, как начался этот проект, почти не покидал охраняемой территории.

– Значит, всё было сделано по приказу генерала Маркова? – переспросил полковник с непонятной интонацией.

– Да, это всё он, – истово кивнул профессор.

– А вот генерал говорит, что приехал к вам посоветоваться и узнать, нет ли среди ваших разработок специальных препаратов, временно усиливающих способности бойцов. И что вы заявили, что давно уже теоретически разрабатываете вакцину, способную внести изменения в человеческий организм на генетическом уровне. Как-то не вяжется это с тем, что говорите вы.

– Он врёт. Пытается свалить всю вину на меня, – снова завизжал профессор.

– А я думаю, что врёте вы. Генерал, конечно, честолюбивая сволочь, но вы – это отдельная статья. Помнится, вы тут упоминали о преступлениях против человечности. Так вот, это вас нужно судить по подобной статье. Вы посмели испытывать свою вакцину на людях, даже не испытав её на животных. Вы обрекли их на немыслимые страдания только ради удовлетворения своих научных амбиций. Генерал дурак, но он очень вовремя подвернулся вам под руку. И вы не упустили свой шанс. Так что? Будем и дальше дурака валять, или начнёте говорить правду?

– Почему вы верите Маркову и не верите мне? – растерялся Лихтман.

– Считайте, из корпоративной солидарности. Что называется, честь мундира, – жёстко усмехнулся в ответ полковник.

– И что я должен сделать, чтобы вы мне поверили?

– Сказать ВСЮ правду. Многих проблем избежите, профессор. И серьёзных проблем. Ведь если потребуется, мы даже ваших усопших родителей из могилы достанем, и даже судебного разрешения спрашивать не станем. Кстати, тут кое-кто очень хочет с вами тесно пообщаться. Догадываетесь, кто именно?

– Нет.

– Вот уж не думал, что человек такого блестящего ума окажется таким недогадливым. Это выжившие бойцы из подразделений, которых вы отправили на смерть. Как думаете, что с вами будет, когда я оставлю вас с ними наедине?

– Вы не можете так поступить. Если вы это сделаете, то лишитесь основного источника информации, – быстро ответил профессор.

– А я пока и не видел от вас никакой информации, – пожал плечами полковник.

– Каковы гарантии, что я останусь живым? – неожиданно спросил Лихтман.

– О! Клиент начал торговаться. Хороший признак, – усмехнулся полковник. – Надеетесь дожить до того момента, когда сможете воспользоваться одним симпатичным счётом в заграничном банке?

– Откуда вы знаете про счёт? – убито спросил профессор, чувствуя, как рушатся последние надежды.

– Глупый вопрос, Роберт Карлович. Мы ведь всё-таки разведка. А люди вашего уровня находятся под нашим неусыпным контролем.

– Хватит врать. Неусыпный контроль, – презрительно окрысился Лихтман. – Я должен был догадаться, что это ничтожество проболтается. Помощник. Дерьмо собачье. Трусливый подонок обделался, наверное, раньше, чем вы его успели арестовать. Не будь у вас такого козыря, ваш палач уже вбивал бы меня в стенку, выбивая признание. Я же знал, что вы будете следить за каждым моим шагом, и был предельно осторожен. Но в таком деле невозможно обойтись без посредника. А жаль. Какая блестящая была комбинация?! И этот ублюдок всё испортил.

Слушая пламенную речь профессора с большим интересом, полковник сделал в сторону зеркала непонятный жест, и в коридоре застучали быстрые шаги. Убедившись, что профессор высказался и продолжения не предвидится, полковник чуть улыбнулся и, поднявшись, ответил:

– Что ж. Спасибо за весьма содержательную беседу. Думаю, после проверки некоторых фактов я смело могу устроить вам свидание с некоторыми вашими пациентами. Не вижу смысла оттягивать неизбежное.

– Что вы имеете в виду? – растерялся профессор.

– Потом узнаете, – загадочно усмехнулся полковник, выходя из допросной.

* * *

Остаток ночи и почти весь следующий день до назначенного часа бойцы провели в уже ставшем для них привычным состоянии молчаливого оцепенения. Насильственно изменённый метаболизм заставлял их экономить энергию. Ведь в экстремальной ситуации они буквально сжигали себя, двигаясь со скоростью, намного превышающей скорость движения даже специально тренированных атлетов. А зная, что им предстоит, они по негласной договорённости откровенно копили силы.

Спорить до хрипоты и строить планы на основе догадок в их среде было не принято. Отдав бразды правления в предстоящей операции хозяину бункера, бойцы принялись терпеливо ждать дальнейших событий. Около четырёх часов вечера в бункере тихо задребезжал полевой телефон, и Никита, сняв трубку и выслушав всё сказанное, коротко ответил:

– Мы готовы.

Повернувшись к Максиму, он чуть улыбнулся и, вдруг широко, от души потянувшись, сказал:

– Собираемся, через двадцать минут за нами приедут.

Кивнув, боец поднялся и, проверив наличие патронов в пистолете, оглянулся на бывшего «морского дьявола».

– Володька, приготовьте стволы и расставь караул на всякий пожарный. Ну, в общем, сам разберёшься.

– Надолго вы? – спросил поднимаясь Володя.

– А хрен его знает. Как пойдёт. Думаю, часа три точно проваландаемся. Короче, если к полуночи не вернёмся, уходите, – решительно ответил Макс.

– А вы? – насторожился «дьявол».

– Если не вернёмся, считайте, что нас уже нет, – тихо ответил ему Никита.

– Стоп, мужики. Так не пойдёт, – начал было Володя, но Никита не дал ему договорить.

– Не буянь, капитан. Мы не знаем, что там против нас эти научно стукнутые придумать могли. Так что будьте к любой пакости готовы. И если мы не вернулись, значит, нас или взяли, или положили. Сам понимаешь, уйти, не предупредив, мы не сможем. Так что не будем парней подставлять. Сам говоришь, не для того из клетки вырвались, – осадил его Никита.

Погасив таким образом разгоравшийся спор в зародыше, он накинул бушлат и, кивнув Максу, вышел из бункера.

– Поглядывайте тут, – быстро буркнул Макс, выскакивая следом за ним.

Отойдя от дверей бункера метров на сорок, бойцы вышли на проезд и, не сговариваясь, закурили.

– Как думаешь, Волкодав предупредит, если что? – не удержался от вопроса Макс.

– Если сам знать будет, – подумав, кивнул Никита.

– Это понятно, – вздохнул Макс и, прислушавшись, настороженно добавил: – Похоже, едет.

– Слышу, – кивнул Никита, всматриваясь в сторону, откуда доносился вой мотора.

Знакомый вездеход вывернул из-за поворота, и бойцы дружно переглянулись, одобрительно кивая.

Кроме Степаныча, в машине никого не было. Остановившись рядом с бойцами, прапорщик выбрался из машины и, пожав обоим руки, негромко сказал:

– В общем, так, кутята. Друга вашего привезли, дело, похоже, наши особисты почти раскрутили, осталось кое-какие детали уточнить. Так что клыки пока придержите. Может, и не придётся руки пачкать.

– Только в одном случае. Если я сам на расстреле присутствовать буду, – жёстко ответил Никита. – Извини, Степаныч, но с базы я эту сволочь живым не выпущу. Так что просто держись в стороне. Ладно?

– Ты что задумал, Кит? – угрюмо спросил прапорщик.

– Всё просто, Степаныч. Теперь главная моя задача – сделать так, чтобы эта мразь больше никому жизнь не сломала.

– Ты чего опять завёлся?

– Знаешь, сколько сейчас в бункере бойцов сидит? Тридцать человек. И все из разных подразделений. А теперь посчитай, сколько народу за это время просто так положили.

– Быть не может! – тихо ахнул прапорщик.

– Хочешь сам на них посмотреть? – иронично усмехнулся Никита.

– Верю, – отмахнулся Степаныч. – Я в другое поверить не могу.

– Это во что же?

– Что ради этого проекта столько отличных ребят просто так убили.

– Жаль, времени мало. Я бы тебя сейчас в бункер отвёл и заставил каждого из них послушать, – огрызнулся Никита.

– Всё, Кит. Угомонись. Поехали, – решительно ответил Степаныч, направляясь к машине.

– В общем, так, Степаныч, сам подальше держись, и Палыча предупреди, чтобы не вмешивался. Остальное мы сами сделаем, – жёстко ответил Никита и, не дожидаясь ответа, уселся в машину.

Не найдя что ответить, прапорщик уселся за руль и, развернув машину, уверенно погнал её в сторону штаба базы. Впрочем, после всего, что ему пришлось узнать про судьбы участников этого проекта, подобные мысли не казались ему такими уж крамольными. Вспомнив, что и сам хотел пришибить очкастого подонка, Степаныч молча вцепился в баранку, сжимая пальцы так, словно это было его горло. Подъехав к штабу, он заглушил машину и, выбравшись на улицу, не оглядываясь, зашагал к двери.

Догнав его, бойцы пристроились следом и, пройдя длинными коридорами в подвал, остановились перед очередной безликой дверью. В этих катакомбах никому из парней бывать не приходилось, но оба отлично понимали, где именно вдруг оказались. И естественно, оба были насторожены и готовы к любым неожиданностям. Решительно толкнув дверь, Степаныч ввёл их в обычную комнату, с одним-единственным столом и длинным рядом стульев у противоположной стены.

За столом сидели Иевлев и полковник особого отдела контрразведки Кручинин. Увидев бойцов, Кручинин устало улыбнулся и, указывая на стулья, сказал:

– Присаживайтесь, господа офицеры. Уточним детали.

– Где профессор? – спросил Никита, не двигаясь с места.

– Не спешите, мужики. И до него доберёмся. Давайте для начала кое-что обговорим.

– Я уже всё сказал, – продолжал упираться Никита.

– Понимаю ваше нетерпение, господин старший лейтенант, но и вы поймите меня. Для успешного окончания дела мне нужно узнать у вас детали ваших приключений. Назовём это всё пока так.

– Что именно вас интересует? – мрачно спросил Макс.

– Для начала меня интересует место, где господин Барсов прятался от всего мира. Можете точно указать его на карте города?

– Смеётесь? Я туда попал, когда город был в развалинах. На месте показать могу. Не вопрос. А на карте… Этого места ведь вроде как не было в тот момент вовсе. Я даже адреса того подвала не знаю.

– Но показать можете и готовы это сделать? – уточнил Кручинин.

– Запросто. Мне скрывать нечего, – усмехнулся Никита.

– Вот и хорошо, что нечего, – усмехнулся в ответ Кручинин.

Достав из ящика стола толстую кожаную папку, он не спеша расстегнул молнию и, выложив на стол какие-то бумаги, продолжил:

– В общем, так, господа. С сегодняшнего дня старший лейтенант Барсов снова считается офицером Российской армии. Приказом командующего и начальника штаба вооружённых сил ему возвращаются все документы, награды и начисляется жалованье из расчёта всех прошедших лет как уплата за боевые условия службы. За активную помощь в раскрытии интересующего нас дела ему присвоено очередное звание капитана. Подробности прочтёте в копии приказа, а пока распишитесь в получении документов, – с улыбкой закончил Кручинин, выкладывая на стол ручку.

Не ожидавший такого поворота Никита только растерянно хлопал глазами, боясь поверить в то, что ему это не снится. Наконец, обретя дар речи, парень хрипло спросил:

– А как же проверка?

– А была уже проверка, и все ваши показания полностью подтвердились. Особенно в той части, которая про действия на оккупированной территории и режиме питания. Легенды о твоих подвигах до сих пор ходят. Между нами говоря, китайцы тебя до сих пор боятся.

– Правильно и делают. Я туда скоро вернусь, – многообещающе ответил Никита, беря ручку.

– Не спеши, капитан. Мы ещё здесь не все концы подчистили, – усмехнулся Кручинин, забирая подписанную бумагу и аккуратно убирая её в папку.

– А теперь главное. Вынужден попросить вас, ребята, немного продемонстрировать ваши новые способности. Мы знаем, что вместе с нашим заклятым другом профессором против нас работал и его помощник. Но знать это одно, а сделать так, чтобы он готов был сделать всё, лишь бы спастись, совсем другое.

– Что от нас требуется? – мрачно спросил Макс.

– Неприятное дело. Если согласитесь, я прикажу привести всех фигурантов в помещение рядом с допросной, а вы начнёте веселиться с профессором. Мне надо, чтобы они до заикания, до мокрых подштанников боялись оказаться рядом с вами. Но главное, что профессор должен остаться живым. Потерять его сейчас мы просто не можем. Слово даю, мужики, после приговора я ему лично пулю в голову пущу, но сейчас он мне нужен. Так что, поможете?

– Что-то больно легко вы такими серьёзными обещаниями бросаетесь, – недоверчиво протянул Никита.

– Потому что знаю, что говорю, – решительно ответил Кручинин. – Слово офицера, в расстреле этого подонка лично участие приму.

Бойцы молча переглянулись, не решаясь поверить этому странному человеку. Их эмоции так явно отразились на лицах, что Кручинин, не удержавшись, проворчал:

– Мужики, вы бы хоть морды кирпичом сделали, что ли. А то у каждого на лбу написано «не верю». Станиславские, мать вашу.

– Сложно кому-то верить после всего, что было, – нехотя признался Никита.

– Верю. Потому и решил все документы тебе лично выдать.

– Да уж, не ожидал такого, – растерянно кивнул Никита.

– Помогите, мужики, – неожиданно попросил их Иевлев. – Нужно это дело закончить. Очень нужно.

– А если его не приговорят? Что тогда? Снова будет молодым ребятам жизни ломать? – неожиданно вызверился Максим. – Нельзя его живым отсюда выпускать. Нельзя.

– Не будет. Приговор уже вынесен, и жив он только потому, что дело ещё не закончено. Что называется, исполнение временно отсрочено. Но это строго между нами. Начальник штаба это дело лично курирует.

– Ладно. Поверим нашим властям ещё разок. Может, хоть с этим не обманут, – криво усмехнулся Никита. – Куда идти?

– Сейчас всё устроим, – разом повеселев, ответил Кручинин, развивая бурную деятельность.

Спустя десять минут он подробно инструктировал бойцов, ухватив обоих за пряжки ремней, словно боялся, что они передумают и исчезнут. Сообразив, что именно от них требуется, парни задумчиво переглянулись и, дружно кивнув, шагнули к дверям допросной. Но первым в комнату всё-таки успел особист. Перешагнув порог, он внимательно посмотрел на ссутулившегося на стуле профессора и, усмехнувшись непонятной улыбкой, с преувеличенным весельем произнёс:

– Ну, господин профессор, я вижу, вы так и не приняли правильного решения. Что ж, дело ваше. Но перейдём к делу. Я привык держать своё слово, так что сейчас вы встретитесь с теми, кто по вашей милости превратился в монстров.

Ждавшие именно этих слов метаморфы дружно шагнули в допросную. Увидев Максима, профессор злобно оскалился, при этом совершенно не обращая внимания на Никиту. Сложив руки на груди, Макс широко улыбнулся и, чуть склонив голову набок, сказал:

– Ну что, профессор, вот и встретились? А ведь я вам когда-то это обещал.

– Что здесь делает это мясо? – презрительно фыркнул Лихтман.

– На вашем месте я бы не стал так наглеть, профессор, – ответил Кручинин с заметным удивлением.

Молчавший до этого момента Никита решил вступить в игру. Выступив из-за широкой спины Максима, он шагнул к столу и, нагнувшись к настороженно смотревшему на возникший персонаж профессору, прошипел:

– Готов сдохнуть, мразь?

– А ты кто такой? – удивился Лихтман.

– Забыл? Так я тебе напомню, – тихо пообещал Никита и, оперевшись руками на стол, усилием воли принялся трансформироваться.

Это было больно и очень сложно. Подобным фокусам он научился уже сам, проводя долгие бессонные ночи в своём подвале, когда в развалинах проводилась очередная зачистка, а оружия он добыть ещё не успел. В допросной повисла гробовая тишина, нарушаемая только хрустом видоизменяющихся хрящей. Вида трансформации не выдержал даже привычный ко всему Кручинин.

Опустив глаза, он уставился на носки своих ботинок. Макс, отлично знавший всю процедуру не понаслышке, не сводил взгляда с Лихтмана. Совсем по-другому повёл себя сам профессор. Едва только Никита начал изменяться, как он резко подался вперёд, буквально впившись взглядом в бойца. По каким-то только ему понятным признакам профессор понял, из какой именно группы стоящий перед ним боец. Резко побледнев, профессор откинулся на спинку стула и, судорожно вздохнув, прохрипел:

– Это не может быть. Ты должен был сдохнуть вместе со всеми остальными.

– С кем остальными? – быстро спросил Кручинин.

– Этот подопытный из первой группы. Но они все погибли, – растерянно ответил Лихтман, но, опомнившись, быстро добавил: – Во всяком случае, мне рассказали именно так.

– Хороший ход, профессор. Но это именно вы отправили нас на смерть, – ответил Никита. – А теперь пришло время платить по счетам.

Несмотря на изменившиеся мышцы и связки лица и откровенно выглядывавшие из-под губ клыки, речь его звучала грубо, но внятно. Несколько нарушена была только артикуляция, но все присутствовавшие отлично поняли, о чём идёт речь. Затравленно оглянувшись на Кручинина, Лихтман ещё сильнее откинулся на стул и, быстро облизав пересохшие губы, сказал:

– Вы не посмеете отдать ему меня. Вы обязаны держать его на привязи.

– К сожалению, профессор, вы сделали всё, чтобы этот человек пропал. И теперь у меня нет ни одного рычага власти или воздействия на них. Ведь они оба пропали без вести. Их просто нет. Впрочем, скоро и вас не станет, – жёстко усмехнулся в ответ Кручинин.

С этими словами полковник развернулся и вышел из допросной, плотно прикрыв за собой дверь. Звучно лязгнул засов, только теперь Лихтман в полной мере осознал, что остался один на один с монстрами, которых сам же и создал.

– Пора начинать, – прорычал Никита, ещё сильнее перегибаясь через стол.

Ухватив профессора за горло, он одним движением сдёрнул его со стула и, шваркнув о стену, добавил:

– Долго я этой встречи ждал, и быстро это не закончится.

Удар выбил у профессора весь воздух из лёгких, заставив скорчиться и зайтись судорожным кашлем.

– Это точно быстро не закончится, – добавил Макс, снова поднимая профессора.

Оказавшись в проекте намного позже Никиты, Максим лучше умел контролировать свою трансформацию. У него изменились только руки. Пальцы заметно укоротились, а ногти превратились в весьма впечатляющие когти. Удар когтистой лапы отшвырнул Лихтмана к Никите, и бойцы старательно принялись делать то, о чём их просил Кручинин. Огромные когти полосовали тело профессора, при этом не задевая жизненно важных органов.

Очень скоро лицо и тело профессора были залиты кровью, а её брызги оказались даже на потолке. Стоны профессора становились всё громче, а удары бойцов всё сильнее и резче. Вскоре всё тело Лихтмана превратилось в кровавое месиво. Следом за шкурой профессор потерял сознание. Чувствуя, что его начинает трясти, Никита поднял Лихтмана и, вскинув руку, сказал:

– Пора заканчивать.

В этот момент засов в дверях загремел и в допросную с криком:

– Отставить! – ворвался Кручинин.

Подскочив к Никите, он чуть не силой вырвал у него профессора и, перебросив тело на руки вошедшим следом солдатам, добавил:

– Я же сказал, не сейчас.

Профессора утащили, а в допросную ввели бледного до синевы помощника. Вспомнив, что этого индивида их просили запугать до мокрых штанов, Никита медленно опустил руку с окровавленными когтями и, поднеся её к собственному лицу, принялся медленно слизывать кровь, не сводя глаз с испуганно замершего арестанта. Не выдержав напряжения, помощник профессора утробно икнул и медленно повалился на пол. Присев над упавшим, Кручинин озабоченно приложил пальцы к его шее и, нащупав пульс, удовлетворённо кивнул:

– Жив, мерзавец. Обморок. Нервишки слабоваты. Впечатлительный больно.

– Он согласился на ваше предложение? – спросил Иевлев, входя в допросную.

– Не успел. Сейчас приведу его в чувство, и продолжим.

– А что с профессором? – быстро спросил Макс.

– Сейчас шкуру залатают, а дальше будет видно, – ответил Кручинин, ничего не обещая.

Вызванный в допросную врач быстро привёл арестанта в чувство при помощи нашатыря и, привычно измерив давление и пульс, сказал, убирая инструменты:

– Порядок. Здоровью ничего не угрожает. Можете продолжать свои игрища.

– Вот и славненько. Значит, продолжим, – усмехнулся особист, весело потирая руки.

– Что вы собираетесь со мной делать? – заикаясь пролепетал помощник профессора, опасливо отползая от метаморфов подальше.

– Полковник, а можно мы хоть этого съедим? А то что-то аппетит разгулялся, – громко спросил Максим.

– И правда, господин полковник, главный у вас, а от этого всё равно толку мало, – поддержал его Никита.

Услышав вопрос, арестованный хрюкнул и снова свалился в обморок. Удивлённо покосившись на него, Кручинин жестом велел доктору снова привести его в чувство. Дождавшись, когда арестованный очнётся, особист присел перед ним на корточки и, устало вздохнув, спросил:

– Ну что? Согласны помогать нам, или я могу идти? Решайте быстрее, некогда мне с вами валандаться, да и ребятки проголодались.

– Я сделаю всё, что вы скажете. Только не отдавайте меня им. Умоляю! – неожиданно взмолился помощник профессора, вцепившись в Кручинина мёртвой хваткой.

– Спокойно, спокойно. Решение вы приняли правильное, так что бояться вам пока нечего, – попытался успокоить его особист, с трудом отрывая от себя сведённые судорогой от страха руки.

– Пока?! – испуганно переспросил арестант.

– До тех пор, пока вы не передумаете или не вздумаете водить нас за нос, – быстро ответил Кручинин.

– Я буду помогать вам. Буду, – истово пообещал тот, кивая головой так, что Никита невольно испугался, как бы он в порыве старания не свернул себе шею.

– Всё, парни, оставьте нас одних, – быстро приказал Кручинин, начиная ковать железо, пока не остыло.

Выйдя из допросной, оба бойца устало прислонились к стене, ожидая дальнейших распоряжений.

Пользуясь тем, что в коридоре никого не было, Никита вернул себе привычный облик и, отдышавшись, принялся массировать мышцы лица. Как ни крути, а волевая метаморфоза проходила у него намного болезненнее, чем у случайного напарника.

– Болит? – участливо спросил Макс.

– Ещё как, – вздохнул Никита. – Каждый раз словно все кости ломаются.

– Может, таблетку какую у доктора спросить?

– Не надо. Пройдёт, – улыбнулся парень, благодарно улыбнувшись.

Вышедший из соседней комнаты Иевлев жестом подозвал парней к себе и тихим, едва слышным шёпотом проговорил:

– Значит так, мужики. Вы своё дело сделали. Тот, кто особисту нужен был, согласился работать. Так что очкарик теперь никого не интересует. Его повезут завтра, в сопровождении только водителя и одного бойца. Поедут по нашей трассе. В общем…

Хромой Волкодав сделал многозначительную паузу, хитро прищурившись. Понимая, что говорится это не просто так, бойцы быстро переглянулись.

– Во сколько отправка?

– Сразу после завтрака.

– Данные точные?

– Точнее некуда, – усмехнулся Иевлев, подмигивая бойцам.

– Значит, завтра и повидаемся, – с усмешкой ответил Никита.

– Бог в помощь, кутята, – вздохнул Иевлев, отпуская обоих.

* * *

Едва придя в себя, Лихтман первым делом потребовал свидания с генералом Марковым. Услышавший эту новость Кручинин только удивлённо покрутил головой и, со вздохом поднявшись, отправился в лазарет, где лежал прикованный к койке профессор. Войдя в палату, особист встал у кровати и, сунув руки в карманы, спросил:

– Зачем вам генерал, профессор?

– Хочу спросить у него, почему он не рассказывает вам правды. И если он после этого не сознается, буду говорить. Но только в его присутствии.

– А мне это уже не нужно. Генерал собственноручно написал признание во всех своих грехах. Мы провели проверку, убедились, что всё написанное правда, и после этого он получил пистолет с одним патроном. Так что, если вы хотите увидеться с ним, придётся умереть.

– Он застрелился? – растерялся Лихтман.

– Да. Как офицер и настоящий мужчина, он смыл свой позор кровью. Так что в ваших услугах мы больше не нуждаемся, – презрительно усмехнулся Кручинин.

– Что со мной будет?

– Вас расстреляют, как изменника родины. Впрочем, если бы вы начали сотрудничать с нами с самого начала, я смог бы добиться для вас заключения в одной из наших закрытых шарашек. Смогли бы спокойно жить и работать дальше. Но вы сделали выбор, и теперь этого не исправишь.

– Хотите сказать, что уже слишком поздно? – спросил профессор со скрытой надеждой.

– Да. Завтра, после завтрака, вас отправят обратно в Москву. Там всё и закончится, – жёстко ответил особист.

– Подождите. Но ведь можно же как-то решить этот вопрос. Я же не тупое мясо, чтобы списать меня так легко, – попытался возмутиться Лихтман.

– Вы не мясо. Вы наглый, самонадеянный, спесивый ублюдок, для которого мысли и чувства других людей не имеют никакого значения, – ответил Кручинин и, круто развернувшись, вышел из палаты.

Глядя ему вслед, Лихтман неожиданно остро понял, что вся его жизнь, всё то, что он так долго и старательно выстраивал, заканчивается и что ушедший человек откровенно презирает его. Сообразив, что дела складываются всё хуже и хуже, профессор принялся судорожно искать выход из положения. Но всё, что ни приходило ему на ум, на поверку оказывалось слабым и никчёмным. Но скоро усталость, боль и большая потеря крови победили, и профессор незаметно для себя уснул.

Утро новостей не принесло. О профессоре словно забыли. Два санитара, в сопровождении бойца спецназа, небрежно накормили его завтраком и, не обращая внимания на пожелания Лихтмана, ловко переложили профессора на носилки. Увидев, что его выносят на улицу, профессор попытался потребовать очередной встречи с полковником Кручининым, но боец, осуществлявший его сопровождение, не обращал на нытьё Лихтмана никакого внимания. Наконец, устав слушать оскорбления в свой адрес, спецназовец, недолго думая, отвесил профессору оглушительную пощёчину, зло прорычав:

– Заткнись, гнида, а то я тебя даже до тюрьмы довозить не стану. По дороге сдохнешь, при попытке к бегству. Достал уже всех, тварь поганая.

Не ожидавший такой реакции профессор испуганно слизнул с губ выступившую от удара кровь и снова принялся лихорадочно искать выход. Самое для него паршивое в данном положении было то, что он не мог даже бежать. Сил просто не было. А, судя по реакции бойца, пытаться подкупить его было бесполезно. Этот бугай относился к категории упёртых. Из тех, кому важна была так называемая честь мундира. Много лет подряд общаясь с офицерами самых разный чинов и рангов, Лихтман научился безошибочно отличать их от всех остальных.

Несмотря на презрительное отношение к подобным индивидам в частности и военным вообще, профессор не мог не уважать их серьёзное отношение к своему делу. Как бы там ни было, они сознательно шли на смерть, исполняя порой самые невыполнимые задания. Но вместе с тем их неподкупность всегда бесила профессора. Несколько раз случалось такое, что весь ход проекта приходилось менять прямо на ходу, именно из-за таких вот упрямцев.

Выполняя полученный приказ, они не шли ни на какие компромиссы, добиваясь поставленной цели с упорством бульдозера. Понимая, что его сопровождающий оказался одним из таких бульдозеров, Лихтман решил выждать подходящего момента, когда вместо простого исполнителя ему удастся поговорить с более гибким, а главное умным человеком. Из тех, кто способен не только выполнять, но ещё и заботиться о собственном благосостоянии. Покорно стерпев небрежность, с которой его запихнули вместе с носилками в кузов грузовика, профессор прикрыл глаза, пытаясь набраться сил для дальнейшей схватки.

Он не стал сопротивляться, даже когда сопровождавший его боец защёлкнул на щиколотке браслет с короткой цепью, приковав профессора к борту машины. Двигатель грузовика заурчал, и машина не спеша покатила к выходу с базы. Лихтман приготовился к долгой дороге, когда минут через сорок грузовик резко остановился, едва выкатившись за очередной поворот. Послышались негромкие голоса, и в следующую минуту в кузов одним прыжком запрыгнул один из оборотней.

Несмотря на испуг, профессор краем сознания успел отметить, что на этот раз трансформация была полной, что означало практически полную неуязвимость от стрелкового оружия. Дальше Лихтману стало не до анализа. Нагнувшись, оборотень ухватил его за отвороты пижамы, которую профессору выдали вместо испорченной одежды, и одним небрежным движением вышвырнул на снег.

Сила броска была так велика, что стальной браслет, намертво прикреплённый к кузову машины, просто оторвал профессору ступню, переломив заодно и деревянный бортик старых носилок. Завизжав от боли, Лихтман даже не понял, что в его тело вонзилось сразу полдюжины украшенных когтями рук. А дальше началось самое страшное, что только может представить себе нормальный человек. Метаморфы рвали тело профессора так, чтобы продлить агонию, стараясь не задеть жизненно важных органов.

Последнее, что успел понять Лихтман, было то, что он увидел, как один из оборотней спокойно обгладывает его собственную руку. Дальше навалилась спасительная темнота, и профессор Лихтман перестал существовать.

* * *

Возвращение отправленного в Москву грузовика стало для Кручинина неожиданностью. Заглянув внутрь и внимательно осмотрев залитый кровью кузов, полковник повернулся к мрачно потупившемуся спецназовцу и, вздохнув, приказал:

– Докладывайте, старлей. Как это произошло?

– Откровенно говоря, я и сам не очень понял. Заехали за поворот, а там бревно здоровенное поперёк дороги лежит. Еле остановиться успели, а машина уже блокирована. Они словно из-под земли выросли. И все с оружием.

– Выходит, вас ждали? – насторожился особист.

– Судя по всему, работали профи.

– Узнать сможешь?

– Нет. Одно только знаю точно. Там все были эти, ну, которые оборотни. Не знаю, как их там правильно называют, но все были из них.

– В каком смысле все? Сколько их всего было?

– Человек тридцать.

– Сколько?! – растерянно ахнул Кручинин, поворачиваясь к подходящему Иевлеву. – Ты знал об этом?

– О чём? – не понял начальник базы.

– Что у тебя рядом с базой тридцать метаморфов бродят?

– Сколько?! – в свою очередь ахнул Иевлев. – Быть этого не может.

– По-вашему, я тут своему командиру сказки рассказываю? – возмутился провинившийся боец.

– Ты уверен, что все были изменённые? – растерянно спросил Иевлев.

– Уверен. Такой кошмар ни с чем не перепутаешь.

– Это точно, – поддержал своего подчинённого Кручинин. – Что делать будем?

– А что тут сделаешь? – пожал плечами Иевлев. – Не охоту же на них открывать. В этом случае они сами на нас отлично поохотятся.

– Откуда они взялись-то на наши головы? – протянул Кручинин с явным недоумением.

– Оттуда же, откуда и первые. Нужно их срочно к делу пристроить, чтобы тут на нервы не действовали, – ответил Иевлев, тяжело опираясь на свою трость.

– Что ты предлагаешь конкретно?

– Делом их загрузить. Нужно срочно транспорт на Дальний Восток готовить. Пусть там порядок наводят и хулиганят, сколько влезет. Заодно научат наших заклятых друзей бояться.

– Логично. Тем более что это полностью соответствует поставленным мне задачам, – ответил Кручинин, разом повеселев.

– Погоди, Святослав Михайлович, давай по порядку, – остановил его Иевлев. – С чего вдруг машина в крови? И что за задачи тебе поставили?

– Ну, с первым вопросом всё просто. Наши друзья метаморфы встретили грузовик с арестованным и пустили его на фарш. Ваши предположения, что они его приговорили, полностью оправдались, Иван Павлович.

– Не могу их осуждать, – иронично усмехнулся Иевлев.

– Согласен, – махнул рукой Кручинин. – Всё равно эту сволочь расстрелять должны были. А что до поставленных задач, то этот разговор нужно вести не здесь.

– Тогда пошли ко мне в кабинет.

– И то верно. Заодно Степаныча своего кликни. Как я понимаю, из всех служащих базы только вы двое удостоены доверия наших лесных друзей.

– Так из тех, кто их натаскивал, мы двое только и остались. Остальные либо на пенсии, либо в могиле, – вздохнул полковник.

– Да. Уходит старая гвардия. Скоро никого из настоящих профи не останется. Только в демократии выращенные, – криво усмехнулся Кручинин.

– Так и есть. Пошли, я пока чаю заварю.

Войдя в помещение штаба, Иевлев приказал отправить посыльного за прапорщиком и, поднявшись в свой кабинет, принялся священнодействовать. По-другому внимательно наблюдавший за ним Кручинин это назвать не мог. К тому моменту, когда в кабинет ввалился вызванный с полигона прапорщик, Иевлев уже разливал по чашкам свежий напиток. Сбросив бушлат и присев к столу, Степаныч получил свою чашку и, глотнув напитка, с удовольствием пробасил:

– И как ты умудряешься из ничего такое чудо сотворить?

– Евреи, заварки не жалейте, – ответил ему Иевлев словами из бородатого анекдота.

Мужчины дружно рассмеялись, после чего Кручинин, отставив свою чашку, решительно сказал:

– Значит так, мужики. В мою задачу входило не только раскрутить это дело, но и выяснить заодно, насколько готова к действию новая группа кутят.

– Удивил, – фыркнул в ответ Степаныч.

– С чего ты решил, что я к группе присматриваюсь? – моментально ощетинился Кручинин.

– Только дурак не поймёт, с чего ты рядом с ними на полигоне крутишься, – пожал могучими плечами прапорщик.

– И чего вы не в моём хозяйстве трудитесь? – растерянно протянул Кручинин.

– Вопрос отметается как риторический, – менторским тоном ответил Иевлев.

– Сам такой, – фыркнул с усмешкой Кручинин, продолжая удивлённо поглядывать на огромного прапорщика. – Хотя, должен признать, что понял ты всё правильно. И, к моему огромному сожалению, должен признать, что все ваши выкладки по поводу сроков были абсолютно правильными. Не готовы они. Совсем. Посылать их на Дальний Восток сейчас означает посылать их на смерть. Но отправить туда кого-то надо. А сейчас, когда я узнал, сколько сразу метаморфов здесь обитает, буквально духом воспрял. Отправим их. Что называется, и волки сыты, и овцы целы. Оборотни начнут наводить порядок на границах, а кутята продолжат обучение.

– А как ты собираешься всё это начальству преподнести? Ребят-то на самом деле просто нет.

– Как это нет? В связи с вновь открывшимися обстоятельствами, мои ребята уже переворошили весь архив, и всех пропавших в известный период времени бойцов секретным приказом перевели в разряд пропавших без вести. Сейчас свяжусь со своим отделом и попрошу переслать сюда три десятка чистых бланков на офицерские удостоверения. А вас, господа, попрошу уговорить своих подопечных выйти из тени. Мне нужны их имена.

– Что ты задумал? – насторожился Иевлев.

– Создадим отдельный отряд особого назначения, для борьбы с оккупантами и постепенным возвращением государству захваченных территорий. Обеспечим их связью, оружием, в общем, всем необходимым. И пусть от души узкоглазых гоняют. Строго между нами, но там, наверху, принято решение привести все границы в соответствие с довоенными картами. В общем, работы у них будет много.

– А что потом? Что потом с ними будет? – неожиданно спросил Иевлев. – Ведь антидота от вакцины не существует.

– Думаю, до конца этой войны никто из них не доживёт, – вздохнул особист. – Впрочем, они и сами это отлично понимают. Жаль это говорить, но это горькая правда.

– Загубили жизни ребятам и вздыхаем, – протянул Иевлев, разом помрачнев.

– Чего ты от меня-то хочешь, Палыч? – устало спросил Кручинин. – Будь моя воля, вернул бы всё обратно, но я не Господь Бог, и возвращать время обратно не умею. Приказ на разработку антидота я тоже отдать не могу. Не мой уровень. Да и денег таких сейчас в стране просто нет. Вот и выходит, что обречены они. Не нами. Но помочь им мы не в силах.

– А работы по этому проекту продолжены будут? – неожиданно спросил прапорщик.

– Не знаю. Главного разработчика вакцины парни ликвидировали. Разобраться с его наработками некому, да и времени много займёт, так что кругом одни вопросы. А самое главное, непонятно, будет ли этот вопрос вообще подниматься.

– Ну, хотя бы не в клетку лабораторную, – вздохнул Иевлев. – С чего начнём?

– Я свяжусь со штабом, а вы начинайте уговаривать парней. Пусть готовятся к отправке.

– А чего тут уговаривать? – пожал плечами Иевлев и, сняв трубку телефона, быстро набрал номер.

Связавшись с КП, он дождался ответа и не терпящим возражения тоном приказал:

– Значит так, Кит. Собирай всех своих гвардейцев и веди сюда. Хватит в секретность играть. Вы своей выходкой сами себя раскрыли. Дело тут одно возникло. Словно специально для вас. Вот придёте, вам полковник Кручинин сам всё расскажет.

Положив трубку, Иевлев иронично посмотрел на особиста и, криво усмехнувшись, сказал:

– Готовься ставить боевую задачу. Минут через сорок придут.

– Так ты с самого начала мог в любой момент с ними связаться? – с угрозой протянул Кручинин.

– Мог. И очень тебя прошу оставить всё как есть. Сам видишь, как дела поворачиваются. Кто знает, что ещё судьба преподнести может, – решительно ответил ему Иевлев.

– Не напрягайся. Ваши секреты вашими и останутся. Хотя я должен был догадаться, что у вас тут не всё так просто. Ловко вы меня провели.

– Да никто тебя не дурил. Поверили не сразу, это было, а дурить тебя никто и не собирался. Глупо. Сам знаешь, дело-то серьёзное.

– Это точно, – вздохнул Кручинин, успокаиваясь. – Ладно, что сделано, то сделано. Главное, чтобы парни прятаться перестали. Документы оформим, и в путь.

– Однако полномочия у тебя, – удивлённо пробасил Степаныч.

– Сами же сказали, дело серьёзное.

– Настолько, что полковнику разрешили самому решать, отправлять группу или нет? – спросил Иевлев, прихлёбывая чай.

– Нет, я точно вас обоих к себе в отдел перетащу. Даже невзирая на ваше сопротивление, – усмехнулся особист. – Когда наверху узнали, какие звёзды в этом деле закручены, головы полетели косяком, как утки по весне. Начальник штаба лично выдал мне карт-бланш на любые действия, связанные с этим проектом. Но и спрашивать за них с меня будут, как в застенках средневековой инквизиции.

– Но ты всё-таки согласился, – закончил за него Степаныч.

– Думаешь, у меня было много шансов отказаться? Особенно после того, как моего прямого начальника за это дело в асфальт закатали.

– Как это?

– Вот так. Сняли его. На пенсию с таким треском отправили, что до сих пор щепки летят.

– За что?

– За то, что прошляпили. Научный проект, полностью подконтрольный армии, огромные деньги потрачены, а на выходе непонятно что, да ещё и с предательством в придачу. Вот наверху и озверели малость. Короче говоря, после отправки парней и доклада наверх, если всё проскочит, получу звание и весь отдел.

– А если нет? – не удержался Степаныч, подливая ложку дёгтя в бочку мечтаний.

– А если нет, без погон и выслуги на пенсию, картошку сажать.

– Сурово.

– Оно того стоит. Не поверите, мужики. Меня в этом деле не столько выгода, сколько само дело интересует. Я, конечно, не бессребреник, но в данном случае для меня главным было «крота» найти. Всё остальное вторично.

– Будь на твоём месте кто-то другой, помоложе, не поверил бы, а тебе верю, – неожиданно ответил Степаныч.

– С чего это вдруг? – с интересом спросил Кручинин.

– С того, что ты Никитке помог. Не одними обещаниями отделался, а помог. По-настоящему, – очень серьёзно ответил ему прапорщик, глядя прямо в глаза.

– Я словом офицера просто так не разбрасываюсь, – пожал плечами особист.

За разговором время пролетело незаметно, и поэтому, когда в кабинет вбежал перепуганный посыльный, Кручинин только удивлённо покосился на часы. Между тем Иевлев, глядя на растерянную физиономию солдата, не удержался от усмешки и, кивнув, приказал:

– Проводите пришедшую группу в красный уголок. Я сейчас приду.

Удивлённо хлопнув глазами, посыльный моментально испарился, а полковник, тяжело поднявшись, добавил:

– Пошли, мужики. Пора агитацию проводить.

– Шуточки у тебя, Иван Палыч, – фыркнул Кручинин.

– На себя посмотри, мастер острого словца, – не остался в долгу Иевлев.

– Детки, не ссорьтесь, а то стукну головёнками друг о дружку, будете ходить и столбам улыбаться, – добавил масла в огонь Степаныч, от души потягиваясь.

Рассмеявшись, Кручинин ткнул его кулаком в живот и, подумав, с интересом спросил:

– Степаныч, а ты во хмелю буйный или как?

– Если только достанут сильно. Но обычно таких умников не находится, – усмехнулся в ответ гигант, хлопая особиста по плечу.

Присев от такой ласки, Кручинин потёр пострадавшее плечо и, уважительно покосившись на огромные ладони прапорщика, проворчал:

– Ох, и здоров, чёртушка.

– Степаныч, ты поаккуратнее со своими лапами. Зашибёшь человека ненароком, отписывайся потом, – проворчал Иевлев, пряча улыбку в уголках губ.

– Зашибёшь его. Как же, – фыркнул в ответ гигант, одобрительно кивая на Кручинина. – В мороз кувалдой не перешибёшь. С виду сухой, а жилистый. Всегда таких уважал. Вяленых.

– А что так? – с интересом спросил особист.

– А от таких толку больше. Гнутся, да не ломаются, – прогудел в ответ прапорщик, задумчиво почёсывая стриженный наголо затылок.

– Ну, тебе виднее, – развёл руками Кручинин. – Как-никак, это ты полжизни кутят натаскиваешь.

– Ладно, хорош реверансы друг другу отвешивать. Пошли ребят озадачивать, – решительно оборвал их беседу Иевлев.

Войдя в красный уголок, офицеры настороженно обвели взглядами поднявшихся при их появлении метаморфов, и особист, на правах старшего по должности, коротко скомандовал:

– Садитесь. Значит так, мужики. Есть задача как раз по вашим плечам. Вы будете отправлены на Дальний Восток, для выполнения следующей задачи…

Усевшиеся на свои места бойцы моментально обратились в слух. Ведь именно сейчас они вдруг снова стали именно теми, кем были всю свою сознательную жизнь. Офицерами элитных подразделений.

* * *

Наступившая весна стала для оккупационных войск настоящим бедствием. Всё началось с того, что однажды утром одно из поселений вдруг прекратило своё существование. Не ожидавшее особых проблем командование, не сумев связаться с руководством поселения, отправило на место отделение связистов и взвод солдат. Что называется, на всякий случай. Но как вскоре выяснилось, дело обстояло так плохо, что нормальному человеку и не представить.

Спустя три часа после отправки все направленные в поселение солдаты ввалились на территорию своей части, больше напоминая подобие зелёных инопланетных пришельцев, чем солдат. Услышавший их рассказ командир части первым делом решил, что его подчинённые дружно сошли с ума или в лучшем случае накурились какой-то дряни. Но как оказалось, они говорили правду.

В этом старый полковник убедился в тот же момент, как ступил на территорию поселения, где возникли проблемы. Уже в воротах полковник заметил одну несуразность. Несмотря на время, а была уже середина дня, на улицах поселения не было ни одного человека. Но, едва заглянув в караульное помещение, полковник ринулся к ближайшим кустам, старательно выплёвывая содержимое желудка чуть ли не вместе с желудком.

Вся дежурная смена солдат была на месте, но состояние, в котором они находились, могло напугать и более крепкого человека. У каждого солдата было располосовано горло от уха до уха. Как вскоре выяснилось, точно такую же картину можно было наблюдать и в каждом доме этого несчастного поселения. Нападавшие не пощадили никого. Именно это и стало главным толчком, заставившим полковника лично отправиться в штаб армии с докладом о случившемся.

Стоя перед легендарным генералом Чу, полковник отвечал на его вопросы, уперевшись остановившимся взглядом в столешницу. Голос седого офицера, дослужившегося до своего звания только благодаря собственному упорству и умению тянуть лямку, звучал глухо и безжизненно, словно голос робота. Слушая своего офицера, генерал не мог поверить собственным ушам. Кошмар, от которого они с таким трудом избавились всего лишь полгода назад, снова вернулся.

Отпустив полковника, генерал потребовал вызвать к нему майора Хана и, закурив, нервно забарабанил пальцами по столу. Вошедший в кабинет без доклада майор, едва заметив этот жест, моментально насторожился и, небрежно козырнув, тихо спросил:

– Что случилось?

– Он вернулся. Полгода мы жили тихо и спокойно, и вот он снова вернулся.

– Откуда такая уверенность, что это именно тот самый зверь? – спросил Хан, даже не сомневаясь, о ком именно идёт речь.

Вместо ответа генерал подтолкнул к нему папку, привезённую полковником. Едва разглядев первую фотографию, майор зашипел сквозь сжатые зубы, словно рассерженная кобра. Бросив папку обратно на стол, он откинулся на спинку стула и, достав из кармана сигареты, проворчал, закуривая:

– Значит, я был прав, когда утверждал, что эта тварь жива и просто затаилась на время. Что я должен делать?

– Всё, что сочтёшь нужным. Бери солдат, вызывай спецназ, заказывай химическое оружие, но уничтожь эту тварь, – зарычал в ответ генерал, нервно гася окурок в пепельнице.

– Вы даёте мне карт-бланш на любые действия? – растерялся майор.

– Приказ получишь через десять минут, – решительно кивнул генерал.

– Но почему я? – не удержался от вопроса майор.

– Потому что ты единственный, кто сумел отогнать его от наших поселений на целых полгода. Все остальные могли только бодро рапортовать и строчить красивые доклады. С чего собираешься начинать?

– Давайте не будем пороть горячку, господин генерал, – благодарно кивнув, ответил Хан. – Я не верю, что всё это, – тут он выразительно ткнул пальцем в папку, – мог сделать один человек. Уничтожить почти тысячу поселенцев за одну ночь, не потревожив ни одного человека, невозможно.

– Что ты хочешь этим сказать? – не понял генерал.

– Только то, что уже сказал. Прежде чем начать разрабатывать операцию, мне нужно осмотреть тела.

– Я уже приказал перевезти их сюда, – кивнул генерал.

– Прекрасно. Мне нужно проверить, каким оружием нанесены раны.

– Хочешь сказать, что сможешь отличить раны, нанесённые когтями, от ран, нанесённых кинжалом? – с интересом спросил генерал.

– Это просто, если знаешь, как и куда именно смотреть, – ответил Хан, улыбнувшись одними губами. – Что сделано для обеспечения сохранности остальных поселений?

– А что тут можно сделать? – мрачно фыркнул генерал, потянувшись за очередной сигаретой. – Приказал усилить караулы и как следует осветить периметр каждого поселения в тёмное время суток.

– Это правильно. Но этого мало, – задумчиво протянул майор.

– Что предлагаешь? – моментально вскинулся генерал.

– Нужно что-то, что поможет им выявить противника ещё на подходе. Какая-то система раннего оповещения.

– Предлагаешь устроить вокруг поселений соловьиные полы? – усмехнулся Чу.

– Было бы неплохо, – не принял шутки майор. – Сколько у нас натасканных собак?

– Мало. Даже по одной на каждое новое поселение не хватит, – скривился генерал.

– А почему так мало? – не понял Хан. – Ведь планировалось организовать специальную службу.

– После того, как ты умудрился достать того парня, планы несколько изменились. К тому же, как вдруг выяснилось, хороших служебных собак у нас очень мало. В основном декоративные породы. Если помнишь, до войны на содержание собак ввели большие налоги, в итоге серьёзные породы остались только в питомниках и в различных силовых структурах. Но вся беда в том, что на службе эти собаки долго не живут, а в питомниках породы слишком измельчали. Сказалось отсутствие притока свежей крови. В общем, на друзей человека рассчитывать не приходится.

– Как и на электронику. У нас нет таких средств, чтобы обнести каждое поселение приборами пассивного слежения, – вздохнул в ответ майор.

– Что ещё можно сделать?

– Остаётся рассчитывать только на караулы, патрули и секреты. Впрочем, как показывает практика, толку от них мало, – в очередной раз вздохнул Хан.

– С чего планируешь начинать? – не унимался генерал.

– С самого начала. Прежде всего нужно выяснить, каким оружием нанесены раны, и попытаться таким образом установить, сколько человек против нас действует. Как я уже говорил, убить такое количество народу в одиночку невозможно.

– Да уж, бойня была серьёзная, – нехотя кивнул генерал.

– Вот именно. Разрешите идти? – спросил Хан, поднимаясь.

– А куда тебе торопиться? Тела ещё не привезли, так что давай лучше посидим и спокойно подумаем, что делать, – ответил генерал, нажимая кнопку селектора.

Приказав сварить кофе, он снова закурил и, откинувшись на спинку кресла, угрюмо проворчал:

– Признаюсь откровенно, я с самого начала не верил в благоприятный исход этой авантюры. В отличие от русских, мы никогда толком не умели воевать.

– С чего вдруг такой пессимизм по отношению к нашим вооружённым силам? – растерялся Хан.

То, что сейчас произнёс генерал Чу, являлось откровенным предательством. Более того, он был просто обязан сообщить об этом разговоре, но майор не спешил с выводами. Отлично зная, что старый генерал ничего не делает просто так, он навострил уши и приготовился услышать что-то интересное. Так и вышло. Сделав глубокую затяжку, генерал дождался, когда принесут кофе, и, глотнув из чашки, заговорил:

– Ещё со времён монгольского нашествия мы только и делали, что приспосабливались. Каждый раз, когда на Поднебесную империю нападали, мы, вместо того чтобы поднять всех крестьян, надеялись только на регулярную армию. Мы научились растворять в своей культуре любого агрессора, но при этом так и не научились хорошо воевать. Первыми изобретя порох и научившись отапливать свои дома при помощи горячей воды, мы так и не научились давать отпор агрессорам. Более того, большая часть всех войн, когда-либо случившихся на территории нашей страны, были проиграны только из-за нашей бюрократии. К сожалению, ничего не изменилось и теперь. Даже несмотря на появление суперсовременных средств коммуникации. Любой рапорт будет бродить по кабинетам и инстанциям годами, а когда попадёт к нужному адресату, будет уже слишком поздно.

– К чему вы всё это говорите, генерал? – осторожно спросил Хан.

– Три месяца назад я подал по команде рапорт с просьбой обеспечить все новые поселения на оккупированных территориях средствами пассивной охраны. Ответа нет по сей день. И вот грянуло. Теперь всю эту кашу придётся расхлёбывать нам с тобой.

– Два офицера не могут отвечать за безопасность всех поселений. Тем более разбросанных на такой большой площади, – пожал плечами Хан.

– Это мы с тобой будем объяснять трибуналу, – грустно усмехнулся генерал. – Скажу больше, если подобное повторится, то мне остаётся только пустить себе пулю в лоб. Не дожидаясь ареста и приговора.

– Может, не стоит так драматизировать? Игра ещё не окончена.

– Эта игра не закончится никогда, – упрямо покачал головой генерал. – За всю историю существования России как единого государства ни один оккупант не смог удержаться на завоёванных территориях. Рано или поздно русские собирались с духом и просто вышибали их. Так будет и теперь. Поверь старику, Хан. Эти круглоглазые дикари ещё покажут себя.

– Если исходить из ваших слов, то они уже начали. Но зачем так жестоко? Ведь ночью, они не пощадили никого.

– А что делали наши солдаты? Это война, майор. Война на уничтожение. Думаешь, те несчастные, которых согнали в фильтрационные лагеря, нужны нашему командованию как рабочая сила? Ошибаешься. Нам нужны были только территории. В особенности Якутия. Золото, алмазы, запасы углеводородов, а самое главное, самое большое пресное озеро в мире, вот наша главная цель. Пленных было решено собрать в одну кучу только затем, чтобы они не путались под ногами. В созданных условиях пленные должны в скором времени погибнуть.

– И как командование и правительство собирается объяснить это мировой общественности? – растерянно спросил Хан.

– Вспышка какого-нибудь заболевания, массовое самоубийство, мало ли что можно придумать для всех этих клоунов, заседающих в Совете безопасности ООН. Главное не в том, под каким соусом это подать, а в том, что это правда. От первого до последнего слова.

– И теперь планы нашего мудрого командования вдруг оказались под угрозой, которую мы с вами должны устранить любым способом? – высказал свою догадку Хан.

– Именно так. Провала нам не простят. Блицкриг, на который так рассчитывали наши бонзы, сорвался, и теперь они готовят новый прорыв.

– Но ведь и русские не сидят сложа руки. Наверняка они уже подтянули к новым границам войска, и на этот раз будут готовы к серьёзному отпору.

– Я не могу посвятить тебя во все подробности операции, сам ещё их не знаю, в штабе что-то задумали. Что-то такое, что должно стать для русских полной неожиданностью.

– Ну, пока что неожиданности преподносят они нам, а не наоборот, – вздохнул Хан.

Генерал Чу долгим вздохом выразил своё полное согласие с предыдущим оратором. Старые сослуживцы замолчали, удручённо разглядывая столешницу и думая каждый о своём. Эти странные посиделки были прерваны появлением прямого начальника майора Хана. Доложивший о прибытии полковника адъютант, повинуясь молчаливому кивку генерала, пропустил в кабинет начальника отдела контрразведки и, плотно прикрыв за собой дверь, исчез.

Вошедший полковник, увидев своего подчинённого, невольно скривился, но, тут же взяв себя в руки, бодро доложил:

– Господин генерал, пришли данные по вашему запросу. Командование решило рассекретить некоторые данные по проекту, добытому нашей разведкой у русских. Проект «Дикий зверь» был начат ими восемь лет назад. Именно тогда нашим людям удалось выйти на ведущего специалиста проекта и наладить контакт с ним.

– Проект «Дикий зверь»?! – удивлённо переспросил генерал, вопросительно косясь на Хана.

В ответ тот неопределённо пожал плечами, всем своим видом давая понять, что ничего не слышал обо всём этом. Победно усмехнувшись, полковник шагнул к столу и, положив перед генералом папку, продолжил:

– В этом проекте русские попытались превратить своих бойцов в сверхлюдей, путём введения им ДНК хищных животных.

– И как? Получилось? – не удержавшись, фыркнул Хан.

– Точно это установить не удалось. За всё это время нам не удалось захватить ни одного из изменённых живым. Но, судя по телам, которых у нас, к счастью, было в избытке, кое-каких результатов они всё-таки достигли, – холодно ответил полковник, сделав вид, что не заметил нахальства майора.

– И что это нам даёт? – настороженно спросил генерал. – Насколько я понимаю, все эти данные практически не проверены. Только научные выкладки и теории.

– Должен признать вашу правоту, генерал, но, тем не менее, это позволяет нам строить версии ночного нападения, – вежливо улыбнулся полковник.

– Хорошо. Тогда присядьте, и давайте попробуем рассуждать логически, – задумчиво протянул генерал, быстро просматривая принесённые бумаги.

– Генно-модифицированные солдаты, – протянул Хан. – Интересно.

– Что именно вам интересно, майор? – спросил полковник тоном, которым можно было резать стекло.

– Интересно, что русские додумались до подобной глупости. Вот уж чего не ожидал от них. И это при наличии огромного количества ракетного оружия. Вам не кажется это странным, господин полковник?

– Не кажется. После применения столь знаменитых систем, как «Град» и тому подобное, вместе с живой силой противника уничтожается и плодородный слой почвы. Тактика выжженной земли на собственной территории не самое мудрое решение. Особенно если они собираются вернуть эти территории себе. Так что использование подобных солдат вполне укладывается в данную схему, – язвительно ответил полковник.

– Что скажешь, Хан? – повернулся генерал к старому знакомому.

– Если принять за основу допущение, что все эти данные не талантливо изготовленная деза, то всё очень логично, – вздохнул майор. – Но если вы спрашиваете моё личное мнение, то я отвечу, что не верю в подобный проект.

– Почему? – тут же отреагировал генерал.

– Такие эксперименты не проводятся в пожарном порядке. Здесь требуются долгие годы изучений и кропотливой работы. А эти солдаты появились сразу, как только возникла такая необходимость. Слишком быстро, – медленно, словно пробуя на вкус каждое словно, ответил Хан.

– А почему вы решили, что они не проводили подобных изучений раньше? Ещё до войны? – в очередной раз съязвил полковник.

– Тогда куда смотрела наша разведка до войны? – пожал плечами майор.

– Этот вопрос вы задаёте не по адресу, майор. Но я считаю, что, если командование решило довести до нас эту информацию, значит, она уже проверена и соответствует действительности. А значит, мы должны исходить из полученных данных.

– Согласен, – нехотя кивнул генерал. – Думай, майор. Ты единственный из нас, кто сумел правильно понять и избавить поселения от предыдущего монстра. Так что включай мозги.

– Уйдя в автономный поиск, я наткнулся на обжитой подвал, в котором, судя по всему, он и обитал, – медленно заговорил Хан.

– Почему вы решили, что он обитал именно там? – моментально вскинулся полковник.

– Первый и самый главный критерий – растяжка. Уходя, он заминировал вход таким образом, чтобы любой не подготовленный солдат оказался уничтоженным. Второе, найденный мной подвал, точнее, место, где кто-то жил, оказался безликим. Вам отлично известно, господин полковник, что место проживания любого человека становится отражением его самого. Какие-то мелочи, странности, привычки, всё это характеризует жившего там даже через много месяцев. Здесь всё было не так. Словно это было пристанище на пару ночей.

– А вы не допускаете мысли, что так оно и было? – не удержался от сарказма полковник.

– Нет. Он жил там, это точно.

– Ну, хорошо, он там жил. Но чем это может помочь нам? – не понял генерал.

– Даже хищники пытаются обустроить своё логово, натащив туда мха, сухой травы, особо вкусные косточки. А здесь всё было не так, – продолжал рассуждать Хан, не обращая внимания на поставленный вопрос. – В том логове всего этого не было. Самодельный топчан, несколько полок и пара оброненных в спешке патронов. Что характерно, от наших винтовок. Этот человек не ушёл. Если исходить из открывшихся нам данных, отправился за помощью и, судя по последним событиям, получил её.

– Хочешь сказать, что где-то там, в тайге сейчас обитает куча подобных существ? – растерялся генерал.

– Да, – коротко кивнул майор.

– Что предлагаешь делать? – устало спросил генерал.

– Молиться. Один такой зверь уничтожал наших солдат в течение семи лет, а мы только и смогли, что всадить ему пулю в плечо. А теперь, когда их стало много, нам остаётся только молиться.

– А может быть, вместо того чтобы впадать в панику, вы предложите что-то более полезное, майор, – презрительно фыркнул полковник.

– Это не паника, господин полковник. Это реальное положение дел, – грустно усмехнулся Хан. – Чтобы добраться до этого зверя в прошлый раз, нам потребовался батальон пехоты и рота армейского спецназа. Сколько солдат вы готовы выставить против десятка таких тварей? Бригаду? Армию? А самое главное, кто нам их даст?

Сообразив, что майор абсолютно прав, полковник неопределённо пожал плечами и, помолчав, ответил:

– Так что, сидеть сложа руки? Нужно попытаться устроить им засаду.

– В том случае, если мы будем знать поселение, по которому они готовятся нанести удар. На данный момент я могу только предложить усилить охрану поселений. Думаю, будет лучше, если я сам съезжу на место и попробую найти место, где они проникли за периметр. Так, по крайней мере, мы сможем взять под контроль ключевые точки поселений.

– Хорошо. Бери машину и делай всё, что сочтёшь нужным, – решительно приказал генерал, протягивая майору приказ с указанием его особых полномочий.

Но уже на следующий день генерал Чу получил очередное известие о нападении неизвестных существ. Было уничтожено ещё одно поселение, а майор Хан бесследно пропал.

* * *

Вот уже второй месяц группа метаморфов готовилась к крупномасштабной акции, которая должна была стать залогом страха, который они должны поселить в сознании противника. Получив от командования всё необходимое, их спецотряд растворился в тайге, начав операцию с внимательного наблюдения за поселениями. Убедившись, что оккупанты чувствуют себя на захваченных территориях очень комфортно, бойцы решили начинать.

Выяснив порядок смены караулов и графики движения патрулей, бойцы бесшумно проникли на территорию поселения и, уничтожив солдат, принялись методично вырезать всех поселенцев. Это была работа мясников. То, чего нормальные солдаты просто не должны были делать, но им поставлена задача, и они её выполняли.

Командование в очередной раз велело им голым задом ежа убить, но к этому им было не привыкать. Тридцать бойцов должны были сделать всё, чтобы проживающие на оккупированных территориях испугались. Испугались так, чтобы начали бежать из поселений сломя голову, бросая всё, включая собственных детей. И они это сделают. Исходя из численности отряда и необычных способностей бойцов, было решено продолжить то, что когда-то начал делать Никита.

Методично уничтожать всё живое, что только можно было найти на территории периметра. И вот теперь, вырезав всё живое, они стремительно уходили к очередной цели. Было решено сделать так, чтобы ни один человек не смог найти систему в их нападениях. Пересекая очередное шоссе, группа услышала приближение колонны машин. Для чуткого слуха метаморфов уловить едва слышный гул моторов за много километров было не сложно.

Моментально рассредоточившись, группа залегла в засаде, готовясь к бою. В том, что это машины противника, никто не сомневался. Других в этих местах просто не могло быть. На всякий случай было решено начать с небольшого приветствия, которое заставит колонну остановиться. Что называется, во избежание непредвиденных случайностей. Найдя неподалёку поваленное дерево, бойцы вытащили его на дорогу и моментально растворились в зелёном подлеске.

Колонна из трёх машин, выскочив из-за поворота, сбросила скорость и, подкатив к бревну, остановилась. Вот теперь все непонятности были устранены. Форма и невыразительные как у каменных истуканов лица говорили сами за себя. Из шедшего первым грузовика выскочили пятеро солдат и попытались убрать препятствие, но не тут-то было. Пользуясь своей огромной силой, метаморфы вытащили на дорогу бревно, поднять которое не под силу было даже десятку обычных людей.

Набрав полную грудь воздуха, Никита испустил глухое, полное ярости рычание, и на дорогу обрушился свинцовый шквал. Удачный выстрел из подствольного гранатомёта уничтожил грузовик, шедший последним. Легковой джип между ними было решено на всякий случай пока оставить. Вскоре кинжальный огонь уничтожил практически всех солдат. Только из джипа продолжали раздаваться одиночные выстрелы, укладывавшие пули очень близко к точкам стрелков противника.

Сообразив, что стрелок в машине непростой, бойцы принялись аккуратно обстреливать джип, стараясь сделать так, чтобы противник начал нервничать и делать ошибки. Вскоре стрельба из машины прекратилась, и метаморфы быстро окружили её со всех сторон, держа на прицеле. Один из бойцов распахнул дверцу и, ловко отбив направленную в него руку с кинжалом, за шиворот выволок на асфальт невысокого жилистого мужчину.

Его моментально обыскали и, лишив всего имущества, поставили на колени. Понимая, что в руки им вдруг попалась очень непростая птица, Никита подошёл поближе и, всмотревшись в пленника, настороженно спросил:

– Где я тебя раньше видеть мог?

Бросив на парня внимательный, цепкий взгляд, пленник неопределённо пожал плечами и, помолчав, ответил на чистом русском языке:

– Понятия не имею. Мы не встречались.

– И всё-таки где-то я твою рожу уже видел, – упрямо повторил Никита.

– Мы для вас все на одно лицо, – презрительно фыркнул мужчина.

– А мы для вас все ло фаан. Белые варвары. Так что давай не будем друг другу лапшу на уши вешать, – усмехнулся в ответ Никита. – Кто ты?

– Начальник отдела контрразведки армии майор Хан. Так что, если ты в наших фильтрационных лагерях не бывал или в развалинах не жил, то встречаться мы не могли, – устало ответил пленник.

– Значит, точно встречались, – зло усмехнулся в ответ Никита. – Это на меня твои уроды семь лет подряд охотились. Это я ваших солдат как свиней потрошил.

– Покажи правое плечо, сзади, – разом вскинувшись, потребовал майор.

– Зачем? – моментально насторожился один из бойцов.

– Тот, на кого я охотился, в нашу последнюю встречу получил пулю в плечо.

– Верно. Получил, – кивнул Никита. – И шрам есть. Именно там, где ты и сказал. Вот, значит, и встретились.

– Ага. Встретились. И что дальше? – равнодушно пожал плечами Хан. – Пытать будешь или сразу расстреляешь?

– А ты что предлагаешь? – иронично усмехнулся в ответ внимательно слушавший их разговор Макс.

– Схватку. Бой, один на один.

– С чего это вдруг? – не понял Максим.

– Хочу умереть как мужчина, в драке, а не как баран на бойне. Так что, рискнёшь? Или предпочтёшь положиться на ствол?

– Почему бы и нет? – усмехнулся в ответ Никита. – Время у нас ещё есть. Так что можно и повеселиться.

Отойдя в сторону, парень принялся быстро избавляться от оружия и амуниции, передавая всё это стоящим рядом друзьям.

– Не нравится мне это, – тихо вздохнул Макс, внимательно рассматривая пленника. – Не понимаю, на что он рассчитывает.

– Всё просто, дружище. На руки его посмотри. Мастер тай-чи. Думает, что сможет вырубить меня и заставить вас отступить.

– А ты думаешь, у него это не получится?

– Он главного не знает.

– Это чего же?

– Что я метаморф.

– Ну, если только так, – нехотя согласился Максим.

– Скажи парням, чтобы в круг встали. Нельзя дать ему вырваться, – быстро попросил Никита, потягиваясь и выгибаясь всем телом.

Пленника подняли на ноги и втолкнули в круг, образованный тремя десятками бойцов. Внимательно оглядевшись, Хан убедился, что воспользоваться оружием одного из них ему просто не дадут, и, шагнув вперёд, медленно, словно нехотя встал в стойку.

– Это что за поза? Похмельной обезьяны или поносящего журавля? – не удержался Максим, пытаясь вывести майора из себя.

– Пародия на круглоглазого дурака, решившего, что он мастер рукопашного боя, – не остался в долгу Хан, продолжая отслеживать каждое движение противника.

Никита не стал размениваться на стойки и угрозы, а просто шагнул к противнику, выбрасывая ему в голову левый кулак. Несмотря на заявление о наличии свободного времени, затягивать это случайное шоу он не собирался. Стремительно отбив нехитрый удар, майор попытался ответить ударом колена в живот, но парень был готов к чему-то подобному. Плавно, словно небрежно изогнувшись, он ушёл от удара и ответил так, что майора просто отбросило назад. Кулак Никиты выбил весь воздух из груди пленника.

С трудом отдышавшись, Хан поднялся на ноги и, удивлённо покачав головой, снова шагнул вперёд. Не останавливаясь, он вдруг принялся наносить удары из самых разных положений, пытаясь попасть в самые уязвимые точки человеческого тела. Никита легко отбил все направленные на него удары и, неожиданно ускорившись, снова отправил противника на асфальт. На этот раз майору потребовалось немного больше времени, чтобы снова встать на ноги. Не понимая, что происходит, Хан снова ринулся в атаку и уже через минуту снова оказался на земле.

– Ты мне не противник, – усмехнулся Никита.

– Тогда убей меня, и покончим с этим, – прохрипел Хан, тяжело поднимаясь.

– Ты сам этого захотел, – жёстко усмехнулся Никита.

Отступив назад, он вдруг закрыл глаза, и выпрямившийся майор растерянно замер, от удивления забыв, что вообще происходит. Стоявший перед ним внешне вполне обычный человек вдруг начал превращаться в самого настоящего монстра. Надбровные дуги увеличились, уши сместились к верхней части черепа, а обе челюсти выдались вперёд, отрастив внушительные клыки. Пальцы на руках парня укоротились, явив противнику здоровенные когти. В мозгу майора словно эхо пронёсся разговор, который случился в кабинете генерала перед его выездом с базы.

– Амида Будда! Значит, это не блеф и не сказки?! Они вас всё-таки создали, – прохрипел он, невольно подаваясь назад.

– Мы есть, и мы уничтожим вас, – прорычал в ответ монстр и, одним неуловимым движением скользнув вперёд, моментально разорвал майору горло.

Хрипя и булькая кровью, Хан медленно осел на асфальт, продолжая смотреть на Никиту неверящим взглядом. Слизнув с когтей кровь, Никита фыркнул и медленно, со стоном начал обратную трансформацию. Зная, что несколько первых минут после превращения он совершенно беспомощен, Максим встал рядом, готовясь в любую секунду поддержать или защитить друга.

Дождавшись, когда Никита придёт в себя после трансформации, он помог ему одеться и, подавая портупею с оружием, спросил:

– Куда теперь пойдём?

– Прикажи связаться с погранцами, пусть дадут координаты ближайшего поселения. Надоело бегать. Пусть они от нас бегают, – хрипло ответил Никита, застёгивая ремень.

Кивнув, Максим жестом подозвал к себе бойца с рацией и, передав ему команду, присел рядом, прямо на асфальт. С сомнением покачав головой, связист принялся быстро настраивать прибор, одновременно тихо ворча:

– Зная наши реалии, не думаю, что местным погранцам сообщили о нашем существовании.

– Не ворчи. Особист железно пообещал, что передаст всё нужное, – вяло огрызнулся Максим.

Тем временем Никита, уже почти пришедший в себя, внимательно всматривался в дорогу, словно учуяв что-то необычное. Глядя на него, Макс пытался понять, о чём он думает, когда от раздумий его отвлёк голос связиста:

– Кит, требуют сообщить наш код и позывной.

– Семь, четыре, два, девять, два. А позывной у нас может быть только один, братишка. Один на всех. Позывной – «Оборотень».