Уже надоевшая темнота оборвалась яркой трещиной, что прогремела как молния и заставила меня всполошиться. Только сейчас я осознала полностью - как же тесно! Очень неприятно просыпаться с ломотой в мышцах, стиснутой в максимально узком пространстве, в котором даже не продохнуть. Нет же! Прощайте, мрак и зажатость! Резко потянувшись, я головой ударила сжимавшие стенки. Треск перерос в оглушительный хруст, свет резанул глаза, а тело неуклюже расправилось в обломках моей темницы, не сразу сумев сориентироваться в пространстве.

Осколки от моей хрупкой камеры разлетелись во все стороны, стоило мне гордо поднять голову и победно расправить крылья. Я заревела от счастья - хватит сидеть на месте, мне пора покорять мир! Цепляясь когтями за изломанный край своего округлого ложа, я оглянулась в поисках одобряющего взгляда матери. За мною, с боков, везде вокруг просыпались братья. Кто-то слабо тыкался в скорлупу, почти не качая яйцо, кто-то запросто его раскалывал, растаптывая остатки, чтобы уничтожить всякое упоминание о прежней беспомощности. Я глухо зарычала на своих конкурентов за пищу и материнское внимание. Я не была одна, но члены одной кладки быстро становятся врагами, в природной жадности и желании доминировать стремясь получить все ресурсы, что предоставит мама. Но где же она, где?

Не найдя большого дракона подле себя - только вредных мелких, что наверняка хотели отнять у меня пропитание - я задрала остроносую зубастую голову вверх. Я ожидала увидеть большую, сильную и заботливую драконессу, что отгонит от себя моих более слабых братьев, примет меня на лапы и накормит мясом, что принёс папа с охоты. Никто не будет любить тебя в опасном новом мире больше, чем твой родитель… Но те, кого я увидела, были вовсе не мама с папой! Это вообще не драконы!

Противные существа, подступившие к вылуплявшейся кладке, были больше меня и других детёнышей, но, наверное, меньше, чем взрослый дракон. Точно не могла сказать… Ведь взрослых сородичей я пока ни разу не видела, только откуда-то знала, что они должны быть крупнее и сильнее. Но передо мной уж точно не драконы! У этих чуждых созданий не было крыльев, вместо красивой гладкой чешуи топорщилась шерсть по всему телу. Этим они больше походили на добычу… Но при том разговаривали, как разумные. Просто голова взрывается от всего, что я знаю, только родившись… А ещё от самóй неправильной ситуации! Где мама?! Куда её дели эти пришельцы? Неужели… Убили?!

Лопоча что-то несвязное, но приторно и показушно доброе, одна из существ — та, кто была с обвислыми ушами — стала протягивать ко мне свою лапу, второй держа полотняный мешок. Меня не обманули мило крутящиеся уши и махающий хвост — всё это обман, чтобы сотворить со мной что-то злое… Не поверив благодушным жестам, которые обесценивались самим намерением посадить меня в мешок, я извернула длинную гибкую шею и вцепилась в бежевую лапу так сильно, как только смогла.

Зубы приятно вошли в плоть, горячая кровь брызнула мне на язык, ещё сильнее распаляя во мне вспыльчивую ярость. Стоило мне почувствовать себя хищником и хозяйкой положения, как прибавились силы раскусить кости запястья. Противница только после этого зарычала, завыла и закричала — как-то медленно до её сознания доходили сигналы о боли. Даже второй вторгнувшийся в драконье логово ещё не прекратил смеяться над незадачливой самкой, которую покусал детёныш. Его морда медленно менялась от одной крайней эмоции к другой — уголки пасти опускались, встопорщенные уши отходили назад, глаза расширялись, а зрачки суживались.

Да, разумеется, я разозлила этих мохнатых тварей! Их «великолепный» план сделать меня добычей провалился! Но теперь нужно было действовать ещё быстрее, пока они не пришли в себя и сами не порвали меня на клочки. К тому же… Если мамы нет рядом, мне придётся самой добывать пропитание. Пускай даже если охотиться придётся на разумных, а не на добычу!

Самка затрясла лапой, попытавшись меня скинуть, боль придала ей сил, и мне пришлось разжать челюсти, чтобы меня не отбросило в стену или на пол пещеры. Зато, взмахнув крыльями в первый раз в жизни, я сумела подскочить до груди мохнатого чудовища, чтобы вгрызться в неё. Шкуру прикрывала лишь морально защищавшая ткань, что не остановила мои зубы, зато за неё было удобно зацепиться когтями на лапах... Да и сама кожа млекопитающего — не такая серьёзная защита, как чешуя. Стоит только правильно примериться, чтобы вгрызться между рёбер — и можно выкусить кусок трепетавшего сердца, манившего меня своим испуганным боем.

Воодушевлённые моим примером братья и сёстры налетели на уже умиравшее и падавшее тело, но я была умнее этих едва вылупившихся ящериц… Даже если сама была такой же. Так или иначе, но теперь нужно было избавиться от второго негодяя. Он уже поднял лапу с чёрной штукой, похожей на выставленный палец, и с оглушительным грохотом стал метать из неё маленькие, но смертоносные заряды в мою братию. Даже чешую запросто простреливало — когда навылет, а когда с застреванием мелкой, но убийственной штучки в мышцах и органах…

Дракончики переполошились — кто-то пытался испуганно бежать или улетать, кто-то яростно набрасывался на мохнатого самца, погибая ещё в полёте от загадочного и ужасного оружия. Мне нужно быть умнее, чтобы выжить… И спасти других драконов. Да, пускай с ними вышел бы лишь спор за еду, они были сородичами и не заслуживали смерти!

Быстро отскочив от трупа самки и петляя по полу, я добежала до самца, стараясь не соваться туда, куда он водил своей грохающей палочкой. А потом с самого пола, стоя немного сбоку от мохнатого, снова взмахнула крыльями, чтобы подпрыгнуть и укусить за лапу с оружием. Так он точно не сможет меня поразить этим вредным и опасным предметом!

Мохнатый выронил убивающую вещь, но действовал расторопнее меня, схватив другой лапой за крыло, больно дёргая его и разрывая мне перепонку своими когтями. Тут уже я завизжала от просто ужасающего чувства, но теперь мне сил придала боль, а не вкус чужого мяса. Для самца всё закончилось точно так же, как и для самки — перекусанными костями запястья и вырванным из груди сердцем. Только лично для меня бой с ним обошёлся большей ценой… Блестящая медно-золотым чешуя покрылась несколькими глубокими царапинами, на левом крыле порвались две перепонки — одна между крыльевыми пальцами, и другая между крыльевыми ладонью и локтем. Из-за этого я не смогла правильно приземлиться и ударилась боком — но после рваной раны в крыле я не сказала бы, что испытала от этого сильную боль.

Мои сородичи-дракончики, обступившие меня с поражёнными и довольными писками, уже не воспринимались мной как конкуренты… Откуда такая перемена в моём отношении? Не так и много времени прошло… Как многое меняют в разумных убийства. Мне они показали, что на самом деле мне хочется самоотверженно защищать своих, а не эгоистично грызться с братьями и сёстрами. Остальные крылатые увидели во мне храбрую драконессу — ту, что могла им заменить мать в этом опасном и враждебном мире. Хотя размером я не отличалась от своих родичей, что следили за мной благодарными глазами, голодно жуя мою первую добычу… Храбрости во мне — на взрослого дракона. И только я одна знала, что на самом деле это была не храбрость — действовала я инстинктивно, от безысходности, от отчаяния, от страха смерти… Но сообщать об этом остальным, разбивать их надежды мне не хотелось. Теперь мне приходилось быть сильной — без своего желания.

Никто не думал о том, что, быть может, мне тоже хотелось почувствовать заботу к себе. Настоящую заботу, а не зауськивание перед тем, как положить в мешок для неведомых, но явно недобрых целей. Но вместо этого мне приходилось взрослеть быстрее, чем успело начаться моё детство. По сути, его у меня и не было… Не могла я его себе позволить сейчас.

Я была измотана после драки, но есть мне не хотелось. Возможно, я уже насытилась кровью и кусками сердец моих врагов. Любопытство сейчас становилось сильнее голода. Мне захотелось осмотреть пещеру — быть может, я найду маму, или замечу новых врагов раньше, чем они наткнутся на трупы товарищей и захотят отомстить. Поэтому я оставила трупы мохнатых существ и драконят, горестно прошипев на последние. Тельца бедных крылатых были изуродованы смертью, из ртов и дыр в боках лилась кровь на каменный пол, лапки и крылышки лежали безвольно. У меня так и не наступило детство — а у кого-то так и не началась жизнь.

Своды пещеры были высокими и тёмными, я еле различала потолок. Чуть проще было заметить стены, испещрённые трещинами, и редкие камушки на полу. Иногда в большом камне встречались вкрапления мелких светящихся камушков, которые кое-как рассеивали мрак. Эх, коли не моя рана в крыле, я могла бы летать под потолком… Если бы только научилась этому. Без примера взрослых это было бы тяжело. Ведь всё, чему я научилась за свою пока крайне короткую жизнь — это совершать мощный хлопок крыльями для увеличения высоты и дальности прыжка.

Стоило пройти немного дальше, как я приметила несколько выходов из своей пещеры. Я подошла к одному из них… потому что около именно этого входа валялось тело. Ещё живое и дышащее. Оно принадлежало не крылатому дракону, но и не мохнатому существу. Но на дракона оно походило сильнее. Крупнее меня и чешуйчатое, с нормальным, толстым хвостом, а не тем клоком, что торчал из копчика вторгнувшихся в гнездо.

Услышав шаги моих лап, рептилия слабо открыла глаза и через силу улыбнулась мне. Мохнатым было легко имитировать благожелательность, находясь в позиции силы, но, стоило им лишь испытать боль, как они тут же становились враждебными. А это создание проявляло симпатию ко мне несмотря на раны, вопреки неудобствам и приближающейся смерти. Немного подвинув в мою сторону лапу, существо зашептало самочьим голосом:

- Мне очень жаль, маленькая госпожа, что я не смогла встретить твоё рождение так, как подобает… Что ему суждено было произойти в столь горестный час. На инкубатор напали фурри-работорговцы, прилетевшие за яйцами драконов. Они желают вырастить их в неволе, сделать вас, господ, своими слугами… Я пыталась им помешать, или хотя бы вызвать тревогу, но, как видите, мне не повезло… Ты должна привести на помощь взрослых драконов! Через эту трещину вентиляции… - чешуйчатая самка подвинула другую лапу к стене. - Для фуррей и драконов она велика, но ты сможешь в неё пролезть! Может быть, ты успеешь…

Длинная, не очень понятная мне речь утомила создание. Чешуйчатая смежила веки, гребень её опал, а пальцы перестали дрожать. Она умерла. Не так быстро, как мои противники или те драконята, которым не повезло. Я не находилась сейчас в пылу битвы, и потому чётче осознала миг чужого ухода. Эта спокойная смерть от ран, попытка предупредить меня о чём-то, поддержать в трудный час, подействовали на меня куда сильнее всех предыдущих смертей... Кончина павшей самки испугала меня сильнее, чем кровожадная расправа над этими… Фуррями… И их разрывание на мясо.

Другие драконята почему-то не осознавали этой разницы. Они хотели подскочить к новому трупу с тем же аппетитом и ажиотажным визгом, каким они встречали смерти убитых мною мохнатых. Но я резко и грозно зашипела на толпу мелюзги. Это тело должно быть неприкосновенным хотя бы ради доброй памяти. Есть его было бы неуважением к тому радушию, что эта самка к нам проявила! Драконята поникли, опуская головы и прижимая крылья к земле, но согласились со мною. А потом они стали нерешительно крутить головами, не понимая, что им требовалось делать теперь. Многие выжидающе смотрели на меня, как на своего негласного лидера. А я просто тихо стояла и прислушивалась.

...И не зря. Из того самого перехода, около которого лежала бескрылая чешуйчатая, я расслышала негромкие голоса. Быть может, их искажало расстояние, но мне они казались больше похожими на речь фуррей, чем чешуйчатой бескрылой. Но это точно не драконья речь - так я считала. Доверяя своей интуиции, я многозначительно взглянула на сородичей и прижалась к стене около входа в пещеру — так, чтобы меня не было видно входящим, но, стоит только им войти в этот зал и показать мне хвосты, как я тут же накинусь на их владельцев.

Остальные драконы были не глупее меня, они сразу всё поняли и повторили мои действия не тупо копируя, а творчески изменяя детали, но во всём соответствуя моей задумке. Кто-то тоже прижался к стене, кто-то взлетел на выступающие камни прямо над входом. Жизнь быстро учила драконят слушаться приказов, различать своих и чужих. Может быть, где-то в неведомой дали и была жизнь сложнее и многогранней, но не здесь, в подземельях инкубатора, что из родного дома превратился в поле битвы.

Фурри ничего не подозревали и беспечно, пусть и тихо, переговаривались до тех пор, пока не увидели помимо трупа рептилии-хранительницы инкубатора ещё и тела своих друзей, лежащие средь разбитых яиц, скорлупы, крови и нескольких драконьих трупиков. Но было уже слишком поздно для того, чтобы тройка вошедших фуррей успела отступить и подготовиться. Засада сработала чётко. Прямо на загривки, передние лапы и спины негодяев напрыгнули множество драконят, по трое-четверо на каждого мохнатого остолопа. Я сама вцепилась в ногу одному из существ, тому, у которого была пятнистая шерсть, и прокусила его стопу, вынуждая грохнуться на пол под весом моих друзей.

У другой группы драконят дела продвигались хуже. Черношёрстная фуррька, атакованная ими, имела в лапе острый блестящий предмет, разрезавший и чешую, и плоть, и кости. Им было намного проще отбиваться в ближнем бою, чем тем дальнобойным оружием. Два дракончика, что собирались вонзить свои когти в морду самки, просто нарвались на резкие удары. Острая кромка вспорола их животы и перерезала тонкие шеи, сбрасывая к задним лапам прямоходящей мохнатой.

С третьей фуррькой, альбиноской, и вовсе произошло нечто загадочное. Она выпускала клубы дыма или тумана из цилиндра в лапах. Попадая в полупрозрачный газ, драконы безвольно валились на пол то ли замертво, то ли без сознания, но не успевая нанести ни одну царапину на белой шкуре.

Этот мохнатый народ имел огромное преимущество над нами за счёт того, что постоянно пользовался различными предметами. Хотя в обычном своём состоянии фурри уступали даже новорождённым драконам в реакции и, возможно, интеллекте, задействованные в драке вещи позволяли им получать настоящие сверхспособности, поражая врагов на расстоянии, разрывая их тела с удивительной лёгкостью или просто вырубая драконов, не повреждая их тела. Чтобы одолеть фуррей, мне нужно было стать им равной в умении использовать их штуки.

Пока подчинённые мне драконята добивали сваленного мною пятнистого, который орал и бился в конвульсиях, растопырив когтистые пальцы и стараясь поцарапать когтями пожиравших его заживо дракончиков, я подобрала обронённое этим самцом чёрное устройство, похожее на то, которым выпускал снаряды фуррь, поранивший моё крыло. Обострённая адреналином внимательность и разогнанная стрессом память помогли вспомнить несколько полезных фактов об этой вещи. Стремительные снаряды всегда вылетали из раструба, который фуррь направлял на свою жертву, и летели ровно по прямой, но только после того, как фуррь нажимал подушкой пальца на крючок внизу раструба.

Стреляющая вещь оказалась тяжеловатой для меня, приходилось держать её в двух лапах, а крюк подцеплять хвостом. Я нацелила раструб на альбиноску. Хотя её было не так хорошо видно за дымом, эта фуррька представляла бóльшую опасность, чем самка с ножом, которую мои товарищи всё же постепенно пересиливали. Продлив в уме воображаемую прямую по направлению раструба и добившись её пересечения с телом фуррьки, я надавила хвостом на крючок. Вещь ударила не только альбиноску — в бок, но почему то и меня отпихнуло назад резким тупым ударом, повалив на спину и ненадолго придавив своим весом. Тем не менее, фуррька прекратила выпускать дым, рыкнув от боли, прижав лапу к ране и с удивлением и страхом посмотрев на меня. Судя по испуганно и зло отведённым назад ушам, фурри не могли осознать того, что драконы вот так просто, без обучения и длительных уроков, научатся применять их вещи.

Черношёрстная, что на миг отвлеклась на выстрел, допустила непростительную ошибку, создав в своей защите брешь. Когда она лишь на короткое время прекратила отбиваться лезвием, драконы расправились и с ней, поломав челюстями конечности и закусав до смерти. А вот всё ещё защищённая дымом белая, к которой опасались подлетать мои подопечные, поступила умнее, резво побежав назад, порой спотыкаясь от раны в боку и чем-то плюясь. Я попробовала установить стреляющий предмет, чтобы совершить второй выстрел, но к тому моменту, как я смогла ровно держать фуррьскую вещь, беглянки уже и след простыл.

Я не питала беспочвенных надежд на то, что выжившая фуррька убралась восвояси. Если, помимо первых двух, явились эти трое, тут могло быть ещё сколько угодно фурри, которые угрожали нашей безопасности. Поэтому я тихим шипением привлекла внимание моей оравы, не давая им насладиться добычей или оплакать своих сородичей, и бесшумно, прижимаясь к полу и стене, пошла вдоль коридора, желая точно убедиться в том, что опасность миновала, либо ещё нет… И тогда моё дело ещё не завершено, а потому спокойно действовать нельзя.

Драконята, сомневаясь, оглянулись на тройку трупов братьев и сестёр, но спорить со мной не стали. Оглушённые газом дракончики, кашляя, начинали поднимать головы. Заметив, что вся наша компания идёт куда-то, они тоже стали нам подражать, хотя не так умело из-за кружащихся голов и кашля, заставлявшего их спотыкаться. Я остановила не поправившихся драконов строгим взглядом, чтобы они не поломали маскировку остальных и отдохнули. Пусть будут счастливы, что живы, куда им дальше геройствовать?

Предпочтя скрытность нескольким лишним лапам, мы — я с отрядом собратьев — углубились в коридор. Стали слышны переговоры в зале, куда переход вёл. Языка я не понимала совсем, даже каких-то отдельных мыслей и посылов, вроде того, как я инстинктивно вникала в речь рептилоидихи. Только по эмоции я могла понять, что кто-то испуганно что-то рассказывает. Наверняка это сбежавшая фуррька, запыхавшись, пересказывала произошедшее с нами. Значит, не зря я решила проверить, куда она бежит…

Крайне осторожно я выглянула из-за края стены в зал. Он очень походил на тот, в котором родилась я, только в нём, считая раненую, было аж пятеро фуррей. Они нагрузили яйца в большую коробку на поставленных на землю ребром дисках. Среди мохнатых я заметила одну чёрно-белую, на которую остальные фурри смотрели так же, как мои родственники-дракончики на меня. Возможно, среди фуррей именно чёрно-белая решает, что и как делать. А рассказ белой ей не понравился настолько, что шерсть вздыбилась, хвост и уши поджались, а из пасти стало раздаваться агрессивная, рычащая и гавкающая речь. В досаде ударяя задними лапами по земле, в передние самка-лидер взяла стреляющую вещь и начала грохотать ею, разбивая яйца в тележке. Живых, разумных, даже ещё не родившихся драконов!

Это было больше, чем мы смогли вынести. Забыв о том, что преимущество сейчас было на стороне фурри, забыв про собственную безопасность, мы выскочили из коридора и набросились на наших убийц и поработителей. Наше недовольство почти затмевало наш разум — его остатки мы применяли для того, чтобы лучше уворачиваться от наставленных на нас раструбов, виляя и петляя, и вгрызаться точнее в те уязвимые места фуррей, которые мы уже успели отыскать в предыдущих битвах.

Несмотря на то, что теперь нас было меньше, чем раньше, а фуррей — больше, наши враги отбивались слабо и испуганно. Должно быть, беглянка пересказала прошлую схватку во всех шокирующих подробностях, и мораль фуррей повредилась. Тем не менее, наши противники были относительно многочисленны и не измотаны, в отличии от нас. У них были и лезвия, и стрелялки, и дымовые цилиндры. Зато количество желающих сражаться на стороне мохнатых уменьшалось — кто-то, глупо побросав всё, убегал в другой коридор, вопя от страха. А вот у меня прибавилось несколько помощников. Подтянулись дракончики из коридора, откуда я прибыла. Несколько неповреждённых яиц в коробке растрескались, позволяя вылезти из них новорождённым. Они озадаченно крутили головой, присматриваясь к драке, но, заметив, чем занимаются сородичи, присоединялись к ней. Они тоже хотели жить.

Тем не менее, наши потери были чудовищны. Драконята убили только двоих фуррей, но они успели порезать и перестрелять почти всех. Под конец, я осталась один на один с чёрно-белой. Она не убила меня лишь потому, что стреляющая вещь больше не желала выпускать из себя новые порции смерти. Самка швырнула в меня предавшим её предметом и пошла ко мне с лезвием, но её остановило зрелище громадной драконессы, которая вышла из того перехода, куда убегали струсившие фурри. Кровь на клыках и когтях чешуйчатой недвусмысленно намекала на их судьбу.

Сильно обрадовавшись долгожданной союзнице, маме, большому дракону, я, издав восхищённый визг, храбро кинулась на чёрно-белую, впиваясь зубами ей в шею и перекусывая позвоночник. Она даже не успела вскрикнуть, как уже завалилась на спину и упала, скрючивая пальцы. Я победно встала на упавшее тело, довольная собой, тем, что неимоверным трудом мне удалось выжить. Довольно и счастливо расправив крылья, я обернулась на маму… Но не нашла в ней никакой поддержки.

Мама смотрела на меня холодно и беспристрастно, будто я была лишь вещью, которая выполнила своё дело так, как это и требовалось. Не было в этом взгляде ни любви, ни одобрения. Дракон — совершенное существо, и если оно побеждает другую расу, в этом нет ничего удивительного.

Мне вдруг стало одиноко и плохо. Я осознала, как сама смотрела на драконят, сражавшихся со мной бок о бок — скорее, как на подчинённых себе существ, чем на родичей, о которых нужно заботиться. Если бы они были живы, я бы постаралась приободрить братьев и сестёр… Но то, что они погибли, делали мой внутренний укор ещё более горьким.

Я выжила. Да только - зачем? Мама не похвалит за это и не погреет под своим крылом, не успокоит и не утешит. Потому что большая драконесса, оставив меня, отправилась осматривать другие помещения.