Ей снова снилось, что она дикая львица на жёлтых просторах саванны. Она неслась за антилопой, быстро хватая ртом воздух, жаркий ветер щипал глаза, а высокая трава била её по гибким поджарым бокам.

После трапезы она прильнула к любимому льву. Ластилась у его лап как маленький котёнок, виляя хвостом и сверкая жёлтыми глазами.

Они спаривались ночью, под сенью больших разноцветных звезд, а затем спали бок о бок, грея друг друга собственным теплом.

Когда она проснулась, сон почти выветрился из памяти, оставив какой-то сладкий отголосок с запахом разогретых трав саванны. Лилиан огляделась по сторонам, натянув одеяло по подбородок. Её личный уголок Общественного Дома ничуть не изменился. Компактная круглая кровать, на которой удобно спать калачиком, но в полный рост не выгнешься. Да и нет в этом нужды – её соседка Нори шутит, что на спине могут спать только бесхвостые львицы. В одном углу многофункциональный шкаф с выдвижной столешницей и подсветкой, в нём же Анализатор здоровья и голографический проектор.

Мягкий солнечный свет лился сквозь окошко над кроватью.

Львица лениво прошлёпала к зеркалу, придирчиво осмотрела себя. Мешки под глазами всё ещё не прошли после двух рабочих недель, но, по крайней мере, в целом она выглядела не такой измотанной. После душа шерсть приняла равномерный светло-песчаный оттенок. Щелчком когтей подозвала Макияжера. Серебристый технобот выпорхнул из обеденной. Подравнял тёмную шерсть на её круглых ушках, нанёс модные серебристые полосы на загривок.

В таком виде уже можно показываться сёстрам.

Когда она явилась в обеденную, тех-бот обслуживая уже подавал сливочные десерты и горячий можжевеловый экстракт. Четыре львицы заседали за длинным столом, все как одна лишь на миг оторвались от своих занятий, чтобы поздороваться. Кайри листала в воздухе голографический вестник, Нори игралась с настоящим органическим хамелеоном, которого с таким трудом выбила у Комиссии по надзору. Джесс и Рози молча уплетали пирожные.

- Хорошо выспалась, соня? – с улыбкой осведомилась Нори, вытянув изящную когтистую лапу, и хамелеон лениво переполз по ней на стол.

- Как всегда, - кивнула Лилиан.

- Эй! Кулинар! Ты не хочешь накормить одну из нас?

- Некорректный запрос, будьте добры повторить, - тех-бот подлетел к столу, виляя длинными серебристыми щупальцами.

Львицы за столом захихикали, будто впервые слышали такое неформальное обращение со стороны Нори.

- Повторяю. Запрос. Завтрак. Первое блюдо. Что будешь, сестрица?

- Обойдусь одним можжевелом и пирожным, - задумчиво молвила Лилиан, рефлекторно мотая усы на коготь. – Кусок в горло не лезет.

- Вот как, - озадаченно нахмурилась Нори. – Ну, тогда, прости Кулинар. Отмена первого блюда. Гони можжевел и сливочный шарм.

Львицы снова прыснули, поражаясь смелости и находчивости сестры.

Лилиан смотрела на них, сжимая хвост между коленей.

За просторным, почти в полную стену, окном обеденного зала лучилось тёплое майское солнце. Оно блестело на невысоких дощатых заборах, окаймлявших круглые жилые пещерки. Объездной бот полевал ровные грядки хризантем из гибких шлангов. Щебетали недавно вошедшие в моду лиловые стрижи.

- Кстати, вы слышали, что скоро появится пятый вид обрамления кровати? – вдохновённо промолвила Джесс, допив можжевел.

- Пффф. Об этом говорят чаще, чем о новом собрании, - заулыбалась Нори. – Я уже наизусть помню запись из информационного блока.

- А цвет можно будет менять? – осведомилась Рози.

- Ага, будут сразу два: матовое железо и синий лёд.

Львицы закивали, соглашаясь, что это вполне неплохо. У предыдущего обрамления был только один цвет – золотистый, хорошо сочетавшийся со стандартным песчаным окрасом стен.

Лилиан слушала их поникшими ушками, даже не пытаясь приподнять их для видимости. Оказалось, что не только кусок, но и глоток в горло не лезет. Простодушная весёлая Нори согласилась допить за ней можжевел, чтобы Кулинар не портил статистику завтраков.

День обещал быть долгим, и она молилась, чтобы он закончился поскорее.

Только заняв своё место в пневмовозе, она сообразила, что не отправила еженедельный отчёт. Тихонько выругавшись, львица спроецировала голографический тест на спинку впереди стоящего кресла и откалиброванной подушечкой на пальце принялась отбивать ответы.

- Как вы оцениваете общий уровень жизни вашего Прайда? Здесь и далее по 1-бальной шкале.

- 10 из 10.

- Насколько вы оцениваете работу вашего Отца?

- 10 из 10.

- Насколько оцениваете свою личную вовлечённость в жизнь вашего Прайда?

- 8 из 10.

- Вы можете оставить комментарий к вашим ответам.

- Благоденствие всегда со мной.

Нори советовала иногда опускать пару-тройку баллов, чтобы не возникало подозрений во лжесвидетельствовании. Они все хорошо запомнили, как львицу из соседнего Прайда вызвали на Причащение после того как та почти месяц проставляла одни «десятки», и ничего не писала в комментарии.

Пневмопоезд стремительно набрал ход и заскользил по прозрачному туннелю. С высоты их маленький прайдовый сектор казался игрушечным. Желтые круглые пещерки среди ровных клумб и гладко высаженных платанов – нечто неуловимо напоминало в нём развивающий коврик, в котором так любил копаться Кайл.

Мысль о сыне невольно заставила её сглотнуть, а хвост будто омертвел, безвольно повиснув с сидения.

Сегодня решится судьба её сына.

Час спустя прайдовые сектора уступили пригороду, и белый коридор поезда затопили тени стремительно проносящихся небоскрёбов. Высокие стеклянные башни, лифты с обзорным ракурсом, уютные висячие бары для храбрецов, не боящихся высоты.

Лилиан таковой не являлась. В море она купалась лишь один раз в жизни, а выше второго этажа поднималась только при острой необходимости.

С вокзала её забрал манёвренный плот на воздушной подушке. Молодой лев в просторной белой накидке с эмблемой мелкого сановника помог ей подняться на платформу и, с улыбкой, предложил занять место рядом. Лилиан пристегнулась, уложив свою сумочку второго типа на колени и воспитанно приобняв нижние лапы хвостом.

Иногда в глубине души она хотела сдать тесты на профпригодность к какой-нибудь профессии и переехать сюда, в сверкающее сердце Нью-Шелтера.

Ночью город сверкал всеми цветами неоновых реклам, а закаты здесь длились дольше за счёт отражающего купола с проектором, что особенно нравилось молодым романтичным особам. Были и противники, взывавшие вернуть естественную продолжительность всем циклам дня, но их голоса утонули на фоне общего одобрения.

На входе в интернат она прошла стандартное собеседование с тех-ботом психологической опёки. Другие матери терпеливо ждали в удобных сиденьях, когда у их сыновей закончатся уроки и те смогут явиться к ним на Единение.

Лилиан впила валерьяновой газировки и заняла место в зале ожидания. Хвост её тихонько свисал с кресла, лапы не могли найти места и постоянно то сжимались, то водили когтями по мягкой обивки – лёгонько, чтоб не поцарать.

Достаточно пожилая, явно умудрённая жизнью темно-шёрстая львица напротив понимающе улыбнулась и молвила:

- Сегодня Итоговый, да?

Лилиан кивнула, стараясь, чтобы её улыбка не походила на оскал.

- Здоровых лап твоему сыну, - чинно произнесла пожилая львица.

- Спасибо, - тихо отозвалась Лилиан, не зная что ещё добавить.

Кайл пронёсся по коридору с такой скоростью, что большинство львиц удивлённо и искренне рассмеялись. Глаза его лучились, как у охотника, увидавшего добычу, а облачён он был в зелёную робу Абитуриента.

- Всех на уши поднимешь! – строго проговорила Лилиан, когда он кинулся ей в объятия, но не смогла сдержать улыбки.

- Я просто соскучился, - невинно заявил он, и Лилиан услышала тихое урчание из его маленькой груди.

Рост у него хороший для десяти лет, - мысленно отметила она. – И шерсть здорового оттенка, и лапы крепкие.

Тёмно-рыжая гривка едва проступала на золотистой макушке. Это Лилиан отметила уже без всякого прагматизма, а из простой щемившей сердце любви.

- Пойдём, золотце моё, времени мало, - она сжала его небольшую лапу в своей и отвела в одну из комнат Единения.

Там, устроившись на диване, она смогла уже без опасения за свою репутацию крепко обнять его и зарыться носом в короткую гривку.

- Каким красивым ты стал. Каким большим, - шептала она, борясь с неожиданно нахлынувшими слезами. – А я тебя так мало посещала… очень мало… ты прости меня.

- Мам, да нормально всё, - простодушно махнул лапой львенок, прильнув мордашкой к её плечу. – У Шориса вообще всего двенадцать Единений было за всю жизнь.

- Он… друг твой? – смахивая слёзы, из простого любопытства осведомилась она.

- Ага. Мы в одной комнате живём, - Кайл улыбнулся, виляя хвостом и нижними лапками. – А как вы, самочки, там поживаете?

Он спросил это с такой непередаваемой взрослой интонацией, что Лилиан невольно рассмеялась и взлохматила мелкую гриву.

Около часа они говорили обо всём подряд, чаще всего не существенном, как обычно и бывает при Единении у любой львицы и любого львёнка. Вдали друг от друга они придумывают кучу всякий интересных вопросов, но когда доходит до встречи – начинают говорить эмоции, а не разум.

Как, собственно, и должно быть, - грустно подумала Лилиан, тут же поразившись крамольности собственных мыслей.

К концу разговора львёнок вдруг глубоко вдохнул и весь его вид говорил об очень серьёзном намерении.

- Мам… а можешь кое-что сохранить ради меня? – неловко спросил он, смущенно разглядывая кисть на своём хвосте. – Я просто подумал… если вдруг не подойду и меня решат Запомнить.

- Не говори глупостей, милый мой, - львица сглотнула, сжав его лапку. – Ты самый здоровый и хороший львёнок в интернате, всё у тебя получится.

Сын кисло улыбнулся, и ушки его поникли.

- Хорошо. Сохраню. А что это? – заинтриговано осведомилась Лилиан.

- Я лучше покажу, чем расскажу… - он достал из кармана льняной робы микро-голограф и спроецировал текст на мраморный пол. – Только не ругайся, ладно?

Это был текст. Лилиан принялась читать, и чем дольше её глаза скользили по синим строчкам на полу, тем выше поднимались брови.

«Дождь лил как из помойного ведра, обильный и грязный. Я выкатился из бара после того как вмазал пятую стопку вискаря. Не вышел, а буквально выкатился, чуть не обдав дамочек на входе грязью из-под лап. Долбанная сигарета зажглась попытки, наверное, с сотой. Я был на мели и в полном раздрае. Дело Черногрива не давало мне покоя. Никаких зацепок и ниточек. Гребучий ноль, размером с кротовую нору.

Старый кожаный плащ лип к телу, грива давно размокла от дождя. И всё-таки, вот в чём стрёмная странность моего положения.

Я стоял, мокрый как воробей, под проливным дождём и ощущал себя счастливым. Никто не диктовал мне долбаных правил игры, я был сам себе и судьей, и игроком, и спрашивать мог только с себя.

Я был счастлив».

Лилиан с трудом подавила болезненный стон.

- Кайл… это плохо, очень плохо, - её обуяло дикое желание вырвать у сына его голограф и поскорее удалить крамолу. – Где ты взял этот…

- Один кадет из предыдущего поколения перекинул, - львёнок виновато прижал ушки.

- Ты представляешь, во что это может вылиться?

- Могло бы, да не вылилось, - с какой-то несвойственной ему злостью, прошептал Кайл. – Мы все это читали ночью. Говорят, были и другие страницы, но ребята их потеряли со временем.

- Я понимаю, тебе тяжело сейчас, - мягким извиняющимся тоном произнесла Лилиан. – Но… подобные вещи сильно вредят Благоденствию.

- Мне они уже не повредят, - со взрослым равнодушием молвил львёнок. – Сегодня меня либо Одобрят либо Запомнят. Я бы очень хотел, чтобы ты сохранила это… в своём голографе.

Львица смотрела на него во все глаза, мучительно собираясь с мыслями.

- У тебя ведь на память обо мне ничего не останется. Я такой лентяй… - она увидела как слеза быстро капнула с его щеки на пол.

Львёнок сморщил нос и быстро стёр её с пола нижней лапой. Лилиан взяла его в крепкие объятия и прижалась носом к его загривку.

- Я сохраню это. Обещаю, - она сама поразилась, где набралась храбрости для такого обещания.

Позже она поняла, что другого пути и не было. В тот момент она либо оставалась его матерью, либо превращалась в совершенно чужую львицу.

Он не прошёл по трём показателям. Через минуту после сухого медицинского отчёта она даже не могла вспомнить по каким – толи сердце слабое, толи что-то не так с кардио-системой. Выслушав решение Куратора – доброжелательного пожилого льва с большими спокойными глазами, она только сдержанно кивнула и медленно села в кресло.

Час назад она боялась, что не сдержит эмоций, разрыдается и бросится в объятия сына, после чего её неминуемо отправят на реабилитацию.

Но нет. Она смотрела на своего львёнка, чувствуя только зияющую пустоту на месте, где были чувства.

- Я люблю тебя, мама, - были его последние слова, которые эхом отозвались в её ушах.

Это были последние слова и трёх львят до Кайла. Двух сыновей и дочери, которых она дала миру, и которых этот мир не принял.

Куратор произносил стандартную вдохновляющую речь о том, что слабые львята дают дорогу более сильным, и раса процветает. Их имена будут вписаны в Летопись, а ресурсы их тел будут зарезервированы для будущих поколений.

Она слушала, слепо уставившись на цветущие хризантемы за окном.

- Экономия требует от нас всех идти на жертвы. Ваше Старание Матери будет по достоинству оценено куратором прайда. Показатели вашего Кайла демонстрируют рост по отношению к вашим Запомненным Сыновьям. Смею верить, что будущий львёнок сможет быть Одобрен. К тому, - он обнадеживающе улыбнулась и легко сжал её за плечо. – У вас давно не было девочки. А шанс одобрения у них гораздо выше. Я думаю, в следующий раз вы дадите миру прекрасную дочь. Вы большая молодец, Лилиан.

Она не помнила обратную дорогу в свой прайд.

Ей снилось, что она лежит под сенью звёзд с большим черногривым львом. Хладный ночной ветер шелестел в высокой траве. Шершавый язык льва гулял по её загривку, вызывая приятный томный озноб по всему телу. Стоило только выгнуть спину, как его хищные глаза загорались огнём желания и он покрывал её собой. Она ощущала в себе его семя, и молилась, чтобы оно оказалось крепким.

Лилиан ворочалась большую часть ночи. Валерьяна не помогала, как и утешения сестёр. Она достала из нижнего отдела своего шкафа небольшую картонную коробку. Медленно разложила перед собой плетёный браслет, который ей подарила дочь, рисунки, доставшиеся от первого сына и красивую расчёску для хвоста, которую изготовил второй сын.

В последнюю очередь она извлекла из своей робы микро-голограф. На потолке возникли синие строчки печатного текста:

«Я стоял, мокрый как воробей, под проливным дождём и ощущал себя счастливым. Никто не диктовал мне долбаных правил игры, я был сам себе и судьей, и игроком, и спрашивать мог только с себя.

Я был счастлив».

Она читала их вновь и вновь, пока не запомнила наизусть.

В еженедельном отчёте она по традиции написала:

«Благоденствие всегда со мной».