Докричаться до мира

Оксана Демченко

Ночь со 2 на 3 марта по календарю Релата, планета Хьёртт, Скальное плато

Йялл

Людям эта картина показалась бы серой. Их глазам нечего и пытаться различить столь тонкие оттенки. Подлинная красота пустыни – вне тесных границ части спектра, привычно именуемой «видимой». Впрочем, люди пока не выбирались так далеко от своего Релата, мира, расположенного ближе к солнышку, и куда более уютного. Но любой волвек, однажды попавший на поверхность, никогда уже не забудет совершенства родной пустыни.

Ее каменная древняя шкура хранит тень глубинного тепла, и потому кажется им живой. Она дышит, через трещины пополняя слабенькую атмосферу. Пыльный запах Хьёртта дик и необычен. Его с трудом удаляют из герметичных помещений Гнезда многоэтапные системы фильтрации.

Пустыня имеет свой характер, и весьма сложный. Может ласково гладить лохматыми лучами по шкуре, а может и выпустить когти злой песчаной бури, швыряя на скалы могучими лапами ветра острые камни, рвущие кожу.

И красота этого мира, доступная зрению волвека, тоже дикая. Четыре луны, как разноцветные глаза неба, сияют над ним и дарят пустыне свои оттенки. Именно они наполняют игрой ровный – ведь тут почти нет облаков – и какой-то пресный свет довольно далекого солнца, питая его жизнью. Ночью можно иногда, очень редко, видеть все четыре спутника разом, и любоваться кружащим голову хороводом ускользающих бликов. Тогда скалы шевелятся, каждый миг меняя узор теней, а накопленное за день тепло дополняет картину мягкой подсветкой. Кажется, что пустыня потягивается и стряхивает со шкуры пыль, сияя своим истинным, ярким цветом.

Две спутницы Хьёртта не дружат с солнышком, их почти невозможно приметить в дневном небе. Маскируются, скользят над скальным плато призрачными силуэтами по низким орбитам. Зато дежурят над ним каждую ночь, отмеряя время. Особенно упряма вторая, бледно-зеленая, гибнущая в последний день каждого местного месяца, чтобы тонким изломанным серпиком родиться следующей ночью, побеждая саму смерть и начать расти. Собственно, по ней и ведется счет.

Две иные хоть и торопливы, зато не так капризны. Они появляются и днем, бледные, но отчетливо различимые в своих привычных тонах. Светят и ночами, стремительно пересекая небосвод.

Пустыня красива.

И смотреть на нее радостно, потому что ее бескрайность под огромным небом очень похожа на свободу, которой у волвеков нет. Это понимают все, но больнее и полнее прочих – вожаки. Те, кто принимает боль и ответственность за всю стаю. Он как раз из числа вожаков, третий в иерархии. Или просто – Третий. Имен в стае нет, да и откуда им взяться, если Вечные запрещают речь? И как вожак, уже взрослый и опытный, он отчетливо знает, что свобода наверху – лишь призрак. Обман, навеянный радостью бега и отсутствием плотного контроля. Но все равно Третий рад новой встрече с пустыней.

Крупный, сильный, стремительный, способный в этом мире жить и даже дышать без помощи маски очень долго. Чуть сутулая спина горбится под шкурой мышцами, крепкие лапы уверенно ступают по острым камням, по необходимости выпуская на крутых склонах когти, глубоко царапающие камень. Золотые глаза впитывают знакомый и, вместе с тем, всегда новый вид, пасть словно улыбается переменчивой красоте. Короткие кругловатые уши усердно ловят звуки. Таков в мире пустыни он – Третий. Волвек в лучшем возрасте, три восьмика лет и еще небольшой хвостик – короткий, как его собственный. Еще есть время для жизни, есть сила, да и умом он не обделен – вожак, в первом восьмике иерархии дураков не держат. Ведь составляющие ее решают, как жить всем в стае.

Сегодня Третий лениво, намерено неспешно трусил по сухой пустыне, еще не утратившей яркое багровое свечение накопленного за день тепла, оттого особенно отчетливой и объемной. Лучшее время суток – тепло, красиво и безопасно. До поздних сумерек, угрожающих вне купола пыльной бурей, далеко, как и до пробирающего кости невыносимым холодом раннего утра.

Замысловатый узор трещин радовал глаз разнообразием. После монотонных и угловатых стандартных коридоров ненавистного Гнезда пустыня – настоящая радость. Здесь почти нечем дышать, приходится использовать внутренние резервы, что утомляет и ограничивает передвижение. Тут нет пищи и укрытия, ночной холод выстуживает тело до окоченения, а жар полудня плавит сознание. Мелкая пыль забивает нос, заставляет глаза слезиться, оседает в легких, выкашливаясь лишь внизу, в Гнезде, неделями, порой до рвоты мучительно и болезненно. Но все же именно в пустыне он счастлив и бодр – ее цвета изменчивы, рисунки трещин причудливы, небо над головой огромно и ничем не ограничено.

Третий в пустыне – частый гость, с первого дня взрослой жизни он бывал тут регулярно и знал очень многие линии щелей и разломов, у него ведь совершенная память. Особенно он выделял необычные рисунки – вехи, такие, по которым вдвойне приятно прокладывать маршрут. Их секреты ведомы лишь ему. У Первого другие, и у остальных тоже – прошлый опыт каждого уникален.

Здесь, у скального бока, он сидел, ошалевший и восхищенный, озираясь на нежданно огромное пространство мира, когда впервые попал наверх еще совсем щенком. Тогда он думал, это почти свобода. Давно.

Вдоль необычной, прямой, как черта, щели, любил бродить позже, запоминая и укладывая в сознании то, что должен знать он, только что получивший свое новое место в иерархии волков: Третьего, разведчика, изучающего повадки Вечных и их слабости, коридоры и системы контроля. Ему тогда едва пошел третий восьмик лет. И еще казалось, способ добраться до горла Вечных есть, найти его можно в ближайшие годы, – прежние Третьи сделали немало, и он тоже старался изо всех сил. Когда открываешь третий восьмик, мир очень прост. А сам ты – почти всемогущ.

А эту жирную дугу нанесли Вечные. Отсюда он, как и любой высланный в обход наблюдатель, должен внимательно осматривать купол над головой: нет ли трещин и помутнений. Его зрение совершенно, оно находит огрехи лучше и раньше самых точных приборов Вечных. К тому же поверхность купола огромна и двойной контроль более чем оправдан: высота свода – несчетные восьмики метров, периметр – километры, тонкие редкие арки опор столь легки, что удивляют своей способностью выдерживать ветер. Стаю время от времени выпускают в дикую пустыню, далеко, за пределы купола, – именно там он узнал, насколько сокрушительны бывают бури. Редкие и действительно страшные – в последний раз его несло и швыряло по скалам почти километр, и до ворот он дополз со сломанными ребрами. Хозяева знали о буре и специально послали его одного так далеко, в дикий край: таково было очередное испытание на личную выносливость и приспособляемость. Даже лечили после возвращения, так они делают редко. Третий – удачный образец, и потому еще очень нужен.

Итак, трещины. Время их искать. Если случится найти, придется коротко тявкать и утомительно однообразно смотреть строго в обнаруженную проблемную точку до получения сигнала поощрения. Он находил и тявкал пять или шесть восьмиков раз за прошедшие годы. Иногда хозяева по полчаса не могли заметить то, что очевидно для него. И приходилось ждать, замерев в неудобном положении, с задранной головой. Очень противно. Особенно в полдень, когда скалы горячи, или перед рассветом, уже без запаса тепла и сил. Кто убирал трещины – неизвестно, волвеки так и не заметили этих существ. Летающие? Или они умеют ползать по гладкому и скользкому куполу головой вниз?

Отсидев положенное время и ничего не заметив, он поднялся и потрусил дальше, нервно принюхиваясь и чихая. Здесь только что прошла ползучая повозка Вечных. Он слышал и чуял, как они наблюдали за его туповатым усердием сидения на дуге, но вида не подал. В редком холодном воздухе, непригодном для легких его двуногого облика, звуки разносились слабо, недалеко и сдавленно. Впрочем, короткие туповатые уши чутко ловили их, не ошибаясь и не напрягаясь. «Волчий слух», – с завистью говорят Вечные, намекая друг другу, что это-то у них получилось. У них! Если что и радует, так именно бессильная зависть. Получилось – у них, а досталось – волвекам. Как и совершенное зрение, способное без труда отмечать песчинки и тонкие царапины в паре километров – на темном в ночи прозрачном куполе. Или восхищенно созерцать отблески неведомой им, полуслепым, высотной радуги, метящей кромку горизонта свечением, сообщая о скором восходе второй луны.

Помехи второлуния велики, обруч мучительно давит на лоб, но и Вечным в отмеченное шумом время за ним не уследить, уже проверено. Именно он додумался: все второлуние хозяева слепы и глухи. Это единственное, что позволяет мириться с мерзкой зеленоватой бледностью света и трескучим шелестом звучания самой холодной спутницы мертвого мира, проникающим в сознание через обруч Вечных. Когда луна тяжело нависает над горизонтом, пески пыльно вылинивают и блекнут, наливаясь неровным пульсирующим светом.

Второлуние не любил и не любит ни один волвек – тревожное время, смутное и невнятное. Плоский свод блеклого неба давит на спину, угрожает, вздыбливает шипастый загривок, заставляет до предела выпускать когти, словно сама земля может вдруг встать на ребро и сбросить в холодную пустоту небрежного и невнимательного к ее дурному настроению путника. Так никогда не случалось, и причин нервничать нет, – как нет и покоя. Впрочем, сегодня последний день второго восьмика в этом облике, завтра домой.

Прозрачные глаза на миг вспыхнули теплым золотом. Всю прежнюю жизнь – почти три восьмика лет до того памятного дня – он оставался безразличен к месту обитания. В любом облике волвек для Вечных лишь вещь, с рождения сросшаяся с обручем контроля на лбу, послушная и неодушевленная. Он из стабильной серии «йялл» (так они говорили), и он отменно здоров, силен и хорош по данным тестов. Поэтому все еще жив, хотя обычные для «разведения породы» два щенка уже, наверняка, получены, нестабильных и просто слабых одногодков давно забрали вниз, на уровни, откуда никто прежде не приходил назад. А вот «йялл-2’7» продолжает жить, он по-прежнему интересен хозяевам.

Было время, он бунтовал, искал выход, ненавидел, отказывался от пищи. Давно, когда он еще не знал, что выхода из купола нет и быть не может.

Понять внутреннее устройство стаи Вечные не могут, но вожаков отличают, весь первый восьмик в иерархии стаи у них на особом учете. Самые чуткие, умные и сильные, хранящие память и работающие над новым знанием. Для хозяев, впрочем, вариант разделения попроще: умеренно агрессивные, отдающие команды, занимающие лучшие места и явно «доминантные» (есть у Вечных такое слово). Признаки отнесения к вожакам известны, и волвеки дают возможность себя отчетливо классифицировать. Это почти игра – кто кого обучит. Едва ли хозяева наверняка знают, что он – именно Третий, и точно не понимают, что это означает.

Он – один из вожаков, и потому бунты ему прощали, самостоятельность и дерзость допустимы для его породы, так они считают. Это тоже игра: кое-что можно простить, а за другое – наказать. Или даже хуже. Ему однажды показали, что там, за кромкой купола, для него нет ни свободы, ни жизни. Выбросили, столкнув со скользкого металла опускающейся двери ползучего загона: двуногого, голого и разом оледеневшего от холода. И Третий корчился, не в силах вздохнуть, отравленный и жалкий. Защитная реакция организма на опасные внешние условия стремилась запустить трансформацию. Это недавняя новая способность – менять облик бессознательно, для спасения жизни. Ведь волком он в пустыне жить может достаточно долго, но он сопротивлялся из последних сил, отчаянно цепляясь за обрывки сознания. Вечные уверены, что для смены облика необходим изобретенный ими специальный волчий сок. И это их заблуждение должно оставаться незыблемым, оно дает волвекам дополнительный шанс. Особенно потом, когда стая накопит знания и займется хозяевами всерьез.

А Вечные, с головой одетые в странные вторые шкуры, здоровые и бодрые, смотрели и смеялись. Потом подцепили крюком, разрывая спину и ребра, втащили назад, под купол.

Больно, унизительно, безнадежно. Отметина так и осталась, зарастала она очень трудно, много хуже прочих.

Вне купола воздух разрежен и ядовит, он запомнил навсегда. Сжался в комок на дне повозки, привычно закрывая голову от ударов. Они, впрочем, чаще целили в свежую рану на спине: помни, ты ничто, ты целиком наш.

Мучительнее крюка, яда и бессилия тогда оказался свернувшийся до крошечных размеров мир их полного господства. Он лежал, задыхался от боли осознания: все бесполезно, потому что безвыходно. Пригоден для жизни только купол, а в куполе – Вечные, одолеть которых невозможно. Они копошатся шепотком в сознании, отслеживая его действия. Они обручем давят на череп с первого мгновения, когда он себя осознал. Они могут приказать без слов – и тело подчинится им, а не ему. Хозяева способны наказать болью, поощрить еще более мерзким тупым удовольствием. Когда он отказался есть, они заставили тело вопреки его разуму жрать до рвоты и снова смеялись – они находят корчи своих вещей забавными.

А «вещи» учились и ждали своего дня.

Загон он назвал домом, когда получил полвосьмика лет назад новую самку. Прежних сейчас и не вспомнить – после особого сорта волчьего сока, которым поили, и не такое забывается, да и были они обычные. Из дикой породы – «низшие» – как говорили хозяева. Женщин среди «стабильных» почему-то не рождалось и, кажется, это устраивало Вечных. Волчицы, изредка приводимые в стаю, не в счет – совсем бессознательные, глухие к голосу и прикосновению чутья, глупые, контролируемые обручем в каждом действии, пахнущие зверем, примитивные.

А новая – из резерва, так пояснил Вечный своему сменщику, вталкивая девочку в загон. Ее привели на поводке, – зареванную, тихую после их уколов, и невозможно маленькую, почти на две головы ниже него. Он сперва удивленно приметил пару свежих швов – на виске и шее. И, конечно, отсутствие обруча. А еще увидал забавный густой мех, совсем как у хозяев, но гораздо длиннее, на голове малышки. У него в двуногом облике такого нет, у хозяев есть и вроде бы зовется – «волосы». Удивительные. Третий чуть поворачивал голову, ловя их меняющийся непрерывно оттенок. Как лунная рассветная радуга. «Радуга» – слово из чужого и прекрасного мира, тогда он еще не знал его, такого замечательного и приятного. Единственного в языке людей, сполна соответствующего волчьему зрению. Как-то, еще совершенным щенком, он нашел местечко близ кромки купола, где из глубокой трещины пустыня выдыхает пар. Сам нашел, потом показал Первому. Вожак позвал стаю. Они сидели и смотрели, шалея от красоты танцующих бликов. Через час примчались Вечные и взялись разбираться в «аномальном поведении подопытных». Им потребовался огроменного размера прибор, чтобы рассмотреть радугу. Без него, говорили, там – «неприметный белесый туман». Слепые уродцы.

Небось и эти волосы считают белесыми. Разглядывая малышку, Третий вздохнул, снова чуть переместился. Заставил себя прекратить пялиться на красоту – и изучать важное. Сразу осознал, что у странной малышки нет второго, волчьего, облика.

Вечный грубо полез в его голову, приказывая беречь самку.

Вообще-то Третий, как и все называемые «стабильными», давно освоил речь. Ее значение собирали и наполняли пониманием смысла по крохам такие, как он, – вожаки, – много поколений, передавая знания изустно и от сознания к сознанию. Освоили со временем порог чувствительности приборов Вечных, ниже которого звук слышит только волвек, и научились разговаривать неприметно для хозяев. Они многому научились. Стая – единый организм, целиком она может куда больше, чем любой в отдельности волвек. Вожак вожаков – Первый – умеет полнее всех собирать опыт и изучать его. Лучшие из таких некогда научились считывать образы из сознания Вечных – и дело пошло. Сперва они узнали самые простые звуки и собрали в слова, выучились строить их в ряд. Потом выведали более сложные, освоили счет. Третий знал семь из восьми слов в речи хозяев. Понимал – шесть. «Прибор», «импульс» и подобные им – пока оставались знакомыми наборами звуков. Приборы были разные, он их видел и осознавал, но из ряда прочих не смог бы выделить, а тем более – правильно использовать. Этому научатся другие, после него. Всему свое время. За память и речь в стае отвечает всегда Второй, воспитатель. Во многих случаях для младших он важнее Первого – советчика и слушателя.

У волвеков, благодаря усилиям вожаков, три признанных способа общения. Примитивный – жестами, рыком и движением, – принятый в «стае», ведомый хозяевам. Основной – мысленный, чтобы делиться эмоциями и картинами, окликать и командовать. И, наконец, словесный, перенятый у самих хозяев, но используемый лишь с большой осторожностью или в глухое второлуние. О двух последних хозяева практически ничего толком не знают, кто им станет сообщать такое? А уж найти в загонах места, где их не слышат вездесущие уши и не видят механические глаза, вовсе просто – до тех пор, пока волков считают тупыми зверями, конечно.

Очень давно один из его предков, он был Пятым среди вожаков, испытателем, попробовал с разрешения братьев говорить с Вечными. Тогда еще казалось, что их считают зверями по ошибке.

Нет.

Пятого убили на месте, едва признав в нем то, что хозяева зовут интеллектом или разумом. А еще наверх никогда не поднялись оба его щенка, волки не могут ошибиться в опознании своих и чужих детей. После этого случая Вечные долго проверяли всех остальных взрослых на наличие зачатков разума, который, судя по разговорам наблюдателей, относился к числу весьма вредных и даже опасных признаков, усложняющих работу над проектом. И волвеки усвоили: надо оставаться с виду достаточно глупыми.

Потому каждый раз отдавая приказ, хозяева ломятся в сознание, болезненно и убого транслируя туда примитивные картинки. Они вообще крайне слабо владеют способностью мысленного общения. Но считают, что волвеки не могут и того.

Третий усердно изобразил должную тупость и «понял» лишь с пятой или шестой попытки, закивал энергично, оскалился. Хозяин кинул ему вкусный кусочек в поощрение и пояснил сменщику, что таких «человечек» осталось в резерве совсем мало, и потому они ценны. А для вошедшего в охоту зверя малышка очень слабая и хрупкая. Но этот, «йялл-2/7», стабилен, сейчас второй восьмик в двуногом облике, то есть полностью вышел из неизбежного гормонального стресса от приема утреннего волчьего сока, и вообще он – один из самых неагрессивных самцов стаи. Даже слишком пассивен по мнению наблюдателей, не то был бы вожаком вожаков. Йялл потом рассказал братьям и те остались довольны.

Ему отведено место Третьего, и он соответствует требованиям, честно исполняя свою роль. Да и не хотел бы стать Старшим, к которому ходят все со своими бедами. Тяжело слушать и сочувствовать, когда помочь нельзя, можно лишь принять и разделить боль. А быть Третьим – это гораздо проще, он всего лишь разведчик, тот, кто собирает сведения о куполе, хозяевах, лабиринтах. Пока у волков шанса нет, но другие, потом, возможно, окажутся удачливее и найдут управу на Вечных. Да и некому сейчас стать толковым Третьим, его память уникальна и совершенна даже для волвека, она хранит все важное и никогда не дает сбоев. Любое место, где побывал, остается объемным, с полным набором ощущений – тональность звуков, запахи, вибрации, цвет; источники, теплота и яркость света…

Хозяева ушли, дверь скользнула на место, и они остались вдвоем.

Третий с любопытством рассматривал светлокожую девочку, дрожащую от страха, ее переливчато-сияющую лохматую голову, тоненькое слабое тело, на котором стандартная рубаха, выдаваемая всем «вещам», висела ниже колен. Руки-прутики, тянущие ткань еще ниже. Она с трудом решилась оторвать взгляд от своих озябших босых ног и впервые увидела его, растянувшегося на подстилке в углу. Закричала жалко и испуганно, качнулась назад, уперлась спиной в дверь. Третий нахмурился. «Человечка», как они ее называли, явно никогда не знала подобных ему. Она из другой породы – может, близкой и вполне родственной, но иной – не волвек уж точно. По пропорциям тела уже не детеныш, но так мала! Наверное, в их роду и самцы на него не похожи. С лохматыми головами и некрупные. Может, даже светлокожие и тоже без второго облика? Чего только не придумают Вечные! Если так, он, и правда, ей страшен. Чуть не втрое тяжелее, рослый, массивный, тяжелоплечий и длиннорукий, с плотной серо-коричневой кожей и почти круглыми глубоко посаженными глазами желтого цвета, поделенными надвое вертикальным зрачком. Прежде он не думал, как смотрится со стороны – все в стае примерно одинаковы. А теперь осознал, что уж точно он крупнее иных и жутковат даже для своих же младших щенков, всегда вежливых и уступчивых с Третьим.

Что же ему теперь делать? Пальцем ее тронешь – и поранишь ненароком. Выходит, пока только смотреть и думать.

Кожа у бедняжки не способна пить свет и тем дополнительно согреваться. И запирать собственное тепло не умеет. Зато отражает лучи, рассеивает тепло, наполняясь удивительной красотой. Светится. У девочки совершенно непривычное лицо. Волвеки давно усвоили, что в волчьем облике у них морда, а в двуногом – лицо, как у Вечных, хоть и иное, более широкое. Они высокоскулы, коротконосы, с тонкими губами, то есть совсем на нее не похожи, – у девочки глаза удлиненной формы, странного, изменчиво синего цвета с черными точками зрачков, личико узкое, кожа тонкая, прозрачная, с таким удивительным пухом… Губы тоже иные – полные, яркие и, увы, сейчас жалко дрожат. Хуже – она отчетливо стучит зубами и все плотнее забивается в угол, двигаясь вдоль закрытой двери. Волк для нее ужасен, впрямь зверь, каким его и считают Вечные. Он вдыхал ее страх и отчаяние, ощущал в ней острое, даже ему непривычное, чувство несвободы. Неужели она раньше жила в другом куполе, где зарытое в недра скал Гнездо настолько больше этого, что там можно хоть на миг узнать волю?

Синеглазая все смотрела, не в силах отвести остановившийся взгляд, и ожидала от него всего худшего – вплоть до мучительной боли и смерти. «Небось думает, волки едят человечек», – нахмурился из-за совершенно дикой догадки Третий. Впрочем, ей хозяева позволяют быть разумной, понятно из того, как привели. Может, они и напугали. Они любят забавы. Теперь сидят у экранов и смотрят, как волвек будет рычать и ловить, а она – пищать и неуклюже отбиваться. Было бы на что смотреть! У нее реакция плохонькая, а уж сил-то и вовсе нет. Интересно, когда ее последний раз кормили? Третий решил попробовать предложить малышке еду. Благо, подачка Вечных еще цела.

Но едва он поднялся с лежанки во весь рост, синеглазая охнула, тихо сползла на пол, забилась в угол и закрылась своими прозрачными ручками, неправильно, неумело – если бы Вечные стали бить, точно сломали бы кости и повредили нутро.

Стараясь двигаться плавно и спокойно, «йялл-2/7» подобрал подстилку, развернул во всю ширину и закутал кроху с ног до головы, сунув ей в руку еду. Вернулся на лежанку, в дальний угол, заставив себя отказаться от любопытства, и устроился к новой обитательнице загона спиной. Пусть отдышится, осмотрится, так ей будет проще. Вот уже куда лучше – грызет. У нее хоть зубы-то острые? Видимо, не слишком, плитки в четверть ладони хватило на полчаса хруста вперемежку со шмыганьем носом.

Свет потолка пригас, отмечая ночь, странная человечка всхлипывала все реже, но дрожала по-прежнему отчетливо. Он решился тронуть краешек ее сознания, – не отозвалась, даже не осознала попытку контакта, зато Третий ощутил, как она смертельно, жестоко мерзнет. Ох, судя по всему, совершенно не умеет регулировать теплообмен. Ну что за несчастное существо! Замерзнет к утру хуже, чем он – в пустыне.

Вздохнул, поднялся и пошел нажимать на «кнопку дураков», как звали большой яркий шарик волки. На стене засветился квадрат, вместивший сонную рожу смотрителя. Потолок чуть разгорелся, давая тому возможность видеть загон. Третий, снова усердно изображая тупость, показал жестами «плохо», «болеть», «холод» и ткнул в человечку. Вечный хлопнул себя по лбу, выругался – значения слов волки не знали, но смысл и тон поняли давно, – кивнул, угасая вместе с квадратом. Из окошка раздачи пищи вывалилась награда за правильное действие. Почти сразу пол занялся багровым заревом, делающим комнату светлее и греющим стопы.

Третий деловито и бережно выдрал из угла девочку, пискнувшую и разом обмякшую от осознания его силы, несоизмеримой с ее возможностями, перенес на лежанку, устроил вплотную у груди, обнял и заново укутал сверху тканью подстилки. Некоторое время она лежала, замерев и сжавшись в комок, холоднее ночного камня пустыни, напоенная безнадежным ощущением беды и бессилия. Потом успокоено вздохнула, завозилась, устраиваясь удобнее. И заснула. Ее долго и мучительно проводили через опыты, это заметно. Так всегда бывает с новыми, приходящими снизу, – несколько дней братья отсыпаются и отъедаются, залечивают раны, привыкают к стае.

Третий лежал, прислушиваясь к обрывкам чужих снов и удивленно вылавливая незнакомые, сводящие с ума, немыслимые, с трудом воспринимаемые сознанием картины. Нет, она не жила под куполом. Там, в прошлом, была настоящая воля, и столько, что хватило бы на восемь восьмиков стай и все равно безмерно много осталось. Значит, она не родилась в обруче, а позже его надеть не получилось, и они что-то вшили ей взамен. Они умеют, «йяллу-2/7», как и другим, порой резали кожу, рвали мышцы и связки и, как это называют Вечные, «вживляли датчики». Только при чем тут жизнь – сплошная боль. Волк тихонько погладил мягкие волосы спящей. Ей-то каково пришлось, с такой тоненькой шкурой? Судя по ощущениям, боль до сих пор не прошла. Во сне самка ощущала его сознание лучше и глубже и, отзываясь на жалость, всхлипнула, припоминая пережитый страх, грубость равнодушных рук, резкость непонятных слов-команд, боль жгущего кожу виска луча-ножа, стыд наготы. Последнее озадачило Третьего – рожденный под куполом такого и не ведает. Впрочем, ему и холод не страшен, а для нее – гибелен, это и хозяевам понятно.

Он послал ей новую волну покоя и ободрения: завозилась, повернулась, пряча лицо у него на груди и плотнее прижимаясь к теплому телу. Обняла шею обеими своими тонкими ручками, стараясь впитать все его обещанные во сне силу и основательность. Даже улыбнулась доверчиво. Теплая, светится ярко, каждую черточку лица можно рассмотреть. У ее сияния солнечный тон. Разве можно так светить, глупенькая? Мир тут холодный, каждый свою шкуру плотнее замыкает, а не делится бессмысленно самым ценным. Даже Вечные так не горят, хотя регулируют себя куда слабее волвеков.

Бедняжка. Да что может дать в мире купола волвек?

Третий аккуратно подоткнул под спину малышки сбившуюся подстилку и поднял температуру тела, насколько мог, полностью открывая отдачу тепла вовне там, где их тела соприкасались. Завтра восполнит потери так и не съеденной ночной подачкой хозяев и сделает еще что-нибудь умное. Надо непременно заработать пару новых кусков, а пока пусть радуется. Перестала дрожать, уже приятно: не боится, отогрелась, отдала свою боль, огромную для нее и почти неприметную для него, и совсем расслабилась. Запах сразу изменился. Третий уткнулся носом в светлые волосы, жадно и внимательно вдыхая незнакомый аромат.

Мысли выцвели и испарились. Почти не осознавая себя, волк лизнул свежую рану на виске, вслушался в дыхание мягкого тела, придвинулся еще теснее, беззвучно рыкнул в ухо человечки, такой головокружительно желанной и сладкой. Жадно дыша, уткнулся в шею, ощущая губами тонкую жилку ее пульса. Фыркнула во сне – щекотно, сползла с головой под подстилку, и Третий остановил свою ползущую под рубаху по восхитительно гладкому бедру руку, разом виновато очнувшись. Потому она и тянула ткань на ноги, оказывается. Боялась, что он попробует стать для нее хозяином – пусть только внутри загона, но разве от этого ей легче?

«А Вечные, похоже, ставят опыт», – зло оскалился Третий: будет ли волвек подобен им со слабыми?

Ну не зверь же он, чтобы ее снова пугать и, тем более, принуждать. Да и она – не визгливая нестабильная самка, жадная, тупая и бессознательная. Пусть сперва поймет, а потом сама решает. Это все, что он может ей дать.

Непослушные руки пришлось контролировать: одну он сердито сунул под голову, другую осторожно положил поверх подстилки. И, нервно выдохнув, вернулся к сознанию спящей. Тайны ее прошедшего вне купола так же притягательны, как тонкокожее нежное тело. Она говорила и думала на чужом, совершенно не похожем на язык хозяев, наречии. Понять за одну ночь невозможно, но он очень старался. Так много нового разведчик не узнавал ни разу за всю свою жизнь. Нового и дающего надежду.

Мир больше купола, его просто в очередной раз обманули! В мире даже есть такие удивительные места, где тонкокожие человеки живут, не ведая мук холода.

На следующий день он проснулся недопустимо поздно.

Руки непривычно затекли, он продолжал их удерживать в выбранном положении и во сне, судя по всему. В загоне оказалось душно, от желания позавтракать сводило челюсти. Многовато он за ночь ей отдал тепла! Придется подраться с Четвертым и отобрать обед, брат поймет и поможет.

Синеглазая сидела рядом и рассматривала его. Волк долго лежал, не размыкая век, забавляясь ее освободившимся от страха любопытством. Девочка трогала странную для нее плотную кожу кончиками пальцев, наверняка считая, что он не заметит. Точно, не встречала волков! По вибрации пола он отчетливо определяет положение, скорость и направление движения хозяев и братьев за три поворота отсюда, а за два опознает их. И это – если вдруг по рассеянности не признает чутьем издали, читая сознание.

Провела ладонью по гладкому черепу, осторожно толкнула в плечо. Будит? Смелая малышка. Ее лицо оказалось совсем рядом, синие глаза светились интересом. «Йялл-2/7» кинул быстрый взгляд – зона полностью просматривается и прослушивается – сместился к стене, в область плохого обзора, и завозился, вроде бы недовольно порыкивая, раздраженно стряхивая подстилку. Еще бы, теперь в загоне очень тепло, даже жарко. Непривычно, он обязан отметить, а то сочтут умным. Хозяева принимали его рычание за правду год за годом, лохматая голова девочки оказалась не в пример умнее. Могла бы хоть для порядка вздрогнуть! Третий свел брови и рявкнул на пару тонов ниже, она… засмеялась. Тонкий полупрозрачный пальчик коснулся сияющей кожи трогательной длинной шеи, и девочка внятно выговорила «Сидда», повторила еще раз и тронула ладонью уже его грудь. Наклонила голову, ожидая ответа.

Третий не отозвался – просто смотрел на нее внимательно, изучая подробно и пристально. Поняла, уже открыто рассмеялась и встала, покрутилась на месте, снова села рядом, очень близко – смотри. До чего же другая! И дело не только в разнице. Третий себя знает – он разведчик, внимательный и очень спокойный. Не может быть, чтобы любая такая вот человечка в несколько минут лишила его разума, памяти и способности себя контролировать. Вечным пока подобное не удавалось, хотя они пробовали с удивительным упорством. А эта вроде и не старается… Только ему невозможно трудно перестать смотреть на нее или утратить связь со странным чужим сознанием, почти безответным, но очень доверчивым и теплым. А еще он не может запомнить ее, как все другое – с одного взгляда. Чем дольше смотрит, тем сильнее интерес и желание вглядываться. Оказывается, например, что когда она не боится, глаза становятся совершенно иного цвета, густо-синими и блестящими. Еще она непонятным способом расправила волосы и сплела их странным образом, очень красиво и необычно. От рубахи умудрилась оторвать тонкий длинный клок и перевязать им тело в узком месте. Стало еще заметнее, что у нее фигура совершенно не похожа на волчью – такая тонкая над бедрами, даже тронуть страшно, – вдруг да сломается? И Сидда, увы, по-прежнему мерзла. Третий решительно пересадил ее себе на колени и накрыл горячими ладонями ступни, очень холодные и до смешного маленькие. Синеглазая повторно рассмеялась, уткнувшись макушкой в грудь – щекотно.

Как она вообще живет, нервы все снаружи… Ох, не для Вечных с их жуткими опытами подобная кожа! Третий решил отдать ей свою рубаху и обнаружил, что девочка против – даже почти напугалась. Может, в рубахе он не такой ужасный? Или эта хрупкая человечка считает, что он ведает это странное, свойственное ее миру, – стыд наготы? Сколько мыслей, и все новые. К Первому надо идти, хотя тот уже и так прислушивается, чует, что у брата есть необычное на душе.

Ладошка человечки требовательно погладила темную кожу его плеча, дожидаясь ответа: «Я – Сидда, а ты»?

Тогда она еще не знала, что в Гнезде нет имен, зато сразу поняла: ее «зверь» не желает, чтобы хозяева прознали, насколько он не дик. Взяла тяжелую руку, принялась деловито рассматривать и довольно ткнула в выжженную при переводе на верхний уровень, в загоны для взрослых, надпись. Свой номер волвеки с трудом, невнятно, но произносят. Таков предел их разумности, допускаемый хозяевами. Более того, «зверей» учат этому.

«Йялл-2/7», – рыкнул он, окончательно развеселив человечку и тоном, и низким звучанием голоса. Бояться его эта чудная больше совершенно не собиралась. «2/7» в звучании языка Вечных ей не понравилось, длинно и путано, а вот «Йялл» – другое дело.

Так у него появилось имя.

Йяллу дали целый цикл – четыре восьмика дней – на «приручение самки».

И Третий трудился самозабвенно, приручая и обучая, действительно не отпуская малышку из кольца рук. Да она и не вырывалась, словно темные массивные лапы могли огородить от неволи Гнезда. С ним Сидда ничего не боялась, хоть и понимала с самого начала, какова власть хозяев.

Она не умела говорить с его сознанием и очень медленно учила язык Вечных, объяснять который Йялл мог лишь в короткие часы второлуния, когда хозяева слепы и глухи от шипения помех. Зато сам он уже к середине первого восьмика их общего времени освоил ее наречие. Это оказалось просто, горло волвека способно рождать звуки в куда более широком диапазоне колебаний, чем человечье. Да и слов в языке немного, нет там трудных понятий вроде «прибора» или «атмосферы». Непонятных слов, конечно, много из иного мира с его природой – кстати, «природа» – хорошее слово, живое, доброе. Но их он вызубрил наизусть, он умеет с первого раза запоминать почти любое сочетание звуков. А учиться у маленькой Сидды вдвойне приятно, она так замечательно радуется его успехам и возникшему пониманию. Ее сознание светится, как и незащищенная кожа. Греет, радует, делится добротой, – счастливо вздыхал Третий И еще Сидда гордится им, и это очень новое для него и до щекотки на коже приятное ощущение.

В ее покинутом мире тоже имелось разделение на хозяев и других, отданных им в полную власть. Называется «рабство», грустно вздохнула Сидда, рассказывая о своем прошлом. Правда, возникло оно совсем недавно, на ее памяти прежде подобного не было. Все стало ужасно и непоправимо за пару лет, очень быстро, – тогда светловолосая была ребенком.

Йялл фыркнул – можно подумать, теперь она похожа на взрослую, такая-то кроха! Поняла, сердито тряхнула головой, шлепнула ладонью по руке, получилось звонко и очень по-свойски. Вдвоем они мучительно долго прикидывали, сколько ей и ему лет, и можно ли сравнивать годы в куполе и там, в ином мире? Решили, что раз Вечные родом оттуда, годы примерно схожи. Переводить из ее странных «десятков» в принятые в Гнезде восьмики и наоборот постепенно наловчились. Пришлось признать – взрослая, по счету Йялла ей двавосьмь и еще почти три года.

Затем начали разбираться с прочим, и Йялл услышал и прочел в сознании, что рабство пришло в ее степь вместе с жуткой, неведомой волвекам войной, полнящей сознание картинами голода, жажды, смертей, боли. Третий с ужасом осознал из мыслей-образов и позже – слов: люди способны убивать друг друга, унижать и предавать. Хотя там нет Вечных и их всемогущей власти. Он спросил: «Зачем?». Сидда виновато развела руками, – она не знает, но есть, выходит, и в ее племени такие, кто очень хочет стать хозяевами. Позже он рассказал Первому и Второму, и они вместе ломали головы над странным новым знанием. Прежде в стае считали злом Вечных, всех и только их. Но, если принять правду мира Сидды, зло способно проснуться в каждом. Еще более страшное, в спину бьющее, – предательство тех, кому веришь.

День за днем Третий водил свою «самку» по разрешенным коридорам, кормил, оберегал, ревниво порыкивая и гордо скалясь на прочих волвеков и даже хозяев. Сидду забавляло его поведение. Уже на третий день девочка безошибочно знала, когда он серьезен, а когда – играет. Умница. Невозможно представить, – думал он, – как бы все сложилось, если бы Сидду привели в другой загон, или она оказалась иной. Такая хрупкая и слабая – она, пожалуй, не вынесла бы грубости и унижения. К тому же девочка почему-то упорно отказывалась считать себя достойной настоящего теплого и глубокого внимания. Отношение огромного «зверя» ее удивляло и радовало, но верила она новым общим ощущениям с трудом. Для Сидды оказалось проще принять доброту и отеческую любовь Первого, сразу же занявшего в ее сознании место главы рода, куда более достойного и уважаемого, чем безразличный к бедам своих соплеменников человек – «староста», она так его назвала – из ее погибшего в прежней жизни селения.

Йялл был обычно ближе, чем Первый, и его сознание читалось легче. Она охотно отзывалась на покровительство и заботу, но приметно смущалась, осознавая восхищение, внимание и ласку. Третий вздыхал и терпел. Не хорош – отведут к другому, а обижать ее он все равно никому не позволит. В стае он имеет вес во всех смыслах. Кто решит возразить? Разве что Четвертый, но он целиком на стороне Сидды.

Они часами сидели в углу и ворчали невнятно, обычно вдвоем, но иногда и втроем или вчетвером – с кем-то из вожаков. Очень скоро выяснилось, что мир ее воли зовется Релат, и даже что волки – или волвеки, как их порой звали хозяева, – вполне милые, хоть и совсем не похожи на людей. Уж больно велики и сильны, но это не плохо, просто необычно.

И снова они бродили или сидели в уголке, язык давался все легче, он уже свободно строил предложения, радуясь случайно обретенному занию о том, как складываются подобные конструкции, и разбирая с новых позиций накопленные сведения по речи Вечных. К тому же, Сидда постепенно научилась не только слышать его беззвучный зов, но и осознала не без помощи Первого, умеющего будить души, в себе подобную способность – стала отвечать.

Со временем, немного освоив ее речь, он смог подробно рассказать ей про купол, свою жизнь и Вечных. Про то, что здесь никто не знает воли. И зачем ее привели к нему в загон. Наконец признал свое полное бессилие защитить ее от хозяев даже в малом. И повторил про несвободу, данную каждому из них с рождением, наследуемую детьми, которых тут зовут щенками и выращивают где-то в ином месте, на нижних уровнях. В его собственной детской памяти прошлое выглядело до странности невнятно и блекло. Не иначе, так хотели Вечные… Уверенно Йялл мог сказать лишь, что там были старые из стаи, они учили и помогали.

Синеглазая серьезно кивнула, обещала подумать.

Третий получил у хозяев теплую одежду для Сидды, вторую подстилку и даже обувь, в которой никто из волвеков отродясь не нуждался. День за днем ему становилось все интереснее жить, будто незнакомый мир ее прошлого дал и ему кусочек воли. Уж надежду-то точно, теперь братья знали, что однажды соберут достаточно знаний и сумеют оборвать затянувшуюся вечность хозяев. Потому что мир больше купола, и воля – самая великая цель, которая поможет им выжить и дотерпеть. В детской памяти Сидды о Релате воздух сладкий и пахнет землей, травой, дождем. Потом у них началась засуха, но даже она была несравнима с негодным для дыхания и жизни состоянием мира пустыни. У них были деревья, цветы, горы, реки… Столько незнакомых, бессмысленных в куполе слов, которые он шептал срывающимся голосом! Однажды щенки его щенков – нет, дети, у них ведь не будет обручей! – окажутся там, и слова обретут плоть: цвет, запах, звук, вкус, вибрацию души…

В один из вечеров, когда потолок угас, Сидда устроилась рядом, терпеливо дождалась второлуния, когда можно вполне безопасно говорить. Очень серьезно сообщила ему, что дома ее никому не обещали, и, вообще, она не слишком красивая. А вот он замечательный, добрый, умный и очень ей нравится. Очень-очень. Если бы ей разрешили выбирать, она бы осталась с ним, и не только в куполе, но и дома. Только там много женщин куда интереснее, он бы, наверняка, присмотрел себе другую. И что в ее мире живущих вместе зовут «семьей». Смолкла, уткнувшись лицом в ладони, будто говорить ему такие простые вещи было очень трудно и даже страшно.

Второлуние, по счастью, выпало длинное, Третьему вполне хватило времени, чтобы наговориться. Они даже в первый раз поругались, ведь Йялл решительно не собирался кого-то там еще выбирать и считать свою Сидду некрасивой. Как можно держать на руках живую радугу и быть чем-то недовольным? Пусть Четвертый капризничает, раз есть много других, а он уже выбрал. Третий сердито ворчал на низких нотах, почти неразличимых для ее слуха, расстроенный своей внезапной – кто бы подумал! – красотой. Какие глупости порой мешают достичь единого понимания!

Но постепенно дело пошло на лад: Сидда начала четко различать его сознание и открыла навстречу свое, они остались вдвоем, полностью отгородившись от стаи, Гнезда и всего мира. В уединении она смогла вполне отчетливо видеть себя его глазами, пусть и не во всем доступном ему цвете, ощущать тепло собственных рук кожей волвека, и страхи ушли. Никогда она не могла помыслить, что будет для кого-то самой красивой. Единственной, которую ни с кем не сравнивают и которой поклоняются как божеству. По мнению Сидды, такое искупало сполна всю неволю и мерзость купола.

Утром Йялл мучительно долго лежал, не в силах решить, стоит ли говорить Первому, что это такое – то, что с ними уже два восьмика дней происходило и так удивительно перешло в новое состояние минувшей ночью. У самого бока спит его жена. Уже это слово объяснить прочим почти невозможно! Не станет же он открывать для них сознание целиком, выплескивая то, что было предназначено лишь для них двоих. Его жена так же отличается от «самки», как их уродливый купол – от настоящего мира… И нужно ли другим знать, что бывают ласка, нежность, любовь. Множество замечательных слов, полного смысла которых его братья, скорее всего, никогда не узнают. Да и как можно объяснить другим то, что им ни разу не довелось и, скорее всего, не удасться испытать?

Первый разменял восьмой восьмик, он самый старший среди волвеков. Он понял и без слов, как много раз бывало прежде. Пристально глянул на пару, выбравшуюся ко второй еде в общий загон, и чуть усмехнулся. Не сказал ничего, не рыкнул, и даже сдержал мысли. И лишь в очередную их совместную вылазку наверх, в пустыню, долго беседовал с Третьим. Разведчик ради такого случая вскрыл замок и пробрался в загон вожака после приема «утреннего» сока, едва дождавшись глухого второлуния. Внизу, на жилом уровне, замки иные, их отпирать Йялл не наловчился пока. А возле выхода к поверхности он часто пользовался простотой запоров, чтобы поговорить с братьями, не опасаясь Вечных. Принявшему сок волвеку полагается корчиться и выть. Правда – трудно, но они не звери и умеют терпеть. И боль, и накрывающую сознание беспричинную злость, и рвущие жилы спазмы.

Первый тогда уверенно и грустно поделился пониманием того, что женщина людей, или человеков, – возможно, ловушка для волвеков, так как теперь хозяева знают, что он, Третий, не больно-то и зверь. Это очень плохо и опасно для него и для нее, но так уже состоялось, надо принять перемену. Пока пусть живет и радуется каждому дню, ценит свою замечательную жену и дарит ей все время и всю душу. Потому что изменить будущее не во власти носящего обруч.

Так у него появилась семья.

Сперва жена. И недавно, вот уж чудо из чудес, – сын. Вечные не увели ее вниз, хотя этого боялись и ждали все. Пока не увели. Время шло, и страх в Третьем рос и густел отчаянием.

Сидда, наоборот, о плохом старательно не думала и ничего не загадывала, упорно звала его Йяллом, по-прежнему не добавляя номер, он вполне привык. Синеглазая вообще очень уютно заслоняла пустоту жизни купола своими словами. Теперь загон стал домом, подстилки – постелью и одеялом, еда – завтраком и ужином, ее одежда – платьем…

Третий встряхнулся, отвлекаясь от мыслей, и ускорил бег. Зеленоватая луна клонится к горизонту, пора домой. Сидда всегда боялась оставаться в одиночестве и тяжело переносила его отлучки. Но хозяева регулярно вынуждали волков менять облик и жить на равнине. Так они «изучали стаю в дикой среде и собирали сведения о приспособляемости», в этот раз, например, глупо и убого имитировали для «стаи» охоту. Что может быть тупее бега за пыльным куском еды, привязанным на веревку? Они исправно охотились, всей группой, и даже грызлись за «добычу». Третий с Четвертым охотно пихались и дрались даже без повода – они самые здоровые в стае и всегда с радостью мнут бока друг дружке, так и веселее, и интереснее, и для хозяев понятнее. А тут отличный повод – охота. Не худший опыт Вечных.

У них есть опыты много страшнее: пару раз Третий сидел в загоне, где воздух то становился плотным и давил, то разреживался и рвал легкие болью. Снова и снова, до потери сознания. Затем в воздух добавляют яды, сжигающие легкие, или делают укол, меняющий сердечный ритм. Потом короткая, едва отдышаться, пауза – и опять. Он выдержал, а двое слабых в соседних загонах не вернулись на верх. Не самые стабильные, их ниже ценили. Хозяева сказали – вскипела кровь. Он не понял толком, но смерть осознал.

Теперь все позади, и долгие жаркие дни наверху, и пробирающие холодом ночи, и удачная охота. Четвертый снова проиграл ему лучший кусок, Сидда будет хихикать, слушая рассказ.

Лапы стремительно несли к ненавистному куполу.

К любимому дому.

На душе неколебимо лежал массивный острый камень. Для него сын не щенок. А после следующей отлучки мальчика заберут, уже время, он слышал их разговоры. Опыт подходит к концу. Как это переживет Сидда, и что решат Вечные? Она для них – «ценная самка», вполне могут отдать Первому. Брат очень славный человек, точнее, волвек, но разве это что-то меняет?

На рассвете он уже пил «утренний» волчий сок, обеспечивающий, по мнению Вечных, смену облика от волка к человеку. Их никто не разубеждал.

Сутки боли, выворачивающей суставы и маслянистым пламенем сжигающей шкуру. Одежда. Завтрак. Осмотр у наблюдателя. Коридор. За открытой дверью – дом, разом ставший снова загоном. Даже запах Сидды и сына уже едва ощутим, второй подстилки нет, пол темный, тускло-холодный.

Всё.

Третий привычно прошел к люку раздачи еды, ткнул в кнопку «вода». Жадно выпил. Развернулся и покинул загон. Первый на поверхности. Второй здесь, и если что-то известно, он скажет.

Рыжеглазый встретил его тяжелым молчанием. Он знал. Случилась беда вчера, они пришли за мальчиком, и мать не захотела отдать. Второй был неподалеку и всё со-чувствовал. Она кричала, билась и плакала, сладить с ней не получалось, даром что слабенькая, и хозяева сделали укол, потом еще и еще, Сидда затихла. Забрали обоих. Второй внушал, что надо держаться, он лучший разведчик волвеков. Он нужен и должен. Только он узнал все коридоры этого уровня, побывал на соседнем и раз даже зашел еще ниже. Но мысли старшего брата текли мимо опустевшего, как и его загон, сознания.

Третий вернулся в бывший дом и ничком лег на подстилку. Вечернюю еду он пропустил. А утром пришли Вечные, долго обсуждали над его застывшим телом «низкую толерантность стабильного самца к очевидному жесткому гормональному стрессу» и забрали его на поверхность, заново обследовали, напоили «вечерним» волчьим соком. Они сочли, что в зверином облике он проще переживет «вынужденное и неожиданное удаление перспективной самки из стабильной пары».

Ночью он уже сидел в мертвой, сухой и порванной в клочья трещинами, как его разом угасшая душа, пустыне. Смотрел в пляшущее тревожными огнями холодное небо. Луны выстроились парадом – все четыре, переливаясь в прозрачно-желтых глазах оттенками зелени, синевы, багрянца. Сидда говорила, всматриваясь в его сознание, делящееся с ней картинками пустыни наверху, что в ее мире солнышко покрупнее. Зато Луна только одна, иногда почти белая, а порой огромная и медовая. Интересно, что такое – медовая? Теперь спросить не у кого. Зато он знает, почему местом обустройства купола выбрали этот злой мир, не пригодный толком даже для дыхания. Чтобы им некуда было сбежать. А еще тут целых четыре луны, а по мнению людей и, наверняка, Вечных, именно луны управляют жизнью и желаниями волка. В беспокойном небе последним осколком надежды плыла крупная голубая звезда. Яркая, притягательная, живая. Сегодня очень крупная, она росла уже давно. Йялл часто смотрел на нее, выделяя среди прочих, потому что душой ощущал странное тепло, идущее оттуда.

Сегодня тепла не хватало, озноб дыбил воротник, судорогой закидывал голову к спине. Он уже не мог бороться и застонал, разом выплескивая в голубое сияние свое безмерное одиночество, смертную тоску и отчаяние ненавистного и теперь окончательно бессмысленного существования. Снизу, с жилого уровня, и из пустыни к сознанию потянулась вся стая, пытаясь помочь и хотя бы утешить. Прежде волки под куполом не выли, и тем более Третий не мог знать, что на Релате его дальние родичи именно так приветствуют свою единственную Луну. Только он не зверь, и его тоску воем не вытравить и не ослабить.

* * *

Выдержки записей с кристалла

«Черновой вариант энциклопедии Академии Релата», издание 193-го года по единому летосчислению (ЕЛ). Составитель Нирн Карнский, старший смотритель архивов.

Электронная переписка и комментарии рецензентов представлены полностью. Экземпляр для внутреннего пользования. Хранится в сейфе директоров Академии, раздел «Разное».

«Айри, именуемые также драконолюдьми, долгожителями, эарриатирэн и так далее.

Крайне малочисленная раса, населяющая Релат. По современным оценкам, их всего 574 в мире. Единственный вид, помимо людей, обладающий полноценным разумом. Об укладе жизни и обычаях известно чрезвычайно мало. Являют собой второй этап развития дракона, покинувшего примитивную форму ящера с целью обретения взрослого разума. Утратив возможность летать, с первого дня «бескрылой» жизни имеют внешность, характерную для человека в возрасте восемнадцати – двадцати пяти лет. Меняются медленно и незаметно для нас, поскольку живут очень долго. Все являются сенсами, то есть способны передавать и воспринимать образы, также могут в виде т. н. мыслеобразов сохранять записи знаний для прямого обучения имеющих аналогичные способности. Точная продолжительность жизни не установлена, но, по некоторым данным, она всегда в десятки раз превышает человеческую и зависит от многих факторов, в большинстве своем – малоизученных. Например, якобы имеют значение развитие разума и даже духовная организация. С 3-го года ЕЛ живут среди людей, прежнее место обитания – вероятно, горный хребет Драконий, в некоторых источниках именуемый «Змеиный». Из горных поселений изгнаны, по непроверенным данным, решением Великого дракона (см. статью «Великий дракон»). Причина – якобы в нежелании адекватно воспринимать мир, достигшем формы крайнего эгоизма.

Имеют развитые технологии, давшие основу современной общей цивилизации айри и людей, среди них немало крупных ученых. Собственные архивы насчитывают достаточно достоверные данные по истории расы и ее выдающимся представителям за последние семьдесят веков. Люди в них, к сожалению, не упоминаются, что осложняет создание единой датировки.

По сведениям на момент издания этой энциклопедии старейший айри – некий Аэртоэльверриан, живущий обособленно от прочих в местности, известной как Утренний бор, являющейся коллективным владением снавей по решению князя Карна от 5-го года ЕЛ. Указанный айри считается их наставником и учителем. Возраст не установлен, сам он на эту тему говорить категорически отказался, игнорируя прямые запросы. Прочие источники позволяют утверждать, что живет в мире он не менее тысячи лет».

(Пометка директора Академии айри Ялитэ: «Ящер» – слово, непринятое в приличном обществе айри, убрать. Нирн, драконы не примитивны, они просто иные, не добавляй глупости от себя! И абсурдные домыслы по поводу возраста Риана выбрось целиком, он против, как тебе известно. Старейший – и довольно, а для твоего сведения – ему тысяча триста девяносто восемь лет, и отшельник просто старается спастись от усердия Лиммы в праздновании юбилея.)

(Пометка Лиммы: «Спасибо, дорогой, теперь уж не отвертится».)

(Пометка Риана: «Эгоизм – неточное определение. Желательно убрать всю фразу. Я уже пояснял Нирну. Айри принуждены жить единой цивилизацией с людьми, поскольку именно в этом их предназначение. А вне развитого и многообразного общества бескрылые драконы построили бессмысленную, мертвую модель взаимоотношений. Это жесточайшая иерархия, лишающая младших права и возможности самостоятельно развиваться, взрослеть, вообще – мыслить и чувствовать».)

«Великий дракон – Бог полета, душа мира, анн-айри-тэ и т. п.

Мифическое существо, якобы управляющее наши миром, Релатом, в части судеб, климата, организации жизни и так далее. Легендарный основатель рода драконов в форме ящера, якобы воспитывающий снавей и наделяющий их даром во всей его полноте. Единственное упоминание свидетелей, якобы лично видевших его, относится к периоду последней войны, ориентировочно 3–1 годы до ЕЛ. Существование не доказано. Наука склонна относить его к числу древних суеверий».

(Пометка Риана: «Оставить только первое предложение».)

«Снавь, также используются названия Говорящая с миром, видья (устаревшее).

Человек, наделенный уникальными сенсорными способностями, именуемыми «дар», и умеющий ими распоряжаться в рамках своих возможностей, называемых «силой». Общее число в мире крайне невелико – 219 (данные единого мирового реестра экстренного вызова снавей в случае ЧП от 17.12.192 ЕЛ. Документально подтверждены случаи полной ликвидации снавями моровых заболеваний, лихорадки, неизлечимых недугов, опасных климатических аномалий. В связи с этим, прошедшие отбор по силе дара, именуемые «ясными» (их всего 72 на сегодня по данным того же реестра), постоянно находятся на связи с общим координационным центром и обязаны носить браслеты экстренного оповещения.

«Ясные» снави имеют особое право отменять решения любого Совета нашего мира по причине своей т. н. прямой связи с душой мира (см. «Великий дракон»). Современная наука делает их роль в обществе менее полезной и заметной, постепенно оттесняя из своих прогрессивных областей.

Вокруг т. н. ясных снавей существует немало легенд, многократно преувеличивающих их таланты и заслуги перед человечеством.

Наиболее невнятным и надуманным выглядит т. н. обряд посвящения, якобы позволяющий обрести полноту силы и проводимый для самых перспективных дважды. Первое посвящение дает звание «озаренных», второе – упомянутых выше «ясных». Весьма сомнительно их умение предвидеть будущее, поскольку якобы дар невозможно использовать в ходе эксперимента, он просыпается лишь при наличии реальной угрозы. Еще более сомнительно наличие у некоторых из них, вроде бы – очень немногих, на настоящий момент – по-видимому, двух, т. н. дара дракона, некоего артефакта, позволяющего заметно увеличивать силу и глубину дара, осуществлять невероятные действия. Например, легендарное и ничем не подтвержденное пребывание одной из живших в период последней войны снавей (Тиннара, истинное имя Ника) в течение ряда лет в теле дракона и последующее ее перерождение, позволившее избежать верной смерти, но не обеспечившее ей долголетия айри. Документальные свидетельства и даже описание артефакта отсутствуют.

Многие действия снавей определяются «Кодексом», составленным уже упомянутой выше Тиннарой Ринай. Текст сохраняется фактически неизменным уже полтора века и, увы, для энциклопедии не предоставлен.

(Пометка Лиммы Энзи, декана лекарского Акада: «Зря я ему перелом срастила, вот бы славно он на костылях полгода топал к светлому научному будущему! Статьи «Снавь», «Великий дракон» и «Айри» отослать на просмотр Риану. Позже я перепишу первую. Ко мне на лекарский прием Нирна более не пускать, даже если наш отшельник ему все ребра сочтет».)

(Ответ Риана: «Лимма, да нужны мне его ребра! Привози дурня на чаек, познакомлю я его с Великим. Старик любит шутки».)

(Пометка «Важно для всех рецензентов», директор Ялитэ: «Уважаемые рецензенты! Задача состояла в том, чтобы исправить ошибки, неточности или целиком переписать отдельные статьи. Нирн, конечно, уже засох в своем архиве и слегка покрылся пылью, но раньше он хоть документы выдавал по первому требованию! А что теперь? Мне надоели его многочасовые молитвы Великому дракону, архивом невозможно пользоваться, а поющий заика – это вообще слишком. Лимма, дорогая, имей жалось хоть ко мне, пролечи его и немножко вразуми. Ты же умеешь, ну не может не петь – так пусть делает это хоть в нерабочее время».)

Предисловие к изданию составителя, Нирна Карнского

«Перед вами труд целого коллектива авторов и рецензентов, консультантов и добровольных помощников. Пятнадцать лет все мы усердно возводили это здание – первую всеобъемлющую энциклопедию, позволяющую охватить взглядом не только Академию, но и весь наш Релат таким, каким мы его видим в год издания – 193-й от принятия ЕЛ.

Работа над энциклопедией позволила не только собрать и систематизировать разрозненные сведения по истории, философии, религиям, современной научной проблематике. Она дала нам всем – и мне в частности – шанс оценить и переосмыслить свое видение мира.

На страницах и в файлах – наше знание о мире. То, что может быть изучено и осмыслено, подвергнуто научному анализу. Оно будет меняться и уточняться в последующих выпусках и регулярно обновляться, дополняться и редактироваться в электронном варианте.

Я прошу читателей помнить, что помимо доступного познанию, есть и иное – посильное лишь вере и питающее не разум, а душу. Надеюсь, мы подошли к изложению этого раздела достаточно бережно и он останется неизменным, как неизменно пребывает с нами в этом мире Великий дракон, душа Релата, чье сердце отдано целиком всем нам, живым, и болит за каждого. Потому очень важно, развивая знания, не увеличивать печаль Дракона своими гордыней, жестокостью, равнодушием и безразличием. Иначе однажды вы рискуете осознать свою полную несостоятельность и будете вынуждены начать путь жизни заново с того места, где произошла ошибка».

5 марта – 14 марта 203 ЕЛ, Релат, Академия, западное побережье княжества Карн – Хьёртт, 8 марта, «Птенец»

Ника

– Увы, некоторые неумные люди и не-люди наивно и безответственно утверждали, будто бы у пилотов стальная непробиваемая стрессом психика и нервы-канаты, – вздыхал надо мной Эл, пряча беспокойство за насмешливым тоном. – Снимут тебя с полетов, и, надеюсь, надолго, так и знай. Сам сегодня же посоветую управителю Ринтэю.

Мог бы и промолчать. Я – ясная снавь, Говорящая с миром второго посвящения, людей и не-людей чувствую крайне остро, а он – айри, и, следовательно, тоже вполне успешно копается в моем сознании и подсознании, как все долгожители. Конечно, целиком мыслей не читаем, но и образы бывают вполне красочны для понимания. Впрочем, уже давно мы двое – почти одна душа, так что и насчет мыслей я немного лукавлю. Часто мы обходимся без слов. Но сегодня он переживает и оттого пытается выглядеть бодрее себя самого. Смешно. Меня даже чуть отпустило.

Открыла глаза, осмотрелась. Больничное крыло лекарского Акада, капельница, полный кувшин родниковой воды, которой обожают отпиваться больные снави. Вода – основа жизни. Мы, одаренные, к ней крайне восприимчивы.

Датчик на пульсе. И серый, помятый от бессонницы Эл у изголовья. Значит, давно валяюсь…

– Третий день пошел, – кивнул он уже вполне серьезно. – Тебя смотрела снавь. Точнее, лично твоя наставница и наша непререкаемая академисса, госпожа Энзи, и нашла опустошенной энергетически, словно ты черный мор в одиночку излечила или ураган усмирила. Так что – водичка, глюкоза и забота окружающих. Тогда, по ее словам, рано или поздно мы узнаем, что это было.

Я нахмурилась, пытаясь ноготком ковырнуть краешек воспоминания. Бо-о-льно. Он уверенно подхватил под плечи, усадил и сунул в руки наполненный стакан. Выхлебала, отдышалась, получила второй, отпила несколько мелких глотков. Не поленился, слетал к Риану. Воду из Утреннего бора ни с чем не перепутать. Она живая.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – он глянул искоса. – Ты от слабости такая вежливая и покладистая? Или свершилось великое чудо?

– Ну тебя! В твоем возрасте пора повзрослеть. – Я привычно понаблюдала его тоскливое возмущение.

Двести пятьдесят один год без крыльев – для айри он совершенный ребенок, просто не все долгожители любят, когда им указывают на возраст. Особенно, если это делает совсем не чужая и даже чуть в тайне от себя любимая человеческая девушка. В тайне от нас обоих, ага. Потому что он уже Риану плакался, да и я тоже. И Энзи в курсе, что я ее избегаю, тетушку мою, не умеющую оставаться в стороне от «чужих» дел. Как я им объясню, что не хочу быть «любимой третьей, кажется, сейчас припомню точнее… ах, четвертой, – давно это было, тому лет пятьсот! – женой». Ему еще жить столько, сколько я и удумать не в состоянии. Вот и пусть живет, без меня в качестве эпизода бурной юности. Я, конечно, из народа арагни, почти чистокровная, и точно дотяну до ста двадцати, мы живучие. Без зубов, лысоватая и дрябленькая. А он будет таким же замечательным. Легким, гибким, как хлыст, меднокожим и обжигающе черноглазым, лет тридцати на вид. Спокойным, расчетливым, насмешливым, уверенным.

Может, выставить его за дверь и поплакать? Не-ет, пусть сидит тут, иначе через полчаса я сама пойду, пошатываясь, искать изгнанного. Он так замечательно тепло переживает, прямо сразу все болезни исчезают. Кроме одной. Упрямство, он сам мне не раз намекал, у меня застарелое и неизлечимое.

Влюбиться с первого взгляда, да при моей достаточно стабильной психике прирожденного, так все говорят, пилота! Впрочем, мы, снави, склонны примечать сразу притяжение душ, это ведь большая редкость, и она для дара – очень яркое явление. Добавлю, я тогда была семнадцатилетней дурой, не способной даже осознать его природу айри, – не вполне трезвой, проще говоря. А точнее, вполне нетрезвой… И к тому же дико провинциальной: первый день в Академии, второй раз в жизни в большом городе, когда буквально натолкнулась на этого типа, перегородившего собою газон метрах в пяти от дорожки, за клумбой. Как тут было не натолкнуться? И началось: «Эй, ты, эльф, у которого в глазах утонуть можно, кто меня должен был у парковки мобилей встречать? Я чуть не сгинула в страшном городе без провожатого!..»

Меньше надо было пить у тетушки Юлл, но она так умеет угощать, тем более – день рождения! А во хмелю, как оказалось, я необычайно прямолинейна. Или криволинейна, от тропинки-то я отклонилась, сама того не приметив… Ну мешала мне его спина, не обойти! Бедный айри прилип к газону, его в жизни никто не окликал столь беспардонно, к тому же пиявкой вцепившись в руку. «Эльф» – наше семейное словцо, малопонятное посторонним. Сказка из мира моей трижды прабабки Тиннары, рожденной не в Релате. Впрочем, дело давнее и забытое, к чему я? К тому, что это уж точно дурацкое определение для академика, да к тому же бессменного уже более века декана нашего технического Акада. Последний разросся и занимает три четверти всех площадей Академии, да плюс филиалы – так что мало кто в нашем мире решается не узнавать господина Эллара.

Он попробовал вывернуться, довольно ловко изымая руку из обращения, но действовал рассеянно, просто отмахнулся. Я рефлекторно настояла на своем, используя довольно простой, но эффективный прием, и мы дружно рухнули. Все же Риан – лучший из учителей, да и мастер Юлл меня именно за технику боя без оружия хвалил. Кнейрский «Снежный закат», редчайший гибрид этих красивейших и капризнейших роз, устойчивый к зимовке, высаженный впервые в том сезоне перед главным зданием Академии, быстро отмучился, бедный, не дожидаясь кошмара заморозков.

Когда мы снова оказались на ногах, я чуть более осознанно и внятно извинилась, потирая ушибленную кисть, к тому же основательно исколотую мстительным гибридом «закат» перед гибелью. Думала, что шипы розоводам удались, слушала нудный шум в ушах и убито соображала, насколько сейчас красна и смешна. А он стоял напротив, морщился от боли в плече и смотрел с таким же странным прищуром, как теперь. И мои слова под внимательным взглядом все плотнее слипались на языке, превращая речь в бурчание-мычание.

«Допустим, не встречал я тебя, сама нашлась. И не эльф, но уж все одно – грех дать сгинуть столь ловкой особе, – деловито сообщил он, закончив осмотр и разминая плечо. – Куда поступаешь?». Я ответила, он, понятное дело, развеселился окончательно. Уверенно сообщил мне, что необходимый мне декан с утра был точно по ту сторону экватора, и в Академии его скоро не ждут. Так что до пятницы я совершенно свободна… Я с сомнением покосилась на шутника: эльф – слово из лексикона старшей Ники, откуда бы? Но меня уже тащили и забалтывали. Он это умеет.

Два дня, забросив все дела, водил и возил по городу и Академии, периодически под ловкими предлогами пополняя градус спиртного в организме своей будущей студентки. На нас не просто косились – от нас шарахались, а потом с перекошенными лицами пялились вслед и шептались. Меня даже не убил самый главный садовник – академик и любитель роз, прибежавший хоронить свой «закат» во всеоружии. Так и замер с занесенной тяпкой, едва Эла опознал. У декана до того дня была вполне сложившаяся репутация солидного, холодного и суховатого ученого. И весьма искушенного политика, а как без этого удержать в руках Акад?

Точнее, я позже узнала, что шарахались и шептались, и что репутация… а тогда не заметила, у него действительно оказались очень глубокие глаза. И уж не знаю, что он рассмотрел в моих белесых, но предложение сделал в первый же час знакомства, и я решительно согласилась. Все было невероятно, неправдоподобно хорошо. Даже слишком.

Потом я как-то враз отрезвела, поняла, что он вовсе не человек и, тем более, не мальчишка лет на пять-семь старше меня. Так сказка кончилась. Выходить за вечно юного я не хотела, а он наотрез отказывался легко соглашаться на меньшее. Мы дружно убедили себя, что это минутное увлечение, все само пройдет со временем, мы упрямые, и если что решим… Десять лет без малого минутному увлечению, и плевать ему на мое упрямство. Ругаемся, миримся, бегаем друг от друга и друг за другом. Но женой? Это, выходит, на всю жизнь – мне и один маленький отрезок вечности – ему? У моего декана впереди тысяча лет, наверняка, не меньше.

– Ник, прекрати. Я ведь не виноват, что родился таким, – он резко отобрал стакан и брякнул донышком по столешнице. – И не смей сердиться, да, я опять отлично знаю, что ты думаешь, у тебя на лбу аршинными буквами подробненько изложено. Не Вечный же я! Может, сильно повезет и скоро разобьюсь или утону…

– А говорят, айри умные, – на него нельзя сердиться.

– Не все, – утешил он и заговорил иным тоном, весьма деловым. – Раз тебе полегчало, будь серьезной и ответственной снавью и вспоминай. А то Совет Академии рвет и мечет, кто-то от особенно большого ума счел случившееся едва ли не нападением. В княжестве Карн, на территории которого мы, если помнишь, вообще-то находимся, третий день пытаются понять, есть ли у них еще гвардия, и если есть, что с ней теперь делать. Я более-менее в курсе… И даже немного занимался этим, но без твоего рассказа картина неполна. Ты так кричала – нечеловечески. Я почуял даже от Риана, а это, сама знаешь, далековато отсюда.

– Нечеловечески. Потому что тот, кто кричал, не вполне человек. Вполне не-человек, уж так будет поточнее. – Я поежилась и даже не стала спорить, когда он обнял, устроил мою голову на плече. – Слушай и пиши на кристалл для Совета. Я бы и сама назвала это явление «Крик», хотя, по сути, оно много сложнее, глубже и являет собой чуть не стоившее мне рассудка отчаяние чужой души. Прием детализированный и подробный, многослойный: события, ощущения, даже крупные фрагменты памяти, ассоциации. Перехватил Крик сам наш мир, Релат, и я оказалась своеобразным приемником-громоотводом. Даже не обуглилась, не надо так переживать. Лучше уж ты мной гордись: самая одаренная ясная снавь в подходящем для сброса сигнала районе… Лимма ведь была в отъезде?

– Гостила у императора Анкчина, на открытии филиала лекарей Акада. Вернулась утром, как раз к переполоху.

– Так я и думала. Поэтому именно мне и спустили его, а в Крике я разобрала недоступное мне, снави, и вам, айри. Не только картины и образы, но и полноценные мысли, оформленные в слова – на вашем древнем языке. Кстати, произношение малознакомое, очень старое и без принятых теперь сокращений. Итак… Там была ночь, в небе ненадолго парадом выстроились четыре цветные луны. Мелкая, багровая, впереди, следом зеленовато-лимонная, вполовину нашей по ощущениям, затем блеклая с синевой, процентов на двадцать крупнее нашей, и замыкала процессию совсем темная. Я не возьмусь описать ее цвет, он за пределами моего нормального восприятия – нечто за-фиолетовое, хоть тогда, чужим взглядом, отчетливо видела. Он был волк, но сознавала я его как одаренного человека…

Говорить пришлось долго. Эл, видимо, не только писал, но и транслировал. К концу рассказа в палату набежали наши замечательно молодые на вид академики-айри и солидно седобородые академики-люди. Не знаю, что они услышат на записи потом, кроме себя самих, сопящих, топающих и бубнящих скороспелые комментарии в спину уже определившихся оппонентов.

Боги Релата добры: очень давно академики не носят посохов. В начале нашей истории науки посохи были, они теперь выставлены в музее. Дубовые, резные, украшенные камнями, золотом и еще невесть чем. С родовыми гербами у знатных людей и точеными скульптурами драконов в прозрачных шарах раннего примитивного слоистого пластика у айри: вся красота, кстати, ловко стилизована для удобного удара. Таким шаром по голове огребешь – и сразу изменишь точку зрения. На горизонтальную от пола, ага.

Прежде, по слухам, на особо глубоких закрытых диспутах и старцы, и юноши азартно дрались, а потом неделями «отдыхали на море» до полного осветления синяков… Массовое побоище зафиксировано в архивах – это легенда Академии, одна из старых и памятных, ей уже сто тридцать лет, и до сих пор она передается в деталях изустно, поскольку айри тогда проиграли, а они, долгожители наши, все по-прежнему живы и преподают, так что распространять и собирать слухи – дело опасное.

Кстати, мой декан посох не сдал. Хранит как реликвию. У него «укороченная модель повышенной убойной силы убеждения», по словам вреднющего Риана. И правда, скорее, жезл. Увесистый, с металлическим оголовьем красивой чеканки. С секретом: поворот шероховатой рукояти – и у нашего боевого декана уже обе руки вооружены. Сердечник жезла выходит из трубки, получается трехгранная и чуть заостренная снизу палка с удобной рукоятью. Я рассмотрела оружие с опаской и как-то сразу решила: декан был в диспутах силен.

В общем, вернусь к теме: состоялось памятное «бурное обсуждение» при обсуждении унификации систем счета и мер. Айри пытались отстоять свое и ратовали за восьмеричный счет, куда более для них привычный. Айри было мало, людей много, при том некоторые предлагали свои локальные системы мер и весов, прижившиеся издревле в их местности. Итоги побоища куда более значительны и серьезны, чем перечень травм и синяков. Айри, по слухам, затаили злобу на Ялитэ, довольно быстро принявшего сторону людей из вполне объективных соображений и ставшего, в итоге, не временным, а бессменным директором Академии. Еще сильнее они были в обиде на Эллара, недоросля (ему и было-то едва за сто двадцать лет в тот момент), получившего окончательно звание декана из рук тех же людей и слишком уж успешно оборонявшего их предложение. Ходят слухи: он кому-то там из своих что-то крепко сломал или проткнул. А может, и то, и другое. В результате, потом долго сидел в Академии безвылазно, пока Риан все не утряс. Вот уж точно: этот и без посоха опаснее огнедышащего монстра из сказок!

Люди и айри тогда едва не рассорились всерьез. Но, по счастью, еще жив был Най, вполне непререкаемый для людей, ведь его роль в окончании последней войны зрима и велика. И жила еще в мире его жена, моя трижды прабабка, Ника-Тиннара, безусловный авторитет для айри, поскольку четыре с лишним года просуществовала в образе дракона, и – страшно сказать! – видела нашего Великого лично. Именно она, кряхтя и задыхаясь, воспитала всех без разбора, помирила и потребовала изъять у дурней посохи.

И вот – результат. Пихаются локтями и шумят, но все вполне здоровы. К тому же теперь, если бы они пошли в драку, разобрать, кто на чьей стороне, я бы не взялась. Вот хотя бы мелькнувший рядом айри Ниэст: его толкают в спину свои, а прикрывают – люди. Сжились, нас теперь делить трудно.

Молчали в общей буре голосов лишь оба наши директора – как заведено с основания Академии, – человек и айри. Нехорошо молчали, со знанием темы. Когда рассказ кончился, айри Ялитэ посоветовал мне отдыхать и набираться сил. А Гимир ворчливо пригласил коллег остепениться и покинуть палату больной. Потом нехотя буркнул, чтобы «декан Эллар зашел к нему в кабинет и изложил соображения».

Меня они вообще сочли мебелью, наверное. То есть лежи и не дергайся, на иное не годна. Эл улыбнулся ободряюще, пообещал вернуться к вечеру – и исчез.

На три дня!!!

Я лежала слабая и обиженная, потому что болеть скучно, а болеть без свидетелей и сочувствующих – это смертная тоска. Попробовала встать, оказалось непосильно. Убедилась с огорчением, что меня надежно избавили от экрана и книг – напрягать глаза вредно. Расстроилась, сердито отодвинула кувшин, тем наказав его за отсутствие Эла, и взялась сверлить взглядом двор за окном. Во-он там, напротив, через полянку, главное здание деканата технического Акада, владения Эла. Бюрократ! У него отделений развелось – память ноет заучивать. Многие покушались развалить слишком уж крупное образование, но приглядывались – и тихонечко отползали в сторонку. Тот объем работы, который тянет в одиночку уважаемый Эллар, никому не нужен. Надо договариваться со знатью и Управителями, выбирать и поддерживать перспективные направления, делить ресурсы и время, отбиваться от желающих пристроить своих людей и не-людей, менять программы обучения, вести кучу собственных кусов, воспитывать любимчиков и будущих преподавателей…

Зато идти ему до моей палаты недалеко, чтобы больную проведать.

Лежу, и нет ему дела до меня, потому что ничто и никто мне не угрожает. Вот если бы хоть ногу сломать… Года два назад он умудрился пересечь поляну с рекордной резвостью. Это когда его очередной любимчик защищал квалификационную работу на должность руководителя направления одного из филиалов. Труд был по нестандартным методикам спуска высотных пилотируемых модулей. Вроде все про нас с деканом знают, но самым языкастым я шеи начистила, и теперь сплетен поубавилось. Может, потому что этот, учившийся не здесь и работавший в степи безвылазно несколько лет, не знал и додумался, дурак, ляпнуть…

Мол, есть и совершенно уникальные случаи. Буквально пару дней назад пилот группы МД – макета двигателя для выхода на высокие орбиты – одаренная, выжила при катастрофе двигателей, сформировав своей силой дара сложной формы стабильный воздухоток, подобный «подушке», который и погасил основную энергию падения, всего-то пара переломов да несколько ожогов, и это из верхних слоев атмосферы, хотя системы безопасности модуля… Эл мягко уточнил в вязкой тишине, все более смущающей молодого докладчика, имя пилота. Аккуратно сложил мантию на кресле и рванул в окно. Там был второй этаж, для айри уж вовсе не высота. Я сидела в пустой аудитории напротив, на четвертом, как красна девица из сказки, ведь ожог со щеки еще не сошел, и зубрила у оконца анатомию. Переломы Лимма срастила, но болели они нещадно. Можно понять, сколь интересна в моем тогдашнем положении была третья глава – «строение скелета»… Все снави обязаны получить лекарское образование, таков закон.

Его страх и боль за меня, пострадавшую, я почуяла сразу – так что видела и прыжок, и стремительное преодоление лужайки, и взлет по вертикальной стене: декан добрался до красной девицы без всяких сказочных крылатых лошадей. У любого айри есть когти, надежно спрятанные в межпальцевые кармашки. Я до того дня и не знала, как безупречно Эл ими умеет пользоваться. Перемахнул подоконник, замер, глядя на меня, и потом тихо обнял. Правильно я ему ничего про тот случай не хотела говорить. Обошлось – и ладно.

А теперь три дня – ни слуху ни духу!

Может, собраться с силами и попробовать сознание потерять? Не с моим здоровьем, кто поверит! А тетка еще догадается сказать Риану. И наш отшельник меня живо воскресит, он симулянтов не уважает. Ко мне вообще придирается по сущим пустякам, я же родная, не имею права на дозволенные иным слабости.

Вернулся декан, как и говорил, к вечеру, правда, третьего дня, но в таком беспросветно измотанном виде, что я не только отказалась от придуманных со скуки претензий, но даже прикинула, как выигрышно на его фоне буду смотреться в возрасте лет эдак ста. За время отсутствия Эла я отменно отоспалась и отъелась, нервы опять канаты. Почти. Ну как на него смотреть, черный же весь! Усадила на кровать, под бурные протесты сняла усталость и пролечила головную боль. Ага, щас, он боится, я в обморок рухну! Да первым туда свалится… И коварно усыпила. Знает ведь, со снавями связываться – покоя не знать. Великий дракон дар отмеряет, как любит шутить Риан, «чистым сердцем и тронутым разумом». Хотя другие едва ли согласятся всю жизнь заниматься чужими бедами: безотказно, безоплатно, до полного исчерпания сил. У меня сил много, меня минутной мигренью не проймешь. Утром разберемся, на две свежие головы.

И разобрались.

Он провел меня в пустой директорский кабинет, хозяйски отомкнул хитроумные замки сейфа и не глядя бросил за спину янтарный шарик. Я всегда ловлю, отменная реакция у нас фамильная. Еще от трижды прадеда Ная, человека редкостно мирного и уживчивого, поскольку доводить его – себе дороже. О чем говорит хотя бы прозвище трижды-пра: «белоглазый демон». Ная мой обожаемый наставник Риан поминает по всем поводам и без таковых. Наверное, потому что считал едва ли не сыном, а я на него чем-то похожа – светловолосая, загорелая, светлоглазая. Отталкивающая внешность, это мнение многих. Им в мои слегка бешеные серебряные глаза смотреть, видите ли, неприятно. У одаренных не слишком приятный взгляд: он ощутимо давит, когда мы хотя бы немного читаем сознание собеседника. Вообще читать не принято, но порой сдерживать себя сложно. Многие заранее усердно закрываются и от нас прячут взгляд. Добавим к сказанному: у меня и репутация соответствует взгляду. Я женщина слабая, беззащитная, со мной всерьез и до прямого конфликта уже давно никто не связывается, лет шесть. Был случай. Неприятный. И я до сих пор не решаюсь уточнять у Ялитэ, выжил ли тот айри, поскольку додавить мразь стоило, но сознавать себя убийцей я не желаю. А директор молчит, мир айри – очень сложный и закрытый, они слишком долго живут и слишком иные, чем люди. Кроме Риана, он-то понимает и их и нас. Старейший удивительный, самый добрый и, порой, очень жесткий в решениях. Я у него на воспитании оказалась с четырехлетнего возраста, родителям все было недосуг, ученые – люди странные. А потом их не стало. Так что синяков я набралась на тренировках с оружием и без – по полной программе, и жаловаться оказалось некому. Впрочем, я наловчилась жаловаться Риану – на Риана. Он привык.

В общем, никто о том скандале шестилетней давности ничего не должен знать, дело глубоко секретное… то есть все в курсе, у нас же Академия – здесь стены проницаемы для слухов. Вот и говорят, что глаза у меня неприятные, слишком давящий взгляд. У трижды прабабки были зеленые, очень красивые, по словам Риана. И она умела смотреть на мир и людей легко и открыто. Но мне от нее досталось только истинное имя. Хотя теперь традиция давать ребенку два, для семейного круга и внешнего мира, уже умерла, у меня оно единственное, и для близких, и для чужих – Ника.

Янтарный шар в моих руках – явно из архива древних айри, живших в горах. Еще до того, как им пришлось спуститься и признать, что люди вполне разумны и как соседи неплохи. Шары такого возраста пока читать умеют лишь сами айри и еще мы, Говорящие с миром, то есть снави. Я и создавать умею. Не такие, янтарно-красивые. Попроще на вид – клубочки из воспоминаний и опыта. Это не технология айри, а «дикое знахарство», как сердито бубнят наши академики. Любая ясная снавь способна делиться с другими, мы всегда это умели. Айри тоже мотают клубочки. Немногие, в основном друзья Риана, у которых души потеплее, без эдакой драконьей холодности-избранности. Мой Эл клубки делает бесподобно, он очень организованный.

А вот оборудование для универсальных и общедоступных записи и приема мыслеобразов погибло, новое наши умники пока никак не отстроят, «у опытных образцов помехи безобразны», заметил как-то едкий Эл.

Этот шарик вообще довольно необычный. Его содержание – не размышления или знания. Он лишь предоставляет возможность вместе с первым наблюдателем внимательно изучитьдокумент, напечатанный на древнем наречии айри. Я их язык знаю, так что вполне читаемо. Только нудно, слова у древнего – по десятку слогов самые коротенькие. Посмотрим…

Проект «Технобог»

Цель

Восстановление полноценного уровня восприятия мира утратившими крылья айри в широком диапазоне частот и энергий волн: цветность по всему спектру, ночное, подводное и прочее зрение, дально– и макро– видение; тонкое тактильное восприятие; звуковая чуткость, так называемый звериный нюх, полнота работы вкусовых рецепторов. Возможно дополнительно – развитие сверхспособностей: регенерация, чувство опасности, высокая толерантность к неблагоприятным условиям жизни и агрессивным средам. В отдаленной перспективе – восстановление второго облика, драконьего, либо аналогичного ему.

Описание работ

Выведение подопытного вида короткоживущих – условное название «волвеки», – объединяющих лучшие качества исходного материала и способных существовать в обоих своих обликах, меняя их сознательно. Основа: так называемые люди (или человеки) и мутировавшие волки. Виды выбраны, исходя из внешнего и генетического сходства первых с утратившими облик драконов айри и тонкости чувств вторых, дополненной отменной выносливостью. Позитивным фактором считаем стайность волка, облегчающую контроль популяции и быстрое падение уровня сознания до примитивной культуры, в перспективе – фактически бессловесной. В качестве сырья взяты модифицированные волки с массой тела взрослого самца в 2/4 – 2/6 эгран…

Я тупо уставилась на незнакомое слово. Ага, они же считали тогда иначе… получается, вроде бы, сто десять – сто тридцать килограммов… Это если я ничего не путаю, само собой. Ладно, декана выпотрошу, он-то точно знает!

Что там дальше? Пока дышим и не нервничаем, просто дочитываем.

…длительностью жизненного цикла не менее 2/0/0 лет…

Вот мало их били посохами! Опять эта хрень с собственным летосчислением айри! Как же они считали-то, помоги Великий сообразить! Промучившись с этими их восьмиками, я пришла к выводу, что по-людски тут должно быть написано: сто двадцать восемь лет. Ладно, сочтем себя умной, найдем полку с пирожками и вознаградимся. Потом.

Я вернулась к чтению документа, далее ловко подменяя чужие значения их близкими аналогами из нашей современной системы тех самых мер и весов. Итак, не мене ста тридцати, грубо говоря, лет…

… усовершенствованными органами чувств. Итоговая совместимость доноров по основным параметрам дает основания рассчитывать на успех гибридизации. Стартовые генокарты обоих видов прилагаются, как и программа гибридизации.

Плановая протяженность

Первый этап. Промежуточная задача – достижение стабильного генокода нового вида с постоянным контролем потомства, пополнением материала и отбраковкой. Не менее пятидесяти-семидесяти поколений, после четвертого десятка без ускорения роста детенышей, влияющего на их развитие. Начиная с двадцатого-двадцать пятого стабильного поколения необходим выборочный контроль за процессом возрастных изменений, требующий содержания наиболее ценных единиц до их естественной смерти.

Примечание: Дополнительный рабочий геноматериал должен быть собран заранее. Хранение в неактивной фазе резерва, использование по факту необходимости.

Второй этап. Выявление механизмов формирования различных уровней восприятия органами чувств двух обликов, оценка возможности, формирование технологии и апробация обретения полноты восприятия мира в первом поколении без патологий – так называемое второе рождение. Прогнозировать затраты времени сложно, поскольку будут задействованы многие необъективные и неизвестные факторы.

Сроки и место проведения

Замкнутая система, желательна стопроцентная изоляция от подобных видов. Тип «Скальное гнездо». Программа с точной датировкой прилагается.

Я устало откинулась на подголовник кресла, брезгливо оттолкнула шар, заполненный старыми, местами будто истертыми, нитями памяти, и зло выдохнула.

У нас игры с генами разумных под полным запретом, да и прочее строго контролируется. Директор Ялитэ давно пытается усилить генное направление, там есть интересные перспективы, но мы – в смысле, снави – против. Тетушка Энзи упрямо посещает все заседания по новым темам работ и, лениво прикрыв веки, ликвидирует девять из десяти. Как-то ее не позвали, надеясь на чудо: не узнает и все обойдется. Ага… Без чуда не обошлось. Бедный наш розовод, который совершенно ни при чем, лишился нового гибрида, тотально неустойчивого к крупному граду. Розу Лимма выходила, а академиков-заговорщиков ласково так, почти нежно, пообещала удавить. И ей поверили, теперь приглашают первой, с посыльным конверт доставляют, во избежание проблем. Она принимает, посещает, выслушивает и снова запрещает, своим замечательно тихим и мягким тоном поясняя причины: рано, нет механизмов контроля, нет модельного потенциала, велики побочные эффекты… Лимма редко ошибается. Директор Ялитэ знает, но оттого страдает не меньше. Он отчетливо видит перспективы, а мы, по его словам, лишь смутно чуем проблемы. Которые уже где-то, оказывается, во всю развиваются.

Две сотни лет люди и айри живут одним домом, а скелеты в древнем шкафу не переводятся… Их по-прежнему ловко маскируют и хранят впрок. Как и то происшествие со мной, так и не получившее огласки и ясного разрешения. А мне оно могло стоить жизни, пришли-то тогда убивать. Не знали, насколько я Риану родная и как долго и безжалостно у него воспитывалась. Обычный человек для айри не соперник один на один. Они сильнее и куда быстрее, у них зачатки чутья и дара, позволяющие ощущать намерения противника. И отменные когти, я на своей спине проверила. А еще у этих подлых ящеров – огромный опыт, накопленный за многие века.

Ох уж эти айри… почти Вечные, мудрые, отрешенно спокойные и одновременно холодные, расчетливые, высокомерные и жестоко тоскующие по своей прежней жизни. Еще бы! Быть неодолимым и яростно-веселым драконом, самой красивой и правдивой сказкой нашего Релата. Ощущать мир во всей его полноте пару-тройку веков – и, подобно бабочке, нимало не похожей на гусеницу, сбросить прежнее могучее чешуйчатое тело, в одночасье остаться на плоской грустной земле бескрылым, жалким, слепым, глухим, убогим. «Получается, вовсе не из гусеницы в бабочку, а наоборот», – усмехнулась я.

Пока Великий дракон, полубог мира Релата и единственная общая легенда людей и айри, не решил, что пора его родичам жить в долинах, те людей ставили немногим выше скота. Собственно, айри и спустили с гор за излишнюю заносчивость и замкнутость на своем величии. Но чтобы писать и думать так?

Понятно, отчего шарик с древним проектом хранится в особом сейфе директората Академии. Такую правду принять смогут далеко не все. Я вот сгоряча с наслаждением бы врезала за всех уродов с длинной жизнью так удобно сидящему на расстоянии одного движения и виновато вздыхающему – как его там целиком? – Пэйлитаринэллару, кажется. Бедные ученики по полгода тратят на зубрежку имен наставников, чтобы к тому времени их успешно сократить до прозвищ. Эл на свое суперкороткое не обижается. Впрочем, сегодня не его очередь требовать извинений. Хотя и отвечать за убожество древних айри он не может, разве это честно?

– Ты их хоть знаешь, этих ваших генетиков недобитых? – вздохнула я, смиряя тон до брезгливо-расстроенного. Может, есть кого по делу отлупить? Не зря я лучший пилот, до моего уровня реакции айри и те не дотягивают. Кроме Риана, рядом с которым я чувствую себя медлительной неумехой.

– Нет, конечно, – Эл с облегчением пожал плечами, понимая, что гроза прошла стороной. – Не застал, этой записи четыреста семь лет по датировкам. Я тогда еще умел летать, если помнишь. Теперь уже неделю нудно и длинно выясняю детали у каждого айри, поголовно. Нас не так много, и все до единого не знают ни-че-го. Их, недобитых, как ты замечательно определила, судя по всему, вообще нет на Релате. Были, вроде даже имена всплывают. Многовато пропавших для нашего замкнутого мирка бескрылых драконов, чтоб скрыть следы полностью. Но – сгинули. Никто не помнит – куда, когда, каким образом. Ясно лишь, что пришлось все безобразие на время отсутствия Великого в мире. То есть в две последние сотни лет до нашего спуска с гор. И что они не вернулись.

– Ладно. Этот вид, волвеков, они собирались заселить туда, где условия не слишком хороши?

– Они собирались вернуть себе абсолютное зрение и прочие радости жизни «настоящего» дракона, – нехотя буркнул Эл. – Я тоже не знаю, что это за цвет: за-фиолетовый, хотя прежде его наверняка наблюдал, еще будучи крылатым. Когда ты сказала, даже поймал кусочек образа и почти вспомнил. Очень красиво. А как поступают мои родичи с использованным подопытным материалом – догадайся сама.

– Что сказал Риан? – Вот уж единственный настоящий, живой и не тоскующий о прошлом айри. Его мнение считалось неоспоримым не только для меня, но и для Совета.

– Он убежден, что если проект «Технобог» и запустили, то сделали они это не на Релате. Великий бы, вернувшись, их живо вразумил, он и мысли-то такие терпит с трудом. А уж дела… В общем, отбыли тайно и почему-то не вернулись, вестей о себе не подали.

– Куда – прикинул?

– Так и вариантов нет: сама видела-чуяла четыре луны, стабильная планета нашего типа, близкая по массе и даже имеющая остатки атмосферы, – он почти сердито нахмурился моей недогадливости. – Слушай, а кто тебя, такую безнадежно малограмотную, экзаменовал по астро…

Он знал ответ.

Я даже прикрыла глаза. Приятное воспоминание. Весной мы только-только помирились, год не разговаривали после моего решения стать пилотом-испытателем МД, взбесившего обычно спокойного Эла. Как раз разбился один из наших ребят, и декан ходил сам не свой от ужаса: вдруг и я сгину? Надавил на управителя верфей Ринтэя, и мне отказали, якобы по здоровью. Я выяснила реальный повод и второй раз разгромила деканский кабинет, потом еще и Риан примчался, всех отлупил… Мне разрешили летать. С полгода я гордилась собой, а потом сил задирать нос не осталось. Этот черноглазый бессовестно не звонил и не появлялся. Зачем? Ему регулярно отсылал записи сам управитель. И со стартов, и случайные, любительские, с нашего отдыха, всей пилотской группой.

К зиме я уже ревела в подушку, чувствуя себя окончательно брошенной. Сдавать проклятую астрографию явилась полуживая. Дисциплина сложная – включает астрономию, звездную навигацию, кое-что из основ физики и ряд иных разделов. Из-за серии тестов МД мне разрешили пропустить два семестра лекций и сдать все необходимое по программе экстерном. Этот интриган умудрился назначить мне иное, чем прочим, время, ждал с самым своим деловитым и безразличным видом. Глянул на часы, сердито сообщил, что я очень некстати: разве что на ходу проэкзаменует нерадивую, ни разу не являвшуюся на занятия. И пошел. Я топала следом, красная и несчастная, почти как в день первого знакомства. До мобиля. В полете все еще что-то нелепое твердила про звездную навигацию. А этот ящер молчал и щурился, весьма успешно пародируя манеру Риана.

В общем, мы уже стояли на веранде, когда я устала бормотать и исчерпала свои довольно скудные сведения по теме, особенно невпечатляющие для имеющей возможности прямого обучения через шары айри. Я очумело осмотрелась: насыпной остров в гавани Римаса, самый дорогой вид нашего побережья, потому что ни один иной закат с ним не сравнится.

И перепутать нельзя: сама часами рассматривала у Риана картину. Живое золото осенних кленов, багровый виноград, черепица крыш, белоснежный древний замок. Эл знал, что я всегда хотела увидеть оригинал, но остров невелик, и попасть на него очень сложно. Это владения князя провинции Ирнасстэа, куда допускают исключительно по его личному приглашению.

Эл вообще обо мне, кажется, знает все. На картине была осень, а он предложил мне весну, и она оказалась еще лучше. Тысяча оттенков молодой зелени в закатном свете, делающем ее цвет невообразимо ярким и радостным.

И он еще смеет спрашивать, кто меня экзаменовал!

– Ты, – довольно вздохнула я. – Как сейчас помню. Вечер, свечи, белое выдержанное вино дома Тэлия, тишина. Самый симпатичный декан Академии на коленях, мечта любой студентки. К утру я согласилась…

– У меня провал в памяти? – приятно удивился айри, бесцеремонно хватая и рассматривая мою руку. – Вроде то кольцо ты в море еще вечером отправила, о упрямейшая из нерадивых студенток.

– На оценку «хорошо» я согласилась, а кольцо с большим трудом, но утопила. Ладно, давай вернемся к волвекам. Что нам всем делать-то?

– Совет Академии сейчас как раз решает, – медленно выдавил Эл.

Понятно. Пока меня занимают шариками, они там все и обсудят, и заболтают, и засекретят. Дабы не рушить межрассовый мир. «И, если разобраться, уважаемые господа… – я прямо услышала рассудительный и авторитетный тон директора Ялитэ, нашептывающего мысли, – к чему нам монстры? Жили спокойно и дальше волноваться не станем…»

Волвеков объявят плодом моей больной фантазии или неразумными мутантами. Я бешено оскалилась и выскочила в коридор прежде, чем бедный мой айри успел обернуться. Впрочем, он явно дал мне фору. Ничего, догонит, я его знаю.

Но остановит вряд ли.

Во-первых, он и сам не в восторге от осторожности Совета, а во-вторых, в таком состоянии я слишком опасна для попадающихся на пути, и не зря он меня нацелил на Совет. Моему трижды прадеду было хорошо за семьдесят, когда князья осмелели и решили назвать именем моей трижды прабабки исследовательский корабль, первую подводную лодку нашего мира. Уродство, более всего похожее на разросшуюся до неприличия винную бочку, ее до сих пор хранят в музее, пугая впечатлительных студентов. На дощатом борту собирались красочкой написать «Ника». Ужас… Не знаю, что было бы с рыбами, если они смогли прочитать там «Дельфин». Зато точно известно, что было с учеными. Говорят, Най их так вразумил, что его имя до сих пор поминают в Академии только шепотом. Да и на мое, понятно, от кого унаследованное, кривятся, как на отвар аира с одуванчиком, приправленный хиной. Ничего. Ничего… Я уже отучилась, и мой декан на это имя всегда реагировал иначе. Эл позади усердно отставал, но демонстрировал для случайных свидетелей поспешность и мысленно просил меня не выходить из себя сверх меры, не разобравшись.

Интересно, Лимма там? Если да, можно разворачиваться и ни о чем не беспокоиться. У нее замечательная способность добиваться от любого Совета всего и фактически без боя. Куда им против нашей львицы! Энзи – самая талантливая из живущих сейчас одаренных, и едва ли найдется на Релате хоть один человек или айри, не знающий ее имя. Владения Эла последнее время на основной территории не прирастают, а лекарский Акад буквально пухнет год от года. Как же не познакомиться с деканом Энзи, спасшей нас от стольких напастей?

Прежде остановить черный мор удавалось лишь ценой огромных усилий и потерь. Когда Энзи взялась за дохленький лекарский Акад, практикующий примитивное траволечение и похожую на пытки хирургию, вокруг многие «умники» твердили – снави от века безнадежных лечили, и менять ничего не надо, живем же. Живем! После мора полувековой давности степь голодала два поколения. Лихорадка выкосила двадцать семь лет назад едва не половину жителей земель Анкчин, к югу от хребта Ака, пока снави добрались туда в достаточном количестве и смогли хоть что-то сделать. Энзи именно там вычерпала себя до дна и долго не могла даже ходить. Злые языки шипели: взялась за Акад, утратив дар, чтобы чувствовать себя значимой и уважаемой. И разом замолчали, когда похожую волну лихорадки на юге удалось погасить за пару месяцев. Одаренных там было всего двое, плюс три дюжины студентов, совсем молоденьких и неопытных учеников Энзи из лекарского Акада. Тогда мир впервые услышал про сыворотки от моровых болезней. Конечно, в этом успехе основа – знания айри, извлеченные из архива и пущенные в дело. Но извлекла-то она, и наладила работу – она, и добилась того, что сейчас у нас достаточно много вполне оригинальных и сильных собственных разработок – тоже она.

Теперь уже наши неугомонные «доброжелатели» зашептали, что как раз снави больше не нужны, пора ограничить их непомерные полномочия. Мало кому по душе наше право отменить любое решение любого Совета, пусть даже применяемое крайне редко. Твердили, что дар непредсказуем, Говорящие с миром капризны и самолюбивы, а наука – наше светлое и близкое будущее. Но львица уже набрала силу и научилась давить таких как мелких насекомых.

Она созвала единственный на памяти моего поколения Большой круг. Это своеобразный высший орган управления Релата, объединяющий все его значимые силы, ресурсы, народности и территории. Собрала и объяснила на понятных примерах, каковы возможности лекарей. И в чем они и инженеры никогда не заменят нас, Говорящих с миром. Доказала, что наука и дар не противоречат друг другу, лишь позволяя подавляющему числу одаренных не умирать ради спасения жизней других задолго до старости, а приносить неизмеримо большую пользу.

Именно пятнадцать лет назад был принят закон об обязательном полном лекарском обучении для всех снавей. И мы действительно стали меньше гибнуть и даже получили возможность выбирать себе профессию. Не будь Лиммы, я не смогла бы стать пилотом, носилась бы по диким краям, гася вспышки мора и выматывая себя. И первого орбитального двигателя не было бы, потому что вся группа пилотов – одаренные снави и айри, пока только у нас хватает скорости реакции для управления чудовищно нестабильным прототипом и чутья, чтобы его вовремя покинуть перед катастрофой. Да мало ли еще чего мы не получили бы… Хоть тот же пилотский костюм, одна из первых оригинальных идей людей, восхитившая даже айри.

В общем, если Лимма в зале, – я буду тиха и ограничусь банальным детским подслушиванием. На пару с деканом, само собой. Так что створки зала – нет, не надейтесь, – вовсе не ударили в стены с грохотом. Я лишь тихонечко и воровато прижала ухо к щели, одновременно обшаривая зал чутьем. Кстати, шаги декана удалились. Ох, многовато он мне недоговорил! Главное – он умеет. Знаю его, чую, мы почти единая душа, и все равно этот тип умудряется плести интриги без моего ведома. Потом и с ним разберусь, а пока… Слух снави гораздо более чуток, чем у любого бездарного. А Лиммы-то, кстати, в зале нет. А она, между прочим, как уже сказано, академисса и декан лекарского Акада и член Совета!

– …таким образом, ресурсы и технологии не на нашей стороне. Кроме того, речь идет о генетически мутировавших уродах, а не о людях или айри. Едва ли можно идти на крайний риск ради несформированного вида, разумность и жизнеспособность которого под большим сомнением. Обнародовать без изучения произошедшее слишком рискованно, поэтому необходимо отложить любые активные действия до окончательного прояснения ситуации. – Директор Гимир сделал внушительную паузу. – Прошу ознакомиться с итоговой резолюцией. Время дорого, мы по общей готовности переходим к голосованию. Пяти минут хватит?

– Полагаю, все уже прочли, – ускорил график еще сильнее Ялитэ. – Начнем?

Я медленно кивнула. Ну, и в чем я ошибалась?

Могу поспорить, что Эл меня направил сюда, точно рассчитав время. Я же женщина слабая, беззащитная, взгляд у меня приветливый, полчаса Совет уж точно могу морочить без особых усилий. Зачем ему эти полчаса?

Створки дверей с хрустом вмялись в стены, пропуская меня и стонущим вихрем сходясь за спиной. Невежливо и очень эффектно. Какая тишина установилась! Чего я и добивалась, собственно. Скромно потупившись, прошла к первому столу и села на пустующее место, просматривая на ходу утянутые из-под руки незнакомого пожилого академика листки «резолюции». Еще бы, ни одну из нас, снавей, они позвать не решились.

Оба директора усердно проигнорировали меня. Уткнувшись носами в бумаги, они бегло проглядывали листы и переворачивали их. Интересно небось почитать то, что недавно сами и написали? Может, обнаружат пару забавных ошибок на первой же странице. О, Гимир заметил опечатку, он терпеть не может небрежности и теперь молча страдает, щекоча ногтем «палнету». Надеется, буквы не устоят и сами перепрыгнут на нужные места?

Прочие даже не пытались скрыть любопытства, разом согнавшего с Совета сонливость. Все же удачно, что теперь не ходят с посохами.

Я неспешно читала, доводя директоров до белого каления. Увы для них, это мое право снави – выяснить, что за решение готовится на Совете.

– Вы удовлетворили свое любопытство? – почти сердито рявкнул Гимир, огорченно убедившись, что «палнета» к щекотке устойчива. – Нам всем приходится ждать одну нерасторопную девчонку! Это минимум невежливо.

– Хочу выразить свое скромное удивление в связи с отсутствием Говорящих с миром на этом Совете, – мягко посетовала я. – Это и вызвало заминку, нельзя ведь что-либо решать до прояснения обстоятельств. Конечно, не в моих силах заменить старших и опытных, но, увы, другого выхода сейчас нет. К тому же, я единственная восприняла и считала Крик души неизвестного нам создания. Могу отметить сразу, что волвек был не зверем и не уродом-мутантом, вполне отчетливо воспринимался как разумное и страдающее существо. И свое состояние я не готова признать неадекватным, как следует из вашей резолюции. Но я готова уточнить все детали, если это необходимо. Подробно.

– Мы не принимаем решений, потому и не сочли необходимым… – Ялитэ явно с большим удовольствием выпил бы бутылочку-другую уксуса. Концентрированного.

Многострадальные створки повторно грохнули в треснувшую штукатурку стен. Наша добрая лекарка справилась не хуже меня. Правда, я руками, а она – силой дара. Безмятежные бирюзовые глаза обещали яд, а не исцеление. В хрустальной тишине, не замутненной даже слабым вздохом, Лимма грациозно процокала на своих обычных невозможно высоких каблуках к соседнему с моим креслу, из которого богами явленным способом, без звука и мгновенно, рассосался секретарь Совета.

Удобно устроилась, уютно откинувшись на еще теплую спинку. Величаво обвела взглядом Совет. Дивное платье под цвет глаз, а фигура точеная и восхитительная настолько, что этих самых глаз не отвести. Хотела бы я так выглядеть в пятьдесят с лишним! Хотя мы, арагни, долго сохраняем молодость, но куда мне до нее… Надо все же научиться носить платья и заполучить в гардероб парочку. Может, тогда декан меня отвезет и на скалу у берегов Таира, южного островаАрхипелага, где лучший на побережье рассвет? Островок принадлежит Гарту Бэнро, кормчему Индуза, у них с деканом не просто теплые отношения, а настоящая дружба, редкий для знати случай. Впрочем, Бэнро вообще замечательный древний род. Пригласит, надо только подумать усердно и повздыхать. У Эллара неисчерпаемый запас колец нужного размера и достойное куда более взрослого дракона терпение. Я хоть и трепыхаюсь, но уже наверняка знаю, кто из нас упрямее. И кому без этого черноглазого выть постоянно хочется.

Удрученный Ялитэ уронил голову на руки. Второй директор нахохлился, утопая в воротнике и вцепился в спасительные бумаги. О, нашел еще ошибку в титульном листе, скривился, перевернул.

– «Резолюция Со-света…» – прочла, как есть с ошибкой, на титульном листе златовласая академисса, успевшая на ходу отобрать листки у кого-то и теперь добивающая Гимира. – Ничего, пара красивых ошибок всегда найдет себе местечко. С этого света резолюция, как вам кажется? Так я ее похороню. Не сразу, почитать ведь надо для соблюдения протокола. О-о-о, какой изящный слог! Сам писал, рученьки свои трудил, наш вечно юный интриган и перестраховщик. – «В связи с неполнотой и бессвязностью видения, более похожего на бред переутомленного полетными перегрузками и избыточными тренировками сознания… малопонятные указания на место и общая фантастичность картин… недоказуемость наличия потенциальной возможности приема на расстоянии…».

– Это черновик, – не выдержал бледный перестраховщик. Я с наслаждением отметила, с каким огромным трудом он подавляет защитный рефлекс айри – выброс когтей при угрозе жизни. Позорный животный инстинкт, так считают многие и, наверняка, наш воспитанный директор.

– Я просто зачитываю вслух, – промурлыкала она совсем нежно. Тоже заметила! – Забавно: место зарождения Крика неизвестно, а расстояние до «палнеты» указано весьма точно, и даже в динамике, на момент приема и текущее. В спешке все готовилось, да? Столько дел, даже приглашения на Совет не до всех своевременно дошли. Впрочем, с Говорящими такие оплошности не опасны, мы внимание ощущаем кожей. И издалека, дорогой.

– Уважаемая коллега, мы рады, что вы нашли время в своем плотном графике и откликнулись на наш торопливый вызов, – попытался бодрым тоном исправить ситуацию Гимир. Зря он, я еще промолчу по молодости, а наша львица…

– Ах, пустое! – Беззаботно рассмеялась она, снова потягиваясь в кресле и пощелкивая по столешнице радужными накладными ногтями устрашающей длины. – Случается порой и куда большая спешка.

«Заранее знала», – окончательно поняла я. Не могла прийти раньше, и дала им поиграть в Богов. Меня подсунули сюда из-за риска ее опоздания. Те же мысли я прочла в усталой морщинке на лбу Ялитэ. Ох как все интересно, и без Эла не обошлось, я из него подробности вытрясу, не отделается от разговора. Он этим «немного занимается», он, так сказать, почти в курсе, что гвардия точит ржавые алебарды. Редкий случай: Ялитэ моему декану учитель, у айри это святое звание, и пойти против него – значит, решиться на крайние меры. И у них точно есть целый план действий, уже запущенный и работающий.

Почему знаю? Энзи не только снавь, но и бесподобный хирург, ногти всегда стрижет под корень, значит, не для нашего жалкого Совета так вызывающе расстаралась. Послушаем!

– Я поставила в известность Большой круг. Поэтому все, собственно, уже могут покинуть зал, кроме директоров и Ники. Круг назначен через полчаса, здесь. Я, кстати, и Академии посылала сообщение, но оно, возможно… затерялось. – Лимма уронила листки на столешницу и ободряюще улыбнулась окаменевшим, словно статуи, директорам. – Бывает, сами знаете, такая невероятная спешка.

Грохот отодвигаемых кресел и торопливый звук устремившихся к выходу шагов заглушили слитный стон обоих выходящих из шока руководителей. Или погружающихся в него еще глубже? Большой круг – это слишком серьезно. Собирается он, как известно, редко, и выглядит необычно и пестро. Я ни разу не наблюдала подобных встреч, как правило, все успешно решается внутри Советов или на Малых кругах, когда присутствуют лишь заинтересованные напрямую и некоторые наблюдатели от прочих. Наш мир живет странной жизнью последние два века, все так резко изменилось при жизни моих трижды-пра, – по воле Великого, вынудившего вконец отвернувшихся от мира родичей-айри спуститься и жить рядом с людьми. Последствия сказываются до сих пор, вот хотя бы наше пестрое многовластие.

Академия имеет огромные права и возможности: за ней воспитание ученых, лекарей, пилотов, учителей, инженеров, она же сохраняет за собой право на новые технологии и ограничивает их передачу управителям.

Управители внедряют технологии Академии, развивают их на практике и получают выгоду в соответствии с вложениями и усилиями.

Древние семьи по-прежнему в силе и если и не владеют, то распределяют и контролируют потоки ресурсов своих земель. Они же отслеживают развитие территорий и соблюдение законов. Прежние княжества утратили изначальный смысл, но сохранились как традиция. Теперь это, скорее, районы единого большого Релата. Одни заселены активнее и живут чуть богаче, другие обделены природой и пока пустуют, третьи поздно влились в общую жизнь, не нашли пока еще места – но голодать у нас давно никто не голодает.

Говорящие с миром, подобные мне и львице Лимме, наделены даром и силой для решения нерешаемых иными способами проблем. И чутким сердцем, иное не примет дара. Мы – четвертая сила, не входящая ни в один Совет и способная отменить решение любого. Кость в горле и последняя надежда. А то еще все эти пестрые и значимые люди и не-люди без нашего присмотра живо передерутся и растащат Релат по кусочкам. Управители несколько жадны и себялюбивы, знать чуть заносчива и не слишком уважает право и беду чужих территорий, Академия порой такое устраивает… – вот как сегодня. А мы, снави, мирим, советуем и уговариваем, разъясняем скрытые последствия и неучтенные интересы. Не даем их худшим задаткам реализоваться в полную силу и стать основой для принятия решений. Мы – последняя инстанция, потому что в наших руках исцеление, предвидение и реализация воли Великого. Когда боги так близко, как наш всемогущий дракон, с их законами не забывают считаться. Как и с нашей силой.

Без нас сын князя Ясмигра не выжил бы после катастрофы мобиля, жена управителя Ринтэя никогда не имела бы детей, айри Тимани лишился бы зрения в результате неудачных опытов биохимиков – и так далее.

Ялитэ тоскливо проводил взглядом последнего коллегу и резко поднялся, прошел вдоль столов, нервно собирая «Резолюции Со-света». В жалобно скрипнувшие створки бочком протиснулся Эл, нагруженный, на вид, неподъемной для хрупкого айри кипой новых бумаг. Вот ящер! Спорить можно на что угодно: у него в бумагах нет и одной малюсенькой опечатки. Дотошный. Приятно видеть его к тому же и отоспавшимся, сам отдыхать не умеет, но я-то приглядываю.

Я вздохнула и с тоской подумала, что он знал мою трижды прабабку, первую Нику. Живут же не-люди! Эл первым добрался до Академии две сотни лет назад, когда здесь был дикий берег и несколько рядов камней кладки основания самого старого здания. В те времена мой Эл был совершенным мальчишкой по меркам долгожителей. Самый молодой из признаваемых тогда взрослыми айри, самый энергичный и любознательный, не нашедший себе места и охотно берущийся за все новое, проживший большую часть своих недолгих лет среди людей. Он заразил Академией Ялитэ, нашего бессменного обожаемого директора, замечательного вопреки всем его ошибкам, сложностям шестисотлетнего характера и нападкам недоброжелателей. Он кропотливо выведал у Тиннары-Ники все, что она знала о системах обучения своего покинутого мира, записал и сохранил кучу терминов, пригодившихся позже для обозначения нового. Те же мобили у айри были давно, но их двадцатисемисложное (!) название на древнем языке, включающее общий принцип действия, даже привыкший в ранней юности к древней речи Эл произносить ленился. Как вообще они жили в горах с таким непомерно затянутым способом общения? До-о-о-л-го, пока не наговорятся.

– Материалы готовы, с исходниками и расчетами. Они прибывают, – сообщил Эл, адресуясь к Лимме и усердно игнорируя изливаемое на него без слов холодное бешенство Ялитэ. – Кухня трудится из последних сил, закуски поданы в большую столовую. Торжественный ужин планируется к девяти вечера. Повара сказали: умрут, но сделают. Я распорядился сначала делать, а потом умирать. После получения премиальных. Сейчас принесут напитки, а минут через пять подтянется распорядитель протокола, может, и не один. Его выдрали из постели, воспаление легких. Ваши студенты уже пролечили, но он доставлен без церемониального костюма и теперь у бедняги нервный шок. Отпаивают. Расстановка столов и прочее на нем. Студентов я уже припряг, запускать?

– Ты настоящий дракон, Эллар, – усмехнулась Лимма благосклонно. – Когда успеваешь, а? И даже отдохнул!

– Пришлось, – он не слишком сердито покосился на меня. – Вынудила обманом.

– Вот кстати, Ника, деточка, давно хотела с тобой поговорить. Время неподходящее, дело у нас трудное и не терпит, а только потом станет вовсе некогда, – тепло и многообещающе улыбнулась она, переходя на опасно-воркующий тон любимой тетушки и по-прежнему глядя на Эла. Я поежилась, ощущая, что теперь радужные накладные коготки впились в меня. – Хватит донимать мальчика. Поженитесь уже вы наконец, смотреть тошно! Встречаетесь – будто воруете. И о детях пора подумать, а это серьезно, тебе уже не семнадцать, самое время.

– Так.. – вздохнула я убито. – И…

– Деточка, – недовольно прервала она мое односложное бормотание, прекрасно разобрав надежно скрытый от прочих смысл. – Что за первобытные глупости про возраст и старость! У меня такие дремучие комплексы погасли именно лет в семнадцать. Потому сейчас в архиве три вполне интересных мужа, и второй по списку – этот вот юный директор, как ты, конечно, знаешь. Чтобы умереть у кого-то на руках, глупенькая, надо еще дожить до этого дня и не отбить конечностей благоверному. У меня характер отменно тяжелый, Ялитэ терпения хватило на пять лет, мы очень вовремя расстались, вполне довольные и друг другом, и фактом развода. А я и четвертому супругу лапки-то отдавлю, уже знаю наверняка. Твой характер не лучше, все же родная кровь, так что и ты рискуешь немногим. Давай так: разбираемся с проблемой, и вы приглашаете меня к Риану на скромный праздник. Учти, я займусь выбором платья завтра же. Ника, немедленно сделай глаза нормального размера, мне на эти блюдца смотреть аж завидно! Теперь выдохни, вдохни, а то совершенно посинеешь… Вот и умница. Мы больше ни-че-го не обсуждаем, я уже все за всех решила, я это умею, ты же знаешь. Просто позже уточните дату.

Я обреченно глянула на бывшего мужа госпожи Энзи. Айри усмехнулся и развел руками. Едва ли и через невесть сколько веков он забудет свою бывшую жену. Почему это меня вообще беспокоит? Мысль, что я могу не только согласиться носить обручальное кольцо, но в дальнейшем и развестись с Элом, голову никогда не посещала, и теперь она бессмысленно топталась где-то на задворках сознания, чужая, незваная и диковатая. Зато мне стало очень интересно – а правда, что будет лет через десять? Может, мы и впрямь еще не надоели друг другу лишь по причине редких встреч и общей занятости? Сомнительно, но проверить надо. Эл церемонно поцеловал радужные коготки академиссы и покинул зал Совета, не удостоив меня взглядом. Выходит, есть и другие разделы плана, не менее масштабные, чем Круг. А что с ним может сравниться, кроме, само собой, моей уже неизбежной свадьбы?

Его поведение растянуло мои губы в одобрительную улыбку. Ловко нашел себе союзницу, против этой и не пикнуть! Что я, весь Круг приполз на полусогнутых: лучшая лекарка – и как диагност, и как хирург, и как наставница. Моя в том числе. Львица, у которой под обманчиво мягкой на вид лапкой распределение всех медиков, контроль производства препаратов и оборудования и непререкаемое слово для нас, одаренных. Как выясняется, даже в глубоко личных делах.

А возражать, если честно, не больно-то хочется. Я решительно восставала против похожего на фарс брака студентки и декана. Потом – против оформления в серьезные отношения редких визитов с испытательного полигона в Академию. Скоро и им конец, Лимма меня слишком активно и успешно агитирует за работу в ее Акаде.

Задумчивость с грохотом разрушили студенты, управляемые тремя активно пахнущими валерианой распорядителями. А настойка-то спиртовая… Глаза блеском, а движения размахом выдают проблемы с дозировкой. Ладно, лишь бы айри и знать рассадили без ошибок, а прочие не так памятливы. Зал обычно готовят, по крайней мере, за три дня, а тут на все минут десять! Кошмарный сон знатока протокола, ставший явью. Впрочем, они профи: столы задвигались быстро и ловко, выстраиваясь в замысловатый узор. Кресла вообще летали, таблички с именами сыпались звонким золотым дождем.

Хрусталь бокалов еще хранил слабый звук, когда через многострадальные створки, распахнутые и удерживаемые наспех принаряженными в парадные мантии студентами, размеру глаз которых могла позавидовать и я, в зал стали один за другим торопливо входить гости и быстро рассаживаться под опекой распорядителей, накачанных настоечками так, что им, кажется, и протокол по колено. А вот потрясение студентов можно понять. Еще бы! Этих людей и не-людей вживую, в одном месте, за последние пятнадцать лет никто не видел.

Смуглые, глянцево-кофейные, лимонные и бледнокожие. Одетые в строгие костюмы, национальные наряды, старомодные платья с фамильными драгоценностями. Совершенно не готовые к большой встрече, вырванные из пляжного или горного отдыха, нервно одергивающие кофты и рубашки с чужого плеча поверх веселеньких маечек. То есть сообщению о сборе не более суток? Ой-ей, что же творится? Я и не думала, что Лимма настолько непререкаема. Сказала – и они тут.

Гости еще рассаживались, когда госпожа Энзи коротко кивнула и более не возражающий Ялитэ обреченно склонил голову и поставил на воспроизведение запись моего рассказа о Крике, сделанную три дня назад Элом. Прослушали внимательно и без особого понимания. Зашевелились, пытаясь разобрать бумаги и обменяться мыслями.

Золотоволосая встала в разом погасших шорохах голосов. Ей не привыкать по живому резать…

– Первый раз я воспользовалась правом Говорящей на экстренное оповещение и признательна всем за найденное для этой встречи время, – голос лился ровно и чуть вкрадчиво.

Мою спину посетила целая стая породистых мурашек – крупных и резвых. Беззастенчивая и полномасштабная обработка даром: на внимание и приятие! А дело-то плохо, мы так не имеем права действовать, даже и в случае крайней необходимости. Влияние на волю первых лиц, тем более скрытое… Это грозит полным лишением статуса с пожизненным проживанием где-нибудь в самых неуютных удаленных уголках Релата, под наблюдением.

– Причина проста, и я изложу ее очень коротко, – между тем продолжала Лимма. – Мы знаем место: четыре луны слишком приметны. Это соседняя с нашим Релатом планета Хьёртт – так она зовется на языке Севера, и она же Викатими – на одном из распространенных наречий Юга. Крик достиг Релата, когда наши миры сходились, завтра они уже начнут отдаляться, и потому времени невозможно мало, если мы решим что-то делать. Достоверность сообщения я гарантирую, лично осматривала одаренную Нику Ринай, присутствующую здесь, после его получения. И, заранее отвечая на вопрос ваших лучистых черных глаз, уважаемый Дирги, она не лучше и не чутче прочих, дальность для любой из нас, Говорящих, запредельная. Крик принял сам Релат, счел крайне серьезным знаком и направил той, которая была в этот момент наиболее выгодно расположена и настроена для его восприятия. А кроме того, могла эмоционально выдержать, не сгореть, это испытание не для слабых.

– Лимма-Энзи-Ясс, – поклонился кофейный гигант, поднимаясь из облегченно вздохнувшего кресла.

Она благосклонно кивнула. Я тоже порадовалась, вспоминая: леса Тимази-Нгаво, экватор. Мы обе гостили там почти год, когда в одночасье погиб зараженный урожай и болотная язва стала косить людей. И своим даром лечили, и сыворотку на месте собирали и опробовали. С тех пор мы с ней обе стали Ясс, благословенные. И говорит этот некогда дикарь очень свободно. Еще бы! У него на родине не только красивейший первозданный лес, уже второе поколение – уникальные лекарства, и два десятка лет – огромный филиал Элларова Акада, металлурги и технологи биополимеров. А это – лучшая сталь, и редкие сплавы для пробных спутников на орбите и нашего первого корабля, «живые» ткани.

А какой там город, это же чудо! В лесу, зеленый, легкий, восхитительный. Лучшая экваториальная обсерватория, небоскребы, ажурные фермы для парковки мобилей. Узорные мозаичные тропинки, парки, цветники. Поющий сад, куда мечтают попасть все романтичные девицы: и не зря, у Тимази есть шаманы. И, даже если вы в них не верите, то иначе ничем не объясните готовности птиц жить в наполненном людьми парке и петь без умолку. Да ладно птицы, настоящую оторопь цивилизованных северян вызывает луг для вызова и остановки дождей перед дворцом рода Тимази. И зверинец, где территория крупных хищников обозначена цветущим вьюнком. Люди не пересекают границ из чувства самосохранения, а тигры, леопарды и львы? Как говорит главный шаман, «уважают соглашение»…

«Послушаем», – улыбнулась я. Этого дикаря нашими снавьими штучками не пронять, он сам многое может. Но явно готов принять участие в заговоре. Или уже принимает?

– Здесь нет тех, кто поставит ваши слова под сомнение, Ясс. Беда очевидна. Но они жили так уже очень давно, почему ситуация сочтена совершенно экстренной? Быстрые решения грозят ошибками.

– Логичный вопрос: зачем спешить. Но сперва еще одно замечание, они жители нашего мира, украденные у него и лишенные свободы. Они разумны и глубоко страдают. Это грех и стыд тех, кто не решился на подобное преступление здесь, прекрасно зная реакцию Великого и Говорящих с миром. Вы уже просмотрели первый документ, копию записи лет из архива айри давностью в четыре сотни. – Бирюзовые глаза нашли скучающее лицо управителя с островов. – Нет, Акрио, это не проблема и не вина айри, как написано на вашем лице. Копните прошлое и найдете за людьми не меньше грязи, которую мы не станем выливать тут друг на друга.

– Я и не думал…

– Конечно. Вы вполне охотно пользуетесь общими знаниями рас, переданными нам в основе именно айри, и ежегодно требуете все новых специалистов, исключительно тех, кого обучали Ялитэ, Ниэст и Эллар. Все трое – не слишком люди, да? – Кивнула Лимма с приятной улыбкой. Погасла и продолжила. – Итак, почему срочно? Покинувшие Релат айри, неверящие в разумность и одушевленность своих подопытных, не пытались вслушиваться в их сознание, да и не смогли бы. Они наверняка почти утратили мысленную речь: души у вырожденных ученых плоские, ничтожные, да и чуткость их сильно зависит от близости родного мира, как мы полагаем. Но такой мощный и эмоциональный Крик они едва ли могли пропустить. Вот в чем мой страх. Госпожа Ринай?

– Да, ослепительно больно и слышно даже глухому, – я вздрогнула и забормотала, неловко и торопливо. Странно слышать, что родная тетя называет меня по родовому имени, да и говорить под множеством взглядов совсем непросто. – Память этого существа хранит гибель его родича и всего потомства за первое подозрение в разумности и одушевленности. Возможно, на сей раз они затратят некоторое время на осознание услышанного и исследование феномена. Но потом можно ожидать сколь угодно страшных шагов.

– Полное совпадение с прогнозом наших психологов и систематиков, деточка, – грустно отметила Лимма, привыкшая звать меня так еще в Тимассе, столице тропического рая рода Тимази. – По предварительным оценкам, у нас не более месяца. Самое очевидное для этих Вечных решение проблемы – ликвидация опасной группы, то есть, возможно, всей взрослой популяции волвеков. Следующее схождение планет на приемлемое расстояние ожидается, как вы понимаете, гораздо позже оставшегося до их гибели срока. Наши возможности, увы, ничтожны в сравнении с опытом и знанием древних, но к тому времени ничуть не возрастут ни технологически, ни в плане массовости экспедиции. Итак, предоставлены все наличествующие и необходимые для дальнейшей работы Большого круга исходные данные, уважаемые господа и дамы. Мы не можем рассчитывать на оказание полноценной помощи этим существам, но обязаны хотя бы выяснить, что там происходит. Даже если не сумеем вмешаться.

– Прекраснейшая из Говорящих, – без тени иронии поклонился явный соискатель места пятого академического мужа, очень знатный и невероятно рыжий житель предгорья Драконьего кряжа. Бедняжка, титул князя – заведомый и окончательный приговор отношениям. Лимму от этикета бросает в дрожь, я-то знаю. – Ну что за игры! Дальнейшая работа… Времени нет, так раздайте нам указания, коротко и ясно. Это случай, когда значение имеют только право и чутье снавей, а у нас рецепты спрашивать бесполезно. Я не приложу ума, что вообще можно тут поделать.

– Да, явно, речь о «Птенце», – тоскливо вздохнул подозрительно догадливый управитель верфи. Интересно, а кто кроме меня и Ялитэ не входит в число заговорщиков? – Мы его готовы отдать, мой род в степи до последней войны рабство знал. Тут ведь не выгоды вопрос, своих и впрямь бросать нельзя. Но слыханное ли дело: без полноценных пробных полетов! Маршевые мы вообще с экипажем не запускали! Людей угробим, такой грех я на душу брать вовсе не хочу, а лишаете не только корабля, но и пилота! Кроме вашей «деточки» его уж точно никто не посадит, я консультировался с группой. Так ни разу не было даже нормального старта, мы только-только вылезли из больших проблем со сбоями систем и готовили его на конец весны! И добавлю: второго «Птенца» мы соберем и поднимем не раньше, чем через год. При полном общем участии. И где я возьму нового пилота, если их в группе – неполный десяток?

– Он ведь семиместный? – тихо уточнил желтокожий правитель земель близ заокеанского хребта Ака.

– Трех, при такой-то дальности и в расчете на дополнительное оборудование и годичные запасы, – быстро уточнил Ниэст, явно заменяющий сейчас Эла и состоящий при раздаче материалов. – Мы не можем рассчитывать на посадку, но добраться и осмотреть место с орбиты – это вполне реально. При посадке наши шансы близки к нулю, а в остальных случаях ситуация куда лучше выглядит, выкладки у вас есть.

– Список экипажа тоже уже есть? – неприятно сощурился незнакомый мне человек, явно заменяющий не успевшего сюда Управителя-айри.

На табличке – точно имя айри, длиннющее и слишком мне хорошо знакомое в предфинальной части. Не хочу рисковать конечностями перед стартом, предлагая на пари руки-ноги на отсечение, но и без того можно смело утверждать: его намеренно задержали наши заговорщики. Я обшарила взглядом зал – еще четверых айри нет, сидят их заместители. Любой сенс, то есть каждый бывший дракон, сейчас осознает обработку Лиммы… И все сидящие здесь – удивительное дело – молчат. Те бы не молчали. Да что вообще происходит?

Я покосилась на Ялитэ, бледного и несколько потерянного. Видимо, он пытался избежать именно такого развития событий, затевая малый сбор Академии. Он – из старейших, есть такой внутренний «совет» айри, явно по их общему решению директор и «закрывал» тему. Неохотно, под давлением, но – действенно. Гимира убедил: старик последнее время помешан на дисциплине и порядке, а генные мутации – полностью запрещенная тема. Он толком не разобрался даже, охотно пошел на замалчивание всего происшествия. Впустую, теперь дело зашло чересчур далеко.

И наш Ялитэ крошит когтями подлокотники своего кресла и смотрит на Лимму. Обреченно, но с пониманием.

– Да какой там список, – устало уронил голову бессменный директор, принимая игру. – Ника одна может попытаться посадить корабль, она же наверняка поднимет, таково общее мнение руководителя пилотской группы и управителя Ринтэя. Это, конечно, если она согласна.

– Да.

– Я бы полагала себя… – осторожно начала моя наставница.

– Нет, – я виновато уткнулась взглядом в стол. – Думаете, я настолько бездарна, что вашего больного позвоночника не «слышу», сама по косточке год назад собирала. Да и не знаем мы, много ли вне Релата возможностей и сил у одаренных. Там нужен хороший специалист в древних технологиях айри, желательно практик. Или уж, простите, псих талантливый, способный к нестандартным решениям, вроде вашего студента, уважаемый директор Гимир. Не создаст новое, так уж действующее всегда отключит. Как его… Ньяллад Хо. Желателен второй пилот, навигатор плюс инженер… уже перебор, а я только начала считать. Простите за вмешательство.

– И закончила, – усмехнулась Лимма, пряча совсем уже странную радость. Что я такого полезного сказала? – Хо мы вызвали вчера, он дал согласие. А инженер-навигатор и чуть-чуть пилот со знанием древних технологий только один из всех айри поблизости. Есть ли у кого-то из собравшихся желание отклонить предложенное?.. Спасибо за тишину. От себя могу добавить, у меня нет однозначного прогноза дара Говорящей по итогу полета. Но я не ощущаю ни полного и легкого успеха, ни сокрушительной катастрофы.

– Иди, Ника, поужинаем мы и без тебя, и без аппетита, – усмехнулся рыжий аристократ. – Как все нелепо торопливо…

– «Птенца» уже заправляют, – управитель верфей нехотя признался в глубине своего участия в заговоре. – Припасы и прочее загружено по моему усмотрению. Шанс догнать в приемлемые сроки Хьёртт будет неплох при вылете в течение трех-пяти часов. Самоубийцы, чтоб вам хоть долететь! Какое там – стартовать! Ника, мой мобиль тебя доставит на площадку, курс «Птенца» считают. Так что вперед, убиваться – и бегом… Связь будет в полете стабильная, мы вас всех до макушки указаниями засыплем.

Я кивнула, резковато поднялась, чуть не сбив кресло, и торопливым шагом покинула зал, в коридоре срываясь в бег. Позади мягкий голос Ялитэ начал деловито развешивать на уши собравшимся солидные технические термины. Что бы он ни планировал раньше, Лимму будет поддерживать до последнего.

Наш «Птенец» – странная смесь наскоро выдуманного нового и основательно забытого старого. Древние айри летали вне атмосферы, и вполне успешно. Но потом все пошло криво. Сначала Риан уничтожил свои же записи по технологиям и конструкции маршевых двигателей, уцелел лишь работающий образец на большом корабле. Восстановить утраченные сведения нелетающие ящеры пробовали, но напрасно – Риан и в более молодом возрасте умел продумывать детали. Потом Дракон спустил айри вниз, к людям, и прилично погромил их старый город наверху, выборочно уничтожив опасные знания и целиком – корабль. Иногда причину ликвидации того или иного раздела информации мы понять не в силах, но вот уже двести лет пытаемся восстановить целостность картины древней науки и развить на ее базе новую. Местами дело идет хорошо. Местами – никак.

Эл последние сорок лет качает ресурсы в развитие металлургии и полимеров, у нас есть все материалы для корабля. Риан сдался под непрерывными уговорами лет двадцать назад, сел за восстановление своих же записей и управился за неполных восемь лет. С тех пор у нас есть маршевые – работающие вне атмосферы – двигатели. Сведения о системах управления уцелели, они близки к схеме контроля высотных мобилей. С планетарными двигателями мы возимся уже давно, даже запустили спутники, один до сих пор работает, и скоро будет ему компания. Беспилотники пробно поднимались на низкие и средние орбиты. Есть и первый пилот, официально открывший нам космос, очень уважаемый на Релате айри, ему всего-то лет сто пятьдесят. Хороший парень, мы его всей группой уговаривали «поработать» кумиром. Потому что пусков было пять, почти одновременных, в течение недели, и из нас пришлось одного отдать на пожирание толпе поклонников и поклонниц. Для айри слава не так обременительна, «он молод и ее переживет» (очередная шуточка Эла, решительной деканской рукой вычеркнувшего из списка троих снавей сразу и себя – четвертым, в большом раздражении – как вообще там его имя оказалось?). Уважаемый Эллар, и правда, почти не пилот, старт был двухместный и последний в серии – Эл интересовался работой систем синхронизации двигателей. Отвратительной, кстати.

В общем, корабль есть. Новый, со стапеля, второе поколение. Не опробованный и вполне перспективный. Но лететь очень далеко, в дикой спешке, под кивание пустоглазых членов Круга, не способных до сих пор стряхнуть с себя готовность благосклонно принять и одобрить любое слово мудрой и восхитиельной Лиммы?

Кто сказал бы неделю назад, куда и каким образом я отправлюсь, не поверила бы ни за что. И сейчас не верю. Кому-то риск и авантюра, а мне – внезапно сбывшаяся безнадежная мечта. Да кто бы меня туда пустил? Это вам не МД, взлет-падение. Иное нам, первой группе, не светило. Не в этой жизни…

Пилот управителя умудрился с хрустом посадить мобиль у самого трапа «Птенца» через час сорок от взлета. Судя по блеску глаз, он все знал и тоже считал подобное самоубийство мечтой. Молодец. Я уже разделась догола и прямо из кресла нырнула в пилотский комбинезон, поджидающий тут же в паре с техником. Точнее, комбинезон сам обтек и расправился: «пиявка», как его зовут все, игнорируя мнение обиженных разработчиков, потративших на благозвучное определение долгие бессонные ночи.

В неактивном состоянии – удобный для хранения компактный куб невзрачного серо-грязного оттенка. Стоит снять верхнюю пленку и поставить голые стопы на материал, как он начинает тонкими нитями подниматься по телу, сплетаясь во вторую кожу, отслеживающую каждый изгиб первой. Быстро – если знаком с организмом, долго и неуверенно – при первой встрече. Этот меня знает отлично.

«Пиявка» – не просто вторая кожа, неощутимая и удивительно надежная. Материал частично «живой», способен к регенерации, дышит и перерабатывает отторгаемое телом – излишки тепла, пот, взамен греет и охлаждает, защищает от магнитных и прочих полей, поглощает или отражает свет, по необходимости пополняя собственный запас энергии, ощупывает мир своими датчиками. Он смягчает удары, закрывает раны, добавляет мышечную силу, обостряет реакции. И имеет всего один недостаток – риск привыкания. Я знаю несколько случаев категорического отказа снимать пиявку, над которыми уже третий год бьются наши психологи. Говорят, у снимающего костюм обнаруживается «синдром острой беззащитности». Не знаю, не испытывала на себе. «Пиявка» – для полета. Ходить в этом по Академии? Лимма мне такой синдром учинит… А уж про реакцию Риана лучше не думать.

Мы вдвоем с техником торопливо дополнили «пиявку» необходимой сбруей для работы в стартовой капсуле, застегнули, защелкнули и проверили все, что положено, прямо на ходу, поднимаясь лифтом в «Птенца». У люка я остановилась и разом успокоилась.

Уютно устроившись на полу, меня ждал Риан. Как всегда кстати, и глаза привычно-спокойные, серьезные и внимательные, он неизменно знает больше других. Иногда я вообще сомневаюсь, есть ли на Релате то, о чем он не имеет понятия. Улыбнулся, поднялся мягким движением, шагнул навстречу.

– Ник, в этом деле тебе с Релата не помогут. Слушай сердце и положись на нашу фамильную удачу. Глупости делать известно кто не даст. Для прочего – возьми, вдруг да пригодится. Верь ему, он лучше тебя знает, на каком свете место тому или иному из нас, – он передал мне на вытянутых руках длинный сверток. – За «Птенца» не бойся, пустотные двигатели я сам восстанавливал по своим же старинным записям, а стартовых хватит на один взлет. Сядешь, если что, и аварийно, будет жестко, но это мелочи. Только не слушай советы умников про баллистический спуск, в слабой атмосфере вы не погаситесь до приемлемых скоростей, да и парашюты там мало полезны. «Птенец» хоть и глупый, но крепкий и толстобрюхий. У тебя дар, а первый бак будет пустой, если что – пойдет на усиление «подушки». Назад не спешите, вас при необходимости постараются забрать. Есть тут один… вариант. Толковых средств дальнего обзора и наблюдения у айри там нет, за это отвечаю, садись спокойно. Переживать буду я, а тебе на эдакую роскошь и времени не хватит. Хотел бы с вами, но в этой команде я лишний. Здесь, боюсь, тоже дел хватит, и именно для меня.

Он виновато улыбнулся и за плечи вдвинул меня в люк. Чуть толкнул вперед, и массивная плита позаботилась о первой ступени герметичности корабля. Второй люк. Сверток был узкий и жесткий, он приятно оттягивал и грел мою чуткую руку.

Зачем пилоту древний меч? Впрочем, я мечтала получить его лет с пятнадцати. Поющий, звенящий, разговаривающий с бойцом. Лучшее творение Риана, уникальное, одушевленное и технологичное. Наши металлурги – айри и люди – стонали и плакали над сплавами отшельника. Он ничего не скрывал, что обидно вдвойне. Видимо, научить вкладывать, вплетать душу в работу невозможно. Раз за разом инженеры со щенячьим визгом тащили в его избушку новые заготовки – и тихие до отрешенности уносили их назад располовиненными или, хуже, насмешливо раскритикованными в пыль еще до пробы. Вот развернусь, напою меч силой дара и ка-ак разнесу люк… Клинок насмешливо дрогнул. Мы оба знаем, шутки ради Жнец трудиться не станет. Жнец создан для боя, и лишь в серьезном бою он становится в полной мере живым, разумным и наделенным своими странными и страшными способностями.

«Птенца» начали строить, именно когда я возжелала этот меч, служивший лучшим воинам моего рода в двух поколениях, разделенных веками. Вбила в свою упрямую голову девчонка неполных пятнадцати лет, что заслужит в третий раз то, что приносило славу ее предкам. Риан усмехался и ворчал, что возраст самый подходящий для чрезмерного самомнения: повзрослею – пройдет, у нас в роду жажда славы не приживается. Мол – переболею, успокоюсь…

Мечта о мече в значительной мере определила и мое стремление стать пилотом: тот самый Риан, один из древнейших и наиболее загадочных айри Релата, тосковал по небу. Он, как уже сказано, – создатель корабля, разрушенного Великим. Вполне оправданно: надо было додуматься – вместо исследования замыслить спасение с гибнущего, пока Великий дракон был в заточении, Релата. А потом – организовать абсурдную попытку спешного бегства от гнева вернувшегося в мир прародителя крылатых. Айри-беглецы уцелели, а корабль на старте осел пылью, развеялся в ничто.

Мы лишь недавно смогли разобраться в общих расчетах, совместить старые и новые знания и технологии, восстановить навигацию и прочее утраченное две сотни лет назад.

Семь лет новый корабль-пробу просчитывали, конструировали на бумаге и в пространстве объемного моделирования. А я училась в Академии по ускоренной программе – только для одаренных и айри, способных воспринимать знания напрямую, – и добивалась права стать пилотом на МД-1. Жуткая штуковина: обшивка, обнимающая крохотный одноместный кокон – и громадный ненадежный двигатель. Стартовый, для выхода за пределы атмосферы. Мы потеряли троих из пилотской группы, доводя его до ума, и не особенно преуспели. Но инженеры хищно тянули средства и ресурсы, торопливо готовя «живого» «Птенца», первую настоящую пробу сил вне атмосферы – но уже для двух разнотипных двигателей в связке с полноценными жилым и исследовательским блоками.

«Птенцом» блекло-серую махину несколько пренебрежительно прозвал Риан, увидев впервые и остро разочаровавшись. Он сумел, как обычно, в нескольких словах разнести энтузиазм наших мастеров, высокопарно утверждавших, что «гордая птица домчится до края Вселенной». Посчитали. Согласились. Больше никто не планировал для него серьезного полета. Подскок – неловкие трепыхания почти у грунта – подскок… типичный желторотый птенец. Средство отработки технологий на близких орбитах. На крыло для дальнего полета собирались ставить последующие поколение «птиц», я бы для роли пилота к тому времени оказалась старовата, пожалуй.

Зато теперь «Птенцу» придется отправиться неожиданно далеко, туда, куда не могли рассчитывать попасть мы оба. Я любовно погладила сверток, закрепила в нише и зашагала в рубку.

Там первым делом рассмотрела мельком виденного в Академии тощего смуглого пацана Хо. Подобно полудохлой мухе, он вяло трепыхался в жутковатых для непосвященного объятиях стартового кресла. Роль нашего потенциального гения в полете удручающе никакая: то есть сидеть, дышать сперва с плитой перегрузки на груди, затем без нее – и нервничать. Он уже приступил к последней части своей работы, вполне успешно.

На второе кресло я не глянула. Этого почуяла еще на подлете к верфям и до сих пор не знаю, обрадовалась больше или расстроилась. Хотя другого я тут и не ожидала увидеть. В нашей компании детей и упрямых девиц должен был оказаться хоть один солидный, уважаемый и опытный человек. То есть не-человек. Вот уж кого я не хочу ронять и разбивать при посадке.

– О, капитан! – продемонстрировал Эл свою наблюдательность. – С повышением! Курс готов, до взлета двадцать семь минут, обратный отсчет идет вполне мирно, проверяемся повторно по системам, пока без сбоев. Я обещал Хо, что когда мы проберемся за облака, станет спокойнее. А с запуском маршевых все страхи и вовсе останутся позади. Риан лично три дня змеем ползал по гнезду, то есть верфи, когда узнал о возможном полете. Это очень обнадеживает.

– Да взлетим мы, куда нам деваться, – я рухнула в недра пилотской капсулы. Расслабилась, позволяя «Птенцу» опознать меня и обмерить, сплетая противоперегрузочный кокон, налаживая наши связи и подстраивая управление. – Хо! Пожалуйста не дергайся, просто лежи и дыши. Кресло тебя не убить пытается, а спасти от проблем. Расслабься.

– Стараюсь, – сипло и виновато сообщил он. – Горло захлестывает, как удавкой.

– Эта система дублирует подачу воздуха и страхует позвоночник, ей требуется контакт с кожей, очень плотный. Потеряешь сознание на старте – без нее, возможно, и не выживешь, нам про твою подготовку ничего не известно. Терпи, будет еще один неприятный момент, когда лицо станет оплетать маска. Открой глаза и смотри перед собой. Думай о хорошем. Без маски в глазах будет совершено черно, а с ней пойдет прямая трансляция на зрительные центры мозга, рассмотришь все в деталях. Твоя, кажется, разработка.

– Ну, только частично, – вздохнул он с явной гордостью, разом успокаиваясь.

Руки ощутили контакт с «Птенцом». У всех пилотов он приходит по-разному, у меня обычно с кончиков пальцев – будто первое прикосновение, и далее, от вдоха к вдоху, все шире и ярче. Я пошевелила кистями, и по спине пробежала волна слияния. Приятная.

Быть душой МД-1 куда противнее. Он несуразный, уродливый и бессмысленный. Мне всегда казалось, что макет порождает массу комплексов в нас, пилотах. После посадки я день-два ощущала себя больным чудищем с нарушенными пропорциями, пьяной координацией движений и общей грацией слона в посудной лавке. Месяц промучившись, пошла к психологам и призналась. Они так обрадовались! Как же, во-первых, подтвердили мою правоту, во-вторых, нашли себе новые объекты для изучения. Обычно-то ни айри, ни снавь в кролики подопытные к ним ничем не приманить, а тут – целая группа.

«Птенец» превзошел уродца МД, он вполне уютный, лишь заметно неуклюжий. Милый, восприимчивый и довольно послушный. Сработаемся. Сознание коснулось корабельного мозга и замерло у черты контролером и управителем. Чутье солнечным светом заполнило тело «Птенца», оживляя его и дополняя ощущениями информацию датчиков и приборов.

Мы бились пять последних лет над проблемой пилотирования внеатмосферных кораблей в критических ситуациях не-айри и не-снавями, пока безрезультатно: на определенных скоростях, получивших название «порога сознания», слияние становится необходимо. Это доработанная технология айри, у них не было проблемы бездарных, то есть не-сенсов, а свой вариант пилотирования у нас пока слишком слаб.

Секунды задрожали пульсом.

Над макушкой разлилось небо, лапы плотнее уперлись в основание стартового стола. Легкий боковой ветер огладил борт. Облачность – два балла.

Металлическим привкусом растаяла на языке первая капля топлива, достигшая дюз. Нахохленный «Птенец» завибрировал, накапливая силы для отрыва от земли. Почти бесцветное пламя слизало пыль, отбросило волнами расширяющейся сферы вихря. Короткие серебристые крылья дрогнули. Отрыв.

Долю мгновения мы висели в восходящем мареве жара дюз, словно не решаясь покинуть привычный плоский мир. Приятно: на МД-1 я глохла от грохота, едва не теряя контакт с кораблем, а тут изоляция иного порядка. Пламя стало соломенным и окутало «Птенца» по пояс, и он испуганно и тяжело рванулся вверх, поджимая обожженные лапы.

Релат впился в ускользающую свою часть перегрузкой, удушая в объятиях и не желая отпускать. «Птенец» стал ощутимо приплясывать, срываясь с расчетной дуги. Посадить, как же… Тут бы дотянуть до второго облачного яруса, там обычно наши уродцы стабилизируются. Теперь он прибавил мне забот, демонстрируя впечатляющее рассогласование тяги по вертикальной оси, стремящееся закрутить нас волчком. Шея заныла, рефлекторно сопротивляясь повороту. Вроде стабилизировались, но теперь по корпусу ползла вибрация, иногда обрываемая острыми толчками и ударами. Не люблю я это дело, сейчас что-нибудь да…

Накаркала, датчики третьего бака… сброс, чтоб ему. Самый объемный, в нем был наш второй взлет. Заколдованный, что ли? Почти в каждом моем старте третий идет на отстрел. Хуже, что туда же пришлось отправить и резервный. Идем на втором, и ничего другого в запасе нет…

Высотные облака. Мы проткнули их, как тончайший листок, и скользнули вверх, туда, где небо наливалось чернотой, проступало звездами. Я позволила себе облегченный вздох.

Сознание деловито трудилось, контролируя укладку неуклюжего кораблика на изящный росчерк линии курса. Неужели удалось?

Да. Мир отдалился и как-то разом вывернулся, на глазах превратился в упругий шар, словно отпихивающий нас прочь, вовне. Сюда мы добирались на МД-1, дальше не бывали. Это почти предел для стартовых, они жрут топливо с уникальной жадностью.

Прошли верхние орбиты спутников. Не наших, мы так пока не умеем, это «консервы» айри. Летают исправно, но никому не служат. Не помним мы про них толком ничего.

А вон там, на горизонте, – наш. За него что ни день дерутся физики, топографы, геологи и прочие. В конце списка, всегда забытые, они себя туда сами вписали – погодники-негодники. Метеослужба у нас есть, но эти пытаются отстоять космические прогнозы как основу нового типа предсказаний – более точного и долгосрочного. Они все пока на третьем-пятом курсах и толком не могут сформулировать свои очень глубокие мысли. Их гоняют и третируют. Если бы не декан Эллар, усердно закрывающий глаза на ораву лоботрясов, выставили бы окончательно из Академии. Но Эл полагает, они во многом правы. И терпит: ждет, пока поумнеют. Ходят слухи, они что-то там натворили вместе с Хо… надо повспоминать на досуге.

Релат оживился, зашипел в ухо знакомыми голосами: шлет поздравления и указания. Интересно… они, выходит, не получили от автоматики данные по отстрелу баков? Не получили, команда была моя, в состоянии слияния она прошла напрямую, и они поймут все несколько позже, с полной расшифровки. Тогда нам прикажут возвращаться, как будто второй раз смогут гарантировать удачный старт. Не случится уже второго раза, мне ли не знать. Хьёртт уйдет чересчур далеко, одурманенные управители очнутся, недобравшиеся айри прибудут…

Я упорно следила за падением плотности забортной среды. Скоро выйдем из зоны риска и сможем опробовать пустотники. До слез жаль топлива, нам еще садиться!

Головокружение чуть отвлекло сознание, и, словно воспользовавшись этим, дюзы погасли. Мы с «Птенцом» беззвучно ахнули, запуская маршевые и восхищаясь обретенными свободой и силой. Чувствуется разница в классе! Их стыдно ставить на один корабль, ей-ей. Отличие технологий в десятки поколений… Расчеты утверждают, что пустотники по-настоящему хороши лишь вне планетарных систем, на воле, для которой и создавались. Здесь, на ближней орбите, маршевый двигатель нашего «Птенца» чувствует себя, как чистокровный скакун в путах. Если продолжить аналогию, то стартовые – призовая скачка на больной старой трехногой собаке…

Разом оледеневшие пальцы отметили разрыв контакта. Теперь наша «птичка» вполне уверенно держит курс и без меня. Двадцатая минута полета, еще пару я истратила на контроль, собрала кратенький отчет и метнула вниз, на станцию слежения. Вот и кончились формальности, тонкие змеи кокона расползлись по гнездам, освобождая тело. Кресло приняло мое любимое положение, помня заданные на тренировках настройки. Экипаж уже довольно давно освободился от заботы корабля и исправно бездельничал.

Слева Хо забавлялся с модифицированным зрением.

Справа Эл полулежал, удобно закинув руки за голову и ждал моего «всплытия». Нахал, даже не изволит нервничать, будто я наверняка должна управиться! А согласно общему мнению, айри просто обязан безмерно беречь свою длинную жизнь и дрожать над каждой угрозой ей, драгоценной.

– Вполне приятно взлетели, – обозначил он мое присоединение к ним. – Расход топлива стартовых систем тридцать восемь процентов, поясняю для Хо – у нас есть в запасе нормальная посадка и, возможно, взлет, если не будем прыгать с орбиты на орбиту. А Рианов пустотник – вообще монстр, я и не смел надеяться: съем мощности смешной, чуть менее двух процентов… Или мы слишком маленькие для него, или слишком медлительные. Я кое-что прикинул и, пожалуй, пересчитаю курс. Две недели висеть без дела противно, там вообще боги не ведают, что происходит, лучше помучаемся и будем на месте в три дня. Двигатели позволяют, Риан был не против идеи, он ее и подкинул, курс просто идеальный, проскочим по кратчайшей дорожке на сближении миров. Хо, согласен? Мы-то привычные, на тестовых запусках головой досыта намаялись, а тебе будет очень несладко.

– Перегрузки? – тяжело вздохнул зеленоватый гений. У него явно есть свое мнение о нашем взлете, крайне далекое от понятия «приятно».

– Не совсем. Будто из тебя душу вынимают, тянут, дергают и на палец мотают, – невнятно, но очень точно объяснил айри. – Это называется пространственная рябь. Говорят, проблема ее гашения решаема, но мы утратили это знание. Хочешь, подкину исходные данные? Когда работаешь, она не так давит.

– Кидай, – хищно прищурился худенький Хо, на глазах обретая уверенность движений и характерный золотистый оттенок загара жителя предгорий Ака.

Я усмехнулась, вспоминая мгновенную невольную радость на лице сидящего за одним из столов Большого круга императора страны Анкчин при известии о включении Ньяллада в группу. Он для своей родины – хуже лихорадки, урагана и мора, вместе взятых. Пять лет назад мальчик погасил столицу, забавляясь с системами контроля. Как добрался? Пока они разбирались, Хо отключил диспетчерский центр мобилей дальнего радиуса и влез в модельное пространство метеослужбы. Полумертвых родителей отпаивали лекари, ведь император прислал счета и молнии своего божественного гнева. Смирения старшим Ньялладам хватало, но вот средств… Они трусливо отреклись от мальчика, четвертого ребенка в бедной семье, отдавая его на расправу. Спасибо Академии, Гимир оплатил все и забрал опасное дитя, надеясь на верность решения. Пять лет назад Гимир не так преклонялся перед порядком. Впрочем, ему восемьдесят семь. И годы, увы, берут свое. А другого директора на подходе толком и нет. Чтобы не-айри, с управителями ладил, в свежих разработках разбирался, был уважаем и просто приемлем для всех…

Итак, родные и власти отослали потенциального гения в Академию с отчаянной просьбой, более похожей на приказ, – «назад никогда не возвращать»! Потом, правда, смягчились, настраивать систему модифицированного зрения для пилотов пустили. Даже оплатили серию учебных курсов и гордились успехами, но все больше издали, из укрытия, если угодно.

У Гимира парень на удивление быстро повзрослел, стал солиднее и ответственнее. Шалить не перестал, но теперь все обходилось, по большей части, вполне невинными в сравнении с прежним размахом, выходками: трансляцией закрытых заседаний Совета в сеть Академии, отказом систем опознания свой-чужой при работе глубоко уважаемого учеником директора Гимира с кристаллом библиотеки, выборочным отключением горячей воды в жилом корпусе…

Все от безделья! Хо чудовищно работоспособен и страдает, когда нет интересного занятия. Эл умница, занял неугомонного, не то наш гений за две недели от скуки «Птенца» так ощиплет – не обрадуемся. Да и за три дня… Пусть лучше над проблемой гашения ряби бьется. Лукавый декан солгал и не поморщился: она считается нерешаемой. И всегда относилась к указанной категории. Правда, бессовестный Риан туманно намекнул, что он-то проблемы не видит. И добавил, с насмешкой наблюдая, как хищно дернулся мой Эл, – не собирается на нее смотреть еще лет сто. Может, и сто пятьдесят… декан очень по-детски обиженно засопел и отвернулся. Но смолчал. Он знает, как Риан не любит дарить готовые решения. Только пути и подходы, и то лишь когда сочтет нас, убогих, готовыми. Когда Эл злится, зовет наставника снавей младшим Великим драконом, и на это невозмутимый Риан шипит хуже взбешенного кота.

Я снова глянула вправо-влево. Хо буравил слепым взглядом обшивку, отгородившись от нас наушниками и своим модифицированным зрением. Эл ждал.

– Что со стартом?

– Да все нормально, – вздохнула я. – И по топливу было бы удачно. Только третий бак и резерв там, внизу. На третьем выявлена угроза течи, а про резерв и не спрашивай, чутье сработало. Что там было – «Птенец» не знает, и я сама тоже. Итого у нас остаток топлива – на раз понюхать.

– Риан настоятельно просил снять резерв, – нахмурился Эл. – По его мнению, именно в этом баке проблема. Не сняли… Пойдем на посадку по баллистике?

– Не знаю, но тот же Риан против. И вообще, ты явно намерен садиться, Риан твердил о том же, а Круг – вовсе не при делах?

– Пусть спят спокойно, – усмехнулся Эл.

– Взлета, сам понимаешь, у нас нет, – уточнила я очевидное.

– Ожидаемо, – кивнул он. – Релату я полетные данные сбросил, им пока не до нас, ссорятся. Столько больших людей в одном месте, а каково опоздавшим, они уже на подлете… «Птенца» я вывожу на скорректированный курс. Рябь на новом курсе будет сильная, то есть связи – никакой, отозвать нас они не смогут. Заход на удобную высокую орбиту я прикинул, нам надо с полсотни витков, а то и больше, чтобы рассмотреть их купол. Древние айри должны были выбрать место, подобное их любимым предгорьям по расположению. К тому же я оценил положение планет на момент Крика и вероятную зону его зарождения. Мирок так себе, не больно уютный, сезонность фактически ноль, зато суточные перепады впечатляют. Я все посчитаю еще раз для контроля. Может, выскочит пара подвижек по орбитам, на это остатков топлива хватит. И там должен быть корабль, Ника. Они точно не вернулись, хоть кто-то из нас знал бы и не смолчал. Хьёртт хранит наш древний корабль на своей поверхности – или его обломки на орбите.

– И ты явно устроил полет в расчете на целый и невредимый. Есть причины? Мне слишком уж нравится первый вариант, с действующим кораблем.

– Мне тем более, капитан, – он помялся, очередной раз нехотя выдавая тайну родичей. – Есть старейшие айри, которых я опросил по проекту «Технобог», и они явно солгали. Знаю, в чем, и полагаю, верно догадываюсь о причинах утаивания правды. В общем, там должен быть корабль, откуда иначе взяться волвекам? Мы с Лиммой на него и рассчитывали, затевая все. И спешили. Я очень не хочу, чтобы на Хьёртте оказались чуть позже другие люди и, хуже того, другие айри. На Ялитэ и так постоянно давят, за него не более трети от нашего общего числа. Это очень неприятная тема… Иди, вздремни. Я разберусь с курсом – и тоже отдыхать.

Я покладисто кивнула и пошла. Тихушник, как все долгожители, хоть столько выдавить из него удалось. Ничего, попозже дожму. Рябь догнала в коридоре и накатила мерзостью. В голове закопошились вязкие нудные мысли.

Последнее время у нас появилось много книг о будущем. Там гордые капитаны стоят на мостиках могучих космических фрегатов и смотрят в загадочную и манящую звездную даль. Героические, седовласые. Мои волосы светло-пепельные, я вполне подхожу. Но – увы, у них стереоэкраны, объемный модельный мир, хрустальная прозрачность обзорных площадок… Ага. Везет же героям! «Птенец» врожденно слеп, ни намека на иллюминатор или приличный большой экран. Датчики, камеры – такое есть. Вижу я при взлете и посадке очень многое и благодаря его возможностям, и своему чутью. Но вот сейчас до слез обидно: постоять бы на мостике, которого нет, и глянуть вдохновенно и задумчиво в звездную даль.

Стоп, это рябь давит.

Подышали, успокоились, насмотримся еще. Вон, фильмы есть, там даль качественно прорисована. Скажи спасибо, без невесомости рейс. Вот бы пришлось с Хо возиться – подумать тошно.

И снова о тошноте… Каково сейчас внизу, на Релате, моей наставнице? Не зря она хотела свалить с нами!

От запрещенного воздействия госпожи Энзи уважаемые люди и не-люди уже отошли и теперь шало соображают, на что они сгоряча согласились. Сколько стоит «Птенец», кто даст ресурсы на второй, почему все кивали и не спорили? Кто утвердил наш дурацкий экипаж? Есть ли у декана… опять запамятовала… ага, Пэйлитаринэллара, они уж точно не произнесут, хоть какой заместитель и чего этот заместитель стоит? На чем мы собираемся перемещаться по Хьёртту, если сядем вопреки плану? Надо ли сообщать об экспедиции во всеуслышание, или до поры сведения целиком засекретить? Как тогда засекретить взлет, дело-то шумное! Вопросы хоть завтра можно выпускать толстыми книжными томами, но увы, – ответы к ним не прилагаются вовсе. Ох и веселый у них ужин в Академии! Почти семейный: Ялитэ на первое, львица на второе. Я, сидя за столом Круга, успела скосить взгляд в выкладки Эла. Шансы стартовать и добраться до места – менее пятидесяти процентов. Вероятность возвращения первого экипажа в случае посадки – ниже достоверной погрешности. Это позитивный прогноз, кстати. Но в моей семье все везучие. А прогноз не вполне точный, он и им недоговорил очень многое.

Риан сейчас наверняка спешит к Лимме, ей совсем худо. Такое страшное и невозвратное, как полет практически без надежды на выживание, решить в одиночку непосильно тяжело. Эла она с детства знает и уважает, меня любит как родную. И винит себя до сих пор за гибель подводного корабля, ушедшего восемнадцать с лишним лет назад во впадину океана вместе с моей семьей. Энзи тогда одна настаивала на смене сроков и негативном прогнозе по чутью, но ее не послушали. Львица запомнила, что в критических случаях просить нельзя. И рассчитывать на понимание не стоит. Надо давить и вырывать, брать когтями, зубами, весом. Как сегодня.

Много лет назад от семьи осталась только я, деточка нашей Лиммы. Точнее, двоюродная племянница, – обожаемая, богато одаренная, капризная, самая родная, сегодня без колебания отправленная на верную гибель львицей, не жалеющей себя и других ради большого дела. Уж ей-то декан сказал куда больше о скрытности своих мерзких родичей. И догадываюсь, кого именно. Я его видела шесть лет назад. Наверняка.

Ночью Энзи снимет шпильки, сотрет косметику и будет плакать взаперти, пока никто не знает и не видит, как ей одиноко, страшно и плохо. Почти тридцать лет назад она истратила весь дар, спасая людей. А себе помочь уже не могла, ребенок погиб. Первый муж ее тогда оставил, обвинив в обычном для снави грехе: чужие дороже своих… Ялитэ буквально на руках носил, ведь ходить не могла. Лекарским Акадом ее от безделья занял, но вряд ли думал, чем увлечение обернется. «Два академика – это не семья, а ученый совет» – так шутили студенты. И накаркали, чтоб им!

Четвертый муж академиссы мне показался неинтересен сразу, самой Лиммой он тоже явно запланирован к сдаче в архив. Возле таких могучих, как она, трудно строить тихое счастье. Ей бы кого и умного, и дико-неколебимо упрямого, чтоб слова поперек ни-ни возразить и на руках сидеть пригревшись, когда лелеют и ни в чем не отказывают. Сильным женщинам очень нужно иногда быть слабыми, вот только где найти ей такого – нежного, несгибаемого и самого родного? Для одаренных, которых ласковыми, но пустыми словами не обмануть, вдвойне трудная задача.

У нас давно царит напряженный мир, время компромиссов и соглашений. Даже Риан порой тоскливо сетует, что люди измельчали и легко стали размениваться на деньги и власть. Потому он так мечтает о небе, иных мирах, расширении горизонтов, способном вернуть в мир настоящих, наполненных светом и готовых на все ради большой цели. Без вдохновенных безумцев Релат превращается в болото…

Та-ак, опять достала меня рябь. Говорил же Эл: спать. Койки на «Птенце» мерзко узкие и казенные, их сюда впихнули не иначе как вчера, узнав о срочном полете. Но все лучше, чем ничего. Закрыть глаза, расслабиться и выбросить глупости из головы. Да хоть шторм, я свой отдых сегодня заработала.

Мы летим!

* * *

Выдержки из «Правил общения с низшими»

Пособие издано малым тиражом, предназначается строго для последователей ан-моэ Грийена. Секретно. Год выпуска первой редакции – сотый от катастрофы.

«Все мы должны отчетливо понимать, как возникли и чем опасны нынешние условия недифференцированного общества.

Давайте уговоримся: мы, высшие, можем позволить себе называть вещи своими именами, без глупых поклонов в сторону фальшивых авторитетов.

Тот, кто обманом и коварством захватил полноту власти над расой айри и именуется ныне Великим драконом – не более чем выжившая из ума дряхлая ящерица-переросток. Его возможности огромны. Но разум – ничтожен! Этим воспользовались люди. Мерзкие отродья – снави – утверждают повсеместно, что своим бескорыстным служением они раз за разом спасают мир от чудовищных бед. На самом деле, эти твари захватили контроль над сознанием старого ящера. А идейным вдохновителем столь чудовищной акции, прекрасно спланированной и, увы, грамотно и успешно реализованной, является самый черный и коварный айри нашего времени – Аэртоэльверриан. Он гений, приходится признать очевидное. Но талант его не служит целям расы айри! Не помогает нам, наиболее мудрым и рациональным, владеть миром, как следовало бы по праву знания и силы.

Желая возвеличиться превыше совета старейших, указанный преступный айри ушел из горных поселений и долго исследовал возможность нанести удар.

Когда Великий дракон оказался на грани гибели по вине ничтожных людей, Аэртоэльверриан имел возможность и время – целых две сотни лет – на реализацию своего чудовищного плана. Как вы знаете, старый ящер предоставлял снавям всю полноту своего дара влияния на наш мир по их особому требованию, выраженному в использовании артефакта – «жемчужины», выдаваемой по его выбору самым подходящим. Люди пожелали использовать дар постоянно и фактически погубили Великого.

А потом возродили его якобы ценой жизни одной из снавей, именуемой Тиннара.

Еще раз подчеркиваю: вся акция спланирована Аэртоэльверрианом! Не зря он имеет наглость утверждать, что указанная снавь породнилась с неким Наири, являющимся дальним потомком кровосмесительной и недопустимой связи данного айри и низшей, женщины из рода людей. Таким образом, сам преступник не отрицает, что захватил власть над миром и разделил ее с низшими «родственниками».

Вернувшийся из небытия ящер, заявляю я, ан-моэ Грийен, – уже не Великий. Его разум искалечен. Именно этим объясняется уничтожение архивов с ценнейшими знаниями расы айри в горах в первый же год «нового» времени. Этим же объясняется наше изгнание из гор и абсурдное требование делиться достижениями с ничтожным человечеством. Учить этих дикарей, годных лишь для проведения опытов – в качестве рабочего материала – да еще, пожалуй, для простейших забав.

В указанных условиях нам, высшим, грозит полная деградация. Наши исконные ценности забываются. Наша власть слабеет. Технологическое лидерство сокращается. В связи с выше изложенным предлагаю следующее:

1. Аэртоэльверриан должен быть ликвидирован. Не он один, список предателей велик и растет с каждым годом! Но начинать следует с зачинщика бед. Задача предстоит трудная. Предатель прекрасно владеет техникой боя, умен и осторожен. К тому же явно находится под опекой обезумевшего Великого. Но мы будем стараться, год за годом.

2. Следует препятствовать вовлечению молодых айри в контакты с людьми. Они не должны обучаться и обучать в «Академии», этом жалком заведении низших. А мы просто обязаны проникнуть туда и занять в структуре высокие посты, сместив гнилого и вечно колеблющегося в решениях Ялитэ, по недосмотру вошедшего в совет старейших.

3. Промышленность и банковская система должны принадлежать айри. Ресурсы у нас есть. Прочее – дело времени и настойчивости. Получив эти два рычага, мы сможем поставить на место любого зарвавшегося правителя людей.

4. Необходимо вербовать активных помощников из числа людей. Всегда есть низшие, готовые на все ради денег и порванной глотки конкурента.

5. Следует активно сокращать число снавей. Например, создавая и запуская в густонаселенные районы обитания низших вирусные и бактериальные препараты. Борьба с одной эпидемией, по моим оценкам, уносит жизни трех-пяти гнусных тварей.

6. Важно неуклонно стремиться к восстановлению нормального положения вещей, то есть к разделению нашей цивилизации и низших. Одно из важных направлений в такой работе – воссоздание технологий и материалов, необходимых для постройки космического корабля. Не зря его уничтожил Великий в безумии своем, тем самым обрекая нас на жалкую участь окончательно бескрылых, лишенных столь ценного средства господства и разделения.

Важно также добиваться всячески физического подавления групп людей и целых стран, возомнивших себя развитыми…»

Ночь на 9 марта, Релат, Академия

Лимма Энзи

Лимма брезгливо оттолкнула тонкую книжечку, присланную ей в конверте без обратного адреса. Уже который раз так происходит. Не иначе, в окружении господина Грийена завелся айри или человек, не готовый открыто сменить «хозяина». И тайно ненавидящий его. Снавь еще раз с отвращением глянула на серую мягкую обложку. Старую, с многими надрывами у краев, засаленную, покрытую пятнами. Еще бы! Столетней давности «пособие». Одно из первых. Тогда еще печатали, используя кассы для набора текста из отдельных букв!

Больно и мучительно тяжело признавать: она потеряла в юности немало друзей в тех жутких эпидемиях, внезапно охвативших мир. Снави гибли от истощения сил. Сама она едва выжила, потеряв неродившегося ребенка. Да не вернулась бы, не добралась в живой мир, не осилила отчаяние, если бы не Ника. Племянница, упрямая и талантливая. Самая родная. Любимица Риана… «Коварного предателя рода высших». Лимма горько усмехнулась. Гения – даже подлец это признает! Еще бы. С банковской системой у него ничего не вышло. Да и с промышленностью – так, отдельные фрагменты.

Особого внимания заслуживает план по ликвидации Риана. За сто лет этот пунктик Грийена оброс в закрытой среде айри не просто слухами – анекдотами! И, во что труднее поверить, зная мягкость и доброту наставника, – трупами самых разных и одинаково невезучих охотников за головой отшельника. Всех их подстерегли нелепые случайности. Падение с высоты собственного роста с переломом шеи, например. Ей ли не знать. Все же – бывшая жена Ялитэ, старейшего из их гнилого общества… До сих пор душа плачет по погибшему, разрушенному внешними обстоятельствами браку. Потому что на ней вина за распад семьи. Тэ любил и берег, как умел. А она… Хотела большего. Но разве можно было просить его отказываться от своего народа и положения старейшего? Тогда, по молодости, требование казалось допустимым. Потому, что любил он. А сама львица – хоть теперь можно признать очевидное – уважала, преклонялась, ценила помощь, восхищалась. И не более. Тэ вернул ей возможность ходить на своих ногах, помог найти место в жизни. А сам в новую жизнь не вписался… Риан говорил, убеждал, ругал – все зря. Теперь она сама говорит, убеждает и ругает Нику. Нельзя беспечно отталкивать свою судьбу! Для нее, больной и брошенной, Тэ был лишь «костылем», хотя стыдно и тяжело признать такое. А Эллар для Ники – именно судьба.

Лимма уронила лицо в ладони, ссутулилась за столом. Как она могла отправить деточку в холодную темную пустоту, откуда нет возврата? Эллар просил – и она поддалась на уговоры. Риан тоже добавил умных доводов… Они взлетели. Большой круг в полном составе восторженно выпил шампанское за удачный старт. А полчаса назад пришла расшифровка: возможности посадки-то у «Птенца» нет! Потому что не осталось топлива. И вернуть корабль не получилось. Декан Эллар чудовищно, воистину по-драконьи, предусмотрителен! Ушел с заранее обозначенного курса. Увеличил скорость. Оказался вне возможности обнаружения, не то что связи…

По темному пустому коридору деканата лекарского Акада зашуршали тихие шаги. «Наверное, Риан», – решила Лимма. Чутье отказывалось помогать. Когда снавь в отчаянии, оно молчит. Потому что Великий не уважает это «настроение слабых духом».

Дверь открылась тихо и тотчас захлопнулась. Лимма подняла голову и вздрогнула от удивления. Затем откинулась на спинку кресла и потерла ладони друг о дружку, пробуждая утомленное чутье. Доигралась с отчаянием! Не опознала пришедшего и не позвала вовремя тех, кого следует. А ведь Тэ предупреждал. Риан предупреждал. И Эллар…

Грийен на пороге кабинета, молчаливый, замерший в оскаленном и почти неконтролируемом бешенстве, смотрелся ужасно – и, вместе с тем, комично. Однажды его до полусмерти перепугала Тиннара. Вроде бы этот тип хотел ее то ли шантажировать, то ли убить. По намекам, добытым неугомонной младшей Никой из бездонных недр всезнающего молчания Риана, второй раз – через день – Грийен едва не лишился жизни. Потому что его недостойным поведением заинтересовался Наири, муж Тиннары. Он-то был и снавь, и воин. Да еще ко всему прочему – любимый ученик и чуть ли не родич Риана. После беседы с Наири, если можно назвать беседой бег без оглядки, Грийен утратил интерес к визитам в Академию на сорок лет. Зато приобрел весьма характерный шрам на шее. И второй – на руке.

– Это не сойдет тебе с рук, – тихо прошипел Грийен. – Я знаю, что ты сотворила с Кругом первых лиц. Внушение! Я мог бы найти свидетелей и начать дисциплинарные слушания. Одна беда: моего гнева эти меры не уймут. Тебя просто сошлют в степь. Откуда вернут через некоторое время под благовидным предлогом. Так что я вынужден пойти на крайние меры. И, надо признать, делаю это с наслаждением. Умирать ты будешь долго. Я всегда ценил забавы с низшими. Они позволяли мне внести пару новых страниц в пособие для воспитания молодых айри.

– По-твоему, со снавью моего уровня такие забавы возможны? – удивилась Лимма.

– Сейчас – да, – уверенно отозвался айри. – Ты пила чай. Мой человек его готовил. Как ощущения? По лицу вижу – заметила. Ты до утра не снавь, а просто слегка пьяная женщина. Слабая, старая и беззащитная.

Лимма чуть пожала плечами. Значит, дар ушел не из-за отчаяния. Интересно, кто предал? Чай готовил ее новый ученик, хороший мальчик из хорошей семьи. Ирнасстэа, благополучная провинция… Кто бы мог подумать? Впрочем, сейчас не это главное. Важно тянуть время и искать выход.

За дверью что-то сползло по стене и мягко упало на пол. Грийен оскалился, вздрогнул, обернулся, оставляя Лимму за спиной. Отбросил длинный плащ, до сих пор занимавший обе руки. Стало видно – в левой парализатор. В правой – меч.

«Дикое зрелище, средневековое», – отстраненно подумала Лимма, оживляя панель связи и отсылая вызовы Ялитэ, Ниэсту и паре снавей, находящихся поблизости, в Академии.

Дверь без звука открылась – и ощущение нереальности происходящего усилилось еще более. За порогом, в коридоре, стоял Риан. Вполне обычный, спокойный, даже чуть сутулый. Устал он за день. В правой руке доброго наставника снавей удобно покоилась рукоять легкой сабли с малой кривизной лезвия. Это оружие Лимма видела впервые. Как и холодную, совершенно драконью, улыбку, на миг промелькнувшую в глазах Риана.

– Жить ты, как обычно, хочешь, – спокойно сообщил отшельник своему родичу. – Иди. Обоих своих охранников оставь тут. Ялитэ все устроит. Очередной несчастный случай, полагаю, упали. Неудачно так, шеей на стекло…

– Ты подлец, предавший свой род, – испуганно вымолвил Грийен, подбирая плащ и пряча под ним меч. Парализатор он бросил на пол, точно туда, куда велел кончик сабли. – Чего хочешь, убийца?

– Жизнь тебе спасаю, – дрогнули уголки губ Риана. – А ты – убийца… Сам-то сколько денег извел, меня заказывая? Я в курсе суммы последнего контракта. Знаешь, впечатляет. И размером, и глупостью. Итак: ты убираешься на свои заводы. И сидишь там тихо, как карась в пруду. Никаких дисциплинарных слушаний. Всё отменить сегодня до рассвета. Иначе я вспомню адрес и навещу тебя. Мне, вот ведь как обидно и несправедливо с твоей точки зрения устроена жизнь, никого нанимать не надо. Я сам справлюсь с проблемами.

– Не посмеешь, грязный подонок, – тихо, с дрожью в голосе, вымолвил Грийен, пробираясь к двери.

– Судя по голосу, говоришь ты совершенно не то, что думаешь, – предположил Риан. – Иди. Постарайся сохранить рассудок ясным. Припомни, кому и что велел сделать. Тогда, наверняка, сможешь смотреть на рассвет открытыми глазами, осознанно. Опять же – тебе не будет стыдно за свои грязные дела. Сам все исправишь. Глядишь, Великий оценит, как первую слабую попытку раскаяния…

– Да чтоб вы оба сдохли! – взвизгнул Грийен, осторожно протискиваясь в дверь совсем рядом с острием сабли и быстро удаляясь по коридору.

Риан проводил айри взглядом и мягко, своей беззвучной походкой крадущегося кота, вошел в кабинет и скользнул в кресло. Бережно протер темным платком саблю. Лимма отметила характерный запах крови. Съежилась и виновато пожала плечами.

– Ты предупреждал…

– Просил держать дверь закрытой на замок, – поправил Риан. – Спасибо, мальчик не подвел. Чай сделал, как велено. И мне позвонил, как договорились. Впрочем, я знал, что этот прийдет сюда.

– Что дальше? – спросила Лимма, постепенно восстанавливая душевное равновесие.

– Дождемся Ялитэ. Он прекрасно оформляет «несчастные случаи», – усмехнулся Риан. – Потом я провожу тебя домой. Прослежу, чтобы приняла снотворное. Ты взрослый разумный человек. Ты отменно провела очень сложный день, уломала Большой круг и убедила Ялитэ. Я сам не сделал бы лучше. И допустила такой промах! Лимма, я не вездесущ. Изволь просчитывать чужое поведение более аккуратно и – отдыхать. Потому что Грийен в кабинете – это результат усталости и потери хладнокровия. Я не просто недоволен. Я разочарован как твой наставник.

– Прости.

– Простить могу, – грустно кивнул Риан. – Оживить не в силах. Береги себя.

Лимма кивнула. Судорожно вздохнула и позавидовала Нике. Бесцеремонная племянница уже ревела бы в три ручья, уткнувшись в рубашку Риана. А перед этим порезала бы Грийена на мелкие ломтики. С ее-то подготовкой бойца и уникальными данными по реакции!

В коридоре застучали торопливые шаги. В проеме возник Ниэст. За ним появился Ялитэ, бледный и явно готовый к худшему. Прикрыл веки, кивнул благодарно Риану и снова открыл глаза – уже спокойные. Взгляд, достойный невозмутимости старейшего…

– Все сделаю сам, – коротко молвил он. – Лимма, иди отдыхать. Утром я займусь организацией охраны.

– Спасибо, – отозвался Риан за львицу. – Теперь ты понимаешь, о чем я говорил вчера.

– Да. Прости.

Риан улыбнулся, ловко убрал саблю в темные старые ножны, закрепленные на поясе. Решительно шагнул к столу Лиммы, отодвинул ее кресло и бережно поднял львицу на руки.

– Никогда не поступаешь так, как умница Ника, – отругал он, гладя по голове. – Давно пора снова научиться плакать. Хорошее женское дело. Полезное. Может, попробуешь?

– Не знаю, – смутилась Лимма.

– Все, прикрой глаза. Вот так, отберем куртку у Ниэста, она теплая. И начнем отдыхать. Я понимаю, как страшно не иметь сил сопротивляться и ждать, что сотворит этот выродок. Страшно, не дергайся. Ты знаешь, я терпеть не могу тех, у кого отключено нормальное чувство самосохранения. Это не героизм, а глупость – не бояться, когда опасность велика. Ладно. Давай по-другому, – хитро прищурился Риан, убедившись, что львица не закрыла глаза и не отдыхает. – Я, дракон, согласен ответить на три твоих вопроса. Учти: заветных желаний не исполняю. Заветные исполнял лишь в молодости и только для одной женщины.

– Три вопроса? – заинтересовалась Лимма, отвлекаясь от тяжелых мыслей. – Почти как при посвященни снави, да? Отменно.

– Первый ты задала, – ехидно сообщил долгожитель. – Отвечаю: да, почти как при посвящении.

– Ну ты и верткий тип! – восхитилась Лимма, плотнее кутаясь в куртку. – А если… Нет, это не вопрос!

– Жаль.

– Так… Ох, я правда устала. Того и гляди спрошу глупость. Очень хочется узнать про твою жену. Но или это – или две других важных темы. Так… Не торопи и не ехидничай! Я думаю. Первое: на что они рассчитывают? Возможности посадки-то у них нет!

– Процентов десять топлива осталось, – безмятежно сообщил Риан. – Ника прекрасный пилот. А внизу, как ты понимаешь, имеется новый шанс на взлет. Эллар прав, он там. И наверняка цел.

– Скрытный ты, ни единого лишнего слова вслух, – улыбнулась Лимма. – Точно сядут? Ой…

– Я не изувер. Не зачту оговорку за третий вопрос, – подмигнул Риан, открывая дверь квартиры Лиммы. – Иди в душ. Я сделаю тебе хороший успокоительный напиток. Вернешься, выпьешь и спросишь. У тебя останется полчаса на то, чтобы сонно и благодушно выслушать мой ответ.

Десятью минутами позже, забравшись под одеяло прямо в толстом мягком халате, Лимма выпила теплый отвар. И лежала, прикрыв глаза, ощущая, как уходят, растворяются в спокойной глубине полусна тревоги и заботы длинного и страшного дня. Риан сидел рядом, положив ладонь на ее лоб, и оттого было особенно хорошо. Может, он не вездесущ и не всемогущ, как любит повторять. Но успевает и справляется – раз за разом…

– А если не в зачет, – попробовала поторговаться Лимма, пользуясь своим несчастным и больным видом. – Одно ма-аленькое желание, а?

– Глупая львица! – почти всерьез отругал Риан. – Если бы ты умела капризничать – хоть десять! Не заветных, а так, просто одолжений… Заказала бы, например, любимые духи, которые невозможно купить или добыть.

– У тебя есть? – Лимма заинтересованно распахнула глаза. – Точно, хочу!

– Поздно, – дрогнул бровью отшельник. – Я сам предложил этот каприз – и сам должен его исполнить? Нелепость! К тому же слишком простая. Запасной флакон Эллар спрятал в моей избушке. Ника простит мне одну маленькую кражу. Вон они, на столике.

– Спасибо.

– Не за что. Ты-то хотела загадать чудовищную по своей серьезности глупость, – нахмурился Риан. – Полагаю, полную редактуру неудачного перевода «Основ регенеративной медицины», адаптированной электронной версии содержимого трех шаров знаний древних айри. Автор – мой пропавший без вести приятель и твой кумир в лекарских делах, Тиэрто.

– Точно, – сокрушенно призналась Лимма. – Не можем разобраться, уже пятый год бьемся. Возьмешься?

– Сейчас не время, львица, – устало улыбнулся Риан. – Мир айри стоит на пороге настоящего раскола. Я очень занят. Но позже я постараюсь припомнить твое пожелание. Итак, второй вопрос. Видишь, какой я добрый, и первую твою глупость с вопросом простил…

Лимма прикрыла глаза. Рядом с Рианом очень легко почувствовать себя маленькой, беззащитной, капризной и наивной. Настоящим ребенком. Потому что отшельник – по-настоящему мудрый, опытный и сильный. Никто не обидит. Никто не посмеет даже обеспокоить без серьезной причины. И духи…

Приятно получать подарки просто так. Как гостинцы, которые достаются детям от старших. Без единой задней мысли. Без намека на ответные хорошее отношение, поддержку, внимание или благосклонность. А еще и сказка на ночь. Лимма улыбнулась. Ну как тут спрашивать о серьезном?

– Почему старшая Ника, Тиннара, не стала айри? Она ведь была драконией. Летала.

– Это хороший вопрос, – похвалил Риан. – Как раз для вечера. Ника родилась в ином мире и попала к нам, в общем-то, чудом. Ты знаешь историю. Когда Тиннара появилась у нас, на Релате, Великий умирал. Уже две сотни лет люди пили его силу, использовали во зло. А порвать канал и освободиться он не мог. Очень грамотно заблокировал потоки тот злодей, четыреста лет назад дорвавшийся до власти в мире людей. Погубил брата и снавь, пытавшуюся его вытащить из состояния, как мы сказали бы теперь, клинической смерти. Замкнул силу в контур изуродованной природы. Уничтожил всех вас, снавей, и отрезал доступ к водопаду, где вы проходите посвящение. Иногда я думаю, что ему помогли. Очень редко я позволяю себе заподозрить Грийена в организации той ловушки для Великого дракона. Потому что он отказал мне в праве позвать на помощь Великому взрослых драконов. Выстроил под себя весь совет старейших айри. Сразу же начал реализацию проекта «Технобог», который был бы невозможен при живом и полном сил Великом. Много совпадений, не находишь?

Риан говорил неторопливо, задумчиво, словно общался в основном сам с собой. Слушать его было сложно. Настой уже действовал, отключая интерес к сложным умственным упражнениям. И настраивая на безмерно благодушный – как и обещал отшельник – покой. Лимма зевнула и устроилась поудобнее. Риан понял, усмехнулся и отвлекся от размышлений.

– Впрочем, ты спросила про Нику. Она пришла в мир, испоганенный темной, искаженной силой. И сделала очень многое для его спасения. Она одна тогда слышала Великого, даже не осознавая, что слышит. Это было похоже на наитие, как я полагаю. Тиннара помогла людям собрать силы для борьбы с Адептом, распорядителем искаженного, но по-прежнему могучего дара дракона. Нашла и провела через посвящение новых снавей. И вросла в этот мир. Полюбила его всей душой. Научилась смотреть на него взглядом самого Великого… Радоваться каждому дню.

– А потом она спасла Великого и сама погибла при этом, – сонно пробормотала львица. – И дракон возродил ее, одарив крыльями. Я просила правду, а ты мне пересказываешь сказку на ночь.

– Это и есть правда. Дракон взлетел. Он мог бы прожить две сотни лет и стать взрослым. Выбрать жизнь в небе или удел айри. Но Тиннаре захотелось вернуться к нам. И остаться человеком. Во многом ради своего мужа, Наири. Это такие странные вопросы, львица… Можно ли пожертвовать жизнью ради спасения мира? Стоит ли длинная жизнь и великое знание утраченной земной любви, потерянных друзей… Ей хотелось менять тот мир, который она спасла. День за днем, чтобы видеть, как он возрождается к нормальной жизни. Отдать нам свое знание из иного мира, позволяющее избежать каких-то ошибок. Обезопасить Великого от повторения той ошибки, выстроив грамотную систему контроля силы и каналов ее передачи.

– И что? – почти капризно уточнила Лимма.

– Она умела капризничать, в отличие от тебя, – рассмеялся Риан. – Великий возродил драконию. А Тиннара отказалась от этого красивого подарка и вытребовала себе другой. Великий ей не отказал… Дан вообще любит исполнять капризы.

– Великого зовут Дан? – заинтересовалась сквозь сон Лимма.

– Да. Это был третий вопрос, – мягко усмехнулся Риан.

Спорить и возмущаться оказалось поздно. Сон уже накрывал сознание мягкой пуховой пеленой. Уносил прочь, в тот особый слой на грани реальности, куда могут пробираться лишь снави. Чтобы учиться, отдыхать, искать ответы на вопросы или просто общаться.

Сегодня Лимма не общалась и не училась. Просто отдыхала.

А утром она проснулась в превосходном состоянии звенящей веселой бодрости. Потянулась, слушая, как на кухне уютно бормочет Риан, готовя завтрак. Принюхалась: отшельник пек творожники, обожаемые Никой. Точнее, обеими Никами, и старшей, и нынешней.

– Вставай, соня! – обозначил свою осведомленность по поводу пробуждения Риан. – Сегодня ты улетаешь к Тимази. Я уже договорился. На неделю, и не смей спорить! Если в мире есть место, куда не полезет со своими законами ни один дракон, даже самый обезумевший от злости, то это именно леса Тимази-Нгаво.

– Знаю, – зевнула Лимма, выбираясь из-под одеяла. – Риан, а вот третий вопрос…

– Был уже! – шутливо возмутился отшельник.

– Я проспала ответ, – нагло, подражая племяннице, соврала Лимма. – Слушай, ну ма-аленькое одолжение. Просто любопытство разбирает. Эллар мне сказал, что ты лучший боец Релата. Я не поверила. Ты у нас пожилой и вообще – миролюбивый.

– Ну? – недовольно буркнул Риан, возникая на пороге спальни с подносом.

– Как приятно болеть, – обрадовалась Лимма, двигая к кровати столик на колесиках. – Ммм, вкусно. Спасибо. Если ты – лучший, то кто просто очень хороший?

– Эллар, – усмехнулся Риан. – За последние сто лет, после Наири, он мой любимый ученик. Прочие похуже. Разве что наш дикарь Тимази… Ты поедешь к нему. И, раз спросила, – с поручением. Я отковал для рода вождей ритуальное копье. Отвезешь.

Лимма представила эффектное зрелище: она, такая маленькая и изящная, в парадном платье и на шпильках, выбирается из мобиля с копьем наперевес… Фыркнула и кивнула. Потом стала куда серьезнее.

– А если наладится связь с «Птенцом»? Без меня…

– Не ранее, чем через неделю, – твердо пообещал Риан. – Я все просчитал. Отдыхай и кушай фрукты. В Тимассе лето. У твоей любимой аспирантки Нгалы, дочери нашего замечательного вождя Тимази, отпуск.

– Ты все предусмотрел, – рассмеялась Лимма.

– Да. И не надейся, что я вам предлагаю тихо провести время. Металлургический комплекс Грийена стоит на границе лесов Тимази-Нгаво. Требуется снавь, чтобы посетить там кое-кого тихо, без лишних формальностей. И уточнить на месте, проходили ли заказы на вот такие сплавы, – отшельник извлек из кармана довольно длинный список. – Ответ я знаю. Но мне, а точнее, нам с Ялитэ, нужны копии с официальных бумаг.

9 марта, «Птенец» – 14 марта, Хьёррт

Ника

Первое утро, а точнее, пробуждение в похожей на пыточное кресло кровати на «Птенце», лишило меня остатков восторженности. Ноги затекли, руки невесть зачем мертво вцепились в спинку кровати. От кошмаров удерживают? Ненадежно. Всю ночь я бегала от стаи клыкастых голодных управителей из Большого круга, стремящихся отменить полет и поужинать экипажем. А убежав, покусанная и избитая, хромала к ржавому МД-1, тяжело взлетала и потом садилась на незнакомую планету без радаров и камер, вслепую, по баллистической траектории, имея в качестве единственного средства управления… весло. Отлепляя пальцы по одному от слегка изогнутого металла того, что ночью послужило «прототипом весла», я задумчиво рассуждала: это как же надо было грохнуться, чтоб так вцепиться? Не дай бог в яви узнать!

Волосы дыбом, пот на лбу.

Так ведь жара… тропики отдыхают.

Почему, кстати? Спасибо «пиявке», снять которую вчера не хватило сил: пустынное пекло ощущается лишь лицом и ладонями. Если это Хо начудил, убью гения, и мне, вопреки всем возражениям, воздвигнут внушительный памятник на его многострадальной родине. Да точно он – в коридоре-то нормально, прохладно.

Юноша обнаружился в моем (!) пилотском кресле. Сидел, сопел самозабвенно и пытался выудить из недр гнезда змею контакта с датчиком пульса. Не-ет, не зря я вцепилась в кровать.

– Милый мальчик, а кто тебе сказал, что я обожаю юг? – Восторженно улыбнулась я. – Спасибо, родной! Отдохнула чудно.

– Ну-у-у…

– Хо, я ведь снавь, мне врать бесперспективно, – голос окреп и уже призвякивал злостью. – Знаешь, как мы поступим? Я закрою тебя, туриста недобитого, между люками, в шлюзе-переходнике. И пойду искать пакости по всему «Птенцу». Найду – открою внешний люк. Не найду – впущу и извинюсь. Идем. Далекая родина ждет твоей кровушки.

– Я согласен, – неожиданно закивал он, цепляясь за меня. – За люк. Быстро.

В коридоре стоял Эл, очень тихий и решительный. Такого я его и сама боюсь. А малыш сегодня неоригинален: у меня юг, у айри север. Вон ресницы смерзлись. Убить не убьет, но покалечит наверняка. Вспомнит, что он декан и что лет сто назад студентов пороли кнутом за неуважение и леность.

Хуже, если припомнит более древние привычки. Я совсем недавно узнала, что наша Академия в дикие годы – лет сто пятьдесят – сто семьдесят назад, имела крепостную стену и собственную не очень маленькую армию. Время было неспокойное, а тут в одном месте: княжеские наследники – мечта вымогателя, шестнадцатилетние девочки на любой вкус, айри с полезными знаниями, лучшие лекари, которых многие желали заполучить только для себя, деньги, книги, дорогие вещи… Эл тогда деканом не был, он был мастером боя – обучал студентов и преподавателей, всех поголовно, и отвечал за охрану. Архивы утверждают, что наши стены всерьез осаждали раз десять и всегда бывали биты, и что из Академии единственный раз успешно похитили и вывезли довольно далеко ученика, но банду догнал некий Тарин и больше этих многочисленных и очень нехороших людей никто не видел…

О сказанном мало кто помнит, а уж тем более никто из нынешних студентов не знает, что забытое имя Тарин образовано от того же отменно разнообразного и протяженного полного, что и Эл-Эллар, просто по другим слогам. Я, например, целенаправленно вытрясла указанные подробности из архива, просидев там безвылазно две недели после памятного преодоления невысоким и почти хрупким на вид айри вертикальной стены Акада лекарей. До сих пор вспоминаю и восхищаюсь: одним рывком с газона до четвертого этажа. Столько лет думала – милый, образованный, воспитанный, и такой тихий, рассудительный, спокойный.

Айри слишком долго живут, чтобы не накопить тайн в своем прошлом.

Эл мягко заскользил коридором. Приметная походка, Рианова выучка. Вечно с айри так: вроде знаешь его десять лет и, на тебе – снова сюрприз. Выучка Риана, а стиль-то на сей раз явно незнакомый. Не зря он у шаманов Тимази задерживается месяцами. А, кстати, еще у горцев хребта Ака…

Хо вздрогнул и пополз из кресла мне за спину. Осознал. Я вывернула руку заголосившему хулигану, демонстрируя приоритет своих прав на жертву. Темные глаза, особенно холодные под инеем ресниц, наполнились разочарованием. Хо послушно заспешил к люку, Эл хищно следовал за нами. Плита встала на место, отрезая зарождающуюся в узком помещении волну причитаний жертвы и оставляя корабль в нашем полном распоряжении.

– Как думаешь, до вечера поумнеет? – с сомнением уточнила я.

– Никогда не поумнеет, – обречено пролязгал зубами айри.

– Пошли, я климатические настройки восстановила, но пока у меня в каюте ужас как тепло, – обнадежила я несчастного. – Я «пиявку» наконец сниму… поможешь? Наверняка еще одно кольцо припас. Место удачное, забросить толком и то некуда.

Стук зубов стих.

Айри демонстративно недоверчиво ущипнул себя за плечо и кивнул. Зря он подвоха ждет. Если мы вернемся на Релат, нас там Энзи неизбежно поженит, а если нет – разница в возрасте окажется совершенно неактуальной. К тому же с нашим гадским МД-1 я удручающе намаялась за последние полгода, когда и ела через раз, и спала урывками, и до Академии ни разу не добиралась: то есть так сильно соскучилась, что заметно растеряла свое остаточное упрямство. Наконец, после ночной посадки с веслом, я твердо решила выслушать и одобрить официальное предложение еще до подлета к Хьёртту.

Декан замечательно единообразен в своих предложениях. Он всегда встает на колено, как древний рыцарь, и очень серьезно спрашивает одно и то же. Только айри может так основательно относиться к делу! Я села на пол напротив и деловито изучила колечко, не прикасаясь к нему. У него целая связка с собой, наверняка. Эл недовольно закрыл ладонь и показал мне кулак.

– Обманщица!

– Нет, вымогательница! – гордо уточнила я. – Почему моя тетка знает о полете больше, чем, я? Капитанша, между прочим, мне вообще на борту нельзя лгать! Как вы провернули этот дикий номер? Свадебное путешествие невесть куда за счет Большого круга! Она же всех просто запрограммировала на нужный вам ответ, как последняя мошенница. Узнают – предложат на выбор смену места жительства со средней полосы на тундру или пустыню, как она там выживет на своих шпильках…

– Никто не возражал, не заявлял о внушении? – нервно уточнил сообщник.

– Нет, она же лучшая, восприняли с энтузиазмом. Тимази точно все понял, он достаточно дик, чтобы чуять, наш восхитительный верховный шаман. Но поддержал.

– Я с ним говорил три дня назад, – тяжело выдавил из себя еще одну порцию сведений Эл. – У них уже год идут странные заказы от… не важно, от пары управителей. Металлы, полимеры, иные сложные материалы. Если собрать полную картину – кто-то строит второго «Птенца». Знаю, что невозможно, – он сердито дернул головой на мое традиционное «ой-ей». – У Ринтэя увели пару инженеров. И еще у него копировали материалы проекта. Я декан, мне ли не знать.

– А пилот?

– Слушай, у меня и без того от мыслей за прошедшую неделю голова лопается, – взмолился он. – Не изучал тему. В группе пилотов есть айри, вот и рассчитывали их убедить. Может, на себя надеялись. Риан в курсе, он обещал заняться этим лично. Кто еще способен понять всех моих соплеменников и заодно вовремя отлупить?

– Он такой, – поддержала я. – А с Круга ты куда дел своих самых мерзких родичей? Минимум, четверых старейших! То есть даже пятерых! И почему этого пацана Хо впихнули на корабль еще до решения Круга?

– Потому и впихнули, – Эл скривился, словно говорить правду было больно. – Он влез в систему метеорологов, я его сам просил. Ну ладно, вынудил, не свети глазами! Управителям лететь издалека, а им дали такой прогноз, что нормальный айри с места не тронется. Что айри! Мобили посадили принудительно, теперь небось ищут грозовой фронт на десять баллов, полосу смерчей и еще какие-то редкостные по масштабу гадости. Найдут, не сегодня, так завтра, место ввода ложных данных. И за сделанное люди его выгонят из Академии… А мои родичи, скажем так, будут несколько более нетерпимы.

– Особенно некоторые, – усмехнулась я. – Те, кто тебе угрожал из-за меня.

– Отсюда поподробнее, – чуть отстраняясь, выговорил он. – Что, не только мне?

– Грийен, есть такой айри. Один из старейших, по моему мнению. На Круг не долетел. Увы, для Ньяллада, – трудный враг…

– Не думал, что вы знакомы, – он нахмурился, отбросил формальности и сел рядом, обнимая за плечи. – Ты меня пугаешь. Он едва ли не худший из всех, Ник.

– Не пугаю, а сознаюсь. Давно, шесть лет назад, под весну. Он пришел в мою комнату, не постучал даже. Хотел выключить с первого удара, – я довольно отметила, как его рука дернулась, плотнее накрывая мою спину. – Ты-то знаешь, ваши вообще не верят, что я настолько быстрее айри. Я намеренно слабо, вроде случайно, блокировала на смягчение и отлетела в угол, он решил, что справился. Почти не способен читать сознание, кстати. Принялся вслух бормотать (я же отключена), что вколет мне «удовольствие» и тебе покажет, чем я тут занимаюсь с другими айри. Достал кристалл записи и инъекцию…

– Ну, небылиц ты нагородила достаточно, хотя общий смысл ясен. Почему мне сразу не сказала? – голос стал неприятно-тихим. Понятно, опять в нем Магистр Тарин проснулся. – Я бы разобрался с этим.

– Эл, сама управилась. Отменно излупила и вколола дозу. Сильная штука! Он просил оказать милость, предлагал хоть замуж, называл самой удивительной и достойной крыльев. То яростно, то униженно и смиренно. Под запись. Я его потом привела в сознание и дала кусочек посмотреть, где он плачет на коленях и руки целует, заодно отрекаясь от прав старейшего по полной форме. Сказала, что оригинал уже хранится в надежном месте и я оставила указание тиражировать и доставить каждому айри мира, если что-то случится с тобой или со мной. Он кивнул и с зубовным скрежетом признал, что это сильный повод для шантажа, и больше я его не увижу. Больше и не видела. Запись у Риана.

– Мы с тобой отменно врем друг другу для успокоения, – усмехнулся Эл. – А уж как недоговариваем заботливо…

Потом долго сидел молча и смотрел в стену совершенно слепыми глазами. Грийен – имя из прошлого, и за ним не одна неприятность. Мне ли не знать! До сегодняшнего вечера я не решалась произнести это слово, все было не так легко, как я говорила. И очень страшно, до того дня меня никто не пугал настолько серьезно, смертельно.

На самом деле он прибыл с подручным, дождался, пока я включу душ, вскрыл замок и прошел в ванную комнату. Хотел шокировать и уничтожить, но чуть просчитался. Дал оценить серьезность своих намерений. К тому же я была в мыле с ног до головы – поди удержи. Драку мы учинили отменную, я первый раз отбивалась от айри, твердо решивших забрать мою жизнь. А что им оставалось? Репутация богатого управителя и доброго мецената не вяжется с тем, что творилось в моей комнате. Второй айри, имя которого я так и не выяснила, наверняка погиб. Его унесли на носилках, когда я была занята шантажом, потому не знаю наверняка. Конечно, в шею я ему всадила всего лишь острый конец расчески, но уж на совесть, меня не зря учили.

Без подготовки, которую мне дали Риан и Юлл, и после исключения второго, явно более слабого, противника, один на один со старейшим, все кончилось бы в пару мгновений. Грийен слишком опытен, чтобы не уметь драться. А так – у него на память остался перелом руки. Он на пару миллиметров не достал до сонной артерии… Я все же вырубила его и связалась с Ялитэ, дела драконов и решать должны они, люди тут лишние. Наш директор прибежал белее бумаги, благодарил запинаясь, что не потеряла головы и не вмешала посторонних в историю. Выслушал, сам же велел вколоть дозу и записать реакцию. Дословно наговорил мне то, что должно сказать Грийену, потом выбрал фрагмент для просмотра. Он же отвез запись Риану, вызвав ко мне Лимму. Тетка-академисса лечила, сказав всем, что «деточка» гостит в степи у Юллов.

Эл усмехнулся горько, он всегда знает, когда я пытаюсь скрыть от него проблемы. Понял, сколько недоговорено. Я клятвенно обещала Ялитэ не упоминать его имени и некоторых деталей. Спасибо, Эл и спрашивать не стал, зачем? Он всегда недоговаривает больше – «настоящий дракон»…

– Моя вина. Я сообщил своим официально, что намерен жениться, а у нас подобное, мягко говоря, не одобряют.

– Знаю. Общепринятая версия – разница в сроках жизни, я на нее попалась при первом знакомстве с тобой. Потом порылась в архивах, поспрашивала, сплетни собрала. Очередная ваша драконья заморочка с избранностью.

– Ты всегда умела работать с информацией, это у вас фамильное, – кивнул он. – Выражая идею словами Грийена, «хочешь женщину – купи, не хочет – возьми так, она потом еще и спасибо скажет». Он мне посоветовал.

– Вы же трогательно переписываетесь через доверенных лиц! – хмыкнула я. – Неужели сам, ножками, притопал?

– Все-то ты знаешь, – забеспокоился декан. – Именно. Лично явился и с порога начал речь старейшего, как будто я в принципе согласен с ним общаться.

– Ему было очень больно потом? – полюбопытствовала я.

– Да. Давно прошло то время, когда он мог мне пытаться указывать. Жаль, что и я изменился, надо было его не бить, а убивать. Ведь знал, не простит, меня в конце зимы того года дважды пытались убрать, – нехотя признался он. – Я даже у нашего отшельника жил некоторое время. Думал, ты в степи, туда они не доберутся, это внутренние дела. Ты же не айри, тебя не должны были трогать. Потом прилетел Ялитэ и сказал, что все улажено. Я полагал, его силами.

– Внутренние дела! Кстати, о них, давно думала спросить. В другой раз ты точно не расскажешь. Слушай, Эллар: лишился ты крыльев, сидишь на камушке голый и замерзший. Как дальше? Встретили, обучали, ввели в общину? Теперь-то все проще, даже мобиль высылают из Академии. Жить селят сразу, обеспечивают стартовыми средствами. – Я хищно впилась в его лицо взглядом. Если честно, я довольно подробно знаю ответ, но не от Эла, и прочувствовать его состояние напрямую желала бы.

– Да, теперь все без случайностей, спасибо Ялитэ, – он ответил на удивление спокойно и мягко. – Сидел я на камушке, Ник, совершенно так, как говоришь. Было холодно, осень, горы, снег…. Дурак дураком, слепой, глухой, замерзший. Своих родичей сознанием услышал и пошел к ним. А навстречу, представь себе, Грийен со свитой. Он любил новеньких встречать, всем говорил одно и то же: ты никто, грязь, я тебе теперь и хозяин, и бог. Хочешь жить – слушай старшего… Я послушал-послушал, развернулся и побрел прочь. Не сразу, прежде чем отпустить, меня как следует отходили, но мы очень живучие. Оставили подыхать, он мне так и сказал. Пастухи подобрали, мы ведь людей тоже неплохо опознаем, я побрел на отзвук мыслей, но не добрался. Собака учуяла, привела их. Отогрели, подлечили, жил там года три. Хорошие ребята, племя илла, бежавшее в горы от рабства, тогда у людей тоже не сладко жилось. Они не знали, что я айри, да и какая разница? Учили глупого говорить на своем языке, пасти стадо, готовить еду, сыр варить, шкуры выделывать. А потом меня отыскал Ялитэ, забрал в наше поселение. Он тоже из старейших, хоть и далеко не самый значимый, к сожалению. Учил, в обиду не давал. Лет двенадцать все было нормально, пока Грийен не вернулся из каких-то своих странствий.

– А этот тип злопамятен!

– Очень. С ним связываться учителю было некстати, а мне тогда – совершенно не по силам, пришлось уходить снова. Так я попал к Риану, вот уж у кого замечательно! Первое место, где я почти перестал жалеть, что лишился крыльев. У нашего отшельника в сундуке отменная библиотека, три яруса мелких шаро знанийв. И это – базовый курс, как он говорил. Мне хватило на следующие десять лет. С его пояснениями и бесконечной тренировкой, Риан не уважает слабых. Он был так добр, что создал для меня меч, ведь ох как немногим свои клинки делает, тем более – малолетним айри. Правда, когда вручил и убедился, что я им вполне сносно работаю, сразу отослал смотреть мир, на юг, до океана, через пустыню и дальше, куда глаза глядят. Считай, выгнал. А может – выпустил.

– До тропиков добрался?

– Добрался, но в основном жил чуть севернее, там меня довольно скоро сочли загадочным чародеем, я немножко лечил, увлекался стекольным делом, алхимией от скуки, пряностями, кулинарией, оружием. Много всякого, даже был недолго советником одного правителя.

– Пацан! Льстило небось поклонение мудрости великого Эллара?

– Это слишком по-человечески, – покачал он головой. – Должен же я был где-то жить. Там оказалось неплохо, родичей рядом – ни одного. Уже приятно. Только я тогда звался Пэйлит, это начало имени, уж потом оно обросло другими слогами. В порту встретил корабли Архипелага, у капитана были проблемы в городе, я помог, он пригласил плыть с ним. Это был средний сын кормчего из рода Бэнро, того Лайла, при котором кончилась последняя война. Тогда вас, снавей, в мире не было, и он искал уцелевших, как искали другие до него. Мы вернулись на побережье, когда все уже разрешилось.

– И застали совершенно потерянных, лишенных своего достояния и имущества айри, согнанных из гор божественным Великим драконом за непомерную гордыню и презрение к миру и людям.

– Цитируешь дословно Нирна Карнского, «Черновой вариант энциклопедии Академии»… У Риана видела, да?

Я кивнула с некоторым облегчением. Давно хотела поговорить о том случае, наконец решилась. И мой добрый Эл не слишком расстроился и не особенно изругал меня. Замечательная удача. Осталось задать пару глупых вопросов, например, кем же стал в долинах Грийен? Я знаю, но люблю иногда похлопать глазами. Да и Эла моя «наивность» забавляет. А как иначе выяснить, насколько мои догадки близки к истине? Ходим, строим домыслы, интригуем. А можно и так, по-простому.

Он усмехнулся понимающе и кивнул – правильно все угадала, зовут его теперь Йендо, он управитель большого комплекса заводов на юге. Впрочем, это имя – для людей, а в кругах айри по-прежнему в ходу прежнее – Грийен.

Разговорчивый до удивления Эллар на сказанном не успокоился и раздумчиво добавил: Грийен сразу же ушел на юг, когда драконов изгнали из гор. Там не было конкурентов, и он устроил довольно замкнутую жизнь для своих уродцев из свиты, почти подобную прежней. Принялся восстанавливать науку по обрывкам уцелевшего, таясь от прочих.

Лет семьдесят его было и не слышно. Думал, окажется всех умнее и сильнее, вернется и подомнет иных, перекроит порядок в мире под себя. А на деле пропустил самое важное – Академия выросла без него и младшие айри достались Ялитэ. Как и уважение людей. Попробовал изменить ситуацию в свойственной ему манере, гнусно и быстро, исподтишка, стравливая врагов и обещая каждому поддержку, организуя нелепые слухи, подтасовывая факты, пуская в ход деньги. А тут как раз наметился большой раскол из-за нестыковки различных систем измерения. Если мне интересно…

Я торопливо закивала, Эл рассмеялся моему усердию: остатки прически погубишь, узнает тетушка Энзи… Я замерла и охнула. Точно, убьет. Сколько сил она истратила впустую, прививая мне нормальные женские манеры и навыки! А как боролась с любимыми пилотскими ботинками, пробуя заменить «ужасное уродство» на обожаемые ею шпильки. Удивительная она. Всегда причесана, аккуратно одета и выглядит княгиней. А ведь у того же Тимази во время эпидемии ей досталось куда больше, чем мне. Я лечила, вытаскивала наших, ушедших слишком глубоко в крайнем утомлении, гоняла по лекарским делам местных. А ей пришлось общаться с важными людьми, настоящими кровопийцами, у которых надо было вырвать ресурсы и средства для умирающего леса, не дав нажиться на его бедах. Это куда сложнее. Один Грийен чего стоит, он хотел получить права на рудники за оказанную поддержку. И добился бы своего, но Лимма не допустила. С тех пор гниденыш переписывается уже с двумя деканами в Академии – Элларом и Лиммой, не желая разговаривать с обоими. И единственный человек, выигравший по-настоящему от склоки – я! Директор Ялитэ со страдальческим видом регулярно звонит мне и просит отнести записку «того господина» тетушке. Я соглашаюсь и обязательно читаю по дороге. Он догадывается, она тоже. Но я человек маленький и на свои скромные детские интриги тоже имею право.

Эл выслушал и усмехнулся.

– Жаль, не знал прежде, стоило бы не просто читать, а еще мне заносить, – вздохнул он. – Ладно, вернемся к старой гнусной истории с массовой дракой. Тогда язык княжества Карн, предоставившего для Академии земли и обустроившего новый город айри, признали официальным человеческим для обучения, построили общую систему мер и весов, согласовали десятичный счет.

– В чем же подвох? Вроде обошлось наилучшим образом, и ты стал деканом.

– Очень плохо было, Ник. Этого нет в архиве. Погибли трое весьма значимых людей и один наш, из старейших. Все шло к полному расколу. Мы бы не докатились до такого безобразия без «добрых» советов и «помощи» этого типа. А потом в сопровождении Риана появились твоя милая трижды-пра и ее муж. Най с людьми разбирался, она – с айри. Так, знаешь, пальчиком старейших поманила – и пошли они, как на поводке. Для всех айри Тиннара-Ника была совершенно особым существом. У женщин-драконов есть над нами гораздо большая власть, чем у старейших. Это закрытая тема.

– И подробностей мне из тебя не вытянуть, – хмыкнула я понимающе. – Поищу более говорливого айри. Что она им сказала?

– Я не старейший, о чем они целый день разговаривали, закрывшись отдельно от всех, не знаю, – пожал он плечами. – Могу только добавить, что у нее был жутковатый для многих дар, особенно яркий в поздние годы, – безошибочное предвидение. Та еще шутка Великого. В общем, вышли наши айри очень тихие и задумчивые, сели за общий стол. Все, кроме одного. Догадываешься, кто отказался? Уже к двери подошел, и она ему лениво в спину бросила: когда следующий раз ты затеешь подобную склоку, помни – она тебя уничтожит. И тебя, и прочих, истративших долгую жизнь айри во зло.

– А он?

– Обернулся, рассмеялся. Мол, Ника не настоящая женщина драконов, раз состарилась в один век и к тому же выжила из ума. – Эл уселся поудобнее, ему явно было приятно вспоминать старшую Нику. – Она задумчиво так посмотрела на него и тихо пообещала: «Следующий раз будет тебе настоящая, коли сам захотел. Только уж тогда не выживешь, не обессудь, сотрет из мира окончательно, без права на возрождение.» Я стоял возле Ялитэ, и могу точно сказать: у нее глаза стали ненадолго золотыми, драконьими, с узким зрачком. Ни разу не видел, чтобы Грийен так резво выскакивал из помещения. Приятное зрелище.

– Не везет ему в Академии, – посочувствовала я. – То пугают, то бьют.

– Не везет, – охотно согласился Эл. – Вообще-то он теперь постоянно использует иное имя, а прочие о том, что было, молчат, не хотят нашу грязь выставлять на общее обозрение. Дело-то прошлое. Он сказочно богат и вполне доволен своим объемом власти, строит мобили, осмелел, давит на Ялитэ, требуя разрешения генетических исследований. Свита при нем, и не все там дураки. Старейшие поголовно добились высокого положения и стремятся нас вынудить следовать традициям.

– Из-за генетики Лимма и поссорилась впервые с мужем. Грустно все это. Ялитэ боится гаденыша?

– Ник, мы все чувствуем друг друга, а когда нас много в одном месте, это подобно единому сознанию. Оно давит, диктует, навязывает, а может и покалечить или вовсе уничтожить. За Грийеном сила, его сдерживаете лишь вы – снави, Риан, с которым не станет спорить ни один айри в своем уме, и Великий. У Ялитэ сторонников куда меньше. Меня решили убрать из игры, потому что не могли иначе добиться контроля над Академией, ты стала просто поводом. Вопиющее нарушение традиций, хочешь жениться – уходи в дикий лес… А мы пока нового, своего декана подсунем, ведь никого из свиты Грийена в числе преподавателей нет. Со временем это изменит ситуацию, но мы слишком долго живем, у нас так мало молодых! – он вздохнул и снова разжал ладонь. – Ну? Я сегодня и так говорлив не в меру.

– Не ну, а давай сюда, – радостно сдалась я. – Знаешь ведь, «да, согласна», куда я денусь? Без тебя никак, даже полное имя уже вызубрила для церемонии.

– Лимма говорила, давно надо было тебя увезти еще разок куда-нибудь на остров и там поспрашивать попридирчивее, – усмехнулся он.

– Рассветная гавань Таира, – торопливо заказала я, пользуясь случаем. – Сезон – осень.

Про пленника мы вспомнили не скоро, поскольку точно нашли надежный способ борьбы с эффектом ряби, в отличие от отчаявшегося Хо. Он к тому времени уже не просился и не плакал.

Обратно в «Птенца» его запускал Эл, благодушно пообещав при обнаружении очередной неожиданности обрядить в скафандр и вывесить на пару часов за борт, произвольно регулируя процент кислорода в смеси. Хо побледнел и стремительно удалился в сторону грузовых трюмов, явно намереваясь обезвредить сюрпризы. То ли не знал, что при работающих пустотниках люк заблокирован, то ли допустил возможность их отключения ради ТАКОГО случая. Интересно, что же должно было нас безмерно потрясти? Впрочем, лучше не знать.

Утро третьего дня полета было ознаменовано общим сбором и зачтением пассажиру его скромных прав. Потом мы в два голоса попытались вразумить ребенка: «Птенец» – не игрушка, Космос – не детская площадка; нас хоть и не ждут, но другой надежды у загадочных волвеков нет; потому отныне пусть все свои пакости копит врагу на погибель… И так далее.

Пообещал. Вид имел убитый, твердил про помутнение и осознание, всем своим одаренным чутьем отвечаю – искренне. Простили. То же чутье усмехнулось: вы с ним еще хлебнете!

Собственно, благодаря ускоренной программе полета, наше безделье подошло к концу. Хо пришлось быстро обучать основам наблюдения, поскольку найти купол непросто. Бортовые системы едва ли помогут отыскать столь незнакомое. Пока я все отстроила под сортировку и выявление точных геометрических фигур. Купол – он наверняка круглый, в сознании волка – точно был круглый…

Хьёртт нас сразу не вдохновил. Серо-бурый, в слабых разводах дохленькой атмосферы, холодный и неприветливый. Для моего чутья – пустой, сухой, мертвый. Зато безопасный. На границе смены дня и ночи бывают бури, но для настоящего размаха стихии плотности атмосферы не хватает. Кстати, в отношении бактериальной угрозы можно полагаться на опыт жителей купола, гулявших по поверхности в видении неизвестного существа в масках и тонких костюмах с подогревом. Да и шлюз у них явно примитивный, а вот живы до сих пор, так что и мы после посадки выживем. Надо только сесть.

Орбита, на первый взгляд, чиста, лишь малая группа спутников, а вот обломков корабля нет. Вдруг Эл прав, и он внизу? Мой айри с третьего витка уверенно указал на основной район поисков: предгорья, идеальные с точки зрения его родичей – ровный скальный стол на многие сотни километров. Кручи с Севера, обрыв южнее.

На пятнадцатом витке мы наконец обнаружили купол: крупный радужно-прозрачный пузырь, отчетливо видимый в лучах заката. Еще три витка мы торопливо решали, как близко стоит садиться и заметят ли нас. Эл наспех посчитал орбиту и выбросил новый, уже наш, спутник связи. Три дня на Релате пьют валерьянку вместо чая и что посерьезнее – на второе. Скоро получат сигнал и временно успокоятся.

А потом автоматика опознала еще одну правильную фигуру в сотне километров к западу от купола, и спор тотчас прекратился.

Тор корабля выглядел на малом экране вполне целым и очень чужим: то ли сухой тощий бублик с кляксой посередине, то ли тележное колесо. Его будто прятали, разместив в узком горлышке скал, вплотную к северной гряде. Я обреченно вздохнула, вспомнив про жалкие остатки топлива, почти бесполезные в редкой атмосфере тормозные парашюты и ширину скального стола к югу от корабля в жалкую пару километров. Да, баллистика тут – себе дороже, без плотной атмосферы Релата мы не погасимся, тяжелы слишком. («И весла нет!» – шепотом посочувствовал Эл. Зря я ему рассказала…).

Мы вдвоем упаковали заранее зеленого Хо, до последнего не верившего, что посадка состоится вопреки всем приказам Релата. Впрочем, он не упирался, прекрасно зная, что назад ему спешить незачем. Эл рассказал, что застал юношу у открытого сейфа директоров, так что и до истории с прогнозом ужасной нелетной погоды для Хо все было отменно плохо.

Проверив надежность систем кресел, мы остались вполне довольны. Впрочем, это – примитивное самоуспокоение, будто они хоть раз подводили. Еще раз обсудили возможности реверсных дюз. Потом Эл ловко подхватил на руки и устроил в кокон своего капитана, поцеловал в макушку и пообещал в случае удачной посадки по возвращении исправить «хорошо» по астрономии и даже навигации на «отлично». Всегда говорит глупости, когда переживает за меня.

«Птенца» жалко.

Я завозилась, устраиваясь, подключаясь и запуская механизмы кресла. В любом случае кораблику, похоже, предстоит стоять на серой унылой равнине до конца времен. Памятной вехой, если обшивка выдержит. Или нашим надгробием, если прочности не хватит или удар окажется слишком тяжел для хрупких человечков, и кресла подведут… Но я постараюсь избежать худшего, и «Птенец» – тоже.

Слияние удалось легко и очень полно. Разом вспыхнули цветами луны Хьёртта, скалы внизу заиграли оттенками, прежде неразличимыми для глаз. Мир, каким его мне однажды показал волк, был еще ярче, но и таким я его наконец узнала. Вот она, вторая луна, ненавистная и очень полезная для волвеков. Действительно, мертво-зеленая, шипящая помехами. Откуда они берутся? Может, мы еще поймем.

Снова мелькнул купол, теперь движение казалось мне медленным и очень плавным. Посмотрю полноценным зрением пристально несколько витков, вроде есть хорошая дорожка с небольшим уклоном к востоку, ее Эл углядел и счел искусственным сооружением. Точно. Длинная, явно дело рук айри, ведет строго на восток, к куполу. Ровная. Узкая, но это решаемая проблема, попаду. На запад она плавно продолжается скальным гладким боком.

Маршевые я погасила ниже допустимого, когда нас стало буквально выворачивать наизнанку. У меня и по чутью, и по датчикам выходило: корпус едва не «потек», теряя форму. Зато как мы славно замедлились! Атмосфера слабо подсветила «Птенца», почти не гася скорость и даже толком не грея. Самая малая тяга, держим нос… закапали наши жалкие проценты остатка…

Я тронула свой дар, явно с трудом принимаемый этим мертвым миром, но вполне действенный. Посмотрим, что я выжму из тормозных парашютов. Смерч не смерч, а воздушные «подушки» повышенной плотности – могу. И даже защиту днища на касании и пробежке – могу. Только угол должен быть очень острым, а дорожка – чудовищно длинной.

Кромка плато.

Удар получился замечательно точным, нас даже не подбросило, лишь стало остро и решительно стесывать корпус сквозь «подушки». Короткие крылышки «Птенца» дрогнули, принимая полную мощность реверсов. Даже не закрутило. Хорошо идем, и силы еще есть, топлива три процента… два… один… Вой оборвался разом.

Из ватной тишины освоившийся слух снова выловил звуки – хруст камня, стон металла. И полная, до боли осознанная и окончательная неспособность хоть что-то еще добавить к сделанному! Топлива – ноль, сила дара вылита до капли.

«Птенец» клюнул носом, жалобно завизжал, сминая еще почти целый лоб, завалился на крыло… и встал. Вот теперь – действительно тишина… Сознание заметалось, прогоняя тесты основных систем.

Корпус герметичен, спасибо Тимази и его дикой доченьке… имя не вспомню, но кличка у нее – «горький шоколад», и она точно один из лучших химиков металлургического филиала Акада моего Эллара. Люк в рабочем состоянии. Бортовые живут.

Я не зря говорила: у нас в семье все везучие. Кресло отпустило меня, разрывая контакт.

Справа довольно трясет больной головой Эл. Слева…

– Это называется посадка? – живой, уже всем приятно, но явно не ему. – Я мертвый был бы целее! Спина разбита, ног не чую. Эй, вы скоро меня спасете?

– Никогда, – обнадежил Эл. – Сам соглашался на полет, я тебе не нянька. Ник, где мы?

– Не поверишь – два километра до их, то есть почти нашего, корабля. Я сама не верю.

Сил встать не нашлось. Видимо, я и смотрелась соответственно, раз картинно стенающий Хо притих, бочком выполз из кресла и похромал за водой. Приволок аптечку, сунул новому большому начальнику. Славно-то как, мы на твердом грунте, и я теперь не главная, пусть у него голова трещит! Капитанша разжалована до лаборанта. Эл явно думал о том же, не глядя вкатив мне дозу стимулятора. Он теперь снова Магистр, как в древние времена Академии, обнесенной крепкими стенами. Глаза блестят холодно, весь незнакомо-собранный и совершенно сухой, явно уже решает, когда и с кем идти к кораблю.

– Я смотрела и зрением, и чутьем, в корабле активных живых нет. Это странно. Как и то, насколько запущена дорога, по ней не ходили и не ездили веками, пылью занесло и следов сознания нет.

– Ты уверена в безопасности выхода?

– Биологически – насколько возможно, да. Контейнеры биопроб пусты, хотя лично я в них не верю. Датчики молчат. Чутье уверенно твердило, пока не сдохло, что мир мертв и безвреден. В общем, раз твои родичи выжили, и мы сразу не подохнем.

– Оптимистично… Хо, ты насколько плох?

– Да я пешком до купола!

– Ник?

– Магистр, я всегда с тобой.

– Ладно. Раз все умные остались на Релате, пошли.

И мы пошли.

Глупее и обыденнее это не могло выглядеть: трое шалых инопланетян, пешие, в горбатых неудобных скафандрах, ни разу толком не испытанных на практике, топают по засыпанной пуховой пылью древней дороге. Можно подумать, для нас застелено, если не оглядываться. Позади «Птенца» плиты стоят дыбом, взломанные, как слабый весенний лед.

Тор древнего корабля оказался огромен, его гладкий матовый борт нависал над нами, с каждым шагом все более впечатляя. И удивляя. Если мы, убогие, добрались, что могло помешать вернуться ему? Может, айри и грязные типы, особенно местные. Но этот корабль… Он великолепен! Вся моя душа уже любит его и радуется. Его создавал Риан, не может быть иначе. Кажется, а даже слышала раз от нашего отшельника о «малом испытательном проекте», вроде бы – свернутом и заброшенном. Если это и есть малый, каков же был большой?

Дорога привела прямиком к люку. Естественно – кто стал бы ее укладывать от иного места? К высокому, наверняка грузовому, неприметному, плотно закрытому на протяжении несметных лет, но без сомнения – люку.

Эл уверено смахнул пыль с глянцевого участка в ладонь размером, приметно выделяющегося из общего фона борта, удобно расположенного на уровне груди. Охнул, отшатнувшись, я стремительно дернула его за плечи назад и вниз, обхватила руками голову, блокируя удар. Прежде о таком мне рассказывал Ялитэ.

В архиве айри подобным образом защищали секретные сведения: берет некто, не знающий кодовых образов, заблокированный шар знаний, касается его сознанием – и получает отчетливый приказ на остановку сердца, сосудистый спазм или другое крайнее средство от любопытства. Чаще защиту делают двух– или трехступенчатой. Сначала боль и шок, потом травма и, наконец, гибель.

Здесь стоит двухэтапная, я как снавь говорю. Смешно: от испуга за Эла мой дар взбодрился. Лечить пока не надо, но если что – я смогу немножко помочь.

Эл довольно быстро отдышался сам, без помощи, и поднялся на ноги.

– Интересно, – хрипло сообщил он. – Обычно код полностью закрыт, а тут содержатся и наказание, и подсказка. Приятно то, что я в общих чертах знаком с разделом знаний, запрашиваемых как ключ. Но хватит ли этого? Ник, ты меня можешь хоть ненадолго закрыть от удара?

– Да, на меня ваш код действует слабее, минуты две дам.

– Давай, – обреченно вздохнул он, снова касаясь панели.

Я приготовилась к худшему, и напрасно. Нас впустили. Люк, словно его последний раз использовали только что, без усилия и звука исчез в борту, дохнув нам навстречу чуть более высоким давлением в переходнике. Недавно я собиралась закрыть Хо меж двух таких вот плит до выяснения степени его вины. Эл явно думал о том же.

– Я пойду с тобой, не спорь, – торопливо сказала я, пока он не успел ничего решить, он же упрямее меня. – Блокировать ваши коды ты один не сможешь. Хо пока подождет нас тут. Не надо про ценность пилота, Эл, у нас все равно нет корабля! Пока нет.

– Хо…

– Понял, жду. Эту дрянь трогать не стану, честно!

Люк за спиной снова вздохнул, формируя монолитную стену, люк впереди дождался нормализации давления и без капризов впустил в грузовой ангар. Я гордо улыбалась, забыв думать об опасности. Эл мне не возразил ни звука! Может, он наивно полагает, что из нас двоих я упрямейшая? Приятно-то как, дает почву для размышлений. Но – потом, пока не до них, вокруг столько нового!

В ангаре стояли чужие мобили, довольно грубые, но вполне рабочие. Мы прошли мимо, и я была благодарна Элу, устроившему руку на моем плече. Мертвый корабль гулко жаловался на свое сиротство, шелестел отзвуками наших шагов по длинным коридорам. Я испросила у Магистра разрешения снять скафандр, он чудовищно неудобный, и остаться в «пиявке». Эл виновато кивнул – гадкая вещь, надо переделывать. Поиграл пальчиками на наручном анализаторе. Я запыхтела завистливо. Вещица не нашей убогой работы, это ему Риан выделил. У отшельника, если поискать, и небольшой звездолет близ избушки прикопан, наверное. Декан расслышал мысли и усмехнулся. Он тоже поражается запасливости нашего старейшего. Благодаря которой может уверенно сказать: корабль работает без сбоев по жизнеобеспечению до сих пор. Воздух не затхлый, кислород в норме, влажность подобрана безупречно, как и температура. Эл быстро стащил сбрую, помог мне и облегченно вздохнул, радуясь свободе движений.

Мы поднялись выше и довольно быстро попали в центральный коридор, нерв этого тора. Горизонтальный кольцевой лифт охотно распахнул прозрачные створки. Будто соскучился без дела!

Эл безошибочно выбрал остановку, потянул меня от холла у выхода к внешним помещениям. Читать надписи и знаки на древнем языке айри было непривычно, в таком количестве я их никогда не видела. Фыркнула: из-за непомерной длины слов и понятий стационарных табличек не наблюдалось, все «живые», волной прокручивающие надпись при приближении. Интересно, датчик движения или отклик на сознание? Потом разберусь. Эл чуть заколебался, опять выбирая. Толкнул дверь.

Сбылась ночная мечта! Вот тебе рубка, огромная, наверняка с объемными экранами. Есть и прозрачная стена от пола до потолка. И седовласый капитан, навсегда оставшийся смотреть в звездное море. На полу у его ног я заметила узкую трубку. Яд? Чем можно довести айри до решения о самоубийстве?

– Эл, стой там.

– Что? – он послушно замер, напряженно наблюдая за мной. Знает, когда я переживаю всерьез. Чувствует.

– Пиран.

Самое короткое слово их древнего наречия. Рецепт, полученный очень давно, почти случайный побочный эффект генных опытов. Хотели, как обычно, снова стать драконами. И получили то, что едва не уничтожило их три тысячи лет назад. Пиран фактически не опасен для человека, но в генном коде айри он запускает процесс бурного искажения. Прогнозировать последствия заражения невозможно, варианты самые разнообразные и одинаково страшные – уродство, паралич, необратимая утрата способности читать сознание, быстрое старение. И всегда сводящая с ума боль, угнетение, потеря сна, деградация рассудка. Древние айри оценили силу пирана, но не полностью. Его попробовали ограниченно применять для наказания, одновременно проводя опыты на своих же собратьях. Тогда бездушным умникам казалось, что есть противоядие. Этика айри – тема отдельная, и не мне и не здесь ее обсуждать. На деле противоядие обернулось блокировкой мутации, к тому же временной. Спохватились, как всегда в таких случаях, поздно.

Кстати, именно из-за пирана я работала в древних архивах щитом сознания Ялитэ, стремившегося вскрыть записи тех опытов, ставшие недоступными после утраты кодов. Некому оказалось помнить: в горном поселении древних тридцать веков назад пандемия выкосила две трети населения.

Мы докопались, вскрыли сведения, хотя оказались к тому времени сами едва живы под рушащимися на сознание ударами хранящих тайну приказов, требующих умереть, вскрыть вены, броситься с обрыва… Я была тогда совсем девчонкой. Ялитэ коварно использовал мой дар в тайне от Совета Академии, запретившего опасный поиск. Вот только и не искать было невозможно, потому что пиран-то уже сам собой нашелся. Трое погибли сразу, еще десяток лежал в ожидании неизбежного.

Нас вычислила Лимма, и скандал был отменный. Меня сразу выгнали в степь, лечить нервы у доброй тетушки Юлл. Директора вернули в Академию, бледного и похудевшего. Гордиться поначалу оказалось нечем, древние сами слишком мало знали о том, что создали. Минувшие восемь лет Лимма вела работу совместно с нашими химиками: научились блокировать воздействие полностью, очистили от этого жуткого яда мир и исключили каналы заражения. Все десять айри, пострадавшие от пирана, до сих пор живы и ничуть не изменились, ни внешне, ни генетически. Правда, им приходится еженедельно вводить сыворотку, и так будет до тех пор, пока не получим настоящее противоядие – или до их нескорой естественной смерти.

Я аккуратно собрала страшное вещество, вытягивая его своим утомленным даром из мумии, которой стало тело капитана за минувшие века. Выжгла, проверила заново – чисто.

– Иди, вроде все. То есть точно все, Магистр.

– Откуда он здесь? – Передернул плечами Эл, пересекая помещение. – Пиран – не природное вещество.

– В куполе полно психов-генетиков. Времени прошло многовато, но я и по скелету вижу, что мутация зашла достаточно далеко, ее блокировали лишь частично и избирательно. Эл, они ставили опыты не только на волках и людях.

Магистр молча тронул пальцами янтарный шар, на который я сперва и не обратила внимания, прокатил задумчиво по столу, вдвинул в неприметное углубление. И мы увидели возле стола второго капитана, живого, сидящего совсем рядом с собственным высохшим телом. Запись оказалась столь совершенна, что я ловила отголоски его боли и обрывки сознания, могла рассмотреть мельчайшие морщинки одежды, оттенки цветов.

Капитан был болен давно и мучительно, худ и утомлен. Но смотрел спокойно и грустно, будто уже отрешившись от боли. Трубка лежала на столе возле его руки, пустая.

– У меня мало времени, – голос оказался слабым и тихим, с присвистом, выдающим тяжелое поражение легких. – Я привел этот корабль сюда, погубив экипаж и допустив ужасное извращение сути науки и души ее творящих. Мне пора платить за свою наивность, не подобающую капитану. Не знаю, когда и кто просмотрит эту запись. Поэтому расскажу с самого начала. Нас направил сюда приказ старейшего. Он требовал доставить ученых и весь необходимый материал, оказать содействие в строительстве базы и полностью подчиняться главе миссии. Целью обозначались исследования природы, ради которых и строился наш «Тор-а-мир». Мы дважды возвращались за новым грузом и запасами. Все оказалось обманом – приказ, цель, миссия. Пираном экипаж был заражен, едва мы осознали ложь.

Он тяжело откинулся на спинку кресла, замер ненадолго, лицо дрогнуло в судороге боли. Он любил корабль и ценил своих спутников. Капитан считал, что предал их, но едва ли мы готовы были его хоть в чем-то обвинить.

– Генетики говорили, что заражение произошло случайно, что здесь они смогут найти противоядие так же успешно, как и дома. Я поверил вторично, мы остались и построили базу. Два восьмика местных лет, которые мы приняли равными обычным без учета положения планеты, ушло на купол и ярусы жилого Гнезда. Еще пять мы помогали им в исследовании мира и его обеззараживании. Я не знаю, с какого момента осознал, что мы стали рабами миссии, зависящими день за днем от ампулы с дозой временного блокатора мутации. Слишком много накопилось боли, слишком сильно было желание жить, слишком мы верили в наше родство… Все кончилось очень резко. Я был на отведенных под опыты ярусах и теперь знаю, что такое миссия. Назад, на Релат, я корабль уже не доведу, второго пилота нет. Да и как можно решиться возвращаться, зная, что этот яд способен сделать с моим миром? Если вы, пришедшие читать это сообщение, сами из проекта «Технобог», то можете отключить запись, вам дальнейшее не интересно.

Он чуть помедлил, снова борясь с болью, тяжело склонился к столу и положил локти на светлый полупрозрачный материал. Я отметила, как изуродованы фаланги пальцев. У капитана невыносимо ныла спина, словно сорванная тяжелой работой. И, кажется, он уже почти не чувствовал ног.

– Странно удивляться желанию и готовности айри уродовать живых и разумных, ведь и мы – часть опыта. Прервать его не в моих силах, нас пятеро и мы умираем, а их более чем в двавосьмь раз больше и они все здоровы. Зато я могу отключить связь этого гнойного купола с миром, перевести основной спутник наблюдения за поверхностью в режим жестких помех и изолировать «Тор-а-мир» от всех генетиков до последнего, – он хмуро усмехнулся. – Что и сделал. Уж в двигателе корабля никто из них разобраться не способен. Это хороший код, как мне думается. Экипаж вы, возможно, застанете живым, они в камерах глубокого ледяного сна. Но будить их и трогать там что-либо без противоядия едва ли оправданно. Планы корабля и Гнезда я оставляю. Хотел бы продолжать верить, что не все айри таковы, как эта миссия. И что тем, кого они уродуют в куполе, еще можно помочь. И, как любой капитан, я хотел бы сохранить экипаж и вернуть его домой, если такое возможно. Прощайте.

Он ушел, осыпался тонкими искрами гаснущего света. Я вцепилась в Эла и плакала, жалобно и бессильно всхлипывая. Магистр молчал. Нехорошо, спокойно и очень сосредоточенно. Потом отнес меня в свободное кресло и усадил, сам устроился рядом на полу.

– Надо пригласить Хо сюда, – спокойно сообщил Эл, когда я притихла. – Пиран ведь разлагается в воздухе?

– Да, полностью. Наиболее опасны живые ткани, но и мертвые его хранят, особенно костные структуры. Эл, корабль чист, я «прочуяла» по полной, теперь голова болит от усердия. Только тела экипажа, даже камеры в порядке. Капитан сделал все необходимое, полная дезактивация. Мы можем сохранить его тело?

– Я схожу в лаборатории, ты приведешь Хо. Пожалуйста, объясни ему, что такое военное положение и насколько по-настоящему я его накажу за первую же глупость. Шутки кончились, или он работает, или составляет компанию экипажу и тихо спит, не создавая проблем.

– Да, Магистр.

Местный вечер мы встретили тихо и мрачно, в роскошной рубке «Тор-а-мира». Корабль оказался великолепен и полон всего того, чего нам так не хватало. Здесь стоял рабочий транспорт, имелись почти бесконечные запасы энергии и пищи, отличная операционная, полноценные лаборатории. Погибший капитан установил систему наблюдения за куполом и даже отслеживал многие ярусы Гнезда, хотя там его камер на плане значилось вроде бы немного.

Разобраться в обретенном богатстве – вот проблема! Начнем с восьмеричной системы счета, той еще шутки древних айри. Добавим слабое знание Ньялладом их мучительно длиннозвучного и сложного языка, особенно в старом произношении, мою полную неспособность понять оборудование лабораторий и даже операционной. Не лучше дело обстояло с оружием, найденным в грузовых трюмах, с приборами и связью. Корабль мог говорить с Релатом, но мы, дикари, пока не знали, куда надо нажать, чтобы последовал вкусный подарок, а не болезненный удар…

Эл понимал больше остальных, но и он вырос среди людей, древние технологии знал только со слов Риана и из сохранившихся записей.

В багряном отблеске первой луны рубка казалась залитой кровью, да и высохший труп капитана добавлял эмоций. Мы ели молча. Когда мне пришла бредовая мысль, и не скажу. Но пришла.

Все методы быстрого обучения, как известно, не дают полноты опыта, лишь знакомят с образами, понятиями, способами работы, моторикой. Например, я потратила на анатомию месяц, вызубривая названия и составляя целостную картину организма, и с ужасом поняла, что стою в самом начале пути. А потом Эл на час вытащил из закрытого архива кристалл с полным курсом. Закрытого – потому что удар по психике обеспечен, айри во времена создания шара данных считали людей неразумным видом и изучали соответствующими методами. Но я удар пережила и получила замечательный месяц свободного времени, мы успели слетать на острова до очередного срочного вызова: его – в Акад, а меня – на усмирение погоды, прицелившейся градом по элитным виноградникам. Вообще-то недостаточный повод для того, чтобы беспокоить ясную снавь. Но вина из Ирнасстэа – наша семейная слабость. Непогибший виноград перебродил удачно, сезон был один из лучших, у меня до сих пор припрятана пара бутылок. Точнее, у Риана, иначе бы я измыслила подходящий повод для их ликвидации. А так – пойди отними у этого насмешливого долгожителя! Сама сказала, вскрыть строго после того, как Эл меня переупрямит. По спине проползла холодная струйка сомнения – а вдруг уже вскрыл? Он же все знает наперед… и пьет теперь с Лиммой. Ой-ей!

Нет, долой малодушие. Вернемся к шарам айри и понадеемся на лучшее: итак, анатомия в теории – лишь справочная база, и она идеально подходит для записи в мозг методом копирования чужого опыта. Умение находить зависимости, логику, аналитику и практику так не запишешь, и я намаялась по полной, вернувшись к Лимме. А если снять такую же «теорию» со спящих членов экипажа?

Что даст нам «удар по психике» Хо? Точно я не знала, тем более способностей снави у мальчишки нет, но надеялась на усвоение общего представления о корабле, расположения и включения простейших механизмов, структуры помещений и так далее.

– Эл, где эти холодильники для хранения драконов?

– Первый уровень, сектор «йит», если ты про камеры сна.

– Пошли. Я не пробовала, но, говорят, так можно. Хо у нас прилично больной на голову, его и будем приносить в жертву науке. Он молодой и обладает необходимой гибкостью…

– Э-э-й… – поперхнулся наш «гибкий». – Не надо меня в жертву, а?

– … гибкостью сознания. Надо. – Виновато развела я руками. – Опыт, записываемый в подсознание и выше, должен быть чужим, иначе начнется жуткая путаница, так что я вне игры. Элу к телам подходить нежелательно, пока есть вероятность, что они содержат следы пирана, хотя риск и мал. Я перепишу тебе в сознание память одного из членов экипажа. Столько, сколько смогу. Это будут, конечно, не сами знания, а их обрывки, картины и действия. Он статичен, спит, образы как бы лежат послойно. Мы тебя тоже уколем и сделаем статичным…

– Да вы психи, – он уже почти плакал. – Статичным меня и дома бы сделали, не Гимир, так эти знатные айри. И вы туда же!

– Я уже говорила, не могу полноценно переписать на собственный мозг, понимаешь? И с тобой – один шанс из трех на усвоение, но надо попытаться. Пошли, это не очень рисковано. Дурнее, чем есть, точно не станешь. Зато ты будешь знать не только основы языка айри, но и махать руками с пользой, ничего, если повезет, не разрушая.

Он тяжело вздохнул – и согласился.

Утром мы имели двух «статичных», меня и Эла, вымотанных окончательно ночным бдением. И подвижного, отлично отоспавшегося Хо, пьяно несущего чушь на диковинной смеси языков.

К полудню мы научились его использовать. Подводили к непонятному и наблюдали действия и намерения. Он включал свет, открывал комнаты, запускал системы, задействовал экраны. Всегда – случайно и спонтанно, все более хмелея с каждым новым открытием.

На ночь мы его привязали к креслу. Кому ж охота проснуться на пути к соседнему созвездию, например.

Проснулись мы от речи внятной, но непечатной. Он хочет есть, пить, сжить нас со света, посетить туалет, вторично пополнить память, это же «прикольно». А мы – лентяи, садисты и мерзавцы – подло и беспробудно спим. Вот краткое изложение воплей и визгов. Старался он, похоже, давно, даже сорвал голос. Пришлось восстановить ему связки до звонкого нормального звучания и выполнить все прочие желания. Повторно мы с некоторой опаской выбрали другого айри для переписывания. Хо принял память куда легче и полнее и «прожевал» за пару часов, уже частично осознавая себя. К вечеру мы знали гораздо больше. Внешние камеры теперь постоянно показывали купол близ ворот, ведущих на нижние уровни Гнезда. Эл следил за экранами и одновременно просматривал записи журнала корабля, мы нашли систему чтения и архив. Я сидела рядом, жевала белковое псевдо-мясо и гордилась своим айри. Он умеет одновременно делать несколько дел и все – полноценно. Магистр различал мое настроение и усмехался, ему нравилось выглядеть замечательным в глазах будущей жены.

Волвеков мы видели несколько раз, мельком, когда их вели по коридорам самого верхнего яруса. Всех – в зверином облике, камеры давали вид сверху-сбоку, неудобный для рассматривания. Точно могу сказать одно: не волки. Крупнее, мягче в движениях, с массивной грудной клеткой, тяжелой крупной головой, короткомордые и почти бесхвостые. Вот и все наши первые наблюдения…

Магистр остался у экранов, а я тем временем устало и чуть нервно выдирала из новой памяти Хо подробности работы лаборатории. Сыворотку против пирана я знала досконально, эти опыты начались при моем участии и без него уже не обходились. Составить ее до смешного несложно, вот только в их лаборатории все так криво и непривычно! Названия половины веществ мне знакомы смутно, да и перевод размерностей и долей из одной системы счета в другую – не сахар.

Хо давно придремывал в уголке, когда я наконец отчаялась всего добиться за день. Он сам предложил подменить Эла и ночью остался дежурить у экранов. Мы проспали часа четыре. На рассвете Хо возбужденно растряс и потащил в рубку, и его нервно-испуганный вид не предполагал с нашей стороны капризов и возмущения.

Прежде пустая территория близ выхода из Гнезда кипела. Волки и айри вперемешку, неразбериха. Шум. Хо настроил за ночь звук, и теперь мы с трудом, но разбирали слова и обрывки фраз, произносимые близ камеры.

Сперва они казались непонятными, но затем Эл расслышал то, от чего мы разом сели в рядок и тяжело задумались: «Охота!». Хо кивнул на приказ Магистра и судорожно сорвался с места, бросился искать приборы дистанционного общения, оружие, аптечки…

Мы сидели, пытаясь выловить хоть несколько дополнительных подробностей, увеличив громкость и напрягая наш слух – неплохой у айри и не менее тонкий у меня, к тому же я сносно читаю по губам. К полудню данных оказалось достаточно: охота пойдет по равнине на запад, к нам. Начнется на закате. Стаю, выведенную на поверхность, уничтожат полностью. Часть расстреляют, прочих загонят насмерть – «тест на выявление предела выносливости», так этот кошмар научно называется.

– Магистр, что делать? – жалобно спросила я. – Оружием их мы пользоваться за пару часов не научимся. До стаи хорошим ходом транспорта, если он быстроходен, по незнакомым местам полдня, дорога известно в каком состоянии после нашей посадки. А в пустыне трещины, и порой широкие.

– Хуже всего обручи контроля, – сухо сообщил он, резко вылавливая суетящегося Хо и усаживая рядом. – Ты их сможешь выключить? Сиди, думай, подбирай приборы, смотайся за недостающим на «Птенца». Общее представление о дистанционной связи айри у тебя есть, как и о системах контроля, я отлично знаю, не изображай косоглазие. Три часа даю, делай что хочешь, но решение должно быть. Иначе всех прочих волвеков они вырежут уже сегодня, до единого. Понял?

– Да. Я разберусь, ломать – не строить… Магистр.

– Мы возьмем малый мобиль, он явно быстроходнее и удобнее для маскировки. Надо выбрать место перехвата, все подготовить заранее, уничтожить собственные следы. Встречаемся тут, – Эл ткнул в точку на объемной карте, недавно накрывшей стол капитана (Хо выудил из обрывков обретенных воспоминаний айри, как ее вызвать). – Ты обязан добраться сюда в начале второлуния, когда станут активны помехи. Не забудь: нам потребуется большой транспорт.

– Да.

– Ник, ты снавь. Только ты можешь устроить на них засаду и остаться незамеченной и для приборов, и для сознания. Там будет приблизительно два десятка айри и точно – пара мобилей. В транспортах тесно и кучно, – он тяжело поднял голову. – Риан научил тебя неплохо работать мечом, но не убивать. Мне жаль, что второе неизбежно. Я не хочу тебя в это бросать, но рискую при ошибке не нами, а ими.

– Я постараюсь отложить истерику на потом.

– Постарайся. Меня замаскировать сможешь?

– Если не далее пары метров от себя – да, полностью.

– Не далее, я сделаю основную работу, а ты прикроешь спину.

* * *

Из комментариев к проекту «Технобог»

«Люди, или человеки, – вид примитивных прямоходящих млекопитающих, возможный побочный результат работы древнейших ученых, исследовавших проблемы, аналогичные взятой в основу проекта. Живут общинами, неразумны и лишены логики более, чем звери.

Так, один из наблюдателей посетил стаю этих существ, терпевшую голод. Пожалев диких, он просчитал их шансы на выживание и, давая сильным возможность развиваться, убрал из состава племени наиболее бесполезных и обреченных – троих младших детенышей и двух стариков, уже не встающих на ноги. Прочие пытались убить его, не понимая принесенной пользы, и вызванному по сигналу критического сбоя дыхания подкреплению пришлось полностью уничтожить сбесившуюся стаю.

Имеют низкую выносливость, тусклое сознание, не способное к общению, слабо иерархичны. Не создали единой системы отношений и структуры, повторяемой достоверно в различных стаях.

Отличаются животным набором инстинктов и стимулов. Самцы и самки часто образуют стабильные пары, потомство не оценивается стаей с точки зрения жизнестойкости, как уже указано выше.

Внимания заслуживают лишь потому, что опыты подтверждают их полную совместимость с генокодом айри. От внедрения в клетку самки необходимого материала всегда развивается жизнеспособный и годный для дальнейшего получения потомства плод, но полностью – человеческий, убогий и короткоживущий, что лишает смысла дальнейшие эксперименты по гибридизации.

Зачатки разума примитивны, что объясняется крайне низкой продолжительностью жизни и неумением воспринимать знания от сознания к сознанию. Имеют не индивидуальный, а социальный характер обретения сознания, изолированные от общества вырастают окончательными зверями.

Второго облика лишены, хотя в так называемых «сказках» неоднократно упоминаются «оборотни», способные произвольно перестраивать структуру тела. Парой к человеку обычно выступает зверь, признаваемый сильным и опасным в данной местности – медведь, лев, волк и так далее.

Ночь на 13 марта, Хьёртт, купол Вечных – 16 марта, Хьёртт, «Тор-а-Мир»

Первый

Первый лежал ничком, уткнувшись в подстилку и впившись в нее ногтями. Он уже на восьмом восьмике лет, хотя пока тело не чувствует и малых признаков усталости. Он – старший из общины, хранитель живой памяти четырех поколений, сменившихся у самых нестабильных, – и слушатель.

Утомление дают именно беды своих же братьев, которые он может и должен выслушать, выстрадать, разделить и принять, со-чувствуя. Обычно это посильно, хоть и больно. Но мысли Третьего уже давно остались далеко вне его понимания, мальчик был так непостижимо счастлив со своей Сиддой! Невозможно и представить столь беспечного и радостного волвека в куполе. Да и девочка его смеялась и ходила в кольце рук, свысока глядя даже на хозяев. Будто беды не про них придуманы. Старший волвек часами смотрел на обоих, играющих, словно щенки, дурашливо рычащих то ли для хозяев, то ли ради шутки… таких разных и таких родных. Йялла, очень рослого даже для волвека, сухого и мощного, опасно бросающегося на свою пугающе тонкую слабенькую жену. Она в ответ тоже охотно нападала и всегда побеждала. А потом гордо каталась по загону на массивных плечах… Дети, что с них взять.

Первый усмехался: он следил и боялся каждый день, и все сильнее и отчетливее, много больше чем за себя и прочих.

Еще он видел, как появление Сидды изменило всю стаю. Волки удивленно рассматривали ее, задумывались о том, что прежде для них и не существовало. Стали внимательнее к младшим. Очень ценили Третьего за его умение оберегать свою жену. И тянулись к ней, такой непохожей, замечательной. Четвертый девочку обожал. Гладил по тоненькой руке, забавляясь дрожащей синей жилкой: у волвеков кожа плотнее, сосуды расположены глубже и не так заметны. Недоверчиво трогал ее странные длинные волосы, пахнущие чем-то нездешним и очень уютным даже после многих месяцев жизни в куполе. Угощал вкусными подачками Вечных. Потом вовсе – принес ей подстилку из своей комнаты и отдал, пусть не мерзнет.

Само собой, после этого они в очередной раз подрались с Третьим, нечего чужих жен высматривать! Стая ворчала и переживала, а малышка весело следила за сражением, даже азартно дергала сжатыми кулачками, болея сразу за обоих. Она считала Четвертого своим обожаемым братом, это скоро распознала вся стая. Только глупые Вечные с их приборами снова не догадались, не уловили главного, довольствуясь длинными странными словами «доминантность», «поведенческие стереотипы», «статус самки в стае»… Звуков много, смысла – совсем нет. Впрочем, так для волвеков лучше. Нечего хозяевам знать главное: что у Третьего – семья, что он счастлив. Даже скалится веселее прежнего. И не скалится – улыбается…

Вечным важнее всего то, что используемый для опыта самец активен и зол. Как обычно, пришли и следили за дракой, делали ставки. Первый уже усвоил их примитивный обычай спорить по поводу исхода боя на нечто ценное в мире хозяев.

Нелепо. Понятно и щенку, что победит Третий. Куда интереснее смотреть – как.

Первый наблюдал схватки и гордился разведчиком. Йялл на редкость точно и экономно двигается, умело предвидит удары, безупречно читает рисунок боя! Хороший будет вожак, если Вечные сочтут Первого старым и бесполезным. Вот только как бы все не пошло криво, ведь явно что-то назревает в их холодном и злом мозге.

Когда в семье Третьего появился малыш, Первый уже буквально стонал от дурного предчувствия, лишающего сна. Скоро все рухнет, он осознавал неизбежность драмы. Хуже того – чуял, что Вечные в большом недоумении и даже замешательстве, такое обычно угрожает новыми жуткими опытами.

А вот Сидда гордилась ребенком. Первый знал, она любила своего Йялла безмерно и считала, что он лучший, даже слишком для нее хороший. После появления младшего чуть успокоилась: кроха похож на папу и тоже замечателен, он совершенно во всем настоящий волвек! Не уродец, как почти год твердили в предвкушении хозяева. Их мысли и слова слышали и Первый, и сам Йялл. Не слабый мелкий человечек, а полноценный сын волвека! Будет большим и сильным, как папа. Станет разведчиком и перехитрит всех хозяев! Йялл с женой часто сидели и шуршали в уголке вдвоем, нахваливая сына, а Первый беззвучно стонал поодаль.

Третий ему не чужой, щенок брата. То есть сын. Самый отчаянный в общине, везучий и чуть диковатый. Даже хозяева прощали ему бунты и злость. А еще Третий чудо как наблюдателен и умен, он открыл время второлуния, безопасное для бесед, умудрился распознать и перехитрить систему запора в загонах, где братьев держали, напоив волчьим соком. В лишенные наблюдения часы разведчик оттуда сумел пробраться на второй уровень, пониже основных загонов. И один раз даже на третий! Он видел там и старших и младших щенков.

Третьего они со Вторым давно готовили на место вожака вожаков, видя косые взгляды Вечных: стар Первый, пора менять. Мальчик бы справился: он яркий, живой и преданный общине, его все любят и уважают. И он неравнодушный, смог бы слушать братьев и забирать их боль. К нему и теперь многие ходили, не желая выматывать вожака.

Но все сломалось и пошло криво, когда забрали Сидду.

Йялл вынес бы чужое горе, но не эту пустоту, обернувшуюся Криком. Небывалым. Третьему, почти не сознавая себя, ответил сам вожак, и, уже совсем невольно, обратился к прочим. Позволил всем со-чувствовать Йяллу, помог вплести в стон многие сознания. Некоторые, с нижних ярусов, Первый никогда прежде не слышал и не воспринимал. Куда ушел их Крик? Ведь ушел и не рассеялся, уж он-то знает, он – Первый…

Йялл сорвался – и потом, очнувшись, бросился виновато и отчаянно искать вожака, чтобы все исправить. Да что исправишь? Вечные слышали. Впрочем, вожак с самого начала ожидал от хозяев чего-то подобного. Сидда не тупая самка, и ее отдали наиболее восприимчивому из «стаи» не зря. Для своего очередного дикого опыта, несущего волкам только беды. Теперь они знают, что Третий не зверь, и станут его резать на кусочки, выискивая отличия от прочих. Или уничтожат всех махом. Второй говорит, так уже было. Мол, обозначение «2/7» у Йялла – это номер поколения, два полных восьмика и еще семь. А они, волвеки, помнят лишь последние два восьмика. Семь предположительно стабильных поколений исчезли… стерты.

Нет, Сидда и Крик ни при чем.

Ее отдавали, наверняка, рассчитывая на подобный исход. Иначе, окажись все не по плану хозяев, сразу перевели бы к другому в загон или вовсе убрали вниз, откуда и подняли. Прежде стабильных щенков получали без того, чтобы позволять одному из вожаков, и даже не Первому, жить своим домом.

Все начало складываться плохо гораздо раньше, тяжесть гнета зреющей беды вожак ощутил очень давно. Вечных понять трудно, их цели неясны. Два восьмика поколений без особых перемен – и вдруг что-то необычное. Значит, хозяева достигли задуманного и обновили свои задачи.

Первый вернулся вниз, в загоны, позавчера вечером, он слышал и ощущал, как коридором мимо провели Третьего. Вниз, туда, откуда никто не возвращается. Мальчик даже успел на ходу проститься и попросил прощения. За что? За свое обреченное заранее счастье и сменившее его неизбежное горе? Глупо. Первый и сам бы отдал жизнь до одного дня, чтоб хоть встретить такую, с которой и под куполом жить не страшно. Даже от отзвуков общения этих ненормальных у братьев души пели. Не у всех. Второй давно советовал сломать спину «дирту-1/5», нестабильному, неперспективному и завистливому. Первый раскаялся в своем мягкосердии по-настоящему, когда осознал жадность «дирта» до Сидды. Да и место старшего, Первого, этому огрызку часто снилось. Если в мире есть предательство, то и среди волвеков предатель найдется. Правда, «дирт» говорить толком не умеет, секретов общины не знает и опасного хозяевам не расскажет.

Его пришлось оставить топтать загон, чтобы спасти другого щенка, обозначенного Вечными как «ним-3/2» и приведенного в паре с «диртом-1/5» снизу. Жизнью «дирта» оправдали спорное право уцелеть для «нима»… Тот рос слишком слабым и в стае не выжил бы. В дикой и глупой стае ум не слишком ценят – а он умен и памятлив, мог бы стать хорошим Вторым.

Уже не важно.

Первый лежал, горящей кожей спины ощущая занесенный удар беды. Потолок посветлеет, и они придут. Сейчас спят, а вчера вечером решили, что ему и другим не следует дольше жить. Так говорит сердце. Первый слишком давно в куполе и ощущает Вечных так ясно и подробно, как никто другой. На этом уровне, на втором и третьем, иногда примечая и тени сознания с более глубоких ярусов. Сегодня всюду – только азарт и предвкушение. Незнакомое, радостное, победное. Страшное для волков, смертельное и неодолимое. В этот раз им вожаков не выбирать. Память погибнет, новым придется все делать с нуля. Сколько поколений ушло на язык! На простейший счет и понимание этого самого «нуля». На изучение лабиринтов. Неужели опять зря?

Он ошибся, они пришли еще затемно и повели наверх, напоили «вечерним» волчьим соком. Сутки боли Первый перетерпел, с растущим ужасом осознавая в соседних клетках присутствие лучших из стаи-общины. Более пяти восьмиков! Почти четверть взрослого поголовья.

Их накормили досыта, напоили и вывели в пустыню.

Для слабых глаз Вечных волки на поверхности – неприметные серые шкуры на блеклой пыли. Но хозяевам вещи сегодня были интересны. Забавны. Вот они и бродили кругом, весело переговаривались, смеялись. Щупали загривки, пинали в бока. Щелкали бьющими током бичами. Первый в полноте ощущал их пьяную радость, острую и нездоровую, как даримое обручем контроля удовольствие. Столько хозяев сразу он никогда не видел. И еще идут…

Вожаков сбили в особую группу, отдельно собрали сильных молодых волков. Пришедшие снизу принесли краску и стали распылять на шкуры, делая мех блестящим и ярким. У вожаков – красным, у сильных – белым, у прочих – желтым.

К полудню из особых ходов выползли обманчиво тяжелые повозки. Хозяева то уходили в нижние уровни, то возвращались, суета росла. Что она означает, Первый понял, лишь когда все Вечные вернулись, разделились на две группы и стали устраиваться в повозках. И ружья, и луки он видел прежде. Этим угрожали стае, выпуская в дальние пробежки вне купола. Верная смерть, быстрая или мучительная – уж как решит хозяин. Обычно Вечные выбирали второе. Например, стрелы имеют наконечник, бьющий при попадании, как бич. От пронизывающего все тело удара, когда он приходится в ствол спины, надолго отнимаются задние лапы. Если же целят в шею, то волк падает, не в силах более шевельнуться и обычно умирает, ведь дышать он тоже почти не способен. Но гибнет медленно и трудно. Так забавнее.

Охота.

Знакомое слово, часто повторяемое этими двуногими зверями. Просто он никак не мог поверить, что это на них, на волвеков, пойдет охота. Не хотел поверить. Зачем? Их мясо Вечные вроде не едят, а шкуры не ценят. Тем более – слипшиеся, облитые мерзкой вонючей краской. Тогда – зачем?

Рядом встал Четвертый – голос Первого и охранник закона общины. Мало ли что вздумают нестабильные, пока старший спит? На Четвертого разок посмотреть – глупости из головы исчезают сами.

С чем пришел? Тоже знает про охоту. Скалится, надеясь уйти, советует держаться в середине и обещает прикрыть, все будут стараться. Куда уйти? Вне купола жизни нет, дышать нечем да и еды в пустыне не отыскать. Впрочем, Вечным охоту испортить – уже дело. Самое последнее в жизни.

Их снова накормили и напоили в свете вечернего тусклого солнца, дали надышаться густым сытным воздухом и велели двигаться на закат. Стая пошла ровно, довольно резво. Ворота, ведущие вниз, к уровням загонов, уже скрылись из вида, когда грунт принес вибрацию тронувшихся повозок. До стены купола в эту сторону таким ходом менее часа. Что потом? Да не будет этого «потом»…

Первый остановил стаю, вынудил всех валяться в пыли, гася яркость еще чуть липкой краски, чтобы вновь стать менее приметными целями. Затем разбил волков на малые группы и рассеял по пустыне. Две повозки всех не накроют одним ударом. «Ним», которого он хотел видеть Вторым, бежал чуть правее. Слабый. Сегодня ноги ценнее головы, хотя и они не спасут. До второлуния обруч рассказывает хозяевам о каждом – и где он, и что видит, и насколько устал.

Вибрация чуть приблизилась. Солнышко стояло уже совсем низко и ласкало лиловыми лучами морду, радуя напоследок. Лохматое, сияющее, теплое, будто шкуру гладило: терпи, волк, будет и тебе надежда. Откуда? Но все равно приятно, Первый даже оскалился и рыкнул в ответ: спасибо.

Бликующий купол впереди оборвался… дырой. Для охоты пробили, вот даже как. Не нужен больше, а служил из поколения в поколение, не зря на нем требовали искать даже малые трещинки. Прежде и ничтожной царапины боялись, заставляли смотреть, торопливо заделывая найденные дефекты. Он наблюдал: уже через пару часов трещины пропадали, словно сами собой затягивались. А теперь – дыра, огромная…

Он, вожак, снова прав в своих догадках, да только нет от сознания правоты ни малейшей радости: цели у хозяев теперь иные.

Стая сжалась в плотную массу у пролома, сзади настигала вибрация. Охотники. Закат по своему обычаю угас резко, оставляя пустыню на попечение первой луны, сегодня неполной и мутноватой, переливающейся огнями на меченых красным шкурах. Выходит, их так испачкали для ночной охоты. В перволунье выбьют старших, а второлуние подсветит иные цвета. Мудрено все у Вечных, убивают, и то не по-простому.

Волки миновали пролом и снова рассыпались редкой цепью. Далеко позади зудели повозки. Обручи горели и заполняли болью головы. Так бывает всегда, когда хозяева слишком пристально следят за своими вещами. Хотят не упустить ни одного до второлуния, когда следить будет некоторое время невозможно. Тем более сегодня, ведь зеленая луна уже много ночей взбирается к зениту и разбухает: пришла ночь ее полноты. Второлуние будет долгим.

Стая шла ровно, а Первый все больше беспокоился. Их слишком просто отпустили и слишком неспешно преследуют, прямо в спину, всерьез не пытаясь нагнать, обойти. Невыгодно и наивно. Плохо, что нет Третьего, он разведчик и в таких делах куда как полезен, понял бы уже давно…

Вожак рыкнул, подзывая Четвертого.

Брат охотно согласился – там, впереди, засада. Если бы обручи не мутили сознание столь основательно, наверняка получилось бы учуять и расслышать раньше. Но и сейчас надо пробовать. Волки замерли. Первый поднял морду и тоскливо бросил вверх стон, чем-то отдаленно похожий на Крик Третьего. Точно – засады. Две, и почти рядом! Далековато стая забежала в дикую пустыню, а выхода все одно нет. Сзади повозки и узкий пролом, их сюда загнали по единственной дороге.

Столько лет волки надежно прятали свой разум! И теперь должны либо умереть, тупо подставляясь под удар, либо попытаться выйти, спастись от явной и смертельной угрозы, разом рассказав о себе хозяевам всё.

Вот зачем эта охота.

Четвертый коротко охнул, соглашаясь. Стая уже мертва, но щенки в Гнезде еще живы. А может, повезет, даже Второй уцелеет… Глупая стая – живые дети, простой выбор. Значит, им только вперед.

Теперь бежали резво и кучно, зло пихая вожака в середину, пряча за спинами. Слабые чуть приотстали. Вторая луна лизнула горизонт, когда сухо свистнула в редком воздухе стрела и нашла первую шкуру для трофея хозяевам. У них есть оружие, убивающее надежно и наверняка, но это – забава, так интереснее. Пока лишь пристрелка, в крестец, чтоб позже добить. Или бросить? Кто поймет этих Вечных. Старший уже не пытался. Он бежал ровно и мощно, считая выстрелы и примечая намеренные промахи. Нет, вожаков не собирались выбивать первыми, только пугали, злили и провоцировали – умней, зверь! Ты же лучший. Ты же не зверь…

Еще двое желтых почти разом споткнулись и затихли, с разбега перекатившись через голову. Повозки шли сзади совсем близко, можно было разобрать смех и свист хозяев. Срезался на бегу белый. Засады теперь располагаютка как раз сразу справа и слева, но обе – молчат! Стая удивленно миновала их и понеслась дальше. Повозки притормозили, подбирая новых охотников. Значит, снова Первый прав – это не только охота, но и злой опыт, объединенный с забавой. Опыт, возможно, закончен. А забава – только начинается.

Теперь повозки нагнали быстро и пошли с обеих сторон от стаи, чуть раскачиваясь и мягко обтекая неровности. Пустыня тут гладкая, наверное, потому и пустили охоту на закат. Вторая луна зеленым ядом залила пыль, повозки глухо заворчали и вырвались вперед. Оттуда удобнее выцеливать? Вечным интереснее смотреть, как падает идущий впереди, и как его затаптывают свои же… Или не затаптывают? Ним споткнулся, резко укоротил бег и отстал, закашлявшись. От повозок, и правда, многовато пыли. Но Первому это пока не мешает, а Ним слабый, уже едва дышит. Занятно: сзади теперь спокойнее. Поди пойми, кто дольше протянет. Стрела глубоко впилась в белый загривок, волк с визгом покатился под лапы братьев. Другие наконечники, не шок, а боль. Все у них для смерти продумано, и ничего – для жизни. Еще один волк лег в пыль, желтый.

Пристрелялись.

Старший отрешенно подумал, что от Гнезда в центре купола уже больше двух часов хода. Легкие горят. Они все мертвы, даже те, кто еще дышит и бежит: назад не добраться. Собственно, счет пошел на минуты, слабые скоро начнут задыхаться и падать.

Пятый резко метнулся к повозке слева, прыгнул и умер еще в полете. Нет, хозяев им не достать. Беда с этими Пятыми. Вечно лезут вперед. Хотя – уже не важно. Это последний этап опыта, бег на выносливость. Справа предназначенную вожаку стрелу принял Седьмой. Старший тоскливо повел мордой, осматривая стаю: четверти братьев нет.

Может, именно благодаря повороту головы он и приметил то ли краем глаза, то ли кромкой чутья невнятное движение близ левой повозки.

Блик? Силуэт? Тень? Вожак рыкнул недовольно: прежде в этом облике он на зрение не жаловался. А на чутье не жаловался и вовсе никогда! Но что-то там было. Хоть и не ощущается более никак…

Еще мгновение – и оно проявилось. Криком охотников, острой волной их страха, на долю мгновения опережающего незримую смерть. Волки удивленно встали. Отличные неподвижные мишени, нимало не интересные для правой повозки, разом сбросившей ход, свернувшей и тупо ползущей к своему двойнику, замершему слева.

В ухо охнул Четвертый. Он тоже насчитал восьмик смертей и еще две, чуть позже. Вечных убили? Разве такое бывает? Первый оборвал гвалт стаи и потребовал забрать отставших и убитых. Молодец Четвертый, все делает правильно, вызвал самых крепких и еще не задохнувшихся. Быстро он их увел, вот уж кто умеет работать без задержки. Мог бы стать Старшим, если Третий утрачен, – но не хочет. Уже все с ним говорили, твердит свое: буду беречь Первого – это мое место. Упрямый. Знал, что Первому вернее оставят самку – и переживал за Йялла. Он не желал менять своего отношения к человечке. Друг, брат – но не более. Если Сидда и ценила особенно кого-то в стае, то его, веселого, вечно пихающегося с мужем и «заигрывающего» с ней. Умная девочка, она их всех понимала. Даже научилась чуять и говорить без слов, хотя прежде Первый считал, что это умение – врожденное.

Поредевшая стая смотрела на мертвую повозку, а Первый упорно выискивал блик-силуэт не там, а возле еще живой. Вот он! Даже два блика. Один по-прежнему невнятный, а второй вроде более ощутимый, и в нем есть нечто неуловимо знакомое… Кажется, вглядись попристальнее – и станет все ясно… Но странное сознание ускользает от чутья вновь и вновь. Ловко, мягко, уверенно. Будто играет!

Нет, не понять. Еще несколько мгновений, ставших последними для еще живых хозяев – и кроме волков и странных существ в зеленоватой пустыне под ползущей вверх второй луной, способных дышать, похоже, не осталось.

С повозки вниз метнулась-упала тень, становясь, наконец, нормально, полноценно видимой и осознаваемой. Будь луна ниже и шум в голове потише, приметил бы раньше. А так – снова он лишь следует чужому плану. Непонятному: эти существа почти неощутимы и совсем незнакомы.

Первый неспешно, мягким скользящим шагом, пошел навстречу неведомому. Может, он в стае и старший, но пока не утратил ни силы, ни выносливости, ни рассудительности. Враги наших врагов – они кто? Может, друзья. А вдруг просто местные хищники, из-за которых Вечные столь ревностно хранили целостность купола?

Не хищники.

В пыли сидела и сквозь зубы всхлипывала самка… то есть, конечно, женщина. В шкуре и маске, обычных для Вечных. Как и Сидда, тоже человек без второго облика. Только эта, пожалуй, не дала бы самому Йяллу легкой победы. Теперь Первый воспринимал ее сознание отчетливо, как и неожиданно мощный отклик на свое прикосновение к мыслям. Девочка раньше никогда так страшно не убивала, и теперь с трудом держит себя в руках, – понял вожак. Справится, она сильная.

Главное – она не враг. Она пришла помочь. Она и ее самец…

Нет, так невозможно! Надо срочно сменить облик, пока его не приняли за окончательно дикого! Волчьи мысли короче и наивнее человечьих, особенно в обмене с незнакомым, не из стаи. Братьев он изучил слишком хорошо, чтобы понимать безошибочно и трактовать их намерения и действия в любом облике. А новые читаются очень примитивно. Первый от раздражения рыкнул негромко, тотчас пригнулся, припал на передние лапы, опасаясь волны испуга, рождающей опасное непонимание. Но незнакомка ободряюще кивнула, крикнула что-то, явно адресуясь наверх, на повозку. Второй чужак там, и есть в нем что-то, от чего щетинится загривок. Нет, надо быть спокойнее и не спешить с выводами.

Не глядя поймала запрошенное. Ловка!

Такие маски носили на поверхности все хозяева. Первый понял, что ему советуют менять облик и сразу надевать маску, не вдыхая опасный воздух. Рыкнул, усмехаясь. Хозяева их поили волчьим соком, «облегчая» трансформацию. Точнее, растягивая ее, наполняя болью и делая невыносимыми еще несколько дней, пока странное напряжение и беспричинная злость не улягутся. Без сока ему достаточно пары минут. Знали бы они! А девочка, похоже, как раз знает…

Третий всегда ходил вниз волком. Чутье богаче, зрение лучше, слух и нюх тоже, само собой. Да и когти неплохи: от обнаружения Йялл много раз прятался, впившись в стену или потолок.

Гнусно пахнущий хозяевами намордник ему надела незнакомая человечка, бдительно уловив первое подходящее мгновение. Теперь можно сесть и попробовать договориться. Ох и холодно в пустыне этому телу! Ничего. Терпения волвекам не занимать.

– Я Ника. Ты из вожаков? – отчетливо выговаривая слова, спросила она на языке хозяев.

– Я Первый, – удивленно кивнул волвек, снова ежась от холода. Что еще эта странная человечка знает и может? – Откуда знаешь о нас так много?

– Потом, времени мало. Нас двое, и второй – не человек и не волк. Он айри.

– Вечный? – сознание наконец согласилось принять очевидное и страшное. Второй из группы, тот, что еще на повозке, – из породы хозяев. Если и это очередной опыт…

– Нет, мы не из купола, – резко вскинула она руку, обрывая бурю мыслей и догадок. – Я прошу верить нам, и мне, и ему. Ты можешь обеспечить нормальное поведение своих… да как же сказать-то…

– Братьев, – подсказал вожак, не в силах рискнуть всем и поверить. Хотя, если принять во внимание обстоятельства: они решением хозяев уже наверняка мертвы. И дышат лишь благодаря вмешательству странной пары. А сами Вечные не дышат. Первый кивнул, повторяя движение незнакомой человечки: – Да, верю. Но я жду пояснений.

– Там, где есть воздух, поговорим. Эл, ты как, не ранен? Его зовут Эллар, кстати.

– Запоздалая забота, но приятная, – вроде чуть лениво усмехнулись сверху. – Нет. Я прыгаю.

И уже стоит рядом, невысокий, по меркам волвеков, на удивление спокойный. Совсем не Вечный, у них подобных глаз не бывает – внимательных, глубоких и ясных. Хозяин не стал бы переживать за девочку, ему своя шкура дорога. А этот бережет человечку. Смотрит так настороженно, двигается замечательно мягко. Хорош, всех держит в поле зрения. Боец. Первый одобрительно заворчал. Названный Элларом коротко кивнул, убедившись в безопасности Ники, бросил в руки одёжку одного из убитых Вечных. Первый снова заворчал, уже недовольно.

– А где я тебе другую одежду возьму? И так штаны самые просторные и вполне чистые, да и куртка тоже неплоха. Имей совесть, это же моя самка… ой-ей, – айри ловко отскочил из-под удара рыкнувшей не хуже волка Ники. – Да кому еще она такая драчливая нужна, если разобраться? Не хочешь – ходи так. Только без шкуры ты замерзнешь в несколько минут!

Прав. Первый вздохнул и принялся натягивать незнакомую гадость – штаны. Тесные, неудобные. Нет, эти двое точно не из купола. Теперь он убедился. Кто из Вечных станет ему помогать встать, например? Или станет заботливо предлагать куртку… Ника тем временем поспешно бормотала что-то под нос. Первый прислушался: язык незнакомый, лающий, слова короткие, говор очень быстрый. На наречие Сидды не больно похоже, но куда ближе к нему, чем к языку Вечных. Впрочем, вожак и слышал-запомнил пару слов из речи жены Третьего, не более.

– Убью гада! – малопонятно, но очень выразительно, сообщила человечка, переходя на знакомый, хозяйский.

– Понравилось, как потренировалась на Вечных резать горло? – Поднял бровь айри и пояснил волку, впервые повернувшись к стае спиной и пристально осматривая горизонт на западе. – У нас есть еще один человек, звать Хо, он должен быть тут. Но его нет, а луна довольно скоро зайдет. И тогда нас увидят и услышат.

– Повозка идет с заката, волки сказали, – кивнул вожак. – Близко уже. Там.

Первый скривился, ощущая примитивность своей речи в сравнении с новыми знакомыми. Еще раз прокрутил в сознании события. Прикинул, как с ним общаются: стараются не говорить сложных слов, не спешат, усердствуют с произношением. Но даже так лишь половину удается разобрать, не более. Что можно подумать о волках? Ясное дело: дикие, глупые. Неприятное ощущение. Даже не обидно, иначе. Горько – потому что с этими двоими не надо притворяться зверем, а на полноценного человека он пока не тянет, себя-то Первый не может и не хочет обманывать.

– Вижу, спасибо, – кивнул Эллар. – Итак, сообщи своим. Нового человека зовут Хо, он еще молод, почти ребенок. Этот язык пока только осваивает, сознание слышит хуже нас, так что терпите, будьте внимательнее и мягче с ним. План такой. Вы все забираетесь в повозку, приносите ближних раненых и трупы. Дальних нам не забрать, времени осталось полчаса-час. У нас несколько масок с хорошим воздухом. Дышите по очереди, я покажу, как подать воздух. Хо погасит обручи. А мы с этой девицей сожжем тут все до полной невнятности.

– Погасит? – тихо охнул Первый.

– Ну, отключит… сломает… вырубит, – забормотала Ника, чуть успокоившись. – Хо у нас почти все может довести до нерабочего состояния. Главное – постараться не оставить своих в пустыне.

– Я уже послал братьев. Потороплю. Но мы заберем всех. Мы успеем.

– Хорошо, – светлоглазая снова поежилась и жалобно глянула на айри снизу вверх. – Эл, Магистр мой обожаемый, напомни мне, я должна на корабле устроить истерику. Поплакать и повыть. Очень плохо.

– Напомню, – серьезно пообещал он, поднимая на ноги жену – теперь Первый был в этом вполне уверен, именно жену – и одновременно обнимая. Знакомо, совсем как волвек, делясь с ней своей уверенностью. – Ты молодец, все сделала правильно, иначе было нельзя. И перестань дрожать, рано расслабляться. Нам еще мобили взрывать. Конструкция на редкость глупая, скажу я тебе! Как они столько лет ходят? Развалюхи. Смотри: во-он там фильтр, я его надрезал. Пыль взрывоопасная, все посчитано. Этим бортом я бью…

– Ты вообще близко не стоишь! – разом вскинулась она, переставая всхлипывать и дрожать. – Бери мечи, бичи и прочее что нужно, тащи гнусного родича на наш транспорт. Первый, одного из хозяев мы не добили, хотим расспросить в удобном месте, пусть волки тоже не догрызают и хорошенько присматривают.

– Скажу.

Айри уже ловко метнулся вверх, прямо по стене, то есть борту. Так хозяева никогда не двигались. Неужели умеют? Надо спросить.

Ругаясь и бормоча, Эл завозился в недрах повозки, радостно хмыкнул. Борт пошел вниз, удобно лег краем на пыль. Пара волков заинтересованно нырнула внутрь, следом прошел Первый. Остановился, передернул плечами. Хозяев буквально порезали на куски, кровь повсюду: не удивительно, что Ника так дрожит. Волкам, и то не особо уютно. Только айри спокойно и деловито собрал полезное, сунул полный мешок в зубы ближнему брату. Пинком отметил живого врага, предлагая Первому помочь с переноской. Вечный был в сознании, и своего родича опасался куда сильнее, чем даже бывших подопытных, получивших свободу. Он сидел, будто забыв речь, тихий, послушный.

Странное ощущение: держать хозяина за шкирку. Долгожданное. И не вызывающее тех чувств, которые мерещились много раз в предвкушении – ярости, желания немедленно убить и осознания своей власти. Слишком он жалкий, бывший хозяин. Владеть этим? Смысла нет, вот уж точно. Убить? Усталость погасила гнев. Одна гадливость шевелится в душе, словно рука держит грязь и сама пачкается об нее.

Несколько минут спустя рядом остановилась большая повозка, точно такая, какие используют хозяева. В нее забрались все волвеки, затащили раненых и погибших. Первый уточнил для Ники: надо дождаться еще троих, уже бегут, будут скоро. Девочка согласилась ждать без возражений, даже не стала уточнять, насколько совпадают понятия «скоро» для нее и вожака.

Братья удивленно озирались, изучая странное место. Юркий Хо, совсем щенок, то есть ребенок, деловито ощупывал обручи, звенел непонятными предметами – наверняка «приборами» – и трещал на чужом языке, не переставая. Первый коротко покосился на говорливого мальчика: это он от страха, не нравятся ему волки. Сидда тоже сперва боялась. Привыкнет.

Вожак сел, поджав замерзшие до судороги босые ноги. Вздохнул, радуясь сытному воздуху маски, и задумался. Удивительно разные все трое незнакомых. Девочка порывистая, светловолосая и светлоглазая, айри очень спокойный и почти привычный по виду и восприятию Вечных, волос темный, лишь глаза странные, густо-черные. А мальчик и вовсе – почти одного с волвеками в облике людей окраса, коричневатый. Суетливый, нервный и ускользающий от восприятия: слишком он много и сложно думает, бормочет невнятно, да еще на трех, а то и более, языках. Ощущаются все совершенно по-разному…

Хо радостно присвистнул и чуть толкнул волка, обреченно терпевшего все это время копание в короткой щетке меха на голове: следующий. Пока малыш отключал обручи, айри метался от стены к стене, не отводя взгляда от пустыни, где его Ника, которая отспорила-таки право взрывать повозки, заставляла двигаться одну из них, привыкая к управлению. Интересно, что такое «взрывать»? По звучанию судя – рыть, быстро копать лапами. И как она с таким управится? Да и зачем самой рыть, если можно волков попросить, они куда лучше взроют.

Незнакомое слово, наверняка звучание у него обманное, – с сомнением вздохнул вожак. Со сложными словами это довольно часто случается. Надо внимательно наблюдать: может, станет понятно.

Он увидел через пару минут.

Вспышка, короткий треск, две повозки, ставшие разом единой бесформенной грудой. Вот уж точно, до полной невнятности… Кто из Вечных поймет произошедшее здесь, ведь остались только обломки, тела и выгоревший остов.

Нет, как айри Эл, хозяева двигаться не умеют! Едва осколки застучали по борту, метнулся высоким длинным прыжком наружу. Хорош боец, Четвертый подбежал только что и завистливо рявкнул: ему тоже нравится. Удачно, все в сборе, даже мертвые не останутся в пустыне, брошенными. Вожак снова обратил все внимание на новых знакомых.

Когда Ника успела выпрыгнуть? Ловка, не зря напросилась «взрывать». Одна ссадина на бедре. Первый довольно рассматривал пару. Айри ругался на быстром наречии и тащил на руках свою жену к повозке. И совсем не сердился, лишь прикрывал шумом свой страх за нее.

Светлоглазая села возле открытого борта. Эл резко смолк. Первый охнул: пыль по воле девочки зашевелилась, спрятала следы людей и лишние перемещения волков. Теперь стая, судя по рисунку на линялом ночном листке пустыни, ушла вдаль, не остановившись, а правая повозка перечеркнула ее след и неловко ударила левую. Ошибка того, кто управлял. Он, волвек с чутьем и опытом, сам поверил бы, изучая отпечатки в пыли и даже тени сознаний. Вот только как она это делает? Совершенно неясно, зато видно: вымоталась, разом осунулась и потемнела. Эл виновато вздохнул и пошел туда, где эта повозка управляется. Скоро они скользили над серым потресканным миром. Странное ощущение – ехать, а не бежать. Прежде не доводилось сидеть в повозке хозяев и смотреть за борт. Теперь волвеки охотно глядели и удивлялись, впитывали новое.

Зелень второлуния угасла, но Хо уже управился, последним выключив обруч вожака.

Первый напряжено следил за все более трудным дыханием волков, которым сам он, Ника и Хо давали по очереди «глотнуть» воздуха из масок хозяев. Обычно братья возвращались к воротам каждые два-три часа, да и воздух под куполом был чуть поплотнее. И бегать в полную силу не приходилось, движение в пустыне стремительно сжирает запас сил.

– Уже скоро, минут десять до места, – Ника расслышала беспокойство и пересела ближе. – Пусть потерпят, ну что тут поделаешь… Мы сами еще не знаем толком, как работает транспорт. Не разобрались, как подать сюда воздух. У нас был воздух во втором мобиле, малом. Но Эл умудрился найти там режим автопилота и отослать его к кораблю… Ох, извини, поняла, слова не те. В общем, повозка ушла без нас, своим ходом. Первый, а где Йялл? Я правильно называю?

– Правильно, – еще больше удивился вожак. – В Гнезде. Его забрали вниз. Но откуда…

– Я приняла Крик. Нас очень немного в мире Релата, способных… чуять, но Третьего услышали. И мы почти не умеем пока строить корабли, это такие очень большие и быстрые повозки, чтобы добраться оттуда сюда. Но мы тут, хотя я до сих пор никак не поверю, что выжили при посадке. Ваш Йялл славный, а вот его Крик меня едва не убил.

– Я тоже участвовал, понимаю: это больно принимать. Значит, вот он куда докричался… Немыслимо. Туда не могли уходить даже хозяева. Далеко. Что теперь?

– Мы останемся здесь, пока можно рассчитывать спасти других. А потом обязательно полетим домой, на Релат. Вам понравится другой мир, он живой, воздух есть везде. Степь, горы, море и очень много людей, айри, и еще птицы, звери…

– Я не понимаю почти все твои слова, но звучит действительно хорошо, – вздохнул Первый.

– И самки, – фыркнула Ника. – В большинстве менее злобные, чем я. Их даже немножко больше, чем мужчин. Вот уж твои волки-то погуляют… Вас же все будут знать. В моду введут. Конечно, не сразу, сперва станут бояться и пытаться отгородить от прочих, но это вы переживете.

– Страх – вполне объяснимая реакция, осторожность тоже. Главное, не быть вещами. Йялл говорил: дом, семья, дети, – с трудом выговорил чужие слова Первый, отчаявшись разобрать все, что ему говорится. Слишком много нового.

– Язык северного загорья, – сообщила Ника непонятно и добавила: – Там родина его жены, судя по наречию. Сидды, да? Надо что-то делать с вашими номерами. У нас все имеют имена, данные родителями или воспитателем.

Как кстати мысль! Хо уже минут пять без дела, он в таком состоянии опасен.

– Милый Ньяллад Хо, иди сюда, убивать не стану…

– Ну-у?

– Напиши список имен для наших волвеков. Длинный и разнообразный. Управишься?

– Ну…

– Иди, дитя игривое, иди и пиши, имена выбирай короткие и звучные. Знаю я твои тупые шутки – «Димаритай Ясмигр Семнадцатый». За такое буду бить.

– Понял.

Ника замолчала. Первый полнее ощутил своих братьев. Пять восьмиков и еще три вышли из купола. Восьмик и еще один лежат, холодные и тихие навсегда. Пятеро стонут на грани слышимого. Плохи.

– И как тебе свобода? – тихо спросила Ника.

– Я отвечаю за всех. Мои остались в куполе и я с ними. Первый всегда слушает братьев.

– Да, у нас это называется «дар». Я тебя тоже слышу. Ты лечишь своих?

– Как?

– Ты принимаешь боль души. А боль тела?

– Никто не пробовал… – вожак удивился очевидной мысли. – Ты умеешь так?

– Когда есть силы – да. Сейчас я пуста, совершенно окончательно и надолго пуста. Для моего дара бой очень тяжел. Утром кое-что смогу, но один из них не дотянет, потому и спрашиваю. Я объясню и научу, но дать силу не сумею. Не теперь, Первый, не торопись, там, на месте. Смотри: это наш дом до возвращения на Релат, его имя «Тор-а-мир». Он построен айри, и капитан был бы рад вам. Его убили Вечные.

– Родича?

– Да. Грязные души есть в любом народе. Не держи зла на айри, они не так уж и плохи. Мы живем в мире две сотни лет… То есть восьмик восьмиков трижды, будь неладен этот древний счет!

– Триввосьмь, – вздохнул вожак, поправляя. И подумал, что теперь ему и братьям учить новый счет. Ничего, это не трудно. Учить новое – всегда интересно. И теперь в знаниях недостатка не будет, он уверен.

– Корабль, Первый. Он тут лежит и это наша общая удача. Живой, с воздухом и пищей, целый. Без него мы бы вам ничем не помогли. Мы не умеем так строить. В нем хватит места для всей стаи и еще, наверное, стольких же волвеков… Сама не знаю точно. Он красивый, удобный и умный. У вас будут свои комнаты. У всех.

Первый слушал ее и смотрел на стену умело глотающего лучи тусклого металла, уходящую в обе стороны, нависающую над головой. Невообразимо огромную и могучую. Повозка постепенно замедлила ход, затем встала. Вожак заметил, что волки клонят морды к полу, стена их давит и пугает. Привыкнут. На миг снова мелькнула грустная мысль: вчера ему казалось, они умны и много знают. А ведь даже маленький щенок Хо несравнимо сложнее! Трудно признать себя диким.

Наверное, и Вечные оценивали волвеков именно так не совсем без причин. Впрочем, хозяева их не оценивали, а делали дикими, ограничивая во всем. Чего стоило хотя бы овладеть речью! Обруч запрещал ее полностью, и каждого щенка Первый и Второй учили своим сознанием и «даром», как это назвала Ника, преодолевая сопротивление воли Вечных. Очень утомительно и трудно. Многих учили внизу старые, доживающие там свой век, он знал. Третий смутно помнил их, и некоторые другие тоже. Первый наставника знал хорошо, и до сих пор ночами слышал отголоски его мыслей в памяти. Добрые, теплые, внимательные.

Эл подошел к стене и тронул рукой самый гладкий ее участок. Ворота, вот тут что. Знакомое дело: камера, как в Гнезде. И внутри – уровни.

Йялл знал разницу между домом и загоном, он бы теперь всех напоил радостью. Первый пока не ощущал ни свободы, ни покоя. Все смутно похоже на прошлое, оставленное за спиной.

Он удивился, когда Эл пинком сбросил Вечного в пыль, оставляя снаружи. Впрочем, айри прав, идти тут некуда, а охранять внутри своего дома врага – силы нужны. Да и не пускают врага в дом, – осознал новое вожак. Хозяин пополз за повозкой, визжа от страха, лицо под маской жалко исказилось.

Стена отрезала звук. Минуты на загустение воздуха, еще один рывок повозки, – и можно снять намордник, он уловил согласие Ники на свой немой вопрос.

Вдохнул, жадно ловя новые запахи – и захлебнулся… Какой у них тут воздух – густой, вкусный, даже виски ломит! Слишком легко дышать, до головокружения. Рядом закашлялся волк, освобождая легкие от пыли, тоже резко втянул запахи – и обжегся. Припал к полу, жалобно взвизгнул. Еще бы, с непривычки больно. Первый коротко бросил своим: дышите пореже, вполсилы, и все станет нормально. Вкусно ведь?

Зафыркали согласно: еще как!

– Так, Хо! – айри явно у них старший, и это почему-то не расстроило вожака. – Возьми троих. Одежду со склада, питание на всех в большой зал второго уровня, но прежде расселить людей… экипаж, уж так точнее, по каютам. Сектор «эйм», второй уровень, ближний к шлюзу и столовой. Покажи коридоры и расскажи, где опасно или не изучено, а где можно передвигаться спокойно. Объясни про душ, кровати, туалет – ну, ты меня понял, все подробно. Они скажут прочим.

– Да.

– Первый, – айри сбавил тон и чуть поклонился, – пусть братья ждут здесь, трое – с Хо. Они вернутся и расселят остальных по комнатам. Со мной те, кто отнесет трупы в особое помещение. Хоронить тут, наспех, я никого не позволю, мы всех вернем на родину. Раненые и сопровождающие их – за Никой, ты тоже. По мере возможности соберемся на завтрак.

– Да, – вожак чуть усмехнулся, повторяя слово подчинения.

Все же не купол. Там их просто хватали за загривок и вели, обмотав шею бичом, нацепив рвущий горло клыкастый ошейник, угрожая сделать боль невыносимой. И тут можно бы, таких диких и глупых.

Ника уже ушла довольно далеко вперед, и старший тронулся следом. За спиной он слышал движение волков, несущих своих на загривках. Второй ярус. До чего же чисто! Отвратительно и неловко пачкать новый дом. С короткого ворса и волчьих лап осыпается пыль, оставляя на пружинистом, но гладком полу разводы-следы. Вожак приметил, как идущие цепочкой волки стараются ступать в уже испорченные пылью места, дружно не желая увеличивать ущерб от вторжения.

Куда дальше? Понятно: странная комната, способная двигаться. У хозяев он не раз бывал в такой, но эта едет вбок, а не вниз. И скользит куда более плавно. Добрались: холодный зал, полный чужих запахов. Столы, на таких их резали хозяева. Волки заворчали протестующе, и ему пришлось одернуть братьев. Могли бы давно сменить облик и не рвать пол когтями. Упругий – вот и забавляются украдкой. Фыркнули виновато, принялись за дело. На столы он раненых разложил сам. Ника уже торопливо натягивала перчатки и по ходу давала пояснения.

– Сперва обработать раны, только потом лечить своим даром. Руки у нас грязные, твои братья могут погибнуть от грязи на ране. Вымой, как я, протри этим. Перчатки. Запоминай названия…

Он слушался автоматически, с трудом разбирая смысл некоторых действий. Удивило то, что братья не ощутили боли. Вожак до сих пор знал, что всякий укол несет яд, но, оказывается, и это знание ошибочно. Ника быстро и ловко – как она сказала? – обработала раны. Первый чуял, что стало лучше. Много лучше.

Двоим уже и помощь не нужна, волки крепки телом. Фыркнув на возмущение Ники, спрыгнули на пол и стали меняться. Ну вот, новые кучки грязи и спекшейся крови.

Трое остались лежать без движения. Первый снял перчатки, бесполезные теперь, и подошел к самому слабому. Ним… Вот уж кого терять не хочется!

Тонкие пальцы легли на виски старшего волвека, и его душа расслышала чужой уверенный покой. Ника ведала: сил хватит, у него получится. Забавно! Его, Первого, боль и сомнения кто-то забирает, ему, слушателю стаи, со-чувствуют. Небывалое дело. Теперь уж и не скажешь, чужая ли она, эта Ника. Сознание открыто, читай и воспринимай, ничего ей не жаль. Хорошее сознание, теплое, доброе, только слишком уж усталое.

Ладони вожака, послушные подсказке, осторожно потянулись к волку, легли на шкуру, прошлись над ранами… почему он не понял сам, что может это?

Ним приоткрыл глаза и улыбнулся во всю морду. Зевнул, щелкнув зубами, и утих. Спит. Два оставшиеся брата и вовсе поднялись после лечения! А Первый стоял, шало глядя на свои руки. От проделанного труда здорово качало, словно воздух опять сделался редок и недостаточен для нормального дыхания. Перед глазами мельтешила серая муть, мешая смотреть и вынуждая щуриться. Лечение, оказывается, куда полнее и быстрее лишает сил, чем бег по злой пустыне. Но он и больше бы отдал за жизни братьев.

Первый удивленно пронаблюдал появление слага: такие есть и в Гнезде, знакомое слово и известный каждому волвеку облик. Слаги – очень злобные и опасные неживые, это понимают даже щенки. И вот, пожалуйста, снова ошибка. Странное создание суетливо возится, возмущенно жужжит и ноет над кучкой грязи, не обращая внимания на волвеков и Нику. Успокился, пополз прочь, и позади нет больше грязи… Опять привычное оказалось ошибкой: слаги не злые. Они лишь исполнители.

– Первый, есть хочется! – капризно заныла Ника, тормоша и толкая в сторону коридора. – Операционный стол подвижный, мы его с собой укатим. Только бережно, да?

– Да.

Он кивнул, огляделся. Все прочие давно ушли. Куда? Явный запах Четвертого, увел в загоны. Как всегда быстр. Ах, да, в комнаты. Снова поездка, и за прозрачной глянцево-переливчатой стеной – дорога вдоль пути повозки, которую зовут лифт. Коридор. Дверь.

Вожак удивленно осмотрелся. Это и есть комната? Мягкий пушистый пол, высокая просторная лежанка, картинки на стенах, смутно похожие на воспоминания Сидды о ее нездешней жизни. Пахнет приятно, очень тепло. А это? Ах, кресло, слово слышал, но предмет увидел впервые… и стол, хоть одно знакомое понятие. Рядом: штора, шкаф, полка… хватит пока. Первый сел в кресло: просто не удержался, любопытство заставило. Ощупал стол, тронул подстилку. Ах, одеяло? Конечно, разве можно это называть подстилкой!

Ника устроилась рядом, устало потерла лоб. Вздохнула, удивленно призналась: она ожидала со стороны волвеков отчетливого шока при встрече с кораблем. Страха, изумления, нервного неприятия, бешеного азарта, неконтролируемой радости…

Для нее «Тор-а-мир» – чудо. А для волвеков он – совершенно новый мир, полный неизвестного. Первый вслушался в сознание, уточняя для себя ее малопонятные опасения. Честно признался: он не знает, что такое суеверия или страх перед новым. У волвеков нет подобного. Да к тому же купол похож на корабль во многом: технологии, приборы, транспорт – привычны. Непонятны, но это вызывает лишь желание поскорее разобраться, уж никак не страх. А неконтролируемая радость… При вожаке и Четвертом? Со стороны взрослых волвеков? Не ранее, чем удастся вытащить из купола всех остальных.

– Устали вы сегодня, – посочувствовала бледная до синевы Ника.

– А ты – нет?

– Очень, – призналась она. – Но до отдыха еще далеко. Времени у нас очень мало. Ты прав, мы-то здесь, а должны думать про тех, кто пока в Гнезде. Идем?

Нима они оставили на большой лежанке. Первый нехотя вышел, последний раз оглянувшись на спящего. Нахмурился, поймав свое несбывшееся ожидание щелкнувшего позади замка. Нет, тут двери не запирают. Ника разобрала его напряжение и хихикнула: еще как запирают, но изнутри, чтобы соседи не донимали и не мешали отдыхать. Изнутри? Совсем странная идея!

Соседняя комната. Очень похожая. Его дом. Первый сел на лежанку, называемую кроватью, и снова огляделся. «Если хоть один назовет это загоном, изобью», – лениво подумал он. Ощутил, что безмерно хочет остаться наедине с собой и впасть в ту самую «неконтролируемую радость», хоть ненадолго. Ощупать все поверхности, обнюхать, рассмотреть… Но неугомонная Ника уже снова тащила к двери. Их ждут? Да, конечно, он знает, что уже утро.

В коридоре почти сразу навстречу из бокового коридора вынырнул айри, подхватил девочку на руки, уютно и ласково прижал, понес вперед, на ходу негромко рассказывая Первому, что времени нет. Надо много сделать, а для начала разобраться, кто к чему склонен. Есть способы очень быстро учиться, наверняка подходящие для волвеков, он покажет. А Ника спала.

Первый устало и слабо удивился новому большому залу со столами и креслами, вместившему всех. Свету, приятному и яркому. Высоким потолкам. Незнакомой разнообразной еде, разложенной в тарелки для каждого, на столе. Своим братьям, чудно одетым и странно пахнущим. Под куполом им редко позволяли мыться – вода ценная, незачем столько тратить на вещи. А на людей? Они же теперь – «экипаж». Хорошее слово, хоть и непонятное пока.

Эл устроился в уголке, по-прежнему придерживая свою спящую Нику. Щенок Хо встал в середине зала и торжественно раскрыл большой лист. Имена, – вспомнил Первый.

Хо косо глянул в угол, на Нику, вздохнул и начал.

– Эрим… Ринк.

– Красиво, – пожал плечами Четвертый. Неуютно ему в одежде, но в целом брат очень доволен. – Беру.

– Вообще-то еще бывают родовые имена, но у вас их пока нет, – виновато пояснил Хо. – У детей уже будут. Так… Лайл.

– Беру, – Первый сам удивился резкости своего голоса. Хорошее слово, короткое и волчье, будто зевнул.

– Риан…

Эл охнул и попытался тихонько пересадить спящую, выражение лица у него стало совершенно зверским. Волки, угадав недовольство айри, почуяли: что-то не так. Но промолчали. Хо чуть попятился и, на миг усомнившись, все же совсем тихо добавил следующее слово:

– Най…

Одновременно с этим коротким выдохом, только что мирно спавшая Ника взвилась и одним движением перелетела стол. Хо, явно ожидавший и опасавшийся чего-то такого, уже развернулся и собрался метнуться к двери, но куда ему, не та реакция…

Вожак сам едва примечал ее движения. Хо коротко охнул на полу, рука ненормально вывернута, список у сидящей верхом самки. Точно, волчица! Коротко глянула в лист. Ноздри недобро дрогнули, но айри уже накрыл ее плечи руками, разом успокоил, предотвратил неизбежную трепку глупого детеныша. Забрал бумажку, помог встать и торопливо задвигал бровями, советуя Хо убираться с опасного места. Сам сел в свободное кресло, не отпуская Нику. Вздохнул.

– Видите ли, у всех есть имена. Вы их выберете детям, они тоже – своим детям. Тогда имена становятся родными. А если кого-то из вас будут знать и очень уважать, его именем могут начать называть детей совсем чужие люди. Это нормально, но в то же время и чуть обидно. Например, когда глупый щенок предлагает вам выбрать имя не своего, а чужого предка, ничего не объясняет толком и считает это шуткой. Най – очень известное имя, к тому же сокращенное по-домашнему от полного, Наири. Его уважали. Он один из тех, кто спас наш мир много поколений назад. И имя постоянно пытаются использовать для разных названий, а Ника злится, он ведь был против. Не обижайтесь, ладно?

– Мы не будем его выбирать для себя, – кивнул Лайл. – Но для детей – я подумаю. Красивое, и если решу, пойду и спрошу у Ники.

– Спасибо. Кстати, Ник, ты в курсе: Ринком звали любимого пса князя Риннарха Карна. Давно, в годы последней войны. Да, к вашему сведению, князь – это такой вожак у людей. А Ринк, его охранник, тот еще был зверюга! Черный и здоровый, очень похож на Четвертого. Несколько покушений князь пережил только благодаря ему, мне Най рассказывал.

– Приятно, – сощурился новый Ринк. – Это точно мое имя, все верно.

– Называю дальше? – айри удобнее перехватил листок. – Сэй. Хватит уже родовые княжеские-то выкликать. Хо, я, как декан, обязательно проверю, что у тебя за оценка выставлена по истории Карна. Видимо, «отлично». То есть – не повезло нам… Нет, ирнасских князей мы не станем злить, лучше уж пусть будет – Сай.

– Мне.

– Это… длинновато, пропущу. Хо, ты что, историю последней войны решил в подробностях вспомнить? О, и мое приплел старенькое – Тарин. Злое имечко. Ньяллад, я тогда ох как кнутом студентов порол… за лень и глупость. Вашему Второму бы подошло. Щенков учить.

– Ну и пусть его дождется, – кивнул Сай, бывший Седьмой. Да, имя куда удобнее.

– Пусть. Так… Хо, дорогой, давай я сам тебя убью, не больно, но быстро. Юлл – это родовое имя учителя боя, должен знать. Нынешний сильно звероват, а уж если проведает его милая тетушка…

– Да понял уже, – тяжело вздохнул Хо. – Извини. Думаешь, легко пять десятков имен написать, простых и не повторяющихся?

– Нимар…

Они ели, пили и слушали. Лайл усмехнулся – ему более не хотелось зваться Первым. Место вожака он уступит рано или поздно, это не имя, а звание, он уже осознал. А Лайлом останется на всю жизнь. Стало очень уютно. Комната Лайла, дом Лайла, семья Лайла… Все же он покривил душой, сказав Нике, что остался с теми, кто пока под куполом. Скорее, болезненно поделился на двоих: свободного сытого Лайла и тоскующего Первого, чья стая далеко и по-прежнему в беде. Наконец имена кончились. Точнее, все выбрали себе подходящие из списка и не стали слушать до конца. Волки не любят менять решений и тратить время впустую.

Айри охотно отложил лист, указал на яркий шар в углублении стола и пригласил Лайла подойти и взять его. Внутри бился в ладонь чужой опыт, накатывал, обдавая жаром и отбегал, оставляя смутное стремление броситься в погоню.

– Так учат. Садись в кресло, бери в ладони и слушай. Должно получиться, вы все очень чуткие. Я принес девять… будь неладны эти числа! У нас считают иначе, я потом попробую объяснить. Восьмик шаров и еще один. Эти два, покрупнее, похожие на смотанные нитки, сделала Ника. Давно, для обучения одаренных. В них произношение и смысл для языка айри и нашего, короткого, принятого в Академии (это место, где учат младших). На одном самые основные слова, на следующем продолжение. Всем надо просмотреть. Далее – маленькие клубочки, моя работа: письменная грамота, тоже пара шаров. Тоже всем, но не срочно. Больше двух в день брать не старайтесь, с непривычки устанете. Впрочем, я знаю одного айри, который их глотает в любом количестве и не страдает головной болью.

– Потому что он Риан, старейший проводник и учитель, – сердито фыркнула Ника, снова прожигая взглядом Хо. – И гений к тому же.

– Я тоже их читаю неограниченно, – почти обиделся Эл.

– Магистр, ты у меня вообще неподражаемый, – смиренно извинилась она.

– Принято, – голос айри явно потеплел. – Так, что осталось? Этот золотистый берегите: на нем последние слова капитана «Тор-а-мира» и план Гнезда, всех ярусов под куполом. Очень важно выучить наизусть, хоть он и старый, многое могло измениться. Так… помеченный значком «ти» – общие понятия лекарского дела. Пара полупрозрачных: один – костюмы и вооружение, мы запись сами недавно нашли, как и вторую – управление транспортом. Последний – общение на расстоянии, рация.

– Лайл, двое должны постоянно следить за экранами в рубке, днем и ночью, – добавила Ника. – Мы именно так узнали про охоту. Меняться через три часа, не реже, постепенно глаза устают, внимание слабнет. К столу капитана близко не подходить, мы пока не знаем, как его тело сохранить до Релата. Может рассыпаться в пыль от прикосновения, он тут очень давно сидит. Вроде все. Эл, я пойду. Сыворотка почти готова, и я, кажется, знаю, как ее доделать.

– Иди. Уже утро, сон сегодня, уж извините, отменяется, некогда отдыхать. Мы с Лайлом займемся хозяином, который скулит под дверью. Хо, мне нужна полная информация по нашему оружию и запасам. Вечером, сегодня. Задание Ники ты тоже знаешь.

– Ага, понял, – задумчиво буркнул Хо, и Лайл чуть нахмурился: мальчик ответил невнимательно и небрежно. Он бы за такое отношение к делу оттрепал волчонка, да и взрослого не пожалел. Порученное старшим – свято.

Допрос не затянулся.

Хозяин ныл и стонал, просил и грозил. Но знать он толком ничего не знал. Да, были планы уничтожить взрослых, но не обязательно всех, и точно – не всех сразу. Да, Третьего увели вниз, кажется, на пятый или седьмой уровень, там лаборатории. Его сначала будут проверять по стандартной программе, на ее прохождение запланирован один восьмик дней, то есть пока три у стаи в запасе. Потом Йяллу придется худо – вот, в общем, и все знания хозяина.

Эл чуть задумался над судьбой и полезностью родича, но Лайл – нет. Коротко свернул хлипкую шею и, оттащив тело в сторонку, спихнул в глубокую трещину. Откуда знать не бывавшим в Гнезде, кто этот хозяин? Лайл же отлично помнил на своей шкуре: тот, который раздает волчий сок и режет на столах. С болью, явно забавляясь ею, стараясь выдавить стон из вожаков, хотя можно и совсем иначе, оказывается.

От шлюза Эл ушел по своим важным делам, а вожак отправился в свою комнату. Поиграл с замком двери, изучил пол, шкаф, кровать, стены… Заставил себя отвлечься от занятного и бессмысленного дела, усердно вымылся и взялся надевать новый костюм, раздумывая, куда пойти. Незнакомая свобода давила бездельем. Прежде он не мог покинуть загон, но теперь все иначе. Потеряв столько лет, надо очень спешить узнать новое. Шары?

Лайл вздохнул и пошел в лабораторию, к Нике. Ее умение лечить завораживало и удивляло. Застал светлоглазую уже в дверях.

– Как кстати! Поможешь оживлять?

– И это умеете?

– Нет, увы, просто случай особый. У нас есть четверо айри, они спят ледяным сном, как спала Сидда в резерве у Вечных. Очень больны, их болезнь опасна для Эла. Смертельно. А одной мне трудно управиться. Тяжелые, – она виновато улыбнулась. – Поможешь?

Он кивнул. Хорошо быть полезным хоть для переноски тяжестей. Но девочка говорила о другом, просто слова опять обманули слух и понимание. Это выяснилось очень скоро. Вдвоем они собирали тем чутьем, которое она звала «даром», яд из холодного тела. Действительно – тяжело. Потом сожгли, этому Лайл научился сразу и запросто.

Когда закончили, айри уже не казался комом холода, незнакомые приборы вели его от сна смерти в жизнь. Удивительно! Веки дрогнули, распахнулись крупными ярко-синими глазами. Красивый мальчик. Глянул удивленно на два очень разных лица, склоненные к нему, улыбнулся.

– Точно не из Гнезда! Вы по их души?

– Да кому они нужны, такие вонючие, – махнула рукой Ника. – Мы за всеми остальными, только дикие мы для вашего «Тор-а-мира». Поможешь?

– Я болен и опасен для айри, – серьезно предупредил синеглазый. – И вам смогу быть полезен не более трех восьмиков дней, это все, что мне осталось.

Лайл виновато подумал, что недавно считал всех айри хозяевами. Так проще, и от его простоты невесть что могло случиться. Теперь вот стыдно за первые не слишком теплые мысли о том, кто смог сказать так о своей скорой смерти. Не попросил ни жалости, ни сострадания, даже не заскулил, давая понять, как ему безмерно больно. А ведь Лайл ощущал кожей, сколь велико страдание. И желание жить. Но другое оказалось сильнее: готовность помочь и стремление доделать давнее дело.

«По их души», – сказал он, и на дне глаз старшему ясно увиделся приговор куполу. Айри очень ждал возможности предъявить счет и окончательно разобраться с родичами. Увидев волвека, сразу понял, кто это, и как близка к осуществлению его заветная месть. За свой ледяной сон, за пленный корабль и за капитана, навсегда оставшегося в рубке. Ника уже объяснила на ходу, что усыпивший остальных не мог сделать того же и для себя. Просто уже не дошел бы, он пострадал сильнее прочих. Все время истратил, устраивая помехи второлуния, очищая от яда корабль и блокируя его от возможного проникновения хозяев. Капитан на корабле – Первый, он отвечает за всех. И, похоже, в рубке остался сидеть очень толковый капитан. Жаль.

– Мы уже сталкивались с пираном. Восстановить до исходного я тебя не смогу, уколы блокатора – мы зовем все подобные препараты сывороткой – будут обязательными каждые семь суток по времени Релата. Я надела тебе браслет с часами, чтобы отсчитывать и указывать время приема сыворотки, в нем размещены пять доз, стартовую я уже ввела. Лайл! Ты, само собой, и айри не лечил? Забавно, когда все – впервые?

– Да.

– То есть я буду жить? – приятно удивился айри. – И вы притом якобы дикие. Странно изменился мир. Капитан?

– Ты сам знаешь.

– Да, конечно. Просто не хотелось верить в худшее. Он был удивительный, лучший из нас. Остальные?

– Я пока могу делать десять доз в день, восемь и две, то есть. Это обычных, а стартовая одна пятикратна. Ваша лаборатория для меня – хуже пытки, все незнакомое! Как вообще можно жить, считая восьмиками! – Ника зло зашипела, айри от удивления сел, перемогая боль.

– А как надо-то?

– Мне вполне удобно, – Лайл обиделся не меньше айри.

– Да как удобно, так и считайте. Древнейший счет айри – семеричный.

– Да, жуткая морока, – охотно кивнул медленно розовеющий от тепла и действия сыворотки айри. Я всегда считал восьмиками.

– А люди – десятками, восьмик и еще два, – тяжело вздохнула Ника. – Вас мы можем вытаскивать отсюда по одному в день, потому что лечить трудно, ты весь такой искаженный, а у меня нет сил, не накапливаются они так быстро… Сиди, мы попробуем. Лайл, просто старайся убрать неправильное и, если что сомнительно, лезь в мою память, не стесняйся.

Они попробовали. Айри веселел на глазах, удивленно смотрел, как садятся на место опухшие суставы, крутил шеей, шевелил пальцами. Лайл улыбнулся: лет этому щенку немерено, а все одно – ребенок. Ника косо глянула на помощника и задалась тем же вопросом.

– Ты из молодых айри.

– Мне триввосьмь без семи.

– Ага, ввосьмь – это шестьдесят четыре… тогда, похоже, тебе сто восемьдесят пять по-нашему. А Элу, если считать по вашему, получается без пяти четыреввосьмь. Как нам тебя звать, размороженный? Лучше сразу оставь от полного имени слога два-три, я все равно больше не выучу, уж не сердись.

– Тимрэ, – улыбнулся вновь синеглазый. – У меня полное имя такое вот коротенькое, зря переживаешь. Я врач и распорядитель грузовых палуб.

– Врач, то есть лекарь, – кивнула Ника. – Хорошее слово. И занятие полезное, нам очень нужен врач. Ты опять же не сердись, как хозяйство свое смотреть станешь, беспорядок на корабле. Столько народу без дела бродит по грузовым палубам… Пошли лучше в лабораторию, там погром не слишком жуткий.

Синеглазого айри пришлось почти нести на руках, он с трудом переставлял затекшие ноги, даже после лечения пока что ноющие в каждом суставе, и заметно страдал от своей неловкости. Даже спросил, не тяжело ли волвеку его вести, рассмешив всех троих. Лайл уже привык к лифту. Усвоил, что знаки отмечают адреса перемещения, и сам нажал на тот, который обещал приблизить лаборатории. Ника довольно кивнула. И разом утратила утомленное благодушие: у дверей лекарского отсека сидел на коленях Хо и самозабвенно издавал бессмысленные ритмичные звуки. Съежившись на полу, малыш копался в узкой норе, образовавшейся после снятия неприметной плитки.

– Лайл, – неприятно ровным голосом начала Ника. – Что у него в левой руке?

При первых же звуках Хо вздрогнул, как от удара, поднялся на ноги, серовато-бледный и заранее испуганный. Будь он щенком стаи, Первый бы научил его слушать приказы быстро и куда как более грубо. Он считал, что иногда сила необходима при воспитании, и проявляться она должна ярко. Зря мальчика не оттрепали за шутку с именем. И совсем уж напрасно позволили небрежно слушать приказ. Теперь придется наказывать вдвойне, а это не слишком хорошо. И, кстати, очень правильный вопрос: что он тут такое странное делал?

Приглядевшись, Лайл заметил нечто белесое, зажатое в худеньком кулаке, и явно необычное. Тимрэ оперся о стену, давая провожатому свободу движения. Разжать кулак оказалось просто, но вот понять, что он хранил, – невозможно. Неживое, мягкое, явно сделанное наспех и – мохнатое!

Сзади сдавленно захихикал-закашлял айри. Он знал, что напоминает странная белая вещь. Тяжелый вздох правее доказал и полное понимание со стороны Ники.

– Решил напугать мышью единственную женщину на корабле. Смешно. Три часа ты истратил, чтобы сделать ее и обнаружить надежный способ спрятать. Наверняка, она способна двигаться… Я даже найду шутку милой, если услышу «да» в ответ на один простой вопрос. Хо, я велела взять людей, то есть волвеков, и доставить с «Птенца» мои лекарские запасы, «пиявки», продукты и библиотеку. Это сделано?

– Ну-у-у… пока нет, – мальчик сжался, разом становясь совсем маленьким и жалким. – Но я успею до вечера, Ник.

– Сожалею. Магистр Эллар предупреждал, что будет в случае нового доказательства невозможности вести себя разумно. Мы не дома и твои шалости, ворующие время, оплачивать придется не родителям и учителю, и не деньгами. Иди в холодильник и жди меня.

– Ник… пожалуйста! – он без сил сел на пол.

– Тебя оттащить за шкирку? – она презрительно фыркнула. – Будешь визжать и плакать? Так и сделаю, не сомневайся. Я согласилась на твое участие, считая взрослым, талантливым и полезным. Я учла твою работу над модифицированным зрением и малый вклад в другие проекты. Но думать надо было про сердечный приступ Гимира после истории с душем.

– Как?.. – лицо Хо пошло пятнами.

– Обычно. Ты шутки ради настроил подачу на кипяток, по ошибке, надеюсь. Был шок, травма кожи, падение, перелом руки, сердечный приступ. Три дня я его вытаскивала, этого никто не знает, он с меня взял слово. Тебя бы самое меньшее – вышвырнули из Академии, а наш Дед не выдал.

– Я не знал…

– Что он дотянется до коммуникатора, и я так кстати окажусь у себя в комнате? Не знал. Если бы не дотянулся, прожил бы менее двух часов. Иди в холодильник, Ньяллад Хо. Плакать будешь дома, когда проснешься. Твой полет закончен.

Хо тяжело поднялся, обошел вдоль стены всех троих и, пошатываясь, двинулся к лифту. Оказывается, щенка можно оттрепать и без клыков, а выйдет куда больнее, – задумался Лайл. Мир вне купола странный. Прежде никогда не приходилось объяснять младшим, что есть грань дозволенного. Они жили на грани всегда – день за днем, и такие вот «игруны» быстро уходили вниз. Или очень быстро учились. Йялл был шутником, Ринк не прочь поиграть в свободное от дел время. Но оба всегда знали меру. А еще никогда не стремились задеть других, причиняя боль. Скорее, усердно избегали такой возможности, слишком очевидной при их жутковатой силе. Лайл еще раз покосился вслед мальчишке. Пожалуй, обычной трепке тот бы сейчас сильно обрадовался. Синяки пройдут, а с позором слабого, предавшего дело, ему жить всегда. Поздно взрослеют в спокойном мире без больших и явных угроз, поздно и не все.

– Лайл, у тебя есть хоть один такой матерый волк, которого этот щенок никак не сумеет втравить в свои игры? – тихо и устало спросила Ника.

– Ринк. Он вожак и очень ответственный, но с ним Хо будет неуютно.

– Зато я смогу спать спокойно! Мальчик совершенно не способен думать о последствиях, он нас всех подведет. А если Эл узнает про мышь и решит вмешаться, дело будет совсем плохо. Он, с виду, может, и мягкий, а в душе очень даже стальной.

– Я заметил. У тебя интересный муж, – кивнул Первый. – Он ответственный, волвеки такое уважают. Мог бы быть куда жестче, пошло бы на пользу, но бережет нас, я не знаю слова для этого.

– Он воспитанный и деликатный. Вежливый, – набросала Ника слов, усердно обдумывая их смысл. – Значит, Ринк.

– Я уже позвал. И, пожалуй, именно деликатный. Вот только с Хо он больше возиться не станет, ты права, а ведь нельзя его в холодильник, дома жизни не станет. Все-таки щенок. То есть ребенок.

– Знаю, спасибо. Вы все решите сами? Считай, этот теперь из… стаи. Твоих Эл наказывать не станет, воля Первого выше.

Лайл кивнул. Интересно, как ему здесь растить щенков, которых они обязательно спасут? Впрочем, с волвеками проще. Они в облике волка – и впрямь стая, вожак там воспитает любого. К тому же для Первого открыто сознание каждого брата. А вот с людьми? Он уверен, что мальчик не плох, просто с ним никого нет, он один уже давно и страдает от недостатка внимания. Вот и удумал столько глупостей. Четвертый ему скучать не даст.

Лайл зашагал прочь. Ринк его зов слышал и обещал ждать у лифта. Знак «эйм» – именно там комнаты отдыха – вожак запомнил сразу и без труда находил на кнопках движущейся комнаты.

Вожак мягко двигался по коридору и улыбался. Странный народец эти айри. Вот корабль – настоящее… как там говорила Ника – чудо? Именно. Живой, теплый, уютный. Пол чуть пружинит под ногами, приятно разгружая позвоночник. Волвеку это вдвойне заметно: в зверином облике его спина отдыхает, а в человечьем сжата и нагружена. Когда подросший ребенок впервые меняется, встает на все четыре лапы, примеряет шкуру волка, он радуется легкости движений. Иная скорость, иные возможности. Но главное – удивительная гибкость и свобода поясницы. Лайл много раз наблюдал: малыши первым делом тянутся, прогибаются, стараясь утопить когти передних лап в поверхность. Да и позже трудно удержаться, настоящее наслаждение.

В Гнезде полы жесткие, ходить по ним босиком сразу после трансформации мучительно больно, словно иглы впиваются и прошивают тело от пяток до шеи. Позвонки только-только нехотя привыкают к неудобному зажиму в вертикальном замке, а если Вечные к тому же надевают ошейник и гнут, вынуждая сутулиться и дополнительно напрягать спину, – вовсе хоть вой. Здесь ходить приятнее. Да и бегать по этим полам одно удовольствие.

Не меньшее наслаждение – воздух.

В куполе он – застоявшийся, с тяжелыми запахами гнили, слежавшейся пыли, давно немытых тел и последствий забав и опытов Вечных: бичи при перегреве выделяют острый тон металлической гари, вводимые волвекам препараты добавляют свои характерные для чуткого нюха оттенки. До первого выхода на поверхность он не знал этого, привык, принюхался с рождения, усвоил, как неизбежный фон. А вверху изведал иные запахи – пустынного ветра, редкой ядовитой атмосферы, поднимающихся из трещин паров Хьёртта. Как приятно знать имя этого мира, – улыбнулся вновь Лайл. И вздохнул: вернувшись из первой прогулки в купол, он понял, как тяжел запах неволи. Интересно, Вечные не чуют, сколь мерзко воняет их Гнездо? Или не могут этого изменить? Надо спросить у Эллара, наверняка сообразит.

И про воду тоже разузнать.

Завораживает возможность коротким движением вызвать мощный поток, способный для него одного наполнить… – как там Ника говорила – ванну? Вроде бы такое слово. Он наполнил и долго сидел у бортика, осторожно трогая поверхность воды кончиками пальцев: такой он не видел прежде и не ощущал. В куполе вода сероватая, маслянистая, пропитанная добавками для «обеззараживания», он помнит это длинное мерзкое слово. В нем, как и в воде из Гнезда, чудится сильный привкус ржавчины. А здешняя – искрится, прозрачна и имеет незнакомый удивительный запах чистоты.

В ванне воды помещается много. Можно погрузиться с головой, он так и сделал. Долго лежал, наслаждаясь удивительной легкостью тела. Слушал ожившие и загустевшие звуки, словно в воде с ним общался весь огромный корабль. Когда день закончится, Лайл обязательно снова полезет в воду, он уже предвкушал это счастье. Пока вожак предусмотрительно оставил ванну наполненной. Кто знает, как часто можно так ужасающе расточительно расходовать великолепную жидкость, она ведь еще очень чистая. Впрочем, Эллар наверняка и это знает, айри умница. Первый вздохнул: как тут быть вожаком, когда не можешь ответить для стаи на очень важные вопросы? Ведь и остальные думают теперь о том же.

Вон Ринк стоит и сердито рассматривает свой новый комбинезон, уже испорченный. Год назад в куполе Нимар, то есть тогда еще «ним-3/2», совсем мальчишка, только что приведенный снизу, порвал выданную ему рубаху. Вечные не заметили сразу, и Четвертый, всегда умеющий хитроумно исправить непоправимое, устроил щенку показательную трепку. Не слишком больно, но весьма зрелищно. Прибежали хозяева, долго и охотно глазели. Наконец, спохватились и обездвижили Ринка, «озлобленного неадекватным поведением младшего». У них много нелепых слов. Именно тогда и обнаружили разрыв ткани. Виновнику за порчу ценной вещи всю спину бичами разодрали. Нимар сидел и всхлипывал, словно бич над ним свистит. А Ринк морщился, но рычал довольно – с его здоровьем трепка не страшна, а вот возьмись они всерьез за малыша… Тяжелое воспоминание.

Похоже, сегодня Четвертый неловко задел за что-то и порвал рукав. Рубаху Вечных не жаль, а этот красивый комбинезон свой, дело совсем иное. Как быть? Ринк усмехнулся, уловив со-чувствие старшего.

– Странно здесь! Пошел к Элу, сказал: рукав испортил, извинился. Он спокойно так пожал плечами, посоветовал не переживать по пустякам и взять новый костюм, то есть комбинезон. А этот выбросить. Целиком, представляешь? Хотя он тоже чистый и хороший. И воду из ванны вылить – грязная. Ругался, велел всем объяснить, что тут воды достаточно. Многоступенчатая фильтрация действует, – гордо сообщил незнакомые слова Ринк и продолжил, весело скалясь: – Потом Эл показал мне пену. Она сухая, но когда попадает в воду, это что-то! Все наши, кто не занят, сидят в ваннах, визжат и лупят по поверхности. Пузыри – потрясающая вещь. Я тоже закончу с делами, стану лупить. И визжать.

– Это нормально, потому что мы дикие, – махнул рукой Лайл, повторяя жест Ники. Удобное движение, емкое. – Пока не привыкнем к новому, будем вести себя, как дети. Но они молодцы, не обижаются, не одергивают и не мешают радоваться. Идем, дел накопилось. А пену ты и мне покажи вечером, ладно?

Они вдвоем направились в лифте к холодильникам, их знак старший тоже выучил. Письменное обозначение слов волвеки освоили всего три поколения назад, это был труд самого Лайла, и пока запись слов известна только для простейших коротких понятий. Ничего, на днях все изменится, как только удастся изучить шары знаний. А пока…

Четвертый с интересом выслушал свои новые обязанности. Честно сказал, что щенка бы, пожалуй, здорово погрыз за злую игру, поставившую на грань гибели старшего. Но некоторые люди такие мелкие и слабые, их грызть-то стыдно! И что лучше до смерти загрызть, чем опозорить ледяным сном. Домой все вернутся, исполнив дело, а Хо? Нет, пусть уж его там лупят и грызут родители, если сочтут нужным, но сами-то старшие позора вроде не заслужили. Пока же – да, он берется приглядеть за щенком и выбить из него дурь. А заодно толком разузнать про странные емкости на полке в ванной.

Хо сидел на полу у стены, состоящей из камер сна. Тихий, жалкий и потерянный. Он даже не поднял головы на звук шагов.

– Мы пришли, чтобы ты мог выбрать, – нарочито серьезно сообщил Ринк. – Спать или быть моим щенком и принадлежать стае. Учти, братьями зовут старших. А ты пока никто, у тебя еще нет настоящего разума, чтобы отличить хорошее дело от плохого, опасного. Я знаю про старого по имени Гимир. По мнению людей, ты учителя не убил, и это меняет дело. По моему мнению – убил, и уже поэтому тебе будет со мной плохо. Но Магистр не вмешается, мы решаем свои дела сами.

– И меня не усыпят? – Хо наконец поднял голову. Глаза красные, нос раздут. Явно плакал, пока никого не было.

– Нет, – Лайл насмешливо прищурился. – Если сам не попросишь. Жить будешь в комнате Ринка, своя щенку не нужна. Слушаться его во всем, выполнять любые пожелания старших братьев. О каждом действии сообщать и просить разрешения. Пока Ринк не сочтет тебя взрослым – и здесь, и на родине – у тебя не будет имени. Мы живем в комнатах на уровне «эйм», так и станешь называться.

– Да.

– «Да, старший», – резко поправил Ринк, голос понизился на несколько тонов, даже дверь дрогнула, вибрируя. Хо пригнулся и перестал шмыгать носом. – Так, голову нагнул. Ниже, отчетливее.

– Да, старший.

– Что тебе велела Ника? Выпрямись, щенок. Я уже понял, что ты меня слышал.

– Идти на наш малый корабль, взять десятерых и собрать то, что указано в списке. Понадобится транспорт.

– Эйм, мы успеем до ужина?

– Да.

– Малыш-то глуховат, – посетовал Лайл. – Спроси погромче.

– Да, старший, – торопливо поправился Хо, снова сгибаясь.

– Хорошо. Иди к люку и готовь транспорт. Я приведу волков. Что стоишь? Щенки должны кивать и бежать. Кивать глубже, бежать – быстрее!

Хо резко прибавил шаг и скоро скрылся за поворотом коридора. Волвеки тихонько смеялись ему вслед, но люди и впрямь глуховаты, такого звука Хо не смог бы расслышать, даже стоя вплотную.

– А почему он нас так боится? – поинтересовался Ринк.

– Мы же дикие. Покусать можем, или хуже того: ужинаем человеками. Сидде именно так Вечные говорили, – назидательно пояснил Лайл. Волвеки уже вышли в коридор и вожак аккуратно прикрыл дверь в зал с камерами сна. – Ты разобрался, сколько это – десять? Вот и молодец. Ринк, не пугай его слишком. Забьешь – толку не выйдет.

– Я вообще ни одного щенка из молодых пальцем не тронул, ты-то знаешь. Мы оба с Йяллом для драки слишком крупные. Вот если набраться наглости и попросить о трепке Эла, когда у него найдется свободное время! Он бы мне славно шишек набил, а то без Третьего тоскливо.

– Унизить можно и без драки, но ты не станешь, – Лайл развеселился. – Зато он-то не знает…

– Пойду. Ребята уже внизу, – Ринк усмехнулся. – Надо на него порычать, а?

Лайл безнадежно махнул рукой.

Во что превращается его община? Ринк, самый преданный и строгий, охранник Первого, готовый принять на себя любую пакость хозяев, закрывая вожака. Спокойный, уверенный, злой и тихий, он и вправду дрался только с Йяллом, всегда всерьез, красиво. До крови и глубоких ран, на волках заживает быстро, а болью под куполом никого не удивишь, привыкли.

Они «играли вражду» самозабвенно, по два-три дня игнорируя друг друга, оттирая боком, глухо ворча и тяжело зыркая исподлобья. Хозяева любили их стычки, приходили смотреть – оба высоки, массивны, собраны из сухих мышц, быстры и непомерно сильны. Младшие тоже оторопело глазели, пугаясь и сторонясь. Взрослые азартно ворчали, выбирая победителя. Вожаки усмехались. Грызня необходима для хозяев, им полагалось видеть, что Четвертый активен и хочет подняться на высокое место в стае, понимать, какой он злой и крепкий. А Йялл и Ринк получали удовольствие, играя и тренируясь.

Старший знал, насколько его волки другие внутри. И что Ринк больше прочих тоскует по своим ни разу не виденным щенкам – тоже знал. Четвертый так вдохновенно возился с голубоглазым малышом Йялла в загонах! Вот и пусть дальше отводит душу на чужих, а там, глядишь, свои найдутся. Вечером Эл обещал собрать всех, чтобы решать, что делать дальше. Вечер скоро, можно пойти в зал пораньше и…

Двери лифта распахнулись, выпуская Нику и Тимрэ. Лайл обреченно признал, что сегодня он до шаров знаний не доберется, разве что ночью. Помочь лечить второго айри из спящих, поскольку сыворотка готова, время есть, но Ника совсем устала? Да, конечно. Если объяснят, что такое мышь, и почему ее боятся только женщины.

Объяснили.

Понятнее не стало. Впрочем, женщин он пока, считай, и не видел, не все же они похожи на Нику, которую мышами трудно запугать. Она и волвеков с самого начала не испугалась, а они куда крупнее того белого мохнатого комочка… Наверное, в этом дело.

– Ой, Тим, пользуясь случаем: мне никто толком не хочет объяснять, почему среди айри нет женщин. Будто это закрытая тема, – светлоглазая серьезно ждала ответа, явно не раз уже замолчанного.

– Еще какая закрытая, – вздохнул айри, ловко настраивая свои диковинные приборы. Ника утром возилась куда дольше. – Драконии, как мы их зовем, конечно есть, но их очень мало. Когда я еще летал, было три. По-моему, так всегда. Знаешь, никому не хочется признать, что его народ – он вроде колонии муравьев. Мы, бескрылые айри, – рабочие. Не нужны ни на племя, ни для спасения рода. Можем все уйти из мира, и род драконов этого не заметит.

– Глупости какие! Вы нам очень нужны, людям, – Ника искренне расстроилась. – И Великому вашему вы нужны. Сами себе невесть чего наплели! А ты очень полезен и дорог еще и волвекам.

– Могу подтвердить, стая будет рада тебе, – согласно кивнул Лайл.

– Спасибо, – Тимрэ слегка смутился от неожиданного предложения. – А я не мелковат для волка?

– Повыше Эла будешь, – обнадежил Лайл. – А на корабле он за старшего, мы все пока глупы и годимся лишь на роль щенков. Но Эл хороший старший.

– Выходит, мы очень давно тут спим, – улыбнулся Тимрэ. – Забавно мир перевернулся. Мне нравится. Думаю, мне и в стае понравится. Ладно, вернемся к дракониям. Зачем нашим женщинам становиться бескрылыми? Любая из женщин ценит свою уникальность. Драконии царят и выбирают нас, а мы считаем за высшее счастье просто полетать с ними рядом. НаЗемле, став айри, мы уже почти ничего не ждем, кроме возвращения крыльев. Живем, как те самые рабочие муравьи. Изучаем, строим, тащим в свой домик. Слышим сознание друг друга, часто вообще не желая и не пытаясь думать самостоятельно. Тем более – решать. Довольно противно, если разобраться: получается сплошное доживание. Те, кого почтили вниманием драконии, становятся старейшими внизу, вроде как по привычке. Они не всегда стоят права быть высшими, Ник. Прочих они обрабатывают под себя. Часто мы не выбираем, чему учиться и кого считать учителем. А некоторые умеют лишь подчиняться, так намного проще. Но теперь, возможно, все повернулось иначе. Твой Эл явно думает сам, и других таких ты знаешь?

– Да, молодые все такие. Даже разучились ценить свою длинную жизнь выше всего на свете. У нас в пилотской группе пять айри, очень славные ребята. Вернемся – познакомлю. В твоем времени вы не создавали семьи внизу?

– На моей памяти, очень редко, единицы. Выбрать жену, всерьез и по-настоящему, – в глазах старших отказаться от прежнего поклонения и обрести презрение рода. И наверняка – изгнание. У капитана была жена на Релате. Она, кажется, погибла, и Хиннр вернулся в горы. Ему трудно жилось, старейшие шипели от злости, но заменить-то стало совершенно некем, он последний знал, как устроены и управляются двигатели пустоты. И согласился принять корабль, его дома ничто не держало. Конструктор-то нас давно покинул, уничтожил свои записи и ушел в долины. Они очень дружили, Хиннр и Вэрри, хотя это редкость для айри. Я сам несколько раз видел Вэрри. Жаль, не довелось с ним пообщаться толком. Очень хотел бы у него учиться.

– Значит, вот почему именно знанием о двигателях был запечатан корабль.

– Да.

– Грустно, что капитана больше нет, – Ника лукаво глянула на Тимрэ. – Риан расстроится. Как же его полное имя-то, конструктора вашего и нашего? Единственное на мой вкус красивое длинное имя у айри – Аэртоэльверриан.

– Ты его знаешь? – Тимрэ потрясенно остановился и обернулся. – Вот уж приятно!

– Еще бы, и есть большая вероятность, что я его очень дальняя родня, – рассмеялась Ника, добивая айри. – Толком мы не можем восстановить всю родословную. Но есть меч, который он создал для сына. Он особый, зовется Жнец., и этот меч никому больше не шел в руки, кроме того самого Ная, именем которого сегодня шутил Хо, и меня, его прямой наследницы.

– Риан так и живет в долинах?

– Да, сам проектировал и строил двигатели для «Птенца», и они бесподобны, но пока у нас проблема с дополнительными, планетарными.

– Про них и я много помню. Странно, что это утрачено, было широко известно. Разберемся, если все получится. Погоди, я отойду к двери. Знаешь, боюсь этой дряни, – виновато пояснил Тимрэ. – С тех пор, как мы заразились пираном, жизнь стала невыносимой. Не думал, что снова буду ходить на своих ногах.

– Да уж, стой там. А про Гнездо ты много знаешь? Из чего собирали генокод волвеков? Ведь, судя по всему, на них хотели моделировать вас самих.

– Не уверен, что там вообще был волк в числе доноров, не видел полные данные. По нюху, разве что… и то, возможно, собака. Может, их брали ради стайности? Рысь или нечто подобное, кое-что по зрению от птиц… Человек и айри, это точно, прочее я наверняка не знаю. Вообще ничего не должно было выйти, слишком разные виды, мешанина разрозненных полезных свойств. А уж со сменой облика – полная неразбериха. Я видел в Гнезде, еще до сна, наброски отчетов и клетки с первыми вариантами. Жутко это было, Ник. Стерильные уроды, практически нежизнеспособные. Какой уж там разум… Но вот ведь – получился совершенно оригинальный и стабильный по передаче генов в поколениях волвек.

– Время плюс упорство. А потом, возможно, над теми уродами сжалилась сама природа, она сильнее любого генетика. Мне забавно, что женщин, похоже, очень мало и среди волвеков, и у айри, Тим. Это явно ваш признак. Как и восприимчивость к чужому сознанию, да и двойной облик.

– Пожалуй. Хотя я бы не делал выводов при таком сильном недостатке информации. Возможно, их интересуют мужчины, как материал для опытов, – именно по причине своей собственной ситуации. Или стаю так легче контролировать. Лайл, а ты не против, если мы немножко тебя поисследуем? – осторожно уточнил айри. – Занятно прикинуть степень родства. Или я тебе расскажу все и сам посмотришь, но это дольше намного, да и одно другого не исключает.

– Учи, – буркнул волк. – Исследуй. Но потом, на пару с этим родичем. Начали, Ник?

– Да.

Второй айри оказался стар и высок. Пиран изуродовал его куда сильнее, чем более молодого Тимрэ. Лечить пришлось крайне долго, до истощения сил, – и не рассчитывая на благодарность. Юнтар с холодным презрением в светло-серых глазах смотрел на все усилия волвека и «человечки», смущая младшего родича.

Да, он вынужден быть признателен. Да, будем работать вместе и обязательно вернемся домой. И да, вы мне неприятны, жить я уйду в свободный сектор тора, близ рубки. Понадоблюсь – зовите, отказа не будет… Нет, общий ужин не посещу, там слишком много низших.

Так и сказал – «низших». Лайл усмехнулся, отмечая в душе странное уважение к упрямому старику. Он все точнее чувствовал людей и не-людей и был убежден, что Юнтар повел бы себя иначе, случись ему спасти корабль и волвеков. Это позволило бы великодушно смириться с их присутствием на «Тор-а-мире», разрешение на пользование кораблем он бы охотно дал.

Но наглые чужаки сами захватили каюты, рылись в грузовом отсеке и, хуже того, вылечили двух айри, виноватых в этом мире во всех бедах. Утративших корабль, что непростительно и позорно. Быть навсегда обязанным жизнью короткоживущим и полузверю? Жалкая доля.

Он гордо удалился, прихрамывая, тяжело горбясь и высоко задирая подбородок. В душе бурлило любопытство, невысказанная благодарность жгла, боль утраты капитана давила темным и горьким грузом.

– Тим, он замечательный, не оправдывайся, – рассмеялась Ника на отчаяние айри. Пошли ужинать, я страшно голодна. Только на несколько минут заглянем в лаборатории, ладно?

В столовой припозднившихся ждало необычное зрелище. Весь «экипаж» сидел на одной стороне стола и усердно поглощал ужин, а по другую сторону Ринк исполнял свою мечту и с упоением собирал синяки. Точнее, черняки, под плотной шкурой волвека метины от ударов казались совсем темными. В паре с Элом он смотрелся странно – еще более огромный и массивный волвек возле очень сухого и невысокого айри. Оба «думали» демонстративно громко, явно по просьбе остальных, жадно следящих за каждым движением. Все учились. И уже давно, судя по тяжелому дыханию бойцов.

– Эл, ты покушал? – забеспокоилась Ника.

– Нет, – выдохнул айри, останавливаясь. – Мы пока лишь деремся за во-он тот кусок белка, в большой отдельной тарелке.

– Тогда садись и ешь, здесь еще полно, он же не последний, – с наигранным недоумением возмутилась она. – Я расскажу Ринку про мечи, он явно и это хочет знать. Даже дам пару шариков на ночь, пусть забавляется. Технику владения – у меня есть базовый курс, палка и шест, если Хо принес с «Птенца» все необходимое.

– Хо? – картинно удивился Ринк, деловито – явно подражая манере Эла – разрезая приз надвое. Себе он честно забрал меньший кусок: чистый проигрыш. – Кто это? Если ты про моего щенка, то пока его никак не зовут, мал еще. Откликается на кличку «Эйм», по месту проживания. Мы вас ждали, потому и заняли время игрой, про мечи я узнаю завтра. Что делать с куполом, вот общий вопрос.

– Знакомьтесь – это Тимрэ, он знает все про груз корабля, его оборудование и устройство. Умеет лечить. Вы назоветесь и поговорите потом. Очень прошу быть внимательными и уважительными ко второму айри, его имя Юнтар, он в преклонном возрасте и тем более имеет право на свое отношение к нам, нагло захватившим здесь место. Желательно кланяться и говорить не «ты», а «вы».

– Обойдусь, – старик стоял в дверях, сутулый и нахохленный. С явным усилием он сделал шаг вперед, под взгляды чужаков, добрел до ближнего от входа кресла. – Чем кормят?

– Эйм! – рыкнул Ринк.

– Да, старший.

Хо торопливо собрал на тарелку содержимое разных блюд, с поклоном поставил ее перед старым айри и отошел в сторонку. Юнтар тяжело вздохнул и попробовал пищу. Сморщился.

– Паршиво кормят. Консервы. У нас есть и крупы, и иная нормальная еда. Сам займусь этим. Вы все делаете паршиво. Почему капитан не упокоен?

– Мы пока не нашли способ… – виновато начал Тимрэ.

– Я нашел. Пойдите, заверните в ткань, приготовленную на столе, и положите тело на кровать в его каюте, это возле рубки, первая дверь. Дверь закрыть!

– Рой, Лэл, – тихо сказал Ринк.

– Хоть бегать умеют, – вроде бы более довольно продолжил старик, проследив взглядом метнувшихся к двери волвеков. – Экраны контроля купола включены только внешние. Это очень плохо. Переведите наблюдателей в большой зал, я им показал, там отображаются теперь все пять десятков камер, и идет запись. Придумали еще со счетом глупость, недоросли! В моем-то возрасте – и переучиваться!

– Я прослежу, – Ринк мягко удалился.

– Про купол и само Гнездо я знаю больше всех. Я инженер, я их строил. Между десятым и одиннадцатым уровнями, если считать сверху, имеются крупные скальные пустоты. Там нет толкового шлюза и дублирующего аварийного туннеля, эти придурки торопили со стройкой. Если уйдет воздух, нижние ярусы будут полностью отрезаны, так сработает автоматика безопасности. А при обрушении породы у них и связи не станет. Если вызвать вниз центральный лифт, загнется и он. На дне холодильники, инкубаторы, ясли и самые гнусные лаборатории. И еще туда, на пятнадцатый, есть резервный вход с поверхности. Я рыл его на всякий случай. Они и не знают.

– Он цел?

– Я не делаю работу паршиво. Надо пройти незаметно до лифтов, подняться на одиннадцатый, заложить заряды и ждать. Потом убрать лишних мерзавцев и вывести остальных. Все правильно посчитать и сделать смогу только я, я строил купол, – он повторил это упрямо и с нажимом, явно виня себя в том, что строил недостаточно «паршиво» и других слабых мест нет. – Вы отвратительно все организовали, никак! Вы устали и хотите только спать, но сидите, не имея данных, лупите красные глаза, строите заведомо глупые планы…

– Он во всем прав, – убито склонил голову Эл, чуть заметно подыгрывая.

– Доедайте, слушайте заодно мое ворчание по бытовым вопросам, а затем идите спать. Вставайте поздно, я подам нормальный обед сюда к полудню, вызову по центральной связи. Потом снова расскажу про уровни, попроще, для самых диких, и все объясню. Ночью пойдем и отрежем у Гнезда дно.

* * *

Отчет о состоянии купола

Высочайшему моэ Гринхо, смотрителю купола, от старейшего Роллди, сектор контроля (547 год от изоляции. Гнездо, Хьёртт)

Высокочтимый моэ Гринхо, представляю на Ваше рассмотрение очередной отчет по жизнеспособности Гнезда и всего купола в целом. К сожалению, прогноз полностью подтверждается: жизнеспособность колонии мы сможем поддерживать в режиме строгой экономии всех невосполнимых ресурсов не более дваввосьм годовых циклов. Увы, при постоянном снижении качества жизни. Наихудшее положение сложилось с обеспечением воздухом. На данный момент закачанные в скальные пустоты резервы сократились до четверти от исходного объема. Нами обследованы емкости, трещин нет, слой изобта, из которого отлиты стены резервуара, в рабочем состоянии и не показывает признаков старения материала. Естественные утечки диффузией, через неплотности трубопроводов или вентильные узлы, на которые Вы изволили указать, ничтожны, – за весь период работы купола не более одного процента резерва. Основная проблема, как и предполагалось мною, – использование шлюзов при работе со стаей подопытных волвеков. При сохранении текущего расточительного режима: в среднем два шлюзования за условные сутки, мы приблизимся к ситуации острого дефицита воздуха уже через три восьмика лет. Дополнительным фактором угрозы куполу является обратное шлюзование, когда незначительные объемы атмосферных газов этого ядовитого мира просачиваются в купол. Наши системы фильтрации очищают их при первичной обработке недостаточно. Повторный цикл нагружает резервные группы фильтров и резко сокращает их срок службы. Системы содержат сменные элементы, включающие материалы, воспроизводство которых в лабораториях купола невозможно.

В связи с указанными обстоятельствами мною уже принято столь нелюбезно встреченное Вами решение об организации двойного контура воздухоснабжения. Уровни с седьмого по первый (счет к поверхности) переведены на воздух класса очистки «условно-годный, с низкой циркуляцией». Это не убьет и не отравит подопытных, они выносливы. Но потребует соблюдения контролерами сменности: айри такой воздух показан без ограничений по здоровью, при условии не более семи суток непрерывного пребывания. Кроме того, я вынужден перевести жилые уровни на более низкий класс очистки. Все это позволит удвоить доступный нам период предела автономности. Прошу Вас рассмотреть возможность сокращения числа подопытных хотя бы наполовину и частоты шлюзования – втрое. Указанные меры в сочетании с уже принятыми существенно повысят автономность (расчет прилагается).

Состояние запасов воды чуть лучше, но и здесь имеются проблемы. Подопытные переведены уже достаточно давно на класс очистки «низший технический» (их питьевая вода – класс 4+), что обеспечивает практически замкнутый круг без потерь. Группа фильтров со сменными элементами по сути уже исчерпала себя, и через восьмик лет мы сами неизбежно получим воду класса очистки «условно питьевую», как это ни прискорбно.

В связи с изложенными обстоятельствами прошу снова рассмотреть вопрос обеспечения доступности большого корабля. «Тор-а-мир» – наш единственный шанс вырваться из изоляции. Конечно, его обшивка не может быть даже минимально повреждена доступным оборудованием, повторные проверки проведены, результат однозначный. Но есть спящие в резерве инженеры-айри, вывезенные сюда в качестве генного материала. Возможно, они смогут наладить связь с нашим миром или создать оборудование для вскрытия люков корабля. В противном случае, эксперимент будет завершен без нашего на то согласия, и самым плачевным образом.

Резолюция Гринхо

Помощнику Гридье. Данным о состоянии купола присвоить гриф «Особо секретно». Недоумка Роллди вывезти в пустыню и там высадить, для этого хама эксперимент окончен. Благо, у него есть вполне грамотный помощник, который к тому же знает свое место в иерархии старейших и не принимает решений без ведома моэ айри.

Сигнал от ан-моэ Грийена пришел, нас отсюда снимут очень скоро, уже начаты работы над восстановлением технологии и материалов корабля. Столько мы продержимся.

Инженеров разбудить выборочно и передать в сектор Шинойта, он умеет уговаривать, пусть думают, я люблю иметь запасные варианты. Для наблюдателей установить дополнительные системы очистки воздуха в их контрольных комнатах на опасных уровнях. Шлюзование сохранить в прежнем объеме, я обсудил тему со старейшими из сектора основного генного проекта, им виднее, как содержать подопытных. По их требованию восстановить на уровнях содержания подопытных классы очистки воздуха и воды, минимально приемлемые для т. н. «человеков».

Существенное сокращение потребления обеспечить в течение ближайшего восьмика лет за счет ликвидации популяции нестабильных и отказа от низкоперспективных линий волвеков, необходимых исключительно ради побочных опытов.

Для комфорта проживания вскрыть аварийные резервы воды, использовать только на медианном уровне.

3 – 17 марта, Хьёртт, Гнездо

Йялл

Крик не облегчил души Третьего, но его странная мощь почти испугала и разом вернула сознанию холодную ясность.

Он все испортил! Это слышали и свои, наверняка, до второго уровня, а то и глубже, – они откликнулись и попытались облегчить боль, – и хозяева. Глухие бы услышали, как он вообще умудрился так крикнуть? И что теперь делать?

Йялл резко сорвался с места. Первый здесь, ну почему он сразу не обратился к вожаку! Первый умеет слышать, он понимает все и способен разделять самую большую боль братьев.

Потому и не обратился. Боль оказалась такой огромной, что ею страшно грузить чужой загривок, а уж самый родной и уважаемый… Потерю семьи он не мог разделить. Это его семья, никто вообще не представляет, что такое иметь семью, растить ребенка. Никто даже не знает, почему у его сына голубые глаза. То ли это – мамино наследство, то ли позже пожелтеют. Теперь и он не узнает.

Первый сидел у самого свода купола, круто падающего в пыль пустыни. Очень давно волки пробовали копать, искали выход. Хозяева не мешали, даже приезжали смотреть и смеялись. Купол везде, его не преодолеть. Вожак чуть повернул крупную голову, блеснул глазами. У Первого они светлые и с легким оттенком зелени. Ясные и очень печальные сегодня.

«Я виноват», – показал Третий. Под наблюдением говорить нельзя, да и не для волчьей пасти речь. И не в пустыне… Он лег и ткнулся носом в лапу старшего.

«Нет. Они все подстроили, ты просто угодил в ловушку», – сердито фыркнул Первый и коснулся сознания младшего. Мысленно погладил глупую голову и обнял, принимая боль. Тяжело вздохнул, бессильно уронил морду в пыль. Теперь оба заново переживали Крик, и Третий снова подумал, как невыносимо трудно приходится вожаку. Сам Йялл не сумел бы понять, но Первый – понял. На душе стало чуть легче, он даже не сочтен предателем стаи, хоть и не может снять с себя вины. Предателем Третий жить не стал бы.

Они лежали долго. Луны угасли, дышать сделалось трудно и больно, холод пронизал тела насквозь. Идти к воротам не хотелось, оба ждали беды. Но идти надо, они должны все делать в точности, как обычно. Вдруг хозяева глуше самых глухих?

Их никто не ждал. Поели, подышали, разошлись в недоумении. Третий чуть отбился от стаи и бродил в одиночку, но постепенно поведение его стало более привычным. Йялл даже сделал над собой усилие и начал задирать Шестого, оттирая от вожака. Вяло, но все же достаточно убедительно.

Прошел еще один день. Еще, и еще…

Он мучительно и безуспешно пытался гнать мысли о Сидде. Как она, где? Жива ли, и что за уколы ей сделали? Укол – всегда боль, а она такая маленькая и слабая! И еще она мерзнет. Когда нервничает, то очень сильно, и ее надо греть, а кто станет заботиться о синеглазой? Она для глупых хозяев – всего лишь «перспективная самка». Если приведут Первому, хоть можно будет ее видеть иногда, к тому же вожак не обидит девочку.

Третий отчаянно мучился, понимая, что не готов отдать жену и самому уважаемому и достойному из стаи. И не сможет смотреть, как другой окружает ее плечи руками, гладит волосы, ласкает кожу. Потому что ей тоже будет плохо. Или хорошо? Чего тогда он боится?

Под красной луной пятого дня он признал свое отчаяние, готовое вцепиться в горло вожака из-за жены. Ни волк Третий, ни волвек Йялл не желали терять ее, делить и отдавать. И тогда он снова ушел из стаи и лег в дальнем краю купола, под стеной. Он будет дышать, все равно заставят. Он станет есть, Вечные неизбежно найдут способ управиться с упрямым. Но будет ждать. Потому что сердце уверено – она еще жива.

Первого забрали вниз в положенный срок.

Почти сразу увели и его, прихватив за загривок. Пихнули в отдельную клетку, напоили соком утра, и привычная боль не заглушила отчаяние. Сомнений больше нет: Крик слышали. Они знают и будут что-то делать. Хорошо если с ним, сам виноват – тут все понятно. Но вдруг и прочие пострадают? А сын?

Третьего спустили на жилой ярус, провели в незнакомый загон. Он слышал, как разводят по углам остальных, вернувшихся сверху. Закончили. В тишине ночи, задушенной блеклым отливом потолка, он издали разобрал звук идущей снизу повозки. Шаги трех пар ног. Ближе. К его загону.

Задержались в дверях, внимательно разглядывая, как нечто новое и необычное. Он поднял голову и тоже стал смотреть. Двое незнакомые, их он прежде на жилом уровне не видел, и запах чужой; третий – низкий и вечно потеющий наблюдатель от ворот. Тот, что любит делать укол в ствол спины, вынуждая корчиться от боли. Прежде Йялл считал его одним из худших хозяев. Но холодные глаза новых еще неприятнее.

Ему знаком приказали снять рубаху и встать. Обошли кругом, ткнули хлыстом боли в спину, заставляя поднять руки, повернуться, потом встать на колени. Придирчиво осмотрели обруч. Прежде он не знал, что значит быть голым, но теперь смутно понял ужас Сидды. Бедная девочка! Стояла вот так же, и они смотрели, вынудив опустить руки вдоль боков, почтительно склонить голову и терпеть страх. Трогали, дергали, обсуждали. Он прежде не думал над тем, интересны ли хозяевам самки, считают ли Вечные его Сидду красивой. Они ведь знают, что жена разумна, и про ее ужас знают. Такая вещь им особенно любопытна. Наверняка, смеялись и снова трогали, гладили тонкую кожу, забавляясь дрожью и слезами. А если пробовала закрыться, отстраниться – били. Когда она попала в загон Третьего, синяков было более чем достаточно.

Вот его бить неинтересно. Он сильный и привык.

Один из новых достал тонкий ремень и надел на шею, шипами внутрь. Дернул вверх, понуждая подняться, шипы впились в кожу и ударили резкой болью. Так же обжигает хлыст. Он знал, это для удобства. Волк – глупый и должен следовать за Вечными, поворачивая в указанные коридоры. Правда, есть и второе объяснение, более занятное. Йялл выше самого рослого из них почти на голову, гораздо шире в плечах. И много сильнее. Им стоять рядом очень страшно! Поэтому всегда потеет наблюдатель, дающий боль, потому и новые двое так скованы в движениях. Интересно, кого боятся: волка или обнаруженного в его шкуре человека? Последнего, судя по грустной истории давно сгинувшего Пятого. И это означает, что теперь наверх уже и не выйти. Жаль, из Шестого можно сделать разведчика, но он будет хуже прежнего. Не так чуток, не так везуч. И вообще – он другой, хороший вожак для своих волков, но не разведчик.

Йялл шел коридорами, впереди хозяев. Так они решили, необычно, как все, что происходит сегодня. Перед каждым поворотом ошейник глубоко впивался в кожу и заставлял выбрать нужное направление. Пустые загоны кончились, теперь они шли через пространство, отведенное волвекам. Третий быстро уловил рядом вожака и совсем тихонько, самым краешком сознания, попрощался. Повозка ухнула вниз, пролетев знакомый второй ярус и однажды посещенный третий. На четвертом по счету створки дверей разошлись. Хлыст посоветовал выходить. Тут было гораздо теплее, воздух казался совсем затхлым и застоявшимся. Остро пахло болью, совсем как в комнатах наблюдателей, где стоят столы и волков режут для опыта.

Его провели в огромный гулкий загон, заполненный какими-то незнакомыми предметами. «Приборами», – решил Йялл. Поставили на колени в самом углу и пристегнули за ошейник к кольцу в стене, сразу же рывком оттянули это самое кольцо вверх, так, что пришлось чуть привстать, ослабляя боль от шипов ошейника. Отошли, и сверху упали прутья, создавая две недостающие стороны клетки.

– Завтра займешься по обычной программе, – впервые заговорил один из новых, самый рослый, адресуясь к наблюдателю. – И без твоих любимых игр, разбирать его будут внизу.

– Что, совсем без забав? – неохотно уточнил тот. – Скажи еще шкуру не портить.

– По возможности. Кстати: переведи на половинный рацион, этот «йялл-2/7» слишком опасен. Я отсмотрел данные по физическим кондициям. Здоровый зверь, прямо на редкость… Но завтра – без игр. Сегодня мы посмотрим иную забаву. Тебе понравится. Этот к утру и так на ноги не встанет, проверено. Тест на выносливость. Простенький, но результативный. Иные задыхались до утра, но этот – едва ли. Зато станет куда смирнее и спокойнее.

И они ушли.

Третий оценил «тест». Ошейник душил и тянул к стене, вынуждая принимать на редкость неудобное положение. До утра он и правда вымотается. Вряд ли так, чтобы не встать, но подустанет прилично. Что у них за забава? Ох, ничего хорошего. Двери на этом уровне такие толстые, что гасят любой звук. Ушли – словно сгинули.

Ночь по капле вливает боль в шею, когтит спину, выкручивает плечо.

Сколько до утра? В темном холодном загоне время лежит старой пылью, и не думая двигаться. Да и чем его может порадовать утро?

Мимо загона сейчас поведут волка! Йялл отчетливо осознал его и даже опознал – «дирт-1/5», самый примитивный из стаи. Жалкое создание, не способное менять облик без волчьего сока. Его, помнится, Второй требовал исключить из числа живущих.

Этот огрызок, без ошейника, скулящий от радости и азарта, косолапый в походке и чуть сутулый, – он буквально стоит перед внутренним взором. Хорошо! Знакомое легко отследить: вот «дирт-1/5» уверенно движется по здешним коридорам, внюхиваясь и подтявкивая.

Йялл, единственный кроме Первого, давно научился ловко и неприметно «цепляться» за сознание братьев и следовать за ними, ощущая большую часть их восприятия. «Дирт» прост, его мысли коротки, следить легко. К тому же он рядом. Вот идет мимо, с ним тот наблюдатель, что завтра будет проводить опыты с Йяллом. «Дирт» пригибается, взвизгивает и пытается льнуть к боку, настаивая на своей полезности и праве на подачку. Получил корм, залаял благодарно, трется о ладонь, брезгливо отводящую слюнявую морду. Прошли, дальше – правее – еще поворот, опять правее… То есть там соседний коридор, и теперь волка ведут в обратную сторону? Да, точно, и вот уже дверь.

Еще хозяева, их «дирт-1/5» знает, уже встречал, радуется вниманию. Вечные говорят, он лает в ответ – коротко, зло, убого. Мысли полностью слышать Йялл не мог, но эти образы знал – сплошное «хочу»: быть Первым, порвать горло Второму, загрызть Третьего, вынудить Четвертого ползти на брюхе.

Хозяйская рука треплет загривок, обещая дать запрошенное. Не все, но многое. Очень многое.

Йялл разом забыл про боль и ошейник, потому что туда, в комнату хозяев, ввели его Сидду. Как можно было так глубоко влезть в сознание глупого волка, чтобы не расслышать ее? Впрочем, он давно слышал, но не думал, что так близко.

Он увидел ее глазами «дирта-1/5» – сладкую чужую самку, добычу, бывшую собственность ненавистного врага из первого восьмика вожаков. Остро пахнущую страхом, слабую, дозволенную Вечными. Те уже расселись вдоль стены и настраивали свои приборы. А «дирт-1/5» у их ног визжал и рвался, прихваченный за загривок хозяйской рукой, деловито крепящей что-то на обруче.

Пальцы разжались, и «дирт» прыгнул, разом сбивая женщину с ног, сдирая с нее рубаху. Сидда сжалась на полу, закрывая голову руками, и он ударил снова, в живот. Рывком поднял и кинул к стене, чтобы встала, и можно было начать бить снова, ему так удобнее.

Йялл глухо зарычал, впервые до конца понимая, насколько же он не готов делить ее, тем более – отдавать этому зверю. Ошейник больше не причинял боли. Корчилось сознание, а шипы – всего лишь шипы. Цепь тонкая, слишком тонкая, чтобы удержать. Он уже стоял, быстро и уверенно пробуя прутья. Добротные, толстые, упругие. Будь он в своем уме, и пытаться бы не стал. Вроде один чуть дышит, поскрипывая далеко вверху. А внизу? Просто стоит на гладком полу. Так только зверей огораживать. Хуже, если они смотрят. Но нет, они все теперь заняты. У них забава.

Третий прощупал прут до самого пола, удобно уперся ногами в два соседних и резко рванул. Потом еще и еще. Длинный стержень загудел, едва ощутимо подался и упруго вернулся на прежнее место. Сидда снова на полу и ей плохо. Очень плохо. Попробовал тянуть непрерывно, срывая спину и хрустя… нет, это пол. Йялл даже не сразу поверил, что прут царапнул пол и подался, не стремясь более вернуться в свою отметину – проплешину на тонком слое пыли В глазах было совсем темно от прилива крови, но он не отвлекался и тянул.

Если бы «дирт-1/5» попытался приласкать и получить чужую самку, это было бы хоть как-то понятно. Красивая, сладкая, притягательная. Но он просто убивал ее, топтал и уродовал. Любой щенок понял бы хрип «дирта», требующий лечь и ползти на брюхе. Но она человек, и звериного обычая не знает, как и наречия.

Иногда руки чуть вздрагивали и увеличивали нажим. Потому что там, за соседним коридором, светлые волосы опять мели пол. Лицо у нее разбито, и сознание младшего щенка пьянит запах крови. «Дирт-1/5» был в стае слабым, но сегодня он нашел существо намного слабее себя и получил над ним власть. И теперь вот так эту власть утверждал, наслаждаясь каждым мгновением.

Почему? Первый не позволял не то что рвать – обижать слабых, они жили совершенно так, как остальные. Говорил Второй: «дирт-1/5» не руками слаб, а душой. Второй умел видеть, старший тоже, но все надеялся исправить… теперь попробует Йялл. Одно короткое движение, и все станет окончательно правильно. Если он доберется, то очень постарается успеть прежде, чем хозяева очнутся и вспомнят про обруч контроля.

В какой-то момент Третий, кажется, потерял сознание, поплыл и очнулся на коленях, лбом в зазоре меж прутьев. Судорожно ощупал выгнутый, недоверчиво охнул. Получилось? Щель оказалась узкой и неудобной, прут спружинил, острая грань впилась в шею, срывая шкуру. Стесала до кости плечо, хрустко сосчитала ребра.

Дверь. Он очень надеялся – не запертая, раз его дважды огородили, ошейником и клеткой.

Не запертая!

Хоть раз в жизни хозяева смогли сделать ему настоящий подарок! Йялл мягко потек по коридору, беззвучный, напружиненный и быстрый. Никого? Правый поворот, запах «дирта». Еще раз поворот. Сидду привели оттуда, из дальнего коридора. Дверь. Он замер, отчетливо зная, что в комнате ему не дадут ни мгновения. Трое смотрят, они левее и в стороне. «Дирт-1/5» спиной, почти в противоположном от двери углу, куда он ударами загнал свою добычу. Удобно, – движение по прямой.

Дверь мягко пошла вбок, никому не интересная. Мало ли на этом уровне любителей забав? Еще один вот нашелся. Отчетливо расслышался холодный и чуть скучающий голос рослого, недавно указывавшего наблюдателю на пользу ночного «теста».

– Как видите, доминантность для данного самца ведет к неконтролируемой агрессии, самая примитивная реакция нестабильного. Полностью ошибочно было выбирать его на роль вожака. Как и сохранять линию в целом, я давно это говорил. Даже в отсутствие старших и более сильных, которое мы, возможно, обеспечим до конца цикла, его или загрызут всей стаей щенки, или он их при нашей поддержке передавит. Скука, а не забава. У нас слишком мало человеческих самок, чтобы дать ему добить эту. Она молода и годится для дела.

– Ставишь на старого, Шинойт? – недовольно буркнул наблюдатель. – Дозволь отметить, он у нас вызывает сомнения и возраст уже не самый оптимальный…

Йялл прыгнул наверняка, из последних сил выждав, пока открылась широкая щель, достаточная для его плеч. Тело послушно распласталось, одним движением давая руке достать «дирта», удобно захватить пальцами под челюсть и рвануть, выдергивая подбородок вверх и вбок. Третий услышал замечательно сочный хруст, голова безвольно и неестественно завалилась назад, следуя за замахом руки Йялла и жутко выкручиваясь. Он даже увидел стеклянный глаз «дирта-1/5», когда оба волвека начали оседать. Колени Третьего резко смяли сутулую спину врага, направляя движение мимо лежащей рядом женщины. Ребра – под левым коленом, стволовая кость – под правым, и тоже не выдержала. В падении, странно замедленном и ощущаемом очень подробно, он счастливо выдохнул, с низким рычанием впечатывая в пол тело первого в их породе предателя. Все-таки успел! И даже хватило времени увидеть, как распахнулись удивленно синие глаза жены.

А потом хозяева наконец осознали его действия и торопливо погасили мир.

Ненадолго.

Он очнулся в приятном состоянии удачного завершения трудного, рискованного дела. Боль была платой, и вполне посильной. Хозяева его предсказуемо и ожидаемо обездвижили, обруч дает им такую возможность.

Тот же загон. Замечательный запах мертвого «дирта». И Сидда, которую все в суматохе забыли в углу. Украдкой гладит ставшую чужой и непослушной руку, всхлипывает и боится шевельнуться. Правильно, вспомнят – уведут. Он усмехнулся. Уже второй подарок хозяев за день! Дали побыть с ней рядом.

«Глупая моя, ну почему она ничего не боится, когда рядом?» – счастливо подумал Йялл. И услышал сверху голос рослого, сказавший совсем уже невозможное: «Бросьте обоих тут до утра. Хоть какая-то уверенность, что найдем на том же месте. От своей самки этот странный волк, похоже, никуда, а нам еще предстоит разбираться, как он сюда вообще попал, и надо делать все очень быстро».

Они ушли, замок запечатал дверь, в тело начали одна за другой медленно вползать длинные, витые и острые иглы боли. Так всегда бывает после удара обруча по сознанию. Пройдет. Потом мышцы станут мягкими и бессильными, но к утру он будет почти в норме.

Сидда уже не плакала. Она, оказывается, нашла разлитую одним из хозяев воду. Хочет собрать на рваную ткань своей рубахи и вытереть ему лицо. Глупая, ну зачем так тратить время? Йялл охнул, подзывая ее, с огромным трудом оторвал тряпичную руку от пола, накрыл прижавшуюся к груди лохматую голову. Кости целы, убедился он с облегчением. Уже хорошо. Такие прозрачные, тонкие, а ведь выдержали! Все считали наверху, что Третий играет с женой, бросаясь на нее и вынуждая к защите. Он учил, и Сидда все правильно запомнила. Как закрывать голову, беречь живот, перекатываться, смягчая удар. Йялл всегда боялся, что ее обидят.

– Говорил, ничего для меня не сможешь… – шептала она одними губами. – Ты их всех перепугал. Ты меня от зверя спас. Мой единственный, замечательный.

Он молча слушал. У нее славный голос, ясный и звонкий. Даже теперь, когда звук ему лишь мерещится – шутка сознания. Жена умудряется не картинки передавать, а совсем нормальные слова, и даже с их звучанием. И слышит его, вот ведь как хорошо.

Она вся такая легкая и маленькая…

Что бы ни было, Сидду больше не обидят. Отдадут в стаю, наверх. Внутри росла странная уверенность, что так и станет. Кому-то из первого восьмика вожаков, наверняка. Второму, про которого, скорее всего, и говорил рослый. Это особенно хорошо. Старый немножко знает язык Сидды, а еще он знает, что она сильно мерзнет и обязательно будет греть, это дает надежду. Йялл с ужасом вспоминал время, когда его жена совсем застыла, пока он был наверху, в пустыне. Стала кашлять, опасно задыхалась, горячая и бессознательная. Он надел на нее обе рубахи, завернул в подстилки и грел, а она дрожала и бессвязно лепетала непонятное. Потом целый цикл почти не могла ходить, качалась от слабости.

Душа успокоилась. Глупо он удумал, не желая ее отдать другим. В куполе слабый нуждается в помощи, и наверху ей помогут. Привыкнет ко Второму, он добрый. Главное – чтобы жила и была здорова.

А его смешная и снова беззаботная жена устроила на своем плече вторую коричневую руку, совершенно безвольную, изуродованную. Довольно вздохнула и продолжила твердить свои замечательные глупости. Он, оказывается, вообще все может, и, значит, их обязательно спасет. И ее, и сына, и остальных волвеков. Она обещает быть сильной и терпеливо ждать. Что бы ни случилось – всегда.

Йялл лежал, вдыхая ее родной запах, снова без примеси страха, теплый и домашний. Отрешенно пытался вспомнить, как управился с шеей «дирта». Правой рукой? Но она ведь явно не работает, еще прутом клетки мышцы срезаны до кости, к утру уйдет много крови, хотя Сидда и перевязала его, как умела – и довольно удачно. Ничего, на волках раны закрываются легко. С этой он быстро справится.

Хозяева вернулись, едва посветлел потолок, и застали волка в прежней позе.

Рослый рванул Сидду вверх, поднимая на ноги. Резко прихватил за волосы, вздергивая лицо… И сразу отпустил, чуть отодвинулся, наткнувшись на спокойный взгляд желтых глаз с вертикальными узкими зрачками. Теперь Йялл отчетливо осознал страх хозяина. Тот не был уверен, успеет ли убить зверя прежде, чем лишится головы. Третий и сам наверняка не знал. Но готов был провести такой… «тест».

– Ты еще наверху говорил, что этот самец неагрессивен, – недовольно отчитал рослый наблюдателя.

– По всем записям – да, о старейший. Не забывайте, позволю себе отметить, он из вожаков, за место загрызет, а за единственную в стае самку – тем более. Что вы на нее смотрите, позволю себе спросить?

– Так… больно уж страшненькая. Тощая, плоская, грязная, блеклая, уже не девочка по годам, сутулится. Волосы облезли… Морду ей вчера разбили, пара шрамов останется. После родов брюхо вон не утянулось толком. За таких уж точно не умирают и горло не рвут. А поди ж ты, клетку испортил.

– Может, в чем другом хороша? – усмехнулся наблюдатель.

– Станешь проверять?

– После волка? Я брезгливый.

– А я предпочитаю молоденьких. Возможно, впрочем, было бы занятно, но слишком уж тоща… и воняет. Этот Йялл ее наверху часто бил?

– По записям – никогда, о моэ. Мы затеяли опыт, чтоб проверить, будет ли поведение сходно волчьему или человечьему. Так смешно вышло, он на брюхе ползал, жрать ей лучшее отдавал, только что хвостом не вилял, слюнями исходил, пока она его не выбрала. Более того, это она его била, и сильно, но никогда не получала в ответ.

– Пришли мне записи из загона, весь набор шаров, начиная с первого дня. Хочу глянуть, как приручал. Значит, стабильная пара… занятно. Я показал прут клетки инженеру, он говорит, так выгнуть руками невозможно. Мы для проверки дали задание слагу, и тот не согнул.

– Слаг не согнул? Выходит, волчара и дверь может снести…

– В состоянии аффекта может. И заметь – стандартные тесты ничего не выявили. Не выходит пока поменять всех вожаков… значит, повторим опыт. Под полное наблюдение самку, все отчеты мне.

– Кому, поясните недостойному?

– Да ясное дело, старому, нет там остальных. Сперва тащи эту рухлядь наверх, на си-восьмой. Прогони через тесты – и ярусом ниже, к самцу. Вымой обязательно, а то запахов почует слишком много. Полы нагрей и проследи: если станет бить, сообщишь.

Сидду увели, и тело, отвечая приказу обруча, снова почти отказалось слушаться. Оставшись с Третьим в загоне один на один, рослый явно запаниковал. Йялл же наоборот, на него пока не обращал внимания, внимательно проследив сознание жены до повозки, поднявшей ее наверх. Хорошо.

Пришел второй хозяин, неприятно жирный и пахнущий незнакомо, принес широкие кольца, в которые уложили и закрыли запястья, стянув их вместе за спиной. В этом положении порванное плечо болело нещадно, но кого подобное интересует? Еще на Третьего надели новый ошейник, двойной, с куда более длинными шипами, постоянно впивающимися в горло, сбивающими дыхание. Рослый приметил это и довольно рассмеялся, резко дернув поводок. Пришлось вставать, отрывая от пола непослушное, непривычно вялое и тяжелое тело.

– Стандартные тесты, моэ? – деловито уточнил жирный.

– Смысл? Он их проходит. И это наводит на интересные соображения… Тащи вниз, на второй уровень. Сегодня не до него, завтра тоже, у нас ведь большая охота. Жаль, я занят на контроле и не пойду с наблюдателями. Еще день отведем на просмотр записей, я с этим зверем хочу повнимательнее познакомиться. Пусть пока посидит в клетке, пожрет досыта и отдохнет. Вымой его, воняет. И не забудь – прутья под ток.

Так Йялл узнал, что хозяева ведут счет уровням снизу и всего их – без одного двавосьмь.

Второй уровень был напоен невнятной жутью. Тихий, очень чистый, со стертыми старыми запахами, пустой и нежилой. Неприятно холодный. Но ужас не в холоде, а в боли, ощутимо для сознания пропитавшей стены. Третий не мог представить, чем способно так глубоко впечатать боль. С бегущим по спине холодком догадывался, что скоро узнает. И добавит свою к прочим, оставшимся тут навсегда.

Новая клетка оказалась просторной, лежак широким, подстилка – толстой. Еды дали необыкновенно много и очень сытной. Йялл отчетливо понимал, что уже не поднимется наверх, но, удивляясь себе, усердно ел. Старался окрепнуть и залечить раны. Будто собирался выжить. Усмехнулся: это все глупости Сидды, наслушался и поверил. Не сознанием, а чем-то более глубоким и древним. Каждый живой умирать не желает и цепляется за надежду, сколь угодно малую и нелепую. Вот хоть повязка на руке – ее рубахи клок, пахнет так знакомо и приятно.

Три дня в загон не входили хозяева. Странные неживые, именуемые «слаг», приносили еду. Он усердно вычищал миски, отчего заметно поправился. Раны затянулись и почти не беспокоили. Хуже оказалось со сном. В жизни своей волвек не знал, что бывают кошмары, а теперь маялся, не в силах их избежать. Чужая боль рвалась в пустую ночную тьму, расцветала смутными видениями, непонятными, но пугающими.

Чье-то прошлое, оборвавшееся здесь. Его будущее, которое однажды тоже станет мешать отдыхать новому обитателю загона.

Рослый хозяин пришел, едва разгорелся потолок. Он выглядел осунувшимся, встревоженным и тоже – невыспавшимся. А еще очень сосредоточенным, последнее Йяллу не понравилось особенно. Остановился совсем рядом, отделенный прутьями, внимательно рассмотрел с ног до головы. Щелкнул пальцами, подзывая слага, отключил способность двигаться. Осторожный.

Холодный неживой слаг переместил волвека на наклонную лежанку, опутанную тонкими нитями, надежно зажал в обручи руки и ноги, корпус, шею. Хозяин присматривал. Довольно кивнул, подошел и принялся крепить к обручу нити. Затем резать кожу и устраивать новые датчики, некоторые глубоко и больно, прочие сверху. Отошел, повозился с незнакомыми устройствами. Слаг принес кресло, так его назвал хозяин, когда запросил. Вот и еще одно слово получило смысл.

Кресло было установлено так, чтобы хозяин сидел рядом с волвеком, лицом к нему. Рослый устроился удобно, вразвалку и явно надолго. Помолчал, снова разглядывая жертву.

– Ну, начнем? Я вчера истратил на тебя весь день. И не зря! Ты дурил нам головы очень давно и ловко. Теперь уже не выйдет. Пока я никому не говорил, такое требует проверки, полноценного опыта и доказательств, но сомнений нет, а прочее я получу сегодня. Или завтра.

Он потер руки от удовольствия, даже раскраснелся, глаза заблестели азартом. Чуть шевельнул пальцами, оживляя большой квадрат, показывающий нездешнее. Йялл сразу узнал обжитой загон, себя и Сидду. Их первое утро, когда девочка назвала имя и хотела услышать ответ. Потом сразу – вспышкой – сменился рисунок, и стало годом позже, они сидят и ворчат в углу. И снова смена, они опять сидят, обнявшись и шурша почти беззвучно. А вот Сидда его окликает, и он оборачивается. И еще – когда уже был сын и они сидели втроем.

Свет истаял, хозяин обернулся к волку.

– Я знаю, что ты понимаешь многое в моей речи, отпираться бесполезно. Обруч отслеживает сложные реакции, и я отлично знаю, что вы разговаривали, а не ворчали. Это непонятно – вне того, что называют обществом, любая тварь, не способная к мысленной речи, должна оставаться дикой. Ты всю жизнь исключительно жрал, спал и дрался за место в стае, как положено зверю. Но ты не дик. И я хочу знать, велико ли ваше… общество, кто тебя таким сделал и как. Вот мое предложение. Ты соглашаешься по доброй воле помогать, – говорить и рассказывать, участвовать в опытах. Все, что я спрошу и велю, волк! Я за это верну тебе твою тощую самку, щенка, дам большой загон наверху и место вожака. Время, когда нам была нужна глупая стая, кончилось. Сейчас стоят другие задачи, вы просто обязаны поумнеть и дать нам наконец завершить нашу работу. Мы возьмем свое и так, но с глупой стаей это отнимет лишнее время и окажется гораздо сложнее, – он усмехнулся. – И ты мне все скажешь, даже не желая того. И потом – поможешь. Просто будет больнее и дольше. Ненамного дольше и намного больнее. Это честное предложение, думай, раз умеешь. А я пока позабочусь о втором варианте. Чтоб не терять времени, поскольку сразу ты наверняка не согласишься.

Йялл прикрыл глаза. Он ожидал чего-то подобного.

Хозяева странные. Неужели они полагают, что хоть один волк, кроме подобных «дирту» нестабильных зверей-уродов, поверит в предложенное? Вообще-то подобных ему и нет в стае, он был такой один, вроде очередного опыта. А прочие? Да даже получив все обещанное разом, еще до своего первого слова, кто же согласится предать стаю? За всех сказать трудно, но вожаков отбирал старший, в них сомневаться глупо. Никаких общих планов и дел у волка и хозяина не может быть. Их связывает только обруч, мешающий свернуть тощую вечную шею.

Третий лежал и неспешно думал, что так встревожило хозяина, и почему здесь, в загоне, он единственный волвек. Где Первый, которого должны были спросить еще раньше? Вторым они поначалу не заинтересуются, щенков пока отдать некому, его оставят напоследок. Но Четвертый, любимый «враг», с которым так приятно грызться, потому что силы почти равны, он-то где? Чутье упорно твердило: на всем ярусе пусто, никаких волвеков. Можно предположить, что стая погибла. Но он сразу исключил этот вариант, твердо зная, как безразлична смерть волков хозяину. А произошло нечто очень небезразличное, полнящее устроившегося в кресле страхом и сомнением. У него даже руки временами вздрагивают!

Рослый закончил свои непонятные приготовления. Обернулся, чтобы коротко убедиться в молчании волка. Йялл отчетливо сознавал, как Вечный желает получить ответы не сразу, а после многих отказов. У хозяев это и называется – забава. Вечный улыбнулся почти нежно, не обнаружив в «собеседнике» намерения общаться.

Забава началась.

Йялл не предполагал, что боль может быть настолько мучительной и разнообразной. И что она может так остро бить, а потом мучительно длиться, не гася мир, словно теперь и его сознание целиком принадлежит Вечному. Бесконечный день. И нудно-спокойный методичный хозяин, деловито объясняющий, что будет дальше и время от времени спрашивающий, не передумал ли волк. Нет? Точно нет? Пару раз Третий чуть не попался, готовый словами или движением подтвердить отказ.

Хозяин вообще оказался многословен. Например, он охотно и подробно разъяснил, что это помещение зовется ла-бо-ра-то-ри-я. Дважды повторил, понимая, что слово трудное. Здесь делают опыты и работают с сознанием. Потому что очень важно понимать, как волк реагирует на угрозу, каковы его возможности по скорости, четкости восприятия, способности прогнозировать ситуацию. И как это самое сознание контролировать. Говорил рослый явно для себя, любуясь красотой фраз и тренируя голос для других слушателей. Хотя едва ли они будут внимательнее Йялла: разведчик запоминал дословно, привычно впитывая новое. Вечный деловито пояснил, что, когда наберет достаточный материал по реакциям волка на слова и фразы, будет знать, насколько понят, и без ответа. А еще будет со временем угадывать ответ, невысказанный Третьим.

Вечер на миг погасил потолок, вновь вспыхнувший по воле Вечного.

– Ладно. Нормальный зверь давно бы визжал и лизал мне руки. А ты только смотришь, и как-то очень недружелюбно и спокойно. Не жаль, значит, себя. Какой же ты тогда зверь? Попробуем иначе.

Хозяин вышел. Тело устало расслабилось, благодарно принимая отдых от боли. Сознание сжалось в недобром предвкушении беды. Кого ему будет более жалко, чем себя? Опять Сидду? Истрепанное за день сознание с трудом цеплялось за хозяина. Прошел коридором, радостно потирая руки. Повозка отвезла его наверх, но недалеко. Боль помешала следить, порвав контакт. Третий устало вздохнул. Глупо нервничать, когда ничего не решаешь. Да и не разведчик он больше. Кому он все расскажет? Не хозяину же!

Кажется, он ненадолго забылся, потому что услышал шаги, лишь когда хозяин уже миновал дверь. Удивленно распахнул глаза, не понимая тех, кого чувствует: не люди, не хозяева, не братья… Они стояли в дверях, обе на поводках, прикрепленных к слагу. Две волчицы. Настоящие, таких никогда не доводилось встречать, не глупые самки из загонов. В другое время он бы развеселился. Женщины, очень красивые, именно таких рядом с ним представляла себе, наверное, его глупенькая Сидда, сомневающаяся в себе до сих пор.

Хозяин резко схватил их за загривки, вынуждая поворачиваться в разные стороны, давая возможность толком рассмотреть.

Стройные, молодые и удивительные. Повыше Сидды, но не намного, с сильными и красивыми телами. Головы мохнатые, мех начинается чуть выше бровей, сперва мягкий, тонкий и слабый, почти пух, а выше роскошный, густой и глянцевый. От макушек к затылку пряди особенно длинные, а на шее снова пух, узкой полосой спускающийся между лопаток. Глаза у обеих обычные для волвеков – желтые, с вертикальным зрачком, у старшей широкими штрихами проглядывает ясная прозелень. И она – более рослая и темношкурая, с пестрым светло-желтым мехом в ярко-рыжих пятнах рисунка, черными тонкими линиями на висках; длинные волосы на затылке рыжие. Грязная, без рубахи, в старых и свежих синяках и шрамах. Стоит спокойно, ей стыд наготы, столь болезненный для Сидды, уже давно неведом. Тело крепкое и чуть суховатое, талия – он знал это слово в языке Сидды – не очень тонкая, бедра не слишком широки, зато ноги сильные и очень стройные, отменно длинные.

Вторая ниже, тоньше и моложе. Мех неправдоподобно плотный, темный, спускается волнами волос с макушки до бедер, и по нему плетется узор – еще темнее, отчетливо заметный при малейшем движении. В ее фигуре меньше прямых линий, вся из плавных восхитительных изгибов. Высокая полная грудь, очень тонкая талия, широкие бедра. Мягкая, нежная, светлокожая, испуганная до слез. Чистенькая, в тонкой красивой одежде, полупрозрачной и коротенькой. Таким знакомым и бесполезным движением тянет рубаху вниз… Нет, он бы не променял на них свою жену, и сравнивать не стал бы. К чему? Его душа срослась с Сиддой и принадлежит ей.

Жаль, что Четвертый не видит женщин. Йялл почему-то глубоко убежден, что любимый «враг» с первого взгляда прирос бы к рыжей. Почему? Глупый вопрос. Может, именно оттого и пытались его учить на Первого, что знает сразу такие вот странные вещи.

Вечный оценил внимание волвека к женщинам по-своему, куда более просто.

– Красивые самки? – усмехнулся хозяин. – Не для вас кормим. Мы получаем щенков из их материала и из вашего, но используем иной способ, более удобный и надежный, чем вынашивание матерью. А самих держим на уровне, где живем. Пока они молодые и интересные, конечно. И не всех, только самых симпатичных и умных. Рыжая – моя. Послушная девочка, я ей все объяснил. Тут же, на твоем месте. Сперва упиралась, гордая была и в своих силах уверенная, а потом стала очень славной. Руки мне лижет, все команды выполняет. Она – щенок вашего, как я полагаю, основного вожака, линия «эйм». А вот черненькая… Смотри внимательнее, может, найдешь фамильное сходство. Вы из одного выводка, «йялл-2/7». И я начну с нее. Рыжая и так на все согласится, она стара, ее пора менять, знаешь ли. А эта прослужит мне следующие пять лет. И для опытов хороша, и для забавы.

Хозяин смотрел весело и спокойно. Он знал, что новое средство сильнее прежнего. Обездвиженного Третьего с лежака снял слаг, закрепил поблизости ошейником и обручами. Девочку, всхлипывающую и жалкую, хозяин раздел и толкнул на теплое еще место, прогретое широкой спиной. Рыжая попыталась отвернуться, когда в пока еще не знавшее шрамов тело впивались датчики, но хозяин подошел и ударил ее, коротко и резко сбивая на колени. Кровь потекла по лицу, но рыжая больше не порывалась двигаться, замерев в указанной ей неудобной позе. Сознание Йялла металось в лабиринте страха. Спасти женщин невозможно, отдать на расправу немыслимо.

Третий дышал часто и трудно, следя за руками хозяина, крепящими тонкие нити, режущие кожу плачущей девочки. Его, Йялла, сестры.

– Я дам тебе время подумать, – вкрадчиво и негромко усмехнулся хозяин. – Сам понимаешь, уродовать свою новую самку мне не слишком интересно. Но если ты не уступишь… там еще четыре есть, и тоже неплохи, хоть и попроще. Их привели на отбор, весьма кстати. Согласишься – одну отдам тебе. Рыжую, ее ведь пора убивать, а так еще поживет. Неужели не жаль ни старую, ни девочку?

Вечный притворно вздохнул и устроился в кресле.

Время, прежде лежавшее пылью, взметнулось вихрем и полетело, не давая ни единого шанса. Пульс стучал в висках, выгоняя пот. Черное отчаяние давило, лишая выбор смысла. Он все равно предаст. Или стаю, или этих двух волчиц. Иного не дано, и хозяин знает. Вздохнул опять с притворной жалостью, снова обернулся к Третьему.

– Волчиц мы сами учим говорить, у них не заблокированы речевые центры, да и развитие разума мы стимулируем. Ручные самки должны уметь принести тапки, накрыть на стол, сделать массаж, приготовить ванну, угодить в прочем, что вынуждает тебя тосковать по человечке. А у вас все выключено. Должно быть выключено, понимаешь? Обруч для того и надевается, не только для контроля. Но вот оно пробилось, и я не знаю, как. Но узнаю, ты мне поможешь. Она умеет говорить и тоже будет просить. У нее приятный голос.

Хозяин тронул пальцем шею молодой волчицы, забавляясь ее страхом.

Девочка жалко всхлипывала и шептала невнятно: «Пожалуйста, не надо». Пыталась отстраниться, отвернуться.

– Слабенькая. Рыжуха по молодости славно шипела и плевалась. Загрызть меня хотела. Однажды ночью едва не удушила, чудом выжил. Так умело прикинулась покорной! Но потом все пошло на лад, она привыкла, я стал осторожнее. А уж когда я полгода назад младшего из ее детенышей, которому мы пока разрешаем жить, сюда принес и показал… А старший оказался нестабильным и его пришлось убрать. Она смотрела и знает, что я могу так и со вторым. Но не делаю. Раз в месяц даже дозволяю смотреть на щенка, если я доволен. Самка, номер твоего отродья, быстро.

– «Сиэ-3/4», добрый господин, – тихо и очень внятно ответила рыжая.

– Правильно. Что я должен сделать за то, что ты хотела отвернуться и плакала?

– Наказать неразумную, – она смотрела с отчаянием во взгляде. – Если за оставшиеся дни текущего восьмика самка не заслужит прощения, ее щенок будет оставлен голодным. Она постарается, добрый господин.

– Видишь? Стала в уход за своим хозяином душу вкладывать, даже жаль усыплять, – усмехнулся Вечный. – Приступим, пожалуй. Я покажу тебе, волк, как делаю вас послушными. Боль и поощрение, все просто. Каждому разное: своя боль или чужая, для тела или сознания. Как ты внимательно слушаешь, если верить приборам! Думаешь, больше будешь знать – сможешь справиться? Нет. Здесь то самое место, где такие, как я, по-настоящему становятся хозяевами таких, как ты. Итак… время вышло, а ты молчишь. Тогда послушаем, как она визжит.

Короткий удар пальцев хозяйской руки по столику – и волчица действительно закричала. Но не младшая, а старшая. Йялл отчетливо ощущал, как она принимает на себя боль девочки, и как эта боль выжигает ее сознание. Рыжая «эйм» делала это не хуже Первого, даже в чем-то полнее. Третий прикрыл глаза, отгораживаясь хоть на миг от ожившего кошмара.

И открыл их в глубокой, ничем не нарушаемой темноте, лишь тела светились теплом.

Тяжелый грохот прокатился вверху, осел рябью волн, наполняющих тело неосознанным страхом, рассыпался в новую, глубокую и опасную, тишину. Сознание рыжей волчицы погасло, кажется, безвозвратно. Замершая на лежаке девочка дышала слабо и ровно, хотя тоже ушла далеко в черную пустыню обморока. Йялл рванул в разные стороны руки, неожиданно легко отпущенные звякнувшими обручами, раскрывшимися без попытки сопротивления. С лязгом треснул двойной ошейник.

Волвек довольно и намеренно шумно зевнул, всем телом и сознанием ощущая, что услышан и понят. По загону прокатился чужой страх, впервые так остро и радостно приятный, а еще хозяин потел и дрожал. Ослепший и утративший остатки своего наигранного хладнокровия, он без конца нажимал кнопки, и Йялл знал, зачем. Третий усмехнулся с облегчением: маленькая коробочка, вот что так звонко катилось по полу. Та самая, висевшая прежде на запястье хозяина на длинной красивой петле. Она контролирует обруч. И теперь недоступна, в темноте на полу не найти, а Вечный уже готов упасть на колени и шарить! Еще бы, последняя надежда обездвижить, напоить болью, совсем убить волвека, – хоть как-то сделать безопасным.

Вечный держал в руке короткую и очень опасную палку, наугад, комично-резко водя ею из стороны в сторону. Но темнота не желала помогать, насмешливым эхом разнося хриплое сбитое дыхание, прервавшееся коротким визгом, когда Йялл неспешно провел ногтем по взмокшей от пота хозяйской шее. Чуть сместился, уходя из-под удара палки и давая врагу полмгновения, чтобы ощутить себя хоть раз подопытным, бессильным и несвободным. Рисковать дольше он не стал, и звук оборвался хрустом.

Вот и всё. Слабый, трусливый, мерзкий и уже больше не Вечный.

Тело Третий отбросил в угол, чуть перестарался сгоряча, услышал повторный хруст. Ничего, так надежнее. Можно забыть о рослом хозяине и все внимание уделить волчицам.

Рыжая задыхалась и хрипела, не приходя в сознание, ее горло задирал вверх чересчур короткий поводок, рвал острыми шипами ошейник. Йялл торопливо подставил плечо, поднимая безвольное тело, ощупал звенья, нашел их слабыми и ненадежными. Бережно, стараясь не причинять новую боль, растащил два шипа, сломав их связку, снял звякнувшее железо. Шагнул к темноволосой и стремительно, на ощупь, распутал идущие к обручу нити. Сорвал упрямые кольца, удерживающие руки даже в темноте, отвел прочие, сдавшиеся без боя. Обнял, поднял на руки бессознательно-послушную, легкую, отнес и уложил на полу.

Теперь обе женщины были рядом, одинаково тихие и мягкие. Черноволосая успокоилась, рыжую гнула прежняя боль, вернее, ее тень. Йялл присел возле, погладил пушистую голову, стараясь принять на себя часть страдания, понять мир волчицы и войти в него, как делал Первый. Стало очень тоскливо: в жизни волчицы не было и крохи радости. Она давно уже знала лишь отчаяние и спасалась от него, по мере сил облегчая мучение других. Первый бы ею гордился.

В сравнении с участью волчиц он, Третий, как и вся их «стая» наверху, всегда был свободен. Он ведал радость бега по пустыне, общение с братьями, четыре года жизни в настоящей семье, рождение сына. А волчицы были не просто вещами или объектами опытов. Они были рабынями, это слово ему долго объясняла Сидда и оно оказалось самым мерзким в ее наречии.

Наконец волчица чуть успокоилась, Йялл устало откинулся на стену. Удивительно то, что особого страха в ней нет, скорее, именно усталость и обреченность. Кроме них – только готовность принимать чужую боль и тоска.

Третий поднялся, внимательно ощупал стену, запоминая место, и двинулся вдоль нее, разыскивая дверь. Куда идти – непонятно, но здесь оставаться нельзя. Наверное, надо попробовать к повозке, спустившей его вниз.

Дверь рукам не поддалась, удерживая добычу Вечных и без их света. Он попробовал снова, и опять неудачно. Впрочем, хозяева сами сказали: Третий может выбить дверь. Значит, выбьет. На миг Йялл прижался всем телом и лицом к холодной стене, давая отдых себе, вымотанному за день болью сильнее, чем бегом или иной работой. И услышал шаги. Уверенные, легкие и стремящиеся прямо к нему по коридору. Приближающееся сознание «поймало» его и приветливо улыбнулось, как старому знакомому. Совершенно чужое, спокойное и со-чувствующее. Откуда это существо его знает? Йялл рванулся навстречу, ощущая того, за дверью. Вернее, ту – человечку, но совершенно незнакомую, ярко делящуюся образами и очень уверенную.

– Ты Йялл? – звонкий голос на странно искаженном языке хозяев задал совершенно немыслимый вопрос, гулко отраженный коридором.

– Да, – говорить громко было непривычно, губы не слушались.

– Ура, нашелся! Я Ника. Отойди от двери. Замок справа? Ага, поняла. Подальше отойди, – она обратилась к кому-то далекому, шипящему ей в ухо «говорящим шариком» Вечных. – Я его нашла, нашего крикуна, тут трое живых, в остальном ярус пуст. Дед когда свет обещал дать? Ладно, у лифтов. Да кто меня тут обидит, уймись уже! Дообижались, ага… Сам поосторожнее.

Нечто непонятное беззвучно и стремительно рассекло дверь, удивив сознание всплеском яркой и острой силы. Уверенная рука толкнула створки, делая тонкую нитку света широким проемом, на короткий миг ослепляя. И потом, когда глаза привыкли, он увидел ее. Среднего, пожалуй, для их племени роста, неожиданно светлоглазую и светловолосую при довольно темном лице, – кажется, именно это его Сидда называла «загар». С ярким лучом, укрепленным на плече, с тонкой узкой полосой живого и опасного железа в руках. Сосредоточенную, настороженную, ощупывающую окружающее сильным и умелым чутьем, в остро пахнущей свежей кровью одежде. Значит, Вечных стало приметно меньше. Запах жирного хозяина Йялл отличил сразу в числе прочих.

– Женщины плохи?

– Да.

– Ты сам-то…

– Стою. Нормально.

Он резко оттолкнулся от стены, с трудом принимая происходящее за реальность. Прут света обшарил загон, незнакомка довольно хмыкнула, на миг задержав внимание на теле хозяина. Плавно и стремительно обернулась, одним движением превращая слага в пару крупных обломков и раскатившихся тут же множеством мелких. Йялл и движение-то с трудом уловил, но про себя довольно отметил: ну быстра!

Свет упал на волчиц. Назвавшаяся Никой резко опустилась на колени, Йялл осознал, как она прощупывает лежащих чутьем.

– Какие красивые! Жить, похоже, будут, но ох как повозиться придется со старшей. Не здесь, конечно. Йялл, возьми на столе ткань, вроде там была подходящая, да? Закутай их, у обеих озноб. Донесешь двоих? Иди сразу следом за мной. Тут слаги попадаются разные, есть очень даже неприятные, так что держись рядом, чуть левее. Лево – понимаешь?

– Да. И остальное понимаю.

– Прекрасно. Если что – два шага назад, к левой стене и резко присесть, чтобы я не думала, где ты. Пошли. Тут недалеко, потерпи.

И они пошли. Женщины висели на Третьем и уже не казались легкими. Ника трижды рубила пополам явно агрессивных слагов своим непонятным железом, очень быстро и точно. Иногда она начинала бормотать на чужом торопливом языке.

Коридор очередной раз свернул, обещая скоро вывести к повозкам, и Йялл наконец понял, что они и есть «лифты». Трудный день, мысли не хотят ворочаться в голове. Ноги не желают двигаться. Чутье отказало полностью. В глазах муть… Выходит, и он может быть слаб! Идея даже чуть развлекла.

Впереди, за очередным поворотом, оказалось светло от пары фонарей. Третий замер, он ожидал чего угодно, но не того, что увидел: двоих живых, нервно меряющих шагами расходящиеся в разные стороны коридоры… Первого, своего вожака. И хозяина рядом. Одетых одинаково и совершенно так же, как его провожатая, Ника. Оба разом замерли, обернулись, облегченно вздохнули и зашумели.

– Ты не могла быстрее? И работать не молча, а с пояснением своих действий, я же так поседею на триста лет раньше времени!

– Ника, мы волнуемся…

– Лайл, снимай комбинезон, будешь без него успокаиваться, хватит с тебя «пиявки». Йялл не так здоров, как пытается показать, и уже прилично замерз. Эл, ну я же старалась… все хорошо.

Третий снова с трудом осознал, что видит и слышит точно то, что происходит на самом деле. Подобно рыжей волчице, не ждущей хорошего от жизни, он уже почти верил, что все это – бред изгрызенного болью сознания.

Его тормошили, силой одевали, спрашивали, хлопали по плечу…

Потом беззвучно, сжигая глаза, вспыхнул в полную силу свет потолка. Лифт ожил и пошел вниз, раскрыл свою пасть, выплевывая на ярус знакомых волвеков, непривычно одетых, странно пахнущих, возбужденных и говорливых, зовущих друг друга непонятными словами, в которых Третий довольно скоро осознал имена. Последним вынырнул Четвертый, счастливо рыкнул и вцепился в любимого «врага». Сегодня он мог бы завязать Йялла узлом, но ничуть не радовался этому. Впрочем, куда внимательнее, чем на Третьего, глянул на женщин, нахмурился, прощупывая чутьем – живы?

Удивляться больше не было сил, их вообще не осталось. Йялл совершенно спокойно воспринял появление еще одного хозяина, называемого Тимрэ, выскочившего из лифта при следующей его ходке. Потом пронаблюдал спор без единого понятного слова прибывшего с Никой и то, что его и женщин принялись накачивать уколами, не несущими ни боли, ни отупения или иного вреда.

Четвертый суетился и усердно помогал, уделяя особое внимание женщинам, пока его не прогнали. Двое слабых, человечка и хозяин, выставили этого зверюгу за дверь. Так легко справились? Хуже, он их считает старшими и безусловно слушается!

Мир так обезумел, что свое место в нем Йялл искать пока даже не пытался.

Кругом уже снова суетились и шумели, заразившийся общим настроем лифт носился вверх и вниз. Все хорошо понимали, что они делают, очень старались и спешили. А Третий сидел и смотрел. Под бок уткнулась рыжая, она уже иначе, совсем мирно и глубоко, дремала. Маленькая темноволосая лежала, обнимая во сне плечи подруги и улыбалась.

Рядом присел Первый, которого теперь надо заново привыкать звать, как он сказал, Лайлом. Хоть кто-то помнит о каждом из своих волвеков и готов рассказать, что тут творится. Вожак знает, когда нужно тратить дорогое время на слова.

– Слушай. Я во всем ошибался, видимо, старею. Крик твой оказался очень полезным, и, похоже, он один нас мог спасти. Его услышала Ника, и они с Элом увезут нас домой, всех, кого мы вытащим. В мир по имени Релат, откуда родом твоя Сидда, да и все наши предки. Вечные – такие же разные, как и мы. Не все враги и не все плохие. Их род зовется айри…

Лайл говорил довольно долго, опустив голову и огорченно глядя на девочек, словно их боль – его вина. Потом смолк, вынырнул из размышлений, прищурился, пытливо вгляделся: понят ли?

– Лайл, значит… хорошее имя, – Йялл сидел, пригревшись в хранящем тепло вожака ком-би-не-зо-не, он уже усвоил это длинное занятное слово, и чуть улыбнулся. – Хозяин сказал, это твоя дочь. А вторая – моя сестра, и он не врал, я уверен. Лайл, у тебя очень красивая дочь. И сильная, вся в тебя.

Третий чувствовал себя глупо, произнося почти незнакомые слова и тихо радуясь их смыслу. Первый неуверенно тронул светлый пятнистый мех, нагнулся, заново изучая спящую. Посидеть и осознать не дали: его дергали поминутно. Наконец вожак зло рявкнул, признавая свою полезность в работе и взлетел вверх с очередным ходом лифта, оставив разговоры до дома.

«У них что, есть дом?» – запоздало удивился Йялл, но ответить Первый уже не успел…

Было больно оттого, что Сидда далеко, наверху, все еще у хозяев. Его странная жена сказала правильно, что муж обязательно придет за ней и заберет домой и ее, и сына, и остальных. А он не верил, считал жену глупенькой, хотя сам не больно умен. Третий попытался сказать об этом Нике, но она, оказывается, давно исчезла. Рядом сидел только необычный хозяин, вовсе не похожий на Вечных из купола, Тимрэ. Йялл пересилил свои предубеждения и заговорил с ним. Бесполезно, в ответ он получил массу совершенно чужих звучаний: взрыв, блокада, маршрут… Айри понял свою ошибку и виновато уточнил более простыми словами: наверх, к стае, отсюда больше нет пути. Все пришедшие и спасенные уйдут из Гнезда до рассвета, пока хозяева их не заметили на камерах внешнего обзора купола. Так надо, чтобы не рисковать жизнями остающихся в плену, контролируемых обручами.

Когда волки будут готовы, они вернутся. Йялл глазами, нюхом хорошо ощущал сознание собеседника, вовсе не похожее на привычную холодную пустоту Вечных, и понимал, что тот уже не вызывает у него ненависти. Как можно дурно относиться к тому, кто лечит? От уколов по телу ползла волна жара, плотная и не слишком приятная, но явно целительная. Ноющая, тянущая усталость сохранилась, но силы постепенно прибывали. Йялл почувствовал, что уже может встать и хочет тоже делать полезное. Словно подслушав мысли, – да так и есть, – рядом возник называемый Элом айри, коротко велел нести женщин в лифт, на нижний ярус и далее – в масках – до транспорта и на корабль. Слова понимались плохо, но что следует делать, Йялл осознал.

Уровнем ниже, на самом дне купола, творилось совсем уже немыслимое. В начале коридора, как неоспоримый вожак, свирепо рычал старый беловолосый айри, которого никто не боялся, зато все слушались с полуслова. Даже с полумысли, он умел думать четкими приказами. Йялла одним движением пальца определил к теснящимся у стены коробкам, в которых пищали младенцы, полтора восьмика визгливых волчат в пеленках. Их нервно укачивали старшие волчицы, совсем потерянные и затравленно озирающиеся. Братья носились, как будто пол обжигал ноги, наперегонки с послушными слагами, перенося к большим воротам непонятные вещи. Там уже не пойми как возник Эл, он коротко и толково командовал, направляя партиями груз в ворота и раздавая указания выныривающим оттуда.

Наверх Йялл попал довольно скоро, с очередной группой волвеков, бережно несущих малышей. По наклонному туннелю их подняла еще одна повозка, наверняка, не лифт, названия он не успел запомнить. У выхода ждала другая, очень большая, знакомая по жизни в куполе, ее именовали «транспорт». Йялл удивленно миновал шлюз и уложил девушек, а затем вместе с остальными пошел вниз, за новым грузом, и снова вверх… Быть свободным оказалось страшно утомительно.

В блеклых предутренних сумерках Третий наконец сумел отдохнуть.

Транспорт сорвался с места и плавно скользнул прочь от купола.

Третий никогда не бывал здесь, и удивленно изучал наметившиеся вдали горы, быстро растущие прямо по курсу. То, что это называется именно горы, ему сказал Ринк, севший рядом еще от самого купола. Бывший Четвертый болтал без умолку, сыпал новостями и не отводил глаз от рыжего меха на затылке старшей волчицы. За широкой его спиной переминался чужой щенок. По-видимому – человеческий? Мальчик, конечно. Да, запомнить не трудно. Тогда почему у всех имена, а у него кличка Эйм? Потом объяснят… хорошо, потом.

Усталость почти вытравила любопытство, но не могла погасить нервного возбуждения. Третий озирался, ловя ставшие вдруг незнакомыми, с совсем новым выражением сосредоточенного спокойствия, привычные лица. Удивительно быстрое мелькание уносящегося назад узора пустыни. Отрывистые переговоры Эла, ведущего транспорт, с далеким и по-прежнему грозным Дедом, так все звали старого айри. И еще он – дышал. Удивительный у волвеков в новой жизни воздух, сладкий и целительный. Такой помнила его Сидда, она долго плакала, не в силах привыкнуть к спертости и тяжелым запахам Гнезда. Кашляла, задыхалась, терла глаза. Ее даже Вечные осмотрели по этому поводу. Потом вода, правда, в загоне стала гораздо вкуснее. Но с воздухом чудес не случилось. Сидда же приспособилась спать, уткнувшись носом в плечо мужа. Говорила, так легче, и Йялл глупо гордился собой, способным сделать ее неволю чуть светлее и лучше.

Теперь он дышит полной грудью, а жене совсем плохо…

«Но ненадолго», – уверенно пообещал себе Третий. Он вернется и исправит это, теперь получится. У них всех, вместе. Йяллу стало весело: мир не сходит с ума! Наоборот, он медленно и со скрипом обретает нормальные черты. И оттого голова чуть кружится и гудит.

Впереди наметилась и быстро выросла стена, названная Ринком «корабль».

Ворота без усилия проглотили огромный транспорт. Йялл сморщился от россыпи новых слов – ангар, отсек, рация. И резко очнулся, будто его ударили знакомым – лаборатория. Нести туда девушек? Зачем? Но его уже не слышали. Ринк подхватил обеих и умчался, его щенок Эйм устало вздохнул, переминаясь рядом.

– Идем, так Ринк велел. Тут без нас разгрузятся. Старший распорядился тебя поселить.

– Посели, – покладисто кивнул Третий. – Что-то странно мне видеть человека в подчинении волвека.

– Меня хотели усыпить за очень злой и глупый поступок, до самого Релата, – тяжело выдавил Эйм. – Лайл дал мне еще один шанс. Теперь я здесь, на правах младшего. Твоя комната. Душ.

Йялл торопливо попробовал воду, зачерпнув в сомкнутые ладони полную горсть. Улыбнулся – и вода в новом доме сладкая. Сидде здесь будет хорошо. Человек возмущенно ударил его по рукам, выплескивая воду: – Эта хорошая, но питьевая лучше, подается отдельно. И для нее есть стакан, само собой. А для мокрых рук – малое полотенце. Другое, большое, для тела. После душа надевают халат. Вот ванна… – быстро посвятил Йялла в тонкости непривычного быта Эйм.

Третий зажмурился от восторга: малыша можно будет купать. Сыну хватит этой «ванны», чтобы плавать. Сидда рассказывала, что это такое – плавать. Наверняка, сыну понравится. Между тем Эйм продолжал объяснять. Он говорил подробно и просто, явно повторяя уже вязнущие в зубах слова, которые приходилось втолковывать каждому дикому, пришедшему из купола. Йялл слушал сонно, монотонная речь все глубже вгоняла в дрему. Наконец Эйм затих.

– Ты куда теперь? – зевнул Третий, впрок выпив второй стакан замечательной воды.

– К Ринку. Я должен всегда быть при нем.

– Знаешь, сегодня ты ему точно не нужен, – Йялл чуть усмехнулся, припоминая, как бережно Четвертый унес рыжую. И нехотя поставил на стол красивый пустой стакан. – Ночуешь у меня в… доме. Утром расскажешь про завтрак, покажешь на корабле, что нужно и можно, а с Четвертым я поговорю, все будет нормально. Ведь с ног валишься!

– Валюсь, – благодарно вздохнул Эйм.

Йялл устроил мальчика на странно широкой и мягкой подстилке, именуемой с полным правом кроватью. Сидду бы сюда, вот где все ее слова стали настоящими!

Слаб этот Эйм для волчонка, уснул – будто обручем его выключили. Йялл накрыл малыша одеялом, пощупал ткань. Постоял задумчиво. Открыл дверцу шкафа, погладил ладонью халат, совсем тихо порыкивая и повизгивая. Хорошо, люди такой звук не могут расслышать: а то совсем уж несолидно, щенячий восторг… И пошел искать лабораторию.

Корабль спал, опознать расположение нужного места оказалось нетрудно. Третий прощупал окрестности, нацелился на приметного Лайла и еще более «громкую» Нику. Побрел вдоль бесконечного коридора, опоясывающего корабль. Как же тут все далеко, неудобно! Зато красиво. И пусто, никто не видит, как дикарь-Третий щупает стены, трогает рамки картин, простукивает ногтем прозрачный пластик перегородок.

Он знал, что лаборатория не может оказаться похожей на страшное место, покинутое недавно, но не мог успокоиться, бросив волчиц беспомощными в неизвестности. Тем более – сестру. Он ее толком рассмотреть-то не успел. Вот бы их с Сиддой познакомить! У него, выходит, настоящая большая семья!

Дверь оказалась приоткрыта. У порога его сердито поймал Ринк, обозвал раз пять грязным и поволок на «дезинфекцию». А уж воды извел на мытье – всей стае в Гнезде на месяц доставалось меньше. Потребовал выбросить комбинезон – «вонючий». Сам скалился, притом весело и нарочито, привычно нарываясь на драку. Будет ему. Похоже, тут и кормят отменно, и учат без ограничений: отъелся, умничает, словами сыплет. Диким так опять три раза обозвал.

Вытерпев все непонятные про-це-ду-ры, Третий, наконец, был допущен к волчицам. В загоне, то есть палате, их оказалось четыре. Одна – незнакомая – лежала без сознания, в соседней кровати спала сестра, над ней склонилась вполне здоровая и тоже чужая старшая, озираясь задумчиво, удивленно. «Только что из купола», – усмехнулся Йялл, приметив, как волчица тайком мнет в пальцах ткань простыни.

Видимо, с этими больными уже все решили, и теперь умеющие лечить беспокойно суетились возле рыжей, по-прежнему не пришедшей в сознание в плотном и растерянном окружении пытающихся помочь. Йялл присмотрелся.

Взъерошенный Лайл мечется из угла в угол.

Ринк стоит в сторонке и смотрит на всех по очереди, но больше – на рыжую.

Эл сидит в уголке и не лезет в общий шум, изредка успокаивая Нику.

Светлоглазая, явно с трудом удерживаясь на ногах, опять ругается с Тимрэ. Заметила Йялла и решительно набросилась. «Еле стоит, а вцепилась основательно», – с уважением отметил Третий. И удивленно всмотрелся, лишь теперь признавая, что женщина немного похожа на его Сидду. Такие же светлые сияющие волосы, кожа с голубыми жилками. Глаза очень крупные. Только не синие, а радужно-ясные. Правда, от усталости их блеск помутнел, но это ничего. Отдохнет, главное – жива и свободна.

Ох, никакая она не родня его жене! Сидда теплая и ласковая, а эта до оторопи колючая… И очень уверенная. А ее сознание читается замечательно отчетливо, как у вожака.

– Еще один бессонный! Ну, иди сюда! Твою чернявую сестру могу разбудить, с ней все благополучно, но лучше пока оставить тут, пусть присмотрят. А вот эту мы никак не достанем. Что она учудила?

Йялл подробно объяснил. Сердито выдрал из ленивой сонной памяти слог за слогом непонятные слова хозяина про «прибор, внушение, нервный резонанс, болевой порог» и прочее. Его слушали очень внимательно. Ободряемый кивками, Йялл рассказал, как крепили нити к обручу, и как боль сестры приняла дочь Первого. Тимрэ и Ника дружно кивнули, сели и задумались.

– Понимаешь, нам надо дать ей хоть что-то, что подтолкнет ее к решению вернуться сюда, – виновато вздохнул айри. – Женщина совершенно не желает жить, у нее здесь ничего не осталось.

– У нее есть щенок, сын. Маленький, младше года, – Йялл припомнил слова хозяина. – Она его очень любит и не оставит. Если он здесь, конечно. «Сиэ-3/4».

Дверь коротко стукнула. Йялл почти без удивления отметил: Ринк. Надо же, не Лайл, а именно любимый «враг»… Мало ему одного чужого щенка на воспитании, выходит. Четвертый вернулся неожиданно быстро, бережно и неумело держа сонно чмокающий сверток. Попытался отдать Нике.

– Что я вам, нянька? – фальшиво-сердито буркнула та. – Неси, сам отдавай, раз такой шустрый.

Четвертый жалобно оглядел собравшихся. Вздохнул, осторожно подошел к кровати, чувствуя себя слишком крупным и массивным. Обнял волчицу за плечи, пытаясь как можно аккуратнее и ловчее усадить безвольное тело. Ему советовали наперебой, явно забавляясь. Потому что все разом поверили: от этого писклявого комка их безнадежная больная уже никуда не денется. Они ощутили, как ее душа дрогнула и потянулась к сыну. Сознание постепенно вернулось, подчиняясь требованию сонного младенца, не желающего терять маму. Затаилось, пытаясь понять непостижимое: волков и странно непохожих на себя хозяев вокруг, чужое место, новые запахи, незнакомые и явно добрые руки, бережно обнимающие плечи, держащие ребенка… Йялл чувствовал, как ей страшно открывать глаза. В загоне, где хозяин издевался и сжигал болью, было не так тяжело. Хотя бы привычно. Если все хорошее здесь – ненастоящее, то разум просто не выдержит. И даже если настоящее…

Щенок проснулся, завозился, осматривая по очереди всех незнакомых и примерился заплакать, выражая протест против нарушения размеренного режима его жизни. Пискнул разок на пробу.

Желто-зеленые глаза открылись, руки уверенно перехватили сверток, прижали, баюкая и утешая. Пока еще безымянный «сиэ-3/4» окончательно опознал маму и тотчас успокоился, возвращаясь к прерванному сну. Волчица робко, исподлобья, оглядела собравшихся. Ринк уже почти беззвучно шептал ей в ухо, пытаясь наскоро объяснить странное зрелище. Рыжая подозрительно спокойно и даже доверчиво слушала, так и не подняв голову с его плеча.

Собравшиеся вокруг кровати больной как-то разом вспомнили, что уже глубокая ночь, всем пора по домам. Даже Лайл, чуть помаявшись, решил проводить Третьего, ничего не знающего о горизонтальном лифте. Оказывается, в корабле всё рядом, если ты не дикий, конечно.

* * *

Объявление декана Эллара

Вывешено на центральном информационном сервере технического Акада Академии, Релат.

«Вниманию тех, кто не планирует в ближайшее время самоубийство или длительный пеший поход в дикий лес. После памятной и позорной истории с кражей студентами имущества наставника снавей, айри Аэртоэльверриана, довожу до сведения выживших и по-прежнему не поумневших, а также их знакомых и незнакомых последователей, следующее.

1. Если ребенку советуют не открывать головой, с разбега, двери – то делают так не ради прихоти, а с целью спасения этой самой головы. Студенты! Воровать – плохо. Даже брать на время и в сугубо научных целях. Да, Риан относится к вам недопустимо хорошо и бережно. Он вас ценит и любит. Он даже произвел настройку охранных систем и особых силовых контуров, созданных снавями так, чтобы вы могли бывать в его избушке в любое время и по самым нелепым поводам. Но, увы, некоторые сочли указанный режим весьма удобным. И воспользовались добротой наставника.

Сообщаю: система опознавания свой-чужой изменена. Впредь вы сможете попасть в домик Риана, только предварительно созвонившись с ним или оставив заявку в деканате на мое имя и получив разрешение. Вещи из избушки вынести станет возможно лишь в сопровождении самого Риана.

Желающих убедиться в серьезности всего сказанного прошу брать с собой мощную рацию и сухой паек. Утренний бор большой, а станция спасателей далеко.

2. Как серьезный злой дракон предупреждаю: впредь порча имущества и оборудования лабораторий при проведении опытов, не санкционированных вашими научными руководителями, будет оплачиваться за счет студентов. Или, ввиду отсутствия денег у начинающих гениев, подлежать компенсации в натуральной форме – то есть простым физическим трудом. Розарий, господа студенты, регулярно требует жертв. Список таковых на текущий сезон находится непосредственно под данным распоряжением.

3. Попытки изучить содержимое моего кабинета тоже принесут пользу науке. Так, господину Ньялладу Хо предписывается до окончания обучения в Академии ежедневно полировать парадный жезл академика, который он, вскрыв сейф, попытался вынести и продемонстрировать своим друзьям. Таким образом, желание юноши станет исполняться регулярно, в девятнадцать ноль-ноль по местному времени (для зрителей, интересующихся процессом полировки, вход свободный, как и выход).

15 марта, Релат, Утренний бор

Риан

Он сидел на пороге самой древней деревянной постройки Релата, используемой в качестве личного жилья, если верить мнению историков-людей. Когда живешь недолго, появляется, видимо, своеобразная страсть к точности датировки. И любопытсво – что было до меня, прежде? Айри, живущие много дольше и знающие людей – как сам он и иные учителя, наставлявшие снавей древности – к датам равнодушны. Важно ли понимать, когда построен дом? Как изменились технологии кладки стен за век или десять веков?

Куда существеннее иные вехи. Войны, которых удалось избежать, например. Или еще более редкие и воистину огромные чудеса: перемены в человеческом сознании. Не единичном, а общем. Люди быстро учатся строить по-новому. Но мучительно медленно и неохотно взрослеют. Все вместе, как человечество. Привыкают хотя бы находить и видеть общие задачи. И даже порой умудряются прилагать совместные и скоординированные усилия, чтобы их решать. В этом смысле полет «Птенца» – событие удивительное и достойное занесения в свод великих дат его, Риана, памяти.

Поставить милосердие выше корысти и разобщенности. Согласиться помогать, отложив на потом споры и недоразумения. И кто смог? Первые люди мира. Самые прагматичные, холодные, расчетливые и консервативные, в общем-то…

Конечно, их подтолкнула Лимма. Само собой, над нынешним составом Круга много лет трудился Эллар, стараясь объединять интересы, знакомить, приучать к тому, что сотрудничество выгоднее вражды, и человечность – не только важный ход в саморекламе. Но и свойство души… Ялитэ тоже немало сделал. По-своему, но весьма упорно. И сам он, Риан, пусть далеко не Великий, старался воспитывать снавей не фанатичными служителями, не слепыми орудиями воли высшего существа. А просто более талантливыми и ответственными людьми. По-настоящему взрослыми.

Может, когда-нибудь историки людей научатся вести и эту летопись – учтут даты по-настоящему важных событий, изменивших души и всколыхнувших сознание. А пока не начали – он им не скажет ни слова про возраст избушки. Пятьсот лет! Вообще-то на самом деле заметно больше. Он сам строил. А жена разговаривала с каждым венцом сруба, требуя никогда не гнить и вообще – не расстраивать ее личного дракона.

Потому самый красивый восход именно здесь. Он самый памятный. И ни слова не скажет он историкам, даже тем, которых упорно водит в гости неугомонная Лимма. Начни говорить – потянутся новые вопросы. Про «быт средневековой семьи», например. Гадость научная…

Риан улыбнулся, подмигнул солнышку. Быт! Когда у него была семья, когда около этого домика бегал карапуз с именем Юллин, никакого быта не наблюдалось. Сплошное счастье. Увы, оставшееся в прошлом. И все-таки… целых сто лет настоящего счастья. Рядом был Хиннр. Навещал вместе со своим безупречным во всех отношениях боцманом, если исключить то, что он, Юнтар, обожающий именовать себя космическим боцманом, всегда прав.

Уже зарождалась династия Бэнро, правителей Архипелага, удивительно последовательных в передаче из поколения в поколение своего фирменного «штормового» характера. На севере жили друзья. Регулярно захаживали в гости неугомонные туннры – подраться, выучить пару новых приемов, рассказать о делах на побережье, спеть одну из своих бесконечных песен о подвигах предков. Угостить копченой рыбой и – просто на всякий случай – убедиться, что у обожаемого дракона все в порядке. Приводили своих коней жители оазиса Гриддэ, полагая, что никто лучше дракона не знает, как их следует выращивать, и которого счесть безупречным. И за океаном жили друзья…

Быт возник позже. Черствое, заплесневелое и сухое слово для одиноких.

Двести лет назад, когда Великий дракон умирал, а с ним погибал весь мир, быта имелось – вдоволь. Потому что не было друзей и настоящего дела. Теперь снова налаживается жизнь. Сперва по древней лужайке так замечательно ползали, норовя выдрать с корнем хвост у любимого стареющего кота Ерохи, дети Ники и Наири. Потом были другие снави и их дети. И новые друзья. Теперь, когда мир наконец-то стал единым для драконов и людей, жить в нем сделалось куда уютнее. Конечно, не для всех и не сразу.

Первым среди айри принял перемены Эллар. Тогда еще Пэйлит. Обрадовался, взялся восстанавливать отношения с бывшим своим учителем Ялитэ… Сам проектировал здания Академии, сам участвовал в стройке. С мягким и неисчерпаемым спокойствием настоящего бойца объяснял родичам, что люди – не низшие и не дикари. Что жить внизу можно, а новое и странное устройство мира со временем станет нормой. Тем быстрее, чем больше они, мудрые драконы, приложат усилий…

Было трудно. Первые пятьдесят лет значительная часть айри, спустившихся в долины далеко не по своей воле, пребывала в состоянии тяжелой апатии. Старейшие разделились на группы и твердили наперебой несовместимые в одном сознании «истины». К тому же сами они временами перебегали из одного лагеря в другой – искали признания, сытости, почтения, комфорта, безопасности…

Помнится, Грийен первый раз посетил избушку на восьмой год нового счета времени. Предлагал забыть прежние обиды и создать некий союз высших. Звал на место старейшего над старейшими. Мол – скажи ты, что люди ниже нас, айри. Что следует узаконить почтение к нам и саму власть драконов. Даже сформировать единую систему платы за знания. Золотом, ресурсами, рабами. Ведь можно найти пользу и в убогих возможностях людей. Улыбался Тиннаре, именовал с поклоном драконией. Твердил, что снави тоже вполне имеют право зваться высшими. Важно лишь грамотно очертить круг избранных…

Риан тихонько рассмеялся. Замечательное воспоминание! Тин, особенно после плотного знакомства с Великим, стала изрядной хулиганкой. Додумалась натравить своего толстого кота на Грийена, едва успевшего изложить первую часть большого плана.

Эл всегда старался угодить обожаемой «маме», он и раздобыл далеко на юге, за пустыней Обикат, очаровательную серую кошечку с синими глазами доброй богини и «кротким» характером голодного тигра. Серо-полосатый Ерофей шипел и воинственно выл, готовя атаку, когда синеглазая привела детей с первой большой охоты.

Три годовалых котенка и пара их взрослых родителей… Более нелепого и позорного боя в долгой жизни Грийена не случалось, вот уж точно! Старейший удалился обозленным и исцарапанным. А еще изрядно напуганным. Тин сказала ему вслед: «Одни дороги ведут к величию, иные – к гибели. Твоя выглядит очень мрачной. Дай себе время оглядеться и подумать. Может, еще есть шанс все переменить?»

Грийен рассмеялся и назвал ее… Собственно, выговорил он пару букв. Посмотрел внимательно в глаза своего старинного врага Риана – и ушел. Увы, для некоторых имеет значение лишь сила. Она пошла на пользу. Тогда удалось выиграть время, образумить наиболее упрямых старейших и сократить их власть. Резко и излишне жестко делать этого не хотелось. Нельзя ведь заставить людей или айри стать по-настоящему иными. Можно лишь постепенно, исподволь, очень медленно и последовательно перевести их через пропасть непонимания. Из одиночества высших и подозрительности низших – в общую жизнь. Интересную, свободную, новую. И вот все готово повториться. В иных условиях и на ином уровне. Снова Грийен и подобные ему хотят раскола. Снова убеждают: люди помеха. Из-за них уничтожается пресловутая самобытность культуры айри. А вдобавок малограмотные снави ограничивают перспективные исследования. Те же генные разработки…

В сознании пробежала тень тревоги: кто-то пересек дальний контур системы защиты и оповещения. Еще Тиннара старалась, ставила. Она и сохранила свободный доступ для студентов, по просьбе Эла. Позже «дыру» в защите заделала вторая Ника, младшая.

И теперь Риан знает точно, кто направляется к его жилью, когда бывает дома. А когда он в отъезде, сюда, на полянку, могут выйти лишь те немногие, кого признают настоящими друзьями. Прочие возвращаются на опушку. Или плутают по лесу до окончательного, смертельного, отчаяния. Последний злодей, наивный житель далеких земель, получивший контракт на ликвидацию «пожилого беззубого отшельника» бродил в зарослях трое суток. Смешной был убийца, городской. Спортсмен. С шикарным арбалетом из самых современных материалов. Оптический прицел имелся, датчики движения, бинокль, пара модных боевых ножей. И, само собой, – план операции. На которую предполагалось истратить часа три… Еще бы! Такое вооружение! Отличная курточка-«хамелеон», дорогие ботинки, про которые реклама твердила год без устали – «стопроцентно непромокаемые». А вот спичек у мальчишки не было…

Снег только-только сошел, и бедняга так замерз, что пришлось его отпаивать чаем, кормить и снабжать нормальными теплыми сапогами и обычной курткой с подстежкой из верблюжьей шерсти. И объяснять ему, жалко всхлипывающему злобному дураку, что выбрал скверное ремесло. Может, слова и не принесли пользы. Только убивать людей – невыносимо тяжело. Все они в чем-то дети. Иногда злые, жестокие, даже безумные – но дети. Прожив много веков трудно видеть их по-другому.

Ялитэ выбрался из назойливых объятий орешника и сердито тряхнул головой. Недавний дождь явно испортил ему не только костюм, но и настроение. Впрочем, не только дождь.

– Когда это случится? – чуть насмешливо спросил Риан, двигаясь в сторонку от середины порога и давая место гостю.

– А что, я вхожу в малый внутренний совет высших? – сердито огрызнулся Ялитэ, устраиваясь на шерстяной подстилке. – Не знаю! Лучшие добытчики сведений у нас ты и Эл. Ты сидишь на болоте. Он молчит и вообще невесть где находится. Я решил слетать и спросить: когда это случится? Что, зря?

– А просто навестить старого больного наставника? – жалобно уточнил Риан.

– И чем болеешь? – поинтересовался директор Академии.

– Шишка на языке вскочила, – посетовал Риан, усмехаясь. – Прикусываю его часто, чтобы лишнего не сказать. – По моим оценкам, у нас имеется еще две недели. Завтра Лимма привезет копии отчетов металлургов. С ними ты и поедешь к нашему другу, весьма уважаемому моэ– Данрэ.

– Не любишь ты полные имена, – поежился Ялитэ. – Просто «Данрэ» звучит страшно невежливо в понимании айри… И никакой он не друг. Симпатизирует Грийену и его свите.

– Лет семьсот назад, – припомнил Риан, – мы вместе работали над планетарными двигателями. Потом я забросил дело, а он довел его до логического итога. Увы, все чертежи и выкладки уничтожены Великим, восстановить их не удалось.

Риан тяжело вздохнул. Ялитэ покосился на учителя и рассмеялся, утрачивая ненадолго свою извечную серьезность. Данрэ нуждался в костылях для памяти – то есть в записях своих старых разработок и выкладок. Риан – никогда. Он, само собой, отлично помнил о планетарных двигателях все, что следует. И мог их восстановить в любой момент. Но отказался. И, надо полагать, на этой почве поссорился с давним знакомым. Моэ пришел, предложил продолжить проект – и получил отказ. Чудовищное оскорбление для высшего существа мира айри…

– Почему ты не хочешь их вернуть к жизни? Планетарники, я имею в виду, – быстро уточнил Ялитэ, заметив на лице Риана намек на ехидное и намеренное непонимание.

– Рано. Не люблю дарить готовое. Ты знаешь ответы, зачем спрашиваешь? – рассердился наставник. – Главную причину тоже понимаешь. Нельзя нам неосмотрительно открывать технологии, пока где-то существует «Тор-а-Мир». Доберутся прихвостни Грийена первыми – мало никому не покажется. Но теперь обнаружение корабля – забота Эллара.

– Согласен… Так что с моэ?

– Как ты думаешь, Данрэ примет с восторгом сообщение о том, что последний образец нашей общей разработки присвоил Грийен? Украл, если по-простому говорить. Я вот полагаю, желчный старик зубами станет клацать и плеваться. Так что не переживай за свой костюм. Завтра он будет смотреться еще хуже. Моэ не станет твоим другом. Мне он никогда не простит статуса главного разработчика. Но воровство личных идей для айри – куда более тяжкий грех.

– А полную патентную защиту предоставляют лишь законы людей, – усмехнулся Ялитэ. – Занятно. Не знал, что это его разработка. Может, уговорю Данрэ поработать в Академии?

– Возьми с собой управителя верфей Ринтэя, – посоветовал Риан. – Пусть наш обстоятельный илла слезно пожалуется, какой я мерзавец и как мало помогал в отладке «Птенца». Вознесет до небес имя Данрэ и предложит ему статус научного руководителя проекта и долю в финансах.

– Для успеха мне надо доказать, что двигатель украден, – предположил Ялитэ. – Копий заказов металлургов маловато.

Риан благосклонно кивнул, пошарил рукой под шерстяным пледом, брошенным на порог в качестве подстилки. Выкатил два клубка воспоминаний и подгреб к ним стопку фотографий.

– Я наведался на верфи, которых нет. Грийен ведь строит исключительно мобили и ничего другого… Покажи Данрэ этот интересный мобиль. Очень, очень занятный. Так сказать, перспективная модель вертикального взлета.

– Все-таки он существует и весьма похож на «Птенца», – удивленно отметил Ялитэ, быстро просматривая фотографии. – Каюсь. Не поверил ни Эллару, ни тебе. Спрятать такое!

– Мерзавец! – картинно возмутился Риан.

– Почему ты сегодня такой странный? – забеспокоился Ялитэ. – Шутишь непривычно и вообще – явно пребываешь в раздражении. Правда приболел?

– Потому что до сих пор не знаю, все ли хорошо у Эла, – отозвался Риан. – И боюсь за него все сильнее. Потому что нам будет очень трудно удержать айри от настоящей резни, когда все соберутся вместе. И еще оттого, что нас очень мало. Каждый должен, просто обязан, жить и приносить пользу миру. Каждый имеет время, в отличие от людей, раскаяться, измениться, повзрослеть, осознать свою отвественность и свое предназначение. А мы плетем нелепые интриги. Подсылаем друг к дружке убийц. Развращаем людей, представляя зло в самом привлекательном виде. Скрываем знания, защищая их патентами и не допуская к ним людей. Мне нужен Тиэрто, этот старый ящер с холодной кровью! Я не могу без него помогать Лимме в переводе его книг, потому что все права отойдут к соавтору разработки. Знаешь его, да?

– Знаю…

– Мне нужны очень многие пропавшие без вести айри. И я надеюсь из последних сил, что хоть некоторые там, на Хьёртте – живые, пусть и несвободные. А больше всего я хочу верить, что жив Хиннр. Хотя это неправда.

Риан отвернулся и стал смотреть на высокое уже солнце. До рези в глазах. Он, конечно, не снавь. Но гибель лучшего друга ощутил. Давно. Невыносимо давно и очень страшно. Это была долгая боль. Она совпала по времени с началом бед у Великого, четыре сотни лет назад. Снавей рядом не было, самого Дана, старейшего дракона – тоже. А душа болела и плакала по невозвратному…

До сих пор тяжесть лежит там, на сердце. Хиннр был единственным на памяти Риана драконом, по-настоящему свободным и счастливым. Его не донимала проблема утраты крыльев. Над ним не властны были предрассудки и законы старейших. Он был капитаном. И корабль стал единственным осколком мира айри, где не было ни унизительной иерархии, ни ограничения в познании. А еще на корабле жил Юнтар, старый, ворчливый и самый родной. Тот, кого можно было назвать если не главным и первым учителем, то – наставником. Как все это объяснить Ялитэ, едва знакомому с экипажем капитана Хиннра?

И как ему рассказать, что в последнее время на душе творится вовсе уж непонятное. Груз боли уходит. Словно мертвые способны возвращаться к жизни…

– Я помню его, – тихо сказал Ялитэ. – Не так плохо, как ты думаешь. Я жил у него пять лет, пока не подрос и ко мне не утратили интерес иные «наставники», жадные до бесправных айри, не достигших первого порога совершеннолетия. И я летал с ним. Потом он высадил меня на равнине близ этого бора и велел искать тебя. Потому что ты лучший из учителей.

– Оказывается, и я не все знаю, – порадовался Риан.

– Я не сказал. Глупо злился на Хиннра, потому что он не оставил меня в экипаже. Хотя он был прав. Мое место здесь. Я предпочитаю жить в обществе, ограниченность корабля не для меня. Но я очень переживал. Не представляешь, как. Он высадил меня, а мальчишку-врача оставил. И мне захотелось доказать невесть кому, что я тоже чего-то стою. Стать старейшим, войти в состав верхушки нашей нелепой иерархии, – Ялитэ теперь усердно смотрел туда же – на солнце. – Глупые ложные цели уродуют жизнь. Учитель погиб, а я научился улыбаться и тем, кто устроил его смерть. Я же политик, на мне вся Академия… Докатился.

– Ой! – заинтересовался Риан. – Занятно-то как. Ты до сих пор любишь госпожу академиссу. Лимма, помнится, просила все бросить и уделить время ей.

– Просила. Какой смысл теперь об этом вспоминать?

– Если бы была жива Тиннара, – задумчиво предположил Риан, – она сказала бы что-нибуть неподражаемо малопонятное, изучив твои страдания. Бабушка Тин в последние годы знала очень много.

– Давай, перескажи своими словами, – заинтересовался Ялитэ.

– Да проще некуда! Лимма – не твоя дракония. Если бы было иначе, ты бросил бы и Академию, и старейших, и весь Релат… Ты еще очень молодой дракон, господин директор, – подмигнул Риан с легкой насмешкой. – Учись уважать мир и видеть его красоту. И однажды она прилетит. Не обязательно на крыльях. Может быть, всего лишь на пассажирском мобиле общего пользования.

– Вредный ты, – расстроился Ялитэ. – Сплошной туман и ни слова толком… Риан!

– Да. Что ты хочешь спросить настолько серьезное, что начинаешь с имени?

Ялитэ сосредоточенно кивнул. Некоторое время молчал, по своей привычке – точнее и короче формулируя вопрос. Скорее, даже вылавливая самый важный из целого роя гудящих в голове уже который день…

Решился, выпрямился, совсем как тогда, невозможно давно, едва примерив на себя ученичество у настоящего живого Эрто – гения мира айри. Который все знает и, наверное, почти все может. Видимо, почтение до сих пор не погасло.

– Зачем он это затевает? Великий не допустит раскола. Так почему…

– Не допустит? – изогнул бровь Риан. – Милый мой, наивный мой директор Академии! Дану совершенно и окончательно безразличны айри, убившие собственную душу. Он старается сохранить в достойном виде и развивать весь Релат. И не намерен лишать кого-либо свободы выбора. Даже самого ошибочного и опасного. Грийен это понял. По-своему, и, как обычно, неверно… Он полагает, что Дан стар и подбирает себе, скажем так, заместителя. Само собой, сильного, решительного и влиятельного.

– А он в своем уме?

– Дан? Полагаю, вполне.

– Прекрати шутить, у меня и так голова кругом! Мы, айри, не важны для дракона? И гнилой ан-моэ Грийен жаждет сам стать Великим… Риан, я должен как-то переварить эти мысли. Я уже не верю ни тебе, ни себе.

Риан кивнул и отвернулся. Переварить! Хорошее и простое решение. Как можно переварить идею свободы воли? Он вот который век пытается. И не может решить для себя, где заканчивается свобода и начинается произвол. Даже Великий, пожалуй, не знает точно. И на сей раз решил позволить родичам решить всё исключительно своими силами.

Это, вроде бы, логично и правильно… А как быть с младшими, несамостоятельными и пока не готовыми выбирать? Как быть с единым сознанием, способным согнуть и вполне крепкую волю. К тому же имеются личные привязанности, обязанности учеников перед учителями, обиды, сомнения.

Сплошная мешанина мыслей и устремлений – это болезнь, охватившая все общество айри, хотя многие не осознают ее и не видят симптомов. Только мелкие сиюминутные обиды и выгоды…

Что есть сейчас? Частично разрушенная иерархия старейших, ставших таковыми не по причине опыта или заслуг, а по праву вхождения в узкий круг, подтвержденному уже занимающими в нем места. А еще – непонимание большинством права и возможности не опираться на чужие суждения, оценки, мнения. И упрямо, дотошно разбираться, учиться, смотреть – чтобы создать и отстоять свое… Пока независимость мышления и духовная свобода – огромная редкость для старших айри. Условия изменились. Конфликт созрел. Он может помочь создать новое, более современное общество. Или разрушить весь мир айри. Заодно уничтожив физически и духовно значительную его часть.

Жить среди людей тоже надо уметь. И это наука трудная, тяжелая. Череда потерь и находок, разочарований и радостей, обид и примирений.

Риан улыбнулся и положил руку на плечо своего ученика. Вполне взрослого и далеко не самого худшего.

– Он не мог отвернуться от нас, – упрямо сказал Ялитэ.

– Конечно, нет. Это мы сами, очень многие из нас, упрямо стоим спиной и к Великому, и к миру вообще. Пора обернуться. Давно пора!

* * *

Первый год изоляции

Экстренное сообщение, совершенно секретно (Архив Гнезда).

Помощник Гритиш – моэ Гринхо

Увы, этот выродок среди айри – Хиннр – пробрался на третий уровень и затем ниже. У нас шесть трупов, еще двое годны лишь в генный материал: помощники его упустили, охрана тоже. Я займусь их воспитанием, но и своей вины не снимаю. Мы не могли представить, что он еще опасен. Стадия поражения пираном четвертая, а то и пятая, даже по визуальным признакам, и двигаться-то не должен бы… Полагаю, они получили собственный блокатор, хотя мы рассчитывали, что их врач весьма молод и не справится.

Мерзкий мальчишка к тому же невосстановимо уничтожил основные лаборатории агрессивных сред. Серьезно пострадал сектор исследования нервных реакций, будут проблемы и с изучением работы мозга, там уцелело менее трети оборудования, полный список представлю завтра. Все это очень помешает контролю над подопытными, особенно в части сложных реакций и сознания. Технологию уничтожения проработал их инженер. Старик неуправляемый по натуре, но, увы – талантливый. И, надо помнить, основной проектировщик Гнезда. Наши потери – его вина, Юнтар привел слагов. Судя по уцелевшим данным наблюдения, именно они уничтожили охрану: никому в голову не пришло опасаться сервисных слагов корабля, таких же в Гнезде полно, совершенно неотличимых по виду.

Мы полностью лишились летательных средств, главного ангара больше нет как такового. Взорвано буровое оборудование, ряд иных агрегатов. Полагаю, тем самым они исключили для нас возможность повреждения обшивки корабля и сделали недоступным центр тора с планетарным катером, оборудованным автономным передатчиком.

Худшее из случившегося то, что эти ублюдки уничтожли полностью систему прямой связи. Они, судя опять же по остаточным данным уцелевших камер, отослали на Релат отчет о якобы гибели купола под метеоритной атакой, заявили о полной разгерметизации. Кажется, готовил данные бесполезный «планетолог», и они вполне достоверно смотрелись. Полагаю, со спутника в это время шла картинка взрыва ангаров.

То есть, с точки зрения ан-моэ Грийена, мы более не существуем.

Я займусь выводом из сна инженеров и активирую работы по сборке нового передатчика, пусть хоть самого примитивного, радио. Но старый мерзавец лишил нас еще и склада запасных агрегатов, невосполнимых в местных условиях материалов и компонентов. Работа по восстановлению связи займет не годы, а в лучшем случае десятилетия.

Примите, моэ, мои униженные извинения. Делалось все возможное. И, если Вас утешит хоть это, они уже мертвы – весь экипаж. Повторное воздействие пирана, это мы успели.

Резолюция Гринхо

Второму помощнику Гридье. Секретно.

Поздравляю с повышением, Первый помощник. И прошу учесть: я не уважаю в отчетах слова «кажется», «не могли представить» и так далее. И не терплю неудач такого масштаба. Гритиша и группу в полном составе сдать в генный банк, опыты по мутационным процессам еще идут. Рассчитываю, что там он научится различать четвертую и пятую стадии поражения пираном. И займись оценкой лояльности прочих. Сам понимаешь, время трудное. Следует сочетать страх и рациональность: иных айри нам здесь не получить, надо отобрать из имеющихся тех, кто не замечает даже вполне очевидного и готов работать. Проект должен двигаться.

Вниманию старейших

Информация от моэ Гринхо. Секретно.

Экипаж «Тор-а-мира» предал проект и попытался коварно и внезапно уничтожить купол, всех нас. Единственное, что мы успели и смогли предпринять в ответ – это активация баллонов с резервным запасом пирана. В итоге мятежники мертвы, но корабль заблокирован, недоступен. Однако Гнездо и мы с вами – живы. Прошу принять как данность затянувшееся на неопределенное время пребывание здесь. Наш великий ан-моэ помнит о проекте и не бросит своих верных. Через восьмик дней жду планы по реорганизации программ в условиях замкнутого жизнеобеспечения. От инженерной службы требую полной инспекции запасов и состояния купола.

Остановка работ или паника среди старейших караются на общих условиях.

Распоряжение моэ Гринхо

Для общего прочтения

Несчастье, поразившее нас, внезапно и непредвиденно. Экипаж корабля заражен пираном, источник поражения нам неизвестен, развитие болезни было стремительным. Это случилось в трех сутках пути от планеты, в открытом Космосе. Срочная помощь была запрошена, группа лучших медиков выслана навстречу, в зону вынужденной посадки, более чем в двух часах хода от купола. Но, увы, поздно. Они погибли, а корабль оказался необратимо поврежден при посадке: его люки заклинены, автоматика не реагирует на воздействия, связь нарушена. Попытки спасения гибнущих привели к заражению пираном медиков, мы вынуждены были ликвидировать подвергшийся угрозе транспорт и даже целые помещения, дабы локализовать бедствие и затем его преодолеть. Теперь угроза полностью позади.

По причине указанных страшных обстоятельств мы временно ограничены в перемещениях и привязаны к куполу, утрачена связь с основным поселением. Однако это никак не меняет основной цели нашего пребывания. Реализация проекта должна продвигаться в рабочем режиме.

Имеется второй корабль, нас спасут, как только удастся наладить связь.

Для сохранения порядка предписываю установить протяженность дня в три восьмика стандартных часов Релата. Один отводится под сон и обозначается гашением всего света, кроме аварийного и необходимого для экстренных работ, это позволит поддерживать режим отдыха и не терять ощущения времени. Годичный цикл установить безразлично к местным условиям равным 1/4 условных месяцев, каждый по 4/0 дней. Разница с Релатом невелика и допустима, а равная протяженость месяцев удобна для учета работ. Согласование местных условий с принятыми в куполе поручить технической службе. Ведение архива и хранение данных и дубль-версий передать в сферу ответственности моего личного помощника.

Будут строго караться перерасход любых ресурсов, неплановое пользование оборудованием, небрежное, ведущее к преждевременной порче, использование генного материала.

Любые высказывания панического толка приравниваются к измене и грозят ликвидацией статуса, вплоть до лишения имени и перевода в разряд подопытных.

15–24 марта, Хьёртт, «Тор-а-мир»

Ника

Корабль древних айри нахально влез в мое сознание и назвался домом. Словно он – разумный и имеет право так называться. Я – Ника, а он – «Тор-а-мир», очень приятно. И правда, приятно! Я еще сопротивлялась обаянию странного полуживого существа, пока к нам не присоединился седой Юнтар, инженер корабля и специалист по дальней связи. Старший, непререкаемый в давние времена для всего прежнего экипажа. Когда он очнулся и ворчливо запричитал, именуя наглых пришельцев низшими, их присутствие – захватом, планы – глупостью, еду – мерзкими помоями, быт – дикостью… тогда корабль и стал бесповоротно родным.

Юнтар мне сразу показался душой «Тор-а-мира», и выглядел он для чутья незыблемым, как скальное основание под кораблем.

Очень старый даже для айри, обстоятельный, скрипуче-несносный. Бесконечно надежный, незаменимый и почти всезнающий. С того момента, как он шагнул в нашу столовую, пересилив свою старомодную гордость долгожителя, мир наполнился уютом. Пустыня больше не казалась серой и мертвой, а наше безнадежное дело – таким уж обреченным на неполный и отдающий жесткой болезненной горечью полууспех.

Он спокойно и уверенно говорил то, что у прочих не получалось высказать вслух. И нерешаемое замечательно легко улаживалось.

Главная проблема и основа многих недомолвок – сами волвеки. Я увидела их впервые в пустыне и была совершенно потрясена.

Их живучестью, прежде всего: чем они там дышали? Как жили в чудовищном холоде и при критически низком давлении? Ну, я-то понятно, в «пиявке», маске и к тому же снавь. Айри тоже довольно выносливы, но без воздуха и тепла мы здесь загнемся в пару минут! А они уверенно мяли пыль тяжелыми лапами, утомленные, загнанные, потрясенные – и вполне живые.

Не менее живучести впечатлял четвероногий облик огромных зверей. Называть их волками смешно и глупо, сходства никакого. Слишком крупные, могучие и уверенные. Если не смотреть чутьем, то рядом и встать-то жутковато. Шерсть очень короткая, бархатной щеткой, хвост куцый, будто обрубленный, уши широкие, низкие и скругленные. Окрас невнятный под тускло-серой коркой пыли, на массивных плечах воротник более длинного меха, у многих – на тон темнее или светлее основного. Внушительная грудная клетка, длинные ноги, крупная голова с глубоко сидящими глазами различных оттенков – от бледно-лимонного до рыжего, – глядящими холодно и решительно. Да, для полноты картины – клыки. Оч-чень внушительные и, с первого взгляда очевидно, отменно острые.

Я помнила по Крику отношение Третьего к несравненному и обожаемому вожаку – доброму, мягкому, готовому слушать, мудрому, внимательному, рассудительному… Ага, и еще пожилому, с точки зрения Йялла!

От стаи мягко подплыл, ступая настороженно и беззвучно, перекатывая под шкурой крупные рельефные мышцы, и сел напротив зверь. На голову выше меня, опустившейся на колени. Когда он блеснул зеленоватым льдом глаз и низко рыкнул, я с трудом усидела на месте. Зато почти забыла о только что проделанной жуткой работе по выкашиванию хозяев, которая опустошила мой дар и привела сознание в тяжелое шоковое состояние.

Не думала, что уничтожать их так страшно. И не хочу вспоминать, как мы с Элом это проделали, и как впервые по-настоящему у меня на глазах этот воспитанный и милый декан резал живых, не меняясь в лице и почти не оставляя мне случая использовать меч. Собственно, я тогда и поняла в полной мере, что меня Риан учил лишь танцу с клинком, тренируя реакцию и гибкость. А вот Магистр Тарин получил полную подготовку бойца и имел в этом деле отменно обширную практику.

Ой-ей, что же он натворил с мерзавцем Грийеном, сунувшимся в деканский кабинет! Занятная мысль. И тревожная, ведь такие, как старейший гаденыш, не забывают обид.

Мой Эл прекрасно знал, как мало от меня будет пользы в бою. Только надеялся, что его спину я все же прикрою, если что. Хорошо хоть на это самое «если что» меня хватило. И на маскировку, само собой. Эл на время первого контакта с волвеками остался во втором транспорте, мы так решили заранее. Все же я – человек и не вызову резкого неприятия, а он внешне – типичный Вечный. И сидел мой Эллар на кромке борта, впившись отменно острыми когтями в металл и мучительно страдая: ведь жуткие волки полукругом охватывали беззащитную «деточку», пока он отдыхал наверху, в полной безопасности.

Стать видимой и сидеть возле вожака – а кто еще возьмется изучать новое – оказалось действительно трудно. Ни с первого, ни со второго взгляда я не поверила, что он, скорее всего, тот самый Старший и обязан быть вполне разумным. И даже мудрым… Рука невольно плотнее сжала рукоять меча, презрительно дрогнувшую в ответ. Риан прав, этот клинок намного умнее своей новой хозяйки. Он явно отказался считать волка врагом, и мне стало чуть легче.

Ненадолго.

Когда Первый лег в пыль и его тело вывернула судорога, обдирая мех и натягивая плотную коричневато-серую кожу, я с трудом перенесла немыслимое зрелище. И снова ожидание человеческого лица не оправдалось, он и в двуногом варианте оказался совершенно иным. Чужим. Инопланетянином, полноправным жителем этого мертвого и незнакомого для меня мира. Вожаком, наделенным даром, проявившимся в человекоподобном облике с полной отчетливостью, ярко и плотно связанным с Хьёрттом. Я едва не упустила момент, кода уже пришла пора надевать волвеку маску.

Потом он устроился поудобней, ловко копируя мою позу, заговорил, и все пошло проще. Голос оказался глуховатым и чуть невнятным, к тому же Первый нервно принюхивался к хозяйскому запаху маски и мучительно старался поскорее притерпеться к ее плотному прилеганию, но знакомый язык и вполне уверенная речь сразу сделали его ближе, понятнее.

По-настоящему познакомиться и свыкнуться со старшим волвеком я смогла лишь после общего опыта лечения, когда его сознание оказалось открыто целиком, как и мое. Третий прав – Лайла нельзя не уважать и не любить. И Сидда права – волвеки не похожи на людей, но они очень красивы и самобытны. Вопреки моим опасениям, они вовсе не выглядели все на одно лицо. Хотя были во многом подобны: высокие, с широкими вислыми плечами, длинноватыми руками, гладкими черепами и тяжелым внимательным взглядом. Это вообще свойство одаренных, не научившихся или не стремящихся укрощать свои способности к передаче и приему сознания. Нашла, на что жаловаться: им-то мой взгляд переносить не легче.

Из нашего первого сомнения – они непривычные – вырисовывалось постепенно и все сильнее нервировало меня новое, весьма неожиданное. Эйма-Хо в стаю приняли сразу, якобы в наказание. Я бы туда уже через день вступила сама и с радостью. Может, позовут потом? А то прямо зависть к шкодливому щенку берет.

Второе сомнение посетило нас на пару с Тимрэ.

Волвеки – они, как хотелось бы думать, самодостаточная раса, наравне с людьми и айри. Или все же случайная краткосрочная мутация, находящаяся в непрерывном развитии, опасная и непредсказуемая? То есть требующая жесткого ограничения в потомстве, карантина и прочих ужасов, мало похожих на свободу…

Это даже не мой вопрос, его уже обдумывают и скоро будут задавать управители и ученые там, на Релате. Если второе мнение победит, будут ли счастливы наши новые знакомые дома? Или сменят один загон на другой, более просторный и удобный?..

Я уверена, что они, как говорят хозяева, «стабильны». И что жена и сын Йялла – как раз один из способов проверить и подтвердить сказанное. Но доказать что-либо ученым и властям мы сможем, лишь получив в свое распоряжение полный архив проекта. Как, если неизвестно, где он?

И еще одно сомнение. Наше общее уже с Элом – начальником экспедиции.

Почти четыре десятка чужих, отменно крепких диковатых мужиков, ростом и плечами не про всякую дверь, рыча, визжа и охая, ввалились на корабль. Как нам их принимать и расценивать? И возможно ли без конфликтов управлять новым экипажем, обучать его, а для начала просто допускать к свободному перемещению по «Тор-а-миру» и позволять действовать без присмотра хотя бы в простых делах?

Но с этим оказалось уж совсем просто. Лишившие их права на примитивную культуру первобытности Вечные оказали нам неоценимую услугу. Волвеки не обожествляли корабль, не страдали от суеверий и не стремились ограничить свои возможности стереотипами. Они давно желали узнать, что делает хозяев сильными. Они уверенно считали, что ничем не хуже и вполне могут постичь знание и перенять навыки. И жадно желали учиться. Еще волвеки совершенно не хотели быть дикими и пытались приспособиться, стремились сразу правильно вести себя в новых условиях. Да и любое слово Лайла исполнялось еще до произнесения, а если задержка достигала пары мгновений, в дело вступал Четвертый.

Я толком рассмотрела его лишь в грузовом ангаре, что, пожалуй, к лучшему. Он уже был «человеком», с сопением и рыком натягивающим незнакомый комбинезон, хмуро зыркающим на собратьев, еще не сменивших облик и по-волчьи деловито обнюхивающих помещение.

Уже знала: не зверь, а подвинуться в стороночку все равно очень потянуло. Он заметил и позже со смехом пояснил, что Йялл вообще-то еще здоровее. Для Хо, надо добавить сразу, с лихвой хватило габаритов и голоса Ринка. Младшенький в стае ходил сперва возле воспитателя пригибаясь, жители Анкчин не очень высоки даже по меркам людей. А уж с новым «братом» у них разница в росте – под сорок сантиметров. Но детеныш подозрительно быстро разобрался, насколько миролюбив громадный волвек. Хо спешил, стремясь ни на шаг не отставать от «наставника», гордый причастностью и уверенный в своей полной защищенности. Щенок, что с него взять…

И все же, пока мы не обрели Юнтара, корабль с волвеками на борту сильно беспокоил меня.

Слишком различны наши мысли, оценки событий, жизненный опыт и привычки. А прийти к согласию можно, лишь подробно разъясняя свои позиции. Часто это трудно, и особенно сложно – начать разговор и задать ему верный тон. Все же они не люди, и как воспримут указания и распоряжения чужого лидера, а вовсе не признанного и обожаемого Первого? Особенно, когда надо рассказывать совсем очевидное, невольно намекая на уже упомянутую дикость. Эл страдал от своей деликатности, Тимрэ мучительно осознавал косвенную причастность к созданию купола и Гнезда. И недосказанного уже к вечеру стало многовато – но тут проснулся наш бесподобный старый ворчун, и все сразу и полностью наладилось.

Юнтар не выбирал мягких слов для обозначения ситуации.

Если он счел поведение волков «свинским», то не просто назвал его так, но и подробно разъяснил понятие. Хотя бы на примере состояния ванных комнат после исследования свойств пены. Юнтар говорил неспешно, громко, спокойно, простыми словами и чуть насмешливо. Даже пообещал отъявленных дикарей содержать на поводке, а то и в клетке. Воспитанный Эл ёжился, Лайл довольно усмехался, бывший Хо, теперь именуемый Эймом, вжимал голову в плечи и плотнее двигался к Ринку, опасному, но обещающему полную защиту, даже и от Юнтара, пожалуй. А прочие в считанные минуты обрели к айри непомерное уважение. Первым же вечером на любое его слово, на малейшее невысказанное, но осознанное чутким волчьим рассудком намерение, вскакивали, говорили с поклоном коротко «да, старший» и бегом неслись выполнять.

К их бегу я тоже привыкла не сразу. Идешь себе коридором – и вдруг мимо плеча пролетает ядро на сотню с лишним кило, стремительное и беззвучное до оторопи. Первое время я останавливалась и затравленно озиралась, отскочив к стеночке, – да пусто уже, ищи его! Потом привыкла. На второй день бегать начал Тимрэ, он вообще от наших волвеков без ума, к тому же принят – на зависть мне – в стаю. Днем позже я и сама заметила, что двигаюсь быстрее обычного…

Утром Юнтар ждал нас в столовой, недобро глядя на дикарей из-за вкусно парящего котла. Они внюхивались и жадно глотали слюни, почуяв приятные изменения в рационе. Готовил айри по старинке и новомодных методов не признавал. Чуть смягчился, лишь когда сытый до стадии неподъемности Лайл попросил в четвертый раз наполнить его тарелку. Небольшую для волвека, пожалуй, но ведь не настолько!

Мой Эл хихикал, как мальчишка, наблюдая поедающих кашу волков. Он редко так раскрывается, я крайне удивилась и обрадовалась. Впрочем, после вечернего боя за мясо с Четвертым уже и не знаю, чего дальше ожидать! Прежде декану стоило огромных усилий хотя бы ненадолго выбраться из самим им созданных тесных рамок корректности, сухого вежливого внимания и чуть намеченного язвительно-холодноватого юмора. Эл замечательно умеет слушать других и помогать им учиться, расти, двигаться по ступенькам лестницы карьеры и искать свое призвание. Он умеет выбирать и ценить друзей, может, потому их у Эллара немного. Зато каких! Его высоко ценит Риан, безмерно обожает Лимма, хмурясь, признает равным Ялитэ, почитает за соплеменника неподражаемый Тимази. Вот только для себя мой Магистр ничего не ищет и не хочет. Я знаю, я же часто смотрю почти его взглядом, и это до слез грустно.

Если представить, что солнышко заливает наш мир радостью, то мой настрой – почти полдень. А его – поздние сумерки в горах: несколько самых высоких вершин ловят последние отблески света, а внизу есть долины и пещеры, куда лучи никогда не заглядывают. И еще есть тоска. Он очень молод для айри и переживет всех, кого любит и ценит. Один за другим погаснут блики света, наступит холодная ночь. Потому что никто не сравнится с ушедшими.

Я знаю причины его отчаяния – мир бескрылых родичей встретил его слишком жестоко. И еще знаю, что с этим очень долго и усердно боролась старшая Ника, которую он уважал и обожал. До сих пор с Элом постоянно занимается Риан, я стараюсь изо всех сил. И все равно время от времени он буквально срывается и начинает избегать нас, отгораживаясь работой, дел у него всегда очень много. Этот гадский декан может пахать в своем Акаде месяцами, отдыхая по три часа в день, пока мы не возьмем «крепость» его кабинета штурмом и не учиним очередной скандал.

А волвеки, не прилагая и малых усилий, сдвинули время в его настроении на пару-тройку часов – до вполне еще мирного и приятного раннего вечера. За одно это я готова лично передушить всех Вечных, чтобы вытащить остальных членов общины. Может, тогда Эла не надо будет все время спасать, поскольку Лайл со своей стаей управится лучше всех нас? Общение с жизнелюбивыми и яркими братьями действительно меняет мир. Для каждого из нас. Уже теперь мой айри стал куда более открытым и теплым. К тому же ему некуда убежать от стаи в бесконечные и затягивающие хуже болота проблемы Акада: да здравствует удаленность от родичей и должности декана!

И – да здравствует Юнтар.

На кратком воспитании диких он, кстати, не остановился.

Хихикал Эл недолго, старый айри нахально сделал ему замечание. Потому что после каши нам было предложено внимательно выслушать целую беседу о поведении за столом, вежливости и чистоте: постыдное появление мусора в коридоре подтверждалось двумя тонкими обрывками бумаги.

Под пирожки с белковым «мясом» прошла доводящая до мучительного кашля, еще более образная и берущая за душу, беседа о непростительном запахе пота, демонстративном почесывании в поисках несуществующих блох, о требующих регулярной стирки грязных комбинезонах, беспорядке в комнатах, неумении содержать туалеты в чистоте и закрывать краны в душе. Старый с утра бесцеремонно обошел комнаты и теперь коротко отмечал взглядом самых диких. Те покорно исчезали из столовой, сутулясь и поскуливая, чтобы вернуться опрятно одетыми, заново отмытыми и виновато сплетающими в замок непоседливые руки.

Даже волвеки, избежавшие позора громкого и унизительно подробного признания грязными и вонючими, сидели совершенно убитые, мяли широкими лапищами салфетки, неумело пристраивая их на коленях, постанывали беззвучно и, кажется, уже верили, что столь глупых и невоспитанных дикарей на Релат просто не пустят. А если пустят, вожак буквально умрет от стыда за стаю!

Довольный успехом Юнтар на достигнутом не остановился и энергично принялся за пока еще довольно веселых, но быстро скучнеющих – Тимрэ и нас с Элом.

Тимрэ получил самый короткий и отменно злой нагоняй за грязь на грузовых палубах, неразбериху в лабораториях, полнейшую неготовность лечить новый вид – волвеков – и глобальный общий непрофессионализм, никак не оправдываемый его юностью.

Я легко и охотно признала пятью минутами позже, что мои отношения с Элом дважды ненормальны в условиях присутствия стаи молодых волвеков, и покорно согласилась именоваться отныне женой Эллара и сегодня же переехать в комнату разом еще более повеселевшего уже почти законного мужа.

Эл, безнадежно благодушный с внезапным обретением странно покладистой жены, покорно подтвердил, что за годы мира размяк, утратил хватку и многого на корабле и в Гнезде еще не знает. Так что не сможет достаточно внятно объяснить задач предстоящей вылазки каждому, и значит, Юнтар должен возглавить нас.

Что он и сделал.

Старый без подсказок и обсуждения отлично понял, что в отсутствии архива проекта волвекам на Релате придется туго, все допустимые опыты станут повторять. И до чего еще додумаются тамошние ученые и, хуже того, юристы – неизвестно.

Но он-то знал, в отличие от нас, что и где искать! Мы с Тимрэ и Эймом получили подробное описание резервной библиотеки и путей ее вывоза. Эл в то же время подобрал для волков наиболее полезные вещи из имущества «Птенца» и «Тор-а-мира» и знакомил их с работой всего приготовленного: «пиявок», грузовых тележек, шлюзов, раций, бьющих током хозяйских бичей – и так далее.

Больше всего досталось самим волкам, которые до сумерек торопливо и усердно учились упаковывать груз и обращаться с перечисленными новыми вещами.

Седой ничего не делал паршиво, что правда, то правда. Зато указанное слово отлично подходило для описания состояния его загнанных подопечных, в сотый раз повторяющих свои действия. Старший разбил их на группы в соответствии с планом и рекомендациями Ринка, с которым подозрительно быстро нашел общий язык, и каждая получила место на ярусах Гнезда и задачу, заученную до автоматизма.

Дед не успокоился на достигнутом и заставил их тренироваться работать в группах в темноте грузового ангара, время от времени выпуская и натравливая на обучаемых корабельных слагов, довольно болезненно бьющих током и очень быстрых.

Он дал нам получасовой отдых лишь перед выходом. Суеверно уселся рядом сам, «на удачу». И расстроенно пояснил: на «Тор-а-мире» очень мало слагов, они использовали резерв в прошлую вылазку в Гнездо, когда взрывали лаборатории и ангары. К тому же все только сервисные. Хорошо бы взять с собой в Гнездо хоть пяток, чтобы не рисковать живыми, но нельзя, это лишит корабль автономности. Юнтар чудовищно предусмотрителен.

На закате три больших транспорта покинули корабль. За ночь мы должны были сделать по две ездки и забрать все полезное – архивы, приборы, имущество. И, конечно, остававшихся пока там волвеков.

Лайл мне еще на корабле виновато – как будто он отвечает за купол – говорил, что воздух в жилище Вечных грязен. Я отмахнулась: нижние уровни для них важны, там должно быть сносно.

Когда мы спустились по наклонной шахте, активировали древний шлюз (автономный, гордо отметил Юнтар: вне общего режима наблюдения, даже воздух подается из отдельного резервуара) и сняли маски, первый вдох оказался шоком.

«Холодный яд», – так можно было бы назвать спертый воздух, наполненный запахом вековой прелости, жженой электропроводки, пораженных грибком стен, застарелого пота… Я вытолкнула его из легких, не позволяя реализоваться рвотным спазмам. Рядом предусмотрительный Лайл уже гладил спину Эйма, успокаивая его кашель. А Ринк смущенно закрывал малышу ладонью рот, глуша звук, мы ведь тут пока не можем распоряжаться. Глаза, кстати, тоже жаловались. Слезно.

Я сердито зашипела на свою изнеженность, обернулась, высматривая Эла. Мой декан был безмятежен, словно этим ему вполне удобно дышать. Магистр, одно слово. Он хитро сощурился, обнял и шепнул в ухо – скорее политик, они и не таким дышать умеют, с кем общаться-то приходится иногда. Ясно, про Грийена вспомнил. В сравнении с таким… тут горный курорт. Я вдохнула снова. Не могу утверждать, что отсутствие одного когтистого урода заменяет респиратор, но все же. Вон и Эйм уже взял себя в руки. Мы в сборе. Пошли.

Юнтар вызвал наверх, к зоне взрыва, «самых сносных»: Лайла и Ринка с их группами, Эла и даже меня. Приятно оказаться сносной! Не надеялась, честно говоря. Так ему и сказала.

– Спасибо за доверие, Дед.

– Что? – он, кажется, даже ощетинил свои седины.

– У нас в Академии Дедом зовут директора Гимира, – охотно пояснил Эл. – Он так же непререкаем и обожаем.

– Щенки подлизливые…

Он проворчал и смолк. То ли понравилось, то ли рассердился, но так и остался Дедом: волки любят короткие и емкие слова.

Нижний уровень Гнезда встретил нас затхлостью, холодом и нежилой тишиной. Тимрэ остался следить за погрузкой архива генного материала, резервной копии библиотеки Гнезда и немногочисленных тел проспавших все четыре без малого сотни лет жителей Релата, прямо с блоками камер «холодильника». Там были и люди, и даже пара айри.

Прочие пошли к лифтам.

Подъем вверх. В холле каждого этажа мы оставляли дежурную группу. Ночные коридоры были тихи и пусты, но рисковать едва ли стоило. Мы для себя приняли счет снизу, и потому верхний ярус именовали пятым. Дед мигом отыскал ремонтный тоннель, ведущий к пустотам меж пятым и шестым уровнями, с удивительной скоростью распределил взрывчатку, вроде бы мельком глядя на стены и небрежно уклеивая их тонкими полосками. Рявкнул, отзывая вниз всех нас. Судорожная волна, мнущая вверху камни и стены, прокатилась мимо, осыпав пылью и запоздалым холодком опасения. Потолок яруса не прочертила ни одна трещина, Дед все сделал отменно – в очередной раз. Группа Ринка осталась с ним, требовалось запустить приготовленные на случай беды самим же Дедом еще при строительстве купола резервные системы, обустроить новый «потолок» для лифта, дающий ему возможность работать для нижних ярусов Гнезда. Я с восторгом следила пару мгновений, как волвеки четко реагируют уже и на совершенно бессловесные указания Деда, расчехляя, перетаскивая, вскрывая, сдвигая…

В заполнившей коридоры опасной темноте Лайл повел своих по пятому ярусу, где мы предполагали найти ясли и инкубаторы. Хозяев, Вечных, тут оказалось всего двое, и они так и не поняли произошедшего.

Четвертый, сервисный, этаж оставили в первый момент без внимания, его мы ожидали застать пустым.

Третий, жилой уровень, где размещались, по прикидкам Деда, постоянные пользователи лабораторий исследования мозга и нервной системы, достался нам с Элом. Волки в большинстве слишком остро и зло реагировали на хозяев, едва не теряя голову. Мы же были спокойны, и даже вдвойне: я – за спину свежеобретенного мужа, а он – за мою. Кстати, мечи нам велел взять сам Дед, презрительно забраковав более современное оружие, опасное в темноте, слепое и не умеющее выбирать цель.

Шли быстро, почти бегом. Мое чутье не ошибается, Эл в темноте отменно видит, едва ли хуже волков. Частично это способность айри, частично – его личная особенность, обретенная и натренированная в неспокойные времена, когда он был Магистром и воевал очень успешно и много.

Хозяевам было хуже: нас в «пиявках» они фактически не осознавали и не видели. А если обнаруживали Эла, то не торопились пугаться – всего лишь айри с другого уровня. Пленных Магистр брать не собирался, слишком мало времени, слишком велик риск. К тому же его отношение к родичам – это его дело. Я не айри и не мне их судить. Вдобавок мы никак не могли исключить из рассмотрения наличие у кого-то личного и продолжающего работать автономного канала связи с верхними ярусами. Трижды нам попадались хозяева и все три раза – со стороны Эла, они ложились на пол молча и тихо, поддержанные заботливым и педантично аккуратным Магистром, не терпящим лишнего шума. Я виновато не вмешивалась. Резать вслепую врагов – не самое приемлемое для снави занятие, но и выбора нет. Чутье брезгливо обтекало трупы.

Четвертый раз Вечные оказались с моей стороны, трое, за дверью. У дальней стены я осознала взрослого и нескольких детей, еще одного ребенка отдельно – на полу, явно жестоко избитого, умирающего. Чутье больше не морщилось, мы пришли к общему мнению о хозяевах, которые давно исчерпали свое право жить. И меч Риана охотно с нами согласился, хищно принимаясь за дело. Второй раз разбираюсь с хозяевами и это, жутко признать, уже получается почти привычно и профессионально. Даже Магистр мною остался доволен.

Затем два фонаря осветили просторную комнату. Эл зло выругался на старом наречии пустынного Юга, почти незнакомом мне. Интересно: это привычка молодости или осознанное нежелание выражаться грубо при мне? Не знаю. А вот причины его злости вполне понятны.

Волчица средних лет, полуседая и сгорбленная от ужаса происходившего тут еще до нашего прихода, не поднимая головы прижимала к себе трех девочек, совсем голых и прячущих лица на груди старшей. Четвертая лежала на полу возле Вечных, я четко осознала ее боль. Рука неестественно вывернута, ребра сломаны, вмяты, живот почти раздавлен, по первым оценкам чутья явно порвана селезенка, дышит уже с трудом, неровными слабеющими толчками.

Мы заранее договорились не выплескивать дар в Гнезде, опасаясь внимания Вечных, но до корабля она уже никак не дотянет. Даже до погрузки. Я села, решительно принимаясь за дело. Эл негромко спросил волчицу, что здесь было. До того спокойно и уверенно, что женщина не усомнилась в его праве задать вопрос.

– Самка старая, хозяин пожелал заменить, – спокойно пояснила та. Ужас предстоящего ей, не появись мы тут вовремя, не отразился в голосе и тоне волчицы. Видимо, Вечные этого не любили. А может, смерть здесь – далеко не самое страшное. Речь давалась женщине легко, и я удивилась краешком сознания, что волкам наверху говорить не дозволено. – Владелец самки велел привести четырех младших для выбора. Глупая «ним-3/3» укусила хозяина и была наказана.

– Эл, она говорит о себе не напрямую, в третьем лице.

– Сам понял, лечи, не отвлекайся. Девочкам же лет по пятнадцать, не больше, ну что за мерзость! Старшая, а с вами-то что и с теми, кого не выберут?

– Хозяин спрашивает странное, – удивленно дернулась волчица, наконец поднимая голову.

Только теперь она увидела лежащие достаточно кучно тела хозяев, вспоротые моим мечом. «Жнец» его имя, и он явно предпочитает косые удары, почти, а то и полностью, делящие корпус надвое и оставляющие жуткое месиво, на которое я смотреть остерегаюсь. Дар приходил неохотно и болезненно, кровь для него – плохой сосед, а смерть – тем более, лечение выматывало до крайности.

Зато волчица смотрела на тела охотно и долго. Ей зрелище очень понравилось. Эл не вмешивался в молчаливую и страшноватую радость женщины, он принялся деловито обыскивать тела убитых Вечных. Ключ от ошейников оказался прост и нашелся быстро.

– Ты очень похож на них, но не хозяин, – удивленно добавила женщина, потирая свободную шею, присела возле трупов, недоверчиво тронув один и чутко принюхиваясь. – Прежде не слышала запах их крови, даже не поняла, что случилось, когда вы вошли. Как вы их быстро успокоили. Так никогда не бывало прежде. Мертвые хозяева! До чего я дожила… кто бы подумал. Умереть должны были сегодня не они, Вечные, а мы. Все, кого они не выберут. Я больше не нужна, а дети лишние, у них уже взяли материал для опытов, сами не пригодятся.

– Другие волчицы или Вечные на уровне есть?

– Здесь живут шесть хозяев, уровень почти пуст. Сегодня пришли еще трое к старшему, они должны…

– Именно их, полагаю, мы уже видели, – кивнул Эл. – И успокоили.

– Двое исчезли насовсем три ночи назад, их волчиц увели, обеим велели пока следить за щенками, кажется, это пятый ярус сверху. Трое лежат в этом загоне, из них два – наблюдатели, им не полагаются личные волчицы. Шестой, он старший, ушел вниз и увел двух своих самок, старую и новую. Недавно. Одну он убьет, а вторую будет приручать. Очень опасный и злой хозяин, – она глянула с проснувшейся надеждой. – Если поспешите, возможно, еще застанете их обеих живыми.

– Ник…

– Молчи, глупости я сама говорить умею, – я тяжело поднялась на ноги. – Ты ее донесешь до лифтов, а я – нет. Зови Лайла, пусть долечит. Пойду вниз. Не смотри так, я буду крайне осторожна. Одеть бы девочек, а?

Старшая волчица кивнула, уверенно скользнула в темноту коридора и вернулась с одинаковыми убогими рубахами. Мы разминулись в дверях, она указала мне коридор, которым можно быстро выйти к спуску на нижний уровень. По замыслу Юнтара путь далее вел Эла на четвертый, а меня – на второй уровни. Забавно, но мы по-прежнему довольно точно следовали его плану, хоть и по иным причинам. Исходно мы не ожидали застать живых ниже третьего яруса, лаборатории после «гибели» значительной части стаи и приличного числа хозяев должны некоторое время пустовать.

Они не пустовали.

Боль кого-то внизу я ощутила еще между ярусами, волна достала меня в тесном и темном лазе ремонтной лестницы. Чья? Дар был слаб и отказался ответить, пришлось брать себя в руки и выполнять обещание, данное мужу. То есть идти очень осторожно. Не спешить оказалось трудно, но близ лабораторий слаги появлялись дважды, и я в полной мере оценила их опасное и вполне прогрессивно вооруженное проворство.

Шагах в десяти от двери, позорно поздно, я опознала стоящего за ней. Именно он вломился в мое спящее сознание на Релате и заварил всю эту кашу. Без сомнения, там «йялл-2/7». Живой! Возможно, самый везучий из волков. Интересно, везение у него случайное или тоже врожденное? Натворили генетики – и сами не ведают, что. Академия на волков будет облизываться. Такой материал! Я представила гневно-спокойную Лимму и разом успокоилась, там их никто не обидит.

Жнец разрезал дверь без усилия. Порой меня пугает его жадность до дела. И разумность: на тренировках он исправно отражает удар, не тупится и не ломается. Но резать сталь, как воду? Такое – только для большого дела.

Йялл оказался действительно очень высок и тяжел, даже крупнее жутковатого Четвертого, но вызывал он не испуг, а сострадание. Боль выпила все силы этого гиганта, кожа выглядела серой от слабости и усталости. Но двигался Третий удивительно мягко и уверенно, с поистине звериной легкостью и совершенно невесомой грацией. Невесомой! В нем, пожалуй, килограмм сто десять, а то и больше… а если откормить?

Утомлен, измотан, но по-прежнему непомерно могуч. Я совершено не удивилась, обнаружив хозяина в углу, с небрежно смятой шеей и разбитыми в крошку при ударе о стену ребрами. Одной проблемой меньше. Две оставшиеся мне заботы – те самые волчицы, приведенные сверху, – лежали тихо и ощущались с трудом, и старшая, и младшая. Особенно мое стонущее от переутомления чутье обеспокоила рыженькая, с выпирающими ребрами, провалом вечно пустого от недоедания живота, бледная и грязноватая, с жалко свалявшимися волосами, темными отметинами кровоподтеков и синяков, наполненная мучительной болью и усталостью. И все равно – удивительно, неправдоподобно красивая. Я невольно подумала про свою наставницу, невесть с чего решив, что для нее эта девочка могла бы стать той, много раз оплаканной так и не родившейся очень давно дочерью. Они похожи до странности – гибкая легкая фигура, взлетающие брови, полноватые губы, солнечная бронза волос. И тепло дара, которым обе щедро делятся с другими, вечно забывая оставить себе хоть уголек на растопку. Как мне ее вытащить? Остались бы силы, попытаться стоило бы немедленно, но в пропитавшем лабораторию вековом отчаянии невозвратно гасли последние крохи способностей.

Я устало перехватила ставший довольно тяжелым меч, Йялл послушно завернул девочек в ткань и вскинул на плечо. Сам еле идет, но двигается привычно тихо и точно держит заданное место – левее, чуть сзади. У лифтов я почти свалилась в руки Эла, такие родные и теплые после боли мертвого яруса.

Всю обратную дорогу я спала, спасибо Лайлу, истратившему на мое лечение остаток своих немалых способностей. Он знал, что делает. Нам еще волчиц уговаривать вернуться в мир живых, а они не слишком хотят сюда.

До больничного отсека меня, похоже, донес Эл. Бережно и мягко разбудил, виновато притих в сторонке, ничем более не в силах помочь. Ночь давно кончилась, солнышко примерялось перешагнуть полуденную черту, тупая от затянувшейся бессонницы голова не желала думать, чутье было с ней полностью солидарно. Мы – Тимрэ, Лайл и я – упорно боролись с собой, пролечив девочку с третьего яруса, «ним-3/3», затем сестру Йялла, которую уже кто-то надумал звать Яли.

Тимрэ пристроил к уходу за больными старшую волчицу, прежде присматривавшую в Гнезде за девочками. И настало время браться за дело, которое мы так усердно оттягивали. Потому, что почти не верили в его успешное разрешение.

Минут через десять мы знали, что точно ничего не сможем.

Рыжеволосая не желала больше жить в мире пустыни, где радости нет настолько же, насколько нет жизни, воды или годного воздуха. Главное – хоть капли свободы. Она уходила охотно, с сознанием исполненного до конца долга, целиком отдав силы сестре Йялла, обеспечив для подруги возможность перенести самую тяжелую боль и все же выдержать, уцелеть, не сломаться.

А потом самый расторопный и заинтересованный из нас – Ринк, с восхитительной и достойной уважения скоростью рассмотревший в рыжей все, что стоило рассмотреть, – принес малыша, о котором рассказал умеющий помнить важное разведчик волвеков, и сразу стало замечательно просто и хорошо.

Наш потраченный дар, с трудом копимый заново на донышке души, не понадобился, Четвертый прекрасно обходился и без того. Он неспешно и обстоятельно рассказывал ей о Релате, о корабле, волвеках, айри, спасенных детях. И пока она сидела, прижав ребенка, в надежном кольце смуглых рук, ей было легко верить в хорошее. Йялл довольно улыбнулся, вспоминая свою Сидду. Он засобирался уходить одним из первых. Лайл тоскливо глянул на дочь и кивнул – провожу, расскажу, на лифте-то жилой сектор рядом. Тимрэ устроился дремать на свободной кровати, он корабельный врач, он отсюда не уйдет, пока есть хоть один больной. Вечер едва наметился, но мы даже не стали ждать ужина. Я опять заснула и очнулась уже поздно утром, удручающее одинокая, но отлично отдохнувшая.

Мы с Элом на Релате виделись реже, но зато теперь, каждый день вместе, для себя не могли наскрести и пары свободных минут. Если так пойдет дальше, он вообще не заметит, как я постарею. Вот – опять вызван Дедом. У Юнтара, к несчастью, типичная старческая бессонница, отягощенная комплексом полной ответственности за нас, неразумных. И на сей раз его посетила идея восстановления связи с родиной. Эл черкнул мне пару строк, привычно коротко и сухо: «Юнтар нашел местные спутники работоспособными, вторая группа, на орбите Релата, до сих пор тоже цела. Скоро не жди, мы думаем. Отдыхай.»

Я привычно метнула подушку в стену, представляя, как она попадает в затылок задумчивого Деда и со звоном встряхивает в его голове тесно прижатые друг к дружке умные мысли. Думают они!

Перспектива безделья-отдыха меня мало радовала. Впрочем, затянулся он недолго, я едва успела выбраться из душа, когда в дверь неуверенно заскреблись.

Открыла.

Обнаружила рыжую волчицу, нервно кутающуюся в полотенце, с ребенком и без Ринка, что более чем странно. Я даже выглянула в коридор и осмотрелась. Она поняла.

– Не спал всю ночь, я, видимо, кричала, – виновато вздохнула пришедшая, переминаясь на пороге. – Он умеет снимать тревогу, но это тяжело дается, знаю. Теперь отдыхает, я тихо ушла, решила с тобой поговорить. Еле нашла, тут запахи плохо держатся.

– Его накормила, а сама? – почти сердито спросила я.

– Я тут пока ничего найти не могу, волк сам ночью сына накормил и еще еду оставил на видном месте.

– И тебя бы накормил. Его, кстати, зовут Ринк.

– Мне обязательно надо успеть поговорить, пока он спит. Удачно, что и твой хозяин ушел. Есть время, – она наконец подняла голову, и я окончательно убедилась: сказанное вчера Ринком прошло мимо усталого сознания, значение имели лишь тон и голос. – Он тебя даже не запирает. Тут вообще нет закрытых дверей. В этом лабиринте хозяева куда хитрее, не ломают, а ловко приручают нас. Так искусно, что я уже и не чувствую сил сопротивляться.

– Что же ты хочешь знать?

– Чья я теперь и как часто могу видеть сына? Как нас используют и как вести себя с хозяевами? Кто хозяин Ринка и можно ли мне навещать волка, будут ли его за это наказывать? Где младшая, «йялли-2/7», если она жива? У меня много вопросов, – она виновато сжалась.

– Одевайся, бери малыша и пошли. Ты знаешь, что у твоей младшей есть брат, вчерашний…

– Да. Они похожи, если уметь смотреть. Очень внимательные, чуткие и любопытные, только девочка мала еще, она на вид тихая и послушная, а он и внешне дикий, куда непокорнее меня. И сильный. С ним почти так же спокойно, как с… Ринком. – имя ей далось тяжело.

– Йяллу ты сына оставишь ненадолго? У нас дела.

– Ненадолго, – совсем жалобно кивнула она.

Йялл в своей комнате спал у двери, чутко и вместе с тем глубоко, свернувшись по-звериному на ковре. Нас приметил при повороте ручки, мягко сел, потянулся, весело блеснул глазами и демонстративно щелкнул зубами в глубоком зевке. Он ни в чем не сомневался, с оптимизмом думал о скором воссоединении семьи и был полон отдохнувшей веселой сытости. Эйм явно все рассказал про одежду и прочее в комнате. Но именно мальчик сейчас и занимал кровать, потому-то Третий вполне уютно и устроился на полу – с подушкой, запасным одеялом и в халате. Судя по всему, от последнего Йялл был в полном восторге, то и дело поводя плечами, поправляя воротник и теребя пояс.

– Где Четвертый? – спросил он у рыжей. – И как мне тебя звать, самая красивая чужая волчица? Утром я напару с Лайлом долго пинал Эйма, щенок так хотел спать, что с ходу придумал тебе хорошее имя. Рила. И от Ринка есть малость, он малыша вчера вовремя приволок, не то хоронили бы тебя. И от Лайла, все же Старший тебе отец. Ну как, берешь имя?

– Мне имя… еще и отец… – рыжая села у порога, почти плача. – Да что у вас тут творится?

– Берет, – успокоила я волвека. – Посиди с малышом и скажи Ринку, мы скоро будем. Пусть не нервничает. И еще: Йялл, не вздумай с ним пока драться, он подстраивает ссору специально. Шариков наглотался, от Эла синяков нахватался и ждет легкой победы. Разнесете тут коридор или столовую, а Дед потом устроит нагоняй, только не вам, а бедняге Тимрэ. Жаль его: наш врач и так от ветра качается. Шары по поводу драк вот, держи. Хо… то есть Эйм, знает что к чему. Корми ребенка и жди нас. Все.

Я потащила Рилу по коридору, она часто оборачивалась и уже не задавала вопросов, их стало слишком много. Мы добрались до лифта, прочертили дугу в треть тора и торопливо поднялись в рубку, где вдохновенно думали наши бессонные красноглазые айри. Я им мешать не стала, протащила мимо разом смолкших и запутавшихся в размышлениях умников сжавшуюся в комок при виде хозяев волчицу и поставила перед прозрачной стеной. Она смотрела спокойно, не понимая смысла увиденного. Картинки были и у прежних ее владельцев, только размером поменьше. Я молча ждала. Лайл сегодня вывел волков гулять, все хотели посмотреть на корабль и горы, а мудрый Первый желал напомнить стае о ее втором облике. Зверем быть неплохо, они славно побегают, растратят свою непомерную силу и вздохнут свободнее – хоть серенькое, но небо, не коридоры, подозрительно похожие своей ограниченностью и замкнутостью на ненавистное Гнездо. Время я высчитала точно.

Стая показалась минут через пять, и Рила впилась в нее взглядом, отказываясь понимать происходящее. Картинка может быть движущейся, но чутье-то не обмануть! Она прекрасно отличила вожака и даже позвала. Бегущий впереди волк резко встал и обернулся, бледно-зеленый взгляд нашел наше окно. Хвост чуть дрогнул, отклик тепло коснулся сознания Рилы.

– Это не лабиринт. Мы на поверхности и вне купола. Тут нет хозяев. Все перечисленное тебе вчера твердил Ринк, и он очень расстроится, что не был понят.

– Кто тебя сюда звал, наглая белоглазая девчонка! – возмутился, наконец, Дед. – Ника, рубка – моя территория. Пошла вон!

– Ага, твоя, – фыркнула я, не оборачиваясь. – Все равно пилота у нас пока нет, так что хожу, где хочу. Я вообще почти капитанша. Еще кто кого отсюда выгонит!

– Сейчас уши оборву!

– Дед, зачем тебе уши моей жены? – серьезно спросил Эл, вздохнул, поднялся и на всякий случай подошел ближе, прикрыв и спину, и упомянутые уши. – Не отдам. Она мне целиком больше нравится.

Рила кончиками пальцев тронула прозрачную стену, охнула, отдернула руку и шагнула назад, потом еще и еще, пока не уперлась спиной в стол капитана. Ей с трудом удалось оторвать взгляд от пустыни внизу. Губы дрожали. Дед понял все быстро, усадил волчицу в кресло и принялся успокаивать, гладя по голове и отпаивая водичкой, как маленькую девочку.

Она смотрела и слушала, снова не слыша. Стеклянные глаза блестели, взгляд бегал, ни на чем не задерживаясь подолгу. Разве что на моих все еще целых ушах.

– Как же так? – Она выпила второй стакан воды, чуть успокоилась и уже почти сердилась. – Вы оттуда забрали меня, отца и еще некоторых. Отмыли, накормили, вылечили. А остальные? Кто нас сортировал?

– Случай. Попали на нижние ярусы – оказались здесь. – Дед придвинул второе кресло и сел рядом. – Нас мало, мы слабы и должны таиться, чтобы твои прежние хозяева не успели уничтожить прочих. Волвеки в Гнезде живы, пока о нас ничего не знают. И мы за ними вернемся. Научим вас самому необходимому, узнаем как можно больше про купол. Подготовимся и пойдем за остальными. Пошли бы сейчас, но ваши обручи дают слишком большое преимущество хозяевам. Чтобы занять Гнездо, и в лучшем случае нужны многие часы. А чтобы нажать кнопку и уничтожить всех подобных тебе – один миг.

– То есть у меня больше нет хозяина, – удивленно и недоверчиво вздохнула Рила, снова обличающе глянула на нас. – А почему у нее есть?

– Вот вернешься к Ринку голодная, пропадавшая целый день неизвестно где, вся в чужих запахах, и задаст он тебе хорошую трепку, – неторопливо и повествовательно предположил Эл. – Веришь?

– Еще как верю. Заслужила.

– И что, он тогда – хозяин тебе? А ведь будешь слушаться, оправдываться и извиняться.

– Буду, – она чуть пожала плечами, попробовала улыбнуться. – Он того стоит.

– Надеюсь, моя жена думает что-то подобное обо мне, – вздохнул Эл мечтательно. – Ник, давай я тебе устрою трепку, а? Все равно со спутниками у нас полная неразбериха, связи нет, голова болит, мысли все как есть закончились.

Идея была неплоха, но нам в очередной раз помешали. По стеночке в рубку пробрался Тимрэ, бледный от бессонницы и едва стоящий на ногах. Зря Дед его так отчитал, парень совершенно не отдыхает с тех пор. Рухнул в кресло, опустил шар в гнездо, и над столом поднялась сплетенная из нитей абстракция. Мы дружно полюбовались.

– Красиво, что дальше? – буркнул Дед. Я учуяла: он уже выкликнул кого-то из волков и потребовал еду для Рилы и нашего врача.

– Это из архива со дна Гнезда, – глаза Тимрэ, обильно прочерченные красными прожилками утомления, блестели лихорадочным азартом. – Полная генная карта волвеков. Активная модель, начинается с пятьввосьмь седьмого поколения и до самого молодого, к которому можно отнести сына Рилы, то есть тут весь стабильный код с момента становления. Ну, вроде их общего генеалогического древа. Кто кому родня, когда и сколько жил, с кем имел общих детей, удачно – продолживших род, и неудачно – уничтоженных по причине врожденного дефекта. Еще много прочего, на связанных с этим шарах: данные тестов по физическим и умственным способностям, динамика развития от младенца до взрослого, положение в стае, сведения по структуре ДНК, анализы крови, объемные изображения, снимки скелета… Куча информации, пока я разобрался лишь в малой ее доле. Это, по сути, и есть проект в его развитии. Я могу по карте точно сказать, сколько вчера в куполе осталось взрослых обоих полов, детей и подростков. И даже примерно – где кто содержится, тут есть подробные записи о перемещениях. Красные ветки – здесь, на периферии – это тупики и нестабильные, их планомерно ликвидируют. Видимо, стадия опытов по таким закончена. За прошедшие полгода погасили почти все маячки – вот, смотрите.

– Убили? – уточнила Рила.

– Да. Увы…

– Ты их не видел, – жестко усмехнулась она. – Если и есть те, кого я ненавидела сильнее хозяев, то именно они. Не жалей. Мой владелец изучал их, искал полезные признаки. Силу, послушание, чутье, выносливость, даже ум. И сказал, что они себя исчерпали. Точнее, не оправдали. Потом интересовался лишь их реакциями на стимулы, это его забава. Не спрашивай, не надо! А желтые?

– Желтые – куда интереснее, – покладисто кивнул Тимрэ. – Их пока всего двое, в актуальном слое, вот, рядышком, наши «йяллы». Для них в общине нет пары по продолжению рода. Йялл – этот, смотри – один из лучших по заданным качествам, но он родственен всем линиям и не может иметь от них стабильных, как говорят хозяева, детей. Глядите: оба сына погашены, врожденные генетические дефекты, тяжелые, их метят лиловым. Вот еще три пробных потомка, девочки и мальчик, и тоже безуспешно. Потому ему и дали женщину из резерва, а заодно устроили дополнительный опыт, из любимых твоим прежним хозяином, на выявление поведения.

– Почему не может быть здоровых детей? – Рила спросила совсем тихо. – А у других?

– Лайл – вот ваша с отцом линия «эйм», – ему родня во втором поколении. Ветка «сиэ» пересекается в третьем и пятом. Ним – четвертое, восьмое и далее опять. Юмм – родич во втором через смежную ветку, далее шестое, девятое и снова… и так все. Кстати, для вас, «эймов», желтым будет любое следующее поколение. От близкой родни не рождаются здоровые дети, так и у людей, неизбежны генетические сбои. Вас слишком мало, купол на грани вырождения. Ограниченная популяция себя полностью исчерпала, корабль недоступен, новый материал с Релата получить невозможно. Выходит, хозяева – в тупике. Доигрались…

Он говорил и говорил, число непонятных для Рилы слов стало подавляющим, но наш вдохновенный врач и не заметил. Его охотно слушали Эл и Дед, постепенно включаясь в беседу, айри склонны к умным разговорам. А когда они думают втроем – это вообще что-то. Сейчас оба «питают» Тимрэ и настраивают его сознание на полноту и точность оценок. О, Эл запустил запись, декан мой обожаемый, бесподобно предусмотрительный. Ученые, чтоб им хоть отоспаться! Могу, кстати, с этим и помочь… Эл уловил мое намерение и сердито показал кулак.

Рила наших разборок не заметила, она глядела на цветные объемные нити с растущим ужасом. Я подошла, внутренне усмехаясь шутке вожака, приписавшего Хо себе в дети. Кто ж его обидит в стае теперь, да еще и на воспитании у хранителя закона? «Эйм, по месту проживания».

В странные игры играет судьба, мы все и в любом смысле живем на территории Лайла, если разобраться. Хьёртт – его земля, мир волвеков. А уж сектор «эйм», случайно избранный для расселения на корабле – тем более… Та-ак, что у них наплетено в генетике? Я деловито отодвинула Тимрэ вместе с креслом и тоже принялась рассматривать узор. Выжженные на руках интересующих меня волвеков номера и буквы я помнила, здесь использовались они же. Вглядываться в объемную модель оказалось непривычно, но постепенно я разобралась.

– Рил, они так могут часами говорить, пошли отсюда. Тимрэ накормят, а мы о себе должны позаботиться сами.

– Да, конечно, – она вышла, не оглянувшись, странно понурая.

Обедать мы устроились у меня.

Хозяева научили своих волчиц есть, пользуясь столовыми приборами, и Рила делала это весьма изящно, я смотрела даже с легкой завистью. У нее очень красивые руки, двигается женщина плавно, мягко и естественно, спина прямая, голову держит очень высоко, шея длинная, золотые волосы высохли и вьются крупными волнами, окутывая плечи. Я порылась в своих невеликих запасах личного имущества и раздобыла заколку, убрав их в пучок на затылке. Так ей идет, да и есть удобнее.

Впрочем, будь я вполовину так голодна, как она теперь, ела бы руками, торопливо и жадно. Хотя, с другой стороны, только Юнтар умеет создавать вместо консервированной или синтезированной гадкой вечно-годной еды нечто вкусное и полезное.

– Хозяин учил меня послушанию много лет, – усмехнулась она, ощутив мой взгляд. – Я была еще мала для самки, когда он застал меня в лифте, пробралась тайком и хотела сбежать. Думала, наверху свобода. Он привел к себе и начал воспитывать. Сперва доброго наставника изображал, я была глупа и верила. Училась и старалась. Потом все в один день изменилось, он мне указал на место самки в Гнезде.

– Он тебя бил?

– Хорошо бы. Это легко перетерпеть, – усмехнулась она. – Умная нужна была, чтоб помогала в опытах. И строптивая, забава тогда ему не скучной казалась. Говорил, для каждой есть свой ошейник. Искать его – и есть главная забава. Меня отдавали самым нестабильным, оставляли задыхаться без воздуха, не кормили. Сжигали сознание. А потом он придумал показать сына и делать больно ему. И я стала лизать руки.

– Рила…

– Да ладно, я уже большая девочка и не жалуюсь, – снова усмехнулась она. – Плакала я в возрасте «йяллы», когда еще жив был страх, потом разучилась. А теперь вот свободна и мне, представь себе, очень-очень плохо. Так плохо и хозяин бы не сделал.

– Говори.

– Я нужна была послушная для опытов, потому что умная, сильная, привлекательная и выносливая. Когда он на меня нашел управу, ради малыша я на все соглашалась, разные тесты, опыты и забавы. Откачивал воздух и требовал, чтобы я описывала ощущения. Погружал с головой в странную жидкость и проверял, могу ли я дышать. Заставлял вдыхать нечто, вызывающее сны наяву и делающее очень послушной, резал нервы. Я во всем помогала и говорила правду. А еще отдавал многим нестабильным волвекам и совсем жутким зверям. Я – яркий стимул, и он говорил: этого злить, того приманивать, к иному ползти на брюхе. Смотрел, как они ведут себя. Приборы, обручи, нити, датчики… Он знал все, будто в голову влезал. И ко мне, и к тем, кому я была предложена. Они были разные, разумные и дикие, очень сильные и крупные, мелкие и неспособные менять облик. Но для меня – совершенно одинаковые. Привели в загон, значит, самка, вещь хозяина, игрушка, слабая. Мысли чуть отличались, действия тоже. Неразумные причиняли боль, демонстрируя свою силу и состоятельность, разумные презирали и унижали, это порой еще страшнее. Я их отношение отлично научилась читать, еще до первого рычания или жеста, не глядя. По прикосновению сознания, а уж по взгляду, запаху, голосу только разбирала подробности очередного своего черного дня. Без всяких приборов, и много лучше и быстрее хозяина. Первый, кто меня стал считать живой – Йялл. Но ему было просто жаль меня, нас обеих.

– А Ринк…

– Да, – она сжалась в комок и глубоко забилась в кресло. – Детей у меня уже не будет, хозяева всех своих личных самок лишают этого права, их порода не должна мешаться с нашей, грязной. Но теперь новый айри пришел и так уверенно и легко говорит, что Ринк мне брат. Это больно слышать.

– Тимрэ всего лишь указал, что для твоих детей в стае нет дальних родичей, и не более того. Для тебя, я специально посмотрела, есть четыре чужих линии. Одна оборвана, что-то у них не сложилось. Вторая существует в твоем поколении только в женском варианте. Третья – один из вожаков, погибший недавно на охоте, Пятый. Сын у тебя от него.

– А четвертая? – она не слишком хотела знать, кажется. Действительно умна – прикинула шансы и сильно огорчилась.

– Могу написать номер, – делано-безразлично прищурилась я. – Придет – сверь. Его Йялл как раз сюда тащит, сама знаешь, то есть чуешь. Только учти, про детей твои хозяева полную глупость сказали. Случай простой, я еще вчера поняла, в больничном секторе: любой из нас, снавей, – на полчаса работы. Но лучше лечить на Релате, там тебе восстанавливаться окажется легче.

Она не стала уточнять номер. Серьезно глянула на меня, убеждаясь в правоте своих предположений, получила кивок в подтверждение. Уверенно придвинула еду и взялась за дело с нормальным волчьим аппетитом. Когда гости, наконец, нахально и без стука ввалились в комнату, Рила уже держала отменно крупный и жесткий белковый пласт, убого имитирующий мясо, в обеих руках, и грызла его весьма агрессивно.

– Как у вас хорошо, – оживился бурно дышащий Ринк, усаживая малыша на кровать. – Пока Дед не видит, я, пожалуй, тоже чуток одичаю. Ничего нет ужаснее и глупее обеденной вилки, как я теперь полагаю. Как хозяева нам не учинили такой пытки? Не каждый бы выдержал.

– Ника, а Яли уже ходит! – гордо выдохнул Йялл. – У меня замечательная сестра. Правда, нас оттуда быстро выгнали. И вот еще что: мне тут Четвертый сказал, что волки по деревьям не лазают, – продолжил он не менее загнанным голосом. – Я, понятно, разозлился, чего мы оба давно ждали. Но, если честно, совершенно не разобрал смысла, да он ведь и сам не знает. И, спасибо за шарики, у нас ничья.

– Опять, – сердито покачал головой Ринк, падая на пол возле кресла и устраивая подбородок на колене Рилы, явно в поисках сочувствия. – Все надежды пошли прахом. Сколько лет я делаю вид, что хочу его загрызть! Привык уже. И снова неудача. Он – Третий, а я…

– Зато он Риле двоюродный брат, а ты – нет, – утешила его я, потрясенно слушая их речь. Как можно так быстро научиться связно строить сложные фразы? – Йялл вообще всем родственник, поголовно. Ему все волчицы – сестрицы.

– Вот уж радость-то для стаи! – глубокомысленно выдохнул Ринк. Вообще-то ему было безразлично, его уже усердно жалели. – Он мне чуть шею не свернул. Больно. И левое плечо ноет.

Шею пожалели, левое плечо тоже. И оттого воодушевленный вниманием Ринк с еще большим энтузиазмом взялся за одичание, униженно выпросив и заполучив из рук рыжей самый крупный кусок фальшивого мяса. Риле пришлось держать пищу, а дикий волк так и грыз, зубами, время от времени легко прихватывая пальцы и довольно рыча. Этот наглец за пару дней научился находить приятным смеяться над своей зверской внешностью. Он вообще оказался на редкость необидчив и склонен к простым шуткам, совершенно не похожим на злые розыгрыши Хо. Ведь шутил он чаще всего над собой. Мясо кончилось, и по-прежнему голодный зверь принялся вылизывать пальцы «хозяйки», поскуливать и выпрашивать новую подачку. Йялл на миг нахмурился, ему не нашлось места в игре. А Сидда была пока далеко и в беде.

– Ты видела, что в больнице творится с утра? Весь молодняк под дверью точно так же нудно скулит, старшая время от времени выходит и лениво лупит их. Мальчики хотят проводить Яли и остальных до столовой, – усмехнулся Третий, стряхивая тяжелые мысли. И задумчиво спросил, меняя тему, – слушай, а правда, что такое дерево?

Объяснить оказалось неожиданно сложно. Я думала для них, делясь образами, показывала старые картинки из корабельного архива, рассказывала, как поссорилась однажды с Элом и полезла к нему в комнату – мириться – по толстенному дубу, растущему во дворе со времен основания Академии. Ночью, в дождь, с разбитым после неудачного старта плечом… Само собой, поскользнулась, чуть не сорвалась. И описала, как наш декан, к радости своих мигом проснувшихся студентов, меня снимал оттуда. Где-то в архиве даже есть запись – второкурсники успели сделать.

Про дуб я зря, все тут же началось с начала. Они удивились несказанно, обнаружив, что у деревьев не только нет в нормальном для них представлении самцов и самок, но бывают очень разные породы…

Эл осторожно приоткрыл дверь, явно сомневаясь, туда ли он через нее попадет: визг и грохот в его комнате не предполагались. Как и он сам: беднягу совсем не заметили, главным дубом к тому моменту после очередной потасовки назначили Йялла, по нему я учила ползать сына Рилы. А мамаша усердно пыталась взобраться на шею Ринка, доказывая, что по деревьям волки не лазают, зато волчицы – пожалуйста. Последний кусок белкового мяса мы умудрились подвесить к потолку, он должен был стать призом. Декан в прежние времена от возмущения шипел бы. Грязь, шум, беспорядок! Но так было до появления волвеков.

Айри некоторое время задумчиво наблюдал за безобразием, вслушиваясь в бурлящее дикой и буйной радостью сознание присутствующих, потом прищурился, огляделся еще разок, прыгнул с места, как всегда точно и уверенно, оттолкнулся от подлокотника кресла, воспользовался шеей Йялла – и уже сидел на кровати, стремительно вгрызаясь в быстро уменьшающийся приз.

– Тебе поесть сегодня не удалось, дракончик? – догадалась я.

– Волчицы тоже не умеют лазать по деревьям, – тяжело вздохнула Рила, очередной раз поднимаясь с пола и уминая в кресло покорного, как тесто, Ринка, чтобы затем сесть к нему на колени. – Трудна жизнь на Релате. И там айри первыми получают мясо.

– Не обязательно, но это же мое логово, значит, мое мясо, – деловито сообщил Эл, облизывая пальцы. – Я и правда ужасно хочу есть, Дед никому не дает отдыха. А проклятый спутник нас не слушается. Ник, пожалей меня, а?

– Вот еще! Который вас не слушается? – я пристроилась сзади на коленях, наскоро промяла ему плечи и начала лечить головную боль.

– Их целая куча, то есть орбитальная группа, – вздохнул он, довольно расслабившись и пристроив голову на мое плечо. – Над Релатом. Не-ет, левее, возле виска… ох, отпустило. Спасибо. Мы их видим, временами картинку получаем, но в обратную сторону – никак.

– А пожалуйста?

– Есть за что? – он явно оживился. – Я ведь могу и за мясом сходить.

– Сиди уж. Полгода назад Гимир гонял по твоему Акаду молоденького погодника, – сжалилась я. Хотела придержать новость до утра, ведь знаю, чем она обернется. – Приятеля Хо, само собой. Эти мерзкие типы нащупали канал и берут со спутников картинку, к своему-то ты их не подпускаешь, там из нормальных глубокоуважаемых людей и айри очередь на год расписана. Если наш Ньяллад не испоганил и тут хоть малость… эй, ну я же только начала лечить! Четвертый, пошли ловить декана. Прибьет он твоего Эйма.

Не прибил.

Хо обнаружился под нашей дверью, отменно тихий, послушно ожидающий своего Старшего. Мой декан так умилился, что перешел к спокойному и вполне мирному тону. Парой минут позже мы знали, что именно натворили погодники, следуя советам милого мальчика. И повели упирающегося ребенка к Деду, на второй допрос. Повели все вместе. Ринк опасался за младшего, Рила не собиралась лишать себя общества Четвертого, Йялл тащил следом впервые забытого мамой малыша, я без большой надежды пыталась уговорить мужа отложить допрос, намекая на постыдный срыв обещанной с утра трепки.

Дед чуть не вывалился из кресла, обнаружив в дверях рубки новую шумную толпу нарушителей покоя. Хотя чего уж тут нового? Просто нас стало больше, разгильдяев. Впрочем, Эйм торопливо все пробубнил с самого порога и был понят старым айри.

– Тогда это решаемо, явно наша же старая блокировка, и я знаю наверняка, как ее отменить, – довольно кивнул старый. – Надо для начала связаться по случайному каналу, который они открыли, с любым вменяемым специалистом на Релате, и они по моим инструкциям восстановят полный контроль. Вечером займемся.

– Уже вечер! – заныла я и быстренько перешла к угрозам. – Дед, я требую развода, зачем мне муж, если я с трудом его узнаю в лицо? У него какие-то спутники крутятся возле левого виска…

– А почему у меня требуешь? – слегка возмутился он.

– Ты же нас поженил!

– Ага, – Юнтар цепко глянул мимо меня, на Ринка. – Уговорила, утром займемся спутниками. А потом мы распишем план вторжения в Гнездо, а то Йялл меня обещал загрызть. Почему меня, а не своего вожака?

– Его тоже, и меня заодно, – кивнул Ринк. – Еле уговорили чуть поумнеть до начала активных действий. Обещал дать нам несколько дней жизни. Отравленной его вздохами, само собой.

– Несколько дней – это хорошо. Итак, планы на вечер, раз нахалка меня случайно навела на правильную мысль. Этих надо срочно поженить. И толком, не как вас, дурней паршивых. Я испеку торт. Забирай девочку и тащи ее делать платье. Там система свободного моделирования одежды, знать бы, кто и зачем ее впихнул на корабль? Не иначе, Вечные, чтоб им, пассажирам нашим недобитым! Сектор…

– Знаю, Тим говорил. Я даже от любопытства шарик с инструкцией просмотрела.

– И туфли. Я настаиваю! – Седой стал капризен и комично-серьезен, будто и впрямь приходился дедом обоим волвекам, жениху и невесте. – Эллар, займись Лайлом, он должен понимать свою роль. И этими двоими дикими самцами, кстати. Я пойду и подберу младших девочек нести хвост…

– Чей? – глаза Рилы стали очень крупными и испуганными. Впрочем, Ринк с Йяллом тоже отчетливо вздрогнули, вслушиваясь.

– Твой, конечно.

– У меня нет хвоста, – жалобно сообщила она, двигаясь в сторону Ринка. Четвертый прикрыл спину невесты, и она чуть успокоилась. – Мы же не умеем менять облик, только мужчины…

– Рила, да не слушай его, – хихикнула я. – Это такое платье, сзади очень много ткани и ее несут, получается красиво и торжественно. Дед, я буду стараться управиться за два часа.

– Полтора! И забери Яли, будет подругой невесты, без хвоста.

– А невесту ты спрашивать не собираешься, как у них с планами…

– В моем возрасте такое и без глупых щенков знают, я все уже сам рассмотрел и решил. Марш, время пошло.

И время пошло…

Мы так вообще побежали! Я на ходу пыталась представить, что будет, если моя наставница Лимма и Дед не сойдутся во взглядах на серьезный вопрос. Обнаружила, что ответа не могу даже предположить, как и вопроса. В голову лезли глупости типа длины уже моего шлейфа и сорта цветов. Успокоилась и перестала заглядывать так далеко вперед. Лифт распахнул двери возле больничного блока, Яли осторожно вошла, не понимая нашего встрепанного вида. Она слышала зов и ждала, но не такого, конечно. Рилу слегка трясло. Женщина невнятно и нервно бормотала про хвост и все прочее непонятное – туфли, прическу, платье, торт…

– Зачем так сложно? – всхлипнула она, не выдержав. Мы уже миновали коридор и добрались до нужного зала. – Поселилась в другой комнате – и ладно.

– Зато красиво. Всем нужен праздник, а вы – повод погулять и развлечься, – назидательно сообщила я. – И вообще правильно, разве годится такое – бегать из комнаты в комнату? Вроде сегодня у тебя Ринк самец…

– Он мне гораздо больше, чем… – возмущенно начала она и поняла. – Ну да. Именно муж, и всем лучше знать сразу.

– И вам самим тоже. Вот мы с Элларом сразу не уговорились и уже десять лет – никак. Вернемся домой, будешь подружкой на моей свадьбе. Мы тут летаем, а там моя наставница тоже занимается платьем. И, судя по их с Дедом сходству, можно ожидать шлейф, то есть хвост… Ладно, вытерплю. Раздевайся!

Дед сильно рисковал, доверив мне платье на том примитивном основании, что я женщина. Да я в юбках понимаю куда меньше, чем он, Тимрэ или же Эл! Как-то не пришлось выбирать и носить, – то степь, то тренировки у Риана, то тропические леса с лихорадками, то полеты… У меня шикарный набор отговорок, Лимма их очень не любит выслушивать.

Но сообщить о своих сомнениях Риле я не могла. Она еще вчера была на грани гибели и умудряется сегодня выглядеть довольной, энергичной, полной надежд на лучшее. Волвеки – удивительно крепкие существа. И жизнелюбивые. А еще трудно поверить, но эти двое вовсе не наспех решили свои отношения. Все же я снавь и отчетливо вижу: они действительно пара, настоящая. Их состояние сейчас так приятно напоминает мой «запой» при первой встрече с Элом! Потом будет всякое, и Риле еще не раз прошлое помешает спокойно спать и жить без оглядки. Тем более – ей без надежного и обстоятельного Ринка никуда.

Когда я встретила декана, он уже надежно укрылся от угроз и боли мира, возведя за две с лишним сотни лет толстые стены и обустроив глубокое убежище, откуда и наблюдал непрерывный серый вечер. А Рила пока ничего подобного не имеет и, если я хоть немного знаю Лайла и Ринка, не заведет. Потому я просто обязана найти способ обеспечить ее действительно достойным платьем!

Я подумала и пошла по простому пути. Скопировала столь памятное одеяние Лиммы в день нашего отлета. Вплоть до бирюзового цвета, добавив к прежнему лишь оттенок зелени и непомерно длинный шлейф. Для Яли вспомню другой наряд госпожи Энзи, благо их много и все хороши.

Рила в бирюзовом – богиня, и вырез на спине, пожалуй, слишком глубокий даже для такой взрослой и решительной невесты, ей очень понравился. Собственно, под давлением рыжей его и пришлось углублять, и мы с большим трудом достигли согласия по поводу того, где же остановиться. Видите ли, мех, у основания затылка переходящий в золотой пух, по ее представлению должен прослеживать на бронзе кожи весь позвоночник. И это действительно красиво, но негуманно по отношению к гостям. Почему-то мне кажется, и я высказала свои подозрения, что пристальное изучение покроя будет иметь для многих тяжелые последствия в виде синяков, учитывая характер и размер лапы жениха – крупных… Она была полностью согласна: разок за нее можно подраться, даже нужно. А уж несколько жалких ушибов лишь украсят и оживят праздник. Она дочка вожака, можно даже устроить один перелом, наверное.

Я попыталась пристыдить ее дикостью нравов и обнаружила – не действует! Да, она дикая, но очень красивая и такая вообще одна. Капризная? Хорошее слово. Ах, это уже слишком, и называется стерва? Ну, придется Ринку привыкнуть. К тому же платье ему понравится, она не сомневается. Яли довольно кивала рядом, полностью разделяя взгляды рыжей нахалки. Хорошо, что в стае пока немного женщин! Впрочем, не такая уж она и вредная: слишком все у них быстро, вот и получается через край.

Волосы – вторая проблема, их я невесть чем уложила в сносное высокое «гнездо», и убедила себя (благо, Лимма не видит, иначе не дожить бы мне до разрезания торта!), что смотрится результат приятно. Вот и все, теперь на очереди «подружка без хвоста».

Яли в длинном, без плеч и бретелек, на косточках, серебряном с фальшивым янтарем шелке оказалась диво как хороша и довольна собой. Правда, ревниво вытребовала разрез почти до талии, раз уж нет на спине, много фигурных звенящих застежек и цепочек. Дикарки, ну что с них взять? Понимаю Эла, который смотрит на стаю и учится улыбаться.

Из глянцево-вороной гривы удалось наспех соорудить локоны, которыми она теперь непрерывно встряхивала и довольно фыркала. Про сходство с породистой кобылой я решила умолчать, на объяснения времени нет.

Та-ак, и по времени… Час? Да я гений, слов других нет.

Волчицы думали иначе.

То есть пока они, с трудом натянув сидящие плотно по фигуре непривычные наряды, застегнув и расправив их, визжали возле зеркал, все шло отлично. В следующие полчаса настроение обеим испортили две пары туфель, воссозданных опять же по мотивам обуви моей наставницы.

Когда Тимрэ пришел нас звать, он ошарашенно задохнулся от вида преображенных женщин. Некоторое время стоял молча и просто их восторженно рассматривал. Отмечу: уделяя слишком много для айри внимания разрезу Яли и голой спине Рилы, благо жених далеко. Потом принялся подхихикивать – обе ослепительные красотки, вцепившись друг в друга, покачивались на каблуках и тихонечко, но непрерывно подвывали и излагали мне свое общее нелестное мнение об обновке. Двигаться с места обе отказались наотрез. «Пытки хозяев», – хором сказали на мое усердие в демонстрации должной походки. Добрый айри посочувствовал и разрешил снять шпильки, пообещав принять удар дедова гнева на себя. Ага, принял: у меня позади – полтора часа работы, истерзанная память, истощенная фантазия, насквозь больная голова, разнос от Деда в перспективе, а перед глазами – две неблагодарные девицы, наперебой целующие этого сообразительного и очень довольного собой типа! А мне хоть одно спасибо? Ну уж нет, долой мучеников! Последним усилием я наспех соорудила еще две пары обуви, попроще и без каблука. Примерили. Кивнули снисходительно – сойдет.

И зашуршали по коридору. Рила, как ребенок, то и дело оглядывалась на ползущий из-за поворота шлейф, словно боялась его потерять. Яли опять мучительно завидовала. И хвосту, и еще более – туманному золотистому шарфу.

Дед встретил у лифта жилого сектора, критически осмотрел обеих.

– Не так паршиво, как могло бы быть, – буркнул он. – И даже почти вовремя. Рила, пока стой тут: тебя поведет отец. Идешь медленно, помнишь, что девочки сзади несут шлейф. Споткнешься – прилюдно выпорю! Яли, следуешь правее и чуть сзади, остановишься возле брата. И хватит трясти своим кобыльим хвостом! А эти двое посторонних, даже не волвеки, они совершенно ни при чем, пусть убираются прочь и сядут с гостями. Марш!

Мы с Тимрэ вздохнули и послушно ушли.

Настроение резко взмыло ввысь: из уст седого «не так паршиво» – просто окрыляет! Значит, действительно хорошо, и даже, наверное, замечательно.

Столовая оказалась сильно преображена, явно и Лайл не дал отдыха никому. В центре наспех созданного слащавого безобразия из бантиков, фальшивых цветов и лент мучительно потел и нервничал Ринк, снабженный обручальным кольцом из несметных запасов Эла, за последние годы так и не потерявшего надежду пристроить хоть одно на мою руку и теперь охотно сбывающего лишние. Понятно – его извечная запасливость опять кстати, будет выделять стае остатки по мере надобности. То есть довольно часто, пожалуй, если мы преуспеем в захвате Гнезда. Волвеки – народ решительный, своему чутью они доверяют вполне.

Взять хоть Яли: на нее смотрят с восторгом, но до странности отстраненным. Я сперва решила – брата опасаются. Потом причуялась: нет, просто она не их волчица. И, ей-же-ей, уже кого-то выбрала. Только кого? Я поискала взглядом бывшего Хо, малыш наверняка в курсе… но занят. Эйм, привычно выполняя указание Старшего, нянчил сына невесты. Мне показалось даже, что маленький волвек ему нравится еще больше крупных. Ладно, потом разберусь.

Ринку в зале ничуть не сочувствовали: выбрал лучшую из немногих, получил ее согласие, молчаливое одобрение вожака и подтверждение Тимрэ о допустимости брака как неродственного, – терпи и страдай, другим на зависть.

В стороне светился огнями торт, титаническое произведение Деда, огромный и до желудочных спазм соблазнительно пахнущий. Ну когда он успел?

Йялл чуть демонстративно облизывался и недвижно состоял при женихе, временами хмурясь – снова и снова думал, как бы здесь понравилось Сидде. Но – увы – он второй день свободный волвек, а она там, ей очень плохо, страшно и одиноко. А еще холодно. Он уже успел рассказать, как жена болела и кашляла. Третий о ней говорил много и охотно, глядя на собеседников – Эла, Деда, Тимрэ – с отчаянной мольбой. Ведь предлагал же еще вчера, едва отоспавшись: пойдет в Гнездо и поживет там незаметно, как разведчик, до подхода прочих. Но его не пустили, пока не отдохнет и не научится обращаться с «пиявкой», рацией, транспортом и остальным набором полезных вещей, список которых составил Эл. Кончится праздник, и Йялл возьмется за дело. А пока честно стоит и даже улыбается, Четвертого он обожает и торжество портить не станет, как бы внутри ни страдал. К тому же у него есть теперь сестра, Яли. Они едва знакомы, но уже нашли общий язык и даже поселились в соседних комнатах. И добрая Яли больше всех выслушала о замечательной жене Третьего и его лучшем в мире сыне. По возрасту мальчик мал, и мы сперва надеялись найти его среди грудничков, как кроху Рилы, но – увы. Старшая из женщин сказала, маленькие дети есть на других ярусах – кажется, она имела в виду четвертый сверху. А может, он с мамой? Скоро выясним.

Пока же Лайл деловито курсировал от двери к торту и обратно, приглядывая за сохранностью кулинарного чуда, отменно довольный и буквально лучащийся радостью, отложивший на завтра все заботы и проблемы.

Эл – вот чудо из чудес – скалился не хуже волка и деятельно отстаивал два незанятых соседних места в середине стола, весело раздавая оплеухи самым нахальным волвекам, недовольным своими креслами с краев. Для меня и Тимрэ постарался, молодец!

Дед учел дикость вечно голодной публики и церемонию не затянул. Сперва музыка – Лайл сам выбрал, стая слушала оркестр впервые и потрясенно. Затем выход невесты, стая смотрела еще более потрясенно. Я тоже, Ринк так просто окаменел, – Йялл его для надежности плечиком подпер. Она действительно редкостная красавица, и со стороны это особенно заметно. Тем более – теперь, совершенно счастливая, с сияющим взглядом, в дивном платье с пресловутым хвостом…

Бедняга Ринк, бережно толкаемый в спину «врагом» невнятно прошипел что-то, недоуменно глядя на кольцо в руке, златовласая довольно кивнула, уверенно пристраивая яркий ободок на пальце, Дед повторил нужные слова для самых глупых, Лайл рыкнул для диких, Яли с братом деловито сказали – «да, подтверждаем». Волчонок добрался до банта на стене и очень кстати счастливо взвизгнул: ленточка послушно развязалась и упала в ручки!

Потом они резали торт в четыре руки и раздавали всем по очереди, Ринк к тому времени как раз обнаружил, насколько всем нравится спина жены, и ловко развернул рыжую лицом к стае, оставляя лучший ракурс для себя одного. Торт оказался на вкус еще лучше, чем на вид. А Дед никому не мешал есть его любым способом, хоть лизать с тарелки, хоть мять в руках. Вот уж действительно умница. Первая общая радость у волвеков, и праздник как-то разом изменил нас всех и сделал не полудикой стаей, а нормальными жителями корабля. Почти общиной, которая скоро расширится и научится жить мирно.

Молодняк увивался возле немногочисленных девочек. Старшая волчица сидела и тихонечко всхлипывала, проняло… «Ним-3/2», которого теперь звали Нимар, обнимал слабенькую племянницу, по подобию имен названную Мара, помогая ей приподняться и смотреть, он привез ее из больничного отсека вместе с кроватью и капельницей. «Завтра соберемся с силами, подключим к лечению Рилу и поднимем эту кусачую девочку на ноги», – мельком пообещала я себе.

Эл уж вовсе непривычно разулыбался, разошелся, вспомнил очередной период своего «темного» прошлого, когда, оказывается, любил засиживаться в винных погребках южного предместья Римаса, наблюдая местную публику и подбирая подарки для старшей Ники, обожавшей сухие белые вина этого региона. В общем, мой декан начал говорить тосты. Без вина, конечно, не то, но для первого случая все и так смотрели и слушали совершенно пьяные, охотно запивая чаем.

Хороший получился вечер. Ринку, наконец, позволили взять жену на руки и унести, и мы долго наблюдали, как с шорохом выползает из зала бесконечный шлейф.

Потом Тимрэ вздохнул и заторопился в лабораторию, с утра нам будить остальных айри. Прочие вспомнили, как много всего нового Дед им велел до завтра выучить, и тоже стали собираться. Я посмотрела на мужа и решила отложить трепку до возвращения домой. Военных действий нам и так хватает, один вечер мирного сосуществования будет куда как хорош.

Он мои мысли, как всегда, расслышал, охотно сгреб жену в охапку и унес домой. Даже не пошел к Деду и, чутье не обманешь, забыл думать про спутники. Все было так замечательно, что я решила высказать ему еще один кусочек правды про свои упорные отказы идти замуж. И кое-что еще, свеженькое.

– Спорим, что Грийена точно выбирали ваши драконии.

– Ник, ты меня снова пугаешь. Недавно и не думал, что вы знакомы. Тем более – настолько основательно. Я тут порылся в памяти: он лет шесть назад руку ломал на горном курорте…

– Предплечье.

– А еще в то же время приключился несчастный случай на полигоне, его любимый прилипала сдох. – Эл покачал головой: – Ты опаснее, чем я полагал, «деточка». И в степи ты пропадала месяца два. Сильно тебе досталось?

– Нормально, – вспомнила я удобное определение, услышанное как-то от Йялла. – Повезло, пара ушибов.

– Ладно, пусть будет пара ушибов. Я бы тоже не признался, – честно вздохнул он. – Итак, откуда ты знаешь, что его выбирали, и вообще про драконий? Кстати, это точно так, могу подтвердить.

– Когда я пригляделась к волвекам, то кое-что заподозрила и про вас. Ваши женщины выбирают далеко не лучших и не самых сильных. Ты, Риан, Тимрэ или Дед их не могут заинтересовать, вы же здоровы душой. У драконов нет проблем вырождения, естественного отбора и прочего, вы почти боги, пока летаете. Я полагаю, драконии, как говорит вожак, со-чувствуют и пытаются вылечить больные наклонности самых плохих и неудачных. Это их роль в вашем странном роду. Совсем как у упомянутого Лайла, выслушивающего и дающего облегчение и надежду слабым, принявшего в стаю Хо на исправление. А вы все перепутали и признаете за лидеров этих отъявленных уродов.

– Может, ты и права. Уж насчет уродов – точно права, – он сильно призадумался. – Это угрожающее заявление, оно может окончательно перевернуть наш мир. Тем более в твоих устах. Как известно, Тиннара, первая Ника, была драконией, хоть и недолго. А ты ее наследница.

– Это знают, и отчасти потому твой брак так нервировал всех.

– Иногда меня расстраивает то, что ты знаешь об айри больше других, – вздохнул он, крепче обнимая меня. – Да, категорически нервировало. Даже Ялитэ…

– Директору позволили взять жену, а потом…

– Я не буду говорить на эту тему, – резковато бросил он. – Чужие семьи не стоит обсуждать. Разве одно замечание – Ялитэ из старейших, ему никто не указ, но вот понравилось это немногим.

– Эл, а у тебя были другие жены? Я не про женщин вообще… про любимых.

– Все ждал, когда же ты спросишь! – рассмеялся он. – Нет, глупая. Айри очень трудно выбирают себе пару, души так просто не сплетаются. Почти всегда – одаренных, с которыми можно общаться без слов и получать отклик. Тебя вот я чувствую постоянно, и ты меня тоже. Это большая редкость. Скорее – чудо, у нас двоих очень много общего и еще больше разного, мне не хватает того, что есть в тебе и наоборот. Еще мы постоянно подстраиваемся друг под друга. Ты меня изменила сильнее, чем все прочие, кого я знал и уважал. Последнее время уже стало сложно поссориться. Но я тебя разглядел сразу, а ты…

– Носом в газон въехал и почувствовал, какая я заноза, – усмехнулась я. – Не глядя. Ты, кажется, меня и рассмотрел-то толком уже гораздо позже. Еще морщился, удивили глаза серебряные, да?

– Больно они колючие, когда ты злишься. Уж скорее стальные, и выглядит это жутковато. И ты не заноза, а настоящее стихийное бедствие. Разгромила мне кабинет на третий день знакомства!

– А кто виноват? Сам привел опоздавшую на все собеседования дуреху к уважаемому декану устраивать, с мятой бумажкой-записочкой от Риана. Все сплетни про себя изложил, новые выслушал, пока мы твоего же приема под дверью час дожидались! «Вечно он опаздывает, этот Эллар!» – вот что ты твердил. А потом вошел в пустой кабинет, по-хозяйски уселся в кресло и так бесцеремонно меня рассмотрел… Да я тебя убить была готова!

– Не надо было кричать, что сушеный айри тебе не пара, – пожал он плечами без тени раскаяния. – Ты тоже все знала с самого начала, когда в первую встречу нахально впилась в мою руку, со спины подошла, вцепилась и сказала, что у меня глаза глубокие. Но ты же лица не видела!

– Вообще-то… да, – я чуть удивлено припомнила заново обстоятельства. – Так я же снавь!

– Настолько навеселе? Пить надо меньше, чтобы сохранить дар работоспосбным! Ты меня вообще не почувствовала как айри. И вообще, такое творила! Вэинэри, нашему лучшему специалисту по растениям, основателю ботаники и академику, кстати, – с глубокими слезными соболезнованиями вручила уцелевший цветочек растоптанной нами розочки. Он тяпку выронил! Ты хоть догадываешься, чего некоему декану стоил после пьяной выходки твой успешно сданный экзамен по лекарственным травам?

– Ладно, добил. Признаюсь. Ты и со спины, и по росту, и по цвету волос совершенно не похож на того, кто меня должен был встретить. Да, как всегда ты прав, не могла я не подойти. Рядом с тобой я стала, как стрелка компаса. И никуда более двигаться не могла. Причем тут бокал вина у Юллов! Ходила за тобой, дура дурой, и в нас двоих вслушивалась. Почти музыка, до сих пор не могу привыкнуть. Остальные, они и нот-то не знают, а ты мой маэстро и меня научил почти всему, чем я стала.

– Украла у меня десять лет, прекрасно понимая все это, – он тяжело вздохнул. – Кто из нас собирается жить почти вечно, упрямая девчонка?

– Ты?

– Я-то временем не разбрасываюсь. Хоть бы разок подумала, легко ли знать, что я, возможно, останусь потом один, если угораздит жить долго, – он почти всхлипнул, голос дрогнул и погас. Не знала, что мой Эл вообще умеет плакать. – Но один навсегда я останусь не сегодня.

Утром я нашла на подушке записку. Неизменной его каллиграфической мелкой скорописью, совершенной на всех языках, понятия не имею, сколько он их знает: переводчиков рядом с Элом я пока ни разу не замечала. Все понятно, да? Проклятая дальняя связь снова осиротила меня до рассвета…

Я так не сказала ему еще одну, самую последнюю, причину своих отказов выходить за него. И самую серьезную – тот самый страх оставить его одного. Объяснить сложно, и начинать надо издалека.

Айри живут очень долго и не имеют в своей второй, бескрылой, жизни, ряда глубоких подсознательных устремлений и инстинктов людей – продолжения рода, выживания вида и прочих. У них первичны накопление знаний и личная безопасность. Весьма противоречивые мотивы. Первый побеждает не у многих, второй ведет порой к крайнему эгоизму, отягощенному манией величия, – к возникновению подобных Грийену.

Зато из чутких сознанием и неравнодушных со временем, хотя и невероятно редко, вырастают имеющие право на последние слоги имени «Риан» – «проводник на дороге судьбы». Последние, поскольку они нашли себя и далее не меняются.

Имя айри растет вместе с ним, отражая врожденные особенности и профессию, а, поскольку живут они долго, обычно меняют и первое, и второе неоднократно. Сперва слогов мало, обычно один. У Эла до встречи с Рианом – «Ит», начало он приделал к имени потом, заменив утерянное. Так оказалось привычнее именоваться на Юге. Ит, иногда еще Лит, – ученик мастера. Высшее звание творца, открывшего совершенно новое – То, а способного к тому же создавать это на практике – Эрто, что снова возвращает нас к полному имени Риана – Аэртоэльверриан. Не зря мы теперь ходим по кораблю, приводимому в движение его пустотниками. А еще у Эла хороший слог – «Ри», в его сочетании – учитель и защитник младших, проводник на пути знания. Кстати, «Гри» – ограничивающий знание…

Упоминая иных: Тим – врач, и он как выбрал с самого начала, так и не меняется, дополнение «рэ» – вроде нашего академика. Неплохо для неполных двух веков жизни.

Про смысл слогов немногие знают, имена айри – тайна, как и их внутренние взаимоотношения. Я Риану не чужая, вот и выпытала потихоньку. Потом долго думала, что может быть противоположно его имени, и насколько оно должно выглядеть жутко? Узнала – Грийен – «стирающий судьбы». Вся его свита лишена не только мнения и голоса, но и сути айри, свободных исследователей.

А вот «Юн» – одно из самых редких имен айри, оно значит – «живущий в радости». Большинство айри ее утрачивает вместе с крыльями, и дальше существует скупое на эмоции, серое и холодное.

Именно эмоциональная бедность – мой главный враг в отношениях с Элом. Он знает проблему, ставшую, например, для Ялитэ причиной полного разрыва отношений с женой. Очень переживает и старается меняться, за последние годы – особенно заметно. Прежде декана никто не видел улыбающимся, а теперь, особенно, когда появились волвеки, он стал шутить и даже охотно и вполне удачно участвовать в общих забавах.

Года три назад я едва не бросила все. Мы уехали в горы на неделю, было чудесно, я уже уговорила себя закончить с глупостями и даже собралась сама всучить декану колечко. Но постоянно ловила фоном его мысли о теме исследований нового ученика, странную скованность и знакомую тоску, куда более сильную, чем обычно. Сперва терпела, пыталась его развеселить и отвлечь, а потом… потом он уехал, не сказав ни слова, среди ночи. Оставил на подушке такую же короткую и спокойную записку, как сегодня, и надолго исчез. Я поревела в упомянутую подушку, покидала ее, ни в чем не виноватую, в дальнюю стену единственной комнатки хижины, порвала в пух. Всхлипывая, собрала вещи и бросилась к Риану, жаловаться на жизнь и сообщать о готовности к полному разрыву отношений. Он выслушал. Усмехнулся невесело.

– Знаешь, почему у твоего Эла глаза черные?

– Нет, – умеет удивить, я даже плакать перестала. – Это сейчас важно?

– Думаю, да. Мы, айри, скупы на эмоции, но можем, как правило, сильно меняться. Не видела ты Тоэля, еще не Вэрри и тем более не Риана, лет семьсот пятьдесят назад! У меня в долинах было прозвище – «черный человек».

– Не-е-т…

– Да-а-а! – привычно передразнил он. – Когда дракон лишается крыльев, он теряет свою радость, а с ней – значительную часть связей с миром, способность видеть и ценить красоту. Но потом мы меняемся, привыкаем. Особенно, когда встречаем свою вторую половинку, – улыбнулся невесело. – Мы вас выбираем и любим совсем иначе, чем люди. Не ради привлекательной внешности или молодости, не ради детей, брака, удовольствия. Вы ограждаете нас от ужаса безразличия и одиночества, позволяете научиться жить совершенно иначе, ярко и полно. У нас почти нет художников, поэтов, музыкантов. А те, кто наделен даром творить, получили его от своих жен. Это настоящее чудо. И оно, увы, обычно неповторимо. Пока я не встретил свою жену, мир был мне неинтересен, а она научила его видеть заново. Вы – наши крылья, Ника.

– При чем тут черные глаза? – я уже не сердилась.

– Я видел его еще Юнлитом, его так звали, малыша лет пятнадцати, совсем еще наивного и глупого. У мальчика были синие глаза, это уникальная редкость и признак тех, кто способен радоваться. Даже не синие, невероятные… – вздохнул Риан.

– Знаю, голубые с золотой кромкой, – нехотя буркнула я. – Когда первый раз его встретила, так и рассмотрела вроде, и потом раз – черные. Я даже слегка испугалась, решила, мерещится невесть что.

– Ты его рассмотрела, он тебя. Жаль, вы не решили все сразу, – вздохнул он опять. – Но и не могли. Мы приходим в нижний мир и первые несколько часов переживаем шок. В это время идет адаптация психики к ужасу беззащитности, слабости, прикованности к земле. Потом – до двух лет – мы меняемся физиологически, пока не утратим странный цвет волос. Нервная система устанавливает связи в обретенном теле и привыкает к новому уровню восприятия. Психологически и духовно мы становимся айри еще лет через двадцать.

– Именно этот возраст определен как «порог совершеннолетия» для новых бескрылых в современных законах.

– А прежде, когда мы жили в горах, до двадцати малыша мог взять в ученики любой старейший, – тот, кто встретит внизу, обычно. Вот так… Через пару лет после нашей первой встречи, Литу тогда было неполных семнадцать, в жуткую метель, ко мне ввалился бледный полумертвый Ялитэ. Сказал, что был в отъезде, за ученика тем временем принялся один из старейших, и он ничего не смог сделать с этим, решение подтверждено прочими. Ялу тогда не исполнилось четырехсот, он еще был слишком молод для создания авторитета, связей и влияния. Просил спасти.

– От чего? – мне стало холодно, в голову полезли мысли о Грийене, единственном «черном» айри, с которым я имела несчастье познакомиться. – Или кого…

– От него, – кивнул Риан, привычно проглядывая мои мысли. – Пока Ял обнаружил беду, спустился, пока нашел меня… этого никакой мобиль не может ускорить. Времени ушло много. Зато в поселок мы добрались быстро, и Грийен с ближними сразу исчез, у нас с ним счеты очень старые. Свиту ему пришлось основательно подновить, я в те времена не оставлял жить тех, кто практикует подобное. На, просмотри. Эла успели провести через первый том полностью и второй… в значительной мере.

Он порылся в своем знаменитом сундуке и бросил мне крошечный шарик. Я согрела поверхность в руках, позволяя знанию медленной капелью впитываться в меня, резко отбросила его, задохнувшись.

И сейчас я вспоминаю тот шар с ужасом. На «Птенце» Эл так буднично сказал «пришлось уходить снова», а за сказанным – почти месяц кошмара, изобрести который могли лишь педантичные айри, за свои бессчетные века доводящие знание до идеально шлифованного совершенства. Даже пытки. Точнее, куда хуже. Они используют боль, как способ ослабления сопротивляемости сознания, и постоянно давят на него, еще очень молодое и податливое, требуя подчинения. Сидят, собравшись необходимым числом, объединив свои пустые души, и гнут непокорного. От этого нет спасения ни в снах, ни в беспамятстве.

Риан тогда брезгливо подобрал с пола брошенный мною шарик, спрятал, прикрыл крышку сундука и усадил меня за стол, отпаивать водичкой.

– Вообще-то в его возрасте все со своей участью, подтвержденной старейшими, соглашаются. А несогласных ломают этим способом, такое терпеть невозможно. Признают мерзавца своим владельцем за пару-тройку дней, – хмуро вздохнул он. – Эллар невозможно упрямый, и всегда был таким, он не согласился. Но на мир уже не смотрел по-прежнему. Будто его загнали в яму или пещеру, куда и свет не проникает. По сути, так и есть. Я очень подробно поговорил со старейшими и был… скажем, понят. Эла они отпустили по-хорошему, без угроз и обязательств в выборе учителя. Но глаза у него стали совершенно черными, и за первые пять лет жизни у меня мальчик не сказал ни слова и даже в лице не менялся. Словно умер, хотя усердно учился, тренировался, ходил по лесу за мной, будто слепой или на поводке. Потом начал оттаивать потихоньку. Заговорил, стал различать время года и обращать внимание на свой запущенный внешний вид. Я отослал его на Юг, где тогда был мир. На Юге краски ярче… Но улыбаться он научился много позже, и не у меня. Он очень любил старшую Нику.

– Я долго переживала, насколько ему важно мое родство с ней.

– Глупости ты славно умеешь выдумывать, – кивнул он. – И – да, Эл ее безумно любил. Как самую замечательную и лучшую в мире маму. А ты на нее ничуть не похожа.

– Академия – ее затея, – кивнула я.

– Да, и Пэйлит, его уже так звали, весь загорелся, просто смотреть было приятно. Уговаривал, умолял, убеждал, угрожал. Начал с родичами-айри общаться, хотя прежде на них и смотреть не хотел. Единственный раз на моей памяти он плакал на ее похоронах.

– А я сейчас начну, – всхлипнула я.

– Ты-то запросто! – насмешливо кивнул Риан. – После ужина – хоть всю ночь. Только подумай заодно, как много ты в Эле изменила. И можно ли требовать всего и идеального от бедняги. Он очень старается жить для тебя.

– А что будет, когда он меня переживет? – этот вопрос я до сих пор боюсь себе задавать. – Если мы не поссоримся раньше, а это вряд ли.

– Не поссоритесь. Я тебя знаю: хотела бы все порвать, не ко мне бы прибежала сейчас, – насмешливо прищурился Риан. – Он именно этого и боится, остаться в одиночестве. Разве такой страх – повод делать себя одиноким лет на сто раньше? Мало ли как все сложится! Не загадывай. Просто прими то, что есть.

– То есть предлагаешь учитывать: не знает, чем пахнут мои волосы – зато не ревнует…

– Уж точно! – рассмеялся Риан. – Увы, мы не люди, голову в большинстве своем терять не умеем, особенно Эллар. Просто не путай это с безразличием, он тебя очень любит. Поговори с ним.

Я поговорила. Даже скандал устроила, доведя декана до полного ступора. Он извинился и обещал хоть иногда выбрасывать учеников и дела из головы. Старается, а проклятые записки преследуют меня по утрам на всех подушках, независимо от места пребывания, выдавая прежний неизбывный страх перед будущим. То ученый совет, то проблемы в лабораториях, то срочная работа, то вызов в филиал, то дипломатия с неким управителем, имя которого я и выговорить не могу, а вот декан – ночью разбуженный – помнит. Пришлось смириться и привыкнуть постоянно вымещать гнев на несчастных подушках. В этой комнате наверняка стенка скоро приобретет характерный помятый вид. А подушка уже ничего не приобретет, пора ее менять, набивка в прорехи лезет.

Дед нас поженил, а мой декан по-прежнему полон боли, хотя кругом такие славные волвеки.

Риан мне показал, довольно ярко и живо, как умеют лишь одаренные, день, когда Эл познакомился с моей трижды-пра. Это было смотанное в аккуратный клубок воспоминание самого Эла, такие иногда делают айри и снави. Изредка – для передачи знаний и навыков. А чаще вместо семейного архива, хранящего не только изображение, но и настроение.

Он тренировался с мечом в Утреннем бору возле избушки отшельника. Была середина лета пятого года от начала нового счисления времени. В избушке как раз поминали Нику – именно в эти дни она невесть откуда свалилась буквально на голову Риана, чужая миру, потерянная и очень решительно настроенная во всем разобраться. А еще – ясная снавь, единственная в тот момент на всем Релате. И ведь разобралась, и других с даром нашла, и дело у них пошло замечательно, без большой крови.

Только вытаскивать Великого из того жутковатого междумирья, куда он неудачно угодил за две сотни лет до упомянутых событий, пришлось именно ей. И умирать – тоже, хотя дракон сделал все возможное, подарил ей еще один шанс, вылепив из того самого «артефакта», существование которого Нирн Карнский не соглашался признать, для Тиннары жизнь крылатого дракона. От которой не отказываются, взамен теряя себя.

Вот они ее, потерянную навсегда, и поминали второй день, вежливо и не особенно трезво попросив Пэйлита не беспокоить.

Потому он увидел Нику раньше Риана – с мужем, к которому она и вернулась, плюнув на вечную жизнь. С наглым рыжим конем: из-за необходимости забрать этого четвероного хулигана оба задержались и не добрались до избушки раньше, чтобы не мучить друзей неведением. У Ники на солнце переливались волосы дикого, радужно-изменчивого цвета, какие бывают только у драконов, недавно лишившихся крыльев. Пэйлит так и сел от изумления. Драконий и с крыльями-то редко увидишь, а такую – бескрылую и совершенно счастливую? Их не бывает! Она заметила его удивление, рассмотрела незнакомца внимательнее и улыбнулась.

– Дракончик, совсем молоденький, Най! – пояснила мужу и добавила, обращаясь к Пэйлиту: – И очень грустный. Ты совсем не веришь в этот мир, даже не приглядываешься к нему. Неужели так плох?

– Я тоже не верил, – усмехнулся светлоглазый за ее спиной. – Он же пока один.

– Ничего, встретит, кого надо, – неожиданно хмуро бросила Ника. – Эти подарки Великого, чтоб ему не болеть! Ну зачем мне знать, кого, когда и с каким результатом? Слово неосторожно скажешь, и тянется ниточка… Варианты уж больно чудные. Най, пошли Риана доводить. Не скажу я пока этому ничего. Может, и не надо.

Подошла, обняла за плечи, устроила голову сбоку от головы Лита и в ухо шепнула: «смотри, все не так уж плохо». Он вздрогнул – мир на короткое мгновение показался совершено другим, ярким и радостным. А странные незнакомцы уже ломились бесцеремонно в двери избушки. Мужчина с серебряными глазами кричал: «Отшельник, бросай пить за упокой, я женился!». С поминок с оханьем высыпала пестрая толпа скорбящих – и последним сам Риан, онемевший от изумления.

Лит стоял и смотрел, и мир уже не был совершенно серым, как в минувшие годы, хоть и потускнел. Наверное, она и впрямь осталась самую малость драконом. Вот только одного не знаю: что она хотела сказать Литу, который теперь Эллар и встретил меня. Интересно, она именно это предвидела? Или я еще не то, что на роду Магистру написано, а просто внеплановая заноза? И поделилась ли трижды-пра предвидением более детально? Риан на указанную тему молчит так сердито, что я один разок спросила и повторять не решаюсь.

Все айри хоть немного интриганы.

С этой достойной внесения в книгу абсолютной истины мыслью я швырнула подушку последний раз, для профилактики.

Уже под душем уныло подумала, что Ринк, зверь эдакий, от своей Рилы по утрам никогда не станет сбегать. И он точно знает, чем ее волосы пахнут. Только мне-то что? Мне все равно нужен только этот тип со спокойными глазами, слишком глубокими и родными. Что-то я не так делаю, раз они все еще черные, а? И как вообще можно поменять взрослому айри цвет глаз?

Ладно, вернемся к более простому и будничному.

Злорадство, по слухам, сладкое дело, я даже бровь подняла от оригинальности новой идеи. Пойду и отберу жену у новобрачного! Пусть знает, каково это – жить на свободе, в окружении кучи неотложных дел, отнимающих семейное время. Мысль не принесла радости, и я виновато убралась в комнате, сходила на завтрак, посетила рубку, усердно оттягивая неизбежное. Потом меня сердито отчитал Тимрэ и пришлось-таки портить им утро. Они уже ждали. Сидели, совершенно как Йялл и Сидда в его воспоминаниях: маленькая женщина в кольце могучих рук. Он нехотя расцепил пальцы и отпустил ее. Праздник кончился, дел и впрямь очень много, а нас слишком мало.

Третьего айри мы будили и лечили всей группой ярко одаренных: я, Лайл, Йялл и Рила. Она училась отменно легко и быстро, восстанавливалась тоже куда активнее нас, этот мир любил упрямую волчицу. Признавал своей. Выманивая яд, я впервые подумала, что Хьёртт станет тосковать без волвеков, он вовсе не мертвый мир, а они ему родные. Поздние дети. Впрочем, уходим не навсегда. Раз будут корабли, мы вернемся. Вряд ли они смогут легко забыть пустыню, где возникли, и на которую, кстати, имеют полные права владения. Если за Хьёртт взяться, станет вполне жилым и даже уютным, пусть и не скоро.

Айри открыл светло-серые глаза, осмотрел нас, чуть сморщил лоб, что-то прикидывая. Тоскливо вздохнул. Лечение он перенес спокойно, без восторгов и недоумения, почти как должное. Мысли были далеко. Наконец ему позволили встать.

– Если коротко – я Сим. Спасибо за помощь, но смотреть на вас нерадостно, моему делу вы не станете помогать. Умом я могу принять такое, но уж приязни не ждите. Пришли, осчастливили: чужие, увлеченные своими заботами. Спасители! Я этих мерзких экспериментов не начинал и своей вины за их исход не вижу. Едва ли вы лучше придурков-генетиков, погубивших наш корабль, и вряд ли поможете мне в работе. Так хоть не мешайте! – он проговорил все разом, решительно и чуть заносчиво, с внутренней убежденностью в бесполезности общения.

– А что за работа? – поинтересовался Лайл.

– Я планетолог! – устало и безнадежно сообщил новый айри. – Вам это ничего не говорит, не так ли? Айри тоже, они все слишком нелюбопытны, им бы только крылья отрастить! Я прилетел сюда исследовать мир, а получилось вот что. Сколько я спал? И все это время приборы работали, там уникальный материал… Ну зачем я это говорю, кому вообще теперь нужно то, что я делал, без Хиннра! Только капитан слушал и помогал, а его, как я понимаю, уже нет. Ужасно…

– Сим, сколько надо людей? – я спросила осторожно, не желая обнадеживать странного чудака.

– У меня был планетарный катер, он укреплен в центре тора. Пользовались? Угробили?

– Не трогали даже, – обиделся Тимрэ. – Забыл я про него!

– Ладно, – чуть успокоился сероглазый. – Для загрузки образцов и съема показаний – хотя бы трое. И один усердный аккуратный помощник, сортировать и архивировать. Ну? Много?

– Сам обучишь? – поинтересовался Лайл. – Мы шибко диковаты, пла-не-то-лог. Таскать или грузить – пожалуй, а сортировать…

– Яли возьмется, – улыбнулась Рила, – она очень аккуратная.

– То есть вы мне дадите людей? – он не поверил.

– Людей – нет. Волвеков, – прищурился Лайл. – Я позвал, забирай. Но учи их толком, а не как грузчиков. Может, из Нимара получится тоже этот… пла-не-то-лог.

– Спасибо! – логика старшего сразила Сима. – И что я должен взамен?

– Отчеты в архив полярной, экваториальной и островной обсерваторий, справку по минералам для филиала в Тимассе и, конечно, полный отчет для Академии, с картами, пробами и прочим, – вздохнула я. – Они тебя на руках носить будут, хоть один в экспедиции полезный для науки айри среди нас, занятых глупостями с точки зрения высокой теории. Давно средства выбивают на собственный Акад, теперь получат. Еще и деканом заделаешься. Как же, астрономы по утрам вместо приветствия солнцу зачитывают цитаты из трудов Тарлосима.

Он поперхнулся и утратил напускную заносчивость. Значит, угадала! Эл, интриган мой дорогой и неисправимый, «хорошо» по астрографии нерадивой студентке в памятный вечер выставил с одним условием. Зато каким весомым! Он потребовал перевода из формата шара знаний в читаемый для людей электронно-бумажный вид труда «Основы строения миров» этого вот самого, удивленно озирающегося, планетолога. Тогда на Релате полагали – трагически погибшего… Из-за этого и потому, что мы утратили часть знаний, мне вменялось в обязанность помимо прочего вытрясти необходимое из Риана. А лучше вынудить его нытьем и вздохами к редактуре «Основ». Кстати, дело повернулось неожиданой стороной: Риан выслушал мой рассказ о вечере в гавани Римаса. Вызвал к себе Эла. Забрал шарик, сухо сообщил, что книгу вернет к осени, готовую. И велел задохнувшемуся от счастья декану отвезти меня на неделю в горы.

Так что мне ли не знать трудов Тарлосима! Второй раз гадскую астрографию я сдавала самому Риану. Ужас. Зато декан мне сочувствовал и помогал.

– Цитаты? – планетолог окончательно сник, раздавленный своей внезапной полезностью. – Релат так сильно изменился к лучшему, похоже… Обсерватории, архивы, отчеты, ученые. А кто такой декан?

– Ну, эдакий старейший в данной области науки, – задумчиво предположила я. – Ты будешь деканом Симрэ, когда защитишь звание. Станешь учить молодняк на астрономов и планетологов. Мой Эллар устал до судорог от дополнительных курсов по астрографии и прочему, отдаст с радостью.

Сим откашлялся и сел, не веря в услышанное. Осторожно уточнил: кого учат деканы? Людей, айри и вообще всех, кто готов учиться… Хорошо-то как!

Пока будущий декан тихо радовался, в дверях возник Нимар, он уже понял, что дело совсем новое, и горел любопытством. Из-за его плеча выглянула Яли, еще более кудрявая, чем вчера. Усердно тряхнула дико вздыбленными волосами, ушибла затылок о стену и чуть смутилась. Сим впился взглядом в обоих, обнаружил полное внимание, расплылся в счастливой улыбке и потащил ребят прочь. Вот уж кому совершенно безразлично, кто они по происхождению и как выглядят. Лишь бы слушали его бесконечный рассказ о солнечном ветре, атмосфере, местном нестабильном и «рваном» магнитном поле, климате, остаточной сейсмической активности… Наверное, никогда его так внимательно и серьезно не воспринимали. Я рассмеялась.

– Академия с ума сойдет, получив с корабля готовых ученых-волвеков. А он из них за пару месяцев толковых студентов сделает. Люди не умеют учиться быстро, считывая данные напрямую, как айри, а эти смогут.

– У вашей Академии будет много поводов для удивления, – кивнул Тимрэ. – Главное, вытащить остальных из Гнезда. Ну, второго родича осилите, или завтра вернемся?

– Осилим, – весело кивнула Рила и, подражая подруге, отчаянно тряхнула золотыми волосами, взметнув их сияющим кругом. – Какие вы все разные, Тим.

Очень разные.

Когда последний спящий открыл глаза, меня посетило холодное и тяжелое предчувствие беды. Пыльно-спокойный взгляд был одновременно пуст и внимателен. Он без выражения скользнул по нам, как по мебели, задержался лишь на Тимрэ. Ему айри улыбнулся, как почти равному.

– Значит, блокатор стал лучше. Я был уверен, что болезнь временная, и они справятся. Этих можешь отослать. Все же наши родичи сделали из них сносных зверушек, – усмехнулся он.

– Может, обратно усыпить? – задумчиво предложила я Лайлу. – Он мне не нравится.

– Мне тоже. Тимрэ, ему не вредно еще чуток отдохнуть, до Релата?

– Увы, – искренне смутился врач. – Повторное погружение не ранее, чем через месяц по времени корабля, соответствующему родному, на Релате. Его зовите Йонах, это распорядитель пассажирских отсеков. Стюард, так это у вас теперь называется, да?. Он не так плох, как можно подумать, просто несколько несамостоятелен в суждениях. Я все ему объясню, Дед поможет.

– Они разговаривают? – шепотом выдохнул стюард. – Небеса, да как же это? И даже думают. Ох, неловко получилось, господа, мне, право, придется извиниться.

И извинился, вгоняя нас в тяжелую тоску. Чем ласковее и мягче становился тон, тем отчетливее я опасалась подобных речей и мыслей. Этот никогда не станет считать нас чем-то большим, нежели взбунтовавшимися вещами хозяев, твердило чутье.

Но что сделано – то сделано.

Он оказался по-своему полезен, взяв на себя распорядок дня, хранение и выдачу волвекам упакованных в шары знаний, работу с обслуживающими корабль слагами. А после долгой беседы с нашими айри начал заметно и отчетливо изменяться, становясь куда проще в общении. Я припомнила, как Тимрэ рассказывал о муравьях. Этот и правда – всего лишь рядовой рабочий. Думает мало, неохотно, легко принимает мнение и взгляды старшего, наиболее авторитетного родича. Выслушав Деда, он некоторое время мучительно колебался, уходя от прежних оценок к новым, но постепенно привык. Стал даже шутить, здороваться с волвеками, отличать Лайла, как равного Деду, подчиняться его указаниям. Мы обреченно махнули рукой на Йонаха и занялись своими делами. Он оказался весьма незаметен и, по крайней мере, никому не мешал.

Днем гордый Сим высвободил катер из креплений в сердцевине тора, поднял, опробовал и лихо «припарковал» у грузового люка, где его команда визжала и прыгала от восторга. Айри делал вид, что не слишком рад их дурашливости, но сердиться напоказ у него получалось плоховато. Ребят Сим полюбил сразу и вполне взаимно. Всем четверым нравились причастность к большому делу, серьезность и вдумчивость наставника, его готовность и умение отвечать на любые вопросы, равенство ролей в группе. Их действительно не грузчиками позвали, их будут учить.

Сим начал с выяснения уровня письменной и устной грамотности, выдал первую порцию общих и специальных шаров-сведений и до вечера объяснял, что такое его приборы, как с ними обращаться, что значит снимать данные и какая именно накопилась информация. За обедом айри только что не светился, заявив Лайлу, что его молодые волвеки отменно умны и толк из них будет, и что в столь юном возрасте – самое время учиться.

И получил новое пополнение команды планетологов – то есть всех до единого наших подростков.

Дед кивнул с усмешкой, он Лайла понял лучше других.

Первый отдал помощников охотно, пристроив к полезному, интересному и безопасному занятию. Нимар был старшим из них, но даже ему едва исполнилось семнадцать; Яли, судя по данным генной модели, без месяца шестнадцать по местному счету. Не тащить же детей в купол, воевать с Вечными! Вот потому вожак и вручил планетологу, едва не упавшему от неожиданности, полное право распоряжаться временем всех молодых, их ведь и осталось-то не вовлеченных в дело немного – три девочки (Мару мы подлечили, и она теперь пищала возле Сима вместе со всеми) и два мальчика. Те тоже немедленно повисли на новом вожаке, требуя рассказать и им все интересное, что он знает.

Сим понял, во что его втравили и… обрадовался. Может, зря он вообще подался в планетологи, а не в воспитатели? Хотя кого было воспитывать у древних айри, в большинстве надменно-взрослых с момента утраты крыльев, не желающих в массе признавать себя младшими и выполняющих без размышления лишь волю старейших, слишком часто подобных Грийену. Особенно, в прежнее время. Впрочем, что я знаю о нынешних, раз Эла пытались убить? Не зря Риан сказал мне, что ему и на Релате дел хватит. Я на миг задумалась, мог ли Эл выяснить все про древнюю экспедицию на Хьёртт у родичей, раз этого не хотели старейшие. Нет, пожалуй. И есть ли у них действительно корабль? Еще нет, думаю. Но, возможно, действительно скоро будет.

Зато теперь мы далеко, их влияние сюда не распространяется, так что узнаем подробности лишь по возвращении. Пока же мне надо снова учить наших одаренных лечению, объяснять Риле основы работы с оборудованием больницы. А сверх того выкроить пару часов для тренировок бойцов, отобранных Ринком и Йяллом.

День кончился очень поздно.

Мы с Элом как раз сонно обменивались накопившимися новостями, когда в дверь тихонько постучали. Чутье ошарашенно опознало Юнтара. Впустили. Старый айри выглядел совершенно непривычно растерянным. Плотно прикрыл дверь, подозрительно изучив коридор, нервно рухнул в кресло, сильно просевшее после памятного визита Ринка. Удивленно дернул жалобно скрипнувший подлокотник, вывернутый вбок.

– Ребята, я в отчаянии, – виновато признался он. – Хоть прячься, да я и так прячусь!

– От кого? – усмехнулся Эл, и я поняла, что он, мягко говоря, подозревает ответ.

– А то не знаешь! – Дед обреченно махнул рукой куда-то в сторону. – От Яли. Сейчас она сидит под дверью моей комнаты. Вчера она была там же, пришла после ужина и просидела до утра, там и спала. Йялла позвал, он отнес ее домой. Я с Рилой пытался говорить. И с Лайлом.

– Что они советуют? – вновь усмехнулся Эл.

– А что взять с дикарей? – тоскливо вздохнул Дед. – Лайл сказал, можно завтра поженить нас. Рила сообщила, что, по ее мнению, Яли взрослая и, раз для нее в стае мужа нет, только близкие родичи, я вполне гожусь. Это уже не корабль, а полный кошмар, все встало с ног на голову с вашим появлением! Хуже, вывернулось наизнанку.

– Погоди, – тряхнула я головой. – Тебе она не нравится, так скажи ей, и все. Яли умная девушка, она поймет. Поплачет, к брату сходит, с Лайлом поговорит…

– Я сказал.

– Она не поверила, – гнусно хихикнул Эл. – Даже я не верю, а у девочки-то есть дар, правда, пока только просыпается, но будет не хуже, чем у Рилы. Она его вранье сразу обнаружила и требует теперь правды. Ник, Дед без ума от маленькой Яли. Она – золотоглазая дракония его мечты. И даже больше, ему в стае нравится. Лайла он считает своим персональным Великим, пусть и не вполне драконом.

– Ты, щенок малолетний, хоть понимаешь, сколько мне и сколько ей? – застонал наш седой, не споря с прочими высказываниями. – Мне без малого шестьдесят пять ее коротеньких жизней. И я, в лучшем случае, протяну еще лет семьдесят, полной развалиной.

– Тебе повезло, в отличие от меня! – уже всерьез рассердился Эл. – Проживешь вашу общую последнюю жизнь не один, и уйдете вместе, а мне на такое рассчитывать едва ли приходится. Ну что ты упираешься? Скажи, что не хочешь торопиться, пусть подождет, на Релате разберетесь. Там народу полно, найдет кого – Первому в плечо волком повоешь и чуть успокоишься, нет – значит, судьба. Но прятаться от девчонки? Дед, до чего ты дошел! Ты же скала!

– Была скала, осталась одна пыль. Она не хочет ждать. И она действительно золотоглазая и так далее… – устало покачал головой айри. – Ребята, ну я ведь старый уродливый козел, ворчливый, у меня мерзкий характер. Я ничего не знаю на вашем новом Релате, я там совершенно чужой. У меня ничего нет. Я ей не нужен, это обаяние самого умного и главного на корабле, которому легко и на Лайла прикрикнуть. Она во мне потом разочаруется.

– Вот-вот, забыл сказать, она дикая и глупая волчица, выбравшая своими первобытными инстинктами сильного вожака, – кивнула я, включаясь в обсуждение. – Или еще веселее: ни слова не понимает из твоих инженерных знаний, в дальней связи – ноль. У вас нет общего, вот что ты еще можешь попробовать упомянуть для новых отговорок.

– Это грубо, – покачал он головой. – Я уже давно разучился уважать и ценить за количество знаний. У наших генетиков было очень неплохо с мозгами, но души не оказалось. Яли теплая и добрая, а словам умным она быстро научится, ей это интересно. Будьте вы людьми, проводите меня до комнаты. Иначе стану спать тут, в кресле. Кстати, кто его так сломал? Вот слоны!

– Мы с Ринком, – гордо сообщил Эл. – Он упал, когда дрался с Йяллом, а я потом сюда вот, на подлокотник, ногой…

– Целый корабль детей, – усмехнулся Дед. – Ты, ногой. Начальник экспедиции. Этот, как тебя… декан. Малолетка, ученик недоросля.

– Не трогай Ялитэ, – вяло возмутился Эллар. – Он давно вырос, в отличие от меня.

Мы переругивались нехотя, сонно. Эл тем временем нашел тапки, я пошарила под кроватью и выудила пояс от халата. Дед довольно кивнул, вышел в коридор. Мы следом, нахохленные и зевающие с риском травмировать челюсти.

Юнтар по-прежнему обитал в своей старой комнате, близ рубки. Лифт сердито выплюнул поздних пользователей, погасил огни и затих, засыпая. Стали слышны негромкие шумы живущего своей жизнью корабля.

И голос из рубки. Женский, довольно низкий и угрожающе-ласковый, совершенно здесь невозможный. Я буквально споткнулась об его звучание, упала на колени и замерла, прислушиваясь. Надо мной так же внезапно окаменел Эл, нагнувшийся поймать и поднять.

Не может быть!

– Хо, гаденыш, и тут шаловливые лапки приложил! Сам невесть где, не дотянуться, а на экране – только гляньте, в одних штанах стоит модель идеального мужчины для госпожи академиссы. Украшение одиноких бессонных ночей, как я полагаю?..

– Эл, связь работает! – наконец шепотом догадалась я, резко дернула вниз, ухватив за пояс, еще стоящего на ногах Деда. – Кто в рубке, не томи! Эл, ты как представляешь себе идеал для Лиммы?

– Спроси чего попроще, – фыркнул мой айри. – Ну не Сим же! Дед, правда, кто там? Вот ночка!

– …кто ему сказал, что мы уже развелись? Ника, и та пока не в курсе! – бушевала в тишине своего пустого кабинета львица. – Пусть только вернется живым!..

– Вообще-то я собрался подремать часа три, выглянул в коридор и застал Лайла, они с Йяллом тайком ходили в дальний сектор, подраться старшему захотелось, а будоражить своих не стал, хоть и не дикая, а стая, – скороговоркой прошептал Юнтар, покачнувшись и вцепившись в стену. – Так что модель только что из душа и, правда, в одних штанах.

– Куда удрали эти гнусные погодники, будут им и град, и шквалистый ветер, – не унималась госпожа Энзи. – Толком не могут на завтра прогноз составить, а нос дерут – словно будущее прозревают! Я бы у них перед казнью уточнила, с кого такую красоту лепили, – задумчиво добавила она. – Мало того, что сложен, как бог, так еще и взгляд нечеловечески умный. Даже проникновенный… не мог так хорошо начудить Хо…

– Так вот, попросил Лайла посидеть у экранов, – закончил Юнтар. – Он обещал менять параметры сигнала согласно схеме и позвать, если вдруг что-то проявится.

– Схема – это порядок перебора кодов, вскрытых приятелями Хо, – уточнил на всякий случай Эл для меня. – Они, по словам мальчика, переместили центр нелегального приема после скандала с Гимиром в лекарский Акад, и ночами берут картинку облачности. У Энзи, похоже, бессонница. А идеал точно – наш Лайл? Ух ты!

– Молчи, хоть раз что толковое подслушаем, – зашипела я. – Она развелась со своим виноделом. Где я теперь буду бутылки на халяву добывать? Погреба – лучшее, что я находила в их браке. Помнишь ирнасское купажное «Бархат Эстны», урожай 157 года?

– … вернется Эллар, и с него шкуру спущу, нашел кого пригреть, дверь кабинета вскрыли, стол изгадили, – перешла Лимма на более жесткий тон. – Я им на завтра найду непыльную работенку, влажную уборку всех десяти этажей…

– Вообще-то у меня есть запас вин, – шепотом обнадежил недобитый пока декан. – Надарили. Там на всю стаю хватит. Даже указанное тобой. И это, и еще урожая 169 года, оно вообще бесподобное, князь прислал.

– Ой-ей, и ты молчал?

Эл хмыкнул, запоздало сознавая: у него, оказывается, был еще один неплохой шанс для шантажа с колечком. Впрочем, он воспитан в старых правилах, желает получить осознанное согласие, данное без принуждения и не ради корысти. Зря, – чуть огорченно подумала я. Интересно, сколько у него бутылок «Бархата»? Можно было устроить многоэтапный взаимовыгодный шантаж. Мы бы весь остальной архив вин исследовали, вдумчиво и с удовольствием. Это ж такая прелесть: перебирать, сдувать пыль, читать этикетки и предвкушать.

– Ты, конечно, львица, – Лайл наконец вставил свое слово, обрывая и мои фантазии, и разом иссякший поток одинокого возмущения Лиммы, свободно изливаемого у горящего в ее пустом и полутемном кабинете экрана. – Не думал, что женщины людей бывают красивее волчиц.

– Ух ты! – теперь уже Дед впал в восторг. – Во дают наши вожаки! Еще кто у них чей идеал…

– Так, – Лимма резко смолкла, судя по звукам, села, постучала по столешнице ноготками, и после паузы продолжила другим тоном. – Я должна, очевидно, разобраться спокойно, что тут происходит. Этого вообще не может быть! Зря я разогнала мальчишек столь решительно.

– Попозже разберемся, – явно поморщился Лайл. – Первый случай такой реакции: на меня смотрит неподготовленный человек и находит интересным. Обычно нас сперва хоть немного боятся. Приятно быть… идеальным. Хорошая тема для разговора, когда мы все же разберемся с делами и попадем на Релат. Увы, это не теперь, я понимаю. Итак, ты без сомнения Лимма, наставница Ники. Я Лайл, старший волвек на этом корабле. И у вас нет о нас никаких сведений с момента старта, то есть, по крайней мере, двенадцать ваших дней.

– Именно двенадцать. Так трудно поверить… Глупо держать речи от имени прочих, а от себя лично – я очень рада буду встретить волвеков здесь, на Релате, – она с трудом включалась в реальность происходящего. – Где Ника и остальные? Они должны еще быть в полете, так говорит Ялитэ. А Риан твердит, будто бы на месте давно. Все-то он знает!

– Спят, у нас тоже ночь. Хотя… эй, вы там что, в коридоре притаились? – он распознал нас и удивленно обернулся. – А, понятно, Деда от девицы спасаете.

– Директор-то тут при чем? – Лимма вконец запуталась, припомнив кличку Гимира, рассмотрела нашу группу в дверях и снова сменила тон. – Ника, деточка, ты цела, слава Великому, и Эл в порядке. Про Хо не спрашиваю, вы паршивца в обиду не дадите. Здравствуйте, наконец! Та-а-ак! Совершенно распустились, в мятых халатах ходите. Ника, что у тебя на голове? И где вы, кстати? Ведь не «Птенец» же так разросся… Эллар, ты был настолько прав, что это пугает. Я имею в виду прочие наши мысли, ты понимаешь. Боги, мне ведь надо позвать кого-то, но вы совершенно неподобающе одеты!

– Утром, мы никуда не денемся, раз нашлись, – усмехнулся Эл, впервые, наверное, наблюдая потерянную и смущенную Лимму.

– Почему я слышу и вижу вас без малейшего запоздания?

– Это наши старые спутники, – вздохнул Дед. – Хорошая была работа, спасибо Хиннру, основательная и оригинальная, служат до сих пор. Запишите данные по каналу, завтра принимать нас будете с любого экрана. Кстати, это я – Дед. Эл, изложи все покороче для Лиммы.

– Стоп! – Она полностью поверила в происходящее и взяла ситуацию в свои руки, обычное дело. – Риана-то я мигом вызову. Пусть пишет данные, ему объяснять не надо долго, а мне они все равно непонятны. Минуту, он тут, поблизости. Вчера в ночь прилетел, будто знал. Как обычно, впрочем, и звать его не надо, все уже выяснил…

Cамый замечательный айри – по которому я, кстати, уже изрядно соскучилсь – буквально влетел в комнату. Еще бы! Он явно поймал мысль Лиммы. Давно я не видела Риана таким усталым и встревоженным, и тем более приятно наблюдать, как морщинки у глаз собираются в привычную полуулыбку. Кивнул Деду как старому знакомому, получил в ответ сдавленный хрип. Ясно, и впрямь отлично знакомы. Мельком глянул на цифры, снова кивнул.

Эл вздохнул, неторопливо встал в позу декана, выступающего с важным докладом, и начал отчитываться. У него хорошо получалось даже в халате, я прямо гордилась своим мужем. Энзи слушала благосклонно, более чем довольная тем, что мы все живы и даже здоровы. Риан чуть щурился, как сытый кот. Еще бы, он их держит возле избушки постоянно, и только полудиких, серо-полосатых, отъявленных хулиганов и мышеедов. Вот и набрался дурных повадок.

Время от времени Лимма поправляла волосы и искоса поглядывала на Лайла. Он, кстати, тоже получил слово и рассказал коротко о братьях и крикуне Йялле, куполе и нашей первой вылазке. Риан одобрил все сделанное и велел поменьше болтать о деталях с умниками из Советов, нам же будет проще, а чуть что – ссылаться на помехи. Я подозрительно и обреченно взирала на привычное – косые переглядки айри, знающих много больше сказанного. Вот и Эллар сразу высох, подобрался. Кивнул значительно, обещал лишнего не говорить «кому не надо». Опять интриги…

А Риан, уже уловивший мое недовольство, торопливо посоветовал пока установить пару коротких сеансов, ограниченных по времени, а уж он устроит так, чтобы прием требовал слишком значительного расхода энергии. Оглядел нас всех снова, чуть наклонив голову, – он так думает. И неожиданно предложил прямо сейчас просто поболтать, обещая пару часов выделить на треп, пока у экранов все свои, и еще не стартовала большая игра. К утру ограничения вступят в силу, поддерживать сигнал с Релата станет очень дорого и весьма заметно… Так что – важного не обсуждать, ночь на дворе, время для глупостей. У нас ведь есть женские темы? Энзи возмущенно охнула, но опытный долгожитель, отменно знающий, когда надо уворачиваться из-под камнепада, уже исчез. При этом коварно подмигивая нам и намекая: пошли вон. Еще один эксперт по устройству чужого досуга!

Женские… почему бы нет? Я торопливо высыпала на Лимму горох новостей, а напоследок приволокла из коридора исправно сидящую в полудреме под дверью Деда волчицу, вызвавшую своим видом серию охов, сюсюканья и визгов у сдержанной обычно академиссы. Предъявила на изучение наставнице чудовищные кудряшки сестры Йялла, торчащие во все стороны.

– Сестра того самого крикуна, зовут Яли. Лимма, мы все очень хотим спать, тебе ее в качестве источника женской информации до отключения канала хватит? У девочки, как видишь, тяжелая проблема с выбором прически, Тут от меня пользы никакой, тебе ли не знать.

– Ты очень безответственная, Ника, это влияние Риана, он слишком любит полагаться на случай. На что мы тратим первый сеанс, которого ждали, выхлебав все запасы успокоительного? – вздохнула она, с растущим интересом изучая Яли. – Идите, отдыхайте. Они вас завтра будут жарить на медленном огне. А что, могу разок и я побыть вполне безответственной. Такой камень с души! Лайл, вы… ты тоже посидишь?

– Да. Никогда не слышал разговора на женские темы, львица.

– Это не слишком интересно мужчинам обычно. Но может, бывают исключения? Итак, деточка, разберемся с твоей безобразной внешностью…

Мы вышли из рубки и побрели назад, в свою комнату. Памятливый Эллар вцепился в Деда и потребовал отчета, как прошла схватка вожаков. Оказалось – практически на равных. Он ожидал именно такого ответа и легко отпустил Юнтара, успокоено скользнувшего по коридору, щелкнувшего замком двери. Сегодня он избавлен от настойчивости Яли.

Было невероятным облегчением услышать и увидеть Энзи, чуть похудевшую и осунувшуюся от переживаний, но по-прежнему царственную. Обошлась-таки без последствий ее выходка с зомбированием Круга первых лиц. Как же я боялась худшего, даже говорить на эту тему с Элом не решалась, суеверно опасаясь затрагивать вопрос вслух.

И надо же так уметь: взгляд, пара слов – и готов еще один кандидат в пятые мужья.

– Откуда ты знал, что Йялл не справится со старшим? – ткнула я в бок сонного Эла. – Он же огромен, быстр и молод.

– Лайл опытнее, у него отменная реакция, Первый чует намерения противника порой раньше, чем они сформируются в действия! – важно сообщил мой умный айри. И добавил более нормальным тоном: – Хоть они и не дикая стая, а вожак слабым быть не может. Йялла-то он читает до подсознания. К тому же мне проходу не давал, пока не получил несколько уроков. Вчера вытащил до рассвета и гонял, пока я не взмолился.

– Тебя же Дед позвал…

– Деда он попросил подождать, – фыркнул Эл. – Юнтар считает себя членом стаи, он с Лайлом уже не спорит по таким вопросам. И, кажется, позже он тоже что-то рассказывал и показывал Первому.

Добравшись домой, я тщательно заперла дверь от разных попрошаек. Пусть хоть обстучатся, мы слишком устали. Даже двужильный Эл, способный, как все толковые айри, полноценно отдыхать и восстанавливаться за три-четыре часа, если это необходимо, свалился буквально замертво. И не ушел на дедову каторгу до рассвета. Мог бы давно усвоить, как я люблю просыпаться возле него.

Утром мы тщательно оделись, мой айри милостиво занялся парадной прической жены, столь коротко и жестоко раскритикованной вчера Лиммой. В двух с лишним сотнях лет его возраста есть своя прелесть: он умеет решительно все. Часом позже, сытые и красивые, мы сидели в рубке: Эл, Лайл, Дед и я, задвинутая в уголок в качестве секретаря пестрого собрания. Как же хорошо было, оказывается, без связи, не зря Риан стремится ее ограничить! Мы просто не ценили того, чем обладали – покоя и самостоятельности в решениях.

С той стороны большого экрана шумела целая толпа важных людей и не-людей. Я опознала лишь Гимира и Ялитэ, да и смотреть было некогда, я отвечала за запись и протокол, будь он неладен. Но Эл знал, похоже, всех. Как и они его. Экипажу и новым для Релата участникам экспедиции, которых представляли Дед и Лайл, пришлось нудно и подробно отчитываться, с той стороны экрана пытались наскоро понять «картину в целом» и даже давать нам первые, вполне абсурдные, указания. Больше-то от них на таком расстоянии ничего не дождешься!

Потом нас заставили собрать всех, сами они тоже торжественно выстроились с той стороны и напыщенно приветствовали волвеков от лица «большого Релата». Морока, срыв всех дел, пустая трата времени! Они пытались растянуть торжество, но Эл, не слушая возражения Совета и управителей, решительно отпустил экипаж и оставил лишь меня, фиксировать беседу. Еще через полчаса на Релате поняли, что управлять господином Элларом на таком расстоянии не проще, чем в Академии. Итогом беседы стал график связи, отводящий на все их советы и наши запросы час в день за два сеанса – утренний и вечерний. Они пытались возражать, но были попросту отключены.

– Ужас! – выдохнула я, останавливая запись.

– А мне понравилось, – рассмеялся Эл. – Как они замечательно растеряны, не владеют информацией, даже не создали пока блоков по интересам. Мои родичи вообще выглядели бледно, у них там явно внутренние проблемы. Ниэст мне делал страшные глаза – не иначе, двойник «Птенца» все же нашелся, известно у кого… Но это забота Риана, не наша. Все хорошо, Ник, мы отбились, вечером будет вполне рабочий разговор. Пошли, надо строить план взятия купола. Время, как понимаешь, снова не на нашей стороне. Мы с Дедом очень боимся, что они разберут верхние сбросы грунта под шестым снизу ярусом и выйдут на идею спровоцированного обвала. Мы считали: до настоящей угрозы обнаружения нас не более десяти дней. Все же два маловероятных события, одно за одним – гибель транспортов и обрушение скального горизонта.

– Дед сказал, они вынуждены будут неделю угробить только на новый шлюз для запуска работ в завалах.

– Три дня уже прошло. Мы надеемся, волвеков на работы вниз не погонят: рядом жилой ярус хозяев, рискованно. Будут использовать только слагов. К тому же там тесно, разгребать и убирать камни окажется неудобно. Может, еще дней пять в запасе… И все, пропали волвеки. Лайл, Ринк и Йялл вчера опросили всех и собрали полную картину наших знаний о том, каков купол поярусно. Старшая из женщин очень помогла, она знает третий сверху ярус, часто бывала на пятом сверху и работала в складах и оранжереях седьмого. Рила припомнила про лаборатории пятого и шестого сверху. Девочек держали на восьмом некоторое время. Тимрэ отметил, где находились все живые в момент последнего слива копии генной модели в архив. Дед снял данные с камер, волвеки на наблюдении тоже все отслеживают и фиксируют. Хо, то есть Эйм, сидит не разгибаясь, отрисовал эти области целиком, теперь вносит все прочие данные.

– Ты умница, Магистр. У нас есть шанс их вытащить?

– Если обручи заблокируем – да. Вечные в шоке от произошедшего, это видно на камерах. Старейшие, если все по-обычному для айри глупому порядку, засекретили информацию и думают тайком в узком кругу. Прочие пока живут по старому расписанию, латают самодельную дыру в куполе, пробитую для охоты. Значит, Второй и прочие точно живы и у нас есть надежда. Идем.

В столовой сидел Лайл. Он явно ждал нас. Поднялся, достал для обоих разогретый обед. Старший умеет расположить к себе, мне сейчас ничего иного не надо, я такие вот глупо истраченные на препирательства с официалами нервы охотно «заедаю». Он тихо выждал, пока мы доберемся до чая. Налил себе.

– Я и не думал, что грызня без клыков так занятна, Эл. Отдай их мне по утрам, а? Надо учиться, не то мне как вожаку и показаться на Релат станет невозможно.

– Бери. А что ты хочешь получить на первый случай?

– Многое. Мы должны быть полноправными с людьми и айри в том мире, и я хочу этим серьезно заняться. Я оценил их торжественную речь, никто нас пока не готов признать, напрямую ко мне даже не обращались. Все следует обсудить до прибытия и получить там надежное место для волвеков. Лимма в ночь до их глупого сборища сказала именно так. И еще, после недавней серии засух Красная степь пустует, она никому не нужна, вот что львица советовала учесть. Мы бы не вызвали ссор, поселившись там. Ваш первый космодром рядом. Я глянул картинки, чуть похоже на этот мир, легче привыкать, нам ведь почти безразлична погода. Ника, «в разводе» – это как? Ее муж умер или она его…

– Загрызла, – кивнула я. – Грызня без клыков бывает и в семьях. А у тетки Лиммы отменные когти…

– Люди живут странно, – огорченно вздохнул Лайл. – Вы не стая, вы все – одиночки и потому несчастны, лишены поддержки. Кто вам со-чувствует, когда совсем плохо? Хотя бы твоему Эллару: в его роду еще хуже дела обстоят. Как они могли не оценить этого… Риана? Я его сразу увидел, а они – нет. Впрочем, у такого сброда, как айри, пусть меня простят члены экипажа, я бы тоже не согласился быть вожаком. Через одного надо воспитывать, а кое-кому и спины ломать. Противно. За других жизнь не построишь и не проживешь.

– А ты говоришь: почему Йялл не одолел Первого, – поучительно заметил для меня потрясенной откровениями вожака Эллар. – К делам. Госпожа Энзи всегда знает, что надо предпринять. Она обещала помочь?

– Да, полностью.

– Кстати, в тех местах у меня остались хорошие связи, я поговорю с нужными людьми. Получить земли в дар гораздо легче…

– Эл, там и так земли моей семьи. Это и имела в виду Лимма, мы с ней сами можем все решить, мы вдвоем владеем ими, – вздохнула я. – Почти две сотни лет назад коренные жители, племена народа илла, подарили Наю и Тиннаре право на побережье, где затонула драконья шкура Ники, и обширную область степи, уже тогда бесполезную. Мои «пра» наверное потому и не отказались.

– Ты, оказывается, богатая госпожа! – рассмеялся айри.

– Ага, крупнейшая песковладелица. Поговори, чтобы там устроить и планетолога с его наклевывающимся Акадом, и погодников, их никто не любит. Может, получится сдвинуть еще и школу пилотов, которой тоже пока нет, один проект. Волвекам надо не только жить, но и участвовать в жизни мира. А они, уж наверняка, будут отменными пилотами. И надо начинать строить дома. Хотя бы времянки.

– На стройку я разорюсь, – усмехнулся он. – Управители мне сильно задолжали за пару интересных технологий, пусть выкручиваются, отдают работой, им так даже удобнее. Вечером сброшу официальные письма. Лайл, я тебе про это подробно расскажу, не дергайся, вдвоем составлять сядем.

– Спасибо. Пошли к Эйму?

И мы пошли.

Объемная модель Гнезда уже выглядела очень живой и подробной, малыш не терял времени зря. Ринк, к моему изумлению, тоже, он отменно разобрался в технологии работы и «строил» свой кусок картинки. Оба кивнули нам деловито, завершили начатые действия и уселись, довольные собой: почти готово, дело лишь в мелких деталях. В дверях возник Юнтар, он расслышал зов Лайла на совет «вожаков». Я устроилась в сторонке, прикрывшись Элом: он у меня настоящий вожак, и стала всматриваться.

Счет ярусов шел от пустыни, с поверхности, потому что входить мы будем оттуда. Самыми крупными по площади были верхние, от первого до четвертого, где стены, выгрызенные при строительстве, фактически вертикальны. Далее оно сужается, как настоящее гнездо; «срезанное» нами донышко – самый скромный фрагмент конструкции, его диаметр по границе обвалов вдвое меньше, чем на первом уровне.

Нулевой: поверхность, три шлюза с воротами, ангар с транспортами и комнаты наблюдателей. Отмечены входы, камеры наши и хозяйские, известные маршруты обхода помещений Вечными с указанием времени по сведениям волвеков из группы наблюдения.

Первый: пять входов к сервисным лифтам и мертвый теперь ствол запертого внизу центрального, вспомогательные лестницы, они точно прочерчены через весь рисунок, до нижних ярусов, помещения с указанием дверей и назначения, коридоры. Обрушенный сектор, где оказались два лифта: здесь были помещения дальней связи, ангары планетарных катеров и большой склад. Юнтар довольно усмехнулся, отмечая изолированную область: он сам рассчитал в далекие времена вылазки экипажа к Вечным силу взрыва. Как и предполагалось, стены не дали трещин, но доступ в завалы едва ли пробовали расчищать. Даже если пытались – не преуспели. Он же ничего не делает паршиво!

В уцелевшей части яруса – лаборатории с примерным описанием их назначения и оборудования, загоны, где волвеков поили волчьим соком, комнаты наблюдателей. Ярус восстановили по памяти Йялла, тут все точно, у него в сознании раз увиденное отпечатывается навсегда, он прирожденный разведчик. Ориентировочная численность «населения» – три Вечных на контроле. Волвеки могут быть, если их готовят к выходу на поверхность или отсутствовать вовсе, что более вероятно.

Второй ярус: загоны для постоянного проживания взрослых волвеков, их общие помещения и разрешенные коридоры. Лифты, лестницы, пустующие комнаты, контрольный зал с экранами наблюдения, резервные загоны для передержки поднимаемого снизу молодняка и уходящих на опыты и усыпление старших. Тоже восстановлен Третьим и прорисован отменно, до цвета стен, отдельно в восприятии людей и волков, и указания последнего известного рисунка не просматриваемых хозяевами зон. До десятка хозяев и более ста тридцати взрослых волвеков, наша главная цель с точки зрения численности спасаемых. И место, где Йялл надеялся найти свою Сидду, конечно же.

Третий: загоны для старших щенков, зона подготовки пищи для двух верхних ярусов, лаборатории, коридоры. Возможно содержание остатков поголовья нестабильных, но место нам неизвестно. Хорошо заметно, что там знает Третий, эти части отменно подробны; видно, что смутно вспомнили волчицы и где не был никто. Три-четыре в Вечных и, по оценкам Тимрэ, четыре с лишним десятка волчат в возрасте от восьми до пятнадцати лет.

Четвертый: мы его знаем очень плохо. Тут держат совсем маленьких, на периферии – сектор, вымерший с уничтожением большинства нестабильных. Почти треть уровня нежилая, разрушенная и заблокированная: это еще один итог давнего похода в Гнездо команды капитана Хиннра. В отвалах – самые гнусные лаборатории, при помощи оборудования которых можно было бы осуществлять тотальный контроль над сознанием. Напротив – тоже лаборатории, там детей проверяют, принимая решение: жить ли им дальше. Рядом операционные, где однажды был Пятый, но он погиб, осталось лишь воспоминание о разговоре в сознании Йялла. Здесь еще пять десятков малышей от полутора-двух лет до восьми, восемь пожилых волвеков, приглядывающих за детьми и пять хозяев. Отдельно – загоны для приводимых сверху пожилых волвеков и постаревших женщин, их до трех десятков, содержатся при лабораториях. Предположительно – они очень плохи и нуждаются в помощи, скорее всего не все способны даже ходить.

Пятый: здесь все довольно резко меняется. Размер уровня меньше, сюда сверху доходят лишь три вспомогательные лифта, окружающие ствол отключенного главного. Четко прорисованы коридоры, где бывал Третий. Довольно детально – известные Риле лаборатории. Здесь волвеков проверяли на соответствие заданным параметрам вида – выносливость, реакцию, стойкость к ядам и нагрузкам… На периферии – пустой теперь, похоже, сектор генных разработок, где их начинали четыре века назад. Там, по мысли Деда, контрольный центр обручей и главное хранилище записей со всех камер. Рядом – жилые помещения наблюдателей. Число волвеков минимально и неизвестно, хозяев до пяти-шести в разное время.

Шестой: загоны старших и младших девочек, лаборатории, комнаты наблюдателей. Об этом уровне мы почти ничего не знаем. Тимрэ оценил число юных волвеков в четыре десятка старших и до шестидесяти – совсем маленьких, плюс полтора десятка взрослых женщин на их обслуживании и до десяти Вечных. Здесь же инкубаторы, которых никто из нас не видел.

Седьмой: склады, системы жизнеобеспечения, источники энергии, аварийный запас воздуха. Оранжереи, где ненужные больше хозяевам волчицы выращивают свежие продукты для стола бывших владельцев; автоматы, производящие биомассу для питания волвеков, системы переработки отходов. По меньшей мере, три, а то и четыре восьмика – их обычно считают и содержат именно по восемь – пожилых женщин в оранжереях. Один хозяин постоянно дежурит на контроле.

Восьмой: жилой уровень хозяев. Его помнили девочки, – там тепло, высокие потолки и много света – увы, они сообщили лишь это. На восьмой приходит два сервисных лифта, он снова чуть меньше верхних. Здесь, по мнению Деда, находится более двух десятков Вечных. Те, кто отдыхает от дежурств. Тут же, как утверждает схема Тимрэ, содержатся пять волчиц, личных игрушек старейших.

Девятый: снова глубоко загадочный уровень. Дед сказал, там зона отдыха хозяев, есть даже парк и фонтаны, но этого никто не смог подтвердить. Мы не ожидали застать тут волвеков.

Десятый: снова неизвестные лаборатории. Там не был никто из нас. Дед предполагал, что уровень инженерный. На нем размещены склады и мастерские для ремонта купола, зона обслуживания и зарядки слагов. «Пара глупых мастеров-недоучек» – так сказал Юнтар, намекая на инженеров Гнезда. Общее число хозяев Дед по памяти оценил почти в девять десятков, мы вычли случайные смерти, большую охоту и захват нижних уровней. Осталось десятков семь, что вполне совпадало с оценками поярусного их размещения. Число слагов и их расположение учесть невозможно, об уцелевших нестабильных, диких, мы тоже ничего не знаем.

На изучение плана ушло не слишком много времени. Его вполне хватило для появления в зале Йялла, Сая и Лэла. Собственно, больше нам ждать некого. Что мы имеем? Наш немногочисленный «молодняк» сразу решили исключить из рассмотрения и оставить в «Тор-а-мире». На борту – тридцать четыре свободных волвека, из которых пятеро – как раз мальчишки, отданные на воспитание планетологу и не предназначенные для захвата Гнезда, им просто не сладить с хозяевами-айри один на один. Да и против слагов их никто выставлять не желал. Вернее, четверо. Нимар, учуяв наш «заговор,» еще утром сообщил Первому, что пойдет с ним, и это окончательное решение. Он уже достаточно взрослый, чтобы быть учеником Второго, значит, и для остального годен.

Пять групп, которые Дед и Эл задумали еще в прошлый визит в Гнездо, остались прежними – Лайла, Ринка, Лэла, Сая и Йялла, которому отошла личная команда Деда. Добавим меня, Эла, Тимрэ, Эйма-Хо и Юнтара. Йонаха никто не стал упоминать, его, с мягким хребтом, прогибающимся под любого сильного, к айри-Вечным нельзя и близко подпускать. Зато пришлось учесть Рилу и старшую из наших женщин, Бит. Они тоже не собирались менять решения.

План задумывали Эл, Дед и Йялл.

Основой идеи стал мертвый центральный лифт, шахта которого пронизывала все ярусы. Его холлы пусты теперь, когда двери заблокированы. Вариант полного отключения энергии мы не рассматривали: дышать всем надо, а системы взаимосвязаны, да и вероятность намеренной и быстрой ликвидации волвеков в случае глобальной аварии велика.

Было продумано три точки входа групп: второй, пятый и седьмой уровни.

Дед, по замыслу, начинал работу, ему предстояло спуститься на седьмой уровень с группой Ринка, которого старый ценил и выделял, они отменно чувствовали друг друга, сработались в прошлый раз.

Итак, Дед, по возможности, отключит подачу энергии лишь для восьмого, девятого и десятого ярусов, заблокирует систему герметизации отсеков, способную разделить Гнездо на изолированные сектора выживания, а затем попытается нарушить систему связи. После обрушения это вполне могут счесть аварией, мы очень надеялись на такую логику со стороны Вечных. К тому же на уровне минимум три восьмика, – волки часто сбивались на прежний счет, – женщин. Они содержатся практически без охраны. А способность волчиц убивать хозяев не оставляет сомнений, как и готовность делать это. Их присутствие на седьмом ни у кого не вызовет подозрений, там их место, определенное Вечными. А мы замаскируемся от хозяйского чутья, не способного глубоко разобраться в числе и особенностях волвеков, лишь кое-как отслеживающего их присутствие. Бит мы отправили туда же, немного усилив группу. Как-никак снизу, с жилого уровня Вечных, может подойти до трех десятков хозяев. Вряд ли сразу и очень организованно, но мне ли не знать, насколько айри могут быть опасны в бою!

Страховать Деда должна была и группа Сая, сразу же выходящая на ярус и блокирующая лифты.

Эйм, Эл и команды Йялла и Лайла начинали в момент отключения, им предписано занять комнаты наблюдателей на пятом ярусе. Оттуда волвеки сразу разделятся, Йялл пойдет вверх, где держат волчат, а Лайл спустится вниз, к девочкам. Эл, Тимрэ и Хо должны блокировать третий, не доходящий до уровня семь, лифт. После этого все они следуют в центр контроля.

В центре контроля предстоит обезвредить обручи. С этого момента мы можем действовать более уверенно. На случай проблем наш «великий выключатель» Эйм задействует помехи, аналогичные шуму второлуния, если отключение обручей не пройдет или мы задержимся с ним дольше планируемого. Он обещал нам создать устройство, генерирующее мерзкий шум в самом широком диапазоне приема и действующее во всем Гнезде, даже с запасом. Энергии помехи жрут много, но Эйм обещал продержать их минут десять автономно, даже если не получится запитаться от ресурсов Гнезда.

Последняя группа – Лэла – совместно с Рилой и мной, входит сверху, зачищает ангары, шлюзы, первый уровень и добирается до основного жилого блока. Там ждет сигнала об отключении обручей и двигается к загону Второго, далее – вниз, навстречу Йяллу, уже с новыми силами.

Был ли наш план разумен и достаточно продуман? Не знаю. Просто другого не нашлось. Мы исходили из расположения волвеков и хозяев на ярусах, из необходимости захвата центра контроля и отключения десятого яруса, где предположительно задействуют и заряжают слагов.

У нас было немного оружия, Релат слишком давно не воевал, и мы его фактически не создавали. Слагов корабля Дед отказался использовать – нужны тут, у них особая программа, заменить корабельную обслугу нечем. Так что идем сами и берем с собой то, что досталось от Вечных – оружие хозяев, пригодное, прежде всего, для управления рабом, было низкоэффективным и имело малый радиус действия. Но – что есть, то есть. У них, по крайней мере, положение не лучше. А Дед к тому же пообещал «крепко подумать».

Вечером Эл ничего не рассказал о планах Релату. Он не слишком доверял своим сородичам, я – тем более. Мы говорили про работу планетолога. Сетовали на трудности с кораблем из-за демонтированного слагами по указанию капитана пилотского кресла, вернее, двух – и основного, и для дублера, что временно превратило «Тор-а-мир» в неподвижную груду металла, разучившуюся взлетать и вообще воспринимать команды пилота. Тимрэ начал передавать некоторые генные материалы, получив ожидаемый осторожный запрос по волвекам.

Ночью, добравшись до своей комнаты, мы сонно обсуждали накопившиеся за день проблемы, не в силах отключиться от забот. Потом умница айри предложил пойти и испытать пену, от которой все в таком щенячьем восторге. Замечательная мысль…

Да есть у них совесть, у дикарей когтистых?

«Нет!» – уверенно рявкнул из-за двери Лайл. Знает, что любим и уважаем, даже не изволит смущаться по поводу позднего времени. Значит, это важно.

Я обреченно вернула баночку с пеной на полку. Эл, что называется, утешил:

– Странно, что ты удивлена. На Хьёртте еще ни один наш личный план досуга не сбылся, я и не рассчитывал…

– Лучше бы ты не планировал, – хмуро буркнула я. – Нет в тебе спонтанности.

– И рычать я не умею, – покаянно вздохнул он, изучая вибрацию двери.

Лайл басовито разгневался: ну что мы возимся?

Открыли.

Вожак в махровом халате и тапочках для меня был внове, даже настроение улучшилось. Он заметил, фыркнул и прошел в комнату, по-хозяйски устроился в покалеченном кресле. Снова сердито рявкнул, уже не нам. И в дверях возник-таки совестливый – смущенный тем, что ночью беспокоит нас, утомленных и ни в чем не повинных, – Нимар, явная причина визита Первого. Лайл кивнул, уловив догадку, и уточнил. «Малыш» весом в восемьдесят пять кило, оказывается, устроился под нашей дверью и смиренно ждал утра, подперев ее для верности плечом. У него вопрос, а тревожить отдыхающих старших в стае не принято. А уж утром он выяснит важное, все равно иначе нам комнату не покинуть. Вожак знает все про свою стаю, он услышал, проснулся, обдумал возникшее положение и вмешался. Решил потревожить то есть. Хмуро глянул на парня, требуя излагать причину бессонницы.

Нимар помялся и раскрыл ладонь, прежде прятавшуюся в кармане вместе с флаконом туалетной воды. Такие стоят на полках ванной комнаты каждого. Он бережно снял колпачок и нажал на головку, страдальчески жмурясь, но направляя спрей в лицо. Вопросительно глянул на нас: все правильно? И оглушительно чихнул. Мое чутье опознало, насколько для волвека мучителен столь резкий концентрированный запах на спиртовой основе. Тем более бедняга брызгал прямо в нос.

– Эйм сказал, гадость вонючая используется так для… – Лайл снова зарычал, – приятности. Глупее объяснить невозможно! Никто не понял, многие попробовали и задвинули дрянь подальше. А малыш вот не унялся, что-то ему запало в душу. Брызгает, чихает и мается. Вон, глаза красные, слезятся. Он упрямый, доводит себя постоянно и точно не успокоится. А мне перед штурмом невыспавшиеся щенки не нужны. Я уверен, столь странное объяснить можешь только ты, Ника.

Я кивнула. Задумалась. Сердито покосилась на декана, уютно устроившегося в уголке подремать, раз он не нужен. Растолкала и предъявила целый список необходимого. Он умница, покорно побрел к столу и начал перебирать содержимое личного наручного кристалла памяти, зевая и качая головой в такт звукам в наушнике.

Когда волвеки внимательно изучают непонятное, у них глаза становятся очень занятные – почти круглые, с пульсирующим зрачком: шире-уже. Кажется, что золото радужки то наливается светом, то бледнеет. Сейчас так дышали взоры обоих. И неотступно следили за нами. Лайл взял под контроль действия айри, а Нимар «пас» меня. Оба при этом сформировали своеобразное единое восприятие – это я как снавь говорю. У меня от их способностей голова кругом! Странно видеть собственную комнату с четырех точек зрения, нас тоже включили в обзор, да еще при частичном захвате обрывков сознания. Меня быстро замутило. А Эллару понравилось. Он умеет сразу делать несколько дел, и так видеть ему интересно.

Полчаса зевков, бормотания и нытья, – и я готова объяснять, что это за дрянь: туалетная вода. То есть мне кажется, что готова. Вот еще проблема на пустом месте!

Я достала из запасов трав и настоек, попавших на «Птенец» в очень ограниченном количестве и только благодаря предусмотрительному Риану, с пяток флаконов, три сухих листка, пузырьки с маслом и разложила-расставила на столе.

– Думаю, вы не понимаете запах по двум причинам. Слишком резкое воздействие и незнание его основы. Я бы описала духи или туалетную воду, как вариант со-чувствия. – Лайл довольно хмыкнул, значит, верно объясняю. – Или искусства. Тот, кто создал сложный запах, хотел передать настроение, впечатление и даже образ, наверное. Люди живут в мире Релата, зная с рождения запахи, звуки и образы того мира. Вы не были там. То есть надо объяснять с нуля. И на ином примере, достойном вашего тонкого нюха по своему качеству.

Лайл снова благосклонно кивнул. И мы начали. Я растерла сухой мятный лист, рассказала о растении, чае и настроении, повторила с розой и душицей. Потом мы разбирали по очереди миндаль и сосну на примере масла, сандал, присутствующий в мази, лотос в виде спиртовой настойки… Эл, оживившись, добавлял от себя отрывки музыки, когда я уставала говорить. Вечер у него обозначает любимая запись свирели северных бороев, племени, живущего за Тучегоном. Полдень – официальная музыка рода Тимази, у них барабаны вместо гимна. Утро – скрипка-рояль. Н-да, хорошо, что я попросила именно его подобрать музыку. Хо обожает современные композиции, они похуже одеколона будут для неподготовленных волвеков. Гарантирую – для Хо утро ассоциируется с воем поющих (или пением воющих?) металлургов, он их фанат.

Наконец мы выдохлись, травки-флакончики закончились. Я достала из сумочки – поясной, с которой вышла из зала Большого круга еще на Релате, она теперь хранится в ящике стола – духи. Мне их Эл подарил на острове близ древнего порта Римаса, где мы смотрели весенний закат. Не пользуюсь, но с собой всегда ношу, уже который год. Декан-то и не знал! Заулыбался, растрогался.

Духи я в очень скупом количестве нанесла на кожу тыльной стороны волвечьих ладоней. Запах создал наш единственный на весь Релат айри-творец, Юнэр. Очень одаренный юноша, на сто лет младше моего Эла, отчаянно синеглазый и какой-то беззащитный. Не знаю точно, что их связывает с деканом, но есть основания полагать, мой Эл избавил парня от роли младшего у одного из мерзких старейшин. И духи эти – именно впечатление от гавани Римаса, разовый подарок княжескому дому Ирнасстэа. И моему Элу. Точнее, как мне давно надо было самой догадаться, Элу, мне и до кучи – князю. Кстати, они стоят больше, чем мне, как снави, полагается в виде годового содержания, да и добыть их невозможно. Вон, полфлакончика «испарилось»: происки тетки Лиммы, она без ума от «Ирнасского заката». Я тоже. Трону пробкой запястье и сижу, нюхаю и вспоминаю. Реву потом: острый приступ сентиментальности. И теперь уже начинаю шмыгать носом.

Эл заметил, обнял, устроил на коленях. Мы дружно вспомнили тот вечер.

Волвеки тихо сидели, вдыхая запах и наши воспоминания. Нимар осторожно взял флакончик и щупал его, смотрел на свет, гладил недоверчиво. Флакон тоже делал Юнэр. Он очень тщательно продумывает даже мелочи, а форму не относит к их числу. Это важная часть образа. Нимар считает так же…

Поставил на стол и поднялся, по-прежнему молча поклонился и как-то слепо двинулся к двери. Я возгордилась: проняло! Объяснила, хоть почти не надеялась, это же неподъемно тяжело, растолковать неощутимое и неведомое. Лайл так же беззвучно пошел следом. Улыбнулся, поманил меня пальцем от двери.

Выглянув в коридор, я задохнулась. Там сидела едва ли не вся стая. На полу, тихо и неподвижно. В полумраке, зажигающем их пульсирующие взоры теплым огнем. Рила всхлипывала, вцепившись в своего Четвертого. Ей очень понравилось на острове, волчица тоже оказывается, сентиментальна. Я милостиво вынесла ей флакончик, без слов потребовав вернуть утром, и обязательно не пустым. Закрыла дверь.

– Эл, что это было? – спросила я шепотом много позже, когда мы уже улеглись, в темноте. – Лайл их ведь не звал. И я не думала так громко.

– Спи, глупая снавь, – зевнул он. – Они стая. Тебе Лайл сто раз повторял, и пока все зря, наверное. Они единое целое. Иногда. А ты безответственный ребенок. Утопила колечко в море-океане и рыдала, как теперь выясняется, ночами над воспоминанием о своем несокрушимом упрямстве. При мне, живом, в соседнем корпусе Академии, при куче неутопленных колечек. За такое покусать надо.

– И оттрепать, – напомнила я.

– Завтра Ринк с Йяллом займутся, у вас занятия по рукопашному бою еще до обеда, – сонно сообщил негодяй. И совершенно уже невнятно добавил: – У Нимара явный талант художника замечать то, что иным неважно. Только время для этого наступит позже, когда мы всех, наконец, спасем.

Утром мы уже жили по новому графику.

Полдня я и Эл тренировали группы для боя, рукопашного и с оружием, оставшееся время их гонял Дед, подбирая всем удобное для них оружие и имитируя в грузовых уровнях коридоры Гнезда. Эйм сидел и кропотливо собирал устройство для создания помех, проверяя полноту перекрытия спектра и способность «пробивать» стены и обшивки «Тор-а-мира». Рила пропадала у Тимрэ, она училась лечить и оказывать первую помощь. Дар хорош, но не бездонный же он!

Двенадцать часов с короткими перерывами на питание. Потом дополнительное обучение, работа с рацией и управление транспортом. У нас в это время – сеансы связи.

Мы трудились с полной отдачей. На подготовку Эл отвел всего пять дней, потом контроль и выход к куполу. Йялл ушел на две ночи раньше, он обещал устроить проход, ведущий в шахту лифта вне контроля хозяев, отработать маршрут и проверить двери на нужных ярусах.

Я отвезла нашего разведчика до границы купола в очередное второлуние и долго смотрела вслед крупному буроватому волку, замаскированному «пиявкой» точно в тон пустыни, уверенно бегущему к ангарам. Камеры беспомощны в час помех, но все же…

Мне жутковато, а в нем одна веселая лихая злость до давно ожидаемого дела. На подходах к воротам злость погасла, сменившись покоем и глубоким вниманием. Молодец. И – точно пройдет, Йялл действительно лучший.

Он мне рассказал про согнутый ради спасения Сидды прут решетки, морща лоб и опасаясь, не была ли и это слишком уж хитрая затея хозяев. Волвек долго выспрашивал у нас с Элом, как получилось сделать невозможное? Пришлось признать: чужая боль открыла и усилила дар, а с его помощью порой странное удается. Йялл довольно кивнул. Если дар поможет вернуть семью, он хорошее продолжение немалых возможностей Третьего. Другой бы гордился или даже хвастался своей силой, этот – нет. Он в ней просто вполне твердо уверен. Глупо ведь гордиться тем, что есть уши или руки? Они достаются при рождении. Если Третий и желал что-то с гордостью показать – так только своих домашних, Сидду и сына, И шел теперь за ними.

Он оставит нам след – запах, ощутимый и объемный для братьев. Он встретит на нулевом ярусе и уточнит цели. Он предупредит Второго, если получится.

Двое суток один, в Гнезде, заполненном хозяевами. На спине – компактный вьюк с едой и оружием, поверх шкуры – тонкий вариант «пиявки», у нас таких всего три. Под «пиявкой» – Йялл, когтистый и очень умный, вполне уверенный в необходимости завершить вечность хозяев как можно скорее.

Сами такого создали, сами и расхлебывайте…

* * *

Проект «Технобог»

Отчет по финалу второй стадии

Волвеки. Информация для общего ознакомления.

Исходные проработки примитивного короткоживущего, полученного путем сложной мутации и доведенного до стабильного генокода, без сбоев повторяемого в потомстве, полноценного в двух своих разнородных проявлениях – полукровки-айри и волка, оказались несостоятельны.

По сути, волвеки живут, размножаются и обладают способностями неограниченно пребывать, развиваться и образовывать подобие сообщества лишь в своем двуногом айриподобном облике. Стадия волка возможна только для взрослых особей мужского пола и, хотя не ограничена в длительности постоянного пребывания, является, по сути, «муляжом», не формирующим полноценного выхода организма из «фантомной» стадии, когда исходная структура клеток и органов заменяется на новую целиком.

Волк получает совершенную возможность жить в зверином облике и даже формирует новые оригинальные органы и системы, повышающие его жизнестойкость.

Ему присущи: возможность регулирования температуры собственного тела в диапазоне – втрое более широком, чем у двуногого варианта; способность менять кровяное давление в условиях критически низкого и высокого внешнего атмосферного, в том числе при резких перепадах уровня. У подопытных отмечена уникальная стойкость к ядам и опасным веществам, им свойственна на порядок лучшая регенерация органов и тканей. Дополнительно отметим удвоенную в сравнении с айри чуткость в восприятии мира всеми органами чувств. Уникальной особенностью вида является наличие резерва богатой кислородом и высокоэнергетичной «крови», позволяющей существовать в непригодных для жизни условиях до трех часов, переходя на наполнение легких из этого резерва. Подтверждена также опытами способность жить без воды до пяти суток.

Вместе с тем, подопытный в стадии волка не имеет полного набора признаков пола, гормонально нейтрален, лишен ряда базовых инстинктов, характерных для его дикого аналога – зверя. Так, согласно данным наблюдения, он проявляет низкий интерес к охоте, не стремится обустроить логово, лишен полноценного инстинкта выживания, обладает крайне слабыми зачатками интеллекта. Наконец, самостоятельный выход в стадию волвека и обратно невозможен.

Трансформация организма происходит исключительно под влиянием препарата, получившего условное обозначение «волчий сок»: «вечерний» дает переход от двуногой стадии к четвероногой, «утренний» обеспечивает обратное превращение.

Влияние состава изучено пока не полностью. Для нестабильных генетически образцов его воздействие по скорости и полноте сильно зависит от времени суток и лунного цикла.

Для рекомендованных к стайному выращиванию линий со стабильным генокодом суточные или иные циклические колебания действенности волчьего сока не выявлены, а протяженность трансформации практически неизменна и составляет сутки. Побочным явлением использования «вечернего» сока является частичная потеря «короткой» памяти – последних полутора-трех часов; «утренний» создает для организма тяжелый гормональный шок, растянутый на двое-трое суток. Выявлено существенное повышение раздражительности всех особей. (Данные по агрессивности вожаков в указанный период – в Приложении).

Добиться трансформации без воздействия сока и в более сжатые сроки невозможно, поскольку процесс затрагивает все базовые системы организма, полностью меняет состав крови. Без внешнего воздействия запустить его своими силами волвек не способен. Органов для его самопродуцирования не обнаружено. Таким образом, вид полностью зависит от внешнего контроля и самостоятельно не может существовать.

Указанные условия не позволяют рассчитывать на этот вид в полной мере при анализе трансформации айри в сверхсостояние, являющееся целью проекта, которое должно быть безусловно стабильным и полноценным.

Работы могли бы быть продвинуты на новый уровень при наличии достаточного разума у волвеков и их готовности сотрудничать в проведении опытов.

Однако действия по формированию в их среде примитивной культуры первобытного типа были прерваны на начальной стадии в связи со сложностью контроля и содержания такой общины, проявлениями неконтролируемой агрессии в адрес наблюдателей и даже скоординированных действий по их сознательному уничтожению. Взрослая популяция полностью ликвидирована, и в дальнейшем, в следующих поколениях, для опытной группы введена принудительная нейроблокада речевых центров, исключающая социализацию детенышей с последующим развитием простейшего «общества» в среде взрослых. Дополнительные факторы усиления стайности – это вывод из режима общего содержания в отдельные загоны детенышей и изоляция самок, по ряду причин не представляющих глобального интереса для проекта в целом. Мотивация изложена в Приложении, здесь можно лишь указать тот факт, что волчицы не имеют второго, звериного, облика и уже потому непригодны для ряда значимых тестов. В связи с чем их выращивание производится лишь до взросления и получения необходимого для работы инкубатора материала, с последующим сокращением численности до размеров минимальной контрольной группы, отбираемой и используемой по усмотрению старейшин.

Текущее состояние проекта неудовлетворительно и требует скорейших корректировок, поскольку численность популяции критически низка, а создание новых линий стабильных волвеков в настоящее время не представляется возможным. В связи с вышеизложенным предлагается вывести из резерва часть человеков обоих полов и проверить их совместимость с новым видом, как генетически, так и поведенчески. Возможно, гибридное потомство, выращенное отдельно и частично социализованное, будет более пригодно для сознательного содействия в проведении новой серии опытов.

В ближайшей перспективе предполагается сокращение взрослой группы до минимума за счет вывода наиболее агрессивных самцов из ее состава, с заменой лидера на максимально контролируемого и готового к сотрудничеству. Гибридные щенки, предположительно, будут слабее полноценных волвеков и, по некоторым оценкам, в стае не выдержат конкуренции.

Первая проба заложена в инкубаторы на базе линии «ним», результат аномален, поскольку оба щенка – волвеки в генетическом плане, самец прошел все стадии развития и приобрел способность к трансформации. Физические параметры чуть ниже средних, что, скорее, определяется избыточно активными тестами на стойкость к вирусным и бактериальным угрозам в раннем возрасте. От самки, выведенной чуть позднее, судя по первым результатам тестов, возможно получение здорового потомства.

Приложение 1.

Вариант клонирования материала был изучен на ранних стадиях проекта и сочтен малоперспективным, поскольку не дает возможности рассмотреть генную картину в динамике, не отражает внутривидового многообразия и не способствует выявлению и закреплению полезных признаков. Кроме перечисленного, этот путь для проекта тупиковый ввиду ограниченности размера популяции, которая и так на грани вырождения.

Приложение 2.

Второй гибридный щенок получен в ходе опыта по созданию стабильной пары в линии «йалл», демонстрирующей выдающиеся параметры по диапазону восприятия всеми органами чувств, физическим кондициям, положению в стае. Результат требует более глубокого изучения и, возможно, пересмотра ряда выводов. Щенок, также как и в первом случае, волвек без отклонений от нормы, развитие дает незначительную избыточную динамику. Возможно, сказывается его особое положение – выращивание в первые месяцы жизни в «семье», общение с человеческой самкой, обладающей речью и примитивным сознанием. Изъят в лаборатории шестого уровня для полного тестирования способностей и принятия решения о перспективности данного подвида в целом.

24 марта, Хьёртт

Йялл

Йялл двигался к воротам купола спокойно и неторопливо, оставив позади свою злобу на хозяев, брезгливое презрение и неизменное возбуждение в преддверии большого дела. Все это мешает при работе разведчика. А в куполе он – снова Третий. Надо же, как все повернулось!

Только теперь на другом уровне. Он знает хозяев, чует их, прекрасно осознает силу и возможности, средства и угрозы. Сам же Йялл – невидимка. Два дня он будет наблюдателем, скользящим по коридорам, высматривающим в приоткрытые двери, слушающим небрежно брошенные слова. Он умеет помнить. Он выучит Гнездо и отдаст память другим. Ника объяснила, как это сделать.

Теперь датчики Вечных почти ничего не видят, «пиявка» укрывает голову до самых глаз, делая его фактически неразличимым. Да и убогие зачатки чутья хозяев не разберут ничего – он не только холодный снаружи, темный, поглощающий свет, но и очень спокойный. А уж во второлуние…

Йялл двумя прыжками взлетел на стену ангара и пополз, глубоко загоняя когти в рукотворный камень. Камера не вечная, она вполне может выйти из строя. Дед объяснил, что ее провода, если оголятся от времени, долго не прослужат. Есть умный датчик, стоит очень далеко и следит. Голый провод – сигнал для прибытия слага. Хозяевам даже не сообщат, система автоматическая, это не проблема, а нормальная рабочая процедура. К тому же камера должна через две ночи показывать пустую площадку перед воротами, и Эйм пояснил, что для надежности нужна запись с той же точки. У Йялла есть все необходимое и еще почти сутки, чтобы создать запись. При подготовке он в волчьем облике затратил немало времени на приладку второй камеры под сыплющимися непрерывно насмешливыми комментариями Эйма и Ринка по поводу его неловкости.

Он научился быстро и надежно крепить устройство и не реагировать на шутки, задевающие порой больнее хозяйского бича. Они, видите ли, специально старались – создавали условия, подобные реальным, «моделируя отвлекающие факторы», умно пояснил Ринк. Правда, потом Йялл сменил облик, расправил затекшие плечи и с наслаждением отходил обоих. Или они его? Синяки были, точно, у всех, и Рила очень рассердилась: скоро штурм, а они дурачатся! С этими уроками Эла рано или поздно он проиграет наглому Четвертому, отрабатывающему бой в паре с дохленьким, но быстро набирающим опыт и силу человечьим щенком. И хорошо, ведь потом, очень скоро, наступит мир, и драться они станут только для тренировки. А пока – стачивай ноющие когти о камень, трудись и цепляйся.

На трех лапах удержаться на вертикали – не всякому и под силу.

Он специально подполз сверху, от крыши, хотя это невероятно трудно. Вот вам голый провод, вполне аккуратный, и следов когтей даже вблизи не разглядеть. Готово, идите, ремонтируйте.

Слаг приполз быстро, не прошло и получаса. Деловито вытянулся вдоль стены и принялся восстанавливать провод. Йялл следил с интересом, – он не ожидал от неживого таких сложных манипуляций. Усмехнулся – накопил сложные слова, так и лезут, а еще сердился, что Ринк умничает. Волвеки давно переросли свой запас перенятого у хозяев и голодали, жадно выхватывая крохи знаний. Теперь в этом недостатка нет, и братья блаженствуют. Рила тоже – пришла одновременно с Йяллом и уже уверенно чувствует себя в больничном отсеке, удивляя Тимрэ. Брови добрейшего айри последнее время так и взлетают в удивлении, стоит рыженькой что-то спросить. Кто же знал, что она может проглотить столько знаний и переварить их, ничего не упуская!

Слаг закончил ремонт. На месте царапины остался ровный камень, Йялл уже не отличал его от прочего своим совершенным зрением, тот быстро остыл, слился с массой, лишь вибрация стены могла проявить неполное отверждение. Слаг ждал, посылая волны и отслеживая их движение. Все, монолит.

Они вместе забрались в шлюз: слаг ремонтный, ему волвек не интересен, да и не умеет он видеть все вокруг, нашлись мертвые зоны. На корабле ремонтники такие же, он их внимательно изучил под руководством Деда.

Мимо комнаты контроля Йялл прополз уверенно и быстро. Всего один наблюдатель – чай пьет, пока мониторы гонят от края до края рябь помех.

Коридор, немногочисленные загоны, комната отдыха Вечных – все давно не используемое. Лифты лишь до четвертого уровня, недалеко – лестница. Дверь к ней давно заперта, хорошо, значит, тут безопасно.

Первый ярус.

Трое утомленно бездельничают на контроле: видимо, братьев пока наверх не водят, слабовато у хозяев получается ремонт купола. Еще бы! Дед им регулярно новые трещинки организует, уже четвертую ночь. И, как он сам сказал, в литьевой состав «плюнул» пару раз. Видимо, удачно, он вообще не умеет делать работу плохо.

Так что волчий сок киснет без дела, запахи стертые, выветренные. Йялл деловито отметил пару подходящих комнат для временного укрытия, исследовал лифты. Сюда выходят, помимо мертвого центрального, три рабочих, идущие до седьмого уровня. И один явно не используется. Хорошо. Теперь боковые лестницы.

В жилой уровень он спустился к концу второлуния, стремительно обследовал пустые коридоры, коротко и почти неодобрительно глянул в полуприкрытую дверь комнаты наблюдателей – ну что за организация охраны! Четверо, тоже пьют, но не чай. Глаза блестят пьяно и бессмысленно. Отследил еще троих в зоне отдыха, дремлют. И это – в слепое и опасное время…

Презрительно фыркнул и нахально переместился в жилой блок, уверенно опознавая камеры слежения и на всякий случай обходя их. Спасибо Деду за неоценимый опыт: он гонял Йялла по складам двое суток, поясняя, когда видит и насколько хорошо. Уж этим до старого далеко по наблюдательности!

Загоны.

Дышать стало разом куда труднее. Здесь братья. Спят или отдыхают, а в воздухе витает боль – они знают, что вожак не вернулся и уже не придет. И про лучших из общины, оставшихся навсегда в пустыне, – тоже знают.

Поворот, лифт до четвертого уровня, выше заблокирован, там старые завалы, результат прошлого визита Деда к Вечным. Может, из-за завалов им явно никто не пользуется. Кстати, рядом пустой загон. Хорошее место, отметить в памяти. Второй короткий лифт? Тоже стоит, уже, по крайней мере, два дня. Три длинных, вокруг мертвой шахты? Действуют. Смены наблюдателей используют этот, а два другие, по мнению нюха, задействовались от случая к случаю. Видимо, когда основной занят. Отметить и запомнить.

Ноги, вопреки осторожности и рассудку, переступили неуверенно и, преодолев сопротивление осторожного рассудка, понесли все быстрее по длинному прямому коридору, слишком хорошо и подробно наблюдаемому. И остановились лишь у двери загона Второго. Спит? Нет, думает. Ему тоже горько и тяжело. А вот Сидда укрылась «одеялом», подкатилась под теплый бок и тихонько, спокойно дышит. Жива!

Волк, сливаясь с полом – благо, «пиявка» позволяет – подполз к двери и замер. Запах почти не слышен, хозяева не любят «вони волков», в коридорах хорошая вентиляция и слаги регулярно убирают помещения. Йялл «причуялся», уложил голову на лапы, блаженно и беззвучно раскрыл пасть в улыбке. Хорошо-то как! Ее греет Второй, и жене совершенно не холодно. Почти не ощущает боли, и синяки уже сходят. Она здорово окрепла в стае, не зря же лупила его, толстокожего. И ее неплохо кормят, сыта. А еще – как обычно в последние месяцы, после рождения сына, – почуяла мужа раньше соседа волвека, завозилась во сне. Она очень талантливая. И родная. Жаль, того мерзавца на втором уровне нельзя убить дважды, – как он вообще посмел говорить, что Сидда некрасивая, слепой и глухой урод? Она удивительная! Вот рядом пристроился – и уже стало хорошо. У нее душа чистая и мысли уютные, домовитые. Еще у нее глаза, всегда наполненные радостью и обращенные к нему, Третьему, кожа тонкая и шелковая, волосы ниже талии… Нет, еще немного – и он отсюда уже не уйдет. А ведь надо, и будить жену пока никак невозможно. Он не имеет права окликать ее сознание, Сидда едва ли сумеет сдержаться, перебудит хозяев и привлечет внимание. Это для нее смертельно опасно.

Йялл сел, зло рявкнул без звука: будь проклята конспирация!

Второй за дверью едва не подпрыгнул от неожиданности. Тоже оказался почти не в силах справиться с собой, хотя его изумление не сравнить с вероятной реакцией Сидды. Метнулся к двери, прижался, вслушиваясь и ощущая: нет никакой ошибки, рядом живой и бодрый Йялл, которого даже жена не надеялась увидеть, хоть и храбрилась.

Третий устроился в относительно безопасной зоне и беззвучно передал Второму все, что смог. Первый жив, вас придут спасать, еще два дня – и все будет по-другому. Ждите, очень скоро мы будем тут. Лэл, то есть Шестой, и иные, наши друзья. Люди и айри, – другие, совсем не Вечные, хотя некоторые похожи. Слушайте сознание – и поймете. Вам дадут оружие, научат, поведут вниз, всего тут десять ярусов, то есть восемь и два, которые надо очистить от Вечных.

Йялл торопился, тревога гнула шею вниз: нельзя так долго сидеть на одном месте, второлуние уже редеет, приглядятся и заметят. Стремительно бросил Второму главное – где должны быть по плану Гнезда дети, где лифты и как их задействовать, какие верхние лестницы выглядят безопасными. И, простившись, заспешил прочь, преодолевая внутреннее сопротивление, сравнимое с ураганом пустыни. Он не хотел уходить! И зло отчитывал себя. Девочке так плохо, а он с ума от скрытности сходит! Пару мыслей-то мог бы… Впрочем, хватит прошлого раза, с Криком. «Утро не за горами», как любит говорить Тимрэ, а еще надо успеть спуститься на третий ярус.

К изумлению Йялла, там обнаружилось немало «спящих» камер. Эйм умудрился подключить к переделанному обручу свое модифицированное зрение, вернее, его фрагмент, отвечающий за контроль питания приборов. Теперь Йялл мог, приглядевшись, точно определить, задействована ли та или иная система. На третьем «спали» два огромных сектора! Прежде здесь держали нестабильных, но их загоны уже так давно опустели, что запах полностью ушел.

Он отметил спокойные участки и торопливо двинулся дальше. Комната контроля. Двое наблюдателей спят, двое лениво болтают. Хороша охрана!

Дети – вот его главная задача. И пусть утро уже настоятельно требует искать убежище, но их Третий должен услышать сегодня. Теперь же! Прежде он был здесь, возле главного лифта, и ощутил сознание одного из волчат, вполне взрослое, разумное и удивленное. Мальчик его опознал как родича и приветствовал, ничем не выдав. Они недолго общались, и Йялл от него узнал, что детей хорошо учат, где-то рядом живут два старых волвека, один из них, бывший Второй, уже очень дряхлый и ослабевший, но далеко не такой глупый, как сочли беспечные хозяева. Оба приглядывают за юной «стаей».

Мальчик оказался по-прежнему в отмеченном его безупречной памятью загоне. Проснулся, довольно и уверенно откликнулся. Подрос, и чутье у пацана отменное – под стать Первому со временем станет! Выслушал торопливое сообщение. Умница, даже позы не сменил! Улыбнулся, Йялл отчетливо ощутил радость, и попросил следовать к старшим и поговорить с ними. Указал дорогу. Йялл простился и потрусил дальше, все ниже припадая, чутье требовало таиться и спешить.

Загон старых оказался не заперт!

Их на ночь оставили в шипастых ошейниках, коротко пристегнув к кольцам в стене. Как однажды его, неудобно и намерено больно. Бывший Второй задыхался, проколотое горло булькало, и Йялл понял, что до прихода Вечных старик не дотянет.

Камеры. Спят?! Ну, знаете…

Он неуверенно вполз в загон. Грязно, сыро, вонюче. Старики в лохмотьях, голодные и даже без подстилок. Кругом мятые ящики, коробки, мусор. Чуть дальше – контейнеры и люк сброса. Помойка это, а не загон. Потому и открыто. Дед говорил, такие люки ведут в каналы, пронизывающие уровни от первого до седьмого, там – накопитель и переработка.

Принюхался. А хозяева сюда ходят, лишь когда надевают старым ошейники на ночь. Вот их дорожка следов – всегда одинаковая по рисунку и короткая. Значит, у него минимум полчаса неподконтрольного времени до включения света. Может, чуть больше. Йялл отщелкнул вьюк и стряхнул со шкуры «пиявку». Пять минут. Сменил облик, вогнав сознание еще способного ощущать мир старого в ступор. Еще три – и он на ногах.

Торопливо подтолкнул ящик под колени умирающего, нашарил в аптечке стимулятор, ввел двойную дозу. Хуже не станет, некуда. Воровато озираясь, оттянул ошейник и слегка отпустил дар, заращивая проколы в горле. Его способностям далеко до Рилы или Лайла, но на подобные мелочи хватает. Не заметили? Да кому эти двое нужны, если разобраться… только щенкам, не зря же мальчик просил идти сюда, ведал беду. Второй закашлялся и разлепил почти голые, без ресниц, веки. И Йялл его вспомнил окончательно. Своего детского наставника, тогда еще куда более сильного и крепкого. Первого, кто дал речь и разум. И кто учил его не злости к Вечным, а уважению к братьям. Может, он и Сидду смог понять и увидеть лишь благодаря старому. У учителя такая большая и щедрая душа. Тело устало и состарилось, а она прежняя.

Йялл неуверенно улыбнулся и понял: его признали. Стало замечательно легко и тепло.

– А, крикун… И даже живой, вот ведь как. И свободный. Что, перехитрили мы их? – обрадовался старик хрипло. – Не думал, что это случится при мне.

– Помогли нам, теперь все будет хорошо, – почти без звука ответил Третий. – Еще два дня. Здесь можно пересидеть светлое время?

– Хоть вечность, – усмехнулся более молодой, устало опираясь на стену, он сменил затекшую руку. – Никто не придет, только утром нас с поводка спустят, загоны убрать и корм раздать. Вечером пристегнут опять. Видно, со свету сживают. День за днем все выше ошейники крепят.

– У меня есть еда.

– Дурак ты, Третий, – усмехнулся пролеченный старик. Заметил удивление и пояснил: – А кто еще может тут шастать, как не разведчик? Не о нас думай, а о щенках. Сам ешь.

– О них и думаю, – огрызнулся Йялл. – Кто их спасать станет? Я сюда оставлю след для братьев, вас быстро найдут. Быстро, но не сразу. До прихода прочих вы одни и можете помочь детям. Дам оружие, короткий жезл, бьющий током. У меня их пара во вьюке, один уже, считайте, ваш. На загонах стоит умный замок, я проверил. Его легко сжечь, одно касание жезлом. Затем детей следует сразу же вывести и запрятать в любой пустой сектор. Можете начинать, как только зашумит второлуние, я вечером послезавтра зайду и сниму ошейники.

– По такому случаю мы постараемся еще два дня не подыхать, – согласился старый учитель, жадно вгрызаясь в концентрат. – Иди и сиди за ящиками до темноты. Пора.

Йялл устроил себе логово в коробках, вполне уютное и неприметное. День затеплил потолки светом, но Третьего это беспокоило мало, он дремал, как умеют только волвеки. Слыша и чуя окружающее и, в то же время, прекрасно отдыхая. Пришли хозяева, деловито отстегнули стариков и чуть удивились живучести Второго. Пинками погнали обоих к щенкам. Пора кормить молодняк.

Потом старые возвращались еще не раз, убирали мусор, затаскивали новые мятые коробки, перебирали и сортировали содержимое, засовывали в люк. Оба устало задыхались, их ослабевшие руки дрожали и действовали неловко, но старые упорно возились весь день, вызывая в Йялле чувство вины. Он, бесконечно здоровый и молодой, сделал бы все за пару часов. Но увы, лежит и отдыхает, устроился не хуже хозяина какого-нибудь. Ничего, он им и это припомнит. Если представится возможность, познакомит с помойкой и люком хоть одного. Мысль вызвала усмешку и чуть успокоила.

Вечером хозяева привычно пристегнули обессилевших стариков на прежние места и ушли, поленившись даже плотно закрыть дверь.

Йялл выбрался из логова и деловито осмотрел ошейники. Пару таких волвеки прихватили во время рейда на дно Гнезда, и Эйм научил всех снимать шипастые железяки без ключа и застегивать снова. У мальчика странный дар вмешиваться в чужие изделия и менять их не в лучшую сторону. Ринк так и сказал, а Эйм вздохнул виновато – еще бы, знает и сам. Старики удивленно крутили свободными шеями и благодарили. Утром обещали самостоятельно застегнуть, это очень просто. Сегодня оба нормально отдохнут, хорошо.

Старый Второй хитро прищурился и уточнил, видел ли он свою жену, все ли у нее в порядке. И такое он знает! Старик улыбнулся: просто это самое важное, у некоторых так на глупой морде написано. Йялл виновато пожал плечами и кивнул. Для него – самое, чего уж там. Уже и колыбельку вытребовал у Тимрэ создать А еще много полезных мелочей, даже красивые погремушки, их Яли с Дедом мастерили. Кажется, они тогда первый раз что-то делали вместе. Второй вслушался счастливо и снова кивнул. Негромко сказал: очень хорошо, что у стаи есть теперь более важное в жизни, чем злоба на Вечных.

Третий согласился и почти виновато простился, нет пока времени поговорить. Сменил облик, терпеливо перенес неприятный момент: ему остро не нравилось ощущать движение «пиявки» по шкуре. Второй помог укрепить вьюки, и волк деловито двинулся дальше. Ночь не слишком длинна, а внизу – семь незнакомых ярусов.

Четвертый уровень охранялся камерами удручающе плотно и бдительно. Йялл сумел оценить число наблюдателей и отметить расположение загонов, но не более того, слишком опасно. Темная шахта сервисных слагов – еще один путь, указанный Дедом на крайний случай, – привела его, спасающегося от обхода Вечных, на пятый ярус. На четвертом много камер? Глупости. Вот здесь их не просто много – они везде! Любой шаг фиксируется, любое движение примечается. Йялл до самого второлуния сидел, скорчившись и впившись в металл когтями, находя последнее утешение в их отменной остроте. Хозяева на ярусе расположились в одной большой комнате, все пятеро, и отдыхали, пережидая помехи. Обходы? Зачем, они просто заблокировали ярус. Йялл кивнул довольно. Годится, ему надо лишь осмотреться, своих тут нет. Пробежал стремительно и уверенно коридорами, глянул на лифты и лестницы. Вернулся к шахте и пополз вниз.

Шестой уровень. Когда составлялся план Гнезда, про этот ярус говорили Рила, Бит и девочки. Они предполагали, что выросли именно тут, но, к сожалению, кроме загона и пары ближних к нему коридоров, ничего не помнили.

Йялл усердно отметил в памяти занятые детьми секторы и чуть в стороне помещения старших – нянек. Два небольших загона, соединенные вместе, тесные и душные. Пожилых хозяева совсем не берегли, таких легко заменить. И почти не охраняли, скупясь даже на камеры, требующие дополнительных наблюдателей. Считали забитыми до должной покорности и слабыми, к тому же утратившими свою полезность для опытов.

Две женщины болели, тяжело и виновато кашляя. Их мучило то, что другие не могут спать и даже не пытаются сердиться.

Замки? Простые, открываются снаружи одним движением, они и когтистому волку посильны. Контроль срабатывания? Согласно дополнительному зрению Эйма, сюда вообще питание не подходит. Третий усмехнулся: побыл на корабле всего ничего, а глупостей от церемонных айри нахватался. Неловко лезть к женщинам в шкуре, а голым еще противнее. Дожили… волк, называется.

Йялл «причуялся»: рядом никого нет, комната Вечных на другом конце сектора, и там все отменно сонные. Последние крохи внимания сосредоточены на мониторах загонов старших девочек. Стряхнул «пиявку», сменил облик и снова влез в темную ласковую шкуру, облегающую с ног до головы и приятную отвыкшему от холода телу двуного куда более, чем зверю.

Замок открылся без звука, но внутри все сразу напряглись. Ночью хозяева сюда не ходят, потому от необычного ждали большой беды. Но не настолько большой: смотрели ему в грудь, почти под ребра, где, видимо, помещался подбородок хозяев. Глаза выше поднимать волчицам не дозволено, ему девочки рассказывали. Вот и эти, с трудом осознавая рост вошедшего, медленно отслеживали его взглядами и не верили, что вот так, среди ночи, к ним может заявиться здоровенный до неправдоподобия родич. Да кто ж поверит-то? Наконец взгляды нерешительно миновали его настоящий подбородок и робко добрались до желтых глаз. Многие волвека в жизни не встречали и глядели потрясенно.

Йялл сел у порога, придерживая плечом дверь. Дал им время себя рассмотреть.

– Здравствуйте, женщины, – начал он, ощущая себя полным дураком. – Пожалуйста, не шумите. Я здесь один, как разведчик. Кто старшая?

– Я, – приподнялась бледная до серого тона кожи больная волчица с пегими спутанными космами. – У нас точно не бред? Бывают газы и вводимые в пищу добавки. Но при таких опытах все одно и то же не видят, обычно разное… и уж не то, что сейчас, я уверена. Ладно, представим, ты действительно разведчик. И что теперь?

– Завтра ночью, когда наступит второлуние…

– Что такое второлуние? – нахмурилась старшая.

– Вы никогда не были наверху, – виновато кивнул Йялл. – Рила первое время очень боялась того, что мир огромен и не имеет стен. Потом ей стало в пустыне нравиться. То есть Эйм… не помню я ее номер, девочки. Да и едва ли это важно.

– Отчего же, – тихо улыбнулась старшая. – Рыжая «эйм-3/3», моя лучшая ученица. Больше восьмика лет назад ее забрал себе самый мерзкий хозяин. Очень давно я была его забавой, потом «риэ», затем она. И ты не мог ее видеть, непослушная самка должна была умереть, раз он приходил за новой. Да и вниз не пройти, там есть место, которое миновать с некоторых пор невозможно. Ступай, хозяйский волк, мы тебя выслушали.

– Он приходил за «йялли-2/7», – кивнул Третий. – У меня очень красивая сестра, это точно. Правда, девочка последнее время чудит: волосы – а они у нее чернее мрака и неправдоподобно густые – укоротила наполовину. Мы жутко поссорились, как можно такую красоту состричь! Впрочем, тебе нужны серьезные доказательства? Смотри.

Тимрэ предлагал удалить клеймо с руки, и многие согласились. Но не Йялл, которому оно напоминало не всегда плохое. Для него это – имя, полученное от Сидды. И каждый изгиб букв и цифр много раз обведен ее прозрачными пальцами… Разве такое стирают?

Пегая с трудом поднялась и проковыляла к двери, поддерживаемая двумя женщинами. Недоверчиво глянула на буквы, выжженные очень давно и чуть искаженные на выросшей, натянувшей иначе кожу, руке. Такое наскоро не подделать. Тронула шрам, будто все еще не веря в его реальность. Кивнула, признавая свою ошибку.

– Пожалуй, ты прав, и тебе можно рискнуть поверить, – пожала она плечами. – Разведчик… чей же? Никогда не встречала говорливых волвеков, да к тому же огромных. Ты такой не один?

– Здесь шестой уровень Гнезда. На втором похожих штук сто двадцать, не меньше… ох уж мне этот счет! Начинаю понимать Нику, хоть вой. На третьем – щенки, мальчики, на четвертом тоже. Пятый не для нас. Там все непроходимо и глухо. Здесь вы и девочки. И еще четыре яруса вниз, их я не видел пока.

– Больше.

– Уже нет, глубже теперь обвалы. Завтра ночью мы займемся Гнездом, сюда спустятся во второлуние, это когда обруч шумит. Помогите им вывести девочек. Идти надо к лифтам, отсюда вправо, я оставлю след. Расскажите мне теперь про уровни внизу, что знаете. Пока есть время.

– Пока?

Он кивнул, деловито перерывая аптечку в поисках чего-то подходящего. Рила ему все по десять раз объясняла и «надумывала», но лекарства – слишком незнакомое дело, на которое времени не хватило. Память уверенно толкала глупую руку, следуя чужому знанию – это, бери. Все равно другого, более полезного, с собой нет. Три укола – стимулятор, обезболивающее и снижающее жар – после них надо лежать до утра. И второй женщине – то же самое. И немного поводить руками по спинам, прогоняя кашель. Почему-то это рассмешило наблюдающих со стороны женщин. Нет, ну о чем они думают?

Обе больные удивленно нахмурились, не дождавшись привычного мучения после укола. Послушно добрели до подстилок, легли и стали говорить и вспоминать, зажигая в сознании картинки. Прочие помогали, дополняя своими знаниями. От их прошлого Йялл тихо зверел. Как могут в одном народе появиться Элы, Тимрэ, Юнтары – и твари вроде здешних «хозяев»?

Зато теперь он понимал, почему муж Ники не брал пленных на нижних уровнях, не пустил в корабль ни одного из хозяев ради знания их планов. Он-то в полной мере ведал, на что способны устроители купола.

Старшая задремала быстро и спокойно, даже чуть улыбалась во сне. Она успела рассказать о седьмом уровне, описав и показав комнату наблюдателей и залы, где работают волчицы. Еще Йялл узнал довольно много о восьмом, куда забирали молоденьких девочек, красивых и смышленых. Их держали, как помнила одна из прошедших через это, в комнатах старейшин, Третий отчетливо разобрал, где и как искать нужный сектор. Увидел и помещение наблюдателей. Женщин хозяева не считали опасными и охраны ниже пятого уровня, по всему выходит, практически никакой. Еще бы, действительно опасные, вроде вожаков, – на втором. Там замки иные, двери тройной толщины и камер куда больше, а Вечные на дежурстве при полном вооружении. Новичков и первые четыре восьмика – самых крепких и умных – всегда рассаживают на ночь в «одиночки», чтобы исключить общение и совместные попытки вскрыть дверь в ненаблюдаемый период помех.

Вот и все, они большего не знают.

Йялл виновато простился и прикрыл дверь. Ему робко помахали руками в ответ. Они будут готовы, хоть и не сильно верят в свободу. Убедительнее всего женщинам показалось тихое дыхание старшей, и слушая его, волчицы улеглись и стали ждать. Всего-то день. Они скажут девочкам. Все будут внимательны.

Добравшись до пустого сектора, Йялл сменил облик и с беззвучным рычанием взялся за крепление вьюка. Надо было не выпендриваться, а попросить волчиц! Культура, чтоб ее, эти салфетки дедовы, тарелки-вилки, запах пота и поиск блох… Въедается, зараза, уж Первый-то постарался! Общее сознание «стаи» всегда корректирует и настраивает вожак, тот, кому безоговорочно верят. Они принимают его управление по доброй воле, открывая сознание для изменений. Он же, в свою очередь, принимает их боль и беды – тоже по доброй воле, бессменно, никому не отказывая. Сейчас Лайлу тяжело, братья нервничают и ходят к нему целыми группами, черпать силу и уверенность. А где их берет сам Первый? У хранителя закона.

В вечер отбытия Йялла с корабля к Гнезду Лайл так вымотался, что едва дышал. Братья ждали встречи с родными, переживали за знакомых, страдали по Второму, надеялись увидеть своих детей. А он все это слушал и принимал…

Потом пришел Ринк и лениво расшвырял всех, у него свои действенные методы вселять уверенность. Закрыл дверь комнаты Лайла снаружи на замок – здоровенный, висячий, где только раздобыл! И насмешливо велел потрясенному заточением вожаку, даже протестующему как-то робко и неуверенно, спать, пока он – Четвертый – не разрешит подъем. Ключ же демонстративно повесил на шею хихикающей рядом Рилы. Подхватил ее на плечо и унес. Тут-то все разом и поняли: подъем не скоро…

Эйм, бедняга, выпросил у Третьего разрешение спать в его комнате, наставнику теперь младший – помеха, зато щенку ой как не скучно, малыша на ночь уже который раз отдают ему.

Верткий фиксатор вьюка наконец щелкнул, и волк поднялся, облегченно вздохнул, встряхнулся, удобнее размещая груз, и затрусил к лестницам. Сегодня он непременно досмотрит ярусы, надо успеть. А завтра – вверх и ждать своих. Скоро они должны сюда вернуться и добиться успеха.

Йялл деловито и стремительно обследовал седьмой уровень, отметил безопасную тропку для братьев к системам, которые ему описал Дед. Нахально сунулся на восьмой и тотчас – обратно: в доме хозяев тесно от камер и слагов, не слишком похожих на сервисных. Желают отдыхать спокойно, а страх-то не проходит уже который век. Подозревают, что за сделанное однажды заплатят. Интересно, кого они боятся сильнее – подопытных или родичей? Йялл призадумался – и поставил на внешне не слишком внушительно выглядящего Эла. Надо сказать братьям, чтобы берегли его и Деда, их будут стараться уничтожить первыми. Число хозяев он определить затруднился – точно более двух десятков. Может, и более трех. Зато выходов наверх немного, блокировать здесь Вечных легко. Вот только что тогда станет с женщинами? Хотя едва ли в суматохе про них сразу вспомнят, не до запертых и слабых станет завтра хозяевам.

Девятый уровень.

Сюда Йялл пробрался, впервые использовав шахту мертвого главного лифта. Осмотрелся удивленно. Деревья, не сойти с места! Не дубы, конечно, но тоже зеленые и живые. Нос жадно вдыхал незнакомые и замечательные запахи. Земли, травы, влаги. Сидда называла ему слова, но он не мог взять их толком из ее памяти, чутье волка слишком другое, много богаче и ярче. Воровато озираясь и чувствуя себя мальчишкой и глупым щенком, Третий мягко пополз на ствол, протыкая послушную кору, впиваясь в древесину когтями на полную их длину. Улыбнулся счастливо: волвеки-то умеют лазать по деревьям!

Ствол качнулся, Йялл недовольно заворчал, спрыгивая и прижимаясь к мелкой щебенке дорожки, не хранящей следов: нельзя так отвлекаться и увлекаться!

Хозяева? Никого. Свои? Вроде, как минимум один старик, спит в загоне. Йялл сделал туда тропку и заколебался: внизу еще остается целый уровень. Там братьев нет, чутье уверено. Хозяев двое, как и говорил Дед. Идти? Времени в обрез… нет, риск велик.

Нехотя развернулся, страшно расстроенный неполнотой картины, и заспешил вверх. Главный лифт требовал осторожности, пытаясь гулко разнести малейший шорох. Но вел к верхним ярусам напрямую и нуждался в изучении. Йялл прошел его медленно, примечая все ориентиры, отрабатывая удобный маршрут, площадки отдыха и отслеживая ярусы. Отдыхать он устроился уже в середине дня, не ощутимого здесь, усталый до дрожи в ногах. Волком, прямо в «пиявке» и с вьюком. На узкой приступке первого яруса, где размещались механизмы, уже не способные работать, там, где и советовал всеведающий старый айри. Дед умница. Его ловкость в обращении с неживым и умение создавать новое завораживают. Когда опустеет Гнездо, надо обязательно напроситься в ученики к Юнтару, он поворчит для порядка и согласится. Куда ему деваться от назойливого брата Яли? Пусть другим рассказывает, что она маленькая девчонка и это неправильно, у Третьего чутье работает отменно. И не только оно.

Когда сестра уснула у двери Деда, ее уносил домой именно он, а старый вслед такое шептал, не подумав про остроту волчьего слуха! Стоит у Ники спросить, как это называется правильно – муж сестры, и надо ли принимать его в общину?

Йялл зевнул, уткнулся носом в лапы и задремал.

«Вечер» – шепнуло ему чутье.

Сонливость ушла мгновенно, оставляя тело бодрым и отдохнувшим, а сознание – готовым к большому делу. Пора? Уже гасят потолки. Пора! Свои будут через два часа, времени мало, работы много.

Он торопливо, следуя вчерашним меткам, сполз на шестой уровень, заодно проверяя тропу. Удобно. Открыл двери лифта, как научил Дед, и осмотрелся. Опять дрыхнут сторожа, женщин охранять им неинтересно. Перевел «пиявку» в режим поглощения света, остудил снаружи до температуры стен и заскользил коридором. Комната старших. Открыл, сунул в ноги ожидающей у порога пегой короткий жезл, бьющий током, – оружие хозяев. Старшая женщина сегодня выглядела почти здоровой и очень бодрой.

Ему теперь верили, его ждали и встретили вовсе не так, как прошлый раз. Поскуливая, Йялл снес общее хихиканье и фамильярное поглаживание по ушам, почесывание шеи, дерганье за лапы – со стороны самых молодых и расшалившихся. Это у них от предвкушения свободы. Попробуют повторить потом, на корабле, уж он не спустит! Волчицы слышали суровые мысли-угрозы и не верили. Хуже того, самая нахальная дернула за хвост! Покусать бы их, бессовестных, но ведь на ногах и так едва стоят!

Йялл лишь торопливо отпрыгнул, укоризненно покачал тяжелой головой, вздохнул и потрусил прочь, а самки… женщины, будь они неладны, эти короткие мысли волка, остались ждать второлуния.

Хорошо, что он вчера надел «пиявку», заглядывая к этим бессовестным особам!

Сервисный туннель слагов, три яруса вверх. На третьем тоже приятная тишина. Старики ждали его, уж они восприняли предстоящее дело куда серьезнее женщин и пообещали сделать все быстро и осторожно. Час на отдых. Он сменил облик и уселся рядом со старыми. Второй попросил рассказать о тех, кто пришел спасать волвеков. И слушал, ни разу не перебив. Йялл ошарашенно чуял – Второй понимает все слова и образы. Ох, куда ему до учителя, вот уж кто не дикий! Глянул своими блеклыми глазами куда-то вдаль, сквозь стены Гнезда. Далеко, Йялл так пока не умеет.

– Хороший у стаи новый дом. Имя у него красивое, и какое-то знакомое. Уютное. Чудится от старости невесть что, – усмехнулся Второй, качая головой. – Я бы хотел увидеть корабль. Очень.

– Завтра увидишь, – забеспокоился Йялл странному тону старшего.

– Вчера ты прогнал мою смерть, – вздохнул Второй. – Но она по-прежнему голодна и бродит рядом. Я очень старый волвек и знаю это, я последнее время многое вижу. Например, что у нас все получится. Не настолько будет просто, как ты надеешься, но обойдется. Береги ваших… как ты их назвал? Айри, да? Вот их, и еще эту девочку, которая тебя нашла и вывела. А о детях мы позаботимся. Иди, спасибо, что задержался и рассказал.

– Ты уж поаккуратнее, – еще сильнее занервничал Йялл.

– Иди, Третий, – рассмеялся старик. – Я очень рад, что учил тебя правильно. Теперь уже знаю, что именно так. Это большое дело, и я спокоен за стаю. За Первого рад, за его дочку. Интересно станет вам жить теперь, когда в стае есть женщины. И ох как нескучно!

Йялл тяжело вздохнул: и правда, пора. Потоптался, привыкая к вьюку. Второй сердито отвесил подзатыльник: не теряй времени! Йялл пошел прочь.

Нет, в чем-то хозяева были правы, когда решили содержать самок отдельно, виновато подумал он, торопливо карабкаясь стволом лифта к ангарам и обдумывая подаренную Вторым мысль. Во что эти проказницы превратят их слаженную, живущую единым сознанием, общину? Растащат братьев по комнатам и станут ими управлять, да еще за хвост дергать безнаказанно!

Идти вверх трудно, не шуметь – еще сложнее. Зато в свободную от работы голову лезут самые нелепые воспоминания. Вот хоть та же милая и умная Рила, до какого униженного скулежа доводит Ринка, серьезного и сдержанного волвека, – лязгнул зубами Йялл, зависая на двух лапах. Нащупал опору, отдышался и двинулся дальше.

Дня четыре назад она капризно пожелала, чтобы муж приготовил ужин, ведь умеет же делать пищу вкусной Дед. И Ринк не просто пошел к старому – побежал. Весь молодняк хихикал, наблюдая редкостное зрелище. Двухметровый Ринк жалко и стесненно топчется по кухне…

Рила тоже смотрела.

Она во всеуслышание заявила, что Четвертому, если еда окажется невкусной, придется в наказание катать ее по всему тору корабля, коридором вдоль главного лифта, на своей глупой лохматой спине. Даже Дед признал, было вкусно, а катания это не отменило. Самое противное – Ринку понравилось… Лайл смотрел, морщился и бормотал, что нет на свете волчицы, способной вынудить его на такое позорное безобразие. Только внутри он сильно сомневался и даже чуть завидовал хранителю закона, на спине которого, накрытой тканью и перетянутой для удобства ремнем, сидела рыжая дочка и с упоением дергала щетинистый загривок, выбирая направление.

О чем только не вспомнишь, чтобы вытравить из сознания беспокойство за старшего Второго, Сидду, сына и всех малышей скопом! А переживать и нервничать уже нельзя. Он должен справиться. Этой ночи их стая ждала невыразимо долго: утром они будут свободны. И живые, и даже погибшие. Весь этот мир станет иным, когда исчезнет Гнездо с его грязными Вечными.

Ангары.

Двое наблюдателей, тишина и расслабленность, сорок минут до второлуния.

Йялл сменил облик, натянул «пиявку» и устроился в уголке. Две минуты тупого повторения непонятных действий, заученных наизусть – и камера уже должна показывать вчерашнюю пустыню перед воротами, кто бы ее ни топтал сегодня. Остается надеяться, что Эйм все рассказал толком, а сам он ничего не перепутал. Теперь – тонкая трубка, выданная Тимрэ. Ее надо сунуть под дверь комнаты контроля, нажать, выждать три минуты. Действует! – оба сторожа заснули сладко и быстро. Хоть в этом он уверен, сознание подтверждает.

Вошел к ним, разблокировал ворота, как учил Дед, открыл оба шлюза – грузовой и малый, который для волков. Вышел через второй, надев позаимствованную у Вечных маску и поискал своих чутьем: группы рядом, уже движутся от кромки купола. Еще пять минут, и транспорт встал у задней стенки ангара. Ника заровняла след, как умеет пока только она, хотя пробовали и Лайл, и Рила – увы, не выходило без огрехов…

Все здесь, быстрым бегом в коридор, к запертой лестнице на первый уровень. Ника вошла последней и снова убрала следы. Эйм деловито вернул на мониторы обзор с настоящей камеры.

Пять минут до второлуния.

Эйм открыл замок холла запасной лестницы без затруднений, спуск. Группы на первом ярусе разделились с замечательной четкостью. Йялл повел к мертвому центральному лифту всех, кроме Рилы с Никой и ребят Лэла. У того шесть бойцов, двое людьми и с оружием, четверо – волками. Уходящие вниз имеют похожее соотношение: когти хороши при движении в шахтах, не всем же везет, как айри – и в двуногом облике, и отменно цепкие, когтистые.

Створки сошлись за последним, разведчиком.

Второлуние застало их на уровне третьего яруса. Еще две минуты – группы Лайла и Йялла замерли возле ворот пятого.

Прочие двигались вниз. Начинать Деду.

Йялл ощутил вибрацию: Вечные задействовали лифты, от восьмого яруса вверх, два сразу! Обе ночи не случалось подобного!

Он предостерегающе рыкнул. Причуялся: полтора десятка хозяев, не меньше. Трое сошли на седьмом, еще двое – на пятом, прочие двигаются вверх, со странным азартом, настороженные и опасные. Йялл, усиливая возможности вожака, отдал тому свое сознание, вдвоем они проследили Вечных до ангаров. Ощутили, что все вышли наверх и удаляются. Глянул на Лайла – старший кивнул, тоже недоволен.

Эл шевельнулся рядом, наклонился к уху Первого.

– Они знают, Ника передала, – выдохнул тихо и расстроено. – Что-то пошло криво. Уходить нельзя, но и работать будет очень трудно. Берегите Эйма, он младший. И Тимрэ, он врач.

– А ты? – усмехнулся Лайл.

– Мы с Никой из вас самые опасные, – усмехнулся Эл. – Нам просто не надо мешать. Я… если что, все объяснения подготовлены заранее, в нашей комнате. На всякий случай запомни: там лежат два письма, проследи. Это важно, официальные бумаги…

Прозвучало как-то нехорошо и очень встревожило чутье. Но – увы, на разъяснения времени не осталось, Дед на седьмом, готов. Эл шагнул вперед, Лайл и Йялл разом распахнули створки дверей. Вроде тихо… По знакомому отмеченному следом коридору к комнате контроля. Айри недовольно сморщился, замер.

– Старший, не ходите туда. Смотри: если нас захотят отрезать, оттуда не выбраться. Слагов нагонят – и все дела. Третий со своими направо, в комнату отдыха, замок сломать. Лайл с остальными – блокировать шахты и туннели слагов. Эйм поможет, надо заваривать и заклинивать. Берегите его, он один сумеет поставить помехи после конца второлуния или при нашей неудаче в комнате контроля. Со мной Тимрэ. Все.

– С тобой еще и Йялл, без группы, – буркнул Лайл коротко. – Прочее в силе. Удачи.

Первый поворот, пусто. Впереди второй – и дальше сразу вход в комнату с предательски прозрачными стенами. Йялл заворчал, ощущая Вечных в боковом коридоре. Точно, ждут. Трое. Эл кивнул, принимая знание, не стараясь быть очень тихим, пошел в сторону засады. У двери, уже готовой распахнуться, резко повернулся, вонзая в металл клинок, и тотчас еще раз. Этого никто не способен понять – как сквозь воду… и хрип с той стороны. Двое падают, последний отпрыгнул, разом вызывая слагов из помещения напротив. Одного из них снял Тимрэ, остальных Йялл – Дед выдал несколько странных устройств, способных парализовать неживых. Увы, он успел таких собрать и приготовить довольно мало, велел беречь для крайних случаев. Теперь как раз не стоит экономить: обручи они отключить обязаны, и быстро. Ведь Вечные что-то знают и ждут атаки.

Эл уже снова в коридоре, еще один хозяин стих. Йялл указал еще троих – чуть дальше, похожая засада. Эти двигались куда проворнее и доставили больше хлопот, но Йялл чуть усмехнулся – хрупкий невысокий айри прав, он из идущих к комнате контроля самый опасный. Без Эла им бы тут и не пройти, пожалуй. В узких лабиринтах его необычный меч куда как хорош, хоть и старомоден, по словам Деда. Выходит – «оружие диких»? Сзади послышался шум, группы встретили кого-то и вступили в бой. Лайл негромко отослал сигнал: порядок, справляемся, идите.

Второй поворот, – и пустой зал контроля. Йялл недовольно нахмурился: на уровне было, если как в прошлый раз, то пятеро, да еще двое добавилось, а убрали шестерых… Где же еще один? И почему в зале пусто, будто нарочно…

Третий настороженно замер у входа, вслушиваясь и всматриваясь, тут он пока не помощник. Эл и Тимрэ шагнули внутрь. Двинулись вдоль стены с приборами, деловито обмениваясь короткими фразами. Наконец врач кивнул, указывая на кресло и панель против него. Тут.

Эл уже протянул руку, коснулся панели… и резко бросил тело в сторону, одним движением закручивая и разворачивая Тимрэ, вышвыривая его в коридор. Так стремительно и мощно, что врач ударился о стену и сполз вниз, потеряв сознание. Дверь упала, отсекая зал. Йялл на миг уловил странный, чуть различимый запах затхлости… или, скорее, чего-то незнакомого, но схожего. Он даже не обеспокоился – ловушка, ясно, но Эл-то вполне равнодушно ее воспринял, он жив и ощущается привычно, только более собран и холоден, будто отстранился.

Вокруг – никого, а сам айри, похоже, отлично понимает проблему: осмотрелся, наклонился, отключил небольшой прибор, стоящий отдельно, досадливо покачал головой. Присел в кресло, уверенно разбудил панель контроля, пальцы летали над ней стремительно и легко. Довольно кивнул, перехватил меч и по рукоять вогнал в то, что позволяет убить всех волвеков разом, используя обручи. Йялл довольно рыкнул: хороший способ отключения. Надежный.

Рядом завозился Тимрэ, поднялся, губы разбиты, во взгляде безнадежная тоска. Так плохо?

– Идите, – голос Эла через дверь звучал едва слышно, но спокойно. – Тут полная герметичность, Тим, не переживай. Йялл, он, похоже, в шоке, забирай его и тащи отсюда подальше. Можете не тратить силы на этот уровень, двигайтесь на смежные выше и ниже, точно по плану. Учтите, есть переносные устройства контроля обручей, их действие хотя и локально, несколько метров, – но вполне опасно. Идите же.

* * *

Отчет о состоянии купола, дополнительные сведения

Высочайшему моэ Гринхо, смотрителю купола, от старейшего Таргроя, сектор контроля. (561 год изоляции. Купол, Хьёртт)

Довожу до Вашего сведения, что мы исчерпали запасы агрегатов для ремонта слагов, даже с учетом разобранных на комплектующие запасных и вышедших из строя. Часть подверженных износу элементов мы освоили в местном производстве. Но износостойкие покрытия на порядок хуже, нет необходимого материала. Склоняю повинную голову, высочайший, но вынужден признать наше бессилие, достойное кары. До трети слагов уровня «йит» выйдет из строя в ближайшие годы. Это опасно хотя бы с точки зрения ослабления конвоев сильных особей стаи при проведении болевых опытов. Группа инженеров пытается переделать и настроить сервисных слагов на новые режимы, но это половинчатое решение задачи.

Увы, падаю снова в прах у Ваших ног: наш транспорт на грани необратимого старения. Корпуса имеют трещины и утрачивают герметичность. Силовые установки работают с половинной эффективностью, шасси изношены. Фильтры взрывоопасны, это заведомо неудачная конструкция, уже был один несчастный случай, погубивший наблюдателя.

Мною проведена полная инспекция, и я почти готов изложить меры по улучшению ситуации.

И снова припадаю в отчаянии к стопам. Мы исчерпали ряд невосполнимых в условиях этого мира компонентов ремонтной смеси (прозрачного изобта) большого купола. Список прилагается. Смею предложить своим скудным умом небольшой рейд в глубь пустыни. Волки способны чуять тонкие запахи. Может, они найдут требуемое по образцу?

Наконец, исполняя Вашу высочайшую волю, сообщаю о состоянии энергообеспечения Гнезда. Установка стабильна и ее состояние не вызывает опасений. К сожалению, лишь первый старейший сектора знал создателя комплекса, ничтожного Юнтара, предавшего нас и заслуженно отмеченного ранней гибелью в муках. Прочие не имеют полного понимания сути работы системы, утаенной мерзким инженером с умыслом и злобностью. Но мы надежно пребываем в безопасном коридоре значений, автоматика безупречна. По сути, блок контроля может быть запаян, и даже это не нарушит системы, хотя лишит нас возможности ее настраивать.

Снова кланяюсь и умоляю не гневаться на дерзкий расход Вашего драгоценного времени на чтение этого жалкого доклада, ничтожного плода моих одиноких досугов.

Резолюция Гринхо, помощнику

Выдели жирному куску гнили молоденькую самочку, а то он уже слюнями изошел. Пусть сам выберет – это ведь награда. Спинка у него гнутая навсегда, не дернется и так, мозги сухонькие, но с делом, вроде, справляется. Так что – самочку и покои на медианном уровне в секторе старейших, он ведь больше не помощник ничтожества Роллди, пусть занимает его место, радуется повышению и усердствует в работе.

Слагов осмотреть, отобрать годных полностью и законсервировать на случай неожиданных проблем, естественно, с заряженным оружием. Хранить в резервном тоннеле.

Прекратить использование моего личного малого скоростного транспорта и также поставить на консервацию. Великий Грийен, которого все мы смиренно ждем, должен иметь возможность передвигаться по этой пустыне с комфортом и без риска поломок.

26 марта, Хьёртт, «Тор-а-мир»

Йонах

Когда Йонах пришел в мир бескрылых, он сразу понял свою ошибку – непоправимую, окончательную и безнадежную. Шкура дракона лишает бои сути – она совершенна. Радость дракона наполняет его время смыслом.

А что теперь?

Он желал того, что обещал вкрадчивый голос в сознании – великого знания, власти над миром, почтения слабых, признания сильных. Причастности к единому сознанию, ткущему судьбы.

Внизу его встретил именно тот, кто и соблазнил. Глянул насмешливо и победно. Настоящий дракон, и здесь ни на каплю не утративший силы и влияния, неуязвимый и в тонкой коже, уверенный в своем могуществе, древний, обладающий властью во всей ее полноте.

Черный лед его глаз разбили радиальные зеленовато-серые трещины, изменившие привычный вертикальный разрез драконьего ока на круглые зрачки, наблюдающие мир, вполне подвластный Старейшему даже без крыльев. Глаз дракона видит ярче, но ему не ведомо зримое Грийену, читающему страх и беззащитность нового айри с полной отчетливостью. И его судьбу на века вперед: служение без права возразить, покорность слову лидера, радость от разрешенной малой власти и покой безнаказанности под защитой большой.

Йонах склонил голову и кивнул. Голый, слабый, покорный, уже ждущий права стоять рядом с лидером, как те двое, за его спиной, и смотреть однажды на нового так же насмешливо. Боль неведома дракону и Йонах не желал ее узнать теперь. Он слышал однажды, летая над долинами, что это такое. Со стороны – забавно. Но если будет корчиться и кричать он сам? Нет.

Холодные глаза блеснули усмешкой. Стоящий слева шагнул вперед и, вцепившись в волосы на затылке, ударил под колени, заставил упасть на камни, прижал спину ногой, впечатывая в кожу шипы подошвы. Острая щебенка породила малую боль. Так он осознал подчинение.

– Тебя будут звать Йонах, – молвил второй, правый. – Так решил старейший моэ. Благодари и получишь одежду, дающую тепло слабому телу. И пищу, позволяющую ему жить.

Он благодарил.

И был принят в свиту. Долго его не замечали, используя лишь по мелким поводам. Учили тому, что считал полезным старейший. Проверяли, хорошо ли усвоен урок. Жизнь сделалась проста, монотонна и безрадостна, но таков мир бескрылых. Ошибку исправить невозможно, выхода нет.

Потом однажды Грийен покинул поселение и бросил своего забытого младшего дома. Одного, без пищи и указаний. Йонах боролся с голодом и страхом, сколько мог. Потом звал и просил о помощи: двери оказались заперты, окна забраны решетками и прикрыты ставнями, а снаружи никто его не знал и помочь едва ли решился бы. Айри не любили бывать у дома старейшего.

Он уже совершенно ослаб и отчаялся, когда дверь взломал высокий незнакомый айри, со светлыми до белизны волосами и глазами в бликах золотого света. Молча подхватил на плечо полумертвого, отнес в свой дом и стал выхаживать.

Хиннр не верил во власть Грийена и не подчинялся ей. Он жил иначе, и теперь для Йонаха это впервые обнаружилось – оказывается, все же и внизу, без крыльев, можно иначе. В маленьком и уютном доме Йонаха считали гостем, бывает, оказывается, и так. Кормили, не требуя благодарности и оплаты. Учили без ограничения. Лечили, не выставляя условий.

А еще у Хиннра собирались друзья, такого почти не бывает в мире айри. Они спорили, смеялись, обменивались мыслями, строили планы. Спокойные, сильные, свободные. Младший смотрел на них, подкравшись из своей комнаты по темному коридору, и плакал. Если он войдет в круг света и сядет с такими, как Хиннр, за один стол, обратного пути не будет. Рано или поздно за свободу придется ответить, он все отлично понимал. Грийен возьмет сполна – болью, страхом и унижением. Он сказал об этом своему новому почти другу. Тот кивнул и согласился, усмехаясь с чуть брезгливой жалостью к сломленному и слабому родичу, который некогда – вот уж трудно представить! – тоже умел летать.

Да, выбор непрост, но он есть. Все, кто приходит в дом Хиннра, свой сделали. Свобода – трудное решение, требующее жертв и не всегда несущее радость. Пока же его дело отдыхать, а все прочее будет позже. Отдыхать, набираться сил и думать.

Однажды он проснулся, чувствуя тепло солнца на коже, и ветер дышал свежестью, а далекий водопад пел. Это была свобода? Он вдруг поверил, что не станет кланяться старейшему.

Грийен вернулся три дня спустя. Лед его глаз мгновенно остудил кожу, обласканную солнышком. Йонах склонил голову и упал на колени, так привычно и просто, даже не успев осознать саму возможность сопротивления. Мир стал прежним, только двери дома Хиннра закрылись для него. Нет, светловолосый не запретил приходить. Просто сам айри не мог более осмелиться переступить порога, за которым остался самый лучший кусочек его души, оказавшийся слишком маленьким. Не все мы бойцы. Некоторые не решаются даже на пробу сил.

Однажды Хиннр ушел в долины. И со временем воспоминание о коротком и странном периоде, прожитом в его обществе, потускнело и заросло, как зарастает травой дорожка к ветшающему без хозяина запустелому дому. Иногда Грийен уезжал по делам, и Йонах ночами выбирался к дому Хиннра, вздрагивая от каждого шороха, чтобы выкосить траву, протереть пыль или укрепить ставни. Зачем? Он и сам не знал. Как не ведал того, что вынудило уйти беловолосого. И куда он мог исчезнуть так основательно и надолго.

Горизонтом интерес и полет крылатого дракона не ограничен, а упавший в плоский кружок горной долины Йонах сократил свой обзор до ничтожных размеров, разрешенных ему старшими. Он не решался нарушить многие запреты, и этот в том числе. Потому, лишь прожив в мире айри почти четыреввосьмь тоскливых лет, Йонах однажды обнаружил, что и для бескрылого дороги могут оказаться длинны и разнообразны, а вне горной долины, внизу, лежит иной, – огромный, дикий и странный мир. Его населяют полузвери, очень похожие внешне на бескрылых драконов. Правда, их сознание глухо к мыслям и примитивно. Но тела пригодны для опытов, что и сделало их со временем полезными для старейшего. Тогда Грийен позвал и предложил – он любил играть в право выбора, зная неспособность младшего к решениям, – участвовать в новом проекте. Задание выдал, не дожидаясь согласия, зачем впустую расходовать свое время?

Надо идти в долины и привести годных для опытов самок и самцов племени человеков. Всего работу выполнять будут пять групп, каждая приведет при первом рейде по дваввосьмь тех и других, все группы возьмут опытные партии из разных мест, отбирая обязательно не больных, молодых и крепких. Отбор – за врачами. Младший из свиты должен лишь приглядывать и платить. Полузвери охотно торгуют своими же, обменивая их на золото и красивые камни. Это для них нормально.

Так Йонах стал впервые старшим и получил власть. Он гордился ею, довольный самим фактом старшинства, и даже не требовал бить слабых, купленных внизу. Тень Хиннра все же стояла за его плечом, и радости от унижения голодных оборванцев получить не удалось. Но он привел всех, столько, сколько требовали, не думая, кому и зачем они нужны. Чуть отъевшихся за дорогу, вполне годных. Вечером Грийен принял его в своем любимом каминном зале, у ног старейшего расположились человечки, молоденькие и очень красивые, отобранные из числа приведенных. Податливые, ласковые, гладкие, пьяно и звонко хихикающие. Одну Йонах получил в пользование, ведь он управился с заданием раньше других. Грийен сказал, это женщины – то есть пародии на драконий, и с ними забавно. Еще на них можно выместить обиду за несостоявшуюся крылатую жизнь.

Йонах привычно поблагодарил, увел девку в комнату, ожидая чего-то удивительного, подобного радости встречи с крылатыми. Увы, это оказалось неинтересно и куда более примитивно. Да и могло ли быть иначе?

Драконы – не люди, их не толкает к поиску пары инстинкт продолжения рода, их истинные женщины крылаты, совершенны – и увы, остались в недостижимом прошлом, до глупого выбора двуногой судьбы. Убожество сознания девицы вполне мерзко дополнялось ее лживой радостью, тупой покорностью и презрением к тому, кто не менее раб, чем она сама.

Раб. Это слово он шептал, оставшись в одиночестве, и плакал.

Утром дом Хиннра оказался занят вернувшимся хозяином. Он один мог поднять корабль – «Тор-а-мир», собранный на основе запасного двигателя, созданного одним из давних друзей Хиннра. Его Йонах помнил плохо, тот слишком давно жил в долинах. Оказывается, беловолосый – единственный капитан айри и вернулся ради полета. Оставил все и пришел, хотя и позвал его непримиримый враг. Возможно, не согласился бы, но в долинах что-то грустное и непоправимое произошло с его семьей. Йонах узнал об этом из разговора старших свиты. Хиннр о случившемся ни разу не обмолвился ни с ним, ни с друзьями, снова приходящими в маленький дом с гостеприимно распахнутой старенькой калиточкой и всегда незапертой дверью.

Старшим на корабле был назначен тот, что всегда стоял за левым плечом Грийена, и его насмешливый взгляд многое поведал Йонаху о его месте в экспедиции. Ведь должен кто-то быть ковриком под ногами Гринхо, чей шипастый ботинок и теперь слишком памятен спине. И скоро опять займет свое место…

Это было так страшно, что Йонах решился и пришел в дом Хиннра. Поклонился единственному айри, не требующему от него поклона, и попросил взять с собой, в прямое подчинение, чтобы хоть там, далеко от долины, не служить «левому» и «правому», управляющим пассажирами корабля.

Хиннр усмехнулся, понимая, что это не выбор, а лишь бегство, задумался ненадолго. Но потом кивнул. Сказал лишь, что предательства не потерпит, и получил обещание, цену которому знали оба. Может, беловолосый просто заметил, что трава выкошена и ставни прикрыты? А может, понадеялся, что проживший так много лет однажды решится стать взрослым и хотя бы попробует свои силы. Тем более – вдали от Грийена, умеющего ломать и куда более крепкие крылья.

Когда их постигла болезнь, Йонах узнал, что такое страдание.

Увы, выбора ему не предложили, не стало вдруг выбора. День за днем боль съедала остатки души. Он смотрел на капитана, остающегося прежним, на его друзей, один из которых младше в полтора раза самого Йонаха. Все терпели и работали. Он не смог. В камере сна Йонах оказался раньше других, его снисходительно пожалели.

Лед сковывал тело, будто из неведомой дали до него дотянулся взгляд Грийена, холодный и ведающий все тайные помыслы. От прошлого не уйти.

Когда он очнулся, капитана уже не было в живых, эта мысль читалась в складке на лбу Тимрэ.

Странные звери и полузвери сновали, деловито и уверенно помогая врачу управиться с холодом и болью. Дикие, оказавшиеся равными айри во всем, кроме длины жизни.

Они приняли его в свой мир, отделенный от прошлого пропастью лет и стенами корабля. Они не знали его прежней слабости и неизбывного трепета жалкого существа, не имеющего и малой силы. И Йонах привык жить не кланяясь, ему даже понравилось. Слушать указания желтоглазого волвека оказалось легко и не унизительно. Тем более, что его взгляд так напоминал о золоте драконьего прищура! А душа была свободна и не знала страха, будто носит он не кожу, а совершенную и неодолимую броню.

Йонах почти поверил, что и сам обрел свободу без трудного выбора и жертв, без новой боли.

Яли он увидел впервые за ужином, в общем зале. И не смог на нее смотреть, как не умел и отвести взгляда.

Она была прекрасна, как ни одна женщина долин.

Она была золотоглаза и наполнена светом говорящего с душами сознания, как окрыленная дракония. Правда, медовый взгляд принадлежал только одному из сидящих за столом, и проследив его, Йонах удивленно вздохнул: старик, которому осталось недолго даже по меркам людей. Чем он лучше более молодого Йонаха?

Уважение к Деду, обретенное еще в поселении айри, попыталось бороться, выискивая капли лучшего в слабой душе. Айри даже привел себе доводы: драконии всегда выбирают мужчин сами, и их выбор неоспорим и непонятен никому. А женщины долин недолговечны, как цветы. Бронзово-закатный шелк лепестков ее щек ссохнется и сморщится раньше, чем Йонах успеет ощутить радость сполна. Так стоит ли завидовать столь краткому мигу? И скоро приведут других, возможно, не хуже, он выберет одну из них…

Однажды он проиграл своему страху. Вполне реально воплощенному в трех палачах, умеющих и желающих причинять жестокую боль.

В первую же ночь после пробуждения от ледяного сна Йонах проиграл снова. Собственной жадной зависти к чужому счастью, ревности и желанию стать первым. Никто не пинал его в спину шипастым ботинком, но Йонах до земли склонился перед новой целью. Женщина с именем Яли будет сидеть у его ног и пьяно хихикать. Нет, она не посмотрит на него так, как глядела на Деда, это получают лишь избранные. Но остальное достанется ему.

Зато она не посмеет презирать, потому что Йонах уже не раб, он будет, как Грийен, – владеть и распоряжаться.

Он выбрал.

Как теперь достичь заветного?

Утром их всех собрали в зале наблюдений и ответ глянул с экрана ледяными черными глазами стоящего в уголке, за спинами прочих айри, самого неприметного и молчаливого из них. Впервые Йонах не испугался холода этого взгляда, приветливо улыбаясь в ответ. «Полночь» – условный знак Грийена он различил без труда. Легко подчиняться, когда это тебе в радость.

Он усердно ждал возможности пять дней. Рубка всегда была не пуста, там дежурили волвеки Лайла. Он отчаялся и попробовал давать им снотворное, но на этих зверей оно почти не действовало, пришлось увеличить дозу, потом еще раз, но лишь для нового разочарования: ощутив тягу ко сну, наблюдатели звали сменщиков.

Они ушли в Гнездо на закате.

Четыре транспорта, все, что могло двигаться в ангаре «Тор-а-мира». На борту остались лишь Йонах, Сим и дети. Лайл, оказывается, так глуп, он считал ребенком восхитительную женщину с золотыми глазами, высокой развитой грудью, стройными широкими бедрами, черным шелком волос! Что ж, тем лучше. Награда достанется ему сразу.

И легко, теперь уж рубка точно в его распоряжении. Через десять минут сменится мальчик Ном.

Яли он застал в секторе лабораторий, где устроил себе базу планетолог, она устало и упрямо сидела за работой, разбирая и сортируя последние данные, безотказно и кропотливо выполняя задание безумного Сима. И благодарно согласилась уступить ему ночное дежурство у дальней связи, ей и так еще слишком многое надо доделать. Улыбнулась трогательно и ласково, взмахнула ресницами, а он стоял рядом и смотрел на ее шею, открытую высокой прической. Тонкий темный пух сбегал по позвоночнику, и смотреть на его путь было приятно. Скоро он изучит ее во всех подробностях, и эта «девочка» будет покорнее младенца. Он ведь знает – ее уже пробовали дрессировать и, кажется, преуспели.

Еще всего лишь час с небольшим. Короткое ожидание, волнующее и вполне радостное. Ему никто уже не помешает, все сильные корабля – далеко.

Так Йонах попал в рубку, и теперь пальцами гладил и грел поверхность панели управления, неотрывно глядя на часы. Все указания старейшего надо исполнять точно, и желанное сбудется. Цифры лениво мигали ему, медленно сменяя друг друга, тая и выгибаясь в придуманном кем-то странном, нервно щелкающем ритме. Наконец четыре нуля уравновесили точку, делящую минуты и часы. Рука торопливо усилила нажим, оживляя экраны.

Грийен ждал и резко потребовал краткого отчета.

Йонах заспешил, сбиваясь и путаясь под тяжелым взглядом. Он сказал лишь то, что знал наверняка – ушли к куполу, интересуются центром контроля обручей. Их немного, волки, начальник экспедиции айри Эллар, человечка Ника и еще двое айри из старого экипажа.

– Ты повзрослел наконец-то, – одобрительно усмехнулся Грийен. – Нашел себе интерес в этом деле?

– Женщина. Желтоглазая, как драконья. Чужая, дикая и нетронутая.

– Простая цель, но ее называли мне многие. Что ж, заслужишь – бери и пользуйся, я лишь против слишком сильных привязанностей, ведущих к нелепым обязательствам. Но – потом. Вот чего хочу я, и немедленно. Свяжись с куполом, до вашего сегодняшнего времени помех всего пять минут. Скажи им, что на уровень контроля попытается попасть айри, он опаснее прочих. Его надо убить, и я хочу, чтобы это было больно, он давно заслужил. Скажи моэ Гринхо, которого видел за моим левым плечом, если сможешь застать: весьма мучительно и не сразу. И добавь: он крайне опасен как боец, им не по зубам, пожалуй. Лучше всего подойдет пиран в очень высокой дозе, его можно синтезировать прямо в зале контроля. Прочие без указаний айри не устоят, они лишь звери. Вот разве его бешеная девица, но она смерти своего женишка не выдержит, ей, снави, чужая боль хуже своей. Пусть генерируют пиран и на уровне энергоснабжения, там риск слишком велик, Юнтара я знаю, полезет в систему, он не глуп и еще крепок. Скажи далее, пусть вышлют группу к кораблю, для начала десяти бойцов хватит. Сам теперь же откроешь люки. Окончив передачу – можешь брать желтоглазую. Отбой. У тебя три минуты, пиши код моего личного канала для старших в куполе…

Он записал и передал, едва успев договорить важное.

Шипение помех угасило экран.

Обернулся на отзвук сознания и обнаружил Яли, стоящую в дверях рубки. Усмехнулся холодно, впервые понимая, как же здорово управлять. Растерянность и удивление, отчаяние позднего осознания. Это пока. Потом будет много другого. А в конце – покорность. Ей даже понравится, как нравится теперь Йонаху.

Пальцы прошлись по панели, отпирая люки. Чуть подумав, он заблокировал сектор, где сейчас отдыхали Сим и младшие волвеки, затем и грузовые палубы, склады.

– До оружия тебе теперь не добраться, а через пару часов тут будут Вечные. Иди и переоденься. За тобой приглядит слаг, до комнаты и обратно, – негромко приказал он. – Говорят, у тебя есть платье. Я хочу его увидеть. Ты все поняла, самка? Сперва увидеть, потом снять, и ты будешь хорошей девочкой, если не хочешь назад, в загоны.

– Да, хозяин. Яли не хочет в загоны, – ее глаза наполнились слезами.

– Твой номер, дура. Имя выбирать буду я, если пожелаю.

– «Йялли-2/7», хозяин.

– Иди, я жду.

Она слепо развернулась и пошла прочь на негнущихся ногах, отслеживая пальцами стену. Сервисный слаг двинулся следом, его задача – проконтролировать маршрут. Как все оказалось просто! Грийен прав, не стоило сомневаться. Одни приказывают, другие сидят у их ног. Когда она высохнет и сморщится, он, возможно, найдет другую, не будет ни обязательств, ни привязанности.

Женщина вернулась быстро, восхитительная до онемения в своем серебряном платье. С волосами, по-прежнему поднятыми высоко на затылке, открывающими длинную шею с узкой полоской темного пуха по позвоночнику. Разрез открывал ногу снизу почти до талии, ограничивая вверху расхождение ткани цепочками у бедра и продолжаясь выше шнуром из золотых янтарей.

Подошла, замерла, склонив голову.

– Повернись.

Он приблизился со спины и огладил бедра по-хозяйски, уверенно – и приласкал, и обыскал. Яли задрожала, но смолчала. Опустил руки ниже, рванул разрез. Ткань не поддалась. Может, когтем?

– Самка все сделает сама, добрый господин, – почти беззвучно выдохнула она, сжимаясь и обхватывая руками плечи. – Только не бейте.

– Там посмотрим, – усмехнулся он, втягивая длинные острые когти медленно, напоказ.

До чего же хороша! Чуть толкнул ее, отстраняясь. И замечательно послушна. Она повернулась лицом, влажные дорожки сбегали от глаз к шее, а на изгибе длинных, часто смаргивающих ресниц дрожали новые слезинки. Расстегнула нижние цепочки, шире развела разрез, распустила янтарный шнур, с легким звоном застежек освобождая охотно ползущую назад ткань, глянула с отчаянием и, подчиняясь кивку, уронила платье к ногам. Айри довольно вздохнул, прослеживая пальцами рельеф от подбородка до живота, и плотнее привлек теплое послушное тело. Бронзовое, упругое, без единого изъяна. Та, которую ему давал старейший, и женщиной не имела права называться. Эта ниже айри на полголовы и слаба, как младенец. А боится не меньше, чем он в первую встречу с Грийеном, такая же жалкая, голая и беззащитная. Когти лениво прорезали кожу на спине: пусть знает, насколько он силен и полновластен. Охнула, прильнула и принялась торопливо гладить плечи. Шею, волосы, виски… Всхлипывает, дрожит, но ведь так старается! Скользнула за спину, обняла, торопливо расстегивая срывающимися непослушными пальцами комбинезон у шеи.

Глупый Хиннр! Сильным бескрылого делает не преодоление страха, а подчинение ему. Йонах подчинился до конца – и теперь силен и владеет наградой. Он прикрыл глаза от удовольствия.

Навсегда.

Ночь с 26 на 27 марта, Хьёртт

Яли

Яли перерезала горло одним движением, очень уверенно и резко, точно как советовала Рила. Старшая ей всегда твердила: если хочешь убить хозяина, не рассчитывай на свою силу, он сильнее, и на реакцию не надейся, он тоже быстр. На ум не полагайся слишком, он хитер. Будь покорной и сломленной, раз ты нравишься, обязательно поверит и отвлечется. Будь слабой, и делай это искренне. Плачь, тебе есть о чем.

И, когда выберешь момент, действуй только наверняка, второй попытки никогда не дадут.

Яли вытерла тонкий нож о комбинезон лежащего, убрала в замысловатую прическу, одну из многих, описанных замечательной Лиммой, и подошла к панели контроля. Первым делом надо закрыть люки, восстановить доступность складов и разблокировать комнату учителя.

Слезы не желали высыхать, мешая работать. В Гнездо ушли все, кто ей дорог, и она их предала, наивно и бездумно уступив место в рубке хозяину, обманом пробравшемуся в новый дом волвеков. Шорох помех не даст ничего изменить, сообщить о беде. Они уже возле купола, уже спешат к ангару, где тропу разметил брат. Спускаются вниз, в ловушку: брат, вожак, Рила, Ника, Эл… и Дед. Рубка перед глазами снова стала нерезкой от слез.

Она сердито прикусила ладонь. Не время плакать. Задумчиво глянула на скребущего когтями пол, все еще не затихшего, айри. Снова достала нож, перерезала вены на руках Йонаха и всадила клинок в грудь, помогая всем весом. Чутье отпрянуло, пугливо отмечая смерть.

Бегом добралась до своей комнаты, торопливо бросила платье и натянула комбинезон. Заспешила к учителю, застегиваясь на ходу. Все дети отдыхают, их работа должна начаться чуть позже, когда доберется первый транспорт с волвеками из купола: новых соплеменников надо расселять, одевать, объяснять устройство незнакомой жизни.

Только транспорт, похоже, не придет.

Сим открыл не сразу, он тоже долго сидел над данными и заснул. Глянул коротко, отметил кровь на руке, нахмурился.

– Йонах?

– Он передал в купол все, что знал. Я виновата, уступила место в рубке. Сюда идут Вечные, им нужен корабль.

– Девочка, ну ты-то в чем виновата? Его смена следующая за твоей, кто мог представить, что так обернется. Хорошо, что жива осталась, – вздохнул Сим. – Уж скорее я, ведь знал, что за тварь этот бесхребетный, сам Хиннру твердил: змею тащишь на борт, и вот, поверил в его безобидность. Сделанного не изменишь… Точнее говори, что слышала, кто идет к кораблю? Сядь, успокойся и рассказывай с начала.

– Я вдруг вскочила, будто толкнули в спину, и побежала к рубке.

– Это дар, ты почуяла беду. Дальше.

– Стала слушать чутко, еще от лифтов: он говорил с куполом. Сказал, надо убить Деда и Эла, чтобы было очень больно, – она снова задрожала, сердито смахнула слезы. – Сказал, с ними сбежавшие из купола волки, немного. И что какой-то Грийен велел десятерым на транспорте следовать к кораблю. Потом его начали спрашивать про число волвеков, но помехи уже погасили сигнал. Он увидел меня и повел себя, как Вечный. Я его убила.

– Мы живучи.

– Тело в рубке. Я проверила.

– Буди всех, веди туда. Сколько уже прошло времени? Минут десять с начала второлуния, не меньше. Итак, я сразу к катеру. Надо усадить его на место, в центр тора, они никак не доберутся туда. Повторно блокируй люки внешнего периметра после моего выхода, я вернусь со стороны ложа катера, там есть запасной шлюз. Тело этого гада временно убрать в холодильник.

– Второлуние сегодня короткое…

– Ни слова в эфир, поможешь хозяевам. Свои уже внутри и нас не слышат. Сначала обезопасить катер, потом – остальное. Они возьмут быстроходный транспорт и будут скоро. Десять… впрочем, не вижу проблемы, если ты сумела обмануть одного.

Сим едва успел закончить перевод катера, отнявший почти сорок минут, когда вдали, на одном из недавно оживших экранов обзора, удалось рассмотреть транспорт. Совершенно непривычный – низкий, маленький и очень быстрый, оставляющий высокое пылевое облако за кормой. Периодически транспорт буквально взлетал над пустыней и тяжело рушился вниз, но хода не сбрасывал.

– Слушай меня, Яли, – планетолог говорил мягко, явно страясь поддержать уверенность в успехе: и свою, и детей. – Они запросят рубку. Ты ответишь. Сильно плакать не стоит, просто веди себя, как послушная…

– … самка, – усмехнулась она. – Что сказать?

– Что твой… ну кто он там, не знаю, вышел встречать подкрепление к шлюзу. Велел тебе нажать кнопку и открыть грузовой люк по требованию, чтобы сразу запустить транспорт. Поняла?

– Поняла, сделаю, и они поверят, но тогда Вечные попадут в ангар!

– Нет, малыш, только в шлюз. И я надеюсь, у них хватит наглости влезть туда всем скопом.

Пыльный вихрь лизнул борт «Тор-а-мира» пятью минутами позже, быстро и мягко ссыпался вниз. Из транспорта неспешно вылез один хозяин, подошел к стене металла, стукнул ногтем в поле вызова внутренней связи.

– Йонах, готовь спину под мой ботинок, – лениво посоветовал уверенный голос. – Если, конечно, заставишь ждать.

– Владелец «йялли-2/7» приказал глупой самке передать, что встречает вас у ворот, добрый господин, – дрожащим голоском пролепетала Яли. – Владелец показал глупой самке, где надо нажать, чтобы открыть достойному вход, добрый господин. Еще он приказал самке развести других в комнаты для хозяев. Они наказаны и понимают свою безмерную вину. Они хотят жить.

– «Йялли-2/7», я тебя запомнил и лично придушу за болтовню! Фройинн, давай к шлюзу, все нормально. Открывай, дура!

– Да, добрый господин, – совсем тихо выдохнула Яли, сорванным от ужаса голосом, деловито оборачиваясь к учителю.

Люк мягко скользнул вбок, и отлично видимый на мониторах внешнего наблюдения транспорт вполз, пеший айри догнал его уже в шлюзе. Сим довольно кивнул, возвращая люк в исходное положение и отключая связь.

– У тебя редкий талант к притворству, – признал он. – Шлюз может быть заполнен воздухом, и тогда они попадут в корабль. Но есть и другие возможности, не все знают. Они – пассажиры, вот и думают, тут как в Гнезде, простенькие воротца.

– Ну! – она сердито тряхнула головой, вспоминая недавно приобретенную привычку.

– Можно откачать – и они лопнут, как пузыри. Можно наоборот, нагнетать…

– Я сидела в такой камере на пятом ярусе, это в программе стандартных тестов Вечных, – довольная пониманием, кивнула Яли. – Откачивать, так наверняка. Хозяин Рилы говорил: закипание крови для всех смертельно. И это будет быстро. Чуять гибель очень тяжело, пусть они и Вечные, но все равно – живые.

– Откачивать, – согласился Сим, подтверждая слова движением пальцев. – Рив, останешься за капитана, один на корабле, тебя Лайл хвалил за самостоятельность. Открывать шлюз ты умеешь.

– Да, старший.

– Никакой дальней связи! Никаких переговоров в эфире! Впускать в шлюз только после опознания. Если в поле зрения у транспорта нет меня, Яли или других учеников, требовать хотя бы пятерых волвеков в зоне видимости. Убедись, что они с оружием и отвечают на твои мысли. Если что-то не так, ты не открываешь люк, что бы ни происходило внизу, даже если там будут убивать Лайла. Ты отвечаешь за шлюз до самого утра, когда я вернусь и подыщу тебе смену. Проверять каждый транспорт! И даже мой катер. Понял?

– Да, старший.

– Яли, ты сможешь разобраться с их транспортом? Там сейчас жуткое месиво…

– Да, думаю, справлюсь, Дед и Ника меня научили, – кивнула Яли. – Я запомнила.

– Бери ребят, трупы Вечных надо выбросить в пустыне. Полным ходом – к куполу, ждать меня за его пределами. Пока я выведу катер, пока то да се, – будем почти одновременно. Катер способен отслеживать работу систем. Мы поймем, есть ли наблюдение и тогда начнем что-то делать.

– Да, старший.

– Иди, с тобой все мальчики. Я заберу кое-что из оружия, и – следом. Мара, ты летишь со мной, пять минут даю на сбор препаратов первой помощи. Там наверняка есть раненые.

Более часа занял путь до купола. Транспорт подпрыгивал, тяжелый и жесткий, прикладывая пассажиров об углы до кровяных ссадин, будто мстя за гибель прежних своих владельцев. Они разминулись почти у цели пути со знакомым большим транспортом корабля, идущим к «Тор-а-миру». Яли коротко, сквозь зубы, рыкнула – свои, чую.

Сим не ждал их. Только хмурая, осунувшаяся Мара. Сказала, прибыли довольно давно, убедились, что системы наблюдения купола не действуют. Потом переместили все большие транспорты, стоящие вне черты обзора, к ангарам, вплотную под ворота. Она лечила, помогала Риле. Первый транспорт уже ушел, там много раненых. Во второй потрепанные волвеки из группы Лэла сейчас торопливо грузят детей, прямо без масок, которых не нашлось для маленьких – о них хозяева не задумывались, а созданные в расчете на взрослых малышам не подошли. Просто требуют вдохнуть, зажимают им рты и носы, буквально одним прыжком вбрасывая из ворот в люк. Пятеро разом проходят внутрь, обратно – снова и снова.

Яли с отчаянием огляделась. Катера поблизости уже не было, учитель только что повел его обратно. «Забрал незнакомого врача, опекавшего нескольких едва живых», – вздохнула Мара, и от этих слов Яли почему-то стало очень холодно.

Ненадолго. С очередной группой ее и Мару запустили в Гнездо и поставили в цепочку вывода детей. Для этого использовали один из тесных сервисных лифтов, и он поднимал их с третьего, а затем и с четвертого ярусов, группу за группой, растерянных, тихих и совсем маленьких. Детей собирали возле шлюза, успокаивали и грузили.

Транспорт ушел через несколько минут. Пока перегоняли следующий ко входу, чутье отчаянно искало брата. Нашло – жив, внизу, запредельно далеко и занят. Нику – нет, не откликается. Лайла – внизу и тоже очень занят. Деда – нет, как и Эла. Пустота рвала душу, но она обещала, что отложит свои проблемы на потом. Старшие мальчики из Гнезда – видно по грязным стандартным рубахам вещей Вечных – молча подошли, встали в цепочку. Малый транспорт, позаимствованный у хозяев, подполз из глубины ангаров, в него грузить оказалось удобнее, все делалось прямо в помещении. Теперь передавали самых младших.

Невесть откуда вынырнул сердитый Ринк, с перевязанной рукой, сильно хромой, обожженный и вполне живой, в сопровождении неразлучного Эйма-Хо и незнакомого, грязного и худого айри. Ругаясь как минимум на трех языках и хором подрыкивая, они втроем на удивление ловко наладили рукав-переходник для больших транспортов и сгинули, спустившись вниз с одним из лифтов. Погрузка пошла намного быстрее.

Потом настала очередь девочек, они содержались глубже, оттуда вел иной лифт, и к нему выстроили дополнительную цепочку, ярусом глубже, ведь та шахта выше не поднималась. Детей приходилось пересаживать из этого лифта в уже знакомый, идущий к ангару.

Яли потеряла представление о времени, принимая и накапливая у дверей группы по четыре-пять волвеков, осматривая, перевязывая, успокаивая, передавая провожатым. Один раз лифт открыл двери и выпустил… слага, явно чужого и агрессивного, девушка сама удивилась тому, откуда в ее руке взялся хлыст хозяев. Но – вовремя. Дед говорил, при грамотном ударе в верхнюю часть корпуса разряд «временно гасит системы управления». Видимо, получилось очень удачно, слаг затих, набежали старшие, прикончили его и принялись почему-то укладывать и осматривать Яли. Лишь пару минут спустя она согласилась поверить, что потеряла большую часть своих роскошных волос, сожженных прошедшим над головой ответным ударом неживого. С трудом убедив всех, что ей гораздо лучше, чем может показаться по виду, вернулась в цепочку и уже не убирала далеко удобный для ее руки бич. Боли она почти не ощущала, голова и так горела от тяжелого предчувствия беды. А дети все шли и шли, теперь вместе со старшими. Она и подумать не могла, что Гнездо так велико и содержит столько соплеменников! Где пришедшие с корабля? Что внизу?

Йялл вынырнул с очередным лифтом, неожиданно оказался рядом, обнял на миг, радуясь встрече, обдал жутковатой смесью запахов и ощущений – крови, смерти, горелой кожи, холодной расчетливой злости, пота и усталости, – сунул в руки двоих грудничков в пеленках и снова исчез. Она даже не видела толком его лица, лишь заляпанный кровью и грязью явно чужой комбинезон, вспоротое и небрежно зашитое плечо, которое уже почти не могла затянуть истрепанная «пиявка», принявшая слишком много ударов – не везет брату с правой рукой. Или наоборот, везет? Живой ведь!

С грудными детьми стало еще сложнее, но тут невесть откуда возник Сим и торопливо увел к шлюзу. Ника потребовала, чтобы она, Яли, немедленно вернулась на корабль. Катер был переполнен, и ее сунули под ноги стоящим плотной стеной детям.

Взлет, торопливый и короткий, сминающий ребра. Движение на пределе скорости. Рукав переходника, ангар, лифт, больничный отсек…

Раненых действительно оказалось много. Рила и Тимрэ торопливо осматривали прибывающих, Бит тоже была здесь, более похожая видом и состоянием на тяжелого пациента, но еще способная присматривать за другими. Трое незнакомых айри, явно болезненных и утомленных, работали вместе с остальными.

Нику удалось рассмотреть последней, обессиленную, с сине-черными тенями, жутковатыми вдвойне под светлым серебром глаз, зрачки которых сжались до размера неприметных точек. Слишком спокойную. Она быстро прошла через зал, взяла Яли за руку и повела через палаты дальше, куда ни разу еще не приходилось попадать. Шлюз, отдельная лаборатория. Несколько баков непонятного назначения, два задействованы, дышат теплом. Дар, едва просыпающийся у слишком юной для его использования Яли, утомленный бесконечной и беспросветной ночью, только теперь позволил ей осознать, что происходит, и Яли слепо споткнулась, но была сердито вздернута вверх, обретя стоячее положение.

Неизвестный хозяин Йонаха просил сделать как можно больнее двоим, и его просьбу исполнили до конца. Яли недавно умоляла мир сохранить жизнь Деду, но не такую…

Ника снова резко дернула ее, теперь вниз, сажая в кресло и требуя внимания.

– Слушай меня. Ты будешь сидеть тут и просить их обоих остаться, особенно Деда, он меня слабо воспринимает. Я приду потом, в больничном отсеке без меня умрут слишком многие. Сиди и проси за нас двоих.

– Они уже покинули нас, – прошептала Яли неслышно. – В таких телах нельзя жить.

– Будешь сидеть и просить, – тихо и зло, с нажимом, повторила Ника. – Не покинули, и я никого не отпущу, пока считаю, что есть хоть один шанс. Станешь обоих толком слушать – им покажется жить не так больно. Правда, тебе будет… паршиво.

От любимого словечка Деда на миг пришло облегчение. Она потянулась к почти угасшему сознанию двух айри, согнулась, охнув от боли, и почти сразу почувствовала, как им стало, и правда, чуть проще удерживаться на грани жизни. И что они оба там рядом, как умеют только айри и ее родичи, и втроем будет можно еще чуть-чуть побороться. Нет, вчетвером, поскольку Ника мыслями по-прежнему была рядом, хотя и ушла в общий зал. Даже не дала времени спросить, что это за неведомый шанс?

Они тоже хотели бы знать, и тоже не видели обратного пути. Яли села поудобнее, откинулась на спинку и прикрыла глаза. К боли хозяева ее, как и прочих, приучали долго и основательно, и если там терпеть приходилось для глупых и злых опытов, то неужели она не выдержит здесь, когда причина неизмеримо важнее? Один шанс из всех, какие только бывают.

Но пока он есть, и это замечательно.

Хьёртт, 27 марта, штурм купола

Йялл

Йялл нахмурился, понимая, что тон стоящего за прозрачной дверью в комнате контроля Эллара не обещает ничего хорошего. И что надо следовать полученному приказу. Айри старший и прав – работа только начинается. Что случилось? Чутье не замечает угрозы, а Тимрэ буквально не в себе.

– Эллар, ты с нами? – решился спросить он, уже подозревая ответ и не понимая его причин.

– Тут пиран, это прямо наше проклятие, не иначе, – невесело усмехнулся Эл. – Он в воздухе нестоек, минут через десять станет безопасно, и я разблокирую двери. Сумею сам, наверное, потом зачистить ярус. Иди, время дорого. Твоя группа уже приняла бой.

Последние слова он произнес более жестко и требовательно. Йялл нехотя развернулся и двинулся прочь, уводя за собой часто оборачивающегося Тимрэ, торопливо снявшего и оставившего на видном месте свой неизменный браслет с сывороткой. Врач дрожал и с трудом дышал, явно всхлипывая. Они несколько раз натыкались на слагов, но айри даже не замечал их, и Йяллу приходилось работать за двоих. Группа оказалась на прежнем месте, а Эл – как всегда прав.

В коридоре густо и вонюче дымил пластик. Слаги ползли целым отрядом из своих шахт и явно стремились к залу контроля, но айри предложил удачное место для засады. Ребята работали четко, не зря Дед потратил на их обучение долгие утомительные дни. С подходом Йялла, истратившего еще один парализующий слагов кругляш на подобравшееся сбоку подкрепление, стычка пошла на убыль. Через несколько минут в напряженной тишине все перебрались через завал из неживых, более не способных двигаться никогда, и заторопились к лифтам.

Третий велел группе найти Лайла и ждать там. Приотстал, дернул Тимрэ, разворачивая к себе лицом.

– Что происходит? Все живы, мы пока идем по плану, а ты ведешь себя…

– Не все, – устало покачал головой Тимрэ. – Эл…

– Что Эл?

– Он меня выбросил и блокировал дверь. Пиран для айри – смерть, Эл уже, в общем-то, обречен. Доза, по прикидкам, огромная, и моя сыворотка с браслета ничего ему не даст. Продлит жизнь на пару часов. Только кому нужна такая жизнь? – глаза Тимрэ стали совсем пустыми. – Ты же нас чувствуешь. Он пока «закрылся», но скоро блокировка перестанет действовать. Тогда поймешь. Это даже нельзя описать как боль, Йялл. Куда хуже.

– Ты врач!

– Если от тебя останется клок шерсти, что я смогу сделать? Вот мы имеем такой случай. Попробуй пробиться к сознанию Ринка, Деда надо бы предупредить, вдруг еще не поздно.

– Наверняка, уже поздно, и он все равно сделает то, что запланировал, его сменить некому, – устало покачал головой Йялл, слова айри не оставили и тени надежды, но Эл прав, время против них и надо идти. – Пошли, наше место на четвертом уровне. Там дети. Ты врач и ты должен работать.

Тимрэ кивнул. Вверх они добрались на одном из лифтов, блокированном группой Лайла, второй почти одновременно увез вожака вниз, его группе пора двигаться к шестому уровню. Два шага от дверей, сошедшихся за спиной, – надо дождаться еще пары своих, которые поднимутся тотчас. Три сходящиеся у холла коридора разом ожили.

Их ждали. Из-за каждого поворота показались морды тварей, которые никогда не станут волвеками. Рила о таких рассказывала, морщась от мучительного воспоминания о разбитых ребрах и смятых костях. Почти неразумные, чудовищно злобные, огромные и быстрые. На поводках, которые хозяева готовы отпустить в любое мгновение. Йялл огляделся – трое довольно усмехающихся хозяев и семь зверей, по паре в боковых коридорах и на одного больше в центральном.

– Думаю, это последнее, с чем я могу помочь, – голос Эла ничуть не изменился, он говорил уверенно и негромко, но блокировка и правда ослабела, Третий отчетливо ощущал его боль, ползущую из-под плотно закрытых ворот сознания. Говорил он на языке людей, незнакомом хозяевам. – Берите на себя тех, что слева, Насколько я понял, оттуда до детей добираться быстрее. Лифт не блокировать, я вернусь и застопорю его на пятом. Удачи.

Йялл кивнул, задвинул за спину охнувшего Тимрэ и повел плечами. Рядом встал Рой, пара волков в шкурах чуть растянулась в стороны. Три створки, удерживающие все семь ошейников нестабильных, щелкнули, спуская зверей. Те взвизгнули, разом прижимаясь к полу и делая первый шаг. Тотчас волки легко перемахнули боковую и центральную группы диких, в высоких прыжках когтями отметили их спины и вторым движением достали хозяев, никак не ожидавших подобного. Даже охнуть не успели, так и легли, обеспечив опору для нового прыжка, метнувшего крупные ладные тела дальше, за угол и к комнате контроля яруса. Так действовать велел Йялл, учуявший поодаль еще двух Вечных. Удобно: ему для приказа речь людей не нужна, а низкий рык кроме своих никто и не разобрал.

Второе движение диких, замешкавшихся от странности поведения врагов, совпало со слитным шагом Третьего и Роя, давших Тимрэ возможность пользоваться бичом и принявших на себя первый удар тяжелых лап. Эл не зря учил их менять направление прилагаемого усилия – обе твари, хоть и отметили рваными царапинами его руки, но тут же отправились навстречу стенам. Айри хлестнул крупного, у левой стены, и высоким голосом крикнул «гийях», известную Риле команду подчинения для этих отродий. Знакомые крик и боль обожгли и озадачили, давая еще одно мгновение, стоившее крайнему перерезанной шеи. Второго Йялл и Рой добили вместе, оборачиваясь вправо, помочь Элу.

Третий вздохнул и удивленно качнул головой: пять копошащихся гор плоти. Как надо двигаться, чтобы их так положить? И не только их: последний хозяин хрипел с мечом в груди. Айри, устало сутулясь, обернулся и побрел к лифту. Короткий бой сжег остаток сил и обострил болезнь: сдерживать боль ему становилось все труднее, лицо сильно осунулось и потемнело, руки приметно дрожали.

Теперь уже Тимрэ дернул волвеков, направляя в коридор: вдалеке послышался звук грызни, и их место, конечно, там.

Комнату контроля охраняли слаги, против которых волки не сильны. Их оказалось, по счастью, немного, и преимущественно сервисных, менее опасных, чем иные, предназначенные для охраны и помощи в опытах. Десятью минутами позже в Гнезде стало еще на двух Вечных меньше, а волки группы потеряли первого бойца и еще одного вынуждено оставили возле загонов детей, раненного и слабого, но годного для охраны младших.

Помещение со стариками обнаружилось неподалеку от загона молодых, их оказалось больше, чем на третьем ярусе. Шестеро вовсе седые и дряхлые, двое – еще вполне способные драться. Они примкнули к группе после торопливого разъяснения обращения с оружием хозяев. Им выдали короткие обжигающие палки-жезлы, ведь для использования настоящего хлыста и бича требуется навык, а оружие дальнего боя в группах не прижилось, его на корабле и в Гнезде слишком мало. Безошибочно целиться пока умеет лишь Тимрэ. К тому же Дед возражал – есть риск попасть в своих или повредить кабели и системы Гнезда. А ему виднее, в это свято верили все волвеки.

Первый час второлуния почти истек, когда группа подошла к холлу, куда сбегались три коридора, отсюда, согласно плану Гнезда, можно перейти на смежные ярусы по ремонтным лестницам, да и лифт недалеко. Разведчик-волк, едва шагнув в холл, вздыбил загривок и отпрыгнул назад. Двери двух загонов напротив щелкнули, сместились и исчезли в стенах, открывая проемы. Теперь Йялл смог хорошо рассмотреть диких, они неспешно выходили в холл, четыре взрослых зверя. Из коридоров снова донеслись тихие звуки отпираемых загонов, стало теснее. Восемь выродков.

Почти вдвое крупнее волвека в шкуре, с непомерно длинными когтями, уродующими при движении даже очень прочный пол, задние лапы кривы и коротковаты, передние же огромны.

Массивные челюсти чуть ли не в половину морды, вздыбленный тяжеленный загривок, взблескивающие злобой налитые кровью глаза…Чуть поодаль шевельнулся на ступеньках лестницы хозяин, тот самый, наверное, которого недосчитался Йялл на пятом уровне. Нестабильные внюхивались и рычали, тяжело перекатывая массивные мышечные узлы загривков и плеч.

У диких нет стаи и нет сознания – только жажда убивать и голод. Не будь тут группы волвеков, восемь уродцев начали бы разбираться друг с другом, не зря их всегда держали поодиночке или на бьющих болью поводках, так говорят отчеты Гнезда. Но расчет не подвел Вечного, и теперь он довольно усмехался, ожидая интересной забавы.

Йялл пригляделся и вчуялся: не из молодых и явно – весьма крупная фигура в Гнезде. Третий уже научился оценивать богатство одежды, холодное высокомерие мыслей и привычку брезгливо руководить низшими. У этого все перечисленное есть, да и не из наблюдателей он, запах и сознание незнакомые, как и внешность. Как неудачно…

Йялл приказал осторожно отступать и искать подходящее для боя место, поскольку позади Вечного, в коридоре, с легким шелестом начали оживать слаги, и, увы, не сервисные. Он навскидку насчитал десяток и всерьез обеспокоился за детей в соседнем секторе. А ведь где-то рядом еще и старые, которых забирали вниз и, как утверждает Тимрэ, еще не убили, они тоже попадут под удар. Плохо.

Но тут уже Вечный перестал улыбаться и жалко скривился, закрутил головой, явно пытаясь отыскать пути к отступлению: слагов мяли деловито и не считаясь с болью и потерями. Подошедших Третий знал: загоны наверху выпустили взрослых волвеков. А диких, с невозможной для живого существа легкостью и скоростью, убирала Ника, появившаяся, кажется, прямо из воздуха в центре их группы. Умение маскироваться она пыталась передать одаренным, но пока получалось так же криво, как со стиранием следов.

Йялл воспользовался паникой и насел на ближнего дикого, ощущая хлыст Тимрэ на шее второго, рванул горло, прыгнул, сгибая самого рослого и почти доставшего обладательницу меча. Ох, говорил ему старый Второй, береги девочку и айри… А он, похоже, слушал невнимательно! Но уж теперь постарается.

Дикий привычно выбрал более массивного бойца как самого опасного и развернулся, вспарывая когтями уже мертвой лапы плечо волвека. Светлоглазая, не задерживаясь, метнулась к хозяину, визгом отметившему свое расставание с правой рукой, попытавшейся включить некий прибор. Лезвие клинка хищно дрогнуло у шеи.

– Умрешь быстро и легко, если будешь отвечать, – тихо и внятно пообещала она. – Нет – отдам старшим волкам. Или… волчицам. Понял?

– Да, – кажется, последнее его особенно напугало.

– Травили пираном?

– Да. Пятый и седьмой уровни от поверхности, как велел Грийен. Доза…

– Знаю. Надо же, и здесь достал, подлец. Как отключить слагов?

– Ди-восьмой уровень. Точнее не знаю.

– Ясно, десятый в нашем счете… блокатор?

– Восьмой, лаборатории «Тигг». Мы можем договориться, я знаю немало ценного и полезного о куполе.

– Второй, я обещала, что он сдохнет быстро. Займешься?

Знакомый волвек, одно присутствие которого дарило уверенность, кивнул и вбросил хозяина в ближайший загон, вошел следом, прикрыв дверь. Учитель не хотел демонстративных смертей, даже теперь. Они не мстят, они спасают, а Вечные – не враги даже, просто дикие и бешеные твари, которых надо сделать безопасными. Визг оказался очень коротким. Ника отвернулась, безупречно спокойная и собранная. Йялл понял, что она уже вполне отчетливо читает боль мужа. Виновато вздохнул Тимрэ за спиной.

– Первый ярус чист, ангары, полагаю, тоже. Второй условно в порядке, слагов держит Лэл, но там трудно. Ближний лифт должен быть уже разблокирован, отправляйте детей, да и старшие на этом уровне есть, я чую. Они плохи, надо спешить, – приказала она коротко. – Йялл, проводи меня вниз. Группу есть кому отдать?

– Рою, Тимрэ.

– Хорошо. Нам, для начала, на восьмой.

– Да.

– Мои привычки помнишь?

– Слева сзади, если что – вниз и страховать. Бери правее, коридор выведет к нужным лифтам.

– Не оглядывайся на Второго, жива твоя красавица. Удар ножом, потеря крови приличная, но все будет хорошо, Рила свое дело знает. Если бы не Сидда, не жить бы вашему учителю. Хозяева решили его убрать, когда узнали, что мы тут, им Йонах сообщил, я уверена.

– Загрызу. Здесь левее и осторожно, шахта слагов.

– Далеко он, надейся на Сима и прочих в корабле.

– Тут вниз, мы не блокировали этот лифт. Он идет до седьмого.

– Поняла. Рила грузит раненых, транспорт уйдет через десять минут, даже если не получим знак с корабля. Будем верить в лучшее.

– Ринк на седьмом, чую его. Близ лифтов. У них бой.

– Засада, как на пятом, поставлена на айри, – поморщилась Ника. – Дед плох, насколько я понимаю. Выходим, пригнись. И не пытайся меня все время рассмотреть, затрудняешь маскировку!

Двери пошли в стороны.

Она метнулась, неощутимая и почти невесомая, лишь ветерок чуть тронул щеку. Миновала слагов, Йялл считал мгновения. Потом донесся короткий вопль отчаяния и растерянности, стремительно гасли жизни Вечных. Третий прыгнул, целя бичом в корпус ближнего слага, уклонился от второго и достал уцелевший заряд Деда, который надежно и мгновенно превратил схватку в тишину. Угасшие слаги рухнули вниз, образуя завал, неприятный, но вполне безопасный.

Стало слышно, как в боковой комнате зло ругался и лупил в дверь кулаками Эйм: его, похоже, отпустили из группы Лайла с подкреплением к любимому наставнику и с началом серьезного боя заперли, оберегая. За поворотом шипел и взвизгивал Ринк. До Четвертого уже добралась вездесущая Ника, а она сейчас не церемонится с лечением. Брат может и потерпеть, раз прочие терпят. Йялл проверил оба коридора и вернулся. Тихо, и похоже, так на всем ярусе. Выпустил Эйма и повел к Четвертому. Усмехнулся: щенок уже заготовил целый скандал и проглотил его, увидев состояние поврежденной ноги наставника. По мнению Йялла – обнадеживающее, кость уже зафиксирована, ткани более не кровоточат, «пиявка» заращивает зону поражения, оставляя на поверхности сукровицу и мелкое костное крошево. Эйм счел иначе и упал на колени, отстегивая аптечку, безошибочно нащупал обезболивающее и стимулятор. Глянул на Бит, спрашивая без слов – еще можно добавить или уже и так доза велика? Можно, и даже нужно – кивнула волчица. Ее запас лекарств иссяк давно.

Лицо Ники уже приобрело знакомый землистый тон, исцеление после боя – очень трудное дело, но перелом ноги Ринка надо убирать, она права. Четвертого явно достал слаг, кости у волвеков прочные, и так распахать ногу – от щиколотки до пояса – почти невозможно. Жив, спасибо «пиявке», реакции и теперь – Нике. Она уже встала, чуть покачиваясь, побрела к Деду. Йялл и сам ощутил его боль, льющуюся из-под опущенной двери отсека управления.

Присмотрелся, покачал головой. Вот, значит, чем они гер-ме-ти-зи-ру-ют отсеки. Омерзительно длинное слово и опасное: одолеть такую преграду волвекам не по силам. Разведчик группы, волк в шкуре, попробовал когтями металл, уважительно рыкнул: и малой царапины нет. Не заблокируй Дед такие двери, и конец их штурму настал бы еще до его начала…

– Открывай, все опасное в воздухе уже давно разложилось, упрямец! – устало потребовала Ника, почти повиснув на удобном завале из трех слагов. – И Вечные передохли.

– Точно? – голос хриплый, странно невнятный.

– Еще бы. Всю запасную сыворотку использовал с браслета?

– Да. Ник, свет внизу не удалось выключить, они, безграмотные дикари, запаяли систему контроля в изобт. Небрежно, под большим давлением. Что за команды ушли с сенсорных панелей ручной настройки, не могу установить. Что удалось, отменил. Но этого мало, панель – основной орган управления. И неразбериха команд убьет Гнездо в течение суток, по моим оценкам. Идиоты! Система идет в разнос.

Толстая плита шлюза отошла в сторону и слилась со стеной. Третий нервно передернул плечами: хороша дверь! Толщиной в локоть. Ее ничем не одолеть. «Ох и умница Юнтар!» – невольно подумалось. И построил это, и теперь обезвредил. Вон дверь по ходу движения смахнула с десяток слагов и сплющила, не приметив. Страшная сила. В другое время он бы во все глаза смотрел, а теперь отметил лишь мельком. Не до того… Вот сидит Дед, и страшно – это про него. Серый, очень старый, сгорбленный, с глубоко запавшими блеклыми глазами безнадежно, трудно умирающего, больного. Дышит прерывисто, воздуха ему отчаянно не хватает. Смотрит слепо, мимо лиц. Руки сильно попорчены: явно полез в открытую щель, где вьются кабели, и сжег пальцы, отключая то, что нужно. А теперь даже не может потерять сознание, не сообщив важное.

Третий скрипнул зубами. Лучше бы его, глупого волвека, каких тут сотни, убивали. Дед уже умирал однажды, и что – снова погружается в вязкую боль без надежды на исцеление? Несправедливо. Выть хочется, а лучше порвать хоть одного Вечного. Говорить Юнтару теперь – отдельная пытка. И ведь сам устроил себе пытку, внятно и подробно рассказывая важное. Они же дикие, без пояснения не разберутся. Даже в этом не облегчат его участь.

– Фильтрация отключается, группа за группой. Через три-четыре часа откажет отопление, большую отсрочку я создать не смог. Ник?

– Слышу.

– Зато связи уже нет, как и наблюдения. И шлюзы, позволяющие герметизировать отсеки и полностью разделять их, я поднял и заблокировал окончательно.

– Ты у нас гений, умеешь ломать, почти как Эйм, – очень мягко и ласково сказала она, склоняясь над старым айри. Подозвала Хо. – Малыш, посиди с ним, одному ему очень плохо. Я скоро. Дед, мы идем вниз, там есть блокатор. Жди.

– Чего? – усмехнулся тот, уже не в силах скрывать гримасу боли.

– Меня, понял? Я решаю, имеет ли право жаловаться Эл, а твои права будет рассматривать Яли. Заткнись и терпи, старый козел.

– Понял, – он так удивился ее злости, что даже заговорил чуть бодрее.

Мальчик устроился рядом с Юнтаром, взял его за руку. Йялл это уже не видел – чутье подсказало. Он спешил за Никой. Вниз, к лаборатории «Тигг», за единственным шансом облегчить боль айри – блокатором.

Йялл ожидал от восьмого уровня непроходимой мощи обороны и массового присутствия Вечных. И ошибся. Их встретили слабо и неорганизованно, с испуганным удивлением – как они могли добраться сюда, дикие глупые волки? Боевые слаги нелепо суетились в узком коридоре, не получив нормальных вводных, и легли все сразу, у Ринка уцелела одна из игрушек Деда. Она лежала в секции пояса, сорванного слагом, едва не лишившим Четвертого ноги. Пояс улетел к дальней стене и там валялся, недосягаемый во время боя. Как оказалось – очень кстати. Йялл нервно передернул плечами – шестнадцать боевых слагов! И всех Дед умудрился выключить одним шариком. Сам лежит полумертвый, а его оружие продолжает спасать волвекам жизни. Наверное, воздух тут был получше, чем в загонах наверху, отметил Йялл, принюхиваясь. Но теперь позади чадит пластик, а воздушные фильтры и правда более не действуют, да и циркуляция прекращается, дым уже поднялся до колен. Волки в шкурах стараются держать головы выше, им достается куда больше грязи. Чихают и скулят. Надо бы не задерживаться.

Лифты доставили еще с пяток вялых, неживых, их выжигали поштучно и аккуратно, пока вымотанная до неспособности нормально ходить, но по-прежнему очень собранная Ника, у которой маскировка выходила с каждым разом хуже и небрежнее, резала хозяев, морщась и все более бледнея, хотя вроде уже дальше некуда.

Йялл подумал, что ее пора выводить из Гнезда. Для одаренных лекарей бой мучителен, да и раненым она куда как нужнее: одна из лучших в выхаживании безнадежных. Теперь, когда враги почти иссякли, появилось время присматриваться к самому виду уровня и его оформлению. Коридоры восьмого яруса завораживали взгляд изысканной простотой оформления, высокими светлыми сводами, живой зеленью, журчанием воды. «Такая вода струйками называется фонтан,» – гордо шепнул знающий редкое слово Ринк. Дышалось здесь полегче, Ника плотно закрыла дверь переходника в жилой отсек, отдавая во власть дыма коридор к одному из лифтов. Мельком пояснила: там герметичная зона, она задраила шлюзы шахт слагов, доступ кислорода нулевой, горение должно прекратиться.

Уже не важно, назад они поднимутся вторым лифтом. А пока – мягкие ковры гасили звук шагов, картины на стенах притягивали взгляд, свет лился сверху незнакомый и удивительно приятный, золотисто-радостный, изменчивый. Иногда Йяллу хотелось поднять голову и убедиться, что там, вверху, точно не пробегает легкомысленное облачко, ничуть не похожее на клочья пыли редких, но злых бурь Хьёртта.

Ринк хромал рядом, иногда опираясь на плечо любимого «врага». У бедра бежали волки: пара чуть впереди, презрительно кривя губы на хозяйские загоны, третий сзади, возле ног шедших в человеческом облике замыкающих членов группы. Все комнаты приходилось отпирать и проверять. Вскрывала их Ника, одним универсальным движением своего невероятного клинка. Волки ныряли, следом шли двуногие. Хозяева жили неплохо, каюты корабля по имени «Тор-а-мир» устроены куда скромнее и компактнее. А здесь – просторно и светло, интерьеры – Йялл только теперь понял смысл слова – разнообразны и несут в себе настроение. Они наполнены красивыми вещами, явно созданными руками больших мастеров. Третий сердито морщился, понимая, как мало красота, наверняка, созданная усилиями Деда, нужна и понятна хозяевам. И как нерадостна для женщин, которые и сами тут на положении вещей, декоративных и легко заменяемых. В комнатах было удивительно пусто, хотя они миновали уже пять десятков дверей довольно сложной системы коридоров.

Стеклянная перегородка, шлюз – и еще более роскошные комнаты. В третьей по счету волки нашли женщину. Знакомая картина – стянули руки за спиной и оставили задыхаться в шипастом ошейнике, пристегнутом слишком высоко для ее маленького роста. Она оказалась, к счастью, еще живой. Спустя пару минут, стоивших Нике способности передвигаться своими ногами, она была почти здорова. Йялл поднял светлоглазую снавь на руки, неумело делясь силой.

Ринк бросил спасенной брюки и рубаху хозяина, уверенно опознав шкаф с одеждой. Та приняла, кивнула, не выказывая удивления. Оделась, деловито обшарила небольшой стеллаж, достала хлыст.

– Я подслушивала, когда хозяину сообщили о нападении на Гнездо, за что и наказана, – голос еще хрипел, но звучал уверенно. – Женщины на этом уровне живы, они в комнатах, я укажу где, хозяева все ушли. Что вы ищете? Я помогу, если знаю. Только, пожалуйста, выведите и тех, кто похож на Вечных, они не враги, они нас лечат. Это направо по коридору, в лабораториях, там всего три двери, не ошибетесь.

– Я за женщинами, – тихо сообщил Ринк. – С Йяллом пойдет Нимар.

Третий кивнул, одобряя выбор, и покинул комнату. Он бережно нес теперь и Нику, и ее странный клинок, удивленно отмечая, как неудобна в ладони рукоять. Впрочем, снавь предупреждала, что это оружие служит только тем, кому доверяет сполна, а он, увы, для меча чужак. Его законная владелица на руках сидела без возражений и благодарно впитывала силу, ей уже чуть полегчало. Нимар трусил впереди и справа, деловито внюхиваясь и всматриваясь. Когти он убрал и ступал беззвучно, легкий и поджарый, как все щенки. Способность к смене облика получают лишь взрослые, именно она позволила этому наглому щену отспорить свое право на участие в захвате Гнезда. Третий усмехнулся – взрослый, как же! Мех еще толком не пробился, лапы здоровенные, голова крупная, а сам тощ и костляв. Ни силы, ни выносливости в помине нет. Но опять выжил, как и на охоте, – довольно отметил Йялл. Один шрам на спине, мелочи.

Нимар негромко рыкнул – впереди айри. Может, хозяева, а может, те, другие, за кого просила волчица.

Ника соскользнула на пол, постояла неуверенно, кивнула. Подхватила из рук Йялла меч, вскрыла очередной замок. Все трое разом шагнули в проем – и остановились. На роскошном восьмом уровне эта комната казалась немыслимой: грязь, полумрак, душный запах немытых тел. И айри за перекрывающей всю ширину прохода решеткой. Бледные и тощие, в стандартных рубахах, выдаваемых «вещам» хозяевами. Йялл насчитал десяток пленников, все в ошейниках, на длинных поводках, ведущих к кольцам в стене. Судя по состоянию кожи, ошейники снимали редко. На вошедших айри смотрели сперва удивленно, потом – скорее, обреченно. Они не ждали от свободных волвеков помощи, прекрасно зная размер долга хозяев и свое неотличимое сходство с ними. Кто возьмется слушать и разбирать проблемы устройства жизни в обществе бескрылых драконов, стоя с оружием в двух шагах от явного и ненавистного врага? Пожалуй, только волвеки, особенно вожаки. Для Йялла нормальные айри и выродки-Вечные не схожи ничуть, ведь он воспринимает живых не только убогим зрением, но и сознанием, сердцем, чутьем.

Нимар тоже быстро определился и заулыбался, припадая на передние лапы и приветливо подрыкивая. Третий виновато пронаблюдал откровенную оторопь на лицах и еще раз огорченно подумал, как порой трудно добиться взаимопонимания. Волк ведь вежливо здоровается, а вовсе не угрожает.

– По-моему, у этих Вечных большие проблемы с головой, Ник, – задумчиво пробормотал он. – Родичей не жалеют!

– Очень большие, – кивнула Ника, двумя движениями вырубая «дверь» и укладывая прутья так, чтобы при падении они не тронули прикованных. – Нимар, прекрати скалиться, это со стороны мало похоже на вежливость.

– Может, и не похоже, зато я ни с чем не спутаю меч, который уже однажды видел! – удивленно отметил пожилой айри, кивая смутившемуся и присевшему волку. Обернулся к Нике. – И в прошлый раз он был в руках такого же светлоглазого арага, уж поверьте памяти старого Тиэрто. Разве случаются подобные совпадения? Или Вэрри нашел-таки свою жену, снова пришедшую в мир?

– Увы, нет. Зато тебя он искал и часто вспоминал, – негромко вздохнула Ника. – Но это – потом. Кроме тебя врачи есть?

– Четверо, – кивнул тот же айри, на вид почти ровесник Деда. Чуть запнулся, когда клинок, на миг коснувшись кожи, тронул охотно распавшийся ошейник, и продолжил: – Еще химик, пять инженеров и биолог, он же ботаник. Двое из нас сейчас на десятом, мы дежурим там, чтобы получать блокатор для больных.

– Где препарат?

– Соседняя дверь, это медицинская лаборатория.

– Мне нужен хороший врач и блокатор. У нас двое тяжело пострадавших, я провожу.

Йялл чуть присел от беззвучного крика нескольких сознаний, пришедшего сверху – во всю старались Рила и Сим, неумело помогала Мара. Ника улыбнулась, впервые с момента их встречи на четвертом уровне. Если планетолог здесь и так шумит, корабль в порядке. Одной бедой меньше, и огромной – ведь Гнездо скоро погибнет, Дед ошибиться не мог. Айри тоже расслышали и удивленно переглядывались: они не приняли сигнал во всей полноте, но родича опознали. Йялл приметил, как старый айри хмурится, вслушиваясь уже в сознание Ники и боль своих родичей. Наконец он виновато покачал головой.

– Мы едва ли сможем их вытащить. Доза, похоже, заведомо гибельная. Но сделаем посильное. Открой лабораторию, надо собрать необходимое.

– Не только для них. Бери блокатор, мы вдвоем вытаскиваем своих с седьмого и пятого ярусов, – подвела итог крика светлоглазая. – Прочие врачи сразу поднимаются наверх, уровень ноль, то есть пустыня. Там в ангарах грузят раненых. Берите все, что найдете из препаратов для обработки ран и реанимации, даю пять минут. Йялл, как наш Ринк?

– Все женщины с ним, будет тут скоро.

– Далее: надо отключить слагов. Кто проводит?

– Лит, – поднялся на затекшие ноги сидящий с краю, совсем мальчишка, и это имя почему-то больно ударило Нику, Третий был уверен. – На десятом сейчас пусто, и на девятом, похоже, почти также. Пара наших… родичей и три старых волвека, они за лесом присматривают. Сервисный лифт безопасен, если ехать сразу на десятый. Он ведет в комнату дежурных инженеров.

– Йялл! – она не стала продолжать, да и не было смысла.

Третий кивнул, подставил плечо под слабую руку своего нового провожатого, голодного малыша-айри, и рыкнул Нимару: следуй за мной. Вниз они добрались без приключений, если не считать очередного испуга пары инженеров при виде улыбчивого щенка весом в восемьдесят килограммов. Сервисные слаги стали безопасными уже через пару минут, но айри не рискнули гарантировать полноту контроля над боевыми. Любой хозяин мог приказать им напрямую. Йялл кивнул. Он видел своим сознанием, что дети уже движутся вверх, что уровни до шестого снизу фактически пусты. Сказал об этом айри, и вместе они решили подниматься и постепенно осматривать помещения и блокировать умершие отсеки Гнезда. Лестницу за лестницей, шахту за шахтой, лифт за лифтом. Дело длинное, но необходимое. В гибнущем куполе не должны остаться потерявшиеся волвеки или уцелевшие хозяева.

Йялл шел и думал о Сидде.

Дома он заготовил для жены несколько платьев, уговорив Нику их сделать по сохранившимся в памяти картинкам из первой жизни Сидды. Она часто думала про то, что была бы очень симпатичной в голубом с вышивкой. Такого у нее никогда не было, но перед мысленным взором оно часто мелькало, и Йялл подсмотрел. Теперь будет. И бусы. Замечательная женская глупость – стараться стать еще красивее для него. Скоро он вернется на корабль, разберется с неотложными делами, отыщет ее в больничном блоке и отнесет домой.

И сына найдет. У них все теперь будет замечательно.

Хьёртт, ночь с 26 на 27 марта, штурм купола

Ника

Будь трижды неладно чутье снави, когда оно вещает беду.

Вечером, перед штурмом купола, все предательски валилось из рук, Эл сочувственно посмеивался, утешал. Еще час – и мы двинемся в Гнездо. Ничего отменить невозможно, будь я хоть десять раз одаренная снавь второго посвящения и с самым мерзким, отчетливым и обоснованным предчувствием неминуемой беды. Оно жило во мне давно, пожалуй, со дня первого сеанса связи и построения плана штурма. А сегодня переросло в настойчивый марш ледяных игл по спине – то вверх, то вниз, без передышки и все острее.

Я попыталась осторожно выяснить настроение Лайла, чутью которого доверяла, как своему. Он уверен в успехе. Рила? То же самое, и вполне достоверно, я в таких вещах разбираюсь. Собственно, остаются два варианта, не исключающие друг друга – либо беда минует нас чудом, либо она адресована не всем, а только мне и тем, кто мне дорог. Уж лучше мне, но из-за себя я едва ли так стала бы убиваться.

Мы уже оделись, проверили оружие и сидели в одном из транспортов, в том, который предстоит вести Элу. Я глупо вцепилась в его руку и жалко, монотонно, без надежды на успех, просила остаться в корабле. Он сочувствовал, ругался, уговаривал прекратить истерику, обещал быть осторожным и даже самым пугливым-трусливым айри в куполе, клялся не отходить от Йялла, такого большого и сильного, что все враги от страха разбегутся сами. Эл был, как обычно, совершенно спокоен и собран. Вернется завтра домой – придушу его за это свойство айри! Путь только вернется.

Дед спустился и принялся проверять свой транспорт, от ворот ангара на него смотрела Яли, не решаясь подойти ближе, и в ее глазах я читала такой же отчаянный переполох, который донимал мои мысли. Интересно, у нее глупое детское неумение собраться побеждает здравый смысл – или она уже выросла настолько, что ощущает своим проснувшимся даром угрозу дорогому человеку? Не-человеку, какая разница! Если так, то беда выбирает из всего нашего отряда только айри. Это плохо. Я снова дернула Эла за плечо и потребовала быть бдительным, он безропотно кивнул в сотый, наверное, раз. Как-то уж слишком покладисто, если разобраться. Ну я ему устрою разборку, пусть только вернется!

Волвеки спустились в ангар и стали рассаживаться по местам, каждая группа отдельно, проверяя снаряжение и настраиваясь друг на друга. Они отменно работают, соединяя сознания и действуя как одно целое. Волками в группах идут лучшие по чутью и наиболее опытные в наблюдении, людьми – умеющие работать с оружием и освоившие приемы боя в более полной мере. Я виновато простилась с Элом и пошла на свое место водителя, то и дело требуя про себя: пусть вернется. Жуть поднималась от стоп и сгибала дрожащие колени. Вот отвернулась – и больше его не увижу. Никогда…

Десять минут до старта.

Лайл на всякий случай попрощался с Рилой, которая уже второй день как привыкла звать его «папа», уверенно зашагал к своим. А ведь за него и дочь, и Яли спокойны, царапнуло меня чутье. Совершенно! Впрочем, как и я, вожак будет жить.

И Ринк тоже уцелеет, это знаем и я, и Лайл, и Рила, шутливо оттрепавшая мужа за ухо и устроившаяся в соседнем с моим кресле. Она неплохо водит транспорт. Настолько, насколько это вообще возможно при обучении, ограниченном жалкой парой часов. Теперь будет всю дорогу сидеть и сосредоточенно следить за моими движениями и мыслями. Жадная она до информации и цепкая, даром что без когтей.

Дед сердито вынырнул из недр транспорта и торопливо удалился. Парой минут позже притащил за шиворот сонного Сима, который пытался увернуться от неизбежной торжественной церемонии. Открытия для нас, уходящих в пустыню, ворот. Это можно легко сделать и из рубки, а можно с наручного контрольного браслета любого водителя. Но следует, по мнению Юнтара, вести себя только так: открыть, постоять, провожая, пожелать удачи, махнуть рукой и непременно закрыть, лично проверяя запоры. Я усмехнулась. Дед – чудо среди айри, он не только слишком живой и эмоциональный, но и до смешного суеверный и приверженный традициям. Ритуал проводов изобрел еще Хиннр, и придерживаться уклада надо свято, раз так делал первый и лучший капитан «Тор-а-мира». Яли не выдержала и все же метнулась к транспорту, уткнулась в куртку Деда и принялась всхлипывать и уговаривать его быть осторожнее. Ее бережно отвел в сторону Сим. Наш старший упрям, он отказался от «пиявки» и стандартного комбинезона в пользу формы первого экипажа корабля. На мой взгляд – менее удобной, но Деда не переспорить.

Время.

Транспорты герметизированы, мы их еще раз проверили и вывели в шлюз по одному. Первый, конечно, Лайла, волвеки вчера хихикали – вожак должен пешим бежать впереди стаи, возглавляя боевой поход. Он величественно не слышал глупых щенов, но теперь сидит рядом с Элом и блаженствует – вот он, впереди, а как иначе? Это его община, и скоро она сильно вырастет. На Релате уже все согласовано, им выделили земли у Золотого моря, наши с Лиммой, и еще от щедрот прирезали здоровенный кусок Красной пустыни с востока, до самых отрогов гор, никому сейчас ненужной и сухой. Ялитэ обещал поторопить управителей со стройкой города.

Мой транспорт вне корабля встал в колонну вторым и пополз, набирая скорость, сердито кряхтя и встряхиваясь, – гонят его, пожилого и скрипучего, в ночь, невесть куда, да еще считай порожняком…

Вырос чуть в стороне тенью «Птенец», силуэт знакомый, но словно уже и забытый, за минувшие недели я привыкла считать настоящим кораблем «Тор-а-мир». А теперь глянула – и на душе потеплело. Ведь сели же мы, хотя просто обязаны были разбиться. Что мы вообще собирались тут делать, без мобилей, без толковой лаборатории, без связи, в тесных нежилых отсеках? Тимрэ добавил бы – обреченные на скорое вымирание. Он сделал всем троим прививки от местных бактерий и вирусов с учетом вида, человек или айри. И обещал обновлять их раз в три месяца, а как иначе? Мы тогда даже не задумывались. Глупо, наивно, безнадежно – и вот, живы. Риан прав, я везучая. А раз так, то и Элу должно повезти. Он вернется.

Взломанная посадкой полоса кончилась, мы выбрались на ровный, спеченный в древнюю дорогу, песок и прибавили до предела ход. Рила деловито пихнула в бок – подвинься, дай потренироваться. Пришлось уступить. Ее муж ростом куда выше меня, гора-горой, и то с рыжей не спорит. Хуже, он ей поклоняется. Самая красивая, самая умная, самая добрая… самая капризная, вздорная, хитрая, упрямая, несносная, непоседливая. И все перечисленное, с его точки зрения, – сплошные достоинства.

Даже когда эта мерзавка принялась считать мужу зубы.

Я фыркнула и сразу почувствовала себя лучше. Семейка Ринка любила устраивать подобные глупости, развлекая общину, и эта была из памятных. Началось все невинно – Тимрэ не смог ответить на очередной вопрос рыжей непоседы: сколько зубов у волвека в звериной шкуре. Он полагал, что тридцать два, но проверить? Да хоть сейчас, радостно заявила она. Дело было в столовой за ужином, и вполне сытый, то есть вдвойне безропотный, Ринк вздохнул, аккуратно сложил ненавистную салфеточку и вышел. Пару минут спустя волк вернулся, покорно позволил деятельной и безнаказанной Риле затащить себя за загривок на стол, разложить поудобнее.

Потом эта особа ловко вцепилась в волчий язык и принялась считать – громко и неспешно, все глубже запуская пальцы в пасть. Он терпел, давился и поскуливал, наглый молодняк советовал счесть повторно, вдруг да закралась ошибка? Рила кивнула и предложила для успешной проверки использовать Тимрэ, раз он такой малограмотный и толком ни в чем не уверен. Йялл включился, привел – уж точнее принес – несчастного айри и устроил его руку в пасти, само собой, мигом захлопнувшейся…

Наш наивный синеглазый врач и просил, и уговаривал, и даже на всякий случай извинялся. Без толку, капкан работал отменно, не портя руку и не выпуская ее на волю. Всем слишком нравилось происходящее, чтобы легко расстаться с развлечением. Даже Тимрэ – его не зря уже приняли в стаю, Лайл уже объявил.

Потом пришел припозднившийся на общий ужин Дед и тихо спросил, с трудом пряча улыбку, что делает грязное животное на столе для приема пищи?

«Грязное?» – ужаснулась Рила, торопливо раскрыла пасть благоверного и вытащила оттуда руку врача… Обернулась к Йяллу, требуя ее вымыть и срочно продезинфицировать, пока она будет разбираться с основной угрозой здоровью корабля. Вцепилась в многострадальный загривок и увела «угрозу», с которой, похоже, усердно боролась до самого утра, поскольку их больше никто в коридорах не видел, а малыш в очередной раз остался на попечении Эйма.

Кстати, Йялл полушутливо обещал младшему скоро предоставить право на отдельную комнату и сразу отдать на воспитание и своего кроху, как только вернет его и Сидду. Эйм обреченно кивал, спорить с волвеками он так и не научился. Со всеми своими странностями и диковатыми повадками они мальчику все равно слишком нравились. Даже совсем маленькие, как сын Рилы.

Я прикрыла глаза, расслабляясь и отыскивая в душе покой, необходимый в преддверии серьезного дела. Хватит уже нервничать, будет то, что будет. Я не имею права подводить Лайла, а уж тем более – Эла, все же он начальник экспедиции и для всех волвеков – самый старший. Они вообще уважают наших айри безмерно. И Йялл, я могу быть уверена, приглядит за Тимрэ.

А моего Эла тут и спасать-то не от кого. Я теперь это знаю. За десять лет общения на Релате мы ни разу не пробовали сил друг друга на мечах. Сперва я не знала его возможностей, как и он – моих. Потом мы дружно решили, что и не хотим знать. Я видела, как он вполне равноправно работал с Рианом, он видел, как отшельник гонял меня. Достаточно. Какой смысл пытаться драться с тем, кого осознаешь полностью, до едва зарождающегося намерения? И кто безнадежно поддается, не желая причинить даже случайную боль. К тому же для меня тренировка – всего лишь способ отработать реакцию, необходимую пилоту, а бой – неизбежность. Снави рождены лечить и помогать живым, а не отнимать дар богов.

Жнец лежал рядом, в старых истертых ножнах, и я погладила чуть теплую рукоять. Он знает, что впереди большая работа. И ждет ее совершено иначе, чем я. Для него бой – предназначение, короткие минуты подлинной жизни в серых буднях тренировок и еще более неприятном вековом сонном оцепенении ожидания мастера, достойного слияния с ним.

Сегодня как раз ночь клинка.

Купол показался вдали, вынуждая притормозить. До второлуния чуть менее десяти минут, мы в графике, можно двигаться, если Йялл заблокировал камеры обзора. Я коснулась сознания Лайла – он искал впереди своего Третьего. Нашел, уверенно кивнул Элу: можно.

Транспорты встали в лощинке, удобно притененной в это время и расположенной в стороне от нашего маршрута. Вообще-то это не лощина, а воронка. Почти четыре сотни лет назад капитан Хиннр уничтожил расположенные ниже ангар и склад, чьи ворота на поверхность были именно здесь. Грунт просел и создал удобное для нас место парковки.

Йялл вырос у ворот, спокойный, большой и надежный. У него все готово, мы во время. Спуск на первый уровень, короткий сеанс проецирования новых знаний разведчика о куполе тем, кто умеет их принять, то есть одаренным, айри и лидерам групп. Он двинулся к лифтам последним, загораживая всех прочих идущих вниз своей широкой и удивительно надежной спиной, в том числе Эла, которого я так и не рассмотрела в группе, хотя очень старалась, снова измученная беспокойством.

Лэл тихо рыкнул, выстраивая нас. Сам впереди, у левой ноги волк-разведчик, я чуть сзади, затем еще двое с оружием, потом Рила и два волка – замыкающие. Нам надо двигаться по следу Третьего на второй уровень и ждать минут десять вероятного отключения обручей. Второлуние гасит связь, но для команды на уничтожение стаи есть дублирующие ретрансляторы близ загонов, очень мощные. Дед так сказал.

Второлуние накрыло своим тревожным шумом уже в комнате отдыха, присмотренной для нас Йяллом в пустом секторе Гнезда. Я его не слышу, но воспринимаю чутьем через беспокойство волвеков. Пора?

Ой-ей! Рядом ожил и завибрировал лифт, наполняя меня тревогой, которую подтвердила кивком Рила. Плохо, значит, угроза для всех. Мы с ней плотнее придвинулись, касаясь ладоней друг друга и пользуясь общими возросшими возможностями: большая угроза. О нас знают, я кинула новость Элу, он меня слышит и без громкого крика, и воспринял сообщение на удивление легко, словно ждал подобного. Рила так же оповестила отца. Лэл кивнул, уловив опасность, и вскинул бровь: будем ли теперь ждать? Отследили движения Вечных поблизости: выходят из своего помещения, их пятеро, и идут к загону Второго. «Убивать» – тяжело шепнула Рила наше общее понимание. Значит, ждать больше нельзя. Меч с характерным хищным шелестом на грани слышимого вышел из ножен, укрепленных за спиной. Он готов. И мы двинулись к загону, где нас, наверняка, ждали. Они не могли видеть следов, но теперь это, увы, ничего не меняет.

Ждали.

Бичи обвивали шею Второго, о роли которого в стае они догадывались слишком хорошо, потому и вывели в холл при слиянии двух коридоров, устроили в середине своей группы, на коленях, под угрозой верной гибели. Рядом беззвучно корчилась Сидда, ее сбили на пол ударом ноги и добавили хлыстом, она, похоже, сама пошла за ним и показалась хозяевам лишней. А теперь и вполне безопасной – женщина едва дышала, удар тока рассчитан на сопротивляемость волка, а не человека.

Из-за поворота вышли в зону видимости врага лишь наши волки, вдруг они не ждут большего? Я задействовала маскировку «пиявки», добавила к ней невидимость дара, скользнула мимо разведчиков, вдоль стены, подбираясь к пятерым хозяевам. И, подойдя вплотную, сполна осознала, что не успею, потому что бичей даже не два, а три, закреплены они в натяг, и, по крайней мере, один обязательно задействуют, даже мертвой уже рукой. Держат плотно, стоят настороже. Правда, тут и впрямь ждали волков – засмеялись, вскрикнули коротко и высоко, привычно требуя от своих «вещей» привычного подчинения. Три волка послушно поползли к ногам, повизгивая и опуская морды. Они просили Второго не делать глупостей, а хозяев не спешить, но разве те знают язык стаи? Сидда чуть отдышалась, с трудом сдерживая дрожащие руки и сжимаясь в комок.

Я вспомнила, что женщина умеет слышать мужа, и попробовала попросить о помощи. Сейчас лишь она была в круге и могла хоть на миг отвлечь старшего, стоящего за плечам прочих, чей бич мне достать труднее всего. Это казалось подло – что может она, слабая, избитая, почти раздавленная болью и страхом? То, чему учил Йялл – извернуться, из последних сил резко вскидывая тело, и вцепиться в руку указанного Вечного. Он отпустил бич от неожиданности!

Кто у них в семье волк, если разобраться? Длинная мысль, ее хватило для смерти двух владельцев бичей и порванного горла их соседей, поскольку волки уже ни о чем не просили, подойдя на расстояние прыжка. Пятого и последнего, того самого старшего, добил Второй, ловко крутнувшись на коленях.

Следующим движением он обернулся к жене Йялла, бережно подхватывая тоненькое слабое тело у самого пола. Нож бросили из бокового коридора, и мы не успели ничего сделать, теперь туда метнулись волки, примечая след бежавшего и направляя меня. В ловушку, тут и думать не приходится. Одна беда: они волков ловили, а поймали невидимку с клинком. Жнец срезал три жизни и остался вполне доволен – эти не имели права избегать встречи с ним. Сильно меня перекроил Хьёртт. Движения стали более скупыми и точными, ни следа показного танца с клинком. Магистр был бы доволен.

Сил поддерживать невидимость не осталось, я покинула комнату контроля – понятно по обилию экранов – отчетливо опознаваемая для глаз и чутья. Йялл показывал нам десять хозяев на втором уровне. Получается, минус восемь? Что-то быстро. И два недостающие – вот они, глаза покрупнее плошек будут. Еще бы! Увидеть на необитаемом и негодном для дыхания Хьёртте, в Гнезде, невесть как далеко от долин Релата, дикую человечку с мечом – это не каждый осилит. Они даже глупо захихикали. Почему-то ни один айри не способен даже на миг представить, что я могу быть быстрее и опаснее, скажем, курицы. Другая бы обижалась, а я радуюсь: только курицу и можно подпустить безнаказанно на расстояние удара! А уж хихикать, имея за спиной пару волков, – это вовсе странно. Чего только не сделают с осторожными и безмерно берегущими свою жизнь хозяевами четыре сотни лет полной безнаказанности и абсолютной власти…

Предоставив дело клыкастым, я забросила меч за спину и заспешила к Сидде. Конечно, рыжая – лекарка прирожденная, но случай трудный, и вытащить в мир живых кусачую жену Йялла будет непросто. Я увидела ее сразу за поворотом. Совсем маленькую, без рубахи еще более тощую, чем казалось, с длинным метательным ножом под нижними ребрами. Рила ждала меня, сложив руки у раны, сдерживая боль и кровь. Второй виновато обнимал голову и гладил мягкие светлые волосы, уже не надеясь на лучшее.

Зря. Если кому и будет скоро паршиво, как любит говорить Дед, то только мне. Вздохнув, пришлось браться за неизбежное. С недавно убивавших снавей дар берет высокую плату за попытки исцеления. Когда края раны сошлись, я сидела, не видя ничего, кроме пелены серого тошнотного сумрака, и Второй теперь сочувственно придерживал мои охваченные ознобом плечи. Выбираться в жизнь из междумирья оказалось мучительно трудно. Но я почти справилась, когда осознала, что, в общем-то, и незачем. Точнее, не к кому, поскольку донимавшее с утра еще ожидание беды оборвалось болью, острой и безнадежной. У Эла – на пятом уровне и почти одновременно – ниже, у Деда.

Стало тихо и страшно, как никогда прежде.

Почему-то первой мыслью оказалось осознание того, что так давно твердил мне Риан – очень немногие айри решаются выбирать жен, поскольку их смерть непосильно трудно пережить. «Будто лучшую часть твоей души, самую теплую и радостную, отрезают по живому,» – говорил он. Оказывается, слишком спокойный и скупой на эмоции декан, который, кажется, и мир-то видел не больно подробно и серо, и есть лучшая и самая теплая часть моей души. Неужели нельзя было окончательно выяснить это для себя как-то менее болезненно и страшно?

Но мне никогда не приходило в голову, что я могу его пережить. У него еще тысяча лет впереди. Или полчаса? Я уверена – это пиран, мы лечили подобное, боль знакомо растет толчками, отвоевывая себе новые участки только что здорового тела. Судя по динамике, дело совсем плохо.

Рила склонилась, испуганно встряхивая меня, достала флягу, открыла и влила в горло пару глотков воды, заставляя кашлять и дышать.

– Что случилось? Я ничего опасного не чувствую! – виновато призналась она.

– Похоже, из наших айри теперь по-настоящему жив лишь Тимрэ, – тихо пояснила я, удивляясь спокойствию голоса. Хотя что плохое со мной теперь может случиться? – У остальных счет пошел на минуты. Если учесть сыворотку, то на часы. Лэл, вы тут управитесь дальше без меня?

– Да, – коротко кивнул он. – Ключи есть, нужные загоны мы знаем, все предупреждены Вторым еще вчера. Оружие Вечные хранят в своем помещении, там его достаточно. Комната контроля наша. Очистим первый ярус и ангары, выставим заслоны у лестниц и лифтов, заблокируем отмеченные Йяллом, потом пойдем ниже. Рила отберет группу для осмотра третьего уровня, Йялл сообщал, там старые, им надо помочь.

– Второго я у тебя заберу, – вздохнула я, тяжело поднимаясь и опираясь на стену. – И еще пару десятков здоровых бойцов. Когда я бываю возле смерти, вижу многое. Например, диких на четвертом ярусе, которые сомнут Йялла, если ему не помочь. Там основательная засада.

Волвеки умеют все делать быстро, общее сознание – способность интересная, нам с ней еще долго и подробно разбираться дома. «Айри обзавидуются», – отстраненно подумала я. Они, соединяя мысли, судят и давят, а эти умеют и вместе оставаться личностями, делать большие дела.

Ну, что я говорила: Второй чуть дрогнул бровью, и несколько здоровенных «младших» метнулись в комнату Вечных за оружием, пока прочие меняли облик или привыкали к «пиявкам», у нас с собой имелся небольшой запас. Какие-то три минуты, и он кивнул мне, давая знать: готовы. И уже усвоили порядок движения: лохматый разведчик с тонким чутьем зверя впереди, пара двуногих, еще волк, я и вожак, замыкающие, чуть отставая. Позади – вторая группа. Волвеки, шедшие в облике людей, на ходу осваивали незнакомое оружие. Мы спустились сервисным лифтом из числа коротких, предварительно «прочуяв» холл внизу, блокировали кабину и двинулись по пыльному коридору нежилого сектора. Прежде тут содержали нестабильных, но, как и говорил Тимрэ, их полезность для проекта иссякла, загоны постепенно опустели. Волки стремительно обследовали боковые коридоры и возвращались, Второй приказал им появляться в поле зрения своих напарников каждые две минуты. У этих куцехвостых еще и чувство времени развито безошибочно! Прямо вид без недостатков, только слишком малочисленный. А уж лучшие из них, вроде Йялла – вовсе безупречны.

Как же он не уберег?

Не виню и не упрекаю, просто очень больно. Знаю ведь, он старался, но что волвек знает о пиране? Ничего. Это была безотказная ловушка: выключать системы под силу только Элу и Деду, и они свою работы выполнили. Моя задача тоже ясна. Они живы, а пока это так, обязательно есть хоть один шанс. Надо его найти и не упустить. Еще работая с Ялитэ, я получила доступ ко всей базе сведений по отравлениям пираном. По сути, если и есть на Релате эксперт в указанном вопросе, то Лимма, а здесь – я, и с теми же знаниями.

Пиран – не яд, а средство, снимающее «замок» с генетической структуры организма. Идея исходно состояла в том, что его дозированное воздействие позволит получить в первом же поколении полное перерождение этого самого организма под иные параметры, известные заранее детально и неконфликтные для вида в целом. Собственно, этим и занимаются в Гнезде все четыре сотни лет: собирают параметры того супер-айри, который может быть получен в первом же поколении из любого Вечного.

Пиран они, наверняка, использовали в опытах, а не только при угрозе нашей атаки, потому и сумели так быстро его задействовать. Первые «прототипы» волвеков реагировали на это вещество, даже нынешние нестабильные поддаются его воздействию, как утверждает архив Гнезда. Десятилетиями хозяева собирали из обрезков генных цепей уродцев, начали еще на Релате. В Гнезде они занялись генами разумных, весьма неудачно, а потом – буквально в три поколения – что-то изменилось, и никто из затеявших эксперимент не смог понять и объяснить, как удалось получить стабильные линии – Эйм, Йялл, Сиэ, Ним и так далее. Они пробовали повторить «свой» успех – и ничего не получилось. Один из старейших, фактический основатель научной составляющей проекта, написал в отчете панические строки о спящих богах этого мертвого пустого мира, потревоженных незваными пришельцами и страшно гневающихся теперь. Написал, сопроводил детальным перечнем нетипичных опытов со стабильными линиями, предрек гибель каждому из пришедших на Хьёртт Вечных – и повесился. Небывалый для айри случай. Лишил себя жизни, которую они считают первейшей личной ценностью! Прочие старейшие, кажется, ужаснулись, отчет засекретили, смерть представили как несчастный случай, и новых опытов по доработке линий уже не проводили.

Разведчик, шедший впереди, резко остановился и чуть пригнул голову.

«За углом большая угроза», – сообщал он. Рыкнул, уточняя детали.

Я восстановила в памяти план Гнезда: там должен быть холл при слиянии коридоров. Второй достал хлыст и чуть притормозил своих, отсылая волвеков обойти соседним коридором и возвращая назад, за наши спины, волков. Тут слаги, они – противники для вооруженных.

Я задействовала маскировку «пиявки» и добавила что могла со стороны дара. Жидковато вышло, слаги насторожились и даже попытались отследить движение, разворачивая свои датчики. Молодцы, что тут скажешь! Подставились под удар бичей.

Дикие меня впечатлили! Махины в бронированной серой шкуре, тупые и могучие, наполненные чистой злостью без примеси иных, пусть даже животного уровня, инстинктов или зачатков рассудка. Даже голод пока дремлет – их недавно специально кормили. Реагировали они стремительно и активно, но все же опаздывали, спасибо Йяллу, который и быстр, и умен. Жнец жадно потянулся к горлу хозяина и тот сжался, на миг осознав природу клинка и ужаснувшись. Чтобы просто убить, мне придется бороться со своим собственным оружием: меч настроен резать неглубоко и болезненно, растягивая гибель. Вон руку снес точно по нерву. И не зря: этот Вечный хотел, дрянь такая, взорвать коридор…

Мельком глянула в холодные глаза: а ведь он из старейших! Все же я везучая – и про лаборатории знает, и про слагов, и говорит охотно. Неужели волчицы, которыми я его припугнула, страшнее Жнеца? Получается, именно так. А еще ублюдок надеется выторговать жизнь. Зря. Второй выполнил обещание и прикончил Вечного быстро.

Вернулся, кивнул мне. Он уже понял, что дальше мы идем разными путями. Ему надо вытаскивать детей, а мне – искать хоть крохи жизни для умирающих айри. Йялл пристроился слева сзади, прослушивая сознание и занимая самое удобное положение. С ним приятно работать в паре.

Мы добрались до лифта и заскользили вниз.

Я проглотила за прошлую неделю почти весь архив исследований Гнезда, каждую ночь засыпала под отчеты Вечных.

Волки – и едва ли их можно считать волками, название условное, – последняя из разработок второго облика. Начинали айри с птиц и мелких летающих ящеров, уцелевших на Релате с древнейших времен. Мечтали о крыльях, их можно понять. «Доноров» исследовали задолго до «Технобога» и признали негодными: иная костная структура, неподходящее соотношение размера и массы, малый объем мозга. Потом пробовали ряд видов, отбракованных по самым разным соображениям, вплоть до эстетических. Они думали и о водных обитателях – дельфинах, но отказались от идеи из-за удаленности от моря привычных айри гор Драконьего кряжа. Повезло плавающим. Хотя кожа волвеков специфична и, как мне думается, сделает их вполне «рыбами» в воде. А уж учитывая способность внутреннего, резервного, дыхания, так и дельфины обзавидуются…

Итак, не найдя готовый вариант, взялись его конструировать. Генетику решительно кроили из всего, что попадалось под руку и казалось перспективным. Когти должны убираться, как у айри, зубы обязаны быть острыми и крепкими, шкура – позволять переносить любую погоду, сердце – справляться с непосильными нагрузками, и так далее… Многие поколения жутковатых мутантов. Они назвали итог «волком». Твари первично походили на нестабильных, которые только что встретились нам: тупые, уродливые и почти нежизнеспособные во втором-третьем поколении. Что случилось, когда их слили со вторым обликом – на девять десятых генным двойником айри с примесью человека? И как их слили?

Неизвестно. Единственный, кто, возможно, знал ответ, молча полез в петлю, уничтожив важную часть архива. Трудно и страшно признавать себя далеко не высшим и, хуже того, истратившим всю безмерно долгую жизнь во зло. Подло и глупо казнить себя, отказав в помощи созданным тобою же разумным. Он ведь повесился на третий день после уничтожения Пятого, пытавшегося говорить с Вечными.

Часть утраченных документов удалось восстановить. Старейший Гринхо серьезно работал над идеей «второго рождения» – перехода взрослого айри в новое сверхсостояние. Он травил подопытных родичей, низведенных до положения рабов, сверхдозами пирана и пытался контролировать мутацию. Всегда безуспешно, и причиной он называл «барьер смерти», – неспособность организма выйти на очень высокий и стабильный энергетический уровень и перенести трансформацию. Хотя сам процесс начинался вполне успешно – он отследил перерождение «базовых» клеток. После этого все выходило из-под контроля.

Лифт затормозил, обрывая воспоминания.

На седьмом уровне шел бой, и дела Ринка выглядели далекими от успеха. Вечные окопались тут основательно и успели подготовить оборону, зная о нашем приходе. Вызванные ими слаги ползли отовсюду, Четвертый потерял пять волвеков группы и сам едва удерживался на пороге смерти. Часть женщин так и осталась заперта в загонах, другие помогали, неумело пользуясь хозяйскими хлыстами. Они, увы, гибли чаще других. Бит жива, это очень удачно, у нее аптечка и лекарский опыт, так что раненые под присмотром.

Маскироваться вышло уж вовсе паршиво, лучше дедова и не придумаешь слова для описания. Дар стонал от обилия смертей и крови, «пиявка» приняла уже несколько касательных ударов слагов и зарядов бичей, приметно истончилась и даже грела неохотно. Для еще одного хорошего удара ее хватит, а дальше – посмотрим.

Я прошла слагов и на миг замерла удивленно: как Ринк с Саем вообще держатся? Тут, похоже, все способные к бою хозяева с восьмого уровня! Половина пытается вскрыть двери, за которыми укрылся Дед. Сами его загнали туда, отравили, а теперь сидят, голубчики, без запасного выхода с уровня, в глухой блокаде, и гонят на волвеков своих слагов. Потому ребята еще и держатся. Наши Вечные слишком боятся за свои драгоценные жизни, чтобы драться, сидят себе тихо и дрожат за заслоном.

Досиделись, точнее. Я вполне согласна с мужем – пленные нам не нужны.

Первым делом мы со Жнецом отключили того, кто управлял слагами, а потом и прочих. Спасибо Йяллу, запасливый и расчетливый Третий использовал заготовленный Дедом накопитель энергии. Одна вспышка – и цепи контроля половины сектора в состоянии плавления. Он даже проследил безопасное расстояние от лифта, ну одно удовольствие воевать в паре с нашим разведчиком. Всегда точен и всегда прав.

Я рухнула на колени возле Ринка. Человек с такой раной уже давно бы изучал деяния прежней жизни на весах богов, а этот еще упорно скалится, цепляясь за краешек реальности. Вытащить его оказалось не проще, чем Сидду, и второе пребывание у кромки смерти дало мне понимание того, что оба айри уже вошли в критическую зону. Или они получат блокатор в ближайший час, или наш последний шанс погаснет.

Дед открыл ворота шлюза, лишь когда поверил, что так нахально ругаться на него могу только настоящая я. И даже обещал потерпеть еще немного, забавляясь из последних сил моей памятливостью – сам же назвался «старым козлом». Впрочем, мы знали, насколько все фальшиво – и просьба, и обещание. Какое там «немного»…

Обычно пираном травят в твердой фазе вещества.

Например, обеспечив краткий контакт с кожей или вводя его микродозы в пищу. Первый способ дает медленное развитие болезни с типичными поверхностными поражениями, такие я и обнаружила у экипажа «Тор-а-мира». Суставы, максимальная деформация на руках. Прием внутрь дает иную картину, вполне очевидную – первыми страдают система пищеварения, лимфа, кровь.

При вдыхании результат ужасен и слишком скор. К утру у обоих не будет легких. Я работала с одним из тяжело пострадавших на Релате. Младший, из самых упорных и одаренных студентов Лиммы. Ему теперь нет и шестидесяти, и даже после прошлого случая парень не научился ценить свою длинную жизнь, как подобает истинному айри. Последние два года он был лекарем нашей группы пилотов. А тогда – нас было пятеро, одаренных и вполне сильных, не вымотанных боем или усталостью. Доза ему досталась несравнимо ниже, но легкие мы восстанавливали трижды из состояния, несовместимого с жизнью. И каждый раз – полное переливание крови. Мы впятером провели безвылазно месяц в реанимации, превратившись фактически в полутрупы. Нас хотели подменить, но настроить новых на его состояние – долго, а угроза рецидива была непрерывной.

Правда, тогда не было итогов работы этого старейшего из числа Вечных, и не было волвеков. Не нашлись еще записи трудов друга Риана, получившего право на дополнительные слоги «Эр-то» в имени как раз за разработку уникальных целительских основ современной медицины айри. Зная все перечисленное, одаренные с тем случаем управились бы вдвоем и за пару недель, пожалуй.

Восьмой уровень с полумертвой волчицей привел меня в состояние, которое моя трижды-прабабка Ника описывала как тяжелое похмелье.

Кстати, спасибо ей, именно первая Ника серьезно занялась подготовкой нас, снавей. Она систематизировала знания о даре, практику его применения и способы восстановления сил. Риан, который знает о нас больше любого другого – он приглядывает за снавями уже лет пятьсот – вспоминает их общую работу со странной смесью ужаса и гордости. Ужаса – от объема и темпов работы. Гордости – потому что до сих пор ее никто не переделал, все вполне основательно и современно, без дикого шаманства или убогих знахарских домыслов.

Благодаря сделанному тогда, мы теперь можем расходовать силы гораздо экономнее, управлять даром сознательно и без угрозы для жизни окружающих принимать их помощь и поддержку. Прежде передача части дара могла убить дающего, это и загнало в междумирье Великого, неосмотрительно поделившегося не с тем, кто силу заслужил… И заплатившего страшно дорого.

Йялла, которому пришлось-таки меня нести и «кормить» своей здоровой энергетикой, такое расточительство могло бы в прежние времена убить. Но теперь – не прежние времена, и я внимательно контролировала поток. И уговаривала без слов свой меч, оказавшийся в руках волвека и возмущенный подобным самоуправством. Спасибо, что Жнец сразу понял: не по злому умыслу взят. Клинок капризен и чужих рук не любит.

Вот, к примеру: пять лет назад наши металлурги, экспериментаторы-недоучки, проникли в отсутствие Риана в его избушку, вскрыли сундук и выбрали из всего обилия накопленного там оружия Жнеца. Хотели изучить сплав – вдруг да утаивает что-то Риан. Чудес ведь не бывает, тем более в наш рациональный век. Новые датчики, совершенные приборы, прогрессивные технологии… «Вот сейчас спектральный анализ структуры металла сделаем, тестируем всесторонне, и узнаем, что в наших сплавах не так», – предвкушали они.

Я почуяла возмущение меча даже из корпуса лекарского Акада. Бросила дела и побежала на его голос, в котором все меньше оставалось снисходительности к дуракам и все больше проявлялось дикой ярости жестоко оскорбленного достоинства ветерана. Пока Жнец был не слишком сердит, он лишь увязал в полу, резал кабели при неловком движении и соскальзывал с совершенно ровного опытного стола. Потом стало хуже.

К моему появлению один из дурней кричал непрерывно, он получил ожог от совершенно холодного, если верить датчикам, лезвия. А двое лежали уже совсем тихо – без сознания. Первый, перехватывая клинок, вспорол себе руку до кости. Второй бросился ему помогать и непонятно как наткнулся на лезвие, разрезав начисто сухожилия и сосуды.

Я вбежала, ощущая чутьем яростный звон за гранью слышимости, и увидела клинок, нервно дрожащий на полу и нацеленный на ближайшего еще здорового похитителя. Последнего, не покинувшего лабораторию, кстати. Он боялся сойти с места и был, в общем-то, прав. Взяла ножны, села в обычную позу ученика, поклонилась Жнецу, извиняясь за глупых людей. Он затих и позволил обнять рукоять. Удобную. Прежде я считала, что он чуть тяжеловат для женской руки, но лишь до того дня. А с тех пор я знала, что мы не совсем чужие друг другу. Раненых лечили ученицы Лиммы, они возникли в дверях на пару минут позже меня. Дар – великая сила, я позвала – и они откликнулись.

А мы со Жнецом тотчас покинули ненавистную лабораторию и выбрались на солнечный двор. Как раз вовремя, чтобы встретить Ялитэ, бегущего навстречу. Бедный директор! Будто мало ему было секты Нирна Карнского, уже который год вечерами поющей хором гимны Великому в архиве.

Кающиеся металлурги переплюнули тихого библиотекаря, восхваляя Дракона на рассвете, куда более звучными молодыми глотками, в чудовищной стихотворной форме собственного сочинения. Директор плакал, ежедневно слушая их, потом сменил место жительства. Эл зверел не хуже Жнеца, ведь сила голосов никак не подкреплялась поэтическим дарованием и слухом. Правда, декан умел находить нестандартные решения и не делал ничего сгоряча. Он отказался наотрез выгонять ребят с курса и взамен пригласил хорошего учителя музыки, а еще устроил для усердных сектантов дополнительные занятия по стихосложению и истории искусств. Год технический Акад просыпался без будильников, вслушиваясь во все более приятные голоса и стихи, увы, по-прежнему очень громкие. А потом группу талантливых дипломированных инженеров отправили по первому запросу управителя дальних южных заводов по производству мобилей. Обычно требования с его стороны рассматривались неохотно, и только в последнюю очередь, но ради наших сектантов было сделано исключение. Думаю, Грийен оценил ежедневные концерты в честь не слишком любимого им Великого, и еще более омерзительное, с его точки зрения, преклонение ребят перед Рианом. И внес несколько новых пунктов в список долгов декана Эллара, которому именно металлурги сообщили о краже чертежей «Птенца» и поставках стали от Тимази…

Декана-то мне надо еще умудриться вытащить с того света. Без него мне это будет не серым казаться, а совершено черным. Уже кажется, ведь время утекает необратимо, а надежда не прибывает.

Я впервые заподозрила, что наш шанс действительно может существовать вопреки всему, когда увидела тощего старика-айри с ошейником раба Вечных. Друга Риана, розысками хотя бы следов жизни или гибели которого отшельник занимался до сих пор. Поверить было просто невозможно, но он сам назвал имя – Тиэрто. Создатель медицины айри, лично. Лимма на него только что не молится!

А затем, почти сразу, сверху пришел Крик Сима, и я позволила себе поверить в наше запоздалое везение. Корабль доступен! Там мы поместим обоих в капсулы выживания, созданные именно Тиэрто, способные поддерживать снабжение тканей кислородом без легких, дублирующие сердце, очищающие и меняющие кровь. Блокатор есть, катер рядом. Получается, мы их довезем. Все вместе это означает, что мы получим еще три дня на поумнение – только потом начнется распад нервной ткани, клеток мозга и процесс станет полностью необратимым.

Им будет очень плохо, но уж три дня можно потерпеть. Мы с Яли поможем.

Ринк ворвался в лабораторию парой минут позже. Оживленный, чуть встрепанный, почти не хромающий, с удачно затянувшейся раной, укрепленной стараниями «пиявки». Сопровождаемый соблазнительным гаремом из пяти очаровательных молоденьких девиц, поглядывающих на вожака с явно избыточным и опасно похожим на обожание интересом. Еще бы – спаситель, гигант, красавец, победитель Вечных и непререкаемый лидер. Их поведение приметно раздражало Четвертого своей назойливостью. Может, поэтому он и догадался занять руки женщин обширным набором одежды для пленных. Удивленным айри предложили все, что бывшие рабыни нашли интересным и практичным в гардеробе своих владельцев.

Пока врачи выбирали необходимые препараты и инструменты в соседней лаборатории, инженеры сильно преобразились. Так сильно, что Ринк нахмурился – их могут принять за врагов. Я отвлекла его от размышлений.

– Ринк, наверху грузят детей. Инженеры наверняка знают, как стыковать наши транспорты со шлюзом напрямую. Еще они знают, как блокировать сервисные туннели слагов.

– Понял, тройками будем работать, волк-волвек-айри, – кивнул он и не без ехидства добавил: – Сай рядом, он охотно отведет наверх женщин. Кто со шлюзом знаком?

– Стинт, – кивнул невысокий айри. – Идем, я готов.

Женщины завздыхали, демонстративно смахивая слезы, – они не желали терять такого замечательно надежного Ринка. Впрочем, в дверях уже стоял Сай, вполне внушительный и куда более внимательный к их красоте.

Тиэрто вынырнул из дальней двери с занятным старомодным чемоданчиком. Торопливо натянул брюки, передал мне в руки свою бесценную ношу и на ходу принялся надевать взятую из кучи наугад куртку. Ринк дернул засмотревшегося на «гарем» Эйма, чуть тронул плечо Стинта, и мы заспешили к лифтам. Уже по дороге я принялась торопливо и чуть нервно – сказывалась усталость – проецировать врачу знания архива Гнезда. Он морщился от избытка и поспешности информации, но принимал, не требуя передышек.

Эйм остался у лифта на седьмом, Ринк пошел с нами. Бережно и без видимого усилия поднял Деда, плавно понес в кабину. Уже на пути к Пятому ярусу Тиэрто взялся за дело, поэтому он не пошел искать Эла, предоставив нам и бег по коридорам, и пару суматошных стычек с полудохлыми слагами.

Я увидела его сразу и чуть не задохнулась от новой волны отчаяния.

Не думала, что Эл так страшно изменится за какой-то час. Он едва дышал и не сразу признал нас, лишь изредка выныривая из небытия. Ринк виновато вздохнул, поднимая легкое тело и ощущая, как этим причиняет дополнительное страдание. Я взяла непривычно вялую и очень холодную руку, чуть сжала в ладонях, согревая и принимая его муку. Веки дрогнули и позволили мне увидеть глаза, еще более темные, чем обычно. Ему не нравилось умирать так, причиняя своим видом и состоянием дополнительную боль мне. Еще он думал о том, что нелепо бросил меч на четвертом уровне. Ринк кивнул – найду и принесу в транспорт. Он тоже поймал тень огорчения и даже примерное место, где надо вести поиск.

Мы торопливо двигались к лифту, а я твердила ему: потерпи. Все будет хорошо, мы тебя вытащим. Он не верил, но покорно терпел, чтобы не расстраивать меня еще сильнее. Вроде уже некуда, но в его сознании я ясно разобрала очень старую уверенность в том, что с Хьёртта я вернусь одна. Он, кажется, думал так еще до старта! Вот вылечу и припомню нахалу очередную тайну от уже-жены. Он разобрал и эту мысль, чуть улыбнулся уголками губ моей уверенности в наличии таких далеких и соблазнительных перспектив скандала. Было бы здорово.

Сознание оба окончательно потеряли где-то между третьим и вторым уровнями. Я нашла уже близкую Рилу и попросила готовить катер. Она все знала, заранее отправила волвеков навстречу. Ринк довольно кивнул, увидев носилки и ребят из пополнения, только что выпущенных из загонов, ожидающих нас у лифта.

Это хорошо, кивнул он, переходник подождет. Четвертый решил сперва найти меч. И я была ему за это очень благодарна.

Второй лифт, ангары и разом потемневший от взгляда на лица умирающих Сим. Катер, стартовавший очень мягко и бережно. Нам даже не подгрузили иных больных, только тех четверых незнакомых волвеков при носилках.

Дорога до «Тор-а-мира» заняла минут десять, не больше. Впрочем, и этого хватило, чтобы Тиэрто привык к моему умению передавать образы, устроился в кресле пассажира и одним рывком подмял мой разум, въелся в сознание, как червяк в яблоко: глубоко, нахально и основательно, выбирая самое «вкусное» и не думая о чужом – то есть моем – комфорте. Он перебирал данные архива хозяев, рылся в сведениях, добытых на Релате совместно с Ялитэ, отсматривал истории болезней наших тамошних пациентов и способы обработки экипажа корабля, вглядывался в информацию об исследованиях Лиммы. Впервые я встретила айри, способного, кажется, читать мысли, а не образы и настроение. Это было больно, утомительно и противно до рвоты. Еще я знала наверняка, он и сам никогда не встречал полностью открытого читаемого сознания и рылся бесцеремонно, не осознавая моей боли.

Он понял ее, лишь когда сознание не выдержало.

Я очнулась в ангаре «Тор-а-мира», на руках у жилистого и страшно возмущенного Сима. Врач шел рядом и виновато рылся в аптечке, не глядя под ноги. Нащупал стимулятор, ввел двойную дозу. Сильно он меня выпотрошил, если уже освоил и это!

– Извини, я не встречал таких, как ты, – почти сердито буркнул он. – Вэрри твердил о вас, но я не верил ему. Хотя и он обещал меньше. Очень больно досталось?

– Нормально, – вздохнула я, не делая попыток покидать руки Сима. До чего удобное определение нашел однажды Йялл! – Хоть с пользой?

– Не так быстро, я должен все обдумать. Много нового и, пожалуй, противоречивого. Но в одном ты права: три дня у нас есть, если вы их своим даром на краю смерти удержите. Сим, вернешься в купол – найди вторую и тащи срочно сюда.

– Яли? – уточнил Сим.

– Да. – Я вспомнила, что старый айри не знает ее имени.

Зато он отменно знал другое – как работают капсулы выживания, где на корабле плазма крови и что надо делать срочно, в первую очередь. Я повторяла его движения, как марионетка, поскольку червяк снова сидел в мозгу. Сим увел новых волвеков, которые с ужасом смотрели на нашу работу через полупрозрачную дверь отсека. Они решили, кажется, вернуться в Гнездо и помогать там. Мы толком и не заметили, поскольку быстро и сосредоточенно подключали тела, уже несущие на себе отчетливые внешние признаки жутких перемен, к системам жизнеобеспечения. Катетеры, зажимы, датчики, мышечные стимуляторы, дублирующие органы…

Он управился чуть раньше и стремительно проверил мою работу. Довольно кивнул и собрался включить заполнение.

Я отрицательно покачала головой. Занятно – мы совершенно не разговариваем! Собрала остатки дара и вытянула из тел следы пирана – все, что еще посильно и возможно. Он отслеживал мою работу через сознание и остался очень доволен. Даже подкатил один из операционных столов и помог сесть, отчетливо понимая, что ноги меня уже не держат. И включил заполнение капсулы. Серое лицо Эла скрылось под слоем питательной жидкости, крышка встала на место. Если мы ничего не придумаем, живым я его видела сейчас в последний раз. Кажется, это должно было вызвать если не истерику, то хотя бы боль. Но во мне уже не осталось своих эмоций и даже своей боли. Дед и Эл висели грузом почти непосильным, но снять его было совершено невозможно. Врач ушел, деловито уточнив, где архив, вынутый из нижних ярусов Гнезда.

Первый транспорт подойдет через час, с ранеными на борту особо не разгонишься. Пока я могу хотя бы лечь и дать отдых мышцам. Руки, неловко путаясь, отцепили Жнеца и устроили его на соседнем столе. Полчаса я тупо смотрела на меч, мучительно ожидая хоть каких-то изменений в состоянии двух бесчувственных тел. Все же введенная еще в Гнезде доза блокатора огромна, в питательной жидкости сейчас – куда более совершенная сыворотка, зараженная кровь полностью меняется, да и снабжение кислородом идет полноценно.

Первым вернулся Эл. Не то чтобы пришел в сознание, но стал гораздо ближе к жизни, чем прежде. Мы даже почти могли общаться. Настолько, что он умудрялся сердиться за отнятую боль и считать, что его часть ноши куда легче. А еще я точно знала – они там вдвоем, Эл и Дед рядом, и так им проще.

Я вздохнула почти успокоено и взялась за Жнеца.

Плохо мне или хорошо, но это не повод заводить на его лезвии ржавчину. К тому же работа монотонная и привычная, она помогает отвлечься и отдохнуть. А потом больничный отсек стал угрожающе быстро заполняться. Их было куда больше, чем мне бы хотелось. Сперва Сим привез катером первых, самых тяжелых, в сопровождении Тимрэ и еще двух врачей-айри, пообещал вторым рейсом доставить Яли, ее уже ищут, стоит где-то в одной из цепочек сопровождения детей. Почти сразу подошел транспорт. Жнец сиял первозданным металлом и был мною вполне доволен. Его ночь на исходе, но она удалась.

Я виновато погладила крышки капсул и вышла из лаборатории. На корабле лишь одна ясная снавь, и мой дар нужен слишком многим. Бит, у которой разорваны мышцы спины, но она все равно пытается помогать другим, то и дело теряя сознание. Лэлу, умудрившемуся закрыть детей от слага и даже выжить после этого. Женщинам седьмого яруса, державшимся там вместе с Ринком и доставленным наверх при первой возможности. Старшим мальчикам, на которых вышел еще один отпущенный Вечными дикий. Одному из двух их учителей, чудом выжившему. Волвекам второго яруса, принявшим оружие без подготовки и вынужденным учиться на ходу, слишком высокой ценой. Кстати, именно они отбили детей. Второму, напоровшемуся на четвертом уровне близ загонов стариков на повторную засаду, и вообще непонятно почему еще живому при таких-то ожогах…

Очнулась я в лаборатории, обнаружив наконец за Тиэрто способность разговаривать. И даже ворчать – удивительно беззлобно и очень похоже на Риана. Стимуляторы на меня уже не действовали, но древний приятель отшельника умудрился найти в каюте капитана ставшие почти трухой за века травки и соорудить из них нечто, похожее на любимый целебный напиток снавей, мерзкий на вкус и очень полезный. Мне стало настолько лучше, что я сама с трудом в это верила!

Потом чутье заметило Яли. Ее обгоревшие до корней волосы на фоне ран прочих смотрелись вполне безобидно, а умение принимать боль дало мне наконец возможность действительно разогнуться и снова заняться больными. Лайл ругался и требовал беречь себя. Я терпеливо выждала, пока он замолк и ушел, вернулась к лечению. Хватило ненадолго, от повторного обморока меня спас уже Тимрэ, вытащивший к капсулам за шкирку. Он велел отдыхать и я честно последовала совету. Второй транспорт привез детей, раненых прибавилось совсем немного. Третий не пополнил наши палаты трудными пациентами. А прибытия четвертого и последующих, челноками двигающихся между кораблем и Гнездом, я толком не помню. Яли уже спала, придвинув операционный стол к капсулам. Я порой пыталась пристроиться и подремать рядом, но меня снова и снова будили, когда самым слабым становилось плохо.

Мне казалось, что этот день никогда не закончится. А потом пришли Йялл и Ринк. Они меня накачали снотворным и, не воспринимая сопротивление всерьез, уложили на одну из свободных кроватей в общем зале. Оказывается, день уже давно кончился, начался второй и подошел к середине. Я слушала возмущение волвеков сонно и мирно.

Хьёртт, 27 марта, штурм купола

Ринк

Для Ринка штурм Гнезда оказался тяжелым и непрерывным боем без надежды на выживание. Деда он не уберег, и это давило на сознание неснимаемой страшной виной. Юнтара он любил и ценил, его мучения угнетали и доводили до отчаяния своим скачкообразным ростом, силой и невозможностью хоть как-то помочь.

Их осадили в коридорах слаги. Сперва сервисные, а когда дедовы заряды иссякли, хозяева пустили в дело боевых. По счастью, удалось соорудить подобие заслонов. Помогли женщины, работавшие на седьмом – они рассказали и показали, куда можно отойти и организовать оборону, без лишних вопросов разобрали оружие. И встали рядом, хотя их терять было куда больнее, чем самим принимать удары.

Слагов оказалось много.

И некому было уже заклинить и заварить шахты, как планировал Дед, группа Сая еле удерживала коридор к шахте главного лифта. Ринк понимал, что без этого все кончится слишком быстро и страшно. Когда пришел и пробился к своим Эйм с парой волвеков группы Лайла, они вместе решили попробовать. И даже преуспели. Правда, это стоило Ринку ноги и, почти наверняка – жизни, поскольку помочь тут по-настоящему ему никто не мог. Зато Четвертый еще до ранения ловко упрятал малыша в безопасную комнату. Потерять еще одного члена экипажа «Птенца», прилетевшего невесть откуда спасать их, Ринк не мог, и так все ужасно.

Бой кончился неожиданно. Ринк не видел всего, что делала Ника, он к тому времени уже едва осознавал мир. Но она управилась быстро и напомнила о реальности, торопливо и почти грубо собирая обломки костей, ловко сращивая их и едва не падая от усталости. Над Никой, тоненькой и светловолосой, возвышался Йялл, хмурый и сосредоточенный. На миг он встретился с Ринком взглядом – Третий казнил себя не меньше, он не сумел сохранить жизнь их капитана. И теперь ходил за Никой, как тень, потому что ее Гнездо убить не должно. Он второй раз не оплошает. Женщина же спешила добраться к лекарству для айри – знала, что Эллар умирает. Как и Дед. Ринк не нашел в себе права и силы утешить. Она и не нуждалась в этом, она еще надеялась.

А потом Ринк собрал уцелевших, отослал наверх раненых, оставил Сая заклинивать немногие еще действующие шахты слагов и захромал следом за Йяллом на почти здоровой после лечения ноге, воспринимая боль с радостью – раз болит, значит, цела – и удивляясь возможностям дара светлоглазой и ее упорству. Он слушал не без удовольствия всхлипывающие претензии Эйма, живого и даже не раненного. Оказывается, можно быть недовольным и своей целой шкурой! Щенок… Теперь совсем родной, чего уж там.

После восьмого яруса боев почти не было, хозяева передохли в массе, а слагов удалось отключить. Он проводил Нику наверх, забрал клинок капитана. Это оказалось легко, меч лежал у самого лифта. И снова пошел вверх, налаживать переходник. Оказывается, при погрузке можно и не выходить через шлюзы, так долго и неудобно. Инженер-айри ему очень понравился: молодой, активный и не капризный, на приказы голоса не тратит, сам работает наравне с прочими. И не считает себя, как некоторые иные, избранным. Четвертый передал меч одному из старших детей, сопровождавших больных, и велел положить на корабле у двери его, Ринка, комнаты.

И снова устремился вниз. Еще в лифтах, которые пришлось менять трижды – из-за блокировки части отсеков и коридоров – Ринк обсудил положение дел с айри и Эймом. Бои фактически иссякли, но Гнездо умирает. Значит, надо делить свою поредевшую группу и остатки волвеков Сая, оказавшихся на восьмом уровне. Формировать новый порядок движения: впереди волк, следом – волвек, рядом с ним – грязный голодный айри. Молодцы, никто не пожаловался и не запросился наверх. Хоть волвеков и восприняли по– разному.

Группы двинулись, предельно внимательно вслушиваясь, всматриваясь, напрягая чутье. Захват Гнезда окончен, их группы-тройки закрывали ярусы. Комнату за комнатой, коридор за коридором, осматривая и отмечая полезное и пригодное для скорого демонтажа и вывоза, заклинивая либо запирая все прочие двери.

Даже странно представить такое. Четыре сотни лет тут были воздух, свет, жизнь, пусть и страшная. А теперь Вечные перехитрили себя и убили купол.

В корабль Ринк попал с одной из последних партий волвеков, покинувших «Тор-а-мир» вечером для штурма. Вел транспорт Эйм, его работа еще на много часов – рейсы туда и обратно. Сай остался в Гнезде и будет координировать вывоз ценного, а новенькие – таскать и грузить. Для них уже заготовлены теплые комбинезоны, Эйм увез целую гору одежды.

В ангарах «Тор-а-мира» Ринк обнаружил вывезенных ранними рейсами волвеков, сидящих плотными группами, тесно жмущихся друг к другу, как они жили в Гнезде. Чуть в стороне устроились немногочисленные женщины. Поодаль – дети. Все, кто должен заниматься стаей, или в Гнезде и вывозят имущество, или тут и лечат раненых: Лайл, уже почти бессознательный от выплеснутого без остатка дара, Рила, Яли и Йялл, Ника, врачи-айри из числа рабов Гнезда, Сим…

Он вздохнул тяжело. Нога мучительно и все более настойчиво требовала внимания.

Потерпит.

Ринк – хранитель закона, защитник Первого. Вот только теперь защищать надо иначе, полнее и активнее. Лайлу сегодня не хватит сил на новую, выросшую в численности, стаю. Право и место вожака должен объяснить и отстоять он, Четвертый. Еще он должен разместить всех прибывших, представить им корабль и изложить правила жизни, рассказать про стаю, Первого, айри…

Много дел.

Ринк рявкнул, подзывая вожаков второго уровня иерархии. Подошли, деловито кивнули, радуясь окончанию неразберихи. Некоторые все еще в рубахах, вонючие, грязные, избитые и израненные, голодные. Хмуро озираются, изучая новый, похожий на Гнездо, лабиринт коридоров. Для них это еще не свобода. И пока не дом. Ничего, скоро освоятся, дышится-то тут совсем иначе.

Ринк быстро отобрал пятерых наиболее здоровых и повел в жилой сектор. Показал комнаты, рассказал про их устройство и объяснил, где можно наскоро поесть и как размещать волвеков, грамотно заполняя ярус. Велел после получения комнат мыться, переодеваться и спать до побудки, отослав в ангары группу для встречи транспортов и еще одну – в больничный отсек, объяснил, как распределить смены дежурства протяженностью в два часа для остальных. Показал часы. Кивнули и занялись делом.

Он вернулся к женщинам. Их оказалось удручающе мало, не более трех с половиной десятков. Младшие его знали и улыбались, изо всех сил стараясь наспех привести в порядок волосы. Вздохнув, Ринк нашел взглядом пожилую пегую волчицу, которую Йялл ему показывал в сознании, как старшую. Кивнул ей, сел рядом и принялся говорить.

Про стаю и Первого. Про корабль и его погибшего капитана, про новый порядок жизни, айри, Релат, больничное крыло…

Женщины слушали молча и внимательно, ближе подошли дети.

Пегая уверенно со-чувствовала им и тепло принимала слова Ринка. Потом кивнула, признавая всех женщин частью стаи. И сноровисто взялась за работу: устраивать своих подопечных в комнаты, распределять детей, кормить, одевать, делить на здоровых, способных помогать в больничном отсеке, и раненых, кого надо принуждать к отдыху. Потому что все желали помогать.

Беззвучно возник рядом один из вожаков – стая размещена, запрошенные Ринком дежурные по ангарам здесь, будут ждать транспорты, встречать и разгружать их. Четвертый обернулся. Молодцы. Одеты, отмыты и сыты. Уже не сброд, а почти экипаж. И хмуриться перестали, им теперь очень интересно. Сверху по лестнице устало сполз Йялл, бледнее полотна и слабее щенка. Долечился Третий…

– Ты знаешь? – спросил он, мешком падая на пол.

– Про Деда и Эла? – тяжело уточнил очевидное Ринк. – Да. Уже?

– Нет, – усмехнулся Йялл. – В них Ника вцепилась так, что смотреть страшно. Я бы не решился умирать, когда так держат. Хотя им очень плохо. Рила твоя просила передать, с ней все в порядке, только устала. У нее новое увлечение назревает – деревья.

– Как твои?

– Яли плачет во сне. Сидда все еще без сознания, но выживет. Мой сын цел, я его нашел и отнес к маме, – расправил плечи Йялл. – Я к тебе по делу. Давай кашу сварим на вечер, как Дед учил. Ну что они жрут концентрат, словно подопытные в Гнезде… Ты же умеешь.

– Умею, – согласно кивнул Ринк. – Ты у нас очень умный, Третий. Я столько сил положил, чтобы всех устроить, а до самого простого и нужного дела не додумался. Конечно, их надо собрать на ужин, как нас собрали в свое время! Только слишком много волвеков теперь, не поместимся в столовой.

– Я Сима уже попросил, он с ребятами де-мон-ти-ру-ет переборки, – чуть насмешливо выговорил сложное слово Йялл. – Будет место.

– И каша будет.

Ринк тоже усмехнулся: веселая шутка Рилы, потребовавшей от мужа умения готовить, оказалась совсем не шуткой. Мог ли он тогда представить, что среди способных помочь и обустроить новую жизнь не будет Эллара, их нового капитана, признаваемого равным Первому, как бы айри ни морщился на попытки так называть его. Не станет Деда, без которого и корабль-то – не корабль. Не окажется рядом Ники, измотанной настолько, что чутье уже отказывается ее отслеживать. И даже самого Лайла, которого Тимрэ ловко накачал снотворным – без пары часов отдыха вожаку не выдержать этот день.

Он еще возился с котлами, а снизу уже поднялся нетвердо стоящий на ногах Эйм, его место в транспорте занял Рой. Малыш кивнул на просьбу привести в порядок столы, организовать расстановку посуды и объяснить всем, как едят кашу не-дикие. Женщины обещали тоже помогать.

Йялл ушел с кухни: дети плохи, беспокойно сообщила пегая. Они плачут и отказываются выходить из комнат. На глазах у мальчиков звери порвали старого Второго, их любимого учителя, успевшего заблокировать загон и тем спасти прочих. Иные видели, как раненого волка, охранявшего малышей, почти сжег слаг. Девочки тоже насмотрелись, к тому же в одном из загонов хозяева пытались прикрываться младшими, из-за этого едва не погиб новый Второй, да и Лэл до сих пор между жизнью и смертью…

Йялл пошел к малышам.

Кто бы мог подумать – такой огромный и страшный Йялл, ему все самые рослые дети по пояс. Ринк проследил и успокоился. Может, кому и страшный, а они сразу в него поверили. Оказывается, Третий умеет с ними общаться. Детям тяжело со-чувствовать, они несколько иные, чем взрослые, их беды сейчас огромны, они заполняют собою весь мир и кажутся окончательными и непереживаемыми, погасить такое очень непросто. Но Йялл, Ринк буквально слышит его, рокочет своим «голоском», от которого при самом спокойном тоне стены чуть подрагивают, заинтересованно слушает, серьезно обещает помочь, уверенно говорит о тех, кто выжил, о семьях. У каждого будут папа и мама, пусть и приемные иногда, у многих – братья и сестры. Волвеки не имеют права бояться. Худшее позади, а то, что случилось – важно помнить и уважать, даже смерть. Когда они сами вырастут, будут защищать младших, мало ли что может произойти? И тоже себя не станут жалеть. Второму бы не понравилось их поведение. В конце концов, сбылась его мечта! Они постараются хорошо учиться, вырастут умными, и однажды станут Вторыми, самые лучшие.

А уж как хорош корабль! Тут нет запертых дверей, коридоры длинны и бегать никто не запрещает, и их обязательно пустят в больничные палаты к старшим – вот сами и увидят, живы многие из тех, кого считали погибшими. И помогут им лечиться…

Лайл добрел до Ринка, когда кашу в столовой уже доели во второй раз и опять потребовали добавки.

– Ты молодец! – благодарно вздохнул вожак. – Всех собрал?

– Кроме грудных детей и трех женщин при них. И, само собой, обитателей больничного отсека. Йялл привел в столовую малышей минут десять назад. Вот он – молодец. – Ринк усмехнулся. – Мы можем и подраться за это звание, только уж завтра, отоспавшись. Сай сосчитал новых. И погибших. Нас всего было в Гнезде четыреста пятьдесят семь, с грудничками и грузом инкубаторов. Погибли тридцать два мужчины и еще девять женщин. Эла и Деда я пока не считал. В общем, на борту живых волвеков – триста семьдесят шесть и три десятка щенков в инкубаторах. В столовой – двести семьдесят девять относительно здоровых, то есть способных хотя бы ползать и держать вилку. Еще двенадцать новых айри, пятеро охотно едят кашу с нашими. Для остальных я распорядился накрыть отдельный стол.

– Добавка готова?

– Готова. Чуть не пригорела, Дед бы меня отлупил за такое. Может, повезет и еще отлупит?

– Завтра уточним у Ники. Пошли.

Лайл шагнул в столовую, и головы поднялись от тарелок. На него смотрели, в него вслушивались, его принимали. Все. Ринк облегченно вздохнул – самое трудное – это когда вожаку приходится доказывать свое право. Не когтями и кулаками, это больше игры для хозяев. Стая воспринимает его душу и сознание, соглашаясь их впитать и отдать свои – или отказываясь.

Лайла сразу приняли все новые. И ему открыли себя.

– Спасибо! – коротко кивнул вожак. – Уже близок вечер, и вам нужно сегодня отдохнуть. Завтра и во все последующие дни будет очень много работы. Уже понятно, что дети желают заявить свои права на самого крупного волвека…

В углу согласно запищали на разные голоса – да, это их собственность. Нет, его не отдадут старшим ни за что! Он умеет рассказывать и с ним спокойно, Йялл очень сильный и добрый. Третий смущенно переминался с ноги на ногу.

– Второй, его новое имя Тарин, скоро поправится, и станет проще. Пока младшими будешь заниматься ты, а помогать – Сим и его ученики, – подвел итог писка Лайл, вызвав его новую волну, вполне счастливую. – Далее. Эйм, встань, пусть на тебя посмотрят. Мальчик из рода людей принадлежит к общине. Он охотно поможет и объяснит все, что касается вашей жизни на корабле – про комнаты, одежду и распорядок дня, это его роль на первое время. Еще Эйм умеет выбирать имена. Малыш, сочувствую – почти четыре сотни коротких и звучных. Думай.

– Постараюсь, старший.

– Погибло пятнадцать волков из групп, вошедших в Гнездо. Я хочу, чтобы эти имена остались в стае за толковыми волвеками. Эйм их назовет вам, кому отдать – решите сами. Далее. Ринк, Сай, Рой: все, кто еще на ногах из лидеров групп, бравших штурмом гнездо. Вижу, их уже знаете. Будут заниматься вами, на них первичное обучение. И, как я понимаю, старший – Ринк, вы все это отменно громко думаете. Утром мы займемся распорядком дня, вы должны привыкнуть к жизни на корабле, его имя «Тор-а-мир». И он принадлежит волвекам полностью, по праву размещения (есть такое понятие) и по воле его первого экипажа. Их было пятеро, айри, посадивших корабль в этом мире. Один предал себя и нас и не заслуживает упоминания. Капитан погиб, и вы его должны запомнить, его звали Хиннр, он закрыл корабль для Вечных и создал второлуние с помехами, спасительное для нас. Тимрэ – врач, вы почти все его уже знаете. Сим – встань, пусть знакомятся, – учит наших детей и уже давно часть общины. Юнтар организовал оба рейда в Гнездо и благодаря его уму, мужеству и чутью мы тут, живые и свободные. Он между жизнью и смертью и нуждается в помощи.

За столами закивали. Молоденькие волчицы особенно активно, они сочли айри по имени Тимрэ весьма симпатичным. Лайл чуть усмехнулся – ну нет покоя девицам! Ринку лезли помогать с кашей, Йяллу – с детьми, Саю – с подсчетом общины. Уже два часа как они знают, что Рила захватила права на бесподобного Четвертого, а восхитительный Йялл принадлежит некой человечке до последней завалящей мыслишки. И желают не упустить прочих вожаков. Впрочем, их настроение подстать драчливости Третьего и Четвертого: чуть напоказ, и в основном от опьянения свободой.

– Теперь коротко о нас всех, – продолжил Лайл. – Мы волвеки, нас создавали Вечные, стремясь усовершенствовать себя самих. То, что мы стали не глупыми зверями, а полноценным родом, не их заслуга. Мы дети этого мира пустыни, планеты по имени Хьёртт. Она помогла нам выжить и сформироваться, она приняла нас. Исходно тех, кто дал начало роду, привезли сюда из иного мира – его имя Релат, он родной для айри и людей. Он живой, зеленый и полный воздуха. Мы туда отправимся скоро. Но мы вернемся сюда, это тоже наш дом…

Его слушали молча и внимательно. Лайл устал, делиться сознанием было довольно сложно, но ему помогали Йялл и Ринк.

– Йялл был в отчаянии, потеряв семью, и он позвал. Вы слышали и формировали Крик.

– Все вместе, – тихо прошептала пегая волчица. – Первый раз мы были общиной именно тогда, старший. Прежде нас убивали и мучили, но никто не мог так. Он не для себя звал. Для всех, мы отчаянно нуждались в помощи.

– Его услышала в мире Релата женщина по имени Ника, она в больничном отсеке, лечит, многие из вас ее уже знают. Их единственный корабль – он маленький, вы его видели в пустыне – был отправлен к нам на помощь. И это заслуга другой женщины, ее имя Лимма, и она встретит нас на Релате. Они убедили всех вожаков того мира, Лимма и наш капитан, айри Эллар. Он сейчас между жизнью и смертью.

Эйм охнул и сжался. Не знал, надо же. Его отчаяние поползло по столовой, рассказывая о капитане лучше слов. Волвеки слушали и вздыхали. Чужой и совершенно незнакомый айри, у которого нет никого родного в стае, оказывается, умирает из-за них. Тот, кто привел помощь и вытащил их из купола.

– Мы позвали и они пришли, – голос Лайла чуть дрогнул. – Мы потеряли в боях одного из восьмика-и-трех волвеков. Это больно, но очень немного. Мы и не надеялись на подобный исход. Он оказался возможен, потому что Эллар отключил обручи, хотя это его почти убило. А Дед – мы так зовем Юнтара – уничтожил связь Вечных друг с другом и не дал им отгородиться от штурма на уровнях могучими дверями, каждую из которых нам бы не удалось одолеть и за целый день. Они пришли ради нас, малым числом, они себя не жалели и пострадали куда больше. Вечные стремились уничтожить именно их, как самых опасных и умных среди нас. И вы правы, это не их схватка. Была. Потому что я не стану впредь считать их и нас отдельно, все, кто ходил в Гнездо – община. И если мы можем хоть как-то помочь выжить раненым – мы это сделаем. Я не желаю видеть на корабле другого капитана. Это все на сегодня. Отдыхайте, завтра будет трудный день. Свобода – штука утомительная.

Лайл развернулся и ушел. Его по-прежнему ждали раненые, сегодня умеющие лечить едва ли смогут выспаться. Йялл уложит детей и тоже пойдет в больничный отсек.

Ринк убедился, что все наконец-то сыты, и наскреб себе каши со дна котла. Подгоревшей, но ему уже все равно сегодня. Тем более – сейчас. Торопливо проглотив кашу, волвек бегом бросился по коридорам. Чутье, дремавшее в нем долгие годы, еще во время штурма Гнезда решило проснуться, и теперь вещало новую беду.

Тимрэ нашелся именно там, где его «засек» своим сознанием Ринк.

В пустом секторе близ рубки, в комнате Деда, запертой до окончания неразберихи по приказу Первого. Айри сидел в углу, забившись за кресло и сжавшись в комок. Он устал безмерно, вытаскивая с того света волвеков, а собственная толком не обработанная рана на бедре ныла, разбитая рука требовала вмешательства лекаря.

Но это излечимо. Хуже его внутреннее состояние, загнавшее обычно веселого и жизнеолюбивого Тима в угол комнаты Юнтара. Последнего из тех, кто был по-настоящему дорог и близок из прошлой жизни. Потерянного вместе с самым дорогим в новой – Элларом.

Ринк сгреб плед с кровати Деда и укутал маленького врача. Сел рядом, взял в ладони его руки и закрыл глаза, вслушиваясь в сознание, затопленное отчаянием по самую макушку. Там была вина: Эл вышвырнул его из комнаты, а не он – Эла, хотя как врач должен был разобраться первым; досада – надо было предусмотреть все и взять запасную сыворотку в Гнездо; раскаяние – он знал, что Йонах слаб и позволил ему остаться в корабле, с детьми; боль – он и теперь ощущал страдание обоих; обреченность – их уже не вернуть; тоска – жить дальше без них невозможно…

– Мы что, чужие тебе? – почти сердито отчитал Ринк айри, выдирая его из прострации. – Тоже выдумал дело, сидеть тут, голодным и разбитым. Жив твой Дед, и Эл жив. Я тебя лично загрызу за преждевременное отчаяние. И даже если умрут, минимум отлуплю. Тоже, нашелся тонкокожий! Мы все переживаем гибель близких и продолжаем ценить и любить мир.

– Я, похоже, не смогу, – виновато выдавил Тимрэ. – Только не их.

– Тебе слишком мало лет, чтобы рассчитывать на иное. Переживешь обоих, так или иначе. Я вот переживу Лайла. И не собираюсь плакать на его похоронах. Он против! И к тому же надо иметь совесть, Тим. Что за бесконечное детство: не переживу… Ты уже сам дорог другим и для них – старший. Хватит брать у Деда, Лайла и прочих.

– Брать? – Тимрэ удивился.

– Брать. Ты ищешь помощи, поддержки, уверенности и избранного общества. Не могу сказать точнее, – сердито тряхнул головой Ринк. – Но ты уже сам для многих старший и избранный. Думай о них. Тебя любят и уважают. Вожаком быть труднее, чем щенком. Больнее, утомительнее, иногда – до совершенного изнеможения. Но это удел сильных. Если не станет Лайла, кто-то должен будет занять его место и постараться быть этого места достойным. Если не станет Деда – ты должен многое взять на себя из его дел. Поешь, отоспись и учись быть вожаком. Стая жива и нуждается в тебе, а ты – «не переживу». Стыдно?

– Стыдно! – удивился Тимрэ. – Ринк, а ты, кажется, тоже учишься?

– Лайл весь черный от усталости, у меня нет выбора.

– Выбор всегда есть, просто мы иногда его не умеем видеть. И не хотим. – Тимрэ завозился, выбираясь из пледа. – Проводишь до больничного отсека? Я и правда устал.

– Провожу. Ногу мне посмотришь, не желает больше ходить, хоть Ника ее и уговаривала. А там, как я чую, вокруг жены чужие самцы увиваются…

Тимрэ фыркнул, не выдержав. Он отчетливо рассмотрел, что скоро сделает с наглыми конкурентами Четвертый. Вот только ногу подлечит – и обеспечит врачу группу травмированных собратьев на утренний прием.

26–27 марта, Релат, Академия – Драконий кряж

Риан

Ночь оказалась ужасна. Бесконечна, безнадежна и черна…

С обеда и до вечера он сидел в пустом кабинете декана Эллара, перебирал записи Эла, припоминал свои мысли по поводу того или иного фрагмента плана. Созванивался и советовался с Ялитэ. Общался со старейшими айри. Напряжение висело в воздухе, подобное мрачной и душной тишине последних минут перед неминуемой бурей.

Само собой, всех айри оповестили о необходимости прибыть завтра в полдень на место древнего поселения бескрылых драконов в небольшой высокогорной долине Драконьего кряжа. Памятной и родной для многих старших. Заброшенной и пустой уже две сотни лет. Впрочем, системы «отпугивания» дикарей-людей, созданные еще во времена раздельного существования рас действовали – бывает же так – до сих пор. По крайней мере, работала ее главная составляющая – низкочастотные генераторы на засыпанных обвалами тропах, ведущих к поселку. По давнему замыслу, они должны были создавать непреодолимый животный страх и тем самым поддерживать у обитающих поблизости и случайно наведавшихся в «опасную» местность легенды о «Черной дороге смерти», ступив на которую человек обязательно погибает. Надо признать – действовало. Ничего ценного для средневековых княжеств в горах не нашлось. Плодородных земель и непуганого зверья хватало и на равнинах, и в безопасных нижних предгорьях. Вверх, к острым, как зубы хищника, снежно-белым пикам кряжа, никто не ходил. Тайна поселения оставалась надежной много веков.

Генераторы ставили не худшие айри. Юнтар – и тот приложил свою руку к их созданию и размещению. Потому что лучше безопасные для жизни и здоровья генераторы, чем куда более радикальные идеи охраны с помощью боевых слагов и лучевого оружия.

Теперь низкие частоты давили на изощренно тонкий, обостренный тревожным ожиданием, слух самих айри. Оборудование начали спешно разыскивать и демонтировать еще неделю назад. Получилось, как обычно, не без заминки. За дело на диво охотно взялись сторонники Грийена. Их отзывчивость и готовность бескорыстно работать на общее благо так потрясла остальных, что вынудила отправить наблюдателей в каждую группу. В итоге, как в самом дурном анекдоте людей, для нажатия одной кнопки потребовалось пять айри. Один жмет – остальные внимательно смотрят, а затем вместе, подозрительно щурясь друг на друга, заливают контрольную панель быстротвердеющей массой. В которой утоплены пять меток различных старейших. Все сложности предусмотрены. Чтобы притаившийся в кустах – а вдруг он и правда есть? – шестой айри не включил генераторы снова во время собрания и не повлиял на общее настроение драконов…

Люди не могли не замечать, что творится неладное. Еще бы! Из своих жилищ и с работы исчезли практически ВСЕ айри. Пока не спешат в горы лишь те, кто уверен: успеет добраться за несколько часов на мобиле. Эти устроились в Академии, гостят у знатных семей людей в предгорьях или нервно скребут когтями столики кафе на престижных горнолыжных курортах. В основном – старейшие. Их два десятка. И почти все друг друга видеть слишком близко, часто и долго – не в состоянии. Последний раз в достаточно полном составе они собирались, припомнил Риан, еще при жизни старшей Ники. В главном здании Академии, на знаменитом диспуте по поводу единой системы мер и весов…

И кончилось собрание тяжело, удалось обойтись без большой крови и окончательного разрыва отношений едва ли не чудом.

Которое придется повторить. Все главное и самое трудоемкое для этого уже сделано. Старейшие в ранге «моэ», готовые общаться с ним, Рианом, с Ялитэ или кем-то еще из доступных и понимающих ситуацию айри и людей – общались. Выслушали, обещали принять к сведению и обдумать. Само собой, нашли возможность удобной для торговли по поводу ресурсов и знаний. А еще припомнили массу старых и не очень старых обид. И приготовились слушать новых гостей, стали планировать собственные визиты. Уже две недели все сообщество айри находится в непрерывном движении. Каждый ищет себе сторонников, выслушивает чужие предложения о создании альянса – хотя бы временного, пытается оценить силу врагов… Лжет, недоговаривает, обещает, отрекается от своих слов. Назначает повторные встречи и начинает заново длинный нудный разговор об уступках и планах.

И все перечисленное – лишь вершины, пики горного кряжа под названием «мир айри». Ниже облаков, в сплошной мути молчания, отговорок и лжи находится большинство бескрылых. Те, кто не входит ни в один совет и занимает низшие позиции в иерархии. И те, кто отказался вообще считать иерархию для себя обязательной. Когда все соберутся в одной долине, именно мнение этой загадочной массы из четырех с лишним сотен драконов самого разного возраста будет значимым. Сформирует общее сознание и обеспечит окончательный ответ.

Риан устало прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Удобного рабочего кресла. Эллар никогда не ценил вещи, созданные ради престижа и утратившие функциональность. Потому сидеть и думать в его кабинете столь замечательно. Обычно. Но – не сегодня.

Никто на Релате, наверное, кроме него, Риана, не знает, что штурм Гнезда уже, возможно, происходит. Сегодня полночь по корабельному времени «Тор-а-Мира» соответствует примерно десяти часам вечера по времени Карна. Вчера Эллар умудрился условными жестами на общем сеансе связи указать время для дополнительной беседы. С утра этот короткий разговор состоялся. Эл передал на Релат записи из архива Гнезда, в которых указаны имена айри, доставленных на Хьёртт не по собственной воле. Имеются весьма подробные пояснения относительно их статуса фактических рабов у своих же сородичей. А еще есть данные о проведении опытов над айри, окончившихся их смертью. Весьма своевременные сведения, важные для завтрашней встречи в горах.

Передал их Эл быстро, в своей обычной манере сухо и по делу откомментировал. И попрощался еще раз. Мол – знал заранее от Тиннары, что назад не вернусь. Очень рад, что пока мы справляемся, береги Нику, не переживай… Как будто можно спокойно слушать, как лучший твой ученик, которому надеялся передать воспитание снавей, собирается умирать. Нет, он будет действовать в Гнезде весьма рационально и осторожно. Постарается быть вдвойне внимательным и если не уцелеть, то обеспечить успех общего дела, принести наибольшую пользу.

Любой боец знает: нельзя начинать схватку, имея в сознании эту странную, спокойную и отрешенную предопределенность своей смерти. Риан спорил и уговаривал… Но Эллар – не только лучший ученик, но и самый упрямый из ныне живущих драконов. Он мягко соглашался, обещал собраться и настроиться. И смотрел так безмятежно, как никогда прежде. Все важное сделано, Ника, корабль и его экипаж – Эл уверен, так говорила «мама» Тиннара – вернутся на Релат невредимыми.

Риан еще раз горько усмехнулся. Так и не удалось вернуть малышу способность по-настоящему ценить жизнь и радоваться каждому ее дню. Жаль. Большая ошибка. Что-то весьма важное он, учитель, делал и говорил неправильно. Впрочем, бабушка Тин твердила: все обойдется, загадочно улыбалась и отказывалась уточнять. Мол, ты, старый ящер, всего лишь учитель. А ему нужна настоящая дракония… И ругала: не будет Эл наставником снавей! Не для него это дело.

Да пусть занимается чем угодно! Лишь бы жил.

В дверях беззвучно возник Ниэст. Коротко кивнул и сказал всего два слова. Собственно, он уже пятый день неотлучно следит именно за этим, сознавая тяжесть возможных последствий.

– Был эфир.

Риан кивнул, на миг прикрыл глаза, встал и пошел за учеником Эла, аккуратно заперев дверь кабинета. В дирекцию, к Ялитэ. Суетиться, бегать и ловить того, кто умудрился-таки тайком от всех связаться с Хьёрттом, уже поздно. Важно понять, что сказано и насколько это опасно. Ниэст шел молча и быстро.

У самых дверей кабинета Ялитэ он остановился, пропуская вперед бледную, подбежавшую от лифтов, Тамику, подругу и заместителя Лиммы. Сам замер снаружи. Обычные для айри «игры» в таинственность. Важно быть уверенными, что разговор не подслушают. На сей раз – действительно важно.

Директор Академии сидел у конференц-стола. Рядом уже разместились трое его доверенных. Тамика села напротив, сам Риан занял соседний с ней стул.

– Больше никого не зову, ловить поздно, обсуждать тоже особенно некогда, – мрачно бросил Ялитэ. – Запись есть, последние две минуты. В целом передатчик работал три минуты десять секунд. Он грамотно рассчитал все. Да, мы успели засечь всплеск расхода энергии, пусть и замаскированный заранее под плановый опыт в лабораториях физиков. Но отключить канал мы смогли лишь спустя указанный промежуток времени. Смысл сказанного во время сеанса связи таков: айри по имени Йонах, член прежнего экипажа «Тор-а-Мира», получил распоряжение сообщить в Гнездо о штурме. Полагаю, он успел это сделать. И почти уверен, что рубка у него под контролем. Если не весь корабль. Вот запись.

Две минуты видео – обрывок разговора Грийена и Йонаха – прослушали и просмотрели молча. Тишина повисла мрачная, и Риан отстраненно подумал, что Эл, возможно, попрощался не зря. Трудно придется в Гнезде. Вслух он ничего подобного не сказал. Не хватало еще поддаться чужой обреченности и проиграть второй бой. Здесь, на Релате. Такого права у него нет. Значит, следует верить в лучшее и готовить возможные и посильные варианты помощи. А еще приводить Ялитэ в пригодное к предстоящей встрече в горах боевое настроение. Надо же! Директор, оказывается, изменился сильнее, чем можно было предположить. Переживает за Эла и его экипаж так, что губы дрожат.

– Тэ, твоя логика безупречна, – спокойно улыбнулся Риан. – В первой части. Он сейчас в рубке. Прочее – сплошные домыслы. Не время тренировать фантазию и портить себе и нам нервы возможными последствиями. Оставь проблему тем, кто находится достаточно близко от рубки, чтобы хоть как-то вмешаться. Запись нам нужна, она даже в чем-то кстати. Теперь можно с полным основанием заблокировать канал связи до твоего личного распоряжения.

– Уже сделано.

– Что из этого варианта событий следует? Нам нужен для подстраховки корабль.

– Ни один айри не может сейчас заняться этим, – мрачно отозвался Ялитэ. – Даже ты.

– И не надо, – кивнул Риан согласно. – Нам с тобой не хватает только обвинения в захвате и присвоении чужой собственности! Все будет делаться строго в соответствии с законами Релата. Данрэ ведь подал иск о защите его прав на разработку и действующий образец двигателя?

– Три дня назад, как только перестал ругаться и пытаться войти в долю известно с кем, – отозвался глава Акада права. – Все документы безупречны, я проверил и сам отвез. С пояснениями. Сегодня утром мне сообщили: подтверждена достоверность сведений о расположении объекта иска. Я просил не начинать активных действий по изъятию до прибытия представителя Академии.

Ялитэ заинтересованно посмотрел на Риана и академика права. Усмехнулся, пожал плечами. Буркнул, ни к кому не обращаясь: «тихушники».

– Кто же наш представитель? – чуть громче спросил он. – Я ведь должен это знать, как директор.

– Лимма, – отозвалась Тамика. – В таком деле нужна снавь, и весьма авторитетная. Некоторые проблемы можно устранить, лишь используя наше право на отмены решений высоких Советов. Она там с самого утра.

– Опасно ведь, – расстроился Ялитэ.

– Тимази обещал, что окружит ее заботой и вниманием, – успокоил Риан. – Парочка айри из свиты Грийена наверняка на верфях. Да и охрана там отменная. Но идея расположить верфи в столь далеком от цивилизации месте, в стране дикарей, как изволит полагать Грийен, может оказаться его большой ошибкой. Итак, я звоню.

– Не рано?

– Тимази шаман, – улыбнулась Тамика. – Он умеет вызывать такую ужасную погоду – я пугаюсь и завидую, хоть я и снавь с довольно приличными способностями. Через час после звонка Риана связи во всем районе не будет. Гарантирую. И ни один айри не заподозрит подвоха. Нас, снавей, за работой вы еще как-то, хоть иногда, можете отследить. А черный шаман из Тимассы вне обычных представлений и вне возможностей чутья.

– Тогда звони, у них на все про все двенадцать часов, – кивнул Ялитэ, уточнив время. – Когда отправляемся в горы?

– Через час, – сообщила Тамика. – Мы вас проводим до места. Лимма велела. Сказала, мало ли что. Случаются ведь, например, необъяснимые отказы двигателей мобилей. Особенно в такие вот дни… Обычно все обходится, если на борту снавь.

Собственно, чаще всего под присмотром снави благополучно добираются до места, поскольку не садятся в неисправный мобиль. Тамика придирчиво осмотрела три, щурясь, вздыхая и недовольно качая головой. Вызвала общественный – и тоже не нашла пригодным. С пятой попытки ее устроил довольно потрепанный экземпляр, позаимствованный у хранителя архивов.

Нирн, известный многим вне Академии как составитель первой по-настоящему масштабной энциклопедии, охотно отдал ключи и от всей души пожелал заступничества Великого в нелегком деле.

Директор Ялитэ смиренно склонил голову, соглашаясь. Уселся на заднем ряду кресел и молча дождался взлета.

– Дожили, – усмехнулся он, когда территория Академии осталась позади, и внизу замелькали огни города, обнимающего оба берега реки Карниссы от самого устья вверх на сорок километров. – За меня будет молиться дракону этот… архивариус.

– Не худший вариант, – утешил Риан, вводя в старомодный автопилот последние данные. – Все же они знакомы. И, как мне кажется, до сих пор иногда общаются.

– Нирн готовит к выпуску вторую часть энциклопедии, – предположил Ялитэ. – «Религия и мифология Релата от древнейших времен до наших дней». Тема тонкая и сложная, без консультаций тут не обойтись.

– Тэ, какой ты серьезный! – возмутился Риан. – Консультации… Ты еще у Дана автограф попроси! Поверь мне: они сидят на берегу, пьют красное ирнасское и обсуждают сбрую и стати боевых верблюдов.

Ялитэ уронил приготовленные для просмотра бумаги и поперхнулся кашлем. Некоторое время сидел и смотрел сквозь стекло вниз, за борт. На темную воду, в которой танцевали сотни узких и рыжих, как смеющийся драконий глаз, бликов фонарей городской набережной. Потом вздохнул и стал собирать рассыпавшиеся бумаги. Риан заинтересованно наблюдал за директором. И улыбался. Нужного эффекта он, безусловно, добился. Теперь организованный и слишком серьезный Ялитэ довольно долго будет думать про верблюдов и Нирна, а вовсе не про предстоящий день. И к лучшему. Иначе его не особенно боевой настрой перегорит раньше времени.

– А что понимает Нирн в верблюдах? – осторожно полюбопытствовал Ялитэ.

– Пока почти ничего, – рассмеялся Риан и добавил красок. – Но слушает он намного лучше, чем, например, я. Потому что я спорю. По моему мнению, гриддские кони – безупречны. А Великий является сторонником верблюдов… Это наш с Даном глобальный и неразрешимый конфликт. Вот увидишь: Нирн не предъявит энциклопедию в срок на рецензирование и просмотр. Принесет вместо нее нечто тяжелое и убийственно солидное. Типа «Трактата о возрождении легендарной утраченной породы двугорбых скаковых верблюдов, именуемых орхоями». И приказным тоном потребует издать во имя Великого.

– За что мне такое наказание? – спросил Ялитэ, обращаясь в основном к потолку мобиля. – Сначала гимны без рифмы, исполняемые безголосыми. А теперь эти верблюды. Учитель, ты шутишь, да? Я иногда плохо понимаю шутки.

– Я необычайно серьезен, – твердо заверил Риан. – Как только все успокоится и наладится, сам возьмусь помогать Нирну. Отберу группу аспирантов-животноводов. Скрещу их с генетиками и буду возрождать породу.

Ялитэ несколько демонстративно застонал и прикрыл глаза. Повозился, устраиваясь по возможности удобно на сиденье и сообщил, что собирается дремать все время полета, до самого места. Риан из вредности стал вслух, совсем тихонечко, считать верблюдов. Догадливая Тамика беззвучно зашептала те же слова, усиливая их сонную монотонность за счет своего дара снави. Парой минут позже пассажиры мобиля отдыхали. Все, кроме Риана.

– На тебя не действует, – расстроилась снавь.

– Когда мне надо подумать и собраться – нет, не действует. Как там наша Лимма?

– Я только что смотрела сводку метеорологов. Шторм в океане от побережья Мзиари и южнее, девять баллов. На скальном плато, где верфи – ветер не просто сильный, но еще и шквалистый, к тому же ливень с градом. На черном континенте черная ночь без единого проблеска электричества, если не считать молний. Энергетики уже объявили чрезвычайное положение. Вызвали десять ясных снавей из ближних районов. Сейчас обещают к утру усмирить непогоду. Не получится, я всех наших обзвонила и предупредила: улучшение должно наступить не раньше второй половины дня.

– Никто не пострадает?

– Корабли у побережья в опасной зоне оповещены заранее, полеты отменены, две главные наземные трассы вчера встали на ремонт. Уж в своем родном лесу и у соседей Тимази порядок обеспечит.

– Вот только пользы нам от кораблика размером с «Птенца» – никакой, – грустно вздохнул Риан, покосившись на спящих. – Так, самоуспокоение и предварительное гашение возможных проблем. Плюс лояльность Данрэ и его сторонников. Впрочем, не важно. Остается ведь в запасе еще и семейное везение Ники.

– А ваша страшноватая встреча в горах? Может, дождаться и как-то…

– Нет. Ты собрала моих любимых учениц, как я просил?

– Конечно. И что делать – помню. Риан, неужели это может сработать? Мы ведь не айри. Нас не услышат.

– Сегодня особый день, – пообещал Риан. – Услышат. Именно вас. Давай-ка тоже отдыхай. Нечего хмуриться. Все продумано, предусмотрено и подготовлено. Спи.

– А ты?

– Буду глядеть на звезды и думать о хорошем. Каждый отдыхает по-своему.

Тамика послушно кивнула, свернула кофту в валик и устроилась дремать на переднем сиденье.

Старый мобиль летел медленно и низко. Скоростной, какими располагают управители, добрался бы до гор за полтора часа. А этот устало жужжал и ныл на одной ноте, полз в светлеющем тумане низких слабых облаков. К рассвету пересек княжество Карн с запада на восток. И повернул на север, чтобы взобраться в высокогорье по самому пологому маршруту, над седловиной перевала.

Ялитэ проснулся от бьющего в глаза солнышка. Тряхнул головой, решительно поправил костюм и проверил время. Час до полудня!

– Мы что, опаздываем? Ну и корыто! – возмутился он.

– А ты напиши докладную записку на имя директора Академии, – негромко и доверительно посоветовал Риан. – Мол, глубокоуважаемый жадный дракон, обвивающий хвостом здоровенную кучу золота! Имей совесть, выдели Нирну новый мобиль ввиду столь полного износа прежнего, что его помощники Грийена даже не взялись портить…

– Точно! Сочли списанным и негодным, – усмехнулся Ялитэ. – Ладно, напишу. И добавлю сверху резолюцию – «утвердить».

– Мудрое решение, – похвалил Риан. – Вот мы и прибыли. Кстати, без опоздания. Полагаю, кое-кто нас уже и не ждет…

Тамика рассмеялась, чуть потянула на себя руль, отключая автопилот. И стала высматривать внизу местечко для посадки. Большая внешняя долина близ места сбора айри предлагала весьма скромные возможности для парковки. Ее от края до края заполняли мобили. Поскольку в большинстве своем драконы на недостаток средств не жаловались и личный комфорт ценили, зрелище сильно напоминало выставку новинок техники – ярких, глянцевых и шикарных. В центре композиции презрительно щетинил свои короткие матово-серые крылья большой испытательный мобиль с верфей Ринтэя – на нем явно добрались сюда приятели Ники, вся команда пилотов МД-1 и – в перспективе – «Птенца». Когда на верфи заложили первый большой корабль, этот, именовавшийся официально «Альбатросом», стали шутливо называть «Микроб». Рядом с «Птенцом» он и правда выглядел крошечным… А здесь успешно затмевал великолепие летающих лимузинов старейших. Просто потому, что существовал на данный момент в одном пригодном к полетам экземпляре и потому не имел никакой, даже выраженной в самых чудовищных цифрах, цены…

Старое корыто Нирна ловко пристроилось у самого борта «Микроба». Тамика от души пожелала удачи и долго махала вслед рукой, шепча что-то свое, снавье.

Риан шел, на ходу натягивая любимую теплую куртку. В верхних горах погода, надо признать, великолепная для этого времени года. Довольно тепло и ясно. Ветер минимальный. Даже в узком горле скального прохода, ведущего к месту сбора.

Один изгиб тропы и…

… и стали видны стоящие с самым наглым видом поперек дороги те самые приятели Ники. Старшему, поганцу, нет и ста пятидесяти. А поди ты, – заинтересованно отметил Риан, – нагло щурится и не думает кланяться.

– Кнопки на генераторах мы все понажимали, – ехидно сообщил пилот. – Теперь стоим тут, вон наши наблюдатели, греются на солнышке и делают вид, что они ни при чем. А мы проверяем прибывших.

– Обыскиваете? – возмутился Ялитэ. – Все-таки я старейший, хоть и не часто использую этот титул.

– А нам, увы, без разницы, – покаянно вздохнул нахал. – Все равно куртку туда и руки вверх. Завтра отругаете, если что.

– Стипендии лишу, – пригрозил Ялитэ, припомнив, что этот айри, похоже, в третий или четвертый раз учится у него в Академии. Кажется, теперь у химиков…

– Лишайте, – не огорчился студент, усердно прощупывая брюки от самых ботинок в поисках ножа или иного оружия. – Эл вернется и восстановит.

– Как вас вообще признали айри, – буркнул Ялитэ, раздраженно отбирая у второго пилота куртку. – Недоросли.

– Нас сюда поставили, чтобы мы не могли видеть и слышать лишнее, – охотно пояснил третий. – Сказали, что мы позор рода и бельмо на глазу. Мы ходили по долине и мешали раздавать вякие интересные материалы.

– Каким образом? – полюбопытствовал Риан.

– Брали каждый по три комплекта и утилизировали, – усмехнулся самый рослый из ребят. – И потом просили еще. Идите, если что не так – извините. Только нам Эл инструкцию оставил по поводу этого собрания. Мы исполняем досконально. Через двадцать семь минут установим контур оповещения и закроем все коридоры. Запустим группу сервов на патрулирование с командой всех выпускать и никого обратно не впускать… Так что вы очень вовремя.

Ялитэ возмущенно встряхнул куртку, надел и двинулся дальше по тропе быстрым шагом. Мрачно, искоса, глянул на Риана.

– Какой Эл, откуда инструкция? Что за чушь? – прошипел директор едва слышно, дергая учителя к себе поближе. – Твоя работа?

– Я только передал инструкцию, – развел руками Риан. – Ты что, не выспался? Или так основательно вошел в роль старейшего, что обижаешься по пустякам? Оно и понятно. Сейчас тебя запихнут в кокон. Будешь светиться от собственного величия.

Директор застонал и пошел еще быстрее. Про кокон он, само собой, помнил. Нелепая часть старого обряда полного собрания. Кокон внешне напоминает плотный плащ с нелепым широким, торчащим во все стороны, воротником. По сути же он – сложная система защиты от всяческих воздействий. Позволяющая в том числе несколько ослабить влияние общего сознания на разум и волю старейшего. Ялитэ полагал – и не без причны – что завтра, независимо от исхода встречи, в котором не хотелось, впрочем, сомневаться, фото директора в коконе будет украшать сайт Академии… Ялитэ фыркнул и раздраженно подумал о помятой куртке. Затем о своем опоздании, граничащем с невежливостью. О неудачно подобранной к костюму рубашке.

Мелкие мысли и пустые переживания – не просто мусор в сознании. Это полезный мусор. Риан долго тренировал ученика создавать такую вот многослойную шелуху глупостей, не отвлекающих от серьезных мыслей. Но формирующих куда более надежную защиту рассудка от влияния, чем пресловутый кокон.

Тропа еще раз свернула и золотисто-зеленой ковровой дорожкой травы и щебня развернулась вниз, в долину. Там, впереди, шумела и шевелилась толпа. Только айри могут собрать в одном месте, вот так, запросто, всю свою цивилизацию. Ничтожно малочисленную. Обладающую огромными, по меркам Релата, знаниями и возможностями. И до сих пор не понимающую, что же делать со своим «золотом». Сидеть на нем в сырой и тоскливой пещере самоизоляции, подобно драконам из сказок, питаясь рыцарями в ржавых латах. Или все же рискнуть и выйти на свет солнца, за порог…

Пока, по мнению Риана, айри стояли именно на пороге.

Ялитэ резко выдохнул, выпрямился и пошел к возвышению, где размещались коконы старейших. Это – его бой, отметил про себя Риан, не без гордости наблюдая за учеником.

Айри снова задвигались, разбредаясь по долине, находя для себя удобные места, чтобы сесть. Почти всегда – поодиночке, чуть в стороне от прочих родичей. Дрогнул воздух, становясь даже для взгляда чуть менее прозрачным. Внешние звуки ушли, утратили важность. Прохлада горной весны сменилась невнятной и вполне комфортной «никакой» температурой. Общее сознание строило все более плотную сферу, замыкая в ней себя. И делая целым. Точнее – пока лишь смесью крупных разрозненных фрагментов в тягучей среде ожидания и сомнения. Позже, когда решение созреет, – оно станет единым. И обязательным для всех.

Риан усмехнулся. На примере единого сознания айри можно успешно объяснять работу миксера. Вот клубника, вот яблоки, вот киви. Нажали кнопку – и получили однородный коктейль. Вкусный, если повар хорош. Или непригодный в пищу, даже отравленный…

Первым говорил один из верных Грийена. Готовил настроение для выступления своего хозяина. Потом второй. За ним – старейшие, не имеющие точного мнения. Наконец, сам ан-моэ. Ничего нового и оригинального, – отметил Риан. По-прежнему в основе – теория старости Великого, которому нужна замена. Идея иждивенчества людей. Вина снавей за помутнение рассудка Великого… Наконец-то: вот и основной сюрприз. Корабль и новый мир, где можно все делать по-своему. И – смешно слушать из его уст – свобода воли! Впрочем, пропорции хороши, акценты расставлены верно. И финальное обвинение его самого, подлеца Аэртоэльверриана, выглядит доказательным и логичным. Теперь очередь Ялитэ. Почти сразу. Потому что обвиняемый имеет право на несколько слов в свою защиту.

Риан чуть кивнул, когда старый айри в центральном коконе предоставил ему слово.

– Я расскажу вам легенду, раз получил право и время говорить, – улыбнулся он. – Это древнейшее предание черного континента. Оно передается шаманами из века в век почти без изменений. Язык Тимассы – он ведь, фактически, исконный…

– Вы не сможете отклонить обвинения, если истратите время на сказки, – сухо предупредил старейший.

– Мы здесь решаем вопрос жизни и развития всего рода, а не судьбу одного айри по имени Риан, – кивнул отшельник. – И я скажу то, что считаю важным.

Итак, когда созданы были небо и твердь, когда возникли леса и наполнились дичью, когда рыбы заселили воды, а птицы – небо, Бог привел в этот мир человека. Семью мужчины Аззи. Жил он долго и имел детей от жены своей, Моо. Мир был диким и опасным. Духи вод угрожали потопом. Духи недр сжигали огнем поля. Звери…

– Что за чушь! – возмутился Грийен.

Тишина поглотила его реплику. Перебивать говорящего при общем внимании – невозможно. Это одна из «шуток» единого сознания… В данном случае – весьма полезная.

– Я не мешал вам городить ваши детские нелепицы, – улыбнулся Риан. – И вы не торопите старика. Аззи погиб. Шаманы не помнят, что погубило его. Да это и не важно. Жена человека – Моо, пошла на высокую северную гору, чтобы говорить с Богом. Она предложила Высшему свою жизнь, как плату за безопасность маленьких и слабых детей, которых иначе ей, женщине, не вырастить одной в столь опасном мире. Но Бог сказал: мне не нужна твоя смерть. И детям она не поможет. Но слова твои правдивы, мир опасен, а люди – слабы. Выбери себе нового мужа, из числа моих ближних. Будь ему верна. Расти его детей, и, если ты воспитаешь их в уважении к миру и людям, они защитят твою прежнюю семью. Муж станет беречь тебя и почитать…

Моо огляделась: вокруг возникли огненные духи, и каменные, и воздушные… Одни умели лишь плавать и не защитили бы людей на Земле. Иные летали – но боялись воды. Для третьих, жителей пещер, было мучительно Солнце. В стороне Моо увидела ящера. И решила – он сильнее огня, поскольку его чешуя отразит жар. Он крылат, и переборет ветер. Он способен жить в воде и ползать по пещерам. Когти его остры, а зрение безупречно. Моо стала женой ящера по имени Аййа. И первой из драконий.

Риан чуть помолчал, с интересом изучая недоумение на лицах родичей. Сказанное достигало их сознания – почти единого и совершенно потрясенного – медленно и неохотно. Сказка? Очередное оскорбление величия айри? Или все – правда, пусть очень странная и иносказательная…. Риан дал сородичам время на размышления и продолжил свою странную речь, так мало похожую на оправдание и защиту.

– Мы не Высшие. И даже не старшие дети этого мира. Мы потомки ящера Аййа и женщины людей Моо. Нам от начала времен полагается защищать слабых детей от первого брака нашей общей матери – драконии. Это удел взрослых крылатых. Их мало, потому что они сильны и способны обеспечить защиту. Бескрылые же – мы с вами, айри – по доброте матери возвращены в большой мир, чтобы иметь равные со старшими ее детьми права – не только служить и защищать от внешних угроз, но и просто жить. Кстати, именно поэтому наши дети от «человеческих», так сказать, женщин – люди.

Это все, что я хотел сказать. Старикам свойствена привычка к глупым историям о давно ушедших временах. А умные слова, относящиеся к нашим дням, пусть произнесет старейший, который еще не высказался.

– Ни капли смысла, – снова насмешливо вымолвил Грийен.

– Не совсем так, ан-моэ, – отозвался Риан. – Вы мечтали узнать секрет обретения права и силы Великого? Я только что открыл его вам и вообще – каждому айри. В любом мире, старшие дети которого страдают и нуждаются в помощи, вы можете принести клятву служения и защиты слабых. И станете Великим. Иного пути нет. Потому что удел Великого – именно служение.

На сей раз тишина повисла надолго. И Риан с огромным интересом наблюдал, как молчание постепенно сменяется гулом одобрения, а настрой многих свидетельствует о переходе от неприятия к осознанию и размышлению. Почти общему, в чем-то уже согласованному.

А еще Риан сочувственно глянул на Ялитэ, которому предстояло говорить теперь, после столь необычного выступления своего учителя… Конечно, прежнее настроение, созданное Грийеном и его ближними, сломано, но ведь важно еще и создать новое! Основанное не на гневе, обличении или ненависти. Потому что решение единого сознания просто обязано быть позитивным – нацеленным в будущее, а не в прошлое.

Директор Академии едва приметно благодарно кивнул, осознав сочувствие и поддержку. И начал весьма мягко и осторожно – перечислил всех старейших, отдавая дань уважения каждому. Выбрался из своего кокона и поклонился ему, опустевшему, называя еще одно имя. Длинное, полное, как и подобает при упоминании высшего. Айри зашептались удивленно и насторожились – с чего вдруг вспоминать погибших?

– У меня есть все основания считать этого достойного айри живым, – торжественно заверил Ялитэ. – Я получил во время сеанса связи с экспедицией на Хьёртте сведения из архива так называемого Гнезда. И там упоминается указанный старейший. Правда, он не принимает участия в проекте, как его руководитель. Только как подопытный – извините меня за дословное цитирование документов архива – «материал».

Тишина стала окончательно ватной, в ней погасли даже звуки дыхания собравшихся. И все остальные слова Ялитэ говорил очень спокойно. И знал: ему верят. И он уже почти победил. Вряд ли айри согласятся воспользоваться предложенными Грийеном кораблем и «свободой воли» на новой родине, где старейших используют в качестве рабов…

Речь директора была длинной. Итогом ее стало желание очень и очень многих судить уже не Риана, а того, кто его обвинял.

– Бумажки от металлургов, фотографии с верфей и домыслы малолетки Эллара, переданные через его учителя, – рассмеялся Грийен, когда взоры обратились к нему. – Вам нечего мне предъявить. Хорошо, я даже соглашусь и признаю сам: да, мы строим новый корабль и захватили старинный. Да, я не спросил согласия старейшего на участие в проекте. И да, я не считаю людей ничем иным, кроме как годным к доработке генным материалом. Но разве это – преступление? Если не хотите уходить – сидите здесь, в одной вонючей дыре с низшими, именуемой Релат! Я уйду. Считайте это изгнанием, если пожелаете. Сами, многие из вас, в разное время творили такое – только начни вспоминать! Так что вы мне не судьи, да и я – не преступник.

– Давай спросим у той, кто может дать окончательный для любого айри ответ, – негромко предложил Риан. – Я просил позвать ту самую, о которой говорила в свое время Тиннара. Надеюсь, это удалось. Ее имя Альтэ. Может быть, ты еще смутно помнишь хотя бы это.

Грийен чуть вздрогнул и невольно огляделся. Он помнил слова Тиннары, сказанные в Академии. Мол, встретитшь драконию, если окончательно запутаешься, продолжишь творить зло…

Ничего хорошего для старейшего, это он помнил точно, встреча не предполагала.

Второй раз Грийен вздрогнул, обнаружив драконию. Она сидела у самого края туманной сферы, сформированной единением сознаний айри. И выглядела как самая обыкновенная женщина. Невысокая, молодая, светловолосая. Сидела на траве, огорченно качала опущенной головой. Ощутила внимание, поправила волосы и задумчиво изучила собравшихся. Глаза оказались настоящими, драконьими. Солнечно-рыжими, с тонким штрихом зрачка.

Айри повели себя очень по-разному, обнаружив рядом драконию. Одни кланялись, другие глазели, третьи на всякий случай упали ниц и даже прикрыли голову руками.

– Ничего он не помнит, – голос драконии оказался довольно низким и звучным. – Так и не перерос свою злобу. Больно смотреть, какой он весь черный и изломанный… Что ж, если вас интересует мое мнение, вот оно: нарушил все древние законы жизни драконов. Стремился к власти и не гнушался любыми средствами. Даже однажды помог людям. Посоветовал первому Адепту четыре сотни лет назад способ надежно изолировать от мира Великого. Не получить дар – нет, сперва все было нелепой случайностью. Но год спустя, когда возникли печати зла – случайностей не осталось. Мы все, и взрослые драконы, и матери рода, были выброшены в междумирье и утратили связь с пластами реальности. Но есть на его совести и худшее преступление. Целый мир, превращенный в темницу для своих же детей, волвеков. Казнить за такое не вижу смысла. Сохранится память, – грустно усмехнулась дракония. – Лучше стереть. Я исключу для него возможность возрождения в разумной форме. А вы исключите упоминания о нем из любых источников информации, доступных вам.

Альтэ неспешно поднялась на ноги, выпрямилась и еще раз осмотрела айри вокруг.

Риан не смотрел на драконию. Он внимательно изучал стоящих поодаль – низших. Опору власти Грийена. Тех, кто читал его «пособие» и полагает, что можно безнаказанно именовать Великого «дряхлой ящерицей». Потому что он стар и слаб, а вот Грийен – истиный бог.

Нож кинул совсем мальчишка, сосредоточенный, зеленовато-серый от страха. И все же – исполнивший волю своего хозяина, выраженную в коротком движении его ладони.

Поймать оружие оказалось несложно.

Альтэ тихонько рассмеялась.

– Вы не меняетесь, мои милые драконы! Нелепо угрожать мне ничтожной железкой, не способной принести вред. Столь же излишне защищать меня от несущественной угрозы… Все же спасибо, Риан. С тем, – дракония указала на Грийена, – разбирайтесь сами. Я исполню, что обещала. А малыш, кинувший нож… Пусть попробует поумнеть, дайте ему время. Труднее и важнее всего – думать своей головой и слышать свое сердце.

Альтэ шагнула назад, почти скрылась в тумане – и вновь вынырнула из него. Огромная, крылатая, с чешуей белого золота. Глянула сверху вниз, с высоты своего истинного – драконьего – роста на толпу.

– Кто не сможет научиться думать и чувствовать, утратит рассудок, – голос тоже изменился, обрел глубину и силу. – Вы должны помогать миру, а не становиться угрозой для него.

Крылья распахнулись и одним движением подняли узкое гибкое тело в небо. Риан сокрушенно подумал: опять ему не везет! У других есть время увидеть едва ли не самое красивое зрелище – полет драконии… А он, глупый ящер, бежит, расталкивая всех и смотрит исключительно вперед. Кинувшему нож Альтэ просила сохранить жизнь. Но это успели услышать и осознать не все.

Те же низшие Грийена, минуту назад служившие своему богу, обрели нового. И во имя его, а точнее – ее – делают привычное. Убивают…

Мальчишку удалось вытащить из общей кучи рычащих айри не сразу. Спасибо пилотам, приятелям Ники, что вообще удалось. Риан с некоторым удивлением рассмотрел свою разорванную куртку. Руку, распоротую от запястья до локтя. Вывод прост и напрашивается сам: били парнишку, а убивать собирались именно его, Риана. Так сказать, последняя попытка. Точнее, – усмехнулся Риан, – очередная. Люди не меняются быстро. А уж драконы и подавно!

Грийен, к огромному изумлению отшельника, по-прежнему стоял в своем коконе. Хотя ему следовало бы воспользоваться суматохой и сбежать.

Один из пилотов, усердно бинтуя руку, хихикнул.

– Мы слегка поправили настройку этих штуковин. Выбраться из них теперь очень сложно. Надо совершить рукой кодовое движение. Он не знает свой код.

Старший член совета старейших код знал. Покинул кокон, прошел через поляну и подобрал нож. Показал его Грийену.

– Можешь закончить жизнь так. А можешь попробовать взлететь, – зло усмехнулся старейший. – Ты ведь рассчитывал стать Великим…

* * *

Справка из энциклопедии Академии, Релат

Хьёртт – четвертая планета системы нашего солнца. 1,1 массы Релата, 1,2 диаметра, период обращения 403 дня. Имеет четыре крупных естественных спутника. Согласно теории основателя современной звездной навигации айри Таэрльхиннра (принятое сокращенное имя Хиннр), прежде Хьёртт имел несколько иную орбиту и являлся системой из трех объектов, двух планет и спутника. В результате катастрофы – виновник, предположительно, комета или иной космический объект – планетарная группа оказалась разрушена. Хьёртт потерял большую часть атмосферы, до шестидесяти пяти – семидесяти процентов по оценкам того же автора, и стал непригодным для жизни. Вторая планета системы оказалась разрушена, один из ее осколков – луна Релата.

Теория находит все больше сторонников и подтверждений. Очевидно, дополнительного изучения заслуживает тот факт, что наш Релат в катастрофе уцелел. Это необычно и пока не имеет объяснения. Современный Хьёртт – мертвый мир, его атмосфера недостаточна для дыхания, ядовита. Планета посещалась кораблем древних айри, часть отчетов уцелела. Для айри периода раздельного с людьми существования это редкий случай проведения заинтересованных и полноценных исследовательских работ. (см. например, материалы, хранящиеся в Архиве Академии, доступ для преподавателей открытый, внешнее использование по согласованию с деканатом технического Акада: «Частично-стабильное магнитное поле: есть ли потенциал для восстановления?» – шар с размышлениями айри Тарлосима, ориентировочная датировка 265 год до ЕЛ; «Отчет. Состав атмосферных газов, пробы грунта, общая география и климатические особенности Четвертого мира»; «10 км над уровнем моря: слой атмосферы Релата, по многим параметрам – аналогичный поверхностному Хьёртта», тот же автор, 224 год до ЕЛ; «4-я планета как космическая база для дальних полетов: преимущества и строительные технологии», «Реконструкция катастрофы: модель в реальном времени», шар знаний, 257 год до ЕЛ, работы инженера Юнтара; «Умирающий мир: живое тело и сожженная кожа», эссэ, Таэрльхиннр, 297 год до ЕЛ; «Обратима ли потеря жизнеспособности планеты? Размышления и теоретические выкладки.», тот же автор. Отдельно можно упомянуть и глобальное исследование, датированное 219 годом до ЕЛ, совместный труд капитана Таэрльхиннра и наставника Аэртоэльверриана, серия шаров знаний (16) и отчеты, изучение которых жестко ограничено: материал насыщенный, объемный, чтение сознания обоих авторов требует высокого уровня базовых знаний и таланта. К тому же некоторые разделы теории утрачены. У неподготовленного айри или одаренного может вызвать перегрузку сознания. После инсульта у одного из руководителей филиалов технического Акада в 191 г. ЕЛ выдается по итогам личного собеседования у Аэртоэльверриана, с первичным изучением в его присутствии, строго под контролем состояния здоровья со стороны снави второго посвящения.

28 марта, Хьёртт, «Тор-а-Мир»

Ника

Сколько надо больных волвеков, чтобы отключить снавь?

Оказывается, очень много. Похоже, мир Хьёртта принял меня и охотно наполняет силой, иного объяснения нет. Должна бы уже лежать дохлая, а я все копошусь…

И даже отоспалась до заката вполне сносно, несмотря на боль наших айри. Потом опять лечила и дремала.

Разбудили нас с Яли на рассвете неразлучные «враги» – Ринк и Йялл. Они приготовили вполне сносную кашу, уже второй раз, первый общий ужин мы пропустили. Совершенно такую, как учил Дед, я попробовала и подтвердила. Оба возрадовались и теперь весело впихивали ее в нас с удвоенным энтузиазмом, жутко зевая, сверкая желтыми глазищами и рассказывая новости. Удивительные они – волвеки. Одни остались на корабле, и все у наших дикарей в порядке. Ринк выглядит очень довольным, он явно приложил лапу к дисциплине.

А Йялл дурашлив сверх меры. Спросила – наш «главный дуб» теперь обвешан детьми, все малыши общины на нем, а их – в возрасте от полутора лет и до пятнадцати – сто сорок с лишним. Молодая у Лайла стая!

И полные тарелки событий.

Вожак практически здоров и вместе с прочими старшими учинил на корабле невозможный порядок: все моются, ведут себя вежливо и соблюдают режим дня, Деду бы и полумертвому сразу пришлось по душе. Дети, как и взрослые, уже сегодня начнут учиться, у волвеков просто феноменальная тяга к новому.

Тимрэ по просьбе Лайла организует на днях научно обоснованное переселение, все скоро станут жить семьями. Это удобно, дети присмотрены, родичи не заглядываются на своих же, да и на условия загонов совершенно не похоже.

Дальнюю связь пока отключили, до окончания работ с Гнездом и его полной консервации. Там становится все холоднее, воздух уже плохо годится даже для дыхания выносливых волков в шкурах. Все архивы вчера за день вывезены, некоторые полезные приборы еще демонтируют наши счастливо обретенные инженеры.

А единственный биолог успешно получил ожог от слага и благодарен за него судьбе: в больничном отсеке он нашел не только исцеление, но и поддержку программы озеленения Хьёртта в лице Рилы, любимой дочери Первого. Которой, кстати, усердно поклоняются теперь слишком многие. Их легко отличить по крупным синякам, приобретенным при пояснении главным поклонником более чем скромных прав прочих претендентов. Например, права не разгибая спины копать грунт под ее руководством, – айри добился-таки спасения леса с девятого уровня Гнезда. Конечно, не полностью, самые крупные деревья не вывезти. Но прочие грузят. Они, по словам биолога, такие же мутанты, как волвеки, – создавались для жизни на Хьёртте и, как он надеется, когда-нибудь станут тут свободно расти.

Сидда пока спит, и Эйму, добровольному воспитателю детей волвеков, есть чем заняться. Ее сына нашла группа Лайла, а на корабле его в первый же день разыскал беспокойный папа. У Йяллов замечательный щенок – то есть полноценный волвек, что снова удивило врачей-айри. Они ожидали, что от подобных браков будут рождаться только люди.

Риле теперь тоже работы хватит, поскольку у ее мужа двое почти взрослых детей, старшему девять, младшей пять. И, как назло, мама одного из них – бойкая золотисто-русая особа с восьмого уровня. Вечные наворотили, а теперь Лайлу расхлебывать…

Каша меня взбодрила, новости развлекли. Ненадолго. Вчерашняя усталость быстро сморила, да и боль айри выматывает не хуже боя.

Так и получилось, что я только после обеда пошла искать Тиэрто, по-прежнему с кротовьим усердием роющего данные в архивах Вечных. Яли осталась с братом, который сидел рядом, баюкал и помогал терпеть боль. Волвеки, оказывается, уже и график составили – они очень организованные – кому когда «болеть» возле капсул. Каждые три часа смена, и в деле участвуют все богато одаренные: Лайл, Рила и старая наставница девочек, которую Йялл встретил на шестом уровне – у нее теперь замечательно красивое имя Виана, Ринк и даже еле живой Второй. Куда он денется, если у них с Элом общее имя – Тарин?

Яли сидела и ярко радовалась, ее уверенность в успехе лечения передавалась нашим больным. Моя надежда куда меньше. И чуть в стороне, где они уже не могли читать сознание так подробно, я стерла с лица утомительную и несколько фальшивую улыбку.

Пока мы еще ничего не сделали. А время идет, первые сутки миновали давно и у обоих положение – хуже некуда. Волвеки пока не читают показания приборов айри, оплетающих тела и капсулы. В отличие от меня, для которой в их языке тайн нет. К Тиэрто я шла за надеждой и поддержкой. Но старый айри сидел удрученно-задумчивый, и остатки моей бодрости растаяли, как случайный рой весенних снежинок. Так хотелось верить, что он уже нашел решение. Потому что он – безусловно лучший, Эрто, – признанный гений.

– Совсем плохо?

– Плохо, – кивнул он. – В прежнее состояние после такого поражения нам их не вернуть.

– Знаю. Я смотрела показания и снимки. Легких нет, работа сердца нестабильна у обоих. Прочее – даже хуже исходного графика.

– Именно так. Остается то, что Вечные и затевали, – контролируемая мутация. Тимрэ уже сделал необходимое, мы подобрали двойников по максимальной совместимости крови и прочим важным параметрам. Волвеков, тут ты права. Обоим объяснили ситуацию, они полностью согласны и уже сдают кровь, базовые клетки и так далее. Хорошо хоть их способность к восстановлению много больше человеческой, а то и говорить было бы не о чем. Сколько крови из людей за неделю накачаешь? А нам требуется еще и отменное состояние здоровья донора, это важно.

– Кто?

– Лайл и Йялл. Можно было взять из второго ряда, но эти более стабильны по данным Вечных, если хочешь знать. Тоже может быть важно, хоть и некрасиво звучит. Процесс понятен, и я его просчитал. Даже смоделировал. Все бы было отменно здорово, три недели в минимуме, очень быстро. Только они первый раз в модели умирают на пятый день от ввода программы, а второй – на восьмой, хотя это уже неточно. А по сути и не важно. Потому что первая смерть гарантирована. Вечные прогнали через похожий процесс десять моих родичей в разное время, и все они погибли. Отчеты здесь. Впрочем, ты их уже смотрела. Энергетику клеток не удержать на нужном уровне. Ты с моими старыми работами знакома, понимаешь, о чем речь.

– Да, – я села в сторонке и принялась рассматривать слепым взглядом модель, красивую и невнятную пока для сознания, бьющегося в немой истерике. Он оценил мой потерянный вид по-своему и упростил модель, оставляя лишь проблемные показатели. Я чуть выровняла дыхание за это время. – Разобралась, спасибо. Провал идет по уровню и по стабильности изменения.

– На отдельной клетке зародыша мы бы могли надеяться на успех процесса, – он усмехнулся. – Слава богам, у вас эти шутки под запретом. Наши айри состоят гораздо более чем из одной клетки, хоть на их случай запрет и не распространяется. Процесс будет развиваться скачками и вроде бы уже обновленная ткань станет снова пищей для мутации там, где не хватит энергии, или породит бурный клеточный рост при ее избытке. А скорее всего, случится наверняка и то, и другое. Вот так… Извини.

– Ты не учел меня! – неуверенно выдавила я. – У меня дар. Еще у Рилы, Лайла…

– Учел. Лайла не упоминай даже, он в буквальном смысле обескровлен. Прочие – вас не хватит. Именно в указанные дни и не хватит. К тому же процесс контроля не передать от одного другому, и настоящая снавь тут только одна, – ты. Смотри сама.

– Дар не моделируется.

– Глупости. Я знаю, что ты делала вчера, и могу оценить по интенсивности. Очень внушительно и даже невероятно! Тарина, сгоревшего до костей, ты фактически оживила. Но разницу, минимум в четыре порядка с требуемым, я вполне способен прикинуть. И дело не в разовом выбросе, а в полноценном контроле всего процесса, до последней клетки. Задача нерешаемая. Я буду еще думать. Пока сама смотри – стоит их мучить дальше или отключить теперь же. Обоим очень больно.

– Мне-то зачем объяснять?

– Извини. Забыл. Значит, запускаем процесс?

– Запускаем.

– И Яли ты ничего не скажешь?

– Нет. Если они будут жить – это ее заслуга, если нет – моя вина. Не убивай еще и девочку таким ужасным грузом, как ответственность за смерть любимого человека.

Он уже почти собрался добавить, что Дед – не человек, но смолчал. И на том спасибо. Я вышла и отправилась искать Лайла. Не люблю гениев. Этот айри имеет полное имя Эннлитрэтиэрто, если не ошибаюсь, то есть безусловно гений и умница, который рос от ученика к мастеру и выше, брал упорством и блистал талантом. Он в несколько часов осознал и сконструировал то, что я бы с огромным трудом и куда хуже сделала за отведенные нам три дня. И то – не наверняка.

Только больше я никогда не перепутаю его ворчание с уютными сетованиями Риана. У Аэтроэльверриана слоги гениальности далеко в начале имени. Впрочем, он такой вообще один. А – немыслимая первая буква для имени айри, универсальная. Дальше сразу – высокий талант и следом много позднего и более существенного для него, раз оно вошло в имя – умение слышать мир, то самое со-чувствие, совсем как у вожака волвеков, и редчайшее право вести по дороге судьбы. Риан свой великолепно тренированный и усиленный наитием рассудок перерос долгие века назад и стал просто мудр. Это совершенно иное, уж поверьте снави. Мудр – способен видеть большее, нежели модель процесса или расчет его по стадиям. Он бы никогда не попытался учитывать в цифрах дар. Я и без расчетов знаю, что у нас всего один шанс. И чтобы его реализовать, надо пробовать. Эл и Дед простят мне ошибку и боль. Но отказа от попытки – не простят.

В общем, я все рассказала Лайлу.

Старший сидел в парке, устроенном в соединенных наспех комнатах пустого сектора тора. Он уже начал сдавать кровь и выглядел бледным, но ничуть не менее активным и деятельным. Он даже отдыхал в полную силу, счастливо сливаясь с крошечным островком зелени. Волвеки перенесли сюда грунт, аккуратно расстелили почти не потревоженный дерн с травой, для скорейшего приживления укрепили к шестам деревья и лианы. Получилось очень уютно, настоящий парк, они даже дорожки сохранили прежними, отсыпанными из мелкого цветного гравия.

Лайл меня выслушал очень спокойно, не перебивая и не выспрашивая, не лез в сознание и не копался в памяти. Просто со-чувствовал, полно и глубоко, как умеет только он. Потом мы еще долго молчали. Вожак смотрел на парк и радовался: его община узнала, что есть деревья, зелень, трава. И услышала запах живого мира. Еще он думал, что волвеки обязательно вернутся на Хьёртт и посадят эти деревья на воле. Они связаны с пустыней незримыми нитями и рвать связи не согласятся.

– Ник, ты знаешь, что мы потеряли старого Второго? Я его помню, но увы, в ночь штурма даже не застал живым в Гнезде. Лучший был из нас. Он понимал всегда то, что мы осознали лишь с появлением Сидды. Теперь стая считает старшим учителем Деда, – он усмехнулся. – Мне нравится иногда считать нас стаей, знаешь ли. Все равно волвеки не люди. И не айри. Дед тоже не айри, он и родился-то среди них по ошибке, не иначе. Или все остальные у них крупно ошибаются, за столько веков не научившись толком дышать, слушать, смотреть? Эрто, кстати, – он слишком уж умный, на мой взгляд. Так недолго и Вечным сделаться. Начнешь с ним говорить, вроде все путем. А чем мозг активнее работает, тем мысли становятся к живому более безразличны. После его очень грамотных рецептов народ тайком бегает к Тимрэ. Не дают бедняге выспаться, я к его двери ночью Ринка приставил. У парня есть надежные способы лечения бессонницы – низкий рык и висячий замок.

– Тимрэ тоже из стаи?

– Само собой, уже давно! – уверенно кивнул Лайл. – И Эл, и ты, и Сим. Этот чудной биолог, слегка на голову нездоровый, он постоянно с деревьями разговаривает. У них, зеленых, только представь, даже имена есть. Самое большое он погладил и извинился, срезал черешок и пообещал возродить. И полагает, что они слышат и отвечают… Впрочем, с кем еще в Гнезде было общаться? Затем пара инженеров, новый врач, совсем молоденький, Тирн. И химик, хотя он сам еще не верит, что наш и родной. А прочие – они айри. Гордые и далекие от жизни, с большой головой и маленькой душой. Может, мы их подлечим… Не делай такие глаза! Знаю. Твой Эллар очень тяжело вживается в мир, его слишком сильно обидели когда-то давно. Небось очередные Вечные, только быть тяжело и надолго раненным и от рождения ледяным – разные состояния.

– Все-то ты знаешь.

– Я вожак, – прищурился он лениво. – Мне положено. Я даже знаю, что отдам стаю не Йяллу, а Ринку. Сам сижу и удивляюсь, что из Третьего собирается вырасти учитель. Это все Сидда, она нас так невероятно изменила, беззащитная маленькая жена Йялла. Меня, наверное, больше прочих. Я как-то и не понимал, что люблю свою стаю. Не просто со-чувствую, а жить без них не могу. Только ради них, как Йялл – ради детей. Уж больно он для малышни ростом здоров, как думаешь?

– Мы с Рилой его назначили «главным дубом», когда играли в лес. Дети, наверняка, в восторге.

– Так что я и говорю… – вроде бы вернулся он к оборванной мысли, которую забыл озвучить. – Нимар лепит памятник. Представляешь? Откуда мысль такую выискал, ума не приложу. Вернулся на корабль, бегом рванул в дальний сектор, от всех отгородился и работает. Меня звал недавно, вот я и видел в его сознании – на плите будут стоять, возле твоего «Птенца», и смотреть на него. Двое – капитан этот умерший давно, чтобы корабль хозяевам не достался, а у нас было второлуние с помехами, и прежний Второй, волком. Я для Нимара с утра битый час думал, какой он был – чтобы узнаваемым делал, а не абы как. Человеком его Нимар с детства помнит, а вот в шкуре – нет. Теперь донимает Тарина, тот знал Второго, воспитавшего его. Нашего лучшего Второго, это я тебе еще раз совершенно точно говорю. Сильная боль, тяжелая потеря. И больше мы тут никого не оставим. Прочие все живы и увидят Релат. Поняла?

– Поняла. Спасибо.

– И не ходи с вопросами к этому Эрто. На пятый день, на десятый… не выдержат, невозможно… Боги может и знают, кому еще дать шанс, а кому уже не давать, мне про них твой Эл говорил, а врач – всего лишь старый айри. Сиди возле мужа и делай, что сердце велит. Ты же снавь, вот и брось эту дурную ме-ди-ци-ну. Все, что можно, уже сделано и делается. А что нельзя – от нее не зависит. От тебя, от стаи, обоих всем сознанием и сердцем принявшей, и от Яли, само собой.

– Спасибо.

– Я и сам иногда не знаю ответы, но этот правильный. Куда сложнее понять, стоит ли нам сейчас говорить с Релатом? Гнездо закроют через час. Сигнал вызова с их стороны горит непрерывно. Беда в том, что я не хочу говорить за всех. Без Эла, без Деда… И не решаюсь тех, далеко, заставлять снова мучительно и долго ждать.

– Я могу пойти с тобой.

– Ладно. Ненадолго, и марш к мужу. Договорились?

– Да, старший.

Он довольно усмехнулся и поднялся. Погладил листья странного дерева – плотные, узкие и сероватые, проследил, как поднимается трава, слишком устойчивая и несминаемая для обычной, и зашагал в рубку.

Мы сели рядом, за стол капитана. Лайл резковато ткнул в панель, принимая вызов. Удивленно нахмурился, рассматривая возникшего по другую сторону стола объемного и почти осязаемого собеседника, доступного в некоторой мере и для чутья. Значит, канал полностью отладили. И не только. Я никогда не видела Риана таким уставшим и измотанным.

– Так, – вздохнул он, явно сбросив с плеч огромную тяжесть. – Все же вы справились.

– Ты всегда все знаешь, – улыбнулась я. – Что, худо на Релате было в минувшие сутки?

– Необычно, – покачал он головой. – Айри собрались вместе. Позвал их Грийен, только в итоге ему это стоило жизни. И еще троим старейшим. Хотел объявить отделение от мира людей наших «высших», как он зовет бескрылых драконов. Только все уже привыкли жить внизу, упустил он момент. А потом прилетела та, которая его избирала и сообщила, что для некоторых из нас больше нет права жить, а иные лишатся права сознавать. Говорила ему старшая Ника в свое время, – доиграешься, не лезь… Не видела пока безумных айри? Мороз по коже.

– И ты ни при чем, как всегда. Как Ялитэ?

– Отлично, Академии отошли все ресурсы погибших. С утра никак не осознает свое положение самого состоятельного директора мира. Его Гимир успокаивает, Деда ресурсами не проймешь. Хотя последнее время он меня сильно беспокоит, эти глупости с порядком и полной дисциплиной… Стареет, наверное, или ему кто-то на ухо шепчет отборные гадости. Ринтэю отдали корабль и верфи айри, лишенного права жить. Теперь наши поющие металлурги его донимают. Впрочем, у них совпали музыкальные вкусы, бывает и так. На стапеле практически готовый «Птенец-2». У кораблика отменные планетарники моей старой конструкции, без проблем на взлете. Ринтэй просто счастлив, «двушку» во всю гоняют пробно, вся твоя обожаемая группа пилотов в деле. Что еще? У волвеков будет прекрасный городок. Стройка идет полным ходом, уже никто не мешает, – он чуть нахмурился. – Как Эл? Насколько у тебя все плохо?

Я рассказала коротко и без деталей. Он усмехнулся, узнав, что нашелся Тиэрто. Кивнул, подтверждая слова Лайла о моем месте на корабле.

– И что ты тут делаешь, хотел бы я знать? – добавил вслух для верности, почти сердито. – Иди, сиди там. Ти ужасно умный, и, действительно, стоящий врач, и айри толковый, только не жди большего. Вернешься – сдай старого умника на воспитание Лимме. Или сбежит в горы, или научится быть помягче, к людям внимательнее. Так, Лайл, я вызываю Ялитэ и мы начинаем думать, кто из учителей вам нужен. Здесь у здания дирекции скоро драться начнут за высокое право давать уроки Хьёртту и посмотреть хоть так на живых волвеков. Я немного знаю «Тор-а-мир», у вас можно транслировать сигнал на несколько помещений, чтобы учить одновременно. Разберемся, полагаю. Твои уже обдумали, кто к чему склонен?

– Вполне, сброшу запрос до вечера.

– Ограничения с канала я снял. Кстати, именно ограничения дали нам отследить ночной вызов Грийена. Закончим с делами, зови своих семьями, будут смотреть дома и подбирать отделку. Мороки на месяц хватит. Зато вселятся в жилье, а не в пустые стены. Сколько вас там?

– Четыреста шестнадцать голов! – гордо сообщил Лайл. – Правда, три десятка пока еще в инкубаторах, женщин совсем мало и следующее поколение надо почти поголовно с людьми мешать. Мы слишком близкая родня друг другу, как говорит Тимрэ.

– Мешать? – Ялитэ, ворвавшийся в зал связи и теперь падающий в кресло, смотрелся не лучше Риана, с темными тенями под глазами, но был непривычно жив и весел. – Госпожа Энзи уже замешала, не расхлебаешь!

И он рассказал, почти не давая вставить слово хоть кому-то. Странно видеть Ялитэ таким возбужденным и издерганным. Он уже не так молод, чтобы испытывать проблемы с контролем эмоций. Лимма как-то сердито отметила: у директора, скорее, проблемы с самими эмоциями, а вот поди ж ты, вскакивает, руками машет, шипит…

Риан наблюдает с интересом. Даже благосклонно, пожалуй. И молчит. Ничего, я его разговорю, не в первый раз. Месяц-другой поупирается и начнет делиться. Поймал мой хищный взгляд, улыбнулся понимающе, пожал плечами. Значит, не месяц, раньше зимы не стоит и начинать любопытствовать. Интересная у него ссадина на руке: я бы сказала, пролеченная снавью серьезная травма. Ага, одернул рукав. Ох и трудно будет добыть правду! Ладно, послушаем пока то, что можно. Благо, Ялитэ необычайно говорлив.

Итак, моя бесподобная тетушка утром двадцатого марта посетила первый официальный сеанс связи, вернулась к себе в деканат и вызвала на казнь перепуганных «погодников». Ребята сразу пришли в старых штанах и майках, с тряпками, ведрами, запасом трудового энтузиазма, показным раскаянием на лицах и настоящим страхом в душе. Отделаться неделей-другой каторжных работ – пустяки: все же не шалость, вскрыт кабинет декана, зафиксировано проникновение в систему Акада… Дело серьезное, да и Лимма улыбается многообещающе.

Львица воркующим тоном предложила оставить орудия труда – не помогут – и пригласила всех в тот самый деканский кабинет, закрыв дверь на замок. Парни позеленели: значит, как минимум, верное отчисление. А спасти их может лишь Эл, который далеко… Все сидели молча и ждали.

Чего угодно, но не разноса с требованием никому ни-ни о ее ночном сеансе связи с экипажем «Птенца» и общении с запрещенными пока к демонстрации их замечательной внешности волвеками. Такая информация сама по себе стоит изгнания в дикую пустыню, но если они будут умными мальчиками и сохранят тайну… Ребята стонали и дергались, забыв про угрозу отчисления: они, оказывается, такое упустили!

А премудрая Лимма все бушевала, настаивая срочно сдать попавшую к ним незаконно запись. Которой у них, само собой, никогда не было, но что может быть слаще тайны? Тем более наставницу снавей срочно вызвал по внутренней связи Ниэст. Настолько неотложно, что госпожа Энзи забыла обо всем и ушла, не выгнав их в коридор. Кабинет немедленно подвергся повторному пристальному осмотру. Нашлась и запись со встречи, и несколько крупных фото волвеков, и материалы по Хьёртту.

К вечеру тайну честно хранили все студенты. Через три дня Гимир обнаружил это, заглянув в комнату своего ученика, где всю стену занимал снимок Йялла, свеженькая распечатка. Скоре всего, он, – пока там плохо различают лица волвеков. Потрясенный директор вызвал Ялитэ, и оба пробежали по коридору, наугад открывая двери и выслушивая разнотонный визг пятикурсников, пойманных за поклейкой новомодных обоев.

Ситуация тупиковая: отчислить всех или закрыть глаза и махнуть рукой?

Ялитэ махнул, айри уже затевали свою большую склоку с отделением «высших».

Гимир учинил расследование. «Погодники» осознали неизбежную угрозу разоблачения и пошли сдаваться, теперь уже в кабинет директора, в тех же майках и с теми же швабрами. Их со слезами провожала вся Академия. Дед выглянул в окно: внизу топтали газоны его любимчики. Гимир тяжело вздохнул и отослал хулиганов к Вэинэри, на высадку нового стойкого к заморозкам розария перед главным зданием дирекции. Говорят, хорошо получилось, негодникам усердно помогали.

Ялитэ вздохнул.

– Лимма хоть и делает невинный до святости вид, бросала материалы по Хьёртту где не надо, это очевидно. Гимир безмерно зол, он вообще панически боится всего, что связано с генетикой. Но может, и обойдется, – добавил директор, чуть успокаиваясь. – Тут девицы уже за право встречать вас в рукопашные ходят. «Погодники», заразы, что еще учудили: поставили сигнал с официального приветствия на просмотр по внутреннему каналу, закончив с цветником, теперь моют-таки полы, и опять в дирекции. А толку? От портретов волвеков нам не избавиться. Уже на майках печатают. Вчера занятия отменили, женская часть второго курса лекарского Акада объявила траур, узнав о том, что у Йялла уже есть жена. Сегодня парни с третьего курса побрились наголо, целая группа, и их сразу стали считать очень красивыми. Тренировки с холодным оружием проводить невозможно, – в зале толпы. Лайл, вас будут рвать на куски и растаскивать на сувениры. Тренируйте нервы!

С тем я и ушла.

Возле капсул было тихо и очень спокойно. Яли сидела и пила чай. Брат принес из больничного блока Сидду, одетую в знаменитое голубое платье моего изготовления: лен с вышивкой в стиле древних узоров племени брусов. Ей, и правда, идет, к тому же женщина так ценит внимание мужа, что буквально засветилась от радости. А этот гигант, еще более раздуваясь от гордости и важности, деятельно знакомил ее с сестрой. У него самая удивительная и смелая жена, у него бесподобно красивая и умная сестра, потом наоборот, Сидда – красавица, а Яли – самая смелая…

Обе хихикали, таким они Третьего никогда не видели. Он ничуть не смущался и охотно повторил все глупости для меня, в развернутом и дополненном виде. Потом важно потребовал после завершения оживления больных айри устроить ему нормальную свадьбу, чем он хуже Ринка? Только шлейф должен быть длиннее, – ехидно добавила Яли.

От дверей ее замечание расслышала Рила и пообещала припомнить. Рыжая смотрелась восхитительно: свежая, отдохнувшая и победительная. Она разогнала конкуренток, как настоящая волчица, без всяких там жалоб или походов к вожаку, и теперь еще не истратила весь боевой задор. Впрочем, глянув на обожженную голову Яли, успокоилась и отпустила всех Йяллов гулять. Сегодня им выбирать себе дом, первыми. Я мысленно посочувствовала той дизайнерше, которая все утро извела на макияж и прическу для Йялла, «настоящего дикого волка». Я, уже выйдя из рубки, краем уха слышала директорские сплетни. Она не видела волчиц, с которыми даже Йяллу едва ли удастся соревноваться в массовости поклонения. Слишком уж красивая община у Лайла.

Я села возле капсул и принялась думать для айри – про собрание на Релате, про памятник, парк на корабле и их заочный прием в стаю. Сегодня им было куда как менее больно и новости прошли на ура. Дед так серьезно воспринял свое назначение Вторым, что уже никуда не собирался уходить. Он деловито обдумывал план обучения, и я готова поручиться, был в полном сознании.

За него я не особенно волновалась. Дозу исходно рассчитывали для обоих примерно одинаковую, но помещения-то разные. На седьмом уровне – внушительный цех, масса механизмов и, возможно, именно от их работы, – я приметила сразу же, едва войдя, – там отчетливо прослушивался озоновый аромат, гарантия стремительного разложения пирана. Соответственно, добавила позитива и дополнительная система фильтрации воздуха, приборы ведь не любят пыли. А на пятом – замкнутая герметизированная комната малого объема. Что из этого следует? Десятикратная разница в практически полученной дозе яда. Поэтому Дед уже с нами и скоро начнет скучать, ему мучительно безделье. Эл же очень далеко и по-прежнему без сознания. Я придвинула кровать так, чтобы рука касалась капсулы, улеглась и задремала.

Во сне до ушедших добраться проще.

Он сидел на ступеньках лестницы, уходящей вниз и теряющейся во мраке. Той же самой, на которой я однажды ждала Лимму, в очередной раз истратившую все силы и уже не способную найти дорогу в мир без помощи другой снави. Ступени впитывали свет и тепло, оставаясь непроницаемо-матовыми, призрачными и чужими. Ветерок чуть тянул снизу и шевелил темные волосы Эла. Его взгляд был прикован к провалу мрака впереди и уже принадлежал тому пути, с которого не возвращаются. Но мой айри упорно цеплялся когтями за кромку ступени, заставляя себя не вставать и не идти прочь. Он ведь обещал потерпеть и дождаться. Я села рядом и осторожно приблизила плечо к его плечу. Это правило – сначала ощущение, потом касание. Здесь все так зыбко, что поспешность может сорвать его вниз, откуда уже нет возврата.

Эл чуть качнулся ко мне, рука была совершенно холодная и сведенная судорогой. Проклятый упрямец умудрился-таки оставить боль при себе, почти всю, и я осознала ее сполна лишь теперь. Зато он чуть вздохнул и шевельнулся, отрывая, наконец, взгляд от мира теней.

– Пошли домой! – жалобно попросила я. – Там хорошо. Риан привет передавал. Твои студенты в волвеков играют, Ялитэ гневается напоказ. Лимма мое платье дошила.

– До чего же ты упрямая, – он, наконец, вспомнил, как надо двигать губами, хотя речь пока удавалась плохо, голоса почти не осталось. – Как ты нас держишь, не пойму. Там от тела уже ничего не осталось. Я удивляюсь, что у меня может болеть?

– У тебя пока вполне прилично работает сердце, – успокоила я.

– А потом? – он заинтересовался, с трудом отдирая когти от ступеньки и разминая руки.

– Будем делать из вас айков. Йялл с утра придумал слово. Нравится? – Я подставила плечо, помогая ему встать, и потащила вверх, туда, где дышит наш живой мир. – Доведем проект Вечных до конца, такой вот абсурд. Будешь помесью айри и волвека.

– Облысею, что ли? – он уже неплохо шел, почти не спотыкаясь. – Тебя близко к науке подпускать нельзя. И как у меня с шансами?

– Паршиво! – честно сообщила я. Воздух заметно потеплел, руки мужа тоже. – Тиэрто говорит, вы точно не выдержите. А Лайл говорит, не слушай старого айри, он не из моей стаи.

– А я? – он развеселился, представив антинаучный диспут легендарного врача с безразличным к званиям вожаком.

– Ты из стаи, можешь не сомневаться.

– Тогда слушай Лайла! – милостиво разрешил он, почти поверив в возможность вернуться, даже начал думать о нормальном, мелочном. – Где-то в Гнезде я нелепо бросил меч… Если даже и выживу, Риан наверняка добьет по возвращении.

– Ринк подобрал, сейчас пойду и вычищу.

– Ага, займись.

Я стояла на самой первой ступеньке и смотрела, как он поднимается по зеленому холму. Сегодня удалось. Что будет завтра – решим завтра. Пока же меня бесцеремонно встряхнули, разбудили и усадили.

Ринк. Опять кормить будет? Он, похоже, разобрал смысл вздоха. И сегодня он до странности иной, грустный и встревоженный. А еще – чуткий. Прежде дар Ринка не читался так явно. Растет Четвертый, прав Лайл.

– Нет, с кашей покончено. Готовить теперь будет Сидда, – сообщил он значительно, и даже чуть повеселел. – Третий раздулся от гордости еще сильнее, того и гляди лопнет! Всем ужин очень понравился, вот у него какая жена! Хотя готовил я, она только пальцем показывала и пробовала. Большое дело, когда на кухне такой шеф-повари. Ее Рила полечила удачно, скоро домой отпустит.

– Уже вечер? Я спала долго, выходит.

– Поздний. А я принес меч.

– Мне только что велели его отчистить.

– Я чистил, – он продемонстрировал. И правда, неплохо. – Он куда удобнее твоего в руке, я знаю. Подавал Йяллу и чуть не выронил. Почему так?

– Мой капризен и признает лишь того, кого выберет. Этот младше и не так упрям, к тому же ты его вернул владельцу, уже не враг и не чужой. Дом выбрал?

– Нет, сегодня была очередь Йяллов, там из-за них целый скандал. От одного вида Яли дизайнерша на том конце канала связи чуть не устроила истерику. Потом Йялл вежливо спросил ее, почему у бедняжки лицо такое грязное, в три слоя разноцветной пылью вымазано. Может, у них воды нет? И она все же устроила истерику. Пришла Лимма, фыркнула и выгнала дуреху. Теперь с нами будет работать единственный на Релате айри-художник, он совсем мальчишка, сильно на Тимрэ похож, всем сразу понравился, потому что чувствует нас. Говорили, он капризный и может отказаться от работы или запросить непомерно, ему платят там любые деньги.

– Он попросился в стаю.

– С тобой разговаривать неинтересно. Да, уже уговорился с Лайлом и строит себе студию на берегу. Нимар от него не отлипает со своим памятником. Вроде у малыша хорошо получается, – он цедил новости без привычного живого интереса. – Знаешь, у Йяллов нашлась бабушка, правда двоюродная, и еще племянник…

– Ты вообще многодетный… – я нащупала причину его беспокойства.

– Вот потому я здесь, – деловито и напряженно кивнул он. – У Рилы, правда, все будет хорошо потом, дома? Она переживает, я вижу. Может, поговорить тебе с ней, не для Лайла тема. Вожак хоть и умница, но про внуков что ни день думает. Ей очень больно. Невыносимо, понимаешь?

– Невыносимо? Это серьезно. Так… в ближайшие дни у Эла и Деда все должно быть нормально, восстановлюсь до кризиса. Тащи всех, будем лечить.

Он молча исчез, как умеют лишь волвеки, и то не все. Только что рядом дышали сто десять кило – и пустота. Ни звука, ни дуновения, ни тени. Магия, наверное. Точно могу сказать другое – он отчаянно ждал именно того ответа, который получил. Не для себя даже, для нашей рыжей умницы. Вон, стоит в дверях, глаза совсем красные. Плакала? Руки дрожат, мнут платок, плечи одеялом укутаны, мех на шее дыбом… нет, дело плохо. Что могло довести ее до настоящей истерики? Рила ведь сильная и уверенная. Рядом сердитая Яли – утешала и ругалась с кем-то…

Прошла, села спиной к капсуле и замерла, слушает, как спят наши айри. Успокоено улыбнулась, сознавая возвращение Эла. Его боль легла теперь на ее плечи, освобождая мое чутье для новой работы.

Большой и трудной.

Я бессовестно врала Риле, когда говорила, что случай простой. Не вполне безнадежный – уж так куда точнее. И плакала она, похоже, именно ощутив своим растущим даром, который особенно быстро прогрессирует при постоянной работе лекаря, насколько все непросто. Я глянула внимательнее – ах вот как, ходила консультироваться к Тиэрто, не желая беспокоить близких и меня, вымотанную до крайности. Рила виновато кивнула и снова всхлипнула. Яснее ясного – он честно сказал, что медицина бессильна. Может, будь у бескрылых женщины, он бы и изучил подобные проблемы детально, а так – лишь оценил общее состояние. И привычно склонил голову перед делом рук высших, своих же соплеменников – хозяев. Они айри, они все рассчитали правильно, когда уродовали «самку». Я сжала зубы – Рила не прятала сознание. Значит, резали как всегда, без наркоза, она и теперь боится даже воспоминания, а этот гениальный червь залез в ее память и рылся бесцеремонно. Заставил все пережить заново. Тогда у нее не было ни желания жить, ни свободы, ни Ринка, на которого смотрят с восторгом все наши женщины. И отца не было, замечательного, чуткого и мечтающего о внуках. Второй раз пережить кошмар оказалось куда страшнее: ей теперь есть что терять. И пожалуй, утрату она могла счесть невосполнимой. А себя – ненужной и даже вредной для близких. Ее изуродовали, лишив Ринка того, на что он безусловно имеет право – наследников. Четвертый очень любит детей. Она это чувствует и мучается. Ну кто тянул за язык нашего гения!

Когда еще мы доберемся до Релата…

Прав Ринк, надо работать сейчас, не откладывая ничего. Я могу и не справиться, но тогда ею займется Лимма, после возвращения, мы ничем не рискуем. Куда важнее сохранить у Рилы остатки веры в лучшее.

Второго-Тарина привез Йялл, прямо на кровати, с капельницей, в свежих повязках. Тиэрто хороший врач, именно он создал в свое давнее время «вторую кожу», клеточный препарат, способный восстанавливать обожженные зоны до исходного состояния. Я любимого учителя волвеков вызвала с нижних ступенек лестницы, уже почти силком втащила в мир живых, а прочее – медицина Тиэрто. Дней через пять Тарин встанет. У него тоже семья: дочь десяти лет и сын почти совершеннолетний, уже лысеет.

После потери волос волвеки-мужчины считаются взрослыми, они получают способность к смене облика. Мне Лэл рассказал, когда я лечила его в ночь штурма. Кстати, сбылась и моя нелепая, как наваждения, навязчивая идея: погладить шкуру волка. На вид очень мягкая и уютная. Я долго маялась, а в больничных палатах двадцать седьмого марта оказалось куда больше, чем хотелось бы, и волвеков в человечьем облике, и волков. Обгоревших, изнуренных, отравленных гарью. Они терпели боль с каким-то действительно нечеловеческим упорством, вцепившись зубами и когтями в жизнь, и ждали помощи. А я старалась и спешила. Тоже с упорством, достойным этой замечательной стаи. Теперь уже и моей тоже. Кстати, шкура у них и правда невероятная. Выдерживает удар электрического бича с зазубренными иглами-пилками на конце. А покрывающий ее пух нежнее и тоньше бархата.

Итак, мы все в сборе.

Я вздохнула, не без дрожи сознавая, как буду плоха через несколько минут. Сообщила каждому его часть «операции» – давать силы, удерживать сознание – мое и Рилы, – ограждать нас от капсул, их поселенцам ничего плохого знать и чувствовать не стоит.

Сознание управилось с делом из последних сил и погасло так основательно, что я не стала пытаться его будить. Уже вечер, утром и так проснусь, даже вполне отдохнувшая.

Утро. Одна. Яли ушла завтракать, оставив мне порцию сладкого и чай. Сидда удивительно вкусно готовит. К чему это может привести – подумать страшно. Ее Йялл весил сто шестнадцать килограмм без капли жира, а на такой кормежке… Да мы не взлетим!

Я усердно поедала завтрак, мысленно дорисовывая вожакам щеки. Дед приглядывался с ехидством к моим затеям и без голоса брюзжал, что все это глупости. Лайл не допустит, чтобы его стая утратила форму, это же не глупые безответственные люди или айри. Волвеки в лабораторию не заглядывали, не хотели беспокоить. Впрочем, стоило о них подумать, как через пару минут в дверях возник Лайл. Следил и был поблизости. Я допила чай, жадно догрызла пирожок и подумала о добавке. Он улыбнулся одобрительно.

– Сидда отменно готовит, новенькие толстеют на глазах. Мы ведь быстро восстанавливаемся. Иди, я тут посижу, а тебе дадут добавку без боя.

– Это как? – приятно удивилась я.

– Йялл с Ринком забавляются. Сперва подрались прилюдно – разбирались, кто из них «молодец». Потом встали у раздачи: чтобы получить добавку, надо мимо них пройти. Парни сперва пускали свободно женщин и детей, не драться же с ними. Те обиделись на неравенство условий, объединились и напали с тыла, теперь кипит сплошное побоище. Скучает народ, пусть поиграют. Наконец стае хоть удалось сообща обоим нашим переросткам по синяку поставить. Событие. Уже просили Сидду испечь победный пирог в честь такого случая.

Я кивнула и вышла.

Вообще-то есть хочется не сильно. Дар потихоньку прибывает, к вечеру буду в норме. А пока все заняты, надо зайти к Тиэрто. Разговор есть, и серьезный. Он устроился обособленно, в комнате сектора, содержащего архивы и приборы Гнезда. Встретил меня спокойно, даже с легким недоумением.

– Я уже запустил программу, идет предварительная обработка данных. По остановке сердца будем менять кровь и стартовать. Судя по данным приборов – не сегодня, как я исходно полагал, а завтра. Или передумала?

– Вопрос в ином.

– Как-то неприветливо! – удивился он.

– Любому, кто живет теперь на Релате, я бы ребра вывернула за то, что произошло вчера. Но ты можешь не знать законов и проблем. А самому подумать – сердце мелковато.

– Как ты смеешь?

– Смею. Копался в моем сознании – ладно. Это было очень больно, грубо, унизительно, ты рылся без разбора и такта, влезая в личное, но для дела. Я понимаю, и я не сахарная, могу потерпеть.

– Что, стыдно признать, что муж не так пылок, как волвеки? – недобро усмехнулся он. – Убогие человеческие инстинкты таишь от всех? Глупо. Я твои проблемы к другим напоказ не носил, а мне они неинтересны. Пошла вон.

– Ваши уроды-старейшие Элу жизнь сломали. Он почти не может видеть мир в цвете и радоваться ему. Живет через силу и очень старается, но без цели, без праздников и в угнетающем одиночестве. Он мой самый родной, и мне тоже больно. А ты приплел инстинкты! Вот уж с чем проблем нет… – Я грустно усмехнулась. – Смотрю на Ринка и радуюсь, у него каждый день наполнен. А твоими усилиями Четвертый может стать подобен Элу. На Релате законом запрещено глубоко вмешиваться в сознание. Это сделали после гибели двух добровольцев, участвовавших в эксперименте. Они покончили с собой, в отличие от меня. Комплексы и подсознание – не игрушки для холодных чужаков. А ты, надеюсь, не хозяин из Гнезда.

– Вон!

– Рилу пытали унизительно и больно. Ты вынудил ее пережить некоторые самые глубокие страхи заново. Еще больнее то, что ей лезли в сознание – как ты, да еще с приборами, для точности. И лишая права иметь детей, ее резали без наркоза, издевательски поясняя, что именно делают. И вчера она пережила этот кошмар снова, пока ты любопытствовал. Куда тяжелее – надо было скрывать свою боль от близких, чтобы не мучить их. Она была еле жива вечером. Мне все показала Яли. Ты лишил женщину надежды, и она пошла к Нисе, которой нравился Ринк, сказала, что ему будет плохо одному, и попрощалась. Хорошо, в стае полных уродов нет. Та сразу докричалась до Яли. Ринк молодец, и пришел вовремя, и выслушал, и принял боль, и успокоил. Он ее просто вытащил с того света.

– Она всего лишь сказала, что устала и не может уснуть ночами, попросила сильное снотворное! – Тиэрто тяжело уронил голову. – Я дал. Одну дозу…

– Название. Она остальное сама взяла из больничного шкафа, давно не дикая, нашла. Рила уже умеет синтезировать простые препараты, кстати. В общем, не одна была к ночи доза. И наша рыженькая сидела над ампулой с беспробудным сном и рыдала. Уходить нелепо, а оставаться – обожаемого Ринка радости лишать, бездетным делать. Ты очень хороший врач и неплохой айри. Только очень прошу: учитывай, мы все живые и хрупкие. Мы не для игр. Сломаешь – как еще сам переживешь такое? – я вздохнула и поднялась. – Поговори лучше с Рианом, а я пошла. Извини, если я была груба, мы только что общались с Лайлом, и я приметила, как ему отчаянно плохо из-за дочери. Но все обошлось, и мы станем умнее и осмотрительнее впредь.

Он промолчал, и я вышла, аккуратно прикрыв дверь. Где вы, остатки хорошего настроения? В столовой! Я ускорила шаг. Не знаю, сколько там наготовила Сидда, но волвеки прожорливы, и я рискую застать лишь группу уборщиков.

Ух ты! Не угомонились.

Я влетела в двери и остановилась. Не люди, уж точно. Дерутся все, вопли и визг оглушительные, от рычания вожаков посуда мелко вздрагивает, а синяки некрупные и лишь у сильных. Никто не заигрался и не использовал случая, чтобы отомстить за тайную обиду. Ниса так и вовсе объединилась с Рилой и гоняют они почему-то не Ринка, а Сая…

Сидда одна подозрительно скучает у кастрюль. Умные волки не просят добавки, они просто резвятся чуть в стороне, нагуливая аппетит. Так что я получила пирожки, чай, блинчики, даже тянучий сахар совершенно без боя. Сколько сил эта смиренная бруса потратила на кормление оравы волвеков! Не зря они ценят ее безмерно, она и правда удивительная. Как Йялл говорил? Теплая и тихая. На Хьёртте с его климатом, в стае, охваченной ненавистью к Вечным, это должно особенно поражать. Да и теперь рядом сидеть уютно, она для всех старается, не умеет просто в сторонке оставаться. Вон пирожок мне греет, стул двигает. Подушечку где-то раздобыла. Переживает.

Я устроилась возле светловолосой и принялась жадно жевать, рассматривая ее. Маленькая, тоненькая, все еще бледная после ранения и, действительно, – грустная.

– Не тяжело в нашем странном мире? – спросила я. – Ты ведь из племени брусов, да? Моя соседка, получается. В одной степи уродились.

– Уж в том, что ты арагни, сомнения нет, вы все очень яркие, красивые и уверенные! – кивнула она, радуясь возможности поговорить на полузабытом родном языке. – Здесь хорошо. Только они слишком быстро меняются. Йялл такой умный теперь! А я даже ваш новый язык никак не освою, через слово запинаюсь. Он помогает, конечно, и не сердится, что я глупее прочих. Пока еще не слишком заметно.

– Очень заметно! – обнадежила я ее. – Где ты так ловко научилась себя не ценить? Ты спасла Второго. Ты умеешь готовить лучше всех и вести хозяйство – тоже. Твой Йялл самый аккуратный, дети тебя обожают. Впрочем… давай, еще осталась главная глупость, ты же некрасивая, да?

– Да, – она согласилась со вздохом, очень спокойно, привычно и подробно пояснила. – В селение в далекой первой жизни, еще до ледяного сна, пришли враги и нас сделали рабами. Они себе выбрали женщин, а прочих продали. Меня дешевле всех. Я страшненькая, так и сказали. Тощая и блеклая. Злой хозяин из Гнезда, что увел вниз Йялла, тоже говорил – невзрачная, из-за таких не стоит умирать. Там я была Третьему нужна, а тут… он порядочный и очень добрый. А я из прошлого. Так будет недолго.

– Много ты понимаешь в зрении и вкусах волвеков! Лучше бы попросила Йялла соединить сознания и рассмотрела толком для начала хотя бы свои волосы его глазами. Они, к твоему сведению, почти не понимают, что у людей означает «белый». Тиэрто с Тимрэ второй день убитые наповал ползают, – я вынуждено перешла на карнский диалект, все наши новые научные термины из него или из языка айри. – Спроси у умников про многоканальное и мультидиапазонное восприятие. Если смогут – объяснят, они сами половину не понимают. Вкратце: твои волосы для любого волвека настоящее радужное чудо.

Она удивленно распахнула глаза. Синие, глубокие и ясные, – единственный кусочек неба Релата на корабле, не считая взгляда Тимрэ. То ли еще будет, когда и впрямь посмотрит! Я пояснила попроще: это как снег. В пасмурную погоду он белесый и невзрачный, почти серый, так видят люди. А для волвеков солнце всегда светит: их восприятие того же снега – искристое, многоцветное, праздничное. Уж само собой, он не белый и не серый. Играющий всеми цветами, переливчатый, подобный россыпи драгоценных камней. Сидда задумалась, перекинула косу на грудь. Загрустила вновь. От прежней-то густоты волос мало что уцелело, – догадалась я. И отметила для себя: надо ей срочно пролечить кожу головы и подрастить волосы. После Гнезда с его гнилым воздухом и ядовитой водой они сухие и ломкие. А пока она думает, я, радуясь успеху, продолжила убеждать.

Нимар, как мне сообщил Лайл, с утра в волчьем облике усердно смотрел для наших ученых, он видит ярче прочих и отменно передает. А ее дорогой Йялл, кстати, на пару с Тарином обеспечивал айри настройку на восприятие. Тиэрто слишком рационален и рассмотрел малую долю, то есть остался в своем уме, чуть потеснившемся по милости очень сильной головной боли.

Зато Тимрэ, развеселого в зюзю от увиденного, час ловили в центральном коридоре! Он бегал и лазал по стенам с удивительным проворством. Он метался, умудряясь уворачиваться от двух десятков встревоженных волвеков-ловцов, счастливо убежденный, что снова обрел крылья и летает. Ведь так видят мир только настоящие драконы! А еще Тимрэ кричал, что любит Хьёртт, что волвеки тоже драконы, и притом замечательные, но теперь они далеко внизу и оч-чень маленькие.

Протрезвел, смущенно сидит в комнате и переживает недостойное поведение. Нимар его и утешает, и хвалит: потому что смотреть на мир надо именно так, взахлеб, а если на первый раз вышло чересчур, то виноват-то он, Ним, ведь так и показывал…

А Лэл, увлеченный уже неделю химией, пока что приметно хромой и по-прежнему обмотанный повязками, сбежал из больничного отсека и до сих пор усердно ремонтирует порванную когтями айри обшивку. Научился и тоже радуется, по-своему. Явный будущий инженер.

Я уверена: синие глаза Сидды в восприятии ее мужа содержат молодую бирюзу и еще целое море красоты, даже тот загадочный за-фиолетовый оттенок, что я помню по Крику. И волосы у нее совершенно не белесые и блеклые, как говорили слепые люди-недоумки. Даже я, снавь, вижу их иначе, отливают теплом и шелковой искристостью. А при полном зрении, да еще в четвероногом облике если, – там настоящее сияние, невероятное зрелище, – заново повторяла я.

Пока я говорила, а Сидда хмурилась, не решаясь поверить, Йялл деловито избавился от очередного «врага» и уже тревожно смотрел на нас. Подошел, обнял жену. Зарыл нос в ее волосы, недовольно вдыхая сомнения и горечь. Глянул на меня растерянно, давая понять – это не в первый раз. И что делать, он не знает. Уже все ей по сто раз говорил и думал, никак не успокаивается.

– Йялл, она у тебя очень тихая и домашняя. Слишком даже, – недовольно отметила я. – Для тебя или других на нож нарывается, а для себя только плачет. Могла бы с Рилой погонять вожаков и отлупить, но сидит возле кастрюль. Ты целыми днями не говоришь ей, какая она замечательная, и не смотришь толком, привык, что всегда рядом. Ты бросил с ней заниматься драками. Давно не бит женой.

– Я слишком увлекся болтовней с инженерами, – виновато вздохнул он. – Я исправлюсь.

– Твоя жена не уверена, что вы останетесь вместе в новом мире.

– Тарин, Второй то есть, умнее меня и лучше, – тяжело кивнул Йялл, повергая жену в изумление. – Жаль, что мы не дикие. Загрыз бы, и все дела.

– Видишь, Сидда, твой муж ничем тебя не умнее, – довольно сделала я вывод. – Он тоже глупый и некрасивый.

– Слишком крупный, – вздохнул он согласно. – И страшный. Шкуры у нас невзрачные, по умному такое называется: с высокой поглощающей способностью. Мы, как врачи говорят, через кожу питаемся энергией напрямую. В общем, из-за этого блеклые. А я удачный по признакам породы, то есть самый блеклый. Ой, беда, если с Тимрэ сравнивать или твоим Элом…

Сидда тихо засмеялась. Довольно уткнулась в массивную, как скала, грудь «страшного», погладила его больное плечо. И со вздохом честно признала – красивый, умный и даже слишком, она вот не такая… Я успокоилась, им разговоров на весь день хватит. Рядом уже бурно дышала Рила, вполне веселая и довольная жизнью. Слезы высохли, а боль, которую так легко не сотрешь платком, она спрятала. Пройдет, да и Ринк с Лайлом помогут. Ниса тоже подошла, светло-золотистая и яркая, с темными бровями и угольными ресницами.

Я усмехнулась – и не захочешь, получишь комплекс неполноценности среди таких красоток. Впрочем, мне это не грозит, я несравненной теткой Лиммой с детства тренирована. А Сидда… Златовласка Ниса тяжело вздохнула, завистливо тронув пальцем косу брусы.

– Она мне раз десять и думала, и объясняла, все без толку, – грустно признала и эта обиженная судьбой, – руки-крюки, так еще мой владелец говорил. Да и волосы так себе, в один цвет. У нее вон переливчатые, красотища. И хожу я страшнее дикой, мною детей пугать можно. Грива дыбом, комбинезон велик. Ногти обломаны. Как в таком виде найти себе мужа? Загнать-то мы его загнали, и свалили, и отлупили. А его еще регулярно кормить надо! Вон, кроме Сидды с ее пирогами им никто не хорош. Прилетим на Релат и каждый вечер все мужики будут выть от голода под окнами Йяллов. Кошмар!

Бруса снова рассмеялась, уже ничего не понимая в своих и чужих страхах. Я отказалась от мысли делать из нее психолога, для стаи должность бесперспективная на фоне Лайла, и пришла к новому решению. Пусть учит женщин быть домашними. Тоже – дело, и надолго. Она расслышала мысль, согласно и серьезно кивнула.

– Завтра пойдешь и поговоришь с Лиммой, она перешлет тебе информацию по покроям, прическам, домоводству и прочему. Тимрэ расскажет, как работает система моделирования одежды. – Я была собой очень довольна. – Тошно на вас смотреть в комбинезонах, одинаковые до безобразия. Кстати: дома-то вам строят невысокие. Во что вы газоны превратите? А цветники?

За сообразительность мне дали еще два пирожка. И добавили по рукам, когда я потянулась за третьим: волвеков много, а пирожки некрупные. Я отнесла ополовиненную по дороге добычу Яли, отдала и сменила ее. Пусть отдохнет. Когда дверь закрылась и шаги удалились, подошла к экранам и нервно обшарила их взглядом. Пока живут, что тут еще скажешь. Процесс чуть стабилизировался, теперь распад замедлился и уверенно обещал еще одну ночь до начала того, что никто пока не делал и едва ли решится повторить. А я по-прежнему не знаю, цел ли наш шанс на выживание. Чутье молчит, отдыхает. Не идти же снова к Лайлу? Ему и так страдальцев хватает.

Вот – еще один. Внеплановый!

Вожак втащил Тиэрто, усадил и накинулся сердито на меня. Я грубая, бестактная и ничего не понимаю в айри. Он все знает и Ринк тоже, дочь призналась, и что теперь, доводить еще одного человека? Не человека, какая разница! Он так уютно кипел и злился, что даже айри слушал с растущим любопытством. Иссяк, махнул на нас рукой и ушел.

– А ты поймал мое впечатление от волвеков, самое первое? – заинтересованно уточнила я.

– Да! – Тиэрто дернулся, как от боли. – Кто же знал, что вы так плохо воспринимаете чтение? Это моя особенность, я умею – другие нет. Я и сам не знал. Пока до твоего сознания не добрался.

– Риан тоже читает. Но очень бережно. Мне интересно, ты сам их как воспринял? Сначала?

– Намного хуже, – буркнул он. – Дикие, могучие и тупые звери. Я и женщин их считал самками, каюсь. Даже думал, им не мучительно унижение, и так удивился, заглянув в ее сознание, что стал рыться. Стыдно, конечно.

– Любишь новое.

– Люблю. Что мне теперь, прятаться? Ей и правда очень плохо, и помочь в таком случае ни один врач не может. Все проверил – никаких шансов.

– Ага, кроме двойни! – серьезно кивнула я. – На что спорим? О, знаю на что: пойдешь к тетке Лимме и попросишь мне на свадьбу туфли на плоской подошве. Она тебе не решится возражать… наверное.

– Как тебя Вэрри терпит! Риан то есть.

– С трудом. У волвеков дети рождаются как и у людей, через девять месяцев?

– По данным Гнезда чуть позже, недели на две. А что?

– Улетать надо, пока не обзавелись мы тремя, а то и больше, дамами глубоко в положении. Сидда – это раз, и я прямо уже жду, когда. Ниса, она успешно охмурила себе вожака, даже со сломанными ногтями. И Рила с ее гарантированной двойней. Интересно, она сама когда почует?

– Лечила своим странным даром… – он не спрашивал. – Уйду я из медицины. Ничего уже не могу сказать наверняка. И про туфли – забудь, вот еще глупости!

– Про двойню я вообще-то не уверена. Но Рилу надо наблюдать.

– Зачем меня наблюдать?

Рила стояла возле порога. От их бесшумной походки я скоро начну вздрагивать. Задумчивая и глядящая мимо айри, руки снова зябко и нервно обнимали плечи. Он тяжело вздохнул и попросил ее уделить время. Кивнула нехотя и вышла, разговор не для чужих ушей. Я натянула одеяло и устроилась спать. Чутье поднатужилось и сообщило – помирятся, и даже, может быть, станут вместе работать. Она очень любит новое, он – тоже. Хорошее начало для знакомства с нуля. Ведь Тиэрто больше не считает волвеков дикими. Даже пошел в отчаянии к Лайлу. Куда мир катится! Эйм у них стал серьезным, и этот подобреет и оттает, того и гляди.

Сердце Эла встало в пять утра.

Приборы переключили его на внешнее, но это уже ничего не меняло, тянуть дольше со стартом программы нельзя. Я бы охотно запустила процесс раньше, чтобы не изводить обоих болью, но без данных и крови в нем мало пользы. Яли сидела рядом с огромными испуганными глазами и слушала Деда. Он продержался на полчаса дольше. К тому моменту уже прибежал Тиэрто, и мы начали.

Полное переливание, основа – плазма волвеков, полученная у всех годных, пока мы не трогали малый запас двух основных доноров. В нее введены дополнительно вещества, чем-то похожие по действию на пиран, но более мягкие, «медленные» и контролируемые. Именно они помогут нам выполнить программу модификации организма. Первые часы смотрятся отменно хорошо – структура отстраивается стремительно и уверенно – нервы, кости, ткани, органы.

К полудню мы запустили сердца, а вечером перевели обоих на частично самостоятельное дыхание. Этот этап у Вечных описан как «фаза фантома». Структура клеток неопределенна, ткани слабы и существуют без деформации лишь в плотной жидкой питательной среде, частично принимающей на себя несущие функции. Постепенно фантомом станет весь организм, и тогда начнется вторая фаза – «активная волна», то есть собственно трансформация.

Именно ее пока никто не переживал.

Чем глубже поражение – тем продолжительнее построение фантома, ведь требуется восстановить все, что утрачено или повреждено. Исходно окончание «ремонта» мы планировали на пятый день от запуска процесса, но данных было явно маловато – все шло не в том темпе и чуть иначе. Тиэрто лично дал старт программе, и теперь метался с горящими глазами: ученый снова взял верх над прочим и требовал впитывать знания. Иногда он виновато косился на меня и Яли, потом встряхивался и снова бежал к приборам.

Сознания обоих айри спали так глубоко и полно, что мы их почти не слышали. Но спали спокойно, больше не было и следа прошлой боли. Хоть это радует.

Мы с памятного утра уже не покидали лабораторию и дремали по очереди, а к нам то и дело наведывались волвеки – знакомые и пока незнакомые, здоровались, сидели рядом, рассказывали новости, заставляли сытно есть, приводили детей и приносили совсем маленьких. Рила как-то сказала, что Тимрэ часто стоит в коридоре, но не заходит. Он переживает вероятную утрату Деда, как свое самое большое и непосильное горе. Юнтар был и остается его другом, наставником и единственным, кто по-настоящему дорог и близок. Лишиться его невозможно, это обрывает жизнь самого Тимрэ. Он боролся, занимал себя больными, возился с определением родичей и расселением семей, готовил отчеты для Релата. Вот только почти не спал. Его обманом и силой поили снотворным и также скандально кормили, почти не оставляли одного. Яли переселилась в комнату Деда и свою отдала Тимрэ, так что его соседи – Йяллы, те еще упрямцы и занозы.

Мы тоже спали очень плохо. Все время казалось, что кризис застанет нас неготовыми и айри уйдут, пока мы глупо дремлем, уйдут невозвратно. На четвертые сутки Тиэрто последний раз запустил процесс переливания крови, используя ту, что сдали основные доноры. Я тихонько приняла стимулятор, мне упустить момент нельзя. И на пятые сразу же запасла вторую дозу, но она не пригодилась.

3 апреля, Хьёртт

Сидда

Первая ее жизнь была хороша, но теперь вспоминалась с трудом. Слишком давно то прошлое исчезло, рассыпалось сухой пылью в памяти. Зеленая степь, хлебные поля, родители, старший брат. Они жили дружно и весело. В достатке, тогда казалось, иначе и не может быть: все работящие, земля богата, свой скот есть. А к тому же мать известная мастерица, ей кружево на год вперед заказывали знатные купцы для северного торга в столице бороев.

Не каждому дано прожить и одну жизнь, она узнала это очень скоро. В ее родной деревне засуха погубила немало младенцев, укоротив отведенный им срок до ничтожных месяцев, наполненных слезами и болью.

Жажда страшна, доказала вторая жизнь. Сидда помнила не только ее. Сначала пришла весть о большой беде и войне. О безумии, охватившем соседей на западе, лишивших степь воды. Почти половина мужчин деревни ушла отвоевывать жизнь для них, в первую сухую весну мимо проходили большие отряды. Только никто не вернулся. И хотя кровь впиталась в землю, над степью не упала ни одна слеза дождя.

Осенью хлеб не собирали впервые за ее коротенькую жизнь. Потому что колосья не налились, стояли сухие и мертвые, а поля трескались под напором небывалой жары. И тогда на запад уехали сын и брат старосты. Молча, не сказав никому ни слова ободрения. Почему? Это стало понятно, когда они вернулись: не для деревни искали жизнь и воду. Для себя, и в том преуспели.

Теперь староста звался «местоблюстителем достойного повелителя княжества Карн». Он выделял право на воду, он решал, кому выжить в зиму, а кому стать платой за это. Каждый третий ребенок старше восемнадцати должен быть отправлен к новым хозяевам. Три сына старосты в указанное число не попали, и дети его брата тоже. Зато Сидда вполне сгодилась.

Их погнали по старой дороге вдоль гор, как скот. Пощелкивая кнутами, покрикивая из седел на усталых рабов. Обсуждая цену за тот или иной «товар». Ее не надеялись продать с выгодой. Тощая, с трудом пережившая свое первое сиротское лето: ее отец и брат ушли с оружием, когда позвали. Мама не осилила зиму. А она зачем-то уцелела.

Купцы на брусов нашлись прежде, чем горный хребет стал пологим и наметил седловину перевала, ведущего в земли новых хозяев. Люди с уверенными манерами, толстыми мешочками золота и взглядами, прокалывающими ледяным страхом. Она сразу поняла: для этих рабы даже не скот. Случатся, видно, и похуже. Их осмотрели и разделили на две неравные части. Странным купцам не были нужны красивые или сильные. Только молодые, здоровые и обязательно из разных мест, желательно не слишком дорогие. Она как раз сгодилась – и просили дешево, и жизненных сил в худой изможденной девушке нашли еще достаточно.

Вторая жизнь была короткой. Лютая зима, смерть родных, бесконечное страшное лето, путь на юг вдоль гор в ошейнике, торг, поездка в странной повозке без окон, тесной и душной. Непривычное и малопонятное место, где их снова осмотрели и одного за другим погрузили в сон смерти. Она все видела, была последней в очереди к страшному столу. Людей на него укладывали, привязывали и прижимали к плечу нечто непонятное. А потом краски жизни уходили с их лиц, искаженных страданием. Бледных и неподвижных увозили и упаковывали в длинные блеклые ящики, которые тотчас находили свое место в стене. Высокой и ячеистой, как пчелиные соты. Она тоже заснула, став чьим-то запасом. Последнее, что Сидда запомнила во второй жизни – безразличный взгляд одного из новых хозяев, от которого ей стало окончательно страшно. Потому что с полной отчетливостью бруса поняла: однажды ее вернут и заставят снова жить. И та жизнь будет страшнее этой, полной потерь и отчаяния.

Третья жизнь началась в точном соответствии с опасениями.

Она очнулась от страшнейшего холода, словно сила полузабытого взгляда оледенила воздух. Не только: еще и отравила. Первый же вдох обернулся спазмом, ее вырвало желчью, ведь желудок был уже давно пуст. Она вдохнула снова, почти против воли, и застонала. Теперь даже желчи нет, только мучительная боль и ощущение вывернутого наизнанку естества. Дышать невозможно, не дышать тоже. Сознание несколько раз проваливалось и снова всплывало к поверхности кошмара, который теперь был ее единственной реальностью. Легкие постоянно горели, судорожно сжимаясь и гоняя почти не дающий надышаться бесполезный вонючий воздух, его нехватка отдавалась стуком молоточков в висках, сделала мир серым, вполовину убавив возможности зрения. Но постепенно Сидда смогла осознавать себя: привязанную к железной кровати, голую и грязную. Желчь стекала по шее тонкой струйкой.

Рядом стояли хозяева и смеялись, не думая помогать. Им было забавно смотреть, как она корчится. Отстегнули, рванули за волосы, поднимая. Ударили наотмашь бичом, когда попыталась вцепиться в прутья кровати, не найдя равновесия. Затем один из хозяев снова рванул за волосы, развернул, указал кончиком хлыста на рвотное пятно. И выпорол. Каждый удар прожигал кожу и цепенил тело. Она насчитала всего-то три, прежде чем сознание отключилось. Здесь бьют куда больнее, чем в прежней жизни. Очнулась, хозяин стоял и ждал. Снова рванул за волосы, застегнул на шее шипастый обруч. Дернул, срывая кожу и удушая, повел в клетку, где уже ждал корм: брошенные на пол непонятные брикеты и выплеснутая в выемку грязная вода. Привыкай быть никем, вот что все это означало, она поняла.

День за днем существа, похожие на людей и явно считающие себя чем-то иным, высшим, причиняли боль и знакомили с ролью рабыни: подчинением, унижением, страхом. На пятый, как ей казалось, день Сидда окончательно осознала – это не жизнь. В новом мире нет солнца, неба и тепла. Просто когда-то раньше она, сама того не помня, совершила нечто ужасное и за грехи угодила сюда, в ледяной край демонов. На шестой день один из хозяев пришел и заговорил на понятном языке. Ее ждет новая кара, пояснил он: отдают дикому зверю, который любит рвать живое мясо человеков. Сказал и рассмеялся знакомо – сухо, будто закашлял. Сидда обреченно подумала: может, и к лучшему, отмучаться сразу, а не умирать под бичом каждый день. Холод сковал тело, ноги едва слушались, рук она не ощущала давно. Ее тащили и снова били, потом осознали бесполезность угроз и просто волокли.

Она именно так представляла себе демона: с желтыми звериными глазами, огромный, могучий, опасный. Совершенно не человек. Впрочем, в ледяном мире все оказалось наизнанку. Желтоглазый ее накормил, согрел и пожалел. Рядом с ним существовало то единственное в мире без солнца место, где никто не мог ее обижать. Когда на следующий день Сидда споткнулась в коридоре, хозяин привычно размотал кнут. Но удар пришелся по широкой спине ее нового защитника. Второй попытки наказать не случилось. Кажется, ее демона всерьез боялись даже вооруженные владельцы ледяного мира. А она не боялась. Потому что сразу поняла: страшный, могучий и опасный – для других. Для нее же просто самый лучший. Он вернул ей все, что невозможно вернуть, и дал еще больше. Общину – ее приняли, и странный мир стал родным. Близких: едва она научилась различать «демонов», как нашла одного из них похожим на своего погибшего брата.

Со временем у нее появилась семья. Настоящая. Ее Йялл, рядом с которым жить радостно и легко. Возле мужа воздух свежее, вода вкуснее, тепла больше. И не только от тела, всегда готового для нее стать настоящей грелкой. Он умел делать ладони такими горячими, что казалось, еще немного – и обожжешься. Учил ее уворачиваться от ударов и смягчать их. Но важнее и ценнее иное: у волвека оказалась замечательно добрая душа, целиком принадлежащая ей, готовая согревать и оберегать от любых бед.

Его удивительно острое зрение различало недоступное ее глазам. И не желало замечать, что волосы теперь грязны и висят сосульками, что коса вылезла от ужасной гнилой воды и напоенного болезнью воздуха, превратившись в жалкие хвостики, с трудом прикрывающие лопатки, что без солнца ее лицо стало бледным и желтоватым, а глаза потускнели. Сидда удивленно осознавала: так любить не умеет больше никто. Да еще и благодарно, Йялл полагал, что научила его любить и жить семьей именно она. И это самое главное открытие всей его жизни – умение быть не злым и сильным разведчиком Третьим, а Йяллом, заботливым, счастливым вопреки всему, мужем.

Ночами Сидда иногда просыпалась и думала, тихо глотая слезы. Потому что ей никто больше не причинял зла, а Йяллу и прочим доставалось от Вечных. Они умели переносить боль, но куда страшнее и для них была безысходность. Ледяной мир замкнут, Сидда додумалась до этой идеи быстро, выслушав всю историю Гнезда от мужа. Если даже хозяева дышат тем же гнилым воздухом – значит, выхода нет. Очень трудно так думать. И неправильно. Со временем Сидда научилась верить в иное, куда более светлое: ее Йялл, демон, называемый правильно волвеком, просто не осознает своей силы полностью. Но когда поймет ее, обязательно спасет всех. Он умный и замечательно добрый. Он постарается и придумает. Как научить его, Сидда не знала. Маленькая бруса могла лишь жить целиком для своего Йялла.

Но, кажется, ему и этого хватило.

И потому однажды Сидда удивленно обнаружила себя, не погибшую вопреки всему от ножа и кнута хозяев, уже в четвертой жизни. Здесь была свобода, воздух снова оказался чист, вода – вкусна, а ее, теперь уже нелепо сомневаться, искренне считали очень важной, умной и ценной для общины. Женщины вздыхали почти завистливо (впрочем, в стае никто не умеет завидовать черной завистью) – красавица, домовитая, лучшая. Мужчины уважали, а к тому же косились восторженно: везет Третьему! Дети липли к ней и звали мамкой, все до единого. Лайл заглядывал, чтобы отечески порадоваться семье Йялла и посоветоваться с ней по поводу воспитания младших.

И муж был рядом, и сын. А еще у нее появилась сестра Яли, тоже замечательная. И даже бабушка, добрая и приветливая. Сидда ходила в подаренном мужем красивом платье, достойном княгини. Жила в удивительной комнате. Волосы все более густели, не без усилия Ники, хотя едва ли они станут прежними, как в детстве, до колен, но разве это важно? Главное – и в новой жизни уцелели их семья и их любовь.

Сидде даже неудобно казалось чувствовать себя такой окончательно счастливой, ведь рядом погибают те, кто откликнулся на зов Йялла и спас их. Она снова плакала ночами и крепче обнимала мужа. Он замечательный! Обязательно придумает, как спасти хороших айри. Только ему надо торопиться: не сегодня, так завтра станет поздно.

Вечерний сон высушил слезы.

Вообще-то ей не снилось ничего уютного и мирного про Релат со дня расставания с родным миром. Сидда обрадовалась: хороший знак, скоро вживую увидит все это – родную степь, высокие холмы, горы у самого горизонта, знакомую реку. Правда, возле нее странный поселок, таких она не помнила. Но времени-то сколько прошло, подумать невозможно!

Трава молодая и свежая, там теперь весна. Птицы поют, она уже забыла их голоса из далекого детства. И удивленно узнавала заново. Присела на высоком холме над рекой, вздохнула полной грудью, погладила ершистый ковыль, еще не отрастивший мягкие длинные метелки, не вылинявший до серебряного взрослого цвета. Вечернее солнце золотило волосы. Ветерок причесывал, заботливо вплетая в пряди запахи первого цветения. Хорошо-то как, дома опять есть вода, степь живет и дышит. Пожалуй, куда зеленее прежнего стала. И дома красивые, большие, добротные, а люди в них живут уютно и мирно, она это чует наверняка.

Улыбнулась, приветливо кивнула: рядом пристроился незнакомец. Из прибрежного поселка? Нет… почти такого она видела в рубке, во время сеанса связи с Релатом. Риан, она сразу запомнила имя, как можно иначе, при таких-то добрых и ясных глазах.

– Здравствуй, Сидда. Наконец-то ты услышала меня, – улыбнулся он в ответ.

– И вы будьте здоровы, господин Риан, – вежливо поклонилась она.

– О, Риан пока так ходить в чужие сны не умеет, издалека добираясь, – рассмеялся айри, – она уже не сомневалась, что именно к этому народу принадлежит незнакомец. – Меня снави обычно зовут Дан, если мы встречаемся во снах или в яви.

– Очень приятно, – вежливо кивнула снова Сидда. – Вот только я не снавь.

– В понимании Релата? Может, пока и не была. Хьёртт обустраивает иной дракон. Он видишь как все перевернул: дар вложен у вас в каждого, насколько сможешь быть его достойным, столько и получишь. Но разбудить настоящий может лишь снавь. Та, у кого душа теплая. Ты для Хьёртта – первая настоящая снавь, умеешь искать и выращивать лучшее в душах. Ты изменила всю общину, девочка. Раньше они жили, в первую очередь, злостью, таили месть. Может, даже не осознавая этого. А с твоим приходом научились ставить выше иное, чего прежде и не знали. Ты все отдала Йяллу, и он принял дар. Третий бы не докричался до Релата. А волвек с именем Йялл, стремящийся спасти родных, – смог. И Лайл ему не отказал в помощи, он ведь тоже тебя любит по-своему. Настоящая любовь на Хьёртте значит даже больше, чем у меня на Релате. Может, он и прав, ваш дракон.

– А Ника? – забеспокоилась бруса. – Тоже настоящая и вот, все у них пока плохо.

– О, эта нахальная девчонка получила немало, да и отдавать она умеет, не сберегая про запас, – вздохнул Дан. – Как и твой Йялл. Они признаны двумя мирами. Я зашел сказать, что и ты тоже.

– То есть вы дракон? Вы болели, когда нас украли из мира, мне Ника рассказала, – распахнула глаза Сидда, наконец признавая очевидное. – Вы Великий и так далее… учитель.

– Насчет и так далее – не знаю. А вообще, это твой сон, – развел руками Дан. – Как решишь, так и будет. Только выкать больше не смей, и «господин» – тоже не для меня слово. За айков не переживай, Ника упрямая, она их вытащит. Всех, кого надо, позовет ребят спасать. Главное – ты очень постарайся докричаться до вашего дракона. Он еще молод, толком себя не сознает, ему трудно успевать всюду. Зато, я полагаю, ты одна и знаешь, кто он.

– Мне так показалось, – смутилась Сидда.

– Постарайся уверенно разбираться в том, что говорит тебе дар. Впрочем, пока ты только в начале пути. Отдыхай, у вас будет трудная ночь.

Сидда снова улыбнулась – и проснулась. Рядом пульсировал взгляд Йялла. Она долго не могла привыкнуть к его умению видеть в полной темноте. Даже стеснялась, смешно вспомнить, суетливо прихорашивала грязные сосульки волос. Лишь постепенно осознала, что переживает по иному поводу: она для него всегда открыта, полностью, до последней мысли. Души соединились, и такое куда сложнее принять. И отдать. Вот теперь ее Йялл знает сон так, словно сидел на холме рядом.

Обнял, уткнулся в макушку, знакомо взъерошил носом волосы. Усмехнулся и повел плечами. Понятно, опять по привычке греет ее, а здесь уже нет нужды, в комнате тепло. Когда у него ладони такие горячие – и жарко, пожалуй. Правда, она тоже привыкла и вечерами специально настраивает погоду в комнате попрохладнее, Ника научила. Йялл приходит, принюхивается к опасному холоду и начинает опекать и согревать. Боится простуды и кашля, он заботливый. Конечно, муж знает ее маленькую хитрость, но усердно не замечает, ни разу не поворачивал регулятор к теплу.

– Красивый ковыль, – сообщил Йялл то, что разнюхал в ее волосах. – Только почему он считает, что я не знаю нашего Великого? Старый Второй, который погиб в Гнезде. Его Нимар лепит, мы все знаем.

– И Второй тоже.

– Как же так, – возмутился Йялл, плотнее устраиваясь у бока жены и знакомо подрыкивая от наигранного возмущения. – Хитрющая моя Сидда, ты опять знаешь больше прочих. Не зря к тебе драконы во сны прилетают. Чужие, я даже забеспокоился сперва. Из нашей подушки делать посадочную площадку, вот еще новость!

– Волвеки настоящих любимых жен не ревнуют, – назидательно пояснила Сидда.

Завозилась, тряхнула головой, извлекая свою расплетенную косу из-под одеяла. Поделила волосы надвое и, довольно хихикая, связала «веревки» на затылке мужа. Все же здорово, что волосы не вылезли окончательно в жутком Гнезде Вечных. И спасибо Нике, истратившей немало сил на восстановление косы. Арагни умница, сама догадалась, как это для Сидды важно. Йялл для вида подергался в путах, сдался и смиренно погладил ее пальцы. Не получилось пошуметь – он тихо раздобудет нужное. Вот, например, можно для начала поцеловать мизинец.

Сидда фыркнула и потянула к губам ухо любознательного волвека.

– Я думаю, дракон жил в стае всегда. Жил, умирал, возвращался. Я знаю, потому что сама живу уже четвертую жизнь, самую счастливую. Он менял вас, уговаривая богов не отворачиваться от тех, кто погибает в жестоком рабстве. Ему было тоже больно. Как тебе, когда ты докричался. Душу отдавать кому-то целиком – дело серьезное. А он отдавал, даже не зная еще, кому. Всем волвекам.

– Я тебя укушу, – нервно пообещал не слишком терпеливый Йялл. – Что, все Вторые? Не томи, я в таком состоянии опасен.

– Не знаю. Только наш Великий – тоже дракон. Бывший, – она пискнула и уверенно всадила маленький кулачок под железной прочности ребра. – Не кусайся, уже давно не дикий!

– Хочешь, извинюсь? Сползу и перецелую мизинцы на твоих вечно замерзающих задних лапах.

– И так уже говорю. Нимар умеет видеть, он необычный, вот и лепит двоих. Первое и последнее из живших в мире воплощений дракона.

– Я пополз. Потому что ты права, о мудрейшая. И мне очень жаль нашего дракона, ему досталось с нами. Что, велено звать к айкам?

– А то не слышал! От тебя тайком и одной мысли подумать не удается. Ну куда ты ползешь, одевайся. Скоро звать, а ты у нас особо крикливый, пригодишься. Да, как управимся, пойдем тесто месить, так что надень старую майку, обязательно извозишься. Все дети стаи так не пачкаются, как их воспитатель.

– Я по другому поводу ползу. Ты ночами с залетными драконами болтаешь, вот, пожалуйста, постарайся с пользой: чтобы второй у нас была девочка. Волки, конечно, это хорошо. Но хотелось бы еще одну ма-аленькую сиддочку. Сиддочурку. Ар-р, не лягайся. Могу озвереть, я серьезно…

Ночь на 4 апреля, Хьёртт

Ника

Сигнал о сбое процесса прошел ночью, когда корабль спал. Тиэрто ушел к себе, Яли всхлипывала в навеянной снотворным дреме.

Я отключила тревожный звук и вздохнула глубоко, разводя руки и выпуская чутье. Вот и дождались самого страшного.

Это было похоже не степной пожар. Минуту назад шелестела под ветром трава, свежая, зеленая и живая, небо было безоблачно, день полон покоя и жизни. И вот – случайная искра, сухой треск и взметнувшееся пламя, подхваченное только что мирным и враз взбесившимся ветром, оставляющее позади черную мертвую пустыню.

Только что айри жили и дышали, расслабленные и вроде бы вполне здоровые, кажется, позови – и они проснутся. А теперь отдельные «голодные» клетки разгораются очагами, сжигая здоровые ткани вокруг, и вся структура колеблется, явно переходя в крайне нестабильное состояние. Еще несколько мгновений – и процесс полностью изменится, из преобразования отмирающего в живое станет себе же обратным – уничтожением уже созданного. Рельеф энергетики, прежде ровный и вполне здоровый, рвался узкими щелями и воронками, опадал до опасного уровня границы жизнеспособности. Я наполняла провалы, заращивала их, но слишком медленно и частично. Не успеть. Не осилить. Я почти задыхалась сама, пламя в сознании шло навстречу и росло, захватывая и слизывая все вокруг, превращая в пепел и смерть.

Тиэрто прав, дар тут – как капля воды над пожаром. Дома я бы попробовала попросить мир и Великого. Отсюда до них очень далеко.

И тогда проснулась и включилась в дело стая. Лайл говорил, что мы – ее часть, но я не понимала, насколько. Я вообще ничего не понимала из того, что он мне говорил. Даже самого простого, что они именно стая, единое существо в самые трудные минуты. Они стая, а Первый – вожак. Волвеки не просто приходили день за днем, взрослые, дети и старики, не зря приносили совсем маленьких и смотрели на меня и Яли, вслушивались в айри, ощущали и принимали нас. Волвеки запоминали, осознавали, роднились.

Первым я ощутила Лайла, потом с большим удивлением Сидду – надо же, я и не углядела, а у брусы-то настоящий дар. Вот и Йялл, Рила, Ринк, проснувшаяся Яли, Тарин, Мара, Тимрэ, Лэл, Сай, Бит, Рой, даже Эйм-Хо, – приходили все новые, постепенно тормозя стену огня и делая ее все ниже и слабее… Они стояли, и в выгоревшей части степи, вокруг каждого сохранялся крошечный кусочек зелени. Очень маленький, слишком. Отчаяние затопило мое сознание и я крикнула, уже не понимая, кого прошу и о чем, просто это было невыносимо тяжело – потерять то, что мы, все вместе, терять не желали. И уже почти спасли, нам совсем немного не хватало сил и времени.

Когда Йялл позвал на помощь, он не услышал ответа. Все досталось мне – и обморок с нервным истощением, и головная боль, и слепок его отчаяния и памяти. Теперь было иначе, пришел именно ответ – сила, и очень разная. Та, которую породил мир залитой светом четырех лун пустыни, не могла пока возродить умирающих, но она погасила огонь. Остальное доделала другая, куда более привычная мне и совсем незнакомая волвекам. У нее едва ли получилось бы гасить пожар, но выращивать живое удалось отменно, и вдвоем они справились.

Я открыла глаза в оглушительной тишине, между двумя ударами сердца – до прошлого был пожар, а со следующим мир станет обычным и чудо иссякнет. Звенящего в ушах беззвучия мне хватило, чтобы понять – те, кто в прошлый миг были айри, меняются, но они по-прежнему здесь.

Потом вырос звук испуганного дыхания Яли, вернулись шорохи ночного корабля, слабый фон работы приборов, движение воздуха в комнате, дальний стук дверей. Мучительно болели руки, спина отказывалась оставаться прямой, ноги стали киселем и потекли, роняя меня на замечательно ровный и надежный пол, очень темный и упругий, затягивающий в себя. Сила ушла, я стала ее пустой, дряблой оболочкой, слабой и уже бесполезной. Следующий удар сердца выключил свет.

Ненадолго.

Они уже знали, что меня надо отпаивать водой и даже заранее оставили емкости в парке – там деревья, там воздух живой. Конечно, не родник Утреннего бора, но куда лучше корабельной безвкусицы. Я пила, вяло изучая плывущие перед глазами клочья редеющего сумрака. Рядом ощущалось так много знакомых, что сознанию стало тесно. Они шумели, и довольно громко. Не громче плачущей и причитающей от запоздалого ужаса Яли, но куда более бодро и разнообразно. Они уже знали, что все хорошо.

Советовали: полить меня с головы до ног – воды много, вдруг я, пока не очнулась, скажу что-то новенькое из числа фраз, хоть и не принятых в приличном обществе, но отменно звучных и занятных; дать глупой Яли пряник, который вчера испекла Мара – тогда будет хоть не зря рыдать, такое кулинарное чудо достойно самых горьких слез; выгнать совместными усилиями Йялла и позволить всем утешать его очаровательную сестру по очереди; пнуть ногой Тиэрто – ну что он там возится и мычит; дать в руки Тимрэ венчик, пусть не только бесполезно дрожит, но и взбивает сливки, уже утро на подходе, есть всем зверски хочется…

До чего же свою некогда серьезную стаю распустил вожак! Кстати, где он-то? Сидит, держит меня за руку и смотрит очень серьезно. Он лучше прочих сознает, что мы справились и теперь точно все доберемся домой. И счастлив – он же обещал, что больше никто не умрет.

Тиэрто устало рухнул на мою передвижную кровать, сминая руку. Сердито привстал и отпихнул меня в сторону.

– Ничего не понимаю! – пояснил он свое раздражение. – Говорила мне эта синюшная, что дар не моделируется. И что? Ладно бы дар! Весь процесс идет спонтанно, разброс значений не соответствует заданным рамкам, если наскоро, не оценивая многомерную подвижную матрицу, рассматривать ряд динамических…

– Мы уже давно поняли, что ты умный, – усмехнулся Лайл лениво. – Так что давай попроще-покороче, для диких. Сидде печь большой пирог или очень большой?

– Очень! – буркнул Тиэрто. – Они проскочили ту фазу, которая обычно длится до недели и всегда приводит к гибели. Последняя не опасна, оба просто будут спать и меняться, точнее, настраивать себя под новое тело. Сколько – не знаю. Уже не берусь прогнозировать… неделю, две, три. Сидеть тут бессмысленно. О скором пробуждении станет известно минимум за три часа, я наладил оповещение.

– Ник, ты живая?

– Смотря для чего, – лежать было приятно и удобно.

– Помоги Сидде с пирогом, а? Они же все отравительницы, наши волчицы, – сморщился Первый. – А девочка уже так устала одна готовить на стаю! Мы очень много едим. Завтра я займусь рационом и нагрузками. Йялл с трудом в двери пролезает, ты заметила?

И я пошла помогать. Тем более, у меня много причин поговорить с Сиддой. Вот уж кто полон сюрпризов! Тихая наша, домашняя, в себе неуверенная. Кому они кричали вдвоем с мужем? И ведь докричались, значит, знали, что делали. Ага, вот и Йялл, одет, подтянут, бодр. В старой майке для кухонных работ, словно заранее знал о ночном событии, наш лучший тестомес. Сидда не любит доверять машинам работу в важных случаях. Этот пирог – очень большой и угрожающе важный, будут вдвоем с Ринком потеть. Хм, а семейка Третьего мне ничего не скажет, знакомые переглядушки. К тому же впереди кухня, там замерла в почтительном ожидании толпа помощников и помощниц. Я фыркнула, рассмотрев торжественного Ринка с выглаженным хрустящим передничком Сидды на вытянутых руках и гордого Сая с ее белым поварским колпаком. Оба усердно кланялись и восхищенно вздыхали: Шеф идет! Сама, стройтесь, а то оставит без добавки!

Лайл меня включил в борьбу за пропитание явно не ради пользы дела, а для профилактики самокопания и нервомотания. Ну и прав, спасибо ему.

У капсул остался Тимрэ, пусть он переживает, ему это на пользу. Выходя, я видела: недоверчиво смотрел на приборы, молчал и сиял детской улыбкой.

Лайл не ограничился пирогом. За завтраком он деловито развернул много раз склеенный по кромке и сложенный длинный листок – еще, еще и еще – почти до пола. И сообщил, что это краткий список моих обязанностей на неделю-две. Или три, если не управлюсь. Писали все, будь проклята недавно обретенная поголовная грамотность волвеков!

Вверху значились пилотские кресла «Птенца», которые предстояло оттуда изъять и передать инженерам-айри вместе с информацией по совместимости технологий для установки в «Тор-а-Мире». Далее – обучение новых пилотов, в группу подался тот же неугомонный Йялл – а где обходилось новое дело без него, прирожденного разведчика? И, само собой, его любимый «враг». Потом следовали курсы для одаренных, тут и не откажешься, особенно теперь.

Зато ниже – разными почерками – просто ужас!

Рила настаивала на ее обучении передвижению в «тех жутких необычных туфлях».

Ниса требовала себе платье – и со шлейфом, понятно, Сай просил для нее того же и самого лучшего, волки со своими обожаемыми женщинами спорить не умеют.

Ринк желал возобновить тренировки и одолеть Третьего.

Нимар требовал побеседовать с ним на тему истории искусства Релата. Еще он нуждался в особом сорте пластика, не подверженного старению и полупрозрачного: Риан дал все вводные, а работу по синтезу повесил на меня.

Бит – вот уж от кого не ожидала, такая серьезная пожилая женщина – настаивала на удалении почти незаметной седины с волос и «уродующего ее лицо страшного шрама». Видела я его, пол-сантиметра, не больше, и рассмотреть удается с большим трудом. Выходит, кто-то рассмотрел… Еще неделя – и она потребует шлейф, уж точно.

В одном из отсеков «Тор-а-мира» нашли и задействовали зону отдыха с бассейном, и потому хором настаивали на обучении плаванию.

Они сидели довольные и веселые, в полной уверенности, что теперь я никуда не денусь и скучать не смогу. Когда проснутся айри, вернее, айки, от меня, ясное дело, будет мало пользы некоторое время. К тому же Дед – распорядитель брачных церемоний в общине, а Эл – владелец все более полезного и довольно ограниченного запаса колец. А день после их пробуждения уже отведен под эти самые церемонии…

У меня было еще одно дело. Каждый день я ходила к Элу и думала для него. Не знаю, нужно ли это и полезно ли, но я так решила. По часу в день.

На второй сеанс нахальный Йялл без спроса приволок своих младших воспитанников – от трех лет и до семи примерно. Рассадил, и все они стали слушать, потребовав, чтобы я думала вслух. Воспитываемые в общине дети уже теперь обладают задатками дара, а в инкубаторах – вообще немыслимо, старшие откликаются на ласку и внимание дежурных «мамок». Это совершенно неожиданно для всех нас, и никто не понимает пока, какими станут эти дети, когда вырастут. Супер-волвеками или просто более счастливыми созданиями? Пока волчата просто сидели и читали образы.

Я вспоминала для Эла самое хорошее из того, чем для меня был Релат. Маленькое и очень теплое.

Бабочку, которая летала в Утреннем бору и я – лет пяти от роду – бегала за ней полдня. Я ее так хорошо помню! Огромная, кобальтово-золотая, с пушистым тельцем и длинными усиками, она порхала сложным и затейливым образом – вверх – кругами – вниз – чуть вбок – и снова кругами… Был солнечный день, и Лимма ждала меня у порога.

Первую встречу с Радужным драконом – водопадом, где снави проходят посвящение. Он прекрасен и способен петь, принимая нас. В горах у его истока есть площадка. Там танцуют радуги, и я видела даже лунную, совершенно невообразимо красивую.

Красную степь, на границе которой живут Юллы. В ней поют ветры и серебряный ковыль долин окружен сухими склонами со слабым покровом. Там пасутся кони, бесполезные в век мобилей – и обожаемые. Разве все решает польза? Юллы владеют табуном, и я часто уговаривала нахального вороного вожака покатать любопытную недоросль. Он был не менее дик, чем мастер Юлл, но детей любил и до моих просьб снисходил. Огромный, глянцевый, стремительный.

Облака. Я любила их всегда и особенно – когда стала пилотом.

Не знаю, что слышал Эл, но мне очень понравилось думать для него и малышей. Они охали, требовали продолжения, задавали вопросы, смеялись. И мне приходилось думать и вспоминать уже только для них – про котят у избушки Риана, совсем крошечных пушистых игрунов; про почти ручного дельфина, живущего возле пляжа на Архипелаге и возомнившего себя лекарем, к нему возят отовсюду больных детей с отставанием в развитии, и он справляется лучше снавей иногда; про дракона – я видела одного в горах, изумрудно-золотого и очень большого, видимо, из старших.

Через два дня в нашу компанию добавился Нимар. Он начал брать уроки живописи, и учителя из художественного Акада его очень хвалили. Для малышей Ним по собственному почину взялся рассказывать о красках и рисовать. Тем более это давало возможность целый час «слушать» мои воспоминания о Релате. А после истории с запахом духов Нимар их ценил. Извлеченные из памяти и «обработанные» общим сознанием котята – рисование началось с них – получались немного странными, но очень живыми и симпатичными. Со слишком круглыми ушами и очень знакомыми клыками, короткохвостые, всегда радикально желтоглазые. Зато дельфин у Нима вышел лучше живого, хоть неуловимо напоминал Йялла. Драконов мы представляли плохо, даже я видела мельком лишь одного, и то – в полете. Так что в изображении дружно усомнились и позвали Тимрэ оценить первую зарисовку. Синеглазый остался доволен, у него, оказывается, в свое время был именно такой цвет чешуи. Отредактировал форму головы, крыльев и шеи, хвост, общий контур туловища, немного лапы… То есть, как оказалось, только цветом чешуи наша первая зверушка и напоминала дракона. Но Тимрэ забрал себе в комнату именно ее. Сказал, она теплая. И влился в коллектив. Через день врач раздобыл для нас большой щит – заменитель мольберта, много бумаги, даже синтезировал неотличимый от настоящего холст, а заодно и краски, осчастливив Нимара. Мы возгордились собой и приступили к монументальному триптиху «Большой дуб». Триптиху – поскольку работали тремя группами. Ним трудился в сторонке, маслом и очень серьезно. Он прежде не делал портретов и очень старался. Тимрэ его настраивал, как умеют айри, и ободрял. Старшие щенки на обеих сторонах щита, красками на основе воды, старались угадать, как выглядит живой зеленый дуб. Довольно неплохо, по крайней мере, ярко и весело.

А младшие использовали в качестве холста учителя Йялла и самих себя. Добрая мамочка Сидда наварила разноцветного густого сиропа и разрешила всем пачкаться целый час при условии: потом сами выстирают вещи, уберутся в помещении и отмоются.

После дуба мы рисовали коня, а точнее, целый табун, пока Йялл катал желающих, ради такого случая явившись на урок на четырех лапах, в шкуре. Он позировал в качестве модели, вставал на дыбы и усердно выводил волчьей глоткой «Ар-ир-гох-го-рр». Стоит ли говорить, что лошадь получилась несколько мутировавшая – короткохвостая, желтоглазая и подозрительно напоминающая дуб и дельфина, а ведь прежде мне казалось, у них нет ничего общего…

Но разве это важно? Дети, которые после Гнезда долго не решались улыбаться, забыли страшное. Спрашивали наперебой, визжали, прыгали, смеялись, смотрели на рисунки Нимара во все глаза. И охотно замирали на пару минут, давая возможность набросать еще один эскиз. Портреты Ниму, определенно, удавались. Особенно детские.

У маленьких волвеков, кстати, глаза самых разных цветов – зеленые, золотые, карие, синие, бирюзовые. Чем старше, тем ближе к желтому взрослому оттенку. Но всегда – ясные и любознательные. Йялл с ними счастлив. Он вытребовал у Релата кипу сказок и читает своей мелкой стае каждый вечер в лицах, очень забавно. Ему все чаще помогает Сидда, ей самой нравится, а кроме того, с изображением женских голосов у Третьего серьезные проблемы. Зато у нас не возникло ни малейших трудностей с рисованием избушек на куриных лапах (очень когтистых), принцесс (все сильно напоминают Сидду), чудовища с пугающе настоящими зубами. От лохматых бабочек с лихо закрученными усами, сидящих на дубе размером с одуванчик (их выбрал Нимар себе в комнату), чуть не утратил способность говорить учитель-график на Релате. Отдышался, уточнил, сколько лет художнику и видел ли он бабочек. Четыре и ни разу… А где ребенок, почему его не привели на урок? Лично он готов принять в Акад обоих, и Нима, и его протеже!

Впрочем, наши рисунки имели успех и на родине, в общине волвеков. И уроки нравились. Картины малышей расходились на ура: счастливые родители и воспитатели вешали их в комнатах. На пятый день работы «школы рисования» Лайл изучил наше творчество, нашел успешным, посоветовал вывесить лучшее в обеденном зале и уговорил Сидду допустить детей к украшению пирожных.

Впрочем, воспоминания, рисование и рассказы – лишь полтора часа из длинного дня. Прочее время занято иными делами.

Через девять дней усердного демонтажа, разработки сложных и оригинальных транспортных решений, рычания над схемами сборки контрольных механизмов, мы вытащили пилотские кресла из «Птенца», сильно попортив его коридоры и необратимо – люк. И установили их в рубке «Тор-а-Мира».

Все прошло довольно удачно, пришло время монтировать, совмещать наши новые системы, стандарты и технологии с древними. Спасенные из Гнезда долгожители все еще путаются в счете, перескакивая с десяток на восьмики и обратно! Я приглядывала за работами и гнусно хихикала: айри-инженеры теперь рычали и ворчали не реже волвеков. Эти оба, кстати, из старших, полны предрассудков и прежде сидели за отдельным столом. Ох, ненадолго их ледяного спокойствия хватило! Устроились за очередным завтраком рядом с погодками учеников планетолога Сима и уже приглядели себе любимчиков, желающих стать инженерами. Почти сразу удивленно обнаружили, что жить стало куда интереснее, чем среди бывших драконов. Они готовились нудно и монотонно настраивать системы кресел, да к тому же общаясь с коллегами из Академии, у которых незнакомая речь и непривычная терминология. Оказалось – не нудно и даже весело. Рядом юнцы крутятся, восхищенно улыбаются, заглядывают через плечо и счастливо слушают чуть снисходительные пояснения. Впитывают знания, учатся и умеют быть благодарными, небывалое для айри дело!

Спасибо Хиннру: мы это говорим постоянно, уже привычной скороговоркой, по целой куче поводов. На сей раз – из-за систем контроля корабля, которые буквально одним движением пальцев Юнтара еще до похода в купол переключились на десятичный счет. Капитан жил в долинах и привык к такому, вот и завел на корабле ностальгический порядок, два варианта. Как говорил Тар, и капитану, и моему обожаемому Риану все равно, в какой системе думать и считать: они Эрто… Зато навигация у нас общая с Релатом, и показания приборов в режимах тестирования – тоже понятные.

Итак, когда кресла оказались готовы опознать пилотов и обеспечить им доступ к управлению кораблем, сидеть вне общины, отдельно, остались лишь трое. Косились и вздыхали завистливо, из последних сил убеждая себя – они высшие, а мы дикари. Я давно приглядывалась к их столику. И постепенно пришла к окончательному убеждению: пожилой айри, сидящий спиной к залу, – точно из старейших. Двое сотрапезников подчеркнуто-вежливо кланялись ему, не начинали есть, пока он не возьмется за вилку. Не заговаривали первыми. Не боялись и не раболепствовали, они ведь в Гнезде все были на одинаково униженном положении и по-своему сроднились. Уважали и берегли. Ему у нас трудно. В прежней жизни этот айри с удручающе длинным именем отвечал за общину родичей, и делал это вполне осознанно, старательно. Наверное, неплохой старейший, раз Вечные его привезли сюда рабом: там он мешал им. А здесь? Все решения принимаются Лайлом, которому он даже толком не представлен. Я-то знаю, у них по поводу знакомства в прежние времена имелся целый ритуал.

Старейший – слишком значимая фигура в мире айри, поистине высший и вершитель судеб. Мы уже и с Лайлом обсудили тему, но решения не нашли. Тиэрто прижали к стенке: врач виновато буркнул, что не может представить вожака, он в обществе бескрылых драконов не имел должного статуса. Тупик. Все смущенно смотрели порой на прямую спину пожилого айри и гадали, как скоро мы их несчастный столик расформируем. Прогнозы предлагались самые разные, вплоть до «никогда». Мол, прилетим на Релат и больше их не увидим, уйдут молча к своим, забудут наше дикое общество, как страшный сон.

Может, так бы и получилось.

Но однажды утром рисователь бабочек забрал свою тарелочку, чтобы устроить ее рядом с прибором старейшего. В четыре годика и не такое можно себе позволить – ему не возразили. Сидда подхватила подушечку, уложила на выбранный стул и помогла малышу усесться. Виновато развела руками и удалилась.

Зеленоглазый представитель линии Йур уютно расположился на новом месте и кушал отнюдь не молча. Он очень вежливо и грустно попросил рассказать, почему учитель на далеком Релате назвал его бабочку чудовищем, пусть и оригинальным. Дядя жил там, он должен знать, какие они, настоящие бабочки. Малыш сопел и всхлипывал, и старейший обнаружил с ужасом, что ему куда легче нарушить традиции, чем довести-таки мальчика до слез своим молчанием. Чуть позже он выяснил совсем уж странное: говорить о бабочках с детенышем – интересно… Из столовой старейшего увел все тот же сосредоточенный художник: показывать свою бабочку и разбираться, что с ней не так. Айри был занят проблемой до обеда, а после, когда Йялл увел детей на уроки, маялся, вздыхал и задумчиво топтался в коридорах, подозрительно часто оказываясь близ рубки.

Не знаю, чего ему стоило войти туда.

Понятия не имею, какой толщины была стена предубеждений, взломанная за это время. Но он и вошел, и представился, и обратился к вожаку. Зато я уверена: обоим сразу стало легче. Десятью минутами позже они уже пили чай и вполне нормально разговаривали. Точнее, Лайл обстоятельно рассказывал. Было о чем. Малыш происходит из линии Йур, у них нет старших, это пока единственный такой случай в общине. У прочих живы хоть какие-то родичи второго порядка – дяди, племянники, кузены… У зеленоглазого нет никого ближе троюродной бабушки, живущей в большой семье Милтов и числящейся по татуировке на руке именно как «милт-2/5». Его папу забрали вниз год назад, генная карта обозначает «йур-3/0» как «погашенного», то есть – уничтоженного. Дядя мальчика погиб при штурме Гнезда, троюродную сестру тоже не удалось обнаружить в числе живых. У всех остальных линия обозначена не как «йур», но скоро появится брат, он пока в инкубаторе. Зовут с недавних пор Йура – Ясень, Эйм написал очень много имен, освоился, научился и привык, уже без глупостей подбирает красивые и звучные, короткие и со смыслом. Разве можно предлагать плохие имена таким замечательным волвекам? Для малыша сообща и выбрали сразу одно, именно это, свойственное северным бороям. Потому что он, и правда, удивительный, трогательный и открытый. Зеленоглазое чудо обожают все и опекают – тоже все.

Вожак вздохнул и добавил с легкой улыбкой: а сам Ясень, очевидно, взялся опекать айри, «потому что у него тоже никого нет и он грустит». Так сказал учитель Йялл, который сегодня выяснял у мальчика причину выбора нового места в столовой. Если это неприятно… Старейший почти обиделся и потребовал не мешать малышу опекать его. Тоже попробовал улыбнуться: его за всю долгую многовековую жизнь никто не опекал.

Утром следующего дня мы узнали, что грустного айри можно звать Витто, – решился-таки сократить устрашающе длинное имя ради малыша. И наш Ясень церемонно представил старейшего всей общине волвеков. Оказывается, по мнению Витто, у малыша для этого вполне достаточно прав. Столик развернули и подвинули к общему ряду. И оригинальный праздник «большого плюха», объявленный в обед, мы отмечали уже все вместе.

«Плюх» и правда событие: кресла зафиксированы на своих местах в рубке, все тесты завершены, подключения и настройки в порядке. В полдень коконы пилотских систем с тем самым «плюхом» первый раз приняли Йялла, раскормленного до ста двадцати семи кило, и Ринка, который отстает от соперника на скромные два килограмма. В общем, звук был очень внушительный…

Зато «Тор-а-мир» снова способен летать.

Был большой пирог и обожаемые нашими гурманами взбитые сливки. Айри по собственной инициативе взялся повязать салфеточку Ясеню, а потом они снова начали разговаривать, не слушая наши гомон и визг. Тема очень серьезная: мальчик переживает, дадут ли им с нерожденным пока братом в новом поселке собственный домик? Если нет, это неправильно, они ведь отдельный род, а если вдруг – да, как им управляться и вести хозяйство? Айри очень долго живут в мире, они умные, может, дядя придумает, что надо делать в таком трудном случае?

Ой-ей… Лайл разобрал слова и мысли сквозь гвалт и замер с занесенной вилкой, чуть не подавившись вопросом Ясеня. Вся стая полагала, что проблемы не существует, мальчика готов принять в семью любой, пусть только выбирает. Вон он у Нимара днюет и ночует… следом за вожаком проблему расслышали и осознали все. Только Йялл в общей густеющей тишине невозмутимо пилил блинчик и улыбался. А Сидда подозрительно пряталась за его широким плечом. Ясно: и эти подались в интриганы, волвеки ведь сильно родственны крылатым любителям напускать туман.

Витто отдышался после приступа кашля и обещал подумать.

У него есть время. До взлета еще далеко, до Релата – тем более. Здесь легко думать, вдали от родичей и традиций. Я нагло воспользовалась случаем и попросила помощи в синтезе пластика для памятника. Нимар меня уже извел своим совершенным зрением, ему невозможно угодить с оттенком. А «вит» – я-то знаю – слог очень частый в имени химиков. Старейший покорно согласился и даже уточнил, его специализация – полимеры. Пришлось сделать глаза того размера, которому завидует тетка Лимма, и охать: тот самый Огийшилитарэривиттонойх, чьи труды так ценит мой Эл! Да химики же считают его своим единственным гением и основателем всего направления! Правда, мы не смогли адаптировать большую часть работ и пока, увы, далеки от их уровня… Он, кажется, смутился.

Я ощутила веселость Лайла. Вожак слышал, как я полдня учила имя, шипя и порыкивая, выводя заодно и Риана по ту сторону экрана из равновесия неверным произношением, искажающим смысл. Остальное сказанное – чистая правда, химики уже стонут от восторга и тренируются в произношении усерднее меня, но выговорить пока никому не удается. А я справилась! И теперь мы точно сделаем пластик, матовый снаружи после шлифовки и играющий искрами в слоистой массе, отзывчивый к спектру всех лун. Вон, этот Огий-(короткое звучание «й», проглоченное) – ши-и… ло… нет, ли-ит… тьфу ты, как же я выговорила это?

Витто разобрал мои мучения и махнул рукой – не переживай.

Надо же, с таким именем, старейший, а вполне нормальным существом оказался! Так вот: он уже что-то про полимеры детенышу объясняет. Кажется, Ясень готов слушать. Значит, одним хмурым и двумя грустными у нас стало меньше, таких теперь в стае ровно двое – я и Яли. Потому что айки еще спят. Потом и мы порадуемся.

Пока же Йялл или Ринк сидят часами в запасных креслах, – некогда их занимали на «Птенце» Эл и Хо, – и учатся слиянию. А дети то и дело пищат под дверью, требуя вернуть им обожаемого воспитателя, немедленно и насовсем.

Стук каблуков по коридорам постепенно достал всех – волчицы к концу второй недели пребывания айков в стадии «куколки» поголовно завели шпильки, и обязательно «со звоном», едва рассмотрели Рилу в обновке. Конечно, теперь они не могут подкрасться и удивить своим присутствием, но не всегда исполнение моих глупых желаний ведет к радости. Они ведь на шпильках бегают! Грохот такой, что волки шарахаются, не в силах привыкнуть. Правда, потом обязательно смотрят вслед. Вздыхают и отказываются от идеи пожаловаться Лайлу.

Учить волвеков плавать не пришлось. Они в воде – настоящие дельфины.

Сим вернулся к полетам на катере и сбору данных, он даже задействовал на полную спутники для построения точных карт Хьёртта и его недр, так что Яли основательно загрузили сортировкой информации и отчетами. Йялл отвел планетолога к разлому, где стая видела радуги в восходящем токе воздуха. Это, и правда, оказалось важное знание, там теперь каждый день работала группа – и волвеки в костюмах, и волки, у которых нос лучше любого прибора.

Жизнь налаживалась, одним словом. Больничный отсек опустел. Все учились, работали и собирались домой, они уже привыкли считать Релат второй родиной. А я уставала безмерно и дремала на ходу, где придется, чаще всего возле капсул. Так что добралась до нашей с Элом комнаты «в сознании» лишь на пятнадцатый день. И обнаружила на столе два конверта.

Тонкий я вскрывать не стала. И так вижу – завещание. Пусть сам рвет, когда очнется. Хотя – может, он прав. Айка легализовать как декана Эллара? У него с деканом неизбежно не только внешность несхожей окажется, но и прочие признаки – отпечатки пальцев, кровь, рисунок сетчатки… Так что пусть полежит конвертик.

Второй, вмещающий маленькую шкатулку с клубком памяти и письмом, я решила изучить. В конверте лежала короткая записка – айри просто не умел иначе. Все сухо, спокойно и по существу. Он извиняется за то, что не рассказал мне раньше известного ему уже очень давно, но разве это что-то меняло бы? Для него – нет, с Рианом он еще до старта попрощался. А мне с волвеками будет легче пережить его отсутствие, Лайл поможет. И еще он оставляет клубок воспоминаний – я ведь всегда хотела увидеть свою трижды-пра. От нее все и узнаю, как он в свое время.

Вот так. Оказывается, Эл был совершенно убежден еще до старта, что на Релат не вернется и поставил в известность отшельника. А сам, выходит, будто груз с души сбросил: ему не придется пережить всех своих обожаемых друзей. Он же сам говорил, не все айри умные…

Клубок оказался очень компактным и аккуратным, как все, что делал Эл. Я согрела его в ладонях, потянула кончик нити и откинулась в кресле, закрывая глаза и с легким головокружением осознавая себя-Эла на Релате. Он сидел на камне у самого берега моря, там теперь парк перед парадным зданием дирекции Академии. А тогда был дикий галечный пляж.

Осень продувала тонкую одежду аж до озноба, небо казалось особенно серым и плоским, море – безрадостным. Потому что рядом сидела старшая Ника-Тиннара, он ее давно не видел и нашел совсем постаревшей. Я не могла рассмотреть толком лица, он упрямо глядел в песок и мял в пальцах мелкие ракушки. Ника положила руку на его нервные пальцы, очень сухую маленькую ладонь, и стряхнула крошево.

– Вроде все тут в порядке, и Академия у вас очень живая, и мерзавца этого вытурить удалось без проблем, а вот за тебя я не могу быть спокойна, – вздохнула Ника. – Ну как можно себя грызть без конца! Посмотри: где ты нашел серый день?

Ладонь крепче сжала его руку, и влажный галечник расцвел оттенками косых солнечных лучей, море стало многоцветно и полнозвучно, хмуроватое небо украсилось могучим восхитительным облачным гобеленом. Эл судорожно вздохнул и кивнул.

Краски стремительно линяли: он думал о том, как быстро люди уходят и как скоро он останется на этом берегу совсем один. У него есть дело и друзья, его уважают, мир меняется в лучшую сторону. Только без Ники все снова будет серым. Целую вечность, отведенную ему судьбой айри. Ей вот удалось отказаться от жизни дракона. А у него выбора нет.

– Ну что мне с тобой делать, новоиспеченный декан? – вздохнула она огорченно. – Кому сказать – засмеют. Все у тебя есть, а радости нет. Думаешь, это из-за продолжительности жизни? Риану не говори, отлупит. Ты же знаешь, сколько ему лет.

– Знаю, – кивнул Эл. – Больше всего я боюсь того, что он тоже уйдет однажды.

– Он? – Ника рассмеялась. – Улетит, так точнее. Великому дракону нужна смена. Не хлопай глазами, я-то наверняка знаю. Но никому не скажу, даже ему, и это еще нескоро, изволь и ты молчать. Ладно, не вздыхай, выболтаю еще один секрет. Хотя бы потому, что сама отказалась от долгой драконьей жизни. Может быть, ты нашего Риана и не переживешь.

– Правда? – явно заинтересовался Эл.

– Если встретишь свою половинку и с ней вместе покинешь Релат, то не переживешь, – уверенно кивнула она. – Глядишь, оно и к лучшему…

Теперь я отчетливо видела взглядом Эла лицо старшей Ники. Кожу прокалило солнце, у глаз, по-прежнему ясных и радостно-зеленых, собрались тонкие морщинки, волосы выбелены временем до полного обесцвечивания. Он все равно видел ее очень красивой. Айри смотрят иначе, чем люди, да и правда, она была удивительно светлой и счастливой. А еще – лукавой. Как Риан: знает куда больше, чем говорит. Эл ждал скорого продолжения напрасно, она уже глянула вдаль.

– Странная игрушка – дар дракона. Мне он дал больше иных, и теперь я вижу скрытое очень отчетливо и все больше молчу, чтобы не рассказать слишком много. Зачем знать то, что может сбыться? Это твоя жизнь, я не хочу в нее вмешиваться.

– Разве я способен встретить кого-то? – усмехнулся Эл. – Я же не вижу мир. И людей не вижу.

– Глупости, все ты видишь. И кроме того – это же стихийное бедствие, а не женщина, – усмехнулась Ника. – Само на тебя обрушится. Я не всегда знаю наверняка, но тут случай особый. Даже могу описать и назвать имя.

– Правда?

– «Пра-авда?» – передразнила она весело. – Да. Но не назову, ты же знаешь. Просто имей в виду, если покинешь Релат с ней, назад ты – айри Пэйлит и так далее – уже не вернешься. И очень уж долгой, драконьей, твоя жизнь не будет.

– А она не пострадает?

– Нет, самый заботливый и предусмотрительный из бескрылых драконов. Ничуть. Именно, если отправитесь вы двое – нет. Зато твои глаза…

– Что глаза? – вконец запутался он.

– Думаю, она будет знать, как и я, какого они у тебя на самом деле цвета, – фыркнула Ника. – И ты даже научишься видеть мир, если повезет. Только не отказывайся от него сам, ладно? Если будет совсем плохо, все равно не отказывайся. Это важно. Важнее всего. Обещаешь?

– Обещаю.

Берег погас, кресло скрипнуло.

Получается, моя трижды-пра была на старости лет законченной интриганкой, кровь драконов сказалась, не иначе. Впрочем, если это хоть немного помогло удерживать Эла на краю жизни – спасибо ей. Он же обещал, что от мира не откажется, и слово сдержал. Он вообще очень надежный. Слушал бы лукавую бабульку внимательнее, понял бы больше. Я вот призадумалась: айри не вернется. То есть ты-то, может, и вернешься, но не как айри. Значит, у нас все получится! Я и так уже давно не сомневаюсь, но приятно получить столь странное и безусловное подтверждение. Насчет глаз она права. У настоящего Эла они должны быть бирюзовые в золотой кайме, я сама один раз видела. А прочее – узнаю очень скоро. На днях.

Сигнал пришел ночью.

Браслеты-приемники были лишь у меня и Яли, дело семейное, мы тихо и стремительно бросились в пустой медицинский отсек. Столкнулись у дверей лаборатории, дружно пролезли внутрь, нервно пихаясь локтями. Автоматика уже удалила питательный раствор, отключила системы контроля и подняла оба тела наверх, сдвигая крышки баков. Они были в странном подобии пленки, оплетенные датчиками, невнятно и необычно выглядящие.

Каждая из нас свистнула своего заранее приготовленного слага и перегрузила «добычу» на стол, чтобы увезти домой. Кому приятно просыпаться в лаборатории?

Я только в душевой, куда моего нового Эла дотащил опять же слаг, отмыла тело и рассмотрела. Тихонечко вставила на место челюсть, придержала для надежности и устроила мужа на кровати. Три часа – хороший запас времени. Уже полтора? Тоже неплохо. К такому надо привыкнуть.

Старшая Ника целиком права, айри по имели Пэйлит, Тарин и даже Эллар потерян безвозвратно. Стоит ли огорчаться? Не знаю, я к нему вообще-то за десять лет привыкла.

Почти прежним остался цвет кожи, эдакий золотисто-медный загар. И когти, они на месте, по три штуки на руке, в межпальцевых кармашках, как у нормального айри. Еще у него нет второго облика волка, что ожидаемо. В этом Тиэрто не ошибся. Все остальное неузнаваемо и ново.

Он теперь на голову выше меня, не так массивен, как волвек, но куда шире себя прежнего в плечах. Шея толще и чуть короче привычной. Лицо вроде бы узнается – но все же оно иное, например, тоже явно шире. Глаза посажены глубже, они пока закрыты, но выглядят почти как у волвека, наверняка, круглые, довольно крупные и разрезанные чуть косо, к виску. Ресницы мохнатые и короткие. Скулы выделены резче, линия губ совершенно новая. Брови густые, черные, над ними почти нет гладкой кожи лба, как и у волчиц, сразу начинается пух, густеющий к линии волос. Меха, скорее. Мой айк – черно-платиновый с почти белыми кончиками волосков и светлым рисунком штрихов на висках и по шее. Красиво.

Погладила неуверенно его плечо, по-прежнему с трудом веря, что это – Эл. Я хотела его вернуть, и мы сделали невозможное. Теперь вот осталось понять, насколько молодой айк, невероятная помесь волвека и айри, остался моим мужем, без которого душе холодно и одиноко при любой загруженности дня делами и глупостями.

Я осторожно потянулась к его сознанию – спит.

Ну дрыхнет, чтоб ему жить долго! Еще почти час по таймеру. Нет, я его, конечно, чувствую и опознаю. Но от того пользы, извините, как от дегустации элитных вин при тяжелом насморке. Вкус ощущается наполовину, а запах никак. Результат – не всегда белое от красного отличишь. Так что надо ждать полного выздоровления, то есть пробуждения, чтобы хоть что-то толком понять.

Я устроила голову на незнакомом по форме и оттого вроде бы неудобном плече. Поерзала, привыкая, пару раз переместила его послушную руку. Ну как я могу поверить, что он – это он? Тело прохладное, все волвеки в глубоком сне снижают температуру на пару градусов. Дыхание спокойное и довольно редкое, сердце у него – отменно здоровое и мощное. Я снова прикрыла глаза, сосредоточенно прислушиваясь к сознанию. И заснула.

Все же не Эл.

Этот не стал оставлять записок на подушке и бежать куда-то по делам. Хотя, если разобраться, месяц без него пропадает Акад, а уж на корабле-то дел у начальника экспедиции накопилось! Он про них и не подумал, надо же… Зато меня, уже почти проснувшуюся, предельно внимательно рассмотрел, даже обнюхал и очень бережно поцеловал. Сознание оказалось знакомым – и совершено новым. Будто моего серьезного не в меру Эла раскрасили шаловливые дети. В нем переливалась радость, губы явно улыбались, тело нежилось на покрывале. Слух ловил мое дыхание, шумы корабля, шелест воздуха – я и половины доступных ему звуков не воспринимала. Мне стало хорошо и уютно. Он не волк. Уж скорее действительно дракон, которому чудом вернули все утраченное, кроме крыльев. И последнее его ничуть не расстроило.

Я осторожно приподняла веки и задохнулась.

На меня смотрели с таким знакомым прищуром яркие сине-зеленые глаза с вертикальным зрачком и золотистым ободком у кромки. Он наклонился вплотную, укутал руками, удивленно рассматривая и улыбаясь, как никогда не стал бы улыбаться Эл – широко, уверенно, радостно.

– Ну, рассказывай! – голос оказался много ниже привычного нам обоим, и он рассмеялся, уронил голову в подушки, встряхнулся и сел, поднимая меня. – Кто раскрасил мир? Кто каюту переделал? И почему ты такая странная?

– Я? – это было уже возмутительно. – На себя посмотри!

– Вот еще, это не интересно. У тебя волосы мягкие и пахнут душицей. Странно, а чем раньше-то пахли? Ух ты, переливчатые… У меня что-то с памятью, Ник. Там все ужасно серое и пустое. Почему я не помню последнее время?

– От какого момента?

– Мы сидели на лестнице. Стоп, это мне, похоже, снилось. Мы были тут и ты убедительно просила не ходить в Гнездо… Только как же было не ходить? Ага, точно: мы туда добрались и потом – всё, – он озадаченно взъерошил волосы совершенно незнакомым жестом, удивился, даже осмотрел собственную руку, еще сильнее усомнился в ее принадлежности декану Эллару и замер. – Я же погиб! Довольно долго там, в междумирье, сидел и бродил, боль, сны, потом вообще не пойми что… Ник, я здоров? Может, просто очень удачно и в нужную сторону сошел с ума?

– Как тебе сказать, – улыбнулась я. – Ты был на пятом уровне Гнезда и отключал контроль обручей волвеков. Тебя отравили. Вылечить не удалось, доза пирана была слишком большая, и я решилась на эту глупость. Ты – удачный результат проекта «Технобог», поздравляю. Айри, которому вернули утраченное, кроме крыльев, конечно.

– Айк, – он снова улыбнулся. – Помню, ты говорила. Все это невозможно и не важно. Почему ты другая? Ты и раньше мне была родной, но не так. Стала намного красивее, если это возможно вообще, и ближе. И нужнее. У меня такое глупое ощущение, что я тебя совсем плохо знаю. Иди сюда, не мерзни.

– Я точно такая же, только злая от недосыпа. Ты другой. Врачи вчера брали очередные пробы тканей и говорят, ты вряд ли проживешь теперь жизнь айри. Может, лет сто пятьдесят, точно не больше, как обычный волвек. У тебя другой рост, волосы, цвет глаз. И мне так больше нравится. Но вот с юридической точки зрения Пэйлитаринэллар умер, зря я имя зубрила. И ты, безымянный айк, уже не декан даже, хоть и мой муж.

– Хорошо, что не наоборот! – он опять не расстроился. – Пошли, где тут зеркало? Наговоришь незнамо чего!

Он глядел долго и удивленно, дергал себя за волосы, вертелся, рассматривая мех воротника. Утыкался носом в стекло, изучая глаза. Наконец, пожал плечами, состроил глупую рожицу, оскалил зубы и порычал. Определенно, от черноглазого айри осталось немного, и я никогда не пожалею об утраченном. Спокойный, сосредоточенный декан, живущий по расписанию и внимательно изучающий, как можно мне угодить. Он все делал правильно и очень старался. Усердно менялся, изучая мои привычки. Айк меняться не будет, он вполне самодостаточен. И думать не станет, как нам лучше организовать свое время. У него уже куча идей в голове, и никакой научной организации досуга. Зато совершенно первобытный энтузиазм.

Пять утра. Еще полно времени до подъема, два часа. У Лайла все живут по графику. Декан сейчас оделся бы торопливо и бросился в рубку, отчитываться перед Релатом. Он рассмеялся, когда я ему описала ожидаемые действия. Оказывается, ради каких-то там дел айки жен по утрам не бросают, тем более когда соскучились и вообще толком не помнят многое важное. Например, у меня глаза не серебряные, как твердил глупый айри, а все же зеленые, теперь он уверен. Очень светло-зеленые, удивительный цвет. А волосы…

И тут нас позвал Дед, пребывающий в глубоком отчаянии.

Эл со вздохом отпустил неизученные толком пряди и влез в штаны невнятного фасона – недавнее изобретение Сидды, от которого поочередно отказались все волвеки и по «доброте душевной» подбросили новинку дизайна мне. Забавная вышла цепочка: Йялл с облегчением обнаружил – маловаты, но вдруг сгодятся Четвертому? Ринк великодушно подарил Эйму. Тот был почти согласен, он и рассказал Сидде про актуальные тенденции молодежной моды (потом прятался от Лайла и Ринка у Нимара, а точнее – у Мары, что наводит на размышления). Эйм утонул в штанах и огорченно отнес Саю, который задумчиво покрутил подарок в руках и передал с младшей дочерью для Лэла, тот, наверняка, не решится расстроить девочку… Дальше не знаю – мне их просто подкинули под дверь. Сине-серые, мешковатые и звенящие при каждом движении бессчетными пряжками и молниями. Кто бы мог подумать, что бруса, жившая на Релате в незапамятные времена, так живо воспримет современную моду? Лайл, волвек вполне способный к широким взглядам, иногда морщился от ее дизайна. У девочки есть вкус, но порой решения слишком неожиданны. Как эти штаны.

Декан бы возмущенно взвыл от одного их вида, этот тоже взвыл – ему очень понравилось. С восторгом натянул, влез в опасно потрескивающую майку прежнего Эла, дождался меня, усердно шнурующей любимые «пилотские» ботинки. И мы побежали по коридору. Он на ходу учился двигаться в незнакомом теле, вполне совершенном, но непривычном. Спотыкался, рефлекторно цеплялся когтями за стены, шипел, рычал, смеялся – но двигался все проворнее и скоро уже догнал меня, предложил – наперегонки. Лифт ему, видите ли, неинтересен…

Дед сидел под дверью собственной комнаты, захваченной Яли.

Смешно уже само по себе – прежде было, помнится, наоборот.

Он был рыжий до красноты, чем еще активнее улучшил наше настроение. Порода Эймов сказывается, зашипела я в ухо мужу, намекая на золотистую гриву Рилы. Впрочем, кое-что уцелело и от Юнтара – он был почти знакомо сердитый и непререкаемый.

– Где вас, щенков глупых, носит столько времени? – рыкнул и вздрогнул. А чего он хотел, Лайлова кровь? Тот еще голосок, стены вибрируют! Добавил почти шепотом, опасливо оглядывая коридор: – Ника, она там заперлась и плачет. Я ее даже не видел толком, что у вас за беда?

– Разберусь! – пообещала я. – Эл, сидеть!

И он со звоном и хрустом обрушился на пол рядом с Дедом. Декан бы, пожалуй, возмутился, а новый доволен игрой. Я стукнула костяшками пальцев в дверь и потянулась к ее сознанию. Яли узнала, прошла, открыла и втащила меня в комнату, резко щелкнув замком. Глаза красные, вид помятый, на полу валяются тряпки, накопленные после общения с Сиддой и отдельно – старое серебряное платье в сухих пятнах крови. Я ту жуткую историю знаю.

«Рила! Рила, просыпайся, у нас проблемы»… Услышала вроде.

«Сидда!!!» Ох и криклива я по утру!

– Я отсюда не выйду! – решительно сообщила новоявленная затворница. – Не могу носить это платье, мне про то, что было, думать тошно. Остальное смотрится… паршиво для данного случая. Почему я заранее не попросила длинное и торжественное у Сидды! Да потому что сама я еще хуже, с обгорелой головой. Лысая! Вот и все. Катастрофа. Полная и окончательная.

– Понятно.

– Эй, открывайте! – задохнувшийся голос рыжей. – Ринк, отстань, сядь к остальным.

Еще одна порция грохота в коридоре. Шаги. Голосок Сидды с аналогичным требованием и совершенно сокрушительный звук «посадки» Йялла. Пока я впускала женщин, волки и айки усердно грызлись и жаловались на жизнь.

«Они все сегодня как пьяные», – подумалось вдруг. И понятно: к идеальному зрению еще можно притерпеться, отсидеться с прикрытыми веками, если невмоготу. Но прочее – слух, обоняние, чутье, осязание… Так много информации, так ярко восприятие, что их основательно зашкаливает. А наглые волвеки и рады, до побудки в хорошем обществе побеситься – куда как приятно. Ринк вон учит Деда искать блох, благо, у того мех густой, на зависть лысым. И Юнтар его внимательно слушает? Ну, знаете ли…

Впрочем, Йялл пошел дальше и предложил моему не-декану повыть хором. И тоже не получил отказа. Дверь хлопнула, замок щелкнул, потрясенная Яли замерла на полуслове, проглотив половину жалоб, сраженная тоскливым и вполне музыкальным воем в четыре отменно крепкие глотки. Ясно, Эйм ознакомил-таки волвеков с творчеством группы металлургов! Интересно, хоть кто-то на корабле еще спит?

Вот так они и докричались до Релата…

– Они там что делают, а? – уточнила Яли очевидное.

– Воют! – вполне буднично пояснила Рила, фыркая и пожимая плечами. – Одичал твой Дед, ведь в дом бедняжку не пускаешь. Показывай свою страшную лысину.

– Вот, на том же месте. Ника и то говорила: глубокий электрохимический ожег, на фоне угнетенной психики он не лечится ускоренно, – вздохнула наша слишком умная Яли.

– А с чего вдруг угнетенной? – фыркнула уже Сидда, деловито подбирая вещи и развешивая в шкафу. – Отрастите ей хоть пару сантиметров, – я сделаю остальное. Прическу, в смысле.

– Остальное – это еще и платье, – пояснила я, принимаясь за голову больной и одновременно перечисляя. – Не серебряное, не белое, не золотистое – они ее нежную слабую психику жестоко и необратимо травмируют. Не черное, слишком мрачно, не зеленое – она считает, что будет смотреться деревом и, что гораздо страшнее, такое было у Рилы, и вдруг ее окажется хуже? Не голубое, лучше чем новое с вышивкой у самой Сидды – не получится. Не коричневое…

– Жуть! – выдохнула Рила. – Может, проще Деда с Ирэн познакомить?

– Убью обоих! – мрачно предупредила Яли. – Он на мне сразу обещал жениться, как только проснулся. И не серое. Ну, как лысина?

– Отсутствует. Пошли Лимму будить.

Вой оборвался мгновенно. Они просто задохнулись, наблюдая нас, ведущих «травмированную» под большим полотенцем. Дед мучительно закашлялся. Эл скорчил новую рожу – ему это занятие, похоже, понравилось. Йялл попытался пробиться к сестре, намекая на свои особые права ближайшего родственника, и был наспех побит. Даже Сидда участвовала, у них последнее время отношения стали куда живее. Ринк пожал плечами и позвал вожака. Напрасно – Лайл уже и так торопливо шел к нам. Замер ненадолго, рассматривая айков. Заулыбался.

– Хоть не мелкие получились, а то за стаю было бы стыдно. Ринк, Йялл – готовьте зал. Прочих по потребности зовите сами. Дед, пеки торты. Не разучился? Это радует. Эл, проводи женщин и поздоровайся с Релатом, пусть тоже развлекутся. Ялитэ вчера до ночи рыдал: ты же неразрешимый юридический казус, по его словам. Живой труп декана при исполнении, после полной остановки сердца, зафиксированной приборами, да еще посмертно пребывающий в должности начальника экспедиции. Да, доставай свои кольца. Я лично отберу молодняк таскать хвосты. Значит, чтоб два раза не обжирались наши толстяки на торжествах: Ниса, Бит, Аля, Виана и наша кормилица – принцесса Сидда. Отдельно Яли. Дед же не может вести свою собственную церемонию. Три часа на сборы.

Вожак величественно кивнул на хоровое заявление «да, старший» и удалился. Я чуть отстранилась от ядра группы, ведущей Яли, и задумчиво посмотрела на Эла, все прочие бодрой рысью рванули выполнять указания, дисциплина в стае не хромает, волвеки – тоже.

– Эл, исходя из мнения авторитетных психологов Релата, ты должен испытывать тяжелый стресс от резкой смены внешности. Мне прислали инструкции по реабилитации. Принудили перевести в бумажный, то есть пластиковый, формат. Там толщина такая – убить можно. А от чтения я чуть сама не загнулась. Неуверенность в себе, ошибочная самоидентификация, раздвоение личности и так далее. Чернобурый мой, ты как, испытываешь?

– Не дождешься! – гордо сообщил он, ловко выхватывая меня из группы. – Я себя и чувствую совершенно иным, стресс был бы, останься внешность прежней. И потом, ты же довольна, я – всего лишь наша половина, так что не могу спорить. Слушай, давай того, для массовости, тоже шлейф?

– Только в присутствии Лиммы! – строго отрезала я. – Она уже второй месяц над деталями думает там. Одна, в стрессе.

– Удавит, – согласно вздохнул он. – Ладно. А когда взлет, капитан?

– Отпразднуем и завтра же встанем на карантин. Полная герметизация корабля, дезинфекция, вакцинация и так далее, все ужасы штатной предполетной подготовки в комплекте с переселением в новую среду обитания. Уже полная программа расписана, препараты заготовлены. Пять дней на Хьёртте и семь вверху – до орбиты и на ней.

Мы дружно ввалились в рубку, занятую Тиэрто, изливающим безмерные страдания на скучающих и покорных слушателей – Риана, Ялитэ и Лимму. Он жаловался на свою бесполезность – снави лучше, упоминая еще и бестактность, неумение строить модели, неуживчивость и прочие многочисленные несовершенства. Слушали, и правда, внимательно и не перебивая, но очень по-разному. Риан радовался возвращению старого знакомого и терпел его сомнения и вздохи привычно. Лимма восхищенно наблюдала своего кумира в лекарском деле, которому можно все простить. Ялитэ хищно надеялся пополнить штат Академии, пока прочие айри не влезли в дело и не умыкнули гения на свои нужды.

А гений заметил нас и смолк.

Ялитэ охнул, Лимма совершенно несолидно взвизгнула, Риан рассмеялся. Эл выпрямился, картинно поклонился, покрутился на месте.

– Даже лучше, чем я мог представить, – отметил Риан. – Что ж, мои дела в Академии завершены, поеду домой. Или еще нет… Разберусь.

– Мутант! – мрачно выдохнул Ялитэ. – Как мы его легализуем? А студенты уже чуть не плачут: им никто другой, видите ли, не хорош. Впрочем, хоть бриться перестанут. Я уже шарахаюсь от целых глянцево-лысых групп на занятиях. У нас к тому же теперь модно рычать, не Академия, а зверинец.

– Скоро начнут помимо прочего краситься прядями, – уверенно предположила Лимма. – Значит, дата прилета запланирована. Деточка, я вас жду. А что там, в полотенце, за чудо припрятано, да еще и с безупречными ногами Яли?

– Она и есть, у нас такая трагедия… – притворно вздохнула Рила. – Спасай.

– Так, уважаемые, марш, займитесь делами, – госпожа Энзи понятливо кивнула и направила к дверям обоих безропотных айри. – Эл, ты что застыл там? Тоже марш! У нас чисто женские вопросы.

Он вздохнул и ушел. На Релате щелкнул замок зала связи.

Мы заперли рубку, сняли с Яли полотенце и изложили беду. Лимма кивнула – она ожидала именно такой проблемы. Потребовала вызвать Эйма, чтобы перенастроить связь на зал моделирования одежды.

Полчаса спустя мы заперлись там. Раздели невесту и представили пред очи львицы. Та смотрела долго.

– Знаете, я думаю, надо заблаговременно принимать закон, запрещающий волчицам появление на пляжах! – задумчиво пробормотала она. – Ходячий комплекс неполноценности для всех дам. Особенно эта, везет же айкам, однако! Яли, девочка, а против красного ты не возражаешь?

– Нет! – она сразу заулыбалась. – Если длинный хвост и большой вырез на спине. Хотя… впереди тоже, и еще разрез сбоку.

– Она мне будет ставить условия! – покачала головой львица. – Вообще не будет выреза, ребенок. Мол-чать! И разреза не будет, хватит этого добра у других. Сидда, дорогая, ты в кружеве как, разбираешься?

– Плела, – закивала наша бруса. – Что, полностью из него? А за нее не подерутся там?

– Пусть дерутся, – милостиво разрешила Яли.

– Это будет пошло, – поморщилась Энзи. – Красное кружево полностью – нет, не надо. Коралловое в рыжину, верх, декольте, спина и рукава. И накидка, вместо этого хвоста, я о них уже слышать не могу. Ника, деточка, я так устала от шлейфов, что уже дважды укорачивала твой.

– Спасибо. Очень вдохновляет.

Час спустя мы ее одели. Рила тяжело вздыхала, радуя сестру Йялла своими чисто женскими муками. Лайл прислал девочек для переноски хвоста – то есть в нашем случае накидки, – их тоже одели в нужный цвет. Потом под дверью обнаружилась очередь из нервно переругивающихся волчиц: все желали сделать торжественную прическу у Сидды.

Массовое гуляние состоялось в большом зале, который получился из столовой после демонтажа переборок еще нескольких соседних помещений.

Прошлый раз нас было три с лишним десятка, а теперь – более трех сотен, считая детей, стариков и айри. Витто вчера окончательно сдался, – гордо сообщил мне Лайл, выкроив минутку. Оказывается, вечером старейший пришел к вожаку и попросил разрешить ему жить в поселке, раз мальчик так решил. Докатились… теперь айри сидит на празднике за детским столом и выглядит очень забавно. Такой серьезный, ответственный и важный. Ринк сообщил мне по секрету, что знает, о чем они говорят с Ясенем. Пришлось его разочаровать – и сама не глупее волвека, ясное дело – о бабочках. Этот тип обещает наловить малышу любых, и обязательно осторожно, ничуть не повредив их хрупкие крылья. Бабочки – они разные бывают, и по цвету, и по форме, а еще дневные и ночные…

Большинство о таких дальних перспективах не рассуждало, наблюдая настоящий праздник впервые в жизни. Целиком ему отдавая себя, впитывая радость. Для них это было удивительное и незабываемое зрелище.

Я сидела, устроившись поплотнее у бока своего айка, и потрясенно слушала то, что впервые ощутила ночью, когда чуть его не потеряла.

Общее сознание стаи. Наше общее сознание. Радость волвеков ничем не похожа на людскую, и мир до встречи с ними было, как и сказал Эл, серым и пустым. Оказывается, для меня тоже!

Все вместе, общиной, они гордились и удивлялись, слушали, смеялись, поздравляли, плакали, умилялись, планировали устроить для себя такое же позже. Каждый был свободен думать и действовать по своему выбору, совершенно не как айри, которые вместе лишаются значительной части индивидуальности. В чем-то подобно нам с Элом, у нас ведь почти одна душа на двоих, что не мешает и ссориться, и думать разное, и спорить. Просто полностью не понимать друг друга мы не способны.

Их общая душа – Первый, слушатель, умеющий понимать и со-чувствовать, настраивающий всех и объединяющий в целое. Лайл.

И я, самая глупая снавь мира, это поняла лишь теперь, и запоздало кляла себя за слепоту и за то, что позволила ему идти в Гнездо, рискуя собой. Они бы все осиротели! Впрочем, не мог не пойти, он мне с самого начала пытался все объяснить, сказав, что остался с теми, кто в куполе. Он всегда с теми, кому хуже и труднее. Сегодня редкий день, когда он спокоен, свободен и отдыхает. Все счастливы, все вместе и объединены уже самим праздником.

Лайл прав – волвеки никогда не станут подобны айри или людям, они другие. Нам просто очень повезло, что они теперь есть. Всем повезло, – с ними Релат изменится, станет лучше и чище.

Но и сами волвеки тоже станут иными: как малышня Йялла, растущая в семье и сознающая себя и общину уже теперь. Не представляю, как и чему их учить, чтобы утолить голод к новому и не лишить детства? Лайл разберется, он – наш вожак.

Изменятся люди, которые получат совершенно новый опыт. И соседей, куда более живых и деятельных, чем айри. Хотя и не менее одаренных и умных. Что начнется уже к осени в Академии – подумать боюсь.

Но более иных ощутят изменения айри. Потому что те из них, кто сейчас в этом зале, – не страдают более по своим крыльям и не одиноки без всех генетических ухищрений Вечных, такие, как есть. Они обязательно будут учиться у стаи Лайла. Медленно, трудно, со скрипом, – слишком уж сильны в долгожителях традиции, – но с пользой. Если уж не самых простых в общении Тиэрто и Витто пробрало, не устоят и прочие. Это замечательно.

Эл чуть морщил лоб, вслушиваясь в мои мысли. Удивленно пригляделся к старейшему, пришурился хищно. Понятно, завтра начнет сманивать в Акад. У него и правда труды Витто на особом счету. Сейчас бы занялся этим, но не получится: кто ему даст отвлечься от забот застолья? Памятливые волвеки потребовали тостов и получили их, даже куда более разнообразную и веселую подборку. Видимо, айк обречен быть распорядителем праздников общины и вполне доволен своей участью. Как и Дед, до смешного молодо выглядящий в новой рыжей шапке меха, огромный, счастливый и еще более непререкаемый. Старший Второй – учитель и наставник.

Хьёртт, «Тор-а-мир»

Эллар

Быть айком оказалось замечательно. Впервые в жизни он чувствовал себя совершенно счастливым. Хьёррт принял его и раскрылся. Прекрасный, удивительный, родной и ни с чем не сравнимый. Теперь он понимал Лайла. Вожак приходил в рубку ночами и сидел у прозрачной стены. Просто сидел и смотрел в пустыню. Иногда человеком, а порой – волком. Эл наблюдал визиты почти невольно, дежуря на вахте или обдумывая неполадки дальней связи, обсуждая с Тимом и Юнтаром иные проблемы.

Лайл приходил тихо, а уходил и вовсе незаметно. Никому не мешал, ни с кем не заговаривал. Когда он входил, в нем кипела энергия прожитого дня. Заботы стаи, идеи, планы, новые мысли и знания. Желто-зеленый взгляд устремлялся в ночь и горел все ровнее. Этот странный ритуал значил для Лайла куда больше, чем он пытался показать. Вожак сидел, смотрел в неоглядность пустыни и роднился с ней. Отдавал ей свой день и наполнялся тишиной и покоем для следующего. Советовался, вслушивался, чуть нагнув голову. Следил за движением лун. А потом вздыхал и тихо исчезал за дверью. Незаметный – ведь теперь его мозг был спокоен и пуст, а душа наполнена ночью.

Первый день айка оказался ярким и отчетливо нетрезвым. Краски обретенного заново мира кричали, звуки теснились, ощущения сводили с ума. Да еще и праздник. И Риан с кучей новостей. И Ника, которую теперь стало еще труднее отпустить от себя хоть на минуту, такую новую и замечательно родную.

Но прежде, чем уйти в свою комнату, он пошел в рубку. Лайл уже сидел там. Усмехнулся, кивнул на соседнее кресло. И они стали вдвоем глядеть в ночь. Эл ощутил, как покидает его безумие перегрузки впечатлениями, как расправляется душа, сжатая и скомканная суетой. Виновато покосился на вожака – а тому-то каково, всех слышащему и всем со-чувствующему?

– Именно, – ворчливо ответил на невысказанное Лайл. – Иногда бывает очень трудно. Зато когда я попал на корабль, осознал его. Того, кто меня слушает. Наш Хьёртт живой.

– Теперь понимаю. Странно вспомнить, я видел пустыню серой. А она сияет светом и течет, танцует. Каждый миг меняется. Первый, как мир останется без нас? Один.

– Нимар отлил памятник. Утром ставим, – гордо сообщил Лайл. – Там, видишь? Уже скалу подготовили, площадку выровняли. Будет смотреть точно на «Птенца».

– Двое, да? Капитан и учитель. А ты вроде про одного говоришь.

– Сидда первая поняла. Все, кто смотрит глазами, видят двоих. Волка и человека. А я – душой – вижу одного. Полагаю, он самый настоящий айк. Так что никуда мы не денемся, вернемся, и он знает.

– Капитан и учитель, – недоверчиво кивнул Эл. – Ты его давно слышишь?

– Он погиб в Гнезде, – вздохнул Лайл. – Наверное, это трудный путь, от насильственной смерти жалкого тела, вмещающего лишь малую часть его души, к тому состоянию, новому, в котором его станет возможно звать Великим драконом. Он идет. Точнее, постепенно осознает себя в новом состоянии. Первый раз он по-настоящему очнулся, когда помог Йяллу крикнуть и позвать Релат. Я тогда еще не умел понять всего. Второй раз я его услышал, когда Великого звали Йялл и Сидда, чтобы вас с Дедом вытащить. Но и теперь он еще далеко. Мы улетим, будем жить в том мире, готовить экспедицию, учиться. Вернемся, выстроим новый поселок. Он как раз доберется сюда. В явь, так это называет Ника. Начнет обустраивать Хьёртт осознанно. Риан сказал, у тебя надо вытребовать шары знаний с общими идеями – его и Хиннра – по восстановлению жизнеспособности Хьёртта.

– Хранились у меня в сейфе. Их кое-кто очень искал, и я передал в более надежное место. Шаманам Тимази. Говорят, и оттуда пытались забрать, и один похититель даже выжил, дает показания. Ничего не скрывает, редкий для айри случай, – Эл рассмеялся. – Ему объяснили, что тигры хотят кушать регулярно.

– Обязательно познакомлюсь с этим Тимази, – благосклонно кивнул Лайл. – А пока – время есть, мы можем улететь спокойно. Ждать здесь нас станут куда позднее, мы успеем в срок. Пока разберемся в замыслах Великого, начнем строить свои скромные планы… Не с пустыми же руками возвращаться. Лет пять уйдет, а то и больше. Но я не допущу, чтобы душа этого мира чувствовала себя одинокой.

– Зато ты будешь на Релате одинок без него.

– Я? – Лайл покачал головой. – Ты же знаешь, я собираюсь жениться. Да и стая мне покоя не подарит. А вот ты будешь без него чуть-чуть грустить. Не особенно, Ника не даст, да и дел много. Но он вам с Дедом отдал очень много, чтобы удержать в мире. И это славно, ты с нами, можешь устроить все наилучшим образом для нового поселка. Так что сиди, слушай и делись. Возвращай долг. Йялл отдал тебе кровь, а наш Великий – кусочек души, жизненную силу. Поэтому я знаю, мой народ не вымрет и не затеряется на Релате. У нас есть дом. Это, если хочешь знать, окрыляет.

Эл задумчиво улыбнулся. И стал снова смотреть, как растекается в пыли загадочный за-фиолетовый свет последней луны, такой странный и неописуемый словами людей и айри. Проникающий в верхние слои потрескавшейся сухой почвы Хьёртта, позволяющий видеть ее почти прозрачной. Очень давно, – он теперь не только знал это из прочитанных еще на Релате трудов Юнтара, Хиннра и прочих, но и ощущал, – нечто чудовищное и опасное поразило этот мир. Оно обеднило атмосферу, лишив возможности наполнить легкие. Опалило кожу, сломало хребет единого магнитного поля. Оставило по себе память – четыре спутника.

Мир умирал, непригодный для жизни. Долго, мучительно и страшно.

Но теперь у него снова есть душа. И есть свой народ – волвеки, умеющие выживать в невыносимом холоде пустыни, под жеским облучением, которое Хьёртт пока почти не может гасить, в редкой отравленной атмосфере, негодной для нормального дыхания. Не просто выживать: признавать этот мир родным домом и лечить. Одна снавь Релата может одолеть черный мор. Несколько – остановить ураган или создать на месте пустыни пригодный для жизни людей климат. Волвеки все имеют дар. Они жизнелюбивы, активны, безмерно влюблены в свой Хьёртт и упрямы. И у них есть вожак, Первый.

Эл снова улыбнулся. Потребуется чудовищно много времени и сил, а про ресурсы и технологии пока лучше даже не думать. Но этот мир будет жить. И он, попавший в должники к Великому, приложит свою лапу. Академия богата, а он декан, и весьма опытный в грызне без когтей, да и с когтями тоже. При его жизни, очень короткой, всего не восстановить. Но создать основу он успеет. Это будет большое и важное дело. Настоящее, главное. Говорила ему старшая Ника – найдешь еще, для чего и для кого жить. Тогда и станет мир цветным. Теперь он нашел.

Утром полупрозрачный матовый памятник занял свое место.

Волвеки стояли, восхищенно наблюдая игру света в материале. Фигуры, кажется, жили и даже двигались. С их появлением пустыня перестала смотреться пустой.

Лайл довольно кивнул и рявкнул, требуя возвращаться на корабль. Он изволил явиться на церемонию в шкуре, использовал последнюю возможность подышать скудным воздухом Хьёртта, запомнить его запахи, ощутить ветер. Наполнить желтые волчьи глаза сиянием восхода, нестерпимым для людей, вынужденных надеть темные фильтры.

За завтраком вожак, уже в человеческом облике, важный и очень официальный, сообщил: памятник находится в центре будущего поселения. Именно здесь совершит посадку «Тор-а-мир», когда стая вернется на Хьёртт. Здесь волвеки начнут строить новый город. Частично – на поверхности, а частично – в скальном основании, подобно Гнезду. Юнтар уже начал работу над проектом, Сим обеспечил данные по почвам и недрам. Хорошее место, монолитная плита, подходящее скальное основание. Они вернутся достаточно скоро. Так что пассажирам «Тор-а-мира» уже сейчас пора всерьез готовиться к большой и важной работа. Получать базовое образование. Дополнять его специальным по указанному в списке перечню, обзаводиться степенью в Академии Группа будет невелика, вожак лично займется отбором.

Волвеки зашумели, теряя аппетит. Они все хотят вернуться. Кое-кто даже соглашался остаться и жить здесь, пусть и в разрушенном Гнезде ненавистных Вечных. Как это – немногие? А прочим что делать? Жить на Релате и умнеть, набираться опыта… понятно. Они постараются, старший, – сокрушенно согласились дисциплинированные подопечне Лайла…

Эл усмехнулся, наблюдая непререкаемого вожака. Так приятно и спокойно знать, что ты уже в списке. И братец Йялл тоже, куда без него. Мысли прервал рыжий Тар. Вошел, кивнул старшему и доложил: люки задраены, шлюзы заблокированы. Корабль переходит в полностью автономный предполетный режим. По команде капитана – айк покосился на Эла – будет дан отсчет времени до старта.

Эллар пробежал пальцами по браслету.

– Внимание, пассажиры. Сегодня прошу всех пройти инструктаж по бортовым расписаниям и режиму у старшего стюарда, сбор в пятнадцать ноль-ноль в общем зале, сектор «эйм». Экипажу собраться в рубке в шестнадцать часов. Информирую, что завтра в десять ноль-ноль по времени, синхронизированному с Релатом, мы начинаем 120-ти часовой отсчет готовности. Сегодня же всем приступить к исполнению распорядка «Карантин». Экипажу обеспечить исполнение расписания.

Они все откликнулись голосами и сознанием – «да, старший». И Эл кивнул, принимая их ответ. Капитан Хиннр гордился бы новым экипажем своего «Тор-а-мира». Корабль в идеальном порядке, все расторопны и знают дело. Да и пассажиры у него лучшие в мире.

Они даже рутину превратили в праздник. Весело и стремительно крепят все, что требуется, в ангарах, каютах, коридорах и на складах. Проверяют системы. Усердно терпят прививки и вакцины, даже самые маленькие дети. И, конечно, спасибо Деду. Это он учит исполнению обязанностей экипаж и пассажиров по различным расписаниям – Юнтар все их знает и помнит.

7 мая, Хьёртт, последние часы и старт

Ника

У памятника мы плакали всем женским составом, как распоследние сентиментальные дурищи. Мужчины молча завидовали, изо всех сил сохраняя твердость. Удавалось им не очень-то. «Какое там, совсем паршиво», – признал Юнтар, доставая платок.

Хуже всего то, что эти не-люди не говорят речей. Просто думают и чувствуют вместе. Сейчас они дружно уважали Капитана и Учителя, скорбели и готовились вернуться и сделать Хьёртт живым миром. Очень основательные мысли, мороз по коже от их решимости и уверенности. Да еще вожак в волчьем облике, серьезный и задумчивый, нервно осматривающий горизонт, запоминая этот день, пустыню, нас и наши мысли. От не-сказанного при его участии уже нельзя отречься. Это куда крепче человеческих клятв.

А потом мой Эл своим новым низким уверенным голосом, к которому я очень легко привыкла, объявил карантин и скорый предполетный отсчет. Мы стали не стаей, а пассажирами и экипажем.

Привыкали заново к комбинезонам, в полете свободные формы одежды – неуважение к «Тор-а-миру», так решили вожаки. Кстати, корабль теперь – полная и неоспоримая собственность волвеков, коренных жителей Хьёртта, как по праву его обнаружения и заселения, так и по причине согласия Риана, фактического разработчика и владельца технологии. А еще из-за вступления всех членов экипажа в общину. Айри Релата еще не вполне осознали чудовищную новость: как можно признать себя существом другого, явно низшего, вида и отказаться от всего прежнего? Но решение вполне законно, это с огорчением подтвердили и айри, и люди Релата, вынужденные прекратить дележ еще не прилетевшего к ним «Тор-а-мира».

Экипаж «Тор-а-мира» невелик.

Меня, вопреки протестам, пытались назначить капитаном, но одумались и понизили до первого пилота. Капитан у нас Эл, хотя он сопротивлялся еще активнее, настаивая на старшинстве Первого. За что и поплатился – получил прямой приказ и со вздохом сказал: «Да, старший». А Лайл, довольно скалясь, записал себя пассажиром. Юнтар – бессменный инженер, Тимрэ – врач, Сидда к окончательной и безмерной гордости мужа – старший стюард, сам Йялл заведует грузом. Вообще-то он должен был стать вторым пилотом, но Ринк довольно скоро примет должность младшего Первого, хоть пока и не желает знать об этом. Община неизбежно разделится, и часть вернется на Хьёртт. А вожаку пилотом-испытателем летать не пойми где нельзя, его место в стае, то есть другого полета у бывшего Четвертого не случится, и Лайл за него попросил. Наконец, Эйм отвечает за дальнюю связь. Вот и все.

Кстати, мальчику попытались вернуть имя Хо, но едва не довели этим до истерики. Не желает он выходить из состава семьи Первого! Бились долго и бросили – пусть живет, как хочет. Лайл величественно заявил, что отныне Эйм – взрослое имя, и все остались довольны.

Утром в день старта я проснулась до рассвета, непривычно нервничая. Все же скоро поднимать огромный корабль, почти незнакомый. Я уже неделю с ним сливаюсь и даже дважды трогала с места – на несколько сантиметров. Но вверх, на орбиту и дальше… Удивительно! Да еще с целой общиной волвеков, самых родных и замечательных. Ответственно.

Капитан бережно поднял свою «пилотку» – нахал, клички взялся изобретать! И отнес к «пиявке». Деловито проверил костюм, дополнил необходимыми датчиками для соединения со старыми системами айри. Вздохнул сочувственно, погладил по голове. До сих пор привыкает к моему облику, утверждая по-прежнему, что я изменилась сильнее, чем он. Мы изменились, уж так точнее. Я теперь гораздо больше ценю своего мужа – просто точно знаю, что значит его потерять и как это страшно.

– А ведь тебе его еще и сажать, – притворно посочувствовал он, выводя мои нервы на новый уровень беспокойства, и строго добавил: – Будешь плохо себя вести – заменю на Ринка!

– Он же лысый, – отмахнулась я. – И Рила будет против.

– А раньше, кажется, именно я обычно говорил глупости, когда нервничал, – с наигранным сомнением вспомнил он.

Я смолчала. Можно подумать, смена жены на этого двухметрового громилу – умная идея. Так ведь он только и ждет начала спора! Прежде все думал, что из сказанного меня обидит или будет понято неправильно, а теперь успокоился. Айк из него получился восхитительный. Поймал мою мысль, обрадовался и поцеловал жену в макушку, пообещал пока не менять на Ринка. Обманывает, коварный. Мне ли не знать, что он обязательно отдаст корабль в управление второму пилоту в спокойное время. Нельзя же оставить Четвертого без полноты ощущения полета!

Каюты – теперь мы так должны называть комнаты, отсчет последнего получаса до старта уже пошел, – все закрыты, коридоры пусты, пассажиры «находятся на местах согласно стартовому расписанию», так Сидда сообщила минуту назад по общей корабельной связи. Мы оказались последними пользователями лифта, и Дед его заблокировал у рубки, как положено. Проводил до кресел, подключил и проверил системы, устроился на своем месте, рядом с Элом. Релат пожелал нам успеха и отключился – представляю, чего им это стоило, но слать указания Элу сейчас бесполезно, они знают. А уж теперь, когда он научился рычать…

Тор-а-мир вздохнул, охотно позволяя мне, пилоту, стать своей частью и посмотреть на Хьёртт полноценным, объединенным с его системами, зрением. С ночи, когда мы спасали айков, объединив сознание, я больше не считаю этот мир мертвым и серым. Мы обязательно вернемся, мы все уже скучаем по нему. А он будет нас ждать.

Корабль оторвался от пустыни мягко, словно бы чуть неохотно. Плавно пошел вверх, точно и уверенно, ни кренов, ни вибрации, он само совершенство. Четыре сотни лет без движения – и ни малейшего сбоя в работе систем. Двадцать пять минут подъема без перегрузок и прочих «радостей», мы пока толком не знаем даже, что за принцип заложен в его планетарные двигатели. Эл вчера спросил Риана, а тот не расслышал. Потом посетовал – стар он, слух слабеет, память никудышная… Вот если бы нашелся толковый инженер, пара физиков, еще пяток молоденьких умненьких людей или там – волвеков, чтоб глупости старика в его любимом лесу выслушивать и обдумывать… Знакомые игры, мой декан тоже оживился и заулыбался. Риан не любит отдавать знания готовыми, разжеванными. Помочь – пожалуйста, указать на ошибки в работе – с удовольствием. Определить общее направление поиска – тоже.

Исключение он сделал лишь однажды, вернув нам пустотники. Не просто модель или конструкцию, а полную теорию и результаты тестирования ранних версий. У него хранились «уничтоженные» в древности архивы, наши айри как узнали, чуть не лопнули от злости! Столько веков они охотились за этими знаниями, и не достигли успеха.

Я знаю, почему был сделан подарок: ему старшая Ника велела, а с ней отшельник не спорил в последние годы. Трижды-пра указала пальчиком на Эллара и сказала: «Когда попросит, не жадничай, он сумеет распорядиться этим правильно, людям надо летать».

И мы летим.

Стартовые Риан так запросто не отдаст, он явно уже говорил с Тимрэ и Юнтаром. У обоих полнейшая потеря памяти по указанной теме. Значит, будем постепенно разбираться. Кораблик Ринтэя тоже не облегчает дела. Его двигатель – припрятанный одним из старейших, прототип, полное восстановление технологии у них не сложилось. Но кое-какие материалы есть, и умные волвеки найдутся, я не сомневаюсь.

Однажды мы построим нечто, умеющее передвигаться, как «Тор-а-мир». Ни намека на невесомость или перегрузки! Если, конечно, не попросить, но Лайл рыкнул – и стая просить не решилась. Это переселение, а не игра.

Спутники остались ниже. Блокировка, установленная капитаном Хиннром, позволяет отключить генераторы помех второлуния только из космоса, но мы ничего не стали менять, это решение Первого. Вроде еще одного обещания вернуться, адресованного миру.

– Пилот, передайте управление дублеру, – потребовал Эл. Я же знала! – Ринк, мы делаем один виток в плоскости экватора и выходим на курс. Действия понятны?

– Да, капитан! – Ох уж мне эти волвеки, будто у них нервов и нет вовсе. – Принято, один виток по экватору и на курс.

Его учили, его тренировали – но все же так спокойно и буднично?.. Нет, это и мой последний полет, кончено. Готова спорить, что отныне все наши лучшие пилоты будут лысыми и двухметровыми. Пока до кресла не доберутся волчицы, само собой.

Пустотники подключились безупречно, корабль лег на курс с абсолютной точностью, это подтвердили приборы, и отчеты ушли на Релат. Семь дней – значит легкая «рябь» и почти никакой скуки. Релат и Хьёртт прилично разошлись уже, но и «Тор-а-мир» – не «Птенец», он куда более удачно продуман.

Эл вызвал по внутренней связи Сидду и отменил расписание старта. Освобожденный лифт принес Сима и Яли, теперь рубка в их распоряжении, как и соседний зал наблюдений.

Семь дней без малейшего дурного происшествия.

Если не считать приступа праведного гнева у Лайла и прочих вожаков при просмотре присланного с Релата подробного сюжета о… волках. Они никогда не думали, что эти мелкие и склонные к уродливой сезонной линьке твари – и есть «волки». Да у них зрачки не вертикальные! Да они грызутся не по делу! Да…

В общем, меня и Эла вызвал Лайл и потребовал официального запрета на именование волвека в шкуре – волком. От названия «волвеки» они не отрекаются и женщин не запрещают звать волчицами – ну не «волвечицами» же! Только без унижения второго облика! Ладно, официально можно и не такое насочинять. А как звать? Спросила на свою шею!

«Лайл, Ринк, Тарин, Йялл, Сай, Лэл, Рой» – целая свора – хором и поодиночке стали рычать то, как они зовут себя в четвероногом облике. Со злостью и нажимом, я почти оглохла. От нас требовалось подобрать слово, которым они будут называться заместо оскорбившего их «волки».

Два часа предложений, визгов и рыков! То есть довольно быстро, если разобраться, – и они стали «гроллами». Гролл – простое и короткое слово, мне самой вполне понравилось. Но что было с Релатом… Они уже речи написали, всех оповестили, все согласовали. Бедные распорядители протокола! Бедная «валериана лекарственная», поредели твои заросли снова.

Эллар всерьез взялся за планомерное разрушение своего технического Акада. Вообще – давно пора. Он решил разбить его на несколько более мелких разделов, невозможно так все концентрировать. Весь полет сидел по паре часов ежедневно в компании Тиэрто, Витто (уже согласившегося принять химиков и биохимиков, выделяемых в самостоятельный Акад, но не раньше, чем подрастет Ясень), а еще Деда, Тимрэ и пары новых инженеров. Очаровательная компания! Мой декан, ощутив общее восприятие идеи, вдохновенно делил: часть химиков с биологами под крылышко старейшего, восторженно щупающего «пиявку» (ему Эл показал ее в первый день полета и изложил общие принципы и проблемы, которые мы пока не смогли решить). Теперь Витто не выпускает кубик неактивированной «пиявки» из рук и часами беседует с ребятами на Релате, совершено забыв о церемонных представлениях. Кажется, через полгода-год наши «пиявки» станут подключаться к системам корабля сами, он обещал.

А пока айри и айки делят Акад, копаются в голове моего Эла, подбирая себе кадры и даже грызутся. Витто уже не хочет отдавать «своих» химиков в соседний Акад, к физикам. Зато не претендует на теоретиков от математики, хоть это радует, их быстро и согласно поместили отдельно от всех, настругали еще несколько прикладных направлений, требующих самостоятельного развития… Я видела – у них на столе наброски основательного официального документа, масса пометок для утряски и согласования с важными людьми и айри. Эл – очень опытный в больших играх мастер. А теперь еще и азартный.

И, кажется, айк не желает больше трудиться вдали от стаи. Он, видите ли, капитан, и, того и гляди, мы вернемся на Хьёртт, разделив стаю надвое. Лайл тяготеет к пустыне. А Ринк, видимо, примет на себя роль слушателя и со-чувствующего поселению на Релате. Хотя это мои домыслы и надежды.

10 мая, полет

Тиэрто

Он полагал, на корабле айри, в полете, станет легче. Знакомое окружение, никакой рядом пустыни, вызывающей в душе странное смятение, лишающей сна. Он не мог слышать шорох песка на внешней обшивке в часы бурь, столь тонкий звук различает сквозь многие слои изоляции лишь ухо волвека, и то – в зверином облике. Но что-то мешало и раздражало, тревожное и смутно знакомое. То ли дыхание, то ли голос…

Риан еще месяц назад, когда айки плавали в забытьи в физрастворе и безумный опыт по их трансформации только начинался, выслушал сбивчивые сетования старого приятеля и со свойственной ему полуулыбкой вздохнул – это называется совесть. Самый опасный для дракона хищник: если дотянется до кончика хвоста – всю тушу обглодает, надо брать себя в руки и бороться. Шутил? Пойди пойми его! Выглядел серьезным и даже озабоченным, велел поговорить с Лайлом и занять себя делами. Уделил бы больше времени и внимания, но у него явно не так все ладно на далеком Релате, как это говорится «Тор-а-миру». Вон опять не спал и глядит остро, он таким Риана видел всего-то раз.

Тогда, в день большого сбора старейших четыре сотни лет назад.

Вызвал их именно Аэртоэльверриан. Он уже три века не жил в общем поселке с родичами и для многих был плохо знакомым чудаком. Усталым, пропыленным и больным. Дождался общего внимания и сказал: древний дракон умирает. Он в одиночку пробовал докричаться до старших крылатых, но те заняты собой и не смотрят вниз. Надо срочно вместе звать и просить о помощи. Иначе мир пострадает настолько тяжело, что жить в этих горах станет невозможно. Да и вообще не будет более рода драконов.

Старейшие вежливо дослушали – все же Эрто, хоть и слегка помешанный – и дружно решили: никого не звать, поскольку Великий – не более чем легенда. А вот корабль для эвакуации подготовить, Риан ведь в прогнозах до сих пор ни разу не ошибался. Сам Вэрри тогда и просил, и объяснял, и уговаривал, и грозил. Но общее сознание айри осталось глухо.

И он ушел. Серый, усталый, сразу постаревший. Ялитэ догнал и долго брел рядом. Уговаривал остаться хоть на короткий отдых. Тиэрто взял транспорт и тоже догнал. Ведь видно – болен. Риан усмехнулся: не болен, просто ожег. И перелом тоже, да. Так некстати, накостылять бы старейшим по-простому, а вот – рука совершенно не работает. Внизу война, ему тоже досталось. Это ничего, айри живучие. Так даже легче, душа меньше ноет, пока кожа заново нарастает. Вдвоем они кое-как усадили упрямца в транспорт и отвезли назад, в поселок. А он все бормотал, почти не сознавая себя – жаль, не собрать им самостоятельно круга для общения со старшими драконами. Он и это просчитал, надо минимум двенадцать опытных айри, а их нет. Ялитэ прикинул и грустно согласился. Против уже оглашенного решения старейших никто не пойдет, а друзей – и десятка не набрать с нужным опытом. Вэрри отлежался, пролечил руку и ушел, хотя его уговаривали остаться. Внизу ведь никого больше нет близких, да и война… Тогда впервые Тиэрто услышал про страшного хищника под названием совесть, который рвал когтями душу Риана. Там, внизу, в долинах, погибли друзья. И теперь еще хуже, целые княжества на грани голода и разорения. Надо хоть как-то помогать, он не Великий, само собой, но все же многое может. Спасти, вылечить, защитить, предупредить, взрывом закрыть перевал…

Больше они не встречались на Релате. А вот когтистая совесть, которую прежде ученый считал всего лишь красивым словесным оборотом, успешно пробралась сюда, на далекий Хьёртт, и принялась терзать Тиэрто. Да, именно он создал основу генетики как науки. Он же выстроил изящную теоретическую конструкцию перестройки организма в соответствии с заданной схемой. И, собственно, все. Риан, тогда, почти шесть веков назад он уже звался Риан, – особенно рассердившись и сочтя разговор важным, – явился в поселок и устроил форменный скандал с криком и хлопаньем дверьми. Они оба были Эрто, гении, равные в признании и почти одинаково сильно нелюбимые родичами за «неприручаемость», как это называл умница Хиннр.

Который, кстати, первым попросил прекратить генные разработки. Сперва мягко, случайно заметив шар и просмотрев при очередном коротком визите в поселок, он тогда уже редко спускался с орбиты. Потом куда более резко и почти зло. А когда и это не помогло, Хиннр разыскал и привез Риана, единственного живого Эрто среди всех айри, кроме самого Ти. Его врач не мог не выслушать.

Тиэрто отлично помнил ту ночь, полную сомнений и гнева. Сперва гнева, потом сомнений, так точнее. И чем тише ворчал первый, тем громче шелестели вторые. Утром он пришел к Хиннру, застал ожидаемо – обоих, и извинился. Кажется, тот раз и был первым случаем полного и искреннего признания неправоты с его стороны. Технически выкладки безупречны, и, увы, очень опасны для холодных в своем безумии старейших, не способных ценить жизнь.

Он уничтожил записи. И почти забыл о них, занятый иными проектами. Годы тикали в часах жизни айри, складывались в века. Он занимался темой регенерации кожных покровов, потом обновлением и даже выращиванием поврежденных органов, иммунологией, природой вирусов… мало ли было дел!

Лишь проснувшись в вонючем угаре Гнезда осознал: поздно уничтожил. Уже скопировали, не зря приходили и восхищались, не зря пили чай и шептали комплименты, косясь на полочку с записями. Риан был прав. И Хиннр – вдвойне. Он, создатель генетики, стал обряженным в вонючее тряпье объектом опытов с кодовым номером вместо имени. Все знали, кто такой «зийх-2/7», источник ценого генного материла и чернорабочий медианного уровня. И некоторые его нынешним положением искренне забавлялись. Но даже тогда он не чувствовал, насколько неправ.

Наука иногда ошибается. Ее плоды попадают в грязные руки. Что с того? Он лишь выращивает плоды, и делает это профессионально, как лучший садовник мира. Взять хоть волвеков – удались, ничего не скажешь.

Первый скандал после спасения из Гнезда ему учинила наглая человечка Ника. Громко, резко и безжалостно. Так возмутительно безразлично к званиям и уважительно – к людям, умел говорить только один айри. И его воспитанница порой почти копировала даже жесты старого дракона, сама того не замечая. Зато Тиэрто удивленно отметил – и скорость движений у нее подобная, почти невоспринимаемая зрением. Сперва он был зол, потом смущен, наконец, наполнен почти забытыми сомнениями.

Он извинился давным-давно перед Рианом за резкость и неготовность слушать. Но так и не смог услышать сказанное другом. И почти дословно – бывает же такое – повторенное этой несносной девицей. Даже не Эрто! Далеко не Эрто!

Живые не могут быть материалом. Они хрупкие, и ему, если он не хочет устроить новое Гнездо, надо научиться их ценить. И уважать. Потому что иначе будет очень больно самому. Так больно, что станет трудно найти оправдание для дальнейшей жизни.

Риан предупреждал: если дракон возьмется жевать кончик своего хвоста, он сожрет себя целиком. Слишком много времени в распоряжении раскаявшегося в содеянном айри…

Когда стало понятно, что Рила после разговора по поводу невозможности иметь детей выжила чудом, он всерьез занялся своим «хвостом».

Ему помешали. Пришел Лайл и сердито велел найти более полезное для стаи дело и прекратить грызть себя. Мол, если что, у волвеков зубы острее, только попроси. Шутки шутками, а дело не клеилось. Он чувствовал себя бесполезным старомодным теоретиком. Пока требовались выкладки – он Эрто. А при работе с живыми помощниками – ничто. Да и пациенты его спокойного и рассудительного врачевания избегали, тайком посещая Тимрэ. Мальчишку, не имеющего и сотой доли его знаний и опыта.

Тиэрто сделал над собой новое усилие и по просьбе Релата попробовал затеять проверку ряда выкладок Вечных. Хоть теперь, в полете, когда шорохи Хьёртта остались позади. Можно начать, например, с выглядящего весьма спорно утверждения о способности выживать в водной среде без всплытия более полутора часов.

Он попросил у Лайла группу и занялся привычным: датчики, приборы, программа исследования. Вроде дело сдвинулось? Загнал «контрольную группу» в шкурах на дно бассейна и уселся на бортике ждать всплытия и следить за приборами. Трое молодых когтистых хулиганов развлекались от души, гоняя друг друга, пытаясь оторвать плитки со дна и подраться, не всплывая. Тиэрто хмурился и вздыхал, удивляясь своему новому таланту разнообразно отзываться о бездарности Вечных. Оказывается, те колоссально ошибались! Отъевшиеся симулянты просидели три часа в воде и вылезать не хотят! Между тем легкие у них, согласно данным приборов, заполнены водой, нормальное дыхание, мягко говоря, не наблюдается, а процент кислорода в крови падает угрожающе медленно.

Полная чушь…

Которую помог уничтожить малыш Тимрэ. Подошел, глянул на приборы, усмехнулся. Подмигнул заговорщицки учителю и громко посетовал, хитро щурясь и пряча смех:

– Того и гляди, останутся без ужина, – сделал паузу, наблюдая замерших на дне статуями волвеков. И добавил: – Сегодня Сидда обещала жаркое. Оно и холодное ничего, но не сравнить со свежеприготовленным.

И кислород упал. Рухнул! Двумя минутами позже все трое всплыли и имели вид несчастный, убедительно полудохлый. Риск голодания вынудил их сознаться: вода хороша, не то, что в Гнезде. Вкусная и сытная. Но с ужином в сравнение не идет, конечно. Даже такая, ведь Рик ее состав чуть-чуть изменил сегодня. Если бы уважаемый врач померил процент кислорода в самом бассейне, он бы понял, что подопытные были, мягко говоря, нечестны.

– Да, у водолазов скоро начнется безработица, – посочувствовал жителям Релата Тим. – Эрто, вот вам и польза от статистики Гнезда. Я же предупреждал, не специалисты они, а уроды. Кто умеет больше иных угодить старейшему – тот и академик.

– Интересно, как легкие с жидкостью работают, – задумался несгибаемый ученый. – Завтра утром затащу их в лабораторию. Обеспечу герметичность и буду мониторить состав воды… Ты прав, наши родичи про волвеков ровным счетом ничего не знают. Даже стыдно. Мало того, что опыт был мерзкий, так еще и непрофессиональный.

– Они и теперь не любят быть объектами, – тихо вздохнул Тим, когда волвеки скрылись в коридоре.

Тиэрто задумался. Если разобраться, он вел себя как ученый из Гнезда. А как надо было? У Риана спросить… у Лайла… глупости. Один туманно намекнет, второй отшутится. А где, кстати, белоглазая нахалка? Уже поужинала?

Он поймал Нику в коридоре и почти без слов вывалил на нее свои сомнения, не разбавляя их жалобами или даже фактами. Вообще-то он уже дважды пробовал советоваться с ней, у девочки оригинальный взгляд на мир. И людей она чувствует, в отличие от него. Снавь кивнула и сощурилась, наморщила нос, подражая новой привычке своего мужа. Вот и он, их странный капитан. Лишился большей части долгой жизни и радуется, как дитя. Даже непонятная зависть берет. Все они, стайные, знают, зачем живут и как это надо делать правильнее и веселее. Даже айк, который, если разобраться, вполне Эрто, по крайней мере, в сфере организации Академии и управления ресурсами науки. Да и собственные работы у мальчика неплохи, чего уж там.

О, знакомое движение Третьего, то есть Йялла. Что он там вынюхивает в макушке у жены? Обнял, устроил на груди и сердито глянул на вредителя-гения: моя жена, мой вечер, не рассчитывай украсть! Сейчас еще зарычит…

– Вон тот, из столовой выходит – видишь? Это Рик, – вполне нормальным голосом сообщил капитан. – Твой сегодняшний подопытный. Шутник тот еще. Интересуется медициной и биологией. Мечтает поступить в лекарский Акад.

– Рик, – кивнул Тиэрто, запоминая. – И что мне это дает?

– Занятие для мозгов, чтоб чужих жен не отвлекал, – подмигнул наглый кэп и унес добычу. – Акад-то лекарский, и для поступления, скажем, сразу на второй курс, надо бы зачетную работу с него спросить, – донеся голос от поворота.

– Ти, объекты используют, а с учениками общаются и сотрудничают, – добавила Ника уже из-за поворота.

Он кивнул задумчиво и ушел занимать мозги, как велено. Добрался до каюты, принял душ и заснул. Приятно понимать, что завтра он попробует нечто новое. Может, несущее избавление от попыток снова погрызть хвост. Ведь, в общем-то, все понятно. Можно приступать.

Утром он вызвал Рика к себе в лабораторию.

– Меня уже воспитал Лайл, – вздохнул тот. – Вожак все знает, он такой. Мы станем честно сидеть в воде.

– Мне это больше не интересно, – безмятежно улыбнулся Эрто. – Хватит над моими сединами измываться. Я впредь буду умнее. Пусть некоторые попробуют поступить в лекарский Акад, не выполнив программу работ. И что я сижу над приборами, как этот… лаборант-недоучка, если можно гонять и лохматых, и лысых. Я вчера согласился на должность декана, но это пока тайна.

– Да, старший, – опасливо покосился на него Рик.

– И если некоторые все еще намерены попасть сразу на второй курс, запихнув в свою глянцевую голову все доступные шары знаний и не имея даже представления о практике, не владея приемами анализа, они будут разочарованы. Имели бы больше шансов, выполнив квалификационную работу по теме «Базовые показатели организма волвека в водной среде». Хотя бы на примитивном уровне: собрать статистику, – Эрто задумчиво рассмотрел шкатулку с кристаллами Вечных из Гнезда. – Сравнить с неполными старыми данными. А затем, поговорив с учителем, оценить зависимость параметров от состава жидкости, давления… Даже выстроить собственную теорию по основам снабжения кислородом.

– А Вы меня будете по-настоящему учить, как Сим своих? – жалобно уточнил Рик.

– И гонять, – ласково пообещал Тиэрто. – Кто там еще собрался в лекарский?

– Все трое мы и собрались, – вздохнул малыш весом в девяносто килограммов. – Из младших.

– Вот и зови остальных.

Тиэрто улыбнулся. Ему стало очень уютно и тепло. Там, на Релате, у него будет целый Акад таких вот мальчишек. Настоящих, не объектов для опытов. И он займется тем, на что намекал Риан. Почему-то ему казалось, очень туманно. И будет учиться у Эллара. Потому что в умении отдавать знания он никакой не Эрто. Деканом решился стать, не умея учить! «Самонадеянность», – ему так и Риан сказал. Правда, решение одобрил и обещал помогать если что.

Не только плоды надо выращивать, но и следить за руками, которые к ним тянутся. Кому-то скамеечку подставить, иного приметить вовремя и учить на садовника, а некоторым грязные ручки принудительно мыть. Или укорачивать.

Лайл называет последнее грызней без когтей. Что ж, не самое сложное дело. В горном поселке он выжил, и тут справится. Есть Эл, рядом тот же Риан, да и Ялитэ вполне солидный айри, очень повзрослевший за четыре сотни лет. А учить ему точно понравится, уже теперь понятно. Как глупо было сидеть со своими знаниями и молча думать, окружая себя одиночеством избранности!

Ничего, от этой болезни тоже есть лекарство. Белоглазое, горькое и вполне надежное, кажется.

15 мая, Релат

Ника

Посадку нам запланировали на восходе солнца в степи, чтобы красиво и заблаговременно, весь день под официоз, вечер – под празднование. Эл отдал Ринку выход на орбиту и маневры на ней и первую фазу снижения, почти до границы атмосферы. Остальное – мне. Нам выдали координаты нового космодрома, обычной дикой степи, с наспех установленным домиком контроля на горизонте и огромной толпой мобилей, заметной из Космоса невооруженным человеческим взглядом. Пока мы шли над побережьем, я успела рассмотреть новый город – аккуратные светлые дома, садики, извилистые дорожки, причалы, несколько яхт, поодаль – высокие шпили нового Акада, приемные антенны и радары, туда уже готовы пригласить Сима и начать уговаривать его быть деканом. Все сбылось, как я и говорила.

Еще школа, станция мобилей и многое другое. Красиво, Гимир и Ялитэ ничего не пожалели – ни сил, ни ресурсов, ни времени самых лучших дизайнеров и архитекторов. Когда они все успели?

«Тор-а-мир» снизился, его ставшая четкой тень пересекла море мобилей и нацелилась на примитивный посадочный стол – скальное основание со следами торопливой шлифовки неровностей. И снова касание без толчка, он лишь чуть вздохнул, устраиваясь на новом лежбище.

Люк мягко утонул в борту.

И мы спустились на поле. Три с лишним сотни – все взрослые, а с ними и старшие дети общины Лайла, капля в окружающем нас море встречающих. А ведь тут лишь те, кто умудрился получить приглашение! Общее сознание блаженно ловило кожей ветер с запахами весенней степи, вглядывалось в синее небо, примечало облака и далекие силуэты птиц, не различимых более ничьим зрением, вслушивалось в звуки, удивлялось разрозненности сознаний людей и их числу, впитывало все новое и предвкушало, как еще тут много замечательного и неожиданного. И обещало устроить на Хьёртте такой же славный мир, – они памятливые, мои новые родичи.

Лайл и Эл пошли вперед, оставляя нас за спинами – к Большому кругу. Вожаку волвеков надо занять в нем свое место, ему уже деликатно указали на пустой квадрат отменно одетые и уверенные мастера протокола. Уж в этот раз им дали достаточно времени на протрезвление от успокоительного!

Эл прошел ближе к центру Круга и церемонно сдал отчет о нашей экспедиции. Приняли не глядя, куда там – их глаза поедали айка, зрелище невиданное и невозможное. Юридический казус, который только что перестал существовать: у него приняли отчет именно как у Эллара, и тем признали живым.

Потом протокол с треском рухнул. Известный дикарь нашего дорогого Релата, глава рода Тимази, «кофейный» и почти такой же огромный, как Лайл, в убивающей мастеров протокола хуже палицы национальной плетеной юбочке, сорвался с места и заспешил обнимать меня, все же я по-прежнему Ника-Ясс, самая дорогая гостья в его лесах. Про повязку я знала заранее – он же хоть и почти академик, а шаман изрядный, и обещал для Лайла и общины исполнить настоящий танец дождя. «Суеверие!» – буркнули возмущенно академики полноценные – тем не менее поголовно захватившие зонтики.

Прочие «вожаки» людей и айри охотно воспользовались случаем и стали доламывать протокол, растаскивая общину. Ялитэ недоверчиво осматривал подросшего декана, астрономы поймали Сима и поклонялись ему во всех смыслах, ведь по-другому им бы еще невесть сколько ждать средств на Акад. Айри церемонно двинулись к Витто и образовали колоритную скульптурную группу «Глубокий шок», наблюдая его полнейшее безразличие к их важному виду и миссии приветствия старейшего. Некогда! Они с Ясенем дружно распихивали толпу, пробираясь в степь. Ведь наверняка имеются поблизости хоть какие бабочки!

Хитрющий Тимази отвлек от зрелища: он уже рокотал в самое ухо требование познакомить его любимую младшую дочь – «шоколадку» Нгалу – с во-он тем симпатичным воином, если он свободен. Вообще-то я и сама не понимаю, почему Лэл еще свободен. Но ненадолго. Если кого и можно спутать с женщинами общины фигурой и повадками – именно девочку Тимази, изводящую весь их восхитительный город безумными выходками. Ее можно понять: что должна делать нормальная дикарка с двумя высшими степенями Академии – по медицине и химии – с женихами, не блещущими умом и не способными к тому же толком метать копье или просто отбиться от невесты в рукопашной? Уж точно не терпеть их попытки прикинуться больными и записаться на прием, отнимая впустую время. Поэтому если пришел с переломом – изволь предъявить. А то добрая лекарка и обеспечить болячку поможет, и, потом уже, если повезет, вылечит…

Лэл возник рядом, беззвучно и неожиданно, тем еще более радуя вождя. Он слышал мой зов и охотно согласился пообедать с незнакомым гигантом, единственным, на его взгляд, нормальным человеком в окружающей их мелкой и пресной толпе. Бывший Шестой так и сказал – ужасно тут скучно, а община давно нацелена толком покушать.

Добрейший Тимази профессионально подстерег и уловил распорядителя, строго потребовал немедленно прекратить мучения женщин, страдающих жаждой на солнцепеке. Яли, в новой версии коралловых кружев, с обожаемым волчицами вырезом непомерной глубины, послушно изобразила легкое недомогание, и убитый наповал распорядитель исчез исполнять.

Мы уже начали обсуждать, кружева ли его сразили, вырез или падение протокола, когда меня резко, одним рывком, вызвал Лайл. Потребовал готовить катер.

Он был – я такого и не припомню – в ледяном и страшном бешенстве.

Нашла взглядом. Кивнула и побежала исполнять. Отметила мельком, что стоит он рядом с Рианом, и мой родной айри тоже предельно мрачен.

Пять минут спустя Лайл сидел в кресле пассажира, мы стартовали из сердцевины тора, аварийно отстрелив фиксаторы катера.

– Куда?

– Академия! – он почти прошептал это слово, и я поежилась.

Летели молча и на пределе скорости. Катер хорош, меня два месяца назад доставили за полтора часа от Академии к стартовой площадке «Птенца», а теперь мы уложились в тридцать минут, хотя лететь пришлось дальше. Правда, обшивка нагрелась и дышалось плоховато, но это детали. Мы зависли над газоном главного здания дирекции. Плюхнусь – и останется на память о нашей спешке выжженная плешина. Не везет ему: то я Эллара здесь в клумбу роняю, то Хо портит систему полива, то доведенная до бешенства педантизмом директоров Лимма нечаянно устраивает локальный град…

– Кто нужен? – я подозревала ответ, ее не было среди встречающих. – Лимма?

– Зал дисциплинарных слушаний.

– Ой-ей…

Я торопливо уронила катер, уже не жалея газон, и мы бегом миновали двор, шало шарахающихся к стенам студентов, пару хмурых академиков, буквально распластавшихся у окна; пустую пыльную лестницу, гулкий переход, галерею, вторую лестницу…

Меня прилично трясло. Я знаю этот зал, в нем пытались осудить Хо, когда он начудил с системой внутренней связи. Холодное и неприятное помещение. Два десятка кресел, стол председательствующего. Место у стены для судимого – это особая тема. Зал сохранился со времени древней Академии, когда внутренний суд был почти всесилен, а наша территория считалась едва ли не отдельным княжеством. Тогда здесь решали вопросы «нарушения этики». Это когда академик передает тайны и знания на сторону в интересах третьих лиц, берет подношения за прием бездарей, перекладывает свою работу на чужие плечи, подрывает престиж Акада. Мало ли проблем.

Решаются они в присутствии хотя бы одного из директоров, десяти академиков и представителей, по крайней мере, двух знатных семей. Если вопрос касается одаренного, а на моей памяти такого не случалось. Последний раз подобное было лет пятьдесят назад, когда одна из нас взялась предсказывать финансовую динамику рынка. Безошибочно, само собой – потому нам и запрещено работать в бизнесе. Ее, как и полагается, доставили, накачав инъекциями, аналогом алкоголя, для подавления способностей. Кстати, отказ от предназначения снави – помощи всем, кто в ней нуждается – и выбор сугубо корыстных мотивов за основу жизненного пути даром не прошел: она утратила способности годом позже.

Лимма могла попасть туда лишь по одной причине, кто-то все же подал прошение о расследовании вмешательства в сознание Большого круга. Но кто и почему теперь?

Впрочем, понятно. У нас своих гадов достаточно, как в любом крупном людском коллективе. Лимма слишком большую власть взяла в руки, и последние решения, как и вся история с волвеками, многим поперек горла. Сегодня Ялитэ далеко, все значимые люди и не-люди тоже, Риан же улетел отсюда лишь позавчера, задержавшись по просьбе Ринтэя, а завтра совсем станет поздно судить. Эллар в новом варианте опаснее прежнего, а они и того боялись, он кого угодно загрызет.

Лайл резко замер у дверей.

– Стой тут! – его голос уже был спокоен. – Я быстро.

Он бережно толкнул ручку двери вниз, двумя пальцами, опасаясь своего гнева. И мягко вошел в помещение, прикрыв дверь. Зачем ему травмировать штукатурку, когда им и одного вида волвека хватит? Со зрачками, превратившимися в тонкие гневные щели…

Тишина упала на зал, и я принялась за старое – рухнула на колени и привычно отыскала замочную скважину. Да здравствуют старомодные двери!

Лайл бесшумно плыл по старинному паркету. Обычно – скрипучему, но волвеки вообще существа немножко волшебные, я уверена. Его и доски расстроить не решаются, нашего бесподобного вожака. Молчат…

Подобрал листок со стола шарахнувшегося в сторону младшенького одного из знатных родов, просмотрел. Кивнул, сминая бумагу и брезгливо бросая на пол. Лимма стояла у стены, бледная и какая-то помятая, ее придерживали двое айри, представители истца и заменители одаренных, призванные читать сознание. Наставница была очень плоха, она вообще отвратительно переносит подобные препараты.

Гимир, неузнаваемо серый и странно выпрямленный, молча сидел в кресле председателя собрания. Чудны дела нашего мира: Лимму обвиняли во вмешательстве в сознание, а директор-то под этим самым влиянием. Уж поверьте снави.

– Есть имена, которые не должны произноситься на Релате, – тихо начал Лайл. – Тот, от чьего лица выступают малоуважаемые мною истцы, сдох и стерт из мира. На его совести более тысячи жизней людей, отправленных на Хьёртт для запрещенных опытов. И три десятка айри. О судьбе многих поколений моих родичей и говорить здесь не стоит. Как возможно, что вы дошли до подобного позора?

– Вы не академик и не имеете права тут высказываться! – с заметным испугом зачастил один из сидящих возле Гимира. Вот дурень, полемику решил учинить! – Давайте сперва разберемся, насколько вообще оправдано пребывание потенциального дикаря…

– Вполне. – Лайл чуть усмехнулся. – Это моя жена и я, как настоящий дикарь, запрещаю ей находиться в вашем слишком уж умном обществе. Мы – стая, и мои решения для моих подопечных не подлежат обсуждению. А вы все можете сидеть здесь и дальше, с полным и неоспоримым правом. Вами займутся чуть позже.

Он коротко приложил к стене обоих айри и вынул из-за стойки почти бессознательную Лимму. Развернулся и вышел прочь, я едва успела отскочить от двери. Молча прошел коридорами – волвеки всегда помнят те места, где хоть раз бывали. У входа в главное здание мы столкнулись с пестрой группой «спасателей», куда менее решительных, чем мы, они только собирались с силами. Закон Академии требует, чтобы их набралось не менее того числа, что заседает… Пока было меньше. Ниэст, любимчик Эла, сердито торопил остальных, не отклеивая ухо от телефонной трубки. Если бы в зале не сидел Гимир, все бы давно были там. Но Деда любят, и, хотя этого его решения не понимают, идти против не очень стремятся.

Наше появление встретили потрясенно, проводили внушительную фигуру волвека взглядами до катера. Я обернулась и нашла в числе переминающихся неуверенно академиков только что подошедшую подругу Лиммы, Тамику. Явно торопилась на торжественную посадку «Тор-а-мира» и вернулась с полдороги.

– Директор Гимир находится в тяжелом состояни из-за внешнего недружественного воздействия. Ему очень плохо, – коротко сообщила я ей через головы прочих. – По моей оценке – препарат атро-группы и глубокое внушение. Посмотри, но наверняка срочно под капельницу и надолго. В его-то возрасте.

Кто-то охнул, и группа наконец решительно двинулась с места.

Катер поднялся и нацелил нос на «Тор-а-мир». Домой.

Лайл уже лечил, и вполне успешно. А я беззлобно сердилась на Риана. Мог все решить без нас, наверняка. Но это на него похоже: я намекну, а вы уж разбирайтесь сами. Позволил заговорщикам чудить по полной и создал, по его мнению, для госпожи Энзи отличный вариант знакомства с окончательным мужем.

Лимма зашевелилась, тяжело задвигала непослушными руками, промассировала лоб и виски. Плохо понимая происходящее, осмотрелась и совершенно недоуменно осознала себя на коленях у Лайла, того самого вполне живого волвека, которого она увидела на экране монитора впервые во время несанкционированного сеанса связи с Хьёрттом. Не расстроилась, надо признать, ничуть.

– Тетушка, лихо ты свою помолвку проспала, – захихикала я, переводя катер на автопилот. – Лайл сказал, что ты его жена и не должна шляться невесть где в дурном обществе. А в нашей стае железная дисциплина.

– Он прав! – неожиданно покладисто кивнула Лимма. – Хуже всего быть одинокой львицей в диком обществе людей. Сама защищайся, сама на охоту, сама детенышей воспитывай, добычу отстаивай… Ухожу в волчицы. Пусть Акадом Тиэтро руководит, надоело. У стаи сто семьдесят шесть детей, включая грудных, и все – одаренные. А я отменный детский лекарь. И наставница вроде неплохая.

– Еще три десятка нерожденных в инкубаторах, и женщины настроены очень решительно на пополнение нашей общины, – довольно пророкотал Первый. – Как трудно не сломать никому спину, ну уж сильно противные они там. И хлипкие. Риан просил не срываться, а это тяжело. Лимма, душа моя, ты в курсе правил общины? Насчет шлейфа, это прямо срочное дело – несолидно вожаку быть несемейным при замужней дочери и внуке. Уже почти при трех внуках, если разобраться, Рилочка-то, гордость моя рыженькая, как отцу угодила…

Моя тетка послушно кивнула. Ну надо же, есть и те, с которыми она не спорит… И понятно, Акад уже построен, там ей скучно и душно: зависть, интриги, бюрократия. А в стае все одаренные, совершенно новый материал для работы, неожиданные перспективы. Дети с полноценным даром – вообще дело небывалое, их надо не только изучать, но и растить, неравнодушно и грамотно. И, само собой, здесь Лайл. А еще Рила, они последние дни много разговаривали, им вдвоем интересно.

Мы вернулись на побережье, очень удачно пропустив официальную часть, которую пришлось вместо вожака вести Ринку. Подозреваю, никто и не заметил подмены, для лишенных дара волвеки, которых сегодня видят вживую первый раз, на одно лицо. Зато мы успели на праздник. Был фейерверк, танцы, устрашающее обилие всевозможной еды.

И очередной конфуз. Волвеки с удовольствием ели на корабле синтетический белок, имитирующий мясо, и отказались поголовно от белка натурального. Обычное дело для ярко одаренных, мы тяжело воспринимаем смерть во всех ее видах. «Тонкая духовная организация,» – притворно вздыхали наши айки, с восторгом наблюдая ужас на лицах окончательно раздавленных мастеров протокола: шашлык семнадцати сортов, на любой волчий вкус, лежит и стынет нетронутый.

А подначиваемый женой Йялл уже привычно задирает Ринка из-за быстро ставшей дефицитом клубники со сливками…

Праздник длился до утра. После бессонной ночи волвеков стали приглашать и развозить в гости. Они же остро модные, весьма декоративные и диковинные. А уж высший шик – заполучить еще и волчицу на торжество, к огорчению всех прочих дам. Полторы сотни наших разлетелись по Релату с управителями и знатью, не понимающими еще своего легкомыслия. Эл заранее отобранных «агентов» пять дней на корабле коварно инструктировал, демонстрируя портреты «жертв» и подробно уточняя их привычки и слабости. Он детально и почти нудно расписал – кому, куда и с кем лететь, что просить и выторговывать для стаи у временно беспечных и щедрых напоказ управителей и князей, как на месте фиксировать договоренности. Декан Эллар хоть и айк теперь, но все равно отменно практичный и – куда без этого – опытный интриган…

Мы, айки с семьями и вожак с женой, посетили банкет у Ялитэ и прием у князя Карна, на территории которого и стоит Академия. Обязательный минимум, так сказать. Потом, правда, всей компанией отправились в «произвольную программу», на Индуз. Островной князь умница, старый приятель Эла. А имена Лайл и Рила – древние, и принадлежат его роду. Так что вожак теперь почетный уроженец Индуза, у него там есть тезка, дядюшка правящего князя, который на радостях от такого числа модных гостей, к тому же интересных, подарил вожаку свой личный учебный парусник и право на стажировку трех волвеков в Высшей морской школе.

Эл несолидно хихикал. Хитрый ход – теперь Лайл неизбежно отправит сюда своих волков. И сам станет наведываться, от идеи и вида как парусного, так и более современного флота вожак пришел в полный восторг. Юнтар сентиментально завздыхал – капитан Хиннр любил море. И домой мы полетели вдвоем с мужем, оставив богатую добычу в лапах Гарта Бэнро, правителя Индуза, еще не понимающего своей участи. Лайл желает открыть по совету декана Центр исследования моря: волвеки не нуждаются в сложном оборудовании для глубоководных длительных погружений. Они нуждаются в финансах для запуска проекта. И Гарт их обеспечит, куда он денется, прозванный «золотым» за свою состоятельность кормчий, с его-то любовью к океану?

Добирались до поселка волвеков мы на корабельном катере, вел Эл. Я вынуждено бездельничала и, забавляя мужа, жаловалась на шаткую, проклюнувшуюся свежими мозолями, жизнь. Меня общими усилиями волчиц еще вчера изловили, вытряхнули из любимого комбинезона и впихнули в платье, наспех созданное Лиммой. Тетка с неподдающимся описанию выражением глубокой хищной радости вышвырнула мои пилотские ботнки в люк утилизации. Я боролась, как могла. Но эти бессовестные женщины позвали Сидду, а обижать маленькую брусу никак невозможно, они знали! Пришлось смириться.

Сознание Лиммы стая приняла сразу, и волвеки начали охотно кланяться даже на мелкие советы и указания, говорить «да, старшая», признавая едва ли не равной в правах с вожаком. Быстро осознали тонким волчьим чутьем двусмысленность этого комплимента даме и теперь сменили формулировку – она не «старшая» а «ясная», это принятое обращение к нам, снавям второго посвящения. Правда, детеныши сбиваются и зовут ее «мамка», но это только к лучшему.

Кстати, именно по приказу львицы меня, босую и несчастную, задушенную узким корсетом, «вооружили шпильками», так это назвал Эллар. Оно и понятно – ногу-то я ему попыталась еще до посадки в катер проткнуть. Лимма вынудила меня ковылять и качаться на этих самых «шпильках», не позволяя отсиживаться на приемах в уголке, – к ехидной радости Рилы и Яли, припомнивших свою первую примерку на Хьёртте подобных. Тетушка сказала, пора тренироваться, скоро торжество.

Выбравшись из катера, я в знак протеста против этого орудия пытки и средств наращивания мозолей пошла смотреть город босиком, одарив «шпильками» пустой мусорный бак. Солидарный айк в великолепном костюме – сам моделировал, все наши мужчины от восторга выли, а потом в очередь заказывали себе обновки к банкету – тоже разулся. Ему теперь все равно обувь не нужна. Шкура толстая, стопы камней не замечают, удачно он у нас получился.

За две недели его грива отросла и теперь выглядит очень внушительно. Аж зависть берет, ей-ей. О, расслышал, усмехнулся, пообещал не стричься.

Мы неспешно шли по набережной, осматривая пустые пока дома: никто еще не вернулся с «задания». Наши веселиться умеют.

Город устроен в тихом заливе, с запада его ограничивает золотой серп пляжа, там причалы, даже есть небольшой маяк. Полагаю, скорее для красоты, чем ради пользы. На скальном островке, тонкий, ажурный.

Набережная широка, вымощена диким камнем грубой шлифовки, в цвет пустыни Хьёртта. У воды есть несколько уютных домиков. Один – на острове чуть в стороне от пляжа – мне особо указал Эл. Там теперь живет Юнэр, еще одно пополнение стаи. Устроился художник на зависть всему миру: в южных окнах видны купающиеся волчицы. А от северных изгибается мостик к дому Йяллов. Они так еще в первую встречу решили, айри буквально влюбился в семью Третьего. Мой айк прислушался и уверенно сообщил – и теперь у них, приглядывает за малышом.

У пляжа – дорожки мелкой цветной гальки. Изогнутые прихотливо прогулочные маршруты светлой плитки среди деревьев, укрепленных на новых местах распорками. Целый парк, и весь он разбит за неполный месяц. За парком дома, в первой линии невысокие, коттеджного типа, дальше – в пять-семь уровней, многоквартирные. А за городом на три стороны степь. Сначала зеленая, постепенно рыжеющая и сохнущая. В сотне километров к востоку начинается пустыня. Волвекам это тоже очень нравится.

Мы все шли и шли, удаляясь от центра уютного городка. Широкие глянцевые веранды из северной лиственницы грелись под солнышком в ожидании хозяйских лап и ног. Кустарник с разнотонной листвой нервно выбрасывал редкие соцветия, расправляя потревоженные пересадкой корни. Зато абрикосы у дороги считали климат подходящим и готовили достойный внимания стаи урожай. Дикий виноград ощупывал усами столбики беседок, намереваясь завить их еще до осени сплошной зеленой тенью.

Город волвеков – лучшее место на Релате, грустно вздохнула я. Жаль, что моя комнатушка далеко, в Академии. Может, к тетке напроситься в постоянные гости? Айк погладил по голове и посоветовал звать Лимму к нам. Во-он туда, если мне, конечно, нравится бордовая черепица.

Так я выяснила, что Эл за время карантина на Хьёртте успел выбрать для нас и дом, и его обстановку. На самом берегу, в стороне от центра поселения, едва ли не крайний. В милом старомодном стиле предместий Римаса, с широким притененным балконом вместо веранды, двухуровневый и очень просторный, на первом этаже каминный зал, он же кабинет декана. Я недоверчиво рассмотрела картину работы нашего синеглазого Юнэра, который рецепты духов кое-как соглашается продавать, а полотна последние лет пятьдесят только дарит друзьям. Зачем ему еще больше денег? И так девать некуда, заказы на дизайн расписаны на десять лет, а то и больше. Эл добавил: все парки поселка именно Юн оплатил и устроил. Мотивировал тем, что вокруг новой студии все должно быть в его вкусе. Теперь, правда, оказалось, более прочего в его вкусе стряпня Сидды и вообще семейство Йяллов. Прилетел вчера, сбежал с банкета, рисует годовалого сына Третьего и учится печь пирог по рецепту Сидды.

А нам достался парусник, не хуже учебного, подаренного Лайлу. Настоящий барк Индуза, синий с серебром, идет при легком волнении на всех парусах. Мой Эл счастливо заулыбался, комментируя подарок: на таком он вернулся с юга две сотни лет назад и почти сразу познакомился со старшей Никой. Первая дорожка в его жизни, которая легла так удачно, привела сперва к Академии, а теперь вот, наконец, сюда.

Наш домик небольшой на фоне прочих – во многих семьях по три поколения волвеков, еще и косвенная родня, и обширные планы на рост населения. Милтов набралось аж семнадцать голов – и они гордятся тем, что так многочисленны. Три дома на общем участке!

Я нервно дернула его за рукав и уточнила: выделили ли домик Ясеню? Точно ведь знает, он у меня такой! Выделили, – охотно кивнул айк. Захихикал довольно: я права, Витто из числа старейших, при том особо уважаемых, тех, кого именуют «ан-моэ», и теперь прочие в прострации.

Во-первых, надо отдавать права на присвоенные известно кем, ныне убиенным, технологии. Полимеры – целиком работа Огийшилитарэривиттонойха. Ужас, он это выговорил с легкостью! Да еще насмешливо щурясь: попробуй, повтори… потому что имя сокращенное, а полное для старейшего, используемое в церемониях, примерно втрое длиннее. Ага, щас, я укороченное-то могу один раз в жизни произнести, а он декан, ему положено быть красноречивым. Выслушал, кивнул благосклонно. Даже соизволил не терзать мой слух полным именем и вернулся к сплетням. Ой-ей, Ясень теперь один из самых богатых не-людей Релата, вот дела… А другой наш богатей – Ялитэ – уже обсудил с Элом распределение прав и доходов по полученным Академией предприятиям и патентам дохлых заговорщиков-айри.

Во-вторых, айри убивает то, что Витто – старейший – никак не может быть волвеком, а этот уже готов. Уточнил у Лайла, можно ли считаться полноправным членом общины, чтобы воспитывать мальчиков. Миропорядок драконов трещит по швам! А мой айк и рад, ясное дело. Добавил: домик Ясеню дали сразу, Лайл назвал число семей при планировании строительства, учитывая не только малыша, но и нас, и Деда с Яли. Позже он расширил требование еще на сорок зданий квартирного типа, поскольку есть взятые на воспитание двоюродной родней дети без мам и пап, они подрастут, есть одинокие пока взрослые волвеки, а еще есть заложенные в инкубаторы Вечными зародыши, и они скоро появятся, уже готовы ясли для таких. Он предусмотрителен. Сам поселился отдельно от Рилы. Пока у него живет Эйм, «младшенький», в остальном дом удручающее пуст. Гордо добавил: наш-то обжитой, Ниэст заранее привез вещи. Даже дрова для камина имеются. Я обещала проверить завтра, потому что на сегодня событий уже слишком много, и меня пока интересует лишь направление движения к кровати.

На следующий день я, проспавшая едва не до полудня, выяснила, что айк хоть и не прежний педантичный декан, но вполне предусмотрителен. Все вещи из моей старой комнаты по его просьбе не только перевезены сюда, но и развешены в шкафах. Пойти похвалить?

Пошла. Занятное зрелище: на кухонном столе покоится пугающе объемистый подарок тетушки – поваренная книга. Над ней нервно щелкает зубами мой чернобурый.

– Лимма эту дрянь заказала через общую сеть доставки, – застонал он, заметив меня. – Верну со скандалом. Жаркое из кролика, бараньи ребра в соусе кальдэр, оленина а-ля… тьфу ты, ну ничего пригодного. А уже триста девяносто седьмая страница! Она же снавь, ну как можно так шутить, убийственная кулинария. Хоть бы почитала оглавление, так нет, обложка ей глянулась! Там на картинке единственное немясное блюдо из перечисленных, как я полагаю.

– Голодаешь? – Виновато посочувствовала я.

– Нет, нервно изучаю картинки, – усмехнулся он. – Сидда уже была здесь и принесла нам пирог. Она добрая. Сказала, пока снабжение не очень хорошее, так что готовила на корабле. Все сыты и на нее молятся. Садись, присоединяйся. Витто выловил полсотни разных бабочек, дети в восторге, сам он, кажется, тоже, и очень этому удивляется. Да, Ринк сбегал на охоту – гроллом – и приволок зайца.

– Как это?

– Как, как… – он налил мне чай и подвинул пирог. – За уши. Бедное животное такого страшно-странного зверя впервые видело. Теперь бабочек запомнили, зарисовали и отпустили, а косого еще мучают. Гладят, кормят и рассматривают. Слышишь визги?

– Куда мне, это ты у нас интриган и сплетнесборщик.

– Гроллий слух! – гордо выпрямился он.

И продолжил излагать. Лайл вернулся недавно, Бэнро от его планов в таком восторге, что сегодня же начнет осаждать Ялитэ, требуя открыть на соседнем с Индузом острове – Мрайсе, где удобнее всего наблюдать течения, филиал Акада. Юнтар задержался у него и уже что-то там проектирует. Яли утром зарегестрировалась в общем реестре снавей. И лечит, на островах подозрительно много, с точки зрения ее рыжего ревнивого мужа, больных. «В основном, сердечники», – сочувственно вздохнул Эл и предположил, что скоро у страдальцев будут наблюдаться осложнения: крупные гематомы.

Лайл полагает, что раз я вылечила Рилу, то он может попросить стаю объединиться и постараться для его жены. Лимма не хочет даже думать о том, что у нее могут быть дети, это больная тема и тетушка не желает заводить напрасные надежды. Но и не возражает. Понятно: я тоже с ним спорить не умею, он наш персональный Великий.

Риан гостит у вожака с вечера, занял комнату еще до возвращения хозяев домой, и доволен жизнью необычайно. Тимрэ щенком прыгает вокруг отшельника и мучительно выбирает – переселяться в избушку или жить в стае? Но, кажется, выберет все же избушку и частые визиты в гости к Эймам.

Кстати: бывший Хо поймал «погодников-негодников», попытавшихся забраться в «Тор-а-мир» и там чудить. Отлупил(!) и вышвырнул вон. Растет, что тут скажешь! Серьезный стал. Караулил люк до рассвета, сдал дежурство Рою и ушел отсыпаться.

А вот сердечные дела Эйма и Мары – полная глупость, как я до такого додумалась? Она с рассвета, кстати, изучает управление яхтой. Средненький сынок Гарта проник в город и умудрился набрать себе исключительно женскую команду, едва волчицы вернулись с банкетов. Нет, не один. Ниэст развесил наши вещи и теперь там же, а еще один из пилотов, снавь. Во-он они, парус у самого горизонта. Нет, место, куда я смотрю, гораздо ближе к берегу. Но тоже интересное: действительно мелькают на воде две головы, но никто пока не тонет. Это Нимар и Рик добираются до яхты вплавь. Как доберутся – начнут тонуть княжич и его подельники, но их наверняка девушки спасут, волноваться не стоит.

Я слушала ленивые сплетни Эла, который и правда в курсе всех дел общины. И думала, как мы пойдем в гости к Риану. У волвеков есть корабль, пока единственный такого класса, и Риана мы собираемся все вместе уговорить поработать на Лайла. Не может быть, чтобы не согласился. Уж задержится точно: на днях мы хороним тела Хиннра и остальных, а потом покажем отшельнику памятник на Хьёртте и предложим его навестить. Труп Йонаха, кстати, сожгли и выбросили в космосе, мы даже ради этого выключали пустотники. Такому нет места в обоих мирах, сочла стая.

Лайл прожил всего-то день на Релате и уже планирует основание колонии на Хьёртте. Состав заговорщиков очевиден – он и айки. Вроде бы мы должны все подготовить лет за пять для пробного полета и разметки места. Академики делили каюты «Тор-а-мира» еще до его посадки на Релат, Ниэст обещал нам с Элом запись с закрытого заседания. Говорит, бесподобное зрелище. Ялитэ дошел до того, – анонсировал скорый просмотр мой айк, – что позаимствовал раритетный жезл Магистра Тарина и гонял самых жадных по залу. Интересно, его тоже Риан учил бою? И сколько академиков теперь отдыхает на море, пряча синяки?

Еще занятно, что станет с Ялитэ, когда он узнает о намерении моего декана развалить технический Акад на несколько частей и оставить себе лишь филиал вне Релата. С одной стороны, терять Эла ему будет нежелательно, с другой – слишком крупный Акад давно уже беспокоит директоров, формируя странное двоевластие. Возможности и ресурсы Эла часто выше, чем директорские. План реорганизации огромен и растянут на тридцать лет, так что у Ялитэ хватит времени на осознание всех «плюсов» и «минусов». Пока же он еще не пережил предстоящую смену руководства у лекарей, официально объявленную несколько часов назад. Надеется все утрясти, непривычно решительно для себя наказав участников судившего Лимму сборища. Обоих дурней-айри услали в горы, знать своих двух представителей уже публично стерла в пыль, а академики, в количестве десяти штук, выгнаны в полном составе без права восстановления и найма по специальности…

Гимиру стало заметно лучше, и новость он воспринял стойко – ведь вернуть госпожу Энзи не надеется: куда Акаду бороться с обаянием стаи и ее вожака! Зато велел притащить в палату самый большой экран из возможных и лежа беседует с молодняком волвеков, планируя их осеннее поступление в Академию. Коварно пользуясь нездоровьем, с утра вызвал к себе сонного Эйма-Хо с Ринком, нехотя отказавшегося от поимки второго зайца. Директор верно рассчитал, что малыш не посмеет отказать Деду, а двухметровый брат увяжется с воспитанником. Гимир вполне доволен жизнью: его лечат, его уважают, и не многие на Релате могут похвалиться таким большим гостем, как Четвертый.

Сперва я думала, что волвеков очень мало и они могут просто раствориться на Релате в массе людей. Или сменить свой уклад жизни, формирующий общее сознание и Первого. Они так охотно менялись на корабле, утрачивая «дикость»… вдруг да продолжат и перестараются? Было бы ужасно.

Но с дикостью покончено, и они не стремятся дальше себя переделывать под Релат и его обычаи. Трое приглядели себе пару в день прилета и потащили девиц к Тарину. Советоваться, приучать к стае. Потому что сами они из поселка выбираться не желают. Когда волвеков меньше определенного числа, общее сознание становится слабым и многим это неприятно и непривычно.

Еще обнадеживает то, что, по оценкам Тиэрто и его учеников, – а в этом ему можно верить – 7,93 ребенка (волвеки хихикали над долями в учете детей, хоть и понимают их суть) из десяти рожденных в смешанных браках, будут полноценными щенками, остальные – обычными людьми. А вот появления так называемых «полукровок» он не ожидает и уже готовит по этому поводу в соавторства с Рилой угрожающе весомый и фундаментальный труд.

Пока, увы, наша стая очень мала. Хотя и такая она сильно меняет Релат. Волвеки ярки и вдохновляют на подражание. Они имеют сильную и устоявшуюся – ведь ее основа Лайл – систему ценностей: надежны в делах, преданы в дружбе и любви, работоспособны, жадны до знаний и безразличны к роскоши, уважают старших и дисциплину, ценят живое и понимают его. Стая неизбежно изменит мир, пусть сначала несильно, но им торопиться некуда.

Эл согласно кивнул, вздохнул – да, стая пока очень мала. Грустно.

– И? – я заподозрила подвох.

– Надо что-то делать, – пафосно заявил он. – Йялл старается, Ринк обещал, что заселит еще два дома, и уже начал – у Рилы будет двойня, ты оказалась права. Лэл очаровал «шоколадку»-Нгалу. Она сегодня учит его метать копье и что-то одновременно объясняет из общего курса химии. Дикое зрелище, говорят. Впрочем, не более чем Тимази и Лайл, напару танцующие «дождь».

– Ну?

– Дед был единственным суеверным айри. А теперь он – единственный рыжий и очень ревнивый айк. У них с Яли отменно большой дом, навырост. Она – волвек, он – полукровка, так что дети будут исключительно лохматые.

– И? – что-то я сегодня не слишком говорлива. Знаю ответы, но не хочу лишаться их словесного варианта…

– У нас дом двухэтажный, тоже просторный, – терпеливо сообщил мне несвежую новость айк. – Есть комнаты для волчат.

– Ты будешь приглашать волчиц или я – волков? – приятно быть глупой. – Мы же сами-то не волвеки.

– Мы будем развивать поголовье айков! – поучительно растолковал он. – Я не хочу быть вымирающим видом.

– Ты не вид, а случайная единичная мутация.

– А вдруг полезная? – понадеялся он. – Ты больше не пилот, я твое намерение уступить кресло Йяллу понял, Лимма уже отспорила у Деда длину шлейфа и дату, что еще может нам помешать?

Я отговорок не нашла. Он был вполне логичным айри, а уж в качестве айка просто не оставляет мне и малых причин спорить. И если мой муж считает, что айков должно быть много – их будет много. А если они окажутся подозрительно похожи на обычных волвеков – мы не расстроимся. Лишь бы они смотрели на мир с настоящим щенячьим восторгом в голубых, с золотой каймой, глазах.

P. S.

Две недели все было просто замечательно, даже слишком хорошо.

Потом – встало на свои места. Меня, как обычно упустившую много интересного, снисходительно поставили в известность, что Тиэрто дал согласие на предложение занять должность руководителя лекарского Акада еще в полете с Хьёртта, и выставил одно небольшое условие. Я, видите ли, должна быть его консультантом по всем вопросам, связанным с использованием дара (и не только) в должности заместителя. Так что гениальный «червяк» счел мои мозги вкусным «яблоком». Пережить это оказалось трудно, я никак не решалась расстроить своего отошедшего от дел мужа. И в тоже время – не хотела отказываться.

У меня, каюсь, есть собственные планы в отношении Акада. Как снавь, я отчетливо вижу, что семьи волвеков меняют входящих в их состав, особенно – людей. Лимма обычно-то выглядит неплохо, но рядом с Лайлом она приметно молодеет. Сидда выдержала четыре года в Гнезде, непригодном для выживания людей, и более того, родила здорового ребенка. Дочка Тимази пятый день пытается понять, куда исчезла ее врожденная проблема с плечевым суставом. Волвеки рассчитаны на долгую жизнь, если условия не столь экстремальны, как в Гнезде Вечных. По мнению Тиэрто – лет на сто пятьдесят. И я самым ненаучным образом полагаю, что, согласно традиции детских сказок, их настоящие семьи из двух нашедших друг друга половинок будут жить долго и счастливо, чтобы уйти в один день. Позже, чем свойственно людям? Раньше, чем отпущено волвекам? А если одна из «половинок», не приведи Великий, погибнет, что станет со второй? Как помочь ставшему внезапно чудовищно одиноким? Очень странная, долгая и сложная тема исследования. Напрямую касающаяся нас с Элом. Мы ее уже и с Лиммой обсудили, она считает – надо работать.

В общем, мучилась я, пока не узнала вторую новость: там же, на корабле, и в тот же день, мой чернобурый интриган получил уведомление от Гимира о настойчивом желании последнего видеть его «вице-директором», поскольку Эллар более не айри и удачно сочетает в себе авторитет в научных кругах, умение работать с самыми разными партнерами и к тому же отличается «уникальной причастностью ко всем разумным расам Релата». Это статус переходный, он означает, что через год айк станет полноправным директором.

Оно и понятно – корабль волвеков нужен Академии, а сама она – стае. Хорошее поле для «грызни без когтей», не находите?

Айк вот нашел и сразу охотно согласился. Уже обустроил нам домик и там, в Академии, тоже на берегу. Нагло заказал Юнэру второй парусник, а Нимару – портреты Лайла и братца Йялла. Так что вряд ли мы будем жить уж очень спокойно… Хотя разве это плохо?